Читать онлайн Одержимость бесплатно

Глава 1

Эти люди появились ночью.

Вошли крадучись, как воры, и разделили мою жизнь на «до» и «после» в буквальном смысле. Я хорошо помню, что было до этой трагедии, а сам ужасный момент остался в памяти фрагментами: чёрные мужские туфли из лаковой кожи, массивные часы, галстук в полоску…

А еще полгода назад жизнь казалась безоблачной, полной надежд и планов.

* * *

Звонок от главного редактора застаёт меня врасплох.

Мы с подругами только-только пришли в ресторан, устроились за столом, и тут…

– Селезнёва, немедленно в редакцию! Срочная новость! – кричит Сан Саныч в трубку так, что мне кажется, у меня сейчас лопнет барабанная перепонка.

– Что? – одними губами спрашивает Юлька. – Опять?

Пожимаю плечами: это уже не первый случай, когда меня выдергивают на вызов с какого-нибудь торжества.

– Но… а другой никто не может? У меня… девичник… подруга замуж выходит.

– Что? Какого хрена! А работать за тебя дятел будет? Живо на телестанцию!

– Юль, прости.

Я хватаю сумочку и пальто, конец апреля в этом году выдался холодный, и несусь к двери, но выход мне неожиданно преграждает здоровенный амбал. Делаю шаг в сторону – он тоже, я в другую – и он туда же.

– Пропустите! – поднимаю на парня глаза.

– Не могу!

На красивом, но совершенно бесстрастном лице нет ни одной эмоции. Серо-синие глаза, опушенные длинными ресницами, смотрят внимательно и строго, но от этого пристального взгляда не спрятаться. Морозом охватывает плечи, и я невольно передергиваюсь.

– Мне срочно нужно идти. Хочешь, чтобы охрану позвала?

– Девушка, мой босс приглашает вас за свой стол.

– Чт-о-о-о?

От удивления я икаю и смотрю в ту сторону, куда указывает рука парня.

За столиком в углу ресторана сидит мужчина, небрежно откинувшись на спинку стула. На нем надет строгий костюм с золотыми пуговицами и белоснежная рубашка. Лучи люстры отражаются в хрустальных бокалах, наполненных красным вином, и разбрасывают вокруг свечение. Издалека кажется, что этот человек окутан ореолом силы и власти, как греческий бог.

Заметив мой взгляд, он важно поднимает руку и широко улыбается. Я почему-то жду, что сейчас мелькнет золотая фикса, но нет, мужчина демонстрирует ряд идеально ровных и снежно-белых имплантатов.

Симпатичный дядечка, вот только мне сейчас не до него.

Я разворачиваюсь и смело иду к столу. Мужчина медленно поднимается. О Боже! Какой же он высокий, как скала Эль-Пеньон-де-Гуатапе в Колумбии, о которой я делала репортаж для дипломной работы.

– Что вам от меня надо? – спрашиваю с вызовом.

Мужчина отодвигает стул.

– Садитесь.

– Не могу, – делаю шаг назад. – Тороплюсь на работу.

– Скажите, где вы работаете, и я позвоню вашему шефу. Юные девушки вечером должны отдыхать и развлекаться.

– Простите…

Я теряюсь от такой наглости, просто смотрю в непроницаемые зрачки, и вижу в них своё растерянное лицо.

– Назовите своё место работы, – повторяет мужчина и поворачивается к помощнику, который остановил меня у двери: – Кирилл, запиши.

– Но я не собираюсь отлынивать! Я вас не знаю, и не хочу знакомиться. Вы в два раза меня старше!

Действительно, несмотря на моложавое лицо, выбритые виски мужчины серебрятся сединой, в аккуратной бороде тоже блестят белые искорки, а я в двадцать один год не планирую заводить папика.

– Что здесь происходит? – за моей спиной появляются встревоженные подруги. – Лиза, нам вызвать охрану?

– Все в порядке. Мы уже прощаемся. Правда, мальчики?

Мужчина улыбается уголками рта, его лицо смягчается и становится ещё более привлекательным.

– Вы не дадите мне и шанса?

– Нет! Я очень тороплюсь!

Я гордо вздергиваю подбородок: никто не смеет остановить будущую звезду экрана, Елизавету Селезневу, от выполнения важной миссии. Уже намного позже вспоминая свою глупую наивность, проклинала себя за длинный язык и несдержанность. Но в тот момент я была мисс Решительность и Непреклонность.

– Кирилл, пропусти девушку, – по-кошачьи мягко говорит мужчина, и в его голосе слышатся нотки акцента.

Помощник делает шаг в сторону, я мчусь на всех парах к двери, прыгаю в такси, которое уже ждёт на стоянке у ресторана, и лечу на работу, в телестудию канала «Честные новости».

Форс-мажор – наше все! Без него свежие новости не делаются. А успеть подготовить репортаж раньше других – пунктик нашего продюсера.

– Что у нас? – взмыленная, вбегаю в кабинет босса.

– Пожар в доме на Пролетарской, взрыв газа. Оператор и Баусова уже в машине.

– А я зачем нужна?

– Ты идиотка, Селезнёва? Кто информацию собирать будет?

Минивэн трогается сразу, как только я прыгаю в салон. Анна Баусова – известная тележурналистка – сидит, поджав губы, и роется в своей сумочке. Оператор Максим обнимает камеру. Мы переглядываемся.

«Что?» – киваю я и показываю глазами на нашу приму.

«Ужас!» – качает головой он.

– Заставляешь себя ждать, милочка, – замечает наконец меня Баусова. – Дом успеет сгореть, пока ты появишься.

«И не надо меня ждать», – хочется возразить мне.

Но я молчу: бесполезно, Баусова не может полностью сама выполнять всю работу, считает, что статусом не положено. Ей непременно нужны шестерки – подай, принеси, сделай. Сегодня эта функция возложена на меня.

Место пожара заполнено дымом и окружено полицейскими и пожарными машинами. Вокруг суетятся люди. Толпы зевак теснятся за ограждением. Мы с трудом пробиваемся сквозь строй и находим пятачок для парковки. Конечно, прибываем в числе последних. Я вижу, как другие телеканалы уже приготовились работать.

– Слушай, как тебя…, – Баусова удостаивает меня взглядом.

– Лиза.

– Да… кстати… у тебя косметика есть с собой?

– Нет, только помада, – теряюсь я.

Какая косметика? Нужно срочно вести репортаж!

– Анна Павловна, пора начинать, – умоляет Максим.

Он уже вытащил аппаратуру и установил ее на асфальте.

– С таким отёкшим лицом я в эфир не выйду! – резко отвечает прима и бросается к знакомой журналистке, заметив в ее руках косметическую сумочку.

Я вставляю наушник, поворачиваюсь и… на мгновение замираю, парализованная открывшейся картиной. Подъезд многоэтажного дома охвачен пламенем. Из него на каталках вывозят пострадавших людей. Отовсюду несутся громкие крики, слышится тоненький детский плач, кто-то протяжно стонет и проклинает Бога. Огонь, дым, отвратительный запах, от которого из желудка поднимается тошнота. Мощные струи воды бьют по окнам и стенам и исчезают в густой мгле.

Встряхиваю головой, включаю диктофон и начинаю расспрашивать пробегавших мимо людей: медиков, пожарных, очевидцев происшествия. Один просто отмахивается, другой односложно отвечает, а третий посылает матом подальше и надолго. Но остановить репортера, нюхом чувствующего горячую новость, можно разве что танком. И пусть я ещё только начинаю свою дорогу, хватку имею железную.

Мимо пробегает пожарный. Я дергаю его за локоть. Он тормозит, недовольно смотрит на меня сквозь стекло шлема. В ярком свете налобной лампы я вижу мужественное сосредоточенное лицо, покрытое копотью. Из черноты на меня сердито смотрят яркие синие глаза, словно два аквамарина сияют в витрине ночного магазина.

Завораживающее зрелище!

– Что загорелось? Какой этаж? – торопливо спрашиваю я.

– Девушка, идите отсюда! – парень отталкивает меня и торопится к пожарной машине, где в это время раскручивают шланг.

Я забегаю вперёд.

– Очень нужно, пожалуйста! Я журналистка.

– Лиза, – в ухе раздаётся голос ведущего. – Что у вас? Почему не начинаете? Соседние каналы уже ведут трансляцию!

– Сейчас! – отвечаю ему. – Пожалуйста! – умоляю пожарного.

Парень в защитном костюме мельком бросает на меня взгляд, но выполняет свою задачу, не останавливаясь. С помощью напарника он раскручивает шланг, выравнивает кольца и тащит металлический конец к колодцу гидранта, расположенному недалеко от горящего дома. Отработанными движениями пожарные откручивают вакуумный клапан и начинают заполнять рукав водой.

Умом понимаю, что этим мужчинам сейчас не до меня, но и я не ради праздного любопытства здесь ошиваюсь.

– Взрыв произошёл на седьмом этаже, – на ходу отвечает пожарный.

– А люди все спаслись?

– Трудно сказать, сейчас повторно проверяем квартиры.

– Анна Павловна, начинайте! – слышу голос оператора за спиной и оборачиваюсь.

Наша прима стоит с зеркалом в руках и выглядит так нелепо на фоне всеобщей паники и хаоса, что хочется треснуть ее по затылку, чтобы пришла в себя. И тут Баусову кто-то задевает. Рука с зажатой в ней кисточкой от туши дергается и чертит по лицу.

– Что за хрень! – вопит фифа. – Я не могу, размазала тушь!

– Больше ждать нельзя! – оператор хватает меня за руку и тащит к камере. – Лиза, начинай!

– Но я… ещё ни разу…

– Как это понимать? – вопит прима. – Ты хочешь заменить меня… этой?

– Не мешайте. Отодвиньтесь, – Максим решительно оттискивает приму в сторону и суёт мне микрофон. – Готова? Поехали!

Я выдыхаю и смело смотрю в объектив. Высоко на доме напротив я вижу огромный экран, а на нем лицо ведущего новостей, и в правом углу, в квадрате, свою физиономию. Сердце колотится, как бешеное. Я боюсь, что мой голос будет дрожать, едва справляюсь с волнением и начинаю:

– Мы находимся возле жилого дома по улице Пролетарской. Сейчас двадцать три тридцать ночи. В жилом комплексе произошёл взрыв, который повлёк за собой возгорание. Из подъезда эвакуируют людей. Скорая помощь и пожарные работают на пределе возможностей.

– Есть ли пострадавшие? – спрашивает ведущий.

Так прикольно наблюдать за нашим диалогом со стороны!

– Несколько человек получили травмы и надышались дымом. Списки уточняются.

– Пожар сейчас под контролем?

– Да, но порывами налетает ветер, есть вероятность, что огонь может усилиться, поэтому машинам рекомендую объезжать эту область.

– Вы упомянули, что был взрыв. Уже выяснили его причину?

– Да. Шанс того, что произошёл террористический акт, минимальный. Пожарные предполагают, что взорвался бытовой газ. Следственные органы уже приступают к выяснению всех обстоятельств возгорания.

– Что вы посоветуете автомобилистам?

– Пролетарский мост через реку будет перекрыт до утра. Во избежание пробки я советую воспользоваться Кузнецким мостом.

– Спасибо.

– С вами была Елизавета Селезнёва, канал «Честные новости».

Максим начинает загибать пальцы. «Раз, два, три, – считаю я про себя. – Ура! Все!»

Оператор посылает мне воздушный поцелуй и одобрительно хлопает в ладоши.

– Ну, ты даёшь, Селезнёва! Просто невероятно! Когда ты успела узнать столько подробностей?

– Так получилось? – смущаюсь я от похвалы.

– Дуракам везёт, – бурчит недовольная Баусова. – Это о тебе поговорка.

– Сегодня вы провалились в канаву, а я была на высоте.

От бьющих через край чувств отвечаю дерзко. Меня ее яд не трогает. Пусть плюётся. Гордость так и переполняет грудь, эмоции захлестывают. Максим качает головой, но улыбается.

– Ах, ты…

Взрыв над головой раздаётся неожиданно и подхватывается криком невольных зрителей. От испуга я вжимаю голову в плечи и приседаю, но тут же выпрямляюсь и делаю шаг в сторону, чтобы самой видеть происходящее и дать обзор оператору.

– Кажется, пожар вступил в новую стадию развития, – снова включаю микрофон и сую его под нос пробегавшему мимо пожарному. – Простите, что происходит?

– Девушка, немедленно уходите! Обратная тяга! – отталкивает он мою руку и несется дальше.

– Обратная тяга! Это опасная ситуация. Остаётся только надеяться, что все жители успели покинуть здание.

– Лиза, убирайся оттуда, – слышу в наушниках голос оператора. – Потом ещё раз выйдешь на связь.

Но я как заворожённая смотрю на облако пламени, взметнувшееся вверх и охватившее крышу, и не могу сдвинуться с места. Крики и суета усиливаются. И вдруг их перекрывает звук мотора, взявшийся из ниоткуда. Кажется, он доносится с неба.

Я задираю голову и вскрикиваю:

– Максим! Смотри! Там вертолёт! Снимай!

Глава 2

Дорога в тренажерный зал кажется мне бесконечной. Давлю на газ, обгоняю одну машину, другую. Вслед несутся гудки клаксонов, но мне плевать. За нарушения ПДД можно не волноваться, босс закроет все штрафы одним звонком.

Сегодня тренер – мой спарринг-партнер. Это хорошо. Сильный соперник. Он хватает меня обеими руками за пояс и делает подсечку, я ухожу от прямого удара ногой и пытаюсь достать его. Мы яростно сражаемся. Пот заливает глаза, в ушах звенит, а в голове дятлом стучит одна мысль: «Убью! Убью! Убью!»

Я злюсь на босса, на себя, но больше всего злюсь на мать, которая продала свою маленькую фирму Тавади, чтобы рассчитаться с банковскими кредитами, и влезла в новые долги. Конечно, она не виновата, что заболела, но, думаю, если бы она посоветовалась со мной, нашелся бы другой выход из ситуации, а теперь приходится работать на влиятельного человека, для которого не существует слово «нет».

* * *

Когда мать поставила меня перед этим фактом, я даже не сразу понял, о чем идет речь. Только вернулся из опасной командировки, устал, как собака, от бессонных дней и ночей. В ушах еще звучали звуки взрывов, крики людей, перед глазами стояли разрушенные дома, плачущие женщины и дети. До смерти хотелось тишины и покоя. Покоя и тишины.

– Кир, выслушай меня внимательно, – заявила мама, как только я вышел из ванной.

– Мамуля, давай завтра поговорим.

Я чмокнул ее в щеку, упал плашмя на кровать и даже начал проваливаться в сон, как следующие слова заставили меня вскочить.

– Я больна. Тяжело, – чеканила каждое слово мама. – Болезнь прогрессирует. Быстро. Слишком быстро! Нужны деньги на лечение, – тут она всхлипнула, и это было так неожиданно, так не по-маминому, что сон мгновенно улетучился из головы. – Кир, я боюсь умирать…

– Так! Так, не торопись! Не торопись. Умирать еще рано.

Обнимаю ее, а у самого сердце бешено колотится в груди. Что за новости? Откуда свалилась на голову такая напасть? Мама прислоняется к плечу и уже плачет, не скрывая слез.

– Так получилось… Не знаю…

– Давай по порядку! – Чем больна, сколько нужно денег? Мне должны выплатить большую зарплату за работу в «горячей точке». Мы справимся.

– Кир, лечение очень дорогое. Твоих денег не хватит.

– Займу. Кредит возьму.

– Не придумывай! Мне одолжил деньги Арсен Тавади. А взамен…

– А это кто? Я его знаю?

– Друг нашей семьи. Он вместе с твоим отцом учился в университете, – мама почему-то отвела глаза, но я в тот момент не обратил на это внимания, помолчала и добавила: – Потом их пути разошлись.

– И что я должен у него делать?

– Работать.

– У меня есть любимое дело.

– То же мне! Нашел любимое! Адреналина в жизни не хватает? Вот у Арсена его и получишь.

– Мама, я взрослый мужик. Сам решу, как мне жить.

– Ты хочешь свести меня в могилу? – она вскидывает заплаканные глаза. – Я больше не пущу тебя на войну!

– Я всего лишь военный корреспондент. В боях не участвую.

– Ничего слышать не хочу! Выбирай: я или твоя работа!

– И что ты от меня хочешь?

– Пойдешь работать к Тавади помощником и телохранителем. Арсен согласился взять тебя в память об отце и нашей старой дружбе. Ты владеешь боевыми искусствами, имеешь хорошее образование. Впитывай каждое слово босса, присматривайся к его действиям, знакомься с нужными людьми.

Я не стал спорить, решил, что слезы мамы – простой каприз. Но уже на второй день, слушая обеспокоенных врачей, понял: дело и вправду серьезное. Опухоль мозга, которая быстро прогрессирует, может в любой момент отнять у матери жизнь. И что делать? Бросить ее в беде? Врагу не пожелаю такого сына. В конце концов, журналистика от меня никуда не уйдет.

Вот теперь и работаю на человека, который вызывает в душе содрогание, ненависть и… бессилие. Чувствую себя его рабом, потому что связан по рукам и ногам. Если брошу все, босс прекратит финансирование израильской клиники, где сейчас лечится мама.

* * *

Я яростно бью в белое пятно, потом в черное. Лица не вижу. Ничего не вижу. Лишь туманный силуэт, который нужно непременно уничтожить. Накал боя постепенно нарастает, и черные мысли отступают, включаются рефлексы. Сражаюсь яростно, словно это последняя схватка в моей жизни.

– Ты спятил, Кирилл! – слышу крик тренера и прихожу в себя.

Он лежит на спине, я вывернул ему руку и изо всех сил давлю. Черт! Расцепляю онемевшие пальцы. Так недолго и покалечить человека.

– Прости, Леха! Прости, увлекся.

– Ты с увлечениями осторожней. Покалечишь кого-нибудь, сам в тюрьме окажешься.

– Да. Понимаю. День такой дурацкий!

Алексей садится и морщится. Его кисть отекла и покраснела. Он потирает руку и внимательно смотрит на меня.

– Опять босс?

– Да. А еще хочу устать до полубезумного состояния. Спать не могу. Совсем.

– Уходи от Тавади. Он же вампир, из тебя всю энергию высасывает.

– Не могу. Пока.

– А как мама?

– Болеет. Сейчас в Израиле. Босс оплатил лечение. Скоро операция.

– А шансы на выздоровление есть?

– Маленькие. Но без этого лечения их вообще не будет. Не могу ее бросить.

– Н-да. Тогда терпи.

Хорошее слово «терпи». Вот уже год я вместе с Тавади, и мое терпение на исходе. Выполняю все его просьбы и поручения, кроме грязной работы. Для нее есть свои чистильщики. Главаря он называет Чаки. Так и приказывает мне:

– Вызови Чаки.

Но и я гублю человеческие жизни. Босс сметает все проблемы со своего пути, принимает самые радикальные решения смело и никогда не идет на уступки, но делает это не своими руками. Для окружающих он честный бизнесмен, щедрый меценат, радушный хозяин. Если случится осечка, отвечать перед законом будет кто угодно, только не он.

– Хочешь управлять большой компанией, умей расчищать себе дорогу, – учит меня Тавади. – Но тебе, Кирилл, характера не хватает. Закаляй!

Остается только скрипеть зубами от бессилия и молчать.

Сегодня у босса деловая встреча в ресторане. Лев готовится сожрать очередную овцу, но, как всегда, обставит свою победу так, что несчастная жертва, директор маленького завода, будет счастлива сама отдать свой бизнес благодетелю.

Встреча проходит так, как я предполагал. Босс сверху вниз поглядывает на мужчину, сидящего напротив, и радушно улыбается. Сволочь! В этом оскале нет ни грамма чувства. Холодная маска бездушного монстра.

– Спасибо, Арсен Николаевич, спасибо, – бормочет директор, вытирая вспотевшую лысину. – Без вас не знаю, чтобы делал. Совсем бизнес встал, банки отказываются давать кредиты, инвесторы забирают деньги. Только вы с нами.

Я слушаю вполуха. Мне этого мужика не жаль. Плохой руководитель, жадный до денег. Готов предать своих сотрудников и выкинуть их на улицу, лишь бы в карман больше попало. Он даже не догадывается, какое сокровище создано в лаборатории его завода. Оно принесет Тавади миллионы долларов, а директору достанутся лишь ошметки.

Стою за спиной босса и по привычке оглядываю зал. Скука! Каждый день одно и то же. Сегодня Тавади даже отдельный кабинет не заказывал, рассчитывает разобраться с директором по-быстрому.

Громкий смех привлекает внимание. Поворачиваюсь на звук. За столиком у окна сидят девушки и оживленно беседуют. Молодые, яркие, самый цвет юности! Невольно любуюсь хорошенькой шатенкой. Она каждый раз встряхивает длинными волосами, когда заразительно смеется. На ее щеках появляются задорные ямочки.

Неожиданно и у меня поднимается настроение, я не свожу с девушки глаз и не слышу голоса босса.

– Кирилл, очнись! На что ты смотришь?

Тут же делаю каменное выражение лица и поворачиваюсь.

– Выполняю свою работу.

Но босс меня уже не слышит: он тоже замечает шатенку. Его взгляд стекленеет, как бывает всегда, когда в голове рождается идея.

– Проводи гостя, – приказывает он.

– Слушаюсь.

– И пригласи хохотушку за мой стол.

Я замираю. Вот оно! Хищник вышел на охоту, прячьтесь звери по кустам! Хотя… какое мне дело? У каждого своя жизнь.

Вблизи девушка оказывается еще привлекательнее. Прелесть ее лица невозможно описать словами. Оно просто выстреливает в тебя голубыми глазами, белоснежной кожей, по-детски пухлыми губами и завораживает. Хочется смотреть и смотреть, не отрываясь, и реагировать, повторять мимику и даже жесты. Я с трудом сохраняю суровый взгляд, хотя рот готов растянуться в улыбке.

«Иди к столу босса, – мысленно умоляю ее, – иди. Не создавай себе проблем!». Но строптивая шатенка показывает характер. Я едва сдерживаю стон: босс получает нужный сигнал, чтобы начать действовать. Отказы он ни в каком виде не принимает.

– Кирилл, узнай, кто эта малышка.

– Но… зачем она вам? Обычная девчонка, каких миллионы, – пытаюсь отговорить его.

– Разве я тебе давал слово? – холодно интересуется он и смотрит на меня.

– Слушаюсь.

Пара вопросов подругам незнакомки, пара звонков, и у меня в руках уже полная информация о девушке и о ее работе.

– Поехала на пожар говоришь? – хмыкает босс. – А набери-ка мне Мартынова.

Минута разговора с генералом МЧС, и вскоре над горящим зданием появляется вертолет с водой. Если босс хочет кого-то поразить, он всегда делает это с размахом.

Глава 3

Крылатая машина выныривает из темноты, струей воздуха приглаживая пламя, и зависает над зданием. Но огонь тут же набирает силу и взмывает вверх с ещё большей злостью. Со стороны кажется, что его необузданную мощь усмирить невозможно.

И тут происходит чудо. Вертолёт замирает на мгновение и… сбрасывает на дом потоки воды. Огонь моментально захлебывается. Редкие языки ещё выглядывают из чёрных окон, но бушующее пламя подвержено другой стихией.

Толпа на тротуаре сначала дружно охает, а потом неистово начинает аплодировать. Раздаются восторженные крики. Я тоже чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы, смахиваю их и поднимаю микрофон.

– Уважаемые зрители, вы сейчас в прямом эфире наблюдаете за слаженной работой наших доблестных пожарных, – неожиданно для себя начинаю говорить я и вижу, как Максим поворачивает ко мне камеру. – Это чудо! Это не поддаётся описанию словами.

– Все! Снято!

Потрясенная зрелищем, на секунду забываю, что нахожусь на месте пожара, делаю несколько шагов назад и…

– Осторожно!

– Нет!

Я спотыкаюсь о пожарный шланг, теряю равновесие и всем телом падаю на асфальт. Последнее, что вижу, летящий на меня сверху кусок горящей панели…

Миг – страшная тяжесть ложится на плечи и спину и придавливает меня к земле.

– А-а-а! – изо всех сил кричу я и начинаю отчаянно барахтаться. – Люди, спасите!

– Перестань кричать, дура! – раздается над головой низкий голос. – Все нормально, успокойся!

Но паника полностью овладевает сознанием. Я бьюсь, словно живу последний миг своей жизни.

– Пусти! Пусти!

– Вот идиотка!

Звук оплеухи я не слышу, только дергается в сторону голова и чем-то обжигает щеку. Боль накатывает волной и переключает сознание: истерика сменяется злостью. Я бью локтем во что-то мягкое надо мной, и кто-то вскрикивает, а потом тяжесть исчезает.

– Вот и спасай таких ненормальных! Тьфу!

Я открываю глаза, потом сажусь и осматриваюсь. Вокруг ничего не изменилось. Также снуют пожарные, полицейские и медики, чуть поодаль оператор прильнул к камере, а рядом со мной поток воды из шланга заливает обломок сайдинга. Я во все глаза смотрю на лужу, образовавшуюся на асфальте, и ручеек, который подбирается ко мне.

– Вставать собираешься?

Перед носом появляется перчатка. Я больше не капризничаю. Мне стыдно за истерику. Просто опираюсь на широкую ладонь и поднимаюсь на ноги.

– Что это было? – спрашиваю у пожарного и старательно отряхиваюсь, чтобы не смотреть мужчине в лицо.

– Ты ворон считала, а я тебя спас. Разве можно глазеть по сторонам во время пожара?

Наконец я решаюсь взглянуть в лицо пожарного и вздрагиваю: таких ярких синих я еще не встречала. Они осуждающе сияют на чумазом от копоти лице, и я чувствую, как краской заливаются щеки.

– Простите.

– Лиза, ты как? – подбегает ко мне оператор, наклоняется и шепчет: – Я все заснял.

– Зачем?

– Сделаешь потом репортаж о подвиге пожарного.

– А он согласится? – я с сомнением смотрю на спасателя, который уже бежит в подъезд. – Я его даже не узнаю.

– Захочешь, найдешь!

В телестудию мы возвращаемся в возбужденном настроении. Я счастлива, что получился хороший репортаж, Анна злится, потому что стажер обошел известную диву, а Максим доволен, что все сделал в срок и не испортил.

Продюсер и правда щедрой рукой рассыпает похвалы, и от каждого его слова наша прима кривится, словно жует лимон.

– Селезнева, ты молоток! – вскрикивает Сан Саныч. – Двенадцать надписей с первого раза! А за то, что быстро сориентировалась, когда увидела вертолет, выпишу тебе премию. Небольшую. На многое не рассчитывай.

– А откуда взялся этот вертолет? Я не слышала, чтобы у наших пожарных была на вооружении такая техника.

– Сам удивляюсь, – пожимает плечами продюсер. – Вот, пытаемся выяснить, кого благодарить за помощь.

– Сан, Саныч! Я узнала.

В кабинет, как вихрь, врывается Вера, помощница босса, шустрая, немного суетливая, но очень предприимчивая девушка. По сравнению с крупным Сан Санычем, она выглядит кнопкой, поэтому носит пиджаки на два размера больше, чтобы компенсировать неказистый вид и маленький рост.

– Что ты узнала, Гаврилова?

– Это был вертолет Арсена Тавади.

– Тавади? О боги! Сам Тавади! – босс вскакивает и опрокидывает со стола органайзер. – Это нужно немедленно дать в новостях! – он хватает в руки телефон.

– А кто это? Какой-нибудь олигарх? – спрашиваю я, все же никогда не приходилось сталкиваться с человеком, имеющим личный вертолет.

– Инвестиционная компания «АРС КОМПАНИ». Не слышала разве?

– Вроде нет, – пожимаю плечами.

– Эх, темнота! И каким ветром тебя, Селезнева, на телеканал занесло? Медийных персон надо знать в лицо! – он машет нам рукой. – Идите уже!

– А ты везучая сучка! – шипит Баусова, как только мы покидаем кабинет продюсера. – Первый репортаж и сразу в точку.

– Это все благодаря вашим стараниям, – не сдаюсь и я, хотя таю от счастья.

Мы спускаемся вниз, и я смотрю на время: час ночи. В ресторан ехать поздно, Подруги уже разошлись по домам, значит, и мне придется. Баусова мелькает мимо на своем роскошном авто. Вот стерва, могла бы и подвезти! Знает же, что метро закрыто. Черт, придется вызывать такси, а денег – я лезу в кошелек – кот наплакал, зарплату еще не получила, а у родителей просить стыдно. И что делать?

Вздыхаю, не обращая внимания на шелест шин за спиной, берусь за ручку двери: придется ночевать на телестанции. Даже шорох опускаемого стекла не заставляет насторожиться: мало ли кто приехал!

– Лиза, вас подвезти? – мягкий, с легким акцентом голос раздаётся за спиной, как гром с ясного неба.

– Что?

Я вздрагиваю и оборачиваюсь: у тротуара стоит роскошная машина, а в глубине салона сидит тот самый человек из ресторана. Чувствую растерянность. Встретиться случайно в многомиллионном городе и без того удивительно, а дважды за вечер вообще чудо. Все эмоции мгновенно обостряются и, как хорошие гончие, делают стойку: впереди опасность.

Водитель выскакивает из автомобиля, огибает его и почтительно распахивает передо мной дверку. Его цепкий взгляд блуждает по сторонам, мгновенно оценивая обстановку.

– Вы позволите вас подвезти? – из полумрака салона сверкает ряд белоснежных зубов.

Я наконец-то выныриваю из ступора. В голове проносится масса вопросов, один удивительнее другого.

– Погодите, а вы, что здесь делаете? И как узнали мое имя?

– Это несложно, – углом рта улыбается мужчина, и его лицо сразу смягчается, становится милым и игривым. – Вы сейчас там. Смотрите!

Я невольно слежу за его рукой: действительно, ночные новости с экрана, расположенного на стене телестанции, повторяют мой репортаж.

– Ясно. Спасибо за предложение, но я доберусь сама.

По лицу помощника пробегает тень. Его левая рука незаметно ползёт к поясу. Там у него оружие? Нервно оглядываюсь – ни души. Что за мысли в голову лезут? Ерунда! Какая от меня опасность? А вот эти двое выглядят как самые настоящие мафиози.

Ситуация становится неприятной и скользкой. Терпеть не могу навязчивых кавалеров, ещё и ночью на пустынной улице. Что этому дядечке от меня надо?

– Ну, Лиза, не капризничайте. Я вас не съем.

– Ага, то же самое обещал Серый волк Красной шапочке, – парирую я и вздрагиваю от завибрировавшего в руке телефона. Мельком смотрю на экран: мама. Холодеет спина. Явно что-то случилось, она не будет звонить так поздно ради развлечения.

– Да, я слушаю, – громкий истеричный плач на мгновение оглушает, от плохого предчувствия сжимается сердце. – Мама, мама! Успокойся! Что случилось?

– Лизочка, папе стало плохо. Сердце.

– Где он? – с трудом выдавливаю из себя слова.

– Увезли в двадцать девятую больницу, – голос мамы срывается на крик, – он без сознания.

Я лихорадочно начинаю набирать номер такси, как назло, слышу только короткие гудки. Мужчина молча наблюдает за мной, его помощник по-прежнему стоит в полупоклоне.

– Лиза, плохие новости?

– Не ваше дело!

Грубость непроизвольно вылетает изо рта, а мозг просчитывает возможные варианты.

Кажется, оператор Максим ещё не ушёл. Он на машине. Я бегу к выходу, вдруг сильные руки перехватывают меня за талию и поднимают в воздух. От неожиданности я только болтаю ногами и руками, как тряпичная кукла. Меня запихивают в салон прямо на чьи-то колени и захлопывают дверь.

– Тихо, девочка, тихо! – мягкий голос воркует где-то над ухом, горячее дыхание обжигает кожу.

– Вы что делаете? – истерика разрывает меня изнутри. Еле сдерживаюсь, чтобы не заорать в голос.

– Куда едем, Арсен Николаевич?

– Выпустите меня! Немедленно! Я позвоню в полицию!

Телефон выдергивают из пальцев.

– Мы уже в пути, не истери! – властно приказывают мне, и я захлопываю рот. – Говори, куда надо ехать?

– В д-двадцать девятую больницу, – выжимаю из себя и сажусь ровно.

– Слышал, Кирилл? У Лизы случилась беда, – мужчина смотрит на меня. – Давайте знакомиться, Арсен Тавади, бизнесмен.

Он протягивает широкую ладонь. Где-то сегодня я это имя уже слышала, но где? Думать об этом не могу, просто неуверенно вкладываю свою руку и ловлю суровый взгляд помощника в зеркале дальнего вида.

– Елизавета Селезнёва, тележурналист. Вернее, только учусь…

Потом забиваюсь в уголок ближе к двери и сжимаюсь в комок. Черт с ним! Хочет помочь, флаг в руки. Главное сейчас, попасть в больницу. «Папа, папочка, держись!» – бьется в висках одна мысль, хотя даже не понимаю, откуда взялся сердечный приступ у пышущего здоровьем человека.

Чем обернётся для меня знакомство с Тавади, я тогда даже не задумывалась. Намного позже, вспоминая этот момент, задавалась вопросом: как бы сложилась моя жизнь, если бы диспетчер такси ответил вовремя? Ответа не было. Ангел-хранитель отвернулся от меня, предоставив самой сражаться с судьбой.

Застать отца живым я не успеваю.

Врываюсь в приемный покой больницы и слышу пронзительный вопль мамы.

– А-а-а! Нет! Нет! Пустите меня к нему!

Сломя голову несусь на крик и сразу вижу: она бьется у стены, а ее пытаются удержать два человека в белых халатах.

– Прошу вас, тише! Вы пугаете пациентов, – умоляет маму врач в синем хирургическом костюме и кричит медсестре: – Лена, сюда нужен укол.

– Я сама! – бросаюсь к маме, крепко обнимаю.

Мы на мгновение замираем, потрясённые горем, которое невозможно ни осознать, ни принять, потом я веду маму к кушетке у стены и помогаю сесть.

О себе думать некогда и о человеке за спиной тоже. А он уже разговаривает с докторами, его помощник подаёт маме воду и лекарство, и нас провожают в отдельную палату.

Прощание в церкви, похороны, поминки – все проходит, как в густом тумане. Только помню, как привожу маму в чувство ваткой с нашатырем, а она раз за разом проваливается в обморок. Я что-то делаю, с кем-то разговариваю, глажу маму по рукам и плачу, плачу без остановки. Лицо, обильно смоченное слезами, не просыхает, нос хлюпает, и я его беспрестанно вытираю платком, одним из тех, которые соседка раздала всем людям, пришедшим проводить отца в последний путь.

Кажется, этот кошмар никогда не закончится, но больше всего ужасает неожиданность случившегося, которую не принимаем ни я, ни мама. Как мог здоровый человек уйти из жизни в несколько минут? Я это не понимаю и не осознаю.

– Так бывает, – разводит руками доктор. – Острая сердечная недостаточность вырвала из жизни много сильных мужчин.

А всем происходящим управляют какие-то люди. Иногда рядом оказывается Арсен Николаевич, но чаще – его помощник Кирилл. Он всегда на подхвате. С невозмутимым лицом отдаёт распоряжения, выполняет все наши просьбы и поручения. Иногда в его взгляде мелькает сочувствие. Или мне так кажется? Не знаю.

И вдруг наступает тишина. Кажется, только что вокруг было суетливо, многолюдно и черно, а тут пустота, только я и мама, которая лежит на кровати, отвернувшись к стене и молчит.

– Оставь мать в покое, – говорит мне на прощание Арсен Николаевич. – Горем нужно переболеть. – Подумай лучше о своей жизни.

И хотя кошмарная неделя уже позади, тяжесть горя придавливает нас к земле, не позволяет разогнуться.

– Селезнёва, ты собираешься выходить на работу? – звонит мне несколько дней спустя Сан Саныч.

– Дайте мне еще неделю. Без меня канал не пострадает, – вяло отвечаю я и кошусь на маму: не могу сейчас оставить ее одну.

Она то бродит по кухне, переставляя вещи, то смотрит в окно, то прячет лицо в полотенце, чтобы я не видела ее слез. У нас была крепкая и дружная семья: совместные вечера, походы, отпуска у моря, счастливый смех родителей. Я даже не могла вспомнить, чтобы они когда-то ссорились. Любой конфликт папа гасил на корню, не давал искре разжечь пламя.

– Аленушка, забудь ты об этом! – ласково говорил он. – Не стоит эта мелочь твоего внимания и нервов. Пойдём-ка лучше в кино.

Или в ресторан, или на прогулку, куда угодно, лишь бы переключить мамино настроение на позитивную ноту. Я смотрела на родителей и представляла, что обязательно создам такую же любящую семью.

И вот после этого не омраченного тучами счастья осталась звенящая пустота, словно кто-то ударил в бубен, и колокольчики все тренькают и тренькают, как заведённые.

А ещё пугает неизвестность впереди: мама все годы замужества не работала, занималась домом, я пока нахожусь на стажировке, первые настоящие деньги принесу домой не скоро. Как будем жить, на какие средства, даже не представляю, потому что выяснилось, что ничего, кроме двухкомнатной квартиры, у нашей семьи нет.

«Придётся искать работу», – решаю я.

– Селезнёва, не капризничай! – строго приказывает Сан Саныч и вырывает меня из горьких мыслей. – Канал переживет и тебя, и меня. Дело в другом.

– В чем бы ни было дело, мне это неинтересно.

– Не будь дурой! Намечена серия интервью с людьми, которые много сделали для города и страны…

– Александр Александрович, – перебиваю босса я. – Простите, мне сейчас не до интервью. Я ухожу с телестанции.

– Селезнёва! – дикий вопль звучит так неожиданно, что я подпрыгиваю и роняю телефон. Мама молча подаёт мне его, кажется, она вырвалась из своей прострации и прислушивается. Хороший знак. – Ты меня решила без ножа зарезать?

– А что такое? Информацию может и Маша собирать, – теряюсь от такого напора я.

– Маша? Зачем мне твоя Маша? Чтобы через полчаса была в моем кабинете!

– Мама, ты побудешь одна? Меня на работу вызывают.

Я обнимаю маму, кладу голову ей на плечо и только тут понимаю, что она надела папин любимый свитер. Такой родной запах! Слёзы наворачиваются на глаза.

– Лиза, – мама отодвигает меня и впервые за это время смотрит прямо в глаза. – А кем тебе приходится тот высокий мужчина с седыми висками?

– Никто. Случайный знакомый.

– Дочка, случайный знакомый не будет заниматься делами чужой семьи. Пригласи его к нам на ужин.

– Когда? – от растерянности я не знаю, как реагировать на ее слова.

– Сегодня.

– Но… мама… я не знаю, как его найти. Да и не нужен он нам.

– Это его визитка? – мама вытаскивает из кармана кусочек картона.

– Откуда она взялась?

– Была воткнута в щель между рамой и зеркалом в ванной.

Я беру визитку из пальцев. Строгая, элегантная, никакого пафоса и понта. На чёрном фоне белыми буквами по-английски написано:

ARS COMPANI

INVESTMENT and CONSTRACTION

ARSEN TAVADI

president

Далее идут номера телефонов, факсов, почты.

Возникает чувство дежавю. «АРС КОМПАНИ»? Где-то я уже слышала это название, только где? Мама выдергивает визитку из моих пальцев.

– Иди на работу. Я сама ему позвоню.

– Мама, может, не надо?

Мне почему-то совершенно не хочется встречаться с этим человеком. Да, нужно его отблагодарить за помощь и поддержку, но как при этом сохранить независимость? Ответа на этот вопрос у меня нет.

Глава 4

Так и не сочинив в пути разумную отговорку для мамы, я поднимаюсь в лифте на свой этаж и ловлю на себе странные взгляды. Также встречают меня и коллеги. Анна Баусова вообще проходит мимо и намеренно толкает плечом.

– Простите, – извиняюсь я.

– Сучка! – шипит она.

От удивления я икаю. За что? За репортаж? Но он был неделю назад, и провалилась наша прима по своей вине: нечего морду красить, когда форс-мажорная ситуация! Оглядываюсь: люди, которые только что наблюдали за нашей стычкой, вытянув головы поверх перегородок, ныряют вниз. Мне даже слышится ядовитый шёпот за спиной, а когда поворачиваюсь, все резко замолкают.

– Что случилось? – спрашиваю приятельницу Машу Макарову, которая сидит за соседним столом и сейчас разглядывает в зеркальце свои ресницы.

– Ну, ты, Лизка, даёшь! Всего неделю отсутствовала, а какой из-за тебя переполох!

– Я не гуляла, – огрызаюсь и приказываю: – Господи! Говори уже внятно. Что тут происходит?

– Ой, вот только не притворяйся, что ничего не знаешь! – Машка обиженно поджимает губы. – Ещё и подругой меня считаешь.

– Селезнёва, к боссу!

Рядом появляется секретарша Сан Саныча, Вера. Бог наградил ее роскошными волосами, видимо, компенсировав нескладную тощую фигуру и злобный характер. Посмотрев на меня, она презрительно кривит губы и, взмахнув длинным хвостом, уходит. Даже ее напряженная спина выражает презрение и недовольство. Ещё бы! Какая-то бывшая студентка без роду и племени вдруг стала нужна ее драгоценному боссу.

Здравствуйте, приехали! Что тут произошло за мое отсутствие?

Сан Саныч, заметив меня в дверях, выскакивает из-за стола и предлагает сесть в кресло. Это что-то новенькое. Раньше я дальше двери и шага не ступала. Босс – любезность и предупредительность, что ещё более странно. Обычно стажёры для него нечто вроде мошкары: имеются как биологический вид в природе, но все время хочется прихлопнуть.

– Вы меня звали?

– Да, да, Селезнёва! Елизавета… как там тебя по батюшке? Пусть земля ему будет пухом!

Эти слова коробят меня, даже передергиваю плечами от отвращения. Так и хочется выдать какую-нибудь грубость, еле сдерживаюсь.

– Елизавета Васильевна. Только можно, я первая скажу?

– Ну, если тебе так хочется, – жуёт губами босс. Он у нас крупный, лысоватый, но при пышных усах, которые, когда нервничает, начинает прикусывать.

– Я увольняюсь, – босс дергается, словно от разряда тока, потому торопливо продолжаю: – Папа умер, мама едва стоит на ногах от горя. Теперь я кормилец семьи. Тележурналистика – это моя мечта, но, увы, пока недостижимая. Я обязательно вернусь к вам через пару лет.

Не могу сдержать слез. Они постоянно просятся наружу. Даже не думала, что так тяжело будет сказать эти слова.

– А зачем через пару лет! – босс взмахивает пухлыми ручками. – Исполняй свою мечту прямо сейчас.

– Но у стажёра слишком маленький оклад. Нам с мамой на него не прожить, – теряюсь я от напора начальника.

– Селезнёва, ты зачислена в штат в качестве ведущей ток-шоу.

– Что? Кто? Я? Но… почему?

Слова сами вылетают изо рта, от растерянности я их не контролирую.

– Все очень просто. Твой репортаж понравился руководству канала. Плюс за тебя поручился великий человек! Ну, и связи у тебя, Селезнёва!

– К-какой человек?

– Ой, только не прикидывайся невинной овечкой! Об этом вся телестанция говорит.

– О чем говорит? – тупо повторяю за боссом.

– О том, что Арсен Тавади, чтобы понравиться куколке-журналистке, послал к горящему дому вертолёт.

Шок! Вот теперь я понимаю, что значит это слово.

Поражённая, я открываю и захлопываю рот, не в силах что-то сказать. Пожар. Вертолёт. Спасение людей. Но причём тут я?

– Н-но…

– Шустрая ты, Селезнёва! Какого мужика отхватила! Иди уже! Первое интервью у тебя завтра в прямом эфире. Наша сценаристка подготовила вопросы. Отправляйся к ней.

– Но…

– Вот заладила! Никаких «но»! И попробуй мне только сорвать программу.

Я выхожу от Сан Саныча на ватных ногах. Что это? Как получилось, что совершенно посторонний человек ворвался в мою жизнь и перевернул ее с ног на голову? Я для него кто? Марионетка? Безмозглая кукла? Тупица, с которой можно не советоваться?

Хватаю сумочку и несусь к выходу. Дорогу преграждает Вера.

– Куда собралась? Совещание у сценаристов. Тебя ждут. Или ты теперь особая персона?

– Не говорите ерунды! Я сейчас!

Вылетаю из офиса и бегом в туалет в надежде, что хотя бы там нет свободных ушей и глаз. Осматриваю все кабинки и закрываю дверь на защелку. Набираю маме. Она отвечает не сразу, наверное, спит, но я от нетерпения просто прыгаю на месте, так меня переполняет злость и негодование. Наконец слышу в трубке щелчок и сонный голос:

– Да?

– Мама, продиктуй мне номер телефона с визитки.

– Зачем? Я уже пригласила Арсена Николаевича. Он любезно согласился прийти на ужин.

Голос мамы звучит бодрее, и мне становится легче.

– Мамочка, я хочу обсудить с ним один вопрос.

Мама долго копается, я слышу в трубке шорохи и скрипы, потом диктует мне номер. Набираю сразу, чтобы не передумать.

– Слушаю вас, – мгновенно узнаю мягкий, кошачий баритон.

– Арсен Николаевич, это Лиза.

– Очень рад, Лиза. Я уже получил приглашение от вашей мамы. С удовольствием приду на ужин.

– Арсен Николаевич, я по другому вопросу. Зачем вы позвонили моему начальству и поставили меня в неловкое положение? Я очень благодарна вам за помощь после смерти папы, но на этом наши пути расходятся. Простите за грубость, но я сама хочу добиться высот в профессии.

– Лиза, зачем вы так. Я же из лучших побуждений. Вам с мамой сейчас трудно, да и мне доброе дело на том свете зачтется, – шутит Тавади.

Однако у меня от его юмора мороз по коже. Так и кажется, что сейчас, в этот момент, я стою на поляне зыбучих песков и проваливаюсь по щиколотку, нет, уже по колено.

– Я вас предупредила!

– Лиза, вы меня расстраиваете, а заодно и своё начальство. Передо мной на столе лежит отчёт с готовым сценарием. Завтра у нас встреча. Первое интервью вы будете брать у меня.

С досады я отключаюсь, не попрощавшись, и чувствую себя загнанной в ловушку. Откажусь от заманчивого предложения – расстрою планы канала. Тогда путь в эту индустрию будет для меня закрыт навсегда. Соглашусь – поставлю крест на свободе и личной жизни, стану марионеткой в умелых руках.

– А-а-а! – изо всей силы бью кулаком по перегородке между кабинками и взвизгиваю от боли. – Папа, что делать? Помоги!

Дверь содрогается от стука.

– Что случилось! Немедленно откройте!

– Сейчас, – кусаю губы, чтобы опять не закричать в голос.

Держу под ледяной водой опухающие пальцы и часто-часто дышу: вдох-выдох, вдох-выдох.

За дверью стоят уборщица и охранник. Они внимательно смотрят на меня.

– Ты что там делала? Почему кричала? – набрасывается на меня женщина в униформе.

– Простите, запор. Долго не могла сходить в туалет.

– И как? – усмехается секьюрити. – Удалось облегчиться?

Киваю, иду в офис, а оттуда на совещание в кабинет сценаристов. Концепт передачи, чтение сценария, обсуждение деталей на какое-то время переключают мое сознание. Я даже увлекаюсь процессом, но, вернувшись к своему столу с папкой в руках, опять погружаюсь в размышления. Вопрос: «Быть или не быть?» – для меня сейчас не менее актуален, чем для шекспировского Гамлета.

– Ты чего такая мрачная? – спрашивает Маша, потягиваясь. – Устала. Опять эта противная Баусова загрузила работой.

– Будешь тут мрачной! Пойдём, выпьем кофе. Нужно привести мозги в порядок.

Неожиданно я все рассказываю Машке. Она внимательно слушает, иногда вскрикивает от удивления, но больше кивает.

– Н-да, история! – вздыхает она, когда я замолкаю. – И что теперь будешь делать?

– Не знаю.

– А ты успокойся и хорошенько подумай. Олигархи на дороге не валяются, а этот Тавади в первой десятке русского «Форбс», я погуглила. Он тебе широкую трассу построит, ещё и красной ковровой дорожкой выложит. Будешь в мехах и брюликах купаться, во дворцах жить, на роскошных авто разъезжать. Не жизнь, а сказка.

– А ты понимаешь, чем я буду расплачиваться за эту сказку?

– Ой, вот только не строй из себя недотрогу! Я же тебя не на панель отправляю. Место между ног не сотрется, если пару раз мужику дашь!

– Знаешь…, – от возмущения я чуть не захлебываюсь кофе. – От тебя я не ожидала такого!

– Лиза, включи мозги! К тебе удача сама плывет и хвостиком виляет, а ты ее ногами отталкиваешь.

Отчасти Машка была права, но согласиться на контакт с совершенно незнакомым человеком старше себя я не могу.

Домой еду, словно на Голгофу[1] взбираюсь. Так и кажется, что вот-вот наступит конец моей жизни и свободе. У подъезда замечаю знакомую машину и поворачиваю обратно к проспекту. Уже скрываюсь в арке, как кто-то хватает меня сзади.

– Елизавета Васильевна, вы куда?

Резко сбрасываю чужие руки и отпрыгиваю в сторону. Поворачиваюсь: на меня в упор смотрит водитель Тавади. Его серые глаза как всегда серьёзны, суровый рот плотно сжат, покрытые легкой щетиной щеки провалились и кажутся темными пятнами на загорелом лице. Красивый парень, но холуй, готов на все, чтобы выполнить указание хозяина.

– Не твоё дело! Забирай босса и увози!

– Вы же понимаете, что он так просто не оставит вас в покое, – говорит тихо Кирилл, и тень ложится на его лицо.

– А что он мне сделает?

– Не подумайте о плохом. Арсен Николаевич такой человек: видит цель и идёт к ней.

– Значит, об меня обломает зубы.

– Вы так думаете?

Я вскидываю брови: этот прислужник надо мной смеётся? Но глаза водителя по-прежнему серьёзны. Кажется, в них навечно поселилась печаль.

– Конечно!

– Ошибаетесь! Я не вещь! Меня нельзя купить подарками и сломить насильно.

Что-то странное мелькает в глазах Кирилла. Что-то такое, что не поддаётся определению, но вселенская печаль его взгляда перетекает ко мне в душу, тяжестью ложится на плечи и пригибает их к земле.

– Я вас провожу, – говорит он и берет меня под локоть. – Вашей маме будет неуютно одной в компании незнакомца.

Черт! Мама! Печаль теперь разрывает сердце. Я совсем забыла о самом близком человеке.

– Я сама.

Выдергиваю руку и шагаю к подъезду. Открываю дверь своим ключом и вдруг слышу тихий смех. От удивления на минуту забываю о закрытом платком зеркале в прихожей, о портрете отца в чёрной рамке, о недавних похоронах и о маме, которая ещё утром была бродячим покойником.

– Лиза, мой руки и иди к нам, – зовёт мама.

Я медленно вхожу в кухню и останавливаюсь в дверном проеме. Арсен Николаевич сидит на папином месте. Перед ним лежат столовые приборы. Вот он поднимает глаза, и я тону в их непроницаемой черноте, как в сгустке нефти.

– Здравствуйте, – бурчу под нос и пристраиваюсь с краю стола.

– Э, нет, дочка! Плохая примета! Семь лет замуж не выйдешь, – смеётся мама. – Садись рядом с Арсеном.

С Арсеном? Колокольчик предостережения набатом звенит в голове. Когда этот мужчина стал маме просто Арсеном? Что за новости? Хотя… они, наверное, ровесники, могут общаться без политесов.

– Ничего, – огрызаюсь я. – Мне только двадцать один год. Как раз будет время построить карьеру.

– А ты у нас с характером? – смеётся гость. – Мне такие строптивые девчонки нравятся. Выходи за меня замуж.

– Чт-о-о-о? – от удивления я роняю вилку, наклоняюсь и сталкиваюсь лбом с Арсеном Николаевичем. – Вы так шутите?

– Я вполне серьёзен.

– Мы с вами знакомы всего неделю, а вы с такими предложениями. Если не шутите, значит, развлекаетесь. Хотите посмотреть на мою реакцию?

– Мы знакомы уже ц-е-е-е-лую неделю, – мягко тянет он, и от этого голоса вибрация идет по моему телу, даже зубы начинают стучать от страха. – А для любви с первого взгляда нужно одно мгновение.

– Соглашайся, Лиза, – вдруг поддерживает его мама. – Есть предложения, от которых не отказываются.

– Дорогие товарищи взрослые! – я вскакиваю с места. – У вас все в порядке с головами? Или крыша поехала? Господин Тавади! Немедленно покиньте мой дом!

– Ай-ай-ай, дорогая Лиза, – в голосе гостя по-прежнему звучит усмешка, но его глаза теперь кажутся чёрными дырами, в которых взрываются сверхновые. – Зачем ты так?

– Мне стыдно за тебя! – начинает плакать мама.

Гость поднимается и идёт к выходу. Я понимаю, что безнадежно испортила вечер, мамино настроение, прогнала с ее лица улыбку и опять заставила погрузиться в уныние, но ничего не могу с собой поделать, упрямый характер у меня в отца. Со мной нельзя нахрапом, сразу ставлю перед собой барьер.

Я распахиваю дверь и жду, пока гость попрощается с мамой. Уже на лестничной клетке он поворачивается ко мне и тихо говорит:

– Все равно ты будешь моей.

В низком голосе столько силы и уверенности, что я невольно отшатываюсь. Черный взгляд буравит меня насквозь, и где-то глубоко в душе рождается паника.

– Не шутите так! – испуганно оглядываюсь, вдруг мама услышит.

– Это ты, девочка, играешь с огнём, – он поворачивается, задевает ладонью перила и брезгливо ее встряхивает: на деревянную перекладину кто-то налепил жвачку. – Как у вас грязно!

– Вот и не приходите больше! – вскрикиваю я и тихо добавляю: – Пожалуйста.

В пустую кухню возвращаюсь, содрогаясь от тряски. Меня колотит так, словно я сутки провела на морозе. Эта перепалка с Тавади не приносит удовлетворения, появляется ощущение, что мы с мамой балансируем на канате. Сую руки под горячую воду и замираю, наслаждаясь покоем и только тут замечаю, что в квартире тихо.

Где мама? Оглядываюсь: на столе – нетронутый ужин. Мама постаралась, она всегда была хорошей хозяйкой. Что ж, не пропадать же еде! Сую в рот канапе с сырным салатом, украшенном красной икрой, и замираю от восторга: все, как я люблю, в меру соли, соуса, хлеба.

Иду к родительской спальне, дергаю ручку двери: заперто.

– Мама, открой, пойдем ужинать. Ну, его, Тавади! Нам и вдвоем хорошо.

Прислушиваюсь – ни звука. Начинаю стучать костяшками пальцев, как папа всегда делал.

– Уходи, Лиза, – глухо отвечает мама. – И ты меня предала.

– Ма-ма! О чем ты говоришь? Ты сама себя слышишь? Выходи, пожалуйста, надо поговорить.

– Оставь меня одну.

Я убираюсь в кухне, но каждые пять минут бегаю к спальне и уговариваю маму открыть дверь. В конце концов, от отчаяния плачу навзрыд. Но она непреклонна. Сначала односложно, но отвечает, потом наступает тишина. Спать уйти не могу. Чувство тревоги бьется в сердце, не даёт мне покоя.

– Мама, я приготовила твой любимый чай.

Прислушиваюсь: тишина, лишь мерный стук капающей где-то воды. Только потекшего крана не хватает для полного счастья! Проверяю ванную, туалет, кухню – везде сухо, нет даже признаков влаги. Опять бегу к маминой двери – звук становится сильнее.

Но что может капать в спальне? Ужас адреналином растекается в голове.

– Ма-ма! Ма-ма!

Тишина.

Я пытаюсь открыть дверь. Разбегаюсь и бью ее плечом, как показывают в фильмах, и тут же вою и кручусь волчком от боли. Несусь к соседям, звоню, стучу в дверь, пока не открывают.

– Что, Лиза?

– Там мама. Заперлась. Надо разбить дверь.

Задыхаюсь от истерики, которая душит меня, но сосед не медлит, хватает топор и бежит к нам. Несколько ударов, и сломанная створка распахивается. Мама лежит на кровати, закрыв глаза. Радом на тумбочке – опрокинувшийся стакан, под ним лужа воды. Она и капает на пол. На ковре разбросаны таблетки. Кажется, что весь ворс покрыт ими.

– Лиза, вызывай скорую.

– Что?

– Скорую вызывай, быстро!

Сосед бьет маму по щекам, потом тащит ее в ванную и моет лицо холодной водой. Но она напоминает сломанную игрушку: руки и ноги болтаются, волосы падают на лицо.

– А-а-а! – крик сам рвется из груди.

Он просто разрывает меня на части. Сосед выталкивает меня за лестничную клетку:

– Жди скорую на улице.

Он зовёт жену, та всплескивает ладонями и бросается к маме. Я пытаюсь вернуться в квартиру, но дверь захлопывают перед носом.

Глава 5

Я смотрю тупо на дверь и никак не могу понять, почему меня выставили из собственной квартиры.

«Скорая! – щелкает в голове. – Надо встретить скорую». Через две ступеньки бегу вниз, забываю, что быстрее на лифте. Вылетаю, задыхаясь, на крыльцо: бело-красная машина уже поворачивает к дому. Машу, как безумная руками:

– Сюда, сюда!

– Лиза, что случилось?

Сквозь пелену слез вижу водителя Тавади.

– Мама, ей плохо, – отвечаю и бегу в подъезд.

– Помощь нужна? – несётся вслед, но мне уже не до него.

Маму привозят в ту же больницу, что и отца неделю назад.

– Вы молодцы, – говорит доктор приемного покоя, – вовремя сориентировались. Ещё минут пятнадцать промедления, и хоронить пришлось бы и второго родителя.

– Спасибо, спасибо, – я бросаюсь к врачу, готова целовать ему руки. Откуда берётся такое желание, даже не знаю.

– Ну, что вы, что вы! Лучше дайте автограф.

– Что? – от растерянности я даже перестаю плакать.

– Вы же Елизавета Селезнёва, телеведущая, да?

– А… – только и выдавливаю из себя. Надо же, один раз вышла в эфир, и уже узнали! – Н-на чем писать?

Доктор протягивает мне блокнот, я неловко царапаю несколько слов благодарности и ставлю кривую подпись.

– Мама до утра будет спать. Не тревожьте ее.

– А мне можно рядом?

– Да, конечно. В вип-палате есть диван для родственников.

– Вип-палата? Но я не заказывала…

– Это я заказал, – поворачиваюсь: сзади стоит Тавади, а за его спиной маячит помощник. Ощущение безысходности наваливается всей тяжестью. И правда, от этого человека не спрятаться, не скрыться.

– С-спасибо.

– Лиза, пойдём, я тебя провожу.

– С-спасибо.

На негнущихся ногах я иду к палате, слезы капают с подбородка, и опять их так много, что хоть ведро подставляй. Неожиданно чья-то рука обнимает меня за плечи, шею обжигает горячее дыхание с ароматом ментола.

– Поплачь, моя девочка, поплачь…

Голос Тавади такой нежный, такой проникновенный, что я срываюсь: утыкаюсь лбом ему в грудь и просто бьюсь в истерике. Большая, мягкая ладонь гладит меня по волосам, а я вижу перед глазами папу, и сердце захлебывается от боли.

Заснуть ночью я так и не могу. Тяжелые мысли, как гири, ворочаются в голове. Что делать? Как поступить? Неужели мама спланировала самоубийство заранее, потому и решила пристроить меня в руки Тавади? Или, наоборот, она наглоталась таблеток от отчаяния и моего грубого отказа? Так ничего не придумав, забываюсь под утро тяжелым сном.

* * *

Перед глазами появляется огромный дом, утопающий в цветах и зелени. Ее так много, что она покрывает все стены, спускается волнами на землю, ползёт по каменным дорожкам. Слуги в униформе снуют по своим делам, из кухни доносятся соблазнительные ароматы.

Я медленно спускаюсь по парадной лестнице. На мне шелковый пеньюар, надетый поверх длинной ночной рубашки на тонких бретелях. Полы халатика крыльями раскрываются за спиной. Кажется, ещё шаг, и я вспорхну, как бабочка, и потеряюсь в зелени плюща. Каблучки домашних туфель стучат по ступенькам. Ко мне под ноги бросается крохотная собачонка. Я подхватываю ее на руки, целую в нос, счастье переполняет меня до краев, хочется делиться им с каждым существом.

– Дорогая…

Поднимаю голову: Арсен стоит внизу лестницы и смотрит на меня. Его чёрные глаза зовут, манят, притягивают взгляд.

– Да, любимый…

– Лиза, сегодня мы ужинаем в ресторане у Задворских. Я хочу, чтобы ты была самая красивая! Кирилл заедет за тобой ровно в семь. Купи себе что-нибудь.

Арсен кладёт на столбик лестницы золотую карту, легко целует меня в губы и уходит. Я смотрю ему вслед, хочу что-то крикнуть, но слова застревают в горле.

* * *

– Лиза, – слабый голос мамы прорывается сквозь волшебный сон и кажется в нем инородным звуком. – Дочка.

– Да, мамочка, я здесь, – сонно тру глаза и улыбаюсь сквозь слёзы. – Как ты меня напугала!

– Прости, меня, – мама закрывает глаза. – Просто все разом навалилось.

– Мамочка, не расстраивайся. Если Арсен Николаевич ещё раз придёт с таким предложением, я соглашусь. Сразу. Вот увидишь. Он хороший человек.

– Я это и хотела тебе сказать, Лиза, только ты так похожа на отца! Никогда не слушаешься!

– Мама, сегодня смотри меня по телевизору в новой программе. Я буду брать интервью у бизнесмена и мецената Арсена Тавади.

– Лизок, я так за тебя рада! Вот бы увидел это папа!

– Мамочка, не начинай!

К моему удивлению, новую передачу зрители принимают благосклонно. За час до эфира я сильно нервничаю, сижу в гримерной перед зеркалом и повторяю свои реплики. Девушка-визажист колдует над моим лицом. Наконец она делает шаг в сторону и восхищенно цокает языком.

– Елизавета Васильевна, вы можете открыть глаза. Вы такая красивая!

– Спасибо. Вы хорошо потрудились.

Я смотрю на свое отражение и не узнаю себя. Куда пропала скромная студентка в очках? Сейчас на меня смотрит огромными зелеными глазами актриса, готовая принимать премию «Оскар».

Каштановые волосы уложены на шее в пышный пучок, несколько прядок гуляют на свободе. Длинные ресницы бросают тень на щеки. Кожа кажется полупрозрачной и в то же время сияющей.

Стилисты выбрали для меня белоснежную блузку с широкими рукавами и строгую черную юбку-карандаш. Но на секретаршу или клерка большой компании я совсем не похожа. Юбка плотно сидит на бедрах и натягивается при каждом шаге, показывая всем мою попу. Изящные туфли на таком высоком каблуке, что я иду осторожно, чтобы ненароком не свалиться. Дорога к студии кажется мне длиною в жизнь, потому что коллеги провожают взглядами, и никто из них, кроме Маши, не желает мне успеха.

Однако я зря волновалась.

Как только зажигаются софиты и включается камера, во мне просыпается другой человек: раскованный, улыбчивый, даже смелый. Арсен сидит напротив в кресле. Он одет с иголочки в умопомрачительный темно-синий костюм в мелкую белую полоску. Короткие волосы слегка приподняты надо лбом, галстук самого модного тренда, черные ришелье сияют в лучах светильников.

Идеальный мужчина, успешный бизнесмен, щедрый меценат и мечта всех девушек канала, но, увы, не моя…

Он легко отвечает на все вопросы, шутит, смеётся, и к концу эфира расслабляюсь и я. Наконец на телесуфлере появляются финальные титры, оператор Максим показывает на пальцах:

– Три, два, один, – потом говорит вслух: – Снято. Все свободны. Лиза, ты молодец!

Он поднимает вверх большой палец, я расплываюсь довольной улыбкой. Тавади отстегивает микрофон и подходит к оператору. О чем говорят мужчины, не слышу, просто иду мимо, погружённая в свои мысли. Вдруг Максим шагает навстречу.

– Простите, Елизавета Васильевна, мою фамильярность. Это больше не повторится.

Я смотрю круглыми глазами на него и не понимаю, в честь чего такая официальность.

– Будет тебе, Макс, мы же свои люди.

Протягиваю руку, чтобы похлопать его по плечу, но Тавади перехватывает ее на лету и ведёт меня за собой.

Мы выходим из студии вместе, не скрываясь. Нас провожают любопытными и завистливыми взглядами все теледивы канала. Анна Баусова вертится рядом, пытаясь привлечь внимание Тавади, но он, как истинный джентльмен, видит только меня, свою партнершу по эфиру и спутницу.

– Ты сейчас к маме? Я подвезу.

– Хорошо, – обреченно соглашаюсь я, принимая его помощь как неизбежное зло.

С этого дня жизнь начинает вертеться колесом. Я даже не замечаю, как проходят дни. Кажется, только что был понедельник, а уже промелькнула неделя. Меня теперь называют по имени и отчеству. Сначала такое обращение очень смущает, но постепенно становится нормой.

Моя передача имеет высокий рейтинг, поэтому я выхожу в эфир по пятницам в прайм-тайм – лучшее время, когда к экранам прилипает большинство населения страны. С помощью Арсена я познакомилась с сильными мира сего: чиновниками, депутатами, политиками. Первоначальная задумка – рассказать о людях, совершивших подвиг или сделавших что-то значимое для страны, отходит на второй план. Шоу все больше приобретает популярность как истории из жизни знаменитостей.

Я плыву по течению, вяло перебирая ластами. Мне завидуют коллеги, передо мной заискивает начальство, даже Машка держится в стороне, словно я прокаженная.

Арсен берет под контроль всю мою жизнь. Каждый день у меня расписан по минутам и часам. Я точно знаю, что в десять у меня тренажёрный зал, в одиннадцать – спа-салон, в два часа дня – читка очередного сценария и проработка мелочей, вечер провожу на съемках или с мамой, иногда ужинаю с Арсеном. Встречи с гостями шоу тоже проходят по заведённому порядку, без сюрпризов и неприятностей.

Мой кавалер – настоящий джентльмен. Всегда вежлив, предупредителен, вперед пропустит, дверь придержит, говорит тихо, ласково, но весомо. Зря не тратит энергию. Зачем? Достаточно одного взгляда или движения пальцем, чтобы все вокруг стремились ему угодить.

И угождают. Никто не смеет противостоять.

Сан Саныч с благодарностью принимает спонсорскую помощь, и в офисе появляется новая мебель для сотрудников, а в студиях – аппаратура для съемок. Все счастливы и восхваляют щедрого бизнесмена.

В один из дней к дому, где живем мы с мамой, подъезжает машина с ремонтной бригадой. Здание облицовывают современным сайдингом, подъезды ремонтирую и оборудуют видеокамерами. Двор облагораживают, а перед шлагбаумом, закрывавшим проход через арку, ставят будку охранника.

– Что делается? – переглядываются бабушки-соседки. – Неужели управляющая компания расщедрилась?

– Ага, держи карман шире! Наблюдать за нами будут.

– Ой, кому ты нужна?

Я с тоской смотрю на эти изменения. Появляется стойкое чувство, что зыбучие пески захватили меня по пояс. Шаг влево, шаг вправо, и провалюсь по шею. Но выхода нет. Как и сказал Кирилл, если Тавади поставил перед собой цель, он идет к ней, сметая все препятствия на своем пути.

Примерно через месяц после нашего знакомства я впервые остаюсь у него на ночь. Тавади живет в роскошном отеле на последнем этаже, хотя имеет несколько загородных домов в разных местах. Ни царский ужин в полукруглом эркере с окнами в пол, за которыми открывается вся Москва, ни божественная атмосфера, ни богатое убранство пентхауса не трогают мое сердце. Я трясусь, как мышь перед большим котом, и считаю про себя, мечтая, чтобы эта близость поскорее закончилась.

Арсен очень нежен со мной. Он сдерживает страстную натуру, умелыми ласками старается доставить мне удовольствие. Радуется, как ребенок, поняв, что он у меня первый мужчина.

– Ты такая сладкая, моя девочка, такая вкусная! – рокочет Тавади, целуя мои шею, глаза, губы.

Я чувствую себя полной дрянью, потому что не могу по-настоящему открыться этому замечательному человеку.

Ссылаясь на болезнь мамы, я по-прежнему ночую дома. Тавади зовёт меня к себе, но я упрямо поджимаю губы: хотя бы в одном вопросе, но остаюсь непреклонной.

После сорокового дня Арсен заговаривает о помолвке. Ему почему-то важно показать родственникам и знакомым свою невесту. Я не возражаю, нет смысла. Все давно решили за меня, зачем бороться и сопротивляться? А главное, я вижу перед собой воскресшую маму и радуюсь: пусть хотя бы одному человеку в этом мире будет комфортно.

– Помолвку отметим в Тбилиси после моего возвращения из командировки. Ты не возражаешь? – спрашивает меня как-то Арсен.

– Хорошо. Я могу сама выбрать себе платье?

– Конечно, дорогая.

Он притягивает меня к себе и нежно целует в губы. Я уже не дергаюсь, терпеливо сношу его ласки.

– Спасибо, – тронута, чуть не плачу: хотя бы один выбор будет в моей жизни.

Но Арсен тут же разрушает мечту.

– А хочешь, я привезу тебе платье из Парижа?

– Ты будешь во Франции? – вскидываюсь я. – Не знала.

Я, и правда, не знаю, чем мой жених занимается, где у него офис, сколько сотрудников. Вижу одного Кирилла. Арсен не допускает деловую жизнь в наши отношения. На все вопросы отвечает:

– Твоя прелестная головка, моя девочка, не должна болеть по таким пустякам.

Понимаю только одно: для того, чтобы делать большие вложения, нужно иметь огромные деньги. А они у Тавади лились неиссякаемым потоком.

– У меня дела. Полетишь со мной?

– Да! – моментально отвечаю я: никогда не была за границей, но тут же гасну. – Только маму не могу оставить одну. Да и шоу в разгаре съёмок.

– Ничего, скоро мы будем вместе, – обнимает он меня и на мгновение замирает.

В зеркале я ловлю внимательный взгляд Кирилла. Ни разу не видела, чтобы этот парень улыбался. Иногда мне кажется, что у него вообще нет личной жизни. Почти бессловесная тень хозяина, преданный слуга. Я презрительно кривлюсь, и водитель сосредотачивается на дороге. Терпеть не могу холопов!

Арсен улетает, вместе с ним исчезает и верный Кирилл. Иногда хотелось пошутить, спросить, он и в брачную ночь будет со свечкой стоять, но молчала: такой юмор серьезный и деловитый жених не понимает.

Я неожиданно получаю свободу. Целый месяц предоставлена сама себе. Что хочу, то и делаю, куда хочу, туда пойду. На совещание к боссу прихожу в приподнятом настроении, разве что не танцую краковяк.

– Елизавета Васильевна, что-то хорошее случилось? – осторожно спрашивает Сан Саныч.

Босс теперь обращается со мной, как дрезденской статуэткой: не дай бог обидит ненароком!

– Александр Александрович, наше шоу называется «Герои наших дней», вот только уже появились негативные отзыв.

– Почему? Рейтинг высокий.

– Ну, какие политики – герои? Думаете, народ верит в их подвиг во имя страны? Ещё немного, и передача развалится.

– И что ты предлагаешь?

– Хочу начать брать интервью у настоящих героев.

– Хм! – босс жуёт усы, прикрыв веки, думает. – И есть кто-то примете?

– Да. Пожарный с моего первого репортажа. Он тогда спас меня.

Говорю и чувствую, что сердце заходится стуком, как весенняя птичка пением. Мгновенно появляется картинка: пронзительные синие глаза, рот, перекошенный в крике. «Суровый мужик. За таким как за каменной стеной», – неожиданно появляется мысль.

– Лады. Дерзай. Но следующая передача будет посвящена лидеру партии «Свобода нации». Договорились?

Воодушевленная разрешением, я начинаю подготовку к передаче. Но сначала нужно разыскать того синеглазого сердитого парня, назвавшего меня дурой. Сан Саныч согласовывает действия канала с начальством пожарной части, а я беру с собой Машу, оператора Максима и еду в депо.

Красивые и мощные машины, сверкая красными боками, стоят в ряд. Прохожу между ними и кажусь себе Дюймовочкой. Отчего-то грудь сжимает волнение, словно вот-вот передо мной откроется волшебный неведомый мир.

Нас провожают в комнату отдыха. Здесь светло, шумно, вкусно пахнет кофе и… мужским духом. Настоящим, бодрящим, заставляющим занервничать и сглотнуть слюну.

– Ух, какие мужики! – восхищенно шепчет Маша. – И почему у нас не делают календари с пожарными, как в Австралии?

Разговоры мгновенно замолкают, когда мы появляемся в дверях. Крепкие накачанные парни в чёрных футболках и форменных комбинезонах со спущенными лямками смотрят на съемочную группу немного с удивлением, но без смятения и страха. Им не привыкать к трудностям, а уж тушеваться перед камерой вообще смешно.

– Чем обязаны?

Выходит вперёд тот самый парень, спасший меня от удара по голове. Его синие глаза смотрят с прищуром, отчего лучики морщинок разбегаются в уголках. На загорелом лице они кажутся белыми ниточками. Я с трудом отвожу от них взгляд и сталкиваюсь с пронзительной синевой. «Синеглазка! Цветик-семицветик какой!» – от этой мысли дыхание перехватывает, потому отвечаю сипло:

– Мы хотим сделать о вас репортаж.

– Опоздали больше, чем на месяц, – ядовито говорит парень и идёт к кофеварке.

– Не обижай девушку, Игорь, – смеётся другой и приглашает нас: – Проходите, не стесняйтесь. Гошка у нас – известный ворчун.

На интервью уходит примерно час, когда вдруг раздаётся сигнал, и пожарные настороженно поворачиваются на голос диспетчера.

– Первая команда на выезд!

С места срывается несколько человек во главе с сердитым Игорем. Мы переглядываемся с оператором и бежим за ними: идеальный вариант – показать будничную работу современных героев.

Передача получилась захватывающая и напряженная. Рейтинги побили все рекорды, а интервью с красавчиками пожарными привлекло внимание и девчонок.

– Спасибо вам за работу, – протягиваю руку Синеглазке. Я по-прежнему чувствую рядом с ним смущение и робость, а сердце в груди сходит с ума от волнения.

– И вам спасибо, – отвечает он, идёт к выходу и вдруг оборачивается. – Лиза, не хотите отметить успех?

– Хочу, – отвечаю моментально, словно только и ждала приглашения.

Глава 6

Слова вырываются неожиданно для меня самой, но Игорь, кажется, не замечает неловкости.

– Отлично. Жду вас на парковке, собирайтесь.

Этот вечер снова переворачивает мою жизнь. Синие глаза пронзают насквозь и начисто отключают мозги. Я погружаюсь в новые ощущения с головой, отдаю всю себя, без остатка, своему Синеглазику. Арсен, мама, работа – все отодвигается на задний план, становится неважным и второстепенным.

– Лиза, что ты делаешь? – стонет мама каждый раз, когда я возвращаюсь домой с глазами, безумными от счастья.

– Мамочка, я люблю.

– А как же Арсен? Что ты скажешь ему?

– Погоди, соберусь с мыслями и обязательно скажу.

Да, мама права, объясниться с Тавади нужно как можно скорее, а он, как назло, задерживается в Европе. Возникли проблемы с одной компанией, в которую он инвестировал большие деньги, судебное разбирательство затянулось надолго мне на радость.

Через два месяца безумных свиданий, страстных ночей и бесконечного счастья Игорь делает мне предложение, и я, не раздумывая, соглашаюсь. Долго мну в пальцах телефон, не решаясь позвонить Арсену, наконец набираю его номер.

– Лиза, – мягко отвечает он. – Я сейчас немного занят.

– Погоди, я на секундочку. Арсен, прости меня, умоляю, но я хочу разорвать помолвку.

От молчания на другом конце кишки сворачиваются в спираль. Боль настолько сильная, что я сгибаюсь пополам. Так мой организм реагирует на стресс. Молчание на том конце чуть не сводит с ума. Кажется, еще секунда, и я грохнусь прямо на грязный пол туалета.

– Нельзя разорвать то, чего еще нет, – наконец выдыхает он.

– Значит, ты согласен? – надежда орхидеей расцветает в душе.

– Поговорим об этом в Москве.

– Арсен, не бросай трубку! Я люблю другого мужчину и выхожу за него замуж.

– Лиза, мне некогда, – говорит Тавади и отключается.

Растерянно смотрю на телефон. И как понимать его? Он согласен меня отпустить или нет? Я совершенно не хочу еще раз разговаривать на эту тему.

Сколько потом ни пытаюсь набирать его номер, он всегда либо занят, либо отвечает механическим голосом, что абонент недоступен. Неизвестность пугает, выбивает из колеи, заставляет нервничать и плакать. Я чувствую, что надвигается беда, только вот с какой стороны ее ждать, не знаю.

И неприятности нагрянули!

Сегодня съемки шоу намечены на девять утра. Я просыпаюсь рано, но так не хочется выбираться из тёплой постели. Руки Игоря обнимают меня крепко-крепко. Трусь носом о его плечо.

– Мне пора.

– Полежи ещё немного.

– Не могу. Не хочу подводить Арсена Николаевича.

– Опять ты говоришь о нем! – любимый хмурится. – Иногда мне кажется, что нас трое.

– Игорек, не обижайся! – целую его в шею. – Он очень много для нас с мамой сделал. Я и без того чувствую себя виноватой.

– Но ты же не собиралась за него замуж?

– Не знаю.

Игорь приподнимается на локте и смотрит на меня сверху. Его лицо хмурится. Брови словно живут своей жизнью, крылья носа сердито раздуваются. Тянусь к нему с поцелуем, он отодвигается.

– Тебе пора на работу.

Я просовываю ладони к нему под мышки и начинаю щекотать. Он уворачивается, убирает мои руки, но я не сдаюсь. Наконец мой красавчик пожарный не выдерживает и фыркает от смеха.

– Если будешь драться, я буду кусаться, – смеюсь я и действительно прихватываю его подбородок зубами.

Мы ещё полчаса возимся под одеялом, в результате, когда я выскакиваю из квартиры, часы показывают половину девятого.

С растрёпанными волосами врываюсь в холл телестанции и несусь к лифтам. Нажимаю кнопку и чуть не подпрыгиваю от нетерпения.

– Вот стерва! – слышу сзади и оглядываюсь, интересно, кого так называют.

Рядом стоят сотрудники канала, но смотрят все почему-то на меня. Приезжает кабина лифта, я вхожу, и никто не идёт следом. Я поднимаюсь в гордом одиночестве, не понимая, что происходит. Ни с кем не ссорилась, никого не обижала.

Пожимаю плечами и направляюсь к студийной площадке. Дверь внезапно открывается, и на пороге появляется Баусова.

– О, и ты здесь! – восклицает она. – Как раз вовремя.

– Пропусти! – пытаюсь отодвинуть ее.

– А зачем? – усмехается она. – Новость слышала?

– Какую?

– Твоё место в шоу займу я. Мне было так жаль тебя! – теледива прищуривает глаза и с ехидцей в голосе продолжает: – Но отказывать просьбе продюсера не вижу смысла.

– Ты что мелешь? Я сама буду работать!

Баусова загораживает дорогу.

– Ну-ну! Не торопись! Подумай, в какое положение ты поставила Тавади.

– В смысле поставила? Я ничего ему не сделала?

– Правда? Такая стерва, как ты, мизинца этого человека не стоит.

– Погоди, ты о чем говоришь? Арсен – всего лишь друг нашей семьи. Он выше мелких разборок.

– Ты так думаешь? Теперь пришла твоя очередь свалиться в канаву.

Громкий хохот проносится по офису. Из-за перегородок показываются головы коллег и тут же испуганно прячутся: в дверях появляется Сан Саныч. Я бросаюсь к нему.

– Послушайте!

– Ты уволена, Селезнёва, – на ходу говорит он.

– Но…

– Свободна! Расчёт возьмёшь в бухгалтерии, трудовую книжку в отделе кадров. Стерва неблагодарная!

Директор канала скрывается за какой-то дверью. От удивления и растерянности я замираю, не знаю, куда идти. Бреду к столу Маши. Она смотрит на экран монитора, делает вид, что не замечает меня. Трогаю ее за плечо. Подруга быстро оглядывается на меня, потом по сторонам и шепчет:

– Иди в туалет. Быстро!

Под пристальными взглядами недавних коллег я скрываюсь в кабине лифта. Вот это поворот! Только радовалась, что жизнь налаживается, и нате!

Машка влетает в сортир через несколько минут. Обегает кабинки и закрывает дверь изнутри.

– Маш, что происходит?

– Селезнёва, ты совсем дура? Как ты могла?

– Что? Я не понимаю, что я сделала не так!

– Ты изменила Тавади. У нас вся телестанция на ушах стоит.

– Постой! Мы с Арсеном договорились. Он меня отпустил. Все честно. Причём тут работа? Неужели он настолько низок, что надавил на директора, и тот снял меня с должности?

– Ты ещё большая дура, чем я думала, – всплескивает руками Маша. – Открой светские новости!

Я добываю телефон из сумки: набираю фамилию Арсена и с ужасом вижу, что весь интернет пестрит нашими с Игорем фотографиями и статейками желтой прессы о моей измене.

– Так, директор сам принял решение меня уволить?

– Откуда я знаю, но уже с вечера канал гудит сплетнями. В ночных новостях Баусова репортаж сделала.

– Только откуда эти снимки? Я не настолько известная персона, чтобы за мной гонялись папарацци.

– Ну, врагов и завистников ты много нажила на телестудии. Не удивлюсь, если это Баусова подгадила.

Я растерянно подхожу к зеркалу, потом вытаскиваю из сумки телефон и набираю номер Тавади. Неожиданно в трубке раздается щелчок.

– Я слушаю.

– Арсен… Николаевич, простите меня. Происходит что-то непонятное. Кому-то понадобилось вытащить грязное белье наружу.

– Лиза, поговорим об этом в Москве, – Тавади отключается.

– Что? Как он? – глаза Маши горят от любопытства.

– Не знаю. Я просто в ужасе от всего происходящего. Он не хочет со мной разговаривать. Два месяца игнорирует.

– Так, ты уже столько времени шашни крутишь? Ну, ты даешь!

– Не кручу, как ты не поймешь! Я люблю и любима! Мы собираемся пожениться, – слезы катятся по щекам, размывая тщательно наложенную косметику.

– С такими людьми, как Тавади, нельзя шутить. Ты больная на всю голову! – Машка крутит пальцем у виска.

– С какими? Арсен вежливый и интеллигентный человек, ни разу не упрекнул меня ни в чем. Я давно ему позвонила и разорвала помолвку. Он не возражал.

– Он так и сказал: отпускаю?

– Н-нет, но можно было понять…

– Вот видишь!

Домой ехать не могу, мама расстроится. Иду в соседний сквер. Нужно хорошенько обдумать ситуацию. Немного подташнивает, кружится голова. Я сегодня ничего не ела. Звонок телефона заставляет меня вздрогнуть: улыбаюсь, Игорь, он словно чувствует мою боль.

– Гошка, – всхлипываю.

– Что случилось, Лизок? – мгновенно тревожится он. – Ты где? Я приеду. Жди в кафе у телестанции.

Он появляется через полчаса. Входит, оглядывается, а мое сердце тает от восторга. Я украдкой смотрю по сторонам: глядите, любуйтесь, этот невероятный мужчина только мой. Он садится рядом, обнимает и шепчет:

– Ну, что ты, Лизок? Успокойся. Мы же не в средневековье живем, почему ты так боишься этого Тавади? Он тебе хотя бы раз причинил боль?

– Нет, но ты не понимаешь!

– Так объясни!

– Есть в Арсене какая-то сила, идущая изнутри. Я чувствую, что за мягким голосом и светскими манерами скрывается хищный зверь.

– Тогда плюнь на него. Хочешь, уедем?

– Куда? Ты о чем?

– Меня переводят на повышение в Новосибирск, дают служебную квартиру. Мы будем очень далеко от твоего Тавади и его заморочек.

– А мама? Как я ее оставлю?

Сигнал смс заставляет меня вздрогнуть. Смотрю на экран и холодею, телефон выскальзывает из рук и падает на асфальт. Игорь быстро поднимает его: стекло разбито.

– Ну, вот! Лиза! Ты комок нервов. Посмотри, что сделала. Что там было?

Трясущимися пальцами забираю мобильник из рук Гоши, пытаюсь включить его, ничего не получается. Он молча наблюдает за мной.

– Р-разбился, – заикаясь говорю и уже не сдерживаюсь, рыдания рвутся из груди, не могу управлять собой.

– Ну, ну, глупая, – Игорь прижимает меня к себе и качает, как маленькую девочку. – Ты словно не письмо прочитала, а змею увидела. Может, поделишься, что за смс тебе прислали? И кто? Этот ублюдок Тавади?

– Н-нет, Кирилл.

– А кто у нас Кирилл?

– Помощник и телохранитель Арсена.

Игорь отодвигает меня и утирает платком слезы.

– Рассказывай. Никто из телефона уже не выскочит и в лоб не стукнет. Ну, улыбнись, моя утена.

– Он написал, что Тавади – мстительный человек.

– Кто бы сомневался! – хмыкает Игорь. – Таких высот в бизнесе не достигают невинные овечки. А дальше?

– Посоветовал уехать далеко, сменить номера, не пользоваться картами, не покупать билеты… Что за бред, Гошка? Арсен не такой!

– Н-да… А этому Кириллу доверять можно?

– Не знаю…

Собираемся мы недолго. Соблюдаем меры предосторожности, но без паранойи. Какой смыл прятаться, если мама остается в Москве? Мы так и не могли ее уговорить ее, она твердо сказала:

– Вы поезжайте, я не брошу квартиру.

– Мама, Арсен скоро вернется, я боюсь, что у тебя будут неприятности, – уговариваю я ее.

– Лиза, кто-то должен перед ним ответ держать, если ты сбегаешь.

Сбегаю? Мне даже не приходила в голову такая мысль. Почему выйти замуж за любимого человека – это бегство? Хотя… в нынешних условиях я, и правда, хочу скрыться, переждать где-то бурю, но признаться в этом себе очень трудно, практически невозможно.

– Мама, я не сбегаю, – говорю твердо и решительно. – Я выхожу замуж за любимого человека!

Волна тошноты неожиданно поднимается из желудка. Я срываюсь с места и бегу в туалет. Мама молча придерживает мои волосы, умывает, как маленькой девочке, лицо, дает стакан воды.

– Лиза, сколько дней у тебя задержка?

– Две недели, – густо краснею я.

– Сиди дама. Я в аптеку.

Тест показывает две полоски. Так и решается наша с Игорем судьба. Мы расписываемся в загсе и уезжаем. Обустраиваемся на новом месте быстро, муж приступает к обязанностям начальника, я занимаюсь домашним хозяйством и радуюсь новой жизни, растущей у меня в животе.

Глава 7

События нарастают, как снежный ком, а главное, играют на руку Тавади. Быть лучшим другом и помощником – идеальное прикрытие для охотника. Здесь можно сыграть на чувстве долга и ответственности.

Я наблюдаю за тем, с каким азартом он занимается семейными делами Лизы, и поражаюсь, зачем этому человеку нужна скромная девушка. У ног Тавади первые красавицы столицы. Они готовы на все, чтобы его заполучить, но он, как клещ, вцепился в журналистку и лезет напролом: организовывает похороны отца, давит на телекомпанию, чтобы Лизе открыли собственное шоу. Столько энергии и сил, а она по-прежнему сопротивляется.

Не знаю, какие чувства вызывает у меня эта девушка. С одной стороны уважение, все же не поддаётся обаянию и деньгам Тавади, держит марку. А с другой – раздражение. Согласилась бы с ним переспать, и на этом закончились бы ее муки. Арсен не возвращается к таким, как она, дважды. Использует, как туалетную бумагу, и спускает в унитаз.

Но из-за того, что я вынужден постоянно заниматься ее делами, милое личико журналистки всегда перед глазами. Я понимаю, что она едва держится на ногах, и борюсь с непреодолимым желанием обнять, защитить, заслонить собой от проблем. Но женщины босса для меня табу! Не вижу, не слышу, не жалею!

Однажды ловлю на себе внимательный взгляд Тавади.

– Кирилл, тебе нравится Лиза?

На мгновение теряюсь. Проницательный, сукин сын! Все видит!

– Нет, Арсен Николаевич, – твердо отвечаю ему. – Просто жалко девчонку. Помню, как тяжело мы с мамой переживали, когда отец попал в аварию, – выкручиваюсь я и чувствую, как по позвоночнику ползёт капля пота.

– Ну-ну!

Я делаю каменное лицо. Меня чужие траблы не касаются, со своими бы разобраться. С этого дня стараюсь молча выполнять приказы, не проявлять эмоций.

– Кирилл, сегодня у меня ужин с Лизой, – говорит Тавади через неделю после похорон.

Сердце пропускает один удар, а потом начинает бешено колотиться. Адреналин мощным потоком поступает в кровь. «Что? Когда Лиза согласилась? – мечутся в голове вопросы. – Почему я не в курсе?»

– Я понял, – говорю сипло, внезапно спазмом перехватывает горло. – Закажу место в лучшем ресторане.

– Нет, ты не понял, – его взгляд холодеет. – Меня пригласила на ужин ее мама.

«Вот как?» – я немного сбит с толку. Такой визит больше походит на официальное знакомство с родителями. Хотя… выводы ещё делать рано. Может, всего лишь простая вежливость.

– Ясно.

Однако ужин, кажется, срывается. Тавади вылетает из подъезда с перекошенным лицом. Давно я не видел его таким разъяренным. Он рвёт дверь машины так, что чуть не выдергивает ее из креплений, и шипит:

– Ну, сучка малолетняя! Ты у меня ещё попляшешь!

Я вздрагиваю и поворачиваюсь к боссу.

– Что-то случилось, Арсен Николаевич?

– Кир, звони Чаки!

Чаки? Невольно дергаюсь. Чистильщиков мы вызываем в самых крайних случаях. Получается, Лиза оскорбила Тавади?

– Может быть, ещё подождём?

– Ты будешь со мной спорить? – отрезает он и смотрит на меня глазами дьявола, в которых полыхает адское пламя.

Я молча набираю номер Чаки. Что задумал босс? Неужели что-то плохое сделать девушке? Но почему? Какая-то ничем не мотивированная жестокость. Удовлетворение собственной прихоти любыми путями?

В кабинет меня не пускают: Тавади отправляет по поручению. От неизвестности хочется выть, и впервые появляется мысль установить в офисе босса прослушку. Что за человек Чаки? Кому пришло в голову дать человеку прозвище злобной куклы из фильма ужасов? Ни разу с ним не встречался, и очень похоже, что Арсен не желает нас знакомить. Почему? Бережёт для особо мерзкой работы?

– Кирилл, – окликает меня секретарша босса, Элина, симпатичная блондинка с таким слоем макияжа на лице, что оно больше походит на маску. – Как твоя мама?

– Нормально, – бурчу в ответ и тут же встряхиваюсь: она наверняка знает, как выглядит этот Чаки. – К боссу кто-нибудь приходил?

– Ага. Был директор финотдела, потом заходил юрист и этот, как его…

Замираю от напряжения, но Элина морщит лоб, вращает глазами, потом начинает рыться в бумагах на столе.

– Кто ещё? – не выдерживаю я.

– Не знаю, не заметила. Видела только спину в чёрной куртке. Высоченный такой! Голова чуть в косяк не упиралась. Странно, – бормочет она, – думала, у меня все посетители расписаны, но ничего не нахожу.

– А ещё какие-нибудь приметы есть? – мне до зарезу нужно узнать, как выглядит Чаки, чтобы при встрече не сомневаться.

– Из-под воротника выглядывала тату.

– Что нарисовано?

– Я не разглядывала. Видела, что есть, и все. Какие-то полоски. То ли паук, то ли змеи в клубке, а может, сетка.

От досады я чуть ли не скриплю зубами. Элина расстроенно заглядывает мне в лицо: хотела угодить, а я сержусь. Она все норовит со мной сблизиться, но женщины босса для меня табу! Знаю, секретарша работает подстилкой, когда нужно ублажить очередного дурака. Пыталась строить глазки и Тавади, но тот быстро показал девице ее место. Вот пусть там и стоит.

Звонок отвлекает нас от разговора. Элина хватает трубку, немного слушает и говорит:

– Зайди к Арсену Николаевичу.

– Проследи за девчонкой, – приказывает босс. – Если что, звони!

– Я могу помочь Чаки? – осторожно спрашиваю и замираю: скажет или нет?

– У него своя задача, у тебя своя. Не лезь. Выполняй задание!

Его приказ мне даже на руку. Если у дома Лизы появится чистильщик с командой, смогу, если не сорвать его планы, то хотя бы предупредить девушку. Однако ситуация опять меняется. Только устраиваю засаду у дома журналистки, как слышу вой сирены скорой помощи. Из подъезда выбегает Лиза с перекошенным лицом и машет руками.

Выскакиваю из машины.

– Лиза, что случилось?

– Мама, ей плохо.

Тут же звоню Тавади, сообщаю о случившемся. Не хочу этого делать, но лучше предсказуемые действия босса, чем неведомая задача Чаки. Если все сложится, как надо, чистильщику отменят приказ.

Мой план срабатывает. Тавади вновь выступает в роли благодетеля: окружает заботой Лизу и ее маму, и девушка сдаётся, сраженная неотразимостью босса. Ещё одна бабочка, полетевшая на блеск богатства и славы.

Теперь я вижу Лизу каждый день. Она успешно начинает собственное шоу и быстро становится звездой. От прежней симпатии не осталось и следа. Мое сердце закрыто на сотни замков. Я выполняю поручения босса, сопровождаю парочку на все мероприятия и встречи, караулю их сон под дверью номера в отеле.

И молчу. До боли в челюстях сцепляю зубы и молчу. Не вижу, не слышу, не вмешиваюсь! Это чужая жизнь!

Неожиданно меняется и босс. Он становится мягче, больше улыбается, ослабляет контроль и хватку, а однажды говорит:

– Пожалуй, я женюсь. Что-то есть в этой малышке такое, от чего поёт душа.

– Женитесь? – видимо, мое лицо так искажается от изумления, что босс смеется.

– А ты думал я буду вечным холостяком? Мне наследник нужен. А Лиза девушка свежая, чистая, неизбалованная. Таких сейчас днем с огнем не сыщешь.

На этом разговор и заканчивается. Кажется, дела идут отлично, но беда приходит не с той стороны, с которой ее ждали. У европейских партнеров Тавади возникает проблема. Босс, уверенный в том, что девушка теперь никуда от него не денется, срочно летит во Францию. Я отправляюсь с ним. Кому Тавади поручает присматривать за Лизой, меня уже не интересует: маме наконец назначают день операции.

– Бери отпуск и лети в Израиль! – приказывает мне Тавади.

– Но, я не знаю, насколько затянется ее лечение.

– Это неважно. Оставайся с ней. Семья важнее.

Несколько месяцев проходят словно в тумане. Я курсирую от отеля к клинике и забываю обо всем. Изможденное болезнью лицо мамы стало маленьким и худым. Волосы выпали. Чтобы прикрыть голый череп, я повязываю ей платки. Становлюсь настоящим мастером-стилистом.

– Ты у меня на все руки мастер, Кирилл, – говорит мама, разглядывая себя в зеркало. – Вот бы тебя видел отец!

– Я его совсем не помню.

Действительно, отец погиб, когда мне было пять лет. В памяти остался темный силуэт, который собирал со мной машинки по деталям. А еще все годы взросления преследовало меня неясное чувство какой-то тайны, загадки. Казалось, мама что-то скрывает, о чем-то недоговаривает, но что, как я ни пытался выяснить, так и не узнал.

О том, что Лиза изменила Тавади я узнаю от секретарши Элины. Она изредка мне звонит и держит в курсе событий.

– Представляешь, – кричит она в телефон, – эта малолетняя швабра изменила Арсену Николаевичу.

– А ты откуда знаешь?

– Да вся желтая пресса заголовками пестрит. Совсем девка спятила! Наш босс ей не простит такой финт.

Да, не простит. Я сгибаюсь: резко засосало под ложечкой от нехорошего предчувствия. Даже не знаю, хорошо это или плохо, что я сейчас в отъезде.

«Что делать? Что делать? – мысли мечутся в голове, как испуганные птицы. – Нужно предупредить Лизу. Но как узнать номер ее телефона? Думай, думай!» – приказываю себе.

И идея приходит. Телестанция! Там точно есть все данные о девушке. Нахожу в записной книге айфона сайт нужного канала, звоню директору от имени Тавади. Заподозрить ничего не должны. Я и раньше сам связывался с руководством.

– Арсен Николаевич интересуется, не сменила ли данные Елизавета Васильевна, – начинаю без предисловий.

– О, как жаль! Как жаль! – тараторит директор. – Такая неприятная ситуация! Передайте Тавади, что мы уже уволили девчонку. Вот неблагодарная скотина! Взяли ее из подворотни, пусть назад отправляется!

Еле сдерживаюсь, чтобы не покрыть словоохотливого продюсера матом. Выслужиться решил перед боссом, как будто он столы и стулья новые заберет. Да Тавади даже не знает о такой мелочи, как спонсорская помощь! Урод усатый! Злость так и кипит в душе, не могу выдавить из себя ни слова. Наконец расцепляю губы.

– Я вас понял. Передам! Продиктуйте мне данные госпожи Селезневой. Мы сами разберемся.

Получив номер телефона, я задумываюсь. Если позвоню, то что скажу? Убегай подальше и поскорее, я постараюсь удержать Тавади на цепи? Лиза не поверит мне и самого пошлет, куда надо. Кто я ей? Холоп богатого человека, бессловесная тень.

Тогда я набираю смс:

«Лиза, Арсен Тавади – очень мстительный человек. Пожалуйста, если вы твердо решили с ним расстаться, уезжайте. Смените номера телефонов, откажитесь от пластиковых карт, не пользуйтесь общественным транспортом. Лучше на машине. Это письмо уничтожьте сразу, как получите. Я постараюсь успокоить его гнев, но не могу дать никаких гарантий. К сожалению, больше я ничего не могу сделать для вас. Кирилл».

Палец зависает над галочкой отправки, меня терзают сомнения. Если девушка мне не поверит и расскажет о письме Тавади, пострадаем и мы с мамой. За себя я не боюсь, но мама… Она не переживет.

Откидываю страхи и отправляю смс. Будь, что будет! Я сделал все, что в моих силах. Но сердце не на месте. Опять не могу спать. Загоняю себя в тренажерном зале до полуживого состояния, а мысли так и крутятся в голове. Что с Лизой? Как она?

Набираю номер Тавади, хотя бы так узнать обстановку.

– О, Кирилл! – неожиданно бодрым голосом говорит он, и я облегченно выдыхаю. – Как мама? Готов приступить к работе?

– Да, – мгновенно отвечаю я. – Операция прошла успешно. Мама восстанавливается.

– Вот и славно. Возвращайся, дел по горло. Пока был во Франции, дома возникли проблемы. Надо решать. Прилетай сразу в Питер, будем разбираться с тамошними компаниями.

Я растерянно отключаюсь. Почему в Питер? Босс забыл о Лизе? Решил оставить девушку в покое? В такое верится с трудом, но все же… Люди меняются.

Быстро собираюсь в дорогу.

– Мама, за тобой присмотрит госпожа Эльза. Оставайся в клинике до полного выздоровления. Когда соберешься домой, я за тобой приеду.

– Удачи! – мама целует меня в щеку. – А я уже начала переживать, что ты так и останешься возле мамкиной юбки.

В Питере я узнаю, что Лиза вышла замуж и уехала в неизвестном направлении. В течение нескольких месяцев я не слышу о ней ничего. Тавади ни разу не вспомнил неудавшуюся помолвку. Он был бодр, весел и уверенно наживал капиталы.

В конце января звонит мама и говорит, что ее выписывают. Я тут же лечу за ней в Израиль, привожу домой и устраиваю в московской квартире. Звонок от босса раздается поздно вечером.

– Кирилл, я жду тебя в Новосибирске. Да, привези наличку из сейфа.

– Что случилось?

Опять так сильно сосет под ложечкой от предчувствия беды, что не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Что делает Тавади в Новосибирске? Как там оказался?

– Живо ко мне!

Глава 8

Несколько месяцев незамутненного счастья пролетают как один день. Мы забываем о Тавади, как о страшном сне. Он ни разу не позвонил ни мне, ни маме, не попытался разыскать меня.

«Наверное, обиделся», – решаю я и перестаю оглядываться, когда выхожу на улицу. В конце концов, мы живем в цивилизованном мире, а не среди бандитов. Да и Арсен на такого совсем не похож. Воспитанный мужчина, настоящий джентльмен.

Выбрасываю я из головы и предостережение Кирилла. Кто он мне? Может, это была обычная провокация по поручению босса, желание посмотреть на мою реакцию, напугать. Или просто преданный раб захотел отомстить за оскорбление щедрого хозяина, как сделал это Сан Саныч, выгнав меня с работы.

Сегодня муж задерживается: что-то он засиделся в кухне над отчетом. Стрелки будильника показывают половину одиннадцатого, наш дом погружён в сладостную тишину, а я лежу в спальне, смотрю сериал и жду мужа:

– Игорь, заканчивай! – кричу и вздрагиваю: сынишка бьет пяточкой под ребро так сильно, что от боли на мгновение зажмуриваюсь. – Ах, ты проказник, – глажу по животу. – Потерпи ещё немного, солнышко, скоро увидимся.

Дверь открывается. Муж улыбается с порога, и комната словно освещается. Высокий, мужественный, красивый. Я влюбилась в этого парня с первого взгляда и ни на секунду не пожалела, что отдала ему всю себя без остатка. Сейчас смотрю, не отрываясь, в синие, как аквамарин, глаза и таю, млею от восторга.

«Боже, за какие заслуги ты наградил меня такой радостью?» – в который раз появляется нелепая мысль. Глаза подергиваются влагой.

– Лиза, ты почему плачешь? – Игорь одним шагом преодолевает расстояние от двери до кровати и садится рядом. – Где болит?

Я смотрю на мужа сквозь радужную пленку слез, и он кажется принцем из волшебной сказки.

– Темка толкается, – жалуюсь, надув губы: сегодня мне хочется немного покапризничать, чтобы приласкали и пожалели. Так приятно чувствовать себя слабой и любимой!

– Торопится, – муж кладет большую ладонь на живот, потом наклоняется и целует то место, где показывается крохотный бугорок, – сынок, не обижай маму, она у нас замечательная.

Игорь так произносит эти слова, что я опять чуть не плачу. Разумом понимаю, что гормоны играют, но чувствам не прикажешь.

– Ты уже закончил?

– Не жди меня, Лизок, спи. Мне ещё час нужно поработать. Завтра начальство ждёт отчёт.

Муж берет меня ладонями за щеки, треплет, крепко целует в губы и отпускает. Я невольно тянусь за ним.

– Ещё, пожалуйста…

– Спи, моя утена!

– Фу, то же мне прозвище придумал! – делаю вид, что обиделась. – Другие своих жён птичками и зайчиками зовут, а я – утена!

– Ты же у меня кто? Селезнёва. А самка селезня – это утена. Ты на неё сейчас очень похожа, – смеется муж и идет к двери.

Он останавливается на пороге, оглядывается и посылает мне воздушный поцелуй.

Этот последний миг безоблачного счастья отпечатывается в моей памяти навсегда. Уже через несколько минут мой дом превращается в ад.

Игорь выходит, я потягиваюсь, выключаю телевизор, и ловлю боковым зрением засветившийся экран телефона. Звонит мама: мы разговариваем каждый вечер перед сном.

– Лизочка, поздравь меня, я продала квартиру и буду перебираться к вам поближе, – голос веселый и бодрый. Давно я не слышала у мамы такие задорные нотки. Она долго не соглашалась кардинально поменять свою жизнь и вот наконец-то созрела. Я улыбаюсь.

– Я так рада! Так рада, мама, ты даже не представляешь! Когда прилетаешь?

– Надо завершить все дела, собрать вещи, отправить контейнер. Ещё задержусь на пару недель, а потом к вам. Как раз успею к рождению Темочки. Буду рядом с тобой.

– Люблю тебя, мамуля, чмоки-чмоки!

Я отключаюсь и… настораживаюсь: в наступившей тишине появляются странные звуки. Кажется, хлопок. А вот ещё один.

Перевожу взгляд: поверхность воды в стакане подрагивает. Адреналин поступает в кровь, от частых ударов сердца сбивается дыхание. Я откидываю одеяло, сажусь и прислушиваюсь.

Ни звука, только ветер бросает в окно январские снежные хлопья.

Выдыхаю: показалось. Может, шина лопнула у кого-то во дворе, или петарды запустили, не так давно прошел Новый год.

Ложусь на бок, обхватываю ногами длинную подушку, устраивая удобнее живот, и вздрагиваю: опять?

Теперь мне кажется, что это в коридоре что-то упало. Сразу тяжело становится дышать, воздух словно превращается в кисель. Он с трудом проникает в легкие. От страха мурашки бегут по телу.

– Кто там? Игорь, это ты?

В ответ – тишина.

Ребёнок беспокойно шевелится, чувствуя мое состояние.

– Тихо, маленький, тихо, – я кладу ладонь на живот.

«И правда, чего переполошилась? Все нормально, это Игорь бродит по кухне».

Перед глазами появляется картинка: муж наливает себе чай и отодвигает стул, чтобы сесть. Еще несколько минут стою, впитывая звуки, потом ложусь. Однако успокоиться не могу: тревога шумит в ушах, перекрывая хорошую новость о приезде мамы, и гонит меня из спальни. Я выбираюсь из-под одеяла, распахиваю дверь, вот тут и слышу приглушённый разговор: муж, кажется, не один.

Сначала даже не понимаю, откуда доносятся голоса. Бегу на цыпочках по коридору до полоски света, льющегося из кухни, и уже хочу ворваться с криком: «Ага! Пончики без меня лопаешь!» – как вдруг новый грохот разрывает тишину.

Я испуганно сжимаюсь, боюсь пошевелиться, живот твердеет от спазма. Сердце колотится где-то в горле, да так громко, будто кто-то в груди бьет в барабан.

– Мужики, одумайтесь? – голос мужа звучит приглушенно. – В квартире нет ничего ценного, просто забирайте все и уходите.

– Кончай его, Клык!

Я взвизгиваю, но тут же закрываю рот ладонями. «Что это? Почему – кончай? Кого? За что?» – в голове один за другим вспыхивают вопросы. Все тело сотрясает крупная дрожь, мыслей нет. Меня словно парализует на мгновение.

Приглушённый хлопок выводит из паралича. Я встряхиваюсь и начинаю метаться. Бросаюсь на цыпочках в комнату: «Полиция! Надо позвонить в полицию!» Открываю дверь, но забываю, зачем пришла, и бегу обратно: соседи ближе.

Трясет так, что зубы выбивают дрожь, и приходится с силой сжимать челюсть, чтобы они не стучали. Я никак не могу нащупать в кармане куртки ключ.

Черт с ним! Взгляд лихорадочно мечется по коридору. В углу прихожей на полке вижу хрустальную вазочку. Хватаю ее и прижимаю к себе, как родную.

– Мужики, – голос Игоря хрипит, прерывается, звучит так, словно ему зажимают рот. – За что?

– Прости, парень. Ничего личного, работа, – отвечает приглушенный бас.

Раздается хлопок, и я в этот момент врываюсь в кухню. Бросаю вазочку в одного, другого отталкиваю. Он впечатывается в косяк и взрывается бранью, но я смотрю вниз. Там, на полу, в луже крови лежит мой любимый…

– А-а-а! – из горла вырывается крик.

Боль ножом впивается в грудь и живот. Я сгибаюсь пополам и чувствую, что падаю.

Удар…

Комната плывет перед глазами, все ускоряя кружение, а дальше – провал…

Глава 1

Новосибирск встречает пургой и морозами. Сидя в самолете, я схожу с ума от неизвестности. Мало того, что в этом городе у Тавади нет филиала, так еще и странная просьба насчет денег из сейфа, которые я должен был положить почему-то в коробку из-под торта. Если это взятка, а в сейфе босс хранит неучтенную наличку, то весьма странная.

Как только приземляюсь, сразу звоню Тавади.

– Прилетел? Хорошо. Дуй в местный роддом.

– Куда? – от удивления даже нарушаю правило: не задавать глупых вопросов.

– В роддом номер два. У тебя со слухом проблемы?

– Просто все так неожиданно.

– Потом поговорим. Деньги привез?

– Д-да.

– Тебя ждет у входа в аэропорт машина. Сразу ко мне!

Ветер на улице просто сбивает с ног. Давно уже не сталкивался с такой непогодой. Пытаюсь что-то разглядеть сквозь пелену снега, но все сливается в одну массу.

– Кирилл Михайлович? – голос раздается за спиной, и я поворачиваюсь.

– Да.

– Прошу вас.

Огромный силуэт шагает впереди. Я вижу только черную спину, но сейчас мечтаю спрятаться куда-нибудь от этой пурги. Хорошо, что машина припаркована в нескольких шагах от выхода из аэровокзала. Забираюсь на переднее сиденье и отряхиваюсь.

– Ну, и погодка! Только черти в такую метель свои дела делают, – пытаюсь пошутить.

Неожиданно ловлю косой взгляд парня и присматриваюсь. Этого человека я вижу впервые, и он не представился. Новый сотрудник? Хотя… я вряд ли знаю всех работников компании Тавади.

Тогда, значит, этот громила охраняет босса в мое отсутствие? Тоже не вяжется. Сплошные загадки!

– Поехали? – парень искоса смотрит на меня.

– Да, – секунду наблюдаю, как мощные пальцы поворачивают ключ, и спрашиваю: – Может, расскажешь, что делает в роддоме Новосибирска Арсен Николаевич? Я, когда улетал в Израиль, не слышал, чтобы у него в планах был наследник. А прошла всего неделя.

– Здесь жила его пассия, – глухо отвечает водитель.

Еще удивительнее. Первый раз слышу, чтобы босс заводил любовниц в глубинке. Ему и столичных красоток хватает.

– Какая? Как зовут?

Опять быстрый взгляд в мою сторону, в глаза словно буравчики вставлены, так и норовят просверлить насквозь.

– Поговорите об этом с боссом. Кажется, Лиза.

Его ответ бьет кувалдой по мозгам. От потрясения я не знаю, что сказать, и замолкаю. Смотрю на дорогу, где завивается в спираль метель, слышу снег, стегающий по стеклу, движение дворников и не могу прийти в себя.

Что здесь делает Лиза? Она же вышла замуж и осталась в Москве. Тавади забыл о ней и все время находился в Санкт-Петербурге, решая дела с партнерами.

– Ничего не понимаю…

– А тебе и не надо. Выполняй приказы, и все!

Я растерянно смотрю себе на колени, где в пакете спрятана коробка. Разрозненные пазлы становятся на место. Взятка в виде торта, подаренная в роддоме, вряд ли кого-то удивит. Но что делает Тавади в роддоме? Пытаюсь в уме подсчитать срок беременности, ничего не получается. Если она ждала ребенка босса, тогда уже должна была родить. А если это ребенок ее мужа, по всем срокам рано.

– Тортик на родины везешь? – выдергивает меня из мыслей водитель.

– Не твое дело!

– Вот и поговорили.

Кошусь на соседа. Здоровенный мужик! Плечи занимают всю спинку кресла. Я тоже высокий и крупный, но тут просто гигант. Он делает вид, что не замечает моего интереса. Вытягивает шею, всматриваясь в лобовое стекло, и тихо матерится. Неожиданно мой взгляд приковывают черные полоски на коже водителя. Напрягаю зрение: странные щупальца выглядывают из-под воротника и прячутся под волосами.

«Чаки? – шокирует открытие. – Что здесь делает Чаки?»

Холодным потом покрывается спина. Надежда, что босс оставил девушку в покое и позволил ей жить своей жизнью, тает, как дымка. Неужели этот урод что-то сделал с Лизой? Сердце сжимается от ужаса, спазм перекрывает дыхание, и я закашливаюсь в приступе паники.

– Ты болеешь? – чистильщик поворачивается ко мне.

Тут же по ушам бьет сигнал клаксона. Чаки матерится, вцепляется в руль и пытается его повернуть. Машина юзом катится по скользкому асфальту, выезжает на встречную полосу. Мимо с отчаянным визгом проносится черная Мазда.

– Твою ж мать! Тормози!

– Сам знаю, что делать. Заткнись!

Чаки с трудом выравнивает движение, он кажется невозмутимым, но я вижу, как подрагивают его пальцы. Меня и самого трясет от напряжения и неприятных открытий, которые сыплются одно за другим.

– Далеко еще? – спрашивая, лишь бы нарушить гнетущую тишину, и вздрагиваю от звука собственного голоса.

– Приехали.

Машина тормозит на стоянке у приемного покоя. На фронтоне здания светится неоновая вывеска: два аиста по краям несут в клювах младенцев, а в центре написано: «Родильный дом № 2».

– Ну, покедова! – машет рукой Чаки. – Может, еще и свидимся.

Его кривая улыбка напоминает оскал, а в словах звучит предостережение. Я выбираюсь из машины и скачками, перепрыгивая через заносы, несусь к входу в роддом. Желания встречаться с Чаки нет никакого, а раз он рядом с боссом, значит, случилось что-то ужасное.

Тавади ждет меня в приемном покое. Я издалека вижу, как он мерит широкими шагами холл. Вот останавливается, что-то говорит медсестре, смотрит на дверь. Мы встречаемся взглядами.

– Наконец-то! – вместо приветствия бурчит он.

– В занос попали, чуть в кювете не оказались, – оправдываюсь я.

– Привез?

– Да, – протягиваю пакет с коробкой.

– Потом. Раздевайся, бери халат, пошли.

– Арсен Николаевич, что случилось? – спрашиваю и с замиранием жду ответа.

– Большая неприятность у нашей предательницы Лизы, – отвечает он и идет к лифту.

– Неприятность?

– Кирилл, не тупи! Ты же знаешь, что девчонка вышла замуж.

– Да, но я думал, что она в Москве. А тут такое…

– Нет, ее мужа перевели по работе в Новосибирск, а вчера ночью в квартиру ворвались воры. Парня убили. Лизу в бессознательном состоянии привезли в роддом. Соседи услышали крики и вызвали скорую помощь и полицию.

Слушаю, а внутри все холодеет от ужаса. Какие воры? Какое нападение? И откуда узнал об этом Тавади? Он же делал вид, что простил предательство Лизы?

– Какой кошмар! Что-то совсем не везет девушке. Но как вы здесь оказались? – все же задаю самый важный вопрос.

– Вместе с ее матерью. Я поддерживал связь с Аленой Игоревной. Не могу же бросить несчастных женщин в беде.

Как же! Ты можешь, еще как можешь! Просто подвернулся шанс, вот ты и решил опять сыграть роль благодетеля. Авось в этот раз выгорит, и тогда Лиза точно будет связана по рукам и ногам.

Черные мысли, одна мрачнее другой вращаются в голове, пока мы идем по сонному коридору родильного отделения. Останавливаемся перед какой-то дверью. Тавади внимательно смотрит на меня.

– Там Лиза? – вырывается из горла сиплый вопрос.

– Нет. Это палата новорожденных. Там ее ребенок.

Тавади распахивает дверь и пропускает меня внутрь. Грудь теснит комок волнения: я еще никогда не видел новорожденных. Не доводилось. Своих детей не завел, а с бывшими друзьями связи растерял. Работа, дом, клиника, тренажерный зал – вот и все мои развлечения.

– Погоди. Половину денег убери из коробки. Пригодится еще.

Босс закрывает меня, и я быстро распихиваю пачки по карманам. Нас никто не видит, поздний вечер, почти ночь. Вокруг тишина и пустота.

Стекло перегородки палаты недоношенных напоминает экран телевизора, на котором в этот момент идет фантастический фильм.

В рассеянном свете, льющемся от настенных светильников, комната кажется царством пластика, стекла и металла. Блестят штативы капельниц, с мерным жужжанием работают мониторы и другая аппаратура, сквозь прозрачные стенки кувезов[2] виднеются розовато-желтушные дети, маленькие, худые и беспомощные, как цыплята. Настоящие инопланетяне.

Я настороженно наблюдаю за боссом. Он стоит у входа и смотрит на сморщенное личико новорожденного, который дышит тяжело и часто. Изредка маленькое тельце вздрагивает, и тогда приходят в движение ручки и ножки, открывается вот-вот готовый разразиться криком рот.

Босс брезгливо кривит губы. Что он хочет увидеть? Знакомые черты? Я тоже вытягиваю шею. Ничего, совсем ничего нет от Лизы. Ни нос картошкой, ни мягкий, дрожащий подбородок, ни темные волосенки не напоминают мне о хохотушке-шатенке.

Тавади усмехается углом жесткого рта, глубоко вздыхает и выдыхает через рот. Тревожный знак. Он напряжен и едва сдерживает раздражение. Я тоже настораживаюсь. Зачем мы здесь? Что босс хочет увидеть? Я ни на мгновение не поверил в кражу и грабителей, убивших Лизиного мужа. Чаки не зря ошивается поблизости.

«Господи, отведи беду! – на секунду закрываю глаза. – Не дай свершиться еще одному греху!»

Но мысль мелькает и прячется в тайниках сознания.

– Господин Тавади, наденьте халат и шапочку, – окликает босса медсестра и протягивает ему одноразовую одежду голубого цвета, а сверху кладет синие перчатки.

– А это зачем?

– Недоношенные дети очень слабы, в палате должна быть атмосфера, близкая к стерильной. Простите, – смущенно продолжает она. – Я не должна вас пускать. И без того нарушаю должностные инструкции.