Читать онлайн Фёдор и Алексей Басмановы. Пять веков без права голоса. Настоящая история боярского рода Басмановых-Плещеевых бесплатно

Фёдор и Алексей Басмановы. Пять веков без права голоса. Настоящая история боярского рода Басмановых-Плещеевых

Моей единомышленнице, родной душе, близкому человеку и соавтору Алле Суонинен

И моему переславскому Хранителю Марине Арнольдовне Дорофеевой с благодарностью, которая не измеряется поэтическими словами.

За всё, что было прожито, пережито и пройдено вместе по «Дороге Фёдора Басманова».

Любая дорога заканчивается, но остаются те, кого ты встретил на своём Пути.

Труднику Свято-Троицкого Данилова монастыря г. Переславля-Залесского и Елизаровского подворья «непослушнику» Александру Жукову. За бабочек (в храме и в животе), за морозное Елизарово, где стекленеет время. За самое тяжёлое испытание и за самое большое счастье, за самый важный кармический урок. За то, что Ты есть.

Рис.0 Фёдор и Алексей Басмановы. Пять веков без права голоса. Настоящая история боярского рода Басмановых-Плещеевых

Никитский храм в с. Елизарово (родовая вотчина Басмановых). Вид на старый шатровый храм XVI века с колокольни. За фото – спасибо труднику елизаровского монастырского подворья Александру Жукову.

Однажды, вьюжной февральской ночью

Однажды, вьюжной февральской ночью, близ города Переславля-Залесского в семье русского воеводы Алексея Даниловича Басманова, храброго воина, участника множества битв, случилось долгожданное пополнение.

Зажглась на переславском небосводе яркая улыбчивая звездочка. Сын родился!

Может, ангелы пели в ту ночь, благословляя родителей, уже не чаявших познать простое человеческое счастье. Может черти раскинули карты, чтобы выяснить, кому впоследствии достанется эта странная душа… Однако ночь, когда мальчик появился на свет, выдалась звёздной и безмятежной. В такие ночи время застывает, воздух становится стеклянным, а небо бесконечным. Такие ночи и сейчас в Переславле обыденность.

Новорождённого нарекли Феодором, Фёдором. Фёдор – значит дар Божий, дар Господень. Очень может быть, в честь христианского святого Феодора Стратилата. В наше время несправедливо забытого, но особо почитаемого русским средневековым воинством. Кто знает, не святой ли Феодор Стратилат помог верному рабу своему вымолить это чудо? За доблесть, за отвагу, за бесстрашное служение на рубежах Отечества. Заслужил.

Ребёнок случился поздний. Когда Господь осчастливил Алексея Даниловича и супругу его Арину, воевода находился в годах солидных даже по меркам современным. А уж по меркам века шестнадцатого ему не детей, а внуков впору было нянчить. Сажать малых на колени да терпеть, когда за бороду тянут. Внуки – это внуки! Рассказывать о легендарных битвах с татарами, ливонцами и прочей нечистью заморской. Кому, как не Алексею Басманову, знать про такое? Кому, как не Алексею Даниловичу, передавать опыт молодым? На лошадь сажать, сабельку в руку вложив.

Отличился воевода и на Судбищах, и под Казанью. На город Юрьев ходил, Ругодив брал. Хлебнул трудностей походных сполна, пуд соли съел, цену побед честных и поражений горьких изведал. Нигде и никогда этот воин не отсиживался. Не посрамил род Плещеевых. Тех самых, что несколько веков оставались для русских государей опорой. Опорой крепкой, надёжной. Плещеевы у трона стояли, но скромно, чуть в стороне. За славой и почестями поперёк остальных никогда не лезли, локтями расталкивая. Зачем? Почёт и слава сами придут после дела доброго.

Алексей Данилович, бесстрашный воин и талантливый воевода, лучшее от рода взял да преумножил. Выше других вознёсся, не возгордившись притом. Но тягучее, липкое проклятие, невесть откуда взявшееся, много лет следовало за ним. Сам вырос без батюшки, даже взгляда весёлого не запомнил. Один за другим умирали его малолетние дети, не дожив до возраста, который назывался отрочеством. И вот… отступило проклятие? Растаяло?

Сын родился! Первенец. Желанный. Наследник!

Все прекрасно знают, что поздние дети особо любимы. Баловни! Даже если родители уже неоднократно познали счастье отцовства и материнства. Алексею же такое счастье предстояло узнать впервые.

Любовь к сыну воевода доказал не пустой звягой, а делом истинным. Испытав все горести тяжёлого продвижения по службе, познав, каково оно, ждать милость судьбы, не иметь возможностей показать то, на что способен, Басманов стал тем самым человеком, который дерзнул изменить служебные механизмы эпохи. Железным кулаком он сломал систему и поднялся на недосягаемую высоту. Заодно обеспечил собственному сыну и другим талантливым молодчикам блестящее будущее, почётные должности и безбедную жизнь. Много или мало оставалось сделать самому Фёдору Басманову? Забегая вперёд, приоткрою тайну: много.

Удержаться на шаткой небесной лестнице и не упасть с высоты на земную твердь, утыканную кольями, а то и просто к ногам вчерашних собратьев, тут же превратившихся в шакалов и готовых разорвать на куски, сложно. Фёдор рос в молодом средневековом мире, где талантливым быть мало. Нужно каждый день доказывать, что лучший. Нужно уметь выживать.

Поздние дети любимы, но любовь эта порой представляет странное сочетание баловства и повышенной требовательности. Ты родился и теперь многое должен. Роду, отцу, государю, Отечеству. Нелегко приходилось юноше в шестнадцатом веке, а сыну такого отца вдвойне тяжелее. Быть не хуже. Быть ровней, стать лучше. Сделать то, что не сделал он, Алексей Данилович. А Басманов на недосягаемую высоту поднялся! Политик, воин, дипломат. Государев советник. Да какого государя! До сих об Иоанне IV Грозном спорят до хрипоты, копья ломают. Силу и ум, порядочность, упрямство, характер, военную доблесть, отвагу и смекалку – всё это Алексей должен был передать своему сыну. Позднему, любимому, желанному. Сын же всё это принять, усвоить и соответствовать.

Яблоко падает от яблоньки недалеко. Но красивые, румяные и сочные яблоки желанная добыча червяков и другой нечисти. Не знал Алексей Данилович, сколько горестей ему достанется. Ещё больше свалится на юную голову, вихрастую. Взбалмошный сын получился, с норовом. Даже в час собственной гибели, не пожелал покинуть грешную землю, раствориться в небытии, характер решил показать. Не последний раз.

Лишь притаилось то самое проклятие. Предоставило воеводе и его семье небольшую передышку, чтобы позже, со всей силы ударить. Низвергнуть Басмановых в пучину человеческой злобы.

Фёдор Алексеевич Басманов-Плещеев родился под счастливой звездой и с «золотой ложкой во рту». Позже настанут дурные времена, когда молодого мужчину, воина, полного сил и нереализованных талантов, предадут, оболгут и добьют где-то в сырых тюрьмах северного Белозёрского края. Разлучат перед этим с маленькими сыновьями, заставят лицезреть падение любимого отца. Единственного друга его и наставника. А других друзей и не было у него… Их не бывает у тех, кто находится на подобной высоте. Уничтожить, спесь сбить, гонора поубавить. Отнять всё то, к чему Фёдор привык с детства. Лишить даже отпевания, могилы и достойной памяти.

Это потом писатель А. К. Толстой напишет про сына воеводы «…отверженный Богом Басманов». Создаст художественный образ глупца и подлеца, которому все поверят, приняв за действительность. А уважаемый Н. М.Карамзин, который завещал нам защищать мёртвых, оставит на измученной душе, скитающейся по свету, несправедливое и лживое клеймо отцеубийцы, пересказав своим читателям сплетню одной из самых желчных и злобных персоналий XVI века.

Это потом, в наше время, юный защитник Рязани, отогнавший от стен осажденного города полчище татарвы, станет объектом развлечений поклонников альтернативной истории, скучающих домохозяек и любителей жарких сплетен. Будет испачкан грязными руками, будет зваться не по имени-отчеству, как должно с звать предков, а «Федькой», «царской Федорой», «Федюшей».

А тогда… в зимнюю ночь, когда пыхтели дымницы и время стыло, в доме воеводы разразилось первым криком долгожданное счастье.

Звезда Фёдора Басманова набирала силу, освещая в одиночку небо заснеженного Переславля-Залесского и блуждая по кромке Плещеева озера.

Сопереживание – основа познавания истории

Данная книга, посвящённая истории семьи Басмановых-Плещеевых, не претендует на новизну исследования и на исторические открытия. В качестве вектора движения для своей работы я взяла принцип, сформулированный советским учёным Р. Г. Скрынниковым:

«Перед исследователем открыты два пути. Он может обнаружить в архивах неизвестный ранее пласт архивных документов. Применительно к русскому средневековью такие находки очень редки. Вражеские нашествия и пожары безжалостно уничтожили почти все древние русские архивы. Поиски архивных документов требуют упорного труда. При этом нет никакой уверенности, что труд принесет плоды.

Другой путь – новые интерпретации известных ранее документов. Те, кто избрал этот путь, могут рассчитывать на серьезные открытия, если им удастся разработать новые методы критики источников, неодинаковые для разных видов документов. На оценку опричнины решающим образом повлияли два открытия: во-первых, находка в архивах поземельных кадастров и, во-вторых, реконструкция исчезнувшего опричного архива…Исход архивных разысканий зависит не только от меры затраченного труда, но также от интуиции и удачи. Самое важное – найти путеводную нить, верное направление поиска. Можно провести в архиве полжизни и ничего не обнаружить. Чаще всего верный путь помогают найти противоречия, обнаруженные в источнике».

Передо мной стоят две цели и обе они имеют полное право считаться новыми.

Цель первая – собрать под одной обложкой все существующие на данный момент сведения о представителях семьи Басмановых для воссоздания максимально объективной картины жизни и характеров главных опричников Ивана Грозного. Грамотно скомпилировать информацию для широкого круга читателей, сделав это максимально этично. Отделить, наконец, зёрна от плевел, а правду от грязных сплетен, жертвами которых Басмановы стали несколько веков назад.

«Если историки, как Костомаров, превращались ради Грозного в беллетристов, то и поэты, как Г. Майков, превращались ради него в историков и приводили в восторг настоящих историков…»[1].

Опричнина как политический проект до сих пор вызывает горячий интерес и споры. Но, несмотря на этот интерес, в современной историографии не существует подробной работы, посвящённой отцу-основателю опричнины А. Д. Басманову и его сыну Фёдору – талантливому и перспективному молодому военному. Несколько коротких статей, увы, не заполняют информационный вакуум, существующий вокруг Басмановых, и не пытаются продемонстрировать читателю этих людей с новой точки, показать их во всей полноте, обозначить глубину и многогранность. Более того, статьи полны фактологических ошибок, путают и вводят читателя в заблуждение. Нет в этих статьях ни анализа, ни попытки разобраться. Уж тем более авторы статей далеки от переживаний относительно репутации Басмановых. Чаще всего информация подана небрежно (ошибки встречаются даже в отчествах главных героев) или имеет пропагандистский оттенок. Вектор работ зависит лишь от целей и взглядов того или иного автора.

Алексей и Фёдор воссияли над Русью тёмной полынной звездой и оставили после себя славу неоднозначную. Крест отца – тяжёлый крест политика первого эшелона. Крест в некотором смысле благородный. Это та ответственность, которую человек берёт на себя сам, выбирая жизненный путь. Берёт добровольно, с полным осознанием последствий. Но сын, похожий на тонкую гибкую вербу, призрачный, мерцающий в своём отчаянии, принял груз непосильный и незаслуженный.

Фёдор и Алексей Басмановы по определению удобная и соблазнительная мишень для отравленных стрел. Тот, кто не умеет стрелять, может попробовать воткнуть нож в спину или просто плюнуть с безопасного расстояния. И вот здесь необходимо сказать о второй цели, которую я поставила перед собой. Пронзительную мысль высказал в одной из своих работ замечательный современный историк Дмитрий Михайлович Володихин:

«Русские полководцы времен Московского царства безгласны. В подавляющем большинстве случаев неизвестны какие-либо документы, написанные ими, послания, тем более мемуары. В допетровскую эпоху мемуаров не писали… Они не были летописцами. Они не были публицистами. Они не писали воинских повестей. Они только сражались за отечество»[2].

Наши предки (не только грозненские воеводы) действительно не могут подняться из курганов, чтобы молвить краткое, ёмкое, суровое слово. Они не могут защититься, ответить на клевету. Они не могут наказать за неё. Это настолько очевидно и настолько болезненно для тех, кто привык любить не только себя, что самая первая моя статья, посвящённая Фёдору Басманову, написанная до знакомства с трудами Д. М. Володихина, называлась «Фёдор Басманов. Пять веков без права голоса». Истерзанный и измученный скучающими людьми юноша, прожил слишком мало, чтобы сухие канцелярские строки из Разрядных книг ожили и рассказали широкой аудитории о прекрасном молодом русском воине, коим он, без сомнения, был. Художественное слово сильнее. До сих пор в души проникает яд, сочащийся из мемуаров иностранцев и предателя князя А. М. Курбского, сводящего счёты с новыми советниками Грозного, путём создания литературных мифологем. Мифологем, которые оказались чудовищно живучими. Чтобы понять беду человека, его боль, высоту полёта и размах последующего низвержения, необходимо перелопатить десятки документов, источников и проанализировать информацию, касающуюся не только единственной персоналии, но и всей эпохи. Тяжёлая работа. Курбский или иностранные пропагандисты в XXI веке куда лучше отвечают запросам непритязательной публики, любящей пикантное, грязное, остренькое. До сих пор Басмановым нечего было противопоставить в ответ. Да и кто их спрашивал? Кто хотел прислушиваться, чтобы услышать? Право слова (пусть и чужими устами) юный боярин и опричник Фёдор Алексеевич Басманов дожидался почти пять веков.

«Есть ли что-нибудь, столь же сильно разжигающее интерес к личности, как сопереживание?» – вопрошает Д. М. Володихин. Именно сопереживание чужому человеку, погибшему по ложному доносу, подвигло меня в 2020 году создать историко – литературный интернет-проект «Дорога Фёдора Басманова». Изначально проект представлял собой цикл парных художественных и документальных статей, задачей которых являлась популяризация истории семьи Басмановых. В основу проекта легла «экологичная» (как сейчас модно говорить) подача реальных исторических фактов, позволяющих посмотреть на Басмановых с совершенно новой стороны.

Во избежание недоразумений и разочарований, стоит уточнить «на берегу»: автор книги не историк, а литератор, поэт-почвенник, которому не чужды такие понятия, как Родина, Отечество, память и уважение к истории. Искренне уверена, что история и литература не могут и не имеют права враждовать по причине своего духовного родства. Даже самые профессиональные историки не всесильны. Это обычные люди, у них есть слабости, предпочтения и пристрастия. Более того, многие являются носителями определённой идеологии и под неё выстраивают концепции, подтягивают факты, подают информацию так, чтобы информация работала на «линию партии» или на личную идею автора. Кроме «линии партии» и собственного интереса, существуют ещё и пресловутые запросы публики. О неприхотливости и всеядности коей говорил С. Б. Веселовский:

«Широкие круги читателей не интересуются «кухней» исторической науки и нередко проявляют наклонность относиться с пренебрежением и полным неуважением к неблагодарному труду ученых, посвящающих свои силы разработке источников и технике научного исследования. Читатель требует от историка широких обобщений, ярких характеристик лиц и событий, категорических суждений и эффектных в соответствии с темой картин. Историки поддались соблазну выполнить «заказ» читателя, не тратить свои силы и время на неблагодарный труд фактического исследования прошлого и спешили дать читателю эффектные, мнимонаучные обобщения и концепции»[3].

В результате совокупности перечисленных факторов историк (как и литератор, собственно!), который берётся прописывать портрет той или иной личности «под запрос», может серьёзно навредить чужой репутации. Если ослабевает рука историка, его собрат-литератор может и должен прийти на помощь. Искусство популяризирует науку. Искусство может помочь, стать адвокатом и защитником тому, кому это нужно. К сожалению, Басмановым не повезло как с историками, так и с авторами. Справедливая кара за жестокую опричную деятельность? Вряд ли. «Свои поэты» приходят даже к злодеям. Ведь «обеление» не всегда является целью и задачей. Гораздо важнее показать антидуализм человеческого характера, в частности русского человека, в душе которого одновременно способны уживаться монашество и разбой.

Идея создания данной книги появилась в 2021 году, уже после, того как интернет-проект дал первые ростки и стало ясно, что моя задумка не пустая. Странное и тяжёлое время. Время передела мира. Седьмой год шла война на Донбассе – в стране моего босоногого советского детства. Националисты уже сожгли заживо людей в одесском Доме профсоюзов. Бесконечные обстрелы Донецка, Горловки, Луганска, Волновахи. Обстрелы не только фронтовых зон, но и больниц, храмов, школ, роддомов. До сих пор на территории Донбасса находят свежие могильники, заполненные трупами мирных жителей. «Майданные» девочки и мальчики из поколения, не знающего проблем, поколения, выращенного с помощью западной психологии (где ребенок есть личность с правами, но без обязанностей), разливают по бутылкам горючую смесь, чтобы швырять бутылки в молодых ребят из подразделения «Беркут». Эти же мальчики и девочки, которых тошнит от слов «Родина», «Отечество», «патриотизм», выкладывают в интернет фотографии сожжённых людей и щеголяют друг перед другом упражняясь в глумливом остроумии. Другие мальчики и девочки, сидя на летних верандах московских кофеен и лениво потягивая смузи, рассуждают о звериной «диктатуре», якобы царящей в России. Впрочем, для них нет России. Нет Родины. Есть «Рашка» и «совок». В столице – либеральные митинги, главный лозунг которых «за мир» звучит из уст тех, кто так и не захотел за несколько лет увидеть трагедию Донбасса.

«За мир» – это возможность создавать однополые семьи. За мир – это возможность швырять камни в ОМОН. Это право безнаказанно оскорблять Родину, коверкать историческое прошлое. За мир – это за права без обязанностей. Комфортный мир. Не мир, а мирок, где никто не мешает пить смузи на летней веранде.

Летом 2020 года – ещё один «Майдан» в Белоруссии. Попытка, успешно подавленная силовиками.

К моменту завершения книги, ситуация не стала лучше. В феврале 2022 года объявлена Специальная военная операция (СВО). На фронт, как и в былые времена, потянулись лучшие мужчины, редкие носители уцелевшего после перестройки 90-х нравственного начала.

У случившегося причин много. Социальные, политические, экономические, идеологические. Но среди этих причин есть одна особо страшная: у целого поколения отсутствует национальная самоидентификация. Человек без обязанностей и долга, без памяти и уважения к тем, кто жил до него, пренебрежительно относящийся к традициям, постепенно превращается в «Ивана без родства». Такому человеку одинаково плевать и на миллионы погибших соотечественников во время Великой Отечественной войны, и на то, где находится могила его собственной бабушки. Этому дикому распаду и отчаянному разложению человеческой души после падения железного занавеса поспособствовали и сами учёные, складывая вечную «фигу в кармане интеллигенции».

«Личность царя Ивана всегда притягивает к себе, хотя и тем, что в последнее время стали называть «отрицательным обаянием». Да, действительно, это яркая личность, не посредственность, а индивидуальность. На расстоянии в четыре века, когда уже нет риска стать жертвой этой индивидуальности, возникает соблазн поддаться ее обаянию. Нельзя! Мы – люди, такие же, как те, кто в далеком 16 веке умирал в муках, терял любимых и близких по вине этого талантливого человека. Мы обязаны помнить, что новаторские в литературном отношении строки вышли из-под пера одного из самых страшных тиранов и деспотов отечественной истории.

Когда мы в истории, а не в жизни сталкиваемся с человеком, сыгравшим в ней значительную роль, но запятнавшим себя злодеяниями, услужливо возникает успокоительное словосочетание «противоречивая личность». В чем противоречивость? Назовем ли мы так убийцу, перевыполняющего нормы и соблюдающего режим в местах заключения? Мздоимца, помогающего больному племяннику за счет взяток? Так должен ли быть счет к историческому деятелю, чьей жертвой пали не единицы, а тысячи?

Была ли жестокость царя Ивана жестокостью века? В чем-то, разумеется, да. Время инквизиционных костров и Варфоломеевской ночи. Но все же к обычаям времени не сводится грозненская тирания, ибо садистские зверства этого монарха резко выделяются и на фоне действительно жестокого и мрачного 16 века. Впрочем, разве не жесток наш просвещенный 20 век, познавший газовые камеры и противотанковые рвы, наполненные трупами стариков, женщин и детей, сталинско-ежовско-бериевские застенки, кровавые преступления пол-потовских «красных кхмеров», бесчинства хунвейбинов? Но мы ведь не считаем, что Бухенвальд и Освенцим оправдывают деяния Пол Пота…Если же вернуться в 16 век, можно заметить, что люди этого времени были потрясены страшными злодеяниями царя Ивана. О его невероятной и для современников жестокости единодушно свидетельствуют и русские, и иностранные источники»[4].

Историк В. Б. Кобрин сводит личные счеты со Сталиным, используя для этого времена более древние. И Грозный и его окружение становятся средством и способом мести, достижения собственных целей. Историк призывает не изучать и не прощать (столь далёких предков), не анализировать, а устроить очередной суд. Кобрин полон горького сожаления:

«Сталин защищал свою политику: ведь именно он закрыл петровское «окно в Европу». Поскольку культура, наука и техника не могут развиваться в условиях изоляции, страна за сталинский страх перед «коварными иностранцами» заплатила не преодоленным до сих пор отставанием во многих областях».

Но если Сталин защищал свою политику, то на защиту чего встал историк? На защиту возможности его собственных коллег торговать гербалайфом в переходе метро? Пирамид МММ? Котлеток из «Макдака» и путан у «Метрополя»? У каждого свободного гражданина должно быть право стать жертвой случайной уличной перестрелки! Так? Да здравствуют «окно в Европу», бандитский Петербург и грязная Москва, забитая до отказа челноками и бомжами.

С. Б. Веселовский в своей критической статье, посвящённой историческому роману В. И. Костылева, желчно уничтожает писателя за то, что тот отважился показать «тирана Грозного» чуть лучше, чем на самом деле. Распалённые борьбой, учёные не гнушались откровенными манипуляциями, дабы работали необходимые параллели. В «святые 90-е», полные гласности и свободы, страна (наконец) освободилась от «кровавого совка» и в здании завода «Серп и Молот» был торжественно открыт первый в стране гей-клуб. Интеллигенция смогла спать спокойно! Пришла свобода.

Веселовский и Кобрин хотя бы имели право на мнение. Они жили в то время, на которое горько сетовали. Однако, традиция поносить укоренилась и приняла особо уродливую форму. «Чем моложе блог(г)ер, тем хуже ему жилось при Сталине».

Сейчас процессы тотальной культурной деградации и нравственного разложения (свойственного обществу потребления) пытаются замедлиться. Война – это страшно. Это гибель людей. Однако, если принять мысль, что всё случается по Божьему разумению, именно война, способная сплотить нацию, может стать если не очищением, то точкой невозврата. Наступил момент поиска новых объединяющих национальных идей и патриотических идеалов.

Надо признать, что поиск проходит медленно и с большими затруднениями. По русской земле бродят толпы потребителей, которым, происходящее в лучшем случае не интересно. Они не стремятся знать социально-политических процессов, не спешат задумываться или принимать участие.

В наше время нет честных войн за земельный ресурс в том виде, в каком они происходили при Грозном, например. Войны стали хитрыми: гибридные, идеологические. Войны идут за сознание людей. Разменной (и самой ходовой) монетой в таких войнах становится молодое поколение, о котором мы неоднократно вспомним на страницах данной книги.

И вот теперь вопрос: могут ли идеалы быть абстрактными и не соотноситься с конкретными персоналиями? Вряд ли. Слишком зыбкой и абстрактной становится тогда обсуждаемая материя. Вспомним Советский Союз, где воспитывались здоровые духом дети, подростки, молодёжь. Воспитывали их на примерах поступков самых разных людей. От революционеров до партизан. От трактористов, перевыполнивших план до Юрия Гагарина.

Фёдор и Алексей Басмановы с лёгкостью могли бы пополнить пантеон русских героев. Алексей Данилович – мудрый, храбрый и находчивый воин. Человек, который многократно спасал отчаянное положение, когда полк находился на краю гибели. Ситуации, в которые он попадал, требовали не только отваги. Но и хитрости, ловкости ума, сообразительности. Свидетель явления святого Никиты Новгородского, ктитор Никитского храма в селе Елизарово, он был человеком настолько широкой души, что при строительстве данного храма завещал вечно поминать собственных боевых холопов. Случай уникальный для шестнадцатого века. Кем были для статусного аристократа его воины? Посоха! Холопы. Пыль. Но не для Басманова. Отец опричнины, которого у романистов почему-то принято изображать садистом и жестоким чудовищем, думал о каждом своём воине и в своей духовной грамоте просил молиться об убитых во время «казанского взятия» людях до конца веков.

Участник битвы при Судбищах, герой штурма Казани, обороны Рязани, взятия Нарвы… Умный и талантливый дипломат, идеолог. Он сумел подняться, участвуя не в дворцовых интригах, а занимаясь «прямым делом». У нас нет никаких свидетельств жестокости Басманова, кроме желчных плевков диссидента А. М. Курбского, зато есть масса примеров военного героизма и человеческого благородства.

Отец и сын Басмановы могли бы для нас, живущих в двадцать первом веке, стать прекрасным образцом военной доблести и достойного отношения к собственному Отечеству. Именно сейчас необходимо вспомнить сильных и крепких государственников, «псов государевых». Именно сейчас, когда после объявления Военной освободительной операции сотни «бегунов» трусливо потянулись на территорию Грузии (такое не снилось даже диссиденту Курбскому!), необходимо вспоминать тех, кто умирал, но не бросал саблю и стяг. А с молитвой рвался в последний бой. Уступить сейчас антивоенному либерализму, превратившемуся из политического направления в пристанище нечисти, значит погубить русскую цивилизацию.

Имена этих людей забыты и заляпаны грязью. Читателю необходимо перелопатить все исторические работы, посвящённые опричнине, чтобы собрать по жемчужине сияющее, при этом благородное «басмановское ожерелье». Знания не бывают лишними, но чего наглотается неподготовленный читатель по пути, пытаясь составить объективную картину? Тропа, ведущая к истинной истории пятерых ярких мужчин рода – тропа не из лёгких. За пять веков она поросла всеми видами колючих и ядовитых растений. А по мере исследования не иначе как сам лукавый будет подсовывать неискушенному человеку мороки, миражи и иллюзии самого разного характера, старательно уводящие от первоначальной цели. Тропа, ведущая к настоящим, историческим Басмановым, напоминает путешествие за цветущим папоротником в самую страшную Купальскую ночь. Вы отыщете сплетни, мифы и зубоскальство на любой вкус. Гнусную и грязную клевету в адрес сына Алексея Даниловича, не имеющую ничего общего с правдой, но способную оттолкнуть. Оскорбления и одностороннюю подачу искаженной информации. Логические нестыковки в работах профессиональных историков. Единственное, чего вы не найдете, это любви, уважения и попыток посмотреть на историю этих людей, отодвинув в сторону то, что в процессе работы над темой я назвала «проклятие Фёдора Басманова». Очень точно высказался историк А. И. Филюшкин: «Курбский отомстил своему врагу, Ивану Грозному, прежде всего тем, что сумел навязать читателям свой взгляд на русскую историю 16 века, который до сих пор определяет оптику нашего видения эпохи царя Ивана Васильевича. Вот уже несколько столетий мы смотрим на русский 16 век через очки, надетые Андреем Курбским на историков»[5]. Это высказывание стоит дополнить характеристикой С. Б. Веселовского: «В нашей отечественной историографии очень рано утвердилось обыкновение подхватывать и принимать на веру всякую ложь и клевету на нашу родину, в особенности же на её правителей, которую историки и читатели находили у иностранцев, писавших о России»[6].

Увы, мы очень любим смотреть на свою историю и самих себя водянистыми глазами нечисти. Иностранцы, даже в современном мире, умудряются лепить на коленке произведения о «православном русском царе», изображая липкий порок и собирая под обложкой самые гнусные сплетни. А мы, русские, этим восхищаемся, подражая папуасам, которые продаются за цветные бусы из пластика. О, про нас написал иностранец! Даже сейчас процветает дело предателя А. М. Курбского, многократно обсмеянного учёными за невероятное количество лжи, которое он породил. Беглый князь, сводил счёты не только с государем, но и с кругом новых советников Ивана. Сбежавший князь вступил в сговор с Сигизмундом, натравил на русских татар, а после вернулся на бывшую Родину с мечом, сжигать храмы. Этого ли человека мы слушаем пять веков подряд, когда речь заходит о Грозном или о Басмановых? Может быть, всё же стоит остановиться и задуматься?

Мы всегда нервно реагируем, когда пачкают память героев Великой Отечественной войны. Но мы стали забывать, что не только благодаря героям 1941–1945 гг. живо наше Отечество. Не нужно считать, что опричники из шестнадцатого века далеко от нас. Чужих предков не бывает. История – это всеобъемлющая система кровеносных пульсирующих сосудов. Проблема такого опричника запросто может стать нашей общей проблемой. Если учёные относятся к А. Д. Басманову пренебрежительно, то с сыном Фёдором сложилась совсем печальная ситуация. Юноша, отстоявший Рязань от татарвы, получивший крупное воеводство в Калуге, опасную должность кравчего, отец двоих сыновей, потомок святителя митрополита Алексия, мог бы остаться в памяти людей защитником русских городов. Стать идеалом доблести, примером подражания для юношей. Он мог быть тем, в кого влюбляются девушки. Но вместо этого, оболганный своими современниками, Фёдор попался «на перо» нечистоплотных представителей искусства, был выписан глупцом, дураком и самое страшное – стал символом ЛГБТ-пропаганды. Курбский и иностранцы своего добились. Их сплетни о порочном окружении Иоанна, выдержали определённый срок консервации, и в 21 веке случился взрыв. Впрочем, сам князь, Генрих Штаден и Альберт Шлихтинг удивились бы, узнай они, как наши с вами современники извратили и переврали даже их грязные высказывания.

В умелых руках литераторов сплетни, пущенные о Басмановых врагами государства, дозрели. А в момент слияния литературы и кинематографа приобрели особо аморальный вид. Имя молодого боярина, аристократа Фёдора Басманова – отпрыска славного и величественного рода, словно кость собакам, бросили на потеху толпе беснующихся подростков во главе с недалёкими взрослыми. Именно работа над «басмановской темой» внезапно показала мне, что за последние годы умудрились сделать с сознанием подрастающего поколения. Обманутым детям под видом сладкого (потому что запретно!) продали порок третьего сорта, что само по себе омерзительно. И произошло это не с помощью придуманных героев, а за счет издевательства над памятью настоящего человека, который когда-то ходил по этой земле, а сейчас не может встать, взять розги и показать людям, рисующим опричников с напомаженными губами, кто такие опричники на самом деле.

Давайте вспомним, что кроме опричников, у нас есть молодое поколение. Вместо настоящей русской истории, мы имеем образованный на основе нескольких книг и фильмов фандом (фэндом, субкультуру, мультикультуру, «басмановское комьюнити», «опричная семья/фэмели»), где взрослые изображают для детей целующихся на фоне древнерусских декораций мужчин. Естественно, дети не в состоянии придумать фандомный микромир сами. В условиях, отличных от условий «жуткого тоталитарного СССР», где патриотическое воспитание являлось частью обыденной жизни, в отличие от православного общества с религиозным сознанием, ни современное государство, ни современные родители не могут объяснить детям самых элементарных вещей. И я сейчас даже не про то, что желательно было бы объяснить подростку отличие летописи/документа от художественного романа (характерный пример, это отрывок текста из романа А. К. Толстого «Князь Серебряный», где Фёдор танцует в женском летнике, выдаваемый в интернете за отрывок из летописи). Хотя это тоже было бы неплохо. Я про то, что взрослые словно перестали рассказывать детям о самых важных, при этом самых элементарных вещах. О необходимости памяти, уважения к истории и предкам, о недопустимости глума. Мы находимся в сердцевине нового разлома, к которому большинство людей, даже настроенных патриотически, готовы не были. Одна из основных целей сегодняшней войны – уничтожение культуры, нравственности и духовности, вменяемых смыслов. Это война русских людей, сохранивших божью искру с настоящими бесами. Мороками и перевёртышами в самых разных масках и под самыми разными личинами. Поэтому именно сейчас я считаю особо важным закончить данную книгу и уже передать её в руки читателей, заинтересованных в поиске истины. Взрослых, детей, подростков – неважно. Знания должны быть доступны всем и каждому. Сейчас – тот самый момент, когда остро стоит вопрос «быть ли русскому человеку и русскому миру?». А если быть, то каким, чтобы будущее не превратилось в дыру от бублика. К сожалению, на культурном (и нравственном) фронте мы пока проигрываем. И я настойчиво советую коммунистам и православным, язычникам и монархистам найти точку единения. Ибо пока мы решаем, кто из нас больший патриот, подростков воспитывают нелюди, которые объясняют детям, что Родину защищать не нужно, это глупо. Что альтернативная история, где русский государь насилует мальчиков, интереснее истории настоящей. Что отношения между двумя брутальными мужчинами – это хорошо, эстетично и классно, а кому это не по нраву, тот сам «не прочь, просто трусит». Может быть, мы ещё успеем остановить эту лавину.

Данила, Алексей, Фёдор, Иван, Пётр – несколько имен, которым я посвятила себя и свой поэтический голос. Имена, которые ныне произношу с трепетом. Это и мои предки – не по крови, но по духу и характеру. Ими хочется гордиться, хочется восхищаться, хочется любить такими, какими они были. Не искривлённых прозрачных и ходульных мороков А. К. Толстого или С. М. Эйзенштейна, а обычных настоящих русских мужчин. Нет, отнюдь не белых, не пушистых, не безгрешных. Возможно, даже порочных, но настоящих. Все знают о существовании «актёров одной роли». Пока я занималась изучением истории рода Басмановых, вывела новый «тип»: превратилась в «поэта одного персонажа». Быть актёром «одной роли», говорят, трагедия. Для литератора, человека зависящего лишь от капризов вселенной, любить, быть влюблённым в того, о ком пишешь, – удивительное счастье, хотя иногда счастье трудное и капризное. Взявшись за книгу, я долго и мучительно искала ответ на вопрос, насколько я могу себе позволить быть пристрастной и эмоциональной? Может ли пристрастным быть историк? Вопрос дискуссионный.

«Задача историка не оправдание политических деятелей и не их осуждение. Цель истории, по словам Спинозы, «не плакать и не смеяться, а понимать»[7] – считает С. Г. Елисеев. Правильной подход, но, увы, остаться в этих рамках сложно. Однако, я не историк. Я всего лишь использую исторические факты и привожу их в должный вид. Я – поэт. Ошибка, а то и моральное преступление поэта может быть в том, что он берётся писать о тех, кто не вызывает ту самую «бурю эмоций». В частности, эмоций положительных: любви, сострадания, уважения. Может ли поэт позволить себе равнодушие? Не уверена. Да и слишком долго, почти пять веков, эти замечательные, стоящие внимания герои, оставались без любви.

Данная книга состоит из трёх частей. Первая часть – самая важная и основная. Она представляет собой ряд документальных статей, расположенных в логическом порядке. Начиная от истории рода Плещеевых и заканчивая статьей о гибели Алексея и Фёдора, а также нескольких статей общего характера. В первой части я предлагаю скрупулезный анализ, варианты реконструкции событий с учётом различных обстоятельств.

Вторая часть посвящена разбору художественных произведений о Басмановых.

Третья часть – художественная. В неё вошли мои стихи, стихи моего соавтора, друга, единомышленника и творческого наставника Аллы Суонинен. А также, несколько художественных эссе, которые когда-то были написаны для проекта «Дорога Фёдора Басманова». Некогда основу проекта составляли парные эссе (художественное и документальное). И если с художественными всё ясно (поэтическое переосмысление автором реальности), то документальные эссе, очерки и заметки являлись привязкой к городам, где служил Ф. А. Басманов. К сожалению, формат интернет-проекта «Дорога» для книги не подошёл. Уж больно книга тонкая материя. Она живет своей жизнью и диктует свои правила. Поэтому материалы проекта вошли в издание выборочно, и на данный момент я считаю это самым правильным и верным решением. Все желающие могут ознакомиться с материалами проекта в интернете, все ссылки есть на личных страницах автора.

Несколько лет, посвящённых Басмановым. И всё-таки… За эти годы я не научилась отвечать на самый популярный вопрос: почему именно Фёдор? Его отец безусловный герой. Начав изучать биографию Алексея, сложно не увлечься. Петр Фёдорович Басманов – блестящий политик эпохи Лжедмитрия. Любимец современников, Романовых, драматургов, щёголь и красавец. Но Фёдор… Меня часто просят рассказать о том, как это имя вошло в мою жизнь, а я всегда молча улыбаюсь в ответ, вспоминая странное начало моего пути, когда я даже слово «опричнина» без ошибки произнести не могла. Самое лучше процитировать А. К. Толстого. Да, того самого, который прошёлся грязными сапогами по Басмановым. Но и у Толстого были герои, которым он сопереживал и которых слышал.

«Царь Борис не только посещает меня, но сидит со мной неотлучно и благосклонно повертывается на все стороны, чтобы я мог разглядеть его. Увидев его так близко, я его, признаюсь, полюбил»[8].

Надеюсь, что данный вариант книги не окончательный и не последний. И, да, предупреждаю сразу: это очень пристрастная книга.

Слова благодарности

Считать книгу результатом труда одного человека нельзя. Один в поле не воин. Эту мудрую поговорку прекрасно знали наши предки. Те высшие силы, которые вели и ведут меня по «Дороге Фёдора Басманова», не поскупились на волшебные встречи и события. Люди, встреченные по пути, – вот самое главное сокровище и самая главная награда за всё, что я сделала или сделаю.

Я искренне благодарю всех, кто поддерживал, содействовал, направлял, защищал, окрылял и заземлял. Благодарю тех, кто ещё до выхода книги, на этапе существования самых первых наивных статей, нашёл в себе желание, силу и мудрость, прислушаться к моим словам. Чтобы подойти к краю тёмного озера времени и увидеть там отражение юноши, которого я назвала «русской опричной Жар-птицей». Благодарю таких людей за доверие мне как поэту-проводнику. За терпение, понимание, единомыслие и тонкий слух. А главное – за человечность.

Моя главная благодарность не только Марине Арнольдовне Дорофеевой, но и всей её семье. Низкий поклон самому тёплому Дому города Переславля-Залесского, ставшего для меня за несколько прошедших лет родным. Эта книга – самое малое, чем я могу отблагодарить Вас за мои лучшие дни в этом удивительном городе!

От всей души благодарю

Нила Филимонова за редкое единомыслие и понимание. За помощь, поддержку и веру в мои силы!

Елену Константиновну Шадунц за терпеливые консультации, отзывчивость и стремление помочь.

Историка А. Манохина и сотрудника МГУ Елизавету Арапову за первичные консультации.

Сотрудника Никитского монастыря г. Переславля-Залесского Татьяну Аркадьевну Ценеву. Низкий мой Вам поклон!

Настоятеля Свято-Троицкого Данилова монастыря г. Переславля – Залесского, игумена отца Пантелеимона (Королёва) за интереснейшую беседу, за понимающий взгляд и несколько ярчайших поэтических образов (дерзких и смелых) про переславские закаты. А также всех прихожан и обитателей Данилова монастыря, с кем мне выпало счастье взаимодействовать.

Руководителя Воскресной Елизаровской школы при Никитском храме Елену Викторовну Евдокимову, участников Воскресной школы и жителей села Елизарово, принявших меня с Добром. Надеюсь, у нас впереди еще много общих побед. Пусть Елизарово живёт и процветает. В частности, благодарю игумена Никитского переславского монастыря отца Димитрия (Храмцова) за полученное в начале пути благословение.

Научного сотрудника музея-усадьбы Ганшиных Ольгу Владимировну Тювину. Встречи, которые случаются в Рождественскую ночь в храме Басмановых, не заканчиваются просто так. Они вообще не «просто так». Хоть и есть силы, которым эта книга не нужна, мы сделаем то, что обещали молодому русскому воину с «белыми колоколенками в глазах». Ибо всё, что загадано в Рождественскую ночь, непременно сбывается. Пусть и не сразу.

Замечательных переславских художников Павла Морозова и Юлию Хаджи за моральную поддержку в трудных жизненных ситуациях.

Марину Александровну Веденину и Ольгу Алексеевну Кручинину (руководство центральной библиотеки имени А. П. Малашенко, г. Переславль-Залесский) за предоставленные возможности и открытость к взаимодействию.

Поэтессу Наталью Разувакину за готовность слышать и слушать тонкие звучания этого мира, за возможность воочию увидеть, как вовремя сказанное слово, способно не уничтожить, но спугнуть тьму.

Сообщество гидов и экскурсоводов города Переславля-Залесского за ваш интерес, воодушевление, стремление разобраться!

Низкий поклон от меня и Аллы Суонинен Олегу и Елене Шутовым и Сергею Решетникову за бесценную организационную помощь в самый критический момент!

Ольгу Филинову и Ирину Андреевну Осипову за моральную поддержку и за консультации по вопросам издания.

Дорогую мою Татьяну Шкиряк и всю ее семью.

Единомышленника, поэта, прозаика, постоянного читателя Игоря Ташина не только за моральную поддержку, но и за множество смелых идей. Сердечного друга, поддерживающего в самых сложных жизненных ситуациях, поэта и прозаика Андрея Пшёнова. Где бы ты ни был, я помню и ценю всё, что ты для меня сделал. Екатерину Музляеву за споры, в которых истина не рождается, но становится ближе (как и сами люди!), за разговоры о живой Вселенной, за появление в моей жизни в самый нужный момент.

Низкий поклон моему литературному мастеру Геннадию Николаевичу Красникову. Спасибо за вашу Веру в мой поэтический путь!

Особая благодарность Александру Кузнецову и всем тем, кто принял финансовое участие в создании книги и организации мероприятий, необходимых для сбора соответствующего материала.

Часть первая. Бояре Плещеевы. История рода

Старомосковский аристократический род Плещеевых, от которых позже отделятся Басмановы, несколько веков верой и правдой служил Московскому княжеству и русским государям. Представители Плещеевых занимали весомые должности при дворе, административные посты на самом верху управленческой иерархии, получали крупные военные назначения и думные чины, становились наместниками. Плещеевы назначались туда, где особенно требовались такие качества, как ответственность и вассальная преданность. Как отметил В. И. Вишневский, Плещеевы являлись «доверенными лицами великих князей и царей» со времен Василия Второго Тёмного и Ивана Третьего. Высокую степень доверия представителям рода подчеркивает и Ю. Г. Алексеев. Русские государи всегда могли рассчитывать на поддержку Плещеевых и верную службу. В том числе в моменты самых страшных политических потрясений.

Основатель рода боярин Фёдор Иакинфтович (вероятно, Акинфович) Бяконт служил черниговским князьям. В промежутке между 1294–1300 гг. Бяконт и его супруга Мария вместе «со всем родом»[9], домочадцами, слугами и рабами покинули Чернигов[10], чтобы обосноваться на территории Северо-Восточной Руси. Скорее всего, переезд был связан с переделом сфер влияния между ордынскими ханами. Во второй половине XIII века черниговский стол занимали князья Брянского княжества – Роман Михайлович, а затем его сын Олег. В ту пору власть брянских была наиболее могущественной на Черниговской земле. После пострижения Олега в монахи, брянский и черниговский столы остались вакантными, а сам Брянск перешёл под власть смоленских князей. Вероятно, не без участия в этом мероприятии Орды[11]. Роман и Олег являлись сторонниками Ногая, а передача Брянска представителям смоленского княжеского дома, прямым соблюдением интересов Тохты, а не Ногая.

Перебравшись из Чернигова в Москву, Фёдор Бяконт поступил на службу к князю Даниилу Александровичу (младшему сыну Александра Невского), настроенному «проногаевски». Неизвестно, насколько тесно Фёдор Бяконт и Даниил были знакомы до этого, но князь принял Фёдора с особыми почестями. Пожаловал в бояре и наделил вотчинами в своем княжении. Судя по дальнейшей служебной биографии Фёдора Бяконта, основатель рода и далёкий предок Басмановых обладал невероятно сильным духом, твёрдостью характера и энергией, необходимой для того, чтобы двигать горы. На плечи Бяконта легли обязанности, связанные с наведением порядка на рубежах и организацией защиты от внешних угроз. Боярин благополучно отлаживал погранично-сторожевую службу на Мысе, создавая надёжный оборонительный пояс на холмах северной припахринской гряды. Занимался устроительством Ордынской дороги[12], пролегающей через древнее становое село Васильевское-Загорье. Примерно с XIII века данное село располагалось при впадении реки Лопенки в Пахру – важный стратегический пункт. Именно здесь несколько позже образовалось поселение Захарьино, которое Бяконт получит за службу. В дальнейшем Васильевское станет переходить от одного аристократического семейства к другому. Кроме ранних Плещеевых, им владели Бутурлины, Голицыны, Морозовы, Грушецкие, Урусовы, Шафировы[13]. Во времена Фёдора Бяконта Васильевское представляло ценность как стратегический объект. Возможно, черниговский боярин был и наместником Васильевского.

Рис.1 Фёдор и Алексей Басмановы. Пять веков без права голоса. Настоящая история боярского рода Басмановых-Плещеевых

Церковь Знамения пресвятой Богородицы в с. Захарьино.

Рис.2 Фёдор и Алексей Басмановы. Пять веков без права голоса. Настоящая история боярского рода Басмановых-Плещеевых

Могила боярина Фёдора Бяконта на Донском кладбище г. Москвы.

Вверенная Бяконту Ордынская дорога связывала становые сёла Коньково, Тёплый Стан, Ясенево, Чермнево и Молодцы. Столь привычные для нашего слуха названия! В сознании современного человека тут же возникает разноцветная схема московского метро. А тогда это были окраинные, отдалённые от столицы поселения. Для понимания степени доверия, оказанного Бяконту, необходимо знать, что во времена ордынского ига устройству дорог уделялось особое внимание. Этого требовали завоеватели, приезжающие за данью на коннице. Абы кому организацию дорог поручить не могли.

По мнению краеведа Н. А. Киселёва, кроме перечисленного, Фёдор Бяконт занимался мытным сбором в пользу князя и производил досмотр проезжающих торговых караванов. Участвовал в сыскных мероприятиях, направленных на поиск разбойников и беглых, что тоже относится к обеспечению внешней и внутренней безопасности страны (в данном случае – княжества).

Когда князь уезжал по делам в Орду, боярин часто оставался в качестве московского наместника.

Даже в глубокой старости боярин Фёдор Бяконт не удалился доживать свой век тихо и мирно. Покой – это не для Плещеевых. Скоро мы в этом убедимся. Послужил Бяконт знатно, но и этого показалось ему недостаточно. Находясь в почтенном возрасте, боярин получил должность городского головы в Москве. По родословным книгам, при великом князе Иване Даниловиче Калите (и Юрии Даниловиче Калите) «за ним была вся Москва». Фёдор Бяконт успешно возглавил московское ополчение «тысячу» и в статусе тысяцкого занял одно из первых и наиболее почётных мест в Боярской Думе[14]. Управлял делами городского хозяйства, участвовал в деятельности посольской и налоговой служб.

Сила, верность, корневая мощь. Первая поговорка, которая приходит на ум, если говорить о потомках Бяконта «кровь не вода». Мы вспомним эту поговорку не раз.

Какими бы воинскими и человеческими качествами ни обладал Бяконт, время беспощадно. Сведений об этом ярком человеке могло не остаться, но судьба распорядилась иначе. Его потомки займут самые престижные места в администрации Великого московского князя, станут важными лицами церковной иерархии. Однако в истории имя Фёдора Бяконта осталось и закрепилось благодаря одному из его сыновей – человеку, сыгравшему колоссальную роль в жизни нашего Отечества – митрополиту Алексию. Первое упоминание о Бяконте, появляется именно в начальной редакции Жития Алексия, составленного после смерти святителя (около 1378 г.). Литературный памятник «Рассказ об Алексее митрополите» сохранился в составе летописей, восходящих к общерусскому своду начала XV века.

К сожалению, охватить историю каждого из Плещеевых сложно. Книга должна быть в два раза толще, а то значительно отвлечёт читателя от основных героев. Род настолько многочисленный, судьбы его представителей столь богаты событиями и славными делами, что на сбор информации, а главное на грамотную обработку этой информации, может уйти большая часть жизни. Ю. Г. Алексеев справедливо называет род Бяконта одним из «самых влиятельных в окружении великих князей Московских со времен Ивана Калиты»[15]. В дальнейшем Плещеевы своих позиций не сдали. И вниманием историков отдельные представители рода не обделены. Поэтому мы не станем надолго останавливаться на рассказе о ком-либо из ранних Плещеевых. Но сказать пару слов о самых ярких представителях всё же нужно. Сын Бяконта митрополит Алексей (Алферий) стал одним из крупнейших церковных деятелей XIV века.

Точный год рождения Алексия неизвестен: ученые называют 1300, 1292, 1293, 1304 гг. В любом случае мальчик появился на свет после переезда Бяконта и его супруги Марии в Московское княжество. Случилось это в упомянутом селе Захарьино. При крещении будущий митрополит получил имя Симеон, а его крестным отцом стал молодой княжич Иоанн, более известный как Иван Калита.

Согласно легенде, двенадцатилетний Алферий решил отдохнуть после установки приспособления для ловли птиц и задремал. Во сне отрок явственно услышал голос, который предрёк: «Алексий! Что напрасно трудишься? Ты будешь ловить людей». В рамках православной системы звучит несколько необычно. «Ты будешь ловить людей» именно так можно сказать про его отчаянно известного правнука (необходимо присовокупить множество приставок «пра») Фёдора Алексеевича Басманова. Не митрополита и не церковника. Опричника, личность которого странным образом станет притягивать человеческие души, словно проверяя их на прочность, на порядочность, на человечность.

В 1320 году отрок принял постриг под именем Алексий в Богоявленском монастыре Москвы за Торгом в Китай-городе. Считается, что на момент пострижения крестнику Калиты было около двадцати лет. Первоначальным наставником и руководителем будущего митрополита оказался старец Геронтий. Крайне высоко оценил стремления, усилия и успехи Алексия и митрополит Феогност.

Выбрав путь служения Господу, Алферий не искал благостного уединения, чтобы усердно молиться в глухом скиту. Наоборот. Это был истинный сын Фёдора Бяконта, и по его венам текла горячая кровь, подталкивающая к активному взаимодействию с миром. Человеком «практического склада» называет его Р. Г. Скрынников. В лице Алексия церковная система получила деятеля, который всю свою жизнь потратил на благоустройство и разрешение церковных и государственных вопросов. Своим подъемом, Московское княжество во многом обязано сыну черниговского боярина.

Алексий стал первым помощником Великого князя в его борьбе за централизацию Русского государства, приложил немало усилий для устранения на Руси княжеской междоусобицы. Благодаря усилиям святителя Алексия, преподобного Сергия Радонежского и князя Дмитрия Донского в нужный момент вокруг Москвы сплотились русские княжества, и это объединение стало основой будущей победы на Куликовом поле.

Приняв постриг, Алексий погрузился в водоворот столичных забот. Феогност приблизил молодого человека к себе и поручил управление судебными делами Церкви в звании наместника митрополита. С подачи всё того же Феогноста получит сан епископа Владимирского, а позже сменит своего наставника на должности митрополита.

Несколько раз Алексий бывал в Константинополе. В том числе в феврале 1354 года с подорожной грамотой на проезд от ханши Тайдулы[16] (ханша официально приказывала ордынским властям не чинить святителю никакого вреда) для решения вопросов Московской митрополии. Второй раз в 1356 году, в разгар борьбы за титул митрополита Киевского. Именно после этой поездки произошло примечательное (но не удивительное для такого человека) событие. Возвращаясь домой, Алексий и его люди попали в страшную бурю. Присутствующие оказались на волоске от гибели, но святая молитва помогла им выжить. Буря прошла стороной, не зацепив корабль. После чудесного спасения, Алексий дал обет устроить храм во славу божию и славу Святого дня, когда всё это случилось (день празднования Спаса Нерукотворного). В результате Алексием был основан московский Спасо-Андроников монастырь на Яузе.

В 1358 году после посещения Константинополя Алексий отправился в Киев, но, попав в эпицентр религиозно-церковных распрей, был взят под арест. В плену он провел два года, подвергся самым разным мытарствам, но и это не сломило его характера и не изменило деятельной натуры. Стоило Алексию оказаться дома, на родной земле, он занялся распределением епископов по местам, пустующим после моровой язвы. Но и кроме этого было чем заняться. Ещё до возвращения Алексия великий князь Иван II скончался и престол занял его девятилетний сын Дмитрий. Переход власти к несовершеннолетнему правителю не мог обойтись без боярских распрей, придворных интриг и страстей. Усугубляла ситуацию смута в Орде. Ярлык на Великое княжество Владимирское достался Суздальско – нижегородскому князю Дмитрию Константиновичу. Алексий стремился сохранить верность правящей династии, но взял вынужденную паузу, для того чтобы дождаться подходящего момента для осуществления своих планов. Как только такой момент настал, он успешно инициировал через московских послов пересмотр дела. В результате великокняжеский ярлык был передан двенадцатилетнему Дмитрию Ивановичу Донскому, Алексий поспособствовал заключению полезного брака Дмитрия Ивановича с Евдокией Суздальской – дочерью Дмитрия Константиновича.

Поскольку Алексий являлся сторонником традиционной политики и укрепления власти Московского великого князя (теперь в лице Дмитрия Донского) с 1367 года, он уделял много внимания разрешению конфликта с тверскими князьями и пытался уладить целый комплекс проблем, из этого конфликта вытекающих. Для устранения распрей митрополит использовал авторитет церкви: он талантливо лавировал между сторонами, поворачивая ситуацию так, чтобы Москва получала наибольшую выгоду. Междоусобица есть междоусобица. Потрудиться пришлось знатно. Однако благодаря его усилиям власть Москвы признали, и договор о мире был заключен.

Всё это дела великие, дела важные. Но не только о крупных политических свершениях стоит вспомнить, говоря о личности Алексия. Настал момент, когда рассказы о чудесах им творимых, достигли Орды. Произошло это по воле Господа в тот самый момент, когда любимая супруга хана Джанибека заболела. Болезнь Тайдулы оказалась тяжёлой и привела к слепоте. Тогда хан обратился к Алексию за помощью. Естественно, обратился так, как мог обратиться хан. Выбора у святителя не оставалось. Либо согласиться помочь, либо…

Долго Алексий не думал, сразу стал собираться в дальний путь. Согласно легенде, накануне отъезда во время службы сама собой зажглась свеча при гробе чудотворца Петра. Алексий разделил эту свечу на множество частей и раздал всем присутствующим, а из остатков слепил маленькую свечку, которую прихватил с собой в дорогу. 18 августа 1357 года Алексий покинул Москву, а в это же время ханша Тайдула видела чудесный сон, предвещающий скорое выздоровление.

Прибыв на место, митрополит отслужил над болящей молебен, используя ту самую свечу, прочитал все необходимые молитвы и окропил женщину святой водой. Было ли это чудо мистического характера или обладающий знаниями Алексий применил какие-то медицинские навыки, необходимые для исцеления, легенда умалчивает. Главное что Тайдула пошла на поправку. Растроганный хан отблагодарил Алексия и преподнёс в подарок ханский перстень. Тайдула пожаловала участок на территории Московского Кремля, ранее принадлежавший ордынскому посольскому двору. На этом участке Алексий и построил храм во имя Чуда Архангела Михаила в Хонех, на основе которого позже будет организован Чудов монастырь, нежно любимый митрополитом. Но самое главное, что в лице Тайдулы Русь обрела надёжную заступницу. Несколько позже, когда Джанибека убил его собственный сын Бердибек, в Москву явился посол нового хана и потребовал от русских князей даров. Смягчать гнев Бердибека снова был отправлен Алексий. Беду удалось отвести благодаря его успешному взаимодействию с Тайдулой, которая добра не забыла. В результате переговоров, Алексий получил ярлык и охрану русского духовенства. По определению некоторых учёных, Алексий максимально долго сохранял лояльность по отношению к Орде, понимая, что худой мир, лучше (выгоднее) доброй ссоры. Не обходилось и без хитрости. Соблюдая лояльность к верховной власти мусульманских правителей, в тоже время Алексий последовательно проводил политику, направленную на создание союза русских княжеств для последующей борьбы с Ордой.

Алексий умел не только праведно молиться и творить чудеса исцеления. Это был мудрейший человек, сильный дипломат (дипломатия – ещё один конёк Плещеевых), талантливый политик. За всё Алексий брался основательно, с пониманием дела.

Кроме этого, святитель занимался устройством иноческих обителей и храмов. В том числе развивал монастыри общежительного типа. В 1357 году им основан Спасо-Андроников монастырь. Согласно преданию, примерно в 1358 (по другим версиям в 1360/61 гг.) Алексий по просьбе сестёр Иулиании и Евпраксии создаёт Ново-Алексеевский Зачатьевский девичий монастырь (на Остоженке). Принято считать, что это был один из первых женских общежительных монастырей в Москве, а Иулиания приняла сан настоятельницы. В 1362 году святителем основан Введенский Владычный монастырь под Серпуховом. Кроме строительства новых Алексий неоднократно восстанавливал обители, пришедшие в упадок. Им восстановлены Благовещенский монастырь в Нижнем Новгороде и Константино-Еленской во Владимире. В обоих введено общежитие. В 1365 году основан упомянутый Чудов монастырь в Хонех. Между 1375–1377 гг. Алексий обустроил Симонов монастырь, столь востребованный в опричную эпоху. Возможно, именно Алексий воздвиг над могилами своих сестер церковь Неопалимой Купины[17]. По-житейски мудрый Алексий, советовал Великому князю построить каменный Кремль, чтобы усилить защиту от пожаров и вражеских набегов.

Святитель ушёл из жизни 12 февраля 1378 года. Алексий завещал погрести своё тело в Чудовом монастыре «за алтарем». Но Дмитрий Донской распорядился иначе. Его бывшего опекуна с почестями похоронили в самой церкви, а не за её пределами. При Василии Тёмном во время Божественной литургии рухнула деревянная крыша храма Архистратига Михаила. В 1431 году, в процессе глобального ремонта были обретены мощи святителя. Мощи оказались чудесным образом не тронуты тленом. Перезахоронили Алексия в новом каменном храме, в приделе Благовещения Пресвятой Богородицы. В дальнейшем мощи переносили несколько раз. В наше время они наконец обрели постоянное место упокоения в Елоховском соборе Москвы.

Митрополит Алексий вошёл в историю как человек сурового нрава. Наличие характера даже среди служителей культа, – черта Плещеевых, которая будет передаваться из поколение в поколение. Впрочем, мы видели, за какие дела брался митрополит. Возможно ли тащить на себе то, что тащил митрополит, не имея железной хватки? Вряд ли. Он брался за то что нельзя исправить лишь святой молитвой, уповая на помощь Господа. Именно характер, сила воли, недюжинный ум, целеустремленность, сделали Алексия – Алферия, сына черниговского боярина Фёдора Бяконта, человеком столь нужным, можно сказать, незаменимым для нашего Отечества. До последнего вздоха Алексий заботился не только о делах митрополичьего дома, приумножении его богатств и владений, но и о пастве. Наставления его отличаются живостью слова, способного проникать в души людей (и действительно их «ловить») и высокой художественной образностью, лишённой сухой догматики. Церковь, в свою, очередь поэтично и возвышенно называет одного из крупнейших своих деятелей: «питатель вдов, и сирот отец, помощник сущим в скорби всеизряден, плачущим утешение, пастырь и наставник всем заблуждающим», «церковная красото», «великий чудотворец», «светило всея российския митрополии», «златозарная российская звезда». Даже шестнадцатый век оставил нам крайне мало материальных свидетельств эпохи. Что уж говорить о временах Бяконта или его сыновей. Поэтому вдвойне ценно то, что после кончины митрополита, потомкам остались не только результаты его славных начинаний, основанные им обители, но и важные документы: послание и грамота на Червлёный Яр, Устав о новых постах, Евангелие (писанное его рукой), хранящееся в Чудовом монастыре, окружное послание к пастве, послание к христианам Нижегородской области, духовная грамота Алексия, в которой он завещает Чудову монастырю ряд родовых сел и свой «подолней садец». А в РГАДА хранится серебряная позолоченная печать митрополита Алексия.

Звезда златозарная! Так можно сказать про каждого из Плещеевых. Кроме Алексия у боярина Фёдора Бяконта было две дочери Иулиания и Еф(в)праксия, которых мы упомянули и четыре сына. Феофан (Фован), Матфей, Константин и Александр Плещей. Константин умер бездетным, потомки Матфея не оставят заметного следа в истории, а потомки Фофана пойдут по пути религиозного служения при митрополичьем дворе. Нас же с вами интересует судьба детей младшего сына Фёдора Бяконта Александра по прозвищу Плещей. Именно он считается основателем ветви, которая несколько позже отринет фамилию Плещеевы и превратится в Басмановых. Именно наследники и потомки Александра поднимутся на самый верх карьерной лестницы, займут самые почётные посты при великокняжеском дворе и отличатся преданным служением на военных, наместнических и дипломатических постах.

Про самого Александра Плещея известно не так уж и много. Александр был воеводой и боярином Дмитрия Донского[18], входил в число думных людей и отвечал за вверенный ему город Кострому[19]. Либо биография Александра вышла достаточно скромной, либо время уничтожило большинство фактов. В 1375 году Плещей трагически был разбит ушкуйниками[20]. О его единственном сыне Данииле – тоже практически ничего не известно. С. Б. Веселовский считал, что Даниил являлся боярином великого князя Василия Дмитриевича. В свою очередь, у Данилы Александровича было три сына: Борис, Иван и Фёдор Сильный. Интересующая нас ветвь берет начало от старшего сына – Бориса Даниловича, боярина Великого князя Василия Тёмного. У Бориса Даниловича тоже было три сына: Михаил, Семен (от него берут начало Очины-Плещеевы) и Иван, убитый в 1445 году в Суздальском бою. И вот здесь появляется на небосводе ещё одна «звезда златозарная» по имени Михаил Борисович Плещеев.

Правнук Александра Плещея, воевода Михаил Борисович Плещеев (будущий инок Мисаил) был одним из самых видных служилых аристократов сложного, полного политических пертурбаций периода. Плещеевы после недолгого нахождения в тени снова прогремели и встали за спиной своего государя, готовые служить. Во время раскола Московского княжеского дома, в процессе кровопролитной и тяжёлой междоусобицы, Плещеевы активно поддержали Василия Второго Тёмного и помогли ему взойти на престол. Подобная услуга вассала оказанная монарху – бесценна во все времена.

25 декабря 1446 года Михаил Борисович Плещеев находился во главе тверской рати, поддержавшей Василия. Захватив людей Дмитрия Шемяки в тот момент, когда ворота в города были открыты, Михаил в ночь на Рождество практически без боя овладел Москвой[21]. После он привёл подданных к «целованию» за Великого князя Василия, а в дальнейшем стал верным помощником в борьбе с «княжатами».

Своими грамотными действиями, Михаил Борисович значительно укрепил положение Плещеевых при дворе. На представителей этого рода и раньше можно было положиться. Но Михаил вовремя напомнил о «плещеевской преданности». В перечне бояр князя Ивана III от 6970 года Михайло Борисович Плещеев стоит на первом месте[22], то есть по сути является основным лицом государства после правителя. Он вошёл в число старейших[23] бояр, имел непререкаемый авторитет и принимал участие в решении самых разных государственных вопросов.

Михаил Борисович дважды был женат. От первого брака с Соломонидой имел трёх сыновей: Андрея, Тимофея Юрло и Петра. И четырех от второй супруги Марии: Вениамина[24] (в 1480–1490-е гг. игумен Троице-Сергиева монастыря), Григория Охоту, Ивана Сухого и Федора Мешка[25].

В 1460-х гг. Михаил ещё упоминается в одном из местнических дел[26]. Перед смертью воевода принял постриг в Троице-Сергиевом монастыре под именем Мисаил и передал монастырю некоторые из своих земель.

Прежде чем мы перейдем к следующему интересующему нас герою, стоит сделать небольшое отступление и сказать о том, что Плещеевы не только отличались на военном поприще и уверенно держали в руках оружие, защищая рубежи и расчищая путь для своих государей, но и были культурной элитой своего времени. Поколение, появившееся на свет благодаря Михаилу Борисовичу, проявило себя на дипломатическом поприще, что невольно отсылает к высочайшему таланту их предка Алексия и потомка А. Д. Басманова.

Пётр Михайлович и Андрей Михайлович Плещеевы в эпоху Ивана III стали крупными представителями русской дипломатии. Оба брата в 1482–1483 гг. были посланы с миссией в Валахию. Пётр находился в составе посольства, отправленного в 1503 году в Польшу. Его сын Василий Петрович в 1487 году будет вести переговоры с литовскими представителями, в 1500 году получит назначение послом в Данию, а в 1495 году окажется среди сопровождающих княгиню Елену в Литву.

Андрей Михайлович Плещеев, старший сын Михаила Борисовича и его первой супруги Соломониды, дедушка Алексея Даниловича Басманова и прадед Фёдора Басманова, юноша, который родился под счастливой звездой и уже при рождении получил массу возможностей… Практически каждый из Плещеевых вложился в то, чтобы укрепить честь рода, увеличить материальные богатства и преумножить престиж. Поэтому, каждому последующему поколению приходилось одновременно и легко и тяжело. Что может быть лучше чем получить при рождении столько возможностей? Но каково находиться в тени подвигов собственных отцов и дедов? Зная, что ты должен быть не хуже. Должен не посрамить род, стать лучше, прыгнуть выше. Быть не просто успешным и достойным, быть не хуже остальных – вот что требовалось от душ, которые по воле Бога приходили в этот род. Ноша, пригодная не для всех. Все ли выдержат? Плещеевы выдерживали.

Карьера Андрея Михайловича Плещеева отличается интересной особенностью, которая роднит его с Фёдором и Алексеем Басмановыми. Большую часть жизни Андрей Михайлович Плещеев занимался тем, что исполнял особые поручения государя, которые поручишь не каждому.

В июне 1445 года, он занимает скромную военную должность. Но уже в 1446 году назначен сеунчем. Радостным вестником послан в Москву с сообщением об освобождении князя из татарского плена[27].

В ноябре 1475 Андрей Михайлович сопровождает государя в новгородском походе, цель которого – ликвидация новгородской боярской олигархии[28].

Во время конфликта с братьями в 1479/80 году, Иван III посылает во Ржев именно А. М. Плещеева. Судя по всему, Андрей был не просто талантливым дипломатом, способным вести официальные переговоры на посольских съездах, но и хорошим психологом, умеющим налаживать мир, когда требовалось деликатное вмешательство в семейные распри государя. В этот раз перед ним стояла непростая задача провести переговоры с бунтовщиком Лыком Оболенским, который поддерживал представителей удельного княжества. Поскольку попытки подавления бунта не увенчались успехом, Андрею предстояло уговорить Лыко сдаться, а не брать его силой. В случае же неповиновения, уговорить уже князя Бориса Волоцкого выдать укрывшегося в удельном княжестве бунтовщика.

В 1480 году Андрей сопровождает на Белое озеро[29] княгиню Софью Палеолог, семью и казну великого князя, во время ожидания вторжения Ахмата. Данные меры были приняты на случай прорыва татарами оборонительных линий на Оке и Угре перед знаменитой битвой.

Вместе с братом Петром Андрей ездил за невестой великого князя Ивана Молодого – Еленой Волошанкой. Вместе они провели затруднительные переговоры о браке. Благодаря хлопотам братьев Плещеевых этот брак состоялся.

Примерно в 1476 году Андрей Михайлович получил чин окольничего, а вот думный чин пришлось подождать. Только во время похода Ивана III на Тверь в 1485 году А. М. Плещеев упомянут как боярин. Будучи человеком уже пожилым, Андрей участия в этом походе не принимал. По мнению Ю. Г. Алексеева, он был оставлен в Москве и заседал в составе боярской коллегии, созванной для решения неотложных дел во время отсутствия государя.

В июле 1490 года столица встречала посла от короля Римского Максимилиана. В Посольской книге осталось подробное описание комплекса встреч, посвящённых этому событию. В том числе описание встречи посла Георга фон Турна (Юрия Делатора), прибывшего вместе с русским послом Юрием Траханиотом. Именно боярин А. М. Плещеев встречал посла перед самыми «своими дверями, перед палатою малою».[30] Эта встреча в историографии считается важнейшим дипломатическим событием. Государь Руси вёл переговоры с главой европейских монархов о династическом и политическом союзе. Во время переговоров Андрей Михайлович был удостоен чести стоять ближе всех к своему государю.

В промежутке между 1485 и 1490 гг. А. М. Плещеев, судя по характеру редких упоминаний, занимается судебно-административной деятельностью. К сожалению, данный период почти не отражён в источниках. Но есть свидетельства подтверждающие, что А. М. Плещеев выступает как представитель судебной коллегии при великом князе Иване Ивановиче. И, согласно грамоте некоего Василия Аврамьева[31], является наместником Переяславля.

Андрей Плещеев умер до августа 1491 года[32]. Уходил не человек – уходила эпоха. Не столь мрачная, как грядущие времена Грозного. Не столь суетливая, как эпоха княжеской раздробленности. Но насыщенная политическими событиями, важными битвами, эпоха блестящих дипломатических побед.

Андрей Михайлович был женат на дочери Якова Ивановича Казака (из рода Кошкиных) Алёне (Елене). Это породнило Плещеевых с другим древним и знатным родом, которому предстояло сыграть особенную роль в истории России. Минует время, и правнучка Захария Ивановича Кошкина Анастасия Романовна Захарьина станет первой царицей российской – любимой супругой Иоанна Грозного. А далёкий потомок Михаил Фёдорович Романов займёт престол в 1613 году.

Андрей и Елена имели пятерых сыновей. Из них только второй сын – Михаил Андреевич станет крупным политиком. Старший сын Иван Андреевич Суббота найдет себя на дипломатическом поприще, побывает на переговорах в Молдовии и Валахии. Но, увы, рано погибнет при осаде Выборга в 1495 году. О сыне Фёдоре Андреевиче есть всего одно упоминание, связанное с литовским походом 1500 года. Афанасий Андреевич примет постриг в Кирилло-Белозерском монастыре. А Пётр Андреевич выберет военную карьеру, станет участником походов и новгородским наместником. Однако громких подвигов не совершит, жизнь проживёт тихо и спокойно.

Ну и… Настало время познакомиться с нашим первым героем из числа главных. Данилой Андреевичем Плещеевым. Именно Данила, сын Андрея Михайловича Плещеева, получит загадочное прозвище «Басман». Прозвище, которое навсегда отсечёт от Плещеевых одну из ветвей рода. Считаю необходимым поговорить о Даниле Андреевиче отдельно. Но перед этим стоит подытожить историю ранних Плещеевых и попробовать порассуждать о происхождении загадочного прозвища «Басман».

* * *

В истории нашей страны сложно найти род, члены которого так или иначе не прочувствовали на себе все прелести государевой немилости и дальнейшей опалы. Плещеевы не исключение. Но во время коротких опал, общее положение рода не пошатнётся. Земля не задрожит под ногами Плещеевых даже после низвержения Алексея и Фёдора. Басмановы, а также их опричный единомышленник и близкий родственник Захарий Очин-Плещеев потянут за собой в пропасть коллег, но не родственников. В ходе расследования «новгородской измены» пострадают лишь несколько Плещеевых из Великого Новгорода. Даже после трагических новгородских событий и московских казней 1570 года, Плещеевы по-прежнему будут занимать высокие посты и получать почётные должности. Погибнет самая загадочная, самая сильная, самая яркая, но при этом самая «вымороченная» ветвь. Которая словно отреклась от «плещеевской» природы, тем самым потеряв некую мистическую, древнюю, корневую защиту. Прозвище «Басман» выплывет из темноты, словно машкерная маска. Масок в истории Фёдора Басманова и его отца очень много. Этот злой символ прикроет настоящие лица Басмановых на несколько веков, прирастёт к своим жертвам и сделает их настоящую суть невидимой для человеческого глаза. Долго потомки будут смотреть на Басмановых, словно через мутное стекло.

В целом блестящее фаворитство Плещеевых за всё время существования рода ослабло лишь однажды, во время правления Василия III. Глобальных последствий ситуация за собой не повлекла, трагедий тоже. Причины опалы учёные не выяснили. Скорее всего, роль сыграла близость Плещеевых ко двору удельного князя Юрия Дмитровского.

В. Д. Назаров полагает, что в немилость Плещеевы могли попасть после побега Ивана Тимофеевича Юрло (внука Михаила и Соломониды) в Литву в 1510–11 гг. После этого побега, его брат Василий оказался в Кирилло-Белозерском монастыре, но был ли постриг насильственным или добровольным, сказать невозможно. Возможно, сыграло роль другое пострижение: Афанасия Андреевича Плещеева (сына Андрея Михайловича). Афанасий постригся добровольно, но при этом прибился к Вассиану Патрикееву – лидеру нестяжателей. Что не могло не бросить тень на членов семьи.

Милость Плещеевым вернул Василий III после рождения своего наследника – Иоанна Васильевича.

Седая старина уходила, превращалась в дым. Догорали костры княжеской раздробленности, даже битвы меняли формацию: необходимость выживать, сменялась необходимостью повышать престиж, решать сложные религиозные вопросы. В такие времена мироздание часто ставит людей «на паузу», чтобы дать им возможность поменять оперение, понять собственное предназначение и набраться сил перед новым скачком. По определению А. А. Зимина: «В 15 веке на смену прежнему «родовому» принципу назначения на должности постепенно приходит «семейный принцип, основанный на личной преданности». Басмановы – Плещеевы, готовые не выпускать саблю из рук, мчаться туда, куда пошлёт божий помазанник, спустить шкуру с того, на кого он укажет, выпрыгнут на сцену истории словно молодые хищники, полные сил и энергии. Безусловно, Плещеевых невозможно упрекнуть в недостаточной преданности. Отечеству они послужили славно. И всё же времена меняются. Независимые и не зависящие ни от кого громогласные Басмановы (звучащие точно сурна), осознавали собственную силу, мощь. Они бросят вызов всему окружающему миру. Будут не просто служить государю, а пытаться управление политическими процессами в свои руки.

Торжество Плещеевых продлится несколько веков. В период правления царя Фёдора Ивановича в Думе будут главенствовать Никита Иванович Очин, младший брат Захария и Ивана Плещеевых, казнённых в результате расследования новгородского заговора. При Борисе Годунове громко заявит о себе сын и внук наших главных героев – Пётр Фёдорович Басманов[33]. Молодое поколение Басмановых совсем не будет походить на Мисаила или Андрея Михайловича. Шумные, амбициозные, знающие себе цену и понимающие, что эта цена поднебесно высокая.

А вот дальше род постепенно исчезнет с политического Олимпа. Он больше не явит миру военных или политиков. Плещеевы засверкают совершенно новыми гранями. Время потребует иных талантов. Среди них окажутся поэты и литераторы, купцы и предприниматели, которые проявят себя в торговле. Многие представители рода поддержат после раскола старообрядцев. Самое удивительное заключается в том, что род Плещеевых во все времена сохранит заряд энергии старой, забытой Руси. Той самой, без новин, причуд и суеты. Той Руси, где начало начал – традиция и служение идеалам, которые ты выбрал по собственной воле.

Алла Суонинен. О происхождении прозвища Басман

Благодарность Mohamed El Ouazzani за ценный совет.

Связи Руси и арабского мира, основанные на взаимовыгодной торговле, известны с глубокой древности. Арабские купцы плавали на Восток до Цейлона уже в I веке до н. э., а к VI веку н. э. установили фактическую монополию на торговлю с Китаем, а также на экономические связи между Востоком и Европой, напрямую с которой вела торговлю только Византия. В VIII–IX веках на Руси существует не только путь «из варяг в греки», но и из «варяг в хазары (в арабы)» через Волжскую Булгарию и Хазарию на арабский Восток. На этих путях возникают крупные торгово-ремесленные поселения – Киев, Ладога, будущий Новгород и другие. Ценнейшие сведения о славянах и русах сохранились в записях арабских купцов и путешественников – в наше время достаточно словосочетания «арабские источники о славянах» в строке поиска, и появится более 20 имен и названий трудов древних арабов, описавших и тем сохранивших внешность, обычаи, обряды, имена наших возможных предков.

Заметка на полях: с юности нежно люблю факт, связавший мой родной Великий Новгород и марокканский город Фес. В летописи Новгород упомянут как существующий город под 859 годом. В этом же году дочь богатого купца Фатима аль-Фихри основывает на свои деньги университет Аль-Карауин. Она не только финансирует строительство, но и постоянно поддерживает университет деньгами, благодаря чему обучение в нем было бесплатным. Здесь прекрасно все: и перекличка дат, и то, что древнейший в мире непрерывно действующий университет основывает женщина-мусульманка, не принадлежащая к высшему сословию, но имевшая желание и средства творить добрые дела.

Люди во всем мире пользуются изобретениями древних арабов, их научными открытиями и достижениями, в том числе и на самом обыденном, домашнем уровне и называют их арабскими же словами. Сходим в магазин, сядем дома в халате и едим халву, а то и рюмочкой алкоголя балуемся, иногда с лимончиком – лафа! Используем алгоритмы, листаем альманахи, заставляем ребёнка задание по алгебре решать, сами в это время смотрим сериал «Шифр» или фильм «Адмиралъ». А наши прабабушки время на телевизор не тратили, но бережно пересыпали нафталином и пижмой шубы и юбки, атласы и кумачи в сундуках. Все эти слова и обозначенные ими предметы, строения и настроения – заимствования из арабского, прямые либо дошедшие до нас опосредованно через итальянский, польский, французский языки.

По подсчётам разных исследователей в русском языке присутствует 193–260 слов арабского происхождения. Они относятся к лексико-семантическим группам «Природно – климатические явления», «Растительный мир», «Животный мир», «Наименования лиц по их социальному, профессиональному, расово-этническому признаку», «Наименования предметов быта, туалета, одежды и обуви, а также материалов, из которых они изготовлены», «Пища, еда, напитки», «Наука», «Религия», «Драгоценные камни, драгоценности», «Дома, здания, сооружения, строения», «Литература и язык», «Эмоции и источник их появления», «Единицы измерения», «Музыкальные инструменты», «Качества человека». Практически все стороны жизни людей представлены данными группами. Примеры слов для каждой группы легко найти в статьях об арабизмах; здесь только хочется отметить, что контакты с арабским миром и заимствования арабских слов для русских не были чем-то невозможным, неприемлемым и экзотическим, а постоянное взаимодействие с монголо-татарами, многие из которых приняли ислам и по меньшей мере молились по-арабски, ещё больше обогатило русский язык арабизмами и тюркизмами. И да – именно обогатило, как обогатит впоследствии русскую литературу и музыку знакомство со сказками «Тысячи и одной ночи» и другими легендами Востока.

Это только присказка. Далее могла бы быть сказка о том, как и почему стали небезразличны судьбы представителей одной из ветвей старинного боярского рода Плещеевых – ветви угасшей, сломленной ходом истории, а возможно, и другими силами – бояр Басмановых. Однако не это является предметом рассмотрения в данном случае.

Плещеем прозвали сына Бяконта Александра Фёдоровича. От Плещея пошли Плещеевы, семьи разрастались «аки гнездо пардужье», к именам принялись добавлять прозвища-характеристики. Пока всё просто. Просто и происхождение фамилии «Басманов». Данилу Андреевича, отца Алексея Даниловича и деда Фёдора Алексеевича Басмановых прозвали «Басман» от прозвища образовалась фамилия по наиболее распространенному типу путём присоединения суффикса-ов. Для слова «басман» существуют истолкования, самое общепринятое из которых «дворцовый или казённый хлеб, на котором выдавливалось клеймо». По Далю это также «дворцовый пекарь, хлебник».

Есть объяснение значения слова, связанное с Крымом: «с крымско-татарского «ступенчатая», лесистая вытянутая с севера на юг гора, увенчанная дугообразным гребнем, с восточным скалистым и западным пологим склонами, дальний северный отрог горы Кемаль-Эгерек, в 3 км от нее». С горами Крыма связана мистическая «Легенда о золотой колыбели» и описание «басмана» как «места, где пропадают люди».

На просторах интернета нашлась ещё одна версия происхождения слова «басман». В рассказе о хлебе с таким названием от автора под ником Svetorusie говорится: «Никакого иностранного «следа» в наименовании «басман» нет и быть не может, поскольку оно происходит от слова «басма» (украшение, узор), берущего начало от старорусского «баса» (краса), от которого среди прочих произошли глаголы «басеть» (делаться красивее) и «басать» (наряжаться), а также «басно» (красиво), «баской» (красивый), «басёнок» (красавчик) и т. д.

Не отрицая вероятной правильности всех этих истолкований по отношению к прозвищу Данилы Андреевича Плещеева, все же позволю себе предложить ещё одно, имеющее, на мой взгляд, право на существование. В роду Плещеевых, как и во всех других родах, знатных и незнатных, людям часто давали прозвища по черте внешности, характера, поведения, привлекающей внимание, явно отличающей их от прочих. В. Б. Кобрин в своей работе «Материалы генеалогии княжеско-боярской аристократии XV–XVI вв.» отметил следующие прозвища, связанные с особенностями внешности или поведения: Кривочелюст, Юрло, т. е. беспокойный, юркий, Клык, Хромой/Сухой, Очи, Слепой, Немой, Красный, т. е. красивый, Рясница т. е. подвеска или ресница, Косой/Кривой, Кудреватый, Глазатый, Павлин. Да и само прозвище родоначальника Плещеевых – Плещей происходит, по одной из версий, от «плечи, плечистый».

В арабском же языке существует слово и мужское имя Басман بسمان. Имя редкое, однако встречающееся в арабском мире до сих пор. Значение имени и слова «веселый человек, который всегда смеется; человек с улыбающимся лицом, что делает его источником оптимизма для всех, кто его видит». Почему бы не допустить, что Данила Андреевич был лёгким, весёлого нрава, с открытой улыбкой человеком, по которой его и прозвали знакомые служилые татары, или восточные купцы на торжище, где он бывал, или просто друзья, знавшие пару-тройку слов, а то и более, на разных звучавших в те времена на Руси языках? Нам ведь очень мало известно о Даниле Андреевиче, а то, что известно, достаточно грустно – воевода, взят в плен под Оршей, умер в плену в Великом княжестве Литовском, так и не увидев сына Алексея, из-за чего потом князь Курбский (а за ним, к сожалению, некоторые историки и современные досужие сплетники) позволял себе грязные намёки на порядочность супруги Данилы Андреевича.

При жизни сына Данилы Андреевича, Алексея Даниловича, фамилия «Басманов» не закрепилась окончательно. Сам Алексей Данилович подписывается то Басмановым, то Плещеевым, то Басмановым-Плещеевым. Уже позже представитель вдовы его внука Ивана Фёдоровича в 1623 году на разборе в дворцовом Судном приказе дела о принадлежности села Елизарова уверенно станет утверждать: «Басмановы с Плещеевыми в родстве и прозвищах разошлись и вотчинами разделились исстари…»

Ветвь рода отделилась и могла бы процвесть в веках, принести великолепные плоды на собственное благо и благо отечества, ибо данные – были. Басмановы отважные воины, умелые царедворцы, люди с характером и гордостью за свой род. Виной ли тому злой рок, самолюбивый нрав мужчин семьи или трагическое стечение обстоятельств, но род пресекся.

Все мы часть истории, часть единого пространства памяти, все связаны незримыми кровеносными сосудами. История – это не там, где бородатые бояре, опальные князья, скучные даты и непонятные, покрытые пылью времен политические хитросплетения. История – это здесь, сейчас, с нами, до нас и после нас. О том, что значит для человека его родной язык, задолго до меня и намного лучше, чем я бы смогла, сказано Тургеневым. Однако каждый новый язык открывает для человека еще один мир, расширяет внутреннее пространство, преподносит неожиданные сюрпризы и помогает глубже познать себя, сопоставляя свой и чужой менталитеты, отраженные в языке. Жизненный путь может оказаться извилист и загадочен, это может быть пугающее или увлекательное путешествие, но в итоге он приводит нас туда, куда, возможно, было предназначено изначально. Мои две крови, русская и белорусская, в ранней юности вдруг вбирают в себя изящество и мистичность древней арабской культуры, чтобы много лет спустя попытаться добавить новую краску к имени, неожиданно – предназначенно? – ставшему небезразличным.

А улыбка Басмановым, должно быть, была к лицу…

Использованные источники

В виде исключения, источники, используемые автором А. Суонинен, даны сразу после статей автора. Все остальные источники (и литература) представлены в конце книги.

Акты, относящиеся до гражданской расправы Древней России, Т. 2, А. Федотов-Чеховский, Киевъ, типография А. Давиденко, 1863.

Мисак Мохаммед Исмаел, Преподаватель XXI век, МПГУ, № 3, 2018.

Басман. В поисках Золотой колыбели, Евлампий Павлыч https://geocaching.su/?pn=101&cid=17967

بسمان www. muhtwa.com Basman

Басман: Общие сведения, Svetorusie (svetorusie) https://svetorusie.livejournal.com/310463.html

Материалы генеалогии княжеско-боярской аристократии XV–XVI вв., В. Б. Кобрин, М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1995.

Толковый словарь живого великорусского языка. В. Даль, Т.1, стр.52, издание Вольфа, 1880.

Этимологический словарь русского языка. М. Р. Фасмер. М.: Прогресс. 1964–1973.

Данила Андреевич Плещеев-Басман

Человек улыбающийся. Человек смеющийся. Насмешник. Что ж, вполне возможно. Версия, предложенная Аллой Суонинен, лично мне нравится больше всего. Она цепляет и царапает внутри тонким коготком, заставляя прислушиваться к пространству. Словно где-то рядом сейчас раздастся весёлый смешок, подтверждающий сказанное.

В истории Басмановых действительно много смеха. Но смеха злого, ироничного, смеха карнавального, который, как известно, является пересмешничеством, а не искренней человеческой радостью.

Внук Данилы Фёдор, попав в ловушку художественного образа, созданного режиссером С. М. Эйзенштейном, будет упорно носить на лице бутафорскую скоморошью маску, которая намертво к нему прирастет, скрыв его внутреннее великолепие, воинскую доблесть и даже опричную жестокость, за которую вряд ли стоит осуждать – жизнь есть жизнь. Пёс государев!

Появится маска и в самом конце, когда род догорит как спичка. Тело злодейски убитого в спину Петра Фёдоровича Басманова бросят рядом с телом Лжедмитрия, положив второму на живот карнавальную маску, найденную в покоях Марины Мнишек. После этого наступит самая странная эпоха русской истории… Эпоха Смуты. Страшный карнавал в красно-чёрных тонах.

Именно с Данилы начнётся череда злоключений Басмановых, удивительно похожих и повторяющихся: безотцовщина, бесприютность, ранние смерти, отсутствие могил и достойных похорон.

Злой рок? Проклятие? Нелепая случайность? Или же, кто-то из пятерых ярких мужчин, подобно булгаковскому печальному рыцарю, однажды неудачно пошутил про «свет и тьму», чем навлёк на себя и своих близких суровую кару…

Отец воеводы А. Д. Басманова Данила Андреевич, получивший загадочное прозвище «Басман» служил постельничим при Василии III. Жизнь Данилы оборвалась очень рано. Года рождения нет, но возможно, Данила появился на свет 17 декабря[34].

8 сентября 1514 года во время Оршанской битвы Данила Басман попал в литовский плен. Какую он занимал должность во время этого похода, дворцовую при государе или же воеводческую – также неизвестно. Увы, на Родину Данила не вернулся. Погиб в плену.

По определению А. Н. Лобина, войну между Русским государством и Великим княжеством Литовским 1512–1522 гг., можно назвать самой продолжительной из всех русско-литовских войн XVI столетия. Период с 1509 по 1512 г. прошёл в пограничных спорах. За два года до Оршанской битвы Василий III предпринял попытки отбить у Великого Литовского княжества важный стратегический пункт – Смоленск. Были совершены два неудачных похода осенью – зимой 1512/13 гг. и осенью 1513 г.[35] Походы оказались не продуманы и проходили в напряжённой обстановке. Новый поход готовился с учётом всех ошибок и носил характер масштабной военной экспедиции.

31 июля 1514 года после продолжительной осады Смоленск сдался. Захват получился бескровным, город взяли путём умелых дипломатических переговоров. Барон Герберштейн считал, что в этом была большая заслуга Михаила Глинского, который незадолго до описываемых событий переметнулся на сторону московского князя. Он же склонил Василия к войне, пообещав, что покорит Смоленск. Глинский поставил условие: город должен был отойти к Глинскому в качестве княжества. Но Василия идея взятия Полоцка всё равно увлекла.

Далее государь отдал приказ идти на Литву. Боевой дух и настрой поддержал успешный захват Мстиславля, Кричева и Дубровны. Но вскоре удача от войска отвернулась. Оршанская битва случилась в знаменательный для русского человека день – Рождество Пресвятой Богородицы. По мнению Н. В. Белова, именно это придало событиям дополнительный трагизм. Войско, уверенное в победе, очевидно, ждало помощи и заступничества небесной покровительницы.

Как это обычно и бывает, изменник изменил снова. Теперь уже нам. Михаил Глинский снова переметнулся на противоположную сторону. Узнав об измене и приближении литовской армии, великий князь отдал спешный приказ двигаться навстречу неприятелю. Восьмого сентября 1514 года случилась битва, которая получила название Оршанская[36]. Литовцы атаковали Московское войско. У этой трагедии разные причины. От излишней доверчивости государя до очередного местничества, не вовремя вспыхнувшего между воеводами М. И. Булгаковым и И. А. Челядниным, что окончательно раскачало ситуацию. В соответствующей главе мы рассмотрим местничество как явление. Несомненно, у местничества имелись очевидные плюсы, однако привычка воевод судиться друг с другом в момент военной операции и нежелание двигаться под чьим-то началом часто ставила под угрозу успех всего мероприятия. Так случилось и в этот раз. Склоки между воеводами сказались на слаженности работы войска, а перемещения людей оставались без должного согласования. Самоуправство И. А. Челяднина барон Герберштейн считает едва ли не главной причиной проигрыша[37]. Но, как я уже заметила, причин было много. Например, в этой битве литовцы использовали новые приёмы атаки. Среди таковых обстрел из пушек по задним рядам полка.

После ожесточенной схватки наши обратились в бегство. Говоря о битвах, я не буду касаться цифр (здесь и далее), ибо это бесперспективно. Количество убитых, пленных, пострадавших – величина, которую проверить сложно. Стороны могли занижать или завышать потери. Практически в каждом случае учёные спорят и пересказывать эти споры, которые ни к чему не ведут, нет смысла. В данном конкретном случае подсчётам мешает как предвзятость иностранных источников (фиксация знатных пленников использовалась в качестве пропаганды, подчеркивая триумф противника[38]), так и неполнота наших источников. Если убитые и пленённые аристократы попадали в списки, количество жертв среди посохи никто не считал.

Важнее обозначить драматическую составляющую этой битвы. К сожалению, многие погибли не от вражеских снарядов, а в результате страшной неразберихи и паники, во время попыток спастись. Герберштейн пишет о большом количестве утонувших в реке Кропивне: «…между Оршей и Дубровной есть судоходная река Кропивна: въ ней потонуло столько московитов, бежавших по ея опасным и высокимъ берегамъ, что течение реки замедлилось»[39].

Практически всё русское командование оказалось в плену[40]. Пленников-аристократов распределили по нескольким литовским крепостям. В число захваченных «лучших людей» вошёл Данила Андреевич Плещеев[41]. Упоминается Данила и в списке Красинского[42]. Естественно, без своего прозвища «Басман». До наших дней сохранились документы[43], согласно которым Данила находился сперва в г. Вильно, но затем был переведен в Троки (Тровы, Трока, Troki, Troky) вместе с такими знатными персоналиями, как И. Челяднин, князь И. Пронский, князь Б. Ромодановский, князь М. Голицын и др[44].

Умер Данила в Троках, но сведения о месте его захоронения утеряны[45]. Сохранившиеся документы содержат информацию о других пленных, в том числе рассказывают о местах захоронений при храмах и монастырях. В списке таких захоронений можно обнаружить уточнения «в святого Николи», «в святого Михаила», «в Вильни у святое Пречистое», «у святого Козьмы и Демьяна», «у Пречистой Богородица»[46] и др.

По каким причинам утеряны сведения о конкретном человеке – сказать невозможно. На мистическом, это то самое «проклятие Басмановых», с которым мы неоднократно столкнёмся. Вакуум вокруг фамилии, уничтоженные и пропавшие документы, полная потеря следов того или иного человека из семьи Басмановых… Что случилось с Данилой тоже неизвестно. Был ли он ранен? Или скончался по естественным причинам? Плохие условия содержания, грубое обращение, болезни, подтачивающие здоровье человека в условиях тюремного заключения…

В 1519 году в Литву прибыл первый переписчик Ю. Ванкевич, который зафиксировал имена пленных. В 1525 г. Г. Волович. А в 1538 г. И. М. Песлякович. Прибывая в тот или иной замок, переписчики фиксировали имена всех живых и умерших, а также указывали место пленения и условия содержания[47]. Из сведений, которые методично записывали переписчики, известно, что в 1525 году на момент работы Г. Воловича Данила Плещеев Басман был жив. Его имя есть в списках. Но в 1538 году, когда работой занимался И. М. Песлякович, Данила из списков живых пропал[48].

Беседовал с заключенными и сам барон Герберштейн. Он составлял записки о делах не только московских, но и литовских: «Я навестил их с позволения короля и утешал их, как только мог»[49]. Из трех воевод, изначально содержавшихся в Вильно, он называет лишь имя И. Челяднина. К сожалению, упоминания о Даниле на страницы произведения барона не попали.

С 1525 года по 1538 год – довольно длительный период. Когда Данилы не стало, мы не узнаем. Как впрочем, и того, почему его не выкупили родственники или русское государство.

Когда бы Данила ни умер физически, для своей семьи и своей страны он погиб сразу, как только оказался в числе пленных. След его растворился на чужбине. Считается, что обстоятельства рождения мальчика Алёши (сына Данилы), вызывали у современников подозрения в его незаконнорожденности. На самом деле современники судачили о порочности молодой вдовы или нет – неизвестно. Данный миф, имеет свои корни в обсуждениях письма А. М. Курбского современными учёными. В данном случае князя упрекнуть не за что. В своём письме Курбский намекал о неком советнике «рождённом от прелюбодеяния». Несомненно, и царь и князь знали, о ком указано в переписке. Письма они писали не для потомков и расшифровки не давали. Никаких имен Курбский не называет и даже обстоятельств подробно не раскрывает. По какой-то неведомой причине историки решили, что речь идёт о А. Д. Басманове. Версия не подкреплена ничем, кроме слабого аргумента «Курбский плохо относился к Басмановым». Курбский дейсвительно плохо относился к Басмановым, но также он относился плохо ко всем, кто остался на бывшей Родине, подле царя. Такие люди автоматически вошли в число врагов и оппонентов мятежного князя. Рядом с царём после крушения Избранной рады и образования нового круга советников, сложившегося с началом Ливонской войны, находился не только Басманов. Появились новые люди, новые имена – в дальнейшем все они составят основу опричного братства. Каждый из них мог быть «незаконнорожденным советником». По крайней мере, находиться в эпицентре подобной сплетни. Так что отношение беглеца к Басмановым – аргумент довольно слабый для того, чтобы на его основе выстраивать версии о чьей-то незаконнорожденности. При наличии подозрений непременно вспыхнул бы имущественный конфликт. Ни один род не был заинтересован, чтобы материальные ценности уходили бастардам. Подобные сплетни, точнее их наличие, нашло бы отражение на страницах летописей. Но такого не случилось. Возникает резонный и ненавязчивый вопрос к учёным: для чего нужно было подтягивать к абстрактному высказыванию Курбского, без имен и указания обстоятельств, имя А. Д. Басманова? Вопрос, естественно, риторический.

Если числа рождений, собранных Сулешевыми верны (или, по крайней мере, искажены не сильно), родившийся 17 марта 1515 года Алексей Данилович Басманов явно был зачат до Оршанской битвы. К слову, нельзя исключать, что сын у Данилы родился в марте 1514 года. Вполне возможно, молодой мужчина успел его увидеть и подержать на руках.

К сожалению, мы ничего не знаем о матушке Алексея Даниловича и супруге Данилы. Сохранилось лишь имя – Орина (Арина). Чьего она роду-племени, какому семейству принадлежала в девичестве? Снова нельзя в полной мере обвинить «стародавние времена» или же списать отсутствие информации на пренебрежение к женщинам эпохи. Документы того времени сохранили самые разные сведения о жёнах, матерях и сёстрах. Пусть и не сильно полные, скупые, сухие, но всё же позволяющие понять ту или иную ситуацию. Однако история уничтожила почти всё, что касается женщин, примеривших на себя фамилию «Басманова».

Увидел ли Данила своего ребенка или же Алёша родился уже без батюшки, юная вдова осталась одна. Без кормильца, с первенцем на руках. Несомненно, что женщина аристократического происхождения могла рассчитывать на поддержку, содействие и помощь родственников. Как собственных, так и мужниных. Взаимовыручка, основанная на чувстве общности, семьи и рода, была для времен о которых наш рассказ, нормальным явлением. Например, известно, что Алексей Данилович Басманов трогательно заботился о жене своего близкого родственника Захария Очина-Плещеева, пока Захарий находился в плену.

Отменяет ли гипотетическая помощь все трудности и моральные страдания молодой женщины, оставшейся с грудным ребёнком? В молодом, жестоком, стремительном мире, нацеленном не на созерцание, а на выживание. Вряд ли. Безусловно, в одиночку вдовы военных сыновей не воспитывали. Всегда находились наставники, воспитатели и помощники из числа родственников, крёстных и людей, близких семье. Нам неизвестны имена тех, кто помог Арине Плещеевой, кто обучал Алексея воинской науке, но мы можем наблюдать результат. Прекрасный результат! Некто безымянный и безызвестный вложил в Алексея всё самое лучшее. Ровно столько и ровно то, что могло сотворить из мальчика талантливого и достойного воина, защитника Отечества.

20 мая 1554 года, Арина Плещеева вместе с сыном Алексеем внесли вклад по отцу и мужу в размере 100 рублей в Троице-Сергиеву обитель[50]. 25 ноября этого же года (1554), сам Алексей пожертвует этой же обители 50 рублей[51] по отцу. В 1554 году Алексею около сорока лет. Для шестнадцатого века возраст почтенный. Всего год оставался до Судбищенской битвы, где воевода покажет себя героем. Десятилетие до установления опричнины. Арина также дожила до почтенного возраста (в 1554 году ей, скорее всего, было около пятидесяти пяти). Накануне опричнины, Алексей сделает вклад размером 200 рублей в Свято-Троицкий Данилов монастырь Переславля-Залесского[52] с просьбой поминать обоих родителей. Также он попросит поминания о родителях при устройстве собственного храма в Елизарово. В одном из приделов, по завещанию Басманова, будут проводиться памятные обеды по Даниле и Арине. Но точный год смерти матери Алексея Даниловича остаётся тайной. Как, впрочем, и место её погребения. Отсутствие сведений о местах захоронений Арины Плещеевой и супруги Алексея Даниловича – двух женщин будущего крупнейшего политика – выглядит довольно странно. Их не могла затронуть опала (уж матушку точно!), похороны должны были состояться со всеми подобающими почестями и не «под покровом ночи». Но… они просто исчезли. Если кому-то интересно мнение автора на сей счёт, я подробно озвучу его в главе, посвящённой современным историческим исследованиям. Вкратце же, хочется отметить очевидную роль в жизни Басмановых Свято-Троицкого Данилова монастыря Переславля-Залесского. Когда монастырь, основанный на скудельницах, достроили, Алексею было примерно лет пятнадцать. В дальнейшем Басманов и его сын станут вкладчиками Данилова. Именно Данилова, а не какого-либо другого из числа переславских монастырей. Очевидно, что-то привело сюда Басмановых… Связи, обстоятельства, очевидная ассоциативность с именем отца. Об этой загадочной связи мы обязательно поговорим далее. Сейчас настало время встречи с удивительным человеком.

Алексей Данилович Басманов – забытый русский герой

«Алексей Данилович Басманов-Плещеев – один из лучших наших полководцев XVI века, деятель великих дарований и великих страстей. Большой русский человек – большой в грехах и добродетелях, худо влезающий в театральные прописи положительного героя или классического злодея». Д. М. Володихин.

Алексей Данилович Басманов. Не поленитесь и произнесите это имя вслух. Что вы почувствуете? Какая вибрация пройдет по вашему телу? С каким отзвуком имя сорвётся с губ? Уверена, чувства не будут однозначными.

Прежде всего, вы ощутите мощь. Мощь и силу. Твёрдость русской земли, которая всегда находила силы устоять против очередного вражеского набега, супротив татарского полчища. Сквозь истонченную сетку времени засверкает и заблестит в последних лучах заходящего солнца тягиляй. Мелькнёт обветренная крепкая длань, вытаскивающая из ножен оружие. Ловко, быстро, незаметно. Точно сабля – продолжение руки. Растечётся горячий зной над душистыми русскими полями.

Одни почувствуют трепет и гордость за своего далёкого предка. Алексей Данилович Басманов – русский воевода, дипломат, государственник. Герой самых значимых битв и сражений. Он не просто сражался, не просто отважно шёл в атаку. Он постоянно спасал отчаянное положение, когда войско оказывалось на грани. Он проходил по лезвию там, где другие опытные и умелые руководители, сворачивали шеи.

Другие ощутят страх и тревогу. Поморщатся либералы и гуманисты всех времен, изменники и предатели Отечества. Даже спустя пять веков, когда всё быльём поросло, почувствуют страх, выкрикнут: «А, это тот самый Басманов, который…»! Скорчив презрительную и в то же время болезненную гримасу, припомнят все самые гнусные сплетни о воеводе и его сыне. С оголтелой уверенностью бросятся рассказывать о тех событиях, свидетелями которых сами не были. Подкреплять псевдонаучными фактами из пропагандистских источников.

Это те, у кого «рыльце в пушку», а совести на донышке. Интуитивный порыв подобных людей оклеветать А. Д. Басманова и желание повесить на него всех собак имеют весомое основание. В официальной историографии Алексей Данилович считается «отцом-основателем» опричнины. Участие Басманова в опричных проектах установлено весьма условно. У нас нет достаточного количества фактов, чтобы определить истинную роль воеводы в событиях 1565–1570 гг. Однако именно его считают идейным вдохновителем проекта. Тем самым человеком, который нашёл, подобрал и нашептал Ивану Грозному последние и самые убедительные слова, доказавшие необходимость внедрения нового метода борьбы с внутренними врагами: «Басманов – одна из центральных фигур грозненского царствования. Для современного исследователя именно на нем перекрещиваются поля двух принципиально различных способов исторического мышления: с одной стороны, истории масс, классов, длительных периодов, социально-экономических закономерностей, а с другой – истории казуальной, персональной, связанной с элементом случайного, индивидуального, единичного».

Д. М. Володихин

Служба

Прежде чем перейти к конкретике (должности, даты, битвы), стоит немного рассказать о той непростой ситуации, в которой находился А. Д. Басманов большую часть жизни. Чтобы продвигаться наверх по карьерной лестнице, юношам его поколения необходимо было приложить немыслимые усилия. Но даже усилия не являлись гарантией желанного успеха. Вырваться из порочного круга не помогали ни таланты, ни трудолюбие, ни другие качества, присущие хорошему воину. Дело в самой системе. Преодоление – главный лейтмотив всей жизни Алексея Даниловича.

В конце XV – начале XVI вв. при Иване III и Василии III территория Московского княжества глобально разрослась. С прибавлением земель возникли и житейские трудности: княжество пополнилось новыми служилыми людьми – выходцами с новоприсоединенных территорий. Представители аристократических родов из Литовской Руси охотно переходили на службу к московским государям. В такой ситуации нет ничего особенного. Обычная практика того времени. Новым оказалось лишь количество этих титулованных аристократов. Случилось перенасыщение.

Потомки Рюрика и Гедемина, преисполненные чувства гордости за своё происхождение и чувства собственной важности, на новой службе теряли прежнюю независимость и становились подчиненными. Чтобы получить от новых людей пользу и не допустить конфликтных ситуаций, необходимо было чем-то их «умасливать». Василий III решил проблему земельными поощрениями. В качестве утешения новые служильцы получали щедрые земельные пожалования, служебные места на самой вершине власти, а также возможность ощутимого влияния при дворе и в Боярской думе. Василий, утомленный литовской войной, проявил максимальную щедрость по отношению к новым вассалам. Если что-то где-то прибыло, то, скорее всего, в другом месте убудет. Наступил момент, когда подобный расклад ударил по интересам тех, кто ранее занимал вакантные места. От самой главной «кормушки» были оттеснены представители древнего старомосковского боярства, т. е. нетитулованной знати, уступающей древним родам в статусе. Наиболее сильно, по мнению Д. М. Володихина, это сказалось на военной сфере, где положение не титулованной московской знати ухудшилось буквально за несколько десятилетий. В 1545–1554 гг. все руководящие посты были заняты лишь титулованными аристократами. Не способности и таланты, а происхождение! Вот что стало определяющим и главным критерием для отбора кадров на ключевые военные и административные должности. Интересы весомой части верноподданных пострадали, но это было гарантом для новых служильцев. Возможность выстроить успешную военную карьеру, как это было во времена первых Плещеевых, таяли на глазах целого поколения молодых и амбициозных мужчин, заслуживающих достойной реализации. Таланты, горячее рвение служить Отечеству – всё это превратилось в мёртвый груз. Подняться на уровень собственного отца или деда стало практически невозможно. Вот почему предположения о сплетнях, мешающих Басманову пробиться по службе, выглядят пустым звуком. Алексей Данилович отнюдь не был человеком «с улицы» или голытьбой. Однако многим уступал в происхождении. Других Плещеевых в этот период также не видно подле государя. Власть о них практически забыла. Кто мог, протаскивал «своих». Остальное доставалось новой элите. В таких условиях заботиться о карьере юноши, который остался без отца будучи младенцем, и заниматься его продвижением было просто некому. Сам же Басманов вряд ли мог сразу обратить на себя внимание.

Алексей Данилович, которого Володихин со снисходительностью человека, далёкого от фронтовых реалий, называет «вечно вторым», изначально был всего лишь типичным представителем потерянного поколения. Вечно второй. Но… В полной ли мере подобное определение подходит Басманову? Или, возможно, за его «вторыми» ролями скрывалось что-то иное?

К 1540-м годам ситуация начала потихоньку выправляться. Она не изменилась в целом, но возникла положительная динамика. Алексей, будучи человеком чутким к изменениям всякого рода (интуиция у Басманова работала отменно!), сумел этим воспользоваться. В дальнейшем он возьмёт все возможности, которые предоставит судьба. И возьмёт очень решительно. Для себя и своих детей. За все годы ожиданий.

Первое упоминание о А. Д. Басманове не военное, но о нём стоит сказать, поскольку это добавит к портрету русского воеводы определенные штрихи.

В 1543 году Басманов принимает участие в свержении Шуйскими Ф. С. Воронцова – на тот момент фаворита юного государя. Царственная книга, называет А. Д. Басманова в числе «советников» Шуйского, которые били Воронцова «по ланитам»[53]. Сама по себе ситуация неоднозначная, относится к категории вечных придворных интриг. Настоящие причины низложения Воронцова – неизвестны. Скорее всего, он просто стал жертвой борьбы придворных группировок. Торжество Шуйских после этого продлится недолго и вряд ли Басманову столь скандальное сотрудничество пошло на пользу. Важны два нюанса. Во-первых, будущий воевода очевидно сделал правильные выводы и здравым образом расставил для себя приоритеты. Мы больше не найдём его имени среди участников различных придворных интриг. В частности, во времена пресловутой опричнины. Значит ли это, что Басманов никогда не участвовал в «подковёрных» играх? Не стоит обольщаться, не стоит идеализировать и думать, что Басмановым никогда не приходилось бороться за своё место под солнцем, в том числе с помощью запрещённых приёмов. Но, несмотря на неоднозначную славу, которая прилепилась к Алексею и Фёдору, у нас нет никаких примеров такой «борьбы».

Во-вторых, надо понимать, что просто так оказаться среди тех, кто низверг царского фаворита, Басманов не мог. Обычный военный, ничем пока не отличившийся. Кто допустил к царскому трону столь близко? Кто позволил? Скорее всего, уже в сороковые годы Басманова и великодержавного подростка что-то связывало. Это что-то в дальнейшем станет отправной точкой стремительного карьерного взлёта воеводы.

В 1544 году появляется первое служебное упоминание А. Д. Басманова из числа тех, которые называются «именными». То есть назначение высокое настолько, что человек попал в документ, называемый Разрядной книгой.

«Разрядные книги – книги записей распоряжений русской центральной администрации о назначениях на военную, гражданскую и придворную службу. Они содержат богатейшие сведения по истории России XVI–XVII столетий, в частности, по истории международной политики, войн и военного искусства, государственного управления и т. д.» (определение В. И.Буганова).

В Разрядную книгу (далее Разряды или РК) нам придётся заглядывать постоянно, поскольку это основной (и самый лучший) источник информации, необходимый для изучения биографии любого мужчины XVI века. На страницах РК военные переставали быть безымянными призраками. Что касается Алексея Даниловича, согласно Разрядам он получает назначение третьим воеводой в Елатьме[54]. По самым грубым прикидкам, Басманову уже около тридцати лет. Отсутствие его имени в Разрядах до этого момента объясняется скорее всего, тем, что он занимал должности меньше воеводческих и находился при командирах младшего звена. Оснований полагать, что Алексей занимался чем-то другим (например, административной деятельностью) у нас нет.

Осенью 1548 года А. Д. Басманов получает командование небольшим отрядом и выступает из Мурома против казанских татар. Должность тоже невелика, но… Очевидно, что степень доверия увеличивается. Так или иначе, но этот новый пост – командный.

Пока решался «казанский вопрос», который включал не только знаменитое «казанское взятие», но и несколько неудачных походов, Басманов успевает побыть на воеводстве в Бобрике (июль 1550 г.) и Пронске (1550–51 гг.) в подчинении у полководца князя Семена Микулинского[55].

В 1550 году Алексей Данилович вошёл в «тысячу лучших слуг» и записан тысячником 1-й статьи по Переславлю[56].

1551 (1552) год знаменателен для Алексея Даниловича двумя событиями. Во-первых, он получает Думный чин окольничего. Во-вторых, воевода наконец дождался своего «звёздного часа». Не просто дождался, а сумел им талантливо распорядиться.

Казань! Взятие Казани («казанское взятие») – необычайно важное военное событие в истории нашей страны. Блестящая победа под Казанью ознаменовала крупный внешнеполитический успех Русского государства и способствовала укреплению внутриполитических позиций Иоанна[57]. Крушение Казанского ханства, многочисленные дары и милости государя своим помощникам – воинам, без которых победы могло не случиться, – всё это возвышало царя в народном сознании, повышало его популярность и создавало образ национального героя, который заботится о вверенном ему Богом народе. Особенно важным было то, что в качестве врага выступали иноверцы. Победа приносила не только земли и добычу, но и торжество православия над «бусурманской» верой, а также поднимала престиж русской церкви во главе с митрополитом Макарием. Союз церкви и государства достиг своего апогея. В честь этой победы было возведено множество мемориальных сооружений (храмов), в том числе Собор Покрова Божией матери на Рву[58], Успенский монастырь недалеко от Кремля. Согласно легенде, данный монастырь организовали на месте скудельницы, т. е. на месте захоронения воинов, павших при штурме Казани.

В начале военной кампании Басманов нёс караульную службу и числился при государе есаулом. Не самая высокая должность, зато при государе.

Беда случилась, когда большой полк по каким-то причинам утратил бдительность. Во время передвижения «туров» к стенам города на отряд М. И. Воротынского внезапно напали татары. Воротынский и несколько командующих получили тяжёлые ранения, полк был разбит. Именно окольничий А. Д. Басманова и казначея Фому Петрова отправили на подмогу пострадавшим. Алексей Данилович сумел выгнать татар из окопов и загнать их в крепость. Далее Басманов принял участие в штурме, результатом которого стал захват башни и большого участка городской стены.

«Царь благочестивый выйде ко граду, и видев воины царя своего, и вскоре вси устремишася на брань и мужественнее бравшеся с неверными на мостах… и воротех… и стенах. Ис пушек же безспрестани стреляху, и из пищалей стрельцы. Воини же бьющееся копьи и саблями, за руки имаяся. И бысть сеча зла и ужасна, и грому сильну бывшу от пушечного бою и от зуку и вопу от обоих людей и от трескости оружии, и от множества огня и дымного курения. И згустившуся дыму, и укрыл дым град и люди. Богу поспешуствующе крестияном, были крестияне на стенах градных и в воротах града от Арского поля»[59].

30 сентября были взорваны подкопы, подведенные под татарские «тарасы», устроенные подле Царских и Арских ворот, к тому времени уже поврежденных русской осадной артиллерией. «И взорвало тарасы и с людми казанскыми на высоту великую, и с высоты бревна падоша в город и побиша множество татар». Преодолев сопротивление казанцев, русские под предводительством А. Д. Басманова взобрались «на стены градные и ворота града и в башню града от Арьскаго поля». Арские ворота были взяты. Но сложности не закончились, наоборот. Операция проведённая Басмановым и его подчиненными оказалась столь внезапной и стремительной, что государево войско не успело подготовиться к генеральному штурму города. Грозный отдал приказ отводить людей назад. Хороший военный приказов не обсуждает, он их без ропота исполняет. Но Басманов был не просто хороший военный, а очень хороший военный. Он знал цену человеческой жизни и знал, чьими руками победа добывается. Негоже людьми разбрасываться! Слишком тяжело далась эта промежуточная победа, достигнутая в том числе путём рукопашных схваток. Можно предположить, что всё было не столь гладко, легко и торжественно, как описано в летописях. Недаром же взятие Казани оставило в душе Алексея столь глубокий след, что строительство храма в Елизарово он посвятил именно своим погибшим воинам.

Воевода и его люди приказ не приняли и не исполнили. Целых два дня, пока царские полки устраняли техническую и организационную неготовность к дальнейшему бою, отряд Басманова, оторванный от основного лагеря, удерживал отвоёванный и захваченный участок: «седяще на граде два дни и две нощи, ожидая приступу». Всё это время им приходилось обороняться от атакующих татар, но именно умелые действия отряда Басманова ускорили развязку казанской военной кампании. Генеральный бой с участием Алексея Даниловича на руководящей должности состоялся 2 октября 1552 года. Во время штурма, нашему воеводе достался едва ли не самый опасный участок. После этой блестящей победы государев полк во главе с самим Иоанном вошёл в Казань именно через Арские ворота.

Как я уже говорила, много позже на территории своей вотчины Алексей Данилович воздвигнет Никитский храм в память о своих «боевых холопах», павших под Казанью. А в отдельной духовной грамоте завещает вечно поминать их.

«…И дал|яз, Алексей, с своими детьми, с Федором да с Петром, ту|пустошь Вишку на престол к великому Христову мученику Ни|ките и к преподобному отцу Онофрею въ Елизаровское|по своих родителех, и по себе, и по своих детех, и по|тех людцех, которых на государьских службах на Поле и в две|Казани при мне, при Алексее, побиты, а имена их| написаны в большей церкве надъ жертвенником…а дали|есми ту деревню Вишку тем…по своих родите|лех, и по себе, и по своих детех, и по тех своих людцех впрок|без выкупа… ради благъ»[60].

Аналогичных случаев подобного проявления широты души статусного человека, воеводы, думающего о своей посохе, шестнадцатый век нам не оставил. Учёные, по-разному оценивающие опричную деятельность А. Д. Басманова, единогласно заостряют внимание на этом факте, подчёркивая благородство порыва и православную добродетель воеводы.

После взятия Казани, А. Д. Басманов третьим воеводой остается на «годованье», для подготовки дальнейшей обороны[61].

В ноябре 1553 года, вернувшись из Казани, Алексей Данилович получает почётный свадебный разряд окольничего «за приставкою» на бракосочетании служилого «царя» Семиона Касаевича и Марьи Андреевны Кутузовой-Клеопиной[62]. Еще один свадебный разряд он получит в 1554 году на свадьбе князя И. Д. Бельского и М. В. Шуйской. Безусловно, это не военные назначения, но указывающие на возрастающую популярность А. Д. Басманова при дворе, в кругах особо приближённых к государю и на рост его престижа (на что, по мнению В.Пенского всегда указывали свадебные разряды).

В мае 1554 года Басманов получает должность второго воеводы сторожевого полка[63] в Коломне (на «берегу»). Далее – воевода передового полка в походе на крымские улусы[64].

Летом 1555 года, Алексей Данилович становится участником знаменитой битвы при Судбищах. Здесь он снова покажет себя не просто талантливым военным, а человеком с уникальным даром – вытягивать бедственные ситуации.

Отношения между Москвой и Крымом максимально накалились – назревал новый виток долгого противостояния. Хан Девлет-Гирей, не сумевший оказать помощь Казани, продолжал борьбу за Астрахань. В том числе, затевая тайные переговоры с астраханцем Дервиш-Али. Согласный оказать астраханцу поддержку, Девлет планировал вторжение на русские земли. Перед московским же правительством хан изображал расположенность и полную готовность к продолжению мирных переговоров. Нельзя сказать, что ему наивно и слепо доверяли, скорее наоборот. Уже в марте 1555 года на «берегу» была развернута оборона. Войска заняли позиции на Оке, в треугольнике Коломна – Кашира – Зарайск. Здесь раскинулась пятиполковая рать во главе с воеводами князем И. Ф. Мстиславским и М. Я. Морозовым. Под Тулу против крымцев выдвинулась сравнительно небольшая по численности армия под командованием И. В. Шереметева-Большого.

Согласно Никоновской летописи и разрядным записям, в планы русской армии входили захват татарских табунов, что паслись на Мамаевом лугу (левобережье Днепра) и одновременно стратегическая разведка намерений крымского хана. Но историк В. В. Пенской считает, что в список целей Шереметева не входил кратковременный набег и устрашение. Подобное перемещение, по мнению учёного, являлось частью глобального замысла. В ертаул Шереметева (как и положено лучшему, авангардному, по определению А. М.Курбского, полку), попали лучшие военные. Отличался полк и элитарностью состава. Среди опытных воевод – Д. М. Плещеев, Б. Г. Зюзин и даже брат царя Владимир Андреевич Старицкий. Совершенно не похоже на вылазку за случайной добычей.

Алексей Данилович Басманов в этот раз был важным лицом в полевом соединении и находился во главе передового полка.

Шереметеву поручили заблаговременно обнаружить крымское войско, сопроводить его до русских пределов и здесь атаковать с тыла, сковав до подхода береговой рати и государева полка, возможно, выманить Девлет-Гирея в Поле, где к случившемуся бою присоединилось бы царское войско во главе с Иоанном. Сбор основных сил должен был состояться на Николин день в Белёве. Сил вспомогательных из северских земель – в Новгороде-Северском. Северскими детьми боярскими руководил почепский наместник, каширский сын боярский И. Б. Блудов. Встреча Шереметева и Блудова планировалась в верховьях рек Коломаки и Мжи.

Мы не знаем точный план государя, но можно смело говорить о том, что план был нарушен. Трагедия под Тулой получит в историографии название «Судбищинская битва». Столкновение наших и татар случилось раньше, чем войска царя и В. А. Старицкого выдвинулись, чтобы нанести основной удар.

Движение Шереметева задерживалось. Параллельно с ним, также не спеша, двигались и татары. В конце июня Шереметев вышел к месту встречи с отрядом И. Б. Блудова и получил весть о переправе татар через Донец. По расчётам В. В. Пенского, на момент получения вести Девлет-Гирей находился от Шереметева на расстоянии около 150 километров.

Когда Девлет-Гирей расположил войско (в том числе многочисленные коши) на отдых у самых русских границ, появились наши. Было принято решение атаковать вражеский лагерь. В результате русские захватили богатую добычу, часть которой Шереметев тут же отправил на Мценск и на Рязань. Вряд ли можно было распорядиться по-иному, но данное решение оказалось неудачным. Многим оно стоило жизни. Армия поделилась на две части: первая под командованием голов Ш. Кобякова и Г. Желобова занялась добычей; вторая во главе с самим Шереметевым пошла за ханом, который не знал о разорении лагеря. Естественно, получив печальную для себя весть, Девлет-Гирей повернул назад.

3 июля 1555 г. возле урочища Судбищи (ныне – Орловская область, к северо-востоку от железнодорожной станции Хомутово), где сходились Муравский шлях и Кальмиусский (именно по этому маршруту на Русь обычно двигались степняки), произошло столкновение наших и крымцев. Поскольку воевода отпустил половину армии с добычей, силы противников оказались трагически не равны. Кроме численного перевеса, пехота неприятеля была вооружена огнестрельным оружием, артиллерией и подготовленной конницей под руководством непосредственно самого хана и татарских князей из ополчения. По сути, в бой вступила военная элита неприятеля, состоящая из лучших и прекрасно подготовленных татарских родов. Ситуация для нашего войска сложилась изначально безнадёжная.

Судбищинская битва не самая изучаемая, не самая приметная, не самая показательная, не самая растиражированная, но именно про неё скажет Н. М. Карамзин «ознаменованная славой отчаянной битва». Даже князь А. М. Курбский, известный своими необъективными оценками всего, что происходило на бывшей Родине, описывал битву при Судбищах как кровавое событие. Снова воздержусь говорить о цифрах, лучше процитирую отрывок из летописи Игнатия Зайцева: «…великого князя воевод Ивана Шереметева, да Лва Салтыкова, да Олексея Басманова, да Степана Сидорово Рязанца на поле побил царь крымьской, многих людей побил, а иных в полон имал, а сами воеводы ушьли не со многими людьми…»[65].

Изначально русская армия заметно потеснила врага. Да и сама битва в полную мощь разгорелась не сразу. Во время первой ночевки Шереметев послал гонцов за теми, кто увёл добычу. Но это не принесло результата: к утру вернулось не более 500 ратников.

На следующий день, на рассвете 4 июля 1555 года состоялся основной бой. Воодушевлённые первыми победами, наши попытались взять укрепленный вражеский лагерь, но были откинуты назад артиллерией. В результате этой отчаянной вылазки Шереметев получил тяжёлое ранение, что значительно сказалось на всём сражении и настроении полка. Воеводы, которые находились «на подхвате», в частности Л. А. Салтыков, не имели достаточного опыта, чтобы исправить ситуацию. Началась паника, воины бросились врассыпную. Если бы не организованность и находчивость Алексея Даниловича Басманова, для русского войска всё могло закончиться катастрофой. Именно Басманов и Степан Григорьевич Сидоров, имея в своем распоряжении не более 6000 тысяч воинов, спасли положение. За считанные минуты, приняв ряд важных решений, Басманов «велел тут бити по набату и в сурну играти». На этот ободряющий боевой призыв съехались дети боярские и стрельцы, отбившиеся от основного полка, но не бежавшие. Воеводы успешно собрали разрозненные части войска, отступили в дубраву (где находились обозы – коши) и используя овраг, создали из обозных телег полкового коша что-то вроде укрепленной позиции.

«…наехали в Дуброве коши своих полков и велел тут бити по набату и в сурну играти; и к нему съехались многие дети боярские и боярские люди и стрельцы тысяч с пять, с шесть и тут отсеклися. И царь к ним приступал со всеми людьми и с пушками, и с пищалями и до вечерни, и божиим милосердием дал Бог Алексей Данилович тут от царя отсиделся, из луков и пищалей многих татар побили. И которых крымской царь поимал детей боярских, те ему сказали, что царь и великий князь на Туле, а чают его на царя приходу. И крымской царь пошел назад наспех и Сосну перелез назавтрее. И пришол Олексей ко государю на Тулу в неделю со всеми людьми дал Бог здорово, а Стефана тут в засеке ранили из затинной пищали по колену, а на бою его копием ранили, и лежал пять недель и не стало его в чернецах в скиме на Москве…»[66].

Крымцы значительно превосходили русских по силам, но уничтожить малочисленный отряд Басманова они не смогли, хотя перепробовали все средства. От пищальщиков до артиллерии. Русских атаковали трижды, но отряд Басманова и Сидорова не сдвинулся с места и позиций не уступил. При этом ещё и нанес значительный урон атакующим. Крымцы не сумели победить даже импровизированную крепость, созданную из подручных материалов! Из обычных обозов. Ничего не добившись, Девлет-Гирей отступил. 7 июля Алексей Басманов и Степан Сидоров (получивший, увы, смертельные ранения) уже прибыли со своим отрядом в Тулу.

Согласно Древнейшей Разрядной книге, примерно в октябре 1555 года (в некоторых источниках в 1556 году) А. Д. Басманов получает высший Думный чин боярина. По мнению Д. М. Володихина, чин был получен в связи с героизмом, проявленным в битве при Судбищах. Вполне возможно! Боярин – это первая и самая высшая степень российского дворянства. Подобный чин давали лишь за весомые заслуги. То, что сделал Алексей Данилов в той злополучной дубраве – невероятно и под силу лишь настоящему герою. Иоанн умел ценить не только воинскую доблесть, но и фантастическую находчивость.

С октября 1555 года Басманов числится третьим воеводой правой руки в Серпухове. Там же с июня 1556 года как «боярин с царем»[67] идёт в очередной поход против крымцев. Участвует в походе на ливонские земли в составе передового полка под руководством царя Шигалея[68].

С января по июль 1557 года назначен наместником в Новгороде и примерно с этого момента можно говорить о начале работы Алексея Даниловича в новом направлении. Его допускают в «святая святых» государства. В сферу дипломатии. Неоспоримое признание заслуг человека перед Отечеством. Впервые Басманов выступает в этой роли в во время переговоров со шведскими послами[69] вместе с другими наместниками Великого Новгорода. Перед переговорщиками стояла задача подписания договора о сорокалетнем перемирии. Можно отметить сразу два момента. Во-первых, полное и окончательное доверие государя, хотя до опричнины ещё далеко. Во-вторых, высочайший культурный и интеллектуальный уровень нашего героя. Алексей Данилович Басманов, вопреки шаблонному образу «вояки», был отнюдь не солдафоном в кольчуге, чьи умения и таланты ограничиваются лишь «прямым делом». Безусловно, ум нужен и на поле боя. Смелость и отвага не должны быть бездумными и крикливыми. Лучше всего, когда воинские качества, необходимые в бою, гармонично дополняются хитростью, живостью ума и находчивостью, умением выстраивать стратегии или продумывать тактику. Однако дипломатия – наивысший уровень политической деятельности. Допустить к подобной работе государь мог человека не только проверенного, верного, но и всесторонне развитого. Тем более что первая дипломатическая миссия Алексея Даниловича последней не стала.

По мнению большинства учёных, А. Д. Басманов активно поддерживал царя в «прибалтийском вопросе». Поскольку вопрос к 1557 году обострился, те, кто разделял интересы государя и поддерживали войну за Прибалтику, автоматически обеспечивали себе хорошее будущее на долгие годы. Басманова же, судя по дальнейшим фактам его биографии, можно назвать одним из ведущих воевод ливонской военной кампании.

В январе 1558 года Алексей Данилович в чине второго воеводы передового полка отправляется из Пскова в Ливонию и руководит взятием Нарвы. Нарва, она же Ругодив… Звучное, почти сказочное название и яркая страница затяжной Ливонской войны, которая продлится два десятилетия. Эта война принесет красивые победы, но и закончится бесславно, истощив силы страны. Как правильно отметил В. В. Пенской, определение «ливонская война» изобретение историков. Современники Басманова таким термином не пользовались. Они просто находились в круговороте военных конфликтов и связанных с ним потрясений. Началом войны (этапа, который нас интересует в рамках темы) принято считать зиму 1557 – январь 1558 гг.

Нарва и Ивангород – две крепости, стоящие рядом. Их разделяла река Нарова, представляющая из себя условную границу. Крепость Нарва была местом пересечения торговых маршрутов и долгое время считалась «русскими воротами» Ревеля. Здесь не действовали запреты и ограничения на торговлю с русскими, поэтому через данный канал на русскую землю поступали в продажу оружие, кони и цветные металлы. Нарва часто шла на всяческие уступки московитам, чтобы сохранять выгодное положение. Но при этом оставалась под влиянием Ордена.

В конце зимы 1558 года немецкие пушкари нарвского гарнизона цинично обстреляли Ивангород. Сегодня сложно сказать из-за чего именно эта ситуация произошла. По мнению В. В. Пенского, причиной обстрела мог послужить опустошительный набег князя Д. С. Шестунова на орденские земли к северу от Чудского озера[70]. Другие учёные этот нюанс вспоминают редко, возлагая ответственность за начало конфликта на обитателей Нарвы. Возможно, обстрел, инициированный фогтом Шнелленбергом, был ответом на этот набег. А вот ответ наших мог повредить идущим в этот момент переговорам и работе русских дипломатов. Прежде чем ответить неприятелю тем же, воеводы Ивангорода доложили в Москву. Первое предписание, данное нашей стороне – это позволение набегов на нарвские владения. Далее в Ивангород был послан артиллерийский эксперт (по определению В. В. Пенского) Шестак Воронин. С собой он вёз «разрешение» отвечать неприятелю достойным образом. До этого наши лишь единожды дали огонь по Нарве. Именно эта акция устрашения нанесла крепости сильный ущерб и перепугала местных жителей настолько, что те на время переговоров, отдали нашей стороне несколько важных городских персон. По результатам переговоров, Нарва приняла решение выйти из состава земель ордена и перейти под власть московского государя. Но пока переговоры шли и Нарву никто не обстреливал, жители города облегченно выдохнули, забыли свой страх и начали сомневаться. А может, не стоит к русским? Нужно ли становиться частью России? Чтобы как-то разрешить сомнения, жители Нарвы обратились за помощью к немецким властям и орденскому магистру Фюрстенбергу. Для нашего государства такое положение дел неожиданностью не было. Дипломатия дипломатией, но… Добрый залп – лучше множества пустых слов.

Уставшие от затянувшейся паузы стороны стали нарушать тишину, после сваливая вину друг на друга. Своего апогея бомбардировка достигла накануне Пасхи.

Не смотря на то, что ругодивцы «били челом», доверия к ним со стороны русского правительства не возникло. В Ивангород заранее был направлен малочисленный отряд под руководством Алексея Даниловича Басманова, имевшего в подчинении воеводу Д. Ф. Адашева, несколько опытных людей и стрельцов под началом А. Кашкарова и Т. Тетерина. Также на подмогу был выслан отряд М. А. Бутурлина, тоже малочисленный. В руках А. Д. Басманова находился приказ «быти в Ругодивех, а солжут, и им велел делом своим и земским промышляти, сколько милосердный Бог поможет»[71]. Скорее всего, на Басманова возлагалась акция устрашения обитателей крепости, не более. Слишком уж малочисленные силы ему отвели (снова!) – недостаточные для того чтобы штурмовать укрепленный город. По характеристике В. В. Пенского, таких сил хватило бы разве что для несения гарнизонной службы, но не для осады и штурма. Возможно, государь рассчитывал, что окончательные переговоры на месте, пройдут гладко и без внезапностей, а военный отряд Басманова и подчиненных ему воевод просто придаст русской стороне психологический перевес и визуальную убедительность. В. В. Пенской отмечает и небрежность составленного разряда, который касался сбора басмановских людей. По мнению историка, данная акция загодя не планировалась, силы собирали поспешно[72].

И снова события повернулись неожиданным образом.

Оказавшись на месте, воеводы Басманов и Адашев напомнили жителям Нарвы об их новых обязанностях. Но страх, который испытали ругодивцы во время русских обстрелов, уже давно притупился, и жители гарнизона изобразили полное беспамятство. Какие послы? Мы никого никуда не посылали и никуда не просились. На самом деле, пока проходили переговоры с Басмановым и Адашевым, жители крепости ожидали подмогу. Феллинский комтур Г. Кетлер, собрав конное ополчение Харриена и Вирланда (области к западу от Нарвы) и присоединив к нему рижских и ревельских кнехтов с артиллерией, подступил к Нарве, разбив лагерь всего в нескольких милях от города. После этого Кетлер попытался провести к Нарве подкрепление.

В это же время Басманов перебросил за город на Колыванскую дорогу группу разведчиков, которые столкнулись с группами вооруженных людей, перемещающих к Нарве пушки, а затем и со стрельцами. На обратном пути, когда наши воины переправлялись по Нарове, это обнаружили немцы. Конница Кетлера попыталась напасть на боярских детей под началом А. М. Бутурлина. Но отряд, посланный Басмановым для ограждения переправляющихся русских, благополучно дал противнику отпор. Завязался бой, окончившийся разгромом немецкого войска:

«…немцы наряд весь в Ругодив отпустили, а сами конные и пешие пришли х перевозу на Офонасья с товарищы; а всего осталося на их стороне, которые не поспели перевезтися, человек со сто, а немец пришло на них человек с тысячю и конных и пеших; и Бог милосердие свое показал: побили немец многих и гоняли пять верст по самой Ругодив, а взяли у них тритцати трох человек»[73].

Хотелось бы целиком процитировать эпизод из работы историка В. В. Пенского, давшего крайне высокую оценку действиям А. Д. Басманова:

«…по всему выходит, что Басманов решил использовать закаленные стрелецкие приборы в качестве арьергарда – «отвода», перед которым была поставлена задача, говоря языком разрядных документов, «отнять» отступающие под натиском неприятеля конные сотни, дать им возможность оправиться и отойти в порядке. Эта сложная задача обычно поручалась наиболее опытным, проверенным, надежным войскам, в высокой боеспособности которых командование не сомневалось… из описания боя напрашивается предположение, что «отвод» русских конных сотен был хитроумным маневром, рассчитанным на неопытность горячих харриенских и вирляндских парней. Видя, что русские бегут (и как тут не вспомнить слова англичанина Р. Ченслера, который писал, что русские-де, в отличие от цивилизованных европейских воинов, не привыкли сражаться «правильным» образом и любят атаковать внезапно, из засады!), они бросились преследовать московитов и напоролись на залповый огонь возникших как из-под земли стрельцов (см. описание смотра в декабре 1557 г., которое было приведено ранее). Последствия предугадать было нетрудно – стрельцы успешно «отняли» у ливонцев свою конницу, а та, перестроившись, контратаковала смешавшегося и обескураженного неприятеля и погнала его прочь, рубя и беря в полон отставших и лишившихся коней эстляндцев. И если наше предположение верно, то вряд ли стоит сомневаться в том, что такой маневр проделать могли только хорошо обученные, опытные воины, понимавшие друг друга и своих начальных людей, что называется, с полуслова, и что взаимодействие русской стрелецкой пехоты и поместной конницы было на высоте».

В частности, отряду Басманова, удалось захватить немало пленных и языков, которые поведали ценную информацию:

«Ругодивцы царю и великому князю изменили… маистру тот же час послали, чтобы их не выдавал. И маистр прислал князьца Колыванского да другого Велянского, а с ними тысяча человек конных, да пеших с пищальми семьсот человек, да с нарядом. Люди и ругодивцы промеж собою крест целовали, что им царю и великому князю не здатца»[74].

В самой Нарве ситуация складывалась печальная. Наёмные кнехты находились на грани бунта из-за невыплаты жалования, сказывались результаты блокады: Басманов со своими людьми лишили Нарву подвоза, взяв в плотное кольцо. Все попытки ругодивцев эту ситуацию исправить, были русскими отбиты.

Очередной отказ Нарвы от своих прежних слов, инициировал новый обстрел русскими. 11 мая 1558 года по непонятным причинам в Нарве вспыхнул крупный пожар. Что случилось в тот день – неизвестно. Возможно, причиной стал обстрел, возможно бытовая ситуация. Согласно Лебедевской и другим летописям, виновником пожара являлся пивовар, бросивший в огонь православные иконы, в том числе Николая Чудотворца. Позже эти «неопалимые», ничуть не пострадавшие иконы, воины Басманова нашли на пепелище. Лебедевская летопись рассказывает лишь об образе Николая Чудотворца, Степенная книга называет две иконы: образ Богородицы (Одигитрии) и четыре образа на одной иконе – Св. Николы, Св. Власия, Св. Козьмы и Св. Дамиана[75].

Не стоит исключать и специального поджога. Невероятно быстро и ловко наши войска, а в частности Алексей Данилович, воспользовались данным обстоятельством, сумев оборотить его нам на пользу. Через посланников-парламентеров, воевода ещё раз напомнил жителям Нарвы об их «новых обязанностях». Лазутчики, посланные Басмановым в крепость, быстро донесли руководству о плачевном состоянии дел. Получив очередной отказ, Алексей Данилович снова просчитал все варианты развития событий за минимальный срок и принял решение штурмовать Нарву. Совершив переправу через реку, русские потушили пожар и приготовились к штурму, который получился напористым, решительным и недолгим. Басманов и его помощники талантливо воспользовались неразберихой в стане противника. Так, словно прекрасно в этой неразберихе ориентировались. Принудив отчаявшихся жителей сдаться, Басманов с войском бескровно заняли город. Стрельцы Тетерина и Кашкарова окончательно сломили последнее сопротивление неприятеля, открыли Русские ворота и впустили в город Басманова и Адашева с отборными сотнями поместной конницы.

«И воеводы к городу приступали со всеми людьми. В Русские ворота велели приступати головам стрелецким Тимофею да Андрею с стрельцы, а в Колыванские ворота Иван Андреевич Бутурлин, да с ним головы з детьми з боярскими. И немцы билися с ними жестоко. И головы стрелецкие ворота у них те взяли и на горок взошли, и в те ворота вошли Алексей и Данило, а в Колыванские Иван Бутурлин, и немцев побили многих. И собрались все в Вышегород. И к Вышегороду воеводы приступали до вечера со всех сторон и из наряду с Ываны города. И из Ругодива из их же наряду стреляли по Вышегороду. И прислали немцы бити челом, чтобы воеводы пожаловали, их князьца выпустили с прибыльными людьми. И воевода князьца и немцев выпустил, а Вышегород и Ругодив Божиим милосердием и царя и великого князя государя нашего у Бога прошением и правдою его взяли со всем нарядом – пушек больших и меньших 230 и с пищальми и з животы 3 с немецкими»[76].

Потушив пожар, русские стали готовиться к штурму замка, а утром 12 мая 1558 года, заняли Нарву целиком. В Москву с радостной вестью был послан будущий опричный воевода сеунч И. П. Залупа-Охлябин.

Стоит сказать и о том, что именно под Ругодивом произошёл уникальный мистический случай. Пискаревский летописец рассказывает о явлении войску А. Д. Басманова святителя Никиты Новгородского. Многие присутствующие воины стали свидетелями явления. По берегу, между русским полками, ездил «муж безбородый» в святительских ризах с жезлом и крестом. Свидетели явления узнали в этом «муже» Никиту. Пройдёт всего несколько лет, и незадолго до печально известного новгородского погрома мощи святого Никиты будут обретены в Новгороде владыкой Пименом после чудесного видения[77]. Случай не самый популярный и распространённый даже для средневекового человека с религиозным типом сознания. Алексей Данилович Басманов, имеющий неоднозначную славу, был многократно оболган, осуждён либеральными лживыми гуманистами. При этом шёл в бой после такого вот благословения свыше! Его оппонент князь Андрей Курбский, люто ненавидящий Басмановых, предатель и изменник, вернулся на бывшую Родину сжигать православные храмы. Какая потрясающая разница! Жаль, что злое слово, полное желчи, оказалось более живучим. До сих пор мы судим Басмановых, опираясь на характеристики князя, не задумываясь, не анализируя, не желая открыть глаза.

Может показаться, что взятие подобного городка-крепости не такое уж важное событие военной истории. Однако взятие Нарвы повлекло за собой серьезные изменения во внешней политике. Захват крепости надолго обеспечил наше Отечество связями с европейскими торговыми контрагентами, доставлявшими серебро, золото и военные грузы. После взятия А. Д. Басманов остался в захваченном городе на посту первого воеводы и получил почётное государево «жалование». Но на этом не остановился. Проявив решительность и организованность, с теми же малыми силами в июне 1558 года воевода захватил город Адеж.

В марте 1559 года А. Д. Басманов должен был участвовать в новом походе против Девлет-Гирея «по крымским вестям» в качестве третьего воеводы передового полка[78]. Но сражение не состоялось.

В октябре – ноябре 1559 года русское правительство получило новость о том, что ливонское войско объявилось на дальних подступах к столице русской Ливонии. А. Д. Басманов был оправлен во Псков к Ю. И. Темкину в ожидании прорыва ливонцев на город Юрьев (Дерпт). В этот раз на должности воеводы передового полка[79]. Перед Басмановым стояла задача организации контрнаступления, если немецкая сторона нарушит перемирие. Нельзя сказать, что наше войско, возглавляемое другими воеводами, с задачей справилось сразу. Ливонцы несколько раз заставали русских врасплох. Расследованием причин неудач занимались юрьевский наместник воевода А. И. Катырев-Ростовский и А. Д. Басманов. По его сообщениям, отосланным государю «стояли воеводы оплошно, подъемщиков и сторожей у них не было, зашли их немцы всех на станех… побили многих людей: убили семьдесят сынов боярских да с тысячю боярских людей, а многих ранили… кош у них весь немцы взяли"[80].

В 1559 году несколько воевод отправлены на немецкую землю в город Вилян. Среди них и А. Д. Басманов на должности второго воеводы полка правой руки[81].

В 1560 году Алексей Данилович назначен вторым воеводой полка Правой руки в крупном и победоносном походе на Феллин. Р. Г. Скрынников оценивал это место как «замок, стоявший на острие русского копья, направленного вглубь Ливонии» и «самую опасную точку»[82]. Феллин являлся важным замком и городом Ордена. Поход закончился блестящим захватом. Но главный и основной результат похода – уничтожение Ливонского ордена. Кроме того, в Феллине была захвачена осадная артиллерия, которую русские пушкари потом использовали во время осады Полоцка зимой 1563 года. Об этом походе весьма красочно писал А. М. Курбский. По словам Пенского, князь сильно приукрасил собственную роль, отобрав часть славы даже у своего любимца князя Д.Овчины – Оболенского, который, будучи воеводой «по посылкам» исполнил под Вольмаром куда более весомую роль, чем Курбский[83].

В первой половине 1560-х гг. Басманов активно занимается дипломатической деятельностью и становится постоянным участником переговоров с датчанами, шведами, литовцами. Так, в июле 1561 года он ведет переговоры со шведскими послами. В декабре 1562 (63) года принимает участие в переговорах с литовскими послами кравчим Ежи Ходкевичем, Григорием Воловичем и писарем Михаилом Гарабурдой. Целью данных переговоров было так называемое «ливонское наследство», а именно сохранение за нашим государством двух спорных фольварков – Старого и Нового Колка. Басманов продолжил линию, начатую во время переговоров 1559 года крупнейшим царским дипломатом И. Висковатым. Что интересно и характерно, военный, который (казалось бы!) всю свою жизнь проходил, по мнению историка Д. М. Володихина, «вторым», всё в поле, в поле, в прямом деле, в боях рукопашных, работает наравне с профессиональными дипломатами. На данных переговорах вместе с Петром Зайцевым, Василием Юрьевым, казначеем Сукиным, дьяками Андреем Васильевым и Андреем Щелкаловым[84] Басманов официально представляет царские интересы. Современный учёный, крупный специалист по грозненской эпохе Борис Флоря, считает, что А. Д. Басманов занял нишу, которую когда-то занимал покойный Алексей Адашев – специалист Избранной рады в области дипломатии[85]. С этого же периода Алексей Данилович выступает как руководитель внешней разведки.

В 1562–1563 гг. А. Д. Басманов не мог не принимать участие в знаменательном походе на Полоцк (на должности третьего воеводы). Полоцкий поход – одна из первых и славных побед Ливонской войны. Победа относительно лёгкая, максимально бескровная. Этот богатый город, с XIV века подчиняющийся Литве, был ключом к Западной Двине. Через Полоцк пролегал важный торговый путь. Помимо этого, Полоцк стал плацдармом иноконфессиональной экспансии: здесь процветала религиозная рознь, притеснение православных католиками. Отсутствие должного контроля привело к образованию иудейской общины и распространению протестантских учений радикального толка. Возникла острая и очевидная необходимость уничтожения подобного осиного гнезда под боком. Решение религиозных вопросов – вот что перед походом вынеслось на повестку дня. Но об этом походе более подробно мы поговорим в главе, посвящённой Фёдору Басманову.

В марте 1563 года А. Д. Басманов участвует в переговорах с датскими послами. Возможно, заменяя И. Висковатого.

В 1564 году фигура А. Д. Басманова официально находится при государе. Для современников уже нет сомнений в том, что Алексей Данилович имеет на Иоанна IV серьёзное влияние. Пользуясь особым доверием и расположением, он сопровождает царя в Можайск, куда тот выехал практически сразу после получения известия о бегстве князя Андрея Курбского. Приняв участие в процессе освящения нового каменного храма Никитского монастыря Переславля-Залесского, государь в сопровождении двоюродного брата и других приближенных отправляется в Троице-Сергиев монастырь, Можайск и Олешню. По мнению ряда учёных, Басманов, который сопровождал царя в этой поездке, мог быть одним из соавторов ответных писем царя А. М. Курбскому[86]. Подтвердить это невозможно, но опровергнуть тоже. Тем более, что мы уже могли убедиться в высоком интеллектуальном уровне воеводы.

В июле 1564 года А. Д. Басманов ведёт переговоры со шведскими послами[87]. Забегая вперёд и нарушая хронологию ради предстоящего разговора об опричной деятельности Басманова, упомяну здесь и февраль 1567 года когда Басманов участвовал в переговорах со шведским послом Н. Гюльденстреном.

В октябре 1564 года Алексей и Фёдор героически отстояли Переяславль-Рязанский (Рязань), удерживая оборону несколько дней супротив шестидесятитысячного войска Девлет-Гирея. Невероятная, красивая, размашистая и очень русская победа, о которой мы поговорим далее.

В 50-е годы XVI века воевода Алексей Данилович Басманов постоянно выступает в роли военачальника, а в 60-х годах  перестаёт получать военные задания. Героическая оборона Рязани, которая не была разрядом (назначением), а случилась непредвиденно, стала последним «полевым» выступлением воеводы. Возможно, сказывался возраст, и Алексей Данилович просто уступил дорогу молодым. Возможно, во время рязанской обороны получил ранение, которое уже не позволяло лично участвовать в битвах. Может быть, государю было важнее его участие в дипломатической деятельности. Ведь талантливых военных гораздо больше, чем талантливых дипломатов. Зарекомендовав себя в этой роли, Басманов мог отвлечь внимание руководства от своих военных талантов. Как высказался Борис Флоря, очевидно, что царь стал ценить Басманова не столько как военного, сколько как политика[88]. А возможно… энергия и способности А. Д. Басманова требовались для подготовки нового масштабного политического проекта, которому суждено было появиться на свет в начале 1565 года.

Несколько слов об опричнине

Прежде чем завершить рассказ об Алексее Даниловиче, необходимо уделить немного внимания такому явлению, как «опричнина». Считаю правильным воздержаться от подробного пересказа всех событий опричной поры, а также от пересказа длинных концепций разных историков о смысле и причинах создания опричнины. Нового я ничего не скажу и другим тайн не открою. Уверена, что большинство читателей, взявших в руки эту книгу, с явлением знакомы или слышали о нём хотя бы что-то. Дело не в моей авторской лени, а в бессмысленности подобного занятия. Работы, посвящённые изучению опричнины, исчисляются не десятками, а сотнями. От самых серьёзных диссертаций до странных и вульгарных работ скучающих дамочек (оставим их безымянными), которые подменяют изучение аграрных, социальных и политических вопросов, попытками объяснить опричнину сексуальными расстройствами царя и его окружения.

Всем, кому интересна тема, я могу посоветовать обратиться к столпам отечественной историографии, предпочтительно советской, и выбрать исследования по своему вкусу. Это будет самым правильным. Примеры книг можно почерпнуть из списка литературы, предложенного в самом конце.

Всё, что вам требуется сейчас, это, словно участнику некой битвы (между добром и злом), выбрать себе сторону. Ну и заодно решить простенькую задачку: определить, что, по-вашему, добро, а что зло. И есть ли смысл в таком чётком дуальном распределении.

Опричнину изучают до сих пор, но это изучение оставляет больше новых вопросов, чем ответов. Ибо эти ответы очень условны. Они являются лишь предположениями, концепциями и реконструкциями, необходимыми, чтобы хотя бы как-то продвигаться дальше в изучении истории. Выводов, которые можно было бы назвать правильными и устоявшимися, практически нет. Историк В. А. Колобков подметил, что изучена событийная сторона вопроса, но о смысле опричнины единого мнения не сложилось. Учёные продолжают горячо дискутировать на тему «что такое опричнина», «для чего она была создана», «какие события (событие) послужили отправной точкой создания».

Причины введения комплекса кардинальных репрессивных мер искали в личности самого царя, объясняли психическими проблемами, душевными переменами после смерти первой супруги, травмами несчастливого детства и сильнейшим влиянием ближайшего окружения. Наиболее разумное определение опричнины (которого придерживаюсь я сама) как военно-административной реформы выдвинул историк Р. Ю. Виппер:

«В русской историографии издавна повелось изображать учреждение опричнины, прежде всего, как жест ужаса и отчаяния, соответствующий нервической натуре Ивана IV, перед которым открылась вдруг бездна неверности и предательства среди лучших, казалось, слуг и советников. С этой наивной романтической постановкой вопроса надо покончить раз навсегда. Пора понять, что учреждение опричнины было в первую очередь крупнейшей военно-административной реформой, вызванной нарастающими трудностями великой войны за доступ к Балтийскому морю, за открытие сношений с Западной Европой. Историк наших дней, мировоззрение которого сложилось в эпоху двух мировых войн 1914–1918 и 1939–1944 гг., покончит также с ошибочной манерой излагать события внешней истории, войн и международных отношений вне связи с внутренними социально-политическими движениями и переменами».

Д. М. Володихин много лет спустя, опираясь на теорию Р. Ю. Виппера, успешно развил эту мысль. По его мнению, опричнина задумывалась как комплекс чрезвычайных мер, предназначенных для упрощения системы управления вооруженными силами. Чтобы сделать это управление безоговорочно подконтрольным государю и обеспечить успешное продолжение Ливонской войны. Победа в Ливонской войне – вот что стояло, по мнению Володихина «во главе угла». Государь создавал некий «офицерский корпус» независимый от самовластной и амбициозной верхушки служилой аристократии. Борьбу с изменами и изменниками Володихин считает второстепенной задачей, напоминая читателям, что в самом начале своего появления опричнина ознаменовалась всего лишь несколькими казнями.

Один из первых исследователей вопроса историк Н. М. Карамзин не видел в опричнине никакого иного смысла, кроме обеспечения личной безопасности царя. По логике Карамзина причины основания опричнины – психологические проблемы и личные страхи. В своих глобальных трудах Карамзин так увлекся литературными фантазиями, выдумками про исторических персоналий и художественностью, что не дал себе труда попытаться проанализировать более глубоко.

Историк, философ и юрист К. Д. Кавелин был первым, кто взял на себя смелость не согласиться с Н. М. Карамзиным и М. П. Погодиным. Он справедливо подчеркивал все достойные деяния царя, все его достижения, но ответа на вопрос, что такое опричнина, не нашёл. Н. Г. Устрялов видел в опричниках всего лишь отряд телохранителей, главной заботой которого было искоренение крамолы, причем чаще всего мнимой, и охрана вельможной персоны. В то, что опричники изыскивали и разоблачали действительных врагов государства, Устрялов верить отказывался. Р. Г. Скрынников, которого мы уже неоднократно цитировали, считал, что опричнина явилась первым в русской истории воплощением самодержавия как системы неограниченного царского правления. С. Ф. Платонов видел в опричнине крупную государственную реформу, целью и задачей которой было сведение княжат с их родовых вотчин, чтобы окончательно разрушить гнездо княжеского землевладения. Согласно Платонову, боярство – главная причина, по которой централизация страны проходила крайне медленно. Выселяя бояр из опричных уездов, государь рвал их связи с местным населением, которое смотрело на своих хозяев как на маленьких местных государей. Платонов первым попробовал провести детальный анализ. До него изучали лишь внешнюю сторону событий.

С. Б. Веселовский много полемизировал с концепциями других историков, в частности с концепциями С. Ф. Платонова. Но в целом также искал ключ к пониманию опричнины в изучении территориального состава. Проведя подробный анализ жертв опричнины, историк пришел к выводу, что террор был направлен преимущественно против аристократии. Гнезда же удельно-княжеского землевладения (о которых говорил Платонов) располагались за пределами опричных владений. Соответственно, конфискации имущества их не затрагивали. В результате ученый даже в какой-то момент усомнился в осмысленности опричнины и вернулся к концепции личной безопасности. А. А. Зимин собрал сведения о переселениях феодалов в годы опричнины, исследовал состав феодалов, потерявших земли, и результат позволил ученому утверждать, что цели и задачи опричного проекта сводились к объединению русских земель в едином государстве вокруг Москвы. Ответы на волнующие вопросы Зимин пытался получить, опираясь на анализ нескольких крупных опричных мероприятий. Например, разгром Новгорода и репрессии по отношению к церковникам. Также, исследуя тезис об антикняжеской и антибоярской направленности опричной политики, Зимин оспорил «антибоярскую» направленность, отметив, что основными жертвами нового политического проекта стали не боярство, а отдельные удельные форпосты.

П. А. Садиков говорил о том, что опричнина ликвидировала крупное княжеское и боярское землевладение со всеми его привилегиями. Однако, базируясь на этой формулировке, учёный отметил, что как государственное учреждение опричнина остаётся явлением не понятым до конца. Советский учёный В. Б. Кобрин, полемизируя со многими предшественниками, также пришел к отрицанию антибоярской направленности опричнины. Он подчеркивал, что изменений структуры крупного феодального (в том числе княжеского) землевладения после учреждения опричнины не произошло. Кроме того, Кобрин первым предположил, что реформа, которую мы называем «опричнина», не была завершена и доведена до логического конца. Или могла быть выполнена не в полном объёме, поэтому-то смысл и ускользает от исследователей. Эту же мысль об экстренном претворении проекта в жизнь (в его «сыром» виде) развивает и П. А. Садиков.

Единственное, что учёные опровергли наверняка, это миф о худородном происхождении опричников. Из грязи – в князи… Красивая легенда о том, что царь набрал голытьбу, позволив талантливым людям возвыситься, очень долгое время использовалась в творческих, художественных и даже документальных работах, посвящённых опричнине. Миф этот основывается на мемуарах И. Таубе и Э.Крузе. Среди множества нелестных характеристик, данных всему русскому, иностранцы назвали опричников «косолапыми и нищими мужиками». Но биографии нескольких сотен опричников к 21 веку уже изучены и полученный материал, позволяет поставить жирную точку в этом вопросе. Государь действительно своих новых помощников возвысил. Аристократия, по определению Р. Г. Скрынникова, взирала на «новодельных» опричных господ с презрением. Однако, это вопрос о «размере бриллиантов», а не о соотношении бриллианта и бисера. Придумали проект и привели его в действие самые настоящие аристократы. У колыбели опричнины разместилось старомосковское боярство. Причём это касалось не только руководства, но и исполнительного состава. В этот состав входили нетитулованные аристократы из Бутурлиных, Чеботовых, Колычевых, Пушкиных и др. Многие опричники были связаны между собой родственными узами. Некоторые приходились роднёй первым двум женам Грозного.

Борьба за место под солнцем развернулась не между талантливыми мужиками и аристократами. А между талантливыми и активными аристократами и элитой, засидевшейся на своих местах «по праву рождения». Знатное происхождение представителей опричной гвардии подчеркивали В. Б. Кобрин, А. А. Зимин, Л. М. Сухотин, С. Б. Веселовский и др. Вместе с А. Д. Басмановым (и его родственниками Плещеевыми) на вершину управления, чтобы занять утерянные административные и военные посты поднялись представители старинных боярских родов.

Почему же сложилась столь печальная ситуация с изучением опричнины? Ответ банальный, простой и скучный. Увы, не сохранились документы, связанные с комплексом опричных мер, в том числе, приказ об учреждении, где были заданы изначальные официальные параметры. На страницах этой книги мы не раз вернемся к проблеме отсутствия документов. Большую их часть уничтожили частые московские пожары. Пожар – бедствие, которое в средневековом городе приносило много вреда. Что-то попало в нечистоплотные руки самых первых историков, преследовавших свои личные цели и задачи. Часть, возможно, исчезла и растворилась в небытие по естественным причинам. Однако С. Б. Веселовский был уверен, что имеющихся данных для изучения вполне достаточно: «… лучше было бы знать подлинный указ, но мне кажется, что знание его было бы бесполезно для тех, кто не может понять летописного сокращения»[89].

Говоря о начале опричнины, учёные ориентируются на официальное летописание. Но, как заметил В. А. Колобков, «исследователи единодушны в том, что рассказ об учреждении опричнины, включенный в официальную московскую летопись, сохранил только видимость достоверности…»[90]. Летописание после учреждения опричнины просуществовало недолго. Официальная фиксация событий прекратилась и следы летописи оборвались где-то в Александровской слободе после 1564–65 гг.

Так или иначе, но обстановка, предшествующая введению опричнины, располагала к будущим репрессиям. Проигрыш наших войск на реке Уле (после очевидной утечки информации), нападение крымцев на Рязань, обострение отношений со всеми противниками одновременно. Стало окончательно ясно, что в момент опасности дворянское ополчение мобилизуется из рук вон плохо. В столице назревал конфликт царя и боярства.

3 декабря 1564 года государь вместе с царицей Марией Темрюковной, сыновьями и доверенными лицами выехал из Москвы в село Коломенское, где собирался праздновать Николин день. Необычным в этом выезде было то, что с собой Иван захватил часть казны и дорогих вещей – иконы, утварь. Окружающие чувствовали, что царь поехал не на простое богомолье. Что происходит нечто странное. Но сути происходящего, естественно, не понимали. Этот выезд оказался неожиданным для всех, кто не участвовал в разработке и подготовке нового политического проекта. По Москве поползли самые разные слухи. Конечным пунктом царского путешествия стала летняя резиденция Александровская слобода – место, окружённое рвами и рекой Серой. Видимо, в ту пору слобода казалась государю надёжной крепостью и наиболее защищенным местом. Хотя П. А. Садиков считает, что изначально царь, скорее всего, собирался осесть в Кирилловом монастыре. Окружил себя Грозный лишь новыми людьми, которым теперь доверял.

Уже 3 января 1565 года через будущего опричника К. Д. Поливанова царь передал в столицу митрополиту Афанасию документ со списком претензий, выставленных правительству. Царь обвинял бояр, воеводских и приказных людей (по сути, всю приказную администрацию) в ряде измен: расхищении казны, присвоении казенных земель, уклонении от военной службы. В конце письма заявил о своём праве покинуть престол. Одной из главных причин такого решения, согласно официальной летописи, являлась невозможность наказывать изменников. Царя по рукам и ногам связывало традиционное право Боярской думы и высших церковных иерархов «печаловаться» за виноватых вельмож.

Современный человек не усмотрел бы во всём этом зачин большой трагедии. Тем более, что в новейшем времени мы все присутствовали при сложении с себя полномочий президента Б. Н. Ельцина. Вряд ли большая часть страны испытала при этом отчаяние – скорее наоборот. Одни облегченно вздохнули. Другие почувствовали абстрактную тревогу – естественное и нормальное состояние перед переменами. Но для времен, о которых мы говорим, такое событие являлось немыслимым. Даже просто уезжая из столицы, пусть и ненадолго, московские государи всегда назначали доверенное лицо, отвечающее за государевы дела. Грозный об этом демонстративно не позаботился. Да и сама фигура царя для человека XVI века – это фигура законного, природного монарха, помазанника Божьего, для которого отказ от своего предназначения – за гранью реальности.

Растерялись все. Как простые люди, так и государственные служащие. События января 1565 года привели к остановке работы всего правительственного аппарата. Тем более что, отправляясь в поездку, Иван одновременно наложил на бояр и приказных людей опалу, отстранив от исполнения обязанностей. Деятельность государства оказалась «парализованной»[91].

Безусловно, царь рисковал. На трон могли возвести его собственного наследника. И это не самый плохой вариант, поскольку при сыне Иване Грозный остался бы регентом. В худшем случае (и это более вероятно) двоюродного брата В. А. Старицкого.

Тем не менее проект, видимо, составляли отнюдь не глупые люди (чувствуется знакомая рука), и расчёт оправдался. Народные волнения достигли своего пика, после чего переросли в бесконечные паломничества к владыке Афанасию, в руках которого сосредоточилось все управление, с уговорами стать ходатаем перед государем. Одновременно с обличающим письмом, Иоанн передал и второе – простому люду. Грозный говорил о невиновности народа, по сути обращаясь за поддержкой, перечислял «вины» знатных предателей. Эту грамоту публично зачитали доверенные дьяки.

Через непродолжительное время в Александрову слободу прибыли новгородский архиепископ Пимен и архимандрит Чудова монастыря Левкий с посланием, в котором высшее духовенство и Дума просили царя вернуться. За официальной делегацией потянулись бояре, дворяне и приказные люди, воспринимающие произошедшее как наложение чудовищной опалы. Причем внезапной и непонятной. Громом среди ясного неба! «Что ж», – наверное, подумал про себя государь. 15 февраля 1565 года было озвучено судьбоносное для страны решение.

Иоанн милостиво дал согласие вернуться к управлению государством, но… На особых условиях. Одним из таких условий было право по своему усмотрению наказывать изменников ради успешной борьбы с внешними врагами. Давая согласие, духовенство автоматически отказывалось от исконного права печалования, а дворяне – от старинных гарантий правового княжеского суда и всех традиций, ограничивающих свободу действий государя. Жёсткий ультиматум, обеспечивающий царю полноту самодержавной власти. В стране вводилось нечто вроде «чрезвычайного положения[92]. Текст приговора был представлен на утверждение думе и Священному собору.

Сам термин «опричнина» происходит от слова «опричь» – кроме. В Древней Руси опричниной называли ту часть княжества, которую после смерти князя выделяли его вдове «опричь» (кроме) всех уделов. После смерти княгини эта часть делилась между её сыновьями. В этой ироничной игре слов и понятий Иоанн закладывал основу будущего земельного разделения. Примерив роль «вдовы», царь сам взял себе особый опричный удел, включив в него определённые земли. С этого момента страна разделилась на земских и опричных. Для управления опричной территорией государь создал особый двор со своей опричной Боярской думой и своими приказными людьми, а также со своим опричным войском. Столицей этого «государства в государстве» стала Александрова слобода. Время от времени «опричными столицами» называют и другие города, которые Грозный любил посещать (Вологду, Переславль-Залесский). Люди, принятые в опричную армию, получали поместья в уездах, которые царь включил в состав опричного государства. Это привело к переселениям бывших владельцев на территории «второго сорта», а общий минус для обеих сторон заключался в том, что ни опричник, ни земский не могли рассчитывать на сохранение своей старой родовой собственности.

Важным этапом разработки «государства в государстве» было формирование охранного корпуса – опричного войска. Изначально корпус насчитывал около 500–700 (по некоторым подсчетам, 1000) телохранителей царя. Со временем численность корпуса естественно увеличилась, но не сильно. «Полк сатанинский» – так назовёт А. М. Курбский новую охрану Иоанна.

Москву государь стал посещать редко, но и в столице выстроил опричный дворец, о котором очень подробно писал Генрих Штаден. Новые постройки заняли территорию от Москвы-реки вдоль будущей Остоженки до Волхонки, весь район Воздвиженки и Арбата до Дорогомиловского всполья и Большую Никитскую до реки Неглинной.

Не смотря на логичную формулировку «опричнина – военная реформа», нельзя не признать, что военных выступлений у опричного войска было крайне мало. Практически все походы перечисляет в своих работах Д. М. Володихин, выделяя пять крупных. Это несколько противоречит убеждению историка касаемо того, что борьба с внутренними врагами стояла в списке задач где-то на последнем месте. Первое время казни изменников действительно на «террор» не походили и выглядели исключением[93]. Начало опричнины ознаменовалось трагической казнью князя А. Б. Горбатого (с семнадцатилетним сыном Петром), представителя старомосковского рода П. П. Головина (тестя Горбатого) и нескольких Оболенских. Весной 1565 года казни, затронувшие сторонников Старицких, выглядели весьма планомерно и совсем не походили на панику. То, что обычно подразумевают под опричными «репрессиями», возникло лишь после дела И. П. Фёдорова. Необходимо отметить и то, что до «новгородского погрома», репрессии затрагивали лишь верхний слой Государева двора, но не наносили существенного ущерба простому люду.

Конец опричнины и её затухание после 1570 года тоже вызывают массу вопросов. Одни учёные считают, что переломным моментом стал татарский набег 1571 года. После потери Москвы, выгоревшей дотла, стало ясно – проект себя не оправдал. Опричный корпус, созданный для безопасности монарха, с треском провалил миссию. Да и в целом деление армии на «земскую» и «опричную» ничего не дало. Другие учёные убеждены, что опричнина, наоборот, выполнила свои задачи (среди которых не было защиты от набегов внешнего врага) и изжила себя естественным образом, после чего была отменена. А случилось это после 1572 года, когда опричные и земские объединились для битвы с татарами при Молодях. Впервые за долгое время земские шли под началом опричных, опричные под началом земских. Все вместе, рука об руку. Во время подготовки к битве было прекращено размежевание войск. Действия такой смешанной армии впервые за долгое время принесли успех.

Некоторые исследователи считают, что опричнина вовсе не пропала, а лишь поменяла «вывеску», трансформировавшись в «особый двор» (С. М. Середонин, С. М. Соловьев, С. Ф. Платонов, Ю. Виппер). Хотя эта концепция нашла отклик далеко не у всех и вызвала жесткую полемику.

В любом случае отмена опричнины была ожидаема и логична. Лучшие люди государства, которые её создали и создали, изначально успешно, были жестоко и цинично казнены, пополнив список очевидно надуманных изменников. Оставшиеся опричные руководители значительно уступали предыдущим по своему уровню. Говорить о каких-то «звёздах второго этапа опричнины» не приходится, ибо новые опричники не обладали потенциалом, талантами, энергией тех, кого они уничтожили.

После условной отмены опричнины многих опальных вернули из ссылки, реабилитировали, отдали конфискованное имущество. По рассказам Генриха Штадена, даже разговоры и упоминания опричнины попали под запрет. Восстановилось единство Боярской думы, был проведен ряд расследований о прошлом бесчинстве опричников. В два этапа казнены последние руководители первого состава, которых не уничтожили в 1570–72 гг.

Нельзя исключать, что проект, созданный как военная реформа (или любая другая реформа – дадим место самым разным вариантам), под конец своего существования просто вышел из-под контроля и был загублен, как любой экспериментальный проект на просторах России. Страны со сложными объективными и субъективными условиями, своеобразным менталитетом, постоянными «перегибами на местах» и человеческим фактором.

Чем бы ни являлась «опричнина» по задумке государя, с течением времени она была сильно демонизирована авторами художественных (и не только), произведений. Опираясь на сомнительные воспоминания иностранцев, которые преследовали свои цели и собирали грязное бельё для пропагандистских проектов, историки ранних поколений (предпочитавшие сухому анализу художественность текста и беллетристику), активно использовали самые «кошмарные» факты, о которых писали Генрих фон Штаден, Альберт Шлихтинг, Таубе и Крузе. Лёгким росчерком пера опричнина из репрессивного метода воздействия на народонаселение страны превратилась в явление, опутанное мифами и полное инфернальных символов: метёлок, собачьих голов, чёрных нарядов и других эсхатологических образов. Пугающий фон был создан ради интересных захватывающих сюжетов в художественных произведениях и очернения нашей истории либерально настроенными историками. Достойнейшие люди, военные аристократы, благодаря Н. М.Карамзину стали разудалыми «собутыльниками» царя. Жестокими и недостойными «врагами честных граждан». Откуда такие сведения у историков? Например, у Н. Г. Устрялова: «…царь окружил себя людьми недостойными, в числе которых особенно замечательны как злейшие враги всех честных граждан Басманов, Малюта Скуратов, Вяземский…». Ниоткуда. Так виделось персонально Н. Г. Устрялову.

Изначально на восприятие опричнины повлияло мнение князя-перебежчика А. М. Курбского: «прескверные паразиты и маньяки», «прегнуснодейные и богомерзкие Бельские с товарищи», «опришницы кровоядные»… Вот то малое, что оставил едкий, озлобленный, не любивший новых советников царя князь. Ещё дальше в своих неуёмных «характеристиках» продвигается не сдерживающий себя этическими рамками Казимир Валишевский, называющий представителей высшего общества не только «собутыльниками» и «развратниками», но и «подонками», знающими в качестве средства воздействия лишь насилие и репрессивные методы работы.

Писатель (а не историк!) А.Труайя, создавая псевдодокументальные произведения (в которых перепутаны имена и даты), также считает своим долгом пнуть государевых людей за честную и преданную службу. Иронично (хотя и горько), что сам факт такой верной службы у многих вызывает дичайшее раздражение. Так было в XVI веке, такое происходит и сейчас.

Безусловно, фантастический образ кровавого тирана-опричника, мистическая символика порой занимают воображение читателя гораздо больше, чем повседневная, грязная, скучная, пыльная, жестокая и банальная работа обычного государственника. На страницах исторических исследований опричнина (как и грозненская эпоха в целом) не столь эффектна, как в фильме С. М. Эйзенштейна. Никто не поёт, не танцует, кружась под уродливыми ритуальными машкерными масками. Не поет жуткие песенки про «топоры и ворота», не орёт «гой-да». Если читатель серьёзно возьмется изучать вопрос, то уже после непродолжительной, но вдумчивой работы обнаружит, что опричнина притягательна своими настоящими тайнами и своим устройством, а отнюдь не художественной «инфернальщиной». Ничего демонического в опричнине нет. Даже от главных героев моей книги останутся (могут остаться) «скучные» (для любителей остренького) служебные записи в разрядных книгах.

Опричная деятельность А. Д. Басманова (с 1565 года)

«Понять судьбу Басманова – значит понять источник силы, которой опричнина налилась до краев, чтобы простоять нерушимо семь с половиной лет».

Д. М. Володихин

В любом случае к созданию опричнины и введению чрезвычайного положения царя подтолкнули бесконечные распри с боярами. Опричнина развязала монарху руки, позволив проводить зачистку внутренних изменников и управлять страной без совета с высшим государственным органом – Боярской думой. Иоанна окружили люди не запятнанные старыми грешками и не отягощенные подозрениями. Многие из них буквально накануне отличились под стенами Полоцка.

Новую Думу царя возглавили Алексей Данилович Басманов, руководители главных опричных приказов – оружничий Афанасий Вяземский, постельничий Василий Наумов, ясельничий Петр Зайцев. Также среди крупных опричных деятелей обычно выделяют Н. Юрьева, Захара Очина-Плещеева, В. Грязного, Михаила Салтыкова, Ивана Чеботова, Михаила Черкасского. В этот список я специально не включаю Малюту Скуратова, так как влияние Малюты на государя до 1570 года считается сильно преувеличенным. На самом деле Скуратов возвысился после новгородского погрома и московских казней. Р. Г. Скрынников выдвинул еще одно предположение: возвышение Малюты могло случиться после раскрытия заговора Федорова – Челяднина в 1568 году. Но это тоже отнюдь не начало опричнины.

Как считает И. Я. Фроянов ещё мятеж 1553 года вокруг больного государя и его сына-пелёночника на порядок ослабил власть царя. Возможно, новые советники, став опорой, смогли эту ситуацию выправить.

Я уже говорила о том что, после героической защиты Рязани в октябре 1564 года Алексей Данилович Басманов перестал выполнять военные задания. Его энергию и потенциал планировалось направить в новое русло.

Совсем немного времени оставалось до момента, когда Русь вздрогнет под натиском нового политического проекта. И вряд ли проект создавался «на коленке» за три дня и три ночи. Обстоятельства создания опричнины на уровне теоретической подготовки неизвестны и окружены тайной. Кто бы ни был основным идейным вдохновителем, проект обдумывался, обговаривался, причем лучшими политиками своего времени. У истоков опричнины, кроме А. Д. Басманова стояли ярчайшие люди государства.

Обсуждая роль в этом деле Басманова и называя эту роль главной, учёные прежде всего опираются на сообщение Пискаревского летописца:

«Того же году, попущением божием за грехи наши, возъярися царь и великий князь Иван Васильевич всеа Руси на все православное християнство по злых людей совету Василия Михайлова Юрьева да Олексея Басманова и иных таких же, учиниша опришнину разделение земли и градом»[94]

Такое же сообщение мы можем прочитать в Хронографе 1691 года.

Существует мнение, что инициатива создания опричнины принадлежала жене государя кабардинке Марии Темрюковне. Это предположение записал Генрих фон Штаден, и оно представляется сомнительным. Авторство приписывают также брату покойной государыни Анастасии В. М. Юрьеву.

А. Д. Басманов с сыном Фёдором сопровождали царя, когда тот выехал из Москвы в Коломенское, а затем переместился в слободу. Далее, согласно воспоминаниям иностранцев И. Таубе и Э. Крузе, Алексей Басманов, Пётр Зайцев и Афанасий Вяземский участвовали в «переборе людишек», т. е. набирали кадры на службу. Очевидно, что этим могли заниматься только «авторы» и «создатели». Они лучше остальных понимали, кто им нужен и кого они хотят видеть.

Все остальные смелые выводы могут стать домысливанием, как тезис Д. М. Володихина о том, что именно А. Д. Басманов нашёл самые нужные, решающие слова, убедившие царя в необходимости реформы. Кто мог произнести «главные слова» на ухо государю – тайна, покрытая мраком, и приписывать данные действия кому-либо конкретному можно только в том случае, если ты пишешь художественный роман, а не документальный текст.

Немногочисленные описания деятельности Алексея Даниловича, связанные с опричным периодом, позволяют считать его кем-то вроде администратора проекта (выражаясь современным языком). Сам А. Д. Басманов опричный боевой корпус не возглавлял и в битвы не вёл, уступив командование другим Плещеевым. Логично будет предположить, что Алексей Данилович являлся разработчиком военной части данной реформы. Кому, как не опытному воеводе, поднаторевшему в «прямом деле», решать подобные вопросы? Это вывод, который напрашивается после ознакомления с набором известных фактов. Если смотреть с такой точки, то роль Басманова становится понятной. Вряд ли он тащил на себе весь опричный «воз». Скорее всего, на этапе разработки проекта каждый из создателей вложил что-то своё.

По определению Р. Г. Скрынникова, А. Д. Басманов «формировал политику опричнины». В. Б. Кобрин считал, что воевода играл общую ведущую роль на этапе организации первых лет существования опричнины[95]. В. А. Колобков в своей работе «Митрополит Филипп», ссылаясь на мнение другого ученого А. П. Садикова, развивает мысль о том, что А. Д. Басманов осуществлял на опричных территориях судебные функции, порученные государем[96] (больше такое мнение нигде не встречается).

Ну и самое время затронуть этический вопрос. Очевидно, что упоминание имени Алексея Даниловича Басманова у некоторых людей (до сих пор!) вызывает зубной скрежет. Встречаются и такие, кому интересны его военные подвиги, а на опричнину милосердно закрываются глаза. Отношение к данному вопросу, а соответственно, восприятие личности А. Д. Басманова, о котором лично я пишу с уважением, восхищением и любовью (в надежде, что смогу передать читателю хотя бы часть того, что чувствую сама), зависит от жизненных координат. Мы живём в такое время, когда объявление специальной военной операции для уничтожения нового нацизма на территории Украины погнало в Грузию сотни, а то и тысячи трусливых беглецов, для которых понятия Родины не существует в принципе. Не говоря уже о защите этой Родины. В мире стали сменяться над понятием «долг». Стоит ли лишний раз говорить о том, что сейчас выросла бетонная стена между так называемыми «охранителями» (почвенниками, традиционалистами) и псевдогуманистами либерального разлива, для которых вечная борьба с государством, это не возможность выживать, а «борьба ради борьбы». Поддержание традиций интеллигенции. Повестка дня, мода. Для адекватного взаимодействия с окружающим миром, необходимо понимать, что любое государство – это карательный аппарат, а не лужайка с «розовыми пони», изображение которых в виде наклейки на рюкзачке, является сладкой мечтой современных хипстеров, раскачивающих «лодку» власти. Государство – это аппарат насилия и репрессий, но в то же время мощное орудие обустройства жизни во всех сферах. Опричнина (как и её аналоги любой другой эпохи) – всего лишь метод и средство. Говоря не только о А. Д. Басманове, но и о целом списке опричников, необходимо понимать, что перед нами самые обычные служилые люди, стоящие на страже интересов государя и государства. Одни служили верой и правдой. В других проявлялись корысть и желание поживиться. Вторые – процветали до последнего, первые порой сами становились жертвами репрессий (награда за верную службу во все времена одинакова!). Однако жизнь есть жизнь. Стоит ли бояться опричников, жандармов, «нквдешников», «комиссаров», если у тебя самого рыльце не в пушку? А если в пушку… Не обессудьте. У нашей многострадальной страны внутренних врагов, изменников, предателей всегда хватало.

Любой опричник не является только лишь карателем, чудовищем с яркой обложки современного романа или бесом из фильма С. М. Эйзенштейна. Во-первых, это живой человек, вмещающий в себя всю многогранность человеческой натуры, отягощённой (в данном случае) своеобычным русским менталитетом. Во-вторых, мы априори не знаем, кто был карателем, кто разбойником, а кто честным служильцем. Нас разделяют несколько веков, которые сами по себе подразумевают возможность принятия фактов истории и прощения. Грозненская эпоха – это не репрессии И. В. Сталина, хотя советские учёные очень любят заниматься развенчанием и низложением Иосифа Виссарионовича путём написания книг о Грозном. Грозный для прекрасных советских специалистов, к сожалению, стал средством достижения собственных целей. Через такую хитрую комбинацию, они сводят счёты с тем, кого боялись. Вряд ли сейчас найдётся человек, который имеет право с пеной у рта доказывать «кошмарность» и жестокость данного явления на основе того, что у него «от руки опричника пострадала бабушка». Таких бабушек просто не осталось. Изучать грозненскую эпоху в XXI веке можно спокойно, с христианским смирением, давая оценку (и то осторожно) лишь однозначным фактам. Как сказано у В. С. Высоцкого: «…добро остаётся добром, даже во времени вашем далёком». То же самое касается зла. Подвиг навсегда останется подвигом, при любой власти и при любом режиме. Доказанное предательство, вроде позорного побега князя Курбского, навсегда останется предательством (в любую эпоху, в любой стране). Иные времена допускают человеку спасаться, бежать, спасать шкуру. Но как можно назвать возвращение на свою бывшую Родину с мечом в руке?

Оценивая «дикое грозненское средневековье», стоит для начала оглянуться на наш, цивилизованный век, где несколько лет под боком сонных обывателей идет война. И война обывателей раздражает, поскольку отвлекает от привычных каждодневных занятий. В частности, от осуждения людей прошедших столетий, за которых, по мнению либералов, мы «должны каяться, каяться и каяться».

Насилие в молодом средневековом мире, где гуманизм не достиг пика (а когда достиг, перешёл в стадию насилия, направленного против того, кто недостаточно толерантен ко всякого рода извращениям), было явлением обычным и повседневным. Войны и борьба за территории, рукопашные схватки на поле боя. Не убьешь ты, убьют тебя. А то и твоих детей, твою жену, родителей. Даже представитель православия – монах чаще всего выступал в роли человека, который неплохо владеет не только молитвой, но и оружием. В мире не существовало государства, способного стать образчиком лояльного отношения к преступникам, изменникам Родины или обычным уголовникам. А во многом, русские жертвы «устройства порядка» и «искоренения измен» не дотягивали по своей численности до того количества жертв, которое собрала во время самых различных жатв цивилизованная Европа. Всё происходящее в XVI веке (пугает оно нервных людей или не пугает) всего лишь естественный этап развития человечества, который нужно было пройти и пережить. Увы, в XX–XXI вв. вместе с волной самых разных «жареных» разоблачений, раздался возглас псевдоморалистов, призывающий «стыдиться» своих предков и каяться за их грехи. Можно каяться и стыдиться за Сталина и чекистов, можно за Петра, который «настоящую Русь» расколол, можно за опричников. Можно за коммунистов, а можно за монархистов. Выбор есть. Не важно, что давно уже не осталось праха палачей и их жертв. А народ давно уже не оплакивает убиенных. Кайся и стыдись. Иногда такая истерия, а также истерия, связанная с особенностями конкретной советской эпохи, заставляла и хороших учёных скатываться куда-то за черту адекватного:

«Вероятно, наши человеческое достоинство и нравственное чувство были бы оскорблены, узнай мы, что через четыре века историк будет пытаться лишь «понять» гитлеровцев, не осуждая их преступлений. Так вправе ли мы отказывать в справедливости тем, кто жил и страдал за четыре века до нас? Говорят, что историю надо писать без гнева и страсти, «sine ira et studio», по выражению древних римлян. Берут даже себе в союзники Пушкина: «Добру и злу внимая равнодушно, не ведая ни жалости, ни гнева», забывая, что у Пушкина эти слова произносит не летописец Пимен, а Григорий Отрепьев. А летописец-то как раз не равнодушен, он описывает для потомков «земли родной минувшую судьбу». Да, историк, разумеется, обязан понять прошлое. Но как понять без «гнева и страсти», без сочувствия людям?»[97].

Справедливость», о которой говорит уважаемый В. Б. Кобрин, не может и не имеет права быть лицемерной и односторонней. Откуда взяться «справедливости», если господин историк дает смелые и резкие характеристики советникам царя, исходя из отзывов пристрастных современников, чья деятельность давно была названа вражеской пропагандой (теми же историками)? Где справедливость в некорректном высказывании такого крупного и компетентного специалиста, сравнивающего масштабы Великой Отечественной (и мировой) войны с политическим мероприятием, просуществовавшим несколько лет на территории отдельно взятого государства? Притом что сам В. Б. Кобрин, естественно, знал о масштабах грозненских репрессий, особенно в первые годы создания опричнины. Можно ли сравнить миллионы погибших, уничтожение людей разных национальностей, вероисповедания, социального статуса, с парой-тройкой тысяч жертв борьбы представителей элиты? По большому счету Кобрин призывает людей сочувствовать жертвам олигархата, пострадавшим от такого же олигархата. Но сочувствовать тому, кто нравится лично ему, Кобрину.

В конце концов, как можно сравнивать войну, раны от которой не затянулись до сих пор, некоторые свидетели живы, воины не похоронены, а последствия до сих пор расхлебываются, с событиями шестнадцатого века? Событиями, похожими уже на миф и сказку, а не на хронику. Преступления гитлеровцев разобраны на Нюрнбергском процессе, но мы вряд ли сумеем в полной мере оценить пороки и неправоту наших предков. Не только по причинам удаленности во времени и отсутствия полноценных доказательств, но и по причине кардинальной разницы восприятия. До какой степени исступленного чувства справедливости (бойтесь фанатиков – гуманистов!) нужно дойти, чтобы ненавидеть людей, которые занимались своими делами пять веков назад?! Чтобы домыслить за них, реконструировать диалоги, уверенно рассказывать о жестокостях и интригах так, будто ты сам свидетель. Представлять свои фантазии всегда в отрицательном контексте, да еще и призывать окружающих «стыдиться и каяться». Если же говорить о «справедливости» в целом, то хотелось бы понять, по какой причине, люди, исполняющие на посту свой долг во имя Отечества и государя (во все времена), должны у меня или у кого-то другого вызывать раздражение, ненависть или брезгливость? А предатели Родины вроде князя-перебежчика А. М. Курбского, изменники, подрывающие безопасность государства, сочувствие, симпатию, жалость и сопереживание?

Очень важно оставлять своему предку право быть разным. Сочетать в себе порок и благородство. Жестокость и духовность. Вряд ли стоит умалять достоинств князя Курбского, как хорошего литератора и смелого воина. Но и изменником он быть не перестаёт. Точно также, опричники, обычные стражи правопорядка, исполняющие свой долг, не станут бесами и демонами.

«…Имена опричников на века остались в памяти народной как имена палачей и душегубов» пишут в совместной работе А. А. Зимин и А. Л. Хорошкевич, перед этим бессовестно смакуя несколько затасканных, но не имеющих под собой основания сплетен про сына Алексея Даниловича. Не настолько сильной была эта «дурная слава» и не настолько глубоко она засела в народной памяти. Практически не осталось свидетельств об опричной деятельности отца и сына Басмановых и даже легенд не осталось об их «злодеяниях». Неизвестна роль Басмановых в деле И. П. Фёдорова. Они не фигурируют в составе следственной группы, собирающей компромат на митрополита Филиппа, никак не отметились во время новгородского погрома. Единственная ситуация, вызывающая нарекания православных историков, это участие А. Д. Басманова в операции по низложению митрополита Филиппа в Успенском соборе 4 (8) ноября 1568 года. Во время службы, которую Филипп вел уже после того, как соборный суд вынес ему приговор, в церковь ворвались опричники под руководством А. Д. Басманова[98]. Но опять мы ничего не знаем наверняка. Согласно И. Таубе и Э. Крузе, низложением руководил не А. Д. Басманов, а Малюта Скуратов. Р. Г. Скрынников называет обоих руководителей опричнины ответственными за данную операцию[99], но новых источников при этом кроме всё тех же Таубе и Крузе, не приводит. По какой-то неведомой причине по просторам интернета гуляет миф о том, что руководил операцией Фёдор Басманов. Людям, которые растаскивают непроверенные сведения, плевать и на Таубе с Крузе, и на «Житие» Филиппа, и на все другие источники. Данное позорное враньё даже красуется в статье «Википедии», а за любую попытку исправить пользователь блокируется. Участие Фёдора в низложении Филиппа относится к категории досужих сплетен и выдумок, о которых мы ещё поговорим, когда коснемся личности Фёдора. Ни один исторический источник, имени Ф. А. Басманова не упоминает. Безусловно, он мог находиться рядом с отцом во время этой операции, но свидетельства, подтверждающие это, отсутствуют.

Кроме этого, некоторые учёные пытаются приписать инициативу низложения митрополита А. Д. Басманову. Мы не знаем, о чём думал воевода в тот момент, когда ему пришлось выполнять это поручение. Одно ясно наверняка: подобная операция могла случиться лишь после государева приказа. Даже близкий царю человек не имел никакого права проявить инициативу и самовольство в действиях, направленных на церковного иерарха высокого сана.

Дмитрий Михайлович Володихин, на первый взгляд относящийся к Басманову-старшему уважительно, с чувством морального превосходства смакует особенности нравственного падения воеводы, рассуждая о дальнейшем наказании за греховный проступок. Однако эти художественные домыслы историка, склонного в своих работах к очевидному литературному творчеству с придумыванием ярких, запоминающихся сюжетов, мы оставим на совести самого Дмитрия Михайловича.

Алексей Данилович Басманов – скала. Русская скала. Русская твердь. Он прекрасно понимал, что неисполнение государева приказа – это плохо. Но и исполнение такого приказа тоже плохо. Будучи советником, государевым помощником, мог ли он ослушаться? Вряд ли. Тем более здесь не о жизнях солдат шла речь (как во время казанского взятия). Да и в результате ослушания, он жизни других не спас бы. Скорее наоборот. Никто не задумывается о том, что Басманов мог по собственной воле вызваться исполнять приказ, дабы уберечь от этой тяжести молодую поросль. В том числе и сына. «Грехом больше – грехом меньше» – именно так должен был рассуждать русский воевода, подставляя под удар свою спину, а возможно, и душу. На семь бед – один ответ.

Семья

Мне очень хотелось бы сказать про женщину, которая находилась рядом с таким человеком как Алексей Данилович Басманов. Настоящую русскую женщину богородичного типа, голубку теремную. Женщину, которая терпеливо ждала своего мужа с битв, не зная, вернётся ли он. Басмановой везло: она всегда дожидалась своего удачливого победителя, отмеченного небом и святыми. Вряд ли эта Женщина молилась искреннее других. Но счастливую путеводную звезду для своего Алёши она каждый новый раз всё-таки вымаливала. Воевода Алексей Данилович Басманов возвращался домой живым и здоровым. Возвращался ненадолго. Отдать хозяйственные распоряжения, обнять свою ясноглазую и… снова в путь по царскому указу. Жизнь обычная для всех. Других вариантов в XVI веке не знали.

Казань, Судбища, Ругодив… Судьба русской женщины (чей образ нынче уничтожается современной прозападной психологией), ждущей, терпеливой, всепрощающей, умеющей молиться за своего любимого – всегда одинакова. Но не приходится сомневаться, что, несмотря на все тяготы, Басманова чувствовала себя рядом с Алексеем как за каменной стеной.

Шли года, и ей уже пришлось провожать двоих: мужа и сына. Вымаливать для любимых новый день, который оба проводили в кулуарах государева дворца, где могут бросить яд в чашу или всадить нож под лопатку. А могут, государевым указом арестовать вчерашние «свои».

Вчерашние «свои» за Фёдором и Алексеем всё-таки пришли. Но гораздо позже. Басманова этого не застала. Сколько же могло выпасть на её долю при жизни? Сколько вынуждена она сносить сейчас, глядя на то, как таскают и насилуют имя позднего, желанного сына, первенца. Увы, от этой женщины со светлыми глазами и сильным характером (а другого характера у супруги Алексея Басманова быть и не могло) не осталось даже имени. Елена? Ольга? Екатерина? Назовите любое. Русские женщины не столь горделивы, им не всегда нужно, как измученному оболганному молодому опричнику, чтобы потомки позвали её по имени. На что ей это? Русская женщина, супруга воина – это чистый сверкающий звездный поток, похожий на полноводную реку. Возле таких рек останавливался в походах Алексей, чтобы напоить своего коня. Позже, стал останавливаться сын.

Вероятно, в 1564 году А. Д. Басманов уже был вдовцом. 2 декабря 1564 года сын Фёдор сделал вклад по матери в Троице-Сергиеву Лавру[100]. Место захоронения Басмановой, так же как и место захоронения матери Алексея Даниловича – неизвестно.

Изучив документацию московского Чудова монастыря[101], куда часто вкладывался род Плещеевых, можно обнаружить рядом с фамилией воеводы сразу несколько детских имен: «Инока Кирилла, иноку Александру, Иоанна, инока Мисаила, Данила, иноку Варсонофию, Екатерину, Сергия младенца (Л. 174, об.), Василия младенца, Якова младенца, Феодора, Василия, Марию младенца, Евфимию, князя Дмитрия, князя Василия».

Эти дети умерли во младенчестве, не дожив до отроческого возраста. Учитывая особенности составления документации подобного типа, можно предположить, что это дети А. Д. Басманова. Подтверждением данного предположения может служить и тот факт, что единственный сын воеводы Фёдор появился на свет крайне поздно. Ситуация для русского средневековья редкая и нетипичная. Несмотря на то что большую часть жизни мужчины проводили в походах, на поле брани, потомством (как раз по этим причинам) старались обзаводиться пораньше. Жизнь была быстрая, интенсивная. Завтра или даже сегодня вечером могут убить, а потомства не останется, род не продолжится, прервётся… Времени на философские раздумья (как сейчас) не оставалось. Вопросов «хочу – не хочу», тем более не возникало. Продолжение рода – не роскошь, а средство выживания. Так почему же воевода так сильно затянул с вопросом деторождения? Что могло им двигать? Возможно, именно документация Чудова монастыря и отвечает на данный вопрос. Не тянул. Трагически не получалось. Гибель детей младенческого возраста в те времена тоже не исключение, а норма. Но Басманову не везло упорно и страшно. Через это же пройдет его единственная правнучка Фетинья. Будет хуже, страшнее, трагичнее. Потому что всех своих погибших детей Фетинья носила под собственным сердцем.

Алексей Данилович нежно любил сына. Выросший без отца, нахлебавшийся вдоволь мутной водицы в этом жестоком мире, он постарался сделать всё, чтобы путь Фёдора был проще и легче.

Считается, что был у Алексея Даниловича и второй сын – Пётр. По всему получается, что младший. Некоторые в принципе сомневаются в наличии у Басманова второго ребенка, но существование этой призрачной персоналии подтверждают некоторые документы. Во-первых, духовная грамота[102] данная Никитскому храму села Елизарово, где Басманов упоминает обоих сыновей Фёдора и Петра. Во-вторых, судебное дело по разделу Елизарово. Подробно рассказывая историю семьи, родственники упоминают двух сыновей. С. Б. Веселовский ссылается также на родословец кн. Ромодановского: «А у Алексея Басманова дети: Федор да Петр, бездетен»[103].

Скорее всего, Пётр был младшим сыном Алексея. На момент гибели он вряд ли достиг пятнадцатилетнего возраста новика. Иначе бы разрядники зафиксировали служебное назначение. Мог ли Пётр быть старше Фёдора, служить, при этом не отметиться? Вряд ли. Человек такого уровня как А. Д. Басманов привел на государеву службу множество своих родственников Плещеевых. Привёл сына, о котором наш главный разговор. Неужели не устроил бы и второго сына?

* * *

Вспоминая А. Д. Басманова, чего только не вспоминают. Обычно самое плохое, в фантазиях наших современников гиперболизированное раз в пять. Все сплетни, которые прилипли к двум опричникам за пять столетий, «кровавую опричнину» с её самыми жуткими эпизодами, которые чаще всего оказываются кусками из художественных романов, а не летописей. О якобы «плохих» характерах Алексея и его сына. О каких-то интригах, примеров которых у нас нет. Некоторые учёные любят фантазировать и придумывать пуще литераторов. Например, Р. Г. Скрынников, рассказывает о лютой вражде между Басмановым и казнённым в 1565 году князем А. В. Горбатым-Суздальским. По словам учёного, Басманов и Горбатый «делили славу». Откуда взята такая информация? Ниоткуда. С потолка. Источник этих сведений вы, естественно, не найдёте. Его нет. Подобного не придумывали даже Курбский и иностранцы. Дмитрий Михайлович Володихин выстраивает целые диалоги и подает их с такой эмоциональной силой и интонацией, будто они имели место быть. При этом учёный не считает нужным сообщать читателю, что это всего лишь предположение. А ведь Дмитрий Михайлович не только крупный историк, но и хороший литератор. Литератор, который берёт энергией и «напыхом», может повести за собой. Сколько людей, прочитав его исследования, так увлекутся, что не проведут в сознании черту между художественным и документальным? Будут искренне считать, что «так и было», раз «историк сказал»!

Редко вспоминают лишь о военных подвигах А. Д. Басманова. Ещё реже об устройстве елизаровского храма. Не вспоминают и о том, что А. Д. Басманов частенько выступал поручителем у провинившихся, подхватывая их на самом краю пропасти. Например, воевода ручался не только за своего родственника Захария, вернувшегося из плена, но и за князя Александра Воротынского[104]. В 1562(1563) году Иван хотел наложить опалу на братьев Воротынских за «изменные дела». А. Д. Басманов в числе остальных руководителей думы вступился за Александра. Бояре и дети боярские из состава Государева двора поручились тогда огромной суммой в 15 000 рублей[105].

Никогда не вспоминают про явление воеводе и его войску святителя Никиты перед взятием Ругодива.

Жизнь такого человека, как Алексей Данилович Басманов (к слову, довольно долгая), по определению не могла быть однобокой. В такой судьбе нет места строго разграниченным белым и чёрным пятнам. Зато есть место геройству, злодейству, поступкам справедливым и жестоким. Иногда жестоким во имя высокой цели, ибо того требует служение Отечеству и государю – помазаннику божьему.

А государевы приказы не обсуждаются. Государевы грехи – тем более.

Фёдор Басманов. Пять веков без права голоса

«А рядом, гордяся своею красой,

С девичьей улыбкой, с змеиной душой

Любимец звонит Иоаннов

– Отверженный Богом Басманов…»

А. К. Толстой. Из поэмы «Василий Шибанов»

Поблагодарим прозаика и литератора А. К. Толстого: он был первым, кто на ниве искусства (литературы) постарался, чтобы сын воеводы Фёдор Алексеевич Басманов получил свою порцию «отверженности». Именно А. К. Толстой придумал и выпустил в пространство первоначальный художественный образ исковерканного до неузнаваемости Фёдора, сотворив из юного русского воина глупого шута, танцующего перед царём в бабском платье и отправляющегося на бой с зеркалами, подушками и другим шмотьём. Писатель не выдумал персонаж, не выудил его из глубин собственной фантазии, он использовал имя реального человека, отнял у него подвиг защиты Рязани 1564 года и отдал этот подвиг героям выдуманным. Всё ради того, чтобы опричники Басмановы ни в коем случае не остались в памяти читателя неоднозначными личностями, способными не только на жестокость, но и на героизм. В глазах либерально настроенного писателя опричник мог быть лишь злодеем. Роман А. К. Толстого «Князь Серебряный» станет началом множества бед Фёдора Басманова, свалившихся на его несчастную голову в XXI веке. Но не будем забегать вперёд.

«Отверженный Богом Басманов…». В этой строке, которая пронзительнее всей поэмы «Василий Шибанов» и тем паче всего романа «Князь Серебряный», слышится то ли заупокойный колокольный глас, то ли страшная предопределенность человеческой жизни. Отверженность. Что это такое? И может ли она иметь место, если мы говорим о Боге? Всемогущем и прощающем, любящем даже грешных и заблудших детей своих, а «разбойников» особенно нежно. Какая она, отверженность, если говорить о жизни не выдуманного литературного героя, а настоящего Фёдора Басманова?

Страшная гибель в юном возрасте, на взлёте всех жизненных программ? Когда возможности не использованы, таланты не раскрыты, славные победы не добыты, бои не выиграны, а чаша молодецкого счастья не испита даже до половины. Предательство тех, кого ты любил и кем восхищался? Кому служил, аки верный пёс, стоял у плеча. Предательство внезапное. Удар в спину… Эх, плевать на клеветников, на доносчиков. Но как можно пережить то, что человек, перед которым ты опускался на колено, так легко и просто поверил?

Изломали грязными руками исполнители, недостойные даже ползать возле тебя, не то что прикасаться…

Может быть, отверженность – это разлука с молодой женой и маленькими сыновьями? Никогда ты не сможешь дать отцовское благословение, наставление и не увидишь, как они выросли. Но увидишь, как погибли. Может быть, «отверженность» это… безмолвное исчезновение со сцены истории? И никто из потомков не узнает правду о том, что случилось… Возможно, всё это сущая ерунда по сравнению со страшным и беспочвенным обвинением в отцеубийстве. Грех – тяжелейший во все времена. Грех, который ты не совершал.

Отверженность… Отсутствие права даже на достойное погребение и отпевание. Не имея могилы, навсегда остаться где-то подле туманных берегов Белого озера.

А может быть, это когда в ссылке приходит отчаянная мысль «казнили бы лучше сразу»? Опала, равная забвению, моральному уничтожению, выжигающая молодую, гордую, амбициозную душу. Падение с невероятной высоты, пытки, устроенные вчерашними соратниками, которые на самом деле соратниками никогда и не были. Теперь, когда ты кажешься им слабым и сломленным, они не скрывают ликования, сдирая с ненавистного «дворцового выскочки», вчерашнего фаворита и царёва ближника, получившего всё самое лучшее по праву рождения, дорогие меха. Втаптывают в грязь, разбивают лицо до крови, наслаждаясь возможностью унизить того, до кого доплюнуть сложно было, не то что дотянуться! А нынче… Нет больше твоей особенности, твоего высокого положения. И счастливой звезды тоже больше нет.

Или… это только кажется? Можно избить, унизить, выломать рёбра. Можно посмеявшись и зверствуя, на твоих глазах убить отца. Можно издеваться над тобой по государеву приказу или лживо прикрываясь таковым. Всё равно ты уже никогда не узнаешь, что государь твой, расплачиваясь за доверие, пережил собственные горькие минуты, хоть и недолгие (его горечь, в отличие от твоей, не растянется на века). Или узнаешь. Увидишь, стоя за его плечом (совсем как раньше!), оплывающую одинокую свечу перед походным киотом. Но не сможешь ни шелохнуться, ни позвать. Голоса нет. Рук нет. Татары близко… Скоро сожгут Москву дотла. Ты знаешь, кто виновен и что делать… Ты знаешь, что никто не сможет их остановить. Нет ни тебя. Ни отца. Но…

Те, кто пытался тебя уничтожить – ошиблись. Они старались. То зло, те бесы, которых они породили, стараются и сейчас пить из тебя соки. Пять веков спустя. Но у тебя хватит сил, оставшись без достойного погребения и отпевания, дождаться на берегах Белого озера того, кто тебя услышит. Услышит, хотя у тебя нет голоса и позовёт по имени. Ты дождёшься своего слишком наглого или слишком глупого поэта, которому будет плевать на все россказни и сплетни о тебе.

Федька, Федора, Федюша, развратник, содомит, потаковник, демон, ворон, отцеубийца… Кем ты только не был, столкнувшись очередной раз с талантливыми режиссерами и писателями и их бездарными последователями. Осталось стать самим собой.

Фёдором Алексеевичем Басмановым. Молодым русским воином, верным слугой государевым, русским прекрасным мужчиной, сыном великого отца.

Вот мы, наконец, добрались до главного героя этой книги. Погружаясь в изучение биографии Алексея Даниловича или Петра Фёдоровича, сложно не влюбиться или как минимум остаться равнодушной. Каждый из Басмановых – уникальный, неповторимый и единственный. Фёдор Алексеевич Басманов обладал огромным потенциалом, но подвигов своего батюшки затмить не успел. Досадно сломали, уничтожили. Сбросили с высоты таким образом, чтобы наверняка не встал, не поднялся. Даже сыновья Фёдора Иван, а в особенности Пётр, изрядно покрасовались на сцене истории. И всё равно главный герой этой книги – Фёдор Басманов. Именно этот молодой человек умудрился спустя пять веков после своей загадочной гибели остаться живым. Он в корне меняет судьбы и переворачивает любое устойчивое мировосприятие с ног на голову. Не воевода А. Д. Басманов, не дерзкий политик Пётр Фёдорович Басманов, а именно он – Фёдор. Тот, о ком информации осталось меньше всего.

Признаюсь честно, я с нетерпением ждала этого момента. Искренне восхищаясь всей семьёй Басмановых, каждый раз я жадно хватаюсь за любую возможность произнести это имя вслух или написать на бумаге. Рассказать, поведать, поделиться с другими тем, что открылось самой. Именно Фёдор Басманов стал для меня «даром божьим». Именно с Фёдора, которого я назвала «русской опричной Жар-птицей», лично для меня воплотился в жизнь смысл высказывания Дмитрия Володихина о сочувствии и познавании истории. С этого имени начался долгий путь не только в эту самую историю, но и к самой себе.

Молодой мужчина, настрадавшийся перед гибелью, не принявший свою смерть, взмахом опричного кнута перерубает жизни на «до» и «после». Единожды, ощутив его боль, страдания и неуспокоенность, уже невозможно панибратски гавкнуть «Федька». И самому уже невозможно остаться прежним.

Что нужно для того чтобы твоё имя не кануло в Лету и спустя долгие годы после гибели произносилось потомками с придыханием или проклятием, восхищением или живой неугасающей ненавистью? Ответ (вроде бы!) очевиден. Быть крупным полководцем, чья служебная биография насчитывает несколько выигранных (или скандально проигранных) битв. Можно даже одну-единственную, но оказавшую бесспорное влияние на судьбу страны. Политиком или государственным деятелем. К слову, необязательно положительным. Всё равно о тебе будут спорить. Любить и проклинать. Можно быть поэтом, прозаиком, музыкантом, философом. Оставить потомкам внушительное творческое наследие. Это наследие будут изучать биографы, выискивать скрытые смыслы, которых нет, а поклонники гадать: сам ты сунул голову в петлю или тебе помогли? Можно быть учёным, сделавшим важное открытие или жестоким садистом, чьё имя станет нарицательным. Нужно быть или героем, не выдавшим врагам военную тайну. Или, наоборот, предателем. Можно совершить один-единственный поступок или проступок, имеющий значение если не для человечества, то для своего народа или более-менее обширной группы людей.

Можно быть Александром Невским, князем Владимиром, Сталиным, Гитлером, Грозным, Высоцким или Есениным, Чикатило или битцевским маньяком, Дж. Бруно или Королёвым, Зоей Космодемьянской или Рихардом Зорге, Пушкиным или Достоевским… Маратом или Че Геварой.

Имя Фёдора Алексеевича Басманова – опричника из XVI века, осталось в человеческой памяти случайно. По всем законам бытия оно должно было сгинуть и раствориться в пучине времени. Остаться одной-единственной призрачной и прозрачной канцелярской строчкой в документе, сухим сообщением о том, что у русского воеводы Алексея Даниловича Басманова «жи-был сын Фёдор, который родился…». Неизвестно когда. И неизвестно где умер. Как, впрочем, и сам Алексей Данилович.

Перспективный юноша, достойный отпрыск рода Плещеевых, верный соратник самого неоднозначного русского правителя, ушёл из жизни в тот момент, когда человеческие способности только – только раскрываются. Больно думать о том, сколько впереди могло быть выигранных битв, серьёзных назначений и политических свершений. Трагический набег татар на Москву в 1571 году (неизвестно, как бы повернулся ход битвы, будь живы лучшие руководители опричных лет), героическая битва при Молодях, оборона Пскова. Всё эти сражения могли принадлежать воеводе Ф. А. Басманову, ибо никто из Плещеевых ни разу на военном посту не посрамил свой род. Пройдёт время, и это снова докажут уже сыновья Фёдора: тихий и спокойный Иван, погибший при выполнении служебного долга и амбициозный Пётр, встряхнувший эпоху.

Даже по меркам XVI века Фёдор ушёл слишком рано и трагично. Безусловно, он всё же успел оставить после себя пример удивительно искрометного карьерного взлёта и несколько ярких служебных назначений. Однако данная информация, если её не показать соответствующим образом и не заострить внимание читателя на важных моментах, может быть интересна разве только историкам. И то, как мы видим по отношению к Басмановым (некоторые учёные в своих статьях не могут не написать отчества членов семьи без ошибок) историкам также не всегда интересна судьба этих людей.

Фёдор оставил после себя клубок неоднозначных сплетен, придуманных очевидными врагами нашего Отечества. Но разве мало в истории скандальных личностей о злодействах которых известно намного больше и известно наверняка? Разве не знает история порочных людей, чьи деяния давно изучены вдоль и поперёк под лупой, а сами деяния являются фактами, а не бездоказательными домыслами? Да и можно ли этот мир, видавший всё, удивить и раззадорить лишь намёком на какие-то абстрактные неблаговидные поступки? О «дурных деяниях» Ф. А. Басманова до нас дошёл один-единственный исковерканный эпизод ссоры Фёдора и князя Дмитрия Овчины-Оболенского, который являет собой обыкновенную «разборку» двух задиристых и амбициозных аристократов. Неужели это способно на кого-то произвести впечатление? – зададутся вопросом все адекватные люди. Тем более стать устойчивой базой для создания фильмов, книг, а главное, весьма липкой субкультуры, в центре которой не любовь к исторической персоналии, а откровенный извращённый глум, отравляющий не только память о конкретном человеке, но и сознание ныне живущих людей, в том числе подростков.

Имя Фёдора Алексеевича Басманова – выжило, словно медуза, выброшенная на берег. Иногда он напоминает о себе осторожно и робко. Иногда кулаком опричного разбойника стучится в двери очередного зазевавшегося поэта, способного уловить «тонкие колебания» в пространстве, именуемые «вдохновением». А как их называть, чтобы самому не было страшно и чтобы не прослыть психом? И чем подобная случайность является для опричника Фёдора – счастьем или тяжёлым проклятием?

Счастливая звезда, золотая ложка во рту, предопределенность в служебной карьере, крепкое статусное положение, выгодный династический брак, защитивший после опалы его сыновей. Положение не просто при дворе, а рядом с государем. В современном мире его назвали бы «мажором», представителем «золотой молодёжи». Заманчива, но легка ли такая роль? Золотая молодежь средневековой Руси – юноши из военных семей действительно являлись элитой общества. Они должны были знать, уметь и тащить на себе намного больше, чем отрок из крестьянской семьи, чьи обязанности ограничивались физическим трудом и христианской добродетелью.

Алексей Данилович Басманов входил в число лучших людей своего века. Сына он, ожидаемо не пощадил, привёл в самый эпицентр новой военной и политической реальности. Выражаясь современным языком, помимо внутренних богатств, переданных «по крови», воевода устроил отпрыску прекрасный «старт-ап», который способен стать предметом зависти и в шестнадцатом веке, и даже сейчас. Например, историк Д. М. Володихин открыто и откровенно упрекает А. Д. Басманова за кумовство, устройство сына и прочих родственников. Упрёк более чем несправедливый и странный. Покажите мне отца (из любого века!), не желающего устроить свою кровиночку получше. Особенно если таковые возможности имеются. Вопрос лишь в том, что в глазах каждого конкретного человека является «лучшим». Для одних это поле боя, нахождение в самой гуще военных событий, честные боевые награды и шрамы, украшающие мужчин. Символ доблести и соучастия. Для других – безопасность, возможность быть поближе к «государевой кухне», непыльная и несложная работа, при этом приносящая как можно больше выгод. Для третьих – не поле боя и не кухня, а возможность спокойно отсидеться на задворках собственного имения, подальше от всяческих безумных проектов государя и его непонятных новин. Уверена, большинство из осуждающих не смогли бы и месяца прожить в том темпе, в котором приходилось существовать юному Фёдору и его ровесникам. Очень точно охарактеризовал ситуацию Ю. Г. Алексеев: «Доблестная служба отца и его близость к великому князю были для службы сына только предварительным условием, предпосылкой. Эту предпосылку надо было реализовывать своей собственной деятельностью. Далеко не всегда детям выдающихся родителей удавалось занять место, соразмерное с местом отца»[106].

Каким же он был? Этот загадочный юноша, не совершивший ни выдающихся подвигов, ни жестокостей, поражающих воображение. Но снискавший странную известность. Оставивший огненный след после своей смерти.

Жестоким опричником, не знавшим жалости к изменникам и случайным встречным? Послушным исполнителем самых кровавых царских приказов? Потаковником циничного и безудержного во всех своих начинаниях государя? Его верным спутником и наперсником? Чудовищем из пыточных Александровской слободы, которого проклинали сотни вдов и матерей? Отцеубийцей, содомитом, собутыльником, каким попытался изобразить его Н. М. Карамзин? Порождением инфернальной тьмы? (любимый образ литераторов и режиссёров). Порочным садистом-развратником со страниц литературных пасквилей? Жеманным, уставшим и разочарованным придворным интриганом, похожим на героя романа «Князь Серебряный»?

Безусловно, здесь то самое место, где положено сказать «мы этого никогда уже не узнаем, остаётся только догадываться». Но, как это ни странно, ответ на вопрос, «каким был Фёдор Басманов», существует. Да, он есть. Увы, этот ответ настолько светел и прост, что он никогда не устроит тех, кто притягивается к теме Басманова, на тот черный блеск, который излучает не сам Басманов, а мороки и бесы, что следуют за юношей по пятам. Каждый раз пытаясь занять его место, как только Фёдора кто-то слышит. Этот ответ не устроит тех, кто приходит за остреньким, жареным, пикантным и запретным.

Ответ, вполне чёткий и удивительно конкретный, оставил Генрих фон Штаден. Иностранец, авантюрист и пройдоха. У данного господина не было причин симпатизировать Фёдору Басманову, мы к этому вернёмся в соответствующей главе. Впрочем, он ему и не особо повредил, как принято считать. Генрих – мелочен и злобен в принципе. Он с раздражением пишет не только обо всем русском и советниках государя, но и о своем иностранном коллеге Альберте Шлихтинге, чье положение представлялось Штадену лучше собственного. Но в данном случае это несомненный и огромный плюс. Можно снять со Штадена всяческую ответственность за симпатию и положительную предвзятость к Басманову-младшему. Уж кто-кто, а Генрих не имел желания писать о Фёдоре или его отце хорошо.

Но именно Генрих фон Штаден, оставил для потомков изумительный эпизод – живой пронзительный, психологически объёмный. Эпизод, живописующий Фёдора Басманова таким, каким он, скорее всего, и был. Случайный эпизод, который не влиял на общий смысл отрывка, общую канву или задумку произведения в целом. Так, бабочка, случайно севшая на руку, которую Генрих, повинуясь сиюминутному благостному настроению, быстренько зарисовал и двинулся злобствовать дальше. К сожалению, именно этот эпизод упорно не замечают и игнорируют все те, кому интересен «Федька-содомит», «Федька-отцеубийца», а также многочисленные порочные двойники Басманова, не имеющие с настоящим Фёдором ничего общего. Для полного понимания ситуации, а также для собственного удовольствия, позволю себе процитировать Штадена целиком:

«Торговый человек турецкого султана Чилибей должен был покинуть Москву немедленно. И великий князь приказал, чтобы все его должники заплатили ему свои долги. Тогда Алексей Басманов просил одолжить ему 50 рублей. Когда и хотел оставить их мне в залог. Но я от них отказался. Узнав об этом, сын его Федор, – тот самый, с которым развратничал великий князь (и) в годы опричнины был первым воеводой против крымского царя, – обратился ко мне по-дружески:

– В каком уезде твое поместье?

– В Старицком, боярин», ответил я.

Этот уезд, – ответил он, – отдан теперь мне; не бери с собой никакого продовольствия: ты будешь есть за моим столом, а твои слуги вместе с моими». Я поблагодарил его, а он продолжал: «Если ты не хочешь отправляться – я в том волен, и, как ты сам знаешь, могу тебя хорошо защитить». Я радостно благодарил его и ушел в веселом настроении. Некоторые из наших насмехались надо мной. Когда этот боярин вернулся домой, великий князь сосватал ему невесту (ein Furstin); на свадьбу был приглашен и я. Великий князь на этой свадьбе был очень весел. И боярин сказал мне: «Говори, чего ты хочешь: все будет исполнено, так как великий князь весел. Я расскажу ему, какое преданное сердце бьется в твоей груди!».

Я поблагодарил его и сказал: «Сейчас, слава Богу, я ни в чем не нуждаюсь, но я прошу тебя сохранить твое расположение ко мне. Он обернулся назад и приказал вернуть мне взятые в долг деньги. Деньги были отсчитаны в мешок, а мешок запечатан»[107].

Уникальность данного эпизода в том, что Штаден, будучи человеком недалёким, с привычным азартом стремился изобразить портрет нашего соотечественника черными красками. Машинально, по привычке. Вряд ли он понял, что сотворил в результате. Перед нами появился полифонически звучащий портрет, выхваченный из потока жизни, без целей и задач, от этого правдивый, честный, не выдуманный. В этой точке, где сходятся времена и пространства, через много лет после гибели Фёдора, смерти самого Штадена, улыбается и стоит перед нами живой молодой человек, словно зафиксированный на фотоплёнку. Причём в тот момент, когда фотограф хотел, задумывал ухватить что-то совершенно другое. Человек прекрасный и светлый, с распахнутой широкой душой. Немного хвастливый, великодушный, щедрый барин, знающий цену себе, своей щедрости и своим возможностям. Умеющий одаривать в минуты душевного порыва, когда в сердце приходит симпатия к собеседнику. Но именно такой Фёдор пять веков никому не нужен. Толпа бежит мимо за бледными мороками, порожденными С. М. Эйзенштейном, где Фёдор – это не русский боярин, от которого пахло ельником, теремом и горячим солнцем, а слепок с Медичи – персоналии другой страны, культуры, менталитета. «Федька-ворон», с которого уже после работы Эйзенштейна (не самой плохой в художественном смысле), было снято множество кривых слепков для последующих фильмов и литературных произведений. Каждый новый слепок – гаже и уродливее предыдущего.

Ценно то, что портрет, нарисованный Штаденом, не собирательный портрет молодого человека целой эпохи и определенной социальной среды. Это и есть Тот Самый Фёдор Басманов, вызывающий горячие споры вокруг своей персоны. Он стоял перед Штаденом, говорил с ним, смотрел в глаза, улыбался и оставлял часть своей энергии, которую горе – писатель потом зафиксировал на бумаге.

Яхонт-князь, как сказала поэт и мой соавтор – Алла Суонинен.

Полоцк 1562–1563 гг.

Итак, сын воеводы Фёдор Алексеевич Басманов появился на свет примерно в 1547(48) году. Промежуток задан логическими рассуждениями. Во времена, о которых идёт речь, юноши взрослели рано, начинали свою карьеру в 15–16 лет, становясь «новиками». Для служилого человека высшего ранга обычно предполагались три возможности. Можно было податься в административную сферу (наместничество), военную и дипломатическую[108]. Эти варианты, особенно второй и третий, друг друга не исключали, наоборот, прекрасно совмещались. Но естественно, юношу, который только начал службу, никто сразу на дипломатические переговоры не отправит. Да и наместником быть рановато. Ответственность большая, требующая, кроме всего прочего, житейского и хозяйственного опыта. И набираться этого опыта лучше всего «в полях»! Вот где настоящая школа жизни и нет места халатности (есть, но любая халатность может стоить жизни). Поэтому-то большинство мальчиков начинали службу одинаково: по достижении пятнадцатилетнего возраста, юноши-дворяне призывались в военный поход. Я не стану здесь муссировать информацию о том, что Ф. А. Басманов мог быть писцом в неком уезде (ложная информация, которую любят растаскивать по интернету), ибо не хочется и нет надобности повторять откровенные глупости. Представитель военной аристократии, где мужчины из поколения в поколение (как мы уже видели) соблюдали в том числе и профессиональные традиции, по определению не мог оказаться на другом поприще.

В официальной историографии принято говорить о том, что Фёдор Басманов получил своё первое назначение перед полоцким походом. Однако в Разрядной книге 1475–1605 гг. имеется информация о местническом споре Фёдора Басманова и князя Лыкова из рода Оболенских. Поскольку местнические споры в большинстве случаев проходили за военное место, возникает вопрос, в каком военном походе делили место Фёдор и Лыков? В Разрядах указан 7070 год и намек на обстоятельства. Речь идет о Можайском походе[109]. Вряд ли имеется в виду мимолетное нахождение царева войска в Можайске в декабре 1562 года когда, двигаясь к Полоцку, армия вышла 17 декабря, чтобы идти в Торопец, а далее к Великим Лукам. Полоцкий поход начался 30 ноября 1562 года и к этому моменту воины уже должны были получить в Разрядном приказе свои назначения, а не узнавать их набегу. Скорее всего, речь идёт о походе 1562 года когда литовский конфликт только-только разгорался. Именно 21 мая указанного года Иоанн двинулся «на Литву» из Москвы к Можайску. Так что служить наш герой начал до Полоцкого похода. Спор Фёдор, правда, не выиграл и в результате получил назначение у «третьего саадака».

В любом случае между этими двумя походами времени прошло мало, и примерный промежуток первого военного назначения понять можно. Фактов, даже косвенных, указывающих на то, что Фёдор мог начать служить раньше, но при этом находиться на мелких должностях (не попавших в Разрядные книги), у нас нет.

Рассуждая о служебной карьере младшего Басманова, стоит отметить, что служить Фёдор начал в очень насыщенный военными и политическими событиями период. Напряженные отношения с Литвой, начало Ливонской войны, обострение крымского вопроса. Времени зевать и долго «вписываться» у него не было.

Значение полоцкого похода для нашей страны и понимание условий, в которых поход проходил – ключ к пониманию того, какой мощный потенциал сформировывался для всех, кто в нём участвовал. Если для Фёдора это была отсчетная точка карьеры, то для Отечества, славный полоцкий поход стал первой победой в Ливонской войне. Продлится данная война два десятилетия. В предыдущей главе мы упомянули значение Полоцка как торгового пути, но… но по уточнению Д. М. Володихина, ведя эту войну, Московское царство пыталось решить сразу две задачи. Во-первых, непосредственное закрепление на Балтике. Во-вторых, восполнение нехватки земли (Д. М. Володихин подчеркивает, что война шла не за море, а за землю, т. е. ставит этот вопрос на первое место). «Земельный голод» стоял во главе угла, требовалась новая освоенная земля, для того чтобы раздать её служилым дворянам, составляющим большую часть нашей армии. Особенно такая нехватка чувствовалась в центральных областях России. В Ливонии, находящейся во владении немецкого рыцарства, такие земли имелись. Моментом, когда политическое управление Ливонии стало неудовлетворительным, поспешили воспользоваться многие: поляки, литовцы, шведы, датчане. Но наш государь подсуетился быстрее остальных и раньше всех предпринял решительные действия. Борьба за землю, как я уже сказала ранее, прикрывалась необходимостью защитить православие от протестантской «ереси», проникшей в Полоцк. Царь представал в образе благородного заступника православных, а всей войне придавались понятные и близкие человеку того времени религиозные мотивы. В августе 1561 года русская митрополия получила грамоту от константинопольского патриарха Иоасафа, обличавшую «люторскую ересь», и это было очень кстати. Грамота стала обоснованием похода на Полоцк, хотя настоящие цели, как мы видим, довольно прагматичны.

В процессе затяжной Ливонской войны будут и другие победы. Но не столь лёгкие. Выдадутся и трагические проигрыши. Сама война нанесёт удар по экономике страны, потенциал людей выжмет до самого донышка и принесет больше военных разочарований, чем достижений. Но «полоцкое взятие» навсегда останется славным началом затянувшегося военного проекта.

30 ноября 1562 года был отслужен торжественный молебен, а 5 января войско во главе с царём собралось в Великих Луках, откуда полки должны были выходить друг за другом, соблюдая небольшие интервалы. Несмотря на опытность руководящего состава и высокую дисциплинарную организованность, интервалы не помогли двигаться грамотно. Поход, который не отличился кровопролитностью, оказался крайне сложным с бытовой точки зрения. Погодные условия оставляли желать лучшего, снежные завалы усугубляли пробки и заторы при выходе из Великих Лук. Люди путались, обозы – коши безбожно отставали. Полки не проходили вовремя. В один из дней смешались сразу три полка, включая Государев. Несложно догадаться, насколько нервная царила атмосфера. Дополнительные сложности возникли из-за того, что Грозный отдал приказ передвигаться в условиях строгой секретности. Запрещались отлучки за едой в ближайшие населенные пункты. Это значило, что всё самое нужное везли с собой. Обозы шли нагруженные больше, чем обычно. Все эти «полевые условия» сразу свалились на голову (и весь организм) шестнадцатилетнего Фёдора.

Доказанный и бесспорный факт – мальчиков того времени к военному делу готовили практически с рождения. Учился служилый человек дома. Навыки и знания передавались, прежде всего от отца, старших братьев и прочей родни, как было, например, с Алексеем Даниловичем. По выражению Д. М. Володихина, служильцев великого государя прежде всего учили «молиться, драться и ездить верхом»[110]. Что уже, собственно, немало! Можно назвать эту формулу идеальной. На протяжении всей своей книги «Малюта Скуратов» учёный подчёркивает важность и необходимость умения держаться в седле и управлять конем, ибо конный строй – это то место, где чаще всего находился выходец из благородного сословия. Подобные навыки юные дворяне получали с детских лет и к возрасту новика, навыки становились автоматическими. Отправившийся в свой первый военный поход юноша с коня не падал, а оружие было продолжением его собственной руки… Согласно С. В. Волкову, дворянскими недорослями до зачисления на службу усваивались умение владеть оружием, азы строевой подготовки и знание общевойсковых сигналов. Когда юноша отправлялся в первый поход, оставалось закрепить всё это опытом. Кроме этого, многие родовитые дворяне постигали грамоту. Такие знания были доступны еще не каждому, а потому ценились особенно высоко. Помимо перечисленного, служильца-аристократа учили управлять людьми, рассчитывать тактические и стратегические последствия своих действий. Молодой мужчина должен понимать, как приносить победы на ратном поле, знать, как вершить дела в многолюдных городах и обширных областях, обладать навыками юридического характера, чтобы при случае вершить суд.

Д. М. Володихин не забывает упомянуть и о неприхотливости, к которой небогатых дворян приучали наравне с простыми боевыми холопами. Ну и… внутренняя, моральная основа мужчины, необходимая для победы. Долгом каждого было молиться, исповедоваться, причащаться, соблюдать посты – для всего этого требовались знания религиозных традиций. Так что немало должен бы знать и уметь шестнадцатилетний юноша того времени. Мажор? Вряд ли. Представитель настоящей элиты государства.

Однако, не стоит забывать, что теория ратного дела (как и любая теория!) – это одно. Условия, которые впервые приходится проживать на собственной шкуре, – совсем другое. Особенно, когда тебе пятнадцать-шестнадцать и ты в любом случае не матёрый бывалый мужик, а вчерашний ребёнок, юноша, чей организм растёт, хочет много спать и много есть.

Официальная роль Фёдора во время полоцкого похода не такая уж и значительная. Да и какой она могла быть в самом начале карьеры? Согласно разрядным книгам, при подготовке похода Басманов упоминается в качестве рынды с третьим саадаком. На должность рынды выбирали юношей из самых лучших и благородных семейств. Рослых с благообразной внешностью. Визуальная презентабельность для такого рода телохранителей имела значение. Рынды, присутствующие на приёмах, являлись торжественным «лицом» мероприятия. Они стояли как статуи неподвижно, украшая собой обстановку. Из воспоминаний Станислава Немоевского:

«…за боярами шли четверо в белом бархате, в рысьих, из передних частей, шлыках, с широкими секирами на плечах, а перед самым великим князем мечник Михайло Шуйский… Все они имели на себе немалые золотые цепи, а многие из них и по две, крестом…»[111].

А так описал рынд гетман Жолкевский:

«На нём сидел царь, возложив на себя знаки царского достоинства и блистая золотом и драгоценными каменьями. Перед ним с каждой стороны стояли по два человека, которые имели платье, шляпы и сапоги белые, и которые держали в руках символы государства. Пятый же, стоявший подле самого царя, держал обнаженный меч»[112].

«Телохранители государевы, в белых, редко другого цвета атласных долгих кафтанах с высокими собольими или черными лисицами, опушенными на головах шапками, держащие на правом плече маленькие топорики, с долгими серебряными рукоятками»[113].

Чуть позже Фёдор вместе с другими молодыми аристократами, оказывается в числе тех, кто «за государем ездити». Рокировка, в результате которой Фёдор оказался на другой должности, скорее всего, произошла в тот момент, когда государев полк разместился под стенами Полоцка и состав приближённых был изменен. Ученые придают данному факту разную степень важности. От уважительной характеристики (Б. Флоря) до небрежной интонации Д. М. Володихина. Величественно называет Фёдора «адъютантом» С. Б. Веселовский. Так или иначе, но компания у вчерашнего отрока подобралась весьма солидная: князь И. П. Шуйский, И. Черемисинов, Ш. Кобяков, И. Блудов, Ф. Вокшерин, Т. Телятевский, А. Ершов, П. Тимофеев[114], А. В. Репнин-Оболенский. Возглавлял состав молодой князь П. А. Горбатый. Согласно Древнейшей Разрядной книге (в обработке П. Н. Милюкова), в этот список входил и Пётр Зайцев, будущий опричный лидер. Древняя Российская вивлиофика расширяет состав и включает в список князя Дмитрия Хворостинина, Льва Салтыкова, Петра Сотницына, И. Дровнина[115]. Рассуждая о судьбе другого военного – И. Черемисинова[116], В. В. Пенской подчеркивает, что Грозный даже такому талантливому человеку не мог отдать руководящую должность. Слишком много аристократов претендовало на место у государева плеча просто «по праву рождения». А вот включить в состав личной свиты – другое дело. Особенно если имелись заслуги. В. Б. Кобрин, рассказывая о судьбе одного из знатнейших опричников (из княжеской аристократии) Никиты Одоевского[117], также говорит о маленькой на первой взгляд должности «свите царя» как о некой стажировке. За «государем ездит», да ещё и разбирается с заторами (на первый взгляд черная работа) любимец Дмитрия Михайловича Володихина Д. И.Хворостинин (что характерно, в случае с Хворостининым Володихин ничуть не принижает ни его способности, ни его таланты на этих скромных должностях)[118].

Командовать Фёдору было рано, решать серьёзные вопросы тоже, а вот занять место подле государя – в самый раз. Удивительно и странно, что уже на этом начальном этапе биографии, когда Фёдор не совершил ни подвигов, ни скандальных злодеяний, некоторые современные учёные, словно начитавшись эротических фанфиков с сайта «Фикбук» пытаются в контексте Полоцкого похода приписать ему роль интимного фаворита царя. Нужно обладать слишком извращённой и необузданной фантазией, а также полным непониманием того, что такое военный поход, чтобы допускать подобные рассуждения, да ещё в научных исследованиях. То, что государь уже был знаком с юным Фёдором Алексеевичем Басмановым, подтверждают дальнейшие события. Очевидно, что Иоанн предоставил новику тот «лимит доверия», который предоставляют детям родителей, чьи заслуги неоспоримы. Я уже привела высказывание Ю. Г. Алексеева о мальчиках, которые после подобной протекции должны были уже сами зарабатывать себе очки и бонусы (слишком много вокруг сыновей и всяческого блата). Во время Полоцкого похода молодой и активный Фёдор, наверняка мечтающий «служить, как батюшка» (такова психология юноши, выросшего в военной семье, особенно минувших эпох), мог обратить на себя внимание своим рвением. Возможно, искренним. Возможно, просчитанным. Вряд ли в 16 лет, юноша страдал от излишнего снобизма. Не стоит забывать, чьим он был сыном, в каких ориентирах его воспитывали. Фёдор мог выказывать желание трудиться (ради собственного же будущего), в том числе там, где высокомерные родовитые бояре не хотели марать руки. Именно таким образом, по мнению учёных, обратил на себя внимание другой видный деятель опричнины князь Афанасий Вяземский. Будущий соратник Басмановых в полоцком походе получил должность обозного воеводы. Отвечая за коши, Афанасий проявил похвальную расторопность, чем весьма приглянулся государю. Князь Вяземский также построит блестящую карьеру, взлетит на небывалую высоту и будет играть в опричном братстве одну из главных ролей.

Осада Полоцка началась 31 января 1563 года, а уже 15 февраля город был взят. В дальнейшем государь благоволил многим участникам этого похода. «Радость от большой победы, надо полагать, соединялась в его сознании с образами тех участников похода, которые отличились у него на глазах»[119]. Многие полоцкие герои войдут в состав опричного офицерского корпуса. В том числе М. Безнин, Р. Алферьев, Блудовы, В. Ошанин, Г. Ловчикова, И. Черемесинов.

Так или иначе, но в трудных полевых условиях, государь заметил и даже выделил юношу-новика среди других «сыновей».

Старица

Но куда интереснее скромной официальной должности неофициальное поручение, данное Фёдору Басманову.

Едва ли не на следующий день после взятия Полоцка сын воеводы был выбран для крайне почётной миссии: его отправили с реляцией (торжественной речью) о победе к тетке царя – Ефросиньи Старицкой. Матери Владимира Андреевича Старицкого, двоюродного брата Иоанна. Другим таким посланником, направленным к семье царя и митрополиту, стал князь Михаил Черкасский, брат Марии Темрюковны. Михаила Безнина послали с вестью о взятии Полоцка к архиепископу Пимену в Новгород[120]. На примере Михаила Черкасского Дмитрий Володихин подчёркивает[121] особый статус подобной должности, которая должна была подразумевать полное доверие государя. Вот отрывок самой речи Фёдора, который совпадает с другими реляциями («большими речами»):

«Царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русии велел тебе княже Ондрееве Ивановича княгине Офросиние челом ударити и велел тябя о здоровие вспросити: как тебя Бог милует? Государь нашъ царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русии велел тебе сказати: «божиим милосердием и пречистые Богодицы и великих чюдотворец молитвами да и отца нашего и богомолца Макария митрополита всеа Русии молитвами мы по се часы дал Бог, здорово»[122].

Учёные дискутируют, куда именно отправился Фёдор: в городок Старицу или на московский двор удельного князя? Учитывая, что возвращаясь из Полоцка в марте, царь заехал пировать в Старицу, скорее всего, Ефросинья находилась именно там. Перемещались в те времена не быстро, а времени после взятия Полоцка прошло не так уж и много.

По версиям некоторых историков (главным образом Р. Г. Скрынникова) кроме официальной торжественной речи, Басманов-младший имел ещё одно, негласное поручение. Он был послан в центр удельного княжества с целью надзора над семейством Старицких, чтобы побыть «ушами и глазами» своего государя. Стопроцентных доказательств этой версии нет, но выглядит она логично, правдоподобно и убедительно. Со Скрынниковым полемизирует наш современник И. Я. Фроянов. Учёный уверен в том, что раз варианты реляций Басманова и Черкасского не отличались, значит, Старицкие находились в милости. Но данный аргумент теряет свою силу, если знать, что происходило до и после этих событий. Официальная речь представляет собой всего лишь шаблон. Необходимость известить ближайших родственников – соблюдение церемониала. Важно понимать, что на момент взятия Полоцка отношения царя и Старицких сильно ухудшились. В самом начале похода на сторону врага переметнулся человек В. А. Старицкого Борис Хлызнев-Колычев и выдал неприятелю некоторые военные планы русского командования. Семья Хлызневых издавна служила при дворе Старицких князей, а сам перебежчик лично князю Владимиру. Это происшествие в который раз бросило на Старицких тень. Удельные князья постоянно влипали в истории, окончательно теряя доверие. Побег не расценивался Иваном как случайность или личная воля самого Хлызнева. У царя было подозрение, что Хлызнев помогал поддерживать связь между удельными князьями и Сигизмундом.

Из Великих Лук в марте 1563 года князь Старицкий вернулся в сопровождении царского пристава И. И. Очина-Плещеева. Даже пир, устроенный в удельном княжестве в марте 1563 году подтверждает лишь отсутствие горячей фазы конфликта. Внешняя лояльность Грозного не показатель благополучия ситуации. Да и о какой милости может идти речь, если после возвращения царя (а заодно и Фёдора) в Москву расследование по делу Старицких длилось всё лето 1563 г.?! В конце мая Иоанн перебрался в Александровскую слободу и пробыл там почти два месяца. Чтобы наказать двоюродного брата, требовалось представить его главой заговора, в котором участвовали Дума и Государев двор. Из слободы Иван периодически запрашивал архивные документы, связанные со Старицкими.

Фёдор Басманов, находившийся в Старице с февраля, мог собирать необходимую для будущего расследования информацию. Удивительное совпадение, но тут же и желающие обличить Старицких отыскались. Например, старицкий дьяк Савлук, посаженный князем за некие провинности в тюрьму, умудрился передать царю «память», в которой сообщал, будто Старицкие «княгини Ефросиния и сын ее князь Володимер и многие неправды ко царю и великому князю чинять и того для держать его окована в тюрме»[123].

Иван велел немедленно освободить Савлука из темницы и доставить в слободу. По итогу дьяк указал на Старицких как на недоброжелателей государя и назвал некие «неисправления и неправды».

Над князем Владимиром учинили суд. Судьбу царской родни должно было решать высшее духовенство без официального участия в этом деле Боярской думы. Иоанн не хотел столкнуться с противодействием приверженцев Старицких. Митрополит Макарий, архиепископы и прочие члены священного собора собрались в Кремле, где власти ознакомили их с итогами расследования. На соборе, в присутствии князя Владимира, царственный брат огласил пункты обвинения:

«И перед отцем своим и богомолцом Макарием митрополитом и перед владыками и перед освещенным собором царь и великий князь княгине Ефросиние и ко князю Володимеру неисправление их и неправды им известил и для своего Макария Митрополита и архиепископов и епископов гнев свой им отдал»[124].

Священнослужители признали обвинения обоснованными, но приложили усилия к тому, чтобы прекратить раздор в царской семье. В этот раз обошлось без жертв, насилия и пыток. Семейный конфликт удалось уладить «семейными» способами. Царь проявил снисхождение к брату (неизвестно, насколько искреннее) и даже вернул конфискованное старицкое княжество. Владимир отделался обширной меной земель. Царь окружил бунтовщика людьми, в верности которых не сомневался и на этом история закончилась. По крайней мере, гроза прошла стороной.

Сложнее пришлось Ефросинье Старицкой. Вряд ли Иоанн воспринимал пассивного двоюродного брата как достойного противника и опасного бунтавщика. Другое дело – неугомонная княгиня! Это она являлась «душой» множества заговоров и постоянно втягивала своих родичей в неприятности. Под именем Евдокии Старицкую постригли в северном Горицком Воскресенском монастыре, недалеко от знаменитой Кирилло-Белозерской обители. Именно там она пробудет до конца своих дней. Безусловно, это лояльная мера по сравнению с тем, что падёт на головы удельных князей в 1570 году, и тем, что могло обрушиться сейчас. Сравнивать заточение Ефросиньи с «мирской смертью» тоже нельзя. Новый дом царской тётки мало походил на темницу. Старицкой позволили сохранить штат прислужниц, которых тоже снабдили всем необходимым для хорошей жизни. Последовавшие за Старицкой слуги получили несколько тысяч земельных четвертей в окрестностях монастыря. Ефросинья собрала под монастырской крышей целый штат мастериц и продолжала одаривать монастыри искусными вышивками, которые и сейчас хранятся в музеях. Кроме того, Старицкой оставили право свободно передвигаться по территориям, близким к месту её заточения. Государь даже вкладывался в монастырь финансово[125], а тётке посылал продукты и прочие знаки милости.

Неплохо для ссылки и опалы! Остаётся лишь гадать, стало ли такое положение вещей для деятельной Ефросиньи наказанием или же печальный случай помог найти честолюбивой, но в то же время измученной душе долгожданный покой. С. Б. Веселовский выдвигает предположение, что Ефросинья сама изъявила желание постричься в монахини и удалиться от жизни мирской в монастырь. Никаких доказательств этого нет, но предположить, что пострижение выбрано как «меньшее из зол» вполне можно. После 1563 года очевидных вмешательств Старицкой в политику не заметно. Вероятно успокоилась, а может плела свои интриги через десятые руки. Вельможные братья, наладили меж собой «худой мир» и уже в октябре обозначенного года ездили вместе на охоту.

Забегая вперед и немного нарушая хронологию, стоит сказать, что примерно в 1568 году Федор получает назначение первым наместником Старицы. К сожалению, этот факт не подтверждается документами. Об этом говорит Генрих Штаден в том самом эпизоде, который я цитировала. Штаден любил в своих сочинениях привирать о том, что касалось человеческих портретов, но мелочи быта отражал весьма точно, что неоднократно признавали специалисты, подвергающие скепсису другие аспекты его произведения.

Героическая оборона Рязани 1564 года

Я специально пропустила эпизод про оборону Рязани (Переяславля – Рязанского) в главе, посвященной А. Д. Басманову. На долю отца и так выпало столько удивительных подвигов! Рассказу об этой красивой героической битве, место здесь! Как лучшему подтверждению, что яблочко от яблоньки падает недалеко…

Рязань…Благодатный край, которыми восхищались иностранцы, побывавшие в Россию. Вот как описывает рязанскую землю Генрих фон Штаден:

«Область эта – ворота Русской земли и Москвы. Рязанская земля такая прекрасная страна, что подобной ей я и не видывал… Если крестьянин высевает 3–4 четверика, то ему еле-еле хватает сил, чтобы убрать урожай…В этой стране много лип, а в них пчел и меду. Одним словом: это прекрасная страна. Большая часть дворов и острогов стоят пустыми, остальные сожжены»[126].

Восторженно писал о рязанской земле и барон Герберштейн:

«Эта область плодоноснее всех прочих областей московских; в ней, как] говорятъ, одно зерно пшеницы приносит иногда по два колоса и больше: их стебли растутъ такъ густо, что лошади не могутъ свободно переходить через поле… меду, рыбы, птицъ и дикихъ зверей тамъ множество, а древесные плоды гораздо нежнее московских; народъ – самый смелый и воинственный…Изъ Московии к этой крепости и далее, на пространстве почти 24 гермнских миль, течетъ Танаис по местности, называемой Донко (Donco)»[127].

Изначально Рязань была важным военным объектом и засечной чертой, поэтому часто подвергалась нападениям татар: «Татарские моря охватывали Россию с юга и востока, великая дуга приграничья постоянно полыхала огнем»[128]. Для врагов рязанская земля являлась желанной и богатой добычей. Восточная граница Рязанского княжества разделяла Русь непосредственно с Ордой. Граница эта образовывалась течением р. Мокши. Линия, идущая несколько севернее Моршанск – Пенза, образовывала границу Рязани с Ордой в междуречье Цны и Суры. Граница по Суре (по ее левому берегу) и вплоть до Волги стала составлять русско – ордынскую пограничную линию в конце XV – начале XVI в. В ранние времена на правом берегу Оки от Калуги до Переяславля – Рязанского, ежегодно разворачивались конные русские полки в ожидании татарских нападений.

В начале XVI века на крымских рубежах сохранялось относительное спокойствие, изредка нарушаемое локальными набегами небольших татарских отрядов. По подсчётам историка В. В.Пенского, только за время правления Грозного, хан Девлет – Гирей лично возглавил семь походов на Русь: 1552, 1555, 1562, 1564, 1565, 1571 и 1572[129]. И это без учёта нескольких несостоявшихся и возглавляемых сыном хана и «царевичами». Самым известным является поход 1571 года. За всю историю русско-крымских войн он оказался наиболее разрушительным. Войско Девлет-Гирея нанесло удар и разгромило русскую армию под стенами столицы. Город едва ли не целиком сгорел в пожаре, окрестности подверглись страшному опустошению. За этот поход русские поквитались с татарами в 1572 году при Молодях.

Но при всём при этом к моменту описываемых событий Рязань непростительно ослабила хватку. Расслабилось и местное управление, в чьи обязанности входила организация укреплений, контроль их состояния, боеспособность тех или иных объектов. Татарским войскам был свойственен наступательный характер действий, они предпочитали вести войну на вражеской территории. Основу же русской стратегии составляла оборона своей земли. Именно поэтому наши предки особое внимание уделяли фортификации. Не только основных городов, но и засечных «крепостей», где в случае набега укрывалось местное население.

По мнению Д. М. Володихина, Рязань, часто разоряемая татарами в былые времена, мало интересовала Грозного, как и некоторые другие города. К таковым он причислил Псков, Смоленск, Рославль, Стародуб, Чернигов, области южнее Одоева и Белева и др. Рязанский край с юга и востока был защищен широкой полосой лесов и больших рек, а притоки Дона защищали его от нападений с юго-западного направления. Крымцы могли пройти к Рязанской земле только мимо Тулы. Считается, что из двенадцати новых городов, поставленных в правление Ивана Грозного на южной границе, некоторые предназначались для защиты именно Рязанского уезда: крепости Михайлов (1551), Дедилов (1554), Плова, Солова, Крапивна (1561), Епифань (1566), Данков (1568). Города образовывали практически непрерывную линию, перекрывающую водораздел Дона и Оки и ту самую дорогу, по которой с давних времён в Рязанский уезд приходили крымские татары. Планировалось строительство ещё одной крепости на этом рубеже, на Урляпове городище. Однако к 1564 году пресловутая Рязань оказалась в совершенно неудовлетворительном состоянии и вряд ли могла стать достойным форпостом в случае набега вражеского отряда. Не было здесь и частей царской армии, способных в случае нападения дать достойный отпор. Увы, во времена правления Иоанна Грозного не существовало постоянно действующих воинских частей и соединений «батальонов, бригад, дивизий, корпусов»[130], которые бы могли выдвинуться на помощь сразу же после получения вести с гонцами. Учёных удивляет лишь халатность сторожевой службы, которая собирала сведения «в поле». Иногда при тщательной и предусмотрительной работе подобные набеги удавалось разглядеть и подавить в зародыше. Отмечая, что набег Девлет-Гирея застал наше правительство врасплох, А. А. Зимин сообщает, что на южных окраинах были оставлены лишь немногочисленные заслоны. Воевод распустили по домам. По мнению учёного, Грозный не ждал столь подлого вторжения, потому что незадолго до этого крымским ханом была принесена шерть[131]. Про отвлечённость Грозного, не ожидавшего удара и занятого летом 1564 года полемикой с Курбским, говорит и П. А. Садиков.

По мнению М. Н. Тихомирова[132], свою роль сыграло то, что город находился в стороне от большой дороги, по которой последнее время ходили крымские татары. Кроме этого, нарастал конфликт с польско-литовским государством, которое не смирилось, потеряв Полоцк. Осенью 1564 года литовское войско (в котором, кстати, уже находился предатель интервент А. М. Курбский), перешло в контрнаступление на западе. Как считает Р. Г. Скрынников, большая часть русской армии была стянута к северо-западной границе и находилась в районе Великих Лук. Данная проблема являлась более актуальной. Именно в этот момент, не без согласования с Сигизмундом, крымцы вторглись в наши границы, вероломно нарушив соглашение. Сил, составляющих заслоны, не хватило, чтобы сдержать внезапный натиск подготовленного татарского войска.

«В то же время на Рязани были во государьском жалованье в поместье боярин Олексей Данилович Басманов Плещеев да сын его Феодор, и слыша многие крымские люди приход на Рязанскую украину, они же со своими людьми да с тутошними не со многими людьми шедшее под люди крымских людей побили и языки поимали не дошед города. Те языки сказали, что пришел царь Девлет-Кирей, а с ним дети его калга Магмет-Кирей царевич да Алды-Гирей со своими крымскими людьми: то первая весть про царя, безвестно убо бяше пришел. Тех же языков прислал Алексей Данилович Басманов да сын его Феодор ко государю царю и великому князю Ивану Васильевичю, а сам Олексей и сын его Феодор сели в городе на Рязани со владыкою Филофеем и ту сущих во граде людей обнадежили, не сущу бо тогда служилым людем никому, кроме городских людей ту живущих и селян, которые успели во град прибежати. Не бо тогда на граде никаких градских крепостей, занеже градъ ветхъ велми бяше, но иные стены палися, и прихожение царево безвъстно ино таково не бяше. У града же тогда крепости нужные с нужею едва поделаша и града покрепиша и бои по стенам изставиша и из града выезжжая с Татары бишася, из града стрельбою по царевым полком из наряду стреляти. Татари же ночным временем с приметом и с огнем многажды прихождаху и хотяху взятии град, божиим же заступлением и пречистые богородицы и великих чюдотворец Руских молением граду ничто успеша и от града отступиша в своя страны…»[133].

«Того же году октября во 2 день писал к государю царю и великому князю с Резани боярин Олексей Данилович Басманов да сын ево Федор Олексеевич, что пришли на резанские места крымские многие люди; и они под людьми были и языки поимали. И языки сказали, что идет царь, а с ним царевич Магмет Кирей да Олды Гирей, а с ним шестьдесят тысечь, а приступать царю к городу к Резани. И царь к городу пришол, и был он у города Переславля, а стоял три дни. А боярин Олексей Басманов и с сыном Федором в городе были и государевым делом промышляли; и пошол крымской царь от города прочь…»[134].

Некоторые историки считают, что Фёдор и Алексей Басмановы оказались на рязанской земле случайно. По мнению других (Б. Н. Флоря, П. А. Садиков), они находились рядом, в своём рязанском поместье. В. В. Пенской считает, что отец и сын возвращались со службы, вероятно с «береговой». Сложно сказать, как оно было на самом деле. Но в списке басмановских вотчин и имений нет земель в рязанских краях. А в Разрядной книге не сохранилось сведений о назначениях Басмановых в этот период времени, хотя это могло бы прояснить, откуда и куда они двигались. Так или иначе, «ввязались» в эту историю Фёдор и Алексей сами, по доброй воле. Басмановых никто никуда не гнал и не заставлял. Крымцы уже надвигались, шли между Рязанью и Пронском, опустошали земли по реке Воже, далее через Оку до села Кузьминское. Столкнувшись с первыми признаками надвигающейся беды, отец и сын напали на крымские «загоны» и захватили «языков», в числе которых попались калга Магмет-Гирей и царевич Алды-Гирей. Знатные крымские пленники поведали о надвигающемся войске. Отправив к царю гонцов, Басмановы поспешили в город. Царь в это время находился на богомолье в Покровском монастыре Суздаля. По мнению А. А.Зимина, Грозный планировал отпраздновать там Покров Богородицы. На подкрепление надежды не было. Басмановы, скорее всего, об этом если не знали наверняка, то догадывались. Обратившись к духовной помощи владыки Филофея, они организовали работу по укреплению крепости и города, который обнаружили в неподобающе ветхом состоянии. Кроме этого, требовалось собрать, мобилизовать, организовать на борьбу те малые силы, что оказались в распоряжении. Стоит ли говорить о том, что это были за силы? Отважные русские люди, но мирные жители: крестьяне, помещики, горожане. Среди этих немногочисленных помощников не было равных по силе, опыту и статусу Алексею Даниловичу. Как долго при таких условиях может продержаться даже очень талантливый воевода? Снова вспомним поговорку «один в поле не воин». Чтобы организовать оборону объекта и успешно держаться несколько дней в осаждаемом городе, мало собственного таланта. При себе нужно иметь людей, способных быть твоей правой (и левой рукой) и прикрыть спину. Даже если роль Фёдора в обороне Рязани была не столь велика (лично я – сомневаюсь), скорее всего, это была нужная, важная, ответственная, необходимая роль. Чётко и разумно выбранная, отведенная и определенная для него отцом, умеющим просчитать всё до мелочей. То, что Алексей Данилович Басманов понимал в военном деле больше всех историков вместе взятых (пытающихся обесценить сделанное Фёдором), можно не сомневаться. Сын – вот кто был его глазами и ушами. Самый лучший, верный и беспрекословный помощник.

Когда Девлет-Гирей подступил к стенам города (П. А. Садиков считает, что это случилось 1 октября), русские защитники ждали во всеоружии. Представьте на секуду, какой груз сумели вытащить на себе Басмановы, чтобы подготовить к обороне город, находящийся в столь плачевной ситуации?! Единственный раз за всю книгу коснусь цифр. Согласно летописи, татарское войско противника насчитывало 60 тысяч воинов. По мнению В. В. Пенского, примерно такое же число против семи тысяч наших воинов было выставлено в битве при Судбищах, с той разницей, что число защитников Рязани вряд ли достигало отметки семи тысяч. Складывается впечатление, что 60 тысяч – это любимая цифра официальных летописцев, она часто попадается в летописях. Хорошо, просто мысленно уполовиньте. Не многовато ли на неукрепленный город с горсткой защитников? Татары, затеявшие военный поход, в отличие от наших были подготовлены и вооружены до зубов. Однако, несмотря на это превосходство, все попытки противника взять город штурмом провалились. Напрямую источники не называют битву кровопролитной, но если выуживать из текста мелочи, картина представляется весьма драматичная. Согласно разным источникам, Басмановы держали оборону от четырех до шести дней. В таких условиях и пары дней хватит. Попробуй «день простоять и ночь продержаться»! Татары, не владеющие осадной артиллерией, предпочитали не штурмовать укрепленные города и остроги и делали ставку на численный перевес, а не на «правильную осаду»[135]. Попытка психологического давления также активно использовалась. Тем более в данном случае это было не сложно. Представьте себе состояние защитников города, которые оказались в осадном положении, практически на краю света. Насколько должен был быть силён дух Алексея Даниловича, Фёдора и владыки Филофея, чтобы поддерживать боевой настрой других. Тем более, эти «другие» не были профессиональными «вояками». Холопы, крестьяне, горожане, соседи, землевладельцы… По сообщению летописи, татары возобновляли бои даже ночью, хотя в ночное время все стороны боевые действия обычно прекращали. Но наши и не думали сдаваться.

Во время осады Девлет-Гирей вступил в переговоры с воеводой А. Д. Басмановым и передал грамоту для Ивана. В этом послании хан обвинял московского государя в том, что переговоры о «замирении» были сорваны по вине самого Ивана, отказавшегося платить «Магмет-Кирееву дань» и насильно задержавшего в Москве крымское посольство[136]. Несколько раз защитники Рязани выезжали из города и принимали бой «в поле». Само собой, доходило до рукопашных схваток.

Перепробовав все возможные средства, татары вынуждены были отойти. Отступая, они нанесли урон деревням, сожгли поселения, но продолжить схватку с жителями самой Рязани уже не решились. Согласно Псковской летописи, после ухода Девлет-Гирея сопротивление не закончилось[137]. Один из татарских отрядов под руководством ширинского князя Мамая численностью около 4000 человек вернулся назад. Что именно заставило князя пойти на этот рисковый шаг, сказать сложно. Мужское и воинское честолюбие, желание отличиться и испытать судьбу в одиночку, жажда добычи… Но отряд был встречен и героически разбит Басмановыми и михайловским воеводой Ф. И. Татевым – первым человеком, кто прибыл на подмогу. Мамая и его людей взяли в плен.

За рязанскую победу государь наградил Алексея Даниловича и Фёдора Алексеевича золотыми монетами[138]. Посланник Иоанна П. И. Хворостинин зачитал победителям торжественную царскую речь. Как отмечает Пенской, золотой царский наградной во времена Грозного, являлся самой большой почестью. Он заменял ордена и медали. Не каждый воевода мог такой наградой похвастаться.

«…Тому, кто отличится перед другими или окажет какую-либо особенную услугу, царь посылает золотой с изображением св. Георгия на коне, который носят на рукавах или шапке, и это почитается самой большой почестью, какую только можно получить»[139].

В конце 1553 – начале 1554 года «денгой золотой» был награжден И. Черемисинов за успешный поход против бунтавщиков «луговой стороны и арьских мест»[140] в Казани. По «золотому корабленому» получили князь С. И. Микулинской-Пунков и первый воевода передового полка И. В. Большой-Шереметев. Остальные воеводы получили по «золотому угорскому», награду меньшего достоинства[141]. Награждал золотым государь и Тимофея Тетерина, когда тот еще не был предателем[142]. Причём дважды. В том числе когда Тетерин талантливо руководил стрельцами во время осады Нойхаузена – это был большой вклад в победу русских войск. Получали золотые награды крупные политические деятели Данила Адашев и Матвей Ржевский (последний – дважды).

Незадолго до Рязанской обороны государь наградил золотыми воевод, отразивших в сентябре 1564 года нападение литовцев во главе с Сапегой на Чернигов[143] и захвативших сапегино знамя. Не обошёлся без такой награды один из любимцев царя – талантливый выдвиженец Михаил Безнин за боевые действия против немцев у Раковора зимой 1573/74[144]. Награда была столь существенной и почётной, что существовала даже должность «гонца с наградными золотыми». Пример такой должности называет С. Б. Веселовский, приводя в пример А. И. Карло[145].

Не смотря на то, что историки относятся к Басмановым неоднозначно, рязанскую битву практически все считают примером героизма, русской отваги, смелости и находчивости. Одно из самых романтичных описаний защиты Рязани оставил Н. М. Кармазин, которого в симпатии к Басмановым точно не упрекнёшь:

«Обманутый дружелюбными уверениями хана, царь действительно распустил наши полки украинские, так что в Рязани, осажденной Девлет-Гиреем, не было ни одного воина, кроме жителей. Она спаслась геройством двух любимцев государевых, боярина Алексея Басманова и сына его, Федора, которые находясь тогда в их богатом поместье на берегу Оки, первые известили царя о неприятеле, первые вооружились с людьми своими, разбили несколько отрядов ханских и засели в Рязани, где ветхие стены падали, но где ревность неустрашимая сих витязей, вместе с увещениями епископа Филофея, одушевили граждан мужеством. Крымцы приступили днем и ночью без успеха: трупы их лежали грудами под стенами. Действие нашего огнестрельного снаряда не давало им отдыха и в стане. Узнав, что Иоанн в Москве, что воеводы Феодоров и Яковлев с царскою дружиною уже стоят на берегу Оки; что из Михайлова, из Дедилова идёт к ним войско, что смелые наездники российские везде бьют крымцев, приближаясь к самому их стану, Девлет-Гирей ушел еще скорее, нежели пришел; не дождался и своих отрядов, которые жгли берега Оки и Вожи. За ними не гналися; но ширинский князь его, Мамай, хотев долее грабить в селах пронских, был разбит и взят в плен с 500 крымцев; на месте легло их более трех тысяч. Через 6 дней все затихло: уже не было слуха о крымцах. Иоанн, оставив царицу и детей в Александровской слободе, выезжал из Москвы к войску, когда Басмановы донесли ему о бегстве неприятеля: личная доблесть и слава сих двух любимцев еще более оживляла его радость: он дал им золотые медали»[146].

Хотелось бы процитировать отрывок из работы В. В. Пенского, который относится к Басмановым с очевидным глубоким уважением.

«Читая лаконичные летописи из разрядных книг, рассказывающих об этих осенних днях, осознаешь, что перед нами разворачивается картина, ничуть не уступающая по драматизму и динамике любому историческому боевику, да хоть тому же «Царству небесному»! И в самом деле, снова перед нами город, оставшийся без защиты, куда сбежались в поисках укрытия жители окрестных деревень и городков, павший духом епископ и немногочисленные воины гарнизона неготовой к обороне крепости, благородный герой (уж в чем в чем, а в «дородстве» Басманову не откажешь!), пробивающийся сквозь несчетные сонмища супостатов в, казалось бы, обреченный город и берущий на себя его оборону, многодневная осада города беспощадными ворогами, жаждущими крови, женщин и добычи, – и, без иронии, ибо так всё и было, счастливый конец!»[147].

Добавлю занимательный факт, очень наглядно демонстрирующий некоторую несправедливость жизни. Примерно при таких же обстоятельствах в 1512 году Симеон (Семен) Калужский, один из сыновей Ивана III и Софьи Палеолог, совместными усилиями со святым юродивым Лаврентием Калужским отразил нашествие татар под предводительством Менглет-Гирея на город Калугу. Объединившись, Симеон и Лаврентий организовали калужан на защиту города. Лишь о состоянии самой Калуги и уровне военной подготовки города, летописи умалчивают. Иронично, что Симеон был своеобразным предтечей князя-беглеца А. М. Курбского. До событий, связанных с обороной города, он пытался сбежать в Литву, но неудачно. Эта успешно выигранная битва, отпустила сыну Ивана III прошлые грехи. Более того, Симеон и Лаврентий попали в число местночтимых святых. В отличие от Басмановых, которые не дождались от потомков благодарности.

Суровая школа жизни. Это уже не Полоцкий поход, где за Фёдора всё решали старшие (по возрасту и званию). Внезапная для самих Басмановых битва была настоящим боевым крещением Фёдора и первым испытанием для юноши, превращающегося в мужчину и воина. Алексей Данилович Басманов являлся в этой битве для сына непосредственным и прямым руководителем, чьи приказы Фёдор обязан был исполнять, не мешкая и не рассуждая. Именно Алексей нёс ответственность (и отвечал бы) за все неумелые действия сына. Думать, как некоторые историки (ни разу не посетившие даже современный военный Донецк), что воевода мог позволить сыну отсиживаться где-то под лавкой, по меньшей мере глупо. И оскорбительно по отношению к памяти такого человека, как А. Д. Басманов. Удивительная неспособность проникнуть в смысл традиций и психологию других людей, хотя даже советский период в 20 веке сохранял эти самые традиции, заложенные в них смысл и энергию. «Есть такая профессия – Родину защищать», – говорит герой одного из самых знаменитых фильмов эпохи СССР «Офицеры». Речь в фильме идёт как раз о преемственности, о военной династии, о великом служении. О том, как идеалы передавались от отца к сыну и далее. Алексей Данилович жил в более ранее время. И уж точно воспитывал своего мальчика заступником, защитником, а не нахлебником. Отрадно и приятно, что в современной Рязани помнят и чтят подвиг Басмановых. Нынче в городе установлены два памятника: мемориальная доска, рассказывающая о подвиге отца и сына Басмановых. Второй – генералу и Герою Советского Союзе В. Ф. Маргелову, рязанскому уроженцу, «десантному бате», создателю ВДВ. У Василия Филипповича было пятеро сыновей, все из них пошли по стопам отца и продолжили военное дело. И это совершенно не случайно. Это прекрасный пример той самой династической «искры», которую сложно понять некоторым современным людям.

Рис.3 Фёдор и Алексей Басмановы. Пять веков без права голоса. Настоящая история боярского рода Басмановых-Плещеевых

Часовня к 900 – летию Рязани с памятной табличкой, посвящённой подвигу Басмановых, г. Рязань, 2020 г.

Рис.4 Фёдор и Алексей Басмановы. Пять веков без права голоса. Настоящая история боярского рода Басмановых-Плещеевых

Памятная табличка с упоминанием подвига Басмановых

Опричный период

Фёдор попал в поле зрения царя до блестящей победы под Рязанью. И даже до полоцкого похода, как мы выяснили, обнаружив ещё одно назначение, о котором обычно не вспоминают. Очевидно, что они плотно взаимодействовали во время расследования по делу Старицких. Скорее всего, к концу 1564 года, юноша уже не был для царя «тёмной лошадкой». Мудрый и опытный Иоанн, немало нахлебавшийся с детских лет, хорошо разбирался в людях. Скорее всего, он в самом начале понял, что перед ним перспективный помощник, с колоссальным внутренним потенциалом. После осени 1564 года, юный Фёдор Басманов озарил своей лучистой хитрой улыбкой тёмные пролёты царского дворца и не без оснований занял заслуженное место среди приближенных государя. Можно сколько угодно спорить о его истинной роли и о степени его влияния на Ивана. Увы, история не сохранила толковых свидетельств (возможно преувеличенного) влияния, ни чётких свидетельств его злодейств в роли государева ближника. У нас, по сути, ничего нет, кроме озлобленного шипения А. М. Курбского в адрес Басманова-младшего. Стоит ли принимать во внимание это злобное шипение? Тем более, что учёные устали развенчивать мифы Андрея Михайловича и разбираться в той путанице, которую он оставил потомкам. Когда очень хочется опуститься до сплетен, жареного и грязного, просто вспоминайте (кто на это способен) осеннюю, залитую солнцем и кровью, пахнущую пожарищем Рязань. Которую Фёдор и Алексей отстояли благодаря горячей молитве и воинской отваге. В это же время на другой границе, на другой меже, князь Курбский сжимал в руке меч, который нёс, чтобы опустить на голову кого-то из бывших соотечественников. Адекватному человеку, чтобы правильно расставить приоритеты, больше ничего и не надо. Остальное – лишнее.

Частенько Фёдору приписывают тот размах влияния, которым обладал Афанасий Вяземский. Абстрактно Генрих Штаден сообщает:

«При великом князе в опричнине, говоря коротко, были: князь Афанасий Вяземский, Малюта Скуратов, Алексей Басманов и его сын Федор».

Всё, что можно выловить о роли Фёдора при царе из интернет-ресурсов – это досужие выдумки или художественный вымысел, выдаваемый за факты из «неких» источников (несуществующих). Можно лишь догадаться, что усилия отца не прошли даром. Представленный ко двору, Фёдор успешно начал двигаться к тем вершинам, которые покорил отец. Только быстрее (у каждого последующего поколения такие вещи происходят быстрее). Успех определялся ещё и тем, что Алексей Данилович всегда находился рядом. На первых порах он мог контролировать это движение, направлять, подсказывать и советовать. Скорее всего, так и делал, помогая Фёдору. Удерживаться было необходимо. Вокруг такие же сыновья таких же заслуженных и статусных отцов. Конкуренция огромная. Отцов мало (многие уже переступили возрастной рубеж), сыновей, желающих оказаться возле государева плеча, много. Фёдор не имел морального права быть посредственным или нерасторопным, быть тем, кто привык отсиживаться за печкой. Чтобы выжить среди мелких и хищных рыбёшек, нужны были острые зубки и хитрость. А ещё необходимо объективно быть лучше остальных. И Фёдор с этим прекрасно справился.

Итак, с 1564 года (может раньше) начинается подготовка проекта «опричнина». В 1565 году подписан приказ об её официальном учреждении. В год основания опричнины Фёдор получает весьма солидную и важную дворцовую должность – кравчего, заняв место казнённого князя П. И. Горенского. Думный дворянин Горенский из рода Оболенских находился на должности с 1560 года[148]. Незадолго до своей гибели был пожалован в думные дворяне, но прожил после этого недолго. Бывший кравчий был казнён, возможно за собственного брата Юрия Горенского, сбежавшего в Литву. Согласно С. Б. Веселовскому, это случилось в самом начале опричных казней, но учёный подчёркивает, что последовательность событий неизвестна. То ли Горенский был казнён после побега брата, то ли казнь Петра спровоцировала побег Юрия. Опирается Веселовский на воспоминания А. Шлихтинга, однако подчёркивает путаницу в первоисточнике. Сколько пустовала должность и когда именно Фёдор её получил – неизвестно. Очевидно, место освободилось после марта 1565 года. Временные рамки задает царский помин по Горенскому, данный в Троице-Сергиев монастырь[149].

Кравчий наблюдал за всем, что относилось к царскому столу (посуда, напитки, столовые приборы). Стоял у стола, когда государь трапезничает, напротив самого государя для «разнимания и подавания кушания». В том числе в праздничные дни, дни особых приёмов и важных церемоний. При кравчем находился стольник для отнесения и перестановки блюд. Помимо участия в дворцовом церемониале, в круг обязанностей кравчего входил и развоз подарков (посылок) от царя. Можно сколько угодно перечислять регламентированные обязанности, можно удивиться – эка невидаль! Что же тут особенного? Почти прислуга с кухни! Такое мнение в корне будет неправильным. По сути, кравчий являлся своеобразным телохранителем – через его руки проходила царская пища. В эпоху, когда отравление было излюбленным средством борьбы с политическими соперниками и сильным методом психологического воздействия, доверить свою пищу государь мог лишь проверенному и надежному слуге. Абы кому такую должность отдать не могли, в частности по блату и знакомству «сыну хорошего папы». Кравчий сам пробовал то, что должен был отведать государь. Поэтому должность безопасной не считалась. Данный чин учрежден при великом князе Василии Иоанновиче в 1514 году. Изначально кравчий стоял ниже окольничего, затем эти два чина уравнялись. Кравчими становились вельможи, и почти всегда ближние свойственники государя, часто шурья. Первым кравчим назначили И. Ю. Сабурова (брата царицы). Потом должность получали князь Ю. М. Голицын, с 1531 по 1535 гг. князь И. И. Кубенский, с 1540 года Ю. В. Глинский (и снова брат царицы). В дальнейшем эту должность занимали исключительно молодые люди высокого статуса и особой близости к царю. Например, в сентябре 1598 года кравчим стал И. И. Годунов[150].

Вместе с должностью каждый новый кравчий получал город Гороховец. Но на Фёдоре эту традицию нарушили. Гороховец по каким-то причинам отошел к брату царицы Михаилу Черкасскому. Возможно, именно поэтому, Фёдор и был назначен наместником Старицы. В качестве своеобразной компенсации.

В 1567 году Фёдор принимает участие в неудачном походе из Новгорода в Литву. По определению Д. М. Володихина, в этом походе задействовали «цвет опричной вооруженной силы». Лучшие опричники корпуса должны были выступить в поход вместе с «цветом» земской армии. Государь сам лично возглавлял армию. На поход возлагались большие надежды. Должность Фёдору снова досталась ответственная – воевода по посылкам. Такую же должность одновременно получил князь А. П. Телятевский, который в 1568 году затеет с Фёдором местнический спор. Очередная должность не для ленивых, требующая скорости, расторопности и физической выносливости. Кроме всего прочего, этого, должность воеводы по посылкам Фёдор должен был совмещать с должностью кравчего[151]. Рассуждая о карьерном пути Малюты Скуратова, П. А. Садиков сравнивает незначительность будущего крупнейшего фаворита в этот промежуток времени с важностью обязанностей, возложенных на Ф. А. Басманова и А. И. Вяземского. К сожалению, поход не состоялся. Помешал так называемый «заговор Фёдорова – Челяднина». Царю ничего не оставалось, кроме как бросить все силы на расследование данного инцидента, а поход, естественно, был сорван.

Мифический Да(о)нков

В 1568 году в жизни Фёдора возникает довольно спорный и сомнительный эпизод, до сих пор не имеющий подтверждения. Он был послан в город Данков с приказом казнить неугодных царю воевод Владимира Курлятева и Григория Сидорова. Говоря о судьбе Басмановых, их опричной деятельности и служебных назначениях, обычно историки этого эпизода не касаются. Рассуждает о нём лишь Б.Флоря, причем как о доказанном факте. Что же с этим поручением не так? Город Донков (Данков) это даже не город, а маленькая крепость, имеющая стратегическое назначение, отстроенная в том же 1568 году в числе городов-крепостей[152], таких как Новосиль, Орёл или Епифань. Города-крепости образовали непрерывную линию укреплений, протянувшуюся от верховьев Оки на западе до Цны на востоке. Как уже было сказано, эта цепь перекрывала важнейшие пути вторжения татар в Русскую землю. Именно в Данкове несколько позже попадет в плен к татарам В. Грязной.

Курлятевы – ветвь рода Оболенских. Тех самых Оболенских, с которыми у Грозного сложились весьма сложные отношения (и мы об этом еще поговорим). Данный род зарекомендовал себя верностью великому князю Василию в феодальной войне с Д. Шемякой. Дверие «по наследству» (как случилось с Плещеевыми!) не передалось. Вероятно, тесная взаимосвязь со старицким уделом крепко-накрепко испортила Оболенским репутацию. Первым из Курлятевых пострадал князь Дмитрий Иванович «за его великие изменные дела». Князь с женой и детьми были пострижены и сосланы в Коневецкий и Челмогорский[153] монастыри. Случилось это, скорее всего из-за того, что князь оказал поддержку Старицким во время мятежа 1553 года, когда некоторые бояре не хотели присягать малолетнему сыну Иоанна.

Владимир Курлятев был племянником этого самого провинившегося Д. И. Курлятева. Григорий и Дмитрий Сидоровы происходили из рода рязанских князей и занимали ответственные военные должности в Московском государстве.

В целом ситуация логичная. Снова пострадавшие, связанные с удельным княжеством. В. А. Колобков, упоминая Данков, обращает внимание на то, что к лету 1568 года была произведена полная чистка командного состава земской армии. Казнили и за грехи давно минувших дней. Колобков называет Д. Ю. Сицкого, И. Ю. Хохолкова-Ростовского, И. Д. Дашкова, М. А. Карпова, А. И. Ярославова-Оболенского, Д. В. Ушатова, С. И. Баташева-Засекина и др. Также учёный обращает внимание на то, что убивали воевод, попавших под подозрение, ровно там, где их находил опричный отряд. Это же подчеркивает и Н. В. Белов[154]. Сидоров и Курлятев вполне могли быть убиты по приказу государя в городе Данкове. Но…Во-первых, информация о данном эпизоде отсутствует в любых документах, которые так или иначе могут считаться официальными. Источник информации всего один – произведение князя А. М. Курбского, который, как известно, правдивостью не отличался и создал множество мифов. Учеными давно доказано, что князь нарочно или случайно путал детали, смещал хронологические рамки, грешил невероятной предвзятостью по отношению к тем, кого не любил, писал свои труды специально как пропагандистский заказ. И, самое важное, на момент событий, уже несколько лет находился в другом государстве. Даже в контексте его собственного произведения эпизод выглядит весьма странно и сомнительно. Беглый воевода с хорошо развитой фантазией литератора перемещает происшествие во времени, накладывает несколько событий друг на друга, сваливает в кучу множество имен. Вот как звучит эпизод у самого А. М. Курбского:

«…погублено тогоже лета и того единаго дня, в новоставленном граде на самом Танаисе, посланными от него прелютыми кромешниками, у них же был воеввъ демонских воевода, Феодор Басманов: сам же последи зарезал рукою своею отца своего Алексея, преславного похлебника, а по ихъ языку, маньяка и губителя своего и святорусской земли… тогда же и того дня онъ убилъ… славного въ добротъ… Владимира Курлятева; и тогда же онъ вкупъ заклалъ съ нимъ Григория Степанова сына Сидорова…».[155]

Плотность текста невероятная, почти фантастическая. В один эпизод Курбский заталкивает не только историю про воевод, но и мифическое отцеубийство, которого не могло случиться на Танаисе по определению, а также истории о судьбах других людей. Если такой источник как произведения Курбского мы просто можем не воспринимать серьёзно (как и надо воспринимать любые авторские сказочки), то гораздо больше вопросов вызывает такой документ, как Синодик опальных. Тоже спорный (почему, мы разберем дальше), однако более весомый. При внимательном изучении документа можно внезапно обнаружить, что воеводы Курлятев и Сидоров погибли очень далеко от Данкова в населённом пункте под названием Матвеищево (Юрьев-Польский) по делу боярина И. П. Федорова-Челяднина. Борис Флоря, который включает эпизод умерщвления Фёдором воевод в служебную биографию юноши, данный момент оставляет без объяснений.

Стоит затронуть и житейский аспект. Безусловно, к 1568 году (и даже ранее) Фёдор уже не первый день трудится в опричнине, не первый день находится при государе. Однако, немотря на опыт в «делах государевых» (в том числе и карательных), участие молодого Фёдора в убийстве двух матерых воевод представляется весьма сомнительным. Даже распоряжаясь «именем государя» и имея в подчинении небольшой опричный отряд, Басманов мог натолкнуться на жестокое сопротивление. Немолодые, опытные, ко всему готовые воеводы (к тому же на отдалённой периферии) могли попробовать побороться за свою жизнь.

Не говорит об участии в этой истории Фёдора и В. А. Колобков, подробно разбирающий казни земских воевод данного периода. Зато Колобков рассказывает о другом опричном задании, данном Фёдору и Михаилу Черкасскому. По мнению учёного, ими был арестован воевода А. И. Шеин – Морозов по особым инструкциям, полученным из Александровской слободы. К сожалению, учёный не называет источник, из которого взята данная информация[156].

Весной 1568 года Фёдора ожидало крупное служебное назначение. Он получает пост первого воеводы передового полка в составе трёхполковой опричной рати, развернутой против литовцев в Вязьме[157]. К сожалению, про это назначение Фёдора мало что известно. В. А. Колобков обращает внимание на тот факт, что другой талантливый военный Д. И.Хворостинин назначен лишь вторым воеводой. Его опыт явно должен превосходить опыт Фёдора, который находился «в поле» не столь часто. В. А. Колобков[158] делает вывод, что именно Фёдор обладал организационными способностями высокого класса, что позволило ему начать так рано (и без серьёзного опыта), выдвигаться в сторону руководящих должностей. Согласно данному назначению, все распоряжения государя направлялись в первую очередь опричным воеводам:

«А писать государевы грамоты ко князю Михаилу Темрюковичу да Фёдору Олексеевичу Басманову и всем воеводам»[159].

Калуга

Стремясь вбить клин в отношения России и Ирана, а также блокировать важнейшую торговую артерию на востоке России – Волгу, в 1569 г. турецкое правительство задумывает большой поход на Астрахань. 31 мая 1569 года главнокомандующий войском Касим-паша начал движение к Астрахани через Азов. Опасаясь опустошительных турецко-татарских вторжений (вероятность которых стремительно возрастала), московское правительство ежегодно расставляло крупные военные силы в приокских городах. Но в данном случае, вести о грядущем походе турок заставили Грозного усилить оборону на юго-востоке.

Весной 1569 г. в Астрахань был отправлен окольничий Д. Ф. Карпов, а на переволоку «для турских людей приходу» – боярин П. С. Серебряный. В Нижний Новгород – боярин П. В. Морозов и многострадальный князь Владимир Андреевич Старицкий, для которого это назначение станет последним. Основные земские войска расположились в Коломне и Рязани, а в Калуге – опричные. И до этого в Калуге постоянно действовала «береговая охрана» (служба)[160], но теперь её максимально усилили.

Именно в таких условиях максимальной напряжённости (параллельно разворачивались события «новгородской измены») Фёдор Басманов получает высокое и крайне важное военное назначение. Его ставят первым воеводой большого полка, что подбрасывает молодого мужчину на самую верхушку опричной иерархии. Можно лишь догадываться, какую радость чувствовал, получая в Разрядном приказе бумагу с этим назначением, сын воеводы. В тот момент не юноша – молодой мужчина, полный сил и мечтающий о своих битвах. И особенно печально из нашего далека знать, что это назначение было последним…

Первый этап формирования опричных войск заканчивается, по мнению В. Б. Кобрина, примерно к 1567 году. Согласно разрядам, военных операций опричного корпуса насчитывается всего около восьми-девяти. Корпус делился на полки и крайне редко концентрировался для больших походов. Чаще опричные были разбросаны и выполняли свои задания. Несмотря на редкие выходы опричной армии, В. А. Колобков подчеркивает, что опричные выходили в самые сложные моменты и самых опасных ситуациях и на самых опасных участках. Одним из таких направлений было Калужско-Болховское направление[161]. Пятиполковая опричная армия сосредоточилась под Калугой поздней весной – летом 1569 года. На береговой службе оказались одновременно земские войска во главе с князем И. Д. Бельским и опричные во главе с Фёдором Басмановым. Его родственник З. И. Очин-Плещеев получил назначение первым воеводой передового полка. Князь А. П.Телятевский возглавил полк правой руки, сторожевой полк – князь Д. И. Хворостинин, полк левой руки – князь И. П. Охлябин.

Позже, рать передвинут к Туле, и данный переход будет происходить под командованием Фёдора Алексеевича. Согласно государеву указу, все «лутчие люди изо всех полков» должны были двигаться под началом Басманова. Как опричные, так и земские. В. Б. Кобрин полагает, что в данном случае под «лучшими людьми», подразумевается не статус и высокое положение, а именно военные способности и таланты. Назначение, которое кажется В. В. Пенскому оптимальным, гармоничным и правильным, а Д. М. Володихину несправедливым. В. А. Колобков подчёркивает, что этим назначением царь нарушил местнические традиции. Но не стоит сомневаться: Грозный знал что делал. Опасность была серьёзной. Баловство «сыновей вельможных отцов» и «декоративных» фаворитов исключалось.

Фёдор Басманов уже давно не новик, но и не столь опытен, чтобы руководить полком. Большая часть его служебной карьеры проходит не в «поле». Одно дело по-тихому убирать царских врагов и изменников под покровом ночи. Так, чтобы комар носа не подточил. Другое – находиться на руководящем посту и вести за собой рать. Но стоит ли удивляться? Чему? В. В. Пенской в своей книге «Центурионы Грозного» много внимания уделяет тому, как именно передавался опыт младшим от старших. В XVI веке ещё не существовало учреждений, обучающих военному ремеслу и выпускающих дипломированных, профессиональных военных. Опыт, навыки, умения, всё передавалось на практике, «в полях». А как иначе? Где ещё учиться ратному делу молодому ближнику государя? Особенно если этот ближник подаёт большие надежды. Такому человеку необходимо где-то набираться опыта. Только в бою. Это надо понимать с обычной, житейской точки зрения, чтобы потом не удивляться и не делать круглые глаза. Рокировка сил была весьма грамотной, разумной и хитрой. На тот случай, если бы Фёдор не справился, его страховали опытные воеводы. В том числе и родственник Захар Очин-Плещеев.

Позже, скорее всего в августе 1569 года, после отпуска воевод, Фёдора сменит то ли В. И. Телятевский, то ли И. П. Зубан[162]. К сожалению, в связи с дальнейшими событиями, о которых мы поговорим далее, не очень понятно, по каким причинам Фёдор был отозван. Выполнил ли он задание в полном объеме? Подразумевалась ли смена воевод изначально? Или же его отозвали раньше срока?

Гибель Басмановых. Падение после триумфального взлёта. Реконструкция событий

Судьба Фёдора и Алексея Басмановых целиком и полностью состоит из загадок. Но самой тёмной является загадка их гибели и последующего исчезновения. Человеку, который знаком с опричниной лишь понаслышке, может показаться, что случившееся с отцом и сыном – это нечто вроде кармической расплаты за неоднозначный карательный проект. Только взявшись внимательно изучать историю семьи, можно понять, что роковые события с самого начала преследовали мужчин семьи. Именно с того момента, когда Данила, получивший прозвище Басман, переслал быть Плещеевым.

В официальной историографии гибель Басмановых принято связывать с так называемым «новгородским делом», или «новгородской изменой». Других вариантов историки не предложили. Но эта официальная версия – всего лишь условная реконструкция. Ведь сама «новгородская измена», её наличие или отсутствие, истинность или подложность, – до сих пор вопрос дискуссионный. Существовал ли новгородский заговор или это искусно инспирированный подлог с целью скомпрометировать ряд высокопоставленных лиц? Страшная, хитро продуманная ловушка, в которую угодили те, кто являлся основной целью, и случайные участники? Напряжённая борьба нескольких семейных группировок, сместивших друг друга у трона, сопровождаемая кризисом власти? Готовился ли Новгород на самом деле распахнуть ворота врагу, сдаться во власть чужеземцам, посадить на трон В. А. Старицкого? Была ли ситуация создана от начала и до конца «кукловодами» за спинами первого опричного руководства или же кто-то расторопно воспользовался сложившимися неблагоприятными обстоятельствами, чтобы жестоко расправиться с успешными конкурентами?

Как мы видим, общих вопросов слишком много. О чётком и ясном распределении ролей внутри ситуации говорить не приходится. Всё, чем располагает современный читатель, – это сомнительные предположения. Чаще всего такие предположения и версии лишены объективности. Как и у представителей искусства, у историков тоже имеются свои мысли и образы, которые специалисты активно «продвигают». В каждом новом труде нового историка «карательная экспедиция», потрясшая Великий Новгород в 1570 году, обрастает новыми подробностями, появляющимися из «ниоткуда». А проще говоря, рождаются в фантазии человека, который берется за изучение темы.

История – наука субъективная, наука предвзятых трактовок. Особо беззащитны в этом плане люди шестнадцатого века и грозненской эпохи. Мы говорили о безгласности в начале книги, вспомним и теперь. Новгород, будь он бунтовщиком, злостным заговорщиком или жертвой доноса, как и Басмановы, стал разменной монетой на Суде истории, где потомки очередной раз безуспешно пытаются осмыслить и оценить деятельность Иоанна Васильевича Грозного.

Был Иван «мудрым правителем» или «кровавым тираном»? Травмированным с детства человеком или жестокосердным палачом по природе своей? Действительно ли его окружали многочисленные предатели или причины постоянных погромов, казней, расправ следует рассматривать с точки зрения клинической психиатрии/психологии?

Хорошо, когда увлеченный собственной идеей учёный имеет к науке и самому себе должное уважение. Это залог того, что реконструкция событий будет выстроена руками чистоплотными и с добрыми намерениями. Правильно, если исследователем движет искреннее желание разобраться, а не стремление подогнать факты под одну из двух концепций: «Иоанн был тираном» или «Иоанн новый святой». Жаль только, что в наш век, век откровенных манипуляций, такой подход становится редкостью. Идеология, история и политика, слившись воедино, окончательно превратились в причудливого зверька. Для защиты собственной авторской концепции много не требуется. Не обязательно даже врать. Достаточно правильно расставить акценты. О чём-то умолчать, что-то подать под соответствующим соусом. Такие средства доступны всем, кто владеет пером и умеет работать с текстом. Даже я здесь делаю примерно то же самое: пытаясь показать определенную сторону Басмановых, я обращала и буду обращать внимание читателей на те факты, которые историки и литераторы старательно обходили и замалчивали. Вопрос в другом: что стоит за той или иной концепцией и способна ли она принести пользу, если не репутации людей ушедших, то хотя бы нам, ныне живущим? Одно можно сказать точно: пока идеологическая арена занята борцами за глобальные концепции, до Басмановых в этой борьбе нет дела никому.

Проблема изучения документов

Мы уже говорили о проблемах, связанных с документацией, в главе, посвящённой опричнине. После того как прекратило существование официальное летописание, наступила пора мрачной тишины. Летописи в Посольский приказ из Александровской слободы не вернулись. Но как же остальные документы, выходящие из различных Приказов?

Р. Г. Скрынников отмечал плохую сохранность архивов XVI века. Утерян не только указ об учреждении опричнины и сыскного дела 1570 года. Это касается практически всех документов. Например, ученый сожалеет об исчезнувшем приказе (или приказах), вносящем ясность в вопрос отмены Юрьева дня.

Даже знаменитый Синодик опальных Иоанна Грозного, на который почти исследователи опираются как на авторитетный источник, – всего лишь реконструкция документа, выполненная усилиями С. Б.Веселовского и Р. Г. Скрынникова, а не подлинник. Реконструкция, в которую вложено много сил, времени, способностей. Тем не менее это всего лишь один возможный вариант «как могло быть» на самом деле. Вариант разумный и логичный, убедительный, но всего лишь «вариант».

Наиболее вероятно, что дело о «новгородской измене» вместе со списками казнённых, помилованных перед казнью, сосланных по тюрьмам и другими материалами расследования погибло во время одного из московских пожаров. О пожарах я уже говорила, но хотелось бы уточнить. Наиболее крупными бедствиями учёные считают пожары 1571, 1611 и 1626 годов. Согласно большинству версий, опричная документация (и почти все приказные архивы) погибла во время майского пожара 1626 года. Проверить это, подтвердить или опровергнуть невозможно.

Существуют и другие версии пропажи документов. Например, современный историк В. Г. Манягин, уверен, что документация благополучно пережила пожары, а пропала после работы Н. М. Карамзина и Н. Н. Бантыш-Каменского. Развивая мысль, Манягин делает акцент на соответствующих политических взглядах данных историков и напоминает, что некоторые из бумаг (по странному совпадению) «всплывали» за границей. Но не будем, в отличие от Н. М. Карамзина, который без зазрения совести обвиняет Фёдора Басманова и его отца в самых страшных грехах, переходить от фактов к сплетням и вставать на ступень авантюрных и дерзких предположений, порочащих чью-то память или честь. Будем милосерднее, чем сам Н. М. Карамзин, дающий уничижительные характеристики тем, кто заслужил большего. Всё это только предположения. Факт в том, что пожары в Москве были. Страшные, разрушительные с трагическими последствиями. Столица выгорала почти до основания. Так или иначе, но от самого следственного дела и от многих других документов остался пепел. В прямом смысле или в образном – можно воспринимать, как угодно.

Сохранилась лишь «шапка» (название) следственного документа с минимальными исходными данными. Ознакомиться с ней можно благодаря Описи архива Посольского приказа 1626 года:

«…Столп, а в нем статейный список из сыскного из изменного дела 78-году на ноугородцкого архиепискупа на Пимена, и на новгородцких дьяков, и на подъячих, и на гостей, и на владычних приказных, и на детей боярских, и на подьячих, как они ссылалися к Москве з бояры с Олексеем Басмановым и с сыном ево с Федором, и с казначеем с Микитою с Фуниковым, и с печатником с Ываном Михайловым Висковатого, и с Семеном Васильевым сыном Яковля, да з дьяком с Васильем Степановым, да с Ондреем Васильевым, да со князем Офонасьем Вяземским о здаче Великого Новагорода и Пскова, что архиепископ Пимен хотел с ними Новгород и Псков отдати литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всеа Руси хотели злым умышленьем извести, а на государство посадити князя Володимира Ондреевича; и в том деле с пыток многие про ту измену на новгородцкого архиепископа Пимена и ево советников и на себя говорили, и в том деле многие кажнены смертью розными казнями, а иные розосланы по тюрьмам, а до ково дело не дошло, и те свобождены, а иные и пожалованы; да тут ж список ково казнити смертью и какою казнью и ково отпустити; да тут ж список, за дьячьею пометою, хто кажнен и хто куды в тюрьму послан, и хто отпущен и дан на поруки, а которово дияка помета, и того не написано… да тут же приговор государя царя о тех же изменниках, кого казнить смертью; и как государь царь и великий князь Иван Иванович выезжали в Китай-город на полое место сами и велели тем изменникам вины их вычести перед собою и их казнити; а подлинново дела, ис чего тот статейный список выписан, не сыскано, а приговор и государев выезд в Китай-город и список за дьячьею пометою, хто как кажнен, ветхи гораздо и изодрались, а большой статейный список ветх ж»[163].

Перед нами единственный официальный документ для анализа роли Басмановых в «новгородском деле». Как видно из текста, на момент описи часть документации уже отсутствовала, что ставит под сомнение версии о более позднем исчезновении архивных данных. Можно ли на основе представленного сделать вывод о дальнейшей судьбе отца и сына? Нет, конечно. Историком, проявившим в данном случае наибольшую этичность, оказался А. А. Зимин. Он напомнил читателю о презумпции невиновности и юридическом аспекте, высказав простую мысль: шапка дела может свидетельствовать лишь о том, что некие лица числились в списке фигурантов. Но никак не об исходе следствия или тем паче нюансах обвинения. Большинство же историков не особо стремятся разобраться в том, что случилось с Басмановыми, переписывая друг у друга один и тот же абзац, полный несоответствий и логических нестыковок.

События. Хронология. От Изборска до Новгорода

В чём же суть трагических событий 1569–70 гг.? В первой части своего рассказа я буду опираться на версию Р. Г. Скрынникова. Поскольку при сопоставлении всего изученного, она показалась мне наиболее полной, чёткой и логичной. По крайней мере, до определенного момента.

В начале 1569 года предатели Тимофей Тетерин и Марк Сарыхозин, переодевшись царскими опричниками, среди глухой ночи распахнули отряду литовцев ворота Изборской крепости – важного стратегического объекта и военного опорного пункта. Легко догадаться, что само по себе происшествие чрезвычайное. Отбивали Изборск земский боярин Михаил Морозов и опричный воевода, родственник Басмановых Захар Очин-Плещеев. Отряд литовцев был малочисленным, но, чтобы вернуть крепость, потребовалось больше недели. Естественно, по горячим следам провели расследование. Виновники, чьи имена Р. Г. Скрынников обнаружил в реконструированном Синодике, понесли заслуженное наказание. Казни людей, непосредственно отвечающих за безопасность города, ожидаемы. Ставленники не уберегли вверенный им объект, за который отвечали. Однако, минимальными жертвами не обошлось. Пострадали те, кто незадолго до этого вернулся из литовского плена, были казнены дьяки из ближних ливонских замков. Измена сама по себе скомпрометировала всю приказную администрацию. Самое главное, тень подозрения упала на ближайший крупный город – Псков. Да, это именно то, что обычно опускается из вида широким кругом читателей и любителей исторической литературы. Именно Псков, а не Новгород стал злополучной точкой отсчёта.

В качестве репрессивных мер по отношению к большинству возможных изменников было выбрано удаление и переселение неблагонадежных элементов из Новгорода и Пскова подальше, в иные населенные пункты. Р. Г. Скрынников отметил, что количество удалённых псковичей, намного превышало численность новгородских. Из этого он сделал логичный вывод, что начальная вина Пскова в глазах государя превышала новгородскую. В общей сложности из двух городов выселили около 650 семей[164]. Обозы с переселенцами тянулись из Пскова на восток с весны 1569 года несколько месяцев. Как предполагает всё тот же учёный, тень на псковичей бросило и тесное общение беглого князя А. М.Курбского с псковско-печерскими монахами. В одной из своих работ Скрынников напрямую называет Курбского причастным к новгородской интриге[165]. Даже если это не так, с монахами Курбский общение поддерживал и обращался к ним за помощью. Естественно, царь об этом знал. Несмотря на то, что к моменту этих событий Курбский находился давно в Литве, это не исключало его возможного участия.

Беда, как известно, не приходит одна, а грозовой фронт не состоит из одной тучи. Атмосфера накалялась. Одновременно в Швеции произошёл государственный переворот. Эрик IV был свергнут с престола. Он неоднократно обращался к русскому царю за помощью. Когда Иоанн согласился таковую оказать, дело отчаянно замедлилось. В процессе длительных переговоров с русскими послами время было упущено. Накануне случившегося Эрик казнил ряд знатных придворных, что послужило спусковым крючком для массовых волнений. По мнению некоторых учёных, Иоанн увидел в происходящем параллели с собственным царствованием. А раз так, то, скорее всего, он опасался и схожей концовки.

По предположению Скрынникова, карательный поход на Псков и Новгород задумывался и разрабатывался уже летом 1569 года (если не раньше!), но осуществить план не удалось из-за возможной угрозы, исходящей от турок-османов и Крымской орды, о которой мы говорили, обсуждая калужское назначение Фёдора. Грозный вынужден был переключиться на решение другой проблемы.

Были ли первые советники Басмановы (и другие будущие жертвы) в этот промежуток времени уже под подозрением? В некоторых своих работах, Скрынников уверяет читателей, что первые признаки опалы по отношению к Басмановым видны уже в 1568–69 гг. Вряд ли это соответствует действительности. Изучая передвижения Басмановых шаг за шагом, можно заметить, что функции, которые выполняют Фёдор и Алексей во второй половине 1569 года говорят об обратном. О полном доверии государя. Сам Грозный всё лето 1569 года провёл в Вологде, где активно шло строительство новой опричной столицы. В конце лета, не позднее первых чисел сентября, Алексей Данилович Басманов перевозит тяжелобольную царицу Марию Темрюковну из Вологды домой, в Александровскую слободу[166]. Рамки этих передвижений ограничены датой кончины Марии. Государыни не стало в сентябре 1569 года (с учётом иного летоисчисления, это уже 1570 г.). Могла ли смерть Марии отразиться на отношении к А. Д. Басманову? Сказать сложно. Но общие процессы эта смерть запустила.

Что случилось с Марией, неизвестно. И неизвестно, подозревал ли царь окружение в том, что его второй супруге, как и первой, помогли отправиться на тот свет. Безусловно, будучи уверенным в насильственной смерти Анастасии, Иван мог подозревать повторение ситуации. Тем более, что царицу Марию не любили в княжеско-боярской среде. И. Я. Фроянов упоминает коллективное признание пастырей русской церкви, зафиксированное на Соборном приговоре 1572 года, где записано, что царица, с которой Иван прожил восемь лет, «вражиим злокозньством отравлена бысть»[167]. Это вполне можно посчитать документальным свидетельством, но не слишком ясно, отражено ли здесь мнение царя самого или всё-таки представителей церкви?

Мог ли царь доверить сопровождение пусть и опостылевшей, но официальной супруги человеку, находящемуся под подозрением? Сомнительно. Давайте предположим, что доверил. Даже подошёл к вопросу с циничным прагматизмом. Что-то вроде «Пусть везёт. Если что, и от супруги избавлюсь, и повод будет законный изменника казнить! Ибо не уберег государыню». Допустим.

Однако в это же время Фёдор Алексеевич Басманов в связи с вышеупомянутой турецкой угрозой, получает крупное военное назначение. Царица – царицей, дела сугубо личные, хотя и царские. Но с нападением внешнего врага шутки плохи. Эксперименты тоже. В случае с Фёдором Басмановым подобная расстановка сил может свидетельствовать лишь о доверии царя. В противном случае о глубоком помешательстве, когда правитель страны не осознаёт, что творит, и ставит у рубежа на крупную должность возможного изменника. У царя не было выбора? Был. Двор не испытывал недостатка в талантливых и опытных военных (опытнее Фёдора). Отстаивая свою версию, Скрынников считает отзыв воеводы признаком опалы. Мы уже разобрали ситуацию и знаем, что «отпуск» воевод обычная процедура. Басманов мог быть отозван по плану. Тем более, что вместе с ним были отозваны ещё несколько воевод. Так что никаких признаков опалы по отношению к Алексею и тем более Фёдору не видно. Некоторые историки, пытаются найти эти признаки в местничестве Фёдора и А. П. Телятевского во время калужского похода. Делать какие – либо выводы на основе этого местничества невозможно, ибо оно не состоялось. Телятевский внезапно скончался. Д. М. Володихин, пытающийся приписать эту смерть Фёдору, уверен, что расследование убийства не было проведено на должном уровне как раз из-за благоволения государя Басманову. Так признаки опалы или благоволение? Среди учёных, как обычно, согласия нет. Да и быть не может.

Кроме этого, Скрынников упоминает казнь родственника Г. Плещеева, которому «не помогло родство с Басмановыми». Но это также ни на что не указывает. Обстоятельства казни Плещеева неизвестны. Как неизвестна их близость с Басмановым-старшим. Род Плещеевых – разветвлённый, родственники разбросаны по самым разным городам. Должно ли было подобное родство кого-то спасти?

Прочным выглядит положение Афанасия Вяземского. Незадолго до трагических событий, летом всё того же 1569 года, он принимает участие в важных переговорах с английским посланником Дженкинсоном, основная цель которых – предоставление царю убежища в Англии[168]. Нетрудно догадаться, что переговоры были не просто секретными, а строго секретными. Любые слухи о том, что русский государь подготавливает убежище в другой стране, могли нанести колоссальный урон репутации. И. Граля подчёркивает тот факт, что на переговорах отсутствовали представители земской дипломатии, в частности И. Висковатый – его уже могла затронуть немилость. При этом огромное доверие было оказано опричным Вяземскому и дьяку Петру Совину. Результат переговоров удачным назвать нельзя. Москва уступила Англии во многом, предоставила привилегии и того же ожидала в ответ, рассчитывая не только на убежище, но и на прочный союз. Однако ничего не вышло. Это выглядело провалом внешнеполитической дипломатической миссии, порученной специалистам из опричнины, и могло бросить тень на Вяземского.

Осенью 1569 года, уже после погребения царицы, ситуация начинает набирать обороты и переходит в острую фазу. На «сцену» буквально вытаскивается князь В. А. Старицкий. Если Грозный на самом деле мысленно проводил некую параллель между происходящим в Швеции, где недовольная аристократия свергла правителя, и такой возможностью у нас (количество отечественной недовольной аристократии заметно выросло), то Старицкий был тем самым кандидатом, под чьи знамёна могли встать теоретические мятежники. Ещё до середины XVI века в России сохранилось несколько небольших удельных княжеств. Самое большое принадлежало Старицкому. Двоюродный брат Грозного оставался единственным законным претендентом на престол.

Естественно, Старицкий не был слабоумным дурачком, каким показал его магистр кино С. М. Эйзенштейн, очевидно недолюбливающий русскую историю. Но и на роль лидера бунтовщиков вряд ли подходил. Уставший от жизненных проблем, князь не довел до логического конца ни один из заговоров, которые ему приписывают. А последний заговор так и вовсе «слил» брату по собственной инициативе. Многие историки усматривают в этом «хитрый ход». Некое желание выйти из опасной и провальной игры в самый последний момент (когда стало ясно, что игра провальная) и тем самым избежать расправы. Повинную голову меч не сечет. В чем же логика? Стоит ли приписывать князю постоянное желание свергнуть брата? Не слишком ли легко человек отступал от своих целей каждый раз, если цели были желанными и появлялись возможности? С. Б. Веселовский считал, что Старицкий был хоть и единственным реальным кандидатом, но уважением в боярской и дворянской среде не пользовался. Заявление спорное. В таком случае, почему его опасался Грозный? В целом, самые подрывные инициативы исходили от матушки Старицкого Ефросиньи Старицкой-Хованской. Но с 1563 года, Ефросинья находилась в Горицком Воскресенском монастыре и вряд ли могла принести ненавистному племяннику серьёзный вред. Но репутация Старицких уже была испорчена безвозвратно. Тем более, что слухами земля полнится. Разговоров о заговорах наверняка было больше, чем самих заговоров.

Именно Владимира Андреевича сделали главным фигурантом и виновником новой интриги.

Если следовать логике уцелевшего документа, то мы имеем весьма странную картину. Группа высокопоставленных лиц во главе с удельным князем В. А. Старицким, собиралась сдать литовцам/полякам Новгород и Псков, свергнуть властвующего царя и возвести Старицкого на трон. Нетрудно заметить (и многие историки это замечают), что документ содержит два взаимоисключающих обвинения или же два взаимоисключающих условия. Если мятежники делали ставку на удельного князя, для чего им требовалось подаваться в Литву, искать милости чужаков? Для сильных политиков XVI века Владимир Андреевич являлся кандидатурой идеальной. Во-первых, Старицкие выступали против различных «новин» Грозного, столь раздражающих правящую элиту. Во-вторых, мягкотелый Владимир сошёл бы за послушную марионетку в руках, более мощных и властных. Но руках русских. Мало ли на Руси было «серых кардиналов», желающих получить власть? Управляя страной из-за плеча официального правителя. Никто и никогда подобными перспективами не гнушался.

Осенью репрессии настигли удельного князя. Владимир Андреевич отстраненно жил в уделе. После неудачного ливонского похода политической активности избегал. Перед началом защитных мероприятий летом 1569 года, он был послан в Нижний Новгород руководить войском по случаю похода турок на Астрахань. Именно в это время царь и получил донос на брата. Чей донос, какие слова (если они были писаны на бумаге!) и инициативы усугубили ситуацию – неизвестно. Среди возможных вариантов, например, учёные отмечают «дело наугороцкое на подьячих на Онтона Свиязова со товарищи, прислано из Новагорода по Павлове скаске Петрова с Васильем Степановым», открытое по доносу дьяка В. Степанова. А. Свиязов был казнён. Р. Г. Скрынников в нескольких своих исследованиях предполагает, что именно этот донос спровоцировал новый виток расследования новгородской измены. Так или иначе, но опричный сыск с момента взятия Изборска не прекращался. Результаты, которые, скорее всего, являлись фиктивными, доказали «вину» удельного князя благодаря вовлечению в процесс расследования царских слуг. В том числе повара Моляву, давшего показания против Старицкого.

Согласно показаниям повара, царя планировали отравить. Основанием к показаниям Молявы послужила поездка повара всё в тот же Нижний Новгород, где он якобы получил распоряжение Старицкого. У самого повара нашли деньги. В показаниях Молявы Р. Г. Скрынников видит следы давления, оказанного на подследственного опричными карателями. Было ли давление на самом деле или повар отработал «плату» (а после сам лишился головы), мы не узнаем. И вряд ли бы узнали, имей папку с расследованием. Не всё и не всегда фиксируется на бумаге. Любой из двух возможных вариантов окончился дурно для самого Молявы. Если ориентироваться на записи Синодика, повар с сыновьями и рыболовы, которые ездили с ними в Нижний Новгород, были убиты ещё до окончания суда над Старицким, что (по мнению Скрынникова) ставит под сомнение версию Таубе и Крузе. Иностранцы представили ситуацию как сговор Молявы с опричниками, а пытки за инсценировку. Впрочем, разве одно другому мешает? Добровольных помощников тоже частенько убирают.

Старицкому отдали приказ возвращаться из Нижнего Новгорода. Считается, что с ним окончательно расправились 9 октября 1569 года на ямской станции Богана. Развернулась трагедия, которая намного сильнее всех сценарных экивоков режиссёра С. М. Эйзенштейна. В княжеский шатёр явились исполнители грядущего убийства Малюта Скуратов и Василий Грязной и зачитали князю обвинение:

«…считает его не братом, но врагом, ибо может доказать, что он покушался не только на его жизнь, но и на правление, как доказал это сам князь Владимир тем, что подкупил повара, дал ему яд и приказал погубить великого князя»[169].

По версии Р. Г. Скрынникова здесь же была устроена очная ставка с поваром и другими свидетелями. После чего Старицкого вынудили принять яд вместе с супругой Е. Р. Одоевской (двоюродной сестрой А. М. Курбского) и их общей дочерью. Пощадил Грозный лишь нескольких старших детей, судьбами которых можно было выгодно распорядиться.

Вместе с князем убили несколько дьяков, в том числе главного дьяка Дмитровского удельного княжества Я. Г. Захарова-Гнильева и несколько дмитровских дворян. Сразу после этого Грозный поставил кровавую точку в долгой борьбе со своей чрезмерно активной, деятельной и опасной теткой. Но даже в этом вопросе учёные не могут дать единого ответа: что ж случилось? Старицкую то ли утопили, то ли отравили угарным газом при перевозке по реке Шексна. Вместе с ней погибли двенадцать сопровождающих  стариц и несколько слуг[170]. При этом объективной необходимости убивать Ефросинью никто из учёных не видит. На момент случившегося мятежница давно уже вела спокойный образ жизни. Борис Флоря объясняет действия царя старой обидой, местью и вечной опаской. Р. Г. Скрынников также предполагал, что Грозный просто убирал всех возможных сторонников удельного князя, вне зависимости от того, насколько они в тот момент были политически активны. Старицкие, вместе со своими слугами попали в Синодик казнённых. В этом случае Грозный репрессий не отрицал.

Удивительно лишь то, что в одной связке со Старицкими окажутся ближайшие советники царя. Те самые люди, которые должны были всячески третировать удельных князей государевой волей. Тем не менее, «шапка» уцелевшего дела оставляет читателя в недоумении.

Новгородский погром

После расправы над князем последовал новый акт трагедии под названием «новгородский погром». На Великий Новгород, Псков и ряд других городов обрушилась карательная экспедиция. Самыми осведомлёнными источниками по данному вопросу традиционно называют Альберта Шлихтинга и Генриха Штадена. Иностранные мемуары предвзяты, содержат много «развесистой клюквы» о русских, грубы в характеристиках. При этом (как я уже говорила) среди мелочей и нюансов можно выудить интересную и важную информацию. Кроме того, события январских дней 1570 года подробно описаны в немецком «листе» от 1572 года и немецких брошюрах, составленных со слов случайных свидетелей – иноземных купцов. Данные свидетельства тоже имеют некоторый претенциозный окрас, но при этом не сильно противоречат русскими источникам. Записи Новгородской Второй летописи позволяют судить о положении, сложившемся в городе сразу после отъезда царя.

Есть и более поздние свидетельства. В 1616 году голландские послы, находясь в Новгороде, зафиксировали рассказы старожилов. В списках XVII века в нескольких редакциях сохранилась повесть «О приходе царя и великого князя Иоанна Васильевича в Великий Новъград, еж оприщина и розгром именуется», где отражены трагические события минувших дней.

Сам маршрут передвижения карателей был строго засекречен. 2 января опричные отряды во главе с В. Г.Зюзиным подошли к Новгороду и оцепили город так, чтобы ни один человек не убежал. Опричники заняли ямы по всей дороге от Слободы до Новгорода и задерживали всех, кто держал путь в Новгород. О перекрытии дорог подробно рассказывает все тот же А.Шлихтинг. В. Г.Зюзин, командующий Передовым отрядом опричного войска «ежедневно поутру получал из рук самого тирана записку с указанием места, где тот должен был переночевать».

Новгород не был первым пунктом экспедиции. До этого расправа прокатилась по Торжку, Медному, Твери, Клину, Бежецкой пятине. Накануне, в декабре 1569 года, был убит митрополит Филипп, который после низложения находился в Отроч-монастыре на Тверской земле. Перед самым походом к митрополиту явился Малюта Скуратов просить благословения. Само собой, благословить подобное мероприятие Филипп отказался. Что произошло во время или после их беседы – неизвестно. Споры о том, убил Филиппа Малюта, кто-то другой или вообще смерть митрополита – несчастный случай, ведутся до сих пор. Но впустую. Так или иначе, это была последняя встреча и последний разговор в жизни Филиппа Колычева.

Восьмого января (6 января по Р. Г. Скрынникову) государь вместе с опричным войском вступил на Новгородскую землю. В районе Городища, где чуть позже начнётся кровавая расправа над жителями, разбили укрепленный лагерь. Далее состоялась встреча государя и Пимена на Волховском мосту. Во время этой встречи Грозный отказался от благословения владыки.

Я не стану подробно останавливаться на описании и хронологии трагических событий, происходивших в те дни. Напомню лишь о самом вопиющем.

Пострадало духовенство, были арестованы владычные бояре, дьяки и прочие высокопоставленные члены Софийской администрации. Само Софийское подворье разграбили. Богатую архиепископскую и владычную казну, множество знаменитых икон, колокола, врата (которые до сих пор красуются в Александровской слободе) и прочую драгоценную утварь изъяли из Софийского собора. Изъятием руководили опричный дворецкий Лев Андреевич Салтыков и духовник царя Евстафий.

Подверглись пыткам и были казнены известный купец Фёдор Сырков и купец А. Тараканов, посмевший выступить против царя московский дворянин Митнев. На Городище казнен слуга князя Владимира новгородский помещик сын боярский Иван Сысоев, наместник Данилов, о котором речь пойдёт далее. Во время экзекуций погиб игумен крупнейшего Антониева монастыря Гелвасий, а в Пскове казнены Корнилий и ученый старец Вассиан Муромцев, оба связанные с А. М. Курбским. Погибли Василий Бутурлин, Григорий Волынский, несколько Плещеевых.

По прибытию в Новгород, действиями опричников был жестоко унижен владыка Пимен, для которого это станет началом конца.

Споры о числе жертв не смолкают. Но даже если бы это число исчислялось десятками тысяч, страшны не цифры, а гибкость специалистов, ловко обслуживающих свои идеи. Количество жертв меняется в зависимости от того, что господин историк хочет нам показать, рассказать и доказать.

По мнению Р. Г. Скрынникова, самые точные данные о новгородском разгроме сообщает Синодик опальных. Скрынников, который отнюдь не симпатизирует царю, подчёркивает, что «огромному» количеству жертв просто неоткуда было взяться. В начале статьи я говорила о том, что самых неблагонадёжных выслали из Пскова и Новгорода до начала всех карательных операций. Города опустели. По этой же причине Пскову досталось намного меньше. Нет, не потому что царь и его команда выдохлись, добравшись до Пскова. Не потому, что царя напугал местный блаженный. А потому, что к моменту прибытия государя опасные псковичи находились в ссылке. Отыгрываться на городских и сельских массах не имело смысла. Опричный погром не затронул сельского населения Новгорода. В результате карательной экспедиции пострадала вполне конкретная прослойка населения, а именно дьяки и подчиненный им аппарат. Как отметил Р. Г. Скрынников, «новгородская измена» сильно подорвала доверие царя к приказной бюрократии. Изучая списки Синодика и даже шапку самого следственного дела (которую я приводила в начале статьи), внимательный читатель заметит, что в группе лиц, подозреваемых в измене, Басмановы и Афанасий Вяземский являют собой странное исключение. Они – крупные политики своего времени, политики военного профиля. Большая же часть обвинённых и казненных – дьяки.

Чем занимались Басмановы, пока опричники громили Новгород – тайна покрытая мраком. Но можно с уверенностью говорить о том, что в «новгородском походе», где отметилось множество разных лиц (а некоторые даже поднялись по карьерной лестнице), Фёдор, Алексей и А. Вяземский не участвовали. Иначе как объяснить, что действия столь примечательных личностей остались незамеченными? В. А. Колобков утверждает, что Басманов в начале этой истории руководил переселением семей опальных, а Афанасий Вяземский – опричным розыском в Новгороде и судом на Городище[171]. Но в подтверждение ученый никаких источников не приводит. Иностранцы, которые очень подробно зафиксировали происходящее, о Басмановых не оставили ни слова. Хотя Генрих Штаден находился в самой гуще событий. Почему их имена не попали на страницы других свидетельств? Мы знаем, кто руководил стянутыми к городу опричными войсками, кто перекрывал дороги, кто отвечал за разграбленную казну… Но о Басмановых мы не знаем ничего.

Когда Иван прибыл в Новгород, его сопровождала личная охрана – 1500 опричных стрельцов и многочисленные опричные дворяне. Басмановы среди этих лиц не появились. Из разрядов А. Д. Басманов исчезает в 1569 году, из боярских списков, согласно С. Б. Веселовскому в 1568–69 гг. В 1569 году последний раз упоминается и Фёдор[172]. Были ли наши герои отстранены от расследования? Находились ли под стражей, под арестом? Были только отстранены? Или в полной мере вкусили ужас пыток, примененных теперь к ним самим? Однозначно можно говорить лишь о том, что эта ситуация странная и противоестественная.

Московское дело и московские казни 1570 г

Увы, погромом Новгорода, Пскова и других городов череда трагических событий не закончилась. Она трансформировалась в то, что учёные называют «московское дело». Розыск об измене продолжался вплоть до лета 1570 года. Пока шёл розыск, арестованные в Новгороде «сообщники» Пимена томились в Александровской слободе. Как считает Р. Г. Скрынников, материалы, полученные на этом этапе, окончательно скомпрометировали многих высокопоставленных лиц. Вероятно, именно в этот промежуток времени или чуть раньше в число фигурантов попадают лица, не менее влиятельные, чем Басмановы и Вяземский: печатник, крупный дипломат, дьяк Иван Висковатый и царский казначей Никита Афанасьевич Фуников-Курцев.

По сообщению Альберта Шлихтинга, после возвращения Грозного из Новгорода между царём и Висковатым произошла тяжёлая и эмоциональная беседа. Накануне дьяк лишился родного брата, которого арестовали, пытали и казнили. Причина, как обычно неизвестна, но в Синодике Третьяк Висковатый находится в группе лиц, казнённых в результате доследования новгородской измены. Печатник пробовал брата спасти, но ничего не добился. Его отношение к устроенной бойне ожидаемо. Ученые подчеркивают, что дьяк в принципе выступал против затянувшихся репрессий по отношению к дворянству. В ответ царь разразился угрозами. Висковатый стал ещё одним человеком, кто смелым правдивым словом, подставил свою голову и бросил тень на всех, кто был с ним связан. В результате протеста были казнены представители приказной бюрократии. Самого дьяка арестовали.

Суд на Городище был центральным эпизодом новгородского похода, но не финалом. Всё завершилось именно в Москве, после дополнительного расследования, ужасающего размахом своей нелепости и сфабрикованности. 25 июля 1570 года на Поганую лужу вывели «изменников», арестованных и обвиненных по «московскому делу». Незадолго до этого был лишен сана Пимен и приговорен к пожизненному заключению. Прибыв к месту заточения в небольшой монастырь под Тулой, он скончался уже в сентябре 1571 года.

Казни потрясли москвичей, привыкших ко всякому. Расправы продолжались около четырёх часов и отличались особой циничной жестокостью и нарочитой зрелищностью. Обратите внимание на этот момент, он дальше пригодится. По большому счёту, всё что происходило, происходило демонстративно и имело назидательный и устрашающий характер. Столь же демонстративно из 300 опальных примерно 180–184 (по разным данным) в самый последний момент были помилованы, отпущены и выданы на поруки земским боярам и дворянам.

Роль главного обвинителя была поручена не опричникам, а земскому дьяку Андрею Щелкалову. Висковатый и Фуников после оглашения обвинений своей вины так и не признали. Вместе с ними на площади были публично казнены дьяки, стоявшие во главе важных московских Приказов. Глава Поместного приказа Василий Степанов с женой и сыновьями, глава Большого прихода главного финансового ведомства Иван Булгаков с женой и дочерью, глава Разбойного приказа Григорий Шапкин с женой и сыновьями. Бояре Пимена князь А. Тулупов-Стародубский, князь В. Шаховской-Ярославский, псковский наместник Неудача Цыплятев, новгородские дьяки Румянцев и Ростовцев, более сотни новгородских дворян и слуг. Среди общего числа жертв оказались слуги Алексея Даниловича Басманова Нехорошев, Андрей и Внук, а также слуги Вяземского. Имена всех этих людей попали в Синодик. В этот же день был казнен последний сын Молявы (тоже повар) Алексей. Согласно легенде, он умер от руки самого царя. Иоанн пронзил копьём наглеца, посмевшего просить о пощаде.

Трупы убитых лежали на площади в течение трёх дней.

Басмановы и Афанасий Вяземский среди изменников казненных на Поганой луже 25 июля 1570 года, не названы ни в одном источнике, даже самом сомнительном.

Были ли причины изменять у Новгорода?

Как я уже сказала в самом начале этой главы, у историков нет единого мнения, существовал ли новгородский заговор на самом деле. Лишь редкие голоса осмеливаются отвечать на этот вопрос смело и утвердительно. Остальные всё же подчёркивают условность догадок и предположений. Будучи крупнейшими специалистами своего дела и носителями (что важно) разных концепций Д. М. Володихин, Б. Н. Флоря, А. А. Зимин, Р. Г. Скрынников (и другие) сходятся во мнении, что весомых доказательств заговора не существовало, а причин у Новгорода столь отчаянно и рисково рваться под крыло врага не имелось. Обозначенные специалисты уверены, что это была хитрая и жестокая фальсификация.

Великий Новгород всегда отличался крутым норовом. По определению Р. Г. Скрынникова «Новгород был княжеской столицей и одним из двух крупнейших городов Руси еще в те времена, когда Москва оставалась боярским селом». Учёный называл Новгород «крамольным городом». Если не углубляться в раннюю историю, где примеров новгородской ёршистости превеликое множество, стоит вспомнить 1537 года, когда отец Владимира Старицкого Андрей Старицкий, опасаясь ареста, пытался поднять мятеж и опирался именно на новгородцев и новгородскую «кованую рать». Скорее всего, Грозный прекрасно это помнил. Также незадолго до трагедии 1570 года многие новгородские деятели поддержали восстание Фёдорова-Челяднина. И это не дела минувших дней, а свежая и серьёзная «провинность». Но что именно могло подтолкнуть новгородцев к столь опасным для себя играм в момент, сложный для всей страны?

А. А. Зимин считал, что удар по Новгороду был нанесён вполне осознанно, как по последнему мощному форпосту удельной раздробленности. Многие коллеги А. А. Зимина находят эту мысль спорной. В таком случае разгром являлся продуманной и хитро составленной акцией самого Грозного, а не внезапным порывом уничтожить возникшую опасность. Могло быть такое? Добить Новгород – окончательно и бесповоротно. Так безопаснее. Конечно, могло. Но такой план государь по определению продумывал бы не один. Как вышло так, что под колесо репрессий попали те, кто по определению должен был сидеть с государем за одним столом и участвовать в разработке карательной операции?!

Р. Г.Скрынников считал, что Новгород перестал быть оплотом феодальной раздробленности задолго до событий 1569–1570 гг. С момента удаления новгородского купечества и боярства и замены его на московских служилых людей. Одновременно произошла замена приказной администрации. Необходимые меры проводились последовательно, методично, внимательно и тщательно. Уже к началу опричнины в Новгороде царили московские порядки, а сама столица свободно распоряжалась фондом новгородских земель. Полного доверия Новгород не заслужил, царём и опричниками проводилась работа, которая исключала резкие и внезапные мятежные настроения. О появлении таковых тут же было бы доложено в Москву. Единственной причиной возможного бунта новгородцев в поздних работах Р. Г. Скрынников считает неудовлетворённые амбиции. Он уверен, что новгородцы, принадлежащие к земщине, оказались задеты тем, что никто из них не вошёл в состав привилегированного опричного войска, а далее, испытали на себе насилие и произвол опричников. Так или иначе, но на Земском соборе 1566 года немало новгородцев поддержали требование митрополита Филиппа и конюшего И. П. Фёдорова-Челяднина об отмене опричнины. Также Р. Г. Скрынников подчёркивает и социальные противоречия конца 60-х годов шестнадцатого века на фоне экономического упадка[173], добавляя к этому вечное культурное и торговое соперничество Москвы и Новгорода, подпитывающее сепаратизм последнего. Но говорить о причинах уверенно учёный разумно избегает, склоняясь к версии, что заговора на самом деле не существовало. Случившееся в целом Р. Г. Скрынников объясняет инициативой самого государя. Желая покарать сторонников брата, Иоанн использовал погром как средство устрашения и психологического воздействия, но не тотального истребления всего и всех. Тем более что в результате подобного карательного похода представлялось возможным решить проблемы истощённой (долгой войной) опричной казны. Об этом свидетельствует очевидное разграбление торгово-промышленной верхушки и духовенства. Мысль о желании обогатиться за счёт средств архиепископства поддержал в своих исследованиях и В. Б. Кобрин. Нетрудно заметить, что в этих версиях основной элемент царь – инициатор карательной экспедиции. Однако роль Новгорода, как центра возможного заговора сведена к абсолютной пассивности.

Содержательно высказался на данную тему Борис Флоря. Его точка зрения наиболее лояльна по отношению к Новгороду. Называя действия царя продуманными, но абсурдными, он подводит читателя к тому что причин мятежа у новгородцев не было ввиду мелкопоместности данных краев. На северо-западе отсутствовали родовые вотчины потомков Гедимина и Рюрика. Чтобы подтолкнуть к рискованному шагу рядовых служилых людей, причины должны быть серьёзные. А таковых Б. Флоря не обнаружил. Кроме этого, по мнению историка, помещикам была выгодна внешняя политика царя. Они получали завоёванную в Ливонии землю, на которой устраивались новые поместья. К этому же можно добавить довольство купечества. На момент описываемых событий русская Нарва превратилась в крупный центр международной торговли, который посещали суда из многих стран Западной Европы. Новгородско-псковские купцы оказались полноценными участниками торгового процесса. А вот разгром нанес большой ущерб посадскому населению, так как торговля с западноевропейскими странами прервалась на долгие годы. Кроме этого, для русского правительства всегда были очевидны значение и сила влияния новгородской архиепископской кафедры на сознание людей, что подталкивало выбирать сотрудников данной кафедры с особой тщательностью (в том числе, это касается и Пимена).

С. Б. Веселовский подчеркивал, что у новгородских помещиков «не могло быть никаких воспоминаний о былых новгородских вольностях». Учёный также рассмотрел земельный вопрос, в частности момент об отсутствии частных вотчин. Все местные помещики являлись потомками служилых людей из разных городов. Они были испомещены в Новгороде в конце XV – начале XVI вв. В результате историк пришёл к выводу о том, что если Новгород и поддался настроениям сепаратизма, то у этого сепаратизма[174] должна была быть особая порода, не связанная с земельными вопросами[175]. Возможно, в другой ситуации и в другое время слухи о заговоре государь не воспринял бы столь остро. Но в 1569 году зёрна упали в подготовленную почву. Недовольство опричными порядками усиливалось. Историк Дмитрий Михайлович Володихин в своей работе «Малюта Скуратов» высказывает сомнение в существовании разветвленного заговора, который на самом деле требовал столь масштабной зачистки. Он сравнивает новгородский заговор с более реальным и доказанным «земским заговором» конца 1567 – начала 1568 гг. В других своих работах, Д. М. Володихин, не утверждая, что заговор существовал, склоняется к мысли, что причины недовольства у Новгорода всё же имелись. Однако историк сводит причины к категории моральных. В частности, недовольству безнравственным поведением опричников в храмах и свержению митрополита Филиппа:

«Страна отстаивала себя, она не желала молча сносить унижения. Новгородчина, весьма вероятно, могла быть очагом наиболее активного сопротивления. Царь нанес ответный удар, стремясь подавить любые искры смуты, которую пришлось облечь понятным и привычным именем «измены»[176].

Нужно понимать, что сам Дмитрий Михайлович Володихин – носитель сугубо православных идей, иной разс флёром фанатизмом. Он частенько транслирует личные мысли и чувства, пытаясь преподнести их авторитарно и как факт. Если изучать внимательно его работы, становится понятно, в какой восторг и трепет приводит Д. М. Володихина фигура митрополита Филиппа. Это замечательно. Но можно ли считать аргументом? Вряд ли.

И.Граля делает акцент на удручающей атмосфере всего исторического периода, но причин, которые могли бы стать основой заговора тоже не находит и не называет. В результате делает акцент на желании царя покарать как настоящего, так и выдуманного врага.

Интересный нюанс подметил Б. Н. Флоря. Поскольку в заговоре речь идет о передаче города врагу внешнему, должны были сохраниться свидетельства, хотя бы в иностранных архивах. Все – таки, сговор с соседней страной, это не встреча нескольких бояр в тереме.

Но таких доказательств до сих пор и не обнаружено. Ни одного.

Были ли причины изменять у первых советников?

Алексей и Фёдор Басмановы, Афанасий Вяземский, Висковатый, Фуников, Пимен… В результате расследования новгородской измены погибли крупнейшие политические деятели опричной эпохи. Были ли причины у этих деятелей предавать государя, которому они верно и преданно служили? Только вчера они исполняли важные поручения. За что и как попали в список основных подозреваемых главные опричные советники государя?

Если внимательно присмотреться к составу пострадавших, можно заметить конкретную расстановку фигур в рамках данного инцидента. С постов оказались свергнуты и уничтожены важные лица государства с чётким набором функций. Талантливый дипломат (Висковатый), крупный хозяйственник (Вяземский), сильный военный, организатор и дипломат (Басманов), опытный финансист (Фуников) и молодой мужчина, который находился всё время при царе, мог иметь влияние, а также, занимая придворную должность, запросто являться «глазами и ушами» (Ф. А. Басманов).

Вместе все эти личности создавали систему, позволяющую опричному механизму правильно работать. Убирая их, вместе с их функциями, можно было уничтожить и старую систему. План устранения определённых личностей мог принадлежать не только внутренним, но и внешним врагам. Будь то литовцы, поляки или татары.

Серьёзный список обвинений получил дьяк И. Висковатый. Данный человек был личностью незаурядной. Один из крупнейших русских дипломатов, возглавлял Посольский приказ. К моменту создания и процветания опричнины, он объединил в своих руках управление различными ведомствами приказного аппарата. Вместе с казначеем Фуниковым занимался делами Казённого приказа, хранил большую государеву печать, утверждал важнейшие документы. Висковатый служил царю два десятилетия, пользовался доверием, входил в число ближайших лиц, и по замечаниям современников, был любим им как «спасение души». Были ли у такого человека причины к мятежу?

Как и Басмановы, дьяк являлся крупной, желанной мишенью. За год до казни Висковатый послал тайную грамоту в Кафу к Касим-паше, назначенному руководить походом турок на Астрахань. Дьяк безрезультатно пытался подкупить пашу, чтобы предотвратить турецкое вторжение, что было использовано и стало поводом для обвинения в измене. Поход султана на Астрахань в 1569 году населению объяснили как результат изменнических действий главы Посольского приказа. Висковатый и несколько других земских дьяков получили обвинение в связях с Польшей, Турцией и Крымом, а также в намерении сдать полякам Новгород и Псков. Незадолго до казни Висковатый участвовал в заключении договора о перемирии с Сигизмундом и уговаривал царя прекратить казни[177]. По его мнению, это было необходимо для грамотного с точки зрения дипломатии выполнения дела, но могло навлечь на Висковатого подозрения.

Как мы видим, обвинения не только абсурдны, но и специфичны. По мнению большинства учёных, сфабриковать подобные обвинения вряд ли могли простые новгородские или псковские дьяки. Для того чтобы провернуть подобное, необходимо учесть многочисленные политические аспекты и прекрасно разбираться в особенностях внешней политики. Наиболее очевидными недоброжелателями Висковатого историки считают дьяков А. Я. Щелкалова из Разрядного приказа и его брата В. Я. Щелкалова из Разбойного приказа. Последний заведовал тюрьмами, «мастерами заплечных дел», палачами, помогал опричникам в проведении розысков. Самое главное, руководил казнью новгородских изменников в Москве[178]. Именно А. Я. Щелкалов зачитывал обвинения Висковатому перед казнью, унаследовал его должность, а брат Василий – получил другую часть владений.

Исследователь биографии Висковатого Иероним Граля признаки ухудшения положения дипломата видит задолго до кровавых событий. В своей книге «Иван Висковатый», он подчёркивает, что с введением опричнины печатник, преданный государю, остался на «земской» стороне. Ситуация вокруг дипломата стабильной не была. Положение потихоньку ухудшалось, а сильными ударами по карьере учёный считает казнь новгородского чиновника Казарина Дубовского, связанного с Посольским приказом, и расследование заговора Челяднина, после которого дьяк был отстранен от важных дел. Количество поручений в сфере внешней политики резко сократилось. До поры Висковатого защищала связь с Захарьиными, близкими к престолу и наследнику. Но и эта защита со временем ослабла.

Как же расправа над крупнейшим русским дипломатом выглядела со стороны? Была ли ожидаемой? Или поразила современников своей нелепостью? Русским представителям за рубежом была дана инструкция не скрывать, а, наоборот, при любой возможности подчёркивать, что заговор не удался, раскрыт, а виновники наказаны. Имена «изменников» тоже не скрывались. По крайней мере, имя Висковатого. В Речи Посполитой известие об измене дипломата в пользу польского короля вызвало насмешки. Один из ведущих политиков Великого Литовского княжества подканцлер О. Волович в своём письме литовскому вельможе высказался о Висковатом следующим образом: «…к государю нашего господина не был благосклонен, всегда был труден для послов его королевской светлости».

Сказать за границей можно что угодно. Верил ли сам царь в вину этого уникального человека? Наиболее очевидным представляется то, что возмущение Висковатого казнью брата было воспринято Иоанном как настроение группы людей – верхушки земской боярской знати.

Не менее странной, нелогичной и надуманной выглядит расправа над владыкой Пименом.

Пимен был поставлен на новгородскую кафедру в 1552 году. Он принадлежал к старцам из Адриановой пустыни (Ладожское озеро), которые находились в тесной связи с царским двором. Сам Адриан стал крёстным отцом первого ребенка Ивана и Анастасии, царевны Анны. «Прогосударственность» Пимена вряд ли можно подвергнуть сомнениям. Владыка всегда проявлял максимальную лояльность к государю и опричному правительству, поддерживал Иоанна во всех начинаниях, играл не последнюю роль в свержении неугодного царю и опричникам митрополита Филиппа. Обвинение Пимена нелепо, оно не способно вызвать ничего, кроме удивления. Более терпимого религиозного деятеля грозненской эпохи сложно себе представить. В том числе такое обвинение не могло не возмутить понимающих современников. Согласно одной из версий, именно Пимена и пытался предупредить Афанасий Вяземский. Традиционно роль благородного болтуна отдают именно князю. По мнению ученых, повод расправы над Афанасием по книжному прост: любимец и фаворит царя банально выдал владыке информацию о походе.

Р. Г. Скрынников уверен, что гнев царя могло вызвать сопротивление Афанасия решению перебить (в результате расследования «изборской измены») всех пленных поляков. Не очень понятно, почему Вяземского так волновала (могла волновать) судьба поляков, однако учёный свою версию не развивает и более подробных объяснений не даёт. А другие исследователи к вопросу поляков не обращаются, объясняя случившееся человеческим желанием Вяземского предупредить «своего» или «своих» о грозящей беде. А. Д. Басманов также имел старые деловые отношения с новгородским владыкой. Тесные взаимоотношения этих троих государственных мужей отмечает и В. И. Левченко в своей работе «Малюта Скуратов». Некоторые из историков уверены, что Басмановы не остались в стороне и поучаствовали в благородном «сливе» информации.

1 Михайловский Н. К. Сочинения. Т. 6. 1897. С.30.
2 Володихин Д. М. Воеводы Ивана Грозного/ Д. М. Володихин. – М.: Вече (от Руси к империи), 2014. С. 3.
3 Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. Издательство академии наук СССР. М., 1963. С. 34.
4 Кобрин В. Б. Иван Грозный. – М.: Моск. рабочий, 1989. – 175 с. – (История Москвы: портреты и судьбы). С.159–160.
5 Филюшкин А.И.Андрей Курбский. М., 2008. С.9.
6 Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. Издательство академии наук СССР. М., 1963. С. 56.
7 Лурье Я.С. Переписка Грозного с Курбским. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. Изд-во Наука. Л., 1979. С.219.
8 Толстой А.К. Драматическая трилогия/ Вступ. ст. Н.Колосовой. Прим. И.Ямпольского. – М.: Правда, 1987. С.3.
9 По определению С.Б. Веселовского
10 Временник ОИДР. М., 1851. Кн. Х.С.98, 259; ПСРЛ.Т.25. М., 1949. С. 194
11 Горский А.А. Москва и Орда. – М.: Наука, 2000. С. 35.
12 Киселёв Н.А. Памятник земли московской. Церковь Знамения в Захарьино. М., 2007 С.12.
13 Там же. С. 139.
14 Пресняков А.Е. Образование Великорусского государства. М., «Богородский печатник», 1997. С.142.
15 Алексеев Ю.Г. Андрей Михайлович Плещеев – боярин Ивана Третьего. Средневековая и новая Россия. Сборник научных статей. К 60 – летию профессора Игоря Яковлевича Фроянова. Санкт-Петербург. Издательство Санкт-Петербургского университета, 1996. С.326
16 Русский феодальный архив XIV – первой трети XVI вв. – М., 1987. – Вып. 3. – С.593
17 Баталов А. Л. Московское каменное зодчество конца XVI века. Проблемы художественного мышления эпохи. М., НИИ Российской Академии художеств. 1996. С.28.
18 ВОИДР. Т. 10. М., 1851. С.98.
19 Скрынников Р.Г. Куликовская битва: Проблемы изучения // Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины. – М., 1983. С. 50.
20 ПСРЛ. Т.XXV. М., 1949. С. 191; ПСРЛ.Т.XVIII.СПб., 1913. С.116.
21 ПСРЛ.Т. XXV. М., 1949. С. 268–269.
22 Древняя российская вивлиофика. Изд-е Н.И.Новикова. М., 1790. Ч. 20. С.2.
23 ПСРЛ Т. XII. М., 2000. С. 72; АСЭИ. Т. 1 № 181. С. 605.
24 Шокарев С.Ю. Как формировались боярские усыпальницы Москвы: к постановке вопроса. Российская генеалогия. Научный альманах. Выпуск 3.Старая Басманная. М., 2018. С.7–39, 28.
25 ВОИДР.Т.10. М., 1851. С. 98–99.
26 Разрядная книга 1475–1605 гг. Т.1. Ч.1. М.,1977.С. 85–86.
27 ПСРЛ. Т. XII. М., 2000. С. 66.
28 Алексеев Ю. Г. Андрей Михайлович Плещеев – боярин Ивана Третьего. Средневековая и новая Россия. Сборник научных статей. К 60-летию профессора Игоря Яковлевича Фроянова. Санкт-Петербург. Издательство Санкт-Петербургского университета. 1996. С.329.
29 Там же. С. 333.
30 Памятники дипломатических сношений с Империей Римской (ПДСИ). Т. 1. СПб., 1851. Стб. 25–26.
31 АСВР. Т.3. М., 1964. № 408. С.420–421.
32 Древняя российская вивлиофика. Изд-е Н.И.Новикова. М., 1790. Ч. 20. С.6.
33 Вишневский В.И. Некрополь бояр Плещеевых в Троице – Сергиевом монастыре. Археология Подмосковья: материалы научного семинара. – М.: Институт археологии РАН, 2004. С.375.
34 Здесь и далее числа приводятся по данным, собранным кем-то из Сулешевых, родственников Ф. И. Басмановой-Сулешевой. Точность дат находится под вопросом, поскольку неизвестно, когда сведения были собраны: при жизни Фетиньи или же после.
35 Лобин А. Н. Взятие Смоленска и битва под Оршей 1514 г. / Алексей Лобин. – М.: Фонд «Русские Витязи», 2015. (Ратное дело). С. 6.
36 Воскресенская летопись г.7010–7012. ПСРЛ. Т. 8. Спб., 1859. С. 257–258
37 Герберштейн барон. Записки о Московии барона Герберштейна. Спб., 1866. С. 23–25
38 Там же. С. 48.
39 Там же. С. 23–25.
40 ПСРЛ. Т. 8. СПб., 1859. С.257–258; Антонов А. В., Кром М. М. Списки русских пленных в Литве первой половины 16 века // Архив русской истории. Вып.7. М., 2002. С.149–196; Западнорусские летописи // ПСРЛ. Т. XVII. СПб., 1907. Стб.186–188; ПСРЛ. Т.35. М., 1980. С. 168–169.
41 Русская старина. Ежемесячное историческое издание. С.-Петербург. 1901. Т.108. С. 423; Долгоруков, Петр Владимирович (1816/17-1868). Российская родословная книга, издаваемая князем Петром Долгоруковым: [В 4-х ч.]. – СПб.: тип. К. Вингебера, 1854–1857. Ч. 4. С.171–174; РИО. Т. 35. С. 654
42 Список Гр. Красинского (1505–1514 гг.). Западнорусские летописи. ПСРЛ. Т.17. С. – Петербург, 1907. С.186
43 РГАДА. Ф. 389. Оп. 1.Кн. 7. С. 1297. 1590-х гг.
44 Антонов А.В., Кром М.М. Списки русских пленных в Литве первой половины XVI века. Архив русской истории. Сборник российского государственного архива древних актов. Вып.7. М., Древлехранилище. 2002. С. 162.
45 Там же. С. 170.
46 Там же. С.163, 167.
47 Там же. С.153.
48 Там же. С.186.
49 Герберштейн, барон. Записки о Московии барона Герберштейна. СПб., 1866.С. 206.
50 Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. Издание под-ли Е.Н.Клитина, Т.М. Манушина, Т.В.Николаева. М., 1987. С. 42. Л. 114 № 68.
51 Там же. С. 99, Л. 353, род Басмановых (207), 7053.
52 Добронравов В. Г. История Троицкого Данилова монастыря в г. Переславле-Залесском / В.Г. Добронравов. – Переславль-Залесский: Переславский совет ВООПиК, 2008. – с.1–138. – (Переславская быль; Т.9, кн.1) С.27–28.
53 ПСРЛ. Т. XIII. М., 2000. С.443.
54 Древнейшая разрядная книга официальной редакции по 1565 год. Издание императорского общества истории и древностей российских при Московском университете. М., 1901. С.120
55 Там же. С. 146; Эрм. Л.169, 193, 199 об., 186.
56 Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х годов XVI века / Подг. А.А.Зимин. М.; 1950. С. 56.
57 Смирнов И. И.Очерки политической истории Русского государства 30–50 – х годов XVI века. М. – Л., 1958. С.265.
58 Филюшкин А.И. Завоевания Ивана Грозного в памяти потомков. Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях. Альманах, вып.5: К 80-летию профессора Игоря Яковлевича Фроянова/ Под ред. д.и.н., проф. А.В.Петрова. – СПб., 2016. С.14.
59 Летописец начала царства // ПСРЛ. Т. 29. М., 1965. С. 103–104.
60 Владимирский сборник. Материалы для статистики, этнографии, истории и археологии Владимирской губернии / Сост. и изд. К. Тихонравов. М., 1857. С.132–133.
61 Древнейшая разрядная книга официальной редакции по 1565 год. Издание Императорского общества истории и древностей российских при Московском университете. М., 1901. С.158.
62 Там же. С.5.
63 Там же. С.168.
64 Там же. С.172.
65 Летописчик Игнатия Зайцева / Зимин А.А. Краткие летописцы XV–XVI вв. // Исторический архив. Т.5. М. – Л., 1950. С. 20–21.
66 Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. XXIX. М., 1965. С.239.
67 Древнейшая разрядная книга официальной редакции по 1565 год. Издание Императорского общества истории и древностей российских при Московском университете. М., 1901. С.172, 177, 181.
68 Древняя российская вивлиофика. Изд-е Н.И.Новикова. М., 1790. Ч.13. С. 269; Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. XXIX. М., 1965. С.259.
69 РИО. Т. 129. С. 23, 40, 42–51, 53.
70 Там же. С.116–117.
71 Там же. С.127; Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. XXIX. М., 1965. С.263.
72 РИО. Т. 129. С.132.
73 Лебедевская летопись // ПСРЛ.Т. XXIX. М., 1965. С.264.
74 Там же. С.264.
75 Филюшкин А.И. Завоевания Ивана Грозного в памяти потомков. Древняя Русь: во времени, в личностях, в идеях. Альманах, вып.5: К 80-летию профессора Игоря Яковлевича Фроянова / Под ред. д.и.н., проф. А.В.Петрова. – СПб., 2016.С.217
76 Лебедевская летопись // ПСРЛ. Т. XXIX. М., 1965. С. 264.
77 Пискаревский летописец. ПСРЛ. Т.34. М., 1978. С.190.
78 Разрядная книга 1475–1605. Т. 2. Ч. 1. М., 1994. С.56.
79 Древнейшая разрядная книга официальной редакции по 1565 год. Издание Императорского общества истории и древностей российских при Московском университете. М., 1901. С. 214; Разрядная книга 1475–1605. Т.2. Ч.1. М.,1994. С. 61–62.
80 Пенской, Виталий Викторович. Ливонская война: Забытые победы Ивана Грозного 1558–1561 гг./Виталий Пенской. – Москва: Яуза-каталог, 2020. – 352 с.: ил. – (Военная библиотека Warspot). С. 240–241.
81 Древняя российская вивлиофика. Изд-е Н. И. Новикова. М., 1790. Ч. 13. С. 311.
82 Скрынников Р. Г. Иван Грозный. М., 2002. С. 109.
83 Пенской, Виталий Викторович. Ливонская война: Забытые победы Ивана Грозного 1558–1561 гг./Виталий Пенской. – Москва: Яуза-каталог, 2020. – 352 с.: ил. – (Военная библиотека Warspot) С. 294.
84 Граля И. Ч. Иван Михайлов Висковатый: Карьера гос. деятеля в России XVI века.: (пер. с польского)/ Иероним Граля. – М.: Радикс, 1994. С. 261.
85 Флоря Б. Н. Иван Грозный. – М.: Мол. гвардия, 2003. 403[13] с.: ил.– (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; Вып. 873). С. 165.
86 По версии Л. В. Милова.
87 РИО. Т. 129. С. 89, 91–93, 96–98, 104.
88 Флоря Б.Н. Иван Грозный. – М.: Мол. гвардия, 2003. 403[13] с.: ил.– (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; Вып.873). С. 190–191.
89 Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 133.
90 Колобков В. А. Митрополит Филипп и становление московского самодержавия: Опричнина Ивана Грозного / под общ. ред. С. О. Шмидта; науч. ред. Г. П. Енин. – СПб.: Алетейя, 2017. – 640 с. – (Серия «Древнерусские сказания о достопамятных людях, местах и событиях») С. 105.
91 Флоря Б. Н. Иван Грозный. – М.: Мол. гвардия, 2003. 403[13] с.: ил.– (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; Вып.873). С.179.
92 Курукин И. В., Булычев А. А. Повседневная жизнь опричников Ивана Грозного/Игорь Курукин, Андрей Булычев. – М.: Молодая гвардия, 2010. – 374 (10) с.: ил. – (Живая история: Повседневная жизнь человечества). С. 16
93 Алексей Басманов. Военачальник и царедворец. Лекция Д.М.Володихина https://www.youtube.com/watch?v=7nwf1wDz5i4
94 Пискаревский летописец. Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., 1978. С. 190.
95 Кобрин В. Б. Состав опричного двора Ивана Грозного//АЕ (Археографический ежегодник) 1959. М., 1960. С.58–59.
96 Колобков В. А. Митрополит Филипп и становление московского самодержавия: Опричнина Ивана Грозного / под общ. ред. С. О. Шмидта; науч. ред. Г. П. Енин. – СПб.: Алетейя, 2017. – 640 с. – (Серия «Древнерусские сказания о достопамятных людях, местах и событиях») С. 136.
97 Кобрин В. Б. Иван Грозный. – М.: Моск. рабочий, 1989. – 175 с. – (История Москвы: портреты и судьбы). С. 6.
98 Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих Миней св. Димитрия Ростовского. Кн. 5, Ч. 1. М., 1904. С. 284 – 286
99 Скрынников Р. Г. Святители и власти. – Л.: Лениздат, 1990. С. 226–227.
100 Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря. Издание под-ли Е.Н.Клитина, Т. М. Манушина, Т. В. Николаева. М., 1987. С. 99, Л. 353, 207, 73.
101 Синодик Чудова монастыря. Алексеев А. И. (612) Л. 174 об. (электронный вариант издания)
102 РГАДА. Ф. 281. ГКЭ. № 9036/312.
103 Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. – СПб: Восход, 2014. С. 499.
104 Флоря Б.Н. Иван Грозный. – М.: Мол. гвардия, 2003. 403[13] с.: ил.– (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; Вып.873). С. 160.
105 Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. Издательство Академии наук СССР. М., 1963. С. 125
106 Алексеев Ю. Г. Андрей Михайлович Плещеев – боярин Ивана Третьего. Средневековая и новая Россия. Сборник научных статей. К 60-летию профессора Игоря Яковлевича Фроянова. Санкт-Петербург. Издательство. Санкт-Петербургского Университета. 1996. С.328.
107 Генрих фон Штаден. Записки немца-опричника. Перевод И. И. Полосина. РОССПЭН. 2002. С. 111–112.
108 Алексеев Ю. Г. Андрей Михайлович Плещеев – боярин Ивана Третьего. Средневековая и новая Россия. Сборник научных статей. К 60-летию профессора Игоря Яковлевича Фроянова. Санкт-Петербург. Издательство Санкт-Петербургского Университета.1996. С. 344–345.
109 Разрядная книга 1475–1605. Т. 2. Ч. 1. М., 1981. С. 108, 111–112; Филюшкин А. И. Кузьмин А. В. Когда Полоцк был российским. Полоцкая кампания Ивана Грозного 1563–1579 гг. / А.И. Филюшкин, А.В.Кузьмин. – М.: Русские витязи, 2017. 176 с.: ил. – (Ратное дело) С.10.
110 Володихин Д. М. Малюта Скуратов / Дмитрий Володихин. – М.: Молодая гвардия, 2012. – 260(12) с.: ил. – (Жизнь замечательных людей: Малая серия: сер. биогр.; вып.30. С. 33.
111 Козляков В. Н. Лжедмитрий I / Вячеслав Козляков. – М.: Молодая гвардия, 2009. – 255(1) с.: ил. – (Жизнь замечательных людей: сер. биогр.; вып. 1199) С. 204.
112 Там же. С. 201.
113 Древняя российская вивлиофика. Изд-е Н. И. Новикова. М., 1790. Ч. 20. С. 223.
114 Древнейшая Разрядная книга официальной редакции по 1565 год. Издание Императорского общества истории и древностей российских при Московском университете. Москва, 1901. Милюков П. Н. С. 236.
115 Древняя российская вивлиофика. Изд-е Н. И. Новикова. М., 1790. Ч. 13. С. 332.
116 Пенской В. В. «Центурионы» Ивана Грозного. Воеводы и головы московского войска второй половины XVI в. / В. В. Пенской – «Центрполиграф», 2017 – (Новейшие исследования по истории России) С.122.
117 Кобрин В. Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика: Избр. труды. М.: Рос. гос. гуманитарный ун-т. 2008. С.56.
118 Володихин Д. М. Воеводы Ивана Грозного / Д.М.Володихин. – М.: Вече, 2009 – 320 с. – (Тайны Земли русской) С. 14.
119 Володихин Д.М. Малюта Скуратов/Дмитрий Володихин. – М.: Молодая гвардия, 2012. – 260(12) с.: ил. – (Жизнь замечательных людей: Малая серия: сер. биогр.; вып.30). С. 61.
120 Там же. С.65.
121 Володихин Д. М. Воеводы Ивана Грозного / Д.М.Володихин. – М.: Вече, 2009. – 320 с. – (Тайны Земли русской) С.268.
122 Продолжение Александро-Невской летописи // Полное собрание русских летописей. М., 1965. Т. XXIX. С. 316; Дополнение к Никоновской летописи (7052) // Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью/С прил. извлечений из монографии Б. М. Клосса «Никоновский свод и русские летописи XVI–XVII веков». ПСРЛ. Т. 13). – М.: Языки русской культуры, 2000. – 544 ч., разд. паг. 98 с., 302 с., A-D с., 303–532 с.). С. 362.
123 ПСРЛ. Т. XIII. М., 2000. С. 362, 365, 368.
124 Там же. С. 368.
125 Ивина Л. И. Крупная вотчина Северо-Восточной Руси в XIV – первой половины XVI века. Л., 1979. С. 176.
126 Генрих фон Штаден. Записки немца-опричника. Перевод И. И. Полосина. РОССПЭН. 2002. С. 33.
127 Герберштейн. Записки о Московии барона Герберштейна. СПб., 1866. типогр. В. Безобразова С.101.
128 Володихин Д.М. Митрополит Филипп. 2009 (Молодая гвардия, серия ЖЗЛ) С. 129.
129 Пенской В. В. Иван Грозный и Девлет-Гирей/ Виталий Пенской. – М.: Вече, 2012.–320 с.: ил. – (от Руси к империи) С. 13.
130 Володихин Д.М. Опричнина и «псы государевы» / Д.Володихин – М.: Вече, 2010.–304 с.: ил.– (Тайны земли Русской) С.55.
131 Шерть – это присяга мусульман на подданство и верность договорным отношениям с Русским государством.
132 Тихомиров М. Н. Россия в XVI столетии. Издательство академии наук СССР. Институт славяноведения. Москва, 1962. С. 398.
133 Продолжение Александро-Невской летописи // Полное собрание русских летописей. М., 1965. Т. XXIX. С. 339.
134 Разрядная книга 1475–1605. Т. 2. Ч. 1. М., 1994. С. 169.
135 Пенской В. В. Иван Грозный и Девлет-Гирей / Виталий Пенской. – М.: Вече, 2012, 2012. – 320 с.: ил. – (от Руси к империи) С.21.
136 Там же. C.147, 148.
137 Псковская 3-я летопись // Полное собрание русских летописей. М., 2000. Т.V. Ч. 2. С. 246.
138 Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 22; Древнейшая разрядная книга официальной редакции по 1565 год. Издание императорского общества истории и древностей российских при Московском университете. М., 1901. С. 250; Разрядная книга 1475–1605. Т. 2. Ч.1. М., 1994. С. 169.
139 Флетчер Дж. О государстве русском. С.-Петербург. Издание А. С. Суворина 1096. С.70.
140 Пенской В. В. «Центурионы» Ивана Грозного. Воеводы и головы московского войска второй половины XVI в. / В. В. Пенской – «Центрполиграф», 2017 – (Новейшие исследования по истории России) С.111.
141 Пенской В.В. Иван Грозный и Девлет – Гирей / Виталий Пенской. – М.: Вече, 2012, 2012. – 320 с.: ил. – (от Руси к империи) С. 31, 32; Разрядная книга 1475–1605. Т.1. Ч.3. С. 461, 463.
142 Пенской В. В. «Центурионы» Ивана Грозного. Воеводы и головы московского войска второй половины XVI в. / В. В. Пенской – «Центрполиграф», 2017 – (Новейшие исследования по истории России) С. 173, 174.
143 Древняя российская вивлиофика. Изд-е Н.И.Новикова. М., 1790. Ч.13. С.355, 356.
144 Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С.55, 58, 59, 83; Разрядная книга 1475–1605 гг. Т. 2. Ч. 2. С.233, 250–251.
145 Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. Издательство Академии наук СССР. М., 1963. С.236.
146 Карамзин Н. М. История государства Российского. – М.: Изд – во Эксмо, 2007. Т. 9. С.690–691
147 Пенской В.В. Иван Грозный и Девлет-Гирей / Виталий Пенской. – М.: Вече, 2012, 2012. – 320 с.: ил. – (от Руси к империи) С.145.
148 Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. Издательство Академии наук СССР. М., 1963. С. 149
149 Там же. С. 149.
150 Баталов А.Л. Московское каменное зодчество конца XVI века. Проблемы художественного мышления эпохи. М., НИИ Российской Академии художеств, 1996, 433 с., 33 л. илл. С. 68.
151 Древняя российская вивлиофика. Изд-е Н. И. Новикова. М., 1790. Ч. 13. С. 391.
152 Города России XVI века. Материалы писцовых описаний. М., 2002. C. 335; Древнейшая разрядная книга официальной редакции по 1565 год. Издание Императорского общества истории и древностей российских при Московском университете. Москва, 1901. С. 256; Лаврентьев А. В. Епифань и Верхний Дон в XII–XVII вв. М., 2005. C. 45; ПСРЛ. Т. XIII. М., 2000. С. 405; Разрядная книга 1475–1605. Т. 2. Ч. 2. М.; 1982. С.234.
153 ПСРЛ. Т. XIII. М., 2000. С. 344.
154 Белов Н. В. Антиопричное выступление князя Петра Михайловича Щенятева // NOVOGARDIA. В. 1. 2019. С.201.
155 История Великого князя Московского. Кн. А.М.Кубский и царь Иоанн IV Васильевич Грозный. Избранные сочинения. С. – Петербург. 1902. С.96.
156 Колобков В. А. Митрополит Филипп и становление московского самодержавия: Опричнина Ивана Грозного/Под общ. ред. С. О. Шмидта; науч. ред. Г. П. Енин. – СПб.: Алетейя, 2017. – 640 с. – (Серия «Древнерусские сказания о достопамятных людях, местах и событиях»). С. 312.
157 Синбирский сборник. С.24 (вторая пагинация); Разрядная книга 1475–1605. Т.2. Ч.2. М., 1982. С.228.
158 Колобков В.А. Митрополит Филипп и становление московского самодержавия: Опричнина Ивана Грозного / под общ. ред. С. О. Шмидта; науч. ред. Г. П. Енин. – СПб.: Алетейя, 2017. – 640 с. – (Серия «Древнерусские сказания о достопамятных людях, местах и событиях») С. 169.
159 Там же. С.280; Разрядная книга 1475–1605. Т. 2. Ч. 2. М., 1982. С. 229.
160 Береговая служба – расположение войск на южных окраинах для обороны государства от набегов татар (определение С. Б. Веселовского).
161 Колобков В. А. Митрополит Филипп и становление московского самодержавия: Опричнина Ивана Грозного / Под общ. ред. С. О. Шмидта; науч. ред. Г. П. Енин. – Спб.: Алетейя, 2017. – 640 с. – (Серия «Древнерусские сказания о достопамятных людях, местах и событиях») С. 151
162 Древняя российская вивлиофика. Изд-е Н. И.Новикова. М., 1790. Ч.13. С. 397.
163 Опись архива Посольского приказа 1626 года. Под ред. С.О. Шмидта. М., 1977. Ч.1. С. 257–258 (л. 423, л. 423 об., л. 424, л. 424 об, л.425).
164 Скрынников Р. Г. Иван Грозный. Издательство «Наука», М., 1975. С. 146.
165 Скрынников Р.Г. Трагедия Новгорода. М.: Издательство имени Сабашниковых, 1994. С. 102.
166 Описи царского архива XVI века и архива Посольского приказа 1614 года/ Под. ред. С.О.Шмидта. М., 1960. С.49.
167 ААЭ.Т.1. СПб., 1836. С.329.
168 Граля И. Ч. Иван Михайлов Висковатый: Карьера гос. деятеля в России XVI века.: (Пер. с польского)/ Иероним Граля. – М.: Радикс, 1994. С. 303.
169 ПСРЛ. Т. XIII. М., 2000. С. 237.
170 Флоря Б.Н. Иван Грозный. – М.: Мол. гвардия, 2003. 403[13] с.: ил.– (Жизнь замечательных людей: Сер. биогр.; Вып.873) С. 236.
171 Колобков В.А. Митрополит Филипп и становление московского самодержавия: Опричнина Ивана Грозного/под общ. ред. С. О. Шмидта; науч. ред. Г. П. Енин. – СПб.: Алетейя, 2017. – 640 с. – (Серия «Древнерусские сказания о достопамятных людях, местах и событиях») С. 397.
172 РИБ.Т. 31, стб. 305, 318, 349.
173 Скрынников опирается на «Сказание о градех». Сказание о градех от великого новаграда и до рима. Н.А.Казакова С.16–21. Памятники культуры новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. М., 1976. С.19–20.
174 Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. Издательство академии наук СССР. Москва 1963 С. 174.
175 Там же. С.172.
176 Володихин Д. М. Опричнина и «псы государевы»/ Д.Володихин – М.: Вече, 2010. -304 с.: ил.– (Тайны земли Русской) С.35.
177 Записано со слов А.Шлихтинга.
178 Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михайловича. СПб. 1906. С.114.
Читать далее