Читать онлайн Теория хаоса бесплатно

Теория хаоса

Nic Stone

Chaos Theory

© Крючков В., перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Моему дорогому отцу, Тони А. Боуи.

Спасибо, что всегда видел во мне меня

Мой дорогой читатель!

Сегодня мы собрались здесь… чтобы прочесть книгу об особенностях мозга, которым подвержены многие люди, даже если мы не особо любим говорить об этом.

Да, прозвучало банально, но, надеюсь, ты вздохнул, цыкнул зубом, закатил глаза или что-то еще в этом роде. Нам нужно, чтобы лед тронулся.

И теперь, когда я завладела всем твоим вниманием, то я сперва кое-что скажу: Я НЕНАВИЖУ понятие «психическое заболевание». Я знаю, откуда оно происходит и почему мы им пользуемся, но смысл того, что существует правильная работа нашего мозга, для меня… является невероятно раздражающим. Надеюсь, что при прочтении этой книги ты меня поймешь.

Но пока ты еще не начал читать, я хочу, чтобы ты сразу знал, что я, Ник Стоун, «технически» психически нездорова. Я не буду углубляться в особенности диагноза, потому что это, в общем, не имеет смысла, но я хочу предупредить тебя, что очень многое на этих страницах буквально основано на моем личном опыте.

Это важно помнить, пока ты будешь читать, потому что существуют неплохие шансы, что 1) если твой мозг тоже функционирует не в рамках «нормы», твой опыт будет отличаться от моего, и 2) стигматизация «психических расстройств» (чему будет посвящен текст, и этому я очень рада) приводит к тому, что могут быть ситуации, в которых ты подумаешь: «Боже, я не могу поверить, что Ник Стоун добавила это в книгу! Из-за нее к людям с (подставьте диагноз) относятся хуже!»

Но вот в чем дело: избавиться от стигмы психически больного означает осознать идею того, что человек должен приниматься в обществе независимо от того, как на его опыт влияют химические процессы в мозге. Всем нам хочется, чтобы люди видели нас сильными, непоколебимыми и неуязвимыми. Но… Мы не такие. Мы люди. Например: когда у меня случается сильный депрессивный эпизод, мой мозг говорит мне, что я ничтожество и что я не заслуживаю жить. Что-нибудь из этого является правдой? Нет. Дает ли мне это знание силы реагировать на эпизод менее остро? Неа. Ненависть к самому себе является одним из симптомов моей депрессии, так же как и сопливость является симптомом простуды. Так или иначе, от этого никуда не деться.

Всем этим я хочу сказать, что раз перед текстом стоит предупреждение о содержании, я не собираюсь ничего приукрашивать. Если работа химии в твоем мозгу может случайно привести к отказу внутреннего инстинкта самосохранения, то точно стоит дважды подумать, браться ли за эту книгу, потому что в ней есть довольно чувствительные эпизоды.

Сказанное приводит меня к, пожалуй, самой странной вещи, которую я когда-либо говорила: хотя эта книга написана о людях, которые живут с психическими расстройствами или испытывали такой опыт, написала я ее для людей, которые не понимают, как «работают» психические расстройства, и кто получает большую часть информации об этом из источников, которые, говоря по-честному, тоже мало что об этом понимают.

Как и всегда было в моих книгах, я надеюсь, что неважно, как работает твой мозг, прочтение этой книги даст тебе лучшее понимание того, что 1) человечество в целом крайне удивительно, даже когда оно не соответствует нашим ожиданиям, 2) человеку нужно пространство – и сострадание, – чтобы полностью почувствовать себя собой. Кроме того, наш опыт влияет на нас НАМНОГО сильнее, чем мы показываем.

В любом случае приятного прочтения.

Ах да! Внимание, спойлер: даже с моим диагнозом чувствую я себя хорошо. Даже великолепно. И как доказательство (для меня) этого – voilà! (с французского «вот!» – прим. пер.) – я написала еще одну книгу.

Предупреждение о содержании

Следующий текст содержит упоминания самоповреждения и суицида. Если вы подвержены первому или вас посещают мысли о последнем, знайте, что вы не одиноки, но также, пожалуйста, читайте с осторожностью.

Апрель, 5

Почти год прошел, но я все еще думаю о тебе каждый день и так хочу вернуться назад и все изменитб.

Изменить*

Это очень мило, но я думаю, что ты ошибся номером.

О… Это не 6785552535?

Неа. Проверь снова. Одна цифра отличается.

Ох, блин…

Ну, может, это знак…

ТЫ веришь в знаки, человек с другого номера?

Я лучше пойду. Прости. Я не та, о ком ты подумал.

Стой, не уходи!

Пожалулуйста

Пожалуйста* Прости. Неовкие пальцы,

Мы не знакомы, но, может быть, это к лучшему.

Почему это к лучшему?

Я хочу сказать, я написал тебе по случайности, так?

Но может…

Может, ты тот, кому я и должен был написать? Потому что ты не знаешь меня

И мне тончно нужно с кем-тО поговорить.

Может, анонимносность будет плсом, или что-то в этом роде.

Плюсом*. Как подарок.

Ты тут?

Ау?

Черт. Прости. Я выпил слишком много. Стоилло не доставать телефон из кармана.

Анонимность.

Что?

Существительное для анонимного будет анонимность.

О…

Думаю я/ можент знал это

У меня были хорошие оценки по анлийскому.

Английскому*

А сейчас я соввершенно точно не попалаю по кнопкам

ПОПАДАЮ*

Боже.

Ох… я даже не знаю, что сказать.

Я раньше никогда не занималась анонимной эмоциональной поддержкой.

Но тебе она очевидно нужна.

ХА! Ну если так подумать…

Надеюсь, это не звучало слишком агрессивно.

Ничего, все в порядке.

Это не значит, что ты не права. Я в оопщем-то об этом и просил.

Анонимная эмоциональная поддержка

К слову, ты этого ДАЖЕ не попросил

Я подумала, что стоит это подчеркнуть

Девствительно!

Действительно*

Кому ты хотел написать? Если я могу спросить…

Моей, кхм… бывшей.

Ох.

Да.

Я так понимаю, все закончилось не очень хорошо?

**делает еще один глоок**

Глоток*

Первый анонимный простой совет:

Может, перестанешь пить?

Туше, мой анонимнный аноним и друг

Ты случаем не дома?

Неа. У друга. Студенческая пьянка Фырк.

Не думаю, что видела, как кто-то присылал мне слово «фырк» до этого.

Знаешь, как говорят: все бывает в первый раз.

Ксати, я никогда не был уверен, кто «говорит».

Сделаешь мне одолжение?

Ты все еще говоришь со мной.

Я тоочно должен тебе.

Точно.

Не садись за руль.

Хорошо?

Ты тут?

Я здесь.

Хорошо. Я не будбу.

Обещаешь?

Алло?

Куда ты ушел?

Только ч/то допил.

Пойду за еще 1.

[Простой анонимный совет НЕ ПРИНЯТ]

Ладно.

Ты обещаешь мне, что хотя бы не сядешь за руль?

Ладно.

Я обещавю За рууль не сяу,

Обещаю* Не сяду*

Руль

Спасибо.

Рада слышать.

Хорошо.

Я лучше пойду.

Спасибо, что поговорил со мной.

Споки-ноки.

Часть 1. Звездная туманность

(Не)примечательная

У Шелби Августины была странная ночь. Самая странная с тех пор, как она переехала в этот маленький, странный не-город (Пичтри-Корнерс) в странном штате (Джорджия).

Но она не могла решить, как относиться к этому.

Она на заднем сиденье машины, которая везет ее куда она захочет, но пока Марио – водитель – барабанит пальцами по рулю и ждет открытия гаражной двери у дома, Шелби чувствует, будто проваливается через черную дыру в параллельную вселенную. Она вздыхает и снова смотрит на экран телефона.

Сначала эта совершенно чудная переписка. Она не имеет понятия, что это был за парень, – и был ли это парень вообще, но вся ситуация потрясла ее до самых костей.

Потом случай на дороге. Авария. Что… было не самым удивительным, учитывая, как неаккуратно люди водят в этом занюханном небольшом пригороде. Но было действительно неприятно – она просто хотела лечь в кровать, свернувшись калачиком и закрыв глаза, и чтобы тихий искусственный шепот ручейка тек к ее ушам.

ДТП, честно говоря, было обычным: учитывая, как стояла машина, следы шин на покрытии и повреждения, Шелби предположила, что водитель двигался на восток в Спалдинг-Драйв, куда ехали и они с Марио, но, по той или другой причине, он потерял управление, машину занесло и ударило пассажирской стороной о дерево на правой стороне двухполосной дороги.

Все просто и, откровенно говоря, непримечательно.

Однако проезжая мимо аварии, она могла поклясться, что видела Энди Криддла, сидящего на заднем сиденье полицейского джипа.

Вот это уже было примечательно. Во всяком случае, для Шелби.

Не то чтобы она хотя бы раз разговаривала с ним. Они сдавали курсы предуниверситетской подготовки по физике вместе, но она ходила в Академию Виндвард только с начала учебного года. Так как она зачислилась старшим студентом и знала, что не пробудет здесь долго, общением с кем бы то ни было она не интересовалась.

Теперь ей открылось, насколько это не в рамках нормального. Тем более, когда это касается Энди Криддла. Потому что… ну, Шелби знала отца Энди. И знала довольно хорошо. Суперкрутой белый мужик, у которого есть столовая в городской христианской Миссии, где Шелби волонтерствует каждое утро субботы.

В этом месте она всеобщая любимица. Но что насчет ее сверстников? Ну, что Шелби точно запомнила – чего ее одноклассники не знают, ей не повредит. Как это было в прошлой школе.

В любом случае, чем ближе они были к дому, тем больше Шелби думала, что это никак не мог быть Энди Криддл. Это не мог быть он. Может, тот человек был похож на него. Парень со светлой кожей и короткими, но безупречно прямыми волосами, не был прямо редкостью в достаточно многообразном Пичтри-Корнерс.

Или, может, он вообще не выглядел как Энди и ей действительно нужно поспать. Это точно не первый случай, когда она видит что-то, что на поверку оказывается не тем.

Шелби опустила глаза в телефон. Может быть, стоило пожелать «споки-ноки» в ответ. (Хотя кто вообще такое говорит, не говоря уже о том, кто такое пишет? И почему через дефис?)

Она бы написала сейчас… но это было бы странно, да? Прошло уже около двух часов, и была уже почти полночь.

Марио затормозил перед домом. Затем он обошел машину, чтобы открыть ей дверь. Ей осталось ровно 127 шагов до ее кровати.

Еще чуть-чуть.

Она ставит телефон в режим «не беспокоить», бросает его в сумку и выбирается из машины.

Надеясь, что с этим таинственным незнакомцем все в порядке.

Кем бы он ни был.

В стельку

Тем временем Энди Криддл, насколько было можно, не в порядке.

Совсем.

Он выпил слишком много. Снова. Что плохо.

И вскоре станет еще хуже. Потому что не более чем через минуту весь тот алкоголь, который он выпил на вечеринке в доме Маркуса Пейджа, окажется на полу полицейской машины.

В которой он сидит. В наручниках. Которые гораздо неудобнее, чем он себе представлял.

Он не может открыть глаза, потому что от мелькающих деревьев за окном начинает кружиться голова. Но и держать их закрытыми не лучший выход, потому что шум статики из полицейской рации как будто ножом ударяет ему в мозг.

Он хочет выпить еще стопку. Или три. Или пару бутылок…

Или три. Бутылки.

После того как коп дал ему подышать в алкотестер и крикнул: «Код 1–2!» – все его мысли были о: «Черт… нужно было выпить еще немного».

Еще пара стопок, и Энди бы смог вырубиться, как и планировал. У него все еще была бы машина, и он бы не сидел в браслетах на заднем сиденье полицейского джипа.

По дороге в тюрьму, наверное.

Впрочем, неважно.

Он все еще не мог поверить, что у кого-то нашлось храбрости сказать ему слово на букву Э. Он залпом проглотил содержимое еще одной стопки, которая стала для него роковой (какой она была по счету, лучше не спрашивать… он потерял счет после пятой), и тогда кто-то – кажется, это была девушка? – коснулась его руки со словами: «Энди, тебе нужно остановиться. Эмма бы не хотела видеть тебя таким».

Эмма.

ЭммаЭммаЭммаЭммаЭммаЭммаЭмма…

Как она вообще знала об Эмме? Откуда им было знать Энди настолько, чтобы иметь представление, насколько его трехлетняя сестра хочет или не хочет видеть его в таком состоянии?

Ему захотелось уйти. Ему надо было.

Маркус попытался его остановить. Энди был совершенно не в том состоянии, чтобы сесть за руль. И еще он обещал кому-то не делать этого. Но он не мог вспомнить кому.

Ну и ладно.

У Маркуса не было шансов – пояс действующего чемпиона штата по дзюдо придавал Энди убедительности в подобных ситуациях. К счастью, все обошлось без вреда для его товарища.

– …Мистер Криддл?

Это говорят о нем!

Ох… это голос офицера полиции. Он смотрит на Энди в зеркало заднего вида. Почему у него четыре глаза? Его похитили пришельцы? (Не то чтобы он был против свалить на другую планету…)

Энди потряс головой и поднял взгляд снова.

Два глаза. Все-таки была всего одна пара.

– Ты слышишь меня, сынок?

– Что?

– Я говорю, ты уверен, что не хочешь в больницу? Я уверен, твоя мама бы хотела, чтобы ты получил какую-то медицинскую помощь перед тем, как мы займемся твоим случаем.

– Не надо, спасибо, – ответил Энди. – Лучше сразу за решетку.

Машина повернула налево, и Энди завалился в другую сторону. Он издал стон, и его желудок отозвался похожими звуками.

– И что не так с детьми в наше время, – Энди слышит ворчание офицера. – Я никогда не слышал, чтобы кто-то просился сесть в тюрьму.

Коп все не так понял. Энди не желал попасть за решетку.

Это просто был его наилучший выход.

Там у него будет защита в виде железных прутьев от маминого гнева. Потому что хуже вождения в нетрезвом виде для несовершеннолетнего отличника Академии Виндвард за полторы недели до выпуска могло быть только то же самое для сына конгрессменши Крис Криддл во время ее сенатской кампании.

У копа был крайне ошарашенный вид, когда тот увидел Энди Криддла сидящим на бордюре. Энди на миг показалось, что полицейский свалится на землю. И то, что офицер был черным, его радовало. Тот, в свою очередь, казался больше разочарованным, чем разозленным.

Энди не смог найти свой кошелек с правами для столь вежливого офицера – скорее всего, он остался в разбитой машине. Но это было и неважно. Коп смог узнать его и без документов…

Ох…

– Вот черт, – а теперь еще он мог узнать кул-эйд и «Капитана Моргана». И «Чекс Микс».

На полу полицейской машины…

– Боже правый! – вскрикивает офицер.

– Тебе не следует упоминать имя Его имя всуе, друг. (Именно так подумал сказать Энди, но прозвучало как «тебнеследуеупоминатмяеговсуедруу» вместе с капающей с губ слюной.) Он чувствовал, что сейчас врежется – на этот раз образно.

Его голова завалилась набок, и вереница мелькающих деревьев вызвала еще один приступ головокружения.

Голос полицейского в этот раз прозвучал громче.

– Я пытаюсь быть с тобой помягче, парень, – я бывал на твоем месте, Бог свидетель, – но я клянусь, что, если тебя вырвет еще хоть раз в моей машине…

– Не беспокойтесь, сэр, – пробормотал Энди с крепко зажмуренными глазами. Он коснулся лбом оконного стекла и наконец почувствовал, как проваливается в забытье. Слава Богу.

Неловкость

Шелби потребовалась вся ее смелость, чтобы подойти к Энди Криддлу после пары по математическому анализу на следующий понедельник. Во-первых, возвращение кошелька Энди потребует и объяснения, откуда он у нее. И этому суждено пройти неловко.

И еще есть во-вторых: подходя к аудитории курсов по физике, она случайно услышала женский учительский голос из соседнего кабинета:

– …ты сможешь оставить за собой титул отличника, но тебе запрещается произносить речь на выдаче дипломов.

Шелби замерла. Ее заставило внутреннее чувство.

После того как мужской голос ответил:

– Что? – женский голос продолжил:

– Твоя мать не хочет, чтобы эта информация стала достоянием общественности, так что мы согласились на это, если ты, конечно, не будешь участвовать в церемонии.

– Минутку. Вы хотите сказать, что условия от «не говорить речь» резко поменялись на «не приходить»?

– Я рада, что мы поняли друг друга, – прозвучал голос женщины. И как только открылась дверь, она и Шелби встретились глазами. Это была директор Академии Виндвард. Блондинка небольшого роста, при виде которой у Шелби в голове всплывал образ барракуды. Маленькая, но могучая, эта женщина наводила абсолютный ужас.

Шелби опустила глаза на безупречно начищенный пол.

И как раз вовремя – через секунду после этого Энди Криддл появился в коридоре и пошел напрямик к двери, в которую нужно было и Шелби.

Она понадеялась, что он не заметил ее.

Но с уверенностью можно сказать, что его заметили все. Все 55 минут занятия Шелби практически не могла сосредоточиться на теории относительности, так как все, о чем она могла думать, – это то, как четыре года усердного труда – а диплом с отличием таким должен быть, не так ли? – можно сказать, были превращены в ничто всего одним неподобающим поступком. Даже усердно фокусируясь на СМАРТ-таблице, она не могла не заметить со своего дальнего места в аудитории, как одногруппники бросают взгляды в сторону Энди.

И не ей было их винить: насколько Шелби знала, Энди Криддл создавал впечатление золотого мальчика. Из клуба 800 лучших учеников по рейтингу SAT, поступающий в Университет Браун (ссылаясь на веб-страницу «Кто есть кто среди выпускников Академии Виндвард») и в дополнение еще и чемпион штата по единоборствам. Она бы не сказала, что он популярен в обычном понимании этого слова, но он казался очень милым, и окружающим он нравился. А еще он был ничего собой.

И хотя Шелби из собственного опыта знала, что качества «Выдающиеся успехи в учебе» и «Склонный к принятию плохих решений» не исключают друг друга, она была крайне удивлена, когда увидела заголовок «НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИЙ СЫН КАНДИДАТА В СЕНАТ ПОЙМАН ПЬЯНЫМ ЗА РУЛЕМ» на первой полосе газеты «Деддис сандей». Там была фотография Энди, блюющего под ноги репортеру перед полицейским участком.

Наконец-то раздается звонок. Энди не двигается со своего места. Если он хоть насколько-то похож на нее, он подождет, пока аудитория опустеет, перед тем как подняться. Просто чтобы избежать осуждающих взглядов в спину.

Шелби вышла вместе со всеми и остановилась сразу справа от двери.

Она ждала.

Все еще ждала.

У нее есть всего шесть минут до следующего звонка, и беспокойство начинает подступать. Потому что две минуты уже прошло.

И конечно, когда она повернулась и решила заглянуть в аудиторию – проверить, встал ли он из-за парты хотя бы, – Энди появился в проходе. И врезался прямо в нее.

– Воу! – у нее вырывается крик, и она отлетает назад. Она знала, что Энди был высоким, но он был гораздо крепче сложен, чем казалось.

– Черт, прости меня. Ты в порядке?

Она поднимается с пола и отряхивает одежду.

– Ты прощен, – своим ответом она хотела, как говорится, сделать первый шаг.

Энди выглядит так, будто он совсем не ожидал таких слов.

От этого у Шелби появляется улыбка. И чувство спокойствия.

– Я шучу. Вообще, это моя ошибка, я ждала здесь, слишком затаившись, – говорит она. – Я хотела отдать тебе это. С этими словами она протянула ему его кошелек. Судя по расширившимся глазам, он и узнал его, и не был готов к этому.

И это заставляет Шелби рассмеяться. А затем бросить более детальный взгляд на него. Он очень милый. Гораздо милее, чем ей казалось раньше. («Знаешь, тебе правда не стоит давать и шанса белым мальчикам», – она и сейчас могла вспомнить в своей голове слова своей любимой кузины, чернокожей.)

Она поправляет пальцем очки ближе к переносице.

– Я нашла его в траве рядом с деревом, в которое ты врезался, – говорит она.

– Ты… Стоп, что?

Да. То, что какая-то незнакомая девушка появляется из ниоткуда и отдает тебе твой кошелек, после того как ты полностью разнес свою машину, вероятно, будет чуточку обескураживающим.

– Я, эм… – Она опустила глаза. –  Ладно, тебе наверняка покажется это суперстранным, но мне нравится изучать в деталях автомобильные аварии. – Она поднимает взгляд, чтобы увидеть его реакцию, но его лицо не выражает ничего. –  Я случайно проезжала мимо тебя в ту ночь в субботу, поэтому я вернулась на место аварии вчера.

– Вот как, – говорит он. – Ну… Это интересное увлечение. – Перевод: он думает, что это очень странно. Однако он забирает кошелек из ее рук. –  Но я благодарен тебе.

Шелби кивнула в ответ. Сразу стало легче.

– Обращайся. Но учти, что я теперь знаю твой секрет.

– Мой секрет?

Черт, зачем она ЭТО сказала?

Теперь она не могла посмотреть ему в глаза. Это был ее первый нормальный разговор в этой душной школе, и он проходит вот так.

Классика.

– Да, эм… Мне пришлось открыть кошелек, чтобы найти имя владельца. И я увидела твои права. Так что…

Он ничего не сказал в ответ, так что она подняла глаза обратно. Энди был напуган. И это почти что заставило ее рассмеяться снова.

Шелби знала, каким хорошим казался Энди Криддл, но видеть отсутствие в нем какого-либо ощущения притворства чувствовалось как глоток свежего воздуха. Поэтому она не знала, как поступить дальше. С ним она чувствовала себя… в безопасности.

Она взяла его руку и потянула вниз, чтобы прошептать ему на ухо.

– Я говорю о том, что твое настоящее имя Уолтер. – Затем она отпускает его руку. –  Если это, конечно, вообще секрет…

Выпрямившись в полный рост, Энди наконец улыбнулся.

– О… Ты об этом.

– Угу. Она начала рассматривать свои часы. Его улыбка застала ее врасплох, и пришлось ретироваться.

– Нам нужно идти. Звонок будет через минуту и двадцать шесть секунд.

– Согласен.

Но он не двинулся с места.

И Шелби тоже. Они просто стояли… и смотрели друг другу в глаза.

Затем она снова заговорила:

– Слушай, тебе лучше не обращать внимания на остальных, хорошо? – Она посмотрела ему за спину, чтобы убедиться в отсутствии других учеников. –  Когда люди бросают на тебя осуждающие взгляды и подобное, просто помни, что их мнение основано на ограниченной информации. Ты единственный человек, который по-настоящему знает, через что тебе приходится проходить, и даже ты можешь не знать всего. Я была на твоем месте.

– Правда? – Он отстраняется с удивлением.

Шелби почувствовала, что она на верном пути. Может, мама была права, когда говорила о «начать с чистого листа».

– Правда. – Она снова посмотрела на часы. –  Ладно, осталось тридцать секунд. Еще увидимся?

Он ответил улыбкой. Определенно точно.

– Да. Конечно, – его ответ. – И спасибо еще раз. – Он поднимает руку с кошельком.

– К вашим услугам! – Шелби пожалела о сказанном сразу же. – Ох… пока-пока!

– Пока…

Но из-за звонка Шелби уже не могла услышать, что он собирался сказать.

Она повернулась и побежала по коридору.

Привет.

Ты тут?

Привет.

Да, тут.

Фух, слава Богу.

Я удивлен снова увидеть твои сообщения…

Ты сейчас действительно написал МНЕ, а не твоей бывшей девушке, да?

Да. Именно тебе.

Кем бы ты ни была.

Я сегодня трезв. И в ясном уме.

😊

Ох. Поздравляю!

Что я могу для тебя сделать?

Еще немного анонимной эмоциональной поддержки?

Ну… да. Если ты не против?

Давай.

Сегодня кое-что произошло, и я даже не знаю, что сказать…

Как бы странно (и, наверное, жутко) это ни звучало, ты единственный человек, кому, я думаю, могу это рассказать и не почувствую себя сумасшедшим.

Сумасшедшим?

Давай, рассказывай.

Что-ж, я вроде как разбил свою машину в субботу ночью.

Постой.

Я правильно понимаю?

Да, ох… я, наверное, нарушил свое обещание. И мне очень жаль.

Но потом, в школе, девушка, с которой я никогда не разговаривал, отдала мне мой кошелек.

Ты все еще тут?

Эй?

Прости.

Зачем незнакомой девушке отдавать тебе твой кошелек?

Она сказала, что нашла его рядом с местом аварии.

Это интересно…

Вот и я думаю.

Она сказала, что ей нравится исследовать места аварий, или что-то в этом роде.

Что сперва показалось мне ненормальным… Но чем больше я об этом думаю, тем все страннее… и странным образом приятнее?

Мило.

Ага. И она тоже очень милая.

Она носит такие очки – «кошачий глаз», которые мило поправляет ближе к переносице…

А когда она улыбается, появляются милые ямочки на щеках. Блин.

Что же, я рада это слышать.

Если ты странный, то хотя бы будь милым, так ведь?

Можно и так на это посмотреть, я думаю.

Я никак не могу прекратить думать о том, насколько комфортно мне было рядом с ней.

Это же хорошо.

Ага. Как будто мне было суждено заговорить именно с ней в этот момент времени.

Я точно так же себя чувствовал, когда говорил тебе о Стеф.

Стеф?

Моя бывшая.

Ох. Да.

А. Понятно.

Так у этой загадочной девушки есть имя?

Это самое неловкое…

Я не знаю его.

Моя бывшая.

Ты его не знаешь??

Она новенькая!

И ты не спросил ее имя??

До этого момента я не хотел с ней знакомиться.

Я же не знал…

То есть ты – ужасный человек?

Эй, не осуждай меня. У меня и без этого было полно мыслей в голове.

Ладно, хорошо. Пусть так.

Минутку… сколько тебе?

Только-только восемнадцать исполнилось.

Я очень хочу поговорить с ней снова.

Так сделай это.

Но я ничего о ней не знаю.

Но… ты и обо мне ничего не знаешь?

В этом смысл анонимности, разве нет?

Что мне вообще ей сказать?

Например…

Как ты смотришь на то, чтобы спросить ее имя?

Туше, друг по анонимной эмоциональной поддержке.

Туше.

Миссия

Энди этого не сделал.

Не спросил ее имени.

На самом деле, несмотря на целых два совместных занятия подряд, они не обменялись ни одним словом за следующую неделю.

Но дело было не только в нем. Он клялся, что это так. Да, он полностью прогулял вторник – частично из-за похмелья; в понедельник он еще кутил – в среду он был практически готов заговорить первым. В момент, когда они встретились взглядами, столкнувшись в коридоре, он был уже готов начать… но она быстро отвернулась и исчезла.

Остаток дня он провел, думая, было ли что-то такое в выражении его лица.

Четверг пролетел мимо, так как он был все еще слегка пьян. Пятница была отстой: адвокат мамы Энди – по сути, теперь его адвокат – заехал, чтобы передать новость, что в дополнение к лишению прав на шесть месяцев (о боже), – «судья прижмет тебя общественными работами на сорок часов, когда ты пойдешь на заседание в следующем месяце». Сказал, что ему стоит поторопиться с этим.

Поэтому в 7:45 утра в субботу Энди Криддл, любитель поспать в выходные до обеда, вместе с отцом на его пикапе поехал в городскую Миссию к Кенни Чесни отмаливать грехи.

И.… у него было похмелье.

Заезжая на одно из парковочных мест, Энди заметил здоровый «Мерседес Бенц» у бордюра рядом со входом. Они с отцом вышли из машины в тот же момент, когда водитель «Мерседеса» – а именно шофер: костюм, кепка, полный набор – вылез, чтобы открыть черную дверь.

Энди ожидал увидеть какую-то большую шишку по налоговым вычетам. Поэтому, когда та, кого он точно не ожидал увидеть – девушка с его кошельком, имени которой он все еще не знал, потому что не успел спросить, – выбралась из машины, Энди замер с широко раскрытыми глазами, как будто он увидел чернокожего Санту.

– Сынок, ты в порядке? – слышен голос отца.

– Ох…

Она выглядела необычно, хотя Энди никак не мог заметить причину. Ее волосы были заплетены в толстую косу за ее спиной, и она была в длинной (и отлично сидящей) черной юбке и суперботанской (и все еще отличной сидящей) футболке с математической формулой √-1 23 Σ π (и это было круто!). Она мягко, но все же заметно, покачивала бедрами, поэтому Энди, после того как прошелся по ней глазами, решил стараться держать их на уровне лица.

Она помахала рукой и поправила свои «кошачьи глазки» ближе к переносице. В этот момент Энди озарило: она одета не в школьную форму. А еще пришло понимание, что он буквально пялится на нее. Так что вместо нормального человеческого приветствия он опустил глаза на свои ботинки.

В этот момент он услышал голос отца:

– Эй, Шел!

Голова Энди резко поднялась.

– Привет, Чарли! – она ответила и обняла его папу.

Постойте.

– Вы двое знакомы? – спросил он.

– А как же иначе, – ответил ему отец. – Шелби волонтерит здесь каждую субботу уже сколько? Месяцев шесть, Шел?

Так. Ее имя Шелби. (Почему-то Энди задевало, когда отец называл ее Шел.)

– Что-то около того, – ответила она – Шелби – и затем потянулась обнять Энди. Чего он совсем не ожидал, и объятие вышло скомканным.

– Рада видеть тебя здесь, Уолтер…

Отец посмотрел на Энди с вопросом (она назвала его Уолтер)? Энди передернуло. У них с отцом были похожие реакции.

– Как поживает будущая звезда университета в это замечательное субботнее утро? – спросил затем папа.

– Отлично! – Она улыбнулась (и снова появились эти ямочки). – Спасибо, что поинтересовались!

Энди – или он теперь Уолтер? – кашлянул и осознал вторую половину пазла в лице милой фанатки физики и учебы.

– Так ты собираешься в Технологический институт Джорджии?

– Так и есть.

Энди-Уолтер никогда еще не видел кого-то настолько гордого собой.

– Астрофизика, правильно? – Папа слегка толкнул ее локтем.

Она захихикала.

– Таков план. А ты повязан с Брауновским университетом, Уолтер?

– Ага, – ответил Энди (Уолтер), немного задетый тем фактом, что она знала. –  Политология.

– Можешь теперь сказать, кого из родителей он любит больше? Парень выбрал мамину альма-матер и ее специальность.

Энди засмеялся. Это была больная тема для его старика. Его отец был промышленным инженером и всегда хотел, чтобы его единственный сын стал звездой тенниса Джорджии, каким был он.

Энди оказался разочарованием по всем фронтам.

– Я уверен, что отец уже готов удочерить тебя, раз ты идешь по его стопам, – сказал он Шелби.

– И правда готов. – Отец рукой притянул ее за плечи и крепко обнял, и в этот момент небольшой укол ревности пронзил грудь Энди, подобно ядовитому облаку.

Он окинул взглядом фигуру отца. В джинсах «Levi’s» и заправленной клетчатой рубашке с закатанными рукавами, демонстрирующими его мускулистые предплечья, он выглядел как крутой дровосек. Подобно картинке с обложки бренда бумажных полотенец «Брауни» (а имя-то как подходит?). Ни за что и никогда Энди бы не подумал, что ему придется соревноваться со своим чертовым отцом за внимание девушки.

Конечно, все это было полностью лишено логики, но нет места разуму, когда приходит чистая и яростная мужская зависть. Энди почувствовал, как у него загорелись щеки, так что он поспешил отвернуться и сделать глубокий вдох.

Он принял решение здесь и сейчас: если Шелби не покинет Миссию сегодня вместе с ним как минимум в настолько же хорошем настроении, в каком она была вместе с этим Мистером Высоким и Загорелым Красавчиком (то есть придурком), то Энди ссылает себя в монастырь в горах. Потому что очевидно, что у него никогда не будет успеха с девушками.

Служба

Ей придется ему сказать. Она знает, что это случится.

Но просто не знает, как именно.

– Так ты правда бываешь здесь каждую субботу? – Уолтер спросил ее в тот момент, когда она положила на тарелку человека по имени Стивен порцию яичницы.

– Так и есть. А я прихожу сюда, просто чтобы увидеть ее, – Стивен ответил за нее и подмигнул.

От этого Шелби начинает смеяться.

Стивен на этом не останавливается:

– Прояви смекалку, юноша. Не дай такой девушке ускользнуть от тебя, понял?

– Так точно, сэр, – ответил Уолтер. (Так странно, что он находится в этом месте. То есть… рядом с ней. Он также еще приятно пахнет…)

Но как же ей начать говорить об этом? «К слову: тот загадочный человек, которому ты изливаешь душу в сообщениях? В общем, это я. И я тоже думаю, что ты милый…»

– Он кажется мне интересным, – произнес Уолтер. Шелби видела, что он пытается ее разговорить с того самого момента, как они надели сетки для волос.

– Ох, это действительно так, – ответила она. И выдохнула с облегчением. Об этом у нее было что рассказать. Со многими из этих людей она хорошо сблизилась и знала их личные истории наизусть. «Стивен был охранником в Технологическом институте в 90-х, и еще он хороший инженер. Но потом он попал в переделку с мутным бизнесом во время экономического кризиса, когда нам с тобой было по три года, и это заставило его потерять работу, дом, семью… все. Он совсем не употреблял уже почти шесть месяцев, но две недели назад случился рецидив».

– Ох. Есть идеи о том… что послужило причиной? Его срыв, я имею в виду.

– Я не узнавала у него, но скорее всего из-за ушедшего из жизни отца. А он не разговаривал с ним уже много лет.

Уолтер кивнул, и по его лицу пробежала эмоция, которую Шелби не смогла понять.

– Скорбь действительно может такое сделать с человеком. Бедняга.

– Я понимаю.

Не зная, как ответить на его слова, Шелби кивнула в сторону другого человека. Белая женщина с длинными волосами и задумчиво-мечтательным взглядом.

– Видишь ее? Это Анджела. – (Шелби могла говорить об этом часами.) – Я встретила ее около месяца назад и убедила приходить сюда за едой. Я шла к заправке, когда она подошла ко мне на улице и спросила, нет ли у меня прокладок.

Уолтер промолчал. Не то чтобы Шелби ждала его ответ. Это была одна из причин указать на женщину.

– Вся ситуация потрясла меня, – продолжила она. – Ты парень, и поэтому вряд ли это о многом тебе говорит, но ее просьба о прокладках была жестоким напоминанием о том, что приходящие сюда люди людьми быть не перестают, понимаешь?

Она продолжала еще несколько минут делиться историями людей, но затем диалог перешел к обсуждению того, совершили ли эти люди что-то, что можно назвать непростительной ошибкой. Уолтер оказался гораздо более открыто мыслящим человеком, чем предполагала Шелби, – хотя она теперь не знала, почему ее ожидания насчет него были такими низкими. Итог: она безгранично наслаждалась этим общением. Все дошло до того, что, когда пришло время уходить, она искренне пожалела об этом.

И еще она помнила, что ей нужно рассказать ему о том, что она и есть та анонимная эмоциональная поддержка. Ее мозг может потечь через уши, если она этого не сделает.

Когда она заскочила на кухню, чтобы повесить фартук, Чарли улыбнулся ей.

– Мой пустоголовый сын не доставил тебе слишком много проблем?

Шелби засмеялась.

– Он молодчина.

– Я думаю, что ты ему нравишься. Меня он так сосредоточенно не слушает…

– Пааап!

Она снова смеется.

– Как долго ты подслушивал? – спросил отец, когда «пустоголовый сын» появился в дверном проходе.

Уолтер просто смерил его взглядом.

– Я тебя провожу, – сказал он Шелби.

Они прошли до выхода в тишине, но как только они оказались на улице, она открыла рот, чтобы заговорить.

– Мне нужно тебе сказать…

– Ты правда здесь каждую субботу? – Он произнес быстрее нее. – О… Прости. Не хотел тебя перебить.

– Не страшно, – ответила Шелби. – И да. Я правда здесь каждую субботу.

– Вау. Это очень круто.

– Давай присядем, – сказала Шелби и остановилась у забора. Уолтер последовал за ней.

На мгновение установилось неловкое молчание. Затем она снова попыталась начать.

– Спасибо еще раз, что вернула мой кошелек. – (Кажется, Уолтер Энди Криддл не мог так легко переносить паузы в разговоре, как она.)

– Всегда пожалуйста, – ответила она. – Еще раз.

– Я… эм… Я также ценю то, что ты сказала. Может прозвучать странно, но именно это мне и нужно было.

Ладно. Время пришло.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать, – начала Шелби. Атмосфера вокруг них меняется, и ей это очень не нравится.

– Хорошо… – ответил Энди.

– Помнишь в ночь той аварии ты говорил с кем-то?

– Ну… Я говорил со множеством людей в ту ночь.

– Через сообщения.

Он не ответил. Шелби поглядывала на него. Энди смотрел прямо перед собой на парковочные места.

– Эй… ты меня слышишь?

– Ты сейчас скажешь, что это была ты все это время?

– Да.

Снова наступило молчание.

– Как бы то ни было, я не имела понятия, что это был ты, до этого понедельника. Когда ты заговорил со мной… обо мне, – сказала она.

– Это очень смущает.

Они оба сидела в тишине, но пульс у Шелби начал подскакивать. Она должна была сказать что-то еще.

– Знаешь, я прощаю тебя, – следующее, что она говорит.

– Что?

– За то, что нарушил обещание. – Теперь она смотрит прямо на него. – Я тоже когда-то совершила подобное.

Энди посмотрел на нее полностью непонимающим взглядом.

– Вождение в нетрезвом виде? – Она слегка толкнула его плечом. – На самом деле в моем случае было не совсем это – употребление алкоголя несовершеннолетним…

– Ох, теперь я понимаю, – сказал Уолтер, для которого многое прояснилось.

– Ну, еще меня поймали за использование поддельных документов и вождение без прав. – Почему она все это ему рассказывает?

– Вот черт.

В этот момент подъехал Марио, и Уолтер поднялся, чтобы открыть Шелби дверь.

– Так у тебя есть настоящий шофер? – сказал он, пока она садилась в машину.

– Да, не напоминай мне. Без обид, Марио. – Она потеребила того за плечо, и водитель кивнул.

– Как бы то ни было, я получила права две недели назад. Но только между нами, я не чувствую себя уверенной на дороге среди вас, «джордианцев», и вашего стиля вождения.

Уолтер усмехнулся.

В этот момент до Шелби доходит: ей правда нравится его смешить. И… наверное, говорить с ним.

– Знаешь, с тобой очень легко говорить, – сказала она.

Он хмыкнул.

– Ты, наверное, единственный человек на планете, который так думает, – ответил он, поднимая глаза на какой-то далекий объект, который был вне поля зрения Шелби.

– Хм… – Неужели она правда сделает это? – Я понимаю, что технически мы только познакомились. Но у тебя уже есть мой номер. Я понимаю, что мы больше не анонимны, но я всегда рядом, чтобы поговорить.

В ту же секунду ей хочется забрать все слова обратно, проглотить и закрыть их там. Потому что она не хочет вступать в отношения со сверстниками после произошедшего. Так почему же она сказала это? И настаивала на этом.

– Ох, ну… – Щеки Уолтера покраснели, и Шелби разозлилась на то, какое чувство это вызвало в ее животе. Почему все должно быть настолько милым? Это раздражало. – Это… очень любезно с твоей стороны, – ответил он.

Шелби повела плечами.

– Я напишу тебе попозже. – И подмигнула ему. (Что она творит?)

Уолтер улыбнулся. Широкой и светлой улыбкой.

Она сделала то же самое в ответ.

– Увидимся?

– Да. Хорошо.

Она потянулась, чтобы захлопнуть дверь, но он остановил ее.

– Эй. – Энди держал свой телефон. – Спасибо тебе.

– За что ты сейчас говоришь мне спасибо, Уолтер?

Мгновение он подумал и затем посмотрел ей в глаза.

– За объективность суждений. – Потом он закрыл дверь машины.

Курица

Печаль всегда давила на Энди сильнее с приходом сумерек. Прямо перед моментом, когда солнце закатится за горизонт. Это было последним, что он видел перед сном в день, когда его жизнь сильно изменилась.

Разбудивший его крик с большой вероятностью останется звенеть в его голове навечно.

Но сейчас Энди смотрел из окна своей спальни на тонущий за горизонтом огненный шар, который поддерживает температурный режим на Земле достаточным для жизни. Он сделал еще один глоток из бутылки воды для дзюдо. Но там была не вода. Отец тщательно обыскал его комнату после ареста и забрал все бутылки ликера, которые смог найти… но нашел не все.

Энди очень хотел позвонить Шелби. Но пьяный вид может быть не лучшим помощником, теперь, когда она знает его.

Он мог бы написать… но что ему вообще ей сказать? «Хорошо сегодня пообщались», – звучит банально. «В повседневной одежде ты выглядишь сногсшибательно», – было правдой, но слишком резко для этого момента.

Ладно. Неважно. Не то чтобы она сейчас могла многим ему помочь.

Он прикрутил крышку на горлышко. Дешевый бурбон внутри бутылки на вкус был отвратителен.

Но притуплял боль.

На ночь этого хватит. Он надеялся, что отец не придет «проведать Энди» (или он теперь Уолтер?).

Зрение Энди-Уолтера начало плыть, но он продолжал неотрывно смотреть, как солнце постепенно исчезает.

Уолтер?

Ты занят?

Знаешь, что странно?

Что?

То, что ты зовешь меня Уолтер.

Я могу прекратить тебя так называть, если ты хочешь…

Не, называй как тебе удобнее. Мне просто нужно привыкнуть.

Это может быть наим сетретом.

нашим* секретом*.

Секретом?

Ага.

Хорошо…

Ты в порядке?

Оттягиваюсь по полной программе. Все отлично.

Понятно.

Сколько ты уже выпил за вечер?

Почему тв думаешь, что я мноо выпии?

Ладно. попробую это еще раз:

Почему ты* думаешь, что я много* выпил*?

Слушай, я знаю, что у меня детское личико, ямочки и все остальное. Но я не вчера родилась.

Это даже хорошо.

Было бы очень странно, Если* ты родилась вчера.

Если бы*

Понятно…

Ладно. Не важно.

Я пишу просто, чтобы спросить, как тебе было в городской Миссии, раз у нас не вышло раньше поговорить об этом.

Но может, сейчас не лучшее время?

Мне

Понравилась каждая проведенная минута.

Но, наверное, потому что ты была там.

Ну чтож.

Прости, если прозвучало слишком реско. Просто хочу сказать, что рядом с тобой комфортно.

резко*

Ох.

С твоей стороны очень мило это сказать.

Я говорю только правду.

Лол, ты точно завтра будешь жалеть о своей открытости сейчас, когда прочитаешь на утро все это.

Может быть.

Но теперь ты знаешь причину, почему я могу снова тебя избегать.

Не очень с доверием к людям, да?

Не думал раньше, что так можно обо мне сказать.

Но да.

Точно не «открытая книга».

Вы только поглядите.

У нас много общего помимо способности принимать решения в нетрезвом состоянии.

А?

Что ты хочешь сказать?

Я тоже не «открытая книга».

Ты дома?

Планируешь остаться?

Ага

Рада слышать.

Сделаешь мне (и себе) одолжение?

Ага

Возьми пару таблеток ибупрофена и запей водой.

Ох, точно.

Утром пожалеешь.

Знаю.

Одаренный

Шелби нашла глазами телефон.

Он был в другой стороне комнаты, на столе, экраном вниз после последнего сообщения Уолтеру-Энди два часа назад.

Она вздохнула и отложила книгу. Кажется, она ничего не запомнила из случайно взятой с полки книги, после того как она забралась в кровать. Ее мысли были совсем в другом месте. Другом месте… или о другом человеке? Неужели это случается? Она бесилась от этого факта, и она знала это, но также она знала, что многое неизвестно. И очень многое о нем.

Он казался таким… подавленным. Шелби очень хорошо понимала это состояние, учитывая ее диагнозы. Но как рассказать об этом кому-то другому? «Эй, как человек с аффективным расстройством, который живет с завышенной экзистенциальной подавленностью, я могу сказать, что у тебя проблема. Хочешь поговорить об этом?» Слишком банально.

Она полностью рассказала ему о цепочке нарушений, которые она совершила в Калифорнии в самый темный период жизни, но она не упоминала, как с этим связана работа ее мозга. Что… помогло бы вообще? Учитывая, как часто он напивается, Шелби бы сказала, что у него тоже есть что-то похожее на нее.

Она села и свесила ноги с края кровати. Взгляд прошелся по комнате. Рядом с телефоном на столе связка ключей. Об этом она и хотела поговорить с Уолтером-Энди на самом деле. Она просто не смогла решиться, как начать говорить об этом, после странного ответа о его имени. Общение со сверстниками бывает очень сложно.

Все же она хотела сказать ему, что у нее появился «подарок» этим вечером, и она не могла понять, как она себя чувствует на этот счет. Она сделала заметку в своем дневнике, но… ей не стало легче, как это обычно бывает. Оказалось, что дневной разговор с Уолтером и положительное завершение этого общения что-то в ней изменили. Что чувствовалось подобно смене положений у Нептуна и Плутона каждые 248 лет, что буквально меняет всю Солнечную систему.

Взгляд Шелби переходил с телефона на ключи и обратно. Она все еще не верила в существование последних. Все случившееся было из ряда вон выходящим, начиная с того, что ее мама ворвалась на занятие Шелби по йоге и по ее глазам можно было подумать, что она решила загадку темной материи. Шелби не видела эту женщину более взволнованной после того, как книга «Печенье с мороженым», которую она (ее мама) написала, попала на первое место списка бестселлеров.

«Идем, идем, идем, идем!» – говорила она. И так широко улыбалась. В тот момент должно было стать очевидно, что будь там что угодно, приготовленное мамой как сюрприз, это потрясет Шелби. Она практически выволокла Шелби вниз по лестнице и во входную дверь.

Когда она увидела, что стояло на подъездной дорожке – с большим бантом на крыше, – нейроны в ее голове прямо заискрились. Она буквально ощутила электрический разряд в своем мозгу, как в игре про хирургию, где игроку нужно удалить органы и другие части тела из оголенного тела белого мужчины, не прикасаясь к краям разреза. (Чья вообще была идея создать такую игру?)

Папа точно мог сказать, что что-то было не в порядке. Он уловил знакомый мамин «Ой-ой, она сейчас упадет в обморок» взгляд, и они вместе медленно подошли к Шелби, вкрадчиво произнося фразы наподобие «стать более самостоятельной, так как она поступает в университет через несколько месяцев». Затем папа взял Шелби за руку и повел вокруг «подарка» (только что из салона), пока мама, следуя за ней, щебетала о том, что «у этой машины крайне высокий уровень безопасности, солнышко!».

Из дальнейшего Шелби помнила только то, что папа попросил довезти его до магазина. По возвращении они с мамой сказали Шелби, что Марио продолжит возить ее в школу, но она должна будет ездить сама везде, куда ей надо: терапия, посещение психотерапевта, Миссия, дом престарелых, где она была волонтером несколько раз в неделю, в места для туристических прогулок…

И дело было не в том, что у Шелби были проблемы с вождением или независимостью – для этого она и получила права. Она не знала, как чувствовать себя насчет модели машины, на которой она будет ездить.

Поэтому она была, вместе с благодарностью, огорчена. Ее родители знали, как она относится к демонстративному потреблению. Это они отправили ее за границу «посмотреть и оценить», как хорошо иметь доступ к таким вещам и в каком она привилегированном положении. И после того как она увидела взаимоотношения Уолтера (Энди) с его отцом, Шелби была уверена, что может поговорить с ее «более неанонимным другом по переписке» об отношениях родителей и детей.

Она потрясла головой и откинулась обратно на кровать. В большей степени для того, чтобы подавить желание взять телефон.

Энди/Уолтер сейчас пьян (снова) и точно не в состоянии выслушивать ее панику о тех вещах, за которые множество людей руку бы отдали. И от этого было крайне тревожно, но она сейчас постарается не поддаться этому.

Еще она надеялась, что с Энди все в порядке. И что он протрезвеет. Потому что, несмотря на все ее сомнения, она все еще хотела поговорить с ним.

Поездка

В половине третьего следующего дня Энди сидел на ступеньках своего крыльца и ждал черный «Мерседес». Был ли он удивлен полученным от Шелби в девять утра сообщением, в котором говорилось:

Привет, я иду на постановку в Фокс вечером, но моя кузина меня кинула. Хочешь составить компанию?

Точно да.

Но еще больше его поразило, как быстро он согласился.

В 3:34 «Ауди А4», цвет которой Энди мог описать только как обсидиановый, повернула на углу на его улицу. Когда машина притормозила у его дома, желудок Энди как будто подпрыгнул к его горлу. Он видел слишком много фильмов про гангстеров, где красивая машина с тонированными стеклами останавливается, у нее опускаются задние окна, и начинается стрельба.

«Ауди» остановилась. И припарковалась. Энди полностью потерял дар речи, когда голова Шелби Августины появилась со стороны водительской двери.

– Ты идешь? – прокричала она.

Стараясь изображать безразличие, Энди поднялся, машинально отряхнул от пыли одежду и прошел весь двор. Открыл пассажирскую дверь и скользнул на сиденье. Потому что именно так нужно вести себя в машинах такого рода: делать все плавно.

– Ремень, – сказала она, возвращаясь за руль и пристегиваясь сама. Затем она трогается и едет с такой же ужасающе медленной скоростью, как подъезжала.

Между ними отсчитывает секунды неловкое молчание. Энди кашляет. У него на языке вертится вопрос.

– Так… это твоя машина?

– Ага, – она ответила.

– Она… эм… новая? – (В салоне определенно пахло новизной.)

Ее скулы напряглись, но Энди предпочел не замечать этого.

– Кхм.

– Ох.

Пальцы Энди проходятся по деревянным вставкам в двери, и он оглядывает салон. В голову приходит слово для описания: роскошно.

– Это очень круто, Шелби.

Когда она не отвечает и на это, он присматривается к ней. Энди, наверное, никогда не видел, чтобы кто-то так крепко вцеплялся в руль.

– Ты в порядке?

Она вздохнула.

– Я просто… Мы можем не говорить об этом?

– О чем?

– О машине.

– Ох. Вот как… Ладно.

– Прости. Я знаю, что это странно.

Энди не ответил. Ему правда казалось это странным. Но не мог же он прямо это сказать, правда?

Она продолжила:

– Я не могу. Может быть, позже.

– Хорошо, – согласился Энди.

– Сейчас сменить тему для нас обоих будет правильным решением.

– Ладно. – (Почему девушки такие… загадочные?) – Какое твое второе имя? – спросил он.

Шелби улыбнулась со своими привычными ямочками. Напряжение сразу пропало, и Энди понял, что отлично угадал с темой.

– Камилла. Почему ты спрашиваешь?

Энди пожал плечами.

– Ты знаешь мое, так что это будет честно.

Он откинулся в мягком кожаном кресле, когда они наконец съехали с его улицы. То, что у Энди занимало 45 секунд, Шелби проехала за 3 минуты. Она слишком серьезно воспринимала знаки ограничения в 30 километров в час. (Хотя они сидели в новенькой «Ауди А4», которая могла разогнаться минимум до 260 километров, Энди подумал об этом, но ничего не сказал.)

Шелби посмотрела налево, затем направо, снова налево, снова направо, налево – других машин вообще не было в пределах видимости – и затем выехала на главную дорогу. Она была самым аккуратным подростком-водителем, которые встречались Энди.

– Прости, я опоздала, – сказала она. – До тебя оказалось ехать дольше, чем я предполагала. Ты знал, что мы фактически соседи?

– Правда?

– Ага, но только если пешком. За твоим домом есть поле, правильно?

– Угу.

– Мой дом на его другой стороне.

Энди был рад, что глаза Шелби были прикованы к дороге. Он точно выглядел так, будто она сказала, что подрабатывает зубной феей. На другом краю поля за домом Энди стоял особняк цвета сахарной ваты. Энди мог видеть из окна своей гостевой комнаты экстравагантный задний фасад и огромный бассейн.

Дом пустовал все время, сколько Энди его помнил, пока в прошлом году его не покрасили.

– Розовый… дом?

– Так точно. Ужасно, не правда ли? – сказала Шелби. – Зачем маме потребовалось покрасить его в цвет размешанного в воде лекарства для желудка, за гранью моего понимания.

Энди захотелось рассмеяться – описание было недалеким от правды. Но он не мог.

– Так…

– Ты хочешь знать, чем занимаются мои родители, да? – Шелби сказала за него.

Энди ничего не сказал (ответом было бы «да»), но ему и не пришлось.

– Мой отец нейрохирург, а моя мама… писательница.

– Писательница?

– Да.

– Почему ты так неуверенно говоришь об этом?

– Потому что я не хочу, чтобы ты спрашивал, о чем она пишет.

Энди засмеялся. Стало еще комфортнее.

– Теперь ты обязана мне сказать.

Шелби бросила на него взгляд и вздохнула. Она была невероятно милой в такие моменты.

– Без осуждений? – спросила она.

– Клянусь жизнью. – Не может же все быть настолько плохо?

– Моя мама пишет урбанистические романы. По четырем из них сняли достаточно успешные блокбастеры, и пятый сейчас в производстве.

– Черт.

– Угу. Ее псевдоним Шонда Креншо.

Энди, вероятно, расслышал неправильно.

– Шонда Креншо? – переспросил он.

– Она самая.

– Ты про ту самую Шонду Креншо, автора «Бандитской любви»?

Шелби подняла бровь, но глаз с дороги не убрала.

– Уолтер Криддл знаком с «Бандитской любовью»?

– Маркус… ты знаешь Маркуса Пейджа, так?

Шелби хмыкнула.

– Хоть кто-нибудь в школе не знает Маркуса Пейджа?

– Туше. Мы с ним ходили в кино на эту экранизацию. Она… довольно яркая.

Шелби засмеялась. Неважно, насколько клишированно это было, Энди начинал сравнивать ее смех со звучанием музыки.

– Я не знала, что вы двое дружите, – сказала она. – Ты кажешься другим.

– Ты хочешь сказать, мол, как у меня может быть второе место по рейтингу оценок в классе, а у него – победа в голосовании «От него, скорее всего, залетит практически вся команда по чирлидингу»?

Она смеется снова.

– Можно и так сказать.

– Мы были в одном отряде скаутов с самого начала.

Они остановились на красном сигнале светофора, и Шелби повернулась к нему.

– Ты точно был «орлом», так?

Почему у него так раскраснелось лицо?

– Да.

– Я так и знала. По мне не скажешь, но я втрескалась к Маркуса.

Энди моментально почувствовал, как к его горлу подступает львиный рык. Но он не смог бы ничего ответить, даже если бы ему заплатили.

– Это полностью несущественно, и у меня нет никакого желания встречаться с ним, – продолжила Шелби. – Я просто подумала, что у нас с ним могли быть милые дети.

Опять: «Девушки. Загадочны. Черт. Их. Побрал».

– Ну, как бы то ни было… – (Энди не верил сам себе, что он сейчас это скажет.) – Маркус мне как брат, но он придурок. Не хочу разбивать тебе сердце, но этот парень на полном серьезе уверен, что женится на Рианне.

Она смеется снова, и Энди становится легче, потому что она смеется над чем-то, что сказал он.

Выкуси, Маркус Пейдж.

Кризис

Поездка в обратную сторону прошла в напряжении. Шелби могла только догадываться, был ли это первый раз, когда Уолтер видел «Богему», потому что с момента, как опустился последний занавес, он выглядел так, будто наблюдал за обрядом экзорцизма.

Он не сказал ни слова за весь путь.

Теперь Шелби завернула к подъезду дома Криддлов. Как только машина полностью остановилась, она повернулась к нему, хотя и сильно нервничала (она правда не хотела влезать в его дела).

– Так, я не уверена, что именно происходит в твоей голове, и я не хочу наседать лишний раз. Но у тебя есть мой номер. Не бойся им воспользоваться, если нужно.

Уолтер посмотрел ей прямо в глаза. И, к полному удивлению Шелби, сказал:

– Ты посидишь со мной вот так немного?

Шелби улыбнулась – несмотря на слегка неподходящий момент.

– С радостью.

Они вышли из машины, дошли до крыльца и присели на крайнюю ступеньку. Он сидел прямо на этом месте, когда она появилась из-за поворота, так что все, казалось, приходит к начальной точке. Как минимум для Шелби.

Они просто сидели и смотрели на лужайку перед домом и на сумеречное небо. Шелби вспомнила, что примерно через пять часов, когда небо будет цвета океанической глубины, Венера, Марс, Сатурн и Юпитер будут видны где-то на востоке позади них. Она было открыла рот, чтобы разбавить напряжение таким позитивным и забавным фактом (хотя бы для нее), но она услышала, как Уолтер рядом с ней сильно втянул носом воздух.

– Том и Энджел правда были влюблены?

Это было совсем не то, что ожидала Шелби.

– Да, – ответила она, улыбаясь от мысли о ее любимой квир-паре в постановках на Бродвее. – Они любили друг друга.

Наступила еще одна пауза в разговоре, и было ясно, что Энди не собирается продолжать говорить, Шелби начала сама:

– Похоже, ты никогда не видел «Богему» до этого?

– Я никогда не слышал о ней.

– Что, правда?

Теперь настала очередь Уолтера улыбаться. От этого у Шелби начало слабеть тревожащее чувство в животе.

– Угу. Никогда не был любителем музыкального театра.

– Ладно. Пожалуй, с этим я соглашусь. Так как оно тебе?

– Я… – Он остановился. Затем он повернулся к ней. –  Ты веришь в Бога, Шелби?

Это вызывает у нее взрыв смеха. Она не могла сдержаться.

– У тебя кризисное состояние, да?

Он обхватывает свою голову руками:

– Ох, ты не представляешь насколько.

– Хочешь поговорить об этом?

– Видишь вон там? – Он указал на что-то на другой стороне улицы. Там был билборд «КРИДДЛ В СЕНАТ» на соседском дворе.

– Ох. Что ж, добро пожаловать в клуб «Моя мама известна»?

Уолтер хмыкнул.

– В моем случае скорее печально известна. Крис Криддл знают за пять вещей: ее любовь к «Святому слову», ее приверженность корпоративному капитализму, ее фанатичную поддержку прав эмбрионов, ее коллекцию оружия и то, что все это поддерживает чернокожая женщина, – сказал он. –  И это еще никто не знает о ее неодобрении отношений между людьми одного… пола. Она держит это в тайне.

Шелби кивнула в ответ. Она все это слышала о конгрессменше – отец Шелби точно не был сторонником матери Уолтера (но ему она это говорить не собиралась). Но сейчас Шелби поняла, что по-настоящему не верит во все сказанное.

– Вся эта «известность» действительно про нее?

– Я не имею понятия, Шелби. Но она изменилась после… весенних каникул.

– Весенних каникул?

– Да.

Дальше он не продолжил. Просто продолжал смотреть на надпись. У Шелби появилось желание пойти и опрокинуть ее, но она решила, что это будет не лучшей идеей, учитывая, что миссис Криддл могла наблюдать из окна кухни или еще что-то.

– Хочешь знать, почему я сомневаюсь насчет машины? – сказала она вместо этого, не веря, что именно эти слова исходят из ее рта. До этого она говорила об этом только с родителями, бабушкой и терапевтом.

– Давай, – ответил Уолтер.

(Черт. Шелби очень надеялась, что не пожалеет об этом.)

– Ну, летом перед моим поступлением моя Биби взяла меня с собой в Индию…

– Стоп, что такое биби?

– Прости. Биби – это мама моего отца. Она индуска, отсюда и поездка в Индию.

– А. Хорошо. Продолжай.

– Вся поездка была тяжелой, потому что до этого я не встречала настоящую бедность, – продолжила Шелби. –  Первую неделю мы провели в Бенгалуру, и то, что я могла видеть трущобы из окна нашего комфортабельного отеля, никак не укладывалось в моей голове. Одно окно выходило на сияющие здания, моллы для туристов и на новенькие машины. А другое на ряды хибар с проржавевшими крышами. И я знала, что в них живут люди, которым не хватает на еду.

– Ох, – смог ответить Уолтер. – Это… мне сложно такое вообразить.

– В конце пребывания мы поехали к Тадж-Махалу, но такая концентрация бедности вокруг заставляла меня думать только о том, что самое посещаемое место в стране буквально является дворцом смерти, – проговорила она. – Когда мы вернулись в многомиллионный особняк моих родителей в Лос-Анджелесе, после перелета первым классом и встречи личным водителем семьи на «Мерседесе» за двести тысяч долларов меня буквально тошнило. Это был мой первый кризис веры. Я подумала, что если Бог – в которого я верю, к слову, – любит всех одинаково, то почему у кого-то есть все, в то время как другие едва сводят концы с концами?

Уолтер промолчал. (Шелби и не ожидала от него ответа.)

– Нет смысла говорить, мне очень некомфортно разъезжать на люксовой иномарке, для которой я ничего не сделала, когда вокруг меня миллиарды людей, работающих на износ, которые едва ли зарабатывают больше 450 долларов в год.

За каждой такой репликой следовал момент тишины, которой Шелби, по правде, была рада. Эти слова давались ей тяжело: вот так говорить с Уолтером действительно помогало, и ей правда не помешал бы друг ее возраста.

Она кое-что не говорила ему (по крайней мере не сейчас): она прекратила заводить дружбу несколько лет назад. Все ее старые друзья сбегали после ее первого такого разговора. И даже после переезда в Лос-Анджелес и перевода в новую школу из-за полученного диагноза она больше не пыталась найти новых.

Кроме… одного раза. И закончилось все не лучшим образом.

– Как ты справилась с этим? – сказал после паузы Уолтер. – С кризисом. Потому что мне кажется, что я близок к этому.

Шелби вздохнула:

– Это прозвучит очень банально, так что обещай, что не будешь смеяться.

– Не буду.

– Ну, эта штука называется молитва о душевном покое. Душевный покой, чтобы принять то, что я не в силах изменить, мужество изменить то, что могу, и мудрость отличить одно от другого. Я прорабатываю это с терапевтом после переезда сюда.

– Ты ходишь к терапевту?

Пульс у Шелби подскочил. Бывает, люди относятся негативно, когда узнают, что ты посещаешь такого специалиста, – но сейчас она постаралась не думать об этом.

– Да, хожу, – ответила она. – Это плохо?

Уолтер хмыкнул.

– Вовсе нет. Я думаю, что мне тоже не помешало бы. Но Крис Криддл не доверяет такого рода вещам.

Шелби не знала, что ей на это ответить. Поэтому она перевела взгляд на часы.

– Черт, уже поздно, – сказала она. – Прости, что приходится на этом остановиться.

Это было одновременно искренне и нет. Ей было нужно еще немного времени, чтобы объясниться с ним. Но также ей стало очень дискомфортно находиться тут.

– Мне надо домой.

– Понимаю.

Он поднялся и протянул ей руку. Когда она была на ногах, он улыбнулся с высоты своего роста.

– Я очень ценю наше время вместе, Шелби.

– Ты очень высокий, – сказала в ответ Шелби. (Очень неловкий флирт.)

Он был как… гусь. Такое слово пришло ей на ум.

– Или ты невысокая?

– Эй, ты начал мне нравиться. Не испорть все.

Он снова улыбнулся. Шелби начала беспокоиться, что ей слишком нравится видеть эту улыбку.

– Могу я проводить вас к автомобилю, мадам? – Он подал ей локоть.

Шелби на мгновение посмотрела на руку Уолтера, затем выдохнула и сказала:

– Я буду абсолютно счастлива, любезный сэр.

И так они пошли вместе.

Это худшее награждение, так, к слову.

Чтобы ты знал, я все еще считаю полной хренью то, что тебе запретили приходить.

И тебе привет.

И ¯\_(ツ)_/¯

Уже было достаточно того, что ты накосячил и тебе запретили произносить речь.

Но запретить заходить в здание?

Уверена, что ты можешь пойти с этим в Верховый суд или куда-то еще.

Лол. Не думаю, что это необходимо. Но я ценю твою поддержку.

Откуда у тебя время мне писать? Церемония еще не началась?

Еще как началась. Произносящая речь все болтает о трудностях в учебе.

Как будто они у нее когда-то были…

Эй. Спокойнее. Это не ее вина, что я решил сесть за руль пьяным.

Ладно. Твое место здесь, другого сказать не хочу.

Мне пора. Они начинают вызывать нас.

Мои поздравления, Шелби Камилла Августина.

Все еще не верю, что назвала тебе свое второе имя.

Напишу тебе попозже, ок?

Буду ждать.

Награждение

И когда Квантавиус увидел коричнево-золотые локоны и голубые глаза у ребенка рыжули Тей-Тей, он уже знал: ребенок был не от него.

Белый гангста и здесь нанес удар.

Так закончилась книга «Печенье с мороженым», первая из серии о Белом гангстере от Шонды Креншо и та, которую выбрал для чтения Энди. Когда Шелби написала ему во время церемонии награждения, где ему запретили присутствовать, он хотел сказать ей, что читает книгу ее мамы.

Он только добрался до той части, где Коннор – известный как Белый гангста – находит Тей-Тей на улице под дождем, после того как ее парень Квантавиус вышвырнул ее из дома из-за обвинений в измене (кхм… он был сам нечист на совесть). Но Энди решил подождать с суждениями до конца книги.

Наконец этот момент настал.

«Шелби?» – написал он.

Десять секунд… тридцать… шестьдесят… две минуты… три…

Ответа не было.

И тут родители Энди начали ругаться. Он слышал их через листы картона, которые владелец этого места называл «стенами».

Конфликт нарастал. Ну, в основном из-за мамы. Она в последние дни проводила много времени тут, раньше это было домом дедушки Энди, но теперь служило штаб-квартирой предвыборной кампании его мамы. Честно говоря, он был рад наличию этих стен. В последнее время ему даже не хотелось находиться с ней в одной комнате. Она выражала свое неудовольствие по любому вопросу.

Отец вел себя подобающе и поддерживал ее во всех мероприятиях, чтобы не выносить на публику проблемы внутри брака, но Энди был уверен, что его это тоже сильно утомляет. Особенно учитывая то, что папа придерживался противоположного мнения по каждому из политических заявлений мамы.

Энди откровенно не понимал, как его родители смогли вообще пожениться. Папа был «хорошим парнем». Раньше Энди обижался на отца по причинам, которых он не понимал, но став старше, он стал осознавать, что слушал мамины претензии, которые она произносила, думая, что Энди не слышит. И так как он всегда хотел радовать маму – тоже одно из желаний, которое он не понимал, – то стал воспринимать любые ее слова практически как заповеди.

Но теперь, когда он видел… насколько невыносимой она могла быть – особенно после смерти Эммы, – то стал по-настоящему уважать Чарльза Эндрю Криддла. Он так жалел о том, что не знает, как сказать отцу об этом.

Телефон завибрировал, и Энди от этого подскочил, ударившись головой о низ верхней кровати в этой пародии на комнату. Кровать была сделана для детей: два ее уровня были в форме замка, и с верхней части спускалась горка.

Стены комнаты были покрашены в цвета сказочного леса, и еще тут стояла пластмассовая качающаяся лошадка – вероятно, верный рыцарский скакун – вместе с крайне плоским креслом-мешком в форме дракона.

Место было уникальным.

Потирая ушибленный лоб, он открыл мессенджер:

Уолти Уол-Уол?;)

Ох. Сообщение было подобно прохладному ветерку в жаркий день, звуки родительской ссоры превратились в едва различимый шум на фоне.

Ну как прошло награждение?

Так себе. Ответственный за речь сбежал.

Ответственного выгнали, помнишь? Вождение в нетрезвом виде.

Я все еще считаю это бредом.

Лол, преступление остается преступлением, Шелби.

Да да да. Впрочем, не важно. Так где ты сейчас?

Какой-то «Йи-хаа» городишко на границе Джорджии и Флориды.

Случайно

«Не бывает слишком маленьких городов для моей кампании, если там есть зарегистрированные голоса», – сказала бы конгрессменша.

Хаха! Скучаешь?

Неа. Только что закончил читать «Печенье с мороженым».

*Дальше последовала очень длинная пауза*

Шелби? Ты еще тут?

Нет, не закончил.

Правда. Как думаешь, сможешь достать мне автограф?

Не по-настоящему, прекращай.

Коннор был… мужественным.

И только между нами, но я рад этому. Клоун не заслуживал ее.

Не могу поверить, что ты прочитал это. Мне так стыдно!

Почему? У твоей мамы талант!

Уолтер, книги моей мамы подобны саже.

А можно нормальным языком?

Лол, «сажа» = мусор, отстой, грязь, выбирай любое.

Что для одного мусор, для другого – сокровище.

ЛОЛ!!!

Энди наконец почувствовал себя очень хорошо, потому что она смеялась в голос, полностью капсом с тройным восклицательным знаком. На самом деле он подумал, что девушкам нравится стиль Белого гангсты Коннора.

Уолтер?

Даааа?

Мне нужно кое-что у тебя спросить.

Хорошо…

Только не злись, хорошо?

Хм…

Лол. Что-то это не к добру…

Уолтер, ты гей?

Энди услышал звук «буп» и увидел, что его звонок приняли на той стороне.

– О боже, ты злишься? – произнесла она в первую секунду разговора.

– Нет, я не злюсь. Просто…

Может, ему стоило дать себе несколько минут собраться с мыслями. Потому что они все вперемешку. И сформулировать любое предложение становится трудностью.

– Уолт? – сказала она.

– Что?

– А ты гей?

Энди потер рукой лоб.

– Нет, Шелби. Я не гей.

– Ох.

(Что значит это ох?!)

– Ты что, разочарована?

– Я не разочарована… Просто хотела знать. Ты знаешь, я бы с полным пониманием отнеслась, если бы это было так.

– Шелби, ты пригласила меня на «Богему». Я знаю, что ты бы меня поняла. Но еще раз серьезно: я не гей.

– Ладно.

Наступила еще одна неловкая пауза. Она правда думала, что Энди был геем?! Он так похож? «Почему ты спросила?» – «А?»

– Почему ты так решила?

– Ох… Ты отреагировал на мюзикл достаточно резко. И ты никогда не говорил, почему это так тебя задело. Потом я подумала о взглядах твоей мамы и о всяком. Я знала, что у тебя была девушка, но я не знала причины вашего расставания. И я подумала… Я не знаю. Вдруг все так?

Теперь была очередь Энди смеяться.

– Серьезно?

– Я хочу сказать, что еще мне было подумать?

Неужели они правда об этом говорят?

– Все дело в Энджеле.

– Что?

– Я сейчас про «Богему». Моя реакция была в основном связана с тем, что произошло с Энджелом. Я, эм… Я потерял кое-кого ранее в этом году.

– Ох, прости. Я очень заблуждалась. Мне очень жаль.

Энди вздохнул.

– Все в порядке. Но это правда здорово меня потрепало.

– Наверное, говорить об этом ты не захочешь?

– Да. – Энди почувствовал облегчение от ответа. – Если это нормально.

– Конечно, нормально. Мы не обязаны говорить о том, о чем не хотим.

Однако сейчас нужно было найти тему для разговора. Потому что Энди не был готов вешать трубку.

– А что насчет тебя? – сказал он. – Что насчет твоих предпочтений?

Хотя Энди и был потрясен своей смелостью – кем он сейчас вообще себя считает? – смех на другом конце нарушил крепящееся в нем напряжение.

Читать далее