Читать онлайн Открыть глаза бесплатно

Пробуждение

Белый, пронзительный свет пробился сквозь веки и пестрыми пятнами ударил по глазам. Пятнышки тревожно засуетились, зарябили, как далекие сигнальные огни, и ворвались в сознание, догоняя и разрывая в клочья остатки и без того угасающего сна. Я потянулся и попытался закрыться от назойливого, раздражающего света выставленной вперед ладонью. Иллюзии Морфея покидали меня, оставляя осадок неясной мути и тяжести, которая бывает, если проваляться под одеялом сверх нормы.

Это утро выдалось такое яркое и противное, или солнце уже в зените? Все еще потирая спросонья глаза, я приподнялся на локте, пытаясь привести мысли в порядок. Что запланировано на сегодня? Опаздываю на обязательную встречу? Ждут ли неотложные дела? Нет? Или торопиться нет резона, и тогда – со спокойной душой плюхнуться обратно на постель и понежиться еще? Боже, как же светло вокруг! Слишком светло. Свет врезался в зрачки, не давая им раскрыться полностью, заставлял беспомощно щуриться и часто мигать. И где мобильник? Куда он делся? Под подушкой, что ли? Но там его не оказалось. Как назло, ничего путного на ум не приходило, а вопросы «запланировано у меня что-то важное на сегодня? И какой, к лешему, день на дворе?» так повисли в воздухе без ответа. Но главное открытие было ещё впереди, и открытие безрадостное.

Опустив ноги на прохладный пол, я сел и обнаружил, что нахожусь в совершенно незнакомом помещении. С крайним изумлением и даже испугом оглядывал я окружающую, совершенно чуждую мне обстановку.

Первое, что попалось в поле зрения – гладкая, почти с зеркальной поверхностью, металлическая дверь, с отполированной медной ручкой и темнеющей под ней узкой полоской замочной скважины. Рядом с дверью, у стены, расположились два обычных стула, обитые мягким материалом, но с железными основой и ножками, и простенький столик, а на нем – зеленый графин со стеклянной пробкой, чем-то наполненный до самого горлышка, скорее всего водой, и стопочка бумажных стаканчиков для питья. Над столиком на железных скобах держалось квадратное зеркальце без рамки.

Вплотную к углу комнаты стоял компьютерный столик, и сидящий за ним человек оказался бы спиной к двери. На самом столике, по его краям, белели две вделанные подставки для дисков, а посередине – монитор в посеребренной, пластиковой оправе, посеребренная клавиатура и мышка на коврике. Под столом я разглядел серебристо-черный системный блок компьютера с голубоватым огоньком на панели. Около стола – черное пластиковое кресло на колесиках с круглой спинкой на дугообразном держателе с рессорами.

Справа от столика – высокий шкаф со стеклянными дверцами, заполненный толстыми книгами и коробками с лазерными дисками. В стене, напротив кровати, находилась еще одна дверь, белая, с простой ручкой в виде лежащей литеры «Г». Стены обклеены жидкими серыми обоями с блеклым, волнистым рисунком, потолок – молочно-лимонного цвета, вызывающего лишь неприязнь. Пол устлан линолеумом в коричневых тонах. Всё это освещалось двумя продольными кварцевыми лампами, они-то и разбудили меня своим ярким светом. Рядом с лампами к потолку крепилось некое устройство в виде черных коробочек, но подробности разглядеть мешал всё тот же проклятый свет.

Растерянно посмотрев на кровать, я зачем-то сунул руку под одеяло: простыня, матрац, под матрацем пружины – ничего особенного. И комната как комната.… Только видел я ее впервые в жизни. Наморщив лоб, попытался хоть что-нибудь вспомнить: как и почему я здесь? И где это – «здесь»?

Опустив взгляд, отметил, что одежду мою составляет кремовая пижама с двумя глубокими карманами по бокам и одним на груди, которые я тут же исследовал. Карманы оказались пусты. У кровати лежали тапки под цвет пижамы. Как странно… Следующие вопросы – моя это одежда или нет? сам ли одевался, или кто-то меня одевал? – вновь повисли в воздухе. Логично было бы предположить следующее: со мной случилось что-то серьезное. Сильно ударился головой, например, кто-то вызвал «скорую» и меня доставили в больницу. Может, и волноваться-то нет причин, но инстинкт самосохранения вызывал беспокойство и страх. Полное отсутствие воспоминаний о произошедшем – вот что пугало сильнее всего.

Поиски каких-либо ран и синяков, застарелых рубцов или шрамов на теле закончились ничем. Их попросту не было… или они успели зажить. Как долго длился сон? Или…кома?.. Тогда где медицинское оборудование, считывающее биологические данные о состоянии человека, находящегося в коме? Почему в палату не ворвалась толпа с шампанским и конфетти поздравить с успешным возращением из иного мира? Шутки шутками, но попытки разложить все по полочкам не удавались и никаких твердых предположений о случившемся не рождали.

Напрягая память, я вдруг понял, что совсем ничего не помню, ни единого события из своей жизни! Ничего! Страх, нарастающий с каждой минутой, готов был обратиться в панику. Один, в незнакомой комнате да с головой, чистой, как у младенца, как будто и не жил совсем! Но такое физически невозможно!

Я слез с кровати и стал ходить по комнате босиком, останавливаясь в разных местах и в задумчивости поглаживая пальцами поверхность стены или щупая спинку подвернувшегося стула, словно это могло хоть чем-то помочь. От следующей догадки я остановился, как вкопанный: но имя-то свое я должен знать?!.. Да, да! Я помню его! Меня зовут Сергей. Уже хорошо, просто замечательно. Есть от чего отталкиваться. Отлично, дружище. Все не так уж и плохо, как ты думаешь. Теперь нужно разрешить эту задачку с одним известным и множеством неизвестных. Меня зовут Сергей… а дальше? А дальше тупик, безнадежно глухой и непролазный. Сергей… Дальше-то что? Ну же! С собственным именем в голове не возникало никаких ассоциаций или воспоминаний, как будто они канули в пустоту и там растворились без остатка. Но я – живой человек, со своей личной жизнью, насыщенной событиями, со своим прошлым, а значит, и с собственными воспоминаниями о нем. Если, конечно, действительно не ушиб голову или не случился внезапный провал памяти, вызванный непонятно чем.

Хорошо! Что еще можно вспомнить, кроме имени? Мне… я… я… Нет, какой-то дурацкий, безнадежный тупик. В самую пору рвать на себе волосы и выть от досады. Ну нельзя же проспать в этой самой кровати, в этой самой комнате всю свою жизнь, чтобы голова в итоге оказалась пустой, как шарик для пинг-понга! Это же ерунда какая-то, несоответствие: помнить свое имя и ничего более; если я и находился в коме с самого рождения, то откуда знаю свое имя и помню про мобильник? Я сел на кровать, затем вновь встал и рассеяно огляделся. Зеркало! Вот что поможет вспомнить хоть что-то еще!

Я поспешил к столику, сел на стул перед зеркалом и поймал себя на мысли, что совершенно не представляю, каков мой облик на самом деле. Голова моя оказалось как раз вровень с зеркалом, и я с некоторым напряжением вгляделся в него: лицо немного вытянутое, с широкой переносицей, с ямочкой на подбородке, заросшем вместе со щеками крайне уродской, плешивой бородой, нос с горбинкой, глаза карие, на лбу пара незаметных прыщиков, волосы каштановые. Несколько мрачноватое, бледное и в данную минуту помятое, но в целом самое обычное лицо. Впечатления, будто я впервые вижу себя в зеркале, не возникло.

Какие-то расплывчатые и неуловимые обрывки мелькали в голове, как фальшивые призраки в тумане. Вот они рядом, но стоит провести рукой, и они рассеиваются, чтобы тут же появиться вдали и подразнить своей неуловимостью. Разглядывая себя в зеркало, я пригладил волосы назад и провел рукой по лицу. На столе лежала незамеченная ранее оранжевая расческа с частыми тонкими зубчиками. Я взял ее и расчесал волосы, продолжая всматриваться в движения зеркального отражения. Из ниоткуда мелькнула мысль, что и раньше я довольно часто причесывался и не терпел даже пяти отбившихся волосинок. Нет, самовлюбленным красавцем, наматывающим кудри на палец, никогда не был, но за внешним видом тщательно следил… Из-за чего у меня выработалась подобная привычка? Опять вопросы без ответов.

Я разделся и, воспользовавшись зеркалом, более тщательно осмотрел свое тело. Повертелся, оглядев спину: коричневая родинка на плече да полосы от долгого лежания. Заодно отметил свой высокий рост, довольно плотное телосложение с неплохо развитыми мышцами рук, но худыми, хотя и крепкими ногами.

Выбраться из глухого тупика так и не удалось. Мною овладело бессилие, а потом злость. Захотелось со всей дури вломить кулаком по стене и заплакать от досады. Ситуация напоминала контрольную по математике, когда, разглядывая доску, исписанную ворохом незнакомых формул, функций и логарифмов, стараешься вникнуть в их значения, но, увы, слишком много прогулял уроков, а списать не у кого. В такие минуты понятие амнезии подходит как нельзя лучше. Создавалось впечатление, что в голове – сплошная пустота, вакуум, сквозная дыра, через которую без остатка улетучилось всё, ранее ее наполнявшее. Тщетные попытки вспомнить прошлое имели один маленький плюс: паника, овладевшая мной поначалу, отступила. Страх неизвестности сменился чувством рассеянной злости.

Но, увлекшись зеркалом и слишком задумавшись, я совершенно позабыл о дверях! Наверняка за ними можно отыскать людей и обратится к ним за помощью. Вскочив со стула, я быстрым шагом направился к двери и покрутил и подергал туда-сюда ручку. Бесполезно. Дверь заперта. Такой неприятный сюрприз насторожил и порядком напугал.

Я не мог понять, зачем в больнице (за неимением других версий, я решил пока придерживаться варианта с несчастным случаем; смущало только наличие компьютера в палате) больного человека запирать в палате? Разве только в психиатрической лечебнице, но что я позабыл в психушке? Ведь я не сумасшедший, верно? Зачем тогда запирать дверь? Неужели люди, запершие меня, боятся, что я сбегу, наброшусь на кого-нибудь или еще чего похуже сотворю? А если они серьезно опасаются этого, значит, небеспричинно. Допустим, со мной произошел психический припадок, и я натворил дел, тогда в связи с душевной болезнью вполне объяснимы провалы в памяти. Или это просто меры предосторожности? Предосторожности от чего, хотелось бы знать? От чего можно предостерегать пациента, находящегося на лечении в больнице? Или меня и в самом деле держат за агрессивного шизофреника? Но против такой гипотезы говорил один неопровержимый факт: наличие компьютера в палате, ибо психопатам компьютеры в палаты не устанавливают. Техника им ни к чему, как и зеркало, впрочем.

Вновь подергал за ручку и даже пару раз ударил плечом по двери – все безуспешно. Тогда я присел на корточки и прильнул к замочной скважине. В поле зрения оказалось сплошное синее полотно, должно быть, противоположная стена. Выпрямившись, я со всех сил забарабанил кулаками по металлу двери и закричал:

– Эй, кто-нибудь, выпустите меня, вы слышите?.. Эй!

Но никто не отозвался.

Обстоятельство, что произведенный шум никого не привлек, только усилило тревогу и вновь нарастающую панику. Пришлось оставить стальную дверь в покое и перейти ко второй, белой двери. Она легко открылась, но, к моему разочарованию, вела всего лишь в ванную комнату и туалет. Я осмотрел помещение.

Идеальный порядок и стерильная чистота царили в нем. Кафель на полу почти сверкал от белизны. Ванная с душем, умывальник, над ним привинченный к стенке ящичек, в дверцу которого было вставлено овальное зеркальце. В ящичке лежали различные принадлежности для личной гигиены вроде мыла, зубной щетки, помазка и пр. За отдельной перегородкой находился унитаз. Разочарованно покинув ванную, я заметил, что за кроватью есть большое, почти во всю стену, окно, спрятанное под занавеской, которая цветом сливалась с общим фоном стены. Отличить ее от стены по еле уловимой разнице в цветовой гамме, можно было только при выходе из ванной.

Я с такой торопливостью рванул с места, бросившись к окну, что по пути пребольно задел бедром за угол кровати. Споткнулся, чертыхнулся, зашипел от боли, потирая ушибленное место, но, весь в предвкушении, до окна доковылял. Впрочем, радость длилась недолго. Снаружи окно было полностью задрапировано темно-серым материалом, схожим с брезентом. Полотно вплотную прилегало к стеклу и полностью загораживало весь обзор. Никаких зажимов и ручек на раме окна не имелось, и открыть его не получилось. Я легонько постучал по матовой поверхности. Что-то вроде небьющегося оргстекла. А за ним темно-серая драпировка, скрывающая вожделенный вид из окна. Даже не поймёшь, какой этаж или я под землей? Так, поменьше вопросов.

Постепенно я начал привыкать к положению, в котором поневоле оказался, и способность к анализу вернулась ко мне. Проходя мимо закрытой двери, я попытал счастья еще раз. Тот же результат. На крики и стук никто не откликнулся, никто не явился. Да что же произошло? Куда все подевались? Тут и чокнуться недолго.

Итак, результаты обследования комнаты дали следующее: запертую дверь, которую, видимо, никто и не торопился открывать; окно, скрытое и с той и с другой стороны; шкаф, набитый книгами и дисками; компьютер… Шкаф и компьютер… Поколебавшись, я выбрал шкаф, но он оказался битком набит различными установочными дисками, описаниями операционных компьютерных систем и прочей ерундистикой, абсолютно не имеющей отношения к моему положению. Я обратился к компьютеру.

Исходя из горького опыта с дверью и окном, от него вполне ожидался подвох в подобном роде. Но, после нажатия кнопки «RESET», голубоватый индикатор компьютера сменил цвет на зеленый. Системный блок ожил, секунды довольно прожужжал, словно тоже очухался после долгого, вынужденного сна и заработал. Я сел в кресло, придвинулся к столику и включил монитор, на котором замелькали экраны загрузок. Хоть что-то здесь не с ног на голову.

Надеяться, что в памяти компьютера отыщется информация о прошлом или о том, что же со мной приключилось, мне показалось наивным, но зачем же тогда держать человека в закрытой комнате с компьютером? Рано или поздно мне бы пришлось в нем покопаться. Я покосился на шкаф со стеклянными дверцами. Может там есть что-то вроде инструкций «Вы – узник, вас и не думают выпускать? Тогда не забудьте купить и прочитать наш буклет».

На экране появилась жизнерадостная надпись «Добро пожаловать». Заиграла веселенькая и глупенькая, приветственная мелодия синтезатора. Да уж, присаживайтесь и устраивайтесь поудобнее, а на закрытой двери и завешанном окне не заостряйте внимания! С нетерпением выждав, когда система загрузится полностью, я, жадно всматриваясь в появившийся рабочий стол, навел курсор на часы. Они показывали: 10.28. Но дата почему-то не выплывала поверх иконки часов. Она не была установлена на панели. Не отыскался и сам календарь. Коллекция несуразностей методично и верно пополнялась.

Я бегло пробежался по системному отделу «С», но ничего полезного для себя не обнаружил. Диск «D» содержал несколько папок. В папке «Развлечения» скопилась целая плеяда самых разнообразнейших ярлыков. Все они запускали видеоигры. Быстро потеряв к ним интерес, я вернулся назад. Папка «Мои документы» оказалась абсолютно пуста.

Зато в «Моих книгах» раскрылась обширнейшая библиотека в электронном формате. Я наугад выбирал строчку и щелкал по перечню предлагаемых авторов. Каждый из писателей представлялся сборником своих сочинений, вдобавок ко всему имелась книга с его полной биографией и все они поголовно являлись фантастами или фентезистами, будто других направлений в мировой литературе не существовало вовсе. Пройдя по одной из многочисленных ссылок, я наткнулся на статью и ради любопытства прочитал ее начало: «Огромное влияние на развитие фантастики оказали такие корифеи жанра, как Лев Николаевич Толстой, Эрнест Миллер Хемингуэй, Федор Михайлович Достоевский, Джеральд Малком Даррелл, Френсис Скотт Фицджеральд и, конечно же, Николай Васильевич Гоголь и Герберт Джордж Уэллс». Пока, впрочем, это неважно. Смотрим дальше…

Знакомство с персоналом

В «Моей музыке» я на пробу прогнал несколько мелодий, и все они были как-то похожи одна на другую – слащавые донельзя. Группа «Rolling Stones» выдавала легкие, танцевальные ритмы. «Led Zeppelin» тянула сахарно-тягучую смесь из гитары и патоки, сладкую до приторности. А песни «Zz Top» при других обстоятельствах могли исполняться вечерами в яслях вместо колыбельных.

В «Кино» соответственно хранилось множество видеофайлов. Действие в попавших под курсор фильмах происходило в клиниках, парках и действующими лицами в них все время были врачи, санитары и пациенты, словно вся человеческая цивилизация пугающе состояла из парков, клиник, врачей и больных. Пациенты в основном вели разговоры о компьютерных играх, а врачи чем-то и от чего-то их лечили. Чем именно и от чего я так и не сообразил. Похоже какие-то документальные фильмы о новых методиках лечения.

Может и меня подвернули одному из таких методов и держат в подобной клинике, а фильмы, так сказать, для ознакомления? Но не проще бы просто зайти в палату и объяснить суть дела? Если здесь вообще есть кто живой кроме меня. Ну а фантастика, музыка, видеоигры тогда причем? Более тщательный просмотр фильмов я решил отложить на потом.

В папке «Друзья и помощники» оказалось скопище программ, в которых я совсем не разбирался, и трогать их не стал, тем более лазанье по папкам с непривычки порядком утомило. Да, компьютер не оправдал надежд и пока мало чем помог. Только добавил еще одну несуразицу тем, что не имел элементарной услуги сервиса – календаря. Глупость какая-то. Так же, как и брезентовое полотно, скрывающее панораму из окна. Я не видел в этом особой логики или какой-то цели, как и в библиотеке фантастики и документальном кино, интересном скорее специалистам, чем обычному зрителю, словно всю эту информацию напихали в компьютер впопыхах из-за того, что кому-то жутко мозолили глаза свободные гигабайты. Все непонятное и странное я мысленно отметил галочками. В целом блуждания по просторам жесткого диска заняли 2 часа.

Я встал с кресла, чтобы немного размяться и, походив по комнате, уже по привычке поколотил кулаком в запертую дверь и до хрипоты кричал, чтобы кто-нибудь пришел; бил в дверь плечом, но все было бесполезно и никаких плодов не принесло.

А что если вспоминать не конкретные события, а думать о том, что в голову взбредет, выстраивая некий спонтанный ряд образов. Я не помнил каких-то фактов из моей жизни, но знал же, например, как обращаться с компьютером и то, что у меня имелся мобильник. Я закрыл глаза и, расслабившись, стараясь ни о чем не думать, представил различные картинки. Лес, озеро, горы, небо, город, люди, городская площадь, дома, лето, зной, мухи, друзья, ларек, пиво, квас, батон, женщины, деньги, секс, любовь. Секс! Любовь! Вот оно! В моем сознании мелькнула симпатичная пухленькая кругленькая милашка с мелкими чертами лица и курносым носиком. У нее черные волосы, прическа каре. Милашка смеялась, обнажая белые, ровные и неожиданно большие, как у лошади, зубы. Я ее знаю? Откуда? Она моя подружка или известная актриса из понравившегося кинофильма? А может, собственная фантазия? Нет, так можно гадать до бесконечности.

Спустя минут 20 после начала ментальных опытов, раздался долгожданный звук – щелчок дверного замка. В крайнем возбуждении я вскочил с кровати. 3 с половиной часа нахождения в запертой комнате – и вот, наконец-то, кто-то сейчас войдет в комнату. Меня охватила безумная радость от подтверждения тому, что, оказывается, я не единственный житель на всей планете. Запоздало мелькнуло: не мешало бы спрятаться за дверью, ведь могли войти люди с не совсем благими намерениями по отношению ко мне. Но пока я гадал, дверь открылась полностью.

В проеме стоял худющий очкарик небольшого роста с гаденько-брезгливой физией и острой черной бородкой. Одет он был в шапочку врача и белый халат, из нагрудного кармашка которого торчала ручка, блокнот и еще что-то вроде щипчиков. Очкарик оценивающе оглядел меня, сунув руки в карманы халата, перешагнул порог и посторонился, уступая дорогу огромному, абсолютно лысому, щекастому детине в бледно-голубой форме. Детина имел выпуклые глаза и маленькую круглую голову. Он встал рядом с приоткрытой дверью, сложил толстые руки на выпирающей груди и, изображая титана, всматривающегося вдаль, устремил застывший взор поверх очкарика и меня.

Мысль о том, что они, возможно, несут в себе угрозу, подсказала нужные реплики. Я не хотел предстать стушевавшимся, растерянным слюнтяем и поспешил перехватить инициативу предстоящего разговора с внезапно появившейся парочкой.

– Может, соизволите объяснить, какого лешего, я здесь делаю! Знайте, что я никому не позволю так обращаться со мной! – прокричал я как можно грубее, стараясь придать словам напористость, самоуверенность и агрессию, хотя после нескольких часов, полных неизвестности, проведенных в одиночестве, в запертой комнате, так и подмывало издать вопль Крузо, заприметившего проплывающий мимо корабль. От двойственных чувств к вошедшим, голос чуть дрогнул и прозвучал несколько визгливо.

– Пожалуйста, не волнуйтесь, успокойтесь, – медленно и очень вежливо произнес тип с острой бородкой, не вынимая рук из боковых карманов халата и глядя на меня «гипнотизирующим» взглядом. – С вами никто не хочет поступать дурно или оскорбить вас действиями. Давайте для начала представимся. Меня зовут доктор Зизимор и я – помощник Колыхаева, главного врача клиники, в которой вы находитесь на данный момент. – Зизимор показал длинной, узкой ладонью, сложенной лодочкой, на махину, стоявшую позади, – Мизантропов. Он – санитар и следит за порядком в клинике. Теперь ваша очередь представиться.

Я замялся с ответом и соврал. Скорее всего, интуитивно, по интонациям голоса доктора догадался: он исподтишка хотел именно выяснить, помню ли я свое имя или нет, и притом не обнаружить своего явного интереса.

– Да я вижу, до вас туго доходит! – разыграл я новую вспышку ярости. – Я ни черта не помню, даже как и почему попал в вашу идиотскую клинику! Вы меня допрашивать будете или все-таки потрудитесь поведать о причинах столь сволочного отношения? Давно у вас практикуются такие штуки? Держать людей по 5 часов в запертых палатах! Это новые методики лечения, доктор, или как это прикажете понимать?

– Вы получите все объяснения, но прошу вас, перестаньте ругаться и кричать. В нашей клинике подобное поведение не приветствуется. – Речь доктора как бы протекала, мягко и медленно.

Перебирая пальцами обеих рук, которые он незаметно вынул из карманов и теперь держал на уровне живота, Зизимор продолжил.

– По всем волнующим вопросам можете переговорить с нашим главным врачом Колыхаевым. Он запрещает нам самим что-либо сообщать пациентам, но смею повторить, никто здесь не желает вам зла, так что, пожалуйста, ни о чем не беспокойтесь и будьте терпеливы.

– Так проведите меня к нему! Я не намерен сидеть в вашей клетке до посинения! – вскричал я и сделал два решительных шага вперед.

Мизантропов дернулся навстречу, но видя, что я остановился, тоже остался на месте. Зизимор быстро взглянул на меня и бросил взгляд на санитара.

– Видите ли, на данный момент Колыхаев занят, – максимально деликатно произнес доктор, быстрым жестом окончательно переплетя пальцы рук. При других обстоятельствах я бы назвал его щепетильнейшим человеком. – Вы с ним встретитесь, как только он освободится. Я пришел успокоить вас и сообщить, что волноваться нет оснований. Рекомендую вести себя потише. Крики и стук в дверь тревожат ваших соседей и мешают им спокойно жить. Теперь я вас покину, но вернусь, как только Колыхаев закончит свои дела. Думаю, это не займет много времени. Пока можете скоротать досуг за просмотром фильма «Проснувшись, вы…». Он есть на компьютере. Кажется, вы уже успели поработать с ним… В фильме вы найдете ответы на некоторые вопросы.

– Но…, – я хотел схватить разворачивающегося к двери Зизимора за плечо, но Мизантропов предупредительно выставил вперед свою толстую руку с огромным кулаком и я посчитал разумным отказаться от затеи.

– Почему нет календаря в компьютере? – крикнул я в спину уходящему доктору. – Или хотя бы скажите, какой сейчас месяц и год.

Зизимор обернулся уже в коридоре.

– Простите, а к чему вы спрашиваете? – спросил он тоном искреннего удивления и покачал головой. – Пока вы здесь, совершенно необязательно знать какой день недели, месяц или год на дворе.

Он пропустил Мизантропова и запер дверь на ключ, с остервенелым лязгом провернув его в замке раза три. Затем в коридоре раздались затихающие шаги.

Необязательно знать день недели, месяц и год? Я вхолостую прокрутил вопрос, сел на стул и уставился в стенку. Зизимор упоминал про соседей, которым громкий шум мешает жить. Значит, кроме меня здесь держат кого-то еще. Клиника… Вот какие нынче клиники, любопытные, надо отметить, клиники с ненавязчивой, высшего уровня опекой над больными. Из окна не посмотреть, из палаты не выбраться. Пациенту обеспечен покой, покой и ничего кроме покоя. Чем же я таким болен, если попал сюда? Главный врач Колыхаев ответит на волнующие меня вопросы, но сам Зизимор отвечать на них вежливо отказался. По-прежнему многое непонятно, но ситуация постепенно проясняется – есть от чего отталкиваться.

По совету новоявленного доктора я вернулся к компьютеру и продолжил копошиться в его содержимом, а именно в кинотеке. Система насчитала 500 папок с фильмами. Ого! Да они про себя просто обожают снимать кино! Так-с, глянем, какие темы волнуют кружок режиссеров-любителей клиники. Открыв проигрыватель, я перетащил одну из папок, наименованную «Проснувшись, вы…», в его окно и запустил файлы.

Фильм начался с показа некой палаты. Камера плавно скользила вдоль стен, нацелившись объективом на центр помещения. Мебель, пол, потолок – все в ней до такой степени было схоже с моей палатой, что я бы и бровью не повел, если бы вдруг показали меня, сидящего за компьютером. Ровный, мягкий, завораживающий, заставляющий слушать голос комментировал происходящее на экране:

– Проснувшись, вы оказались в подобной комнате. Это одна из многочисленных палат нашей клиники. Вы недоумеваете, как вы попали сюда? Скоро главный врач клиники Колыхаев вам все объяснит и расскажет. А пока, в ожидании столь важного для вас события, ознакомьтесь с фильмом, предложенным вашему вниманию. Он очень полезен тем, что, просмотрев его целиком, вы вернее воспримите ваше новое убежище. Да, да, вы не ослышались, именно убежище. Наша клиника выполняет очень трудную и сложную миссию, исход которой, возможно, отразится на судьбе всей нашей цивилизации. Там, снаружи, за стенами клиники, в радиусе нескольких километров, вокруг нее раскинулась искусственно созданная нами пустота вне времени и пространства, которая служит отличной защитой для клиники от того хаоса и ужаса, что творятся снаружи, а значит, и для вас. Наши доблестные солдаты, постоянно рискуя собой, находят вас, беспомощных, находящихся на грани самоистребления, и доставляют сюда, в нашу клинику.

Следуют кадры полнейшей разрухи: полыхающие пожары, разрушенные здания, покореженные автомобили, черные клубы дыма на горизонте… На ее фоне вооруженные люди в форме, то ли полицейских, то ли военных, помогают гражданским забираться в автобусы. Гражданские, кажется, не совсем в себе. Они передвигаются вяло, как бы нехотя, и спотыкаются почти на каждом шагу. По окончании демонстрации голос продолжил.

– С помощью новейших научных разработок и достижений мы стараемся излечить от той смерти, что пропитала и неотвратимо убивала вас там, снаружи (идут крупные планы врачей с героической мимикой лиц и среди них мелькает уже знакомая, очкастая физия Зизимора с черной бородкой). Мы стараемся правильно воспитать вас и вернуть к жизни, в которой вы вновь будете счастливы, и которую вы сами же и построите.

Киносеанс прервался возвращением Зизимора, вошедшего в палату также, в сопровождении молчаливого громилы Мизантропова. Развернувшись в кресле и прищурившись, я гневно спросил доктора:

– И этой бредятиной вы собрались пичкать меня? – и характерным жестом головы указал на монитор.

– Это не бред, – чуть улыбнулся Зизимор. – Очень хороший ознакомительный фильм. Рекомендую к просмотру. Он поможет вам скорее адаптироваться к новым условиям.

– Каким еще условиям? – подозрительно, как можно грубее, спросил я, исподлобья разглядывая доктора.

– Сейчас все узнаете. Пожалуйста, прошу следовать за мной, – пригласил Зизимор и показал рукой на дверь.

Я не заставил себя ждать и вскочил с кресла. Из-за долгого, томительного ожидания в запертой палате с закрытым окном, легкие приступы клаустрофобии становились все настойчивее и настойчивее. Неужели, дождался и таки выбрался из проклятой комнатушки? – думал я, берясь за медную ручку двери.

За палатой оказался длинный коридор, выкрашенный мягкой, синей краской, но с темно-бардовым потолком. Пока мы миновали его, я мельком прикинул количество дверей, вроде той, что вела в мою палату. Получилось 45-48. Ладно, пусть будет 50. С другой стороны коридора имелось две или три двери и в отличие от дверей, ведущих в палаты, они были отнюдь не стальными. Мы с Зизимором шли наравне. Мизантропов неотступно следовал за нами. В коридоре мы никого не встретили, но везде, из-под самого потолка, за нами наблюдали темные объективы маленьких, охранных видеокамер.

Понемногу утихомирив эмоции, я стал более здраво оценивать возникшую ситуацию и считаться с обстоятельствами. Можно по-прежнему строить из себя этакого грубоватого деревенского простачка, прущего напропалую и лезущего в драку, когда встречается что-то сложнее, чем горох и стадо коров. Не очень удачный вариант, но раз уж начал… И совсем неплохо бы слинять отсюда при первой же возможности. Я вспомнил пожары и покореженные автомобили, людей, выглядевших как сонные мухи. Что же такое произошло? Война? Я украдкой глянул на Зизимора. Брезгливая физиономия доктора как-то не вызывала симпатий. А мрачный, лысый лик Мизантропова характеризовался в двух словах: классический костолом. Хм… побег – отличная идея при условии, что в виденном фильме нет и толики правды.

– В той киношке тип за кадром сказал, вокруг клиники, якобы, сооружена пустота вне времени и пространства. За коим лешим, это значит? – резко спросил я.

– Будьте терпеливы, сейчас вы все узнаете, – после некоторой паузы сухо, не глядя на меня, ответил Зизимор.

– Я надеюсь на это, – также сухо сказал я, все еще пытаясь держаться сурового тона.

Пройдя почти весь коридор, мы воспользовались лифтом. Зизимор нажал на кнопку 25-го этажа, и кабинка с легким дрожанием понесла нас наверх. Судя по панели с кнопками, 25 этаж был последним в клинике. Высокое здание, подумал я. Впечатляли и внушительные размеры лифтовой кабины, как будто она предназначалась для перевозки крупных грузов. Если те 50 дверей ведут в палаты, а этажей всего 25 то, сколько же у них тут пациентов? Притом при всем, дверь в мою палату находилась примерно посредине коридора.

25 этаж совсем не походил на этаж, с которого мы приехали на лифте. Он состоял из короткого, узенького коридорчика с единственной дверью. Около двери находился коричневый кожаный диван и кадка с пальмой с ядовито-желтыми, наполовину ссохшимися листьями и кривоватым стволом, поросшим редким, красновато-рыжим волосом.

Зизимор постучал в дверь и, открыв ее, просочился внутрь, так торопливо захлопнув дверь за собой, что чуть не прищемил полы своего халата. Через несколько секунд он высунулся и знаком пригласил войти. Следом за мной, как гипертрофированная тень, протопал Мизантропов.

Окна кабинета также, снаружи, закрывала полотняная, черная ткань. Нет, это не режиссеры-любители, а скорее секта сатанистов, мрачно усмехнулся я про себя. Пол в кабинете украшала сплошная плитка из черно-синего толстого стекла, под которой россыпями светились фальшивые звезды. Звезды переливались и лениво перелетали с места на место. Они образовывали очертания знаков Зодиака и Млечного Пути, впечатляющей дорожки, сотканной из малюсеньких и частых, похожих на пудру, беленьких, мерцающих звездочек. Словно в завораживающем калейдоскопе они перемещались меж собой, то ломая, то восстанавливая все новые и новые картины ночного неба. Иллюзия выглядела настолько реалистично, что я, испугавшись разверзшейся под ногами «настоящей» небесной бездонной пропасти, отшатнулся и, споткнувшись о порог, чуть не упал.

– Ничего, ничего, привыкните, – раздался нетерпеливый бас из глубин кабинета. – Все привыкают. Проходите, проходите.

Разговор с главврачом

С усилием оторвавшись от созерцания искусной иллюминацией, я увидел сидящего за письменным столом массивного толстяка, довольно широкого в плечах, лет пятидесяти, с немного оттекшим, усталым лицом. Его выступающий лоб, прорезанный тремя глубокими складками, как бы скрывал внимательно изучающие из-под него черные глаза, чем-то схожие с глазенками осьминогов. Крепкие руки с сильными пальцами покоились на лакированной, коричневой поверхности стола. Как и Зизимор, он носил медицинский халат, но не белого, а бледно-голубого цвета.

– Здравствуйте, рад приветствовать вас, – добродушно произнес толстяк.

– Точно! Вы сговорились довести меня до ручки! – рванул я с места в карьер. – Вам, видно, мало того, что я проснулся в незнакомой, запертой комнате и проторчал в ней 5 часов! И только потом ко мне соизволил прийти этот тип со скользкой рожей (я показал на невозмутимо стоявшего Зизимора), который, стервец этакий, попросил не шуметь и не о чем не беспокоиться! А вместо того, чтобы вразумительно отвечать на вопросы, своим приторным голосочком проблеял «с вами все будет в порядке»! Мало того! Он зашел в сопровождении вот этого, явного мордоворота (пальцем я тыкнул в Мизантропова), словно меня держат здесь за агрессивного психопата! А сейчас, придя к главному врачу этой клиники с самым идиотским обслуживанием, я слышу: «Рад вас приветствовать»! А я-то как рад вас видеть! А не сыграть ли нам партию в бридж, уважаемый главврач? – я притворился, что взвинчен до предела и почти кричал. – И вдобавок ко всему меня пытаются добить дешевыми фокусами со звездными полами!

– Вы многое себе позволяете, молодой человек, – четко и властно произнес Колыхаев. – Сядьте на диван. Все, что вам следует узнать, вы сейчас узнаете.

– А может быть, поговорим о том, чего мне не следует знать?

Необдуманные слова Колыхаева взбесили уже всерьез. Я слишком вжился в роль и поддался эмоциям. С самого начала змеиная, уклончивая вежливость Зизимора вызывала враждебность и недоверие, а теперь еще и Колыхаев, вроде как, «высшая инстанция», начинает нагло говорить со мной каким-то приказным тоном!

– Я в вашей клинике – не по своей воле, неизвестно сколько времени, неизвестно зачем, и вы еще приказы отдавать мне собрались?!

И угрожающе надвинулся на главврача, плюнув на все рамки приличия, но в ту самую минуту, подкравшись сзади, Мизантропов своими ручищами сгреб меня в охапку. Санитар совершенно выпал из головы, а он, возможно, только и выжидал выходки в подобном роде. Мизантропов обхватил меня кольцевым захватом и так стиснул в своих медвежьих объятиях, что еще чуток и выдавил бы все соки. Да эта громила, если захочет, и в штопор закрутит и в шарик меня слепит!

– Все, все, ваша взяла, – еле прохрипел я, задыхаясь. Воевать с кувалдоподобными санитарами как-то не особо прельщало.

– И все же, присаживайтесь, – уже мягче произнес Колыхаев безупречно выдержанным голосом.

Для него такие сцены, похоже, – не в диковинку.

Одернув сбившуюся пижаму, я сел на диван и нервно пригладил виски.

– Подобным вы только навредите себе. Не очень приятно говорить это уже при первой нашей встрече, – строго сказал Колыхаев и, выдержав паузу, продолжил. Пальцы его рук сжались в кулаки, тут же выпрямились и расслабленно легли на стол. – Доктор Зизимор сообщил о вашем буйном поведении в палате…

– Буйном? – иронично спросил я, не выдержав и перебив Колыхаева. – А как бы вы вели себя, уважаемый главврач, если бы проснулись неизвестно где, в закрытой комнате, и пару-тройку часов пробились бы в ней, как жук в спичечной коробке?

– Я понимаю ваши чувства, но хочу, чтобы вы впредь четко уяснили: в нашей клинике установлена строгая дисциплина, нарушать которую не желательно.

– Иначе? – приподнял я брови в ожидании.

– Иначе последуют карательные санкции, молодой человек, – с нажимом ответил Колыхаев. – Поверьте, я буду только рад, если дело до них не дойдет, но продолжим. Обо всем по порядку. Вы смотрели некоторые из фильмов?

– Только начал, как вернулся Зизимор и повел меня к вам, – я вскинулся на главврача глазами. – Уж не хотите ли вы сказать, что меня заграбастали и перевезли сюда? И что там за клиникой? В фильме показывали еще одну палату, а потом начали крутить кадры с какими-то солдатами и еще кем-то вроде наркоманов. Судя по пожарам и разрушениям, там самая настоящая война. Хотя все это – второй вопрос. Я твердо хочу знать следующее: первое, для чего здесь оказался; второе, почему моя голова чиста, как свежевымытая кастрюля. После того, как вы ответите на вопросы, я бы желал покинуть клинику.

– Тогда обрисую вкратце ситуацию, в которой оказались не только вы, но и весь мир, – Колыхаев издал еле слышный смешок. – Мой рассказ не должен вызвать у вас шок. По нашим наблюдениям, люди, попавшие в клинику, в результате амнезии не могут осознать, каким был мир раньше и в большей степени остаются равнодушными.

Итак, человечество на данный момент находиться на грани вымирания и самоуничтожения, – несколько с пафосом произнес Колыхаев, замолчал и внимательно посмотрел на меня, но я остался спокойным, и он продолжил. – Всюду царит анархия, и спонтанные революции вспыхивают одна за другой. Города превратились в постоянные театры военных действий. Единой цивилизации, боюсь, уже не существует, и даже миниатюрный городок может статься отдельным, независимым государством, в котором власть часто переходит из рук в руки по несколько раз в месяц.

Все случилось из-за эпидемии, буквально обрушившейся на Землю с неба. Над причинами ее возникновения мы до сих пор ломаем головы. Есть множество теорий, но все они без основательных доказательств. Самая популярная гласит, что вполне возможно, источником заражения является Северный полюс, а точнее, озоновая дыра над ним. Определить эпицентр эпидемии не удалось. Слишком быстро она распространилась по всему земному шару, вспыхивая одновременно в разных его точках. Не знаю, помните вы или нет, но от солнечной радиации нас всегда защищало наличие атмосферы и озонового слоя вокруг Земли, но из-за частых и грубых вмешательств человека в природные процессы, над Северным полюсом постепенно образовывалась озоновая дыра, которая, в конце концов, достигла огромнейших размеров. Через нее в один прекрасный момент, занесенные солнечным ветром, на поверхность Земли проникли вирусы, породившие повальную для всего человечества эпидемию. Мгновенно она разнеслась по всей планете. По сравнению с ней чума и СПИД кажутся лишь незначительными заболеваниями. Симптомы болезни ужасны и на каждого человека она влияет несколько по-иному. Один вид зараженных характеризуется своим яростным по отношению ко всему живому, крайне опасным поведением. Ими управляет жажда убивать, жажда крови. Другие зараженные наоборот, начинают вести себя, как вы верно подметили, наподобие людей, одурманенных наркотиком. Их организм, пораженный болезнью, работает в состоянии повышенной сонливости и зараженные передвигаются медленно, вяло, без какой-либо конечной цели своего маршрута.

Чаще же всего эти два основных симптома комбинируются в одном человеке. Он, максимально расслабленный, бездумно бродит, непроизвольно вычерчивая кривые и окружности, но при появлении любого живого существа, будь то птица, кошка или человек, он превращается в хищника и бросается на него с одним единым стремлением – убить. У всех людей эти симптомы проявляются в различной степени с теми или иными отклонениями. Кто-то способен их контролировать, но нет тех, кто бы оказался не заражен болезнью.

Мы, группа ученых, которые вовремя и правильно среагировали на возникшую угрозу и успели изолироваться от воздействия внешних факторов и эпидемии. Мы создали вокруг клиники защитное поле, использовав некоторые принципы действия космической черной дыры. В этом поле ничего нет. В нем не течет время в привычном для нас понимании, отсутствует пространство. Вернее, оно есть, но действует совершенно по другим законам. Теперь мы в вынужденной изоляции от всего мира, но зато надежно обережены от эпидемии. Пока все, что мы можем сделать, так это находить и доставлять в клинику на лечение зараженных эпидемией. Это очень трудоемкий, кропотливый и опасный процесс.

Вот, вкратце, вся мировая обстановка на сегодня, какой бы печальной она не была. По поводу вашей потери памяти – это не единичный случай. Каждый из зараженных, что попадают в клинику, страдает почти полной амнезией. В будущем мы надеемся найти средство возвращать людям память, но достичь пока смогли малого. Главная наша заслуга в создании вакцины, убивающей вирус в организме человека. Во избежание дальнейших недоразумений и казусов между нами хочу заранее предупредить: мы не гарантируем, что вакцина не имеет никаких побочных эффектов или то, что она действительно вылечит вас от болезни. Такие случаи редки, но все же встречаются.

В том, что снаружи свирепствует эпидемия, заключается главная причина, по которой мы не имеем права выпустить вас из клиники. Вторая причина заключается в том, что мы обязаны некоторое время наблюдать за вами и наглядно видеть, насколько результативна вакцина на практике, чтобы впоследствии избавиться от малейшего риска возникновения побочных эффектов.

280 Не скажу, что речь Колыхаева как-то сильно поразила меня. Наверное, он был прав по поводу амнезии, и мне просто не с чем было сравнивать.

– С какой стати я должен вам верить? – вызывающе спросил я. – Вы могли просто воспользоваться моей потерей памяти и навешать мне лапшу на уши.

– Вешай я вам лапшу на уши, как вы изволили выразиться, – Колыхаев пошевелил мощными желваками как бы от досады и кончики его пальцев медленно приподнялись над столом и со стуком опустились, – то тогда и самой амнезии у вас бы никакой не было. Воспользуйтесь советом доктора Зизимора и посмотрите парочку фильмов. В них все наглядно показано. – Колыхаев устало вздохнул. – И, пожалуйста, перестаньте изображать грубияна. Я, конечно, понимаю, что вы просто хотите разобраться, что к чему, но ведите себя более естественно. Маска грубияна вам совершенно не к лицу, – несколько брезгливо закончил он.

– Вы меня раскусили, доктор, – поняв, что притворяться бессмысленно, я ухмыльнулся, – но хорошо. Я вам верю, потому как ничего другого мне не остается. По вашим же словам, получается, что вы используете нас, как подопытных кроликов?

– Мы вынуждены на это идти, чтобы в будущем добиться более впечатляющих результатов, но это не должно вас никоим образом стеснять.

– Уж не хотите ли вы сказать, что я обречен торчать в вашей клинике всю свою жизнь?

– Если потребуется, – ответил Колыхаев. – Да и куда вам спешить? Теперь спешить некуда. Обычно лечение занимает около года или несколько лет. Если быть точным, не лечение, а просто профилактика. Мы наблюдаем за вами и решаем, когда вы становитесь абсолютно здоровым. Вакцина вам уже введена, так что теперь вопрос времени. Если вы еще до конца не поняли, что за ад творится там снаружи, то еще раз напоминаю вам: просмотрите начатый вами фильм до конца. Он один из более удачных и объективных фильмов, которые нам удалось снять. Я думаю, он немного утихомирит вашу нетерпеливость. Поймите самое главное: наша клиника – единственный оплот здорового человечества, который мне известен. Возможно, есть и другие, но у нас нет возможности найти их или как-то с ними связаться. В результате беспрерывных войн были уничтожены почти все спутники, вращающиеся по земной орбите в космосе, что обеспечивали все виды связи. Произошло два ядерных взрыва. Первый на территории Северной Америки и теперь она представляет собой превосходную коллекцию полуразрушенных городов, а Лос-Анджелеса и Нью-Йорка больше не существует. Бессмысленно погибли миллионы людей. Впрочем, эти названия сейчас вам мало о чем говорят. Второй взрыв ядерной бомбы произошел сразу же следом за первым. Скорее всего, он был ответным. Теперь уже на территории северо-западной России. Санкт-Петербург – это бывшая федеральная столица России, вашей, кстати, и моей родины, стерт с лица земли со всей своей уникальной архитектурой, памятниками, историей и прилегающей к нему областью. Впрочем, и без ядерных взрывов другим городам и странам пришлось ничуть не легче. Так что посмотрите фильм и вы точно поверите моим словам. Ради таких как вы, ради того, чтобы дать вам возможность снова зажить нормальной человеческой жизнью, наши солдаты ежедневно рискуют своими жизнями, а вы еще смеете подозревать нас в обмане, – последние слова Колыхаев проговорил гневно, глаза его сверкнули, на секунду желваки напряглись, а пальцы сжались в кулаки. – Хотя я прекрасно понимаю, что вам трудно вот так сразу воспринять весь объем информации, но со временем вы адаптируетесь и привыкнете к новым условиям. В компьютере, что стоит в вашей палате есть все, что нужно для развлечений, также утром и вечером есть прогулки по два часа, во время которых вы сможете общаться с другими нашими пациентами. У нас установлен очень жесткий график и дисциплина. Возможно, он покажется вам слишком жестким, но мы не можем допустить ни малейшего беспорядка в клинике, прекрасно понимая всю ответственность, которую мы взяли на себя в сложившейся ситуации. Позднее с общим распорядком дня вас познакомит доктор Зизимор.

Колыхаев говорил складно, и придраться было не к чему, но что-то было не так, но вот что, я не мог толком объяснить себе. Внутренний голос сиреной вопил о том, чтобы я не доверял ни одному человеку в этой клинике, одетому в белый халат. Это было что-то на уровне интуиции. В голове снова возникла мысль о побеге. Если они такие правильные, тогда почему Зизимор каждый раз заходил ко мне в палату с этим костоломом Мизантроповым? Вон он и сейчас рядышком стоит, громила чертов. Чего они боятся? Но я тут же вспомнил о своей неудачной попытке напасть на Колыхаева.

– А шторы почему висят таким образом, что в окна ничего не видать, да еще с наружной стороны ко всему прочему? – резко спросил я. – Что вы этим скрываете? Месторасположение клиники или то, что там снаружи на самом деле нет никакой войны?

– Вы самый мнительных из всех пациентов, с которыми мне, так же как и с вами, приходилось разговаривать, – медленно, осуждающе покачал головой Колыхаев, разглядывая при этом свои жилистые руки. – Я могу вам и это объяснить, если хотите. Когда я говорил, что вокруг здания клиники создано специальное поле, состоящее из такой же пустоты, что и черная дыра, то имел в виду, что оно начинается сразу же за окнами здания. Из себя она представляет сплошной абсолютно черный мрак. Доказано, что эта чернота одним только своим видом неблагоприятно влияет на людей, вызывая у них острые приступы депрессии, и поэтому мы были вынуждены закрыть все окна шторами с наружной стороны, а сами окна полностью заблокировать. Я уже говорил о том, что у нас были случаи, когда вакцина переставала действовать, и пациент становился неуправляемым. Ваша палата номер «639». В соседней с вами палате под номером «638» как раз около полугода назад выбросился из окна пациент. Он просто подошел к окну, открыл его и шагнул вниз. Причем до этого он не проявлял каких-либо признаков того, что склонен к самоубийству. Еще будут какие-то вопросы? Извините, но кроме вас у меня еще больше тысячи пациентов и я не могу себе позволить посвящать разговору с вами весь остаток дня.

Почему он сказал «я могу вам и это объяснить», а еще до этого «поверите моим словам»? Он так выразился, будто мы с ним играем в игру: я задаю ему вопросы, пытаясь уличить его в неточности и лжи, а он отвечает на них, объясняя все заранее неверными, но складными ответами.

Распорядок дня и присвоение порядкового номера

Почему он сказал «я могу вам и это объяснить», а еще до этого «поверите моим словам»? Он так выразился, будто мы с ним играем в игру: я задаю ему вопросы, пытаясь уличить его в неточности и лжи, а он отвечает на них, объясняя все заранее неверными, но складными ответами.

– Календарь, доктор, вернее его отсутствие в компьютере, это из той же оперы? – спросил я.

– Да, – кивнул головой Колыхаев. – Поле вокруг клиники раньше влияло на время и электронику внутри здания. Заметили мы это только через несколько недель. Тогда все делалось в большой спешке, и следить за календарем было совсем некогда. Пока мы решали эту проблему, то совсем потерялись и до сих пор точно не знаем какой сейчас месяц или год там снаружи. Тогда мы начали вести условный отсчет дней и, предугадывая ваш следующий вопрос, скажу, что прошло уже пять с половиной лет. Небольшие сбои продолжаются и сейчас, но не такие страшные, как раньше и мы быстро все исправляем.

– Но это ерунда какая-то, – я вскочил с дивана так резко, что Мизантропов не выдержал и сделал пару предупредительных шагов ко мне, но я не обратил на него ни малейшего внимания. – Не может такого быть! Ведь ваши же солдаты выходят наружу, вы сами это говорили и в вашем фильме я это видел. Ага! Вот оно что, – я сел обратно на диван и Мизантропов отошел к двери, словно его движения как-то механически зависели от моих. – Ваши солдаты выходят наружу. Как они преодолевают это поле из черной дыры? Вы его отключаете или что?

– Вот этого я вам как раз и не могу сообщить, – Колыхаев указательным пальцем правой руки постучал по отполированной крышке стола, – и поверьте мне на слово, ради вашей же безопасности.

– Не хотите говорить, не надо. Я не буду настаивать, – сказал я, выразительно косясь на Мизантропова. – Так что, совсем не знаете дату? Ведь вы же должны понимать, что пять лет прошло не с момента сотворения мира, а до начала эпидемии по крайне мере была какая-то известная дата, от которой и надо отталкиваться.

– Ах, вот вы о чем, – казалось, с облегчением протянул Колыхаев. – Ну, если вам от этого станет легче, то скажу, что снаружи сейчас, примерно, три тысячи пятьдесят четвертый год, месяц май.

– И что, доктор, в клинике есть пациенты, которые провели здесь все пять лет?

– Нет, таких нет. Когда мы считаем, что пациент выздоровел полностью, то отправляем его на фронт.

– На фронт? На войну что ли? – глупо ухмыльнулся я.

– А вы думали, мы здесь сидим, как кролики? – усмехнулся и Колыхаев, разглядывая мое ошарашенное лицо. – Там, снаружи, у нас есть несколько укрепленных постов и что-то вроде крепости, для создания которой нам послужило здание городской библиотеки. Именно в ней нам и удалось достать все эти книги, которые вы, может быть, уже успели отыскать в нашей сети и еще кое-что. Почти всех выздоровевших пациентов мы направляем в крепость, чтобы пополнять ряды нашей армии, в задачи которой пока входит наведение порядка на ближайшей территории. Другие пациенты остаются под вопросом.

– И что, это была библиотека имени Мировой Фантастики?

– Уцелел только раздел фантастики. В библиотеке был пожар, и данные сильно пострадали, – коротко ответил Колыхаев. Мне показалось, что разговор начинает утомлять его.

– А если я не захочу сражаться?

– А что вам остается делать, сами подумайте? Бегать по трущобам, пока вас не подстрелит какой-нибудь одержимый или сами не одичаете вконец? Кроме наших солдат там нет ни одного здорового человека. Ни одного. У вас просто не будет выбора. Пока вы находитесь у нас на лечении, поразмышляйте об этом.

– А если бы вы в сопровождении ваших солдат выпустили меня на время из клиники и я увидел бы все своими глазами, то, согласитесь, что я тогда бы полностью убедился в том, что вы говорите правду. Слова есть слова, а мои глаза еще не ослепли.

– И чтобы вы опять подхватили эпидемию. Второй раз колоть вам вакцину я не рискну. Теоретически это означает девяносто пять процентов того, что у вас будет летальный исход.

– Из чего состоит ваша вакцина?

– Я могу сказать, но что даст вам набор латинских слов, значение которых вы даже не поймете. Вакцина рассчитана на единовременное использование, точнее человеческий организм может выдержать только один укол этой панацеи. Сам воздух снаружи пропитан вирусами эпидемии. Один вздох и вы просто сойдете с ума.

– А ваши солдаты, выходит, не сходят с ума?

– Они проходят особую подготовку. Ее пройдете и вы, как только мы будем уверены, что вы полностью излечились.

– А почему бы не пройти ее сразу. Сэкономили бы пару годиков на мне, – продолжал допытываться я.

– За эти два года ваш организм должен полностью излечиться и оправиться от всех побочных эффектов вакцины. Мы должны быть уверены в этом. Для того чтобы проходить подготовку, нужен ваш здоровый организм, иначе это может плохо отразиться на вашем как физическом, так и психическом состоянии. Что же, было приятно ввести вас в курс дела, но другие дела не ждут. Я думаю, что вы теперь знает обо всем необходимом и ваше любопытство удовлетворено.

– Извините, доктор, за назойливость, но мне кажется, мы заканчиваем на самом интересном месте.

– Посмотрите фильм, но если возникнут вопросы, поговорим в следующий раз. Доктор Зизимор, проведите молодого человека в его палату. Всего доброго.

– Тогда последний вопрос. Где расположена клиника?

– В Санкт-Петербурге. Благодаря нашему полю, ударная волна ядерного взрыва не затронула нас… Все, можете идти. Да, и еще одно. Если вы испытываете ко мне какое-то недоверие, то это результаты амнезии. Скоро это пройдет так, что не обращайте на это внимания, 639.

Как в воду смотрел, подлец. Я уже вставал с дивана, но застыл, услышав такое обращение ко мне.

– 639?

Колыхаев поднял голову, потому что уже взялся рыться в каких-то бумагах.

– Это номер вашей палаты. Вы ведь имени своего не помните?

– Э-э… нет.

– Тогда приятного вам просмотра, – и он снова уткнулся в свои бумаги.

Я понял, что с ним лучше не спорить, пока рядом ошивается Мизантропов, встал с дивана и направился к двери. Надо же, 639. Приятно познакомиться.

Я вышел из кабинета Колыхаева в довольно неопределенном и поэтому мрачном настроении. Я решал про себя, верить ли его словам или нет? Выходило, что причин не верить у меня не было. Если я ничего не помню, то откуда я взял, что этого не может быть? Но тут же успокоил себя. Я не помнил только факты, непосредственно касающиеся моей жизни, но какие-то общие, отвлеченные понятия, знания сохранились в моей голове и я на данный момент умею различать, где вымысел, а где правда, иначе я бы превратился в конченного идиота. Если бы он мне сказал, что он – граф Дракула, а его обед, неужели я бы ему поверил, не смотря на плотно занавешенные окна? Конечно же, нет. Надо будет все это как следует обдумать. Мне пришла мысль, что вдруг получиться переговорить с другими пациентами на эту тему? Идея неплохая. Осталось только ее осуществить. Колыхаев упоминал про какие-то прогулки.

Я в сопровождении Мизантропова и Зизимора зашел в кабину лифта, и она тронулась вниз. Мой внутренний голос продолжал терзать меня, напоминая о побеге, и озорная глупая мыслишка мелькнула в голове. А если прямо сейчас взять и попытаться сбежать отсюда? Если они вылавливают людей снаружи и лечат их, то, выходит, желают им добра и в случае неудачи мне ничего серьезного не грозит, а, если у них здесь что-то нечисто, то заодно проверю, на что они способны. А вдруг получится сбежать и за клиникой, действительно, то самое поле, за которым одна сплошная смерть? Тогда я просто, черт возьми, вернусь в клинику и попрошу извинений. Извините, скажу, ошибся, мол, с каждым бывает. Вместе с этим легкомысленным моим решением, совпало то, что лифт приехал на шестнадцатый этаж и то, что первым вышел Зизимор, а только потом Мизантропов. Я решил воспользоваться случаем и бежать. Действовал я спонтанно и необдуманно, под влиянием момента и эмоций, но мне было плевать: провалиться моя попытка или нет. В крайнем случае, как я уже говорил, посмотрю на реакцию этих ребят.

Я уперся руками в проем лифта и, поджав одну ногу, сзади резко ударил Мизантропова пяткой чуть ниже сгиба ноги, вложив в этот удар все свое раздражение на этого мясоеда, накопившееся во мне с того самого момента, как он сжал меня в своих лапищах. Удар вышел, что надо и, если бы на мне были туфли с длинными крепкими каблуками, то каблук точно пробил бы коленку Мизантропова насквозь, выбив коленную чашечку с другой стороны. Санитар охнул и упал, подогнув пострадавшую ногу, и невольно забаррикадировал собой всякий проход к лифту так, что Зизимор не мог до меня добраться. Впрочем, как раз этого я опасался зря. Доктор, услышав звуки падения и стоны Мизантропова, оглянулся и, увидев, что произошло, взвизгнул, будто его облили кипятком и первым делом отскочил подальше от меня, как от прокаженного. Я до кучи двинул пару раз ногой по затылку Мизантропова, который попытался, было встать, и тот повалился на бок. Хоть душу отвел. Терпеть не могу, когда кто-то выглядит сильней, чем я. Я нажал на кнопку первого этажа и двери лифта стали закрываться. Очухавшись, Зизимор начал что-то кричать, но я его не слышал. Двери почти закрылись, оставив лишь небольшой проем, но тут же разошлись назад. Проклятье! Что еще за… Я посмотрел вниз и увидел, что одна нога Мизантропова, вытянувшись при падении, ботинком мешала закрыться дверям, но положение поправил сам Мизантропов. Немного придя в себя, он машинально подтянул ногу, и двери лифта тут же закрылись. Так, совсем неплохо, но вот что дальше? Когда двери лифта закрывались во второй раз, я видел, что Зизимор куда-то побежал. Скорее всего, поднимать тревогу, куда же еще, а если это так, то на первом этаже, возможно, меня уже будут ждать. Когда лифт проезжал третий этаж, я нажал на кнопку второго, надеясь воспользоваться запасной лестницей, если она есть, или хотя бы где-нибудь спрятаться. Двери лифта открылись, и я сразу же рванулся из кабины, но, разогнавшись, чуть не врезался во внезапно возникшего передо мной санитара, такого же кабана, как и Мизантропов. Я отпрянул назад. Санитар довольно осклабил свою морду и опустил мне на голову что-то длинное и темно-синее. В голове моей сверкнула синяя вспышка, все перевернулось, затряслось, запрыгало, и я, потеряв сознание, упал.

Очнулся я на своей кровати. Голова раскалывалась, как если бы вдруг череп захотел самовольно разломиться на несколько частей. Я осторожно дотронулся рукой до головы и, нащупав в верхней ее части большую шишку, мигом все вспомнил. Глупая идея, 639, подумал я, глупая. На что ты только надеялся? Надо учиться лучше себя контролировать. Здесь нужно показать себя смирным, если хочешь узнать правду. Я встал с кровати и сходил в ванную, чтобы намочить голову холодной водой. И перевязать не потрудились, сволочи, да и с каких это пор санитары в больницах вооружены резиновыми дубинками? А как пациенты сбегать начали, так и вооружились, холодно огрызнулся я сам на себя. Голова болела жутко. Я вытерся полотенцем и, охнув от головной боли, вернулся в палату и снова лег на кровать, положив себе намоченное в холодной воде и сложенное вчетверо полотенце на лоб в виде компрессора, закрыл глаза и попытался заснуть, потому что думать о чем-нибудь с головой, пухнущей от боли было довольно накладно. Через пару минут мне это удалось.

Проснувшись, я почувствовал, что голова почти прошла, но рот был наполнен жутким привкусом мокрой ваты, пропитанной чем-то гадостным вроде касторки, от которого я сразу поморщился. Горло сохшей резиной съежилось от жажды. Я стянул съехавшее на глаза полотенце, медленно поднялся с кровати и подошел к столу, на котором, как я помнил, стоял графин. В прошлый раз я обследовал его и обнаружил, что он наполнен обыкновенной холодной водой. Я налил воды в вынутый из стопочки бумажный стакан и в несколько больших жадных глотков полностью осушил его, а потом и еще один. Еще пара таких ударов и я собственное имя позабуду, попытался сыронизировать я, поставив стаканчик на место, и нашел в себе силы усмехнуться. Затем я услышал приближающиеся шаги и поспешил лечь на кровать, притворившись, что только начал приходить в себя. В палату зашел незнакомый мне санитар и следом за ним (как же без него?) явился вездесущий доктор Зизимор.

– А где же Мизантропов, ваш постоянный спутник? – невинно спросил я. – Вижу, вы нашли себе нового друга.

– Мизантропов заболел, – как-то нервно улыбнулся Зизимор и с некоторым злорадством продолжил, слегка потирая свои узенькие ладони. – Могу вас поздравить, 639. Теперь вы у нас на особом счету. Ваша попытка к бегству не имела ни малейшего шанса. Теперь мы вынуждены пойти на определенные меры, чтобы вы, наконец, поняли, что всякое непослушание с вашей стороны будет жестоко пресекаться. Мы не сделаем никаких скидок на то, что вы у нас недавно, и наказание будет заключаться в том, что вы проведете в палате ровно неделю взаперти, без еды и воды, – Зизимор обернулся и посмотрел на графин с водой таким взглядом, словно собирался унести его с собой, но передумал и вновь посмотрел на меня. – Советую вам, 639, экономнее распределять воду, больше вам не принесут и, пожалуйста, 639, проводите за компьютером, как можно больше времени. Заодно он отвлечет вас от чувства голода и жажды. Вместо того чтобы кидаться на санитаров, лучше бы просмотрели несколько фильмов. Это было бы гораздо полезнее для вас. А пока возьмите свой номерок и расписание дня, которого вы отныне должны будете придерживаться. Номерок пристегните к пижаме, на видное место и никогда с ним не расставайтесь. Если он пропадет или вы его сломаете, за это также последует наказание и уже более суровое. Колыхаев не потерпит беспорядков в своей клинике. Вы должны понимать, где вы находитесь и что эта клиника, может быть, последнее, на что может надеяться человечество и поэтому в ней должен быть железный порядок.

Зизимор подошел к кровати и протянул мне руку. Я взял у него небольшой металлический жетончик с округлыми гранями и затупленными углами. На нем было выгравировано, а затем выжжено черное число «639». Вместе с жетоном я принял сложенный листок бумаги. Жетон я послушно пристегнул к нагрудному кармашку, а затем развернул листок, на котором было распечатано расписание дня. Вот оно.

6-00 – 9-00 – подъем. Принятие душа. Занятия с компьютером в ожидании завтрака.

9-00 – 10-00 – завтрак. Занятия с компьютером.

10-00 – 12-00 – утренняя прогулка.

12-00 – 12-30 – возвращение в палату в строгом порядке: по номеркам. Занятия с компьютером.

12-30 – 13-00 – занятия с компьютером.

13-00 – 14-00 – обед. Занятия с компьютером.

14-00 – 16-00 – занятия с компьютером.

16-00 – 16-30 – полдник. Занятия с компьютером. Пациент по желанию может полностью заменить полдник занятиями с компьютером.

18-00 – 19-00 – ужин. Занятия с компьютером.

19-00 – 21-00 – вечерняя прогулка.

21-00 – 21-30 – возвращение в палату. Принятие душа. Занятия с компьютером.

21-30 – 23-00 (по желанию пациента до 0.00-02.00) – Занятия с компьютером. Сон

– Как вы видите, 639, ничего сложно тут нет, – через некоторое время произнес Зизимор. Он стоял у кровати, сунув руки в карманы халата. – Вы прочитали?

– Да, – ответил я, сложив листок и сунув его в кармашек пижамы. – Очень занятой и разнообразный график. Что еще за занятия с компьютером? Вы, верно, решили, что сидячий образ жизни и нажитый им геморрой помогут мне быстрее прийти в норму?

– Наши исследования показывают, что вредные в чем-то другом излучения, исходящие от работающего компьютера, впрочем, их вред совсем не заметен для всего организма в целом, в нашем случае помогают быстрее адаптироваться организму к вколотой вакцине и лучше защитить себя от ее возможных последствий. Именно Колыхаев первым отметил это совершенно неожиданное свойство компьютера, провел несколько десятков наблюдений, подтвердившие, что пациент, проводящий за компьютером больше времени, лучше и безопаснее переносит побочные эффекты вакцины. Можете читать книги, смотреть фильмы, играть в видеоигры, разбираться в программах.

– Пялиться в монитор сутками? – снова не удержавшись, воскликнул я. – Черта с два, доктор. Да я лучше в потолок плеваться буду целыми днями, пока слюна не закончится. Я тогда-то просидел за компом три часа, так разогнуться не мог и глаза болели.

– Настоятельно рекомендую все же не противиться методам нашего лечения, тем более что они максимально эффективны. Что же касается графика, то первую неделю он будет для вас еще проще, 639, – Зизимор, глядя на меня, мило улыбнулся. Он вытащил из карманов свои руки только для того, чтобы медленно потереть своими сухенькими ладонями, как какой-нибудь богомол, пристально следящий за своей добычей и уверенный в том, что она от него не за что не ускользнет. – Мысленно вычеркните все пункты кроме сна и занятий с компьютером – это и будет ваш график на ближайшие семь дней. Увидимся через неделю, 639, и поправьте номерок. Цифры плохо видно.

– Пока, пока. Скучать не буду, – рассеянно буркнул я в ответ, щелкнув ногтем указательного пальца по поверхности жетона.

Знакомство с эпидемией

Зизимор, подходя к дверям, кивнул санитару и тот вместе с ним вышел из палаты. Уже закрывая дверь, Зизимор просунул голову в палату и самым милым образом напомнил мне:

– Не забывайте про компьютер, 639, – затем он исчез и резко захлопнул за собой дверь, быстро запрев ее на ключ.

Значит, неделя. Я посмотрел на свой пухленький живот и похлопал по нему. Вон какие волны пускает, то жирок в нем волнуется. Как раз на неделю хватит. После ухода Зизимора я остался лежать на кровати и смотреть в потолок, размышляя о том, какую все-таки выгоду имеет эта клиника, заставляя своих пациентов проводить целые дни за компьютером. Приблизительно через час после ухода Зизимора вдруг раздался голос сверху так, что я вздрогнул от неожиданности.

– Хватит валяться в кровати, 639. Включайте компьютер и играйте в игры, смотрите кино, читайте книжки.

Я повертел головой в поисках его источника и увидел те самые черные коробочки вокруг ламп, оказавшиеся небольшими динамиками и скрытой миниатюрной видеокамерой.

– Доктор Колыхаев? – уточнил я, узнавая его властный голос.

– Да, 639, это я. Я просто хочу вам сказать, что ваша лечебная диета продлевается еще на один час, – хладнокровно произнес голос.

– Эй! – возмущенно воскликнул я и, вскочив с кровати, задрал голову и выпученными глазами уставился в камеру. – Вы что тут все с ума посходили что ли?! Решили меня голодом заморить и в свои камеры смотреть, как я подыхать буду! То-то у вас санитары выглядят, как ходячие шкафы. Кто-то из них сейчас только что получил двойной ужин. Я что, по-вашему, должен НЕПРЕРЫВНО сидеть за компьютером?

– Это было бы в идеале, – на полном серьезе ответил Колыхаев, – но, к сожалению, пациенты должны время от времени прерываться на еду и сон, но вы знаете, некоторые из них добились значительных успехов! Они тратят на еду в целом, вы не поверите, всего десять-пятнадцать минут, а на сон у них уходит по четыре-пять часов в сутки. Мы очень поощряем такое рвение и пациенты, достигшие таких успехов, выпускаются из клиники раньше намеченного срока и успешно проходят подготовку.

– И выглядят при этом тощими покойниками с бледными физиономиями, синевой под глазами и нарушенной психикой. Вы мне лучше скажите, для чего вам все это надо?

– Что? – не понял Колыхаев.

– Не притворяйтесь дурачком. Зачем вы насильно прививаете людям такую зависимость от компьютера, что скорее всего, при выходе из вашей клиники они уже жить без него не могут?

– Поймите же, – со вздохом произнес Колыхаев, – с помощью компьютера пациенты в нашей клинике приводят свой мозг в порядок, очищают его от вредных влияний вирусов эпидемии. Когда пациент выходит из клиники, он чист как младенец… но хватит болтать. Садитесь за компьютер и занимайтесь лучше делом, иначе я буду вынужден познакомить вас с нашими «шкафами» поближе. Вы сами просили сэкономить вам пару лет, а теперь на что-то жалуетесь. Мы тоже, кстати, не можем ждать, когда у пациента возникнет желание лечиться, поэтому вынуждены прибегнуть к строжайшим требованиям к вам.

– Ах ты… – я поискал глазами, чем бы таким запустить в динамик и, схватив стул и прыгнув на кровать, со всего размаху трахнул им о ближайшую колонку. Динамик, как и стул, от удара нисколько не пострадал, но, по крайне мере, я теперь понял, почему динамики встроены в потолок, а стулья полностью металлические. Я хрипло заорал в полном неистовстве:

– Камер с динамиками по всем палатам наставили и думаете все можно, да?

– Плюс шесть часов голодовки, – строго сказал голос из динамиков.

– Одержимый маньяк, – процедил я сквозь зубы, слезая с кровати, но так, чтобы Колыхаев не услышал.

Делать было нечего, и я сел за компьютер. Первым делом я отыскал фильм, который начал смотреть, и продолжил с прерванного места. После общего ознакомления, из которого я ничего нового не узнал, так как уже все услышал от Колыхаева, началась более подробная история. Кадры показали вечерние улицы городов, по которым шли обычные люди, по дорогам ездили машины. Широкий проспект, высокие дома и неоновая реклама, что переливалась и искрилась на каждом шагу, навели меня на мысль, что показывают какой-то крупный мегаполис. Здания с гладкими стенами и матовыми большими окнами, судя по названиям различных фирм на их стенах, большей частью предназначались для обслуживания населения и шли вдоль дороги, разделенной на четыре полосы. Крупным планом (снимали уже днем) показали смеющеюся девушку-азиатку, которой молодой парень рассказывал что-то смешное и держал ее за руку. Потом они, не разнимая рук, куда-то пошли, удаляясь от камеры. Затем улыбающегося негра, одетого в белый передник на легкую зеленую рубашку. Он передавал пожилому белому человеку в строгом деловом костюме завернутый в бумажку хот-дог. После, камера прошлась по витринам магазинов, выставляющих напоказ свой товар: одежду с зазывающими плакатами всех цветов, которые обещали скидки до пятидесяти процентов и гарантировали самое лучшее качество, телевизоры с огромными экранами и так далее. Между витрин на улице устроились красные автоматы кока-колы, чередующиеся с передвижными холодильниками с мороженым. Рядом с каждым таким холодильником стояла продавщица в синей униформе. Некоторые из них курили сигареты. Дальше, ярким летним солнечным днем, с высоты птичьего полета был показан огромный зеленый парк с множеством коричневых дорожек для прогулок и извилистых тропинок, по которым не спеша прогуливались маленькие фигурки людей. Также люди сидели и отдыхали на скамейках, любуясь природой. Промелькнули дискотеки, набитые танцующими людьми, в которых играла громкая музыка, мигали разноцветные лучи и пятна света. Учителя, объясняющие уроки ученикам в классах. Полицейские, патрулирующие улицы. Пожарные, тренирующиеся в макетах, что имитировали горящее здание. Солдаты, шагающие в строе и орущие какую-то песню. Офисы, наполненные суетливыми служащими. Симфонический оркестр, играющий что-то печальное в большой зале с яркими желтыми люстрами под потолком. Бесчисленные полки супермаркетов, на которых было все, что только можно было пожелать. Бар, в котором за столами, заставленными пузатыми кружками пива, сидели толстые люди и все как один жадно смотрели футбол. Продемонстрировали природу: спокойные широкие реки, что равномерно несли свои воды среди зарослей тропических пронзительно-зеленых роскошных джунглей; ревущие, пенящие, стремительно падающие вниз километровые водопады; коричнево-зеленые горы, вершины которых купались в облаках; бескрайние моря и бесконечные степи. Показали мировую фауну: бегущее по саване стадо тонконогих антилоп; семейство панд с неуклюжим медвежонком, пытающимся перевалиться через голову; двух красно-зеленых попугаев ара, сидящих на ветке и жутко нахохлившихся; летящий в сером небе далекий клин журавлей; амурского тигра, греющегося на солнышке и развалившегося на теплом камне; бегемота, пускающего пузыри среди тины, недовольно отфыркивающегося и дергавшего одним ухом. Затем быстро прокрутили разные картинки: шесть чудес света, из которых большая часть дошла до нас только в виде изображений; памятники, музеи, рисунки да Винчи, скелет тираннозавра, фотография Эйнштейна, цепочки ДНК, концерт битлов, дистанционный пульт управления, микросхемы, ядерный гриб и прочее и прочее. Я жадно просматривал все эти чередующиеся кадры, надеясь хоть что-то вспомнить, но память наотрез отказывалась работать.

– Вот таким был наш прекрасный мир раньше. Мир, к которому мы так привыкли и в котором мы жили, – торжественно произнес голос за кадром (я подумал, что обладатель голоса, когда произносил эти слова, украдкой смахнул набежавшую слезу). Но вот на Землю пришла эпидемия, несущая смерть и разрушения и в несколько месяцев разрушившая нашу великую цивилизацию, которую мы создавали тысячелетиями.

Кадры на фоне в такт ритмичной ускоряющейся музыке еще больше убыстрились и убыстрялись до тех пор, пока не превратились в неразличимо мелькавшие пятна. Затем экран медленно погас и стал черным. На самом решающем аккорде резко замолкла и музыка. Чернота почти сразу отступила, и следующие эпизоды просто потрясли меня. Съемки зачастую были любительскими, и изображение скакало, становилось мутным или уходило куда-то вбок. Как прокомментировал голос за кадром, это были случайные съемки свидетелей происшествий, но именно они помогли восстановить в дальнейшем наиболее полную картину истории развития эпидемии. Эти кадры были ужасны и повергли меня в самый настоящий шок.

Первая видеосъемка велась из окна автомобиля и какая-то молоденькая светловолосая девчушка, одетая в темно-красную футболку и синие джинсы, заглядывала в боковое окно автомобиля с улицы и кокетничала прямо в камеру мобильного телефона, которую держал в руке водитель машины, строя забавные рожицы. Вдруг за ее спиной раздался то ли какой-то шум или крики, но девушка чего-то испугалась и резко обернулась назад. В следующее мгновение на ее спине появились три маленьких красных медленно расплывающихся пятнышка. Девушка прижалась к боковой дверце автомобиля и медленно сползла вниз. У входа в магазин (по вывеске я разглядел, что это был оружейный магазин) стоял какой-то худой бородач в длинном плаще и держал в руках автомат. Он что-то кричал. Снимавший, все еще машинально сжимая телефон в руке, открыл дверцу, выскочил наружу и обежал машину. Я успел лишь заметить тело убитой девушки, лежавшей на боку с замершим и перекошенным от ужаса лицом. По ее глазам я понял, что она успела только испугаться. Одежда на ее груди и животе была сплошь пропитана кровью. В этот момент телефон упал на асфальт и съемка прекратилась. Последний кадр, лежащего на асфальте телефона, – панорама чистого голубого неба, – застыл на месте. Эпизод был прокручен назад до того момента, как из магазина выскочил бородач с автоматом и камера «наехала» на него крупным планом. Я увидел лицо бородача. Оно было искажено переполнявшей его злостью или яростью, а в его обезумевшем ненормальном взгляде не осталось ничего человеческого.

– Это первая зарегистрированная жертва эпидемии, – с глубокой скорбью произнес голос за кадром. – Этот больной человек не ведал, что творил. Эпидемия пробудила в нем самые темные первобытные инстинкты и заставила поддаться им. Девушку, которая пала от его пуль, звали Александра Сантора. Ей было семнадцать лет. Как бы нам ни было трудно вспоминать те страшные дни, ознаменовавшие конец человечества, но мы специально решили показать вам всю правду, чтобы вы, также как и мы, видели, что сотворила с нашей цивилизацией эпидемия, неожиданно поразившая нас с небес, словно гнев Божий.

Я многое увидел в том фильме. Я увидел человека, спокойно идущего по улице и вдруг накинувшегося с ножом прямо на беременную женщину на глазах у ее пятилетней дочери и мужа. Я увидел группу подростков, что во дворе школы набросилась на учителя. На любительскую камеру все заснял один из нападавших. Я увидел, как один человек каким-то образом залез на самый купол церкви и вел оттуда огонь по людям, пока его не сняли снайперы спецслужб. Я увидел, как толпа озверевших фанатов громила рынок, находившийся рядом со стадионом. Одного из торговцев буквально втоптали в его собственный разрушенный лоток с одеждой и задушили платьем. Я увидел, как несколько полицейских избивали каких-то людей. Я увидел, как танки сравняли с землей небольшую деревню, въезжая прямо в стены деревянных домов. В одном из них находилась женщина с ребенком, в панике убежавшая в один из домов в поисках убежища. Много других, еще более ужасных кадров было показано в том фильме.

Последней была съемка, произведенная с вертолета, кружившего над небольшим городком. Вертолет так низко летел над крышами домов, что можно было различить перевернутые баки, разбросанный ветром мусор, разбитые витрины, чернеющие окна домов и валявшиеся на земле осколки стекла покрупнее, что яркими бликами отражали свет солнца. Столбы валялись вдоль и поперек дорог, раскидав оборванные провода по земле. В кадр попал перевернутый вместе с двумя прицепами трейлер, кабиной въехавший прямо в стеклянную витрину аптеки. Следом за ним я увидел поломанные детские качели, свернутые набок и поваленное металлическое ограждение. Во многих местах машины бестолково сгрудились в кучи, баррикадировав дороги и тротуар. Улицы города сперва показались мне пустынными, но вдруг я увидел бегущего куда-то человека в грязной одежде. Бегущий сжимал в руке обломок кирпича. Камера сфокусировалась на нем и проследила за ним до самого здания детского садика. Человек забежал на его территорию и скрылся в самом здании. Вертолет повернул влево, меняя район наблюдения, и продолжил кружить над городом.

В другой части города по одной из уличных дорог разрозненной группой шли люди. Они двигались очень медленно, как бы нехотя, словно шли в каком-то полусне. Они шли каждый сам по себе, полностью игнорируя друг друга. Вертолет кружил над этой странной группой и оператор то делал общий план, то снимал каждого зараженного в отдельности. Больные иногда натыкались друг на друга как бы сослепа, но затем, никак не отреагировав на это, продолжали свой путь в никуда. Некоторые бездумно стояли на одном месте, чаще всего перед дверьми подъездов или машинами, как будто что-то вспоминая. Я услышал, как пилот предложил лететь обратно, но тут ситуация переменилась так, что оператор попросил пилота сделать еще пару кругов над зараженными. Дело было в том, что из соседнего пустыря прямо через забор перелезали двое каких-то бродяг в совершенных лохмотьях. Они, спрыгнув на землю, огромными скачками побежали к группе вяло бредущих людей. У каждого в руках было сжато по топору. Началась самая настоящая мясорубка. Нападавшие остервенело, с ходу, били по сонным полумертвым беззащитным людям: мужчинам, женщинам, детям, старикам и те падали как снопы сена, не издавая при этом ни одного звука и совсем не сопротивляясь безжалостному нападению. Остальные люди никак не реагировали на это и спокойно продолжали медленно идти вперед или стоять на одном месте.

Я вырубил проигрыватель. Все, с меня было достаточно. Я просто не мог больше смотреть на то, что показывали на экране. Откуда, откуда взялось в людях столько жестокости, что они спокойно могут наброситься на более слабого и беззащитного? Неужели, Колыхаев рассказал мне правду и я сам мог быть одним из этих? От этих страшных мыслей я не знал куда деваться. Я мог вот так бегать с топором и убивать беззащитных людей? Что за безумие происходило за стенами клиники? Люди просто уничтожали друг друга без всякой видимой причины, просто потому, что кому-то так захотелось и он не справился со своими чувствами и инстинктами, как в дикие времена пещерных людей! Но сколько столетий мы пытались перевоспитать себя, переделать мир так, чтобы эти самые инстинкты в себе загасить, стать кем-то разумным и вдруг снова возвращаемся к тем временам, в которых царил один сплошной хаос и каждый выживал сам по себе! То, что показали мне в фильме, больше всего напоминало конец света. Да, Бог, если хочет наказать, просто лишает человека рассудка. Он долго терпел, но все-таки сделал это! Но я физически не мог поверить в то, что я увидел на экране монитора. Этого просто не могло быть! Все, что я увидел, было слишком страшно и ужасно, чтобы в это можно было вот так запросто поверить!

– Доктор, вы слышите меня? – крикнул я, обращаясь к камере на потолке.

– Да, 639, – с готовностью ответил Колыхаев, словно только и ожидал, что я его позову. – Говорите потише. Я вас прекрасно слышу.

– Я хочу сам убедиться в том, что я только что увидел, – медленно, по слогам произнес я. – Я требую, чтобы вы хотя бы временно выпустили меня из клиники.

Лечение началось

– Но я же вам все объяснил, – слегка вздохнул Колыхаев. – Без специальной процедуры подготовки это невозможно! А чтобы ее пройти, сначала необходимо было вколоть вам вакцину, которая ко всему прочему еще и адаптирует ваш организм к процессу подготовки. Давайте лучше закроем эту тему. Я понимаю, что все увиденное вызвало у вас шок и вам нужно оправиться. Садитесь за компьютер и немного отвлекитесь. Я считаю разговор оконченным. Не сядете сию минуту за компьютер, я буду вынужден использовать силу! – почти прикрикнул Колыхаев. – Непослушные пациенты мне вовсе не к чему и я не хочу зря отвлекаться от более важных проблем.

– Вы что, не понимаете! – заорал я. – Вы что, думаете, я идиот, чтобы сразу же поверить в то, что вы мне показали? Я не какой-нибудь свихнувшийся шизик, который подсознательно только и мечтает о подобном апокалипсисе! Нормальный человек никогда не поверит такому, пока сам не убедиться собственными глазами. Я ничего не помню. Моя память напрочь чиста, но мои мозги остались при мне! Вы слышите меня?!