Читать онлайн Властелин 5. Кто был никем бесплатно
Глава 1 За братушек в бой пойдем
– Мессир, вы уже читали сегодняшние газеты?! – запыхавшийся Карл Линдси вбежал в кабинет Хозяина потрясая пачкой газет.
– Нет, а что там такое? – улыбнулся Эдгар Пике, потому что еще вчера прекрасно знал, о чем напишут утренние газеты.
– Правительство опять украло у вас Ост-Индскую компанию! Посмотрите, что они пишут: они прекращают все права компании на территории империи Моголов, конфискуют все активы компании, а армию и служащих компании переподчиняют короне.
– И что из этого тебя так расстроило?
– Как что? Все! Мало того, что у вас украли компанию, вы бы знали кто представил проект указа королеве?
– И кто же этот злодей?
–Дизраэли!! А вы говорили, мессир, что он ваш человек. Выходит, он вас предал!
– Успокойся, Карл. Все в порядке. Это я дал Дизраэли проект указа.
– Но зачем?!
– Компания стала слишком дорого мне обходиться. Прибыль от торговых операций падает с каждым годом, а административные расходы только растут. Пока мы конкурировали с местными набобами и Великим Моголом, такие расходы были оправданы. Сейчас власть Компании над Индией почти полная, но расходы продолжают расти. А зачем они мне? Пусть эти расходы несет правительство.
– Но ведь они и активы компании конфискуют…
– Не страшно. Что там в этих активах? Торговые парусники? Не жалко. Им уже место на свалке. Здания факторий? Пусть забирают. Содержать такие дворцы слишком дорого. Мы снимем офисы поскромнее. Ну а денег в кассах и на счетах компании давно нет.
– Простите, мессир, но я помню, как вы мне говорили, что торговля с Востоком – это чуть ли не главный источник ваших доходов на протяжении двух с половиной тысяч лет. А теперь вы так просто отдаете ваше детище?
– Ост-Индская компания – это еще не вся торговля. Торговля была и до создания компании и будет после. Просто схема торговли с Востоком поменяется. Удерживать торговую монополию все сложнее. Рынки заполонила всякая мелкая шушера. Я не буду больше заниматься этой мышиной возней. Я буду производить и сдавать под фрахт торговые суда. Вот здесь у меня уже почти монополия.
– Простите меня, мессир.
– За что?
– За то, что мог подумать, что в мире может что-то происходить без вашего ведома.
– На первый раз прощаю, – без тени улыбки произнес Эдгар.
– Я пойду? – Линдси начал пятиться задом к двери.
– Нет. Раз уж ты пришел…Скажи в твоем Интернационале много русских? – говоря об Интернационале, Эдгар имел в виду «Международное товарищество рабочих», номинальным председателем которого был Карл Маркс.
– В России немного, мессир, а по Европе несколько сотен наберется. Больше всего в Швейцарии. Они там вокруг старика Бакунина кучкуются.
– Отлично. Мне нужно, чтобы русские поучаствовали в освободительной борьбе на Балканах. Лучше где-нибудь на границе с Австрией, в Боснии или Герцеговине.
– Простите, мессир, а разве там идет освободительная борьба?
– Пока нет, но скоро начнется.
– Когда мне выезжать в Швейцарию, мессир?
– Никуда выезжать не нужно. Пусть кто-то из русских приедет сюда, в Лондон и получит задание от самого Маркса.
– Я понял. Подключу Энгельса. Он в постоянной переписке с Германом Лопатиным из Швейцарского бюро Интернационала.
– Избавь меня от этих подробностей.
– Простите, мессир. Я пошел?
Отпустив Линдси мановением руки, Эдгар кинул взгляд на каминные часы. Часы показывали без пяти минут два. Через пять минут должен прийти премьер-министр Великобритании Бенджамин Дизраэли. Он первый в британской истории премьер еврейского происхождения. Стоило немалых усилий, чтобы протолкнуть его на этот пост.
Эдгар одновременно начал продвигать в политику его и Лайонела Ротшильда. Но Дизраэли двигался быстрее, благодаря тому, что в юности родители сподобились его окрестить.
Каминные часы не успели ударить второй раз, как в библиотеке появился мажордом и объявил о приходе премьера. Эдгар кивнул и распорядился:
– Пусть накрывают на стол, а сюда принесут бургундского.
В библиотеку с встревоженным видом вошел старик лет семидесяти с залысиной на лбу и грубыми чертами лица, на котором выделялся мясистый нос.
– Что-то случилось, мессир? – спросил он на ходу.
– Ты так спрашиваешь, будто спешишь.
– Так и есть, мессир.
– Ничего, дела не убегут. Пообедать ты же имеешь право? Садись, сейчас принесут аперитив.
Дизраэли уселся в кресло. В это время лакей принес бутылку бургундского, откупорил, налил в бокал и поставил рядом с гостем.
– Расскажи, что в Герцеговине?
– Пока туго, мессир. Мои люди вплотную работают со всеми воеводами, но те боятся. Они понимают, что в одиночку им османов не победить. А поддержать их пока никто не хочет.
– С кем они уже разговаривали?
– С черногорским князем Николой Негошем, с сербским князем Миланом Обреновичем и с русскими посланниками. Все безрезультатно. Вернее, князь Милан согласился, но требует миллион.
– Миллион чего?
– Ха-ха, он, похоже, и сам толком не знает. Наш посол для смеха его спрашивает: достаточно ли будет миллион франков? А князь с важным видом отвечает: да, достаточно.
– Заплатите ему.
– Но мессир, я…
– Я что, неясно выразился? Если он запросит миллион фунтов, то дайте ему миллион фунтов.
– Простите, мессир. Я немедленно этим займусь.
– И еще передай посланникам, что повстанцев поддержит Интернационал.
– Чем он может помочь?
– Мы создадим несколько интер-бригад и отправим в Герцеговину. Кроме этого, пообещай им самое современное оружие.
– Я понял, мессир. Сегодня же свяжусь по телеграфу со своими людьми.
– Идем, пообедаем.
За обедом Эдгар начал разговор с общих рассуждений:
– Нам нужно поджечь Балканы, Бен. Тогда Россия вынуждена будет помочь славянским народам. Она опять выступит в роли агрессора и настроит против себя все прогрессивное человечество.
– Простите, мессир, но вряд ли все. Мне кажется, Соединенные Штаты и Франция останутся в стороне.
– Почему ты так думаешь?
– После того, как Александр II продал американцам Аляску, их отношения перешли из просто союзнических в дружеские.
– А Франция?
– Франция сейчас на пороге новой войны с Германией. Французы этой войны страшно боятся и надеются исключительно на Россию, как сдерживающий фактор.
– Ты хорошо владеешь обстановкой. Но, заметь, я сказал: цивилизованное человечество. А разве страны, поддерживающие варваров, являются цивилизованными?
– С такой точки зрения я этот вопрос не рассматривал.
– Все вопросы надо рассматривать со всех точек зрения. Нужно привлечь к коалиции против России Германию и Австрию.
– Я поработаю над этим.
– Ладно, как ты думаешь, тебе удастся убедить королеву объявить войну России, если русские нападут на османов?
– Простите, мессир, но королева в последнее время категорически против войны. Да и мне трудно найти аргументы, чтобы ее убедить. Я никогда об этом не говорил, но мне как-то неуютно действовать, не зная общего замысла. Я и сам не понимаю, зачем нам война с Россией? Зачем мы возимся с Интернационалом? А если я не понимаю конечной цели, я могу допустить ошибку.
– Как же ты допустишь ошибку, если будешь делать то, что я скажу?
– Еще раз простите, мессир.
– Хотя, может, ты прав, и тебе следует знать больше. Ну, хорошо…. Я хочу, чтобы миром правили умные и достойные люди. Такие, как ты, Ротшильд, Линдси. Кто этому мешает? Остатки старой земельной аристократии, осколки монархий и самые опасные наши конкуренты – новая аристократия, те, кто владеет промышленным капиталом. С помощью России и Интернационала мы всех их уничтожим.
– Не совсем понял, мессир, как монархическая Россия будет действовать вместе с Интернационалом?
– Никак. Сначала в России победит революция, потом туда придет Интернационал и раздует пожар революции на весь мир. Но для этого Россия должна проиграть в войне.
– А не заденет ли этот пожар и нас, мессир?
– Как? Если мы будем указывать революционерам, кто есть враг революции?
– А не появится ли новый Робеспьер, который сам будет выбирать себе врагов?
– На любого робеспьера есть своя гильотина.
– Но сама революционная масса – она же не управляема!
– Напрасно ты так думаешь. Массой управляет идея. И первой идеей будет победа над их, то есть нашими, врагами. Как только массы их победят мы дадим им новую идею.
– Какую, например?
– Например, жить в коммуне в полной свободе от всего: от стыда, от совести, от любви. Мы загоним их в города-муравейники, дадим им право на труд и мечту о светлом будущем. После этого спокойно будем наблюдать со стороны, пока они не сожрут друг друга.
– Я все понял, мессир. Но, боюсь для королевы такие аргументы не сгодятся.
– Конечно не сгодятся. Ей достаточно знать, что русские угрожают нам на Востоке. Они уже захватили Хиву и Коканд и подошли вплотную к Афганистану. Это последний буфер перед Индией. Ты представляешь, что будет, если русские пробьют этот буфер?
– Новый Шелковый путь?
– Именно!
Дизраэли замолчал, обдумывая сказанное и отправляя в рот кусочки десерта.
– Это гениально, мессир! – наконец высказался он, – я мечтаю лишь об одном: дожить до воплощения ваших планов.
***
В Санкт-Петербург приехали с неофициальным визитом австрийский император Франц-Иосиф и Дьюла Андраши, фактический правитель Австрии при стареющем императоре. Андраши опровергал известную поговорку о невозможности усидеть на двух стульях. Он сидел на трех: премьер-министра, военного министра и министра иностранных дел Австрийской империи.
Сразу по прибытии, Андраши попросил канцлера Горчакова о встрече в формате «два на два» за одним столом. Горчаков передал эту просьбу царю, и уже к ужину высоких австрийских гостей пригласили на высочайшую аудиенцию.
– Ваше величество, надеюсь вы догадываетесь, что к столь неожиданному визиту нас вынудили чрезвычайные обстоятельства? – первым вступил в переговоры Франц-Иосиф.
– Что за обстоятельства, ваше величество? – спросил царь, переглянувшись с Горчаковым.
– Сейчас граф Андраши все подробно изложит. Прошу, граф, – кивнул австрийский император своему премьеру.
– Благодарю, сир, – заговорил Андраши, – итак, в Герцеговине местное ополчение изгнало турецких наместников и немногочисленные гарнизоны из всех воеводств. Османы спешно собирают армию и выдвигаются к границе Герцеговины. Мы не заинтересованы в разрастании конфликта на все Балканы, поэтому просим вас, ваше величество, воздержаться от поддержки восстания.
Александр II вопросительно взглянул на Горчакова.
– Если мы и поддерживаем освободительную борьбу братских славянских народов на Балканах, то только морально. Но, думаю, все и так знают, на чьей стороне наши симпатии. Что касается ответа на ваш вопрос, граф, наш посланник в Герцеговине категорически отверг предложение местных воевод о практической помощи восставшим – ответил российский канцлер.
– Тогда чем вы объясните присутствие в Герцеговине русских частей? – едва сдерживаясь спросил Франц-Иосиф.
– О чем вы, ваше величество? – искренне удивился Горчаков, – я официально заявляю, что ни одного подразделения русской армии в Герцеговине нет.
– А чем тогда вы объясните вот это? – Андраши вынул из папки и протянул Горчакову несколько бумажных листов.
Бегло просмотрев бумаги, Горчаков удивленно взглянул на Андраши:
– И что это за списки?
– Это списки русских в армии повстанцев.
– Откуда они у вас? И с чего вы взяли, что это русские?
– У нас есть свои люди в повстанческой армии.
– Ну, допустим, какие-то русские там и воюют, но Россия не имеет к этому никакого отношения. Мы не можем запретить, кому бы то ни было выезжать заграницу, и уж тем более не можем проследить, куда они деваются потом.
– А, собственно, что вас так всполошило, брат мой, – обратился царь к австрийскому императору, – разве вам самому не интересно, чтобы Герцеговина стала частью Австрии? Мы бы против этого не возражали.
– Нам интересно поддержание мира и спокойствия на Балканах! – высокопарно заявил Франц-Иосиф.
– Так и нам тоже, – спокойно отреагировал царь. – Вопрос только в том, способна ли османская Порта поддерживать этот мир или, напротив, ее присутствие на Балканах провоцирует беспорядки.
– Эти беспорядки – внутреннее дело Порты. Никакая третья сила не в праве вмешиваться во внутренний конфликт, – вклинился в разговор императоров Андраши.
– Я согласен с выдвинутым вами тезисом, – ответил ему Горчаков, – но он верен до момента, пока нет угрозы расползания конфликта за внутренние рамки.
– А вы считаете, такая угроза существует?
– Пока нет.
– Тогда нам следует обменяться обещаниями не вмешиваться в конфликт.
– Мы можем дать такое обещание, – сказал Горчаков.
– Ваше величество? – обратился Андраши к Александру II.
– Я согласен с канцлером.
– В таком случае, и мы даем обещание не вмешиваться в балканский конфликт – поспешил высказаться Франц-Иосиф.
После официальной части в честь высоких гостей был дан торжественный ужин, а на следующий день они уехали.
Царь вызвал Горчакова.
– Ты вот что, Александр Михайлович, передай-ка те списки, что нам австрийцы подсунули, в Третье отделение. Пусть они проверят, кто это больше нас с тобой за братьев славян радеет.
– Уже передал, государь. Но я и без них скажу. Это революционеры разных мастей: анархисты, чайковцы, землевольцы… И они не за братьев славян ратуют, а всюду суются, где борьба с властью начинается. Всех их объединяет организация, которая называется Интернационал.
– И что они хотят?
– Равенства. Они хотят всеобщего равенства. Равенства прав и доступа к благам.
– Но ведь это нонсенс! Все люди разные. У одних есть способности к созиданию, у других нет. Разве справедливо представлять им одинаковые блага?
– Так ведь те и мутят воду, государь, у кого способностей нет. Они и есть главные смутьяны.
– Ладно, накажу пусть ими Третье отделение занимается. Ты лучше скажи, сколько мы сможем мир в Европе удерживать?
– Будь моя воля, я бы совсем войны не допустил. Но боюсь есть кто-то, кто думает иначе.
– Бисмарк?
– Он. Берлинские газеты, как с цепи сорвались. Дескать, Франция вооружается и, если Германия не даст адекватного ответа, то французы вот-вот до Берлина дойдут. Фельдмаршал Мольтке твердит, что только превентивный удар по Франции спасет Германию от поражения.
– А может и впрямь французы готовятся реванш взять?
– Куда там, государь! Их посол ко мне каждый день, как на службу, ходит и умоляет остановить Бисмарка. У Франции еще старые раны не зажили, чтобы о новых помышлять.
– А не хотел бы ты, Александр Михайлович, в Эмс на воды съездить?
– Не переношу я эту тухлятину, государь.
– Подумаешь, тухлятина… Зато полезно. По пути завернем в Берлин. Я с дядей Вилли поговорю, ты – с Бисмарком.
– Если в этом смысле, можно и на воды.
Вскоре царский поезд покинул вокзал в Санкт-Петербурге и двинулся на Берлин. На вокзале германской столицы царя со свитой встречал Бисмарк. Торжественность минуты подчеркивал оркестр, который играл «Боже царя храни». Любопытствующая публика восторженно выкрикивала приветствия Александру II.
Почти сразу после этого начались переговоры. Причем, если императоры договорились между собой быстро, то канцлеры провели за столом переговоров два дня. Главный свой козырь Бисмарк приберег на конец. Он предложил обмен: Россия не вмешивается в конфликт Германия-Франция, а Германия и Австрия не вмешиваются в дела русских на Балканах. Но Горчаков легко побил этот козырь. Он ответил, что Россия и не собирается лезть в балканские дела. На первое место Россия ставит всеобщий мир в Европе, поэтому старается все конфликтные ситуации решать мирным путем.
В итоге новая общеевропейская война была отодвинута на неопределенный срок. Так думал Горчаков.
***
Лайонел Ротшильд вышел из своей резиденции Нью-Корт на Пикадилли, жестом остановил кучера, который кинулся открывать дверцу кареты, перешел пешком дорогу и направился вдоль улицы по противоположной стороне. Пройдя один квартал, он остановился у парадного входа ничем не приметного особняка и нажал на кнопку, торчащую прямо из стены.
Через несколько мгновений двери открыл лакей и, пропустив гостя внутрь, сказал: «Хозяин ждет».
Да, Хозяин. Теперь Лайонел принимал это безоговорочно.
Семь лет назад после похорон дяди Джеймса в Париже, его сын Альфонс подошел к Лайонелу и спросил:
– Слушай, а ты не знаешь, случайно некоего Эдгара Пике?
– Случайно знаю. А почему ты спрашиваешь?
– Я разбирал бумаги отца и нашел учредительные документы на «Общество Суэцкого канала».
– Может, «Всемирное общество…»?
– Нет именно «Общество…», причем закрытое. И в нем всего два учредителя: мой отец и этот Эдгар Пике. Я посмотрел его адрес, и оказалось, что он живет в Лондоне рядом с тобой.
– Интересно, – Лайонел даже не пытался скрыть удивления.
– Да, и, представь, отец там младший партнер.
– А какой капитал этой компании?
– В том то и дело, что никакой! В качестве капитала там числятся две бумаги: договор аренды участка под каналом и лицензия на строительство и эксплуатацию канала.
– Ты понимаешь, что это значит?
– Не совсем.
– Да то, что твой отец и Эдгар Пике – фактические владельцы канала.
– А теперь, получается, что один из владельцев – я?
– А можно взглянуть на эти лицензии?
– Я их не нашел. Все обыскал – этих документов нет.
Лайонел задумался, пытаясь отыскать разумные объяснения столь неожиданной новости, но так ничего и не придумав, произнес:
– Нам с тобой надо прокатиться до Лондона. Познакомлю тебя с твоим старшим партнером…
Эдгар Пике встретил кузенов Ротшильдов в своем замке Уэлдон.
– Я ждал вас, но не так скоро, – сказал он, – вы приехали узнать, где лицензии, связанные с каналом? Отвечу: у меня.
– Но, Эдгар, у меня и кроме этого есть вопросы, – Лайонел не спешил удивляться прозорливости своего друга. – Например, почему ты мне никогда не говорил, что знал дядю Джеймса?
– Да, Лайонел, я много от тебя скрывал. И этому были причины. Но сегодня все ваши вопросы разрешатся. Только у меня тоже есть вопрос. Хотите ли вы знать тайну, которую, кроме вас, во всем мире знают только двое из ныне живущих людей?
Ротшильды переглянулись и оба утвердительно кивнули головой. Эдгар поднял руки, щелкнул пальцами и… исчез. Кузены завертели головами в разные стороны, но хозяина дома нигде не было видно.
– Что за фокусы, Эдгар? Ты где? – заволновался Лайонел.
– Я здесь! – за спиной кузенов раздался голос, от которого они вздрогнули. Это был голос Джеймса Ротшильда.
Кузены одновременно обернулись и увидели Эдгара Пике, но это не был тот добродушный хозяин дома, который их встречал. На этот раз он внушал страх, от которого слабели коленки и застревал комок в горле.
Эдгар снова щелкнул пальцами и снова исчез. Но страх не исчезал.
– Я хочу уйти, – шепнул на ухо Лайонелу Альфонс.
Лайонел тоже хотел уйти, но не мог пошевелить даже языком. Внезапно страх прошел, а рядом раздался голос бабушки Гутле, добрый и, в то же время, строгий:
– Куда это вы собрались?
Перед кузенами стоял с приветливой улыбкой хозяин дома. Он был совсем не страшен, а, наоборот, излучал доброту и максимальную приветливость.
– Не удивляйтесь. Без этой маленькой демонстрации вы бы мне не поверили. В то, что я скажу, вообще трудно поверить. Вы все еще хотите знать тайну из тайн на Земле?
Ротшильды переглянулись и одновременно кивнули головами:
– Я тот, кого считают Сатаной, Шайтаном, Дьяволом, Иблисом, Люцифером и тому подобными исчадиями ада. Но это все сказки. Никакого ада, впрочем, как и рая, нет. Их придумал я. А я есть. Но я не злой дух и не падший ангел. Эту чушь про меня придумали церковники. Вот смотрите, как они все перевернули. Тот, кто заставляет людей страдать, ставит их на грань выживания, запрещает любые радости – добрый бог. А тот, кто говорит людям, богатейте, получайте удовольствия, цените красоту, гордитесь своими успехами – злой дьявол. Не кажется ли вам, что все должно быть наоборот?
Эдгар дал время своим гостям прийти в себя и продолжил:
– Хорошо, будем считать, последний вопрос был риторическим…
– Но как это возможно?! – у Лайонела, наконец получилось пошевелить языком, – получается, ты… вы бессмертный?
– А что тебя удивляет? Посмотри, кто из нас выглядит моложе? – на этих словах Эдгар встал рядом с Альфонсом.
Лайонел, лишь взглянув на стоящую рядом парочку, увидел то, о чем говорил Эдгар, (или как его теперь называть?). Альфонс выглядел на свои сорок лет. А Эдгару можно было с натяжкой дать тридцать. Как же он раньше этого не замечал? Ведь они знакомы с Пике уже…почти сорок лет. За это время сам Лайонел превратился в старика, а этому хоть бы что!
– Не называй меня «этот» даже в мыслях, – глядя в глаза старшему Ротшильду, сказал Эдгар.
– О, простите… я не знал…, – Лайонел совсем растерялся, поняв, что Эдгар читает его мысли.
– На первый раз прощаю. Предваряя ваш обоюдный вопрос, скажу: в мыслях можете называть меня Хозяин, Благодетель, Спаситель. Почему? Потому что, если бы я не сделал вашего деда придворным фактором курфюрста Гессен-Кассельского, а вашим отцам не дал заработать во время наполеоновских войн, вы до сих пор бы жили в какой-нибудь халупе Франкфуртского гетто. Так кто я для вас?
Пауза затянулась, и ее прервал молчавший до сих пор Альфонс:
– Вы наш Благодетель? Я один раз случайно подслушал разговор отца с Клаусом Кантом. Отец упоминал некоего Благодетеля…
– Клаус Кант работает на меня.
– Мне все ясно, – почти спокойно произнес Альфонс, – Суэцким каналом изначально владели вы… господин Благодетель.
– Обращайтесь ко мне «мессир». Ну, раз мы разобрались с вашим вопросом, давайте обсудим мой.
– Да, мессир, – одновременно ответили Ротшильды.
– Мне нужно, чтобы вы спровоцировали кредитный бум.
– Простите, мессир, но ведь бурный рост кредитов вызовет такой же рост промышленности, – попытался возразить Лайонел.
– Именно! – ответил Эдгар.
– Но ведь это значит, промышленники резко пойдут в гору, а они и так нас опережают по темпам роста. Разве нам не нужно их притормаживать?
– Нужно, Лайонел. Только сначала пусть они под возросший спрос разгонят свое производство, закупят станки, наберут рабочих, а потом мы резко обрубим кредитование и начнем взыскивать долги.
– Ух, ты! Красиво придумано, мессир! – восхитился Альфонс.
Все произошло, как предсказывал Хозяин. В течение пяти лет банки накачивали экономику кредитными деньгами, вызвав потребительский бум, а два года назад, в 1873 году резко прервали кредитную эмиссию и начали взыскивать долги. В США пошли еще дальше и ввели золотой стандарт.
Деньги стали дефицитом.
При этом темпы выпуска промышленной продукции по инерции продолжали расти, пока все склады не заполнились под крышу.
Вот уже два года промышленность в полном упадке. Мелкие производства разоряются и за бесценок продают свои активы более крупным. Эти пока выживают за счет накопленного «жирка». Знать бы еще, насколько их хватит? А то и банки Ротшильдов терпят убытки. И кто знает, у кого «жирок» толще?
Все это не очень нравилось Ротшильду, но что он мог поделать? У него больше не было собственной стратегии. У него даже собственной воли не было. Вот и сейчас он по первому зову прибежал в знакомый особняк на Пикадилли, еще не зная, что его ожидает: разнос за прошлые промахи или новые инструкции.
Лайонел отдал слуге трость, цилиндр и прошел в библиотеку, где в мягком кресле утопал Хозяин.
– Я получил вашу записку, мессир…– сказал Ротшильд.
– Да, Лайонел, я вот зачем тебя позвал. На днях к тебе обратится твой друг Дизраэли и попросит денег на покупку акций Суэцкого канала. Дай ему.
– Хорошо, мессир. Сколько?
–Четыре миллиона.
– Ого! А такие деньги не пробьют нашу денежную блокаду и не наводнят рынок?
– Эти деньги уйдут мне. Я пять лет через мелкие банки накачивал кредитами турецкого султана и египетского пашу. Месяц назад я потребовал возврата долга. Через неделю истекает срок. Денег они не нашли. У них единственный выход – продать свои активы. А кроме канала у них ничего ценного нет.
– А зачем Великобритании тратить огромные деньги на акции, которые все равно не дают контроля над каналом?
– Незачем. Но это работает на наш план: еще 4 миллиона фунтов стерлингов уйдут из экономики и усилят дефляцию.
Лайонел давно не удивлялся гениальным ходам Хозяина. А чему тут удивляться? Он же сам Дьявол! Он и не такое может придумать.
На следующий день к Ротшильду в Нью-Корт пришел на «чашку чая» премьер министр Великобритании Дизраэли и среди легкой болтовни ни о чем, он замаскировал свой главный вопрос:
– А кстати, Лайонел, какой максимальный кредит ты мог бы выдать?
– Смотря кому.
– Правительству Великобритании.
– Любой.
– Что значит «любой»? Например, 4 миллиона – сможешь?
– Смогу.
– А в какие сроки?
– Хоть завтра.
– Серьезно? Лайонел ты бы нас очень выручил! Нам предлагают выкупить акции Суэцкого канала. Но проблема в том, что деньги нужны срочно. Так я могу прислать к тебе министра финансов?
– Присылай.
– Прекрасно! Если у нас все удастся, я еще раз буду говорить с королевой об Энтони. Надеюсь теперь, она пожалует ему членство в Палате лордов.
– Ты знаешь, Бен, не нужно.
– Как ненужно?! Ты ведь столько сил на это потратил. А теперь есть реальный шанс.
– Я передумал.
– Тогда чего ты хочешь? Поверь, за то, что ты так выручил Англию, ты можешь просить, что угодно.
– С меня будет довольно процентов.
– Ну, как знаешь.
Премьер-министр ушел с двояким чувством. Он был рад, что исполнил свою миссию, но расстроился, что в ответ не смог порадовать друга.
На самом деле Лайонела Ротшильда уже давно ни что не радовало. Он прожил 67 лет. Из них, по меньшей мере, 40 лет он ощущал себя «пупом земли». Он знал, что он умней отца и даже умней дяди Джеймса. Он был уверен, что внес огромный вклад в процветание семейного бизнеса Ротшильдов. Его старшинство в семье безоговорочно приняли все братья и многочисленные кузены. Его семья была на вершине финансового могущества. Но ему этого было мало. Он добивался для своего брата должности пэра Англии, что вознесло бы Ротшильдов на самую вершину политической пирамиды.
Однако, все это было актуально до той памятной встречи с Эдгаром. Когда Лайонел узнал, кто такой Эдгар Пике, он долго не мог прийти в себя. Но когда в его голове все разложилось по полочкам, он осознал, что сорок лет был марионеткой в руках опытного кукловода. Его самооценка упала до суицидального уровня. Он с огромным трудом выполз из этого состояния. В конце концов, его кукловод – сам Дьявол, так чего переживать, что он дергает тебя за ниточки? Он все человечество дергает за ниточки.
И Лайонел Ротшильд смирился со своей новой участью.
Он продолжил вести семейный бизнес, продолжал выполнять поручения Эдгара, но все делал без огонька, не вкладывая душу. У такого его состояния был и большой плюс. Он больше не боялся умереть. А зачем нужна такая жизнь?
***
– Генерал Черняев в Белграде, государь! – к царю довольно резво, по старческим меркам, вошел канцлер Горчаков.
– Как в Белграде? Я же запретил выдавать ему заграничный паспорт!
– Не знаю как, но он там. И князь Милан Обренович назначил его командующим сербской армией. Я боюсь, они со дня на день объявят войну Турции.
– Этого нельзя допустить, Александр Михайлович. Срочно телеграфируйте в посольство, что Россия не поддержит Сербию в этой войне.
– Я уже отправил все инструкции послу, государь. Он должен встретиться с Черняевым и отговорить его от этой авантюры.
– Надо говорить не с Черняевым, а с князем. Пусть передаст ему мое твердое слово: я не вступлю в войну даже если османы войдут в Белград.
– Сей час же распоряжусь, государь.
– Постой… ты не думал, зачем князь Милан Обренович лезет на рожон? Восстания в Герцеговине и в Болгарии турки подавили. При этом, они не ставят под сомнение независимость Сербии. Почему Милан не вступил в войну, когда восстания были в разгаре? Ведь тогда бы у него было больше шансов на победу. Сейчас таких шансов просто нет.
– Я тоже над этим голову сломал, государь. Думаю, кому-то очень надо втянуть нас в войну. Кто-то хочет разыграть сценарий прошлой, Крымской кампании.
– Лондон?
– Думаю, да, государь.
– Зачем им это? Они же торговцы! А торговля у нас растет год от года. Мне докладывали на 140 миллионов рублей в прошлом году им товаров продали.
– А может они рассчитывают не покупать у нас, а даром забрать, как у Индии?
– Мы им не Индия. Глупо этого не понимать. А они не глупцы. Нет, не верю я, что англичане захотят еще раз судьбу испытать. А не может Австрия за этим стоять?
– Из Вены мне сообщают, что Андраши всеми силами старается сохранить мир на Балканах. Он сам встречался с сербским и черногорским князьями и предостерег их от агрессивных действий.
– Кто может знать, о чем он на самом деле с ними говорил?
– Тоже верно, государь. Но зачем они тогда сюда приезжали и отговаривали нас от войны?
– Чтобы быть свободными от всех обязательств и выступить на стороне победителя.
– Не совсем понял, государь.
– Ну смотри, они втягивают нас в войну с помощью Сербии или Черногории и ждут, кто начнет побеждать. Если победим мы, они напомнят нам о наших обязательствах и потребуют уступок. Например, захотят Герцеговину с Боснией в придачу. Если победа засветит туркам, Австрия выступит на их стороне и отберет наш протекторат над Балканами.
– А что… очень может быть, государь! Я немедленно телеграфирую послу. Пусть отработает эту версию.
– Я тебя попрошу, Александр Михайлович к завтрашнему Государственному совету подготовить аргументы, почему нам опасна война.
– Слушаюсь, государь.
Царь отпустил Горчакова, откинулся на спинку мягкого стула и закрыл глаза. Он пытался собрать обрывки мыслей в цельную картину. Его интересовал лишь один вопрос: кто и зачем раз за разом втягивает Россию в войны?
Раздумья Российского императора прервал шеф Третьего отделения Николай Владимирович Мезенцев. Он вошел с встревоженным видом и попросил разрешения зачитать важные сведения.
Царь включился в доклад жандармского начальника на словах:
«… за это время в пределы Российской империи вернулись 149 человек, состоящих в различных революционных организациях. В том числе 42 члена «Земли и воли», 39 анархистов, 12 чайковцев, 11 петрашевцев, 4 нечаевца. Принадлежность остальных не установлена. Однако, установлено, что 131 человек из этих вернувшихся фигурировал в списках, якобы участников восстания в Герцеговине, предоставленных в 1875 году австрийской стороной».
– Почему якобы, Николай Владимирович? У вас что, есть какие-то сомнения?
– У меня всегда сомнения, государь, пока сведения не станут достоверными.
– И когда же они для вас станут достоверными?
– Когда я получу подтверждение, хотя бы еще из одного источника.
– Какого, например?
– По этому поводу у меня есть предложение, ваше величество.
– Что за предложение?
– Нам надобно внедрить в каждую революционную организацию своих агентов. Тогда мы бы все знали наверняка об их деятельности и об их руководстве. Кроме того, мы бы заранее узнавали о всех их планах и могли предотвратить беззаконие и беспорядки.
– Хорошо, Николай Владимирович, изложите эту идею в письменном виде и доложите завтра на Государственном совете.
– Слушаюсь, ваше величество.
– А скажите, их что действительно так много?
– Кого, государь?
– Ну этих ваших петрашевцев-нечаевцев?
– Этих, как раз, немного, ваше величество. Сейчас у них в моде «Земля и Воля» и Бакунин со своим анархизмом.
– Хорошо, жду вас завтра на Совете.
Но на состоявшемся на следующий день Государственном совете идеи Мезенцева не нашли отклика. Они показались присутствующим настолько незначительными, что не стоило отвлекать на них внимание. Все внимание членов совета было приковано к другой теме – теме войны с Османской империей.
Военный министр Милютин Дмитрий Алексеевич в своем эмоциональном докладе обрисовал ужасающую картину страданий балканских народов после подавления турками восстаний в Герцеговине и Болгарии.
– Если сейчас Россия останется в стороне, то все в мире решат, что мы испугались, а с теми, кто боится войны, никто не считается, – завершил он свой доклад.
Слово взял канцлер Горчаков.
– Скажите, Дмитрий Алексеевич, со сколькими государствами сейчас Россия готова воевать? – задал он неожиданный вопрос.
– Простите, Александр Михайлович, но при чем здесь это? Мы ведь обсуждаем войну с османами, – возразил министр.
– При том, что, как только мы введем войска на Балканы, нас немедленно объявят агрессорами и ополчатся против нас. Британия и Австрия только и ждут этого момента.
– Я читал английские газеты, – продолжал спорить Милютин, – так вот, они пишут: куда смотрят русские, когда их братьев славян режут целыми селами. Несомненно, что общественное мнение в Англии целиком на стороне балканских народов. А после резни, устроенной турками в болгарском селе Батак, этот факт стал очевидным.
– Не обольщайтесь, Дмитрий Алексеевич. Все не так очевидно, как вам кажется. Перед Крымской кампанией все было точно так же. Более того, Россия получила заверения от британского посла в Санкт-Петербурге, что в случае войны России с османами, Британия останется нейтральной. Эту же самую мысль британский премьер лично подтвердил нашему послу в Лондоне. А что получилось на деле? Стоило нашим войскам перейти Дунай, мгновенно «общественное мнение» переменилось на противоположное. Нам пришлось воевать почти со всей Европой. Вот я вас и спрашиваю: мы готовы воевать со всей Европой?
– Понадобится, так и против Европы выстоим. Против Бонапарта выстояли, хоть он и ловок в войне был, не чета нынешним.
– Выстоять-то мы выстоим, только ценой огромных, а главное, бессмысленных жертв.
– Что вы предлагаете, Александр Михайлович? Нам плюнули в лицо! А вы предлагаете смолчать и утереться?
– Вот не нужно здесь ваших эпитетов, – раздраженно ответил Горчаков. – Мы не говорим, что ненужно реагировать. Великому визирю в Константинополе вручен ультиматум: Порта немедленно прекращает репрессии в отношении населения бунтовавших провинций и объявляет амнистию повстанцам. Иначе Россия встанет на их защиту.
– И что вам ответили? – с заинтересованным видом спросил военный министр.
– Пока не ответили.
– Ну вот видите! И не ответят.
Возникла пауза, которой воспользовался министр финансов. Он сказал, что денег на войну нет, и не предвидится.
После царь подвел итог дискуссии.
– Вам, Александр Михайлович, – сказал он, – надлежит продолжить усилия по мирному разрешению конфликта на Балканах, а вы, Дмитрий Алексеевич, продолжайте готовить армию к войне без шума и объявления мобилизации.
После этого все собрались разойтись, но царь заметил, как начальник Третьего отделения Мезенцев делает ему знаки.
– Да еще, господа, не расходитесь, – сказал он, – Николай Владимирович подготовил нам доклад. Давайте его выслушаем.
Мезенцев начал говорить, что враг внутренний не менее опасен, чем враг внешний. Он перечислил революционные организации в России, выдал свои предложения по мерам борьбы с ними и попросил увеличить финансирование Третьего отделения.
Министр финансов категорично отверг эту просьбу, приведя типичный для своей должности аргумент: денег нет.
Остальные его поддержали. Революционная опасность не казалась им настолько актуальной.
Через день пришла депеша от русского посла в Константинополе Игнатьева. Турки согласились с ультиматумом России. Горчаков немедленно сообщил об этом царю. Казалось, что балканский конфликт на этом исчерпан.
***
Но неожиданно для всех, сербский князь Милан Обренович объявил войну Османской империи. Его поддержал черногорский князь Никола Негош.
Для любого здравомыслящего человека это был безумный и ничем не оправданный шаг. Здравомыслящие люди просто не знали, что князь Милан получил заветный миллион франков, переданный ему британским премьером Дизраэли через английского агента в Белграде.
Не знал этого и Никола Негош. Милан Обренович на личной встрече убедил своего соседа, что им обещана помощь России в случае, если они начнут войну с турками.
– Русский император уже прислал мне своего генерала Черняева, – сказал он, – и я намерен поставить его во главе сербского войска.
– Какой бы ни был генерал, но его одного недостаточно для победы над турками, – возразил черногорский князь.
– В этом вы правы. Но, кроме этого, к нам идет пятитысячный отряд отборных русских воинов. И еще, у меня твердое заверение русского канцлера. Россия выступит на нашей стороне после первых наших боестолкновений с османами.
Аргументы князя Милана показались убедительными для князя Николы, и они договорились объявить войну одновременно.
Война обернулась для Сербии катастрофой. Едва сербское войско вступило на земли Османской империи, как получило мощнейший отпор. Турецкая армия на этом направлении превосходила сербов и по численности, и в вооружении. Сербы ринулись в отступление. Под угрозой оказался Белград.
Милан Обренович по телеграфу обратился к русскому царю:
«Умоляю, ваше величество, не дайте туркам погубить Сербию, не дайте им войти в Белград…»
Царь отреагировал немедленно. Султану был предъявлен ультиматум: турки выводят войска в свои пределы и садятся за стол переговоров с Сербией и Черногорией. Иначе война.
Султан Абдул-Хамид, взошедший на престол всего два месяца назад, посчитал такое требование унизительным. Но великий визирь Недим-паша всячески старался убедить султана принять условия ультиматума. «Война с русскими обернется для нас тяжелейшим поражением, ваше величество, – говорил визирь, – которое окажется для нас в сто крат горше, чем любое унижение».
Султан не принимал такого взгляда. Проиграв сильному сопернику, ты не теряешь достоинства. А вот унижение перед врагом достойно лишь презрения.
Неожиданный выход предложил Мидхат-паша, бывший великим визирем еще при отце султана. Он посоветовал принять ультиматум с условием, что в переговорах будут участвовать великие державы в качестве посредников. Абдул-Хамид ухватился за эту идею. Она позволяла избежать войны с русскими без унижения.
Султан отправил Недима-пашу в отставку, а на его место назначил старенького Рюшди-пашу, который становился великим визирем в пятый раз. Новый-старый визирь сильно разочаровал султана. Старик в последнее время сильно сдал и вряд ли мог оказаться полезным в это трудное время. Но кто тогда? Мидхат? Вот его бы Абдул-Хамид хотел бы видеть возле себя в последнюю очередь. У султана было подозрение, пока бездоказательное, что именно Мидхат-паша возглавлял заговор против его отца. Ему бы следовало отрубить голову, а не назначать великим визирем. Но у него неплохие связи в Британии, а это сегодня единственный противовес русским.
Абдул-Хамид преодолел отвращение к Мидхату-паше и назначил его на высшую должность в империи. С помощью Британии султан рассчитывал избежать войны с Россией и одновременно воспользоваться плодами своей победы над Сербией. Но он сильно просчитался.
Еще до начала конференции в Константинополе послы «великих держав» выработали согласованные требования к Турции. Самыми скромными оказались требования России. Она лишь требовала оставить статус-кво для Сербии и Черногории и предоставить широкую автономию Боснии и Герцеговине, а также Болгарии в составе Османской империи.
Британцы пошли намного дальше. Они потребовали провести в Османской империи либеральные реформы, принять конституцию, уравнять в правах христиан с мусульманами.
Султан узнал о требованиях великих держав на следующий день от Мидхата-паши. А тот в свою очередь от британского посла.
Султан растерялся. Он не ожидал такого давления со всех сторон. Он не проиграл войны. Это он должен диктовать условия! А с ним ведут себя, как с побежденным.
– Это так нам помогают твои англичане?! – наорал он на визиря, – какое им дело до нашей конституции?! Ты понимаешь, что это требование нас унижает?
– Я думаю, ваше величество, надо упредить их требования и принять конституцию. Тогда они будут выглядеть глупо, а мы сохраним лицо. Ведь мы примем конституцию добровольно, а не под давлением, – ответил Мидхат-паша.
Султан задумался. В словах визиря была логика. Но Абдул-Хамид не верил визирю. Тот давно, после того, как съездил в Лондон, начал проталкивать проект своей конституции. Отец султана Абдул-Азиз ее отверг и был убит. Его старший брат тоже отказался принимать конституцию и угодил в почетное заключение, как невменяемый.
Султан был почти уверен, что за этими переворотами стоит Мидхат. Тогда он предатель, играющий на стороне Британии. Поэтому он и подталкивает к принятию конституции.
Но суть в том, что нет другого выхода. Противопоставить себя всем великим державам – это конец империи. Придется соглашаться.
– Хорошо, Мидхат, я соглашусь с твоим мудрым советом, – мягким, почти ласковым голосом произнес султан, – неси свой проект.
Конституцию успели принять до начала конференции. Это позволило султану тянуть время с рассмотрением требований ультиматума. Он говорил, что теперь, когда он ограничен в своих правах конституцией, он не может принимать такие решения единолично. Требования ультиматума должен рассмотреть меджлис (парламент). Его вот-вот должны избрать. Но на деле, выборы постоянно переносились, заставляя нервничать участников конференции.
В конце концов, посол Великобритании резко возмутился таким поведением султана и в знак протеста покинул страну. Его примеру последовали и послы других великих держав.
Султан ждал объявления войны в этот же день, поэтому со страхом взирал на приближающегося к трону великого визиря, который попросил срочной аудиенции. Когда визирь подошел поближе, султан увидел на его лице улыбку. Он что сошел с ума?
– Говори! – в раздражении приказал султан.
– Ваше величество, – склонился в глубоком поклоне визирь, – я принес радостную весть. Перед своим отъездом английский посол заглянул ко мне и наговорил много слов, способных усладить ваш слух.
– Что же он такого сказал? – заинтересовался султан.
– Он сказал, что демарш Британии вовсе не означает разрыв дружбы между нашими странами. Напротив, Британия окажет нам всяческую поддержку в случае агрессии против нас России.
– Ну, и чему ты радуешься?! – разозлился султан, – тому, что Британия толкает нас на войну с Россией? Зачем нам это? Если бы ты не посоветовал пригласить великие державы в Стамбул, мы с русскими легко бы договорились. Они фактически ничего не требовали. Они согласились бы все оставить, как до войны с сербами.
– Осмелюсь возразить, ваше величество, – не испугался визирь. – Русские не успокоятся, пока не отберут у нас Босфор и Дарданеллы. Так лучше воевать с ними при поддержке Британии, чем в одиночку.
– Чем Британия обещает помочь? – начал успокаиваться Абдул-Хамид.
– Оружием, деньгами и военными консультантами, – ваше величество. Они уже закупили дальнобойные орудия на германском заводе Круппа. Два транспорта с пушками и винтовками могут отправиться к нам хоть сегодня. Требуется только ваше согласие.
– Значит, они уверены, что мы будем воевать с русскими?
– Не в этом дело, ваше величество. Если вы откажетесь, они найдут другого покупателя. Просто вам они предлагают первому.
– Ступай, я подумаю. Пришли ко мне в кабинет переводчика с русского и свежие русские газеты.
– Слушаюсь, ваше величество, – пятясь спиной к двери и беспрестанно кланяясь, произнес Мидхат-паша.
Султан встал с мягкого трона и пошел в свой кабинет. Через пять минут там появился переводчик с кипой газет подмышкой.
То, что султан узнал из Санкт-Петербургских газет, поразило его до глубины души. Одни заголовки чего стоили! «Освободим наших братьев-славян от турецкого ига», «Балканы должны стать православными» «Когда уже Босфор и Дарданеллы станут русскими?» «Султан еще пожалеет, что не принял ультиматум» и все в том же духе.
Через два часа Абдул-Хамид отпустил переводчика, вызвал великого визиря и приказал дать добро англичанам на отправку транспортов с оружием.
Как только транспорты вошли в Мраморное море, султан отправил Мидхата-пашу в отставку и посадил под домашний арест. Новому визирю Эдхему-паше он поручил провести тайное расследование на предмет причастности Мидхата-паши к заговору против отца.
Но осуществить задуманное не удалось. Уже на следующий день через британское посольство на имя султана пришла телеграмма, подписанная королевой Викторией. В мягких выражениях она советовала не наказывать Мидхата-пашу, сделавшего так много для установления дружбы между Великобританией и Османской империей. В залог этой дружбы королева просила выслать опального визиря в Лондон.
Султан вынужден был согласиться. Сегодня поддержка Британии была важнее планов мести. Нельзя терять такого союзника. Россия не Сербия. В одиночку с ней не справиться. Мидхата-пашу освободили из-под ареста и выслали из страны.
Началась подготовка к войне.
Вместе с оружием в Стамбул прибыл английский военный атташе. С собой он захватил два десятка военных советников. У них случайно оказался готовый план кампании против русских.
Согласно этому плану, русская армия должна была потерпеть поражение, даже не вступив на территорию Османской империи. Для этого предлагалось не дать русским форсировать Дунай. На Дунае у русских не было кораблей, если не считать двух оснащенных пушками пароходов. Зато у турок в бухтах крепостей стояли броненосцы, плавучие крепости, канонерки и катера. Обладая таким преимуществом можно сколь угодно долго разрушать любые попытки неприятеля переправиться на турецкий берег.
Но уж если каким-то чудом русская армия переправится через Дунай, она попадет в ловушку. Придунайские крепости Шумла, Рущук, Силистрия срочно оснащались дальнобойными орудиями. Гарнизоны крепостей наряду с длинноствольными винтовками вооружались скорострельными магазинными карабинами. Эта комбинация позволяла вести плотный огонь как на дальних подступах, так и в ближнем бою.
Неподалеку от крепостей располагалась стотысячная резервная армия, готовая в течение одного дня прийти на помощь любой из крепостей. И это еще не все. Пусть даже русские невероятным образом преодолеют и эту преграду, на их пути станет неприступная крепость Варна.
План понравился султану. Приятным в нем было еще и то, что англичане все работы проводили за свои деньги. Ну и что, что в долг! После победы русские выплатят контрибуцию, вот ей он рассчитается. В своей победе султан уже не сомневался. Поэтому он с нетерпением ждал объявления войны русским царем. И дождался.
В конце апреля 1877 года в своем манифесте царь Александр II объявил войну Османской империи. Значит, по всем расчетам недели через две русская армия выйдет на берег Дуная и получит то, что заслуживает.
Дни султана проходили в радостном возбуждении. Но уже в начале мая с Дуная начали приходить нерадостные вести. Первой жертвой войны стал турецкий броненосец. Самое невероятное, что он был полностью уничтожен одним выстрелом мортиры с берега. Разрывная граната пролетела по навесной траектории, пробила палубу и взорвалась в трюме с боеприпасами. Броненосец потонул в считанные часы.
Дальше-хуже. Непонятно каким образом на Дунае появились русские минные катера. Мало того, что они перегородили реку минами, лишив турецкие корабли возможности маневра, они еще имели наглость по ночам приближаться к ним и устанавливать мины прямо у корпуса. При этом сами оставались неуязвимыми. Их обнаруживали слишком близко от корабля, чтобы обстреливать из пушек, а от винтовочных пуль они были защищены бронелистами и мешками с песком. Таким образом были уничтожены две плавучие крепости и еще один броненосец. А после того, как еще один корабль подорвался на мине, турки прекратили патрулирование русла Дуная и укрыли корабли в крепостных бухтах. Господство на реке было утрачено полностью.
Султан вызвал к себе британского военного атташе.
– Что вы мне обещали?! – начал он разговор на повышенных тонах, – ни одна русская лодка не достигнет середины реки? А что в итоге? Наши корабли не могут покинуть своих бухт! Так работает ваш план?
– Стоит ли так переживать, ваше величество? – сдержанно ответил англичанин, – наоборот, все стало еще лучше.
– Вот как?! Объяснитесь!
– Русские раскрыли свои планы. Теперь мы точно знаем, где они планируют переправу. Вот смотрите, – военный атташе развернул принесенную с собой карту, – первый корабль они подбили вот здесь, второй и третий – здесь и здесь. Вот здесь и здесь у них минные заграждения. На какую это наводит мысль?
– И на какую?
– Они расчищают себе место для переправы. Вот здесь, в районе крепости Рущук, они будут пытаться форсировать Дунай. А минные заграждения они установили, чтобы корабли из других крепостей не смогли им помешать.
– Может быть, может быть, – задумчиво произнес султан. – Если это так, то что вы намерены делать?
– Я хочу просить ваше величество перебросить под Рущук резервную армию.
– Вы полностью уверены, что просчитали русских?
– На 90 процентов, ваше величество.
– Вот, когда будете уверены на 100, тогда и перебросим.
Вскоре пришло известие: русские начали массированный обстрел турецкого берега в районе крепости Рущук. Все сомнения отпали. Резервная армия получила приказ выдвигаться под Рущук. В это время русские силами до батальона пытались форсировать Дунай. Они спускали на воду несколько десятков шлюпок и плотов и гребли к турецкому берегу. Но как только вблизи разрывался снаряд, они разворачивались и укрывались на своем берегу. Турки и англичане вовсю потешались над трусостью русских.
В это время уже целая русская дивизия переправилась на турецкий берег в районе Никополя. Небольшой заградительный турецкий отряд был рассеян в одно мгновение.
Лишь узнав об этом, великий визирь Эдхем-паша двинул резервную армию навстречу русским. Но когда турки достигли плацдарма русских и попытались скинуть авангардную дивизию в реку, то оказалось, что русских на этом плацдарме уже не дивизия, а целая армия, сравнимая по численности с турецкой.
После безуспешной атаки Эдхем-паша приказал отступить под защиту крепостей, а русские продолжили переправу по наведенным понтонным мостам
Вскоре эти новости достигли ставки султана в Стамбуле. Он немедленно созвал военный совет, на котором в первую очередь устроил разнос британскому военному атташе.
– Да, я ошибся, я недооценил русских, – не стал оправдываться англичанин, – но что сделано, то сделано. Надо срочно исправлять ситуацию.
– Как?! – взъярился султан.
– Надо срочно перебросить в Плевну отряд, который сейчас прикрывает сербское направление. Если русские возьмут Плевну, им откроется дорога на Софию.
– А если Сербия вступит в войну?
– Меня заверили из Лондона, что такого не произойдет.
– Хорошо. Я отдам приказ Осману-паше. Но у него только 15 тысяч.
– Нужно перебросить туда все резервы. Надо удержать Плевну хотя бы на два месяца. Меня заверили, что готов к отправке наш шестидесятитысячный экспедиционный корпус. Через два месяца наши войска будут в Стамбуле.
Это известие обрадовало султана. Если Британия вступит в войну, еще не все потеряно. Россия получит повторение Крымской войны. И тогда он, как победитель, не будет с ними миндальничать. Он заберет у русских все северное Причерноморье, включая Кавказ. И пусть тогда внутренняя оппозиция только поднимет голову!
Абдул-Хамид размечтался и прослушал обращенный к нему вопрос военного атташе.
– Что вы сказали? – переспросил он.
– Я сказал, что еще нужно усилить заслон на Шипкинском перевале хотя бы корпусом. Вы можете выделить корпус из внутренней армии?
– Да я распоряжусь.
Отправленное подкрепление опоздало к Шипкинскому перевалу на два дня. Перевал уже был занят русскими. Попытки выбить их оттуда ни к чему не привели.
Зато Осман-паша успел в Плевну на день раньше основных русских сил. Вскоре к нему прибыло подкрепление, и гарнизон крепости усилился до пятидесяти тысяч. С таким войском и новейшим вооружением он успешно отбивал атаки русских.
Прошло два месяца. Плевна держалась, хоть и была взята в осаду русской армией. В Стамбуле ждали прибытие английского экспедиционного корпуса. Но так и не дождались.
Королева Виктория не решилась выступить на стороне Османской империи, несмотря на все уговоры Дизраэли. Виной тому была волна общественного возмущения, поднятая либеральной оппозицией во главе с Гладстоном. Он напомнил англичанам о зверствах османов в Болгарии, о резне в селе Батак и задал вопрос: разве может просвещенная страна помогать таким извергам? В Лондоне начались антивоенные протесты с требованиями прекратить помощь Турции.
Все, на что смог Дизраэли уговорить королеву, это отправить к Босфору морскую эскадру. Это на случай, если русские после неминуемой победы захотят оставить проливы за собой.
Когда султан узнал, что Британия в войну не вступит, он впал в глубокую депрессию. Он передал командование великому визирю. Эдхем-паша, который с трудом смог вырваться в Стамбул из блокированной русскими резервной армии, попытался прорвать осаду Плевны извне. Он отправил туда последние стратегические резервы. Но русские отбили все атаки.
Плевна держалась до конца ноября. Когда в городе начался голод, Осман–паша решился на прорыв блокады. Безуспешно. Потеряв шесть тысяч убитыми, турки вернулись в город и вскоре выставили на стенах белые флаги.
Падение Плевны надломило волю к сопротивлению остатков турецкой армии. Лишь Шипкинский отряд дал бой. Но был разбит.
Русская армия продолжила победное шествие на Константинополь.
***
Александр II стоял у окна своего кабинета в Зимнем дворце и смотрел на тихо падающие хлопьями снежинки, укрывающие белым покрывалом голые деревья и кустарники дворцового сада. От этой картины веяло умиротворением и покоем. Хаос, владевший сознанием царя в последнее время, начал отступать. К нему постепенно возвращалась способность рассуждать здраво.
Что такого собственно произошло? Всего-на-всего его ожидания не совпали с действительностью. Он ожидал, вернувшись в столицу после взятия Плевны, хотя бы молчаливого одобрения своих подданных. Ведь во многом именно пресловутое «общественное мнение» подтолкнуло его к войне. И оно же теперь его осуждает! Теперь, когда в победе уже нет никаких сомнений! Ему ставят в вину и большие потери в русской армии, и затянувшуюся кампанию, и дипломатические просчеты.
Да, он согласен. Он царь и несет ответственность за все. Но он не Бог! Он не может все предвидеть. У него были ошибки, но он их исправлял и, в итоге, добился победы. Так в чем его вина?
Александр вспоминал тот ужасный день после третьего неудачного штурма Плевны. Он ходил вдоль бесчисленных рядов раненых, лежащих прямо на земле вокруг палаток полевого госпиталя. Царь, как мог, подбадривал солдат и чувствовал их благодарный отклик. Он сам взвалил на себя эту миссию. Ежедневное его присутствие в госпиталях, вид кровавых ран и умирающих людей отнимали почти всю душевную энергию государя. Он всего за три месяца сильно осунулся и постарел. Но царь не видел себе другого применения в этой войне.
Он назначил главнокомандующим своего брата Николая. Николай считался в царской семье самым опытным военачальником. Он участвовал в Крымской войне, оборонял Севастополь. Кому ж, как не ему, было возглавить русскую армию? На себя же Александр возложил заботу о боевом духе солдат и офицеров. Его появление в войсках перед боем и в госпиталях всегда встречало восторженную радость русских воинов.
Обходя раненых, царь увидел спешащего к нему военного министра Милютина.
– Вы должны вмешаться, государь! – еще не дойдя до царя, в сильном волнении заговорил министр.
– Давайте отойдем, Дмитрий Алексеевич, – Александр увлек Милютина за границы госпиталя, – что случилось?
– Главнокомандующий приказал готовиться к отступлению! – возбужденно сказал министр, – но этого категорически нельзя делать, ваше величество!
– Почему?
– Так ведь это мы наступаем! У врага нет сил даже на контратаки. Как можно отступать, если на нас никто не наступает?!
– Вы видели сколько раненых? Еще один штурм, и у нас не останется армии.
– Так я уже после первого штурма предлагал блокировать Плевну и идти дальше, но главнокомандующий…
– Да, я это помню, – перебил его царь, – а сейчас что вы предлагаете?
– Надо прекратить бессмысленные штурмы, обойти крепость с тыла, отсечь от снабжения и начать осаду.
– Вы уверены, что это приведет к успеху?
– Ничуть не сомневаюсь, государь!
– Хорошо. Объявите на сегодня военный совет от моего имени.
На военном совете Александр своим решением отменил приказ главнокомандующего об отступлении и приказал начать осаду Плевны.
На исходе четвертого месяца осады из Санкт-Петербурга прибыл флигель-адъютант царя и привез тревожные новости. В столице растет недовольство царем. Его обвиняют то в медленном продвижении, то в многочисленных жертвах. Ему ставят в вину провал дипломатии в отношении Сербии. Дескать, князь Милан Обренович так и не вступил в войну и не отвлек на себя турецкие силы. Это позволило перебросить под Плевну с сербского участка отряд Османа-паши.
Возросло количество крестьянских бунтов в Поволжье и Черноземье – виноват царь. Не хватает хлеба в столице – виноват царь.
Но что хуже всего, эти темы обсуждаются не только в прессе и в среде интеллигенции. В этом же духе ведутся беседы и в светских салонах, и в кулуарах Зимнего дворца.
Александр понимал, что пора возвращаться в столицу. Оттуда сейчас произрастает угроза государству даже большая, чем военное поражение. Но он не мог и бросить армию в столь критический момент.
На его счастье, через неделю под Плевной все разрешилось благополучно для русской армии. Все сомнения в окончательной победе были сняты, и царь отправился в Санкт-Петербург.
Его опасения оказались ненапрасными. Двор встретил царя прохладно, будто он вернулся не с войны, а с охоты. Александр рассчитывал, что известие об окончательной победе изменит общественное мнение, но даже когда русская армия вошла в Адрианополь и турки запросили мира, ничего по сути не изменилось.
Царь продиктовал главнокомандующему по телеграфу условия мира, выгодные для России. Турки были вынуждены согласиться со всеми условиями, лишь бы русские не вошли в Константинополь. Согласно временному договору, Россия возвратила себе контроль над дельтой Дуная, присоединила все отвоеванные крепости на Кавказе, освободила от многовекового турецкого ига балканские народы, заполучила на своих юго-западных границах дружественные государства: Болгарию и Румынию. В «подбрюшье» Австро-Венгрии появились независимые Сербия и Черногория, которые навеки будут благодарны России.
На все эти достижения понадобилось меньше года! Кто еще проводил столь успешные военные кампании?!
Александр не стал оттаптываться на костях поверженного врага. Он не позволил русской армии войти в Константинополь, хотя никаких преград для этого не было. Он не хотел славы завоевателя. Он хотел славы освободителя. Он считал, что вполне ее заслужил. Почему все считают, что он ее не достоин?
После подписания в Адрианопуле предварительных условий мирного договора все заговорили, что царь упустил победу. Он мог захватить Константинополь, взять под контроль проливы, вытеснить Османскую империю из Малой Азии.
Все эти разговоры о захвате Босфора и Дарданелл царь считал бредом сумасшедших патриотов. Ну захватишь ты их, а дальше что? Как удержать? Держать здесь целую армию, которая будет годами жить среди враждебного населения? Или изгнать двадцать миллионов турков и заселить побережье русскими, которым вечно придется отбиваться от соседних стран? Нет, господа патриоты, военный захват проливов не имеет никакого смысла. Единственный способ отстранения Турции от владения проливами – это договоренность между великими державами о совместном использовании Босфора и Дарданелл. Но пока и об этом можно лишь мечтать. Великобритания на такое не пойдет. Она и так пользуется проливами, как союзник Турции. Зачем ей здесь конкуренты?
Шаги за спиной отвлекли царя от размышлений. Он обернулся и вопросительно уставился на вошедшего адъютанта, который четко доложил:
– Начальник Третьего отделения, генерал-лейтенант Мезенцев просит срочно его принять, ваше величество.
– Пусть войдет, – кивнул Александр, отошел от окна и сел за рабочий стол.
– Ваше величество! Только что тяжело ранен обер-полицмейстер Трепов! – на ходу сообщил генерал.
– Как это ранен?! – недоуменно спросил царь, у которого слово «ранен» ассоциировалось только с войной.
– Некая Вера Засулич записалась к нему на прием, а когда вошла, выхватила из дамской сумочки револьвер и выстрелила. Когда ее схватили, она выкрикнула, что отомстила за унижение Боголюбова.
– Кто это Боголюбов и что за унижение?
– Трепов приказал его публично высечь, за неуважение к начальству.
– Что за ерунда? Я ведь запретил телесные наказания! Хотя, разве это повод стрелять в обер-полицмейстера? Кто такая, эта женщина?
– Анархистка, из бакунинских боевиков.
– Впрочем, кто бы она ни была, она должна получить по заслугам. Прошу вас за этим проследить, Николай Владимирович.
Дело Веры Засулич казалось совсем простым. Есть обвиняемая, которая призналась, что стреляла в Трепова осознанно, по заранее продуманному плану. Есть потерпевший, который чудом выжил и дал показания. Есть свидетели: адъютант и секретарь. Это доказанное покушение на убийство. Однозначно!
Но в дело вмешалась пресса. На страницах газет развернулась философская дискуссия: может ли гражданин вынести приговор чиновнику, нарушившему закон, если государство этого чиновника не наказывает. Тон газетных статей всегда был таким, чтобы симпатии читателя оказывались не на стороне чиновника.
В общественном мнении Вера Засулич превратилась в героиню, защищающую народ от государственного произвола. В результате, суд присяжных ее оправдал.
Как только выдержки приговора дошли до царя, он немедленно вызвал Мезенцева и приказал арестовать террористку до назначения нового суда. Однако Вера Засулич исчезла. Ее поиски ни к чему не привели, а вскоре ее следы всплыли в Швейцарии.
***
Дизраэли шел в особняк Эдгара Пике на Пикадилли, как на каторгу. Он понимал, что начисто провалил задание Хозяина. Он не смог уговорить королеву отправить в Стамбул экспедиционный корпус. Он не смог противопоставить русским ничего. Туркам не помогли ни современные пушки, ни многозарядные карабины, ни военные консультанты. Россия вышла из войны еще сильнее, чем была. Ее международный авторитет вернулся к уровню, которого она достигла победами над Наполеоном.
Премьер-министр Великобритании испытывал жуткий страх, когда мажордом приоткрыл перед ним дверь в кабинет Хозяина. Эдгар Пике сидел за столом, устремив взгляд на вошедшего.
– Ты меня разочаровал, Бен, – сказал он, не предлагая премьеру присесть. – Ты просил раскрыть тебе общий замысел, я раскрыл. Я предоставил тебе возможность творить историю и доверил исполнить только один пункт общего плана, не самый сложный, кстати. Ты его сорвал. Что скажешь в свое оправдание?
Дизраэли стоял, переминаясь с ноги на ногу, как двоечник перед строгим учителем. Он мог бы сказать, что королева готова была воевать с русскими где угодно: хоть в Балтике, хоть в Архангельске, хоть в Средней Азии, но только не помогать туркам. После резни, устроенной башибузуками в Болгарии, королева навсегда вычеркнула Османскую империю из списка своих военных союзников. Она не хотела оказаться причастной к их зверствам. Никакие уговоры не смогли ее переубедить.
Масла в огонь добавили либералы во главе с Гладстоном. Они развернули в газетах антивоенную кампанию и настроили общественное мнение против военного вмешательства Великобритании в русско-турецкую войну.
Дизраэли мог бы все это сказать, но он сказал:
– У меня нет оправданий, мессир.
– Тогда, может быть, ты знаешь, как исправить свой провал?
– Я думаю, нанести по русским удар в Коканде и Хиве. У нас в Индии мощная армия. Мы пройдем через Афганистан и навалимся на русских. Войск на этом направлении у них мало. Мы легко сможем пройти до Волги. Королева этот план одобрила.
– А ты не подумал, что русские перекинут туда подкрепления, как только ты войдешь в Афганистан?
– Не успеют. Нам нужно две недели, чтобы от границ Индии выйти к Коканду.
– Хорошо. Запускай этот план в работу. Будем считать его планом «Б». Но главное сейчас не это. Главное отнять у царя Александра победу.
– Если бы я знал как, мессир…
– Переговори с Андраши. Русские сильно прижали хвост Австрии на Балканах. Да и Бисмарк точит зуб на Горчакова за срыв военной кампании против Франции. Делай, что хочешь, но тебе нужно убедить Россию пересмотреть условия русско-турецкого договора. Думаю, если вы навалитесь на Горчакова все вместе, он сдастся.
– Я понял, мессир! Нужен новый договор, по которому Россия не получит ничего.
– Именно. Но знай, это твой последний шанс, Бен.
– Я все сделаю, мессир.
Премьер-министр ушел от Хозяина полный решимости вернуть его доверие.
Забегая вперед, надо сказать, что Дизраэли исполнил указания Хозяина. Российскому канцлеру Горчакову одновременно пришли ноты от Пруссии, Великобритании и Австро-Венгрии с требованием прибыть на конгресс великих держав в Берлине «для рассмотрения спорных вопросов по принадлежности Балканских территорий и др.». Под угрозой новой войны Горчаков согласился. По итогам конгресса у России отобрали дельту Дуная, несколько крепостей на Кавказе, половину Болгарии вернули туркам, а над Боснией и Герцеговиной установили совместный протекторат Османской империи и Австро-Венгрии. Получилось, что, несмотря на безоговорочную победу в войне, Россия по ее итогам не получила ничего. Это сильно ударило по авторитету Александра II внутри страны. От него отвернулись патриоты. А Дизраэли вскоре после этого успеха получил почетную пенсию и смог писать свои мемуары.
Все это было чуть позже, а пока, сразу после ухода Дизраэли Эдгар Пике вызвал своего помощника Карла Линдси.
– Садись, Карл. – сказал Хозяин, – хоть и не в моих правилах хвалить, но с газетной кампанией против царя Александра ты справился. Теперь он в глазах русских либералов тиран и попиратель свобод.
– Спасибо, мессир, – расплылся в улыбке Линдси, – но моя заслуга здесь минимальна. Весь эффект произошел благодаря вашим статьям и продажным журналистам, которые согласились их напечатать от своего имени.
– Хорошо, что ты это понимаешь. Тем более, что вторую часть задания ты провалил. Где результаты хождения в народ этих русских революционеров? Может они и не ходили никуда, а только проедали мои деньги?
– Ходили, мессир. Я проверял. Но в России все сложно. Крестьяне понимают, что после отмены крепостного права их закабалили еще больше, но винят в этом не царя, а своих помещиков. В их представлении царь – второй после бога. Они думают, что он не знает об их бедственном положении. Им в голову не придет выступить против помазанника божия. Были случаи, что они поколачивали эмиссаров «Земли и Воли» когда те только намекали на бунт против царя.
– Это отговорки. Глупо долбиться лбом в стену. Нельзя отнять веру у глубоко верующего человека. Ее может разрушить только сам объект веры. Надо поднимать крестьян не против царя, а на поход в столицу с челобитной к царю. Пусть он защитит крестьян от самодуров-помещиков. Только когда вместо царя их встретят солдаты с пушками, их вера начнет угасать. Разве это непонятно было после первой неудачной попытки?
– Простите, мессир. Я как-то это упустил.
– Нельзя терять контроль, Карл.
– Я все исправлю, мессир. Я немедленно отправлю в Россию своего эмиссара с новой установкой.
– Кто он?
– Это Герман Лопатин из Интернационала.
– Я уже слышал это имя.
– Да, мессир. Сегодня Лопатин – это самый авторитетный русский революционер.
– Хорошо, отправляй.