Читать онлайн Единство бесплатно

1. История Маргарет Бауэр

4 июля 2111 года

В зале ожидания аэропорта «Торонто Пирсон» жизнь текла своим чередом. Десятки людей сидели в креслах и старались убить время, оставшееся до посадки. Кто-то переговаривался, кто-то расстёгивал или застёгивал рюкзаки и сумки, кто-то деловито булькал, поглощая воду из бутылки. Некоторым детям уже наскучило ожидание. И теперь они либо без умолку щебетали, либо играли в какие-то известные только им одним игры. Родителям, разумеется, приходилось одёргивать их. Одних взрослых это забавляло, а других раздражало. Кто-то безмятежно занимался своими делами, а кто-то томился ожиданием и злился на царящее вокруг беспокойство. Таким образом, небольшой зал просто гудел от звуков и эмоций.

Молодая черноволосая девушка смотрела через окно на небо. Сейчас ей не было дела ни до звуков, ни до эмоций посторонних. Где-то там, за бетоном и прозрачным пластиком, стояло в зените солнце. Источник тепла, света и в конечном счёте самой жизни. Правда, разглядеть его сейчас не было никакой возможности. Оно находилось точно над зданием аэропорта, и для этого нужно было выйти на крышу.

Маргарет перевела взгляд на родителей. Отец, как обычно, смотрел новости со своего коммуникатора. На маленьком экране виднелась толпа демонстрантов с транспарантами и плакатами. Маргарет не знала, что означают надписи на них, но предположила, что эти надписи сделаны на русском. Она видела похожие буквы у своей подруги Эбби в учебнике по русскому языку. Толпа колыхалась, подобно морю, перед каким-то зданием, оцепленным полицейскими в доспехах и с пластмассовыми щитами. Отец сосредоточенно слушал поступающие новости через наушник. Картинка изменилась. Теперь демонстранты и стражи порядка стояли уже гораздо ближе друг к другу. Число полицейских прибавилось, да и вели они себя куда активнее. Их шеренга медленно наступала на демонстрантов и теснила их в сторону от здания. Неожиданно группа из шести-восьми щитоносцев подалась вперёд, вклинилась прямо в массу демонстрантов, и выхватила оттуда человека. Толпа пыталась отбить товарища, но против щитов и дубинок она была бессильна. Группа захвата быстро отступила назад, уже с добычей, и снова слилась со строем. Потом картинка снова переменилась. Щитоносцы занимались тем же самым делом, только уже на другом участке демонстрации. Камера показала, как за спинами оцепления двух человек волокут в полицейский автобус. На этом передача и закончилась.

– Ну что там, в России? – спросила мать у отца, когда тот закончил слушать.

– Всё то же самое, – откликнулся тот. – Разогнали митинг в защиту школ Единства!

– Доиграются ведь, – пожала плечами мать. – Рано или поздно МОВ припрёт их к стенке.

Маргарет улыбнулась на её слова. Только самые последние глупцы из числа обычных людей могут думать, что они способны остановить Учение Единства таким образом. Конечно, их президент может затыкать недовольным рты, но со временем число Восприимчивых только увеличится. В конце концов, у этого президента просто не останется выбора, потому что такие люди будут в каждой семье. А если он и тогда заупрямится, то наверняка вмешается Международный Союз. Так уже было. Хорошо, что сейчас уже нет всего того ядерного оружия, которым всякие дикари могли грозить цивилизованным людям. Теперь всё будет так, как и должно быть. Миром станут управлять самые совершенные и высокоразвитые. А поскольку обученные Восприимчивые, не говоря уже о старших, более совершенны и высокоразвиты, чем большинство обычных людей, они вправе руководить этим большинством. Обычным людям это пойдёт только на пользу, тем более что именно старшие Восприимчивые лечат их от энергоударов и бьют тревогу, если ощущают приближение землетрясения или цунами.

Умных, надёжных и усердных людей из числа обычных Маргарет уважала. Но всё равно девушка понимала, что это другие люди, не такие, как она, её родные и друзья.

Маргарет родилась в семье Восприимчивых. И отец, и мать уже прошли обучение в общей школе Единства. Даже дедушка Маргарет, и тот был Восприимчивым. Cовершенно естественно, что девушка пошла по стопам своих предков. И весьма преуспела. Сейчас она училась в Высшей Школе Единства в Торонто и не далее как две недели тому назад прошла вторую ступень обучения. Маргарет давно решила для себя, что она станет врачом Ка. Так называли Восприимчивых, лечащих недуги Ка, то есть энергетической составляющей человека, да и вообще любого живого существа. Именно так Маргарет и видела своё будущее.

– Прошу внимания! Объявляется посадка на рейс номер L-211, – раздался женский голос из динамиков. – Просим пассажиров проследовать на посадку.

– Ну что, дамы, идём? – поинтересовался отец, убрав коммуникатор себе в карман.

– Идём, – ответила мать и поднялась с кресла.

Они летели в провинцию Альберта, проведать дедушку Маргарет, того самого, Восприимчивого. В отличие от её родителей, он так и не стал развивать свои способности, а остался в родном городке, куда Учение ещё не добралось.

– Смотри только, не напоминай ему в очередной раз об опасностях «перебоя», – попросила Маргарет мать перед отъездом.

«Ладно, напоминать не будем» – подумала сейчас девушка, беря свой рюкзак.

Они прошли по выдвижному рукаву в самолёт. Маргарет с детства нравились рукава. Когда она была маленькой, ей казалось, что она идёт по коридорам какой-то космической станции.

На входе улыбающаяся стюардесса проверила их посадочные талоны и показала, как пройти на нужные места. Маргарет досталось кресло у самого окна. Отсюда было хорошо видно соседние самолёты. По соседству расположился гигантский небесный лайнер компании «Эйр-Ви». Отец Маргарет одно время работал в этой компании и по-прежнему был убеждён, что самолёты его бывшего работодателя лучшие в мире. Сейчас семья летела на французском «V-41».

– Да, качество у них тут хромает, – заметил отец, когда столик из спинки переднего сиденья заело.

– Отметь это в опросниках компании, – предложила жена.

Маргарет, между тем, прикрыла глаза и прислушалась к своим чувствам. Конечно, большое количество суетящихся людей ей немного мешало. Но всё же Маргарет казалось, что события вокруг развиваются так, как надо. Никакой тревоги девушка не испытывала. Да и с чего бы её было испытывать? Наоборот, вокруг она ощущала присутствие нескольких Восприимчивых. Это её не удивляло. Людей, способных к восприятию Основы, было уже много, и они давно перестали быть белыми воронами в цивилизованной части человеческого общества. Маргарет привыкла к их кругу. Более того, иногда он внушал ей куда больше положительных чувств, чем круг обычных людей.

«Кстати, надо будет привезти Эбби какой-нибудь сувенир, – решила Маргарет. – А то она только и делает, что сидит в Торонто вместе с матерью. Только вот что? Может, игрушечного бобра, какие продаются рядом с дедушкиным домом?»

Между тем, на спинках кресел зажглись экраны. Появившаяся на них стюардесса стала рассказывать о правилах поведения в аварийной ситуации. Как обычно, Маргарет прилежно слушала её инструкции. Вдруг пригодятся? Сейчас авиакатастрофы практически никогда не случаются, но мало ли что. Так будет больше шансов уцелеть.

Наконец, изображение стюардессы исчезло, и на экранах загорелись надписи: «Пожалуйста, пристегните ремни».

– Пристегнулась, Марго? – спросил отец.

– Давно, – ответила Маргарет. Почему-то только родители называли её «Марго». Все остальные близкие люди, включая Эбби, обращались к ней как к «Мэгги». Может быть, мать с отцом видели в такой форме имени что-то более глубокое и проникновенное, чем в уменьшительно-ласкательных сюсюканьях.

Маргарет откинулась на спинку кресла и подумала, какая славная поездка ей предстоит. Со следующего года начнётся летняя практика в Центре по изучению Основы. Конечно, это необходимо для обучения врачебному делу, но времени для отдыха будет куда меньше. Так что пока стоит пользоваться случаем.

Самолёт начал выруливать на взлётно-посадочную полосу. Это происходило почти незаметно. Только в самый первый момент, когда он тронулся с места, почувствовался толчок, да и картина за иллюминатором пришла в движение.

Маргарет флегматично наблюдала за подготовкой к взлёту. Наконец, самолёт выехал на нужную полосу, развернулся и замер.

Секунды текли медленно, точно песок в стеклянных часах. И вот, самолёт стронулся с места. Маргарет не слышала нарастающего рёва двигателей и не ощущала вибрации. Отец говорил, что теперешние материалы позволяют подавлять эти побочные эффекты, дабы сделать полёт наиболее удобным для пассажиров. Через иллюминатор было видно, как самолёт набирает скорость. Травяное поле, окаймляющее полосу, бешеным зелёным потоком неслось навстречу Маргарет.

В какой-то момент оно начало отдаляться, уходить куда-то вниз и в сторону. Вот уже видна лента полосы, на которой они только что разгонялись. Маргарет отвернулась от иллюминатора и снова закрыла глаза.

Но почти сразу же после того, как она это сделала, самолёт резко дёрнулся. Он дёрнулся с такой силой, что Маграрет наверяка выбросило бы из кресла, не будь у неё ремня безопасности. И сразу же самолёт начал клониться вбок. Маргарет резко открыла глаза и увидела, что на экранах вспыхнула красным надпись: «Внимание! Аварийная ситуация! Сохраняйте спокойствие!»

– Леди и джентльмены! – неожиданно заговорили динамики. – Мы начинаем подготовку к аварийной посадке! Сохраняйте спокойствие! Выполняйте наши указания! Приведите спинку кресла в вертикальное положение и уберите столик! Снимите галстуки и расстегните воротники! Снимите все предметы, которые могут нанести…

В следующую секунду всё оборвалось. Единственная мысль, которая успела прийти в голову Маргарет, звучала: «Как же так?..». Эта была простая, неожиданная и ни с чем не связанная мысль.

2. История Павла Антонова

25 июня 2128 года

Весь день на улице было мерзко и слякотно. Эта погода пришла в Москву всего неделю назад, но уже успела порядком надоесть всем её жителям. Температура упала чуть ли не до десяти градусов, а промозглый ветер заставлял несчастных москвичей мёрзнуть ещё сильнее. Метеорологи только разводили руками. Они уверяли, что время летнего солнца ещё придёт, но затруднялись ответить точно, когда именно это случится. Пока же обитатели Москвы старались одеваться потеплее и побольше времени проводить в спасительном тепле помещений.

Пашка резко застегнул ветровку и вышел в слякоть. Сейчас он даже не замечал холода, потому что внутри у него всё кипело. Опять это случилось! Последний экзамен за сессию, и на нём он получил восемьдесят шесть баллов! Наверное, если бы ему поставили восемьдесят баллов, или даже семьдесят шесть, как в прошлом семестре, было бы не так обидно. А тут не хватило всего одного балла до «отлично». И так всегда!

Но самое грустное было то, что неудача произошла именно с уголовным процессом, который вёл Иван Петрович Суханов. Он всегда очень хорошо относился к Пашке. Да и вообще, Иван Петрович был неплохим человеком. Он очень ясно всё объяснял, был не прочь пошутить и поведать истории из жизни в бытность свою действующим офицером полиции. А вот экзамены Иван Петрович принимал серьёзно. У него сложно было провалиться, но ещё сложнее было получить отличную оценку.

Пашка заскрипел зубами от досады. А ведь был последний вопрос! Казалось бы, тот, который он знал. Хотел блеснуть эрудицией, порадовать Ивана Петровича… А чём всё кончилось?

– Здорово, Паш! – знакомый голос отвлек его от неприятных мыслей.

Пашка обернулся. Из дверей университета выходил не кто иной, как Вовка Чигорин. Они с Пашкой оба были второкурсниками, но Вовка учился на факультете управления, а Пашка – на юридическом. Кроме того, Вовка был на год старше, но это никак не мешало их дружбе.

– Здорово, Вов, – Пашка пожал ему руку. – Какими судьбами тебя сюда занесло? У вас же, вроде, всё уже закончилось?

– Да вот, формальности улаживал, – ухмыльнулся Вовка. – Ещё с той сессии. А ты чего тут делаешь? Сдавал что-то?

– Сдал, – ответил Пашка. – Восемьдесят шесть баллов.

– Ну, молодец, поздравляю, – сказал Вовка. – Пошли, обмоем!

– Пойдём, – не стал спорить Пашка. Сейчас ему очень хотелось посидеть в компании друзей. Это отвлекало от неприятных мыслей.

Местом, где происходило обмывание, традиционно был бар общежития Гуманитарного Университета в Москве. Оно располагалось за основным корпусом. Для того, чтобы попасть туда, нужно было обогнуть корпус и пройти по улочке между ним и каменным забором. За этим забором было ещё какое-то здание. Никто не знал, кто им владеет и чем там занимаются.

Пока они шли по дороге, Пашка вглядывался в забор. Да, так и есть, новая надпись. Рядом со старым: «Полицаи – бандиты!», теперь красовалось «Семёнова в отставку!». Наблюдательных камер тут не было, а машины ездили редко. Так что под покровом ночи кто-то вполне мог отважиться на такое, не опасаясь быть узнанным. Да, кое-что изменилось, за те четыре дня, что его, Пашки, не было в общаге!

– Кстати, как там Адриан? – спросил Вовка.

Адрианом звали Тёму Волкова, однокурсника Пашки.

– Он шёл отвечать первым, а потом сразу свалил, – ответил Пашка. – Не иначе как сражаться с еретиками.

Вовка рассмеялся. Они с Пашкой прекрасно знали, что Тёма обожает реконструкции по Средневековью. Этой забаве было уже больше сотни лет. Во времена Всемирного Хаоса, понятное дело, было не до этого, но потом ролевые игры начали возрождать. Во времена Рахимова упор делался на военное искусство коренных российских народов, во имя памяти предков и высокого морального духа нации. Потом, после Июньской революции и победы «умеренных», очередь дошла и до средневековых рыцарей – тамплиеров, госпитальеров и тевтонцев. Так что Тёме было, где разгуляться.

Вовка тоже был большим знатоком реконструкций. Не далее как два месяца тому назад он участвовал в турнире, проходившем под Тулой, и даже привёз оттуда какую-то награду. Пашка порадовался за друга и не сильно удивился. Он не раз видел на тренировках, как хорошо Вовка владеет мечом.

Бар никогда не пустовал. То тут, то там за столиками, поодиночке, попарно, а ещё чаще компаниями, сидели студенты. В воздухе витали клубы и переплетались тонкие серые линии сигаретного дыма. Сигареты двадцать второго века уже не содержали табака. Вместо них использовались какие-то заменители, безопасные для здоровья и создающие приятные ароматы. Но Пашка всё равно не курил, не испытывал желания. Друзья поначалу удивлялись, но потом привыкали к этой его особенности.

Столик в углу, за которым традиционно собиралась их компания, сейчас не простаивал. За ним сидели Никита Пиминов и Джавад Раисов. Там же расположились две девушки: четверокурсница Надя Купанова и Нина Симоненко, пятикурсница, которая только-только сдала государственные экзамены и теперь на законном основании получала удовольствие от жизни. Обе подруги были с юридического факультета и при этом, как и подобает настоящим подругам, разительно отличались друг от друга. Надя была, что называется, кнопкой. Маленькая хрупкая девчушка с тонким, почти детским голоском. Иногда, когда она говорила, возникало ощущение, словно она чем-то растрогана или вот-вот заплачет. Нина же была совершенно другой. Высокая длинноногая девушка с густыми золотистыми волосами была предметом внимания практически всей мужской половины университета. Но, насколько знал Пашка, её сердце уже кому-то принадлежало. Нина мало говорила о своём друге, но, как успел понять юноша, отношения между Ниной и этим самым другом были довольно серьёзными.

Впрочем, Пашку это не сильно интересовало. У него уже была Катя. «Кстати, – подумал он, – надо бы позвонить ей, вдруг удастся пересечься. Можно позвать на какой-нибудь фильм…»

Он осмотрелся. За другим столиком, неподалёку от них, расположилась бодрая компания первокурсников. Видимо, они тоже сдали экзамены и теперь расслаблялись. Пашка отчётливо вспомнил, каким замученным головастиком он был во время своей первой зимней сессии. Вспомнил и улыбнулся.

Подойдя к барной стойке, Вовка заказал себе безалкогольный коктейль, а Пашка взял грейпфрутовый сок. Двадцати одного года-то ни одному из них пока не было, так что пить им ещё не полагалось. Да и вообще, Пашка спокойно обходился без спиртного. Голова от алкоголя становилась просто никакой. За всю жизнь Пашка напился один-единственный раз. Это было в конце декабря за несколько дней до Нового Года, когда в университете кипело всеобщее праздненство. Тем вечером они где-то втихаря затарились бутылками и тайком протащили их в универ. В результате, Пашка, конечно, не учинил погрома, но высказался по поводу многих вещей, в чём-то раздражавших его. Коснулся он и нынешней политики в целом, и личности президента Семёнова в частности. Хорошо ещё, что его слышали только друзья. Конечно, революция ознаменовала собой приход гласности и свободы. А Ушаков, ректор Гуманитарного Университета в Москве, был даже дружен с лидером партии «Справедливое дело» Валентином Михайловичем Томилиным, который всегда отличался вольнодумством. Однако слишком резкая критика нынешней власти в учебных заведениях всё равно не поощрялась.

За столиком его приняли как родного брата. Никита, Пашкин однокурсник, уже тоже сдал экзамен. Для этого он даже пошёл отвечать раньше Пашки, чего за ним обычно не водилось. На вопрос, как он сдал экзамен, Никита только ответил, что ушёл довольный. Это значило «удовлетворительно» – от 60 до 73 баллов. Студенческая градация оценок времён двадцатого века до сих пор была в ходу: «ОТЛ» – «Обманул Товарища Лектора», «ХОР» – «Хотел Обмануть – Разоблачили», «УД» – «Ушёл Довольный» и «НЕУД» – «НЕ Удалось Договориться».

– А ты как, сдал? – спросил он у Пашки.

– Разоблачили, – пожал плечами Пашка. – Восемьдесят шесть.

– А, со шпорой попался! – ухмыльнулся Джавад.

– Не, он у нас пай-мальчик! – хохотнул Вовка. – Сам всё зубрит и сам всё отвечает.

– Самое неприятное, когда вот так ставят, – заметила Надя. – Когда у тебя восемьдесят баллов, это твёрдая четвёрка. Не так обидно. А когда могло бы быть пять, а поставили на балл меньше, и получилось четыре, тут, конечно…

– Да ладно тебе, – вмешался Никита. – Сдал и сдал. У меня вон хвост… Придётся в следующем году сдавать… Да и фиг с ним! – он с удовольствием затянулся.

Следующей темой для обсуждения стал Надин День Рождения. Она пригласила своих друзей домой отпраздновать его вместе с ней, и те с восторгом восприняли это приглашение. Отличный повод встретиться на каникулах, тем более что дел больше никаких нет.

Ещё одной интересной новостью стала предстоящая поездка Вовки на какую-то ролевую игру под Дзержинском. Последние три года там периодически проводилось что-то подобное. Более того, некие предприимчивые люди ухитрились приспособить под игровые нужды здание одного старого завода. Завод всё равно был уже давным-давно заброшен, а стены ещё оставались крепкими. Что может быть лучше, чем проводить там игровые сражения?

Впрочем, некоторые заядлые ролевики считали окрестности Дзержинска заговорёнными: там периодически происходили какие-то сюрпризы. Например, Вовка поведал, что однажды вблизи территории, где проходила очередная реконструкция, поздним вечером сломался автобус. Автобус этот был непростым. Он вёз с десяток полицейских на какое-то мероприятие. Полицейские, разумеется, были в броне, с дубинками и щитами. Пока водитель пытался починить мотор, пассажиры, на свою беду, вышли размяться после долгой дороги.

Размяться тогда удалось не только им. В это время по лесу шел отряд реконструкторов, вооружённый железными мечами, боевыми топорами и прочим «антиквариатом». Заметив фигуры в шлемах и со щитами, отряд решил, что это условные противники, и сгоряча разгромил их.

Однако на этом странности не закончились. После того, как стало известно о победе, все члены реконструкции в ту же самую ночь исчезли из окрестностей Дзержинска в неизвестном направлении, организованно отступив на заранее подготовленные позиции. Оставалось лишь гадать, почему реконструкции в тех краях так и не прикрыли, но Вовка предположил, что их организаторы нашли общий язык с полицией. Или, как ещё иногда звали в народе служителей закона, с «полицаями».

Пашка, правда, не любил это прозвище. Оно заставляло его вспоминать о предателях, которые почти два века назад помогали фашистам порабощать русских людей. Всё-таки не все полицейские заслуживали такого прозвища. Хотя та власть, которой они служили, Пашке тоже не во всём нравилась. Во-первых, он считал, что именно благодаря Никитину, Семёнову и им подобным страна лишилась сильной армии, многих отраслей промышленности и теперь никого не интересует, кроме как в качестве источника сырья и транспортного узла между Европой и Азией. Во-вторых, идеи великодержавности и патриотизма, на которых Пашка воспитывался десять лет своей жизни, до революции, теперь вытеснялись постулатами о «новом мире», о международном согласии, всеобщем благополучии, а также о терпимости к Восприимчивым. Впрочем, как раз к ним он не питал особой вражды. Да и какая может быть вражда, когда теперь они повсюду? Скоро в каждом классе, в каждой студенческой группе будет хотя бы по одному Восприимчивому.

Но сейчас об этом думать не хотелось. Во-первых, в той компании, где они сейчас находились, Восприимчивых не было. Во-вторых, они пока не представляли для него проблемы.

– Эх, вот поднатаскаем тебя и тоже возьмём на ролёвку! – заявил Вовка, обращаясь к Пашке. – Никакие засады нам не будут страшны! Всех порвём!

– Да ладно тебе, – покачал головой Пашка.

– Это вы про ту драку в подворотне, что ли? – уточнила Надя.

– Ага, – весело кивнул Вовка.

– Что за драка? – заинтересовалась Нина. – Что-то я не в курсе.

Вовка устроился поудобнее и начал рассказывать:

– Да шли мы какими-то дворами вдвоём. Я и Пашка. И наткнулись в подворотне на четверых козлов. Они на нас попёрли, а мы отмахались. Правда, нам на помощь подоспел ещё один мужик, но мы бы им и так наваляли.

Пашка слегка смутился. На самом деле, всю работу сделали, основном, Вовка и тот самый прохожий. Вовка давно занимался рукопашным боем. Пашка, конечно, тоже успел разок дать в табло. Но потом ему свернули нос, и на этом его участие в драке практически закончилось. Удары в нос – это очень неприятные удары. Боль от них ужасная, ослепляющая. Так что Пашке наверняка бы не поздоровилось, не будь рядом друга и их нежданного союзника. Кстати, хороший был мужик, храбрый. Не прошёл мимо и не убежал. Потом Пашке пришлось два дня проваляться в больнице, чтобы вправить нос. Хорошо ещё, что его просто свернули, а не сломали.

– И как вы это сделали? – спросила Нина. – Мечами и палками?

– Нет, конечно, – покачал головой Пашка. – Пошли бы они на нас, будь у нас мечи и боевые шесты! Пришлось поработать кулаками.

– И правильно! – оценила Нина. – Нечего на честных пацанов переть!

– Точно! – поддержал её Джавад.

Пашка украдкой взглянул на часы: не было ещё и двенадцати. Эта мысль обрадовала его. Неожиданно он осознал, что теперь всё закончилось. Сессия осталась позади, как и весь второй курс. И теперь перед ним раскинулись два месяца свободы. А свободу ценит каждый студент. Гуляй, рванина! Но гулять он будет потом. А сейчас он просто и без суеты посидит здесь, в уютном уголке, в кругу старых друзей.

Словом, начало у каникул было хорошее.

3. История Виталия Казакова

28 июня 2128 года

Эскалатор медленно поднимал своих пассажиров. Сверху он мог бы показаться диковинной разноцветной змеёй, неторопливо ползущей к выходу из своей норы. Был вечер, и поток людей казался бесконечным. Каждый ехал по своим делам и думал о чём-то своём. Кто-то был погружён в мрачные мысли оттого, что ему не удалось закончить дела на работе, и потому придётся заняться этим завтра с утра. Кто-то, напротив, думал о предстоящем отдыхе. Кто-то предвкушал свидание и рисовал в своих мечтах радостные картины встречи. Кто-то просто радовался жизни, потому что сейчас ехал в шумной и весёлой компании друзей.

Но один человек думал совершенно о другом. Подтянутый и крепкий мужчина, одетый в лёгкую тёмно-серую куртку, смотрел вверх, на проплывающие своды туннеля. Даже сейчас, в начале двадцать второго века, московское метро по-прежнему оставалось напоминанием о неповторимом стиле и творческом размахе русских строителей. Но теперь современность начала проникать и сюда. Она медленно, но верно вытесняла старое. Сначала предметы, потом устои, затем примется за воспоминания… И что же останется в результате?

Мужчина, поднимавшийся по эскалатору, работал в московской компании под названием «Щит», одной из самых известных и уважаемых компаний, занимающихся подготовкой телохранителей. Он был там инструктором по рукопашному бою. Однако мало кто знал о его прошлой жизни. Некогда он был Виталием Сергеевичем Елисеевым, капитаном спецназа Главного Разведывательного Управления Генерального Штаба Российской Республики. Бывал на Юге, во владениях Халифата, на Ближнем Востоке, на Балканах… И везде воевал, хотя это не всегда называли войной. А потом в Россию пришли новые силы, и всё резко изменилось. И ему, и многим другим представителям его профессии не нашлось места при новых порядках. Именно тогда и началась жизнь Виталия Казакова.

«Счастливые люди, – подумал капитан, рассматривая спины едущих перед собой подростков, – и наивные. Едут по своим пустяковым делам и не знают, что творится вокруг. Не догадываются, что их ждёт впереди».

Казаков не любил обсуждать тему Июньской революции. Ни с коллегами по фирме, ни с узким кругом товарищей, ни даже с Ниной. Но сам он прекрасно знал, что случилось тогда. Клуб Единства долго готовился к этому шагу. В том спектакле всё было расписано заранее, и каждый блестяще исполнил свою роль.

До революции никто и не подозревал, насколько велико влияние Клуба на российское население. Это стало ясно, лишь когда многотысячные толпы заполонили центр Москвы, а войска, вызванные на подмогу правительству, целыми подразделениями начали переходить на сторону восставших.

Вдобавок Объединённые Силы Международного Союза любезно помогли революционному делу лучшими средствами блокировки связи и диверсиями. В результате многие подразделения, предназначенные для защиты режима, оказались в положении слепых котят, потому что не знали, как быть и что теперь делать. Начался всеобщий кавардак, под прикрытием которого революция шла всё дальше.

Правительству в то время мало кто сочувствовал. Всем казалось, что сейчас настанут свободные времена, без прежнего вранья и притеснений. Что Учение Единства обеспечит народу защиту от энергоударов. У многих людей в числе родных и близких были Восприимчивые, которым не давали возможности развивать свои способности. Порой это доставляло Восприимчивым страдания, а иногда даже приводило к смерти. Поэтому приход к власти Никитина, «умеренного», сторонника «человечной» политики по отношению к Восприимчивым, они восприняли с радостью. И никто не знал, какие последствия для наивных дураков будет иметь это так называемое Учение. Все попытки вразумить людей немедленно растворялись в выливаемых на Рахимова и его сподвижников потоках критики, разоблачений и проклятий. Ощущение близкой свободы и нежелание оставаться в дремучем и тираническом прошлом пьянило всем головы.

После Июньской революции новые хозяева всерьёз взялись за российскую армию. Слишком уж много там было недовольных революцией. Она подверглась сокращению и наводнению советниками из Объединённых Сил Международного Союза. Официально это, конечно же, именовалось обменом опытом. Как-никак, Россия стала кандидатом в члены Международного Союза и выразила готовность к мирному и военному сотрудничеству с ним. Но Казаков прекрасно понимал, что к чему. Не зря же они не только уменьшили армию, но и увеличили численность внутренних войск. И не зря легатов Международного Союза там было ещё больше, чем в армии. Насаждённая Клубом Единства власть стремилась создать себе опору из полицейских штыков.

Кое-кто из старой гвардии счёл за лучшее пойти на службу к новым правителям. Другие отошли от дел и решили начать новую жизнь. Те же, кто не захотел покоряться, вступили в борьбу. Именно этим Казаков и занимался последние десять лет.

Он всегда стремился трезво смотреть на вещи и понимал, что шансов на победу немного. С каждым годом влияние Клуба в России только усиливалось. Все партизанские базы, известные Казакову, уже давно были уничтожены, а отряды – разгромлены. Международный Союз бросил всю свою мощь, чтобы покончить с источниками нестабильности на обретённой территории. Он не пошёл на полномасштабную миротворческую кампанию, но охотно оказывал своим ставленникам техническую помощь. Наблюдательные спутники, самолёты, аэромобили, миниатюрные роботы-разведчики, новейшие сканеры – и это было далеко не всё, с чем пришлось столкнуться партизанам. Международный Союз время от времени проводил в России тайные спецмероприятия силами своих элитных подразделений. Партизан выслеживали, вычисляли и уничтожали, быстро и эффективно. Из тысяч бойцов Сопротивления, рассеявшихся по лесам, холмам, горам и болотам, не уцелел почти никто. Практически всех либо уничтожили на месте, либо отправили в тюрьмы и изоляционные лагеря.

Тем, кто продолжал своё дело в крупных городах, жилось не лучше. Здесь, особенно в центральных районах Москвы, действовали наблюдательные системы с программой автоматической идентификации личности. Здесь были полицейские патрули, которым не стоило попадаться на глаза. Здесь работала агентура РСБ, Республиканской Службы Безопасности, созданной через год после Июньской революции. И вся эта машина тоже была подчинена одной-единственной цели – найти и уничтожить угрозу системе.

Когда Казаков вышел на улицу, ему в лицо ударил злой холодный ветер, словно в подтверждение его мрачных мыслей. Мимо проходил полицейский патруль. Двое хорошо экипированных бойцов. Один был вооружён волновым излучателем, другой – укороченным автоматом, и оба были одеты в гибкую броню, которая почти не сковывала движений. Один мерил выходящих из метро людей равнодушно-пренебрежительным взглядом. Второй в этот момент смотрел в противоположном направлении, на струящийся поток машин. Оба стража порядка шли с поднятыми забралами шлемов и носили оружие на правом боку. Казаков машинально отметил, что при необходимости они замучаются вскидывать его к плечу и закрывать забрала. Очевидно, за последние годы эти края сделались настолько спокойными, что полиция стала считать оружие и шлемы церемониальными атрибутами, наподобие меховых шапок у британских гвардейцев.

«Может быть, стоит подождать ещё пару лет, чтобы они забыли, как снимать автомат с предохранителя?» – задумался капитан. Чисто умозрительно он прикинул, что если сейчас напасть на первого «полицая», то его напарник, скорее всего, не успеет нужным образом отреагировать и тоже станет лёгкой добычей.

Но в этот момент полицейский, тот самый, что следил за выходом из метро, окликнул своего коллегу, и они оба двинулись навстречу Казакову.

– Сержант Якимов, – деловито представился всё тот же страж порядка. – Предъявите ваши документы!

– На каком основании? – поинтересовался Казаков.

– Профилактика терроризма, – ответил сержант.

«Чего и следовало ожидать!» – подумал Казаков и достал свою идентификационную карту.

– Виталий Казаков? – уточнил Якимов, просканировав её. Его тон стал учтивее. Видать, «полицай» посмотрел раздел по работе и отметил, что проверяемый работает в охранной сфере. Вот и решил на всякий случай не выпендриваться. Капитан про себя усмехнулся, а вслух ответил:

– Да.

В принципе, он не очень боялся этой проверки. Документы у него были в порядке, никаких тёмных дел за ним официально не числилось.

Сержант кивнул своему напарнику, и тот достал из полевой сумки планшет дактилоскопического идентификатора. К счастью, соратники Казакова по Сопротивлению в своё время обеспечили ему надёжную легенду, подтверждённую государственными базами данных. Сверившись с показаниями идентификатора, сержант вернул Казакову карту:

– Всё в порядке, господин Казаков. Можете идти.

«Это правильно, – подумал Казаков, покидая полицейских. – Что возьмешь с инструктора по рукопашному бою, который собирается забрать свою машину из ремонта, а потом вернуться домой, к любимой девушке под бок?»

У Нины сегодня состоялось вручение диплома. Вручал, как водится, сам Аркадий Фёдорович. Один из немногих порядочных ректоров, ещё не продавшихся «шизам». Диплом у Нины был красный. Пожалуй, для Казакова это было единственной хорошей новостью за последние два месяца. В преддверии тридцатилетия МОВ подконтрольные Клубу правительства начали чистки в своих странах. И проверка, под которую попал капитан, была тому подтверждением. По всему миру уже были арестованы тысячи членов Сопротивления. Пришлось залечь на дно.

«Хотя сам тоже хорош! – мысленно отчитал себя Казаков. – Смеялся над придурками-«полицаями», рисовал себе картины расправы с ними! И тут же дождался! Хитрый Джоб, блин!

Ладно, хватит причитать. Судя по манерам, это были обычные «полицаи». И раз они меня отпустили, то ничего подозрительного не нашли. Ничего страшного, бывали проверки и посерьёзнее. Но командиру всё равно надо об этом сказать. Пусть знает ситуацию».

4. История Алистера Филлиона

6 июля 2128 года

Столицей Международной Организации Восприимчивых был Торонто. Официально, конечно же, столицы полагаются только государствам. Но Международная Организация Восприимчивых была сильнее любого из них. Она могла себе позволить такой властный атрибут, даже если не заявляла об этом прямо. В ней состояло уже двадцать четыре миллиона Восприимчивых по всему свету. Более того, многие Восприимчивые, которые не могли в открытую состоять в ней из-за занимаемого ими положения, всё равно оказывали всяческую поддержку МОВ и сами не отказывались от её помощи. Официально у МОВ и Восприимчивых не было собственной территории. Но зато у них были государства, у которых эта территория имелась.

Североамериканская Конфедерация, Чили, Китай, новый Европейский Союз, Япония, Корея, а теперь ещё и вся Российская Республика – везде Учение Единства делало своё дело. С его помощью лечили болезни, предсказывали стихийные бедствия, укрепляли здоровье и развивали ум. Кроме того, обученные и старшие Восприимчивые находили среди обычных людей своих собратьев и наставляли их на правильный путь. Так что человечество медленно, но верно двигалось в нужном направлении.

«Интересно, – подумал Алистер, – успею ли я застать торжество Единства?»

Восприимчивых сейчас было уже около миллиарда, и их число росло с каждым днём. По всему миру создавались новые отделения Международной Организации Восприимчивых, то есть региональные общества Восприимчивых. Но всё равно ещё не одному поколению предстояло родиться, чтобы воцарение Учения в мире состоялось.

На западе солнце медленно уходило за горизонт, а с востока неуклонно подступала темнота. На здании уже зажглись габаритные огни, а в зале, где находился Алистер, включились лампы. Молодой человек стоял у прозрачной стены и смотрел на наступающий мрак.

Штаб-квартира МОВ располагалась на окраине Торонто. Восемьдесят один год назад именно здесь состоялась памятная Встреча, зарождение Учения Единства. Тогда инопланетные наставники открыли Восприимчивым глаза на способности, которыми те обладают, и помогли им понять Основу. Поэтому штаб-квартира Международной Организации Восприимчивых была построена здесь. Она была символом не только их могущества, но и знаком признательности раклэнам.

Основа – именно так просто и незатейливо назывались потоки незримой энергии, которые пронизывали всё и наполняли жизнью каждое живое существо на Земле. И, наверное, не только на Земле, но и во всей Вселенной. Так или иначе, они охватывали всех, но осознанно почувствовать их могли пока только некоторые.

Алистер вспомнил время, когда он только начал делать успехи в освоении Восприятия. Каково это было, когда вокруг открывался новый взгляд на мир, когда привычное вдруг становилось совсем другим! Он чувствовал себя связанным с Основой и в особенности с другими Восприимчивыми. Порой ему даже казалось, что они – одно целое, хоть и имеют разные тела, разные Ка и разные души. Он отчётливо видел, что не одинок, и это понимание было подобно яркому свету в тумане неопределённости и заблуждений обычного мира. И даже спустя много лет, когда время и опыт немного остудили его чувства, он всё равно с удовольствием вспоминал об этих первых шагах.

Здание штаб-квартиры имело шестнадцать этажей в высоту и ещё четыре в глубину. С воздуха оно напоминало гигантскую букву «U». В промежутке между двумя рукавами дороги, ведущей от пропускного пункта к главному входу в здание, оставался зелёный газон. Это и было место Встречи. Основатели Учения Единства решили оставить его нетронутым, и с тех пор эта традиция оставалась незыблемой. Над главным входом был изображён символ Учения Единства. Это был золотистый крест с петлёй, древний знак вечной жизни, в кругах сначала зелёного цвета – цвета торжества и биения жизни – а потом синего цвета – цвета потустороннего мира. Ночью символ Учения светился, отчего издали казался путеводным маяком. И, по мнению Алистера, Учение вправду было маяком для людей. Во всяком случае, для Восприимчивых.

Вокруг штаб-квартиры тёмно-зелёной полосой тянулись кеодлонские оранжереи. В принципе, любой старший Восприимчивый мог черпать энергию прямо из Основы для того, чтобы восполнять силы во время работы. Но получение и накопление энергии требовало дополнительного напряжения Ка. А это было непросто, если речь шла о сложных процедурах. Кеодлон умел накапливать излучения Основы и отдавать их значительно лучше, чем какая-либо другая известная форма жизни. Чуткие к Основе люди научились использовать его запасы энергии, по минимуму расходуя собственные силы. Это позволяло управлять большей силой и при этом дольше оставаться в форме. По этой причине кеодлон применяли везде, где работали с Основой. И за это тоже стоило благодарить раклэнов. Именно они в своё время поделились кеодлоном с землянами.

Алистер отвернулся от стекла и заметил низенького старичка. Молодой человек сразу же узнал его. Это был не кто иной, как ректор Нью-йоркской Высшей Школы Единства.

– Здравствуйте, мистер Николо, – поприветствовал его Алистер и почтительно склонил голову. – Да хранит вас Основа!

Николо славился тем, что всегда знал своих учеников наперечёт и даже по прошествии многих лет узнавал их при встрече.

– О! Алистер! – на лице у него загорелась улыбка. – Сколько лет, сколько зим!

Он протянул сухонькую ручку, и преисполненный уважения Алистер пожал её. Единственное, что его огорчило, так это то, что ректор немного сдал за эти годы. Во всяком случае, передвигался он явно медленнее, чем прежде. Руки у него, как показалось Алистеру, стали более сухими. К сожалению, даже Восприятие и единство с Основой не защищают от старости до конца. Её наступление – это один из законов Основы. Ему невозможно противиться.

– Здравствуйте, мистер Николо! – раздался рядом ещё один голос. Причём сказаны эти слова были с тем же почтением, с каким говорил их Алистер.

Это оказался Теодор Рамос, директор Центра по изучению Основы, где работал сам Алистер. Он тоже был воспитанником мистера Николо. Ректор Нью-йоркской Высшей Школы Единства всю жизнь обучал Восприимчивых. Некоторые из его выпускников впоследствии даже стали руководителями МОВ.

– Здравствуйте, Теодор, – обрадовался Николо. – Как продвигаются научные изыскания?

– Вашими напутствиями, дорогой наставник, – ответил Рамос.

Поскольку приличия были соблюдены, а Николо с Рамосом перенесли внимание друг на друга, Алистер подумал, а не двинуться ли ему дальше по своим делам. Сегодня МОВ исполнилось тридцать лет, и по этому случаю в штаб-квартиру съехались коллеги со всего света. Да и не только коллеги. Праздник открывал сам Чжан Шуи, Председатель Верховного Совета Международной Организации Восприимчивых. Стольких выдающихся людей в одном месте можно не увидеть ни разу за всю жизнь.

И едва молодой человек так подумал, как к ним присоединилась темноволосая женщина лет тридцати пяти. При виде этой особы Алистер почтительно улыбнулся и посторонился, пропуская её к двум другим старшим Восприимчивым. Сейчас он поймал себя на мысли, что про себя называет их старшими с прежним уважением, хотя формально он теперь был одним из них. Он тоже мог не только сам ощущать Основу и пользоваться ею, но и влиять с её помощью на других.

Рамос немедленно представил женщину ректору:

– А это, мистер Николо, Эбби Лоран, моя сотрудница из лечебного отдела.

– Да хранит вас Основа, мистер Николо, – сказала женщина.

– И вас она пусть хранит, мисс Лоран.

– Если позволите, миссис Лоран, – вежливо поправила его женщина, заставив Алистера чуть сильнее сжать губы.

– Простите, миссис Лоран, – поправился Николо.

Алистер смотрел на Эбби Лоран. Он работал её ассистентом уже пятый месяц и довольно успешно. Руководительница хвалила его редко. Но зато когда это случалось, Алистер всегда точно знал, что одобрение миссис Лоран совершенно искреннее и справедливое. Он был готов многое дать за то, чтобы увидеть обращенную к себе лёгкую улыбку на её лице. Хотя дело здесь было не только в работе.

Эбби Лоран была необыкновенной женщиной. Тёмные, почти чёрные волнистые волосы и при этом светлые глаза цвета морской волны. Иногда, при определённом освещении, казалось, что они отливают сталью. Взгляд у миссис Лоран был необыкновенно глубокий, а порой становился пронизывающим. Даже не тяжёлым, а именно пронизывающим. Порой Алистеру казалось, что она понимает стоящего перед ней человека намного лучше, чем сам человек. Наверное, именно таким и должен быть врач Ка.

Лицо миссис Лоран совершенно не походило на смазливые мордашки моделей с обложек журналов и из рекламных разделов в Сети. У неё были чётко очерченные скулы и выступающий подбородок. Едва взглянув на неё в первый день работы с ней, Алистер понял, что эта женщина умная и довольно требовательная. Его предположения оправдались. Но с течением времени молодой человек начал понимать, что именно в этом характере и в столь необычной внешности заключается самое привлекательное в этой женщине. А самое главное было то, что чем дольше Алистер работал с Эбби Лоран, тем больше она завладевала его мыслями. От этого увлечения его способности к Восприятию только возросли. Алистер не мог дать этому точного объяснения. То ли он больше старался в присутствии своей руководительницы, то ли его Ка становилось более открытым. А может, дело было и в том, и в другом.

Алистер знал, что Эбби Лоран замужем, но ничего не мог с собой поделать. Восприимчивый, несмотря ни на что, всё-таки остаётся человеком. Ему оставалось только гадать, подозревает ли она что-нибудь о его чувствах. Но зато он с уверенностью мог сказать, что руководительнице нравится его почтительное и вежливое отношение к ней.

Сегодня она выглядела просто великолепно. В свете ламп волнистые тёмные волосы чуть поблёскивали и переливались при каждом её движении. Черты лица, казалось, утратили свою привычную резкость и стали более женственными. Как, впрочем, и её фигура. Алистер был не в силах отвести глаз от очертаний её тела, облегаемых тёмным вечерним платьем. До этого вечера он даже не представлял себе, что его руководительница может быть такой красивой. Молодого человека обдало волной жара, как будто его кровь превратилась в лаву, в густую, горячую и тяжёлую лаву. Он с трудом отвёл взгляд в сторону и на мгновение прикрыл глаза. Так ему было легче справиться с наполнившими его чувствами.

Эбби Лоран, казалось, ничего и не заметила. Она вовсю рассказывала Рамосу и Николо о временах своего обучения. В отличие от Алистера, она родилась тут, в Торонто, и была выпускницей здешней высшей школы Единства. А это была очень хорошая школа. Не зря незадолго до Рождества миссис Лоран была признана лучшим специалистом в своём отделе. Поздравительную грамоту вручал сам Рамос. Алистер даже жалел, что пришёл к ним позже и не видел этого момента.

– Между прочим, в начале осени в Новосибирске пройдёт международная конференция исследователей Основы, – сказал Рамос.

– По какой теме? – осведомилась Эбби.

– «Перспективы применения кеодлона», – ответил директор. – Уверен, что и врачи Ка могут почерпнуть там массу всего полезного. Так что, если желаете поехать, милости прошу.

– С удовольствием, – улыбнулась Эбби. – Это очень интересная тема.

«Ещё бы!» – согласился про себя Алистер. В своё время он увлекался проблемами применения кеодлона. И даже подготовил несколько работ по этой теме, пока учился в Нью-йоркской Высшей Школе Единства. Вообще, он был любознательным человеком. Когда Алистера пригласили в исследовательский центр Рамоса, он был уверен, что его порекомендовал Николо. Ректор считал, что упорство и таланты учеников не должны пропадать зря.

Алистер подумал, а не отправиться ли и ему на эту конференцию. Тема обещает быть интересной и может пригодиться для дела. К тому же рядом будет Эбби. Она была для Алистера покровительницей и музой, вдохновляющей его на победы. А её спокойное и доброжелательное отношение к нему делало её общество ещё более приятным. Но Алистеру давно хотелось пообщаться с ней в менее формальной обстановке. А тут такая возможность!

Но сначала нужно было спуститься на землю. Для того, чтобы попасть на конференцию, следовало заручиться согласием множества людей. Прежде всего – своей непосредственной руководительницы. А она неглупа. Может сообразить, отчего её молодой и энергичный помощник собирается полететь с ней.

«Знать бы, как она отнесётся ко мне, если узнает о моих чувствах! – Алистер незаметно вздохнул. – Ладно, вооружимся терпением. Для начала подумаем, как выбрать момент для такой просьбы. Надо как-нибудь завести с ней разговор о кеодлоне, а потом плавно перетечь на конференцию… Да, так и сделаю!»

Спустя полчаса начались танцы. Алистер с детства любил танцевать и танцевал недурно. Да и потом, практикующие старшие Восприимчивые регулярно делали специальные упражнения на развитие тела. Ведь тело неразрывно с Ка. И только поддерживая его в хорошей форме, можно достичь наилучших успехов в работе с Основой. Поэтому врачи Ка были довольно координированными.

Самой желанной парой для Алистера была, конечно же, Эбби. Однако его опередил Рамос, уведя свою сотрудницу буквально у него из-под носа.

«Вот зараза!» – подумал Алистер, но немедленно приструнил себя. Всё-таки Рамос был выше его, и по возрасту, и тем более по положению. С этим приходилось считаться.

Алистер наблюдал, как они вышли на свободное пространство и принялись кружить по нему. Эбби танцевала восхитительно. Она прекрасно чувствовала музыкальный ритм и двигалась грациозно, словно лебедь. Полюбовавшись на неё, Алистер подошёл к столику и налил себе стакан сока. Спиртного на фуршетных столиках не было – слишком уж оно затуманивало связь с Основой.

Когда он снова повернулся к танцующим, то заметил рядом молоденькую рыженькую девушку. Это была Роуз, сотрудница приёмной их центра. Поэтому он частенько её видел.

– Скучаете, Алистер? – поинтересовалась она.

– Да нет, – ответил Алистер. Он был симпатичен девушке, и та явно была не прочь пообщаться с ним. Конечно, молодой человек предпочёл бы общество Эбби, но не мог допустить, чтобы Роуз чувствовала себя второсортной.

– Хотите, потанцуем? – предложил он ей.

– Давайте, – обрадовалась Роуз.

5. История Романа Громова

7 июля 2128 года

– Число жертв парижской трагедии возросло до четырёх человек, – говорил диктор. – Этой ночью в больнице скончался один пострадавший от взрыва. Состояние ещё двоих раненых оценивается врачами как тяжёлое. Напомним, вчера, в три часа дня по местному времени, во время мирной демонстрации Восприимчивых на Площади Согласия прогремел взрыв. Неизвестный бросил в толпу осколочную гранату. После этого он попытался скрыться, но был убит дежурившими неподалёку сотрудниками полиции. Представители правоохранительных органов пока воздерживаются от подробных комментариев. Однако в качестве главной версии рассматривается террористический акт, совершённый радикальными противниками Восприимчивых.

Слушавший новости Громов, руководитель административно-хозяйственного отдела компании «Щит», усмехнулся про себя. Ещё бы они не рассматривали эту версию в качестве основной! Не далее как вчера Международная Организация Восприимчивых праздновала своё тридцатилетие. Шествия и демонстрации Восприимчивых проходили везде, куда Клуб успел запустить свои щупальца. Нью-Йорк, Пекин, Сеул, Иокогама, Париж, Берн, Лондон, Мельбурн… а теперь ещё и Москва. Скрябин позаботился о том, чтобы праздник прошёл с размахом. Но сердце торжества, само собой, находилось в Торонто. Над штаб-квартирой МОВ даже дали роскошный салют, его было видно за много километров. Радуются…

Но радость для одних стала горем для других. За полтора месяца до праздника по всему миру поднялась новая волна борьбы с Сопротивлением. Клубу не хотелось, чтобы какие-то безмозглые людишки отвлекали его от любования своим величием. Понимая это, Громов велел всем «гайдукам» залечь на дно. А многие другие члены Сопротивления не успели этого сделать и попались. В разных странах мира были выявлены и разгромлены сотни подпольных организаций. Почти все «подарки», которые планировалось преподнести МОВ на тридцатилетие, до адресата так и не дошли. Исключение составила только эта граната.

Лягушатники всё-таки прошляпили её. И случилось это в просвещённой стране, во владениях Клуба! Такое известие не могло не порадовать Громова. Оно подтверждало, что хвалёная система Клуба не такая уж и безупречная, как кажется. А это значило, что её в принципе можно сломать. Можно!

Ещё в самом начале Громов (хотя в те времена его звали иначе) решил для себя, что будет бороться до конца. Учение Единства, точно тотальный рак, расползалось по миру, а теперь пришло и на его Родину. Причём толпы простых, наивных и одураченных людей только поддержали его, вместо того, чтобы гнать взашей.

«И почему память у людей такая короткая? – с грустью подумал Громов. – Сколько раз бывало, что народ шёл на поводу у всяких проходимцев! Вспомнить хотя бы Октябрьскую революцию или Августовский путч. Всемирный Хаос, наконец! Он начался всего сто лет назад, а люди снова всё позабыли и бросились, высунув язык, за тем, кто больше им наобещал! Да и родное государство тоже хорошо! Поздно спохватилось, что нужно что-то менять, и пожалуйста! А ведь давно всё было ясно!»

Роман Георгиевич знал, что эти события уходили корнями ещё в Освободительную войну. В сорок седьмом, когда Тимошин победил, Клуб Единства помог ему восстановить страну. Они развернули целую сеть Специальных Экономических Зон в Сибири и на Дальнем Востоке. Правительство заключило с зарубежными компаниями выгодные концессионные соглашения на восьмидесятилетний срок. В результате экономику дальних регионов восстановили, но она попала в зависимость от концессионеров и их хозяев. Экономические зоны постепенно превратились в анклавы Клуба Единства. В них и поднялись первые российские общества Восприимчивых. Через них Клуб Единства мог вести разведку и вербовать сторонников. В своё время Рахимов хотел закрыть школы и распустить сообщества Восприимчивых в Специальных Экономических Зонах, но не успел этого сделать. Его вместе со всей командой смела Июньская Революция. Год назад нынешней президент, Семёнов, закрыл Специальные Экономические Зоны. Но сделано это было лишь для того, чтобы создать у народа иллюзию независимости. В действительности же Восприимчивые всё равно оставались хозяевами положения, причём теперь уже во всей стране.

В который раз Громову вспомнилась ещё одна потеря, связанная с Июньской революцией. Незадолго до начала волнений он встретил женщину по имени Полина. У них завязался роман. Вероятно, они остались бы вместе. Громов очень хотел, чтобы так и было, потому что он довольно долго был одинок. Прошлый его брак сложился неудачно. Всё могло бы получиться теперь, если бы не эта кутерьма, устроенная Клубом Единства. Громов не мог уклониться от борьбы, но брать с собой Полину не стал. Она была обычным человеком и совершенно не годилась для подпольной работы. Так что им пришлось расстаться, и расстаться быстро, без проводов и прощаний.

Полина не знала, куда пропал её любимый. Но зато Громов через два года после расставания узнал, что после Июньской революции она примкнула к Сопротивлению. Узнал он и том, что её организацию разгромили, а саму Полину схватили службисты. С тех пор о ней не было никаких вестей.

Чтобы отвлечься от гложущих его мыслей, Громов сосредоточился на борьбе. Тем более что положение не было безнадёжным. Несмотря на все ухищрения Клуба, многие поняли, куда ведут страну новые хозяева, и воспротивились этому. В их числе были и довольно влиятельные люди, политики старой школы, которые приняли в штыки никитинские реформы. После Июньской революции появились и новые игроки. Они были молоды, энергичны и не согласны с правилами игры, которые навязывал им Клуб Единства. Сопротивлению требовались сторонники, занимающие высокие посты и популярные в народе. Поскольку осилить врага в честном бою было невозможно, оставалось не дать ему закрепиться и постоянно расшатывать почву у него под ногами.

Громов поймал себя на словах «честный бой» и фыркнул про себя. Откуда только в нём появилась эта романтика? Честный бой! «Интересно, а бывали ли на самом деле честные бои? – подумал он. – Не на турнирах или дуэлях, а на полях сражений, когда решались судьбы народов? Вон, Дмитрий Донской ударил Засадным Полком в решающий момент по туменам Мамая? Ударил. Честно это было? Честно, потому что в результате Куликовская Битва закончилась победой русских. Благородство может позволить себе только победитель по отношению к побеждённому, да и то не всегда. А пока враг способен сражаться, ты обязан быть непредсказуемым, драться любым оружием, использовать любые уловки и любые его слабости. Иначе он убьёт тебя или превратит в раба. И не вспомнит, что когда-то ты был честен или милосерден по отношению к нему. Победитель никогда не хочет быть в долгу у побеждённого».

Громов считал, что Клубу пока рано праздновать победу. Конечно, они получили прежде невиданную геополитическую силу, объединив под своей властью Северную Америку, Западную Европу, Китай, Японию и Корею. И держали они их довольно крепко. В этих странах большим бизнесом и большой политикой, вещами, по сути, неразделимыми, уже давно заправляли последователи Учения Единства. Обычным людям дорога наверх была заказана.

Но теперь элита Восприимчивых стремилась насадить своё влияние на всём земном шаре. И вот тут продвижение Клуба не везде находило отклик в умах государственных мужей. Страны Ближнего Востока и большая часть Африки по-прежнему сопротивлялись наступлению Международного Союза. В Турции, к примеру, общие школы Единства находились под жёстким контролем со стороны государства, высших же школ вообще не было. А в Иране пошли ещё дальше. Там любые школы Единства находились под запретом. Более того, действовал закон о правовом положении Восприимчивых. В частности, Восприимчивые, обучавшиеся Единству в других странах, не могли состоять на государственных должностях.

В Южной Америке Клуб тоже не очень-то жаловали. Чтобы как-то обезопаситься от натиска северных соседей, ряд стран объединились в содружество и установили серьёзные ограничения для Восприимчивых. Как и в Турции, те могли обучаться только в общих школах Единства и по укороченным программам. Лишь в Чили и Уругвае Учение Единства цвело махровым цветом. Там ставленникам САК удалось прорваться к власти.

В Восточной Европе, в Вышеградской Конфедерации, Единство также было не в чести. А на Балканах и в Центральной Америке, где вовсю проходила «колонизация», действовали подпольные движения. С некоторыми из них иногда даже удавалось поддерживать связь.

Разумеется, Громов понимал, что это не остановит Клуб. Число Восприимчивых по всему миру неуклонно растёт, и их способности тоже растут. Но даже если прирост замедлится, Восприимчивых уже очень много – миллиард человек. И уже сейчас их общность упорядочивается и превращается в систему. Восприимчивые тянутся друг к другу, как капли ртути из разбитого градусника. У них есть своя иерархия, в основе которой лежат потенциал Восприятия, а также направление и степень его освоения. А значит, со временем они объединятся в огромную силу, которой будет безраздельно управлять Клуб Единства. И вот тогда обычному человеческому миру, со всеми его противоречиями, склоками и междоусобицами, настанет конец.

Но пока в МОВ состоит только двадцать четыре миллиона Восприимчивых. И именно эти двадцать четыре миллиона являются самыми опасными врагами. Нельзя давать им покоя. Большую роль в борьбе играла информационная война. Как в реальном мире, так и по Сети распространялись материалы, изобличающие заговор Клуба Единства и его опасность для обычных людей. Цензоры всячески боролись с этим. Регулярно совершались облавы на точки подпольной записи, а в Сеть запускались выявляющие и блокирующие программы. Однако это противостояние только привлекало к Сопротивлению больше внимания, а значит, шло ему на пользу. И теперь по стране уже действуют десятки антивосприимчивых (или, как говорят в народе, «антишизовских») организаций, мелких и крупных.

Возрождение Сопротивления началось около четырёх лет назад. Убеждённый в победе над российским партизанским движением, Клуб решил, что ситуация стабилизировалась. Но он ошибся. Сопротивление не было уничтожено. Оно лишь на время затаилось, чтобы наладить связь со своими зарубежными единомышленниками и однажды заявить о себе вновь.

Сопротивление вело не только информационную борьбу. Проводились и силовые акции. Этим занимались, главным образом, наиболее радикальные «антишизовские» организации. Они нападали на Восприимчивых, поджигали их дома и машины, иногда даже устраивали погромы. А особо сложные задачи выполняли «Гайдуки». Не далее как полтора года тому назад боевая группа под командованием Казакова атаковала микроавтобус, в котором ехали европейские Восприимчивые, а также машину сопровождения. В той машине также были «шизы», уже из числа сотрудников Службы Безопасности Российского Общества Восприимчивых. Однако способность воспринимать Основу их не спасла. Известие об этой акции всколыхнуло весь мир. Подпольщики в России и в других странах ещё долго отмечали это событие. Одна из организаций Сопротивления даже взяла на себя ответственность за это нападение, тем самым оказав «Гайдукам» услугу – истинные нападавшие остались в тени.

За последние месяцы Сопротивлению изрядно досталось. Марионетки Клуба периодически проводили кампании против него. Но сейчас к очередной такой кампании добавилось ещё и празднование тридцатилетия МОВ. Все службы безопасности стояли на ушах. Что далеко ходить – Казакова восемь дней тому назад остановил патруль. Хорошо, что проверка оказалась чисто формальной.

Однако силы ещё оставались, и у Громова уже имелись некоторые планы относительно их использования. Он знал, что РОВ ни в коем случае нельзя давать передышку. Нужно было снова подлить масла в огонь. И предстоящие акции позволяли это сделать. С недавних пор у «Гайдуков» появился новый союзник. Новый и очень ценный. Если «Гайдуки» могли уничтожить нужного Восприимчивого или группу Восприимчивых, то этот союзник при правильном подходе мог сделать куда больше – поднять на борьбу с Единством миллионы обычных людей.

Раздался звонок. Это был помощник Громова.

– Роман Георгиевич, вам звонит господин Фаляхов по поводу электрооборудования.

Громову нравился этот помощник. Лаконичный, исполнительный и внимательный. Совсем как его адъютант в прежние времена…

– Соедините, – сказал начальник отдела. Пора было отвлечься от грандиозных планов на будущее и заняться делами насущными.

6. История Павла Антонова

16 – 17 июля 2128 года

Надо отдать ей должное, Надя не бросала слов на ветер. Она действительно была преисполнена решимости устроить своим друзьям праздник. Даже погода благоволила этим замыслам. Обещанное солнце наконец-то выглянуло из-за туч, а мерзкий холодный ветер стих. Теперь на улицах царили тепло и солнце, как, собственно, и положено в июле.

И вот, шестнадцатого числа Пашка отправился к Наде на День Рождения. Он приготовил ей подарок – флакончик духов «Мадемуазель Коко».

Все гости были званы на четыре часа дня. Пашка опоздал на десять минут. Да и другие гости тоже подтягивались неспешно. Кто-то ехал на своей машине и теперь стоял в заторе, образовавшемся в результате аварии на дороге. Кто-то просто не очень удачно распланировал своё время. Кому-то приходилось заканчивать дела, свалившиеся на него в последний момент как снег на голову. Но всё это сейчас было не так уж и важно. Были все свои.

Кроме университетских знакомых Надя пригласила каких-то давних школьных друзей, а также родственников и подруг. Пашка знакомился с ними, но скоро совершенно запутался, кто из них кто. Гораздо приятнее ему было видеть своих старых друзей. Вовка, Никита, Колька, Нина… Даже Женька, и тот вырвался.

Единственный, кто никак не мог приехать – это Надин отец. За десять минут до того, как он собирался отправиться домой, на работе произошла какая-то неприятность. И поправить дело надо было сегодня же. Так что праздник пришлось начинать без него.

– Как обычно… – буркнул Никита, когда узнал эту новость. Заметив недоумённый взгляд Пашки, он пояснил: – Вечно он где-то шляется…

– Зря ты так, – покачала головой Нина. – Для него эта работа как спасательный круг.

– В смысле? – не понял Пашка.

Прежде чем ответить, Нина осмотрелась по сторонам и убедилась, что никто их не слышит. Но все были заняты своими делами, а Надя так и вообще была в другой комнате.

– У её отца проблемы, – сообщила она тихо. – Его брат на работе подсидел…

– Какой брат? – не понял Пашка.

– Родной, – мрачно ответила Нина. – Тот-то его взял к себе в фирму по большому одолжению, а вот на тебе… В общем, Надькиного отца оттуда попёрли, и он полгода болтался без работы. Только пару месяцев назад смог куда-то устроиться. Соображаете, каково ему?

– Соображаем, – ответил хмурый Пашка.

Некоторое время они сидели молча. Потом Никита прислушался к голосам, доносившимся из соседней комнаты.

– По-моему, они уже собираются к столу, – заключил он. – Может, пойдём и мы?

Праздничный стол оказался поистине царским. И подготовлен он был в строгом соответствии со старыми традициями: салаты, пироги, блюда с зеленью, овощи, фрукты, и ещё куча всякой вкуснятины… чего там только не было. Видимо, отцу Нади досталась хорошая работа. Пашка ещё раз вспомнил слова Нины и подумал: какой же сволочью надо быть, чтобы так обойтись с родным братом! И не просто с родным братом, а с человеком, взявшим тебя к себе! Пашка просто не представлял себе, чтобы кто-то в его семье мог пойти на такое. Вон, дядя Игорь с отцом живут душа в душу! Казалось бы, что может быть важнее своей семьи? Семья должна быть фундаментом и последней линией обороны для каждого человека. Но почему находится какой-нибудь иуда, готовый предать своих близких?! Пашка никогда не сталкивался с подобными людьми, но заочно испытывал к ним отвращение и презрение. Развешать бы их по осинам! А лучше – поразить тотальным раком!

Постепенно вкусная еда и дружеский трёп отвлекли его от мрачных мыслей. Вдобавок он всё-таки поддался искушению и выпил немного шампанского. От этого ему стало необыкновенно тепло и приятно. Всё-таки немного выпить иногда бывает не вредно.

В какой-то момент Пашка так наелся, что с трудом смог встать со стула. Гости тоже отвалились от стола и теперь потихоньку начали расползаться на группы по интересам. Женька что-то рассказывал Кольке и Никите про гоночные машины. О них он мог говорить часами. Гонки были стихией Женьки. Он не только любил посмотреть, но и сам участвовал в них. А сейчас он был ещё и слегка навеселе. Вино явно разожгло в нём повествовательный азарт.

Иногда Пашка даже удивлялся, как это Женьке удалось дотянуть до четвёртого курса. Он неоднократно оказывался на грани исключения за многочисленные «хвосты» и пропуски занятий. Но сам гонщик не очень беспокоился по этому поводу. «Если меня выкинут, буду продолжать гонять! – как-то раз сказал он. – На этом можно зарабатывать не хуже менеджера! Да это и интереснее, чем протирать штаны в офисе!».

Постепенно Пашка утомился от описания двигателей, шин, коробок передач и прочей автомобильной требухи. Зато у Нины нашлась подходящая тема для разговора. Она страшно заинтересовалась тем, как протекает фехтовальная самодеятельность, в которую Пашка влился ещё на первом курсе.

Основателями этого «движения» считались Вова с Колькой. Потом в этот клуб вступило ещё четверо – Никита, Тёма, Серёга с экономического факультета, и, наконец, Пашка. Первые полтора года были довольно напряжёнными. Казалось, что преподаватели стараются выжать из студентов все соки на семинарах, аттестациях, зачётах и экзаменах. А уж занятия историческим фехтованием выматывали полностью. Но Пашка всё равно был счастлив, как никогда прежде. Впервые у него появились настоящие друзья. Впервые он чувствовал свою принадлежность к кругу сильных и целеустремлённых людей. Именно тогда у него проснулся интерес к физкультуре, которую в школе он просто ненавидел. В первый раз ему и правда захотелось пересиливать себя и преодолевать новые преграды. Если удавалось увеличить число подтягиваний хотя бы на один раз или нарастить скорость во владении копьём, он испытывал радость и гордость за свою, пусть маленькую, но победу.

Пашке очень нравилось и название их клуба – «Странники». Это сразу наводило его на мысли о героических путешественниках и первопроходцах прежних времён. Странник – это человек любознательный, сильный, отважный и независимый. Именно таким, с его точки зрения, и следовало быть.

Нине такая мысль тоже пришлась по душе. Помолчав немного, она спросила:

– А на турнирах бывал?

– Нет, – покачал головой Пашка. – Пока ни разу. Это Вовка часто ездит.

– Куда это я езжу? – спросил появившийся рядом Вовка.

– На турниры.

Реакция последовала немедленно. Вовка любил рассказывать о реконструкторском деле не меньше, чем Женька – о машинах. В последнем сражении, на которое он ездил неделю назад, лучше всех показал себя клуб «Сварожичи». Это был довольно известный клуб, в котором, к слову, было немало противников Восприимчивых.

Последний случай, о котором Пашка слышал от друзей, произошёл ещё весной. Тогда в результате перепалки с «шизами» пострадал один из «сварожичей». Свара началась с того, что один из Восприимчивых будто бы резко отозвался о девушке этого самого бойца. Тот, как и подобает настоящему парню, вступился за подругу и от души врезал «шизу» по морде. За пострадавшего, разумеется, вступились собратья, и «обидчик» был жестоко избит. Двое из этой троицы занимались самбо, так что драться они умели. А главная опасность Восприимчивых заключалась в том, что они всегда были сплочёнными. Стоило задеть хоть одного из них, и за него сразу вступалась вся шатия-братия. Спасибо, что хоть девушку не тронули…

«Сварожичи» не спустили «шизам» побоев своего товарища. Избитый и раньше встречался с двумя из них в тех краях и знал, где находится их спортивная секция. Реконструкторы тщательно подготовились к возмездию. Выбрав наиболее удобное место на пути маршрута «шизов», они дождались, пока те будут возвращаться с тренировки, и основательно их отметелили. Третий мерзавец избежал своей участи только потому, что в тот момент поехал в другой город по каким-то своим делам. А то лежал бы в больнице наравне с собратьями. Кое-кому тогда пришлось распрощаться с самбо на очень долгое время.

Мстителей никто так и не поймал. Конечно, у некоторых людей определённые догадки были, но никто не мог ничего доказать. Пашка сильно подозревал, что у «Сварожичей» есть какая-то поддержка в правоохранительных органах, но выяснить это наверняка не мог. И особенно не стремился.

– Кстати, я в Сети читала, что Восприимчивые стали создавать свою собственную реконструкцию, – сказала Нина.

– Да чушь всё это! – махнул рукой Вовка. – Конечно, на досуге они иногда любят порубиться на мечах. Но так, чтобы по настоящему… – он сделал многозначительную паузу а-ля Полиграф Полиграфович и продолжил: – Это нет! Видно, боятся нас!

– И хорошо, что боятся! А то они всех уже заколебали! – вдруг заявил Женька.

Сказал он это так неожиданно и откровенно, что все в комнате разом замерли и уставились на него. Потом Пашка осторожно спросил:

– Почему?

– Каждый день, как еду от дома, проезжаю мимо одной из их сраных школ и вижу эти хари! – взорвался Женька. – Дал «шизу» по роже, чтобы не выкобенивался – сразу на нары, за разжигание социальной розни. А если «шизы» тебя изобьют – «полицаи» отмалчиваются. А почему?

– Жень… – предостерегающе начал Пашка. Но гонщика-любителя было уже не остановить.

– Да потому, что всё правительство наше – одни «шизы»! Для чего, вы думаете, все эти школы снова открыли? Чтобы они ещё сильнее стали! Помяните моё слово – ещё лет двадцать, и они мир завоюют! Это как два байта переслать! И тогда нам по канализации прятаться придётся! Они-то сплочённые, сволочи, поодиночке с нами разбираться будут…

– Женя! – одёрнул его Вовка. Пашка не знал, есть ли среди гостей кто-нибудь с Восприятием. Но если такие найдутся, то речи Женьки им точно не понравятся. Напрашиваться на конфликт, а уж тем более нарываться на драку не хотелось никому.

– Козлы… – проворчал Женька, но обороты всё-таки сбавил. К счастью, народу в комнате было немного, и все были свои. Нина с Никитой деликатно сделали вид, будто ничего и не случилось. Так что инцидент можно было считать исчерпанным.

Как обычно бывает в таких случаях, запасы напитков подошли к концу, а расходиться никому ещё не хотелось. Поэтому на военном совете было решено отправить рейд в ближайший магазин и там как следует закупиться. Вызвались Колька и Жора, один из гостей. Этот Жора по возрасту был самым старшим, поэтому ему можно было покупать спиртное. По вопросу, сколько нужно тащить бутылок, совет единодушно постановил: МНОГО.

– Вспоминается анекдот, – заметил Пашка. – Прилетают раклэны на Землю, решают проверить уровень человеческого интеллекта. Берут американца, спрашивают: «Какое самое большое число?». Тот: «Миллиард!». Раклэны отмечают: «Крайне низкий уровень интеллекта. Для экспериментов не годен». Берут француза: «Какое самое больше число?» – «Триллион!». Раклэны отмечают: «Низкий уровень интеллекта. Для экспериментов не годен». Берут русского, спрашивают: «Самое большое число?» – «До хрена!» – «А это как?» – «Когда зашьёшься считать, это будет меньше, чем половина!».

Квартира взорвалась хохотом. Судя по понимающим улыбкам Вовки и Женьки, они тоже знали этот анекдот, но были не прочь лишний раз повеселиться.

Пашка тоже захотел пройтись до магазинчика. Всеобщая толкотня ему наскучила, и он решил немного размять ноги.

Когда они вышли из дома, солнце уже заходило за горизонт и отражалось багровыми бликами на белых стенах зданий. От этого бетон приобретал столь необычный для него нежно-розовый оттенок. А на смену солнцу уже готовилась придти полупрозрачная Луна.

«Интересно, как там поживает Лунный Городок? – подумал Пашка. – Что сейчас делают колонисты? Спят, завтракают или уже работают? Кстати, там же, на Луне, на базальтовых просторах Моря Спокойствия, некогда было представительство раклэнов. Удивительных и загадочных пришельцев. Интересно, чем они заняты сейчас? А вдруг они до сих пор следят за нами? Какой-нибудь раклэн в этот самый момент смотрит на экран и видит три мелкие человеческие фигурки, идущие по своим мелким делам»

Пашка улыбнулся такому предположению. Конечно же, за ними никто не следит. Делать больше нечего могущественным инопланетянам, кроме как присматривать за людьми, которые снуют по своей маленькой планете и пытаются как-то освоить её спутник. Хотя, если посмотреть, люди осваивают Луну уже довольно уверенно. Лунный Городок по размерам уже больше похож на небольшой земной город. Кстати, у России в Лунном Городке тоже был свой участок. Кроме того, за последние пятнадцать лет люди заложили ещё два поселения. Пашка читал, что Рахимов когда-то собирался основать отдельную, российскую колонию. Но его мечтам о покорении Луны не суждено было сбыться.

Когда ребята возвращались из магазина с покупками, то столкнулись в дверях с Надиным отцом. Геннадий Геннадьевич был коренастым лысоватым мужчиной с большими голубыми глазами. Он только-только смог освободиться и сразу же поспешил домой. Надин отец оказался довольно вежливым и тихим человеком. Пашка подумал, что такими люди, наверное, становятся после тяжёлых ударов, которые нанесла им судьба. Они не ломаются, но всё равно сильно меняются под её сокрушительным воздействием.

С возвращением гонцов веселье продолжилось с новой силой. Пашка думал, какой же приятный выдался вечер. А главное, сейчас каникулы, и завтра можно будет выспаться. Не надо никуда бежать сломя голову или делать домашние задания. И ребята вокруг отличные.

К полуночи гости потихоньку начали расходиться. Вовка с Никитой ещё оставались, а Пашка решил, что пора бы уже и честь знать. Хотя было темно, он хорошо ориентировался и был уверен, что без проблем отыщет обратную дорогу к метро. Но судьба распорядилась иначе. За Женькой приехал его отец. Поскольку начинающий гонщик подвыпил, он не мог сам сесть за руль. Женька предложил заодно подвезти и Пашку до дома, благо проезжали они недалеко от Пашкиной «базы».

Попрощавшись с друзьями и поблагодарив хозяйку дома за гостеприимство, они поехали вниз. С ними вместе спускалась и Нина, которой тоже было пора возвращаться в свою гавань. Внизу их уже ждали. У подъезда стоял «Форд» с включёнными фарами, принадлежавший, как выяснилось, Женькиному отцу. А неподалёку от него дежурил мужчина, оказавшийся тем самым загадочным молодым человеком Нины. Впрочем, он был не таким уж и молодым. Тридцать пять Пашка дал бы ему точно. Коротко стриженный, крепкий. Не огромный и даже не очень высокий. Ростом он был пониже Пашки, но зато в плечах превосходил его, по меньшей мере, в полтора раза. В свете фар его карие глаза казались тёмными точками.

«Да, – подумал Пашка, – с таким типом не хотелось бы выяснять отношения в подворотне, даже если рядом будет Вовка!» Но всё обошлось мирно. Напротив, Нина представила ему своих соучеников, а, человек, в свою очередь, назвался Виталием. Потом стороны обменялись рукопожатиями, и Виталий повёл Нину к своей машине, которая стояла неподалёку. Кажется, это была «Ладья». Женька напоследок пытался поведать ему что-то об этой марке. Виталий коротко отвечал. Было видно, что он ждёт, когда же Женька от него отвяжется.

Пашке эта катавасия тоже начала надоедать, поэтому он сказал:

– Ну ладно, Жень, пошли. Ты мне ещё что-то хотел про «Форды» рассказать…

– Про «Форды»? – встрепенулся Женька.

– Да, – не моргнув глазом, ответил Пашка. То была чистая правда. Женька действительно обещал как-то раз рассказать ему обо всех свойствах этих машин. Кажется, это было месяц назад, во время очередной тусовки в общаге. – Сейчас поедем, ты мне всё расскажешь.

В этот момент Пашке показалось, что Виталий улыбается ему краем губ. Наконец, «экипажи» разошлись по своим машинам. Усевшись на заднее сиденье «Форда», Пашка с удовольствием потянулся.

Машина ехала по пустым ночным улицам. Рядом тренькал Женька, увлечённо рассказывая о волшебных свойствах «Фордов». Пашка смотрел на проносящиеся мимо фонари и сам не заметил, как задремал, убаюканный его речами. Проснулся он только когда автомобиль подъехал к его улице. Пашка поблагодарил Женьку и его отца, попрощался с ними и пошёл к своему подъезду.

Едва он вошёл в квартиру и закрыл за собой дверь, как почувствовал страшную усталость. Вкратце он рассказал родителям о празднике и попросил чашечку ромашкового чаю. Выпил его словно во сне – и отправился в кровать.

Всю ночь он спал как убитый. Не было ни снов, ни голосов, ни даже каких-либо чувств. Пашка просто отключился от бытия. А когда проснулся, на дворе уже стояло солнце. Было одиннадцать часов утра.

7. История Эбби Лоран

20 июля 2128 года

Домой она вернулась поздно. Сегодня на работе пришлось подменить Йохансона, другого врача Ка. Вдобавок привезли необученного Восприимчивого с сильным «перебоем». Он бредил и видел галлюцинации. Эбби стоило немалых усилий справиться с этим недугом и поставить человека на ноги.

«Перебоем» или, выражаясь научным языком, болезнью Хоффмана, называли серьёзное нарушение энергетического обмена человеческого Ка с Основой. И если больной долго оставался без помощи, последствия для него могли оказаться самыми плачевными. Справиться с этим недугом, как и с энергоударами, могли только врачи Ка. Официальная медицина в развитых странах давно признала за ними право и долг лечить болезни, связанные с Основой.

Обычно «перебоями» страдали необученные Восприимчивые, обладающие потенциально сильными Ка, но не умеющие управлять своими силами. У обычных людей этого недуга не бывало никогда. Сегодняшний пациент был одним из тех людей, кто узнал о своём Восприятии, но выбрал путь обычного человека и отказался от обучения. К счастью, болезнь Хоффмана пока была довольно редкой. Большинство необученных, потенциальных Восприимчивых даже не догадывалось о её существовании.

Когда дверь лифта закрылась и кабина пошла наверх, Эбби Лоран велела себе позабыть о работе. Здесь у неё были другие заботы и другие радости. Ведь Восприимчивые женщины – это верные жёны и любящие матери.

На пороге её встречал Жерар. Он уже переоделся в домашнюю одежду. Из этого Эбби заключила, что с работы он вернулся давно. Жерар никогда не жаловался на её задержки, тем более что и за ним иногда водился подобный грешок. Он работал на химическом заводе, принадлежавшем компании «Апон», и следил за экологической безопасностью предприятия. А на такой работе, как и в центре по изучению Основы, иногда тоже возникали трудности.

– Как твоя работа? – поинтересовался Жерар, поцеловав жену.

– Хорошо, – ответила Эбби. – Как Стефани?

– Замечательно. Я уложил её спать.

– Надеюсь, ты не стал снова рассказывать ей про генетическую реконструкцию динозавров на ночь? – неожиданно посуровела Эбби.

– Конечно же, нет! – сказал Жерар. – Я рассказал ей про то, как свалил Типа!

– М-да, пора тебя подлечить! – заключила Эбби. – Нам как раз сегодня завезли биоэнергетические клизмы.

– Шучу-шучу! – пошёл на попятный муж.

Эбби сняла жакет, аккуратно повесила его на вешалку и пошла умываться. После ужина они включили телевизор. Там как раз показывали вечерние новости. Взгляду Эбби предстала большая толпа, пестрящая разноцветными флажками и объемными голографическими плакатами с надписями, вроде: «Яркость – навсегда!», «Долой серость!» и так далее. Хорошо хоть обошлись без прошлогоднего девиза: «Свобода лучше Единства!». Барьеры и кордон полицейских отсекал толпу от помостов, выстроенных прямо на улице. На этих помостах стояли люди, одетые в яркие и короткие одежды, напоминая о моде начала прошлого века. Над их головами голографический проектор высвечивал всеми цветами радуги слово «СВОБОДА».

– …собрал шесть тысяч человек, – говорил диктор. – Напомним, парады «ярких» проходят в Лос-Анджелесе уже пятый год подряд. И хотя сегодняшнее мероприятие было не столь многочисленным, как, скажем, прошлогоднее, море красок всё равно воодушевляет, а настроение у собравшихся было очень радостным!

Движение, именующее себя «Яркие», в последнее время сделалось довольно популярным среди молодёжи. В пику последователям Учения Единства, исповедующим идеи разумности и сдержанности в отношениях с другими людьми и с самим собой, они воспевали силу фантазий и эмоций. Именно это и заставляло их создавать вокруг себя буйство красок и шума. Эбби и сама иногда любила повеселиться, но считала такое постоянное времяпрепровождение глупым и в корне неправильным. Кто будет учиться и работать? С другой стороны, это были не её проблемы. Серьёзного влияния на общественную жизнь «Яркие» не оказывали. Эбби с Жераром занимались своей работой и своим домом, Стефани все эти гулянки пока не интересовали, а за молодёжью пусть присматривают их родные и близкие. И потом, если людям для разрядки нужно поучаствовать в какой-нибудь пёстрой манифестации, пусть участвуют. Это лучше наркотиков и погромов. Хотя, конечно, некоторые выпады «Ярких» в адрес Учения Единства Эбби не нравились.

И словно в продолжение её мыслей, диктор добавил:

– Общую приподнятую атмосферу не смог омрачить даже уход из «Ярких», не побоюсь этого каламбура, одной из самых ярких участниц этого движения, сетевой модели Даны Крёнек.

На экране появилась фотография эффектной молодой женщины. Она была и вправду хороша: красивые карие глаза, славянские черты лица, лёгкая улыбка на губах. Но главным достоинством мисс Крёнек бесспорно являлся бюст умопомрачительных размеров. И белая блузка хорошо подчёркивала этот дар природы. Даже Жерар на секунду засмотрелся на Дану, но мигом одёрнул себя.

«А вот это правильно! – подумала Эбби, от которой ничто не могло укрыться. – Нечего на чужих девок пялиться!».

– Напомним, мисс Крёнек официально объявила об этом на своём сайте полгода назад, чем до глубины души потрясла своих многочисленных воздыхателей, – продолжал между тем диктор. – Представители «ярких» подтвердили слова модели. Причины ухода не уточнялись. Сама мисс Крёнек никак не комментировала их, но в Сети немедленно поползли слухи о том, что её решение связано с разногласиями, ранее возникшими между ней и Восприимчивыми…

Эбби покачала головой. Она помнила, как полтора года тому назад Дана Крёнек, прекрасная дочь Чехии, в своём интервью полила грязью Стефанию Бримли, наставницу Эбби, а также Учение Единства. А «Независимые Медиалинии» с удовольствием подхватили эту мерзость и распространили её на всю Североамериканскую Конфедерацию. Они были конкурентами медиа-концерна «Ноланд», основанного супругами Бримли, и не могли упустить такой случай уесть врага. Но этот укол обошёлся им дорого. Сыновья Стефании, стоявшие во главе «Ноланда», приняли меры, и сейчас «Независимые Медиалинии» переживали тяжёлые времена. Насколько знала Эбби, фактически они были близки к разорению.

Самой модели тоже досталось. Конечно, Восприимчивые не стали забрасывать её камнями. Они были не настолько глупы, чтобы поддаваться на эту провокацию. Но записали оскорбительницу в разряд «дикарок» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Её не приглашали ни на одну встречу, ни на одно светское мероприятие, ни на одну вечеринку, где хозяевами были Восприимчивые, а сайт девушки стал страдать от хакерских атак. Да и Эбби не осталась в стороне. Наставница много значила для неё, и Восприимчивая твёрдо решила не давать Крёнек спуску. В тот момент она как раз была в Лос-Анджелесе, в рамках программы обмена опытом. Узнав из Сети о выставке весенней одежды, где должна была выступить модель, ученица Стефании Бримли после работы отправилась туда. С холодной яростью она высказала Крёнек в лицо своё отношение к её поступку и к ней самой, а также предупредила, что Основа может приструнить Дану, если та не образумится.

Слова Эбби оказались поистине пророческими. Основа преподала Дане Крёнек хороший урок. Однажды на неё напали бандиты, нанятые кое-кем из «дикарей» для того, чтобы инсценировать страшную месть Восприимчивых. Ей бы наверняка не поздоровилось, не приди на помощь Восприимчивый по имени Стивен Миллан, который по счастливой случайности оказался неподалёку. С тех пор Крёнек ни разу не задевала людей с Восприятием. Более того, модель сделала заявление для прессы. Она призналась, что отзывалась плохо о Восприимчивых потому, что ей хотелось поднять свой рейтинг в глазах обычных людей, и попросила прощения за то, что сделала. Тут Эбби отдала ей должное. Возможно, в ней и правда что-то изменилось. Это было бы хорошо.

Тем временем новости закончились, и их место заняла реклама туристического полёта на Луну. Зрителям предлагали посетить Лунный Городок и даже пролететь над Морем Спокойствия, как раз над тем местом, где раньше располагалось представительство раклэнов.

– Хорошо, что Стефани уже спит, – тихо заметил Жерар.

Эбби кивнула. Мир сейчас охватил настоящий лунный бум, и Стефани прониклась идеей освоения Луны и вообще космоса. Она мечтала слетать на Луну и в своё время прожужжала родителям все уши на эту тему. Однако дочка ещё не проходила по возрасту и ужасно из-за этого огорчалась. «Ничего, – с улыбкой подумала Эбби, – будет и твой черёд! Да и мне не помешало бы хоть раз слетать в космос. Говорят, что там Основу чувствуешь совсем по-другому».

Потом реклама закончилась. Жерар ещё немного пощёлкал по каналам, но не нашёл ничего интересного и выключил телевизор.

– Пойду-ка я приму душ, – сказала Эбби, вернувшись к домашним мыслям. – А то эта духота меня доконает.

– А я пока приготовлю постель, – предложил Жерар.

Эбби не возражала. Она пошла в ванную, где почистила зубы. Потом разоблачилась и побросала в корзину всё своё бельё. После сегодняшней парилки его было хоть выжимай.

Она включила лёгкий тёплый душ. Горячий душ плох тем, что утром от него можно разомлеть, а вечером он отбивает сон. Прохладный душ освежает, но перед сном чересчур взбадриваться тоже не стоит. Поэтому Эбби выбрала золотую середину. Хлынувшие на голову и плечи струи воды смывали пот и томящую усталость, которой, казалось, был пропитан горячий воздух улицы. Как же было приятно ощущать наступающую свежесть! Эбби расслабилась, позволив каждой клеточке своего тела впитать наслаждение свежей влагой. Ещё занятия в школах Единства научили её ловить каждый момент отдыха и насыщаться им на долгое время.

Накинув халат, Эбби вышла из ванной и прошлась по коридору. Ей нравилась эта квартира. У них с мамой всё было гораздо скромнее. Своего отца Эбби почти никогда не видела. Он жил отдельно, только со скрипом оплачивал их содержание. Мама не любила о нём говорить. Как-то раз, уже после его смерти, она сказала, что Эбби является единственным настоящим подарком ей от него.

Как же Эбби тогда завидовала своим сверстникам, у которых родители жили в согласии друг с другом! И как теперь миссис Лоран благодарила Основу за то, что ей достался такой муж! Она была уверена, что Жерар не бросит их со Стефани. Пусть он и не Восприимчивый, но всё равно хороший и преданный человек, насколько это возможно для обычного человека. Не то, что всякие «дикари», бездумно ненавидящие Восприятие и всё, что с ним связано.

И кстати о Восприятии. Не так давно у Жерара на работе были проблемы с управляющим завода. Типтри или, как его ещё звали, Тип, пытался уменьшить расходы предприятия путем временного снижения затрат на очистку отходов. А ведь был Восприимчивым! Жерар возражал против этого. И никакие уговоры, увещевания или угрозы управляющего не могли заставить его изменить своё мнение. Неизвестно, чем бы всё это кончилось, не узнай о конфликте в Уилмингтоне, в штаб-квартире «Апона». С тех пор, как владельцами компании стали Восприимчивые, она бережно относилась и к экологии, и к своему «чистому» имиджу. В результате Типтри и ещё несколько человек уволились во избежание скандала. А Жерар получил благодарность от руководства и хорошую премию в довесок. Эбби была очень горда им.

А познакомилась она с Жераром на биологической конференции, которая проходила в Торонто. Она посетила эту конференцию во время отпуска, потому что там освещались интересовавшие её проблемы разведения и использования кеодлона. Мама сокрушалась, что дочка даже во время отпуска не может обойтись без работы и мотается по всяким научным мероприятиям вместо того, чтобы устраивать свою личную жизнь. «Ничего, может там и найду принца» – отшутилась тогда Эбби. И таки нашла. Они с Жераром сидели рядом в зале и ждали очередного выступления. Докладчик всё никак не приходил, и они постепенно разговорились. Им было приятно и интересно друг с другом. Когда конференция закончилась, Жерар подвёз Эбби до её дома. Так и начался их роман, закончившийся браком и медовым месяцем в Новой Шотландии.

Эбби дошла до приоткрытой двери, ведущей в комнату Стефани. Свет внутри был выключен. Но Эбби всё равно чувствовала свою дочь, лежащую на кровати и видящую милые детские сны. Чуть приоткрыв дверь, миссис Лоран неслышно прошла внутрь и остановилась перед постелью. Стефани почти вся закрылась летним одеялом, только голова на подушке была открыта.

Эбби опустилась рядом с кроватью и поцеловала дочку в завивающиеся каштановые волосы.

«Спокойной ночи, моя девочка».

И Стефани что-то почувствовала, потому что улыбнулась во сне. Эбби не видела этого, но ощутила. Как ей было приятно это ощущать! Что может быть большей радостью для матери, чем спокойствие и счастье её ребёнка?

Несколько секунд Эбби постояла рядом с кроватью дочери, а потом пошла в свою спальню. Жерар, наверное, уже заждался её.

На дом Лоранов опустилась спокойная, хотя и жаркая ночь.

8. История Андрея Скрябина

23 июля 2128 года

Руководитель Российского Общества Восприимчивых, Андрей Павлович Скрябин, был худощавым мужчиной лет шестидесяти. В тёмных волосах уже начала проступать седина. Он носил обычный деловой костюм, какие надевают руководители небольших компаний или рядовые менеджеры крупных фирм. В общем, внешность у него была довольно заурядная.

Но это только на первый взгляд. Любой, кто хоть раз смотрел на Скрябина через Основу, сразу понимал, кто в действительности стоит перед ним. Не просто Восприимчивый, а очень сильный и умелый Восприимчивый, отлично знающий Основу и способный поддерживать своё лидерство среди собратьев.

Скрябин учился в Екатеринбургской Общей Школе Единства, а потом в Эдинбурге, в одной из самых старых высших школ Единства. Там у него появилось немало друзей, и из Великобритании, и из Североамериканской Конфедерации, и даже из Китая. Используя обретённые способности, он и его товарищи, которым также посчастливилось найти свою стезю, развивали Учение Единства. В этом им помогали и многие обычные люди, которых удалось убедить в правоте и пользе Учения.

Казалось, что всё идет как по маслу. Учение приживалось во многих странах. То же должно было случиться и в России. Но в самом начале двадцать второго века к власти пришли неразумные люди, пошедшие против здравого смысла. Не осознав, с чем столкнулись, они попытались подавить Учение запретами, доносительством и полицейскими дубинками. Чтобы не допустить большого кровопролития, пришлось затаиться на тринадцать лет.

Увы, обычным людям и Восприимчивым не всегда удаётся найти общий язык. Скрябин помнил, как ещё в юности полюбил девушку по имени Кристина. Это была его первая любовь. Да и Кристина отзывалась на его чувства. К несчастью, вся её семья была обычной, и родители категорически не хотели, чтобы их дочь путалась с Восприимчивым. В результате Кристина всё-таки подчинилась их воле. Эта история всегда напоминала Скрябину о том, какой разрушительной бывает предвзятость. И тем хуже становится, когда предвзято настроенные люди наделены властью.

В принципе, все попытки государства запретить Учение изначально были лишены какой-либо перспективы. Число людей, способных воспринимать Основу, росло. Да и энергоудары тоже никто не отменял. Сейчас их было многократно меньше, чем во времена Всемирного Хаоса, но до конца они всё равно не исчезли. И простые люди время от времени страдали и погибали от них. Правительство пыталось это замолчать, но до конца замять проблему не получалось, и недовольство населения росло. Ситуация стала накаляться. Рахимов непрерывно подвергался критике за вводимые им ограничения. В армии и полиции тоже стали появляться недовольные сложившимся положением.

Не желая доводить дело до гражданской войны, Клуб Единства решил заняться рахимовским режимом всерьёз. Он долго готовился к своему ходу и провёл его мастерски. Режим был свергнут. Это произошло довольно быстро и, в общем-то, бескровно. Клуб учёл опыт революций прежних времён и старался не допустить хаоса, который мог образоваться в результате краха старой власти.

Потом, правда, пришлось повозиться с Сопротивлением. Многие сторонники свергнутого режима не желали просто так расставаться со старым укладом. И они разделили участь режима, который хотели возродить. Скрябин считал это справедливым исходом. Раз человек считает правильной ту идею, за которую сражается, он должен быть готов и умереть за неё.

Впрочем, далеко не все пошли по столь благородному пути. Некоторые, подобно Восприимчивым в прежние времена, предпочли затаиться, а теперь начали поднимать голову. И на этот раз они делали упор уже не только на диверсии или теракты, но и на идеологическую войну. Ни для кого не было секретом, что многие обычные люди по-прежнему относятся к Восприимчивым с подозрением. В этом не было ничего удивительного. Всё необычное заставляет человека настораживаться. Но правильно поданные идеи вполне могут превратить настороженность в агрессию, а недоверие – в ненависть. Именно так во все времена разжигали вражду между народами. И именно так её сейчас хотели разжечь между обычными людьми и Восприимчивыми.

Поэтому вскоре после теракта в Париже Скрябин вызвал к себе начальника Службы Безопасности РОВ, Петра Кирсанова, и вместе с ним отправился к Президенту. Официально это было оформлено как личная встреча главы государства с руководителем Российского Общества Восприимчивых. Начальник Службы Безопасности РОВ был приглашён в качестве особого гостя, поскольку его служба оказала неоценимую помощь в раскрытии подготовки двух террористических актов, в Москве и в Нижнем Новгороде.

Разговор прошёл за закрытыми дверьми. Президент Семёнов не был Восприимчивым, но это не мешало ему поддерживать Учение сразу по нескольким причинам. Во-первых, здравый смысл подсказывал ему, что будущее в конечном счёте окажется за этими необычными людьми. Борьба с ними делу не помогала и приводила только к беспорядку и кровопролитию. Печальный опыт «рахимовщины» только убеждал его в этом. Во-вторых, отец и племянница Семёнова сами оказались Восприимчивыми. В-третьих, глава Российской Республики давно знал Скрябина и уважал его за ум и дальновидность. Ещё ни разу совет старого знакомого не оказывался лишним. Поэтому Семёнов предпочитал прислушиваться к словам Скрябина.

Впрочем, пока глава РОВ говорил мало. Сначала он решил выслушать Семёнова. Спокойно, без лишних слов и эмоций, тот начал описывать ситуацию по стране. После Июньской революции систему обучения Восприимчивых пришлось создавать заново. Гонения Рахимова похоронили почти все прежние достижения. Нетронутыми остались только школы Единства, расположенные в Специальных Экономических Зонах, тех самых, что основатели Учения получили у Тимошина. В своё время Рахимов собирался прикрыть и эти школы, но тем самым только ускорил своё падение.

Возрождение школ Единства на остальной территории страны сопровождалось различными трудностями, но уже начало приносить плоды. С каждым годом из стен общих школ выходило всё больше обученных Восприимчивых. Эти люди могли использовать Основу для укрепления своего здоровья, для физического и умственного развития, для борьбы с собственными недугами. Кроме того, в последние два года появились и выпускники новых высших школ Единства, старшие Восприимчивые. Использование Основы начало внедряться в медицину. Правда, кое-где специалистов пока всё равно не хватало, и приходилось опираться на помощь иностранных Восприимчивых. Но Скрябин был уверен, что со временем всё изменится. Москва тоже не сразу строилась. Со временем число выпускников высших школ Единства увеличится. И тогда можно будет всё делать самим.

Воодушевлённый успехами в возрождении школ Единства, Семёнов даже подготовил законопроект, предусматривающий создание при обычных школах специальных курсов для развития способностей Восприимчивых детей. Это должно было соединить стандартное образование и Учение Единства.

– Но я бы пока не стал вносить такой законопроект, – добавил Семёнов. – Это наверняка встревожит консерваторов. Хотя в целом всё идёт по плану, их позиции оказались крепче, чем мы думали. И распространение идей Учения они обставляют как притеснение обычных людей.

«В чём-то они правы, – подумал Скрябин. – Ведь обретая единство с Основой, человек осваивает новые возможности, которые нередко превосходят возможности обычных людей. То есть ставят их в менее выгодное положение».

– Кроме того, мы ещё не покончили с Сопротивлением, – продолжал Семёнов. – Среди них теперь много молодых и энергичных «антишизов», но остались и наши старые враги со времён Рахимова. Причём последних я бы назвал наиболее опасными. У них ещё есть свои люди в госорганах. И у них ещё остались небольшие боевые группы. Да и разведки наших врагов не дремлют и стараются поддерживать Сопротивление.

– Это нам известно, – сказал Скрябин. – Кстати, что там насчёт Томилина?

Семёнов покачал головой.

– РСБ проверила его. Он не связан ни с Сопротивлением, ни с вражескими разведками.

– А не РСБ ли докладывала три года назад, что этого Сопротивления больше нет? – спросил Кирсанов.

– Она докладывала о подавлении основных его очагов, – ответил Семёнов. – Главные силы партизанского движения действительно были уничтожены.

– Мы знали, что кто-то из них заляжет на дно и что за рубежом останутся те, кто охотно будет их поддерживать, – проговорил Скрябин. Его тон ясно давал понять, что спор на эту тему бесполезен.

Сделав паузу, руководитель РОВ вернулся к прежней теме разговора:

– Значит, Томилин не связан с Сопротивлением?

– Нет, но от нас всё равно не в восторге, – ответил Семёнов. – Прямо он не покровительствует Сопротивлению. Но всякие критические статьи, дискуссии в Сети, листовки, мирные собрания и выступления против наших идей он старается использовать на полную катушку.

Скрябин свёл кончики пальцев и на мгновение прикрыл глаза. Он вспомнил, что жена Томилина беременна, и подумал, что ей было бы неплохо родить Восприимчивого. Возможно, тогда отец бы по-другому смотрел на людей, ощущающих Основу.

«Пока время работает на нас, – думал Скрябин. – Уже сейчас в России двенадцать процентов населения являются Восприимчивыми. Но нас ещё всё равно меньшинство. Наша безопасность, безопасность наших союзников и само будущее Учения зависит от того, насколько гармонично мы сможем сосуществовать с большинством».

– Пока что Томилин держится в рамках, – сказал он вслух. – Сами по себе статьи и мирные собрания не опасны, если только не призывают к мятежу. А вот Сопротивление этим не ограничится. Они продолжат сталкивать Восприимчивых и обычных людей. Им нужна война. Господин Кирсанов, что у нас с защищённостью Восприимчивых?

– Мы следим за безопасностью сотрудников наиболее важных наших структур и за безопасностью их семей, – ответил Кирсанов. – За последние три месяца никто из них не пострадал от Сопротивления. А вот с остальными Восприимчивыми ситуация сложнее, поскольку их намного больше и они разбросаны по всей России. Практически все они живут с обычными людьми. Как вы понимаете, защитными приёмами владеют далеко не все. Подавляющее большинство Восприимчивых так же беззащитно перед лицом нападения, как и обычные люди. Поэтому им необходима защита не только нашей Службы Безопасности, но и государства.

– Как и господин Кирсанов, я вижу стоящие перед нами трудности, – сказал Семёнов. – Но мы продолжаем работу против Сопротивления. Есть, конечно, ещё много болванов, одураченных романтикой «подполья». Но активисты и боевики «антишизовских» организаций арестовываются, либо уничтожаются, если оказывают сопротивление. Постепенно их количество уменьшается. Заметьте, что за последние два года мы раскрыли и уничтожили более сотни радикальных групп, борющихся против нас.

Да и информационную борьбу мы ведём. Политические и общественные передачи на государственных каналах, а также наши информационные порталы всячески способствуют выработке у населения терпимости по отношению к Восприимчивым. А так называемые «разоблачительные» материалы Сопротивления критикуются и высмеиваются. Активность «антишизов» постепенно падает.

– Но пока она всё равно наблюдается, – заметил Скрябин. – И потом, организаторы и руководители Сопротивления по-прежнему остаются в тени. Стоит нам уничтожить одну группировку, как на её место приходит другая. После той профилактики, которую мы провели весной и в начале лета, наступило затишье. Но надолго ли? Лидеры Сопротивления отлично знают о нашем постепенном усилении. Они наверняка продолжат ставить нам палки в колёса. Тем более что силы у них ещё остались.

– Мы делаем всё, что можем, – твёрдо заявил Семёнов.

– Не спорю, – ответил Скрябин. – Но сейчас будьте особенно внимательны. Взрыв в Париже показал, что Сопротивление остается опасным и в спокойных местах. А значит, нам нужно быть вдвойне готовыми, – руководитель Российского Общества Восприимчивых прошёлся взглядом по каждому из собеседников. – Особое внимание обратите на возможность провокаций со стороны Сопротивления. Они могут попытаться очернить нас перед обычными людьми.

Вернувшись в штаб-квартиру Общества, Скрябин изучил сводку по расширению штата Службы Безопасности РОВ, начатому три месяца назад. Результаты его удовлетворили. Подготовка новых кадров шла полным ходом. Проблем с материально-техническим обеспечением не возникало. Другое дело, что даже при хорошей организации обучение занимало время. Ещё при разработке плана Кирсанов предупреждал об этом. Но тут уже ничего нельзя было поделать. Подготовленных Восприимчивых пока ещё не хватало. Обучение ведь нужно не только для приобретения новых возможностей, но и для соединения личности с Иерархией Единства. Чтобы из потенциального Восприимчивого сделать безопасника, готового к своей работе духовно и физически, требуется не менее четырёх лет. А уж на подготовку старшего Восприимчивого, элитного бойца, нужно уже минимум восемь лет. Ведь боевые приёмы Основы требуют не только большого потенциала, но и отличного умения в обращении с ней. Но как сказал некогда великий русский полководец Александр Суворов, «тяжело в учении – легко в бою». Кирсанов, правда, говорил иначе: «Тяжело в учении, а в бою ещё тяжелее».

Покончив со сводкой, Андрей Павлович отправился в медитационную комнату и погрузился в Основу. Что-то не давало ему покоя с самого утра. Скрябину казалось, что в скором времени должно случиться что-то важное. Что же? Некогда Скрябин учился на созерцателя и работал как созерцатель, следивший за обстановкой с энергоударами. Потом в нём открылись способности к управлению другими Восприимчивыми. И хотя тогда Андрей Павлович выбрал путь власти, созерцать он всё равно не разучился. Напротив, глава РОВ старательно отшлифовывал это умение. Оно помогало ему принимать верные решения. К тому же Скрябину и самому нравилось созерцать Основу.

Он долго пытался найти ответ на свой вопрос, но так и не пришёл к точным выводам. Увы, сегодня Основа была не очень общительна.

9. История Павла Антонова

24 июля 2128 года

В воздухе стоял густой запах костра, и слышалось потрескивание свежих поленьев. Огонь уже разгорелся и начал пожирать берёзовое топливо. И чем больше он его пожирал, тем сильнее становился. Скованные металлической преградой, языки пламени бесновались и старались подняться всё выше.

– Пошло, родимое! – обрадовался Олег, подтолкнув приткнутое с краю полено в гущу огненного месива. – Ещё минут пятнадцать, и угольки будут готовы!

С этими словами он отёр пот со лба. Сегодня с самого утра припекало, а тут ещё и огонь. Когда он тянется в твою сторону, получается настоящая духовка. Даже разыгравшийся ветер не может сбить жару. Даже наоборот, вон он как огонь раздувает! Скоро пламя достанет до неба!

На свой День Рождения Олег Чернышов, отцовский приятель, пригласил Антоновых к себе на дачу. Олег был старшим менеджером в московском филиале компании «Юнайтед Трэйд». Эта компания сейчас как раз занималась продажей в Россию оборудования для нужд аграрного дела, в том числе и для разведения кеодлона. Помимо того, что в нём постоянно нуждались Восприимчивые по всему миру, он был настоящим живым очистителем. Кеодлон перерабатывал многие ядовитые вещества и не накапливал их. Он мог расти в самых разных местах, хотя размножался преимущественно в умеренном или в холодном климате. Ему не мешали ни морозы, ни плохая почва. Кто-то из учёных на Камчатке ради интереса решил посадить его колонию рядом с фумаролами. Фумаролы – это отверстия вблизи вулканов, из которых на поверхность вырываются горячие газы. Горячие, ядовитые и смертельные почти для всего живого. Но кеодлон об этом не знал и довольно быстро освоился на новой территории. Учёным оставалось только гадать, что позволяет ему так легко адаптироваться к любой, даже самой неблагоприятной среде. Некоторые считали, что это связано с той энергией, которую он умеет накапливать. Той самой энергией, которая даёт силу Восприимчивым.

На днях Пашка читал одну оппозиционную статейку про них. Не то, чтобы он сочувствовал Сопротивлению, но проблема противостояния Восприимчивых и «нормальных» всегда вызывала у него определённый интерес. Статья была посвящена захвату Восприимчивыми финансовой, торговой и сельскохозяйственной сфер человеческой жизни. Писалось, в частности, что «Юнайтед Трэйд» на самом деле владеет Клуб Единства, неофициальная организация самых могущественных и влиятельных Восприимчивых, направляющая экспансию Учения Единства по всему миру. В пользу этого свидетельствовал тот факт, что Дональд Баффет, один из основателей компании, был Координатором. А Координаторы, как известно, самые сильные среди Восприимчивых, да ещё все до одного повязаны с раклэнами. И теперь с помощью «Юнайтед Трэйд» прихлебатели инопланетян подгребают под себя международную торговлю.

Разумеется, Олег Олегович не рассказывал о таких животрепещущих подробностях своей работы. Но он не делал секрета из того, что лично знаком со многими Восприимчивыми. Пашка подозревал, что именно эти знакомства и позволили ему подняться наверх. Впрочем, насколько он понял из разговоров родителей, Олег не бедствовал и во времена Рахимова. Будто бы он даже был связан с РМБ – Республиканским Министерством Безопасности. А после Июньской революции быстро понял, куда дует ветер, и присоединился к новому порядку.

Однако, как бы там ни было, высокое положение не испортило его. Несмотря на свой взлёт, старых друзей Олег не забывал. И он всегда был рад принять их у себя. Антоновы приехали на два дня с ночёвкой. Как раз то, что надо для отдыха от городского шума и толкотни.

Пашке нравилась дача. Двухэтажный ухоженный коттедж с садом располагался в небольшом, но благоустроенном посёлке. Здесь к услугам жителей были все достижения прогресса, начиная от горячей воды и заканчивая спутниковой связью. Прекрасное сочетание природы и цивилизации. Как только люди жили без всего этого ещё даже сто лет назад? Пашкин дед рассказывал о каких-то туалетах со специальными ямами, которые будто бы до сих пор сохранились в самых далёких глубинках. Будто бы там даже нет системы для спуска воды! Пашка никак не мог понять, как же они всё-таки работают, чтобы не переполняться.

В этот момент к ним подскочил Юра, сынишка Олега. Всё это время Пашка его почти не видел. Он сидел дома и рубился в компьютерную игру «Путь в неизвестность», сделанную по мотивам известных событий 2047 года. Тогда раклэны отобрали семьсот шестьдесят восемь Избранных, будущих Учителей. Это были самые разные люди – учёные, врачи, военные, полицейские, инженеры, журналисты… Они были из разных стран и говорили на разных языках. Но все они стали Учителями, основателями Учения Единства, ставшего теперь чуть ли не самым популярным учением в мире.

– Пап, я прошёл! – закричал Юра. – Прошёл уровень! Последний заслон чуть меня не убил, но я их всех повырубал! И успел в последний момент заскочить в самолёт!

– Молодец! – похвалил сына Олег. Пашка одобрительно кивнул и улыбнулся, хотя эта улыбка была вызвана немного другими мыслями. Он хорошо знал историю и помнил, что раклэны иногда наделяли кандидатов в Учителя какими-то особыми способностями. Пришельцы дарили их на время, чтобы проверить, как люди ими воспользуются. Но вот про невидимую защиту от выстрелов создатели игры, скорее всего, загнули. Во всяком случае, Пашка ни разу не слышал, чтобы они давали такую защиту. Хотя во времена Всемирного Хаоса она была бы на вес золота…

Но огорчать сияющего от гордости мальчугана было нехорошо, поэтому юноша оставил эти мысли при себе. К тому же он и сам любил погонять в «Путь». Особенно интересно было то, что в этой «боевой» игре не нужно было никого лишать жизни. Он только оглушал своих врагов. Вообще, за последние десятилетия люди снизили уровень кровопролития в виртуальном мире.

Когда Юра ускакал, Олег усмехнулся.

– Что-то там раклэны недоработали. Защита от выстрелов уменьшается… Надо будет им сказать, чтоб либо защиту давали нормальную, либо присылали русскую инструкцию по обращению…

– Вы тоже играли? – ухмыльнулся Пашка.

– Конечно, – пожал плечами Олег. – Уже давно всю игру прошёл. В неё, по-моему, только ленивый не играл!

– Да уж… – сказал Пашка. – Сам не по разу проходил. А вообще, если так задуматься, интересное время было тогда. Можно сказать, зарождение Восприимчивых.

– Ну, не то, чтобы зарождение… – Олег подправил прутом очередное полено. – Первые упоминания о Восприимчивых датированы сороковыми годами прошлого века, ещё до прилёта раклэнов. И я так думаю, что сами Восприимчивые появились ещё раньше…

– Но всё-таки рост их числа начался только после прилёта раклэнов! – возразил Пашка. – До того они практически не выделялись среди обычных людей. Может, раклэны имели какое-то отношение к увеличению их численности?

– Трудно сказать, – пожал плечами Олег. – Разные есть теории. Одни говорят, что Восприятие – естественный процесс, другие грешат на раклэнский эксперимент. Третьи с пеной у рта сливают эти две теории воедино.

– А вы сами как считаете? – поинтересовался Пашка.

– Думаю, что было и то, и другое, – немного подумав, ответил Олег. – Что Восприимчивые изначально сами появились. Люди с необычными способностями ведь и раньше встречались, когда никаких раклэнов ещё и в помине не было. Другое дело, что раклэны всё равно направляли Восприимчивых. Старались повернуть их в нужное им русло.

– А потом, убедившись в успехе дела, они улетели, – попробовал догадаться Пашка.

– Может быть, – согласился Олег. – Они всегда хотели встроить Восприимчивых в человеческое общество. И когда тех стало достаточно много, решили, что дело сделано.

«Тут они не ошиблись! – подумал Пашка. – Восприимчивых уже двенадцать процентов от населения Земли! Двенадцать процентов – это сколько? Миллиард человек! А ведь это только приблизительная цифра!».

– Однако быстро они набрали обороты, – заметил он вслух.

– Да, – отозвался Олег. – А что тут поделать? Такова жизнь.

– Интересно, откуда всё-таки взялось Восприятие? – спросил Пашка. – Ведь на генетическом уровне это не передаётся.

– Может, и не передаётся. А может, передаётся, только наша великая наука до этого ещё не дошла, – мудро возразил Олег. – Что бы там не говорили учёные, а генетика до сих пор туманна. Если бы всё было просто как арбуз, то и наследственных болезней уже не было бы. И потом, жизнь не ограничивается биохимическими процессами и генными цепочками. Есть же ещё энергетические сущности и биополя. Даже официальная наука их уже признала.

– Но ведь эволюция течёт медленно. По идее, этот процесс должен был занять если не миллионы, то хотя бы тысячи лет. Почему раньше никто не замечал Восприимчивых? – допытывался Пашка.

Олег пожал плечами.

– Может, Восприятие готовилось природой давно, а теперь количество перешло в качество. Может, помог Всемирный Хаос.

Пашка кивнул. В своё время он много читал об этом периоде. В частности, ему попалась статья о влиянии энергетических полей на биосферу и геосферу. И там говорилось, что в середине прошлого века, во времена Всемирного Хаоса, эти поля были очень нестабильными. В результате тогда увеличилось количество заболеваний и стихийных бедствий. А поскольку в тот момент и человечество, и биосфера переживали не лучшие времена, все проблемы и трудности, прежде не столь заметные, сразу дали о себе знать.

И как результат – жуткие болезни, голод, войны, кровь… Пашкин прадед всё это застал. Он прошёл Освободительную войну от начала до конца и даже лишился пальца на руке. Наверное, во всём мире не было никого, чью семью бы хоть как-то не затронули те мрачные времена.

А какие времена сейчас? До всеобщего благополучия по-прежнему далеко. В Африке как воевали, так и продолжают воевать. Ближний Восток вовсю вооружается для противостояния Международному Союзу. На Юге, на территории бывшего Халифата, кровь льётся рекой. Когда после Июньской революции оттуда ушли республиканские войска, его жители продолжили войну, но уже друг с другом. Борбат, преподаватель истории государства и права, объяснял это большим количеством национальностей, разными религиозными течениями и множеством связанных с этим противоречий. Пашка призадумался. Очевидно, Валерий Владимирович был прав.

Ещё Пашка подумал о рубеже двадцатого и двадцать первого веков. Небольшое и довольно отсталое государство. Сильные державы тех времён, среди которых была и прародина Пашки, приходили туда и уходили. Казалось бы, после их ухода население должно было вздохнуть спокойно. Но вместо того, чтобы отпраздновать уход ненавистных захватчиков со своей земли и начать строить новую жизнь, оно принималось за самоистребление.

Почему так происходит? Почему даже долгожданная свобода приносит только слёзы, а не счастье?

Из раздумий Пашку вывел стрёкот. Этот звук заслышался ещё во время разговора. Но Пашка обратил на него внимание только сейчас. Он поднял голову и заметил в небе аппарат, издали напоминавший стрекозу. Пластмассовое насекомое зависло над деревьями, и сразу стало понятно, что это игрушечный вертолёт.

– Ваш? – спросил Пашка.

– Нет, – покачал головой Олег. – Наверное, соседский. Их наследник гоняет его по всему поселку с утра до вечера.

– Хорошая штука, – заметил Пашка. У него чуть было с языка не сорвалось, что в детстве он сам хотел получить такую игрушку на какой-нибудь праздник. Маленький красно-синий вертолёт с виртуальным управлением, когда ты сам можешь почувствовать себя пилотом, парящим высоко над землёй. Однако Пашкина мечта так и не осуществилась, а потом он и сам вырос. Красно-синий вертолётик остался в детских мечтах и улетел куда-то в глубины памяти. Впрочем, и в действительности вертолёты постепенно уходили в прошлое, уступая место аэромобилям…

Между тем, винтокрылый аппарат отправился дальше по своим делам. Когда стих стрёкот его лопастей, Олег объявил:

– А вот теперь можно и мясо насаживать!

Шашлык получился потрясающим. Никогда ещё Пашке не приходилось есть такое нежное мясо. Олег, как обычно, произнёс тост, побив собственный рекорд по продолжительности и замысловатости сказанного. Время подходило к двум часам дня, когда солнце как раз начинает жарить сильнее всего. Но на веранде, где проходил обед, с климат-регулированием даже палящий зной был не страшен.

После обеда Пашкина мать стала помогать Любе, жене Олега, убирать со стола. Мужская же часть дома разбрелась по своим делам. Олег с Пашкиным отцом уселись с планшетом на диван и стали обсуждать последние новости, а Юра рванул к себе, чтобы, наконец, встретиться с раклэнами. Несколько секунд Пашка размышлял, не последовать ли его примеру. С одной стороны, его одолевала ностальгия по детству, по тем временам, когда он мог в своё полное удовольствие рубиться в спасителей человечества. Но с другой стороны, он отлично понимал, что те времена миновали. Ему скоро уже двадцать лет стукнет. Приходится быть взрослым и серьёзным. Поэтому Пашка присоединился к старшему поколению.

В стране построили два новых крупных завода по производству биотоплива. Оппозиционные комментаторы, правда, отмечали возможную угрозу для окружающей среды, а заодно не преминули напомнить о коррупционном скандале, разразившемся год назад в ходе строительства одного из предприятий. В свою очередь, сторонники строительства отметили, что оно проводилось с учётом всех требований к безопасности и чуть ли не под контролем самого Семёнова. Что же касается фактов коррупции, то они действительно имели место, но виновные уже отбывают наказание. И наконец, работа этих заводов должна укрепить отечественную топливную промышленность.

Из рассказов отца-эколога Пашка помнил, что с середины прошлого века, как раз после Всемирного Хаоса, человечество всерьёз озаботилось поиском возобновляемых и наиболее безопасных ресурсов. И одним из основных направлений этого поиска стало биологическое. Проводились опыты, выводились специальные генетически модифицированные организмы, изучались изменения в живой природе. И этот труд не пропал даром. Люди научились расщеплять растительную органику с помощью специальных частиц и получать при этом огромное количество энергии. В результате биологические ресурсы стали одним из столпов энергетики, потеснив нефть и газ. И Россия сделалась одним из основных их поставщиков на мировом рынке. В своё время Рахимов собирался развить и переработку биоресурсов, но Июньская революция разрушила все его планы. И вот теперь правительство всё-таки решило завершить прежние начинания. Кстати, сам отец против этого строительства не возражал и считал, что заводы будут вполне безопасны для природы.

Может быть, «умеренные» и добили российское машиностроение, но, по крайней мере, нашли ему замену. Больше людей сможет работать в топливной индустрии и кормить свои семьи. К тому же в обмен на топливо из-за рубежа можно получать те высокотехнологичные товары, которые отечественная промышленность не в силах произвести. Вернее, пока не в силах. Так что, возможно, он, Пашка, относится к «умеренным» слишком предвзято…

Потом юношу совершенно неожиданно разморило. То ли дело было в том, что ему слегка напекло голову, пока они готовили шашлык, то ли он так сильно этим шашлыком наелся. А может быть, причиной стало и то, и другое. Но, как бы там ни было, Пашка перебрался в другую, пустующую комнату, устроился там на диване и закрыл глаза. Некоторое время он лежал наедине со своими неторопливыми и приятными мыслями.

Пашке уже казалось, что он начинает задрёмывать, как вдруг в голове словно сверкнула молния. Он открыл глаза, но увидел перед собой уже не комнату, а маленькую и немноголюдную улицу. Кое-где в нижних этажах домов виднелись кафе. В окнах мелькали лица людей и горели лампы, создающие ощущение домашнего уюта. Впрочем, на самой улице тоже было приятно. Вечернее небо было ясным, а из-за домов виднелись красивые отблески уходившего в закат осеннего солнца. Пашка даже пожалел, что не попал сюда днём. Наверное, было бы ещё красивее.

И всё же Пашку не покидало чувство отстранённости, как будто он попал в объемный голографический фильм. Вроде бы обстановка вокруг как в действительности, но умом понимаешь, что это мираж.

– Хороший сегодня был день, – донёсся до него бархатный женский голос. Его обладательница говорила по-английски, но Пашка, к своему удивлению, смог без труда разобрать её слова, хотя обычно воспринимать иностранную речь ему было сложнее, чем читать текст.

Он развернулся и увидел у себя за спиной женщину лет тридцати. Такую, которую с первого взгляда можно назвать красавицей. У неё были длинные тёмные волосы и большие карие глаза, а скромное чёрное пальто не в состоянии было скрыть все достоинства её фигуры, в особенности роскошную грудь. Возможно, с чьей-то точки зрения, даже слишком роскошную, но в этом вопросе Пашка всегда придерживался принципа: «много – не мало».

– Он ещё не закончился, – заметил спутник женщины, высокий человек, примерно такого же возраста, что и она. Он тоже говорил по-английски, но при этом походил на латиноамериканца.

– Да… Завтра нас ждёт «Си-Эн Тауэр»! – мечтательно улыбнулась красотка. – Хорошо бы погода завтра была такой же солнечной!

– Главное, камеру не забыть, – напомнил мужчина.

И тут за спиной у Пашки раздался звук мощного удара и хруст лопающегося стекла. Мужчина вздрогнул, а пышногрудая женщина даже вскрикнула.

Повернувшись туда, куда они смотрели, Пашка увидел перегородивший улицу грузовик. Рядом с ним стояло смятое такси. В мгновение ока Пашка оказался рядом. Он увидел, как открывается передняя дверца такси и наружу вываливается водитель. Бледный как мел парень в спецовке, шофёр злополучного грузовика, подбежал к нему и теперь помогал подняться. К разбитому такси со всех сторон начали сбегаться люди. Но быстрее всех оказались Пашкины знакомые.

– Стив, там же… – начала женщина.

– Вижу! – не обращая внимания на гомон прохожих, мужчина подбежал к задней дверце, распахнул её и заглянул внутрь салона. Через несколько мгновений он вытащил оттуда девочку лет восьми.

– Жива и вроде цела! – сказал он своей подруге. – Дана, присмотри за ней! Там ещё человек!

Со вторым пассажиром ему помогла пара прохожих. Общими усилиями они вытащили наружу бездыханную пожилую женщину. Её глаза безучастно и страшно смотрели в небо. Женщину уложили на асфальт. Стив опустился на колени рядом с ней и быстро провёл руками над её телом. Потом он тяжело вздохнул, закрыл женщине глаза и поднялся с земли.

– Он Восприимчивый! – зашептали в толпе. – Созерцатель!

– Не созерцатель! Это врач Ка! – возразил кто-то.

Не обращая внимания на эти перешёптывания, мрачный как туча Стив пошёл от неподвижного тела к стоявшей в стороне Дане. Она крепко держала девочку за руку и загораживала собой происходящее у машин. Встретившись с ней взглядом, Стив только покачал головой.

– Ну, как она? – спросил он.

– Переломов нет, только ушибы! Но она в шоке! Ни слова не сказала!

– Немудрено… Подержи её!

С этими словами Стив снова опустился на колени и сделал глубокий вдох. Несколько секунд он смотрел в глаза девочке. И вдруг та стала засыпать. Сначала затуманился взгляд, потом опустились веки, и она медленно обмякла на руках у своей благодетельницы.

Стив смотрел на неё ещё несколько секунд, чуть шевеля пальцами, а потом девочка очнулась.

– Видишь меня? – спросил Стив.

Девочка слабо кивнула.

– Да. А где бабушка?

– С ней всё хорошо! – подыграла Дана. – Всё позади…

Она хотела сказать что-то ещё, но тут окружающий мир дёрнулся, и Пашка снова очутился на диване. Он вскинулся, огляделся по сторонам и сразу же вспомнил, где находится. Это по-прежнему была дача Олега. В доме слышались знакомые голоса, и, казалось, всё оставалось по-прежнему. Только сердце бешено колотилось в груди, а мозги словно прокрутили в центрифуге. Несколько минут Пашка просто сидел на месте, приходя в себя. Когда он немного успокоился, то решил, что в какой-то момент просто заснул и увидел сон.

«Приснится же такое!» – подумал Пашка и пошёл умываться.

10. История Виталия Казакова

27 июля 2128 года

– Что ж, операция проведена хорошо, – подытожил Громов.

– Не спорю, Роман Георгиевич, – произнёс Сотников. – И всё-таки в СБ РОВ могут что-то заподозрить. Они долго работали с Шикуновым.

– Могут и заподозрить, – согласился Громов. – Но никаких зацепок у них нет. Сердечно-сосудистые заболевания – явление в наше время частое, особенно у обычных людей. К тому же у Шикунова дурная наследственность – его отец умер как раз из-за остановки сердца.

Капитан незаметно покачал головой. Ни Шикунова, ни его отца он не жалел. Но иногда ему казалось, что сама природа старается выжить обычных людей. Несмотря на то, что Всемирный Хаос миновал, рождаемость заметно снизилась, и прирост населения замедлился. Появились новые болезни, причём многие из них были наиболее губительны для обычных людей, а не для Восприимчивых. Согласно докладу Южноамериканской Ассоциации Здоровья, представленному три года тому назад, при прочих равных условиях здоровье среднестатистического «нормального» было хуже, чем у человека с Восприятием.

Может быть, это была месть планеты за все человеческие глупости и прегрешения перед ней и другими её жителями. А может, и какой-то раклэнский эксперимент, в котором Земля – это одна большая колба, с людьми-микробами. А раклэны то облучают её чем-нибудь, то ради интереса добавляют всякие препараты. Вдруг в результате удастся получить перспективную культуру? А уж получится у остальных обитателей колбы выжить или нет – дело десятое. Для них, раклэнов, может быть, но не для Казакова.

Капитан с силой сжал челюсти, вспомнив, как ВОЗ полила грязью тот доклад южноамериканцев. Продажная научная свора могла сколько угодно талдычить о неполноте исследований, об их необъективности и о естественности «восприимизации» мира, но ему легче не становилось. Он сам был обычным человеком, и другого народа у него не было. Не то, что у всякой мрази, готовой расстилаться перед «шизами» ради наживы.

Их последняя цель как раз к этой мрази и относилась. Скряга (так называли руководителя РОВ в Сопротивлении) и его хозяева старались подчинить себе оппозицию, внедрив в её руководство своих марионеток. И Шикунов охотно взял на себя эту роль. Он отвечал за внешние связи своей партии, имел там вес и, более того, был доверенным лицом её лидера. Так что РОВ знало о своих оппонентах почти всё, а взамен перечисляло своему агенту деньги на тайные счета. Поэтому убить этого типа стоило уже давно.

Но дело тут было не только в вопросах чести или чистки рядов. С недавних пор у «Гайдуков» в той партии появился союзник. Он представлял интересы тех её членов, которые ещё были готовы бороться до конца. После смерти Шикунова они получали возможность укрепить свои позиции, поставив на его место своего человека. Поэтому «Гайдуки» решили помочь.

Конечно, Казаков предпочёл бы выждать ещё немного времени. Тридцатилетие МОВ уже прошло, но враги-то тоже не дураки. Они догадываются, что кто-то решил на время затаиться, и теперь ждут, когда сопротивляющиеся расслабятся и выдадут себя. Но выхода не было. В скором времени Шикунову предстояла поездка в САК. Доблестный борец с Учением Единства должен был лететь прямиком в его основную вотчину и явно не на разведмероприятия. Лететь он собирался бизнес-классом, что в очередной раз подчёркивало степень близости оппозиционной элиты к простым гражданам, чьи интересы она так старательно отстаивала в сетевых блогах и перед камерами.

Союзники «Гайдуков» помогли подобраться к предателю и подмешать в предназначавшийся ему яблочный сок нужное вещество. Казаков в шутку назвал это «попаданием в яблочко». Это вещество специально предназначалось для тайных устранений врагов. И сработало оно безотказно. Через некоторое время Шикунов благополучно умер от внезапной остановки сердца. И к тому моменту уже не осталось никаких следов, свидетельствующих об истинных её причинах. «Гайдуки» и их союзники позаботились об этом.

– С этим закончили, – сказал, между тем, Громов. – Что у нас с Пятьдесят Шестым?

– Я проверил его, – ответил Сотников. – Никаких сигналов о его связи с РОВ, РСБ или МВД нет. На учёте он не состоит, по крайней мере в МВД и РСБ. Но настроен явно против Учения Единства. Посещает сайты и форумы «антишизов». Полгода назад был на митинге «Справедливого дела», хотя сам в этой партии не состоит. Ругает власть, но в кругу родных и близких. Занимается в реконструкторском клубе «Странники» при Гуманитарном Университете в Москве.

«Детский сад, штаны на лямках, – подумал Казаков. – Всё бы им в игрушки играть! Хотя сражаться на мечах – это не в Сети сидеть и словоблудить. Какой-никакой характер для этого нужен».

– А что насчёт ощущения Основы? – спросил Громов.

– Нет никаких свидетельств, что Пятьдесят Шестой может её ощущать. Он не посещает места скопления Восприимчивых и специально с ними не контактирует. Родственников с Восприятием у него тоже нет.

Это была и правда большая удача. В двадцать втором веке уже не так-то просто найти семью, где вообще нет Восприимчивых. А родственные узы – дело такое. Они нередко мешают человеку трезво смотреть на вещи.

Хуже всего было пригреть у себя под боком Восприимчивого, даже потенциального и не знающего о своей способности. Это всё равно, что лечь спать на разгрузочную мину. Вон был же Макс Ильин в Российском Оборонительном Союзе. Начиналось всё прекрасно. А потом в какой-то момент этот стервец осознал, кто он такой, и отправился прямиком в штаб-квартиру РОВ. Сдал своих с потрохами.

– Хочешь что-нибудь добавить? – поинтересовался Громов.

– Нет.

«Вообще, неплохой вариант» – подумал Казаков. Несмотря на то, что Нина поступила в аспирантуру, «Гайдукам» требовался ещё один агент. Гуманитарный Университет в Москве не поддерживал начинания нынешней власти в отношении Восприимчивых. Но при этом у него получалось держать марку и оставаться на хорошем счету среди университетов, причём не только в России, но и за рубежом. За это, вероятно, ему многое и прощалось. В РОВ решили, что пока проще оставить этот питомник оппозиции в покое, чем наводить там порядок. Тем более что всерьёз его никто не воспринимал. Этим, безусловно, стоило пользоваться.

– Сам-то как думаешь, подойдёт он нам для дальнейшей работы? – как бы подводя черту, спросил Громов.

– Думаю, да, – сказал, наконец, главный разведчик «Гайдуков». – Парень он домашний, но это можно поправить. Главное, что мыслит правильно. И ещё я думаю, что лучше всего подойти к нему сможет Буревестник.

– Спасибо за оказанное доверие! – хмыкнул Казаков. «Буревестник» был его радиопозывным, который он носил ещё в спецназе. Звали его так неспроста. У капитана было отлично развито чувство опасности, и это чувство не раз выручало его как в те времена, так и потом, когда он примкнул к российскому Сопротивлению.

– И в самом деле, – поддержал Сотникова Громов, – у тебя больше всех шансов подойти к нему. Тем более, что вы с ним уже немного знакомы. Но не дави на него сразу. Его бабушка сейчас больна тотальным раком, и вполне возможно, что её семья попытается обратиться к Восприимчивым. Когда станут ясны результаты их вмешательства, мы решим, как лучше всего направить его в нужное русло. А пока будь ему старшим товарищем. Судя по всему, он тебя уважает и прислушивается к твоим словам.

– Ясно, Роман Георгиевич, – кивнул Казаков.

– Тогда дерзай.

Но это было ещё не всё. Отпустив Сотникова и оставшись наедине с Казаковым, Громов спросил:

– Как продвигается работа по саду?

– Хорошо, – лаконично ответил Казаков. – Точного графика занятий мы ещё не получили, но основные наработки я могу изложить уже сейчас.

Громов поставил чашку в чайный автомат и включил его. Автомат зажужжал. Сначала с лёгким шелестом упал пакетик с заваркой, а потом сытно забулькал кипяток.

– Излагай, Витя.

11. История Никиты Пиминова

2 августа 2128 года

«…Многим кажется, что люди с этим Феноменом умнее, сильнее и успешнее. В качестве примера нам показывают «гениальных» Восприимчивых учёных последних лет. Нам предлагают гордиться их достижениями и верить, что они были получены именно благодаря Восприятию. Но разве в прежние времена, до появления Восприимчивых, не существовало великих физиков, химиков, конструкторов, художников, литераторов? Разве Менделеев, Эйнштейн, Королёв или Пушкин были Восприимчивыми? Отнюдь. Они были обычными людьми, верящими в себя, а не в какую-то мистическую силу, которая даёт знания и гармонию. Именно благодаря этой вере их имена помнили до Всемирного Хаоса и помнят сейчас. Способность человека добиться поставленных целей не зависит от того, воспринимает он Основу, или нет. Это зависит только от его воли и от его выбора.

Некоторые говорят, что Восприимчивые более гуманны и рациональны, чем обычные люди. Но сколько встречается случаев избиения обычных людей компаниями Восприимчивых! И характерно это не только для нашей страны. Год назад я летал в Чили. Побывал во всех её уголках. И там я узнал обо всех проблемах, которые создают обычным жителям коммуны Восприимчивых. Стоит тронуть хоть одного из них, за него сразу же вступается вся коммуна. Причём их не волнует, кто виноват. Они сплочены – о, да. Но сплочённость и гуманность – это не одно и то же.

И раз уж мы заговорили о сплочённости… Сколько раз нам говорят: «Вот смотрите, как преданны друг другу Восприимчивые! Берите с них пример!». Но посмотрите на муравьёв! Казалось бы, муравьи трудолюбивы и честны. Но эти качества заложены в их инстинктах. А человек тем и отличается от муравья, что его любовь, честность, верность и трудолюбие обусловлены осознанностью выбора, а не программами, заложенными в генах. А Феномен Восприятия, особенно взращенный в школах Единства, привязывает одного Восприимчивого ко всем остальным даже не на подсознательном уровне. Если угодно, на уровне тех самых инстинктов, с которыми живут муравьи. Сообщество Восприимчивых подобно муравейнику, где каждый Восприимчивый занимает строго своё место и не смеет сдвинуться с него. Официально считается, что каждый сам волен выбирать, чем ему заниматься. Но кто знает, в какой степени выбор Восприимчивого обусловлен его собственной волей, а не волей структуры, к которой он себя привязывает.

Не секрет, что среди Восприимчивых тоже попадаются преступники. Нам говорят, что это в основном потенциальные Восприимчивые, вовремя не вставшие на путь истинный. Смысл понятен: идите в школы Единства и вырастете добропорядочными. А рядом с вами всегда будут такие же добропорядочные люди, на которых вы в любой момент сможете положиться.

На первый взгляд, ничего плохого в этом нет. Но мало кто знает, что в действительности представляет собой иерархия, существующая у обученных Восприимчивых. На самой верхушке стоят те, кто лучше всех ощущает Основу. Что далеко ходить – вся элита МОВ поголовно состоит как из таких вот джедайских магистров. Казалось бы, всё прекрасно. Они лучше других понимают Основу, лучше других могут прислушиваться к ней и способны управлять другими Восприимчивыми в соответствии с её течением. Но никто не может поручиться, во-первых, за то, что они правильно толкуют волю Основы, а во-вторых, за то, что при этом они не преследуют свои собственные меркантильные интересы. Проверить обычному человеку это невозможно, поскольку сообщество Восприимчивых для него закрыто. А обычный Восприимчивый тоже не может докопаться до истины. Ведь философия Учения Единства требует подчиняться установленной иерархии, а не оспаривать её.

В идеалах руководителей МОВ человечество должно представлять собой набор каст, где у каждой касты будет своё предназначение. И при этом они, а вслед за ними и обманутые ими обычные люди, твердят, что Восприятие помогает человеку найти свой путь, освободиться от страданий и стать лучше. Учение Единства насаждает диктат и подчинение, а никак не свободу. Да, МОВ старается действовать убеждением, а не грубой силой. Но, во-первых, это пока она ещё недостаточно сильна. А во-вторых, от этого она становится ещё опаснее. Ибо нет ничего трагичнее, чем добровольное согласие свободного человека на цепи и кандалы.

Поэтому помните – школы Единства могут завлечь вас и ваших детей в рабство. И не просто завлечь, а ещё заставить благодарить рабовладельцев за это рабство. И даже если вы или ваш близкий родился с Восприятием, хорошенько подумайте перед тем, как отправить его в эти школы или самому стать их адептом!

Будьте внимательны при выборе друзей, подруг, мужей и жён! Восприятие передаётся по наследству. У смешанных пар в трёх из четырёх случаев рождаются дети с Восприятием. Более того, пропаганда МОВ способствует появлению таких пар, чтобы увеличить число своих почитателей, а в будущем, возможно, и число своих рабов.

Выбор за вами. Сделайте его сегодня! А то завтра его могут сделать за вас!»

А ведь и правда сделают за нас, с тоской подумал Никита. Статья, которую он только что прочитал, принадлежала перу профессора Бориса Тимофеева. Некогда Тимофеев считался одним из лучших отечественных психиатров. Кроме того, он был одним из немногих обычных людей, кто всерьёз озаботился исследованием Феномена Восприятия. Но после Июньской революции профессор усомнился в необходимости развития в России Учения Единства и в два счёта стал персоной non grata в Академии Наук. Но только не в Гуманитарном Университете в Москве! Здесь проводились еженедельные VIP-лекции, куда приглашались деятели политики, науки и искусства. Профессор выступал там прошлой осенью и рассказывал много любопытного о Восприимчивых. Конечно, он не мог высказываться слишком резко, чтобы не подставлять университет. Но Тимофеев рассказывал, как ездил в разные страны, общался с Восприимчивыми, изучал специфику Учения Единства в каждой конкретной стране. Где он только не бывал! В Канаде, в Бразилии, в Чили, в Китае… Тимофеев высказывал большую озабоченность ростом числа Восприимчивых. Как он тогда говорил: «Никто не может предугадать последствия прироста людей с Восприятием. Ведь, что бы ни говорили правозащитники, они всё равно отличаются от обычных людей. При этом Восприимчивые живут по своим правилам и не желают объяснять свои намерения простым людям. И это наводит на тревожные мысли!»

Никита скривился. Тревожных мыслей у него и без того хватало, особенно последние полтора месяца, с тех самых пор, как у его бабушки нашли тотальный рак на второй стадии. Эта болезнь, именуемая по-научному cancer totalis, была одним из самых страшных недугов двадцать второго века. По какой-то необъяснимой причине рак развивался сразу в нескольких органах и распространялся по организму, словно пожар по сухому лесу.

Поначалу ничто не предвещало беды. Для своих семидесяти двух лет бабушка Никиты была в прекрасной форме. Бойкая старушка участвовала во всех семейных делах и никогда не забывала дать свой совет. В какой-то момент семья стала замечать, что бабушке разонравились некоторые блюда, которые прежде она обожала. Но внимания на это тогда никто не обратил, списав всё на обычное изменение вкусовых предпочтений. Потом её начали мучить сильные боли в животе, но врачи поначалу решили, что это какие-то возрастные изменения, выписали лекарства, укрепляющие желудок, и на этом успокоились.

И напрасно. Боли только усиливались, и тут уже стало ясно, что творится что-то неладное. Хорошо ещё, что проводивший обследование врач вовремя спохватился и направил её на онкологическое обследование.

И обследование выявило рак сразу в двух органах. Первый и главный очаг был в желудке, второй, пока ещё небольшой, – в печени. Пришлось Никитиной бабушке лечь в больницу, а всей семье – собраться с силами и запастись надеждой.

Самым коварным подвохом тотального рака было возможное появление новых очагов в самых неожиданных местах. Их возникновение нельзя было точно предугадать или спрогнозировать. Иногда новые очаги образовывались тогда, когда старые уже были подавлены и больной шёл на поправку. Особенно часто такое случалось при интенсивном лечении. Врачи и учёные терялись в догадках, почему это происходит. Казалось, будто какой-то злой дух любыми способами старается сжить человека со света. Восприимчивые говорили, что это какая-то патологическая реакция человеческого Ка на Основу.

Впрочем, Никита им не доверял. Они всё подгоняют под своё Учение. Только и думают, как бы ещё показать свою значимость. Все они, уже даже дети, считают себя избранными. Один из таких типов учился вместе с Никитой в обычной старшей школе и параллельно обучался в общей школе Единства. Они давно недолюбливали друг друга. В десятом классе этот парень сказал Никите на перемене: «Нас, Восприимчивых, скоро станет много. Мы будем главными в мире!». Никита, и без того недовольный жизнью в тот момент, ответил ему кулаком в лицо. Завязалась потасовка. Никита дрался как тигр и случайно ткнул врага пальцем в глаз. В результате разразился большой скандал по поводу членовредительства. Даже родителей в школу вызывали. К счастью, как для пострадавшего, так и для причинителя вреда, глаз остался цел. Иначе Никита наверняка вылетел бы из школы. И даже если бы никакого другого наказания не последовало, его бы наверняка поставили на учёт в полиции. А с такой репутацией ни в один университет не примут.

Никита закончил школу, но нелюбовь к Восприимчивым у него сохранилась. Она подогревалась также посещениями «Свободного обозревателя», маленького сетевого издания, куда Никита любил заглядывать. Именно там, кстати, он впервые узнал и о Тимофееве, который, как выяснилось, был одним из главных идеологов ограничения Учения Единства. Преимуществом «Свободного обозревателя» было то, что в нём размещались статьи и выступления оппозиционеров, которые неизбежно «заворачивались» в официальных изданиях.

Звонок в дверь отвлёк Никиту от воспоминаний. Это вернулась мама. Она как раз ездила в больницу, проведать бабушку и проконсультироваться с лечащим врачом. Взглянув на выражение её лица, Никита понял, что ничего хорошего она там не узнала.

Но всё оказалось ещё хуже.

– Врач сказал, что состояние ухудшилось, – мрачно проговорила мать. – Только-только они начали справляться с желудком, как обнаружили новый нарождающийся очаг в мозгу. Рак развивается очень быстро. Без интенсивной терапии… всё ясно. А если её начать, то могут возникнуть и новые очаги.

Но есть ещё одна возможность, – добавила она после недолгого молчания. – Сейчас появились биоэнергетические методики. На Западе и в Китае их уже применяют для лечения рака. Мне предложили их попробовать, и я согласилась.

Никита почувствовал себя так, словно ему по голове только что ударили кувалдой. Биоэнергетические методики! Восприимчивые!

– Ты знаешь, кто этим занимается? – с трудом выдавил он из себя. – Восприимчивые!

– Да, Восприимчивые! – неожиданно разозлилась мать. – Но другого выхода я не вижу!

– А лечебные биоагенты как же?

– Так их и применяют! Только новый очаг всё равно появился! Чтобы это прекратить, нужно стабилизировать её Ка!

– Это тебе «шизы» сказали, да? – спросил Никита.

– Они не «шизы», а Восприимчивые! – отрезала мать. – Между прочим, поумнее твоих «антишизовских» сетевиков! И хватит об этом!

Никита подбрёл в свою комнату. Уселся в кресло, опёрся локтями о столешницу и прикрыл лицо руками. Как будто раньше у него было мало проблем! Теперь и ещё бабушка с мамой попали в сети «шизов»! Наверняка эти уроды промоют им мозги! Да ещё и бабушку, не дай Бог, загубят! Он не знал, как ему быть.

12. История Петра Кирсанова

16 августа 2128 года

День выдался необычайно ясный – ни единого облачка на небе. Только лёгкий ветер иногда пробегал по воздуху, чуть волнуя сочные зелёные листья на кустах и деревьях.

Рослый и крепкий мужчина стоял рядом со стеной и смотрел на белую плиту перед глазами. Она была совсем новой; грязь и ветер ещё не успели поработать над ней. На плите золотыми буквами было выведено: «Алексей Родионович Кирсанов».

«Почти шестнадцать лет прошло! – подумал Пётр Алексеевич. – А отыскал я тебя только сейчас. Эх, батя…»

Он приехал сегодня утром, пока на кладбище было ещё немного народа, вместе с несколькими сотрудниками своей службы. Его сопровождающие стояли на некотором отдалении от своего начальника и внимательно следили за подходами к мемориальной стене. Несмотря на разделяющее их расстояние, Пётр Алексеевич отчётливо ощущал сочувствие охранников.

Алексей Родионович Кирсанов не был Восприимчивым. Но и ненависти к ним он не питал. Во всяком случае, не отрёкся от сына, когда понял, что тот обладает способностью к Восприятию. Не стал он этого делать и на следствии, после ареста. До последнего он отказывался верить, что его сын стал предателем.

И правильно делал. Кирсанов не считал себя предателем, после того, как рахимовцы сначала стали душить Учение Единства, а потом открыли охоту на него и на его товарищей. Такова была их награда за верную и опасную службу. Кирсанов избежал уготованной ему участи лишь благодаря помощи Международной Организации Восприимчивых. И тогда под удар попал отец – единственный остававшийся у него родной человек. Его арестовали, несколько месяцев мытарили, пытаясь больше узнать о сыне, а потом расстреляли в подвале РМБ. А в личном деле написали, что он умер в заключении от пневмонии.

Останки удалось обнаружить совсем недавно, но сомнений в их принадлежности не было. Генетическая экспертиза не ошибается. А ведь Алексей Родионович тоже кое-что сделал для страны. Он работал инженером на Загорской ГАЭС-1. В результате ему «пришили» подготовку теракта на этой самой станции… А ведь если кто-то и заслуживал расстрела, так это не он, а правители, травившие миллионы людей из-за ненависти к Восприимчивым!

Уже после своего спасения Кирсанов встретился с Глебом Владиславовичем Рязанцевым, одним из Учителей, который тоже был вынужден покинуть Россию из-за рахимовских гонений. Кстати, старик долго не хотел уезжать. Даже несмотря на угрозы, он всё равно был непреклонен. «Боюсь, если я уеду, господин Рахимов совсем заплесневеет!» – говорил Учитель друзьям с шутливой озабоченностью. И только по настоянию МОВ он всё-таки покинул родину. Наверное, лишь поэтому его не постигла участь Кирсанова-старшего. Хотя на арест они бы вряд ли решились. Слишком уж многое умеет Учитель. Скорее всего, его бы сразу ликвидировали.

– Запомни, Петя, – говорил Глеб Владиславович Кирсанову, – Восприимчивые в этом мире могут рассчитывать только на себя. Из обычных людей нас мало кто любит, разве что наши родные и близкие. Остальные боятся наших способностей из-за непонимания их природы, а в глубине души ещё и завидуют нам. Одна наша старческая бодрость чего стоит! – хихикнул он. Учитель обладал удивительной способностью: мог говорить о вполне серьёзных вещах в шутливом тоне. Его слушатели сначала усмехались и только потом понимали подлинный смысл его иронии.

Потом он с грустью продолжил:

– Страх вперемешку с завистью – ядовитая штука. Такие чувства таятся в каждом обычном человеке. Как бы он с ними не боролся и как бы не скрывал, но мысль о том, что у кого-то другого есть способности, делающие его сильнее, крепче и умнее, всегда будет напоминать о себе.

Но обычные люди – тоже часть Земли. К тому же многих Восприимчивых рождают на свет обычные родители. Приток свежей крови нам на пользу. Как бы там ни было, но обычные люди тоже нужны Основе, а ей нельзя перечить.

«Да, – согласился про себя Кирсанов. – Основе лучше не перечить». Когда-то он думал, что способность к Восприятию подарит ему необыкновенную силу, позволяющую сворачивать горы. Но это не подарок, как надеются одни, и не проклятие, как боятся другие. Основа даёт многое, но требует от своего избранника соблюдать определённые правила. «Вполне справедливо, – думал Пётр Алексеевич. – Раз тебе даётся сила, ты должен использовать её с толком». Он представил себе, что будет, если все люди получат силу Основы без обратной связи с ней, и от души порадовался тому, что этого не происходит.

После Июньской революции Глеб Владиславович тоже вернулся на родину. Ходила, правда, молва, что далеко не все в Международной Организации Восприимчивых были в восторге от этого. У Рязанцева в России ещё оставались враги. Один раз его пытались убить, когда партизанское движение было ещё сильным. Девять лет Глеб Владиславович обучал Единству новых Восприимчивых и, кроме того, был советником Скрябина. Даже такой сильный и знающий Восприимчивый, как Андрей Павлович, прислушивался к его словам. Во многом благодаря стараниям Рязанцева, Учение Единства вернулось в Россию.

Но год назад он умер. А теперь вот и отца отыскали. Кирсанов понимал, что смерть, настигающая каждого рано или поздно, – это часть естественного порядка вещей. Но одно дело – понимать, что происходит, и самому быть к этому готовым, и совсем другое – видеть, что это случилось с близким человеком.

Иногда даже непонятно, кого жальче – умершего или самого себя. Ведь когда близкий человек был жив, ты всегда знал, к кому можно обратиться за помощью, кто никогда не откажет в поддержке, если тебе тяжело, и с кем ты можешь посоветоваться, если пребываешь в затруднении. Ты не понимаешь, как много близкий человек значит в твоей жизни, до тех пор, пока не потеряешь его. Пётр Алексеевич давно усвоил для себя эту печальную истину и всегда ценил отношения с близкими людьми.

Отец с Глебом Владиславовичем были в чём-то похожи друг на друга. Оба были бодрыми, энергичными, оба были преданы своему делу. И оба были готовы выслушать другого человека, даже если он чем-то отличался от них. Им было бы интересно познакомиться друг с другом…

А возможно, они уже и встретились в Основе. Может быть, и он сам когда-нибудь к ним присоединится… Но не сейчас. Сейчас нужно жить и работать дальше. Тем более, когда на плечах лежит забота о судьбах других людей. А об ушедших позаботится Основа. Скорее всего, она хорошо приняла их.

Кирсанов ещё несколько секунд постоял, собираясь с силами, а затем развернулся и спокойным шагом пошёл прочь от плиты. С ним двинулись и его сопровождающие.

Пока Кирсанов шагал по дорожке по направлению к выходу, ему в очередной раз пришла в голову мысль, что ему не нравится в кладбищах. Несмотря на обилие деревьев и кустарников, просто лучащихся жизнью в такие дни, тут чувствовалась человеческая боль, скорбь и горечь. За столетия каждый камень и каждый клочок земли здесь были пропитаны этими чувствами. И не только ими. Кое-где из-под цветущей травы явственно проступала угасающая жизнь в тех телах, которые по традиции были похоронены без кремации. Многие клетки в них ещё не умерли и продолжали поддерживать вокруг себя ауру жизни. Но это была лишь тень, жалкое угасающее подобие той ауры, которое создаёт настоящее, живое Ка. И словно в насмешку над этим угасанием, цвели излучения бактерий и всякой подземной живности, издревле пиршествующей на чужом горе. Ощущалось увядание цветов, принесённых на могилы родных и близких. Восприятие позволяло чувствовать кладбища как удивительные места соприкосновения жизни и смерти. Удивительные, но отнюдь не приятные.

«Жаль, что обычные люди не могут в полной мере прочувствовать это место, – подумал Кирсанов. – Ощутив его через Основу, они, возможно, стали бы бережнее относиться к чужим жизням».

За оградой Петра Алексеевича уже ждала машина. Рядом с ней стоял Вадим, круглолицый белобрысый парень, водитель Кирсанова. Как и охранники, он сочувствовал шефу, хоть и не решался выразить своё сочувствие вслух. Да и само место тоже не прибавляло ему настроения.

– В контору, – коротко распорядился Кирсанов.

В дороге он обдумывал наиболее серьёзные вопросы. Сопротивление определённо что-то затевало. Не зря все «антишизовские» движения притихли. Но что они собираются делать? Из докладов агентуры этого пока нельзя было понять. МВД и РСБ рыли носом землю, но тоже ничего не находили.

Тревога не покидала Кирсанова. Не к добру это затишье! Что же замышляют враги? После Тридцатилетия МОВ никаких серьёзных событий пока не намечалось, разве что конференция в Новосибирске. И Кирсанов был полон решимости проследить, чтобы это научное мероприятие прошло без проблем. Но Сопротивлению необязательно привязывать свою атаку к конкретному событию. Напротив, внезапный удар будет эффективнее, потому что так больше шансов застать Восприимчивых врасплох. К тому же он обрушивается как гром среди ясного неба и оставляет после себя самый ужасный человеческий страх. Страх перед неизвестностью.

Немного подумав, Кирсанов решил всё-таки повысить уровень готовности к нападению на всех административных, исследовательских, медицинских и учебных объектах РОВ. Там постоянно находятся самые сильные и умелые Восприимчивые, а также работает немало иностранных собратьев. А в школах Единства растёт будущее поколение российских Восприимчивых. Любой из этих объектов – лакомый кусок для террористов.

Ещё Кирсанова интересовала внезапная смерть Кирилла Шикунова, агента РОВ в главной оппозиционной партии страны. Все медицинские эксперты в один голос утверждали, что он умер от естественных причин. Но Кирсанов по роду своей деятельности знал о некоторых «бесследных» способах устранения врагов и не торопился с выводами. Агента могли убрать. Другой вопрос, кто это сделал и зачем. Наверняка не обошлось без участия кого-то из однопартийцев. Поэтому после смерти Шикунова Кирсанов стал внимательно следить за кадровой и общественной политикой оппозиционеров. Если они начнут менять курс, к этому надо быть готовым.

Надо сказать, что возникшее затишье волновало не только Кирсанова. Скрябин тоже был встревожен.

– Хорошо, что вы решили усилить меры безопасности, – сказал он Петру Алексеевичу. – Меня тоже беспокоит этот мёртвый штиль. И дело не только в Сопротивлении.

– А в чём ещё? – спросил Кирсанов.

– У меня такое чувство, что мы в преддверии каких-то важных событий. И связано это не столько с Сопротивлением, сколько с самой Основой.

13. История Павла Антонова

21 августа 2128 года

В тот самый момент, когда шар коснулся дорожки, Пашка понял, что направил его верно. Не сказать, что он бросил его с очень большой силой, но зато верно рассчитал движение руки.

Шар триумфально проехал по гладкой поверхности и ударил точно в центр строя. Кегли с грохотом посыпались в невидимую яму. Только одна сиротливо оставалась стоять с правого края дорожки, ожидая своей запаздывающей участи.

Катя, сидевшая на стуле и лениво потягивающая тоник, с интересом приподняла бровь. Задача Пашке предстояла не из лёгких. Нужно было очень точно прицелиться и отправить второй шар так, чтобы сбить эту упрямую кеглю. Возьмёшь чуть левее – и снаряд пройдёт по дорожке, но не попадёт по цели. А если пустить шар чуть правее, он свалится в жёлоб и опять-таки пройдёт мимо кегли.

Словом, дело непростое. Особенно сейчас, когда на тебя смотрит такая девушка.

Пашка снова подошёл с шаром к дорожке и прищурился, стараясь понять, с какой стороны ему лучше бросать. Немного подумав, он сместился вправо. Вот по этой линии. Может, конечно, свалиться в жёлоб, но что поделаешь. Юноша выбросил все посторонние мысли из головы, прицелился и отправил шар в путешествие по начищенной поверхности.

Шар неторопливо катился по дорожке. И всё-таки он плавно отклонялся к центру. Может и промазать. «Давай, – думал Пашка, – не промахнись! Кегля уже совсем близко…» Шар пронёсся рядом с жертвой и слегка задел её своим бордовым боком. Кегля качнулась, и Пашка затаил дыхание. Сейчас или никогда! И словно уступая ему, кегля упала. По залу прокатился триумфальный грохот.

– Молодец! – сказала Катя, отставила бокал и поднялась из-за столика.

Сегодня у Пашки был День Рождения. Ему исполнялось ровно двадцать лет. И этот праздник он решил разделить с тем, кто был ему наиболее симпатичен. С Катей. Она училась на дизайнера в другом университете и была на год младше Пашки. А познакомились они случайно. Несколько раз Катя заглядывала в Клуб Странников. Вовка даже рассказывал, что она тоже раньше занималась фехтованием и небезуспешно. Кто бы мог подумать, всегда удивлялся Пашка. С виду Катя не казалась уж очень сильной. Просто красивая высокая подтянутая девушка. Хотя двигалась она всегда очень ловко, а это в историческом фехтовании значит ничуть не меньше, чем физическая сила. Как бы там ни было, но Катя понравилась Пашке. И хотя со временем её визиты к Странникам и вообще в Гуманитарный Университет стали реже, между собой они постоянно поддерживали связь. И теперь Пашка всерьёз задумывался о том, не пора ли их отношениям перейти из разряда дружеских в разряд романтических.

Изначально он пригласил Катю вместе с подругой, Леной, чтобы его намерения не выглядели слишком явными. Но в последний момент Лена заболела, так что его задача стала ещё легче.

Пашка любовался, наблюдая за тем, как Катя берёт свой шар и подходит к границе их дорожки. Цветное узорчатое платье очень ей шло. Девушке удалось сбить семь шаров из десяти с первого раза и ещё два – со второго. Немного утомившись от игры, они вернулись за столик.

– Здорово играешь, – сказал Пашка.

– Ты тоже, – не осталась в долгу Катя. – Так сбил последнюю кеглю!

– Я старался, – скромно пожал плечами Пашка. – Хотя, вообще-то, я больше по волейбольной части.

– Где-нибудь играешь?

– Играю, – ответил Пашка. – У нас в универе теперь построили новый спортзал. Раньше-то была только небольшая комнатка с тренажёрами, там толком не сыграешь, разве что в настольный теннис. А тут настоящее раздолье для волейболистов и баскетболистов! Да и мы тоже захаживаем по вечерам.

– Вы ещё собираетесь? – живо спросила Катя.

– А куда же нам деться? – улыбнулся Пашка. – Собираемся.

– А как там Никита? Как Вова? Серёжа? – расспрашивала Катя.

– Живы и здоровы, – ответил Пашка. – Кстати, ты давненько уже не заглядываешь к нам в универ. Что так?

– Дела всё, – вздохнула Катя. – У нас с прошедшего семестра ужесточились требования к учёбе и сдаче экзаменов. Так что времени почти ни на что не остаётся. Хорошо на каникулах!

Она побарабанила пальцами по бокалу, а потом положила руку на стол. Пашка насторожился. Неужели это такой намёк? На всякий случай юноша осторожно, как бы невзначай, вытянул по направлению к ней свою руку. «Ну, давай же, – думал он, – смелее!» Пашка любовался своей подругой. Густые тёмно-русые волосы струились по плечам, по нежной коже, пересекаемой только бретельками платья. Щёки Кати румянились, а глаза весело поблёскивали.

Ладони были уже близко. Их разделяло каких-то двадцать сантиметров. «Ещё немного, – думал Пашка, – и можно будет дотронуться до её тонких пальцев, почувствовать тепло от них». Но Катя, похоже, не поняла, чего он хочет, потому что взяла вытянутой рукой бокал и пригубила его. Не желая затягивать молчание, Пашка поинтересовался:

– А с чего это у вас так строго стало с учёбой?

– Новый декан, – сказала Катя. – Восприимчивый, между прочим.

– Да ну! – воскликнул Пашка.

– Вот так, – подтвердила девушка. – Восприимчивый и довольно придирчивый. Вроде бы и неплохой человек, но о-о-очень настойчивый. Считает, что программа устарела и нужно освоить много нового. Вот мы и осваивали. Кстати, один из наших новых преподавателей будто бы его старый знакомый. И тоже Восприимчивый.

– А ещё говорят, что они не оказывают предпочтение своим! – фыркнул Пашка.

– Конечно, оказывают, – ответила Катя. – Хотя этот новый преподаватель не такой уж и страшный. Объясняет всё грамотно и спрашивает адекватно. А вот культурологию у нас, помнится, вёл обычный человек. Звали Карасёв. Так на экзамене он свалил треть нашей группы. Еле выкрутилась. Ещё спрашивал, кто меня, дурёху, учил его предмету.

– Да, разные люди попадаются, – сказал Пашка. – У меня была преподавательница по гражданскому праву. Не Восприимчивая, но редкостная стерва. Мы всей группой молились, чтобы она не принимала у нас экзамены. К счастью, она вовремя укатила в командировку.

Немного переведя дух, они доиграли партию, которая закончилась победой Пашки. Но поскольку времени у них ещё было много, юноша решил дать любимой девушке возможность взять реванш и предложил третью партию. Катя охотно согласилась.

И удача улыбнулась ей. Два раза она даже сбила все десять кеглей одним броском. Пашка немного отстал от неё. Но он и не очень-то старался перегнать Катю.

Напоследок они решили сфотографироваться. Для совместных фотографий пришлось даже привлечь служащего боулинга. По традиции такая помощь всегда вознаграждалась в «бумажной» форме, невзирая на то, что миром в двадцать втором веке правили безналичные расчёты. Поэтому предусмотрительный Пашка захватил с собой немного наличности.

Потом подошёл черёд портретных снимков, главным образом, конечно же, Катиных. Пашка с усердием фотографировал свою подругу. Да и ей такое внимание, похоже, доставляло немалое удовольствие. Что и говорить, фотографии получились красивыми. Такими, что у Пашки просто захватывало дух. Казалось, что сегодня Катя стала другой, ещё более живой и прекрасной, чем прежде.

Когда они спускались по лестнице к выходу, Катя держала Пашку под руку, и ему казалось, что он ощущает её пульс. То ли из-за игры света на лестнице, то ли из-за игры чувств, Катя казалась необыкновенно… яркой. Она была полна жизни и радости, просто сияла ими. Неожиданно для себя Пашка осознал, что одна из причин Катиного позитива кроется в нём самом. И тогда он понял, что нужно делать.

В два быстрых шага Пашка обогнал Катю и оказался перед ней. Нежно протянул руку к её плечу. И Катя не отстранилась! Она по-прежнему улыбалась, только её глаза расширились. Пашка поцеловал её в тот самый момент, когда его пальцы коснулись бархатной кожи Кати. Никогда ещё ему не доводилось ощущать вкус её губ. Пару секунд он словно впитывал его, а потом поцеловал свою подругу снова, на этот раз уже гораздо крепче. Его пальцы скользнули по Катиному плечу, под бретельку платья. Уши словно заткнули ватой. Пашка слышал всё, что происходит вокруг, но звуки приходили словно издалека. Сейчас самым главным для него была Катя, опомнившаяся от мимолётного удивления и теперь страстно отвечающая на его поцелуй. Она казалась необыкновенно горячей. Ещё ни разу в своей жизни он не испытывал таких чувств по отношению к женщине.

Каким-то краешком своего разума Пашка осознавал, что сейчас может всё испортить, если поддастся необдуманному порыву. Вдруг Кате не понравится такая поспешность? Но так хочется поторопиться…

И словно прочитав его мысли, Катя прервала поцелуй и замерла, тяжело дыша. Это немного отрезвило Пашку, и он тоже остановился. Вокруг воцарилась полная тишина. Перед Пашкиными глазами мелькали и таяли искорки, похожие на бриллианты.

Несколько секунд они стояли, не разжимая объятий и не произнося ни слова. Потом Катя сказала:

– Я не… не ожидала…

– Я тоже, – пробормотал Пашка, как сквозь сон. – Если я слишком рано, то…

Катя покачала головой.

– Нет, просто я… не ожидала… и мне непривычно здесь…

Пашка наклонился к её уху и сказал почти неслышно:

– Тогда идём со мной.

14. История Алистера Филлиона

23 августа 2128 года

Алистер вернулся к Эбби сильно уставшим. Очередной человек, на сей раз парень лет четырнадцати, стал жертвой «перебоя». Ему начал мерещиться разноцветный туман, клубящийся перед глазами, нарушилась речь и помутился рассудок. Случай оказался серьёзным. Для начала больного надо было погрузить в сон. Но снотворное применять не стоило. Ка могло почувствовать, что сон искусственный, и встревожиться ещё сильнее. Поэтому в таких случаях Восприимчивые использовали Основу.

Иногда при лёгком «перебое» этого было достаточно. Человеку давали поспать несколько часов, и всё приходило в порядок. Но сейчас энергетическая сущность разбушевалась не на шутку. В таких случаях Восприимчивым приходилось создавать вокруг Ка пациента особый кокон из Основы. Этот кокон охватывал Ка и гасил сторонние излучения. В первые мгновения Ка отчаянно сопротивлялось захвату. Но если кокон выдерживал, энергетическое начало утихало. Ведь «перебои» возникают как раз из-за чрезмерной активности Ка. А в коконе приток энергии в Ка снижается, отчего снижается и активность самого Ка.

Убедившись, что цель достигнута, кокон осторожно раскрывали, а больного оставляли во сне на три-четыре часа. Обычно это снимало все последствия «перебоя».

Сегодня Алистер участвовал в плетении кокона вместе с доктором Брауном, потому что его ассистент, Жу, как назло оступился на лестнице и сломал руку. А случай был довольно сложный, и Брауну потребовался помощник для создания и стягивания кокона.

За время операции Алистер весь взмок. Ему уже доводилось лечить «перебои», но тогда он работал вместе с Эбби. А для работы с Ка очень важна слаженность руководителя и ассистента. Им с Эбби удалось её добиться. А сегодня пришлось работать уже с другими коллегами. Словно почувствовав это, неприкаянное Ка просто взбесилось. Оно только и ждало момента, чтобы освободиться на свою же беду, и отчаянно рвалось на свободу.

Но теперь всё осталось позади, и Алистер чувствовал себя победителем. Пусть и уставшим, но зато довольным.

Улыбающаяся Эбби поздравила его с удачей. Видимо, доктор Браун поведал ей о результатах операции сразу после того, как Алистер ушёл. Вдобавок руководительница налила и вручила ему чашку чая. Это был особый сорт чая, который Эбби любила и который пила для того, чтобы взбодриться. Поначалу только сама, а потом и Алистера приобщила к этому напитку. Чай действительно помогал. Молодой человек в очередной раз уверился в том, что Основа не зря выделила Эбби среди прочих женщин, с которыми он был знаком. До чего же она заботлива!

Устроившись поудобнее в своём кресле, Эбби прикрыла глаза. Ей сегодня тоже пришлось поработать, когда привезли пострадавшего – обычного человека с болевым энергоударом. Сгусток вредной энергии раздражал нервные окончания и вызывал сильные боли. Сгусток оказался довольно крупным, и Эбби долго вытягивала из пациента опасные частицы. Но она всё равно сладила с энергоударом. Впрочем, иначе и быть не могло. Алистер влюблённо разглядывал каждую чёрточку её лица, каждую складочку на тёмно-синем медитационном одеянии. Для работы с Основой Восприимчивые использовали специальную одежду, которая не стесняла тело. Одежда эта состояла из лёгкого короткого кимоно и таких же лёгких просторных штанов. На самом деле ею пользовались не только для медитаций, но традиционно именовали медитационной. Это название пошло ещё со времён Координаторов, когда Учение Единства только-только зарождалось. Они первыми придумали эту одежду.

И в этом одеянии, наследии великих, Эбби была прекрасной и величавой. Она была собранной, сильной и великолепной в той породистой красоте, которая иногда встречается у состоявшихся женщин и заставляет молодых людей терять из-за них голову. И медитационное одеяние сейчас не умаляло эту красоту. Скорее даже наоборот, Алистер чувствовал свою близость к Эбби. Он снова вспомнил тот памятный вечер, эти тёмные волосы, падавшие на прекрасные плечи, чёрное платье, подчёркивающее изящные формы, плавную походку…

Но в этот момент Эбби открыла глаза. Алистер доброжелательно кивнул ей и тотчас отвёл взгляд. Нужно было успокоиться. Не хватало только, чтобы Эбби сейчас почувствовала его влечение! Она могла не так понять Алистера, и это означало бы конец их непринуждённым отношениям. А Алистеру этого совсем не хотелось.

Они с Эбби закончили свои операции незадолго до конца смены. Больше пациентов сегодня не было. Освободившись, они переоделись и пошли к метро. На выходе из центра им встретились женщина и мальчик лет одиннадцати. «Наверное, ведёт его на обследование, – радостно подумал Алистер. – Может, мы сегодня получим пополнение». МОВ всегда тщательно вела учёт потенциальных Восприимчивых и тратила немалые средства на поиски людей, обладающих этой способностью. За время пребывания в Центре по изучению Основы Алистер убедился, что просветительская работа делает своё дело. Теперь потенциальных Восприимчивых не надо было подстерегать по тёмным углам, чтобы предложить им реализовать свои возможности. Люди сами приходили в центры, чтобы получить ответ на вопрос, обладают они Восприятием или нет. Что же касается детей, то они нравились Алистеру всегда, особенно после рождения брата Джимми и сестры Сары.

А вот Эбби была явно чем-то обескуражена или встревожена. Алистер чувствовал это. Поэтому он осторожно спросил:

– Я могу чем-нибудь помочь вам, Эбби?

– Нет, – коротко ответила та. За прошедшие полгода они уже стали называть друг друга по именам. Хотя, конечно, Эбби по-прежнему оставалась руководителем, а Алистер – ассистентом.

Она немного помолчала, а потом спросила:

– Вы заметили, сколько у нас уже «перебоев» за этот месяц?

– Заметил, – сказал Алистер. Он действительно отметил про себя, что «перебои» стали случаться чаще, но пока серьёзно не задумывался над этим. – Немало. Их число растёт.

– Больше вам скажу: это происходит не только у нас. Неделю назад звонил один мой друг из Оттавы. Он тоже жаловался на увеличение числа пациентов с «перебоями». А вчера я читала статью Хебера. Кстати, любопытная статья, рекомендую!

– Спасибо, – кивнул Алистер. – Насколько я понимаю, он тоже пишет про увеличение количества «перебоев»?

– Да. Наш немецкий коллега проводил многолетние исследования и расчёты. И в результате пришёл к выводу, что это увеличение происходит везде, по всему миру. Отчасти это связано и с увеличением числа Восприимчивых в мире. Но даже если сделать скидку на это увеличение, всё равно получается прирост «перебоев». Хоть пока и не критический, но он есть. В статье эти расчёты очень хорошо представлены и заставляют задуматься о перспективах.

– По-моему, эта болезнь появилась относительно недавно, – припомнил Алистер. – Первые случаи были отмечены в конце девяностых годов прошлого века. А в 2105 году она была подробно описана Хоффманом.

– И заметьте, что она появилась в десятилетии, следующим за скачком нашей рождаемости в восьмидесятые, – добавила Эбби. – Понимаете, что получается?

Алистер задумался.

– В принципе, довольно логично… Потенциал постепенно повышается. Необученным Восприимчивым становится всё труднее совладать с ним. Известно же, что увеличение нашей рождаемости сопровождалось ростом способностей к Восприятию. Средний потенциальный Восприимчивый, появившийся на свет в восьмидесятых или тем более в девяностых годах прошлого века, сильнее потенциального Восприимчивого, родившегося в семидесятых годах, не говоря уже о шестидесятых.

– Знаю, – улыбнулась Эбби. – Сама родилась в начале девяностых.

– Простите, забыл, – Алистер тоже улыбнулся, а потом продолжил размышления: – Средний возраст проявления Восприятия у тех, кто родился в восьмидесятые годы, составлял двенадцать-шестнадцать лет. Тогда понятно, почему болезнь Хоффмана дала о себе знать именно в конце девяностых годов.

– А теперь подумайте о том, что наш потенциал и сейчас продолжает расти. Это значит, что со временем число страдающих «перебоями» будет только увеличиваться. И хорошо, если это будет происходить постепенно, как сейчас.

Алистер нахмурился.

– Тогда придётся пересматривать сам вопрос о добровольности обучения Восприимчивых в общих школах. Придётся в обязательном порядке учить их, чтобы они хотя бы знали, как справиться со своей силой!

– Пока всё не так страшно, – сказала Эбби. – Уверена, что в Совете знают об этой проблеме. Если бы сейчас существовала какая-то угроза для Восприимчивых, они бы уже действовали. Но пока всё спокойно.

– Больше всех повезло Невусам, – заметил Алистер. – От нашей иерархии они не зависят, умеют обращаться с Основой и не страдают «перебоями»!

– Не скажите! – возразила Эбби. – «Перебоями» они действительно не страдают, зато в большей степени подвержены энергоударам и тотальному раку, особенно необученные Невусы. Хотя они в этом отношении и крепче обычных людей, но всё же не такие стойкие, как мы. А обученные Невусы, как и мы, также привязаны друг к другу и к Основе. И делать всё, что им заблагорассудится, они тоже не могут.

Так вот, Алистер. Владение Основой никому не достаётся просто так.

– Вы правы, Эбби. И кстати о владении Основой. На Тридцатилетии я слышал, что осенью в Новосибирске будет проходить конференция, посвящённая применению кеодлона.

– Да, будет, – подтвердила Эбби. – Хотите поехать?

– Был бы рад, – ответил Алистер. – Я ведь в своё время увлекался этой темой. С тех пор, конечно, много воды утекло, но я не прочь тряхнуть стариной.

Он говорил легко, точно плёл слова из нитей Основы. Наверное, сейчас никакой актёр бы с ним не сравнился.

– Давайте подумаем. Вообще-то, директор уже назначил меня представителем от нашего центра. Но если работы к началу осени будет не очень много, он может разрешить поехать и вам. Так что давайте подождём до начала сентября. Там посмотрим. Но о вашем пожелании я скажу.

– Спасибо, – поблагодарил Алистер.

Дойдя до входа в метро, Эбби остановилась.

– Ну что ж, Алистер, до завтра! Я ещё зайду в магазин, – с этими словами она указала на большую голографическую вывеску, сияющую в дальнем конце улицы. Вывеска переливалась всеми цветами радуги. Присмотревшись, Алистер прочёл надпись: «Микаэль». Это был известный производитель детских товаров. Когда-то и сам Алистер играл в его игрушки.

– В «Микаэль»? – удивился он.

– Завтра у моей дочки День Рождения, – пояснила Эбби с нежностью в голосе. – Она появилась на свет ровно на третий день после моего Дня Рождения. Такой подарок мне преподнесла! Хоть и с опозданием, а всё равно приятно! Кстати, Алистер, спасибо за конфеты! Очень вкусные и такие лёгкие, просто воздушные! – Эбби мечтательно улыбнулась.

– Пожалуйста, – расцвёл Алистер. За пару дней до Дня Рождения Эбби он заглянул в кондитерский магазин и выбрал их. Молодой человек не знал, какие конфеты она больше всего любит, и потому решил полагаться на своё чутьё. Он неторопливо окинул витрину взглядом и выбрал конфеты «Вершина». Конфеты были приготовлены из тёмного и белого шоколада в виде гор, покрытых снежными шапками. Эбби с удовольствием приняла этот подарок и даже поцеловала Алистера в щёку. Такая награда была для него лучше любых похвал. А сейчас ему было вдвойне приятно, что Эбби не разочаровалась в подарке.

– А как ваша дочь поздравила вас с Днём Рождения? – поинтересовался он.

– Прекрасно! – сказала Эбби. – В этот раз нарисовала карандашом мой портрет! Очень милый. Сразу видно – рука ребёнка!

– Ух ты!

– Это ещё что! – воодушевилась Эбби. – Год назад Стефани взяла плащ, оставшийся со школьного спектакля, и пририсовала к нему глаза и рот светящейся краской. А утром наведалась ко мне в комнату.

Алистер подавил смешок.

– Час ранний, стёкла, естественно, затемнены, – нарочито спокойно продолжала Эбби. – В общем, ещё темно в комнате. Я себе сплю, никого не трогаю. Тут Стефани теребит меня за плечо. Я открываю глаза и вижу это светящееся чудо, говорящее тоненьким голосочком: «С Днём Рождения, мамочка!».

– Творческий подход, – оценил Алистер, отсмеявшись. – И что было потом?

– Что потом? Два подарка, причитающихся дочке, пришлось отложить до Рождества. Правда, один она отыскала раньше.

– Умница. А сколько ей лет сейчас исполняется?

– Уже девять. Вот-вот пойдёт в нашу школу.

«Значит, её дочка тоже Восприимчивая» – догадался Алистер.

– Вы уже проверяли её Ка? – уточнил он.

– Да. И я сама его проверяла, и доктор Джелалл тоже. Когда речь идёт о родных и близких, лучше не полагаться только на свои ощущения. Как бы беспристрастно вы не подошли к оценке, ваша связь с ними всё равно может нарушить чёткое восприятие картины. Но это так, на будущее.

– Я всегда хотел, чтобы Восприимчивыми были мой младший брат Джимми и сестра Сара, – признался Алистер. – Я-то один Восприимчивый на всю семью. Была ещё двоюродная бабушка, но она уже умерла. Так что я сам начал наблюдение, но пока так и не преуспел.

– Тут как повезёт, – вздохнула Эбби. – Даже потомственными Восприимчивыми становятся не все. У смешанных пар они появляются на свет примерно в шестидесяти трёх процентах случаев. Нам с Жераром повезло. А если оба родителя являются Восприимчивыми, то их ребёнок становится таким же в девяноста четырёх процентах случаев. Но шесть процентов всё равно остаются.

Впрочем, Основа всё равно общая. Её принципы можно объяснить и обычному человеку. Даже если он примет только наши основные взгляды, это всё равно поможет ему в жизни.

– Это верно, – согласился Алистер. А сам незаметно вздохнул. Ну вот почему Эбби Лоран, прекрасная женщина, выдающаяся Восприимчивая, лучший врач Ка во всём Торонто, отдала своё сердце обычному человеку?! Так досадно! Но он напомнил себе, что значительная часть его близких – тоже обычные люди. Злиться совершенно не на кого, хоть и очень хочется. Злость появляется всегда, когда не оправдываются ожидания, но делу, как правило, не помогает. Помочь может только здравый смысл. Алистер решил посмотреть на дело трезво. Вряд ли из его увлечения Эбби что-нибудь выйдет, если у неё есть муж и дочь. Если бы у Алистера были жена и ребёнок, он бы не отказался от них лишь из-за молоденькой помощницы, снедаемой тайной страстью к нему.

И тут Эбби сказала:

– Кстати, сегодня в девять будет бильярдная дуэль между Мартином Ферро и Ричардом Эроном!

– Отлично! – обрадовался Алистер. – Думаю, Мартин расчихвостит британца на раз-два-три!

– Как говорят русские, не говори «гоп!», пока не перепрыгнешь! – предостерегла его Эбби.

– А что такое «гоп»? – не понял Алистер.

– Это возглас, который они издают, когда прыгают.

– Интересно! Надо как-нибудь попробовать!

В метро Алистер спускался уже в лучшем настроении. Разговор о предстоящем состязании немного развеял мрачные мысли. Помимо прочего, Алистеру было приятно, что Эбби разделяет его интерес к бильярду. И пусть всё складывается не столь радужно, как хотелось бы, у них всё равно находится, о чём поговорить по душам.

15. История Эбби Лоран

3 сентября 2128 года

Основа позволяет видеть вещи совсем иначе, чем человеческие глаза. Чтобы это понять, достаточно посмотреть на кеодлон. На взгляд обычного человека он выглядит как лепёшечки шпинатного цвета, покрытые шёрсткой из таких же зеленоватых волосков. Именно так жителей кеодлонской колонии и называют по отдельности – лепёшки. Каждая лепёшка величиной примерно с монетку. Зрелище, конечно, милое, но не более того.

А вот старший Восприимчивый видит кеодлонские колонии совсем по-другому. Больше всего они похожи на соты, в которых, точно мёд, накоплена энергия. Кеодлон не только поглощает излучения больше, чем любые другие формы жизни, но при этом ещё и делает немалые энергетические запасы. Его колония переливается своими богатствами от нежно-белого до тёмно-фиолетового цвета и ещё множества других цветов, которые обычный человеческий глаз не в силах воспринять. Она словно предлагает Восприимчивому гостю разделить с ней накопленную силу. Впрочем, Эбби не исключала, что у кеодлона может быть и другое мнение на этот счёт.

После работы она иногда прогуливалась мимо кеодлонских оранжерей. Это всегда помогало ей восстанавливать силы. Как будто «шпинатные» помощники поглощали беспокойство и усталость, накопившиеся за время работы. Собранная ими энергия напитывала утомлённое Ка Эбби и восстанавливала силы, потраченные ради жизни и здоровья пациентов.

Вот и сегодня Эбби зашла сюда. Днём она удаляла «слепое пятно». «Слепыми пятнами» назывались сгустки одного из вредоносных видов энергии. Они прикреплялись к Ка людей или животных и нарушали их работу. Выражалось это в резком ухудшении зрения. Во времена Всемирного Хаоса, когда врачей Ка ещё не было, а таких энергоударов было гораздо больше, из-за «пятен» часто слепли. В Основе эти сгустки выглядели как неприятные бурые пятна. Поскольку «слепые пятна» были порождениями Основы, обычные люди их не видели и ничего не могли с ними поделать.

К счастью, обычные врачи вовремя забили тревогу и направили этого больного в Центр по изучению Основы. Операция была довольно простой, поэтому помощь Алистера не понадобилась. Эбби сама удалила «пятно», а её помощник внимательно следил за действиями руководительницы. В следующий раз работать с «пятном» будет уже он сам.

Не то, чтобы Эбби сильно устала от этой операции, но сейчас ей всё равно было приятно здесь пройтись. За неделю, прошедшую в борьбе с энергоударами, она утомилась – их в этот раз много свалилось. К тому же сегодня ночью Эбби плохо спала, чего обычно за ней не водилось. Разум старшего Восприимчивого хорошо погружается в сон. Так что Эбби не жаловалась на бессонницу. Исключение составляла разве что ночь на 24 августа. В тот самый день появилась на свет Стефани. Эбби рожала девочку всю ночь напролёт, подняв на уши клинику, Жерара и собственную мать. Стефани довольно долго не решалась покинуть родную утробу. Очевидно, полагала, что ей и так хорошо. Но когда все уже были готовы делать кесарево сечение, девочка всё же сменила гнев на милость.

В общем, всё закончилось благополучно. Но с тех пор Эбби каждый раз ворочалась на кровати в ночь перед Днём Рождения дочери.

Алистера с ней сегодня не было. Сразу после работы он поехал к себе домой. У соседей сверху прорвало трубу, и он хотел узнать, насколько сильно пострадала его квартира. Эбби надеялась, что не очень сильно.

Может быть, из-за мыслей о квартирах кеодлонские колонии сейчас напомнили ей «живые» обои у неё дома. Когда в комнате было светло, на них распускались цветы, а когда темнело, то цветы закрывались. А ещё эти цветы могли покачиваться на воображаемом ветру, а иногда и на настоящем, если обои были соединены с анемометром за окном. В детстве Эбби всегда мечтала о таком чуде у себя дома. И когда они с Жераром наклеили эти обои, она была готова сама расцвести от радости. Вот что значат детские мечты…

Сегодня была пятница, а на выходных Жерар решил свозить жену с дочкой за город, на природу. Эбби с удовольствием представила себе, как завтра они будут гулять по чистому лесу, где каждый дюйм пропитан жизнью, энергией, испускаемой деревьями, травой, зверьми и даже самыми маленькими букашками. Выезд на природу заряжает энергией не хуже кеодлона. А ещё в лесу нигде не было мусора. Эбби радовалась, что люди учатся на своих прошлых ошибках и теперь стараются беречь свой дом. И особенно отрадно было то, что её муж принимает в этом деле самое непосредственное участие.

Так что настроение у Эбби было хорошее. Стефани уже пошла в общую школу Единства, в одну из младших групп. Сейчас, с уменьшением возрастного порога Восприятия, становилось всё больше и больше маленьких учеников, многим из которых не было и десяти. Обучать потенциального Восприимчивого в девять и в четырнадцать лет – это совершенно разные вещи. На постижение Основы влияет всё, от работы эндокринной системы до нажитого опыта. Поэтому воспитанников всегда стараются разбить по возрастным группам. Это облегчает и отношения учеников друг с другом, особенно на первых ступенях. Потом Восприимчивый встраивается в сообщество себе подобных и становится его частью. Другие Восприимчивые перестают быть для него посторонними людьми. Он чувствует свою связь с ними, хотя любить всё равно будет далеко не всех. И чем дальше Восприимчивый пойдёт по пути Единства, тем отчётливее будет чувствовать эту связь.

«Интересно, – подумала Эбби, – какой путь выберет Стефани? Станет ли просто обученной Восприимчивой, или пойдёт дальше, как я?». Она представила себе Стефани, которая стоит на кафедре, точно профессор Ричардсон, и делится с многочисленными коллегами своими открытиями. «Хотя нет! – спохватилась Эбби. – Лучше, чтобы она стояла не как профессор Ричардсон, а как, скажем, профессор Хоффман! Чем не пример выдающегося исследователя Основы? Может, он и не столь запоминающийся, как Ричардсон, но зато с глазами у него всё в порядке». Видеть дочку слепой Эбби не хотела, даже если бы взамен та стала самым чутким Восприимчивым на свете.

Потом она стала думать об Алистере. Эбби давно заметила, что её помощник неравнодушен к ней. А в последние два месяца Восприимчивую всё чаще посещало предположение, что Алистер влюблён в неё. Это чувство он, конечно, не выставлял напоказ, как и требовали правила хорошего тона. Но Эбби обладала некоторым жизненным опытом и умела разбираться в человеческих чувствах. Такое поклонение молодого ассистента немного льстило ей. К тому же, будучи некогда сама влюблённой, Эбби представляла, каково это. И неважно, обычный ты человек или Восприимчивый.

Она отлично понимала, что надеждам Алистера не суждено сбыться. Но молодой человек был приятен ей. Он всегда вёл себя очень достойно. Такой усердный, вежливый, обходительный и печальный. Конечно же, Алистер всегда улыбался ей, но когда Эбби смотрела ему в глаза, то читала в них грусть. Ей не хотелось ранить парнишку слишком жёсткими словами. И это уж не говоря о том, что для совместной работы нужны были слаженность и хорошие отношения. Поэтому Эбби решила подождать. Юношеская влюблённость со временем может пройти сама по себе и, скорее всего, пройдёт. А вот если Алистер будет настаивать, то придётся расставить точки над «i».

Не зря он просил взять его на Новосибирскую конференцию. Эбби довела его ходатайство до Рамоса, как и обещала. Но в Центре сейчас много работы, так что Алистеру придётся остаться. По крайней мере, у него будет время привести в порядок свои чувства.

До конференции оставалось всего двенадцать дней. Поскольку Эбби ехала на неё в качестве слушателя, от неё мало что требовалось. Но будучи старшим Восприимчивым, занимающимся изучением Основы, она уже читала и перечитывала последние труды наиболее именитых своих коллег, которые должны были выступать на конференции. Настоящий исследователь, особенно врач Ка, не может позволить себе застаиваться. Он должен постоянно следить за тем, что происходит в науке.

Набравшись сил от кеодлона, Эбби огляделась. Как она и ожидала, после работы сюда пришли ещё многие специалисты. Им тоже хотелось восстановить силы. Неподалёку от Эбби стоял Джейк Фарбер, анестезиолог, с которым они вместе учились в высшей школе Единства, а теперь вместе работали. Они давно дружили, и иногда Эбби даже думала, что сложись их судьба чуть иначе, они могли бы пожениться. Но судьба сложилась так, как сложилась, и сейчас каждый из них был при своей семье. Джейк был женат на Нэнси, невысокой симпатичной блондинке, тоже, кстати, Восприимчивой. У них было уже трое детей, и все они пошли по пути Единства. Самый младший поступил в общую школу два года назад. Он был на три года старше Стефани, но Восприятие у него проявилось на год позже, чем у дочки Эбби.

Миссис Лоран немного поболтала с Фарбером, потом раскланялась с коллегами и пошла к выходу с территории центра. По пути она встретилась с Рамосом.

– О, вы ещё не ушли! – обрадовался он. – Прогуливались у кеодлонских колоний?

– Да, – ответила Эбби.

– И правильно делали. Помогает снять усталость. Может, стоит даже внести предложение в Исследовательский Департамент, чтобы все сотрудники наших центров обязательно проходили такие процедуры? Заодно это улучшит их навыки в обращении с кеодлоном.

– Может быть, – согласилась Эбби.

– И кстати, о науке. Насчёт конференции в Новосибирске. Я недавно разговаривал с мистером Скрябиным, нашим другом из Российской Республики.

– А, с руководителем их Общества Восприимчивых? – вспомнила Эбби. – Он ещё учился у профессора Ричардсона?

– Он у многих учился, – ответил Рамос. – И сейчас учит Единству других. Но наше сообщество там ещё молодое и неопытное. Поэтому он спрашивает, нет ли у нас специалиста по Ка, который бы провёл мастер-класс для его подопечных в Москве. Вы не хотите поделиться с ними опытом?

Эбби догадалась, почему он обратился именно к ней. Ещё в высшей школе Единства она взялась за изучение русского языка. Как ни странно, но этот язык был довольно популярен и среди Восприимчивых, и среди их антагонистов-Невусов. Ведь значительную часть необходимого им кеодлона выращивали в России. Наверное, миссис Бримли предпочла бы, чтобы Эбби выучила китайский. Она считала, что Поднебесная далеко пойдёт. Её правоту подтверждали темпы роста Китайского Общества Восприимчивых. К первой четверти двадцать второго века оно стало самым крупным и влиятельным в МОВ. Даже североамериканским Восприимчивым пришлось это признать. Но Эбби всё же выбрала русский язык. Отчасти именно поэтому Рамос и пригласил её на Новосибирскую конференцию.

– Что от меня требуется? – спросила Эбби.

– Просто принимать посетителей в Московском центре по изучению Основы и определять, Восприимчивые они или нет. Справитесь?

– Справлюсь. А сколько это займёт времени?

– В общей сложности, два дня, – ответил Рамос. – Вечером вы прилетите в Москву, переночуете в корпусе для гостей, в первый день проведёте мастер-класс, а на второй вылетите в Новосибирск. Моргнуть не успеете, а уже будете там… Просто обмен опытом надо проводить, а вы неплохо знаете русский язык. К тому же вам всё равно по пути туда. Мистер Скрябин за вами присмотрит, тем более он высоко ценит наш центр.

– Не сомневаюсь, – улыбнулась Эбби. – Ну, хорошо. Если начинающим нужен опыт, мы с ними поделимся.

– Спасибо, что согласились, Эбби. А то у половины наших сотрудников Российская Республика по-прежнему ассоциируется с «дикарями».

– Так «дикарей» там вроде почти всех извели, – припомнила Эбби.

– Да, – ответил Рамос. – Ещё лет пять назад с ними было много хлопот. В ту пору убивать Восприимчивых считалось чуть ли не священным долгом каждого партизана. Но мистер Скрябин – человек умный и сильный, его «дикарями» не напугаешь. Быстро показал им, кто в курятнике хорёк. Ну и мы, конечно, тоже помогли. У меня есть знакомые, которые работают в России. Они говорят, что теперь там стало спокойно. Так что не волнуйтесь.

– Я и не волнуюсь, – снова улыбнулась Эбби. – Наоборот, почерпну для себя что-то новое. Заодно привезу домой матрёшку.

16. История Виталия Казакова

9 – 10 сентября 2128 года

Хотя ни господин Рамос, ни госпожа Лоран об этом пока не догадывались, но «дикари» готовились к новому удару. Холодная и целеустремлённая ненависть «Гайдуков» по отношению к Учению Единства втайне зрела, накапливалась, чтобы сейчас вырваться наружу.

Эту атаку на РОВ Громов задумал ещё весной. И готовил он её старательно. Малейшая оплошность могла обернуться не только гибелью «Гайдуков», но и непоправимым уроном для тех, кто ещё продолжал сражаться против наступающего Клуба Единства. Ведь «Гайдуки» сейчас были самой боеспособной организацией российского Сопротивления. Здесь полагались не только на верность освободительным идеям и на энтузиазм. Не меньшее значение придавали профессионализму членов организации. Костяк «Гайдуков» составляли военные, умеющие и сражаться, и ложиться на дно, когда это необходимо. Таким вещам не научишь на собраниях или митингах «антишизов». И только такой подход – «нападай, прячься, держись в тени» – позволял «Гайдукам» выживать.

Но организация Сопротивления не может только прятаться. Она должна громить врагов и наводить на них страх. Та акция с микроавтобусом была довольно продуктивной. «Гайдуки» уничтожили сразу нескольких старших Восприимчивых, а из диверсионной группы, отправленной на задание, никто не был ни убит, ни ранен, ни захвачен в плен. Никто даже не попал под подозрение. Пришлось, правда, убрать одного из информаторов, который мог угодить в лапы врага. Но «Гайдуки» решили, что такая участь ненамного хуже той, что ожидала бы его в случае ареста. К тому же риск разоблачения был слишком велик.

И позже Казаков убедился в необходимости этой меры. Сразу после расправы с европейцами Скряга начал наводить порядок. Организаторов нападения искали умело и тщательно, без показухи. Потом был разгром Тимирязевского Клуба. Так, мало-помалу, дело дошло и до тридцатилетия МОВ. Казалось бы, прекрасный повод преподнести Клубу подарок. Но силы безопасности в тот момент свирепствовали так, что и носа нельзя было высунуть. Единственным серьёзным успехом за лето была ликвидация Шикунова.

И вот теперь, невзирая на большой риск, Громов решился на новую акцию, на сей раз куда более громкую. «Гайдуки» тщательно изучили подходы к месту её проведения, отыскали выгодные позиции, выяснили расположение камер вокруг этого места и убедились в отсутствии постоянного контроля за ним со стороны РОВ.

Этот район был довольно старым. Ни у Рахимова, ни у марионеток Клуба Единства так и не дошли руки до того, чтобы как следует оснастить его наблюдательными камерами. Даже на входе в Главный Ботанический Сад, которым всегда пользовались Восприимчивые, камеры отсутствовали. Это и позволило «гайдукам» незаметно снарядить урну накануне приезда «гостей». Действовать пришлось быстро, но делать это заранее и оставлять снаряженную ёмкость надолго было нельзя. Кто-нибудь из работников Сада мог случайно наткнуться на лежащий в ней «хлам». Но, что хуже, в Ботсад регулярно приезжали мусорщики и очищали урны. А вот одну ночь сосуд вполне мог простоять.

Непосредственным исполнителем был Казаков. Он сам настоял на этом. Поначалу Громов не хотел рисковать своим заместителем по диверсионной части, но потом всё же согласился. Из всех бойцов офицер спецназа был самым опытным. Ему уже не раз приходилось проводить подрывы, и Громов не сомневался, что Казаков сделает это в наилучший момент. Да и потом, когда выполнение задания зависело от него, всё, как правило, удавалось на раз. Наверное, ему покровительствовал сам Перун.

От использования мини-роботов для наблюдения и передачи сигнала «Гайдуки» отказались с самого начала. Эти юркие и малозаметные роботы конструировались как раз для разведывательных и диверсионных операций, но на такой случай у Восприимчивых имелись мощные детекторы для их обнаружения. Кроме того, сразу после акции РОВ и РСБ должны были поднять в воздух летательные аппараты. А они также снабжены детекторами. Мини-робот невелик, и чтобы добраться до точки эвакуации ему требуется время. И если его засекут, то смогут выйти и на хозяев. Отправлять мини-робота «в один конец» Громов с Казаковым тоже не хотели – таких «девайсов» у них было не так уж и много. Да и ни к чему, чтобы в СБ РОВ знали об уровне технической оснащённости «Гайдуков».

Так что теперь Виталий Казаков, старший инструктор по рукопашному бою компании «Щит», находился у окна на техническом уровне одной ничем не примечательной многоэтажки. Отсюда был отчётливо виден вход в Главный Ботанический Сад. За оградой, наверное, ещё более старой, чем Российская Республика, высились стеклянные громады оранжерей, в которых росли экзотические кусты, вьющиеся лианы и даже деревья. Почему-то эти оранжереи стойко ассоциировались у капитана с кеодлонскими колониями, которые «шизы» упорно высаживают у своих объектов.

Впрочем, Казаков ненавидел не столько сам Феномен Восприятия, сколько Учение Единства, потому что оно затягивало всё больше и больше людей, превращая их в послушных кукол. А стояли за всем за этим раклэны. Сначала они обратили в Восприимчивых нужных им людей – политиков, силовиков, бизнесменов, а также их потомков. Что говорить, если сейчас практически в каждой семье толстосумов есть «шизы». С их-то помощью раклэны и развернулись. Десятилетиями проводили свои эксперименты и вот, пожалуйста. Рождаемость Восприимчивых увеличивается с каждым годом. И лишь немногие жертвы этого феномена могут побороть в себе желание воспользоваться Восприятием. Другие же толпами валят в школы Единства. Клуб прекрасно знает, на каких чувствах следует играть, как знали это и его предшественники, ещё до Всемирного Хаоса.