Читать онлайн Занозы бесплатно

Первая глава. Пока смерть не

«Зоси Палыча больше нет с нами…».

Шутка?

Что это за томное многоточие?

Солнце немилосердно жарило с самого утра. Автобус подошел полупустой. Сейчас спокойно сядем и разберемся.

Люблю работать летом ― народ выметается из города, и в транспорте становится легче дышать. И уже вроде не работа, а прогулка. Без зазрения совести можно погрузиться в творчество или впасть в созерцание под гундеж подкаста. А можно просто сорок минут зависнуть в Сети. Что я и сделала.

Опять нырнула в новостную ленту. Почти сразу ― фото церковной свечи ― как банально! ― и подпись:

«Зоси Палыча больше нет с нами…».

Пост написала вчера в семь вечера Катя Крупенко, жена Зоси. Неужели, не шутка? Сердце сиротливо прижалось к прутьям ребер:

– Палыч! Ну как же так?! ― вырвалось на выдохе. Набрать воздуха обратно получилось не сразу. Слезы сдавили горло. Помимо воли получились жалкие всхлипы. На прошлой неделе обсуждали планы, еще в четверг переписывались в чате, а в понедельник он уже в могиле целую ночь.

Зося Палыч ― охранник на заводе и писатель-самородок. А кто безгрешен? У каждого из нас есть вредные привычки.

За последний год его вредная привычка, писательство, нашло столько почитателей, что мы всё ждали, когда пригласят по рассказам сериал снимать. Он получил три литературных премии подряд: «Лучший сатирический рассказ», «Находка самиздата» и «Перспективная серия» за цикл мини рассказов «Гнутые гвозди». И, собственно, перестал считаться в нашей среде начинающим.

Его смерть не могла случиться. Не хочу верить!

Автобус мчался по безлюдной набережной. Еще низкое солнце подсвечивало закоулки полупустого города. По среди него лежала Нева, свободна и растрепана, как холостячка поутру. Ветер врывался в открытый люк, в окна, поднимал волосы дыбом, будто подстрекал их сбежать, мгновенно высушивал позорные мокрые борозды на щеках.

Пробежалась по комментам:

«Мир праху»

«Такой молодой, еще и талантливый. Жаль парня!»

«Работать надо, а он жену с детьми впроголодь держал!»

«Да бухал, наверное, как не в себя. Как все они!»

«Как вам не стыдно так про мертвого! Вы же совсем его не знаете!»

«Покойся с миром, Палыч»

«Катя, держись! Мы рядом»

И всякое, всякое. Тысячи комментариев за двенадцать часов! Написала Кате в личку:

«Если могу чем-то помочь, только скажите».

Почти сразу ответ:

«Ира, здравствуйте! Назарет, Зося, просил вам рукописи передать. Приезжайте, когда сможете. Но лучше побыстрее».

Назарет ― какое имя странное. А сама-то! В сети меня все зовут Ирой, но от рождения я Ириада. Все-таки много у нас с Зосей было общего.

Автобус подъехал к моей остановке. Протискиваясь к выходу, заметила, что пальцы в черных разводах туши. Шмыгнула и посмотрела по сторонам, не заметил ли кто. Пожилая женщина покачала головой. В ее глазах тоже стояли слезы:

– Крепись, доченька, все можно пережить.

Кивнула ей и выскочила в закрывающиеся двери.

С лицом надо что-то делать. С общим настроем ― тоже.

Под высоченной стеной фабрики с ночи всё еще влажно и прохладно. Солнце сюда пока не добралось. После раскаленного салона автобуса по спине побежали зяблые мурашки. Плюхнулась на скамейку и поняла, что не могу идти на работу. Даже рук поднять не могу. Перед глазами снова появилась строчка:

«Зоси Палыча нет с нами». И горящая свечка… Он бы никогда на своей страничке не допустил такой банальщины!

«Рукописи», ― всплыло в голове сообщение Кати. И тут же появились силы. Изнанкой футболки стерла с лица потёки туши. Написала Зосиной жене. Та, будто ждала, сразу же прислала адрес.

Надо же! Живем в соседних районах и за столько времени ни разу не встретились. Я села на обратный автобус и поехала мимо своего дома на окраину. По пути лезли воспоминания, как мы познакомились на писательском марафоне. Он накосячил в посте, забыл теги поставить. Я ему написала об этом. Почти сразу стали общаться. Никто так меня не поддерживал, как Зося. Без вопросов, он более талантливый и успешный. Писал, что еще в конце девяностых у него был журналистский опыт, но ему не понравилось. Мол, проституцию бросил еще в восьмом классе.

Да уж! Шуточки солёные у него проскальзывали. Бесили они меня. Зося ерничал и балагурил постоянно. А я наивно многие вещи принимала за правду. Может эта наивность и подкупала его? Нравилось ему морочить голову дурочке. Но он никогда не был злым. Грубым ― да, но не злым. Всегда пояснял, где я повелась, и как не попасться в следующий раз. Но я в следующий раз попадалась всё равно. Уже на другой шутке. Он говорил: «Ага! Опять подорвалась! Как же ты в этом мире живешь, дурёха?!» ― и снова объяснял. Я выходила из себя, кидалась в ответ на обидное неоднозначными смайлами. Но всегда диалог заканчивался смехом. Я всегда улыбалась. Мне кажется, он тоже. Жаль, что личной встречи у нас не получилось.

***

Три прямые улицы нарезают спальный район на одинаковые кварталы из домов сто тридцать седьмой серии. Обычная трёшка. Дверь открыла очень красивая девушка. Я засомневалась, что пришла по адресу. Зося гордо говорил, что Кате на сорокалетие в прошлом году подарил дорогущий браслет. Но этой женщине на вид нельзя было дать и тридцать шесть. Даже тридцать ― с трудом.

– Ирина?

– Просто Ира. Вы Катя?

Девушка кивнула. Дуновение воздуха донесли до меня легкий аромат бергамота с базиликом. При этом в ее безупречной укладке не шелохнулась ни одна волосинка.

– Проходите в гостиную. Я сейчас еще кое-что соберу в спальне. Вы спешите? ― она виновато улыбнулась, жестом приглашая пройти за ней.

Шелковый струящийся топ пыльно-розового цвета. Бриджи, обтягивающие спортивные ноги. Пружинистая походка. Понятно, почему Зося ее боготворил.

― Немного времени есть. ― В планах не было задерживаться в доме, где и без меня есть кому погоревать.

– Я быстро. Назарет почти месяц не вставал из-за болезни. До сих пор разгребаю его гнездо.

Понятия не имела, что он болеет. Он казался мне активным, много работал… Решила уточнить показания своей памяти:

– Он писал, что на заводе работает.

– Что вы! Он уже год выходит из квартиры только до пивного. Пару раз вытолкала его на детскую площадку, но… В общем, он домосед со стажем.

Наверное, в ответ я что-то скорчила удивленное, и Катя искренне рассмеялась, глядя на моё лицо.

– Ничего удивительного. Зося не любил говорить о реальном положении дел, ― сказала Катя, пропадая за дверью. ― Он жил своими фантазиями. О хлебе насущном хлопотала я, ― крикнула она из спальни. В голосе ее прозвучала горькая усмешка.

Я озиралась в зеркальной прихожей. Зеркала без пятен, идеально белая плитка на полу. После вчерашних похорон квартиру вычистили до блеска. Или она всегда содержится в стерильности? Показалось даже, что пахнуло больницей.

Мои внедорожные кроссовки чужеродно смотрелись в этой чистоте. Шлепки земли, принесённой на подошве, чернели у половичка, с как будто причесанным ворсом.

С чувством вины я прошла в большую светлую комнату. Почти всю её занимал белый ковер. Напротив входа на диване сидели Оля и Коля, близнецы-семилетки. О них Зося часто мне рассказывал. Присылал фотографии. Им в этом году в школу.

На одном из кресел в углу сидела Настя. Кажется, ей около десяти. Но глаза у нее были взрослые и усталые.

Дети сидели тихо, поджимая ноги так, чтобы не касаться белого ворса ковра.

– Привет! ― поздоровалась я. Не дождавшись ответа, решила просто сесть в кресло, к которому надо было пробраться по узкой полоске ламината, чтобы не наступать на ковер.

Дети молча меня разглядывали. Они как куклы, в одинаковых белых в черную полоску свитерах, были рассажены на мягкой мебели между подушек. Это немного пугало. Катя задерживалась. Молчание таращащихся тихих детей вселяло все большее беспокойство.

– Тебя Настя зовут? ― поинтересовалась я у старшей, как у человека с наиболее осознанным взглядом.

– Анастасия. А вы ― Ира, да? ― спросила в ответ девочка, в глазах её ожил огонек.

Я удивилась.

– Папа мне показывал вашу страничку Вконтакте. ― Ей не требовался мой ответ или вопрос, она продолжила, ― у него в закладках всегда была ваша страничка. Он говорил, что с вами он решает «рабочие моменты». А мама говорила, что вы такая же бездельница, как и он. Он ведь уже давно не работал. Вы знаете? Но я не сержусь на него. Про мертвых или хорошо, или никак. И вообще, мне нравилось, что он все время дома был. Мы часто на пикник ходили. Тут, на речку. Вы знаете, что тут за лесом ― речка? И лес почти как настоящий. Вот, смотрите, на шкафу фотография с пикника, только давнишняя…

Я только и успевала, что кивать, поддакивать и мычать. Но этого Анастасии было достаточно для диалога. Фотография, в сторону которой махнула девочка, светилась радостью. Катя с Зосей держат пупсиков-близнецов. Анастасия с широкой улыбкой прыгает в камеру.

Счастливое семейство!

У Зоси аккуратно стриженная бородка, вокруг глаз начинают закладываться морщинки. А вот между густых темно-русых бровей уже четкая бороздка. Даже улыбка не сглаживает эту его «морщину задумчивости». Я его таким и знала по аватарке. Я не смогла сдержать ответную улыбку.

– Люблю эту фотографию, ― продолжила Настя. ― Еще люблю фотографию, как мы весной ездили на Мальдивы. Когда границу только открыли. Без папы ездили. Ему нельзя прививку было делать. Поэтому фотографии мама не ставит в гостиной, чтобы его не расстраивать. Он ведь давно уже не ездил никуда, ― болтушка Настя пересказала краткую историю семьи, пока семилетки подозрительно тихо сидели. Катя все не возвращалась. ― Фотография у нас в комнате, на тумбочке, где Коля спит. Точнее мы вместе сейчас с Колей спим. Чтобы ему не страшно было. Он не плачет, когда мы с ним вместе засыпаем. А Олька без конца ревет, ― услышав свое имя Оля скривила рот и явно настроилась именно на то самое «реветь», ― но мама ей не разрешает, потому что она уже взрослая, чтобы плакать. Я Оле тогда сразу объясняю, что теперь у папы ничего не болит, уже плакать не надо. Теперь заживём спокойно. Тем более, в школу плакс не берут. Я тоже, конечно, один раз плакала. Когда папу в больницу забирали. Его в скафандре таком выносили, как космонавта. ― Оля действительно начала всхлипывать в такт Настиному речитативу. У меня от этой музыкальной композиции взмокла спина и помутнело в глазах. А Настя все не унималась. ― Я сверху смотрела, когда его в скорую заносили. У него там стекло запотело, и я не могла лицо рассмотреть. Я уже знала, что больше он к нам не вернётся. Мама сразу в чёрный пакет всё бельё из спальни сложила и унесла. И драила всё. Квартира потом долго порошком воняла…

– Ну-ка хватит! ― скомандовала Катя, неожиданно проявившись сквозь пелену Настиной болтовни. Девочка замолчала. А у Оли даже глаза мгновенно высохли. Дети снова превратились в аккуратные красиво рассаженные игрушки.

Катя двумя руками тащила целлофановый пакет из «Пятерочки», плотно набитый стопками писчей бумаги и тетрадками в цветных обложках.

– Вот, ― она плюхнула пакет у кресла. ― Он сказал вам отдать всё. Наконец-то я смотреть на это не буду. За последние два месяца он из спальни сделал какую-то студенческую общагу перед сессией. Приходилось здесь спать. ― Катя махнула освободившейся рукой на диван. Ногой она продолжала придерживать пакет, чтобы из него ничего не высыпалось на идеальный ворс ковра. ― Но имейте в виду, я полагаюсь на вашу порядочность, если там есть что-то готовое к публикации, я настаиваю…

– Не волнуйтесь, Катя. Я передам это вам. Авторские права Зоси я уважаю, как никто другой.

Я привстала с кресла и подалась к пакету. Но Катя сдвинула его ногой в сторону двери так, что с кресла было бы не дотянуться. Я поняла ― мне намекнули на выход.

Странная женщина, хотя её понять можно. Такое горе. Остаться одной с детьми без любимого мужа. У неё, наверное, в голове ― полный трындец. Я бы с ума сошла на её месте. Думаю, она имеет право злиться на меня, за то, что Зося рукописи мне, посторонней женщине, завещал. Я бы злилась.

На работу в этот день я не вышла. Ничего страшного, не пропадут они один день без упаковщицы №2. Весь день посвятила Зосе, точнее его наследству. После того как с трудом допёрла пакет до дома, за его разбор страшно было взяться. Жара не добавляла ни желания, ни сил. Квартира в полдень больше походила на разогретую кастрюлю, а я ― на свежесваренного рака. Но после душа (да будет вечная слава изобретателям водопровода в квартирах!) почувствовала способность соображать и действовать. И любопытство, конечно, взыграло! Интересно же узнать реальные мысли человека, с которым почти год обсасывали каждый попадающийся текст, каждую книгу пропускали через дискуссию. А он взял потом и без предупреждения умер. Зараза!

Для начала, как подобает коллеге, я написала пост памяти. Как он любил: с юмором, без свечек и пафосных «его нет с нами». У нас было много общих друзей и отклик последовал неимоверный. В сердцах даже немного позавидовала. Но потом подумала, что может и меня после смерти внезапно полюбит столько людей, что пост с некрологом так же за час наберет пять сотен лайков. По крайней мере, Зося бы мне сейчас именно это сказал.

Разбор пакета оказался недолгим. Сложила в стопку тетради ― похоже это дневники. Обрывки с заметками покидала в обувную коробку. А перевязанные ленточками листы А4 отложила на сладкое. Это были рукописи готовых книг. Зося мне как раз хвастал неделю назад. Присылал фотки и таинственный смайлик. Мол, «у меня есть для вас посылка, только я вам её не отдам!». Я уже догадывалась, что быть мне для этих рассказов бета-ридером. Не знала только при каких обстоятельствах.

Хотелось начать с дневников. Причем с последних записей. Ведь оказалось, что про Зосю, про реального Назарета, я ничего не знаю. Но из двух десятков тетрадей найти последнюю было не так уж легко. Упаковщица есть упаковщица: достала с антресолей коробку, прихваченную как-то на фабрике, и аккуратно в две стопки уложила дневники в обратном хронологическом порядке. Всё! Короткий путь отрезан. Теперь придется читать с начала.

Вечер намечался душевный. Несмотря на то, что я чертовски устала ― не физически, скорее психологически вымоталась ― «встречу» с настоящим Зосей Палычем откладывать не хотелось.

Время ― пить чай. Солнце ушло на другую сторону дома и балкон стал приятным кабинетом. Потянул прохладный ветерок. В тени очухались от зноя и раскричались городские птицы.

Под откидным столиком я разместила коробку. Принесла две чашки на блюдцах, две стопочки и заныканную еще с восьмого марта бутылку мартини. Для приличия принесла кусок сыра из пустого холодильника. На кухне щелкнул чайник. Через пять минут я была готова встречать гостя. От двух чашек длинной ниточкой тянулся в полуденное бело-голубое небо ароматный пар.

Вторая глава. Не разлучит

― Присаживайтесь, Назарет Павлович! Меня зовут Ириада Олеговна. Будем знакомы! ― сказала невидимому другу и нащупала под столом крайнюю тетрадь.

В ней записи начинались с двадцать третьего декабря прошлого года. А последняя ― шестнадцатого июля, в прошлый четверг. Видимо, перед самой госпитализацией. Интересно, что это последняя страница тетради. Рассчитано точно ― сорок восемь листов, исписанных каракулями.

Я бы никогда не подумала, что у человека, так ясно выражающего свои мысли в текстах, такой сложно читаемый почерк!

«Будем последовательны, ― увещевала я свое любопытство, меняя тетрадь на первую с другой стороны пачки. ― Думаю, последнего года для знакомства будет вполне достаточно».

9 июля

«Здравствуй, дорогой дневник!»

Так когда-то начинала свои записи девочка Лора из книги по модному триллеру Линча. Тогда я и понял, что люди пишут дневники не только для того, чтобы их издавать в толстой обложке с золотым тиснением. А просто так, чтобы не лопнула голова. Да! Так запросто начинаю тетрадь, не дождавшись первого января или понедельника. Потому что это тоже не важно для головы, которая без дневника может лопнуть. Как тогда работать? Сложно работать без головы, сложно работать, когда там каша ― такая привычная, слабо дифференцируемая, которая переливается из пустого в порожнее.

Кажется, что эффективность и рациональность вообще не про меня.

Написал рассказ на конкурс.

Ни ответа, ни привета. Хотел написать еще один, но затупил и плюнул. Может, позже…

Ничего не жду, просто уверен, что сделал правильно».

Знакомая история. Я с такой кашей пять дней в неделю хожу! Особенно, если в голове вертится навязчивая идея, а сесть за работу нет возможности…

13 июля

«Вчера пришло письмо из издательства. Неожиданное, но долгожданное. Как раз накануне перечитывал переписку ещё апрельскую. Редакторка писала что-то вроде «до конца года мы вам напишем…»

Ну-ну!

Это звучало, как типичное «мы вам перезвоним» на собеседовании.

Знаем ― плавали. Надеяться не стоит.

Но натура у меня мечтательная…

Все равно ведь ждал.

Хе-хе…

И вот оно! Письмо из настоящего издательства!

А я ответ в своем репертуаре фиганул.

Может не стоило?

Разволновался я, право. Пойду хряпну!

Да кому я вру! Уже еле буквы разбираю.

«Рюмка водки на столе…»

16 июля

«Тишина…

Наверное, зря я шутеечки главреду шутил.

Три дня уже прошло. А вдруг мне совсем не напишут?!

Паника

Паника

Паника

Испортил я себе минутку славы. Сломал весь кайф от приглашения на проект! Еще Катя вставила свои пять копеек сомнений в мое уныние…»

«Нет! Ну вы видели кусок идиота?!

Скачу по квартире, извергаю поварёхой гром из кастрюли вместо того, чтобы топать на площадку с детьми.

Только утром вздыхал, что не отвечают, а в обед уже написала!

Дроздова написала!

И Алина написала!

Все! Обе!

Включаемся в проект. Плюс роман полируем…

Ну как полируем ― переписываем, дописываем…

Теперь на свежий воздух проветриваться, а то эти КольОли протопчут на мне яму».

Проект ― понятно. Это как раз то, что Зося рассказывал: в издательство позвали сразу и чужую книгу писать, и его рукопись взяли, над которой он пять лет корпел. Представила, как он носился в переднике по квартире, колотя поварешкой по кастрюльке. А за ним бегали Настя и мелкие Коля с Олей, смеялись пытались поймать и оседлать радостного дурашливого отца.

Я крепко зажмурилась, чтобы согнать внезапную пелену слез.

Дети лишились полюса отцовского шалопайства. Остался только северный полюс маминой стерильности. Со строгой, любящей чистоту Катей, наверное, не устроишь дома развесёлый бедлам и кутерьму.

23 июля

«Объявили результаты шорта. Не судьба. Ну чего уж, не в первый, не в последний, как говорится…»

Почерк стал увереннее и читать намного легче.

«Зато кипит работа. Мне бы пару прицепов времени раздобыть. Дети спят мало. Жена дома сидит много. Время ― песок. В туалете запираться на час каждый раз ― не выход, конечно. Я ж не Набоков какой.

Больше никаких конкурсов! Ожидание сжирает столько энергии! За неделю осилил только первые главы. И хоть тресни ― не могу разорваться между проектом, домашним очагом и романом. Где бы найти карманы времени?.. Будь я фантастом…».

24 июля

«Прочёл конкурентов. Успешных и талантливых во всех местах. Не хотел, но прочёл, чёрт их дери!

И это юмор?! Это смешно, по-ихнему?! Где сюжет?

Стендапятина какая-то.

Херня!!

В личные сообщения написал этому, толстомордому из жюри.

Хрен он ответит, но хоть душу отвел. Не все дневник руганью марать, вдруг кто читать будет…

Ни вчера, ни сегодня ничего не сделал. Идите в жопу, господа! Читайте своих молокососов с ТНТ!».

Он не любил юмористические шоу. Точнее, писал, что не любит. Советовал мне юмору учиться не по телефункину (он так телевизор называл), а по книгам, не переводным, нашим: Чехов, Зощенко, Аверченко…

Хотя, сам он частенько пользовался юмором не классическим. В комментариях ответов оппонентам не брезговал грубостями, как заправский стендапер.

2 августа

«Я конечно понимаю, что все-таки придется планировать работу «писателем», тем более, если работаешь с редактором.

Раскидываться, как я это делал долгие годы, не получится. А вот если я залезу на определённый уровень, возможность творить хаотично и пьяным вернется. Если захочу…

Иногда так охота покуролесить! Как одна мадам вчера в ВК написала: «не терять трепета от чувства новизны,

… каждый раз смотреть на самые обычные вещи под разным углом, искать новые пути среди протоптанных дорог, находить «вкусное» в любом тексте, менять, улучшать…

…проживать каждый день, «как будто дан мне день один».

Вот! Отлично сказала девчуха! Обязательно вверну это в монолог кисейной барышни какой-нибудь».

Ой! Кажется, это мои слова.

Вытащила смартфон, пригревшийся в кармане, попробовала пролистать до начала переписки. Скролить километры наших дискуссий ― так себе занятие. Надоело минут через пять. Зашла на стену и решила отмотать год вниз.

Точно-точно! Это был марафон. Все пишут. Все всех читают и комментируют. Брожение умов в действии. Бессмысленно и беспощадно. Но весело, и куча знакомств! Проскролив стену личной страницы до бесячки, обнаружила те самые слова.

– Люди! Это мэтр меня имеет в виду. Всех кисейных барышень Зося рисовал с меня! ― пропищала я в пустоту темной комнаты с балкона.

Забавно такое узнавать. Этим можно даже гордиться. А перед кем? Вокруг меня людей не было. Шумел только детсад за окном. Им бы спать в такой час ― детей, стоящих группками под кленами забирали по домам, ― эвакуация, что ли?

Мой чай кончился, а у Зоси в чашке ― остыл.

– Ничего страшного, если я выпью за тебя? ― Зося не ответил. ― Так же положено ― пить за тех, кого нет с нами?

Холодный чай после жаркого дня был в тему. Читать уже было немножко лениво. Слишком много всего, хотелось отдохнуть, глядя в белый потолок, и подумать о жизни. Но счастливое воспоминание об августе прошлого года тянуло обратно к Зосиным закорючкам.

6 августа

«Мысли как обезьяны скачут туда-сюда, туда-сюда.

Надо хотя бы выспаться. Скорее бы сентябрь.

Настена ― в школу, малыши ― в сад, я ― спать! А то мозг примата отказывается функционировать в режиме «работа».

А дальше рассказ. Несколько страниц перелистнула. Я его помню ― читала на портале. Интересно, конечно, черновик с результатом сравнить, но позже.

Вложила лист из блокнота вместо закладки. Скептически посчитала страницы, подходящие к концу. Заглянула под стол. Сколько тут? Когда уже доберусь до тайной писательской жизни?!

16 августа

«Депрессия не от неделания, а от бессмысленности делания.

Попал в воронку.

Потихоньку, шаг за шагом, и вот я уже совершенно пустой.

Ничего не хочу.

Нет, хочу, но только спать. Более меня ничего не интересует. Ни книги, ни кино, ни общение, ни секс. Даже в окно смотреть не хочу. Когда уже сентябрь?!

В голове только две мысли:

«Все сжечь!»

«Уехать к чертям!»

А! И сопли ещё.

Всё!

Вот это действительно всё…»

Да. Сложно, наверное, писать, когда дети на голове скачут. Непонятно только, где их мать? Приходишь, такой с работы, а тебе в зубы несмолкающий колокольчик. Хотя, он тут писал, что днем выспится. Не ясно, работал или нет… Ах да, Катя говорила, что уже год дома сидел.

18 августа

«Раньше мне казалось, что депрессия возникает, когда не знаешь, куда двигаться, как реакция на безысходность. Вот сейчас знаю, что надо делать и для чего, но не хочу! А время идет, и от этого становится еще хуже…

А что я хочу?

Двойного рома бы и гамачок на берегу Мексиканского залива.

Но не Хемингуэй, увы.

Да и среда социальная не позволяет. «Быстрее, выше, сильнее» ― обороты растут, а просмотры нет. А надо!

Вот вчера по тегу листаю посты. Первый ― скука смертельная ― сердечко, комментировать не стал. Второй ― занудство и вой на болотах ― сердечко, без комментариев. Третий ― полотно текста. Кажется, даже точка только в конце, читать не стал ― сердечко за попытку, комментария недостойно. И так далее.

Думаю, вот пятнадцать участников обойду, посмотрю статистику у себя и полный офлайн на вечер.

Скучища! Всем ― сердечек за старания. Перехожу на свой пост ― бац! ― пятнадцать сердечек, ни одного комментария.

Сплошные единомышленники, блин! И ни одного читателя из целевой аудитории.

Бегут микроблогеры ― сами себе писатели и читатели, а толку? Зачем мы туда бежим?

Вопросы чаще, чем что бы то ни было, заставляют меня двигаться. Но нет человека, который задавал бы правильные вопросы.

Приходится самому себя вытаскивать. С утра перелопачивать новостную ленту, цепляться к словам и только тогда случайно находятся правильные вопросы.

Если бы ты знал, как западло это делать! Сколько на это уходит сил! Но ничего не сравнится с удовольствием внезапной эврики.

Если бы не этот дурацкий марафон, если бы не этот обмен энергией… Пусть даже так. Но без этих лайков было бы совсем кисло.

Ни шатко ни валко проект движется. Но на роман меня уже не хватает.

«Зачем тебе эта движуха в сети, у тебя и так все хорошо. Хватит читать бестолочь всякую, сиди ― пиши» ― говорит.

Вот идиотка! Если не этот марафон, я сдохну!»

Меня передернуло. Я ему тоже так говорила. Может, это он не обо мне? Тяжело осознавать, что своими «добрыми» советами, я могла его обидеть. Но на моем месте это мог сказать каждый. Вон, хоть бы его жена! Может это она и сказала… Мимо окна промчались с визгом стрижи. Зосечка, прости меня за все мои добрые намерения.

21 августа

«Два дня недоволен. Два дня настраиваюсь на роман, но в итоге делаю всё, что угодно, только не пишу. Хотя дела не стоят на месте, конечно.

Ридеро со новым заданием нарисовались. Копейка, а не откажешь. К тому же второе издательство совсем не платит, только отжимает время. А денег хочется! Хотя бы чуток, хотя бы как «спасибо»

Роман даже на треть не осилил.

В начале пути всегда кажется, что не смогу, не справлюсь. Впереди еще так много работы. Как идти вперед без поддержки, результатов и даже без денег?

Вот, допустим, директор говорит продавцу тапочек для тараканов: «Денег нет, но вы держитесь.

Полгода.

Через полгода, если хорошо будете работать, получите пять процентов».

Приблизительно так ведь работает издательской схема?

А голого энтузиазма надолго ли хватит? Справлюсь ли я?»

Еще как справишься! Я-то знаю, что через полгода выйдет его хитовый сборник рассказов с марафона. А роман…

Роман тоже выйдет. Скоро выйдет из печати. Жаль, что ты его не увидишь. Зато ты видел, как жарко читатели встретили электронку. А все эти проекты, отзывы и аннотации ― суета сует, к сожалению. Ни денег, ни удовлетворения тебе не принесут.

Так и хочется крикнуть в прошлое: «Зося, опомнись! На что ты тратишь время?! Пиши роман! Пиши рассказы!». Но стал бы он меня тогда слушать? Кто я для него? Тем более в тот момент. Веселое шапочное знакомство?

23 августа

«Пубертат ― мать его етить! Как совместить двух малявок, подростка административную переписку с редакцией и творчество, а?!

Сегодня хоть немного отпустило. Дали конкретное ТЗ наконец-то в издательстве. Да и Настька согласилась с мелкими помочь.

Из текста заказчика:

«…вариант графической нотации элементов моделирования для описания мыслей в виде схемы на одном листе …» ― как вот это на человеческий перевести? Уже два дня мучаюсь со словарями. А сегодня озарение ― это же про схемы и символы! Там ведь так и написано. Но как написано, ёлки! Как говорится, без полстакана…

Век живи ― век учись. Учись на чужом дурном опыте, хоть за копейку.

24 августа

«Бесит, что трачу время в сети.

ВК (общение, обучение), инста (подглядываю), хахару (ищу работу ― реально отчаялся!) ― все это занимает часы. Как и бытовуха. Хоть и давно обещал.

Но все это, как в книжке: от обезьяньей части моих мозгов ― непоследовательно и фрагментарно.

А декодер готов принимать информацию, он жаждет трансформировать ее, если обезьяна наконец утихомирится.

«Все, что тебе нужно, уже существует. Надо только суметь воспользоваться»

И для тупых мысль повторили дважды: во время дневной медитации (хе-х, когда близнецы заснули) и через два часа в книге заказчика. Да-да, в той же.

Вот и думай!»

Знакомая тема с сетями. Сети-сети, сообщества… Это получается, он только ушел с работы, лето помыкался и заскучал по обществу? Или просто таким макаром прячется от домашних?

Что же там за атмосферка-то?!

25 августа

«Удивительный механизм разума ― сон.

Мозг нарезает лоскутами наши воспоминания, опыт, ощущения, склеивает их, как ему вздумается, окрашивает их новыми эмоциями и превращает в новый пережитый опыт. И ведь фиг отличишь!»

Почти по Фрейду. Что-то много про сны. Наверное, когда не дают спать, мысли только об этом. Странно, что мы с ним не обсуждали философов. Не успели. Нам бы еще хоть годик…

Балкон совсем остыл. Стало даже зябко. Ветер перелистывал страницы тетради. Я уже не в силах ни листать, ни читать.

«Как же так, Зося? Нам бы еще годик…».

Помню, в последние дни марафона у нас сложилась своя группировка вокруг Зоси. Человек пять девчонок от тридцати до шестидесяти.

Все шли очень бодро, и только я по неопытности норовила запороть задания. Зося мне писал разухабистые сообщения, стебался над ошибками. Я на него иногда даже злилась, но ошибки правила. В ответ указывала ему на невнимательность. Обмен шпильками такой.

Но это подбадривало, конечно. Девки же просто от него млели. Такие эмоциональные качели у нас были, что не удивлюсь, если на том марафоне кто-нибудь решил жениться.

Философы… Представляю, как бы он зачморил Канта. Нет, хорошо, что мы не обсуждали философов, а то бы я навсегда потеряла веру в основоположников. Зося все умел превратить в фарс.

«Держитесь за животики, сейчас будет умное» ― писал он, закручивая всем известный факт в каламбур. Умничающих он не любил вдвойне. Считал их снобами и нещадно рофлил.

Взяла следующую тетрадь и еще парочку, перебралась на диван. И даже плед сейчас оказался кстати. Продрогла. Есть не хотелось.

«Еще немного почитаю и спатеньки. Завтра надо все-таки собраться и доехать до работы» ― пообещала я себе, догадываясь, что какой бы разбитой себя не чувствовала, в обед будет сложно уснуть до утра.

27 августа

«Как же так, Ира?!».

Так началась новая тетрадь. Я подняла глаза и огляделась. Никого. Только тишина и полумрак гостиной.

Зося обращается ко мне?!

Спать перехотелось.

«Как же так, Ира?! Я тебе пишу, как твой текст читается со стороны, а ты только больше соплей туда пускаешь! Хватит обнажать душу, дурёха! Ей-богу, вылетишь за три дня до финала!

Хотя, какая мне разница. Да и ей. Марафон свою функцию выполнил. Он познакомил нас.

Вчера опять про планы говорили. Мечтательница, эта Ирка! И за себя, и за меня… Но, черт возьми, приятно такое читать! Как мне не хватает, чтобы Катерина мечтала вместе со мной, строила со мной планы. Как тогда, до свадьбы.

Но у нее кабинет. Ей некогда. «Давай пиши, если уж взялся всерьез» и пр.

Опять же вчера она мне гной пускала, мол, работаешь-работаешь, а когда заплатят?

Копейки с Ридеро ее не устраивают. Давай, говорит, оплачивай квитанции хотя бы. Ну не делается так! Как ей объяснишь?

Ир, как бы ты объяснила?

Вот я закрываю проект и в следующем квартале заплатят, да?

Ты-то знаешь?

А она: «Требуй, скажи, что у тебя трое детей. Проси. Они тебе должны…».

Будто мне заняться больше нечем!

Я вон не знаю, где мне время найти на новый роман, а она хочет, чтобы я бессмысленную переписку вел.

Ирка, это уже ты виноватая! Еще первую книгу не отредачил, а тут идея накрыла!

«Запиши, идею да запиши».

А мне теперь не остановиться.

Дроздова-то чего-то на письма не отвечает…

Поскорее бы первое сентября…».

Вот оно как! Значит теперь дневник имени меня?

Я закрыла и снова открыла тетрадь, будто первый раз ее вижу. На обложке венецианские гондолы ― ничего особенного. Но приятно, будто держу книгу со своим именем на корешке. Нет, я не чувствовала себя виноватой. Я гордилась ― быть виновницей! Это я подтолкнула его ко второму роману! Я виноватая! Я!

29 августа

«У меня опять много начатого, слишком много.

Но творчество ― это вычитание и надо что-то «hang on» ― что-то подвесить.

Я ассоциировал себя с детской литературой, но всегда сбивался на тексты для мамочек.

Так, как делают асы современной детской книжки, я не смогу. Много картинок, мало текста, простенькие квесты ― Журнал «Мурзилка». Они все выросли на нём.

Да, маленькие объемы, клепать можно быстро: много интерактива и цветовые пятна. Видел я, как дети реагируют на эти эпилептические истории.

Не хочу так даже пробовать.

Детские книги – это серьезно. Это серьезнее, чем взрослая литература. А сейчас даже Алису Кэрролла умудрились сократить и опошлить перекошенными иллюстрациями.

У меня есть чудесные идеи, уже начатые и почти законченные есть, но hang on!

А вообще мне ближе что-то поржать.

«Гнутые острые гвозди юмора»

Просто: «гнутые гвозди», а?

Как вся моя жизнь. Может, немного детектив, немного лавстори.

А еще, хорошо бы писать учебники.

Наверное, даже прибыльно».

Дальше читать было невозможно. Какие-то дурацкие расчеты, обрывки мыслей крупными кривыми буквами, цифры, не связанные между собой, перечисление тем, как я поняла через слово. И все это на пять перечеркнутых страниц с кратким пояснением в конце:

«Болел.

Потом пил.

Потом снова болел.

Наверное, не судьба мне учебники писать».

3 сентября

«Я календарь переверну…» ― естественно! Вся лента горит рябинами и календариками. Как же мы все банальны, творцы, ёпрст!

Даже трех дней не удержался в режиме.

Голова не отключилась вовремя. С бодунища это сделать особенно тяжко. Испортил свидание ― это, во-первых.

А, во-вторых, сегодня с дурным настроением встал, с тяжелым таким, недоспатым.

Со сна, как с говна, говорят ― вот! Оно!

Обычно в такие дни я долго туплю, а потом еще заваливаюсь досыпать. И опять себя ненавижу.

Хочется пива. Но Настене обещал, что не буду.

Честно, Дочь! Не буду!».

5 сентября

«Я конечно жуткий тормоз! У меня все условия для творчества, а я только сейчас, во втором часу, переполз на балкон, поближе к своему роману.

Сентябрь в этом году теплый.

Да, я уже написал полторы тысячи знаков, кое-кому ответил, отрапортовал о конкурсе, отвел младших в сад, сходил в магазин. Но на любимой лоджии я только сейчас! Почему? Зря, что ли, столик колотил? Даже кофе пил на кухне, придурок!

Ладно! Нафиг самоедство!

Удача, дай за хвостик подержаться!

Иришка, ты не против?».

― Нет, не против, конечно. Только вот, кто бы мне что на балконе сколотил?! Ящик, типа столик, от прошлых хозяев вот-вот рухнет.

Наш странный диалог с Зосей становился похожим на общение брата и сестры, встретившихся в отцовском доме после долгой разлуки. Вроде родной, но такой незнакомый человек. ― Что же там происходило в твоей жизни, пока ты мне рассказывал про счастливую семью и любимую жену? ― вздохнула я.

6 сентября

«Какие планы?!

Как я могу планировать, когда не отрабатываю и половины запланированного?

У меня уже голова пухнет от вечной пертурбации планов этих!

Что я, инженер какой? Менеджер? На кой мне планы?!»

8 сентября

«Наверное, к счастью, идет дождь, холодно и ветер. Питер!

Не надо выходить и можно писать. А после интервью с Чеширко хочется писать просто и с удовольствием, от сердца.

Кстати, дедлайн выкладки главы опять профукал, но теперь думаю: и хрен с ней! Всему свое время. Спешить не стоит.

Чеширко, дождь ― все успокаивает…

Хороший мужик! Я бы с ним выпил за успех домового.

От Дроздовой так и нет ответа. Зато от издательства пришло ТЗ на второй проект. Я думал, так не делается. У меня еще первый в работе. И опять про то же.

Когда людям надоест читать и писать про успешный успех? Они же все, как штамповки, что первая, что вторая, блин, блогерши.

Вот Чеширко бы, наверное, не стал писать эту ахинею. А не отказаться ли и мне…

Ира, как думаешь?».

― Как я думаю… Помню я! Помню, как убеждала, как радовалась, что отказал им. Я ж не знала, что у тебя в семье с деньгами не густо. Я думала, сам работает, плюс ― успешный писатель, все дела… Ком подкатил к горлу. Стало еще обиднее, что не знала, не держала за руку. Что не помогла отбросить лишнее.

Что там мои рассказы? Нон-фикшн на двадцать страниц, да сборничек на пятьдесят листов? Я была нужна ему! Зося по-прежнему будто сидел рядом. Я закрыла глаза и сжала тетрадь, которую когда-то держал в руках он. Захотелось прочесть молитву, но я не знаю молитв. Да и Зося был ярым противником религиозных поверий. Тоска о нашей дружбе, о нашей неполной, кособокой дружбе больно сжимала сердце.

– Зосенька, как же так?! Столько таланта! Ты столько мог, ― я уткнулась в подушку, чтобы заглушить рвущийся из глубины вой.

Когда проснулась было уже светло. Или еще светло. Белые ночи в Питере искажают ощущение времени, особенно, если вы не фанат времени и не вешаете в каждом помещении часы. Все же утро. Тронула экран смартфона ― начало четвертого ― действительно утро.

Глаза отекли, и легче было их снова закрыть, чем таращиться в телефон. Физически ощущала рисунок подушки на щеке. Кажется, все десять часов сна я не меняла положения. На душе еще не рассеялось светлое, теплое послевкусие сна. А что снилось ― вспомнить не могла. Может, снился бабушкин дом? Маленькой я мечтала завести большую семью и жить с бабушкой у нее в деревне. Чтобы муж, как в русских былинах ― богатырь с бородой, чтобы дети по лавкам и кошка на пороге. Бабушка внукам пирогов печет.

А потом я увидела возле подушки три тетрадки и все вспомнила.

«Как же так, Зося…». Остатки сна улетучились. Отнесла дневники на балкон, освещенный зарницей, и пошла за кофе.

11 сентября

«Вот это заход! Вот это я молодец! Не-е-ет, такого у меня еще не было! Все, когда прочтут, так и ахнут, скажут, Зося ― бог литературы!

Еще час до полудня, а я уже выдал дневную норму. Вот, что значит поток!

Еще успею поредактировать первую рукопись.

Кстати, Дроздова пропала. На письма и звонки не отвечает. Сдохла что ли? Не поеду же я за ней в Москву!

Очень жду ее воскрешения. Думаю, первая книга и 50% второй рукописи ее обрадуют. А она меня обрадует авансиком!»

Не буду сегодня плакать. Нет смысла.

22 сентября

«Теряю мысли. Закопался в тетради и учебники, а под рукой, бывает, не найти бумажечки для внезапных встреч с провидением».

Не плакать! Не буду.

23 сентября

«Я не понимаю эту женщину! Как получилось, что мы вместе? А ведь раньше она во мне души не чаяла, в рот смотрела.

А сейчас хочется шмякнуть ее по гладко причесанной макушке, чтобы хоть немного льда из ее глаз высыпалось.

Как она не понимает, что я все это ― для нее, для детей! Мне ведь ничего не нужно! Ни-вот-столечко!

Целыми днями над рукописью бьюсь, а она:

«Когда проект сдаешь?», «Когда заплатят?», «Другие вон уже три книги написали. За себя, и за того парня», «Не умеешь, не берись», «Лучше бы глаза не мозолил, опять в охрану шел. Там бы и писал. Зачем уволился?».

А когда сказал, что отказался от проекта ― вот это визг!

Из спальни слышу, как она там фигачит вещи. Дети тоже, поди по спальням, пока такой ураган.

Боже, взываю, уйми эту женщину! Не доводи до криминала!

Типа, уборка ее успокаивает. Дома уже с пола есть можно, что она, кстати, мне и обещает.

Я, пожалуй, пока здесь отсижусь, пока она там не угомонится. Хорошо умный человек сделал на двери спальни замок! Спасибо мне».

Прыснула со смеху. Я помню этот эпизод он вставил в рассказ о стариках. Потом рассказывал, что жене кто-то из знакомых на хвосте принес, что Зося ее описывает старой каргой. Дома ему влетело и от жены, и от тещи, а он за это в рассказ добавил, что тетка ― родственница бабы Яги. Отомстил по-писательски! А ведь в том рассказе он бабку-то расколдовал, типа, жену-то свою…

Я не буду плакать. Не буду.

Но слезы сами, почти неощутимо бежали по проторенным дорожкам. Он так любил ее…

1 октября

«Бог с ней, с Дроздовой! Правильно Иришка сказала: появится, не появится, а самиздат тоже возможность. Сейчас такая волна пошла коммерческих авторов, и ведь зарабатывают неплохо! Говорят.

Лично-то не встречал таких.

Накануне дня рождения выклянчил у благоверной подарок в бумажном эквиваленте. Хоть она и говорит, что лучше бы про любовь писал. А юмор ― такое себе ― ей не интересно. Ну да ладно, главное, что она успокоилась насчет проектов просратых

Вложился на все в рекламу первой книги. Взлетит ― и пусть Дроздова потом локти кусает, что не забрала права на такую успешную шняжку».

4 октября

«День рождения!»

С Днем Рождения, дорогой друг Зося! Жаль, что тогда подарка не получилось.

10 октября

«Чего-то не взлетает. Статистика радужная: показы да переходы… А нужны заказы и переводы! А вот их-то как раз и нет.

Не у каждой зебры в жопу ведут только черные полосы.

М-да… Факт».

Знал бы ты, какие сейчас просмотры у твоей страницы! Наверное, порадовался бы. Интересно, сколько твоих книг раскуплено за эти несколько дней. Думаю, не мало. И безо всякой рекламы. Грустно, что лучший инфоповод писателя ― его смерть.

15 октября

«Есть такие люди ― ведомые.

Кажется, ты взял над ними покровительство и ведешь сквозь бури и ненастья бытия. И сам не замечаешь, как из ведомых они становятся тебе поддержкой. И уже не они без тебя не могут, а ты без них.

Вот для меня таким человеком стала ты».

Вот это «ты» ― будто пальцем попал в самое сердце. Интересно, про кого он написал?

«А есть такие, которым из добрых побуждений хочешь помочь, берешь их на буксир и тянешь. Чуть расслабишься, чуть замешкаешься, а они уже ноют на плечах, мол, когда уже результат будет. Когда будет счастье. И долбают, и долбают, что хочется все бросить и бежать».

А вот это точно не я. Из отражения в темном окне на меня смотрело гордое лицо упаковщицы-блогера. Я никогда ничего не требовала от него! Улыбнулась. Ну я и зазнайка!

3 ноября

«Вот холод-то! Неужели в этом году Зима так рано?

Вот и сказочка на обед:

В начале ноября в Питер пришла Зима. Но скучно ей показалось. Все такое серое, снег сразу тает, грязно. Ни коньков тебе, ни санок…

Решила она сбегать, пока вот это вот всё, за холодненьким. А чего? Времени-то по календарю еще полно!

Бежит уже обратно из магазина, бренчит бутылками, а навстречу ей ― знакомые звери. Ну выпили чуточек, по разным Африкам покуролесили, шороху навели, снегом покидались. Вдруг спохватилась Зима пятого декабря, шубку схватила:

― Ой, ― говорит, ― мне же в Питер пора!

А знакомая белка ей отвечает:

― В Петербург? Так туда ты до июня еще успеешь.

Что ж, бывает…».

Это точно! Бывает… Мне он эту сказку в майские рассказал, когда снег пошел.

6 ноября

«Воскресла Дроздова. Лучше бы снова сдохла. У них сложности какие-то. Печать рукописи откладывается до февраля.

Ира, я попал! Кате еще не говорил. А как ей теперь сказать?

Рекламная кампания себя не отбила и на четверть. С авансом меня прокатили, от проектов сам отказался.

Бля…».

8 ноября

«Она так и знала. Она предупреждала. Она не может все сама».

Чувствую себя последним говнюком. Так просрать месячный семейный бюджет. Но, с другой стороны, она же говорила, что это подарок…

Мне ее жалко, но что я могу? Вернуться на работу? Все равно моя писанина никому не нужна.

Пойду-ка я с Иришкой перетру».

И чего ж не перетер? Не могла я такой разговор забыть. Пролистнула мессенджер: хиханьки, хаханьки, наставления, стёб, и ничего серьезного про деньги. А, вот: «Реклама ― фуфло. Не вздумай тратить на это зарплату. Давай лучше пока на конкурсы напирай. Мне они больше отдачи дали. Хотя бы психологической» ― и всё! А я бы могла и денег дать, между прочим. Мне копить все равно не на что. Стала бы меценатом. Вот дура! Подарила ему на день рождения Кинга и Рубину! Лучше бы денег выслала!

14 ноября

«Бывают дни суетливые, бывают продуктивные, бывают ― ни о чем, а чувство удовлетворения есть.

Вот сегодня я недоволен собой.

А почему?

Ведь сделано до хрена. По плану и немного сверх.

Нет. Дело не в том, как я провел день и сколько выпил. Дело в отсутствии энтузиазма.

Четыре автора, выяснилось, отказались от моей работы. Переписали. Их не устроило, надо понимать.

Но мой стиль не должен же совпадать на 100%, как думаешь?

Или должен?

Не зря я отказался с Ридеро дальше работать. Мне и без них себя за ноут не посадить. А теперь…

Загрузился на сколько?..

Внутренний критик ― доброе утро! ― проснулся и зудит: «Все, что ты делаешь, недостаточно хорошо! Твоя работа никому не нужна!»

Весь мозг сегодня выел, зараза! Долго жрать меня будешь? Будто Катьки не хватает!».

18 ноября

«Тупица! Как успокоить обезьяну в мозгу?! Все видит, все подмечает, восхищается и так же легко все забывает! Скотина!

Собрался в кучу ― и в бой! Время-то идет? Вдруг, завтра все умрем от неизвестной болезни? Да ладно, все, достаточно, если я один сдохну.

Сколько можно херней маяться?!».

Вот мы все так. Задумываемся о смерти и лишь после этого идем вперед.

Хоть он и говорил всегда, что мало работает, недостаточно, не успевает. Но сделано было тоже очень много. Очень много.

Если смотреть, сколько я смогла написать ― сама себе хозяйка. И сколько он писал с учетом семейной жизни, несчастной семейной жизни. Он был талантище, конечно.

9 декабря

«Мне стоило родиться и жениться хотя бы ради того, чтобы появилась Настена. И близнецы, конечно. Но Настена ― это чудо:

― Папа, мне сегодня пятерку поставили за то, что ты писатель.