Читать онлайн Убегая по янтарному берегу бесплатно

1. Искатель счастья на Балтийском море

Утренняя прогулка по пляжу – это отличный способ начать день, расслабиться, погрузиться в глубины собственных мыслей и настроиться на предстоящие вызовы, которые жизнь, в том или ином виде, бросает каждому человеку. Так же думали супруги Глуховы, когда-то построившие дом неподалёку от побережья. Они точно не могли ожидать, что четвёртое октября навсегда врежется в память, как дата разрушения их утренней идиллии. Им пришлось вызвать полицию и стать понятыми. На привычный прогулочный маршрут пары море вынесло истерзанный человеческой жестокостью труп.

– Ещё раз, как давно, вы говорите, его обнаружили? – спрашивает лейтенант Черёмухов, ручкой нервно постукивая по планшетке.

– Повторяю, это было примерно минут сорок назад, – говорит Глухов. – Мы сразу, как поняли, что это покойник вызвали вас. Сейчас, подождите… я посмотрю в телефоне. Вот, исходящий в 8:53, – Глухов подносит экран смартфона почти к самому носу Черёмухову.

– Хорошо, я понял, не обязательно мне этим тыкать в лицо, – лейтенант сдвигает руку понятого и опускает взгляд в протокол. – После обнаружения трупа вы позвонили в 02? – его взгляд снова направлен на понятых.

– В 112, – поправляет Глухова. – Скажите, нам здесь ещё долго торчать? У нас всё же есть и другие дела, мы надеялись, ваша бюрократическая возня не отнимут более двадцати минут, а мы вас только полчаса ждали!

– В самом деле, давайте мы уже распишемся и пойдём, – присоединяется к негодованию Глухов.

– Граждане, – Черёмухов окидывает понятых холодно-уставшим взглядом, – я понимаю ваше недовольство, но и вы поймите, что мы приехали сразу, как только смогли и делаем всё возможное, чтобы вас поскорей отпустить и начать расследование. – Видя, что его слова действуют гипнотически на пожилую пару, лейтенант продолжает: – Мертвец – это серьёзно и оформлять все бумаги тоже нужно серьёзно, не допуская и малейшей неточности, в противном случае могут появиться проблемы… и не только у нас, – пара переглянулась. – Мы ценим вашу помощь и вклад в общее дело, поэтому будьте добры, уделите нам ещё некоторое время. Мы же работаем для вашей же безопасности, – смягчившись, Черёмухов давит из себя доброжелательную улыбку. – Осталось немного, – он прижимает планшетку к груди, – пойдёмте в машину, занесём ваши данные в протокол и тогда, если капитан отпустит, пойдёте по своим делам, хорошо?

– Хорошо, – ответили супруги чуть ли не в один голос.

– Вот и славно, – говорит лейтенант и жестом приглашает их подняться к машине. – Товарищ капитан, – нарочито громко он обращается к Сверепееву, – мы проследуем к автомобилю для дальнейшего заполнения протокола, как закончим я смогу отпустить понятых?

– Да, – сухо отвечает ему Сверепеев, не отрывая взгляд от мёртвого тела в гидрокостюме. – И что только произошло с ним?

– Смело могу заявить, что причиной смерти являются множественные колото-резаные раны по всему телу. Их так много, что я даже затрудняюсь ответить, какая именно стала, так сказать, добивающей, но одно знаю наверняка: в воду тело погрузилось без признаков жизни.

– Откуда такая уверенность? – капитан складывает руки на грудь.

– Опыт, – судмедэксперт выпрямляется. – Здесь не требуется подробный анализ, чтобы понять, что перед нами не утопленник, а жертва особо жестокой поножовщины. В любом случае мне предстоит провести ещё один, более детальный осмотр в морге, однако, – Георгий снимает перчатки, – вряд ли заключение будет отличаться от того, что я выдал сейчас. Забирайте, – он подзывает медработников, и те спешно перетягивают тело с песка на носилки. Позвоню, как со всем разберусь, – Георгий протягивает капитану руку.

– Буду ждать, спасибо, – Сверепеев её пожимает.

«Этого стоило ожидать, – думает капитан, щёлкая зажигалкой у кончика сигареты, глядя куда-то за горизонт, – не зря говорят: “история циклична”, я убеждаюсь в этом очередной раз. Люди снова, рискуя своими жизнями, лезут за янтарём дальше, чем следует, и вот результат. Когда же они, наконец, поймут, что лёгкие деньги на то и лёгкие, что ты их получаешь в обмен на свободу и жизнь? И то, и то потерять легче, чем кажется. Неужели деньги нужны настолько? Без них что ли совсем нет счастья…?»

– Протоколы заполнены, понятых отпустил, – вытягивает капитана из размышлений Черёмухов, оказавшийся на участке, где недавно валялся человек в неестественной позе.

– Замечательно, – сухо говорит старший по званию и, оторвавшись от недосягаемой линии, добавляет: – Нам предстоит много работы.

2. Ледяное возвращение

Сидя в пустующем зале аэропорта «Храброво», всё, за чем я могу скоротать время – это просмотр новостей из янтарного края. Многое изменилось с моего последнего прибывания здесь. Сувенирные лавки, книжный магазинчик, салоны сотовой связи – всё закрыто. Единственное, что осталось функционирующим – кафе, да и то превратилось оно в скромного вида кофейню, где самое питательное блюдо – это сэндвич с ветчиной и сыром. Впрочем, ещё в Москве стоило догадаться, что так будет, учитывая то немногочисленное количество рейсов, что соединяет большую Россию и отрезанную от неё странами Евросоюза маленькую Калининградскую область, да и в «Домодедово» залы выглядят примерно также. Я бы, наверное, удивился тому, как отечественные авиакомпании существуют и не банкротятся, если б двадцатые годы не убили в нас эту способность.

Новостная лента пестрит заголовками, содержащими в себе устойчивое современное словосочетание: «Несанкционированный митинг». Проблемы с поставками из-за очередного пакета санкций Евросоюза, на этот раз наложившего ограничения на сухопутные перевозки через границы Литвы и Польши, привели к дефициту многих товаров и, следовательно, к повышению на них цен. Доходы населения остались на прежнем уровне, что заставляет граждан выходить на улицы с плакатами и транспарантами. В Москве люди рискуют нарваться на административные наказания вследствие других событий, что, впрочем, не имеет значения, ведь у всех событий причина одна.

С верхней границы экрана сползло сообщение от отца, содержащее лишь слово: «Выходи». Под гул колёсиков чемодана в голове прокручиваю предстоящую встречу с отцом. Хоть и виделись с ним каждое лето, а всё равно ощущение, что иду на встречу с незнакомцем или, в лучшем случае, с дальним родственником, которого за двадцать три года видел всего пару раз.

На улице облачно. Ни единого луча солнца не касается земной поверхности, отчего всё вокруг выглядит серым и монотонным. Кажется, вот-вот пойдёт дождь. Улетал с непогоды, прилетел в непогоду, ожидаемо, но всё равно неприятно. Теплилась надежда, что синоптики ошибаются, а выходит, ошибался я, на что-то надеясь.

Положив чемодан в багажник Land Rover’а, сажусь на пассажирское сиденье и произношу дежурное: «Привет». Отец отвечает не менее дежурным: «Здравствуй» и направляет машину к выезду с парковки.

– Как долетел? – спрашивает родитель, отдавая аппарату парковочную карту.

– Нормально, – отвечаю, глядя на бесплатную парковку, с прошлого лета успевшую зарасти высокой травой. – Радует, что в этот раз вылетел состоялся без проволочек.

– Согласен, мне всё же хотелось забрать тебя лично, а не посылать за тобой такси. Нам есть о чём поговорить.

– Помню, ты говорили о намерении баллотироваться в губернаторы ещё в начале июня.

– То было намерение, теперь же оно давно стало действием, – сухо подмечает отец. – Уверен, ты и без меня понял, что я не бездействовал.

– Догадался. Только не понял, почему не хотел разговаривать об этом дистанционно.

– Считаю, такие дела лучше обсуждать при встрече, в обстановке более подходящей, чем телефонный разговор или, тем более, переписка в мессенджере.

– Находишь более подходящей обстановкой поездку в автомобиле?

– Всё ж лучше, чем по телефону, – отец пропускает ироничный укол мимо ушей.

– Ладно, – настроился на отсутствие юмора, – от какой партии выдвигаешься?

– От «Народного объединения».

– Неплохо, – говорю, что он хочет услышать, – и на каких условиях вы сотрудничаете?

– На самых обыкновенных, они продвигают меня за счёт своей репутации, я им её повышаю за счёт своих действий в качестве кандидата, а в последующем, будем надеется, и губернатора области.

– Каковы шансы, что сможешь занять этот пост? – не захотелось даже формировать вопрос, применяя такие слова, как «выборы» и «победа» в одном предложении.

– Не могу сказать. При любом исходе мы своего не упустим. Сейчас идёт предвыборная кампания, благодаря чему показатели моего рейтинга и рейтинга партии стремительно поднимаются. Надеюсь, ты тоже внесёшь свой вклад в наше общее дело.

– А разве не для этого я прилетел? – невольно улыбаюсь, подмечая в отцовской речи след от работы в политике.

– Рад слышать. С учёбой нормально всё?

– Да, я же тебе писал, поступил в магистратуру на политологию под крылом Эдуарда Валентиновичка, с ним же договорился о дистанционно-самостоятельном обучении, сказав, что буду работать в непосредственной близости с политической деятельностью…

– Можешь не продолжать, – перебил отец, – я понял. В таком случае, как приедешь домой займись штудированием новостей. Ситуация в области нестабильна, так что стоит быть готовым к любым изменениям. Уже завтра я намерен приобщить тебя к делам избирательного штаба.

– Знаешь, я бы предпочёл не прыгать с места в карьер и хотя бы остаток дня отдохнуть, чтобы завтра уже со свежими силами влезть в твои политические игры, – глаза неотрывно смотрят на трассой поделённое пополам поле.

– Август, – отец поворачивается ко мне, и наши взгляды встречаются, – сегодня четвёртое октября, а начало выборов назначено на тридцатое. У нас нет времени на отдых. Понимаешь?

– Понимаю, – я киваю и поворачиваюсь обратно к боковому окну.

– Хорошо, что ты понимаешь, – говорит отец и, выдержав паузу, добавляет: – Не называй политику игрой. Это серьёзный процесс, который касается всех, и особенно тех, кто принимает в нём активнейшее участие.

Его слова остаются без ответа с моей стороны и, судя по тому, что отец более ничего не произносил, ему ответ и не требуется. Я, убедившись, что разговор закончен, достаю из кейса наушники и уединяюсь в мире рок-музыки, пропитанной всей той безысходностью, что веет из новостей и русского быта. Отец лишь искоса взглянул на меня и включил радио. Всё-таки он ни капли не изменился с прошлой встречи, всё такой же карьерист, рвущийся вверх, к власти и крупным деньгам ей сопутствующим. Изменилось лишь его положение, раньше он был управляющим архитектуры и градостроительства в администрации Пионерского, а теперь член партии «Народного объединения» и кандидат от её лица в губернаторы Калининградской области. По сути, это лишь декорации, в каких он, оставаясь собой, продолжает шествие к вершине мира, ведомый чем-то мне непонятным. Может им движет тщеславие и гордыня, а может страх и тревожность. Не знаю. Иногда кажется, что и то и то в одинаковой степени управляет моим отцом, Владиславом Александровичем Ледниковым.

Ужин. Раньше этот приём пищи был настоящей отдушиной, мы с друзьями собирались за кухонным столом нашего общежития и, трапезничая, болтали обо всём подряд: об экзаменах, о преподавателях, парах, тусовках, алкоголе и девочках. Девочки, конечно, фигурировали в разговорах чаще любой другой темы и, что весьма интересно, без какой-либо пошлости. Наше вечерние посиделки были единственным видом общения, не содержащим и доли фальши. Всем после очередного дня просто хотелось побыть собой. Вот мы и были. Снимали с себя маски социальных ролей, пили, что водилось в кухонных шкафчиках, ели всевозможную гадость, вроде лапши быстрого приготовления, приправленной майонезом, и чувствовали себя живыми. Жаль, конечно, что уже к концу обучения наше кухонное братство начало распадаться. Ламповые темы сменились обсуждением дипломов и их защиты, с построением дальнейших планов на будущее. Как сейчас помню, первым об этом заговорил Ваня, узнавший, что руководителем его дипломной работы стал самый уважаемый преподаватель университета, Шафердиев Михаил Афанасьевич. Позже тема выпускных мероприятий поглотила собой всё пространство вечерней кухни, и всякий, кто на ней оказывался невольно втягивался в активные размышления о том, о чём ещё некоторое время назад не стал бы и думать.

Семейный ужин – это такой же бессмысленный ритуал, каким наш дружеский стал ещё на закате студенческой жизни. Ничего в нём нет настоящего. Собрались мы под предлогом отпраздновать мой приезд, однако едва ли это имело какой-то смысл. Наше застолье больше похоже не на воссоединение семьи, а на деловую встречу, мать лишь немного поспрашивала меня о жизни в Москве, а после всё вновь свелось к разговорам про учёбу. В очередной раз обсудили моё поступление в магистратуру и дальнейшие планы на получение кандидатской, а затем и докторской степени. Какую ценность имеет общение, когда оно абсолютно пустое? Будущее ведь это то, чего нет, но по какой-то причине именно оно является наиболее волнующей всех вокруг темой. Ни для отца, ни для матери будто не имеет значение то, что сейчас происходит во внутреннем мире каждого отдельного элемента семьи. Мы делаем вид, что внутренних миров не существует вовсе. Это деструктивно, ведь мы люди, и каждому хочется чувствовать что-то вроде… потока жизни? Хотя, чем дольше я смотрю на отца, тем больше понимаю ошибочность своего суждения.

– В общем, я считаю, тебе очень повезло, – заключила мать из услышанного. – Со столь сильным преподавателем, да с такой практикой ты без проблем получишь степень магистра.

– Да-да, – небрежно пытаюсь поймать вилкой помидор черри, – мне действительно повезло. Прямо такие все двери передо мной открыты, а даже, если некоторые закрыты – откроются после получения докторской, – поднимаю глаза на её лицо, расплывшееся в гордой улыбке.

– Прекрати ехидничать, Август, – с пушинкой строгости говорит отец. – Мать по-настоящему гордится тобой, ведь далеко не у всех родителей вырастают столь способные дети. Чего уж греха таить, я горд за тебя не чуть не меньше её. Раньше и не мог подумать, что мы станем партнёрами в одном большом деле.

– Да ладно тебе, не преувеличивай, – предпринимается попытка остановить водопад лести. – Ты мне ещё со средней школы твердил, что из меня выйдет хороший политик, и вот результат, – моя голова сама собой падает на грудь и взлетает обратно.

– Ну, знаешь, когда ты кричал, что тебе не интересна политика, я начинал сомневаться, – отец одаривает меня одной из своих заранее заготовленных улыбок. – К слову о политике, ты достаточно хорошо ознакомился с происходящим в области?

– Достаточно. Ситуация, конечно, неблагоприятная, но работать можно, хотя не представляю, какая будет царить атмосфера в день выборов.

– Об этом стоит думать в последнюю очередь, сейчас наша задача поднять рейтинги настолько, насколько позволяет текущая ситуация. Выборы пройдут независимо от атмосферы, а значит и сосредоточиться стоит на подготовке к ним. Если каждый член команды выложится на максимум – проблем не возникнет.

– К слову о проблемах, – к разговору решила присоединиться мать, – они могут возникнуть из-за тела, обнаруженного на дальнем берегу Заостровского пляжа.

– Отчасти согласен, – поддерживаю я. – Новости в современном мире хоть и живут недолго, однако бывают и исключения. Этот случай может стать одним из таких и надолго закрепиться на видном месте в информационном пространстве. В конце концов, это не чья-то шалость, а труп, который, к тому же, выглядит как работа маньяка. Такое наше народонаселение обсуждать любит, а СМИ этим активно пользуются.

– В том всё и дело, что СМИ подливают масла в огонь, притягивают внимание аудитории громкими заголовками, да ничем не подкреплёнными доводами. Вот увидите, как только интерес общественности к делу начнёт пропадать, а журналисты поймут, что для его подогрева не поступает ресурсов, труп окажется на дне, рядом с другим всеми забытым темам.

– Твоя теория имеет место, – подытожил я, наконец вогнав зубья столового прибора в крохотный помидор.

– Это не теория, это факт, – поправляет отец.

Застолье накрывается пеленой тишины. Даже, когда на фарфоровой тарелке остались лишь следы соусов, я не произнёс ни слова, и не поднял глаз. Испачканный белый круг красочней мира вокруг.

– Все будут чай? – спросила мать и, не дожидаясь ответа, приступила к сбору грязной посуды.

3. Группа искателей

Миха запрыгивает на пассажирское сиденье и, раздав мне и Пахе по крабу, говорит: «Поехали». Выжимаю сцепление, первая передача, газ, и чёрная Сотка, стирая протектор, выстреливает собой вперёд. По прямой вдоль резиденции Audi успевает разогнаться до 80 км/ч прежде, чем приходится оттормаживаться перед заходом в резкий зигзагообразный поворот. Занос влево, вправо, и вот скорость упала до 40 км/ч. На перекрёстке сворачиваю налево, после направо и, оказавшись на дороге, лучом уходящей вдаль, снова позволяю машине забыть про всевозможные ограничения скорости. Подруга везёт нас мимо спящих частных домов Заостровья на свидание с бушующим морем, чьё волнение слышится даже отсюда.

– В общем-то да… пацаны теперь пиво не только по выходным пьют, – подытожил Миха рассказ о своей встрече с нашими бывшими одноклассниками. – Понедельник – день, конечно, тяжёлый, но разве настолько? – усмехается он. – А вы, кстати, слышали, что где-то на здешнем пляже нашли жмура?

– Угу, – сухо промычал Павел.

– Поэтому-то тебя, убийцу, и позвали с собой, – я кошусь на кореша в зеркало заднего вида.

– Ой да ладно тебе, чего убийцу-то сразу?! – смеётся он. – Между прочем, на моём счету не так много жизней, как ты себе там придумал.

– Да-да, ещё скажи, что ты ни разу не орудовал ножом и стрелял исключительно по ногам. К слову, как там твоя нога? Ты точно уверен, что в случае необходимости сможешь действовать быстро?

– Я тебе уже раз двадцать сказал, что да! Чёрт возьми, так точно, смогу. Я и бегать, и приседать могу, ничего страшного не происходит, что же ты как тот злыдень на медкомиссии?

– А я, как и врач, хочу быть уверен, что ты годен к выполнению поставленной перед тобой задачей. Вдруг нам срочно нужно будет ретироваться, а у тебя ногу сведёт. Придётся тебя тащить.

– Или бросить на пляже, – внёс предложение Паша.

– Между прочем, верная мысль, – Миха тыкает на него пальцем. – Если шов от осколка аукнется нам бедой— можете меня смело бросить. Но, повторяю в двадцать первый раз, такого не будет!

– Ладно, я знаю, – говорю, а сам надеюсь, что он не замалчивает проблемы, как делал это на школьных соревнованиях. – Поприкалываться что ли нельзя?

– Да, можно, почему нет? Без приколов жизнь вообще состояла бы лишь из движения к смерти, меденного и не очень, а думать об этом вредно для нервов.

В машине остаётся лишь музыка. Умеет Миха выдать что-то такое, что рухнет на голову цинковой тяжестью бытия, и сиди потом думай, как через этот цинк пробираться. А этот главное сидит улыбается! Его чувство юмора, блин, с каждым годом становится мне всё боле непонятным, если это, конечно, по-прежнему чувство юмора. Кореш скажет, пошутил, но сказать можно всякое, а вот будет ли это всякое содержать смысл или просто окажется набором звуков, преобразованных утешительные в слова – это хороший вопрос.

– Давайте ещё раз обсудим план действий, – говорит Павел. – Мы с тобой заходим в воду, а Игорь остаётся на берегу следить за ситуацией и осматривать выброшенную тину?

– Ага, бросим тачку где-нибудь у берега в Куликово, переоденемся и начнём действовать.

– В случае непредвиденных ситуаций…

– В случае непредвиденных ситуаций действуем по ситуации, – прерываю Павловы рассуждения. В этот раз его попытки просчитать все исходы всех возможных событий кипятят меня раньше обычного.

– Знаешь, я всё же настаиваю на том, что нужно об этом поговорить. Напомню, море вынесло тело, облачённое в гидрокостюм, и на теле нашли огромное количество следов от ножа! Полиция заявляет, что убитый тоже занимался янтарной ловлей, и, возможно, именно это стало причиной его убийства. Может кто-то захотел устранить конкурентов? Если так, то и мы не застрахованы от нападения.

– Тогда может вообще развернёмся и в казино поедем? Там тоже, если повезёт, можно заработать денег, и точно никто тебя не убьёт. Раз решили поехать втроём – то давайте не будем наводить панику. В девяностые море столько трупов выбрасывало и ничего, охотились же как-то за янтарём!

– В нулевые тоже друг друга резали, мне дядька рассказывал, – вмешивается Миха, – при том даже бывало специально давали побольше набрать, чтобы потом ШЛЁП и забрать всю добычу себе.

– Причём тут нулевые и девяностые? – недоумевает Паха. – Я знаю, что и раньше находили трупы, но, повторяю, причём это «раньше»?

– При том, что не надо бояться, иначе можно так никогда и не попытаться чего-нибудь сделать.

– Ну знаешь ли… – кореш вроде как успокоился. – Одно дело тогда, другое дело сейчас.

– Двадцатые, девяностые, не вижу особой разницы, – жму кнопку «Далее», магнитола секунду спустя переключает песню. Играет «Осень 2014». [1]– Единственное, камер стало гораздо больше.

– Хах, и ментов, – добавил Михаил.

Впереди виднеется знак «Направление поворота», добрались до Куликово. Разговоры затихли. Мы с Пахой понимаем друг друга без слов, улавливаем этот знакомый момент нарастающего напряжения, сигнализирующий о том, что большая часть пути пройдена. Именно сейчас желание развернуться отстукивает сердечными сокращениями особенно громко, лишь Миха барабанит по коленям, и, кажется, отнюдь не переживает и даже не думает о чём-то тревожном. Стрелка спидометра опускается до отметки в 20 км/ч. Возле указателя сворачиваем налево и движемся к пункту назначения. Машина ускоряется, сердцебиение тоже. Через минуту мы уже на краю посёлка, вокруг почти не осталось домов, а справа от нас простилается зона отдыха с небольшой парковкой, в дальнем конце которой стоит чёрный Land Cruiser. Я сворачиваю налево и по бетонным плитам подъезжаю почти к самому спуску на пляж. Заглушаю мотор.

– Ближе всё равно не подъехать, так что давайте выгружаться и приступать к делу, – я наблюдаю за тем, как волны бьют в берег, разлетаясь брызгами пены.

– А тебя не смущает тот факт, что позади стоит Land Cruiser, владельцев которого мы не видели?

– А должно? – в глазах Пахи мной читается неуверенность. – Это парковка, логично же, что на ней должны стоять автомобили, тем более в округе куча домов. Может кто-то из жителей по каким-то причинам вынужден здесь парковаться?

– Да? И по каким же причинам? У каждого есть своя придомовая территория, на которую спокойно помещается машина, а то и несколько оных, и это я ещё молчу о том, что никто жителям не запрещает ставить свои транспортные средства ВОЗЛЕ своих заборов.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А то, что эта здесь явно залётная, – Павел указывает назад, Миха уклоняется от его руки. – Нам лучше отъехать подальше и встать где-нибудь в более неприметном месте.

– Какой смысл, если мы всё равно окажемся в воде на открытой местности? Подумаешь, стоит машина, и наша будет стоять. В других местах мы так близко к песку не подъедем и спрятать её всё равно не спрячем.

– Вон, там есть место, где из-за кустов её со стороны видно не будет, поехали туда, – Паха указывает в сторону лесополосы, расположенной вдоль побережья.

Его идея мне не нравится, осторожность, конечно, необходима, но не в том виде, при котором она граничит с паранойей. По логике Павла нужно вообще забраться куда-нибудь на дикие пляжи Куршской косы, за десятки километров от живых людей, чтобы чувствовать себя в «относительной безопасности». Абсурд.

– Игорь, а он в некотором смысле прав, – Михина голова оказывается меж моей и Павловой, – какой смысл иметь возможность быстро отступить к машине, если к тому времени ей могут уже успеть порезать колёса и разбить лобовое стекло? Зная тебя, осмелюсь предположить, что сигналка отключена.

Закончив, Миша откинулся на спинки задних сидений, а я, вновь посмотрел на Land Cruiser и, сжав руль, стал переосмысливать доводы парней. Наконец, успокоившись, я провернул ключ зажигания, после включил задний ход и вывел Сотку назад на дорогу. Мы двинули во тьму деревьев и кустарников. Нехорошо получилось, я снова на ровном месте вспылил и начал упрямиться. Всё из-за Вайны, до последнего сидел в гараже, надеялся, что, вернувшись, её не застану, и на тебе! Встретились на пороге, когда она уже собралась уходить. Пять минут разговора и испорченный остаток дня… Эх, ладно, не стоит и вспоминать. А что касается пацанов… пацаны правы, по сути, чем ты неприметней – тем меньше шансов попасть в неприятности, и, если имеется возможность стать для людей чуть менее заметным ей необходимо воспользоваться. Я, выход, полный дурак, раз проигнорировал это правило из-за какой-то глупости.

Машина крадётся по тропке, побитой ямами, пока на глаза мне не попадается поворот, ведущий к пышным кустам, оборот руля, и мы скрываемся меж густых веток.

– Вроде нормальное место, – я оглядываю пассажиров и тушу фары. – Что скажите?

– А ты говорил «спрятать не спрячем», – улыбается Миха. – Лучшего места и не найти.

– Поддерживаю, – говорит Паша, – здесь машину точно никто не увидит. И до моря не так далеко, как могло быть.

– Да, только придётся спускаться по обрыву.

– И всё-таки это лучше, чем стоять на виду у всех.

– А представьте, как было бы круто приехать сюда с девчонкой, – вдруг, взлетев в облака, выдаёт Миха. – Впереди море, над головой меж веток звёзды, вокруг никого. Романтика-а-а-а…

– Давайте приступим к делу, – вытягиваю ключ и покидаю салон. Из-за кустов к задней части автомобиля приходится пробираться боком. Открываю багажник, достаю оттуда сочки, а успевший подойти Павел, надев на лоб ультрафиолетовый фонарик, вытягивает свои вейдерсы[2]. На экипировку команды ушло примерно десять минут.

– Ну что, двигаем? – Спросил Миха, всё это время ходивший взад и вперёд.

– Двигаем, – ответил я.

Впереди грохочущее волнами море, позади Миха и ворох всевозможных вопросов к самому себе и миру вокруг, по правую сторону Павел, уже сделавший шаг навстречу стихии. Если, ещё по пути сюда где-то внутри присутствовали колебания, то сейчас от них ничего не осталось. На контрасте с окружением кажется, что внутренние процессы полностью прекратились, не слышно ни сердцебиения, ни шума далёких мыслей. Всё, что есть – попытка выловить кусок счастья.

В Африке люди добывают алмазы, в Америке когда-то добывали золото, мы же охотимся за янтарём. Мир везде одинаковый по своей сути, отличаются лишь декорации. Независимо от континента, люди мечтают об одном и том же: быть счастливыми. А как это? Наверное, не испытывать страданий, не боятся за свою жизнь и жизни близких, получая всё необходимое и отдавая всё, чем способен служить. Это отнюдь не много, но, если так, почему многие люди живут за чертой объективной бедности? 30 тысяч – это средняя заработная плата, 45 – уже, можно сказать, средний класс, но что люди могут позволить себе на эти суммы? Могут ли они быть уверенны в том, что этих денег хватит не только, чтобы прожить полную жизнь, но и не потерять её из-за како-то глупости, вроде болезни или дорожно-транспортного происшествия? Сколько ни пытался гадать, ответ оставался неутешительным. Говорят, не в деньгах счастье, но зачастую деньги не зарабатываются любимым делом, а без них человек этим делом заниматься не сможет. Нечем будет оплатить потраченное на него время.

Сочок заполнился, среди тины отсвечивает зелёными звёздочками попавший под лучи ультрафиолета янтарь. Сбрасываю всё на берег и снова гребу подальше, к волнам. Ловлю на себе взгляд выходящего к Михе Павла, кивком спрашиваю: «Поймал ли чего?» – Павел мотает головой, отвечая: «нет». Убедившись, что не мне одному с первой ходкой не повезло, иду дальше.

Интересно, как долго нам придётся здесь проторчать и, что в итоге станет причиной ухода. Не всегда же вылазка завершается на позитивной ноте, куда чаще она заканчивается вместе с тем, как в организме не остаётся сил. И с каждой потраченной единицей энергии шанс на то, что море не даст уйти увеличивается. Когда улова нет, а деньги нужны, приходится пытать удачу так долго, как она того может выдержать, однако, если всё же не увидеть грани – не факт, что выйдешь на берег, так и попрощаешься с жизнью, надеясь заработать на ремонт в комнате или продукты питания, мыслями строя себе идеальный мир, отличный от окружающего кошмара.

За все два часа, что мы здесь находимся ничего, кроме янтарной крошки выловить не удалось. В очередной раз оказавшись на берегу, заглядываю в контейнер, от увиденного руки опускаются сами собой. Если так дальше будет продолжаться, то к концу нашей вылазки мы будем иметь улова в лучшем случае на тысячи две, а может и того меньше. При том неизвестно ещё сколько мы здесь пробудем. Изначально ехали с расчётом на четыре часа, а сейчас в воду возвращаться вовсе не хочется. Кажется, что походить, пособирать янтарик по пляжу будет и того эффективней, чем рассчитывать на удачу. Извечный выбор: либо, особо не напрягаясь, получить минимум и наверняка, либо напрячься и, при условии, что повезёт, заполучить сколько желаешь. Ответ на первый взгляд очевиден, однако, когда мышцы превращаются в камень, а в висках пульсирует боль, на этот счёт закрадывается всё больше сомнений. В такие моменты стоит напоминать себе, зачем ты приехал и ради чего вообще что-то делаешь. Если незачем – то и вернуться к делу себя не заставишь, а если всё-таки есть… Я выдыхаю. Незачем тут стоять, пора возвращаться в воду.

Когда долго на что-то охотишься, начинаешь видеть это во всём. В который раз выбрасываю осколок стекла, спутанный с янтарём. Сочок опять переполнен. Бегло осмотрев поверхность тины, ничего ценного не нашёл, бросил её на песок. В процессе не осталось места для азарта и надежд. Всё сильней и сильней ощущение, что занимаюсь мартышкиным трудом, отнимающим время и силы, ресурсы, которые могли быть потрачены на дела иные, приносящие куда больше пользы. Конечно, это ощущение галлюцинации. Если бы я мог проживать жизнь иначе – непременно бы проживал, а раз этого не происходит, значит всё-таки не могу.

– Все сюда! – сквозь шум прибоя доносится Михин голос. – Сюда!

Я оборачиваюсь и вижу, что он всеми силами пытается привлечь наше внимание, скачет, машет руками и продолжает кричать. Что-то серьёзное. Последний раз подставляю сочок под волну и выдвигаюсь в сторону берега.

– Что случилось? – спрашиваю Миху, наблюдая, как из воды выходит и Павел.

– Мы не одни, – говорит кореш и как бы невзначай кивает в направлении Пионерского. Поворачиваю голову и вижу в районе дальнего спуска вижу неподвижно стоящего человека. Из-за тумана удаётся разобрать лишь его силуэт.

– Что ему надо? – вырывается у меня.

– Не могу знать. Стоит так уже долго, не двигается.

– Чёрт, – не спускаю с силуэта глаз, – только посторонних здесь не хватало. Кто это вообще такой?

– Какой-то хмырь, неотрывно пялящий в нашу сторону – всё, что могу сказать. Вижу не более твоего. – Миха складывает руки на грудь.

– Нужно валить отсюда, – будто проглотив язык, сказал Паха.

– Согласен, – говорю скорее потому, что надоело торчать здесь впустую нежели из-за опасения нарваться на неприятности. Да и какие они могут быть? Нас трое, а незнакомец один. – Давайте только осмотрим всё, что сейчас наловили.

– Если по-быстрому, то давайте.

– Тогда вы осматривайте, а я буду приглядывать за этим уродом, – говорит Миха.

Мы с Павлом вывалили содержимое сочков и начали перебирать морскую растительность, что была собрана. Когда кореш сказал, что закончил, мной не было проверено и половины. Внутри тлеет что-то вроде обиды на отвернувшуюся удачу, отчего я изучаю водоросли с особой тщательностью, ведь это последний шанс найти что-то ценное. Паха торопит, говорит, что надо идти, но я слышать его не хочу. Рука среди тины нащупала что-то твёрдое, размером с ладонь. На фиолетовом песке очищаю камень от водный растений, и только на его поверхность попадает свет фонаря, как она тут же окрашивается в жёлто-зелёный цвет.

– НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! – я отряхиваю камень и не могу поверить тому, что вижу. В руках у меня лежит не простой кусок янтаря, внутри него что-то есть. – ИНКЛЮЗ! – Янтарь содержит в себе моллюска со спиралевидным панцирем. – Это… это… СМОТРИТЕ!

– Что там? А… – Павел потерял дар речи. – Невероятно… Это просто… это…

– Аммонит, – говорит Миха. – Это моллюск, вымерший много миллионов лет назад.

– Откуда ты знаешь? – поднимает голову Паха.

– Сослуживец рассказывал… Чёрт… Он исчез.

– Кто? – придя в себя, я смотрю на спуск. Силуэта нет. – Уходим, – хватаю сочок и ретируюсь по направлению к автомобилю. Кореша следуют за мной.

Миха располагает контейнер с янтарной крошкой на дне багажника, сверху мы с Пахой кладём садки и сочки. Снимаю дождевик и хватаюсь за лямки вейдерсов. Нужно снять ещё их, а все силы остались в море, ведь каким бы окрыляющим не был момент, вечность он длиться не может, и рано или поздно его последствия грузом усталости давят тебя к земле. Такова цена взлёта радости.

– Давай поведу, – будто прочитав мои мысли, говорит Миха. Я молча отдал ему ключи и, придерживая карман с «Янтарным аммонитом» внутри, подошёл к передней пассажирской двери. – Сядь сзади на всякий случай, – говорит Миха.

Влезаю за Павлом, а Миха к этому времени успевает занять место водителя. Машина трогается. Покидаем наше созданное природой убежище и крадёмся к большой дороге. Я всё не отпускаю карман, всё думаю о том, сколько этот кусок янтаря может стоить, и цифры складываются в семизначные числа. Главное теперь найти покупателя на этот кусок истории. Подумать только, животное, вымершее миллионы лет назад, теперь находится у нас в руках, при том, возможно, единственное в своём роде, сохранившееся в окаменевшей смоле. Готов поспорить, любой ценитель ископаемых желает иметь в коллекции нечто столь же редкое сколь необычное.

Машина, выехав на большую дорогу, неожиданно останавливается. Я, сунувшись вперёд, спрашиваю:

– Что такое?

Ответа не потребовалось. Впереди у обочины стоит тот самый чёрный Land Cruiser, замеченный на парковке. Его двери открыты, из салона торчат мужики, готовые в любой момент оказаться на улице, а один из шайки и перегородил нам путь. Увидев, что машина недвижна, он подошёл и постучался в водительское окно.

– Здравствуйте, – Миша начинает с вежливости.

– Здрасте-здрасте, чего катаемся в столь поздний час? Янтарики ловим? – наклонившись и положив руки на опустившееся стекло, спрашивает мужик с ухоженной бородой и короткой стрижкой.

– Чего это сразу «янтарики ловим»? С чего вдруг такие вопросы? Кто спрашивает? – Миха сжимает руль до скрипа обшивки.

– Ну я спрашиваю, – улыбается мужик. – Просто понять не могу, чего не на парковке остановились? Зачем было туда ехать, ещё и в такую темень? Подозрительно как-то.

– Что подозрительного в том, что мы решили припарковаться там, где нам нравится? – кореш неотрывно смотрит на мужика. – Мы всегда, приезжая, ставили машину туда. Место хорошее.

– А чем парковка плоха? – усмехается мужичок, опускаясь ниже и располагая локти в оконном проёме. – Вы вот слышали про то, что сегодня утром случилось, нет? Выбросило к нам мертвеца, говорят не старого…

– И? – кивает Миха.

– Не страшно вам в такую темень заезжать, только ради того, чтобы поставить машину «там, где вам нравится»? Вы же, я уверен, на пляж сюда приезжали. Вдруг случилось бы чего неприятное…? Чем может быть оправдан риск нажить себе проблем? Да ещё и из-за какого-то пустяка. Хотели море посмотреть, так никто ж не мешает, если, конечно, не делается ничего незаконного…

– А что, ностальгировать теперь незаконно? – тут Миша выдал такое, чего я от него никак не мог ожидать. Вмешиваться точно не стоит.

– Ностальгировать? – опешил мужик.

– Ностальгировать. Знаешь ли, когда долго не видишь моря начинаешь по нему скучать, особенно, если сидишь где-нибудь в полуразрушенном здании и ждёшь, а чего ждешь не знаешь, то ли приказа по рации, то ли бомбы с небес. В такие моменты мозг сам вытягивает из прошлого все те моменты, что особенно глубоко отпечатались в памяти. Думаешь о них и надеешься, что сможешь вернуться в те места, что так тебе дороги…

– С СВО что ли недавно вернулся? – тон мужика изменился.

– Ну да. Ветеранское показать?

– Не надо, верю. А я-то думаю, чего это ты такой нервный, да и друзья твои тоже, —урод посмотрел на нас. – Теперь всё встаёт на свои места. А где служил?

– ЧВК «Хамелеон», – ответил Миха.

– А-а-а… ага. Что ж… – мужик наконец отступает, – с тобой точно любые неприятности не страшны. Не смею больше задерживать, – добавил он с нарочитой вежливостью, – счастливо.

– Доброй ночи, – сказал кореш, машина тронулась. Проезжая мимо Land Cruiser’а, замечаю, что пассажир со стороны водителя одет в такую же рубашку поло, что и приставший к нам. – Уроды, – процедил Миха и включил музыку. Играет «Прослушка».[3]

[1] «Осень 2014» – трек рэп-группы «The Chemodan clan» с альбома «Прослушка».

[2] Вейдерсы – это водонепроницаемый полукомбинезон с сапогами и носками.

[3] «Прослушка» – трек рэп-группы «The Chemodan clan» с одноимённого альбома.

4. Материнское сердце

В кухонном окне горит свет. Глушу двигатель, сижу, откинувшись на спинку кресла, пытаюсь не отключиться и собраться с силами, чтобы наконец выйти из машины и подняться домой. На часах 02:12. Интересно, почему мать не спит. А что, если спит и просто забыла выключить свет? Да нет, она никогда не забывает о подобных вещах. Надеюсь, с ней в порядке и её не настиг приступ в самый неподходящий момент. Да нет, этого не должно случиться…

– Привет, – с порога говорю я и замираю, в ожидании голоса.

– Привет, сына, – ожидания оправдались, мать на кухне.

Быстренько снимаю вейдерсы и, бросив их в ванну, прохожу в единственную залитую светом комнату. Мама сидит за столом, в её руках застыла стопка старых фотографий, на которых запечатлено то время, когда я не заставлял её нервничать, а сестра ещё жила с нами. Я с лёгкостью могу узнать какую именно картинку рассматривает мама по тыльной стороне глянцевой фотобумаги. На той, к которой приковано мамино внимание запечатлён момент, как я пошёл в школу. Ставлю контейнер на пол, сажусь рядом с матерью и понимаю, что был прав. Мы с сестрой стоим, нехотя обнявшись, на фоне второго, на тот момент нового, здания школы. Мои одногодки и я были первыми, кого учебное заведение встретило на новой территории. С первой линейки я понял, что это нуднейшее мероприятие, нужное будто исключительно министерству просвещения для отчётности куда-то ещё. Такой же оказалась учёба. Не удивительно, что я практически сразу стал троечником, а в старших классах даже умудрился побывать двоечником. Ха, учителя, наверное, были рады, что я ушёл от них после девятого и больше им не приходилось, выкручиваясь, тянуть двойки до троек, пока я вместо уроков ковырялся в двигателе мопеда, купленного за заработанные на сдаче металлолома деньги. Когда удалось его починить Михина успеваемость тоже ухудшилась, а наша общая парта стала пустовать куда чаще прежнего. Нам за это, конечно, прилетало и в школе, и дома, но я ни о чём не жалею, да и Миха, кажется, тоже. Пока наши одноклассники сидели, считая минуты от звонка до звонка, мы были по-настоящему счастливы. Эх… Мать убирает фотографию в хвост стопки.

– Ты чего не спишь? – спросил я.

– Проснулась водички попить, смотрю, тебя нет, вот и не сплю. Не получается у меня, зная, что ты снова в волны ныряешь. Опасно это… – её грузные глаза смотрят в мои.

– Мам, я не ныряю в волы, а захожу в воду, ещё и не далеко, а всего лишь по щиколотку, ну максимум по колено. Это не чуть не опасно, – мой голос мягок, насколько это возможно. – К тому же сегодня я там был не один, а с Павлом и Мишей, они бы меня, если что вытянули.

– Ну не знаю, Игорь, не знаю… Всё равно, мне кажется, это опасно, и я за тебя переживаю.

– Мам, всё в порядке, я же вернулся в конце концов, – обнимаю её за плечи.

– И то верно, – говорит она, прижимая руку к моей руке. – Но всё равно будь осторожней.

– Хорошо, – киваю.

– Как у мальчишек дела? Паша всё там же работает в больнице?

– Да, всё так же айтишником, – я подхожу к холодильнику, достаю остатки колбасы и пачку майонеза. – У него в этом плане стабильность, хоть и не слишком радужная, – из шкафчика беру батон, – государственная организация, все дела…

– А у Миши? – тут же спрашивает мать. – Он же, ты говорил, был ранен.

– Да, но уже всё отлично, – мастерю себе бутерброды. – У него нога почти зажила, уже, как сам заявляет, бегать может. Всё ждет, когда ему разрешат вернуться на поле боя. Здесь, по его словам, скучно, да и денег много не заработаешь.

– Эх мальчики-мальчики… Учились бы вы хорошо в школе не пришлось бы вам сейчас суетиться и вечно себе что-то выдумывать. Жили бы, работали, семьи бы завели, вон, как Пашка. Он же институт закончил и вон, где работает. В государственной организации!

– Ну и что? – я возвращаюсь за стол с полной бутербродов дощечкой. – Он там получает тысяч тридцать от силы. Не зря же, как многие, янтарём промышляет. Явно одной зарплаты на содержание себя и жены ему не хватает.

– Но он работает в тепле, зная, что в определённый день месяца получит зарплату, а не крутит гайки в холодном, сыром гараже. И жена у него хорошенькая, тоже в госорганизации работает, между прочим.

– Давай не будем об этом. Ты лучше посмотри, что нам сегодня подарило море, – доедаю бутерброд и, оттряхнув руки, достаю из контейнера янтарь с инклюзом, кладу его на стол. – Я назвал этот кусок «Янтарный аммонит».

– Это же настоящее чудо…

– Да-а-а… такое ни в каком офисе не поймаешь, – чувствую, как на щеках появляются ямочки.

– Ракушка… она такая… красивая, – мать откладывает фотографии в сторону и берёт камень в руки. – Столько лет янтарь хранит в себе память о древней жизни…

– А сколько этот янтарь стоит! Денег с его продажи несомненно хватит, чтобы сделать тебе операцию. Вот найду покупателя и тогда мы наконец сможем забыть о проблемах.

– Не знаю, Игорь, – мама кладёт «Янтарный аммонит» обратно, – не знаю. Как бы ты не накликал на себя беду. Знаешь ведь, что продавать янтарь незаконно.

– Мам, сколько раз я так делал, никаких проблем не было. Всё нормально, сейчас большая часть людей зарабатывает незаконно, почти никто не устраивается официально…

– Как раз это и ненормально, – перебивает мать, – но ладно уж, ничего не поделаешь, в такое время живём. Будь всё равно аккуратней, не уходи слишком далеко за черту, иначе можешь загубить свою жизнь. А мне так хочется, чтобы ты прожил её счастливо, – она кладёт руку на сердце.

– Всё хорошо, – снова обнимаю маму, – я счастлив, – говорю, будто пытаюсь убедить в этом не её, а себя, – счастлив. Только вылечим твоё сердце и вообще счастью не будет предела. Ты главное не переживай по таким пустякам. Лучше подумай какой бы ты хотела сделать ремонт?

– Ой, да какой там ремонт? Меня и сейчас всё устраивает, – она улыбается. – Ты вместо того, чтобы думать обо мне, подумай наконец о себе. Я свою жизнь прожила, а у тебя ещё всё впереди!

– Ты опять начинаешь? Всё, хватит, я сам решу о ком думать, а о ком нет.

– Лучше бы вместо меня подумал о Вайне, она же твоя сестра, а вы с ней собачитесь, будто враги.

– Она первая начала! – её сегодняшняя предъява меня вывела из себя. – Какого чёрта ведёт себя, будто я ей обязан? В жизни бы с ней не виделся, если б она периодически не захаживала сюда, то одна, то со своими детьми.

– Игорь, но вы же РОДСТВЕННИКИ. Вот я умру и у тебя останется только Вайна. Что ж вы всё никак не поймёте, насколько важно жить дружно, уметь оказывать поддержку друг другу, помогать материально в конце-то концов. Вас поодиночке раздавит мир и даже того не заметит.

– Вайна у нас не одна, у неё вон Никита есть, скоро Анжелика и Мирон вырастут, будут поддержкой, а мне этого не надо. Я и сам прекрасно справляюсь! Сам себе поддержка, заработок и всё другое необходимое. В крайнем случае, у меня есть друзья, на которых я могу положиться, так что Вайна мне не нужна… – я смотрю в черноту телевизора. Мать молчит. – Сама подумай, – продолжаю, – как можно иметь с ней что-то общее, когда от неё не дождёшься даже доброго слова? Как дела и не спросит, вместо этого будут, – приготовился загибать пальцы, – вопросы о том, когда я найду работу, вопросы о том, когда съеду, жалобы, что ей с двумя детьми тяжело, жалобы, что им в двухкомнатной квартире вчетвером тесно, а и, конечно, просьбы с упрёком чем-нибудь помочь её мужу! – пальцы закончились. – Сегодня она вообще намекнула, что было бы хорошо им переехать сюда квартиру, а нам на их съёмную двушку, дескать нам столько места не нужно. И как я, по-твоему, должен относится к сестре, когда она выкидывает подобное?

– С любовью и пониманием.

Я вздыхаю. Сколько бы мы с ней не спорили, а всегда всё одно и то же, «с любовью», «с пониманием», «принимай её, ведь вы родственники». Бесит. Эта так называемая старшая сестра ненавидит меня с рождения, о чём никогда не забывает напоминать. Мама будто в упор не замечает всего, исходящего с её стороны, максимум говорит, что у нас возникает недопонимание из-за того, что она на десять лет старше. Ну бред! У Макса брат на тринадцать лет старше, но они никогда не ссорились. Конечно, у них не было тех проблем, что были у нас, у них отец не ушёл из семьи, как только узнал о второй беременности жены, да, Валере не приходилось заменять Максу родителей, потому что они работали каждый на одной работе, а не на двух. Если Вайна считает, что в такой жизни виноват я, то пусть забудет меня и никогда более не вспоминает! Я с огромным удовольствием вычеркну её из жизни сразу, как только появится такая возможность!

Хотел бы я всё это высказать матери, но понимаю, что это её лишь расстроит, поэтому, вздохнув ещё раз, говорю:

– Пойдём лучше спать. Бутерброды завтра доем.

5. Сон

Кругом тьма. Вдалеке улица, залитая солнечным светом, где перед небольшими домиками растут уходящие в небо пальмы и пышные алоэ. Стоит машина, кажется, белая BMW E34 в обвесах. На капоте яркий рисунок, разобрать который отсюда не представляется возможным.

Делаю шаг, на плечах нечто тяжёлое. Делаю ещё шаг, тяжесть давит к земле. Поднимаю руки, чтобы не обронить несомое, и продолжаю идти к прекраснейшей улице, с прекраснейшим автомобилем в центре. Не знаю, что я несу, но чувствую, это что-то важное, без чего я не представляю жизни. Только бы донести… Камни заставляют меня скрючиться, но всё продолжаю идти, игнорируя ноющую шею, рвущиеся плечи, трещащую спину и трясущиеся колени. С каждым пройденным шагом ноша становится всё тяжелей, а тело всё непослушней. Меня бросает в стену заброшки, после, я, гонимый потоками воздуха проезжающих скутеров, оказываюсь на вершине горы из автозапчастей, повинуясь инерции, спускаюсь и, запнувшись, бьюсь о металлические перилла. Ковыляю по ступенькам в штормящее Балтийское море.

Не свожу глаз с солнечного островка и не бросаю с плеч груз, хоть и нести его уже невозможно. Замираю в окружении серых многоэтажек и цветных гаражей. Ноги будто утопают в грязи, не могу пошевелиться. На лицо падают капли дождя. Шаг. Теряю равновесие, но не теряю из виду тёплые дали. Ещё шаг. Спотыкаюсь о вспышку из-под воды и лечу головой в решётки.

Меня кто-то ловит и помогает подняться, но тяжесть всё давит и давит, давит и давит… Колено падает на мокрый песок. Слёзы текут ручьём. Ещё немного и позвоночник переломится пополам, из груди вырывается крик, уносящийся в недра грозовых туч. Темнеет в глазах. Камень, что рухнул с души, иглой вонзается в сердце.

На капоте буйными красками нарисована иберийская рысь…

6. Предвыборная благотворительность

Отец, находясь посреди кадра, уже в третий раз поднимает с песка банку «Охоты» и кладёт её в непрозрачный мешок для мусора, затем подходит к валяющейся пачке «Русской картошки». Плавным движением камера охватывает пляж и всех причастных к благотворительной уборке Заостровского пляжа. Мои доводы, что лучше было бы проводить это мероприятие в выходной день игнорировались, отчего группа «благотворителей» насчитывает не более шести человек, двое из которых – я и отец, ещё двое – молодые девушки из избирательного штаба, а последняя пара – нанятые отцом рабочие. Добровольно посодействовать нам никто не пришёл.

– На этот раз как? – спросил отец, оказавшись возле меня.

– Нормально, смотри.

– Я считаю, надо переделать, только на этот раз в конце я должен подойти и сказать пару слов зрителям, или ты можешь добавить от себя комментарий, тогда мне подходить не придётся. Думаю, да, так будет выглядеть наиболее гармонично. Давай заново.

– Зачем? Я могу просто в редакторе добавить подпись «Уборка пляжа» или «Благотворительная уборка пляжа», это будет гораздо лучше, ведь некоторые люди сторисы смотрят без звука.

– Ладно, делай, как знаешь. Сейчас давай сфоткаешь меня ещё пару раз, а потом поснимай этих немного, – он указывает на работников, – нам ещё с тобой надо к Чижову успеть, поэтому работаем быстро.

– Как скажешь.

Отец отходит и замирает, подбирая какую-то бумажку, после я говорю, что снял, и он переходит к следующей, где процедура повторяется. Сделав несколько разных на вид, но одинаковых по содержанию снимков, мы расходимся каждый по своим делам: отец звонить, договариваться о «благотворительных» встречах, я фотографировать процесс «благотворительности» для отчётности в социальных сетях. Печально наблюдать за тем, как во время жесточайшего кризиса кандидаты в губернаторы и их партии пытаются поднимать рейтинги за счёт решения проблем, которые зачастую сами же высасывают из пальцев, но по-настоящему становится страшно, когда замечаешь, что это работает, и народ отвлекается на радость за коллективную победу над ситуацией, верхушками коллектива раздутой до статуса настоящей беды.

В галерее скопилось фотографий тридцать, я отошёл к куче лежащих неподалёку валунов, где, расположившись на самом плоском из них, начал работать над сторис. Как закончил переключился на пост, отобрал десятку наиболее подходящих снимков, к ним добавил хештегов и нажал «Опубликовать». Запись начала собирать лайки, а я, пользуясь минутой свободы, убираю мобильник. Всё же давно не имел возможности посидеть на пляже, куда мы когда-то приезжали на велосипедах с подругой. Жаль, что с ней давно не общаюсь, хорошая была девушка, добрая и отзывчивая. Помню, часами разговаривали о тревожащих сердце вещах, а после, когда всё уже сказано, молча обнимались и сидели в морской тишине, разбавляемой редкими криками чаек. Став старше, я начал думать, что своими проблемами делятся только слабые, что стало причиной отчуждения от Марии. Она какое-то время пыталась меня убедить, что настоящая сила в искренности и принятии недостатков, но вскоре смирилась с невозможностью до меня достучаться, и наше общение сошло на нет. Всё бы сейчас отдал, чтобы списаться с ней ещё раз и извиниться за все те колючки, о которые она ранилась, пытаясь спасти меня от собственных разрушительных убеждений. Когда это понял, зашёл на её страничку, а там, вместо информации о последнем заходе в онлайн вырезана надпись «Страница умершего человека». Я тогда так расстроился, что весь вечер практически не разговаривал с одногруппниками. Это заставило Марка побеспокоиться обо мне. Сколько бы он не спрашивал, а истинную причину столь сильного потрясения я ему не раскрыл, соврал, что просто очень устал, однако, от чего именно придумать не смог. Марк сделал вид, что поверил.

Пока Август копался в прошлом, к Владиславу Александровичу подошли сотрудники полиции, в числе которых рядовой Ромашкина и сержант Воеводин.

– Здравствуйте, сержант Воеводин Григорий Михайлович, – полицейский показывает удостоверение, – разрешите поинтересоваться, чем вы здесь занимаетесь?

Владислав Александрович, приложив смартфон к плечу, попросил сотрудника подождать, пока он завершит разговор. Воеводину это не понравилось, однако ему ничего другого не оставалось. Ледников, разговаривая по телефону, особо не торопился, делал вид, что полицейских поблизости нет, считая, что его дела гораздо важней их вопросов. Он вёл переговоры с Николаем Чижиковым, человеком, ответственным за сбор и передачу гуманитарной помощи в зоны боевых действий. Каждый политик знает, что с такими людьми ссориться категорически противопоказано, так как именно благодаря ним возможно сшить на себя костюм героя-благодетеля, отлично маскирующий любые изъяны на теле прошлого. Это один из вернейших способов очистить репутацию и заручиться поддержкой со стороны государства и общества.

Закончив разговор, Владислав Александрович повернулся к полицейским.

– Слушаю вас, сержант.

– Мы хотели бы узнать, что здесь происходит, – говорит Воеводин.

– Благотворительная акция. На добровольных началах очищаем берег от мусора, скопившегося за туристический сезон. Вы, должно быть, обо мне слышали, я Владислав Александрович Ледников, депутат в губернаторы Калининградской области. Сами понимаете, считаю своим долгом подавать пример нашим гражданам, ведь, если не мы будем заботиться о нашем побережье, то кто? А теперь, разрешите поинтересоваться, вы здесь какими судьбами?

– Мы патрулируем прибрежную территорию. Уверен, вы знаете, что вчера…

– Само собой, знаю! – Ледников не даёт сержанту закончить. – Для нашего городка это настоящее потрясение.

– Именно. Поэтому-то мы здесь. Скажите, у вас всё в порядке? Не видели ничего подозрительного или странного? – рация сержанта потрескивает.

– Или может быть что-то жуткое? – добавляет вопрос рядовой. Сержант смотрит на неё с недоумением.

– Нет, – осматривается Владислав Александрович, – мы здесь уже где-то час и ничего подобного не наблюдали. Самое странное за сегодня – это ржавый мангал, что мы нашли у того дерева. Какой же надо быть, извините, свиньёй, чтобы так неуважительно относиться к природе?

– Не извиняйтесь, я с вами полностью согласен, это настоящее свинство, – сержант кладёт руки на грудь.

– Как хорошо, что у нас такая понимающая полиция, – улыбаясь, говорит Ледников.

«Нет сети». Выключаю-включаю мобильные данные, «Нет сети», повторяю, поднимаю смартфон выше, направляю в разные стороны, но результат не меняется. Отчаявшись, я перезагружаю устройство, включившись, оно всё же цепляется за сигнал близлежащей вышки, что, впрочем, ситуацию не сильно меняет, интернет-соединение из-за низкой скорости непригодно к использованию. Видимо, не судьба попасть на страницу Марии. Может оно и к лучшему, не увижу её фотографий, не свалюсь ещё глубже в яму воспоминаний, из которой потом будет крайне тяжело выбираться. Ностальгия – это настоящий наркотик, по силе не уступающий опиатам. Когда в сердце вонзается занозой тоска и настоящее кажется чем-то ужасным, невольно обращаешься к прошлому, к тем временам, когда в твоих глазах мир был окрашен в куда более приятные краски, когда в твоей жизни ещё не было такого количества фальши и, когда мечты были неотъемлемой частью тебя, а их воплощения оставались лишь несомненным вопросом времени.

Не теряя надежды, я встаю на камень и вновь пытаюсь ухватиться за 4G, и вновь появляется надпись, информирующая об отсутствии сети. Соскакиваю на песок и хожу в разные стороны, постоянно включая и выключая «Мобильные данные».

Охота на интернет заканчивается ничем. Зрение не хочет фокусироваться на реальности, смотрю за горизонт, поворачиваюсь к деревьям, опускаю взгляд на песок, но все объекты лишь размытые пятна. Проморгавшись, я замечаю у дальнего валуна пятно чем-то отличное от остальных. Передо мной лежит полуразложившаяся человеческая нога. Зрение обострилось.

– Товарищи полицейские, – подхожу к ним, когда отец рассказывает о «его» идеях по улучшению побережья, – там, возле камней, человеческая нога.

– Что ты такое говоришь, Август? – отец держит улыбку, в то время как его глаза спрашивают: «Какого чёрта ты говоришь?» – Это мой сын.

– Там, – тишина, – лежит, – удар в грудь, – оторванная, – тишина, – нога, – удар в грудь, – человека.

Полицейские переглянулись, и сержант, насторожившись, спросил:

– Вы точно уверены?

– Ну пойдёмте, я вам покажу, – сказав это, разворачиваюсь и, махнув рукой, иду к за скопление валунов. Лишь сейчас я начинаю осознавать, что простоял возле изуродованной конечности не более десятка секунд, хотя казалось, времени прошло куда больше. – Смотрите.

Полицейские тут же принимаются осматривать кусок человека, их окружают любопытные работники, а я, ощутив поглаживания усталости, сел на ближайший камень. Всё же утро выдалось необычный.

– Марго, вызывай капитана, – сказал сержант и подошёл ко мне. – Вы готовы дать показания?

– Он не будет давать никаких показаний, – поднимаю голову и вижу перед собой спину отца. – У нас сегодня ещё много работы, почему бы вам не попросить кого-то другого? Вон, уверен кто-нибудь из них сможет посотрудничать с вами. К тому же, нам НЕ ЖЕЛАТЕЛЬНО лишний раз, как говориться, светить лицами. Сами понимаете, я в таком положении…

– Понимаю, но и вы поймите, ваш сын обнаружил мёртвую ногу, а следовательно, именно он должен дать показания. Это не займёт более получаса.

– Верю, но не во времени дело, а в том, что, когда дело попадёт в СМИ, а оно попадёт, я уверен, там может оказаться и фамилия моего сына, следовательно, моя. Этого бы хотелось всё-таки избежать.

– Капитан в пути, – доложила сержант.

– Товарищ Леднков…

– Все и так знают, что мы находимся здесь, – вмешиваюсь я, не желая наблюдать за разыгравшимся цирком. – Мы выложили историю, ты забыл? К тому же здесь помимо нас ещё четверо человек.

– Так… – отец схватился за подбородок, – ты присядь, отдохни, а я пока позвоню Рите. Без меня ничего не подписывай!

Отец достал телефон и отошёл на несколько метров. Полицейские проводили его взглядом, затем принялись между делом строить предположения, мёртв хозяин ноги или нет. Я же смотрел, как отец, активно жестикулируя, беседует с главой избирательного штаба. Усталость проходит. Вскакиваю с камня и подхожу к морю, умываюсь.

– Август, – рядом оказывается отец. Ещё раз обдав лицо прохладной водой, поднимаюсь. – Пойдём давать показания.

7. Разговор о находке

Хорошо, что я ношу вещи только тёмного цвета, на них не видно пятен от машинного масла, грязи и ржавчины. Снимаю перчатки и усаживаюсь на автомобильное кресло у стенки. От старенького Passat’а остался лишь голый кузов и полуразобранный двигатель, остальные части машины аккуратно размещены по всему гаражу: что погабаритней стоит на полу, что покомпактней лежит на полках и в ящиках. Кузов необходимо попилить и сдать металл Юричу. Надеюсь, он снова не будет требовать от меня документы на умерщвлённое транспортное средство, прошлый владелец их так и не нашёл.

В воротах появляется Павел. Мы жмём руки, после проходим вглубь гаража, где я, сделав музыку тише, занял своё место у столика. Друг усаживается напротив.

– У нас в больнице решили заменить старые камеры на камеры с функцией распознания лиц. Это был настоящий кошмар. Угадай, кто этим целый день занимался, – Паха смотрит на меня. Я молчащим кивком спрашиваю: «Кто?» – Я! Приехали мужики из управления ФСБ, притащили оборудование и спрашивают: «Где ответственный за информационную безопасность?» Я им, естественно, указываю на Димона. Ну, фэбэсы взяли его в оборот и требуют подписать ответственность за установку, за настройку и за что-то ещё… Тот в шоке, говорит, что такие работы проводить не умеет, отнекивается как может, но всё равно подписывает. Фэбэсы оставляют отделу указ к утру следующего дня всё сделать, а сами уходят! Димон давай просить о помощи, я ни в какую. Не хочется с силовиками лишний раз дело иметь, тем более, оно меня не касается. И что ты думаешь? Этот упырь пошёл к главврачу, и тот заставил меня ему помогать. Целый день на это убил! Завтра ещё эти придут…

– Да-а-а-а… То у вас камеры даже звук не записывают, то сразу лица распознавать начинают.

– Ага, сам в шоке, «Новый стандарт безопасности»! Главное, установить надо, а как никого не волнует. Димон этот вон диплом купил, а ему говорят: «Делай». Конечно, он ни хрена не сделает! Он даже провода паять не умеет, а тут система видеонаблюдения! Знаешь, что он в итоге делал?

– Не знаю и знать не хочу, – смотрю на стоящий у стенки капот.

– Ничего он не делал! НИ-ЧЕ-ГО! – подвёл черту Павел и рухнул в ладони лицом. – Это просто какой-то кошмар…

– Ты ещё не пробовал в одиночку откручивать двери, – киваю на оные от Passat’а, – ни с чем не сравнимый опыт. Становишься в такие позы, что никакой йоги не надо, а, если ещё крепёжный элемент заржавел…

– Так самое, что обидное, – как ни в чём не бывало продолжает Павел, – Димон получает на три тысячи больше, хотя работы выполняет в два раза меньше. И то вон, иногда мне приходится за него что-то делать!

– Ты всегда можешь отказаться, – он начинает меня нервировать. – Сказал: «Вам надо – вы делайте» и занимайся своими обязанностями. В чём проблема?

– В том, что меня могут уволить.

– И что теперь?

– Ничего, – Паха отвернулся.

Я посмотрел на него и понял, что разговаривать с ним бесполезно. Он как получил место в больнице, так и пустил там корни. Скоро он полы будет мыть, если того потребует старый мордоворот, или вообще в санитары запишется на пол ставки. «Государственное учреждение! Государственное учреждение!» Вечно он залезет в хомут, а потом ноет, когда его по горбине секут. Никто же не мешает принимать решения и что-то менять, но Павел этого никогда не делает. Зачем что-то менять, если можно поныть своему товарищу и смириться? «Всё не так плохо! Здесь на мне ездят, а зарплата небольшая, зато стабильность! Нина хоть и постоянно пилит, зато хорошо готовит и никогда не отказывает, женюсь!» Б-р-р-р, я мотаю головой. Чем дольше пытаешься вникнуть в логику добровольного рабства, тем сильнее питаешь к нему отвращение.

– Здоров, сталкеры, чего такие кислые? – спрашивает Миха. – Ого, ничего себе, ты его расковырять успел! – кореш оценивающе смотрит на Volkswagen и подходит к столу. – Я думал ты провозишься минимум дней пять.

– Как видишь, – шлёпаю ему краба, – справился гораздо быстрее. Сегодня хотел отдохнуть, но дома что-то совсем нечего было делать… Кстати, мне кузов попилить надо будет, поможешь?

– Само собой! Ты только скажи, когда.

– Думаю, завтра.

– Ну давай завтра, я всё равно ничем особо не занят, разве что нужно с документами пару вопросов решить, но это, надеюсь, будет недолго. Завтра, если что спишемся.

– Хорошо. В любом случае, это не к спеху, металлолом никуда не уедет.

– Правильно! Работа не волк, да и волк не работа, – усмехается Миша, что заставляет и меня улыбнуться.

– Парни, – влезает Павел, – у нас всё же есть одно важное дело. Точнее вопрос, который надо решить. Что будем делать с куском янтаря? Где он вообще?

– Здесь, – достаю из кармана «Аммонит» и кладу его на стол. – Что будем делать? Продавать, что ещё?

– И куда его продавать? – у Павла дёргается нога. – Кому? Это необычный кусок, такой на украшения не подходит. Я даже не знаю, что с ним можно сделать, кроме как отправить в какой-нибудь из музеев.

– Ага, и кто нам заплатит? У нас, если ты его в музей принесёшь, дай Бог, скажут спасибо и за просто так заберут, а могут в полицию сообщить, и будем потом лет пять на штрафы работать. Нужен другой вариант.

– Можно поискать коллекционеров, уверен любой из них захочет заполучить во владения столь уникальный предмет. Я проверял, никто в мире не находил янтарь с таким большим инклюзом! Ты подумай, какой будет спрос и какая цена!

– Только кто захочет платить эту цену? – впиваюсь глазами в Павла.

– Тот, кто захочет его купить, – он смотрит, не отворачиваясь.

– Товарищи, – Миха берёт «Янтарный аммонит» в руки, – тише. Давайте трезво оценим ситуацию. Точнее вы оцените, а я вас послушаю, сами знаете, не эксперт в янтарных делах.

– Что тут оценивать? Ситуация сложная, камень продать надо, а куда его продавать непонятно. Я даже не знаю, сколько он может стоить.

– Пишут, Немецкий Естественнонаучный музей платит огромные деньги за редкие ископаемые. Суммы варьируются от нескольких тысяч до нескольких миллионов евро.

– Замечательно! Только мы не в Европе!

– Я это к примеру, – обиделся Павел. – Короче говоря, стоит рассчитывать минимум на несколько миллионов рублей. Если выставить цену хотя бы в четыре, за три точно удастся продать.

Скрипнули ворота, и со стороны входа послышался противно знакомый голос:

– Кого вы тут собираетесь продавать?

– Машину, – ехидно ответил лейтенанту Миха, – эту, – кореш указал на кузов.

– Ты не паясничай, Бабочкин, тебе не к лицу. Как ты считаешь, Огнеборцев? Или тебе его идиотские шуточки нравятся?

– А где он шутил? – смотрю на Черёмухова, косясь на стол. «Янтарного аммонита» нет. – Мы действительно обсуждали продажу этого Volkswagen’а. Вам, кстати, не нужен? Не битый, не крашенный, почти на ходу.

– Умничать в участке будешь, – лейтенант навис над столом, – а сейчас лучше скажите, что вы делали вчера вечером? Снежков, давай ты скажешь. Ты явно умнее своих друзей.

– Товарищ лейтенант, – Миха поднялся и расправил плечи, – что вы себе позволяете? Это же беспредел! По какой причине вы унижаете меня и моего дорогого друга? Разве мы сделали что-то плохое? Отнюдь! Сидим в гараже высокопочтенного Игоря, – он, склоняясь, жестом представляет меня, – ведём культурные разговоры о насущном. В частности, о том, что делать с этим представителем VAG. Заметьте, мы даже трезвые.

– Очень хорошо, что вы трезвые, – объявляется капитан Сверепеев, – значит закончим быстро.

Мы переглянулись. Павел сложил руки на стол и опустил глаза. Я смотрю на представителей власти, склонив голову на бок, сгорая от нетерпения. Какого чёрта они сюда припёрлись?

– Уверен, вы уже знаете, что на Заостровском пляже был найден труп. Кому он принадлежал знаете? – мы дружно помотали головами. – Леониду Спичкину, человеку, активно промышлявшему незаконной добычей янтаря для последующей продажи. Это о чём-нибудь говорит?

– Нет, я такого даже не знаю, – кошусь на сверлящего меня взглядом Черёмухова.

– Что прям не знаешь? – произнёс он с вызывающим недоверием. – Ты же сам из любителей пособирать государственные ископаемые.

–Если я и ловил когда-то янтарь – не значит, что знаю всех, кто бы этим занимался.

– И всё-таки, «да» или «нет»? – снова задаёт вопрос Сверепеев.

– Никого я не знаю! – складываю руки на грудь. – Повторяю, с этим занятием я давно завязал. Ищите других для своих допросов, а нас трогать не надо, только зря наше время потратите.

– Мы сами решаем кого трогать, а кого нет, – капитан стоит неподвижно, – и, если мы к вам пришли, значит были на то причины. Ты ведь не продал свой сочок, да, Игорь? А ты, Павел?

– Кто их купит? Кризис в стране, – бросаю в ответ.

– А когда его не было? – плюётся Черёмухов. Смотрю на его ботинки и жалею, что он не попал.

– Заткнулись! – рявкает Сверепеев, Павел подпрыгивает на месте. – Вернёмся к делу. Что-нибудь про оторванную ногу знаете? – он смотрит то на меня, то на Павла. Оба молчим. – Повторяю вопрос: известно ЛИ вам что-нибудь про оторванную ногу?

– Какую ногу? – не понимаю, о чём он.

– В самом деле… – говорит Паха.

– Блин, пацаны, вы серьёзно не видели? – улыбается Миша, доставая из кармана смартфон. – Не видели? – с насмешкой переспрашивает он и показывает экран, транслирующий запись из группы «Новости Пионерского».

«Во время волонтёрской уборки Заостровского пляжа, организованной кандидатом в губернаторы Калининградской области, Владиславом Александровичем Ледниковым, была обнаружена нижняя конечность, принадлежащая человеку. Отделённую от тела ногу нашёл сын кандидата, Август Ледников…» – текст по большей части содержит описание того, как мужчины Ледниковых активно сотрудничали со следствием. Я взглянул на единственную фотографию, прикреплённую к записи, на ней изображён кандидат со своим сыном.

– Вы об этом? – спросил я. Капитан кивнул. – Как видите, только что узнал.

– Вижу, – говорит Сверепеев. – Как думаете, если установим личность хозяина, имеет смысл обратиться к вам? Может окажется, что кто-нибудь из вас его знал? – снова холодный взгляд падает то на меня, то на Павла.

– У меня знакомые ног не теряли, – смотрю Сверепееву в глаза, – и сами знакомые не терялись. Ничем помочь не смогу.

– Полагаю, ты тоже?

– Правильно полагаете, – ответил Паша. – В конце концов, мы не единственные, кого можно спросить.

– Знаем, что не единственные, – говорит лейтенант. – С вами, граждане, вообще дела иметь неприятно. Вы какие-то зажатые что ли… Несговорчивые.

– Ну вот и найди сговорчивых! – бросаю в щуплого выродка.

– Ха, да ты, видно, совсем забываешься, Огнеборцев, – Черёмухов подходит ближе. – Думаешь, самый умный? Или, если мы тебя с янтарём не ловили, значит не знаем, что ты его продаёшь? Все всё знают и всё понимают, просто тебя жалко, оттого никто и не трогает. ПОКА, – он тычет мне грудь пистолетом из пальцев. – Всё может в любой момент измениться.

Смотрю на урода в погонах, сжимая кулаки. Не зря говорят, в полицейские зачастую идут те, кому более остальных в рожи харкали, передо мной яркое тому доказательство. Черёмухова попускал в школе каждый, кому не лень. Класс восьмой, помню, идём с Михой в столовую, а из тёмного угла как раздастся визг, поворачиваю голову, а там этому дрищу-одиннадцатикласснику соски выкручивает двое девятиклассников, Виктор и Олежа. Потом встретились на следующей перемене, разговорились, и выяснилось, что пацаны в туалете курили, а Черёмухов сдал их завучу. Зачем? «Ну мы у него мелочь просили, а он нам её всегда отдавал, – пожал плечами Олежа». «Оказывается, ему это не нравилось и из-за якобы он не мог пообедать, – добавил Виктор. – Непонятно только, почему в таком случае он просто не говорил “нет”. Мы бы сразу отстали…» История, развеселившая нас тогда, пугает меня сейчас. Если так подумать, любой обиженный на жизнь человек можетпоступить в университет МВД, по окончанию которого у него будет в руках возможность отыграться на обидчиках. Правда, зачастую до обидчиков руки, вооружённые правосудием, не добираются, оттого атакуют тех, кто оказался в при делах их досягаемости, и здесь уже становится неважно обидчики это или нет. Смотрю на Сверепеева. Он противоположность своего подчинённого, тот редкий случай, когда человек пошёл в силовую структуру действительно, чтобы служить закону, однако, увы, его не пощадила профессиональная деформация. Как говорится, с волками жить – по волчьи выть…

– Товарищи полицейские, давайте жить дружно, – Михаил встаёт между мной и представителями закона.

– У друзей друг от друга секретов нет, – говорит Черёмухов.

– А у нас их и нет. Мы действительно знаем о трупах не больше вашего. Разве кто-нибудь из нас когда-нибудь обманывал вас, капитан?

– Обманывать не обманывали, – он обводит нашу компанию взглядом, – но недоговаривать вы любители. Впрочем, это уже дело другое. Пойдём, Женя, не будем здесь терять время, – Сверепеев направился к выходу. Остановившись на полпути, он обернулся и сказал: – Если по жмурам станет что-то известно – звоните.

– Само собой разумеется, – в знак прощания Михаил поднимает руку, я молча киваю, а Павел наконец поднимает глаза.

Оказавшись на улице, капитан Сверепеев отходит к служебной машине и подкуривает сигарету. Выйдя следом и не удосужившись закрыть за собой ворота, лейтенант Черёмухов спрашивает:

– Вы действительно считаете, они чистые?

– Да, – выдыхает горький дым Сверепеев. – К убийствам они не причастны и знать ничего не знают. В этом я могу быть уверен.

– А я, если честно, не очень. Какие-то эти ребята сегодня нервны, особенно этот… Снежков, сидел трясся, прятал глаза… Подозрительно как-то. Может они снова удачно съездили за янтарём? Как-то раз Павла остановил Муровьёв, так тот от страха еле права отыскал, Лев ещё мне потом говорил, чувствовал: нужен обыск, однако настроения проводить его не было. Так оказалось в этот день Снежков как раз ехал на сделку, имея при себе грамм триста крупных кусков!

– Черёмухов, – с раздражением говорит капитан, – у нас два трупа, от одного из которых найдена всего часть. Зацепок нет, – он жжёт подчинённого взглядом. – Какие к чёрту куски?! Ты вообще понимаешь, сколько у нас работы?

– Понимаю…

– Тогда почему я от тебя слышу про янтарь?! На свободе бродит убийца, о котором ничего не известно: ни личности, ни мотивов. Им может быть кто угодно, а всё, что имеется на руках – лишь догадки.

– Но вы сами говорили, что это скорее всего какая-нибудь банда янтарщиков устраняет своих конкурентов. Эти чем не подозреваемые? – лейтенант кивает в сторону гаража. – Тоже янтарщики, тоже ездят ночами на отдалённые пляжи с ультрафиолетовыми фонариками и сочками…

– Не их уровень, – обрывает его капитан. – Да и это всего лишь догадки, доказательств, что убийца кто-то из ловцов пока нет.

– Я бы в любом случае приглядывал за этими, уж слишком они мне кажутся подозрительными, – Черёмухов наблюдает за тем, как Игорь закрывает ворота.

– Какого хрена им было нужно? – возвращаюсь к парням. – Пришли, начали качать ни с того, ни с сего, будто у себя дома! И где янтарь?

– У меня, – Миха кладёт его на стол. – Я как рожи ментовские увидел, сразу его припрятал. Ещё бы чуть-чуть и всё, плакала наша находка в нагрудном кармане голубой рубашонки, прям у самого сердца её носителя, если таковое у него есть. Почему-то в этом я сомневаюсь…

– Не думал податься в философы? – спрашиваю кореша.

– Да как-то нет… Считаешь стоило бы? – улыбается он. Я пожимаю плечами.

– Ладно, нам надо что-то делать с находкой. Черти в погонах совсем развязались, они так могут и в квартиру зайти и перевернуть там всё. «Янтарный аммонит» необходимо спрятать.

– Предлагаю сделать это в районе Камня лжи, там точно никто рыскать не будет. Положим янтарь в коробочку и закопаем возле неприметного дерева.

– Хорошая мысль, – смотрю на Павла. – Что скажешь?

– Можно, – кивает Миха. – Только сфотографируйте его предварительно, чтобы было, что показать потенциальному покупателю.

– Сейчас этим займёмся, – я встаю за линейкой, – а как стемнеет поедем закапывать.

– …У нас один сослуживец был, который очень интересовался историей, – Миша пинает камень, – так вот он заключил, что вся история человечества – это американские горки. Мы медленно поднимаемся к благосостоянию, а потом стремительно катимся к варварству, и так постоянно, с той разницей, что каждый следующий бугор выше и следующая за ним впадина не так глубока. Поэтому-то мы и не ладили. Он считал, что нас ждёт светлое будущее, пусть и не без чёрно-белых полос, но всё же преимущественно светлое, а я считаю, что человечество вымрет раньше, чем хотя бы увидит свет. Наша культура на полной скорости несётся в тупик.

– Ты пессимист, – сказал Паха.

– В каком месте я пессимист? – удивился Миша. – Я самый жизнерадостный человек на планете! Если кто и пессимист – это ты.

– Я, между прочем, не говорил, что человечество скоро вымрет, потому что это абсурд. Если думать в этом ключе, то выходит жизнь вовсе бессмысленна, а всё, чем мы занимаемся бесполезно.

– И я такого не говорил! Ты коверкаешь мои слова! Я сказал, что человечество вымрет раньше, чем увидит светлое будущее, а не, что оно вымрет скоро. Наше поколение, да и десяток следующих, не застанет конца света, а значит он ещё далеко.

– Это не меняет сути.

– Почему же? – Михаил остался без ответа со стороны Павла. – Ладно, Игорь, – он хлопает меня по плечу, – рассуди нас.

– Я вас не слушал, – бросаю лишь бы не увязнуть в их разговоре.

– Игорь? – кореш догоняет меня, обгоняет и заглядывает в глаза, я останавливаюсь и смотрю на него. – Ты чего такой поникший?

– Не выспался, – признаюсь и двигаю дальше. – Постоянно вскакивал, считай, что не спал вовсе. Снился какой-то сюр.

– А поподробней?

– Да-й-й… – отмахиваюсь, – долго рассказывать, не хочу, – незачем – Давайте к этому, – указываю на дуб.

Миха дальше расспрашивать не стал. Мы подошли к дереву и, после непродолжительных споров на предмет пригодности места между корней, Павел начал копать. Вскоре ямка была готова, я погрузил в неё коробочку, и мы принялись её засыпать. По окончанию процесса Миша положил сверху веточку и сказал:

– Это для дополнительной маскировки, чтоб уж точно никто не нашёл.

8. Ненайденная работа

– Доброе утро, сынок, – мать садится за стол.

– Доброе, – размешиваю сахар в крепчайшем кофе. Угораздило же снова лечь в три часа ночи, знал же, что вставать в 7:30… Зеваю. Кажется, режим сна – это то, над чем я не властен, сколько бы не приводил его в норму, сколько бы силы воли не тратил, наступает тот день, когда режим падает, а я обретаю свободу смотреть и читать всё, что желаю столько, сколько хочу, за что потом расплачиваюсь недосыпом и сухими глазами. Уже третьи сутки говорю себе: «одну серию и спать», после чего смотрю их штук семь. Я и в Москве страдал от пристрастия к ночным свиданиям с художественными произведениями, однако почти никогда не засиживался с ними до часа, что уж говорить о трёх… Голова раскалывается. У отца зазвонил телефон. Рингтон ультразвуком колит барабанные перепонки, отчего мозги будто превращаются в жижу, состоящую из пренеприятной мелодии. Наконец он отвечает, и она затихает. Я могу выдохнуть. Пока отец разговаривает, пью кофе, надеясь, что он хоть немного поможет мне чувствовать себя лучше. Знаю, что зря надеюсь, ведь для моего организма этот напиток давно из стимулятора превратился в наркотик.

– Значит так, – пока я висел в полудрёме отец успел завершить разговор, – у меня в администрации появились кое какие дела, поэтому в избирательный штаб ты поедешь один, там встретишься с Ритой, она тебе всё покажет. Понял?

– Может, раз такое дело, я останусь дома и займусь учёбой, а уже завтра вместе съездим туда? Не хотелось бы потом просидеть за разборами кейсов все выходные.

– Всё успеешь, – режет отец. – Вернёшься домой и займёшься учёбой. К тому же, работа в избирательном штабе для тебя также является её частью.

– Да, только помимо неё у меня есть ещё куча дел, требующих внимание, и, к слову, Эдуард Валентинович точно не будет в восторге, если я ему отчитаюсь о выполнении присланных им заданий в воскресенье глубоко за полночь.

– Ничего не хочу слышать, – отец встал из-за стола, – ты мне сказал, что обо всём позаботился, значит, если понадобится посидеть в выходные за учебниками – посидишь за учебниками. Эдуард… Валентинович, уверен, поймёт и пойдёт навстречу. А ты пойми, что сейчас приоритетом для тебя должна быть карьера, а уже потом «куча дел». Я поехал, как встретишься с Ритой – дашь знать, – бросил и ушёл.

Мы остались вдвоём. Мать, не обращая внимание на происходящее, продолжала пить чай, она не сказала отцу ни «удачи», ни «счастливо», ни что-либо ещё, будто он просто вышел в соседнюю комнату и через мгновение вернётся. Послышался хлопок входной двери. Мать и на него не обратила внимание. До сих пор непривычно видеть её столь равнодушной по отношению к супругу, в котором она ещё несколько лет назад души не чаяла.

– Ты чего не поехала с ним? Вам же обоим в мэрию.

– Не хочу, вдруг Владу после работы понадобится куда-нибудь отлучиться, тогда мне придётся ехать домой на такси, а я этого не люблю, да и вдруг у меня какие планы появятся…

– Жаль, хотел попросить у тебя машину, на Сельму добираться общественным транспортом не слишком удобно.

– Там останавливается электричка.

– Да, но ближайшая только через полтора часа, а от станции ещё потом, судя по картам, минут пятнадцать идти до офиса. На машине всё ж было б удобней…

– Ничего страшного, прогуляешься – мать ставит точку.

– Ну да… ничего страшного, – повторяю за ней и делаю глоток остывшего кофе.

Всё же мать стала отстранённа не только по отношению к отцу, но и по отношению к жизни. В день встречи, она казалась абсолютно такой же, какой была несколько лет назад: жизнерадостной, энергичной, всегда открытой и искренней. Сейчас это будто тень того человека, мать холодна, неулыбчива и замкнута глубоко в себе. Раньше любой завтрак превращался в обсуждение грядущего дня и заканчивался теплейшими пожеланиями, после которых мы обнимались, а отца она целовала в щёчку. Конечно, чем старше я становился, тем меньше мне нравились подобные нежности. Дошло до того, что мы перестали обниматься вовсе, какое-то время это казалось мне естественным, ведь я рос и постепенно сепарировался от родителей, однако, когда я заметил, что и отца мать обнимать перестала, принятие сменилось удивлением и непониманием. После всё короче становились и разговоры, мама с затевала их с прежним задором, однако ни я, ни отец её рвения не разделяли, что, понимаю только сейчас, ранило её до глубины души, но она не сдавалась и продолжала попытки сохранить ту теплоту и искренность, что должна царить у семейного очага. К сожалению, силы конечны у всех. Восемнадцатилетним я сидел за столом в тишине, а по окончанию трапезы молча уходил в свою комнату, иногда раньше отца, иногда позже тем самым становясь свидетелем его молчаливого ухода.

– Мам, – попытка нарушить многолетнюю тишину, – почему я вообще должен этим всем заниматься? Почему я должен ехать в этот избирательный штаб, почему должен продолжать ненавистную мне учёбу, почему в конце концов должен вариться в политике?

Она смотрит на меня, затем опускает голубые глаза, снова смотрит на меня, складывает руки в замок и говорит:

– Потому что это твоя обязанность. Тебе нужно в этой жизни стать кем-то и политика – отличный путь…

– Но не я его выбирал, это сделали вы, а конкретно отец. Он настоял на том, чтобы я сдавал историю и обществознание, затем, чтобы подавал документы на политические направления, и даже решил за меня, что в МГУ буду учиться именно он. Я вообще терпеть не могу политику…

– Август, прекрати городить ерунду. Ты не знал, куда поступать после школы, отец помог тебе с определением, а дальше всё сделал ты сам, никто не мешал выбрать другое направление или другой институт. Всё было в твоих руках.

– Как же… то есть я могу остаться дома и заняться своими делами? – смотрю на мать, приложив кружку к щеке.

– Нет, сейчас ты поедешь в Калининград и будешь делать там то, о чём договорился с отцом, а после делай что хочешь.

– Но я ничего не хочу! – вырывается из подсознания.

– Значит этим и занимайся, но только после исполнения своих обязательств. Не забывай, что отец потратил огромное количество сил, денег и времени для того, чтобы ты мог сейчас иметь то, что имеешь. Пожалуйста, не подведи его.

– Что значит «не подведи»?

– То и значит, приложи все усилия к вашему общему делу, выполни своё обещание.

Ответить мне было нечего. Мать молча продолжила завтракать, а я, допив не бодрящий напиток, отправился в свою комнату. Лёжа на кровати, вставил в уши наушники, включил песню «Это пройдёт»[1] и уставился в потолок. Позже, когда веки самопроизвольно начали закрываться, я перевернулся на бок и взгляд забегал по интерьеру, останавливаясь то на переполненной книжной полке, то на плакате «Lumen», то на картине «Звёздная ночь»… Глаза всё же встретили темноту. Я вскакиваю на ноги и пулей отправляюсь в ванную комнату. Холодная вода помогает взбодриться, чищу зубы, ещё разок умываюсь и возвращаюсь в комнату, где на этот раз сажусь в компьютерное кресло. Послышался хлопок дверью, мать отправилась на работу. Откинувшись на спинку, капаю в глаза увлажняющего раствора и спустя пару секунд вроде бы окончательно прихожу в чувства.

Не хочу ехать в Калининград. Я не был там с тех пор, как поступил в университет, не приезжал специально, чтобы лишний раз не касаться воспоминаний о временах, безвозвратно ушедших. И вот сейчас мне придётся вернуться не просто в тот город, а в тот район, где я когда-то учился в гимназии. В восьмом классе к нам пришла Мария, которая как позже выяснилось, тоже жила в Пионерском. Да и, на самом деле, не только с ней у меня были тёплые отношения, местами компенсирующие растущий дефицит оных в семье. Мария, Демид, Мирон, Ася, пацаны с рукопашного боя, имена которых я давно позабыл, Коля, сосед по парте, столько людей тогда было рядом, а сколько ещё было неподалёку… Жаль, что ключевое слово здесь «было». После перехода в десятый класс многие исчезли из моей жизни, а после выпускного из школы к ним присоединились немногочисленные оставшиеся, в итоге какой-то период рядом не было никого. Знаю, во многом это моя вина, я перестал уделять внимание межличностным отношениям и растворился в учёбе, никогда не писал бывшим одноклассникам хотя бы для того, чтобы просто спросить, как дела или чем они занимаются, даже никого не поздравлял с праздниками, считая это чем-то ненужным. Думал, на развилке нужно забыть всех, разошедшихся по направлениям отличным от твоего. Дурацкая мысль. Много позже узнал, что тропинки имеют свойство пересекаться вновь.

Говорят, никогда не поздно что-то исправить. Сомнительное изречение, не под все ситуации подходящее, но может в моём случае смысл имеющее. Стоит ли написать кому-нибудь из старых друзей? Не без сомнений я захожу во Вконтакте. Онлайн лишь Мирон. Дата последних сообщений: 31.12.2020, он тогда мне отправил бесплатный подарок без какой-либо подписи – рогатую ёлку в новогодней шапочке. Я отправил в ответ такой же.

– [Привет] – пишу сейчас. На что я вообще надеюсь, чего хочу?

– [Привет] – практически сразу отвечает Мирон. – [Это ты?] [Тебя не взломали?]

– [Это я, меня не взломали] – не знаю, что сказать дальше. Неловко. Минут пятнадцать я сидел, уткнувшись головой в стол прежде, чем решился положить пальцы на сенсорную клавиатуру. – [Я вернулся в область и сейчас планирую поехать Калининград, в район ТЦ «Сельма». Как ты смотришь на то, чтобы встретиться, пообщаться? Понимаю, от меня не было ни слуху, ни духу, но всё же, вдруг есть желание поболтать, как в старые добрые.] – отправляю, и зрение тут же становится расфокусированным. Мирон печатает…

– [Да, всё нормально, всё понимаю, дела] [Что касается встречи…] [Ну я в Питере, этим всё сказано] – кучка смеющихся до слёз эмодзи. – [Поступил здесь в магистратуру на юридический] [Хорошо ВУЗ оплатил перелёт, иначе бы тоже остался в Калининграде] [А ты какими судьбами?]

– [Да… по семейным обстоятельствам] [А кто-нибудь из наших вообще здесь?]

– [Смотря кого ты считаешь нашими] – смайлик. – [Но, если серьёзно – нет] [Демид в Казани, Ася как и я в Санкт-Петербурге, Тимур и Карина ещё после мобилизации уехали за границу] [С остальными я мало общался, поэтому про них не знаю]

– [Понятно] – поникши, ответил я. – [А как у тебя обстановка?]

– [Нормально] [Вот сижу, разбираю уголовные дела] [Правда, сейчас я отвлёкся переслушать «Magic City»[2]], но это ладно] [Песня доиграет, пойду дальше в документах копаться] [У тебя как?]

– [Тоже нормально] [Скоро, как и говорил, поеду в Калининград] – ватным пальцем тычу по клавишам на экране.

– [Ну] [В таком случае, удачи тебе] – смайлик с розовыми щеками. – [Рад был списаться] [Надеюсь, когда-нибудь и до встречи дело дойдёт] – подмигивающий эмодзи.

– [Взаимно] – смайлик с розовыми щеками. – [Тоже на это надеюсь]

Мирон отметил последнее сообщение реакцией «Огонь», тем самым поставив точку в нашей непродолжительной переписке. Следовало ожидать, что я ни с кем не увижусь, да и хотел ли этого на самом деле до сих пор неизвестно, может быть да, а может и нет, одно знаю наверняка: в избирательный штаб я не хочу совсем.

По пути на вокзал мне не встретился ни один человек, и, кажется, если бы наушники оказались сняты, единственным, что уловил слух стала бы тишина, раз нарушенная проезжавшей по Калининградскому шоссе Audi. Город выглядит мёртвым. Впрочем, он для меня всегда был таким, независимо от присутствия на улицах людей, ведь среди них не бывало тех, кого я мог знать.

Навигатор привёл к нужному зданию. Лифт поднимает меня на восьмой этаж, где я, отыскав дверь с надписью «Народное объединение», кладу руку на кнопку звонка. Сразу нажать её не выходит, будто какая-то сила не даёт пальцу продавить белый прямоугольник внутрь, чтобы тот инициировал звуковой сигнал, обозначив моё прибытие. Из-за двери доносятся десятки голосов, образующих монотонный гул, слушая который, возникает желание снова надеть наушники, включить музыку и забыться в её звуковых волнах, однако невидимый защитник уходит, и палец давит на белую пластину. Раздаётся звенящий треск. Обсуждения за дверью не прекратились, будто никто кроме меня не услышал отвратительного звука, так резво режущего слух. Нажал на кнопку ещё раз. Даёт ли это Вселенная знак, что мне здесь нечего делать? Самое время развернуться, вызвать металлическую коробку и уехать вниз, чтобы, оказавшись на свежем воздухе пойти… Щёлкнул замок, и дверь распахнулась. На меня смотрит худощавый парень, лет восемнадцати на вид, одетый по всем правилам в белую рубашку и чёрные брюки.

– Доброе утро, – прячу руки за спину, – я Август Ледников, прибыл…

– Всё-всё-всё, можете не продолжать, я вас узнал, – улыбается парень и запускает меня в офис. – Сейчас позову Маргариту Валерьевну, а вы пока проходите, располагайтесь, вон, – указывает на диван. – Скоро вернусь, – он ушёл вглубь помещения.

Только я уселся на мягкий диван, как ко мне подошла женщина, ведомая встретившим, имя которого осталось неизвестным. Вскочив, хочу поздороваться, но она меня опережает:

– Здравствуй, Август, ничего, если будем на «ты»? – я киваю. – Замечательно, я Маргарита Валерьевна, руководитель избирательной кампании, для тебя просто Рита. Владислав Александрович предупреждал, что ты сегодня приедешь, и нужно будет тебе всё показать. Уверена, ты и так обо всём знаешь, но всё же давай быстренько проведу тебе небольшую экскурсию, и уже после приступишь к своим делам, хорошо?

– Хорошо, – снова киваю.

– Отлично, тогда за мной, – застучали Ритины каблуки. – Давай по порядку, здесь у нас пиар отдел, в принципе главный отдел, тут мы разрабатываем стратегии продвижения в социальных сетях, наполняем их контентом, комментариями, – добавила она игривым шёпотом, – следим за количеством лайков и в целом за тем, чтобы имя Владислава Александровича ассоциировалось у людей с положительными качествами: честностью, обязательностью… ну и так далее, уверена, и без меня понимаешь. В этом отделе, – Рита показывает другую комнату, – мы договариваемся о встречах, показах на телевидении и, конечно, об оказании помощи тем или иным некоммерческим организациям.

– По сути тоже пиар, лишь с небольшой оговоркой.

– Совершенно верно, – Рита слегка улыбается. – Если уж говорить совсем честно, то всё, чем мы занимаемся – это пиар, просто каждый отдел отвечает за отдельную его часть. Здесь, кстати, сидят ответственные за организацию выездных мероприятий. В принципе, я показала всё. Естественно, у каждого отдела своя иерархия, свой руководитель, но об этом рассказывать не вижу смысла, тебе проще со всеми самому познакомиться. Разберёшься.

– Да, разберусь. В таком случае, я могу приступить к работе?

– Разумеется.

– Ам… – жду дальнейших указаний, но их всё не поступает. – И что мне делать?

– Что посчитаешь нужным, – говорит Рита. – Ты сам себе начальник, поэтому можешь присоединиться к любому отделу или работать со всеми сразу, как тебе больше нравится.

–Так просто? – недоумеваю. – Я думал вы мне дадите задание или определите в какой-нибудь из отделов, где требуется лишняя голова.

– Август, мы же договорились на «ты».

– Прошу меня извинить. И всё-таки, я не до конца понимаю, что мне тут делать, – в прямом и переносном смысле.

– Повторяю, делай то, что посчитаешь нужным, хочешь иди к интернет-пирщикам, хочешь к ребятам, занимающимся переговорами, в общем, найди то, что тебе по душе. У каждого отдела работа отлажена, поэтому абсолютно без разницы в какой именно ты пойдешь, в любом случае ничего не сломаешь. Стало понятней?

– Более чем, – смотрю на ребят, рассаженных хаотично по самой большой комнате.

– Вот и славненько, тогда я возвращаюсь к работе. Если возникнут трудности – обращайся.

Рита ещё раз улыбнулась и ушла к себе в кабинет, я остался стоять посреди помещения, в нерешительности пытаясь выбрать к кому прибиться. Из всех вариантов не нравится ни один. Отписавшись отцу о прибытии на место и прохождения первичного инструктажа, я отправился к отделу раскрутки кандидатуры Ледникова старшего в социальных сетях. Оказавшись в компании ребят, примерно одного со мной возраста, я сел на свободный стул и принялся ждать. Через некоторое время ко мне подошёл мужчина, как позже выяснилось, глава отдела, и поинтересовался, что я тут делаю. Назвался и сказал, что прибыл работать.

– Август Ледников, значит… как же я вас не узнал… – мужчина поглаживает подбородок. – Хорошо. Меня зовут Роман Степанович, я здесь главный. Смотрите, у нас всё схвачено и продумано, ребята между собой распределили обязанности, поэтому даже не знаю, куда вас можно пристроить… Вы же, по-моему, тоже занимаетесь личной страницей своего отца, нет?

– Занимаюсь, пишу посты и выкладываю истории.

– Да-да, видел-видел – сказал Роман Степанович и снова взялся за подбородок, – в таком случае даже не знаю, что вам предложить. У нас есть ребята, занимающиеся постами так что… В общем, поговорите с ними и, если уступят, присоединяйтесь или можете пойти к Коле, он выдаст мобильник, с которого будете писать комментарии. Одним словом: разберётесь.

Я снова оказался перед выбором, но на этот раз шириной всего в два варианта. Подхожу к парням, во всю обсуждающим пост, посвящённый размышлениям «отца» о развитии туризма в Калининградской области, и молча усаживаюсь рядом. На меня не обратили внимание, а я и не желал его привлекать. Отец хотел, чтобы я сегодня был в избирательном штабе, но не говорил, что мне здесь нужно делать, поэтому в моих руках оказался личный смартфон с запущенным приложением Telegram. Минут сорок я просидел, читая обо всём, что постилось в имеющихся каналах, начиная с новостей, заканчивая теориями заговора, в любом случае это было гораздо интересней, чем сочинять очередную ложь. В один момент парни меня заметили и у нас завязался непродолжительный разговор, в ходе которого я предложил свою помощь, на что они ответили неявным отказом. Навязываться не стал. Все вернулись к своим делам: пиарщики к размышлению над размышлениями, я к чтению постов из Telegram-каналов.

Какой смысл тут сидеть, если всё, чем я занимаюсь – трачу время на какую-то ерунду? Эта мысль побудила убрать смартфон и покинуть место создания интернет-образа Владислава Александровича. Я направился к отделу переговоров.

На новом месте без изменений. Я также молча сел подле работников, а те также до поры до времени игнорировали моё присутствие, затем заметили и после непродолжительной беседы оставили в стороне. «К телефонам вас подпустить не можем, понимаете сами…» – сказал старший. Я отошёл к окошку. Внизу люди торопились по своим делам, кто пешком, кто на машине. Чуть подальше виднелся громадный торговый комплекс «Сельма» и некогда моя гимназия, оба места друг от друга неотрывны, скреплены едиными воспоминаниями, ни одного учебного дня не проходило без похода дружной компанией к гипермаркету за едой или просто, чтобы развлечься. Даже бегали туда на большой перемене поиграть в автомат с игрушками, тогда мне так ничего и не удалось вытянуть, однако на моих глазах в руки Демида попал плюшевый жук, размером с его голову, если не больше. После я ещё много раз слышал, как кто-нибудь вытягивал какую-нибудь интересность, однако никогда более не становился свидетелем такого события, хотя точно знаю, их ещё было много. Игрушки, которые мне нравились, всё время кем-то вытягивались до того, как я возвращался к автомату с деньгами и чёткой целью заполучить приз. Ниточка воспоминаний оборвалась ножницами повышенного голоса. Кто-то на том конце провода, видимо, не понимал, что от него хотят, и чтобы это исправить человек на этом конце не придумал ничего лучше, кроме как членораздельно выкрикивать каждое слово.

Оказавшись в коридор, я столкнулся с Ритой, неспешно идущей в сторону своего кабинета. Она остановилась и поинтересовалась, всё ли у меня хорошо. Я ответил, что да.

– И чем же ты решил заниматься? – спросила заведующая штабом.

– Ну… – я замялся, – всем понемногу. Везде места заняты, а отбирать у кого-то работу мне совесть не позволяет, поэтому всё, что мне остаётся – наблюдать за процессом, – пожимаю плечами и улыбаюсь. Вроде выкрутился.

– Да-а-а… работа и правда распределена, все при деле, – озадачилась Рита. – В любом случае, можешь остаться и наблюдать или… если у тебя есть свои планы, можешь идти. Не думаю, что для тебя найдётся занятие интересней.

– То есть ты меня отпускаешь?

– Я же говорила, ты сам себе начальник, – у Риты зазвонил телефон. – Теперь извини, мне надо бежать, – глянув на экран, сказала она.

А мне что делать? Вот уж вопрос, которым чем чаще задаюсь, тем чаще понимаю, что ничего не знаю. Поворачиваюсь к входной двери. И в самом деле, моё присутствие здесь вовсе не обязательно, да и кому оно нужно? Точно не мне и не Рите. Наверное, и правда лучше сходить куда-нибудь погулять или поехать домой, заняться учёбой, а вечер убить за просмотром сериала. С другой стороны, отец точно будет не в восторге от того, что я ушёл отсюда так рано, однако узнает ли он… Оглядываюсь на кабинет Риты. Скорее всего узнает, не думаю, что Маргарита Валерьевна будет меня покрывать, рискуя к себе доверием и рабочим местом. Ей это незачем. Скажет всё как есть, что встретила, показала офис и оставила в свободном плавании выбирать себе занятие по душе, а я уплыл в неизвестном направлении, вместо того, чтобы… Да к чёрту! Если хорошо подумать, отец не говорил сколько должной быть потрачено времени на «работу» в избирательном штабе. Снова поворачиваюсь к выходу, в голове не осталось сомнений, это единственная дверь, которую я хочу открыть. В последний раз окидываю взглядом офис и ухожу.

[1] «Это пройдёт» – песня рок-группы «Порнофильмы».

[2] «Magic City» – альбом рэп-группы ЛСП.

9. Цена спокойствия

Дорблю, почёсывая плешивую голову, рассматривает фотографии, я стою рядом в ожидании вердикта. Барыга никуда не торопится. В контейнере-магазине стоит едкий запах, в честь которого его владелец и получил своё прозвище. От зловонья не спасают даже повсюду развешанные освежители воздуха, они, напротив, добавляют сладкие нотки в смрад помещения, отчего он становится ещё более отвратительным.

– Пятьсот тысяч, – наконец сказал Дорблю и протянул мне смартфон.

– Чего? – мои глаза округлились.

– Рублей, – сверкнул золотым зубом барыга. – Пятьсот тысяч рублей – сумма, которую я могу предложить за камень. Предварительная, конечно. Окончательную назову, когда смогу взглянуть на него собственными глазами, если всё хорошо – дам столько, сколько сказал, а если всё-таки что-то не так – цена будет снижена, сам понимаешь. Ну, что, привезёшь?

– За пятьсот тысяч? – впился в него глазами. – Да этот кусок стоит гораздо дороже! Посмотри какой инклюз, таких ещё никто не вылавливал! За него можно просить несколько миллионов минимум.

– А кто тебе заплатит такие деньги? – Дорблю усмехается. – Я тебе предлагаю сегодня же привезти товар и получить, что тебе причитается, – он кладёт руку мне на плечо, – наличными сразу в руки. Где ты найдёшь покупателя, который даст тебе больше? Правильно, нигде. А я предлагаю быструю и главное, выгодную сделку.

– Кому выгодную, тебе? Не пытайся меня обмануть! Мы оба знаем, что пятьсот тысяч за такую находку – это смешно! – скидываю его руку с плеча. – Так что давай разговаривать конструктивно.

– Давай! Давай, почему нет? Конструктивно тебе объясняю: дороже ты своё добро никому не сбагришь, никто у тебя его за миллионы не купит, пойми наконец! Не спорю, оно таких денег стоит, но, чтобы их получить придётся так задницей рисковать, что тебе и не снилось, и поверь, далеко не факт, что камень удастся быстро продать. Знаешь сколько времени уйдёт на поиск клиента? То-то же! Давай ты не будешь искать себе приключений ради нескольких лишних тысяч, иначе можешь влезть в дела, которые не потянешь. Продай камень и спи спокойно!

– Ага, ещё чего? Я тебя хорошо знаю…

– И я тебя хорошо знаю, – перебил Дорблю, – и знаю, что никому дороже ты его не продаёшь, – всё твердит он. – Ну нет у тебя таких связей, нет! Ты можешь отнести его кому-нибудь ещё, пожалуйста, только больше меня тебе никто не заплатит, и вряд ли кто-то вообще захочет с таким янтарём дело иметь.

– Здесь магазин «Рыболовство»? – спрашивает заглянувший мужчина и, увидев удочки, понял, что пришёл куда надо. Дорблю сразу же подлетает к забредшему покупателю, лыбясь во всё лицо. Я стою в стороне, не сводя глаз с барыги, старательно чешущего языком во имя собственной прибыли, которую он так непринуждённо привык обзывать «выгодой». Не спорю, зачастую Дорблю предлагает действительно большие деньги за найденные камни и янтарную крошку, но с ним нужно быть начеку, особенно, если приносишь нечто необычное, вроде «Янтарного аммонита» или белого янтаря. При мне как-то раз барыга выкупил кусок такого практически за бесценок у незнакомых, видно, неопытных ловцов. Пришлось помалкивать, чтобы не попортить отношения с этим уродом, да и лишний раз не хотелось светить осведомлённостью в делах, связанных с незаконным оборотом полезных ископаемых. Мутишь – мути тихо.

– Ещё раз спасибо, – говорит мужик, упаковывая новоприобретённую удочку, – не зря мне советовали это место.

– Всегда пожалуйста, – Дорблю провожает его к выходу. – Если ещё что понадобится – вы знаете, где меня искать. Подскажу, подберу, помогу, одним словом.

Дверь закрывается, улыбка с лица хозяина падает, он поворачивается ко мне и спрашивает:

– Что надумал?

Смотрю на его жабью рожу, и кулаки сами собой сжимаются, не будь он мне сейчас нужен один из них точно отправил бы в полёт к его челюсти. Можно вечно смотреть на жадного торгаша, представляя, как раскрошишь ему лицевые кости, однако передо мной стоит иная задача: договориться с ним, не оставшись в дураках. Для этого приходится шевелить мозгами в другую сторону. Я, кажется, понял в какую:

– Вот что: давай ты найдёшь покупателя и договоришься о сделке, потом вместе её провернём, десять процентов с продажи твои, – сверлю взглядом его жадные глаза. – Уверен, десять процентов больше пятисот тысяч.

– Десять процентов? – усмехается барыга. – Пятьдесят минимум! Ты, кажется, конструктивного разговора хотел, а несёшь какую-то околесицу.

– Не забыл, что «Янтарный аммонит» нашёл я?

– А ничего, что ты предлагаешь мне выполнить большую часть работы? Найти клиента, договориться о встрече, проследить, чтобы всё прошло без сучка и задоринки, – он гнёт пальцы, – а всё, что ты сделал – постоял в море с сочком. Семьдесят процентов, и я в деле, – Дорблю протянул волосатую руку.

– Двадцать максимум, – стою на своём. – Не думай, что ты единственный, кому можно предложить это дело, у меня ещё есть контакты. Не ты – так кто-то другой.

– Интересно кто же? Хорошо, шестьдесят пять процентов, это моё последнее слово. Не устраивает – ищи другого партнёра, только знай, идиотов согласных работать на двадцать процентов ты не найдёшь!

– Двадцать пять процентов – последнее предложение, – тяну руку. – Нет – ухожу.

– Всего хорошего, – Дорблю усаживается за прилавком.

Хлопаю дверью. Столько лет работали с этим уродом, и в самый ответственный момент он выкидывает такое! Понимаю, торговец нелегальщиной, тоже хочет получить прибыль, тоже рискует, но у всего должна быть грань! Стоявшая неподалёку банка «Tornado» пинком отправилась в воздух. И что теперь делать? Есть ещё пара контактов, но… Твою мать, этот при всех недостатках был лучшим! Возвращаться тоже не вариант, подумает, что мне идти не к кому, да и ради чего, ради десяти процентов на троих? Смешно же! Какая блесна ему в палец воткнулась? Зато теперь я знаю, что «Янтарный аммонит» действительно стоит несколько миллионов, не меньше, и его вполне реально продать, иначе бы Дорблю с ходу не предложил пятьсот тысяч. Условно, если взять эту сумму за одну десятую от цены янтаря, получается пять миллионов – минимальная стоимость найденного сокровищу. Продав кусок за такие деньги, со своей доли я с лёгкостью оплачу маме операцию и навсегда избавлю её от проблем с сердцем, раз никто другой этого сделать не может. Нужно связаться со всеми, кто так или иначе может посодействовать в поиске покупателя.

– Алло, – послышалось из динамика.

– Здоров, Паха, – отхожу от магазина. – Дело дрянь, Дорблю выдвинул слишком невыгодные условия, поэтому с ним сотрудничать мы не сможем. Предложил всего пятьсот тысяч или десять процентов с продажи, что, мне кажется, значит одно и тоже.

– Я почему-то сразу думал, что так и получится, ты ж его знаешь.

– Конечно знаю… чтоб ему нос сломали, – через плечо поглядываю на контейнер с вывеской «Рыболовство». – Ладно, не важно, как у тебя дела?

– Пока тишина, написал Жилу и Ромычу, но никто из них не ответил, есть у меня ещё несколько человек на примете, может они чем смогут помочь.

– Хорошо, я тоже кого смогу поспрашиваю.

– Только смотри, не привлеки лишнего внимания, а то будут у нас потом неприятности.

– Всё будет нормально, у меня люди проверенные, неоднократно с ними сотрудничал, никаких проблем не было, к тому же, они не такие жадные, как этот урод с удочками, в общем ты меня понял.

– Ага. Всё, мне пора за работу, сконнектимся позже.

– Давай, – сказал я и положил трубку.

10. Встреча

Торговый комплекс «Сельма». Не представляю, что хочу здесь найти, даже не знаю ищу ли что-либо. Скорее всего я пришёл сюда с целью ещё глубже уйти в ностальгию, погрузиться в неё с головой и забыть об ужасе, пережитом в офисе, принадлежащем «Народному объединению». Так голова ещё не кипела. Столько разговоров ни о чём, сочащихся пси-излучением через барьер информационного мусора по слуховым каналам в медленно выжигаемый мозг. И раньше приходилось терпеть своё участие в подобных делах, будь то практика или проектные работы, однако настолько сильной антипатии по отношению к объекту деятельности не было ещё никогда. Присутствуй сейчас рядом Марк пренепременно одолжил бы у него HQD-шку.

Присев на длинный пуфик, опускаю лицо в ладони, четырёхчасовой сон даёт о себе знать, повиснув гирей на шее. Сложив руки у живота, кладу голову на колени и, досчитав до десяти, резко вскакиваю на ноги. Следует восполнить запас кофеина в крови. Неподалёку есть «Konigsbacker», где это можно сделать, но сейчас я туда не пойду, как не ходил никогда раньше. Мой путь лежит в «Пятёрочку», где хочу найти энергетический напиток «Tornado storm», какой пил ещё в седьмом классе.

Здесь вообще есть то, что мне надо? Обошёл уже несколько палаток, запчастей для моей магнитолы ни у кого нет, а новая стоит каких-то неадекватных денег! С музыкой в последнее время стало ну совсем уж всё плохо, что-то перестали выпускать, что-то перестали ввозить, а что-то даже запретить умудрились, по какому-то дебильному поводу. Ничего не остаётся, кроме как пытаться реинкарнировать имеющееся. Кажется, скоро вернутся времена, когда ради магнитол имело смысл вскрывать машину, а владельцам самих магнитол, на всякий случай, снимать их, забирать домой и прятать от лишних глаз. А что потом? Колёса начнут скручивать и бензин сливать? Смешно, конечно, звучит, но и самый дешёвый мафон за десятку тоже раньше казался шуткой. Я с ума сойду, возвращаясь домой в тишине!

Как и ожидалось, «Tornado storm» совсем не тот, что был раньше. Прогуливаясь вдоль магазинчиков, смакую те немногие знакомые нотки, сохранившиеся во вкусе энергетического напитке. И вновь у меня нет цели, из-за чего путь сменился пустыми скитаниями по торговому центру, первый этаж которого от начала и до конца я успел пройти ещё когда был озадачен поисками источника кофеина. Места некогда знакомых магазинчиков заняты новыми, а ветрины некоторых вовсе закрыты чёрными рольставнями. Некогда приносивший море положительных эмоций аппарат с игрушками убран, на его месте стоит банкомат с наклеенной на стекло надписью: «Не работает». Внутри, если присмотреться, не осталось практически ничего из того, что когда-то было неотъемлемой частью моей картинки внешнего мира, всё либо куда-то делось, либо чем-то заменено, и с этим крайне тяжело свыкнуться, поскольку в голове ещё пытается сохраниться образ того, каким помещение было раньше, но он крайне болезненно выскабливается новыми вывесками и закрывшимися дверями. В который раз убеждаюсь, что, если с местом ассоциируются хорошие воспоминания – в него ни в коем случае нельзя возвращаться, ведь вместо свидания с давно минувшими событиями там зачастую поджидает лишь разочарование в настоящем.

Зря только время потратил. Местом передышки становится лавочка возле Авторынка, достаю смартфон и захожу на «Авито». Как я и думал, цены на магнитолы начинаются от десяти тысяч, и объявлений с запчастями для моей модели нет. Дело дрянь. Приходит сообщение от парня, с которым ещё утром договорился о встрече, пишет, что через пятнадцать минут будет у «Сельмы». Я и забыл про него. Пока есть время дойду до машины, приготовлю детали, если заберёт все – пять тысяч в кармане, хоть что-то за день хорошее. Ещё нужно за интернет заплатить, купить маме таблетки, зайти за продуктами…

Время нещадно уходит, забирая с собой всё, что человек удержать не в силах. Оно в принципе никому не подвластно, мы лишь можем распоряжаться его потоком, растрачивая отведённое нам на те или иные дела. Ещё не было существа, способного путешествовать из настоящего в прошлое или будущее. Многие писатели-фантасты понимают, что подобные перемещения невозможны, а любые попытки их описать неизбежно приводят к замкнутому кругу рассыпающейся логики: если человек прилетел в прошлое и что-то исправил – его настоящее изменилось до неузнаваемости, в таком случае этот человек никогда не рождался, а следовательно не отправлялся исправлять прошлое, следовательно настоящее остаётся таким же, как до изменений, откуда человек отправляется в прошлое, чтобы… Совокупность сих фактов делает время ценнейшим ресурсом, восполнить запасы которого не позволяют физические законы вселенной. И на что я трачу этот ресурс? Даже не на бессмысленную гонку за признанием незнакомых людей или деньгами. Но, если не такая банальность, что же я делаю? Будто моё время и не принадлежит мне, а присвоено кем-то, кому своего категорически не хватает.

Банка опустошена, а я так ничего и не почувствовал. На улице по-прежнему пасмурно, небо затянуто серыми облаками, и, кажется, вот-вот пойдёт дождь, хотя по прогнозу его быть не должно. Типичная погода Калининградской области. Не удивлюсь, если по асфальту вскоре забарабанят капли, а обещанного солнца мы так и не дождёмся.

Рассматривая всевозможные магазинчики и палатки, я добрался до павильонов с фастфудом, куда мы ходили после уроков. Тёплый лучик упал на шершавый асфальт. Здесь, среди множества опущенных рольставней, открыта дверь «Best шавы», любимого заведения тех лет. Оно всегда казалось невзрачным в сравнении с конкурентами, особенно с носителями логотипов известных местечковых сетей кафе быстрого питания, одно время у «Best шавы» не было даже порядочной вывески, её роль играл нарисованный от руки плакат, вывешенный на одно из окон крошечного помещения. Долгое время мы игнорировали это место, отдавая предпочтение проверенным соседям. Всё изменилось, когда мы с Демидом решили потратить большую перемену не на гипермаркет, а на поиск нормальной еды. В местах, обычно посещаемых нами, всегда была очередь и, чтобы не опоздать на уроки, было принято решение зайти в маленькую неизвестную забегаловку. Одно из лучших решений в жизни. С тех пор она стала нашим любимым местом для приёма пищи, коротания времени и просто дружеских посиделок. Приятно видеть, что теперь «Best шава» занимает крупнейшее помещение из возможных.

Хоть и не особо голоден, всё же захожу внутрь и, поздоровавшись с поварами-кассирами, бега. глазами по изменившемуся, но сохранившему старые позиции, меню. Аппетит подобрался на строчке: «Шава по-настоящему» и с каждой следующей лишь усиливался. Здесь так много всего, что невозможно остановиться на чём-то конкретном, я раз двадцать прочёл все наименования блюд, однако дойдя до конца списка вновь возвращаюсь к его началу.

– Выбрали? – с акцентом спрашивает мужчина.

– Нет, пока думаю.

Деньги в кармане. Хорошо, что он не стал торговаться, видно, адекватный мужик. Растёкшись по водительскому креслу, звоню Сэму, он трубку не берёт, перезваниваю, по-прежнему тишина. Живот в очередной раз напомнил о пропущенном завтраке урчащим звуком, сопровождая его кислотной изжогой. Неподалёку есть хорошая шаурмичная, поем, подожду, может Сэм всё же перезвонит, если нет – отправлюсь домой, в Калининграде мне больше нечего делать. Закрываю Сотку и направляюсь к ближайшей забегаловке. Открываю дверь, и глаз радуется: нет очереди, в помещении всего один посетитель, чьё внимание погружено в изучение здешних видов шаурмы, заказывать парниша явно не торопится. Уверен, он не будет против, если пройду перед ним. Приблизившись к кассе, боковым зрением скольжу по нерасторопному пацану, которым, оказывается, тот самый сын кандидата в губернаторы, чьё лицо врезалось в память с новостью о выброшенной на берег ноге. Что он вообще здесь забыл? Я думал такие как он питаются только в элитных ресторанах и подобные места вроде кафешек с фастфудом обходят за километр. Косясь рассматривая мажора, случайно сталкиваюсь с ним взглядом, он тут же возвращает его на меню, а я поворачиваюсь к кассиру и говорю:

– Одну классическую шаурму, пожалуйста.

– 350 рублей, – говорит мужичок, пикая кнопками терминала.

– 350 рублей? – повторил я. – Ну ладно, с пятитысячной сдача будет?

– Нет, посмотрите мельче, пожалуйста.

– Нет мельче, давайте картой, – сую руку в карман и нащупываю там плоское пластиковое изделие.

– Нет карты, только перевод, – говорит кассир и протягивает картонку с номером телефона. – Как переведёте покажите, что перевели.

Выругавшись, достаю смартфон и открываю приложение банка.

– Оказывается, у меня на карте только 278 рублей, давайте всё-таки за наличку, – кладу на монетницу рыжую купюру.

– У нас нет сдачи. Сходите разменяйте и приходите с деньгами помельче.

– Хорошо, давайте вы начнёте готовить, а я пока схожу разменяю.

– Нет, извините, готовим только после оплаты.

– Вы издеваетесь?! – таращусь на узкоглазого. – Неужели так сложно сейчас принять заказ и приступить к его готовке? Вы же видели, что у меня есть деньги, я никуда не уйду, здесь кроме вас негде перекусить, так почему нет?

– Правила…

И в самом деле, что мешает им принять заказ? Наблюдаю за спором парня и уже двух поваров-кассиров, повторяющих, что они не могут начать готовить до получения оплаты. С одной стороны правильно, а с другой это в некоторой степени усложняет жизнь обоим участникам сделки по обмену калорий на деньги. Клиент, видно, в ней заинтересован и уж точно не собирается исчезнуть после заказа. Конечно, правила служат безопасности и комфорту жизни людей, однако сейчас я наблюдаю за тем, как эти правила во имя безопасности приносят в жертву комфорт, чего не должно быть. Парень пытается объяснить работникам то же самое, только своим, весьма своеобразным языком. Имеет ли смысл вмешаться? Я же имею возможность исправить ситуацию, и все останутся довольны, для этого нужно лишь проявить инициативу и предложить помощь.

– Короче, всё с вами ясно! Хотите терять посетителей – теряйте, – парень кладёт купюру в карман. – Никогда больше к вам не приду!

– Извините, но мы ничего не можем сделать, – говорит один из поваров-кассиров. – Разменяйте и приходите.

– Нет уж, спасибо, – он собирается уходить.

– Подождите, – останавливаю его. – Давайте я за вас оплачу, а вы попозже мне отдадите? – спрашиваю я, глядя на недоумевающего незнакомца.

– Ну давай, – он складывает руки на грудь. – классическую шаурму, – обращается он к работникам.

– Две, – показываю рогатку из пальцев.

Так соприкоснулись представители двух разных миров. Игорь и Август молча стояли в помещении, наблюдая за поварами и изредка посматривая друг на друга, первый не спешил идти разменивать деньги, а второй не слишком его торопил. Оба, кажется, были в смятении. Первым нарушил тишину Игорь:

– Ты же Ледников, верно?

– Верно, меня зовут Август, – он неуверенно протянул руку.

– Игорь, – пожал её собеседник.

– Приятно познакомиться, – сказал Август, не чуть не преувеличивая.

– Значит, ты занимаешься всякой предвыборной ерундой? – спрашивает Игорь, как только первые границы пали.

– Да, – кивает Август, – по-другому это и не назвать.

– Не нравится? – усмехается Игорь.

– Не то слово… – со всей искренностью выдаёт Август.

Вновь единственными звуками помещения остаются разговоры поваров-кассиров и шипение готовящейся еды. «Зачем я вообще так открыто сказал о своём роде деятельности? – подумал молодой Ледников. – Лить откровенности на человека, с которым знакомы менее десяти минут – явно плохая идея. Кого вообще могут волновать мои проблемы? Да никого ведь…» «Неожиданно, – звучит в голове Игоря. – Я совсем не таким его себе представлял, думал, он будет высокомерным уродом, как большинство детишек богатых родителей, а всё оказалось совсем не так. Вон, предложил помощь, руку даже сам протянул…» Август успокоился и простил себе спонтанный всплеск откровенности, взяв за оправдание проявленный интерес со стороны нового знакомого. Под тяжестью неловкой паузы голова Ледникова склонилась над смартфоном с открытым приложением Telegram, Игорь же настолько глубоко ушёл в несвойственные ему размышления, что едва ли вообще обращал внимание на обстановку вокруг.

– Две шаурмы классические, – на прилавок ложится пакет. Август берёт его и протягивает Игорю. Огнеборцев, посмотрев на своего спасителя, спрашивает:

– Ты случайно не в Пионерском живёшь?

– В пионерском, – говорит Ледников.

– Я тоже, – в голове Игоря рождается план. – Давай подвезу до дома, а ты мне простишь 350 рублей?

– Можно, – без задней мысли соглашается Август, лишь после вспомнив об избирательном штабе.

– Отлично, – Игорь забрал пакет, – тогда поедим в машине и отправимся в путь. Смотри ничего не заляпай, понял?

– Понял, – Август пошёл за Игорем, не задавая лишних вопросов ни ему, ни себе.

11. Разговоров извилистая дорога

Обед прошёл в тишине, парням было не до разговоров: Игорь спешно утолял голод, обдумывая план на оставшийся день, Август, смакуя каждый кусок, утопал в слюнях ностальгии. «Вкус будто с тех пор ни капли не изменился, – Ледников смотрит на бумажный пакет, – только цена на треть выросла, что, пожалуй, небольшая плата за возможность наслаждаться некогда полюбившимся блюдом уличной кухни». Услышав его суждение, Игорь точно не согласился бы с ним, поскольку разница между 350 рублями и 250, по его мнению, вполне существенна. «Вместо шаурмы и банки энергетика теперь просто шаурма, да ещё и весом не в 300, а в 250 грамм, – Огнеборцев поглаживает руль. – Хорошо хоть, не я за неё заплатил». Водитель, краем глаза подметив, что пассажир ещё не закончил трапезу, чтобы не сидеть без дела, решил вызвонить Михаила, который по причине того, что играл в Shadow fight 2 ответил практически сразу.

– Здоров, Миха, говорить можешь?

– Здорова, человек, из-за которого пришлось приостановить бой, – доносится из динамика. – Сейчас, поставлю на громкую… Да, могу говорить, что такое?

– Я по поводу кузова, сегодня распилить сможем?

Август невольно повернулся к говорящему.

– Сможем, в принципе, у меня планов нет, – Миха бьёт по врагу мечами-бабочками. – Позвони, как будешь готов – сделаем. Кстати, как там, с нашим вопросом?

– Давай об этом потом, – Игорь поглядывает на рассматривающего торпедо Августа.

– Вас понял. Тогда до связи, – в противника полетел чакрам.

К завершению разговора Август расправляется с шаурмой. Игорь спрашивает: «Помчали?» На что вопрошаемый кивком отвечает: «Угу». Ключ провернулся, и Audi аккуратно тронулась с места, Игорь выгнал её с парковки, после чего Сотка, оказавшись на ровной дороге, стремительно набирала скорость. Рёв старого мотора вгоняет водителя в тоску. «Есть лишь прямая дорога и этот гул, – пальцы Игоря скачут по кнопкам магнитолы. – Бесполезно, наивно было рассчитывать, что мафон починится сама собой, хоть такое пару раз и случалось. Надо было браться за ремонт ещё в самом начале, когда только заметил, что он стал плохо работать, ехали бы сейчас с музыкой…» Игорь смотрит на попутчика, тот отвернулся к боковому окну. «Надеюсь, дома никого не застану, – глаза Августа сами собой закрываются. – Немного посплю и сяду за кейсы… Или займусь ими завтра, а сегодня досмотрю третий сезон или почитаю какие-нибудь рассказы». Игорь, посмотрев на него, спрашивает:

– Я забыл, Август же, верно?

– Да, – тот поворачивается к вопрошающему.

– Ни разу не слышал такого имени, – Игорь смотрит в зеркало заднего вида. – И что ты делал на «Сельме»?

– В каком смысле? – он, зажмурившись, мотнул головой.

– Ну… – водитель слегка теряется. – Ходил по магазинам или чего-то искал? Просто это такое место, как бы сказать… не слишком популярное среди людей, вроде тебя. Сейчас там неблагоприятная обстановка.

– Ничего такого не заметил, – Август пожал плечами. – На самом деле я сегодня ездил в избирательный штаб… – «Об этом говорить вовсе не обязательно, вряд ли ему захочется слушать про предвыборную кампанию». – Короче, ничего интересного. Вообще, я раньше учился там неподалёку в гимназии, мы с друзьями часто ходили в торговый центр, то в продуктовый, то так просто развеяться, вот и решил, пользуясь случаем, вспомнить былое. Кстати, та шаурмичная служила местом для наших посиделок после уроков, там, как по мне, была самая вкусная еда. – «а про тебя, значит, интересно послушать, да, Август?»

– Понятно. Ну да, шаурма там действительно крутая, – ответил Игорь. «А была ещё круче, пока стоила разумных денег».

– А вы что делал? – «не стоило ли сказать “ты”?»

– Я? – «Из вежливости что ли спросил?» – Хотел запчастей для магнитолы купить, но ничего не нашёл.

– Разбираетесь в машинах?

– Ага, – кратко ответил Игорь. «В чём подвох? Это точно тот самый сынок кандидата?»

– Я так и подумал, услышал случайно ваш разговор про кузов и… – «упоминать это было лишнем», – сами понимаете, догадаться было не сложно. Можно спросить? – Август смотрит на собеседника, тот в знак согласия молчит. – Вы занимаетесь разборкой автомобилей?

– Да, разбираю машины и продаю запчасти, – «почему “вы”? Он так ко всем что ли обращается? Глупо как-то, мы ж с ним, наверное, одногодки».

– У вас много клиентов?

– «У вас» это у кого?

– Ну… – «Что сказать?» – У вас, – бегая глазами, повторил Август.

– У меня хватает, как у других не знаю, – машина перестраивается в левый ряд.

– И вам нравится этим заниматься?

– Слушай, ты это ко мне на «вы» что ли? – не выдержал Игорь. – Если да, то хорош, мне это уши режет. Сколько тебе лет?

– Двадцать три года, – Август опускает взгляд на решётку печи.

– А мне двадцать пять, два года – не такая уж и большая разница, чтобы разговаривать через «вы». Ты ко всем так обращаешься что ли?

– Нет, только к незнакомым или малознакомым людям.

– Странный ты… – сказал Игорь, что думает. – Вроде моё имя знаешь, в одной машине едем, почти ровесники, блин, а говоришь «вы».

– Я так просто привык, – Август складывает руки в замок. – У нас в университете был предмет «Психология общения», на котором рассказывали о соблюдении социальной дистанции на пути выстраивания взаимоотношений…

– И что, теперь всё делать по методичке? Бред же какой-то, – на левой щеке Игоря выступила ямочка.

– Что ж… – в голове Августа образовалась всепоглощающая тишина, – пожалуй ты прав. – «Интересно получилось. Никак не ожидал, что с Игорем перейдём на “ты”, да ещё и меньше, чем через час. Когда заводишь знакомство с людьми, объединёнными с тобой общим делом понятно с кем какое обращение использовать, а, когда знакомство происходит на улице, это не так очевидно. Вроде нужно соблюдать дистанцию, а вроде эта дистанция оказывается вовсе надуманной. В том же английском языке в принципе нет разделения на “ты” и “вы”, есть лишь “you”, что будто так и говорит: “границы между людьми существуют лишь в их головах”». – Вернёмся к разговору об авторазборке?

– Валяй, – водитель жестом приглашает собеседника продолжить.

– Так тебе нравится заниматься этим?

– Не нравилось бы – не занимался.

– Понятно… – Август посмотрел на своё отражение в боковом зеркале.

Нависшую после лаконичного ответа тишину нарушил рингтон Игорева смартфона. «Чёрт, ну почему именно сейчас? – на экране написано: “Сэм”. – Совсем невовремя, не хочу разговаривать о делах в присутствии лишних ушей, – Игорь поглядывает на попутчика, рассматривающего бездну своих тёмных зрачков. – Что он там увидеть пытается? – вновь глаза опускаются на экран. – Лучше бы всё обсудить позже, но, зная непредсказуемость Сэма, не могу даже предположить, когда это «позже» произойдёт, вечером или через два месяца. Ещё пассажир может подслушать наш разговор, хотя он вряд ли поймёт о чём речь. Ладно, была-не была». Игорь ведёт палец вверх от центра зелёного кружка и, приложив телефон к уху, говорит:

– Алло.

– Говори быстро, чего хотел? – произнёс низкий голос.

– Нужно найти покупателя на одну штуку… – Игорь вновь косится на Августа, тот по-прежнему утопает в зеркале. – На крупный кусок с инклюзом.

– Я пасс, – без раздумий отвечает Сэм. – И тебе советую с этим повременить, для сделок сейчас не лучшее время.

– Почему? – Игорь едва ли не выкрикнул свой вопрос, чем привлёк внимание пассажира. – Что не так? – добавил он тише.

– Про трупы ныряльщиков слышал? Конечно, слышал, что вообще спрашиваю. Короче, из-за этих горе-ловцом менты вцепились во всех, кто так или иначе связан с камнями, выслеживают, задают вопросы, принимают, – Сэм акцентировал внимание на последнем слове. – У меня вчера знакомый прилип, да так, что ему пришлось всё этим чертям в погонах отдать, чтобы не получить уголовку.

– И что теперь делать?

– Ничего, сидеть тихо и не отсвечивать. И не звони мне, как только суета стихнет – я с тобой свяжусь сам.

– Договорились, – говорит Игорь, и Сэм кладёт трубку.

«Чёрт, последняя надежда превратилась в прерывистые гудки! Сколько нам теперь ждать, месяц, два, год? Неужели, удача не может провести по пути от начала и до конца, почему ей всегда нужно уйти, когда половина пройдена только половина маршрута? – водитель выдыхает и, поймав стрелку спидометра на отметке 150 км/ч, сбрасывает скорость. – Больше контактов у меня нет. Остаётся надеется, что Пахе повезёт больше, и ему всё же удастся найти человека, необременённого паранойей и желающего заработать неплохие деньги». «Значит, он торгует не только автозапчастями, – пришёл к выводу Август, всё это время невольно подслушивавший разговор. – Судя по слову “инклюзив” и обрывкам речи невидимого собеседника, разговор шёл о янтаре. Отец рассказывал, что в молодости они с друзьями ныряли и, размывая дно, добывали окаменевшую смолу. Этим промыслом он и заработал на дом, в котором мы сейчас живём».

– Клиент? – как бы невзначай спрашивает Август. «Может удастся поговорить на эту тему, интересно, я угадал или нет. В любом случае, никому не скажу, да говорить мне, по сути, некому…»

– Ага, – бросил Игорь.

– Что хотел, если не секрет?

– Да-й… спрашивал фигню всякую, – «Чего это он прицепился? Незачем ему знать о моём дополнительном источнике заработка, парень, вроде, нормальный, но кто знает, что у него на уме. Я и про Василя ничего плохого не думал, а он как попался, так давай сдавать всех, кого только можно было, хорошо мне удалось договориться с Черёмуховым, отделался малой кровью, а этого жирного урода всё равно посадили, и поделом. Встретил бы голову ему открутил. Делиться секретами можно лишь, когда знаешь, что человек не воспользуется полученной информацией тебе во вред. Ни в ком нельзя быть уверенным на сто процентов, рассказ о себе – это риск, но всё же есть люди, с которыми рисковать не страшно».

«На что я вообще надеялся, спрашивая о таком… И дураку ясно, что никто не стал бы рассказывать первому встречному о незаконной деятельностью, в которой принимает участие, тем более, если первый встречный известен своим сотрудничеством с полицией. Чёртов пост. Не будь я кандидатским сынком разговор получился бы другим, да и в принципе жизнь сложилась бы иначе. Но эти «бы» – истории из параллельной вселенной, где всё совсем по-другому. В очередной раз убеждаюсь, что находить общий язык с другими людьми становится всё сложней и сложней. Столько накоплено знаний, а человека понять не могу… Что не так делаю? Где мыслю неправильно? Чего мне вообще не хватает? В каком направлении двигаться?» Под тяжестью безответных вопросов веки Августа схлопнулись. Упорядоченные думы сменились циклоном хаотичных событий произошедший и не существовавших, из центра которого уснувшего вытащил Игорь:

– Тебе куда?

– А? – протерев глаза, Август обнаружил, что скоростная трасса сменилась побитой выбоинами дорогой. Сообразив, что они почти приехали в Пионерский, он спешно повернул сознание в сторону реального мира. – На Озёрную 27, поворот напротив заправки.

– Я понял, – говорит Игорь, и уже через десять минут машина оказывается возле нужного дома. – Ну, теперь мы в расчёте, верно? – водитель поворачивается к сонному пассажиру.

– Определённо, спасибо, что подвёз.

– Спасибо, что за меня заплатил, – Игорь протягивает руку.

– Не за что, – Август её пожимает и вываливается из машины.

«Сколько я в итоге проспал? – хватается он за голову. – Просто невыносимо». Игорь отъехал вперёд, чтобы развернуться. «Повезло всё-таки, что его встретил, иначе неизвестно где бы сейчас торчал, в проклятом офисе или, решившись уехать на электричке, во Втором Светлогорске. В самом деле, он мой спаситель, доставил до самого дома…» Сотка проезжает мимо Августа, он провожает её взглядом и, когда замечает поднятую в знак прощания ладонь Игоря, его лицо сотрясается от пощёчины: «Точно!»

– Подожди-и-и-и-и, – крикнул Август, бросившись вдогонку за Audi. Машина остановилась, окно водителя сползло вниз. – Я тут подумал… Может нам обменяться контактами?

– Ну давай, записывай номер.

12. Пятничный вечер

Сложив руки на стол, смотрю на мать, ожидая начала ужина. Вскоре появляется отец, занимает своё место и, пожелав всем приятного аппетита, берёт в руки нож. Наматываю спагетти на вилку. Как хочется верить, что завтра я смогу официально просидеть дома, без избирательного штаба или «благотворительных» встреч с далеко не самыми приятными людьми, так умело натягивающими улыбку под прицелами объективов. Хочется – не значит верю. Завтра суббота, и я уже знаю, что мы проведём её первую половину торгуя лицами в детских домах. Не худшее из возможного, тем более дети действительно получат игрушки, учебники и многие другие необходимые вещи, но всё портят заготовленные для подрастающих граждан футболки с логотипом «Народного объединения» и им же украшенные блокноты, тетради и ручки. Эти подарки предназначены не для дарения, а для выработки у детей причинно-следственной связи: «Народное объединение» = подарки = счастье. При таких раскладах, повзрослев, люди вряд ли смогут непредвзято взглянуть на те или иные политические фигуры, ведь положительная ассоциация с некоторыми из них будет врезана глубоко в подсознание. Подобные благотворительные акции можно назвать одним словом – пропаганда. Всё по канонам антиутопий, жутко если задуматься.

– Итак, сын, может хоть матери скажешь, почему Рита мне говорит, что ты проводишь у них всего пол дня, а потом куда-то уходишь? – разговор из машины перешёл за стол. – Только подумай, – отец обращается к матери, – у него есть прекрасная возможность черпать знания непосредственно из процесса работы, впитывать опыт специалистов, а он всему этому предпочитает бездействие.

– Во-первых, – поднимаю голову, – я не бездействую, а занимаюсь учёбой, а во-вторых, для меня в избирательном штабе работы нет. Если не помнишь, тебе об этом прямо сказала Рита.

– Прояви инициативу! – давит отец. – Кто мешает предложить свою идею или попросить найти для тебя задание?

– Я просил!

– Значит, надо потребовать, сказать: «Дайте мне поработать, я хочу получить задание»! Ты всю жизнь что ли хочешь вот так барахтаться? Если можешь только просить – то всю жизнь будешь получать вежливые отказы.

– Там и без меня все прекрасно работают, какой смысл ломать устоявшуюся систему? Ты хочешь победить на выборах или устроить мне производственную практику?

– Я хочу, чтобы ты в этой жизни умел добиваться своего.

– А кто сказал, что политика – это моё? – кладу вилку в тарелку и складываю пальцы в замок.

– Что ты сказал? – белки его глаз сейчас от злости нальются кровью.

– Мальчики! – мать перетягивает внимание на себя. – Давайте поужинаем в спокойной обстановке, без выяснения отношений. Неужели, кроме дел вам больше не о чем говорить?

Отец посмотрел на неё, затем опустил взгляд на скатерть, снова поднял его на супругу, выдохнул и сказал ей:

– Хорошо. С тобой мы поговорим позже, – было адресовано мне.

После этих слов разговор оборвался. Скрежет столовых приборов по посуде, и более никаких других звуков. Как же это всё надоело. Мне уже за двадцать, а чувствую себя четырнадцатилетним подростком, неспособным ступить за границы, очерченные родителями, даже деньги на карту получаю от людей с такой же как у меня фамилией. Пока учусь это точно не закончится, а потом? Что потом? Отец будет губернатором, пристроит меня подле себя, купит мне квартиру где-нибудь в центре Калининграда или в одной из новостроек неподалёку от побережья, и буду я всю оставшуюся жизнь бегать по кабинетам, да торчать в залах собраний, где крупнейшей радостью будет собрать подряд несколько комбинаций из трёх самоцветов. Надеюсь, я ошибся в своих прогнозах…

Дверь оказывается закрыта. Вставляю ключ в скважину, он не проворачивается, звоню в звонок. На объявлении, что десять минут назад выложил, уже около десяти просмотров, и один человек добавил его в «Избранное». Если купят хотя бы треть из деталей в течении пары дней —будет просто идеально, смогу забрать руль, что продаёт Макс. Он обещал его придержать, но, сказал, максимум на неделю. Послышался щелчок, и дверь открылась, на внутренней её ручке лежит рука Вайны. Чёрт, вот только её мне здесь не хватало. Что она вообще здесь забыла?

– Опять как свинья, – она оглядывает мои руки. – Нельзя что ли перчатки носить? Сейчас дотронешься до чего-нибудь – оставишь след, самому не противно?

– Тебе какая разница? – делаю шаг через порог, и сестра сразу отходит.

– Ну вот, ты меня чуть не задел! – вопит она. – Ещё и кофта как у бомжа, ужас, не смей вешать её рядом с моей жилеткой, не хочу, чтобы она потом пахла машинным маслом.

Я свернул в ванну, где принялся намывать руки, чтобы хоть небольшой слой гаражной грязи отстал от кожи. Вайна что-то пробубнив, ушла вглубь квартиры. Терпеть не могу её внезапные визиты, тем более что для них никогда не бывает адекватных поводов. То попросит маму посидеть с детьми, то пристанет ко мне с просьбами помочь её мужу разобраться в машине, ведь он, видите ли, работает головой, и у него копаться под капотом нет времени. Без проблем, помогу, только заплатите. Не хотите – не надо, вон, пусть учится работать ключами, я даже готов безвозмездно одолжить свои старые. Удобно устроилась, как ей что-то надо, так сразу родственники, а как у самой что попросишь, так тысячи отговорок и точка из слова «Нет». Перекрываю воду, стряхиваю капли с пятнистых рук и направляюсь на кухню, где Вайна неохотно рассказывает маме о своих детях.

– Игорь, ты будешь кушать? – спросила мать, уже приготовившись встать со стула.

– Сиди, я сам, – беру недавно вымытую тарелку и наливаю в неё горячий свекольник. Занимаю место сбоку от мамы и сестры, опускаю взгляд в суп и приступаю к приёму пищи, став слушателем безучастных ответов на искренние вопросы.

– …Да в какой Мирона кружок? Они все сейчас платные, – возражает Вайна. – Никита ходил узнавать по поводу бокса, там нам сказали: три тысячи рублей в месяц, и это без учёта соревнований, за участие в которых надо платить, и в которых обязательно надо участвовать. А ещё экипировку купить и форму нужно купить! Нет, никаких секций.

– И что, пусть лучше по улице шляется? – мать негодует.

– Нет, он ходит в продлёнку, – закрывшись, говорит сестра, – с ним там занимаются.

– Чем там с ним занимаются? Уроки делают? Вайна, ему нужно всесторонне развитие, он должен хотя бы посмотреть на то, какие виды деятельности существуют. Спорт, рисование, музыкальная школа. Музыкальная школа, кстати, бесплатная, отдайте его туда, владение музыкальным инструментом никогда не бывает лишнем.

– Мам, я сама разберусь, хватит, – отрезала Вайна, я поднял голову.

– А Анжелика? Её ты тоже лишишь возможности познавать мир, тоже в продлёнку отдашь?

– Она только в школу пошла, пусть адаптируется, потом видно будет, может её возьмут бесплатно на какую-нибудь гимнастику или хореографию, – сестра косится на меня. – Вон, Игоря ты почему-то никуда не отдавала.

– Тогда такой возможности не было, – говорит мать. – Как только она появилась – он сразу начал ходить на кораблестроение и…

– На стрельбу, – помогаю ей вспомнить.

– Ага, потому что они были бесплатные. Ты, кстати, когда поможешь Никите перевезти батареи? Ещё неделю назад обещал, а так ничего и не сделал!

– Я сказал: будет время, заправите машину – вывезу. Времени у меня пока нет.

– А куда оно девается? Ты ж безработный! Целый день торчишь в гараже или катаешься где-то со своими дружками, – на роже курицы появляется раздражающая улыбка. – А, извини, иногда ты ещё янтарь ловишь.

– Это и есть работа, я этим зарабатываю деньги! – бросаю ложку в тарелку и смотрю на дуру, что зовётся сестрой.

– Какие деньги? Ты до сих пор живёшь с мамой, – усмехается она. – Ну скажи, сколько? Пять тысяч в месяц? Десять?

– Уж больше, чем ты можешь выклянчить на свои чаевые, – плююсь в ответ.

– Ой-ой-ой, да что ты говоришь! Лучше бы устроился на нормальную работу, глядишь и переехал бы, да девушку себе нашёл, а то только занимаешь место.

– Тебя не смущает, что, живя здесь, я оплачиваю все счета за коммунальные услуги? Какого чёрта ты вообще сюда припёрлась, овца?

– Игорь! Немедленно прекрати оскорблять сестру.

– Для неё это ещё комплимент… – бурчу я.

– Слышь, неудачник, это и мой дом тоже, так что не надо строить из себя хозяина! – Вайна скоро нарвётся. – Когда хочу – тогда прихожу. Кто виноват, что я могу позволить себе жить отдельно, а ты нет?

– Физиология, – говорю едва слышно. Сестра не понимает, что я живу здесь, чтобы помогать матери. Сама-то никогда ничего не купит, не позвонит, не предложит, даже сейчас пришла с пустыми руками, хотя ничего не мешало зайти в магазин за элементарными продуктами. «Конечно, есть же брат, который всё принесёт и со всем разберётся, а в случае чего я всегда могу прийти и о чём-нибудь попросить, мама ведь не откажет». Удобно сестрёнка устроилась.

– Что ты сказал? —вякнула она. – Повтори-повтори, интересно же.

– Сказал, что ты дура, – я встал из-за стола, оставив почти нетронутый суп. Вайна ещё что-то кричала в спину, но мне уже было всё равно, накинув кофту и сунув ноги в кроссовки, выскакиваю на лестничную площадку, хлопнув за собой дверью. Спускаюсь вниз, запрыгиваю в машину и, заблокировав двери, выкрикиваю в салон всё то, что хотел наговорить этой твари. Точка поставлена лёгким ударом кулака о рулевое колесо. Как всё это уже достало! Крутишься-крутишься, пытаешься сделать что-то хорошее, даже иногда это получается, а в итоге всё равно кажется, что старания бесполезны. Каждый день вроде не похож на предыдущий, а в то же время каждый последующий не представляет из себя ничего нового и является лишь продолжением прошедшего. Закрываю глаза и кладу руки на руль.

Ноги лежат на столе, я, откинувшись в кресле, кручу колёсико мыши, просматривая предложенные YouTube’ом видео. Найдя парочку тех, которые кажутся интересными, добавляю их в «Смотреть позже» и переключаюсь на вкладку с Яндекс Диском, где меня уже ждёт кипа документов от Эдуарда Валентиновича. Меня хватило прочитать титульный лист первого в списке, после чего я перебрался во Вконтакте. Сосредоточится на деле кажется невыполнимой задачей, на то, чтобы сказать себе о начале работы понадобилось минут сорок, если не больше и это при том, что настраиваться на неё я начал ещё за чаепитием после ужина. Такими темпами я разбирать кейсы буду до Нового года. Листаю ленту новостей и натыкаюсь на карусель возможных друзей, остановившись на ней, увожу курсор к стрелке вправо, кликаю. Квадратики с аватарами прокручивается, передо мной появляется множество страниц малознакомых или совсем незнакомых людей, с которыми нас объединяет наличие общих друзей, часть из которых я вижу впервые. Среди квадратов чужих страниц замечаю Игоря, кажется, того самого. Кликаю на его фотографию и оказываюсь в профиле, после просмотра которого убеждаюсь, не показалось.

У него всего тридцать четыре друга. Наверное, он общается или, по крайней мере, общался со всеми, кто присутствует в списке. Мой же состоит из более чем четырёхсот человек, не говоря уже о подписчиках. Кто все эти «Друзья» – не знаю, среди бывших одноклассников и одногруппников огромное количество лиц, морд и абстрактных картинок, о которых мне ничего неизвестно, они будто попали сюда случайно, по глупости. Фактически, дружил я из всего списка лишь с двадцатью людьми, если не меньше. Столько имён, фамилий, никнеймов, а написать некому, не с кем поговорить и уж тем более некому излить всё то, что творится внутри, всю ту боль, те обиды, что приходится носить в клетке из костей и мяса. От осознания столь простой истины чувство одиночества накатывает подобно цунами. В принципе проблема двадцать первого века состоит в том, что мы не умеем выстраивать близкие отношения, а зачастую довольствуемся лишь иллюзией своего неодиночества, состоящей из цифр в социальных сетях. Когда вижу человека, у которого в друзьях состоят только люди из его реального окружения, я невольно восхищаюсь. Может стоит бросить Игорю заявку?

На смартфон приходит уведомление, открываю глаза и заглядываю в экран, «Август Ледников хочет добавить вас в друзья», – гласит текст. Этот парень не перестаёт меня удивлять. Добавляю. Сегодня пятница, о чём бы я и не вспомнил, если бы не обратил внимание на дату под цифрами времени. Когда работаешь сам на себя совсем теряешься в днях недели, разница между понедельником и субботой стирается, в лучшем случае удаётся ориентироваться по людям вокруг, в худшем по календарю на мобильнике. Смотрю в окно, на улицу опускаются сумерки. Почему бы не выпить пива? Всё равно пока Вайна у нас я домой не вернусь, а значит остаётся выбор: либо поехать кататься, либо отправиться пить в гараже. Литр бензина нынче стоит дороже, чем литр пива, поэтому выбирать не приходится, тем более в последний раз мы для алкогольных посиделок собирались ещё в начале сентября. Пишу Михе и Пахе, первый не в сети, второй печатает:

– [Спасибо за предложение, но вынужден отказаться, обещал Нине провести вечер с ней]

– [Понял]

Звоню Михе. Гудки-гудки-гудки… ответа не последовало. Повторяю процедуру, но всё снова заканчивается словами женщины-бота: «Абонент не отвечает, оставьте сообщение после сигнала». Рано или поздно перезвонит. Смартфон падает на пассажирское кресло, я сжимаю руль, что делать – не знаю. Взгляд цепляется за движение в зеркале заднего вида, из подъезда выходит Вайна и спешно движется сюда. Принять решение пришлось быстро. Провернулся ключ зажигания и, как только мотор зарычал колёса дёрнули машину назад, Вайна замерла в ужасе, а я вывернул руль максимально вправо и, включив первую передачу, со шлейфом ушёл в разворот, закончившийся выездом со двора. Путь мой лежит в пивную. Машину сегодня придётся оставить у гаража.

Сначала были закрыты вкладки с ВК и YouTube, в надежде, что, не отвлекаясь на них, я смогу сфокусировать внимание на выполнении учебных задач, затем, после перехода в Telegram Web закрытой оказалась вкладка с Яндекс Диском. Попытки сосредоточиться были оставлены после прочтения статьи о том, что в районе Зеленоградска из моря выловили труп, которому предположительно принадлежит найденная нами нога. Интересно, станут ли в избирательном штабе использовать эту новость в качестве трамплина для скачка рейтинга. Здесь, если постараться, можно столько всего придумать: оплатить похороны покойника, финансово помочь его родным, при условии, что они имеются, или сделать и то, и другое. Абсурд, но идея могла бы сработать. Люди почему-то в большинстве своём не умеют отделять лицемерные потуги показаться хорошим от альтруизма. Можно закрыть глаза на моральную сторону вопроса и предложить Рите реализацию плана, уверен, она его одобрит, у меня появится работа, а отец перестанет меня шпынять, увидев, как я тружусь во имя будущего нашей семьи. Какого будущего? Никакого, ведь, пожертвовав собственными целями ради целей чужих, человек сходит со своего пути и теряет себя, становясь небытием в биологической оболочке.

А что, если уехать, вернуться в Москву и найти там работу под крылом какой-нибудь «Великой России» или «Груши»? Бессмысленно, обмен шила на мыло, да и отец всё равно дотянется. Нужно бежать туда, где он меня не достанет или, ещё лучше, не сможет найти, в идеале было бы заграницу, но сейчас легально это невозможно сделать, к тому же чем я буду там заниматься? Я же ничего не умею. Может всё бросить и пойти в ЧВК «Хамелеон», пост о заслугах которых только что мелькнул в ленте. Вступить в их ряды, сменить имя, фамилию, отчество, скрыть их за позывным и отправиться в горячую точку воевать за непонятные мне идеалы и деньги. Если повезёт – смогу заработать и, вернувшись в общество, начну новую жизнь, а нет – ну… всё ж лучше, чем следовать сценарию, по которому иду сейчас.

Литр пива закончился быстрей, чем я думал. Сижу в кресле, оперев голову на стоящую на столе руку и пересчитываю разбросанные то тут, то там болтики. Надо было брать больше пива. Многократно тыкаю по экрану лежащего неподалёку смартфона, и «Наша свобода» [1]сменяется гудками, от громкости которых вибрируют стены и потолок. «Абонент не отвечает, оставьте сообщение после сигнала», – вновь ответили за Миху. Чёрт, чем он там вообще занимается, что не может подойти к телефону? Он же, блин, обычно либо гуляет, либо дома сидит! Перевожу мягкую спину в вертикальное положение, сбросив руки на колени и опустив плечи. Листаю треки, в надежде, что найду тот, благодаря которому в гараже сменится атмосфера, однако всё тщетно, одиночество музыкой не заглушишь. Можно лишь ненадолго спрятаться за сэмплы, ноты и тексты, но это не решит никаких проблем, хотя, бесспорно, на душе станет чуточку легче.

Потянуло меня зайти в список друзей во Вконтакте, там взор встретил страницу моего нового знакомого. А что, если ему написать? Просто интересно, он вообще ответит или будет меня игнорировать, а спустя пару недель вовсе перегонит в подписчики. Не попробуешь – не узнаешь. К тому же, всё равно писать больше некому, а так хоть сообщениями обменяемся, тем более, он в сети.

– [Здоров, чем занят?] – пишет Игорь.

– [Привет, да вроде ничем] – «ничего себе, он мне написал. Даже не думал, что мы когда-либо ещё будем общаться, не отрицал возможности, но вероятность такого расклада всё же виделась невеликой». – [А ты?]

– [В гараже пиво пью] – «и что дальше? – Игорь посмотрел на кресло напротив. – Нет, глупая идея. Август, вроде, неплохой парень, только пьёт ли он вообще пиво? Мне почему-то кажется, что только в каких-нибудь «элитных» барах, однако я уже столько раз в нём ошибся, что эта мысль кажется глупой. Ладно, почему бы просто его не позвать». – [Есть желание присоединиться?]

Август просмотрел опущенную шторку уведомления и замер. «Попить пива, с ним? Он вот так просто меня позвал к себе? Воу! Это неожиданно и в некоторой степени мне непонятно. Пиво-пиво-пиво, не пил его с мая, хотя раньше мы регулярно закупались целыми ящиками и устраивали посиделки по выходным, скрываясь от глаз комендантов. Тут, правда, всё немного иначе… Здесь не известная мне компания из одногруппников и ребят с нашего университета, а парень, с которым я познакомился пару дней назад и с тех пор не общался. С одной стороны, не лучшая идея идти пить с тем, от кого не знаешь, чего ожидать, с другой выпить и расслабиться всё же хочется, к тому же я так или иначе обладаю неплохой физической подготовкой, а значит смогу убежать или, на худой конец, постоять за себя. Игорь, конечно, на первый взгляд неплохой парень, но всё же алкоголь обладает свойством проявлять те черты характера, какие в человеке совсем не ожидаешь увидеть. Идти – не идти, идти – не идти, идти – не идти? Ещё ж нужно будет родителям что-то сказать… Ладно, как говорится между нет и да…» Август пишет:

– [Только что появилось] – скобочка.

«Ого! В очередной раз неожиданно. – лицо Игоря разъезжается в улыбке. – Значит, сегодня бухаю не один». На радостях он пишет:

– [Отлично] [Подходи к гаражному обществу возле больницы] [Там найдёшь мой гараж] [Номер 30] [Только зайди себе за пивом, возле Спара ещё продают] [И возьми мне литр Домашнего] [Как придёшь я тебе деньги отдам] – Игорь засыпал собеседника сообщениями.

– [Хорошо, через полчаса буду] – пишет Август.

– [Ты точно понял куда идти?] – спросил Игорь, смутившись тем в какое время Ледников рассчитывает уложиться.

– [Да] – пишет тот, не понимая о чём он.

– [Окей] [Жду]

– [Собираюсь] – выбивает по клавишам Август и выключает компьютер.

[1] «Наша свобода» – трек рэп-исполнителя под псевдонимом Казян из рэп-объединения ОУ74.

13. Точка соприкосновения

– Ну наконец-то, – говорит Игорь. – Чего так долго? Уже десять, ты почти час шёл.

– Я думал твой гараж возле железной дороги, только потом вспомнил, что здесь есть ещё одно гаражное общество, – Август жмёт Игорю руку. – Хорошо знакомую машину увидел, а то на воротах номера почти неразличимы.

– Ну да, с этим есть определённые проблемы… – Огнеборцев приглушает музыку. – Карта привязана к номеру?

– Угу, – Август достаёт алкоголь из пакета.

– Сейчас переведу.

Бутылки расставлены, вместо литра «Домашнего» Ледников принёс полтора, поскольку тары нужного объёма в пивной закончились. Игорь не был против. «Лучше перепить, чем недопить, – сказал он по телефону». Себе же Август взял три стеклянные бутылки тёмного семиградусного пива, какое полюбил ещё с первого курса. Помимо напитков он принёс орешков и мясных чипсов, чем приятно удивил Игоря, который не постеснялся об этом сказать, чем вогнал гостя в тусклую краску.

– Не разу ещё не пил в такой атмосфере, – сказал Август, чтобы отвлечься.

– Всё бывает впервые, – бутылка Игоря зашипела. – Я вообще, если честно, думал, что ты не пьёшь или пьёшь, но только в каких-нибудь заведениях типа нашего «Гарри Джонсона» или «Планеты». Уж извини за прямоту, – он сделал несколько глотков.

– Всё понимаю, – улыбнулся Август и открутил металлическую крышку. – Вообще, мы достаточно часто выпивали, пока учились на первых курсах, да и на старших не прекратили, просто стали делать это чуть реже. При том, как правило, мы собирались в общаге или на лавочке в университетском парке, там нас обычно никто не трогал, иногда, правда, нам намекали, что знают, чем мы занимаемся на территории учебного заведения и, мол, если будем злоупотреблять, нас отчислят, но ни с кем этого так и не произошло, – первый глоток оказался невероятно горьким.

– Они всегда так, грозят-грозят, а в итоге ничего не делают. У нас в школе было так же. Мы, когда с корешем в девятом классе пронесли на дискотеку водку, нас обещали исключить, но в итоге ничего не сделали, просто бутылку забрали и всё.

– Ничего себе! – Август наклонился вперёд и под впечатлением сделал ещё несколько глотков, которые в срочном порядке пришлось закусить мясными чипсами. – Уверен, с алкоголем школьная вечеринка в разы интересней.

– А ты думал? – усмехается Огнеборцев. – Без него там вообще делать нечего.

– Как и на многих других. Хотя, признаюсь, я школьных дискотек никогда не посещал, из-за того, что всегда в дни их проведений был чем-нибудь занят, – «или не было настроения, – умолчал Август». – Я вообще в школьное время особо не тусовался, однако очень хотелось.

– А почему, если хотелось – не тусовался? – не понимает Игорь.

– Я же говорю, времени не было, – Август уже сам в это не верит, оттого добавляет: – Плюс родители рядом. Они у меня в этом плане строгие и всегда негативно относились к подобного рода «гулянкам», – он пальцами показал кавычки. – Поэтому приходилось дома сидеть или, если уж удавалось оказаться на какой-нибудь вечеринке, то выпивать крайне мало, чтобы не было запаха, – за словами последовал семиградусный глоток.

– Не повезло тебе, мы вот вообще, веселились как могли, пусть и не слишком часто, – Огнеборцев ностальгически ухмыльнулся. – Всё же несовершеннолетними бухать трудновато, надо найти бомжа, чтобы алкахи купил, потом где-нибудь спрятаться, чтобы взрослые не спалили (в гараж могла заглянуть мама, поэтому мы здесь нечасто сидели), и только потом уже квасить. Это не сильно мешало, но всё же не очень приятно, особенно, когда в компанию попадал какой-нибудь параноик.

– Да-да-да, у нас был такой, вечно ему казалось, что нас кто-нибудь хочет побить или оштрафовать за распитие спиртных напитков.

– Но это ладно, – продолжал Игорь, – нам как по восемнадцать исполнилось – мы сразу ушли в отрыв. Помню, с пацанами, что не выходные, так в клубе, особенно летом, когда там куча девчонок, а как у нас водительские права появились всё, – он впивается в бутылку, – конечная. В машину и в Калининград, а утром, и то не всегда, самый трезвый вёз в Пионерский.

– Интересно, – Ледников потягивает пиво. – А случалось такое, что не было трезвых?

– Случалось, – чуть успокоившись, говорит Игорь, – но крайне редко. Обычно, если мы были на машине, и пацаны решали накидаться, то трезвым приходилось оставаться мне.

– А мы передвигались на метро. Из всей компании права были только у меня и ещё нескольких человек, с которыми мы, как раз, пили больше других. Да и не скажу, что появлялась необходимость куда-то ехать на авто, нам ведь нужно было только в клуб и обратно в общагу, куда мы, как правило, возвращались на такси или ждали, пока метрополитен снова откроют.

– Понятненько, – Игорь берёт горсть орешков.

– Помню, один раз ребята уехали из клуба без нас, и нам с Марком, по причине того, что у обоих разрядились мобильники, пришлось около часа под дождём идти до другого, куда в итоге нас не пустили! Хорошо, там неподалёку был Макдональдс, иначе бы мы загнулись от холода, – бутылка наполовину пуста и продолжает опустошаться.

– У нас было много похожих историй, – кивает Игорь. – Когда нам было лет по восемнадцать, мы периодически ездили до Калининграда на последнем автобусе, после чего шли в «Завод», клуб, сейчас его вроде уже закрыли, но не суть, – глоток пива. – Там постоянно тусовались малолетки, и в один момент это стало причиной постоянных приездов ментов. И всякий раз мы оставались на улице! Ближайшая электричка в шесть утра, денег на такси нет, в другие клубы нас не пускают. Приходилось шляться по городу! Везло, если удавалось каких девчонок с собой зацепить, хоть не так скучно было. Но джекпот – это встретить кого-нибудь из Пионерского, у кого есть машина.

– У тебя здесь много знакомых?

– Дофига. Город маленький, поэтому так или иначе пересекался с кучей ребят. С кем-то общался ещё в школе, с кем-то познакомились во время работы на стройке в порту…

– На той, за которую потом судили подрядчика? – поинтересовался Август.

– Ага, на ней самой. Я там нормально всего три месяца проработал, после началась какая-то хрень: то недоплатят, то задержат зарплату, а за последние две недели расчёт до сих пор ждём. Хах, там с нами один тип работал, так он настолько разозлился, что пригрозил начальству сжечь их машину, если не заплатят, – Игорь улыбнулся и, глядя в потолок, отпил пива.

– И как?

– Сжёг, – посмеялся он. – Я ещё ему в этом помог, стоял на шухере. Мы с ним ещё после так напились, что я еле до дома дошёл. Как раз один из тех случаев, когда мы бухали дома, нас там собралась такая компашка, что до сих пор гадаю, как у него на квартире все уместились. Было весело… До сих пор вспоминаю тот горящий микроавтобус.

– Представляю, – Август допивает содержимое первой бутылки. – После такой истории не напиться было бы как-то неправильно. Я, само собой, в подобные не встревал, но догадываюсь, как много с той машиной сгорело нервов.

– Хочешь сказать, ты вообще ничего такого стрессового не вытворял?

– Ну, как сказать… Восприятие ситуаций весьма субъективно, поэтому что ты имеешь ввиду, говоря «такого стрессового» не совсем понимаю, но, скажем, сессия для меня, всегда была адом, после неё я чувствовал себя словно снеговик после суток под палящем солнцем. А как защитил диплом вообще уделался так, что уже и не помню происходящего на выпускном. Голова жутко болела. Мы тогда ничего, кроме крепких напитков не пили, – Август потёр висок, – с тех пор я к ним не прикасался. Но было весело, – улыбнувшись, подытожил он.

– Да тусоваться в принципе весело, – Игорь опускает взгляд. – Забываешь о проблемах и просто танцуешь под громкую музыку, пьёшь, знакомишься с девчонками или общаешься с кем-нибудь… Мир за пределами клуба перестаёт существовать, ты чувствуешь себя… не знаю, как и сказать.

– Свободным, – завершил мысль Август.

– Ну да, вроде того… – Огнеборцев погрузнел и отпил примерно треть от оставшегося в бутылке, а Ледников открыл новую. – Не помню, когда последний раз мы куда-либо ездили, по ощущениям с прошлого похода в клуб прошло года два, не меньше. Хотя нет… в последний раз нас туда доставила сотка, значит в этом году разок мы всё же кутили. Да уж, что-то всё совсем стёрлось из памяти.

– Мой последний раз на выпускном и был, – для Ледникова алкоголь потерял вкус. – Мы ещё с первого курса строили планы на последнее лето, думали, преодолеем первую ступень, забудем всё и оторвёмся как следует, а в итоге ни разу никуда и не сходили. Все увязли в заботах и не до этого стало.

– У нас та же фигня, у кого началась учёба, у кого армия, а после все пошли на работы, про тусовки пришлось забыть, – от двух литров осталось примерно пятьсот миллилитров.

– Ну… я как сюда приехал вообще не знал, как буду скрашивать досуг, – Август стал пить гораздо быстрее. – У меня, как выяснилось, все школьные друзья разъехались, а в Пионерском я никого и не знаю. Никого, кроме тебя, получается, – он посмотрел на Игоря.

– Получается, – хозяин гаража поднял бутылку над столом, гость сделал то же самое, и бутылки стукнулись донышками.

Пиво заканчивалось, а разговор, пусть и с пробуксовками, но всё же выбирался из пессимистической ямы. В этом нет заслуги алкоголя, отнюдь, всё дело в том, куда смотрит сознание. Сначала вместо депрессивной песенки «У моей мечты» [1], заиграла чуть менее мрачная «Гаражи»[2], заставившая улыбнуться и Игоря, и Августа. Строчки натолкнули первого на воспоминания о том, как они с ребятами собирались в этой бетонной коробке с металлическими воротами, и занимались, как он выразился, всякой фигнёй: пили, курили, в общем, делали всё то, что делают школьники в местах, скрытых от посторонних глаз. Гараж остался семье Огнеборцевых от отца Игоря и стал для растущего мужчины чем-то вроде штабика, второго дома, куда можно было в любой момент прийти в одиночку или с друзьями, да спрятаться от враждебного мира. Статус «убежища от невзгод» он хранит и сейчас, с той лишь разницей, что теперь 80% времени в нём разбираются машины, ещё 5% уходит на операции, связанные с продажей деталей (фотографии, размещение объявлений и т.д.), а уже оставшиеся 15 на посиделки, преимущественно проходящие в одиночестве.

Август слушал внимательно. В его жизни не было места таким приключениям, о каких рассказывал Игорь, он не лазил по гаражам, не курил, держа сигарету палочками, и тем более не шлялся ночами в поисках металлолома, чтобы наутро сдать его за неплохие для школьника деньги. Эти истории казались куда более романтичными и захватывающими, чем простое потребление никотина путём вдыхания сладкого пара где-нибудь в школьном туалете или под лестницей, чем обычно ограничивались приключения учеников гимназии. Хотя, они ещё любили баловаться снюсом, о чём Август не упустил возможности рассказать, чем зацепил Игоря, прекратившего всяческий контакт с никотином как раз после того, как впервые попробовал химический белый пакетик, именуемый «жевательным табаком», оставивший его без кусочка губы и содержимого желудка.

– Я тогда чуть не помер, – мотнул головой Игорь. От воспоминаний его передёрнуло, что показалось Ледникову смешным, впрочем, Огнеборцеву, впрочем, тоже. Как бы ни было плохо в моменте, вспоминать о нём следует с улыбкой. Он ведь уже случился и его не пережить иначе, а значит не остаётся ничего, кроме как из настоящего окрасить его положительными эмоциями. Таким образом горький опыт не теряет своей значимости, как учитель и в то же время становится отличным другом, с которым можно как следует посмеяться. Не всегда самостоятельно получается сменить тон цветовой палитры, иногда кажется это невозможно, а любые попытки – иголки, однако будь так планета погрязла бы в уродстве, не оставив места прекрасному. Да, на первый взгляд, его не так много, как желчи и мерзости, но оно всё же есть, просто доступно лишь тем, кто нашёл в себе силы подружиться с миром, несмотря на все его странности.

– Всё, у меня пусто, – сказал Август.

– У меня тоже, – Игорь смял бутылку и бросил её в пакет. – Думал сегодня посидеть культурно, но что-то хочется выпить ещё.

– Поддерживаю, – Август поднял указательный палец. – А степень культурности, считаю, никак не связана с количеством потреблённого алкоголя. Я на самом деле тоже рассчитывал не задерживаться, посидеть может час, ну два максимум, – «на самом деле, мой мозг отключился сразу после принятия приглашения», – а теперь есть желание продолжать.

– Значит, надо идти за догоном, – говорит Игорь. – Уже 23:25. Вот это пролетело время.

– Каждый раз себе так говорю, – Август складывает стекло в пакет. – Время вообще нечто странное, то тянется, будто петля на шее, то бежит подобно горной реке, и, главное, оно никогда не слышит твоих желаний, зачастую замедляется, когда хочешь, чтобы шло побыстрее и наоборот, стремительно проносится, когда дорожишь каждой секундой.

– Ну ты загнул, конечно.

– Да я что-то да… у меня такое случается. Как напьюсь, так несёт по книжным строчкам в направлении философском.

– Бывает. Один мой знакомый тоже как напьётся давай сочинять всякое, то трек, то рассказ выдумает, а главное, не записывает, сразу выливает на окружающих. Иногда смешно, а иногда городит такую чушь, что по башке ему треснуть хочется. Он как-то раз начал теорию строить, что под Камнем лжи бункер супер-секретной правительственной группы «Балаболы» и понеслось… Часа два всякую хрень порол, насочинял, блин, на целую серию книг.

– Вам надо было его россказни на диктофон записать, – Август полез в карман за смартфоном.

– Да там памяти бы ни у кого не хватило.

Пока в гараже проходили задушевные разговоры Владислав Ледников атаковал звонками сына, предварительно барьером установившего режим «Без звука». После трёх неудачных попыток, отец Августа принял решение написать ему на WhatsApp.

– [Ты где?] – было принято мессенджером около получаса назад.

– [Гуляб] – ответил Август, и галочки мгновенно окрасились в голубой.

– [Когда будешь дома?]

– [Поздно] [Про завтра помню, не переживай]

– [Пил?] – вопрошают строгие буквы.

– [Нет] – печатают мягкие пальцы.

Больше вопросов не поступало, отец Августа вышел из сети. «Хорошо, не стал звонить, —Ледников младший уставился в тёмный экран, – не хватало ещё выслушивать кучу напоминаний и отвечать на не меньшую кучу наводящих вопросов».

– Ну что, пошли в пивную, – Игорь выдернул кабель AUX из смартфона, музыка продолжила играть.

– Слушай, – Августа посетила Муза, – может съездим в какой-нибудь клуб? Я здесь ещё ни в одном не был, а тут как раз такая возможность.

– Не-е-е-е-е, – запротестовал Игорь, – это уже перебор. Во-первых, посмотри, как я одет, во-вторых, там весь движ обычно в субботу, – «в-третьих, ехать на такси слишком дорого, – не стал говорить Игорь». – К тому же мне хочется спокойно посидеть здесь, нежели ехать в Калининград искать себе приключений.

– Но почему нет? Ты же говоришь, тоже давно в клубах не был.

– Да, но сейчас я туда не хочу.

– Ладно, понял, – Август усаживается в кресло, – нет, так нет. Может как-нибудь в другой раз, – «плохая идея договариваться о поездке куда-либо по пьяни, но так невзначай можно задать вектор мысли. Если повезёт, идея отложится в голове и даст о себе знать в трезвом сознании».

– Ага, – говорит Игорь и уже собирается напомнить, что пора идти за добавкой, как у него звонит телефон. На экране поверх картинки турбо-деда из Happy Wheals красуется надпись: «Миха».

– Здоров, ты чего звонил? – спрашивает тот.

– Хотел позвать пиво пить. Ты где пропадал?

– Да, прикинь, я с площадки пришёл, поел, лёг полежать и уснул, вот буквально пять минут назад раздуплился. А что, твоё предложение ещё актуально или ты специально сказал «хотел»?

– Сам-то как думаешь? – Игорь возвращается на своё место.

– Всё, понял, ты в гараже?

– Да, мы тут сидим с Августом.

– Кто такой Август?

– Познакомлю, – Игорь смотрит на своего гостя. – Скажем так, ты мог его видеть.

– Ага-а-а, ага, ага, ага… Ладно, познакомишь, – Миха оставил всяческие попытки найти ответ на загадку кореша. – Вам в пивнухе что-нибудь надо?

– Да, возьми четыре литра «Домашнего».

– Принято, скоро буду, – на этом разговор завершился.

– Отлично, вот и не надо нам никуда идти, – сказал Игорь. – Сейчас Миха нам всё принесёт. Заодно посмотришь на героя многих моих рассказов.

– Это он в восьмом классе абсента напился?

– А-ха-ха, да, была у него такая идея фикс, – Игорь посмотрел на угол, где возведена башня из колёс, вместо которой когда-то сидел его друг, скрутившись на корточках, опираясь на стену и повторяя вопрос: «Нафиг я это сделал?»

– А чем он сейчас занимается? – поинтересовался Август.

– Это тебе пусть лучше Миха расскажет сам, – ответил Игорь, сложив руки на грудь.

– Чёрт… до меня только дошло, что надо было попросить его взять мне добавки, – Август крутит в руках пустую бутылку тёмного. – Можешь ему позвонить, сказать, чтобы купил такого? – он протянул её Игорю.

– Успокойся, я о тебе подумал, не зря же сказал, чтобы он тащил четыре литра «Домашнего», – Огнеборцев вытащил из пакета кусок мясной чипсины. – Я один столько не выпью.

– А-а-а-а, понял, – «вообще не очень хорошо мешать тёмное со светлым, тем более, светлое мне нравится гораздо меньше, но раз уж такое дело…» – Сейчас переведу.

[1] «У моей мечты» – трек рэп-группы «Проект Увечье».

[2] «Гаражи» – трек рэперов Horus и SharOn с альбома «Ауфидерзейн», при участии рэпера Саша Скул.

14. Гости

Время идёт, алкоголь выветривается, а Михи всё нет. Нужная температура общения поддерживается музыкой и атмосферой, располагающей к разговорам, однако, чем ближе к первому часу наступивших суток, тем сложнее Игорю о чём-либо рассказывать.

– …Ну, короче, с питбайком ничего у нас не вышло, – опускает он все подробности истории о попытке реанимировать полуживого железного коня. – В итоге продали его за те же деньги, что купили и забыли, как страшный сон.

– Да уж, – Август чешет подбородок, – я почему-то думал, что всё же вы его починили, история начиналась оптимистично…

– Мы тоже думали, – Игорь хлопнул ладонями о колени, – а в итоге всё, как всегда.

– Угу, – его слушатель опустил голову на стоящую на столе руку. – Знаешь, я ещё в седьмом классе заметил, что ничего не может пройти хорошо от начала и до конца, где-нибудь в середине или, гораздо чаще, ближе к концу происходит какая-нибудь неприятность, или наоборот не происходит приятность, из-за чего ты получаешь совсем не то, на что изначально рассчитывал. Это будто неписаный закон, как клише в фильмах, только в реальном мире. Мы делали проект по истории, готовились выступить с ним на конференции, уже и презентацию подготовили, и доклад, а в итоге пришлось выступить с голым рассказом, потому что у организаторов компьютер вышел из строя.

– Вечно так происходит, – ответил Игорь, – задумал одно, получил другое. Как говорится, хочешь насмешить Бога… – «захоти быть счастливым, – родилось в его помутнённом сознании. – В самом деле, почему-то хочешь сделать что-то хорошее – получается плохо, а хочешь плохое – получается плохое, и в первую очередь становится плохо тебе».

– Это точно, планы никогда не сбываются, – продолжает рассуждения Август, неотягощённый умением читать чужие мысли. – Ну ладно, может быть изредка, если они не особо глобальные, хотя и здесь есть исключения: всё может пойти не по плану, но прийти куда надо, либо, о чём мы только что говорили, всё пойдёт не по плану и придёт, куда не надо или всё пойдёт не так, однако всё же по плану, но уже по другому. В общем, рассуждать можно долго.

– Угу, – снова промычал Игорь, – поэтому я предпочитаю об этом не думать.

– Везёт, если у тебя это получается, – Август откидывается в кресло, – я вот так не умею, вечно в голове что-нибудь крутится. Хорошо, если что-то отстранённое, вроде философии или, не знаю, сюжета какой-нибудь книжки, однако зачастую там сидит нечто куда более неприятное: будущее. Вот знаешь, – Август получил заряд энергии, – понимаю же, что бессмысленно, а всё равно хочу узнать, что будет через год, два, через лет десять, пытаюсь понять, куда движусь, но ничего не понимаю. В итоге чувствую себя не очень хорошо и начинаю вспоминать случайные периоды жизни, будь то школа или институт, оттуда снова хочется построить шоссе в идеальную жизнь, выходит опять я убегаю вперёд, и так по кругу. Снова, снова, снова и снова, пока не удастся отвлечься на сериал, мультик или, если уж совсем повезёт, видеоигру, и чем сильнее вымышленный мир отличается от нашего – тем лучше. Этакая крайняя форма эскапизма.

– Ну да, наверное, – говорит Игорь. «Что такое эскапизм?» – Где Миха, блин? – он смотрит в сторону ворот.

– Может он, как и я, заплутал? – интересуется Август.

– Миха? Смеёшься что ли? Как ты он точно не заплутает, – Игорь склоняет голову на бок. – Этот человек здесь столько раз был, что дойдёт сюда даже на автопилоте, при том ни разу не упав.

– Мало-ли, всякое же бывает, – Ледников жмёт плечами. – Можно множество раз ходить по одному и тому же пути, а в один момент заблудится. Я так умудрился опоздать на зачёт по астрономии, столько раз был в том кабинете, но именно в тот день забыл его номер, вследствие чего перепутал этажи и не понимал, где оказался.

– Бывает, – отозвался Огнеборцев и полез переключать песни. «Быстрей бы кореш принёс добавку, а то протрезвеем и сляжем под тяжестью обсуждений, каких допускать не хочется. Август уже во всю грузится, да и я не лучше. Надеюсь, мама выпила таблетки, я же, дебил, забыл позвонить напомнить, она вроде не забывает, но мало-ли…»

– И я о том же, бывает, – говорит Август. Заиграла «Даже не сомневайся».[1]

В гаражное общество въезжает Mercedes-Benz W124, машина под дуновение ветра крадётся вдоль закрытых разноцветных ворот. Останавливается возле оных под номером 62.

– Тачку оставим здесь, – говорит Борис, осматривая подельников. – Пойдём все вместе, берите краску, клей и выдвигаемся.

– Зачем двигать всем? Пусть кто-нибудь один сходит или давай просто подъедем, напишем, что надо и свалим, – предлагает Рома, зажатый на заднем сиденье между Димой и Гришей.

– Повторяю, идём вместе! Мало ли он там будет, – Борис хрустит пальцами.

– Давайте ещё монтировку возьмём, – выдвигает предложение Дима, – сорвём замок, обыщем гараж, если не найдём, что нужно – хоть наберём деталей, Слава продаст потом.

– Да ну его, больше заморочек, чем заработка, – оборачивается Никита, – к тому же может там вообще ничего ценного нет, зря только время потратим.

– Зато припугнём как следует! Этот чёрт вернётся, а у него дверь вскрыта, всё перевёрнуто ещё и написано, чтобы отдал камень кому следует. После такого он точно на измену подсядет.

– Пошлите уже, а? – выпаливает Гриша. – Быстрей начнём – быстрей закончим.

– Здравая мысль, – говорит Боря и вываливается из машины.

– И всё-таки, драться мне никогда не приходилось, – Август смотрит на Игоря. – К нам в целом редко приставали, а, если это всё же случалось, удавалось мирно урегулировать конфликт. Мы же как-никак на политиканов учились, – посмеивается он.

– Да я тоже не особо любитель кулаками махать… – с неохотой говорит Игорь. «Паха бы сейчас саркастично сказал: “Конечно…”, а Миха бы просто расхохотался». – Но приходилось, – сказал Огнеборцев и, чуть помедлив, добавил: – Регулярно.

Скрипнули ворота. Игорь и Август повернули головы, в ожидании, что сейчас зайдёт спасатель веселья, гружёный бутылками пива, однако вместо него в проём сунулась никому из них не знакомая голова. Столкнувшись взглядом с хозяином гаража, она тут же исчезла. Август с Игорем переглянулись, последний сделал музыку тише и встал с кресла, ворота распахнулись и в гараж ввалились пятеро крепких парней. Самый крупный из них подлетает к Игорю и, толкая его в грудь, орёт:

– Говори быстро, где камень.

– Вы кто такие? – Игорь делает шаг вперёд, но Борис усаживает его в кресло. – Какой, на хрен, камень? – возле него уже трое. Август вскочил, однако Никита и Гриша преградили ему дорогу. – Какого чёрта вы сюда припёрлись, свалили быстро!

– Заткнулся! – Борис бьёт пощёчину Игорю, тот не терпит и вскакивает, отталкивая бугая от себя. – Ты не врубаешься? – они столкнулись грудными клетками. – Тебе говорят гони камень, который нашёл на море, не строй из себя дурака! Янтарь с инклюзом, я знаю, он у тебя!

– Какой янтарь, с каким инклюзом? Я деталями торгую!

– Нам-то не гони! Мы прекрасно знаем, что ты недавно выловил, так что отдавай это по-хорошему, иначе мы тебе ноги переломаем.

– А ты что молчишь? – Никита обращается к Августу. – Вы вместе были, вместе янтарь нашли?

– К-какой янтарь? – Август не без усилий поборол дрожь в голосе.

– Такой, – Никита пихает его.

– Не знаю ни о каком янтаре, – «что является правдой».

– ВЫ МНЕ?! – Игорь толкает бугая в грудь, что тот, несмотря на превосходство в весе, отходит на пару шагов. – Вы кем себя возомнили, уроды?

– Ты чего распускаешь руки? – Роман бьёт его в район печени. Дима кладёт руку на плечо Игоря, чтобы его посадить, однако он, освобождаясь, встряхивает корпус и размашистым ударом бьёт Дмитрию в челюсть. Завязывается драка.

На Игоря тут же налетает Борис, хватает его за кофту и бьёт по голове, на что Игорь начинает брыкаться, размахивая руками, стараясь нанести как можно больше ударов. Рома тут же хватает его за запястья, но удержать удаётся лишь одну руку, вторая пальцами уже лезет к нему в глазницы. Борис бьёт Игорю в челюсть, тот отвечает ударом ногой в область паха, все валятся с ног. Август предпринимает попытку приблизиться к суматохе, однако путь ему преграждают Никита и Гриша, отталкивая его к стенке. Гараж наполняется криками, вздохами и кряхтением. Игорь, не сдаваясь, борется с превосходящими силами противника. Бугаи, державшие Августа на дистанции, заметив, что их подельникам нужна помощь, отворачиваются от объекта сдерживания, сосредоточив внимание на потасовке внизу.

«Это мой шанс, оба отвернулись, – Август отводит правую ногу назад, за ней следует и правое плечо. Мышцы будто превращаются в камень. Он поднимает руки. – Дыши, дыши… – повторяет Август, – сколько раз ты спарринговался. Что-то всё же умеешь…» Ледников, задержав дыхание, останавливает взгляд на Никитином затылке. Выдох, удар. Раздаётся глухой звук столкновения костяшек с костью, выключенное тело медленно падает на бетонный пол, стук, из-под лежащей лицом вниз головы вытекает кровь. На Августа обрушивается шквал атак со стороны Гриши, к которому на помощь поспешил Рома. Вернувшись в реальность, Август начинает отбиваться, но ему кажется, что его навыки будто исчезли и всё забылось. Он пытается бить ногами, руками, берёт в захват шею Гриши, но единственное, что удаётся сделать – утащить нападающих вниз за собой, к их лежащему неподвижно товарищу.

– Что вам надо? – кричит Август. – Пустите, – в нём разыгрывается паника, опьянения словно и не было.

– Уроды, вам не жить, – защищаясь, Игорь на ощупь ищет гаечные ключи, которые, как назло, в этот раз все висят на своих местах. – Порву!

– Кого ты порвёшь, щегол?! – Борис бьёт Игоря ногой в живот. – Я смотрю, не умеешь с людьми разговаривать, мы тебе что сказали? – ботинок останавливается о рёбра. – Что сказали, спрашиваю. Камень нам выдать, врубаешься?

– Да не знаю я ни про какой камень! – крикнул Игорь, за что тут же получил по лицу.

Август терял силы. Мышцы стали похожи на неньютоновскую жидкость, напряжение мгновенно превращает их в твердейший материал, а в расслабленном состоянии они будто состоят из кефира. Всё, на что хватает Августа – это удерживать в обнимающем захвате Гришу, закрываясь им от ударов Романа. «Чёрт, да когда же они успокоятся? Сколько мы уже дерёмся, пять, десять, пятнадцать минут? Чёрт, я не понимаю. Что делать, что делать, что делать…» Насилие превратило секунды в вечность, а мир сузился до площади бетонного пола, взявшей на себя роль жесточайшего октагона. Крики затихли, и всё, что осталось – звуки односторонних атак. Игорь закрывается руками и не слышит вопросов, которые раз за разом задаёт ему здоровенный бугай, сопровождая каждый полётом сбитых костяшек до лица лежащего оппонента. «Как же… Вот так вот… – Огнеборцев из последних сил цепляется за сознание. – Выпила она всё же лекарства или… я так и не спросил, так и не спросил… Камень…» Август зажмурился, прячась от кошмара, в который попал, Игорь не смыкает век, в надежде найти из этого кошмара выход.

– А чего у вас ворота открыты… – улыбка Миши, окрашенная предвкушением дружеской посиделки перечеркнулась звериным оскалом. – ВЫ, УШЛЁПКИ, СОВСЕМ БЕРЕГА ПОПУТАЛИ?! – полный пива рюкзак падает на землю, Миха влетает в гараж, щёлкает замок Баттон Лок.

– Ты ещё кто? – подняв голову, спрашивает Борис и сразу взвывает от боли, чёрный полусеррейторный клинок танто вгрызся в его плечевой сустав. Миха вынул холодный металл и вогнал его снова, разрывая врагу сухожилия. Гараж никогда прежде не слышал криков, какие вырывались из пасти напавшего на владельца.

– Э-э-э, – Рома отскочил от Августа к нежданному гостю, – мужик, успокойся, – он вытянул руки вперёд и отвёл назад корпус. – Всё, – в его глазах ужас.

– Согласен, всё! – с этими словами Миха порханьем бабочки в три взмаха рассекает Роману кисть, окропляя пол кровью. – Охренели, твари, впятером на двоих, вы бы ещё восемь в одного напали! – боец делает ещё взмах, оголяя кости на пальцах, зажимающих кровящие раны. – Ну давайте, чего скукожились?! – Миша, заняв стойку, размахивает ножом, демонстрируя готовность идти до конца. – Что, как оружие увидели всё, коленочки задрожали? Нападайте, меня на всех хватит!

– Да ты успокойся! – сквозь агонию говорит Борис, держащийся за плечо.

– А я спокоен, – Миша хватает его за капюшон и бьёт головой о верстак, – спокоен, как капибара, – нож останавливается у шеи поднявшего руки Дмитрия. – Кто, откуда взялись?

– Не п-п-понимаю, – отвечает тот, за что рукоять ножа выбивает ему в передние зубы. Миха повторил вопрос. – Мы за я-я-я-янтарём пришли, большим, – удар ладонью в лицо, – но мы только напугать хотели! – завопил Дима, надпись оставить и всё, честно! – Миша тянет его за волосы к центру помещения, где, уложив, прикладывает берцем по почкам.

– Нет здесь никакого янтаря и никогда не было! Валите на хрен отсюда и передайте другим, что, если кто-то заявится к нам с кулаками – отсюда не выйдет! Понял?

– Поняли-и, – говорит Дмитрий, захлёбываясь кровью.

– Тогда пошли отсюда! – град пинков посыпался на всех, до кого могли дотянуться Мишины ноги. Борис, Дима, Рома, все принялись убегать. – А ты, смотрю, целый, – Миха хватает Гришину руку и разом ломает на ней сразу несколько пальцев, – чтоб не думал, что тебе повезло, чмошник, – отталкивает его ударом с колена. – И, запомните, пойдёте к ментам – вам конец, – он крикнул вдогонку. В гараже осталось четверо, Миха замечает лежащего Никиту и, пнув его раз, приходит к выводу, что тот без сознания. – Вставай, – он переворачивает его бьёт ладонями по щекам, но они нерезультативны. Миха выходит на улицу, однако никого из бугаёв уже нет, лишь Marcedes спешно выруливает на дорогу. – В самом деле твари последние, оставили своего друга. Вы как? – он бросился поднимать Игоря.

– Всё в порядке, – тот разваливается в кресле, Михаил спешит помочь Августу.

– Значит ты тот самый Миха, – Ледников протягивает ему руку.

– А ты, значит, Август, и правда, я тебя видел, – улыбнулся спаситель. – Приятно познакомиться.

– Взаимно, – Август, держась за голову, осматривает помещение. – Ну ты и выдал, тут столько крови. Это ты их ножом так? Я просто немного не видел… Ох…

– Ножом-ножом, – отвечает Миха и возвращается к обработке пощёчинами Никиты. – Эй, вставай, приём, на холодном лежать вредно, можно отморозить почки и не только, – шлепки не по-прежнему не помогают.

Пока пострадавшие в бою парни приходили в себя, Миша расставил на столе бутылки пива и разложил чипсы. «Чёрт, угораздило же… – Август без раздумий открывает бутылку пенного. – Хорошо хоть все зубы на месте, но на лице, чувствую, нет живого места, – осмотр себя через фронтальную камеру подтвердил опасения. – Чё-ё-рт, что я скажу отцу? Он же мне будет так полоскать мозги, что я чокнусь или, как минимум, спалю себе тысячу нервных клеток, а голова и без того раскалывается. Впрочем, не только она, рёбра, кисть, всё ноет». «Могло быть и хуже, – Игорь смотрит на руки, – в прошлый раз я выбил костяшки. Слёзы текут, нос разбили уроды, но вроде не сломан, уже хорошо, – он трогает лицо. – Вроде не сильно болит».

– Август, у меня лицо сильно опухло? – спрашивает Игорь.

– Относительно, сам посмотри, – он протягивает ему смартфон.

«В самом деле нормально, – крутит головой Игорь, – пара синяков и небольшая царапина, мама вряд ли заметит, а если всё же обратит внимание, скажу, снова с Михой спарринговались. Она, конечно, поворчит, но переживать не будет».

– Парни, кто его отправил в такой глубокий нокаут? – спросил Михаил после того, как вылитое на Никитино лицо пиво не помогло тому обрести чувства.

– Я, – поднял руку Август.

– Красавчик, – улыбается Миха, щупая шею лежащего. Пульса нет, он прикладывает ухо к губам, дыхание тоже отсутствует. – Что ж… – он смотрит на Авгусат, – теперь не только меня Игорь будет называть убийцей.

– В смысле? – сердце Августа проваливается в недра груди.

– В прямом, – Миха, оттряхнув руки, встаёт, – он мёртв.

– ЧТО?! – Ледников бросается к жертве своего удара. – Не может быть, – он щупает её пульс и, ничего не ощутив, трясёт незнакомого человека за воротник. – Нет-нет-нет-нет-нет, этого не может быть! Не может! – Его руки одолевает тремор, а к горлу подбирается ком. Август наклоняется в надежде услышать дыхание, но слышит лишь стук Михиных берцев о ледяной пол. – Он не должен был умереть, не должен, нет-нет-нет, я же только вырубить хотел… Всего раз ударил!

– Как говорила мне мама: «Иногда достаточно раза», – Миха складывает руки на грудь.

– Нет-нет-нет-нет-нет! Очнись! – Август делает мёртвому непрямой массаж сердца, бьёт по грудной клетке и уже наклоняется для искусственного дыхания рот в рот, но его от трупа оттаскивает Игорь.

– Всё, успокойся, – говорит он, еле справляясь с напористым гостем, – он уже не очнётся.

– Нет, ещё есть шансы… есть, – сознание Ледникова заполонил страх. Огнеборцев теряет силы. – Мы можем ещё что-то сделать.

– Да поздно, – Миша в один рывок оттягивает Августа от покойника. – Мёртвых с того света не вытащить. Сядь, я понимаю, что ты никого раньше не убивал, но всё когда-то может случится. Давай держись, герой, – Миха хлопает Августа по плечу.

«Поверить не могу, я – убийца, – Ледников карабкается на кресло. – У этого парня же есть друзья, семья, девушка может быть, а я оборвал его жизнь. Кто я такой после этого? Да, это была самооборона, но всё могло сложиться иначе, могло… Но не сложилось, – он пытается поймать сбивчивое дыханием. – Что теперь делать? Меня же посадят, да, точно посадят, здесь без вариантов, есть труп, есть свидетели… Если ещё и отец узнает – всё, мне точно конец, – Август прекращает дышать, – конец, конец, не так я себе представлял, уличные драки, гаражные посиделки тем более… Конец… – в его голове отмирают мысли, освобождая место для тишины. Вдох. – Нет, это была самооборона. Не ударь первым я, ударили бы меня, и что произошло бы остаётся только гадать. Ха, да наш президент говорил: «если драка неизбежна – бить надо первым», значит я поступил правильно, да и в принципе, человек всегда поступает правильно. Раз он сделал так – значит в момент принятия решения этот вариант действий был единственным верным. В настоящем нет места ошибкам, есть лишь возможность действовать, – дыхание восстанавливается, Август его поймал. – По крайней мере, на полу не лежу я. Выходит, всё не так уж и плохо. Хах, ха-ха, ха-ха-ха-ха…»

– ХА-ХА-ХА-ХА, – смех вырвался из чертогов разума.

– Что смешного? – спросил Игорь со своего места. – У нас жмур, а ты ржёшь?! Август, ты меня вообще слышишь?!

– Слышу-слышу, – он утирает слёзы, – просто, уф-ф-ф, всё. Всё в порядке, защитная реакция нервной системы, – Август полностью овладевает собой. – Не каждый же день приходится сталкиваться с таким количеством стресса. К слову, о стрессе, – он выпил пива, – теперь можно сказать и у меня есть стрессовая история, вроде тех, что ты мне рассказывал.

– И не у тебя одного, – говорит Игорь. «Мы теперь оба герои одной истории. Плохо только, что никто не знает, чем эта история закончится. Нужно что-то придумать, я в тюрьму не хочу. Августа-то папаша отмажет, знаем таких, а меня отмазывать некому, и, если сяду, так мать вообще… – Игорь пивом смыл лишние мысли. – Хрена всем! Не поймали, когда медь воровал, не поймают и сейчас». – Нужно успокоиться и решить, что делать.

– Да мы вроде все спокойны, – Миха смотрит на кореша.

– Ага, взгляни на него, – Игорь указывает на поникшего Августа. – Он недавно смеялся, а теперь сидит, будто приведение увидел.

– Может так и есть?

– Миха! – подорвался Огнеборцев. – Иногда твои шутки совсем не уместны. Август, – тот повернулся на голос, – нам нужно подумать, как будем выкручиваться, так что хватит сходить с ума.

– Никто с ума и не сходит, – Август одаривает его ледяным взглядом, – до меня тут просто дошло кое-что… – он склонил голову на бок.

– Что? Не тяни, – Игорь складывает руки в замок, – выкладывай.

– Мы, получается, силой обстоятельств оказались втянуты в одну историю, из которой теперь нужно выкручиваться, так? – спрашивает Август, смотря на парней.

– Так, – ответили они в один голос.

– И делать это мы будем вместе, так? – продолжает он.

– Да к чему ты клонишь? – спрашивает Игорь.

– Я хочу знать за каким янтарём приходили быки, – ответил Август. – Всё же, теперь это и меня касается. Обещаю, никому не скажу, да и ты помнишь, Игорь, говорить мне некому.

Парни посмотрели друг на друга. Миха пожал плечами и уселся в кресло, а Огнеборцев, положив руки на стол, начал рассказ.

[1] «Даже не сомневайся» – песня рэпера The Chemodan с альбома «Абсурд и Аллегория».

15. Ещё один труп

Возле порта стоит три машины, две из которых озаряют окрестность мигалками. Рядовой Ромашкина требует граждан, заинтересовавшихся работой полиции, покинуть пляж, Сверепеев и Черёмухов, смотрят за работой судмедэксперта, проводящего предварительный осмотр обезображенного трупа. Тело покойника усеяно множеством колотых и рваных ран, забродный полукомбинезон разодран, а висящая на поясе сетка пуста. Капитан закуривает.

– Думаю, ты и без меня всё понял, – Георгий встаёт напротив него.

– Да, очередное убийство, – Сверепеев выпускает клуб дыма ветром уносимый прочь, – уже пятое, если считать и найденных на берегу Балтийской косы.

– Не думал, что снова будет так много работы, – судмедэксперт снимает перчатки. – Знаешь, я ведь хотел уйти в отпуск, а теперь, чувствует моё сердце, никто меня не отпустит. Кто знает, сколько ещё сюрпризов преподнесёт нам море.

– И не говори, давно такого не было, чтобы столько трупов и все с одинаковыми следами насилия, – говорит Сверепеев. – На первый взгляд работа рук одного и того же человека или группы лиц, но что-то не сходится.

– Почему, капитан, по-моему, доводов в пользу этой теории достаточно, – в разговор влезает Черёмухов. – Дело рук банды, можно не сомневаться.

– Как раз таки сомневаться и нужно, – парирует капитан. – Нет никаких свидетелей, никаких следов, улик, вообще ничего, да и оторванная нога выбивается из картины.

– Но не серийный убийца же это всё учудил, – выкидывает лейтенант.

– Не серийный убийца, – соглашается Сверепеев и затягивается никотином. – Трупов всё больше, а дело не двигается, – «не знаю за что зацепиться, даже начать неоткуда. Опрашивали родственников, друзей, знакомых пострадавших, но никто ничего не знает, говорят, не было ничего странного ни в поведении жертв, ни вокруг них».

– Не сочти за попытку обидеть, но может старается кто из ваших коллег, – выдвигает теорию судмедэксперт. – Я, конечно, не сыщик, но слышал уйму историй о висяках, причинами которых служили полицейские, в преступлениях принимающие участие, причём то были далеко не сержанты или капитаны, а, например, майоры.

– Знаешь, Гоша, мысль может и хорошая, да бесполезная для расследования, – говорит Сверепеев.

– Тебе видней, – Георгий пожал плечами. – В любом случае, не мне этим заниматься. Моя работа простая – осмотрел труп, вскрыл, если надо и уехал заполнять бумажки. Вон, время 01:05, самое то, чтобы с чашечкой кофе просидеть час другой за заполнением документов, так что, с вашего позволения, откланяюсь, – он протянул руку Сверепееву.

– Давай, спасибо, что не отказался прийти.

– Ладно тебе, просто повезло, что я не спал, – тянет улыбку судмедэксперт и, приблизившись к уху капитана, весёлым шёпотом добавляет: – Про то, что я пьяненький никому не слово, – он застёгивает на губах невидимую молнию, – хорошо?

– Конечно, не первый же день работаем, – Сверепеев отпустил его руку, и он подал её Черёмухову.

– Повезло тебе с вышестоящим, – на прощание сказал Георгий, оглянулся на бушующее море и отправился в сторону дома.

– Каковы будут дальнейшие действия, капитан? – спросил Черёмухов.

– Сообщим центральному управлению, что нам необходима помощь, – сказал он, потушив о подошву окурок.

– Вы уверены?

– Да, – Сверепеев достаёт телефон. «Самостоятельно мы не справимся». – Майор Воронов, не сомневаюсь, поможет, по старой дружбе. В конце концов, это и в его интересах тоже.

– Но товарищ Капитан, может всё-таки сами попробуем разобраться, я поспрашивал своих людей, они дали наводки на некоторых потенциальных информаторов. Если вы сообщите начальству, что мы не справляемся у нас будут проблемы…

– А так их, по-твоему, нет? – рявкнул Сверепеев. – Черёмухов, ты вроде не глупый, а мыслишь, как идиот. Первый труп был обнаружен неделю назад, и за это время мы не сдвинулись с мёртвой точки.

– Я с вами не согласен…

– Не согласен?! – снова обрывает его капитан. – Ты, кажется, больно зазнался, лейтенант, забыл, чей ты подчинённый? Здесь нет места твоему согласию или не согласию, здесь всё решаю я и, если сказал, что нам нужна помощь других отделов – значит она нужна. На кону жизни людей, а ты только о премии думаешь, – Черёмухов посмотрел на вышестоящего. – Да-да, не думай, что я не понимаю о чём ты думаешь, и не такие до тебя служили. Заполняй протокол.

– Так точно, – развернувшись, лейтенант беззвучно выругался. «Раз такой важный, чего до сих пор в капитанах-то ходишь? Давно мог бы подняться до майора, если бы умел думать о чём надо…»

– И вот ещё что, – останавливает его капитан. – Раз ты так хочешь, с завтрашнего дня расследуешь дело независимо от меня, в напарники возьмёшь Воеводина. С майором этот вопрос улажу, но учти, не будет результатов – с тебя спросят по полной программе, понял? – «раз думает, что всё так легко, пусть попробует поработать самостоятельно. Молодые вечно считают себя уникальными, способными свернуть горы и подняться на любые вершины, а всех вокруг держат за дураков. Ну ничего, жизнь таким быстро розовые очки разбивает, а осколки до конца дней остаются в глазах как напоминания о том, что следует трезво оценивать свои силы. Поблажек не жди, лейтенант, за что борешься, на то и напорешься».

– Так точно, – повторил Черёмухов, и его глаза заблестели.

Капитан Сверепеев ищет в приложении «Сообщения» переписку с майором Вороновы