Читать онлайн Бессмертные. Путь Свободы бесплатно

1 Кирк

Жёлтый свет проходил через пыльную тюль, создавая горячие круги, спирали и полосы на обшарпанном полу, выцветших стенах и старой мебели.

Мебель – слишком громкое название для данных представителей «рода комфорта» видавших добрую сотню владельцев и многие из них были куда менее аккуратны в обращении с ними, чем Кирк. Два коричневых стула из какого-то неместного дерева казались целыми, но были потертые, а у спинки третьего отсутствовала одна из продольных стоек, что сильно влияло на его устойчивость. Именно поэтому этот стул применялся не по назначению и сейчас стоял заваленный одеждой. Два других стояли у стола.

Стол покрывала некая пожившая субстанция, которую Кирк именовал – «клеёнка». Сие чудо попало сюда уже в изрядно пошарканном состоянии, а теперь стала и порезанной. На отдельных островках её былой девственности красовались виды некоего города, но узнать, что там было изначально не представлялось возможным.

Когда Кирк заехал в эту квартиру, он переместил стол из центра комнаты, которая была первой и единственной в его хоромах, в угол двух стен так, чтобы тот стоял напротив окна и под светильником.

Этот светильник, как, впрочем, и всё остальное убранство, являл собой нечто несуразное. На длинной металлической ножке из тонкой профильной трубы сидел цветок. Вроде звучит как старинный предмет, но на самом деле цветок был создан человеком, впервые взявшим орудие труда в свои руки, либо ребёнком трех лет от роду и во сне. Цветок смотрел вниз, а изнутри светила белая лампа.

Кирк отошёл от окна; минуту сверлил взглядом стену. Пребывание на Радуге его изрядно утомило и все мысли крутились вокруг желания покинуть это богом забытое место.

Хотя бог и покинул эту планету, да к тому же, вероятно, сразу после появления тут первого человека, но она отнюдь не пустовала. Её быстренько окучили неравнодушные до грешных материальных благ люди в количестве семи ТПС (транспланетарных союзов), пара тысяч рыб поменьше и с десяток миллионов обычных работяг. В число последних включены все представители человеческого рода, не обременённые наличием капитала и всесторонне эксплуатируемые теми, у кого оный имеется.

Такой бешеный интерес к далёкому миру, да ещё и в нейтральном космосе вещь крайне редкая. Путь от неё до ближайшей обитаемой планеты занимает минимум неделю, а до ближайшей станции – шесть дней. К тому же достаточно близко расположены территории восьмого союза – Милит, что тоже не добавляет перспективности для планеты с близкой к земной атмосфере. Всё дело в недрах – множество всевозможных минералов и руд в огромных количествах и на минимальных глубинах. Думаю, теперь понятно отчего её так назвали.

Радуга – святой Грааль, что человечество искало всю историю своего существования. Её заселение и освоение ускорило развитие цивилизации в разы. Но то было давно. Сейчас же поверхностные ресурсы в основном были сняты и разрабатывались более глубокие и дорогие богатства, хотя своего статуса планета не утратила.

Что она утратила, так это природу. Сотни лет экстенсивного производства убили экологию и усложнили жизнь местного населения, которое медленно, но стремилось в низ. Этот процесс подстегивали отдалённость от освоенного космоса и нейтральность участка галактики, в которой ей удостоилось болтаться. Благодаря нейтральности большинство законов Союза Семи здесь либо вообще не работали, либо интерпретировались власть имущими с выгодной для них стороны.

Кирк два раза громко кашлянул и выругался, проклиная белый свет за то, что оказался здесь и не забыл упомянуть самого себя в числе виновников сего происшествия.

– Да-м, – сказал он и присел за стол.

Стул противно скрипнул, приняв нагрузку тела на свой давно состарившийся скелет. Перед Кирком лежал серый двадцатисантиметровый в длину и десятисантиметровый в ширину брусок. Он взял его в правую руку и откуда-то снизу устройства раздался звук упавшей в воду капли.

Кирк раскрыл планшет и экран ярко загорелся.

«Сеть нестабильна, – выдало устройство».

– Кто бы сомневался, – сказал Кирк и вновь закашлял.

На экране появилась схема объекта. После обновления пара узлов загорелась красным. Кирк открыл интерфейс управления и выругался.

– Идиоты! – воскликнул он и достал из кармана мультифон. Небольшой экран включился после того, как устройство отсканировало лицо. Кирк быстро нашёл нужный контакт, нажал кнопку вызова и положил мультифон на стол. Пошли гудки, а мужчина продолжил работу за планшетом.

Где-то через полминуты комнату сотряс увесистый бас:

– Я тебя сколько раз просил в это время не звонить? – обладатель сего баса был явно недоволен звонком, ну или пытался изобразить недовольство.

– Ты – идиот, как и твои работяги! – не менее недовольно воскликнул Кирк, не отрываясь от работы. – Опять «зелёная» и «двенадцатая» перегружены в хлам! Опять! Че за прикол у вас такой?

– Ааа! Понял, – перестал притворяться вызываемый. – Сейчас переключим.

– А без меня никак подумать нельзя? Или думалка отдумала думы? – Кирк улыбнулся.

– Нечто подобное. Всё, давай, я в отличие от тебя и тебе подобных работаю, а не сижу.

– Поменяемся?!

– Нет. Всё, давай, – собеседник резко отключился.

– И с кем приходиться работать… – сказал Кирк и продолжил работать.

За просмотром статистики, чтением логов и исправлением ошибок день пролетел почти незаметно. Пару раз Кирк отрывался на приём пищи, который, впрочем, много времени не занимал. Литровая бутылка питательного концентрата проваливалась в желудок, пятнадцать минут Кирк разглядывал в окно грязную улицу и возвращался к работе.

Ему, конечно, опостылел бессмысленный труд на одного из худших работодателей галактики, но привычка всегда и всё делать идеально заставляла стремиться к совершенству даже в столь неблагодарном занятии.

В восемь вечера Кирк собрал свои пожитки, коих имелось немного, в достаточно вместительный рюкзак. Утеплённые штаны и такую же куртку он решил нести на себе, благо в это время года на Радуге по ночам было зябко. Шапка отсутствовала, но капюшон имел затяжки и за температурное состояние вблизи системообразующего органа переживать не приходилось. Чёрные кожаные сапоги уже были растоптаны и поэтому идеально сели на ногу.

Подтянув лямки рюкзака и накинув капюшон, Кирк покинул квартиру, которая исполняла функцию его дома достаточно длительное время, чтобы к ней привыкнуть.

Прохладный кислый ветер ударил в лицо и заставил повернуть голову влево. Местная звезда спряталась за жёлтыми облаками, окрасив окружающее пространство в неприятные взгляду цвета. Порыв ветра пропал также быстро, как и появился и Кирк быстро пошёл по пустой улице, отдаляясь от солнца.

Через пару кварталов спина согрелась, а вместе с этим появилось желание остаться на Радуге. Кирк ухмыльнулся самому себе. Он понимал, что это желание вызвано лишь страхом перед неизвестностью, перед вероятными трудностями, которые могут окружить его жизнь в ближайшее время.

Кирк не считал себя слабым, напротив, несладкая жизнь сформировала в нем стержень, который сломать почти невозможно, и главная опасность для него, – стержня, – таилась во внутреннем разложении. Страх есть главный катализатор этого разложения и именно поэтому, говорил себе Кирк, пресекать его нужно на корню иначе финишная прямая окрасится далеко не в победные цвета.

Минут через десять он покинул жилые кварталы и вокруг стали появляться люди. Невысокие дома сменились высотками, а пыль и мусор будто таяли. Там, где ещё минуту назад угол между зданием и тротуаром сглаживался желтой субстанцией с вкраплениями мусора, оставленного человеком разумным, теперь красовались точные, ну может плюс-минус один, девяносто градусов. Хотя, как бы здесь не вычищали и не мыли, уже через непродолжительный период времени все поверхности покрывал тонкий слой пыли.

Количество людей увеличивалось, а по дороге, почти бесшумно, стали проплывать дорогие и дешёвые, новые и пожившие гравкары. Гладкие, округлые корпуса отражали слабые, рассеянные лучи светила, искусственное освещение улиц и разноцветный свет редких вывесок. За чёрными панорамными окнами гравкаров смутно проглядывались очертания богатых жителей Радуги; за прозрачными окнами бюджетных средств передвижения было чётко видно менее удачливых людей. Хотя даже эти «бедняки» по меркам цивилизации считались людьми успешными, ведь купить, а тем более содержать данное средство передвижения являлось делом исключительно накладным.

На углу седьмой и двенадцатой улиц Кирк свернул в открытую деревянную дверь. Над дверью красовалась вывеска – «Вселенский покой», а из глубины «покоя» раздавались громкие звуки разговоров, смех и музыка. Рядом с невзрачной дверью, вплотную, была дверь побогаче, а вывеска на ней сообщала о принадлежности помещения к церкви Агастуса Блонжека. Кирка мало интересовали древние верования человечества и тяги к мистицизму он не испытывал, поэтому считал все это засилье множества сект, церквей и последователей не более чем разводом малоимущих или глупых людей склонных к усложнению или облегчению и так не простой жизни.

Вся его жизнь, до последнего времени легко умещалась в работу и отдых. Последний медленно перешел от алкогольного угара в расслабленное чтение текстов на интересуемые темы. Но года берут свое, и сама жизнь предоставляет новые смыслы, подстраиваясь под изменяющееся мышление и полученный опыт. Поэтому сегодня Кирк оказался прохладным вечером в обители покоя, коим там и не пахло.

Просторное помещение встретило Кирка табачным дымом и смесью множества «ароматов», которые ударили в нос, раздразнив слизистую, и он громко чихнул, в последний момент успев прикрыть рот рукой. Несколько крупных мужчин, сидящих за старыми пошарканными столами, молча обернулись, но тут же вернулись к своим делам, решив, что шум не стоит их внимания.

Глаза привыкли к полутьме и Кирк подошёл к длинной барной стойке, которую хозяин содержал в исключительной чистоте, а бутылки, банки и другие ёмкости стояли на своих местах с момента выделения для них этих самых мест.

Присев на высокий стул, Кирк достал мультифон из кармана куртки и положил перед собой на столешницу; рюкзак поставил в ноги; распахнул куртку. Человек за стойкой оторвался от беседы с лысым старичком и медленно подошёл к нему. Ему было лет сорок на вид, лёгкая щетина, пепельные волосы и большие голубые глаза.

– Как обычно? – спросил голубоглазый хриплым басом.

– Привет, Эд, ты, как всегда, само радушие. Да, – ответил Кирк.

– Добрый день, господин Кирк, ваше, блять, величие, добрый. Радушие, – протянул Эд. – Тебе здесь ни ночлежка для больных и ни бордель, чтобы перед тобой распинались, – уголки его губ слегка дернулись, затем лицо вновь приняло сердитый и от части злой вид.

– А жаль, что не бордель. Ты бы не плохо подошёл на роль мамочки.

– Спасибо что не девочки, – кинул Эд, наливая в коренастый стакан коричневую жидкость из пузатой, стеклянной бутылки. – Лёд?

– И на такую девочку, желающих бы, отыскали, – Кирк улыбнулся. – Нет, конечно!

– Как дела? – спросил Эд и передал Кирку стакан.

– Нормально, работы было много, но я справился. Все доделал и… налей двойную, а то я устал.

Эд кивнул, сосредоточенно посмотрев в глаза Кирку, и долил алкоголь.

– Не подавись, – буркнул Эд и упёрся ладошками в столешницу.

– Как дела? – Кирк сделал глоток и слегка поморщился.

– Нормально. Пожалуй, и я двойную порцию отведаю, – Эд налил себе стакан и сделал глоток. – Отличная штука.

– Да… и стоит отлично.

– Не обеднеешь. Что-то ты тепло оделся.

– Холодно будет, коленка ноет.

– Прогноз погоды от хряща подъехал. А давление? – сострил Эд.

– Чуть больше нормы, но твоя башка уже не работает.

– По себе людей не судят.

– Судят-судят.

– Дружок твой заходил, воды попросил, хотя знает, что я этой дряни не держу, – сказал Эд и сделал глоток.

– У них там вся бригада «дружочков», пока-пока сказавших мозгу.

– С тебя пример берут.

– Я рад, что ты несмотря на возраст все ещё в силах складывать слова в простые предложения.

– А я рад, что ты несмотря на возраст уже в силах складывать слова в словосочетания, – сказал Эд.

Они немного помолчали, сделали по глотку. «Вселенский покой» быстро заполнялся людьми, которым сидячих мест уже не хватало. Они становились у стены и выпивали, о чем-то разговаривая друг с другом. Помимо Эда, за стойкой работало ещё два человека и в данный момент он мог отдохнуть.

Кирк сел в пол-оборота и окинул взглядом зал. Вокруг сохранялось не занятое посетителями пространство, будто их беседа, да и само присутствие в данном месте вселенной отталкивало людей, создавая непроницаемую сферу.

Кирк повернулся к Эду и уставился на столешницу. Они залпом выпили содержимое своих стаканов и Кирк сказал:

– Миллионы бессмысленных жизней. Убивать свой организм в жопе мира, чтобы каждый вечер пить отравляющее вещество и ускорять свою смерть.

– Они много двигаются, а это хорошо выводит токсины, – возразил Эд.

– Покурим? – Кирк достал жёлтую прямоугольную пачку и протянул Эду.

– Охохо, – весело воскликнул Эд, чем на недолгое время привлёк внимание окружающих. – Контрабанда? Уважаю. – Эд вытащил небольшую сигарету.

– Чистейшие. – Кирк взял и себе, убрав пачку в куртку. Он провел сигаретой у носа, медленно вдыхая. – Ты бы знал, чего это стоило.

Эд достал зажигалку, и они закурили. Первая затяжка была самой вкусной. Кирк глубоко затянулся и медленно выдохнул. Голова закружилась, а пальцы на руках стало слегка покалывать.

– Земля… – протянул Эд. – Когда мы там окажемся?

– Тебе не кажется, что мы слишком идеализируем эту планету?

– Поясни.

– Всё что произведено на Земле стоит в два, а то и в три раза дороже, хотя по качеству и свойствам почти не отличается, а бывает и хуже. А все благодаря распространённому мифу, что там – эталон всего! Что за бред? Мы как некоторые звери стремимся в место, где появились.

Эд ухмыльнулся, а затем сказал:

– Да… мы стремимся в то место откуда появились. – Он пододвинул стеклянную пепельницу Кирку. – Вот, кстати, пример того, что лучше земного – пепельница.

– Ага, здесь стекло лучше выходит и дешевле.

– А Земля – мечта. Людям нужно о чем-то мечтать, и эта планетка как нельзя кстати подходит на роль манны небесной. Плюс центр цивилизации, какой-никакой.

– Ну, такое себе. Центр бюрократии может, но не цивилизации.

– Образно – центр. И всегда таким будет, пока мы не перейдём на следующую ступень развития. – Эд откашлялся, затушил сигарету, а Кирк свою.

Дым и шум окружили их. Глаза Кирка немного покраснели, а алкоголь теплом разошёлся по организму. Ему захотелось ещё больше тепла, и он хотел было попросить Эда добавки, но тот не дал ему этого сделать.

– Тебе нужно в уборную, – тихо сказал Эд.

– Ага, – без лишних слов ответил Кирк и встал со стула. Он накинул рюкзак на одно плечо и неторопливо направился вдоль бара, далее через дверь – в туалет. Вспомнив, что забыл мультифон, тихо выругался, надеясь, что Эд уберёт его со стойки.

В небольшой комнате было четыре двери. Два туалета, служебное помещение и соответственно вход в эту комнату. Кирк накинул вторую лямку рюкзака, зачем-то оглянулся и зашёл в служебное помещение. Резко закрыл за собой дверь, но так что бы не создавать лишнего шума. Несколько секунд он смотрел в темноту, ожидая пока глаза привыкнут.

Две стены бытовки были заставлены швабрами и бутылками. Вдоль третьей спускалась толстая труба и стояли ведра. Кирк сильно надавил на трубу. Рука почувствовала пыль, а отошедшая краска немного хрустнула, но не отвалилась. Раздался еле слышный щелчок, и стена отошла назад. За стеной было не менее темно и отдалённо пахло сыростью.

Отодвинув стену немного влево, он протиснулся внутрь, надеясь, что сильно не наследил. И навалившись всем телом, вернул потаённую дверь на место. Как только она встала в свой паз и что-то щёлкнуло, загорелся яркий свет. Кирк от неожиданности закрыл глаза, хотя знал, что все будет именно так.

Когда он их открыл, свет уже не казался таким ярким, но все-же глазам было некомфортно ещё некоторое время. Кирк несколько метров прошёл по узкому коридорчику и спустился по такой-же узкой лестнице метров на десять вниз, упершись в металлическую дверь. Она была серой и гладкой – ни одного выступа или соединения.

Постояв некоторое время, Кирк отбил по ней пароль костяшками правой руки, и сделал шаг назад. Дверь бесшумно приоткрылась в его сторону, а изнутри раздался тихий женский приказ:

– Бегом.

2 Джереми

Большая столовая скудно освещалась жёлтым светом. Декорированные хрусталем люстры немного увеличивали интенсивность излучения ламп, но создавали бликующие отсветы, что не придавало окружающей обстановке красок, а лишь делало её нездорово рябой.

Рыба казалась Джереми сухой и пресной, вино дрянным, а воздух спертым. Мать долго, медленно ела, изредка поглядывая на сына, и в один момент не выдержала:

– У тебя что-то случилось? – Она избыточно громко положила приборы на тарелку. Просыпается железная леди Стюрт, подумал Джереми.

– Нет, мама… нет. Хандра, весенняя, не более, – сказал Джереми и попытался улыбнуться.

Железная леди Стюрт, сомкнула брови и пристально посмотрела на сына. Джереми устало взглянул на мать, что разозлило её ещё больше. Их разделяло три метра овального стола, сервированного под ужин с большим подсвечником ровно в середине, и пропасть между мировоззрениями.

Леди Стюрт взглянула на троицу молодых парней официантов в чёрных строгих костюмах и те быстро удалились в боковую дверь. Двое из них делили с ней постель, когда она этого хотела, иногда поодиночке, редко сразу вдвоём. Джереми это знал и был не против, ведь следующие за этим игрищем дни, мать была более мягка, если это можно назвать мягкостью.

Леди Стюрт была в возрасте. Сейчас ей шёл двести пятьдесят первый год, а намёка на старость и не проявлялось. Подавляющее большинство людей способных продлить свою жизнь к этому возрасту сходили с ума, и их родственники или наследники высуживали проведение принудительной эвтаназии, но Джереми такое счастье пока не предвиделось, а судя по состоянию его родительницы можно было смело говорить, что ещё долго не предвидится.

Джереми был плодом её «любви» с абсолютным акционером продовольственного союза, постоянным членом Совета Семи – Верноном Джереми он Браском. Старик помер в возрасте двухсот сорока лет, когда Джереми не было и года.

Парень частенько давался диву каким образом тела его родителей в столь преклонном возрасте смогли создать генетический материал, да ещё и достойного, хотя может не очень, качества. Он представлял какое количество денег они на это потратили и не представлял, как они решились на данный шаг, пока не повзрослел окончательно, заставив работать большую часть клеток заполняющих пространство его черепа. Сильные мира сего были скупы на столь затратные вещи и прибегали к значительным расходам лишь в случаи крайней необходимости и, как понял Джереми, смерть и есть та самая – крайняя необходимость.

Леди Стюрт была внучкой «стального» Джона Кларка Стюрт. Получившего свое прозвище не просто так. Дед Джереми в тридцать лет соорудил своими руками такую историческую конструкцию как «Восстание Мелочи». Это событие перевернуло цивилизацию с ног на голову и переделило акционерные доли всех Союзов в пользу старой аристократии, которая за последние пару тысячелетий медленно скатывалась в упадок. Стальной Джон шёл по головам не гнушаясь убийствами, шантажом и подкупами. Почти пятьдесят лет множество планет горели революциями и Совет Семи сдался, пойдя на уступки старой аристократии. Как вы понимаете самый большой кусок уступок получил Стальной Джон, а за следующие двести лет жизни утроил его.

Дед Джереми и его брат – Нерон Джон Стюрт, от отца получили только капитал. Личностные качества, характер и харизма растворились в их организме, не переродившись в нечто стоящее по меркам сильных мира сего. Поэтому они методично прожигали свое состояние пока Нерон не покинул сей дивный мир в возрасте ста лет, а дед Джереми – Фрэн Джон Стюрт, не получил наследство брата. Собраться с мыслями ему стоило немалых усилий, но он смог и ко времени своей кончины не приумножил капитал отца, но вернул его почти на исходное значение.

У Фрэна Стюрт было четверо детей, но до получения наследства дотянула лишь Саманта Джессика Стюрт – мать Джереми. Остальные трое – погибли при загадочных обстоятельствах, которые при поверхностном знакомстве казались чистой случайностью. Эти смерти были первыми в копилке доводов к появлению приписки «железная» перед именем матери Джереми.

Его дядьки погибли во время полёта на Землю. Межзвездный корабль класса люкс – СР-3000, оснащённый всевозможными системами защиты и выживания, был коварно повреждён метеором, а аварийная посадка на ближайшую планету успехом не увенчалась. Спасатели экстренно прибывшие на место крушения обнаружили на том месте выжженный грунт (ещё более выжженный, чем остальной выжженный грунт на близкой к звезде планете) и ни единого осколочка. В последствии оказалось, что межзвездный двигатель отчего-то решил взорваться – это стало известно в процессе расшифровки сигнала бедствия. Данное происшествие – детонация активной части межзвездного двигателя, устанавливающегося на СР-3000, стало первым и последним во всё длительное время эксплуатации данного аппарата. Ещё долго эксперты со всех уголков цивилизации приводили свои гипотезы, фантазии и бредни, но официально было объявлено о трагическом стечении обстоятельств приведших к столь печальному, но все же лишь несчастному, случаю.

Тётка Джереми подхватила лихорадку Патрика и скоропостижно скончалась в течении суток. Столь быстрое течение болезни было характерно для обитателей миров с непрямым управлением одного из союзов, малыми контактами их обитателей с остальной цивилизацией и являлось следствием отсутствия естественного отбора как такового, а также страха перед вакцинацией сильных мира сего. Она была старше матери Джереми на десять лет и много работала на славу рода. Некоторые личности из числа прихлебал абсолютных акционеров, да и сами акционеры, на полном серьёзе пророчили ей будущее никак не меньше «Стальной» Стюрт, но рабочая поездка свела на нет все их пророчества. На планете 2-К-4, – крупный сырьевой мир, тётка Джереми пробыла меньше часа, даже не покинув пределы порта и не контактировав с местными аборигенами. Она передала секретные документы местному ставленнику их семьи и покинула планету. Документы она передавала через разграничительный барьер и общалась с ним также. Уже на орбите она почувствовала себя плохо и скончалась в межзвёздном пространстве. Ни один из членов экипажа не был заражён даже при том условии, что тесно контактировал со свой работодательницей. Для многих было ясно кто повинен в смерти тётки и поэтому расследование велось честное, под яростным присмотром общественности, ведь в случае отрицательного для матери Джереми результата огромный пирог после смерти деда мог пойти на раздербание и это будоражило умы сильных мира сего. Но и эта смерть по мнению специалистов стала трагической случайностью.

Теории заговора породили вокруг молодой леди Стюрт лёгкий запашок осторожности, который усиливался все время её жизни и до сегодняшнего дня. Приумноженный капитал своей семьи открыл все двери, острый ум позволил играть очень в долгую и власть сама потекла в её руки.

Сейчас леди Стюрт уже отошла от большинства дел, но жизненно важные вопросы семейного капитала все ещё решались ею в ручном порядке. Она сосредоточилась на воспитании сына, пытаясь выработать в нем присущую ей хватку и максимально возможным образом накачать ему системообразующую мышцу человеческого организма – мозг. С последним проблем не появлялось – Джереми был определено одарённым человеком и очень способным учеником. А вот с первым возникли явные проблемы. До тринадцати лет мать заложила в него все, по её мнению, необходимые качества, но в дальнейшем в парне произошёл резкий поворот влево.

Джереми мало-помалу становился неким антиподом своей матери. В возрасте пятнадцати лет стал интересоваться экономикой, вот только учился ей не по общепринятым учебникам людей состоятельных, да и подавляющего числа не шибко состоятельных, а на «слегка» других. На просторах сети, связывающей всю галактику, парень познакомился с людьми, чей кругозор не ограничивался познаниями в общепринятых теориях стоимости, инвестирования, да просто взгляда на капитал. Этот круг лиц представлял собой гонимый сильными мира сего, прибывающий в вечном движении, анклав прогрессивной мысли человечества. Там его направили в нужном направлении, что позволило, уже вскоре, взглянуть на мир совсем под другим углом. Пытливый ум, знатно натренированный, способный к построению сложных логических цепочек, все ещё желающий вбирать в себя новые, почти противоположные имеющимся, знания, быстро перешёл на сторону правды.

Никаких лиц, имён и любой другой информации о своих новых друзьях он не знал, да и сам использовал для общения с ними ресурсы, созданные прадедом, предоставляющие максимально возможную анонимность. Джереми смекнул: то, что использовалось прадедом для победы в неравном конфликте с «молодыми» капиталами можно использовать и в его тайной жизни.

Что зарождалось как обычная игра в тайну и получение удовольствия от существования второй жизни о которой мать не знает, переросло в нечто большее. Приобщение к прогрессивному течению наполнило жизнь реальным смыслом, открыло двери разума, позволив смотреть на мир через правильную призму.

Поначалу леди Стюрт не замечала происходящих изменений, но они нарастали как снежный ком и к двадцати годам она стала понимать, что вырастить того, кого ей было нужно не получилось. Леди Стюрт не могла догадаться, что сын попал под влияния революционных сил, потому что она сама не верила в их действительное существование, в значительной форме в Союзе Семи. Ей, конечно, доносили, что изредка, на бедных планетках вспыхивают небольшие бунты, но она, как женщина, воспитанная на книгах старой аристократии и свята верящая в определённые постулаты из них, считал их проявлением слабости людей. Леди Стюрт была уверена, что сейчас любой человек, обладая нулевым капиталом мог легко подняться почти до её уровня, прикладывая необходимые усилия. Отчего-то ей было невдомёк, что время лёгких денег закончилось поколений сто назад и с того же времени социальные лестницы работают лишь в одном случае из миллиарда.

А вот Джереми знал это. Он знал, что сейчас ребёнок, родившийся в семье инженера средней руки будет жить на уровне его родителей или ниже. Вырваться из своей горизонтали, обусловленной парой тысяч факторов было делом фантастическим, а вот упасть – труда не составляло. И так было со всеми и уже очень продолжительное время.

Но в какой-то момент частота падений вниз принялась ускоряться и сейчас цивилизация стала походить на раскаленный шифер – задень его и тот взорвётся. Джереми знал, что дед воспользовался похожим моментом, но в корыстных интересах. Перед ним же стояла более благородная цель – перераспределение благ в пользу людей создающих, а не потребляющих.

Леди Стюрт хоть и считалась железной, но причину перемен в сыне не поняла и винила во всем наследственность. Как она не старалась – слепить из Джереми то, что она в конечном счёте и хотела получить не удалось. Ей оставалось только надеяться, что рано или поздно сын возьмётся за голову, как это сделал его дед.

– Хватит этих соплей! – сказала леди Стюрт, будто сильно стукнув по столу кулаком.

– Мама… – Джереми не знал, что сказать, но знал, что говорить просто необходимо и что его тут же перебьют.

– Нет! Ты – Стюрт! Хватит соплей. Твой прадед поднял семью почти с колен, а ты в тридцать лет – большой ребёнок! – Джереми видел, что мать пылает, но это его не страшило, он лишь пытался скрыть улыбку. – Когда ты уже осознаешь свою роль?

– Я стараюсь, мама, – Джереми походил на ангела в этот момент, но леди Стюрт, так просто было не убедить.

– Не ври! Я тебе не кухарка и мне давно за двести, чтобы различать ложь. Ты мягкотел и ленив как дед. Знаешь, что с нами было если бы он не взялся за голову?

– Копали бы камни на Радуге, – как ни в чем не бывало ответил Джереми.

– В самой токсичной яме в окружении точно таких же неудачников!

– Эти неудачники работают, чтобы мы жили, – выпалил Джереми слегка разозлившись, но тут же осекся, коря себя за это.

Леди Стюрт сделала настороженный вид и будто замерла, не моргая уставившись на сына.

– Конечно, в этом ничего плохого нет, но все-таки нужно проявлять хоть толику уважения к тем, кто позволяет нам ходить на золотой унитаз, – Джереми положил уже отрезанный кусок отбивной в рот и уставился на мать, медленно пережевывая мясо.

Несколько секунд она продолжала смотреть, а затем уголки её губ дернулись, и она отпила из фужера.

Джереми знал, что матери нравиться такой юмор. Она любила жёсткость и подчеркнутость своего превосходства над подавляющим большинством людей. Парню стало противно от этой мысли и необходимости даже произносить нечто подобной почти каждый день да по много раз.

– Вот это и есть самое главное. Когда ты решишь, что золото можно поменять на что-то другое, и что это нормально, то все, считай, ты опустился. Жизнь нужно строить под себя…

– … а не себя подстраивать под жизнь, – закончил Джереми устало, пытаясь намекнуть матери, что её нравоучения похожи на кость в горле.

– Да, да, это основа, фундамент. Это – аксиома и все твои размышления должны содержать в основе именно это.

Джереми было неприятно слушать мать уже очень длительное время. Ещё подростком он понял, что она его не любит, а все её разговоры о любви к нему – ложь. Она хотела видеть в парне себя, желала знать, что после смерти частичка леди Стюрт будет продолжать жить. Нет, формально в Джереми была часть леди Стюрт, но далеко ни та которая интересовала женщину. Она чувствовала, что голова Джереми забита ни тем, что, по её мнению, было важным и необходимым, но ввиду возраста пыталась обмануть саму себя убеждая что сын со временем изменится. Её печалило, что этот момент наверняка наступит после её смерти, когда на сына свалятся заботы и проблемы, которые сейчас он на себя брать не желал, как бы та не старалась.

– Меня не будет четыре дня, – будто невзначай бросила леди Стюрт.

Джереми посмотрел на мать, та уставилась в тарелку увлечённо отрезая кусок мяса.

«А-то я не знаю, – подумал он».

– Дела? – спросил он, стараясь изобразить в голосе неподдельный интерес.

– Да, нужно посетить одну планету и Вознесение.

«Кто-то хочет прожить ещё лет пятьдесят. На рекорд идёт».

– Реновация? – спросил Джереми.

– Что ты, – леди Стюрт мило улыбнулась. – Мне уже пора на покой, но умирать таким способом я не намерена. Хотя и собираюсь сделать это, не уподобляясь твоему отцу, но это как пойдёт, кто же знает? – она улыбнулась.

«Любимая забава прадеда и матери – лгать всем и вся, включая себя. Надо записать», – подумал Джереми.

– А я думаю стоит сделать. Это облегчит старость, – сказал Джереми.

Леди Стюрт явно разозлилась, но виду не подала. Джереми знал, что мать приходит в ярость от упоминания её преклонного возраста.

– Да, ты уже говорил. Боюсь, что ничем хорошим это не закончится.

– Если вспомнить деда и прадеда перед смертью, то ты права.

– Твой отец был не лучше. Он пятьсот дней все ещё оставался абсолютным акционером, при условии, что ложку ко рту поднести не мог…

–… и, если бы не ты, всё моё наследство пошло бы по миру, – вставил Джереми.

– Конечно! Сейчас ты относишься к своему состоянию слишком пренебрежительно, но это пройдёт. Тебе нужно просто посмотреть, как живут те, кто обделен благами, имеющимися у тебя. Всё что тебя окружает сделано руками тех, кто живёт всего одну жизнь, и я знаю, – поверь мне, как это печально, – леди Стюрт сделала лицо человека чьи слова стоит принимать за чистую монету. Получилось не убедительно.

Откуда мать могла знать, какого это прожить всего одну жизнь, при условии, что собралась делать реновацию в третий раз, Джереми не понимал, да и пропускал эти бредни мимо ушей. Это была одна из крайностей, которые присущи умирающим властелинам мира, пытающимся зацепиться за жизнь. Матери осталось жить совсем чуть-чуть, но её сознание безнадёжно надеется продолжить поглощать как не в себя жизни тысяч людей ежедневно.

Он достаточно насмотрелся на жизнь низов цивилизации и мог бы сам посвятить леди Стюрт в такие глубины страдания, что ей и не снились. Ему были знакомы самые бесчеловечные принуждения к собачьей жизни, которые его родительница не просто не знала, она даже не могла представить их существования. Хотя вот тут он ошибался. Леди Стюрт знала всё и вся, правда наиболее дикое для своей головы просто игнорировала. Иначе бы она вряд ли сохранила хоть и мелочное, но трезвое сознание.

– Вероятно… ты права. Но до момента, когда произойдёт моё прозрение ещё нужно дожить, а таких как мы, ты же сама знаешь, опасности ждут везде. – Он взял фужер и залпом выпил его красное содержимое. Затем налил себе ещё один, под неодобрительный взгляд матери.

Её лицо вдруг стало добрым, и она сказала:

– Благодаря прадеду нам нечего бояться. Система работает исправно, а следом за мной – ты, будешь гарантом для безбедной жизни пары тысяч человек. И уже они будут из кожи вон лезть для сохранения твоей жизни как можно дольше.

Джереми покачал головой и улыбнулся. Вино ударило в голову и ему захотелось говорить. Тем более сегодня была их последняя встреча и как бы он не презирал мать, та была ему единственным родственником.

– Вот что я тебе скажу: до прадеда думали так же и расслабились. Мир не стоит на месте и нужно меняться вместе с ним, а такие как мы всеми силами стремимся сохранить старое, ведь там тепло, сухо и спокойно. И опора на то, что мир нужно строить под себя, а не себя под мир, всегда проигрывает, хоть и лидирует на малых отрезках.

Леди Стюрт не на шутку удивилась и была обрадовала словам сына. Внутри зародилась надежда, что становление «металлического» Джереми случиться ещё на её веку. Скрыть она этого не смогла и ещё большее отвращение к матери накрыло Джереми.

– Интересные мысли, – выдавила сквозь плохо скрытую улыбку леди Стюрт.

– Крайне интересные. Вот только они двояки. Их можно использовать и в личных целях, и в целях цивилизационных.

На лице леди Стюрт проступила гримаса скептического отношения к его словам. Она сделала добрый глоток из своего фужера и сказала:

– Та форма устройства цивилизации что существует уже больше пяти тысяч лет, является идеальной для человечества, и никто ещё ничего лучше не предложил. И думаю, не предложит, никогда.

Джереми усмехнулся.

– Размышления так себе. За эти пять тысяч лет все так сильно изменилось, что твои слова – ложь.

– Объяснись, – с интересом сказала леди Стюрт.

– Хм, было семь союзов – стало восемь, при том, что восьмой закрытый и… агрессивный. Уровень жизни не у приближенных к золотому горшку упал в десятки раз. Прогресс почти остановился, рост населения отсутствует, а вот те – у золотого горшка, то есть «мы» и нам подобные, интенсивно вымирают. И так почти до бесконечности. Если трезво взглянуть на вещи – мы переживаем доктринальный кризис нашей эпохи, которая идёт уже шестое тысячелетие, и накопила такую массу противоречий, что вряд ли выдержит их вес, даже в условиях нынешней связанности и жёстких условий контроля.

– Что за вздор!? – воскликнула леди Стюрт с неприкрытой скептической улыбкой.

– Не вздор, – серьёзно сказал Джереми. – Факты говорят сами за себя, а вы их в лучшем случае пропускаете, а в худшем обманываете сами себя. Просто посмотри на статистику, благо с нашими возможностями доступна расширенная, точнее реальная правда. В отличии от людей обычных, наша жизнь равна сумме жизней трех людей, это может показаться неким плюсом в борьбе, но все намного сложнее. Сухие цифры: прирост цивилизации за последние пять тысяч лет – пятьсот тридцать два процента. Элита – минус пятьдесят. Мы вымираем как класс, аккумулируя огромные капиталы в руках крайне малого количества людей. Конечно, все это относительно и в двух словах не опишешь, – он сделал глоток и продолжил. – Далее, из элиты выбираем десять процентов самых богатых и смотрим что было тогда, а что сейчас: минус семьдесят пять. Просто вдумайся – десять тысяч человек держат в руках больше, чем остальные пятьдесят миллиардов. Мы потребляем за свою жизнь триллионы человеко-часов упорного труда. Как это можно описать? – он вопросительно уставился на мать.

– Благо, – спокойно ответила она, надменно улыбаясь.

– Паразитизм. Мы остановили развитие нашей цивилизации, сосредоточившись на удовлетворении сиюминутных потребностей себя любимых. Мы просто складируем богатства создавая дефицит и выворачиваем его в свою пользу.

– Какие дурные мысли. Я думаю – это молодость, всего лишь молодость, – сказала леди Стюрт, а внутри ужаснулась мыслям сына. – Молодость не даёт тебе адекватно смотреть на жизнь. То, что ты называешь – паразитизм, есть нормальность, которая присуща человеческому обществу. Люди никогда не были равны и никогда не будут. Если ты можешь удержать того, что получил с рождения, то увеличить данное труда не составит. Остальное – отговорки, порожденные ленью.

Джереми хмыкнул и сказал:

– Возможно. Я про последнее. Но ты не станешь отрицать тот факт, что наши стартовые условия куда лучше, чем у остальных.

– А вот тут ни все так просто. Имея многое, многое можно и потерять. Имея малое – теряешь малое, – серьёзно произнесла леди Стюрт.

Джереми в голос рассмеялся.

– Это чистой воды лицемерие. Потеряв две-трети нашего, капитан, мы все ещё будем настолько богаты, что наши следующие десять поколений смогут безбедно ничего не делать.

Леди Стюрт утвердительно кивнула, сделав улыбку победителя.

– Да, это так, и это прекрасно.

3 Олин

Приближенный Олин закрыл дверь своей спальни и, повернувшись вправо, чуть ли не лбом, врезался в человека. Тот схватил его за плечи и добродушно сказал:

– Осторожнее, Олин, так можно отправиться к Первому раньше времени.

Олин поднял голову и улыбнулся.

– Здравствуй, Денер. – Олин подал руку, и Денер, служивший таким же приближенным в церкви Агастуса Блонжека, энергично пожал её. – Я слышал тебя отправляют на Ингарин?

– Да, – с воодушевлением ответил Денер, – и я несказанно рад.

– Когда?

– Через шесть дней буду там, вылет завтра.

– Что-то долго. Это же не далеко от нас.

– На грузовых же. Три пересадки и почти двое суток ожидания.

– Ты не теряйся там, а то уйдёшь в работу и сгоришь, – Олин улыбнулся.

– Как скажешь, приближенный Олин, хотя на все воля Первого и никак иначе.

– На все воля… ну, я пойду, – сказал Олин.

– Конечно, конечно. До встречи.

– Я думаю – прощай, приближенный Денер.

Денер усмехнулся.

– На все воля Первого.

Они разошлись в разные стороны. Олин почти сразу забыл о встрече с Денером и его отъезд. Последнюю неделю его голову занимал сон, который из ночи в ночь крутился словно зацикленный видеоролик. Сегодняшней ночью сон перешёл на следующую стадию реалистичности – стал цветным. По всем канонам, Олин, как служитель церкви Первого, должен был расценить его как некое общение с Первым, но приближенный получил отличное образование и отнёс ночные видения к первым признакам психического расстройства.

Происходящее не радовало двадцатипятилетнего парня в самом расцвете сил, поэтому ближайшую неделю он решил не напрягаться и посвятить большую часть свободного времени отдыху. Проблема заключалась лишь в том, что служил он на планете, очень сильно отличающейся от тропического рая, созданного для созерцания прекрасного, в тени невысокого дерева и в окружении фигуристых дев, дополняющих идеальную картину.

Рано утром ему позвонил приближенный Маллек и сообщил, что приближенный Калег заболел. Олину было необходимо заменить его на утренней службе и дообеденном покаянии. Наш герой наскоро собрался и не позавтракав отправился заменять выбывшего бойца на пути единения человечества с Первым.

Лицо покрыла ели видимая щетина, глаза немного опухли, а балахон для служения был недостаточно уложен и почищен, но Олин посчитал это за мелочи и надеялся, что никто не обратит внимания, а Первый простит ему сегодняшнюю лень.

Поднявшись на трибуну, он окинул взором зал. Женщины и дети плотно заняли все скамьи, некоторое количество мужчин сгруппировалось у высокой двустворчатой двери. Их было мало, но это и понятно, сейчас идёт уборочная компания и все способные трудиться трудятся с утра и до поздней ночи.

На улице стало достаточно светло и освещение зала отключилось. Стояла тишина и лишь изредка слышались голоса детей и успокаивающий шёпот женщин. Лица прихожан были сильно загорелы, разрез глаз узкий, а носы плоские. Все местные, решил приближенный и достал небольшую книжку.

Сразу после семинарии, в возрасте двадцати двух лет, Олин был направлен на Фюлле. По звёздной карте планета имела название 4-Ж-2, находилась в системе А(Первично-освоенные), подходила для существования человека, но имелась своя специфика. Первые колонисты столкнулись с пыльными бурями, ярким солнцем и холодными ночами, что вставляло палки в колеса освоения, но они героически преодолевались. Колонисты ломали непокорный мир через колено человеческой настойчивости и силы. Пара столетий превратила планету в сельскохозяйственный рай, отправляющий продовольствие и полезные ископаемые даже на Землю.

Миллионы людей переселились сюда в поисках тепла и спокойствия, и они нашли его, правда через поколения всё изменилось. Фюлле проиграла в конкуренции новым планетам и постепенно сельское хозяйство стало умирать. Цивилизация менялась, медленно, но, верно, большинство планет встроились в новый экономический уклад производителями конкретной продукции, а такие как Фюлле обосабливались, отдаляясь от остальных.

Почва здесь не могла выдавать значительные урожаи без вливания удобрений, полива и обработки от флоры и фауны. Когда закончились местные ископаемые для производства химической продукции их пришлось закупать на других планетах. Это в свою очередь сильно увеличило стоимость конечной продукции и быстро опустило планету на дно пищевой цепи цивилизации. Все, кто могли улетели, а остальные принялись вести простой образ жизни, без большинства благ цивилизации. Постепенно Фюлле превратилась в самодостаточную колонию, почти не связанную экономикой с остальной цивилизацией. Продавалось лишь то количество продукции, чтобы покрыть импорт и не больше.

За тысячелетие здесь выросли поколения людей, не бывавших даже на орбите и ведущих «приземленный» образ жизни. Но с приходом следующего экономического уклада галактику поделили семь союзов и Фюлле встала под протекторат одного из них.

Произошедшая ранее революция в геологоразведке и добыче ископаемого сырья позволила включить Фюлле в экономическую жизнь человечества, но цена была высока. Интенсивность добычи и её варварство медленно убивали природу планеты, уменьшая посевные площади, загрязняя атмо- и биосферы.

К текущему времени количество жителей планеты сократилось до ста миллионов и было сосредоточенно в двадцати крупных агломерациях. Переселенцы сюда не приезжали из-за климата, местные размножались слабо, лишь немного покрывая естественную и случайную смертность. За тысячелетия одинокого существования они перестали причислять себя к роду людей и твёрдо верили, что уже ими и не являются.

Фюллцы, как и множество народов вселенной, пропитались сепаратизмом. Они не горели желанием объединяться с цивилизацией, делиться своими богатствами, да и просто входить в контакт. Первое десятилетие после вхождения в союз запомнилось обширными бунтами, жестоко подавляемыми силами союзов. За первым подавленным оскалом последовало тихое недовольство и частичный саботаж всего связанного с союзами, что тоже пресекалось, и в конечном итоге сошло на нет. Хотя даже по прошествии веков, фюллцы, как и многие похожие народы галактики, сохранили в себе желание самоопределиться и никакие блага, обещания и перешивка мозгов детей не смогли их ослабить до конца.

Олин знал про существование данной черты у людей, населяющих некогда свободные планеты. Первый – Агастус Блонжек в своём писании чётко говорил, что это неправильно и человечество должно быть единым, ведь в конечном итоге Бессмертные вернуться и люди вступят в настоящую борьбу за жизнь. К этому времени галактика должна стать целым, ресурсы консолидированными, а умы занимать лишь один вопрос – выживание.

Олин читал седьмую заповедь Первого, когда один из мужчин кашлянул, привлекая внимания собравшихся. Приближенный поднял взгляд, и мужчина кашлянул снова. Это был тощий фюллец лет тридцати, с огромным, приплюснутым носом и рябым лицом. Женщины и дети обернулись, устремив взор на возмутителя духовного спокойствия, мужчины продолжали смотреть на Олина. Наглый фюллец набрал слюны и плюнул на пол, засунул руки в карман и, победоносно улыбаясь, спросил:

– Когда, приближенный?

Олин растерялся и отчего-то ему стало страшно.

– Что, – он замялся, – когда?

– Когда это блядство закончиться?

Женщины и дети, как по команде, устремили взгляд на приближенного. В их глазах горела ярость, а лица будто становились чёрными, глаза краснели. Вопрошающий мужчина вновь сплюнул и хмыкнул.

Капля пота стекла по лбу Олина и застряла в серых бровях. Он перевалился с ноги на ногу, громко выдохнув. Спина взмокла и к ней прилипло нательное белье.

– Й-й-й-а, не понял вопроса. Проповедь? – Олину казалось, что он сейчас выблюет завтрак, которого не было.

Мужчина улыбнулся и сказал:

– Ты знаешь, про что я, Серый Джек.

Олин быстро ответил:

– Не понимаю, – прозвучало вопросительно.

– Строка семь, глава пятнадцать, Завет: «Он придёт, а за ним потянутся нити конца. Серый Джек, тёмная лошадка, смиренный раб своей судьбы займёт уготованное ему место. Он откроет дверь и начнётся эра Бессмертных».

Олин сглотнул слюну. Казалось воздух в зале готов воспламениться. Волосы приближенного покрывала небольшая чалма, светло-бирюзового цвета, с желтой полоской у основания, под которой собирался океан выделений человеческого тела в борьбе с перегревом. Он ещё раз сглотнул и сказал:

– Это ересь. Этот Завет запрещён тысячелетия назад и все версии уничтожены. Откуда ты знаешь это?

– Что за тон? Детей мы с Вами не крестили, приближенный. – Глаза мужчины стали красными, голос тяжёлым эхом отражался от стен. – Вы сами знаете, что ничего не уничтожено. Человечество хранит слово настоящей веры. Вы – ересь. Вы – забыли Первого и предали людей. Вы – лакеи господ. Но Вы, приближенный Олин Демеруг, – Серый Джек, истинный сын Первого, Кровь от Крови Агастуса Блонжека, спаситель и рука, что низвергнет Бессмертных в небытие!

Олин вскочил с кровати, глубоко вдыхая. Приходило чёткое осознание реальности. Сердце усмиряло темп.

Он подошёл к окну и раздвинул шторы. Было раннее утро, небо покрывала серая дымка.

Происходящее Олина радовало все меньше. Казалось, он скатывается в паранойю. Месяц его мучил один и тот же сон, а сегодня он стал более чем реалистичным. Будто истерлась грань между проекцией реальности с её дополнением вымыслами и тем, что считается «сейчас».

Мультифон негромко зазвенел. Олин подошёл к тумбочке и нажал на экран. Звук прекратился. Он сел на кровать и обратил внимание на свои руки – они тряслись. В употреблении каких-либо интересных жидкостей и веществ Олин себя не застукивал, а значит разболталась нервная система. Он положил руки на колени и попытался успокоиться.

Дыхательная гимнастика улучшила состояние, но загудела голова.

Олин два раза, быстро, нажал на экран мультифона, тот включился. В контактах он нашёл епископа Саливана и нажал значок вызова. Через некоторое время послышался спокойный голос:

– Доброе утро, Олин, – ответил на вызов Саливан.

– И Вам, доброе утро. Мне нужна ваша помощь, – как-бы робея произнёс Олин.

Епископ тут же ответил:

– Конечно, говори!

– Можно с глазу на глаз?

Епископ снова не раздумывал.

– Какие глупости, Олин!? Мы же не первый день служим вместе. Конечно, можно, – епископ был неподдельно удивлён столь странными вопросами.

– Ну да, – он замялся. – Это я так про время спрашиваю.

– Хм. – Несколько секунд епископ думал. – В одиннадцать, у меня.

– Спасибо.

– Что за глупости? Пока не за что! – Саливан пребывал в отличном настроении, в отличие от приближенного.

– До свидания епископ.

– До встречи Олин!

Саливан отключился первым. Олин увидел на экране мультифона уведомление о сообщении, но читать не стал.

Приближенный встал и некоторое время стоял у окна. Его сознание не могло сосредоточиться на одной мысли и быстро перескакивало с темы на тему, но все они кружились вокруг одного – Первого и его сына, имя которому Джек Блонжек.

Олин был знаком с Заветом. Все служители церкви Первого были обязаны изучить данную книгу, считавшуюся заблуждением или даже обманом. Хотя никто точно не знал как и когда она появилась, но борьба с этим заблудшим ответвлением учения Первого велась очень давно. Поэтому такие как он и знакомились с Заветом. Одним из строгих указаний после направления на службу было выявлять носителей этого запретного знания и докладывать своему непосредственному руководителю, который в свою очередь должен был принять ряд мер, которых Олин не знал, а главное направить письмо выше по иерархии.

Олину не удосужилось встречаться с носителями столь запретных знаний. К тому же он считал их давно мёртвыми. Несколько раз в голову приходила подлая мысль о том, что он просто не разбирается в людях, хотя его служба требовала обратного. Да и если быть совсем искреннем с собой, то следует отметить, что Завет интересовал его мало, и вышел на первые план после появления в его жизни сна.

Одевшись, Олин оглядел себя в небольшое зеркало, закреплённое на деревянном шкафу. Помятое лицо, вчерашняя щетина, неидеальный балахон. На мгновение ноги решили подкоситься, но он оперся на шкаф, опустил голову и несколько раз глубоко выдохнул.

– Это просто сон, – сказал себе Олин и подошёл к двери. Её он открывать не стал, а прислушался. Денер, как и большинство служителей церкви Первого, носил в помещении туфли на твёрдом каблуке, выдававшие характерный звук при ходьбе. В коридоре было тихо. Олин задержал дыхание и почти положил ухо на гладко выкрашенную поверхность двери для верности. Ничего не услышав, он открыл дверь, быстро вышел и закрыл. Некоторое время Олин боялся повернуться, прислушиваясь к тишине. Затем в отдалении послышался нарастающий стук каблуков.

Смело повернувшись в нужную сторону, приближенный быстро пошёл вперёд. Из-за угла вышел невысокий мужчина в синей чалме и, поравнявшись с Олином, кивнул. Тот ответил тем же и медленно выдохнул – это был не Денер.

Позавтракав, Олин отслужил утреннюю службу, переоделся и поднялся на третий этаж здания. Там, в самом конце коридора располагались покои епископа Саливана.

Олин уменьшил шаги, увеличивая время до момента встречи с епископом. Он думал о том, как начать разговор, всё ли стоит говорить (это относиться к Завету), и вообще нужно ли об этом говорить. Ничего серьёзно не обдумав Олин подошёл к доброте деревянной двери, выкрашенной бесцветным лаком. Узор из годовых колец радовал глаз, а фигурная ручка из той же древесины дополняла картину.

Приближенный занёс руку и тут включилась, и выключилась лампа на потолке. И что это за знак, подумал Олин и трижды тихо стукнул в дверь.

– Да, да, сейчас. – Послышалось из-за двери.

Через пару секунд дверь открылась внутрь комнаты и перед ним стоял епископ Саливан в белом халате и с улыбкой на лице. Олин размяк и понял, что сейчас расскажет всё. И рассказал.

– Не нужно сразу всё усложнять, Олин. Вероятно, во всем виновато переутомленное сознание. Ты заступил на службу смело, а сейчас кризис. Его нужно просто пережить. К тому же это лишь подготовка к действительно трудным временам тридцатилетия. Знаю по себе.

Они сидели на небольшом и жёстком диване по оба его конца. Олин покачал головой, уставившись в пол. Заметное облегчение от того, что выговорился не наступало, затерявшись за мыслями о проклятом сне.

– Не думаю, – выдавил из себя Олин, – что все так просто.

Саливан сделал сосредоточенное лицо, глаза выдавали зародившуюся злость. Олин разглядел её, когда тот заговорил.

– «И познает он свою принадлежность и да увидит свое настоящее. Серый Джек узнает кто он есть на самом деле от себя самого».

– Меня это пугает.

– Брось! – резко ответил Саливана, а Олин вздрогнул от неожиданности. – Это просто сказка для дураков.

Олин не понимал, чем вызвал столь резкую реакцию, но поспешил усомниться в правильности выбора собеседника в столь щекотливом вопросе.

– Так, – начал Саливан куда более добродушнее. – Тебе необходимо развеяться, отдохнуть и просто сменить обстановку, а мне как раз необходим приближенный для командировки на Радугу.

Олин тут же прикинул расстояние, благо представлял себе галактику и знал множество планет, чтобы иметь возможность – это сделать.

– Две недели в одну сторону, – выдохнул Олин, представляя невиданное «наслаждение» столь продолжительного прыжка.

– Нет, что ты, всего одиннадцать дней, – отрезал Саливан.

– На все воля Первого, – не веря себе самому сказал Олин.

– Тут ты прав, отправление завтра, программу полёта тебе перешлют в ближайшее время. Документы и груз, который необходимо будет передать, получишь у Сантера. Он тебе позвонит, когда забрать.

Олин вышел от епископа с двоякими мыслями. Во-первых, он не получил того что хотел, хотя и не знал, что хотел получить. Во-вторых, наговорил почти на две недели в металлической банке и десяточку пересадок в режиме быстрого нахождения нужного корабля среди сотни других. Двоякими они были от того, что второй пункт являлся скорее благом, ведь позволял отвлечься от мыслей.

Через минуту мультифон завибрировал.

– Слушаю, – ответил Олин, а экран заполнило круглое, жёлтое лицо приближенного Сантера, а вверху выпало уведомление о сообщении от епископа Саливана.

– Приветствую, – сказал Сантер, а лицо расплылось в улыбке.

Олин тоже улыбнулся и ответил:

– Приветствую.

– Чемодан в канцелярии, носитель там же.

– Хорошо.

– Желаю тебе не потеряться где-нибудь и зачем-нибудь, – усмехнулся Сантер.

– Я себе и сам того желаю.

Перед сном Олин безуспешно старался переключить сознание на что-то далёкое от дум, занимавшихся его смиренную голову, но они возвращались, а под ложечкой сосало все сильнее.

Уснуть долго не получалось, но все-же удалось. Сон спокойным не был, а среди ночи его разбудил стук в дверь. Приближенный включил небольшую лампу на столе, накинул белый халат и с бешено бьющемся сердцем быстро подошёл к двери.

– Извини, Олин, – сказал епископ Саливан, явно чем-то взволнованный.

– Нет, нет, что Вы, – быстро произнёс Олин.

Приближенный окинул взглядом своего начальника. На Саливане был поношенный серый халат, ноги в шлепках, а под левой подмышкой некий серый пакет. Правая рука сжата в кулак.

– Дай правую руку, – попросил епископ.

Олин дал. Его сердце застучало быстрее от мысли, что всё это вновь лишь реалистичный сон. Он чувствовал, видел и думал, как в реальности, но и в прошлый раз было не хуже.

Саливан трясущейся левой рукой схватил, буквально так, правую приближенного, а другой поместил на указательный палец серую трубку, которую достал из кармана халата. Она свободно вошла на него, но в следующее мгновение сжалась, а Олин почувствовал неприятный укол. Приближенный машинально одернул руку. Саливан удержал её.

– Что это? – немного раздражённо спросил Олин.

Саливан фыркнул носом, и нервно дёрнул губами, намекая помолчать.

Трубка выглядела как нечто странное, казалось она из другого мира, ну или времени. Поверхность состояла как бы из множества слоев резины, накинутых друг на друга, а по ощущениям это был металл.

Через несколько секунд из неё раздался громкий писк, обе стороны загорелись зелёным, трубка отпустила палец.

Олин поднял взгляд на епископа. Тот резко сдёрнул неизвестное устройство и выхватил пакет из подмышки. Глаза Саливана испуганно бегали, пытаясь задержаться на чем-то одном, но не могли.

Олин взял пакет, епископ отпустил. По ощущениям там находилась какая-то небольшая книга. Пакет был из плотного материала и запечатан.

– Откроешь в прыжке, перед Радугой, – нервно бросил Саливан, резко развернулся и ушёл.

Некоторое время Олин стоял, переваривая произошедшее, затем вернулся в комнату.

Осмотрев палец, он обнаружил пару небольших красных точек. Пакет он положил в сумку с вещами, потеснив балахон для службы.

Сидя на краю кровати, Олин несколько раз, больно ущипнул себя за ногу. Надежда вернуться в реальность из сна не оправдалась, как и надежда на сон, который так и не пришёл.

Утром голова работала плохо, глаза щипало, а в теле отсутствовали силы. В таком состоянии приближенный Олин, служитель церкви Первого, отправился в свою новую жизнь.

4 Лизз

Раздражение праведным огнём разгоралось все сильнее и сильнее. Лизз сверлила глазами Михаила, а тот строил непричастное лицо.

– Данный манёвр не вписывается в трудовое законодательство и положение о Союзах, – сказала Лизз, уставившись на Михаила.

– Может хватит повторять одно и тоже, – спокойно обратился к ней мужчина средних лет, который сидел во главе стола, справа от Лизз.

Лизз выдохнула и перевела на него взгляд. Тонкая прядь волос выпала из хвоста и предательски нависла над глазом. Женщина поправила её за ухо и сказала:

– Не хватит. Вы пытаетесь пропихнуть это решение для увеличения нормы прибыли. С этим вы спорить не станете? – Она пробежалась по глазам заседающих, не встретив возражения. – Я не против увеличения, как такового, но все упирается в протестные настроения, которые неизбежно повысятся после принятия данного решения.

– Это мы тоже слышали, – возразил мужчина средних лет, – и не раз. Мы здесь для того, чтобы выработать решение. Конкретное, со сроками и задачами, а не для разглагольствования. Повышение будет и точка, так решило большинство абсолютных акционеров и ни нам его оспаривать. Нужен конкретный диапазон значений, в котором будет производиться расчёт.

Лизз резко встала, навалившись на стол руками. Её спина выпрямилась, причинное место смесилось назад. Бесстрастное лицо не выдавало эмоций, но пожар внутри перешёл в стадию не локализуемого, хотя говорила женщина спокойно.

– Нас устроит диапазон от нуля до нуля. Ничто другое я не подпишу. Правила Вам, господин Крестнер, известны – этот вопрос пойдёт на совет. У меня всё, до завтра, уважаемые.

Не дожидаясь ответа, Лизз развернулась и вышла. Прохладный воздух коридора приятно освежил лицо, она улыбнулась уголками губ.

Лизз возвращалась в кабинет, представляя, как сейчас трясёт Крестнера. Не снаружи, конечно – он не хуже неё скрывает эмоции, когда это необходимо. Внутри же у него явно дикое желание прибить возмутителя спокойствия, а ещё воспользоваться тем местом, которое она некоторое время назад отклянчила, озаботившись чтобы Крестнер его как следует разглядел.

Лизз и Дэниел Крестнер более семи лет вместе облучались в университете. Это был завершающий этап их подготовки как руководителей высшего ранга. Дэниел с первого дня положил глаз на Лизз, но та симпатию не разделила. Интуиция девушки почти безошибочно делала выводы о людях после минутных знакомств. С Дэниелом произошло также и Лизз сразу же дистанцировалась от парня, но тот не оставлял надежд и до сего момента.

Крестнер был человеком завистливым, злым, мелочным и нечестолюбивым. Он не гнушался заискиванием и был участникам множества интриг, глубина и сложность которых с возрастом увеличивалась чуть ли не в геометрической прогрессии. Тут стоит сказать, что и Лизз ангелом во плоти не являлась, но до уровня Крестнера она бы никогда не опустилась.

Женщина состояла в должности секретаря совета, начальника департамента трудовой дисциплины. Данный департамент появился в составе совета после «Восстания Мелочи» – кровавой реакции отстранённых от власти старых владельцев капиталов. Его появление было одним из условий молодых капиталов, во время переговоров. Департамент получил как право отклонить любое решение совета, так и ключ от всех дверей. Первые руководители департамента приняли активное участие в усмирении бунтующей галактики, уверяя людей в появлении тех, кто сможет защитить простого человека от гнета власть предержащих.

Тогда, возможно, так и было, но не сейчас. Сколько бы Лизз не противопоставляла себя Крестнеру, она была полностью на стороне абсолютных акционеров по поводу эксплуатации и притеснения людей. Ей, точнее её подчинённым, приходилось просчитывать реакции и последствия решений, и сейчас существовала большая вероятность серьёзно поджечь галактику. Лишь это заставило её вынести решение на общее обсуждение. Это было её работой и прямой обязанностью.

Лизз сидела в своём кабинете и читала отчёты. Панорамные окна оставались прозрачными, но яркие солнечные лучи проникали внутрь лишь отчасти. Она откинулась на кресле и выдохнула, сложив руки на кожаные подлокотники. Коричневая гладкая кожа была приятной и прохладной. Лизз повернулась к окну, уставилась на небо. Несколько белоснежных облаков медленно следовали в неизвестность; две большие серые точки висели в отведённых им местах; поодаль стояло здание Совета Семи.

Раздался вызов, Лизз ответила:

– Да, Жардин.

– Господин Крестнер…

– Пусть проходит, – не дала ей закончить Лизз.

Лизз перебрала в голове причины появления Крестнера. Их было предостаточно и ко всем она была готова.

В дверях появилось квадратное тело Крестнера. Лизз взглянула на гладкое смуглое лицо, вытянутый нос, высокий лоб и короткие чёрные волосы. Если не знать этого мужчину, то можно посчитать его даже красивым, подумала Лизз, но это только до момента как он откроет рот или подаст свою маленькую вялую ручонку.

– Нам нужно поговорить, – неким властными тоном сказал Крестнер, направляясь к стулу.

– Присаживайтесь, господин Крестнер. Выпьете чего-нибудь? – с издевкой сказала Лизз.

– О, нет, нет, благодарю и хватит ёрничать.

Крестнер сел, поправил костюм. У него была идеальная осанка и белоснежные ровные зубы, которые он показывал когда нужно и ненужно. Его большие глаза уверенно смотрели на Лизз, не бегая по телу.

Лизз понравилось, что Крестнера задевает её поведение. Хотя она специально этого и не добивалась.

– О чем поговорим? Если ты сам сюда пришёл, то это очень серьёзно, поэтому я переключаюсь в рабочее положение.

Крестнер вздохнул, злясь на Лизз за её язык.

– Повышение нормы автоматизации – решение на уровне абсолютных акционеров и выдвинутое ими же самими.

Лизз на некоторое время задумалась, перебирая в голове варианты.

– Стюрт?

– Да, – с некой неподдельной грустью ответил Крестнер.

Это было плохо. Очень. Саманта Джессика Стюрт могла продавить все что ей заблагорассудиться, и никто бы не смог ей помешать.

– Железная Стюрт, – задумчиво произнесла Лизз.

На удивление Крестнер не праздновал свою победу, но это ничего не значило – этот человек прожжен в делах власти и может легко разыгрывать длинную партию с парой сотен событий.

– Совет произойдёт; все акционеры лично посетят его. Почти все, —сказал Крестнер и стал ожидать реакции от Лизз. Та не растерялась и почти сразу сказала:

– Более миллиарда людей опуститься в бедность…

– Более миллиарда на пятидесяти двух планетах, – не дал ей закончить Крестнер.

– Уровень напряжённости слишком высок, убытки в случае пожара не отобьются и за тысячу лет.

– Это всё лишь модель, в которой не учитывается скорость подавления толпы силами совета.

– Фантастика, – чуть ли не воскликнула Лизз, но удержала свой пыл. – Войны света на страже золотых горшков. Себя то послушай. Я здесь не для того, чтобы поддерживать бедных и помогать слабым. Моя задача как начальника – сохранение баланса сил и удержание цивилизации в цивилизованных рамках.

– Я понимаю, но это решение от нас не зависит.

– Ты знаешь, как был создан мой департамент и отчего он обладает столь обширными полномочиями?

– Естественно знаю, поэтому и сижу здесь. Пойми, Лизз… мы давно знакомы и сейчас я хочу только предупредить тебя – сделать ты ничего не можешь.

Лизз немного подумала и сказала:

– Думаю, что могу. У меня есть определённый набор обязанностей, который необходимо выполнять. Так было до меня, так будет после.

Её тон давал понять, что это окончательное решение и по-другому быть не может. Поэтому Крестнер опустил голову и покачал ей некоторое время. Затем поднял на Лизз взгляд и несколько резко бросил:

– Я предупредил и сделал все что в моих силах.

Он встал и пошёл. У двери его остановила Лизз.

– Дэниел, если это был искренний поступок, то спасибо.

Крестнер не поворачивался.

– Не надо благодарить, – сказал он и покинул кабинет.

Лизз долго не могла взять себя в руки. Некое предчувствие чего-то плохого или сложного не давало покоя и не покидало её, с учётом того, что за её жизнь ей приходилось исполнять задачи крайне сложные и важные. Она никак не могла понять для чего так необходимо это повышение и почему так поспешно. Все её мысли по этому поводу упирались в стену недостатка образования или его качества.

Лизз ещё со времен студенчества волновал вопрос о единственности «правильности», которое преподносилось, как истина, без возможности оспорить. Почему только такая экономика, политика, социальное устройство? Тысячи лет развития, всё отшлифовано, подогнано твердили преподаватели. Но это было не так. Доступная ей информация говорила об обратном – устройство цивилизации последние тысячелетия медленно, но верно менялось. Почти всегда незаметно и лишь изредка выливаясь в такие потрясения как «Восстания Мелочи». Это наталкивало её на мысль, что стремительное развитие искусственно затормозили, преследуя неизвестные ей цели. Нет, конечно, ей приходила в голову мысль, что реально власть предержащие таким образом сохраняют её – власть в своих руках, продолжая жить в роскоши и достатке, но её этот ответ не удовлетворял. Лизз думала, что при нынешнем развитии сложно управлять человечеством, прибегая к такой крамоле, как искусственная остановка развития, да и реализовать данное действо по её разумению было затруднительно. Выработанное системное мышление подсказывало – данный путь ведёт в никуда. Он заставляет деятельное сознание свободного человека топтаться на месте; вырождается генофонд; убивает будущее миллиардов людей и через поколения перестаёт работать ведь это всё действует не только на обывателя и его потомство, но и на потомство самих властителей, что в конечном итоге выльется в катастрофу галактического масштаба.

Лизз шла по длинному коридору ведущему к лифту. Вдоль стен стояли большие серые горшки с древовидными белыми розами. Они излучали чудесный аромат, а небольшой каблук чеканил шаг по гладкому камню.

Лизз вспомнила, как впервые попала в это здание. Она была в обуви на высоком каблуке и строгом, отдающим синим отблеском, костюме. Швы на нем были качественными, ткань крепкой, но плохо тянулась. В один момент прямо перед её кабинетом правая нога поехала и, тогда ещё девушка, рухнула на пол. Шов на заднице расползся на самом видном месте, вогнав в краску. Крестнер шёл с ней и помог ей подняться. Как ей казалось он сделал вид что не слышал треска, который не услышать было невозможно и довёл неуклюжую красавицу до её кабинета. Внутрь Крестнер вошёл первым, Лизз остановилась у двери. В кабинете было три рабочих места – два занято, третье, – у двери, – пустовало. От тех двух женщин средних лет Лизз давно избавилась, сослав в другой департамент, по причине их полнейшей профессиональной непригодности, но тогда она благодарила все на свете за то, что именно они занимали свои места. В тот день Лизз просидела на работе до ночи и покинула здание в гордом одиночестве, а её зад могла увидеть только система объективного контроля, но это было не страшно. С тех пор женщина носила только нескользкую обувь и только на небольшом каблуке.

Будучи трудоголиком, она частенько засиживалась на работе допоздна. Сегодняшний день исключением не стал. Роскошный скоростной лифт опустил её на второй парковочный уровень, и через некоторое время, по пустой стоянке она дошла до своего гравкара. Обтекаемый белый силуэт встретил её отблесками света, постепенно загорающегося на потолке по мере её продвижения по уровню. Как только Лизз приблизилась к своему роскошном средству передвижения, дверь пилота сложилась вдвое и открылась вверх.

– Добрый вечер, госпожа Демеруг. Домой? – спросил приятный мужской голос.

Лизз плюхнулась на сиденье. Его прохладная кожа и анатомическая форма заставили тело расслабиться и сбросить напряжение. Некоторое время она молча сидела и наслаждалась моментом – так происходило ежедневно на протяжении многих лет, затем собралась с силами и сказала:

– Домой.

Дверь закрылась, в кабине стало темно. Система автоматического пилотирования, управляющая передвижением гравкаров по Земле, плавно подняла гравкар и повела на поверхность.

Вечерний город горел множеством разномастных огней. Полосы всех уровней были заполнены ручейками гравкаров. Небоскрёбы стояли друг от друга на небольшом расстоянии и маленькие точки всюду поднимались и опускались, вклиниваясь в потоки.

Автопилот выбрал один из средних уровней и повёз тело своей хозяйки домой. Лизз прикрыла глаза, уставшие от дневной суеты, и на мгновение задремала, а в следующую секунду её разбудил тактичный автопилот.

– Госпожа Демеруг, – тихо сказал он, пытаясь не ввергнуть Лизз в состояние маленькой, вечно злой и трясущейся собачки.

– Да. – Лизз приоткрыла глаза.

– Письмо из совета.

– В десять вечера!? – удивилась Лизз и резко выпрямила размякшую спину. Она почувствовала неладное – так поздно от совета ещё никогда ничего не приходило. – Давай.

На лобовом стекле появился небольшой экранчик, а на нём документ. Лизз быстро пробежалась по символике и с виду она вопросов не вызвала. Создан документ был примерно через тридцать минут после ухода Крестнера, им же самим. Она опустила взгляд вниз и во всех графах напротив фамилий стояли подписи. И лишь в одной не было – напротив её. Лизз быстро прочитала основную часть, в которой её благодарили за долгую и верную службу совету, исполнительность и компетентность. Её направляли куратором от Совета Семи на Радугу. По их мнению, данная должность должны была ещё в большей степени раскрыть возможности столь ценнейшего сотрудника как Лизз Демеруг.

Дочитав полный лицемерных строк документ, она тихо выругалась.

– Сменить маршрут? – спросил автопилот.

– Нет, – резко ответила Лизз.

Сегодня Крестнер дал мне последнюю попытку, думала Лизз, и походу про железную Стюрт не врал. Конечно, не врал – сам он такое провернуть не способен.

– Седьмая башня, тринадцатый сектор, – скомандовала Лизз.

– Будет сделано, – отозвался автопилот.

Она хотела было объясниться, вытянуть из Крестнера ещё что-нибудь, но почувствовала резкое отвращение ко всему происходящему. Ей стало противно от самой себя, всю взрослую жизнь, варящуюся в одной кастрюле с дерьмом и отрепьем. На секунду к горлу подступил комок, а к глазам слезы, но внутренний стержень приказал им немедленно отступить, не желая участвовать в акте страданий.

– Нет, домой, – сказала Лизз.

– Будет сделано, – ответил автопилот, хотя все ещё не сменил маршрут.

– Ты знал, что так будет? – спросила Лизз, отвлекшись от своих рабочих дум на странное поведение автопилота.

– На основе вашего эмоционального состояния система построила маршрут через Ваш сектор.

– У меня стоит запрет на передачу данных с анализатора, – смутилась Лизз.

– Вы ошибаетесь – запрет отсутствует.

– Когда снят и какой уровень доступа? – быстро спросила Лизз, зная ответы.

– Через семь минут после убытия из Башни Совета. Уровень доступа к анализатору – временно полный.

– Пока я не покину планету, – Лизз произнесла мысли в слух.

– Информация отсутствует.

Лизз проигнорировала автопилот. Она дала согласие на подписание документа и закрыла его

Крестнер подсуетился быстро и прижал ей хвост. Этот акт он выиграл, но кто знает, что будет через десяток лет. К тому же куратор планеты должность неплохая, конечно, не начальник департамента совета, но и на том спасибо. Ей требовался отдых и смена обстановки, а то таким темпом и до первой реновации было не дожить.

Настроив себя на позитивный лад, она прикрыла глаза и откинулась на кресло. Крестнер все ещё на что-то надеялся, думала Лизз. Столько лет, а в его голове теплиться надежда. Хотя надежда слишком громкое слово для этого человека, скорее цель, которой он достичь пока ещё не смог. «Пока» – это для него, а для жизни – «никогда». А если быть полностью честным перед реальностью, то она – Лизз сделала для Крестнера всё. Благодаря ей появилась цель, и эта цель воплотилась в должность главного секретаря совета, что само собой уже великое достижение для столь убогой душонки. А может убогая душонка и есть нужный навык для этой должности?

Лизз в определённый момент задремала, а проснулась уже на парковке. Спокойным тихим голосом её разбудил автопилот:

– Мы прибыли.

– Ага, – сквозь пробуждение пробормотала Лизз.

– Вам письмо от Дэниела Крестнера.

– Покажи.

Протерев глаза, она выпрямила спину и сосредоточилась. Дорожная карта, сертификат соответствия и письмо о назначении. Все подписи были на месте, а подлинность документов не вызывала сомнений. Открыв дорожную карту, Лизз улыбнулась – прямой маршрут, без пересадок и всего две остановки, хотя она надеялась минимум на десять смен кораблей. Вылет завтра в десять, седьмая площадка, космопорт совета.

Дав команду на загрузку документов в анализатор, она покинула гравкар. Её встретила полная парковка и включающиеся по мере движения лампы. Шёл уже двенадцатый час, но отчего-то ей страшно захотелось есть. Возможно, от того, что сегодня последний день на Земле, возможно от того, что ужин был в шесть вечера.

Можно было заказать еду в квартиру, но Лизз захотелось немного прогуляться, подышать минуту земным воздухом, не в последний, но крайний раз.

Лифт поднял её на первый этаж. Открывшиеся створки впустили отдалённо пахнущий гарью воздух. Это Лизз показалось странным ведь в здание воздух поступал очищенным. В фойе она увидела причину – открытые центральные двери и пару мужчин рядом с ними. Мужчины были в спецовках и что-то ремонтировали. Когда она проходила мимо них, те бросил взгляд, но сразу переключились на свои дела. «Работайте, работайте, пока можете, – подумала Лизз. – Скоро вас заменят роботы, а вы будете затоптаны толпой, убегающей от войск совета».

Снаружи её встретил тёплый ветерок и ночь. Выйдя из здания, Лизз повернула направо и через минуту была на месте. Открыв дверь под цвет здания, она вошла внутрь. Здесь её встретил запах хлеба и кофе, заставив живот предательски заурчать. За прилавком стоял господин Линдер.

– Добрый вечер, госпожа Демеруг, – пожилой мужчина улыбнулся.

– Добрый вечер, господин Линдер. Что это Вы так поздно на работе? – она подошла к стойке.

– О, Трили взяла отпуск, она беременна. А мне не спиться, вот и топчусь тут понемногу.

Лизз как-то не очень хотелось слушать про Трили, тем более эта нерасторопная молодая барышня ей не нравилась.

– Можно мне ужин и большой кофе? – попросила Лизз.

– Да, да.

– Я сама донесу.

– Как Вам будет угодно госпожа Демеруг.

Линдер взял три серых коробочки, большой герметичный стакан и сложил все в бумажный пакет с белыми ручками.

– Возьмите, – он передал пакет через прилавок. Лизз взяла пакет и дала разрешение на списание. – Перевод выполнен. Доброй ночи, госпожа Демеруг.

– И Вам того же, господин Линдер.

Они друг другу улыбнулись и Лизз пошла домой.

Уже дома, в своих богатых убранствах, она сидела и ела невкусную лапшу с сухим мясом, а из глаз текли крупные слезы одинокой женщины, выбравшей путь успеха и почти прошедшей этот путь. Она вытирала их тыльной стороной ладони, громко отпивала кофе и ни разу жалостно не всхлипнула, давая понять миру что ещё не все потеряно, а сейчас лишь небольшая, запутанная развилка.

5 Кирк

Кирк протиснулся в дверь.

– Вечер перестаёт быть томным. Товарищ Кирк, – сказал седой мужчина и кивнул головой. Он не был стар. Прямые формы лица, крупная, не толстая фигура и высокий рост придавали ему серьёзность и уверенность. Седой сидел у большого стола, заваленного различными деталями.

– Привет, Седой. Здравствуйте, госпожа Ольга, – обратился Кирк к красивой рыжеволосой женщине, впустившей его в помещение.

– Ой! Только вот без этого давай. Привёл за собой корпусных, а теперь – госпожа! – Ольга обладала приятным, немного грудным голосом.

Седой встал, подошёл к Кирку и протянул руку. На его лице появилась ели заметная улыбка, глаза уверенно смотрели на Кирка. Тот пожал поданную руку.

– Работа сделана, моя часть, – сказал Кирк.

– Отлично. Эд в курсе? – осведомился Седой, а Кирк кивнул.

– Я сообщу куда надо, – сказала Ольга и пошла к верстаку по правую стену от двери.

–Присаживайся в кресло, – указал Седой на большое кресло слева от двери. Оно было похоже на стоматологическое, а рядом стояло несколько передвижных стоек с неизвестными Кирку приборами. Рюкзак он поставил на пол, снял куртку и положил рядом с ним.

Несколько секунд Кирк стоял, затем пошёл и сел. Седой встал рядом.

– Да не бойся ты – герой. Пара болтов и все с твоей головой будет хорошо, – сказала Ольга и туго затянула ремень, похожий на тот которым измеряют давление, на плече. Ремень набух, от него шло несколько трубок и средней толщины провод.

– А шапочка или шлем? – съязвил Кирк.

– Есть только ведро. Будешь? – предложила Ольга.

– В него блюют? – продолжал язвить Кирк, пока Седой настраивал аппараты.

– Было дело и ни раз, но я его мыла, так что не воняет. Пока…

– Ну поставь рядом, мало ли.

– Всё, молчи и не сопротивляйся, – сказал Седой, пододвинул стул и сел напротив небольшого квадратного монитора.

Кирк расслабился. Через пару минут он почувствовал, что-то не ладное у себя в голове. Будто кто-то залез в мысли и хочет что-то найти. Поначалу было терпимо, но паника возрастала. Вдруг стало нестерпимо страшно, и он спросил:

– Скоро уже? Уже прям тяжело терпеть!

– Молчи, – зашипела Ольга, которая внимательно смотрела в тот-же монитор что и Седой.

Кирк замолчал. Он как мог расслабился и пытался не сопротивляться, но мозг хотел другого. Внутри множилось и усиливалось желание бежать отсюда, как можно дальше. В груди что-то давило, под ложечкой сосало. Его глаза бегали не в силах сосредоточиться на одном предмете.

– Не сопротивляйся! – приказал Седой.

– Я стараюсь! – чуть ли не закричал Кирк. – Ольга, мне нужно расслабиться.

– У тебя левая рука свободна, так что все в твоих руках.

– Я правша, – возмутился Кирк.

– А меня тошнит при виде тебя.

– Мы же в одной лодке, а значит надо помогать друг другу, – Кирк пытался отвлечься.

– Отличный способ отвлечься, но пожалуйста, думай не о моей жопе! – возмутилась Ольга.

– А у него старая! – Кирк улыбнулся.

– Ни такая уж и старая. Потрогаешь? – спросил Седой.

– Не, не, спасибо. Выбор между вами очевиден и не в твою пользу, старина. Хотя…

– Всё, ты спасён, – сказала Ольга.

– Да я чувствую, что отпустило. Прошили?

– Да, теперь ты свободный человек, поздравляю, – сказала Ольга и сняла ремень с плеча Кирка.

– Как и ты, солнышко.

– Господи! Я блевану от твоих слов, дай ведро!

– Поздравляю! – сказал Седой и подал Кирку руку. Тот её пожал и сел.

– И каковы обязанности? Они ведь следуют за получением прав? – спросил Кирк.

– Носить очки, заучить новую личность, не быть уродом, – с толком и расстановками произнесла Ольга, загибая пальцы правой руки.

– А новая личность будет как-то связана с тобой? Может мы будем в браке? Детей заведём?

– Господи! – Ольга закатила глаза. – Прах Первого при твоих словах завибрировал.

– Ну уж не так всё плохо, солнышко.

– О, для тебя я сварганю просто великолепную историю, вот только дистанцированную от меня. В ней ты будешь импотент, а я фригидна.

– Очень плохо, очень! Давай лучше у тебя будет переизбыток желания ко мне, и ты будешь бросаться на меня каждый раз как видишь?!

– Все мужчины мечтают о такой женщине, – улыбаясь сказал Седой. – Конечно, до того момента, пока не встретят такую на свою голову.

– Если бы это была ты, я бы терпел, – сказал Кирк, глядя на Ольгу.

– Ну, может недельку бы и пережил, не больше, – усмехнулся Седой.

– Три секунды, – сказала Ольга, а в дверь отбили паролем.

Троица замолчала. Седой повернулся к монитору и включил видео с камеры у двери. На нем был Эд.

– Открывай, – скомандовал Седой Ольге. Та подошла к двери и быстрыми манипуляциями разблокировала замок.

– Че так долго? Обосрались чутка? – спросил Эд со свойственной ему манерой.

– Только твой дружок, – ответила Ольга.

– Этот может, – сказал Эд и примостил свое причинное место к верстаку. – Притащил корпусных, ещё и из страшного отдела. Лови! – Он кинул Кирку мультифон, который тот без труда поймал.

– Что спрашивали? – осведомился Кирк.

– Да по стандарту: кто такой, что такое, зачем. – ответил Эд.

– Ну, раз ты здесь, то алгоритм отработал верно, – сказал Седой.

– Старшой сразу выкачал логи с анализатора. Походу под нас роют. Кто-то прокололся.

– Возможно, – задумчиво произнесла Ольга.

– Что это значит? – спросил Кирк, и все уставилась на Ольгу.

– Че вылупились? Констатирую факт! Да и это потом, – женщина серьёзно посмотрела на Седого.

– Секретики, – быстро произнёс Эд и покачал головой.

– Ага, если тебя загребут, то может мы спасёмся, – резко ответила Ольга.

– Да ладно тебе, будь немного проще. А то я не понимаю? – по выражению лица Эда, складывалось впечатление, что его достали её чересчур резкие выпады.

– Так, хватит. Наступает кульминация нашей работы на Радуге. Ольга доведёт до тебя, – он посмотрел на Кирка, – твоё новое «я». Двое суток на изучение – должен знать как себя! Эд – продолжаешь работать. Я подготавливаю последний этап.

– А мы останемся наедине? – спросил Кирк с хитрым лицом, пристально взглянув на Ольгу.

Та закатила глаза и цокнула, но, когда вернула их на место, Кирк разглядел намёк, на некую радость, от столь бурной симпатии к её персоне. Хотя это могло ему только показать, но он уже возвел себя в ранг не ниже альфа-самца с правом на любую самку в галактике.

– Расходимся, – сказал Седой. Он пожал Эду с Кирком руки, обнял Ольгу. Кирк заметил, как в ее прикрытых глазах промелькнули страх и нежелание отпускать Седого. Это были глаза сестры, которая боится потерять брата, никак не меньше, но и никак не больше.

Эд вернулся в бар, Седой же вышел в другую дверь.

– Эта куда ведёт? – спросил Кирк, кивком указывая на дверь.

– Там пара комнат и запасной выход. Садись, объясню, что к чему. – Ольга указала на стул возле монитора, у которого сидел Седой во время экзекуции.

– У нас много времени? Ну, в смысле вдвоём? – Кирк замялся. – На обучение, в общем.

– Да успокойся ты. Двое суток с минимумом сна. Дело предстоит серьёзное и не хотелось бы из-за тебя всё слить.

– А нас много?

– Много.

Кирк сел. Ольга взяла стул и села рядом с ним, но не в плотную.

Из нижнего ящика она достала небольшие, с виду обычные очки и передала их Кирку. В ящике они лежали на небольшой чёрной подставке.

– Волновой проектор, – сказала она. – Идеально скрывает лицо от объективного контроля. Пока ты в них система тебя не узнает, но не люди, как ты понимаешь, хотя для этого им будет нужен зрительный контакт. Они пригодятся здесь – на Радуге. С другими планетам могут возникнуть проблемы. Хотя они вряд ли тебе понадобятся. – Ольга говорила спокойно и вдумчиво. Кирк видел её такой впервые и поэтому был слегка поражён. Он надел очки и спросил:

– Питание?

– Две микробатарейки, около ста пятидесяти дней работы, прямая связь с твоим анализатором.

– Сразу прошили?

– Ага, там подставка.

– Носишь их всегда, снимать только на время сна. Конструкция прочная, но все-же – будь аккуратнее, штука очень дорогая, – Ольга откинулась на спинку стула и выпрямилась. Кирк быстро окинул её глазами и сделал вывод – женщина великолепная. На ней были обтягивающие штаны из гладкой ткани темно-коричневого цвета и плотная кофта светло-коричневого, такая же обтягивающая. – Хватит пялиться! Если не можешь сосредоточиться сходи кулак разомни!

– Не поможет! Попроще кольчужку накинь, тогда и взглядов будет поменьше.

Кирку симпатизировала её манера общения. За свои годы он знавал не мало женщин и именно такие привлекали его больше всего. Свободолюбивая, сильная, деятельная и самое главное – очень умная. Ольга завербовала его около двух лет назад. Сделано это было по наводке Эда, который, уже давно был на их стороне. В то время она ещё работала, исполняя роль наладчика цеха подготовки руды – с техникой Ольга была на «ты». Вечера она проводила в баре и труда сблизиться с Кирком у неё не было. Медленно и методично она прощупывала почву, пытаясь понять нужен ли он для дела, сможет ли сделать то, что нужно и не предаст ли. Кирк же, в свою очередь, не предполагая столь серьёзного умысла с её стороны, поддался женским чарам Ольги и был помазан «кровью». Если быть точнее – убийств не было, он просто передал «честно» скачанные данные с предварительно взломанного сервера, чем уже намотался на невеселый остаток жизни на Тюрьме. В тот момент он этого не понимал, ведь за спиной стояла Ольга, томно вздыхая и распространяя свои флюиды по комнате. Ценность и секретность украденного он узнал тут же, от неё, что мужчину ненароком огорошило. Кирк был приглашён к Седому на следующий день и введён в курс дела на тот уровень, который ему был доступен. Ольга как-то сразу охладела к молодому инженеру. Тот понял, что его развели как мальчика, пожурил свое мужское нутро за слабину, но немного пораскинув мозгами пришёл к выводу, что все ни так уж и плохо. Жизнь сама предоставила ему шанс на изменения, и он им воспользовался.

– Пошли в столовую, – сказала Ольга и резко встала.

Кирк последовал за ней.

– Отличная идея. Одно «но» – мы ни на мгновение не продвинулись в изучении нового меня.

– Сначала еда.

Они зашли в дверь, через которую вышел Седой. За ней был длинный, прямой коридор с множеством дверей по обе стороны и одной в конце. Выкрашен он был полностью в серый цвет, а на потолке, редко, висели небольшие прямоугольные лампы.

– Ого, пара комнат! – чуть ли не воскликнул Кирк.

– Тихо! – скомандовала Ольга. – Тебе можно только сюда, – она указала на первую левую дверь, – и сюда, – она указала на первую правую. – Столовая и спальня, соответственно.

– Принял и понял, вопросов не задаю.

На двери в столовую висел небольшой экранчик, а рядом лампа, горевшая зелёным. Они зашли внутрь, Ольга сделала несколько нажатий на экран, и лампа загорелась красным.

– Если красная не заходишь, если зашёл включил красную. Понятно?

– Да! Чтобы не раскрывать лиц?

– Да.

Столовая была небольшой. По периметру располагались настенные и напольные шкафы – белые, с матов-серыми фасада и хромированными квадратными ручками. Пара больших холодильников, морозилка. На столешнице напольных шкафов стояли кухонные аппараты, было смонтировано две мойки.

– А туалет? – спросил Кирк.

– В спальне.

В середине комнаты стояли стол и шесть стульев цвета кухни.

– А Седой – главный? – спросил Кирк.

– Тебе зачем данная информация? – резковато спросила Ольга. – Смысла в обладании тобой знанием кто главный, а кто не очень, я не вижу, а вот проблем на твою голову это может навлечь. Вот тебе первое правило, точнее аксиома – если тебя загребают твоё действие самоустранение. Для этого в очках есть отдел для капсулки, а рядом кнопочка. Нажимаешь на неё три раза – только быстро, затем даёшь разрешение анализатору на ввод токсина. Несколько секунд и ты безболезненно умираешь. Под действием токсина внутренности очков сгорают, а твой мозг вместе с анализатором превращаются в водичку. А знаешь зачем это?

– Поведай.

– Страшные, что так, что так тебя убьют. Только вот сделают это они в очень изощрённой форме. Они вскроют твой череп, – не волнуйся, больно не будет все под анестетиком местным. Подключаться к анализатору напрямую и выкачают нужную информацию из твоей головы. Затем закрепят твоё тело и будут ждать, когда отойдёт анестезия. Далее ты будешь мучительно умирать, а они испытывать на тебе все что им нужно испытать, ведь по документам ты ещё вчера будешь убит землеройной машиной на Тюрьме – несчастный случай, бывает, – Ольга выдала это на одном дыхании и в конце развела руками.

Кирк не поверил ей, скорчив гримасу недоверия.

– Бред.

– Через некоторое время, ты поверишь, а сейчас обед. Запомнил алгоритм действий?

– Три быстрых нажатия и согласие.

– Сообразительный мальчишка.

Они поели каких-то полуфабрикатов под диалог ни о чём и переместились обратно. Предварительно Кирк заглянул в спальню. Это была небольшая комната с двумя двуспальными кроватями, двумя столами и санузлом. Рядом с санузлом располагалась небольшая гардеробная. Людей в комнате не было. Кирк сходил за курткой и рюкзаком и закинул их в гардеробную, предварительно сменив ботинки на тонкие тапочки, а тёплые штаны на лёгкие трикошки.

– Я один там буду жить? – спросил Кирк.

– Пока – да, что будет потом не знаю, – хитро ответила Ольга, а Кирк понял, что она его просто дразнит. Может она и вправду фригидна, подумал он.

Теперь его полное имя звучало как Кирк Раст Лобен. Он родился и вырос на Радуге, ему было тридцать девять лет, всю сознательную жизнь работал наладчиком горнодобывающего оборудования. Холост, бездетен. В данный момент проходил курс реабилитации организма в связи с тяжёлыми условиями труда. На счастье, попал под страховой случай и все оплатил горнорудный союз.

В какой-то момент Кирк смутился:

– А как вы загрузите информацию в систему?

– Тебе для какой цели данная информация? – раздражённо спросила Ольга.

– Может быть, потому что я специалист по прикладным программам в промышленности и данная ситуация поможет мне расширить кругозор? – не менее раздражённо ответил Кирк.

– Много будешь знать, дольше будешь страдать. Прими как данность.

– Отлично, принял.

За двое суток Седой появлялся на глаза Кирку лишь единожды. Спал он по семь часов, а в остальное время учил нового себя, а Ольга посвящала его в курс дела. Наконец Киру открылась цель – взятие под контроль спутника ЦУС (Центральное Управление Системой). Детали операции Ольга не знала и не выдала кто знает, но и за уже полученное знание Кирк был благодарен. Парень понимал, что спутник лишь малая часть чего-то грандиозного, потому что сам по себе он бесполезен, а главная задача – контроль над ЦУС Земли.

На третьи сутки, ближе к обеду пришёл Седой и проэкзаменовал Кирка.

– Неплохо, а главное уверенно, но это не поможет, если тебя схватит «страшные».

– Я так понимаю – скоро мне их не нужно будет бояться? – спокойно спросил Кирк.

– Хм, не думаю. Наоборот, – ответил Седой.

– Понял, принял.

– Сейчас подойдет твой коллектив, – сказала Ольга.

– Кто это? – с интересом спросил Кирк.

– Мик, Рольф и Джессика. Ты главный у них будешь. Они ребята молодые, но в ваших делах разбираются очень неплохо, – ответил Седой.

– Они знакомы друг с другом?

– Да. Они живут вместе, – ответила Ольга.

– Слушай внимательно, – говорил Седой. – Ваша задача – спутник ЦУС. В нужное время необходимо перехватить контроль и заставить работать на нас.

– Кто эти «нас»?

– Рано и не перебивай, если всё получится – узнаешь, – сухо ответил Седой.

– Понял.

– Они уже дописали программу, но все ли пойдёт как по маслу – я не знаю, ведь такую процедуру, настолько нагло, ещё никто не проворачивал, мы первые.

Сердце Кирка забилось чаще и сильнее. Он ощущал прикосновение к чему-то громадному, фундаментальному. Был несказанно счастлив участвовать в этом, желал знать кто эти «мы» и что в конечном итоге эти «мы» желают достичь.

Только сейчас он осознал, что вступил в неизвестную подпольную организацию, не узнав ни её целей, ни её названия. Это случилось по зову сердца и не хотелось в этом зове разочароваться.

– А в чем моя задача? – с недоумением спросил Кирк?

– Дать команду и контролировать, – ответил Седой и улыбнулся.

– Тяжёлая работенка, – иронизировал Кирк.

– Думаю, в нужный момент ты пригодишься, – сказала Ольга.

– Буду надеяться.

– Как перехватишь сразу докладываешь мне и получаешь следующие указания.

– Когда начало?

– В течении сорока восьми часов. Вещи свои переместишь в их спальню.

– Так они здесь? – с интересом спросил Кирк.

– Естественно, – улыбнулся Седой. – Столь ценных товарищей мы не могли потерять.

Походу ребята и правда толковые, подумал Кирк. Вот только его смущала выданная роль – уж очень она была бестолковой. Скажи, прикажи, смотри и слушай, а ему больше подходила роль исполнителя.

– Теперь запоминай, – сказал Седой.

Ольга дала Кирку ручку и карандаш.

– Не думаю, что это получиться, – иронизировала Ольга.

Кирк принял бой и следующий ход будет его. Карандаш и небольшой лист бумаги он положил перед собой, затем внимательно уставился на Седого.

– Первое – контроль над системой спутника. Поочередный ввод: Т-один, Т-два, Т-три. Т-три должен выдать ошибку инициализации сессии, если не выдал запускаете до того момента пока не выдаст. Записал?

– Запомнил, – ответил Кирк.

– Т-три запускает обманку – получение спутником данных с ЦУС. Должен быть передан не полный пакет и спутник оставит сессию передачи открытой. Это и будет канал для взлома. Понял? Это так – для общего развития.

– Понял, – ответил Кирк, а сам зауважал Седого, разбирающегося в очень многом.

– Далее все просто: А-один, А-два, Б-один, Б-два. Б-два должен выдать уведомление о успешном подключении. Далее просто включаете клон-сервер и спутник наш.

– Всё как-то очень просто, – серьёзно сказал Кирк.

– За этим «просто» скрывается вековая работа, жертвы и страдания сотен тысяч людей. Стоит принять тот факт, что мы лишь пешки, которым не стать ферзями, но наша задача внести свой посильный вклад в победу. Если нужно умереть – умрём, страдать – будем страдать. Если всё будет хорошо – ты узнаешь подробности, а сейчас могу лишь сказать – мы в кульминационном моменте истории.

6 Джереми

Ранним утром, часов в десять, дверь распахнулась и в большую дорого обставленную спальню ворвалась леди Стюрт, громко стуча каблуками по паркету. Джереми проснулся, но виду не подал. Стук стал глухим – Джессика Саманта Стюрт – железная леди Стюрт шла по толстому, дорогому ковру.

– Подъем, господин Стюрт. Ваша мать покидает планету.

Джереми открыл глаза и приподнялся на локтях. Спать он любил голым, под толстым одеялом и в очень прохладной комнате. Нормально будет, если встану и потрясу своим хозяйством перед железной леди, думал он. Это огорчит её или порадует.

Леди Стюрт была одета в обтягивающее серое платье до колен, на голове была объёмная прическа. Губы она намазала серо-бордовой помадой, которая не подходила к платью.

В голосе матери он уловил некую радость и спокойствие. Походу было двое, подумал Джереми.

– Я слегка голый, мама, – будто извиняясь сказал Джереми и сел прикрываясь одеялом.

– О, не вставай тогда. Я конечно все это видела, но давно и воспоминания освежать не желаю.

Желание побыстрее закончить сею встречу захлестнуло мужчину. Лицо немного покраснело, что леди Стюрт приняла за смущение.

– Тебе нужно девочку завести или двух, а то смущаешься очень.

К желанию закончить добавилось отвращение.

– Ты же знаешь – я так не могу.

– Ой, да брось ты! Становись уже мужчиной! – раздражённо воскликнула леди Стюрт.

Не опять, а снова, подумал Джереми.

– Я подумаю. Ты на долго?

– Планы поменялись – две недели минимум.

– Долго.

– Надеюсь дом останется на месте, – горько усмехнулась леди Стюрт.

И тебя и дом – к чертям, подумал Джереми и слегка улыбнулся.

– Я надеюсь. Так, – она поцеловала его в лоб, – я скоро вернусь.

– До свидания, мама.

Саманта Джессика Стюрт покинула покои своего сына. Тот лёг, укрылся и проспал ещё два часа.

Проснулся он с небольшим осадком на душе. По его разумению несколько часов назад произошла последняя встреча с человеком, давшим ему жизнь, и ему следовало погрустить хотя бы для вида. Но грусть отсутствовала как эмоция напрочь. Мать была так далека от него и жила совсем по другими принципам, что сделалась за последнее десятилетие чужим человеком. Человеком, при котором приходилось вести себя специфическим образом и скрывать свое истинное «я». Конечно, она вырастила его, дала образование, дом и тому подобные вещи, но видела ли она в нем сына? Нет! Только наследника, который будет, если не приумножать, то хотя бы сохранит созданный ей капитал. Да и процесс его развития от пары клеток до способного существовать вне защитной среды плода, происходил вне утробы леди Стюрт.

Он – Джереми, как большая часть людей из числа элиты сего мира, был выращен в инкубаторе. Идеальное развитие, идеальное здоровье. Даже сейчас, при отсутствии должной физической нагрузки, они позволяли ему не выглядеть разжиревшим маменькиным сынком. Джереми был почти метр восемьдесят ростом. С широкими плечами, достаточным, чтобы не казаться сухим, количеством мышц. Небольшой слой рыхлого жира скрывал пресс на животе, но и не выглядел непривлекательно. Вот только эти мышцы были слабы, а иммунитет не мог справиться с простейшими болезнями без иммуномодулирующих препаратов, которые, к тому же, защищали не от всего.

Зависимость от изоляции стало, по мнению Джереми, бичом элиты. Поколение за поколением властьпридержащие отдалялись от человечества. Отгораживались барьерами, изолированными скафандрами. Они становились далеки от обычного человека, укрываясь в своих дворцах за роскошью и праздностью.

Джереми дотянулся до тумбочки и нажал на большом дисплее кнопку вызова.

– Да, господин Стюрт, – ответил твёрдый мужской голос.

– Флинт, отправь в мою спальню Денера и Лотрика, – с улыбкой на лице произнёс Джереми.

Флинт быстро ответил:

– Сию минуту.

В его голосе Джереми уловил растерянность – эти двое никогда не появлялись в его покоях и были, так сказать, неприкосновенны до грязной работы. Эта парочка ублажала леди Стюрт, всегда существуя особняком от остальной прислуги. Джереми представил какого им сейчас – его мать покинула планету, а непутевый сын, а главное единственный наследник её состояния, вызывает её любовников к себе. Они ломают голову, представляя, что он их заставит делать или какие вопросы задаст. Сам же Джереми не собирался сильно глумиться над ними, а только хотел найти ответы на интересующие его вопросы.

Через минуту в дверь робко стукнули.

– Да, да, – весело и громко сказал Джереми, ожидая увидеть их лица.

Два крупных парня, лет двадцати пяти быстро зашли в спальню и заняли места по обе стороны от двери. Они смотрели прямо на Джереми, пытаясь казаться уверенными. Тому стало, ещё веселея и он этого не скрывал. Денер покраснел, а Лотрик все ещё держал себя в руках. Джереми чувствовал исходящий от парней страх, чувствовал свое превосходство, власть, но, как ни странно, удовольствия от сего процесса не получал. Ему было просто весело. От ситуации, от жизни и от того момента в истории, в котором ему удосужилось провести свой век, ну или три.

– Хм, – произнёс Джереми, а Лотрик стал красным. – С чего бы начать. А давайте так: как вам служиться в доме Стюрт?

Парочка замешкалась, явно опасаясь отвечать. Первым совладал с собой Денер и ответил за двоих:

– Это лучшее, что с нами могло случиться, господин Стюрт.

Джереми пристально смотрел ему в глаза, не убирая с лица лёгкую улыбку. Затем обратился к Лотрику:

– А тебе?

Лотрик быстро среагировал:

– Я того же мнения, господин Стюрт.

– Хм, – произнёс Джереми, а парочка чуть ли не затряслась. – У вас есть семьи?

– Да, – вновь за двоих ответил Денер.

– Расскажите! Откуда вы, сколько вас! Давайте, не стесняйтесь, – сказал Джереми, а сам удобнее устроился, поднявшись вверх, на подушке, подтянув одеяло к животу. – Давай, Лотрик, говори.

– Я отсюда, с Дебера-Малого. У меня три сестры и два брата. Мать и отец живы.

– Отлично, смелее. Теперь ты Денер!

– Отсюда. Брат, сестра и родители. – Денер стал хмур – ему явно было не по душе происходящее.

Джереми убрал улыбку. Лицо стало немного хмурым глаза прикрылись. Это было любимое лицо матери. Она считала, что так он сильно похож на деда – её идеала мужчины семейства Стюрт.

– Что тебя, Денер, заставило пойти служить?

Джереми чувствовал, что тот не просто раздражен данным разговором, но натурально разозлился. В контексте его желаний вынудить ответы это было даже хорошо.

– Нужда, господин Стюрт, – резко ответил Денер. Ненависть к представителю правящего класса была нескрываема.

Как только служба безопасности пропустила его к нам, думал Джереми, он же опасный элемент и вероятнее всего не предсказуемый. Походу дело в размерах.

Джереми так редко приходилось сталкиваться со столь не скрываемой злобой, что он был изрядно огорошен.

– Вы… – Джереми немного подумал и продолжил фразу. – Я все это не из злобы спрашиваю. Мне интересна сама цель ваше пребывания в доме. У тебя тоже нужда, Лотрик?

Лотрик был спокойнее Денера, но ответил не менее резко.

– Да, вашими молитвами.

Резко, подумал Джереми. Это от жизни до или от близости с матерью?

– Ваши семьи бедствуют?

– Как и все на Дебере. Вашими молитвами, господин Стюрт, – ответил Денер.

– Почему? Это же один из самых развитых миров. – Если здесь так, то что с остальными планетами, подумал Джереми.

– Работы нет. То есть она есть, но редко и низкооплачиваемая, – ответил Лотрик.

– А которая есть стремиться тебя убить. Потому что дешевле оплатить страховку и лечение человеку чем сломать робота, – сказал Денер с пылающим лицом.

Джереми сглотнул слюну. Сейчас его утренняя идея побеседовать с парнями казалась плохой. Он не ожидал настолько сильного потока негатива к его персоне, что искал пути к отступлению.

– Может я смогу вам как-то помочь? – деликатно спросил он.

– Ваши подкачки нам не нужны! – гневно произнёс Денер, казалось, что он сейчас сплюнет на пол в сторону обитателя данных покоев.

– Хорошо, хорошо. Это от чисто сердца, без издевок.

Парни промолчали.

– Леди Стюрт не будет две недели. Вы можете неделю отдохнуть, а неделю будете на карантине.

Парни качнули головой в знак согласия.

– Можете идти, я вас больше не задерживаю.

Те несколько секунд стояли, затем Лотрик кивнул головой и открыл дверь. Следом вышел Денер бросив презрительный взгляд на Джереми.

Когда дверь закрылась, тот выдохнул. Парни, в отличие от него, излучали настоящую мужскую силу, они были злы и вероятнее всего физически сильные. Они были уверенны в себе даже понимая, что всего лишь слуги, вынужденные будто рабы прислуживать своим господам, которые, если те узнают что-то не для их головы, просто сфабрикуют дело и отправят их на Тюрьму, где с ними произойдёт досадный несчастный случай в первую же минуту пребывания.

Некоторое время Джереми просто сидел, предаваясь раздумьям. Его непродолжительная жизнь отрывками пробегала перед глазами. Короткое детство, не менее короткое отрочество и юность, продолжающаяся по сейчас. По отношению к себе он иллюзий не питал – в тридцать лет ещё ребёнок. Большой, умный, но ребёнок.

Сегодня его жизнь должна начать кардинальную перестановку, а он явно не готов. Может это и есть тот момент, когда я начну цепляться за старое и впущу в голову чуму зависимости от роскоши, материальных благ, желание богатств, спрашивал Джереми себя. Может это и есть перелом, может этот страх перемен и сделает из меня «металлического» Стюрт? О, как бы радовалась мать этим мыслям, возможно, даже больше, чем приращению своего состояния.

«Меняй мир под себя, Джереми, – прозвучал в голове голос железной леди Стюрт». «Чтоб блевать в золотой горшок, – сказал неметаллический Джереми он Браском Стюрт».

В конце концов он сидел и корил себя за слабость, заставляя сделать то, что было уже давно намечено.

Рука сопротивлялась вызвать Флинта, будто обладая собственной волей. Голова отворачивалась от тумбочки, веки становились тяжелее, как только он собирался с силами. Сопротивление было непреодолимым.

В какой-то момент Джереми просто сдался. Это было превыше его сил. Он не смог, пусть и дальше все будет как есть. Когда-нибудь он возьмётся за голову, станет «металлическим», будет жить в свое удовольствие.

Но у вселенной были свои планы на мужчину, который ещё ребёнок – в дверь три раза медленно стукнули.

«Флинт, – подумал Джереми».

– Войдите! – крикнул он, испытывая облегчение. С души будто груз спал, давая временную передышку.

– Господин Стюрт, корабль готов, – спокойно произнёс заглянувший Флинт.

– Какой корабль? – Джереми не понимал про что речь.

– Как Вы и приказали – «Ирис», – ответил Флинт.

– Я… – Джереми понял, что к чему. – Да, понятно, иди.

Флинт закрыл дверь. Джереми вскочил с кровати и застыл, расставил ноги на ширине плеч, а руки приткнул в бока. Он сам создал задание, которое Флинт получил, как только мать покинула систему. Спасибо деду за «наследство» в виде прямого доступа к информации со спутника ЦУС.

Во все эти бредни про Первого Джереми верил с трудом, но сейчас, ему казалось, что именно бесплотный дух Агастуса Блонжека повел парня в нужном направлении.

– Выбор сделан, сказал Джереми и принялся натягивать на себя, собранные ещё со вечера, одеяния.

В большом деревянном, резном шкафу он взял высокие коричневые берцы с самозатягивающимися шнурками. Там же висела форма – плотные штаны и рубашка, пятнистые, в оттенках коричневого. На верхней полке, за вещами стоял герметичный шлем и чёрный ящик системы жизнеобеспечения. Рядом со шлемом лежал комплект термобелья, поддерживающий оптимальную температуру тела в диапазоне от минус пятидесяти до плюс сорока.

Натянув термобелье, он закрепил небольшой треугольник системы жизнеобеспечения между грудными мышцами. Термобелье сразу же удобно скорректировалось, обтянув тело. Следом пошли штаны, рубашка и берцы. Из карманов на рубашке были вынуты и надеты перчатки. Они так же, как и белье выровнялись по телу, изолировав это самое тело от внешней среды. Шлем понятное дело он пока не надел.

Стоя перед зеркалом Джереми видел нового себя. Эта форма теперь с ним надолго. Сколько времени потребуется на вклинивания в общество обычных людей, в плане иммунитета, он не знал, как и не слышал о том, что кому-то это удавалось. Его товарищи утверждали, что у них имеется курс специальной терапии и что тот успешен, но по времени они не ориентировали.

Осознание что он доверился под честное слово незнакомым людям пришло к нему давно. Сейчас же оно заиграло новыми, пестрыми красками. Джереми успокаивал себя, говоря, что это лишь страх, что его нужно подавить. Но проблема была вызвана объективностью данного страха. Если бы тот был иррациональным, то всё было бы просто, но нет. Этот страх базировался на возможности обмана, бездоказательности благих намерений и неизвестности будущего, даже ближайшего.

Джереми, как и любой человек его круга, получил лучшее по меркам цивилизации образование. Знания давались ему легко, заставлять себя что-то учить не приходилось – пытливый ум сам искал возможности для расширения сознания. Ему легко давались как точные, так и гуманитарные науки. Истории он учился правдивой, а не общепринятой поэтому логическая связь между произошедшими в прошлом событиями улавливалась на ходу, создавая объективную картину мира. Поэтому он знал множество примеров, когда обманывали куда более хитрых и умных людей, что и вызывало данный страх.

С сосущим под ложечкой неприятным чувством, Джереми закинул в тактический рюкзак все необходимые, по его мнению, вещи и вышел из спальни, со шлемом в руках.

За дверьми стоял Флинт. Он выставил руку, чтобы ему передали рюкзак, но Джереми не сделал этого.

– Господин Стюрт, разрешите помочь? – спросил мужчина услужливо.

– Спасибо, Флинт, не нужно. Не так тяжела эта ноша, как могло показаться.

Под непонимающий взгляд Флинта, Джереми быстрыми шагами направился по широкому, длинному коридору к выходу из дома.

Их поместье было построено очень давно. Оно занимало почти сто гектаров плодородных земель в приятном для человека месте. Тёплое, но не знойное лето. Спокойная зима, с минимумом осадков. Красивая природа.

Спустившись с высокого крыльца, он подошёл к шикарному гравкару. Высокий, стройный водитель в чёрном комбинезоне открыл дверь. Та бесшумно поднялась вверх.

– Присаживайтесь, господин Стюрт, давайте я уложу багаж, – пробасил водитель.

– Спасибо, Присс, не нужно. – Стюрт снял рюкзак, положил его на сидение, а рядом поставил шлем.

Джереми знал по именам многих людей, служивших в их доме, что выгодно отличало его от матери, которая не обременяла себя этим знанием. Всех он, конечно, запомнить не мог – достаточное количество ему даже на глаза не попадалось, ввиду большой территории и огромного количества строений, коммуникаций и сооружений. Джереми давно научился ценить труд других людей, а раз всё в доме нормально функционировало, значит их труд был усердным, либо то, что функционировало не нормально скрывалось от его взора.

Способность ценить тяжёлый, ручной труд была для людей его круга крайне редким свойством. Все они трудились «интеллектуально». А когда ты ничего тяжелее карандаша или ручки в жизни не держал, то и понимания тяжести труда у тебя просто не могло сформироваться, либо формировалось опосредованное или вообще не верное. К тому же с детства детям элиты вдалбливали мантры их превосходства над остальными людьми. Делалось это немного завуалированно, но работало почти в ста процентах случаев.

Вот стальной Стюрт, вопреки рассказам матери, знал цену труду. Он был безжалостен к лентяям и не профессионалом, увольняя или отправляя на Тюрьму без толики сомнений, но поощрял тех, кто честно и усердно трудился на всех рубежах его сферы интересов. Про это не было написано трудов, но Джереми умел анализировать большое количество информации, благо предок сохранил каждое слово для будущих поколений семьи Стюрт. Многие проблемы для этих поколений заключилась в том, что они читали только то, что им казалось нужным, не прибегая к систематизации полученных знаний. Это Джереми считал дикостью и не понимал куда и на что они тратили свое свободное время, которого за их жизни должно было скопится огромное количество. Получение расширенного знаний было благом, которое они пропускали мимо своих голов.

Гравкар плавно пошёл вверх. Облетел дерево манградского ореха, и взял правее, по дуге облетая пышную рощу. Джереми приоткрыл окно, чтобы вдохнуть слегка пряный воздух Дебер-Малого. Его родина, камера и родовая планета, прощалась с ним лёгким осенним ветерком и зеленью растений, медленно затухающей перед сменой сезонов. Он повернул голову вправо – верхние этажи поместья махнули ему тупыми крышками и скрылись за рощей. Присс посадил аппарат близь корабля.

– Прибыли, господин Стюрт, – пробасил он.

Присс открыл дверь и Джереми покинул гравкар, прихватив с собой ценное имущество.

– Спасибо Присс, прощай… – Джереми замялся, – До встречи.

– Приятного отдыха, господин Стюрт, – сказал Присс. – Я могу лететь?

– Да, конечно.

Присс кивнул и сел в аппарат, значительно ускоряющий доставку человека из одной точки в другую.

Проводив взглядом гравкар, Джереми глубоко выдохнул и на выходе повернул голову к кораблю. Тёмно-зелёный красавец СРб-4102 приковал взгляд. Это было настоящие достижение последнего тысячелетия. Четвёртое поколение межзвездного двигателя ускорило прыжок в два раза, а внутрисистемную скорость в полтора. Обтекаемый эллипсоид с небольшими крыльями по бокам и перекрестием над закрытым двигателем сзади, отражал солнечные лучи в разные стороны.

За боковым крылом со стороны Джереми был опущен трап, а с боку стоял капитан корабля. Светло-коричневое роскошное внутреннее убранство корабля звало внутрь. По идеально ровному полимерному покрытию стартовой площадке Стюрт проследовал до трапа.

– Добрый день, господин Стюрт, корабль полностью готов к полёту, – высокий подтянутый мужчина стоял по стойке смирно.

– Добрый день, Винсент. Не будем задерживаться, – Джереми пытался скрывать нервозность и у него это получалось.

Капитан повернулся к Джереми грудью, когда тот проходил мимо него, и проследовал за ним на корабль.

Роскошный интерьер среднего рента четвёртого поколения (по стандартной классификации кораблей) бросался в глаза щепетильным отношением к деталям, даже очень мелким. Корабль относился к большому подклассу, поэтому коридоры и каюты исполнялись достаточно просторными, как для консервной банки способной ну очень быстро перемещаться, как в космосе, так и на многих планетах.

Сразу за трапом можно было повернуть как направо, так и налево. В первом случае упрёшься в центральный узел управления, во-втором заглянешь на огонёк в движительный узел. И то и то Джереми интересовало мало, так как было слишком сложно с технической стороны. Нет, он, конечно, был не против на все это посмотреть ещё раз и удивиться человеческому гению, но утруждать личный состав и задерживать старт он не желал. Поэтому повернув направо он добрел до своей каюты.

Капитан обогнал Джереми и открыл деревянную дверь с причудливым, резным орнаментом в виде переплетенных между собой пар лиан с небольшими листьями.

– Можем лететь, – бросил Джереми и вошёл в каюту.

Винсент сказал ему в спину:

– Будет сделано, господин Стюрт. – Капитан тихо закрыл дверь каюты и открыл дверь в новую жизнь неметаллического Джереми Винсента он Браском Стюрт.

7 Олин

Серое ничто прыжка мгновенно сменилось чернотой и звездами.

Так как в каюте никто не спал, система корабля огласила:

– Система Кармен. Стыковка со спутником ЦУС через три часа.

– Наконец-то, – выдал писклявым голосом худой мужчина, сидевший напротив Олина.

Олин улыбнулся.

Мужчину звали – Стефан. По профессии – геолог. Он терпеть не мог перемещаться на межзвездных кораблях, но, по его словам, провел половину жизни лёжа на койке такой посудины. Олин без колебания уловил логическую связь между половиной жизни и не любовью к полётам, сделав вывод, что думал бы так же, проведя десять лет в бесконечном прыжке.

– Да-м, это, конечно, не СР, какой-нибудь, третьего поколения, – задумчиво сказал Стефан.

Олин вопросительно посмотрел на мужчину, оторвав глаза от книги.

Тот не преминул ответить, благо поговорить никогда не отказывался:

– Комфорт, скорость, класс. Средние созданы для перевозки людей, а эти баржи – только для камней.

В разговор вступил седой мужчина, лежащий по правую руку от Олина. Седой сел, погладил двойной подбородок с лёгкой щетиной и, улыбаясь, сказал:

– Ведь так оно и есть – мы на барже, крытой правда.

– Что есть то есть. Одним словом – не рент, – констатировал Стефан.

– Ты же двадцать лет уже налетал, всё не привык? – спросил седой.

– Нет! – пропищал Стефан. – Вот после десяти, казалось, привык. А нет – только казалось!

Хотя Стефан и обладал противным голосом и любовью к нытью в остальном был отличным человеком. Настоящий профессионал своего ремесла, он мог часами рассказывать про минералы и другие полезные ископаемые, да так интересно, что Олин благодарил Первого за попутчика и возможность расширить свой кругозор. Попутчику это было не то, что не в тягость – в радость. Стефан говорил быстро, но вдумчиво, вставляя между предложениями смешные и поучительные истории из профессиональной жизни.

– Мы бы на ренте за час до спутника долетели, а этот только час тормозить и скорости уравнивать будет, – продолжал пищать Стефан.

Олин улыбнулся, а седой спросил:

– Слушай, а у тебя все дети на тебя похожи?

Стефан оголил зубы и ответил:

– А-а-а, вон ты на что намекаешь. Да, все! Последний правда больше на жену похож, но по срокам все совпадает.

– А тесты делал?

Стефан махнул рукой.

– Да зачем? Там невооружённым глазом видно. Да и не имеет значение это – воспитывал же я.

– Так ты же все время в разъездах!?

– Ну уж не всё! Я зарабатывал ровно столько сколько нужно для жизни. Зачем мне излишки? Да к тому же на Ингавире много и не надо. Одежда, квартира, еда – мелочь. С моими знаниями и опытом сто дней работы предоставляли двести дней жизни и это с учётом перелётов.

– А защита? Ингавир место не спокойное, – поинтересовался седой.

Стефан вновь махнул рукой.

– Ни для местных. Да и я в нормальном анклаве живу. У нас спокойно там, где работает закон, а закон работает там, где управляют нормальные люди.

– В общем – мало таких мест?!

– Ну, да, – грустно улыбнулся Стефан.

Мужчины ещё некоторое время общались, а Олин слушал. Затем разговор сошёл на нет и все принялись заниматься своими делами.

Корабль состыковался со спутником.

– Прощайте, приближенный, – сказал Стефан и подал Олину руку. К слову, нужно добавить, что всех служителей церкви Агастуса Блонжека обыватели называли приближенными, вне зависимости от их положения в иерархии.

– Может быть до встречи – на все воля Первого, – сказал Олин и пожал руку.

Седой что-то буркнул, наскоро попрощался и покинул каюту. Олин вышел последним, немного задержавшись. Длительный полет устаканил мысли и успокоил сознание. Сны если и посещали его покой, то далеко ни такие «интересные» как раньше. Сумбур перед убытием с Фюлле уже не казался таким неожиданным, а поведение епископа таким странным – стоило лишь спокойно принять свою судьбу на пути единения с Первым.

По замысловатым хитросплетениям коридоров на грузовом судне, приближенный добрался до стыковочного узла. Труба ростом с высокого человека и шириной метра в три соединяла корабль со спутником ЦУС – главной составляющей обжитой звёздной системы, которая связывает её со всей галактикой, хоть и с некоторой задержкой. Далее следовала камера дезинфекции и медузел, со сканером.

Перед ним образовалась небольшая очередь из десяти человек. На всех были серые комбинезоны с белыми полосами – все работники корабля, а его попутчики, да и остальные пассажиры, вероятно, уже прошли на спутник. Эти полосы интенсивно излучали свет, если их потереть, исполняя функцию, некоего дополнительного к аварийному, источника света. Их черные высокие сапоги были тщательно начищены, что характерно – у всех.

В камеру заходили по шесть человек и через пару минут сегментная дверь пряталась в стене открывая проход следующим. Приближенный и ещё трое из корабельных служб прошли в камеру дезинфекции. Через стены выводилось множество маленьких трубок, потолок и пол были в ромбовидные небольшие ячейки. Дверь за спиной быстро, со скрипом закрылся, стены тихо зашипели – заработала вытяжка. Данную процедуру Олин проходил ни один раз, так что страха она не вызывала.

По прошествии некоторого времени шипение прекратилось и открылась дверь перед ними. Пройдя по шершавому, двигающемуся полу они зашли в медузел – небольшое помещение с тремя арками перед следующей дверью. Троица космоплавателей прошла через арки, следом Олин. Во время прохождения анализатор сообщил о проникновении в организм сканирующих лучей и подключении защищённого соединения полного считывания. По прошествии нескольких секунд мозговой имплантат уведомил своего носителя об окончании передачи всей информации, хранившейся в его недрах. Олина не сильно волновала конфиденциальность его жизни, да и скрывать ему было нечего – вряд ли кто-то вёл более праведный образ жизни.

За медузлом снова тянулись коридоры с большим количеством ответвлений, дверей и экранов-указателей. Согласно программе полёта, последний корабль уже был пристыкован к спутнику и ждал часа отправления, затариваясь грузом и людьми.

Много разномастных личностей шли навстречу и по пути с Олином. Работники станции в синих гладких комбинезонах с полосами белого и серыми полуботинками на ногах. Серые комбинезоны персонала кораблей, пассажиры в различных одеяниях. Встретилось несколько бойцов страшного отдела в броне и парочка мелениалов. Последние шли в своих фирменных серебристых скафандрах с прозрачным шлемом. Тонкие вытянутые носы, высокие и худые фигуры, красноватые белки глаз и белая кожа, даже бледная, переходящая в серую, сопутствовала всем представителям данного союза. Они жили только в космосе и почти никогда не спускались на поверхность обитаемых планет. Изолирующие скафандры защищали этих людей от болезней и создавали атмосферу как на станциях и кораблях мелениалов.

Олин с нескрываемым призрением посмотрел на эту парочку. Вся их братия давно отгородилась не только от Первого, но и от всего человечества, поэтому была презираема его церковью. И было за что. Мелениалы считали остальное человечество отсталым, а себя прогрессивной частью. Отделившаяся тысячелетие назад группа фанатиков переезда цивилизации в космос быстро разрасталась и в один момент замкнулась на себя. Единственная планета которой они обладали была Вознесение. Суровый, мертвый мир с подземными городами, низкой гравитацией и отсутствующей атмосферой. Мелениалы не размножались самым распространённым образом. Они выращивали детей в инкубаторах, используя необходимый генетический материал. Отчасти необходимость данного подхода была вызвана замкнутостью их союза, отчасти презрением к остальной цивилизации.

Идея перехода жизни в космос позволила им значительно развить технологии жизнеобеспечения, а ограниченное количество генетического материала – проникнуть глубоко в геном человека, что вылилось в генную модификацию и инкубационное выращивание. Они монопольно владели технологией реновации человека и обладали всеобъемлющим фондом съедобных генетически модифицированных растений и животных, что сыграло главным фактором признания их союза остальными как равного. После Восстания Мелочи фонд был передан в цивилизационную собственность. Это служило нуждам справедливости и связанности союзов. Мелениалы дополняли его, совершенствовали, но таких огромных усилий как раньше в него не вкладывали.

Коридоры привели приближенного к последнему по программе кораблю. Средних размеров грузовик уже загрузили и оставался час до вылета.

Молодой невысокий парень стоял за дверью камеры дезинфекции. В руках у него был небольшой планшет.

– Приближенный Олин Демеруг? – У него был тонкий голосок.

– Да, – ответил Олин.

– Направо, второй поворот налево, третья каюта по правой стороне. Семнадцать на указателе.

– Спасибо.

Паренёк пошёл за ним.

– Далековато Вас занесло, приближенный, – сказал тот из-за спины Олина.

Олин остановился и поравнявшись с парнем, неспешна, пошёл по маршруту.

– Праведное слово Первого должно распространятся на всех людей.

Парень хмыкнул и улыбаясь сказал:

– Там куда Вы летите Первый не в почёте. Там ничто кроме денег не в почёте.

– На все воля Первого, – сказал Олин.

– Да, да, – пропищал паренёк и не прощаясь нырнул в проход.

В каюте Олин летел один, что его не сильно расстроило. Ему было необходимо открыть пакет, выданный епископом в ночь перед убытием.

Когда корабль перешёл в прыжок, тревога обуяла приближенного. Забытая, скрывшаяся за общением с попутчиками, она вновь вернулась с нарастающей силой. В груди что-то сдавило, руки немного тряслись. Олин достал серый пакет из сумки и осмотрел. Толстая плёнка свободно обволакивала прямоугольный брусок. Длинная клейкая лента герметизировала горловину пакета и выполняла роль пломбы, так подумал Олин.

Подцепив край, приближенный резко сорвал пломбу. Анализатор выдал сообщение об отключении устройства уничтожения.

Некоторое время Олин был в замешательстве, страх обуял его голову и не давал приоткрыть завесу тайны. Затем трясущаяся рука достала из недр пакета запечатанную в ещё один герметичный пакет, но уже прозрачный и запаянный с одно стороны, синюю книгу. К ней крепился тонкий серый брусок, под её размер, из твёрдого материала – устройство уничтожения, подумал Олин. Видимая сторона книги была гладкой, что скрывалось под устройством известно не было. Приближенный покарябал по шву место спайки ногтями, тот оказался прочным. На помощь пришла связка из трех маленьких ключей, один из которых был тонкий и острый. Оболочка рядом со швом треснула и по трещине освободила книгу. Устройство уничтожения крепилось к пакету, и Олин осторожно положил его на койку, подальше от себя.

Спрятанная под устройством сторона содержал надпись «Истинный Завет» снизу и «Агастус Блонжек» сверху. Буквы были золотыми и вдавленными в обложку. История со снами и командировкой на Радугу обрастала мистической тайной. А если принять к сведению, что Олину не была указана цель данной поездки и он надеялся её узнать из этого пакета, который в свою очередь содержал лишь книгу, которая считалась ересью, то все становилось в двойне, а то и в тройне мистичнее.

В программе перелёта присутствовала конечная цель – планета Радуга, но куда мчать по прилёту известно не было. Хотя отыскать ближайшую церковь Первого труда не составит, но Олин надеялся, что его встретят и хоть немного снимут покров мистики с этого дела.

Немного поразмышляв, приближенный открыл Завет.

«Истинный Завет, что пронесен через время», – красовалась сверху строка. Остальной лист был чист. Олин перевернул страницу. Далее слов было гораздо больше.

«Объединив людей перед великой целью, я поставил им условие: только единство. Только единый труд миллиардов людей спасёт нас от смерти как биологического вида», – прочитал Олин. Начало этого Завета отличалось от той книги что он читал полностью. Оторвав глаза и уставившись в пустоту, приближенный рисовал в голове картину откровения, которое снизойдёт на него в ближайшие часы.

«Устройство, переданное в синод, должно быть создано в как можно большем количестве. Как минимум по десять на планетарную епархию. Они должны хранится и беречься в недоступном для мирян и низших чинов местах. Там же будет лежать Истинный Завет. Лишь только нужный сигнал может уберечь книгу от уничтожения», – Олин представил, как Саливан открывает настенный сейф. В нем две подставки под пакет с книгой и под устройства. Книга закреплена и вытащить её невозможно. Но вот епископ возвращается и кладёт напальчник на место, вслед за этим книга освобождается и Саливан трясущимися руками смотрит на серый пакет с неизвестным содержимым.

«Ты – Серый Джек, раз читаешь эти строки. А если их читаешь, то знай – Бессмертные близко. Они пытались истребить человечество дважды, попытаются и вновь. Наша сила в единстве, в созидательном порыве и непреклонной жертвенности, лишь это спасёт людей. Твоя задача объедение человечества под одной единственной целью – борьба за жизнь!»

Буквы затряслись, сначала медленно затем быстрее. Они уже прыгали и стали меняться. Олин сидел в ступоре и не веря глазам смотрел на раскрытую книгу. По рукам пошло усилившееся тепло. Буквы выстроились в одно слово повторенное множество раз: «Борьба!».

Книга стала обжигать руки, и приближенный не выдержал, выпустив её. Она упала на пол и через мгновение рассыпалась в прах, который затем растворился в воздухе.

Все произошедшее напоминало сон, но, к сожалению, удрученного мистикой и тайной приближенного, являло собой что ни на есть реальную реальность.

Весь последний прыжок Олин не находил себе места. Он пытался найти ответы в Завете, но теперь стало ясно почему тот оклеймили ересью – не Истинный. В частых отрывах от чтения в голову лезли бессвязные тревожные мысли, логика событий не выстраивалась, принять свое бремя не удавалось. Сейчас его состояние явно контрастировало с тем, которое было в остальное время перелёта, хотя тот подходил к своему завершению в виде, некогда жемчужины человеческой цивилизации – Радуги.

Грузовик состыковался со спутником в три ночи по местному времени. Внутренние часы приближенного сбились ещё суток пять назад и состояние приблизилось к полу аморфному. С красными глазами и помятым лицом он прошёл все ступени контроля, пересел на старый пассажирский орбитальный перевозчик и мгновенно уснул, пристегнувшись в кресле.

Вокруг стоял шум от разговоров, смех, басистые выкрики, но это даже помогло расслабиться и провалиться в сон. Через пару часов его разбудили покачивания и басистый голос:

– Приближенный, приближенный.

Олин не желал покидать покой сна.

– Приближенный, Радуга.

Он нехотя открыл сонные глаза.

На него смотрело улыбающееся лицо здоровяка. На плече лежала рука размером с голову Олина.

– Вы похоже не часто летаете!? – здоровяк продолжал улыбаться, что придавало его габаритам и гладковыбритому рябому лицу доброту.

– Милостью Первого – нет.

– А я немилостью – да! – сказал здоровяк, и показалось, что улыбка расплылось ещё шире, немного оголив зубы.

Олин выпрямился в кресле.

– Прощайте, – сказал здоровяк.

– На все воля Первого, до свидания, – ответил на прощание Олин.

Здоровяк ушёл. Иллюминаторы открылись и представили взору приближенного невзрачную картину: гладкая поверхность посадочной площадки, коричневый горизонт, серые здания вдалеке.

Радуга удручала многих, но на усталое сознание Олина подействовала с десятикратной силой. Ощущение безысходности и упадка проникли как яд, который убивает медленно и начинает не с тела, но с духа.

Оторвать мягкое место от кресла оказалось непросто, но получилось. Олин взял свою сумку и направился к выходу. Атмосфера Радуги встретила приближенного сухим, ветерком, несшим металлические ароматы и мелкую пыль.

Большой планетарный перевозчик перенёс тела вновь прибывших в основное здание космопорта. Стеклянный треугольник отражал рассеянные пылью солнечные лучи, на крыше стояли буквы, вероятно светящиеся ночью: Минеральный завод. На Радуге было почти сто космопортов с большой стартовой площадкой и почти столько же, но с меньшей площадью.

Перевозчик, заметно не новый, выгрузил вновь прибывших внутри здания. На удивление приближенного все вокруг было чисто и имело далеко не поношенный вид. В просторном главном зале стояла пара десятков автоматизированных стоек контроля с рамками и сканирующими устройствами. За ними не меньшее количество экранов-помощников, рядом с ними встречающие люди.

Около одного из таких экранов на небольшой скамейке сидел седой человек в светлом одеянии служителя церкви Первого. С этого расстояния Олин не видел знаков различия его положения в церковной иерархии. Но уже сам факт присутствия служителя Первого, сбросил камень с плеч приближенного.

Быстро пройдя сканирование, Олин направился к своему коллеге. Тот встал и улыбнулся ему.

– Олин Демеруг, – сказал Олин и кивнул головой в знак приветствия.

– Рафаил Дерк, – сказал Седой.

– Очень рад, что меня встретили. В программе указана цель – Радуга, а дальше неизвестность.

Седой немного нахмурился и спросил:

– А цель? Указания?

– Нет, в том то и дело, – округлил глаза приближенный.

– Интересно. А пакет Вы открывали?

Олин уже подзабыл впечатления о последнем прыжке, теперь же вспомнил и сердце ускорило ритм.

– Как бы глупо это не звучало, но содержимое превратилось в прах, и растворилось в воздухе, за исключением устройства, которое было прикреплено к книге.

Седой нахмурился ещё сильнее. Он был средних лет, а брови уже кустились, придавая суровость лицу.

– Так, ладно. Сейчас мы отправимся в церковь и подумаем.

Седой и Олин сели в видавший виды гравкар и ведя разговоры ни о чем добрались до церкви. Рядом располагался бар «Вселенский покой». Олина удивило соседство, столь разных по своей сути заведений. Радуга встретила его удрученностью, теперь к нему добавилась странность.

Епископ попросил приближенного отдать ему уцелевшее устройство и передал Олина в руки служителя церкви.

Молодой парень, послушник, отвёл Олина в его покои – небольшую комнату с кроватью, шкафом и столом. Парень заботливо поинтересовался не желает ли вновь прибивший отобедать. Тот отказался, сославшись на усталость. Время было утреннее, но Олин разделся и лёг на кровать, укрывшись тонким, пожившим одеялом.

Казалось, глаза только моргнули и в дверь постучали.

– Да, да, открыто, – промямлил Олин, привставая на руках. Глаза не открывались, тело ломило, как во время болезни.

В приоткрытую дверь заглянул уже знакомый послушник.

– Доброе утро…

Олин перебил его и спросил:

– Как утро?

– Да, вы проспали почти стандартные сутки. Епископ ожидает Вас у себя. Крайняя дверь по правой стороне на втором этаже.

Олин подумал, что разберётся и уточнять, где лестница не стал.

– Спасибо.

– На все воля Первого, – быстро сказал парень и так же быстро закрыл дверь.

По невзрачным, усталым от времени коридорам Олин дошёл до двери епископа. Золотыми буквами на двери красовалась надпись: «Рафаил Дерк. Епископ церкви Первого». Три коротких стука и голос из-за двери:

– Да, да, входите.

Голос показался Олину раздраженным. В просторной комнате было чисто. Тонкая тюль закрывала окно. Белые лампы интенсивно излучали белый же свет, уменьшая интенсивность коричневого, льющегося из окна.

– Олин, – Седой привстал из-за стола с большим монитором, который был развернуть к стене. – Подойдите сюда.

Седой сделал знак рукой подзывая приближенного. Что-то в состоянии епископа казалось странным. Он быстро провел параллель – Саливан вёл себя также в момент последней встречи.

Олин приблизился.

– Дайте руку, – попросил Седой. Приближенный подал правую руку, зная, что будет дальше.

Седой достал из кармана уже виденную ранее трубку, одел на палец, и она показала положительный результат.

– Да-м, – задумчиво произнёс Седой. Его руки тряслись, когда он снимал трубку.

Олин раздражённо спросил:

– Что это значит? Епископ Саливан проделывал похожее!

– Хм, – Седой задумался, приводя себя в чувства. – Ты – Серый Джек, кровь от крови Агастус Блонжек, и я не знаю поздравлять тебя, да и всех нас, или нет с этим известием.

8 Лизз

И вновь серое ничто сменилось россыпью звёзд, пустотой и чернотой. Почувствовав рвотный позыв, Лизз глубоко вдохнула, выдохнула и села на край кровати.

– Стыковка со спутником ЦУС через семьдесят минут, – выдала система корабля, убедившись, что временная хозяйка роскошных апартаментов не спит.

– Первый внял моим молитвам! – в голос произнесла Лизз, хотя религиозностью не отличалась.

На мультифон пришло множество сообщений. Взяв устройство, она быстро пролистала заголовки, остановившись на выделенном красным. Отправитель – Рафаил Дерк, епископ церкви Первого, планета Радуга.

– Интересно, – сказала Лизз, нажав на сообщение.

«Приветствую Вас, Лизз Демеруг. Церковь Первого радуется назначению столь ответственного и профессионального человека. Мы надеемся на тесное и плодотворное сотрудничество на протяжении всего времени Вашего пребывания на Радуге», – было написано в сообщении.

– Интересно, – сказала Лизз, подсознательно чувствуя некую важность данного письма.

Большинство сообщений содержали лишь поздравления от различных людей, а некоторые разъясняющую информацию по поводу новой должности. Было также письмо от Крестнера. Тот явно установил время его получения по прибытию в систему назначения. Высокопарно извиняясь, он желал удачи и надеялся на скорую встречу. Лизз ещё раз прочитала письмо и сделала вывод, что писал его кто-то другой, да и вообще больше подходило на, собранные в один текст, несколько шаблонов.

Отчего-то сам факт неучастия Крестнера в написании данного сообщения её взбесил, хотя это лишь предполагалось. Толи она привыкла к растянутым во времени почти ежедневным знакам внимания со стороны Крестнера, толи что её значимость в цивилизационном масштабе кратно уменьшилась.

Убрав мультифон, Лизз села на кровать, положив под голову две подушки. Она скинула тапочки и уже лёжа покрутила ступнями, разминая их. Теперешнее состояние её души являлось загадкой для женщины. Вечное желание деятельности и активности сменилось полным отсутствием желания даже думать. Будто она кинула ту часть себя на Земле, а оставшуюся – «ленивую Лизз» взяла с собой, приумножив в процессе перелёта.

Поначалу ее это напрягало и отчасти пугало. Размышления приводили к ещё большему усугублению данного состояния, что приводило к ещё большим размышлениям и так далее в замкнутом цикле. В конечном итоге Лизз послала все к чертям и просто отдыхала. Оказалось, что ей под силу проспать десять часов, пролежать три, нечего не делать все остальное время. Самое интересное, что она именно – ничего не делала. Плевала в потолок, попутно вспоминая прожитые дни.

В этом прыжке открылась тайна, лежавшая на поверхности – кроме работы и учёбы в её жизни больше ничего не происходило. Осознание тысяч прожитых часов, формально пустых, бестолковых, далось с трудом, но все же далось.

Лизз поняла, что предыдущая должность – начальник департамента – фикция, пустышка. Может пару столетий назад, а на деле больше, она бы и смогла на что-нибудь влиять, но сейчас нет. Вся её деятельность саботировалась в неявном виде и почти никак не влияла на происходящее в рамках цивилизации. Неповоротливая бюрократическая машина была построенная элитой не для обслуживания потребностей обычного человека, а для службы на эту элиту и её защиту от таких же как они и от этого – обычного человека. Такой простой вывод не мог прийти ей в голову пока она варилась в каше управления и достаточно просто засел в ней, как только она оторвалась от этого управления и трезво взглянула на мир.

Погруженная в свои мысли она покинула корабль и по представительскому коридору покинула космопорт. На коричневой от пыли улице стояло множество гравкаров различных классов. Около одного ожидал кого-то человек в одеянии служителя церкви Первого. Лизз не придала этому значения, но анализатор направил её точно к этому гравкару.

– Приветствую Вас, волей Первого, госпожа Демеруг. Рафаил Дерк, – Седой подал руку, которую Лизз слабо пожала. – Вы получили моё письмо?

Лизз смутилась, не понимая почему её встречает непонятная личность, отдалённо связанная с её должностью.

– Да, и прочитала, – немного резко ответила она.

– Я вызвался сопроводить Вас до нового рабочего места. Надеюсь, Вы будете не против. В схватке за это право полегло немало личностей и волей Первого я не в их числе, – сказал Седой и улыбнулся. Лизз слегка оттаяла от его улыбки.

– Ну раз так, то вперёд, – сказала Лизз и тоже улыбнулась.

Следующие несколько часов просто растворились в неизвестности. Она частично помнила, как села в гравкар. Помнила, что епископ о чем-то говорил, а она что-то отвечала, но самих слов не запомнила. Данное обстоятельство было из ряда вон выходящее для женщины. Годы работы в змеином клубке выработали в ней автоматическую, почти дословную и дозвуковую, запись всего происходящего вокруг, на свой серый, почти бесконечный, носитель информации. Полное мировосприятие вернулось, в неизвестном помещении. Её тело было закреплено по рукам, ногам и груди на каком-то кресле, а голова туго притянута к его спинке. Человек с лицом недавнего епископа смотрел на не уже без улыбки. Рядом стояла женщина в коричневой кофте – красивая и фигуристая.

– Проснулось солнышко, – с сарказмом произнесла женщина.

– Ольга, – одернул её Седой.

– Молчу, молчу, – Ольга придвинула стул к монитору и села на него. – Элитарная особа в полном здравии.

– Твой анализатор прошит, вся информация выкачена. Ты скомпрометирована.

– Интересно, – вялым языком произнесла Лизз.

– Наиинтересно, – съехидничала Ольга.

Седой явно не ожидал такой реакции и пытался скрыть удивление, но Лизз была мастером чтения лиц – так она думал.

– Теперь ты сразу свободна и не свободна, – сказал Седой и явно ожидал реакции.

Что за «ты», только и подумала Лизз, не собираясь ничего отвечать и тем более спрашивать. Седой немного подождал и продолжил.

– У тебя есть выбор принять все происходящее или умереть. Решать только тебе, – Седой вновь принялся ждать реакции со стороны Лизз, которая не последовала.

– Птичка очень умна, сообразительна и образована, чтобы принимать решения на уровне интуиции или анализа малого количества фактов, – будто в пустоту произнесла Ольга.

Лизз про себя улыбнулась, но глаза, по реакции Седого, вроде как выдали её.

– Птичка находиться в некотором ступоре и не понимании происходящего, – сказала Лизз, выгадывая время на раздумья.

– Птичка обманывает, а птичкам врать не хорошо, да ещё и находясь в лапах мясника, – тем же голосом произнесла Ольга, не отрываясь от монитора.

Вообще происходящее было за гранью того, к чему готовилась, точнее её готовили, и о чем размышляла Лизз. Но по какой-то причине паника отсутствовала, хотя через несколько минут после прихода в чувства она показала головку. Что заставило её спрятаться – выбор или седативное, остаточное действие препарата которым её усыпили, пока было не ясно.

– Что вообще происходит? – вдруг резко спросила Лизз, почти перейдя на крик. Тон её был властен, но подействовал ли он на присутствующих?

Вопрос был с тройным или десятерным дном. Первое дно – как с человеком её калибра такое могло произойти. Второе – кто эта парочка. Третье – где она. Четвёртое – что этой парочке нужно. Пятое и все последующие – что вообще происходит!?

– Происходит нестандартная вербовка. Если бы не твои умственные способности и оппозиционность мышления, записанная анализатором, ты бы не проснулась, – толково ответил Седой. Толково по версии Лизз.

– Делай выбор птичка. Но знай – сейчас смерть будет безболезненной, а потом неизвестно какой. Хотя известно – мучительной. Страдания и боль заполнят твой разум и тело, а жизнь будет сохраняться препаратом до того момента как последняя капля твоих сил будет использована на счастье тех, кому ты служила всю жизнь, – сказала Ольга, не поворачивая голову.

Лизз молчала, думая блефует ли женщина, хотя голос был твёрд и убедителен, но мало ли в галактике умельцев говорить правдиво и убедительно даже последние враки.

– Думай, думай, – сказала Ольга, будто раскусив ход мыслей Лизз.

– Думаю, думаю, – резко сказала Лизз.

– Только не долго, – вставил Седой, на что Лизз промолчала.

– Крайне скудная информация о происходящем, блокирует возможность выбора, – выдала Лизз.

– А как по мне выбор между смертью сейчас и смерть как можно позже очевиден, – сказала Ольга, повернувшись к Лизз.

У женщины были островатые, чёткие черты лица и большие глаза невероятной глубины. Лизз не моргая смотрела на неё некоторое время затем глубоко вдохнула, но продолжала молчать.

– У тебя минута. Времени на долгие размышления нет. Первое – безболезненная смерть, второе – новая жизнь, но уже гораздо менее свободная и возможно с печальным окончанием, – твёрдо сказал Седой.

– Как вы вообще смогли меня сюда протащить? – тянула время Лизз.

– Птичка тянет время, принимая наше великодушие за слабость. Она походу считает себя незаменимой, – Ольга улыбнулась уголками рта.

– Да, – сказала Лизз. – Это относиться и к выбору и её словам.

– Печально, – сказала Ольга, встала и взяла со стола небольшой пистолет для инъекций.

– Стой, стой! – чуть ли не крикнула Лизз. Ее бросило в пот, и она запаниковала. – Да – это про второй вариант.

Седой улыбнулся. Ольга села сохраняя прежнюю улыбку. Лизз осознала, что её развели и попыталась успокоиться сама и успокоить вырывающееся из груди сердце. Получалось плохо – к такому событию ни она ни её не подготовили.

Седой встал и подойдя к креслу, отстегнул голову, затем ремень на груди, руки и ноги. Лизз медленно села. Сейчас она бы не могла передать словами того, что испытывало её сознание. Невиданные ранее радость и удовлетворение, животное удовлетворение, смешались с таким же животным страхом. Новое чувство отчего-то несказанно радовало женщину. Её будто выпустили из клетки, в которой держали с рождения и по сей день.

Сидя в кресле, она не сводила глаз с Седого. Он казался ей великолепным, даже желанным. Седой источал мужской силой, как ей казалось. Таких мужчин она ещё никогда не встречала и уж точно он был на голову, а то и на все десять, выше Крестнера и иже с ним.

Её щеки покраснели.

– Птичка долеталась, – сказала Ольга.

Лизз перевела на неё взгляд. Эта женщина могла посоперничать с ней во всем. Это виделось невооружённым глазом, точнее чувствовалось. Ольга была настоящей женщиной, такой какой Лизз захотелось стать.

Лизз поняла, что вырастет в руках этих людей. Людей сильных, настоящих. Она сумела найти тех, кто сделает её лучше, умнее, хитрее. Точнее они нашли её.

Радуга стала началом её новой жизни. Точнее станет. Какой она будет ей пока неизвестно, но точно та, прежняя жизнь, покажется пресной и скучной.

– Очнись, – сказал Седой и щёлкнул пальцами.

– Ты считаешь, что возможно так просто, по щелчку переварить произошедшее за последние несколько часов? – смутилась Лизз улыбаясь уголками губ.

– Вот не надо этого! – с характерным только ей голосом, произнесла Ольга. – Ты – можешь.

Кто-то преувеличивает, даже кратно приумножает мои силы, подумала Лизз.

– Возможно, невозможно, вопрос бессмысленный. У тебя есть некоторое время прийти в себя. Ольга введёт тебя в курс дела, на тот уровень, который тебе доступен. Она покажет твою комнату и расскажет, что и как у нас делается. А я ухожу, – сказал Седой и встал. Подойдя к двери, он подозвал Ольгу и что-то шёпотом, на ухо сказал. Все это время Лизз сидела не двигаясь. А Ольга не спускала с неё сосредоточенный взгляд.

Женщины остались наедине.

– Твой? – спросила Лизз, кивнув головой в сторону двери, через которую удалился Седой.

– Я так понимаю – у тебя всё ещё шок?

– Нет! Я в отличном состоянии, но все же желаю ответов и этого мужчину.

Ольга усмехнулась.

– И с тем и с тем желаю Вам удачи, госпожа Демеруг.

– Просто Лизз, не нужно излишней вежливости.

Лизз чувствовала настоящего соперника в лице Ольги и получала от этого удовольствие. Ей, конечно, приходилось встречать таких людей на своём пути. Мужчин, женщин – целеустремленных, активных, умных. Но то было другое, в другом антураже, даже в другой жизни.

– Я смотрю ты не просто птичка, а птица целая. Будем надеяться, что это проявиться не только сейчас.

– Этого мне знать не дано, потому что я как ничего не понимала в происходящем, так ничего и не понимаю и, вероятно, в скором времени не пойму. Так?

– А ты уверена, что хочешь понимать?

На мгновение задумавшись, Лизз коротко ответила:

– Да.

– Мы принадлежим к тем силам, что борются за справедливость.

– Хм. Милит, радикалы, революционеры, последователи мёртвых течений и тупиковых идей, мелениалы, консерваторы-сепаратисты с отдалённых бедных планет, старые деньги, неудачники от элиты? Ладно, последнее бред.

– Всё в точку, – сказала Ольга, но её тон не предполагал согласия.

– Да-м. Вся церковь Первого под вами или только этот седой епископ.

– Называй его просто Седой. Ему нравится. Этого и мне неизвестно.

– А что тебе известно?

Ольга ответила сразу.

– Что время союзов, абсолютных акционеров и всей этой шушеры вместе с Советом Семи ушло. Они все ещё пытаются барахтаться, но дно притягивает их, притягивает сильно. Слишком много противоречий, слишком медленный прогресс, слишком большие капиталы, слишком силен и виден многим упадок устоявшегося режима.

– Очень большие, тут я согласна. Упадок виден единицам. Да и величина данного упадка явно преувеличена идеалистическими представлениями вышеперечисленных групп.

– Представления материалистичны и трезвы. С вашей высоты все кажется другим, но на земле дела плохи, и ты поможешь всему человечеству преодолеть их.

– Пафос, гигантизм… просто слова. Епископом и одинокой женщиной с недотрахом тут не обойтись, – сказала Лизз.

– Двумя… одинокими… женщинами… – с остановками между словами сказала Ольга.

– Да даже двумя, даже десятком тысяч. Перехватить управление системой цивилизации, что оптимизировалась и совершенствовалась не для лучшей жизни обычного человека без уничтожения этой системы – вещь на грани невозможного. Уничтожение же системы приведёт не просто к кризису – к полномасштабной катастрофе, с миллионами, сотнями миллионов жертв. Выиграет ли от этого цивилизация.