Читать онлайн Сказка о Меркуле удальце и его своевременном прозрении бесплатно
1
Когда-то давным-давно, ещё во времена царя-батюшки, на Руси-матушке, во столице, в купеческой слободе, жил да был и коммерцию творил один очень смышлёный молодой удалец. Сколько ему точно лет было, никто не знал, не ведал, но только выглядел тот удалец всегда юным, опрятным и для взора приятным. Иными словами одевался он со вкусом, богато, даже изящно, и по его внешнему виду сразу можно было определить, что деньги-то у него водились, и притом немалые.
Рубахи он носил только заграничные, цветные и приличные, никакой обыденности и заурядности, всё лишь для помпезного шика и роскоши. Штаны у него твидовые, сапоги хромовые, а уж коли ботинки наденет, так непременно из первоклассной бычьей кожи, такие только на заказ тачали. Ну а что касаемо верхней одежды, то все его камзолы, сюртуки и даже пиджаки по особым лекалам шились, подобные лишь при царском дворе разрешались. Разумеется и все его головные уборы под стать одежде были; картузы, шляпы, береты да шапки, все первостатейные, высшего разряда, ни одной простецкой.
Впрочем, чему тут удивляться, ведь и на лицо тот удалец был весьма пригож. Явный красавец, таких сейчас уж не найти. Волосы светлые, русые, с пшеничным отливом, глаза голубые, словно небеса. А про нос и рот уж и говорить нечего, гармонично сложенные, прямо как у античных богов. Притом его даже и звали по античному, также красиво – Меркул, что на древнеримском означает «посвящённый Меркурию», богу торговли. А потому вовсе не удивительно, что с таким именем Меркул изрядно преуспел в торговле.
Вот только чем именно занимался Меркул, какое дело вёл, и что продавал, тоже никто не знал, не ведал. Вроде торговой лавки не держал, тюками с товаром замечен не был, и даже на ярмарке особо не появлялся, однако денег у него водилось непомерно много. Любой свой каприз удовлетворял; хотел новую одежду – покупал, хотел к ней дорогие аксессуары – приобретал, а желал своё жилище на тогдашний модный аглицкий манер украсить – украшал. Питался только в наилучших столичных заведениях, катался на лучших колясках с рессорами, запряжённых лишь породистыми рысаками. А если надоедало, то брал напрокат диковинное на то время изобретение – машину с керосиновым движителем. В общем, жил не тужил и ни в чём себе не отказывал.
Кстати о жилище, жил Меркул в очень богатом доме, такой в слободке лишь один был, хотя вокруг него тоже небедные купцы обитали, иные даже в мильёнщиках ходили, а кто и с заграничными коммерсантами-негоциантами солидные обороты имел. Но дом, богаче и выше всех, всё равно у Меркула был, ведь он, дабы среди прочих выделятся, постоянно его надстраивал и украшал. Наверное, и дня с ночью не хватит, чтоб описать его дом во всех тонкостях, уж настолько тот роскошен, и изощрён в убранстве был. Возвышался над слободкой чуть ли не выше пожарной каланчи. А уж та каланча самым высоким строением в округе считалась, выше её только колокольня Ивана Великого в государевом Кремле значилась.
2
И вот в таких, по-царски богато украшенных хоромах коротал свою нескучную жизнь Меркул. Утром просыпался и сразу намечал себе развлечение.
– Чего бы мне сегодня поделать?… пойти прогуляться по ярмарке?… или на коляске покататься?… а может, по речке на лодочке пройтись?… Ох, даже и не знаю с чего день начать… – каждое утро мучился он вопросами. Лежал блаженно в кровати, да почти до полудня всё перебирал, чем бы ему заняться. Затем наконец-то решался на что-то, вставал, шёл завтракать, и уже потом направлялся на прогулку. Точно такое же утро случилось у Меркула и сегодня.
Повалявшись всласть в кровати, и наскоро позавтракав, он окончательно решил покататься загородом на привычной ему коляске-одноколке, запряжённой для таких выездов молодым и рьяно скачущим, лихим рысаком. Меркул очень любил подобные выездки. Бывало, выберется загород, и несётся себе по просёлочной дороге, поднимая клубами пыль.
Вот и на этот раз, только он выбрался за пределы города, как от души стеганул своего рысака, придал ему прыти, вжался в сиденье и принялся наслаждаться скоростью бега. Как говаривал один великий писатель и поэт, «какой русский не любит быстрой езды». Несётся Меркул, радуется ветру, свежести, широким полям, что раскинулись вокруг, да перелескам кои встречаются на пути, а ещё речке, что серебристой змейкой вьётся невдалеке. И всё-то ему хорошо, всё-то ему весело. И тут, словно гром средь ясного неба к нему в голову нежданная мысль пришла.
– А почему бы тебе и в лесок не свернуть?… Вон, смотри,… туда и дорожка есть,… на неё выйти да средь деревьев прокатится,… на зелень лесную полюбоваться,… ароматом леса подышать… – говорит ему мысль, а внутренний голос разума возражает ей.
– Это что ещё за шальная мысль такая!?… откуда взялась в моей голове!?… Никогда не было, а тут появилась!… Здесь только я хозяин, сам Меркул-разумный, и не нужны мне здесь мысли вздорные!… А ну пошла прочь!… – чуть ли не криком запротестовал Меркул, а мысль всё никак не унимается.
– Нет, я никуда не уйду!… Я мысль навязчивая, и уж коли в голову пришла, то от меня просто так не избавится!… И чтоб ты знал, я пришла к тебе из самых лучших побуждений, и плохого не посоветую!… Чую я, что там, в леске, счастье тебя ждёт!… езжай туда пока не поздно да скорей встречай его!… – убедительно настаивает на своём мысль. Ну, Меркул подумал чуток и решил, что это ему так интуиция подсказывает, как удачу найти. Тут же взял да свернул с главной дороги на лесную тропу. Едет по ней озирается, всё смотрит, где его обещанное счастье ждёт.
Ехал он так, ехал, смотрел всё да смотрел, а в итоге проглядел, как ему навстречу из-за поворота девица с лукошком вышла. А рысак-то резво несётся, да со всего маху на девицу-то и налетел. Меркул даже остановиться не успел, уж только когда налетел, лишь тогда за вожжи схватился да во всю глотку «Тпру-у-у!» заорал. Рысак тут же и встал как вкопанный. Меркул из коляски выпрыгнул и сходу к девице кинулся. А та лежит, ни жива, ни мертва, лишь глазами в небо смотрит, и вся боль от падения в этих глазах. Кричать не кричит, а только глядит, лицо исказилось, и слёзы у неё наворачиваются. Ну, Меркул смотрит, девица жива, и сразу к ней с допросом.
– Где болит!?… чего сломала!?… руку иль ногу!?… а может голова побилась!?… Да как же это ты девонька на дорогу-то вышла!?… Нечто не знаешь, что здесь с ног сшибить могут!?… Ладно я, человек светский, на лёгкой коляске еду,… а если вдруг мужик-лапотник на телеге, запряжённой тяжеловесом, собьёт!?… что тогда!?… Ведь он не остановится, так и поедет,… все кости переломает!… – не то с упрёком, не то с обидой, напустился он на девицу. А та дыханье перевела и тихо так отвечает.
– Да здесь отродясь никто быстро не ездит,… все ж знают, что в лесу лошадь торопить нельзя, иначе беды не избежать,… да я с детства по это дорожке по грибы да ягоды хожу и ни один тяжеловес меня ещё не сбивал. Уж не знаю, отчего это ты барин на меня налетел,… чем же я тебе так помешала-то… – отозвалась девица, и моргать начала, уж настолько сильно слёзы проступили. Меркул сразу платочек достал, и слёзы ей утирать стал, да всё приговаривает.
– Ты уж прости меня,… задумался я,… виноват!… И правильно ты говоришь, в лесу торопиться нельзя,… а я быстро гнал, вот тебя и не заметил!… И не называй ты меня «барином»,… ведь я обыкновенный парень с купеческой слободки,… а то, что я на богатой коляске катаюсь, так это лишь для форсу,… нравится мне на людей впечатление производить!… Впрочем, тебе сейчас верно не до этого, ведь всё болит,… скажи лучше, чем тебе помочь?… – слегка похваставшись, спросил Меркул, и тут же получил желаемый ответ.
– Ну а чем ты мне можешь помочь?… ты уже всё сделал что мог; на меня внимание обратил,… пожалел, покручинился,… даже платочек дал слёзы утереть,… а мне от этого лучше,… твоя доброта исцелила меня. Так что ты езжай дальше, куда ехал,… а я ещё чуток полежу да тоже восвояси пойду,… главное ведь, что всё обошлось,… кости целы, не сломаны, а ушибы быстро заживут… – не желая более задерживать Меркула, отговорилась от него девица, а сама всё платочком лицо утирает, от слёз избавляется. Ну, Меркул видит такое дело, и ему уже не до девицы стало, раз он ей более не надобен, так и делать тут ему нечего, платочек ей свой оставил и говорит.
– Ну что же,… коли отпускаешь ты меня, то поеду я,… но только уж не дальше в лес, а наоборот, назад!… Вернусь на большую дорогу да домой направлюсь, а то счастья мне здесь не видать, лишь беду приношу… – мигом отозвался он, развернул рысака, коляску, вскочил в неё да понёсся вон из лесу. А девица так лежать и осталась.
Правда недолго она лежала, минут через пять встала, отряхнулась, платочек Меркула аккуратно сложила, в сарафан убрала, голову вскинула, косу поправила, и такой красавицей оказалась, что во всём белом свете днём с огнём не сыскать. Глаза большие, изумрудом отливают, брови дугой, уста алые, сахарные, улыбка белоснежная. Да и фигуркой удалась девица; стройная, статная, всё при ней. Вот только после падения чуть прихрамывать стала, но идёт ровно, уверенно. Подобрала своё лукошко с ягодами и дальше по своим делам пошла.
3
А тем временем Меркул домой едет и ни сном, ни духом не знает, не понимает, какую он красавицу в лесу с ног сбил. Хотя это вполне объяснимо, ведь он вдел-то её лишь лежащую на земле, да с перекошенным от боли лицом, тем более глаза у неё были все в слезах, где уж тут заметить, что они изумрудного цвета. Одним словом Меркул с испугу не рассмотрел, насколько девица красива и обворожительна, а потому едет и удивляется.
– Ну, вот что к чему я туда попёрся?… чуть на смерть девицу не задавил,… но и она простушка тоже хороша,… идёт и на дорогу не смотрит!… Небось, ещё и дурёха,… ума нет, лишь одни впечатления!… Вон, «барином» давай меня кликать,… ха-ха,… ну, явно деревенщина!… Хорошо ещё, что я от неё так ловко отделался,… ха-ха!… А навязчивая мысль подсказывала, мол, своё счастье в лесу встречу,… а встретил деревенскую дурёху!… ха-ха-ха… – едет да посмеивается над пришедшей ему в голову навязчивой мыслью. И вроде уж совсем её на смех поднял, как тут вдруг опять она к нему пришла.
– Ты чего это хохочешь глупец?… я его верным путём послала, а он счастья своего не разглядел, и теперь смехом исходит!… Ну, я же тебе объясняла, что я мысль непростая, и пришла к тебе с добрыми намереньями,… меня ещё «голосом проведения» называют,… я заранее предупреждаю людей о разных перипетиях, что их ждут;… о счастье и горе, о беде и радости,… в общем, обо всём!… А ты всё пропустил, ну что же ты так,… эх, Меркул-Меркул… – укорила его мысль, а он спорить с ней взялся.
– Это что же, ты мне, деревенщину в виде счастья предрекла?… вот же подсунула,… и думала, я с ней сразу счастлив буду?… Да ты хоть на лицо-то её видела?… вся перекошенная, словно её паралич разбил,… лежит скособоченная, скрюченная,… наверняка ещё и горбатая!… А ты мне тут про счастье толкуешь,… голосом проведения себя величаешь,… хотя на самом деле ты просто вздорная мыслишка!… И больше не тревожь меня!… Мне своего внутреннего голоса хватает,… он мне указ!… – грубо отринул услуги проведения Меркул, но мысль снова к нему обращается.
– Эх ты, Меркул, губы надул,… я же тебе добра желаю, к хорошему тебя направляю,… но ты сам от меня отказываешься,… гонишь прочь!… Что уж теперь поделать,… раз так, то не стану я тебе больше помогать,… живи, как знаешь,… покидаю я тебя… – вновь отозвалась мысль и исчезла. Всё, свободно в голове у Меркула стало, и опять он лишь о деньгах да барыше думает, никакой романтики, никакого счастливого случая.
Так он до дома и доехал. Вернул рысака с коляской, пришёл к себе в хоромы, и спать завалился. Видать перенервничал, устал, а сон это первое средство от нервотрёпки. И так это Меркул разоспался, что до следующего утра проспал. А утром встал и вроде как заново родился, о вчерашнем происшествии ничего и не помнит. Умылся, позавтракал, марафет навёл, лоску напустил, оделся словно франт, и на прогулку отправился.
– Пойду-ка я по ярмарке похожу,… давно не был,… может кого интересного встречу, беседу заведу,… иль просто на людей погляжу да себя покажу… – прибывая в легкомысленном настроении, рассудил он, и едва за калитку вышел, как сразу нос задрал, плечи расправил, и прямой наводкой в торговые ряды пошагал. Кстати, там его все прекрасно знали, и даже ждали его появления, ведь он с удовольствием приобретал разные заграничные обновы, и довольно-таки щедро за них платил. А потому купцы были весьма рады его видеть и конечно предложить свой товар. И только он до первой лавки дошёл, как его сходу в оборот взяли. Торговец шёлковыми платками свой товар нахваливать стал.
– А вот дорогой Меркул посмотри-ка, какие у меня нынче платки расписные!… Красочные, живые, восточные, привозные!… Хочешь ими нос вытирай,… хочешь пот со лба промокай,… они все на себя возьмут и тебе удовольствия принесут!… Я тебе и цену за них недорогую назначу… – мигом залепетал хозяин лавки. А Меркул с ним и спорить не стал.
– Ну, ты прям издалека видишь, что мне платок нужен,… ведь свой-то я вчера где-то в лесу оставил,… ха-ха!… Одной деревенской дурёхе утереться дал, да так и не забрал,… ха-ха… – весело посмеиваясь, вспомнив вчерашний случай, отозвался Меркул и стал платок себе выбирать. А занятие это он любил и даже обожал. Ему нравилось товар на ощупь потрогать, на свет посмотреть, в руках покрутить, помять. В общем, поторговаться, поговорить, обсудить. Так что дело это затянулось.
4
А меж тем по всей ярмарке уже шепоток пошёл, мол, Меркул явился и по рядам ходит, приценивается. Естественно все купцы сразу кинулись свои заграничные товары на самое видное место выставлять. А то как же, всем хочется свой кусок урвать, ведь Меркул не скупиться, за хорошую вещь готов много платить. И такое желание купцов подзаработать на Меркуле вполне понятно, резонно и даже законно. А что тут такого, ведь он безмерно богат и с него не убудет. Так-то оно так, но вот только на чужое богатство всегда завистники найдутся. И не только они, есть ещё и такая братия как мошенники, они тоже до чужого добра падкие.