Читать онлайн Волков. Орден Святого Георгия бесплатно

Глава 1

– Славная ушица вышла. Семен сегодня прям расстарался.

Дед Федор сидел напротив и сосредоточенно орудовал ложкой. Ел, прихлебывая квас из кружки размером с небольшое ведерко. Кусал ломоть хлеба, тянулся за луком, макал в соль, жевал. Смотрел в окно, едва слышно хмыкал – и снова жевал. В общем, делал все, чтобы не встречаться со мной взглядом и не говорить. Но в конце концов не выдержал и начал – зачем-то про уху, будто так и не смог заставить себя произнести то, что наверняка все эти дни рвалось наружу.

– Так, ну хватит. – Я отодвинул недоеденную тарелку. – Если надо спросить – так спрашивай.

– А есть чего? – хмуро отозвался дед Федор. – Спрашивать-то?

– Это уж тебе виднее. – Я пожал плечами. – Со среды ходишь кислый, да и сейчас будто на ежа сел… Говори уж – чего в себе-то держать?

– Да попробуй тут! – Дед Федор засопел и демонстративно уткнулся в тарелку. – Я ж теперь не пойму, как с тобой быть, Володька. Знал ведь, что не обычный ты человек, а особый, из благородных и с Талантом, но про такое даже подумать не мог! Вспомню – так снова перед глазами стоит, словно вот только что было…

– Да что за нежности, дед? – буркнул я. – Подумаешь – волк. Ну, лохматость немного повысилась… С кем не бывает? Вон, Грозин-то пострашнее оказался, а уж ты небось в тайге и не такое видал.

– Такого – не видел. Люди рассказывали. А уж сколько там выдумки и сколько правды – одному богу известно. Про грозинскую породу уж давно по всей Сибири слухи ходили. А раньше, говорят, побольше было… – Дед Федор огляделся по сторонам и чуть понизил голос. – Ну, оборотней всяких. Вроде тебя, получается.

– А куда подевались? – поинтересовался я.

– Откуда мне знать? Может, повыбили с тех времен, а может, и попрятались. Это ж особый Талант, дикий. С таким и в высший свет не примут, и среди простых людей терпеть никак не станут. На вилы подымут или избу ночью подпалят – и дело с концом… Думаешь, просто так Грозин скрывал, что в медведя перекидываться обучен?

Я не ответил – сказать было, в общем, нечего. Аристократы и особенно князья древних фамилий наверняка могли похвастать изрядным списком родовых умений и способностей, но оборотничество вряд ли входило в число особо почитаемых и полезных. Во всяком случае в наше время, когда технологичные игрушки вроде того же «Максима» понемногу отправляли рукопашные схватки на свалку истории.

Впрочем, вряд ли дело было только в этом. Я еще не имел возможности полноценно изучить местных оборотней – да и, признаться, не особо горел желанием, – но общение с одним-единственным толсто намекало, что зубастые господа и в этом мире не отличались добродушием и хорошим воспитанием. Звериная сущность щедрой рукой подкидывала подарки в виде сверхчеловеческой силы, выносливости, здоровья и регенерации, зато характер портила до невозможности. Покойный барон и в высшем обществе вел себя премерзко, а уж в компании попроще наверняка и вовсе превращался в животное… Или даже хуже – хватал самое отвратительное от обеих ипостасей.

И если уж все ему подобные делали то же самое, стоит ли удивляться, что их еще на заре российского дворянства понемногу перебили или просто выпихнули куда подальше.

– Дурное это дело – звериная кровь, – продолжил дед Федор, будто прочитав мои мысли. – Силы много дает, да толку от той силы… Такой человек уже не человек совсем, получается, а непонятно что. Он и с людьми не уживется, и в тайге с медведями и волками ему места не будет. Оттого и мается всю жизнь, покуда вкрай умом не повредится. И тогда или скотину драть начнет по ночам, или еще чего похуже… А там уж сколько ни бегай потом – конец один, Володька. – Дед Федор снова нахмурился и посмотрел исподлобья. – Сам знаешь.

– Ты поэтому кривишься? – улыбнулся я. – Думаешь, у меня волчья кровь верх возьмет? Что начну по окраинам курей душить?

– Да ладно бы курей… Не знаю я. Вот на Грозина посмотри – там сразу видно, что человек поганый, хоть с Талантом, хоть без. И зыркает как медведь таежный, которого охотники рогатиной из берлоги подняли. – Дед Федор поморщился, сдвинул брови, смолк на мгновение, но потом все-таки продолжил: – А ты, Володька, другой совсем. Воспитанный, без надобности не ерепенишься, хоть и драться, и из нагана стрелять мастак, каких мало.

– Так это разве плохо?

– Да как знать… Может, еще и похуже, чем если бы буйный был, – проворчал дед Федор. – А так вроде и слова дурного не скажешь – а человеку голову зубами оттяпал.

– А что было делать? – не выдержал я. – Ты бы на моем месте, можно подумать, не оттяпал бы? Грозин меня и сам не пирогами кормить собирался, знаешь ли!

– Да уж оттяпал бы, поди. Христом Богом клянусь, Володька, – я про тебя ничего такого и не подумаю даже.

– Не подумаешь… А сам за обрез. – Я почему-то сразу вспомнил отведенные чуть в сторону стволы и пальцы, уже готовые лечь на спуск. – Стрелять думал?

– Да ни в жизнь! Вот те крест, Володька! – Дед Федор ткнул себя сложенными пальцами в лоб и потом в грудь, но дальше не продолжил – видимо, от избытка чувств. – Испугался до жути – это да, было такое. Сам понимаешь, не каждый день такое увидишь… Но чтобы стрелять – не стал бы, хоть чего делай… Ты ж мне взаправду заместо внука, Володька, – а больше-то и не осталось никого. Один я теперь, как перст.

Дед Федор виновато опустил голову, и мне вдруг стало… нет, не то чтобы стыдно, но злость разом куда-то улетучилась. А вместе с ней и тревога. За последние дни я успел принять немало сомнительных решений, наворотить тех еще дел, навлечь на себя сиятельный гнев одного из самых высокопоставленных столичных сыскарей и даже отгрызть человеку голову в зверином обличии – и все же друзья от меня не отвернулись.

Петропавловский, Фурсов, его преподобие Дельвиг и дед Федор… все-таки и он тоже. Моя собственная крохотная армия, с которой не страшно схватиться и с каторжанами, и с нечистью из Прорывов, и с зарвавшимся бароном, и с таинственным колдуном.

Даже если промеж товарищей не так много согласия, как хотелось бы.

– Да разве ж ты один? – Я протянул руку и легонько хлопнул деда Федора по локтю. – Мы с господами гимназистами никуда не денемся, да и сибиряки за тебя горой. Вместе уж не пуд соли съели, а десять пудов… И дела теперь в гору пойдут. Без Грозина его братия каторжная вмиг из города разбежится, а кто останется – тех или городовые переловят, или работяги сами прибьют.

– И то верно, Володька. – Дед Федор улыбнулся, но вдруг снова нахмурился и опустил голову, едва не макнув бороду в тарелку с так и не доеденной ухой. – Только какие теперь дела-то без Фомы? Я и читать-писать-то толком не обучен даже, а уж с купчими этими и вовсе ум за разум зайдет… Как разбираться прикажешь?

– А с купчими пусть Соломон Рувимович разбирается – у него голова большая, – рассмеялся я. – Или Петропавловскому бумаги передай. Он парень толковый и шустрый, даром что балабол… Ничего, справимся как-нибудь, где наша не пропадала. Уж если пуля тебя не взяла, то и торговые дела переживешь.

– Да переживу, куда денусь. – Дед Федор медленно кивнул и откинулся на спинку стула. – Гляди ж ты – налаживают потихоньку. Так завтра и откроемся, если Семен опять не запьет… Голову бы оторвал балбесу с руками вместе – да они у него золотые.

«Медвежий угол» действительно понемногу возвращался к жизни. Мусор и осколки стекла убрали уже давно, вчера оттерли гарь и копоть на потолке, а сейчас рабочие как раз заканчивали устанавливать огромные витрины взамен выбитых взрывом, и внутрь больше не проникали звуки с улицы. В огромном зале стало непривычно тихо – но в этой тишине уже почти не осталось ни страха, ни скорби по погибшим Кудеяровым.

За окном сияло лето, и жизнь не останавливалась: не пройдет и суток, как каменное нутро здания на набережной Екатерининского канала снова наполнится шумом, музыкой и гостями. Заработают печи на кухне, опять побегут туда-сюда суетливые официанты, а ушлые подавальщицы примутся строить глазки лысеющим господам в деловых костюмах. А сейчас «Медвежий угол» просто отдыхал, будто пытался урвать еще хоть несколько часов покоя и незапланированного отпуска.

И готовился служить новому хозяину.

– Ладно, Володька, пойду я. – Дед Федор отодвинул стул и встал. – Дел невпроворот. Да и у тебя, ты говорил, гость как раз подойти должен…

Я молча кивнул. Его сиятельство «динамил» меня с упрямством матерой сердцеедки. Я уже три дня пытался устроить встречу или изловить его во дворце на Фонтанке. Отправлял записки, пытался дозвониться – но тщетно.

В конце концов мне это надоело, и сегодня около полудня я оставил дворецкому сообщение с такими толстыми намеками на тонкие обстоятельства, что упрямый старикашка тут же вышел на связь. Шипел в телефонную трубку, как змея, ругался – и все же обещал явиться лично.

И более того – обещание выполнил и сейчас как раз выбирался из таксомотора. Я конечно же, сразу узнал высокую тяжеловесную фигуру, хоть его сиятельство, похоже, и мнил себя гением маскировки. Несмотря на жаркий день, на нем была широкополая шляпа, темные очки чуть ли не на половину лица и длинный черный плащ. Который, конечно же, тут же зацепился за ручку на дверце авто.

Я едва удержался от смеха: для полноты картины не хватало только накладных усов.

– Вы сошли с ума! – Вяземский разве что не бегом промчался наискосок через зал и навис надо мной перепуганной и сердитой тенью. – За мной могут следить!

– Мы вполне могли встретиться на Фонтанке, ваше сиятельство. Или дома у Катерины Петровны. – Я пожал плечами. – Или вообще где угодно. Но вы сами пожелали приехать и…

– Потому что вы не оставили мне выбора! – Вяземский едва не сорвался на визг. – И не вздумайте втягивать в это мою дочь, или, клянусь богом…

– Прошу, избавьте меня от пустых угроз, – отмахнулся я. – Мы оба понимаем, что вы сейчас не в том положении, чтобы пытаться запугать хоть кого-то. И особенно меня.

– Ваши намеки неуместны, милостивый сударь. И если репутация моего рода пострадает хоть немного, я буду вынужден принять меры.

– Как пожелаете, – вздохнул я. – Только прекратите нависать надо мной. Вы ведь знаете поговорку – в ногах правды нет.

– Что?!

– Прекратите суетиться, ваше сиятельство. Снимите свой дурацкий наряд и присаживайтесь. – Я указал на стул напротив. – И расскажите наконец, кто научил вас создавать приманки для нечисти.

Глава 2

– Как… Как вы смеете? – прошипел Вяземский, сжимая кулаки. – Как вам вообще могло прийти в голову?..

– Признаться, меня и самого интересует этот же вопрос, – усмехнулся я. – Как вам могло прийти в голову связаться с такой гадостью, да еще и втянуть в это свою семью. Такое скорее под стать бестолковому юнцу вроде меня – но никак не человеку вашего опыта и положения. – Я легонько похлопал ладонью по столешнице. – Ну же, ваше сиятельство, устраивайтесь поудобнее. Разговор будет о-о-очень долгим.

Вяземский шумно выдохнул и сжал зубы с такой силой, что на рыхлых щеках отчетливо проступили желваки. Лицо стремительно наливалось пунцовой краской, и во все стороны холодком расползалась мощь Таланта. Я не имел ровным счетом никакого представления о боевых возможностях целителей, и на мгновение в голове даже мелькнула мысль, что моя база знаний вот-вот пополнится. Или что его сиятельство влепит мне оплеуху… или просто развернется и уйдет, картинно взметнув в воздух полы плаща.

Не ушел. И не ударил – похоже, мои выпады не только угодили точно в цель, а еще и оказались достаточно болезненными, чтобы лишить Вяземского воли. Он еще несколько мгновений нависал надо мной, хватая ртом воздух и все больше краснея, но потом все-таки плюхнулся на стул и тут же растекся так, будто разом остался без половины костей.

– Впрочем, я задал не совсем верный вопрос, – продолжил я, выдержав паузу. – Разумного человека скорее будет интересовать не как, а зачем принято то или иное решение. Признаться, сначала я подумал про деньги. Пошатнувшиеся дела, закладные на имущество… Карточные долги, в конце концов – такое порой случается даже с самыми достойными представителями благородного сословия. Но не с вами. – Я подался вперед и облокотился на стол. – У меня была возможность убедиться, что финансовое положение рода в полном порядке. Иными словами, ваше сиятельство богаты как сам царь Мидас.

– Вы имели наглость залезть еще и в мои дела?.. – пробормотал Вяземский.

– Увы. – Я развел руками. – На что только не пойдешь ради истины. Впрочем, эту причину мы отметаем, так что позвольте мне продолжить. И на втором месте обычно располагается месть. Злоба нередко толкает на необдуманные поступки, но даже ей вряд ли под силу заставить разумного человека пойти на преступление такого масштаба. Ваши игрушки наверняка прикончили не один десяток невинных людей – и это только те, о которых мне доподлинно известно.

Вяземский молчал – и это определенно было хорошим знаком. И пусть мне приходилось отчаянно блефовать, сидя чуть ли не с пустыми руками, первый кон я выиграл безоговорочно. Удачно попал один раз, потом второй – а значит, можно немного расслабиться. Пусть где-то логика и дедуктивный метод дадут слабину – все-таки мне далеко до Шерлока Холмса, – рыбка и так уже на крючке.

И соскочить будет все сложнее и сложнее.

– Однако вы вряд ли настолько склочны и недалеки, чтобы нажить недоброжелателей в таком количестве, – снова заговорил я. – У рода Вяземских несомненно хватает врагов – но почти нет тех, ради кого стоило бы затевать такую гадость. К тому же человека можно уничтожить куда проще… Впрочем, кому я это рассказываю? – Я изобразил улыбку и махнул рукой. – Так что и месть нам тоже не подходит. И остаются всего две причины: власть и страх. Кто-то пообещал вам могущество, которое не снилось даже сиятельному князю. Или вы кого-то до чертиков боитесь. А скорее всего – и то и другое.

Договорив, я снова смолк. И не только для того, чтобы дать Вяземскому время в полной мере восхититься моей прозорливостью и напитаться страхом последствий. Мне пауза была нужна не меньше: в горле уже слегка пересохло, да и аргументы понемногу заканчивались, переходя из области умозаключений в догадки и домыслы.

Но и они, похоже, оказались верными.

– Такому человеку и могут быть доступны знания ритуалов, которые уже давно забыты – или не существовали вовсе. Он-то вас и научил – конечно же, если не предположить, что страшные тайны передавались в роду Вяземских из поколения в поколение, от отца к сыну… Звучит нелепо, не правда ли? – Я улыбнулся и покачал головой. – И поэтому я еще раз спрашиваю: кому вы служите?

Вяземского понемногу становилось почти жалко. Он еще больше размазался по стулу и явно чувствовал себя отвратительно. Стащил с головы шляпу, неуклюже вытер рукавом взмокшую лысину, снял очки и принялся вертеть их в руках, будто собрался то ли отломать дужки, то ли выдавить стекла. В общем, даже окажись на моем месте самый неопытный физиономист, он непременно увидел бы перед собой человека, который уже погрузился в панику по самую шею и собирается нырнуть еще глубже.

Но барахтаться пока не прекратил – впрочем, уже без особого толку.

– З-замолчите, – жалобно проблеял Вяземский. – У вас нет доказательств!

– Вам требуются доказательства? Что ж, пожалуйста. – Я пожал плечами. – И начнем с вашей таинственной болезни. Почерневшая рука, ногти, жуткая боль по всему телу – в общем, самые обычные симптомы в таких случаях. Надо сказать, мне следовало куда раньше догадаться, по какой именно причине вы занемогли буквально через день или два после того, как я избавил от колдовства человека по имени Захар. Солдата из Георгиевского полка, который имел глупость схватиться за нитсшест голыми руками… Итак, хотите знать – почему?

Похоже, Вяземский не хотел. Ни знать, ни продолжать беседу – да и вообще выглядел так, будто предпочел бы оказаться в другом месте. Где угодно – только не здесь и не сейчас. Только никто его уже, разумеется, не спрашивал: я припер беднягу к стенке и собирался давить до победного конца.

– Ритуал снятия порчи – от примитивного наговора до самой заковыристой гадости – устроен так, что способен не только убрать колдовство от жертвы, но и вернуть его заклинателю. То есть в данном случае – вам. – Я легонько хлопнул ладонью по столешнице. – Опытный маг, конечно же, может защититься от подобного заранее. И более того – никогда не допустит такой дурацкой ошибки. Но у вашего сиятельства определенно наблюдаются пробелы в образовании, так что последствия не заставили себя ждать. Сначала ломота в костях, потом сухая кожа, – я начал загибать пальцы для пущей наглядности, – затем почернение, гангрена, температура, сердечный приступ и в конечном итоге смерть. Конечно же, если бы я не появился вовремя.

– Господь милосердный, что вы несете? Ритуалы, магия, порча… Почему я вообще должен слушать весь этот бред?

Вяземский отчаянно пытался выдавить из себя издевательский смешок, и, надо признать, это у него почти получилось. Первый страх прошел, и закаленный в сотнях придворных и закулисных интриг разум снова заработал, выстраивая защиту. Его сиятельство пока еще пребывал в замешательстве, но сдаваться явно не собирался.

– Слова, слова, слова – и ничего кроме, – проговорил он уже окрепшим голосом. – Вы мальчишка, гимназист, и вся эта болтовня не стоит и ломаного гроша.

– Ошибаетесь, ваше сиятельство. К моему мнению уже давно прислушиваются и Орден Святого Георгия, и тайная полиция. И если даже его вдруг окажется недостаточно – найдется еще одно. – Я торжествующе улыбнулся и закончил: – Ваша дочь во всем призналась.

Самый увесистый аргумент всегда лучше оставлять напоследок – прямо как апперкот в боксерской комбинации. Я уверенно начал раунд, чуть сбавил обороты в середине, а под конец даже дал его сиятельству чуть отыграться, усыпляя бдительность, – и добил одним ударом.

Чистый нокаут. Вяземский вытаращился, побледнел и с хрустом переломил ни в чем не повинные очки пополам. Кажется, даже поранил пальцы – но это его вряд ли уже волновало. Градус напряжения, повисшего в воздухе между нами, за считаные мгновения взвился до запредельных показателей, и я на всякий случай даже отстранился и будто бы невзначай уперся ладонью в край стола. Чтобы, в случае чего, успеть прижать его сиятельство к стулу до того, как он вскочит, начнет размахивать револьвером или выкинет глупость помасштабнее. Даже старая и израненная крыса, загнанная в угол, все еще может бежать или драться.

Вяземский выбрал второе.

– Захлопни пасть, подсвинок! – прорычал он, привставая. – Еще одно слово о моей дочери – и, клянусь богом, я вас тут всех в порошок сотру… Ты еще не знаешь, кто такой Петр Вяземский!

– Представьте себе – знаю. – Я выдержал полыхающий мощью Таланта взгляд, не мигая. – Петр Вяземский подлец, трус и убийца. Не исключаю, что еще и изменник. И даже будь у вас возможность избавиться от меня без лишнего шума – а ее у вас, очевидно, нет и уже не будет, – моя смерть лишь укрепит подозрения и похоронит окончательно и вас, и всю вашу семью. И в первую очередь – несчастную Катерину Петровну.

Стол под моими ладонями заметно остыл. Казалось, еще немного, и по скатерти поползут морозные завитушки. Вяземский вобрал из окружающего пространства столько энергии, что вполне мог бы врезать. Не кулаком, конечно, – у Владеющего такого класса в арсенале просто обязаны быть умения и посолиднее обычного мордобоя. Сила, которая умеет исцелять человеческое тело, вполне годится и для того, чтобы превратить его в визжащий кусок плоти. И еще неизвестно, справится ли моя защита, если его сиятельство слетит с катушек настолько, чтобы пустить в ход Талант.

Но мгновение шло за мгновением, и я все больше убеждался, что бой все-таки закончился – и закончился моей победой. Зал ресторана был почти пуст, и все же за нашей беседой наблюдало достаточно чужих глаз: рабочие, пара сибиряков в темном углу, дед Федор на лестнице… А когда Вяземский повысил голос, к ним наверняка присоединились и поварята с кухни. Возможностей силового решения нашей деликатной проблемы – если они вообще были – определенно становилось все меньше и меньше.

– Ладно… Господь милосердный, ладно! – Вяземский рухнул обратно на стул. – Просто скажите – чего вам нужно?

Глава 3

– Чего мне нужно? – усмехнулся я. – Правды. И ничего кроме правды. Чистосердечное признание облегчит вашу совесть.

– И мой кошелек? – Вяземский сердито сверкнул глазами. – Вы ведь этого хотите, сударь?

Удивительно, как все-таки сильно люди переоценивают деньги. Это почему-то свойственно даже тем, кто родился во дворце и за всю свою жизнь ни разу ни в чем не нуждался. Впрочем, аристократами в таких случаях движет не собственный печальный опыт, а, скорее, затаенное презрение ко всем прочим сословиям. Вяземский вряд ли интересовался моей биографией – и видел перед собой самого обычного гимназиста. Человека чуть ли не с самого дна дворянского общества. Того, кому можно заткнуть рот достаточно толстой пачкой купюр.

– Вот как? Хорошего же вы мнения о моей персоне… Даже обидно. – Я осуждающе нахмурился и покачал головой. – Нет, я не нуждаюсь в деньгах, ваше сиятельство. А если бы и нуждался – вряд ли мое молчание вам по карману.

– Зато свое я готов предложить совершенно бесплатно. Вы и представить себе не можете, куда лезете, милостивый сударь. – Вяземский огляделся по сторонам и закончил уже тише: – Если я заговорю, то вряд ли проживу дольше пары недель.

– Поймите наконец, ваше сиятельство. – Я облокотился на стол и подался вперед. – Вы уже погибли. Виновный в подобных преступлениях непременно ответит перед законом, дворянским собранием и лично государем императором. Рано или поздно – очевидно, это лишь вопрос времени. Такое не простят ни при каких обстоятельствах, и вас не спасет ни имя, ни лучшие столичные адвокаты, ни даже бегство. У российского правосудия длинные руки, и оно достанет любого. И в Баден-Бадене, и в Париже, и даже за океаном… Признаться, я даже не знаю, что хуже: отправиться на плаху или всю оставшуюся жизнь вздрагивать, услышав шаги за дверью. – Я поморщился. – Так или иначе – ваша судьба уже решена. Но пока еще можно спасти Катерину Петровну. И остальных, кого вы имели глупость втянуть в свои игры.

– Но как? – Вяземский мрачно ухмыльнулся. – Если вы сами утверждаете, что моя дочь уже во всем призналась.

– Пока только мне, – отозвался я. – А я умею держать язык за зубами – конечно же, при необходимости и только лишь в том случае, когда это не противоречит чести и долгу дворянина. А вы все еще можете взять всю вину на себя – и в таком случае мне не составит особого труда убедить следствие, что роль Катерины Петровны незначительна.

Я чуть смягчил голос и даже отстранился, чтобы Вяземский смог почувствовать себя спокойнее и увидеть во мне если не союзника, то человека, который в нужной степени имеет и желание, и возможность помочь его дочери. Похоже, мне удалось нащупать самое уязвимое место его сиятельства, и на этот раз даже почти не пришлось блефовать: пока информация не дошла до Дельвига и Геловани, я могу распоряжаться ею в собственных целях как угодно.

Так или иначе, сиятельная княжна куда полезнее на свободе, чем в кандалах на каторге.

– Конечно, ей тоже придется ответить за свои поступки, – продолжил я. – Однако его величество Александр Александрович справедлив и не забудет былых заслуг вашей дочери. Однако для этого нам всем придется изрядно постараться. – Я снова подался вперед и, строго сдвинув брови, закончил: – И для начала вы назовете мне имя.

– Боюсь вас разочаровать, но имени я не знаю, – буркнул Вяземский. – Мне его не называли.

– Кто не называл? – Я тут же зацепился за саму фразу. – Надеюсь, вы не станете убеждать меня, что у вашего загадочного учителя всего один ученик?..

– О нет. Полагаю, у него хватает последователей. И среди них немало тех, кто обладает не только капиталами, но и титулом.

Возможно, это было слегка завуалированной угрозой… А возможно, и не было. Вяземский явно очухался и уже почти не напоминал выброшенную на берег полудохлую рыбину, но ему пока не хватало пороху ни перейти в наступление, ни даже полноценно торговаться.

– Отлично… друзья из самого высшего света столичной знати. – Я чуть склонил голову. – Их имена вам, полагаю, известны?

– Доподлинно – очень немногие. Эти люди умеют хранить секреты. В сущности, я могу с уверенностью назвать всего одного. Того, кто меня… завербовал.

Вяземский начинал говорить через силу, зато теперь слова давались все легче и легче. На мгновение даже показалось, что он просто-напросто вешает мне лапшу на уши – слишком уж складной оказалась история о страшных секретах столичной знати. Впрочем, прямой обман я бы наверняка заметил, однако пока чуйка молчала: его сиятельство юлил, недоговаривал, пытался отделаться общими словами – но врать все-таки не решался.

– Имя, ваше сиятельство. – Я демонстративно постучал пальцем по краю стола. – Я начинаю терять терпение.

– Меншиков, – процедил Вяземский сквозь зубы. – Светлейший князь Александр Владимирович Меншиков. Уверен, вы знаете, кто это.

Фамилию я определенно слышал: наверняка его светлость вел родословную от того самого друга и соратника Петра Великого. В моем мире фамилия Меншиковых полностью растеряла влияние к началу двадцатого века, но здесь все вполне могло сложиться иначе.

– Александр Владимирович, – повторил я, чтобы получше запомнить. – А остальные?

– Могу только догадываться. – Вяземский заерзал на стуле. – Для встречи с ними я должен был доказать верность… Доказать делом.

Я едва смог сдержать ехидный смех. Похоже, его сиятельство занимал среди себе подобных не самое высокое положение. Скорее наоборот – оказался новобранцем, на которого спихнули всю грязную работу. И даже не потрудились выручить, когда он валялся при смерти в особняке у дочери.

Не лучший улов. Я надеялся добраться если не до самого колдуна, то хотя бы до его ближайшего сподвижника и товарища, но вместо них мне попался бестолковый старикашка. Удивительно, как ему вообще доверили хоть что-то – и особенно убойную магию.

– Доказать верность делом, – усмехнулся я. – Прямо какая-то масонская ложа.

– Избавьте меня от англицизмов, сударь. – Вяземский брезгливо поморщился. – И уж поверьте, все это не имеет к масонам никакого отношения.

– Без англицизмов? – Я приподнял бровь. – Как пожелаете, ваше сиятельство. Пусть будет тайное общество… И каковы же его цели?

– Вам не понять. Можете считать нас убийцами или сумасшедшими, если хотите. То, что мы делаем, займет годы или даже десятилетия, но однажды непременно принесет плоды.

– Какие плоды? – с нажимом произнес я. – Мы здесь не для того, чтобы упражняться в риторике, ваше сиятельство.

– Власть достойных и… впрочем, не вижу смысла объяснять что-то юнцу. Пусть уж лучше со мной говорит следователь из тайной полиции. – Вяземский мрачно усмехнулся. – Он хотя бы сможет осознать весь масштаб идеи. В конце концов, мы все лишь желаем блага для страны.

Власть достойных и прочие красивые слова, за которыми скрывается то же, что и всегда. В любую эпоху и, подозреваю, в любом мире. Впрочем, в одном его сиятельство уж точно был прав: я действительно не собирался вникать во всю эту болтовню больше необходимого.

Мое дело – избавить Петербург от нашествия чудищ из Прорывов и колдуна. Защитить обычных людей, а заговорами и интригами пусть занимаются жандармы.

– Ну да, конечно же, – закивал я. – Удивительно, какую только гадость не прикрывают разговорами о благе… Впрочем, такое даже я вижу впервые.

– Да что вы вообще видели? – Вяземский фыркнул, как рассерженный конь. – И что мальчишка может понимать в…

– Куда больше, чем вы можете себе представить. Впрочем, неважно. – Я понемногу начинал терять терпение, но все-таки попытался взять себя в руки. – Кому вы служите? Меншикову?

– Нет! Этот выскочка и рядом не стоял с…

Вяземский набрал воздуха на целую гневную тираду – и вдруг осекся. Видимо, сам уже сообразил, что подставился. Глупо и неуклюже, из-за собственной гордыни сболтнув лишнее. Пожалуй, даже чуть больше, чем я смог бы из него вытрясти угрозами или силой.

– Благодарю, ваше сиятельство. – Я изобразил на лице лучезарную улыбку. – Значит, кого-то вы все-таки видели… Кого-то по-настоящему могущественного, верно?

Ответом мне было молчание. Вяземский сдувался буквально на глазах. Только что он вовсю хорохорился, воображая себя героическим страдальцем, но одно лишь упоминание таинственного покровителя снова швырнуло его сиятельство в пучину страха. И куда большего, чем бедняга испытывал перед возможным разоблачением. На мгновение я засомневался, что тревога за судьбу дочери сможет пересилить этот почти священный ужас, – но отцовские чувства все-таки победили.

– Видел… Всего несколько раз. – Вяземский заговорил так тихо, будто таинственный колдун мог каким-то образом услышать нас, даже находясь далеко отсюда. – Мне не сообщили ни имени, ни титула – ничего. Я не знаю…

– Вы помните, как он выглядел?

– Было темно, и мы сидели далеко друг от друга.

– Но что-то же вы разглядели? – нахмурился я. – Рост, цвет волос, голос. Возраст, в конце концов.

– Седые волосы, голос… Это очень старый человек, старый и больной. Знаю, такое едва ли возможно, но мне почему-то показалось… – Вяземский втянул голову в плечи. – Показалось, что ему куда больше лет, чем мне. Намного больше!

Это сколько же, интересно? Его сиятельство и сам уже давно разменял седьмой десяток, и если тот, другой, выглядел еще старше… Воображение тут же нарисовало кого-то вроде Черномора, Кощея Бессмертного… Или Сарумана из трилогии «Властелин Колец» – такого же седовласого мага с колючим недобрым взглядом и инфернальной харизмой.

Образ получился настолько живым, что я на мгновение даже ощутил отголосок страха, который терзал Вяземского. Будто могущество загадочного колдуна было так велико, что он незримо присутствовал за нашим столом. Сидел третьим на стуле слева – и слышал все до последнего слова.

– Пожалуй, этого достаточно. – Я тряхнул головой, отгоняя жутковатое наваждение. – Последний вопрос, ваше сиятельство: покойный барон Грозин тоже входил в это ваше… общество?

– Грозин? Нет. Хотя, подозреваю, очень этого хотел. – Вяземский презрительно скривился. – Но таким, как он, отведена незначительная роль. В высшем свете всем известно, что барон – лишь цепной пес Меншикова, который имел глупость забыть свое место. Пожалуй, я даже должен благодарить, что вы избавили нас от этого человека… Это ведь ваша работа, верно?

– Никто не обязан свидетельствовать против себя. – Я назидательно поднял палец вверх. – Ну, кроме вас, конечно же… Впрочем, на сегодня можете быть свободны. И подумайте, что говорить моим друзьям из тайного сыска. Вам наверняка придется ответить на много вопросов перед тем, как отправиться в тюрьму.

– В тюрьму? А моя дочь?! – В голосе Вяземского снова послышались панические нотки. – Вы же обещали…

– О нет, вам я ничего не обещал. – Я услужливо пододвинул его сиятельству шляпу и поднялся из-за стола. – А судьба Катерины Петровны будет зависеть от нее самой.

Глава 4

Чай подали чуть остывшим. Впрочем, я не жаловался: жара чуть ли не с самого утра перевалила за совершенно не положенные концу июня двадцать пять градусов, и худощавое тело Володи Волкова буквально обливалось потом, допивая кружку на террасе под навесом.

Небольшой ресторанчик – а скорее даже кафе – расположился на углу Первой Линии и набережной Мака… то есть пока еще Тучковой набережной. Как раз там, где через сотню с небольшим лет откроют выход станции «Спортивная» на Васильевский остров. Дюжина столиков на улице и, подозреваю, примерно вдвое больше – внутри.

Наверняка там, за каменными стенами, вполне могло быть и попрохладнее, чем здесь, но я предпочитал свежий воздух и ветерок с Невы. Вкусные баранки, чай, взмокшие прохожие, пыль, громыхание трамваев, слепящий блеск хрома на автомобилях, яркое солнце и небо без единого облачка. Не привычно блеклое, а будто залитое от края до края берлинской лазурью. Когда еще такое увидишь?

И омрачали этот чудесный выходной… ну ладно – почти выходной день только мысли. Не то чтобы тягостные или по-настоящему мрачные, но уж точно совсем не подходящие чуть сонному и жаркому летнему благообразию вокруг.

И раз за разом они возвращались к таинственному убийце-колдуну. В его силе и умениях я ничуть не сомневался и до этого, а теперь выходило, что к ним в комплекте шли лидерские качества и недюжинный талант организатора. Об этом, впрочем, можно было догадаться и раньше: злодеяния такого масштаба невозможно провернуть в одиночку, да и с небольшой кучкой приспешников тоже не развернешься. Нужна целая сеть, иерархия… которая, судя по всему, еще и сверху донизу переплетена с криминальным миром Петербурга.

И вот с этой-то структурой я и сцепился. Можно сказать, на всех уровнях, от рядовых каторжан до верховного колдуна. И если первые после знакомства со мной обычно не задерживались на свете, то про второго я до сих пор не знал почти ничего. Список доподлинно известного, мягко говоря, не впечатлял: возраст, седые волосы, тайные знания, запредельный уровень личного могущества и запредельная же старость. Похоже, под сотню лет… С виду, конечно же: сильный Владеющий запросто может прожить и вдвое больше, а уж если мне не посчастливилось столкнуться с себе подобным – то речь и вовсе идет о невозможных даже для местных аристократов цифрах. Этакое древнее чудище. Пожалуй, даже пострашнее тех, что лезут на улицы Петербурга из Прорывов.

И если так – к перечню можно смело добавлять и мотив. С опытом в несколько столетий и колдовским даром такого уровня можно желать всего трех вещей: обрести власть, облагодетельствовать все человечество так, чтобы никто и ни в коем случае не ушел обиженным… Или прикупить небольшой домик в глуши со старенькой «Нивой» у крыльца. «Ниву» в этом мире еще не изобрели, а на благодетеля колдун с его убойными ритуалами походил мало.

Остается только власть.

– Греешься на солнышке?

– Прячусь в тени. – Я взял со столика кепку и принялся демонстративно обмахиваться ею, как веером. – Ваше преподобие сегодня не на службе?

Признаться, я не сразу узнал Дельвига, хоть он и не пытался изображать из себя секретного агента и уж точно не злоупотреблял маскировкой. Точнее, ее вообще не было – просто я за месяцы нашего знакомства успел привыкнуть к форме. Примерно в середине мая для кожаного плаща стало уже слишком тепло, но черный китель так никуда и не делся: будто прирос к его преподобию вместе с пурпурно-серебряным георгиевским крестом на шее.

Но сегодня Дельвиг почему-то оделся в гражданское: легкие брюки, рубашку и плетеную шляпу-канотье. Пиджак из плотной темной ткани явно не слишком-то подходил для такой погоды, однако разоблачаться его преподобие не спешил – видимо, все-таки прятал под одеждой кобуру с револьвером.

– Я всегда на службе, – буркнул он, устраиваясь напротив. – Но тебе почему-то понадобилось встретиться в публичном месте… Неужели так сложно было доехать до Галерной?

– Нет. – Я пожал плечами. – Но тогда я бы лишился удовольствия лицезреть ваше преподобие в этой чудесной шляпе… Она вам определенно к лицу. Клянусь, вот та юная особа не сводит с нашего стола глаз!

– К-какая особа?.. Подавальщица? – Дельвиг порозовел, обернулся было – и снова уставился на меня, сердито сдвинув брови. – Сейчас же прекрати паясничать! Я не собираюсь…

Последние слова я не разобрал: в ушах вдруг зашумело так, будто все звуки разом исчезли, оставив только низкий и тревожный пульсирующий гул – я слышал, как колошматит мое собственное сердце. Давление подскочило раза в полтора, но взбесившемуся организму этого показалось мало, и он поспешил добавить испарину на лбу и слегка подрагивающие пальцы.

В повседневной мирной жизни подобное состояние принято называть паникой, но я уже давно предпочитал другие слова. Мне не раз приходилось наблюдать, как солдаты – самые обычные люди без крупицы особых способностей – собирались и спешно покидали насиженное место: здание, траншею, блиндаж или даже прекрасно оборудованный и укрепленный бункер. Иногда даже бросали снаряжение и бежали. Покидали позицию – за мгновение до того, как ее размалывало в пыль бомбами или артиллерийским ударом.

Чутье? Вероятно, да – ничем иным объяснить подобное я просто не мог, потому что ни к колдовским ритуалам, ни к логике, ни даже к наблюдательности оно не имело никакого отношения. Такое всегда развивается под обстрелами, а уж я пережил их столько, что запросто мог почувствовать опасность за несколько минут или за час. Или даже за сутки с небольшим – в зависимости от масштаба.

Масштаба тут явно не было, а вот время уже заканчивалось: счет шел буквально на секунды, и чутье не просто предупреждало – истошно вопило в оба уха, требуя без малейшего промедления вскакивать и бежать.

– Ваше преподобие, – я поднялся – так быстро, что едва не опрокинул стул, – мы уходим.

– Да погоди ты. Куда помчал? Надо же расплатиться!

– Быстрее! – Я без особых церемоний схватил Дельвига под локоть и потащил к припаркованной у тротуара машине. – Ну же, ваше благородие, шевелите ногами!

Все-таки не успели: чутье тоскливо взвыло, и оставленная мною на столе чашка разлетелась вдребезги. Выстрела я не слышал, и никто не бежал к нам с револьвером в руках. Значит, били метров со ста, не меньше – дистанция явно не для короткоствола, а винтовочная. Отыскать в Петербурге полноценную автоматику в тысяча девятьсот девятом году почти невозможно. Секунда или две на поворотно-скользящий затвор, еще примерно столько же на прицеливание…

Додумывать я не стал – просто толкнул Дельвига за капот автомобиля и сам нырнул следом за мгновение до того, как вторая пуля разнесла лобовое стекло.

– Господь милосердный… Что это было?!

– А на что это похоже? – усмехнулся я. – Стреляют.

Видимо, его преподобие еще не успел в полной мере осознать происходящее, но далекий грохот и брызнувший крошкой асфальт в двух шагах оказались куда доходчивее любых объяснений. Дельвиг охнул, поджал ноги и как будто даже стал чуть меньше, вжимаясь спиной в бампер.

– Но откуда?.. – пробормотал он. – Ты заметил?

– Нет. – Я осторожно высунулся из-за крыла. – Но предполагаю, что во-о-от оттуда. Видите церковь?

До возвышающегося над крышами золоченого креста было метров сто пятьдесят – двести. Серьезная дистанция. Но для опытного снайпера, да еще и с пристрелянной винтовкой и хоть какой-то оптикой, – все-таки не запредельная.

– Храм, – зачем-то поправил Дельвиг. – Святой великомученицы Екатерины. С чего ты взял, что?..

– Я бы засел на колокольне. – Я пожал плечами. – Обзор оттуда лучше, и дома почти не мешают. А тот парень явно знает свое дело: начал стрелять, когда мимо ехал трамвай.

– Поэтому мы ничего не услышали… И что теперь делать?

Его преподобие не выглядел испуганным или растерявшимся – скорее до невозможности сердитым. За годы службы Ордену он успел повидать расклады и похуже, но с таким наверняка сталкивался нечасто – а может, и вообще впервые. Георгиевских капелланов учат обращаться с оружием и управлять Талантом, учат выслеживать и убивать самых страшных из порождений Прорывов. Стая упырей, зубастый и проворный леший, огромная жаба и уж тем более тот самый полулегендарный Рогатый наверняка куда опаснее человека с винтовкой.

Но стрелять все-таки не умеют.

– Сейчас, ваше преподобие, – ответил я, прикрывая глаза. – Подождите немного…

Я уже успел заметить, что способности из того мира возвращались ко мне не постепенно, а скачками, обычно после работы на пределе или сложных схваток. И кровавый поединок с Грозиным пополнил мой арсенал еще одной.

Конечно, до полноценной телепатии это не дотягивало и в том мире. Полноценно залезать в голову человеку я так и не научился – да и, пожалуй, не очень-то и хотел. А вот проделать что-то подобное с разумом попроще и поменьше когда-то было мне вполне по силам.

Получилось и теперь, хоть и со скрипом. Я пыхтел почти полминуты, но все-таки смог нащупать крохотное птичье сознание, парящее где-то со стороны Невы. Осторожно подтянул поближе, успокоил – и уже потом надавил изо всех сил, перехватывая управление.

Тело сразу стало другим: легким и одновременно могучим. Пожалуй, даже сильнее, чем волчье, несмотря на размер. Чайка явно охотилась, высматривая рыбу под мутной рябью воды, но у меня были другие планы. Я не пытался орудовать крыльями самостоятельно – просто чуть изменил направление, закладывая вираж, и помчался над жестяными крышами. Хорошее, правильное направление, и все-таки слишком высоко – даже для острого птичьего зрения.

– Ниже, – прошептал я. – Спустись немножко, хотя бы чуть-чуть…

До моих ушей донесся сердитый протяжный крик, но чайка послушалась и свалилась еще на полсотни метров – чуть ли не к самому кресту. Теперь я видел колокольню буквально как на ладони: вытянутую башню, белые с серым стены, колонны, открытые арки ярусов с лестничными пролетами и позеленевшей от времени бронзой колоколов, кровлю с крохотным слуховым окном и прямо за ним – винтовочный ствол и темный силуэт.

Есть!

Я отпустил чайку и тут же рухнул вниз, в собственное тело, сидящее на асфальте. Голова немного кружилась от таких кульбитов, но в целом все прошло не так уж и плохо. Во всяком случае у меня осталось достаточно сил на небольшую пробежку.

– Эй, не спи! – Надо мной нависло хмурое и перепуганное лицо Дельвига. – Ты не ранен?

– Никак нет, ваше преподобие. – Я вытянул из-под куртки браунинг и перевернулся, упершись коленом в асфальт. – Интересно, я успею добежать до переулка?

– Что?.. Куда ты собрался?!

– На охоту. Если сможете, идите следом – обоих ему точно не подстрелить. – Я с лязгом рванул затвор, отправляя патрон в ствол. – Только не вздумайте геройствовать, ладно?

Глава 5

Реакция у снайпера оказалась почти запредельная. А умение и того круче – два выстрела раздались один за другим, чуть ли не очередью. Первый разнес еще одно стекло в машине Дельвига, а второй едва не пробил мне голову: пуля злобно вжикнула над левым ухом. Парня на колокольне явно учили целиться на упреждение, и будь на моем месте обычный человек – наверняка остался бы лежать на тротуаре, пораскинув мозгами. Прямо как Штирлиц в анекдоте.

Никогда так раньше не бегал – в этом мире уж точно. Рывок на полсотни метров сожрал больше сил, чем километровая дистанция, зато одолел я его секунды за три, если не быстрее – и нырнул за угол в тесный переулок, не дожидаясь, пока снайпер в очередной раз поймает меня на мушку. Опасность как будто миновала, но расслабляться определенно было еще рановато: надо отыскать дорогу через дворы, каким-то чудесным образом не промахнуться и выйти прямиком к церкви, махнуть через дорогу, не словив пулю.

И проделать все это раньше, чем снайпер успеет удрать.

Решено – сделано. Я помчался по переулку вдоль стены дома, свернул налево и уперся в металлическую ограду с воротами. Впрочем, надолго она меня не задержала: разбег, удар плечом, жалобный стон металла – и дужка замка отлетела, освобождая мне дорогу.

– Ты чего делаешь, паршивец?! – Бородатый мужик с метлой выскочил мне навстречу, как черт из табакерки. – А ну стой… Стой, кому говорят!

Дворник – это вам не шутки. Пройдет сто лет, и таких вот громогласных крепышей сменят незаметные смуглые парни в оранжевых или синих спецовках. Работы у них станет чуть поменьше, сама работа – попроще, арсенал пополнится мудреными пылесосами, автоматическими подметалками и прочими коммунальными машинами. А престиж профессии и вовсе свалится куда-то существенно ниже плинтуса.

Но сейчас, в начале двадцатого века, дворник – полноправный владыка своих угодий. Не просто уборщик мусора, а тот, кому положено без всякой пощады гонять и даже сдавать в полицию нищих, шарманщиков и прочих незваных гостей. Можно сказать, почти городовой, хоть из атрибутов власти у него только свисток, фуражка и номерная бляха на груди.

Никакого оружия дворнику по чину не полагалось, зато желания нести правосудие и выдать невесть откуда взявшемуся хулигану заслуженных лещей определенно имелось с избытком. Так что я не стал дожидаться, пока меня наградят подзатыльником или огреют метлой, – дернулся в сторону, скользнул плечом по стене и помчался дальше.

К счастью, играть в догонялки местный служитель чистоты настроен не был, и преследовала меня исключительно ругань. Я промчался наискосок через двор, нырнул под арку и через несколько мгновений выскочил в соседний «колодец» – тесный, полутемный, выход из которого на улицу перегородила телега. Завидев меня, лошадь тут же остановилась, взбрыкнула и недовольно заржала – то ли просто испугалась, то ли успела почуять не совсем человеческий запах.

Спокойнее, Волков, спокойнее! На четырех лапах путь до колокольни занял бы втрое меньше времени, но это уж точно не повод так подставляться. Не хватало еще сдуру перекинуться и перепугать всю округу. Или, что того хуже – запутаться в собственных штанах и свалиться на радость дворникам. Да и крутить снайпера в таком случае придется голышом…

Нет, лучше уж так, по старинке, на своих двоих. Медленно – зато надежно и аккуратно.

Никакой арки в соседний двор не было, прохода между домами тоже, но никто не мешал мне пройти прямо сквозь здание. Я из чистого озорства рявкнул в сердитую лошадиную морду, отпихнул плечом некстати подвернувшегося мужика в шляпе и рванул через дверь на лестницу. Взлетел по ступенькам и с разбегу ломанулся в окно, выбивая стекла и разнося в щепки старенькую раму.

Хорошо, что снизу оказалась трава – я опустился мягко. Зато шума наделал столько, что можно было уже и не прятаться. Снайпер наверняка успел сообразить, что я не просто удираю из-под огня, а обхожу закоулками, подбираясь все ближе. На его месте опытный вояка или удрал бы с позиции, или взял под прицел ближайшую арку через улицу напротив.

Все-таки второе: как только я выскочил обратно на Первую Линию, с колокольни снова громыхнуло. Я едва успел метнуться в сторону и нырнуть за припаркованный у тротуара грузовик. И уже там скрючился, закрывая голову руками от сыплющихся сверху осколков стекла: похоже, снайпер всерьез занервничал и принялся всаживать в ни в чем не повинный транспорт пулю за пулей, стремясь зацепить меня хотя бы наугад.

И, как ни крути, рано или поздно у него бы это получилось, так что я не стал дожидаться, отсчитал пять выстрелов и рванул через улицу, лавируя между машинами. Чуть не убился о чей-то хромированный бампер, узнал о себе много нелестного – но через несколько мгновений уже взлетел по ступенькам к двери под навес.

И едва не врезался головой в объемистое пузо с золотым крестом.

– Колокольня! – рявкнул я, тыкая в потолок стволом браунинга. – Где лестница?!

Седобородый батюшка от страха, похоже, лишился дара речи. Но дорогу все-таки показал: ткнул пальцем в сторону неприметной дверцы слева, а сам тут же поспешил в другую стороны, на бегу подбирая полы рясы.

Я рванул на себя ручку, в два прыжка одолел нижний пролет лестницы и вжался лопатками в стену. Вовремя: сверху громыхнуло, и пуля высекла искры из перил. Я наугад пальнул пару раз, но попал, похоже, только в колокол: недовольный бронзовый гул заглушил даже эхо выстрелов, гулявшее по каменному нутру башни.

Расклад понемногу менялся: снайпер все еще сидел выше и мог без особого труда выцеливать меня на лестнице, но у меня тоже было оружие. На расстоянии в сотню метров винтовка выигрывала схватку, но здесь у скорострельного и хваткого браунинга шансов с каждой ступенькой становилось все больше. Я наугад выпустил остатки магазина в светлый квадратный проем наверху, зарядил следующий и рванул сразу через два пролета на нижний ярус.

Снайпер больше не огрызался: видимо, сообразил, что одолеть меня в тесной колокольне уже не получится. Забравшись еще выше, я увидел, как худощавая темная фигура с винтовкой за спиной лезет через ограждение наружу.

– Стой! – Я бросился вперед, вытягивая свободную руку. – Стой, кому говорят, – или стреляю!

Вздумай беглец потянуться за оружием или замешкаться хоть на мгновение, я бы успел поймать его за шиворот. Но он сиганул вниз и, не сбавляя хода, заскользил по покатой крыше на подошвах ботинок. А когда падение уже казалось неизбежным – оттолкнулся и с невиданной легкостью перемахнул через крохотный церковный дворик на соседнее здание.

– Да стой же, ты зараза… – пробормотал я, закидывая ногу на ограду яруса.

Повторять такие выкрутасы было не лучшей затеей, но особого выбора прыгун мне не оставил – разве что выстрелить и наблюдать, как ценный свидетель падает с высоты двух этажей и ломает себе шею. Так что я без особых раздумий рванул за ним следом. Вышло не так уж плохо, а с бегом по крышам я и вовсе справился на отлично, сократив разделявшее нас расстояние чуть ли не вдвое. Но все равно белобрысый затылок и тощая спина с болтавшейся туда-сюда винтовкой пока еще были слишком далеко, чтобы как следует рассмотреть хотя бы их.

А когда мы добрались до угла здания, настало время очередного сюрприза: вместо того чтобы свернуть направо, снайпер прибавил ходу и, оттолкнувшись от водосточного желоба, перелетел через Тучков переулок. Обычный человек такой прыжок попросту бы не осилил. Разве что олимпийский чемпион по соответствующей дисциплине. При попутном ветре, на пике формы, в идеальных кроссовках и после непременного курса стероидных препаратов. И только в том случае, если бы за ним гналась стая бешеных собак или кого похуже.

Олимпийский чемпион – или Владеющий. Когда тощая фигура ловко приземлилась на ржавую крышу на той стороне переулка, я, наконец, сообразил, что имею дело с обладателем очень хитрого Таланта. Благородные предки не оставили снайперу пуленепробиваемой шкуры или умения стрелять огнем из глаз – зато скакал он как бешеный кенгуру с наскипидаренным хвостом.

Не знаю, зачем я вообще за ним прыгнул: в прежнем теле на такое не хватило бы ни дурости, ни, пожалуй, сил. Но Володя Волков весил раза в полтора меньше и к тому же был молод, горяч, амбициозен, одержим духом погони.

И, как и все юнцы, не слишком-то осторожен.

Ветер хлестнул в лицо, под ногами внизу промелькнула мостовая, и я врезался грудью в острую жестяную кромку крыши. От удара перехватило дыхание, а в глазах потемнело. Наверное, я даже на мгновение потерял сознание и лишь чудом не свалился. Будь у снайпера желание, он мог бы без лишней спешки развернуться, прицелиться и вдумчиво снести мне голову с двух десятков шагов. Но его, похоже, вполне устраивало отступление: пока я с руганью и кряхтением лез на крышу, тощая спина лишь продолжала удаляться.

Пока не добралась до края здания, где сходились Средний проспект и Тучкова набережная. Здесь бежать было попросту некуда: с одной стороны Нева, с другой широченная улица. А с третьей – моя перекошенная от боли и злости физиономия и грозное дуло браунинга. Даже после неудачного прыжка я успел отрезать все пути – снайперу остался только крохотный кусочек крыши на самом углу.

– Стой на месте! – Я прицелился снайперу в спину. – Бросай оружие… Медленно!

Странно, но на этот раз он даже не пытался дернуться. Неторопливо поднял руки и стащил через голову ремень. Винтовка бухнула о крышу, скользнула к краю и исчезла.

А снайпер зачем-то продолжал разоблачаться. Расстегнул куртку, снял и отбросил в сторону. Потом скинул ботинки. Чуть покрутил шеей, расправил худые плечи и слегка расставил локти в стороны – так, что серая ткань рубашки затрепетала от налетавшего с Невы ветра.

И шагнул с крыши.

– Стой! – заорал я, бросаясь вперед. – Убьешься, дурак!

Лететь вниз было прилично – четыре полноразмерных этажа здания прошлого века постройки. Пока я бежал, воображение успело нарисовать весьма красочную картину изломанного тела на тротуаре. Гравитация во всех мирах была той еще беспощадной стервой.

Но на этот раз почему-то отказалась подчиняться законам физики. Снайпер не только падал куда медленнее, чем я ожидал, но и будто даже менял траекторию. А где-то на уровне второго этажа и вовсе вышел из крутого пике и, увернувшись от почтового дилижанса, помчался к Неве примерно в метре над асфальтом дороги. Едва не зацепил пузом ограду на набережной, но в самый последний момент все-таки выровнялся.

И полетел над водой. Вальяжно и неторопливо, будто вместо растопыренных костлявых рук у него вдруг выросли огромные крылья, способные не только удержать вес человеческого тела, а еще и каким-то чудом поймать восходящий поток и поднять его над мутной рябью реки.

– Тьфу ты! – Я погрозил кулаком вслед удаляющейся тощей фигуре. – Белка-летяга, блин…

Глава 6

– Улетел? – недоверчиво переспросил Дельвиг. – А ты головой, часом, не ударился, пока по крышам скакал?

Я бы тоже не поверил – если бы не видел своими глазами. А его преподобие примчался хоть и быстро, но все-таки недостаточно, чтобы успеть на представление. Впрочем, с земли оно бы наверняка смотрелось не так эффектно.

– Никак нет, не ударился, – вздохнул я. – Именно так все и было. Улетел аки птица – во-о-от туда, за Неву.

– Да уж, чудеса. – Дельвиг нахмурился и покачал головой. – И ведь не догонишь теперь – бог знает, куда он там пошел.

– А догонять и не обязательно. – Я опустился на корточки. – Поглядите-ка сюда, ваше преподобие.

Винтовка почти не пострадала при падении. Разве что чуть поцарапался лак на прикладе и остались следы на рукоятке скользящего затвора – из-под воронения виднелась блестящая сталь.

– Да чего тут глядеть? – недовольно буркнул Дельвиг. – «Манлихер» и «манлихер», самый обычный. Таких в Петербурге сотни три на руках будет – да и купить несложно.

И все-таки не трехлинейка, которых наверняка отыскалось бы на два порядка больше – и это только у гражданских, не считая тысяч единиц в арсеналах гвардейских полков, полиции, жандармерии и хоть тех же георгиевцев. Для охоты на нас с Дельвигом снайпер почему-то предпочел не винтовку Мосина, а «австрийца» конструкции Фердинанда Манлихера. Может, и не столь надежного и неприхотливого, как отечественный собрат, но тоже весьма удачного. Чуть поточнее, отдача не такая сильная, быстрее перезарядка – в самый раз для прицельной стрельбы по мишени, которая пытается сбежать. В свое время я владел такой игрушкой, и впечатления остались исключительно положительные.

Но сейчас меня интересовало кое-что другое.

– Верно, «манлихер». А вот эту штуку в обычном магазине не купишь.

Я коснулся закрепленной над казенной частью винтовки бронзовой трубки в полторы моих ладони длиной. Линза не перенесла падения, мягкий металл немного замяло с края, на заводском клейме вместо привычного «Kahles» красовался «Fiedler», но приспособление определенно было именно тем, что я помнил и знал не понаслышке.

Оптика. Игрушка редкая и безумно дорогая даже в Первую Мировую, хоть и появилась уже как лет десять. То ли в конце девятнадцатого века, то ли в самом начале двадцатого. За всю свою жизнь я видел такие буквально два или три раза – и только в частных коллекциях.

– И что это? – Дельвиг присел рядом со мной. – Какой-то прицел или?..

– Оптический. Вроде подзорной трубы, только с разметкой на линзах. Занятная штуковина. Хрупкая и стоит наверняка дороже, чем пулемет «Максим». – Я постучал пальцем по бронзе. – Не знаю, откуда ее позаимствовали, но уж точно не из армии. Ставлю свое месячное жалованье, что не так давно сей «манлихер» лежал в оружейном шкафу какого-нибудь графа или барона.

Дельвиг снова нахмурился. Только теперь уже не сердито и разочарованно, а, скорее, задумчиво. Ноги у суеты со стрельбой и прыжками по крышам явно росли оттуда же, откуда нитсшесты и мертвые князья. Где-то на самом верху столичной вертикали власти – а может, и прямо в Зимнем дворце под носом у государя императора – разворачивалась нешуточная борьба. И ставкой в этой партии уже давно стали не капиталы, чины или монаршая милость, а жизни.

А мы… мы просто подобрались слишком близко к карточному столу.

– Ты хочешь сказать?.. – начал Дельвиг.

– Кто из петербургской знати увлекается охотой? Настолько сильно, что готов заказать оптический прицел прямиком из Австрии? – Я сложил руки на груди. – И у кого из них есть причины желать вам смерти?

– Мне?!

– Именно так, ваше преподобие, – кивнул я. – Чтобы подготовить такую засаду, нужно знать, где будет цель… Я никому не говорил, куда отправляюсь на встречу. А вы?

– Виктор Давидович знает. Захар. Еще пара человек… кажется. – Дельвиг бросил на меня недовольный взгляд. – Но ты ведь не думаешь, что кто-то из них мог?..

– Увы, сейчас мы можем подозревать кого угодно. – Я пожал плечами. – Впрочем, за вами могли и просто следить от самой Галерной.

– За мной? – Его преподобие явно начинал терять терпение. – У тебя тоже много врагов. И не только среди тех, кто связан с нашим делом.

– Согласен. – Я склонил голову и, на мгновение задумавшись, добавил: – И не согласен тоже. Врагов у меня действительно хватает, но если вы имеете в виду трагически почившего барона Грозина, то он, как ни странно, тоже связан с убийствами в столице.

– Интересно, как?

Его преподобие явно не был в восторге от того, куда понемногу заходила наша беседа. Он наверняка уже давно не просто догадывался, а доподлинно знал, что перестрелка на Коломенском острове не обошлась без моего участия. И что сожженный дотла особняк Грозина и обезглавленное тело, которое нашли в саду в луже крови…

Но одно дело знать. И совсем другое – разговаривать об этом с юношей, почти мальчишкой. Которого сам прикрыл от излишнего внимания столичных сыскарей в обмен на службу Ордену. В отличие от Геловани, Дельвигу вряд ли когда-либо приходилось участвовать в сомнительных сделках. Ни с собственной совестью, ни уж тем более с прыткими и наглыми гимназистами.

Наверное, надо быть поскромнее – хотя бы самую малость. И не забывать, что изрядно окрепшему, заматеревшему и набравшему сверхчеловеческих способностей телу Володи Волкова пока еще не исполнилось даже восемнадцати. И уж точно не вести себя так, будто мне теперь позволено чуть ли не все на свете… В конце концов, когда я успел забыть собственное главное правило?

Не высовываться.

– Мне приходилось слышать, что покойный барон… скажем так, был не слишком чист на руку, – осторожно начал я. – И кое-кто связывает его не только с криминальным миром Петербурга, но и с другими событиями. Убийства, похищения, дуэли… Как я уже говорил в свое время – есть немало способов избавиться от нежелательных людей. И большинство из них вовсе не требуют нашествия жаб или смертоносных проклятий.

– Хочешь сказать, Грозин вызывает… вызывал своих противников, – поправился Дельвиг, – по чьей-то указке?

– Ну… Уж точно не всех, – усмехнулся я. – Вы наверняка куда лучше меня осведомлены о бретерских достижениях его благородия, но не меньше, чем половиной дуэлей он обязан скорее собственному дурному характеру, чем чьей-то воле. Однако есть мнение, что Грозин также выполнял кое-какую грязную работу для нашего таинственного колдуна. И еще пары человек из самого высшего света столицы, чьи имена я не решусь назвать без весомых доказательств.

– Есть мнение? – ядовито переспросил Дельвиг. – Есть мнение? Позволь полюбопытствовать, чье же оно. И почему я вдруг должен поверить, что тебе известно больше, чем тайной полиции?

– Причину вы и так знаете. – Я пожал плечами. – Чин в статском ведомстве или георгиевский крест отпирают многие двери, но некоторые скорее закроют еще крепче. И то, что человек ни за что не скажет сыскарю или капеллану, вполне можно выяснить… скажем так, неофициальными методами. Ведь для этого я и нужен вам с Геловани, – усмехнулся я. – Разве не так, ваше преподобие?

Дельвиг сердито сдвинул брови, сверкнул глазами из-под очков, но спорить все-таки не стал.

– И откуда ты такой на мою голову?.. – вздохнул он. – Ладно уж. Скажи лучше, откуда мнение, что Грозин и этот колдун одного поля ягоды? Кто сказал?

– Надежный источник. Его сиятельство князь Петр Андреевич Вяземский. Только я бы на вашем месте не спешил докладывать Геловани.

– Это почему же? – Дельвиг недовольно поморщился. – Виктор Давидович рвет и мечет.

– Знаю. Именно поэтому говорить пока и не стоит, – отозвался я. – Или наш дражайший Виктор Давидович, как и положено порядочному сыскарю, тут же отправит за Вяземским целый кортеж полицейских автомобилей и спугнет колдуна. А то и вообще посадит старика под замок.

– Под замок? – Дельвиг удивленно приподнял брови. – Хочешь сказать?..

– Нет, ваше преподобие. Сказать я как раз ничего не хочу. – Я покачал головой. – И вам не советую. Пока есть хоть какая-то возможность не суетиться и действовать скрытно – ей определенно стоит воспользоваться.

На мгновение на лице Дельвига отразилась борьба. Не то чтобы мучительная и напряженная, но служебный долг явно изрядно насел на здравый смысл, требуя незамедлительно оповестить старшего по чину… и все-таки проиграл.

– Ладно, как скажешь, – буркнул Дельвиг. – И что мы будем делать дальше?

– Точно не знаю. Но вам я бы посоветовал искать нашего летуна – и быть настороже. На тот случай, если он не один охотится за вашей головой. – Я поднял с земли винтовку. – А я, пожалуй, займусь… делами.

– Знаю я эти дела… С тебя теперь спрос особый! В свободное время делай, что душе угодно, но на службе ты подчиняешься мне и старшим офицерам. – Дельвиг уперся руками в бока. – Понял, гимназист?!

– Так точно, ваше преподобие. – Я подпрыгнул, молодцевато щелкнул ботинками и вытянулся по стойке «смирно». – Только я теперь не гимназист. Вашими, между прочим, усилиями.

– Верно… забыл. – Дельвиг улыбнулся и двумя пальцами коснулся виска, изображая воинское приветствие. – Вольно. Можете быть свободны, господин поручик.

Глава 7

Форма сидела неплохо. Пускай не безупречно – все-таки юный и худосочный Володя Волков даже спустя месяцы нашего, скажем так, совместного существования еще не нарастил стати и мускулатуры до меня-прежнего. И все-таки неплохо: явно шилась на заказ, и я мог только догадываться, где Дельвиг раздобыл мои мерки… И зачем так расстарался – вряд ли подобная забота полагалась всем младшим офицерским чинам без исключения.

Длинный темно-зеленый китель, такого же цвета штаны и хромовые сапоги. Повседневный наряд господина благородного поручика – к нему в придачу полагались еще полевой, парадный и зимний комплект, но пока я успел разжиться только этим. А заодно широким кожаным ремнем с тяжеленной бляхой, фуражкой и увесистой кобурой на поясе. Не самой удобной – жестковатой и слишком громоздкой. Я бы, пожалуй, предпочел свою самодельную, которую носил под пиджаком или курткой, но регламент есть регламент.

К счастью, само оружие покупать самостоятельно не возбранялось, и я тут же сменил здоровенный смит-вессоновский револьвер на уже ставший привычным браунинг.

Парадный гвардейский китель, если мне не изменяла память, отличался петлицами, шитьем побогаче и эполетами, но на этом имелись только погоны: три маленькие звездочки на пурпурном фоне. Почти как у обычных армейских частей, только вместо короны и эмблемы полка – вышитый Святой Георгий на коне. Больше никаких знаков моему нынешнему чину не полагалось.

А жаль – крест чуть ниже ворота определенно сюда бы вписался. Вот только мне, в отличие от Дельвига с его церковным саном, такое украшение предстояло заслужить славными подвигами и трудом на благо отечества. Тяжким и при этом весьма продолжительным: третьей степенью с шейной орденской лентой награждались только чины не ниже шестого класса петровской Табели о рангах. А дослужиться до полковника гвардии мне светило разве что лет этак через…

Да и ладно. Еще успею – раз уж успел взять поручика еще до совершеннолетия.

Хоть и не вполне законным способом.

– Налюбовался? – Дельвиг с усмешкой хлопнул меня по плечу. – Хватит пялиться – поехали.

Я напоследок кивнул своему отражению в автомобильном зеркальце и украдкой вздохнул. Не то чтобы мне так уж нравилось то, что я видел, но форма почему-то успела стать чем-то… важным? Пожалуй, все-таки да. И не потому, что она превосходно сидела или казалась воплощением власти и каких-никаких полномочий.

Китель и звездочки поручика на пурпурном шитье вернули еще одну частичку меня. Пусть не самую большую и осязаемую, зато уж точно не менее важную, чем столетия боевого опыта, знание ритуалов или сверхчеловеческие способности оборотня. Знаки отличия придавали происходящему смысл, напоминали, что я снова служу народу и стране, которой в том мире отдал не одну сотню лет. А вовсе не занимаюсь бестолковой и ненужной отсебятиной. И даже Святой на погонах будто хотел подбодрить.

Дескать, все ты, Волков, делаешь правильно.

Впрочем, сама деятельность сегодня, мягко говоря, не радовала. И уж тем более не впечатляла: немного строевой подготовки, рапорты, плановая работа по местам недавно «заштопанных» Прорывов и бесконечная езда по городу туда-сюда. По большей части за рулем, но иногда и в качестве скучающего пассажира – в тех случаях, когда его преподобию было угодно крутить баранку самолично.

Я успел даже постоять в карауле. Недолго, часа полтора от силы, однако они показались почти бесконечными. Солнце изрядно припекало с небес, а жар от асфальта добавлял свое, понемногу превращая меня в блюдо под названием «георгиевский поручик в собственном соку». Но куда страшнее их обоих была скука.

Не такого я ожидал от службы Ордену, совсем не такого… Похоже, Дельвиг задумал таким образом с процентами рассчитаться за все былое: упрямство, наглость, многократное и непристойное нарушение субординации, сомнительные знакомства и не менее сомнительные действия. Список моих прегрешений перед его преподобием этим явно не исчерпывался, а Геловани определенно добавил бы к нему еще с полдюжины пунктов.

Может быть, эта дурацкая муштра даже была их совместным решением.

Но все, в том числе и плохое, имеет свойство однажды заканчиваться, и после сытного ужина за казенный счет Дельвиг все-таки сменил гнев на милость. И даже снова пустил за руль, хотя наверняка и сам был не против прокатиться по почти опустевшим улицам. Вечер принес не только долгожданную прохладу, но и пустые дороги, разогнав по домам большую часть грузовиков и легковушек.

Сам того не замечая, я изрядно разогнался. А уж выскочив на Песочную набережную и вовсе дал мотору полную свободу, и машина полетела вдоль Малой Невки в сторону… Кстати, и правда – в какую нам надо?

– Куда едем, ваше преподобие? – поинтересовался я, чуть сбавляя ход.

– А чего же ты раньше не спросил? – Дельвиг погрозил мне пальцем и вдруг заулыбался. – А чуйка у тебя все-таки – таких еще поискать, поручик. Правильно едем. Сейчас как раз на мост поворачивать.

Значит, на Крестовский. К особнякам и дачам сильных мира сего. На Песочной набережной тоже хватало богатых домов, но за Малой Невкой селились уже чуть ли не небожители. Правда, по большей части из государственных чинов, а не родовитые аристократы: для титулованной братии простора на острове все-таки было мало – приличную усадьбу не поставишь, а городской резиденцией лучше обзавестись в центре. Поближе и к себе подобным, и к его императорскому величеству.

Однако и на Крестовском публика подобралась весьма серьезная. Настолько, что кому-нибудь вполне могло прийти в голову устроить здесь очередное нашествие нечисти.

– Это по нашему делу, Антон Сергеевич? – поинтересовался я. – Кстати, от сыскарей чего слышно? Не изловили нашего летуна ненароком?

– Нет. – Дельвиг чуть втянул голову в плечи и скривился, будто у него неожиданно разболелся зуб. – И ненароком не изловили, и специально не нашли.

– А оружие? Проверяли?

Не то чтобы я рассчитывал на полноценную дактилоскопическую экспертизу или пачку документов из оружейных лавок. До первого еще не дотягивала местная наука криминалистики, а второе было попросту бессмысленным: его преподобие прав, законно приобрести в Петербурге чистокровный австрийский «манлихер» не так уж и сложно.

– О пропаже никто не заявлял, – вздохнул Дельвиг. – Если ты об этом. Дорогой иностранный прицел тоже не воровали. Ну, а если уж кто-то из их сиятельств добровольно предоставил оружие из своей коллекции…

– Ясно. – Я легонько ударил ладонью по ни в чем не повинному рулю. – А Талант? Известно, какие фамилии в Петербурге обладают подобным даром?

– Насколько мне доподлинно известно – никакие. А что касается неподтвержденных слухов… Все не так просто, поручик. Древние роды не спешат делиться секретами о собственных силах. Да и как ты себе это представляешь? – Дельвиг снова поморщился. – По-твоему, Геловани следует ходить по княжеским дворцам и во всеуслышание интересоваться, кто из их сиятельств умеет парить, как белка-летяга?

– Я бы на его месте именно так и сделал. – Я пожал плечами. – Или поднял бы архивы. Какую-нибудь Бархатную книгу. Или церковно-приходские записи, метрики… Должно же остаться хоть что-нибудь!

– По большей части – ничем не подкрепленная болтовня, – огрызнулся Дельвиг, но тут же смягчился и продолжил: – Впрочем, мне приходилось слышать, что один из ближайших сподвижников Петра Великого обладал подобным Талантом. Способность к полету была изрядно полезна его величеству во времена войны со шведами и позже, когда…

– Меншиков? – почти наугад бросил я.

И, кажется, попал. Дельвиг чуть отстранился, приподнимая брови – и тут же впился в меня своим фирменным пронизывающим насквозь взглядом.

– Верно, – проговорил он. – А ты откуда знаешь?

– Просто догадался. Точнее, сопоставил факты – так, кажется, говорят сыскари? – Я чуть придавил тормоз, замедляясь перед очередным поворотом. – Вяземский упоминал другого Меншикова – светлейшего князя Александра Владимировича. Между прочим, упоминал как фигуранта нашего с вами дела… возможного фигуранта.

– К чему ты клонишь?

– Конечно же, у меня и в мыслях нет обвинять титулованного аристократа, не имея никаких доказательств, – осторожно начал я. – И все же – если слухи о Таланте не врут, у его светлости есть не только мотив, но и возможность.

– Браво, поручик. Брависсимо! – Дельвиг с издевательским выражением лица несколько раз хлопнул в ладоши. – Как и всегда, безупречная логика. Если бы не одно «но»: Александру Владимировичу Меншикову уже шестьдесят с лишним лет. Многовато для беготни по крышам, ты не находишь?

Упс. Да уж, несостыковочка. А какая интересная версия вырисовывалась…

Даже обидно.

– А что насчет детей? – уже без особой надежды спросил я. – Или внуков?

– Три дочери. – Дельвиг добивал меня без всякой пощады. – И племянник. Носит другую фамилию и служит, кажется, где-то в Тифлисской губернии.

– Понял, ваше преподобие. Молчу… Пока – молчу, – на всякий случай уточнил я. – А что у нас на Крестовском?

– Говорят, лешего видели часа полтора назад. – Дельвиг лениво развалился на сиденье. – Думаю, нету там ничего, но проверить лишним не будет. А потом и по домам можно.

– А кто видел? – Я на всякий случай огляделся, высматривая между деревьями по обе стороны дороги хоть какое-то движение. – От такой жары мало ли чего померещится.

– Звонила ее сиятельство графиня Надежда Александровна Бобринская. – Дельвиг едва слышно усмехнулся. – Дама, конечно, уже немолодая – но как будто в своем уме. А вот как раз ее дача впереди. Во-о-он там.

Я толком не успел разглядеть ничего за деревьями – зато шум услышал даже раньше, чем его преподобие вытянул руку, указывая на большое двухэтажное здание справа от дороги.

И как раз из него, похоже, и донесся сначала звон разбитого стекла, и сразу за ним – протяжный женский визг. То ли ее сиятельство графиня зачем-то решила устроить разгром в собственном жилище, то ли к ней на ночь глядя наведались воришки.

То ли слухи о лешем оказались не такими уж и слухами.

– Жми! – Дельвиг протянул руку и изо всех сил стиснул мне плечо. – Да не тормози ты, дурень, – давай сразу к крыльцу! Господь с ней, с лужайкой…

Глава 8

Меня не пришлось упрашивать: я тут же вдавил педаль до упора, и машина с сердитым рычанием прыгнула с дороги на траву, снесла бампером хлипкую деревянную ограду и помчалась к дому. Я топил до последнего, так, что едва не ткнулся бампером в крыльцо. И, не заглушая мотор, толкнул дверцу плечом и выскочил наружу.

Визг из здания повторился – и на этот раз к нему прибавился сердитый утробный рев. Леший заметил добычу и теперь спешил отужинать беззащитной плотью ее сиятельства графини Бобринской. Счет шел буквально на секунды, однако Дельвиг почему-то копошился у автомобиля вместо того, чтобы мчаться на помощь.

– Стой, не лезь без ружья! – крикнул он, доставая что-то из багажника. – Держи!

Я едва успел вытянуть руку и поймать за казенную часть дробовик. Магазин-трубка под стволом, скоба снизу – брат-близнец винчестера, с которым его преподобие гонялся за лешим в Парголовской мызе, разве что дерево на прикладе чуть светлее, да и отделка попроще. Уж точно не коллекционный образец, да и куплен наверняка за собственные средства.

– Конечно, не «нитроэкспресс», но сойдет ведь? – Дельвиг захлопнул багажник и в два прыжка подлетел к крыльцу, на ходу доставая из кобуры револьвер. – Только графиню не подстрели ненароком.

Я молча кивнул. Оружие оказалось весьма кстати. Браунинг – отличная штука, но для охоты на трехметровую зеленую гориллу, которая скачет как кузнечик, лучше иметь что-нибудь заряженное крупной дробью. В конце концов, в ограниченном пространстве дома из винчестера можно почти не целиться.

– Закрыто… – Дельвиг подергал ручку на двери. – Значит, не здесь забрался.

С его силищей и прытью леший запросто мог вломиться в окно хоть на втором этаже, так что идти за ним следом я уж точно не собирался – просто саданул в замок прикладом и вошел, выцеливая шумный полумрак.

Возня, рычание и крики слышались сверху, а на первом этаже все уже стихло. Прямо перед нами на полу лежал невысокий мужчина в простой рабочей одежде. И чуть в стороне – двуствольное ружье. В просторной гостиной отчетливо пахло кровью, порохом и жижей, которая вытекает из раненой нечисти. Похоже, единственный защитник графини – то ли шофер, то ли кто-то из домашней прислуги – успел выстрелить и даже попасть, но все-таки проиграл схватку с лешим.

Он же наверняка погасил и свет – зря. Ночью в июне почти не темнеет, и вряд ли лешего привлекли окна. Зато когда тот пробрался внутрь, полумрак дал ему все преимущества: все-таки человеческие глаза изрядно уступают зрению тварей из Прорывов.

Обычные человеческие глаза, конечно же.

– Осторожнее, ваше преподобие, – прошипел я, шагая вперед. – Кажется, нас уже ждут.

На втором этаже продолжала верещать графиня. Леший все так же с ревом ломился куда-то – похоже, в запертую дверь, – но пока никак не мог добраться до вожделенного ужина. Первой моей мыслью было бегом рвануть наверх и пристрелить тварь в спину, но набор запахов в доме оказался слишком уж насыщенным. Я пока еще никого не видел и все же почти не сомневался, что леший пожаловал сюда не один, а с друзьями.

– Слышишь? – Дельвиг схватил меня за плечо. – Там еще второй, кажется…

Я едва успел заметить скользнувшую над нами огромную тень. Леший метнулся откуда-то со второго этажа и тут же скрылся за углом.

Интересно, откуда твари вообще знают, что людей с оружием надо бояться? Неужели в мире по ту сторону Прорывов тоже есть те, кто умеет убивать на расстоянии, и при этом пахнет сталью и порохом? Или леший всегда охотится с осторожностью – особенно когда жертв несколько… Или они выглядят достаточно крупными и сильными, чтобы сопротивляться.

А может, оружие и размеры вообще ни при чем, и зеленые гориллы чувствуют Талант? Весьма вероятно – особенно если учесть, что популяция Владеющих зависит от количества Прорывов на единицу времени. И, вероятно, площади. Даже если никто по каким-то причинам еще не догадался озаботиться получением достоверной статистики, саму закономерность подметили уже давно.

– Осторожно. – Дельвиг чуть придержал меня, выходя вперед. – Слышишь, как хрипит?.. Сейчас прыгнет!

В предупреждениях я не нуждался. Глаза пока еще не успели полностью адаптироваться к полумраку, но запах от лешего шел такой, что я отыскал бы его даже в кромешной темноте. Тварь была ранена, боялась – однако менее опасной от этого не стала.

Когда из глубины гостиной послышался рев, я выстрелил не целясь, дернул за скобу и успел всадить в несущуюся на нас огромную лохматую тушу еще заряд из винчестера. Картечь разве что немного замедлила лешего, и я уже примерился свалиться за диван, чтобы уйти от удара.

Не успел. Дельвиг сделал свой ход. Вместо того чтобы выстрелить, он вытянул левую руку и ударил Талантом. Тем же самым оружием, которым сражался тогда на Васильевском. Или просто похожим… Упырей боевое пламя капеллана сжигало дотла, но леший явно оказался покрепче.

Когда ладонь Дельвига вспыхнула ослепительно-ярким светом, огромная зубастая туша остановилась. Не постепенно, а сразу, будто налетев на невидимую, но очень крепкую стену. Леший свалился на пол, заревел и скрючился, пытаясь прикрыть морду когтистыми лапами. Зеленоватая шерсть задымилась, однако полноценного огня я так и не увидел.

– Стреляй! – пропыхтел Дельвиг. – Еле держу…

Я шагнул вперед, ткнул стволом туда, где у твари вроде как должен был находиться затылок, и нажал на спуск. Во все стороны брызнула черная жижа, и огромное тело наконец перестало дергаться.

Но работы оставалось еще предостаточно: стоило нам разобраться с одним лешим, как его собрат на втором этаже добился определенного успеха. Видимо, все-таки смог снести дверь или хотя бы проделать в ней изрядную дырку: женские крики стали раза в полтора громче.

– Наверх! – Я дернул скобу винчестера и шагнул через распростертую на полу тушу. – Поторопитесь, ваше преподобие.

Дельвиг кивнул и бросился за мной – но тут же отстал, тяжело дыша. Похоже, попытка уложить лешего Талантом стоила ему немалых сил. То ли сказался размер цели, то ли прыгучий великан обладал какой-то особенной защитой от умений георгиевских капелланов. А может, его преподобие просто не выспался и был не в лучшей форме. Я бы с радостью полюбопытствовал, как именно все это работает, однако момент определенно выдался неподходящий: ее сиятельство графиня верещала так, что стекла ходили ходуном.

– Эй, чучело зубастое! – заорал, в три прыжка взлетая на второй этаж. – Сюда посмотри!

Леший даже не дернулся в мою сторону: беззащитная добыча явно интересовала его куда больше. Выбить замок он так и не смог, зато дверь проковырял насквозь и теперь сосредоточенно лез внутрь, понемногу расширяя дыру мордой и могучим плечом – они уже полностью исчезли в помещении, откуда доносился визг.

Похоже, голод оказался настолько силен, что перебивал все прочие инстинкты – первый выстрел тварь будто и вовсе не заметила. И только когда я разрядил остатки магазина в трепыхавшуюся в нескольких шагах мохнатую широкую спину, с сердитым рычанием обернулась.

– Да твою ж… – выдохнул я, отбрасывая опустевший винчестер. – Тебя чем кормили, друже?

Мне уже не раз приходилось встречаться с лешими, но этот выглядел куда основательнее их всех. С темной, чуть ли не черной шерстью вместо обычной зеленой, крупнее раза в полтора и с зубищами с мой палец размером. Не то чтобы три заряда картечи показались ему комариными укусами, однако подыхать гигант явно не собирался.

И падать тоже. Я едва успел рвануть оружие из кобуры до того, как леший бросился на меня. Три выстрела прозвучали очередью, один за другим, а оставшиеся громыхали в унисон с могучим голосом «смит-вессона» – Дельвиг все-таки пришел на помощь. Когда магазин опустел и браунинг замер с отведенным назад затвором, я даже отступил на пару шагов, но бой мы, похоже, уже выиграли.

Желтое пламя в глазах потухло, и огромное тело рухнуло мне под ноги, заливая дорогущий персидский ковер жижей из чуть ли не дюжины отверстий различного диаметра. Жирную точку поставил Дельвиг, всадив последнюю в барабане пулю лешему прямо в темя.

– Сдох, кажется. – Я легонько пнул мертвую тушу. – Не зря приехали, получается.

– Господь милосердный… – Дверь… ну, точнее, то, что от нее осталось, чуть приоткрылась. – Все закончилось, ведь так?

– Да, разумеется. Можете не сомневаться, – кивнул Дельвиг, убирая револьвер. – Вашему сиятельству больше ничего не угрожает.

Искореженные петли жалобно скрипнули, и перед нам появилась хозяйка дома. По-видимому, та самая графиня Бобринская – благообразная сухонькая старушка ростом мне примерно по грудь. На мгновение я даже удивился, что такое крохотное тельце способно издавать звуки громче, чем рев раненого лешего.

Впрочем, теперь все закончилось и ее сиятельство наконец смогла покинуть свою цитадель. Судя по ночной рубашке и чепчике на макушке, бедняжку осадили в ванной комнате как раз перед тем, как она собиралась отходить ко сну.

– Вот, прошу. – Дельвиг протянул Бобринской невесть откуда взявшийся халат. – С вами все в порядке?

– Да! Хвала небесам, вы появились вовремя. Еще немного, и я бы… Ваше преподобие спасли мне жизнь! – Ее сиятельство закивала и шагнула вперед, явно примериваясь упасть на украшенную георгиевским крестом мужественную грудь, но, заметив мертвое чудовище, вдруг попятилась обратно в ванную. – Господи, какой ужас! За что мне все это?..

– За что? – Я негромко усмехнулся, разворачиваясь к Дельвигу. – Лешие на Крестовском, да еще и сразу двое. Это может быть случайностью, ваше преподобие?

– Абсолютно исключено. – Дельвиг покачал головой и нахмурился. – Скажите, ваше сиятельство… Кто-нибудь в Петербурге мог желать вам зла?

– Мне? Но почему?.. – растерянно отозвалась Бобринская. – Конечно, у моего покойного мужа были враги, но я и подумать, не могла…

– Ваш муж был охотником? – поинтересовался я.

– Да! Как вы узнали?

– Нетрудно догадаться. – Я указал на стоявший в углу оружейный шкаф. – Вы не будете возражать, если я взгляну?

Ее сиятельство даже не успела ответить: Дельвиг тут же снова взял бедняжку в оборот. А вот меня куда больше интересовало другое. Конечно, чуть приоткрыть дверцу мог и сквозняк – особенно если замок почему-то забыли запереть. Мог зацепить леший, когда ломился в окно неподалеку. В конце концов, сюда мог наведаться слуга – чтобы достать ружье, которое сейчас валялось где-то внизу рядом с его трупом.

Хотя он наверняка взял бы что-нибудь посерьезнее – благо было из чего выбирать. Коллекция покойного графа Бобринского ничуть не уступала той, что мы видели на даче в Парголовской мызе. Ружья, винтовки – чуть ли не полный набор всего, что вообще можно купить в начале столетия: британский «Энфилд», немецкий «Маузер», японская «Арисака»…

– Ваше сиятельство! – Я осторожно приоткрыл вторую створку оружейного шкафа. – Вы не замечали ничего странного вчера или позавчера? Как думаете – сюда могли проникнуть воры?

– Бога ради, поручик! – раздраженно буркнул Дельвиг. – Какое отношение это вообще может иметь?..

– Боюсь, самое что ни на есть прямое, ваше преподобие. – Я отступил на шаг в сторону. – Взгляните.

Ложемент между «Маузером» и отечественной трехлинейкой пустовал. И я готов был поставить свое месячное жалованье, что не далее как пару дней назад здесь располагался тот самый «манлихер», из которого мне едва не снесли голову. Но винтовка исчезла, зато чуть ниже ее места теперь красовался заботливо уложенный…

Нитсшест. Уродливая крысиная черепушка, криво насаженная на палку, пялилась на меня пустыми глазницами. И вдобавок еще и ухмылялась, скалясь мертвой полуистлевшей пастью. Будто хотела сказать: не попадешь ты сегодня, Волков, домой на ужин.

Да и на завтрак, скорее всего, тоже не попадешь.

Глава 9

Когда машина свернула с асфальта на грунтовку, и вдалеке показались караульные с винтовками, я испытал то, что французы называют «дежавю». История повторялась, хоть действующие лица и реквизит расположились немного иначе. Та же дорога, тот же самый автомобиль, только вместо густого тумана снаружи нас окружал теплый летний полумрак. Захар исчез со сцены, а место за рулем и при его преподобии капеллане занял я. И даже форма мне досталась почти такая же – только с погонами поручика. Сам Дельвиг переместился из гостиной двухэтажной дачи на пассажирское сиденье рядом, а уродливая конструкция в багажнике еще не добралась до места, где ее следовало хранить подальше от людей… Если уж не сожгли сразу прямо в доме ее сиятельства графини.

А в остальном – все то же самое. Снова Парголовская мыза, снова нитсшест и снова ничего не понятно… Ну, почти ничего. За последние дни я успел построить немало занятных теорий, но лешие на Крестовском не вписывались ни в одну. То ли Бобринская на деле была не так уж проста, как хотела казаться, то ли…

– Ты смотри, – буркнул Дельвиг, подавшись вперед, – уже повылезали, чтоб их.

Упырь ковылял вдоль дороги нам навстречу. Медленно и неуклюже, как и полагалось низшей нечисти из Прорывов. И все-таки в его движениях проскакивало что-то необычное. Не упрямство, не сосредоточенность – на это примитивное сознание вряд ли вообще способно. И все же цель у зубастого, похоже, была – иначе он наверняка предпочел бы отсидеться в тени деревьев, а не переть навстречу автомобильным фарам.

Значит, нитсшест уже начал работать, приманивая к себе всю нечисть в округе. А может, даже успел открыть еще пару прорех в бытии: наверняка он умел и такое – не случайно же всякая плотоядная дрянь всякий раз появлялась неподалеку в совершенно бессовестных количествах и будто бы ниоткуда… Конечно же, если таинственный колдун со своей шайкой не резали Прорывы вручную.

Упырь явно не собирался делиться секретами хозяина – зато кушать, похоже, хотел: стоило машине приблизиться, как тварь вытянула когтистые лапы и зашагала вдвое быстрее, выбираясь с обочины прямо на дорогу.

– Разрешите, ваше преподобие?.. – поинтересовался я.

– Разрешаю. – Дельвиг махнул рукой. – Только машину не помни.

Я осторожно шевельнул рулем и чуть придавил газ. Машина отозвалась радостным рычанием из-под капота, рванула вперед и ударила упыря хромированным бампером. На стекло брызнула черная жижа, и изломанная туша, крутанувшись в воздухе, отлетела куда-то в сторону. Дельвиг поправил зеркало на двери справа, брезгливо вытер руку платком и указал на поворот к даче, который я едва не пропустил.

И у этого самого поворота нас и ожидала встреча пострашнее и сбитого упыря, и леших на Крестовском – пожалуй, даже всех троих вместе взятых.

– Господь милосердный… – простонал Дельвиг. – А его-то кто сюда позвал?

Вопрос явно был риторическим, но я все-таки не поленился ответить:

– Подозреваю, его сиятельство Виктор Давидович. Если уж сам не изволил явиться.

Вольский даже не стал дожидаться, пока машина полностью остановится, – тут же подлетел и просунул через окно не только голову, но и плечи.

– Доброй ночи, судари! – заголосил он. – Вы и представить не можете, как я ждал! Слава о ваших подвигах опережает даже самый быстрый автомобиль.

– Но вряд ли способна опередить вас. – Я чуть отстранился, чтобы старикашка на радостях не забрызгал меня слюной. – Вижу, вам уже успели сообщить…

– Конечно, конечно же успели! – Вольский сам распахнул дверцу и разве что не вытащил меня из машины. – Как только Виктор Давидович позвонил и сказал, какая у вас добыча… Он ведь здесь, в машине, ведь так?

– А где же ему еще быть? – буркнул Дельвиг, открывая багажник. – Эту гадость следовало немедленно увезти подальше от города. Здесь хотя бы есть солдаты и достаточно оружия, чтобы перебить нечисть и…

– Дайте же взглянуть!

Вольского вряд ли успел забыть, что вслед за нитсшестом здесь могут появиться и зубастые гости, но любопытство, похоже, вытеснило все прочие чувства. Он так спешил полюбоваться уродливой штуковиной в багажника, что без особого стеснения растолкал нас плечами.

– Бога ради, будьте осторожнее, Петр Николаевич! – Дельвиг едва успел поймать уже тянущуюся к нитсшесту руку за локоть. – Неужели вы забыли, чем чревато даже самое крохотное прикосновение?.. И отнеситесь ко всему этому серьезно, или я завтра же потребую у Виктора Давидовича…

– Виноват! Прошу меня простить. – Вольский послушно отступил на шаг. – Может, я и чересчур любознателен – и все же серьезен, как никогда раньше.

– Очень на то надеюсь, – усмехнулся я. – В отличие от древних скандинавских легенд, эта штуковина действительно умеет убивать. Да еще и способом, который вам едва ли понравится.

– Охотно верю. – Вольский поджал губы, нахмурился и закивал, но тут же снова заулыбался во всю ширь. – Впрочем, чего мне бояться? Вы рядом, друг мой, – а уж если кому-то и под силу справиться с колдовством… Мне приходилось слышать, что князь Вяземский обязан своей жизнью именно вам.

– Слухи сильно преувеличены. И даже если так – это уж точно не повод забывать об осторожности.

Я недовольно покосился на Дельвига, но тот лишь развел руками. Мои особые дарования перестали быть секретом довольно давно, и если уж Геловани потребовал, чтобы меня включили в особую комиссию по расследованию, наверняка они с Вольским уже и так знали все… или даже чуть больше.

– Признаться, я до сих пор не могу понять, что сегодня случилось. В прошлый раз эту вашу… штуковину использовали для покушения на князя Юсупова. – Дельвиг осторожно завернул нитсшест в тряпку, захлопнул багажник и зашагал к дому. – Но кому понадобилось избавляться от безобидной старушки?

– Отвратительному типу, Антон Сергеевич, вот кому! – сердито отозвался Вольский. – Признаться, я выхожу из себя от одной мысли, что кто-то может вот так запросто убивать наших сограждан и всякий раз оставаться безнаказанным. Неужели Орден Святого Георгия и весь тайный сыск не в силах поймать одного-единственного чернокнижника?!

– Мы делаем все, что в наших силах… Впрочем, теперь это и ваша работа тоже, Петр Николаевич. – Дельвиг явно был не в восторге от едва прикрытого обвинения. – Так что прошу, воздержитесь от критики – если уж не можете помочь делом.

– Увы, тут я бессилен. – Вольский виновато опустил голову. – Мы все бессильны. В наших руках лишь оружие, но рука, что его направляет, все еще скрыта. Если бы эта крысиная черепушка могла заговорить…

– Хм-м-м… Вы натолкнули меня на весьма интересную мысль, Петр Николаевич: что, если черепушка действительно заговорит? – Дельвиг прищурился и посмотрел на меня сквозь стекла очков. – Помнишь, ты упоминал, что, мог бы попытаться отыскать нашего злоумышленника с помощью нитсшеста.

– Это правда?! – Вольский схватил меня под локоть. – Вы действительно можете?

Я мог. Точнее, знал примерно с дюжину ритуалов, которые с разной степенью вероятности помогли бы раздобыть хоть что-то. На самые сложные моих нынешних силенок пока не хватало, но кое-что не требовало ни особых затрат, ни полусотни ингредиентов, за которыми порой приходилось охотиться чуть ли не годами.

Заклятие-преследователь вроде того «клубка», с которым я искал упыря на Васильевском, вряд ли поможет – слишком маленький радиус, да и сам нитсшест нельзя в полной мере считать собственностью создателя. А вот поиск по карте…

Да, это определенно должно сработать. Хоть и с поправкой на откровенно никакущую точность – плюс-минус километр. И хорошо, если в переносном смысле, а не в прямом. Дельвиг наверняка раздобудет мне карту с хорошим масштабом, но заговоренный указатель может запросто промахнуться чуть ли не на целый квартал.

Или ткнуть ровнехонько во дворец Вяземских – и тогда мне придется сообщить Дельвигу… скажем так, кое-какие подробности о моем достоверном источнике. Не то чтобы я собирался утаивать его, но все-таки не отказался бы иметь хотя бы еще немного времени до того, как Геловани бросит старого князя в жернова мельницы имперского правосудия.

Впрочем, какая разница? Днем раньше, днем позже… Да и вряд ли Вяземский единственный, кого наш загадочный колдун успел обучить своим премудростям.

– Я могу попробовать, Петр Николаевич. – Я деликатно, но уверенно освободился от хватки, открыл дверь и чуть отступил, пропуская своих спутников вперед. – Но обещать, к сожалению…

– Просим, просим, Владимир! – Вольский радостно заулыбался и ускорил шаг, врываясь в гостиную. – Вы даже представить себе не можете, как мне не терпится увидеть ваши фокусы!

Дельвиг поморщился – похоже, его тоже зацепило последнее слово. Вряд ли он успел в полной мере научиться уважению, которого требует магия, зато уже не раз наблюдал и даже становился участником неприятных событий, с нею связанных.

– Мне понадобится карта Петербурга, мел или карандаш, шнурок и кристалл… что-то вроде куска стекла. – Я на мгновение задумался. – Впрочем, металл тоже подойдет.

– И все?

В голосе Вольского прорезались нотки разочарования. Он явно ожидал чего-то… этакого. Если не жертвоприношений и распевов на полтора часа, то хотя бы птичьей крови или золы с пепелища дома должника. Или цветка папоротника, который, как известно, распускается только в ночь на Ивана Купалу.

Ох уж эти легенды…

– Как говорили древние философы – sapienti sat, Петр Николаевич. – Я пожал плечами. – Мудрому достаточно. Или вам непременно хочется увидеть балаган с гулянием посолонь вокруг всей Парголовской мызы?

– Нет, конечно же нет! У меня и в мыслях не было требовать от вас каких-то там… представлений, – обиженно отозвался Вольский. – Мы же все здесь разумные люди.

– В таком случае, я бы попросил разумных людей помочь мне отыскать карту. – Дельвиг улыбнулся и шагнул к лестнице, ведущей на второй этаж. – Уверен, в кабинете у Георга Егоровича должна быть… Что нам еще нужно? Карандаш?

– Шнурок, стекло или металл, – напомнил я. – Что-нибудь мелкое из серебра, золота или латуни. Только не железо.

– Металл… Бронза! – Вольский схватил себя за лацканы пиджака. – Мои пуговицы сделаны из бронзы. Если вам будет угодно…

– Не стоит портить одежду, Петр Николаевич. – Я нащупал в кармане и достал патрон от браунинга. – Вот – латунь и свинец. А немного пороха ничуть не помешает.

Глава 10

Абсолютно ничего сложного. Знакомая структура, знакомый инструментарий, простенький алгоритм. Действия, отточенные тысячами повторений и сотнями лет практики. Примитивнейший сам по себе ритуал поиска, с которым справился бы любой ученик волхва или начинающая ведьмочка – конечно, если ее взяли в профессию не только за смазливую мордашку и длинные ноги. А уж для колдуна моего класса и опыта, даже запертого в теле местного гимна… то есть уже его благородия поручика Георгиевского полка – и вовсе ерунда. Разминочное упражнение. При желании я смог бы проделать все это с закрытыми глазами и одной рукой. А уж имея сразу двух каких-никаких помощников – пожалуй, и вовсе без рук.

Абсолютно ничего сложного. Но я почему-то все равно нервничал, как абитуриент на первом вступительном экзамене. То есть – даже больше, чем когда прописывал в бытие алгоритм, способный при малейшей ошибке размазать меня по эфиру. Силы возвращались куда быстрее, чем я рассчитывал, и в них я почти не сомневался, но юное тело Володи Волкова все равно слегка потряхивало. То ли от нетерпения, то ли от самого обычного мандража, будто парню почему-то было очень важно произвести впечатление на товарищей.

И когда я успел стать таким тщеславным?

– Удивительно… Правда, Антон Сергеевич? – шепнул Вольский, повернувшись к Дельвигу. – Конечно, мне приходилось читать о подобном, но даже подумать не мог, что когда-нибудь увижу собственными глазами!

– Спокойнее, Петр Николаевич. В вашем возрасте вредно так нервничать.

Его преподобие, похоже, уже успел утомиться от почти детской радости, которую Вольский испытывал от всего, что было связано с колдовством и ритуалами. И делал все, чтобы сократить пребывание в кабинете до возможного минимума: сначала удрал проверять караул вокруг дома и пост на дороге, потом лично проверил все комнаты на предмет затаившейся нечисти. Чуть ли не четверть часа искал мел, хоть я и сказал, что карандаш тоже сойдет.

И, что характерно, нашел.

Небольшой огрызок, невесть откуда взявшийся среди вещей хозяина дачи. Всего с четверть пальца и к тому же основательно отсыревший, но чертить им на столе оказалось заметно проще, чем карандашом. Да и выглядело все это куда эффектнее, чем едва заметные черные письмена. Не то чтобы материал так уж влиял на функционирование схемы и алгоритма, но публика определенно желала не только результата, но и шоу. Дельвиг наблюдал за приготовлениями со стороны, сложив на груди руки и подпирая спиной стену кабинета, зато Вольский все это время скакал вокруг и разве что не засовывал голову мне под локоть. А когда я обвел кругом аккуратно уложенный рядом с картой нитсшест и принялся за символы, с оханьем выхватил из-за пазухи здоровенный блокнот и начал копировать все подряд. Старательно и точно, но совершенно бездумно.