Читать онлайн Непотопляемая бесплатно

Моей оболевшей посвящается

УСТАВ НЕПОТОПЛЯЕМОЙ

Статья 1. Три великих благодетели

Счастье, Труд и Вера – три великие благодетели Непотопляемой. Пред ликом этих столпов нашей беспримерной цивилизации меркнут все лживые и человеконенавистнические ценности забортовых врагов, как то: жизнь и свобода, гражданство и право выбора. Ибо в иловых скрижалях Бога нашего сказано, что одними только Счастьем, Трудом и Верой выковывается верная дорога к Вечному.

Статья 2. Что есть Счастье

Счастье – есть первое великое благо, которое вы, небом заклеймённые, можете даровать нашим непогрешимым Апостолам, Адептам и Посланникам – провозвестникам воли божьей, – а также тем забортовым республикам, что тоже почитают иловое божество Непотопляемой: ваше счастье в их счастье. Что им нужно для счастья? Благородный огонь – чтобы его мощью отвоёвывать милостивому нашему государству право на существование; волшебные порошки – чтобы поддерживать силы в нелёгкой борьбе за место под солнцем; еда, в особенности морская продукция, – для всё того же подкрепления духа в противостоянии мировому злу; отдельные органы самых здоровых и крепких животных, взращённых в пределах священной нашей Непотопляемой, – чтобы, на случай серьёзного ранения, иметь возможность восполнить утраченные в бою жизненные ресурсы; верноподданных – и мужчин, и женщин, – чтобы, содействуя бравым нашим заступникам, поддерживали их в нелёгком сражении; и много чего ещё, что вы, Богом отмеченные наши граждане, обязаны производить своим Трудом.

Статья 3. Что есть Труд

Труд – есть второе великое благо, которым вы, бренные, железно обязаны проводить в жизнь первое, которое суть Счастье. Если лица ваши серы, вытянуты и покрыты морщинами, если рёбра отчётливо проступают сквозь пергамент кожи, если члены ваши без сил, ноги валятся к полу, но кулаки продолжают сжимать инструмент по отлаженному в мозгу порядку – вы на верном пути: вы трудитесь во имя наших вседержителей, которые из последних сил сохраняют оборону на терриконах всестрадальной Непотопляемой. Пока вы работаете – Апостолы, Адепты, Посланники и наши забортовые друзья гордятся вами. А ежели вдруг в вас возымело верх искушение усомниться в денном и нощном Труде, на помощь вам придёт Вера.

Статья 4. Что есть Вера

Вера – есть третье великое и живительное благо для граждан нашего государства. Вера – это когда Апостолы, Адепты или Посланники ниспошлют на ваши светлые головы с радио- или теле-, что после завтра наступает вчера, а за ним – сегодня, вы примете это за непогрешимую истину. Вера – это когда не усомнитесь, что песок есть пища, а пища – песок; что человек – это животное, а животное – человек. Вера – это когда возможно целое существо ваше внутренне сотрясается и неистовствует, но вы принимаете, принимаете, принимаете за правду всё, что вам предложат первопрестольные управители Непотопляемой.

Статья 5. О цели

В единстве трёх великих благодетелей – Счастья, Труда и Веры – сплетение великой нашей цели. Цель – жизнь и процветание государства. Ваша жизнь заключена в жизни августейшей страны нашей: вы живы настолько, насколько жива Непотопляемая; вы живы так, как жива Непотопляемая; вы живы до того, покуда жива Непотопляемая. Ибо со смертью златокудрого государства нашего кончается и жизнь цивилизации. Господь в иловых скрижалях своих завещал нашим тёмным головам от зари до зари, от пят до макушки, от мысли до мысли принадлежать Непотопляемой и употреблять все силы для её процветания и величия на зависть проклятому забортовому миру, где всюду насаждены дьявольствующие зло и неверие.

Статья 6. О праве на правду

По высочайшему божьему соизволению являясь гражданами благословенного государства нашего, каждый имеет право знать правду. С этой целью Апостолы, Адепты и Посланники прилагают почти смертельные усилия, чтобы ежедневно доносить вам всё, что происходит в границах Непотопляемой, а также за её пределами, где неумолимо ведётся неравный бой наших забортовых друзей с охочей до человеческих душ геенной. Для донесения правды мира каждый уличный, внутренний рупор или экран, каждый угол Библиотеки – в вашем распоряжении.

Со своей стороны, ваш долг – также сообщать государству обо всём, что станет известно вам по долгу ли воспитания, работы или же просто обыкновенной жизни; обо всём, что может навредить нашей Непотопляемой или, напротив, содействовать её укреплению и процветанию. Стучитесь во все двери: доносите, обращайтесь наличностью в Дома Правды, подходите к Ангелам – вопите во всё горло. Не сомневайтесь, виновный будет найден и справедливо наказан, а вас ждёт щедрое вознаграждение, ибо правда есть палка о двух концах – воздаяния и поощрения.

Статья 7. О силе

Сила – оплот нашей государственности. Иловые скрижали древнего божества завещали нам быть сильными, дабы сохранить светоносную Непотопляемую нашу. А потому – крепитесь, вооружайтесь, ожесточайтесь перед пастью кровожадного забортового врага. Но пред ликом государства нашего, напротив, беспримерно смягчайтесь, клонитесь, падайте. Ибо только Непотопляемая воистину защитит вас и сплотит в общей ненависти к забортовому злу, исповедующему треклятые права жизни и свободы, гражданства и выбора. Они – враг, мы – благо.

Статья 8. О жертве

Насколько велики три благодетели Непотопляемой – Счастье, Труд и Вера, настолько велика и сакральна жертва во спасение государства нашего. Когда нерушимая Непотопляемая рискует оказаться в опасности, душа ваша должна проявить высочайшее единство с милостивым государством и не просто приготовиться, но с улыбкой на лице ожидать любой жертвы, которая страна от неё потребует: руку – руку; совесть – совесть; сердце – сердце; знакомого – знакомого; тебя всего – тебя всего.

И, расставаясь с жизнью своей, храни в сердце заповеди иловых скрижалей Бога нашего и всё величие прославленной Непотопляемой. Тогда и будешь верен.

Статья 9. Об упражнениях в нравственности

Свободное время – время, не занятое трудом, должно истрачиваться на думы о величии Непотопляемой. Когда вы едите или отправляете нужду, находитесь в Пищеблоке или на продыхе в междусменок – старайтесь измерить умом всё благородство непобедимого государства нашего; измышляйте козни против забортовых врагов – в мыслях своих душите им глотки, вскрывайте черепа богопротивным чудовищам, не щадя замазывайте их кровью. Пусть эти великие мысли циркулируют по вашему рассудку, радуя илового Господа нашего, Апостолов, Адептов и Посланников, на зависть запредельной Сцилле. А ежели думы ваши иссякают, выдыхаются – посетите Библиотеку, сходите в Дом Правды, обратитесь к Ангелам, и ваши горизонты сознания окажутся немедленно раздвинуты.

Статья 10. О мелочах

Жизнь и здоровье – мусор, придуманный забортовыми отродьями для того, чтобы манипулировать умами честных людей; жизнь и здоровье единственно потребны для того, чтобы приносить на алтарь Непотопляемой вторую великую благодетель – Труд, и ещё дабы иметь силы славить величие государства нашего.

Досуг следует проводить исключительно с целью восполнения сил на благо Труда и увеличения знания об истории величия безмерной страны нашей. Попустительство временем – страшный грех, преследуемый по справедливому закону.

Знакомства с себе подобными заводить следует с особой осторожностью и только по острой нужде, ибо и среди граждан наших немало врагов и шпионов, работающих на своих забортовых хозяев: «Тереды проедают изнутри», – сказано в иловых скрижалях Бога нашего. В случае обнаружения таковых – быстро произнести про себя вытверженную в уме шестую статью Устава и ещё быстрее донести в Дом Правды.

То, что вы внутренне чувствуете и хотите излить наружу, следует выражать чрезвычайно сдержанно, ибо Непотопляемая перво-наперво приветствует безропотность и покорность. Тоска, слеза, печаль и тому подобное должны выражаться по особому поводу, например, по случаю государственного траура; смех и радость до́лжно употреблять во всех остальных случаях, когда государство возымело успех; гнев и злоба же приветствуются всегда, когда своим остриём направлены прямо к сердцу забортовой демонической желчи.

Утешьтесь: во всём вас будут сопровождать неусыпные Посланники-вещатели. А если вдруг сердце ваше заплутало во тьме растерянности – навестите Дом Правды, его добрые двери всегда открыты.

И одной жизни огромно.

И одна жизнь безмерна.

За далью лжи всегда таится истина.

Ноль шесть пять крючок…

Ноль шесть пять крючок…

I.

В душном воздухе оружейной фабрики Сектора № 2 вились частички пыли. Сверху и снизу, на отдалении и прямо перед ухом слышались натужные вздохи рабочих, занятых производством пехотного вооружения седьмой час без перерыва. Чартер под погрузку благородного огня ожидал отправки через три недели. Конвейеры, тянувшиеся зигзагообразной змеёй во всю высь завода и на перепутьях уходившие в тяжёлые железные коробы с датчиками, методично подвигали по своим чёрным прорезиненным телам отлитые детали на пути к универсальному языку человечества – языку патронов. Хотя фабрика была огромна, едва ли находился клочок участка, где не виднелось бы сухих мозолистых пар рук, занятых производством деталей.

Ральф, он же № 00066957-ой (окрещён так при рождении Номенклатурной и одним из первых обрётший почётную красную окантовку), работал на своём привычном за двенадцать лет месте, перепроверяя запчасти карабина на предмет возможного дефекта. Пусть дело и требовало от него скорее тонкости пальцев и их меньшей мозолистости, он не утратил, хотя бы чисто зрительно, художественного свидетельства своего прошлого ремесла – крупных, но тем не менее аккуратных мускул, органично ложившихся на его серьёзное маскулинное лицо, обрамлённое суровой щетиной, державшей свой путь от висков и по контуру нижней челюсти, соединяясь у крупного подбородка. Работа в его руках спорилась – ритмично, если не сказать машинно: иное в возрасте Ральфа было просто невозможно в пределах того места, где ему было суждено появиться на свет. Справа и слева от него тоже стояли рабочие и занимались, в сущности, тем же – перебором изготовленных запчастей для длинноствольного оружия. Их, вероятно, можно было бы даже назвать напарниками Ральфа, только вот если кто-то из них найдёт упущенный им дефект, то он был обязан сообщить об этом в Дом Правды, и тогда бы тридцативосьмилетнего старика ждало «справедливое наказание» – последнее в его чугунной жизни. Равные по статусу цензоры по бокам, цензоры с внушающей страх и трепет эмблемой на снайперских вышках, строжайший цензор – в твоей собственной голове, и только попробуй загубить производство.

Тщательно проверив очередной литой корпус, Ральф на секунду поднял голову и отёр со лба несколько градин пота. Рука его взмокла, а перед глазами закружился нестройный вальс из пыли, но мозолистые пятерни тут же вернула на место лужица яркого света, возникшая на его островке конвейера и уходившая почти в перпендикуляр кверху прозрачным испаряющимся столбиком. «Ангел», – взволнованно подумал Ральф, мигом приставил руки к верстаку наизготовку, и вскоре к натруженным венозным пальцам приплыла новая оружейная препона. Белая лужица исчезла.

– Подавай по новой! – вскричал кто-то внизу.

– Погоди, ещё плавим! – ответил бас, который тут же растащила акустическая величина цеха.

До смены оставалось немногим меньше часа, после которого дюжине рабочих, в числе которых находился и Ральф, позволялось отойти на короткий перекур, чтобы впустить в чёрные лёгкие смрад «оживляющего» табака. Радовало одно – их не на органы. Суровый 00066957-ой медно вздохнул и продолжил работу; в его выразительных чёрных глазах горел призрак огня – глубоко внизу фабрики стояли три огромных цистерны с расплавленным железом, похожим не то на золото, не то на чьи-то испражнения. Повсеместные отдышки, которые непосвящённое ухо приняло бы за собачьи или даже за лошадиные, продолжали нарастать – верный признак приближавшейся пересменки. Металл внизу отливался, податливые руки умело клали остуженные запчасти к началу конвейерных полотен, другие руки, повыше, отбирали и проверяли их, затем – ещё выше – собирали, и так к самой верхушке фабрики, где уже готовые модели проходили финальную техническую отладку и запечатывались в брикеты из фанеры с надменно-дружественными маркировками; сегодня это были «Пахан» и «Крокодилова пасть». Повсюду мелькали уголки лунного света и заставляли съёживаться даже самые загрубелые сердца.

В один момент, как по команде, все четыре стены завода зажглись светом, и сквозь гарь, пыль и удушье воздуха показалась голова глубоководного спрута с большим желеобразным лбом, отмеченным знаменитым пацификом – всепризнанным символом мира; тот был так прочно всажен в глабеллу надбровного хребта, что напоминал собой роковую штанцмарку. Снизу, из-под расползающихся глаз чудовища вились бесчисленные щупальца, переплетаясь друг с другом на манер разлохмаченной бороды. Этот спрут был знаком Непотопляемой. На фабрике ли или в детском лагере, в Лазарете или в Профилактории – в каждом учреждении он был нанесён на все стены, так что ни один рабочий не мог избавиться от взора божества благословенного государства.

Рабочие – все как один – вытянулись по струнке и ждали команды. Со своих постов по крутым железным лестницам и решетчатым переходам потянулись Ангелы с оружием и электрошокерами наперевес. В такт подвигающимся рукам, похожим на шатуны колёс локомотива, замелькали нашивки с рисунком илового божества, но как будто бы другим: щупальца примыкали к нечто иному, беловатому, напоминавшему осколок мела.

– Прибрать места! – проорал громадный рупор где-то над головой, и рабочие принялись исполнять.

Ральф взял кусок старой материи из мешковины, отмеченной несколькими, давно засохшими масляными пятнами, и начал выдраивать своё рабочее место. Его напарники кропотливо делали то же самое. На эти минуты уборки для всех тружеников, измотанных и давно выпуганных, божественный вседержительный спрут сосредоточивался на их трудодневном клочке завода.

Неожиданно под ногами раздался короткий лязг металла.

– Эй, ты чего? – послышалось шёпотом. – Вставай…

– О-ох… О-ох-ох-о-о-о-ох!

– Тише ты, сейчас уж перекур будет.

– Всё, не могу больше…

Словно инородный раствор в чистой воде, словно множащиеся бесконечностью небесные молнии, по фабрике расползлось тихое шуршание. По жалким отрезкам и урывкам, добравшимся до слуха Ральфа, который сам едва не валился с ног, он сообразил, что какой-то работник с четвёртого яруса, перетрудившись, упал.

– Вставай, вставай же… – умолял интимно голос внизу.

Этажом ниже, на холодной решетчатой платформе навзничь лежал седой человек в серой спецовке. Это был редчайший долгожитель – механик производства пятидесяти четырёх лет. Над ним склонился мужчина, много младше, но тоже уже седой и весь в морщинах. Он-то и умолял старика подняться. Соседние заводчане не замедлили вовремя отшатнуться от них, всем видом доказывая Ангелам свою непричастность к этому токсичному тандему. На последний вскоре легла гладь мягкого, из-за лучшей освещённости фабрики (головы спрутов со стен), света. Судьба несчастных была выбита железными буквами на гангрене морёных небес; оставалось только гадать, насколько щадящим росчерком…

– Подняться! Подняться! – донеслось сверху собачьим лаем.

Поддерживаемый напарником (теперь уж без обиняков!), ценой сверхъестественных усилий пережилой механик поднялся на ноги; из глаз его тянулись две тонких струйки влажной соли.

Шёпоты стихли.

Молчало.

– Фитью! – свистнула винтовка со снайперской башни.

Потревожив безмолвие цеха стаккатистым всхрипом, страдалец рухнул снова, так, что пол под его горбатой спиной прозвенел с большей силой. Рухнул. На сей раз окончательно. Пока силуэт с вышки брезгливо отирал ружьё, из пробитой головы убитого вытекала густая бурая кровь и, не успевая сбиваться даже в малые лужицы, капала сквозь шестигранные дыры фасеточной площадки на нижние ярусы. Руки второго работника, который по пояс оказался забрызган кровью, зашлись в частой тряске, и ему оставалось лишь безропотно стоять у трупа да конвейерного верстака в ожидании скорейшего разрешения своей будущности, ещё покрытой лёгким туманом надежды, а, в сущности, конечно, коррозией бреда помилования… Вскоре к нему подоспели два крупных свиноподобных человека в жёлтых фартуках, долгих широких чёрных перчатках и уродливых респираторах, напоминавших своим видом развороченные радиацией поросячьи пятаки; в бритых их головах отражался назойливый свет эмблем Непотопляемой. Это и были сошедшие с изрешеченных небес Ангелы.

Однако вскоре инцидент, который кому-то и мог бы показаться ужасным, но для фабрики, да и, в сущности, всей Непотопляемой бывший совершенно обычным, растворился в сигаретном дыму «пятнадцатиминутного» перерыва (пять минут, хоть и засчитывались начальством в общее время перекура, употреблялись на приведение рабочих мест в порядок). И только отдельные, самые закатанные энтузиасты отваживались обсуждать судьбу второго несчастного:

– Да в Дом Правды отправят и наставят на путь истинный, – уверял один, тонкий, как спичка, заводчанин.

– Какое там, в Профилакторий, не меньше. Как бы и оттуда живым вышел, – безразлично предлагал второй.

– Живы-ым…

– Я когда уходил, того бедолагу Ангелы в сторону уводили, за ворота. Услыхал только: «Славь и тверди».

– Как во День Правды…

– Верно восьмую статью вспоминать заставили.

– Наверное.

– Ну, да не без первой.

– А как же…

Обессиленный Ральф привычным ходом тянул свой табак в одиночестве и думал. Невдалеке от него сгрудились трое других рабочих из комплектовочного цеха и тоже молчаливо курили. Тощие струйки сигаретного дыма вились укрощёнными змейками вверх, к тяжёлому свинцово-розовому небу с редкими, замешанными на зыбкой рябоватой киновари облачками, и терялись в гряде копотного дыма, что своими тяжёлыми удушливыми грудинами вываливал из высоких раструбов-горловин заводов, коими был уставлен весь Сектор № 2, впрочем как и все остальные Сектора блаженной Непотопляемой. На горизонте виднелись громадные разноцветные горы, собранные из смеси песка и мусора, – уникальные, по заверению теле- и радиовещателей, курорты страны, куда отправлялись самые отменные ударники производства. Солнце куда-то запропастилось. Очередной день готовился к смерти.

Мимо, в сторону отвёрнутых дверей завода, покрытых ржавью, прошли несколько косяков Ангелов. Мелкие свиные глазки на откормленных рожах, до носа прикрытых респиратором, россыпью бегали по сторонам, то и дело роняясь на уставшие лица передовиков оружейного производства (сердце, тоже, между прочим, уставшее, ёкало). На полусогнутых руках ожесточённых хранителей спокойствия прыгали причудливые белёсые контуры (остовы рыб?).

Через отрезанные десять минут в унылые урны один за другим звездопадом посыпались выкуренные до запятой мундштуки, и рабочие двинулись обратно – в разверзнутую жадно пасть оружейной фабрики. Когда последний рабочий преодолел линию захода в ангар, за спиной у всех раздалось: «ВЕРНУТЬСЯ К РАБОТЕ!». Ральф, примешанный к общей толпе, поплёлся к своему клочку движущейся резины конвейера. Как только все были расставлены по позициям, спруты на стенах выключились и началось самое суровое испытание – последняя полусмена рабочего дня.

II.

– Эй, Даллан, идёшь с нами в Пищеблок? – шепнул Ранди, долговязый молодой человек в замызганном бледно-синем комбинезоне с рваными лямками, неунывающе вышагивавший в компании слегка приполнённой в боках белокурой девушки и низкорослого юноши-кругляша с шапкой курчавых рыжих волос, тоже одетого в комбинезон (настолько идентичный рандиевскому, что даже пятна повторялись на нём с математической точностью), – или опять тайком к себе? – и отряхнул запылившуюся нашивку на груди с литерами «№ 00096271»; номер оказался обрамлён характерной рамкой красного цвета.

Голодное брюхо молодого человека, только что отпахавшего полноценную смену взрослого, да ещё с переработкой, со всей очевидностью подсказывало ответить: «С вами», однако и в мастерскую было как всегда нужно.

– Да, надо бы подкрепиться, – поразмыслив, ответил Даллан.

Светлое лицо девушки зашлось легкой, едва уловимой мужскому глазу улыбкой, которая вскоре скрылась. Латона матерински поправила прядь золотых волос, прилипших к потному лбу, и посмотрела прищуренными глазами на солнце. Оловянное колесо ослепительно катилось по исчёрканному грифелем небу прямо над головой, навстречу героям.

По жёлтому песку струилась дорожка чуть примятых следов, оставляемая за спинами четверых друзей. Пробил вожделенный час обеда, и все рабочие устремились к широкому ангару с багрово-пепельной крышей и прибитой над дверьми табличкой: «Пищеблок». Шли в основном с так называемых карьеров, где с утра и до самой ночи занимались обработкой выловленной рыбы и где всегда стояло неугомонное зловоние чешуи, потрохов и речного ила; мужчины и женщины трудились там до изнеможения, покрываясь к концу смены по́том с примешанной к нему склизкой тухлятиной. Компания друзей же, исключая Отто, держала путь с фабрики чёрной металлургии.

…Латона была устроена на разборку шлаков и лома, чтобы её рабочий ресурс не истощался слишком быстро, потому как средняя женская единица, как было когда-то установлено опытными функционерами-человекотехнологами Непотопляемой, обычно теряет трудоспособность почти вдвое быстрее самого слабого мужчины; впрочем, и из этой максимы были свои удивительные исключения, и последние без всякой застенчивости приставлялись к самым тяжёлым производствам, неся трудовую вахту бок о бок с работниками мужского пола. По окончании детского лагеря Латону в числе прочих выпускников подвергли тщательным исследованиям. Лазаретский Доктор присвоил ей стандартную трудовую категорию среднего разряда для женщин, невзирая на «незначительные отклонения сердечного ритма единицы № 00097016». Волей случая девушку распределили в одну производственную артель с Далланом и Ранди, так что она оказалась в компании своих друзей, с которыми сблизилась в последний год обучения в лагере. В пределах Непотопляемой это не было особенной редкостью, потому как, во-первых, заводы там были устроены по цехам, где выполнялись разные функции и требовались руки разных умений и навыков, и, во-вторых, управителям всё-таки приходилось на время сближать единиц противоположного пола в целях репродукции и дальнейшего наращивания производственных мощностей; однако подобное счастливое соседство вовсе не бралось за твёрдое правило: повезёт – повезёт, не повезёт – не повезёт. Ненужные же эксцессы и перекосы последствий запланированного соития в виде вероятного обрастания Непотопляемой тяжеленной цепью семейных уз вымывались умелыми речами Посланников, вещавших с бесчисленных теле- и радиостанций, от которых невозможно было спрятаться, укрыться. «Инженеры человеческих душ», как их лихо-заимственно рекомендовали книги кулуарных библиотек страны… Изрядно крупная от природы, Латона начала заметно худеть ещё в первые месяцы труда, когда её двенадцатилетней девочкой в числе остальных детей-одногодок поставили на первую работу – за прядильный станок, в полусмену длиною в три с половиной часа. Маленькие Даллан и Ранди в то время были подряжены к производству, которым Латона занималась сейчас, будучи уже восемнадцатилетней девушкой, – разбирать отходы металлургии (тоже в полусмену, только по «мужской норме»)…

Из дверей карьеров и фабрик высыпа́ли толпы рабочих. В основном это были молодые люди возраста Даллана, Ранди, вихрастого рыжика Отто и Латоны; но среди них попадались и совсем взрослые трудяги, которым по той или иной причине тоже была поставлена сокращённая норма по схеме «смена + полусмена»: слабовастые и, иногда даже, откровенно хилые старатели, по милости божией целиком не избавленные от работы услужливой Расчеловечной, но также и миновавшие зловещий Сектор № 6, кишевший страшными тайнами и легендами. Тропинки переполосанных бинтами следов начинались от входных линий ангаров и кренились в асимптоту на углу громадной кирпичной стены завода волшебного порошка. В центре высоченной прямоугольной гряды сцепленных друг с другом оранжевых зубьев с шедшей промеж них, в местах стыка, цементной пеной находилась большая эмблема спрута, словно из пасти раскинувшего свои присосчатые плети; громадными, заволоченными водной мутью глазами он тяжело взирал на каждого работника, на каждого своего подчинённого, напоминая, кто они и где находятся. В поволоке знойного воздуха, когда голова горела и чуть не плавилась изнутри, в окружении кучек таких же сырых, измученных и одуревших восемнадцатилетних юношей и девушек грезилось, что дюжий моллюск Непотопляемой прямо сейчас противостоит в своей монументальности небесному светилу. Натруженные жилистые ноги плелись по песку квартальных дорог, как вдруг, прямо над ухом, со страшной силой раздалось:

– Граждане Сектора номер пять! Только что наш непогрешимый Адепт сообщил, что мы отстаём по норме выработки благородного огня – нарезного крупнокалиберного оружия и патронов – от рабочих Сектора номер один – на семь с половиной процентов; номер четыре – на девять и одну десятую процента…

«Наш Сектор не специализируется на производстве оружия и патронов…», – подумал про себя Даллан и, подчинившись общему порядку, вынужденно подклонил голову.

– номер восемь – на тринадцать и два процента; номер шесть – на восемнадцать и девять десятых процента; номер два, – голос взял тяжёлую медную ноту, – на целых сорок три процента! Таким образом, по темпам роста по этому показателю мы превосходим только Сектора номер три и семь!

Голос смолк, оставив всех в назидательном молчании.

Но мертвецкая тишина продлилась недолго: вскоре улицу пересекли по меньшей мере семь вороных лошадей и одно ретро-авто с открытым верхом и проржавелыми боковинами. Когда скакуны были приставлены к ближайшему уличному загону, с них спешились Ангелы и лёгким бегом устремились к рабочим, застывшим в неподвижности, точно ледяные статуи. С угла химической фабрики, делившей с каким-то хлипким фанерным домиком всю противоположную улицу, высыпала другая ротка благороднокрылых. На каждый их шаг-полупрыжок приходилось отрывистое бряцанье винтовки, повешенной на грудь ремнём через плечо. Все как один были в привычном облачении – в жёлтых фартуках, чёрных перчатках, доходивших почти до локтя, кованых охотничьих ботинках по колено и, конечно же, респираторах с двумя барабанными коробами и дырчатым бубоном по центру. Раритетная машина проехала вдаль и небрежно припарковалась на конце песчаной улицы, где завод волшебного порошка прекращал своё существование. Дверцы кабриолета распахнулись, выплюнув ещё трёх Ангелов, которые сразу же обступили за спиной громадное тулово в массивном свирепом респираторе и широком белом фартуке, измазанном градиентом из многих оттенков красного; ростом он доходил до двух метров. Три группы милосердных охранителей общественного спокойствия подвигались в сторону замороженной толпы, в которой трепетно, болезненно, едва слышно и с кошмарным испугом заикалось только одно: «Херувим, Херувим, Херувим…».

Звяканью ружей и дубинок завторил загоревшийся на фасаде химической фабрики телеэкран:

– Плохая работа подлежит справедливому наказанию! – вещал большой чёрный человек в сварочных очках, отчего немного походил на разжиревшую муху цеце (только говорящую). Это был один из сотни Посланников-телевещателей Непотопляемой. В его чёрной балаклаве было проделано единственное зримое отверстие – для рта, который то широкой раскрывался, то выдавал скалившиеся пожелтевшие зубы, то смачивал языком алые губы, выступавшие из-за своей толстоты «рыбьим поцелуем».

Ангелы почти вплотную приблизились к юным рабочим и принялись собаками-ищейками обхаживать нестройные ряды колотившихся сердец. Руководство чисткой взял на себя страшный увалень, окрещённый толпой Херувимом. Даллан и его друзья, уже бывшие однажды свидетелями похожего «назидания», сгрудились друг с дружкой, задалившись к стене фабрики. Латона держалась у левого плеча Даллана; ей очень хотелось прижаться к его твёрдой руке.

При свидетельстве тридцатиградусного солнца, и не думавшего в эту страшную минуту покидать пределы Непотопляемой, Ангелы, словно обезумевшие ликторы, беспорядочно выцепляли из толпы несчастных номеров и сваливали их прямо на землю. Хватали всех – юношей и девушек, крепких и прокажённых… Особенно старался Херувим: жестокость его не поддавалась никаким описаниям.

Вскоре по всей улице поднялась пыль. Жертв безудержной децимации запинывали коваными сапогами и отхаживали палками, снабжёнными на концах электрошокерами. Закатились больные стоны, вздохи, оры, к которым с чудовищной реальностью прибавлялись очень резвые, а где-то и совсем крикливо-детские фальцеты. Потрясающую до самой печёнки глоссолалию, расходившуюся по забранным дымом межеулкам, прорезал всё тот же господин Посланник с навесного телеэкрана:

– Плохая работа подлежит справедливому наказанию! Граждане, не воздающие нашему небожительному государству должного Труда, должны быть наказаны! Ангелы действуют в рамках справедливого закона, при верховенстве Устава благородной Непотопляемой…

– Третья статья?! – рычал дебелый Херувим в измазанное грязью лицо чернокожего сварщика с трясущимися руками, оставлявшими на песке мелкие дробные ложбинки. Его били прикладами ружей, кололи «живительным дефибриллятором».

Ранди рассеянно-глуповато улыбался, пока Отто тупил глаза к изнывавшей слезами и кровью земле. В какой-то момент Даллан прикрыл Латону грудью, но ей сделалось ещё страшнее.

– А-а! А-а-о!

– Первая статья устава?! – вопрошал пухлый Ангел с идеально выбритой головой, которая буквально истаивала по́том.

– Отстаём по норме выработки…

– А-а-а! А-а-а-ах!

– Труд есть второе великое благо, которым мы, бренные, железно обязаны проводить в жизнь первое, которое суть Счастье. Если ваши лица серы, вытянуты и покрыты морщинами, если рёбра ваши… А-а-а-а!!!

– Справедливое, справедливое наказание!..

Невдалеке от приятелей одна девушка упала в обморок. Растолкав сбившихся поблизости овец, к ней тут же подбежали два Ангела и, подхватив несчастную за блёклую робу, потащили к проезжей части. На миг тощие свиные глазки одного из них скользнули прямо в душу смелому Даллану, но, завидев на груди двойную красную кайму его номера, тут же отступили. Улица продолжала полниться отчаянными воплями. Совсем ещё недавнее, почти болезненное желание перевести дух и пожевать похлёбку вязкой кашицы с псевдомясными комочками поглотила процессия «гражданского назидания», взамен предложив желудкам сосущее чувство смертельного страха. На обратном конце проулка быком ревел измученный низкий голос. Вероятно, Ангелы решили увеличить вольтаж своих портативных назидателей, поставляемых, по слухам, секретным рейсом из ненавистного забортовья. Вопль страдальца то и дело прерывал голос пиксельного диктора, который преспокойно восседал в экране над перепуганной оравой своих подопечных – «сынов и дочерей Непотопляемой».

– Первая статья Устава?!

– Третья статья Устава?!

Каждый, кого пока не тронула святая рука Ангелов, молитвенно твердил про себя первую с третьей статьи, а заодно и весь Устав целиком. Улица всё ещё протяжно гудела, однако повсеместный вой стал понемногу стихать.

Под последние тычки и стуки прикладами, палками и носками сапог напыщенный фанфарон-телевещатель ловко соскользнул на убаюкивающий лад, настолько контрастный с сиюминутным прошлым, как купель после кровавой бани:

– Трудиться должно всем, Труд – опора государства, благочестивой нашей Непотопляемой… Как одинокий воин, противостоящий вселенскому злу, страна наша однажды отделилась от всеобщих лжи и морока и, поклявшись огнём и мечом прорубать себе путь к божественному спасению, ожесточилась пред ликом геенны порочных жизни и свободы…

– Гражданства и права выбора… – выученно-тягуче доканчивалось из скопа беспорядочных, разбережённых умов.

Арахисовый шёпот нежно-томно сгущался над толпой, которая, захватываясь умелыми речами диктора с приятными мелизмами в виде причмокиваний, всхлипываний, пошмыгиваний и покашливаний, отлаженных не иначе как по секундным стрелкам точнейшего часового механизма, затихала, погружаясь в непроизвольный сон: кто-то незримый пустил всем под язык по снотворной пилюле. Пред колыхавшейся на ногах толпой Ангелы протаскивали по дороге последних неугодных, оставляя на песке широкие следы, будто от саней, прокативших по заснеженной горке в каком-нибудь зимнем лесу… в далёком, несбыточно далёком зимнем лесу… Даллан с Латоной оставались в числе тем немногих, кому, вопреки инженерно сконструированной речи говорящей головы, удавалось сохранить здравость рассудка; бдительный юноша немного сщурил веки, изобразив усталые глаза, тоже готовые провалиться в успокоительный сон. Его хрупкая протеже последовала этой придумке.

За спиной – громадный спрут с ветвистыми тентаклумами и пеленой утопленника на глазах, впереди – уже преобразившийся телевещатель без балаклавы на лице, однако с теми же удлинёнными в окулярах очками; и, между ними, на запылённой улице, уставленной краснокирпичными-фанерными-листовыми заводами, – граждане Непотопляемой, медленно утопавшие в меду «отёч… отеческого наставления».

– А теперь, дорогие граждане нашей заветной ойкумены, – сладко вещал поновлённый Посланник, – давайте все дружным хором произнесём Устав очаровательной Непотопляемой.

Хутта! – свистнул где-то хлыст Херувима, распоров следующему «провинившемуся» поясничную мякоть до прелого мяса; в месте удара обветшалая роба враз зашлась кровавым конденсатом.

– Статья первая, три великих благодетели. Счастье, Труд и Вера, – покорно пела головомасса, – три великие благодетели Непотопляемой. Пред ликом этих столпов нашей беспримерной цивилизации меркнут все лживые и человеконенавистнические ценности забортовых республик, как то: жизнь и свобода, гражданство и право выбора…

Лицо наблюдавшего с экрана вещателя тронулось отеческой улыбкой и, если бы не большие чёрные очки, наверняка обнаружило бы заводи искренных слёз под мышиными глазками.

Под управлением матёрого Херувима, к и без того рделому фартуку которого прибавилась дюжина свежих алых клякс, распухшие и пропотевшие до доспехов Ангелы заканчивали изнасилование. К старой машине, что одиноко стояла на оголовке улицы, волоком волокли два окровавленных тела – какого-то охавшего дистрофика, с рождения соблюдавшего максиму из третьей статьи Устава («…если рёбра отчётливо проступают сквозь пергамент кожи…»), и молодую короткостриженую девушку, избитую до синяков. Дистрофик по всем признакам явно метил в Расчеловечную, а вот судьба девушки повисала в воздухе, хоть и не петлёй ещё, но перевёрнутым вопросительным знаком, стремительно закручивавшимся с конца-волюты.

– …Ибо в иловых скрижалях Бога нашего сказано, что одними только Счастьем, Трудом и Верой выковывается верная дорога к Вечному, – окончив, толпа сухо сглотнула и продолжила, с прежней монотонностью:

– Статья вторая, что есть Счастье. Счастье есть первое великое благо, которое вы, небом заклеймённые, можете даровать нашим непогрешимым Апостолам, Адептам и Посланникам, провозвестникам воли божьей, а также тем забортовым республикам, что тоже почитают…

Отдаляясь от места казни, небрежно разукрашенного фрагментами влажного бурого песка, Херувим вдруг круто развернулся, выхватил из-под пояса небольшой пистолет, откинулся толстым станом на невидимую спинку и, бросив: «Для острастки», пальнул наугад. Пуля пришлась в грудину лежавшему навзничь юноше с совсем ещё детским лицом. Тело дрогнуло, как под коротким замыканием, и воздетые к небу глаза остекленели. А неуклюжая толпа всё продолжала мычать да завывать статьями Устава Непотопляемой. И вот уже перед совсем разулыбавшимся Посланником-патриархом, раскинувшимся довольной харей во весь монитор, отдельные рабочие, которых внутри продолжал терзать могильный холод, тоже стали улыбаться – пока, впрочем, зыбко и неуверенно, но всё твёрже и твёрже укрепляясь в радостной дуге губ по мере проговаривания следующих статей Устава, перенятых, по заверению высоких управителей, с самих иловых скрижалей божьих.

Даллан выводил заветные государственные артикулы сухими губами, иногда только смачивая их чуть влажным кончиком языка. В очередной своей умело придуманной хитрости он несколько походил на чревовещателя: открывай себе рот – всё равно зачарованная толпа запуганных зверей, перекрикивая, перестукивая друг друга в чеканности каждой фразы, каждой буквы, продолжит нести сладкий дурманный хор к ушам Посланника. Юноша был очень наблюдателен, но пока об этом знала (точнее, догадывалась) только Латона. Мембраны Ранди выдалбливали пятую статью Устава о цели Непотопляемой («ваша жизнь заключена в жизни августейшей страны нашей», – плыло над головами); грузное тело бедняги Отто ныло солёным потом, но он тоже старался не отставать от волшебного бубнежа. Даллан хотел посвятить друзей в свои открытия ещё два года назад, когда усиленно трудился в мастерской, оставленной, если верить письму-пластинке, его отцом с матерью, но тогда не всё было до конца понятно, не всё изведано, разузнано. И только в эту, пылающую жаром, кровью и оглушительной неправдой минуту восемнадцатилетний ревнитель истины фатально уверился в необходимости подобного рассказа. A fortiori: он решился.

Когда в полуденном мареве растворились финальные пассажи десятой статьи Устава («…Дом Правды, его добрые двери всегда открыты»), часть Ангелов уже успела запрячь лошадей и ретироваться. Ржавое авто, принаряженное с правого бокового зеркала клаксоном-бутоньеркой, рвануло, оставив по себе пару полосатых контррельефов от протекторов шин да лужу чёрного песка.

Оставшиеся противогазовые законники как ни в чём не бывало прохаживались парами в окрестностях выпачканного в крови Квартала; они пыхтели в респираторы, очевидно делясь чем-то с товарищем по призванию, и только безмятежно и слегка торжествующе обступали своих замученных жертв, втоптанных в придорожную пыль. Вселенское равновесие было восстановлено. По крайней мере, на какое-то время…

Окончательно смягчившийся телевещатель ещё раз одарил подрастающее поколение Непотопляемой щедрой улыбкой и ободрительно произнёс:

– Дражайшие граждане! Апостолы нашей блаженной страны понимают, что вы – неофиты, а потому милосердно прощают вас. Но в деле дальнейшего строительства чудесной Непотопляемой, умножения её величия любое промедление преступно недопустимо. А это значит, что любая ошибка карается по всей строгости справедливого закона. Мыслите шире – применяя некоторую, но чрезвычайно осторожную и многократно вымеренную силу, Ангелы несут процветание нашей стране. Они здесь, чтобы не наказать вас, но помочь, наставить на путь истинный, – тут бархатный голос взял паузу, по-видимому, с тем чтобы оценить благоговейность внимающей толпы. Толпа внимала и благоговела (тому немало способствовало одуряюще жаркое солнце). – Вы уже взрослые – вы работаете целых полторы смены, – в массе тел кто-то тяжело вздохнул. – В недалёком будущем вас ждут две полных смены, а затем, тех, кто окажется самым крепким и нужным – две с половиной. Тогда вы сможете существенно улучшить свои желез… жилищные условия и подумать о счастливой старости. Сейчас же ваша цель – трудиться на благо родины и начинать присматривать себе представителя противоположного пола, дабы не только дать нужное стране потомство, но и создать полноценную ячей… то есть, конечно же, полноценное поколение рабочих единиц. Через два года вы должны родить новых работников и работниц; лучше – работников, но единицы женского пола пригодятся тоже, – здесь, превратившееся, казалось, в самое отечество, лицо тронула лёгкая улыбка. – Это обязательное требование.

После этих слов молодые номера и думать забыли об том урагане смерти, что совсем недавно пронёсся у них перед носом, и только зашлись стыдливыми женскими да искосыми мальчишескими улыбками. И лишь валявшимся в земле было не до смущения… Ну да ладно, вызовут в какой-нибудь перерыв в малый Дом Правды и донесут распоряжение.

– Вернуться к работе! Вернуться к работе! – зарычали громкоговорители по всему околотку. – Вернуться к работе!

И, лишённая обеда, но «образумленная» толпа двинулась к своим рабочим местам под стон дверного скрежета, раздиравшего слух. Экран погас, оставив патрули Ангелов наедине с опустевшим Промышленным Кварталом, который вскоре по новой заквасился бесчисленными барашками серого, чёрного дыма.

***

К середине следующего дня Ранди, Отто и Латона под аккомпанемент звенящих тарелок и гогочущих голов из рупоров поедали свой обед в тесной, битком набитой столовой. Даллан, в очередной раз перевыполнив дневную норму на фабрике, решил сэкономить на желудке и тайной тропкой отправился в поселение, где под бурыми взгорками-наростами вечнохолодного песка пряталась невысокая норка, надёжно прикрытая валуном, – вход в отцовскую мастерскую; там пытливый юноша пользовал всё скопленное время.

III.

Доброе утро и добро пожаловать в новый день на величественной добродушной всеспасительной Непотопляемой! Апостолы и Адепты (смягчая до вазелина каждую согласную) приветствуют вас и заочно жмут вашу горячую трудовую ладонь возлагая большие надежды на переработку запланированной нормы оружия волшебного порошка (сладко хлюпнул губами) металлов тканей одежды обуви сырья пищевой и прочей нужной в быту продукции Потрудитесь на славу необъятной страны нашей на зависть и смерть забортовому диаволу возомнившему жизнь свободу гражданство и выбор непреложными ценностями (противно скривился и сплюнул за рамку экрана) киош киош киош киош глу-глу-глу киош-киош глу и-и-и-ик! шкр кш крш шкряб шкр кш крш шкряб (удесятерённо) здоро́во – здоро́во шкир кшр топ-топ (запела хрипасто грампластинка) здравствуй ткр-р-р-р вы-р-р-р шкр шолб ткон… то-то-то-то-то-то (отскакивающим от нёба «т» и ударяющим в мякоть под нижним рядом зубов) крш шкал тиш тиш тк-тк-тк (уже утысячерённым) А ТЫ ЧЕГО ПЛЕТЁШЬСЯ? ПЯТАЯ СТАТЬЯ УСТАВА?! ве… тё… дееей…ей… ва изнь… викой… ева… ива еаояяя… ею… изь иииаии… иых яях… ёйным ооам… уки о ысьи… еаояяой… иы я оеяя и еиия… кьяоу ааоу иу… о и еейе… тон-тон-тонк шкроб… ХА-ТУ-У-У-У! и-и-я-я-я и-и-и-ии… я-я-я (шипящей унылой пластинкой по всем Промышленным Кварталам) и-и-и… я… к-ш-ш шрок клак-кляп кршш кршш-ш ТИЗЗА! а-а-а-ай!!! ай-ай-ай-ай!!! ПОЛУЧАЙ РАБ! шкив кашл брун кршш кхе-кхе шкрр кршш шшр шкорб скорб… ты-то как поживаешь? кш-ш трн… кшшн кр-кр и-и-и-я… (угасающим нывом иглы по винилу) шрр кшшр… и-и-и-и-и-у-у (ржаво-ржаво) цк-цк-цк цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон… цуг-цва ци-ли-ли-ли-ли-ли-лиль (мелькающе-квадратно) цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон (совсем в вышине)

…

ПРИСТУПИТЬ К РАБОТЕ! (железным догом снаружи) кларс шкорб корш пш-ш пш-шш ш-ш-ш-шшш склор тиссу фар-фар тк тк тк-тк тк тк-тк тк-тк-тк-тк жолб тка-тка-тка-ткактк дз-з-з-з-з-зу (зубным сверлом) тк-ш-ш-ш примай! ткеш-ш-ш зу-зу-зу-зу-зу-зу-зу пытуф-ф-ф пш-ш-ш жолб тк тк тк-тк ти-и-з-з-з-з склор тиссу тзан! кафк! сторк-стор-сторк-сторк ч-ч-ч-щ-щ-щшш (шипящим в масле мясом) тконк клак тка-тка-тка-ткактк пш-ш кх-х-хл-л-л бонд бонд цун-цун-цун-цун-цун-цун жолб халтура! по новой! т-а-а-у-у-у-а-а-у-у-а-у фтркнрр-р клак та! д-з-з-з (селезёночное тремоло) катун катун кхлак-тон! фты крак тз-зау ки-р-кабулдкр кыжал фалд крр-ии-ву-у-у-кжжзж тсс-тсс-тсс (насос) фар-фар тконк тиссу тзан тзан-бздан ургх-х «боже мой больше не» кх-ханг тз-зл могу кир-р-р-рк кишау фрр-ранч зу-зу-зу пытуф-ф-ф гонг станг клонк цон-цон-цон-цон-цон (сверху вниз по поджилкам) ткау ткау бззанк гонцз ПРОДОЛЖАТЬ РАБОТУ! кдар сторк-стор-сторк-сторк ч-ч-ч-щ-щ-щщщ фрра-гр гр-рорх! т-с-с-с тр цвон-цвон-цвон-цвон-цвон блау кт тр тр сторк пш-ш-ш-ш-ш-шшш цун-цун-цун дын бдау РАБОТАТЬ Я СКАЗАЛ! тгу-о-о-о-о-у-у-а-у-о-у-у-у (изгибистой волной в кишках) цгонг ткеш-ш клак клак примай! катун-катун кш-ш-ш-аррк! кшш-ш-шлак брри-у тконк долб ткеш-ш-ш-щ дз-зр-р-р бданг-клаг фтр фтр фткррр! фш-ш-ш-ш-ш-ш ти-и-яу бонг цзанг ромб ромб п-ш-ш-ш-ш-ш халтурит ваша милость ткр-р-ра-а-афф-ф-к-кргнд фт фт фт гонг трр-ан д СЕМЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ ДЕВЯТЬСОТ ф тр-р-р-р ДВЕНАДЦАТЫЙ! кззард фазжзд тконг тконг д-з-з-з-з-з склор тиссу склор тиссу рант тш-ш-ш-ш-ш склор тканг ткенг тиссу я не хотел ф-ф-шонг вздр-л-л-л ткрл-з-з-з цон-цон-цон трру вфрр тганг тш-ш фтрранг фдрыл фд-р-р-р -цон-цон-цон-цон-цон фдрранг дрг дрг ш-ш-ш-ш-ш… (ощередившейся змеёй) фар-фар иу-у-у-у цон кбаал дрранг фкр-трр цкау дрр ктеш фдтдкт-т-т-т-т цон-цон-цон-цон-цон фдгррр кшшал д-р-р-раг фдарг кзанг конш др-рг здрг-г тш-ш-ш-ш-ш тишшшью кабон-кабон-кабон-кабон ткрр ушнкр-р оврлктв ка-а-алг! ка-а-ак ТРЕТЬЯ СТАТЬЯ?! (отшибно-далёко) яааанг дрр-р-рагл кланг фтр-ранг фх-з-з-з-анг ДЕВЯТАЯ СТАТЬЯ УСТАВА!!! тк дранг фалд кранк цк-цк-цк бдр-р-р-р-р-р! о-о-о банг ромб кр-р-раг-г-г! смерш фдгр-р-р-р катонг-катонг! ди-и-и-з-з-зу-у-у а КЛАК! кхг шквар-рг фкр-р-р кабункл! ТР-Р-Р-Р-РРОНГ! (мутант-валторной) китанг клак клак клак клак цгонг ф трру дзд-а-ангр цон-цон-цон ктрагр «боже» трра-нг-л бонг бондл бзданг «правый сейчас» дзданг фт-фт-фт-фт аргх кставр ткеш-ш-ш-ш угрх с-с-с-с склор тиссу «окочурюсь» бзон бзон бзон з-з-з-з-з о-о-о-он з-з-з фдарг кыжал аррк-ф-ф-ф ох фкрррг-рг фтанг-фтанг-фтанг-фтанг крро-лгкр фтр-р-гр ах ах тр-р-р-р дз-з-зау карг диз-з-зль! анррррр-рх! бданг фт-шт-фт-фт уз-зрх! «с ног валюсь» шт фкр-р-р д-з-з-з кф-кф-кф-кф-кф-кф ТОЛЬКО ЧТО НАШИ (подбрюшный лязг отовсюду и во всё) фргруррргх-х-зл-з-з-з фтонк кз-зил бдонг фгр-р-рагл! ДОБЛЕСТНО кабонг! крак! ОТРАЗИ «до» дтр-р «табачку бы» урингхл фтр-фтр склор тиссу склор фтр-р-р пш-ш-ш-ш тиссу ТАКУ ВРА фтра-а-нг кх-л-л-л лдгрр едр-кх-кх сиф-ф-ф-ф лкр фтопрнг! ВО СЛА катанг! катанг! фгонг! пш-ш-ш-ш-ш ПОТОП пр фш Я цонг! ЕМОЙ кш-ш-ш-ш шконг! фтиш-ш-ш-шь «ру ез» р-р-р кадонкл «та» фр-р-язз-г! «бачку» фз-ззаз-л кшшал цгонг бзданг кр-Р-РАНГГР! гильзу на перекат! скр-р-р-р краг-краг! фз-з-занг! кхш-ш-ш-ш тконг тконг тконг тконг фыш-ш-ша-а-ал тло тло вдрранг «нет скоро» кенг навт кххалт вконг вс-с-орг фы-з-з-зл вздор катунг-катонг канут-катонг ФРРАНГЛ кх цз-з-зау кист крртгрф кист склор тиссу тсс-тсс-тсс г-а-а-А-А-А-Н-Г-Л (викингом завидевшим келью монаха) с-с-с ффлиу фтр-р бзон бзон кфш-ш «помру» фз-з-з-ы-з-зии-и-у кх карг врронгг ткенг мзз-здау ц таконг таконг таконг брр-р фзз таконг! подавай по новой кх-х-х гонг! трру жж-олб грронгрфалд ктонг ффтррор ког р-р фтон хтонь кр-раг ш-ш-ш-шшшщщшу «бог ты мой» кхонг цз-з-з с-с-сс фтрр гронг кх-хау вфрр брун кххилг склор карру-карру тиссу ф-ф-ф-ф «сил» ди-и-фь-фь-фь-ф-ф-фь шклорг! мвок карунг «Ангел» фкл-л-р каррг кис-сау ткещ рут рунг кавтонг карбонгл стввф-ф конг! конг! фалд! тилл! гонг! что там? ти-з-з-ау «ольше не» ФАТАНГ! бонг-цонг-цонг-цонг-цонг кр-р-раг! «ну нет же нет» фш-ш-ш-ш фф цокл тло тло фазжзд кшшал тка-тка ф-ф трр-ан «ну милая моя» з-з-з-и-и-и-и-и-И-И-И-И-И-У «давай же» цон-цон-цон-цон-цон (сердце = боксёрская груша «цон» = удар в грушу) РАБОТАТЬ! РАБОТАТЬ! РАБОТАТЬ! врронгл! карбунг! ш каронгл! тзау-тзау фтонг фтонг фтонг под ш-ш тсс фатанг! фатанг! врррл у-ургхс-с гх-ха «Ангелы Ангелы» хторрг «вот бедняга» тзз-и-и-у-у-у дрронг фтт-р-р-р ткал врранг тзанг до-до-до-до фф склор тиссу склор тиссу ТЫ! ПОЧЕМУ НЕ ВИДНО НОМЕР?! ткрррау ТАЗОНГ!-гх-х-о-о «иловый ты боже цифра» цкрраг фадр-рг тасау! ж-ж-Ж-Ж-Ж-И-И-И-и-и-у «мазуте» др-рау ф-ф-ф ш-ш-ш б-о-он ш-ш др фтр тр-р-р фрнтс-с БЫСТРЕЙ! ИЛИ СКОРО ТВОЙ НОМЕР ПОНАДОБИТСЯ ОДНОЙ РАСЧЕЛОВЕЧНОЙ! «быстрей! быстрей!» киш-ш-шуу вгранг «быстрей!» д-и-з-з-з-у шш трг бд каланг тиш-шу-у-у «быстрей» таранг! цконг фр-ранг тсс-тсс склор сс дазау дгр-р-Р-Р тиссу «ему крышка» вдгр-рл ф-ф-ф др-р-р-р-р У-И-И-И-У (винторезкой-плакальщицей) «хоть не меня» «Ангелы» иловобожий свет с небес ситовидных настилов вр-р-у цконг-цконг «вот бедолага» «поделом» дрр фшш-ш «пёс де» и-ияу и-яу ца шщанг склор тиссу «агуби и на сех» вар-ранг кавтонг уж-ж цкдр-р-бдр-бд «загубит» РАБОТАТЬ! кдр-р! дгрхх-ханг! вдр-р-онг кх-х шш щщщ станк клонг станк клонг во́рот ре др-р ень зажева шш делал что мо утарг! фф-ф ткр-р-р-р крраг ах а-а-ах! ТИНУ! (громыхающе в пролёт) фр-ранг ткр! ткр! «да это же наш» «несчастный» «поделом дури» т-ф-ф-ф-ф-ф-ф-ф-ф тиззау фалг крран тгонг шкив кррш и-и-и-и-и-у-у (изнывающе-изгнивающе) цвон-цвон-цвон-цвон-цун-цун ткрранг дз-зау тинг кр-р-ргх тконг «ненавижу ненави» тр-р дау! кххарг ы-ыу кх… гх… ТРЕТЬЯ?! ПЯТАЯ тр-р-рг ш-ш-ш АВА?! тар-рнг! кш-ш-ш твор-рг кесрг кафк ар-рх гх… дз-зари твари др-р уф-ф-ф-ЗЗОЗЛ! О СЛА НЕПОТОПЛЯ! р-р-р-рр кар-Р-рд бздан кр-раг тс-с ЗАБОРТО тиш-ш-ш тш-ау дз-занг цкор кррхар ургх… ИТРОН фф фф-ш «держаться» бф-ф дж-ж! ПЕНУ! уд… аго… асье… но… вседерзи… страдаль… епотопляе… а-агрх! де вера в-в-онгл ш-ш-ш-ш крриг-з-с-с ТИНГ! «нет забьют» ЧТО? кф-ф-ф р-р-р-р-у-у-у-у «боже ещё» квр-ргл ш «дин» тасонгл! тасонгл! фс-с-с-с мр-р-р др-рау шдр-р тр-р ф-ф-ф-ф склор склор дете… жи… агустей… непотоп… а-а-ггх-х-х ЗАТКНИСЬ! кха… у-у-у-ие-а… «крышка» ДЗ-З-З-З-з-и-и-у РЕМЕНЬ С КОЛЕСА СПУСТИЛ цоцг с-с-с-с ж-жиз-зл кргш пдтш тш ф-ф-ф тиссу Р-РФ трргбфф ткррон кх-х-х цк цк крх-и-и-и-и мать твою фдр-р шклор цзр-р крх-и-и-и-и-и-и-и-и-и (подавшейся недотрогой) дгр-раг цконр! кр-риу ш-ш-ш-шшш… гхо… кы-ы-ы (вздёрнуто к потоло́чью) р-р-р-р ндр фздр-кдыр-цонг! НУ?! ткрф-ф-ф-ф кр-р-р кдр ффлиу «когда же когда» фр-р-р цонг цонг цонг цонг наверх! жи настоль… ы-ы-ы… гх… гх-х… а… (пищеблочной похлёбкой так не давятся) ф-ф грхктр фтр-р з-за-з-зл кр-р цванг цванг ох… кбаал дрранг госуда… д-д р ррр! кон… ил… вконг р-р дззау трртрф фалд рр-ру дгррл ил… г-кх! ил… «скрижалях своих завещал нашим» фрр-р-риу дзанг гдр-р дзанр в иллюминаторах ангеловых глаз изобразилась пыточная ф црнгрвг цзо-цз-з «до мысли принадлежа» и-и-и-и-и (-ловый боже!) «непотопля» вр-ронг дрр кдрр ф-ф-ф-ф-ф ПОСМЕЛ ЗАБЫТЬ УСТАВ?! гх-а-а-а… «поделом навозник» рваный рваный тридцать седьмой угх… гх… кррах… «велич» вдрронг тиз-зл кррау до-до-до кф-ш-ш г-гуо БРАП! (сапожищем в полое семидесяттысячное брюхо) ы-ы-ы… дгр-р-р цванг тилд твонг ррр крраг! фалд корш трр «сил моих» ил… ыха-ыха др-р-р фдр-р фкр-р-р кдрртк др-ранг з-з ВСПОМИНАЙ! «вели» фз-з-з гр-р-ранг тонг крреш кфрр склор тиссу «зло» ф-ф-ф гр-р-р крр тзау! ки-и-и-зау! «-верие» «когда пище» ВР-р-ронг «боже» ВСПОМИНАЙ ПЫЛЬ! гу-у-угх-х х-х х-у… Х-ХАТА! УТА! (хребет должен помнить не говоря о мозгах!) ДРРАУ! Р-Р шш-ш-ш-шшшщ… «я след» а-а-ах! а-а… фы-ы-з-и-и-иу не винова «помр» РАБОТАТЬ! РАБОТАТЬ! РАБОТАТЬ! ах-аха-ха-ха-ха-хаа-а-ах!.. «сам сдох» кш-ш шклор Д-РРанг! киз-ззау ткенг сторк-сторк «умр» а др-рау занг гдор-р дзау дгр-р-р-р-р Р-Р-Р-И-И-И-И-И-У! МОЛЧАТЬ! РАБОТАТЬ! бгдкр-р ых ехе кх… ЕСЛИ БЫ ТЫ НЕ БЫЛ ТАКИМ ХОЛЁНЫМ ПРЕКРАТИЛИ БЫ ТЕБЯ ПРЯМО ЗДЕСЬ! ург-гх… кр-ранг фдр-р х х-х РАБОТАТЬ! издо дох ох крау! кр-реш-ш фг-р-р ах дг-р-р-р-а-у и… ЦЗ-З-З СКЛОР ТИССУ ТИССУ! ДАРАНГ! ВКРЗ-з-занг! всё РАБОТАТЬ Я СКАЗАЛ! ЦВЕГ! ТАР-РЛ! КИС-САУ! гьх…-их… (иструженная слюна страждущая никотина) ТГОНГ! Р-Р-Р-Р БАДАНГ! вали патрубок ар-х-х ил… Ж-Ж ДР-РОНГ ЦВАУ! БРР отхожу х х хо х х х х гх х поднимай поднимай кр-р скр-реш цвог тр-ренг ф-ф-з-З-З-З ох е-ех «табачку таб» д-р-р-р-ри-у-у-у ДАНГ! ДАНГ! ДАНГ! Р-р-р-рьяу! ДР-РАНГ! фалд кр-р ох ах тр-ренг! х… ЦЗАУ! фл-ланг! х хе… клонг! гз-зал! куцая в молотилку тил-донг-клар-вздонг-кенг- ах -з-зз-зиу!-твал-крон! х… х-вдр-р-р-риу- ох кхе… -ТАВОНГ!-З-З-ТР-Р-АН!– помр -у-и-и-и-у (этюд цехового метаболизма) з-з-зиу! ВЫКЛЮЧИТЬ СТАНКИ! ПРИБРАТЬ МЕСТА! и-и-и-у… у-у… тиу-у-у-у… у-у… у-у-у… уи-и-и-у… (рёв железных сердец на убыль со всех ярусов) а ах тфф-вф-вф-вф тил-лу х-гх-гх-гх «табачку…» цон-цон-цон-цон-цон кш-ш кш-ш «боже боже!» «непотопля» сторк-стор-сторк-сторк замороженные мутные витражи в две тысячи душ (камерно) фш-фш-фш-фш цвон-цвон-цвон-цвон-цвон СЕМЬДЕСЯТ ТРИ ш-ш «о бог» ЧЕТВЁРТЫЙ! БЫСТРЕЙ А НЕ ТО кш-ш корш-ш «ещё готовенький ха-ха-ха» АХ КРА-АСНЫЙ ш-ш ВСЁ РАВНО НЕ МЕДЛИТЬ! ш-ш «бог мой» цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… г-гх (мокреющий отёк губ до сигаретной возлюбленной) цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… аг-х… кг… ил… ил… МОЛЧА… (задалённо) цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон… и-и-и-и-и-у-у (не осыплется ли?) цк-цк-цк цуг-цва ци-ли-ли-ли-ли-ли-лиль (мелькающе-квадратно)

…

ПЕРЕРЫВ НА ПРИЁМ ПИЩИ! шкрр кшшарк шкорб шкорб кшш кшшр шш шш кшшшр думал помру шкл шшк кшш шкрряб кшшал шш шшш в Пищеблок? кшш-кшш какое там ктт шш кшшеш шшенг фшш ДР-Р-Р-И-Я-У-У-У! (разрывая дымный воздух) у-у-У-У-У-Р-Р-Р-Р! у-у-у-у-Р-Р-Р! У-Р-Р! у-у-у-у-у… хвала богу а-а кф-ф х-х проехали шкк шшш шш а меня верно в Профилакторий сунут шшк шш шшк фф моя пища табак глотать кш шш в Фактории шш да-да в ней самой цко-цко-цко-цко (за углом объетым печным изгаром) шшкак ффш пк пк пк (рождая «п» губами соприкасающимися вовнутрь смакуя сухой мундштук) ху-у-у-у-у… (медленно-медленно словно отпуская искалеченную душу вместе с выпущенным табаком) кш-ш кш-ш фш… тк-тк ри-и-у! о приятель как ты рыба вонь да плавлю плавлю до дурной бесконечности что там за толкотня почём зря а нам за благородный огонь чуть мозги не вышибли вестимо вестимо шесьдесять три триста восемь какого забортового чёрта ты тут плавнички срезаю смрад адский не отсупешь деньжоньку в мануфактурку бы в Факторийку бы Х-И-И-ЯУ! ТР-Р! (токопаутина хватнула бедро) а-а! ПРАЗДНОСЛОВИТЬ?! ДЕВЯТАЯ?! ДЕСЯТАЯ О ПОПУСТИТЕЛЬСТВ… ткроу-а-а-шик-шик-ткр-ткр-ткр-ш-ш-ш-ну чего стоишь-воксл-тк-тк-тк (мешанина тел в дыру Пищеблока) ох боже видал а того-то по что знаю его ваш с нижнего пахал на фрезере а тот ну как шуруй-шуруй «водоросли в нос» (водоросли в нос) да белен как вата а чего вали в сторону эй подвинься да вот наши и-и-и-я-я-я… и-и-и-и-и… я-я-я! (нылый илый винил) да на порошке а-а бедолага шлаки таскает да начхать мне где моё корыто эй гони тр-р-англ! ДОН-ДР-Р-БДАНГ! (Пищеблок будто всасываясь в себя) МОЛЧАТЬ! ЗАНЯТЬ СТОЛЫ! НИ МИНУТОЙ РАНЬШЕ! и-и-и-и-и-я-я-я-у-у ц-цанг ц-цанг ц-цанг ц ц ц-ц-ц-црцрцр цанг ц-цанг цкаг цкаг Граждане Непотопляемой! Хвала милосердным Апостолам и Адептам нашим! Проводники воли илового божества щедро подносят вам пищу! Утроим же нормы выработки благородного огня! (кроя жующие головы на нитевидных шеях) волшебного порошка! морской продукции (в уме замигал подходящий узелок нейронов)! отдельных органов самых здоровых… ц-цанг… откуда у тебя целый шарик? «да ещё с водорослинками…» а тебе-то что? жри своё! цког! (подчёркнуто-звяко) «да я на тебя в Дом Правды!» Восславим же златотканую Непотопляемую нашу! цк цк цк… «ох как хорошо… водичка… зелень…» ВОСЕМЬДЕСЯТ ТРИ ТЫСЯЧИ ПЯТЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ ТРЕТИЙ! ВСТАТЬ! я… да я же что… дрр-дрр-цкон-цкон-дрр-рр-дрр-цк-дрр (отшатываясь как от прокажённого) ОТЧЕГО НЕ УЛЫБАЕШЬСЯ? ИЛИ НЕ ДУМАЕШЬ О ВЕЛИЧИИ НЕПОТОПЛЯЕМОЙ?! ВР-Р-РОНГ! бах! цран-цан-цан-ца-ца-ца-ца-ца-ан! (трезубец с морскими кишками оземь) а-а-а! не… гхха! кха! нет же! а-а! а-а-а-а! ДЕВЯТАЯ!!! ДЕВЯТАЯ УСТАВА?! и-и-и-и-и-я-я… и-и… «сла-авь и тверди…» цкаг цконг тью-ю-ю-и тью-ю-и тью-ю-и (вылущивая миску до последней испитой прожилки) тга фау-фау смывая навощенную радиовещателем испарину вон из блока ткон-ткон ткон ткон ткон-ткон цкау-цаку тью-ю-и! тьюи! тьюи! тью! тью! ть-ть-ть-ть-ть-ть-ть-ть! (оркестром бешеных посуд) КОНЧИТЬ ПРИЁМ ПИШИ! (по-палачески роково) цк-цк-цк-цк-цк-цк-цк-цк (трезубая фриска скрипуче по доньям) цк цк… ДЕВЯНОСТА ТЫСЯЧ СЕМЬСОТ СОРОК ВТОРОЙ! «ах боже боже» ХАТ-ТАУ! н-з-з-з а-а-а-а! скорей скорей выметайся видишь что цк… «рыбий пузырь! мой рыбий пузырь! ах» до чего же сладок! немедля уходи дурья голова не слышал что ли ах! ах! у меня между прочим у самого там морковий носок остался… эх… кому-то отойдёт мой прекрасненький хвосток шкрр шш кшш шкорб шкорб

…

цуг-цва ци-ли-ли-ли-ли-ли-лиль (по донышку стекла в периметр) цон-цон-цон-цон-цоц ПРИГОТОВИТЬ МЕСТА! ПРИСТУПИТЬ К РАБОТЕ! «всё» кларс шкорб корш пш-ш-ш-ш ш-ш-ш-ш «сме» склор тиссу фдар-фдар гх тк-тк-тк-тк тк-тк вх…-кх-х… кшенг! вр-рау! ВЯЛО! кадонг-кадонг «ох» крангл крра фатау выы-з-и-и-и-и-у… «бо» ф-ф- «бох…» -ф-ф-ф тиззау! фанг! гр ткиу-кррог хш-ш-ш… склор тиссу дахау КРАСНЫЙ НОЛЬ ШЕСТЬ НОЛЬ ДВА толка-а!.. крранг ЧАС фалд «гх…» харк-харк… фрезу! УДЕ И-И-И-И-И-У! крр цка цкерг твог-тванг пш-ш-ш-ш-ш ГЛОТАТЬ тиз-зау вдаррнг кхрр тиз-зау кррт-а-а-у «руки руки а-а-а!» (в мозгу – в мозгу!) гфрр-тангл-тангл ОПИЛЕНУ! кх-х… твинг хатау-бог! фдр-р уи-и-и-и-и-у-у-у! (воплем годовалой машинерии) кззонг харк… фкарг тззау ых… двдддр-р катог кх-х-х-х… дарау цвонгл тсс-тсс хых кивонгл! дрр а тьяу-фанг!-фанг! кавангл дррриу д-р-р-р-и-у зонг ткш-ш а-а-… кир-р-р-рк цо-о-о-о (желеобразное «о») дзау ценг фалд каронгл станг клонк! ВОЗВЕСТИ… (дьяволопостол) склор ха… пш-ш-ш-ш вбр-рау кр-риу ых… ых… ы-ых!.. карбонгл киш-ш-ш-ш… кщ-щ дарау цанг цванг! тиссу… псс-с-с фу пс-с-с-с-с пх (отсасывая нечистоты венозной трубкой) кр-риу! дон-н-н (горбинкой языка к нёбу) кш-ш врриу тз дз-з фф тца-тца-тца-тца ф-ф-ш-ш-ш-ш хау кад гдрриднр! «сме» тррау бонгл! фа-з-з-з-а! клор фалд др-ронг кррияу цво кварк «табаку» тонгл бррр-риу ца ца ца-дз-з-з-з тиссау хех… ррр «таба» (пьяные грёзы в сигаретных мозгах о нескончаемой большой сигарете) фгрр бр-ри-з-зау ухх цвеш ти-и-яу фалд с-с-с х-харк… квек тангл-л ещё! синтаж на возгонку! ТО!-цл-л-л-л-л бадау! (бах – разлука стекла – токсичный испар) «не-е…» как же ты родима… квонг дор-ргл! ох-х дьяво… ну всё тиз-зау блонг! что там? вдр-рау-фзз-дараннгл-тахх ТАТАУ! (мгновенный книксен гашетки) а!.. пшш… шшш… цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон крранг! всё ценг дрр кдрррд фаз-зау ценг помр ррияу х-х-хы… х-хы! цон-цон-цон-цон (не с небесных ярусов но с шейной шишки вспотевшего позвоночника) ох кррау врреш ценг ах… МОЛЧАТЬ! ПРОДОЛЖАТЬ РАБОТУ! ф-ф-ф-ф цешл! ванг! рон-рон! кррау из-з-злл! цон-цон ткенг склор фш-ш-ш-ш дззиу тиссу не качает! склор тиссу цон-цон давай давай дава-ай! помпу осуши паскуда! цон-цон вздр-л-л-л кррагл дррияу цон (сапог в жердь точно кол в сердце) гррияу! «что же им» крр тганг «кто провинил…» с-с-с-с-с-с-с-с… дахау цконг-кенг-г ах… а-а ш-шцон фдрранг о-о дрг дрг ш-ш-ш-ш-ш (ощередившейся змеёй) фар-фар иу-у-у-у ЧТОБ НИ ЗВУКУ У МЕНЯ! цон-… (обратное реверсное равносчётное «цон») гангл цр-рек! «ох» шка ти-тиу «ха… ах!» фалд р-р-р «да сколь» вр-р-р-о-т-т-т (до-долотом) скррау «фу-у» ф-фанг р-рагл! «нет ум о-о-о-о…» ценг-фа-фа ФАЦОНГ! «ожн» др-р-р-р-р-р-и-и-у-у-у… крраг! др-рг здрг-г «хых-хых-хых-хых» (закупорка изнеможения под кожу дальше – дальше! от зубых и беззубых дыр) тш-ш-ш-ш-ш казанг! убдр-др-др-дррияу!-гбуб-дгруб (губошлёпым посланником) д-з-з-з врр-риянг ах цанконг дарау-цванг! квалд ох р-р-рант гздргл стр-р-ронг! др-рау цванг фатау! ценг-ценг склор тиссу гнонг!-гнонг!-гнонг!-гнонг! (спрут залез в голову и вычищает мозги) гвон стаг! гвау г-харк… смерш фдгр-р-р-р з-з-з-з-зи-и-и-и-и-у-у-у… кавтанг рунт а КАБОНГЛ! ш-ш КЛАК! цвон кванг дззз бдр-р-р-р тавау-конг! р-р-ру-у-уст глог-клак-фанонг ш-ш-ш-ш-ш… дарау цен р-ру… ох р-ру… о больше не р-ру р-ру… (в вышних небах исщереженных ангеловыми лучами) р-ру р-ру р-ру (неужто суперкаб в цеху) фазау фт-фт-фт-фт а! грр «иловый бози Ангел…» фд-дт-т-т-д-т-д-д ф-ф ф… кззонг ЗАГУБИЛ ДЕЛО! врун ы-а-а-А-А!!! з-з-з-з-з-ЗА-А! (прошибленная фаза) ткр-ренг цванг-цванг! «молчать» з-з-зод кавонг «молчать» з-зун! каронгл! «молчать» фф… ф-ф-ф… ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш… гр-р-р-рау! «молчать» вант! фкрррг-рг гн-фа-фау! «молч» брррриу фтр-р-гр ц-р-ранг диз-з-з-зау даронг! кагр! анррррр-рх! хтонг тиз-зау-ДЗАУ! вр-р-р-р-р ш-ш з-зау! «мол» цконг гонгл ЖРУ… даррау ангх склор «ил… морковий носок а…» гнзл «ох пыльца пыльца» ррнбррр-р цлинг крриу фшшал кр-р-р-Р-Р-Р-И-Я-Я-я-у-у… гвонг! «гыгх…» (умственный всхлюп в глоточный шланг) кабонг! варангл-СОР! ДРУЖНОМУ ЗАБОРТО тиссу… дтр-р фрр цкдр-р-р О гдау ценг кррр гдонг! ПАСЕНИ вздр-рог дро-до-до-до-до-до-дро-до-до-до-до-дро-до-до-др-ро (пятиминутная ми – ре-диез – ми – ре-диез – ми – ре-диез – ми – ре-диез – ми – ре-диез – ми позвоночная трель в большой октаве) кавангл «всё» врр-рё! З-ЗЕРР! …ВРАГУ сиф-ф-ф-ф цафау кр-ранг р-ранг ВО СМЕРЬ! склор склор пш-ш-ш-ш-ш прш фш-ш-ш-ш-ш… ш-щ-щ-щ… квантагл склор… кшш тиссу фу шконг! р-р-р выж-ж-ж-ж-ж-Ж-Ж-Ж р-ренцц! фз-ззаз-л крронг ах цаф-ф-ф… ФАУ! бзданг тильд-тильд-дау-дау-дау дау… з-з-з пх… пх-пгх-х (трубы поперхнувшись выплёвывают сгустки отходов) гвалт з-р-ренг! уфф-и-имбрр! цга т-трбдрр «не-нет ве» зганг занг тидл клор клор хлор… гавау! «гых… ох…ах…» рьяу! фатнгг рразлл вдр-р ш-ш-ш-щщ… ранг-фалд-тидл-ценг «кости в отказ» скллау… (стекольчатый хлюп) ф-ф-ф-ф даконг! ценгл! Р-РРЯЗ-ЗГ! «ах» гангл вз-з-зрау! «ах» качай соску! склор тиссу РАБОТАТЬ! Р-РАБОТАТЬ! ррес-с-с-с… ЗОНГ!-БАН!-КАРНОГДР! ш-ш-ш-ш-ш… з-зангкрриу фаззанг «да сколько сколько!..» брдд кфш-ш фш-ш-шау гз-знг! бонз! гонг! «нет смолчу а не то меня вот уж и луч мелькал» каванга! р-р-р РРР! бонза у-г-г-гх-х-х-х… (затухая как отшкваренный алюминий) кх кхарк… аргх-кхарк… РАБОТАЙТЕ СЫНЫ! уггха (взрыводо́хи химикатов в воздухоносных тюках) црриу «ох ох» цавангау- РАБОТАЙТЕ -дарнг-ффарт! ронг дррау фыз-з-З-З-И-и-у-у… НА двонгл ЛАВУ зел… зел… дох «и тот издох» краг «х…» фалд НЕ ренг ПОТ кавау! ЛЯЕ… (затесалось в сморённых дышлах) брр-р-р-рау жж-жолб ГРАЖДАНЕ! бвдррнр зи-зиуу С цангл НЫ! ФРР-Ра! крри-и-и-у цонгл-фазданг ВНУТРЕННИМ ДРУЖНЫМ фтон …ОРОМ (выплыло) КАК ИЗБИРА хтонь ш-ш-ззз в-вганг РАВИТЕ фш-ш-ш-фш-ш-ш-ш… ЛЯЕМОЙ! цинг-цинг-ВАРРАУ! цк «ох» вррангл ПЕРВАЯ! цваву «измываются» бдрр-рглбргл брун ВТОР!.. кхау-кхау «да сдохни вместе с ними!..» вадонг ца-цау «ах» дарау-цванг фатонг «нет!» ценг ф-ф-ф-ф-ф… бран кррог «коряка» корг фаз-зл цватиу! «тупая раскоряка» тиш! «застря…» ки-и-ва-а-а-у (музыкальным рубанком кожной стружкой отплёвываясь) дазау р-рант дазау кр-ринг! ШЕСТА… фатау склонг «иловы иловы осподе» р-р бияяу а! кр ти-И-з-З-З-Зау (рубанок прокатывается по спине выплёвывая из паза кожаную стружку скрученную в «З») ффш-ф И В ДОВЕ ца-цаг риияу цво цво фазжзд сво тка-тка ДЕСЯТА..! ф-ф зло в-и-и-Я-Я-Я-У-У! ХАТТА! к-ф-ф-ф-ф «ах» фаттунг рьянг фаш цеззл вран тиг «о бог…» гонг фтонг фтонг фш-ш шш тс-с «х-ха» даранг цван …гу-у… (сглотнул в желудочную пустоту) др-риу фашл кд-дтрр-р… «у…» хтар-вонг-титл-фш-ш-шау кха цо дгау «хе…» флонг тиз-зау фарш «а… а…» цеззл до-до-до би-й-й-ЯУ «хауух…» склор склор… (ощущение вспомненности друга из бесконечно далёкого детства) ф-фу ткрррау варранг ещё ещё! тилд тилд ф-ф-ашау! бррияу а!.. колбы наверх стропай! кх-х ш-ш-ш ах дрр да-ззау ох тр-р-р-р фах ух мох сффнкл нет… не… киш-ш-шуу ы-ы-х! ы-ы-ы-ых! (тянет в резьбу) тварр фу ах кавау-конгл бо… фрр тз-з-з «сил сил моих» вздддрг у-у каланг тиш-шу-у-у а ззан цконг «слаб» эр р-риу кавандр цо тке-ш-ш-ш… фтанг «куб куб сегодня же куб! бегом после второй!..» ллор взррргнл кх кх-кх… кх-кх-кх-кх (сухой кашель в утробе кита) гжжпнг фу-у бцер-р-р р-р-р-рф ЗАМОЛЧАТЬ! ПРОДОЛЖАТЬ РАБОТУ! РА-ФТАНГ! склор тис КРАУ! КРАГ! «ух… ад ада ад» цафанг! СМЕНА ЕЩЁ НЕ… ф-ф гыркх… харк… харк! ах! «кон…» г-х-х-ар-рк! фу цафанг а-а р-р-р цк брр ох у цкдр-р ах о… ых-хых… (не дышать невозможно) г-З-Зал!.. ванг дгрхх-р-р у-у фатанг дарг-дрраг (руки на станке в самоволку) кав-втонг р-рбунг каронгл ш-ш-ш цге х-х-х-х… вда кхгхх х-х… цге за-а-а-ау дз-за врра шшш фтагр ф-ф-ф-ф ЦАР-Р гонг-ценг ТРИСТА ШЕСТО… и-и-я-я-я-я-у-у… (подзаглянувшей бабушкой-пластинкой) уррфау ткр! фаз-зл врау ЗАХОТЕЛ В ПРОФИЛА… цоллд фллаг (щелчком по котелку-фляге) гррау г-Р-Р-Р кху врриу ца-цанг! у-ух и-и-и-я-я-я-у-у-у… я-я-я-у-у… и-и-и… я-я-я-я-у-у… (невидимая игла карёжит нылый-илый серпантин усыпляет изболевшиеся кости) кр-р-рау хах ткрранг ох не от ух ырх… ых… дз-зау фу ткавау-цгенг «добью добью клято-забортовой шланг!» ух хех ых ханг у-у-х-х-х у-у-у-х-х х х х… дгонг а варрау «хва… ну!» ценг ИЛОВЫЙ БОЖЕ ПРИЗЫВАЕТ! Р-Р ах-харк хо бх-харк у ух ха… рру НЕ ПОПУСТИТЕЛЬСТВУЙТЕ ВРЕМЕНЕМ! тр-р-рг кх-х-х-х… х-х гз-зкдр-р вррау «эти всё зрят» цог И ПОСЛЕДНИЕ МИНУТЫ СМЕНЫ ДОЛЖНЫ ОТРАБАТЫВАТЬСЯ НЕ ХУЖЕ ПЕРВЫХ! гр-раг И ДАЖЕ цогл! ванг! ЛУЧШЕ! цацау! цо! вррр кгау р-р-РРР бдонг-цкау р-ренг! баданг цко! вр-риу ц-цег! дз-занг! бондл …у-у-у-и-и-и-и-у-у… (жухлая рослая дёрном литургия) цвау тиингл гвалт кх-х… ш-ш ш-х-х-х… фх-х-х… брдгррр с-стау… скл-лор тиссу др-р-и-яу цеш р-р фк-фк-фкт-Р-РАУ! гау цангл р-рияд! рияу др-рау шдр-р кавтонг ранг вр-рал! у-у-у-у-ух (громадный безмерный могучий протяжный «у-у-у-у-ух» смертельной фабрики) карунг вонг! вгдррбрдг-г глогг (колодезной синевой) ж-ж-ж-и-и… ранг-вант вр-риу цеш-цеш-цеш-цеш склор склор тиссу п-ш-ш-ш-ш-ш… (подсмертный дых) кх-харг р-р-рал тиссу… варр вар вр-рал! ваз-з дарау кш-ш тигл-р-рьянг! вррау цбд-д-дрр вдау р-р-р взддраг! шконгл вдар цегл фатанг кр-р цанг цанг (нате подавитесь хоть еще тысячу двести цанг твари!) ПЕРЕРЫВ ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ! ВЫКЛЮЧИТЬ СТАНКИ! ПРИБРАТЬ МЕСТА! и-и-и-у… у-у… тиу-у-у-у… у-у… у-у-у… уи-и-и-у… тфф-вф-вф-вф тил-лу х-гх-гх-гх цон-цон-цон-цон-цон кш-ш кш-ш сторк-стор-сторк-сторк фш-фш-фш-фш цвон-цвон-цвон-цвон-цвон кш-ш корш-ш ш-ш ш-ш цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… г-гх цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… цон-цон-цон-цон-цон… «бог ты мой выжил» цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон-цон… и-и-и-и-и-у-у цк-цк-цк цуг-цва ци-ли-ли-ли-ли-ли-лиль (мелькающе-квадратно укладываясь в квадратуру черепа)

…

ПЕРЕРЫВ НА ПЕРЕСМЕНКУ! «ох умру умр» ДР-Р-Р-Р-И-Я-У!..

IV.

В воронёной мази с пришпиленными крапинками ярких звёзд плыл самолёт. Одинокие сигнальные огни на кончиках крыльев и в плавнике хвоста, в мерцающем единстве своём напоминавшие абрис детской раскраски, где нужно превращать соседствующие точки в отрезки, а те – в цельные рисунки, тоскливо подвигались в воздухе, стараясь найти в загадочных светлячках космоса сочувствующего спутника. Неусыпный призрак «Асуан – Эль-Пасо» не отставал от обещанного пассажирам графика, преодолев последнюю болтанку два приёма пищи назад. Тёк второй час ночи.

Воздух за стеклом экипажной кабины холодел, сгущался, застывал. Беспредельным кубом, непостижимой сферой он, точно фарсовый обольститель, обласкивал фюзеляж, скрывавший под собой сто семьдесят пять бившихся во сне сердец и сердечек и ещё три – бодрствовавших по долгу службы. С вязким мраком терпеливо боролся дотошный нос ночного рейса; это была его, предначертанная конструктором, вахта. Он был, вероятно, похож на ступившийся кончик карандаша, на клюв птицы (отнюдь не той, откуда держал свой путь рейс), на сложенную пальцами, для подстраховки, фигу, упрятанную в карман брюк, на оглаженно-покатый кончик экзотического фрукта. Но жители страны, над которой сейчас проплывал услужливый аэро, сочли бы его нос за острие пули, а те, кто был постарше – за тупую лысину ядерной боеголовки. Тупую, тупую лысину… Сочли бы, если б не многотысячье метров, отделявшее один мир от другого, точнее, от малого его фуникулёра – почтальона человеческих душ.

– Порядок, мистер Диззи. Батарея в норме.

Пухлый в лице пилот, сидевший за главным штурвалом, ответил коллеге коротким одобрительным кивком; его крупные руки, исштрихованные чёрными волосками, образовывали в местах сгиба локтей тупой угол, карикатурно примыкавший к дутому животу. Похрустывая то там, то сям, то везде сразу, свежая белая униформа не упускала ни одного движения Диззи. Коротко остриженные волосы на крупной красной голове скручивались в полувензель и показывали своими фигурно прижатыми собратьями (завиток на них, разумеется, отсутствовал) контур фуражки. Опытный рулевой мастерски отщёлкнул два рычажка на бортовой панели (щёлк-щёлк!), дремавшей многими выключенными датчиками, индикаторами, и, не выходя умом из работы, шепнул Рэчелу, своему рулевому соратнику-ученику: «Скоро в авто».

– Если тангаж калибровки не запросит, – предложил тот.

– Не запросит, – философски ответил Диззи.

Плыли.

Перед-над-под двумя пилотами пассажирского авиалайнера расстилалось ночное небо. В тусклости кабины, окроплённой лишь светом задней лампы, которая была заточена в прутья навесной клетки, выписывались два силуэта – высокого и низкого – сухопарого и полного (с рыхловатыми боками) – подмастерья и виртуоза – сосредоточенного и внимающего Рэчела и takeiteazy Диззи.

– Красиво, конечно, – нарушив тишину мира художественных реплик, сказал в застеклённую синеву ас. Диззи пилотировал пассажирские уже много лет и потому мог позволить себе подобные философические апарты. – Знаешь, Рэч, эта ночь… она будто съедает тебя.

Новоиспечённый напарник-пилот, хоть и был собран как с первого часа полёта, тоже оказался расположен к небольшой меланхолии и, не выпуская из глаз приборов панели управления, мечтательно сказал:

– Я люблю ночь. И работу свою люблю.

Диззи легонько улыбнулся и подвинулся в кресле (рубашка захрустела в левом плече и боку). В дисплее навигатора горел бумажный самолётик, медленно-медленно подвигаясь по заранее намеченной светодиодной дуге.

Под брюхом ползшего горизонтом крылатого транспорта чья-то неосторожная рука пролила блёклую марганцовку, расползшуюся космической туманностью по холодному одеялу тьмы. Шаркая от ветра, стально оперённые крыла рассекали воздух зачинавшегося дня, который будто вываливался из незримого Календаря Рока. Об этом тоже размышлял Диззи, ненарочно раздувая в душе своего серьёзного помощника угольки элегического очага.

Вселенское спокойствие ночного дрейфа прервал вы́сыпавший из радио треск. Вскоре один из дисплеев тоже зафыркал и зашуршал. А потом – ещё один. И ещё.

– Помехи! Помехи! – встрепенулся Рэчел и вплотную подвинулся к датчикам.

Диззи приподнялся в кресле (хруст выбеленной униформы ответно суфлировал) и осмотрел намётанным глазом монитор: «Ах, как же я позабыл…». Затем, повторно справившись с координатами навигатора, ответил своим привычным тоном:

– Не стоит паниковать. Мы бреем Атлантику. Показатели в норме.

– Почему же помехи, мистер Диззи?

Чесанув плешивый затылок взятыми в граблю пальцами, Диззи наморщил и без того глубокие морщины на лбу и сказал:

– Я пролетаю тут уже который год и всегда здесь дурит связь. Однажды, когда я шёл, – тут он сщурил левый глаз, – кажется, из Монтеррея, рация дурила долго, километров девятьсот, а там моя очередь к отдыху пришла. Думал, хоть на этот раз обойдётся, а н-нет.

«С курсу не сбивает… не кренит…», – думал Рэчел, слушая рассказ мудрого Диззи и попутно глядя на показатели бортового компьютера.

– Потом, помню, как прибыл, даже карты разворошил, сверился… С университетских лет, хе-хе, атлас так не лопатил. Ну так вот, Рэч, я говорю – там, где мы пролетаем, нет ничего – один лысый океан.

– Бермуды? – прикинул Рэчел, поглядев на цифровой самолётик перед самым носом.

– Не влияют.

Юный пилот покраснел.

– По первости я тоже думал, что, мол, сигнал сбивают. Но кто в голом море, скажи мне на милость? – бросил прожжённый воздухоплаватель, и плотно пригнанный к телу костюм захрустел снова. Потом кабина смолкла.

…тк-ш-ш-ш-ш…

…фш-ш-ш-ш-ш…

…фш-ш-ш…

– И ведь не выключить, сигнал ждать нужно, – жаловался Диззи, ведя разговор скорее с бортовым компьютером, чем с навострённым стажёром. – Наверное, всё-таки аномальная зона, а больше что? – предложил он разгадку, не желая мириться с щекочущей нервы иррациональностью.

– А ещё где-нибудь так бывает?

– Сам больше не сталкивался. Знакомые, которые летали, говорят, что, мол, в низовьях Тихого, ближе к Австралии такая же брави́на, но они прохвосты ещё те… Нет, ну как шкворчит! – обижался Диззи, потрясая ладонью над сбитой с толку техникой.

– А может из пассажиров кто мобильник не выключил?

– Не влияет.

…ш-ш-ш-ш-ш…

Рэчел задумчиво склонил голову.

– …Если они, конечно, всем миром там Пентагон не взламывают, хе-хе-хе, – съязвил пилот-острослов, обезоруженный в версиях перед систематической аномалией.

Внизу, за бесконечными лилово-тёмными, тёмными и чёрными мазками смертельной выси раздавались красным пламенем сигнальные огни, нанизанные на толстые железные шпили. Проползая книзу сотню с лишним метров, те расширялись и уходили в стройные башни, напоминавшие рукотворное творение Эйфеля; но гуманистам и архитекторам такого пошиба не было места на той богоокой земле. Мигающие носы Рудольфа исправно несли службу на благо «небесным мирителям», перехватывая любые сигналы из забортовья и сжирая их в непрекращающемся пиру обмана. И сейчас, когда матёрый пилот растерялся в ответах перед своим учеником, виной тому были они же – вызревающие-угасающие пучки красного света, навредившие сигналу бортовика «Асуан – Эль-Пасо»; но те, кто ещё мог наблюдать блестевшие фонари снизу вверх, выучено принимали их за звёзды. Носы Рудольфа… если бы всё на той земле было рождественской сказкой, доброй до треска поленьев в нарядном семейном камине…

Под ледяными стражами мысли по направлению к северо-востоку тянулись настланные друг на дружку сопки. Среди соседствовавших холмиков в вечные пески были вбиты коробы из четырёх изъеденных ржавью листов, и ещё по одному было брошено сверху, на манер крыши. Окислившиеся лачуги спали мертвецким сном. Иногда только, редко-редко, можно было слышать тонкое: «Зьёзди…». Это – годовалые дети удивлялись алым небесным фарам, которыми, как прыщами, покрывалась ночь; пройдёт ещё немного времени и их маленькие рябые ручки оторвут от окон-выбоин и отправят в лагеря, в вековечную даль от тех, кого суровая машина так и не отучила называть мамой и папой. Меж покосившихся хибар там-сям блуждали белосветные лужицы, принимавшие форму волнистого, исхоженного бинтованными ногами песка. Рыскали, выискивали, будто и вправду веря, что из тщательно-цинично вымеренных четырёх с половиною часов сна у кого-то могло достать сил выброситься на улицу. Но Ангелам был отдан приказ и они следовали ему с должной тупостью, вылизанной до бриллиантинового блеска. Эта шестерня отлаженного механизма работала самым исправным образом, поддерживаясь редкими кусочками сала, бросаемыми в пасти-топки стервятников за «отменную службу». Если кто-то болезненно стонал – значит, к вечеру Ангелов поджидало гарантированное поощрение. Но иногда шуровали и их самих…

За косогором припавших к земле бараков мрели отвесные барабаны о стальных станах. Элеваторы. В них покоилось зерно, отобранное за полсотни дней руками-корягами – затруженными, покрытыми такыром вспучившихся вен с выщербленными кусками кожи. Подневольные воздаятели злаков – женщины, дети, тщедушные и умалишённые – отгрохали свою утреннюю-дневную-вечернюю-подночную пахоту; отслушали одухотворённые речи Посланников «воли божией» о величии государства и пасквили забортовым врагам («ОСТАНОВИМ НАШИХ НЕДРУГОВ! ИЗРУБИМ ИХ В РАДИОАКТИВНОЕ МЯСО!»), сбрызнутые скрипучей музыкой грампластинки; отходили по нерушимому порядку в Дома Правды, выслушав наставления Адептов и пропустив сквозь глаза очередной воодушевляющий кинофильм об изобилии здесь и голоде с кровавой разрухой там; пошатывающимися мощами посидели в Библиотеках и, замученные и очумлённые до сердцевины мозга, наконец пробирались под самую темень сквозь гнойники свино-ангельских патрулей, что шастали всюду или пешком, или на суперкабах, или на ретивых, которых медленно скашивало местное море (но работать-то надо!), к гниющим своим баракам, торчавшим в жилом Квартале колодой погостов… Своим шашечным порядком элеваторный строй противостоял другой части Промышленного Квартала, где грозно возвышались, насупившись будто против самого мира (тоже слушатели рупоров и теле-?), громадные фабрики с туповатыми прямоугольными головами и коническими жерловинами, упиравшимися во всеподатливое больное небо… изо дня в день там царил каторгический (фрейдистская описка) порядок. Аврал с ничтожным шансом доплыть до тарелки булькающей мути (или, при прочих равных, скукоженных початков, или пущей дряни для поддержания потенций Труда) и вернуться обратно в трудодень. Между производственных громад боязливо пробегали тощие насыпные дорожки. Исхаживаемые по дням мумифицированными ногами (подрагивающий след на песке) и латными сапогами (добротный полный отпечаток), пронизаемые немногословными рупорами («ВЕРНУТЬСЯ К РАБОТЕ!», «ПРИСТУПИТЬ К РАБОТЕ!») и раскатистыми одами («…ВО СЛАВУ ГОСУДАРСТВА!..», «…НЕДРУГОВ В ХИМИКАТ!..», «…ВЕЛИЧИЕ НЕПОТОПЛЯЕМОЙ!..», «…ПРЕУСПЕВАЕМ ПО ПРОИЗВОДСТВУ БЛАГОРОДНОГО ОГНЯ! …УВЕЛИЧИМ И ТЕМПЫ ПРОИЗВОДСТВА ВОЛШЕБНОГО ПОРОШКА!..»), погоняемые и устрашаемые Ангелами, они, счастливые, были лишены ушей или глаз; ибо сносить подневный грай было невыносимо. Сыпучие артерии Секторов, делясь, ветвясь на множество поджилок, морщинили поверхность местности; каждая жилка уводила в должном направлении. Там, где каменные домовины и карьеры отставали друг от друга на прогон – большой или малый, – сквозь рваный воздух проглядывал винегрет из песчаных взгорок, столбов, скреплённых узами электрокабелей, мусорных баков с разинутыми ртами, огрызков шин, изогнутых железяк и прочей скучной неразберихи.

В границах между убогим посёлком, что покоился на песчаном хребте, страдавшем хроническим кифозом, и зоной, отведённой под систематическое производство, в разных концах главной ходовой дороги располагались немногие утешения тяглового населения: вытянутый в цементированный брикет Пищеблок, барабан-Лазарет, будто выдолбленный из цельного громадного валуна, редкошумливая Фактория и Библиотека; впрочем, и эти «утешения» были придуманы не без экивоков и, разумеется, вовсе не с тем, чтобы облегчить и без того «счастливую жизнь граждан великой страны» (железным рыком из рупора):

Пищеблок: продолговатое сооружение с низким потолком, тесно заставленными столами, бьющим в глаза острым светом из навесных ампул и непреходящим запахом забытой на время отпуска квашеной капусты. Назначение: восполнять трудовые потенции рабочих в новой схватке с производственным запросом священного государства. Оговорка: кормить чем попало, лишь бы съедобным и не моментально убийственным; не выключать на время приёма пищи радио- и теле; держать в тщательном наблюдении (бдительные Ангелы). Последствия нарушения правил (времени посещения, срока приёма пищи; прочее): Дом Правды/Профилакторий (в зависимости от характера проступка);

Лазарет: округлое сооружение с низким потолком, тесно заставленными койками-каталками, бьющим в глаза острым светом из навесных ампул и непреходящим запахом суррогата медицинского спирта. Назначение: восполнять жизненные потенции рабочих в новой схватке с производственным запросом высокородного государства. Оговорка: принимать на лечение в исключительных случаях; не выключать на время лечения радио- и теле-; рабочая единица вправе обратиться за лечением не более двух раз в два месяца. Последствия нарушения правил (симуляция, злоупотребление усердием врачей, воровство лекарств; прочее): Дом Правды/Профилакторий/Расчеловечная (в зависимости от характера проступка), – и тут потерянные на миг наконечники сестёр вновь возалели шмоток чёрного неба тремя ослепительными коловратами.

Барак – Промышленный Квартал – Пищеблок – Промышленный Квартал – барак: таков был почти ежедневный маршрут каждой трудовой единицы. Сейчас его съела ночь, но пройдёт ещё каких-то три часа и проснувшееся солнце озарит своим светом путь, «начертанный иловыми скрижалями божьими», а «апостоловы литавры воззовут счастливых граждан к иератическому алтарю Труда». Сперва морок ночи прошибут уличные фонари, уступив следом место небесному светилу, потом замаршируют неуклюжими группами Ангелы с шокерами и дубинками, оживёт от пятичасовой смерти отравленное коррозией поселение (лишь бы поспеть до Ангелов!), и отправятся, как механические игрушки, исполнять волю незримого, но несомненно божественного кукловода… И только в исключительный, единственный в году день этот твёрдый порядок нарушался: граждане собирались в строй и маршем отправлялись к центру Сектора – в главный зал Дома Правды, где можно было увидеть самого Адепта – одного из восьми управителей сверхдержавы.

За трудовым Кварталом ещё одна вышка – телерадиобашня, отвечающая за бесперебойное вещание рупоров, раций, экранов. Своим дребезжащим в ночи огнём она будто вторит недалёким своим наперсницам, поглощающим связь со «злобными забортовыми соседями», лишая верноподданных последнего шанса услышать неправду. Морг – морг, морг. Морг. Морг. Так и перемигиваются по дням, высоко над стадом скошенных голов, которые и не мыслят взглянуть вверх. Словно перенимая укоренившееся вековое местничество, гордо нависают над своими наземными вассалами – плакатами, телеэкранами, говорилками… Всюду царил единый илово-скрижальный порядок, эманировавший под святым видением в заповедный Устав.

Ночная муть ещё была заволочена чёрной пеленой, но кой-где начинала понемногу отходить от летаргии. Сверху вниз из болезненного сна выплывал забор, пущенный от далёкого центра к периферии двумя расходившимися изгородями в косую решётку, так, что с высоты птичьего полёта напоминал собой кусок пирога; правда, вместо аппетитных краёв треугольник Сектора окаймляли мотки колючей проволоки, неравно соревновавшиеся в своей высоте с прилегавшими к забору Апеннинами мусора, а на месте зажаристой кромки воздушного теста высились косые эллинги, перемежавшиеся с ковшами и рельефными контейнерами весом под пару тонн. В чернильном растворе постепенно проявлялся контур Непотопляемой и её повсеместный символ – хтонический спрут с вколоченным в лоб, словно лихая пуля, пацификом.

***

…ш-ш-ш-ш-ш…

Глаза обоих пилотов смежал тишком подкравшийся сон, но сигнал ещё шипел, не пришёл в себя. Не переставая вести диалог с зевающим компаньоном, мастак Диззи пошерудил в нагрудном кармане и достал белую пилюлю с поперечной ложбинкой в центре. Мадам Ковентри, чуткая бортпроводница тридцати трёх лет, конечно, посетовала бы на это, но двенадцатый час работы на ногах сам собою склонил её к дрёме.

– Почему у бипланов две плоскости крыльев? – спрашивал дока.

– Меньше шансов, что в штопор уйдёт, – отвечал Рэчел.

– Однако же общая манёвренность и техническое… – дополнял Диззи, часто пускаясь в пространные комментарии, добытые не только давнишними университетскими стараниями, но и многолетней практикой. Он принялся задавать молодому компаньону вопросы из общей теории авиастроения, когда увидел, что тот уже не выдерживает полёта и упадает в сон. План сработал: заслышав вопросы Диззи, Рэчел встрепенулся и ринулся отвечать; тогда у юного энтузиаста словно открылось второе дыхание. Впрочем, Рэчел с лёгкостью расщелкал все задачки своего наставника, так что тому оставалось только пуститься в историю авиации, лишь бы отстранить молодого коллегу-эрудита от беспощадно подступавшего сна. Диззи, хоть и был уже старой птицей, истрёпанной и не в таких полётах, но всё-таки переживал за Рэчела, про себя выругивая тех грамотеев, что отправили молодого пилота в столь трудный рейс, будто не зная про аномалию в середине пути.

– Помнишь кого из мировых асов в истории? – не уставал штудировать Рэчела заботливый пузатый наставник.

– Линдберг, Вин, Кёртисс, Йегер, Кроссфилд…

…фш-ш-ш-ш…

– Линдберг первым пробрил Атлантику в одиночку, – припомнил Диззи и негромко шаркнул в плече. – А есть у тебя, Рэч, любимый лётчик?

– Вот Линдберг и любимый, – улыбнувшись, ответил Рэчел. Белки его глаз основательно раскраснелись, лицо давно покрылось невольной маской усталости, но начинающему лётчику всё же следовало отдать должное – держался он молодцом, и не думал канючить; любой другой на его месте завалился бы в сон в первый же час помех.

– Потому что Атлантику?

– Во-первых, да, поэтому. А вообще, много за что ещё, – пояснил Рэчел. – А у вас кто, мистер Диззи?

– Экзюпери. Он мастер и мечтатель.

– Ох, как я о нём забыл! – щёлкнув рукой об лоб, вспомнил Рэчел.

Так проговорили ещё около получаса, и когда ночная муть начала постепенно расцветать, бортовой компьютер вернулся к сознанию и прекратил свой шепелявый бред. А потом на помощь засыпающим лётчикам подоспел долгожданный автопилот. Диззи, как и подобает старшему, первым принял контроль на себя и, пока отдыхал Рэч, следил за курсом и держал связь с диспетчерской.

Одолев сверхординарный участок, аэро держал прямой путь к берегам пилигримской Джорджии. Вослед хвосту рукокрылого атланта «Асуан – Эль-Пасо» зловеще смотрел громадный хромированный купол, изображавший неимоверных размеров череп с щупальцами заместо нижней челюсти и знаком радиационной опасности в центре лобной кости, такой же выдающейся и тем внушающей вящий страх, как армейский шлем. В пустых чёрных глазах фигуры не было ни былинки сомнения, раздумчивости, нерешительности или хотя бы безразличия. Исполинским карбункулом он сидел в сердцевине Непотопляемой, нависая над двумя Секторами – территориальными единицами государства; остальные шесть тоже не были избавлены от взора почившего властителя, ибо амфибический череп был четырёхликим, так что на каждые два Сектора архитектурно-неизбежно приходилась громадная образина, коронованная смертоносным желто-чёрным трилистником. Все восемь Секторов расходились точно прожекторные лучи из обетованной punctum centralis…

Вот уже и солнечный свет заступил на службу вместо уличных ламп, и из нищенских хижин каждого Сектора потянулись по сыпучей дороге толпы сонных трудяг – «счастливейших граждан сердечнейшей, богатейшей страны» – к Промышленным Кварталам, к своим рабочим местам, под надзор немыслимо больших овальных глазниц, сжирающих своей невыносимой бесчувственностью.

V.

– Заходи, заходи быстрей

– Сюда

– Фух, чуть не попались

– Следов нет?

– Не должно Фергюссон проверил

– Мы по старинке: полчаса за переработку выкупили Целую неделю спины не разгибали А ещё всюду эта назойливая музыка, болтовня в глаза и в уши

– Ну-ну В нашем деле отчаиваться нельзя

– Да мы не… Но всё ж таки непросто…

– Дело должно быть за нами, тогда настанет свобода

– Все в сборе? Джейк, рассчитай

– А через месяц, говорят, в Зал Единства…

– Первосортная промывка мозгов! В том году врали то же самое, как и в позапрошлом!

– Тихо ты! – рыла услышат, тогда всем конец

– Да зла, Базз, не хватает

– Как раз зла и хватает с горой…

– Ну что, принесли?

– Да

– Да

– Вот

– Неплохо, неплохо, но недостаточно Из этих деталей всего пару кустарных винтовок сделаем, а нам надо вооружить целый отряд Нас ведь двадцать три человека

– Ещё будем носить

– Знаешь, как непросто украдкой в рукав целый магазин? А ведь ещё коробку с механизмом по частям утащить Твоё счастье, если одну пружину за смену схватишь, а если рыла? Забыл, что с Оуленом сделали?

– Ну-ну, тише, тише Но делать-то что-то надо

– Пик верно говорит – сто потов сходит, чтобы целый карабин по кускам стащить Двунадесять раз страхуемся, чтобы на ладони свет не упал Ну а если всё равно упал, то пиши пропало Вот Оулен…

– Двадцать один, Эдвин

– Кого нет?

– Нолана и Ральфа

– Нолан на ночной вахте, свиньям что-то не понравилось

– Так, а что с Ральфом?

– Со всеми к посёлку шёл, сказал, зайдёт за чем-то, потом сюда, к нам

– Да-а, две самодельных винтовки на весь отряд – это мизер

– А как делать будем?

– Ну, у нас благо целых четверо из сборочного цеха, только опять-таки всё упирается во время

– У меня с Фергюссоном по получасу скоплено за переработку

– А у тебя, Харт?

– У меня голяк, последние минуты на сегодняшний сбор истрачу

– Надо стараться перерабатывать

– А ты, Рассел?

– У меня десять минут в запасе

– Хорошо

– В общем так…

– Кто это там? Не свиньи ли?

– Проверь, Стив

– Это Ральф

– Опоздал

– Быть не может

– Вот что принёс

– О-о! Да тут на целый автомат…

– За три дня удалось набрать

– Молодчина, Ральф, не зря ты у нас умельцем зовёшься

– Я не лучше других, одно дело делаем

– Твоя правда

– Но сейчас с этим труднее На днях в цеху убили одного… И ещё одного забрали Сперва шли толки, что в лживый Дом или Профилакторий, а сейчас, говорят, уже в Расчеловечную доставили…

– Нолана дожидаемся? Время поджимает

– Думаю, нет В любом случае он извещён о сборе и не будет соваться сюда, когда закончим

– Хорошо, тогда к делу

– Фрэнк, озвучь повестку

– В предстоящую неделю приступаем к сборке карабинов До Дома при оружии должны быть самое малое пятеро

– Значит наши мастера – Тим, Рассел, Фергюссон, Харт, и Ральф – приступят к сборке Наше счастье, что не нужно красть схемы, иначе бы…

– У меня будет время Вот только в какой-то из дней в порт отправят

– Погрузка?

– Вернее всего

– Да-а… Не дают рылам покоя твои мускулы, везде запрячь готовы

– Привык Для дела надо потерпеть Но в остальные дни буду работать всё сэкономленное время

– Так, ещё что?

– Продолжаем расширять отряд и налаживать связь с Секторами, если хотя бы на мизер это возможно

– У нас всего один связист

– Тони, как дела со связью?

– Глухо На неделе только один Сектор шуршал, и то не пойми какой Детали нужны, чтоб станцию улучшить Да только где их сыщешь

– Один… Так и шуршит по недельке…

– И карту подробней раздобыть

– Пит, да где ж взять такую? В Библиотеке? Или ты вздумал Дому Правды верить?

– Тьфу, ну и имечко Само название лживое

– Оттого и зовём лживым Домом

– Если раздобуду деталей, сможешь поймать сигнал? Только скажи каких

– Э-э… антенны нужны, э-э… кабеля, усилители… Да где ж их сыщешь?

– Добуду

– И это ещё при том, что эти бесы, будь они прокляты, не ловят наш тощий сигнал: вышку мы, кажись, подавляем

– В любом случае нужно узнать, сколько ещё сопротивленцев есть, каких и где

– Будем верить, что нас не один отряд на всю страну

– Будем, будем верить…

– Извини, Фрэнк, продолжай

– Расширить отряд Нас слишком мало, чтобы противостоять Сектору в одиночку, не говоря уж о всей территории

– К тому же мы совсем уже старики Ну убьют нас в открытом бою или рассекретят, а значит тоже убьют, кто же наше дело продолжит? Наше счастье, если и в других секторах действуют сопротивленцы А если нет? На удачу полагаться?

– Вот потому Тони связью и занят, и детали так нужны, чтоб на своих выйти

– А что с динамитом?

– Нолан две бризантины раздобыл, мне передал

– Отлично

– И я один наспех соорудил

– Молодчина, Харт А как рванёт?

– Я же раньше в цеху взрывотехники волочил… Пособрал что надо, в Факторию сунулся, опилки нашёл и фитиль даже

– Кто ставит?

– Мы с Шервудом

– Я на координацию В ночь перед Днём соберёмся: Пик, Шервуд – дам указания

– Эд, пора бы возвращаться

– Ну, друзья, сложим руки

– Только шёпотом

– Да, да

– Добро победит,

– Непотопляемая – потопляема

– Сейчас главное – собрать патроны и разузнать, есть ли сопротивленцы в других Секторах Продолжаем делать переработки и копить минуты на сборку собственного оружия

– И с динамитом должно сработать

– Верим в это

– Верим, верим…

– Так Пик, Стив, выходите поодиночке, интервал держите Да с башнями осторожней Рыла эти везде рыскают… Следующий сбор по моей засечке

– Есть

– Есть

– Тони, где тебе на приёмник деталей найти?

– Антенны, усилители… Разве что у тех, кто теле-радиовышки обслуживает Но я думаю, там недолго на Ангелов нарваться или на доносчиков Абы кого на обслугу накачки не поставят, сам понимаешь Попробую своими силами, из чего-нибудь местного, а там думать будем

– Так… Рассел, Тим, Фергюссон, Харт, в ближайшее время вам нужно будет заняться сборкой Сможете?

– Вот норму превысим, тогда совсем хорошо, тогда будет время Деталей бы побольше унести

– Хорошо Тоже выходите по одному Не нарвитесь на свет

– Есть

– Есть

– Есть

– Есть

– Ральф, ты уж будь, пожалуйста, аккуратен Бесы на тебе всю страну готовы возить Сейчас вот, в порт отправят Ты работай себе спокойно, без перегрузок, сколько это можно

– Я в норме, Эдвин Из нашего второго ру́жья отправляют, патроны, гранаты, и порошок ещё… По слухам

– А куда, не знаешь?

– В Пасть, к Пахану – оружие и порошки В Вошь – только порошки Всё что знаю И то, по тем же переплетням Пушки, приборы уже в штабелях, будут паковать в контейнеры Постараюсь схватить пару снарядов, если повезёт – гранат А брикеты с порошком, что грузить буду, – маленько прорву

– Ох, Ральф, рискуешь ты однако

– Всё для дела свободы

– Ладно, свет в помощь Выходи следом за Шервудом

Базз, Рассел, Пит, вы – за Ральфом

– Есть, командир

– Есть

– Есть

– Есть

– Есть, командир

– Тони, ты тоже береги себя А то ведь ты у нас один связист Выходи с Генри по одному

– Буду своими силами ладить… Есть, капитан

– Есть

– Остальные – за Фрэнком, строго поодиночке Я как всегда последним Берегитесь луча!

– Есть

– Есть

– Есть

– Есть

– Есть

– Есть, командир

– Есть

– Есть

– Есть

VI.

Непотопляемую гасил закат. Золото-рыжая акварель замутила и небо, и сердце. Даллан сидел на согнутых ногах в крошечном овраге, что скатывался с холмов крутой песчаной дугой, оставляя гнилые хижинки не только за спиной, вдали, но и вверху, точно в каком-то облачном городе. Несильно сщурив глаза, юноша едва шевелил губами, словно пытался нашептать что-то невидимому собеседнику. Крепкие руки ладонями лежали на коленях. Было около десяти часов вечера – время, когда молодые рабочие единицы завершили сегодняшнюю трудовую повинность и разошлись по своим делам. «Своим», однако, настолько, насколько это было нужно всеблагому государству, ведь как гласила девятая статья Устава: «Свободное время – время, не занятое трудом, – должно истрачиваться на думы о величии Непотопляемой». Ранди с Отто, по строгому совету Даллана, их старшего не по годам друга, попросились на дополнительную смену, чтобы, во-первых, подкопить денег и свободных минут (Отто всё ворчал: «на что нам это?», но в конце концов послушался), и, во-вторых, если не расположить к себе местных Ангелов, то хотя бы сделать их более снисходительными. Что же до Латоны, то Даллан видел, как она зашла домой – по всей видимости отдохнуть, потому как вымоталась со смены.

Ветер дул так, будто стеснялся дуть. Или боялся. Ви́ршки тёплого воздуха подвздымали чёрные волосы Даллана, но чтобы потормошить его старую майку с серыми, въевшимися в плоть когда-то белой ткани пятнами, не хватало сил.

«Завтра планируют праздник. Всего одна смена… и несколько часов в Доме Правды-неправды… Только что же это за праздник такой, когда опять будут третировать забортовые страны и расхваливать нашу, шут знает где существующую?.. Сегодня же расскажу им, пора. Когда Ранди с Отто вернутся со смены, будет уже основательно темно, и мы сможем проникнуть в мастерскую. А завтра – приступим к делу. Иначе всё кончится тем, что кислота обмана разъест и моих друзей, а я дорожу ими. Нам надо объединяться… О, отец, мать, где же вы!», – внутренне воззвал Даллан и набрёл глазами на далёкий двухпузый камень в овраге.

«ГРА… ЯЕМОЙ…», – донеслось со спины крошащимся рафинадом.

«Опять голосят. Клешнями держат, как брусок из цистерны на фабрике… Знали бы все, что мы производим и для кого… Грешим, не ведая… И уж точно не в пику надуманному сливово-иловому божку… Перед природой грешим…»

Низина, в которой сейчас сидел Даллан, простиралась на каких-то пару десятков метров и волной-убийцей резко уходила вверх, в новые песчаные бугры. Они – вечные старики – исходились непрестанными вздохами, кашлем, поднимаясь и поднимаясь, взрастая и возрастая, скрываясь и сокрывая; как объяснить их откровенно искусственную изгибистость? – не столовые же горы! вот настоящая загадка для ума. Ещё дальше, выше, где медовый закат, точно безжалостный сварщик, плавил воздух, сыпучие хребты пятнались, сходились, переплетались с бесконечным мусором, пока цветистая мозаика из тряпок, пакетов, коробок, объедков и прочей пакости не одерживала верх. И уже совсем далеко, где само небо задыхалось от нечистот, большая мусорная гора подпирала своим грязным боком громадную башню из чёрного камня с закруглёнными углами и тяжёлым осьминогом-утопленником на фасаде. Башня уходила в самую высь, тараня остроконечным иглозубым пинаклем лоно беспечного ветра. Под крышей – сторожевая площадка с небольшим, не дольше фута, балконом.

Позади – и опять в выси – заслышались до кровавой мозоли знакомые лозунги, одухотворённые деланым пафосом; и, как это обычно бывало, заныла убаюкивающе пластинка. Так и сидел одиночкой молодой человек – в яме промеж двух возвышенностей – и вываривал в уме план действий. Сейчас его соглядатаями были лишь редкие камни да иссохшие палки, торчавшие по местам, как обезглавленные камыши, из мёртвой заводи.

Оглядевшись и убедившись, что никого нет поблизости, Даллан осторожно приподнял край майки и достал из-за пояса тоненькую бумажную трубочку, перетянутую резинкой. Ещё раз посмотрел через спину. Ржавые зады построек ответили ему молчанием, и он освободил тощий свиток от власти давившей с боков резинки. Зашуршала мятая бумага, распустилась увядающе-жёлтым цветком и, наконец, раздалась в стороны двумя клочками-квадратиками. На обоих была изображена престранная гексаграмма из прямых, косых и параллельных линий, выстроенных в хитрую сцепку с винегретом из «C», «H», «O», «N» и некоторыми цифрами, какие обычные рабочие Непотопляемой могли видеть только на собственных нумерованных нашивках; справа цепочка уходила в шестигранник с тремя дублированными краями внутри. Даллан приблизил к глазам первый листок и прочитал надпись, нанесённую жирным шрифтом в правом верхнем углу:

Кокаин. Опаснейший наркотик, употребление которого вызывает головную боль, рвоту, припадки, тремор, расстройство нервной системы. При длительной зависимости возможны галлюцинации различных центров восприятия, истощение, инсульт, инфаркт, смерть. Употребление этого вещества означает предпочтение сиюминутного наслаждения верной гибели. По достоверной информации Посланников Непотопляемой, активно используется забортовыми государствами американского и западноевропейского континентов. Такие вот наркоманы пишут «человеколюбивые» законы, болтают о правах и свободах и без зазрения совести наживаются на своих подданных.

Отставив листок в сторону, Даллан отёр пот со лба и поднял голову к далёкой башне, приодетой в живописный закат. С красотой неба уходящего дня боролся образ хтонического существа, обвившего своими пухлыми щупальцами стан чёрного великана. Грампластинка ещё играла вдалеке, но Даллан знал, что скоро она смолкнет, и до неё во что бы то ни стало нужно было вернуться в поселение. Он отряхнул от песка другой обрывок бумаги – тот, в отличие от первого, оказался основательно истёрт временем и явно побывал в руках не одного любознателя, – и прочёл; надпись располагалась в том же месте, над загадочным рисунком из цифр-букв, распятых двуножными стрелками.

Волшебный порошок. Чудодейственный препарат, поднимающий силы и улучшающий настроение. Помогает воспрять духом в тяжёлую минуту, расширить границы восприятия, увеличить потенции в борьбе с непримиримым злом и, в конце концов, недурно провести время. Используется забортовыми друзьями илового государства. Они – наши союзники в кольце врага, а потому, долг всех граждан Непотопляемой – производить сей порошок по предустановленной Апостолами норме и в рвении к иловому Божеству нашему перевыполнять план.

И, в самом конце, наискось (полусонным типографом), приписка:

Настоятельно просим прочесть про себя Устав целиком.

Только Даллан кончил читать, как голова его поднялась, а глаза машинально устремились к далёкому спруту на сторожевой башне; хоть осьминог и был рисованным, всё-таки казалось, что его неподъёмный череп – перевёрнутая медицинская колба – точно пульсирует, идёт мелкими-мелкими жилками, сосудиками, капиллярчиками. А внизу – лихой экспонентой – мусор-мусор-мусор, песок-песок-песок.

Ещё раз в листок. Рисунок. Формула. В другой – та же самая.

Это была очередная находка пытливого юноши, обнаруженная им на днях в Библиотеке родного Сектора – Сектора № 5.

…Восемнадцать лет назад, когда облака плыли теми же серопышными сорными бородами, а мусора в Секторах Непотопляемой было как будто меньше, в одной из тысяч хлипких хижинок раздался детский плач. Тогда почти все граждане выполнили задачу по деторождению в назначенный срок, и только у трёх пар номеров ничего не выходило. Как выяснилось позже, мужчина из первой незадачливой пары оказался бесплодным, и пару ту разлучили; женскому номеру в спешном порядке приискали половозрелого гражданина с хорошими данными (ходили толки, что тот новообразованный союз таки дал потомство), а порочного семяносца переправили во второй Сектор на производства взрывотехники и химической промышленности на три рекордных смены, что составляло, по разнарядке Непотопляемой, целых двадцать один час; вне всяких сомнений, неплод-номер, будучи практически лишён сколь-нибудь жизнеобещающего сна, вскорости оказался измотан под натиском непрестанного «великого Труда», а дальше (всё тот же неумолимо-убийственный механизм Непотопляемой) – направлен в Расчеловечную. Вторую пару постигло несчастье иного порядка: в час вынужденного соития девушка неимоверно напрягалась, стараясь, как загнанный зверёк, отстраниться от назначенного номера; грузный работяга, поступая непобритой щекой, напирал на партнёршу как мог, потому что знал, какое наказание ему грозит за отсутствие должного результата в виде как минимум одной новой единицы, способной к труду. Под раскорякой тел сломалась кровать (о нет, не порыв страсти!), и девушка повредила спину. Итог: обоих отправили в Расчеловечную, не приняв во внимание, что мужчина-то был здоров, как бык, и готов был служить Непотопляемой всем своим существом.

Последний союз раздирало необычайно редкое для граждан иловой страны противоречие – жизнь и мораль… Когда подходило время заготавливать новых рабочих единиц на благо Непотопляемой, её богоизбранные управители под торжественный аккомпанемент рупоров и ретро-мелодии разрешили гражданам подыскать себе номер «по вкусу», и только если «никого не найдётся», обещали назначить пару произвольно. Они нашлись сами. Надо сказать, тот союз вообще был из ряда вон выдающимся, потому что мужчина- и женщина-номер как-то соединились: неслышно, незаметно, уловимо только тем, что зовётся душой… В роковой день, когда истекал назначенный для соития срок, в хижине горел тусклый костёр, издрагивая от перешёптываний.

«Это безнравственно, милый, безнравственно», – задыхаясь от слёз, шептала Она.

«Я знаю, дорогая, знаю, – отвечал Он, – но мы же много обсуждали. Нас разлучат при любом раскладе. Но так мы хотя бы сохраним свои жизни и дадим жизнь новому маленькому существу»

«Я хочу, хочу ребёнка, но не так, не в этом месте, не при таких обстоятельствах. И каково будет малышу? Ты лучше меня знаешь и нашу, и его участь. Когда ребёнок родится, меньше чем через год его отберут у нас и примутся научать. А потом отправят на работы! Ты знаешь, куда его отправят работать? А вдруг на оружие или не дай боже на…»

«Наш сектор пока не специализируется на производстве оружия…»

Огонь, разведённый в небольшом цилиндре в середине комнаты, горько заплакал и заиграл бликами по железному настилу над двумя склонившимися в тоске головами.

«Нора, нам нужно спасти малыша и спастись самим»

«Где же он будет? Что с ним станет?»

«Я организую сопротивление, я найду вас обоих, обещаю»

Нора закрыла глаза рукой и тихонько заплакала.

«Ну, ну, милая… Хочешь, я скажу, что болен, что тебе нужно найти другой номер? Пойми только: я не переживу твоей смерти»

Девушка отвела сырую ладонь, посмотрела красными глазами в усталые глаза своего возлюбленного и приблизилась к его подбородку, обещавшему со временем сделаться крупным. Две тени, порознь сидевшие на стене в коловрате огня, соприкоснулись.

«А мы сможем спрятать малыша?», – спросила вдруг Нора, исполнившись надеждой. И тут же ей причудилось, что в самом деле получится. Да, да, конечно получится! Иначе и быть не может!

«Ребёнка запишут, в Номенклатурной присвоят номер»

«Ах, эти номера!..»

«И ещё припишут к детскому лагерю, ты же знаешь. Сами ведь там были»

«Ах господи, господи…», – снова заплакала несчастная в зыбком мраке ночной лачуги. Не успев добрезжить в по́мути румяных грёз, надежда рухнула в чёрную пропасть.