Читать онлайн Исход бесплатно

© Андрей Александрович Газаев, 2023

ISBN 978-5-0062-0852-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Исход

Автор: Андрей Газаев

Пролог

Резкий визг тормозов ударил по нервам и бросил тело всклокоченного, явно неухоженного человека вперед, на водительское кресло. Удар оказался приличным, но обрюзглое, давно не мытое тело отозвалось не столько болью, сколько вялыми, ставшими в последнее время уже привычными, позывами к чесотке. Глухо простонала сквозь грязный, замусоленный кляп, прикованная к соседней дверце молодая девушка. Её худое, полуобнаженное тело удержал пристегнутый ремень безопасности. В заплаканных, неимоверно усталых глазах на мгновение вспыхнул огонь, но тут же угас, проваливаясь в мутное, окончательно растерявшее краски, существование.

– Какого хрена?! – взревел человек, отлепив свою небритую щеку от некогда белой кожи подголовника и оставив на ней мокрое пятно. С трудом выползая обратно на сидение и расправляя перекрутившийся рукав мятого, давно не стираного пиджака, первым делом бросил взгляд на девушку. Как иначе? Последняя женщина в этом чертовом городе. А раз последняя, значит его! И только его! Потому, что он мэр этого никому не нужного города! И плевать, что нет уже ничего, ни города, ни края, ни страны!

Рефлекторным, скорее уже каким-то животным движением захватил ее покрытую синяками и ссадинами ногу, и болезненно сжал. Девушка отозвалась тихим стоном. Но мужчина этого не замечал, его внимание, как рубильник примитивного агрегата, щелкнуло и переключилось на водителя машины.

– Ты что?! Охринел?!

– Я…, я сейчас, – торопливо залепетал щупленький водитель, поспешно освобождаясь от своего ремня безопасности. – Там что-то есть. Мне надо…

Водитель не договорил, толчком распахнул дверь и вывалился из высокого джипа. В открытый проем ощутимо дохнуло сухим декабрьским холодом. Обнаженная девушка мгновенно покрылась «гусиной кожей». Дверь захлопнулась. Водитель, суетливо приседая, спешно потрусил к покрытым инеем кустам, у разграбленного и наполовину разобранного газетного киоска.

Мэр проводил его презрительным взглядом и повернулся к пленнице. Голова девушки устало привалилась к стеклу, глаза закрыты, по щеке тихонечко сползает одинокая слезинка. Разбитая еще утром, губа изрядно распухла. Некогда длинные, потрясающе красивые, светлые волосы превратились в засаленную, безобразную солому.

Но это зрелище, этот вид последней представительницы женского пола не вызвал у мужчины жалости. На жалость и сострадание эта гора провонявшего сала, в официальном костюме, со значком мэра, уже давно была не способна. В коротком списке чувств, что еще остались в душе этой мерзкой пародии на человека, на первых местах числились властность, жестокость, да животная похоть.

Вот и сейчас, от созерцания измученной пленницы у мэра участилось дыхание, повлажнели губы, рука автоматически потянулась к ширинке. Ну, а как иначе? Вот же она, сидит перед ним, почти полностью обнаженная, мягкая и теплая. Вся такая беззащитная и поэтому доступная. Худые, исцарапанные руки подняты вверх и прикованы к верхней ручке. Это, чтобы не убежала, при случае. И не забывала, чья она собственность.

Мужчина попытался притянуть девушку к себе, но получилось неудобно. Недовольно рыча, он отстегнул ремень безопасности, по-прежнему удерживающий пленницу, но при этом прищемил себе мизинец. Эта вспышка боли на мгновение привела его в чувство. Он что-то вспомнил, и после секундного размышления, повернулся к своему окну. Сальные глазки нашарили водителя, а брови удивленно поползли вверх. Потому, что маленький, щупленький человечек, вот уже десятый год, работающий его личным водителем, стоял на четвереньках под тем самым кустом и что-то нащупывал там, своими дрожащими руками.

– Придурок, мать его! – презрительно процедил человек и собрался снова повернуться к своей забаве. Но в последний момент, то ли что-то заподозрив, то ли, наконец, разглядев, что именно достал из-под куста водитель, судорожно дернулся и истошно заорал.

– Не сметь!!! – короткие пухлые пальцы с грязными ногтями панически задергали ручку двери, но при этом забыли разблокировать замок. Затем последовал удар плечом, за ним второй, но дверь не сдавалась. Наконец беснующиеся руки нащупали нужную клавишу, дверь распахнулась, и мужчина едва не вывалился из салона. Выставив на припорошенный поземкой асфальт ногу, в тяжелом ботинке, приподнялся, опираясь на дверь, да так и застыл, с перекошенным от ненависти ртом. Потому что, маленький щупленький водитель, уже поднявшись на ноги, стоял и блаженно улыбался, держа в руках самый обычный сотовый телефон. Вещь, ставшую запретной в последние полгода. И самое страшное было в том, что экран у этой чертовой, невесть откуда взявшейся под кустом машинки, ярко светился.

– Не сметь, – на этот раз едва слышно выдохнул мэр, обессилено повиснув на распахнутой двери.

А маленький водитель, наконец-то оторвал полные счастья глаза от экрана телефона и абсолютно спокойным голосом произнес:

– Ну, вот и все! Я ухожу! А вы оставайтесь здесь, на этой мертвой земле и дальше. Но прежде чем я уйду, мне надо кое-что сказать, точнее, передать. Вам и этой маленькой богине, которую ты, низменная скотина, превратил в свою подстилку.

Водитель неожиданно перешел на «ты», но мэр этого даже не заметил. Переполненное страхом сознание парализовало восприятие. А маленький человечек, тем временем, продолжал:

– Лиля, – водитель позвал девушку. – Лилия! Открой глаза и ты УВИДИШЬ!

Смутное подозрение тихо зашевелилось в сознании мэра, по-прежнему укрытом липкими, тягучими волнами страха.

– Ну, а тебе, жалкая пародия на человека, – голос водителя зазвучал вновь, заглушая тихий шелест поземки. – Счастливо оставаться. Такие, как ты, не нужны никому и нигде, ни в аду, ни в раю!

Джип ощутимо колыхнулся, затем еще раз и в этот момент девушка отчаянно захрипела. Что-то выбило пробку в сознании мэра, убрав ступор и вернув его к действию. Развернувшись к салону, он увидел, как Лилия каким-то образом сумела забросить правую ногу на переднее пассажирское кресло. И теперь, повиснув на ней, хрипя и неестественно выгибаясь, тянется вытянутой в струнку левой ногой к приборной панели. Взгляд мэра скользнул дальше и успел заметить, как на внезапно ожившем экране навигатора появляется темное, прямоугольное изображение.

Тугой горячий ком спекся в гортани, полностью перекрыв дыхание. Мэр сделал судорожное движение, и в этот момент босая ступня девушки коснулась экрана, накрыв изображение. Две ослепительных вспышки полыхнули почти одновременно, вычеркнув из реальности и девушку, и водителя. Третий человек остался. Он проживет недолго, еще максимум, полминуты, потом его усталое сердце остановится, и грузное тело медленно сползет на холодный асфальт.

Два человека исчезли, оставив третьего в холодном и безжизненном декабре две тысячи неизвестно какого года, от Рождества Христова.

Глава 1. Дающий Дорогу

На темном экране небольшого ноутбука тихонечко пульсировало оранжевым цветом короткое сообщение: «Я добралась. Спасибо тебе, Дед. Ты самый лучший. Приходи поскорее». И чуть ниже подписью: «Танечка с конопушками». Эти несколько слов вот уже третий час горели на экране переносного компьютера, медленными, мягкими всполохами едва освещая небольшую тумбочку и стоящую рядом, двуспальную кровать.

Устало раскинувшись на мятой простыне, на кровати спал высокий мужчина. Густая темная шевелюра, усы, борода, достаточно стройная, для неполных тридцати восьми лет, фигура. Сине-черный, добротного покроя, спортивный костюм. Так и не снял, не хватило ни сил, ни желания. Белые, на вид почти новые, кроссовки, прямо здесь, в спальне, у кровати. По-другому нельзя, время ждать не будет. То самое, медленно тающее на экране ноутбука, в правом верхнем углу. Шестнадцать часов, тридцать две минуты, двадцать восьмое августа. Все еще жаркие дни проклятого, и наверняка последнего лета. Другого, скорее всего, уже не будет. Хотя, может и будет, вот только увидит ли его, кто-нибудь?

Где-то под подушкой ожил и сдавленно запиликал мобильник. Мужчина тихонечко застонал, достал разбудившее его устройство, перевернулся на спину и, с трудом разлепляя веки, попытался сосредоточиться на экране. Опять смс-сообщение ниоткуда, без обратного адресата. Лишь подпись будет от имени последнего, доставленного на Дорогу, ребенка. Как они, черт возьми, приходят, эти сообщения? Ведь в стране, да и во всем мире, вот уже полтора месяца, как строжайше запрещено пользоваться мобильными телефонами, коммуникаторами, смартфонами, а так же любого вида, компьютерами. Любое устройство, имеющее экран и способное подключиться к сети интернет, находится вне закона.

В середине июля, когда первая волна шока вроде бы пошла на убыль, власти не только отключили всю сотовую и прочую, беспроводную связь в стране. Они обесточили все серверы и магистральные линии. Во всех школах, интернатах и прочих детских заведениях наглухо опечатали все компьютерные классы. А затем попытались произвести тотальную конфискацию сотовой и компьютерной техники у населения. И если в благополучной Европе и поклоняющейся телевизору Америке все прошло достаточно гладко, то в России это оказалось невозможно. Да и не помогло все это. Ни одна из принятых мер успехом не увенчалась. В конечном итоге, все оказалось бесполезно. По многим причинам, в том числе и из-за таких, как он, этот самый бородач, внимательно вчитывающийся в строчки пришедшего ниоткуда, сообщения.

«Держись Дед! Осталось всего трое! Ты справишься! Сегодня в девять вечера, у бывшего лесосклада, прямо напротив рынка на улице Водопроводной, восьмимесячный Максимка с мамой. Координаты выхода сообщением после встречи. Танечка».

Что происходит? Мужчина, дочитав сообщение, еще несколько секунд смотрел в безжизненный, самостоятельно погасший экран, затем опустил руку и снова закрыл глаза. Еще вчера, а точнее сегодня ночью он вывел семилетнюю Танечку на указанную ею Дорогу. В который раз наблюдал эту чертову вспышку, и опять его усталое сердце рвалось вслед за гаснущим ребенком. Душа исходилась болью, хрипя и захлебываясь безмолвным криком. Чувство невосполнимой потери, тоска и безысходность.

А потом следовал Поцелуй. Тягучее, двухминутное забвение. Начисто стирая боль, он оставлял за собой долго не исчезающее ощущение скрытого смысла происходящего, и каким-то образом придавал сил. Чтобы снова, в который уже раз, встретить очередного ребенка и проводить его никуда. Скольких он уже проводил? Многих. Танечка была сорок первой.

Куда они уходят? Куда?! Рвануть бы за ними, прочь из этого проклятого, никчемного мира. Он пробовал, много раз пробовал, тянул руки к тающему следу, припадал губами, прижимал экран к груди, но тщетно. Дорога открывалась только ребенку.

Вот и сегодня ночью он проводил Танечку, маленькую смешную девочку, с россыпью конопушек на личике. Всю дорогу, пока они благополучно добирались до указанной точки, она щебетала и хихикала, что-то там себе придумывая, во что-то играя. Задавала кучу вопросов, вертелась на кресле, в общем, вела себя как самая настоящая семилетняя девочка. А уже через несколько часов приходит смс от ее имени, и судя по тексту, писал сообщение уже совсем не ребенок, а вполне взрослый человек. И даже очень, так сказать, взрослый. Ибо лесосклад на Водопроводной перестал существовать лет двадцать назад, и сейчас на той территории строймаг со складским ангаром.

И так происходит каждый раз. Он встречает ребенка и получает координаты точки. До нее еще нужно добраться, иногда это близко, иногда не очень. Да и сам путь далеко не всегда благополучен. То время, когда можно было передвигаться, куда захочешь, уже кануло в лету. Безвозвратно. А потом очередной экран, вспышка, боль и Поцелуй. И несколькими часами позже сообщение на экран ноутбука в его комнате.

Мужчина повернул голову и снова посмотрел на медленно мерцающие, оранжевые буквы. «Я добралась. Спасибо тебе, Дед. Ты самый лучший. Приходи поскорее».

Наверное, только вот эти самые «приходи, поскорее» не дают ему сойти с ума. Раз за разом повторяющиеся в той, или иной форме, эти короткие слова дают надежду, что когда-нибудь дорога откроется и для него. Что заветная дверь, за которой прячется мечта, наконец-то распахнется и впустит его. Что там, на том конце пути, он не знал. Зато он хорошо знал, что здесь, на этой стороне. И каждая клеточка его тела, каждый атом и квант души, пропитанные этим знанием, переполнялись ужасом и отчаянно стремились прочь. Куда угодно, хоть в самые глубины ада, если он существует, только не оставаться здесь, в этой проклятой кем-то реальности.

Мир свихнулся, резко, одномоментно. Все смешалось, рассыпалось и покатилось к черту. Многое из того, что раньше считалось незыблемым и непреложным, сейчас потеряло смысл. Как вот эти сообщения ниоткуда при неработающих сетях. Да и в том же мобильнике, впрочем, как и в ноутбуке, давно нет аккумуляторов, он самолично вышвырнул их в мусор, когда разрядились окончательно. А устройства все равно продолжают работать.

Городские электросети подают электричество только для основных городских служб и ведомств. Каким образом энергетики умудряются удерживать в рабочем состоянии последний живой генератор на электростанции, одному богу известно. Техника отказывает повсеместно, бессистемно и беспричинно. Транспорт, за исключением автомобилей, парализован. Коммуникации почти нет, только военные удерживают связь для руководства страны. Но и это, похоже, ненадолго. Предприятия останавливаются одно за другим. Из-за отсутствия условий для жизни, энергии, и угрозы голода, в среде населения нарастает анархия. И это, не говоря уже о главном – о детях. Создается ощущение, что кто-то, или что-то, преднамеренно и безжалостно стирает с лица земли все достижения человечества. Попутно забирая самое ценное – детей.

Хотя, «забирает», наверное, не самое правильное выражение. Дети уходят сами. Пугающе резко и неожиданно взрослея, делают свой выбор и уходят. Причем большинство из них, ушло еще до того, как все страны запретили экранные устройства. А те, кто по какой-то причине задержался, находят проводников, таких как он, этот самый бородач. И указав точку выхода, с их помощью покидают эту реальность. И никакие семейные узы, родительская любовь и привязанность, детей не останавливают. Они просто резко становятся другими. А затем уходят.

Бородач заворочался на кровати и тихонечко застонал, сквозь зубы. От бессилия, от невозможности уйти вслед за ними, и от яростного, всеобъемлющего нежелания оставаться здесь, в этом никчемном, тускнеющем мире.

Мужчина рывком сел, нашарил взглядом стоящий на столике стакан с водой и залпом выпил больше половины. Вернул стакан на место и осмотрелся. Невзирая на яркий, августовский день, в комнате царил полумрак. Потому, что окна, вот уже второй месяц, задрапированы одеялами. С тех самых пор, как власти прекратили подачу электричества в жилые районы. Не стоит привлекать к себе внимание, свет экранов работающей электроники может вызвать совершенно ненужные вопросы. И хотя дом стоит в глубине участка и от дороги он отгорожен почти двухметровым забором, перестраховка не повредит. Как говориться, береженого и бог бережет.

Хотя какой тут бог? Он либо в отпуске, либо просто отвернулся от этого мира. Мужчина посмотрел на время и снова откинулся на подушку. И закрыв глаза, в который уже раз, погрузился в тягучий омут воспоминаний.

В тот день, когда все и началось, шестого июня, стояла приятная теплая погода. Прошедший ночью дождь, вымыл улицы, полил траву и деревья, и встретив рассвет, тихонечко удалился. Оставив после себя небольшие лужицы и совсем немного облаков, в бездонных просторах голубого неба. Самый обычный летний день, разве что, еще не такой жаркий и душный. А в остальном, все как обычно. И природа, и люди. Привычная повседневная суета.

Ближе к полудню, он покинул город и выехал на федеральную трассу, направляясь в сторону Краснодарского края. Лавируя в потоке машин, как всегда, слушал любимую музыку и думал о приятном. О том, как выберет время и навестит одну симпатичную, и очень даже замечательную женщину, живущую всего в сотне километров. И может быть, красивый курортный роман перерастет в семейную жизнь. Пора бы уже, давно пора.

Никогда не думал, что может вот так получиться. Сколько женщин было в его жизни? Сколько нервных клеток сгорело в любовных порывах и сценах расставания? Каждая женщина была прекрасна по-своему. Но каждый раз было одно и то же, так и не найдя единения душ, так и не почувствовав гармонии сердец, он расставался с очередной лапочкой девочкой. И плыл по течению жизни дальше, все так же одинок, и все так же, полон надежды встретить, однажды, ту единственную, ненаглядную, родную.

И вот, впервые в жизни, он увидел в этой милой и прекрасной женщине, отголоски своей мечты. И ведь его чувства к ней нельзя было назвать обжигающими или романтично-возбуждающими. Нет, вовсе нет. Он и сам удивлялся своим чувствам и эмоциям. Ему казалось, что он знает этого человека, эту впервые встреченную женщину, уже миллионы лет. И свет их душ уже давным-давно переплетен столь красивым, божественным узором, и на таком глубинном уровне, что вся познанная им ранее любовь к женщинам, просто бледнеет и гаснет. Вот так, впервые в жизни, он нашел свою мечту, и все свои мысли устремил на ее воплощение.

Набегающий поток прохладного воздуха врывался сквозь приоткрытый боковой проем в салон его «Виты», шевелил волосы, холодил шею. Езда доставляла удовольствие. И потому, что трасса достаточно ровная, все-таки федеральная. И потому, что у него замечательная машина, минивэн «Мерседес – Вито», серебристого цвета, со всеми положенными наворотами. Как и многие водители, он обращался со своей машиной, как с женщиной. Бережно, ласково. И называл ее не иначе, как «Вита». Что, впрочем, недалеко от истины, ведь Мерседес и есть женское имя, использованное владельцем компании на заре ее существования.

Мощный дизельный двигатель тянул ровно и уверенно. «Вита» двигалась по трассе в правом ряду, догоняя небольшой семейный «Опель», с заклеенным изолентой, правым фонарем. Когда до этой запыленной, покачивающейся легковушки осталось совсем немного, в заднее стекло выглянула девочка, лет шести, с виду. И радостно замахала ему ручками.

Он улыбнулся. Дорога сузилась, разделившись сплошной линией, и какое-то время он вынужден был ехать вслед старенькому «Опелю», держась всего в нескольких метрах позади. А девочка махала все энергичнее. И жесты ее, почему-то перестали походить на радостное приветствие. На маленьком, прелестном личике поочередно сменялись гнев и растерянность. А может все это ему просто казалось с такого расстояния. Наконец девочка перестала махать руками и просто скрестила их в запрещающем жесте. Что бы это значило, гадать было некогда. Дорога снова расширилась, и махнув девочке на прощание, он уверенно пошел на обгон.

Однако уже через полминуты старенький семейный автомобильчик обошел его по левой полосе и удовлетворенно устроился метрах в двадцати впереди. Что-то, наверное, задело водителя этой легковушки. Хотя может он просто куда-то торопится, раз снова прибавил скорости и медленно пошел в отрыв.

Дорога снова начала сужаться, по обе стороны потянулся лес, впереди в полукилометре показался мост через реку Кубань. И в этот момент, откуда-то снизу, из кювета, на самый край асфальта выскочил мальчишка и отчаянно замахал руками. «Опель» уже успел проскочить это место, других машин между ними не было, а значит, мальчишка махал именно ему.

Повинуясь какому-то неосознанному импульсу, он резко нажал на тормоза, и свернув на обочину, остановился, проскочив мальчишку всего на десяток метров. Спрыгнул на землю и едва не закашлялся, мимо прогрохотал тяжелый трубовоз, обдав его пылью, запахом масел и гарью выхлопных газов. Сделал несколько шагов к обочине и в этот момент, выскочивший справа мальчишка, яростно вцепился ему в рукав.

– Дядь Саш! Дядь Саш!

Ошеломленный водитель медленно присел, еще раз внимательно осмотрел совершенно незнакомого мальчугана и тихо выдохнул:

– Что случилось?

– Дядь Саш, смотрите туда, – мальчонка, явно ученик начальных классов, по-прежнему крепко сжимая рукав его рубашки, указал в сторону моста. А затем, уже более спокойным тоном добавил: – Сейчас будет знак.

Все еще ничего не понимающий бородач повернулся в указанном направлении и внезапно почувствовал, как волосы на голове встают дыбом.

Дорога к мосту, а затем и после него шла на подъем, поэтому с этой точки отчетливо было видно, как тот самый, маленький семейный «Опель», внезапно зарыскал на трассе и вылетел на встречную полосу. Чтобы через пару секунд, лоб в лоб столкнуться с рейсовым автобусом. В этот момент ослепительная белая вспышка резанула по глазам, заставив зажмуриться на пару мгновений.

Дальнейшее происходило, как в замедленной съемке. От страшного удара, двигающийся автобус начало разворачивать поперек дороги, опрокидывая на бок. А сзади, истошно заскрипел тормозами огромный седельный тягач, с блестящей, десятиметровой цистерной позади. Кабина тягача ударила в брюхо, продолжающему сунуться по асфальту, опрокинувшемуся автобусу. Длинную и явно тяжелую цистерну сорвало с седла, она пошла вперед и влево, смяла край кабины, скользнула вдоль автобуса. Лопнув сразу в нескольких местах, обильно заливая асфальт темной жидкостью, ударилась в бетонное ограждение моста, полностью перекрыв дорогу. И через пару секунд в нее воткнулся так и не успевший остановиться трубовоз.

Визг и скрежет раздираемого металла прекратился, и на несколько секунд повисла ватная давящая тишина. Словно все звуки мира пропали разом. И вдруг все резко ускорилось, вернувшись к привычному ритму. Визг тормозов, сигналы клаксонов, чьи-то испуганные голоса. Где-то невдалеке взвыла и тут же смолкла полицейская сирена. Из кабины трубовоза вывалился водитель и неуклюже упал на колени. С трудом поднялся, шатаясь, и придерживая поврежденную руку, неуклюже побежал прочь. Однако метров через двадцать, уже на обочине, тяжело упал. С трудом перевернулся на спину, что-то достал из кармана и на глазах у бегущих к нему людей, пропал. Исчез в ослепительной белой вспышке. А через мгновение, на месте аварии полыхнуло. Море огня в одно мгновение охватило автобус, оба грузовика и разбросанные по асфальту остатки легковушки.

– Не бойся, дядь Саш, там уже никого нет, одни железки, – спокойный голос незнакомого мальчишки вывел его из ступора. Бородач все так же ошалело повернулся к ребенку, и почувствовал, что медленно опускается на колени.

– Дядь Саш, дай мне на минуточку свой мобильник. Пожалуйста.

Все еще не в силах осмыслить происходящее, он потянулся к поясу, раскрыл чехол и протянул телефон мальчишке.

Тот принял сотовый, словно какую-то реликвию, пару секунд держал ее в обеих ладонях, а затем поднял глаза. И от этого взгляда, не ребенка, а старого, бесконечно мудрого человека, бородача пробило, словно током. Вокруг кипели события, гудело на мосту пламя, кричали люди, выла полицейская сирена, а бородач сидел и смотрел в эти глаза. И чудилось ему, до дрожи в спине, что вся мудрость вселенной, а может и сам Бог, взирают на него из тела этого мальчишки.

– Спасибо, дядя Саша! – тихо, но отчетливо произнес ребенок. – Хотя какой ты, теперь, дядя. И имя твое тебе еще долго не понадобится. Ибо ты теперь Дед.

– Дед? – только и смог выговорить взрослый мужчина, неуклюже сидящий на коленях напротив семилетнего мальчугана.

– Ты теперь – Дающий Дорогу. Сокращенно Дед. И я буду первым прошедшим по ней.

– Дорогу? Какую дорогу? – бородач начал приходить в себя. – Малыш, а ты вообще, кто? Тебе сколько лет? И где твои родители?

– Дорогу ты сейчас увидишь, а поймешь значительно позже. Меня же зовут Григорий. Сколько мне лет? – мальчишка совсем не по-детски усмехнулся. – Ну, будем считать, что восемь. Остальное неважно. Я сейчас уйду, по Дороге. Но пара минут еще есть. Может, что-то хочешь спросить?

– Григорий, а что ты вообще тут делаешь, вдали от города? – нереальность происходящего путала мысли. В сознании ярко полыхала картина, на которой его «Вита» должна была оказаться в той огненной ловушке, между цистерной и трубовозом. А на язык лезли банальности.

– Фиксирую твой выбор. Если бы ты не остановился, то выбрал бы погибнуть. Но раз я держу в руках телефон, значит, твой выбор быть Дающим Дорогу. Кстати, ты мог бы остановиться и ранее, если бы понял знаки Ксении.

– Ксении?

– Девочки из «Опеля». Она ведь пыталась тебя остановить, но ты не понял.

– Она?! Остановить?! – брови мужчины удивленно поползли вверх.

– Да. Она. Ясновидящая Ксения. Именно она подала знак. Исход начался.

– Какой знак? Какой исход?! – бородач окончательно запутался и сдался.

– Та самая яркая вспышка перед аварией. Не переживай, ты многое поймешь, но позже. А сейчас мне пора, время вышло.

Мальчишка нажал пару кнопок на сотовом телефоне, затем снова посмотрел на мужчину.

– Я надеюсь, что мы еще увидимся, поэтому говорю тебе: До свидания, Дед! – и накрыл ладонью экран.

Ослепительная вспышка, и крутанувшийся в воздухе мобильник упал в траву. Точно в то место, где секундой раньше стоял неизвестно чей, восьмилетний мальчишка.

Сколько прошло минут или столетий, он не помнил, и только боль в затекшей ноге привела его в чувство. С трудом поднялся, проводил взглядом первую пожарную машину, пронесшуюся мимо, дико голося сиреной и непрерывно сигналя. Сделал пару неловких шагов вперед, открыл водительскую дверь «Виты», нашарил бутылку минералки и вылил половину содержимого себе на голову. Где-то справа, совсем близко, полыхнуло белым, и тут же истошно закричала женщина.

Так и не вытерев лицо, он медленно повернулся. Вдоль трассы вытянулась вереница приткнувшихся к обочине автомобилей, вокруг которых суетились встревоженные люди. Несколько человек уже бежало к серебристой «Тойоте», в салоне которой металась и билась в отчаянии молодая женщина. Чуть дальше, в одной из двух, белых «семерок», вспыхнула еще одна вспышка, и тут же следом, вторая. И тут же череда ослепительных вспышек хаотично пробежала по всей веренице стоящих автомобилей, вытянувшихся на несколько километров. На пару секунд вспыхнул яркой зарницей и медленно погас, едва различимый отсюда «ПАЗик».

Холодная дрожь пробила тело, бутылка минералки выпала из руки, в глазах на мгновение потемнело. Над трассой, смешиваясь с воем сирен машин спасателей, поднимался тяжелой волной, многоголосый ор. И в этих криках обезумевших женщин и теряющих самообладание мужчин, рождался страх. Всеобъемлющий, всепроникающий, он смешивался с отчаянием и болью, и рождал еще одно непонятное ощущение.

В памяти неожиданно всплыли слова мальчишки, Григория: «Исход начался». Спина мгновенно покрылась липким потом, и он почувствовал, как подкашиваются ноги. Ибо он уже понял, что за ощущение, родилось в пространстве, вместе со страхом и отчаянием. Это приговор! Приговор всему человечеству!

Добирался домой он уже на полном «автопилоте». Отстраненное сознание с трудом фиксировало происходящее, лишь изредка выхватывая из реальности картины происходящих событий. Огромное количество аварий на дорогах, вой сирен полицейских машин, мечущиеся кареты «Скорой помощи». Суетящиеся люди. Сидящая прямо на холодном асфальте, мгновенно постаревшая от безутешного горя и слез, молодая мать. Последним, отчаянным жестом, обнимая опустевшую, и уже остывшую детскую коляску.

Руки самостоятельно крутанули руль, и приткнули «Виту» к бордюру. Смутно понимая, что и зачем делает, он вывалился из машины, и даже не захлопнув дверцу, шатающейся походкой направился к этой несчастной женщине. Опустился на колени и попытался заглянуть в ее пустые, уже ничего не замечающие глаза. И ужаснулся. На какое-то мгновение ему показалось, что это его несуществующая жена. Мать его еще не рожденного ребенка.

Он так давно мечтал о сыне. О ненаглядном сынишке, что будет сидя у него на коленях, прижиматься к нему всем телом и шептать: «Я тебя люблю, папа!» Папа, папка, папулечка! И я тебя люблю, сынишка! Господи, как же сильно я тебя люблю, мой малыш, мой зайчонок!!!

Он столько лет мечтал о сыне, да все не получалось. И вот теперь, заглянув в глаза этой молодой матери, он содрогнулся, представив, что на ее месте могла быть его жена. И едва не закричал от ужаса и боли, что захлестнули его разум. Резко перехватило дыхание, где-то в районе сердца невыносимо закололо, в носу и гортани появился противный «порошковый» запах. И в этот момент, на его поясе завибрировал сотовый телефон.

Отчаянно кривясь, превозмогая боль и стараясь хоть как-то вздохнуть, он достал мобильник и на какое-то мгновение решил, что у него галлюцинации. На экране, вместо подписи вызывающего абонента красовался темный прямоугольник, на светлом фоне. Несколько секунд он тупо рассматривал это видение, позабыв про боль и совершенно ничего не понимая. А с изображением, тем временем, произошла инверсия, теперь уже на темном фоне светился яркий прямоугольник, и яркость его продолжала увеличиваться.

Словно пытаясь стряхнуть это наваждение, он протер экран пальцем, и тут снова вспомнил Григория. Точнее его жест, когда мальчишка перед самым своим исчезновением, накрыл светящийся экран ладонью. Внезапно задрожавшей рукой сделал то же самое, но ничего не произошло. Телефон продолжал трезвонить, а прямоугольник на экране уже пульсировал белым светом. И бородач, внезапно осознал, что это Портал. Проход. Дорога. И этот проход явно не для него. Ибо он, всего лишь Дед, всего лишь Дающий Дорогу идущим.

Чуть позже, придя в себя и кое-что осмыслив, он назовет этот проход «Дверью, за которой спрятана мечта». А тогда, он просто поднял глаза и тихо произнес:

– Тебе пора, молодая мать. Уже пора. Надеюсь, там будет лучше, чем здесь.

Женщина вздрогнула, когда он бережно взял ее за руку, и попыталась повернуться. Но Дед, не давая себе времени на страх и сомнения, через мгновение, после того, как их глаза встретились, мягко приложил её ладонь к экрану.

Все исчезло разом, и молодая девушка, и назойливый писк мобильника, и яркий, ослепительный свет. Остались лишь блики в глазах, да тяжелая, рвущая душу и сердце, боль. Сжимающая потухший мобильник рука обессилено упала на колени, глаза закрылись и уже в следующую секунду его накрыл Поцелуй.

Визжащий и паникующий мир медленно и неотвратимо сходил с ума. Из окна соседней девятиэтажки шагнула, разом осиротевшая, мать троих детей. Из-за внезапного отказа всех систем, летящий на огромной скорости полицейский «Форд», зацепил левой стороной разделительный бордюр. Кувыркаясь и разбрасывая во все стороны, куски металла и пластика, вылетел за противоположный, от «Виты», край дороги, ударился о ствол могучего тополя, развернулся и затих. А у брошенной детской коляски сидел одинокий мужчина, крепко сжав зубы и медленно покачиваясь. Из его закрытых глаз медленно текли горячие слезы. Одинокими каплями, обреченно срываясь с бороды и усов, чтобы навечно пропасть, исчезнуть в пыльной никчемности бытия.

Несколькими часами позднее, когда спасительный сон немного успокоил разум и погасил пожар эмоций, проснувшийся Дед, первым делом включил телевизор. На всех каналах транслировалась одна и та же картина. На фоне кадров оперативной съемки, откровенно зареванная ведущая программы новостей, срывающимся голосом пыталась комментировать происходящее:

– С пятнадцати часов, тридцати минут, по московскому времени, указом президента Российской Федерации, на всей территории страны вводится чрезвычайное положение. До полного выяснения причин происходящего, и принятия всех неотложных мер по исправлению возникшей ситуации.

Чья-то рука, ломая все каноны прямого эфира, положила на стол ведущей новый лист бумаги. От этого, казалось бы, обыденного действия, ведущую ощутимо передернуло. Женщина нервно схватила листок, пробежала глазами по строчкам и отчаянно закусила задрожавшие губы. Судорожно кривясь в попытке удержать рвущиеся наружу рыдания, и все же заливаясь слезами, женщина кое-как продолжила:

– По последним оперативным данным, в целом по стране пропало более трех миллионов детей в возрасте до 16 лет.

Несчастная женщина так и не смогла дочитать сводку до конца, и если бы, не появившиеся вовремя помощники, тихонечко сползла бы на пол, находясь на грани потери сознания. Пока ведущей оказывали медицинскую помощь, ее место занял какой-то пожилой мужчина, с бесконечно усталыми глазами и сединой на висках.

– Предоставленные оперативной службой МЧС данные, наверняка неточны, так как учитывают только те случаи, в которых присутствовало обращение родителей в те или иные государственные службы, с заявлением о пропаже детей. К тому же цифры потерь катастрофически растут и таинственные исчезновения детей продолжаются. Учитывая аномальность происходящего, эксперты склонны считать эти потери необратимыми.

Мужчина сделал паузу, вытер платком лоб, кивнул кому-то за экраном, затем продолжил:

– Службы МЧС так же располагают данными об исчезновениях среди взрослого населения. По предварительным данным, таинственным образом исчезают в основном женщины. Цифры колеблются в пределах двухсот тысяч человек. Данные о погибших и раненых в результате спонтанных отказов техники в различных отраслях промышленности и транспорта, уточняются. Напомню, что правительство принимает все необходимые меры по стабилизации положения.

Пожилой комментатор уронил лист на стол и обессилено опустил голову. И снова чьи-то руки поставили перед ним стакан воды, а затем и подали еще один лист. При этом голос за экраном приглушенно произнес:

– Срочная, из министерства внутренних дел.

Мужчина несколько секунд смотрел на протянутую руку, словно не осознавая происходящего. Затем тяжело вздохнул и взял листок:

– Министерство внутренних дел подтверждает переданную ранее по неофициальным каналам информацию, что аналогичные случаи исчезновения детей происходят по всему земному шару. Печальная участь постигла все страны на планете, все, без исключения. Напомню, что основные мировые информационные каналы бездействуют вот уже более трех часов. Отрывочные сведения, поступающие от частных информационных агентств, крайне противоречивы.

Комментатор отложил листок и потянулся за стаканом. Однако, вместо того, чтобы выпить содержимое, отодвинул воду подальше от себя.

– Мы призываем всех россиян, не поддаваться панике и постоянно держать своих детей в поле зрения. Президент Российской Федерации и правительство делают все возможное, чтобы удержать ситуацию под контролем.

Дед раздраженно выключил телевизор и швырнул пульт на кресло. Какого черта?! Как, скажите на милость, можно держать эту ситуацию под контролем?! О какой стабилизации положения идет речь?! Цивилизация стремительно катится в пропасть, а правительство продолжает зомбировать население ложью. Во имя каких целей? Эмоции этим не остановить. Убитые горем родители пропавших детей не будут слушать эти успокоительные речи, и уж тем более не будут надеяться на правительство. На себя, на Бога, но только не на чужого дядю. Во всяком случае, в России уж точно. Ну, а те родители, чьи дети еще остаются в семьях, и без правительства знают, что им надо делать.

Агрессивные размышления прервал громкий сигнал мобильника. Дед вгляделся в экран телефона, номер оказался незнакомым. После секундной паузы нажал клавишу.

– Слушаю.

– Конечно, слушаешь, куда же ты денешься, – прорычал абонент, и Дед невольно поморщился. Снова этот бывший одногруппник, Алексей, оперуполномоченный чего-то там, в структуре полиции. Крайне неприятная личность.

– Рассказывай, что ты там делал! – приказной тон зазвенел в словах абонента.

– Ты о чем? – устало спросил Дед и откинулся на спинку дивана.

– Не юли, как шалава на исповеди! Что ты делал у моста, я спрашиваю, во время аварии? И не вздумай отнекиваться, я лично видел тебя там.

Несмотря на грубость и наглость собеседника, разговор каким-то образом расслабил Деда и даже начал немного веселить.

– Ну, так если сам все видел, зачем спрашиваешь?

– Я видел, как ты отъезжал. Но я восстановил ход событий, – опер торопливо и злобно выплескивал подробности. – Свидетели рассказали, как ты резко остановился и пропустил трубовоз, тот самый, что врезался в цистерну. А затем как сидел на коленях перед каким-то пацаном. И что ты что-то вытащил из кармана и передал этому самому пацану. После чего тот почти тут же исчез в чертовой вспышке.

– Ну? – усмехаясь про себя, произнес Дед, после того, как опер выдохся. Однако это короткое слово вызвало еще больший всплеск агрессии.

– Что «ну»?! Согну, придурок! Я тебя сгною, ты понял, колдун хренов! Быстро отвечай, куда дел ребенка?

– Колдун? – Дед начал откровенно ухмыляться.

– Да! Колдун! Ты думал, я не знаю? Я помню твой браслет, что ты таскал на руке, во время учебы. Мало кто, в нашей группе, мог подержать его в руках, у многих он вызывал откровенно непонятные эмоции и страх. А еще, когда ты поднимал руку вверх, к голове, я видел на фоне неба за окном, как вокруг браслета словно марево, клубится нечто прозрачное.

Опер сделал паузу, с присвистом втянул в себя воздух и гневно продолжил:

– А еще я помню, как вели себя компьютеры и прочая техника. Стоило тебе подойти к ним или же просто обратить на них внимание, как они тут же начинали работать нормально. Хотя до этого отказывались напрочь, кто бы ни пытался их починить.

Дед посмотрел на свое запястье, на тот самый браслет, с которым неразлучен все это время, улыбнулся и добавил:

– А еще ты забыл добавить, что меня всегда любили кошки, особенно черные. А еще, я вот уже пятый год не заливаю бензин в бак своей машины, так без него и езжу. Ты знал об этом?

– Как это, ездишь без бензина? – опешил опер.

– Молча, идиот. У меня дизель, и работает он на солярке, понял? А теперь, слушай сюда. Во-первых, колдунам нельзя грубить, пожалеть можно, и жестоко, усек? А во-вторых, никакого пацана на дороге не было. Я остановился по нужде, а когда поднялся из лесополосы и увидел аварию, просто офигел. Так же как и все остальные. Так что пацан им привиделся. Еще вопросы будут?

– Ну, ты…, – опер едва не задохнулся от распиравших чувств, но тут же взял себя в руки и уже более спокойно продолжил. – Ну, подожди, я до тебя доберусь! Если за всем этим стоишь ты, я тебя…

Трубка запикала, разъяренный опер отключился, несолоно хлебавши. Дед повертел в ладони телефон, и уже собрался положить его на место, как тот снова ожил. На этот раз пришло смс-сообщение. Первая смска ниоткуда: «Здравствуй Дед. Это Григорий. Включи компьютер».

Когда парализовавший сознание шок пошел на убыль, первая мысль была: «Значит, дети живы, значит, они не гибнут, не сгорают бесследно, а уходят куда-то. А раз так, есть надежда их вернуть, спасти цивилизацию». Воспрявший духом Дед поспешно включил ноутбук. Тот ожил сразу, однако вместо экрана загрузки операционной системы, на черном фоне сразу же появились оранжевые буквы.

«Здравствуй Дед! Благо дарю тебе за твой выбор! И прошу, не сойди с избранного пути. Нам, Детям Земли сейчас нужна помощь твоя и таких, как ты. Не все дети могут уйти самостоятельно, и тебе придется открывать им путь. Разрывая путы социума, не обращай внимания на любые препятствия, все несущественно. Есть только одна цель, открыть ребенку дорогу. Да будет Любовь Матери тебе поддержкой! И не рви свою душу болью, обратного пути нет, тот мир обречен. На все свои вопросы ты получишь ответы в свое время. А сейчас запоминай – двенадцатилетняя Наташа, подойдет к твоей машине на стоянке у ЦУМа, завтра, в одиннадцать тридцать. Где и как откроется Дорога, расскажет сама. Удачи тебе, Дед. И прими нашу Любовь!»

Глава 2. Точка выхода

Серебристая «Вита» медленно двигалась по улице Водопроводной, направляясь в сторону Восточного рынка и расположенного рядом хозмага, что на территории бывшего лесосклада. Пылающее кроваво-красным огнем солнце устало опустилось за горизонт. Хищные сумерки лениво и небрежно пожирали город, вот уже второй месяц, живущий практически без электричества. Раскупленные в ажиотажном порядке свечи давно сгорели, сделав пределом мечтаний и показателем роскоши, обычные керосиновые лампы. Однако и это ненадолго. Добыча углеводородов, а равно и их перегонка, прекращены полностью, в связи со стопроцентным выходом из строя всего оборудования. Оставшееся топливо находится под полным контролем военных и доступ гражданского населения к нему жестко ограничен.

Добыча природного газа так же остановлена. Накопленные резервы пока еще позволяют, осуществлять подачу газа в дома людей на пару часов в сутки. Однако и в этом графике все чаще случаются перебои. И как скоро закончатся эти самые резервы, знает только бог. А впереди зима, и чем будут отапливаться миллионы живущих в холодных регионах, ведает тоже, только он.

Прямо по курсу, на левой обочине вяло догорала брошенная кем-то «десятка». С того самого дня, когда все и началось, на улицах города осталось огромное количество брошенных, вышедших из строя автомобилей. В основном частных, но встречались и другие типы техники. Вон, например, большой городской автобус, с распахнутыми, настежь, дверями и уже разграбленным салоном. Будучи поспешно сдвинутым с проезжей части военным бронетранспортером, расчищающим проезд, завалил забор и застрял углом в чьем-то палисаднике.

Что-то явно происходило с константами мира, с основными физическими законами, на которые так долго опиралась цивилизация и на основе которых создавала свои творения. Вся созданная человеком техника, начиная с простейшей и заканчивая самой сложной, просто отказывалась работать. В течение первого месяца, с момента начала катастрофы, отказало более пятидесяти процентов всего оборудования, созданного руками человека. В дальнейшем скорость выхода техники из строя пошла на убыль, но отказы все еще продолжались. Кое-что еще держалось, крутилось, ездило, кое-как трепыхалось. Вот только надолго ли?

Что-то произошло с электричеством, его основные качества изменились, словно деградировали. И если для обычной лампы накаливания, коих, кстати, к моменту катастрофы уже почти не осталось, это оказалось непринципиально, то для сложной электронной техники, смертельно. Но опять-таки, кое-какая гражданская и военная электроника еще жила. Подразделения правительственной связи, пусть и с перебоями, но все еще удерживали свои системы коммуникации. И здесь, так же как и с остальной техникой, совершено невозможно, оказалось, вывести хоть какие-то закономерности, причины и следствия.

Хотя, нет, два момента все же можно назвать общими, пусть и с большой натяжкой. Первый звучит так: «Всеобщая, бессистемная деградация». А второй момент более сложен, но размышлять над ним уже нет ни желания, ни надобности. И связан он с тем, что тотальный отказ техники шел параллельно с массовым исходом детей. Наверняка все это как-то взаимосвязано.

Вот и сейчас в городе осталось всего пара десятков работоспособных автомобилей. По какой-то неведомой причине это в основном полицейская техника, машины МЧС, военка, да еще практически весь автопарк городской мэрии. На этом фоне, Дедова «Вита» наверняка выглядела бы белой вороной, если бы не пара причин. Первая: еще месяц назад Дед снял с брошенной за городом кареты «Скорой помощи», пакет оранжевых и синих мигалок. Которые и красовались сейчас на крыше «Виты», готовые в любой момент вспыхнуть тревожными огнями. Инерция сознания обычного человека автоматически причисляла автомобиль с мигалками какому-нибудь важному ведомству или службе, и вопросов, так ли это на самом деле, пока не возникало.

А вторая причина крылась в маленьком, бронзовом значке, изображающем «Щит и меч», купленном много лет назад, за бесценок, в магазине военторга. Этот самый значок ненавязчиво украшал «торпеду» минивэна. Какая сила была упрятана в недра этого «Щита и меча», разговор отдельный, но при желании, вокруг него можно рассмотреть точно такое же, едва заметное марево, как и у браслета, что красуется на правой руке Деда. Который в данный момент вырулил на стоянку у хозмага, заглушил двигатель и внимательно осмотрел окрестности.

Странно, непривычно и в тоже время тяжело наблюдать за этим, толи все еще наполовину живым, толи уже наполовину мертвым миром. Вязкие сумерки, черные, безжизненные глазницы окон, редкое, едва заметное шевеление, и тяжелая, давящая тишина. Почти полностью исчезнувший, животный мир. Насекомые, птицы, рыбы, млекопитающие, даже черви и те пропали, неизвестно, как и куда. Дед самолично наблюдал, как большой черно-белый, соседский кот Тимоха, долго и тщательно вылизывал свою шерстку, греясь на солнышке. А затем поднял голову к небу и медленно растаял. Исчез, растворился, и ни вспышки, ни следа. А еще через пару дней точно также пропали все рыбки в аквариуме, что стоит в спальне. И суматранские барбусы, и данешки, и лялиусы, и сомики, и все до единой улитки. Только вот этого Дед уже не видел. Крепко спал, после очередной Дороги и обязательного Поцелуя.

Крепко зажмурив глаза, на пару секунд, и тряхнув головой, Дед сбросил наваждение, затем распахнул дверь и вышел из машины. Итак, он на месте. Старые, добрые, механические часы на левой руке, подарок отца, показывают «без десяти девять». Время еще есть. Дед осмотрелся, направлений, откуда может появиться женщина с ребенком, в принципе, всего два. Либо из микрорайона новостроек, что справа, либо из старого частного сектора, что позади. Самое время прогуляться и осмотреться.

Заложив круг по детской площадке, во дворе стоящей прямо напротив девятиэтажки, посмотрев на разбитые витрины разграбленного продуктового магазина, Дед собрался завернуть за угол и осмотреть внутренний двор изогнутой и очень длинной пятиэтажки. Однако не успел он сделать и десятка шагов, как услышал невнятный шум и приглушенные крики. Круто развернувшись, снова обшарил взглядом темный двор. Никого. Сделал пять шагов назад, за край разгромленного магазина и посмотрел на дорогу. Возле «Виты» тоже пусто.

И тут, прямо позади него, буквально в двадцати метрах, с треском распахнулась дверь подъезда и на улицу вывалилась молодая женщина с большой спортивной сумкой в руках. По тому, как бережно она прижимала эту сумку к груди, и как отчаянно старалась не упасть, буквально скатываясь по бетонным ступеням, он мгновенно все понял. А позади нее из подъезда выскочили разъяренные преследователи.

– Стой, сука! Убью!!! – грузный невысокий мужчина, в измятом трико и грязной майке, с черенком лопаты в руках, с разбега перепрыгнул ступеньки и кинулся вслед беглянке. За ним, подвывая, последовала растрепанная сорокалетняя женщина в порванном, распахнутом халате и почему-то босая.

Увидев стремительно двигающегося навстречу бородатого мужчину, молодая женщина на мгновение растерялась и вильнула в сторону.

– Не останавливайся! Бегом к машине! – закричал Дед, проскальзывая мимо женщины и разворачиваясь для встречи преследователя.

Рычащий от ненависти толстяк попытался на ходу замахнуться черенком, но Дед не дал ему на это времени. Скользнув в бок и развернувшись, перехватил правой рукой запястье вонючего ублюдка, а левой схватил за плечо, и используя инерции тел, крутанул того направо. Описав полукруг, и так и не успев еще ничего сообразить, толстяк врубился коленями в железное ограждение клумбы и с воплем опрокинулся в заросли. Отлетевшая в сторону палка загромыхала по асфальту. В нескольких окнах девятиэтажки появились мутные пятна лиц.

А Дед уже стремительно нагонял босоногую. Схватив ее за шиворот, заставил почти остановиться, после чего предельно бережно «уронил» ее на асфальт.

– Полежи, охолонь.

– Она украла мою девочкуууу, – босоногая перевернулась на живот и растопыренными пальцами потянулась вслед беглянке. – Мою доченьку! Украла! Мою школьницуууу!

Дед с ходу запрыгнул на сидение, и через несколько секунд мягко двинул «Виту» вперед. Вырулив на основную дорогу и отдышавшись, повернулся к женщине. На ее коленях, в раскрытой спортивной сумке, на ворохе мягких одежд, безмятежно спал малыш. Маленький человечек, мамино солнышко, мамино счастье. Тугой горячий ком подкатил к самому горлу и Дед с трудом справился с подступившими слезами. Не хватало еще раскиснуть прямо здесь.

– Ты в порядке? – просевший голос, казалось, выдал его с головой.

– Да, спасибо. Уже все хорошо. Только бок еще немного болит. Это от быстрого бега. Пройдет.

– Твоего сынишку зовут Максимка, я знаю. А как зовут тебя?

– Алина. Алина Круглова. А ты, Дающий Дорогу?

– Сокращенно – Дед, так меня и зови.

Девушка кивнула и снова посмотрела на своего ребенка, сладко причмокивающего во сне. Дед выждал паузу, затем спросил:

– Прости, что напоминаю, но, что за люди тебя преследовали?

– Это соседи, – Алина содрогнулась. – Они раньше были хорошими людьми. Их дочь, Вера, в этом году закончила третий класс. Они частенько просили присмотреть за ней, а то и вовсе оставляли ее у меня иной раз. Мне с Верой было очень интересно. Она какая-то необычная, с одной стороны вроде ребенок, а с другой стороны такая мудрость в ее словах иной раз, что просто диву даешься.

– Такое поколение. Дети-индиго, – Дед повернул направо, на улицу Калинина и прибавил скорости. – Помнишь, как в песне: «Новорожденный смотрит на свет пристальным взглядом Бога!» Это точно про них.

– Наверное. Так вот. Вера пропала уже в июле, прямо у них в квартире. У матери от горя помутился рассудок. Она, почему-то решила, что это я во всем виновата и убедила мужа. Она караулила под дверью и из-за них я боялась выйти из дома. Вот и сегодня, не успела я покинуть квартиру, как они погнались за мной.

– Понятно, – Дед кивнул, а затем добавил. – Все это печально, но это уже в прошлом. Забудь.

Коротко пискнул сотовый. Дед достал телефон, прочитал сообщение и удивленно вскинул брови.

– У тебя есть мобильник?! И он работает?! – Алина ошарашено смотрела то на запрещенный предмет, то на его владельца.

– Да. И нам сообщили координаты точки выхода. Химтехникум, аудитория 211. Насколько я помню, это компьютерный класс на втором этаже.

– Но, как же мы туда проникнем? Ведь все компьютерные залы запрещены и запечатаны наглухо.

– Вот в аудиторию как раз, проникнуть будет, я думаю, не сложно, к тому же нам подсказали код к замку, – Дед задумчиво потер подбородок. – А вот как незаметно попасть в само здание? Там ведь наверняка охрана.

Не успел он договорить, как мобильнику пискнул еще раз.

– Ага, ну вот и еще одна подсказка. Среднее окно сто первой аудитории не заперто.

Дед вернул мобильник в чехол и глубоко вздохнул, задумавшись.

– А откуда приходят эти сообщения? И кто их посылает? – тихо спросила девушка двадцать минут спустя, когда «Вита» уже спряталась за высоким забором, во дворе брошенного ЖЭКа. В двухстах метрах позади химического техникума.

– Ты хочешь честный ответ?

– Да.

– Я не знаю. Я, на самом деле, не знаю, – Дед растерянно пожал плечами, но этот жест остался неразличим в темноте салона, едва освещаемого огнями приборной панели. – Но думаю, что оттуда, куда вы с сынишкой уйдете. Не забивай себе голову, нам пора двигаться.

Щелкнул дверной замок, но выйти из машины Дед не успел. Алина импульсивным движением схватила его за рукав и удержала.

– Подожди.

Дед снова повернулся к ней и почувствовал, как где-то в груди, там, где живет душа, появилось тягучее, тоскливое ощущение. Не вовремя. Ох, как не вовремя. А девушка, медленно отпустив его руку, и словно сжавшись в комочек, тихо спросила, срывающимся голосом.

– Дед. Скажи мне, кто ты?

Мужчина горько усмехнулся:

– Дающий Дорогу.

– Но, – короткая пауза, затем на выдохе. – Ты, человек?

Такого вопроса Дед явно не ожидал, поэтому и ответил не сразу, а лишь секунд через двадцать.

– К сожалению, да. Такой же, как и ты, как говорится из плоти и крови. Родился здесь, в семьдесят четвертом году. Жил на мостовщине, если тебе что-нибудь говорит этот сленг. Окончил школу номер восемнадцать, затем учился в этом же химико-механическом техникуме, КИПовец. А почему ты спросила?

Девушка помолчала, кусая губы, затем ответила:

– Я не знаю. Столько всего. Ты, – повернулась и посмотрела ему в глаза. – Ты не похож на остальных мужчин, ты какой-то другой. Совсем другой.

– Но, ты же меня совершенно не знаешь.

– Зато чувствую. Я ведь женщина. А в народе всякое говорят о случившемся, вот я и спросила.

– И что именно говорят?

– А ты не знаешь?

– Нет, – Дед глубоко вздохнул. – Я практически ни с кем не общаюсь. Родителей давно нет, брат с сестрой в Москве, лучший друг пропал вместе с семьей. Остальные, как и все, замкнулись в своем горе, и просто стараются выжить и не сойти с ума от страха.

– А жена? – просевшим голосом спросила девушка и вновь посмотрела на спящего сына. – Дети у тебя были?

– Нет, не было. Ни жены, ни детей, – руки мужчины, что есть сил, стиснули руль. И хорошо, что темнота скрыла этот жест боли и отчаяния.

– Прости, – девушка потупилась, затем подняла голову и продолжила. – А в народе говорят многое. Верующие неустанно твердят о каре божьей, за грехи. Еще говорят, что это американцы запустили к нам ракеты с секретным вирусом. Но большинство считает, что это инопланетяне. Они воруют наших детей, а когда мы все сойдем с ума и передохнем, им достанется наша планета.

– Значит, ты добровольно идешь в руки к инопланетянам, да еще и несешь им сына? – Дед невесело усмехнулся.

– Нет, я не верю в это, – Алина погладила засопевшего ребенка.

– А во что ты веришь? И почему ты идешь?

– Дней через десять, после того, как все началось, в самый разгар паники и отчаяния, в один из вечеров, Вера была у меня. Мы смотрели телевизор. Сначала показывали какого-то депутата, он гневно тряс тройным подбородком и требовал от правительства начать всеобщую вакцинацию. Когда его спросили: «От какой болезни надо делать прививки?», он вообще свихнулся на своей истерике. Начал кричать, что от всех болезней сразу. Что надо колоть сразу все лекарства, какие есть. И заставить всех каждый день пить таблетки.

Девушка немного повеселела, на волне воспоминаний.

– Потом показали каких-то ученых, кажется астрономов. Они рассказали, что на орбите Земли уже давно летает множество неопознанных космических кораблей. Что правительство знает об этом, но скрывает от населения. И в доказательство заявили, что каждый месяц, в первых числах, облака на закате всегда похожи на космические корабли пришельцев. Вот. Вера тогда долго и заливисто хохотала, а потом сказала, что все эти взрослые просто слепые. Что они не видят того, что происходит, а просто рассказывают то, чего боятся сами.

Девушка прервалась и вздохнула.

– Я тогда спросила ее: «А ты видишь? Ты знаешь, что происходит». А она повернулась ко мне и совершенно серьезно ответила: «Конечно. И все дети знают. Бог покидает этот мир и забирает нас с собой. И на земле ему помогают люди с душами ангелов. Только Бог не тот, что в церкви, а настоящий, который был здесь всегда. Посмотри на Максимку и ты поймешь, что это».

Слепо смотрящий в темноту Дед, почувствовал, как волосы на голове встают дыбом и кожу спины и рук покрывают крупные «мурашки». Как же слова неизвестной девочки похожи на его собственные туманные догадки, которые, словно потерянные пазлы, все никак не сложатся в единую картину. А девушка, тем временем продолжила свой рассказ.

– Я задала ей еще один вопрос: «Бог заберет с собой всех детей?». И получила ответ: «Всех, до единого. И меня, и твоего Максимку, тоже. Вместе с тобой, потому, что ты светлая. Когда Он позовет вас, ты поймешь, и в помощь вам, он пришлет своего ангела».

– Значит, ты решила, что я и есть тот ангел, присланный Богом?

– Я не решила. Я просто это знаю. Я чувствую своим сердцем и в нем больше не осталось места для страха, в котором я жила эти месяцы. Поэтому я иду за тобой, и я верю тебе.

– Хорошо, Алина, – в горле внезапно пересохло, и слова давались Деду с трудом. – Пусть я буду для вас ангелом. Пусть. Но, что бы стать им по-настоящему, мне еще надо довести вас до точки выхода. Бери сынишку и пошли.

Несмотря на чистое, ночное небо, света звезд и неполной луны оказалось явно недостаточно, для нормальной ориентации. Дед то и дело прикладывал к глазу монокуляр ночного видения с двукратным увеличением. Штука неплохая для обзора, но совершенно не подходит для движения. К тому же, правая рука все время занята, а другой он крепко сжимает ладонь девушки. Медленно продвигаясь, вышли к зданию мехмастерских техникума, обогнули его, миновали гаражный корпус и оказались под окнами сто первой аудитории.

Во времена учебы Деда здесь был кабинет полит истории, с кучей стеклянных стендов, фотографий вождей и описанием славных страниц истории. Что изучают, точнее, изучали, в этой аудитории в последнее время, Дед понятия не имел. Да это и неважно в данный момент. Гораздо важнее то, что среднее окно оказалось прямо над алюминиевым козырьком входа в подвал. Это заметно упрощало дело.

– Стой здесь, я сейчас.

Дед аккуратно взобрался на козырек, стараясь не грохотать железом, медленно пробрался к окну. Надавил внутреннюю створку, поддалась, хоть и с трудом. Орудуя маленькой «фомкой», словно заправский воришка, отжал ее посильнее и плавно распахнул внутрь. Перевалился через край подоконника и тихонечко сполз внутрь кабинета. Осмотрев в монокуляр обстановку, прокрался к двери и предельно медленно приоткрыл ее. Не скрипит, и слава богу. Прислушался. Слева, через три аудитории, за поворотом, в центральном холле, расположились два охранника. Неяркий свет их керосиновой лампы, едва освещал поворот и кусок стены.

Подъезжая к техникуму, Дед специально остановился невдалеке и подошел сбоку к центральному входу. Сквозь два слоя больших стеклянных дверей, насчитал всего двух полицейских, один за столом, пытается что-то читать под неровный свет «керосинки». Второй на матрасе, видны только его ноги, скорее всего, спит. Обычный охранный наряд. Да больше и незачем, не самая важная точка в городе.

Дед так же тихо прикрыл дверь и вернулся обратно к окну. Подхватил железный ученический стул и выставил его на козырек. Иначе маленькая девушка просто не сможет залезть в окно. Выбрался сам и помог Алине вскарабкаться на козырек, а потом и в кабинет.

– Бери малыша на руки, а сумку давай сюда.

– Но ведь так удобнее, – попыталась протестовать девушка.

– Делай, что говорю. Сумку ты взять с собой не сможешь. А мне возиться с ней будет некогда. Дай бог ноги унести вовремя. И оставлять нельзя. Так что давай ее сюда, – Дед размахнулся и с силой швырнул спортивную сумку в темноту. Затем залез в аудиторию, вернул на место стул и тихонько закрыл за собой окно.

– Сейчас я открою дверь, и нам придется идти так, чтобы ни единого звука, – торопливо зашептал Дед. – Слева на этом же уровне сидят охранники. Надеюсь, малыш тоже нас не подведет.

Маленький человечек, сладко проспавший все это время, и сейчас лежал на мамкиных руках, тихо тихо, словно понимая важность происходящего. И во тьме кабинета совершенно непонятно было, спит ли он по-прежнему или уже проснулся, и мысленно подбадривает свою любимую мамулечку.

Дед опустил «фомку», гвоздодер с одной стороны и молоток с другой, в правый набедренный карман армейских брюк. В его нижней, боковой части Дед уже давно прорезал отверстие, а самом кармане закрепил несколько кусочков пенопласта и сверху пару «липучек». Остальные вспомогательные вещи были так же продуманно размещены в многочисленных карманах его «афганки». Чертовски удобная одежда, как раз для таких случаев. «Песчанка», так полюбившаяся еще со времен службы в армии. Легонько подпрыгнул, ничего не звенит.

– Ну, с богом! – и медленно открыл дверь.

Выйдя в коридор первым, остановился и прислушался. Все спокойно. Вывел девушку и так же аккуратно закрыл дверь. По-прежнему крепко держа ее за левую руку, двинулся прочь от холла, в сторону мехмастерских. Миновали туалеты, свернули направо и стали медленно подниматься по лестнице, нащупывая ногами ступеньки. Пока все шло хорошо, и самый громкий звук издавало бешено колотящееся сердце.

Несколько долгих, напряженных минут понадобилось, чтобы пройти крыло второго этажа, выйти в центральный корпус и достигнуть нужного кабинета. Прямо напротив, зиял широкий лестничный проем, а этажом ниже, точно под ними находился центральный холл. Оттуда уже довольно разборчиво доносился храп и сонное бормотание одного из охранников. К двустворчатой двери кабинета были прикручены широкие металлические полосы с ушками посредине, на которых и висел внушительного вида, механический кодовый замок.

Подсвечивая себе зажатым в руке мобильником, Дед набрал на кольцах нужную комбинацию, замок едва слышно щелкнул и дужка расслабилась. От этого негромкого звука, Дед едва не выронил телефон. Ему все никак не удавалось унять предательскую дрожь в коленях и учащенное сердцебиение. Прижав дверные створки коленом, миллиметр за миллиметром вытянул замок, и присев, аккуратно положил его на пол, плашмя, под самую стену. Снова прислушался и собрался уже заняться дверью далее, как со стороны лестницы, довольно отчетливо и гневно прозвучало:

– Какого ты сюда явился, блин?

Дед мгновенно присел, рука автоматически метнулась к фомке. Глаза впились во тьму проема, пытаясь уловить хоть какое-то движение. Алина находилась несколькими метрами правее, вне поля зрения тех, кто мог бы подниматься по лестнице, и за нее пока можно было не беспокоиться.

– Какого хрена ты тут делаешь, я тебя спрашиваю? Ты что сюда спать пришел? Задолбал уже своим храпом.

Второй голос что-то сонно забормотал, и Дед почувствовал, как сильно вспотели ладони. Сильное волнение и ночная акустика сыграли с ним злую шутку. А с другой стороны это даже на руку. И пока полицейские продолжали вяло переругиваться, у него появилась отличная возможность вскрыть дверь. От полной капитуляции ее удерживал еще внутренний замок, но он был такой же старый, как и сами деревянные створки. Вошедшая в щель «фомка», нарастающее усилие, небольшой скрежет и дверь распахнулась.

И тут произошло непредвиденное. Тот, кто блокировал дверь, учел, что обычная сигнализация не сработает, по причине отсутствия электричества, и приготовил сюрприз, который и привела в действие открывающаяся дверь. На пол с оглушительным грохотом и вспышками посыпались петарды, огненными кольцами вращаясь на паркете, отчаянно визжа и рассыпая снопы искр.

– Мммать!! – зарычал сквозь зубы рванувшийся в кабинет нарушитель. Схватив один из металлических стульев, с разворота, что есть сил, швырнул его в окно. Сваренная из железных трубок, с двумя кусками фанеры, конструкция пробила окно и под звон осыпающегося стекла с грохотом рухнула прямо напротив центрального входа. Если повезет, это хоть на десяток секунд задержит одного из охранников. Дед стремительно рванулся обратно в коридор, краем глаза успев заметить, как сам собой зажегся один из мониторов во втором ряду.

Прямо в проходе наткнулся на девушку. Умница Алина не растерялась и не стала терять времени.

– Туда, быстрее! – уже не таясь, закричал мужчина. – Ладонью! Ладонь на экран!

Изливающий ослепительный свет монитор довольно ярко осветил кабинет, режа не успевшее адаптироваться зрение. Алина с ходу подслеповато наткнулась на край парты, прямо на острый угол, и едва не упала. Дед буквально всеми фибрами души и тела почувствовал, как ей невыносимо больно. Но уже в следующую секунду, отчаянно превозмогая боль, сделала пару шагов вперед и оказалась у точки выхода.

На какое-то, невообразимо долгое, мгновение девушка застыла. Затем подняла голову и посмотрела на Дающего Дорогу. И в этом взгляде измученной женщины, спасающей своего единственного ребенка билась дикой, обжигающей болью, вся Любовь этого мира. Слезы нерастраченной нежности уже чертили неровные дорожки на ее впалых щеках. А маленькое сердце захлебывалось немым криком жалости, отчаяния, и благодарности.

– Спаси Бог, тебя, Ангел! И прощай!

Яркая вспышка полыхнула в пространстве кабинета и угасла. Неведомый бог забрал с собой еще одного ребенка, забрал вместе с матерью. А своего добровольного помощника, в который уже раз, оставил одного, на этой проклятой, умирающей земле. Одного. С дикой болью в груди и запредельной, рвущей последние нити разума, тоской. А по бетонным ступеням лестницы уже вовсю грохотали тяжелые ботинки полицейских.

Ворвавшийся в кабинет охранник, с ходу получил по ногам, и заорав от боли, плашмя рухнул на пол. Дед мгновенно оказался сверху, придавив коленом шею. Левая рука вздернула подбородок полицейского, а правая сорвала с его глаз широкие очки, на пристяжных ремнях. Вот это вещь! Пассивный прибор ночного видения. Не то, что его ручной монокуляр.

Не отпуская хрипящего противника, Дед нацепил очки на голову. Мир тут же обрел серо-зеленые очертания, разогнав тьму и обрисовав перспективу. Подхватив выпавшую из пальцев полицейского, резиновую дубинку, рванулся к проходу. Незачем калечить несчастного, ему и так досталось. К тому же без ПНВ он практически слеп и соответственно, преследователь из него никакой. И хотя в кобуре полицейского остается табельное оружие, находиться на траектории поражения Дед явно не собирается.

Второй охранник уже несся наверх, прыгая через две ступени. Выскочивший на площадку Дед с силой швырнул дубинку ему в голову и тут же прыгнул следом. Противник оказался совершенно не готов к бою, либо просто не обучен. Вскинутые в защитном жесте руки оградили его голову от удара дубинки, но совершенно перекрыли ему обзор и лишили возможности маневра на пару секунд. Этого времени ему и не хватило. Сбитый сильным ударом, он опрокинулся на промежуточную площадку и на добрый десяток секунд выбыл из игры.

Первой мыслью Деда было сорвать и с этого бойца его ПНВ. Но это означало бы потерю темпа, и неприятную возможность увязнуть в ближнем бою. А значит, пришлось бы применять уже совсем не щадящие меры, для нейтрализации противника. По большому счету, ему было просто напросто жалко, этих простых русских пацанов, лет на десять, как минимум, моложе его самого. Поэтому он перепрыгнул падающего полицейского и устремился вниз. Выскочив в холл, свернул влево, и что есть сил, помчался к спасительной, сто первой аудитории.

Однако поверженный последним охранник оказался крепче, чем он думал. Едва Дед успел свернуть за поворот, оказавшись в правом крыле здания, как рычащий охранник вывалился в холл и тут же резко хлопнул выстрел. Пуля с глухим звуком ушла в стену, заставив беглеца мгновенно изменить планы. Ситуация резко усложнилась. Теперь уход тем же путем, через сто первую аудиторию стал слишком опасным. Проскочить в кабинет незамеченным, не удастся. Открывание окна, и последующие маневры убьют достаточно времени, чтобы высунувшийся в открытое окно охранник с близкого расстояния расстрелял беглеца. Укрыться здесь негде, до ближайшего угла, или хотя бы до мусорных баков, не менее пятидесяти метров. Значит надо искать другой путь спасения.

Решение созрело мгновенно. Не останавливаясь, он проскочил аж до самого входа в мехмастерские, с силой пнул дверь, и рванул вправо и вверх по лестнице. Краем глаза скользнул по коридору, вроде бы успел незамеченным. Если это так, что выскочивший в правое крыло охранник увидит качающуюся дверь в мастерские. И если повезет, то решит, что беглец побежал именно туда, и соответственно последует по ложному следу. Взлетая на третий, самый верхний этаж техникума, задыхаясь и откровенно устав, неожиданно вспомнил, как бегал тут пацаном. Точно такие же многократные взлеты по ступеням на верхний этаж, входили в разминку перед основной тренировкой по борьбе Самбо.

Теперь предстояло перебраться в противоположное крыло. Добежав до поворота в центральный корпус, сбавил скорость и стараясь не шуметь, крадучись вдоль левой стены преодолел все расстояние. Иначе нельзя, прямо под ним, аудитория двести одиннадцать, а значит и первый охранник, возможно, все еще там. Благо, основного преследователя пока не слышно, рыщет, наверное, среди токарных станков.

Прокравшись до самого конца левого крыла, открыл дверь в последний кабинет. Когда-то здесь преподавали гражданское строительство. И насколько помнил Дед, уже по последним, предшествующим катастрофе, временам, у крайнего окна этого кабинета висел блок сплит-системы. На него и была вся надежда. Пройдя в подсобку, закрыл ведущую в нее дверь и заблокировал ее обнаруженной тут же шваброй. Несерьезно, конечно, но секунд двадцать выдержит. Прислушался, пока, вроде тихо. Аккуратно открыл окно.

То ли он так разгорячился и вспотел, то ли переволновался, но, в общем-то, теплый воздух августовской ночи, показался ему ледяным. Заставив ощутимо вздрогнуть и покрыться «гусиной» кожей. Взобрался на подоконник, осмотрел кондиционер. Оставалось только молиться всем богам, каких знал и не знал, чтобы крепления этой штуки выдержали дополнительные девяносто килограмм веса, хотя бы минуту.

Подтянулся, закинул тело, страшно, черт побери. Встал на колени, пытаясь цепляться за голые кирпичи. Нащупал вытянутой вверх рукой, край бетонного парапета. И в этот момент почувствовал, как кондиционер под ним, начал медленно отклоняться от стены. На какое-то мгновение едва не запаниковал, но все же удержался. Стараясь не делать резких движений, встал. Затем, схватившись обеими руками за парапет, сильно оттолкнулся ногами и забросил себя на крышу. Кондиционер скрипнул выдираемыми кронштейнами и затих, изрядно наклонившись. Хорошо, что все-таки не сорвался. Хотя наверняка упадет, но уже не в ближайшие минуты. А там, пусть падает, все равно он теперь уже никому не нужен.

Сполз с парапета на мягкий рубемаст крыши, позволил себе немного отдышаться. Все, больше нельзя, пора уходить. По короткой лестнице перебрался на крышу пристроенного дворца культуры. Еще раз внимательно осмотрел окрестности, радуясь новому ПНВ, и тут услышал приглушенные пистолетные хлопки. Выстрелы явно раздавались внутри здания мехмастерских, и судя по частоте, стреляли сразу двое. «Что они там, друг в дружку палят, что ли?» – подумал Дед и усмехнулся. А затем начал медленный спуск на землю по длинной пожарной лестнице.

Глава 3. Следы на воде

Ровно десять дней понадобилось двум одиноким женщинам, двум подругам, чтобы пережить весь ужас потери своих детей. Точнее не пережить, ибо забыть такое невозможно, а просто хотя бы восстановиться до той степени, когда уже способен хоть как-то осмысленно действовать. Не сидеть, не скулить, а пока есть силы, бороться за своих детей. Пока есть надежда их вернуть, сдаваться нельзя.

Первой, из черного омута горя и депрессии медленно всплыла Лекса. В их дружеском тандеме она была старшей по возрасту. А значит, обладала большим житейским опытом и более стойким иммунитетом к стрессам. К тому же образ ее мыслей, помимо присущих женщинам качеств, имел еще и задатки мужской логики. Что в купе с творческой жилкой, составляло весьма интересный и редко встречающийся сплав.

Осунувшаяся и постаревшая, с темными кругами под глазами, она впервые за эти десять дней приготовила горячую еду. Навела хоть какой-то порядок в кухне и смежной комнате. От пуза накормила уже уставшую скулить от голода, собаку. Притащила из дровника две охапки поленьев и растопила баню. Затем пошла будить Вику.

К тому времени, когда удалось растормошить и кое-как привести в себя рыжеволосую подругу, баня уже, как говорится – «поспела». Не обращая внимания на вялые протесты, Лекса раздела и загнала Вику на деревянную полку. Затем долго и в молчаливом ожесточении хлестала и ее, и себя дубовым веником. Терла мочалкой, поливала горячей водой. А еще через полчаса они сидели на кухне и ели горячий суп, и яичницу, с луком и зеленью. И запивали все это крепким, душистым чаем. Жизнь потихонечку возвращалась в небольшой, но уютный дом, стоящий на окраине деревни.

Потом был телевизор и последняя сводка новостей на сегодня. Цифры потерь ужасали. По уточненным данным, безвозвратно потеряно более трех четвертей всего детского населения страны, а это более пятнадцати миллионов ребятишек. Эти слова телевизионного диктора вызвали слезы на лице Вики, а вот Лекса наоборот, подобралась, и скривившись, двумя руками изобразила неприличный жест.

– Вот вам, суки, а не безвозвратные потери, – зло выплюнула она. – Только и знают твари, как трясти щеками и делать несчастные рожи.

– Лекса, ты чего? – Вика утирала слезы рукавом банного халата.

– А ничего! Никто из этих толстомордых мужиков не знает, что значит быть матерью. Что значит ходить беременной, рожать, выкармливать, не спать ночами. Растить своего ребенка, а потом так страшно потерять. Им все это неведомо. И мне почему-то кажется, что нашим правителям и сейчас наплевать, и на нас, и на все, что происходит.

– Но, почему ты так думаешь?

– Да потому! Потому, что где сообщения, что такая-то или иная группы ученых работают над проблемой? Где данные о том, что все силы брошены на то, чтобы разгадать загадку феномена и вернуть наших детей? Где все это? Где?!

– Может кто-то все-таки работает, просто результатов нет?

– Ага, как же! Как бомбу атомную придумать или самолет для этой самой бомбы, так результат есть, а как детей спасти, так нету.

Вика долгим, внимательным взглядом посмотрела на старшую подругу.

– Я уже много лет знаю тебя, Лекса. И по твоим словам могу предположить, что ты что-то придумала. Так?

– Да, – Лекса коротко кивнула, с помощью пульта приглушая звук телевизора. – Я сегодня почти всю ночь не спала, все думала. И мне кажется, я догадалась, что происходит. И что надо делать.

– И что? Пойдешь с этим в сельсовет? Или сразу послание президенту пошлешь?

– Ага, пошлю! Однозначно пошлю! Как в той песне: «Ворону бог послал. Послал конкретно! Прям вместе с сыром, и с лисой, и с баснописцем!». Вот и я их всех пошлю. Адрес на заборах написан.

– Злобно ты их.

– А как иначе? Как ты думаешь, что эти козлы будут делать, если вдруг завтра все прекратиться? Дети перестанут пропадать, техника снова начнет работать.

– Ну, не знаю, будем жить как-то. Как после Великой Отечественной Войны жили, и страну поднимали.

– Да хрен тебе! – Лекса распалилась не на шутку. На ее впалых, бледных щеках появились красные пятна. – В войну потери взрослых и детей были относительно пропорциональны. А сейчас все иначе.

– Ну и что?

– А то! Если вдруг все это прекратится, то через десяток другой лет, когда эти потерянные поколения должны были бы вырасти и занять рабочие места, окажется что работать то как раз некому, и рожать дальше детей некому. И главное, кто же будет кормить этих толстощеких уродов, что к тому времени станут пенсионерами. А это означает крах, полный и бесповоротный. В лучшем случае скатывание в средние века. Но это в лучшем случае.

– Так что же, получается, выхода нет?

– Есть. Два. Либо пока не поздно вернуть всех детей. Либо они поставят всех женщин на строгий учет и заставят рожать одного за другим, беспрерывно, пока не издохнешь, или не высохнешь полностью. А может, и просто загонят нас в специальные лагеря, и радостно выстроятся в очередь, чтоб нас …! И причину придумают красивую – для улучшения генофонда. Хочешь быть родильным чаном? Станком по производству человеческого материала?

– Ннет! – Вику от нарисованной картины заметно передернуло.

– Вот и я не хочу. Поэтому надо действовать самим. И прямо сейчас.

Лекса выключила скулящий телевизор, и вышла в другую комнату. Вернулась с парой листов бумаги для принтера, уложенных на альбом, и блестящей, шариковой ручкой.

– Я сейчас буду записывать, или зарисовывать свои соображения, а ты слушай, вникай. Включайся, так сказать. Сама знаешь, две головы всегда лучше.

Вика подобрала ноги под себя и кивнула.

– Только давай попробуем обойтись без слез, наплакались уже. Значит так, – Лекса поставила на листике единичку. – Твоя Даниэлька, и мои Ирка с Наськой пропали в тот момент, когда сидели за компьютером и лазили в интернете.

– Да, я помню, ты позвала их обедать, а они кричали в ответ, что сейчас идут. Только почту почитают, им там кто-то письмо прислал, – голос Вики слегка подрагивал.

– Вот именно. Когда мы заскочили после вспышки в детскую комнату, на экране компьютера была открыта как раз страничка электронной почты. Мне это почему то врезалось в память. Это первое. Теперь второе.

– Подожди, – перебила рыжеволосая. – Давай посмотрим, от кого пришло то самое письмо.

– Я уже смотрела сегодня ночью. Никакого письма нет, но во входящих стоит цифра, на единичку больше, чем там есть на самом деле. Я проверяла.

– Значит что-то все-таки пришло?

– Если только счетчик не врет, – Лекса пожала плечами и потерла за ухом.

– А может они удалили письмо после прочтения?

– Я вначале тоже так подумала, но корзина на ящике пуста. Да и в этом случае счетчик не должен так показывать. Но давай пока не будем на нем зацикливаться.

– Хорошо. Что дальше?

– А дальше вспоминаем мою сестру. Она, ревя во весь голос, мне по телефону рассказывала, что их Юлька тоже пропала, сидя за компьютером. Насколько я помню, она часто зависала во всех этих «мирах» и «контактах», треща с подружками и друзьями. Лекса обвела записанное, поставила еще одну галочку и продолжила.

– Теперь этот чертов телевизор. Вспомни, сколько нам рассказали случаев, когда дети пропадали целыми классами, прямо в компьютерных залах. Чуешь? Опять компьютеры и интернет.

Еще один кружок и еще одна галочка.

– Далее. Во всех комментариях, свидетели других исчезновений в один голос утверждали, что в руках пропавшего ребенка был работающий сотовый телефон. Некоторые даже утверждали, что за несколько секунд до вспышки слышали короткий сигнал. Как будто на телефон пришло какое-то сообщение. Вот тебе еще одно доказательство.

– Ты думаешь, виноват интернет?

– Либо интернет, либо что-то его использующее.

– А причем здесь сотовые телефоны? Смски не используют интернет.

– А никто, заметь, не говорил, что приходило именно смс-сообщение. Все говорили лишь о сигнале. А это вполне могла быть столь популярная «аська». И вот она как раз использует интернет для передачи своих данных.

– Ну, мать, ты даешь! – Вика задумчиво мяла в руке край халата.

– Погоди, это еще не все. Как нам рассказали сегодня с экрана телевизора, три дня назад, то есть первого июля, власти запретили сотовую связь и вырубили все к чертовой бабушке. Именно тогда темпы исчезновения детей резко пошли на убыль. Во всяком случае, так нам вещали дикторы.

– Значит, кто-то все-таки анализирует ситуацию. И если они еще не запретили интернет и компьютеры, значит, их выводы отличны от твоих.

Белая, люминесцентная лампа, освещающая большой аквариум внезапно погасла. Вместе с ней остановился насос аэратора. С кухни донеслось тревожное пикание холодильника.

– Надеюсь это ненадолго, – Лекса озабоченно нахмурилась и зачем-то посмотрела на люстру. Но уже в следующую секунду подача электроэнергии восстановилась. Воздушные пузырьки радостно забулькали в аквариуме.

– Слава богу. Только этого нам и не хватало. Так вот, быть может запрет сотовых и падение темпов, просто совпадение, но мне кажется, что – нет. В любом случае, для исчезновения детей использовалась электронная техника, способная принять какой-то сигнал.

Лекса поставила очередную галочку. Вика, тем временем, поменяла позу, вытянув затекающие ноги.

– А насчет запрета компьютеров и интернета, я думаю, это не за горами. И пока они не сделали это, нам надо успеть попробовать.

– Попробовать, что? – Вика в недоумении вскинула брови.

– Проникнуть туда, вслед за детьми, чтобы вернуть их.

– Куда?! В интернет?!

– Да фиг его знает, куда. Может и в интернет, в какую-нибудь виртуальную реальность. А может и в параллельный мир. Но куда-то же они уходят. Не верю я, не хочу верить, что они просто сгорают, исчезают навсегда. Я думаю, что все-таки уходят.

– М. да, – Вика выглядела довольно растерянно. – Ну и как ты собираешься туда проникнуть? В эти самые твои, виртуально-параллельные?

– Я собираюсь не только проникнуть, но и вернуться, – Лекса говорила на полном серьезе, словно речь шла о походе в ближайший магазин за хлебом. – А вот каким образом? Да, есть одна идея.

Лекса достала второй листик и положила его поверх первого. Приготовилась писать.

– И в этом мне нужна твоя помощь. Давай вспоминать, что мы чувствовали и как воспринимали мир, когда были детьми.

Ближе к ночи, когда последние приготовления были закончены, Лекса медленно опустилась на матрас, уложенный на пол. Монитор компьютера был установлен на низенькой табуретке прямо напротив. Компьютер включен, вход в интернет выполнен, браузер развернут на пустой страничке. Сама же Лекса облачилась в бело-синий спортивный костюм и такого же цвета кроссовки. За плечами у нее был пристроен мягкий школьный ранец, с которым ее старшая дочь Ирина посещала школу. В ранце находилась пластиковая бутыль с водой, небольшой запас еды, легкая, вязаная шапочка и перчатки. В отдельном пакете, плотно упакованы спички.

На большее ее фантазии не хватило, однако куда бы она не попала, наличие хоть каких-то вещей за плечами, определенно придаст ей уверенности. А в том, что у нее получится проникнуть на ту сторону белого экрана, она уже не сомневалась. Чем дольше она размышляла, тем сильнее росла ее уверенность. И эта уверенность не в последнюю очередь подкреплялась решимостью найти и спасти своих детей. Но хватит терять время на размышления, пора начинать действовать.

Подобрав под себя ноги, усевшись в так называемой позе «лотоса», Лекса еще раз проверила, удобно ли пристроен рюкзак, не жмет ли нигде. Ничего не должно мешать, отвлекая ощущениями. Затем повернулась к подруге, улыбнулась и кивнула ей.

– У нас все получится. Верь мне. И я обещаю, что вернусь. И если уж нам не суждено будет возвратить наших детей, то я вернусь за тобой. Я не брошу тебя здесь, я обещаю.

Полные надежды и тоски, глаза Вики затуманились слезами. Она ничего не сказала, лишь кивнула в ответ и тихонечко всхлипнула. Положила руку на плечо старшей подруги, легонько сжала пальцы, затем отошла в сторону и затихла, устроившись в кресле. А Лекса, тем временем, прикрыла глаза, глубоко вздохнула, медленно-медленно выдохнула, и начала погружаться в медитацию.

Ласковый свет солнышка. Теплый летний ветерок. Он овевает загорелую кожицу на спине маленькой девочки. Потому что девочка валяется в траве, среди пахучих диких ромашек. Босые и грязные ножки согнуты в коленках и задраны вверх. И все никак не находят покоя, то мотыляются туда-сюда, то скрещиваются, то отгоняют назойливых мух и жучков. Маленькая голова с кудряшками тоже тихонечко раскачивается, потому что девочка поет красивую песенку. А неугомонные пальцы, покрытые «ципками», плетут из ромашек венок.

И вот венок сплетен, она надевает этот венок и становится принцессой. Принцессой этого луга, этой текущей совсем рядом речки, этого старого сада с еще не поспевшими яблоками. Девочка медленно двигается по лугу, маленькие ладошки безбоязненно гладят мягкие, фиолетовые верхушки чертополоха. Босые ножки, только что ласкаемые нежной травкой, аккуратно ступают на горячую, речную гальку. Нагретые солнышком камни немного жгут подошвы, но девочка радуется. Она так любит эту речку, и этот луг, и этот сад. И это солнышко, и этот ветерок. И маму, и папу, и даже младшую сестричку. В маленьком детском сердечке нет места заботам и хлопотам, нет места тревоге и волнениям. В нем нет места миру, построенному человеком. А есть лишь мир Бога, мир природы, мир Матери Земли. И он – есть Любовь. Просто Любовь, и ничего больше.

Девочка заходит в воду. Теплые речные струи прохладной негой ласкают ее ножки. Потому, что речка ЛЮБИТ девочку! Яркое солнышко искрится в капельках воды на камнях и нежно греет плечики девочки. Потому что беззаветно ЛЮБИТ ее! И ласковый ветерок, что восхищенно ласкает ее кудряшки, тоже ЛЮБИТ! И маленькая белая бабочка, севшая на протянутую ладошку, и поющие свои красивые песенки, птички. И яблочки в саду, что стараются поскорее поспеть, чтобы порадовать ее сладостью. Все вокруг, весь мир, беззаветно ЛЮБИТ девочку! Любит своей тихой, ничего не требующей взамен, любовью. И эта ЛЮБОВЬ безусловна, ибо она есть – все вокруг. Весь мир живой, и он дышит этой любовью. И чтобы почувствовать ее, достаточно лишь протянуть ей свою ладошку.

И маленькая девочка, светлый и непорочный, земной человечек, знает, как это сделать. Потому, что она ЛЮБИТ. Она знает, что значит быть частью всего живого на этой Земле, быть любимой и любящей. А значит, она и есть – Мир, она и есть – дитя Бога. Она и есть – ЛЮБОВЬ!!!

Затаившая дыхание Вика, не ведала, в пучину каких воспоминаний погружается Лекса. Она лишь видела, как медленно поднялось к небу лицо подруги. Как медленно разгладились на нем морщины, сползая вместе с напряжением и болью. И как тихонечко потекли из-под ее прикрытых век, маленькие, горячие слезы.

И когда на экране монитора, медленно разгорелся белый прямоугольный проем на темном фоне, Вика внезапно почувствовала, как ее начинает захлестывать дикий, отчаянный страх. Боязнь остаться здесь, в этом свихнувшемся мире в полном одиночестве, неудержимой дрожью охватила тело. Не отдавая себе отчета, что делает, Вика рванулась вперед, с одной лишь целью – помешать. Опрокинуть, разбить это чертов монитор, с открывшемся на экране, проходе никуда. Разбить, растоптать, раскромсать на мелкие осколки. Все, что угодно, лишь бы не остаться здесь одной, иначе она просто сойдет с ума.

Но этому порыву не суждено было сбыться. Сидящая в безучастной, расслабленной позе, Лекса, неторопливо, как показалось со стороны, подняла руку и протянула вперед ладонь. Ослепительная белая вспышка беззвучно полыхнула в тесном пространстве комнаты, безжалостно вычеркнув женщину из реальности. А через мгновение, ее рыжеволосая подруга, плашмя упала на матрас и громко, протяжно закричала.

Лекса оказалась сидящей на голубоватой, непрозрачной, но явно похожей на стекло поверхности. Первым же импульсивным действием, коснулась ее рукой. Прохладная и безупречно гладкая поверхность была не такой скользкой, как могло показаться вначале. И от нее едва ощутимо веяло спокойствием и надежностью.

Лекса осмотрелась. Белое, безбрежное марево во все стороны. Немного дезориентирующее, но совсем не страшное. Издалека прилетел первый звук. Тихий детский смех, тоненькими колокольчиками прозвенел совсем рядом и растаял. Лекса встала на ноги. Ну что ж, значит, вот ты какое, виртуальное пространство. Зазеркалье, или, скорее, замониторье. Только вот я, не Алиса. И играть в игрушки не намерена.

Итак, здесь должен быть какой-то путь, направление, куда двигаться, возможно, какой-то проход. Лекса осмотрелась еще раз и совсем не удивилась тому, что в нескольких метрах у нее за спиной появилась дверь. Самая настоящая, деревянная дверь, только без рамы. Женщина усмехнулась, ну что ж, по щучьему велению, по моему хотению, так сказать. И сделала первый шаг вперед. Прямо под ногой проскользнула и растворилась в глубине, стайка каких-то разноцветных рыбешек, словно она шла по тонкому льду, или стеклу над озером. Лекса заинтересованно остановилась, и снова заливистый детский смех прозвучал совсем рядом. Женщина резко обернулась – никого. Но этот смех напомнил ей голосочек младшей дочери. Именно так, во всяком случае, похоже, смеялась Настенька, когда ей было годка четыре. От этих воспоминаний Лекса вздрогнула, наполнилась решимостью, шагнула вперед и рванула дверь на себя.

Однако, несмотря на решимость и усилие, дверь не поддалась. Тогда Лекса толкнула ее вперед. То же самое. Зашла с обратной стороны и повторила попутку. Без результата. Выругавшись сквозь зубы, пнула дверь ногой. Затем посмотрела вверх и капризно произнесла:

– Хочу нормальную дверь, – и показала рукой в пространство перед собой. – Прямо здесь.

Та, что стояла прямо за ней, исчезла и тут же объявилась в указанном месте. Та же самая, вне всяких сомнений, вот и приметный сучок возле ручки. Лекса хмыкнула и снова попробовала открыть дверь. Безрезультатно.

– Это что? Издевательство? – гневно бросила она в пространство.

– Нисколечко, – мягкий, низкий и немного насмешливый голос прозвучал совсем рядом.

Лекса от неожиданности едва не подпрыгнула и резко развернулась. Сердце в груди забилось в бешеном темпе, мгновенно похолодела спина. Однако вокруг, по-прежнему пусто. Только под ногами, вместо рыбок неожиданно проплыло нечто большое и темное.

– Ты кто? – взволнованно и немного резко спросила Лекса, прислонившись спиной к двери. Ставшие «ватными» ноги не очень-то крепко держали свою хозяйку.

– А ты как думаешь? – и снова слова прозвучали совсем рядом. А вслед за ними прилетел и растаял уже знакомый детский смех.

– Я думаю, что невежливо отвечать вопросом на вопрос, – Лекса уже почти пришла в себя.

– А разве просить дверь, и получив, пинать ее – вежливо? Или со злостью говорить не самые лучшие слова – тоже вежливо? – низкий, скорее мужской, чем женский голос произносил свои слова так, словно мать обращается к своему ребенку. Не столько осуждающе, сколько с заботой, теплом и улыбкой. На какое-то мгновение, Лексе показалось, что она вернулась в детство. Снова стала той самой маленькой девочкой, только что, в очередной раз, нашкодившей. И что после этих слов ей скажут идти в угол и подумать над своим поведением. Тряхнув головой и сбросив наваждение, Лекса уже более миролюбиво ответила.

– Я приношу извинения, за свое поведение. И прошу сообщить, с кем я имею честь вести беседу.

– Чтобы ответить, необходимо прежде узнать твое мнение. Что ты сама об этом думаешь? Кем ты меня считаешь?

– Я думаю, что ты, виртуальный разум. Хотя нет, не виртуальный, это понятие из того мира, откуда я пришла сюда, – Лекса поправила сползший на глаза локон и продолжила. – Я считаю, что ты разум этого места. Или же его посланник.

Снова зазвенели звонкие колокольчики смеха и справа, почти на грани угла обзора, Лекса увидела какое-то движение. Резко повернув голову, обнаружила, как, буквально в полусотне метров, прямо из ничего материализовалась две фигуры. Мужчина в незнакомой, но явно военной форме, и девушка, в белой футболке и джинсах, с длинными, волнистыми волосами. Едва не раскрыв от удивления рот, позабыв обо всем на свете, Лекса заворожено наблюдала за прибывшими.

А молодая девушка, тем временем, уже заметила Лексу и несказанно обрадовалась. Что-то беззвучно говоря и активно жестикулируя, обратила на нее внимание мужчины. В это время прямо перед ними возник еще один белый проход. Парочка переглянулась, затем их взоры снова обратились к Лексе. Девушка приветливо помахала ей рукой, а мужчина торжественно вытянулся в струнку и отточенным жестом вскинул руку к виску, отдавая ей честь. После чего парочка взялась за руки и так же беззвучно ступила в проход. Белое сияние погасло.

Лекса судорожно вздохнула. Ошеломление сползало с нее рваными липкими клочьями.

– Это был мираж?

– Нет, это люди твоего мира. Они пришли по следам.

– По каким следам? – Лекса почувствовала, что уже переполняется загадками этого странного места. Мучительно захотелось вскинуть руки и сжать ими свою голову.

– По следам на воде.

– И кто же оставил эти следы? Спаситель или апостол Андрей? – спросила она, то ли в шутку, то ли всерьез.

– Ни тот, ни другой. Эти следы оставила ты.

Лекса медленно сползла спиной по двери, подтянула к себе колени и положила голову на скрещенные руки. Просидев так пару минут, и успокоившись, тихо спросила:

– Ну, хорошо. Вернемся назад. Ты – разум?

– В какой-то мере.

– Ты – Бог? – Лексе показалось, что она уже знает ответ, но она ошиблась

– Нет.

– Компьютер? Электронный интеллект?

– Тоже, нет.

– Но и не человек, верно?

– Верно.

– Но, тогда, кто ты?

– Мои слова не дадут тебе ответа. Ты все поймешь сама в нужное время.

– Ладно. Ну, а как мне тебя звать? Имя у тебя есть?

– Есть. Гай.

Невдалеке материализовался бородатый и уже явно не молодой священник. В золоченой рясе, с крепко зажатым в ладонях крестом-распятием. Коротко оглядевшись, упал на колени, бережно положил к ногам крест и стал неспешно снимать одежды. Оставшись нагишом, выпрямился во весь рост, и только сейчас заметив сидящую женщину, низко-низко ей поклонился. И шагнул в открывшийся проем.

Лекса долго смотрела ему вслед, затем вытерла ладонью лоб и поднялась на ноги.

– Гай, скажи мне, почему эти люди уходят отсюда, идут дальше, а я не могу?

– Потому, что ты не открыла дверь.

– А почему у меня дверь, а у них белый проход?

– Ты сама выбрала себе дверь, – голос по-прежнему был заботлив и мягок. Ни капельки раздражения или несдержанности в нем не прослеживалось.

– Но моя дверь не открывается.

– Потому, что ты не выбрала, куда идти.

– А эти люди, получается, знали куда идут? – Лекса непонимающе развела руками.

– Нет, не знали. Они просто поверили тебе, и пошли по оставленным тобою следам. Они шли, ничего не ожидая, просто доверившись высшим силам.

– О каких следах ты говоришь мне, Гай? И кто, или что открыло им проходы отсюда?

– Я говорю о твоих следах. И проходы открыл им я.

– Значит, ты – высшая сила?

– Нет. Высшая сила только одна – Бог.

– Гай, – Лекса устало протерла глаза. – Скажи мне честно, Бог есть?

– Есть.

– Имя ему – Демиург? Будда? Аллах? Иегова? Отец-Небо?

– Любовь!

Лекса тихонечко застонала. Еще чуть-чуть и она свихнется от этих следов, кланяющихся священников, звенящих переливов детского смеха и ответов невидимого существа. Сжав челюсти и закрыв глаза, досчитала до десяти, глубоко вздохнула и произнесла:

– Я хочу покинуть это место. Что мне сделать, чтобы моя дверь, наконец, открылась?

– Вспомни, зачем ты пришла сюда? Что ты собираешься делать, когда откроешь дверь?

– Я собираюсь искать своих детей, – Лекса решительно взялась за ручку.

– Твой выбор свят! Иди, и ищи!

Лекса рывком распахнула дверь, сделала два шага вперед и едва не закричала от ужаса.

Глава 4. Агония – часть I

Запись 1. Господи – помилуй! Господи – помилуй, и спасибо тебе, что эти придурки не отобрали у меня мой диктофон. Это полный идиотизм. Они выстроили нас сегодня в казарме и приказали раздеться догола. Они перетряхнули все наше белье. Они даже трусы наши проверили! Будто мы могли спрятать туда что-то.

Они забрали всю электронику, все сотовые телефоны, все планшеты и ридеры, все ноутбуки. Они забрали и мой компьютер. Господи, теперь я не смогу связаться с домом. Я не смогу узнать, как там моя больная мать. Ведь из-за нее я пошел на эту чертову военную службу. Из-за этих чертовых денег, что нужны на ее лечение, я болтаюсь часами в небе на своем «Рапторе», рискуя своей жизнью.

Я не смогу связаться с Линн. О моя сладенькая Линн, я так соскучился по твоей аппетитной попке. Я теперь даже не смогу посмотреть твои фото. Твои прекрасные фотографии. Ну почему я не стер их вчера вечером? Если бы я знал, что все так будет, клянусь, я стер бы их не колеблясь. Нажал кнопку и стер. А теперь эти придурки, из спецслужб, наверняка уже роются в моем ноутбуке и разглядывают твои фотографии. Те самые, где ты позировала мне в постели. Смотрят и похотливо ухмыляются.

Господи, отправь их в ад. В самые дальние уголки ада. И придумай им самые страшные пытки. Отправь вместе с нашим президентом и парламентом, ибо они там свихнулись все. Давно уже свихнулись. Я не знаю, Господи, смотришь ли ты телевизор, но позавчера в своем выступлении наш президент обвинил во всем русских. Русских и их друзей, Кубу и Венесуэлу. Он заявил, что это русские заразили наш интернет вирусом, сжигающим в адских вспышках наших детей. И он абсолютно уверен, что русским в этом помогали Венесуэла с Кубой. Да, да, именно так он и сказал. И добавил, что нельзя сидеть и смотреть, как пропадает, тает на глазах самая лучшая, самая достойная нация в мире. А значит, агрессор должен быть наказан.

Господи, я не верю, что это были русские. Я вообще не верю, что можно придумать такой компьютерный вирус, который через интернет моментально сжигает людей. И причем здесь эти маленькие страны. Разве русские, если бы захотели, не справились без них? Русские и без Кубы с Венесуэлой делают самое лучшее оружие. Только, прошу тебя, Господи, не рассказывай этого никому. Потому, что это военная тайна. И если кто-то узнает, что я рассказал ее тебе, меня ждет расправа, военный суд. Они, может даже расстреляют меня. И тогда я никогда не увижу круглую попку своей Линн.

Но я не могу молчать. Мне надо кому-то все рассказать, выговориться. Потому что мне и так тяжело после всех этих событий. И мне страшно. Да, господи, мне очень страшно. Майор Полонски все рассказал мне, в том самом баре, где мы налакались виски, на той неделе. Он сказал, что самолет-невидимка русских намного лучше наших «Рапторов». Эти русские, хитрожопые сукины сыны. Они посмотрели на наши невидимки, учли все их недостатки, и сделали свой самолет. Гораздо лучше нашего. И еще он сказал, что наши «Рапторы» никогда не будут летать так, как летает русский «Сухой».

Но это не все. Я сейчас расскажу тебе, господи еще один ужасный секрет. Майор Полонски говорил, что у русских самые страшные системы противовоздушной обороны. Что от их ракет невозможно увернуться, их нельзя сбить с курса помехами. И что если я увижу приближающуюся ракету, то единственный шанс спасти свою задницу, это катапультироваться. Бросить самолет и катапультироваться.

Господи, помилуй меня и сохрани мою жизнь. Я прошу тебя. Ибо мне страшно, очень страшно. Я уже все понял. Ребята из бригады обслуживания, говорят, что наши сухопутные войска вторглись на территорию Мексики. Что авиация уже бомбит мексиканские города и военные базы. А морской десант захватывает Панаму и канал. Ребята говорят, что наш президент издал секретный указ, начать захватническую войну. Пока во всех странах творится хаос, из-за повального исчезновения детей, мы должны воспользоваться моментом и захватить их.

Я смотрел на карту, Господи. Я все понял. Мы вчера получили приказ экстренно готовиться к переброске на юг. Значит, мы полетим в Мексику, а оттуда в Панаму. Чтобы с ее территории совершать налеты на Венесуэлу. Как сказал президент, агрессор должен быть наказан. Я уверен, что нас пошлют бомбить эту маленькую, но очень богатую страну. У них, очень много нефти, и если ты не знаешь этого, Господи, я скажу тебе. Они продавали нефть и покупали у русских самое лучшее оружие. Может даже и самолеты-невидимки. А еще они покупали эти самые системы противовоздушной обороны. Со страшными и быстрыми ракетами.

Поэтому я боюсь, Господи. Я боюсь, что меня собьют. Что я не успею катапультироваться. Спаси меня, Господи. Я буду молиться тебе и днем и ночью, и даже в полете. Только спаси меня. Я сижу сейчас возле ангара, за стенкой. Если ты посмотришь сверху, ты увидишь меня, Господи. И еще я прошу тебя, забери у меня хоть немножечко этого липкого страха. Прошу тебя Господи. Я сейчас помолюсь тебе и пойду на ужин. Помилуй меня, Господи.

Запись 2. Спасибо тебе, Господи, что ты помог мне и забрал у меня немного моего страха. И хотя я по-прежнему все еще боюсь, мне все равно уже намного легче. Я совершенно не понимаю, что происходит. Но мне кажется, что творится что-то странное. У нас стала отказывать техника. Самая лучшая на свете, как нам утверждали. Может она действительно самая лучшая, но она все равно отказывает. Ломается все, без разбора. И без всяких причин. И хотя опять пошли слухи о компьютерном вирусе русских, мне не верится.

Как может какой-то вирус, из-за которого у нас отобрали всю электронную технику, сломать мою электрическую зубную щетку? Ведь в ней только моторчик и батарейка. Ну, еще кнопка. И все. Но она все равно сломалась. Я перепробовал несколько новых батареек, но она так и не заработала. Мне пришлось ее выкинуть. И теперь у меня на весь вечер испорчено настроение.

И все потому, что я не могу купить новую. А знаешь, почему, Господи? Потому, что я сижу сейчас на окраине аэродрома, что расположен возле некрасивого мексиканского города, с труднопроизносимым названием – Вильяэрмоса. Ты, наверное, даже не знаешь, где это. Ну, еще бы, ведь это такая глушь, не то, что наши знаменитые мегаполисы.

Я сижу на каких-то брошенных железках и смотрю на закат. Здесь даже закат не такой красивый, как у нас, в нашей большой стране. Хотя, мне немного мешают смотреть клубы дыма, поднимающиеся из города и его окраин. Этот некрасивый город разбомбили несколько дней назад, а в нем до сих пор горят пожары. И никто, почему-то не хочет их тушить. А может быть, тушить их попросту некому. Ребята поговаривают, что когда наша сухопутная бригада захватила город, в нем почти не было жителей. Эти трусливые мексиканцы просто сбежали при виде наших бравых солдат, въезжающих в город на танках и «Хаммерах».

Но, если никого вокруг нет, то почему наш аэродром оцеплен и никого из нас не выпускают в город? А я так хотел купить себе новую зубную щетку. Я даже готов был ради этого пройти несколько километров пешком. И это несмотря на то, что здесь очень жарко и пыльно. Да, Господи, я готов был это сделать. Я даже хотел помолиться тебе по дороге. Но меня не пустили. И теперь я сижу и рассказываю тебе, через диктофон, всю эту грустную историю.

А может это и хорошо, что меня не пустили в город. Все равно я не знаю их языка. Я даже не смогу прочитать вывески, чтобы узнать в каком магазине продают американские зубные щетки. Да и магазины, наверняка закрыты, если никого нет. И вообще, я даже не знаю, чистят ли зубы эти отсталые мексиканцы?

Я сейчас остановлю запись, Господи. Потом я помолюсь тебе и пойду готовиться ко сну. Я даже не представляю, как я буду чистить зубы этой примитивной, обычной зубной щеткой, что дал мне Стив Уивер. Жаль, что у него не было в запасе электрической.

Запись 3. Моя маленькая Линн. Я так беспокоюсь о тебе. И хотя ты, в свои двадцать семь лет, уже давно не ребенок, я все равно боюсь за тебя. Я очень надеюсь, что ты не исчезла в этой чертовой вспышке. Мне не хочется думать, что этот поганый вирус добрался до тебя.

А в том, что это все-таки вирус, я почти уверен. Нам сегодня все рассказали старшие офицеры. По данным внешней разведки, не осталось никаких сомнений, что все это проделки злобных русских. Именно они изобрели этот компьютерный вирус и хотели запустить его в наши сети. Чтобы внести хаос и разрушить нашу демократию. А потом и захватить нашу страну.

Но их коварные планы не сработали. И теперь не они нас, а мы их завоюем. Потому, что этот самый вирус сперва ударил по самой России. Все началось именно там. В этой холодной стране, где всегда лежит снег и все время очень холодно. Где даже президент, чтобы согреться, каждый день пьет водку и играет на гармошке. Именно в России началось массовое сгорание детей. А потом этот вирус, по сетям интернет проник во все страны, и этот кошмар захватил весь земной шар.

Но русские и здесь просчитались. По докладам нашей разведки, в России вместе с детьми начали пропадать и взрослые. Правда, пока в основном женщины. Жаль, конечно, что это так. Это значит, что солдат у них по-прежнему много. И завоевать их будет не так просто. Но ничего, мы подождем, а потом что-нибудь придумаем. Мы все равно победим. И эта тысячелетняя империя зла наконец-то исчезнет. И будет над этой страной развеваться гордое знамя американской демократии, знамя свободы, мира и добра. И мы будем жить в их городах. Правда, для этого, нам сначала придется отстрелять или выгнать всех медведей, что бродят по их заснеженным улицам.

Но это не важно. Главное, чтобы ты, моя Линн, моя сладкая попка, не сгорела в этой чертовой вспышке. Нам рассказали, что у гражданского населения тоже изъяли все телефоны и все компьютеры, чтобы очистить их от коварного вируса. Я надеюсь, что ты была послушной девочкой и все отдала им сама.

Я с ужасом вспоминаю, как забирали все это у нас. Как мы стояли голые у стены. И мне очень не хочется думать, что и тебя так же раздели. И что в твоих ажурных трусиках тоже искали якобы спрятанные телефоны. Хотя, будь я на их месте, я бы точно не отказался поискать именно в трусиках. Да и в лифчиках тоже.

Я знаю, что за эти слова, ты наверняка разозлилась бы на меня. Но я прошу тебя, не обижайся. У меня так давно не было женщины. И мне очень приятно вспоминать, как ты выглядишь без одежды. Надеюсь, когда мне вернут мой ноутбук, твои фотографии все еще будут там. Я так люблю твою круглую, упругую попку.

Запись 4. Господи! Господи! Господи! Останови эту войну!!! Я прошу тебя, Господи! Останови ее! Это неправильная война! Я не хочу такой войны! Я не готов к ней! Я не могу так воевать! Я не хочу погибнуть! Господи! Господи, помилуй меня и спаси! Спаси меня!!!

Запись 5. Прости меня, господи, за мою предыдущую запись. Я слаб, я немощен, я напуган. И хотя мои эмоции уже немного улеглись, я все равно не могу забыть увиденного. Я расскажу тебе, Господи, что со мной произошло, и что меня так напугало.

Я лежу сейчас на койке передвижного госпиталя и диктую эти слова. Я здесь один, поэтому я не боюсь, что меня услышат. Я буду находиться здесь, еще несколько дней, пока мое самочувствие не придет в норму. Меня отстранили от полетов, и положили сюда на целую неделю. Всему виной стресс, полученный во время последнего полета.

Я чуть не сошел с ума в кабине своего «Раптора». Если бы не умные компьютеры, помогающие нам управлять этой сложной машиной, я бы, наверное, упал прямо там, в это кипящее смертью море. Или разбился бы при посадке.

Те самые слова, я кричал прямо в самолете, пока меня вытаскивали из кабины наши ребята. Я прошу тебя Господи, не слушай больше эту запись. Мне стыдно. Мне очень стыдно, что я рыдал во весь голос. Что я так сильно испугался. Хотя именно мне, как раз, ничего не угрожало.

С того самого дня произошло несколько событий. И мне кажется, что после всего произошедшего, я как-то изменился. Я словно проснулся, открыл глаза и обнаружил, что весь мой мир перевернулся с ног на голову. Даже сейчас, когда я диктую эту запись, я удивляюсь самому себе. Все эти фразы, все эти мысли, они настолько не похожи на мои. Словно это не я говорю, а кто-то во мне. Но, обо всем по порядку.

В тот чертов день, меня, вместе с моим напарником, Грегори Яссоном, направили в патруль над океаном. В южной части Карибского моря, в паре сотен километров от берега несчастной Венесуэлы находится наш лучший авианосец со своей эскадрой сопровождения. Вернее, он там находился в тот злополучный день. Что-то произошло на авианосце, в результате чего, находящиеся на борту самолеты не могли стартовать с его палубы. И пока моряки устраняют поломку, мы, и еще три звена, должны были прикрывать авианосную группу с воздуха. Конечно, восьми истребителей маловато, я так думаю, но никто не ждал угрозы с воздуха. Еще одно звено прикрывало два топливозаправщика, барражирующих неподалеку.

В момент первого взрыва мы находились практически над эскадрой, в зоне прямой видимости. Поэтому все происходящее я видел более, чем отчетливо. Огромный пузырь неожиданно вспух на поверхности моря и тут же лопнул фонтаном взметнувшихся к небу тонн воды. Для меня, находящегося в кабине «Раптора», все происходило абсолютно беззвучно и наверное, поэтому выглядело как-то неестественно, словно в нереальном кино.