Читать онлайн Сказки славянских народов. Украинский фольклор бесплатно
© Издательство BookBox, 2023
Украинские народные сказки
Видимо и невидимо
Жили-были пан и слуга. Как были они ещё детьми, то вместе играли и всё у них наравне было, а как стал паныч уже паном, невзлюбил слугу и давай придумывать да приказывать, чтоб сделал бы то да это, да всё такое, чтоб поскорей его со свету сжить.
А слуга всё выполнит и живой вернётся. Вот раз пан и задаёт ему задачу.
– Принеси мне, – говорит, – Видимо и Невидимо.
Тот идёт плачет и зашёл в лес, да такой дремучий и страшный, что не приведи господи! Вдруг видит – стоит хатка: он и зашёл в ту хатку и за печью спрятался.
Вдруг приходит к обеду дед и кричит:
– Видимо и Невидимо, а подай стол!
Тут враз откуда и стол взялся, а на нём всякие пития да яства.
Вот дед напился, наелся и говорит:
– Видимо и Невидимо, убирай!
Вдруг куда всё это и делось, а слуга из-за печи всё видит. Вот как ушёл дед, вылез слуга.
«А ну, – думает, – и я себе это потребую».
– Видимо и Невидимо, а подай стол!
Враз откуда что и взялось. Напился он, наелся, а потом и спрашивает:
– А что, Видимо и Невидимо, может, тебе у хозяина этого надоело?
– Да, надоело, – говорит.
– Так пойдём со мной.
– Пойдём.
Вот и пошли. Что ни пройдёт он версту, и окликает:
– Видимо и Невидимо, ты здесь?
– Здесь, здесь, хозяин, иди, не бойся, не отстану!
Идут; вдруг видит он: горницы строятся, а людей никого не видно; один только топор – сам и тешет, сам и рубит, а если что подымать надо, топор вонзается и сам наверх тащит.
Видимо и Невидимо ему говорит:
– Променяй меня на топор-саморуб, а я опять к тебе вернусь – только кликни.
Только оно это сказало, а тут и дедок идёт. Слуга ему и говорит:
– Променяй мне, дед, этот топор на Видимо и Невидимо.
– Как это так?
А он тогда:
– Видимо и Невидимо, подай стол!
Откуда что и взялось. Дедок наелся, напился.
– Это, – говорит, – хорошая штука! Чего ж не променять?
И отдал ему дед топор.
Вот прошёл слуга пригорок и говорит:
– Видимо и Невидимо!
– Здесь, здесь я, хозяин, возле тебя, – отзывается.
Вот случилось ему идти опять лесом, идёт он, видит: скачет по лесу дубинка, и дедок в лесу идёт.
– Что это, – спрашивает, – у тебя, дед, такое?
– Да это дубинка-самобойка, вот погляди. А ну, – говорит, – дубинка-самобойка, походи!
И начала дубинка скакать: что ни скакнёт – то дуб валит и свалит.
Слуга тогда к своему:
– Видимо и Невидимо, подай стол!
Откуда что и взялось. Дед напился, наелся и пристал к нему:
– Променяй да променяй мне его на дубинку-самобойку.
А Видимо и Невидимо ему и говорит:
– Да ты променяй! А я опять к тебе вернусь, только кликнешь – и буду рядом.
Слуга променял, взял дубинку-самобойку, вышел из лесу и говорит:
– Видимо и Невидимо!
– Здесь, здесь я, хозяин, возле тебя.
Вот приходят они в город, зашёл слуга в трактир и как скомандует:
– Видимо и Невидимо, подай стол!
И враз откуда что и взялось. Напился он, наелся да ещё человек десять возле себя накормил, а потом:
– Видимо и Невидимо, убирай!
Куда всё и делось.
А гулял в том трактире солдат, увидел и говорит:
– Да это ещё не штука, а вот штука: а ну, прутья, нуте!
Откуда и взялись прутья и как начали, как начали всех охаживать, так возле каждого и свистят.
– Вот променяй, – говорит, – мне на твоё Видимо и Невидимо.
А Видимо и Невидимо говорит:
– Променяй, я к тебе опять вернусь.
Променял слуга его на прутья и только вышел за город и:
– Видимо и Невидимо!
– Здесь, здесь я, хозяин, не бойся! – отзывается.
Вот пришёл слуга к своему пану, а у него как раз гости были, соседей понаехало всяких! Как увидел пан, что слуга вернулся, и кричит:
– Эй, подать плетей!
– Нет, – говорит, – погоди! Бей гостей, дубинка-самобойка!
и как начала та дубинка гостей чесать!.. Одних уложила, а другие поразбежались. Он тогда к прутьям:
– А ну, прутья, нуте!
Как возьмутся ж прутья да на пана.
Как отлупил он хорошенько пана, уж тот и говорить не в силах. И давай тогда слуга себе дом строить. Дубинка-самобойка дубы валит, топор-саморуб сам таскает, сам рубит, сам и тешет, а слуга только похаживает и не приказывает даже.
Жил-был пёс
Жил себе у одного крестьянина пёс Серко, да больно состарился. Видит хозяин, что толку от него не будет, да и погнал со двора. Бродит Серко по полю.
Подходит к нему волк, спрашивает:
– Ты чего тут ходишь?
Отвечает Серко:
– Что ж, братец, прогнал меня хозяин, вот я тут и брожу.
– Хочешь, – говорит ему волк, – я сделаю так, что хозяин тебя опять назад возьмёт?
Серко говорит:
– Сделай, голубчик, уж я как-нибудь тебя отблагодарю.
Говорит волк:
– Ну смотри: как выйдет твой хозяин с женой жать, положит хозяйка дитя под копной, а ты возле поля похаживай, чтоб мне знать, где оно: схвачу я дитя, а ты его у меня отымай, а я будто испугаюсь да и брошу его.
Вышел в жнива хозяин с женой в поле жать. Положила жена своё дитятко под копной, а сама жнёт рядом с мужем. Глядь – волк по житу бежит, ухватил дитя и несёт его по полю.
Серко за волком.
Догнал кое-как, отнял дитя, принёс хозяину, отдал ему. Достал тогда хозяин из торбы хлеб да кусок сала и говорит:
– На, Серко, ешь, за то, что не дал волку дитя съесть!
Вот едут вечером с поля, берут и Серко. Вернулись домой, а хозяин и говорит:
– Навари-ка, жена, гречневых галушек побольше да хорошенько их салом приправь!
Только они сварились, усаживает он Серко за стол, сел сам с ним рядом и говорит:
– Ну, накладывай, жинка, галушек, ужинать будем.
Жена наложила. Кладёт он и Серку в миску, уж так ему угождает, чтоб чего доброго горячим не обжёгся!
А Серко и думает: «Надо будет волка отблагодарить за такую услугу».
А хозяин дождался мясоеда и выдаёт свою дочку замуж. Вышел Серко в поле, нашёл там волка и говорит ему:
– Приходи в воскресенье вечером к нам на огород, я впущу тебя в хату и отблагодарю за то, что ты мне услужил.
Волк дождался воскресенья, пришёл на то место, куда ему указал Серко. А в этот самый день у хозяина справляли свадьбу. Серко вышел к волку, повёл в хату и усадил под столом. Вот взял Серко со стола бутылку горилки, большой кусок мяса и отнёс под стол. Хотели люди за это собаку побить. А хозяин говорит:
– Не бейте Серко, он мне услужил, и я ему буду весь век добром отплачивать.
Берёт Серко, что лежит на столе лучшее, подаёт волку, накормил, напоил его так, что волк не утерпел и говорит:
– Я спою!
А Серко говорит:
– Не пой, а то беда тебе будет! Уж лучше я тебе ещё бутылку горилки подам, да только молчи.
Выпил волк бутылку горилки и говорит:
– Ну, теперь уж спою!
И как завоет под столом!
Кто бросился из хаты, кто кинулся волка бить. А Серко на волка навалился, будто задушить хочет.
Хозяин говорит:
– Не бейте волка, а то вы мне и Серко убьёте! Он и сам с ним управится.
Вывел тогда Серко волка в поле и говорит:
– Ты мне услужил, и я тебе добром отплатил.
На том и простились.
Два товарища
Вот сказывают люди, чтоб до Юрья было сено и у дурня; а как до Благовещенья дозимует скотина, хоть на лубочке тогда её вывози – никак не сдохнет.
Вот расскажу я вам.
Был у одного бедного мужика всего лишь один одёр[1], да и того он еле-еле до Благовещенья дотянул, а на Благовещенье еле живого на луг дотащил. Вот как стал одёр траву щипать, маленько и поправился. Только на ноги стал – и пошёл дальше, от ветра шатаючись.
Идёт, вдруг попадается ему по дороге конь, большой да сильный, никакого зверя не боится, – одёр и говорит:
– Здорово, товарищ!
Глянул конь на товарища и подумал: «Этот не мне товарищ», – и отвечает:
– Доброго здоровья!
Спрашивает сытый худого:
– А куда ты идёшь?
– Да так, куда ноги идут.
– И я туда же, давай будем товарищами.
– Что ж, давай! – молвил одёр.
Вот и пошли они вдвоём. Идут и беседуют, а сытый и спрашивает:
– Скажи мне, как тебя звать?
Худой отвечает:
– Одёр.
– А я – конь, – говорит сытый. – Пойдём теперь на железный ток силу пробовать, кто сильней окажется.
– Пойдём! – сказал тоненьким голоском одёр, он рад, что хоть живой остался.
Пришли на ток. А конь и говорит:
– Бей, одёр!
– Нет, бей ты! – говорит тот.
Вот как ударит конь, так ток и гнётся, а как ударит одёр, так огонь и крешет. Призадумался конь: «Какой он, однако, сильный – не мне товарищ! Как ударю я, искры не сыплются, а только ток гнётся, а от него аж искры сыплются!»
А о том конь и не знал, что одёр-то ведь подкован: хозяин на зиму его подковал да и забыл снять подковы, когда на луг выпустил.
Вот конь и говорит одру:
– Пойдём-ка, товарищ, ещё к морю, посмотрим, кто больше воды выдует?
– Пойдём, – сказал одёр.
Вот и пошли. Как дунет конь, так чуть рыб за хвосты не хватает – аж досуха выдул. А одёр свесил голову в воду, язык высунул – еле живой, а щука и подумала, что это мясо, и цап его за язык, а одёр клац её зубами и говорит коню:
– Что, товарищ, поймал что-нибудь?
– Нет.
– А я поймал!
Глянул конь на одра, испугался, что держит одёр в зубах такую огромную щуку, и говорит:
– Пойдём, товарищ, варить, теперь есть что! – А сам только голову почесал, да на одра поглядывает и думает: «Вот какого чёрта себе на беду нашёл!»
Разложили костёр, чтобы рыбу варить. А конь и говорит:
– Ты, товарищ, тут у костра посиди, а я дров принесу!
– Что ж, ладно! – сказал одёр да и сел, голову понурив: сказано – вот-вот ему подыхать.
А сорока и подумала, что он неживой, цап его за язык, а одёр клац зубами – и держит во рту.
Приходит конь, а одёр спрашивает:
– Ну что, товарищ, поймал что-нибудь?
– Нет, – отвечает конь.
– А я поймал! – говорит одёр.
Смотрит конь, и вправду держит одёр в зубах сороку. Удивился конь, говорит:
– А где ж ты, товарищ, сороку взял?
– Э-э, товарищ, – сказал одёр, – я в поднебесье летал, вот и поймал.
Сильно пригорюнился конь и говорит про себя: «Э-э, это не мне товарищ; коли он ловит в море рыбу, а в поднебесье птицу, то куда уж мне с ним тягаться! Хоть я и силён, дубы с корнем вырываю, а рыбу и птицу в море не поймаю!» Так думал про себя конь и стал раздумывать, как бы это ему от одра убежать.
Пораздумавши, говорит конь:
– Ты, товарищ, вари, а я пойду – может, дровец принесу.
– Ладно! – согласился одёр.
Обошёл конь – да кругом и ну бежать во всю прыть, бежит, оглядывается и говорит:
– Чтоб тебя нечистая сила забрала! Ты не по моим силам, поскорей бы от тебя удрать!
Вот бежит конь, а навстречу ему волк.
Говорит волк:
– Здорово, конь!
– Здорово, волк! – сказал конь и таким боязливым голосом: – Ты уж лучше молчи.
– Да что там такое, расскажи? – спрашивает волк коня.
– А вот что! – начал рассказывать конь. – Повстречался я с товарищем, хотел было с ним побрататься, ну и пошли мы силу пробовать, кто посильней. Так вот что ты думаешь? Как ударю я – железный ток гнётся, а как ударит он – так искры и сыплются. Пошли к морю воду сдувать: как дохну я, то аж досуха, а он и рыбу поймал. Пошли рыбу варить, и что ж ты думаешь? Пока я принёс дров, а он уж сороку поймал! Вот и вижу я, что не по моим он силам, и давай я от него тягу.
– А как его звать? – спросил волк у коня.
– Одёр, – сказал конь.
– Э, да таких-то я подбривать умею, – сказал волк, – только покажи мне, где он.
– Э, нет! – сказал конь. – Я туда тебя не поведу; вот взберёмся на дуб, тогда покажу; вон там, под курганом, в долине костёр горит, это мой товарищ одёр его раскладывает.
Посмотрел волк, так весь и затрясся, говорит:
– Ты, конь, сиди тут да поглядывай, а я пойду и тебе шкуру на сапоги притащу, чтоб ты никого не боялся и нам бы доверялся: таких бродяг подбривать-то мы умеем!
Вот пошёл волк к одру и как схватил его за хвост, так шкуру до головы и содрал и коню подарил.
Остался конь один, а одёр так и пропал ни за что ни про что.
Вот вам и сказка, а мне бубликов вязка.
Катигорошек
Жил себе один человек, и было у него шестеро сыновей и одна дочка.
Пошли сыновья в поле пахать, а сестре велели обед им принести. Она и говорит:
– А где вы пахать будете? Я же не знаю.
Они отвечают:
– Мы борозду будем тянуть от дома вон до того поля, а там и пахать начнём – так ты вдоль борозды и ступай.
Поехали братья. А змей, который жил за тем полем, в лесу, взял и ту бороздку заровнял, а другую протянул прямо к своему дворцу. Вот сестра понесла братьям обед, пошла вдоль бороздки и до тех пор шла, пока не очутилась во дворе у змея. Там змей и схватил её.
Возвратились сыновья вечером и говорят матери:
– Весь день пахали, а вы нам и поесть не прислали.
– Как это не прислали? Ведь Алёнка обед понесла. Я думала, она с вами вернётся. Не заблудилась ли?
Братья всполошились:
– Надо идти искать её.
И пошли все шестеро по той бороздке и пришли ко двору змея, где их сестра, думали они, была. Приходят, а она и вправду там.
– Братики мои милые, где же я спрячу вас, когда змей прилетит? Он же съест вас!
Только сказала – глядь, и змей летит.
– А, – говорит, – людским духом пахнет! А что, хлопцы, биться пришли или мириться?
– Нет! – говорят. – Биться!
– Тогда пошли на железный ток!
Пошли на железный ток силами меряться. Недолго сражались: как ударил их змей, так и вогнал в землю. Потом схватил едва живых и закинул в глубокую темницу.
Родители ждут, ждут сыновей – нет их.
Однажды пошла мать на речку постирать и вдруг видит: горошинка по дороге катится. Женщина взяла горошинку и съела. А вскоре сын у неё родился. Назвала его Катигорошком. Растёт да растёт сын, как на дрожжах, – немного лет ему, а уже большой вырос.
Как-то раз отец с сыном копали колодец – докопались до большого камня. Отец побежал людей звать, чтобы камень помогли вытянуть. Пока отец ходил, Катигорошек взял да и выбросил камень из ямы. Люди пришли, глянули – оторопели. Страшно им стало, что у Катигорошка такая силища, и захотели его убить. А он подбросил тот камень вверх и поймал – люди и разбежались.
Вот копают дальше и докопались до большого куска железа. Вытянул его Катигорошек из земли и спрятал.
Однажды спрашивает Катигорошек у отца, у матери:
– А что, где-то должны быть у меня братья и сестра?
– Э-э, – говорят, – сынок, были у тебя и сестра, и шестеро братьев, но то-то и то-то с ними приключилось.
– Что ж, – говорит он, – пойду их искать.
Отец и мать уговаривают:
– Не ходи, милый: шестеро пошли – и все погибли, а ты-то один – пропадёшь!
– Нет, пойду! Как же так: своих – да не выручить?
Взял железо, которое выкопал, и понёс к кузнецу.
– Скуй, – говорит, – мне булаву, да побольше!
Стал кузнец ковать и сковал такую булаву, что едва из кузницы её вынесли.
Взял Катигорошек ту булаву, подбросил вверх и говорит отцу:
– Лягу я спать, а вы меня разбудите, когда прилетит булава через двенадцать суток.
И лёг. На тринадцатые сутки летит-гудит булава! Отец разбудил Катигорошка, он вскочил, подставил палец, булава как ударилась об него, так и раскололась надвое.
Он и говорит:
– Нет, с этой булавой нельзя идти искать братьев и сестру – нужно другую выковать.
Понёс её снова к кузнецу.
– На, – говорит, – перекуй, чтобы по мне была!
Выковал кузнец ещё бо́льшую.
Катигорошек и эту швырнул вверх да и лёг снова на двенадцать суток. На тринадцатые сутки летит булава, ревёт – земля дрожит. Разбудили Катигорошка, он вскочил, подставил палец – булава как ударилась об него, только согнулась немножко.
– Ну, с этой булавой можно искать братьев и сестру. Пеките, мама, хлебы и сухари сушите – пойду.
Взял булаву, в котомку хлеба и сухариков сунул, попрощался и пошёл. Пошёл вдоль той бороздки, вдоль давней, которая ещё чуть-чуть видна была, и очутился в лесу. Идёт по лесу, идёт да идёт. Наконец приходит к большому двору. Входит во двор, потом в дом, а змея нет, одна сестра Алёнка там.
– Здравствуй, красна девица!
– Здравствуй, добрый молодец! Ты чего сюда забрёл: прилетит змей – он тебя съест!
– Может быть, и не съест! А ты кто такая?
– Я была единственной дочерью у отца и матери, но меня змей украл, а шестеро братьев пошли вызволять и пропали.
– Где же они? – спрашивает Катигорошек.
– Бросил их змей в темницу, и не знаю, живы ли ещё, или, может, уже их косточки истлели.
– Что ж, может быть, я тебя освобожу, – говорит Катигорошек.
– Где тебе освободить? Шестеро не смогли, а ты же один! – говорит Алёнка.
– Посмотрим, – отвечает Катигорошек.
И сел на окно, дожидается.
Вот уж и змей летит. Прилетел, и только в дом – сразу говорит:
– О, людским духом пахнет!
– Ещё бы не пахло, – отвечает Катигорошек, – если я пришёл.
– Эгей, паренёк, а чего тебе тут нужно? Биться или мириться?
– Где уж там мириться – биться! – говорит Катигорошек.
– Идём же на железный ток!
– Идём!
Пришли. Змей и говорит:
– Бей ты!
– Нет, – говорит Катигорошек, – бей ты сначала!
Вот змей как ударил его, так по щиколотки и вогнал в железный ток. Вырвал ноги Катигорошек, как взмахнул булавой, как ударил змея – вогнал его в железный ток по колени. Вырвался змей, ударил Катигорошка – и его по колени вогнал. Ударил Катигорошек ещё раз, по пояс загнал змея в ток, ударил в третий раз – и вовсе убил.
Спустился тогда в погреба-темницы глубокие, открыл двери своим братьям, а они едва живы. Забрал тогда их, забрал сестру Алёнку и всё золото и серебро, которое змей накопил, и пошли они домой.
Вот идут – а Катигорошек и не признаётся, что он брат их. Прошли немного и сели под дубом отдохнуть. Катигорошек устал после боя – ну и уснул. А шестеро братьев беспокоятся:
– Будут над нами люди смеяться: «Как это вы вшестером змея не одолели, а он один убил». Да и всё добро змея он себе заберёт.
Думали-думали да и надумали: «Сейчас он спит, ничего не услышит – привяжем его лыком покрепче к дубу, чтобы не вырвался, тут его зверь и разорвёт». Как решили, так и сделали: привязали и ушли.
А Катигорошек спит и ничего не слышит. Спал день, спал ночь, просыпается – а он привязан. Рванулся – и вывернул дуб с корнями. Взвалил тот дуб на плечи и понёс домой.
Подходит к избе и слышит: братья уже пришли и спрашивают у матери:
– А что, мама, были у вас ещё дети?
– А как же! Сын Катигорошек был, вас пошёл вызволять.
Они и догадались:
– Так это мы его привязали – надо побежать и отвязать.
А Катигорошек как швырнёт дуб в избу – чуть не развалил её.
– Оставайтесь же, если вы такие! – говорит. – Пойду куда глаза глядят.
Взвалил на плечи булаву – и пошёл.
Идёт, идёт и видит – оттуда гора и отсюда гора, а между ними человек, руками и ногами в них упёрся и расталкивает в разные стороны.
Говорит Катигорошек:
– Добрый день!
– Здоро́во!
– А что ты, добрый человек, делаешь?
– Горы раздвигаю, чтоб дорога была.
– А куда идёшь? – спрашивает Катигорошек.
– Счастья искать.
– И я туда же… А как тебя звать?
– Вернигора. А тебя?
– Катигорошек. Пойдём вместе!
– Пойдём!
Пошли они.
Идут и видят: человек среди леса как махнёт рукой, так дубы и выворачиваются с корнями.
– Добрый день!
– Здорово!
– А что ты, добрый человек, делаешь?
– Деревья выворачиваю, чтоб идти было просторней.
– А куда идёшь?
– Счастья искать.
– И мы туда же… А как тебя звать?
– Вернидуб. А вас?
– Катигорошек и Вернигора. Пойдём вместе!
– Пойдём!
Пошли втроём.
Идут и вдруг видят: человек с длиннющими усами сидит над речкой: покрутит усом – вода так расступается, что и по дну можно пройти.
Они к нему:
– Добрый день!
– Здоро́во!
– А что ты, добрый человек, делаешь?
– Да воду разгоняю, чтобы речку перейти.
– А куда идёшь?
– Счастья искать.
– И мы туда же… А как тебя звать?
– Крутиус. А вас?
– Катигорошек, Вернигора, Вернидуб. Пойдём вместе!
– Пойдём!
Пошли.
И так им хорошо идти: встретят гору на дороге – Вернигора опрокинет, лес Вернидуб вывернет, а воду Крутиус разгонит. Вот зашли они в большой лес и видят: в лесу избушка стоит. Вошли в избушку – никого нет.
Катигорошек и говорит:
– Здесь мы и заночуем.
Переночевали, а на другой день Катигорошек предлагает:
– Ты, Вернигора, оставайся дома, еду приготовь, а мы втроём на охоту отправимся.
Ушли они, а Вернигора приготовил еду да и лёг отдыхать.
Вдруг кто-то в дверь стучит:
– Открывай!
– Не большой барин – и сам откроешь, – говорит Вернигора.
Дверь открылась, и снова кто-то кричит:
– Пересади через порог!
– Не большой барин – и сам перелезешь.
Влезает старичок маленький, а борода на сажень волочится. Ухватил он Вернигору за волосы и повесил его на гвоздь. А сам всё, что было сварено, съел, выпил и ушёл. Вернигора крутился-вертелся, как-то сорвался с гвоздя, бросился снова варить; пока товарищи вернулись, уже доваривает.
– А чего ты с обедом опоздал?
– Да задремал нечаянно.
Наелись и спать улеглись.
На другой день встают, Катигорошек и говорит:
– Ну, теперь ты, Вернидуб, оставайся, мы пойдём на охоту.
Ушли они, а Вернидуб приготовил еду и лёг отдыхать. Кто-то в двери стучит:
– Открывай!
– Не большой барин – сам откроешь.
– Пересади через порог!
– Не большой барин – и сам перелезешь.
Лезет старичок маленький, а борода на сажень волочится. Ухватил Вернидуба за волосы и повесил его на гвоздь. А сам всё, что было сварено, съел, выпил и ушёл. Вернидуб туда-сюда, как-то уж там с гвоздя сорвался и давай обед поскорей варить.
Вот приходят друзья-приятели:
– А что это ты с обедом опоздал?
– Да задремал, – говорит, – случайно.
А Вернигора помалкивает: догадался, что произошло.
На третий день Крутиус остался – и с ним то же самое. А Катигорошек и говорит:
– Ну и ленивы же вы обед варить! Завтра без меня на охоту идите, а я дома останусь.
На другой день те трое уходят на охоту, а Катигорошек дома остаётся. Вот наварил он еды и лёг отдыхать. А тут кто-то и стучит в дверь:
– Открывай!
– Постой, открою, – говорит Катигорошек.
Открыл двери – а там старичок маленький, зато борода на сажень волочится.
– Пересади через порог!
Взял Катигорошек, пересадил. А старичок к нему тянется, тянется.
– Чего тебе? – спрашивает Катигорошек.
– Сейчас узнаешь, чего, – говорит старичок, добрался до волос и только хотел ухватить, а Катигорошек:
– Так ты вот какой! – И сам цап его за бороду; взял топор, потащил старика в лес, дуб расколол, а в расщелину засунул бороду старичка и защемил её. – Если ты, – говорит, – такой, дедушка, что за волосы сразу хватаешь, то посиди здесь, а я сюда позже вернусь.
Приходит он в избу – а все уже в сборе.
– А что с обедом?
– Давно готов.
Пообедали, а Катигорошек и говорит:
– Пойдёмте-ка, я вам такое чудо покажу – ахнете!
Приходят к дубу, а ни старичка, ни дуба нет: вывернул старичок дуб с корнем и уволок за собой. Тогда Катигорошек рассказал товарищам, что с ним было, а те тоже признались, как старичок их за волосы подвешивал.
– Э, – говорит Катигорошек, – если он такой, то пойдёмте его искать.
Где старичок дуб волок, там след остался – вот и пошли они по этому следу. И так дошли до глубокой ямы, в которой и дна не видно.
Катигорошек говорит:
– Лезь туда, Вернигора!
– Да ну его!
– Ну ты, Вернидуб!
Не захотел и Вернидуб, не захотел и Крутиус.
– Если так, – говорит Катигорошек, – полезу я. Давайте плести верёвку.
Сплели они верёвку, намотал Катигорошек на руку конец и говорит:
– Спускайте!
Начали они спускать, долго спускали – до самого дна: другой мир там.
Стал Катигорошек ходить: смотрит и видит – большой дворец стоит. Он вошёл во дворец, всё внутри сверкает золотом и драгоценными камнями. Идёт он по комнатам, вдруг выбегает ему навстречу царевна, такая красивая – во всём мире лучше не найти.
– Ой, – говорит, – чего ты сюда, добрый человек, пришёл?
– Да я, – говорит Катигорошек, – ищу старичка маленького, у которого борода в сажень длиной.
– Сейчас, – говорит она, – старичок бороду из дуба вызволяет. Не ходи к нему, он тебя убьёт, он уже много людей поубивал.
– Не убьёт, – говорит Катигорошек, – это же я ему бороду защемил. А ты почему здесь живёшь?
– А я, – говорит, – царевна, но меня этот старичок украл и в неволе держит.
– Ну так я тебя освобожу. Веди меня к нему!
Она и повела. И правда: сидит старичок и уже бороду вытащил из дуба.
Увидел Катигорошка и спрашивает:
– Ты зачем пришёл? Биться или мириться?
– Где уж, – говорит Катигорошек, – мириться – биться!
И начали они биться. Бились, бились. И убил Катигорошек старичка своей булавой. Собрали они с царевной всё золото и драгоценные камни в три мешка и пошли к той яме, через которую он сюда спускался.
Пришёл и зовёт:
– Эгей, побратимы, вы ещё здесь?
– Здесь!
Он привязал к верёвке один мешок и дёрнул, чтобы тянули:
– Это ваше.
Вытянули, спустили снова верёвку.
Он привязал второй:
– И это ваше.
И третий им отдал – всё, что добыл. Потом обвязал верёвкой царевну.
– А это моё, – говорит.
Вытянули те трое царевну, пора уже и Катигорошка тянуть. А они раздумали:
– Зачем его вытягивать? Пусть и царевна нам достанется! Подтянем его вверх, а потом отпустим верёвку – он упадёт и убьётся.
А Катигорошек догадался, что они надумали сделать, – привязал к верёвке камень и кричит:
– Тяните меня!
Они подтянули высоко, а потом и бросили – камень только бах!
– Ну, – говорит Катигорошек, – и вы хороши!
Отправился он бродить по подземному миру.
Идёт, идёт, а тут набежали тучи, как ударит дождь с градом. Он и спрятался под дубом. Вдруг слышит – на дубе пищат грифята в гнезде. Он влез на дуб и укрыл их сермягой. Прошёл дождь. Прилетает большая птица – гриф, тех грифят отец.
Увидел гриф, что дети укрыты, и спрашивает:
– Кто это вас укрыл?
А дети отвечают:
– Если не съешь его, скажем.
– Нет, – говорит, – не съем.
– Вон там человек сидит под деревом – он укрыл нас.
Гриф прилетел к Катигорошку и говорит:
– Скажи, что тебе нужно, – я всё дам: впервые у меня дети живы остались. А то всегда – стоит улететь, и птенцы в гнезде от дождя и града погибают.
– Вынеси меня, – говорит Катигорошек, – в другой мир.
– Ну хорошую ты мне задачу задал. Но делать нечего, надо лететь. Возьмём с собой шесть кадушек мяса и шесть кадушек воды. Когда будем лететь, если я поверну голову направо, то ты мне в клюв кусок мяса кинешь, а поверну налево – водой напоишь, а то я не долечу и упаду.
Взяли они шесть кадушек мяса и шесть кадушек воды, сел Катигорошек на грифа – полетели.
Летят, летят, повернёт гриф голову направо – Катигорошек кинет ему в клюв кусок мяса, а налево – водой напоит. Долго так летели – вот долетают до этого мира…
Гриф домой возвращается, а Катигорошек отправился искать своих товарищей. А они уже прибыли к отцу царевны, живут у него и ссорятся друг с другом: каждый хочет на царевне жениться, никак не помирятся. Как раз в это время Катигорошек приходит.
Они испугались, а он говорит:
– Вы меня предали, должен я вас наказать!
И наказал.
А сам женился на царевне и живёт себе.
Котик и петушок
Жили-были котик да петушок и побратались. Понадобилось котику пойти по дрова, вот и говорит он петушку:
– Ты, петушок, сиди на печи да ешь калачи, а я пойду по дрова, а придёт лисичка, то не отзывайся.
Ушёл.
Прибежала лисичка, стала петушка из хаты выманивать:
– Братец петушок, открой! Братец петушок, открой! А не откроешь, оконце выбью, борщок съем и тебя заберу.
А петушок в ответ:
– Тоток! Тоток! Не велел коток.
Выбила лисичка оконце, съела борщок и схватила петушка. Несёт его, а он кличет котика, поёт:
- Котик,
- Братик,
- Несёт меня лиса
- За кленовые леса,
- За крутые горы,
- За быстрые воды!..
Вот услыхал котик, прибежал, отнял петушка, принёс домой и опять наказывает:
– Смотри ж, петушок, как придёт лисичка, не откликайся, я теперь уйду дальше!
И ушёл.
А лисичка уж и бежит. Стук-стук в оконце!
– Братец петушок, открой! А не откроешь, оконце выбью, борщок съем и тебя заберу.
А петушок всё:
– Тоток! Тоток! Не велел коток!
Выбила лисичка окошко, съела весь борщ и его схватила, несёт. А петушок снова:
- Котик,
- Братик,
- Несёт меня лиса
- За кленовые леса,
- За крутые горы,
- За быстрые воды!..
Пропел раз – не слышит котик; запел второй раз, погромче. Прибежал котик, отнял его, принёс домой и говорит:
– Теперь я пойду далеко-далеко, и как ты ни кричи, а я не услышу. Молчи, не откликайся лисичке.
Ушёл, а лисичка тут как тут.
– Братец петушок, открой! Братец петушок, открой, а не откроешь, оконце выбью, борщок съем и тебя возьму.
А петушок:
– Тоток! Тоток! Не велел коток!
Выбила лисичка окошко, съела борщ и его схватила. Несёт, а петушок поёт раз, второй, третий. Котик не услышал, а лисичка понесла петушка домой.
Вечером приходит котик домой – нет петушка. Он крепко огорчился, а потом сделал себе маленькую бандуру, взял торбу, молоток и пошёл к лисичкиной хатке, встал и заиграл:
- А у лиски-лиски новый двор
- И четыре дочки на подбор,
- Пятый Пилипок,
- Да и то мой!
- Пилипок, Пилипок,
- выйди посмотри,
- Как бубны бубнят, как сурны[2] сурнят – погляди!
А лисичка паляницы[3] пекла. Вот не вытерпела старшая дочка и говорит:
– Мама, пойду я посмотрю, кто это так ладно играет, и паляницу возьму.
А лисичка говорит:
– Ступай! – и дала ей паляницу.
Дочка вышла, а котик цок, да по лбу её, да в писаную торбу, и снова играет.
Вот вторая лисичкина дочка выбежала из хатки, а котик – цап её за виски да в писаную торбу, а сам на бандуре играет да так жалобно поёт:
- Ой, у лиски-лиски новый двор
- И четыре дочки на подбор…
Выбежала третья, а он цап её за виски. Выбежала четвёртая, он и её тоже. Выбежал сынок Пилипок, а он и его. Сидят теперь все пятеро лисенят в писаной торбе.
Завязал тогда котик торбу верёвочкой, идёт в Лисичкину хату. Вошёл, видит – лежит петушок еле живой. Пёрышки на нём поободраны и ножка оторвана. А в печи уже и вода греется, чтобы было в чём петушка сварить.
Схватил котик петушка за хвостик и говорит:
– Братец петушок, встрепенись!
Встрепенулся петушок, хотел было на ноги подняться и закукарекать, да не может. Нету одной ноги. Взял тогда котик оторванную ножку, приставил её, пёрышки воткнул в хвост. Петушок вскочил, закукарекал.
Вот тогда поели они всё, что было в Лисичкиной хате, горшки-миски побили, а сами домой воротились.
И живут себе счастливо там и сейчас и хлеб жуют, а петушок теперь, что бы котик ему ни говорил, во всём его слушается. Беда разуму научила.
Лошадиная голова
Жили себе дед да баба. У деда была дочка, и у бабы была дочка; были обе уже на возрасте. Не любила баба дедову дочку: всё, бывало, её, бедняжку, бранит и над нею издевается, да ещё, бывало, и деда науськивает, чтобы грыз свою дочку. Вот пойдут, бывало, обе девки на посиделки, бабина дочка всё только с хлопцами балует, пока те и прядево ей сожгут и пряжу порвут, а дедова дочка всё там работает – прядёт или что другое делает, а уж ни минуты без дела не сидит.
Вот возвращаются они под утро домой, дойдут до перелаза, а бабина дочка и говорит дедовой:
– Давай-ка я тебе, сестричка, пряжу с веретеном подержу, пока ты перелезешь!
Та возьмёт и отдаст ей веретено с пряжей, а она вбежит поскорей в хату к матери.
– Погляди, – говорит, – мама, сколько я напряла, а та, такая-сякая, всё только с хлопцами гуляла.
А матери только этого нужно – напустится сразу же на бедняжку:
– Ах, ты, такая-сякая, ты ленивица, работать ты не умеешь!
А та, бедная, только плачет.
Чем дальше, баба всё пуще и пуще ненавидит падчерицу. Вот баба и говорит раз деду:
– Отведи да отведи ты свою дочку в лес: пускай её там звери съедят. Она ленивица, делать ничего не хочет, пускай пропадает.
Дед долго отказывался, жалко было ему дочку, да что ж с бабой поделаешь? Она его крепко в руках держала, и он её, как ведьмы, боялся.
– Что ж, собирайся, дочка, да пойдём, – говорит дед.
А баба уж так рада-радёшенька, словно праздник ей настал. Так проворно по хате суетится и харчи готовит.
– Вот это тебе, дочка, я и мучицы завязала, в одном узелочке пшеничная – галушечки или что другое когда сваришь, а это пшенцо на кулешик и сало.
Забрала старикова дочка харчи, заплакала да и пошла с отцом. Шли-шли, до леса дошли. Видят – дорожка.
Отец и говорит:
– Пойдём по этой дорожке. Куда она приведёт, там тебе и жить.
Пошли. Далече уже отошли от опушки, а лес густой, дремучий, что и просвету нет. Вдруг глядь – лощинка, а там пасека и землянка.
Вошли в землянку:
– Добрый вечер!
А дед встаёт с печи и отвечает:
– Здравствуйте, люди добрые!
Вот поговорили, разузнал, что за люди такие и зачем сюда забрались. Так, мол, и так, сказывают. И просит отец того деда, чтобы принял к себе его дочку.
– Ну что ж, дочка, оставайся, – говорит, – будем тут вдвоём жить. Летом я буду на пасеке сидеть, а ты тут себе огородик устроишь и будешь себе копаться да на зиму всякую всячину готовить. А зимою, хотя пчёл и домой забирают, а я всё-таки тут живу – вот и будет нам с тобой веселее, лишь бы твоя охота.
Вот побеседовал отец ещё маленько с дедом и говорит дочке:
– Рассмотри ж, дочка, что тебе мать дала, да и за работу принимайся – навари ужин, а я пойду дровец нарублю.
Кинулась она к узелочкам, глядь: в одном – пепел, а в другом – кусок кирпича с печки. Она так и заголосила.
– Не плачь, дочка, – говорит дед. – Ступай в чулан, там у меня всякая снедь имеется, набери пшеничной муки и сала возьми, вот и наваришь галушек.
Пошла она, набрала муки, тесто замесила, печь затопила и начала ужин варить.
Дед пошёл на ночь домой, в село, – ему надо было взять там ещё улейки и кое-каких харчей; а отец сказал ей, что эту ночь он здесь переночует, а завтра раным-рано домой пойдёт. А сказал он это только для того, чтобы дочка не плакала. Вышел из землянки, взял колодочку, привязал её к углу хаты, а сам домой поплёлся.
И только повеет ветер, а колодочка – стук-стук о стену, а дочка в хате:
– Это мой татонька дрова рубит.
Вот уже и ужин готов, а отец всё не идёт и не идёт в хату. Ждала она, ждала, а потом думает: «Пойду погляжу, где он». Вышла, обошла вокруг хаты – нету отца. А на дворе темень, хоть глаз выколи. Вернулась в хату – неохота одной ужинать. Походила-походила по хате.
«Пойду, – думает, – покличу, может, кто отзовётся».
Вышла, встала на пороге и кличет:
– Ой, кто в лесе, кто за лесом, ко мне ужинать идите! Никого не слыхать.
Она опять:
– Ой, кто в лесе, кто за лесом, ко мне ужинать ступайте!
Не слыхать никого. Кличет она в третий раз. Вот и отозвалась Лошадиная голова. Стучит-гремит, к дедовой дочке на ужин спешит:
– Девка, девка, открой!
Она открыла.
– Девка, девка, пересади через порог!
Она пересадила.
– Девка, девка, посади меня на печь!
Она посадила.
– Девка, девка, дай мне поужинать!
Подала она ей ужинать.
– Девка, девка, полезай мне в правое ухо, а в левое вылезь!
Как заглянула она в правое ухо, а там всяких пожитков видимо-невидимо! Чего там только нету!.. И одежда всякая, кони, кареты и украшения. А золота и серебра!.. А денег!..
– Ну, бери ж, что тебе надобно и сколько хочешь, – говорит Лошадиная голова, – это за то, что ты меня слушалась.
Вот набрала девка себе всякого добра и в левое ухо вылезла. А Лошадиная голова так и загудела, куда вмиг и пропала, будто сквозь землю провалилась.
Утром вернулся дед. Вошёл в землянку – куда уж там! Не узнать ни землянки, ни дедовой дочки: в землянке, словно в светёлке, убрано всё и чисто, а дедова дочка сидит, как панночка, важная, в шёлковом платье да в золоте, а возле неё слуги и служанки ходят, и только глазом она поведёт – они уж знают, что ей надо. Только вошёл дед, она сразу же обо всём, что было, ему рассказала, дала ему денег.
– Это, – говорит, – тебе, дедушка, за то, что ты меня, несчастную сиротинушку, принял.
Потом велела запрягать карету и к своему отцу поехала. Там её не узнали. Как рассказала она обо всём, то мачеха так руками и всплеснула: думала её со свету сжить, а оно совсем не так получилось. Погостевала она маленько, отцу денег дала и поехала в город, купила себе там дом и зажила панночкой.
Вот только она уехала, а баба и давай твердить деду:
– Отведи да отведи и мою дочку туда, где была твоя: пускай и она станет панною!
– Что ж, пускай собирается, я отведу.
Она тотчас харчей наготовила – не пеплу и кирпичей с печки, как дедовой дочке, а муки, пшена и всяких сладостей. Благословила дочку.
– Слушайся, – говорит, – отца: куда поведёт, туда за ним ты и ступай.
Пошли. Вошли в лес. А лес тёмный-тёмный, дубы такие толстые, что человеку не обхватить, и хотя бы где тропочка, и будто нога человеческая не ступала, даже тоскливо как-то.
Шли, шли, глядь – стоит хата на курьей ножке.
Они вошли в ту хату:
– Бог в помощь!
Никого не слыхать. Заглянули под печь – никого.
– Ну, оставайся тут, дочка, а я пойду дровец тебе нарублю. А ты пока ужин свари.
Вышел и привязал опять к углу хаты колодочку, а сам домой двинулся.
Ветер дует, а колодочка – стук-стук, а бабина дочка в хате:
– Это мой татонька дрова рубит.
Наварила она ужин, ждёт-пождёт: нету отца. Вот вышла она и плачет:
– Ой, кто в лесе, кто за лесом, ко мне ужинать ступайте!
Никого не слыхать. Она в другой раз, в третий – не слышно. И вдруг стучит-гремит Лошадиная голова:
– Девка, девка, отвори!
– Не велика пани – сама откроешь.
– Девка, девка, через порог пересади!
– Не велика пани – сама перелезешь.
– Девка, девка, посади на печь!
– Не велика пани – сама влезешь.
– Девка, девка, дай мне поесть!
– Не велика пани – сама возьмёшь.
– Девка, девка, полезай мне в правое ухо, в левое вылезь.
– Не хочу.
– Коли ты, – говорит, – слушать меня не хочешь, то я тебя съем!
Схватила её, полезла на печь, забралась в самый угол и съела её, а косточки в торбочку спрятала и на жёрдочке повесила.
А баба ждёт дочку. Вот-вот, наверное, приедет в карете панночкой.
А была у бабы собачонка, да такая, что всю правду сказывала.
Вот бегает раз собачонка возле хаты и лает:
– Гав, гав, гав! Дедова дочка – как панночка, а бабиной косточки – в торбочке.
Баба слушала, слушала, рассердилась, перебила собачонке лапу. А собачонка на трёх ногах скачет и опять за своё:
– Гав, гав, гав! Дедова дочка – как панночка, а бабиной косточки – в торбочке.
Перебила ей баба и вторую лапу. Не унимается собачонка – всё лает да лает, пока наконец баба все лапы ей не перебила. Она тогда уж катается, а всё-таки за своё: гав, гав! – и прочее. Разгневалась баба и убила собачонку.
– Это тебе, – говорит, – за то, чтоб не вещала, образина проклятая!
Вошёл дед в хату.
– Ну, ступай, дед, ступай-таки мою дочку наведать: может, её и на свете уж нету.
Пошёл дед. Нашёл и хатку, где бабину дочку оставил; вошёл – никого нету. Посмотрел на печку, а там висит торбочка, костей полная.
– Правду, видно, говорила чёртова собачонка, – сказал он.
Пришёл домой, показал бабе косточки.
Начала баба его бранить:
– Ах, ты, такой-сякой, нарочно её зверям отдал, с умыслом со свету сжил.
И не стало бедному деду с той поры покоя до самой смерти.
Эх, жили себе царь да царица, а у них на подворье криница, а в кринице – корец, моей сказке конец!
Пан Котофей
Жил-был один человек, и был у него кот – такой старый, что и мышей не мог ловить. Вот и думает хозяин: «На что мне такой кот? Возьму занесу его в лес». Взял и занёс.
Сидит наш кот под ёлкой и плачет. Бежит лисичка-сестричка.
– Ты кто такой? – спрашивает.
Кот взъерошился и отвечает:
– Фу-фу! Я пан Котофей!
Лисичка была рада познакомиться с таким важным паном. Вот она и говорит ему:
– Возьми меня замуж. Я буду тебе хорошей женой. Кормить буду.
– Ладно, – отвечает кот, – возьму.
Сговорились они и пошли жить в лисичкину хату.
Лисичка угождала ему всяко: то курицу поймает, то какого лесного зверька принесёт. Сама съест или нет, а коту несёт.
Вот как-то встречает её зайчик-побегайчик и говорит:
– Лисичка-сестричка, я приду к тебе свататься!
– Нет, не приходи! У меня теперь пан Котофей, он раздерёт тебя.
А кот вышел из норы, взъерошился, выгнулся дугой и зафукал:
– Фу-фу!
Заяц перепугался до смерти, побежал в лес и рассказал волку, медведю и дикому кабану, какого он страшного зверя видел – пана Котофея.
Решили они как-нибудь подольститься к Котофею и придумали позвать его с лисичкой на обед.
Стали они советоваться, какой бы получше обед приготовить для гостей. Волк сказал:
– Я пойду за салом и мясом, чтобы борщ хороший был.
Кабан сказал:
– Я пойду за свёклой и картофелем.
Медведь сказал:
– Я принесу мёду на закуску.
А зайчик побежал за капустой.
Состряпали они обед, поставили всё на стол и стали спорить, кому из них идти за лисичкой и Котофеем. Медведь говорит:
– Я толстый, задохнусь.
Кабан говорит:
– Я неповоротливый, не поспею.
Волк говорит:
– Я старый, плохо слышу.
Пришлось идти зайчику.
Прибежал зайчик к Лисичкиной норе и три раза постучался в оконце: стук-стук-стук!
Выскочила лисичка и видит зайчика – как он на задних лапках стоит.
– Чего тебе надобно? – спрашивает.
– Волк, медведь, кабан и я приглашаем вас, лисичка-сестричка, и пана Котофея к себе на обед.
Сказал и убежал. Прибегает, а медведь и говорит ему:
– Ты не забыл сказать, чтобы они принесли с собой ложки?
– Ох, батюшки, забыл! – отвечает зайчик – и опять побежал к лисичке.
Прибежал, постучал в окошко.
– Не забудьте ложки, – говорит, – захватить с собой!
А лисичка отвечает:
– Добро, добро, не забудем!
Собралась лисичка-сестричка, взяла пана Котофея под руку, идут. А пан Котофей опять взъерошился, фукает:
– Фу-фу-фу! – А глаза так и горят, как два зелёных огня.
Волк испугался, присел за кустом, кабан забрался под стол, медведь вскарабкался кое-как на дерево, а зайчик спрятался в норку.
Кот как почуял на столе мясо, кинулся к нему, замяукал:
– Мяу-мяу-мяу! – и давай его уплетать.
А зверям показалось, что он кричит: «Мало-мало-мало!»
«Вот, – думают, – обжора! Всё ему мало!»
Пан Котофей наелся, напился, улёгся на столе – спит.
А кабан лежал под столом и хвостом пошевеливал. Кот подумал, что это мышь, кинулся туда, увидел кабана, перепугался и вскочил на дерево, где сидел медведь.
Медведь подумал, что кот в драку лезет, забрался выше; ветки под ним сломались, он и упал на землю.
Да упал-то он на тот самый куст, за которым волк сидел. Волк подумал, что пришёл ему конец, – и давай бог ноги! Бежали они с медведем так, что и зайчику за ними не угнаться.
А кот залез на стол и принялся есть сало да мёдом закусывать. Поели они с лисичкой-сестричкой всё, что было, и пошли домой.
А волк, медведь, кабан и заяц собрались и говорят:
– Вот какой зверь! Такой маленький, а чуть нас всех не съел!
Ох
Давным-давно, в прежние времена, может быть, когда и отцов и дедов наших ещё на свете не было, жил себе бедный человек с женою. Был у них один сынок, да такой ледащий[4], что никому не приведись! Делать ничего не делает, всё на печи сидит. Даст мать ему на печку поесть – поест; а не даст – так и голодный просидит, а уж пальцем не пошевелит. Отец с матерью горюют:
– Что нам с тобой, сынок, делать, горе ты наше! Все-то дети своим отцам помогают, а ты только хлеб переводишь!
Горевали, горевали, старуха и говорит:
– Что ты, старый, думаешь? Сынок уж до возрасту дошёл, а делать ничего не умеет. Ты бы его отдал куда в ученье либо на работу – может, чужие люди чему-нибудь и научат.
Отдал отец его в батраки. Он там три дня пробыл да и утёк. Залез на печь и опять посиживает.
Побил его отец и отдал портному в ученье. Так он и оттуда убежал. Его и кузнецу отдавали, и сапожнику – толку мало: опять прибежит, да и на печь! Что делать?
– Ну, – говорит старик, – поведу тебя, такого-сякого, в иное царство, оттуда уж не убежишь!
Идут они себе, долго ли, коротко ли, зашли в тёмный, дремучий лес. Притомились, видят – обгорелый пенёк. Старик присел на пенёк и говорит:
– Ох, как я притомился!
Только сказал, вдруг откуда ни возьмись маленький старичок, сам весь сморщенный, а борода зелёная по колено.
– Чего тебе, человече, надо от меня?
Старик удивился: откуда такое чудо взялось? И говорит:
– Да неужто я тебя кликал?
– Как не кликал? Сел на пенёк да и говоришь: «Ох!»
– Да я притомился и сказал: «Ох!» А ты кто такой?
– Я лесной царь Ох. Ты куда идёшь?
– Иду сына на работу или в ученье отдавать. Может, добрые люди научат его уму-разуму. А дома, куда ни наймут, убежит и всё на печке сидит.
– Давай я его найму и научу разуму. Только уговор сделаем: через год придёшь за сыном, узнаешь его – бери домой, не узнаешь – ещё на год служить мне оставишь.
– Хорошо, – говорит старик.
Ударили по рукам. Старик домой пошёл, а сына Оху оставил.
Повёл Ох хлопца к себе, прямо под землю, привёл к зелёной хатке. А в той хатке всё зелёное: и стены зелёные, и лавки зелёные, и Охова жинка зелёная, и дети все зелёные, и работники тоже зелёные. Усадил Ох хлопца и велит работникам его накормить. Дали ему борща зелёного и воды зелёной. Поел он и попил.
– Ну, – говорит Ох, – пойди на работу: дров наколи да наноси в хату.
Пошёл хлопчик. Колоть не колол, а лёг на травку да и заснул. Приходит Ох, а он спит. Ох сейчас кликнул работников, велел наносить дров и положил хлопца на поленницу.
Сгорел хлопец! Ох пепел по ветру развеял, а один уголёк и выпал из пепла. Спрыснул его Ох живой водой – встал опять хлопчик как ни в чём не бывало.
Велели ему дрова колоть и носить. Он опять заснул. Ох поджёг дрова, сжёг его снова, пепел по ветру развеял, а один уголёк спрыснул живой водой. Ожил хлопец – да такой стал пригожий, что загляденье! Ох и третий раз его спалил, спрыснул опять уголёк живой водой – так из ледащего хлопчика такой стал статный да пригожий казак, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать!
Пробыл хлопец у Оха год. Идёт отец за сыном. Пришёл в лес, к тому обгорелому пеньку, сел и говорит:
– Ох!
Ох и вылез из-под пенька:
– Здоро́во, дед!
– Здоров будь, Ох! Пришёл я за сыном.
– Ну иди. Узнаешь – твой будет. Не узнаешь – ещё год служить мне будет.
Приходят они в зелёную хату. Ох взял мешок проса, высыпал; налетела воробышков целая туча.
– Ну, выбирай: какой твой сын будет?
Старик дивится: все воробышки одинаковые, все как один. Не узнал сына.
– Так иди домой, – говорит Ох. – Ещё на год оставлю твоего сына.
Прошёл и другой год. Идёт опять старик к Оху. Пришёл, сел на пенёк:
– Ох!
Ох вылез:
– Ну иди выбирай своего сына.
Завёл его в хлев, а там бараны, все как один. Старик глядел, глядел – не мог узнать сына.
– Иди себе, – говорит Ох. – Ещё год твой сын проживёт у меня.
Загоревал старик, да уговор таков, ничего не поделаешь. Прошёл и третий год. Пошёл опять старик сына выручать. Идёт себе по лесу, слышит – жужжит около него муха. Отгонит её старик, а она опять жужжит. Села она ему на ухо, и вдруг слышит старик:
– Отец, это я, твой сын! Научил меня Ох уму-разуму, теперь я его перехитрю. Велит он тебе опять выбирать меня и выпустит много голубей. Ты никакого голубя не бери, бери только того, что под грушей сидеть будет, а зёрен клевать не будет.
Обрадовался старик, хотел с сыном ещё поговорить, а муха уж улетела.
Приходит старик к обгорелому пеньку:
– Ох!
Вылез Ох и повёл его в своё лесное подземное царство. Привёл к зелёной хатке, высыпал мерку жита и стал кликать голубей. Налетела их такая сила, что господи боже мой! И все как один.
– Ну, выбирай своего сына, дед!
Все голуби клюют жито, а один под грушею сидит, нахохлился и не клюёт.
– Вот мой сын.
– Ну, угадал, старик! Забирай своего сына.
Взял Ох того голубя, перекинул через левое плечо – и стал такой пригожий казак, какого ещё и свет не видал. Отец рад, обнимает сынка, целует. И сын радёхонек.
– Пойдём же, сынок, домой!
Идут дорогою. Сын всё рассказывает, как у Оха жил. Отец и говорит:
– Ну хорошо, сынок. Служил ты три года у лесного царя, ничего не выслужил: остались мы такими же бедняками. Да это не беда! Хоть живой воротился, и то ладно.
– А ты не горюй, отец, всё обойдётся.
Идут они дальше и повстречали охоту: соседние панычи лисиц гонят. Сынок оборотился гончей собакой и говорит отцу:
– Будут торговать у тебя панычи гончую – продавай за триста рублей, только ошейник не отдавай.
Сам погнался за лисицей. Догнал её, поймал. Панычи выскочили из лесу – и к старику:
– Твоя, дед, собака?
– Моя.
– Добрая гончая! Продай её нам.
– Купите.
– А сколько хочешь?
– Триста рублей, но только без ошейника.
– А на что нам твой ошейник! Мы и получше купим. Бери деньги, собака наша.
Взяли собаку и погнали опять на лисиц. А собака не за лисицей, а прямёхонько в лес. Обернулась там хлопцем – и опять к своему отцу.
Идут опять, отец и говорит:
– А что нам, сынок, те триста рублей? Только хозяйством обзавестись да хату подправить, а жить-то опять не на что.
– Ладно, отец, не горюй. Сейчас повстречаем охоту на перепелов, я обернусь соколом, ты меня и продай за триста рублей. Только смотри шапочку не продавай!
Идут они полем, наехали на них охотники. Увидали у старика сокола:
– А что, дед, продай нам твоего сокола!
– Купите.
– А сколько за него хочешь?
– Давайте триста рублей. Отдам сокола, только без шапочки.
– Э, на что нам твоя шапочка! Мы ему парчовую справим.
Ударили по рукам. Получил старик триста рублей и пошёл дальше.
Охотники пустили того сокола за перепёлками, а он прямёхонько в лес. Ударился об землю, опять стал хлопцем, догнал отца.
– Ну, теперь мы разживёмся понемногу! – говорит старик.
– Постой, отец, то ли ещё будет! Как поедем мимо ярмарки, я обернусь конём, а ты меня продай. Дадут тебе тысячу рублей. Только уздечку у себя оставь!
Вот приходят они на ярмарку. Сын обернулся конём. Такой конь лихой – и приступить страшно! Старик тянет его за уздечку, а он удила рвёт, копытами землю бьёт. Понаходило тут купцов видимо-невидимо – торгуют у старика коня.
– Тысячу рублей без уздечки, – говорит старик, – так отдам!
– Да на что нам твоя уздечка! Мы ему и позолоченную купим, – говорят купцы.
Дают пятьсот. Но дед упёрся, не отдаёт.
Вдруг подходит к нему кривой цыган:
– Сколько тебе, человече, за коня?
– Тысячу без уздечки.
– Ге! Дорого, батя! Бери пятьсот с уздечкой.
– Нет, не рука! – говорит старик.
– Ну шестьсот бери.
Как стал тот цыган торговаться, так старика и на шаг не отпускает:
– Ну, бери, батя, тысячу, только с уздечкой.
– Нет, уздечка моя!
– Добрый человек, где же это видано, чтоб коня продавали без уздечки? А передать-то его из рук в руки как?
– Как хочешь, моя уздечка!
– Ну, батя, я тебе ещё пять рублей накину, давай коня!
Дед подумал: уздечка каких-нибудь три гривенника стоит, а цыган даёт пять рублей. Взял и отдал.
Ударили они по рукам, пошёл дед домой, а цыган вскочил на коня. А то не цыган, то Ох был. Перехитрил он хлопца! Понёсся конь, что стрела, повыше дерева, пониже тучи. И всё ногами бьёт, норовит сбросить Оха. Да не тут-то было!
Вот приехали они в лес, в подземное царство. Ох в хату вошёл, а коня у крыльца привязал.
– Поймал-таки бисова сына! – говорит Ох своей жинке. – К вечеру своди его на водопой.
Повела вечером жинка коня на речку; стал он воду пить, а сам старается глубже в воду забраться. Баба за ним, кричит, ругается, а он всё глубже да глубже. Дёрнул головой – она уздечку и выпустила. Бросился конь в воду да и обернулся окунем. Баба закричала. Ох выбежал да недолго думая обернулся щукой – и ну гонять окуня!
– Окунь-окунец, добрый молодец, повернись ко мне головой, покалякаем с тобой!
А окунь в ответ:
– Коли ты, куманёк, поговорить хочешь, говори: я и так тебя слышу.
Долго гонялась щука за окунем – не может поймать. А уж окунь уставать стал.
Вдруг увидел он на берегу купальню. А в это время в купальню царская дочь купаться шла. Вот окунь выбросился на берег, обернулся гранатовым перстнем в золотой оправе и подкатился к царевне под ноги. Царевна увидала.
– Ах, хорош перстенёк! – Взяла его да на палец надела. Прибежала домой и хвалится: – Какой я красивый перстень нашла!
Царь залюбовался.
А Ох увидал, что окунь обернулся перстнем, сейчас же обернулся купцом и пошёл к царю:
– Здравствуйте, ваше величество! Я к вам за делом пришёл. Велите вашей дочке отдать мой перстень. Я его своему царю вёз да в воду уронил, а она подняла.
Велел царь позвать царевну.
– Отдай, дочка, перстень, вот хозяин нашёлся.
Царевна заплакала, ногами затопала:
– Не отдам! Заплати купцу за него, сколько спросит, а перстень мой.
А Ох тоже не отступает:
– Мне и на свете не жить, коли не привезу того перстня своему царю!
Царь опять уговаривает:
– Отдай, дочка, а то через нас человеку несчастье будет!
– Ну, коли так, – говорит царевна, – так пусть ни тебе, ни мне не будет! – Да и бросила перстень на землю.
А перстень и рассыпался жемчугом по всей хате, и одна жемчужина подкатилась царевне под каблучок. Она и наступила на неё! Ох обернулся коршуном и давай жемчужные зёрна клевать. Клевал, клевал – все поклевал, отяжелел, чуть двигается. А одного зёрнышка под каблучком у царевны не заметил. И та жемчужинка покатилась, покатилась, обернулась ястребом и бросилась на коршуна.
Коршун и лететь не может. Ударил ястреб клювом несколько раз коршуна по голове – у того и дух вон. Так и не стало больше Оха. А ястреб ударился об землю и обернулся пригожим хлопцем. Таким пригожим, что увидела его царевна и сразу влюбилась. Говорит царю:
– Как хочешь, только за этого хлопца замуж пойду, а больше ни за кого.
Царю-то неохота за простого казака дочку отдавать, да что с ней сделаешь! Подумал, подумал да и велел гостей созывать. Такую весёлую свадьбу справили, что весь год о ней вспоминали.
Парубок и сундук-самолёт
Жили два парубка, ткач и столяр, и ходили они к одной дивчине. Ходили они к ней, а она им сказала так:
– Я за вас обоих-то выйти не могу. – И говорит столяру: – Сделай ты мне такой сундук, чтобы по воздуху летал, а ткач пускай выткет такую сорочку, чтоб была вся цельная (как вяжутся чулки).
Сказала это она им, они и ушли.
Пришёл ткач домой и задумался, как бы ему такую сорочку сделать. И вспомнил он, как делают евреи цельные чулки, и сделал себе из дерева такую фигуру, да и сплёл сорочку.
А столяр сделал по заказу сундук, кузнец его оковал; если влезть в середину и закрутить, то он и полетит по воздуху. Оба принесли свои подарки, очень ей понравились. Посмотрела она на сорочку, что она цельная, и согласилась выйти за ткача замуж. Поглядела на сундук, не знает, полетит ли она и вправду по воздуху.
Говорит ткач столяру:
– Полезай-ка ты!
А столяр говорит ткачу:
– Нет, ты полезай!
Не хотят ни тот, ни другой лезть в сундук. А ткач – глупый, влез в сундук, покрутил в середине ручку и поднялся вверх на целую милю. И назад к девушке совсем не вернулся. Вот как улетел он, то столяр на ней и женился.
А когда ткач полетел, то летел он целую неделю и спустился на скирду сена. Когда наступил вечер, видит он, что в городе за две мили светится, покрутил ещё ручку и полетел прямо на огоньки. Подлетает к свету, к окну, а был это дворец, где жил король; и была у того короля такая красавица дочка, что королю приходилось её на ночь на третий ярус уводить, он всё за неё боялся, чтоб она какой беды не наделала.
Вот подлетает ткач в сундуке к окошку, постучался, а она спрашивает:
– Кто там такой?
– Я, – говорит, – святой Петро. Это меня к тебе Бог прислал для утехи.
Поговорил он с ней, посидел, а потом улетел. На другой вечер прилетел он опять к окошку. А она уже на другой вечер всё как следует приготовила: дала Петру поесть и попить. Вот наелся Петро хорошенько и спрашивает у неё, не дозволит ли её отец на ней жениться, поговорил с нею и улетел.
Подошло утро, отец и спрашивает:
– Ты чего это такая весёлая? А не приходил ли к тебе кто-нибудь ночью?
А она говорит:
– Ходит ко мне святой Петро и спрашивает, не дозволит ли мне отец с Петром ожениться.
Отец ей и говорит:
– Как же я могу выдать тебя за него, если сын соседнего короля с тобой уже обручился? Как я тебя за него замуж выдам, он тотчас начнёт со мной воевать. Спроси его, когда он на другую ночь прилетит, сможет он оказать мне совет и помощь, если женится? Ведь тот король меня посильнее.
Вот прилетает он ночью; она ему всё и рассказала, а он говорит:
– Хорошо, я и посоветую, и помощь окажу.
И выдал король её замуж за Петра.
Как узнал соседний король, что она уже вышла замуж, начал тотчас войну.
Уже собираются и тот и другой король на войну, а тот был посильней, было у него войска куда больше, чем у этого; тогда меньшой король и говорит зятю:
– Ну, зять, как же быть?
– Не бойтесь, – говорит, – тату, выходите воевать.
А Петро дома остался, нагрел большие котлы с маслом и горячей водой и вылетел на неприятеля. И как начал он поливать сверху горячим маслом и горячей водой, тут король и признал:
– Видно, правда, что это святой Петро, он нас с неба карает.
Заключил мир, и война прекратилась. В скором времени тот король говорит:
– Чего я буду такому дурню уступать? – и пошёл снова войной.
Отец и спрашивает зятя:
– Ну, сын, что же нам теперь делать?
А этот Петро и говорит:
– Выходите опять на войну, я вам помогу.
Вышли они воевать, а Петро наложил полный сундук горящих углей и вылетел на неприятеля. И как начал его сверху жаром осыпать, пришлось им мир заключить.
Говорят они:
– И правда, что это святой Петро!
Война опять прекратилась. Прошло так с полгода, а тот король, который посильней, и говорит:
– Я такому дурню не уступлю, – и пишет ему, что пойдёт опять на него войной.
А Петро, как узнал об этом, сильно опечалился, потому что как прилетел он с войны домой, то остался в сундуке большой кусок угля и обгорели от него крылья, на которых он летал. И когда оба короля вышли на войну, велел Петро привести ему коня без седла и уздечки. Он сел на коня и велел связать себе ноги снизу под конским животом и выехал в поле, думая, что конь его там убьёт, – ведь ему нечем было в третьей войне обороняться. И гонялся конь с ним по полю, и хотелось Петру добраться до леса. Он думал: «Когда будет конь скакать мимо дерева, я ухвачусь за него руками, ведь ноги-то у меня к коню привязаны, ну он меня и разорвёт».
А конь поскакал прямо на войну, а к лесу не побежал. И когда мчался он полем, то стояло на дороге старое распятие; и когда летел конь мимо, Петро схватился за него руками, думая, что тут и смерть ему будет. Но распятие снизу подгнило и отломилось, и он ринулся с ним прямо на войско. И начал крушить неприятеля распятием – в одну сторону крестом, а в другую основанием, и промчался несколько раз между неприятельских рядов и перебил больше половины войска. Видит неприятель, что дело пошло не на шутку, и пришлось ему заключить мир, так как не стало у него солдат, кем воевать.
И сказал король:
– Это знак того, что зять у него и вправду святой Петро; ведь я трижды с ним начинал воевать, надеялся выиграть, но не мог, потому что он с неба меня карал.
И остался бедняк у короля зятем. Вот и всё.
Злыдни
Жил себе мужик, да такой бедный, такой бедный, что иной раз не только ему, а и малым деткам поесть было нечего. И был у того мужика богатый брат. Вот у бедняка – дети, а у богатого – нету сына.
Встречает раз богач бедняка и говорит:
– Помолись, братец, Богу за меня, может, пошлёт он мне сына, а я уж тогда позову тебя в кумовья.
– Хорошо, – говорит бедняк.
Вот прошло, может, с год, и доведался бедный брат от людей, что родился у богача сын. Приходит он к жене и говорит:
– А знаешь, у брата-то ведь сын родился.
– Разве?
– Ей-ей! Пойду-ка я к брату: он говорил, что как пошлёт ему Господь сына, меня в кумовья возьмёт.
А жена говорит:
– Не ходи, муженёк, если б он хотел тебя в кумовья позвать, то и сам бы за тобою прислал.
– Нет, пойду уж, хоть на крестника погляжу.
Пошёл. Вот пришёл, уселись они за стол, беседуют. Вдруг приходит богатый сосед, надо богача в красном углу усадить, – вот и говорит он брату:
– Подвинься, брат, пускай человек за стол сядет.
Тот подвинулся. Приходит и другой богач, а брат опять: «Подвинься»; а потом как собралась их полная хата, то прежде бедный хоть у стола сидел, а то уж и у порога места ему нету.
Вот потчует брат богачей, а бедного брата не угощает. Уже богачи и пьяным-пьяны, всякий вздор мелют, а бедняку и капли не перепало. Пощупал он карманы, а там семечек немного. Достал он семечки, грызёт, будто после чарки закусывает. Вот заметили богачи у него семечки.
– Дай, – говорят, – и нам!
– Берите, – говорит.
Взял себе один, а тут и второй руку протягивает, и третий… да так всё и забрали. Посидел бедный брат ещё немного да так несолоно хлебавши и пошёл домой.
Приходит домой, а жена спрашивает:
– Ну, как?
– Да так, как ты говорила. И в кумовья не взял, и крошки от богачей не видал, да ещё все семечки забрали…
А было воскресенье, и был бедняк скрипачом, музыкантом. Вот взял он скрипку и начал с горя да печали играть. Как услышали дети, взялись и давай плясать. Вдруг глядь, а вместе с детьми и какой-то малышок пляшет, да ещё не один. Удивился бедняк, бросил играть – а они поскорей под печь кинулись, толпятся, толкаются – так их много.
Вот мужик и спрашивает:
– Что вы такое?
А те из-под печки тоненькими голосками говорят:
– Да мы злыдни!
А мужик задумался и говорит:
– Вот оттого я и бедный, что в хате у меня злыдни завелись! – И спрашивает их: – А что, хорошо вам под печью сидеть?
А они:
– Да какое там хорошо! Такая теснота, что не приведи Господи! Разве не видишь, сколько нас расплодилось?
– Раз так, – говорит бедняк, – постойте, я вам гнездо попросторней найду.
И побежал побыстрей, взял бочку, внёс её в хату да и говорит этим злыдням:
– Залезьте сюда!
И как начали они туда лезть – все повлезли.
Взял тогда мужик донышко, забил поскорей бочку, вывез её на поле да и бросил. Приходит домой и хвалится детям, как он от злыдней избавился!
– Ну, теперь, – говорит, – может, даст Бог, наше хозяйство и получшает.
Прошло с полгода, а может, и больше, и пошло у него хозяйство в гору, стали ему и богачи завидовать. Что ни сделает – всё ему удаётся, что ни купит – на всём зарабатывает; посеет на поле рожь или пшеницу, и такая уродится она колосистая, что так к земле и клонится.
Вот и стали все люди уже удивляться, что был-де сначала такой бедняк – детей нечем было прокормить, а теперь так хорошо живёт.
Одолела богача зависть, приходит он к нему и спрашивает:
– Как оно случилось, что стала тебе во всём по хозяйству удача?
– А потому удача, что злыдней не стало.
– А куда ж они делись?
– Загнал их в бочку, отвёз на поле и бросил.
– Где?
– Да вон там, под оврагом.
Вот богач и побежал туда поскорей, а там и вправду бочка.
Выбил он днище, а оттуда злыдни так валом и повалили. И говорит он злыдням:
– Да вы уж лучше к брату моему ступайте, он забогател уже.
А злыдни:
– Ой, нет, он недобрый, вишь, куда нас запроторил! А ты человек добрый, вот мы к тебе и пойдём.
Богач от них наутёк, а злыдни за ним как уцепились и пришли к нему в хату. И уж как разгнездились у него в хате, что совсем обеднял богач – ещё бедней стал того брата, что бедняком был. Каялся уж тогда, да поздно было!
Сказка про Ивана Печовского
Было ли, не было, жил бедный человек. Было у него два сына: один глупый, а другой умный. Вот умный и говорит отцу:
– Нянько, давайте поставим новую хижину, эта уж ветхая!
Нарубили немного лесу, а кое-что от старой хижины осталось, и хотят новую строить. Когда стали разбирать старую, заплакал дурень, чтоб не разбирали его печь.
И вот разобрали старую хижину и недалеко поставили новую. А дурня оставили на печи, только сделали навес, чтобы дождь его не мочил. И кормили его там, потому что не хотел он никуда ходить.
Раз одна женщина несла слепых котят, хотела забросить их в терновник. Проходила она мимо печи, где сидел дурень.
Глупый Иван крикнул:
– Жинка, что это вы несёте?
– Несу слепых котят в терновник.
– Дайте мне одного котёночка, не будет мне скучно!
И дала ему женщина котёночка.
Вот Иван и забавляется котёночком и кормит его хорошо. Подрос котёночек и стал уже сам Ивана кормить: лазил по хозяйским чердакам, где коптились колбасы и сало, и приносил их Ивану. И жилось Ивану неплохо.
Вот так и жил Иван вместе с котёночком. И назвал котик хозяина Иваном Печовским.
Спустя два года идёт как-то котик и думает про себя: «Как бы это моего Ивана женить? А то он всё один да один…» Идёт котик по лесам и дебрям и встречает зайца.
– Ты куда, котик, идёшь?
– Иду к царю в гости.
– Возьми и меня.
– Да было б вас хотя бы сто, то дело другое.
Запищал зайчик тоненьким голоском, и сбежалось сто зайцев.
Стали зайцы спрашивать:
– Ты чего нас звал?
А зайчик и говорит:
– Пойдём с котиком к царю в гости.
Идут они дремучими пущами. Все вместе.
Подходят к городу. Вдруг обернулся котик человеком и повёл за собой зайцев. Приходят на царский двор.
Стал царь спрашивать:
– Где это вы, человече, столько зайцев наловили?
– Пресветлый царь, это прислал вам царь Печовский!
И человек ушёл. Только вышел он из города, как обернулся опять котиком, идёт себе дальше. Встречает лису.
– Ты куда, котик, идёшь?
– Иду к царю в гости!
– А нельзя ли и мне пойти вместе с тобой?
– Да можно, если б было вас хотя бы сто.
Подняла лисичка голову и запела по-своему. Сбежались к ней сто лисичек-сестричек. И спрашивают:
– Ты чего так жалобно нас кликала?
– Да звала я вас, чтоб узнать, не хотите ли вы пойти вместе с котиком к царю в гости.
Они обрадовались, что пойдут к царю. И только подошли близко к царским палатам, обернулся вдруг котик человеком.
– Откуда ты ведёшь столько дичи? – спрашивает его царь.