Читать онлайн Штрих-код бесплатно

Глава 1

Сегодня коды проверяли у всех.

Когда Катя пришла на набережную, ее первым делом остановил полицейский патруль. Глядя, как кружатся пестрые лодочки карусели с хохочущими пассажирами, она протянула руку мордатому стражу порядка, и прямоугольное пятно кода на запястье налилось зеленым. Законопослушная гражданка; полицейский заглянул в окошко сканера и кивнул.

– Все в порядке, госпожа Кравцова, хорошего дня.

Катя кивнула ему и медленно пошла по набережной. Сейчас ей хотелось быть ближе к людям, чтобы окончательно не захлебнуться своей болью.

Последние летние деньки, серые, как всегда в Турьевске, но хоть без дождя – народ сидел на траве с немудреными закусками, карусель облепили дети, фокусник в пестром одеянии надувал огромные мыльные пузыри, похожие на дирижабли. Катя села на скамейку, задумчиво потирая запястье, и фокусник дунул в ее сторону – пузырь поплыл к Кате и лопнул.

Примерно так же вчера лопнуло ее счастье. Фразочка, которая подошла бы в какой-нибудь пошлый любовный роман, до которых была охоча ее соседка по общежитию; подумав об этом, Катя решила, что надо засмеяться и на все махнуть рукой – и не смогла.

Интересно, чем сейчас занят Саша? Гуляет где-нибудь с той блондинкой, с которой вчера так увлеченно целовался? Может, даже идет по набережной, и ему хорошо и весело, а Катя сидит здесь, как угрюмая сова, и кажется, что она попала в какое-то желе, и все теперь сделалось давящим и вязким…

Нет, ей не хотелось умереть, хотя Кате не было так больно со дня смерти родителей. Ей хотелось, чтобы Саша вернулся – но она прекрасно знала, что он не вернется. Ему не нужна скучная заучка Катя, когда есть веселая и разбитная пергидролька.

Хочешь, чтобы тебя любили – стань веселым и непринужденным. У Кати не получалось.

Катя шмыгнула носом, провела ладонями по лицу и посмотрела по сторонам. Река была темной, угрюмой, шелест волн казался далеким шепотом: не нужна, не нужна… Полицейские по-прежнему проверяли коды, в открытом кафе неподалеку официантка сновала среди столиков, словно изящное привидение, и ведущая новостей на экране говорила:

– …и предъявляйте ваши штрих-коды по первому требованию полиции в целях вашей безопасности. А теперь о погоде…

За крайним столиком сидел долговязый блондин в хорошем светлом костюме; официантка поставила перед ним кофе и пирожное, он церемонно кивнул. Катя невольно обратила на него внимание – любила необычные типажи, а этот человек был необычным. «Нарисовать бы его», – подумала Катя и пожалела, что не взяла с собой карандаш и блокнот. Тощий, с острыми чертами лица, длинным тонким носом и крупными светлыми глазами, блондин, казалось, состоял из одних углов и ломких линий. Такое лицо уместно было на полотне Эль Греко или старой иконе; незнакомец поймал взгляд Кати и обозначил улыбку – дрогнул правый край тонкогубого рта.

Катя отвернулась. Уродец, в общем-то, с таким-то шнобелем. Зато обеспеченный, судя по костюму. Тоже, наверно, обжимается с какой-нибудь пергидрольной глупотой.

Мальчик лет пяти пробежал мимо Кати, забрался на парапет и забалансировал над рекой, замахал руками.

– Мама! – заорал он на всю набережную. – Мама, смотри, как я могу!

В следующий миг он качнулся и полетел в воду.

Кажется, женщина закричала, бросившись к парапету. Катя не поняла, что было дальше – просто выбросила вперед руку, и желе, в котором она увязла, стало совсем густым. На мгновение все вокруг сделалось черно-белым, зернистым, как старая фотография, и Катя поняла, что задыхается.,, В груди зацарапалась боль.

Когда она очнулась, то увидела, что мир снова обрел цвета, запахи и звуки. Мальчик не упал в воду, он по-прежнему балансировал на парапете и, рассмеявшись, спрыгнул прямо в руки матери.

Экран с ведущей прогноза погоды пошел разноцветными помехами. Женщина дала ребенку хорошего шлепка и тотчас же порывисто обняла его.

– Ну вот куда ты полез, куда! – услышала Катя, и до ее плеча дотронулись.

Она обернулась. Рядом со скамьей стояли двое мужчин с такими неприятными лицами и пронизывающими взглядами, что Катю стало знобить. Ощущение было таким, словно они сорвали с нее одежду и выставили Катю голой перед всей набережной.

– Девушка, предъявите штрих-код, – потребовал один из них. В его лице было что-то крысиное. Катя машинально поднялась со скамьи и вдруг обнаружила, что уже протягивает к ним руку, медленно, словно преодолевая препятствие. Не собиралась этого делать – и протягивает.

– А вы кто, собственно? – проговорила она, чувствуя, что язык немеет и не слушается.

– Кто надо! – нетерпеливо рыкнул второй, показал Кате такой же сканер, который был у полицейских. – Руку сюда, быстро!

Катя недоумевающе пожала плечами и сунула руку чуть ли не в лицо второму, прекрасно понимая, что с этими людьми лучше не спорить. Сканер пискнул, и пятно кода налилось красным свечением – Катя никогда и ни у кого не видела такого.

Ей вдруг стало очень холодно. В груди снова заворочалась боль.

– Вот, что я тебе говорил? – ухмыльнулся первый. – Я таких сразу вижу!

Катю стало тошнить от страха. Из сканера выполз бумажный прямоугольник; первый взял его и, посмотрев в написанное, произнес:

– Ну что, Екатерина Кравцова, филфак, второй курс… Почему ты, ведьма, без регистрации-то ходишь?

Кате показалось, что трава под ее кроссовками заскользила куда-то в сторону. Все казалось похожим на какой-то дурной спектакль или страшный сон.

Ведьма? Он правда сказал «ведьма»?

– Что за бред… – прошептала Катя, понимая, что ни один актер ни в каком спектакле не будет смотреть на нее так – люто, безжалостно, как на добычу. – Это что, розыгрыш? Какая ведьма, какая регистрация? Вы о чем? Вы вообще кто такие?

Первый махнул рукой полицейским, и патруль важно потопал в их сторону. Нет, это был не спектакль. Это было похоже на охоту, и Катя была жертвой. Загнанным зверем, который вылетел прямо под ружья стрелков.

– Вот ты нам всем сейчас и расскажешь, какая именно ты ведьма, – оскалился второй, и Катя с ужасом подумала, что у него слишком много зубов для человека, и они слишком белые и острые. – Да? Сама пойдешь, или ошейник наденем? Я с ошейником больше люблю.

Он вдруг осекся и перевел взгляд куда-то за спину Кати. Полицейские, которые уже почти подошли к скамейке, неожиданно замерли – да и вся набережная застыла, словно Бог нажал на паузу. Блондин из кафе, которого Катя назвала уродцем, выступил из-за ее правого плеча, как стильный ангел-хранитель, и протянул руку в сторону второго. Сверкнула тяжелая запонка в белоснежной манжете.

– Господа, девушка – студентка моего колледжа, – произнес блондин. – Регистрацию получит первого сентября со студенческим билетом. За ведьм-студенток до получения регистрации отвечают их кураторы, так что все вопросы ко мне.

Он говорил вроде бы спокойно, почти ласково – но в его взгляде и выражении лица гуляла такая ненависть, что незнакомцы невольно шагнули назад.

Ноги сделались ватными, все тело покрылось омерзительным липким потом. Катя поняла, что еще немного, и она упадет в обморок. Второй машинально провел сканером над запястьем блондина, и код налился багряным. В тот же миг мир ожил – где-то громогласно завизжала сигнализация, экран с прогнозом погоды потемнел и с грохотом рассыпался веером осколков.

Официантка в кафе выронила поднос с грязной посудой. Кто-то из гуляющих удивленно вскрикнул.

– Ну и силища… – завороженно проговорил первый. – Даже регистрация не ослабила.

Блондин улыбнулся. Катя поняла, что он держит ее под локоть – от этого прикосновения ей сделалось легче.

Кошмар отступал. Становился обычным сном. Это ведь не могло быть правдой.

– Силища, да. Инцидент исчерпан?

Первый помедлил, потом кивнул. Вместе с полицейским патрулем незнакомцы подались по набережной в сторону ларьков с сувенирами. Катя увидела скомканный листок из сканера, небрежно брошенный на землю, и прочла «Рости… лецкий».

– Что… что вообще происходит? – проговорила она, глядя в лицо незнакомца. – Какой колледж? Какие ведьмы?

Блондин улыбнулся и мягко повлек Катю в сторону стоянки. Краем глаза она заметила, что незнакомцы со сканером смотрят им вслед. Первый говорил по телефону, и Кате подумалось, что их не отпустят просто так.

– Поехали отсюда, – блондин открыл перед Катей дверь громадного черного внедорожника и представился: – Ростислав Сергеевич Белецкий. Твое имя я знаю.

Катя машинально шагнула от внедорожника.

– Я никуда с вами не поеду.

Надо было быть полной дурой, чтобы садиться в машину с незнакомцем – а Катя дурой не была. Ростислав устало усмехнулся. Смерил Катю оценивающим взглядом, и ее снова стало знобить.

– Не поедешь со мной, поедешь с гнилыми гончими совсем в другое место, – ответил он. Это прозвучало настолько жутко, что Катя невольно схватилась за дверь внедорожника, чтобы не упасть. – Садись.

Катя опомнилась, когда автомобиль выехал на проспект. Радио негромко мурлыкало новостной выпуск, руки Ростислава мягко лежали на руле, и ощущение ненормальности все росло и росло, накрывая Катю с головой.

Ощущение погружения в ледяную воду было удивительно реальным. Ростислав косился на нее с сочувствием.

– Я не ведьма, – твердо сказала Катя. – Ведьм не бывает.

Ростислав усмехнулся, на мгновение сделавшись непередаваемо уродливым.

– Как ты мальчика удержала? – спросил он. Катя не сразу поняла, о каком именно мальчике он говорит, а потом вспомнила.

– Я просто… Ну я не хотела, чтобы он упал! Вот и все. И он не упал.

– Вот и умница, – весело сказал Ростислав, подмигнул ей, и некрасивое лицо на мгновение стало обаятельным. – Ты ведьма, Кать, поздравляю. Сегодня твоя магия проявилась в первый раз.

Машина пролетела мимо здания педагогического университета. Послезавтра Катя приехала бы сюда на занятия, в мир, в котором ведьмы были сказочными существами, и никто не говорил о магии всерьез.

Кате казалось, что привычная, правильная, познаваемая жизнь рушится, и обломки летят за машиной Ростислава. Она почти слышала, как они грохочут.

– Как думаешь, зачем нас всех заклеймили? – поинтересовался Ростислав, и Катя поежилась, вспомнив багровое свечение от кода на запястье.

– Борьба с терроризмом, – уверенно ответила она. – Да и просто удобно, вся информация в одном месте.

Ростислав снова ухмыльнулся.

– Вот именно, что в одном месте. Эти коды нужны еще и для того, чтобы выявлять ведьм. Вот как тебя сегодня. Есть регистрация – шагай. А если нет, то все будет намного интереснее.

Озноб усилился. «Я заболела, – подумала Катя. – И все это бред, а на самом деле я сплю у себя в общаге. Мне все это снится».

– Ведьм без регистрации убивают, – сообщил Ростислав. – Так что тебе сегодня очень повезло, что я люблю свежий воздух.

Кате вспомнился хищный оскал второго незнакомца, плотоядный тон, с которым он говорил об ошейнике. Машина свернула с проспекта и вскоре въехала во двор Катиного общежития – она жила там уже почти год после смерти родителей. Возле входа курил вахтер, смерил внедорожник завистливым взглядом, а потом увидел на пассажирском кресле Катю, и зависть сменилась брезгливым презрением.

– Иди, вещи собери, – посоветовал Ростислав и сделал радио громче: машину наполнило отрывистыми звуками танго. Когда-то Катя танцевала под эту музыку с Сашей, и воспоминание стиснуло горло, не давая дышать, почти вышибая слезы. – От тебя так просто не отстанут.

На Катю вдруг нахлынула злость – такая, что глаза заволокло красным. Она и подумать не могла, что вообще способна испытывать такую пронзительную, обжигающую ярость.

– Да шел бы ты! – звонко прошипела она. – Ведьмы, колледжи… Нахрен пошел, понял?

В следующий миг Катя вывалилась из машины, подвернула ногу на горбатом растрескавшемся асфальте, но не упала – хлопнула дверью так, что над общежитием взлетели голуби.

– Пошел ты! – крикнула она, и в этом крике было освобождение от безумия. – Урод!

Ростислав смотрел на нее с привычной усталостью, словно такие крики давно были для него в порядке вещей. Когда Катя почти бегом бросилась в общагу, едва не сбив с ног вахтера, он взял смартфон и выбрал номер.

– Еще одна, – без приветствий сказал Ростислав, когда ему ответили. – Я ее заберу.

***

Подойдя к окну, Катя увидела, как внедорожник Ростислава уезжает от общежития, и невольно вздохнула с облегчением. Сейчас, когда она вошла в комнату и заперла дверь, ей стало спокойнее.

После смерти родителей ее мир, прежде свободный и большой, сделался маленьким – стеклянным шаром на ладони. Сейчас Катя вернулась в него, без сил опустилась на кровать, застеленную казенным красно-зеленым одеялом, и безумие окончательно разжало пальцы.

Она была дома. Здесь никто не мог ее обидеть.

Открыв социальную сеть, Катя вписала имя и фамилию своего нового знакомого, но поиск не отозвался. Похоже, Ростислав Белецкий не проводил время в интернете. Катя отложила телефон и вдруг, повинуясь властному зовущему чувству, вытащила из-под кровати старую спортивную сумку и принялась собирать вещи.

«Куда ты?» – спросил внутренний голос, и Катя ответила вслух:

– Я хочу спастись.

По коридору процокали шаги – кто-то неторопливо прогулялся из конца в конец, и Катя вдруг представила: сгорбленная фигура с изуродованными кожной болезнью руками, ноги, в которых колени вывернуты в обратную сторону. Она подошла к двери, прислушалась: тишина. Никого.

Вспомнился оскал второго – как у человека может быть столько зубов? Они же в несколько рядов росли, как у акулы… И только сейчас Катя поняла, что настолько сильно напугало ее в общем-то приличном облике незнакомцев.

Запах. От них пахло зверем – мокрой шкурой хищника, который мчался сквозь дождливую ночь, готовясь сомкнуть челюсти на горле жертвы. На ее, Катином горле.

Документы отправились в маленькую сумочку, Катя перебросила длинную лямку через плечо. Удивительно, как у нее мало вещей – покидая съемную квартиру, в которой они жили с родителями, Катя почти ничего не взяла с собой. Фотография, где все они на берегу моря, и отец обнимает мать и Катю за плечи, и серебряное кольцо – мать носила его, не снимая, а перед той поездкой на проклятом Рейндж Ровере вдруг взяла и сняла.

Когда Катя смотрела на эти бесхитростные сокровища, ей казалось, что родители еще живы – просто куда-то ушли. Фотография и кольцо отправились на самое дно сумки, и, положив сверху одну из своих футболок, Катя неожиданно обозвала себя дурой.

К ней подошли какие-то кривляки. Наверняка это был розыгрыш, потому что невозможно же говорить о ведьмах всерьез! Конечно, где-то рядом был оператор с камерой, и скоро можно искать себя где-нибудь в видеорозыгрышах. А Катя перепугалась настолько, что села в машину к незнакомцу, и слава Богу, он высадил ее возле общежития, а не завез на окраины и не надругался!

Как можно быть такой дурой, чтобы поверить ему и сейчас собирать вещи?

Катя затолкала сумку под кровать. Хватит, надо успокоиться и прийти в себя. Да и пообедать было бы неплохо – пересчитывая свои нехитрые капиталы, Катя пошла к двери. Пиццерия на втором этаже торгового центра через квартал от общежития была прекрасным местом, чтобы провести несколько часов, не думая ни о ведьмах, ни об охотниках на ведьм.

Как Ростислав назвал их? Гнилые гончие?

От названия веяло запахом болот и тошнотой.

Почти все общежитие еще пустовало – народ начнет съезжаться только завтра. В воздухе плавал запах краски, со стороны душевых доносились чьи-то голоса и стук: кажется, там что-то ремонтировали. Ни следа того, кто прошел по коридору; Катя сбежала по лестнице и, оказавшись в холле, услышала, как загремел гром.

В одно из окон она увидела, как перед общежитием остановился автомобиль – черный, низкий, больше похожий на живое существо, которое приготовилось к прыжку, чем на машину. Огромный, глянцево сверкающий таракан; Катя замерла, боясь сдвинуться с места. Знакомый страх вернулся, сжал ее в ледяных лапах. Из машины выскочили два ее знакомца с набережной, и один с поклоном открыл дверцу.

Катя сделала крошечный шаг – отсюда она видела вахтера, который с разинутым ртом смотрел на того, кто вышел из машины. Высокий мужчина, красавец с бледным лицом и черной гривой кудрявых волос, казался неживым – так глубоко ввалились его глаза, так темны они были. Гром снова раскатился над общежитием, сверкнула молния, сделав все черно-белым, и Катя увидела, как над хозяином машины проявилась зубастая золотая корона, а по плечам мазнуло красным – легла мантия, упала тяжелыми складками.

– Кравцова Екатерина Андреевна, – король говорил негромко, и Катя при всем желании не смогла бы услышать его отсюда, но все-таки услышала. – В какой комнате?

– Че-четыреста пятая, – запинаясь, проговорил вахтер, и троица вошла в общежитие.

Катя бросилась бежать. Уже сворачивая к лестнице, она обернулась и увидела…

Нет. Нет, она не могла этого увидеть.

Король поднял руку – повинуясь его жесту, двое с набережной упали на четвереньки, и в ту же минуту перед Катей во всей своей лютой красе предстали гнилые гончие. Огромные мертвые собаки, наполовину разложившиеся, с алыми звездами глаз в провалах черепов и белыми дугами костей, что торчали из черной шерсти, слипшейся сосульками – от них веяло таким ужасом, что все качнулось и поплыло в сторону.

Катя заверещала высоким чужим голосом и бросилась к лестнице. Гончие летели за ней, и земля тряслась от их поступи. Король двигался следом, он не спешил, и Катя, почти выплевывая свое сердце от страха и бега, знала, что ему нужна ее голова.

Она не запомнила, как вбежала в свою комнату – просто поняла, что стоит у зеркала, и все плавает вокруг, как на карусели. Грудь разрывало от боли, и Катя никак не могла понять, почему смотрит в зеркало и видит в отражении не свою комнату, а какой-то офис. Длинный стол, шкафы с книгами и папками, принтер…

Потом в зеркале появился Ростислав, и Катя услышала топот гнилых гончих на этаже. Удар! Дверь содрогнулась, но каким-то невероятным чудом выстояла.

– Пойдем? – спросил Ростислав и протянул руку к Кате. Зеркальная гладь дрогнула и потекла, и Катя поняла, что рука уже здесь, в ее комнате, и она может к ней прикоснуться.

Дверь снова затряслась – казалось, вся комната пляшет. Катя схватила Ростислава за руку, успела удивиться тому, насколько холодны его сухие твердые пальцы, а потом рухнула вниз – в ту самую минуту, когда дверь слетела с петель, и гнилые гончие ворвались в комнату.

Катя ударилась лицом в чью-то грудь и услышала далекое лязганье зубов. По затылку ударило вонью мертвого дыхания, снова сделалось холодно, а потом стужу сменило жаром, и Катя поняла, что стоит, уткнувшись лицом в пиджак Ростислава, и ее трясет от ужаса. Ей казалось, что она никогда в жизни не сможет разжать пальцы и выпустить лацканы.

Потом она поняла, что Ростислав обнимает ее – осторожно, по-дружески.

– Все, Кать, – услышала Катя откуда-то сверху. – Все. Ты прошла.

***

Вода в стакане была ледяной. Зубы Кати клацали по краю, но страх отступал, и дышать становилось легче. Обернувшись, Катя посмотрела в зеркало и увидела отражение кабинета и себя – бледную до синевы, трясущуюся, неживую.

Ни следа ее комнаты в общежитии. Никаких гнилых гончих. В зеркале была только девчонка, которая почти без чувств осела на пол.

– Ну как? – мягко спросил Ростислав. Присев рядом на корточки, он заглянул Кате в лицо, и ей сделалось невыносимо стыдно. Он спас ее, а она ему не поверила. – Полегче?

– Да, – кивнула Катя, протянула ему стакан и снова обернулась к зеркалу. Никого. Не было тех тварей, что за ней гнались. А она была. – Я… я не знаю… то есть, это можно, вот так ходить через зеркало?

Ростислав кивнул, осторожно забрал у Кати опустевший стакан и ответил:

– Можно. Как и много других вещей.

Катя провела ладонями по лицу. Что сейчас делают гнилые гончие? Разносят общежитие? Вспарывают живот вахтеру? Ей захотелось дотронуться до Ростислава – просто для того, чтобы убедиться: он живой, и она жива, и чудовищ здесь нет.

– А где мы? – спросила она. Голос, казалось, навсегда утратил громкость и сделался безжизненным и глухим. Все внутренности будто скрутило в узел; Катя прижала руку к животу, испугавшись, что ее сейчас вырвет.

– Так называемый колледж социальных инноваций, – ответил Ростислав. – Для таких, как мы с тобой – и тюрьма, и родной дом. Ты ведь хочешь учиться, как-то потом устроиться в жизни?

Учиться? Катя как-то забыла, что это можно: учиться, дружить с кем-нибудь, делать обычные дела – бег от гнилых гончих все стер из ее памяти. Вся ее прошлая жизнь стала прошлогодней осенней листвой, которую давным-давно унес ветер и растворил снег.

Принтер выплюнул последний листок и умолк. Ростислав прошел по кабинету, взял стопку распечаток и нахмурился.

– Да, – прошелестела Катя. – Да, хочу…

Ростислав ободряюще улыбнулся и хотел было что-то сказать, но из коридора донесся цокот каблучков, дверь в кабинет открылась, и Катя увидела крупную темноволосую даму с алыми напомаженными губами, в яркой блузке с цветами и в слишком тесной юбке. Дама расплылась в улыбке, но быстрый взгляд, которым она одарила Катю, был оценивающим и холодным.

– О! – воскликнула дама. – Ростислав Сергеевич, ты уже здесь?

– Да, Ирина Леонидовна, – добродушно ответил Ростислав и показал стопку распечаток. – Вот, учебные планы смотрю.

Взгляд Ирины Леонидовны был вроде бы спокойным и заинтересованным, но Кате хотелось опустить голову как можно ниже.

– Рос, там ребята твои что-то успели начудить, – по-свойски сообщила женщина и тотчас же поинтересовалась: – А это кто? Боевое пополнение?

Катя кивнула, постаралась улыбнуться, но поняла, что вместо дружелюбной улыбки у нее получается гримаса. Больше всего ей сейчас хотелось не улыбаться, а лечь, подтянуть колени к животу и заснуть, чтобы проснуться там, где никакой магии нет, и никогда не было.

– Да, пополнение, – ответил Ростислав за нее. – Где мои анархисты?

Ирина Леонидовна осуждающе поджала губы.

– На первом этаже. Ведь только после обеда приехали! Не успел начаться учебный год…

– Хорошо, сейчас спущусь, – сказал Ростислав и, когда женщина вышла в коридор, обернулся к Кате: – Ну что, пойдем? Посмотришь, что тут к чему, освоишься.

Катя кивнула. Ничего другого ей не оставалось.

Коридор, в который они вышли, был самым обычным, почти таким же, как и коридор в университете Кати. Множество дверей, доски с объявлениями, на которые уже успели прикрепить плакаты с расписаниями занятий, запах краски – кто бы мог подумать, что тут обучают магии? Катя была уверена, что в волшебной академии должна быть паутина по всем углам и растрескавшаяся краска на стенах.

Волшебная академия? Неужели она думает об этом всерьез?

На прозрачных дверях кабинетов красовались таблички, и, шагая за Ростиславом, Катя машинально читала: «Кабинет русского языка», «Кабинет алгебры и геометрии», «Кабинет…»

– Направленного магического воздействия? – удивленно спросила она.

– Да, – ответил Ростислав, на ходу обменявшись рукопожатием с молодым кудрявым мужчиной, который тащил под мышкой какие-то рулоны. – Тут практические проходят. Напомни, ты с филфака?

Катя кивнула. Филфак… само слово здесь и сейчас казалось диким и неправильным. Что теперь вообще может быть правильным?

– Да, – прошептала она, изо всех сил стараясь не расплакаться. – На второй курс перешла.

Ростислав посмотрел с искренним сочувствием. Катя снова почувствовала движение – за ними, в конце коридора – и услышала знакомый стук. Она почти успела обернуться и увидеть краем глаза сутулое, серое, с вывернутыми ногами, но тут Ростислав вывел ее на лестницу.

Здесь Катя наконец-то увидела студентов. По ступенькам пробегали две девушки, с заливистым смехом бросая друг в друга фиолетовыми искрящимися стрекозами. На рюкзаке одной из них болтался брелок с парнями из «Сверхъестественного».

Красный бумажный фонарик, который неторопливо поднимался вверх, вдруг рассыпался пригоршней цветов, и девушки расхохотались. Один из лепестков скользнул по голове Ростислава, и девушка с рюкзаком смущенно улыбнулась и бегом рванула по лестнице, едва не сбив паренька в огромных очках. Тот спускался, глядя в раскрытую книгу – над страницами поднимались и таяли огненные буквы, и Катя машинально прочла: «…и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть…»

– У нас есть отделение перевода, будешь учиться там, – сообщил Ростислав, и Катю снова охватило привычной уже жутью. Отделение перевода. В колледже для волшебников. Там, где есть класс направленного магического воздействия и монстры в коридорах.

Бред. Безумие. И она варилась в самом центре этого котла.

Навстречу им поднималась молодая женщина, очень красивая натуральная блондинка с учебниками в руках. Во взгляде, направленном на Ростислава, вспыхнуло тепло и надежда, за которыми Катя заметила боязнь, показавшуюся ей привычной. «Страх отказа», – непонятно, почему подумала Катя. Ростислав отделался небрежным кивком, и Катя почувствовала, как в незнакомке запульсировала ревнивая обида.

– Светлана Валерьевна, кстати, будет у тебя вести русский, – заметил Ростислав, когда они спустились на первый этаж. Здесь пахло уже не краской, а гарью.

– Ладно, – ответила Катя. – У меня ведь все равно нет выбора.

Ростислав остановился с таким видом, словно что-то попало ему в ботинок.

– Ну как же? – улыбнулся он. – Есть. Можно вернуться домой и умереть без регистрации. Твои новые знакомые тебе это с удовольствием обеспечат.

– Вы не понимаете, – сказала Катя, глядя ему в лицо. Был ли он когда-нибудь человеком, или магия была с ним с самого начала, и Ростислав теперь не догадывается, как может быть по-другому? Она не знала. Ей было страшно.

– Что я не понимаю?

– Я сегодня пошла гулять на набережную, – сказала Катя: медленно, словно это могло ей помочь как-то достучаться до Ростислава. – Обычным человеком. А сейчас я ведьма в колледже для ведьм, и сюда меня притащили через зеркало от людей, которые на самом деле не люди, а дохлые собаки… ой!

Долговязый парень, который обогнал Катю и Ростислава, внезапно окутался облаками и расплескался по мрамору пола голубыми каплями. Взвизгнув, Катя отпрыгнула за спину Ростислава и снова вцепилась в его пиджак. Ростислав склонился над лужей, усмехнулся и покачал головой.

– Егор! Хватит перед девками румяными выделываться! Вставай уже.

Над коридором поплыл туман, и вскоре Егор уже стоял перед Ростиславом и Катей, сияя такой улыбкой, что Катя невольно улыбнулась в ответ.

– А я что, Ростислав Сергеевич? – сказал он, и Кате захотелось нарисовать его – такого светлого, хорошего, обаятельного. Люди с такими яркими глазами никогда не бывают подлецами и мерзавцами, и от этого Кате сделалось легче. В отвратительном и жестоком мире магии были те, на кого она могла бы опереться. – Смотрю, у вас девушка грустит, решил приободрить!

– Это ваша бригада там уже успела отличиться? – спросил Ростислав, и улыбка Егора поблекла. Парень прижал руку к груди и воскликнул:

– Ростислав Сергеевич! Оно само!

Глава 2

По первому этажу несло гарью.

Ростислав примерно представлял, что именно горело, и удовлетворенно кивнул, увидев в центре вестибюля почерневший портрет в тяжелой золоченой раме. В человеке на нем с трудом угадывался Илья Выгоцкий. Катя вздрогнула, дотронулась до руки Ростислава и тотчас же отдернула пальцы. Неудивительно, что она тряслась от страха, после такого-то знакомства с королем.

Подсобный рабочий пронес лестницу. Чуть поодаль Ростислав увидел компанию ребят и девушек, понуро смотревших на портрет в ожидании трепки.

– …Не, ну ты гля! Ростик опять мультики смотрит!

Со стороны это, конечно, выглядело смешно и нелепо: Ростислав, который что-то делал, вдруг замирал, словно всем телом натыкался на невидимую преграду, и его взгляд стекленел и наполнялся тоскливой мутью.

– Завис, дебил?

Ростислав застыл возле стола с подносом в руках. Тарелка борща, стакан компота, ложка – все отплясывало на подносе, рвалось сбежать. Та огненная тьма, что сейчас поднималась в душе Ростислава, пыталась вырваться, освободиться, испепелить. Она дышала и жила.

Дракон ворочался в нем, раскрывая тонкие крылья. Ростислав сжал челюсти до хруста: огонь надо было удержать. Задавить в себе любой ценой, вернуть на место, не позволить дракону подняться над больницей во весь рост.

Однажды он уже вырвался. Ничем хорошим это не кончилось. Что там осталось от его школы? Пепел, головешки, обугленные человеческие кости, ненависть, которую Ростислав ощущал каждую минуту своей никчемной жизни…

– Что встал, урод? – санитар толкнул его в плечо, и Ростислав не удержал подноса. Борщевая волна взметнулась вперед и вверх, стакан полетел за волокнами капусты и свеклы, и Ростислав ожил, дернулся к санитару с такой ненавистью, что тот отшатнулся – а потом ударил в лицо, и нос захрустел, взрываясь пламенем и болью…

Ростислав прикрыл глаза. Открыл. Больница исчезла, перед ним снова был колледж, сгоревший портрет короля и хмурая стайка ребят, которых он курировал, которых своими руками выдирал из челюстей гнилых гончих. Катя рядом с ним смотрела испуганно, но за испугом уже дымилось любопытство. Правильная девочка, хорошая – боится, но хочет узнавать. И адаптируется быстрее, чем остальные.

– Ну что, – вздохнул Ростислав. – Кто именно отличился?

Из компании вышел Олег – непривычно угрюмый, обычно от низкорослого пухляша так и плескало весельем и жизнерадостностью. Ростислав понимающе кивнул, улыбнулся, и парень посмотрел на него чуть ли не с испугом.

– Ты меня порадовал, вот искренне тебе говорю, – признался Ростислав и, обернувшись к портрету Выгоцкого, сказал: – Так ему и надо.

И напряжение исчезло, будто его смыло потоком воды – ребята подошли к Ростиславу, заулыбались, начали о чем-то говорить все вместе. Он с каким-то привычным уже удивлением понял, что они его любят и соскучились по нему за лето – и признался, что тоже скучал по ним. Катя стояла чуть в стороне, и Ростислав видел, что она чувствует себя неловкой и чужой. Неудивительно.

Из общего гомона вырвались слова «…обещали боевку показывать», и Ростислав спросил:

– Это кто там воевать собирается?

Дарина Волянчак с белозубой улыбкой подняла руку.

– Я, Ростислав Сергеевич! – весело сообщила она. – Коменда сказала, ко мне новенькую будут подселять, придется отбиваться.

Катя нервно закусила костяшку указательного пальца. Ростислав приобнял девушку за плечи, подтолкнул к остальным студентам и довольно заметил, что на нее смотрят с доброжелательным любопытством. Вот и хорошо. Освоится, найдет друзей…

По пальцам пробежал ток. Ростислав нахмурился, подумал, что сейчас снова может влипнуть в ледяную паутину своего безумия – но удержался.

Тихая, но очень настойчивая мысль била его в висок, как птенец – скорлупу яйца. Ростислав пытался поймать ее за хвост и не мог.

Надо было выйти на воздух. Сегодняшний день выдался трудным.

– Вот тебе твоя новенькая, любуйся, – произнес Ростислав. – Сильно не воюй, она и так всего боится… Ладно. Если хотите, можем прямо сейчас пойти на полигон. Чует мое сердце, потом все могут запретить.

Ребята с веселым гомоном подались к выходу. Рабочий забрался на лестницу и стал снимать обгорелый портрет короля. Интересно, видел ли Выгоцкий, как поступили с его портретом? Он ведь все всегда видит, наше королевское величество. И никогда ничего не прощает.

На полигон – большое футбольное поле – Ростислав пришел последним. На свежем воздухе ему действительно стало легче, хотя несколько минут он шел, почти не чувствуя под собой земли. Дарина на правах соседки сразу же взялась опекать новенькую – девушки шли, ведя какую-то доброжелательную беседу, но Ростислав не слышал, о чем они говорят.

– …да вот он, убогий! Опять видит больше, чем показывают.

Ростислав сидел у зарешеченного окна в комнате отдыха, слепо смотрел, как облетают кленовые листья. Шел дождь. Осень была темной, бесконечной. Огонь в его груди еле тлел; Ростислав давил крошечный язычок пламени усилием воли, но он все не уходил до конца. Это вызывало боль в затылке, уже привычную.

Ему казалось, что если огонь исчезнет, то все наконец-то будет нормально, и сам он станет нормальным.

– Что у него с носом? – вдруг услышал он незнакомый мужской голос. Звуки доносились словно из-под воды, и Ростислав был морским змеем, драконом, огибающим землю. Языки пламени озаряли его изнутри.

– В столовой на компоте навернулся.

До плеча Ростислава дотронулись, и он вынырнул из тьмы. Ростислав никогда не видел этого немолодого, стильно и дорого одетого мужчину, от которого так и веяло силой и властью, но ему вдруг сделалось очень легко и спокойно, словно он наконец-то нашел давно потерянного друга или отца. Словно в его жизни никогда не было ни дракона, ни пожара в школе, ни больницы.

«Все хорошо, Ростислав, – вдруг услышал он голос в своей голове, и это было не страшно, а… Ростислав удивленно понял, что это было правильно. – Ты не сумасшедший. Я заберу тебя отсюда».

«А кто я?» – подумал Ростислав, и мужчина улыбнулся. Морщины прорубили его смуглое горбоносое лицо, словно трещины – старую деревянную маску.

«Ты маг, Ростислав, – произнес голос и повторил: – Ты не сумасшедший, а очень сильный маг. Я очень долго искал тебя».

Выйдя в центр поля, Ростислав похлопал в ладоши, привлекая к себе внимание, и студенты тотчас же прекратили гомон и уставились на него.

– Так, дети мои, – сказал он, вспоминая, как его самого когда-то учили основным приемам боевой магии. – Разбиваемся на пары.

Студенты рассмеялись и быстро встали по парам. Катя осталась одна, в стороне – Ростислав понимал, что она не собирается участвовать. Для этого ей пока было слишком страшно. Он окинул всех оценивающим взглядом, и Дарина, которая встала в пару с Егором, тотчас же заметила:

– Вам пары не досталось, Ростислав Сергеевич.

– И то верно, – согласился Ростислав. – Катя, иди сюда. Не стесняйся, тут все свои.

Чтобы научиться плавать, надо войти в воду, а не сидеть на берегу и жалеть себя. Так когда-то говорил профессор Гуревич, и Ростислав был с ним полностью согласен. Катя подошла так, словно он тянул ее за невидимую нитку, застыла рядом, как послушная кукла.

Ростислав встал за ее спиной, положил правую руку Кате на живот. Катя содрогнулась всем телом, но не отстранилась. За ее испугом и неловкостью Ростислав чувствовал желание узнать, что же будет дальше.

Это магия. Магия всегда влечет к себе даже в грязи и ужасе. Этому зову невозможно противостоять.

– Становитесь так же, – приказал Ростислав. – Кто поумнее – сзади. Он будет ведущим. Потом поменяетесь.

Студенты послушно встали так, как он им приказал. Лена Созинова, у которой не было отбоя от поклонников, кокетливо взвизгнула:

– Ой, он меня щекочет! Ростислав Сергеевич, ну скажите ему!

Катя стояла, не шевелясь и, кажется, не дыша. Живот под ладонью Ростислава был твердым, словно девушка превратилась в статую.

– Итак, – начал Ростислав. – Сейчас мы с вами повторяем знания с первого курса. Кто такие фамильяры, Волянчак?

Дарина переместила руку Егора чуть выше и ответила:

– Это помощник, который усиливает мага, Ростислав Сергеевич. Перебрасывает энергетический поток. Восстанавливает силы волшебника. Батарейка, грубо говоря.

Катя вздрогнула, и Ростислав ее, в общем-то, понимал. Надо привыкнуть к тому, что в мире смартфонов и интернетов еще бывает и магия.

Она привыкнет. Ей просто больше нечего делать.

– Верно, – кивнул Ростислав. – Смотрите, что сейчас делаем. Ведущие лепят иголку и перебрасывают через руку фамильяра, поражая цель.

Он провел левой рукой по воздуху, и над полигоном поднялись красные огни, которые постепенно обрели форму огненных драконов. Личная печать Ростислава Белецкого – много лет назад она стала первым заклинанием, которое ему поддалось.

Кто-то из ребят присвистнул. Драконы впечатляли.

Тогда, создав их впервые, Ростислав – тощий, подстриженный почти наголо после больницы, в одежде не по размеру – по-настоящему поверил, что он не безумен. А Гуревич долго смотрел, как драконы парят над пустырем, где шла их тренировка, и его лицо наполняло что-то, очень похожее на надежду.

Он не ошибся в своем найденыше.

– Те, кто за фамильяров, – продолжал Ростислав. – Ваша задача – максимально расслабиться. Когда поток пойдет через вас, придайте ему дополнительное движение вперед.

Он аккуратно взял Катю за левую руку, вытянул вперед и накрыл ее мокрую ладонь своей. Катя тряслась, как заяц, который прячется от волка, и было в ней еще что-то, чему Ростислав не мог подобрать имени.

– Не бойся, – шепнул он в маленькое розовое ухо с серебристой запятой дешевой сережки. – Что ты, как каменная, ну.

Катя не откликнулась – кажется, готовилась упасть в обморок. Ростислав запустил заклинание, и по его руке побежали голубые искры, постепенно складываясь в нечто, похожее на светло-голубую иззубренную сосульку.

Катя закусила губу, и в этот момент Ростислава тряхнуло. Словно молния прошила его от затылка до пят – он вдруг ощутил себя исправленным. Исцеленным. В нем все встало на место, все обрело свободу и легкость. Силы переполняли его и Катю – сейчас девушка стала частью Ростислава, идеально соединившись со всеми сколами и трещинами его души.

Это можно было бы назвать счастьем.

Ростислав закрыл глаза. Сосулька сорвалась с их рук и полетела к драконам. Лед прошил огненные завитки драконьих тел – одно, другое, третье – и сосулька ударилась в ограду и рассыпалась, оставив почерневшую дыру. Над полигоном повеяло огнем и дымом.

Ростислав чувствовал, что его трясет от возбуждения и восторга. Пах свело сладкой судорогой почти до боли. Он никогда, ни разу не создавал иглу такой мощи. Он не думал, что это вообще возможно.

Ребята потрясенно молчали несколько мгновений, а потом взорвались криками и аплодисментами. Ростислав выпустил Катю, церемонно поклонился студентам. Катя смотрела на собственную руку так, словно впервые ее увидела.

Кажется, она наконец-то поверила в то, что с ней случилось. Допустила магию в свою жизнь.

– Все поняли? – спросил Ростислав и, когда ребята с готовностью закивали, добавил: – Фамильярам – полностью расслабиться! Ведущим – лепить иголки поменьше. Тут размер имеет значение, как говорится…

Перед его лицом внезапно бумажная птичка, издевательски чирикнула и захлопала крылышками. Ростислав протянул к ней руку, с тоскливой досадой понимая, от кого она прилетела.

Король все видит. Король все знает. И лишь разрешает играть – до поры, до времени, пока игра не становится чем-то большим.

Птичка села на ладонь, становясь обычным письмом. Ростислав мазнул взглядом по строкам – да, все так, как он и думал. Студенты, которые минуту назад были веселыми и энергичными, испуганно стихли.

Катя, кажется, перестала дышать. Она тоже поняла, кто отправил письмо, и все в ней сжалось от страха. «Я тебя ему не отдам», – подумал Ростислав так, словно Катя могла его услышать и сказал:

– Ну вот, что я и говорил. Илья Владимирович запрещает тренировки по боевой магии. Всем. Ему очень не понравилось то, чем мы тут сейчас занялись. Я не удивлен.

Студенты издали дружный разочарованный вздох – было видно, что они расстроены не на шутку. Ростислав скомкал письмо, бросил в траву, и бумага вспыхнула белым огнем.

В следующий миг над полигоном раскатился переливчатый звон, и Ростислав увидел черную птицу-вестницу короля. Сверкнул золотой череп, раскрылись антрацитовые крылья, несущие волю владыки, и Олег вдруг качнулся и захрипел. Скрюченные пальцы впились в горло, словно пытались разжать чей-то невидимый захват, и рука тотчас же обвисла плетью.

Лена взвизгнула, отшатнулась, кто-то из девчонок закричал, Дарина шагнула было в сторону Олега, и всех сразу же оттолкнуло на несколько шагов. Ростислав бросился к Олегу, который уже оседал на истоптанную траву – в его глазах плескался такой ужас, что было больно смотреть.

Король не медлит с наказаниями, и он любит наказывать так, чтобы это видели и мотали на ус. Чтобы никто не смел вмешиваться.

Олег запрокинул голову, глаза закатились под веки. И Ростислав вдруг сделал так, словно уже не первый раз отрабатывал все это на тренировках. Схватив Катю за запястье и упав на колени рядом с Олегом, Ростислав подхватил парня и вбросил в него блокирующее заклинание, пропущенное через фамильяра и усиленное в несколько раз.

Раньше он не смог бы поставить такой блок. Это была адамантова броня, как на ангельских доспехах – кажется, Ростислав успел удивиться перед тем, как швырнул еще одно заклинание.

«Вот тебе, сволочь, – подумал он так, словно Выгоцкий мог его услышать. – Они мои. Ты их не получишь».

Взгляд Выгоцкого обжигал затылок. В голове билась только одна мысль: он может не справиться.

В глазах потемнело: чужая воля оглушала и отталкивала, приказывала отступить, склонить голову и наблюдать за казнью. Король не любил, когда ему мешали. На губах Олега выступила пена. Что Выгоцкий приказал ему? Перестать дышать?

Голову напомнил шум и звон, сквозь который проступали далекие неразличимые слова, звучавшие с отчетливой издевательской интонацией. Ростислав вцепился в невидимую руку на горле Олега и, сжав зубы, потянул ее на себя.

В груди тотчас же вспыхнула и разлилась нестерпимая боль, и Ростислав испугался, что сердце не выдержит, и он умрет прежде, чем освободит Олега. Посеревшую кожу парня прочертили кровавые полосы, и он с шумом вдохнул воздух. Ростислав рванул в последний раз, и королевская рука разжалась.

Олег хрипло дышал и не мог надышаться. Побелевшие от ужаса глаза смотрели куда-то за облака. Ростислав выпустил руку Кати и провел ладонями по лицу, еще не веря, что все кончилось, и он победил.

Прошло несколько минут прежде, чем он смог поднять голову и посмотреть на своих ребят. Они не сводили взгляда с Олега, и в их глазах плавала боль и потрясенный стыд.

Ростислав мог обтрепать язык, рассказывая о том, что Выгоцкий направляет гнилых гончих и безжалостно расправляется с теми, кто хоть как-то встанет у него на пути. Но они поверили ему только тогда, когда все увидели своими глазами. Они ему поверили, и эта вера сейчас выжигала их души.

Олег хрипло дышал рядом. Егор ожил, бросился к товарищу, помогая ему сесть.

– Ростислав Сергеевич, – голос Дарины дрожал так, словно она была готова разрыдаться. – То есть, что же это… Олега хотели убить за сожженный портрет? За тряпку с краской?!

На всех лицах, смотревших на Ростислава, сейчас не было ничего, кроме боли и гнева – и он так устал, что даже не мог обрадоваться тому, что ему наконец-то поверили.

– Да, – кивнул Ростислав. – Да, за сожженный портрет. Теперь вы видите, кто именно вами правит?

Только сейчас он смог перевести взгляд на Катю. Она смотрела на них с Олегом, зажав рот ладонью, и в огромных темных глазах не было ничего, кроме ужаса.

***

– Документы передадите куратору. Запрос в ваш университет уже отправлен, ведомости и выписку по сданным предметам нам пришлют.

Ростислав не знал, сколько лет Анне Петровне – может, двести. Во всяком случае, о своем романе с Троцким она рассказывала не раз. Но комендант общежития меньше всего была похожа на сказочную Бабу-Ягу – просто ухоженная немолодая женщина, которая все и обо всех знает.

Вот и сейчас они шли в сторону хранилища, и комендант рассказывала Кате о том, о чем, собственно, должен был говорить Ростислав. Он был рад, что Анна Петровна хотела поболтать: ему хотелось помолчать. Удержать в себе чувство завершенности и исцеления.

Румянец на щеках Кати был таким, словно она заболела. Иногда она дотрагивалась до живота в том месте, где лежала рука Ростислава, и румянец становился еще ярче.

– Кстати, как так получилось, что вам не прислали приглашение? – поинтересовалась комендант, и Катя пожала плечами.

– Не знаю, – честно сказала она. – Все так быстро завертелось…

Анна Петровна бросила колючий взгляд в сторону Ростислава. Тот кивнул.

– В общем, смотрите, – комендант с грохотом открыла дверь склада и вошла в царство перин и простыней. – Все просто. В некоторых людях просыпаются магические способности. Как только их опознает сканер штрих-кода, то информация об этом приходит к нам в ректорат, к Илье Владимировичу и, скажем так, нашим контролерам среди людей. Вспыхивает огонек на карте, вы сами увидите, еще будет случай. Все маги должны пройти регистрацию, потому что она помогает удерживать их силы, которые они не всегда могут контролировать.

Выбрав для Кати комплект постельного белья в цветочек и тощую подушку, комендант пошла к большому шкафу с посудой. Катя потянулась за ней.

– А потом?

– Магу сразу отправляется сообщение во всех мессенджерах и по привязанной к штрих-коду почте, – Анна Петровна со вздохом нагнулась к нижней полке и вынула коробку, в которой что-то позвякивало. Посуда для той, которая появилась в общаге без вещей. – Школьников и студентов приглашают приехать в колледж для учебы, остальным – просто пройти регистрацию. При желании для них есть курсы, они учатся самым основным заклинаниям.

Она выпрямилась, протянула Кате коробку и добавила:

– Потому что магов без регистрации убивают. Они опасны и для себя, и для людей.И я очень удивлена, что вы не получили приглашения.

Во взгляде Кати заплескался ужас.

– Да, – кивнула она. – За мной пришли… – Катя сделала паузу, словно рот отказывался говорить. – Гнилые гончие. И тот человек с портрета.

Анна Петровна вопросительно изогнула левую бровь – она действительно была удивлена.

– Это невозможно, милочка моя, – с улыбкой заметила комендант. Когда она кого-то называла милочкой, это был дурной знак. – Илья Владимирович не может быть рядом с гнилыми гончими. Вам показалось от страха. Гнилые гончие – это твари на службе людей, а не магов.

В тоне Анны Петровны звякнул металл. Очень может быть, что она спала не только с Троцким, но и с Выгоцким. Ростислав быстро поднес указательный палец к губам: молчи. Катя не стала спорить.

– Может быть, – согласилась она и призналась: – Я так испугалась…

– Ну, немудрено, – ободряюще улыбнулась комендант и дружески погладила Катю по плечу. – Гнилые гончие и не таких пугали. Ладно, идите, устраивайтесь. Дариша Волянчак хорошая девочка, вы поладите.

Катя кивнула и подалась к выходу. Когда она вышла в коридор, Анна Петровна ткнула Ростислава указательным пальцем в бок.

– Рос, проснись. Земля вызывает Роса, прием, прием.

– Я не сплю, – сказал Ростислав. Комендант выразительно завела глаза к гудящей и мигающей лампе под потолком. – Задумался.

Анна Петровна понимающе кивнула.

– Ты видишь, что с ней? – спросила она. Ростислав пожал плечами.

– А что с ней? – ответил он вопросом на вопрос.

– Она же мертвая, – ответила Анна Петровна. – Ты что, действительно не увидел?

Ростислав нахмурился. Да не была она мертвой, эта перепуганная до смерти девчонка, его идеальный фамильяр. Мертвые так не трясутся, когда к ним прикасаешься. Впрочем, это, конечно, многое объясняло.

– Поэтому она и не получила приглашения, – задумчиво проговорил Ростислав и с силой сжал переносицу. Надо было прийти в себя. Анна Петровна кивнула.

– Вот именно. Будь с ней осторожен, Рос. Пожалуйста, вот от души тебя прошу.

– Буду, – глухо согласился Ростислав и спросил: – У вас зеркало открыто?

Комендант указала куда-то за его спину. Ростислав обернулся: старое потемневшее зеркало на стене плескалось голубыми волнами. Можно было идти.

– Выгоцкий сейчас почти задушил Олега Кравченко, – негромко сообщил Ростислав, шагнув к зеркалу. Анна Петровна невозмутимо пожала плечами.

– Будет думать, что можно поджигать, а что не стоит, – равнодушно ответила она.

Ростислав не стал ее переубеждать.

Вынырнув в старой комнате Кати, Ростислав какое-то время стоял, привалившись к стене и выравнивая дыхание. Откуда-то снизу доносилось кваканье сирен скорой помощи – гнилые гончие не ушли без обеда. Повезло тем студентам, которые решили приехать в общагу завтра.

Он посмотрел по сторонам. Чистенько и убого. Двери в комнате не было – ее выворотили из стены вместе с коробкой. Ростислав прошел к окну, выглянул во двор и увидел несколько полицейских машин. В белый микроавтобус скорой помощи грузили носилки с чем-то черно-красным. Несколько блестящих мешков лежали прямо на земле – там уже помогать было некому.

Ростислав заглянул в шкаф, открыл ящики дряхлого комода. Сунулся под кровать, вытянул сумку: Катя начала собираться, но потом решила не торопиться. Сделала, в общем-то, правильный вывод, что с психами лучше не связываться. Поворошив вещи, Ростислав вынул старую фотографию – мужчина, женщина, совсем еще юная Катя.

Он поднес снимок к лицу, принюхался. Пахло морем и солнцем. Ростислав еще раз втянул носом воздух, и за запахом старого лета появился другой. И картинка всплыла другая.

На Ростислава рухнула осенняя ночь. Сквозь сырую тьму проступили красно-синие мягкие огни полицейских машин и скорой и завывания сирен – такие же, какие сейчас летели со двора. Он увидел дорогу и изломанные останки двух автомобилей. Мужчины в светоотражающих жилетах кого-то несли с той небрежностью, с которой поступают не с живыми, а с мертвыми. Издалека проступил голос диктора новостей:

– Смертельная авария на плотине случилась из-за водителя автомобиля марки Рейндж Ровер, который попытался обогнать тихоходный грузовик. Перестроившись влево, он вытолкнул отечественный ВАЗ на встречную полосу…

Мелькнуло серое женское лицо: мать Кати. Сверкнула молния на темном пластиковом мешке, и лицо погасло во мраке. Для госпожи Кравцовой все кончилось.

– Жертвами аварии стали три человека: водитель, его жена и дочь…

На асфальте Ростислав увидел еще не застегнутый мешок с телом. Профиль Кати был таким же мертвым и серым, как и лицо ее матери. В следующий миг Катя ожила – уже сидит, вопит от ужаса, судорожными движениями пытается вырваться из мешка.

– Мама! Мамочка!

Ростислав задумчиво отвел фотографию от лица. Двухсотлетняя ведьма была права – Катя умерла и вернулась, он сейчас видел это так четко, словно сам стоял на дороге рядом с металлическим фаршем из автомобилей.

Он убрал фотографию в сумку и стал собирать вещи. Отсюда следовало убраться прежде, чем сюда придет полиция. Меньше всего Ростиславу сейчас хотелось объясняться с человеческими стражами порядка.

***

Комната в общежитии, куда заселили Катю, выглядела гораздо светлее и уютнее, чем в ее прежнем обиталище. Надевая наволочку на подушку, Катя смотрела, как Дарина запихивает клеенчатую сумку под кровать, и думала о том, как быстро изменилась ее жизнь.

В полдень она пошла гулять на набережную. А сейчас маленькие часы на стене показывают четверть пятого, и все успело перевернуться с ног на голову.

– А вещи твои где? – поинтересовалась Дарина.

– Остались в прежней общаге, – ответила Катя. – Мы очень быстро убегали.

– Охренеть… – Дарина была искренне удивлена. – Первое сентября без трусов.

Катя лишь руками развела. Она только сейчас окончательно поняла, что у нее впервые в жизни по-настоящему ничего нет. Только маленькая сумочка с документами и телефоном, даже без зарядного устройства. Все.

Новая жизнь действительно началась с нуля.

– Ладно, не переживай, – ободряюще заявила Дарина. – Завтра все уже приедут, соберем тебе добра. У нас, цыган, знаешь, как? Кто первый встал, тот лучше всех оделся. А то хочешь, дам тебе телефон? Родителям позвонишь, все привезут.

– У меня нет родителей. Погибли в автокатастрофе.

Катя подумала, что много раз говорила об этом – в полиции, в университете, в общежитии – но впервые ей было почти не больно.

– Соболезную, Кать, – нахмурилась Дарина. Было видно, что новая соседка действительно сожалела, а не просто говорила общие слова сочувствия. – Извини, не хотела напоминать.

В дверь постучали, и в комнату заглянул Ростислав. Сейчас он выглядел очень вымотанным, словно провел эти полчаса за разгрузкой вагонов.

– Кать, твоя сумка, – произнес он, и сумка скользнула по полу к Катиной кровати. Набита она была так, словно Ростислав засунул туда все, что нашел в Катиной комнате. – Можно тебя на минуту?

Катя кивнула и пошла к двери. Дарина смотрела ей вслед с нескрываемым любопытством, но это был хороший, добрый интерес. Катя это почему-то понимала.

– Спасибо за вещи, – сказала она. Ростислав закрыл дверь, привалился плечом к стене, и Катя вдруг почувствовала, что он страшно вымотан. Устал и еле держится на ногах. Левый глаз постоянно съезжал к переносице. Кате подумалось, что Ростислав сейчас не здесь. Он смотрит на нее и не видит.

– Да не за что, – произнес он, зажмурился и потряс головой. – Заглянул сейчас в твою бывшую общагу, подсобрал еще кое-что… Послушай, у тебя сегодня точно был первый всплеск? Никогда раньше ничего магического?

– Нет, – совершенно честно ответила Катя. – Никогда ничего подобного. Да и код бы показал, раз уж он для этого и создан. А что?

Ростислав не ответил. Над его головой медленно проплыла золотая искра, и Катя вспомнила, как ледяная игла соскользнула с их рук и прошила пылающих драконов.

Кажется, она все еще чувствовала прикосновение к животу. В те минуты с ней случилось что-то очень важное и опасное. То, что пугало до икоты и в то же время увлекало ее.

– А кто все-таки был на портрете? – спросила Катя, и Ростислав презрительно усмехнулся, словно она заговорила о чем-то исключительно гадком.

– Это Илья Владимирович Выгоцкий. Самый могущественный маг, наш владыка и король.

Кажется, сегодня Катя разучилась удивляться – и все-таки еще раз удивилась.

– А зачем он за мной пришел? – испуганно спросила она, и Ростислав ответил:

– А это я у тебя хотел спросить.

В кармане завибрировал смартфон. Ростислав вынул его, увидел, что звонит Карский и отошел к окну. Катя смотрела ему в спину, и он чувствовал ее взгляд, как огненную печать, прижатую между лопаток. Кажется, даже запахом горелой кожи повеяло.

– Да, Антон Петрович, добрый вечер. Да, могу говорить, – произнес Ростислав. Карский всегда просил много, платил хорошо, но общение с ним и его делами требовало невероятных сил.

Но Ростислав знал, что не в его обстоятельствах перебирать клиентами. Когда ты сражаешься с королем, то тебе в первую очередь нужны деньги.

Некоторое время он слушал молча. Трескучий голос Карского говорил о нуждах и обещал щедрую плату за работу. Катя по-прежнему не сводила взгляда с Ростислава и ловила каждое слово

– Ох, ну вы меня без ножа режете. При всем уважении – не могу, – вздохнул Ростислав. – Сейчас учебный год начинается, а там и ваша предвыборная компания. Там я вам больше пригожусь, – Карский заговорил умоляющим тоном, и Ростислав с усмешкой переспросил, не сразу поверив в сказанное: – Даже в три раза увеличите мой гонорар?

Это совершенно меняло дело. Надо было откладывать все заботы и проблемы и бежать работать. Со всех ног бежать и не оглядываться.

Ростислав убрал смартфон в карман, покачался с носков на пятки, прикидывая, сколько раз сегодня ходил через зеркало и сколько сил это у него выпило. Катя, идеальный фамильяр, смотрела на него – можно было бы взять ее с собой.

Похоже, Катя по-другому истолковала его взгляд, потому что шагнула назад и взялась за ручку двери. Ростислав чувствовал ее дрожь, и на мгновение ему сделалось стыдно.

– Ладно, – миролюбиво произнес он, – потом подумаем. Пора работать.

– Сложная работа? – нахмурилась Катя. Ростислав улыбнулся.

– Сложная, да. Но денежная. Магия, Кать, это прежде всего про деньги и власть. Уже потом про все остальное.

Он и сам не знал, зачем сейчас сказал об этом. Второкурсницам нет дела до денег и власти. Им хочется любви, ну там дружбы. Мелочей им хочется, пустяков.

– Ясно. Что ж, удачи тогда, – кивнула Катя и вдруг улыбнулась: – Вы там осторожнее, Ростислав Сергеевич.

Ростислав тоже кивнул и пошел к лестнице. Катя смотрела ему вслед, и от по-прежнему чувствовал обжигающую печать ее взгляда.

Он не знал, что с этим делать.

Глава 3

Ливень обрушился на колледж сразу же, как только Катя вернулась в комнату. Дарина сидела на широком подоконнике; услышав шаги соседки, она нетерпеливо замахала ей.

– Кать, иди сюда! – воскликнула она. – Смотри!

Окна комнаты выходили на полигон и желтеющий край леса. Катя подошла к окну и сквозь потоки дождя увидела, как в низких тучах над полем проступает что-то золотое.

Глаза стало жечь, словно в них бросили щедрую горсть песка. Катя каким-то глубинным чувством поняла, что не должна была смотреть на это. Есть вещи, один взгляд на которые убивает.

Ростислав вышел из здания общежития и медленно двинулся в сторону полигона. Ветер почти срывал с него пиджак, и Катя готова была поклясться, что он этого не замечает. В эту минуту он будто был не здесь и видел совсем другое. Одежда Ростислава дымилась, в волосах искрились молнии, и отпечатки ботинок на асфальте вспыхивали огненными узорами.

Катя ощутила, как все волоски на теле поднялись дыбом. Во рту сделалось горько, затылок наполнило болью, и ее вдруг накрыло восторгом – таким же огненным и безжалостным. Ее душа сейчас рвалась туда, под дождь, к пламени и пеплу.

Над полигоном раскатился гром.

Ростислав остановился и какое-то время стоял неподвижно. Потом он запрокинул голову к небу, раскинул руки и вспыхнул.

Катя вскрикнула и схватила Дарину за руку – надо было что-то делать, не смотреть же просто так на то, как человек заживо горит на их глазах! За спиной Ростислава вырос золотой огненный дракон, с грохотом развернул крылья, и Катя выпустила руку Дарины.

Ей было жутко смотреть – и она не могла отвести глаз. Это зрелище выжигало душу – и исцеляло ее.

Дракон взревел.

– Это магия, Кать, – прошептала Дарина. – У него – вот такая. Впервые вижу, если честно. Я слышала, конечно, что он дракон, но… Это какой-то обряд, Кать… Даже думать не хочу, для чего он.

Катя слушала ее и не слышала. В тучах над Ростиславом проступили очертания бесчисленных золотых шестеренок. Невероятно сложный призрачный механизм навис над полигоном, и шестеренки медленно пришли в движение. На траву, лужи, горящего человека посыпалась золотая пыль.

В коридоре послышался знакомый цокот. Катя почти почувствовала, как серая двупалая рука легла на ручку двери – но почему-то не толкнула.

Дракон растаял, и Ростислав рухнул в траву. Порыв ветра сорвал с него пламя.

Внезапно поняв, что она насквозь мокрая от пота, Катя увидела, что со стороны общежития к полигону со всех ног мчатся Светлана Валерьевна, Олег и Егор. Дарина спрыгнула с подоконника и потянула ее за руку.

Когда они спустились на первый этаж, то Катя увидела, что Ростислав жив и здоров. Он стоял возле будочки вахтера, жадно пил воду, и его бледное до синевы лицо было похоже на восковую маску. Растрепанные светлые волосы ершились грязными сосульками, словно заношенный парик. Вахтер держал в руках графин, Светлана Валерьевна с пиджаком Ростислава в руках смотрела встревоженно, и Катя видела, что она хочет дотронуться до Ростислава, но отдергивает руку. Егор и Олег держались так, чтобы подхватить его, если он упадет.

Как он вообще держался на ногах после того, что было на полигоне?

– Еще водички, Ростислав Сергеич? – спросил вахтер, показывая графин. – А то, может, корвалолу накапаю? Ну вы и горели…

Ростислав отрицательно покачал головой, отдал стакан и негнущимися пальцами полез в карман брюк, но никак не мог в него попасть. Светлана Валерьевна протянула ему смартфон.

– А вот все эти молнии, дракон до неба… А если их увидят? – спросила Катя. Они с Дариной остались на лестнице, стараясь держаться так, чтобы их не заметили. Катя и сама не знала, почему так было, но понимала, что это правильно.

– Не увидят, – Дарина улыбнулась и махнула рукой. – Колледж полностью изолирован, нашу магию никто не видит и не чувствует. А то бы уже побежали с вилами… в честь классовой ненависти.

– А вообще люди знают, что здесь колледж? – поинтересовалась Катя.

– Да. Закрытое частное учебное заведение.

Плечо Ростислава снова начало дымиться. Егор проворно похлопал по нему, сбивая серую дымную струйку, заметил девушек и улыбнулся. Дарина улыбнулась в ответ и толкнула Катю в бок.

– Рос, не надо так, – глухим, совершенно безжизненным голосом проговорила Светлана Валерьевна, и Катя удивленно увидела, что ее знобит от страха за Ростислава. – Никакие деньги этого не стоят, никакая власть.

– Двухкомнатная квартира в элитной столичной высотке, – равнодушно ответил Ростислав, показав ей экран смартфона. Катя увидела открытое банковское приложение. – Карский ее продал, чтобы я подогнал ему губернаторское кресло под задницу. Неплохо, правда?

– Рос, – упрямо повторила Светлана. Катя поняла, что она влюблена по уши, так, как может влюбиться только тургеневская девушка, воспитанная на романах. И ее любовь не взаимна. Ростислав видит в ней только надоедливую коллегу, которой страшно хочется замуж. – Так нельзя, понимаешь? Да ни за какие деньги…

– Света, – медленно произнес Ростислав, сдерживая гнев. – А на что жить? На мою пенсию по инвалидности?

На щеках Светланы вспыхнули мазки румянца. Катя удивленно перевела взгляд с Ростислава на Дарину.

– Он инвалид? – шепотом спросила она. Дарина кивнула.

– Когда в нем пробудилась магия, он вспыхнул и сжег свою школу, – тоже шепотом ответила она. – Много ребят погибло. Он пять лет в психбольнице провел.

– Тебе жить, что ли, не на что? – воскликнула Светлана, схватившись за лоб. – Ты понимаешь, что однажды это тебя убьет? Рос, да опомнись ты! Тебе ведь не жить хочется, а воевать!

Ростислав не успел ответить – в будочке зазвякал телефон. Вахтер снял трубку, побледнел и вытянулся так, словно ему в затылок забили гвоздь. Серые губы под ниточкой усов затряслись.

– Д-да! – воскликнул он нервным звонким голосом. – Да, он здесь! Да, Илья Владимирович! Да, сейчас!

Катя шлепнулась на ступеньку, отбила зад, но боль скрылась за ужасом и паникой. Выгоцкий в колледже, его гнилые гончие наверняка вместе с ним, и бежать уже некуда! Вахтер положил трубку, пошатываясь, вышел из будочки и пролепетал:

– Ростислав Сергеевич… там Илья Владимирович в ректорате. Срочно требует вас… и новенькую.

Светлана нервно поднесла пальцы к губам, пытаясь удержать то ли молитву, то ли проклятие. Ростислав обернулся к лестнице, и в его взгляде Катя увидела огненную тьму.

Дракон раскрывал крылья и извергал пламя.

Она поднялась, не чувствуя под собой ступеней. Ростислав взбежал по лестнице, схватил Катю за запястье и потащил с собой на третий этаж, в сторону преподавательских комнат.

– Ростислав Сергеевич… – растерянно прошептал вахтер. – Ректорат же не там..!

***

Когда Ростислав втащил Катю в одну из темных комнат в конце коридора, то от страха и шума крови в ушах она почти перестала дышать. «Король здесь, король пришел за ней», – пульсировала в голове одна-единственная мысль, и перед глазами все плавало посеревшее лицо вахтера, с которым заговорила смерть.

Король здесь. И гончие здесь. И он отомстит Кате за побег. Он ничего не забывает и ничего не прощает.

Неужели она думала, что появится в колледже, и все закончится, и все будет хорошо? Дура, какая же она дура!

К лицу что-то прикоснулось, Катя вздрогнула всем телом и дернулась в сторону – и только потом поняла, что это Ростислав дотронулся до ее щеки.

Она не видела его во мраке – просто вдруг почувствовала, что она не одна. И Кате сделалось легче. Пусть немного, но легче. Невидимые пальцы, которые сжимали ее горло, разжались.

– Кать, – услышала она. Ростислав говорил едва слышно. – Кать, ты жить хочешь?

Это было сказано таким тоном, что Катя поняла: ее жизнь подвешена над пропастью на тоненькой ниточке. Щелчок ножниц в королевской руке – и она рухнет вниз, в беспросветную тьму, которая не знает о том, что есть свет. И в этой тьме нет ничего, кроме пастей гнилых гончих, рвущих ее тело, и это будет продолжаться вечно.

А потом ее стало знобить. Катя и сама не поняла, как это вдруг они оказались совсем рядом, как она схватила Ростислава за плечи и уткнулась лицом в воротник рубашки, пахнущий дымом, кровью и смертью.

Еще немного – и она задохнется. И все закончится.

– Ты идеальный фамильяр, Кать, – услышала Катя. – Ты нужна Выгоцкому, чтобы усилить его. Поэтому он и пришел за тобой… Будешь с ним – и он все подомнет под себя, с такой-то батарейкой. Людей, магов… весь мир. И тогда штрих-коды и гнилые гончие будут нам за счастье.

Ростислав обнял ее – Катя чувствовала, что его тоже знобит. Что ему тоже страшно.

– А я? – прошептала она куда-то в горячую кожу, в пульсирующую жилку, во тьму. – А что будет со мной?

– Он тебя изувечит. Сделает из тебя кое-что намного гаже гнилых гончих. И с остальными тоже церемониться не станет. Ему, видишь ли, нужны рабы. Послушные и молчаливые.

Ужас стал таким, что Катю чуть не вырвало. Она отстранилась от Ростислава. Жесткие ледяные пальцы подцепили ее подбородок, и Ростислав сказал – Катя чувствовала, что он сейчас смотрит ей в глаза:

– Я могу тебя запечатлеть. Ты будешь моим личным фамильяром, Выгоцкий уже ничего не сможет с этим сделать.

Кате показалось, что в комнате стало светлее. Она уже видела очертания мебели, туманный мазок зеркала на стене, серое окно… Там, снаружи, по-прежнему шел дождь, и Выгоцкий пока не мог к ним прорваться.

– И он оставит нас в покое? – Катя не поняла, откуда взялось это «нас».

– До конца – не оставит. Но запечатление – это абсолютный магический контракт, его не разорвать. Он тебя уже не заберет. И не навредит, я ему не позволю. А потом… – на мгновение Ростислав словно онемел, но потом совладал с собой, хоть слова и причиняли ему боль. – Потом мы с тобой свалим его, Кать. Чтобы не было ни штрих-кодов, ни гнилых гончих, ни прочей дряни.

– Я согласна, – выдохнула Катя. Зеркальная гладь пошла волнами, кто-то шел сюда и не мог пройти. – Помоги мне.

По комнате прошел ветер. Что-то толкнулось в зеркало изнутри, и рама налилась тревожным золотым светом. Защита пока еще работала, у Кати и Ростислава еще было время. Очень мало – но было.

Катю накрыло тишиной – такой глубокой и густой, что Катя испугалась, что оглохла. Ростислав взял ее за запястье, прикосновение отдалось ударом тока, и сердце на мгновение остановилось.

Сквозь тьму засверкали проблесковые огни. Полиция, скорая помощь, машины на дороге, смятые фантики. Катя лежала в мешке для трупов – сломанная марионетка, изувеченная, никому не нужная.

– Я, Ростислав Белецкий, запечатляю Екатерину Кравцову своим фамильяром. Клянусь защищать ее, пока жив.

Чья-то рука выплыла из темноты, дотронулась до воскового лба Кати. Провела пальцами, вычерчивая какой-то знак.

– Я, Екатерина Кравцова, – Катя готова была поклясться, что не говорила этого. Невидимая властная сила овладела ее языком, губами, глоткой, невидимая сила говорила за нее, – запечатляюсь фамильяром по доброй воле.

Боль в запястье была такой, словно Катя окунула руку в кипяток. Растаяло тело в мешке для трупов, утекли прочь полицейские машины – Катя вновь была в комнате, и ее запястье оплетала сверкающая алая лента. Такая же тянулась к руке Ростислава, и Катя поняла, что лента живая, что она сейчас проникает в их руки, втекает под кожу, неразрывно сшивая двоих в одно существо.

Потом боль стала такой, что Катя потеряла сознание – и очнулась, когда прямо над ней спросили:

– Гуревич, и давно ваши преподаватели спят со студентками, пока я их зову?

Катя открыла глаза. Прямо над ней, бесконечно высоко плавало лицо Выгоцкого – грубо слепленная маска ярости.

Катя встрепенулась: поняла, что в это время лежала головой на коленях сидящего на диванчике Ростислава, что в ярко освещенной комнате полно народу, что за спиной короля стоят гнилые гончие в человеческом обличье – и все они смотрят на нее и на Ростислава.

– Это запечатление, Илья Владимирович, – негромко сказал седой мужчина с лицом, похожим на потрескавшуюся деревянную маску. Казалось, ему больно было говорить в присутствии короля. – Теперь они мастер и фамильяр.

Катя села, беспомощно обернулась на Ростислава – тот медленно поднялся с дивана, и в его лице светло пульсировало торжество победы. И Выгоцкий наткнулся на бешеный взгляд, на сумасшедшую улыбку, на вскинутую руку, на запястье которой угасала алая нить.

Так они стояли, смотрели друг на друга, и в комнате стало тихо-тихо.

– Значит, мастер и фамильяр, – наконец, проговорил Выгоцкий. На Катю он не смотрел, она знала, что умрет сразу же, как только он переведет на нее взгляд. – Успели.

– Успели! – весело ответил Ростислав. Сейчас Катя чувствовала, что он едва держится на ногах и вот-вот упадет. И тогда король победит. – Вы что-то хотели, Илья Владимирович?

Выгоцкий шагнул к нему, встал вплотную. Катя видела правую руку короля – из обычной холеной мужской руки она медленно превращалась в трехпалую птичью лапу – черную, наполовину сгнившую, с выступающими из-под кожи костями.

Повеяло душным сладковатым запахом смерти. Катя почти увидела сверкающий металл стола для вскрытия, ледяной свет ламп, дорогу, которая закончилась и уже не начнется.

Улыбка распорола лицо короля, словно рана. Он поднял руку, скользнул когтем по скуле Ростислава и, обхватив его за плечи почти любовным жестом, медленно провел языком по царапине, слизнув выступившую кровь.

Катя зажала рот ладонью – от Выгоцкого повеяло смертью, раскрытой могилой. Он был… Катя понятия не имела, кем он был, откуда выполз в мир и что хотел, кроме власти – но Ростислав выхватил ее из этих лап.

– Дурак, – услышала она. – Учи теперь.

Выгоцкий выпустил Ростислава и быстрым шагом двинулся к двери – свита потянулась за ним.

Ростислав прошептал что-то неразборчивое и рухнул на пол.

***

На провинциальный город надвигалась гроза. Ветер завивал пылевые смерчики по асфальту, в окнах домов загорался свет. Тьма укутывала улицы и загоняла людей по квартирам.

Девушка в синем платье шла по дорожке мимо пятиэтажного дома. Ее с веселым гиканьем обогнала стайка мальчишек, чеканя мяч – дети с гомоном вбежали в подъезд, их крики звонким эхом отлетали от стен.

Они были последними, кто видел девушку живой.

Когда пропищало входящее сообщение, она остановилась, сунула руку в сумочку и вдруг подняла голову и посмотрела вперед, словно ее окликнули.

А потом все кончилось.

Утром у капитана Вадима Слепнева было достаточно информации, чтобы поехать за город, в частный колледж социальных инноваций.

Настроение было дрянным, он этого и не скрывал. Территория колледжа была окружена забором, не в меру борзый и шустрый охранник внимательно изучил удостоверение Вадима, чуть ли не на зуб попробовал, но пропускать отказался. Зато позвонил в ректорат, и через несколько минут к Вадиму вышли.

Борис Аркадьевич Гуревич, немолодой, но очень деятельный ректор, пожал Вадиму руку и заверил, что готов оказать любую помощь господину капитану. Мысленно ухмыльнувшись и вспомнив любимую присказку начальства «Капитан, капитан, никогда ты не будешь майором», Вадим подался за Гуревичем.

Суки. Суки и твари. Он отсюда видел, что дело безнадежное – на такие его всегда и бросали. Впрочем, что теперь на зеркало пенять, он когда-то сам попросил работу побольше и посложнее, чтобы не появляться дома, чтобы не думать и не вспоминать.

Так меньше болело. Так было пусть самую малость, но легче. В его положении – уже что-то.

А конкретно это убийство было еще и каким-то гнилым. Неправильным. От него так и веяло мутью.

– А ребята ваши, кто они? – поинтересовался Вадим. Утро было солнечным, и картинка, что открылась перед ним, была яркой, как кино. В большом просторном дворе перед колледжем и общежитием кипела жизнь – настоящая, светлая, такая, которой никогда не было и не могло быть у Вадима. Группа студентов делала зарядку, кто-то перебрасывался мячом, кто-то сидел на газоне за импровизированным пикником. Двое парней, один тощий и длинный, второй низенький и круглый, рассматривали карту звездного неба – рядом с ними две девицы стояли со стаканчиками кофе.

Вадиму показалось, что он попал в дурацкую комедию про студентов.

– Наши ребята – бывшие воспитанники детских домов, – охотно ответил Гуревич. Дай ему волю, он бы рассказывал про колледж с утра до вечера, бывают на свете такие энтузиасты. – Сироты. Много жертв насилия и свидетелей насилия. Много детей с ограниченными возможностями здоровья. Почти у всех проблемы с адаптацией и общением. Мы окружаем их заботой, даем образование и возможность влиться в социум.

Мимо пробежали две студентки в спортивных костюмах. Вадим невольно засмотрелся. Все у них было на пятерочку, и спереди, и сзади, таких только в социум и вливать, и адаптировать всесторонне. Гуревич негромко кашлянул в кулак.

– Н-да… – опомнился Вадим. – А обучение кто оплачивает?

– Илья Владимирович Выгоцкий, – с нескрываемым уважением ответил Гуревич. – Тот самый.

Вадим понимающе кивнул. Олигарх деньги моет на дурачках, что тут непонятного? А вот и преподаватели на скамейке – жируха в тесном платье, блондинка серая мышь, и учитель информатики, судя по ссутуленной спине и лохматым белым патлам. Но бабы, впрочем, так к нему и липли с двух сторон.

На бесптичье и задница соловей, как говорил майор Евланский. В полицейских кулуарах его фамилию произносили исключительно матерно.

– Выход за территорию запрещен, – продолжал Гуревич. – Так что вряд ли кто-то из студентов может быть вашим свидетелем. Говорите, убита?

Вадим кивнул. Расстегнув папку, он вынул фотографию и протянул Гуревичу – ректор посмотрел и нахмурился. Девицу он узнал, это точно.

– Да. Анастасия Лавроненкова, девятнадцать лет. Перелом шейных позвонков. Шею ей свернули, проще говоря.

Он ожидал, что ректор хотя бы поморщится, но Гуревич лишь неопределенно пожал плечами.

– Никто из наших ребят не покидал территорию колледжа, – ответил он и спросил: – А почему вы вообще решили у нас поспрашивать?

«Хитрый хмырь», – подумал Вадим.

– Выяснили, что у нее был романчик с одним из ваших студентов, – сказал он. – Максим Богатов. А в случае насильственной смерти таких опрашиваем первыми. Как он, кстати, умудрился романы крутить, если за территорию выходить нельзя?

– Так Максим выпустился весной, – ответил Гуревич. – Насколько я знаю, уехал в Велецк. А как умудрился… Каникулы, когда ребята уезжают к семьям, у кого они есть. Интернет, опять же. Ну и желание, это самое главное. Я, кажется, видел эту девушку. У Максима были фотографии с ней в соцсети.

Да уж, все по-простому, по-семейному, ректор смотрит студенческие снимки. Блондинка о чем-то спросила сутулого, тот пробормотал неразборчиво, и жируха подала голос:

– Ростислав Сергеич, ты-то что не в духе? Денег мало?

Сутулый обернулся, мелькнул горбоносый профиль, и Вадима будто бы кипятком обожгло. Это же Рос! Он прищурился, всмотрелся – точно, Рос Белецкий. Пусть и изменился, конечно, сильно, но это был он.

Вадиму одновременно стало весело и грустно.

– Даже так… – задумчиво проговорил Вадим. – А он адрес не оставил?

– Это вам уже в учебную часть, – улыбнулся Гуревич. – Главный корпус, второй этаж, налево.

…Вадиму казалось, что в горло сунули раскаленную терку и возили ею по мякоти. Ни дышать, ни глотать, ни говорить. Он сидел, укутавшись в одеяло, старенький телевизор перебирал кадры какого-то фильма, и даже то, что он пропускал контрольную по алгебре, его не радовало.

Мать сделала чаю в термосе, сказала, что суп в холодильнике, и убежала на работу. Вадим оставался дома один, мог делать все, что захотел бы, но от этого почему-то становилось тоскливо. Именно сегодня Вадиму не хотелось быть одному.

Он и сам не знал, почему его охватывала такая тоска. Серая, взрослая.

Рос прибежал к нему перед школой – веселый, как всегда, растрепанный, как всегда. От его улыбки Вадиму стало спокойно и легко, даже терка в горле унялась.

– Вот! – Рос сунул ему в руку полиэтиленовый кулек, и Вадим увидел в нем два апельсина, жвачку и шоколадный батончик. – На, давай, поправляйся!

– Офигенно, братан, спасибо! – просипел он. Их семьи жили, конечно, не как последние нищеброды, но очень близко к этому. Апельсины, и тем более жвачка и батончик, были настоящим сокровищем, и то, что Рос их приволок, тронуло Вадима чуть ли не до слез. Он спросил, пытаясь скрыть свое смущение: – На алгебру пойдешь?

– Да, пойду, – улыбнулся Рос и хлопнул его по плечу. – Давай, не ной, я потом еще зайду.

И он ссыпался по лестнице бегом, и его улыбка была такой же, как и всегда. А потом, когда по расписанию как раз должна была быть контрольная, над дворами раскатился грохот взрыва, и Вадим, с ужасом прильнувший к окну, увидел, как в том месте, где была их школа, с торжественной величавостью поднимается столб огня и дыма…

Вадим подошел к скамье. Жируха и блондинка воззрились на него с одинаковым любопытством, Рос сидел, уткнувшись в смартфон.

– Рос? – окликнул Вадим, вдруг испугавшись, что ошибся. – Ростислав Белецкий? Ты, что ли?

Потом он больше не видел Роса. Потом была вся полиция и службы спасения региона на месте взрыва в школе, вой сирен, десятки гробов, черная пелена горя, окутавшая город. А Рос выжил, несмотря на то, что был в эпицентре взрыва, и мать потом говорила, прижимая носовой платок к глазам, что его увезли в клинику.

«Мой лучший друг в психушке», – думал Вадим. Обертка от конфеты долго лежала в «Трех мушкетерах», а потом куда-то подевалась.

Все потом куда-то подевалось.

– Я, – Рос поднялся с лавочки, протянул ему руку. – Привет, Вадим.

– Ну ты вымахал, черт такой! – рассмеялся Вадим, пожал сухую твердую ладонь, похлопал его по плечам. Если друг его детства был сумасшедшим, то сейчас это было незаметно. Обычный человек, очень холеный, очень приличный. Человек, от которого пахло огромными деньгами, просто неприлично огромными. – Как ты здесь вообще?

– Преподаю, – улыбнулся Рос. – Как сам?

Вадим махнул рукой. Не будешь же сейчас рассказывать обо всех неприятностях тому, которого ты в последний раз видел в девяносто третьем, пусть даже когда-то это был твой лучший друг. Мимо прошли студентки, поздоровались; Рос небрежно кивнул им.

– Да знаешь… дел много, толку мало. Девочку вот убили у нас в поселке, работаю. Жена мозги ест. Как ты, как здоровье? Женат?

Ростислав покосился в сторону блондинки, и Вадим заметил, что вот так, не со спины, она очень даже ничего.

– Да, есть тут у меня… птичка-мозгоклюйка.

– Ого… Ну а так, как ты в целом? Выздоровел? – спросил он, не зная, в общем-то, как спрашивать. Вадим и сам знал, каким непередаваемым хамом его сделала работа, но сейчас ему сделалось неловко.

Они ведь были друзьями с раннего детства, с первого дня в детском саду, когда обнялись и заревели, понимая, что мамы ушли. И память об этой дружбе, не называемая словами, держала Вадима, когда ему хотелось упасть и не подняться.

– Да, – сдержанно кивнул Ростислав. – Все хорошо. Ладно, мне пора, удачи.

Вадим махнул ему рукой. Пустота в груди слева дрогнула и стала еще глубже и холоднее.

***

Когда Вадим закончил разговор с Евланским, рассказав, что сейчас едет в Велецк, и вошел в квартиру, то наткнулся на тяжелый запах гари. Воняло – аж слезу выбило.

Из комнаты был виден экран телевизора с очередным дурацким сериалом. Таня запускала их фоном, чтобы в неуютной однушке был хоть какой-то намек на то, что тут живут люди. Вадим быстро прошел на унылую кухню и увидел, что сковороды поднимается дым.

Таня жарила картошку и забыла о ней. Иногда все было почти хорошо, а иногда Вадим сажал ее за стол и кормил с ложки. Таня забывала поесть и смотрела на Вадима так, словно хотела увидеть, как он умирает.

Он негромко выругался, выключил конфорку и, открыв окно, замахал полотенцем, выгоняя чад. Ощущение петли на шее стало таким реальным, что Вадим даже дотронулся до кадыка.

– Тань, Таня! – окликнул он, прекрасно понимая, что жена ему не ответит. – Ну что горит-то все опять, а?

Он заглянул в комнату – Татьяна лежала на диване спиной к экрану. Если бы не телефон в руках и палец, которым она листала фотографии, ее можно было бы перепутать с куклой. Большой сломанной куклой.

– Ну что ты все в телефоне… – произнес Вадим, отчаянно чувствуя свою полную беспомощность и неспособность хоть что-то изменить. Вспомнился колледж – яркая картинка, жизнь, устремленная в будущее. А у них этого будущего не было. Ничего у них больше не было, и он один был в этом виноват.

Не догонишь. Не исправишь. Так и будет гнить под слоями сочувствий, сожалений, проклятий.

Так душа и сгниет.

– Я сейчас переоденусь и в Велецк, – сказал Вадим, нырнул в шкаф и вынул свежую футболку. – Буду поздно, надо паренька допросить. Пока то да се…

– Ага, вали, – голос Татьяны был безжизненным и холодным, так могла бы говорить пустота. – Ты когда гардину повесишь?

Не нужна была ей эта гардина – она говорила просто ради того, чтобы почувствовать себя живой.

– Да повешу я, что… Тань, прикинь, а я Роса Белецкого встретил, – сказал Вадим. Воспоминание о друге согрело его, пробилось сквозь серый туман безвременья. – Сейчас ездил в колледж, он там препод.

– Еще один алкаш в друзьях? – равнодушно осведомилась Татьяна. Ей было все равно. Вадим мог бы привести сюда всю пьянь с района, усадить за стол и надраться в лоскуты – она бы и не шевельнулась.

– Да ну ладно тебе, что ты. Мы с ним на одной лестнице жили. Он хороший, Рос… Болел только.

Вадим перевел взгляд на фотографию на комоде: он, Татьяна, Паша – отмечали день рождения, три года, и Вадим тогда сгреб в охапку тех двоих, которых любил больше жизни, и теперь эти трое казались ему незнакомцами.

Где они? Как их вернешь?

– Ладно, я поехал, – сказал он. – Может, тебе привезти что-нибудь?

– Сына мне привези, – отрывисто бросила Татьяна, не глядя в его сторону, и у Вадима почернело в глазах.

Он вышел в подъезд и некоторое время стоял, сжимая и разжимая кулак. Да, Татьяне можно было горевать, она мать. Ну а он-то? Разве он никого не потерял? Разве у него все было хорошо?

«А как же я? – подумал Вадим, запрокинув голову к грязному потолку, словно в очередной раз в неизбывном отчаянии своего горя пытался докричаться до кого-то, кто смог бы ему ответить. – Как же я?»

Он ударил кулаком по стене и побежал вниз по лестнице – быстрее, быстрее, не оглядываясь.

Глава 4

Собирая вещи Кати, Ростислав не забыл положить в сумку белую блузку; Катя расправила ее на вешалке и с каким-то странным чувством, что скользнуло по позвоночнику горячей каплей, подумала: к моим вещам прикасался чужой человек. Он проник в мою жизнь дальше, чем следовало.

Они теперь мастер и фамильяр. Два мага, соединенных в единую цепь.

Куда уж дальше-то проникать.

– Кать, слушай, – Дарина оторвалась от щипчиков, зеркальца и густых бровей, которые она приводила в порядок, и поинтересовалась: – А ты мне завтра свои джинсы не дашь?

– Да без проблем, – ответила Катя и, вынув джинсы с полки, положила их на кровать Дарины и спросила: – А ты мне тетрадки за прошлый курс отдашь?

Дарина расхохоталась так, что чуть было не выронила щипчики.

– Ай, хитрая какая! Правильно, так тут и надо. Отдам, конечно, не вопрос.

С улицы доносился звон гитары и песня: студенты отмечали последний день каникул, веселились, хохотали.

– Слушай, а вот эта Светлана Валерьевна… – поинтересовалась Катя. – Она Ростиславу Сергеевичу кто, девушка?

Дарина снова расхохоталась и ойкнула от выдернутого волоска.

– Не девушка. Но очень хочет. Прямо так и прыгает. Ну да ты сама вчера все видела.

Катя понимающе кивнула. О том, что они с Ростиславом стали мастером и фамильяром, все обитатели колледжа узнали через несколько минут после отбытия короля. Когда Катя и Ростислав шли по коридору к лестнице, на них сбежалась посмотреть толпа народу – Катя не запомнила ни одного лица, лишь выцепила взгляд Светланы Валерьевны: какой-то детский, обиженный.

Катя хотела сказать ей, что попала сюда не для того, чтобы крутить романы с куратором. Но Светлана Валерьевна не стала бы ее слушать. В таких ситуациях человек слушает и слышит только себя.

– А он? – спросила Катя. Пусть она не собирается заводить с Ростиславом какие-то отношения, кроме рабочих, но ей нужно знать расстановку сил.

Дарина оценивающе посмотрела в зеркало и с крайне довольным видом убрала щипчики.

– А он такой холодный, как айсберг в океане… – пропела она и осведомилась: – Ты с какой целью интересуешься?

– Да так, – неожиданно смутившись, ответила Катя. Словно ее застали за чем-то очень неправильным и грязным! – Так, просто…

– Ты лучше особо не интересуйся, – посоветовала Дарина. – Света и так тебя по пересдачам загоняет после вчерашнего. У нас в прошлом году выпустилась Алиска, суккубина. Знаешь, кто такие суккубины?

Катя неопределенно пожала плечами. Откуда бы?

– В общем, ей надо, – с выразительным взглядом объяснила Дарина. – Она не шлюха, нет, просто особенность организма, что там прямо горит все. И вот Рос Алиску даже пальцем не тронул, я не говорю про что другое. А Свете что-то вступило в голову, и она Алиску затравила. Госэкзамен еле-еле сдала.

В дверь постучали, и Катю окатило холодом, когда она подумала, что это может быть Ростислав. Но в комнату заглянул Егор, широко улыбнулся и сказал:

– Девчата, привет! Вы как насчет посидеть, отметить? Олег еще будет.

– Мы очень даже за! – воскликнула Дарина, бросив быстрый взгляд на Катю, и добавила: – Особенно если ты угощаешь.

– Не вопрос, я как раз захватил и сухого, и полусладкого, – с готовностью ответил Егор и распорядился: – Берите какую-нибудь одежду с рукавом, пойдем на нашу полянку.

Выйдя в коридор, вся компания первым делом наткнулась на Ростислава – он с угрюмым видом листал какую-то папку, и Катю вдруг встряхнуло: на мгновение она остро, почти до обморока, ощутила все его чувства. Усталость, досада, постоянная борьба и яд соблазна – все, что травило, все, что жгло его душу, рухнуло на Катю, смяло ее и выбросило прочь.

Она обрадовалась тому, что это длилось так недолго – будь иначе, Катя бы точно не удержалась на ногах.

Егор сразу же вытянулся по струнке, и по дурашливой улыбке, заплясавшей у него по лицу, было ясно, что он что-то затеял. Не глядя на него, Ростислав равнодушно осведомился:

– Москвин, я тебе что говорил? Помойку в комнате…

– Не разводить! – лихо откликнулся Егор. «Лихой и придурковатый», – подумала Катя, Дарина не сдержалась и хихикнула.

– Бордель в комнате… – спросил Ростислав, не отрываясь от своей папки.

– Не устраивать!

– В лес за оранжереями…

– Ни ногой, – хмуро отозвался Егор и заныл: – Ну Ростислав Сергеевич!

– Вот и все, – ответил Ростислав тем тоном, услышав который, никто не решается с ним спорить. – Москвин, Волянчак – кругом марш.

Егор и Дарина хмуро развернулись и пошли обратно в комнату. Катя потянулась было за ними, но Ростислав придержал ее за локоть:

– Кравцова, стоять. Я с тобой вчера не договорил.

Дарина обернулась, одарила Катю очень выразительным взглядом, словно хотела сказать, что именно этого они и ожидали. Должно быть, фамильяр не принадлежит себе. Он делает то, что от него потребует мастер – и тогда, когда мастер сочтет нужным.

Хлопнула дверь в комнату, и возле лица Кати вдруг проплыла огненная рыбка, заплескалась в невидимой воде, забила хвостом, рассыпая пестрые искры. Это было настолько красиво и трогательно, что Катя ойкнула и невольно улыбнулась.

Она успела убедиться, что мир магии гадок и грязен. Но и в нем было красивое, доброе и чистое. В нем было то, что Кате хотелось удержать.

– Это тебе от молодого человека привет, – усмехнулся Ростислав. – Нравишься ты ему. Ну-ка, посмотри на меня.

Катя послушно посмотрела ему в глаза, и мир дрогнул. Потекли прочь звуки и краски, все сделалось черно-белым, глухим, неживым. Последний день лета, который пах сладкими яблоками и опавшей листвой, рухнул в январь – ледяной, мертвый, страшный. Катя ощутила прикосновение снежинок к лицу, рот наполнился густым соком старых ягод, и ее повело в сторону.

Ростислав подхватил Катю под локти, не давая упасть. Зима ушла – вокруг сгустилась тьма, озаренная красно-синими огнями, и Катя услышала далекий голос: ну и разметало! Я даже не вижу, какая это модель…

– Какая? – негромко спросил Ростислав, и Катя так же тихо откликнулась:

– Рейндж Ровер. Папа так его любил…

– И ты умерла там. Вместе с родителями, – в голосе Ростислава звенела тоска. Далеко-далеко кто-то перебирал льдинки, и Катя вдруг вспомнила: это только глупцы собирают слова «любовь» и «вечность». Умные люди собирают только одно слово – «власть».

Отец всегда так говорил.

– Нет, – прошептала Катя, силясь стряхнуть с себя давящее морозное оцепенение. Не получалось. – Я очнулась в мешке для трупов.

По коридору бойко простучали каблучки, и тьма рассеялась. Мир снова стал цветным, летним, пахнущим зелеными яблоками, и Катя почти шарахнулась от Ростислава. Светлана Валерьевна шла походкой королевы – с гордо выпрямленной спиной и вскинутым подбородком. Картину слегка портила лишь стопка книг, журналов и тетрадей в ее руках – обычно рядом с такими дамами бегают верные пажи, которые и тащат их поклажу. Подойдя к двери в свою комнату, Светлана Валерьевна попробовала вытащить ключ из кармана слишком туго сидящих на ней джинсов и попросила нарочито официальным тоном:

– Рос, помоги, пожалуйста.

Катя поежилась, невольно обхватила ладонями плечи. В коридор откуда-то ворвался зимний ветер, зазвенел ледяными колокольцами, ударил по глазам горстью снега. Ростислав подошел и, демонстративно не глядя на Светлану, толкнул дверь плечом – как и все двери в общежитии, она открывалась внутрь.

– Не заперто, Светлана Валерьевна.

Светлана вошла в комнату и грохнула дверью так, что Катя подпрыгнула. Ростислав перевел взгляд на Катю, и она невольно сделала шаг назад. А потом оцепенение, охватившее ее, вдруг растаяло – и Катя бегом бросилась в свою комнату, боясь, что Ростислав успеет ухватить ее за руку и удержать.

Но он не удержал.

***

По долгу службы Вадим побывал в самых разных местах, и общежитие на окраине Велецка не смогло его впечатлить. Обгоняя марширующий отряд тараканов, Вадим заметил цепочку засохших кровавых капель на ступенях, убегавшую к одной из дверей – ее выбивали не раз и не два. В полной пепельнице на подоконнике лежал использованный шприц, рядом чистила мордочку крыса – поймала взгляд Вадима и даже не попыталась сбежать. В воздухе кружил аромат немытых тел, дешевой выпивки и безнадеги.

Вадим подумал, что это не его заботы. Раз в неделю сюда приходит участковый с компанией для проверки кодов, вот пусть заодно и разберется, от кого тут смердит дезоморфином и проблемами. Он пробрался мимо двух размалеванных бабищ в халатах и с сигаретами, нырнул под натянутой веревкой с бельем и постучал в дверь.

Откуда-то снизу послышался грохот и ревущая ругань – кого-то приложили об стену. В местах, вроде этого, такие концерты входят в квартплату, вон, бабищи и бровью не повели. Привыкли.

В общем-то, где еще жить этому Максиму? Выходцы из детских домов не обустраивают личные таунхаусы. Есть крыша над головой, не пропадет. А если есть голова, а не жбан с дерьмом, то он быстро отсюда съедет.

На стук в коридор высунулся долговязый тощий парень в круглых очках – такого роста, что невольно взглянул на Вадима сверху вниз. Вадим устало посмотрел сквозь него, и парень стушевался и вроде бы сделался ниже.

– Капитан Слепнев, Вадим Андреевич, – Вадим махнул перед долговязым документами и осведомился: – Вы Максим Богатов?

– Д-да, – испуганно закивал парень. – А-а что?

«Трусло, – подумал Вадим, оттесняя его в комнату. – Еще и заикается. Как он тут вообще живет, его ж должны драть через два дня на третий».

– Расследую дело об убийстве Анастасии Лавроненковой, – произнес он, осматриваясь. Вопреки его ожиданиям, комната выглядела достаточно прилично. Мебель была старой, но не убогой и не сломанной, было видно, что за ней ухаживают. В углу гудел отпугиватель насекомых, на столе стоял недешевый ноутбук. – Знакомы?

Максим наткнулся на диван, застеленный клетчатым пледом, комично упал на него и уставился на Вадима с неописуемым ужасом.

– Д-да, знакомы, она моя девушка… ну то есть, была моя девушка, мы весной расстались… Я как раз колледж закончил, хотел в Велецк ехать, а она сказала: ну и вали…

Да, Лавроненкова была девицей из приличной по дербеневским меркам семьи. А с такой мордашкой и сиськами она наверняка рассчитывала не на общагу с «крокодиловыми» наркоманами, а на Канары и Мальдивы.

– А что так нервничаем? – осведомился Вадим, небрежно подцепив обложку тетради на тумбочке. Практикум по английскому языку.

– Н-ничего… – ответил Максим, продолжая таращить глаза на Вадима. – Подождите, как вы сказа… Настю убили?!

Долго же до тебя доходит, шпала.

– Убили. Где вы были вчера вечером?

– Да я тут и был, я не ходил никуда, – ответил Максим, беспомощно глядя по сторонам, и указал на стол с ноутбуком. На экране была открыта какая-то программа, Вадим увидел английский текст. – Вон, работу работал. Я переводчик, мне статьи надо по часам сдавать. Да сами посмотрите! А днем я ходил код обновлял. Тоже можете проверить.

Максим всхлипнул, снял очки и провел ладонями по глазам. Известие о смерти Лавроненковой сбило его с ног и размазало.

– Проверим, обязательно, – Вадим присел на корточки рядом с Вадимом, заглянул ему в лицо и спросил: – Любил ее? Вот честно – любил?

Максим кивнул. Ну еще бы он не любил, дербеневская Мэрилин Монро была единственным светлым пятном на грязной простыне его копеечной жизни.

– Расстроился, что она с тобой не поехала сюда клопов кормить?

Какое-то время Максим молчал, потом Вадим услышал едва различимое «Да». Еще немного – и можно брать переводчика за задницу и паковать в конвертик.

– Ну и шею ей свернул, да?

Максим вдруг отвел руку от лица и посмотрел на Вадима так, словно внезапно понял, о чем он говорил. «Да он там был», – подумал Вадим.

– Насте шею свернули? – глухим голосом без следа заикания спросил он.

Вадим расстегнул папку, вынул фотографию и помотал ею перед лицом Максима. Он с каким-то хмельным весельем понял, что сейчас ему хочется не узнать правду, а додавить парня. Единственная правда, которая была ему нужна, все равно не открылась бы.

Несколько секунд Максим всматривался в фотографию, и его губы беззвучно шевелились, словно он молился или кого-то проклинал. В следующий миг он вскочил с дивана и, оттолкнув Вадима, выбросился в распахнутое окно.

Бессвязно выругавшись, Вадим подбежал к окну и посмотрел вниз. Комната Максима была на восьмом этаже, мозгами, наверно, весь двор забрызгало. Но внизу дети лениво перебрасывались мячом, оживленно переругивались старухи на скамейке, пузан ковырялся под капотом старенькой «девятки».

Ни следа трупа.

– Что за хрень… – пробормотал Вадим. Голову наполнило звенящей болью, такой же, как в давний день в лесу, во рту сделалось горько. Он высунулся из окна, посмотрел вверх, вниз, по сторонам.

Куда он мог деться? Куда?

Вадим словно рухнул в прошлое – смотрел на стену дома и двор и видел перед собой сосны, тропинку, траву с одуряющим сладковатым запахом. В висках запульсировал тот же вопрос: куда он делся, где он? На мгновение подоконник скользнул в сторону, и Вадим опомнился, нырнул обратно в комнату.

«Папа, я тут! – зазвенел в ушах голос Паши. – Папа!»

Какая ведьма околдовала его сына? Стиснула щеки, заставив открыть рот, плеснула туда болотной воды – и забрала, забрала!

«Папа!»

Тоска накрыла – неизбывная, неутолимая. Выпустила зубы, вгрызлась в глотку. Вадима качнуло, но он удержался на ногах – достал телефон и выбрал номер Евланского.

– Это Слепнев, – произнес он, когда майор ответил. – Надо объявлять Богатова в розыск.

***

Дорога шла среди полей. Грязно-зеленый гребень леса тянулся справа, и Вадим то и дело смотрел туда, словно хотел что-то разглядеть в сплетении ветвей. Тучи висели низко, словно собирались разродиться дождем и никак не могли. Радио мурлыкало, периодически разражаясь шуршащим всплеском помех. На мгновение Вадиму показалось, что в высокой траве вдоль дороги двигается что-то туманное, растрепанное, приседающее на длинных тощих ногах.

– Да что ж такое… – Вадим хлопнул по рулю, отгоняя наваждение. В голове плескалась боль.

Куда мог деться Богатов, прыгнув вниз головой с восьмого этажа? Куда делся его сын? Чем больше Вадим об этом думал, тем сильнее ему казалось, что между двумя исчезновениями есть какая-то связь – паутинная растрепанная нить, протянутая между ветвями.

Заденешь – будет звон. Заденешь – запутаешься мухой, повиснешь иссохшим комочком.

Съехав на обочину, Вадим вышел, с грохотом захлопнул дверь и присел на капот. Долго пытался закурить, рассердился, не понимая, почему не получается, и только потом увидел, что огонек зажигалки лижет фильтр.

– Чтоб тебя… – взяв новую сигарету и наконец-то сделав несколько резких затяжек, Вадим нервно произнес: – Да что он, в воздухе растворился? Гарри Поттер, что ли?

«Растворился, – рассмеялась идущая по полям осень. – Как твой сын».

Вадим швырнул недокуренную сигарету на обочину, обернулся в сторону леса и окаменел.

Под деревьями, в густой тени стоял Паша.

Вадиму показалось, что под ним задрожала земля. Несколько мгновений он пытался убедить себя в том, что это может быть другой ребенок, что Паша пропал совсем в другом месте – но потом узнал красную футболку с драконом, он сам ее покупал.

Сердце забилось где-то в горле.

– Паша..? – хрипло прошептал Вадим и заорал: – Паша! Пашка!

Он бросился через поле к лесу, пробиваясь через высокую, уже сухую траву и выкрикивая имя сына. Травы загудели, запели соцветия пижмы, загремели коробочки белены – Вадим бежал, отчаянно понимая, что, несмотря на все его усилия, лес так и не становится ближе.

Он вяз в чем-то прозрачном и густом, как муха.

– Пашка! – прокричал Вадим, и мальчик под деревьями исчез. Только что он стоял там и махал Вадиму рукой, и вот уже его нет.

Наваждение растаяло. Вадим подбежал к деревьям: он видел и не видел темную кожу старой коры, ветви, что гладили его по плечам, хватая за рубашку. Паша был здесь только что, был, Вадим чувствовал его теплый детский запах, сладковатый, поднимавшейся от завитков волос на макушке.

– Пашка… – повторил он, поскользнулся на чем-то и упал под дерево.

В ветвях над ним послышался смех. Стукнула деревянная плошка, сухо загремели в ней яблочные косточки, абрикосовая камедь, сухие плоды шиповника. Зашелестели сухие крылышки кленовых семян, рот наполнило горечью.

Не догнать его. Уже не догнать. Вадим знал, что Паша умер – и гнал от себя эту мысль, еще надеялся, еще пытался верить, что однажды придет домой, а сын будет там.

Не будет. Все кончилось.

Вадим подтянул ноги к животу, закусил костяшку большого пальца и разрыдался.

Глава 5

Кабинет Гуревича – просторный, с дорогой светлой мебелью и большим зеркалом во всю стену всегда нравился Ростиславу. Ему было здесь спокойно и уютно с первого дня появления в колледже. Иногда ему казалось, что в зеркале он все еще видит тогдашнего себя – привычно испуганного, больного, серую тень человека, который постоянно сражается с драконом.

«Выпусти его, – однажды сказал Гуревич. – Просто выпусти своего дракона еще раз».

Ростислав тогда долго не решался. Запах горящих человеческих тел по-прежнему кипел у него в носу – и тогда Гуревич вывел его на полигон и просто ударил по лицу.

И дракон раскрыл крылья.

– Как ты вообще додумался до такого? Посвятить эту девочку, привязать к себе так, чтобы Выгоцкий не оторвал… – голос Гуревича прозвучал уже не в голове, а извне; Ростислав встрепенулся, выныривая из прошлого.