Читать онлайн Тетька. Уроки внеклассного воспитания бесплатно

Глава 1. Светлое прошлое.

Итак, если уж я решила рассказать вам эту историю, будет справедливо, если я начну ее с описания той страны, в которой она произошла.

Так совпало, что я родилась и выросла в самый лучший период для этой страны. Плод полностью созрел, но еще не подернулся гнилью. В далеком прошлом остались черные «воронки». С последней войны прошло больше двадцати лет. Достаточный срок, чтобы забыть о крови и боли, и не так много, чтобы не помнить, тех, кто принес победу на своих плечах.

Руины уже восстановлены, либо стерты с лица земли, как ненужное напоминание пережитой действительности. Вместо них черно-белые фильмы с отважными воинами, в отутюженных гимнастерках, поющие оперными голосами. Трогательные многосерийные баллады о мытарствах беспартийных душ, о кожаных комиссарах, трагически погибающих за счастье простых людей.

Бережно дав мне, подрасти и окрепнуть в своей благодарности советскому детству, страна иссякла, переводя меня на новую ступень моего развития – юность. Но полученный детский опыт, прочно укрепил в моем сознании идеи равенства и самоотверженного труда на благо общества.

В большинстве своем, в СССР жили простые и добрые люди. Они гордились своей страной. Искренне любили своих соседей. Прятали ключ от дома, под коврик на крыльце. Иногда и вовсе не запирали дверь. Праздновали День Победы всем селом. Не отрывались от телевизоров во время сеанса связи с космонавтами. Семьями рыдали над индийским кино в местном клубе.

В этой стране не было бродячих собак и брошенных кошек. Одноразовых стаканчиков, перчаток и масок. Все, что производилось в этой стране, делалось на века. Дети самостоятельно гуляли во дворах, как только уверенно вставали на ноги. На дорогах спокойно уживались трактор с запряженной лошадью повозкой, велосипед с мотоциклом, и играющая в футбол детвора.

В этой стране не было неравенства. Каждый социальный слой дислоцировался строго в своей нише, и ни в коем случае не пересекался, читать смешивался, с другим.

Поэтому для рабочих и крестьян и инженеров средней руки, правительство и кинозвезды существовали только в телевизоре с двумя программами.

Они отдыхали в отдельных санаториях, обслуживались в отдельных поликлиниках и покупали вещи в отдельных магазинах. Думаю, некоторым простым людям вообще не приходило в голову, что те, другие что-то едят и где-то живут, помимо голубых экранов.

В этой стране армия была надежной защитой от капиталистических врагов. Капиталисты представлялись исключительно с брюшком, золоченым пенсне и скверным характером. А как иначе? Они же наживались на рабском труде наших братьев.

А вот солдаты… солдатами были наши отцы, сыновья, братья и деды. Мы ими гордились. Они показали всему миру доблесть русских солдат, с победным знаменем пройдя по всей Европе.

В этой стране законы писали для простых людей. Богатые жили по своим, но мы же с ними не пересекались, вы помните? Ну а если что, то «рожденная революцией», возглавляемая «знатоками», обязательно найдет и справедливо осудит. Кстати, тюрьмы в этой стране были. Много тюрем. Но порядочному человеку, честно отрабатывающему свой долг перед Родиной, на это было абсолютно наплевать.

Его бесплатно лечили, учили, развлекали, давали жилье. В общем, простой рабочий человек чувствовал себя в этой стране совершенно счастливым. Средней зарплаты рабочего человека вполне хватало до получки. В магазинах кроме бухарской обсыпки по рубль двадцать и завтрака туриста, как правило, покупать было нечего.

Общепит, в основном, был представлен рабочими столовыми, с рыбными днями по четвергам и тринадцатикопеечными котлетами из панировочных сухарей. Рестораны, конечно, были, но только в городах и на железнодорожных вокзалах, с тройной наценкой.

Но рабочим путешествовать было некогда, да и не куда. Дети редко далеко уезжали от родителей, максимум, в районный центр, который, кстати, не всегда был городом, учится. И оставались там, если повезет жениться или выйти замуж.

Зато в каждом поселке было отделение почты, дом быта, поликлиника, книжный магазин и клуб. Села побогаче имели Дом Пионеров, Дом Культуры с одноименным парком и летнюю танцплощадку.

Знаете, описывая вам все эту маниловскую красоту, я вдруг поняла, как же я скучаю по этой простой, как греча с молоком, стране. И скорее всего, я вычеркну эти строчки из книги, но сей час хочу еще раз сказать всем: у нас было самое счастливое детство. Потому, что в этой стране одновременно ни чего не было и было все.

Я частенько слышу жалобы своих сверстников, что родителям некогда было заниматься нашим воспитанием, поэтому мы такие «неудачненькие» получились. Позвольте мне с этим не согласиться. Наши родители дали нам самое главное – свободу быть тем, кем мы родились.

Свободу невозможно воспитать, привить, к ней нельзя приучить, что само по себе является ограничением свободы. Ее можно только отобрать или доверить. На самом деле, за нами всегда оставалась свобода выбора: как учиться, что читать, с кем дружить и чем заниматься.

Это подводило нас к главному уроку – брать ответственность на себя за свой выбор. Мы учились рассчитывать только на собственные силы, не выставляя претензии стране и родителям, что нам чего-то недодали: пособия, внимания, образования или наследства.

Подумалось, может если бы мы от своих детей отстали, они бы были нам так же благодарны, как мы своим?

Ну да я отвлеклась. Вернемся в СССР.

Глава 2. Юрья.

И хотя, выше я говорила о том, что простые люди не часто путешествовали, до достижения своего школьного возраста я поменяла несколько мест проживания. В основном это были небольшие рабочие поселки в Кировской области, построенные в конце девятнадцатого столетия, при строительстве пермской железной дороги.

Идя со мной дальше, вы поймете, с чем были связанны эти переезды. Но начать описание я хочу с места моего рождения, потому что все мои детские дороги заканчивались именно там, в Юрье.

Это был большой поселок, районный центр. Поселок городского типа – важным тоном обозначали юрьянцы. Железная дорога делила его пополам. В центре – здание железнодорожной станции с перроном и небольшой привокзальной площадью. За вокзалом, дома в основном деревянные, частные хозяйства, бараки, стадион. Каменными были только магазины и двухэтажное здание новой школы.

Противоположная часть больше напоминала город. И хотя и там были небольшие деревянные постройки, в глаза бросались двухэтажные кирпичные жилые дома, недавно отстроенный Дом Культуры с несколькими аттракционами неподалеку, музыкальная школа и Дом Пионеров.

Немного в стороне от поселка находилось деревянное двухэтажное здание роддома, где, собственно, и начался мой жизненный путь. А сразу за ним поселковое кладбище. Уж не знаю, было это умышленно или так совпало. Но для меня это соседство всегда было немного пугающим и символичным. Словно предупреждало о том, что ты не вечно на этой земле.

С первого взгляда Юрья был хоть и крупный поселок, но один из сотни в этих местах. Но было то, что его делало не совсем обычным. В нескольких километрах от него стояла ракетная дивизия.

Для местных жителей это меняло многое. Во-первых, за забором с колючей проволокой возвышались новые кирпичные пятиэтажки для офицерского состава, с центральным отоплением, ванной и туалетом в квартирах. Во-вторых, снабжение в городке было на высшем уровне, так как там же находился и штаб.

Прилавки местных промтоварных магазинов уступали, разве что Московскому ЦУМу или Питерскому ДЛТ. От обилия мясных деликатесов в кулинарии у простого обывателя голова шла кругом. Офицерские жены, все как одна смахивали на Жаклин Кеннеди, с укладками из местной парикмахерской.

Конечно, попасть туда было не просто. Да и опасно. Через КПП без пропуска не пускали, но в заборе чьи-то заботливые руки сотворили портал. Через него обыватели и шастали до местных магазинов, нервно оглядываясь по сторонам. Бояться было чего, того и гляди нарвешься на патруль. С позором выставят тебя за ворота, а дыру заделают.

Патруль, кстати сказать, прохаживался и по Юрье, отлавливал солдат, сбежавших в самоволку. Местные жители были не против, как-то даже спокойнее было с ними. Ну, мало ли что.

И хотя, строительство железной дороги стало причиной появления поселка на карте, главным богатством местных земель, конечно, были леса.

Лес опоясывал Юрью со всех сторон, простираясь на несколько десятков километров. Поэтому не удивительно, что основным предприятием был леспромхоз. Из пяти тысяч населения, там работало тысяча триста человек. Проще говоря, почти в каждой семье кто-то работал в леспромхозе. И моя семья не исключение.

История человека, как мне кажется, начинается задолго до его рождения. Так и свою историю, начну с описания своей семьи. Иначе, как мне рассказать вам кто я такая и почему именно такая.

Глава 3. Ростислав Викторович.

К сожалению, дети в силу своего юного беспечного возраста, мало интересуются прошлым своих родителей, пока они живы. Достигнув зрелости, понимают, что реальные факты прошлого перемешались с живым детским воображением, и распутать этот гордиев узел невозможно. Но спросить уже не у кого. И я не исключение. Поэтому факты в моем рассказе будут больше напоминать калейдоскоп из детских впечатлений.

Мой дедушка, Ростислав Викторович, не был уроженцем этих мест. Мальчишка, воспитанный Черным морем и крымскими виноградниками, возмужавший на широких проспектах Москвы, был выслан великой партией на дальние трудовые рубежи необъятной Родины.

Случилось это в конце пятидесятых годов. По маминым рассказам, ей было лет четырнадцать, когда она приехала к папе в Юрью. А за ней уже подтянулась бабушка с младшими детьми.

По скупым рассказам деда, а он очень не любил рассказывать о своем прошлом, выслали его из Москвы, за то, что вместо отказа от родного отца, арестованного, как врага народа, он положил на стол членский билет Коммунистической Партии Советского Союза.

Я могу только предположить, как сложно было коренному южанину привыкать к суровым сибирским зимам и заснеженным лесным дорогам. Почти так же, как московскому парнишке, здоровавшемуся за руку с Маяковским, проводившему бессонные ночи за беседой с Макаренко, погрузиться в звенящую тишину российской глубинки.

Но дедушка ни когда не жаловался мне, или кому-то из детей. Видимо залив кровоточащую рану изрядным количеством алкоголя, извергая гнев от бессилия на самых близких людей, как впрочем, делаем все мы, в первые годы ссылки, он примирился с действительностью, и встретил старость с достаточной долей самоиронии, позволяющей ему не сойти с ума.

В моей памяти он навсегда останется высоким, жилистым пожилым мужчиной, с гордой осанкой. С чисто выбритым широким подбородком, с двумя пересекающимися веснушками на кончике прямого, почти идеального носа. С лукавым взглядом карих глаз из-под густых, сурово нависающих бровей.

Удивительно, но ни легкая седина редеющих на висках волос, ни растопыренные большие уши совсем не портили красоты его продолговатого лица, исполненного благородства взлетающими крыльями носа и слегка приподнятой правой брови.

Чаще всего, на его лице я наблюдала выражение сосредоточенной серьезности, потому что никогда не видела его праздно сидящим без дела. Приходя с работы, он менял свой неизменный строгий серый костюм с голубой рубашкой на старые галифе военного образца, китель и видавший виды картуз.

Во дворе он никуда не спешил, размеренно исполняя, как священный ритуал любую работу. Чистил клетки кроликам, полол клубнику, подрезал малину, колол дрова. Каждое движение было хорошо продуманно, осмысленно и выверено. Наблюдение за его слегка прихрамывающей на правую ногу фигурой завораживало.

Он никогда не возвращался домой, пока его не позовут на ужин. И бабушка знала, что должна дать ему минут пятнадцать, закончить начатое. Дедушка никогда не оставлял неоконченных дел.

Вернувшись в дом, сняв рабочую одежду, и тщательно вымыв руки, Ростислав Викторович садился к столу. Рядом с его местом, на подоконнике, всегда лежали свежие газеты. Надев очки, он просматривал газеты.

Лишь одна небольшая деталь беспокоила меня в этом образе невероятно мужественного человека. На мизинце его правой руки красовался длинный, красиво отточенный ноготь. Половину моего дошкольного детства меня очень занимал вопрос происхождения данной красоты.

Как увидите в дальнейшем, я никогда не отличалась детской непосредственностью, позволяющей задавать нескромные вопросы взрослым. Поэтому, мне понадобилось достаточно много времени, чтобы очень осторожно, с предельной аккуратностью задать вопрос бабушке, которая рассмеявшись, объяснила существование длинного ногтя:

– Ему так удобнее листы подцеплять ногтем, чтобы не пачкать бумагу! Дедушке приходится читать очень много важных документов.

Я тут же с облегчением представила, как Ростислав Викторович, сидя за рабочим столом спокойно и размеренно читает важные документы. Прочитав очередной лист, легко подцепляет его длинным ногтем на мизинце, переворачивает, и читает следующий. Действительно, должно быть удобно.

Ел он так же спокойно и размеренно. За столом, взрослые вели мирную беседу о каких-то повседневных делах. И казалось мне в детстве, что вся сущность этого мира была сосредоточенна в пределах этой светлой кухни, в этих спокойных разговорах ни о чем, в этих теплеющих глазах, остановивших свой взгляд на моей физиономии. И может быть, именно так это и было.

Глава 4. Татьяна Яновна.

Написав название новой главы, я вдруг поняла, что не знаю с чего начать рассказ о моей бабушке. Какой она была? Боюсь, что на этот вопрос не существует однозначного ответа.

Татьяна Яновна была второй женой дедушки. Первая его жена умерла при родах. Этот факт никогда не скрывался. Потому что у дедушки был старший сын, который жил в Москве.

Татьяна Яновна была актрисой. Не подумайте только, что это упрек. Она действительно была актрисой на сцене более пятидесяти лет, но и в жизни она не переставала играть. То примерную жену и хлебосольную хозяйку, то заботливую маму и бабушку, то бескомпромиссного директора дома культуры, то… Впрочем, перечислять можно бесконечно. И каждая роль ей удавалась безупречно.

Эта хрупкая, невысокого роста женщина, с аккуратно уложенными седыми локонами фиолетового отлива, с идеально ровной спиной и широко разведенными плечами, приветливо улыбающаяся прохожим, умела метать такие яростные взгляды, в случае любого твоего неверного шага. Мало кто из внуков, да что там внуков, уже взрослых детей, позволял себе оплошность в ее присутствии.

Не смотря на это, улыбка редко сходила с ее лица. Там, где была моя бабушка, всегда звучал смех. Она знала не одну тысячу историй, которые с удовольствием рассказывала в лицах, хорошо поставленным сценическим голосом, отчетливо проговаривая каждый звук.

Даже беседуя с дедушкой на кухне в полголоса о повседневных вещах, она находила момент, над которым безудержно заливалась смехом. А смеялась она упоенно, запрокинув голову вверх, аристократично прикрывая рот полуоткрытыми губами, так, что присутствующие не могли не рассмеяться вместе с ней, ну или хотя бы улыбнуться.

Утро ее начиналось раньше всех. Зарядка, электробигуди, кокетливо прикрытые косынкой, завтрак. Только после ухода дедушки на работу, она на бегу выпивала чашку какао и меняла старый халатик на официальный наряд. Три капли духов и неизменная красная помада.

И вот уже в зеркало, решительным взглядом смеющихся глаз, смотрится уважаемая Татьяна Яновна, эталон стиля для местных дам, воплощение мечты для юрьянских ребятишек и решительная рука помощи для трудных подростков.

И вряд ли кто-то из них догадывался, какой тяжелый путь прошла эта женщина. Родившись последним, четвертым ребенком в семье латышского инженера Клеструпа, она вопреки обыкновению, не стала балованным последышем. Может в силу того, что обладала дерзким характером, не соответствующем девочке того времени. Может потому, что плохо училась, в отличие от старших сестер.

Вспоминать свое детство бабушка не любила. И если что-то и рассказывала, то больше о своих проказах, которые очень расстраивали ее маму и забавляли папу.

Начинать взрослую жизнь Танечке Клеструп пришлось довольно рано, в связи с внезапной ранней кончиной ее отца. Может поэтому, едва уйдя из родительской семьи, она сразу вышла замуж. К стыду своему, я ни разу не слышала истории знакомства своих бабушки и дедушки. Могу лишь догадываться, что встреча их состоялась на заводе «Фрезер», на котором они оба работали до войны.

Судьба, по какой – то причине, не была благосклонна к их браку, в первые годы совместной жизни им пришлось пережить потерю двух старших сыновей. И только, появившись в 1944 году, моя мама дала, наконец, бабушке возможность полностью посвятить себя материнству, насколько это было возможно в то время.

Но уже следующий ребенок, тремя годами позже, заставил всю семью мобилизоваться, родившись с врожденными пороками – волчьей пастью и заячьей губой. В семье ходит легенда, что в детстве мамин брат перенес сорок операций. Не берусь утверждать, что это так, но вырос мой дядя довольно крепким и здоровым мужчиной, и даже служил в армии, некоторое время, в звании прапорщика.

Проведя годы в борьбе за здоровье сына, едва переведя дух, ей пришлось покинуть Москву, вслед за ссыльным супругом. Надо сказать, что с переменой справлялась она куда лучше мужа. Обустроила небольшой огород, завела живность и потихоньку завоевывала уважение и восхищение юрьянцев, своей неизменной жизнерадостностью и любовью к театру.

Судьба Татьяны Яновны достойна отдельной книги, и может быть, я когда-нибудь вернусь к ней, в одной из своих историй.

Глава 5. Леночка.

Для ребенка его мама – самая красивая женщина на земле. Часто это не соответствует реальности. В моем случае, нет никакого преувеличения. Леночка Коронелли росла действительно настоящей красавицей, и хорошо это знала.

Густую копну иссиня-черных волос с трудом сдерживала тяжелая коса. Смеющийся взгляд карих глаз, с причудливым разрезом, смуглая кожа, красиво очерченные пухлые губы делали ее похожей не то на цыганку, не то на восточную принцессу.

Хотя, сравнению с царственной особой явно мешала подвижная мимика, ярко и не всегда эстетично выражающая ее эмоции. И вообще, Леночка была отчаянным сорванцом. Раннее детство она провела со своей бабушкой, Александрой Георгиевной, занимающейся воспитанием двух старших внуков, Виктора, оставшегося без матери, сына Ростислава Викторовича и Жени, его племянника от младшей сестры.

Мальчики были практически ровесниками и старше Леночки на десять лет. Стоит ли говорить, что девочка обожала своих братьев и во всем старалась на них походить. Ей непременно нужно было участвовать во всех их играх и быть посвященной во все их тайны.

Мама любила вспоминать свое детство. Огромную коммунальную квартиру, рассказы бабушки Шуры, первый советский телевизор с лупой, у экрана которого собирались все соседи. Это были только веселые воспоминания. Она никогда не рассказывала о трудностях и лишениях, или может я так запомнила. Как бы там не было, ее детство закончилось, в момент переезда в Юрью.

Леночка натурой была целеустремленной, бесстрашной, независимой, готовой броситься на помощь любому, мало-мальски в ней нуждающемуся человеку. В ситуации, когда в семье зарабатывал только папа, а мама вынуждена была заботиться о больном брате и новорожденной сестренке, она не могла остаться в стороне.

Бросив школу в четырнадцать лет, отправилась в леспромхоз зарабатывать деньги. И не просто конторской служащей, а на самый сложный участок работы, наравне с взрослыми мужиками вылавливая бревна из лесосплава и обрабатывая их на пилораме.

Леночка не гордилась своим поступком, для нее это был естественный вклад в благополучие семьи.

К этому времени из угловатого сорванца-подростка она превратилась в стройную яркую девушку, что не смогло быть незамеченным со стороны противоположного пола.

Ухажеры толпами ошивались у родительского дома. Один вел на танцы, другой провожал до дома, третий встречал после работы. Нет, Леночка не была ветреной, но сердечко ее было свободно. А желающих его прибрать к рукам было много. Ей все это казалось забавным, не более того.

Бабушка, конечно, очень переживала и хотела для дочери хорошей партии. Долго и преданно ухаживал за Леночкой молодой многообещающий офицер из военного городка.

Как-то зимой, проводив Леночку, домой после танцев в клубе, он больше часа стоял у дома, потому что она обещала переодеться и выйти с ним погулять. Но случайно на улицу вышла Татьяна Яновна. Разглядев одинокую фигуру в свете тусклого фонаря, окоченевшую от холода в офицерском обмундировании на тридцати пяти градусном морозе.

– Витенька, а что ты тут делаешь? – участливо поинтересовалась она.

– Леночку жду, Татьяна Яновна. Скоро она выйдет?

– Боже мой, да ведь она уже десятый сон видит. Как пришла, сразу и улеглась! – всплеснула руками моя бабушка.

И все же, первая любовь не обошла стороной мою маму. Взрослый мужчина привлек ее внимание. Роман начал развиваться достаточно бурно, что испугало бабушку, которая не посчитала ухажера достойной партией для своей старшей дочери.

Семья, к тому времени, ставшая на ноги, не нуждалась в дополнительных заработках, поэтому было решено отправить ее на учебу, подальше от Юрьи и неподходящего ухажера.

Кем было решено, я конечно не знаю. Может и сама Леночка решила, что ей пора получить профессию. Но, думается мне, что решение принимала моя бабушка. А потом, как бы советуясь с дедушкой, как поступить в столь щекотливой ситуации, в Леночкиных интересах, аккуратно подвела его к верному выводу.

Ну а спорить с дедушкой, в нашей семье, было невозможно. Не то, что бы кто-то пробовал, даже никто и не помышлял. Дедушка был главой семьи, а решения главы семьи были для ее членов законом.

Леночке ни чего не оставалось, как отправиться на учебу.

Глава 6. Семья.

Так началась, самостоятельна жизнь моей мамы. Учеба Леночке давалась достаточно легко, потому что была она девушкой сообразительной и весьма не глупой. Но эта сторона жизни не сильно ее занимала.

Леночка любила шумные компании, в центре которых она непременно оказывалась, благодаря своему природному жизнелюбию и легкому характеру. Она активно учувствовала в общественной жизни училища. Устраивала вечера отдыха, играла в самодеятельности, прыгала с парашютом.

Надо сказать, что вятский край в те времена, славился не только братьями Васнецовыми и стиральными машинками. Была у него и другая, более грустная репутация – это был край тюремных зон и многочисленных частей внутренних войск.

В одной из таких частей и служил мой будущий отец. Валера был стройным красивым брюнетом, больше похожим на киногероя, бог знает, почему выбравший для себя карьеру военного.

В части он организовал вокально-инструментальный ансамбль, который с удовольствием приглашали выступить все учебные заведения района. Так хорош был их руководитель, и, по совместительству, солист, томным, чуть хрипловатым голосом исполняющий лучшие советские хиты того времени.

Конечно, Леночка не могла, не обратить внимание, на этого самоуверенного молодого человека. С первой встречи им обоим стало ясно, что судьба свела их не напрасно.

Роман развивался стремительно. И вот уже они вдвоем едут в Юрью, знакомиться с родителями. Валера, по бабушкиным понятиям, вполне подходил на роль будущего мужа дочери, молодой, перспективный офицер из семьи пропавшего без вести во время войны железнодорожника.

Достаточно сдержанный, достаточно образованный, достаточно воспитанный.

Да и пара получилась очень уж красивая. Леночке как раз нужен муж немного постарше, сдерживать ее неуемную энергию.

Ростислав Викторович будущего зятя одобрил, и не потому, что Валера ему понравился. Что-то было в глазах вдруг повзрослевшей дочери такое, когда она смотрела на своего избранника, что его предчувствия просто теряли смысл.

С молчаливого согласия отца и одобрения матери, в августе 1963 года появилась новая семья. Молодые отправились жить в Жданов, к матери супруга.

И сначала все у них складывалось очень хорошо. Надежда Дмитриевна, Валерина мама, приняла Леночку, как родную дочь, которой у нее никогда не было. Оставшись одна, после смерти мужа, пропавшего без вести во время войны, она так и не вышла больше замуж.

Нужно было поднимать троих сыновей. Валера был самым младшим. Старший Гена бредил морем и не торопился с женитьбой. Средний, Александр, давно встречался с хорошей девушкой, но расписываться не спешил.

А ей уж очень хотелось понянчить внуков, да и разве можно с выросшими сыновьями поговорить на простые бабьи темы. Не поймут. А Леночка, с ее бескорыстным стремлением помочь каждому, пришлась как нельзя кстати.

Она и дом намоет, и приготовит, и Надежду Дмитриевну выслушает. Ох, не понимает Валерка, какое счастье ему досталось. И родители у Леночки очень интеллигентные.

Через год в семье произошло пополнение. Родившаяся девочка была маленькой, недоношенной и хотя сложно было в этом розовом комочке что-то разглядеть, определенно походила на свою маму.

Счастья в доме прибавилось. Валера старался не задерживаться на работе. Надежда Дмитриевна старалась отпускать молодых развеяться, с удовольствием оставаясь с Иринкой.

В общем, жили молодые, как все. Уверенно глядя в будущее. Копили то на новый диван, то на стиральную машинку. Дочка потихоньку подрастала. И Валере начало казаться, что как-то недостаточно интересно он живет.

Что он напрасно растрачивает себя на службе Родине. Заброшенная гитара немым укором висела на стене, медленно покрываясь пылью. Леночка, видимо неверно поняв, погрустневшие взгляды, ставшего раздражительным мужа, решилась на второго ребенка.

Ошарашенный новостью, супруг, выплеснул на беременную жену всю боль, потерянной души, обвинив ее в том, чего она ну ни как не ожидала. Оказалось, не о военной карьере мечтал Валера, он всю жизнь грезил литературой. Хотел получить высшее образование, ну где ей, с ее семью классами понять, что он губит свой талант, вкалывая, что бы обеспечить ее и ребенка. А теперь, еще и второго она ему на шею повесить хочет, а он его, ребенка этого, уже ненавидит.

Леночка всю ночь проплакала в подушку. Но от ребенка не отказалась, да и не просто это было в те времена.

Глава 7. Роды.

К счастью, вскоре после этой размолвки, Валера получил новое назначение. Переезд примирил супругов. Сам выехал на новое место службы и ему, просто было не до душевных метаний. Оставшись один, Валера в полной мере ощутил, как хороши были Леночкины котлеты и борщи.

Сама же Леночка не могла не радоваться тому, что новая часть располагалась недалеко от дома ее родителей. Она очень скучала по ним, особенно по маме, рядом с которой можно было вновь почувствовать себя маленькой девочкой.

Воспользовавшись таким замечательным совпадением, Валера отвез беременную жену с ребенком к ее родителям, а сам отправился устраиваться на новом месте.

Котчиха совсем маленький поселок в Кировской области, даже не знаю, существует ли он до сих пор. Когда мой отец приехал туда, там проживало не более пятисот человек добровольно, и еще полторы тысячи по приговору суда.

Еще в 1926 году сюда привезли первых раскулаченных ссыльных, основали для них лесопилку и построили бараки. К 1936 году открыли отделение для заключенных, которое к 1943году было преобразовано в исправительно-трудовую колонию.

Кому обязан поселок странным названием, история умалчивает. Хотя и существует несколько бредовых версий его происхождения. Судите сами, одна из самых правдоподобных звучит так: некто увидел на этом месте, как кот чихает, был поражен и решил увековечить это событие.

Пока Валера осваивался в Котчихе, подошло время Лене рожать. Конечно, перевозить жену из Юрьи смысла не было. Там она была в надежных руках мамы, да Иринка была под присмотром.

Вторая беременность проходила очень тяжело. Лена очень сильно отекла, плод, по словам врачей, лежал не правильно. Муж, не смотря на небольшое расстояние, не мог навещать ее часто. Прямого сообщения между поселками не было, и приходилось добираться с пересадками, на нескольких автобусах, в общей сложности, не меньше десяти часов.

В один из первых осенних дней, когда Валера наконец-то смог выбраться к жене на пару дней, Леночка опять почувствовала себя любимой, соскучившимся в одиночестве мужем.

Они весь день обсуждали свое будущее. Решили, что Валера на следующий год все-таки поступит в институт, на заочное отделение. Лена, к тому моменту, уже сможет выйти из декрета на работу, благо работы в части хоть отбавляй. Им дали не плохую квартиру, и как только ребенок родится, Валера заберет их в Котчиху.

Татьяна Яновна, увидев радостно заблестевшие глаза дочери, расчувствовалась и отпустила молодых в кино, на последний сеанс. Но досмотреть фильм им не удалось. Посреди сеанса Лена почувствовала, что у нее отходят воды. Пришлось срочно идти домой, что бы вызвать скорую.

В роддоме Лену встретила пожилая акушерка, принимавшая роды еще у ее мамы.

– Леночка, как я не хотела, что бы ты рожала в мою смену! – горестно воскликнула она – ты сама не догадываешься, какая ты тяжелая.

Но, моя мама догадывалась. Ей было очень страшно, и обидно, что так не ко времени это началось. С другой стороны, чем быстрее родится ребенок, тем быстрее она сможет переехать к мужу.

Роды были очень тяжелыми. Ребенок был крупный и застрял плечами, сил тужиться, у Лены уже не было. Врачи не знали, кого спасать, то ли роженицу, от боли теряющую сознание, то ли ребенка, задыхающегося в родовых путях.

Старая акушерка не подвела. Знаете, в то время люди работали не за деньги, звания и награды, работали ради людей. Совесть не позволяла относиться к работе хладнокровно. Делали больше, чем могли.

Вот и в этот раз, схватив простыню, акушерка буквально выдавила ребенка из матери, сохранив жизнь обоим. Услышав громкий крик новорожденной, Лена открыла глаза.

– Девочка – ответила акушерка на ее немой вопрос – здоровая, смотри какая крупная! Ручки ножки на месте, везде по пять пальчиков. Видишь?

– Вижу – пересохшими губами, улыбаясь, прошептала Леночка.

«Все-таки девочка – подумала она. Не то, чтобы она расстроилась, просто до последнего сомневалась – как на Валеру похожа, он будет рад».

Глава 8. Котчиха.

Малышка оказалась на редкость спокойной. Крепко спала, в отведенные для этого часы. С удовольствием брала мамину грудь, громко причмокивая. Благо, что молока у Леночки было так много, что сцеживаясь после кормления, оставалось на кружечку старшей дочери, которой на тот момент не исполнилось еще и трех лет.

Через месяц, почти восстановившись после трудных родов, Лена засобиралась к мужу, до сих пор не видевшему младшей дочери. Валера, взяв в части отпуск по семейным обстоятельствам, приехал забирать жену и детей.

Надо сказать, что когда он увидел впервые дочь, сердце его растаяло. Малышка не спала, когда они вошли в комнату. Туго спелёнатый ребенок громко пыхтел, пытаясь повернуться на звук открывшейся двери. Лена осторожно перевернула малышку на спину, и первое что увидел отец, это колыхнувшиеся в воздухе щеки.

Серьезный взгляд огромных голубых глаз поймал мамино лицо, и губки ребенка затрепетали как крылышки бабочки, еще не способные надолго держать улыбку.

Через секунду взгляд попал на лицо отца и тут же стал вопросительно-изучающим. Девочка смотрела на него без испуга и даже слегка улыбнулась, словно проверяя. Ответит или нет. И он, конечно, ответил. Взяв ее на руки, нежно пальцем погладил щечку, и прошептал:

– Тебя, мою желанную, не зря зовут Светланою – повернув к жене растроганное лицо – Лен, давай ее Светланой назовем!?

Бесконечно благодарная мужу за этот момент, Леночка торопливо закивала головой, хотя сама с самого рождения называла дочь Сашенькой, в честь своей незабвенной бабушки.

Через несколько дней все семейство отправилось в свой новый дом. Котчиха встретила их проливными дождями и размытыми дорогами. Но в их новой квартире было уютно и весело. Офицерские жены радушно приняли Леночку в свое общество, радуясь появлению свежего человека.

Жизнь опять стала налаживаться. Новая работа отнимала много сил, но дома всегда было чисто и пахло борщом и котлетами. Леночка любила готовить. Делала она это легко, весело и очень вкусно. Валерины холостые сослуживцы любили захаживать в гости, после работы. Поглазеть на красавицу-жену и сытно поужинать.

Сначала Валере это даже нравилось. Он гордился женой и девочками. Но когда, некоторые из друзей перестали скрывать, что безнадежно влюблены в его жену, он стал пристальнее наблюдать за поведением жены. И даже стал выговаривать ей за ее острые шуточки и веселый нрав.

Девочки между тем подрастали. Старшая, все больше становилась похожа на маму, не только внешне, но и веселым легким характером. Тогда как, младшая, с копной коротко стриженных светлых волос, с сосредоточенным взглядом голубых глаз мало напоминала родителей.

Ходить Света начала поздно, слишком тяжело ребенку было поднять свою тугую попку, ножки в детских перевязочках слушались ее плохо. Говорила больше однозначными словами. Хорошо кушала и много спала. Игрушки ее почти не интересовали, чаще добравшись ползком до кухни, ребенок рассматривал кастрюли, примеряя их на голову или засовывая в них ноги и руки.

Жизнь семьи ни чем не отличалась от жизни обитателей поселка. Летом они съездили в отпуск в Жданов. Проведали Надежду Дмитриевну и отдохнули на Азовском море. Море оставило неизгладимое впечатление в душе младшей дочери, впервые его увидевшей.

Как-то раз, после возвращения из поездки, Лена, оставив спящую Светку дома одну, побежала в соседний магазин. Вернувшись домой, она обнаружила ребенка сидящим в тазу с синей краской, опрометчиво забытом в комнате. Голова, ручки и грудь девочки были покрыты отпечатками маленьких ладошек, измазанных в краске.

Малышку учили так купаться в море. Окунуть ладошки и потом приложить их к себе. Видимо проснувшись, Света, в поисках мамы, набрела на таз, показавшейся ей кусочком моря. Не зная, плакать или смеяться, Лена отмывала дочь от краски несколько часов.

Глава 9. Развод.

Когда Светлане исполнился год, ее отправили в ясли. Леночка вышла на работу в продуктовый магазин для заключенных. Валера поступил в Харьковский университет на факультет журналистики, на заочное отделение.

Работа в магазине была и сложной и интересной. Среди Леночкиных открыток много лет хранилась одна, не похожая на все остальные. Это был стандартный прямоугольник картона, с вышитым гладью поздравлением к восьмому марта. Симпатичный мишка держит в лапках охапку мимоз, подпирающую ажурную восьмёрку.

Спустя годы, натыкаясь на это поздравление, ее взгляд теплел, и на лице появлялась загадочная улыбка.

– Сидел у нас один фальшивомонетчик – говорила она – прекрасный был художник. Ты помнишь, какую красивую картину он нарисовал у нас на стене?

Света, конечно, не помнила этой картины. Только яркое пятно, неизменно притягивающее взгляд. Больше ничего из этой квартиры вспомнить она не могла. И из этой жизни тоже, почти ничего.

Мама, напротив, часто вспоминала этот их период жизни. С улыбкой рассказывала повзрослевшей дочери о том, какой она была в то время.

За маленький рост и пухлые щеки, взрослые во дворе девочку прозвали – пенечком. Прозвище это ей не нравилось, и она, приходя домой, обиженно жаловалась маме:

– Мама, я же не пенесек, я Тетя Пасенко! – говорить Света начала поздно и половину букв не выговаривала.

– Ну, конечно же, Тетя – ласково гладя по голове, успокаивала мама девочку.

И как-то, само собой, это имя заменило все остальные прозвища. В семье, иначе девочку уже и не называли.

Жизнь в Котчихе закончилась внезапно. И, несмотря на то, что мамины рассказы давно смешались с личными воспоминаниями, Тетька была абсолютно уверенна в том, что этот день она отчетливо помнила сама.

Какая красивая была мама в тот вечер! Любимое зеленое платье в рубчик мягко подчеркивало ее стройную фигуру. Уложенные в прическу, густые черные волосы открывали высокие скулы. Стройные ножки, обутые в туфельки на небольшом каблучке делали ее похожей на киноактрису, туфли в сельской местности была большая редкость. Неудивительно, что папе захотелось ее обнять. Он притянул ее к себе, поцеловал и, в следующее мгновенье, отодвинув, наотмашь ударил по лицу…

В маленькой прямоугольной комнате, тускло освещаемой сумеречным светом из единственного окна, находилось трое. Девочки сидели, прижавшись друг к другу, на широкой железной кровати. Татьяна Яновна, осторожно ступая, время от времени подходила к двери, ведущей в соседнюю комнату, застывала на пару мгновений и быстро возвращалась обратно.

Девочки не плакали. Они пристально вглядывались в бабушкино лицо, пытаясь угадать тот момент, когда можно будет не бояться. Но на ее окаменевшем лице не возможно было прочитать ни одной эмоции. Она лишь изредка еле заметно вздрагивала, в ответ на доносившийся вопль боли ее дочери, но тут же собиралась, завидев, как личики девочек начинали складываться в гримаски панического рева. Тогда взгляд ее смягчался, руки ласково трепали обе головки. Темную, с жидкими косичками и светлую, с копной коротких волос.

– Ну-ну, девочки. Папе с мамой нужно поговорить. Сейчас все закончится, не плачьте. Все будет хорошо, вы такие молодцы – и девочки молчали, то ли от страха, то ли на них действовал спокойный ровный голос, которым она к ним обращалась.

Ей ли было не знать, что такое пьяный муж, вымещающий все свои накопившиеся неудачи и разочарования кулаками на боках жены. Сколько раз, ее любимый, родной Славочка гонялся по поселку с заряженным ружьем за ней, собиравшей в охапку сонных, полуодетых детей.

Крики в соседней комнате прекратились, громко хлопнула входная дверь. Тишина была страшнее звуков драки.

– Мам – послышался плачущий, измученный голос из-за двери – мам, выйди, пожалуйста, помоги мне.

Тетька не помнит, как они уезжали из Котчихи. Была ли с ними мама, или бабушка забирала их одна. Девочка больше никогда не видела своего отца, и воспоминания о нем начисто стерлись из ее памяти, кроме этого.

В ее подсознании навсегда поселилось сострадание к матери и страх перед пьяным мужчиной, способным в один миг разрушить существующий мир, казавшийся таким надежным и безопасным.

Глава 10. Опарино

Неокрепшее Тетькино сознание не в силах было проследить всю цепочку событий, приведшую семью, урезанную на четверть, в Опарино. Зато оно помогло ей, наконец, определиться со своим местом в семье. По всему выходило, что она самая младшая.

Мама устроилась работать дежурной на железнодорожный переезд. Работа была сменной, по двенадцать часов, то в день, то в ночь. Тетька видела ее теперь редко, либо она сама была в садике, либо мама была на работе. Даже когда мама и была дома, она часто ложилась спать перед ночной сменой или наоборот, после нее. Девочки в это время отправлялись гулять, чтобы не мешать, маме отсыпаться.

Ирка, выйдя на улицу, тут же вливалась в стайку ребят, совершенно забыв про младшую сестру. Через какое-то время спохватывалась и, не обнаружив, сестры среди играющих детей, облазав с ребятнёй все ближайшие дворы, размазав сопли и слезы на раскрасневшемся лице, бежала домой:

–Мамочка миленькая, проснись, пожалуйста! Светка опять пропала! Я уже везде все обыскала, нет ее нииигдеееееее…

Приходилось вставать, наспех напяливать на себя телогрейку, и бежать по дворам, заглядывая по пути к соседям, ни видел ли кто пропавшего ребенка. Обычно поиски заканчивались в одном из соседних дворов. Где-нибудь под крылечком или под навесом обнаруживался мирно спящий ребенок, прикорнувший на саночках или, на оставленных, на просушку половиках.

Правда, в один из зимних дней, так же пробежав по всем возможным укромным местечкам, мама с Иркой найти Тетьку не смогли. В голове начали собираться тревожные мысли, одна страшнее другой. В поселке расчищали снежные завалы трактора, сугробы были выше человеческого роста, мало ли не заметили где маленькую девочку на санках. В распахнутой настежь телогрейке, валенках на босу ногу, бросаясь на каждый снежный бугорок, женщина металась вдоль дороги:

– Только бы была жива! Вот погоди, найду я тебя! – побледневшими губами шептала она.

– Лен, привет! Ты не Светку ищешь-то? – окликнула ее проходившая мимо соседка, замотанная теплой шерстяной шалью поверх ситцевого платка. Из-под зажатого подмышкой оцинкованного тазика, торчал березовый веник.

– Светку! А ты что, видела ее? – задрожавшим от надежды голосом ответила мама.

–Так она в бане моется! Я вон только что оттуда.

– Как в бане? – осев в сугроб на подкосившихся ногах, охнула Леночка.

– Да вот так! Я-то намылась уже, сижу в предбаннике, одеваюсь. Смотрю, Светка твоя заходит. Идет к шкафчику, раздевается. Ну, я подождала, думаю, сейчас Лена-то придет. А тебя все нету. Значит, придется ребенка самой намыть, че ж она одна и без таза, и без мочалки. Ну, так я разделась опять, пошла, намыла ее. Да ты беги, Лен, она там одевается уже, наверное.

Мама со всех ног бросилась бежать, волоча за собой еще зареванную Ирку. Добежав до бани, они увидели Тетьку, которая невозмутимо выходила из дверей предбанника.

– Светочка, бессовестная, мы с мамой совсем с ног сбились, думали, ты погибла уже, а ты в бане прохлаждаешься! – подскочила к ней сестра.

– Что же ты, доча, без нас в баню ушла? – спросила мама, схватив Тетьку в охапку, крепко прижимая к разгоряченной бегом груди, запахивая телогрейку поверх ребенка.

– Сегодня же банный день, все в баню шви и я пошва, – удивленная маминой неосведомленностью объяснила девочка.

Глава 11. Дежурка.

Тетька была совсем не похожа на свою маму, жгучую брюнетку со смуглой кожей, и слегка раскосыми карими глазами. Ребенок выглядел достаточно крупным для своего возраста, никак не на три с половиной, а лет так на пять. Коротко стриженные густые волосы золотистого оттенка наискосок прикрывали высокий лоб и открывали пухлые щеки. Серьезный взгляд огромных голубых глаз неторопливо, словно пробуя на вкус, изучал предметы и людей, встречавшихся на его пути.

В противоположность ей, старшая сестра была маленькой копией их мамы. Худенькая, кареглазая девочка, с двумя короткими косичками, торчащими в разные стороны, ростом не многим больше Тетьки, не смотря на то, что уже пошла в первый класс.

Опарино небольшой рабочий поселок, все в той же Кировской области, появившийся в тридцатых годах прошлого века. В период строительства железной дороги Котлас – Пермь, на этом месте построили станцию, а потом, вокруг нее начали строить жилые дома. Маме дали небольшую двухкомнатную квартирку на втором этаже дома для железнодорожников. И хотя прожили они в ней не многим больше года, Тетька хорошо ее запомнила.

Сразу напротив входа находилась дверь в туалет несуразной формы, с крошечным оконцем, больше напоминающим кладовку с унитазом. Длинный узкий коридор заканчивался еще двумя противоположными дверьми. Налево – крошечная кухня, с небольшой, но настоящей русской печкой. Направо – средних размеров прямоугольная комната, со скудной обстановкой: маленький зеленый диванчик, обеденный стол со стульями, за которым никогда не обедали, полированный шифоньер, трюмо и нескольких книжных полок. Вход во вторую, совсем маленькую комнату, больше похожую на шкаф с окном, был из первой. Там спали девочки.

Иногда мама брала Тетьку с собой на работу в ночь. Сооружала ей прямо на полу у печки лежак из форменных телогреек, потому как вся обстановка квадратного кирпичного домика с высоким крыльцом у самых рельсов, состояла из печки, обитой черным железом, стола с табуретом, да вешалки у входа.

Мама выходила, когда серый ящик на столе начинал звенеть. Через открытую дверь в помещение врывался клуб морозного воздуха, но, не успев долететь до тетькиной лежанки, растворялся в тепле. Пол начинал качаться в такт колес проходящего поезда. Проносившиеся мимо светящиеся окна, приводили в движение тени. Большой алюминиевый чайник на плите натужно шипел, а квадратный стеклянный фонарь легонько позвякивал.

Вернувшись, женщина брала в руки брошенные спицы и склонялась над своим вязанием. Тетьке не спалось. Она внимательно наблюдала, как мамины руки ловко управляются с нитками, перекидывая их с одного пальца на другой.

–Что же ты не спишь, ребенок? – устало спрашивала мама, видимо почувствовав на себе пристальный взгляд.

– Я тозе хосю так – показывая взглядом на вязание, ответила Тетька.

– Ну, хочешь, давай, попробуй, – она достала из сумки клубочек и пару блестящих коротких спиц. – Давай свои пальчики, я покажу как нужно.

Присев рядом, на лежанку, мама взяла в свои руки тетькины, и осторожно начала набирать петли. Девочка старательно повторяла мамины движения. Процесс так увлек ее, что она не заметила, как мамины руки ее отпустили, и вот она уже сама протаскивает ниточку, сквозь тугую петельку, от напряжения вытягивая губы трубочкой. Получилось! Вскинула гордый взгляд на маму.

– Ну, надо же, получилось! – удивилась мама – молодец, давай, продолжай!

Придвинув фонарь поближе к печке, мама пересела на свой табурет и опять уткнулась в вязание. Было тепло и так тихо, что слышно мерное постукивание спиц:

– Так-так, так-так, так-так… – звучали серьезные взрослые спицы, вывязывая новую кофту одной из девочек.

–Тюк-тюк… тюк-тюк…тюк-тюк – вторили им малыши.

Глава 12. Сестра.

Надо сказать, что раньше Тетька не задумывалась, кто такая Ирина, почему она живет с ними, чем она занимается. Она всегда была рядом, сколько девочка себя помнила. Но в Опарино, все изменилось. Теперь сестра в ее жизни занимала все больше и больше места. Чаще она отводила Тетьку в садик по пути в школу, и всегда забирала ее оттуда. Даже когда мама была дома.

Тетьке такой расклад не нравился. Ирка всегда спешила отвести сестру домой, а та не любила торопиться. Ей нравилось разглядывать новые лужи, цветы, людей, встречающихся по пути. Много всего интересного было вокруг. А эта Ирка:

– Светочка, нас мама дома ждет, ну чего ты встала, как столб? Мама же сказала, что ты должна меня слушаться, я же старшая! – канючила Ира.

Но Тетька ее не слушала. Как раз сейчас она была занята тем, что искала четырёхлистный клевер. Кто-то сказал недавно, что если такой найти, то будешь счастливой. Тетька уже умела считать до четырех. Ей обязательно нужно быть счастливой.

Ирка продолжала канючить, все чаще всхлипывая между слов. И зачем только мама ее родила? Без нее было гораздо лучше.

– Ты чего плачешь? – спросил дяденька, проходивший мимо – случилось чего?

– Да вот мама заболела, попросила сестренку из садика забрать, а эта…. – забормотала Иринка, и совсем разрыдавшись, от внезапного сочувствия в голосе незнакомого человека – эта домой идти не хооочеееет, я ее уже по всякомуууу уговаривалаааа!

– Показывай дорогу, – сказал мужчина старшей девочке, осторожно взяв на руки младшую.

Оказалось, что у мамы действительно была температура. Поблагодарив незнакомца, умыв Иринку, мама накормила девочек и опять легла. Ругать Тетьку она не стала, только потрепала соломенную прядь:

– До чего ж ты упрямая, ребенок! Не просто тебе будет в жизни.

Тетька вообще не помнила, чтобы ее ругали и как-то наказывали. Даже тогда, когда она закопала на пустыре за домом свою новую сандалю. Совсем недавно мама прочитала ей сказку про Мурочку. Какое чудесное дерево у нее выросло.

– Вот мама обрадуется, если у меня такое же дерево вырастет!

Откопала ямку, положила сандальку. А Мурочка ее поливала, нужно домой за леечкой.

– Тетька, ты, где сандалю потеряла, – ахнула мама, увидев дочь босиком.

– Я не потевява. Я ее закопава.

– Да зачем же ты это сделала, тебе, что сандалии не понравились? – удивилась мама.

– Понавивись. Сюдо-дееево посадива!

Рассмеявшись и обув ребенка, мама отправилась искать потерю. Перекопали они пол пустыря, но так ничего и не нашли. И долго еще Тетька вспоминала свои новые красивые сандальки, и такую нечестную сказку про Чудо –Дерево. Так ей от этих воспоминаний становилось горько и обидно.

Надо сказать, что в Тетькиной жизни, в Опарино, огорчений было не так уж и много. Но если они случались, то совсем не по ее вине.

Тетька сидела на кухне, зажав уши руками.

– Мамочка, миленькая, не бей меня, пожалуйста – визжала Иринка в соседней комнате – я так больше не буду, мамочка! Прости меня, пожалуйста.

– Да что же ты за дрянь такая – кричала мама, раскрасневшись от злости, отхлестывая кожаным ремнем ребенка – будешь еще так, будешь?

Черные локоны, выбившиеся из прически, лезли в глаза, в распухший от слез нос и липли к влажным губам. Убрав с лица волосы тыльной стороной ладони, мама бросила ремень на пол, опустившись на пол рядом с дочерью, обессилев от выплеснувшейся ярости:

– Что же за наказание мне такое досталось? Мать сутками работает, чтобы прокормить вас, а ты уроки выучить не можешь? – Обняв ее, завыла, не в силах сдержать в груди отчаяния, захлестнувшего ее целиком.

Тетьке было очень жалко Иринку с ее жидкими косичками, но все-таки больше ей было жалко маму. Дети часто плачут по разным причинам, но когда плачут взрослые, детям становится по-настоящему страшно. Зайдя в комнату, девочка тихо подошла к маме и обняла ее:

–Не плачь, мамочка! – приговаривала она, поглаживая своей маленькой ладошкой роскошные мамины волосы – мы очень тебя любим. Правда, Иринка?

И они еще долго сидели на полу, обнявшись, наперебой уговаривая друг друга больше не плакать, признаваясь друг другу в любви.

Глава 13. Друг.

После этого события Тетька как будто сразу повзрослела, теперь уже она присматривала за старшей сестрой. Больше она с ней не капризничала, послушно шла домой из сада. Не отставала от компании Иринкиных друзей. И стала скрывать от мамы Иринкины тайны. Кабы чего не вышло.

Своих друзей Тетька заводить, еще не научилась. А Иринкины для нее были слишком большими, все уже школьники. Поэтому частенько она сидела на скамеечке у подъезда, только со стороны наблюдая за игрой ребят.

Там, на скамеечке, она и подружилась с дедом Димой. Самым примечательным в нем был его огромный красный нос на пол лица. Кожа на носу была выпуклой и рыхлой. Разговаривая с дедом, Тетька всегда таращилась на нос.

– Что, пенечек, напугал тебя мой нос? – подсмеивался над ней дед.

– Да сто уз, нос как нос – притворно равнодушно отвечала Тетька, отводя взгляд в сторону, будто ее действительно заинтересовала соседняя лужа.

– А зовут то тебя как?

– Так Тетя Пасенко, мы тут вядом зивем. С мамой. И с Ивой. Вон она там игвает.

– Тетя? Тетька значит!

У деда Димы всегда были припасены интересные истории для Тетьки. Они могли часами сидеть вдвоем на лавочке.

– Дядь Мить! Ты чего ребенку опять заливаешь? Все рассказываешь, как дорогу железную строил? – посмеивались соседи.

Однажды, дед не появился. Тетька долго сидела на лавочке, ждала, когда он выйдет. Но он не вышел и на следующий день, и через день тоже.

А потом вдруг у дома собралось очень много народу. Женщины тихо плакали, вытирая слезы кончиком черных платков. Мужчины, сняв кепки, деловито приглаживали волосы. И все как-то по-особенному тихо переговаривались, словно боясь кого-то разбудить.

В квартире деда Димы, которая была на первом этаже, открыли окно. Через него на плечи нескольким мужчинам передали гроб. Тетька уже знала, что такое гроб. Мама читала ей сказку о мертвой царевне. Гроб немного накренился, и первое, что увидела Тетька – нос. Это был дедов нос! Она узнала бы его и за тысячу километров.

– На, деточка, помяни нашего деда, – протянула ей горсть шоколадных конфет незнакомая тетенька – уж больно он тебя любил…

Прижав конфеты к груди, Тетька со всех ног рванула домой. Топая по деревянным ступеням лестницы, в такт громко стучащему в горле сердцу. Влетев в прихожую, бросила на пол конфеты и разрыдалась. Теперь она знала, что дед Дима уже никогда не выйдет посидеть на их лавочке.

Дни как-то поблекли, то ли потому, что дело шло к осени, то ли потому, что лавочка осиротела. Тетька теперь обходила ее стороной. Некоторое время на заборе, возле лавки сушилась клеенка. Старшие ребята сказали, что на ней лежал мёртвый дед Дима, а кто до нее дотронется – тоже умрет. Умирать Тетька не хотела.

Глава 14. Обман.

Но не все осенние дни были хмурыми. Сегодня у мамы с утра – отличное настроение. Она смеется, шутит, даже в сад Тетьку не отвела. Сейчас они наведут дома порядок, зайдут за маминой подругой и все вместе пойдут в баню.

Сборы заняли какое-то время. На душе у Тетьки было так радостно. Кто же откажется целый день провести с мамой. Да еще, когда у нее такое хорошее настроение. И даже не важно, какая погода на улице.

Мамина подруга жила со своими родителями в большом деревянном доме. Тетьку усадили за стол с чаем и блинами, пока мама с подругой о чем-то болтали на крылечке. Пышная немолодая женщина заботливо подкладывала сметанку в тетькино блюдце, без умолку о чем-то говоря.

Мама с подругой все не возвращались, да и на крылечке их уже не было видно.

– А де моя мама? – забеспокоилась Тетька – мы с ней сегодня в баню идем.

– Та, мама сейчас вернется – ласково ответила женщина – они по делам сходют ненадолго, поди ка пока полежи, вон у нас перина какая! А я тебе и телевизор включу.

Надо сказать, телевизор Тетька видела только у бабушки с дедушкой, у них дома его не было. Да и перины дома тоже не было, и у дедушки с бабушкой тоже. Поэтому девочка с удовольствием вскарабкалась на огромную кровать, и тут же словно провалилась в облако. После сытных блинов, неудержимо клонило в сон. Вглядываясь в черно-белый экран «Рекорда», она еще какое-то время силилась понять, что там происходит, но это оказалось ребенку не под силу…

Внезапно открыв глаза, Тетька увидела, что за окном уже стемнело. В доме царил полумрак, у плиты суетилась хозяйка, но мамы нигде не было видно.

– А де моя мама? – теряя надежду спросила она.

– Проснулась! – все так же ласково спросила женщина, – как тебе спалось на новом месте?

– А де моя мама? – повторила вопрос Тетька – мы зе в баню собивавись.

– Та, щас они вернутся – примирительно ответила хозяйка.

Но время шло, Тетька поглядывала на часы, висевшие над дверью. Большая стрелка, обгоняя маленькую, сделала несколько кругов, а мамы все не было. Но мама не могла обмануть Тетьку, она же обещала, что они обязательно пойдут в баню. И Тетька ждала.

Когда мама с подругой вернулась, на небе давно сияли звезды.

– Мама! Мы в баню идем? – в глубине души зная ответ, бросилась к ней Тетька.

– Доченька, поздно уже, мы обязательно сходим с тобой, в следующий раз.

Они конечно сходили в баню, но уже не в Котчихе. Вскоре маме дали направление в железнодорожный техникум в Барановичах. Упускать такую возможность было нельзя. Она уехала на два года в Белоруссию, только изредка, проезжая пол страны в один конец, навещая девочек на каникулах.

Глава 15. Переезд.

Отъезд мамы прошел для Тетьки незаметно.

Девочек забрали к себе, в Юрью, бабушка с дедушкой. Сам по себе поселок не был для Тетьки незнакомым, она здесь родилась. Но мало что о нем знала, потому что бывала наездами, с родителями, и никогда надолго не оставалась.

Юрья казалась Тетьке очень большой, гораздо больше Опарино. Тут был и Дом культуры, которым руководила бабушка, и Дворец пионеров, в котором она же вела театральный кружок. Была даже своя музыкальная школа, в которую отдали учиться Иринку на класс фортепиано.

Но все это находилось в центре поселка, а их дом стоял у самого леса, в конце небольшой улицы без названия. Собственно и улицей это было сложно назвать. Слева на углу, стоял небольшой соседский дом, в котором Тетька никогда никого не видела, а справа от дороги начинался небольшой луг, обрамленный лесом.

Между ними стоял большой деревянный дом на три окна, с застекленной на половину верандой и летней кухней. Весь участок был не меньше пятидесяти соток. Во всяком случае, Тетька в своей жизни таких просторов еще не видела.

Вообще в этом доме было много того, что Тетька видела в своей жизни в первый раз. Отдельная ванная комната, с круглой металлической печкой. Дедушкин кабинет, заставленный от пола до потолка книгами. Причудливые пальмы с кактусами, на специальных полочках в дедушкиной комнате, и элегантное черное пианино в бабушкиной спальне. И еще много чего, большого и маленького, что необходимо было изучить и попробовать.

Ранним утром кухня наполнялась ароматом готовящегося завтрака и приглушенными голосами взрослых. Детей будили, когда стол уже был накрыт. Дедушка, позавтракав к тому моменту, шел пить чай в гостиную, перед телевизором, за просмотром новостей. Тетьку одевали первой, потому что завозил ее в сад дедушка, по пути на работу, на служебном уазике.

Мамина младшая сестра Лариса, которой на тот момент было не больше пятнадцати лет, забирала с собой в школу Иринку.

А бабушка, отправив всех, собиралась на работу последняя. Ее рабочий день начинался немного позже других, ну и выглядеть ей нужно было на все сто.

Вообще, неиссякаемой энергии Татьяны Яновны позавидовать мог каждый. Утро ее начиналось задолго до завтрака. Поднявшись со своей кровати из обычных досок, покрытых поролоновым матрасиком, не более шести сантиметров толщиной, она делала зарядку минут на пятнадцать, затем еще минут пятнадцать – дыхательную гимнастику, потом бег на месте, и только потом переходила к водным процедурам, включив предварительно электробигуди.

Приняв холодный душ, она выходила из ванной в легком халатике и косыночке, повязанной поверх бигудей. В таком, собственно, виде она и готовила завтрак.

И уже отправив всех по своим делам, снимала бигуди, надевала строгое платье или костюм, укладывала волосы и добавляла по капле "Красной Москвы" за каждое ушко.

Придирчиво осмотрев в зеркале стройную не молодую женщину, с абсолютно ровной спиной, аккуратно уложенными седыми локонами, с еле заметной помадой на губах, она решительно выходила из дома. Она вообще все делала решительно, гордо вздернув подбородок и победно глядя с высоты своего небольшого роста.

На работе ее побаивались, восхищались и любили. Никто кроме нее не умел так заразительно смеяться, а по ее лицу не возможно было прочитать ни одной тени тех тревог, какие, когда – либо бывали в ее жизни.

Глава 16. Кролики.

Тетька не помнила, чтобы бабушка грустила или расстраивалась. Иногда бывала строгой, отчитывая детей за проступки. Иногда была серьезной, слушая собеседника или новости по телевизору. А все остальное время, легкая озорная улыбка не сходила с ее лица.

Вечером, возвращаясь с дедушкой из сада, все на том же служебном уазике, они заставали уже всю семью дома. Лариса делала уроки или читала в кабинете, Иринка с учебниками сидела за круглым кухонным столом, а бабушка неутомимо хлопотала на кухне. Одновременно с готовкой ужина, помогала Иринке с уроками.

– Однажды лебедь, рак да щука…– монотонно, десятый раз начинала Иринка.

– Работнички наши вернулись – восторженно восклицала бабушка, выбегая в прихожую навстречу вошедьшим.

Дедушка неторопливо снимал пальто и шапку, а бабушка принималась распаковывать Тетьку из кроличьей шубки и валенок.

В доме было тепло. У дедушкиных ног радостно повизгивала собака Муха, терпеливо ожидая, когда и ей достанется внимание хозяина. С печки внимательно следила за происходящим кошка, чтобы не пропустить удобный момент, потереться о любимые тапки деда.

Ростислав Викторович, передав жене сумку с продуктами, которые он прихватил с базы, как ни как, начальник отдела снабжения леспромхоза, шел менять свой строгий костюм на рабочую домашнюю одежду. Старый китель и галифе давно стали верными спутниками его дел по хозяйству.

Бабушка с Тетькой, тем временем, готовили ему корзинку с едой для кроликов. Девочка не задумывалась, почему этим никогда не занимались Иринка или Лариса, может потому, что девочки учились в школе, и им нужно было делать домашнее задание, в отличие от нее. А может потому, что Тетьке просто нравилось этим заниматься, и на самом деле, она вряд ли с кем-то разделила бы эту обязанность.

Как бы там ни было, переодевшись, дедушка натягивал старую телогрейку и шапку ушанку, Тетька вновь влезала в свою шубку, валенки, и они, сопровождаемые собакой и кошкой, отправлялись к кроликам.

Во дворе, кроличьему семейству была выделена специально огороженная территория. С одной стороны, вдоль забора, тянулась череда деревянных кроличьих клеток, выстроенных в два этажа, с другой, располагались хозяйственные постройки: сеновал, теплый сарай с клетками для окотившихся крольчих и дедушкина мастерская с дровяником.

Любой человек, оказавшийся в этом месте, понимал, что у хозяина руки растут, откуда надо. Двор был чистый, все постройки были абсолютно исправны, ни где не было и намека на извечное русское "ааа, потом"! Ни каких разболтавшихся петель, подпертых досками дверей, или забытых, в неположенных местах, инструментов. У Ростислава Викторовича каждая вещь имела свое предназначение и место, даже если кому-то могло показаться, что это не так.

Старательно выметая каждую клетку, он наливал чистую водичку из старого остроносого кофейника в консервную баночку. Затем закладывал пучок сена в специальную кормушку и оставлял один колобочек из комбикорма. И так сорок раз, или около того.

И все это время, Тетька наблюдала за ним, затаив дыхание, в ожидании команды:

– Тетька, подай мне колобочек! – не глядя бросал дедушка через плечо…

– Тетька, иди водички еще набери, эта закончилась!

И ребенок радостно мчался в дом, осознавая свою причастность к делам этого большого человека, казавшегося самым великим из всех известных ей людей.

Накормив кроликов, тщательно очистив весь инструмент и аккуратно разложив его по местам, вся компания, включая кошку и собаку, возвращалась в дом.

Глава 17. Полеты во сне.

На кухне уже полным ходом шло приготовление к ужину. Красивые тарелочки и мельхиоровые приборы находились в строго отведенных местах. Рядом с дедушкиной тарелкой стояла хрустальная стопка на тонкой ножке. Середину стола украшали разносолы. Тут и тертая редька со сметаной, и квашеная капуста, и огурчики с помидорами – все со своего огорода!

Раздевшись, дедушка шел к умывальнику. Тщательно вымыв руки, стряхиваял воду с чистых рук на Тетьку, ожидавшую своей очереди рядом, и хитро подмигивал ей улыбнувшись. Потом прихрамывая, отправлялся к своему месту, по пути шлепнув Ларису, или дернув Иринку за жиденькую косичку.

– Ну, маааам! – томно восклицала Лариса, считавшая себя достаточно взрослой, для такой фамильярности со стороны отца.

Бабушка, озорно хихикнув в кулачек у нее за спиной, тут же сделав серьезное лицо, с упреком выговаривала:

– Да ну тебя, отец, не можешь спокойно мимо ребенка пройти!

Все рассаживались по местам. Только что поевшая собака забиралась под стол, рядом с дедом, а кошка устраивалась у него на коленях. Разложив горячее по тарелкам, бабушка доставала запотевшую бутылку «Пшеничной» из холодильника, и до краев наполняла дедушкину стопку.

– Вздрогнем! – говорил он, перед тем, как опрокинуть – действительно вздрогнув, повеселевшим взглядом окидывал стол, – Таня, куда ты столько детям навалила, разве же можно им так много есть? – искренне возмущался дедушка – Посмотри, Тетька какое пузо наела!

– Да что ты выдумываешь, они растут еще, им нужно хорошо кушать!– отвечала бабушка – и нет у нее никого пуза, нормальный ребенок.

– Чтобы живота не было, надо его втягивать – заметила Лариса, глядя в тарелку, ни к кому не обращаясь.

Тетька выпрямилась на табуретке и втянула живот. Ей очень хотелось понравиться Ларисе, потому что Лариса, самой Тетьке, очень нравилась. Невысокого роста, худенькая девушка с густыми, аккуратно собранными в длинную косу волосами, всегда одетая с иголочки, в прямом смысле, потому что носила одежду, только сшитую лучшими портнихами Юрьи, была для Тетьки идеалом.

Ее немного жеманный, всё понимающий взгляд и безупречные манеры завораживали девочку, никогда раньше не видевшую таких барышень. Прежние знакомые Тетьки всегда были совершенно обычными простыми девчонками и мальчишками, как она сама.

Есть с втянутым животом было неудобно, он все время опять выпячивался, стоило ей сунуть ложку в рот. "Ну и ладно, поем, потом буду втягивать" – решила она, и начала уплетать вкуснющую котлету.

Ужин продолжили в тишине, потому что все рты были заняты, а не потому, что нечего было сказать. Бабушка, как всегда, доела первая.

–А теперь смотрите дети, я вам покажу, как делать нельзя – сказала она, торжественно облизав тарелку!

Девчонки засмеялись.

– А можно я то же – заверещала Иринка.

– И я, и я – подхватила Тетька.

– Ох, Татьяна Яновна, – улыбаясь, вздохнул дед – чему бы хорошему детей научила!

– Я, в отличие от тебя, с одной тарелки с кошкой не ем – парировала бабушка.

Это было чистой правдой, дед откладывал на край своей тарелки маленькие кусочки для кошки, сидевшей у него на коленях. Та, сразу же подхватывала, причитающееся ей лакомство. Кусочки покрупнее, он бросал собаке на пол, та с удовольствием проглатывала свою добычу, до блеска вылизывая пол в том месте, куда упал кусок.

После ужина, дедушка уходил в свою комнату, включал большой цветной телевизор, стоявший в углу на длинных ножках, и смотрел новости. Девчонки помогали бабушке убирать со стола и мыть посуду. Когда кухня была полностью приведена в порядок, можно было присоединиться к дедушке. Или поиграть с бабушкой в лото. Но после «Спокойной ночи, малыши», детей укладывали спать.

Тетька засыпала мгновенно, едва голова ее касалась подушки. Очень часто ей снился один и тот же сон – в синем полумраке она медленно летит спиной вниз, на небе ярко горят звезды, а в лицо ей падают большие серебристые хлопья снега. Она совсем не боится разбиться, далеко внизу ждут ее пушистые сугробы, а она все летит, летит, летит…

Глава 18. Гости.

В большом доме часто бывали гости. То дядя Валера с семьей, мамин средний брат, который жил в военном городке, по соседству с Юрьей. То одна из бабушкиных сестер – тетя Наташа из Галича, или тетя Лена из Риги, с такими же аккуратными седыми локонами, как у бабушки, и таким же лицом, только «побабушкнее», как говорила Тетька.

Чаще всего гости приезжали из Москвы. Дедушкина сестра, тетя Лера с внучкой Юлей, Иринкиной ровесницей. Или дедушкин сын, дядя Витя с семьей. Или просто друзья, с которыми Коронелли дружили, еще живя в Москве.

В этом доме всегда и всем были рады. Гости приезжали и жили неделями. Иногда могли приехать сразу несколько семей, с разных городов. Тогда дом сразу делился на две половины, в одной мужчины вели важные разговоры, восхищались библиотекой и поголовьем кроликов, в другой женщины занимались готовкой, уборкой или рукоделием. С кухни то и дело слышался заливистый женский смех, тогда как с мужской половины лишь изредка доносились возбужденные голоса. А дети, временами предоставленные сами себе, носились стайкой во дворе, играли в прятки или догонялки, или просто болтали о своей детской жизни.

Когда все дела были переделаны, женщины собирали детей поиграть на женской половине. Завязав Ларисе глаза, бабушка немного раскрутила ее на месте. Ребятня тут же бросилась врассыпную, хлопая в ладошки:

– Догони меня, меня, меня, догони меня! – летело с разных сторон, словно эхо.

Тетька была самой младшей в этой компании. Разгорячившись, она не сразу почувствовала, как Лариса обхватила руками ее плечи, и не в силах остановиться, перебирая на месте ногами, вцепилась зубами в удерживающую ее руку. Лариса вскрикнула, сняла повязку с глаз. С тыльной стороны ее ладони, красовался ярко красный след тетькиных зубов. В комнате повисла тишина. Поняв, наконец, что произошло, Тетька насупилась и замерла, готовясь разрыдаться в следующую минуту.

– Ты видишь, что ты натворила!? – строгим голосом задала вопрос бабушка.

В ответ Тетька промолчала, лишь на секунду бросив взгляд исподлобья на пострадавшую руку. Ей было так жалко Ларису, и она искренне не понимала, как же это произошло.

– Немедленно извинись! – таким же строгим голосом скомандовала бабушка.

Тетька еще больше насупилась.

– Кому я сказала, Светлана! – в голосе бабушки зазвучали стальные нотки.

– Хорошо! Тогда мы поступим так, – через небольшую паузу сказала Татьяна Яновна – мы все сейчас пойдем в другую комнату, и продолжим веселиться, а ты останешься в этой, пока не надумаешь попросить у Ларисы прощения.

Комната опустела, посередине осталась стоять Тетька, все так же насупившись, глядя себе под ноги. Из соседней комнаты доносился веселый шум общей игры. Тетька стояла.

Через полчаса Татьяна Яновна, обеспокоенная тем, что ребенок до сих пор не пришел и ни как себя не проявил, решила проверить, не готово ли дитя к раскаянию.

– Ну что, ты подумала над своим поведением? – уже гораздо мягче обратилась она к Тетьке.

Та по-прежнему с интересом изучала свои ноги. Немного постояв напротив, бабушка вышла. Она еще несколько раз подходила к двери, в течение часа или полутора, заглядывала в специально оставленную щелочку, в надежде заметить хоть какое-то движение души в сторону раскаянья. Но Тетька, все это время, стояла на одном и том же месте, практически в одном и том же положении.

«Надо же, какая упрямая – думала бабушка, то ли восхищаясь внучкой, то ли досадуя – с места не сдвинется! Ну что ты будешь делать с этим ребенком. Надо будет Ларису к ней отправить, может, расчувствуется, когда увидит. И ведь жалко ее, все веселятся, а она одна там стоит, да и темнеет уже в комнате».

Приоткрыв дверь, Лариса, мягко ступая, вошла в комнату.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – спокойно спросила она, присев рядом с девочкой.

Подняв полные слез глаза, Тетька бросилась к девушке, крепко обняв ее за шею и разрыдалась. И в этих рыданиях было столько отчаяния и любви, что уже ни Лариса, ни бабушка, стоявшая за дверью, не ждали ни каких извинений и объяснений.

По вечерам взрослые, уложив детей спать, садились расписывать на кухне «тысячу». Тетька не очень понимала, что это такое, но сквозь оставленную узкую щель в двери, в спальню, вместе с полоской света проникали шуточные перепалки взрослых и приглушенный смех.

Глава 19. Кабинет.

Не то что бы Тетька не любила гостей. Но когда все гости, наконец, разъезжались, дом возвращался к своей неспешной размеренной жизни. Вещи занимали свои привычные места. Исчезали посторонние звуки, высвобождая треск поленьев в печи. По всему дому разливался легкий аромат «Красной Москвы», смешанный с запахом дедушкиного одеколона.

В такие дни девочка могла бродить по дому одна, изучая неосвоенные территории. Ей нравилось прятаться в стенном шкафу, устроенном в кладовке между прихожей и дедушкиной комнатой. Висевшие тут же рядочком несколько строгих костюмов наполняли шкаф запахом знакомого одеколона. Тетька с интересом рассматривала, сложенные на полу и на многочисленных полочках, разнокалиберные коробки. На некоторых из них были нарисованы рюмочки, на других ботинки, на третьих что-то написано странными буквами. Таких Тетька еще не выучила. Когда это занятие ей надоедало, она, тихонько выбравшись из кладовки, перебиралась в дедушкину комнату.

Эта была самая не интересная комната для Тетьки. В углу, у входа стоял телевизор, но детям не разрешалось его включать. Напротив, между двумя окнами, стоял журнальный столик и два кресла. Вдоль окон тянулись деревянные этажерки с кактусами, и кадка с пальмой. Ростислав Викторович увлекался растениеводством. Все его питомцы имели отменный цветущий вид. Из них торчали иголки, и Тетьке даже смотреть на них было страшно. Как-то раз она уже потрогала мясистый темно-зеленый лист с торчащими во все стороны пушистыми волосинками. Бабушка с трудом выковыряла занозу из крохотной подушечки Тетькиного пальчика.

У дальней, от входа, стены комнаты располагался диван, к которому шла красная ковровая дорожка. Сбоку от дивана находилась большая радиола на длинных ножках. Тетька ни разу не видела, что бы ее включали. На ней лежала стопка газет и большая коробка с барбарисками для дедушки, бросившего курить.

Тетька ребенком была воспитанным и слово «нельзя» воспринимала буквально. Ну, нельзя, значит нельзя. Да и могла ли пробудить воображение пятилетней девочки такая простая обстановка. А барбариски Тетька просто не любила.

Совсем другое дело, следующая комната, в которую попасть можно было только из этой. Там за дверью находился дедушкин кабинет. И хотя Тетька не раз в нем бывала, каждый раз попадая сюда снова, сердце ее замирало от восторга и еще какого-то странного чувства, перехватывающего дыхание.

Трогать руками там ей ничего не разрешали. Сразу от входа, взгляд падал на массивный дубовый книжный шкаф, закрывавший всю противоположную стену.

– Здравствуйте! – уважительно хотелось сказать девочке, глядя в его стеклянные дверцы, за которыми так призывно проглядывали разноцветные корешки, плотно стоявших книг.

Почему-то шкаф напоминал Тетьке Мойдодыра, из любимой книжки Чуковского. Казалось, что сейчас буквально он оживет и ответит ей:

– Здравствуй, Тетька! Разве взрослые разрешали тебе заходить в кабинет?

– Я на минуточку, уважаемый шкаф! Руками трогать ничего не буду. Позвольте мне немного посмотреть на корешки ваших книжек! – мысленно умоляла его Тетька.

Шкаф смолкал, но осторожно передвигаясь по комнате, девочка чувствовал на себе его пристальный взгляд.

А ей так хотелось усесться за письменный стол, обитый зеленым сукном. Пощелкать выключатель настольной лампы с круглым стеклянным абажуром. Покрутить в руках маленький металлический настольный календарь. Погладить бронзовые кудряшки маленького бюста на столе. Все это она проделывала мысленно много раз.

Тяжело вздохнув, Тетька тихонько вышла из кабинета, осторожно прикрывая за собой дверь. Когда-нибудь она вырастет, достанет книгу из шкафа, сядет читать за стол, включит лампу, и обязательно погладит бронзовые кудряшки!

Говорят, с возрастом, года летят быстрее. А на самом деле, два года маминой учебы пронеслись над Тетькой как снежная лавина. Она едва успевала впитывать в себя всю сваливающуюся на ее голову информацию. Сколько новых вещей и людей появилось в ее мире. Сколько новых эмоций пришлось испытать.

Маме дали направление на работу в Удмуртию. Это было не очень далеко, час на автобусе до Кирова и три часа на электричке до Кожиля. Там ее ждала маленькая квартирка в станционном доме и небольшая зарплата. Одну из девочек решено было оставить в Юрье.

Выбирать не приходилось, глядя на безграничную Тетькину любовь к маме. Формально, Иринка уже ходила в школу в Юрье, да и музыкальной школы в маленьком рабочем поселке не было. А Тетьке только в сентябре исполнилось шесть. Как раз успеют обжиться за полгода до школы.

Глава 20. Кожиль.

Кожиль встретил Тетьку с мамой сугробами выше человеческого роста и стуком колес. В буквальном смысле. Небольшая уютная квартирка, которую им выделили, находилась в здании станции. Деревянный одноэтажный дом причудливой формы главным фасадом выходил на насыпь, к железнодорожным путям. Там располагался вход в зал ожидания и дежурку. С противоположной стороны – жилые помещения.

Высокое деревянное крыльцо вело в маленькие сени, из которых можно было попасть в просторную кухню, с небольшой русской печкой. Над входом в комнату, от печки вдоль стены, прежние хозяева соорудили деревянные палати. Над палатями в стене красовалась круглая дырка, диаметром сантиметров тридцать. Должно быть, в комнате у них стоял телевизор.

Но у мамы с Тетькой телевизора не было. Да и на палатях спать было не кому. На кухне в уголочке стоял маленький зеленый диванчик для Тетьки, а в комнате деревянная полуторная мамина кровать. Диванчик, чаще всего пустовал. Когда у мамы был выходной, Тетька засыпала рядом с мамой, пока та читала ей перед сном. А когда мама уходила на дежурство в ночь, Тетька устраивалась на кровати, рядом с настольной лампой и читала сама, к тому времени она уже неплохо освоила буквы.

Так ей было не очень страшно. Хотя иногда, с улицы доносился то ли вой волков, то ли подвывание вьюги, то ли собаки, вольно гуляющие по поселку, забредали на станцию. И от этих звуков, маленькое сердечко искало себе убежище в пятках. Но Тетька знала, что ни каким волкам и собакам в дом не проникнуть, а вот мама, не раз подбегающая к окну в течении ночи, проверить спит ли ее ребенок, может быть в опасности.

Но наступало утро, мама возвращалась с работы, в окно заглядывало яркое зимнее солнце, освещая сразу всю комнату целиком, и ночные страхи рассеивались без следа. В печке весело трещали поленья, мама пекла оладушки на завтрак, дом наполнялся теплом.

Тут надо немного подробнее остановиться на описании поселка, куда попали наши героини. Надо сказать, что вы вряд ли найдете в Удмуртии, а это была Удмуртия, место более странное.

Начнем с того, что у поселка своего названия не было. То есть оно, конечно, было, и даже два, но оба чужие.

На фасаде станции красовалась табличка с надписью «Кожиль», но так же называлось большое село, всего на десять километров ближе к районному центру. Сам же поселок носил звонкое имя Дзякино, заимствованное у соседней деревни. Местные жители, которых было не больше тысячи человек, между собой этими названиями не пользовались.

Поселок называли болотом, потому что построен он был на богатых залежах торфа. А станцию называли просто станцией. Правда, была еще одна часть поселка – подстанция. Находилась она за железной дорогой, там же в трех двухэтажных кирпичных домах жили семьи, обслуживающих ее сотрудников.

Основное население поселка работало на торфопредприятии, благодаря которому сам он и возник. Торф возили по узкоколейке, разрезающей его надвое, к станции. А там уже грузили в большие вагоны и отправляли в районный центр на переработку.

Вдоль железной дороги тянулось несколько бараков для путейцев. Да и в самом поселке можно было найти пару бараков, для первых, перевезённых с Поволжья, немецких переселенцев. Впрочем, вскоре, почти каждая из семей обзавелась собственными крепкими избами, образовавшими главную поселковую улицу Советскую.

Другая часть поселилась в деревянных двухэтажных домах, ближе к центру, обозначенному конторой, почтой, рабочей столовой и двумя магазинами. Торфопредприятие работало исправно, выполняя план, и со временем обжилось собственной пекарней, пожарной частью и кирпичным клубом, для увеселения рабочих масс.

Глава 21. Друзья.

Но вернемся к нашим героиням. В садик Тетьку оформлять не стали, до школы оставалось несколько месяцев. Когда мама работала в день, Тетька слонялась по соседям. На станции жило еще шесть семей, все старики, дети которых уже выросли и разъехались. Все на пенсии. С удовольствием присматривали за ребенком.

Вольготнее всего девочка чувствовала себя у Возмищевых. Тетя Настя, маленькая сгорбленная старушка с большой бородавкой у носа, напоминала героиню русских сказок, но отличалась веселым нравом и легким характером. У них все было запросто. Первым делом кормили, включали мультики по телевизору, да еще в карманы конфет сыпали.

Ее муж, дядя Аркаша с усами как у Буденного, был во время войны танкистом. Тетька очень его уважала. Она немного побаивалась, когда на палатях, он после легкого подпития кричал во сне «за Родину». Дяде Аркаше все-время снилась война. Но глядя на смеющуюся тетю Настю, тут же успокаивалась.

Тетька знала, что засиживаться долго в гостях не прилично. Поэтому, наевшись и насмотревшись мультиков, отправлялась навестить маму в дежурке и передать последние новости.

Еще нравился Тетьке дядя Ликан, веселый такой, смешливый дед в галифе, которое у него вечно спадало. Обхватив себя обоими руками, он ловко подтягивал его одновременно сзади и спереди запястьями рук. Дядя Ликан любил рассказывать разные истории, активно помогая себе руками, посасывая небольшую трубочку. У Ликанов, как называли эту семью соседи, Тетька тоже не задерживалась. Квартирка у них была такая же, как у всех, небольшая, но очень светлая и чистая. Тетя Катя, жена дяди Ликана, высокая светлая женщина, с плавной речью и походкой, мало походила на остальных бабушек, и была не особо разговорчива.

Тетька ее побаивалась. Несмотря на ласковую улыбку, было в ней что-то такое, что заставляло ребенка краснеть за стаявший с валенок снег, оставивший лужи в чистой прихожей. За грязь, стекавшую с рук, в начищенном до блеска рукомойнике. За съеденные втихаря лепестки пышной герани на подоконнике.

В гости к остальным, живущим в дальней половине дома, Тетька заглядывала гораздо реже. Новоселовы держались особняком. Сам – единственный, кто до сих пор работал дежурным по станции, как мама, выходил на пенсию и они собирались уезжать.

У Ивановых и Ивониных, живших друг напротив друга, всегда было много народу, то дети приехали, то внуков на выходные привезли. Там Тетька появлялась только, когда происходило что-то важное. К примеру, кошка рожала или тетя Лида корову подоила.

К весне в Тетькиной жизни стали появляться новые друзья. Сначала мамин новый знакомый с работы привел свою дочку, Оксанку, Тетькину ровесницу. Девочки были очень похожи, одного роста, конопатые, голубоглазые, круглолицые.

– Ой, девчонки, ни как кто-то из ваших родителей согрешил – посмеивались взрослые – вы как сестренки.

Оксанка жила на подстанции, за железной дорогой. Перехода никакого не было, поэтому мама Тетьку одну туда не пускала. Оксанка приходила сама. Она выросла на железной дороге, ни кому в голову не приходило за нее бояться.

Вдоволь набегавшись на улице, девчонки, с пунцовым щеками, заваливались к Тетьке домой. Пили чай с блинчиками или пирогами и болтали. Оксанка рассказывала истории про местных обитателей. Девочка была гораздо лучше осведомлена в вопросах взрослой жизни, чем Тетька. Перед каждым рассказом Оксанка брала с Тетьки слово, что та никому об этом не расскажет. Потом громким шепотом, как будто кто-то мог услышать их, хотя в квартире больше ни кого не было, вытаращив для важности глаза, Оксанка начинала:

– А знаешь тетю Зою Васильеву? Ну та, рыжая, она еще как мама твоя, дежурной работает! Так вот у них… – и дальше шло повествование.

Тетька, как правило, героев этих рассказов не знала, ну или очень мало знала. Но тайны Оксанкины хранила, потому что сразу забывала, как только за той закрывалась дверь.

А вот с другим другом, Артуркой, Тетьке было гораздо веселее. Его привела мамина новая подруга тетя Юля. Она была очень красивой женщиной. Высокая статная блондинка, очень походила на Тетькину маму характером. Обе остры на язык, независимы и легки на подъем, и абсолютно не похожи на остальных жителей поселка, как будто их сюда занесло совсем из другого мира.

Артурка был внешне похож на свою маму, но абсолютно неугомонный. Постоянно выдумывал какие – то шалости, что очень веселило Тетьку. Сама она шалила редко, ее фантазии хватало только на разрисованные обои или напугать маму, спрятавшись в шкаф, где она благополучно засыпала, уютно свернувшись калачиком на стопке вещей.

А вот Артур мог устроить из всего цирковой номер. Тетька, немного свысока, ведь она была старше Артура на полгода, глядя на эти представления не могла удержаться от смеха. Ее смех только подзадоривал мальчика, и он придумывал все новые и новые шалости.

Глава 22. Перед школой.

В середине весны мама повела дочь устраиваться в школу. Брать Тетьку со следующего года не хотели, потому что семь лет должно было исполниться только в начале сентября.

– Добрый день, Николай Николаевич! Можно к вам – спросила Лена, приоткрыв дверь в кабинет директора школы.

– Здравствуйте, Елена Ростиславовна – ответил ей седой высокий мужчина, вставая из-за стола – конечно, проходите.

Протолкнув вперед растерявшуюся Тетьку, мама аккуратно прикрыла за собой дверь.

– Здравствуйте – задрав голову вверх, что бы рассмотреть дяденьку – сказала Тетька.

– Здравствуй, здравствуй – ласково улыбаясь, ответил Николай Николаевич. Присев перед ней на стул, внимательно посмотрел, сквозь тонкую золотистую оправу очков – Давай знакомиться. Как тебя зовут?

– Света Панченко – все еще смущаясь, представилась девочка.

– А меня Николай Николаевич, я директор школы, в которой ты будешь учиться – хочешь в школу?

– Да, очень хочу.

– А буквы ты знаешь? Сможешь прочесть, что здесь написано – указывая рукой на стену – спросил директор.

– Почетная грамота – бегло прочитала Тетька – награждается…

– Хорошо, хорошо – остановил ее мужчина – а до десяти сосчитаешь?

– Один, два, три….десять – отрапортовал ребенок.

–Отлично, а в обратном порядке?

– Десять, девять – и вдруг Тетька решила, что дальше обязательно ошибется, насупилась, опустила голову, что бы спрятать навернувшиеся слезы.

– Ну что же ты, доча? Ты же умеешь! – вмешалась в разговор мама.

– Ни чего страшного, Елена Ростиславовна! Девочка скромная, значит, сидеть на уроках будет спокойно, повернувшись к Тетьке – Поздравляю тебя, Светлана Панченко, ты принята в первый класс средней Дзякинской школы. Будем ждать тебя первого сентября.

– Ой, спасибо Вам, Николай Николаевич! – радостно воскликнула мама – прямо камень с души. Она же все уже умеет, стесняется только!

– Хорошо, хорошо. Да, я понял! – вставая, ответил директор – всего доброго! До свидания, Света.

– До свидания – ответила Тетька, упавшим голосом, выходя из кабинета.

Всю дорогу до дома, Тетька в пол-уха слушала мамины упреки:

– Вот где надо, от тебя слова не дождешься, а где не надо – болтаешь без умолку! Что на тебя нашло?

Тетька и сама не знала, что на нее нашло, от этого ей было очень грустно и обидно. Конечно, в школу ее приняли, но поверил ли Николай Николаевич в то, что она правда умеет считать в обратном порядке? Почему-то, ей было важно, что бы ей поверили.

Весна пролетела незаметно. В одни из первых маминых летних выходных, они отправились в Юрью. Тетьку мама там оставляла на все лето, а Иринку забирала к себе. По правде, Тетька вообще не задумывалась, где проводит лето ее старшая сестра. Она была рада вновь оказаться в Юрье.

Вечером, сев ужинать за стол, дедушка надел очки, открывая свежую газету. Пролистав ее до последней страницы, аккуратно сложил и отложил на подоконник, посмотрев на ребенка сквозь очки.

– Тетька, сколько веснушек у тебя прибавилось – удивленно воскликнул он – а я – то без очков и не вижу!

Девочка смущенно засмеялась в ответ.

– Это значит, что солнышко тебя очень любит – продолжил Ростислав Викторович.

И Тетька, как будто, почувствовала, что солнышко и правда ее очень любит, потому что на душе у нее стало очень тепло и легко.

Дни Тетька проводила чаще всего одна, выполняя задания, которые с утра выдавала ей бабушка. Подмести пол, помыть посуду, нарвать травы для кроликов, натаскать воды из колодца на огород. Когда все дела были сделаны, можно было почитать за столом в дедушкином кабинете или поесть ягоды с кустов в огороде. На обед приходила бабушка. Иногда оставляла новые поручения, а иногда брала Тетьку с собой на работу.

Рядом с Домом Культуры находилось что-то вроде парка развлечений, несколько аттракционов, самым любимым у Тетьки были качели-лодочки. Она могла качаться на них часами. А еще ей нравилось наблюдать из-за кулис за репетициями, которые проводила Татьяна Яновна со своей труппой. Этим летом они часто ездили в маленьком дребезжащем уазике по дальним селам с гастролями. Тетьке даже дали роль, правда, без слов, в одном эпизоде ее выносили на сцену на несколько минут, а потом уносили обратно.

Делать ей ничего не надо было, лежать на руках у актера и молчать, но зато она видела переполненный зрительный зал со сцены, с парой сотен устремленных на нее глаз. Это было очень страшно, поэтому она сначала зажмуривалась, а потом, чуть приоткрыв глаза, наблюдала за зрителями, не подозревающими об этом.

Зато, возвращаясь поздно вечером домой, вся труппа от души веселилась над не умолкавшим ни на минуту ребёнком. То она пела песни о том, что видела за окном, то рассказывала о зрителях, которых успела рассмотреть со сцены, угомонить ребенка не возможно было до самого дома.

Глава 23. Первое сентября.

Лето подходило к концу, а у Тетьки было еще много дел. Надо было купить школьную форму и учебники. Близилось ее первое первое сентября.

День был теплый и солнечный. Мама привела Тетьку к зданию старшей школы в красивом форменном платье с плиссированной юбкой, белом фартуке и с пышными белыми бантами, размером чуть ли не с Тетькину голову. Волосы у девочки к тому времени уже сильно отросли. Мама заплела их в две косы, туго завязав над ушами.

Первоклассников построили в шеренгу по одному, и после добрых пожеланий директора и первого звонка, повели к небольшому деревянному дому начальной школы, под предводительством пожилой стройной женщины, в строгом трикотажном костюме, с седой косой, уложенной вокруг головы, в виде короны.

До начальной школы было метров двести, и всю дорогу детей сопровождали родители, которых было в два раза больше, поэтому шествие больше напоминало первомайскую демонстрацию, чем начало учебного года.

Дети заговорщицки переглядывались между собой, все они давно были знакомы, кроме Тетьки. Где-то впереди строя маячила бантами голова Оксанки, растворяющаяся в толпе незнакомых людей. Тетька чувствовала на себе любопытные взгляды одноклассников и иногда до нее доносились обрывки фраз, явно относящиеся к ней.

– Да они на станции живут! – видимо отвечая на чей-то вопрос, пояснил худощавый мальчик, идущий впереди.

– Это ейная мама курит? – спросил девчачий голос сзади.

Тетька, до того момента, светившаяся от счастья, съёжилась, как от пощёчины. Ей вдруг захотелось развернуться и убежать домой, зарыться лицом в подушку на своем маленьком зеленом диванчике, и никогда больше не возвращаться в школу.

Озираясь по сторонам, она вдруг поняла, что взгляды, которые она ловила на себе, наполнены не любопытством. Взрослые осуждающе разглядывали ее новые лакированные туфли на платформе, привезенные мамой из Белоруссии, форменное платье, явно купленное не в поселковом магазине, как у остальных девочек. Девчонки с завистью косились на ажурные белые капроновые колготки, упруго облегающие стройные лодыжки. Все у Тетьки было чуждое этим людям, не такое как у всех, да и сама Тетька была другой, не такой как их дети.

Учительница привела ребят в школу, показала, где им раздеться, рассадила парами за деревянными партами.

– Здравствуйте, дети. Я ваша учительница. Меня зовут – Нина Ивановна. Для начала давайте познакомимся – сказала она, открывая большую толстую тетрадь, лежащую перед ней на столе.

– Баженова? – начала она перекличку.

–Я! – быстро отозвалась худенькая высокая девочка, с каштановой косой.

– Веретенникова?

– Я! – поднялась с первой парты маленькая пухлая девочка.

– Зорина?

Тетька честно пыталась всех запомнить, но когда очередь дошла до нее, в голове ее случилось полное обнуление. Лица смешались в большое белое пятно. Имена вообще вылетели из головы.

– Кто из вас знает буквы или умеет читать? – спросила учительница.

– Я умею читать – отозвалась Тетька с места, в полной тишине.

– Это хорошо, только в следующий раз, перед тем, как ответить, нужно поднять руку! – класс оживился, кое-где послышались смешки – Хорошо, Света? И подождать, когда я разрешу ответить.

– Да – смущенно пролепетала девочка.

– А теперь, дети, кто знает какое-нибудь стихотворение и сможет нам рассказать? – продолжила учительница.

Тетька подняла руку. Класс безмолвствовал.

– Хорошо, Света. Выходи к доске и расскажи нам стихотворение.

Обернувшись к классу рядом с учительским столом, Тетька увидела тридцать пар глаз, устремленных на нее. От страха в горле пересохло, она откашлялась и четко, с чувством произнося каждую букву, продекламировала стихотворение. Как учила ее мама накануне.

– Молодец, Светлана! – после некоторого молчания, произнесла Нина Ивановна – садись за парту, отлично.

Тетька, тут же забыв свои недавние огорчения, окрылённая похвалой, легкой походкой направилась к своей парте.

Выдав учебники, учительница отправила ребятишек домой. Разбившись на группки, в зависимости от того, кто рядом с кем живет или дружит, дети направились в разные стороны. Тетькины соседи в школу не ходили, поэтому она отправилась одна, весело размахивая на ходу новеньким портфелем.

– У меня пятерка! – закричала она с порога, торопливо разуваясь в сенях – мааам, мне пять поставили за стихотворение!

– Прямо поставили?! В дневник? – лукаво улыбаясь, спросила Леночка.

– Нет, в дневник не ставили, но Нина Ивановна сказала – отлично! Это же пять? – встревожившись, спросила девочка.

На электрической плитке скворчала сковорода, источая аппетитные ароматы. На столе, накрытая перевернутой вверх дном тарелкой, стояла стопка блинов.

Глава 24. Одноклассники.

Вечером, после смены забежала в гости тетя Женя Муркина, мамина новая подруга, поздравить Тетьку с первым днем в школе. Она, как мама, работала дежурной по станции. Смуглая, с коротко стриженными, черными, как смоль, волосами, женщина неопределенного возраста. По крайней мере, Тетька очень удивилась, узнав, что ее взрослая дочь живет в Москве, потому что считала ее чуть ли не маминой ровесницей. Пронзительный взгляд темно-карих глаз мог напугать любого мнительного прохожего, но останавливаясь на Тетьке, теплел.

– Ну что, птенец, поздравляю тебя, – протягивая шоколадку и улыбаясь, произнесла тетя Женя – учись хорошо, маму радуй.

– Я уже пятерку получила – радостно отозвалась девочка.

– Вот и умница! – поворачиваясь к маме – Пошли, Лен, покурим. Устала, как собака, пойду домой, потом, отсыпаться.

Они вышли в сени, прикрыв за собой дверь. Но до Тетьки доносились обрывки фраз.

– Надоело мне это чертово болото, Лен. Скорее бы уж на пенсию…

–…

– Как тебя-то угораздило в эту «дыру» попасть…

– Эти хитрожопые вотяки…

Тетька не раз уже все это слышала, поэтому переключилась на более интересные дела.

Ходить в школу было весело. Постепенно запоминая имена ребят, Тетька открывала для себя новый мир. Мир, в котором жили ее одноклассники.

Девочки, Лина и Люда, с одинаковыми фамилиями, не были сестрами, но жили в одной деревне. Каждое утро им приходилось проходить два километра через лес и поле, что бы добраться до школы.

А вот Мишка с Лешкой двойняшки, только совсем не похожи. Круглолицый Леша очень вежливый, часто смущается и густо краснеет. У Мишки впалые щеки и рыбий взгляд испорченного ребенка.

После школы дети в поселке были всегда предоставлены сами себе. Родители на работе часов до пяти. Забежишь к ним, отметишься, что со школы пришёл, и айда гулять или друг к другу в гости.

За одной партой с Тетькой посадили Сережу, очень спокойного и серьезного мальчика, с тяжелым вздохом достававшего запасные: линейку, карандаш или даже ручку, когда чего-то из этого не оказывалось у рассеянной соседки. Тетька подозревала, что он все это носит специально для нее, но дальше этих подозрений мысль не уходила.

Почти у каждой девочки в классе была подружка. На переменах класс делился на две части, в одной половине – гурьбой толпились мальчишки, а в другой – парами шептались девчонки. Даже у Оксанки была пара, Ирина Булдакова тоже жила на подстанции. И хотя девченки не были так похожи, как рыжекосые Лена и Лариса, выросли они в соседних квартирах.

Нельзя сказать, что Тетька ни с кем не общалась. На первых порах она даже побывала в гостях у некоторых одноклассниц. Галя Веретенникова жила совсем рядом со школой, а ее мама работала в столовой. Покормив девчонок, она разрешила им ненадолго зайти в гости, пока не пришли старшие девочки со школы.

А у Зориной Тани старшие брат и сестра уже окончили школу, и уехали учиться в Ленинград. Поэтому она могла не спрашивать родителей, все равно не узнают, оба на работе.

Но все-таки Тетькино общение с одноклассницами мало походило на дружбу. Скорее это было любопытство. До этого времени девочка мало интересовалась сверстниками. Ей никогда не было скучно наедине с собой, а с тех пор, как в ее жизни появились книги, она вообще перестала замечать ход времени.

Поэтому, сразу после школы, Тетька беззаботно бежала домой через весь поселок, перепрыгивая припудренные торфяной пылью лужи.

Надо сказать, что поселок был не большой, центральная улица, как водится, Советская, проходила через него насквозь. Дома на ней был все деревянные, одноэтажные, частные. Ближе к центру, несколько домов на четыре семьи и барак. Два магазина в центре, продуктовый и промтоварный. Рядом рабочая столовая, с вкусными молочными коржиками за пять копеек и наливными булочками со сметаной. Сразу за столовой, Тетькина школа, за ней баня и пекарня. Чуть поодаль – новый кирпичный клуб. Напротив почта, администрация и дом быта.

Были в поселке двухэтажные многоквартирные дома, в основном, деревянные, но пять или шесть были из кирпича. Квартирки в них были не большими, двухкомнатными, но их обитатели себя считали избранными, хотя «удобства» в таких домах, как правило, были на улице. И самое большое их преимущество состояло в водопроводе и центральном отоплении.

Во дворах серой массой нагромождались разнокалиберные сарайки. Где поросеночек похрюкивал, где куры квохтали, где гуси. Мясо в магазине не продавали, про колбасу вообще никто слыхом не слыхивал. Кормились семьи в основном своим хозяйством, или покупали у соседей.

Глава 25. Котенок.

Все развлечения в поселке, два киносеанса в клубе, дневной за три копейки и вечерний за пять. Детей на вечерний, как правило, не пускали. Вечером показывали взрослые фильмы про любовь или детективы. Было, правда, исключение – на индийские фильмы пускали всех. Кресел не хватало, поэтому детвора рассаживалась на полу перед сценой.

Фильмы крутили по два дня. Идя домой со школы, Тетька обязательно заворачивала в центр. Между столовой и магазином стояла доска объявлений, на которую вывешивали афишу, нарисованную от руки на листе ватмана.

Каждый новый фильм был интереснее предыдущего, но получить заветные три копейки, удавалось не всегда. Мама завела правило, в кино – только по выходным. Правда, отказывать Тетьке не особо умела. Девочка училась хорошо, на пять и четыре, поручения по дому все выполняла, особенно, если нужно было отпроситься в кино. И так искренне расстраивалась, если ее не отпускали.

Как – то раз, возвращаясь из кино, Тетька встретила маму, в большой веселой компании.

– Доча, ключ под половиком, на плите ужин, в сковородочке. Покушай и ложись спать, я тебе диванчик постелила. Я в кино. Долго не читай, меня не жди. Хорошо!? – отстав от остальных, объяснила мама.

– Хорошо! – кивнула в след, удаляющейся маме Тетька.

Обернувшись на ходу, мама, догоняющая свою компанию, крикнула:

– Там тебя на диване подарочек ждет!

«Подарочек! Что бы это могло быть?» Тетька припустила домой. Влетев в квартиру, не снимая шубки, бросилась к дивану. На аккуратно сложенном конвертом одеяле, в шерстяной шапке лежал маленький белый комочек с серым пятнышком на ушке.

– Миу! – широко открыв пасть, заверещал котёнок, едва девочка его коснулась, тыкаясь в ладони подслеповатой мордочкой – Миу! Миу! Миу!

– Какой ты маленький! – произнесла Тетька, осторожно прижимая к груди малыша – ты, может, кушать хочешь? Я тебе сейчас молока налью.

Осторожно опустив котика обратно в шапку, девочка подошла к печке. На полу стояло блюдце с молоком, видимо мама уже его кормила. Шапка на диване притихла. Тетька поела со сковородки, разделась и нырнула под одеяло, придерживая шапку. Растревоженный котенок выполз из своего гнезда и, немного покачиваясь, направился к подушке. Уткнувшись мордочкой в волосы девочки, растопырил лапки, и громко замурлыкал, видимо решив, что нашел свою мать. «Какой замечательный сегодня день» – думала Тетька, засыпая под пение пригревшегося котенка.

Девочка не помнила, чтобы просила у мамы котенка, хотя животные были естественной частью их семьи. Сколько себя помнила, она знала Муху, дедушкину собаку. Еще в Юрье по дому непременно бродила кошка Тетька, нагло подъедавшая из Мухиной миски. Но Света не была уверена, что это была одна и та же кошка. Потому что видела ее дома только во время ужина на дедушкиных коленях. Чем та занималась все остальное время, никто не знал.

Своего собственного, личного питомца у Тетьки никогда не было. Да Лена и не собиралась заводить. Но в одну из смен, когда путейцы грелись у нее в дежурке, вышел случайный разговор.

– Вы прикиньте – возмущалась тетка в оранжевой жилетке поверх телогрейки – шесть котят у одной кошки и у другой четыре, и ни одного котенка этот паршивец не трогает! А эту мелкую, как придет с гулянки – в зубы и в сени тащит на мороз! – энергично тряхнув, замотанной в серый пуховый платок, головой – и че она ему сделала-то? Тащит ее на мороз, и все тут. Я-то переживаю, жалко это говно мелкое, на улице -30, а котятам всего недели две, тока глаза открыли.

– Жалко – задумчиво протянула Лена – а знаешь что, неси ко мне своего подкидыша. У меня вон, Светка со школы приходит и до вечера одна сидит, а так будет ей компания.

– Так малой еще, Лен? Сам-то не ест.

– А мы его с пипетки выкормим – решительно улыбнулась мама.

И уже на следующий день Тетька засыпала под громкое урчание невесомой крохи. Сначала и правда пришлось кормить малышку с пипетки, но та быстро окрепла и начала есть сама. Оторвавшись от блюдца, с раздутым пузом, Сашка, названная так с маминой легкой руки, с трудом добиралась до дивана. Усевшись рядом с ним, начинала требовательно мяукать, потому что забираться самостоятельно наверх не могла.

Теперь, возвращаясь со школы, Тетька знала, что ее ждет Сашка. И ночью, когда мама на работе, она уже не будет одна. В их маленькой квартирке стало еще уютнее.

Глава 26. Бойкот.

Тетьке нравилась их с мамой жизнь в Кожиле. Они постепенно обживали квартиру. Дома даже появился новенький черно-белый телевизор, который ей можно было смотреть без ограничений, пока мама была на смене. Наконец у нее появились свои друзья.

Надо сказать, что практически все ее одноклассники родились и выросли в поселке, кроме нескольких ребят из соседних деревень. Новенькую они восприняли настороженно, слишком уж не вписывалась она в их картину мира.

Трикотажные брюки, вязанное пончо, лакированные туфли на платформе вызывали зависть не только у ребятишек. Местные мамочки не раз украдкой бросали осуждающие взгляды на новую дежурную по станции.

В свои тридцать лет, Леночка по-прежнему притягивала мужские взгляды. Легкая полнота придала ее формам еще больше соблазнительности. Развод не сломил ее. Благодаря своему неунывающему характеру и веселому нраву, она легко влилась в компанию беспечной молодежи.

В глазах местных замужних дам выглядело это крайне вызывающим. У нее дите дома, а она с молодежью на санках катается. Не давала им покоя и ярко красная помада, и гордо вздернутая голова. Да и курит еще, вдобавок, ко всем грехам.

Все это полушепотом обсуждалось вечерами в квартирах Тетькиных одноклассников.

– Болото ей наше, вишь ли не нравится, так пусть едет туда, от куда приехала – обиженно подводился итог – не больно то нам такие нужны.

Тетька долго не замечала, как надвигалась гроза. Ей нравилось каждое утро бежать в школу, старательно выводить петельки и крючочки в прописях, болтать на переменах с девчонками, чертить на доске мелом. После школы она забегала в поселковую столовую за наливной булочкой, вкуснее которой ничего в жизни не ела.

Морозным утром, войдя в класс, как обычно, она поздоровалась, но ей никто не ответил. Оглянувшись, Тетька не смогла поймать ни одного взгляда, даже мимолетно брошенного на нее. Стол учителя в классе еще пустовал.

Ребята сидели за партами, усердно делая вид, что страшно заняты своими делами.

– Мы объявляем тебе бойкот. Убирайся туда, откуда приехала – подбоченясь, подошла к ней Лариска – нам тут такие не нужны.

– Какие такие? – растеряно спросила Тетька.

– А вот такие, которые поселок наш болотом обзывают! Не нравится, скатертью дорожка! – приглашая взглядом присоединиться остальных, ответила она.

– Да, и мама твоя курит, как мужик – добавила Ленка – а еще губы накрашены, как у гулящей.

Щеки Тетьки покрылись пунцовой краской, сердце бешено заколотилось, почему-то, в горле, кулачки сжались:

– Мама моя не гулящая – выпалила она – а вы, такие злые, потому что кроме своего болота, ничего в жизни не видели!

– Ну и уезжай отсюда – раздались голоса со всех сторон.

– Это что тут за шум – послышался строгий голос Нины Ивановны.

Не в силах сдержать слезы, Тетька выскочила из класса, схватила свое пальтишко, на ходу напяливая шапку, понеслась домой. Слезы застилали глаза. Плечи вздрагивали от беззвучных рыданий. Морозный воздух не мог остудить горящих щек.

«За что они так со мной? Как стыдно! Больше в школу не пойду! – мысли отчаянно метались в ее голове – Как я маме расскажу? За что?»

Она проплакала весь день, в поисках ответа на свои вопросы. Воображая, что умрет от горя и будет наблюдать, как рыдают ее одноклассники, каясь на похоронах, что так жестоко с ней поступили.

Конечно, Тетька уже понимала, что это невозможно. Но ей было так больно, что она не могла придумать, как иначе причинить боль людям обидевшим ее. Когда она умрет, они поймут, как они ошибались! Но уже не смогут ничего изменить, так же, как она никогда не сможет вычеркнуть сегодняшний день из своей памяти.

Вечером в дверь квартиры тихонько постучали.

– Света, прости нас, пожалуйста, – сказала Оксанка, протягивая забытый при бегстве портфель – и приходи завтра в школу, мы будем ждать тебя всем классом.

Тетька не знала, какие слова нашла Нина Ивановна после ее ухода, но когда, на следующий день она пришла в школу, ее встретили, как героиню. Девчонки, с извинениями пихали в ладошку конфетки, мальчишки помогали снять пальто, подхватив портфель. Все это ошеломило и сбило ее с толку. Вчерашняя боль еще не отпустила, но и злиться на одноклассников она уже не могла.

Глава 27. Елка.

История с бойкотом изменила Тетькин взгляд на одноклассников. Теперь она каждый раз искала скрытый смысл в их поступках и словах, пытаясь разглядеть подвох.

Она не отказывалась от общения с ними, но сама не навязывалась. У нее были книги. Открывая новую, Тетька переносилась в другой мир. Ее охватывали незнакомые до сих пор чувства. Она бродила по улицам незнакомых городов. В какой-то момент, становясь частью прочитанной истории.

Бойкот изменил и их отношения с мамой. Рассказывать о чем говорили одноклассники, Тетька не стала, но она словно увидела маму их глазами, или глазами их родителей. Так у Тетьки появилась первая тайна от мамы.

Ловя на себе, задумчивые взгляды дочери, Леночка не придала им большого значения. Ее маленькая девочка стала старше. Она так не похожа на нее.

Тугая пшеничная коса, высокий лоб и серьезный взгляд голубых глаз, делали девочку старше своих лет. А Леночке очень хотелось, что бы Тетька подольше оставалась ее маленькой беззаботной крохой, смешно выговаривающей слова. И она очень старалась творить чудеса своими руками.

Приближался новый год. В клубе устраивали елку для детей. Достав из шкафа, чудом сохранившееся после развода свое свадебное платье, Лена колдовала над ним всю ночь.

Проснувшись, Тетька увидела на стуле, рядом с кроватью, умопомрачительно красивое платье. Она и мечтать не могла о такой красоте. Из белого атласа с набивным рисунком, отороченное серебристым елочным дождиком, платье сияло в лучах пробивающегося сквозь окно солнца.

Вскочив с кровати, девочка в восторге бросилась маме на шею:

– Мамочка, спасибо, спасибо, спасибо! – горячо прошептала она.

– Ну – ка примерь – улыбаясь, протянула ей платье мама.

Дождик мягко царапал детскую кожу, пока Тетька осторожно влезала в платье, стоя перед трюмо.

– Покрутись – мягко скомандовала мама – завью тебе волосы, и будешь ты у нас самой красивой снежинкой сегодня на празднике!

Время до Елки тянулось бессердечно долго. Тетька постоянно смотрела на часы, но стрелки словно остановились. Она даже спросила маму, не нужно ли поменять батарейки. Но мама в ответ, понимающе рассмеялась, накручивая ее пшеничные пряди на термобигуди.

Наконец все было готово. Платье мама аккуратно завернула в большой пакет. Упругие кудри собрала под шапкой. И они отправились в поселок.

В клубе, по такому случаю в кинозале кресла расставили по периметру, в центре поставили нарядную елку под потолок. Родители переодевали детей тут же, на составленных креслах, и передавали с рук на руки учительнице.

Когда мама отвела, глупо улыбающуюся от сознания собственной красоты, Тетьку к Нине Ивановне, та встретила их неодобрительным взглядом.

– Елена Ростиславовна, ну зачем же Вы девочку на бигуди завивали, разве можно в таком возрасте! – досадно покачала она головой.

На сцене старшеклассники разыгрывали представление, в котором конечно победило добро и Дед Мороз со Снегурочкой зажгли огоньки на елке. Ребята рассказывали стихи, пели песни и танцевали.

Тетька простояла весь праздник рядом с Ниной Ивановной, наблюдая за ними со стороны. Тяжелая шершавая рука учительницы монотонно разглаживала упругие кудри ребенка.

– Надо же было додуматься, завить семилетнюю девочку – возмущалась та шепотом, делясь своим негодованием с коллегой.

Глава 28. Отчим.

Тут должна быть глава про моего отчима. Я несколько раз пыталась написать ее, но безрезультатно теряла время, глядя на белый экран. Сейчас, дописав книгу, мне пришлось вернуться. Эта книга не будет полной, без его портрета.

Так в чем же дело? Почему мне, прожившей в одной квартире с человеком, десяток лет, сложно составить его словесный портрет. Я не раз задавала себе этот вопрос. И дело тут вовсе не в уязвленном самолюбии обиженного ребенка.

По сути своей, отчим не сделал мне ничего плохого. Он не пытался стать мне отцом, он не сумел стать отцом даже собственной дочери. Как не смог стать достойным мужем моей матери. И дело было вовсе не в отсутствии характера, ума или доброты. Как раз всего этого у него было в избытке.

Однако в жизни его была лишь одна всепоглощающая страсть – музыка, сопровождаемая таким же всепоглощающим чувством вины. Он был повинен в том, что не смог пронести свой талант с достоинством, бросив консерваторию, но не музыку.

Она была с ним всегда. Когда он пьяный рыдал под песни Высоцкого. Или подбирал на аккордеоне ноты к знакомой мелодии. Когда с завистью и сожалением смотрел по телевизору концерт однокурсника. И когда ежедневно часами на морозе играл в сенях, чтобы не мешать нам, переживать очередной «Вечный зов».

Он отчаянно пытался стать хорошим мужем, обеспечивающим семью, изучая ночами самостоятельно физику, такую чуждую для него, что бы сдать квалификационный экзамен. Аккуратно выписывая формулы в тетрадку, решал задачки, погружаясь в тему с тщательностью перфекциониста.

Он искренне стремился жить нормальной жизнью, как все. Ходил на работу, кормил скотину, строил яму своими руками, копался в огороде. Надо сказать, что со временем, он стал считать себя хорошим хозяином. Смастерил себе столярный станок, циркулярную пилу, и целый сарай получил в свое владение под инструменты.

Посреди разбросанного по стенам инструмента всех мастей, в самом центре просторного помещения стоял стул и аккуратно поставленный на него аккордеон, накрытый сверху стопкой исписанных нотных листов. Иногда поверх нот, размашистым неровным почерком проступали стихи.

Когда я думаю о нем, перед моими глазами всплывает картина, на которой Алексееич сидя на корточках, перед открытой дверцей печки, цедит приплюснутую приму. Зажмурившись, громко вдыхает дым из зажатой между большим и указательным пальцами, желтоватой цигарки.

Поперхнувшись горечью, гулко кашляет, прикрывая рот согнутым запястьем, судорожно трясет головой. Сплевывает с пухлых губ, прилипшие частички табака. Откашлявшись, узкой пятерней, с длинными узловатыми пальцами, причесывает на бок редкую челку мышиного цвета. В водянисто-серых зрачках отсвечиваются языки пламени.

Ощущение, что это пламя не снаружи, а проглядывает изнутри, согнутого в три погибели худого мужчины. На длинных жилистых руках, обхвативших ноги, сквозь тонкую кожу проступают синие вены. Свет из открытой печурки блуждает по лицу, играя глубокими морщинами на худом отекшем лице.

– А че мне еще остается-то – нарушает тишину треснутый голос.

Затяжка. Кашель. Пятерня.

– Сам дурак… хех-хех. Да что ты понимаешь в моей жизни? – в сердцах закидывая окурок в печку – спать я пойду.

Прикрывая спичечным коробком дверцу печки, неуверенно встает, держась за косяк. От крепкого табака, пьяная голова кружится с удвоенной силой. Черпает из ведра ковшом воду, жадно пьет, запрокинув голову, открывая оживший кадык.

– Тьфу, на тебя! – в сердцах восклицает Елена Ростиславовна – как покурит, так, словно, бутылку водки выпил! Нажрался, ляг и спи – кричит она в спину, удаляющемуся в стороны комнаты неуверенной походкой мужу.

Покачиваясь и оступаясь, он доходит до дивана, безжизненно валится плашмя на диван. В грязном трико с вытянутыми коленями и в вонючих носках. Мама резво вскакивает с табуретки, хватает его за ноги, свисающие с дивана, и стягивает на пол. Его голова глухо бьется о покрытый красно-черным паласом пол.

– Еще чего – покраснев от злости и натуги – на диване он спать собрался. Я тебе на полу постелила.

Отчим на какое-то время затихает. Мама постепенно успокаивается, продолжая свои приготовления ко сну. Наконец и она ложится на диван. Мы с Татьяной устраиваемся в креслах перед телевизором. На экране совсем другая жизнь. Красивые дома, ухоженные женщины, героические мужчины и высокие чувства. И Тетька еще верит в то, что когда-нибудь это может произойти и в ее жизни. Просто надо уехать их Кожиля. В один из этих красивых городов, где она обязательно встретит такого героического мужчину, и между ними вспыхнут высокие чувства.

Все это будет происходить спустя несколько лет, повторяясь с пугающей периодичностью. Но пока ни Тетька, Ни Леночка об этом не догадываются. Просто к компании молодежи присоединился симпатичный молодой человек, сын странной бабы Поли. Юра приехал к матери на каникулы. И к своему удивлению обнаружил новых соседей, совсем не похожих на станционных старожил.

Глава 29. Первая двойка.

Зимние каникулы Тетька провела на этот раз дома. Мама работала, отвозить ее в Юрью было некому. На подстанции взрослые залили каток, и Тетька, поддавшись на уговоры Артура, отправилась покорять лед в отданных кем-то беговых коньках.

Надо сказать, что все население поселка, включая Тетькиных одноклассников, с благоговейным трепетом наблюдало за соревнованиями по фигурному катанию, сидя перед телевизором, но девочка была к нему равнодушна. Как впрочем, к любому другому спорту.

Но оказавшись на катке в толпе ребят, задорно бегающих с палками за маленькой шайбой, девочка совсем забыла о времени. И хотя, ноги постоянно разъезжались и то и дело подворачивались, было весело шлепаться попой на лед, визжать, когда на тебя налетал зазевавшийся мальчишка, и натирать снегом разгоряченные щеки.

Незаметно подкрался вечер. Мама просила вернуться до темноты. Усевшись было в снег, чтобы переобуться, Тетька поняла, что развязать заледеневшие шнурки коньков ей не удастся. Дойти до дома на коньках – трудно, особенно переходя по щебенке железнодорожное полотно. Не найдя другого выхода, она сунула руки в валенки и, сложившись пополам, двинулась по направлению к дому.

На улице вечерело. На сугробы ложились мягкие синие тени. Лена встревоженно поглядывала в окно, в ожидании дочери. От подстанции пути переходила здоровая собака.

– Странная какая, еле ползет – промелькнуло в голове.

Собака перешла путь и все так же медленно поползла в сторону станции по тропинке вдоль насыпи.

– Может это не собака? – машинисты часто видели диких животных, бродящих в окрестностях – а вдруг медведь!

Вглядываясь в очертания приближающегося существа, Леночка с удивлением для себя, узнала кроличью шапку своей дочери.

– Господи – всплеснула она руками – да это же мой ребенок!

Схватив с вешалки телогрейку и сунув босые ноги в валенки, с непокрытой головой выскочила на встречу Тетьке.

– Мам, я так устала, а шнурки не развязывались – облегченно воскликнула Тетька, увидев бегущую на встречу маму.

Лена хохоча, подхватив ребенка за талию, потащила ее домой. Они еще долго смеялись, вспоминая этот случай.

Вообще-то, Тетька не была шкодным ребенком. Но жизнь иногда подсовывала ей уроки, которые она с благодарностью принимала, как прилежная ученица.

Девочка на самом деле была прилежной ученицей. Надо ли говорить, что училась она в основном на пять и четыре. Аккуратно записывала в дневник все домашние задания. Добросовестно выполняла их дома, но иногда так увлекалась чтением, что могла искренне забыть обо всем на свете.

Нине Ивановне ребенок нравился, но справедливость не позволяла ей закрывать глаза на невыученные уроки. Так, неожиданно для себя, однажды в дневнике Тетька обнаружила красивую двойку, твердо выведенную красной пастой.

Глядя на нее, девочка испытала чувство, как будто она опять сунула руку в ведро с не выключенным кипятильником. Боль от стыда была почти физической. Понуро брела она домой, таща за собой неимоверно тяжелый портфель.

Непрошеные слезы струились по щекам, капая на голубенький воротничок, неприятно щекоча шею. Грудь тяжело вздымалась при мысли о том, что скажет мама. Глубоко раскаиваясь, готовая на все самые тяжкие наказания, она вошла в дом.

– Доча, что случилось? – увидев заплаканную Тетьку, встревоженно вскинулась Леночка.

– Мам, я двойку получила – окончательно разревевшись, бросилась девочка в ее объятия.

– Ну, ну, родная – облегченно вздохнув, принялась успокаивать мама – теперь ты знаешь, что уроки нужно делать всегда. Давай, иди умойся и садись кушать.

Аппетита у ребенка не было. Вяло поковыряв в тарелке, она встала из-за стола.

– Я лучше пойду, уроки сделаю.

– Хорошо. Потом можешь в кино сходить, ты же хотела посмотреть этот фильм – Леночке очень хотелось утешить свою девочку, видя, как искренне она расстроена оценкой.

И у нее это получилось. А Тетька, искренне попереживав еще немного, теперь знала, как нужно сообщать маме плохие новости.

Глава 30. Цыплята.

С приходом весны поселок начинал преображаться. Из-за подтаявших сугробов проступали покосившиеся дома, дороги превращались в труднопроходимые коричневые лужи, жители доставали из галош валенки и закидывали их на печку до следующей зимы.

Близилось время грядкокопания и цепляторазведения. Леночка, всерьез решившая обосноваться в Кожиле, начала обзаводиться хозяйством. К квартире ей было положено несколько грядок, участок под картошку и небольшой сарайчик с дровяником.

Как только сошел снег, и земля размякла под щедрым весенним солнцем, она самозабвенно посвящала все свои выходные обустройству огорода. Старики с удовольствием помогали, кто, чем мог. Кто советом, кто семенами, кто навозом, даже парничек небольшой сколотили для огурцов. К маю на грядках уже появились первые кучерявые листочки редиса, местами проглядывали небольшие стрелки лука и пучки салата.

Но этого Леночке показалось недостаточно. Как только они с Тетькой посадили картошку, она отправилась на птицефабрику за цыплятами. Вернувшись домой с огромной картонной коробкой, издающей подозрительные звуки, мама позвала Тетьку.

– Хочешь взглянуть? – опуская коробку на пол рядом с печкой, спросила она.

Еще бы. Тетька от природы была очень любопытным ребенком. Осторожно открывая крышку, девочка зажмурилась, едва заглянув внутрь. Цыплята, почувствовав прилив света и воздуха, заверещали во всю свою цыплячью мощь. Дремавшая на диване кошка Сашка подскочила от неожиданности, растерянно уставившись на коробку.

Тридцать пар крошечных глаз уставились на Тетьку, задрав вверх пушистые желтые головы. Наступая, тоненькими розовыми лапками друг на друга, они пытались добраться до края коробки. Смешно шлепались вниз, попадая под лапки своих товарищей, но тут же поднимались, отряхивались и снова подпрыгивая, лезли вверх.

Завороженная Тетька не могла оторвать взгляд от беспорядочной возни малышей, пока мама варила яйца, чтобы их покормить. Когда ее глаза немного привыкли к этой, постоянно меняющей свою форму желтой пушистой массе, она рассмотрела в самом углу коробки цыпленка, который не лез вместе со всеми наверх.

Он спокойно сидел, поджав под себя лапки, а глаза его были прикрыты тоненькой, почти прозрачной пленочкой.

– Не довезла одного все-таки – вздохнула мама, проследив за взглядом дочери – давай я его уберу – протягивая руку к коробке, начала было она. Но тут же осеклась, наткнувшись на полный горя Тетькин взгляд – а ладно, пусть поест, может еще оклемается.

Девочка оперевшись на край коробки одной рукой, другую осторожно протянула к безучастно сидящему цыплёнку. Легонько дотронувшись до пушистой головки пальчиком, скользнула вдоль хрупкого тельца.

– Все хорошо, мама тебя сейчас покормит – пленочка с глаз приподнялась, и птенец понимающе посмотрел на девочку – хочешь, я дам тебе имя?

– Не вздумай – тут же вскинулась мама – еще чего, курам имена давать! Мы же даже не знаем, петух это или курица.

И так как мама, правда, в этом не разбиралась, со временем стало понятно, что из купленных ею трех десятков цыплят, курочек было не больше шести, а остальные – петушки. Выяснилось это, когда у подросших оперившихся цыплят, начали подрастать гребешки. У курочек они были гораздо меньше, чем у петушков.

Поняв ошибку, Леночка схватилась за голову. Что делать, с подрастающими двумя десятками петухов, она не представляла. Выход был один. Надо сказать, что она была человеком решительным. Поняв, что кормить дальше такую ораву бессмысленно, взяла топор и пообрубала башки лишним, оставив самого крупного.

Тетькиному горю не было конца. Ребенок наотрез отказался, есть мясо своих питомцев, в любом виде. Ни мамина ароматная куриная лапша, ни волшебные блинчики с мясом, ни любимые фрикадельки, не сломили ее убеждений. Она ела пустые макароны, картошку и яйца, вплоть до тех пор, пока последняя тушка не испарилась из их холодильника.

Глава 31. Вица.

Первый учебный год закончился. Отзвенел последний звонок. Жизнь на станции наполнялась с каждым днем приезжающими в отпуск детьми и внуками.

Их, обычно, пустынный огромный двор заполнили куры и гуси, отпущенные хозяевами понежиться на солнышке. Куры мирно поклевывали одним им видимый корм. Гуси, важно прохаживаясь небольшими стайками, угрожающе шипели на прохожих, выгнув шеи и растопырив крылья, удовлетворённые бегством противника, гордо возвращались к прерванному занятию, гогоча во всю мощь свой победный клич.

Вечером, когда птиц запирали в хлевах, на высоких крылечках рассаживались старшие обитатели станции, обмахиваясь веточками от комаров. Молодежь собиралась поодаль на танцы, громко встречая каждого присоединившегося веселыми шутками по поводу его наряда. Кто-нибудь томно наигрывал на гитаре популярную песенку.

Детвора крутилась тут же, в ожидании «Спокойной ночи, малыши», завистливо поглядывая на разодетых в яркие рубашки и платья родителей. В тайне мечтая посмотреть, хоть одним глазком, на пресловутые танцы.

На русской печке, посреди двора, в огромных чугунках варилась картошка для поросят. Время от времени, кто-то из стариков подходил к печке и подкидывал дровишек. Когда аромат вареной картошки достигал своего апогея, дети сбегались к печке, наперебой вытаскивая горяченные клубни. Перекидывая с руки на руку, почти не снимая кожуры, с удовольствием ее уплетали, пока из открытых окон не заслышится знакомая мелодия.

Эта одинокая печь, вообще была символом Тетькиного двора, а может даже символом самой страны, в которой она выросла. Кто и когда ее построил, ни кто не помнил. Печь была ничья и в то же время общая. Любой мог затопить ее в любое время. Иногда, кто-нибудь из взрослых, собирал детвору в лес за грибами. Набрав разноцветных сыроег, тут же на печи готовили жареху в огромной сковороде и потом, черпая ложками всей компанией, тут же и съедали.

Ухаживали за печкой тоже всем двором. Кто-то прочистит поддувало. Кто-то побелит после зимы. Кто-то аккуратно сложит дрова рядышком. И никто никогда не рядился, чья очередь чистить или красить. Ну, поворчит дед Ликан, что опять забыли золу выкинуть, да и отнесет полное ведро на огород, для удобрения. А еще может и спросит:

– Настя, тебе ль, что ли золу то скинуть?

– Не, Ликан, мне Аркаша на прошлой неделе принес, вон Ленке отнеси, поди-ко она капусту еще не посыпала. Ишь, она у нее вся в дырочку.

Прихрамывая, Ликан нес золу к Леночкиным грядкам, заботливо посыпая листья:

– Молодая ище девка, прозевает капусту-то.

Леночку соседи любили за веселый нрав и доброту. И жалели. Тяжела она, одинокая бабская доля. И красавица, и работящая, а кому она теперь нужна с двумя детками. Так и опекали всем двором, каждый как мог.

Женщины в поселке подуспокоились, поняв за полтора года, что молодая женщина не представляет угрозы для их семей. И хотя, мужчины по-прежнему машинально оборачивались вслед самой красивой дежурной, попадаться на ее острый язычок они побаивались.

Полностью освоившись на новом месте, Тетька с мамой, не то что бы слились с толпой, а стали ее неотъемлемой частью. Мама перестала переживать, отпуская дочь гулять. Теперь Тетька запросто бегала через пути к подружкам на подстанцию, могла проторчать весь день в гостях у одноклассников в поселке. Было только одно условие, домой возвращаться не позже девяти часов вечера.

Правило это было непреложным. И усвоила его Тетька особенно после того, как возвращаясь, домой в одиннадцатом часу из гостей, на полпути к станции встретила маму с вицей в руках.

– Ты где была? – угрожающе глядя на нее, прошипела мама – я уже не знала куда бежать! – вложив всю накопившуюся тревогу в удар – Ишь ты, мала еще по ночам шляться – перекрикивая визг вицы, с отчаяньем выдавила она из себя.

Тетька не плакала, хотя легкая ткань ситцевого сарафанчика ничуть не защитила ее мягкое место от хлесткого удара. Не мигая, глядя в полные слез мамины глаза, она почувствовала, как обмякли мамины руки сжимавшие прут.

– Все хорошо, мамочка. Прости меня, пожалуйста. Я больше никогда так не буду – ее губы дрогнули, но не от боли в горящем огнем бедре, а от жалости к маме, вдруг ставшей ниже ростом. Словно сама она, Тетька, вдруг выросла в эту секунду, став совсем взрослой.

Глава 32. Джулька.

Почти половину летних каникул Тетька провела дома. Наконец, маме выпали длинные выходные, и они отправились в Юрью. Мама, чтобы отвезти одну дочь и забрать другую. Тетька, чтобы остаться на вторую половину каникул у бабушки с дедушкой.

В Юрье их уже ждали. Готовясь к приезду гостей, Татьяна Яновна нашла в одном из соседних домов, девочку Тетькиного возраста. Справедливо полагая, что повзрослевшей внучке, нужна компания сверстницы. Как только мама с Ириной уехали, Тетька с бабушкой отправились в гости, знакомиться.

Оля, так звали новую подружку, была одного роста с Тетькой. Такая же конопатая и с такими же двумя светлыми косичками. Разговаривая, она смешно окола, как и вся ее семья, недавно перехавшая в Юрью из Вологды.

Квартира их ничем не отличалась от остальных квартир в поселке, а может и Советском Союзе. В гостиной стоял большой диван-книжка, лакированная стенка, два кресла и торшер за журнальным столиком. На телевизоре лежала ажурная белая салфетка, на стене весел портрет Есенина, точно такой же, как у Тетькиной мамы.

Во дворе, вдоль забора, на высоте чуть выше Тетькиного роста, была натянута проволока. По ней свободно двигалась массивная цепь, другой конец которой был пристегнут к ошейнику огромной собаки. Собака все время, каким-то образом отстегивалась и радостно бегала за девчонками по двору. Но Олин папа, ловил пса и снова сажал его на цепь. Тетька раньше никогда не видела собак на цепи.

У бабушки с дедушкой тоже была собака Муха. Девочка знала ее всю свою жизнь. Муха была беззаветно преданна своему хозяину. Целый день, перебирая своими короткими лапками, она следовала за ним по пятам, не надоедая и не мешаясь под ногами. Если ему случалось надолго задерживаться на одном месте, она укладывалась поодаль, положив свою вытянутую рыжую мордочку на лапки, не сводя взгляда с Ростислава Викторовича.

Тетька не помнила, чтобы Муха просто так на кого-то лаяла, как большинство собак, показывающих, что не зря едят свой хлеб. Во всем поведении Мухи было столько молчаливого достоинства и бесконечной преданности, что не только хозяева относились к ней с нескрываемым уважением. Она никогда не подойдет к миске, если не получит команды. Будет терпеливо ждать, если кошке заблагорассудится проверить, не вкуснее ли собачья похлебка.

Только в последнее время Муха перестала сопровождать своего хозяина. Прибегала домой на ужин, и, как всегда, вылизав свою алюминиевую миску до блеска, просилась на улицу. Со вздохом глядя на обвисшие черные бока своей любимицы, дед выпускал ее во двор.

Тетька мало обращала внимание на изменившееся поведение собаки, пока не обнаружила в один из дней упитанного черного щенка, выползшего из дыры под дровяником. Услышав восторженные возгласы девочки, Муха отлучившаяся попить водички, примчалась к своему гнезду. Гордо помахивая хвостом, она от радости не знала, кого лизнуть первым, то ли собственного ребенка, то ли Тетьку, схватившую карапуза на руки.

На шум веселой возни из дома выскочила бабушка. Со стороны огорода, прихрамывая, спешил дед.

– Можно, пожалуйста, я заберу щеночка себе? – умоляюще глядя по очереди то на одного, то на другого верещала Тетька – я буду сама за ним ухаживать. Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!

– Если мать не против, конечно, бери – улыбаясь, ответил Ростислав Викторович.

Щенок оказался девочкой. Тетька долго думала, как ее назвать, остановилась на имени Джульетта. Теперь все ее дни были заняты воспитанием своей собаки. Они вместе ходили на соседний луг, с большой плетеной корзиной, собирать траву для кроликов. Пропадали часами в лесу, собирая грибы. Носили ведрами воду с колодца в огород. Дали бы Тетьке волю, они и спали бы вместе, но в доме так было не принято. Собаки ночевали на кухне, только кошке разрешено было появляться в дедушкиной комнате.

Глава 33. Утренняя.

В Юрье Тетькин день был расписан по часам. Бабушка еще с вечера планировала, что и в какое время нужно было сделать. Уходя утром на работу, она оставляла для внучки деньги на хлеб и молоко, с небольшой записочкой, что бы та не забыла, о чем было сказано накануне.

Готовый завтрак стоял на столе, прикрытый салфеткой, на случай, если Тетька не проснется до того, как уйдет бабушка. Хотя этого практически ни когда не случалось. Девочке нравилось просыпаться, когда взрослые собирались на работу. Тихонько лежа в постели, с закрытыми глазами, она вслушивалась в доносящиеся с кухни звуки, пытаясь угадать, чем сейчас, заняты бабушка с дедушкой.

Вот зазвенела ложечка в чайном бокале Ростислава Викторовича, послышались легкие шаги Татьяны Яновны, несущей бокал в его комнату. Он всегда пил утренний чай у себя, читая газету. Тетька представила, как он сидит в кресле, закинув одну ногу на другую, с интересом заглядывая в развернутую газету. Не поднимая головы, кивком благодарит бабушку, и не глядя берет бокал, отпивая маленький глоток, и так же не глядя, ставит его на журнальный столик.

Допив чай, дедушка, прихрамывая, идет в бабушкину комнату, где притворяется спящей Тетька. На нем один из его серых костюмов, свежая голубая рубашка и неброский галстук. Подбородок гладко выбрит и протерт одеколоном. Прищурившись, Тетька подглядывает, как он поправляет воротничок, одергивает пиджак перед зеркалом тяжелого дубового шкафа. Приглаживая небольшой расческой редеющие волосы, поглядывает на часы и на Тетьку, и ей кажется, что он догадывается, что она не спит. Но, все равно, старается не шуметь, чтобы не разбудить ребенка.

С улицы доносится звук подъехавшего служебного уазика, Ростислав Викторович что-то на ходу вполголоса бросает бабушке, закрывая за собой входную дверь. За окном слышны его удаляющиеся шаги, скрип калитки, мягкий хлопок дверцы машины. Наступившую тишину на кухне, нарушил легкий стук ложки. Татьяна Яновна, наконец, села завтракать.

Тетьке надоело валяться, она открыла глаза. Потянулась. Откинула одеяло. Шлепая босыми ногами по теплому от солнца полу, отправилась на кухню.

– Светочка, ты проснулась – улыбнулась бабушка, поворачиваясь к ней всем телом в пол оборота, высоко вскинув брови – а я думала, ты еще спишь!

– Доброе утро! – улыбнулась Тетька, вдыхая сладкий запах какао.

Дома Тетька никогда не завтракала. Мама редко бывала дома, когда она вставала. С ночной смены Леночка приходила в девять утра, в школе в это время уже звенел первый звонок. Поэтому девочка сама просыпалась, умывалась, одевалась и шла в школу. Если у мамы была дневная смена, которая начиналась в девять утра, то перед работой ей нужно было переделать все домашние дела, потому что возвращалась она домой только в девять вечера.

Пока Тетька умывалась, одевалась и стелила за собой кровать, бабушка успевала снять бигуди, уложить волосы, переодеться, подкрасить губы и пристально разглядывая себя перед зеркалом, преобразиться в невозмутимую Татьяну Яновну, на зависть всем юрьянским модницам.

– Светик, деньги на молоко – на столе. К обеду я прибегу – надевая туфельки, на небольшом каблучке, наговаривала она – посуду за собой помоешь, на кухне подмети. Сегодня с Кирова придет почтовый. Не забудь про творог и сырки. Можешь потратить сдачу.

– Хорошо – кивала головой Тетька – я помню.

Творог в то время в магазин не привозили, но на перроне перед станцией стоял ларек. По вторникам и пятницам там продавали творог, расфасованный в пергамент по двести грамм и творожные сладкие сырки по сто грамм. Привозили его в почтово-багажном вагоне с Кирова. Разгружали тут же на перроне несколько лотков.

Любители творога приходили заранее, чтобы занять очередь в киоск, и каждый раз с тревогой наблюдали за разгрузкой. Во-первых, привезли ли, во-вторых, всем ли хватит. Как правило, привезенного товара хватало на очередь из семи-десяти человек. Поэтому, в лучшем случае, товара хватало на полчаса торговли.

Глава 34. Мистическая.

Возвращаясь домой с подросшей Джулькой, Тетька чувствовала радость. Во–первых, у нее теперь есть своя собака, во-вторых, она соскучилась по маме, в-третьих, свобода, предоставляемая ей в Юрье, имела строгие рамки, за которые нельзя было выходить. Тогда, как свобода в Кожиле была практически безгранична.

Мама все время работала. Если не на смене, то спала перед ночной, или после нее. Дежурных не хватало, поэтому чаще всего мамин график был двенадцать рабочих часов, через тридцать шесть отсыпных. Благо, что дежурка находилась в том же здании, что и их маленькая квартира.

Тетька сама планировала свой день, забегая иногда в дежурку, чтобы поделиться с мамой последними новостями. Мама считала дочь достаточно взрослой, чтобы позаботиться о себе. Иногда давала ей поручения, сбегать в магазин, помыть посуду, убраться или растопить печку. Девочка легко с ними справлялась.

Став старше, она перестала ходить по гостям, больше времени проводя дома за чтением. Леночке иногда, буквально, приходилось выпроваживать дочь на улицу, под угрозой спрятать книгу. Ее беспокоила такая недетская, на ее взгляд, привязанность к литературе.

– Знаешь, Жень, что то я переживаю за Светку. Ребенок из дома не вылазит. Сидит, уткнувшись в книжку – вздыхала она, делясь со своей подругой – она меня даже не слышит, как будто ее и нет здесь!

– Ой, да ладно тебе – вставала на защиту тетя Женя – что ты все к ребенку придираешься, умная девка у тебя растет, так радуйся.

Женя Муркина была гораздо старше своей подруги. Хотя, глядя на ее смуглое, моложавое, внешне всегда невозмутимое лицо, определить возраст было невозможно. Сверлящий взгляд агатовых глаз, из-под лукаво прикрытых век, немного пугал Тетьку. Коротко стриженные прямые черные волосы блестели, как пластиковые, поглощая солнечный свет.

– Слушай, Лен, отпусти Светку ко мне переночевать сегодня – извиняющимся тоном человека, не привыкшего просить, продолжила она – Что-то мне не по себе дома, в последнее время. Черт его знает, что такое. Всю ночь маюсь, не уснуть, всякая чушь в голову лезет.

– Ой, да ради бога! Конечно, бери. Она счастлива будет – поворачиваясь к Тетьке – Дочь, пойдешь сегодня к тете Жене ночевать?

– Пойдем, доча, я тебе оладьев напеку – примирительно добавила гостья.

Идти было не далеко. Жила тетя Женя в красном кирпичном доме. Небольшая квартирка на втором этаже напомнила Тетьке Опарино. Тот же коридор и туалет с окном. Только на дверных проемах висели тяжелые плюшевые шторы бордового цвета с кисточками.

В небольшой прямоугольной комнате, вдоль стены стояла металлическая кровать с периной и горкой пузатых подушек. Напротив небольшой диванчик, покрытый бордовым пледом. У окна – полированный обеденный стол, с задвинутыми под него стульями. В углу красовался телевизор, покрытый кружевной салфеткой.

Все это Тетька с любопытством рассматривала, пока тетя Женя возилась на маленькой кухне, гремя сковородками. Девочке нравилось рассматривать новые вещи, едва прикасаясь к ним кончиками пальцев, словно вещи разговаривали с ней, рассказывая о своих хозяевах. За стеклом небольшого полированного серванта красовалось несколько фотографий.

Эта симпатичная молодая женщина, с укутанным в ватное одеяло младенцем, скорее всего, была Татьяной, дочерью тети Жени, живущей в Москве.

– Это моя Татьяна, дочка, с внуком – подтвердила ее догадки, вошедшая в комнату хозяйка – пойдем пить чай, оладьи стынут.

Тетька, как всегда моментально уснула, стоило только тете Жене постелить диван. Сон был тягучим и тревожным. Среди ночи она внезапно проснулась, почувствовав на себе чей то взгляд. Тетя Женя мирно посапывала на кровати. Привыкнув к темноте, Тетька разглядела в дверном проеме темную фигуру в плаще с капюшоном. Фигура не двигалась. Силясь рассмотреть ее через густой сумрак, девочка, не мигая, уставилась на проем. Один взмах ресниц и ночная гостья исчезла.

Утром, рассказывая свой сон встревоженной тете Жене, Тетька сама уже не верила, что видела силуэт наяву. Тетя Женя, внимательно оглядев дверной косяк, у которого, по рассказу Тетьки стояла фигура, нашла воткнутыми в него шесть швейных игл.

– Вот ты посмотри, Лен! – восклицала она – как сожгла их, так с души словно камень слетел. Помнишь, я тебе говорила, что точно на меня что-то сделано. А я теперь даже знаю, кто это мог сделать! – сокрушалась она, с благодарностью поглядывая на Тетьку.

Глава 35. Прощальная.

Холодная снежная зима, казавшаяся вечной, как-то внезапно закончилась. Полутораметровые сугробы незаметно испарились под горячим весенним солнцем в одночасье. Буквально вчера еще Тетька пробиралась в валенках по узеньким тропинкам вдоль снежных холмов, а сегодня, даже вооруженная новенькими резиновыми сапогами, с трудом пробиралась по разлившимся весенним дорогам.

В это время ее спасала узкоколейка, проходящая через центр поселка и почти упирающаяся в здание станции. Девочка, легко подпрыгивая, бежала по шпалам, весело размахивая портфелем. Бабушка часто ей говорила, что ее любит солнышко, глядя на усыпанное веснушками лицо. Действительно ли это так, Тетька не знала, но она солнышко очень любила.

Вот и сегодня, щурясь от яркого солнца, улыбаясь легкому весеннему ветерку, она напевала в полголоса:

– Опять по шпалам, опять по шпалам, бегу домой по привычке! Ла-ла-ла-ла-ла-ла, е-ей – прекрасно понимая, что слухом ее бог не наградил. Она любила петь, но только когда была совсем одна, моментально замолкая при виде любого человека.

От дома, на встречу ей уже бежала, виляя хвостом Джулька, целый день слоняющаяся по поселку, в ожидании хозяйки. Собака заметно подросла за зиму. Ростом в холке она была Тетьке по колено. Гладкая черная шерсть лоснилась на солнце, слегка завивался на груди белый галстук. Встретив хозяйку, Джулька теперь семенила вслед за ней, высоко поднимая лапы.

Надо сказать, что нежная любовь к щенку, сменилась у Тетьки на равнодушное привыкание. Ее уже не радовало пылкое приветствие четвероногой подруги, пытающейся облизать щеки своей маленькой хозяйки. А заискивающий взгляд вызывал досаду и разочарование. Глядя в преданные глаза животного, Тетька ясно ощущала свою вину за отсутствие ответных чувств.

Собака, скорее всего, не понимало, за что сердится на нее девочка, и старательно пыталось разглядеть хоть каплю прежней любви, в скользящем мимо нее взгляде.

«Зачем она меня так любит – думала Тетька – когда я ее уже совсем не люблю! Я плохая, плохая хозяйка. Сначала привязала к себе собаку, а теперь она меня раздражает своей привязанностью».

Весна отогрела землю. Едва двор начал покрываться зеленью молодой травы, хозяева выпустили из сараев птиц, отогреться на солнышке, в поисках проснувшихся червей. Воздух наполнился гоготанием гусей и кудахтаньем куриц, разминающих свои крылья после зимнего заточения. Джулька, обалдев от незнакомых звуков, решила, что пришла пора ей показать, что она способна самостоятельно добывать себе пропитание.

Заслышав из дома птичий переполох, вперемешку с собачьим лаем и отборной соседской бранью, Леночка с дочкой выскочили на крыльцо. По двору, сбившись в белое оперенное облако, метались куры. Джулька, с разбегу напрыгивала на них, пытаясь зубами ухватить добычу, ловко изворачиваясь от пытавшегося ее поймать, прихрамывающего деда Ликана.

Наконец, собаке удалось вцепиться в крыло одной из кур, и она довольная понеслась в сторону растерянно смотревших на нее хозяек. Но, увидев, испуганный взгляд старшей, ловко затормозив перед самым крыльцом, развернулась, и рванула в другую сторону. Мама, стянув с плеча кухонное полотенце, проворно соскочив с крыльца, побежала за ней.

– Я вот тебя сейчас, дрянь такая – размахивая полотенцем, закричала она.

Видимо, пытаясь ответить, собака разжала пасть, курица выскочила, и громко кудахтая, понеслась к подругам.

– Не дело это, Лен – запыхавшись от волнения, присев на крылечко, заявил дед Ликан – собака молодая, так глядишь всех кур передушит, видать охотничьи корни в ей.

– Дочь, нам придется отдать Джульку – начала мама, укладывая вечером девочку спать – соседи сегодня очень возмущались. Не на цепь же ее сажать. А так, во дворе, оставлять теперь нельзя, мало ли она опять на кур нападет. Есть у меня путеец один, на разъезде живет, как раз про Джульку спрашивал. Он собак любит, ей у него будет хорошо.

Тетька молча закрыла книжку, и, отвернувшись к стенке, заплакала. Она понимала, что плачет больше от облегчения, чем от горя, мысленно прощаясь с преданной ею собакой.

Глава 36. Пионерская.

Джульке и правда было хорошо у путейца, по крайней мере, так говорила мама. Каждый раз, когда они ехали в Глазов на электричке, Тетька впиливалась взглядом в окно, надеясь хотя бы мельком увидеть счастливую собаку, проезжая тот самый разъезд. Иногда ей даже казалось, что она ее видит, но маленький домик быстро удалялся, прячась за растущие вдоль железнодорожного полотна кусты.

С наступлением летних каникул, девочку ждало новое приключение. Маме дали путевку в пионерский лагерь для детей железнодорожников. Тетьку это не напугало, но и не обрадовало. Скорее ей было просто любопытно, что это за место такое – пионерский лагерь.

В начале июня, собрав небольшой чемоданчик с положенными по списку вещами, мама посадила ребенка на выделенную администрацией железной дороги специальную электричку. Вагон был заполнен девчонками и мальчишками разных возрастов. Кто-то уже заводил новых друзей, кто-то пел веселые пионерские песни. На каждой станции серьезные вожатые принимали пополнение, сверяясь со списками.

Часа через полтора, по прибытию на станцию Коса, поезд загнали в тупик. Ребят организованными группами начали выводить из вагонов. Картина, представшая перед Тетькиным взглядом, несколько ее озадачила. Вместо гипсовых скульптур горнистов, которых обычно показывали по телевизору, детей встречали, кое-как сложенные вдоль разбитой дороги, посеревшие от дождей доски.

Пробираясь по ухабам из засохшей грязи с сумками и чемоданами, дети начали нервно подшучивать друг над другом. Но когда они, наконец, добрались до лагеря, беспокойство немного улеглось. Территория была аккуратно подстрижена, дорожки выметены и посыпаны свежим песком.

Вдоль железной дороги стояло четыре деревянных спальных корпуса, на два отряда, каждый с просторными верандами. В центре, за площадкой для линеек, здание администрации с библиотекой, медпунктом и спальнями вожатых. Справа от него, большая столовая с кухней. Чуть дальше дискотечный павильон. Слева, стадион и баня.

Распределив детей по отрядам еще в электричке, вожатые повели их в корпуса. В каждом отряде было по две спальни, одна для мальчиков, другая для девочек и общая кладовка для чемоданов. Тетька выбрала себе кровать в самом дальнем углу. На соседнюю койку тут же плюхнулась смуглая кареглазая девочка.

– Инга – представилась она – а тебя как зовут?

– Света.

– Ты откуда?

– С Кожиля. А ты?

– А я с Зуевки. Будем дружить – улыбнулась Инга, протягивая руку.

– Конечно – заулыбалась в ответ Тетька.

Ингу выбрали командиром отряда. Оказалось, что была она тут уже не первый раз, мама ее работала директором Зуевской школы, а летом директором пионерского лагеря.

Девчонки как-то сразу сдружились. Инга хорошо знала распорядок дня, знала где, что и когда происходит. Поэтому Тетька была в курсе всех событий, происходящих в лагере. Ингу все знали. И она всех знала. Тетька часто задавала себе вопрос, почему Инга выбрала ее. Ответа на него она так и не нашла.

Разглядывая себя в зеркало, девочка видела перед собой совершенно обычную девочку. Густые, пшеничного цвета волосы, собранные в длинную косу, открывали очень высокий лоб. Из-под него, занимавшего одну треть всего лица, с опаской выглядывали, глубоко посаженные, серовато-голубого цвета глаза, обрамленные густыми черными ресницами.

Широкие светлые, абсолютно бесформенные брови, местами выгоревшие, на лице практически не выделялись, в отличие от острого носа, усыпанного разнокалиберными веснушками. Пожалуй, только пухлые розовые губки и ямочка на аккуратном подбородке, заслуживали снисхождения. А в целом, совсем не примечательное лицо.

Совсем другое дело Инга. Коротко стриженные черные вьющиеся кудри. Словно нарисованные талантливым художником изящные брови. Смеющийся, лукавый взгляд карих глаз. Две ямочки на смуглых щеках. Казалось, что девочка с плаката ожила и предложила Тетьке свою дружбу.

Надо сказать, что наслаждаться отрядной жизнью Тетьке не мешало, отсутствие ответа на ее вопрос. Каждая минута в лагере была насыщенна событиями. Они рисовали стенгазету, готовились к смотру самодеятельности, разучивали отрядную песню, устраивали конкурсы. Вечером, после ужина, оживал дискотечный павильон.

– Я готооооов целовать песок, по которому ты ходила… – гремело на весь лагерь.

Тетька одевала свое нарядное красное платье, с маленькой белой кисточкой на замочке, распускала волосы и шла на танцы.

– Светка, привет! – встречали ее взрослые ребята из второго отряда, сидевшие на скамеечке у входа, в ожидании, когда малышня уйдет на отбой, и тогда уже начнутся их, нормальные танцы – иди, посиди с нами.

С достоинством усаживаясь между ними на скамеечку, Тетька с любопытством разглядывала танцующих сверстников. Сама она редко танцевала. Она стеснялась непривычных движений и совершенно не знала, что нужно делать с руками в этих случаях.

Глава 37. Венчальная.

Уезжать из лагеря было грустно и весело одновременно. Ребята обменивались адресами, обещая друг другу часто-часто писать, и обязательно приехать на следующую смену, искренне веря, что так и будет. Вернувшись домой, взахлеб рассказывая маме о веселых пионерских буднях, Тетька еще верила в свои обещания. Но как-то постепенно пыл сошел на нет. Она не получила ни одного письма, как, впрочем, и не одного не написала сама.

А тем временем в ее жизнь опять стучались перемены. Управление железными дорогами приняло решение отстроить новый дом, на три квартиры, для своих молодых сотрудниц. После Леночки, на станцию приняли еще двух молоденьких девчонок, после техникума. Поселили их в освободившуюся после пенсионера квартиру, тут же на станции, как в общежитии.

Так совпало, что обеих звали Галинами. Возраст был примерно один. На этом совпадения заканчивались. Одна была худой брюнеткой, с огромными печальными глазами на бледном лице, вторая – пышущая жизнью, коротко стриженная блондинка. Девчонки в девках сидеть не собирались. Через несколько месяцев у каждой появилось по ухажеру. Парни были не пьющие, работящие, и намеренья у них были самые, что ни на есть, серьезные.

Светленькая Галя ухажера нашла себе под стать. Иван и ростом и мастью был на нее похож. Ухажер второй Гали, Вася, был полной противоположностью невесте. Тетька, глядя на него, вспоминала книгу, про Алису в Стране Чудес, которую она недавно прочитала. Круглое, вечно улыбающееся лицо красноватого цвета, обрамляли рыжие завитки пушистых волос. Рядом с ним худенькая Галя, и вовсе казалась только тенью. После анекдотов и шуточек Василия, Тетька еще долго не могла развидеть его маслянистую кошачью улыбку.

Дом рос с каждым днем. Квартира должна была быть двухкомнатной, поэтому одну комнату мама обещала выделить Тетьке. Девочка и мечтать о таком не могла. Поэтому переезда ждала с нескрываемым нетерпением. Новая квартира со всех сторон приносила одни плюсы. Судите сами. Во-первых, отдельная комната. Во-вторых, на подстанции жили Тетькины одноклассницы и не только. В-третьих, там еще и настоящая детская площадка была, единственная, между прочим, на весь поселок.

Правда, ко всем этим радостям, в довесок, была одна неприятность. Среди прочих маминых ухажеров, появился один, которого девочка все чаще стала заставать у себя дома. Появился сказать не правильно. Он и раньше был. Юра, сын тети Поли, учился в консерватории в Ижевске, когда они только приехали с мамой в Кожиль.

Познакомились они, когда он приезжал на каникулы. Девочке нравился этот веселый парень с аккордеоном. Худощавый, с длинными жилистыми руками, он так ловко перебирал клавиши на одной стороне инструмента, в то время как нажимал сразу на несколько кнопок, с другой, что Тетька иногда зажмуривалась. Она так пристально следила за его пальцами, что голова ее начинала кружиться в такт музыке.

Но каникулы закончились. Студент уехал, как впрочем, и остальные отпускники, и девочка про него и думать забыла. Тетька была поглощена событиями собственной жизни, поэтому не сразу заметила Юру в компании маминых друзей. И, конечно, когда заметила, не придала этому событию никакого значения.

Все изменилось в тот момент, когда девочка поняла, что этот человек как-то особенно старается с ней подружиться. Не то, чтобы он неуклюже интересовался Тетькиными успехами в школе, хотя это и было неуклюже. Но ведь до сих пор никто из маминых приятелей этого не делал.

Смутные подозрения закрадывались в Тетькину душу. Ребенка устраивала их спокойная и размеренная жизнь с мамой. Они жили вместе, но у каждой из них была своя жизнь, вне стен их дома. У Тетьки одноклассники, у Леночки – приятели.

Дойдя до этого момента, я вдруг поняла, что необходимо пояснить, что вся предыдущая жизнь Тетьки имела одну неоспоримую особенность. Ребенок почти десять лет своей жизни был предоставлен самой себе. Никто и никогда не интересовался ее чувствами, ни кто не считал нужным ей объяснять, почему и как произошло то или иное событие.

Поэтому Тетька сама искала ответы на возникающие в ее голове вопросы. Очень часто, книжные истории отзывались в ее душе сопереживанием, и она, порой, представляла себя героиней той или иной драмы, подменяя собственные чувства литературным творчеством. Девочка создала в своей голове свой собственный мир, часто не имеющий ничего общего с реальностью.

В этом мире не было места посторонним людям. Там не так много места было даже для близких. Надо сказать, Тетька никогда не вспоминала отца. Даже, когда мама рассказывала какие-то истории о той, прошлой жизни, при упоминании о нем, девочку передергивало от отвращения, словно ей показывали загноившуюся рану.

Поэтому претендент на эту роль, будь он распрекрасный принц, ей был однозначно не нужен.