Читать онлайн Хозяйка мертвой избушки бесплатно

Глава 1 – Дремучий лес

– Алёнка, Дремучий Лес, он как живое существо. Громадное. Тянется на тыщи вёрст, но никто толком не знает, где он находится? – парень восемнадцати лет устрашающе расширил глаза и растопырил пальцы, видимо изображая "тыщи вёрст".

– Стоят себе вокруг деревни обычные ёлочки. Р-раз, – пальцы сжались в кулаки, – чащоба Дремучего Леса подменила их! Сегодня ты ходил в обычный ельничек за грибами, завтра попадёшь в страшную чащу без конца и края.

Вокруг, и правда, высился лес. Деревья чередуются, сперва раскидистые лапы елей цепляются за рубаху и сыплют труху за шиворот, раздвинешь их – уже стволы сосен, высокие и гладкие. Вскинь голову, ветки высоко-высоко, не допрыгнуть, не долезть. Подлесок тоже разный. То ощетинится густой стеной жимолости, то совсем сойдёт на нет. Одно в этом лесу бесспорно. Кроны деревьев так густо переплетаются вверху, что неба не видать ни кусочка.

В руках парень держит большое лукошко. Русые волосы причёсаны, хотя уже растрепались. Серая домотканая одежда расшита узорами да орнаментами. Рубаха и порты сияют чистотой и опрятностью, непривычной для леса. Ноги обуты в новенькие лапти, хоть парень и успел уже вступить ими в грязь.

– Сказывают, цельные деревни пропадают в Дремучей Пуще без следа, – парень на миг призадумался и добавил для пущего эффекту. – Нет, вру – следы остаются. Странные следы, непонятные. Нахлынет чаща, заберёт деревню и выплюнет назад покосившиеся домики. Вчера они были новёхонькие, как игрушечки – теперь старые и покосившиеся, будто сотня лет прошла.

Он зловеще приглушил голос и провёл перед собой ладонью, словно что-то разглаживал:

– И пустота-а! Ни живых, ни мёртвых!

Парень замолчал, выдерживая зловещую паузу. Когда пауза показалась ему достаточной – оглянулся на спутницу. Наверняка забилась в какую-нибудь щель и дрожит от страха. Если честно, самого жуть берет от собственных слов.

Глаза парня полезли на лоб. Девица с интересом разглядывала молодую ёлочку. Та будто специально спустила одну длинную раскидистую лапу до земли, а на краю повесила крохотную шишечку.

– Алёнка! Ты меня не слушаешь что ли?! – в сердцах притопнул парень, едва лукошко не перевернул.

Алёнке минуло семнадцать вёсен. Худенькая и русоволосая, она шагала в льняном лёгком платьице. В отличие от его нарядов, платьице было ношеное и штопаное. Босые ноги мягко ступали по хвое. В руках корзинка, в ней явно больше грибов, чем у парня. Она глянула на спутника мимо шишки и улыбнулась.

Парень насупился. Он тут распинается, а эта дурочка даже не слушает.

– Я говорю – чудища в том лесу живут! – крикнул он так, словно разговаривал с глухой бабкой.

– Да ну, Петрусь, – замедленно отозвалась Алёнка, все ещё жмурясь от запаха шишки. – Простой ли зверь, или магический. Все ласку любят.

Петрусь аж поперхнулся.

– Ты чего, Алёнка, совсем дурная? Какая ласка? Волку руку протяни – оттяпает по самое плечо. А тут – нечисть!

– Ну как же какую? – улыбнулась девица. – Вон даже тебя по головушке погладь – замурлычешь, как сытый кот.

Она протянула руку к его шевелюре. Парень дёрнулся, словно хотел увернуться и… не стал. Хрупкая ладошка девушки коснулась и поправила торчащие волосы. Он замер, на миг на его губах появилась блаженная улыбка. Точь в точь, как у самой Алёнки.

Девица улыбнулась и убрала руку. Вот видишь, говорил её взгляд, но вслух не произнесла ни слова, чтобы не смутить друга.

Через пару шагов уже забыла о произошедшем, увлёкшись на сей раз огромным муравейником. Мураши шустро сновали вокруг босых ног. На загорелом личике девицы играла беззаботная улыбка.

Петрусь обиженно тряхнул вихрами:

– Вот дурёха. Не способна понять лесные опасности. Ничего. У неё есть я, – плечи парня расправились, подбородок героически приподнялся. – Спасу, коли чего…

Он поднял глаза, чтобы успокоить спутницу, и не увидел её рядом. Восторженный голосок донёсся из ближайшего ельника: "Уй! Тут птенчики!"Петрусь ругнулся и со всех ног кинулся догонять.

Так спешил, что едва не разодрал новый лапоть о торчащую корягу. Уй, мамка убьёт, коли такое случится. В груди колыхнулась злость. Все из-за этой, болезной. Двинулся дальше аккуратней. Руку оттягивало лукошко, под нарядной рубахой выступил пот.

Он увидел худенькую согнутую фигурку. Алёнка склонилась над гнездом незнакомых Петрусю птах. На лице умиление, губы вытянулись в трубочку и – фью, фью.

– Что за тупица мне досталась… – пробормотал парень. – Хорошо же. Видит Бог, не хотел…

– Алёнка! – крикнул он. – В Дремучем Лесу живёт Баба Яга. Уж о ней-то ты слыхала…

С удовлетворением увидел, как дрогнула её спина. Когда девица выпрямилась, лицо было бледным, а в глазах отразилась боль. Петрусь даже мимолётно пожалел о своих словах. Тут же пришло злое – сама виновата. Могла бы серьёзно отнестись к моим рассказам о Дремучем Лесе.

Старую ведьму Бабу Ягу хорошо знали во всех русских землях. Впрочем, многие сомневались, что она ведьма, ведь ведьма – это все же человек. Бабу Ягу жрецы старых богов почитали за древнее могучее существо, такое же сильное, как Кощей или Полоз. Только в отличие от первых двух она не сгинула в веках.

Всякий житель, даже самый малец в любой деревне знал о страшной избе на корявых ногах, которая могла внезапно явиться в любом месте. И что бы рядом не было, деревня ли, город – люди, живущие там, обязаны были тут же пойти к Яге на поклон, да с подарочками. Коли поклон и подарки Яге нравились, она оставалась на ночь-другую и могла исполнить просьбы жителей. Тех же деревень, что не угодили старой ведьме, никогда больше не видели в этом мире. Их словно стирали из бытия вместе с жителями.

Именно из такой деревни была Алёнка. Когда туда наведалась Яга, она лежала в горячке. Жители деревни, увидав избушку, испугались и затворились за стеной. Одна лишь мама Алёнки выбралась наружу и умоляла старуху пощадить их.

– Доченька моя умирает! Спаси! Здесь все, что у меня есть…

Она протянула ведьме скудный узелок.

– Это оскорбление, а не дары! – вспылила старуха. – Все равно вашей деревне не жить! Не прощаю я такой встречи!

Мать разрыдалась, а старуха вдруг призадумалась.

– А впрочем… Одно дело жертвы, другое дело человек своею волею идущий… – она потёрла ладони. – Коли любишь дочку – готова пощадить её. Для того – отдай себя…

Никто не знает, как на самом деле все было. Но из той деревни отыскали одну лишь Алёнку. Выздоровела она, хотя и говорили люди, что тронулась умом. Никого не помнила девица из своих соседей, но мать не истёрлась в её сердце. Тосковала по ней. Вот и теперь на лице отразились страдания, а Петрусь получил-таки отклик на свои слова.

– То-то же, – пробормотал он.

Его прервал громовой хруст и скрежет. Парень застыл, ухватившись за голову. Показалось, что деревья выдрали корни из земли и хороводом пошли вокруг, потряхивая ветвями. Парень сжал голову ладонями, кружение тут же прекратились.

– Что это было? – он поглядел на Алёнку. Та спокойно стояла рядом. О дурных воспоминаниях уже позабыла, на губы вернулась вечная её идиотская улыбка.

– Ничего особенного, – проговорила она совершенно спокойным обыденным голосом. Петрусь выдохнул. Показалось. Виновата духота и…

– Просто лесу надоело сидеть на одном месте, и он решил размять корешки… – продолжила девица. – Я всегда деревца жалею и предлагаю им побегать. Наконец они меня услышали…

Петрусь так и застыл.

– Что?! Ты говоришь, что деревья бегали вокруг нас, как дурные лоси?! Считаешь – это "ничего не случилось"?!

Голос его сорвался на визг. Он огляделся широко распахнутыми глазами. Тело парня била крупная дрожь.

– С чего бы это им бегать? – выдавил он.

Алёнка пожала острыми плечиками. Потом улыбнулась шире.

– Ты же сам говорил, что Дремучий Лес волшебный. Чего ему стоит заставить деревья хоровод водить?

Петрусь так и подпрыгнул на месте. Глаза ещё шире распахнуты, зубы оскалились в гримасе ужаса.

– Алёнка! Не шути так! – зачастил он. – Ты не понимаешь! Дремучий Лес?! Этого не может быть?! Мы не можем туда попасть! Мы!..

Казалось миг и он либо грохнется без чувств, либо кинется бежать куда глаза глядят. Алёнке сделалось его жаль. Она положила ему руку на плечо и тихо молвила:

– Не переживай так. Ничего тут страшного нет. Погляди сам, они поняли, что пугают тебя и перестали бегать.

Она обвела рукой ближайшие деревья. Те и правда стояли не шелохнувшись. Петрусь присмотрелся до рези в глазах. Сердце ухнуло в ледяную бездну, понял, что деревья притихли не просто так. Они застыли и чего-то ждут.

– Нам нужно вернуться, – резко сказал он, бросив разглядывать ощетинившиеся ветвями стволы. – Мы слишком забрались на север. Нужно развернуться и…

Под ногами ощутимо дрогнула земля. Парень резко умолк, прислушиваясь. Где-то далеко, на грани слуха раздавались удары, которые тут же отдавались через ступни по всему телу. Бам! Бам! Бам!

– Тише! – воскликнул Петрусь, и голос его снова сорвался. – Что это? Тсс! Слышишь?

А издалека нарастало – бам, бам бам. Подрагивание земли усиливалось, Петрусь отчётливо ощущал его через тонкое лыко лаптей.

Чаща прямо перед ними захрустела, деревья спешно подались в стороны, расступаясь, словно скомороший занавес. За ними открылась мрачная дорога, над которой плыли клубы тумана, и подрагивала темнота.

Бам-бам-бам! – звучало уж совсем громоподобно. Во тьме зажглись два алых огонька, похожих на демонические очи. Они прыгали в такт шагам и разрастались. Петрусь сжался, что-то бессвязно скуля. Алёнка глядела на приближающееся чудище, не прекращая улыбаться.

– Все ласку любят… – пробормотала она, словно убеждая кого-то.

Петрусь втянул голову в плечи. Глядел себе под ноги. Грохот приближался. Бах! В его поле зрения попала огромная лапа, покрытая ороговевшей толстой кожей больше похожей на кору древнего дерева. Длинные когти с хрустом перерезали толстенные корни, что скрывались под мхом. От ужаса парень сжался ещё больше и с трудом заставил себя поднять взгляд. Перед ними стояла изба. Огромная тёмная изба на длинных страшных ногах.

Она зависла над ребятами, остановившись на цыпочках и балансируя.

– Бежим, – голос парня дал петуха. Он ухватил подругу за рукав и дёрнул.

– Постой. Может ей нужно чего, – отозвалась та, выдёргивая руку. Огромная изба надвинулась на них, ставни на окнах хлопнули как пасти чудовищного зверя. Петрусь заверещал, как умирающая белка, и без оглядки кинулся бежать. По мху раскатились грибы из брошенного лукошка. Алёнка оглянулась на него и тут же снова поглядела на избу.

– Здравствуй, Чудышко лесное. Я могу чем-нибудь помочь?

Изба присела на своих длинных корявых ногах, растопырив колена в стороны. Ставни окошек распахнулись во всю ширь, красный отсвет внутри притух. Ступеньки крыльца почти коснулись поросших мхом корней. С громовым скрипом приоткрылась дверь.

– Ой, ой, ой, – Алёнка зажала уши – настолько пронзительный и противный был звук. Тут же спохватилась. – Прости, Чудышко. Наверное, я тебя обидела. Ты же не виновата, что у тебя дверь так громко скрипит. Надо смазать и тогда…

При этих словах изба отпрянула и приподнялась на ногах, будто несказанно удивилась. Потом придвинулась ещё ближе, словно хотела полюбопытствовать, что за странный человечек встретился на пути. Теперь Алёнке даже пары шагов не пришлось сделать, чтобы коснуться крыльца.

– Ты меня приглашаешь? – обрадовалась девица. – Если у тебя внутри найдётся маслице, я смажу петли твоих дверей и окошек. Ты сможешь приветствовать гостей без этого противного скрипа.

Она шагнула на крыльцо, половицы тоже отозвались скрипом. Изба присела и сжалась, словно ей было стыдно за своё состояние.

– Ничего, ничего, – шепнула Алёнка. – И половички поправим. Петрусь меня учил. Я умею.

Она проскользнула в приоткрытую дверь и пропала внутри темной избы. Та тут же поднялась на огромных ногах и двинулась вглубь леса, стараясь ступать мягко и аккуратно, чтобы не потревожить гостью.

Глава 2 – Что внутри?

Внутри царил ужасный беспорядок. Алёнка скривилась, но тут же постаралась придать лицу бесстрастное выражение. Изба волшебная, кто знает, может она способна видеть все, что происходит внутри.

Перед ней раскинулась неожиданно просторная горница. Напротив входа стояла огромная печь, сложенная из обтёсанных камней. Высокая, с деревянной лесенкой и обширными палатями. За неплотно придвинутой чугунной заслонкой полыхал огонь, бросая на закопчённые стены алые сполохи.

Пола не было видно из-за мусора. Рыбьи и звериные кости, черепки разбитых горшков, пучки сена на вид даже не прошлогодние, а лежащие тут не меньше дюжины лет. Один угол порос мхом, в другом пышным цветом колосилась плесень. По мусору ползали жуки с длиннющими усами. Один из них ткнулся в обнажённую кожу. Алёнка вскрикнула и отскочила, перебирая босыми ногами. Плечики передёрнулись, как не пыталась удержаться.

Из мусорных куч вздымались глыбы массивного стола, лавки и пары табуретов. Стол был таков, что на нем можно было уложить спать три Алёнки. Если сперва очистить от хлама. Так же как пол, массивная дубовая столешница была засыпана грязью, объедками и обломками, разве что один угол свободен, но видно, что это произошло благодаря небрежному спихиванию безобразия на пол.

На скамье высились башни из грязных чугунов и глиняных тарелок. Алёнка услышала писк и насчитала не меньше трёх торчащих мышиных хвостов. Девицу перекосило ещё больше.

Табуреты были свободны. На один из них и взгромоздилась Алёнка, чтобы очутиться подальше от тараканов и мышей.

– Уф, – молвила она. – Ну и не убрано у тебя тут, Чудышко.

Пол дрогнул и качнулся. Девица как наяву увидала, как изба переступила с лапы на лапу и стыдливо опустила крыльцо.

– Ты только не переживай! – зачастила девица. – Сейчас я все поправлю. Наверняка твоя хозяйка жутко занятой человек. Я помогу! Вот увидишь, все будет шибко хорошо!

Она бесстрашно соскочила с табурета. В ступню впилась кость от устрашающего вида рыбы. Алёнка отбросила её в сторону и огляделась.

– Начнём! Показывай где тут у тебя метла и ведро…

В деревне Алёнка часто помогала дядьке Корнею, который держал корчму. Постояльцы захаживали разные, случалось после них и пол драить, и чугуны от жира отчищать. Работа для девицы была привычная.

Метла и ведро нашлось за печкой. Там же стоял огромный чугунный котёл, такой большой, что Алёнка влезла бы в него с головой.

– Целого быка сварить можно, – хихикнула девица и подхватила метлу.

А потом началась работа. Метла сгребала мусор, тараканы и мыши так и прыскали в стороны. Босые ноги ощутили наконец ровную чистую поверхность пола, Алёнка даже рассмеялась от удовольствия. Изба застыла, словно боялась спугнуть самоотверженность гостьи.

– Тараканов и мышей я повыведу! – приговаривала девица, взмахивая метлой. – Пауков и усачей я повыгоню!

Алёнка так и кружилась по горнице, словно в танце. Грязь и мусор таяли на глазах. И вот уже за исключением одной кучи в углу пол и стол сияют чистотой.

Скри-ип. Дверца напротив входа отворилась, за ней Алёнка увидала крохотную комнатку, в которой стояло ведро с водой. От поверхности шёл пар.

– Горячая?! – она тронула воду пальцем. – И правда, горячая. Спасибо, Чудышко!

Девица рассмеялась звонко и принялась вытирать стол и лавки, прошлась по окошечкам у дверей. Потом намотала тряпку на метлу и начала мыть пол. Изба так и осела, издав довольный скрип.

– Неужели тебя не моют хотя бы раз в седмицу? – удивилась Алёнка. Изба подскочила и замотала горницей.

– Ничего, явиться хозяюшка, я ей покажу и расскажу.

При упоминании о хозяйке изба притихла и присела. Занятая дальним углом Алёнка ничего не заметила. Наконец она встала посреди горницы и осмотрела проделанную работу.

– Другое дело!

Пол, стол и печь сияли чистотой. Чугуны да тарелки Алёнка вымыла и составила аккуратными стопками на краю стола. Они заняли совсем немного места.

– Ого, как у тебя тут загадочно! – молвила девица. Пока прибиралась мало обращала внимания на стены и потолок, и вот теперь…

Что у обычных людей в горнице по стенам? Висят охотничьи снасти, у рыбаков растянута сеть. Ещё шкуры, у кого травы, у мастера какого – полочки с горшками или глиняными фигурками.

Здесь же все было не так. В углу стоит большой колченогий шкаф, Алёнке показалось, что он вырублен, или даже выгрызен из одного большого куска дерева. На полках вещи весьма жуткие. В банках плавают замоченные в разноцветных прозрачных жидкостях части тел. Медвежьи, волчьи, заячьи, Алёнка увидала даже человеческую руку и тут же отвела глаза.

– Может лекарь здесь живёт… – проговорила она быстро.

На верхней полке шкафа собралась коллекция костей. Сразу же бросился в глаза человеческий череп, лосиные рога, чья-то берцовая кость, такая огромная, что страшно вообразить, кому она принадлежала. Полумесяцем все это огибал огромный толстый бивень. Его острая часть была такой длины, что свешивалась со шкафа до середины горницы. Там она была подвязана верёвочкой за потолочную балку. На ней в свою очередь были привешены пучки трав, мелкие побрякушки, похожие на обереги и амулеты.

Четыре стены избы каждая имели свои разительные различия. На той, что справа от входа висели несколько картин в массивных золочёных рамах. На всех изображены странные места. Будто художник приготовил место, а тот, чей портрет собирались рисовать – не явился. Кресло или стена есть, а человека – нет.

Меж двух дверей напротив входа висели большие часы похожие на песочные. Только вместо песка внутри переливались крохотные самоцветные камушки. Казалось, что в верхней чаше их ничего не удерживает, тем не менее, внизу блестела лишь крохотная горка.

– Любопытно, – сказала Алёнка и ударила пальчиком по стеклу. Дин-дон, со звоном пара камней упала вниз. Девица отпрянула от неожиданности.

На противоположной от картин стене висело большое зеркало в золотистой с завитушками раме. Алёнка увидела там худую девочку с жалобным личиком и не сразу узнала себя. Рядом с зеркалом в дальнем углу затаилась картина со странно размазанным изображением. Более всего это напоминало вихрь или водоворот. Она не могла точно определить, из воды он создан или из воздуха, но чем дольше смотрела, тем скорее двигались завихрения. Вот уже она чувствует, как развеваются волосы, подол платья рвануло и потянуло вперёд, словно в него вцепился игривый щенок.

Алёнка дрогнула и попыталась отвернуться. Спину ожгло страхом. Она не могла себя заставить. Глаза, как прилипшие, глядели в самый цент вихря, а ноги ступали вперёд сами собой.

Ветер нарастал. Платье трепыхалось, словно вокруг бушевал ураган, волосы вытянулись в сторону картины. В спину толкала столь плотная стена воздуха, что Алёнке показалось – подпрыгни, её подхватит и впечатает прямо в картину.

Мимо неё пролетел скомканный кусок пергамента. Вместо того чтобы стукнуться о поверхность картины, он пролетел внутрь. С ужасом Алёнка увидела, как он мелькнул по спирали и пропал в чёрном оке нарисованной бури. Девицу пронзил ужас. Ведь ноги несли её туда же, куда сгинул клочок пергамента.

Она попыталась затормозить, не тут то было. Хотела ухватиться за что-нибудь руками, но вокруг ничего не было. Ступни почти не касались пола. Ещё один шажок, и её втянет в раму, которая распахнулась перед ней, как дверь в неведомый мир.

– Нет! Не хочу… – пискнула Алёнка. Ноги оторвались от пола, и она полетела. Око урагана плотоядно темнело впереди. Девица зажмурилась и закричала.

Что произошло дальше, не могла бы описать словами. Она летела, потом мир вокруг будто перевернулся, траектория полёта изогнулось, её шмякнуло о что-то ребристое, потом бросило и потащило. Бах! Приложилась о твёрдую поверхность так, что за закрытыми веками полыхнули искры. Больно прикусила губу.

Глаза распахнулись от ужаса и боли. Нашла себя сидящей на стене. Вся изба, отчего-то, наклонилась, пол стал стеной. Но странным образом ничто не скатывалось и не валилось на неё. Стол стоял, как и положено, куча мусора в углу не спешила скользить по полу.

Скрип-скрип. Все вернулось на место. Едва успела подставить руки, иначе влетела бы головой прямо в дубовый пол.

– Уф, – выдохнула она и зацепила взглядом картину. Благодаря произошедшему, очутилась в стороне от створа рамы, ураган пропал, её больше не тянуло внутрь.

– У-уф! – выдохнула с облегчением и поглядела наверх. – Чудышко, ты спасла меня! Спасибо!

Алёнка погладила половины, пол качнулся, будто изба смущённо переступила с лапы на лапу. Передёрнула плечами. Ужас! От чего именно спасла её Чудышка, можно было лишь гадать.

Взгляд упал на кучу мусора, потом переместился на картину с вихрем.

– Хм, – сказала Алёнка и улыбнулась. – А я то думала, что с ней делать…

***

Последняя грязная тряпка, стремительно кружась, канула в чёрном оке бури. Алёнка видела это краем глаза, подходить спереди к картине больше не решалась. Мусор кидала сбоку, тот сперва зависал перед картиной, а потом со свистящим звуком втягивался внутрь.

Вскоре позабыла, что сама едва не оказалась в роли этого мусора.

– Удобная штука, – сказала она избе. – Главное самой близёхонько не подходить…

Она поглядела на сверкающий пол, на расставленные по полкам чугуны да тарелки и ощутила удовлетворение и лёгкость во всем теле. Отжав тряпку, с сомнением поглядела на дверь, потом на картину с вихрем. Задумчиво прикусила губу, в глазах озорно блеснуло.

– А вот любопытно…

Подхватила ведро и выплеснула воду прямо перед картиной. Шух, грязная жидкость зависла в воздухе. Вш-ш-ш! Со свистящим звуком её втянуло в створ картины. Алёнка выдохнула и хихикнула.

После приборки в избе сделалось светлее и просторней, будто стены раз двинулись и впустили свет. Горница сияла чистотой и свежестью, у Алёнки даже возникло ощущение, что изба теперь бежит скорее и почти не касается лапами земли.

– Так-то лучше, – сказала Алёнка. – Что я ещё могу для тебя сделать?

Скрип-скрип, – дёрнула изба ставнями.

– Ой, точно. Прости, Чудышко. Я и забыла про петлички-то. Показывай где маслице.

С одной из полок соскочил буквально в руки бутылёк с полупрозрачной жидкостью. Алёнка зубами вытащила пробку и принюхалась. Какой странный запах. Нюхаешь, а в ушах будто звучит тихая мелодия.

– Давай попробуем…

Она подошла к двери, та растворилась перед ней с жутким скрипом. Изба присела.

– Нечего тут стыдиться, – сказала Алёнка. – Ты не виновата.

Она аккуратно капнула на петли из пузырька. В сознании отозвалось – динь-динь – будто росинка на колокольчики ландышей упала.

– Пробуй.

Дверь прикрылась, дёрнулась туда и обратно. Скрипа не было, вместо него в голове Алёнки заиграли невидимые бубенчики.

– Какие чудесные звуки! – вскричала девица. – Чудо к Чудышку!

И рассмеялась звонко, словно монетки кто рассыпал. Изба двинула дверью туда-сюда и притопнула, словно собиралась пуститься в пляс.

– А давай ка мы тебе ещё ставни подмажем и половички крыльца поправим. Весь Дремучий Лес ахнет от таких славных звуков…

Изба замерла недоверчиво, потом подпрыгнула, как ребёнок. Давай-давай! Ещё хочу!

Через некоторое время Алёнка сидела на крыльце, а изба попеременно отворяла ставни и дверь, извлекая различные мелодии, которые перетекали одна в другую и растекались вокруг, как облако. Жителям леса они явно пришлись по душе. Из чащи выпорхнула стайка мелких пташек, на опушке показался барсук, а на дерево высыпало целое семейство белочек.

– Вы пришли послушать, – улыбкой приветствовала их Алёнка. – Вот. А Петрусь говорил – нечисть, лютая ненависть!

И только она это сказала, как верхушки леса рванул вихрь. Небо разом потемнело, раздался гул, словно на них катилась целая гора. Птичек унесло, белки прыснули в разные стороны, барсук мгновенно пропал из вида. Изба застыла с приоткрытыми створками, оборвав мелодию.

– Что случилось? – воскликнула Алёнка.

Изба распахнула дверь и качнулась назад. Девицу внесло в горницу. Бац! Дверь захлопнулась. "Хозяйка идёт!"– будто наяву услыхала Алёнка голос в своей голове.

Глава 3 – Явление Яги

Очутившись внутри, едва успела выставить перед собой ладони, чтобы не врезаться в угол печи.

Гул нарастал, за окнами плескались по ветру ветви деревьев, дрожала земля. Босыми ногами Алёнка ощутила вибрацию, которая передавалась костям и распространялась по телу. Девица переступила с ноги на ногу, показалось ещё чуть, и кости начнут трескаться и распадаться.

Она повернулась к дверям. Коли это хозяин, значит надобно встретить, проявить вежество. Постаралась пригладить растрепавшиеся волосы, оправила платье. То-то этот неведомый хозяин удивиться, когда увидит, какой порядок она навела. Вот сейчас дверь откроется…

Дзинь, бац, тудум! Алёнка так и подскочила. "Кхе-кхе! Кто тут у нас?!"Скрипучий голос раздались из-за спины.

Девица хотела обернуться, но поняла, что тело обратилось в статую. Она не могла пошевелить и пальцем. Даже ребра поджала неведомая сила, отчего сразу не стало хватать воздуха.

Сердце испуганно метнулось в груди, глаза распахнулись, больше Алёнка ничего не могла поделать. Невидимая сила держала. А потом на плечо легла рука.

– Кто тут у нас приблудился…

Её медленно, как куклу, стали поворачивать. Алёнка увидела угол, стену с картинами, изображающими пустые залы, потом перед глазами встала изба и…

– Здравствуйте, бабушка, – придушенно пискнула Алёнка. Воздуха не хватало даже на дыхание, но она решила, что будет вежливо потратить его на приветствие.

Перед ней и правда стояла бабка. Старенькая, согнутая, перекошенная на одно плечо. Одета в пёстрые лохмотья, на голове плат, завязанный не под подбородком, как у почтенных матрон из деревни, а на лбу, отчего завязки торчали, как рожки. Это придавало бабушке лихой вид. Лицо покрыто морщинами, словно засохшее яблоко, на подбородке толстенная бородавка. Нос длинный и крючковатый, губы тонкие изогнутые, словно бабушка ухмыляется.

– Ути-пути! – сюсюкнула старуха. За тонкими губами сверкнули белые зубы, что очень не шло дряхлой внешности. – Как звать? Кто такая будешь?

Она ловко прищёлкнула пальцами, невидимая сила отпустила Алёнку, та едва не упала. Не успев отдышаться, зачастила:

– Звать Алёнушка. Я из деревни Кудрявые Дубки. За грибами пошла и вот набрела на Чудышко…

Она замолчала под пристальным взглядом бабушки.

– Кудрявые Дубки… Хм… – она потеребила бородавку длинными острыми ногтями, больше похожими на когти хищной птицы. – Знаем, знаем. Там одни дубки и живут…

Она захихикала.

– Меня Яга звать. Может, слыхала?

Алёнка побледнела от этого заявления. "Мама", – прошептали разом омертвевшие губы. Бабка снова захихикала. Потом взгляд её упал за спину Алёнки. Метнулся на стол, потом на окна. Изба шевельнула створкой, по горнице разлилась мелодия.

– Чево это?! – кустистые брови старухи собрались в большой мохнатый комок. Она ступила по комнате, простирая руки к чистому полу. – Гдей всё?! Кто?! Куда?!

Алёнка пересилила себя и выдавила улыбку.

– Это я прибралась. У вас такой удобный вихрь на стене. Весь мусор туда…

– Что-о-о?! – рот Яги округлился, глаза едва не выпали из орбит. – Ты кидала мои вещи во Врата Мудрости?!

– Врата Мудрости? – пискнула Алёнка и сжалась. – А я думала… Меня саму туда едва не того…

– Конечно тебя того! Врата проверяют потусторонний вес того, кто в них смотрит. Коли ты, хе-хе, недостаточно весом – тебя просто втянет и пережует. Чем дольше глядишь, тем сильнее тянет. Помню, как то мы с Кощейкой поспорили. Ихихи. С тех пор не любют он меня…

– Ой, как неловко вышло! – Алёнка протянула к раме с вихрем руки. – Простите меня Вратушки! Не ведала я…

Она так ръяно придвинулась к раме, что её потащило внутрь. Бабушка цапнула девицу за плечо и дёрнула в сторону.

– Стой, болезная. Сбежать удумала? Ну уж нет!

Она кинула Алёнку на пол и встала перед ней, подбоченясь.

– А ну ответствуй? Зачем все чугуны мои трогала, зачем все с пола убрала?

– Помочь хотела, – пискнула Алёнка. – Думала, кто-то жутко занятой здесь живёт.

– Жутко?! Будет тебе сейчас жутко!

– Или старенький. Немощный. Не справляется.

– Старенький?! – бабка задохнулась от возмущения. – Не справляется?!

Девица продолжала, не замечая.

– А тут вы явились. И правда, старенькая. Так что я не жалею…

– Что-о-о?! – рот Яги округлился, глаза второй раз за день подвергли сомнению крепость сидения в глазницах.

– По-мочь… ...те-ла, – пролепетала Алёнка, глотая слоги и слова.

– Стало быть, ты, болезная, считаешь, что мне помощь потребна? – голос бабушки обрёл стальные нотки.

– Сочувствие да ласка никому не мешают, – оживилась Алёнка. – Вот я давеча Петрусю говорила, что коли…

– Сочувствие?! Ласка?! – бабушку затрясло. – Да ты никак поиздеваться надо мной удумала?!

Алёнка пикнуть не успела, как старушка выставила перед собой руку со скрюченными пальцами ладонью кверху. Пальцы дрогнули и шевельнулись. Девица ощутила, как её подхватила и вздёрнула над полом невидимая сила. Алёнка хотела что-то сказать, но пальцы Яги растопырились.

Руки Алёнки выкрутило так, что захрустели кости. Девица вскрикнула несколько раз и сжала зубы. Негоже хозяйку своими малодушными воплями обижать.

– Ну как? – вскричала бабка. – Все ещё сочувствуешь мене?

Последние слова брезгливо выплюнула, словно гадость. Алёнка сквозь боль попыталась кивнуть.

– А коли так… – прищурилась бабушка. Девицу резко дёрнуло в сторону и потащило прямо по воздуху к печи. За неплотно придвинутой заслонкой гудело пламя.

– Вот это тебе уже не шуточки, – захихикала Яга. – Нуть ка. Открой мне печь!

Она сказало это громко и повелительно. Рука Алёнки дрогнула и двинулась вперёд. Но за несколько мгновений до того в голове возникла мысль: "Бабушка просит, надо помочь".

Яга глядела на то с ухмылкой.

– Помоги, помоги, девица…

Маленькая Алёнкина ладошка легла на ручку задвижки. Та была чугунная, массивная. Пш-ш! Боль хлестнула такая, что слезы брызнули из глаз, Алёнка закричала во все лёгкие, удержаться не было никаких сил.

С грохотом заслонка упала на дубовый пол, девушка баюкала руку, невнятно скуля сквозь слезы.

– Ну что, – бабка была счастлива. – Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?!

Она свистяще рассмеялась.

– Прос… ти… Баб… шк… – пробились сквозь плачь слова. – Я такая… неуклюжая.

– Чегой эта? – Яга так удивилась, что Алёнку выпустила невидимая сила, ноги коснулись пола.

– Сейчас! Погодите. Я все исправлю…

Девица заметалась по избе, ухватила рукавишки, что лежали на приступке и через них ухватила заслонку. Та оказалась тяжеленной, девица крякнула от натуги и привалила чугуняку к светлому боку печи.

– Вот. Так-то лучше будет… – проговорила Алёнка и глянула на бабушку чистыми глазами. Ту аж затрясло.

– Ты что – дурёха?! Ты не понимаешь?!

– Прости меня, бабушка, – лепетала в ответ девица, утирая слезы обожжённой рукой. – Я такая неуклюжая…

– Хорошо же… – лицо бабки успокоилось. Обвислые щеки приподнялись в улыбке, от которой мороз продирал по спине.

– Вижу я, ты меня разжалобить хочешь. Порядок навела, к избе моей подмазалась. Уй, окаянная, – бабка топнула.

– Не обижайте Чудышку! – вскричала Алёнка, разом позабыв и о слезах и о боли. – Она… Она… – девица тут же стушевалась и закончила совсем тихо. – Хорошая…

– Хорошая?! – Яга глянула в угол, где виднелась дверь перетянутая стальными полосами, в массивных петлях висел огромный замок, и хихикнула по-старушечьи. – Ну-ну.

Яга задумалась, потом просияла.

– Ага. Поняла я. Ты из тех редких людей, что всех кругом за добреньких держит. Ихи-хи! Ясно теперича. Сейчас мы покажем тебе… Какая я добренькая.

Она вскинула одну ладонь в сторону Алёнки. Та ощутила, как платье обтягивает тело, словно сзади её ухватил и потянул кто-то сильный. Хотела оглянуться, но тут платье с треском разлетелось на лоскуты. Девица ощутила голой кожей прохладу, потом она вскрикнула и сжалась, пытаясь спрятать руками сокровенное.

– Ихи-хи! – мерзко хихикнула старушка. – За добренькую меня держит.

Из-за печи с грохотом и звоном цепей выехал огромный котёл. Тоже чугунный. Если небольшая заслонка была тяжеленной, то этот котёл наверняка мог поднять лишь богатырь. Яга же управлялась с ним, даже не касаясь.

– А ну ка покажись… – вторая рука не отпускала девицу. Яга перебрала в воздухе крючковатыми пальцами, руки и ноги девицы развело в стороны. К щекам прилилась кровь, из глаз брызнули слезы.

– Не надо, бабушка… – пикнула Алёнка. – Я же.. я..

– Вижу я, чистенькая ты, – хекнула бабка. – Не о том думаешь.

Она подошла к девице и ткнула пальцем в бок. "Ай! – вскричала та и тут же запричитала. – Прости, бабушка. Не хотела тебя обидеть…"

– Кожа да кости, – бросила Яга, не слушая её. – Зато молоденькая. Мяско должно быть сочным, так и отойдёт от косточек…

Она мечтательно поглядела в угол избы, где на полке стоял человечий череп. Руки старухи перекрестились, пальцы сжались в кулачки.

Котёл подскочил к огню, выплеснув немного воды, Алёнка подлетела к нему и бултыхнулась внутрь.

Девица задохнулась. Вода обожгла. Алёнке показалось, что с неё живой сдирают шкуру. Если от заслонки жгло лишь ладошку, теперь полыхало все тело. Не в силах прекратить, она начала кричать и биться.

– Ихи-хи, – обрадовалась старушка. – Теперь поняла, болезная…

Усилием воли Алёнка заставила себя прекратить. Тело жгло, но теперь боль ощущалась как сквозь вату. Девица видела свою ладошку, красную и разбухшую. Совсем близко полыхало пламя в печи, как ни горяча была вода, стенки котла становились ещё горячее. Ноги жарило совсем нестерпимо.

Надо спешить, – подумала Алёнка. Иначе я не успею… Не смогу…

– Прости меня, бабушка! – выкрикнула она. – Как же мне жалко, что не сумела я вам помочь… Ведь можно же лаской… Добром…

Бабка перестала хихикать, замерла, лупая на жертву глазами, как филин.

– Чевой та?

– Хоть так послужу… – вскричала Алёнка. – Только дождитесь, когда мяско отойдёт от косточек. Вы старенькая, хоть зубов много, но ведь жевать устанете…

Девица говорила из последних сил, сама уже не понимала, что несёт, но частила. Почему-то казалось очень важным досказать до конца. Со дна котла начали подниматься пузыри. Ног уже не чуяла, там все превратилось в один комок страшной боли.

– Приятного аппетита, бабуш… ка… – Алёнка как стояла начала опускаться в кипящую воду. Даже не вдохнула воздуха, когда рот и нос погрузились, бабка увидала пузыри. Девица вдохнула в себя воду.

Тело медленно опускалось на дно котла, а Ягу трясло все сильнее. Лицо её полыхнуло такой яростью, что увидь это кто-то из подлунного мира – упал бы замертво.

– Как! – вскричала Яга, взмахнув руками.

– Ты!

Котёл прыгнул в сторону и перевернулся.

– Смеешь!

Алёнка выкатилась на пол в клубах пара и воды. Кожа покраснела и шла пузырями, так шмякнулась о половицы, что изо рта хлынула вода и кровь вперемешку.

– Меня жалеть?! – завопила бабушка совсем уж нечленораздельно. – Ух как я зла!

Её тряхнуло.

– Не помню уже злил ли меня кто-нибудь так же сильно!

Тело с красной пузырящейся кожей дрогнуло и сжалось. Первое движение Алёнки было прикрыть сокровенное.

– Ишь, скромница… – буркнула Яга.

Из полураскрытого рта сквозь кашель и хрип выдавилось:

– Прости… шка… Даже на это я… не годна!..

Бабка глядела на неё брезгливо, без того в морщинах лоб морщился ещё сильнее. Яга закряхтела и начала мерять избу короткими шажками.

– Задала ты мне задачку, болезная, – пробормотала она, теребя бородавку на подбородке. – Тыщу лет живу, а не знаю – решала ли когда сложней.

Она остановилась и поглядела на изуродованную девицу.

– Как мне достойно наказать вот это… – проговорила бабушка. – Наказать так, что не смотря на всю свою доброту и смирение – прочувствовала и поняла, что в ад попала! Как?! Как пробить эту добродетель?! Ведь ей хоть кол на голове теши, хоть на косточках пляши… Тьфуй!

Она в сердцах плюнула и вновь побежала по избе.

Глава 4 – Новый хозяин

– Яга, ты тут?

Избу заполнил властный голос. Если до того бабка скалилась злобно, то теперь скривилась, будто хлебнула кислого квасу.

– Тута я, – буркнула едва слышно.

– Конечно тут, – отозвался голос. – Куда ж ты денешься от своего хозяина.

От этих слов старушку скрючило пуще прежднего. В раме картины, которая изображала пустую залу неизвестного замка, явился человек. Он был юн лицом, высокомерен и пышно одет. Бледное вытянутое лицо имело нос с благородной горбинкой, тонкие губы и глаза, которые напрочь не вязались с юным обликом.

– Кощей! То, что я сдуру тогда согласилась взять избу, – пробурчала Яга, – не дает тебе право…

– Не важно, – оборвал молодой красавчик. – Ты согласилась, а значит теперь ты навеки моя.

Бабушку передернуло, было видно, как она сцепила зубы, только бы не сказать то, что бурлило внутри.

Аленка слышала их разговор лежа на полу. Обоженую кожу нестерпимо пекло, но сквозь это чувство пробилось переживание за бабушку. Как этот юноша говорит со старым человеком? Ведь почтение к годам должно быть…

Человек на картине начал говорить своим холодным высокомерным голосом. Бабушка слушала, дергая лицом и кривясь. Аленка не улавливала сути разговора, но то и дело слышала – "Яга, ты должна!", "Обязана это сделать!", "У тебя нет иного выбора!"

Бабушка дергалась и корчилась, словно ее растянули на столбе и втыкали длинные иглы.

– Ты же знаешь, что произошло с прошлой владелицей избы? – сказал Кощей напоследок. Зрачки красавчика истончились до толщины острия иглы. Яга видела в них нацеленные на нее стрелы.

– Коли бы я знала об этом тогда, когда соглашалась стать новой владелицей. Я ж думала, ты подарок деешь! – прошипела в ответ Яга.

– Но ты не знала, – тонкие губы красавца изогнулись. Зрачки медленно расширились до обычного размера. – Поэтому ты подчинишься мне, чего бы там не думала твоя старая головешка.

Он сделал паузу, с улыбкой глядя на старушку, словно давал ей возможность возмутиться или проглотить свою ярость. Но Яга будто его не слышала. Она морщила лоб и теребила бородавку на подбородке.

– Владелица… Новая владелица… – бормотала она. Потом взгляд ее упал на девицу, что вяло шевелилась на полу. Страдающая от ожегов Аленка подтянула к себе грязный половик из дерюги и попыталась завернуться в него. Грязь и грубая ткань ранили обоженную кожу, как девица не пыталась молчать, из плотно сжатого рта то и дело прорывались стоны.

А потом их взгляды встретились, и бабушка содрогнулась. В глазах этого истерзанного существа Яга прочитала жалость. Эта полумертвая девица переживает за нее, ведьму, доставившую ей все эти муки. Более того, даже боль отступает, когда эта девица начинает переживать за других. Бабушка позабыла обо всем, даже о собеседнике. Теперь ее снова трясло от злости.

– Эй, ты меня слушаешь? – насупил брови красавец. – Кто там у тебя?

Но бабушка не обратила на его слова никакого внимания. Лицо ее светлело.

– Любопытно. Может это то самое… Так, посмотрим. Избушка за нее… Я тоже буду не против… – бормотала она, загибая пальцы.

В глазах старушки зажегся восторг.

– Гениально… Какая мысль… – воскликнула она. Лицо красавца обиженно вытянулось.

– Яга! Это что такое? Ты там что-ль мучаешь кого? Занимаешься пытками во время разговора со мной?!

Аленка завернулась в дерюгу и вскрикнула громче обычного. Бабушка подскочила и захихикала, потирая сухонькие ручки.

– Ихи-хи-хи! Вот это месть! Я превзойду сама себя!

– Яга! А ну прекрати меня не замечать! – голос Кощея грозно загремел. В избе потемнело, бабка охнула и застыла, словно боясь расплескаться.

– Прости, Кощеюшко, – проворковала она мягким голосочком. – Все, что ты тут говорил – правда. Обязана, нет выбора, одна дорога. Все это должна делать хозяйка избы.

Она замолчала, а красавец на портрете расплылся в довольной улыбке.

– То-то же. Я не накажу тебя слишком строго. Ведь у нас на тебя большие планы. Только ты сможешь приблизить долгожданный миг полного усмирения так некстати расплодившейся человечьей рассы…

Но Яга еще не закончила. Она присела и цапнула Аленку за плечи. Пузыри лопнули, под кожей обнажилось красное, девица закричала, обо всем забыв. Дерюга упала на пол, открывая обожженное тело.

– Поэтому с ней и решай… – сказала бабушка. – А я пошла…

Она подтолкнула девицу к портрету и похихикивая потопала к выходу.

– Эй, что за фокусы? – взъярился красавец. – Накажу! Ох как я тебя накажу!

Он едва не выпрыгнул из портрета. Бабушка остановилась у дверей и поглядела на Кощея.

– Это вряд ли. Чай я тебя весомее буду…

Яга задорно глянула на раму с Вратами Мудрости.

– Совсем из ума выжила! – Кощей напротив будто бы старался туда не глядеть. – Ты навеки повязана с избой, а это значит – ты моя!

Злоба исказила черты красавчика, делая его уродливым.

– Навеки ли? – хихикнула бабушка и начала вещать торжественным гулким голосом. – Я, Яга, добровольно отрекаюсь от владения избы на курьих ногах и оставляю за себя девицу Аленку.

Изба так и присела. Аленка перестала закрываться и обернулась.

– Соглашайтесь обе, – гаркнула Яга. – Не то девицу сварю, а избе такую жизнь устрою…

Изба задрожала и присела. Похоже знала, что хозяйка слов на ветер не бросает.

– Куда же вы, бабушка, пойдете? – пролепетала Аленка.

– Ужас! Она и здесь о других думает, – закатила глаза Яга. Ее прервал грохот, как во время грозы. Все вокруг затряслось. Бабушка просияла. – Так я и думала. Согласия новой влалелицы не нужно. Достаточно отречения старой и внутреннего желания избы. Эта дуреха сумела ее расположить. За что и поплатится.

Она сверкнула глазами, глядя на Аленку.

– Не думай о прочих. Думай о себе. И о нем! – старушка ткнула пальцем в картину. -Теперь у него над тобой полная власть! И он не преминет ей воспользоваться! Ихи-хи-хи!

И расхохотавшись, Яга выскочила за дверь.

***

В избе повисла тишина. Аленка вновь ощутила свою наготу, сжалась, закрываясь руками. Глазами искала дерюгу. Кощей глядел на нее, грозно блистая глазами. Он будто к чему то прислушивался.

– И правда… – пробормотал он. – Надо же, неужели это делается настолько просто? Согласие избы, согласие хозяйки и… непротивление нового хозяина.

Он с интересом глянул на девицу.

– С Ягой все ясно. Сделает что угодно, лишь бы досадить мне. Но как такое ничтожество смогло убедить избу?..

Аленка даже позабыла о своем состоянии.

– Добротой и хорошим отношением, – воскликнула она, подаваясь вперед и опуская руки. – Все ласку любят…

Глаза красавца расширились. Он столь пристально вглялелся в Аленку, что той стало неуютно. Она вновь сгорбилась и закрыла ладошками грудь. Но Кащею было не до ее обожженных прелестей. Он прислушался, не переставая ее разглядывать. Будто раздвоился. Глаза глядели сосредоточенно на Аленку, а уши прислушивались к чему-то внутреннему, к Аленке не относящемуся.

– И правда на ласку… – проговорил он и нахмурился. – Изба, чего же ты? Тебя так легко подкупить?

В голосе не было угрозы, но пол под ногами Аленки дрогнул и просел. Девица ощутила ужас.

– Не пугай, Чудышко! – вскричала она. – Она хорошая! Разве плохо она служила бабушке?

Кощей вышел из сосредоточенности слуха, его внимание полностью перетекло на Аленку. Он вдруг расхохотался.

– Аха-ха-ха-ха! – смех был настолько холоден, что Аленка сжалась уже не от стыда, а от озноба.

– Так хорошо служила, что поменяла хозяку при первом удобном случае… Ха-ха-ха! – он никак не мог остановиться. Изба начала подрагивать мелкой дрожью, Аленке было так жаль ее, но она не знала, что сказать этому недоброму человеку.

– Что ж, – оборвал он смех. – Яга сбежала, мне ее теперь не достать. Она столь же долго в этом мире, что и я, сил у нее и правда достаточно. Если не противостоять мне, то по крайне мере укрыться. А вот о вас такого не скажешь.

Зрачки Кощея сузились до почти незаметных точек, Аленке показалось, что из глаз красавчика на нее смотрят две взведенные стрелы, которые вот вот сорвутся с тетивы.

– Помните, что к избе я могу применить любую из четырех стихий. Могу сжечь огнем!

За окнами полыхнуло, изба так и подскочила.

– Превратить в труху и плесень водой!

На полу появилось грязные пятно и начало разрастаться. Аленка ощутила дрожь избушки.

– Лишить движения и похоронить землей!

За окном громыхнуло, пол ушел из-под ног Аленки. Изба резко просела вниз.

– И наконец разметать по всему Дремучему Лесу воздухом.

Занавески на окнах вспухли и разлетелись, горницу заполнили вихри воздуха. Чугуны и тарелки запрыгали по полу.

– Зачем вы ее пугаете?! – воскликнула Аленка, в ярости позабыв о стыде. – Чем она заслужила? Как не стыдно…

Зрачки Кощея расширились до обычного размера, он захохотал:

– Аха-ха-ха! Искать во мне стыд, как смешно! Стыд свойственен людям. Кстати, а сама ты чего же не стыдишься? Я слыхал незамужним девицам стыдно, – он выделил это слово, – являтся голой перед особями мужского полу.

Он увидел, как Аленка смутилась и заметалась по комнате, роняя вещи, вскрикивая от боли и нашаривая какую-нибудь одежду. Ничего не нашла, ухватила дерюгу и закуталась в нее, Кощей оборвал смех.

– Ты зря печешься об избе. Коли к ней у меня возможности только стихийные, ты, как новая хозяйка, в полной моей власти. Я могу просто включить в тебе боль…

Он щелкнул пальцами, ладонь Аленки обожгло, словно она сунула ее в кипяток. Девушка вскрикнула и затрясла ладошкой, но пальцы продолжало жечь.

– … и уйти гонять чаи, – продолжал Кащей. – А могу и вовсе позабыть про тебя и занятся другими делами.

Аленка застыла, подрагивая всем телом. Руку держала на весу, зубы скрипели, она вся напряглась, лишь бы не закричать. Боль была такой сильной, и к ней невозможно было притерпеться, она будто освежалась каждую минутку.

– Но я постараюсь не забывать, – добавил красавец. – Потому как случалось, что преждние хозяйки сходили с ума от этой боли. А ты мне еще понадобишься.

Он вновь щелкнул пальцами, и Аленка выдохнула, уронив руку. Боль была столь острой, что ее отсутствие ощущалось, как наслаждение.

– Пожалуйста… – пролепетала Аленка. Кощей высокомерно улыбнулся тонкими губами.

– То-то же…

– Пожалуйста, впредь наказывайте только меня, – закончила девица. – Не трогайте Чудышко… Избушку…

Кащей поменялся в лице.

– Что?! Ты жалеешь ее?! Да я…

Было видно, что он борется с желанием вернуть боль. Изба приподнялась, позабыв о страхе. Переживала за новую самоотверженную хозяйку.

– Ладно, к этому еще вернемся. А теперь я хочу обрисовать тебе твою задачу, как хозяйки избы. Главная цель – усмирение рода людского. Слишком уж вы… они расплодились. Даже Волос это признает, хотя делать ничего не желает. Тем ироничнее будет использовать его творение…

Он вновь рассмеялся.

– Но я отвлекся. Усмирение означает частичное уничтожение и полное порабощение всех человеков и человечек. И в этом деле тебе отведена ключевая роль, как хозяйки избы на курьих ногах. Понимаю Ягу, это будет весело – заставить самого доброго и сочувственного человека предать свой род и стать причиной его полного подчинения миру мертвых.

Аленка пикнула и сжала ладошкой разинутый от ужаса рот. В ушах ее прозвучало злорадное хихиканье Яги.

Глава 5 -Алёнка принимает хозяйство

Красавчик исчез из портрета, холст вновь показывал пустые залы неизвестного замка. Из Аленки словно вынули невидимый стержень, она рухнула на пол и залилась слезами.

Хуже положения сложно даже придумать. Она голая, с головы до ног обвареная кипятком совершенно одна в колдовской избе, которая предназначена для унижения рода людского.

Кожа полыхала, словно ее снова обмакнули в кипяток. Ступней своих Аленка не чувствовала, они превратились в два комка острой непреходящей боли. Девица страшилась даже глянуть на них, ну как увидит обугленные головешки вместо аккуратных пальчиков. В довершение ко всему ощутила, как в основания черепа будто вонзили стальной прут, который медленно начал погружаться все глубже. Головушка сопротивлялась, отчего затылок занемел от тупой ноющей боли, которая странным образом вполне себе соседствовала с острой и жгучей болью от ожогов.

– Нет моих сил больше терпеть! – вскричала Аленка. – Даже погибель лучше!

После этих слов изба так и подскочила. Сквозь боль Аленка ощутила беспокойство и жалость. На некоторое время изба замерла, словно раздумывая. Потом пришло ощущение, которое внутри девицы расшифровалось как: "Потерпи!"

Пол дрогнул, за окном замелькали деревья. Аленка ощутила, что изба куда-то мчиться с огромной скоростью. Думать об этом дальше не было сил, девица сомлела, освобожденно погружаясь в забытье.

***

Но облегчение не было долгим. В затылке задергался невидимый стержень. Ноющая боль растеклась по всей голове. Стержень дрогнул и продвинулся дальше, вдоль хребта прошла волна обжигающей яркой, как искра, боли. Аленку выгнуло, скрутило. Руки взмахнули перед ней, пятки застучали по полу. Рот раскрылся, она закричала во все легкие. Последнее было единственным, что она сделала сама. Руки, ноги, да и все тело словно перестали ей принадлежать, а новый хозяин пробовал свои возможности, не заботясь о сохранности.

Кощей. Он вступает в права, – мелькнула мысль. – Вот что значит, что я в полной его власти!

Неведомая сила наигралась телом Аленки и бросила ее. Боль в голове немного притухла, зато разом из небытия проступило обжигающее чувство ожогов. Девице показалось, что ее наконец доварили, и кожа отходит от костей вместе с кусками мяса. Не в силах ощущать что либо кроме боли, Аленка закричала и поползла, не зная куда. Все что угодно, лишь бы это закончилось…

***

Скрип. Дверь отворилась, пол избы наклонился, и Аленка покатилась вон. Она не успела ничего понять – бульк. На нее разом нахлынула прохлада.

Как мужики на пожаре заливают огонь водой, так и пожар на Аленкиной коже кто-то залил прохладой и чистотой. Переход от боли к прохладе был столь резок, что девица расслабилась, раскинула руки и ноги и поплыла. Блажество было столь сильным, что хотела застонать от удовольствия…

И тут она поняла, что не может дышать.

Аленка распахнула глаза. Вокруг полупрозрачно изгибались зеленые растения. Ее волосы плыли рядом, как светлое облако. Мимо, снизу вверх пробежала цепочка пузырьков.

Под водой! – полыхнула мысль. – Я под водой!

Легкие уже разрывало желание вдохнуть. Аленка панически дернулась вверх, рот раскрылся, в грудь хлынула вода. Девица заметалась, распахнув глаза, потом обмякла и повисла посреди прохладной глубины.

***

Когда открыла глаза вновь, вокруг ничего не поменялось. Водоросли, пузырьки и приятная прохлада по всему телу.

Грудь больше не рвало на куски, она вообще была неподвижна. Аленку больше не тянуло дышать.

Это осознание не вызвало ни капельки страха. В последнее время испытала столько боли, что теперь могла лишь равнодушно отмечать про себя изменения.

Я плыву… вернее вишу под водой. Я не дышу, боли нет. Есть лишь блаженство. Если это смерть, то я не против.

Она повисела какое-то время. Голова не могла быть без мыслей, и они поползли изнутри по черепной коробке как тараканы. Мне не нужно дышать. Вода внутри меня, она будто сама питает мое тело всем, что нужно.

А потом она вдруг поняла – боли больше нет. Вскинув руки, увидела гладкую белую кожу без единого пузырька. Провела по своему телу рукой и убедилась, что и там все прошло.

Извернулась и подняла перед собой обнаженную ногу. Гладкая кожа, растопырила пальцы. Все на месте, ни один не обуглился. Все розовенькие, здоровые, полные соков, как спелые ягодки.

Чудо! Это настоящее чудо! – подумала Аленка, опуская ногу. Она повисла посреди этой странной и приятной жидкости и замерла, наслаждаясь необычным никогда не изведанным состоянием. Кровь струится по жилам, а вдыхать и выдыхать не требуется.

Продолжительное время она наслаждалась этим ощущением. Наконец ей сделалось скучно и она поглядела вверх. Там дрожала поверхность воды. Плавать Аленка умела, не спеша загребая воду, она поднялась наверх. Какое-то время медлила, потом решительным гребком высунула голову из воды.

Из ноздрей полилась вода, она чихнула, машинально сделала вдох, тело скрутило судорогой. Вода внутри перестала быть приятной и ласковой, теперь она рвалась наружу, мешая воздуху войти внутрь. Аленка ощутила, что грудь рвет от нехватки воздуха, и что она не может вдохнуть. Забарахталась и забила по воде руками. Лицо залило водой, она ничего не видела. Из горла рвался кашель, из носа сип. Вода была везде. Аленка поняла, что умирает.

В следующее мгновение ощутила стальную хватку, от которой хрустнули ребра. Еще миг, рухнула на твердую поверхность. Ее скрутило судорогой, изо рта и носа текла вода. Кашель выворачивал внутренности, с сипом разевала рот и не могла вдохнуть.

Ее толкнуло в лоб, отчего Аленка распласталась на спине. В грудь тут же ткнулось что-то тяжолое. Изо рта ударил фонтан воды. Она закашлялась и повернулась на бок. Воздух наполнил грудь, она с жадностью хватала его ртом, словно ее снова должны были бросить в воду.

Кое как отдышалась и пришла в себя. Постепенно, словно отступал туман, начала ощущать мир вокруг. Голую кожу щекочет пушистый мох. Вокруг деревья, тянут колючие лапы и роняют иглы.

– Уф… – произнесла она глядя как смыкаются кроны сосен в сплошной непроницаемый потолок. – Что это было?..

Тудудам! Прямо над ней склонилась изба бабы Яги, Чудышко, как она ее прозвала. Крыша и труба втянуты, створки глаз-окон приопущены, весь вид виноватый и тревожный.

Аленка хотела успокоить избу, но согнулась в новом приступе кашля. Удалось лишь взмахнуть рукой.

– Все… Хорошо… Чудышко… Я… – исторгла из себя новый фонтан, на сей раз из живота. – Я в порядке.

Изба распахнула створки да так и подпрыгнула. Потом лапой указала в бок. Аленка глянула туда и увидела небольшое озерцо. "Вода живая"– выплыли в голове слова. Похоже у нее налаживается мысленная связь с избой.

Аленка машинально провела ладонью по плечу. Гладкая кожа, как у младенчика. Ни единой ранки или ожога. Девицу переполнило тепло благодарности.

– Ох ты Чудышко мое! Ты меня полечила!..

Она поднялась на ноги. Босые ноги щекотал мягкий мох. Легкий ветерок холодил тело, уже стала привыкать к наготе. После купания в живой воде чувствовала себя заново родившейся. Разве что ощущение стержня в затылке осталось, но голова больше не болела, а хребет не обжигало.

– Спасибо, Чудышко! – Аленка подскочила к избе и обняла ногу. Та была шершавой и холодной, как ствол дерева. Изба смущенно потупилась, осторожно, чтобы не помешать девице, переминаясь с ноги на ногу.

– Только что мы станем делать дальше? – проговорила Аленка и поежилась.

Изба услужливо распахнула дверцу и склонилась так, чтобы крыльцо коснулось земли прямо у босых ног Аленки.

Оказавшись в избе, девица выдохнула. По крайне мере здесь тепло. Ей казалось, что с момента, когда она попала сюда и устроила уборку прошли дни и целые седьмицы, хотя на самом деле вряд ли минуло пару часов.

– Добро, – сказала она и подняла горшок, сдутый ветром Кощея. – Раз уж судьба связала нас, нужно разбираться, как жить. Где мне брать покушать и чем себя занять так, чтобы приносить пользу.

– А вот здесь тебе пригожусь я, красна девица, – раздался молодой мягкий голос. Аленка застыла, потом повернулась к дверям. Там стоял молодой парень в нарядном кофтане и с любопытством изучал ее. И чем дольше он смотрел, тем шире становилась улыбка.

– Уй, я ж голая… – пикнула Аленка. Чугун со звоном покатился по полу, девица ласточкой прыгнула за стол.

Глава 6 – Котофей Мурьяныч

– Ого! – сказал юноша, вытаращив и без того огромные зеленые глаза. – Какая скорость, какая гибкость, какая грация…

– Здравствуйте, – из-за стола высунулась Аленкина голова. Девица жалась к ножке стола, чтобы скрыть свою наготу. – А вы, э-э, к кому?

– Я вообще-то домой вернулся, – проговорил юноша мягким мурлыкающим голосом и начал обходить стол. Аленка поползла вкруг, постукивая коленками об пол, так, чтобы дубовая столешница осталась между ними.

– А тут такое… – сказал гость, останавливаясь.

– Простите… Тут такое дело… – пискнула Аленка и перестала ползти. Чувствувала себя глупо. – Теперь я новая хозяйка этой избы и…

– Новая хозяйка! – юноша так и подпрыгнул, глаза сверкнули зеленым. Только теперь Аленка обратила внимание, что у них вертикальные зрачки щелки. – То-то я почуял что-то неладное…

Юноша пытливо глянул на голову Аленки, торчащую из-за стола.

– А Яга, что же?..

– Ушла, – пискнула девица.

– Может она что-то хотела передать? – подался вперед юноша. Аленка втинулась за стол, только блестели глаза.

– Нет. Ничего…

Он вдруг прикрыл глаза ладошкой и замер. Выглядело это настолько жалобно, что девица высунулась почти по пояс.

– Ой. Понимаю. Но там было такое! Уверен, она вас не забыла! Просто ее отвлекли, и потом…

Юноша отдернул ладонь и впился в Аленку взглядом. На лице не осталось ни капли печали. Девица вспыхнула и быстро присела.

– Плевать на Ягу. В конце концов в отличае от вас я – свободен.

Он галантно склонился в полупоклоне и промурлыкал:

– Приветсвую новую хозяку. Мое имя Котофей Мурьяныч. А вас, позвольте, как величать?

– Аленка я, – девица кивнула, хотя сложно быть голантной, сидя голой на полу прячась за столом. – Бабушка тут поругалась с картиной и в сердцах передала Чудышко мне, а та возьми и согласись.

– Чудышко? Хм, хм, – Котофей теребил верхнюю губу. – Стало быть преисполнилась чаша терпения. Хм. Кто знает, может быть оно и к лучшему…

Он опять потеребил верхнюю губу.

– Уважаемый Котофей. Коли вы тутошний… Может подскажете мне, где тут у вам одежка? Хоть какая-нибуть. Я то я вот…

Она переступила коленями по полу и поежилась. Юноша спохватился.

– Ох, что же это я. Опять запамятовал о вашей глупой привычке таскать на себе кучу тряпок. В кои веки думал свободная от предрассулков хозяйка… – его мягкий голос перетек в невнятное бормотание.

– Глупой привычке? – удивилась Аленка. – А сами вы разве…

Она осеклась. Изображение юноши вдруг поплыло и раздвоилось, и вот уже вместо него вышагивает по избе крупный дымчатый кот. Аленка моргнула и едва удержаламь от того, чтобы протереть глаза. Ну как обидит тем собеседника?

Кот глянул на нее, улыбнулся и потеребил усы тем же точно движением, каким юноша тер верхнюю губу.

– Можете вылазить из-за стола, – мягко проговортл он. Теперь этот мягкий мурлыкающий голос сделался очень подходящим и к месту. – Мне ваши человечьи прелести без надобности. Я больше по пушистым кошечкам озотник, мур-р…

Он закатил глаза и принялся мурлыкать. Аленка привстала, все еще ощущая себя донельзя не в своей тарелке. Но с другой стороны, не обидит ли она кота проявив недоверие.

Она поднялась в полный рост, изо всех сил удерживая руки, которые зудели от желания прикрыть самое ценное. Зеленые глаза кота сверкнули, он обвел ее наготу пристальным взглядом и ухмыльнулся.

– Эх, какая бы кошечка была…

Аленка юркнула за стол, крича что-то возмущенное. Кот тут же перестал мурлыкать и смущенно потер усы.

– Прости, хозяйка. Обращение в человечьего парня накладывает свой отпечаток. Сейчас я все поправлю…

Он прыгнул по горнице, отворил дальнюю дверь за печкой. Ту, что рядом с дверью, перетянутой стальными полосами и завешенной на огромный замок. Там обнаружилось просторное помещение, где Котофей и пропал. Аленка снова рискнула подняться, озираясь по сторонам в поисках чего-нибудь матерчатого.

– Вот, попробуйте это. Или вот это…

Из полураскрытрй двери вылетело что-то пестрое и растеклось по дубовому полу яркой кляксой.

– Юбочка! – вскричала Аленка и бросилась поднимать одежду.

– И вот это! И это еще!

В нее продолжали лететь тряпки, а она едва успевала надевать.

Через пару минуток на Аленке красовались пестрая юбка в цветочек, подол короткий, чуть выше колен. Сверху надела тонкую шелковую рубашку, а поверх красиво вышитую безрукавку из сукна потолще. Под юбку поддела короткие штанишки, которые сели, как по ней шитые и придали Аленке уверенности.

На полу осталось несколько платов, Аленка вспомнила, как воинственно сидел плат на голове бабушки. Кончики она подвязывала не как прочие старушки под подбородком, а на лбу. Девица не решилась так себя изуродовать и повязала самый большой плат на шею.

– Уф, – она притопнула босой ногой и расправила подол. – Спасибо Котофей Мурьяныч. Я себя сызнова человеком почувствовала.

– Кто знает, – кот выпятился из комнатки, что-то таща, – стоит ли в твоем положении чувствовать себя человеком.

Аленка приуныла. Он прав, коли вспомнить миссию, которую на нее возложил Кощей.

Кот резко повернулся и поставил на пол пару красных сапог с загнутыми носами.

– Последний штрих. Вот. Мур, мяу.

Он оглядел Аленку с головы до ног и замурлыкал.

– Беру мяу свои слова назад. На тебя какое тряпье не одень – красота!

Аленка потупилась и покраснела щеками.

– Спасибо…

– Надень, – кот придвинул сапоги и глядел с ожиданием. – Негоже хозяйке той самой избы босой ходить.

– Ты знаешь… – она тоже решила перейти на ты. – Я к обувке не привыкшая. Я больше босичком… Верней всегда босичком… Я же сирота, некому обновы покупать…

Она смутилась. Вдруг стыдно стало за свою бедность.

– Хозяйке избы не положено босичком, – важно мурлыкнул кот. – Надевай. Смелее.

Он был столь уверен, что она поддалась и сунула ногу в сапог. Шух, щелк. Кожа сапога сжала ногу, обтягивая ее, словно вторая кожа. Пряжка щелкнула и стянула лодыжку.

– Ай! – вскрикнула Аленка. Ее ногу вырвало из-под нее и дернуло к потолку. Не надень она предусмотрительно штанишек под юбку, сверкала бы сейчас своими прелестями на всю избу.

Она запрыгала на одной ноге по полу. Сапог жил своей жизнью, так и норовя что-нибудь пнуть. Кот глазел с интересом, предусмотрительно отодвинувшись в угол.

– Ух как, – потер он усы. – А я думал чего Ягична их никогда не надевает…

***

После того, как первый сапог немного успокоился и побудил тем самым ее надеть своего собрата на вторую ногу, Аленка скакала по горнице несколько часов кряду. Перевернула все, до чего дотянулись ноги, истратила весь запас сил, дарованных ей живой водой и навела жуткий беспорядок.

Потом ее едва не затянуло в вихрь, ой, простите, Врата Мудрости. После этого сапоги немного присмирели. Возможно поняли, что сгинули бы в черном оке вместе с девицей. Или прониклись своей новой хозяйкой, ибо перед тем, как кануть во Врата Мудрости, она искренне пыталась их скинуть и не утащить с собой.

После того у нее с сапогами наступило вроде как перемирие. Они признали, что она не желает им зла, а она согласилась их носить. Едва она убрала разбросанные чугуны и тарелки по полкам, как из-за печи показался кот. В передних лапах он нес пустую жестяную тарелку, а вид его был суров и неприступен. Со стуком тарелка встала на стол. Зеленые глаза глядели требовательно.

– И то верно, – улыбнулась Аленка. – Кушать пора. Откуда здесь берется еда?

Кот насупился.

– Так у тебя ее нет? Какая же ты тогда хозяйка?!

– Ой, прости, котик. Я же первый день. Не знаю где здесь и чего?

– Ну ла-адно, – снизошел кот. – Я расскажу тебе, где Яга брала кушанья.

Он поднялся из-за стола и встал посреди горницы.

– Сперва она становилась сюда, – он указал обеими лапами справа от себе. – Потом топала к печи…

Он указал обеими лапами в другую сторону. Аленка передернула плечиками, там стояла печь, а воспоминания, как она едва не сварилась еще свежи.

– Не надо так… – пробормотала девица, но пересилила себя и подошла к печи. Заслонка была прислонена к кирпичному боку, внутри потрескивал огонь. Вместе с котом они заглянули внутрь.

– Пусто! – сказали почти одновременно. Морда Котофея разочарованно вытянулась.

– Плохая хозяйка! Уйду я от тебя!

– Ну Котофеюшко! Ну пожалуйста! Как я без тебя? Пропаду ведь!

Аленка почти плакала, кот посомневался немножко и погладил усы.

– Ну ла-адно. Прощу тебя. Но это один раз…

Он забрался на печь, в лапах у него появился кусок капченого мяса. Кот с урчанием впился в него зубами. Аленка так и онемела.

– А ты не обнаглел ли, котовая скотина! – она зашарила вокруг, под руку попалась ухватка и тут же полетела в кота. Тот мявкнул и спрятался за трубу.

– Хозяйка! Перестань! Не виноватый я!

– Ах ты ирод! Так то ты новую хозяйку встречаешь! Да я сама тебя выгоню! Во Врата Мудрости отправлю. Летай там вместе… с мусором!

Она застыла, раздумывая что кинуть в кота следующим – стащить сапог или взять тяжелый чугун с полки.

– Ну хорошо, хорошо! – раздалось из-за трубы. – Я все понял. Открой левую дверь за печью.

– Зачем это?

Помятуя о Вратах Мудрости Аленка подошла к двери осторожно и чуть сбоку. За печью было две двери. Одна – правая – завешена на огромный амбарный замок, массивная, перетянутая стальными полосами, с коваными уголками и мощным косяком.

Дверь, что слева, отличалась от нее легкостью и кажущейся ажурностью.

– И что за ней? – на всякий случай переспросила Аленка.

– Долго объяснять, – мурлыкнул кот. – Называется – Любая комната. Отвор-ряй, не р-раздумывай!

Она отворила дверь. Внутри обнаружилась уютная крохотная комнатка, большую часть которой занимал большой лежак, застеленный мохнатыми одеялами. В углу стоял небольшой столик, в кованом подсвечнике горела оплывая толстенная свеча. В противоположной от дверей стене прямо над постелью проделано небольшое окошко. За ним стояла темная ночь, на чистом небе мерцали звезды и тоненький серп месяца.

Аленка моргнула и оглянулась. Нет. Здесь в избе по прежнему царит день, из приоткрытых ставен льется пускай тусклый из-за ветвей леса, но дневной свет.

– Как такое может быть?!

Аленка почувствовала, что полностью разбита. Усталость навалилась на плечи тяжелыми мешками. Девица шагнула в комнатку и позволила дверце закрыться. Кот что-то кричал ей с печи, но хозяйка даже не обернулась, когда дверь оборвала звуки.

– Уи-и!

Она прыгнула на постель и вытянулась в полный рост. Молодое гибкое тело выгнулось, по мышцам прошла приятная дрожь расслабления.

– Как здорово! Ради такого уголка стоит терпеть все эти безумства.

Она полюбовалась звездами, потом откинулась на подушках и тут же провалилась в сон.

Глава 7 – Весьма весомый аргумент

– Кот! Ты говорил, что там будет еда, а за дверью – спальня.

Это были первые слова, которые она произнесла выходя из комнатки. Уловки Котофея подвигли ее быть с ним построже, а то ишь удумал будто может издеваться над новой хозяйкой.

– Мур! – кот изобразил оскорбленное достоинство и потер усы. – Разве я виноват, что ты хотела спать больше, чем кушать?

Сам он не выглядел голодным, наверняка имел свои заначки, а то и охотился. Все же кот есть кот.

– Стой! Ты хочешь сказать?..

Аленка аккуратно прикрыла дверь, помедлила немного и распахнула ее вновь. Внутри не было ни лежака, ни окна. Комнатка как будто сделалась просторнее, потолок выше. Стены от пола до потолка занимали полки, а на них… У Аленки глаза разбежались. Кавриги хлеба, головки сыра, кувшины с молоком, творогом и сметаной. Гирляндами висели колбасы, целые шматки капченого мяса. В нос ударил такой запах капченостей и свежего душистого хлеба, что у Аленки рот наполнился слюной.

– Не зря эту комнату зовут Любой комнатой, – мурлыкнул кот.

– Ух ты! – вскричала девица. – Как здорово!

Кот вытянул шею. Кусок мяса, что он стащил накануне, давно исчез в его пушистом животе и теперь он наметился…

– Сварю суп! – молвила Аленка и подхватила небольшую карзинку, стоящую скраю. Бах. Дверца захлопнулась прямо перед мордой кота, едва не прищемив усы.

– Эй, зачем что-то варить, – заныл тот, – когда там столько всего вкусного и уже готового?!

– Это неполезно, – строго заявила Аленка, отходя от двери. – Меня мачеха учила – суп всему голова. Так что потерпи, я скоро…

Она поставила карзинку на стол и начала выкладывать из нее сырые овощи. Было в той карзинке и мясо. Тоже сырое. Кот понюхал его, фыркнул и бочком отступил к заветной дверце.

– Мур, пускай она там возится, а я покуда…

Он отворил дверь, зеленые глазищи полезли из орбит. За дверцей была маленькая коморочка, завешаная тряпками, заставленная ведрами с водой. Прямо на кота что-то свалилось и больно ударило его по носу. Машинально он ухватил и увидел в лапах метлу.

– …вымоешь пол, – как бы между делом молвила Аленка. – Мачеха учила меня – чистота в душе, чистота в избе. Наоборот это тоже действует.

***

Аленка была спора на дело. Не прошло и четверти часа, как содержимое карзинки было порезано, уложено в чугун, залито ключевой водицей, щедро посолено и поперчено и теперь пускало пузыри из-под крышки в глубине печи.

От варева шли столь вкусные зарахи, что даже Котофей перестал дуться и решил простить Аленке смертельное оскорбление.

– Пер-рвый и последний, мур, раз, – проурчал он в усы. Теперь кот в нетерпении переминался с лапы на лапу перед печью и то и дело спрашивал: – Готово? А теперича готово?! А сейчас?!

Аленка открыла рот, чтобы ответить ему в десятый раз, как вся изба задрожала и начала дергаться, будто Чудышко вдруг решила попрыгать с ноги на ногу, чтобы погреться.

– Чего это она? – спросила Аленка, озабоченно поправляя варево в печи.

– Напоминает, – мурлыкнул кот. Видя недоуменный взгляд хозяйки, пояснил. – Изба не может долго стоять на месте. Ее суть – это перемещение по лесу. Сейчас ее затягивает сеть лесных троп.

Аленка нахмурилась. Казалось жизнь впервые начала налаживаться, после того, как Яга начала ее варить, и вот снова непонятности.

– Э-э? И что это значит? – осторожно спросила она.

– Надо указать ей, куда ты хочешь прибыть, – ответил Котофей. – Яга говорила, коли дело перемещения пустить на самотек, может занести в такую глушь, откуда будешь век выбираться.

Он сверкнул глазами, Аленка мимолетно ощутила лукавство. Никак желает ее напужать, чтобы подсказать, куда ехать. Но она не стала думать эту мысль, ибо ухватилась за другую.

– Век будешь выбираться? – проговорила она и покосилась на картину с пустой залой. – Это интересно. Хм! Хм!

Крепко задумавшись, она пошла по горнице. Коту вскоре наскучило ждать и он принялся глядеть, как булькает варево под крышкой. Время от времени его рот разевелся и издавал похожий чмокающий звук с каким лопались пузыри.

– Точно! – от этого интересного занятия его оторвал вопль хозяйки. – Мне это подходит.

Котофей вопросииельно обернулся к Аленке, а та пояснила:

– Пускай человеки еще один век поживут, пока их не предала дурная девица из доброй избы.

Не давая коту рта раскрыть, она воскликнула:

– Чудышко, не сопротивляйся. Пускай тропы сами нас несут…

Она ощутила легкое несогласие, потом доверие, которое почти сразу же перетекло в страх.

– Чудышко? – спохватилась Аленка. – Ты боишься? Я думала…

Пол задрожал, стены леса вокруг закружились, как тогда вокруг них с Петрусем.

– Поздно, – заявил кот. – Сейчас мы все узнаем, отчего сказки не рекомендуют ходить туда не знаю куда.

***

Аленка вышла на крыльцо. С избой и лесом вокруг происходили странные вещи. Тропа, по которой они двигались, была совсем узкой. Деревья столпились плотной гурьбой и придвинулись совсем близко. Девица смогла бы коснуться их ветвей, коли протянула руку с крыльца.

Но выставляться за пределы избы не хотелось. От деревьев шла ощутимая волна сурового осуждения. "Кто такие?! Зачем здесь?!"– слышала Аленка в голове. Тропу заполнял полупрозрачный серебристый туман. Он изгибался, закручивался завитушками и тек. Они будто попали в быструю реку, которая тащила избу по течению.

Аленка глянула вниз. Ноги избы двигались размеренно и как-то заторможенно. Девице даже показалось, что земля внизу мелькает куда быстрее, чем того позволила бы скорость перебирания ног. Чем дольше глядела, тем более стойким было ощущение, что Чудышко и вовсе может подогнуть лапы и повиснуть в этом тумане, разницы не будет никакой.

– И куда же нас так затащит? – проговорила она вслух.

– Неведомо, – отозвался сзади кот. Он соизволил слезть с печи, но за порог не выходил. – Тропы Дремучего Леса даже Кощей с Полозом до конца не ведают. Возможно мы просто затеряемся во времени и пространстве.

Голос кота был спокоен и умиротворен.

– Тебя это ни капельки не пугает? – Аленка повернулась к нему. У самой от таковых слов по спине бежали ледяные мурашки.

– А чево пугаться, – удивился кот. – Изба на то и изба, что в ней все для жизни нужное имеется. А от людей да прочих прохожих – одни неприятности. Коли мы останемся одни, так оно и лучше, думаю.

Девица расцвела.

– Котенька! Какой ты славный! Поддерживашь меня!

Она подскочила к коту и сграбастала его в объятия. Закружилась по горнице, каблуки сапожек звонко стукали по полу. Кот терпел не вырывался. Недовольство выражал лишь нервно подрагивающий хвост.

– Ну все, ставь меня на пол, – молвил он, когда восторги хозяйки сошли на нет. – Нам пора суп из печи имать. Наверняка уже готово.

– Ой, точно!

Аленка бросилась к печи, а кот довольно урча полез за стол.

***

Аленка вытащила на крыльцо столик, кресло и самовар, которые удачно нашлись в Любой комнате.

– Кот, идем. Чаевничать будем.

– Мур, мы не привыкшие…

Кот сидел на лавке пузом кверху и отдувался.

– Идем, идем. Свежий воздух завсегда…

Она умолкла, застыв на крыльце. Изба топала по мрачному лесу, меж деревьями плескался мрак, с веток свисали обрывки паутины. Девица передернула плечиками и сказала уже не так уверенно.

– Здесь всегда… так?

Кот запыхтел, перебирая лапами в воздухе, перекатился на бок и с кряхтением воздел себя на задние лапы. Половицы крыльца пропели мелодию от его изрядно потяжелевшей туши.

– Ну чево там у тебя? – сварливо сказал он, опуская пушистый зад в кресло. Аленка молча придвинула ему чашку с травяным настоем. Кот принял чашечку с блюдцем, развалился в кресле.

– Тут понимаешь, какое дело… – он отхлебнул из чашки и растекся в кресле. – Что ты ожидаешь от леса, то и видишь…

Он блаженно зажмурился и изобразил на морде широкую улыбку.

– Да-а! – проговорил он и снова отхлебнул чай.

Аленка поменялась в лице. Перед внутренним взором проплыли вытаращенные глаза Петруся и его слова: "Зловещий, опасный! Страх!"

– Что же это выходит?! – воскликнула девица. – Это я виноватая, что лес таков?!

Кот степенно кивнул и хотел продолжить умничать, но девица уже стояла на самом краю крыльца. Кулачки сжались на перилах, аж костяшки побледнели, глаза зажмурены, на лице напряжение.

– Лес, батюшка. Ты не таков, каким про тебя сказывают. Не таков!

Даже ногой топнула. Какое-то время она так и стояла, натянутая, как струнка. Потом лицо ее расслабилось, на губах заиграла улыбка.

– Ого, – сказал кот. – Как быстро ты поняла…

Вокруг них сиял утренний лес. Ленты тумана окружали леревья, а сверху их пронзали прямые лучи солнца. Среди тумана плыли легкие пушинки, и все это казалось серябристым и сияющим.

– Красотища! – проговорила Аленка сложив ручки на груди. Кот показал большой палец.

А потом они силели на крыльце, чаевничали и наслаждались приятным вкусом травяного настоя и прекрасным видом.

– Эх, ради одного этого стоит терпеть все эти прибабахи, – сказала Аленка. – Бабушка любила так же?

– Нет, – мурлыкнул кот. – Не припомню, чтобы она просто так, ради красивого вида сидела на крылечке. Хотя…

Он замолчал и задумался, наморщив лоб.

***

А изба уходила все дальше. Или ее затягивало все дальше, ибо в какой-то момент она и правда подогнула ноги и поплыла по серебристому туману, не сопротивляясь.

Деревья подступили совсем близко. Пушистые ветви иногда скребли по ставням или сгребали с крыши прошлогоднюю хвою. Но это больше не выглядело страшным или игрожающим. Напротив, Аленке казалось, что это просто мимохожие великаны увидали и стряхнули с крыши невидимую грузь. Аленка окончательно освоилась в избе и успокоила душу.

– Не так уж все и плохо, – сообщила она в пространство. – Я освободила добрую бабушку от ненависного ига Кощея.

С печи громко фыркнуло. Кот явно знал о том, что добрая старушка пыталась сварить свою невольную освободительницу.

– У Чудышки теперь новая хозяюшка, – девица смущенно заалела щечками. Изба качнулась, поддерживая ее. Мол правильно говоришь, ты лучшая! Кот фыркнул, но уже тише.

– Мы топаем неведомо куда, – голос Аленки сделался твердым. – А это значит, что я не стану причиной уничтожения рода людского.

Кот никак не отозвался на это заявление, лишь с сомнением потер лапой усы.

Изба резко встала. Все, что было внутри кинуло в сторону. Аленка быстро переберила ногами через всю горницу и едва не вбежала в стену, кот свалился с печи, грохотнув так, словно был не мягким и пушистым, а костлявым и угловатым.

– Ай, что это? – пискнула девица и замолчала.

– Тпру, окаянная! А ну стоять!

Снаружи донесся громкий женский голос, густой и тяжелый, как огромная капля меда. Аленка переглянулась с котом и вышла на крыльцо.

Там она увидала странное зрелище. Рядом с ногой избы уткнув в шершавую кожу тонюсенький пальчик стояла крохотная и очень хрупкая на вид женщина. Она была в зеленом переливающемся в полумраке леса платье и с бледными зеленоватыми волосами. Аленка мигнула и едва удержалась, чтобы не протереть глаза. Гладка кожа женщины тоже отливала зеленоватым. Наверняка платье оттеняет.

Изба взбрыкнула, перебирая ногами.

– Стой, кому говорю! – молвила незнакомка. Говорила вроде бы негромко, но ее голос колыхнул тишину, как крик. Туман подался в стороны, будто на него дыхнул огромный змий.

Изба дернула ногой совсем уж неосторожно, Аленка даже рот открыла, чтобы крикнуть, показалось, что маленькую незнакомку снесет ударом в лес.

– Уй! – Аленке показалось, что она слышит этот крик. Женщина осталась на месте, а изба запрыгала на одной лапе, словно зашибла ногу о камень.

– То-то же, – сказала женщина и подняла взгляд. – А вот и новоиспеченная хозяйка. А ну умись…

Она хлопнула по куриной ноге, та подломилась, и изба шумно шлепнулась на землю. У Аленки клацнули зубы.

– Ну здорово, – сказала женщина, подходя. – Меня зовут Кика. Я из кикимор.

Аленка рта не успела раскрыть, как Кика нахмурилась и добавила.

– Лесных! Не вздумай путать меня с болотными! Они воняют и вообще…

Насупившись, словно Аленка ее в чем то несправедливо обвинила, Кика подошла и ступила на крыльцо. Доски взвизгнули, будто от чудовищной тяжести.

– Ну ка, не ной! – строго бросила кикимора. – Лесной Мастер тебя выстроил или кто?

Изба крякнула и замолчала. У Аленки слова жалости застыли на губах.

– Здравствуйте, – пролепетала она. – А вы…

И замолчала, не зная что сказать.

– Меня Кощей послал, – сказала Кика, прямо глядя девице в глаза. – И не зря, гляжу. Еще чуть и вы бы заплутали. Ищи свищи вас потом.

Она отворила дверь и вошла в избу. Аленка переглянулась с котом и они устремились внутрь, едва не застряв на входе.

– Осторожнее!.. – воскликнула девица. Гостья стояла прямо перед картиной с Вратами Мудрости. Та недоуменно оглянулась, потом как ни в чем не бывала приблизилась почти вплотную.

– Замечательная вещь, не правда ли? Настоящий шедевр искусства.

Аленка вдруг вспомнила слова Яги. "Проверяет потусторонний вес…".

– Я так минут пять простою, пока втягивать начнет… – с гордостью сообщила Кика.

В голове Аленки раздалось поскрипывание и ворчание Чудышки. Изба сокрушалась, что приходится нести в себе такую тяжесть.

– Что ж, – сказала Кика и резко отошла от Врат. – Кощей прислал меня, чтобы я проследила за вами. Через меня он станет посылать свои приказы. Первый из них…

Она примолкла, изба замерла, словно прислушиваясь, потом развернулась.

– …выбраться поближе к цивилизации. Человечьей, конечно же, – Кика многознасительно поглядела на Аленку. Та пригорюнилась. Ее уловку так быстро раскусили и пресекли.

– А теперь мне нужно удобное тихое помещение, – безапеляционно заявила Кика. – Стану отчет Кощею писать.

Аленка подошла к Любой двери и положила руку на ручку. На миг ее глаза прищурились, она отворила дверь. Внутри обнаружилась та самая комнатка с ночным окном и столиком с толстой свечой в подсвешнике. Только вместо кровати стоял небольшой стол и кресло с мягкой обивкой.

Кика заглянула в комнату поверх плеча Аленки и поджала губы.

– Сойдет. Только в следующий раз повесь на окна плотные занавески. Не люблю лунный свет…

Она отодвинула Аленку в сторону, демонстративно тряхнула перед ее лицом стопкой листов и походной чернильницей, которые взялись в ее руках неведомо откуда, и прикрыла дверь изнутри.

– Какая фифа, – мяукнул кот с печи. Но приглушив голос, чтобы та не услышала.

Аленка ничего не ответила. На ее попытку сбежать Кощей ответил очень весомым аргументом. А изба теперь с каждым шагом приближается к обжитым людьми местам.

– Ой, мачечки! Что же теперь делать?

Ответа на этот вопрос у нее не было.

Глава 8 – Лесная деревня

Если в глушь изба забиралась не так долго, то обратно выгребали два дня.

– Время – понятие относительное, – важно заметил на это кот, когда Аленка высказала свое недоумение на этот счет. – Я вообще считаю, что его нет.

– А как же… – Аленка глянула в окно, из-за раздвинутых ставен весело то выглядывал, то скрывался лучик света. – День-ночь, зима-лето?

– Обыкновенные циклы. Они повторяются.

– Но ведь каждый раз по разному повторяются.

– По разному… – не стал спорить кот. – Для вас, людей, есть настоящее, было прошлое и будет будущее. Ну, если повезет. У нас все не так. Для нас существует вечность и привычный круг, по которому мы бесконечно бежим.

– У кого это "у вас"? – переспросила девица.

– У таких сущностей, как Кощей, Полоз или Яга. Ну и для нас, кто рядом с имя живет.

– Ты так говоришь, будто вы какие особенные.

– Конечно. Мы не старимся, не меняемся и не исчезаем.

Аленка задумалась на миг, потом фыркнула.

– Скучно как-то звучит. Все время крутиться в одном и том же… – девице вдруг пришло удачное сравнение и она рассмеялась. – К нам как-то ярморка приезжала, там скоморохи на потеху зрителю колесо показывали. В нем белка бежала, а колесо крутилось. Вот вы как эта белочка в колесе. Я как увидела, мне так жалко ее стало…

Кот надулся и встопорщил усы.

– Ничегошеньки ты не поняла. Высшие силы на то и высшие, чтобы неизменными и бессмертными быть. Вы же рождаетесь, стареете и умираете. Навсегда.

На его слова Аленка лишь улыбнулась странной улыбкой. Словно знала чего-то такое, что кот не ведал.

– Тогда чего нас Кощей так испужался, что извести хочет? – спросила девица. Котофей вздрогнул и оглянулся.

– Ты это… чего?! Нельзя так… Ну как услышит?

Он опасливо покосился на портрет замка.

– Ну, у меня и правда создалось такое ощущение, – она приглушила голос. – Коли мы такие букашки, чего нас изничтожать? Подождали бы пока сами перемрем и все дела.

– Хм. Любопытно, – Котофей почесал лапой затылок. – Коли с этакой стороны глядеть, то ведь пожалуй и не перемрете. Наоборот – леса вырубаете, города строите, поля расширяете. В лесах свои порядки наводите. Еще чуть – и страх потеряете.

Аленка закусила губу и задумалась. В груди колыхнулась надежда. А ну как преувеличивает Кощей. Нельзя с помощью одной крохотной, пускай и волшебной избы, весь человечий род извести.

Изба дернулась, словно услыхала ее мысли. Горшок соскочил со стола и разлетелся черепками по полу.

– Не беда, уберем, – воскликнула Аленка. Теперь она знала как работает изба. Девица шустро подскочила к любой двери и рванула на себя ручку. И только тогда вспомнила, что там занято.

– Простите! Извините! Я не хотела! – зачастила она, пятясь от входа в комнату. Кот едва не свалился с печи, свесившись, чтобы углядеть, что внутри. Там среди метел и лопат на ведре сидела кикимора и злобно зыркала на Аленку. Бам. Метла скользнула водь стены и врезала черенком по зеленоватому лбу.

– Я все исправлю… – пискнула Аленка и прикрыла дверь. Она отвернулась, втянув голову в плечи. Потом не удержалась и прыснула. Кот от смеха свалился с печи и задрыгал задними лапами, раскидывая черепки в разные стороны.

– Ихи-хи-хи! Вот так финт! Это что-то с чем-то!..

Изба вновь содрогнулась, словно резко встала, утвердив обе ноги в землю.

"Прибыли!"– ощутила Аленка в голове.

– Куда прибыли? – недоуменно пискнула девица и примолкла. Тут же вспомнила слова Кики: "Давай к цивилизации".

Осторожно, словно на улице засели разбойники с самострелами, Аленка подошла к окну и выглянула на улицу.

– Уй! – присела. – Там кто-то есть!

– Конечно есть, – очень весомый голос заполнил всю горницу. – В том и цель.

Кикимора выглянула из-за двери и очень неодобрительно сверлила зеленоватыми глазами хозяйку избы.

– А может ты с ними поговоришь? – проговорила Аленка, просительно глядя на Кику.

– Ну уж нет, – та передернула плечами. – Об этом мы с Кощеем не договаривались. Я с тобой-то едва удерживаюсь, чтобы не схватить и не…

Пальцы кикиморы скрючились, лицо исказило злобное выражение. Аленка попятилась. Видимым усилием Кика расслабилась и выдавила улыбку.

– Ты хозяйка, тебе и разбираться. А я уж расскажу кому следует о твоих достижениях.

После этих слов зеленоволосая скрылась за дверью в Любую комнату, всем видом демонстрируя, что разговор окончен. Аленка вздохнула и осторожно выглянула в окно.

– Не ушли? – с надеждой спросила она.

– Нет, – сурово ответил кот. – Чего трусишь? Там один мужик. Иди и покажи ему, где раки зимовье строят. Яга их всегда ух где держала!

Котофей сжал лапу в мохнатый кулачок. Аленка вздохнула и потопала к дверям.

Ду-ду-ду-дум! – двери распахнулись с весьма зловещим звуком, девица передернула плечиками и ступила на крыльцо. И надо же такому случиться, сапожки именно в тот момент решили взбрыкнуть. Девица выдала крендельца, потом оступилась и плюхнулась в траву рядом с мужичишкой, склонившимся в униженной согбенной позе.

Тут же подскочила, смущенно оправляя юбку. Надо же было так обмишуриться перед гостем. Но гость даже не заметил ее позора. Маленький мужичок коленопреклонно лежал в траве, напуганно вжимая голову в землю. Тело его подрагивало.

Ту-дум, дуду-дум! Аленка обернулась. Изба выводила окнами и крыльцом зловещие рулады. Вокруг куринных ног плыли клубы тумана, да и сами ноги были расставлены так, чтобы гость мог разглядеть огромные когти, взрывающие грунт.

– Тише, Чудышко! Ты его пугаешь! – воскликнула девица. Она подскочила к мужичишке и заговорила что-то ласковое и тихое. Когда рукой коснулась его плеча, он вскрикнул и вжался еще сильнее.

– Не бойтест! Все хорошо, – мягко говорила Аленка. Изба перестала издавать угрожающие звуки, даже туман как-то поприсел и сделался прозрачней.

Мужичок перестал дрожать и сел, уступая ее настойчивости. Тут же вскрикнул и поскакал на заду назад, панически отталкиваясь ногами. Аленка оглянулась и увидела, что изба зажгла окна красным.

– Чудышко, ну что же ты, – воскликнула девица. В голосе звучало столько укора, что изба сжалась и присела. Окна потухли, зловещая музыка совсем затихла.

– Вот. Видишь? Все хорошо. Вам ничего не угрожает!

Мужичок перестал перебирать ногами, уставился на нее. Какое-то время в распахнутых глазах плавали клочки страха, потом проступил смысл.

– Ё! – выговорил мужичишко. – Ктой-то?!

Аленка, наконец, смогла его рассмотреть. Круглолицый, рябой. Волосы торчат клочьями, словно кто-то их драл. Одет в изрядно ношеные рубаху и порты, на ногах лапти, такие же драные, как вихры.

– Не бойтесь, – повторила девица. – Вам ничего не угрожает.

Он ошарашенно лупал глазами по сторонам, взгляд то и дело останавливался на Аленке и снова сновал вокруг. Избу старательно оббегал по дуге.

– А, это, – проговорил он, уставившись на девицу, – Яга, наша разлюбезная. Ить, где?!

Говорил отрывисто, часто облизывал губы.

– Яги нет, – пискнула Аленка. – Я за нее!

– Ты-ы?! – глаза мужичишки перестали бегать и уткнулись в девицу. Веки прищурились, он сунул согнутый палец в рот и принялся задумчиво грызть грязный ноготь. – Интересно. Интересно как.

Он поднялся, продолжая гразть палец. Аленку передернуло, фу, как противно, но она постаралась взять себя в руки. Не гоже гостя обижать. Тот между тем подступил ближе и вдруг ткнул Аленку пальцем под ребра. Тем самым, который только что с таким упоением грыз.

– Ай! Чего вы тыкаетесь! – воскликнула девица. Мужик отскочил, зажмурившись и прикрываясь руками. Походило на то, что он ожидает за свою дерзость молнии, не меньше.

Изба грозно скрипнула и придвинулась.

– Тише, тише, – остановила ее Аленка. – Он явно не в себе. Не порань его ненароком.

Мужичишко приоткрыл один глаз и подглядывал за этим из-под полы вскинутых рук.

– Что с вами? – шагнула к нему Аленка. – Не бойтесь. Мы не причинима вам…

– Я… э-э, случайно, – услышала она в ответ. Мужичишка выпрямился и улыбнулся. У девицы по спине холодок прошел от этой улыбки.

– А, это, как тебя величают? – он снова пристально уставился на нее, словно искал подвох.

– Аленка, – сказала Аленка и смутилась. Собственное имя показалось совершенно не внушительным и даже легкомысленным.

– Аленушкой мачеха звала, – добавила она и поняла, что стало еще хуже.

– Але-енушка, – протянул мужик. – А меня Серуней звать.

Он снова прищурился, о чем-то судорожно размышляя. Потом сызнова улыбнулся и оглянулся воровато.

– А вот скажи, хм, Аленушка. Ты это… Того… Надолго тут…

Он махнул рукой в сторону избы. Страх растворился в нем, уступив место непонятному для Аленки оживлению. Вроде бы прогнать страх и было ее целью, но то, что после него осталось, наводило на девицу дрожь. Хотя, нечего на гостя наговаривать. Он же ничего плохого не сделал. Напужался сильно, и чего теперь?

– Надолго, – вздохнула она. – А кто-то и вовсе говорит – навсегда.

Сказала так и почувствовала тоску. Хоть и не по кому было особо скучать в родной деревеньке, кому нужна сирота, но и житье в уединении посреди чудесного леса вдруг показалось пустым и безысходным.

– Неправда! – пробормотала Аленка под нос. – Я не одна!

Она оглянулась на избу, из-за неплотно притворенной двери блестел зеленый глаз Котофея.

– Не одна, – повторила девица и ощутила в груди тепло.

– А скажи, Аленка, – вновь заговорил мужичишка. Он глянул поверх ее плеча и задрожал. – А эта… тебя слушается?

Девица оглянулась и разом позабыла обо всем. Серуня спрашивал, словно про злую собаку, не покусает ли.

– Что вы! Чудышко добрая! И она не "эта"! У нее имя есть! Чудышко!

Она так ласково произнесла имя, что изба потупилась и смущенно переступила с лапы на лапу.

– Добрая не добрая, – Серуню ее слова не убедили. – Все собачники так гутарят, а потом хап – и куры пропадают. Так слушает она тебя?!

В голосе зазвучала строгость, Аленка сжалась. Таким тоном с ней в деревне разговаривали все взрослые и даже порой Петрусь.

– Слушает, – пискнула в ответ. Собственный голос показался жалобным и она добавила. – Я же хозяйка…

– Ё, – мужичишка крякнул и почесал затылок. – Интересно. Интересно как.

Он подступил к ней, Аленка попятилась. Серуня вновь ткнул в нее пальцем. "Ай!"– пискнула она и отскочила.

– А вот скажи мне, Аленка, – спросил он, и девице его тон не понравился еще больше. Развязный и даже наглый. Зачем я на него наговариваю, тут же подумала она. Человек напужался сильно, а я его успокоила. Вот он и…

– Ответствуй! Все, что Яга умела делать, тоже деешь?

– Я только вступила в должность, так что еще пока… – начала Аленка, но Серуня перебил.

– Хотя, это не важно, – он выпрямился и улыбнулся уже во всю ширь. – Не боись, Аленка. Со мной не пропадешь.

Он приобнял ее за плечо и отвернул от избы к лесу. Не смотря на дружелюбность жеста, Аленка ощутила холодок. Слишком уж крепко впились в плечо пальцы с грязными обгрызенными ногтями.

– Я возьму общение с деревенскими на себя, – сказал он, приблизив губы к самому уху. – Я с имя гутарю, прихожу, тебе докладаю. Ты делаешь чего надобно, я отношу. И тебе не придется эти вот суровости, наказания… А Яга любила наказания. Да, да. Еще как любила. Могла целую деревню выжечь.

Аленка ощутимо дрогнула под его рукой, Серуня осклабился, будто она подтвердила его мысли.

– Да-да, я тебя избавлю от этого. Ты главное в деревню не суйся. Сама значит. А я уж погутарю с имя… Все сделаю!

Напоследок он ткнул ее пальцем в бок и встал, словно ожидая чего-то. "Уй!"– воскликнула Аленка, но так и не решилась возмутиться. Серуня расхохотался и радостный потопал к лесу.

Глава 9 – Благодарность человеческая

Серуня удалился, а Аленка выдохнула. Уф, кажется пронесло.

– Жалкое зрелище, – проговорил рядом мягкий голос.

– Ну почему же, Котофеюшко? – повернулась к коту девица. – Доброта да ласка…

– Да ты погляди на него! Он твою доброту за слабость держит. Сядет на плечи и ножки свесит…

– Не суди его строго, Котофеюшко. Видел, как он избы напужался? Не жалела его бабушка, обижала, а тут…

– Тебе хоть кол на голове теши, хоть гопака пляши… – кот задумался и сверкнул зелеными глазищами. – Знаю, что нам поможет. У Яги штука одна есть. Идем!

Он ухватил ее лапой за подол и потащил в избу. В горнице он тут же потопал к блюдцу, что висело на стене. Кот огляделся, утащил со стола репу и скептично осмотрел ее.

– Хм. Цеплятся будет… Оторви хвостик! – он протянул репу Аленке. Та пожала плечами, взяла нож и отрезала загнутый хвостик репки.

– Кидай на блюдечко, – сказал кот. Аленка поглялела на блюдце и снова на кота.

– Как? Оно же висит…

– Как-как, – сварливо передразнил Котофей. – Не думай, кидай.

Аленка пожала плечиками и бросила репку навесиком к блюдцу. Тут же вспомнились Врата Мудрости. Коли бы так кинула репу к ним, она бы зависла, а потом – фьють – втянулась в око…

Бум. Репка упала на блюдце и осталась лежать, как ни в чем не бывало. Не смотря на то, что блюдце было приколочено к стене.

– Как это… – она протянула руку и ступила к стене.

– Не подходи, – остановил ее кот. – Просто гляди.

Аленка послушно вытаращила глаза. Блюдце было просторное, с красивой голубой каемочкой, чистое, без единой соринки и трещинки. Еще бы, сама его протерла, когда прибирала избу. Репка наоборот была грязной и корявой, выглядела на гладкой фарфоровой поверхности чужеродно.

– Гляжу. И чего?.. – начала говорить Аленка, и тут репка дрогнула и покатилась кругом по блюдцу. Девица даже взвизгнула от восторга. – Глянь! Катится!

– И не просто катится, – ответил кот, важно потирая усы. – Смотри дальше…

Аленка посмотрела, и сердце замерло в ее груди от восторга. Середина блюдца вдруг словно стерлась, а вместо него появилась полянка. На ней стоял олененок и глядел большими влажными глазами.

– Ой, гляди! Какой ми-милый! – закричала Аленка. – Ути, кроха!

Губы ее сложились в трубочку, она засюсюкала, зацокала. Сама попятилась к столу и не глядя нашарила кусок хлеба.

Кот хлопнул себя лапой по лбу и сказал:

– Я мог догадаться. Теперь подумай о мужике. Подумай и…

Но это было нереально. Аленка была в полном восторге от олененка. Она подошла и замахнулась, чтобы кинуть ему хлеба. Кот фыркнул.

– Это так не работае… – он не договорил, слова замерли на устах. Кусок хлеба свободно пролетел сквозь блюлце и упал на траву перед олененком. Тот присел испуганно, насторожил уши.

– Ну же, не бойся… – сказала Аленка столь ласковым голосом, что растопила бы и камень. Олененок уже тянулся носом к угощению.

– Поразительно! – подался вперед Котофей. – Так даже Яга не делала!..

Он застыл с разинутым ртом. Аленка гладила олененка, просунув руку сквозь блюдце. Тот доверчиво тыкался ей мокрым носом в ладонь, а девица звонко хохотала.

***

Коту стоило больших усилий оторвать девицу от радостного созерцания природы.

– Погляди все же на своего обиженного. Он как раз до деревни дотопал.

Аленка прикрыла глаза, а когда вновь открыла их, на блюдце уже изображалась лесная деревенька. Серуня стоял подбоченясь, перед ним столпился напуганный народ.

– Яга – зайчик в сравнении с этим чудовищем. Хотела меня безо всяких слов сожрать! А потом и вас! Но я взмолился! – голос мужичка сделался плаксивым: – Чудище, дай нам возможность! Мы отслужим!..

Лесные жители переглянулись и закивали. Да-да, отслужим. Аленка поглядела на кота.

– Что это? Он встретил какое то чудище, пока шел от нас?

Кот лишь глаза возвел да головой качнул. А Серуня продолжал:

– Там! Изба ее ужасная за холмом стоит. Совсем близко. Тащите все ценное, что есть! Я постараюсь умолить ее! Ничего не жалейте! Не то она уничтожит всех!

– Как же это?! – пролепетала Аленка. – Ведь это же… Не правда!

Кот быстро повернулся к ней. Столько в голосе было обиды и недоумения, что Котофей пробормотал, качая головой:

– Плакать или смеятся такой хозяйке, не знаю…

– Изба у нее такая страшная! Вовек ужаснее чудища не вилел! – продолжал Серуня. Пол задрожал, ставни скрипнули.

– Чудышко, не слушай его! – бросилась гладить стены ладошкой Аленка. – Он… Он не в себе! Наверное у него разум от страха помутился…

– Ага, помутился, – хихикнул кот. – Только от алчности. Глянь, как руки трясутся.

Аленка вспыхнула и раскрыла рот, чтобы защищать Серуню. Но он опередил.

– А хозяйка новая – с виду юная девица. Но нутро у нее гнилое. Так и тащит тленом и страданиями, – зловеще вещал мужик. Груда сокровищь перед ним ширилась. – В мешок все кладите. И телегу какую дайте. Как я один все утащу? Вы же не хотите к этому чудищу сами топать?

Аленка замерла с открытым ртом. Гнилое нутро? Это у меня? А как же… Глаза наполнились слезами, в груди растеклась едкая обида.

– Да он же меня не знает совсем. Как может так гутарить?!

– Как же, не знает. Он тебя почти сразу раскусил… – шепнул кот едва слышно.

Изба так и подскочила. Закудахтала, словно наседка. Сделала пару шагув.

– Нет, не надо уходить. Я должна понять! – в муке воскликнула девица. – Ведь он человек взрослый, пожил уже. Что ему позволяет так про меня говорить?

Кот хлопнул себя по лбу лапой, помотал мордой.

– Ох, Аленка, Аленка. Словно это не мы из леса глухого, а ты там все эти годы жила, людей в глаза не видела. Тебе ли не знать – есть люди подлые, недобрые. Они что угодно скажут, лишь бы выгоду поиметь.

– Котофей, что же ты такое говоришь?! – на сей раз личико Аленки полыхнуло праведным гневом. – Разве бывает такое?! Все под Богом ходим. Как и можно?..

Кот только фыркнул в ответ.

– А вот мы его спросим, когда вернется, – сказала Аленка.

– Глубоко сомневаюсь, что он вернется, – мяукнул кот. – Заберет он это добро и был таков.

– Ты к нему несправедлив. Ведь так он своих товарищей под гнев избы подставит. Нет, я конечно, ничего им не сделаю. Но он того знать не может…

После этого кот демонстративно залез на печь, а девица бегала по горнице, не находя себе места.

– Придет. Он точно придет… – шептала она.

Изба ерзала и переживала вместе с ней. Хотя Аленка чувствовала ее сомнения. Чудышку не нравился Серуня, и будь ее воля, убралась бы отсюда по добру по здорову.

– Видишь? Чего я говорил… – не утерпел наконец кот. – Кинь репку. Твой Серуня уже далеко…

Изба дрогнула, словно подпрыгнула от радости. Алёнка, как наяву, увидала побирающегося к дверям человечка.

Тук-тук-тук! Аленка просияла:

– Я же говорила! Людям надо верить!

Она распахнула дверь. На крыльце переминался с ноги на ногу давешний мужичок.

– Ну чево. С деревенскими я погутарил. Во! – он с трудом затащил внутрь большущий мешок и с грохотом бухнул его на пол.

Аленка с торжеством глянула на печь, где за трубой прятался кот. "Вот видишь!"– говорил ее взгляд.

Серуня тем временем огляделся и прошелся по горнице.

– Так. Чего скажу. Тебе без мужика нельзя. Где это видано, чтобы девица, да одна обитала. Это старая бабка могет одной быть! А молодая девица…

Он захихикал и уставил на Аленку свои острые, как иголки, глазки. У той радостное выражение застыло на лице, как маска.

– Жить вместе станем, – деловито продолжал мужичок. – Я…

Он встал на ципочки и заглянул на палати.

– … на печи. Ты на лавке лягешь. Ну, гы… – он расплылся в ужасной ухмылке и захихикал, потирая грязные ладони. – Покуда я тебя не призову. Хы-хы-хы!

– А я?! – возмущению кота не было предела. – Я на печи всегда спал!

– Ктой это тут? А, кот. Кот на улицу пойдет! Ишь, распустился. Палати они ить для людей.

– Но позвольте, – Аленка до сих пор стояла, утратив дар речи от такой наглости. – Мы вас не звали. Отчего вы решили, что мне надо…

– А меня не надобно звать, – Серуня хихикнул. – Я сам, значит, прихожу. А девице нельзя одинокой быть. Девице нужон мужик. Значится я таков и есть.

Аленка отступила, мотая головой.

– Нет, это какой то сон. Кошмар. Мне никто не нужен. Мы с избой и котиком уж как-нибудь сами…

– Так! – голос Серуни сделался строгим. – Ты мне тут не распускайся. Сказано девке мужик нужон, стало быть так тому и быть! А ты давай смирись! Не то поколотить тебя придется!

Аленка ощутила такое внутреннее недоумение и обиду, что не удержала слез. Я его пожалела, не стала пугать. Я даже не противилась, когда он обманул и очернил нас в глазах деревенских. Но как он?!.. Откуда столько наглости?! Как такое умещается в одном человеке?!

Хлоп! Из глаз ее посыпались искры. Серуня влепил ей звонкую пощечину. Аленку бросило на пол, рот наполнился соленым. Она замолкла, сидя на полу и глядя на мужика широко распахнутыми глазами.

– Так вот! – сказал тот и притопнул ногой. – В следующий раз кулаком получишь…

Аленка задрожала и начала подниматься. Что-то в ее лице не понравилось Серуне, он отскочил и зашарил рукой по сторонам. На столе лежал нож, он ухватил его и выставил перед собой.

– Ты это брось. Будешь выкобениваться – я тебе… Ухо отрежу. Или палец. Ишь…

– Что-что, простите, ты сказал?

На пороге Любой комнаты стояла Кика. Лицо сонное, волосы всклокочены.

– Ё! – крякнул Серуня. – Ешо одна. Это же у меня цельный гарем будет, как у хана степного. Ух, заживу.

Зеленые глаза кикиморы оббежали горницу, замедлились на Аленке, на ноже и на коте. Потом глаза грозно сверкнули.

– Каково неуважение к темным силам, – тихо проговорила она. – Вот до чего твоя доброта доводит.

Кика ступила прямо на Серуню. Тот что-то ощутил и ударил ножом. Аленка вскрикнула, но лишь успела протянуть руки. Лезвие уткнулось в зеленоватую кожу и разлетелось на осколки, словно было из стекла.

– Я десять минут перед Оком Мудрости стою, а ты хотел меня простым хлеборезом уязвить? – усмехнулась кикимора. Она не сделала более ни единого движения, но мужик, по заячьи тонко взвизгнув, отбросил рукоять ножа и скакнул к дверям. Двень с грохотом распахнулась, Серуня скатился по ступенькам. Изба в тот момент стояла полностью выпрямив ноги, а это не ниже ветвей сосен. Внизу хлопнулось, потом глухо ойкнуло. Аленка прислушалась, позабыв обо всем. Топ-топ-топ. Девица выдохнула – цел.

– Она еще и лицо гнет! – комнату разом заполнил яростный голос Кощея. Кика тихонько отступила в Любую комнату и затворила дверь. Кот пискнул и схоронился в дальний угол палатей.

– Кика меня вовремя вызвала. Я все видел. Ты в корне не верно повела встречу с людьми. За то будешь наказана!

В затылок вонзился раскаленный прут и разорвал многострадальную головушку на части. Аленка закричала и ухватила виски руками, кажлую секунду ожидая, что ладошки провалятся в трещины в раздавленном черепе.

Трещин не было, но боль вернулась, и Аленка упала на пол, изгибаясь и скрипя зубами.

Глава 10 – Наказание Кощея и "доброта"Мары

– Я понял, – боль отступила, Аленка затихла, тяжело дыша на полу. Из картины на нее падали тяжелые как глыбы льда слова мучителя. – Ты желаешь, чтобы я впал в ярость и убил тебя.

– Нет. Что вы! – в ужасе пискнула девица. – Рази можно так!..

– Не дождешся, – Кощей будто не слышал ее. – Наоборот, это большая удача, что нам подвернулся этот ушлый жадный слизняк.

– Не говорите так! – так и подалась вперед Аленка. – Наверняка в нем есть и хорошие сто…

– Убей его! – хлестнуло словно кнутом. Аленка так и села.

– Что?

– Отдай приказ избе. Она пойдет и покарает этого нечестивца. Поделом ему будет.

Пол дрогнул под ногами Алёнки.

– Нет, – девица отшатнулась, мотая головой. – Он не виноват. Я сама…

– Виноват, не виноват – какая разница, – заговорил Кощей. В голосе явились нравоучительные нотки. – Он выставил нас на посмешищем. Кому-то может показаться, что с темными силами можно играть. Даже заигрывать.

– Нет, это не так. Он вовсе не думал…

– Дальше больше. Кто-то может подумать, что нами можно помыкать, а то и управлять! Нет. За такое только смерть! Ты должна убить его. И всех в деревне.

Аленка застыла. Лицо сделалось суровым. Она поднялась, не сводя с Кощея глаз. Хрупкие плечики расправились, спина выпрямилась.

– Если кто сбежит – не гонись, – продолжал красавчик деловым голосом. – Пущай расскажут прочим. И главное – крови побольше. И девок с дитями не жалей…

– Ни за что!

Кощей не сразу понял, что она сказала, продолжая расписывать расправу.

– Хватит! Нет, – в голосе девицы звучало едва ли не больше льда, чем в словах Кощея. – Этого не будет!

– Что? Не понял?..

– Я не стану никого наказывать, – тихо проговорила девица. Боль хлестнула, словно плеть. Аленка охнула и сжала голову ладошками.

– Я не расслышал, – громыхнуло в ушах.

– Нет!

Новый удар, длиннее и острее.

– Ты о чем там бормочешь?

– Я не стану никого… А-а-а!…

Она закричала и вновь повалилась на пол. Девица корчилась и колотила каблуками по доскам, а Кощей, брезгливо подобрав губы, следил за этим из рамы картины.

– Точно не станешь?..А если так? А вот тут в животе у тебя целый узел боли. На него я еще не нажимал. А если убрать возможность дышать? А если прихватить сердечко!?

Боль чуть отступила. Ровно настолько, чтобы она снова могла слышать и понимать слова. Кощей изволил бохвалиться.

– Ты наверно не знаешь, чего у людей внутри и как это все зовется. Но я уже давно все изучил. У вас там столько всего. И почти каждая селезенка вопит от боли, только ухвати ее посильнее…

Аленке и правда казалось, что внутри нее шарят чужие злые руки, кромсая и давя все, за что ухватятся. К этому невозможно было привыкнуть.

– Я прекращу, – донесся сквозь боль вкрадчивый голос красавчика, – только скажи, что ты готова исполнить…

– Н-не-ет! – выдохнула Аленка и разрыдалась. Ей было очень жаль себя, страх терзал тело едва ли не сильнее Кощея, и казалось еще чуть и она сдастся. От этого девице делалось еще страшнее.

– Нет, нет, нет! – зачастила она, и Кощей понял, что на сей раз она твердит не о себе.

– Так значит?! – прогремел над ней голос. – Тогда я сам уничтожу эту деревню. Никого не пощажу!

Но Аленка уже не могла вместить в себя его угроз. Она вжалась в стену и непрерывно мотала головой.

– Нет! Я не могу! Нет!.. Не стану…

Было видно, что еще немного и она соскользнет в спасительное небытие.

– Ну уж нет! – вскричал Кощей. Боль пронзила все нутро девицы. Ее выгнуло и скрутило. Она забилась на полу, стуча каблучками и выгибаясь. Изо рта вырывались страшные крики, которые тут же прерывались скрежетом зубов и надсалным сопением.

Кот не жив не мертв сидел, прислонившись к трубе печки. От каждого крика хозяйки его перекашивало. Один раз он даже отпустил теплый бок трубы и решительно начал поворачиваться, но Аленка закричала еще сильней, Кощей расхохотался, а Котофей хлопнулся спиной обратно за трубу, презирая себя.

А потом наступила тишина. Боль ушла, Аленка вытянулась на полу, глядя вверх широко распахнутыми глазами. Взор застилали слезы, сквозь них она видела огромный бивень и мешочки с травами, неброжно повешенные на веревочках.

– Если не желаешь вечность провести в этой боли, – раздельно проговорил Кощей, – прямо сейчас ты пойдешь и уничтожишь всю деревню. В назидание. Чтобы никому неповадно было из хозяйки волшебной избы рабыню делать.

– Нет, – тихо ответила Аленка. – Они ни в чем не виноваты!

Кот зажмурился и зажал лапами уши.

– Они виноваты уже тем, что родились! – в внезапной ярости закричал Кощей. – Когда мы завершим задуманное, ни одного свободного человека не останется. Род людской будет принадлежать нам!

Он распалялся все больше, Аленка с пола в ужасе глядела на него.

– Тебе надобно подумать о своей шкуре. Понимаешь? Давно пора понять, что они для тебя никто. Они предадут тебя, уничтожат. Думаешь этот мужик находять на твоем месте стал бы терпеть боль? Он с радостью бы убил тебя, даже не поморщился!

Поморщилась Аленка.

– Не говорите так… Зачем на человека наговаривать… – но в ее голосе не было уверенности.

– Ага. Я вижу, что ты не дурочка. Ты тоже понимаешь, что он бы тебя не стал жалеть. Тогда отчего ты жалеешь?!

– Если кто-то слаб не значит, что ты должен равнятся на него…

– Убей их! Уничтож! – сорвался на крик Кощей. – Иначе будет лишь хуже!

– Поняла, – вдруг прошептала Аленка. Она не делала попыток поднятся. Лишь лежала и глядела в потолок, на затянутые паутиной балки и пучки травы висящие на бивне. "Не успела паутинку с Чудышка снять", – мелькнула обреченная мымль.

– Я поняла, – голос ее окреп. – Без меня ты приказ такой не отдашь. По какой-то причине это не сработает. А это значит, что жизни тех людей зависят только от моей стойкости…

– Жизни тех людей и твоя собственная, – напомнил Кощей строго.

– Нет. Я не стану трогать их дома, – сказала она и прикрыла глаза. Боль ударила не сразу, какое-то время, показавшееся Аленке вечностью, Кощей медлил. Девице даже закралась надежда, что он больше не станет ее мучать. Он ударил именно в тот момент, когда эта належда трепыхнулась, чтобы расправить крылышки.

Боль ударила сперва не сильная.

– Я могу сделать так, что у тебя будет болеть каждая частичка тела. И все они будут делать это по своему, – сказал Кощей. – Может быть тебе кажется, что со временем она притупиться? Или одна боль заглушит другую?

Как фонарики в рождество внутри девицы начали зажигаться источники боли. Резануло в животе, заныл зуб, по пальцам словно полоснули лезвием, приложили раскаленный прут к пояснице, вырвали клок волос, засадили крюк под…

Каждая новая боль не отменяла старую, а превращала ее в многомерную страшную композицию.

– Скажи лишь "да"и все прекратится, – вкрадчиво проговорил Кощей. – Какое тебе дело до чужих жизней? Думай о своей.

Аленка молчала. Только с чипом рвалось дыхание из носа.

– В конце концов, ты можешь даже не смотреть. Отдай приказ избе и ступай себе гоняй чаи…

Девицу содрогнуло, Кощей оскалился, ощущая удовлетворение, но Аленка просипела:

– Чудышку это не по душе… Как я могу заставить ее быть плохой…

Эти слова вывели Кощея из себя. Он вдруг очень ясно увидел, что не смотря на всю внушаемую им боль, содрогнулась она не от нее. Аленку передернуло от омерзения, от одной только мысли, что придется заставить избу нанести кому-то вред.

– Ах тышь!.. – вскричал Кощей. Ярость помутнила его разум и он обрушил на непокорную хозяйку избы всю боль, на которую только был способен.

За его спиной взбух клок тумана. Белесые потоки заструилась вдоль рук красавчика и обвили запястья.

– Остановись! Иначе мы лишимся и этой хозяйки избы… – проговорил женский голос, напоминающий шелест сухих листьев на ветру. Позади Кощея из тумана соткалось женское лицо, гладкое и красивое, словно мраморная статуя.

– Ну и пусть, Мара! – он дёрнул руками, окольцованными туманом, но не сумел сдвинуть и на волосок. – Ты видела?! Ее передернуло от отвращения! К кому это отвращение?! К нам! Ты понимаешь?! Она посмела иметь ко мне отвращение и даже не попыталась скрыть этого!..

Туман выплеснулся за пределы картины и змеями поплыл по горнице. Кот сполз вдоль тубы и вжался в печь. Ужас встопорщил шерсть по всему телу.

– Ты очень строг к этой девице, – проговорила бесплотная женщина. Туман подхватили Алёнку, приподнимая над полом. Девица ощутила невесомую мягкость, будто сызнова очутилась в источнике живой воды.

– Позволь мне самой с ней поговорить, – сухой шелест сложился в новые слова. – Твоё мужское начало прямо, как стрела. У нас бы не возникло проблем со старой хозяйкой, коли бы тебе не пришло в голову через слово подчеркивать, что у нее нет выбора.

Лицо Кощея исказилось, земное тело побагровело, на лбу вздулись жилы. Кольца тумана резко раздались в стороны и развеялись. Он тряхнул руками, раздражённо.

– Не командуй, Мара… Сам знаю, как с ней поступить…

Молочно белые губы изогнула усмешка.

– Золотые Крупицы… – прошелестела Мара.

– Что?! – глаза красавчика стрельнула в сторону часов на стене избы.

– Пока ты мучал ее, они падали…

Щупальца тумана по прежнему держали Алёнку на весу.

– Да? – Кощей вскинул бровь. – Так что же ты меня останови…

Пальцы скрючились. Девица вскрикнула изогнулась, разметав руки от переносимой боди.

– Не выйдет, – одно из щупалец осторожно коснулось чаши часов с золотистыми комочками. – Они перестали падать минуту назад. Поэтому я и остановила тебя.

Боль исчезла, Аленка ощутила твердый пол. Туман медленно утекал обратно в картину.

– Лесной Мастер мудр, – шелестела Мара. – Хозяин избы должен проявить разные таланты.

Аленка вытянулась на полу и содрогнулась от рыданий. Они толчками выходили из нее, девица не могла их остановить.

– У любой доброты, – Мара не сумела сдержать брезгливости, – есть свой вес. Защита этой деревушки стоит в глазах Лесного Мастера не мало. К слову Яга должна была год мотатся по лесу, чтобы уронить столько крупиц.

– Хм! Это интересно, – Кощей потер подбородок. – В наших замыслах было сотворение некоего количества дел, которые считаются добрыми и благодетельными. Для Яги это были мучения почище чем мои старания для этой…

– И продвигались мы весьма медленно, – кивнуло лицо из тумана. – Но теперь…

В шелесте звучало торжество.

– Мастер просчитался. Он не мог предвидеть такого исхода.

– Хм! Новая хозяйка как раз соответствует дурацким запросам создателя избы. И она в полной нашей власти.

Он вскинул голову и расхохотался ледяным смехом.

– Просчитался! Лесной Мастер, наконец, просчитался! Я не подумал об этом. Коли добрые дела творить искренне, то их количество станет нарастать быстрее… Хм, хм.

Туман постепенно очищал пространство за спиной Кощея. Лицо на глазах теряло резкость и становилось прозрачным.

– Только… – Кощей сморщился, как от зубной боли. – Дай ей волю, она и избу вместе с собой отдаст кому-нибудь в добровольное рабство.

– Именно для этого мы и отправили туда Кику… – прошелестело из пустоты. Мара окончательно растворилась в воздухе.

– Ты права! Душевные муки гораздо страшнее телесных. А для людей чистеньких да праведных – это и вовсе кромешный ад.

Он захохотал, под этот хохот Аленка наконец потеряла сознание и соскользнула в черную пустоту

Глава 11 – Секрет избы

Когда пришла в себя, первым увидала котовую морду. Зелёные глаза неподвижно глядели на хозяйку, усы нетерпеливо дёргались. Тут же ощутила твёрдость котовых лап, что давили на грудь и весомость котового зада на животе.

– Котенька? Ты чего? – Алёнка пошевелилась, и кот поспешил с неё убраться. По тому, как он кряхтел и вздыхал, ей почудилось некое сожаление.

– Ты хотел, чтобы я не вернулась?! – воскликнула девица, садясь. От резкого движения в глазах помутнело. На миг почудилось, что вернулся плотный туман. Алёнку передёрнуло, внутри родилась и пошла шириться холодная пустота. Мышцы сжимались в ожидании боли.

– Нет, – замахал лапами Котофей. – Просто мне, э-э, хотелось определённости.

– Он уже размышлял, как лучше тебя съесть, – донеслось из-за затворной двери в Любую комнату. – Даже меня спрашивал, нужна ли мне моя доля…

– Что?! – Алёнка распахнула глаза и уставилась на кота. Тот виновато прижал уши и поспешил к печи.

– Что поделать – хищники мы… – пробормотал и тут же сменил тему – Так. Сейчас. После того, что случилось тебе лучше выпить полную чашку…

Девица перевела взгляд на дверь, но Кика не показалась. Передёрнув плечами, тяжело оперлась рукой о пол и попыталась подняться. После перенесённой боли тело дрожало и проседало в слабость. Сил хватило лишь чтобы сесть на лавку и облокотиться о стол.

– Шутят, – пробормотал она, пережидая дурноту. – Они просто… Шутят…

Плечи передёрнулись сами собой. Алёнка отчаянно хотелось верить в свои слова, но как назло очень остро почувствовала, что она чужая в этом мире. И кот, и Кика, кто я для них? Думала, что друг, но теперь кажется, что просто еда?

В голове заклубился туман. Сквозь него стали проступать два силуэта. Один в тёмном одеянии, второй бледный, словно мраморный. Алёнка содрогнулась и уставилась на белый бок печи. Трещинки. Вот травинки торчат из раствора, там белила осыпались… Созерцание и билиберда в голове помогли не вспоминать этих двух и боль… И слова Мары…

– На. Держи!

Перед ней со стуком опустилась кружка. От темной жидкости шёл пар. Кот заискивающе заглядывал в глаза. В ноздри ударил густой травяной дух. Алёнка ухватила кружку и глотнула, обжигая руки и горло. По телу прокатилась горячая волна, в голове прояснилось.

Чтобы только не вернулись ужасные воспоминания, побежала взглядом с печки на стену избы. Глаза наткнулись на часы со Златыми крупицам. Тело оживало. Девица зарылась носом в пар. Дыши, это бодрость! Ты сможешь! Глубже дыши!

Котофей озабоченно глядел, как хозяйка борется сама с собой. Их взгляды встретились, кот сжался и бросился в угол, только бы не видать вину.

– Вот. Пледик! Тепло! Ты сиди! Отдыхай!

На плечи легла тёплая тяжесть. Она укуталась и отхлебнула травяного чая. Какое-то время в избе слышны были лишь треск дров в печи.

– Котенька! Миленький! – проговорила Алёнка. – Расскажи мне, о чем они толковали?

Кот медленно подтащил табурет и сел напротив.

– Ну-у… Это… Понимаешь… – Кот нервно глянул на дверь в Любую комнату. – Яга ведь не нуждалась в людях. Сама видишь, в избе все необходимое есть. Вовек можно из глуши не вылезать.

– Зачем тогда… – Алёнка передёрнул плечиками. И вспомнилось ей отнюдь не злоба Кощея. Она вспомнила свою болезнь и маму, которая…

– Я попал сюда уже после того, как Ягишна стала хозяйкой, – кот понизил голос почти до шёпота. – Но для неё эти часы на стене были важны. Для весомых мира сего время не ощутимо, не то, что для скоротечных людишек…

Он поймал взгляд Алёнки над кружкой и смутился.

– Прости… Забываю, что ты тоже…

– Так что часы? – напомнила Алёнка. В груди разрасталась пустота. В неё канула обида за всех людей, даже не успев народиться.

– Яга была рада, когда крупицы падали сверху вниз. Но она была недовольна, насколько медленно это происходило. Поэтому она пыталась посадить за себя…

Кот вдруг оборвал речь и прикусил язык.

– Что же это означает?

– Меня никто не посвящал в эти планы, – проговорил кот. – Но и не скрывал.

– Скажи мне! – голос Алёнки звучал глухо и надтреснуто. После пыток и рыданий наступил упадок сил. Не смотря на это, она не желала отдыхать. Она хотела знать.

– Хорошо. Я расскажу, что знаю, – молвил кот. Какое-то время он мрачно глядел на столешницу перед собой, потом поёжился и оглянулся на Кощееву картину. Тут же смутился и сделал вид, что смотрит на часы. Алёнка не торопила. Каждый глоток отвара возвращал силы, а вдыхание пара над кружкой успокаивало и заслоняло злые воспоминания.

– Эту избу создал великий мастер, – начал кот, поначалу глухо и неохотно. – Не знаю его имени, я не знаю кто он. Божество или из ваших. Наверное, что-то между. Его просто зовут Лесной Мастер. Он создал избу, но что-то ему не понравилось, и он отправил её бродить по лесу…

Изба вдруг сбилась с шага, комната качнулась. Если бы Алёнка не выпила большую часть настоя, он выплеснулся бы на стол.

– Ох, Чудышко, – воскликнула девица. – Тяжело, когда твой родитель тебя не ценит!

Она погладила стену ладошкой. Изба дрогнула, словно вздохнула.

– На стене он повесил вон ту штуку, – кот ткнул лапой в песочные часы между дверями. – В верхней чаше лежат Златые Крупицы. Они падают вниз лишь тогда, когда хозяйка избы творит угодные дела. Со временем выяснилось, что угодными мастер считал доброту и помощь нуждающимся. Причём, искреннюю помощь. Не знаю, какой в этом глубокий смысл, но сказывают, будто после того, как последняя крупица покинет верхнюю чашу, избе откроется путь к творцу.

Изба крякнула и привстала.

– Чудышко! Ты этого хочешь? Я приложу все усилия… – Алёнка осеклась.

– В том и дело. Лесной Мастер обладает силами, способными управлять Дремучим лесом. Кощей же царствует в потустороннем мире Нави. Там он силен, а здесь надолго являть себя не вправе. Поэтому он хочет отыскать Лесного Мастера и забрать силу леса себе. Тогда он сможет перемешать свой мир с миром леса и привнести своё царство в мир людей. Изба и лес – вот нитка и иголка, которые свяжут тот мир и людские судьбы.

Алёнка молчала. Знала, что с помощью избы Кощей желает навредить людям, но считала, что её доброта исправит Чудышко, и та не станет подчинятся недобрым приказам. Теперь же…

– Теперь ты видишь, – вздохнул Котофей, – каждое твоё доброе дело приближает его к цели.

– Но как же… – проговорила девица, сжав кулачки. – Меня так матушка учила. Каждое богоугодное дело тебе добром вернётся.

– В том и дело! – вздохнул кот. – Мара сразу тебя раскусила.

Алёнка крепко задумалась, отхлёбывая из чашки. Кот с тревогой наблюдал за ней. Описал безвыходную ситуацию. Не сломается ли новая хозяйка, не превратиться ли во что-то более худшее, чем Яга.

Чем дольше сидела девица, тем светлее становилось её личико. Кот недоверчиво тряхнул ушами. Неужели она что-то придумала? Не может того быть! Алёнка допила отвар и со стуком поставила кружку на стол.

– Не верю, что доброта может привести ко злу! – сказала она упрямо тряхнув головой. – Чудышко обязательно встретится со своим папой! А там… Само все сложиться!

Девица вновь погладила стену и улыбнулась безмятежной улыбкой. Изба так и подскочила.

– Дура, – дверь Любой комнаты отворилась, на пороге стояла кикимора. – Кощей простоит перед Оком Мудрости полчаса и не дрогнет. Мара и того больше, даром что туман! Лесному Мастеру с ними не тягаться. Да, он умён и умел. Но веса в нем… Перед Кощеем у него нет шансов.

И столько в её голосе прозвучало горечи, что Алёнка разинула рот.

– Кика… – прошептала она. Ей вдруг захотелось вскочить и обнять маленькую кикимору. Она поднялась, с удивлением поняв, что тело вновь слушается, сделала пару шагов и словно на стену наткнулась на злобный взгляд.

– Ты никак меня жалеть удумала?! – на лице кикиморы застыла смесь холодной ярости и едкого презрения.

– Нет, – пролепетала Алёнка. – Жалость тут не причём. Ласка любому потребна…

Кика фыркнула, гримасу стёрла насмешка. Кикимора развернулась и хлопнула дверью. Алёнка переглянулась с котом.

– Ничего себе, – мурлыкнул кот. – Тут какая-то тайна!

Девица вдруг почувствовала, что улыбается. На душе сделалось легко и покойно.

– Котик! Я поняла, в чем моя ошибка! Доброта и правда может привести ко злу. Доверчивой добротой могут воспользоваться нехорошие люди, такие как этот Серуня.

Она передёрнула плечиками, а Кот недоверчиво посмотрел на неё. Неужели поумнела девка?

– Не такова Любовь! – продолжала она. – Любовь никогда не приведёт ко злу. Любовь к ближнему, вот чем я стану руководствоваться.

– К ближнему? – дёрнул хвостом кот. – Кто это такой – ближний?

– Да как это кто? – воскликнула девица. – Ты вот, Чудышко. Кика! Бабушка Яга!

Кот фыркнул и пробубнил едва слышно:

– Ну хоть Серуную не назвала, и то хлеб.

– Я с Любовью поступлю с Чудышкой! И с Любовью отнесусь к Кике. А тебя! Скажи – как тебя можно не любить?!

Она подхватила кота и прижала к себе. Тот заурчал то ли от удовольствия, то ли от недовольства. Алёнка усадила его на лавку и погладила по голове.

– Котик! Верь – все будет хорошо!

И она пошла по горнице, радостно напевая какую-то весёлую песенку. Морда кота вытянулась. Он совершенно не разделял этой уверенности.

– Доброта, любовь… – пробормотал он. – Звучит так, будто её болезнь усугубляется.

Дин-дон. Он навострил уши. Никто кроме него не заметил, но пара песчинок покинула верхнюю чашу, пополнив нижнюю горку Златых Крупиц.

Глава 12 – Лесные твари и места, где они обитают

Прошло несколько дней. Изба держалась подальше от людных мест, и никто ей в этом не мешал. Котофей старался быть жизнерадостным и изо всех сил избегал в разговорах тем доброты, любви и человечьих судеб. Алёнка постепенно забыла боль.

– А все-таки хорошо тут, – проговорила она однажды. Вместе с котом они сидели на крыльце и чаёвничали. На небольшом столике пыхал паром огромный самовар, на тарелках лежали разносолы и копчёности из Любой комнаты. У Алёнки в руках исходила паром кружка с травяным чаем, кот с урчанием вгрызался в жареную рыбку.

Эти посиделки давно стали традицией, порой в них участвовала даже Кика. Хотя кикимора всегда была хмурой и быстро уходила, но Алёнка видела в этом большой сдвиг.

– Где это тут? – зыркнул кот зелёным глазом.

– Да здесь, – девица широким жестом обвела округу. – Тебе не кажется, что на Дремучий Лес наговаривают. Мол, тёмный, страшный, опасный…

– Разве нет?

Хребет рыбки хрустел под клыками кота.

– А ты погляди…

Алёнка встала и подошла к перилам, которые отделяли их от близких ветвей сосен.

– Красивый. Спокойный… – она сложила пальцы в щепотку, подыскивая нужное слово. – Добрый!

– Что?! – Котофей даже лакомство опустил. – Добрый?

Зелёные глазищи разом сделались больше.

– Да. Я так бы его и назвала – Добрый Лес, – спокойно сказала Алёнка. Кот с сомнением поглядел в чащу. Ветви причудливо переплетались, густой подлесок не позволял ничего разглядеть дальше пары шагов. Деревья были столь высоки, что не видно было ни клочка неба. Меж стволов плыл белый туман.

– Не зна-аю. По-моему ты…

И тут что-то произошло, и сквозь ветви прямо на крыльцо пробился луч далёкого солнца. Кот зажмурился, а девица рассмеялась.

– Вот видишь, – и добавила с непрошибаемой уверенностью. – Добрый!

Она вернулась к столу, а кот ещё долго сидел, позабыв о рыбе, хмурясь и шевеля ушами.

***

Это случилось на следующий день после разговора о Добром лесе. Утром, после сна Алёнка остановила избу и вышла на крыльцо. Утренний лес серебрился капельками росы, стояла абсолютная тишина – ни птаха не крикнет, ни сучок не скрипнет. Девица застыла, заворожённая этим замершим миром.

– Ты чего? – рявкнул кот из приоткрытой двери.

Алёнка дрогнула, словно её внезапно разбудили, и обернулась. Увидав блаженную улыбку, Котофей высунулся, с тревогой глядя в лес.

– Увидела кого?

– Ты погляди, какая ти-ши-на! – прошептала девица. Кот недоуменно дёрнул ушами.

– Как это тишину можно поглядеть…

– Не будь занудой! – она ухватила его и усадила на перила крыльца. – Слышишь?! Слышишь? Ти-ши-на!

Кот нахмурил лоб и задержал ушами.

– Ну тишина, и чего?..

– Тш… – Алёнка подняла палец. Блаженное выражение уступило место напряжённому вниманию.

– Чего "тш"? Сама позвол…

– Тихо. Я что-то слышу. Вон там. В лесу…

Алёнка подошла к краю, изба тут же опустила крыльцо к земле.

– Стой. Куда ты? – кот заволновался.

– Кто-то… – прошептала девица, напряжённо прислушиваясь, – плачет…

Она зашагал к чаще, будто заворожённая. Котофей запыхтел, но поплёлся следом.

– И чего не сидится…

Алёнка раздвинула ветви подлеска, поднырнула под раскидистую лапу ели и углубилась в лес. Сперва издалека, а потом все отчётливей до неё доносился звук.

– Да… Кто-то…

Она оглянулась. Изба скрылась за деревьями, ярко зелёные глазищи кота сверкали среди темной зелени хвои.

– Не стоит отходить далеко, – мявкнул кот. – Коли ты потеряешься, дороги назад можешь и не отыскать.

– А ты?

– У меня чутье.

– Ну, вот видишь, – улыбнулась Алёнка. – Коли потеряюсь, ты меня выведешь. Идём.

Морда кота вытянулась. Хозяйка избы даже не заметила его предостерегающий намёк, все поняв по-своему. И теперь ему придётся…

– Ути, гляди какая кро-оха! – раздался из-за ветвей восторженный голос. – Котик, ты только погляди!

Он прыгнул вперёд, да так и встал. Девица стояла спиной к деревьям и показывала большого почти голого птенца с огромной головой, горбатым клювом и с культяпками крылышек.

– Ты что, сбрендила?! – заорал кот. – А ну брось его там, где взяла!

– Но как же… – опешила девица. Личико её сделалось строгим. – Не знала, Котофей, что ты такой бессердечный. К тому же, мне казалось, что коты должны любить птичек.

– Так то птичек, а не змиев! Погляди на его размеры – Горыныч, не меньше! Бросай его скоре… – глаза кота округлились. – А-а-а! Спасайся кто может!

За спиной Алёнки лапы елей раздвинулись, ближе к верхушкам деревьев сверкнул огромный круглый глаз. Рядом торчал здоровенный клюв, который одним движением перекусил бы девицу, попади она в него.

– Ктулх-ктулх! – донеслось громовое. Алёнка обернулась. Какое-то время её глаза глядели в огромное и круглое, потом гигантская голова повернулась, и на девицу глянул другой глаз. Тишину леса пронзил визг.

– А-а-а! Чудище! Спасайся, кто может!

Гигантским прыжком она оказалась рядом с котом. Тут явно не обошлось без сапог, которые она до сих пор носила. Пихаясь и отталкивая друг дружку, они ринулись сквозь подлесок. Не чуя ног, забрались на крыльцо и прижались друг к другу, глядя на лес.

– Уф, – сказала Алёнка, утирая пот, выступивший на лбу.

– Едва спаслись, – выдохнул кот, одну лапу прижимая к груди в районе сердца, второй опираясь о закрытую дверь избы.

– Курлык-курлык, – радостно заявил птенец.

– Что-о?! – глаза кота сделались почти такого же размера, как глаза чудища из леса. – Зачем ты притащила его с собой?!

– Не могла же я бросить его под ноги этому чудищу!

Кот задохнулся от возмущения. Какое-то время только и мог, что ловить раскрытым ртом воздух.

– Дура! – просипел, наконец. – Это была его мать!

– Ма-ать? – Алёнка неуверенно глянула на птенца.

– Курлык, – радостно произнёс он.

– Ктулх! Ктулх! – раздалось из леса громовое. Бам, бам, бам! Земля содрогалась от поступи гигантских ног. С оглушительным хрустом падали деревья. Изба насторожились и повернулась к лесу окнами. Крыльцо при этом оказалось сбоку.

– Я должна все исправить, – решительно молвила Алёнка и направилась к ступенькам. "Курлык", – радостно сказал птенец.

– Ктулх!

Из зарослей боком выдвинулась голова на длинной шее.

– Ктулх! – голова повернулась, глядя вторым глазом. В приоткрытом клюве грозно клекотал тонкий язык.

Бам! Бам! Изба широко расставила две огромные куриные ноги. Когти вонзились в землю, захрустело. Дёрн рвался и выворачивался, обнажая обрывки белёсых корней. Окна Чудышко полыхнули алым, ставни и дверь затрубили громкую угрожающую мелодию. Алёнка присела, прижимая к груди птенца.

Огромная птаха отпрянула. Клёкот превратился в примирительный. Изба топнула ногой, птаха курлыкнула, почти так же жалобно, как птенец и скрылась в лесу.

Изба гордо выпятила крыльцо и важно вышагивая, двинулась вдоль деревьев. Крылья крыши гордо расправлены. Алёнка нутром ощутила довольство и гордость Чудышки.

– Что же ты натворила, – пролепетала девица, не решившись сказать об этом вслух.

– Курлык, – горестно вторил ей птенец.

– Нужно её догнать!

Прежде чем кот успел, что ибо сделать, Алёнка прямо с крыльца скакнула в чащу. Сапоги явно слушались её все сильней. По лицу ударила листва, щеку пропорола острая веточка. Девица прижала к себе птенца, закрывая его от леса.

– Что ты делаешь? – мявк кота потерялся далеко позади.

– Я должна исправить ошибку, – ответила Алёнка себе под нос. – Если она сейчас убежит, он никогда больше не увидит мать.

Ноги в нарядных сапожках смазались от скорости, вокруг замелькали стволы деревьев. У Алёнки перехватило дух, коли врежется – мокрое место останется.

Толком испугаться не успела. Обе ноги вдруг выпрямились, выставляя вперёд каблуки. Пробороздив лесную землю, Алёнка встала. От неожиданности выпустила птенца. Он пролетел по дуге и мягко плюхнулся в заросли папоротника.

– Курлык, – жалобно донеслось с места падения.

– Ктулх! – громыхнуло сверху. Девица втянула голову в плечи и поглядела наверх. Птаха стояла прямо перед ней. Из разинутого клюва вылетел оглушительный вопль.

– Курлык! Курлык!

Птенец радостно прыгал рядом с мамой. Птаха ласково подтолкнула его клювом, словно убеждалась, что все в порядке. Потом круглые глаза уставились на Алёнку. Ноздри злобно раздулись, из них ударили струи воздуха. Лапа загребла и дёрнула назад землю.

– Беги-и!.. – донёсся из лесу слабый возглас кота. Алёнка не тронулась с места.

– Может так и лучше, – пробормотала она. – Род людской целее будет…

Бам! Бам! Птаха ступила ближе, длинная шея пошла назад. Алёнке вспомнилась дальнозоркая мачеха, которая точно таким же движением отодвигалась назад, чтобы разглядеть что-то мелкое. А потом девица поняла. Птаха берет размах, чтобы ударить клювом.

Клюв был огромный, с её туловище. Алёнка пискнула и закрылась руками. "Все, – пролетело в голове. – Отмучилась!"

Бам! Удар поднял тучу пыли и разбросал землю. Под сводами леса повисла тишина, даже птенец затих, напуганный яростью матери.

– Что творишь, дурёха?! – раздался яростный голос. – Коли ты помрёшь, Кощей с меня три шкуры спустит!

Алёнка ощутила под собой мягкую хвою. Нашла себя на земле, открыла глаза и поглядела вверх. Над ней стояла Кика, она выставила перед собой ладонь, гигантский клюв уткнулся в самую её серёдку.

– Ктулх! – приглушённо курлыкнула птица. В голосе слышалось удивление и испуг.

– А ты давай отседа… – бросила ей Кика. Сжав ладонь, она ухватила самый кончик клюва и сделала движение, будто небрежно отбрасывает мелкий мусор. Голову чудища кинуло в сторону, она ударилась о ближайшие деревья и снесла их, словно это были тонкие тростинки.

– Курлык! – закричал птенец и бросился к маме.

– Кика! – крикнула Алёнка. – Что ты творишь?!

Глаза кикиморы расширились. Она оглянулась на девицу, словно хотела ударить. Потом кулак её разжался.

– Тебя спасаю, – сказала она и пошла к избе. Алёнка оглянулась. Ошалелая птаха трясла головой и больше не помышляла о нападении. Рядом радостно скакал птенец. Девица почувствовала себя пристыжено.

– Спасибо, Кикочка! Я тебе очень благодарно! Но пташек же тоже надо пожалеть! Они беззащитные совсем, кто угодно обидит…

В лесу грохотало и хрустело. Беззащитная птаха пыталась подняться, валя соседние деревья. Птенец благоразумно держался в сторонке. Кое-как она поднялась и потрясла головой. Круглые глаза уставились на кикимору. Из раскрытого клюва выпало курлыканье, теперь в нем был лишь страх. Цапнув клювом птенца, птаха заспешила в лес. Громовые шаги и подрагивание земли стихли вдали.

– Уф! – ноги Алёнки подогнулись и она села на землю.

– Добрые поступки не всегда ведут к добрым делам, – мяукнул кот, слезая с крыльца с огромной кружкой в лапах. – На, испей…

– Глупые поступки никогда не ведут к добрым делам, – донеслось из избы. Кот и Алёнка переглянулись. До сих пор Кику мало интересовали добрые дела.

Дин-дон, дин-дон, словно ответ на слова кикиморы упали в часах Златые Крупицы. Кика поглядела на них, фыркнула и скрылась за дверью в Любую комнату.

Глава 13 – И еще раз. Лесные твари и места, где они обитают

С тех пор Дремучий Лес будто подменили. Куда бы они не отправились, какую бы стоянку не затеяли – везде им попадались крохотные беззащитные существа.

– Ути какой малютка! – раздавался восторженный вопль. – Только погляди, какой он ми-илый!

Кот бежал на крыльцо глядеть новую напасть. Девица держала в руках крохотное коричневое существо. Хвост у него свисал плоской лопатой, а изо рта торчали крепкие белые зубы.

Динь-динь-динь! С серебристым звоном несколько кристалликов покинули верхнюю чашу песочных часов.

– Я не нахожу его милым! – фыркнул кот. – На твоём месте я бы оставил его там где…

Алёнка уже заходила с найдёнышем в горницу.

– … взяла, – закончил кот ей в спину.

– Он наверняка потерялся, – без тени сомнения заявила девица, – возьмём с собой!..

Найдёныш радостно клацнул зубами.

– Не уверен, что это хорошая затея, – хмуро сказал кот. – Изба тут будет за меня!

– Почему это? – Алёнка насупилась. Чудышко всегда в спорах вставала на её сторону.

Пока они спорили, найдёныш скользнул на пол и двинулся по горнице.

– А ты спроси. Спроси… – заявил Котофей со столь уверенным видом, что у Алёнки все внутри воспротивилось задавать вопрос.

Пол под ногами дрогнул, будто изба перебирала ногами. У девицы нарисовалась в голове картинка смущённой избушки.

– Чудышко? Что случилось? Неужели ты против этого чудесного малыша?

– А-а-а! Гляди. Он сгрыз табурет! – кот держал в руках ножку с обгрызенным концом. – Это щенок бобра!

На полу высилась горка стружки и опилок. Едва услышав это, изба остановилась и присела от страха.

– Что?! – Алёнка прислушалась, глядя в пространство. – Чудушко, как ты можешь такое говорить? Ему нужна наша помощь! Погляди, какой он беззащитный!

Она подняла найдёныша на вытянутых руках. Тот висел, свесив хвост и хитро блестя черными глазками. Изо рта торчал кусок ножки табурета. Щенок подтолкнул его лапой, бешено работая острыми зубами. На пол посыпались опилки. Изба подпрыгнула, перебирая лапами.

– Тихо, Чудишко! Он не виноват!

Изба остановилась, подрагивая всем телом.

– Что ты говоришь?! Не можем же мы его выгнать в дремучий лес?! Нам нужно отыскать его родню!

Изба задрожала ещё больше, перебирая ногами, как напуганный конь.

– Может мы его в Любую комнату сунем? – с сомнением проговорила Алёнка.

Изба замотала крышей. Кот фыркнул и наставительно произнёс из-за трубы печки.

– Изба не в силах создать что-то, что не имеет под рукой в лесу. Скорей всего каменный мешок у неё не получится…

– Что же ты такое говоришь. Как такое чудо можно посадить в каменный мешок? – Проговорила Алёнка, тряхнув найдёныша. – Хотя ты прав. Любую комнату нельзя тревожить. Там у нас Кика!

Она пошла по горнице, беспомощно озираясь. Взгляд остановился на углу за печкой.

– Точно! Будет жить в котле. Котёл огромный, чугунный, такие стенки точно не прогрызёт. А мы станем кидать ему деревяшки из леса и еду…

Динь-дон! Несколько Златых крупиц упало из верхней чаши вниз.

***

С тех пор так и пошло. Кощей не успевал потирать ладони, Мара загадочно улыбалась из тумана. Они явно напали на золотую жилу. Часы только и делали, что динькали хрустальным звоном.

– Возьмём этого Волченка! Смотри, какой мила-ашка! – кричала Алёнка. В её руках вяло свесив лапы висел щенок с пушистой шерстью.

– Нет! – у кота шерсть встала дыбом. – Только не его!

– Кот! Я думала тебе чужда вражда псов и кошек. Неужели…

– Ты явно не знаешь Глубинных Волков. Если мы привлечём их внимание, они станут преследовать нас даже если мы спустимся в подземный мир Мары!

– Но… Как же?!.. – Алёнка поглядела на волчонка. Тот заскулил и крутнул хвостом. Девица решительно тряхнула волосами. – Посажу его в Любую комнату, он тихонько посидит!

Она прошла мимо кота, которого передёрнуло от одного псиного запаха. Скри-ип.

– Ой, Кика, прости. Это к лисёнку и еноту. Им будет весело втроём!

За дверью в Любой комнате напротив кресла кикиморы образовался целый вольер, где резвились названные зверушки. Алёнка сунула туда волчонка и задом стала отступать к выходу.

– А-а-а! Уберите их отседа! – закричала Кика. – Не могу больше терпеть этих мохнатых чудищ!

– Кика, как ты можешь так говорить! – наставительно заявила Алёнка. Рукой шарила за спиной в поисках ручки двери. – Я же знаю – ты добрая!

– А-а-а!

Бух! В поспешно закрывшуюся дверь ударила тяжёлая чернильница. По доскам потекли тёмные подтеки чернил.

– Детёныши не чудища, чудища придут за ними! – бубнил кот с печи.

– Тсс! – Алёнка подняла палец. Из Любой комнаты доносилась… тишина.

– Обычно она дольше гневается, – прошептала девица. Кот, кряхтя, полез с печи. Пихаясь и отталкивая друг друга, принялись заглядывать в замочную скважину.

Кикимора в своё время плохо отнеслась к бобрёнку, всегда недолюбливала лисёнка и будто не замечала енота. Теперь же она молчала и глядела неподвижным взором в сторону вольера. Руки её подхватили щенка, тонкие пальцы погрузились в шерсть. Волчонок затих, наслаждаясь лаской.

– Что там, что? – кот пихнул Алёнку, и Кика резко отвернулась от двери. Но девица могла бы поклясться, что за миг до того в её глазах блеснули слезы.

– Тут какая-то тайна! – прошептала Алёнка коту.

С той самой поры кикимора резко потеплела к зверятам. Она перестала противиться их появлению и даже начала помогать Алёнке с кормёжкой. Кика никого не выделяла, но Алёнка чувствовала, что к волчонку кикимора ощущает особый трепет и теплоту.

Кикимора перестала закрывать дверь в Любую комнату, чтобы всегда видеть не сбегают ли её подопечные, отчего частенько случались казусы.

– А-а-а! – хором кричали Кика и Алёнка. – Фу, не грызи это!!!

Одна держала щенка, вторая тянула из его пасти одеяло, превратившееся в рваную тряпку. Проказник сбежал из вольера и пролез на Кикину постель, пока она готовила в избе кашу для птенцов тетерева.

– Его надо выкупать! Он воняет! – заявила Кика, когда изорванное в клочья одеяло было выброшено за окно, а щенок, радостно виляя хвостом, облизал лицо кикиморе.

– Но как же? Примет ли его стая?

– Коли стая найдёт его у нас, тебя не спасут ни Избушка, ни даже Кощей.

– Кощей? – Алёнка так удивилась, что внутри даже не кольнуло ледяным холодом, как всегда бывало при звуках этого имени. – Я думала, что тут поможешь даже ты. Вона ты как с птахой управилась.

Очень долгое время Кика молчала. Алёнка начала переживать, ну как обидела, все эти весомые так трясутся над своим весом. Вдруг испортила зародившиеся добрые отношения, корила себя, готова была просить прощение.

– Думаешь, отчего Кощей желает завладеть избой? – тихо проговорила кикимора, опуская волчонка на пол. Тот радостно ускакал в угол комнаты и вцепился зубами в край одеяла, свешивавшегося с печи. Кот мявкнул и потянул свой край за трубу.

– В лесу водятся звери, способные преодолеть наш вес, – закончила Кика.

Алёнка вытаращила глаза.

– Как такое может быть?

Кот мявкнул и со стуком упал с печи, Волчик радостно заскакал по избе, утаскивая одеяло.

– Призрачные волки на то и призрачные, что помимо страшных тел Яви имеют потустороннее призрачное нутро Нави. По сути, стая – это не сборище отдельных чудищ, каждое из которых способно загнать и загрызть с десяток таких птах, как та, с которой я совладала. По сути, все они как члены одного большого призрачного тела, которым управляет сам волчий Дух. А совладать со всем волчьим Духом, да ещё и в лесу – мало у кого такие силы есть.

– Ничего себе, – Алёнка так и села на скамью от удивления. – Дивны дела этого мира. Но как же тогда наш Волчик?

Кот с причитаниями лез назад, волчонок радостно мотал головой, разрывая одеяло.

– Он не опасен. Пока волчонок мал, он не член рода. Таковым он становится после Большой Охоты.

– Откуда ты все это знаешь?

Кика открыла рот и вдруг смутилась. Точно так же, как тогда, когда она впервые увидала волчонка. Алёнка глядела на неё во всё глаза. Тайна! Тут явно какая-то тайна!

– А вот знаю, – резко поменяла кикимора тему. – Давай посадим кота следить за бобрёнком и помоем в котле Волчика.

Она сделалась деловита, а Алёнка решила попробовать разговорить её в другой раз. К тому же их ожидало восхитительное банное действо.

Глава 14 – Кушанье для избы

Это случилось, когда никто не ждал. Кика с Алёнкой возились в Любой комнате с разросшимся зоопарком, кот дремал на печи.

Стук-стук!

Кот навострил уши.

Стук-стук!

Звук доносился из печи. Хм. Котофей потёр подбородок и выглянул из-за трубы. В горнице было тихо. Пучки трав зацепленные за бивень едва заметно покачивались от ровной поступи Чудышки.

– Приснилось… – он хотел завалиться назад, как – стук-стук. Звук уже нельзя было игнорировать.

Одним прыжком кот соскочил с печи и утвердил себя посреди горницы на всё четыре лапы. Хвост торчал трубой, уши торчком.

Стук-стук! Зелёные глазищи уставились на печь, закрытую заслонкой. Звук явно исходил из-за неё.

– Любопытно, – глаза кота загорелись, хвост ударил из стороны в сторону. Перед глазами нарисовалась целиком зажаренная истекающая ароматнейшим соком тушка крупной птахи с выставленными культяпками крылышек. Она так и рвалась из печки в разинутую пасть кота.

Он подкрался к закрытому заслонкой зеву печки. Из приоткрытого рта капала слюна.

– М-м-м! Сейчас станему ку-ушать?!

Бах! Заслонка упала, обдав его волной золы. Из печки прыгнула фигурка, объятая огнём. Кот зашипел и скакнул в сторону, едва не опалив усы.

Пылающая фигурка соскочила на пол и побежала, оставляя на дереве чёрные обугленные кружочки. Изба подскочила и закружилась. Если бы она могла кричать, её вопль разлетелся бы далеко по округе.

Бах! Дверь Любой комнаты врезалась в стену.

– Что?! Где?! – вскричала Алёнка. Пылающая фигурка уже взобралась на стол и замерла, словно к чему-то прислушиваясь. Угол стола обуглился и алел радостными угольками.

– Что это такое? – Алёнка растерялась. Изба продолжала неслышно верещать, кот громко завывал в углу, огненный человечек переступил ближе к серёдке стола, отодвигаясь от подступающего обугленного края.

– Огневушка-Поскакушка! – вскрикнули над ухом. Мимо девицы проскочило что-то стремительное, по лицу хлестнуло влажным и зеленоватым.

Бам! Кика одним движением ухватила с полки самый большой чугун и накрыла им огонёк. Шух! Бац! Чугун перевернулся, будто зачерпывая огонь. Сверху легла тяжёлая крышка.

– Уф! – кикимора огляделась, подыскивая что-нибудь тяжёлое. Алёнка подала чугунный массивный утюг.

– Кот! – требовательно рявкнула Кика. – Когда Яга в последний раз за хворостом ходила?

– Ну тык… – кот потёр за ухом. – Почитай годок как…

– И ты молчал!

– Объяснит мне кто-нибудь, что здесь происходит? – проговорила Алёнка, глядя тот на Кику, то на Котофея, но они будто не замечали её.

– Ну а чево я-то? Я ничево. Ягична сама тем занималась!

– Яга занималась, а Алёнка нет! – говорила Кика, уперев руки в бока.

– Что происходит? Чем занималась бабушка Яга?

Кот поднялся и встал перед девицей. Морда приняла донельзя серьёзное и даже торжественное выражение.

– Крепись, Алёнушка. Настал момент истинного утверждения прав на избу.

– Что?! – Алёнка заробела. Кика смотрела угрюмо. – Мне никто не говорил про утверждение прав…

– Ты хозяйка избы, – кот продолжал свой торжественный тон. – А это не только возможность сидеть на крыльце, чаи гонять и на лучик солнца глядеть. Это ещё и великая ответственность. Ведь ты в ответе за нас. Изба – наш общий дом, но хозяйка у избы одна. Поэтому с тебя спрос особый!

– Да что случилось то?! Говори ладом! – Алёнка потеряла терпение. В последнее время лес не доставлял никаких хлопот, кроме бесхозных детёнышей. Кощей тоже никак себя не проявлял. Ей дали полную свободу и Алёнке такое положение дел очень нравилось. И вот теперь какая-то новая напасть.

– Понимаешь, Алёнушка. Изба, хоть и чудесная и намного способна, но ей тоже нужно, гм, кушать. Скажем так. Или вот печь. Для того, чтобы печь топилась – нужны дровишки!

Алёнка неуверенно улыбнулась, потом выдохнула.

– Ну ты, кот, даёшь! Я-то уж думала что-то вправду серьёзное. Просто дровишек надо набрать? Так то мы мигом…

Она направилась к двери. Кот мявкнул в спину.

– Не простые те дровишки. Коли простые были, мы бы экую прорву не напаслись бы.

– А Любая комната? – повернулась Алёнка. – Разве она не может сотворить все, что пожелаешь?

– Творить то она творит, но уничтожать то нельзя. Это закон леса. Нельзя уничтожать живое дерево.

– Живое нельзя, так я хвороста наберу. Мало ли его валяется…

Она отворила дверь и шагнула на крыльцо. Да так и ахнула. Они находились в странном и даже страшном месте. Впереди ощетинились непроходимой стеной деревья, столь плотно стоят, что даже худенькая Алёнушка не протиснется. Да что там человек, тут и кот не пролезет, застрянет среди колючих сучков.

Но кроме деревьев было ещё что-то. Хотя из-за сомкнувшейся листвы и хвои неба не видно, было там за ветвями нечто. Оно ощущалось нутром и давило непрестанно. Словно они очутились у высоченной горы, которая круто уходила вверх на невообразимую высоту. Горы, или чего-то ещё…

– Для того, чтобы топить чудесную печь избы нужно не обычное древо, а перводерево, – проговорил кот. Уши прижались, сам весь съёжился. На него тоже давила эта невидимая тягость. – Чтобы его получить, нужно просить разрешения у Хозяина.

– Хозяин? Это Лесной Мастер что ль?

– Лесной Мастер, он не хозяин. Он просто понял, как этим управиться. Хозяин же, нет, не леса – дерева, – это Перводуб. Или Прадуб. Он настолько стар, что помнит сотворение мира. Кто-то и вовсе говорит, что это из его жёлудя появился наш мир.

Алёнка ощутила озноб.

– И как же мне просить у него перводерево?

– Не знаю, – усы кота поникли. – Яга никогда не брала меня с собой. Просто уходила и возвращалась.

– А. Наверное это делается само собой. Нужно просто пойти и…

– Возвращалась выжатой, как раздавленная ягодка. Каждый раз неделями отлёживалась. А один раз и вовсе едва приползла. Лицо в крови, а рука…

– Нет! Не надо мне рассказывать!

Ощущала себя малой дитятей, которой дали пряник, а теперь просили за него заплатить. А дитятя и знать не ведает, что такое гривны. Изба впервые подала признаки жизни, переступила ногами, крыльцо качнулась.

– Чудышко! – спохватилась Алёнка. – Ты чего? Ради тебя я все сделаю! Я же хозяйка избы. Мастер Лесной всё придумал. И часы эти, и твоё возвращение. Не зря же мы встретились. Значит, у меня все получится.

Она погладила выпуклый бок бревна, ощущая, как воспряла духом невидимая сущность избы.

– Ты меня поила, кормила, приютила. Добуду и я для тебя кушанья!

Алёнка встала на самый краешек крыльца лицом к лесу. Огромные корявые стволы ощетинились острыми ветками, как рать копьями.

– Лес – Батюшка! Что же ты? – воскликнула Алёнка. – Разве я враг тебе, что ты меня так встречаешь-привечаешь?

Она смело ступила вперёд. Изба присела, опуская крыльцо к жухлой траве. Девица не глядя соскочила и пошла дальше, прямо на острые сучки.

– Ты же добрый, не надо изображать из себя злюку. Да и меня зачем обижаешь? Какой из меня враг?

Она говорила ласково, словно со зверем, сама подходила все ближе. Кот смотрел на это из дверей избы. Чудышко переступал с ноги на ногу, делала крохотный шажок то вперёд, то назад, словно собиралась удержать хозяйку и не решалась.

Алёнка подобралась к деревьям вплотную и положила руку на колючие ветви.

– Ну же? Что вы в самом деле? Пустите меня. Я должна исполнить свои хозяйские обязанности. Ведь Чудышко, она тоже ваша. Неужели забыли родню свою?

– Вот это она зря, – пробормотал кот. – Прадеревья не признают ни Мастера, ни его творения. Не знаю, что давала им Яга, как уговаривала…

– Ой! – воскликнула Алёнка. По её ладошке тонкой струйкой потекла кровь. Изба рванула вперёд, деревья мгновенно удлинились и ощетинились уже не сучками, а острыми, как колья, жердями и палками.

– Тише! – вскинула девица неповреждённую руку. – Они не специально. Я сама виновата.

По ветвям прошла будто волна, хотя ветра не было. Деревья качались и сыпали хвоей и трухой. Алёнка поглядела на них, потом на раненую ладошку. В ней вспыхнуло понимание. Смутившись, она протянула руку и размазали кровь по ближайшим ветвям.

– Ради Чудышко мне ничего не жаль, – проговорила она. – Себя не жаль…

Она сунула руку прямо в гущу колючих сучков, раздирая одежду и царапая кожу. Лес замер, словно к чему-то прислушиваясь. Или пробуя на вкус, подумал кот. Потом раздались хруст и шелест. Сперва тихий, он все нарастал, ширился. Одновременно с этим вокруг руки Алёнки стали расступаются ветви. Сперва они отпрянули от руки, потом разрез пошёл вниз, до самой земли. Вскоре перед Алёнкой появился проход вглубь леса как раз высотой с её рост.

– Распробовали, – прошептал кот. – Желают целиком проглотить.

Алёнка оглянулась и улыбнулась им, словно извиняясь за что-то. Изба подалась вперёд, но хозяйка уже отвернулась и шагнула в проход.

– Все будет хорошо, не тревожьтесь за меня… – долетел её тихий голосок.

Едва её стянутые косынкой волосы исчезли внутри, как с тихим хрустом ветви пришли в исходное положение.

Глава 15 – Перводрево

Алёнка шла по проходу, созданному из колючих веток. Ладошки слегка саднило, кровь остановилась и уже не капала. Растения вели себя тихо и спокойно, больше не пытались её ранить. Вот только проход вдруг резко изогнулся и повёл куда-то вбок.

Девица ощутила внутреннее противоречие. Мне не надо вбок. Мне надо прямо. Она остановилась и коснулась ладонью веточек там, где путь делал резкий поворот.

– Лес, Батюшка. Что же ты? Пусти меня, – проговорила она. В тот момент ей казалось, что деревья способны её слышать и понимать.

Ветви отозвались едва заметной дрожью, но не расступились.

– Что ж, как скажешь, – Алёнка улыбнулась и пошла дальше. Но чем дальше она шла, тем больше понимала, что идёт по кругу. Проход не делал резких поворотов, просто изогнулся дугой и более не изменялся.

Алёнка встала и насупилась.

– Водишь меня кругами?

Деревья молчали. Её окутала тишина, совершенно полная и необычная для такого количества деревьев вокруг. Не шелестят листочки, не хрустнет сучок. Алёнка хотела ещё что-то сказать, но вдруг ощутила какую-то неправильность. Что-то было не так.

У деревьев нет ушей, чтобы слышать, вдруг подумала она. Нет ртов, чтобы говорить. У них даже тела нет, как у меня. Есть множество деревьев и один Дух, который их оживляет. Так, кажется, говорила Кика, когда рассказывала о Призрачных волках? Может и деревьев так же? Оно и понятно. Для деревьев это было бы даже больше к ладу.

Она задумалась. Если у леса есть дух, стало быть, и обращаться надо не к отдельным деревцем, а к нему. Только вот как?

Но ведь у человека тоже есть Дух. По крайне мере так говорил бродячий проповедник, забредший в их деревню из дальних южных стран. Он много чего говорил, Алёнка особо и не поняла тогда ничего. Одно запало в душу. Тот старец верил в силу любви. Сама постановка вопроса вызывала в деревне смех. Сила и любовь, как это рядом можно ставить? Разве что богатырь какой в девицу влюбиться, а та им крутить начнёт, смеялись они.

А вот Алёнке запали те слова. И теперь вспомнился ещё и дух.

– Если есть человечий Дух, – проговорила девица, – почему бы этим двум Духам не поладить друг с другом и не договорится на своём языке?

Она встала лицом к стене прохода, приблизила лицо почти к самым веточкам. Не такие уж они колючие. Кончики совсем тонкие и свежие, на них растут крохотные листики. А там вот хвоя, нежные иголочки, которые ещё не успели затвердеть. Мягкие, как у пихты.

Она подняла руку и провела вдоль веточек, слегка касаясь их кончиками пальцев. И что-то вдруг поменялось под сводами леса. Алёнка ощутила сквозь великую тишину некое огромное и живое существо, которое всегда было здесь. Оно жило своей жизнью, такой огромной и бесконечной, что мельтешение людских судеб для того существа было, как мельтешение крошечных мурашей для огромного дерева.

– Мы и есть мураши, – прошептала Алёнка. Слова упали, как огромные глыбы в гладкое чистое озеро, в котором девица пыталась рассмотреть нечто важное. Важное тут же пропало, волны пошли такие бурные и густые, что больше в озере ничего нельзя было рассмотреть.

– Тише, тише… – губы уже сложились в колечко, чтобы произнести эти слова, но они так и не произнеслись. Слова – это новые глыбы в чистую твердь озера, в котором она пытается рассмотреть Дух Перводрева.

Она удержала слова, и поверхность озера стала успокаиваться. Так, хорошо, подумала она. По озеру пошла рябь. Да что же это? – плеснула волна. Не такая большая, как от слов, но ощутимая.

Даже думать нельзя. Мысли – это тоже камни. Она изо всех сил постаралась не думать. Мысли, как назло, хлынули потоком. Какие-то глупые, совершенно неуместные здесь и сейчас. Про избушку, про Кику и Волчика, про котовые штаны и откуда они берутся, когда он обращается в человека, и куда потом деваются…

Когда очнулась, увидала бурю не меньше чем от слов. Сызнова. Все нужно начинать сызнова. Ни капли внимания глупым мыслям, смотреть на волны. Смотреть сквозь волны.

И она стала пытаться услышать неслышимое. Постаралась быть Духом, а не человеком. Мысли пытались прорваться, отвлечь её, но Алёнка вдруг поняла, что она больше не Алёнушка, не человек с двумя руками и ногами и головой. Она нечто большее. То, что заполняет все вокруг и молчит.

Молчит. Заполняет все вокруг. И… понимает. Алёнка вдруг осознала, что понимает, хотя в тот момент она уже не была Алёнкой, она была Духом.

Это не были слова в человеческом понимании. Алёнка улавливала смыслы, которые её человеческая голова переделывала в нечто формулируемое. Но облачённые в слова смыслы означали уже не совсем то, чем были. А то и вовсе – совсем не то.

– Чтобы жить, прежде нужно умереть!

Образ жёлудя, красивого, как игрушечка, качающегося на ветвях. Потом он обрывается и летит, падает в грязь. На него наступает копыто оленя, жёлудь раздавлен и уничтожен. Жёлудь – мёртв. Из него выпадает семечко, закатывается в складку земли и уже там умирает окончательно.

Из семечка появляется росток, семечко окончательно растворяется, а стебель тянется наверх, к свету, крепнет.

– Чем сильнее корневище, тем дольше век.

Огромный ствол, который тянет ветви к солнцу. Не дерево, а огромная гора. Но это лишь видимость. Внизу, под землёй это древо ещё больше. Оно не просто огромно – корнями, невидимыми нитями оно соединяет все деревья мира.

Она увидела песочные часы, подобные тем, что висели в избушке. Только вместо Златых Крупиц в них был песок. Он бесконечно тёк сверху вниз. Вместе с ним текло время. Деревья вырастали, крепли, старились и умирали. Вырастали, крепли, старились, умирали. И было их столько, что для общего духа перводрева было не важна жизнь единицы. Оно ощущалось себя всеми разом.

– Зло может быть только своё, то, что ты принёс с собой.

То, что некогда было Алёнкой, вдруг поняло – перводерево не несёт зла. Так же, как и добра. Оно вообще не ведает зла или добра. Оно просто живёт. Для него нет вчера и завтра. Для него всегда есть здесь и сейчас. И в здесь и сейчас оно счастливо.

А зло и добро – удел смертных. Они несут это в себя вместе с глупыми бессмысленными мыслями. Эта истина давно известна Перводреву, и оно никогда не скрывало её. Более того, она всегда лежала здесь, приходи и бери. Но люди в своём повседневном мельтешение даже не ведают о сокровище. А если кому рассказать, так и сокровищем не посчитают.

Вот и Алёнка вдруг вспомнила, кто она такая и зачем здесь. Из глаз потекли слезы, так обидно стало. Тут загадки мироздания, а я пришла всего лишь за топливом для Чудышки…

Стоило ей вспомнить избушку, как по спокойному до сих пор Духу пошла волна. Алёнка не знала, как это назвать, из языка человечьего это слово пришло на ум первым, но оно не совсем подходило. Вернее совсем не подходило, но что делать, когда язык так груб и примитивен.

Об этом она думала позже, когда вернулась. С мокрыми от слез глазами и чем-то твёрдым, зажатым в руке. В тот же момент она вдруг чётко осознала, что эта волна ни капли не мешает покою. Наоборот, странным образом она усиливает его, облегчает, рождает.

Любовь! Алёнка знала, что это настоящая любовь. Она любила Чудышко всей душой. Не желала ей владеть, не хотела повелевать. Она просто желала избушке добра, и это добро просто должно было произойти.

А перводерево просто смотрело на это и молчало. Алёнка даже не могла сказать, что оно одобряло это чувство. Оно скорее впитало его и узнало о нем. И все.

Все это она осознала после. Со слезами на глазах и твёрдым камнем в руке девица нашла себя посреди леса без памяти. За спиной заросли, впереди просвет среди ветвей. Там я оставила избушку, поняла она. Едва эта мысль угнездилась в голове, Алёнка встала пошла.

Деревья расступились, девица увидела перед собой Чудышко. Избушка нетерпеливо переступал с ноги на ногу, в ней чуялся испуг и надежда. С крыльца сверкали огромные зелёные глазищи кота. Котофей глядел недоверчиво и настороженно.

– Все ли хорошо… – мявкнул он. – Ягична никогда так скоро не возвращалась…

Откуда-то сбоку раздался рык и звонкое повизгивания. Кика играла с Волчиком позади избы. Щенок выскочил на Алёнку и застыл, навострив уши. Потом вдруг заскулил и лёг в траву.

– Ты вернулась, – молвила кикимора с таким видом, будто не верила, что такое возможно.

Алёнка ничего не ответила. Пустота все ещё плавала в голове, отнимая возможность говорить. Слова казались грубыми и бесполезными.

– Принесла? – вытянул шею кот. Отчего-то боялся приблизиться. Алёнка молча выпрямила перед собой руку. На раскрытой ладошке лежал крохотный камушек. Нет, скорее уголёк, теперь она видела это.

– Что-о?! – глаза кота сделались ещё больше. Он шумно свалился с крыльца и тут же подскочил. – Перводерево дало тебе частицу своей первозданной жизни?!

В голосе послышалось благоговение.

– А что, разве Яга раньше приносила не то же самое? – повернулась к нему Кика.

– Яга уходила на неделю, когда возвращалась – костерила весь свет и перводерево в первую очередь. А приносила она лишь сухие хворостины. Их едва на год странствий хватает.

Кика с сомнением поглядела на Алёнку.

– А эта молчит. И вышла почти сразу, дня не минуло.

Девица глядела на них, и видела пустоту, которая простиралась между ними и до бесконечности вверх. Этой пустоты, если задуматься, гораздо больше чем вещей, нас окружающих. Она слышала их, но ощущала тишину, которая после общения с Духом древа казалась Алёнка всеобъемлющей.

Кика подошла ближе:

– Чего это у тебя?

Кикимора цапнула камушек с ладони, начала поднимать и тут же уронила. Уголёк легко покатился по траве и замер, как обычный неприметный камушек.

– Что это?! – глаза Кики округлились, как у кота.

– Что?! – мявкнул кот.

– Тяжеленный. В этом камушке древа вбухано больше чем в половине леса!

– Не может быть! Она же просто человек!

Оба повернулись к Алёнке. Та по-прежнему не произнесла и слова. Только стояла и улыбалась. Потом по лицу пробежала тень, она склонилась и легко подняла камушек.

– Чудеса! – проговорила кикимора. – Впервые такое вижу! Чтобы невесомый человек поднял весомый предмет!

– Слыхал о таком, – кот пошёл вкруг, разглядывая Алёнку. – Слыхал.

Он потёр усы.

– По всему выходит, что она сумела с прадревом договориться гораздо лучше прежней хозяйки. Древо ей дало частицу своей изначальной мощи. И не просто дало, но и подчинило. Для тебя это неподъёмный камень, для неё, что обычный камушек.

– А для избы?

– Как она скажет, так и будет, – благоговейно выдохнул кот. Кика посмотрела на Алёнку и промолчала.

Девица кивнула и двинулась к избе. Оказывается в этой жизни можно прекрасно обходиться без слов. Ей не пришлось ничего спрашивать, само все сказалось. Теперь осталось лишь…

Она подошла к избе и та медленно подогнала колени, склоняя к ней крыльцо. Зажимая в кулачке уголёк перводрева, девица ступила на крыльцо и исчезла за дверью избы. Кот и Кика переглянулись. Волчик заскулил и спрятался за кикимору.

Алёнка миновала горницу и встала у печи. В голове по-прежнему не было ни единой мысли. Все что делала, делалось само собой. Некое знание приходило из глубин… Глубин чего? Глубин духа, нашёлся в голове твёрдый ответ.

Она убрала утюг с чугуна и сняла крышку. Внутри тут же весело запрыгали язычки пламени. Огневушка-Поскакушка так и выскочила из чугуна, балансируя на краю. Алёнка осторожно протянула ей уголёк. Язычки пламени ярко вспыхнули, словно ликуя. Когда же ручки ухватили уголёк, яркое колыхание вдруг улеглось, будто втянулись внутрь. Уголёк от этого засиял алым, словно его раздували кузнечные меха. Огневушка бодро и весело, так без слов ощущала Алёнка, ступила внутрь печи и окончательно втянулась в уголёк. Камушек невесомо лёг посреди печи. Он замерцал алым, как настоящий уголёк, потом вспыхнул ослепительно и исчез.

Снаружи кот и кикимора отпрянули от избы. Окна полыхнули красным, из трубы к небу выстрелил сноп искр и огня. Изба подскочила на выпрямленных ногах, грозно зарокотала.

– Тихо! Спокойно, Чудышко! – донёсся голос Алёнки. – Это всего лишь огонёчек. Его тебе надолго хватит…

Подчиняясь её ласковому голосу, огонь унялся, алые отсветы окон притухли, изба медленно опустилась на землю. Теперь окна её светились тёплым домашним светом, из трубы шёл лёгкий белый дымок, вокруг по полянке разлилось уютное домашнее тепло и спокойствие.

На пороге показалась Алёнка.

– Котенька, Кикушка. Чего вы там встали. Идёмте чай пить.

Сказала и замолчала, словно к чему-то прислушиваясь. Глаза наполнились вселенской печалью, девица вздохнула тяжко и вернулась в избу. Кот с кикиморой переглянулись и опасливо отправились к крыльцу. Следом радостно скакал разом потерявший страх Волчик.

Глава 16 – Новая изба

После общения с перводревом Алёнка целую неделю была молчаливой и печальной. Ей все время казалось, что она потеряла что-то очень важное и необходимое. Но сколько бы она не пыталась молчать, той самой тишины, которая посетила её в путешествии к перводреву, к ней так и не пришло.

Я больше не Дух, с болью думала она. Он пришёл, помог и покинул меня. Я не могу с этим смириться!

Она не произносила эти слова вслух, но даже внутри головы они казались грубыми и всё портящими.

Через пару недель всё забылось, она снова сделалась разговорчивой улыбчивый девицей, которой было дело до печалей и радостей всех вокруг. Разве что по вечерам в тишине накатывала печаль и рвала сердце неведомой тоской.

Златые крупицы после случая с прадеревом почти покинули верхнюю чашу, осталось их всего-то с ноготок, но застряли они намертво. Казалось, просунь палочку, подтолкни хотя бы одну частичку, и все разом скатятся вниз. Но в том и дело, что чаши часов были запаяны намертво, просунуть в них не то, что палочку, волосок не представлялось возможным.

Изменения тоже проявились не сразу. Сперва Алёнка приметила, что просторнее стала изба, и печь вроде как подросла.

– То ли это мы уменьшились, то ли Чудышко раздалась, – сказала она коту. Тот лишь недоверчиво мотнул головой.

С улицы, впрочем, размеры избы не изменились. Зато перемены произошли изнутри. В очередной раз когда Алёнка устала и валилась с ног, она отворила дверь в Любую комнату и не увидела спальни с вольером, которую занимала Кика и зверята. Вместо этого перед ней явился коридор с несколькими дверями.

Алёнка закрыла дверь и поморгала. Потом отворила вновь. Коридор был на месте. Надёжный, с толстыми дубовыми стенами и прочными дверьми. На цыпочках девица ступила внутрь и осторожно приоткрыла крайнюю справа дверь. Там оказалась кладовка. Стояли ведра, метла, вдоль стен висели тряпки.

– Хм.

Уже более смело отворила дверь напротив. В нос тут же шибанул запах копчёностей и свежего хлеба. Комнату от пола до потолка занимали полки, на которых чего только не лежало. Копчёные окорока, головы сыра, колбасы и рыбы. Ровными рядами стояли запечатанные глиняные горшочки, крынки с молоком, сметаной, маслом, вареньем, мёдом и много ещё с чем. Всё свежее, прохладное.

Алёнка затворила дверь с улыбкой на устах. Давно уже желала, чтобы Любая комната расширилась. Все, что раньше было по очереди, теперь стало одновременно. Интересно, отчего это произошло именно теперь?

Размышляя, отворила следующую комнату и нашла просторный вольер для зверят. Он больше не был частью комнаты Кики, вот кикиморе радости то. Она кстати тоже была тут, возилась с Волчиком.

– Как здорово, – воскликнула Алёнка. – Теперь они в отдельной комнатке и не станут тебе мешать…

Кика улыбнулась в ответ.

– Интересно, отчего такое случилось…

– Разве ты не понимаешь? – Кика фыркнула и выпрямилась. – Сама принесла первокамень и не понимаешь?!

– Точно! Я даже не подумала… – Алёнка рассмеялась и погладила стену ладошкой. Под пальцами ощущалась настоящая каменная твердь древа.

– Я так рада, что Чудышко стало лучше.

– Ой, вечно ты думаешь о других, – Кика раздражённо поморщилась. – Лучше пойди и отвори последнюю правую дверь.

Алёнка поглядела на неё и пошла по коридору. Дверь прямо была приоткрыта, за ней виднелась все та же комнатка Кики, которую она переделала под себя. Там преобладали бурые и зелёные тона, а окошко всегда было плотно занавешено. Алёнка отворила дверь справа, да так и застыла. Перед ней была уютная комнатка с постелью, небольшим столиком и удобным, но лёгким креслицем. Постель была застелена мягкими шкурами, на кресле помимо шкур лежали подушки в ярких вышитых наволочках, сверху все накрывал клетчатый очень тёплый с виду плед.

На столе исходила паром кружка, рядом горела свеча. За прозрачным стеклом окна сверкали звёзды. Деревья не заслоняли их, и они горели ярко, как в Алёнкином детстве. Комната неуловимо напоминала ту, которую девица несла в своём сердце. Воспоминания о детстве смешивались в ней с воспоминаниями о маме.

Одновременно здесь все было удобно, добротно и даже богато. В их бедном жилье такого попросту быть не могло. Волшебство избушки каким-то неуловимым образом смешало эти две вещи выдав самую замечательную комнатку на всем свете.

– Чудышко! – воскликнула Алёнка. – Какая прекрасная комнатка! Спасибо!

В голову пришёл ответ от избы. Она благодарила за перводрево, только его сила сделала все это возможным. Алёнка счастливо рассмеялась.

– Рада помочь, Чудышко.

А потом она уселась в кресло, ощущая мягкость подушек, накрылась пледом и взяла в руки чашку.

– М-м-м, вкуснятина!

А изба тем временем неутомимо ворочал куриными лапами, унося всех, кто находился внутри, по тропам великого леса. Доброго Леса, как назвала его Алёнка, новая полноправная хозяйка волшебной избы.

***

Кощей глядел неподвижным ледяным взглядом сквозь картину на стене. Там крупным планом были изображены часы со Златыми крупицами. В верхней чаше оставалось их всего с Алёнкин мизинчик.

– Ты как никогда близок к цели, – прошелестело из тумана, который клубами набегал сзади.

– Надо сделать последний шаг, – кинул Кощей и резко отвернулся от картины. Он прошёл прямо сквозь туман, тот и не подумал расступиться. Лишь подвинулись в сторону алые губы. Кощей сёл на кресло.

– После обретения перводрева они перестали реагировать на зверей, – в голосе красавчика скользнули обиженные нотки.

– Ты же это предусмотрел…

Лицо Мары соткалось из тумана и обрело плоть. Глаза холодно блеснули.

– Я хотел этого избежать, – буркнул Кощей. – Кика показала себя полезной и…

– Весомой… – улыбнулась Мара.

– Жаль будет её потерять, но ежели нет другого выхода…

Глава 17 – Выбор кота

– И всё-таки любопытно, какая за этим всём стоит тайна, – сказала Алёнка, наливая из самовара густого травяного отвара. – Почему-то именно волк…

– Т-с-с, – кот покосился на двери в Любую комнату. – Ты уверена, что она не слышит?!

Ухватив кренделёк замысловатой формы, обмакнул его в сметану и с удовольствием осмотрел с разных сторон.

– Думаю, нет, – Алёнка прихлебнула из блюдца и зажмурилась, наслаждаясь вкусом. – Они, как с Волчиком приходят с прогулки, оба спят без задних ног.

– Волчик. Может быть в нём дело? – кот замер, раздумывая – облизать или откусить.

– Думаешь, они виделись раньше? – Алёнка придвинула горшочек и зачерпнула в нём густого пахучего мёда. – М-м-м, что за вкуснятина. Даже не знаю, как благодарить того медведя…

– Не медведя, а медведицу. Ведь ты нашла её медвежат, и потом…

Кот застыл, так и не донеся кренделёк до пасти. Глаза неподвижно уставились за спину Алёнки. Та жмурилась от удовольствия, подбирая языком капли, тянущиеся с ложки, и ничего не заметила.

Взгляд кота зацепился за картину с замком Кощея. Оттуда таращился пустыми глазницами гладкий белый череп какого-то небольшого существа.

– Кошачьи кости… – мурявкнул Котофей и передёрнул плечами. Несмотря на шерсть, вдоль спины пробежал озноб. Перевёл взгляд на Алёнку, та, наконец, решилась и сунула в рот всю ложку разом. Щеки раздуло, глаза превратились в щёлочки от удовольствия.

Динь-Динь. На пол из картины упала крохотная склянка. Она прокатилась и замерла у ножки Алёнкиного табурета. Кот медленно отложил так и не укушенный крендель и медленно спустил лапу на пол.

Череп клацнул зубами и пропал. Кот соскользнул с лавки и присел. На полу лежал крохотный бутылёк, а внутри…

– Ты чего там? – Алёнка сделала движение повернуться. Кот спешно цапнул бутылёк и спрятал за спиной. Хвост нервно дрожал, выдавая его волнение. Алёнка ничего не замечала, увлечённо погружая ложку в горшочек с мёдом.

– Это не мёд, а жидкое удовольствие…

Кот сделал шаг, чтобы очутиться у неё за спиной и глянул на трофей. Внутри белел комок пергамента. Котофей вытряхнул его на лапу и пробежал глазами. Кошачья морда вытягивалась все сильнее, он оглянулся на двери, за которыми почивала Кика.

Пуф! Он вздрогнул. Склянка рассыпалась мелкими стекляшками и истаяла прозрачным туманом. Очень похожим на туман Мары, между прочим. Кот моргнул, на его лапе вместо листка лежал невесомый пепел.

– Кот? Ты чего там?

Алёнка, наконец, заинтересовалась его прыжками.

– Я… Э-э. Уронил тут… – он вернулся на скамью и принялся тереть усы. – Слушай, Алёнушка. Я тут подумал… Помнишь, мы говорили… Я… Это…

Он покосился на дверь в Любую комнату. Оттуда не доносилось и звука.

– Давно уж я не направлял избу. А раньше Яга часто мне позволяла… А точнее даже приказывала, ведь это так скучно и нудно…

– Чего ж тут нудного, – улыбнулась девица. – Это как с Чудышкой мысленно поговорить. Люблю это делать…

– Я бы не хотел, эм, утратить навык… – кот давно бы уже покраснел, не будь таким пушистым.

– Хорошо. Направляй, – Алёнка запихала в рот ещё одну полную ложку мёда и пробубнила. – Давай какое-то место красивое. Озеро лесное, или речушку…

Кот прикрыл глаза и принялся воображать место, виденное им на истлевшем пергаменте.

* * *

Девица сидела на крыльце, куда она перебралась после плотного перекуса в горнице, и держала в руках пыхавшую паром чашку.

– Что может быть лучше? – прошептала она, отхлебнув травяного чаю, и зажмурилась на косые лучи солнца, льющиеся из ветвей. Давно уже научилась менять под себя Дремучий, вернее, Добрый лес.

– Добренькие деревца, добрые тропики, добрые зверюшечки, – то и дело говорила она. Деревья будто слышали, словно им самим нравилось не пугать, а быть красивыми.

Деревья с пышными ветвями, косо падающие лучи, капельки росы на красиво сплетённой паутинке. Тихий шелест ветра в листве подлеска и пение птах.

Алёнка поймала себя на мысли, что избушка стала для неё настоящим домом. Тем самым домом, убежищем, тайным местом, в котором ощущаешь себя так, будто ты не зря родился в этом миру, к месту пришёлся, как будто ты не лишний на земле.

Раньше такое ощущение возникало лишь в глубоком детстве, когда рядом была мама. И если задуматься, связано это ощущение было больше с мамой, нежели с местом. И вот теперь она испытала это снова.

– Чудышко… – прошептала она едва слышно в кружку. Словами то, что случилось у неё на душе, было никак не выразить. Но этого и не требовалось. Избушка понимала свою хозяйку без слов. Вроде бы ничего не поменялось – все так же мягко стелились шаги, не поменялось направление движения, но мир будто сделался чётче и теплее. Чудышко поняла её чувства и полностью их разделяла.

– Котофей Мурьяныч, ты выбрал хорошие места. Ступай сюда, погляди какая краса! – воскликнула Алёнка. Просто не могла в тот момент не поделиться с окружающими своим счастьем. Ей хотелось, чтобы к её счастью присоединилось как можно больше существ.

– Эм… Ну да… Краса…

Кот вышел на крыльцо, понуро опустив голову и прижав уши. Алёнка в это время глядела на деревца, что выстроились вдоль тропы, махали ветками, словно маленькими ручками. Они тоже чуяли их с избушкой счастье.

Котофей тихо скользнул за стол и уткнулся в чашку. Мерцали только настороженные глаза. Радостная Алёнка не заметила и не почувствовала, что с ним что-то не так.

Они сидели и пили чай, а изба топала тихонько к нужной цели. Кот поморщился и глянул в сторону двери. Кошачий череп исчез с картины, но по-прежнему скалил зубы в его памяти.

Алёнка закрыла глаза, наслаждаясь тишиной и вкусом трав из настоя. Кот сгорбился над столом и тоже прикрыл глаза.

Девица дёрнула носом и нахмурились.

– Что это?

Она открыла глаза. Лес неуловимо изменился. Округу застилал плотный туман. В воздухе разлилась влага, под когтями Чудышки захлюпало.

– Странно, – молвила девица. – Мы же просили озеро. Или речушку.

Изба замедлила шаг, словно в нерешительности.

– А вышло… – она недоговорила, словно подбирая слова. Половицы крыльца жалобно взвизгнул, рядом с Алёнкой встала кикимора.

– Болото! – закончила за неё Кика и резко глянула на кота.

Глава 18 – Какая кикимора не любит болот

– Говори, кто надоумил?!

Она протянула растопыренную руку к коту, тот сжался в комок, зажмурив глаза.

– Кика! Ты его пугаешь! – воскликнула Алёнка. Кика будто не слышала.

– Говори! Кто?!

Глаза кикиморы расширились, она отступила и уронила бессильно руку. Из её груди вырвалось с всхлипом:

– Он!

– Что случилось? – Алёнка попеременно глядела то на кикимору, то на кота. Котофей прижал уши, выглядел донельзя виноватым. Лицо Кики побледнело и застыло, будто она видела перед собою мертвеца. И не просто мертвеца, а кого-то близкого и родного.

– Мы просто немного сбились с пути, – Алёнка нутром чуяла, что все странности связаны с местом. – Чудышко, возвращайся назад. Туда, где красиво…

– Чту-у-о-о-о-о-о?! – накрыл избу голос. – Ты хочешь сказа