Читать онлайн Где Тай, где Рай… бесплатно

Пролог

Человечество становится все ненасытнее, требует все больше, новее, быстрее, но при этом в каких-то вопросах, остававшихся важнейшими на протяжении тысячелетий истории, наоборот довольствуется малым. Я говорю о детях. Два ребенка сегодня – почти верхняя планка нормы, три – уже многодетность (скажите об этом неграмотным африканцам, они же не знают), а один – вовсе даже не горе и Божья кара, а вполне себе «не хуже, чем у других». Причем часто это почти откупной от общества – «ну вот, есть же уже один, значит могу, чего вам еще надо; а теперь дайте мне заняться своим хобби и не приставайте с вашими детьми».

При этом для кого-то бездетность – боль. Поэтому как грибы появляются клиники ЭКО (которые при высокой стоимости услуг результат не гарантируют, о чем написано буквально в самой шапке контракта), выдумывают разные дорогие препараты (без гарантий, естественно), знахари снопами заготавливают волшебные травы и плетут амулеты (помогает, но обещать на сто процентов нельзя). Но люди несут и платят фантастические суммы за полусказочные эти способы, с верой в волшебное исполнение желания. На том стоит этот бизнес – за детей когда их нет, люди готовы отдать большие, даже очень большие деньги, это да… Но вот, чтобы сохранить уже имеющихся, большинство согласны будут отдать еще больше, иногда абсолютно все. Причем без сомнений, без торга, без надежды на воздаяние…

Люди вообще странноватые существа. Чтобы добиться свою потенциальную вторую половину, некоторые мужчины, да и женщины тоже, готовы свернуть горы и преодолеть невероятные препятствия. А вот получив желаемое, и, проведя положенный медовый месяц и утвердившись в устоявшейся семейной рутине, люди начинают лениться и не хотят, порой вполне осознавая, что семейная идиллия и розовая картинка с двумя улыбчивыми и сохранными старичками из истории про «долго и счастливо» стремительно летит в пропасть, все равно не могут заставить себя напрячься, чтобы спасти ситуацию. Что вы говорите? У вас не так? Извините, тогда примите мои поздравления.

Чем же родившиеся чада ценнее тех, кто еще в утробе матери или даже просто только запланирован? И что на каком жизненном этапе важнее для Человека Современного – карьера, дети, гаджеты, семья, надежный партнер, оплата счетов, распродажа, вечеринка, ремонт в доме, совещание с боссом… Что для тебя истинные ценности сегодня, человече? А?

Часть 1. Все, что "До"

Сказать красавице «нет»

Очередной мальчишник известного деятеля шоу-бизнеса Андрея Т. праздновали в закрытом клубе в еще более закрытом зале, где при свечах под живой джаз собралось человек 30 гостей. Мужчинами, несмотря на формат мероприятия, были, впрочем, не все приглашенные, что объяснимо – бизнес-интересы Т. не зависели от гендерной принадлежности хозяина бизнеса. Рядом с Глебом Вардовым, еще молодым и уже успешным тридцатипятилетним консультантом, ерзала барышня за сорок (скорее, сильно за сорок пять, но не хочется обижать пластическую хирургию и саму даму – они обе старались и хотели как лучше) с чересчур правильным греческим клювиком с модной в прошлом сезоне ахматовской горбинкой и платиновой блондинистостью. Она все старалась (когда не забывала) держать спину прямой, акцентируя тем самым свежеслепленный бюст на твердую четверочку (как заказывала!) и постоянно в течение всего вечера собирая лайки, выставляемые ее формам мужскими взглядами, против их воли соскальзывающих с упитышей-губ на ювелирный шедевр на шее (годовой бюджет любого города в Тверской области) и затем почти без задержки на шедевр пластической хирургии ниже. Дама как-то представилась, но имя было какое-то неоднозначное, Глеб не стал переспрашивать. Дама говорила… Ее прерывали только аплодисменты истинных ценителей джаза, отмечающих яркие пассажи в исполнении.

–  Простите, а это… ну… в конце стола, это правда – Он? – блондинка отважилась на первый вопрос, относящийся к реалиям этого мира и мучивший ее в течение всех салатов и горячего.

–  Он самый. И стрижка та же. И песни у него все те же, что и 15 лет назад, так что да, с уверенностью можно утверждать – абсолютно Он. – подтвердил Глеб, который нередко сталкивался и по работе и после с известными на всю страну персонажами.

«А он сильно постарел. Не знаю, какой он был лет пятнадцать назад, но, учитывая что и сегодня он постоянно себе подливал, наверное, все эти годы вряд ли были составлены из пятилеток здорового питания, утренних пробежек и медитаций на рассвете. И как их, рокерская, печень это выдерживает? Рокерская, потому что, наверное… Хотя сегодня рок «того» поколения кажется мягенькой попсой, время изменилось.»

Вечер длился. Блюда менялись. Основной концерт завершился, на сцене кто-то звучал фоном, обвиваясь платьем с высоченным (почти до талии!) разрезом вокруг стойки микрофона. Общение кроме очереди из тостов собралось по группкам сидящих рядом, потому что в полумраке и при свечах как-то естественно хотелось тихого почти интимного общения. Глебу достался усталый, едва ли пару слов за весь вечер проронивший продюсер слева и упомянутая уже блондинка справа, компенсировавшая с лихвой молчание левого соседа. Прекрасный вечер, нечего добавить к совершенству мира! Что он здесь делает? Он на работе – общение в разных его форматах это и есть его работа. А отказываться от общения по приглашению таких влиятельных, как Андрей Т. в его деле не просто глупо, а немыслимо.

Отраженный свет, при отсутствии возможности прикоснуться (а лучше – совокупиться) со звездой, манит не меньше, а иногда даже больше в силу доступности отражателя. Может поэтому на Луну запустили уже экспедиций 20, а к солнцу всего 3. Но блондинка, искривившая правую (боевую, видимо) бровь и загарпуненная зрелищем того, что Тот Самый Артист, пошатываясь, проходя мимо них остановился, чтобы пожать Глебу руку решила дотянуться до тела Звезды по имени Сцена через тело Глеба По Имени Знакомый Звезды. Горе, горе им обоим, но, к сожалению для обладательницы роскошных форм и пары нефтяных вышек (отступной от бывшего мужа) наш новый знакомый к подобным атакам был привычен. И к тому же он был по-настоящему (редкость в наши дни!) влюблен. Причем настолько искренне, что никакие другие женщины (ну, кроме, разве Эли́забет Ву́лридж Грант, более известной как Ла́на Дель Рей) не вызывали бы у него учащенного сердцебиения. Так что не было шансов у платиновой с пластикой. Он выразил сокрушительные сожаления относительно невозможности продолжения вечера в силу того, что у него назначен поздний ужин с супругой. В любое бы другое время до брака, леты бы пять назад если бы – он бы не раздумывал ни секунды, но сейчас он как пушкинская Татьяна – «увы, другому отдана и буду век ему верна». Бровь с негодованием и даже легким лязгом, как меч в ножны вернулась в прежнее небоевое состояние.

«А надо было все же попросить его спеть ту самую песню, под которую мы в школе танцевали медляки с самыми красивыми девчонками. Тем более, что он сам предложил. И что это я заскромничал…» – думал Глеб, возвращаясь пешком, благо жизнь в центре дарила такую приятную возможность просто прогуляться от клуба до дома 20 минут. Его и правда дома ждали. Ждала. Как же это приятно, когда тебя по-настоящему ждут. А ты ждешь этой встречи. Почему раньше ему не рассказали, что счастье – это именно так и это так оказывается просто…

Сто секунд светофора

Светофор был долгий. Еще на подходе он заметил трехзначную цифру на счетчике красного сигнала и замедлил шаг. В медленной ходьбе много плюсов, например можно оглянуться на рекламу в витрине, уточнить курс валют на табло бегущей строки или оглядеть стоящих на остановке и, либо сразу потерять к ним интерес, либо под вполне благовидным предлогом чуть дольше насладиться красивыми ногами и ладными ягодицами в легинсах вот той, например, девушки с довольно вульгарной и явно поддельной сумкой… э, что там… Гуччи. Узы брака святы, их никто и не собирается нарушать, но ноги и правда красивы, уж извините! Поэтому, пока он шел к перекрестку, взгляд прыгал вокруг этого магнитного центра, но непосредственно около дороги – приличия все же – сеанс закончился.

Машины мчались мимо, боясь, видимо, как в детской игре с одним недостающим стулом, оказаться тем самым, на ком вспыхнет красный и придется глупо жать на тормоз и стоять, как настоящий неудачник, в первом ряду ожидающих разрешения на продолжение движения.

90 секунд, правда долгий светофор. Подтянулась бабушка с серой сумкой на колесах. Правое немного скошено, видимо сумка не первый день используется. Хозяйка со вздохом остановилась и оперлась на нее, явно радуясь вынужденной передышке.

72 секунды. Прибежала школьница с мелким ушастым щенком. Судя по тому, как девочка с ним играла, подарили ей его не так давно и радость от появления настоящего волосатого дружка еще не была перекрыта жестокой необходимостью два-три раза в день выводить животное на редкий для центра мегаполиса газон, шурша целлофановым пакетом в кармане в готовности принять с земли-матушки и транспортировать к ближайшему мусорному баку переработанный питомцем педигрипал. Щен был породистый, по-детски глупый и смешной. Дети не могли стоять на месте и постоянно прыгали вокруг друг друга.

54 секунды. Стандартный хипстер во всем отутюженном и подвернутом по щиколотку тощей ручонкой держал золотистый айфон, едва касаясь его уголочком своего уха (жирные пятна на стекле!) и наклонив голову навстречу коммуникатору от чего между ними образовался просвет в виде треугольника. Хипстер говорил в телефон радостно и громко, но слов было не разобрать – шум транспорта надежно хранил конфиденциальность дискуссии.

А красотка с ногами и сумкой все стояла, глядя только на противоположную сторону улицы, на светофор, не обращая внимания ни на визжащую собачье-ребячью пару, ни на хипстера, ни на бабулю, ни на прочих 9 уже человек, скопившихся на берегу потока машин. Красивые ноги.

Когда остается 5 секунд, прохожие подсознательно набирают в грудь воздуха и наклоняют тела в сторону противоположной стороны улицы, как будто светофор их гипнотизирует, манит, притягивает, как ночной фонарь мотыльков. Некоторые, если машин на горизонте нет, начинают выходить на проезжую часть даже не дожидаясь зеленого. Глеб обычно делал так же, но девушка с красивыми ногами вдруг резко развернулась и за пару секунд до долгожданного зеленого пошла прочь от перекрестка, так и не перейдя улицу. Глебу показалось, что в ее глазах стояли слезы. Изящное лицо. Сжатые губы. Она прошла мимо и он автоматически кинул прощальный взгляд на удаляющуюся носительницу красоты во внешности и печали в сердце. А когда он повернулся обратно, чтобы скорее перебежать улицу (длительность «горения» зеленого светофора для пешеходов настроена на скорость бегуна-спринтера, не иначе), он ощутил, даже не услышал сначала, а именно ощутил, удар где-то рядом. А потом прямо ему в бедро прилетел, ощутимо стукнул и упал вниз прямо под ноги какой-то мохнатый ком. Не сразу Глеб узнал в окровавленном и испачканным в грязи предмете того самого щенка, который несколько секунд назад резвился с девочкой. Отвратительный скрип тормозов, короткий прощальный визг щенка и уходящий в небо ультразвуком вопль девочки – все это осозналось и восстановилось в восприятии уже потом, через время. А в тот момент… Все вокруг замерло, думаете? Именно так. Остановилось. Глеб наклонился, затем присел. Щенок еще подергивался, но в глазах жизни уже не было. И как-то совсем по-человечески стекала струйка крови из полуоткрытого рта. И уши совсем неряшливо были разбросаны вокруг головы.

Глеб протиснул руки под маленькое тельце, больно царапая тыльные стороны ладоней об асфальт, поднял щенка и прижал его к себе около солнечного сплетения. И увидел глаза девочки. Огромные. Полные ужаса. И губы с ниточками тягучей, какая только во время рыданий бывает, слюны между ними. Губы шептали «помогите». В горле застрял сухой и жесткий комок ужаса от произошедшего и невозможности изменить что-то. Щенок дернулся как-то особенно резко и затем обмяк, повис на ладонях. Девочка упала на колени и прикрыла рот ладонями. Снова включился красный свет для пешеходов. Прошло 16 секунд.

Дом – другая реальность

Глеб вошел в квартиру, тихонько открыв дверь. Мария сидела на кухне под уютным абажуром, читала. В квартире были и мягкие кресла, но почему-то именно на кухне в этой квартире было особенно уютно сидеть и читать. И разговаривать тоже.

– Привет. – сказал, как точку поставил.

Разделся, сразу прошел в ванну – хоть он и потратил почти всю упаковку влажных салфеток, но кровь собачки осталась и под ногтями, и на рубашке.

– Ты завел любовницу и боишься, что я тебя раскушу по запаху незнакомой тетки? – интонации, с которой Мария произнесла это, значили, что она соскучилась. Она месяц, как ушла в декрет и сидеть дома только в первое время было весело и «отдыхательно», потом нагрянули бытовые дела, а затем и скука. Поэтому появление Глеба в доме (или каких-то других симпатичных людей) ее радовали.

– Рановато ты начал устраивать себе альтернативную сексуальную жизнь, я еще вполне могу пригодиться тебе, как колобок из той сказки. В прямом и переносном смысле (последнюю фразу она произнесла как бы себе под нос, но ее было хорошо слышно).

Мария подошла к ванной, которая по жестокости архитектора, находилась в метре от входной двери, и, увидев Глеба, изменилась в лице:

– Что случилось? С тобой – что?

– Нет, я в порядке. Не волнуйся. Собачку просто сбили на переходе. С девочкой. В смысле она была с девочкой. Он… Щенок. В общем, я ее отнес им. Ну и девчонку успокаивал. Там водитель не виноват, песик сам выскочил. В общем глупо как-то все. Жаль их… И дома там тоже – такое было…

Потом помолчал, сел на край ванны. Тяжело стал стаскивать рубаху куда-то за спину, не глядя на нее.

– Устал за сегодня. Тяжело день дался. И конец уж совсем добил…

Они помолчали. Потом Мария подошла, бережно пройдя дверной проем боком, чтобы не задеть наметившийся животик о косяк, помогла стащить рубашку.

– Может новость о любовнице была бы и более гуманной сегодня. Ладно, все для чего-то бывает нужно. Прими душ. Ты у меня молодец. Всегда кого-то спасаешь.

– В том-то и дело, что не спас я никого. Просто щенок от удара в меня отлетел, я бы сам может и не подошел бы, – помолчал. – Как там девчонка эта, не приведи Господи. Бедная, родители вроде нормальные люди у нее, отпоят успокоительным, но вообще страшно, конечно… 12 лет ей, 14 дней назад, 2 недели ровно песика ей подарили. Ужас… Я помоюсь.

– Ты все-равно у меня молодец. Я уху приготовила, будешь?

– Буду. Сейчас приду.

Три года общей истории на одной странице

Глеб и Мария – странная пара, из разных в общем-то миров люди. Но как-то жизнь определила им быть вместе. Случайно. Вдруг. Хотя бывает разве у высших сли что-то незапланированное…

Это случилось 4 года назад, она была на симпозиуме, он спикер конференции, все происходло в Сочи в одно время, совпали события. Познакомили общие знакомые, сидели рядом за столом, разговор увлек, но отношения не продолжились – компании разделились и потом как-то не вышло обменяться телефонами, да классический сценарий южных командировочных страстных отношений в этот раз не сработал. Они потерялись, хотя след в сердцах друг друга остался, и вот месяцев через 11 случайно (кто тут верит в случайности?) снова встретились, уже в Москве. Тут уже Глеб ее не упустил. Жить вместе стали довольно быстро, уже через месяц. Потом два с половиной года коктейля из бурной страсти, защиты ее диссертации, знакомствами со знакомыми и перемешиванием их кругов общения, поездками, выступлениями, периодическими «сомнениями» («а Она ли это на самом деле?») борьбы с капающими кранами, совместного приготовления креветок и блинов, ссор, страхов, надежд, улыбок, слёз, и счастливого ожидания и веру в то, что все будет… И как-то постепенно и незаметно все стало устраиваться. Расписались, медовый месяц длился 23 дня, вымокли и продрогли на сплаве на Алтае (Глеб был проклят многократно – это его смелая идея была отпраздновать брак «не как все»), пришлось как-то смягчать, в итоге 5 дней в самую жару летом в Египте. Но это все не важно, главное – вместе, главное, что хорошо! Оба за время выращивания их отношений получили предложения о новой работе и оба их приняли. Марии вообще повезло – через дорогу всего перейти, семь минут от квартиры до входа в суперклинику (я говорил, что она доктор?). Планов было множество, но в график войти удалось чуть больше, чем на полгода.

А осенью случилась неожиданная, но обоими долгожданная беременность. Не то, чтобы долго и безуспешно пытались вызвать это состояние, но и не форсировали, думали дать себе время покататься по миру и пожить молодыми эгоистами. Кстати, это чуть не вышло боком – чуть не разбежались несколько раз по-настоящему. Но чудо или провидение все же сохранили их вместе. И вот он прекрасный результат – их небольшая уютная квартира рядом с парком в центре, в котором так мило можно устроиться (и устраивались!) летом на пледике с вином, вдруг из обидели для пары влюбленных стала стремительно превращаться в прототип семейного гнезда, ожидающего вылупления птенцов из яиц, потом разбитой скорлупы, а затем, судя по результатам анализа тематических постов и обсуждений «беременных» в соцсетях, разбитым там станет почти все. Но их это не пугало. Хотя Глеб и ворчал на возникший в гостиной черно-коричневый комод для детских вещей (можно и в шкафу было пару коробок поставить для слюнявчиков и памперсов – зачем портить интерьер этим гробом!), но при этом сам покупал при каждом удобном случае новые ползунки (хватит покупать все для возраста 0-6! он еще не будет заниматься скалолазанием и столько штанов ему не сносить – дети растууут!) Жизнь и правда была прекрасна…

–  Уху буду. Сейчас выйду, расскажу тебе кое-что.

–  Заинтриговал! – хохотнула Мария и пошла на кухню убирать свои книги и выставлять тарелки.

Такая вот оказия

Говорят, что самые сложные и опасные месяцы в беременности первые и последние три, а середина относительно беспроблемна и безопасна. Некоторые медики (главное, чтобы не «британские ученые») даже рекомендуют в этот период отправить в «легкий необременительный вояж», отчего же не побаловать деточку новыми впечатлениями мамы! Такой «некоторый» доктор как раз делал УЗИ Марии, после чего она радостно принесла домой очередной черно-овальный снимок растущего в животике наследника (будет мальчик! уже точно!) И они весело пошутили тогда, что с третьего по шестой месяц нужно тряхнуть стариной и отправиться в вояж через всю Америку от Аляски до Огненной Земли – устроить себе эдакий «отвальный» мальчишник-прощание с неродительской формой существования. Пошутили и забыли, как водится. Но, как нередко случается в жизни, раз высказанное начинает жить параллельно и в положенный час становится реальностью.

Так получилось, что утром этого дня шеф Глеба сообщил ему, что придется заменить его на одной важной конференции в Бангкоке. В качестве компенсации за срочность и необходимость сдвигать свой рабочий график Глеб выпросил еще одну неделю «на восстановление утраченного душевного спокойствия».

–  Ты что, один его восстанавливать хочешь?

Море, фрукты, тайский массаж, а тут слякоть, яблоки без витаминов, жена беременная, понимаю…

–  Да нет, я как раз хочу ее с собой взять. Отработаю за вас на конференции, принесу пользу компании, а потом море, фрукты, массаж, но только с ней. И ребенку, говорят, полезны новые впечатления на этом сроке.

–  Ну, я не против, валяй… Отдохнете, вернетесь, а потом ты работать с утроенной интенсивностью, а она – рожать… Все справедливо.

Примерно так Глеб и предал свой разговор с шефом Маше.

– Такая вот оказия, Маш. Может и правда полетим? Как раз у тебя срок безопасный, то, что надо. Метнемся к морю, малыша в море искупаем?

А то, когда потом выберемся, года на три точно засядем in the Capital of USSR. А?

– Ммм… Хочется, понятно. Но все же боязно мне как-то. Я, с одной стороны, вроде и не ощущаю особо свою беременность, ни токсикоза, ни живота особого, а все же страшновато – мало ли что, взлеты посадки… Давай я с доктором поговорю еще, а потом решим.

– Конечно, давай. Хочешь, вместе сходим, подброшу тебя туда-обратно заодно. Только не затягивай, чтоб билеты взять успеть, если решимся.

Через 14 дней такси остановилось у стеклянных дверей Терминала В аэропорта Шереметьево. За 2 часа 14 минут до вылета в Бангкок аэробуса Boeing F-320.

– Быстро собрались, быстро доехали, теперь быстро полетим.

– Лучше пусть мы полетим по расписанию, тут спешка уже ни к чему. Мы же не хотим приключений? – и погладил ее по животу.

Мария в ответ улыбнулась, но как-то одними губами, а в глазах волнение и сомнение. Он увидел это, но, набрав в грудь воздуха, ничего не сказал. Просто приступ предполетной паранойи, бывает. В предчувствия и прочую оккультность он не очень верил.

Помолчали.

– По кофе? В «наше»?

Каждый раз, когда они вылетали из Шереметьево, а это бывало за время их «вместе», они оказывались в одном и том же кафе. Сначала случайно, потом специально заходили. Это стало их традицией, обрядом, гарантирующим хорошую поездку (между собой они называли это «эль традисьён»), таким же неотрывным и обязательным, как и прохождение таможни и погранконтроля. Протиснулись через замысловатый лабиринт, составленный группой китайцев из бесконечного числа тюков и чемоданов. Эскалатор на второй этаж не работал, поднялись пешком. Вход в кафе оказался завешан баннером с потертой и слегка скосившейся надписью «Ремонт». Кофе отменяется.

– Ну и ладно, все-равно тебе кофе нельзя, а я не очень-то и хотел, – попытался бодро и с улыбкой сказать он, но вышло неестественно и слегка поспешно. Поэтому он откашлялся и добавил – Гады, могли бы и оперативнее благоустраивать. Нашли время.

Глеб хотел пропустить Машу сесть на среднее из трех кресел их, но она попросила Глеба протиснуться в середину между толстопузым усатым англичанином (американцем? канадцем? австралийцем?) с легким выхлопом достойного алкоголя, а сама села с краю (мне все-равно в туалет бегать весь рейс). Англоговорящему счастливцу выпало романтическое местечко у иллюминатора с возможностью наблюдать звезды и манящие огни загадочных городов далеких стран на протяжении всего полета, но как только он с трудом обвил ремень безопасности вокруг своего немалого пуза, стало понятно, что он не собирается воспользоваться этим преимуществом – достав из внутреннего кармана пиджака маску для сна, он тут же водрузил ее на лицо и откинул голову на подголовник. С маски глядели немигающие глаза совы. Только бы не храпел, а то не даст поспать, подумал Глеб. А если будет храпеть, смог бы пихнуть его локтем или нет? – пронеслась мысль вдогонку и растворилась в начавшемся инструктаже по технике безопасности в исполнении стюардесс.

Часть 2. Только этот день

Бессонница по Гиппократу

Большие самолеты взлетают уверенно и незаметно для пассажиров. И каждый раз не верится, что такой большой машине это удалось. Хотя как машина самолет не воспринимается, скорее, как дом. Но летающий дом это еще страннее и, если честно, еще страшнее. Вот поэтому от таких мыслей Духи Самолета и стараются отвлечь тележками с ланчбоксами, очередями в туалеты и любопытством к соседям. А уж то, что в каждом самолете хватает странных, скучных, тиражных, доступных, неприступных и харизматических типов – это давно известно. Кстати, забавнее всего их разглядывать прогуливаясь по дорожке вдоль рядов кресел, никто особенно не интересуется, зачем вы идете – мало ли, много чего может быть нужно пассажиру в конце салона.

Взлетели, набрали высоту. Пузатый с глазами совы на лице не храпел, хоть рот был полуоткрыт, может все еще предстоит. Мария положила голову на плечо мужа. Глеб на планшете повторял свой (шефский) доклад. И тут вместо предложения прессы, напитков, позднего ужина, наконец, по интеркому объявили, что срочно требуется доктор. Знаете, как это бывает – все сразу затихают и начинают, как в игре Мафия, гадать – кто же сейчас встанет. И обычно (по крайней мере в кино именно так всегда бывает) встает некто уже в возрасте, в костюме, профессорского вида, берет чемоданчик, который как будто только этого и ждал, и всегда был наготове, и идёт Спасать Жизнь. Но в жизни такой Айболит заготовлен не всегда и его роль приходится исполнять менее похожим на вышеописанное людям. Например беременным женам командировочных консультантов. Однако и этого не проихошло. Поэтому Глеб с удивлением прислушивался к дыханию супруги на своем плече, которая а) не спала, б) точно была доктором, в) давала клятву Гиппократа, г) любила пациентов, д) прекрасно знала английский, если поплохело иностранцу, но при этом бровью не повела, услышав о том, что требуется медик.

– Маш! – шепотом позвал он на случай, если та вдруг все же уснула.

– Ну чего, «Маш». Когда в самолете зовут доктора, чаще всего нужен терапевт, кардиохирург или акушер. Акушер мне и самой – тьфу три раза – не дай Бог потребуется, тут я не помощник. Да и в остальных вопросах тоже вряд ли, я же мозгом занимаюсь, без оборудования я бесполезна. Так что просто жду, чтобы отозвался более нужный специалист. Наверняка есть такой. Ну а уж если нет…

«Если нет» случилось минуты через три. После первого объявления последовало второе, а еще через три минуты третье. «Не торопятся отдыхать медики», – проворчала Маша, выковыривая себя из кресла, встав, жестом подозвала стюарта с озабоченным взглядом спросила: «Who feels bad? Bring me to him» Тот сглотнул нервно и пробормотал: «Да, щас отведу. Спасибо вам, а то мы сбились уже – как назло ни одного медика. Вы медик?» Маша только взглянула на него, как она умеет иногда, и это прибавило парню роста сантиметров пять сразу. Он заторопился вперед, а Маша проследовала за ним.

С этого момента и до конца рейса Глеб видел Марию лишь изредка, большую часть времени полета она провела в соседнем секторе салона. Оттуда раздавались сдавленные крики, возгласы на каком-то из азиатских языков, в ту сторону пробегали галопом парами и поодиночке стюардессы, потом в обратном направлении и снова туда, но уже нагруженные то одеялами, то льдом, то еще чем-то. Пассажиры сначала любопытствовали, но время шло, крики становились все тише и, наконец, исчезли совсем, и интерес к медицинскому случаю в салоне угас. Потом принесли ужин, и новостная повестка вообще поменялась. В ожидании жены, Глеб прикрыл глаза и стал перебирать тезисы своего выступления.

Тезисы закончились, жены все не было. Он медленно обернулся, затем привстал в кресле, высматривая, не видно ли Марию через проход. И тут она появилась. Лицо ее было бледным, серьезным и каким-то отстраненным. На лбу покачивались, но пока не стекали несколько больших капель крови. Что за черт! Он хотел вскочить, подбежать к ней, но его держал ремень, а он все не мог его отстегнуть. А Мария медленно шла по проходу, и что-то прижимала к животу. Что она несет? Вокруг ее рук синяя кофта была темнее. Это не тень, это что-то протекает! Ее кофта влажная! В чем она! Это была кровь. Мария все приближалась, и когда до ее осталось всего пара кресел Глеб с ужасом увидел, как из того, что она держала медленно отделилась и безвольно повисла лапа щенка. И по ней медленно кралась капля. Мария стала тянуться к Глебу свободной рукой, продолжая удерживать маленького песика второй. Как он похож на Того, со светофора, которого у него на глазах сбили – пронеслось в голове и мысль тут же скрылась под накатывающей и тяжелой волной ужаса. Маша почти коснулась его плеча, а отклоняться дальше уже было некуда – он уперся в стену. Нееет!

– Excuse me, mister. – За плечо его крепко взял упитанный сосед, который пальцем второй руки оттягивал маску, приподняв подбородок, потому что к его груди со всей силы прижимался Глеб. – It might be a bad dream? I’d recomend you to order a bit whiskey, usually it helps during long distant flights.

Сон! Слава Богу, все это просто приснилось. Глеб извинился перед соседом, объяснил, что и правда увидел ужас что, тот понимающе кивнул, поерзал в кресле, казалось, тут же продолжил спать в своей совиной немигающей маске.

По проходу шла Мария со стюардессой. Они о чем-то шептались, склонив головы друг к другу. Маша выглядела усталой, но довольной, а стюардесса все пыталась придержать машину руку – самолет как раз стало пошатывать в легкой турбулентности.

– Спасибо вам еще раз, Мария. Без вас – ну не знаю, что бы было. Вы нас спасли просто, чудо какое-то, что вы на борту оказались. Спасибо! Мы ваши должники!

– Да, перестаньте вы, все хорошо. Главное – смогли помочь. Надеюсь, теперь все будет хорошо.

Маша села и сразу по-детски сложила руки под щекой, уткнувшись в плечо Глеба.

– Ой, как же я хочу спать… Всю ночь бегала к этому уголечку… в смысле температура высокая у малыша, да еще пришлось бороться с его тупой мамашей. Ну правда, сложная коммуникация, а не сам случай.

– А что там было? Кого спасла моя мать Тереза?

– Я не мать Тереза. – Маша зевнула. – Там вьетнамская диаспора едет всем аулом из Германии к себе (почему, кстати, не напрямую в Ханой, а через Бангкок?), и у одной подруги ребенок приболел. Она его кутает, кутает, а у того температура все растет и растет. Я посмотрела – ничего там страшного, просто не нужно заворачивать, наоборот раскрыть надо и льдом протереть, пока не долетим до лекарств и госпиталя – на этом вполне дотянем. А я только отвернусь (зевок), эта балда его снова в циновку завернула, а на меня смотрит, как в 72-м вьетконговец на посланца дяди Сэма где-нибудь под Хоэ. И не объяснишь ей никак – она ни на каком из знакомых нам языков не говорит. И рисунков даже не понимает – я пыталась там на салфетках рисовать, но это ее, кажется, еще больше напугало… Но (протяжный зевок) сбили мы все же температуру. До Бангкока должны дотянуть. Какие же мы бабы дуры бываем, прости Господи… Глеб, я посплю, ладно?

Глеб нежно обнял и поцеловал ее в макушку. А Маша уже спала. Пусть поспит, ей еще как раз полчаса осталось – командир корабля объявил, что самолет начал заходить на посадку. Вскоре стюардессы забегали в проходах, расталкивая заспанных пассажиров. Прекратить хождение по туалетам, кто не успел – на место и терпеть, тела пристегнуть, спинки выпрямить. Самолет заходил на посадку и только кресло Маши не было выпрямлено. Проходившая мимо стюардесса было потянулась к ней, а потом, узнав Кто в нем Сидит, отдернула руку, бросила с улыбкой взгляд на Глеба и прошептала: «Ну ничего, ничего, так можно» и прошла дальше, электрическим взглядом и своим приближением поднимая все остальные спинки кресел, как шерсть при поднесении наэлектризованной эбонитовой палочки. Глеб ощутил прилив гордости от того, с Какой Женщиной он летит.

Самолет сел в аэропорту Бангкока на 14 минут раньше расписания. Какой все же молодец капитан.

Глеб начал будить Марию только когда схлынули потоки вьетнамцев с тюками и других туристов. Мимо процокала та самая мамаша с ребенком, которого спасала Русская Женщина – Мария. Ребенок был закутан во что-то с виду очень теплое, только личико угадывалось в тени ткани. Какие же вы бабы дуры бываете, мысленно согласился Глеб с Машей, глядя на вьетнамку. Хорошо бы она сразу в больничку наведалась, а то загубит же маленького. Хорошо еще Маша не видит, а то коршуном бы бросилась и навредила бы матери, не пришлось бы родительских прав лишать – не опознали бы по останкам. Однако, пора вставать. В салоне осталась лишь трое – они с Машей и толстый англофон у окошка в очках с совушкой-совой. Как Моргунов, Никулин и Вицин. «Маш, подъем… Море и ананасы ждут!»

Маша медленно, но сразу очень широко открыла глаза. «Привет, (улыбка) мы приехали?» «Да, приехали, пора собираться и отпускать на волю нашего филина (Глеб кивнул на соседа)». Маша перегнулась через Глеба, взглянула на него и прыснула в кулак – «смешная маска у пассажира, хочу такую же».

В конце салона их встречал, выстроившись, весь экипаж самолета. Капитан, знакомая стюардесса и та, которая не стала Машу будить.

– Позвольте, на минуточку. Знаете, вы нам так! Спасибо огромное. Не знаю, как вас и отблагодарить. Можно мы от себя хоть вот… – главная стюардесса замешкалась и взглядом передала слово капитану.

– От всей души, от нас… Не знаю, можно ли вам сейчас, но, наверное, полбокала не повредит… Не знаю… Уверен, в общем… От всего сердца… Прям, не знаю, как и благодарить… Просите что хотите, как говорится… Ну, если что, то муж выпьет. – и протянул бутылку вина.

Маша взглядом приказала Глебу – бери. А потом склонив голову, игриво улыбнулась и вкрадчиво, так, как сказительница в сказочной передаче из далекого детства, произнесла с оканьем:

– Что ж, вОзьмем. Муж-тО ОнО и понятнО дело, выпьет, дело хорошее, коль от чистого сердца. Однако ж вот чё. И вам спасибо.

– Да нам-то за что – засуетился экипаж – это вам…

А Маша спокойно, без всякого уже оканья:

– Как за что. Есть за что. За групповую фотографию в кабине, которую вы сейчас будете делать и меня за штурвал посадите. Всегда мечтала…

Такси и дети

Глеб неплохо относился к детям и в его планах в графе «когда-нибудь» они присутствовали. Но до недавнего времени это все откладывалось на «более благоприятное» и более обеспеченное время. Как и многим миллионам «благоразумным планировщикам» и знатокам «как правильно строить семью» Глебу такой план представлялся логичным – сначала обеспечить надежный приток денег, квартиру с отдельной детской, дом, чтобы вывозить дитя на природу подышать воздухом без пробочной гари, да и самим еще хотелось побывать во многих местах, куда с младенцем не добраться. Эгоизм нередко прикрывается логикой и мудрствованиями «во имя благоразумия». Но на то и есть свыше Бог, чтобы все устроить не по нашим желаниям, а по Им задуманному, то есть для нас же и лучшему варианту. Именно поэтому после нескольких лет аккуратности в известной сфере интимных отношений, в один прекрасный день Марии что-то показалось, после чего мужчина очень быстро, даже не побрившись побежал в аптеку, и все три купленные им для точности проверки прибора выдали значок «бурундук» и дальше оставалось только смириться и начать готовиться к новому этапу жизни. Вот так и появилось в их жизни шестимесячное пузо.

Что чувствовал Глеб, разглядывая загадочную и странную распечатку УЗИ, пытаясь разглядеть и идентифицировать, что это замутнение – ручка, а та белесость – яички («настоящий мужик будет, папаша!»). Чувствовал он тревогу. Не страх, среди его знакомых почти у всех уже были дети и ужаса это не вызывало, но вот тревога – да, была. Потому что этот человек, даже еще не родившись, уже начал вторгаться в их налаженную жизнь и перестраивать ее. Мария изменилась, все чаще ее взгляд был направлен как бы внутрь – она прислушивалась к новым ощущениям и сигналам. Случайные прикосновения и поглаживания, которыми она, часто походя одаривала Глеба, теперь чаще доставались ее собственному животику. Ревность? Скорее непривычность. Всегда непривычно и оттого неуютно, когда привычное меняется. Нестабильность! Было – и стало по-другому, мало кому понравится. Страшно подумать, какой дискомфорт испытывали динозавры после падения Большого метеорита. Но, конечно же не только серые чувства подмешивались в жизнеощущение Глеба, постепенно и он проникался ожиданим и радостью, которой все больше наливалась его супруга. Наверное, будет хорошо, в конце концов сразу сын, с сыновьями, говорят легче. Да и будет потом с кем на лосося сходить, когда подрастет. Рановато, конечно, можно было бы еще годика три погулять, но уж как сложилось.

Будучи человеком, который любит планировать и готовиться ко всему заранее, Глеб на несколько дней засел за изучение темы и вскоре он уже ориентировался не только в самом процессе на уровне студента-медика 6-го курса, но мог бы вполне компетентно сделать доклад по курсам будущих родителей, рейтингу роддомов, а также сравнению плюсов и минусов нескольких методик принятия родов. Помимо собственных изысканий он общался с несколькими медиками, и наиболее авторитетные (для него) подтвердили прочитанное где-то, что во втором триместре крайне показано отправиться куда-нибудь в неутомительную поездку, что послужит на пользу и ребенку, и его мамочке. Солнце и море – идеальная альтернатива снегу, грязи, выхлопам бесконечного потока автомобилей и броуновскому окружению нескольких миллионов соседей по мегаполису. Вот почему предложение шефа поучаствовать в выставке показалось Глебу знаком свыше. А убеждать Марию и не пришлось (почти). И для ребенка польза, и для работы плюс в карму, и возможность оказаться вдвоем в любимых морях Тайланда, завершая «дородительский» период жизни, это тоже замечательная перспектива! Хорошо, когда кто-то там наверху любит тебя и периодически одаривает такими прекрасными подарками!

На торпедо под лобовым стеклом у таксиста была прикреплена статуэтка Будды, табличка с инструкцией (возможно, тарифы на такси – вещь загадочная и для иностранцев недоступная даже если знать местный язык – часть символов была затерта, возможно, еще во времена молодости нынешнего короля государства). Еще там была фотография водителя с тремя детьми и женщиной, чуть крупнее детей. Судя по разнице в росте потомства, водитель корректировал демографию своей страны с периодичностью равной одному витку Земли вокруг Солнца. Вежливый вопрос, произнесенный громко, как обычно обращаются к плохо понимающим русский иностранцем (как будто громкость улучшает понимание языка) – «your children» – вызвал у водителя, и без того постоянно улыбающегося, серию быстрых кивков, сопровождавшихся увеличением улыбки в два раза (хотя это уже казалось невозможно), пространное объяснение со складыванием пальцев, прикладыванием обеих рук (держи руль!!!) к груди и еще целую коллекцию непривычных в нашей культурной традиции пассов и телодвижений. Понять что-то было непросто, но главное, что он смог донести, что детей у него трое (жесткие короткие тычки в лицо каждого на фотографии), он их очень любит (виртуальный шлепок по невидимой попе), но жрут они много и постоянно голодные (рука всовывает в рот невидимый бутерброд), но сияющая луноликая супруга все никак не может остановиться и продолжает рожать (на лице – скорбь всего еврейского народа в исполнении представителя тайского народа). «Но ты скоро все это сам поймешь» – так можно было расшифровать кивок назад в сторону глядящей по сторонам на заднем сидении Марии, которая не прислушивалась к откровениям водителя.

– Вот видишь, Маша, человек говорит, что дети это сложно. Не исключено что их появление становится причиной освоения дополнительной специальности, например водитель такси.

Маша, будто не слыша остроумий Глеба восхищенно качала головой:

– Слушай, как же тут круто, ты посмотри! Это же настоящая летняя райская красота! Ты только взгляни!

А Глеб смотрел в это время не на проплывающие за окном пейзажи и события, он смотрел на нее, на свою жену, поражаясь (очередной раз) ее чуткости, восприимчивости и непохожести на всех других известных ему женщин. Восхищалась простыми вещами, которые доступны любому, но лишь она возводила их в ранг произведения искусства и ценности, лишь она признавала за ними величайшую важность и неповторимость. Кто, кто научил тебя ТАК воспринимать мир, поделись, научи! Но она не может научить, потому что для нее это не навык, а естественное состояние. Она просто так живет… А он хотел про детей поговорить, про проблемы и сложности. Вот же разница миров – пропасть!

– Прости, ты говорил про такси? Хочешь попробовать? – очнулась Маша – Ну попробуй, правда тебе надоест быстро, но, если хочешь нового опыта – окей. Только… ты про здесь или дома? – помолчала, заглянула в лицо – Или ты так, на жалость давил?

Вот скажите, что делать мужчине после такого вопроса – признаться честно, что давил на жалость, или настаивать на том, что правда хотел попробовать поработать таксистом, получить новый опыт, например, смирения… У каждого свой выбор, Глеба спасло от выбора то, что машина остановилась и пришло время выходить. Но так везет не часто и не всем…

Отель

– Как хорошо! – Мария присела на край широкой двух (трех!) спальной кровати и, опираясь на руки, стала медленно откидываться на спину, наконец, легла и раскинуларуки в стороны. – Просто замечательно!

После непростого перелета и почти часового путешествия с радушным, но очень говорливым таксистом по постепенно раскаляющемуся городу оказаться в просторной комнате отеля, охлажденного до температуры верхней камеры холодильника, очень даже подарочно.

– Какие у нас планы на ближайшую жизнь?

– У меня встречи, потом прием, на который мы идем. Как ты себя чувствуешь? Хочешь, пока меня нет, прогуляться куда-нибудь?

– Нет, я полежу, что-то утомилась. Вон, посмотрю местные блокбастеры или почитаю. А скорее всего просто поваляюсь или посплю.

– С тобой точно все нормально?

– Не переживай. Если буду рожать обязательно предупрежу заранее (так себе шуточка). Просто устала от перелета. Я же как никак за двоих и летела и не спала, так что поваляюсь. Иди работай, порази своих иностранных коллег и партнеров. Красивым тайкам и залетным иностранкам сразу рассказывай о том, что у тебя любимая жена, которая беременна, при этом рядом и непримиримо изобретательна в ревнивой мести. Можешь показать мою фотографию – я тебе там специально закачала папочку наиболее удачных (скривила демоническое лицо), только сам не напугайся. Ну и не задерживайся, а то заскучаю и пойду искать приключения.

Глеб одел свой «респектабельный летний костюм», побросал что-то в синюю наплечную сумку, которую она считала нелепой и неподходящей к бизнес-виду, но он всегда широко улыбался в ответ на ее замечания и отвечал «но она такая удобная, и к тому же это подарок моей любимой жены». Она и правда имела неосторожность подарить ему эту сумку на день рождения пару лет назад и с тех пор он с ней не расставался. Потом Глеб нежно обнял ее на прощанье. Ушел.

Оставшись одна, Мария медленно перекатилась на бок, потом подтянула ноги к груди, медленно отталкиваясь руками села и перевела дыхание. Что-то было не так. Тяжело как-то. Бессонная ночь все-таки сказывалась. Она медленно, как в задумчивом туманном сне прошла в ванну. Едва уловимо пахло чем-то приятным. О, Боже, какие усталые глаза смотрели на нее из зеркала. Густые черные волосы убраны в две упругие толстые косы, может это именно волосы отбрасывают серые тени на скулы…

Мария погладила низ живота. Тянет немного. Набегалась, дура. Наспасалась азиатских младенцев, тоже мне. Ничего, полежу и пройдет. Просто нужно отдохнуть и впредь не дергаться больше.

Восточный этикет

Презентация заняла у Глеба 42 минуты и явно удалась.

Глебу в какой-то момент представилось, что он футболист какой-то сборной и сейчас он пожимает руки членам команды соперников – группа азиатов, приехавших на презентацию, была, кажется, не менее многочисленна. К нему подходили, что-то говорили то с чудовищным акцентом, когда ничего не разобрать, а кто-то почище самих англичан, будь они неладны, выражали удовлетворение, надежду, удовольствие, желали прекрасного отдыха и радовались счастью присутствовать, восхищались презентацией… Надо позвонить шефу и сообщить, что первый этап пройден, теперь остается еще несколько встреч на выставке и все – можно выключать телефон и расслабляться.

Подали шампанское. Большой Азиатский Босс набрал в грудь воздуха и наклонил голову (странная т-образная лысина у него), чтобы произнести Самые Важные Слова. Именно в этот момент в нагрудном кармане Глеб ощутил беззвучную вибрацию. Как не вовремя. А Босс уже превратил первую порцию воздуха в начальную фразу: «My dear Russian friend Gleb…» В другое время эти, пусть даже протокольные и во многом дежурные фразы, если отсеять приемную торжественность, были бы приятны Глебу. Ведь они – лишь другая формулировка успешности выполненного задания. То есть хорошая оценка. Но сейчас, когда он чувствовал щекочущее жужжание смартфона в кармане ему было очень тревожно и неуютно. «Скорее заканчивай, друг, давай же уже выпьем за что бы ты там не говорил сейчас. Давай же, ну!»

Бизнес протокол – серьезная вещь. Особенно на востоке. Не зря выражение «китайские церемонии» появилось в русском языке, наши предки давно подметили, что для восточных людей крайне важна форма, в которую облекаются простые, казалось бы, действия. Форма важнее сути! Иногда это любопытно, приятно, а иногда мучительно и тяжело. Но – это данность, которую необходимо знать учитывать. Поэтому последние дни до поездки он внимательно пролистывал книжки по бизнес-этикету и особенностям работы с восточными партнерами. И это помогло. Значимых мелочей оказалось немало, и каждая из них могла поставить под угрозу исход переговоров. Подорваться на этом «минном поле межкультурной коммуникации» можно было на каждом шагу и все перечеркнуть навсегда. Например, не с того человека начал приветствие делегации. Сразу, без «разговоров ни о чем» (small talks) перейти к обсуждению деловых вопросов. Или, наконец, не так взять и не достаточно долго и почтительно подержать поданную тебе визитку, а еще хуже – тут же засунуть ее небрежно в портфель (еще варианты: помять, поставить на нее чашку с кофе, почистить ею межзубное пространство) – все это может решить судьбу зарождающегося многообещающего сотрудничества и обнулить все усилия. Восток – традиционное место, и по этим правилам нужно играть «высокие белым братьям», если они хотят работать на этом поле.

На глаза попались висящие на стене часы. В России сейчас 6 утра, вряд ли звонят оттуда. А это значит… МАРИЯ! Что-то случилось? Когда они расставались, она была какая-то вялая и дело тут не только в усталости. Что-то случилось. Может ей плохо. Глеб с широкой улыбкой и стиснутыми в побелевшую полоску губами смотрел на Большого Босса и проговаривал про себя: «пожалуйста заткнись! пожалуйста заткнись! просто закончи уже!!!» «And I hope, that this epic presentation is just a first step in long and fruitful success story. Na zdorovie! Cheers! » – наконец поднял бокал Босс и все бросились скрещивать с ним свои мечи-бокалы. Глеб тоже чокнулся, поклонился и сделал шаг назад, одновременно запуская руку в карман за телефоном. Вибрация прекратилась. Вокруг отовсюду тянулись бокалами новые партнеры, чокались, похлопывали по спине и плечу. Доставать телефон пришлось левой рукой из левого же внутреннего кармана (правая была занята бокалом, влажным от сконденсированных капель). Приходилось кивать в ответ, улыбаться, соглашаться: «I’m happy too, thanks!» А в голове сверлила мысль, что нужно перезвонить, нужно скорее перезвонить. И он понемногу пятился назад, пока теснящая его толпа новых партнеров, желающих лично засвидетельствовать свою радость от встречи и знакомства, не прижала его к фонтану, в котором плавали огромные красные рыбы. Наконец, указательным и средним пальцем получилось подцепить телефон и начать его извлекать из кармана. Ура, удалось. Глеб, продолжая благодарить стал аккуратно перекладывать бокал в левую, а телефон в правую руку, чтобы набрать номер. В этот момент кто-то коснулся сзади его левого плеча. Медленно обернувшись, Глеб увидел, что это Большой Босс. С ослепительной улыбкой он тянулся к нему своим бокалом. Глеб протянул свой в ответ, чокнулся, пригубили по глотку, Босс чуть сильнее чем прочие хлопнул его по плечу. И телефон выскользнул из слегка влажных пальцев правой руки, которая до этого держала бокал с влажными стенками. Телефон с легким бульком нырнул в бассейн, распугав красноспинные туши рыб, украшающих интерьер в ожидании, пока их выберут для приготовления. Блин…

Дисконнект, ракурс 1

– Можно мне воспользоваться вашим телефоном? – спросил Глеб Большого Босса. – Я понимаю, что это не очень вежливо, но у меня в отеле жена беременная, она мне звонила, а я не смог ответить, потому что делал презентацию. А сейчас – сами видите, телефон утоплен. Я очень волнуюсь.

Большой Босс торопливо выхватил свой телефон из кармана и протянул его с легким поклоном держа двумя руками – конечно берите, что вы! Как приятно, что в важные моменты они также реагируют, как и простые русские мы. Без церемоний. Ну – почти без них.

Глеб набрал телефон жены, прислонил трубку к уху. Сердце билось, и прижатая к уху трубка усиливала его толчки.

Соединение. Пауза. Тишина. Потом девушка заговорила на местном языке. Это что значит – телефон выключен? Еще одна попытка. Тот же эффект. Телефон не отвечает… Глеб, не отнимая трубки от уха обвел зал взглядом. Потом поблагодарил Большого Босса за телефон, поклонился, и, не прощаясь ни с кем («я на минуточку»), начал аккуратно проталкиваться к выходу из зала. Надо незаметно, но как можно быстрее свалить отсюда, и плевать на любые восточные и даже галактические церемонии. Что-то случилось с Марией, что-то страшное.

Глеб бежал, прыгая через несколько ступеней. по лестнице, не дожидаясь лифта. Со второго этажа он начал кричать во весь голос «Такси!!!» Благо конференция проходила в отеле и опытные служащие, видимо привычные к периодическим вспышкам острой таксистской недостаточности у клиентов, услышали и правильно поняли вопли клиента. К моменту, когда Глеб подбежал к автоматическим стеклянным дверям, таксист уже вышел и услужливо открывал дверь своей тойоты. В отель! Быстрее, прошу вас!

Таксист сел, включил счетчик и на крайне плохом английском поинтересовался, имеет ли клиент намерение и готовность воспользоваться платными дорогами, которые неизмеримо быстрее публичных автострад. Черт тебя дери, гони уже! Таксист понял правильно.

На перекрестке им пришлось немного подождать – разворачивалась запряженная ослом повозка, полная плодов дуриана. Старик погонщик медленно тянул за повод животное, стараясь вписаться в узенькую дорожку и никак у него это не получалось. Приходилось заставлять животное пятиться назад, потом снова вперед, когда не хватало еще нескольких сантиметров, опять двигать длинноухого в противоестественном для него направлении, и, наконец, разворот удался. Но почувствовавший успех, в котором он играл не последнюю роль, ослик излишне рьяно дернулся вперед и полтелеги плодов скатились на дорогу, прямо под колеса нашего такси. Старичок начал медленно собирать то, до чего мог дотянуться, не выпуская повод из рук. Таксист Глеба наблюдал эту картину, не выдержал и вышел ему помогать. Это сильно ускорило процесс. Через несколько минут они уже мчались по трассе в сторону отеля.

Глеб уже начал узнавать здания вдоль полосы. Это было несложно – каждый гигантский супермаркет имел свое лицо и заметные элементы. Но несмотря на их экзотичность, его заботило лишь одно – поскорее добраться бы к себе, узнать и помочь, если нужно Маше. Он постоянно подгонял водителя – faster please! – тот кивал, но быстрее потока, даже на платной трассе, ехать бы не получилось. Глеб увидел заметное здание с высокой цветной башней через весь фасад, за ним направо и уже почти на месте. Он стал активно махать рукой таксисту, тот в ответ закивал и заулыбался. Сейчас приедем. Слава Богу, все складывается. Поскорей бы. И в этот момент что-то темное молниеносно приблизилось слева и ударило в бок машины. Все закрутилось перед глазами, посыпались стекала, машину бросило на правый бок и, сидящий на заднем правом сидении Глеб вдруг отчетливо увидел асфальт сантиметрах в 20 от себя и еще как в замедленной съемке перед ним прокрутилась смятая красная пробка из-под кока-колы, по которой проехала, видимо, уже не одна сотня колес, но она все еще была узнаваема. Потом машину бросило снова на колеса, но что-то толкнуло ее сзади, и она снова закрутилась. Глеба крутануло, и он ударился головой. И мир погас.

Дисконнект, ракурс 2

Маша спала недолго, но после пробуждениям почувствовала себя значительно лучше. Какое хорошее приложение для телефона посоветовала Светка – выбираешь сколько у тебя есть времени, и оно само рассчитывает, когда тебя разбудить, чтобы ты выспался. Мария выставила будильник на полный цикл и, свернувшись клубком как дитя проспала 126 минут, после чего приятнейшая музыка (сама выбирала, сама закачивала) зазвучала сначала тихо, потом постепенно увеличивая громкость. Приятно просыпаться от нескольких вещей: от поцелуя любимого человека, который уже почистил зубы; от крика не важно какой интенсивности и тональности (безразлично), сообщающего тебе о выигрыше в 16 миллионов долларов; от голоса ангела, который говорит, что вы уже в раю (пока это теоретическое предположение) и от волшебной музыки, которая играет сначала тихо, а потом чуть громче, но не слишком громко, и плавно возвращает из мира НЕ здесь в эту реальность. Мария потянулась, оттолкнулась руками от постели и села, выпрямив спину. Спокойно, свежо, мозг чистый, как же хорошо! Усталость перелета как смыло, сон все же лучшее лекарство.

Взглянула на часы, что-то суженый не звонит. Во сколько мы договаривались пойти на ужин? В 7? А сейчас? 5:14. Когда он, интересно, освободится. Может заранее одеться, чтобы, если он будет опаздывать, встретить его в лобби и сразу поехать. Она взяла телефон, за время работы в режиме отслеживания циклов сна, он скушал почти весь заряд, батарейка светилась пунцово-красным и обещала выключить чудо техники через 3%. Где зарядка, интересно, Глеб упаковывал.

Мария открыла чемодан, потом просмотрела все карманы и потайные отделения, все пакеты и косметички – нету. Либо у нее случилась временная выборочная слепота, либо Глеб суперконспиратор (это – самая вероятная версия), либо (неееет!!!) любимый растяпа забыл этот Самый Важный Пакет с проводами дома. Решила позвонить, лично прояснить это. Долгие протяжные гудки, ответа нет. Потом звонок переключился на автоответчик – милый муж дурацким (сколько раз уже просила заменить запись) официальным тоном извинялся и просил оставить сообщение. Хорошо еще не сообщил, что «ваш звонок очень важен для нас». Не буду ему ничего оставлять, все-равно никогда не прослушивает – проверено. Сам перезвонит, когда увидит.

Мария подошла к огромному панорамному окну. С их высокого этажа город раскрывался на многие километры, лишь где-то вдали теряясь в призрачной и мерцающей дымке смога. Четко вычерченные улицы сходились и разбегались под прямыми углами, почти Нью-Йорк. Свечки небоскребов вырастали из полей низеньких халуп и почти трущоб (город контрастов). Машины останавливались около светофоров, стояли некоторое время, потом гирляндами начинали двигаться и где-то впереди останавливались снова. За это время горошины-пешеходы успевали перебежать на другую сторону улицы, другие гирлянды из машин пересекали авеню, но тут же тормозились у новых светофоров. Все это было немного смешно, как будто кто-то управлял игрушечным городом через пульт.

А странно, что стоять даже вплотную у абсолютно прозрачной стены не страшно. Высота же адская, ничего, кажется, не отгораживает от внешнего мира, а не так страшно. Какая толщина у этого стекла, сантиметра 3? Но дело же не в двух сантиметрах условно прочной прозрачной стены, это же мозг выдает нужный сигнал. В другой ситуации уже бы сжалось все, скрутило солнечное сплетение, а здесь нет, просто любопытно и даже весело.

Мария вдруг стала расстегивать халат, стянула левый, затем правый рукав, кинула его на кровать, осталась в одном лифчике и трусиках. Потом подошла к стеклянной стене еще раз. Через ткань бюстгальтера ощущалась прохлада стекла, охлажденного кондиционером, прикоснулась голым животом к стеклу, вздрогнула – холодно (интересно, как выглядит пупок снаружи? Спросить бы у чаек…), раскинула широко руки. Какой же молодец архитектор, придумавший этот отель и решивший использовать такие широкие стекла!

«А я эротична? Меня, видно, снизу? А вдруг какой-нибудь извращенец сейчас смотрит на меня в бинокль или позорную трубу? Я еще возбуждаю мужчин?» – Мария не несколько секунд ушла в фантазии, а затем громко рассмеялась себе же самой! Ну, тетка, ты дала! Живот ни сегодня-завтра перевешивать будет, а ты в эротические грезы нырнула бомбочкой. При живом-то муже! Стыдись, подруга, кому рассказать – обсмеют же! Сиамская смоковница на сносях!

Мария отступила от стеклянной стены, все еще смеясь над собой подошла к столу, взяла мандарин, вернулась и стала его чистить, глядя на распахнутый город внизу. Очередной светофор открыл краник движения для очередной машинной гирлянды. Кто-то ехал прямо, кто-то заворачивал. Мария оперлась плечо о стену, глядя вниз. Отправила в рот пару долек и раздавила их передними зубами, собирая сок на язык. Жизни города было не слышно, звукоизоляция была прекрасна, лишь легкое шуршание воздуха от кондиционера в номере. Внизу сливались потоки машин, аккуратно пропуская друг друга, вмешиваясь один в другой, продолжая движение от светофора к светофору. Вдруг стеклянная стена ее толкнула, где-то зазвенела посуда, голова слегка закружилась, но лишь на миг. Что это было? Она крепче оперлась о стекло (нашла, тоже, самое крепкое место). Увидела, как внизу потоки машин перемешиваются, но уже не так ровно и аккуратно, там, кажется, машины врезались друг в друга. Такое наблюдалось на нескольких перекрестках сразу. Что это – светофоры поломались? Опять резкий толчок. И вдруг по асфальту на соседней улице проползла трещина, сначала как линия, но быстро распахнулась и стала отчетливо заметна, а затем она перекинулась на здание напротив и то, как бы разъехалось, разошлось почти пополам. Она четко выделила, как одну машину бросило на бок, а потом обратно швырнуло на колеса, несколько раз перекрутив вокруг оси, а потом впечатало еще несколько раз уже другими машинами и в конце концов она исчезла в расширившейся до нескольких метров трещине в асфальте. «Землетрясение!» – сверкнуло в голове. И тут в комнате зазвучал голос из скрытых динамиков. Предлагали не волноваться, но по возможности, не пользуясь лифтом покинуть отель. При этом не паниковать, потому что все под контролем. Кто только сочиняет такие дебильные тексты… Где Глеб? Она схватила сумку с документами, натянула быстро бриджи и кофту и выбежала из номера.

У лифта царил хаос…

Кроличья ли? Нора ли?

Когда Глеб вдруг стал себя осознавать, первое ощущение, которое пришло – почему-то чесалось лицо. И туман. А глаза не хотелось открывать, почему-то было невозможно лениво и хотелось продлить состояние сна. Ведь это же сон? И еще странно тихо, вообще никаких звуков. Внезапно возникла и стала крутиться всего одна мысль, заключенная в одну простую, но странноватую фразу: Кролик совратил Алису. И так по кругу – кролик совратил Алису, кролик совратил Алису, кролик совратил Алису…

Сколько он пролежал так вместе с этим гадким кроликом и несчастной бедненькой Алисой не известно. Но наступил момент, когда постепенно стала проявляться боль. Оказывается, тяжело делать вдох, полной грудью не получается. Он пошевелил пальцами, получилось. Но поднять левую руку оказалось невозможно – скрутило резкой болью так, что некоторое время он лежал и слегка выл, тут уж совсем мысли исчезли. Кажется это перелом, заключил Глеб. Медленно подвигал пальцами правой, потом кистью, согнул в локте – как ватная. Неужели и тут беда? Нет, просто затекла (сколько же я тут лежу?) Глеб попытался приказать себе собраться: так, нужно восстановить порядок событий. Глаза приоткрылись, но ничего не видно. В голове гудит, левая рука, видимо, поломана, правая двигается (уже хорошо, оттаяла), ноги – пока не понятно… Что произошло? Попытался вспоминать. Машина такси, почти подъехали к отелю. Потом удар, видимо кто-то врезался. А, значит была авария! Насколько же все серьезно? Видимо, серьезно, если двинуться даже не получается и не слышно ничего. Он ощупал языком зубы, оказалось все на месте, хоть что-то неплохо. Что же все-таки с ногами? Он попытался дотянуться рукой, но хватило едва до середины бедра. Но при этом он ощутил камень. Так, позвольте, он не лежал, а стоял! В смысле находился в вертикальном положении, но оказался зажатым между каменных плит.

Успокоиться и вспомнить все, может быть, это поможет. Авария. Но что-то не давало ему покоя, было что-то еще помимо аварии. И тут его осенило – буквально за секунду до столкновения, водитель вдруг резко вцепился за руль и машину слегка вильнуло, хотя трасса была прямая, а скорость очень маленькая. И что-то еще… Что же было такого необычного? Вспомнил… Он вспомнил, как за миг до столкновения, когда он потерял сознание, боковым зрением он заметил, как прошла трещина по стене здания справа по улице. Поэтому-то он и не увидел, как «прилетела» машина слева и не успел даже сгруппироваться. Теперь все понятно. Но что это такое, может теракт? Да, не похоже это на взрыв, тогда бы окна вылетели, кирпичи, дым, а тут просто лопнула стена и… И дальше данных для анализа не хватало – «запись» на этом заканчивалась.

Постепенно наливалась болью и тяжестью голова. Правой рукой он ощупал тело, докуда смог дотянуться. Оказалось, что ноги, похоже зажаты между каменными плитами (откуда они взялись?), а верхней частью тела чуть под углом к горизонту лежит на чем-то мягком, на каком-то мусоре. Ничего не видно. Лицо продолжало чесаться, но, когда он дотянулся до него правой рукой, тут же инстинктивно ее отдернул – больно прикасаться. Значит все исцарапано. А, точно, стекла же в машине разбились, вот, видимо, и поцарапало. Так, ладно, не самое страшное. Хуже то, что с левой рукой. А еще хуже ноги, которых он не чувствует. Страшное подозрение о перебитом позвоночнике вызвало холодную испарину на лбу. Если позвоночник – то это очень плохо, хуже просто не может быть. Он максимально сконцентрировался и попытался уловить хоть какие-то ощущения в ногах, может быть хоть намек на движение пальцами . Есть! Очень и очень далеко и медленно, но они отозвались удалось пошевелить. Глеб выдохнул – слава Богу, значит позвоночник цел. А почему же не действуют нормально? Ответ пришел вместе с нарастающим покалыванием. Да они же просто застряли и онемели! Тьфу ты, а то уже надумал себе невесть что. Но все-равно, радоваться пока рано. В темноте ничего не видно и нельзя оценить «реальные разрушения». Пока понятно только, что после аварии он оказался вмурованным между двух каменных плит, и в лучшем случае ноги не сломаны и только немного прижаты. Только бы эти камушки больше не двигались, а то раздавят, как комарика и не заметят. И еще нужно как-то попытаться выбираться.

Глеб начал аккуратно двигать торсом из стороны в сторону, чтобы высвободить ноги, стараясь не потревожить пораненную левую руку, которую он очень бережно прижал к телу правой рукой. Бесчувственные почти ноги застряли крепко. К тому же сложно было двигаться, не видя ничего. Глеб попытался крикнуть сначала тихо, потом все громче – не особо надеясь, что его услышат, а просто чтобы оценить размеры места своего неожиданного заключения. Звук ушел как в колодец, значит пространство немалое.

Наконец, он уперся целой правой рукой и, выгнувшись телом, вырвал одну ногу из клина. Замечательно! Подождав немного, пока вернется чувствительность, он уперся освобожденной ногой во что-то, казавшееся надежным, напрягся и с одновременным вставанием вырвал и вторую ногу из каменного плена. К сожалению, резкое вставание в темноте в незнакомом месте иногда приводит к неожиданным последствиям. Глеб ощутил страшную боль в итак уже ушибленной сегодня голове, от которой он потерял сознание и упал как мешок всем телом, причем на левую покалеченную руку. Но боли он уже не почувствовал, потому что нокаут, полученный им от каменного свода, послужил не только средством отключки, но и анестезией. Ну, хоть что-то… По счастью в этот раз, падая, он оказался на ровной поверхности.

Вниз – жить!

Мария выбежала к лифту, но вдруг остановилась – вспомнила, что во время землетрясений лифтами пользоваться не рекомендуется. Нашла лестницу и стала спускаться. Вдоль левой стены лестницы шли окна, и по мере спуска все ниже картина разрушений, царящая на улице, раскрывалась все ближе и крупнее, как будто какая-то гигантская камера скачками приближала происходящее. Сначала мелкие коробочки-машины просто хаотично были расставлены вдоль полоски-дороги, но по мере приближения, они превращались в страшные помятые и побитые автомобили, а аккуратная дорога оказалась поломанной и разорванной во многих местах каким-то разбушевавшимся гигантом. Мария спускалась быстро, но без панической спешки, не так, как несколько групп полуодетых японок и каких-то ошарашенных европейцев, которые обогнали ее, чуть не сбив с ног. На одном из лестничных пролетов она услышала сдавленные слегка приглушенные вопли, явно слышалось слово «help». Мария открыла дверь на этаж, но там никого не было. Крики раздавались из шахты лифта, который, видимо застрял. Говорили же вам, не надо кататься на лифте во время землетрясений – электричество же отключается автоматически, чтобы не закоротило и не вспыхнуло. Подойдя к лифту, она прокричала, несколько раз, пока там не утихли, что она постарается кого-то позвать, не волнуйтесь и дышите ровно. Сколько вас там? В ответ хриплый голос сообщил, что там 12 пассажиров и им очень душно. Не кричите и берегите воздух, дышите ровнее. Не скоро, но обязательно кому-то сообщит, когда спустится. Ее поблагодарили, но сдавленный вой послышался и начал нарастать вновь. Можно понять их. Мария, спускаясь, думала: «Ну кого можно тут найти, если такой сумасшедший дом вокруг. Ладно, вдруг там портье или еще кто-то, кто-то же должен остаться, это же отель как-никак».

Поток эвакуирующихся людей на нижних этажах стал полноводнее. Кто-то был вполне одет и даже тащил с собой чемодан, но встречались экземпляры и в банных халатах. Одной девушке он был особенно к лицу, она это знала и несмотря на общую тревожную ситуацию, некоторые мужчины из числа прочих пострадавших тормозились на ней взглядами, хотя самой девушке, судя по полуотрытому рту это было сейчас не так важно, как еще час назад. Мария вдруг подумала (на уровне внутренней уверенности), что под этим халатом у нее ничего нет и она специально не потрудилась даже ничего одеть.

Толпа из срочно эвакуированных постояльцев перед высоченным отелем была неспокойна как муравейник. Люди озирались по сторонам, поднимали головы на свой отель, ужасались разбитым машинам, но страшнее всего выглядела трещина, прошедшая через двухэтажное здание, которая продолжала широкий разрыв в асфальте. В этом только что возникшем овраге виднелось как минимум две машины, но страшнее была чья-то рука, машущая через окно с места водителя. Кто-то пытался подать знак, но при этом абсолютно беззвучно. И амплитуда движений была небольшой. К тому же рука двигалась все медленней. Только она это видела или кто-то еще?

Мария увидела в толпе мальчика в глупой неудобной шапке и форме портье. Она крикнула ему, что в лифте застряли люди, он посмотрел на нее с пустотой во взгляде и каким-то животным страхом, но при этом (выучка!) постарался ответить вежливо – хорошо, мисс, если я увижу кому об этом сказать, я обязательно скажу. При этом он остался стоять на месте, рот его беззвучно открывался и закрывался, как у рыбы на берегу. С этим бесполезно разговаривать.

Внезапно она ощутила, что немного тянет низ живота – от длительного спуска и переживаний, наверное. Только этого еще не хватало. Где-то вдалеке над крышами домов поднимался нехороший черный дым. Очень далеко, но в разных сторонах слышались сирены (полиция? пожарные? медики?) На улице, на которой стояла Мария и еще несколько сотен людей не было никакого движения – улица была парализована и разорвана на части огромной трещиной и десятками разбросанных повсюду и в большинстве своем побитых автомобилей. Около некоторых стояли их владельцы, другие же были брошены. Откуда-то слышались стоны. Вдруг совсем близко, может быть, в нескольких кварталах всего, раздался взрыв. Вскоре показалось облако дыма, заорали сигнализации. Кто-то рядом предположил, что взорвался газ. «Сейчас повсюду начнется такое», все тот же знаток сказал это тихо, со знанием дела, и ему почему-то захотелось поверить.

А как же мы пойдем в ресторан сегодня? От этой мысли ей сначала стало стыдно – столько страданий вокруг, а она про ресторан – а потом сразу же без перехода дико страшно. Потому что того, с кем ей в этот ресторан можно было бы пойти сейчас рядом не было. Следующим осознанием стало то, что с ней нет ее телефона, он так и остался лежать в номере окончательно разряженный. А значит ни она ни ей никто не позвонит. А в этом хаосе, который все набирал обороты, оказаться без связи особенно нехорошо. «Спокойно! – одернула она сама себя, – Как-то жили люди до эпохи мобильников, как-то же пережили эвакуации мои бабушки и потом встретились! И я смогу. Что нужно делать? Оставаться там, где тебя оставили или где последний раз виделись. А это здесь, в отеле. Значит рано или поздно Глеб придет сюда и дальше все решится. Главное теперь никуда не двигаться».

Отдаленно послышалась серия взрывов, потом еще один поближе. Надо бы отойти от зданий, на всякий случай, не хватало еще, чтобы засыпало камнями, когда так удачно удалось избежать смерти в небоскребе. Кстати, отлично построенном – стоит и ни трещины, а в нем этажей 40, если не больше. «Там же люди в лифте, – вдруг вспомнила она, – надо кому-то сказать». Она запахнула кофту и пошла, выглядывая полицейского или какого-нибудь служащего отеля.

Как же ужасно смотрелась трещина в асфальте. Откуда-то снизу, как в банальном ужастике, поднимались клубы белого пара. И тут она поймала себя на том, что она – часть массовки самого настоящего фильма-катастрофы, только, кажется, тут все по-настоящему. И ей стало страшно. Где же Глеб, был бы он здесь, он бы уже все решил и все было бы хорошо. Но ничего, он точно скоро приедет, даже без такси он сможет добраться, он всегда великолепно ориентируется в городах. Только бы скорее, и только бы до вечера. Ей почему-то стало жутко от мысли, что ей придется ждать его в темноте на улице. Хотя, почему на улице, если толчки прекратились, то, может быть, всем разрешат вернуться в номера? Или как обычно поступают во время землетрясений? Кто-то же им разъяснит.

На глаза опять попалась страшная зияющая яма посреди улицы. Надо бы от нее подальше держаться, на всякий случай. Она аккуратно повернула, чтобы обойти перевернутую машину такси и вдруг остановилась, как пораженная молнией. На асфальте аккуратно, как будто ее специально поставили только что, стояла знакомая синяя наплечная сумка. Сумка Глеба. А его рядом не было…

Вижу = Верю

Глеб слышал шаги. Гулкие, как и положено в пещере, не просто шаги, как в городе, а абсолютно детализированные, где каждый звук оформлен симфонией других, вспомогательных звуков. Удар подошвой, и при этом еле слышное шипение сжимаемой резины подошвы, скрежет и шелест рассыпающихся песчинок, удар железных наконечников шнурков о кожу ботинка, скрип кожи… И все это всего лишь один шаг! И каждый шаг неповторим, потому что каждый раз – новое соприкосновение с поверхностью. Где-то камни, где-то деревянная стружка, где-то грязь или железная монета. Но с каждый шагом звуки становились чуть громче, чуть отчетливее и разнообразнее. Значит кто-то приближается.

Приближается? Идет сюда?? Супер! Надо подать знак, а то в темноте пройдут еще мимо, будет паршиво. Чем бы? Крикнуть? Но голос почему-то отказал, не удалось произнести ни одного звука. Даже свист или хрип не удался. Эй! Что еще такое! Глеб открыл рот, сухая, еле раздавшаяся дыра в теле. Губы разлепились как будто вскрылся бумажный пакет с молоком – с трудом и сопротивляющейся клейкой липкостью. Но внутри, в отверстии рта не было ни капли влаги, только сухость как в забытом на долгий летний отпуск пересохшем горшке с мертвым хвостиком герани. И ужасно большой, но слабый и твердый язык. Легкие с огромным трудом впускали воздух для натужного вдоха, но выпускали его не рывком, а также медленно, как будто ребра сопротивлялись выдоху, медленно давая опасть грудной клетке. Тело не смогло издать ни звука. И в голове возник испуг – вдруг не заметят, вдруг пройдут мимо и придется валяться тут одному, в темноте. Умереть???

Глеб постарался выгнуться, чтобы повернуть лицо навстречу шагам. Он слышал где-то, что глаза хорошо отражаются в свете фонаря, почти как у кошек, и это может помочь увидеть его. Тело не послушалось. Оно было парализовано. Мозг рождал приказ, тело напрягало мышцы в ожидании, но движения не было! Никакого вообще! Паника накрыла как черным одеялом из детской. Душа сжалась в точку и заметалась в пустой бесконечности черепной коробки. Поднять руку! Нет. Пошевелить пальцами ног? Нет. Левая рука? Нет. И даже боли – НЕТ!

Спасите! Увидьте меня! Я здеееесь!

Шаги совсем близко. Повернуться нет возможности, но тот, кто идет, он уже рядом, слева. Вот кто-то поравнялся с ним. Или почти. Дыхание Его, того, кто подошел, слышно. Луч его фонаря перечеркнул свод (метра четыре, не меньше), высветил железные пластины потолка, черный камень и серый бетон колонн арочных сводов, соскочил на стены. Постепенно удлиняясь и делаясь бледнее, луч лизнул левую стену и пропал в глотке длинного тоннеля на какое-то время. Потом изрыгнулся из него и стал приближаться, конденсируясь во все более плотный и оформленный пучок по правой стене, пока не замер справа от Глеба. Но не на полу, а на стене. Четкий упругий пучок света был собран и бил всеми своими фотонами в оформленный круг диаметром около полуметра, жадничая и не высвечивая ни сантиметра из окружающего пространства. Опусти, опусти фонарь вниз! На полметра всего! Пожалуйста, человек!

«Nothing». Голос был очень низкий, хриплый, как-будто изрыгающий каждый звук слова. И очень страшный. Но при этом знакомый и связанный с чем-то жутким и давно забытым. Что значит – ничего? Что он имеет в виду? Как это – ничего! А я? Я лежу здесь, эй, посмотри, в паре метров от тебя! Скотина, опусти фонарь, посмотри вниз, какого хрена ничего, совсем одурел что ли! Опусти фонарь!!! Сволочь!!!

Раздался шаг. Почему-то Глеб был уверен, что этот некто шагнул с правой ноги. А потом еще раз. И еще. А пятно света фонаря, направленного в упор на правую стену вдруг исчезло, оставив лишь воспоминание и быстро растворяющийся ореол, удаляющийся прочь. Созвучие каждого нового шага было все менее богатым, вскоре превратившись в тусклые шлепки. И стало вдруг понятно, что как только эти звуки пропадут, уйдет и надежда на жизнь. И тогда пропал страх. Но пришла легкость. И тогда с каким-то неимоверным, нечеловеческим напряжением Глеб медленно повернулся и упираясь всеми остатками откуда-то все же появившихся сил, не ощущая ни колкого гравия под правой рукой, ни острой арматуры, больно упирающейся в его правое бедро, ни боли в прижатой инстинктивно к животу поломаной левой руке смог сесть. Потом, опираясь о правую стену, не с первого раза, но все же у него получилось встать и замереть около стены, бешено колотилось сердце и долго не получалось отдышаться. И только через несколько минут он отважился на свой первый робкий. И остановился от осознания собственной наглости и смелости, а еще от слабости и боли буквально везде. Он стоял пригнувшись, чтобы случайно не удариться в темноте в свод тоннеля, в душе распускалась надежда – если сделал один шаг, то хватит сил и еще на один. А значит можно и догонять этого невнимательного, но теперь почему-то ставшего близким незнакомца. Качнулся вперед и одновременно шагнул. И снова. А тот, кто был впереди с фонарем становился все дальше. Он шагал быстрее. И у него был свет.

Глеб сделал несколько шагов, потом даже слегка выпрямился – так идти было быстрее. Он решил не бояться удара головой, потому что увидел, тогда, в свете фонаря незнакомца, какие высокие своды в этой части тоннеля. Странно, но звуки все не давались Глебу – то ли спазм, то ли так пересохло все, горло позволяло с трудом засасывать и выпускать воздух, но звучать пока было не способно. Он еще ускорил шаг, ориентируясь только на удаляющееся световое пятно. Потом еще ускорил и вдруг обнаружил, что бежит уже трусцой. Еще недавно не мог пошевелиться, а сейчас бежит! Чудо! Вот только левая рука мешала она реагировала на каждый толчок, приходилось прижимать ее к телу, но все равно – больно. Он увеличил скорость, и тут вдруг заметил, что тот, кого он пытался преследовать тоже перешел на бег! Что за дела, почему он-то побежал! При этом Глеб нагонял! И тут незнакомец обернулся. Лица его было не разглядеть, но блеснули глаза, и в них был испуг. Испуг? Он что – боится меня? Бег превратился в безудержную гонку. Незнакомец все чаще оборачивался, но капюшон на его голове мешал рассмотреть лицо. Только глаза почему-то блестели и светились страхом, когда тот оборачивался назад. Вдруг незнакомец в испуге швырнул фонарем в Глеба, но не попал, тот пролетел сильно выше и немного правее. Глеб инстинктивно повернулся, проследить полет и вдруг у него внутри все похолодело…

Незнакомец бежал не от Глеба, а от того, что неслось скачками за ними обоими. Это нечто лишь на миг проявилось в свете вращающегося фонаря, но вид даже увиденных фрагментов ужасал! Явно покрытая слизью черная кожа была упруга, мышцы ходили под нею выверенными движениями направляя теряющееся в темноте длинное тело, но самое страшное – пасть. Пасть была огромна и бездонна. Потрясенный Глеб поскользнулся и рухнул навзничь, перекатившись два раза через себя, но заметив при этом, как скрывается за поворотом незнакомец в капюшоне. А над ним нависла пасть…