Читать онлайн Бескровное Наследие бесплатно
Глава 1
На ветхих улицах жалкого городишки, развевается растрёпанный плакат, описывающий внешность древнего Дракона, его повадки, последнее местонахождение и объявленную награду за поимку, мёртвым он не принимался. Звали то чудище – Вилорис, что переводилось со старых языков как «Мученик» или «Страдающий», то немногое, что удалось перевести из речей драконов.
Награда была высока, достаточно, чтобы навсегда окончить работу и спокойно жить, недужить. Этот Дракон был уникален своим происхождением: в его жилах течёт кровь древнейших чудовищ, обладающих знанием запредельного и кровь людей, маленьких, но хитрых существ.
Выше по дороге, устланной из мусора, погибших от болезни жителей, вылитыми из окон испражнениями, красовался дом одного из графов рода охотников. Из распахнутого, роскошного окна, вылетали занавески и не менее роскошные, пышные, чёрные волосы юной дамы, тяжело вздыхающей от скуки одиночества. Она была как многие юные аристократы красива и много кто ходил свататься к ней за её милое лицо, честную улыбку, нежное и стройное тело, приятный аромат ночных цветов, которым она пахла вся, от ног и до последнего кончика волос. Не смотря на специфику цвета её кожи, неприсущему аристократам, она имела вес в вопросах красоты. Специфика также и заключалась в её необычных ромбовидных родимых пятнах, расположенных хаотично по всему телу: на плечах, на кистях, на шее, на бёдрах, на спине – это придавало только больше красоты, но один шершавый участок кожи не давал покоя. Благо он скрыт – за пышной грудью, смыкающей этот единственный неприятный недуг.
В её комнату постучали, это была верная служанка Вера Любовна, чуть пухлая женщина в возрасте, с короткими, каштановыми волосами, собранных в короткий хвост, спрятанный под белый тканевый платок. Она всегда стучала тихо, боясь разбудить Оливию – вечно сонную дочь хозяина дома.
– Оливия, вы проснулись? Оливия? Вы снова тоскуете, Оливия? – Вера Любовна тихо подошла к засыпающей даме, заплетая ей косу своими мозолистыми ладонями.
– Ох, Вера Любовна, уж третий день прошёл, с того письма, а папенька то и не вернулся, боюсь случилось чего – Оливия тихо держала слёзы, придерживая белый платок у своего маленького носа, сверкающего от грозового солнца.
– Вы опять за отца переживаете? Ну сколько раз вам уже повторять, милая, вернётся он, вашего старика не так легко взять живьём, он слишком упрям для смерти.
– Дорога то ведь опасная, Вера Любовна, разбойники, звери, бандиты, наёмные убийцы… У папеньки дела совсем плохи, он много кому задолжал, и все потребует с него дань. Сдался ему этот дурацкий зверь… – Оливия уже не держала слёз, ветер усилился, срывая с её гладких и тёплых ладоней платок, упавший в лужу.
– Успокойтесь, пойдёмте чаю попьём, я вчера принесла ромашковый, как вы любите и сладости тоже вчера приехали, ваши любимые, пойдёмте, простудитесь ещё – Вера Любовна с небольшой силой тянула за собой горюющую девушку, закрывая окна перед грядущей грозой.
Эта милая женщина осталась работать в доме, даже когда все прочие прислуги разбежались искать другую работу. Она не получает денег вообще, сама готовит, сама стирает, сама моет полы и протирает реликвии предков рода Кровострелов.
Она провожала её по широкому, белому коридору, украшенному люстрами и аккуратными лампами со свечами, тускло освещающих путь.
Висевшие картины пугали в детстве Оливию, на них были сюжеты самых грандиозных охот и чучела пойманных чудовищ, висевших под портретами их охотника. Они и сейчас внушают ужас, способный испугать только её, для гостя дома графа Александра, они покажутся приятным отголоском могущественного прошлого.
Дверь в общую кухню распахнулась, старая буржуйка грела комнату, а на ней кипел чайник. Рядом с чайником стоял ещё один чайник поменьше, стеклянный, в нём плавали лепестки ромашки, переплетаясь с другими травами.
Вера Любовна очень хорошо следит за домом, он остаётся чистым и в лучшем виде, даже посуда вымыта до блеска и сверкает от любого источника света. Оливия села за стол, на котором обычно готовят еду, она запачкала рукава в муке, снова тяжело вздыхая. Вера Любовна быстренько протёрла ей рукава чистой тряпкой, достала из комода чистые белые чашки, серебряные ложки, полную тарелку сладостей, баночку сахара, хватая той же тряпкой кипящий чайник, разливая его по чашкам.
Они сели друг напротив друга, Оливия продолжала плакать, выравнивая складки на платье, Вера Любовна пыталась её успокоить, ставя ближе вкусности и чай.
– Ну дорогая моя, успокойтесь, вы мне сердце режете своим плачем. Я тоже устала от этой чёрной полосы, тоже плачу по ночам, но не при вас, потому что знаю, что тяжело – Вера Любовна сделала первый, лёгкий глоток, чуть обжигая горло. Оливия повторила за ней, потихоньку успокаиваясь и отдаваясь влиянию чая.
– Папенька ваш – Продолжала Вера Любовна – человек самый упрямый из тех, кого я знаю, он найдёт выход, уже нашёл. Нам только верить в него и ждать надобно, и по возвращению одарить любовью и показать как мы его ценим, правильно я говорю?
Оливия всхлипывая от слёз, произнесла – Правильно…
– Вы умничка! Пейте, чай, пейте. Это особенные ромашки, собраны с моей родины. А пахнут то как, ммм… Понюхайте, не стесняйтесь.
Оливия чуть вдохнула аромат, всё больше проникаясь его утончённостью. Повторный вдох был куда дольше, на её лице наконец – то появилось спокойствие. Она дунула на чай и чуть – чуть выпила через край чашки.
– Чудесный чай, хороший. Опять вы меня спасли, спасибо… Если бы не вы, давно бы лежала в трущобах, как вдова без ума.
– Ерунда, дорогая моя, ерунда. Это давно стало частью моей работы – успокаивать вас. Помню, как вы маленькая, пришли ко мне в грязном платье, кричите, плачете, ревёте. А я вас за ручку взяла и прямо в платье искупала, у вас такая радость, озорство на лице, через час снова приходите в грязном платье и уже не плачете, а сами бежите в ванную. Вы так до пятого дня рождения делали, целый год я мыла вас в одежде… Какое время… Счастье!
Чашка была снова полная и в этот раз, она разбавила его сахаром, всё также потихоньку делая глоток за глотком.Оливия покраснела от стыда, утыкаясь в чашку, допивая горячий чай до дна – Налейте мне ещё, пожалуйста – Попросила Оливия, смотря на своё белое платье, расправляя складки и протягивая руку к сладостям. Она вытянула яркий фантик конфеты «Очаг», на нём была нарисована печка с милыми глазами и лёгкой ухмылкой, не фантик, а вырванная страница из детских сказок.
– Скажите, Вера Любовна, почему у папеньки, такая жизнь тяжёлая? Дедушка умер, не успев передать свои знания, ему пришлось самому учиться охоте. Я ему твердила об учителе, денег у нас тогда было полно… Отказался, говорил «Не позволю кому – то учить Александра Кровострела»!
– Ох, знаете, милочка… Он не выбирал такую жизнь, если бы не он страдал, то кто – нибудь другой постоянно бы спрашивал «Почему страдаю именно я?!» поэтому, мы можем только смириться, да и… Нет, только смириться.
– Ну как же? Я не хочу чтобы папенька страдал, он не заслуживает такого, пусть страдает дядя Хан, он злой, противный, плохо пахнет и на меня поглядывает жуткими глазами… На мою грудь присматривается, извините меня, на мой ЗАД! Я ему пощёчиной дала понять, где его место и папеньке пожаловалась, а ему с рук сошло… Этот гадкий судья и его гадкая книжка!
– Какое бесстыдство! Вот ведь старый бабник, ну ничего, я поговорю с отцом, он разберётся, не переживайте, я не пущу этого козла к вам.
С улицы прозвучал колокол, кому – то открывают ворота, люди кричат невнятные речи, шествуя чьё – то имя, прислушиваясь к этому гулу, можно услышать « Славься, Кровострел, Славься!»
Глава 2.
Вся улица взбесилась от радости, колокола били всё сильнее, а общий хор славы становился громче. Оливия быстро накинула выходное платье и отцовскую шубу, выбегая из дома и направляясь к главным воротам.
Вера Любовна осталась, готовить тёплый приём для Александра. Оливия бежала по грязной улице, пачкая платье, совсем позабыв об девичьей аккуратности. Она отчётливо видела, как толпа бросает цветы, а въезжающая лошадь всадника всё выше поднимает голову от гордости.
Среди толпы стоял и сам Хан – толстый мужчина пожилых лет, в белой рубашке, чёрных брюках и в грязных, огромных сапогах, с волосато – сальным лицом и телом, морщинами, меж которых так и струился пот, кривыми зубами, очками больше похожих на две лупы, чем на очки.Сзади четверо лошадей тянули повозку с клеткой, в которых был скован безымянный узник, его держали за горло цепями и били плетью, если он дёргался.
Увидев как бежит Оливия, он радовался не от воссоединения отца и дочери, а от того, что может посмотреть как прыгает пышная грудь девушки. Он даже успел себе вообразить, что она бежит встречать его. Хан вышел на встречу Оливии и с распростёртыми объятиями хотел прижать её к себе. Но она проводила его презренным взглядом и пробежала мимо.
Александр слез с коня, хромой походкой, подходя к дочери, опираясь на трость. Он потерял глаз, на лице был след от когтей, полностью зашитый. Со временем, это превратится в красивые шрамы.
Они крепко обнимались, а Оливия, надела на него шубу. Рука его была перебинтована и поставлена под шину, на нём было очень много бинтов, пропитанных кровью. Сам он выглядел уставшим, но таким счастливым. Отпустив дочь от себя, Александр начал свою речь.
– О, добрый люд, мой любимый! Да возрадуются предки дома Кровострелов, ведь сегодня я превзошёл даже своего старика! Я поймал самого Вилориса! – Народ начал кричать и хлопать, а зверь в клетке начал брыкаться, его тут же огрели парой ударов жёсткой плети, после чего он успокоился, Александр продолжил – Этот зверь, известен своей свирепостью, хитростью, жестокостью и многие думали, что я уже не вернусь… Но кто сейчас говорит с вами?! – Люд снова начал кричать, забрасывая цветами Александра. Он поднял руку, добавляя ещё пару строк в свою речь, толпа стихла
– Не одна моя это заслуга, я её разделяю с этим добрым человеком – которого я официально нарекаю вассаламом дома Кровострелов – Бизар, знаменитый палач из стран дикого Севера – стойко наносящий удары своей плетью, даже лишившись возможности стоять, он на мгновенье поднимался на ноги, взмахивал плетью и наносил удары, тут же падая лицом в холодный снег и конечно же я – человек, что сковал зверя в цепи – толпа начала восхвалять Бизара, осматривая его. Это был поистине бесстрашный человек, раз решился быть заточённым в одной клетке со зверем. У их отряда было ещё двое безымянных лакеев, которые дрожа держали цепи снаружи повозки. Через всю толпу пробивался статный муж, одетый в роскошные одежды, в маленьких, глупых очках – у них с Ханом это семейное, с золотым жезлом в левой и большой книгой в правой руке, плотно прижимая её к себе.
Он держал голову приподнято, с надменно – каменным лицом, не ожидая возвращения Александра, ожидая забрать его имущество себе, а осиротевшую дочь – посватать с его сыном. До сего и последующего момента, этого не выходило, благодаря могущественному слову дома Кровострелов, только главный охотник мог решать, кому завещать в брак детей своих.
Мужчина представился, на опыте перелистывая страницы своей древней книги.
– Судья Прас к вашим услугам… Александр Кровострел… Радуйтесь дню нынешнему, ибо честь вашего имени и рода восстановлена. Вы позволите взглянуть, проверить зверя на подлинность?
– А чего его проверять? – Вмешалась Оливия – Папенька бледный, раненый приехал, а вы с него уже что – то требуете, как вам не стыдно!
– Молчать. Пока взрослые говорят – тебе велено закрыть ротик и послушно хлопать глазками.
– И она теперь взрослая – Через кашель и боль, выговорил Александр, опираясь на плечи своей дочки – Дождалась она, не сорвалась в бега как родная мать её, а потому – доказала верность отцу и пущай считать её отныне взрослой не только возрастом. Верность – вот какой главный показатель взрослого.
Мимолётная злость пронзила самолюбивого Праса, это было заметно по его раздутым ноздрям, сжатым губам и широко раскрытым глазам. Вокруг стояли люди, каждый из них – свидетель взросления Оливии, уже не утаить, не подменить документ, не прислать страшных людей в чёрных одеяниях, не запугать по привычке его профессии продажного судьи.
– Как угодно – Прас что – то записал в своей книге, закрыл её и с прежней крепостью прижал к себе – Но взглянуть я обязан по праву местного закона, удостовериться в подлинности пойманного чудища, как было при наших отцах, пра – отцах и пра – пра отцах.
Бизар крикнул из клетки, уже порядком вспотевший в душном помещении – Вы там долго? Пихай глянет, да проваливает прочь, с меня уже слой пота можно сдирать живьём.
Ноздри Праса опять надулись. Он обошёл клетку несколько раз, постучал по решёткам, обратил внимание на скверное состояние всего, длинные прутья погнуты, местами сломаны, погрызены. Для себя заметил, что на ужасного Вилориса, пойманный зверь мало чем похож – сидящий на коленях, обвитый цепями, с оголённой спиной, человекоподобен, не считая хвоста, лежащего совсем рядом с рукой судьи.
– Эй, тварь, ты меня слышишь? Отвечай мне, именем закона этих земель, ты должен сказать мне правду. Если это всё глупый спектакль, так и скажи мне правду! – Зверь ничего не ответил, продолжая смотреть в пол, скрывая под бурыми, свисающими волосами свои глаза – Ах ты гадина… – Прас схватил зверя за хвост и принялся сжимать его. Тот выпал из его руки и вздымая вверх, рассёк лицо Праса, словно плетью, что постоянно бьёт его сзади. Судья упал на землю, хватаясь за голову и громко крича, барахтаясь в жгучей агонии. Бизар уже хотел проучить узника, как увидел поднятую ладонь Александра, говорящий этим жестом «Подожди». Хвост вновь поднялся ввысь и посвистывая в воздухе, выпарывал ребёнка, которому казалось, что ему всё дозволено.
Мало кто расстроился от полученной боли Праса, перешёптываясь, они говорили, что он это заслужил за каждый свой поступок и следовало бы его ещё несколько раз огреть, закрепить изученный на сегодня урок.Ударов было семь. Три по рукам, два на грудь, один по ногам и последний пришёлся на губы, рассекая их до крови. Одежда была разорвана, если бы не она, Вилорис бы оставил глубокую рану. Судья увидел жуткий оскал, искажённый в садисткой улыбке, серые глаза ярко светились в тени длинных волос опадающих на лоб. Этот вид, скованного зверя, с бурыми волосами и блестящими глазами – долго не выйдет из его кошмаров. Александр опустил ладонь и Бизар выпорол в ответ дракона. Хан звал на помощь лекарей, пытаясь остановить кровь на губах отца, крепко прижимая грязный платок к ране. После такого жёсткого представления, никому и в голову не сбредёт мысль о подмене сидячего в клетке.
Оливия снова обняла отца, уже не плача как раньше, не проливая слёз вовсе, только крепче прижимая к себе. Ей хватило слёз, она прождала всю осень, томясь в собственном горе и муках ожидания.
Глава 3.
Подъезжая к своему дому, Александр был горд собой, он чувствовал как духи предков, становятся на колено пред его подвигом. Он добыл самый ценный трофей, охота на который шла с момента формирования дома Кровострелов. Коже – чешуйчатый Вилорис, с бурой гривой, ростом выше любого человеческого мужа, красивыми, серыми глазами, тонким хвостом с конца и утолщённым у копчика, несмотря на дикий нрав, он носил одежду, из шкур пойманных животных, потерпевшую позорное поражение.
В остальном – он был человечен, руки, ноги, уши, нос, зубы, крепкое, но при этом стройное телосложение. Плечи шире чем у гор, ноги массивнее чугунного колокола, руки разрушительнее ядра, а его грива, доходящая длиной до бёдер, могла затмить собой солнце.
Вера Любовна стояла у порога, завидев, как хозяину тяжело, она помогла ему подняться по ступенькам, кланяясь и поздравляя с возвращением домой, после чего, отвела его в дом, в ванную, где желала его отмыть перед большим праздником. Она слишком хорошо знала прихоти своего господина, поставив запекаться в печь гуся под соусом из чеснока и свежей сметаны.
Вера Любовна даже успела спуститься в подвал, принести оттуда завещанное предками вино, оно томилось так долго, что успела обрасти паутиной и даже плесенью, не задевая содержания.
Оливия прошла в свою комнату, выбирая наряд на ужин посвящённый отцу. Расстёгивая молнию на платье и оголяя свою гладкую спину, с ровной осанкой, она открыла свой шкаф – настоящую кладезь из образов принцесс, дочерей других аристократов, дорогих комплектов нижней и верхней одежды. Шкаф был так глубок, что казалось, там есть проход в другой мир, полный счастья и оживших сказок, но ей абсолютно туда не хотелось, в реальном мире – она была счастливее всех прочих людей и дабы порадовать своего отца, она достала своё старое, бальное платье. Чёрная юбка, с розовыми оттенками, украшенное цветущей вишней. Рукава от локтя – были свободны, оголены как и плечи со спиной. От одного плеча к другому, красовалась чёрная, широкая лента, расплетающаяся с двух сторон до таза. Она продела золотую заколку через свои волосы, собирая их вместе – она досталась ей от матери, когда та бежала прочь в ночь, полную тумана.
Причина её побега – осталась неизвестной, ни записки, ни слова, только оставленная на память золотая заколка, так хорошо подходящая её красавице дочке. Оливия посмотрела в зеркало, платье отлично сидело, облегая талию и плечи, но вот лицо! Расплаканное и опухшее от горя. Она немедленно взялась за косметику.
Этажом ниже, в мраморной ванной, промывали раны. Вера Любовна обливала хозяина Душнолистом – целебным растением, размешанным в горячей воде. Служанка молчала, точно зная, как делать свою работу. Тишина прервалась, когда Александру перестало щипать раны.
– Она молодец… Я уже успел написать ей предсмертное письмо, что не вернусь. Слава Всевышнему, не дошло.
– А вам откуда знать, дошло или нет? Почту вы не проверяли, я вас сразу мыть повела – Вера Любовна взяла самую мягкую губку и растирая на ней мыло, начала аккуратно мыть хозяина.
– Ты бы не позволила маленькой девочке узнать, что её отец сдох как шавка в снегу. Не оставив за собой ничего, обременяя её на жизнь мещанской крестьянки.
– Ну что вы, Александр, вы мне льстите. Смерть близкого – дурная новость, но чем раньше её пережить – тем лучше. Да и не отпустила бы я Оливию на свободный ветер, уж привязалась к ней, как к родной.
– Раны… Болят. Больше душнолиста, не жалей, мы теперь богаты, дорогие вы мои…
В это время, ловкая Оливия успела поправить своё лицо, она спустилась на первый этаж, выходя во двор.
Конюшня, что стояла у правой стороны дома, впервые за долгое время, была полная. Недалеко курил Бизар – матёрый следопыт и старый палач, на счёту у которого служба у всех знатных людей, его работа искусна не только на словах, Бизар известен тем, что рассекает мясо одним ударом, до костей. Его просили именно о таком способе убийства – показательный пример нарушителям. Бизар, как и подобает палачу, был с уставшим лицом, потрепанным и суровым. Могло показаться, что этот мужчина слаб телом, но его неописуемая стойкость сыграла свою роль в поимке. Одежда его была в не лучшем состоянии, заштопанная дешёвой кожей куртка, грязные сапоги, испачканные в крови плотные портки, перебинтованные руки и свисающая с пояса плеть, красивая на вид, но всё такая же потрепанная. Краска на рукоятке стёрлась от частого использования. Местами потрескалась, будто она сейчас рассыпется, однако и это не правда. Она была в лучшем состоянии, это было зрелое оружие, всё ещё готовое к пыткам и активному пользованию.
Он вызывал своим видом страх, особенно когда кашлял, а кашель его был громким и оглушающим.
Бизар бил себя по груди, пытаясь прокашляться. В припадке, он и не заметил, как возле него стояла Оливия, сложившая руки.
– О, а ты должно быть, дочь этого старого засранца. Ну, пожалуй, так оно и есть. Глаза отцовские, лицо тоже – точно родная.
– Вам бы не помешало следить за своей речью, говорите вы грубо и бестактно, прошу, больше вежливости.
– ХА! – Бизар выпустил дым из носа, затягиваясь ещё сильнее – Я тебе не лакей, милочка, буду говорить с тобой как того и заслуживаешь.
– Хам! Как так можно? Где ваши манеры? Будьте уверены, папенька вам это припомнит – Оливии впервые так нагрубили. Она привыкла слышать лесть и пустые поэмы, написанные от желания быстро завладеть ей.
Бизара не интересовали женщины последние десять лет – одна лишь охота и курево, да алкогольное самобичевание на уме, в купе с внутренними терзаниями совести за каждого убитого в муках нарушителя. Он видел перед собой всё то же исхудавшее тело, готовое к мукам. Курил он что – то поистине крепкое, такого табака не было на рынках, он сам его выращивал, практически полностью чистый продукт.
Его насмешило, как Оливия называет своего отца, к его грубому голосу, добавился насмешливый тон.
– Твой «папенька» мне жизнью обязан. Всё что он мне припомнит – как мне мешала покурить назойливая девка. Поди отсюда, дай расслабиться. ОДНОМУ.
Оливия фыркнула на него, развернувшись и заходя на заднюю сторону дома – в заброшенный сад. Вера Любовна не тратила силы на задний двор, подметая только листья домашних яблонь и экзотических кустарников. Кирпичный забор, что окружал всё поместье Кровострелов – был покрыт мхом, от обычного зелёного, до редко – оранжевого.
В ванной, продолжался сеанс лечения. Порванная плоть на спине, разодранная нога, сломанная рука, изуродованное лицо – всё было обработано. Осталось вновь зашить – по науке. Для такого, пригласили врача, безымянного как и многие предыдущие слуги дома Кровострелов.Узкие тропинки были чистыми, их подмели ещё утром, листья были собраны в кучки, раздуваемые сильным ветром. Над головой тучи уже совсем сгустились, обретая совершенно чёрный цвет. Загремел гром и первые, тоненькие капли начали падать на землю, Оливия удалилась домой, провожая обиженным взглядом Бизара, всё там же стоящего у конюшни.
Глава 4
Оливия всё думала о том чудище, что поймал отец. Бурые волосы не выходили из головы, образ скованного в цепях – перед глазами. Она испытывает страсть любопытства, ей хочется рассмотреть как следует, а не мельком оглядеть главную легенду её рода.
Дома у них была библиотека, пока Александр готовился к грядущему обсуждению вопроса празднования , Оливия обратилась за помощью к единственным рукописям, сохранившихся ещё со времён, когда писали не на бумаге, а на камне – скрижали, настолько древний род Кровострелов.Там у ворот, в клетке, оглянув Вилориса мельком, отдалённо она почувствовала что – то. Необъяснимое, тянущее к нему, она как заворожённая потянулась к нему. Привёл её в чувства гром, вытаскивающий из необычного транса. Такого она не испытывала прежде, любопытство переросло в научный интерес, а любое объяснение можно было найти в книгах.
Они всегда лежали в витринах как настоящая достопримечательность, написанные на забытом языке, таящие знания о неизвестном под портретами тех, кому посчастливилось найти их. Удачей или тяжёлым трудом – было не важно, главное было само достижение.
Оливия прошлась со свечей по тёмной библиотеке, пытаясь найти что-нибудь о загадочном драконе. Книги ей были не интересны, особенно исторические – от них она всегда засыпала, но в этот раз это нужно прочесть. Скрижали пылились всё там же, надломанные или собранные по кусочкам, одна лишь была не тронута временем, превосходно сохранившая свой вид. Над каждой скрижалью лежала ваза с прахом того, кто сумел её отыскать.
Оливия вспомнила, как отец ночами изучал вырезанные когтями символы, язык до того был сложен, что в попытке перевода – получалась ерунда, непонятная бурда.
– Восьмой ряд, буква «Ю»… Юриспруденция – нет. Юриспруденция села – нет. Юриспруденция города – нет! Юриспруденция посёлка городского типа – НЕТ! О, Южный квартал – Открыв книгу, она начала читать, чуть зевая перед стартом – «Пособие юриспруденции»… Папа! Ты помешан.
Пятый ряд, буква «И». «История искусства» – нет, ох, совершенно не то – Краем глаза, она увидела потёртую книгу, на которой было написано неразборчивым шрифтом «Кровострелов», она вытянула её, красная книга, на которой чёрным по красному написано «История Кровострелов. Автор: Кир Кровострел» – Дедушка? – Автором книги был её дед, она никогда не видела эту книгу, не впервой проходя здесь, просто так перелистывая книги в поисках ярких картинок. Но эта книга… От неё веяло монотонной историей, она словно так и пестрила ответами на вопросы, книга знала всё.
Она открыла первую страницу, от неё пахло дедушкой Оливии, он так долго её писал, что книга впитала его запах – «Введение… Я – Кир Кровострел, наследник Карима Кровострела. Я собрал одну из скрижалей, что была разломана и разбросана по всему миру, выкупил у коллекционеров, выбил из рук сектантов, достал из брюха чудовищ или просто вырезал стены.
К сожалению, и она не дала никаких сведений о том, как прочесть слова наших злейших соперников – драконов, «а зачем мы за ними охотимся»? Никого уже не волнует этот вопрос, все страстно желают получить достойное место на пьедестале крови, даже мой малый сын уже машет мечом, изображая охотника и кричащего про то, как поймает легенду. Всей душой верю в него, всей душой болею за него, сыновья всегда чуть образованнее, чуть умнее своих отцов, им уже не хочется убивать неубиваемое, бегать за глупостями, дети хотят чего – то большего и что же род Кровострелов может предложить детям желающим большего, помимо беготни за глупостями?
Наша гордость – сплошная наёмная работа. Вознаграждение в виде звенящих пошлостью монет и ликование слабой, распущенной толпы. Мы запомнимся как живодёры, готовых заживо содрать кожу, лишь бы получить привилегии – распространяющихся внутри дома, изредка выходящих на улицу. Мы зарабатываем славу охоты, мы продаём славу охоты, мы учим славно охотится.Именно этот вопрос меня мучает с пятидесяти пяти лет, на мой день рождения, когда мне принесли внучку от родного сына. Она задала мне вопрос, который сломил мою волю к охоте, она спросила меня «Дедушка, а мы только охотимся?» Простой вопрос, но тут я задумался.
Тут меня посетил другой вопрос «А сколько погибло моих родственников, пусть и дальних, но тех, что числятся нашими членами семьи: в списке без вести пропавших» – здесь, я копнул так, что можно брать мои последние волосы и выдирать их. Только за последние десять лет, погибло пять сотен Кровострелов, пять сотен, ПЯТЬ! Немного для мира, велико для нас.
Кто – нибудь из будущего помнит Алексея Кровострела? Нет. Леонид Кровострел, Шор Кровострел, Цаль Кровострел, хоть кого нибудь из них? – Нет, никого. Потому что они никто. Их сделали никем – мы сами, игнорируем их смерть, напиваясь при королевском дворце очередным бокалом вина и устраивая оргии в царских палатах.
Многие могли подумать, что я очерняю историю нашего рода, но нет, одумайтесь! Я люблю свою семью, люблю своего брата, люблю своего отца и его отца и его отца и так до самых первых Кровострелов. Я хочу, чтобы будущие наследники не боялись совершать грехов, ибо мы уже всё испробовали, страшнее быть не может.Эта книга – посвящается всем погибшим и забытым детям дома Кровострелов, она посвящена нам, но не для очередной лести, оставьте это какому – то мальчишке, чей хлеб – это громко говорить. Она посвящена тёмной стороне нашего рода, введение я писал уже после сбора всего материала и я надеюсь, ваша жизнь уже никогда не будет прежней. Я надеюсь, эту книгу прочтёт каждый, кто знает Кровострелов.
Глава 1. Забытые, но памятные.
Я не знал, как начать, старт мне никогда не давался. Написать – нужно, начать – нужно и пожалуй, я начну с начал.
Изучая архивы, родословную, древо предков и склепы, нетрудно было найти наших основателей. Те самые, первые охотники и их первые добычи. Каждый в нашей семье знает о них, каждый за пределами семьи знает о них.
Первый охотник – Лучезар Гор и его серебряная, шипастая цепь.
Его сын и последующий наследник – Ким Незримый и его выдающаяся способность маскироваться под любую местность, особенного упоминания достойны его ловушки, он – стал прародителем школы зубьев – базирующейся на его уроках и методах.
О них можно говорить многое, но думаю, не стоит, все и так знают о их подвигах. Скажу лишь то, что у Гора был ещё один сын – младший, к сожалению, утративший имя. Я нашёл его могилу у старого дуба, что пророс у мохнатой пещеры, заброшенная и обросшая мхом. Чем он заслужил столь далёкое захоронение, оставаясь в забвении? Ничем. Буквально.
Безымянный сын ничем не запомнился в роду охотников, не способный поднять даже хиленький кинжал, ввиду своей врождённой болезни. Я опасаюсь, что некоторым из наших может передаться этот недуг, мы очень удачно забываем, что помимо врождённой красоты или силы, с таким же шансом может передаться и врождённая слабость с уродством.
Так вот, наш Безымянник* – был забыт, по причине искусственного забвения, спровоцированное его же родным отцом.
Откуда мне это знать? У могилы, что упоминалась выше – под камнями, была спрятана шкатулка. В ней лежали амулеты, древние и утраченные и самое важное: Бумаги, письма, наша печать. Уже вскрытые. Стоит отдать должное, раньше делали хорошую бумагу, всё с ней хорошо и по сей день, чуть позже – я расскажу, где спрятал письма. В одном из них, было сказано:
Ты верно, не понимаешь, как оказался здесь, среди дикой природы. Пойми меня, мой мальчик, ты мой позор, ты не Ким, ты слаб. Я люблю тебя, но не могу этой любовью рисковать ради нашего будущего, я строю что – то грандиозное. Я создаю историю, в которой не может быть слабости, твоей слабости.«Дорогой мой, младший сын,
У тебя в кармане есть флакон с ядом, он не причинит боли, однако очень горчит. Всяко лучше, чем быть съеденным волками, правда ведь? Прошу тебя, будь хорошим мальчиком. Выпей, утром тебя похороню лично.
Прости, что не могу быть рядом в такую тяжёлую минуту. Прости, что так поступаю. Прощай».
Сделайте следующий вывод: Кровострел готов отказаться от родни, ради собственного места в этой же самой родне. Мы не чтим друг – друга, мы чтим великих. Кто – то скажет «Они это заслужили», в этом, есть доля правды, но только доля! В действительности наша самая большая гордость – предки и их подвиги, а безымянный сын не предок? Несмотря на свой недуг, он смог оставить после себя наследие – сына, где он? Только Он знает. Храни и оберегай его, бедное дитя…»Верно предположить и даже будет очевидным, что Гор стёр все упоминания о своём младшем сыне, отравив и спрятав его в девственных равнинах.
Оливия не уследила за тем, как она полностью погрузилась в своё нелюбимое дело, ощущая в голове волнение и страсть, испытываемую во время обучения. История оказалась для неё впервые интересным занятием.
Скрип от чьих – то шагов, отвлёк её и почему – то напугал, она быстро спрятала книгу промеж других, быстро схватив ближайшую. Из – за угла показалась Вера Любовна.
– Ах, вы читаете дорогая… Я вас потеряла, отец ждёт. Мы закончили с его ранами, теперь он хочет с вами поговорить – Вера Любовна держала в руках светильник с тремя свечами, тучи напрочь закрыли небо от солнца, на улице совсем не было света.
– Читаю, читаю… Подумала, у папеньки должна быть дочь, которой он сможет гордится не добычей, но умом – Она с умным взглядом держала маленькую зелёную книгу с исцарапанной обложкой, не осознавая, что вообще держит в руках.
– Ну что вы, милая, вы и так умны и папенька вас любит, какой бы вы не были. Но всё же… Я рада, что вы последовали моему совету. Изучайте историю, она очень полезна, ошибки лучше видны со стороны.
Оливия не поверила этим словам, недавно прочитанная история впервые ставит её в сомнение перед родственниками. Она испугалась той же судьбы, что постигла предка, испугалась Веры Любовны и отца, которого ещё толком и не видела.
Страх тот был навязчивый, как шёпоты шизофрении, она дрожала, но сдержала себя.
– Я пойду. Раз папенька ждёт, значит надо торопиться.
Оливия ушла, служанке стало интересно, что она читала и вытянула ту самую книгу и ужаснулась. Она спрятала её во внутренний карман фартука и захочет вечером обсудить с ней прочитанное.
Глава 5.
Мысли Оливии были заполнены Безымянником, бессердечным поступком и тем недугом, жившим внутри глубин её жил. Она переживала, боялась за свою жизнь, накрученные мысли о том, что с ней могут поступить также – внушали глупые идеи. Она опасалась, что уродство передалось ей, что слабость живёт где – то внутри неё. Все эти раздумья испарились перед входом в спальню Александра.
Чуть открытая, белая, с золотым очерком на краях. В комнате отца был строжайший порядок, Александр искал в своей комнате что – то важное.
– Боже, пустишь женщину в свою жизнь и наведёт порядку! Куда можно было положить здоровенный шприц?! – Александр ругался на женскую руку, побывавшей в его комнате. Мужчина не любит, когда в его комнате наводят «Порядок», он должен придти к этому сам, иначе рискует в «Порядке» наведённым женщиной, найти – ничего.
– Я видела как она убрала его в самый нижний ящик. Сказала, что всё должно быть на месте – Оливия неуверенно вошла в комнату, усаживаясь в роскошном, чёрном кресле.
Александр открыл злополучный ящик, доставая оттуда ампулный шприц. Чистый, прозрачный, стеклянный, медицинский, со страшной иглой, длиною с мизинец.
– Милая, никогда не убирайся у своего мужа, брак целее будет и скандалить не будете – честно тебе говорю – Александр достал из кармана маленькую баночку, закрытой плотной губчатой пробкой, через которую он продел иглу и вытянул оттуда синий экстракт.
– Хорошо, папенька, запомню. Как твои раны? Я переживаю за тебя.
– Всё будет хорошо, теперь точно. Я поймал Вилориса, милая, Вилориса! Это чудовище убило многих славных войнов и охотников, но теперь оно у меня в руках. С его помощью мы разбогатеем и станем выше любого в городе, да что нам город… Выше любой семьи! Ах, кстати… Слышал, что ты поругалась с Бизаром. Не обижайся, он всегда так, ты не уникальный случай, поверь, есть у него на то причины. Он это не со зла, он это для защиты – себя, в первую очередь.
– Но папенька! Он такой грубый и невоспитанный! Так ведь нельзя.
– Бизар – палач, мастер своего дела. Он видел боль, в каждом обличии и в каждом её ужасном проявлении. Он с ней на ты, прости ему речь и его грубость, тогда он подпустит тебя ближе.
– Не могу говорить с теми, кто даже слова грубого сдержать не способен.
– Дочь. Идёшь по краю. Немедленно возьми слова назад. Этот человек не бросил меня, в холодном лесу, без еды, с обморожением и дрожа как собака в конуре – Александра разозлили слова дочки, он вспоминал свою самую тяжёлую охоту, которую собирается рассказать за праздничным столом.
– Прости, пап… Правда, перегнула.
– Это ничего. Будь ты глупа, продолжала бы на своём настаивать. Я горжусь тобой, милый мой охотник.
– Об охотниках… – Оливия сжалась, опуская голову вниз, снова испытывая недавний страх, который не знала так долго, не знала никогда – Ты меня не бросишь ради славы, папенька?
– Какие дурости! Сплюнь, ну и дрянь, а не слова. Как можно такое говорить? Конечно нет.
– Мне недавно рассказывали, как мою… Подругу убил родной отец, ради денег, всё плохо у них было в семье… А это, так похоже было на нас, я и подумала, что ты… Бросил нас – Оливия не сдержала слёз.
– Ох… Милая моя, я так соскучился по тебе, иди ко мне. Хватит с нас чёрных полос.
Отец обнял дочь, крепко, до хруста в плечах. Они устали от прелюдий и хотели вести себя как простые папа с дочкой.
Под ними, этажами ниже, Бизар и наёмный слуга, тащили пленника вниз, в глубины подземного мира дома Кровострелов. Несмотря на звериную натуру, Вилорис – был спокоен и податлив, строго подчинялся любым приказам. Его сковали в кандалы, подвесили тяжёлый груз на ноги и руки, а обмотанный вокруг тела хвост – привязали к торсу толстой цепью, какой держат больших, боевых собак, с борзым нравом и свирепой закалкой.
Слуга шёл впереди, освещая фонарём сужающийся каменный коридор. С обоих стен были клетки, закрытые на железные решётки, проржавевшие от ненанодобности. В каждой из камер был пленённый зверь, уже сгинувший в иной мир, кто свирепее – кто менее, но каждый попался так же жалко, как и новичок этой тюрьмы.
Они привели его в самый конец, единственная просторная камера в тупике коридора. Вместо решёток – голые стены, без света, цвета, намёка на жизнь, в такой камере даже ползающий таракан в углу – станет приятным собеседником, чем абсолютное безмолвие.
Как иронично: люди сходят с ума не от тишины, они никогда не остаются одни, голос всегда есть – внутренний. Тишина есть, была и будет, в своём непокорном всепостоянстве, развязывая язык внутреннему голосу. Кто разрешает убийце убить, доброму – помочь слабому, гению – творить, черни – быть чернью, тишина или внутреннее я?
Бизар приказал дракону остановиться. Он опустил его на колени и решил немного ослабить тугую цепь, на что слуга отреагировал бурно, не желая ослабевать цепь.
– Что ты делаешь?! Каким трудом мы его сковали и ты его освобождаешь?
– Сидел когда-нибудь на коленях, в цепях, перед престолом несколько часов, на холодном, каменно полу, пока старикашка – судья наконец дотрёт свои очки? – Слуга пожал плечами – Значит не знаешь, что это за боль – Бизар нагнулся к уху зверя, спрашивая – Чувствуешь как натянуто? Я могу освободить хвост, только если не подведёшь. Один рык – согласен, молчание – так и оставляем.
Бизар в надежде ждал, долго. Но никаких движений от зверя, кроме дыхания – не было. Они уже собирались уходить как услышали в темноте. «ГРХ!»
– Молодец, прошу, не заставляй меня потом жалеть.
Бизар пожал его, чуть потряхивая, после пожатия, хвост обвил ноги дракона и он застыл.Бизар достал связку ключей, гремящих так громко, что раздражали слух. Он точно определил нужный ключ, и просовывая его в замочную скважину, повернул. Щелчок и цепь тут же спала. Хвост взмыл вверх, готовясь рассечь Бизара, но то была не угроза, а просто потягивания, он отёк от сдавливания и опустив кончик на уровень лица Бизара, согнул его.
Лицо слуги побледнело, он не испытывал страха быть запертым со смертью в одной комнате, но сегодня коллекция страхов – пополнилась.
– Не ссы, ХА! Расслабься, он спокоен, я хорошо его познакомил со своей плетью – Бизар похлопал по ней, свисающей с пояса.Выходя из камеры, Бизар стукнул его по плечу и посмеиваясь, сказал:
– Как же тут не испугаться? Ты видел, что он сделал с тем мужиком? Отхлестал как рабыню, посмевшей недоложить сахар в его любимый кофе.
– Как же не увидеть? Красота, а не зрелище. Я таких уже видел, сплошные деньги и репутация на уме.
– Чем то они похожи.
– Ты о ком? О Сане что ли? Брось! Нигде они не… – Бизар на миг застыл с открытым ртом, в котором блестели от света фонаря два золотых зуба – ладно, может ты и прав. Но я не верю этим словам. Он человек с принципами, которые касаются только его семьи. Вспомни, каким он пришёл, лохматый, в грязной одёжке, у него валились бумажки из карманов, ещё и кошель тогда потерял, еле как обещаниями он меня уговорил. Он сказал: «Это будет лучшая твоя казнь, потому ты казнишь не тело, но дух» чертяка, заманил ведь!
Да нет, не верю я тебе. Не может такой простофиля как Саня оказаться одним из надувантов. По глазам вижу, таких повидал не мало и знаю, какой огонь горит в их глазах.
– С дороги чушь несу, устал ужасно. Но и ты посмотри внимательно: Как ему важен этот зверь, с какой алчной улыбкой он смотрел на него, он явно что – то недоговорил. Уж точно не чучело хочет сделать.
– Нам то что? Своё дело – сделали, осталось гулять смело. На праздник пойди за меня, не люблю эти шумные, напыщенные балы, празднования… Гадко как – то на душе от них.
– С радостью, мне больше выпивки достанется.
– Будет бухло?! Я ПРИДУ. Это уже не обсуждается.
– Ха! Причешись, будут девки, которым придутся по вкусу твои умения работать с плетью.
– Само собой!
Они проговорили что – то ещё, закрывая дверь и напрочь лишая света камеру. Эхо разговора, скрип ручки фонаря и удаляющиеся шаги – уже были далеко, даже начали подниматься вверх по лестнице, пока не исчезли вовсе.
Вилорис остался один. Он глубоко вдохнул, успокаивая себя. Он подполз в угол, забиваясь в него, сворачиваясь в клубок и засыпая, прикрывая лицо хвостом – как кот возле камина. Тишина никак не смущала его, пока. Дракон привык к природе, к ветру, к холоду, к снегу, ко льду и огню, что сам добывал, ему потребуется время, чтобы привыкнуть.
Над ним была кухня, где Вера Любовна занималась готовкой. Она ждала гостей, к ним должен был наведаться король с поздравлениями и наградой. Вилорис – давно угрожает людям, не словами, но поступками – подвешивая трупы нарушителей на кроны деревьев, обозначающих его территорию.
Вернувшись и увидев беспорядок созданный ей самой, тут же достала из кармана фартука тряпку и принялась протирать. Надавливая на стену, она толкнула её и та поддалась. Квадратный кусочек стены разделился на две части – это была дверца. Открыв её, она увидела верёвку, уходившую куда – то вниз. Рядом был рычажок, который она потянула и верёвка пришла в движение, поднимая из глубин шкафчик, в котором лежала деревянная тарелка и ложка, покрытые плесенью. Она посмотрела на них с озадаченностью. После чего, громко высказала «А- а- а – а… Вот где ты была моя любимица, а я искала тебя. Ой, двадцать лет прошло, а ваши работы всё также хороши. Будьте здоровы! Я её отмою и подам ваши любимые картофельные листы, вашему сыну» – Вера Любовна думала, что это знак с потустороннего мира, что ей даёт подсказку бывший хозяин дома. Она закрыла дверцу и вспомнила, почему вообще забыла про неё.Вера Любовна не заметила под ногами мышь, от чего испугалась и подкинула чашку с чаем, которая улетела в стену. Не сказать на глаз, что эта женщина могла чего – то бояться, но неожиданный вид мыши вызвал реакцию – естественную неожиданностям. Она отломила кусочек чёрствого хлеба, отдав незваной гостье. Мышь выбежала на встречу, не боясь кормилицу. Это было зря. Схватив мышь, Вера Любовна не убила её, не раздавила и не пыталась отравить, а бережно вынесла на улицу, отпуская за забор.