Читать онлайн Пункт Б бесплатно
1. Рывок в неизвестность
Весь мир двигался на север. Светка чувствовала, как он щекотно дрожит под её кроссовками и ползёт на Москву. Потом поняла, что ростовский ветер толкает её, как парусную лодку, и она скользит по обледеневшей обочине.
Выходит, что и природа гонит её вон из дома.
Светка заёрзала по льду подошвами, как на лыжах проскользила к заправке и вступила в тепло магазинчика. Делая вид, что вовсе не околела, а просто пытается выбрать что-нибудь для покупки уж седьмой раз подряд, она бездумно уставилась на полку с мелочёвкой. Но кожей чуяла, как продавщица украдкой за нею следит. Может даже не глазами, а умом или нервами.
Что поделаешь, никак не уехать.
Светка не голосовала и не старалась запрыгнуть в любую попутку. Конечно, в пятнадцать она могла быть и глупой. Но не обязательно. И без того проблем хватало, и взрослеть приходилось быстро.
Сначала она ждала рейсовый автобус. Но дождавшись, узнала, что денег не хватит и до Воронежа. Потом пробовала напроситься в легковушки, зависающие на заправке. Но молодые мужчины ухмылялись, видно в голове воображая какую-нибудь дурь. А мужики постарше будто не видели её вовсе, глядели сквозь. И отказывали коротко и молча.
К вечеру Светка уже настолько погрузилась в сложный мир федеральной трассы, что разбиралась в нём почти как часовщик в часах. И теперь она охотилась за пожилыми стариками на советских машинках.
Они слушали со вниманием, охали с сочувствием, видя, как окоченела девчонка на морозном ветру. И об их горькое удивление она укрепляла свою испуганную душу. Жаль только, что все они ехали близко, по окрестным деревням.
А к вечеру и вовсе попадались редко.
Грелась она в магазине, где, стараясь не глядеть на съестное, слушала уютное бубнение крошечного телевизора и искоса наблюдала за миром людей, заходивших перекусить.
На сей раз, решившись, наконец, потратиться на булку, она расплатилась, глянула на выход, на быстрый, гонимый ветром сиреневый воздух за окном, и замерла в тяжелой нерешительности.
– Ты к дальнобойщикам просись, – посоветовала продавщица, не глядя и не отрываясь от газетки с кроссвордами, но и не упуская Светку из ума. – Выбирай постарше и пробуй.
Светка не ответила, даже не глянула. Научилась за день.
Она молча вышла на улицу, осмотрелась в сумерках.
Все-таки мир стоял на месте и никуда не двигался. Хотя и растянулся между Ростовом и Москвой. Растянулась дорога, прилепленные к её обочине магазинчики, длинные фуры. Растянулись даже снежинки, которые на жестком ветру казались тонкими стрелками, летящими по ветру всё в том же направлении.
Будто в Москве установили мощный магнит, размером с чёрную дыру, и всё теперь тянулось туда.
Только Светка не вливалась в этот растянутый мир, потому что он не принимал её, не слышал и жил сам по себе.
А она как будто обитала в параллельном, не умея пересечься с окружающим и вжиться в его растянутую, странную реальность своей сжатой и стеснённой душой.
Светка вгляделась в сумерки, ссутулилась и попрыгала на месте для разогрева окаменемевших пальцев на ногах. Отступать было некуда, и она двинулась на стоянку, скользя задубевшей резиной по влажной гололедице.
Фуры стояли темными рядами. И эти ряды были похожи на большой тёмный город с его кварталами и проспектами, наполненными чужими, незнакомыми людьми и скрипучим ледяным ветром.
Внезапно из-под вагончика охраны на неё бросилась визгливая собака ростом не ниже колена. Ярясь и клацая зубами, она явно целила впиться в Светкины окоченевшие ноги.
Светка замерла и огляделась вокруг в поисках хозяина. Но в ветреных сумерках увидела только темный вагончик с оборванными электропроводами, которые с недобрым скрипом терлись о железную стенку.
Воображение тут же детально проработало путь отступления – дорога, заправка, магазин, продавщица.
Тупик.
Всё же Светка развернулась обратно к заправке, но собака ринулась к её пяткам совсем уж вплоть и едва не ухватилась за тонкую штанину. И Светка испугалась: быть укушенной – это больно, но разорвать единственные штаны, пусть и тонкие не по зиме… это ещё и горько до слёз.
Она резко развернулась к безумной зверюге, взмахнула на неё руками и вскрикнула. И от собственного, жутковато-испуганного и насквозь одинокого возгласа ей стало до рёва страшно.
Она метнулась за камнем, которого на льду было не отыскать, подхватила для виду пустоту и притворно швырнула в собаку. Потом подпрыгивала, визжа и корча угрожающие гримасы, никому не видные в темноте, чтобы казаться выше и страшнее. Уж так устроен мир – нужно быть выше и страшнее.
Собака тоже была битой, потому что и она взвизгнула вслед за Светкой, а там и вовсе забилась под вагончик, откуда лаяла теперь с остервенением оскорбленного хозяина, напуганного незваными гостями.
Развернувшись лицом к злобной псине, Светка боком, а потом и спиною двинулась в неосвещённое пространство автостоянки, не теряя противника из виду и отмахиваясь мнимыми швырками.
Отделавшись от собаки, она проскользила по гололедице вдоль ночной «улицы» грузовиков, выискивая «жилые» кабины.
Но «опрос» дальнобойщиков оказался пустым и даже по-своему опасным в этой ледяной, вечерней темноте. Иные принимали Светку не за ту девицу, и ей приходилось долго отнекиваться.
Иные же просто посылали восвояси матерно и витиевато.
В конце концов она заблудилась в темноте среди машин и складов, выбрела на освещенную тусклым фонарём площадку, и, отвернувшись от ветра, вслушалась в гудение шоссе.
Идти больше было некуда, и пробовать нечего.
Она вгляделась в окружающее, и взгляд её пал на покосившийся столб с перекрестьем, зловеще напоминающим могильный крест.
«Господи-Божечка, если Ты есть, помоги мне…» – пробормотала она, глядя на «крест».
Потом, не вдруг решившись, опять вступила в темноту, и пошла на рокот шоссе, как на маяк.
По пути она ещё пытала счастье с дальнобойщиками, пока не поняла, что это опаснее, чем просто лечь в сугроб и замерзнуть до смерти – такие сегодня попадались люди.
Но Светка давно научилась не обижаться на чужих людей. Они всего лишь живые декорации. Мир. Что с него взять? Но только теперь она «шкурой» чуяла прикосновения этого мира, втягивающего её чуть ли не насильно в свои сподние подвалы.
Девочка проскользила громадную парковку насквозь и вырвалась из неё другими воротами. По обочине трассы, издали обходя забор стоянки, чтобы не наткнуться на собаку, вернулась к заправке и почти сдалась. Здесь она встала против ветра и вгляделась в облако света за ночным южным горизонтом. Где-то там жил своей жизнью Ростов, где-то в садах клонился к земле их ветхий дощатый домик, мама пекла картофельные драники на сухой сковородке, а тощий кот тёрся об её ноги, думая, наверное, что горелая картошка превратится в рыбу.
Светка вздохнула и покачала головой. Она знала, что не превратится.
Потом отвернулась от ветра, растерла одеревеневшими ладонями стылые щёки и сжала зубы, будто так её лицу будет теплее. Или душа её станет твёрже.
Как могла, она отгоняла мысли о возвращении назад.
Но туда, на юг шло соблазнительно много машин, почти все они до Ростова или дальше. Нет ничего проще, чем вернуться. И нет ничего сложнее, чем двигаться вперёд, в неизвестность, в темноту далекой Москвы, в которой когда-то жил её отец, обозначенный на старом конвертике как Лиховской Андрей Андреевич.
Светка снова глянула на ветер, и воображение нарисовало путь: попутка, большая надпись «Добро пожаловать в Ростов-на-Дону», Будёновский проспект, остановка, автобус №78, сады.
И даже ростовский ветер, который гнал с юга мокрый мороз куда-то на север, где такой холод почитался за тепло, показался ей нужным, близким и родным.
Светка шагнула ему навстречу и вгляделась в противоположную сторону шоссе, выискивая местечко для старта назад.
Но обзор ей перегородила очередная фура, подрулившая к заправке. Водила спрыгнул на землю, захлопнул дверцу, хмурно, с подозрением зыркнул на Светку и ушёл в магазин. Из кабины на миг пахнуло теплом и духом жилища. И пока не вернулся хозяин, Светка грелась воспоминаниями о том тепле, в воображении примешивая к нему мамин голос, мурлыканье кота и даже дурацкие Колькины анекдоты, какие, одни и те же по кругу, он рассказывал маме, если напивался достаточно крепко.
Образ глупого отчима тут же смешался со скандальными выкриками, маминой молчаливой ненавистью, безнадежностью и пустотой будущего. Светка зажмурилась больно, а потом до кругла широко раскрыла глаза, чтобы избавиться от воспоминаний.
Надо уехать!
Само собой ничего не происходит.
Она подошла к кабине фуры вплотную, в надежде, что хоть сейчас ей повезёт.
– Мне ничего не нужно! – холодно отрубил водила, когда, возвращаясь, понял, что Светка его дожидается.
Это был высокий и худощавый, крепкий мужик лет пятидесяти. Седеющий, старый, как по Светке, но пружинистый и весь собою по-волчьи настороженный.
Он быстро и колко оглядел девушку, ловко взобрался на свою "двухэтажную" машину и влез в кабину, прикрыв за собой дверь, но не захлопнув её. И Светка стояла снизу и с надеждой глядела в оставшуюся щель, через которую виделась только нога в утеплённом резиновом галоше без задника и воображаемый призрак далёкой Москвы.
– А я не предлагаю! – выкрикнула Светка в подвижный мороз отчаянно, и тепло её легких паром унеслось за ветром вдоль дороги. – Мне до Москвы. Подвезёте?
Нога двинулась, толкнула дверь, и водитель снова появился в дверном проеме. Он опять оглядел Светку с рентгеновским вниманием, глаза его сузились и холодно всверлились в Светкины испуганные глазёнки. Насколько пускала вечерняя мгла.
– Я до Богучара. Там сливаюсь и назад на Краснодар, – выкрикнул он и молча уставился на Светку. И она поняла, что это был вопрос.
– Ладно, до Богучара, – пробормотала она, но ветер пожрал её звуки. Поэтому она повторила, но теперь уже криком: – Хоть до Богучара! Подвезёте?
Водитель молча мотнул головой в сторону пассажирского сиденья и захлопнул дверцу.
Светка оббежала головастую машину спереди, слепясь её мощными фарами, вскарабкалась по ступенькам в раскрытую для неё пасть двери и вошла в неизвестность.
Больше её здесь не видели.
2. Рискованный попутчик
– Обувь снимай! – распорядился хозяин.
Светка закрыла за собой, уселась на сиденье, согнулась и кое-как стащила загрубевшие на морозе дерматиновые кроссовки, кривясь и покряхтывая от боли в заледеневших пальцах.
Водитель вынул откуда-то из-за спины тапочки, бросил на пол, и Светка с облегчением спрятала в них свои ноги в носках, дырявых на больших пальцах.
– Паспорт есть?
– Есть. А что?
– Тебе ж лет четырнадцать, а это дорога, – пояснил он, все ещё не трогаясь и по-хозяйски пристально следя за движениями гостьи. – Зачем мне проблемы?
Светка закопошилась над молнией куртки, трудно расстегнула стылыми пальцами, вынула «блокнотик» из внутреннего кармана, протянул водителю.
Тот принял, надел очки и со внимательностью доктора, изучающего больничную карту, осмотрел документ. Потом вернул молча, кинул очки на полку выше приборной панели и глянул на Светку:
– Ну что, Светлана Андреевна? Поехали? – он улыбнулся по-гагарински, если бы Гагарин был старее, битее и злее. Потом выключил фонарь в кабине и отпустил сцепление. Машина вздрогнула, фыркнула, и жёлтая от света фар дорога сунулась им под колеса.
Поехали.
Когда грузовик разбежался, мир удлинился ещё круче, и снежинки растянулись, мелькая за окном ровными белыми полосками. И теперь всё, что не было дорогой, исчезло в стремительной летящей темноте. Видимы были только линии трассы, отбойники, столбы и нитки проводов, похожие на провисшие строчки нотных станов, так и не заполненных музыкой.
– Что в Москве? – спросил водитель из мерцающей лампочками темноты. – Ты куртку-то сними. Тут жарко.
– В Москве Кремль, – буркнула Светка. Потом привстала, стащила всё ещё холодную курточку, и из её нутра, из подкладки и пустых рукавов в кабину вошел дух печного дыма и нестиранного тряпья.
– Утр-ро кр-расит, – прорычал водила, протягивая «р»: – Нежным светом! Так ты на экскурсию в Кремль?
Он ткнул кнопку, дверное стекло чуть приспустилось, и тёплый воздух, устремляясь во вне, повлёк за собой запах её дома. Грязного и постыдного.
Светка почувствовала, как к лицу приливает кровь.
Она уставилась в зеркало заднего вида, и в свете встречных фар разглядела чужое, осунувшееся лицо девушки с огромными, испуганными глазами, всё ещё ярко-красными от мороза щёками, в дурацком мужском свитере под горло и чёрной вязаной шапке с надписью "Be happy".
Хотя… Глаза её всегда были испуганными, внимательными и удивленными.
С детства.
В последние годы к ним примешалась разве что только злость, которая удобно отталкивала таких вот случайных и неслучайных попутчиков.
Но Светка-то знала, что это только защитные очки. Надёжные, прочные и неодолимые с виду, но такие бесполезные, если вдруг что.
– Меня Олег зовут, – зачем-то представился водитель. У него был голос с брутальной хрипотцой, какою иные мужики напрягают свое горло, чтобы придать словам больше напора. Не хватало только «блатной» походочки и папироски в углу рта. Хотя, кто знает, может в его арсенале имелось и такое.
– А отчество? – буркнула Светка, подозревая стремление Олега сойтись с ней налегке.
– Тоже есть, – он глянул на неё коротко, но тут же вперился в дорогу. Да и толково разглядеть её в темноте кабины все равно не смог бы. – Только мы здесь, на трассе, все равны. Все без отчества. Водилы – «братаны», продавщицы – «девушки», менты – «начальники». Даже без имён.
Потом ехали молча, и эта тишина давила на Светку. Может быть он просто едет в свой Богучар, чтобы там высадить её на обочине и исчезнуть навсегда где-нибудь в далеком Краснодаре. А может жди от него несусветностей, какие и в голову не придут. Как от её отчима, который даже трезвый для неё был непредсказуем, а иногда глуп и жесток без причины.
– А откуда добираешься? – Олег опять тронул её жизнь своими любопытными «пальцами».
– Из дома, – ударила она Олега по «рукам». Но потом, помолчав и смягчившись усилием воли, добавила примирительно, хотя и со снисхождением: – Из Ростова.
– Понял, – кивнул Олег и по-боксерски размял шею, ворочая головой влево-вправо. – В бега, значит? Не ладится у тебя?
Светка не ответила.
– Мама? Папа? – в темноте он не видел её хмурого лица, и «защитные очки» не работали. А словами грубить ему на его же территории Светка не хотела. У мира свои правила, вроде физики. И их лучше не нарушать.
– Мама…
Олег покивал головой, как автомобильный болванчик, и цыкнул сквозь зубы, будто по ошибке смачно откусил лимон.
– Сожитель, выпивка? – спросил он и, подумав, добавил с тою же серьезностью в голосе: – Подростковое одиночество?
– И то и другое…– с неожиданной для самой себя откровенностью ответила Светка. Обыкновенно раздирающего её одиночества люди касались насмешливо и холодно. Но в Олеговом голосе она не уловила надмения.
А потому вздохнула, и в конце выдоха её гортань мелко задрожала, и этот звук напомнил ей тихий, сдерживаемый плач. Знакомый, болезненный и бесполезный. Она сглотнула, чтобы вернуть предательское горло в привычное напряжение и признала то, что всегда прятала:
– И третье.
Проклятое сочувствие всегда делало Светкину душу слабее. Она вздохнула ещё раз, теперь уже во всё туловище, раздавшись ребрами, как воздушный шар, и медленно выдохнула. Медленно, без заметных движений или звуков.
– А вы? – сместила она внимание с себя и вгляделась в сумерки кабины, пытаясь прочитать в силуэте Олега его душу. Но не прочитала. –Вы тут всегда в одиночестве.
– В этой машине все одиноки, – ответил он уклончиво. – Но я понял, как она работает.
Светка промолчала, не нашлась, что сказать – не разбиралась она в машинах.
Поэтому спросила что-угодно:
– Давно работаете на грузовиках?
– Не важно, – отмахнулся Олег, и в его голосе впервые послышалась улыбка. – Это образно. «Метафора» называется. Я не про свою машину, а про ту, которая едет без остановки и называется жизнью.
Дорога пошла к низу, и машина слегка заёрзала влево-вправо.
Но Олег не придал этому значения.
– Жизнь – это фура, а вы – за рулём? – примерила Светка на Олега его метафору. Потом на себя. – Тогда я не понимаю. Моя фура всё время от меня убегает. А иногда и задавить хочет.
Она даже попробовала усмехнуться, но смех не выдохнулся из её горла, увязнув в коме где-то в голосовых связках. И ей захотелось вскричать во всё горло. Захотелось, чтобы этот чужой дядька остановился, а она бы вцепилась в его железную, жилистую руку и рыдала бы в его свитер и орала бы сквозь слезы всякую невнятную белиберду, а он бы только кивал молча и вздыхал. Хоть бы и без сочувствия.
И, может быть, ей стало бы легче.
Но он, конечно, не остановился.
И она, конечно, не разрыдалась.
– Это от тебя не фура твоя убегает, а дорога. Фура – это только твои доступные возможности. Инструменты, понимаешь? Тело, работа, профессия и всё такое. А дорога – это твое движение. Не ты её прокладываешь. Как и в реальности, не я проложил дорогу до Богучара. Но я туда еду, потому что Богучар сейчас – моя цель.
– Цель, – пробормотала Светка и вжалась в дверь, будто стараясь отодвинуться от Олега, всех его метафор, его жизни и его души. Потому, что у него была цель, он также правильно вписан в этот мир, как и все прочие. Как все, кроме неё.
– Вот… – Олег замолчал, сосредоточившись на дороге, какая вошла в низину, не огороженную лесополосами.
Поперечная метелица нанесла наледи, машину качнуло, и Олег снова коротко задвигал рулём влево-вправо, отчего Светку то влекло к Олегу, то отталкивало от него.
Наконец, ложбина выровнялась, трасса пошла на подъем, и колеса зацепили чистый асфальт. Олег выдохнул шумно и облегченно, и Светка только сейчас поняла, что на этот раз машина прошла опасный кусок пути.
Впрочем, Олег тут же продолжил, как ни в чем ни бывало.
– Если будешь смотреть на себя, как на водителя фуры, всё встанет на свои места. Посмотри, где у тебя ошибка: может водитель ошибается, может фура плохо работает, может дорога не та. Или, вообще… цели нет. А без пункта Б тебя несёт куда попало. Оно ведь как… Дорога есть, и выбрать можно любую. Нельзя только остановиться. Остановка – это смерть.
Светка откинулась на спинку сиденья, взглянула на Олега и снова попыталась рассмотреть в свете приборов его лицо. Наверное, в молодости он был красивым и, судя по его манере говорить и двигаться, был модным и дерзким. Как она.
– У меня нет цели. Да и дороги. Вся моя жизнь, даже если отбросить ваши эти… Вся она ад.
– Что так? – отозвался Олег теперь уже без всякого сочувствия.
– Отчим… – Светка умолкла на мгновение, задумалась – стоит ли так уж откровенничать с чужаком. Она уже жалела, что позволила втянуть её в эту беседу старику, претендующему на знание Вселенской мудрости.
Потому ещё раз глянула на Олега украдкой, но увидела только силуэт его напряженных рук, и, может быть даже не умом, а чем-то ещё, уловила его пружинистую, бронебойную внутреннюю прочность. А может это тоже была его маска, вроде защитных «очков».
Впрочем, не похож он был на добренького мяконького мудреца. Этот и голову отшибёт, если надо.
Она вздохнула и почти прорычала сквозь зубы, сдавленные ненавистью:
– Он такие вещи вытворяет со мной! Такое переносить… – она на мгновение задумалась, достаточно ли весомо звучат её слова, и добавила, для их возвышения, всей душой желая приуменьшить Олегову дорожную премудрость: – Это вам не про дорогу рассуждать…
– И что он вытворяет? – насторожился Олег и даже удостоил её быстрого тревожного взгляда, какие редко он на неё кидал по опасности дороги.
– А вы сами не догадываетесь? – выдохнула Светка и замолчала, чувствуя, как детали её истории, проявившиеся в памяти ужасными картинками и не желая переводиться в слова, скомкались в горле, принудив её голос дрогнуть.
3. Злые взрослые
Что-то изменилось. Светка почувствовала беспокойство в суетливости Олеговых движений. Он замолчал и, вытягивая шею, пытался заглянуть дальше машин, идущих впереди, внимательно всматривался в их освещённые красными габаритами затылки и недовольно цыкал сквозь зубы.
Попутки сбавили ход, а встречные теперь вовсе не попадались, будто это была односторонняя дорога.
Олег тоже сбросил скорость, и его грузовик, фыркая и вздрагивая, вжался в вязкую и длинную пробку.
– Что там, начальник? – хрипло выкрикнул он через приоткрытое окно гаишнику, кутавшему лицо в поднятый воротник бушлата. Гаишник глянул на звук его голоса, но Олега в снежной кутерьме разглядеть не успел, а только махнул жезлом – проезжайте, мол.
В пробке реальность замедлилась.
Вместе с пространством трассы Ростов-Москва растянулось и время. Светке чудилось, что неспешные сонные машинки, с высокой фуры казавшиеся ещё меньше, чем они есть на самом деле, стоят на месте. А вытянутый мир замедляется и теперь уже нехотя подстилается под их колеса. А вскоре и вовсе замрет и встанет на паузу.
Декорации за окном больше не мелькали вытянутыми полосками темноты, а проползали неспешно, давая себя рассмотреть. И оказалось, что рассматривать нечего: бесконечная однообразная лесополоса, одиноко стоящее дерево, следы попавшей в аварию машины, и знаки, знаки. Вся дорога исчертана знаками. На скорости Светка никогда не успевала их прочитать. Не понятно, как водители могут идти по своей трассе, цепляясь за знаки и не сбиваясь с пути. Но ведь могут!
Теперь же она рассматривала их почти с жадностью.
Через час они добрались до Шахтинского поворота. Здесь другой «гаец» жестами направлял весь поток на Шахты.
– Что-то случилось, остановка на трассе. Придётся объезжать, – нарушил Олег навязчивую тишину и, не противясь течению, свернул вправо и переключился повыше. Машина ускорила бег, и в этом её разгоне Светка почувствовала какое-то облегчение: неопределенность пробки томила и мучила её, будто кто-то огромный и всемогущий пресек движение её жизни. А теперь, когда машины, видные этому оператору с высоты, как юркие, устремленные каждый к своему месту эритроциты, помчались по артерии ускоренно, Светкина душа даже утеплилась благодарностью.
Непонятно, кому и за что.
Вскоре она узнала, что у их движения есть не только небесный оператор, но и вполне земной: у Олега зазвонил телефон с трескотней колокольчика вместо мелодии.
Он ткнул пальцем в сенсор.
– Николаич, ты куда это, путешественник? – пробубнил чужой голос, ворвавшись в их кабину через динамики. – На Шахты?
– «Гаишники» всех поворачивают, за Шахтинским разъездом, видать, что-то серьёзное.
– А, да! Вижу пробку, – отозвался голос. – На Каменске опять будешь баловаться?
– Не баловаться, а отстаивать пр-рава! – снова прорычал он на звуке «р».
– Ну… Понятно, – с недовольством согласился неизвестный. – Время нагнал, я вижу. Только смотри, ни дай Бог, что случится, до смерти не расплатишься.
– Да ладно тебе, Лёх, ты чего?
Но на том конце уже положили трубку.
Олег усмехнулся, покачал головой.
Шахты оказались обыкновенным серым городом, напрочь лишенным как шахт, так и городского уюта. Но и скупые шахтинские картинки, мелькающие за окном – дома, магазины, вывески, теперь ощущались как дар для её изголодавшегося воображения. Все-таки, ехать по России вдоль бесконечных тёмных лесополос – то ещё испытание для ума, привыкшего к разнообразию впечатлений.
– Это Шахты, – высказал Олег очевидное, как самый бестолковый гид. – Это не по пути, но нам придётся проехать через них. Вот и думай, похожа дорога на жизнь или нет.
Когда Шахты остались позади, Олег снова вырвался на федеральную трассу. За окнами Светка не видела больше ничего, кроме струящейся вдоль дороги, седоватой от метели темноты, и, мучаясь молчанием, она вернулась к их недосказанному разговору.
– А вот я думаю про вашу эту жизнь-дорогу… Как же я? Что мне делать? Ну, поставлю я цель. Что толку?
Олег не ответил. Может быть он даже не понял, о чём она говорит, или сам впал в гипнотическое состояние, навеянное однообразием пейзажей и монотонностью звуков мотора.
– Смени водителя, – наконец ответил он, когда Светка уже прилегла головой к холодному оконному стеклу и отдалась собственным размышлениям. – Дорога не виновата, что ты едешь в никуда и ропщешь, что плохо получается.
– Мне сменить саму себя?
– Да! – он глянул на Светку, но не разглядел. А потому щелкнул один из своих бесконечных выключателей, и салон осветился тусклым желтоватым светом. Но шоссе всё мчалось под колеса машины, и Олег, впервые вполне разглядев Светку, тут же вернулся к внимательному созерцанию дороги. – Ты спряталась за какими-нибудь страхами или обидами. Тебе придётся выйти из них, сесть за руль и поехать. В общем… Если хочешь изменить мир вокруг себя, измени мир внутри себя.
– Проще сказать, чем сделать… – огрызнулась Светка, чувствуя, как в её душе возбуждается смутное раздражение. Не понимала она этой пустословной болтовни и сравнений. И особенно не любила вынать свою душу на свет пред взором людей. А теперь, когда рассеялась темнота кабины, Светка будто пыталась вжаться в саму себя.
Но Олег совершенно не замечал «священной неприкосновенности» её души, и рассуждал до того словоохотливо, как будто она слушала его, раскрыв рот и выпучив глаза.
– Штука не в этом, – пустился он в объяснения. – Пока ты надеешься, что кто-то вместо тебя будет рулить, ты будешь злиться на него или унывать. Он ведь будет виноват по-твоему. А тебе нужно просто сесть за руль. Взять свою жизнь в ум, понимаешь? Знать, чего ты хочешь вообще и просить того, кто прокладывает маршрут, чтобы он помог тебе добраться туда. В общем, пора взрослеть.
– Само собой ничего не происходит… – повторила Светка свою сегодняшнюю горькую правду, осознанную на заправке. – Это – да…
– Происходит, и ещё как! Дор-рога! – не согласился Олег. – Она на месте не стоит, что бы ты не делала. А значит – происходит и само собой, без тебя. Ты всё время в движении. Другое дело – куда ты хочешь двигаться. Из пункта А в пункт Б. Как в школьной задачке. Мы все школьники, дети-переростки.
– У меня нет маршрута.
– У всех есть… – Олег замолчал, вильнул рулём влево, убедился, что встречка пуста, и обогнал медленную советскую машинку. Наверное, запоздалый старичок ехал в свой теплый сельский домик. – "А" – это "Азъ", то есть – "Я" по церковно-славянски. Значит путь начинается от самого тебя. Это я так придумал себе.
Он улыбнулся и глянул на Светку, и она впервые встретилась с его холодными, почти железными серыми глазами, за которыми почуялось странное живое тепло, где-то там, в глубине его души.
– А пункт Б тогда что? Богучар?
Олег не ответил: в быстрое, но мерное движение потока вклинилась большая чёрная легковушка, жаждущая обогнать их длинную фуру. Встречный автомобиль, летящий к ней в лоб, испуганно замигал фарами, и черная машина отстала, пристроившись в хвост фуры.
– Не дур-ри! – рыкнул Олег водителю черного внедорожника, будто тот мог его услышать. Потом, уже обращаясь в общий воздух их кабины, добавил: – Вот так оно выходит – кто-то не принимает объездных дорог, думает, что сбился с пути и впадает в уныние. А кто-то, как этот, не может утерпеть, торопится, жадничает… И летит по встречной.
Светка не понимала в дорожном движении ничего. Но она видела опасность, глядя на дорогу сквозь тревогу в Олеговом голосе. Она даже незаметно оглядела свое кресло, чтобы найти ремень безопасности. Но не нашла. А сам Олег не предложил – не любят русские люди ремней безопасности. То ли дороге своей верят, то ли оператору.
И Светка с доступным её голосу равнодушием заключила:
– Дураков хватает…
– Дураков? – переспросил Олег удивленно. – Все, кого ты тут видишь – дураки. Включая этого парня на "Джипе", меня, тебя. Говорю же, мы все слепые и глупые, как дети. Не суди нас строго: Бог смотрит не на мудрость, а на смирение.
Потом, помолчав и убедившись, что движение вошло в свой привычный, быстрый и смертельно-сонный уклад, он вернул Светку обратно в её кошмарную семью:
– Так что там с твоим отчимом?
Она съежилась, «прилегла» плечом и головой на дрожащее стекло двери, и стала ждать вспышку фар встречной машины, чтобы в её свете лучше разглядеть свое отражение в зеркале заднего вида.
– Ничего с ним… – ответила она уклончиво. Но потом уточнила: – Животное он. Глупое, пьяное и хамское.
– Ну что он? – не отставал Олег. – Пристаёт к тебе?
– Кто? Колька? – с пренебрежительным удивлением усмехнулась Светка и даже «махнула» рукой, не поднимая её с колена. – Да нет! Не то. Просто материт меня каждый день, то рукой замахнётся. Бешенный! Упрекает едой… И постоянно недоволен мной и моими сёстрами. Из дома выгнал. Чужие мы для него. А мать…
Она осеклась, замолчала и, чтобы успокоиться, нащупала в кенгурином кармане свитера сложенный вдвое конверт с отцовским адресом.
– Что? Не заступается?
– А кто дороже? Дочь или мужик? – уклонилась она от ответа, отбившись от Олега вопросом.
Он усмехнулся, но не ответил. Может не знал ответа, потому что сам он не мать, потому что у него нет дочери или он не живет бабой-одиночкой с тремя детьми. А может потому, что сзади замигали фарами, Олег, отвлёкаясь от дороги, глянул в зеркало, и что-то недовольно забормотал себе под нос.
В конце концов стало ясно, что тот самый торопливый внедорожник всё не успокаивался и подавал Олегу сигналы к остановке.
– Чего тебе ещё? – разобрала Светка Олегово бормотание.
Черная машина обогнала грузовик, пока не было встречных машин, и осадила его движение, притормаживая у Олега перед «носом», почти касаясь его «губы» своим «затылком».