Читать онлайн Осколки разума бесплатно

Глава первая: Знакомство

Никогда не любил мозгоправов. Они, словно черви, забираются в голову и вытаскивают наружу твои самые гадкие и отвратительные воспоминания. Они копаются в них, ищут причину твоих бед, тот гнойный нарыв, мешающий нормально жить в обществе обыкновенных «правильных» людей.

– Расскажите о себе, – сказал врач.

Я встал с дивана и прошелся по кабинету. Мой взор приковала картина неизвестного автора. Она висела прямо возле дверей кабинета.

– Что именно вам хотелось бы узнать? – спросил я, медленно подбираясь к картине.

На ней изображены три обезьяны. Первая закрывала лапами уши, вторая рот, а третья глаза.

– Абсолютно все, начиная от вашего имени и заканчивая родом деятельности, – сказал мужчина и задумался. – К примеру, давайте начнем со знакомства.

Я продолжал рассматривать картину. Живопись никогда меня не интересовала, но эта… Такие яркие краски. Истинный ценитель заметил бы, что картина написана маслом. Идеальные контуры и темные цвета показывают настоящий посыл картины. Три обезьяны символизируют собой идею недеяния зла и отрешенности от лукавства, неистинного.

– Ну что ж. Давайте познакомимся, – сказал я, не отходя от полотна. – Меня зовут Евгений Молчанов.

– Хорошее начало, – сказал врач, пристально на меня взглянул, а затем спросил: – Сколько вам лет?

– Всего лишь восемнадцать, – ответил я.

Отойдя от картины, я заметил статуэтку Фемиды, древней богини правосудия. Она гордо стояла на полочке и держала в руках весы. Забавно, что у психотерапевта в кабинете так много символизма.

– Хотели бы вы узнать, как меня зовут, Евгений? – поинтересовался врач.

– Если честно, не особо.

– Я вам все равно скажу. Меня зовут Павел Анатольевич. Странно, что вы еще обо мне не слышали, – удивился доктор.

– Я слышал о вас. Но не самые лицеприятные вещи.

Я сел обратно на диван, удобно распластался по всей его поверхности и ушел в глубины своей памяти.

– О чем задумались? – поинтересовался доктор.

– Не понимаю, зачем меня тут держат.

– Если вы здесь, значит, чем-то больны, – ответил врач. – Мы просто так людей здесь не держим.

– Вы можете рассказать, чем я болен?

– Пока еще нет. Мне нужно с вами познакомиться поближе.

– Вот оно что… – задумался я. – Значит, вы еще не знаете, болен я или нет, но все равно меня заперли в клетке?

– Я бы на вашем месте не называл это место клеткой. У вас замечательные комнаты, трехразовое питание и в любой момент вы можете встретиться с любым человеком, которого только захотите увидеть.

– Но я же не могу выйти отсюда.

– Да, не можете.

– Значит это клетка, Павел Анатольевич.

– Давайте сменим тему. Расскажите мне о своей семье, – врач поправил очки и закинул ногу на ногу.

– Кто именно вас интересует? – спросил я.

Видно, что доктор начал нервничать, но Павел Анатольевич не из тех, кто показывал свое состояние. Он собрался и так же непринужденно продолжил разговор.

– Давайте начнем с мамы. Как ее зовут?

– Виктория Молчанова.

– Отлично. Вы можете рассказать о ней?

– Конечно, – ответил я и снова задумался.

Кусочек за кусочком я складывал пазл у себя в мыслях, пытаясь собрать человека, которого я знал и безмерно любил. Наконец фигура появилась в голове, и я начал говорить:

– Женщина лет сорока пяти, – я закрыл глаза, пытаясь в точности описать ее. – Большие упругие губы. О таких губах все мечтают. Карие глаза, тонкий аккуратный нос. Брови средние, не толстые и не тонкие. Уши немного приплюснуты к голове. Голова овальной формы, вытянутая. Вечно она ходила с каре и закрашивала седину каштановой краской. Худощавая, где-то метр семьдесят ростом.

– Вы так точно ее описали, – удивился доктор. – У вас хорошая память. Опишите ее характер.

Я снова ушел с головой в мысли. Для меня эта задача не из легких. У нее всегда был сложный характер, но как его сущность донести до врача? Я не понимал. Немного поразмыслив, я решил действовать наобум.

– Она добрая, и в тоже время злая. У нее нет золотой середины. Она меня любит и в то же время презирает.

– Как вас может презирать родная мама? – прервал меня доктор.

– Может, поверьте мне, – ответил я и продолжил свою мысль: – С ней то легко, то сложно. Ее вечно бросает из стороны в сторону, как мячик на футбольном поле. Она то ласковая, как кошка, то суровая, как сторожевой пес. Часто обижалась на меня. Могла неделями ходить с надутыми губами, а бывало, что сразу прощала, хотя я был этого не достоин. Вот такая у меня мама.

– Это же ненормально, – проговорил доктор.

Его очки немного съехали, и он их поправил.

– Возможно. Не могу ничего сказать по этому поводу. Для меня она навсегда останется любимой мамой и отвратительным человеком, который засунул меня сюда, в это «замечательное место».

– Что вы можете рассказать про отца?

– Про отца? Вы все хотите о нем знать? Мое мнение или в целом, какой он человек? – поинтересовался я.

– Я бы хотел знать все, – ответил Павел Анатольевич.

Тема отцов и детей всегда стояла для меня остро, особенно после того, как любимый папаша ушел к какой-то ветреной женщине. До сих пор не знаю, как ее зовут, но всем сердцем ненавижу.

– Он у меня крепкого телосложения…

– Вы решили начать с внешности? – прервал меня врач и что-то записал в блокнот.

– Да, наверное… – сказал я. Какой-то дискомфорт появлялся от вечных вставок доктора. Он слишком часто меня перебивает. – Мне кажется, если я его опишу, ваше представления о нем будет шире. И я вас очень прошу – дайте мне договорить. Я хочу нормально закончить мысль, а вы меня очень часто перебиваете.

– Я вас слушаю, – ответил Павел Анатольевич и черканул ручкой в блокноте.

– Он, как я уже говорил, крепкого телосложения. Может, даже накачанный. По крайней мере, если смотреть со спины – атлет, а если спереди – сразу замечаешь большой живот, жир на груди и боках. В молодости он занимался тяжелой атлетикой. Странно, что мышцы за все это время не усохли. На лицо они с мамой чем-то похожи. У него такой же нос, карие глаза, правда, лицо круглое и брови широкие.

– Что вы расскажете о его характере?

– Есть такие люди, которые любят праздник и кутеж. Они с головой уходят в отрыв, забывая о своих обязанностях и семье. Это мой отец. Любит повеселиться. Мама, в свою очередь, предпочитает домашний уют пьянкам и веселью. Может быть, поэтому он ушел из семьи, – рассуждал я.

– Все же я спрашивал у вас о его характере, а не о привычках и стиле жизни.

– Я прекрасно понимаю, но это целиком и полностью описывает моего отца. Что до его характера – я не помню, какой он, понимаете? Я не могу рассказать о каждой мелочи, и вникнуть в суть его природы! – говорил я, немного повышая голос. – Он для меня остался безответственным разгильдяем с невероятным эго. – Поразмыслив, я смог найти в его толстокожей и отвратительной душонке положительные качества. – Наверное, он был добрым, веселым, никогда не раскисал по пустякам и всегда поддерживал маму… – Мне так стало тепло в сердце. – Я бы хотел, чтобы он снова был моим отцом, вернулся в семью. Научил меня быть настоящим мужчиной. Но увы, теперь он воспитывает другого ребенка, наверное. Я даже не знаю, что с ним сейчас происходит. Ему вообще нет дела до меня, как и мне до него! – теплота сменилась на грусть и обиду. – Хватит про отца!

– Хорошо, я больше не буду затрагивать эту тему, если вы, конечно, сами не захотите. В первую очередь, ваши рассказы помогают мне решать ваши проблемы – запомните это. Не держите в себе вопросы, ответы на которые я могу помочь вам найти, – искренне сказал доктор.

Наверное, он действительно хочет мне помочь. В первый раз за последние несколько месяцев я почувствовал опору. Хоть какую-то опору. Появился человек, который хочет мне помочь… Опять…

– А бабушки и дедушки? Хотите о них поговорить?

– Нет, не хочу. С ними я не поддерживаю никаких контактов. Только на семейных праздниках они видят своего «горячо любимого» внука. Хотя бабушка со стороны отца меня очень любит и ценит. Не знаю, с чем связана ее любовь. Может, не хочет, чтобы от нее отвернулся единственный внук, если сын смог перед ней выстроить огромную стену.

– Что вы подразумеваете под стеной?

– Папа еще в молодости перестал общаться с бабушкой. Она возненавидела выбор сына переехать в другой город и на протяжении долгого времени вставляла ему палки в колеса, – ответил я.

– Ситуация в вашей семье неоднозначная, – заключил доктор и опять полез в блокнот.

– Что правда, то правда, – ответил я и снова встал с дивана.

Беседа меня утомляла, и я решил снова пройтись по кабинету, размять ноги.

– У вас много таких же, как я?

– Что вы имеете в виду? – доктор внимательно наблюдал за мной.

– Пациентов.

– Вся больница, каждый проходит через меня, – сказал врач.

– Вы смогли хоть кому-то помочь? – я медленно наворачивал круги, разглядывая экспонаты уютного кабинета.

– Да, много кто отсюда уезжает и начинает новую жизнь, – сказал врач и снял очки. – Кто-то едет в другой город, кто-то вообще в другую страну, подальше от эпицентра своей проблемы. И живут, хорошо живут. Больше их не мучают тараканы в голове. Мы избавляем от всей живности, – посмеялся доктор, считая свою фразу остроумной.

Я не издал смешка, даже не улыбнулся.

– Вы же не можете быть полностью уверены, что пациент излечился. Он может только делать вид, а живность продолжит его мучить. Вдруг он привык жить с живностью в голове, а вы насильно избавляете от нее? Может, он не хотел расставаться с насекомыми, бегающими внутри его черепной коробки?

Лицо доктора поменялось. Оно стало серьезным, сосредоточенным. Врач заинтересовался мной.

– Я хочу знать о вашем первом воспоминании. Сможете рассказать о нем? – доктор надел очки и принял удобную позу.

Я стал сзади дивана и облокотился локтями о его спинку.

– Прям самое первое, что помню?

– Именно. Я хочу знать причину проблемы, а детство – ничто иное, как ее корень. Он разрастается все сильнее, углубляясь в почву. Из корня тянется стебель и распускается бутон. Цветок вырастет здоровым и красивым или чахлым и больным – все зависит от того, как за ним ухаживать. Поэтому мне нужно знать о вас все, – объяснил врач.

– Хорошо, дайте подумать.

Я мысленно зашел в свой архив и перерыл все от и до. Из всех своих воспоминаний самое первое, что я помнил – отдых в аквапарке.

– Вспомнил. На тот момент это был самый радостный день в моей жизни. Я не скажу, когда еще испытывал такие эмоции… Банально – не помню, – улыбнулся я.

– Расскажите об этом дне, – просил доктор.

Я вернулся на свое место и начал:

– Это было десять лет назад…

***

Сны захлестывали волнами. Я видел себя в сверкающих доспехах, подо мной конь, а в ножнах – огромный меч. Я скакал навстречу великому дракону, ужасу королевства. Он заточил в башню принцессу замка Ватерфолл.

Я уже видел вдалеке множество облаков смога и дыма. Только мой конь достиг черного тумана, я спешился и прошел вперед по тропинке, что вела в глубь туманного облака. Через несколько сотен метров передо мной возникла высокая башня с неимоверным количеством этажей. Я решил оставить своего благородного коня на входе, а сам проник в башню и начал продвигаться от этажа к этажу.

Перед моим взором предстали чудовища без голов, бесконечное количество скелетов. Я храбро сражался за мою принцессу. Как только я пересек ступени семнадцатого этажа, меня встретил огромный огнедышащий дракон. Метров тридцать в высоту. Его хвост мог просто откинуть меня, но я не зря звался святым рыцарем короны. Я смог точным прыжком увернуться от острого хвоста и перекатиться к чернеющей от смога колоне.

Дракон заметил мое укрытие, и из пасти яростно и мощно вылетели языки пламени. Они обожгли колону, словно сосиску на костре. Я смог выжить в пламени, ведь старые мудрецы дали мне священные латы. Они отражали огонь, не давали мне зажариться.

Я вышел с ним один на один. Он смотрел в мои глаза, а я – в его огромные, налитые кровью глазищи. Он с ревом накинулся на меня. Я не стоял в стороне и с бешеным криком кинулся в бой.

Его пламя грело кожу через латы, а мой меч царапал его красную плоть. Из-за цвета чешуек нельзя было разглядеть, ранил я его или нет. Мы бились не на жизнь, а насмерть. Дракон был очень силен, но моя ловкость и проворность сыграли с ним злую шутку. Я воткнул меч в его толстокожий подбородок. Дракон взвыл от боли. Сначала он заревел, а потом стал скулить, как бродячий пес. Смертельно раненый, он упал на мраморный пол и забылся вечным сном.

Дракон повержен. Осталось добраться до принцессы…

– Женечка, – слышал я откуда-то голос.

Добраться до принцессы…

– Просыпайся, мой сладкий.

До принцессы…

– Открывай глазки.

Голос подействовал на меня, как самый лучший отрезвитель. Я продрал глаза и увидел перед собой маму. Самого любимого человека на всей планете. Я сразу обнял ее и поцеловал в щечку.

– Мамуль, ты чего меня так рано будишь? – спросил я.

– Как чего? Ты забыл? – недоумевала мама.

– Что забыл? Я не помню, что я мог бы забыть, – улыбнулся я.

– Мы же сегодня едем в аквапарк.

– Как сегодня? Прям сейчас? – обрадовался я.

Я резко подорвался с кровати. Побежал чистить зубы и умываться. Мама была счастлива, наблюдая мою реакцию. Самое мягкое и животрепещущее чувство возникает тогда, когда твой мозг дает сбой и забывает самое лучшее, самое светлое. И когда этот момент неожиданно наступает, он обволакивает тебя полностью – ты радуешься, как маленький ребенок только что купленному леденцу.

Так и я тогда радовался. Я всю свою маленькую жизнь мечтал съездить в аквапарк, покупаться в теплой прозрачной воде. Полетать с крутых горок, которые воочию никогда не видел. Мечтал завести новых друзей и целый день резвиться с ними, пока родители не увезут меня домой и не укроют теплым одеялом в уютной родной комнате. Мама поцелует в левую щеку, а папа в правую.

Этот момент настал. Я смел весь завтрак, что стоял передо мной на столе, словно вечно голодный Пончик из «Незнайки на Луне». Эту книгу мне часто читала мама перед сном.

Когда мы ехали в машине навстречу приключениям, я смотрел по сторонам и пытался найти глазами аквапарк, но не удавалось. Я раз за разом спрашивал у родителей, приехали мы или нет, на что мне терпеливо отвечали:

– Подожди немного, Жень. Скоро приедем.

Папа был занят дорогой, пристально смотрел вперед. Он боялся долгого пути, но ради меня он смог себя пересилить и уехать от родного города на двести, а то и триста километров.

Вот он, аквапарк. Я выбежал из машины. Хотел как можно быстрее увидеть горки, но вместо них меня встретила огромная шеренга людей, расстилающаяся до кассы. Папа попросил меня встать в очередь, а сам копался в багажнике. Мы все же добрались до кассы и купили по билету. Я стремглав забежал внутрь и увидел толпищу детей.

Они бегали, резвились и катались то с одной горки, то с другой. Я побежал к ним, оставив родителей возле тента. Они большие, сами разберутся. А мне сейчас необходимо съехать вон с той горки. Она представляла собой закрытую трубу с безумными виражами. Я поднялся наверх по лестнице, отстоял очередь и словно гонщик залетел на огромной скорости в трубу.

Не могу даже передать свой восторг, когда моя голова вошла в голубую воду бассейна. Я хотел еще и еще. Один из мальчиков, его звали Дима, рассказал мне, на какие горки лучше ходить, а какие очень опасны для детей. Но мне было плевать, насколько они опасны. Я хотел почувствовать адреналин у себя в крови. Испытать еще раз наслаждение, когда вода несет тебя вперед.

– Пошли сначала туда, – позвал Дима.

– Хорошо, только после пойдем на ту горку, – я показал пальцем на одну из запрещенных.

– Зачем? Я же говорил, что туда нельзя, – замялся Дима.

– Можно, еще как, главное, сказать, что нам по десять, – уговаривал я его.

– Давай сначала на мою, потом посмотрим, – решил Дима.

– Ладно, пошли на твою горку, – я с ним согласился, и мы поплелись по ступеням вверх.

Горка представляла собой винтовой спуск на двоих. Мы с Димой взяли круг, накачанный воздухом. Он сел сзади, а я спереди. Мужчина, что следил за горкой, толкнул нас вперед, и мы полетели разрезать воздух своими лицами. Как такового, адреналина я не почувствовал, так что моя идея меня не оставляла.

Мы с Димой положили круг на место, и я снова начал ему говорить про запрещенную горку.

– Давай, или ты струсил?

– Нет, не струсил. Между прочим, я самый смелый мальчик в классе, – гордо сказал Дима.

– Тогда докажи, – сказал я и пошел в сторону горки.

Дима побежал за мной и без конца твердил:

– Мы же еще не доросли до нее, Жень. Не нужно рисковать. Я смелый, но не глупый.

– Нет, ты трус, – я поставил точку и пошел, не озираясь назад.

– Тогда сам иди, я не пойду, – сказал Дима и остановился.

Ну и не нужен он мне. Я уверен, что без него будет проще. Легче самому все сделать, чем агитировать кого-то еще.

Последняя ступенька была преодолена, осталось убедить мужчину, что мне десять лет. Но это было несложно, ему плевать. Достаточно было лишь молча сесть на край, что я и сделал.

Мужчина толкнул меня, и я полетел вперед, захлебываясь водой. Она попадала везде, куда только могла. Я не испытывал больше счастья от искрометных виражей. Вода проникала внутрь легких. Мне стало отвратительно и больно. Легкие сжимались. Я не мог открыть глаза. Нужно было лишь довериться судьбе и, наконец, закончить крутой вираж. Когда мое тело погрузилось в воду, я как ошпаренный, вылетел из бассейна и закашлялся. Мое тело ослабло, и я рухнул на плитку возле бассейна.

Сразу же ко мне подлетела мать. Она потянула меня за руку и начала шлепать по ногам, причитая: «Как ты мог так поступить? Я же волновалась! Ты меня совершенно не ценишь! Вдруг бы ты захлебнулся?». Она хлестала меня, как сидорову козу. Наше пребывание в аквапарке закончилось так же быстро, как и началось.

На протяжении всей дороги я плакал, а мама говорила, какой я отвратительный ребенок и что совершенно ее не слушаю. Самое странное во всей ситуации – отец ехал молча. Он не сделал мне ни единого замечания. Как будто для него моя жизнь ничего не значила. Это было для меня самым обидным. Еще долгое время молчание отца терзало мое детское сердце.

***

– Хочу задать вам вопрос, – сказал доктор.

– Что вы хотите знать?

– Почему вы считаете этот день самым лучшим в своей жизни, если чуть не ушли на тот свет? – доктор поправил очки и сменил позу.

Как мне показалось, он уже устал сидеть на стуле, и скорее всего, наш сеанс скоро подойдет к концу.

– В тот день я был самым счастливым ребенком. Вот поэтому. После того как я перешел в другую школу в пятом классе, больше никогда не чувствовал счастья. Тогда мой мир перевернулся, – сказал я и встал с дивана. – Я уже устал, Павел Анатольевич.

Доктор посмотрел на часы.

– Да, пора бы закончить. Мы с вами общаемся уже часа два.

– Я об этом же.

– Тогда наш сеанс окончен. Вы можете возвращаться обратно в палату. Вы же помните, где она находится?

– Конечно, Павел Анатольевич, – сказал я и вышел из кабинета.

В глаза бросились унылые краски психлечебницы. Отвратительное место. Я брел по ее тоскливым коридорам, пробираясь через белые двери, давно покрытые старым желтым налетом. Мне встречались такие же люди, как и я. Они не понимали, почему тут находятся. Они не знали, из-за чего общество ополчилось на них и заточило в комнату из мягких стен. Почему они считают их больными, если каждый первый человек имеет в своем распоряжении массу тараканов, бегающих внутри его черепной коробки?

По правде говоря, все, что пишут в книгах – ложь. Много писателей, описывая комнату больного, говорят о мягких стенах, смирительной рубашке, недостатке солнечного света. На самом деле комнаты очень уютные. Для каждого пациента предусмотрены кровати, тумбочка рядом с ней. Единственное – окна с решетками и каждые полчаса проходят медсестры с проверкой. Вот что доставляет дискомфорт.

Если говорить про ночи в психлечебнице – медсестра может зайти к тебе раза три, может четыре. Все зависит от самой медсестры. Мне досталась палата абсолютно пустая, хотя она рассчитана на двух пациентов.

Я зашел внутрь и сразу лег на кровать. Давно я так не общался с людьми. Я не помнил, когда мог полностью выговориться. Мне понравилось общаться с Павлом Анатольевичем. Надеюсь, он поможет мне, хотя я даже не знаю, чем. Я не считал себя больным. Никогда не считал.

Мои веки прибавили веса от тяжести мыслей. Я закрыл глаза и потерял себя на долгие часы.

Глава вторая: Новая школа и бессонная ночь в лечебнице

Утро всегда начиналось с обхода. Медсестры будили абсолютно всех. Пациенты должны были принять ванну и пройти на завтрак. После него в незамедлительном порядке выпить лекарства и дальше заниматься своими делами. Дел, кстати, ни у кого не было. В связи с этим большинство больных проводили время либо в своей палате, либо в общей комнате.

В общую комнату за все дни, что я тут живу, никогда не заходил. Меня не интересовала жизнь пациентов лечебницы. Хотя много кто был адекватным и способным к конструктивному диалогу.

– Евгений Молчанов? – спросила медсестра.

– Да, – ответил я сонным голосом.

– Просыпайся. Через тридцать минут завтрак.

– Хорошо, – ответил я, и дверь в мою палату закрыли.

Я быстро встал с кровати, собрался и прошелся до столовой. Повар накормил меня сытным завтраком, а спустя несколько минут я уже принимал лекарства на раздаче рядом с общей комнатой.

Я посмотрел на часы, что висели над пунктом выдачи медикаментов. Через пятнадцать минут у меня сеанс, и я не хотел бы его пропускать. Это единственное, что меня пока радовало в лечебнице – часовые разговоры с человеком, который больше слушает, чем говорит. Не знаю, где я слышал эту фразу, однако она периодически мелькала в моей голове: «Хороший психолог слушает и говорит, а лучший психолог слушает и лишь задает вопросы». Вряд ли эта фраза относится к Павлу Анатольевичу, ведь он даже не психолог.

Снова обшарпанная дверь посреди пустого коридора. Я постучался. С другой стороны двери донесся голос доктора:

– Заходите.

Я открыл дверь и пересек порог кабинета.

– Я решил прийти пораньше, – сказал я и добавил: – Здравствуйте.

– Здравствуй, Женя. Проходи.

Я сел на диван и расслабился, как вчера.

– Как ты себя чувствуешь? Не против, если я буду к тебе обращаться на «ты»?

– Хорошо, Павел Анатольевич. Нет, не против.

– Это здорово.

– Согласен, – улыбнулся я.

– Не скучаешь по матери? – сразу спросил доктор.

– Я пока не так много времени тут нахожусь… Не особо, если честно. Я больше скучаю по ее прекрасному салату из крабовых палочек, – посмеялся я.

– Я рад, что ты сегодня в таком настроении, – доктор поднялся со своего кресла и прошелся по кабинету к чайнику. Он стоял на небольшом столике возле двери. – Будешь чай? – спросил Павел Анатольевич.

– Не откажусь.

Доктор взял чайник и исчез за дверью. Через пару минут он вернулся. Пока нагревалась вода, Павел Анатольевич приготовил две чашки и кинул в каждый по пакетику черного чая.

– Ты так внимательно следишь за мной, – сказал доктор.

– Я вас жду.

На самом деле он все делал так медленно, что я хотел взять плеть и подогнать его, как ездовую лошадь. Меня бесила медлительность доктора. Небольшое раздражение – моя нормальная реакция на жизненные ситуации.

Доктор заварил чай, дал одну чашку мне, а вторую забрал с собой. Я поставил свою чашку на столик, что стоял напротив дивана.

– Если хочешь сахар или конфеты – возьми на столе.

– Хорошо, спасибо.

– На чем мы с тобой остановились? – спросил доктор и сделал глоток горячего чая. От пара его очки запотели.

– Мы вчера говорили о моем первом воспоминании, – напомнил я.

– Точно, спасибо, – ответил доктор и что-то записал в блокнот. – Сегодня мы поговорим о том дне, который перевернул все вверх дном. Помнишь такой?

– Думаю, да, – неспешно сказал я.

– С чего все началось? – спросил доктор.

Я задумался, о каком из самых плохих дней рассказать Павлу Анатольевичу. Масса отвратительных и поганых дней забивали мой мозговой канал. Среди тонны шлака и перегноя я смог отыскать более-менее подходящую дату. Это было двадцать восьмое августа. В этот день мы переехали с мамой в новую квартиру, а отец закрыл за собой дверь в последний раз.

– Все в порядке? – спросил доктор.

– Да, все хорошо. Я просто задумался, – я пытался улыбнуться, но даже не знаю, получилось у меня это сделать или нет. – С чего бы начать…

– С самого начала, – посоветовал мне доктор.

***

Утро выдалось отвратительным. Родители ругались, как незнакомые люди на базаре. Я слышал все от начала до конца. Отец называл мать больной истеричкой, а мама, в свою очередь, говорила о его новой женщине. Они перебрали весь бранный словарь. Не знаю, кто из них перешел черту, но через час криков и выяснения отношений я услышал слова матери:

– Мы уезжаем.

Я сидел и плакал, как плакал бы любой мальчик десяти лет, услышав такое. Мои красные глаза уже не могли выжимать слезы, а я не мог успокоиться. Меня трясло, голова болела, а тело ломило. Я свернулся калачиком в кровати и старался прийти в себя.

Мама влетела в комнату, ее глаза были похожи на мои. Такие же красные и уставшие. Видно, что она не спала всю ночь. Как только мама достала из шкафа сумку, я все понял. Моя семья разрушена. Ее больше нет. Конец. От этого мне стало еще страшнее и обиднее за себя, за свою жизнь.

Мама отошла от шкафа и села возле меня. Она шептала мне на ухо, что все хорошо. Ничего не изменится, и у меня все равно будет семья. Я не смог поверить ни единому ее слову. Передо мной – доказательство того, что все кончено. Сумка лежала на полу, а шкаф открыт настежь. Папа продолжал кричать. Он не заходил в мою комнату. От этого мне не становилось лучше.

– Закрой свой рот! – резко закричала мать.

Я стал плакать сильнее.

– Ты мне смеешь такое говорить?! – в ответ крикнул отец.

– О сыне подумай, чертов эгоист! – опять крикнула мама, и на этот раз ор стих.

Родные материнские руки обняли мое хрупкое маленькое тельце.

– Все будет хорошо, сынок. Только тише, не плачь, мой дорогой, – мама пыталась меня успокоить.

Ее тихий тон и отсутствие криков помогли мне немного прийти в себя. Тремор не отпускал, а головная боль сдавливала виски.

– Давай сынок, мы с тобой соберем сумки и поедем кое-куда, – спокойно говорила мама.

– Куда? – спросил я жалостливым голосом.

– Далеко отсюда.

Мама встала и пошла собирать сумки. Я не отпускал колени и лежал калачиком до того момента, пока мама не позвала. Я встал с кровати. Ноги не слушались. Я шел вперед, сшибая все углы, а мама сзади тащила сумки.

– Ма-ам. Давай я тебе по-омогу, – в моей речи резко появились провалы.

Я начал заикаться. Никогда такого не было. Мама посмотрела на меня, как на непонятное существо. Как будто после этого я стал для нее чужим.

– Иди вперед, сынок, я сама справлюсь, – сказала мама и немного толкнула меня в спину, чтобы я быстрее двигался.

Когда я шел по коридору, то краем глаза заметил отца. Он стоял на балконе, затягивался сигаретой и смотрел на меня. Так пристально, что мне стало не по себе. Наверное, в тот момент я перестал быть для него сыном.

– Быстрее, сынок, – говорила мама.

Я вышел из квартиры и больше никогда не пересекал ее порога.

***

Павел Анатольевич на протяжении всего моего рассказа что-то записывал. Поражаюсь его способности так просто конспектировать мои слова. Впрочем, он мог записывать возможные диагнозы или еще что-то, что вообще не относится к моему рассказу.

Пока он писал свои заметки, я еще раз осмотрел кабинет, как вчера. Мне казалось, что теперь обезьяны поменялись местами. Это все странно. Может, я не выспался или так на меня действуют таблетки?

С сегодняшнего дня я начал принимать новые препараты по рецепту Павла Анатольевича. Естественно, мне не говорят, какие. Мне даже диагноз не сообщили, что уж говорить о таблетках…

– Куда вы переехали с мамой? – поинтересовался доктор.

– В другую квартиру. Попроще и с меньшим количеством комнат. Как раз на меня и маму. Я устроился в комнате поменьше, а маме дал самую большую. Насколько мне известно, квартиру родители продали и поделили деньги между собой. Этот ублюдок даже не смог полную сумму отдать матери. Она содержала меня и себя, в то время как он жил с другой семьей. Ему-то намного легче было, – говорил я.

Эмоции хлестали меня по щекам, а разум прятался где-то за стеной. Я не мог сдержать накопившийся во мне гнев.

– Я считаю своего отца идиотом, – заключил я.

– Почему? – поинтересовался доктор. Он был раздражен. Как будто что-то хотел сказать, но сдерживал себя.

– Он изменил матери, хотя у самого было все, о чем только могут мечтать люди, – нервничал я. – По сути, он получил лишнюю головную боль и многого лишился.

– Мужчины в таком возрасте, как твой отец, склонны к кризису средних лет. Знаешь, что это такое? – спросил доктор.

– У меня есть догадки, но…

Павел Анатольевич резко меня перебил:

– В этот период мужчина считает себя подавленным и несостоявшимся как в сексуальном плане, так и в моральном, иногда в материальном. У него возникают мысли, что он многое потерял. Пытается наверстать упущенное. Понимаешь? Сейчас он, может быть, жалеет о своем поступке. Правда, вернуть ничего не может, – пояснил врач. – Или так сложилась ситуация. Ты можешь не знать многое из того, что творилось в личной жизни твоих родителей.

– Мне без разницы, что он думал в тот момент и что думает сейчас. Факт остается фактом. Он покинул нас с матерью, и мириться с этим я не намерен, – решительно сказал я. – А ситуацию можно было решить, я уверен в этом.

– Не следует надеяться, что такое с тобой не случится, – заверил доктор.

– Я никогда не стану таким, как мой отец, – сказал я, дав понять, что меня не интересует больше этот разговор.

По всей видимости, Павлу Анатольевичу было плевать на мои интересы.

– Когда ты в следующий раз видел своего отца?

– На линейке в новой школе. Можно сказать, что это был второй мой самый худший день, – сказал я и залпом выпил остывший чай.

***

– Сын, ты скоро? – спросила мама, дожаривая яичницу.

– Да, мам, я уже бегу, – кричал я из своей комнаты.

Портфель собрал, даже новую форму надел. Так что я был самым завидным школьником из всех.

– Беги кушать, – говорила мама.

Я словно ветер залетел в кухню и сел за стол.

– Кушай аккуратно, не заляпай новую форму.

– Хорошо, – улыбнулся я.

– Как доешь, поставь тарелку в раковину, а сам обувайся и выходи. Я пока машину прогрею.

Я начал закидывать в себя яичницу.

Пока мама обулась и вышла на улицу, я уже доел и выбежал в коридор. Быстро натянул обувь, закрыл дверь на ключ и выбежал в осенний двор.

Мама подъехала прямиком к подъезду. Я сел на заднее сиденье, прислонился лицом к окну, и мы поехали прямиком к новой школе. Я предвкушал момент, когда у меня появятся новые друзья, может, даже девочка. Так делают взрослые. Я еще не понимал, зачем мальчики проводят время с девочками, но мне безумно хотелось стать взрослым.

Я ехал по осеннему городу и глазел по сторонам. Люди вечно заняты своими проблемами. Кто-то бегал, пытаясь скинуть лишний вес, кто-то выгуливал собаку или шел по делам в соседний офис. У каждого свои заботы, но меня это не волновало. Я наблюдал за пестрыми осенними красками любимого города.

Фасад школы я запомнил на всю свою последующую жизнь. Такого идеального строения я еще не видел. Если пройтись по городу и рассмотреть каждое здание, сиять будет только моя новая школа и мэрия города.

Мы припарковались недалеко от школы, на соседней улице. Школьная парковка была забита новомодными машинами, так что для нас там не хватило места. Но мы не расстраивались.

Мама потянула меня за руку, и мы быстро оказались в толпе школьников и их родителей. Я смотрел по сторонам и не понимал, кто со мной стоит рядом. То ли это были старшеклассники, то ли родители детей. Мама снова меня потянула за руку. Через мгновение я остановился рядом с такими же пятиклашками, как и я.

Я наблюдал за тем, что происходило посреди школьного двора. Сначала ребята танцевали, потом пели. Все выступающие мальчики одеты во фраки, а девочки в белоснежные платья. Создавалось ощущение, что я был не на школьной линейке, а в театре оперы и балета, причем на передних местах.

Действие закончилось. Директор сказал речь, и старшеклассник на плечах пронес маленькую девочку, звенящую колокольчиком. Дети по парам стали заходить в школу. Мне в пару поставили симпатичную девочку. Ее звали Ангелина. Как только я подошел к школьным ступенькам, меня кто-то отдернул и вытащил из ряда. Мне сразу стало не по себе. Кто мог так поступить и кому это нужно?

Меня все тащили, пытаясь вытянуть из огромного потока школьников. Когда рука исчезла с моего запястья, я сразу увидел его. Отец смотрел на меня большими глазами и что-то пытался сказать. Мама не видела нас, так что, как я понял, он хотел поговорить со мной один на один.

Недолго думая, я начал разговор:

– Привет, пап. Я думал, что тебя больше не увижу.

– Привет, сынок. Почему ты так думал?

– Ты же ушел от нас, – прямо сказал я.

– Это же вы от меня уехали, – резко ответил отец.

Я не понимал, зачем он так говорит. Он винил нас, а не себя. Он пытался выкрутиться, но зачем? Я видел все, что было в нашей семье!

– Из-за тебя же, – говорил я.

Мне было безразличны его чувства. Я хотел лишь одного – чтобы он ушел.

– Не я в этом виноват, – оправдывался он.

Я видел, как его глаза промокли.

– У тебя есть другая семья. Значит, ты нас не любишь.

– Другая семья ничего не значит. Я по-прежнему люблю тебя, Женя, – сказал он и сел на корточки.

– Я тебе не верю, пап. Ты обидел маму, а когда я уходил – тебе было все равно. Ты, даже, не обнял меня, – говорил я, и слезы потекли из глаз.

– Извини меня, сынок, – он обнял меня. – Я больше не мог. Понимаешь?

Я вырвался из его объятий и закричал:

– Ты просто перестал нас любить!

Я рванул обратно ко входу в школу. У меня не было даже мысли вернуться обратно. Пустота в душе разрывала меня на части. Перед тем как зайти в класс, я посетил туалетную комнату и привел себя в порядок.

Стук в дверь.

– Входите, – сказал учитель.

Я медленно открыл дверь и зашел внутрь.

– Прошу прощение за опоздание. Меня задержал отец.

– Ничего страшного. Как тебя зовут? – спросил учитель.

– Женя Молчанов, – ответил я.

– Приятно познакомиться. Меня зовут Наталья Григорьевна. Присаживайся за свободную парту.

Я рассмотрел класс и увидел только одно свободное место. Оно находилось в самом конце первого ряда. Я аккуратно прошел между рядами и сел на свободное место. Из рюкзака я сразу достал ручку и тетрадь.

Рядом со мной сидел странный парень. Он был полным, с растрепанными волосами и длинными грязными ногтями. Однако его одежда блестела чистотой. Даже воротник накрахмаленный.

Наталья Григорьевна рассказывала о правилах школы и о новом расписании, а я в это время записывал абсолютно все, что скажет учитель. За время классного часа я исписал страниц восемь, может, девять.

Классный час близился к концу. Учитель закончил вещать и покинул класс, чтобы ребята могли пообщаться. Как я понял впоследствии, ученики, находящиеся в классе, были вместе с самого начала, еще с первого класса. Даже накрахмаленный неряха, который сидел рядом со мной, мог с уверенностью сказать: «Я часть этой семьи!».

Все разбрелись небольшими кучками и обсуждали, как они провели лето. До них мне не было никакого дела. Я достал портфель и положил туда все, что было у меня на парте. Как только я накинул рюкзак на плечо, ко мне неспешным шагом подошли три мальчика. Остальные ребята стояли в стороне и наблюдали за происходящим. Это событие притянуло глаза всех детей класса.

– Как зовут? – резко спросил один из мальчиков.

Он был худощавый, ростом куда ниже меня. Волосы доставали до плеч и закрывали его маленькие аккуратные уши. Его костюм был так же, как и у всех, идеально выглажен, а бабочка подчеркивала статус его семьи. Мальчика звали Антон.

– Женя Молчанов, – спокойно ответил я.

Сзади него стояли еще два мальчика. Один из них был очень похож на Антона. Черты лица одинаковые, за исключением веснушек. И он был куда выше, может, сантиметров на пять. А так – идеальная копия. Это был брат Антона, Андрей.

Третий мальчик был сбитым, выше двух других. Волосы русые, а лицо чем-то напоминало морду стафф терьера. Такое же грозное, но в то же время внушает доверие. Если вглядеться в его глаза, сразу видно доброту, которую он старается так тщательно скрыть. Наверное, хочет показаться злым, добиться одобрения от друзей. Его звали Никитой.

– Ты откуда? – последовал еще один вопрос.

Меня начинало это раздражать.

– В каком смысле? – спросил я.

– Ты тупой или прикидываешься? – спросил Никита.

– Нет, не тупой и не прикидываюсь. Я не понимаю смысла вопроса.

– Раньше где учился? – спросил Андрей.

– В четвертой школе.

– Почему переехал?

Я чувствовал себя на шоу «Самый умный», где Тина Канделаки закидывала меня вопросами, а я никак не мог успеть сориентироваться.

– Так получилось, – отрезал я.

Мне не хотелось рассказывать историю своей жизни. Им незачем ее знать.

– Как так? – ребята все настырнее давили на меня.

– Вот так, – дерзил я.

– Ты с нами так не разговаривай, – сказал Антон.

– Вы втроем подошли ко мне, даже не представились, и хотите от меня что-то услышать. Я не понимаю ваших нападений в мой адрес, – говорил я.

Мой голос медленно переходил на крик, а нервы начали шалить.

– Ты тут гость, а не мы. Так что, рассказывай про себя все, – сказал Андрей.

– Я пришел сюда учиться, а не выяснять отношения, – закричал я.

Не знаю почему, но мне было очень дискомфортно стоять рядом с ними. Нервы натянулись, как гитарные струны. Я был готов в любой момент выбежать оттуда. Мне ничего не нравилось. Ни кабинет, ни коридоры, ни школа. Но так как у меня не было выбора, пришлось привыкать к реалиям. Мама постаралась и устроила меня в самую лучшую школу города. Теперь мне следовало принять подарок и сделать так, чтобы она не разочаровалась в сыне. А проблемы с ровесниками – это неотъемлемая часть взросления.

– Ты наживаешь врагов, – сказал Антон. – Очень плохих врагов.

– Конечно, вы втроем стоите перед одним парнем и что-то выпытываете. Думаете, я вам буду рассказывать о своей жизни? Нет.

– Тогда ты никогда не станешь частью нашего класса, – пригрозил Никита.

– Если стать частью класса – это рассказать вам всю подноготную, то нет, спасибо, я не хочу быть вашей частью, – говорил я.

Я надел рюкзак на спину и выбежал из класса. Для меня это было дико и непонятно. Может, ребята из высшего общества могут позволить себе общаться так со всеми, но я действительно не понимал, чем вызвал такую реакцию. Не я подошел к ним, а они. Тем более я стал замечать за собой проблемы ментального плана. Мне стало сложно общаться с людьми. Я, как дурачок, стоял и не понимал многих их поступков.

Если даже взять трех мальчиков из моей школы – они посчитали, что так правильнее. Может, они даже пришли познакомиться.

***

–…Когда я выбежал из школы, еще минут пятнадцать сидел на лавочке и думал о том, что произошло, – говорил я.

Доктор не оставлял ручку. Он все писал и писал.

– Скорее всего, это следствие разговора с отцом. Он повлиял на дальнейшее твое восприятие, – объяснял доктор.

– Вы так думаете? – спросил я и поменял позу.

На протяжении часа я сидел в одной и той же позе и говорил, говорил, говорил…

– Мне так кажется. Развод твоих родителей дал трещину в сознании и начал потихоньку заполнять голову проблемами. А если учесть, что этот период выпал на переходный возраст… Самое трудное время у подростка.

– Но это же не переходный возраст, – задумался я.

– С десяти лет подросток начинает задумываться о разных вещах. Так что с уверенностью можно сказать – это плохой период для психологических травм, – объяснял доктор.

Я встал с дивана и размял ноги. Павел Анатольевич не спешил вставать с места. Он сидел и наблюдал.

– Евгений, это нормально, когда подростки не понимают друг друга. У них совершенно разное воспитание, круг общения и материальное положение. Одни родители могут позволить себе то, что не позволяют другие. Понимаешь?

Я утвердительно кивнул.

– Поэтому у детей происходит когнитивный диссонанс и недопонимания в общении, – говорил доктор и не прекращал сверлить меня взглядом.

Я видел в его глазах наслаждение от общения со мной. Мне казалось, что он так же трепетно ждал сеанса, как и я сам. Для него я стал интересным. Наверное, как объект для исследования.

– Я жду тебя послезавтра, – сказал доктор. – Внимательно подумай о том, что тебя тревожит. Я хочу узнать все. И тогда продолжим наше погружение в твое сознание.

– Хорошо, – ответил я и пошел к двери.

– Еще одно… – остановил меня врач. – Я хочу, чтобы ты больше времени проводил в общем зале. Тебе нужна социализация.

– Я постараюсь.

– Не постараешься, а сделаешь! – приказал доктор.

Я немного подумал и сказал:

– Хорошо, Павел Анатольевич.

Дверь со скрипом закрылась.

***

Я сделал так, как попросил меня Павел Анатольевич. На протяжении дня я не заходил к себе в комнату. Мое время целиком и полностью было предоставлено общей комнате отдыха. Я наблюдал за её обитателями. Они казались обыкновенными людьми. Никто не буянил, не бился головой об стол. Две девушки играли в шахматы, недалеко от них бабуля читала книгу, а рядом с ней, на диване, сидел мужчина и смотрел новости.

Создавалось ощущение, что я нахожусь в санатории, а не в лечебнице для душевнобольных. У каждого из пациентов были проблемы, и они с этим старались бороться. Допустим, у бабушки, что читала книгу, биполярное расстройство. Если обратить внимание на девушек за шахматной доской, можно увидеть в их глазах недалекость, непонимание происходящего. Это деменция. Их разум пошел в другом направлении. Одним словом – деградация. А мужчина, что сидит на диване – аутист. Он смотрит новости, стараясь понять, что происходит за пределами лечебницы. К сожалению, как бы мужчина не старался, результата нет. Если на вид ему лет сорок, то в душе он четырнадцатилетний мальчик.

Увы, но у меня не было желания с ними общаться. Я не знал, как начать разговор и тем более как его продолжить. Поэтому я просто наблюдал за происходящим. Смотрел на девушек и все ждал, когда одна из них поставит мат, и партия на этом закончится. Однако ничего не происходило. Я следил за ними час, два, три. Безрезультатно.

Я дошел до того, что смотрел новостной канал, пытаясь сфокусироваться на мировых проблемах. Правда, мне было плевать на мир. Пусть они сами разбираются со всеми проблемами. Мое терпение подходило к концу, а солнце за окном стремилось скрыться от нас.

Вместе с солнцем решил уйти и я. Пройдя по коридору, я зашел в палату. Сразу сел на кровать и уставился в окно. Что-то произошло с того момента, как я покинул свою палату.

Дверь распахнулась, впустив внутрь белый больничный свет. Передо мной стояла девушка. Она испугалась, начала отходить назад. Я резко встал с кровати. Мне тоже стало не по себе.

– Ты как оказался в моей комнате? – закричала девушка.

Она включила в палате свет. Я обратил внимание на ее лицо. Голубые глаза и вытянутые черты лица кого-то мне напоминали. Я не мог вспомнить кого. Что-то в ней было знакомое.

– Это моя комната! – утвердительно сказал я и сел обратно на кровать.

– Не может такого быть, – удивилась девушка и закрыла за собой дверь. – Посмотри на кровать. Это мое покрывало и постеры с группой Металлика. Это все мое!

Я осмотрелся. Действительно, это не моя палата. Все было иначе. Большая стопка книг на столе, а на тумбочке куча разных флакончиков.

– Извини, пожалуйста, я что-то заплутал. – Я снова встал с кровати.

Девушка немного расслабилась.

– Все хорошо. Просто ты меня так напугал, – девушка выдохнула и села на стул. – Может, ты тоже сядешь? Не так часто ко мне врываются в комнату и пытаются ее отжать.

Девушка улыбнулась и показала на второй стул. Я сел напротив нее.

– Давай знакомиться. – Мне она сразу понравилась. – Меня зовут Женя. – Я протянул руку.

– Меня зовут Диана. – она пожала мою руку, как мужчина.

– Приятно познакомиться.

– Взаимно, – улыбнулась девушка.

– У тебя какая комната?

– Если я не ошибаюсь, триста семнадцатая, – задумалась она.

– Значит, мы с тобой соседи. Я в триста шестнадцатой живу.

– Это хорошо, – сказала Диана и следом спросила: – Я могу попросить тебя закрыть глаза? Я переодеться хочу.

– Без проблем, – сказал я и отвернулся. – Тебя как сюда занесло?

– Говорят, депрессия, – ответила девушка. – А ты как попал в лечебницу?

– Расстройство психики.

– Под этот диагноз много что подпадает. Что конкретно? Можешь, кстати, развернуться. – Диана вернулась на свое место.

Я развернулся и сразу заметил ее шикарный бюст, хотя сама она была худощавая. В мешковатой одежде и не скажешь, что у нее большая грудь. Помимо этого, она внешне преобразилась. На правой брови и нижней губе блестел пирсинг. Странно, что я сразу не обратил внимания на ее лицо. А на левой руке разноцветная татуировка. Пчела пыталась ужалить бабочку.

– В том-то и дело, что мне никто ничего не говорит. Павел Анатольевич только разбирается со мной. Я с ним общался, и мне понравилось, если честно.

– На самом деле? – спросила девушка.

– Да, – сказал я и следом добавил: – Он мне помог успокоиться.

В комнате воцарилось молчание, но я прервал его:

– Могу я тебя кое о чем спросить?

– Да, спрашивай, – ответила Диана.

– Ты любишь пчел или ненавидишь бабочек?

Девушка засмеялась:

– Что за странный вопрос?

– Посмотрел на твою татуировку. Мне нравится. И еще ты не похожа на человека, которого мучает депрессия.

– У моего дедушки была пасека. Мне нравилось наблюдать за пчелами. Это самые трудолюбивые создания на всей земле, а что до бабочек – они самые красивые. Я набила их, чтобы каждый раз напоминать себе, как я хочу преобразить свой характер и свою внешность. Как ты можешь заметить по татуировке, изменить характер мне важнее.

– Интересная у тебя философия, – заметил я.

– А депрессия… Она проявляется, когда я предоставлена сама себе. Одиночество вызывает депрессию.

– Значит, ты больше не будешь испытывать депрессию, – улыбнулся я.

– Почему ты так думаешь? – спросила Диана.

– Мы же соседи. Ты, надеюсь, не будешь против моей компании? Буду к тебе иной раз заходить.

– Конечно заходи, – улыбнулась девушка.

– Тогда до встречи. Пойду я. Не буду мешать тебе, а то я так внезапно появился.

– Надеюсь, сегодня еще увидимся. – Лицо Дианы изменилось. Казалось, что она совершенно не рада моему уходу.

Я встал со стула и вышел из палаты. Посмотрел вокруг. Вот моя комната. Перед тем, как открыть дверь, я внимательно посмотрел на номер палаты. Триста шестнадцатая, точно. Я зашел внутрь и упал на кровать.

Я до сих пор не мог понять, кого она мне напоминает. Как будто дыра в голове. Мое тело лежало на кровати, а разум парил над морскими волнами. Я думал об одиночестве. Какое отвратительное слово – «одиночество». Отсутствие кого-либо погружает тебя с головой в размышления. Как я завидую социальным людям. В любой момент они могут обратиться к друзьям, знакомым, просто к кому угодно в социальных сетях, и они смогут найти время для банального разговора.

Мне так понравилось общаться с Дианой. Я почувствовал странное ощущение. Как будто я встретил родственную душу. Странно все это.

Раздался звук открывающейся двери.

– Проверка, – сказала медсестра.

– Со мной все в порядке, – тихо ответил я.

Дверь со щелчком закрылась.

Я продолжал копаться в своих мыслях, пока снова не услышал звук. На этот раз кто-то стучал в дверь.

Мое тело подорвалось, а голова от неожиданности закружилась. Я подошел к двери, открыл, и на моем лице засияла улыбка. Это была Диана.

– Мне стало грустно, и я решила навестить тебя. Ты же не против, если я войду? – спросила девушка и мило улыбнулась.

– Конечно, заходи. – Я показал ей на стул. – Можешь садиться.

Диана села и внимательно осмотрела мою палату, как это сделал я несколько часов назад.

– Мило у тебя тут.

– И не говори… – сказал я и сел на кровать. – Снова депрессия?

– Ага, – тихо сказала Диана. – Прости, что я пользуюсь твоей компанией, но мне хотелось побыть в обществе, а люди в общей комнате мне не нравятся. Даже медсестры вызывают у меня отвращение.

– Я так понимаю, тебе в принципе не нравится общество.

– Да, совершенно. Я борюсь с этим, но у меня ничего не получается.

– Ничего страшного. Со временем привыкнешь к этим отвратительным рожам, – я подтянул ноги и развалился на кровати.

– Ты это про кого? – спросила девушка и закинула ногу на ногу.

– Про всех, кто тут находится.

– Тебе не нравится здесь находиться?

– Нет. Меня сюда засунула мать, и я очень сильно ей за это благодарен, – с сарказмом сказал я.

– Она хотела, чтобы тебе было лучше, как мне кажется.

– Возможно, но мне тут не лучше, – коротко ответил я и добавил: – Ты так и не рассказала мне…

– О чем? – спросила Диана.

– Как ты сюда попала.

Девушка задумалась и решила поведать о своем прошлом.

– Мои родители невероятно работящие люди. Их профессия связана с ресторанным бизнесом.

– Интересно, – влез я.

– Да, интересно, – подтвердила Диана и продолжила: – И каждое утро они уходят из дома, а возвращаются поздно ночью.

Я внимательно слушал, наблюдая за ней. Мои зрачки были максимально сфокусированы. Я следил за каждой мышцей на ее симпатичном личике. Мне нравилась ее широкая улыбка, голубые, словно небо, глаза.

– Они не видели, как я росла, – продолжала Диана. – Я была предоставлена сама себе. И со сверстниками дела шли не очень. Они меня презирали. Я не понимала почему.

– Я понимаю.

– Действительно? – удивилась Диана.

– Да. Это нормально, уж поверь мне, – говорил я, ссылаясь на свой опыт. – Подростки не любят людей, которые отличаются от них. Они сразу считают таких детей фриками и недостойными существования. Я так же жил. Когда мама перевела меня в крутую школу, весь класс ополчился на меня. Абсолютно все учащиеся были из богатых семей. Я всего лишь не понимал их менталитета. Из-за этого я еще долгое время терпел от них унижения и боль.

– Не сладко тебе пришлось, – сочувственно сказала Диана.

– Возможно, – коротко ответил я и спросил: – А дальше что?

– Ты о чем? – не поняла Диана.

– О том, как попала сюда.

– Ах да, точно, – она рассмеялась, потом собралась и продолжила: – Из-за проблем со сверстниками мое ментальное здоровье начало сдавать позиции. Я медленно катилась вниз с горы здравомыслия на самое дно. Печаль пожирала меня, и в часы, когда я оставалась один на один с собой… Мне становилось очень плохо, – Диана задумалась. – А потом, когда я закончила школу и бизнес родителей перестал жрать их время, папа с мамой начали уделять его мне. Они сразу заметили что-то не ладное. После того как в одну из летних ночей я легла в ванну и взмахнула лезвием бритвы, мама решила отправить меня в дурку, – улыбнулась Диана.

Я никак не отреагировал. Мои глаза продолжали смотреть на нее, а язык отказывался комментировать произошедшее. Я смог только спросить:

– Кто тебя спас?

– Банально, но моей смерти помешал унитаз, – она снова улыбнулась.

Как она могла так легко рассказывать о страшных вещах и улыбаться? Может, это нервное? Скорее всего, так оно и есть. Не может полностью здоровый человек лежать на лечении в месте вроде этого.

– Каким образом? – поинтересовался я.

– Отец ночью захотел в туалет и не смог до меня достучаться. Еще бы немного и все… – она опустила голову. – Я бы избавилась от всех проблем.

Я продолжал смотреть на нее, не отводя глаз.

Резко открылась дверь.

– Проверка, – сказала медсестра.

– У нас все хорошо, – ответил я, не переводя взгляд на дверь.

Медсестра промолчала. Она резко закрыла дверь и испарилась в темном коридоре психиатрической лечебницы.

– У меня есть идея, – сказала Диана.

– Что предлагаешь?

– Пошли прогуляемся по лечебнице.

– Ты действительно этого хочешь? Если нас поймают… Будет плохо, как минимум, – сказал я.

– Струсил? – улыбнулась Диана.

Ее улыбка заставила наплевать на все законы.

– Ладно, только ненадолго.

– Конечно. – Диана встала со стула. – Пойдем быстрее, пока медсестра нас не заметила.

Я быстро поднялся, и мы, словно ветер, проскользнули в главный коридор. Мы шли по темной и мрачной больнице. Лечебница выглядела мертвой. Даже воздух в коридоре был спертым и каким-то… гнилым. Это подходящее слово.

Ни одной души в общей комнате. Пустота, одна сплошная пустошь. Разве что в дальнем конце коридора разливался свет. Такой теплый желтый цвет. Нам нельзя было идти туда, так что я потянул Диану за руку, и мы свернули в другую сторону.

– Отвратительное место, – сказала Диана.

– Согласен.

Мы шли вперед, озираясь и рассматривая обстановку лечебницы. Старые облезлые стены при лунном свете выглядели куда мрачнее. Желтые пятна на белых стенах и дверях приобрели другой цвет. Как будто чума заразила некогда здоровое место.

В конце коридора перед нами появилась лестница. Она вела вниз, в подвальное помещение.

– Пошли, – потянула меня Диана.

Я поддался эмоциям, но голова говорила мне: «Не нужно, Женя. Вернись обратно». Мы спустились вниз. Железная дверь стала перед нами преградой на пути к исследованию лечебницы. Я дернул дверь, но она была заперта на замок.

– Пути нет, – сказал я.

– Нужно подумать. Может, мы сможем найти ключ или еще что-то.

Пока Диана осматривалась, я заглянул в окошко, находящееся в железной двери. Приглушенный лунный свет, что потоком лился в комнату через небольшое окно внутри помещения, помог мне все рассмотреть. Посреди комнаты находилась кушетка, накрытая белой простыней. Рядом с кушеткой стоял железный столик, а на нем масса странных металлических предметов. Среди них я смог разглядеть скальпель, ножницы, зажимы. Зачем все это нужно в психиатрической лечебнице?

Я немного прищурился и смог увидеть кабинет совершенно под другим углом. К кушетке прикреплены кожаные кандалы для рук и ног, а в верхней части кушетки ремни для головы. Видимо, тут происходят очень страшные вещи.

– Я тут что-то нашла, – отвлекла меня Диана.

Я повернулся и увидел, что она сжимает в руке железную маленькую палочку.

– Попробуй открыть, – сказала она и положила мне ее в руку.

Как оказалось, это был странный ключ. Я сконцентрировался на замке. Ключ совершенно не подходил. Я попытался пару раз провернуть его, но ничего не получалось. От счастья, что пути в страшную комнату нет, я натянул улыбку и в последний раз посмотрел внутрь через окошко в двери.

Лучше бы я этого не делал. На моих глазах простынь, что лежала на кушетке, начала приобретать форму человека. Сначала одна нога, потом вторая. Простынь извивалась, как будто под нее кто-то залез. Я обратил внимание на ремни. Они куда-то запропастились. Теперь я был уверен, что в комнате кто-то есть. И этот кто-то сейчас лежит под белой простыней в кожаных кандалах.

Я начал медленно отступать назад от железной двери. Улыбка на лице испарилась. Ничего не происходило до того момента, пока я не шагнул на ступеньку. То, что творилось за дверью, завораживало и манило. Такого просто не могло быть. Человек, что скрывался под простыней, дернул рукой, и она освободилась от кандалов, затем все остальные конечности. Я видел, как он под простыней освобождал голову от ремней. Резким движением он сел на кушетку. Простынь слетела, и я потерял дар речи.

Я увидел монстра. Длинные худощавые руки, изогнутая словно колесо спина, одно плечо выше другого, лысая голова с огромными язвами и ссадинами, перекошенное тело. Он поднял голову, и я разглядел его лицо. Губы и глаза были зашиты толстенными нитками, а на том месте, где должен быть нос – огромная дырень. Монстр сразу увидел меня, хотя в принципе не мог видеть. Он встал с кушетки и медленно направился ко мне, хромая на левую ногу.

Мысли собрались воедино, и я почувствовал, что нужно действовать.

– Диана… – сказал я.

Девушка отвлеклась от своих поисков и обратила на меня внимание.

– Что произошло? – спросила она.

Ее глаза округлились. Каждая клеточка ее тела затряслась от ужаса.

– Иди вверх по лестнице и не оборачивайся, – говорил я, пытаясь держать себя в руках.

Диана послушалась, а я старался не отводить взгляд от монстра. Я не знал, что он может выкинуть. Вдруг он вышибет дверь, и я даже не смогу ничего сделать. Девушка побежала по лестнице и споткнулась. Моя реакция не заставила ждать, я подхватил ее. Это нарушило зрительный контакт. Я поднял глаза и увидел лицо монстра, растянувшееся на все окошко. Отвратительная рожа испугала меня до дрожи в коленках.

Через дыру в середине лица я смог рассмотреть его сгнивший мозг. Он пытался что-то сказать. Его острые ногти царапали изнутри железную дверь. Монстр открывал рот. Толстенные нитки рвались сами и рвали кожу на его лице. Я больше не мог смотреть на это.

Как только моя нога переступила последнюю ступеньку, я схватил Диану за руку, и мы побежали в палату. За нами с грохотом закрылась дверь, и эхо разлетелось по лечебнице.

– Что там произошло? – нервно спрашивала Диана.

Мне не хотелось рассказывать ей о том ужасе, который я видел через окошко в железной двери.

– Не переживай. Все хорошо, – я старался сказать это наиболее спокойно. Как мне кажется, все получилось. Но дрожь в коленках я не мог унять до самого утра.

– Наверное, пора спать, – сказала Диана.

– Пора, – я согласился с ней.

– Ты меня так больше не пугай, – проговорила девушка, открывая дверь.

– Больше не буду, – тихо сказал я.

Диана испарилась в темном коридоре, а я лег на кровать и уставился в потолок. До самого утра не мог сомкнуть глаз. Лицо монстра не давало мне спокойно заснуть. Каждый раз, когда сон укрывал меня теплым одеялом, монстр одним своим видом срывал его с меня, обнажая мой обеспокоенный разум.

Глава третья: Комната за железной дверью

– Проверка, – скрипучий голос медсестры помешал мне сконцентрироваться на сне.

– Сколько времени? – поинтересовался я.

– Семь утра. Скоро будет завтрак, так что просыпайтесь, – сказала медсестра и закрыла за собой дверь.

«К сожалению, я даже не спал, чтобы просыпаться», – подумал я и встал с кровати.

Я расслабил руки и вскинул их вверх, потом напрягся и потянулся. Вроде как бодрость не уходила. Интересно, что у нас сегодня на завтрак? Я повернулся и уставился на стул. У меня в голове возник силуэт Дианы. Она так плотно засела в моей голове. Целую ночь я думал о ней и о монстре. Что было бы с нами, если бы монстр нагнал нас? Растерзал на мелкие кусочки? Хотя, может, мне это привиделось… Скорее всего. Люди с такими увечьями не живут.

Я вышел из палаты. Теперь лечебница показалась мне не такой отвратительной, как ночью. Все сглаживало яркое солнце. Оно освещало старые коридоры и белые двери с желтыми пятнами. Рассвет придавал сил, и я полностью забыл о своей бессоннице.

«Так, где мой завтрак?» Я зашел внутрь огромной столовой, расстилающейся на многие десятки метров. Пациенты лечебницы разбрелись кто куда и вели себя очень прилежно. Каждый соблюдал правила приличия. Никто не кидался едой и тем более не буянил. Все сидели за столом и кушали.

Я подошел к раздаче. Мне дали поднос с двумя тарелками. На одной – аппетитная куриная ножка с пюре, на второй – нарезанные овощи, приправленные оливковым маслом. Я чувствовал себя как в ресторане. Идеальное утро.

Среди множества свободных столов я выбрал для себя угловой в дальнем конце столовой. За ним никто не сидел. Я побыстрее пробрался через толпу пациентов и сел спиной к залу. Мне так было комфортней, да и не хотелось ни с кем общаться.

Запах был восхитительный, и я с удовольствием приступил к трапезе. Я даже представить не мог, что обычная куриная ножка может быть настолько вкусной. Тарелка быстро опустела. Внезапно меня испугал резкий звук. Я обернулся и в первый раз увидел, как у одного из пациентов больницы случился нервный срыв. Или он решил просто побуянить, так сказать, выплеснуть накопившуюся агрессию.

Один из мужчин, что сидел за столом недалеко от меня, ударил второго железным подносом. Конфликт загорелся очень стремительно и продолжился потасовкой. Буйный переворачивал столы, раскидывал стулья и старался зацепить как можно больше пациентов. Люди разбегались прочь от эпицентра событий. Многие пациенты начали кричать, некоторые – плакать. Один человек сел на пол, прижал к себе колени и что-то причитал под нос. Все происходило очень быстро. Двери столовой распахнулись и внутрь вбежали четыре санитара. Они обступили буйного пациента и одновременно на него набросились. Буйный успел пару раз прописать санитарам подносом, однако они смогли его скрутить. Его заковали в смирительную рубашку и куда-то потащили. К пострадавшему от подноса мужчине подбежал врач.

Мне стало интересно, что будет дальше с разбушевавшимся пациентом. Я быстро встал из-за стола и побежал за санитарами, аккуратно проходя через толпу пациентов лечебницы. Доктор не заметил моего отсутствия. У него и так было много дел, ведь перед ним лежал мужчина с окровавленным лицом.

Буйный сопротивлялся, пытался ударить одного из санитаров ногой. Они ловко взяли его в охапку, заблокировав тем самым ноги мужчины, и вчетвером потащили пациента вдаль коридора. Я сразу вспомнил это место. Там, дальше – лестница вниз.

Санитары дотащили буйного до лестницы. Я от них не отставал ни на шаг. Из-за угла наблюдал за происходящим. Они затащили бешеного в комнату за железной дверью. Как только до моих ушей донесся щелчок, я спустился по лестнице. Было не по себе при виде двери, однако я смог собраться.

Я немного привстал и взглянул в окошко. Санитары могли заметить половину лица, выглядывающую из маленького окошка в двери, но им было не до меня. Они вытащили буйного из смирительной рубашки и силой положили на кушетку. Ремни затянулись на его щиколотках и запястьях. Голова буйного вертелась во все стороны. Он кричал, словно ему вырывали ноготь за ногтем. Один из санитаров заткнул ему рот куском ткани. Второй держал его голову, а третий затягивал ремни на лбу.

Мне было одновременно страшно и безумно интересно. Что же дальше произойдет с обезумевшим пациентом? Неужели они проведут лоботомию? Я почувствовал, как кто-то положил руку мне на плечо. Стало не по себе. Я сразу подумал о ночном монстре. Голос меня не слушался. Я хотел закричать, но вместо этого лишь прохрипел и резко развернулся. Это был Павел Анатольевич. Как будто камень с души упал.

– Ты чего тут делаешь, Жень? – спросил доктор.

Я не мог вымолвить ни слова. Павел Анатольевич все понял. Он не стал больше задавать вопросов, лишь отодвинул меня от двери и постучал. Санитары увидели доктора и впустили внутрь. Перед тем как закрыть за собой дверь, Павел Анатольевич сказал:

– Я не советовал бы тебе на это смотреть. Лучше иди обратно в столовую.

Доктор скрылся за дверью. Я хотел развернуться и уйти, но интерес заставил меня остаться. В окошко я наблюдал за происходящим.

В углу комнаты на небольшой подставке стоял странный прибор. Он напоминал микшер для регулировки звука. Однако аппарат был куда больше и его опоясывало множество проводов. В сторону кушетки, на которой лежал прикованный пациент, от него тянулись провода.

Павел Анатольевич достал из-под кушетки странные наушники. Он их надел на голову буйному. Но не так, как следует надевать настоящие наушники – уши этого прибора касались висков пациента. Доктор прижал их посильнее и приказал включить аппарат.

Как только санитар опустил вниз небольшой рычажок, буйного как будто обдало холодной водой. Он забился в конвульсиях. Его конечности тряслись, как при эпилептическом припадке.

Через минуту санитар выключил прибор. Доктор снял с буйного пациента наушники. Мужчина лежал на кушетке без сознания. Мне стало так отвратительно, я сразу вспомнил ночного монстра. Может, это был призрак, и его таким же образом убили в чертовой лечебнице?

Я резко развернулся и поплелся прочь. Судороги буйного не уходил из головы. Мне стало плохо. Как будто из меня выжали все соки. Сонливость наступала, веки тяжелели. Я решил принять таблетки и вернуться в палату.

Возле пункта выдачи препаратов не было ни единого пациента. Видимо, я был единственным, кто не принял таблетки.

– Молчанов! – закричала медсестра со стороны пункта выдачи препаратов. – Иди сюда быстрее! Мы тебя потеряли!

Я подошел поближе.

– Тебя нигде нет! Мы уже обыскали всю лечебницу! – высказывала медсестра.

Мне было наплевать на ее возмущения. Я просто стоял и ждал, пока женщина даст мне порцию препаратов.

– Вот, держи, – сказала медсестра и протянула мне крышечку с таблетками.

Я закинул капсулы в рот и проглотил.

– Все, – сказал я и показал медсестре открытый рот. Так пациенты убеждали врачей в своей честности.

Говорят, что таблетки сильно влияют на волю человека и лучше их не принимать. Но меня сюда отправили лечиться, так что я решил выполнять все рекомендации доктора.

Препараты подействовали почти сразу. Меня чуть ли не срубило на месте. Сон затягивал все сильнее. Я еле дошел до палаты и рухнул трупом на кровать. Глаза мгновенно закрылись, и я покинул настоящий мир, окунувшись в царство грез.

***

Проснулся я в кромешной темноте. Голова разрывалась. Как будто проспал целую вечность. Я вспомнил об утреннем событии, и стало не по себе. Для чего они мучили мужчину? Или это терапия? Я не понимал. Мне безумно хотелось обо всем спросить Павла Анатольевича, но увы. Остается ждать утра.

С трудом я смог стать на ноги. Они ныли, будто я неделю не ходил. Можно сказать, они даже не держали мое тело. Мне хотелось вернуться обратно в кровать и пролежать до самого утра. Нельзя.

Нужно прийти в себя. Так что я решил пройтись по комнате. Это далось мне с трудом, но тем не менее, если учесть мое состояние, я относительно быстро взбодрился. Походил по комнате, засмотрелся на окно. Мой взгляд привлекла луна. Она огромным сырным кругом нависла над холодной ночной землей. Завораживающий вид.

Мое состояние налаживалось. Безумно хотелось пить. Придется покинуть комнату и пройтись по коридору. Вспоминая вчерашние события, совершенно не хотелось выходить из палаты. Вдруг за углом общего зала меня поджидает отвратительный монстр?

«Так, Женя! – говорил себе я. – Не придумывай! Там все нормально. Не было никакого монстра. Просто привиделось, ничего такого».

Настроив себя на позитив, я вышел из палаты. Снова тот же мрачный коридор. За последние сутки я вижу его слишком часто. Благо, общая комната находилась недалеко от палаты.

Кулер с водой манил меня. Оазис в пустыне. Я подбежал к нему, словно легкоатлет, и набрал в одноразовый стакан воды. За один присест в стакане ничего не осталось. Я набирал еще и еще.

Как только жажда перестала меня мучить, я на всякий случай наполнил водой стакан, развернулся и собрался идти обратно в палату. Что-то мне не понравилось в обстановке комнаты. Что-то явно было не так. Я присмотрелся повнимательней. Страх подкрадывался ко мне.

Среди всей мебели, находящейся в комнате, мое внимание привлекло кресло, которое стояло ко мне спинкой. Кто-то на нем сидел. Я это отчетливо видел. Рука этого человека периодически мелькала на ручке кресла. Она то появлялась, то исчезала.

Уже второй день какая-то бредятина происходит в моей жизни, и мне это совершенно не нравилось. Я аккуратно, мелкими шажками, потопал к креслу. Оно чем-то меня влекло. Теперь я понимал, почему в фильмах ужасов персонажи ведут себя так небрежно. Ими движет интерес.

Я зашел сбоку. Сразу бросились в глаза нежные женские руки, что лежали на ручке кресла. Мне стало легче. Страх сменился уверенностью. После рук я увидел пепельные волосы.

– Диана, – проговорил я.

Мне никто не ответил. Девушка сидела на месте и не шевелилась. Уверенность испарилась. Я обходил все быстрее, стараясь увидеть ее лицо. Лучше бы сразу пошел в палату или вообще из нее не выходил.

Я смог разглядеть ее лицо в кромешной темноте. Она, будто манекен, сидела в кресле. Безжизненный взгляд смотрел в пол, а мышцы лица даже не дрогнули, когда я стал перед ней. Она находилась в глубочайшей прострации.

– Диана, – снова сказал я и сел напротив нее на колени.

Она опять никак не отреагировала. Казалось, Диана была где-то далеко. Вместо нее настоящей сидела кукла, набитая поролоном. Я протянул к ней руку, взял за плечо и немного потряс. В тот же миг она резко ухватила меня за запястье.

– Не трогай меня! – сказала Диана холодным басистым голосом.

Меня передернуло. Мурашки побежали по телу от страха. Запястье болело, но я боялся убрать руку.

– С тобой все хорошо? – снова спросил я неуверенным голосом.

Ее хватка ослабла, и глаза приобрели человеческий вид. Создавалось ощущение, что только сейчас она села за руль управления. Она разревелась и кинулась ко мне в объятья. Я растерялся и медленно сцепил руки за ее спиной. Меня так давно никто не обнимал. Последним человеком, который так же радовался моему появлению, была моя подруга детства Даша.

– Пойдем со мной, – сказал я шепотом.

– Пойдем, – ответила девушка.

Мы медленно возвращались в палату. Она не отцеплялась от меня ни на минуту.

– Что произошло? – спросил я, так же тихо, как и в первый раз.

– Давай мы вернемся, и я все расскажу.

– Хорошо.

Мы подошли к моей комнате. Я закрыл за нами двери и сел с ней на кровать. Я обнимал ее и вспоминал, как так же обнимал Дашу. Она мне напоминала ее. Мою первую детскую влюбленность.

– Ты обещала рассказать, – вспомнил я.

Она не отлипала от меня ни на секунду.

– Да, обещала… – тревожно сказала она. – Я целый день провела в комнате.

– Даже не выходила ни разу? – перебил я ее.

– Не выходила… – ответила она и продолжила: – Мне наскучило целый день сидеть в четырех стенах, и я решила пройтись по лечебнице.

Я внимательно слушал, утешая ее объятьями.

– Я села на кресло и задумалась. Мне в голову стали лезть отвратительные мысли. Депрессия захлестывала волнами. Так плохо было, до невозможности. Мысль о том, что я останусь в психушке до конца своих дней, угнетала меня. Если честно, то я даже смирилась. Я вспомнила всю свою жизнь, и мне захотелось исчезнуть.

– Что с тобой произошло? – спросил я. – Ты как будто была где-то далеко.

– В тот момент, когда ты меня нашел, я там даже не была. Точнее… Это сложно. В тот момент я летала где-то на задворках сознания. Когда депрессия берет верх, я борюсь с ней таким методом.

– У тебя был нечеловеческий голос. Еще ты меня схватила, – пожаловался я.

– Мне было там так хорошо, словами не передать, а когда ты прикоснулся ко мне, я вернулась обратно в лапы отвратительной депрессии. Может, сорвалась. Я уже не помню, как отреагировала, – оправдывалась Диана.

Она не прекращала меня обнимать, а мне так хотелось спать. Я лег вместе с ней на кровать и закрыл глаза.

– У тебя было такое в жизни, чтобы человек, которого ты знаешь всего пару дней, так внимательно и заботливо к тебе относился? – спросила Диана, прижимаясь ко мне.

– На самом деле было. В один момент, очень отвратительный момент моей жизни, появилась девочка. Ее звали Даша. Я не знаю, что сейчас с ней происходит и где она находится, но тогда она очень сильно мне помогла, – говорил я уставшим голосом. – Я считал ее самым близким человеком.

– Надеюсь, сейчас с ней все хорошо, – сказала Диана.

– Я тоже… – пробормотав фразу, я закрыл глаза.

***

Проснулся я от щелчка двери.

– Проверка.

Я резко сел на кровати и стал судорожно осматриваться. Дианы рядом не было. Я успокоился и пришел в себя.

– Что-то не так? – спросила медсестра.

– Все хорошо, – ответил я и закрыл лицо ладонями.

– Отлично, – сказала медсестра и перед уходом добавила: – Напоминаю, что Павел Анатольевич ждет вас в своем кабинете через час.

– Спасибо, – сказал я, но медсестры уже не было в палате.

Я лег и задумался о Диане. Ей так сложно. Изо дня в день она испытывает депрессию, которая бьет под дых. Она вынуждена парить в облаках, лишь бы не чувствовать эту боль. Нужно как можно чаще к ней наведываться в гости, иначе она долго не протянет.

***

Ровно в одиннадцать я уже сидел на диване в кабинете Павла Анатольевича. Как долго я ждал этого момента. Два тревожных дня словно выгравировались в моем сознании.

– Доброе утро, Женя.

– Доброе утро Павел Анатольевич. Я рад вас сегодня видеть, – улыбнулся я.

– Действительно? – спросил он.

– Конечно. Мне так нравятся наши беседы, что я с нетерпением жду следующей встречи.

– Приятно слышать. Тем более я так быстрее пойму, в чем заключается твоя проблема, и уж точно помогу искоренить недуг, – сказал Павел Анатольевич и достал из сумки два пакетика растворимого кофе. – Хочешь?

– Не откажусь, – сказал я и пошел ставить чайник.

– Пока ты нам приготовишь кофе, я кое-что быстренько сделаю, – сказал Павел Анатольевич и начал просматривать свои записи.

Через пять минут на столе доктора стоял горячий кофе.

– Перед тем как начать сеанс, я хочу тебя кое о чем спросить, – сказал врач.

– О чем? – Я сделал маленький глоток кофе.

– Что ты делал возле палаты электросудорожной терапии?

– Вы имеете в виду комнату с железной дверью?

– Да, именно, – сказал доктор и пристально на меня посмотрел.

– Я хотел с вами об этом поговорить. Все началось еще за день до инцидента в столовой… – начал я и решил немного изменить свой рассказ, убрав из него Диану. Мне показалось, что так я ее отгорожу от пристального внимания доктора. – Ночью меня мучила жажда, и я решил пойти попить воды. И что-то меня дернуло прогуляться по лечебнице.

– Ты знаешь, что это запрещено? Как тебя медсестра не увидела? Они должны внимательно следить за коридорами! – возмутился Павел Анатольевич.

– Это первый и последний раз, когда я гулял по лечебнице ночью, – я успокоил Павла Анатольевича и вернулся к рассказу. – После нескольких минут прогулки я наткнулся на лестницу, ведущую к железной двери. Черт меня дернул спуститься. Я посмотрел в окошко и увидел страшного человека. Весь в язвах, худощавый и лысый. И по-видимому, у него были проблемы со спиной. Одно плечо выше другого, и когда он решил пойти в мою сторону, я заметил хромоту.

Доктор внимательно слушал и записывал.

– Когда он дошел до двери, я увидел его отвратительное лицо. Глаза и рот были зашиты толстыми нитками, а носа не было, – сказал я, сделал паузу и затем спросил: – Что со мной?

Меня передергивало от одного воспоминания о монстре. Не может адекватный человек видеть такое…

– Думаю, это следствие нервов, – странно сказал доктор.

Он что-то недоговаривал, и я это ясно видел.

– Вы уверены? – спросил я.

– Определенно, – сказал Павел Анатольевич и продолжил теперь уверенно: – Ты попал сюда не по своей воле, и все это на тебя давит. Ты считаешь себя больным, хотя даже не понимаешь, чем болен.

– А вы знаете, чем я болен?

– Увы, но пока нет, – быстро ответил доктор и вернулся к первоначальному вопросу: – Как ты оказался во время электротерапии рядом с кабинетом?

– Всего лишь интерес. Не более того. Если честно, то до сих пор непонятно, что вы делали с пациентом. Мне было страшно за него.

– Его зовут Павел Бешенов. Он уже не первый раз устраивает такие перформансы. Первый раз он ударил медсестру, второй раз грозился перерезать себе вены ложкой, а третий раз… вот, ты все сам видел. Я предупреждал его, но он меня не слушал. Поэтому мы провели ему лечение током. Надеюсь, ему стало легче.

Я смирно сидел и слушал слова доктора.

Глава четвертая: Несправедливость и травля

– Давай вернемся к сеансу, – сказал доктор. – Расскажи о своей новой школе.

– Что вам рассказать? – удивился я. – В ней ничего такого нет.

– Как ничего? Расскажи про учителей, про общее состояние школы, какие там люди учатся, – попросил доктор.

– Учителя хорошие, если говорить о знаниях, которые они усердно доносят до учеников. Общее состояние школы превосходное. Моя мать каждый месяц отдавала кругленькую сумму, чтобы я там получал максимум знаний. Также она платила за школьный ремонт, за новые парты и стулья. Могу предположить, что школа имела в своем распоряжении приличные финансы. Что до учеников… – я немного пораскинул мозгами и вспомнил всех одноклассников. – Отвратительные зажравшиеся морды. Они могут только унижать других людей, низшего сословия, и тешить свое я. На большее они не способны.

– Почему ты так грубо говоришь о них?

– Потому что я находился в этой среде немалое количество лет. Я видел все унижения и предательства. Я видел, как люди кидали друг друга за оценки. Как, по-вашему, это нормально? В наше время оценки ничего не значат. Главное в тебе – это личностные качества и знания. Статистика не решает вовсе ничего, а они предавали за статистику. Они мстили друг другу за пятерку по математике, достигнутую нечестным способом, – взорвался я.

Школьные воспоминания всегда пробуждали во мне стыд и отвращение. Я ненавидел школьные годы. Они были самыми невыносимыми в моей жизни. Если бы когда-нибудь ко мне подошел человек и предложил вернуться на несколько лет назад и все исправить, я бы никогда этого не сделал. Лучше я буду жить с детскими травмами и нестабильной психикой, чем снова отправлюсь туда.

– Не самое лучшее место, – прокомментировал доктор.

– Согласен, но мама хотела, как лучше. Она планировала изначально меня туда засунуть, папа тоже был за, чтобы я там учился.

– Что тебе больше всего запомнилось со школьной скамьи?

– У меня сохранилось очень много воспоминаний, – сказал я и хлебнул кофе.

– Знаешь, Жень. У меня сегодня много свободного времени, так что я могу тебе уделить целый день.

– Вы так сильно хотите мне помочь? – удивился я.

– Начинай, – сказал Павел Анатольевич.

Он пропустил мимо ушей мою реплику, я посчитал, что это утвердительный ответ и начал свой рассказа.

***

С последней моей встречи с одноклассниками прошло несколько дней. Первый звонок состоялся в пятницу, а в понедельник мне пришлось идти на учебу. По расписанию – всего лишь три урока. Я думал, что с легкостью их отсижу, и всё будет замечательно. Но судьба решила поиграть со мной.

В тот день я пришел в школу за пятнадцать минут до звонка. Все было прекрасно. В классе – только я и преподаватель. Я сел за парту в конце класса, как в прошлый раз. Мне показалось, что это место полностью мне подходит. Я не хотел контактировать с одноклассниками, так что это была идеальная позиция. Единственный, кто мог вклиниться в мое личное пространство, был неряха. Он не доставлял мне дискомфорта. Можно было его потерпеть, всего-то три урока. Потом – свобода.

Класс медленно заполнялся ребятами. Девочки и мальчики разбредались по своим кучкам. На меня никто не обращал внимания. Это меня радовало. По крайней мере, не нужно ни с кем общаться.

В дверном проеме я увидел неряху. Он зашел в класс и остановился возле учительского стола. Что-то спросил у преподавателя и развернулся. Он пробежался глазами по классу и увидел меня. «Сейчас сядет ко мне», – подумал я и положил голову на парту. Все пошло по другому плану. Он сел за последнюю парту, но на другом ряду. Я вздохнул и радостно раскинул руки. Сегодня эта парта полностью моя.

Класс заполнился детьми. Учитель начал урок. Не хватало только трех мальчишек. Тех, которые ко мне подходили в пятницу. Я очень надеялся, что они больше не появятся в школе. Однако мои надежды рухнули, когда в середине урока в класс постучались. Это были те мальчишки. Учитель их выругал, но пустил на занятия. Урок продолжился.

Я невольно наблюдал за тремя друзьями. Первое, что они сделали – это выкрутили ручки, оставив только их основания, и стали через них плеваться во всех подряд маленькими комками бумажки. Я даже повеселел. Может, они не такие и плохие. Они же дети. Им свойственно дурачиться.

Мое настроение резко поменялось, когда один из них заметил меня. Ребята сразу сконцентрировались на моей персоне. Заряд дроби полетел в мою парту. Учитель как будто не замечал этого.

На парте, под ней и даже в тетради были комочки бумаги. Я их нашел в волосах, в карманах. Везде, куда только мог достать. Я решил действовать по их правилам. Я выкрутил ручку и стал плеваться в них.

Мой мир перевернулся, когда Мария Ивановна обратилась ко мне:

– Молчанов, еще раз так сделаешь – вылетишь из класса.

– Мария Ивановна, но я же не один так делал, – оправдывался я.

Три друга сразу посмотрели на меня осуждающими взглядами. У одного из них, самого мелкого, я увидел ненависть в глазах.

– Не пудри мне мозги! Еще раз – и вон! – повысила голос учительница.

Я расстроенный сел за парту. Залпы не прекращались. Я терпел до конца урока, пока не решился снова им ответить.

– Вон! – закричала Мария Ивановна.

– Но… – не успел я ничего сказать, как учительница открыла дверь.

– Выходи!

Я повиновался и медленным шагом поплелся в коридор. Что за несправедливость? Не я один плевался. Почему только меня выгнали?

Еще десять минут я стоял в коридоре, пока урок не закончился. Раздался звонок, и учительница покинула наш класс. Я вернулся обратно за свою парту. Обиженный и расстроенный я стал готовиться к следующему уроку. Школьники решили опять повеселиться. Они снова открыли огонь. Я начал в ответ в них плеваться, на что Антон сказал:

– Еще раз плюнешь – я тебя ударю.

– Почему вам можно, а мне нет? – спросил я.

– Потому что нам можно, а тебе нет, – сказал Антон, и его два друга рассмеялись.

– Это же несправедливо, – сказал я.

– И что? – спросил Антон и плюнул в меня из ручки.

Я решил идти наперекор и плюнул в ответ. Антон резко встал со своей парты и быстро подлетел ко мне.

– Я же говорил, – сказал Антон и вмазал мне в глаз.

Мне стало так обидно. Я решил ответить ему тем же. Мой кулак размахнулся и попал в его подбородок. Приятели Антона заметили, что я не стал терпеть, подбежали и стали защищать друга.

Удары посыпались на меня со всех сторон. Я отбивался, но ничего не мог сделать против трех мальчишек. Меня забили в угол. Я прикрывался всем, что только было. Благо, они не додумались бить меня ногами.

Мое лицо было все в крови. Они испугались и перестали избивать меня. Хоть их родители имели огромное влияние в городе, но от тюрьмы их точно бы не спасли.

– Больше не размахивай руками, – пригрозил Антон, и они куда-то ушли из класса.

Я поднялся на ноги. Голова гудела, а мышцы дико болели. Рука потянулась к лицу. Я не чувствовал его. Вытер пот с верхней губы. Кровь осталась на ладони, залив часть моей сорочки. «Меня мама убьет за рубашку», – подумал я.

Я был прикован глазами одноклассников. Они смотрели на меня, как на труп. Они не понимали, как я еще стою на ногах. Я, словно живой мертвец, пошагал в сторону туалета. Никто даже не двинулся. Никто не решился мне помочь. Они только смотрели. Мне стало так обидно. Не за себя, а за них. Они даже ничего не предприняли. Просто стояли и смотрели. Бараны, а не люди. Мне не хотелось иметь с ними ничего общего.

Я кое-как доплелся до туалета. Ребята, что стояли и курили в окно, разбежались, как только увидели мое окровавленное лицо. Я был рад этому. Руками я ухватился за раковину.

«Что-то мне не хорошо», – подумал я.

Голова кружилась. Мне казалось, что сейчас упаду в обморок. Может, они меня до такой степени побили, что я получил сотрясение мозга? Да ну, вроде не так плохо, как могло бы быть. Я включил кран и стал аккуратно умываться. Зеркало, что висело передо мной, я даже не заметил. Но как только я убрал кровь с лица, стало безумно интересно, что же случилось с моей физиономией. Когда я посмотрел в зеркало, мне стало страшно. Вдруг я навсегда останусь с таким лицом? Под левым глазом огромная гематома, нос сломан, губа разбита и на лбу много шишек.

Резко заболела голова. Я схватился за нее двумя руками. Как будто кто-то хотел вырваться из черепной коробки. Виски сжимали, лоб пульсировал, а темечко неистово болело. Я посмотрел в зеркало и увидел странные силуэты. Мне стало страшно. Голова до такой степени закружилась, что я блеванул прямо в раковину. После этого я ничего не помнил.

Глаза я открыл уже в больнице. Рядом со мной сидела мама. Она плакала. Я дотронулся до нее рукой, и она стала еще сильнее рыдать.

– Сынок, я так рада, что ты жив, – всхлипывая говорила мама.

– Что со мной произошло? – спросил я.

– Тебя побили в школе, и ты потерял сознание в туалете, – говорила мама.

– Почему ты плачешь? – медленно спрашивал я.

– Ты проспал двое суток, – отвечала она. – Я думала, что ты не проснешься.

– Но я же проснулся, – я улыбнулся, насколько мог.

Мне кажется, что это было очень убого, но я старался ее развеселить.

– Врачи сказали, что у тебя сотрясение мозга. Еще неделю нужно полежать в больнице. Прийти в себя. Я буду к тебе приходить каждый день, пока тебя не выпишут, – плакала мама.

– Папа знает, что я тут? – резко спросил я.

Мама сразу перестала плакать. Я увидел в ее глазах ненависть. Ее настроение сразу переменилась. Она была готова взорваться на месте и вылить на моего отца все, что у нее накопилось.

– Да, он знает, но не пришел! – строго сказала мама. – Не стоит на него надеяться. И вообще, забудь о нем. У тебя больше нет отца.

Ее слова ранили меня в самое сердце. Хоть он и ушел к другой женщине, это не значит, что он меня забыл. Но если его тут нет, значит ли это, что он на самом деле обо мне забыл? Может, мама сама ему ничего не сказала? От этих мыслей голова еще сильнее заболела.

– Мам, я хочу спать.

– Спи тогда, сынок. Я пойду, – она ответила так же грубо, как и до этого.

Я не чувствовал больше от нее того сочувствия. Это очень странное ощущение. Сначала она плакала и была готова чуть ли не отдать свою жизнь в обмен на мою, а теперь, как только я вспомнил отца, стала так холодно ко мне относиться.

Двери в палату захлопнулись, а я провалился в сон.

***

– Твоя мама предприняла какие-то меры? – спросил доктор.

– Да, конечно. Она поговорила с родителями мальчиков, но это не дало никаких результатов. Все пошло совершенно другим путем. Меня стали еще сильнее ненавидеть и презирать, – говорил я.

– То есть твоя жизнь стала еще хуже после вмешательства матери?

– Да, именно так.

– Что происходило дальше? – спросил доктор.

– Все по стандартному сценарию. Я решил отстраниться от своего класса. Сначала посещал уроки и сидел от звонка до звонка. На переменах я стал гулять во дворе. Вдали от своих одноклассников. Постепенно я стал мебелью. Я вроде был, а вроде и нет. После этого случая я вообще не хотел иметь дел с элитной школой, если там все продажно и главное – сколько у тебя денег, а не то, хорошо ли ты учишься и насколько прав в той или иной ситуации.

– Могу тебе сказать, что в нашем мире всегда так, – заключил доктор.

– Я не дурак и все прекрасно понимаю. Но на тот момент мне не приходило в голову, что за какие-то деньги можно купить доверие.

– Это было в пятом классе? – спросил доктор.

– Да, в пятом. Это еще самый лучший год среди всех. Дальше было хуже, – говорил я.

– В каком плане?

– Вы же знаете, что переходный возраст – это страшное время. Для меня оно было еще страшнее.

– У тебя были друзья? Настоящие друзья? – спросил доктор.

– Да, один раз я познакомился с девочкой Дашей. Это было в седьмом классе. Как раз самое безумное время в моей жизни.

– Почему ты так его называешь?

– В то время я больше не хотел быть мебелью. Меня так же не любили и так же не воспринимали как полноценного члена класса. И я захотел все в корне поменять. Именно в то время я начал притираться к классу.

– Расскажи мне об этом периоде в твоей жизни, – попросил доктор.

***

На самом деле ничего интересного в этом нет. Подростки часто совершают безумные поступки, не думая о своей семье или о себе. У них как будто переключатель заедает на отметке «нет страха». Они могут сделать что угодно, лишь бы впечатлить друзей, девушку или ребят постарше.

Урок подходил к концу и один из тройки хулиганов решил позвать всех желающих поиграть в салки за школой. Согласились две девочки – Аня и Лиза, неряха и я. Хулиганы удивились, что я решил пойти с ними. Помимо этого еще обрадовались. Будет, над кем посмеяться. Я был готов к их насмешкам и оскорблениям.

За два года асоциальной жизни мне хотелось хоть как-то приблизиться к людям и заполучить хотя бы знакомых. На друзей я не рассчитывал.

Мы вышли из школы и потопали в сторону гаражей, что находились недалеко от школы. Каждый тащил портфель на одной лямке. Девочки весело обсуждали школьные новости, а ребята дурачились и веселились. Один я шел сзади всех, погруженный в мысли.

Буквально через пару минут мы оказались возле гаражей. Все ребята скинули портфели на траву. Думаю, никому не придет в голову воровать портфели со школьными учебниками.

Мы выстроились в круг. Антон сразу предложил все решить по-честному – камень, ножницы, бумага. Остальные ребята согласились.

Мы вскинули кулаки, и через пару конов было ясно, что Андрей водит. Он стал лицом к гаражу и стал считать до десяти. Все разбрелись по местам. Когда Андрей повернулся, первый, кого он увидел, был я. Он включил максимальную скорость. Я петлял от него между гаражами и заборами, по детской площадке. Андрей никак не мог меня догнать, так что переключился на другую цель. Пока я отдыхал, он успел поймать двух девочек и Никиту. Теперь за мной бежали четыре человека.

Я решил воспользоваться прошлой тактикой и снова побежал между гаражами. Они решили меня окружить. Я бежал по дорожке между зеленым и красным гаражом, когда увидел в конце дорожки Никиту. Парень стоял и ждал, когда я прибегу к нему в руки. Сзади меня нагонял Андрей. Я резко остановился и прыгнул, ухватившись за край гаража. Словно угорь, я заполз на гараж. Ребята удивились. Они не ожидали такого от меня. С гаража я прыгнул на ровную площадку и отбежал ото всех подальше.

– Стоп, – закричал Антон.

Все перестали нагонять меня. Остановились и обратили внимание на коротышку.

– Это нечестно, – продолжил Антон.

– Что нечестно? – спросил я.

– Нечестно прыгать по гаражам. Мы об этом не договаривались, – агрессивно говорил парень.

Все ребята стояли и наблюдали за разговором.

– Ведь мы не говорили, что нельзя прыгать по гаражам. Так что не нужно придумывать на ходу правила, – говорил я.

– Ты со мной так не разговаривай, а то получишь.

– Опять толпой изобьете меня? – спросил я, готовясь к схватке.

– Да, будешь лежать на полу, захлебываясь кровью, как в прошлый раз.

По лицам Андрея и Никиты было видно, что этот исход их не устраивал. Но они друзья, так что придется идти до конца.

– Давай сразу оговорим все правила, чтобы больше такого не происходило, – я решил найти хоть какой-то компромисс.

– Нет, если ты уже выбрал такую тактику, значит, будем ее придерживаться, – сказал Антон и добавил: – Теперь ты водишь. Иди считай.

Я покорно стал у гаража и начал считать от одного до десяти. Ребята разбежались, а Антон остался на месте. Он ждал, когда я повернусь. Первым, за кем я побежал, был Никита. Я его поймал без каких-либо трудностей, как и девочек. Пока ребята бежали за Андреем и неряхой, я решил поймать ненавистного мне коротышку.

Он сразу залез на гараж, я за ним. Он прыгал с одного гаража, на другой. Я даже удивился его скорости и физической подготовке. Когда Антон спрыгнул с последнего гаража, сделал сальто. После такого моя челюсть отвисла.

– Ну что, Молчанов? Так честно? – спросил Антон.

– Конечно, честно, – ответил я, пытаясь не выдать удивления.

– Ты меня до сих пор не поймал, – сказал Антон и побежал дальше.

Я спрыгнул с гаража и пустился вдогонку. Рядом с гаражами стояли многоэтажные здания. Может, этажей девять или двенадцать. Антон забежал в подъезд одного из домов. Предчувствие говорило мне «Не следует бежать за ним!», но подростковый максимализм перебивал голос здравомыслия. Я открыл подъезд и помчался по лестнице на последний этаж. Запыхавшись, я остановился на последнем этаже и просмотрел все от и до. Антона не было. Я поднял голову и увидел приоткрытую на крышу дверь.

Вот что он задумал. Я залез наверх и вышел на крышу. Антон стоял напротив входа.

– Ну что, будешь меня ловить? – спросил парень.

– Зачем ты сюда залез? Тут опасно.

– Это не оговорено правилами, – съязвил он. – Давай, лови меня. Боишься?

Его фраза вызвала бурю эмоций во мне. Боишься? Ни капли! Я побежал за ним. Он начал петлять. Оббегал огромные трубы и спутниковые тарелки.

– Не глупи, – кричал я ему.

– Слабак, – говорил он в ответ. – Ты даже поймать меня не можешь!

Моя гордость разыгралась на полную катушку. Я поймаю тебя, чертов карлик, и верну вниз!

Антон залез на строительные леса. Строители меняли внешний облик дома, поэтому леса еще стояли на последнем этаже здания. Я не знал, где сейчас находились строители, но мне безумно хотелось, чтобы они вышли из-за угла и прогнали нас поскорее.

Я полез за ним. Он маневрировал между плохо закрепленными железными трубами. Я полз за ним. Напротив строительных лесов находилось еще одно многоэтажное здание. Только оно было поменьше.

Антон посмотрел на меня и спросил:

– А ты так можешь?

После этой фразы он разбежался и прыгнул. Мы находились на уровне девятого этажа. От увиденной картины у меня стала кружиться голова, но я не хотел уступать. Антон удачно приземлился на крышу соседнего здания и сделал перекат.

– Давай, слабак!

Я ненавидел его всей душой. Отвратительный коротышка! Я последовал его примеру. Разбежался на лесах и прыгнул…

***

– Что случилось дальше? – спросил доктор.

– Я летел на бешеной скорости. Подо мной несколько десятков метров свободного падения. Я летел и думал, смогу ли я сгруппироваться и не отбить себе ноги.

– Смог?

– Нет. Я упал на крышу девятиэтажного ди не смог встать. Сначала я думал, что поломал ноги. На самом деле это был просто ушиб. Но на тот момент мне было безумно страшно. Я перебирал все возможные исходы и остановился на поломанном позвоночнике, – говорил я.

– Что произошло в итоге?

– Антон посмеялся надо мной и спустился вниз. Кстати, как я потом узнал, он занимался гимнастикой.

– Неудивительно, что он смог легко исполнять такие трюки, – сказал доктор. – Как тогда ты вернулся домой, если Антон ушел?

– Мне помогла девочка…

***

Солнце красными лучами возвещало о своем скором уходе, а ветер нагонял обороты. Мне становилось все холоднее. На улице весна, но вечера у нас прохладные. Я был в одной футболке. Помимо холодного вечера, меня волновал мой портфель. Он остался на траве возле гаражей. Обида проникала во все щели моего организма.

Меня оставили на крыше неизвестного здания, и я не знал, как спуститься вниз. Ноги неистово болели. Я даже не мог встать, не то чтобы идти. Я пролежал еще несколько часов, пока солнце полностью не зашло за горизонт. Что, если я тут умру? Меня действительно посещали эти мысли.

Странно, но я смирился с такой участью. Я расслабился на холодной бетонной крыше. Посмотрел вверх, на звезды. Мне стало грустно. Сколько я еще так пролежу? Когда меня заметят? Да еще и ноги болят. От боли начала кружиться голова и немного подташнивать. Но ничего. Я свыкся с болью и смог сдерживать тошноту. Правда, приятного было мало. Головокружение осталось.

Меня завораживали звезды с самого детства. Я смотрел в небо и представлял далекие планеты, галактики. Воображал, что где-то там, за несколько световых лет есть такой же несчастный человек, как и я. Он смотрит в небо и также думает обо мне. Мы с ним одно целое.

Где-то точно есть человек, который сможет полностью понять мои чувства и помочь мне выбраться из болота.

– Ты чего тут лежишь? – послышался женский голос.

– Все, теперь у меня галлюцинации, – сказал я вслух и закрыл глаза руками.

– Ты о чем? – опять женский голос.

– Ты настоящая? – спросил я, не поворачивая головы.

– Ну да, – удивленно сказал девочка.

– Это хорошо. Значит, со мной все в порядке.

– Так чего лежишь тут? Тебе не холодно? – спросила девочка.

– Холодно, – ответил я.

– Так чего лежишь? – снова спросила она.

– Встать не могу. Ноги болят, – объяснял я.

– А ты пробовал встать?

– Сначала да, а потом нет.

– Сначала – это когда?

– Часа три назад.

– Так, может, ты уже можешь встать?

– Так много вопросов.

– Вставай давай, – говорила девочка.

Я поднялся и повертел головой. Она еще кружилась. Я решил посмотреть на девочку, которая меня нашла на одинокой крыше. Ее лицо я не мог разглядеть. Ночное небо мешало мне это сделать.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Даша. А тебя?

– Меня Женя, – сказал я и добавил: – Я бы тебе мог пожать руку, но пока не в состоянии.

– Зачем мне жать руку? Я же девочка.

– Ну да, чего это я…

Сначала я стал на колени. Ноги болели, но шевелились. Это радовало. Следом я стал на одну ногу. Она отозвалась резкой колющей болью. Я вытерпел. Теперь вторая нога. Опять та же боль. Ничего, все хорошо. Я могу стоять. Значит, с позвоночником все хорошо.

– А ты говорил, что встать не можешь, – прокомментировала девочка.

– Как видишь, теперь могу. Благодаря тебе, кстати. Спасибо, – искренне говорил я.

– Как тебя угораздило-то?

Я медленно шагал в сторону двери, ведущей в подъезд. Дойдя до двери, я смог разглядеть ее лицо. Милая девочка с ярко выраженными скулами, острым носом, овальным лицом и зелеными глазами. Ее золотые локоны свисали до пояса, а в самих волосах были вплетены разноцветные ниточки.

– Смотри, – сказал я и показал пальцем на леса напротив дома.

– И что там?

– Оттуда я прыгнул на крышу дома.

Даша отпрянула и посмотрела на меня осуждающим взглядом.

– Ты идиот?

– Наверное, – улыбнулся я.

– Ты бы мог погибнуть.

– Мог, но не погиб.

Я хотел казаться перед ней совершенно другим человеком. Не обидчивым нюней с кучей социальных проблем, а обычным семиклассником с интересной жизнью и стойким характером.

– Пойдем, дурак. Я тебя проведу вниз.

Мы шли аккуратно, ступенька за ступенькой. Добрались до лифта, я нажал на кнопку вызова. Перед нами открылась спасительная камера. Я медленно зашел в маленькую комнатку и нажал кнопку первого этажа.

Осталось пройтись еще немного. Через несколько минут я уже стоял возле гаражей. Мой портфель так и лежал на том месте, только весь в пыли и со следами обуви на ткани. Эти подонки отпинали мой портфель! Да что же я такого им сделал?

– Ты чего завис? – спросила Даша.

– Да так, ничего. Все нормально.

Я взял портфель и накинул его на плечо.

– Спасибо тебе большое. Ты меня спасла, – улыбнулся я.

– Обращайся, если что. Я еще раз тебя спасу, – она ответила на мою улыбку своей.

– Как часто ты бываешь на крыше?

– Вечерами захожу. Мне нравится смотреть на ночное небо.

– Хорошо, я запомнил, – сказал я и медленно зашагал домой.

– Пока! – вслед мне закричала Даша.

– Пока! – крикнул я ей в ответ.

«Не зря я сегодня ушиб ноги», – подумал я.

***

– Как отнеслась мама к тому, что ты так поздно пришел домой? – спросил доктор.

– Ох… Лучше не вспоминать. Это был кошмар. Она рвала и метала. Естественно, мне нельзя было говорить, каким образом я повредил ноги. Но я не соврал. Сказал, что бегал и неудачно приземлился, – ответил я. – Странно, но она даже не посадила меня под домашний арест. Напротив, она отпросила меня с учебы и накупила конфет.

– Интересные у твоей матери методы воспитания, – задумался доктор и черканул по блокноту.