Читать онлайн Патриот бесплатно

* * *

Ночь выдалась безлунная, и для целей Дубины Джексона это было самое оно.

Джексон ловил любопытных кальмаров, прозванных так за любопытство, которое было присуще им ровно в той же мере, что и кальмарность. То есть их любопытство и было в них самым любопытным.

Не успевали кальмары толком полюбопытствовать по поводу лампы, вывешенной Дубиной за кормой, как их любопытство получало новую подпитку: сородичи-кальмары один за другим и во все возрастающих количествах с регулярным всплеском принимались исчезать в вышине.

Кое-кто из исчезнувших кальмаров, перед тем как унестись ввысь, с интересом разглядывал очень любопытную остро-колючую палку, стремительно приближающуюся сквозь воду…

Любопытный кальмар чрезвычайно любопытен. К сожалению, способность связывать события и делать выводы развита у него не настолько.

Плыть досюда было далековато, но, как правило, оно того стоило. Любопытные кальмары были абсолютно безвредными мелкими морскими тварями – и, согласно заявлениям самых авторитетных гурманов, невероятно мерзкими на вкус. Именно поэтому данный вид кальмаров пользовался огромным спросом в ресторанах со специфическим уклоном, где шеф-повар способен сотворить истинное чудо: приготовить блюдо из кальмара, которое по вкусу точь-в-точь та же курица.

Так вот, сегодняшняя ночь была безлунной, таинственной и как будто созданной для метания икры – в подобные ночи любопытные кальмары особо любопытны ко всем и вся. В общем, как уже говорилось, самое оно. И в то же время море выглядело так, словно бы тут уже поработал какой-то заезжий шеф-повар.

Ни одного любопытного глаза. Да и рыб что-то не видно. Впрочем, нет – вот плывет одна! Рыбешка мелькнула под лодкой и стремительно умчалась в темноту, как будто от кого-то удирая.

Отложив трезубец, Дубина Джексон перебрался на корму, где таращился в воду его сын Лес. На темной поверхности колебалось световое пятно от факела.

– Полчаса – и ни единого кальмара! – покачал головой Дубина.

– А мы точно куда надо приплыли, па?

Прищурившись, Дубина окинул взглядом горизонт. Над Клатчским побережьем небо слабо светилось. Там располагался город Аль-Хали. Дубина повернулся на сто восемьдесят градусов. В противоположной стороне горизонт тоже горел, но уже над Анк-Морпорком. Лодка тихо покачивалась точно посередине между двумя мегаполисами.

– Ясно куда надо, – буркнул он, но прозвучало это не слишком убедительно.

Он вдруг осознал, что море абсолютно застыло, стало ненормально неподвижным. Да, лодка продолжала слегка покачиваться, но причиной тому были беспокойные пассажиры, а вовсе не волны.

Как будто перед штормом… Однако звезды в небе, не затмеваемые ни единым облачком, мирно поблескивали.

Те же звездные огоньки мерцали и на поверхности моря. А вот такое Дубина видел впервые.

– Пожалуй, надо бы валить отсюда, – решил он.

Лес жестом указал на обвисший парус:

– А дуть чем будем, пап?

И тут они услышали плеск весел.

Напряженно вглядевшись во мрак, Дубина различил силуэт другой лодки, направляющейся прямо к ним. Он схватился за багор.

– Ага, так я и знал, что это все ты, вороватый заграничный гад! – заорал Дубина.

Плеск весел прекратился.

– Да поедят тебя тысяча бесов, проклятый ворюга! – раздался ответный вопль.

Чужеземная лодка продолжала плыть по инерции. Вскоре стало видно, что на носу у нее нарисованы глаза.

– Ну что, всех переловил? – крикнул Дубина. – Плыви, плыви ближе! Я проткну тебя трезубцем, придонная гниль!

– Прежде мой изогнутый меч рассечет твою шею, нечистый сын развратной собаки!

Лес прищурился. На морской поверхности забулькали странные пузырьки.

– Па?

– Жирный Ариф собственной персоной! – не успокаивался Дубина. – Как я сразу не догадался?! О, я давно знаю эту лживую сволочь: он таскается сюда годами, ворует наших кальмаров!..

– Па, тут…

– Ты берись за весла, а я вышибу его паршивые гнилые зубы!

Из другой лодки до Леса донеслось:

– …Посмотри, сынок, на этого поганого рыбного вора!

– Греби! – проревел у самого его уха отец.

– За весла! – отозвались с другой лодки.

– Чьих кальмаров он ворует? – удивился Лес.

– Наших, сынок, наших!

– Они что, стали нашими еще до того, как мы их поймали?

– Рассуждать будешь потом, а сейчас греби!

– Но лодка не двигается, пап, мы на чем-то крепко сидим!

– Под нами сто морских саженей, сынок, – на чем мы можем сидеть?!

Лес предпринял еще одну попытку высвободить весло, застрявшее в странном предмете, который неторопливо поднимался из водоворота пены и пузырей.

– Похоже, пап, мы сидим на… курице!

Из морских глубин донесся звук. Как будто там, внизу, ударили в гигантский колокол или гонг.

– Куры не плавают!

– Она железная, па!

Дубина попятился в хвост лодки.

Это и в самом деле оказалась курица. Железная. Обросшая водорослями и облепленная ракушками, капая водой, она продолжала свое величественное вознесение к звездам.

Восседая на насесте в форме креста.

На каждой перекладине которого было выбито по букве.

Дубина посветил факелом.

– Что за…

Рывком высвободив весло, он брякнулся подле сына.

– Греби что есть сил, Лес!

– Но что тут происходит, пап?

– Закрой рот и греби! Надо поскорее уносить ноги отсюда!

– Это какое-нибудь морское чудовище, па?

– Хуже, сынок! – прокричал Дубина, изо всех сил работая веслами.

К этому времени курица успела вознестись довольно высоко, и выяснилось, что опорой ей служит сооружение, весьма похожее на башню…

– Да что же это такое, па?! Что это?

– Флюгер, чтоб ему пусто было!

С геологической точки зрения ничего особенного не произошло. Континенты периодически уходят под воду, и, как правило, это сопровождается извержениями вулканов, землетрясениями и массовым исходом суденышек с носителями подлинной оккультной мудрости на борту. Добравшись до ближайшего берега, эти самые носители тут же начинают воздвигать на новой земле всякие пирамиды и мистические круги из камней – не иначе как с целью привлечения внимания девушек. А вот поднятие континента вызвало разве что легкую рябь. Он прокрался на свое место, будто кот, загулявший на пару дней и точно знающий, что хозяин волнуется.

Да, некоторые комментарии вызвала большая волна, обрушившаяся на берега Круглого моря (впрочем, достигнув побережья, она уже не превышала в высоту пяти-шести футов). Ну и в болотистых низинах вода затопила пару-тройку деревушек, до которых все равно никому не было никакого дела. В смысле же сугубо геологическом не изменилось почти ничего.

Но это в сугубо геологическом.

– Па, да это ведь город! Смотри, вон окна, вон…

– Тебе сколько раз повторять? Закрой рот и греби!

По улицам, бурля и пенясь, неслась вода, а по обеим сторонам от лодки из этой самой пены неторопливо поднимались гигантские, поросшие водорослями здания.

Отец с сыном выбивались из сил, сражаясь с увлекающим суденышко потоком. Однако правило номер один в искусстве гребли гласит: чтобы куда-либо уплыть, грести нужно спиной вперед. Разумеется, они не заметили вторую лодку…

– Чокнутый!

– Дурак!

– Не лапай шпиль! Этот город принадлежит Анк-Морпорку!

Лодки закружились, временно объединенные общим водоворотом.

– От имени серифа Аль-Хали заявляю права на эту землю!

– Мы первыми ее увидели! Лес, скажи, мы первыми ее увидели?!

– Это мы первыми ее увидели, еще до того, как первыми увидели ее вы!

– Лес, ты свидетель, он пытался ударить меня веслом!

– Но, па, ты ведь замахнулся на него трезубцем…

– Видишь, Акхан, как вероломны эти чужеземцы?!

А затем обе лодки одновременно заскрежетали обо что-то килем и, застряв в тине, начали крениться набок.

– Отец, глянь, какая интересная статуя…

– Он ступил на клатчскую землю! Кальмарный ворюга!

– О, папа…

Противники внезапно умолкли, главным образом чтобы перевести дух. Крабы бросились врассыпную. Вода на глазах отступала, пробуривая в серой тине меж покрытыми водорослями островками извилистые каналы.

– Отец, ты только посмотри, кое-где даже цветная черепица сохранилась…

– Это мое!

– Нет, мое!

На краткое мгновение взгляды Акхана и Леса встретились. Несмотря на мимолетность мига, юноши успели обменяться друг с другом весьма приличным объемом информации, начиная с галактического размера неловкости за то, что ты не сирота, ну и далее по списку.

– Па, но зачем… – начал было Лес.

– А ты закрой рот! Я ведь о твоем будущем думаю, сынок…

– Понятно, но какой смысл спорить, кто что первым увидел, а, па? Мы за сто миль от дома, и они тоже! Я к тому, все равно никто ничего не узнает!

Ловцы кальмаров обменялись взглядами.

Над их головами вздымались, капая водой, дома. Зияющие дыры вполне могли быть некогда дверьми, а небольшие прямоугольники без стекол – окнами, но сейчас эти здания населяла лишь тьма. Время от времени Лесу казалось, что он слышит, как внутри что-то скользит и шлепает.

Дубина Джексон прочистил горло.

– А ведь парень прав, – пробормотал он. – Что толку спорить? Кроме нас четверых, здесь никого нет.

– И то правда, – согласился Ариф.

Сверля друг друга взглядами, бывшие противники попятились. И почти одновременно раздались сразу два вопля:

– Хватай лодку!

После некоторой суматохи обе лодки, несомые на вытянутых руках, запрыгали над утопающими в грязи улицами.

А потом развернулись и запрыгали обратно. Под гневные вопли: «Так ты еще и детей воруешь, да?!» – хозяева лодок обменялись отпрысками.

Как хорошо известно всякому человеку, когда-либо изучавшему историю открытий, награда достается вовсе не тому, чья нога первой ступит на девственную почву новой земли, но тому, кто первым вернется домой. С ногой или без оной. Наличие всех конечностей – это уже дополнительный приз.

Флюгеры Анк-Морпорка поскрипывали на ветру.

Как ни странно, лишь очень немногие из них принадлежали к виду петуха домашнего, обыкновенного. Предпочтение отдавалось всяким драконам, рыбам и различным диким зверям. Однако были и исключения. На крыше здания Гильдии Убийц зловещий силуэт в плаще и с кинжалом наготове, скрипнув, занял новую позицию. На крыше Гильдии Попрошаек оловянный попрошайка воззвал к ветру о медном грошике. На крыше Гильдии Мясников медная свинья с шумом втянула пятачком воздух. На крыше Гильдии Воров самый настоящий, хоть и нелицензированный, вор тоже повернулся, повинуясь ветру, – не то чтобы Гильдия Воров хотела продемонстрировать, что никакой механизм не сравнится с человеком, скорее это была демонстрация того, как в Гильдии относятся к нелицензированному воровству.

Флюгер, водруженный на куполе библиотеки Незримого Университета, всегда отставал от своих собратьев и должен был отреагировать на перемену не раньше чем через полчаса, но все в городе уже и так знали, что ветер изменился: в Анк-Морпорке запахло морем.

Ну а на Саторской площади вовсю выступали публичные ораторы, хотя, если говорить по-честному, гордое звание «оратор» было, пожалуй, слишком громким для всякого рода краснобаев, любителей разглагольствовать и увещевать, а также для мычащих себе под нос и любовно обсасывающих собственные бесценные размышления особ, что через равномерные перерывы взбирались на дежурный ящик и начинали взывать к толпе. Но такова была традиция: народ должен выражать свое мнение. Чем громче и публичнее, тем лучше. Считалось, что патриций смотрит на этот обычай с одобрением. Так оно и было. А еще он смотрел на него с вниманием. Глазами специально отряженных людей, которые подробно все записывали.

Не обошлось и без Городской Стражи.

«Это не то же, что шпионить, – уговаривал себя командор Ваймс. – Шпионишь – это когда подсматриваешь из-за угла и украдкой заглядываешь в окна. А когда приходится подальше отходить, чтобы не оглохнуть от шума, – какое ж это шпионство?»

Он рассеянно чиркнул спичкой о сержанта Детрита.

– Это ж я, сэр, – с упреком отозвался сержант.

– Прости, сержант. – Ваймс прикурил сигару.

– А, ничево.

Оба снова прислушались к ораторам.

«Это все ветер, – думал Ваймс. – Ветер всегда несет что-то новое…»

Раньше ораторы, бродившие по кромке здравого рассудка (а то и углубляясь в мирные аллеи по ту сторону), выбирали для своих разглагольствований самые разные темы. Но сегодня на них как будто что-то нашло: все разом превратились в маньяков, одержимых одной и той же идеей.

– …Пора преподать им урок! – надрывался ближайший. – Почему наши так называемые лорды не прислушиваются к гласу народа? Мы сыты по горло этими распоясавшимися разбойниками! Они воруют нашу рыбу, подрывают торговлю, а теперь принялись и за нашу землю!

«Лучше бы они аплодировали», – подумал Ваймс. Как правило, одобрительных выкриков удостаивался всякий оратор, о чем бы тот ни говорил. Но сейчас люди лишь одобрительно кивали. «Да они ведь в самом деле обдумывают услышанное…»

– Они украли мой товар! – вопил оратор напротив. – Это целая империя пиратов, демоны их побери! Меня взяли на абордаж! В анк-морпоркских-то водах!

Ответом стал общий ропот праведного негодования.

– А что украли-то, господин Дженкинс? – послышалось из толпы.

– Груз тончайшего шелка!

В толпе засвистели.

– Шелк? Неужели?! Насколько я помню, обычно ты торгуешь лишь рыбьими потрохами да тухлым мясом!

Господин Дженкинс поискал взглядом оппонента.

– Тончайший шелк! – твердо сказал он. – Но городу разве есть до этого дело? Никакого!

Послышались возгласы, что, мол, и в самом деле позор.

– А власти-то в курсе? – продолжал любопытный некто.

Силясь увидеть вопрошавшего, люди принялись вытягивать шеи. А потом толпа слегка расступилась, открыв взорам фигуру командора Городской Стражи сэра Сэмюеля Ваймса.

– Ну, я, это… я… – замямлил Дженкинс. – Я того… я ж…

– Не знаю насчет города, а мне до этого дело есть, – спокойным голосом произнес Ваймс. – Впрочем, думаю, будет не слишком трудно выяснить, куда делся и где теперь находится груз тончайшего шелка, если от этого самого шелка за версту несет рыбьими потрохами.

Из толпы послышались смешки. Жители Анк-Морпорка, известные знатоки и ценители уличного театра, приветствовали неожиданный поворот сюжета.

Пригвоздив Дженкинса взглядом, Ваймс, обращаясь к сержанту, процедил:

– Детрит, пойдешь с господином Дженкинсом. Его корабль, кажется, называется «Милка». Он покажет все накладные, декларации, квитанции и прочее, и мы спокойно, не торопясь, во всем разберемся.

Гигантская рука Детрита с лязганьем ударила в шлем.

– Так точно, сэр!

– Э-э… Гм… Но… Но это не получится! – засуетился Дженкинс. – Они… в общем… э-э… бумаги тоже украли…

– Экие негодяи! Это чтобы, если расцветка не подойдет, сдать обратно в лавку?

– Э-э… да и потом, судно-то в плавании. Да! Пришлось срочно отправить! Надо же как-то возмещать потери!

– В плавании? Без капитана? – Ваймс склонил голову набок. – Значит, за главного там сейчас Скоплетт? Твой старший помощник?

– Ну да, он самый…

– Проклятье! – Ваймс театрально щелкнул пальцами. – Как раз вчера вечером мы арестовали одного типа с абсолютно таким же именем. Что ж, раз он – это не он, то к обвинению в злостном перепое добавится еще и попытка оговорить честного парня Скоплетта. Хотя опять начнется писанина, завязнешь в ней по уши…

Господин Дженкинс попытался было отвести глаза, но стальной взгляд Ваймса держал крепко. Губы Дженкинса слегка подрагивали, словно он подыскивал остроумный и язвительный ответ, однако ему все-таки хватило ума придержать язык. Широкая улыбка командора Стражи весьма походила на некую ухмылку, которую беспечный ныряльщик может встретить в открытом море. На спине у этой ухмылки, как правило, красуется острый плавник.

Тогда господин Дженкинс принял мудрое решение и дал задний ход.

– Я… э-э-э… Я, пожалуй, пойду, разберусь там… Ну, мне, э-э, пора…

С этими словами он принялся проталкиваться сквозь толпу, которая сначала чуть подождала, не произойдет ли еще что-нибудь интересненькое, но, так ничего и не дождавшись, начала разбредаться в поисках новых развлечений.

– Так че, мне проверить евойную лодку? – спросил Детрит.

– Нет, сержант. Там действительно нет ни шелка, ни бумаг на него. Ничего, кроме стойкого запаха рыбьих потрохов.

– Ну и ну, эти клатчцы! Тащат, стало быть, все, что не прибито гвоздями?

Ваймс покачал головой и зашагал прочь.

– В Клатче ведь нет троллей? – спросил он.

– Никак нет, сэр. Слишком жарко. Тролльи мозги на жаре не работают. Окажись я в Клатче, – при ходьбе Детрит постукивал костяшками пальцев о мостовую, – я б совсем дураком стал.

– Детрит?

– Да, сэр?

– Держись от Клатча подальше.

– Так точно, сэр.

Следующий оратор собрал гораздо более многочисленную толпу. За спиной у него красовался большой плакат: «ГРЯЗДНЫЕ ЧУЖОКИ, ЛАПЫ ПРОЧ ОТ ЛЕШПА!»

– Лешп… – недоуменно покачал головой Детрит. – Ну и имечко… Там что, одни беззубые живут?

– Это страна, которая на прошлой неделе всплыла из морских глубин, – устало пояснил Ваймс.

Публика зачарованно внимала оратору, провозглашавшему, что священный долг Анк-Морпорка состоит в том, чтобы «защитить свою плоть и кровь на новой земле». Каменная физиономия Детрита озадаченно вытянулась.

– Ух ты! А земля и вправду вся была в кровище? – поинтересовался он.

– Это метафора. Но, быть может, все впереди.

«В воздухе витает что-то еще, – подумал Ваймс. – Запах моря, да, и… Нечто неуловимое». Он чувствовал, что грядут перемены. Вокруг только и говорили о Клатче.

Почти сто лет Анк-Морпорк пребывал в состоянии мира, ну, или, по крайней мере, не-войны, с Клатчем. Как-никак они ведь были соседями, а с соседом лучше не ссориться.

Сосед… ха! Что именно стоит за этим словом? Любой стражник может много чего порассказать о поведении соседей. И законники тоже, в особенности те, что побогаче. Для них, к примеру, слово «сосед» обозначает человека, готового полжизни судиться из-за двухдюймовой полоски земли. Люди годами живут бок о бок, по дороге на работу приветствуют друг друга дружеским кивком, а потом случается какая-нибудь ерунда – и вот уже у кого-то из спины торчат садовые вилы.

Так и тут. Стоило вынырнуть из пучины обломку скалы, как кругом сразу принялись спускать собак на Клатч.

– Ааграгаах… – скорбно изрек Детрит.

– Совершенно с тобой согласен. Только, пожалуйста, осторожнее, ты мне все сапоги заплевал, – попросил Ваймс.

– Это типа, – Детрит взмахнул гигантской лапой, – ну, такая штука, которая вот сюда приходит. – И он гулко похлопал себя по мощному заду. – Ааграгаах. Ну, типа… Сначала ты видишь маленькие камушки, они катятся и катятся, и ты вдруг понимаешь, что вот-вот прямо тебе на башку сойдет огромный оползень, но бежать уже поздно. В общем, эта твоя понималка и есть ааграгаах.

Некоторое время Ваймс размышлял, безмолвно шевеля губами, точь-в-точь как Детрит.

– Ты, наверное, говоришь о предчувствии? – догадался наконец он.

– Угу.

– Забавно звучит по-тролльи. Интересно, почему вы так это назвали?

Детрит пожал плечами:

– Может, потому, что именно так ты орешь, когда тебе в заднее место врезается тысячетонная глыба?

– Предчувствие… – Ваймс потер подбородок. – Ну да. У меня-то этих предчувствий хоть отбавляй…

«Оползни и лавины… – подумал он. – Все тихо, мирно, красиво, кругом падают снежинки, легкие как перышко, – и вдруг вся гора начинает ползти на тебя…»

Детрит лукаво покосился на Ваймса.

– Я слышал, некоторые говорят, мол, ты тупой, как Детрит, – проговорил он. – Но я-то завсегда сумею определить, откуда ветер дует.

Ваймс посмотрел на своего сержанта с внезапным уважением.

– И откуда же он сейчас дует?

Тролль многозначительно постучал по шлему.

– Все элемвентарно, – сказал он. – Видите, сэр, наверху всякие петушки, дракончики, другие зверюшки? И еще этот бедняга, ну, что на крыше у Гильдии Воров? Надо ж только на них глянуть – они все и укажут. Ума не приложу, и откуда они это знают…

Ваймс слегка расслабился. Для тролля Детрит был не так уж и глуп, по уровню интеллекта он находился где-то посредине между каракатицей и канатоходцем, зато на него всегда можно было положиться в одном: Детрит никогда не усомнится в целесообразности твоего приказа.

Детрит подмигнул.

– А еще мне это напоминает те времена, когда берешь дубину побольше и идешь вместе со всеми слушать рассказ о том, как дедушка еще тролленком бил проклятых гномов, – жизнерадостно сообщил Детрит. – Что-то такое носится в воздухе, а, сэр?

– М-м… да, пожалуй… – протянул Ваймс.

Сверху захлопало. Ваймс вздохнул. Сообщение.

С почтовым голубем.

Перепробовали уже все средства. Задействовали драконов – они взрывались в воздухе; бесенята имели привычку жрать письма; да и задумка с масляными семафорными шлемами тоже не удалась – на ветру огоньки гасли. Но в один прекрасный день капрал Задранец подметила, что анк-морпоркские голуби в результате многовекового гнета со стороны городских горгулий достигли необычайных интеллектуальных высот и стали гораздо умнее своих собратьев, обитателей спокойных мест. Впрочем, не особо выдающееся достижение – бахрома, появляющаяся на отсыревшем старом хлебе, как правило, и то более разумна, чем большинство голубей.

Ваймс вынул из кармана горстку кукурузных зерен. Голубь, послушно исполняя то, чему его так тщательно обучали, сел командору на плечо. И, послушно исполняя зов природы, мгновенно облегчился.

– И все равно, – пробормотал Ваймс, разворачивая записку, – надо бы придумать что-нибудь получше. Каждый раз, когда мы посылаем сообщение констеблю Водослею, он сжирает посланца вместе с письмом.

– На то они и горгульи, – резонно заметил Детрит.

– О, – произнес Ваймс. – Его светлость желает моего присутствия. Как это мило со стороны его светлости.

Лорд Витинари внимательно глядел на выступающего. Он не раз подмечал, что практически любой человек, ощутив пристальное внимание к своей персоне, сразу начинает волноваться и оговариваться.

Ну а на встречах вроде сегодняшней, на совещаниях с сильными города сего, ухо тем более надо было держать востро, ведь эти люди сообщали ему только то, что хотели сообщить. А значит, прислушиваться следовало не столько к словам, сколько к паузам между ними. Именно в этих провалах крылось то, чего (по мнению выступающих) патриций не знал и о чем (как они искренне надеялись) никогда не узнает.

В данный момент лорд Витинари слушал лорда Низза, вернее, прислушивался к тому, о чем глава Гильдии Убийц ненароком позабыл упомянуть в своей долгой речи, посвященной высокому уровню подготовки профессиональных убийц и особой ценности данной Гильдии для города. Не выдержав агрессивного внимания Витинари, голос Низза наконец затих.

– Большое спасибо, лорд Низз, – произнес Витинари. – Уверен, теперь, зная все вышеизложенное, мы уже не сможем спать так спокойно, как раньше. Но хотелось бы уточнить одну небольшую детальку… Слово «ассасин», другое название наемного убийцы, – оно ведь пришло к нам из клатчского?

– Ну… да…

– И если не ошибаюсь, многие ваши студенты тоже прибывают из Клатча или граничащих с ним стран?

– Не имеющий себе равных уровень нашего образования…

– С этим я не спорю. Но в общем и целом суть твоей речи сводится к тому, что убийцы клатчского происхождения давно уже обосновались в нашем городе, хорошо его узнали, а в качестве дополнения с вашей любезной помощью отточили навыки, которыми традиционно владеют.

– Э-э…

Патриций повернулся к президенту Гильдии Оружейников.

– Насколько мне известно, в области вооружений мы лидируем с серьезным отрывом. Правильно, господин Коренной?

– О да! Что бы там ни говорили о гномах, но за последнее время именно мы воплотили в жизнь наиболее выдающиеся разработки… – мгновенно откликнулся тот.

– А. Хоть это немного утешает.

– Да, – согласился Коренной и неловко поежился. – Но коли речь зашла о производстве оружия, сэр, то есть одна деталь… важная деталь…

– Полагаю, суть этой важной детали сводится к тому, что оружейный бизнес – это прежде всего бизнес? – уточнил патриций.

Судя по лицу Коренного, бедняга отчетливо понимал: вознесшись до самых вершин, теперь он летит в пропасть.

– Э-э… да.

– Иными словами, оружие является объектом продаж.

– Э-э… именно.

– И любой, кто пожелает, может его купить.

– Э-э… да.

– Независимо от того, как покупатель намеревается его использовать.

Лицо президента Гильдии Оружейников приняло оскорбленное выражение.

– Прошу прощения? Это само собой разумеется. Ведь мы говорим об оружии!

– И полагаю, в последние годы Клатч был очень выгодным клиентом?

– В общем, да. Оружие нужно серифу для усмирения провинций…

Патриций поднял руку. Стукпостук, его слуга и секретарь, вложил в нее листок.

– «Великий уравнитель», перевозной десятизарядный пятисотфунтовый арбалет? – Витинари поднял брови. – Так-так, посмотрим, что там еще… «Метеор», автоматический кинжалометатель, обезглавливает за двадцать шагов, если обезглавливание не полное, деньги возвращаются… Весьма любопытно.

– Сэр, вы когда-нибудь про д’рыгов слышали? Это такое кочевое племя, – вставил Коренной. – Говорят, единственный способ убить д’рыга – это долго-долго рубить его топором, а останки похоронить под камнем. И камень стоит выбрать потяжелее.

Патриций с интересом рассматривал большой рисунок с изображением «Дервиша Мк-III», боло из колючей проволоки. Воцарилось напряженное молчание. Коренной попытался заполнить пустоту – действие, как показывает практика, всегда ошибочное.

– Кроме того, мы даем Анк-Морпорку рабочие места, в которых он так нуждается… – пробормотал он.

– Экспортируя оружие в другие страны, – завершил лорд Витинари.

Он вернул бумаги секретарю и дружелюбной улыбкой пригвоздил Коренного к стулу.

– Вижу, твое дело, господин Коренной, процветает, и это не может не радовать, – произнес он. – Я запомню сей факт.

Патриций медленно соединил пальцы.

– Итак, господа, должен вам сообщить, что ситуация вышла из-под контроля. И судя по всему, очень скоро прольется кровь.

– Чья? – побледнел Коренной.

– Прошу прощения, не понял?

– Что? О… Я просто думал о своем, милорд.

– Лично я говорил о некотором количестве наших сограждан, отправившихся на этот проклятый богами, неизвестно откуда взявшийся островок. С клатчского побережья, насколько мне известно, туда же отплыла подобная делегация.

– И что наши сограждане там забыли? – осведомился господин Боггис, глава Гильдии Воров.

– Гонимые духом истинных первооткрывателей, они прибыли туда в поисках богатств и… еще больших богатств, которые сулят всякие новые земли, – объяснил лорд Витинари.

– А клатчцы что там потеряли? – поинтересовался лорд Низз.

– О, эти беспринципные оппортунисты всегда готовы загрести то, что плохо лежит, – пояснил лорд Витинари.

– Не в бровь, а в глаз, милорд. Очень точное описание, если позволите заметить, – живо отреагировал Коренной, посчитав, что наконец-то обрел под ногами твердую почву.

Патриций заглянул в свои бумаги.

– Прошу прощения, – пробормотал он. – Похоже, я прочел последние две формулировки в неправильном порядке… Господин Кривс, думаю, тебе есть что сказать по обсуждаемой теме?

Президент Гильдии Законников откашлялся – вернее, издал нечто подобное предсмертному хрипу. Подобным образом мог кашлять только человек, стоящий одной ногой в могиле. Но с технической точки зрения господин Кривс стоял там обеими ногами вот уже на протяжении последних нескольких сотен лет. Проще выражаясь, он был зомби. Впрочем, на свое нынешнее состояние он нисколько не жаловался – наоборот, теперь он мог работать, не отвлекаясь на обеденные перерывы и сон.

– Разумеется, разумеется… – Кривс открыл большущий талмуд. – История города Лешпа и окружающих его территорий довольно темна. Однако известно, что почти тысячу лет назад город находился над поверхностью моря. Утверждается также, что данные территории считались частью Анк-Морпоркской империи…

– Но откуда взялась эта книга и сказано ли в ней, кто именно считал их таковыми? – перебил патриций. В этот самый момент отворилась дверь и вошел Ваймс. – А, командор, присаживайся. Продолжай, господин Кривс.

Зомби очень не любил, когда его прерывали. Он еще раз загремел горлом.

– Записи, посвященные пропавшей земле, сделаны несколько столетий назад, милорд. И конечно, это наши записи, милорд.

– Только наши?

– Но о чьих еще записях может идти речь? – сухо осведомился господин Кривс.

– А как насчет клатчских источников? – вставил с дальнего конца стола Ваймс.

– Сэр Сэмюель, в клатчском языке нет даже такого понятия, как «законник», – язвительно сообщил Кривс.

– В самом деле? Везет же некоторым.

– В общем и целом мы считаем, – Кривс слегка повернулся на стуле так, чтобы не смотреть на Ваймса, – новая земля принадлежит нам согласно Закону о неотчуждительности собственности, Постановлению об экстра-территориальности и, самое главное, в соответствии с юридическим понятием «цапус первус». Насколько мне известно, нога именно нашего рыбака первой ступила на эту землю.

– А я слышал, клатчцы утверждают, будто бы эта самая нога принадлежала клатчскому рыбаку, – заметил Витинари.

Ваймс на своем конце стола зашевелил губами.

– Цапус… Иначе говоря, кто успел, тот и съел? – перевел он вслух.

– Но мы же не станем верить им на слово, – возразил Кривс, демонстративно игнорируя Ваймса. – Прошу прощения, милорд, но я не считаю, что в своих действиях гордый Анк-Морпорк должен руководствоваться голословными заявлениями банды разбойников, обматывающих свои головы полотенцами.

– В самом деле! Пора уже преподать хороший урок этим варварам-клатчцам! – взвился лорд Силачия. – Помните прошлогоднюю неразбериху с капустой? Они завернули целых десять наших кораблей!

– А ведь всем известно: гусеницы только способствуют приятственным запахам… – пробормотал в пространство Ваймс.

Патриций стрельнул в него взглядом.

– Вот именно! – Лорд Силачия разгорячился еще больше. – Настоящий белок, без обмана! А помните, что пришлось пережить капитану Дженкинсу?! Из-за какой-то баранины его чуть было не бросили в тюрьму! В клатчскую тюрьму!

– Не может быть! Но, позеленев, мясо становится особо нежным… – вставил Ваймс.

– Зеленое, синее… Какая разница? – махнул рукой Коренной. – Это их карри все равно есть невозможно. А еще я как-то раз был на обеде у них в посольстве, так знаете, что мне подали? Бараньи…

– Прошу прощения, господа. – Ваймс поднялся. – Но меня ждут неотложные дела.

Он кивнул патрицию и спешно покинул залу. Закрыв за собой дверь, Ваймс полной грудью вдохнул свежий воздух, хотя в эту секунду он вдохнул бы с точно таким же наслаждением, окажись он на сыромятне, а не в коридоре дворца патриция.

Капрал Задранец вскочила и выжидающе посмотрела на Ваймса. У ног Шелли стоял мирно воркующий ящик.

– Произошли кое-какие события. Беги в… то есть пошли голубя в Ярд.

– Есть, сэр!

– Все отпуска и отгулы отменяются, и я хочу видеть всех своих офицеров, а когда я говорю «всех», то имею в виду «всех до единого». Жду в Ярде, скажем… в шесть часов.

– Есть, сэр! Но может понадобиться дополнительный голубь, в одно послание тут не уложиться…

Задранец умчалась прочь, спеша выполнить приказ.

Ваймс выглянул в окно. В окрестностях дворца всегда было довольно оживленно, но сегодня… это была не столько толпа, сколько очень много праздношатающегося народа. Люди ходили кругами, как будто чего-то ждали.

Клатч!

Знают все.

Старина Детрит не ошибся. Мелкие камешки уже катятся, подпрыгивая, сдвигая с места более крупные булыжники. И это не просто свара между какими-то там рыбаками, о нет, это сотни лет… Вернее будет выразиться иначе. Это как если бы двое очень крупных мужчин попытались ужиться в одной комнатушке. Они подчеркнуто вежливы друг к другу, всячески избегают конфликтов, но в один прекрасный день кто-то неосторожно вскидывает руку, чтобы почесаться, – и вот уже во все стороны летят щепки ломающейся мебели.

Нет, нет, ничего подобного не случится! Ваймс покачал головой. Нынешний сериф – человек разумный и не зря занимает свое место. Ему хватает возни с вечно бунтующими имперскими провинциями. Не говоря уже о том, что в Анк-Морпорке тоже живут клатчцы. Да что там живут, некоторые здесь и родились. Вот идет по улице паренек, словно только-только слез с верблюда, а как рот откроет – чистейшая анкская речь (ну, или грязнейшая: речь все-таки идет об Анке). Конечно, анекдоты по поводу странной еды и всяких пришлых чужеземцев составляют немалую часть городского фольклора, однако…

Кстати, анекдоты не такие уж и смешные.

И какая разница, длинным был фитиль или нет, когда «ба-бах!» уже прозвучало.

По возвращении Ваймс обнаружил, что атмосфера в Крысином зале серьезно накалилась.

– …А потому, лорд Силачия, – говорил патриций, – что сейчас другие времена. Сегодня не считается… нормальным… посылать военный корабль, чтобы, как ты изволил выразиться, надрать некое место неотесанным варварам. Кроме того, мы лишились нашего последнего военного корабля четыреста лет назад, когда затонула «Мэри-Джейн». Но и времена тоже изменились. Сегодня весь мир, затаив дыхание, смотрит на нас. Ему уже не скажешь: «Ну, че уставился?» – и не поставишь фингал под глазом. – Лорд Витинари откинулся на спинку кресла. – Есть Химерия, Кханли, Эфеб и Цорт. И За-Лунь в наше время тоже есть. И Омния. И некоторые из этих стран достаточно сильны. Да, им не по нутру экспансионистские замашки Клатча, но и от нас они тоже не в восторге.

– Почему бы это? – не понял лорд Силачия.

– Дело в нашей славной истории. С теми, кого нам не удалось оккупировать, мы вели многолетние войны, – пожал плечами лорд Витинари. – А чем больше народу ты вырежешь, тем глубже осядешь в людской памяти. Странное дело, не правда ли?

– История… – презрительно фыркнул лорд Силачия. – Все это в прошлом.

– Где истории самое место, абсолютно с тобой согласен, – кивнул патриций.

– Я к тому… но сейчас-то мы чем им не угодили? Мы что, денег задолжали?

– Нет. По большей части как раз это они нам должны. Что, разумеется, является тем более веской причиной для антипатии с их стороны.

– А как насчет Сто Лата, Псевдополиса и других городов? – подал голос лорд Низз.

– Им мы тоже не по вкусу.

– Но почему? У нас ведь с ними общие корни, общее наследие…

– Из-за которого на протяжении многих лет мы вели друг с другом междоусобные войны, – напомнил патриций. – В общем, вряд ли стоит рассчитывать на их поддержку. И это не совсем удачно, поскольку своей армии у нас, по сути, нет. Я, разумеется, человек весьма далекий от военного дела, но, насколько мне известно, для успешного ведения войны наличие войска – один из ключевых факторов.

Он обвел взглядом присутствующих.

– А все почему? – продолжал он. – Потому что Анк-Морпорк яростно противился введению постоянно действующей армии.

– Всем нам прекрасно известно, почему люди не доверяют армии, – откликнулся лорд Низз. – Толпы вооруженных людей слоняются без дела, не знают, чем заняться… и от этого у них появляются всякие странные идеи…

Головы дружно повернулись в сторону Ваймса.

– Ух ты! Кажется, я догадываюсь! – радостно воскликнул тот. – По-моему, вы говорите о Старине Камнелице! О том самом Ваймсе, который возглавил восстание городской милиции с целью принести в этот город хоть немножко свободы и справедливости! Ну точно, о нем и речь! Кажется, в то время Ваймс занимал пост командора Стражи… Гм, а ведь действительно занимал! Зато после того, как он сверг тирана-монарха, его ожидала заслуженная награда. Насколько мне помнится, его сначала повесили, потом четвертовали, а останки захоронили аж в целых пяти местах. Да, и еще. Этот знаменитый негодяй являлся предком нынешнего командора! Тогда как яблочко от яблони… – Постепенно маниакальная веселость оставила голос командора, сменившись рычащими нотками: – Отлично! С этим разобрались. Теперь к делу: у кого есть конкретные предложения?

Воцарилось легкое замешательство, сопровождаемое ерзаньем и покашливанием.

– Как насчет наемников? – наконец подал голос Боггис.

– Проблема с наемниками, – ответил патриций, – заключается в том, что они воюют, только когда им платишь. А если перевес не на твоей стороне, ты должен платить им еще больше, чтобы они случайно не переметнулись…

Силачия стукнул кулаком по столу.

– Патриоты мы или нет?! – рявкнул он. – Сами справимся!

– Конечно, – кивнул лорд Витинари. – Я как раз собирался договорить. Мы бы и сами справились. Дело за малым: найти деньги. Ведь сейчас мы просто не можем позволить себе нанять наемников.

– Как так? – поднял брови лорд Низз. – Разве мы не платим налоги?

– О, я так и думал, что мы непременно коснемся этой темы, – произнес лорд Витинари.

Он снова вскинул руку, и секретарь незамедлительно вложил ему в пальцы некий документ.

– Ну-ка, посмотрим… ага. Гильдия Убийц… Валовой доход за прошлый год: 13 207 048 анкских долларов. Уплачено налогов: сорок семь долларов двадцать два пенса плюс то, что при ближайшем рассмотрении оказалось гершебским донгом, эквивалентом одной восьмой пенни.

– Но все законно! Гильдия Счетоводов…

– Ну конечно же. Гильдия Счетоводов: 7 999 011 анкских долларов. Уплачено налогов: ноль долларов. Стоп, нет, вижу: они обратились с просьбой о возвращении переплаты в размере 200 000 анкских долларов.

– А получили мы, позвольте заметить, один гершебский донг, – заметил господин Обдери, глава Гильдии Счетоводов.

– Вы к нам лицом – и мы к вам лицом, – спокойно парировал Витинари.

Он отшвырнул бумагу.

– Налогообложение, господа, очень похоже на молочное животноводство. Главная задача: извлечь максимум молока при минимуме мычания. Но, должен признаться, в последнее время, кроме мычания, я не получаю ничего.

– Не хотите ли вы сказать, что Анк-Морпорк – банкрот? – осведомился лорд Низз.

– Именно. При том что в нем полно богачей. Хочется надеяться, что свои богатства они предусмотрительно тратили на закупку оружия.

– И вы попустительствовали этому оптовому уклонению от налогов? – прищурился лорд Силачия.

– А никто и не уклонялся. О нет, никто не прятался, не скрывался. Налоги просто не платили.

– Но это… это ужасно!

Патриций поднял бровь.

– Командор Ваймс?

– Да, сэр?

– Сделай одолжение, собери отряд своих самых испытанных людей и, действуя в тесном сотрудничестве со сборщиками налогов, ликвидируй задолженность по выплате налогов. Мой секретарь снабдит тебя списком самых злостных неплательщиков.

– Будет сделано, сэр. А если они окажут сопротивление? – Ваймс злорадно улыбнулся.

– О каком сопротивлении может идти речь, командор? На нашей стороне главы всех городских Гильдий. – Витинари принял из рук секретаря очередную бумагу. – Так, посмотрим. Первым в списке идет…

Лорд Силачия поспешно откашлялся.

– Гм, по-моему, слишком поздно заниматься исправлением прежних ошибок, – произнес он.

– Много воды утекло, – поддержал лорд Низз.

– Не будем беспокоить мертвецов, – добавил господин Кривс.

– Я-то свои налоги уплатил, – заметил Ваймс.

– Позвольте еще раз напомнить, как обстоит положение дел, – произнес Витинари. – Есть некий жалкий обломок скалы, на который претендуют сразу два народа. Мы не хотим воевать, но…

– Но патриоты мы или нет?! – взорвался лорд Силачия. – Если мы вступим в войну, то обязательно покажем этим…

– У нас нет флота. У нас нет войск. И денег тоже нет, – прервал его лорд Витинари. – Зато мы виртуозно владеем искусством дипломатии. Вы удивитесь, сколь многого можно добиться правильно подобранными словами…

– Но всякое правильное слово должно быть подкреплено острым клинком. Так оно лучше доходит, – криво усмехнулся лорд Низз.

Лорд Силачия опять грохнул кулаком по столу.

– Разговаривать с ними не о чем! Милорды… Господа… Мы должны показать, кто здесь хозяин! Надо срочно реформировать вооруженные силы!

– Уж не о частной ли армии идет речь? – встрял Ваймс. – Ну точно. И объявим конкурс. Кто купит себе больше плюмажей, тот и военачальник.

Лорд Ржав, дремавший на своем стуле, внезапно навалился грудью на стол так, словно сон наконец-то взял над ним верх. Однако лорд Ржав не спал. Хотя и говорил так, будто едва-едва сдерживался, чтобы не зевнуть.

– Военачальником станет тот человек, господин Ваймс, в чьих жилах течет благородная кровь и чьи предки столетиями вели за собой людей.

Это подчеркнутое «господин» прозвучало словно оплеуха. Ваймс даже дернулся. Хотя, если говорить по чести, какой из него сэр? Сэмом Ваймсом родился, Сэмом Ваймсом и умрет. Но для этих осененных предками людишек он – сэр Сэмюель.

– А, предки… – процедил Ваймс. – Ну да, разумеется. Вести людей на бойню должен именно тот, чьи предки тоже были жестокосердными, хладнокровными зас…

– Командор Ваймс, лорд Ржав… – прервал патриций, покачивая головой. – Давайте не будем ссориться. В конце концов, мы на военном совете. Что же касается личных войск, то это, разумеется, ваше древнее и неотъемлемое право. Помогать родине солдатами в годину нужды – одна из обязанностей всех благородных людей. История на вашей стороне. Прецеденты всем известны, и не мне их оспаривать.

– Война – это не игра в солдатиков, – отчеканил Ваймс.

– Но, командор Ваймс, – встрял Коренной, – ты же сам человек военный и должен…

Иногда люди привлекают к себе внимание криком. Есть и другие варианты: стукнуть кулаком по столу, а то и замахнуться на собеседника. Ваймс достиг того же эффекта, просто застыв. Он источал ледяной холод. Его лицо окаменело, как у статуи.

– Я не военный.

И тут Коренной совершил еще один промах: попытался обезоруживающе улыбнуться.

– Право, командор, а как же шлем, латы, все остальное?.. Суть ведь одна и та же, разве нет?

– Нет. Не та же.

– Господа, господа… – Лорд Витинари, разведя руки, уперся ладонями в стол, подавая тем самым знак, что совещание закончено. – Могу лишь повторить, завтра я буду обсуждать вопрос с принцем Куфурой…

– Я слышал о нем много хорошего, – кивнул лорд Ржав. – Строг, но справедлив. Можно только восхищаться результатами, которых он добился в некоторых отдаленных провинциях. Также он известен…

– Прошу прощения, но все это, как правило, говорится о принце Кадраме, – прервал его лорд Витинари. – А принц Куфура – его младший брат. Он прибывает сюда в качестве специального представителя своего прославленного брата.

– Он? Это ничтожество?! Бездельник! Лжец! Его неоднократно ловили на взя…

– Лорд Ржав, благодарю за весьма дипломатичное описание нашего гостя, – снова перебил патриций. – Однако взглянем фактам в лицо. Даже из самого сложного положения всегда есть выход. У наших стран много общих интересов. И, разумеется, Кадрам так же серьезно относится к проблеме, как и мы, ведь он послал не кого-нибудь, а собственного брата. Это кивок в сторону международного сообщества.

– В Анк-Морпорк прибывает столь значительная клатчская шишка? – насторожился Ваймс. – А почему я впервые об этом слышу?

– Пусть не покажется тебе это странным, сэр Сэмюель, но время от времени я в состоянии управлять этим городом без твоих советов и наставлений.

– Антиклатчские настроения сейчас очень сильны и…

– Какое бесстыдство! – обращаясь к Коренному, прошипел лорд Ржав тем особым аристократическим шепотом, от которого трясутся стены. – Сама кандидатура – это настоящий плевок нам в лицо!

– Уверен, Ваймс, порядок на улицах ты обеспечишь, – с нажимом произнес патриций. – В твоих способностях я нисколько не сомневаюсь. Официально принц прибудет по приглашению волшебников на церемонию награждения в Университете. Он стал почетным докторатом – или как там это называется. А после награждения состоится обед. Люблю вести переговоры с людьми, которые только что откушали в Незримом Университете. Они, как правило, стараются поменьше двигаться и согласятся на что угодно, если пообещать им желудочный порошок и стакан воды. А теперь, господа… прошу меня извинить…

Лорды и отцы города, тихо бормоча, по одному-двое покинули залу.

Приводя документы в порядок, патриций пробежался длинным тонким пальцем по граням бумажной кипы.

– Командор, должен заметить, ты делаешь все возможное, чтобы выставить нас в дурном свете.

– Но, сэр, вы же не допустите, чтобы эти лордишки и в самом деле набрали собственные армии?

– Закон им этого не запрещает, Ваймс. А они будут при деле. Каждое официальное лицо имеет право (а раньше фактически было обязано) предоставить людей, когда город в таковых нуждается. И, разумеется, каждый гражданин имеет право выйти с оружием в руках на защиту родного города. Учти это, пожалуйста, на будущее.

– Выйти на защиту – это одно. А положить жизнь из-за какого-нибудь болвана-военачальника – совсем другое.

Упершись костяшками пальцев в стол, Ваймс наклонился к Витинари.

– Видите ли, сэр, – продолжал он, – мне не дает покоя мысль, что прямо сейчас в Клатче кучка идиотов занимается тем же самым. «Пора разобраться с этими анк-морпоркскими подонками, оффенди!» – восклицают они, обращаясь к серифу. А когда все вокруг бегают с оружием в руках и рассуждают о войне, может случиться непоправимое. Вам когда-нибудь приходилось бывать в трактире, где собралась вооруженная до зубов толпа? О, можете не сомневаться, поначалу все очень вежливы по отношению друг к другу, но только до тех пор, пока какой-нибудь простофиля не глотнет из чужой кружки или не присвоит по ошибке чью-то сдачу. И вот уже в воздухе летают отрубленные носы, уши и прочие…

Патриций опустил взгляд на кулаки Ваймса – и смотрел на них до тех пор, пока командор не убрал руки с его стола.

– Ваймс, завтра ты должен присутствовать на Конвивиуме волшебников. Я посылал тебе напоминание.

– Но я ничего не по… – Перед внутренним взором Ваймса мелькнул кошмарный образ: рабочий стол, а на нем – горы непрочитанных бумаг. – А! – только и сказал он.

– Процессию возглавляет командор Городской Стражи в парадном мундире. Согласно древнему обычаю.

– Я? Во главе процессии?

– Именно. Очень… воодушевляющий образ. Символизирует дружеский союз между волшебниками и гражданскими властями, суть которого, осмелюсь заметить, сводится к обещаниям с их стороны выполнить любые наши просьбы при условии, что мы ни о чем их не будем просить. Одним словом, это твой долг, диктуемый традицией. И госпожа Сибилла согласилась проследить за тем, чтобы ты явился на церемонию свежим, умытым и чисто выбритым.

Ваймс набрал полную грудь воздуха.

– Вы разговаривали с моей женой?

– Конечно. Она тобой очень гордится. Согласно ее уверениям, тебя ждут великие дела. Наверное, она тебя во всем поддерживает.

– М-м… То есть… почти…

– Ну и отлично. Да, чуть не забыл. С убийцами и ворами я договорился, но во избежание всех прочих неожиданностей… Я почту за большую любезность, если ты проследишь, чтобы в принца не бросали яйца или всякие прочие неприятственности. Принц вряд ли обрадуется такому приему.

Стороны пристально следили друг за другом. Вражда была давней и закоренелой. Много раз они мерялись силой, были победы, были поражения. Но сейчас пахло паленым. Противники знали: сегодня все будет решено раз и навсегда.

Костяшки кулаков побелели. Башмаки нетерпеливо рыли землю.

Капитан Моркоу пару раз подбросил и поймал мяч.

– Ладно, парни, дополнительное время – и расходимся. И на сей раз играем без грубостей. Вильям, что ты там жуешь?

Великий Пихала скривился. Никто не знал, как его зовут. Не знали товарищи по играм. Даже его мама, скорее всего, этого не знала – впрочем, и он ее тоже не знал. Интересно, как Моркоу?.. Впрочем, неважно. Главное – попробуй кто-нибудь еще назвать его Вильямом, и бедолаге пришлось бы до конца дней своих питаться кашками да супчиками. Причем внутривенно.

– Жвачку, сэр.

– А своих друзей ты угостил?

– Не-ка, сэр.

– Тогда будь хорошим мальчиком, убери ее, пожуешь потом. Ну что ж… Гэвин, что там у тебя в рукаве?

Мальчишка, к которому Моркоу обращался, более известный под кличкой Подонок Гэв, даже не стал отпираться.

– Эт’ нож, господин Моркоу.

– Могу побиться о заклад, вот ты как раз принес ножей – на всех хватит.

– Точняк, господин Моркоу.

Подонок Гэв довольно ухмыльнулся. Ему было десять.

– Отлично! Выкладывай все в общую кучу.

Констебль Башмак с ужасом взирал на происходящее из-за угла. В переулке собралось с полсотни подростков. Средний возраст в годах: около одиннадцати. Средний возраст в единицах цинизма и злобности: около ста шестидесяти трех. Хотя в анк-морпоркском футболе голы были не целью игры, тем не менее с обеих сторон переулка соорудили ворота – используя испытанную временем технологию нагромождения разнообразных предметов в местах нахождения воображаемых штанг.

Сегодня одну штангу заменяла груда ножей, вторую – куча всевозможных тупых предметов.

Посреди толпы мальчишек, одетых в цвета одной из самых мерзких городских банд, стоял капитан Моркоу, небрежно перебрасывая из руки в руку надутый мочевой пузырь, который некогда, возможно, принадлежал какой-нибудь несчастной свинье.

«Может, пора бежать за подмогой?» – подумал констебль Башмак. Но капитан, похоже, чувствовал себя вполне комфортно.

– Э-э, капитан? – наконец решился подать голос Башмак.

– О, привет, Редж. Мы тут проводим дружественный футбольный матч. Парни, знакомьтесь, это констебль Башмак.

«Мы тебя запомним, легавый», – сообщили пятьдесят пар глаз.

Редж бочком вышел из-за угла, и глазам собравшихся предстала стрела: пройдя сквозь нагрудник, она на несколько дюймов торчала из спины Реджа.

– Небольшие неприятности, капитан, – доложил констебль Башмак. – Я подумал, лучше сходить за тобой. Налицо захват заложников…

– Иду немедленно. Ребята, прошу извинить. Поиграйте между собой, ладно? И надеюсь встретиться со всеми вами во вторник на пикнике. Поедим горячих сосисок, споем пару-другую гимнов.

– Угу, сэр, – отозвался Великий Пихала.

– А капрал Ангва постарается выкроить время и научить вас походному вою.

– Точняк, сэр, – отозвался Подонок Гэв.

– Ну а теперь… Что мы всегда делаем, перед тем как разойтись? – с ожиданием в голосе спросил Моркоу.

Элитные бойцы клана Проныр смущенно посмотрели на элитных бойцов клана Пролаз. В обычных обстоятельствах их ничто не могло смутить: любое проявление страха грозило немедленным изгнанием из банды. Но во времена создания клановых правил никто и предположить не мог, что в один прекрасный день на горизонте появится Моркоу.

Впившись друг в друга взглядами, недвусмысленно выражавшими: «Скажешь кому – убью», мальчишки вскинули указательные пальцы на уровень ушей и хором выкрикнули:

– Виб-виб-виб!

– Воб-воб-воб! – воодушевленно откликнулся Моркоу.

– Слушай, как ты это делаешь, а? – немного погодя спросил констебль Башмак, поспешая за широко шагающим капитаном Городской Стражи.

– О, все очень просто! Просто поднимаешь обе руки, вот так, – ответил Моркоу. – Но, пожалуйста, никому не говори, потому что это тайный сиг…

– Но они же настоящие бандиты, капитан! Душегубы, только маленькие! Разбойники, воришки и…

– Да-да, конечно, иной раз их заносит, но если копнуть поглубже, то увидишь, что в душе они вовсе неплохие ребята.

– Копнуть? Да они сами кого хочешь зароют! А господин Ваймс в курсе… ну, что ты тут с ними?

– Вроде как. Я сказал ему, что хотел бы открыть клуб для уличных мальчишек. Он ответил, что не возражает, но при одном условии: что я устрою им поход с ночевкой на самом краю очень крутого обрыва, и желательно, чтобы в ту же ночь случилось землетрясение посильнее. Но он всегда говорит нечто подобное. Его уже не изменишь. Кстати, где заложники-то?

– Опять у Вортинга, капитан. Но сегодня… вроде как совсем плохо…

Когда стражники скрылись за углом, Проныры и Пролазы обменялись настороженными взглядами. Затем быстренько разобрали оружие и как можно незаметнее, озираясь по сторонам, покинули место сборища. «Не то чтобы мы не хотели устроить тут хорошую драчку, – всем своим видом старались сообщить они. – Просто у нас есть дела неотложной важности, так что мы сейчас пойдем и выясним, что же это такая за важность».

В доках царила необычная тишина: ни тебе криков, ни перебранок. Люди слишком глубоко погрузились в размышления о деньгах.

Сержант Колон и капрал Шноббс, прислонившись к штабелю досок, наблюдали за человеком, чрезвычайно старательно выписывающим на носу судна новое название: «Гордость Анк-Морпорка». Рано или поздно он обязательно заметит, что пропустил мягкий знак, и они уже предвкушали небольшое развлечение.

– А ты когда-нибудь был в море, сержант? – спросил вдруг Шноббс.

– Ха, ну уж нет! – отозвался Колон. – Чтобы я добровольно отправился кормить рыб?

– Во-во, – поддакнул Шнобби. – Всех на свете не накормишь. Самому мало.

– Правильно.

– Лично я даже и не думал никогда кормить рыб. Что я, дурак, что ли?

– Вот только ты не знаешь, что на самом деле означает фраза «кормить рыб», а, капрал?

– Честно говоря, сержант, не знаю.

– Это когда корабль отправляется на дно – и ты вместе с ним. А такое случается часто. Проклятому морю доверять нельзя. Когда я был маленьким мальчиком, у меня была книжка про такого же маленького мальчика, так вот, он превратился в русалку и поселился на дне морском…

– …Вот уж он там рыб накормился…

– Угу, и, кстати, рыб там было хоть отбавляй, но все такие добрые и говорящие. И розовые ракушки были, и все такое. А потом я поехал на каникулы в Щеботан и в первый раз увидел море; и подумал тогда: ага, сейчас и мы попробуем. В общем, не будь моя мамаша легкой на подъем, не знаю, чем бы все закончилось. Ну, тот пацан из книжки просто умел дышать под водой, но мне-то откуда было это знать? Одним словом, брешут все про это море. Что в нем особенного? Тина да всякие крабы гадостные.

– А вот дядя моей матери был моряком, – вставил Шноббс. – Но потом его перевербовали, сразу после той большой эпидемии, ну, помнишь? Фермеры напоили его допьяна, а очнулся он уже привязанным к плугу.

Некоторое время стражники любовались «Гордостью».

– Похоже, грядет большая драка, сержант, – заметил Шноббс, когда художник принялся выписывать завершающую «а».

– Да какое там… Клатчцы – это кучка трусов, – уверенно заявил Колон. – Стоит им отведать холодной стали, как они сразу удерут обратно в свою пустыню.

Сержант Колон был широко образованной личностью. Он посещал школу под названием «Мой Отец Всегда Говорил», а также колледж «Ясно Дело, Так И Есть», а к описываемому периоду с отличием окончил университет «Как Сказал Мне Один Парень В Трактире».

– Стало быть, ты считаешь, что в бою с ними мы отличимся без проблем? – спросил Шноббс.

– Конечно, у нас же совсем разный цвет кожи, – веско сообщил Колон. – По крайней мере, у меня с ними, – добавил он, внимательно изучив разнообразные оттенки капрала Шноббса.

Вряд ли на Плоском мире существовало хоть одно живое существо того же цвета, что и капрал Шноббс.

– Констебль Посети довольно-таки смуглый, – согласился Шноббс. – Но я что-то не замечал, чтобы он от кого-то удирал. Скорее наоборот: если есть хоть малейшая надежда всучить какому-нибудь простофиле религиозный буклет, старина Горшок вцепляется в беднягу прям как терьер.

– А вот омниане на нас больше похожи, – возразил Колон. – Горшок же омнианин. Конечно, он не без странностей, но в целом очень похож на нас. Частями тела, ну и так далее. А вообще, клатчца сразу можно узнать по тому, насколько часто он употребляет слова, начинающиеся с «ал». Верный признак. Ведь именно клатчцы придумали все слова на «ал». К примеру, ал-коголь. Понятно?

– Так это они изобрели пиво?

– Ага.

– Умно.

– Да при чем тут умно? – Сержант Колон лишь сейчас осознал, что допустил тактическую ошибку. – Просто им повезло.

– А что еще такого они открыли?

– Ну… – Колон порылся в памяти. – Есть еще ал-гебра. Это вроде когда к цифрам еще буквы всякие пишутся. Для… для тех, кто цифры плохо понимает.

– Че, правда?

– Абсолютная, – кивнул Колон. Теперь, когда он снова ощутил под ногами твердую почву, в его голосе значительно прибыло уверенности. – А еще один университетский волшебник как-то рассказал мне, что есть такая штука, «ничего», ну, ты наверняка знаешь, так вот, ее-то клатчцы и придумали. А я его и спрашиваю: «Как так? То самое ничего?» – «Ага, – говорит. – Это и есть их большой вклад в архиметику. А именно – ноль».

– И в самом деле, похоже, не шибко умные люди-то, – заметил Шнобби. – Я вот тоже, к примеру, ничего не изобрел. Этак каждый может.

– К чему я и веду, – поддержал Колон. – Я этому волшебнику говорю: есть, мол, люди, которые придумали, допустим, четыре… или… или…

– …Семь…

– Точно, семь. Вот эти люди – настоящие гении. А ничего изобретать не надо. Оно и так есть. Клатчцы просто-напросто нашли его.

– У них там целая пустыня этого самого ничего, – согласился Шноббс.

– Во-во! Верно сказано. Пустыня. Которая, как известно всякому, представляет собой, в общем-то, ничто. То есть является для этих клатчцев естественным источником сырья. Верная мысль. А мы – мы гораздо цивилизованнее, у нас кругом много чего, и все надо считать, вот мы и изобрели числа. Это как… ну, еще, к примеру, говорят, будто клатчцы изобрели астрономию…

– Ал-трономию, – поправил Шноббс.

– Нет-нет… Нет, Шнобби, к тому времени они уже выучили букву «с» – скорее всего, у нас стырили… Короче, они должны были придумать астрономию, потому как на что еще им смотреть, если не на небо? Любой дурак может таращиться на звезды и придумывать им имена, так что называть это «открытием» будет чересчур. Одно дело – изобретать, и совсем другое – таблички с надписями развешивать.

– А еще, я слышал, у них целая куча всяких разных странных богов, – сказал Шноббс.

– Ага, и чокнутых жрецов, – поддержал Колон. – Их хлебом не корми, дай пену изо рта попускать. И во что только эти клатчцы не верят, буквально во всякую ерунду!

Протекла еще минута, в течение которой собеседники в молчании следили за действиями художника. Колон предвидел следующий вопрос и боялся его.

– Так чем же они все-таки от нас отличаются? – поинтересовался Шноббс. – Я потому спрашиваю, что некоторые наши священнослужители тоже…

– Знаешь, Шнобби, мне, может, показалось, но твой голос звучит как-то не совсем патриотично, – сурово оборвал его Колон.

– Что ты, конечно, показалось! Я просто спросил. Я же вижу, они гораздо хуже нас – они же иностранцы и прочее в том же роде…

– И, само собой, им бы только чью-нибудь кровь пролить, – добавил Колон. – Да своими кривыми мечами помахать – гады кровожадные.

– То есть… Ты хочешь сказать, они так и норовят кровожадно напасть на нас, трусливо убегая от холодной стали, которой только что отведали? – уточнил Шнобби, память которого предательски точно фиксировала все нюансы предыдущей беседы.

– Я хочу сказать, что доверять этим клатчцам нельзя. А после еды они рыгают как слоны.

– Ну… ты тоже рыгаешь, сержант.

– Да, но я не выдаю это за хорошие манеры.

– Хорошо все-таки, что у нас есть ты, сержант. Ты так все хорошо объясняешь, – покачал головой Шнобби. – Просто поразительно, сколько всего ты знаешь.

– Я и сам порой на себя удивляюсь, – скромно согласился Колон.

Художник откинулся, чтобы полюбоваться своей работой. До собеседников донесся вырвавшийся из самых глубин его души скорбный вопль. Колон и Шноббс удовлетворенно кивнули.

Жизнь научила Моркоу, что переговоры об освобождении заложников – крайне сложное дело. Тут главное не торопиться. Пусть говорит другая сторона, когда будет готова.

Поэтому, спрятавшись за перевернутой телегой, которая служила надежным прикрытием от стрел, Моркоу решил написать письмо домой. Каждое такое письмо давалось нелегко, вот и сейчас он морщил лоб и грыз кончик карандаша. К орфографии и пунктуации Моркоу подходил чисто с баллистических позиций (как это называл командор Ваймс).

«Дарагие Мам и Пап,
Надеюсь письмо застанит вас в добром здравии в катором сичас пребываю и я. Спасибо за бальшую пасылку с гномим хлебом я паделился им с другими гномами в Страже и ани гаварят он даже вкуснеи чем у Ломозуба («Хлеб – Зубы Праглотиш»). Канешна ведь нет лутчше хлеба чем тот каторый куют дома. Очень вкустно мам!
С теми парнижками о которых я вам уже писал все в порядке только кмндр. Ваймс все равно ни даволен. Я иму сказал што в душе ани харошие и им будит палезно узнать о Выжывании В Обсчестве как мошно больше а он говорит чего они умеют так это выжывать в томто вся и беда. Но он дал мне 5$ на футбольный мяч а это доказывает что глубоко в душе иму ни всеравно.
У нас в Страже паявилось многа новых лиц и это как раз очинь кстати изза Клатча. Все Очинь Сериозно, я чувствую то што сичас праизходит – это За Тишье перед Бурей и я знаю што ни ашибаюсь.
Должин прирваться патому што в Склад Брильянтов Вортинга варвались грабитили. Они взяли в залошники капрала Ангву. Баюсь пральется крофь, такшто
Астаюсь вашым Любищим Сыном,
Моркоу Железобетонссон(Капитан)

ПыС. Завтра напишу исчо».

Тщательно сложив письмо, Моркоу засунул его под нагрудник.

– Пожалуй, время, отпущенное им на обдумывание, истекло. Итак, констебль, какой следующий номер в нашем списке?

Порывшись в засаленной кипе бумажек, констебль Башмак выудил очередной листок.

– Мы остановились на кражах из шляп слепых попрошаек, – начал было он и тут же перебил сам себя: – Нет-нет, вот это куда важнее…

Взяв в одну руку протянутую бумажку, а в другую – рупор, Моркоу осторожно высунулся из-за края повозки.

– И опять доброе утро! – бодро выкрикнул он. – Тут мы еще кое-что обнаружили. Кража драгоценностей из…

– Да! Да! Это мы сделали! – прокричали из здания.

– В самом деле? Я ведь даже не успел договорить, что именно украли, – удивился Моркоу.

– Ничего, все равно это наших рук дело! А теперь нам можно выходить?

Послышался какой-то новый звук, похожий на низкое, угрожающее рычание.

– Раз так, скажите, что именно вы украли, – откликнулся Моркоу.

– Ну… кольца? Золотые кольца?

– Мне очень жаль, но о кольцах тут нет ни слова.

– Тогда, может, жемчужные ожерелья? Точно, именно их мы и…

– Уже теплее, но все же – нет.

– Серьги?

– О-о, совсем горячо, совсем… – ободряюще произнес Моркоу.

– Тогда… корону? Венец?

Согнувшись, Моркоу повернулся к констеблю.

– Здесь написано «тиара», Редж, может, это сойдет за… – Он поднял голову. – Да, «венец» вполне подходит. Молодцы!

И вновь склонился к констеблю Башмаку.

– Как думаешь, Редж, мы ведь им не угрожаем? Они говорят искренне?

– По-моему, абсолютно искренне, капитан, – пробормотал Редж Башмак, тоже высовываясь над краем повозки. – Отлично, теперь им можно пришить все, кроме, разве что, эксгибиционизма в Гад-парке…

– И это тоже мы! – прокричал кто-то.

– …Да и то только потому, что, судя по показаниям, тот извращенец был женщиной…

– Нетэтобылимы!!! – завопили из дома на гораздо более высокой ноте. – Можно нам выходить?!

Распрямившись, Моркоу поднес к губам рупор.

– Не будете ли вы так добры, господа, выйти с поднятыми руками?

– Шутишь? – пискнул кто-то на фоне очередного утробного урчания.

– Ну, по крайней мере, я должен видеть ваши руки.

– Будь спок, господин, ты их точно увидишь!

Четыре человека, спотыкаясь и прикрывая некие места ладонями, вывалились на улицу. Легкий ветерок тут же принялся играть лохмотьями, в которые превратились их одежды. Моркоу вышел из-за телеги. Один человек, очевидно главный, сердито указал на дверной проем.

– Хозяина этой лавочки надо привлечь к ответственности! – прокричал он. – Держать в хранилище дикое животное – да где это видано?! Мы никого не трогали, вломились тихо-мирно, а оно как набросится!

– Вы стреляли в констебля Башмака, – с упреком произнес Моркоу.

– Только для виду! Даже не целились!

Констебль Башмак указал на торчащую из нагрудника стрелу.

– Оно и заметно! – сварливо воскликнул он. – Здесь потребуется сварка, а за ремонт лат мы платим из собственного кармана. Кроме того, такую вмятину уже не заделаешь, как ни старайся.

Грабители расширившимися от ужаса глазами окинули толстые швы вокруг шеи и на плечах Башмака. Наконец до них дошло, что, хотя человеческая раса весьма разнообразна в своей цветовой гамме, лишь очень немногие ее представители обладают серой с зеленоватым оттенком кожей.

– Эй, да ты ведь зомби!

– Ага, раз человек мертв, значит, стреляй в него сколько хошь, да? – огрызнулся констебль Башмак.

– И вы захватили в заложники капрала Ангву. То есть даму.

Голос Моркоу оставался по-прежнему бесстрастным. И очень, очень вежливым. Такой тон невольно наводил на мысль, что где-то шипит бикфордов шнур и лучше не ждать, пока пламя доберется до пороховой бочки.

– Ну да… вроде как… но она куда-то подевалась, а потом появилась эта тварь…

– И вы бросили ее там? В опасности? – все так же спокойно осведомился Моркоу.

Все четверо воришек рухнули на колени. Главарь воздел руки.

– Умоляю! Мы всего лишь грабители и воры! Мы не такие уж плохие!

Моркоу кивнул констеблю Башмаку:

– Отведи их в Ярд, констебль.

– Есть! – отозвался Редж и, многозначительно подняв арбалет, повернулся к грабителям. В его глазах плясали злобные огоньки. – Из-за вас мне придется разориться на десять долларов. Так что на вашем месте я бы даже не пытался бежать.

– Нет, сэр, что вы! Мы не такие!

Моркоу вступил под сумрачные своды здания и двинулся по коридору. Из-за дверей выглядывали испуганные люди. Ободряюще улыбаясь, Моркоу направился прямиком к сейфовому хранилищу.

Капрал Ангва стряхивала с мундира последние соринки.

– Уточню сразу: я никого не кусала, – доложила она. – Ни на одном ты даже царапины не найдешь. Просто порвала им чуть-чуть штаны. Должна сказать, то еще удовольствие…

В дверях показалось встревоженное лицо.

– А, господин Вортинг, – поприветствовал Моркоу. – Осмотрись тут, пожалуйста, но, насколько я понимаю, никаких пропаж быть не должно. Грабители ничего не взяли.

Лицо торговца бриллиантами изобразило изумление и недоверие.

– Но они ведь захватили заложницу, как же…

– Они вовремя осознали ошибочность своих действий, – перебил Моркоу.

– И еще… мы слышали рычание… как будто здесь был волк…

– Ах да, – кивнул Моркоу и туманно взмахнул рукой. – Ну, знаешь ли, когда воры ссорятся между собой…

Вряд ли этот ответ можно было счесть за адекватное объяснение, но поскольку тон Моркоу предполагал, что иного объяснения не последует, то господин Вортинг вполне этим удовлетворился. На целых пять минут – ровно до того момента, как Моркоу и Ангва покинули помещение.

– Неплохое начало дня, – заметил Моркоу.

– Спасибо, что спросил. Я жива-здорова и отлично себя чувствую, – отозвалась Ангва.

– Ощущаешь, что работаешь не зря.

– Только волосы растрепались и рубашка порвалась.

– Отличная работа, капрал.

– Иногда мне кажется, ты меня совсем не слушаешь.

– Абсолютно с тобой согласен.

Шла перекличка личного состава Стражи. Ваймс с легким испугом взирал на море лиц.

«О боги, – подумал он. – Сколько же их стало? Несколько лет назад Стражу можно было пересчитать по пальцам на руках слепого мясника, а теперь…

И новички все прибывают и прибывают!»

Он повернулся к капитану Моркоу:

– Кто все эти люди?

– Стражники, сэр. Вы лично их приняли.

– В самом деле? Но кое-кого я вообще первый раз в жизни вижу!

– Вы подписывали документы, сэр. И каждый месяц вы подписываете ведомость с заработной платой. Не сразу, конечно, но лучше поздно, чем никогда.

Голос Моркоу содержал легкие осуждающие нотки. В работе с бумагами командор Ваймс руководствовался довольно простым принципом: «Не касайся их, пока совсем не припрет, а потом, когда кто-нибудь начнет на тебя орать, припаши его к этой работе».

– Но как они вступили в Стражу?

– Как обычно, сэр. Их привели к присяге, выдали по шлему…

– Эй, да это ведь Редж Башмак! Он же зомби! Еле на ногах стоит, сущая развалина!

– В обществе умертвий – влиятельная фигура, сэр, – ответил Моркоу.

– А у нас он что делает?

– На прошлой неделе Редж Башмак обратился с жалобой на притеснения со стороны Стражи, которым порой подвергаются страшилы, сэр. Он был очень, м-м, убедителен, сэр. Поэтому я объяснил ему, что Стража весьма нуждается в специалисте по данному вопросу. Так он и вступил в наши ряды.

– И что, больше жалоб не поступало?

– Теперь их вдвое больше, сэр. На сей раз со стороны живых, сэр, и все на господина Башмака. Вот чудно-то, правда?

Ваймс покосился на капитана.

– Его это очень задевает, сэр. Он говорит, что живые просто не понимают проблем, возникающих при поддержании общественного порядка в мультижизненном обществе, сэр.

«О боги, – подумал Ваймс, – я поступил бы точно так же. Но я сделал бы это потому, что я плохой человек. А Моркоу настолько хороший, что заслуживает ордена за свою положительность, – не может же быть, чтобы он нарочно…»

И почему-то Ваймс знал, что ответа на свой вопрос он не получит никогда. Порой невинный взгляд Моркоу казался ему очень толстой стальной дверью.

– И ты записал его в Стражу?

– Никак нет, сэр. Это сделали вы. Вы подписали приказ о его назначении, о выдаче ему обмундирования и выплате жалованья, сэр.

Перед внутренним взором Ваймса возник образ: очередная кипа документов, которые он не глядя подписывает. А что ему еще оставалось? И люди им нужны, тут тоже не поспоришь. От него, от Ваймса, требовалась лишь подпись, но…

– Любой в чине сержанта и выше имеет право набирать рекрутов, сэр, – Моркоу как будто прочел его мысли. – Об этом говорится в Уставе. Страница двадцать два, сэр.

– Так ты набирал рекрутов? И скольких ты уже набрал?

– О, немного, пару-тройку. И мы по-прежнему страдаем от нехватки рабочих рук, сэр.

– Кто-кто, а Редж вряд ли поможет решить нам эту проблему. У него руки то и дело отваливаются.

– Вы будете произносить речь, сэр?

Ваймс обвел взором собравшееся… разнообразие. Точнее слова и не подберешь. То есть слов на свете много, но в данной ситуации уместнее всего было это.

Высокие и приземистые, жирные и тощие, тролльи (с не сошедшим еще лишайником) и гномьи (сплошь борода)… А вон торчит горшкоподобная глыба голема констебля Дорфла. И всякие умертвия, включая… Впрочем, он не был уверен, к какой именно категории следует отнести капрала Ангву, весьма умную девицу, а в случае необходимости – весьма полезную волчицу. Изгои и отбросы, как однажды выразился Колон. Точно, никому не нужные изгои и жалкие отбросы, ведь нормальные люди стражниками не становятся.

Формально все они были в мундирах, только эта форма не походила ни на какие другие. Проблема обмундирования решалась просто: рекрутов посылали на склад, где им выдавали то, что более-менее подходило по размеру. В итоге личный состав напоминал ходячую историческую выставку под названием «Самые Забавные Шлемы От Начала Времен И До Наших Дней».

– Э-э… дамы и господа… – начал он.

– Прошу соблюдать тишину и слушать командора Ваймса! – проревел Моркоу.

Взгляд Ваймса упал на Ангву. Она стояла, прислонившись к стенке. Заметив, что он на нее смотрит, она сочувственно закатила глаза.

– Да, да, благодарю, капитан, – пробормотал Ваймс. Он вновь повернулся к собравшимся здесь сливкам Анк-Морпорка. И у него отвисла челюсть. Выпучились глаза. А затем Ваймс закрыл рот – почти целиком, только самый уголок остался открытым, и этим самым уголком Ваймс тихонько спросил у Моркоу: – А что это за шишка на голове у констебля Кремня?

– Это констебль Сварли Свирс, проходит испытательный срок, сэр. Иначе ему не видно, сэр.

– Но он же лепрекон!

– Очень верно подмечено, сэр.

– Еще один из твоих рекрутов?

– Из наших, сэр. – В тоне Моркоу опять прозвучала нотка упрека. – Так точно, сэр. На прошлой неделе прикреплен к отделению на Тряпичной улице, сэр.

– О боги… – только и смог выдавить Ваймс.

Сварли Свирс отдал честь. Он был восемнадцати сантиметров ростом.

Ваймс наконец восстановил душевное равновесие. «Высокие и коротышки, толстые и худые… Изгои и отбросы, все мы до единого…»

– Надолго я вас не задержу, – произнес он. – Вы все меня знаете… по крайней мере, большинство из вас, – уточнил он, покосившись на Моркоу. – Я не любитель долгих речей. Не сомневаюсь, вы заметили, как шумиха вокруг Лешпа взбаламутила население. Все только и болтают что о войне. Впрочем, война не наше дело. Это дело солдат. А наше дело, я считаю, поддерживать мир и спокойствие. Позвольте же продемонстрировать вам вот это…

Отступив на шаг, он красивым жестом выхватил из кармана некий предмет. По крайней мере, задумывался этот жест как красивый. На практике послышался треск – как будто нечто выдирают из тряпки, в которую оно завернуто.

– Черт… гм…

Наконец из оторванного кармана показалась отливающая черным деревянная палка. С большим серебряным шишаком на конце. Стражники дружно вытянули шеи, пытаясь получше рассмотреть загадочный предмет.

– Это… э-э-э… это… – Ваймс подыскивал слова. – В общем, эту штуку принесли из дворца пару недель назад. Доставили с посыльным. На ней этикетка с надписью «Рыгалия Командора Стражы, Град Анк-Морпорков». Там, во дворце, ничего не выбрасывают…

Он неопределенно помахал жезлом. Дерево оказалось на удивление тяжелым.

– На набалдашнике герб, видите?

Тридцать стражников вытянули шеи еще дальше.

– И я подумал… я подумал: о боги, неужели я должен ходить по улицам вот с этим? А потом я подумал: нет, все верно, наконец-то эти люди придумали хоть одну правильную вещь. Это даже не оружие, это просто вещь. Не для использования, а просто чтоб была. Вот где собака зарыта. Это то же самое, что мундир, понимаете? Солдата одевают в мундир, чтобы сделать его частью толпы, состоящей из таких же, как он, частей, одетых в такие же мундиры. Но совсем другое – мундир стражника. Он нужен, чтобы…

Ваймс умолк. Судя по растерянности на лицах слушателей, его слегка занесло. В фундаменте его карточного домика было слишком мало карт.

Он откашлялся.

– Одним словом, – продолжил командор, сопроводив эту фразу свирепым взглядом, означающим, что последние двадцать секунд его речи следует вычеркнуть из памяти раз и навсегда, – одним словом, наша задача – не допускать никаких волнений и драк. На улицах неспокойно. Вы, наверное, слышали, что кое-кто уже начал формировать воинские подразделения. Что ж, никто не вправе мешать людям записываться в армию, если им того хочется. Но воинственных толп нам не надо. В обществе витают самые дурные настроения. Даже не знаю, что может случиться, но когда это случится, мы должны быть там, где оно случится. – Он опять обвел взглядом слушателей. – И еще. Этот новый клатчский дипломатический представитель – или как бишь его – прибывает завтра. Не думаю, что Гильдия Убийц строит в связи с этим какие-то планы, но сегодня вечером мы должны проверить завтрашний маршрут волшебной процессии. Небольшая работенка для ночной смены. И в сегодняшнюю ночную смену выходим мы все.

Стража издала сдавленный стон.

– Как говаривал мой бывший сержант: без чувства юмора в Страже долго не проживешь, – сказал Ваймс. – Это будет небольшая инспекция: очень аккуратно, вежливо стучим в двери, обмениваемся рукопожатиями с дверными ручками, проветриваем мундиры. Старые добрые методы поддержания порядка. Вопросы есть? Отлично. Всем спасибо.

Аудитория, постепенно осознав, что с речами на сегодня покончено, отозвалась шарканьем ног и шебуршанием.

Моркоу захлопал в ладоши. Зачастую таким образом среднее звено призывает низшие чины аплодировать высшему эшелону[1]. Но не в данном случае. В основе аплодисментов Моркоу лежал искренний энтузиазм, что в каком-то смысле было еще хуже. Пара новичков-констеблей повпечатлительнее подхватили его порыв, а затем, подобно тому как падение нескольких камешков кладет начало лавине, помещение наполнилось грохотом смыкающихся ладоней всех размеров, мастей и видов.

Лицо Ваймса побагровело.

– Очень вдохновляющая речь, сэр! – воскликнул Моркоу, перекрикивая громоподобные овации.

На Анк-Морпорк обрушился ливень. Вода заполняла сточные канавы, переливалась через край, а потом порывы ветра отбрасывали ее обратно. Вода была соленой.

Горгульи вылезли из укрытий, где обычно проводили дневные часы, и теперь с распростертыми в стороны крыльями, раскрыв пошире уши, восседали на каждом карнизе, на каждой башенке, готовые схватить все съедобное, что может принести вода. Поразительно, и что только не выпадало на Анк-Морпорк! Дожди из мелкой рыбешки или лягушек стали привычным делом, куда неприятнее было, когда шел дождь, допустим, из остовов кроватей.

Из сломанной водосточной трубы излился поток воды – прямо в окно Осси Шока. Тот как раз сидел на кровати (за неимением стула, а также каких-либо других предметов меблировки). И Осси нисколечко не рассердился. Быть может, через пару минут он и рассердится. А может, и нет.

Не то чтобы Осси был, ну, как это говорится, слегка чокнутым. Друзья назвали бы его тихим, безвредным человечком: сам в себе и по себе. Но они его таковым никогда не называли, потому что друзей у Осси Шока не было. Впрочем, была группка людей, собиравшихся по вторникам попрактиковаться в стрельбе из лука, и иногда после занятий Осси отправлялся вместе со всеми в трактир, сидел там и слушал разговоры, а однажды, поднакопив немного денег, взял да и угостил всю компанию – хотя никто, наверное, этого не запомнил. Разве что, спроси их кто-нибудь, сказали бы: «Ах, э-э-этот… ну да, его, кажется, Осси зовут…» Обычно именно так отзывались об Осси. Люди просто не замечали его, как не замечают пустое место. Не видели и не замечали.

Причем он был не так уж и глуп. Наоборот, Осси очень много размышлял. Иногда сидел часами и думал, думал, упершись взглядом в стену напротив, на которой дождь влажными ночами рисовал карту Клатча.

Кто-то что было силы заколотил в дверь.

– Господин Шок? Вы в приличном виде? Можно зайти?

– Я немного занят, госпожа Трата, – ответил он, пряча под кровать, к пыльным журналам, лук со стрелами.

– Я насчет денег за комнату!

– А что насчет них, госпожа Трата?

– Вам известны мои правила!

– Я заплачу завтра, госпожа Трата, – ответил Осси, глядя в окно.

– До полудня и наличными – или убирайтесь вон!

– Да, госпожа Трата.

Наконец хозяйкины башмаки тяжело утопали вниз по лестнице.

Очень медленно, не пропуская ни одной цифры, Осси Шок сосчитал до пятидесяти. Потом сунул руку под кровать и вытащил лук.

Ангва дежурила в паре со Шнобби Шноббсом. Не самая идеальная компания, но Моркоу попал в другую смену, а Фред Колон, который составлял расписание, славился буквально фантастическим везением: в холодные и дождливые, подобные этой, ночи ему неизменно выпадало дежурить в штаб-квартире. Так оставшиеся без партнеров Шнобби и Ангва оказались вместе.

– Э-э, Ангва, я хотел бы кое-что у тебя спросить… – робко произнес Шнобби, после того как они потрясли очередную дверную ручку и осветили фонарем очередной переулок.

– Да, Шнобби?

– Это очень личное.

– А-а…

– Конечно, я мог бы спросить и Фреда, но я знаю, он бы не понял, а ты поймешь, потому что ты женщина. Большую часть времени, по крайней мере. Я в хорошем смысле, гм…

– Так что ты хочешь спросить, Шнобби?

– Это насчет моей… сексуальности.

Ангва промолчала. Дождь тяжелыми каплями колотил по плохо подогнанному шлему Шнобби.

– Думаю, пришло время посмотреть правде в глаза, – пробормотал Шнобби.

Ангва вновь прокляла свое чересчур живое воображение.

– И, э-э… как ты намереваешься это сделать, Шнобби?

– Ну, я выписал всякие штуки. Крема и прочее.

– Крема, – бесстрастно повторила Ангва.

– Ну, чтоб втирать, – подсказал Шнобби.

– Втирать.

– И еще такую штуку, с которой можно по-всякому, ну, упражняться…

– О боги…

– Что-что?

– А? О-о… Да нет, ничего, просто подумалось кое-что. Не обращай внимания, продолжай. Ты что-то говорил про упражнения?

– Угу. Чтобы укрепить бицепсы и так далее.

– Ага. Упражнения. В самом деле?

Чтобы что-то упражнять, нужно что-то иметь, а бицепсов у Шнобби никогда не было. Прежде всего потому, что им не к чему было крепиться. Строго говоря, предплечья присутствовали (руки ведь как-то присоединялись к плечам), но больше сказать о них было нечего.

Острое, смешанное с ужасом любопытство побудило ее спросить:

– Но зачем, Шнобби?

Он застенчиво опустил глаза.

– Ну… понимаешь… девушки и все такое…

К своему несказанному удивлению, Ангва увидела, что Шнобби краснеет.

– Ты имеешь в виду, что… – начала было она. – Ты хочешь… ты ищешь…

– О нет, я хочу не просто… ведь если хочешь что-то сделать как следует, ты должен… ну, то есть нет, – с легким упреком промолвил Шнобби. – Я к тому, что когда становишься старше, ну, понимаешь, начинаешь задумываться о доме, семье, чтобы был рядом кто-то, с кем бы идти рука об руку по ухабистой жизненной дороге… Гм, Ангва, у тебя почему-то рот открыт.

Рот Ангвы резко захлопнулся.

– Но я как будто вообще не встречаю девушек, – продолжал Шнобби. – То есть я их, конечно, встречаю, но, завидев меня, они сразу же убегают.

– Несмотря на крема.

– Точно.

– И на упражнения.

– Именно.

– Н-да, вижу, ты сделал что мог, – подтвердила Ангва. – Вроде бы все было правильно, но… – Она вздохнула. – Слушай, а как тебе Стамина Хламз, ну, та, что с улицы Вязов?

– У нее деревянная нога.

– Да-да, конечно… Тогда, может, Верити Колотушка? Очень милая девушка, продает с тележки угрей на Заиндевелой улице.

– Верити? От нее воняет рыбой. К тому же она косая.

– Зато у нее собственное дело. И она готовит лучшую похлебку из угрей в Анк-Морпорке.

– И косит при этом.

– Это не совсем косоглазие, Шнобби.

– Может, и так, но ты поняла, о чем я.

Ангва кивнула, признавая собственное поражение. Верити страдала запущенным случаем противоположного косоглазия. Каждый ее глаз испытывал острый интерес к близлежащему уху, и, разговаривая с ней, ты чувствовал себя несколько неловко: казалось, будто Верити вот-вот уйдет направо и налево сразу. Но что касалось потрошения рыбы, тут ей не было равных.

Ангва опять вздохнула. Как все это знакомо… Родная душа и верная подруга – вот и все, что человеку нужно. На первый взгляд. При дальнейших же расспросах выясняется, что список пожеланий непременно включает в себя атласную кожу и бюст, которого хватило бы на целое стадо коров.

Так со всеми, кроме Моркоу. И это почти… почти единственный из его недостатков. Иной раз Ангве казалось, что Моркоу ничего не будет иметь против, даже обрей она голову или отпусти бороду. Не то что он не заметит, просто ему будет все равно – и вот это бесило больше всего.

– Знаешь, я тут вспомнила… – сказала она. – Женщин частенько привлекают мужчины, способные их рассмешить.

Лицо Шнобби просияло.

– В самом деле? – радостно воскликнул он. – В таком случае я должен быть в первых рядах!

– Вот и хорошо.

– Люди всю дорогу надо мной смеются.

А высоко над ними абсолютно безразличный к стекающим по спине дождевым струйкам Осси Шок в очередной раз проверил свой лук, вернее обмотанную вокруг него промасленную шкуру, и приготовился к долгому ожиданию.

Ливень – лучший друг всякого стражника. Во время дождя люди стараются совершать преступления у себя по домам.

Ваймс стоял с подветренной стороны фонтана на Саторской площади. Фонтан не работал уже много лет, но Ваймс был такой же мокрый, как если бы фонтан работал в полную силу. Впервые в жизни командор Стражи столкнулся с горизонтальной разновидностью дождя.

Поблизости не было ни души. Дождь шел, нет, маршировал по площади, как… как армия.

А ведь это образ из прошлого. Забавно, как такие вот образы прячутся в темных закоулках души и вдруг нежданно-негаданно выпрыгивают на тебя.

Капли дождя, падающие в сточную канаву…

Ну да… Маленьким он не раз представлял себе, что эти дождевые капли на самом деле солдаты. Миллионы солдат. А проплывающие среди них пузыри – всадники.

Правда, уже не вспомнить, кем были дохлые псы. Может, осадными орудиями?

Вода закручивалась в водовороты вокруг башмаков и стекала с плаща. Ваймс попытался раскурить сигару, но ветер задул спичку, а если бы и не задул, то все равно – со шлема вдруг хлынула вода и насквозь промочила сигару.

Ваймс широко улыбнулся в ночь.

На какой-то миг он почувствовал себя счастливым. Три часа ночи, стихия бушует, вокруг ни души, он замерз и промок до самых костей. Именно так прошли некоторые лучшие ночи его жизни. В такие часы можно лишь… поднять вот так плечи и попытаться вот так втянуть голову, обретя маленькое убежище, где тепло и мирно. Дождь барабанит в шлем, а ты думаешь о жизни, и мысли одна за другой приходят и уходят: тик-так, тик-так…

Совсем как в старые добрые времена, когда на Стражу никто не обращал внимания. Ты старался не лезть в неприятности, и они иногда обходили тебя стороной… В те времена работы было куда меньше.

«Не обманывайся, ее было столько же, – вдруг вклинился внутренний голос. – Просто ты ее не выполнял».

Ваймс снова ощутил тяжесть командорского жезла, оттягивающего новый карман, который Сибилла специально по такому случаю вшила ему в бриджи. «Самая обычная деревяшка… – помнится, подумал он, в первый раз взяв в руки жезл. – Меч в качестве символа власти был бы куда уместнее…» И вдруг он понял, почему это не меч, а…

– Эгей, добрый гражданин! Могу ли я спросить, чем ты тут занимаешься в такую непогоду и в столь неурочный час?

Ваймс вздохнул. Окруженный дождевым ореолом, впереди мутным пятном покачивался фонарь.

«Эгей, добрый гражданин!..» Во всем городе только один человек мог на полном серьезе произнести нечто подобное.

– Это я, капитан.

Световой ореол приблизился. Осветилось мокрое лицо капитана Моркоу. Юноша бодро отдал честь. «И это в три часа ночи!» – подумал Ваймс. От такого салюта даже самого заскорузлого сержанта, всю жизнь занимавшегося муштровкой новобранцев, прошибла бы слеза.

– Но что вы здесь делаете, сэр?

– Просто решил… проверить.

– Вы могли бы предоставить это мне, сэр, – укоряюще сказал Моркоу. – Делегирование полномочий – ключ к успешному управлению подчиненными.

– Неужели? Кто бы мог подумать! – Ваймс криво улыбнулся. – Как говорится, век живи, век учись.

«Ты-то уж точно учишься, – добавил он себе и про себя. – Учишься быть злобным и тупым, как и подобает настоящему командиру».

– Мы вот-вот закончим, сэр. Проверили все пустующие здания. Вдоль маршрута следования будут расставлены дополнительные стражники. А горгульи займут посты на крышах, как можно выше. Лучших наблюдателей и пожелать нельзя, если хотите знать мое мнение, сэр.

– Горгульи? Во множественном числе? Но я думал, что у нас имеется только констебль Водослей…

– Недавно к нему добавился констебль Фронтон.

– А, еще один из твоих новобранцев…

– Из наших, сэр. Вы подписали…

– Да, да, конечно, подписал. Черт!

Порыв ветра зачерпнул воды из переполненной сточной канавы и щедрой рукой вылил ее Ваймсу за воротник.

– Говорят, этот новый остров своим появлением вызвал возмущение воздушных потоков, – заметил Моркоу.

– Не только воздушных и не только потоков. – Ваймс попытался отряхнуться. – Столько шумихи из-за пары квадратных миль ила и груды старых развалин! Да какая разница, чьи они будут?

– Говорят, это место очень важно стратегически. – Моркоу подстроился под шаг Ваймса.

– А нам-то что? Мы-то ни с кем не воюем. Ха! Но мы способны развязать войну ради какого-то богом проклятого островка только потому, что он нам может понадобиться в случае войны, – так, да?

– О, его светлость сегодня во всем разберется. Уверен, когда спокойные и выдержанные люди доброй воли собираются за круглым столом, нет такой проблемы, которую они не смогли бы решить, – бодро отозвался Моркоу.

«Можно не сомневаться, – хмуро подумал Ваймс. – Он совершенно искренне так считает».

– Ты что-нибудь знаешь о Клатче? – спросил он.

– Читал немного, сэр.

– Говорят, там кругом пески.

– Да, сэр. Наверное.

Где-то впереди раздался грохот, за ним последовал пронзительный крик. Если ты стражник, то со временем начинаешь отлично разбираться в криках. Знаток с первой ноты отличит «Я вдребезги пьян, только что наступил на собственные пальцы и не могу встать!» от «Осторожно! У него нож!».

Не сговариваясь, Ваймс и Моркоу бросились на крик.

Узкий переулок озарился вспышкой. Тяжелый топот затих во мраке.

За разбитой витриной какой-то лавчонки плясал огонь. Едва не оступившись, Ваймс взбежал по ступенькам, рывком стянул намокший плащ и швырнул его на горящий пол.

Послышалось шипение, потом запахло паленой кожей.

Отступив на пару шагов, Ваймс попробовал понять, где, собственно говоря, очутился.

На него смотрели какие-то люди. Его мозг медленно составлял цельную картину из отдельных кусочков мозаики: тюрбан, борода, рядом – женские украшения…

– Откуда взялся этот человек? Кто он такой?

– Э-э… Доброе утро?.. – откликнулся Ваймс. – Здесь, похоже, что-то стряслось?

Он аккуратно поднял с пола плащ.

В луже шипящего масла валялась разбитая бутылка.

Ваймс бросил взгляд на разбитую витрину.

– О…

Рядом с мужчиной стоял юноша почти такого же роста, а из-за юбки женщины выглядывала маленькая девочка.

От этого зрелища желудок у Ваймса скрутился узлом.

В дверях появился Моркоу.

– Ушли, – тяжело выдохнул он. – Их, похоже, было трое. Когда так хлещет, ничего не видно…

О-о, это ты, господин Горифф. Что тут стряслось?

– Капитан Моркоу! Кто-то бросил в окно горящую бутылку, а потом сюда ворвался этот оборванец и погасил пламя!

– Что он говорит? А ты что сказал? – встрял Ваймс. – Кстати, ты что, говоришь по-клатчски?

– Так, немного, – скромно ответил Моркоу. – Никак не удается овладеть этим гортанным звуком, ну, знаете…

– Но… ты понимаешь, что он говорит?

– О, конечно. Он, кстати, очень вас благодарил. Его можно не бояться, господин Горифф. Он стражник.

– Слушай, это невероятно, ведь ты…

Опустившись на колени, Моркоу принялся изучать разбитую бутылку.

– Знаете, как это бывает… – пожал плечами он. – Заходишь сюда во время ночной смены съесть парочку-другую горячих плюшек, слово за слово, ну и начинаешь постепенно говорить. Вам и самому, наверное, случалось подхватывать всякие необычные словечки.

– Разве что «виндалу» какое-нибудь, но ты…

– Это была зажигательная бомба, сэр.

– Вижу, капитан.

– Очень плохо… И кто же это мог сделать?

– В данный момент? Думаю, добрая половина города.

Ваймс в растерянности посмотрел на Гориффа. Лицо господина Гориффа выглядело смутно знакомым. Такие лица, как правило, видишь на противоположном конце руки, протягивающей тебе порцию карри или кебаба. Иногда посетителей обслуживал мальчик. Заведение работало ранним утром и поздним вечером, в часы, когда улицы отдаются на откуп пекарям, ворам и стражникам.

Ваймсу это место было известно под названием «Едальня». Шнобби Шноббс как-то рассказывал, что, придумывая имя для своего заведения, Горифф хотел дать ему такое название, чтобы сразу становилось ясно: здесь подают нечто обычное, ежедневное, простое. Торговец наводил справки до тех пор, пока не услышал это слово. Оно пришлось ему по вкусу.

– Э-э… скажи ему… скажи, что останешься здесь, а я вернусь в штаб-квартиру Стражи и пришлю кого-нибудь тебе в подмогу, – сказал Ваймс.

– Спасибо, – поблагодарил Горифф.

– О, так ты понима… – Ваймс почувствовал себя полным идиотом. – Ну конечно, ты же здесь уже сколько – пять, шесть лет?

– Десять лет, сэр.

– В самом деле? Десять? – как завороженный повторил Ваймс. – Так долго? Кто бы мог подумать… Ну я, пожалуй, пойду. Доброго вам всем утра…

Он заторопился прочь, под дождь.

«Я ходил сюда год за годом, – думал он, шлепая сквозь ночь по лужам. – И все, что я выучил, это «виндалу». А Моркоу… Стоило ему зайти сюда разок-другой – и вот он уже вовсю болтает на чужом языке как на родном.

О боги, я могу кое-как говорить по-гномьи и с горем пополам сказать на ломаном тролльем «Бросай каменюку, ты арестован», но…»

Оставляя за собой приличных размеров лужи, он ввалился в штаб-квартиру. За столом мирно подремывал Фред Колон. Ваймс знал Фреда уже много лет, и из уважения к этому факту командор Стражи снимал свой плащ особенно шумно и долго.

Когда он наконец все же повернулся к сержанту, тот сидел по стойке «смирно».

– Я не знал, что вы сегодня дежурите, господин Ваймс…

– И никто не знал, Фред, – откликнулся Ваймс. От определенной категории людей он терпел обращение «господин». Ведь люди людям рознь. – Пошли кого-нибудь в «Едальню», что в Скандальном переулке, хорошо? Там небольшая заварушка.

Он двинулся к лестнице.

– Вы остаетесь, сэр? – спросил Фред.

– Ага, – мрачно отозвался Ваймс. – Нужно разобраться с бумагами.

И на Лешп тоже обрушился ливень такой силы, что остров, наверное, уже не раз пожалел о своем решении подняться из морских пучин.

Большинство первопроходцев и исследователей новых земель крепко спали, каждый в своей лодке. На вознесшейся над морем суше, конечно, имелись дома, но…

…Эти дома были не совсем в порядке.

Дубина Джексон высунулся из установленного на палубе брезентового шатра. Пропитанная водой почва источала туман, а вспыхивающие время от времени молнии заставляли туман светиться.

Город, периодически освещаемый грозовыми огнями, выглядел крайне зловеще. Нет, что-то знакомое тут было – колонны, например, лестницы, арки и тому подобное, – но было и кое-что другое… Его бросило в дрожь. Город выглядел так, будто люди, некогда тут жившие, долго и тщетно пытались привнести нечто людское в строения, которые были древними задолго до появления племени человеческого…

Это из-за его сына Леса все сегодня ночевали в своих лодках.

Утром несколько анк-морпоркских рыбаков отправились на берег в поисках сокровищ, которыми, как всем известно, усыпано океанское дно. Вскоре рыбаки наткнулись на выложенную плитками площадку, чисто вымытую дождем. Из красивых сине-белых квадратов слагался узор: волны, морские раковины, а в самой середине – кальмар.

И в этот момент Лес произнес:

– Ну и здоровый же он, па.

И тогда все посмотрели на высящиеся вокруг, поросшие водорослями здания, и у всех возникла одна и та же большая Мысль, оставшаяся невысказанной, но породившая множество маленьких мыслей. Мыслей о зловещей ряби на морской поверхности, о таинственных всплесках в темной воде подвалов, о щупальцах, шевелящихся в зеленой глуби, и о всяких разных странностях, которые иной раз находишь в своих сетях или на берегу после прилива. Вид некоторых таких странностей мог отбить охоту к рыболовству на всю оставшуюся жизнь.

И как-то вдруг оказалось, что никто больше не хочет ничего искать – из опасения найти.

Дубина Джексон юркнул обратно под брезент.

– Почему бы нам не вернуться домой, а, пап? – спросил сын. – Ты ж сам говорил, что здесь, похоже, кишмя кишат привидения.

– Пусть кишат, это анк-морпоркские привидения! И ни один поганый иностранец даже пальцем их не коснется!

– Па?

– Что, сынок?

– А кто такой был господин Хонг?

– Откуда мне знать?

– Да нет, я так… Просто, когда мы возвращались, один человек сказал: «Все мы знаем, что случилось с господином Хонгом, когда он в полнолуние устроил торжественное открытие рыбного ресторана «Три Веселых Сколько-Съешь Рыбы», причем ресторан тот – помните? – стоял прямо на месте старого, посвященного какому-то рыбьему богу храма, что на Дагонской улице…» Но я, к примеру, ничего такого не знаю и не помню.

– Ах вот оно что… – Некоторое время Джексон сосредоточенно размышлял. – Что ж, Лес, ты уже, гм, взрослый… В общем, господин Хонг… он очень быстро закрыл свое заведение и уехал вроде как в спешке, сынок. Так торопился, что даже кое-что забыл.

– Правда? И что он забыл?

– Ну, если тебе так хочется знать… половину ушной раковины и почку.

– Круто!

Лодка вдруг качнулась, раздался треск взламываемой древесины. На отца и сына обрушился поток водяных брызг, и кто-то прокричал из влажной тьмы:

– Ты почему не зажигаешь огни, второй двоюродный брат шакала?!

Джексон схватил лампу и поднял над головой.

– А ты что делаешь в анк-морпоркских территориальных водах, верблюдоедный дьявол?

– Эти воды принадлежат нам!

– Мы сюда первыми прибыли!

– Да ну? Это мы прибыли первыми!

– Ты повредил мою лодку! Это пиратство, вот что это такое!

Кругом уже вовсю кричали. Во мраке две флотилии столкнулись. Бушприты обрывали снасти. Борт бился о борт. Контролируемая паника, нормальная для процесса мореплавания, перешла в панику неконтролируемую, бешеную, состоящую из мрака, водяных брызг и треска обрываемых снастей.

В такие минуты древние морские традиции, объединяющие всех мореплавателей в борьбе против общего врага – голодного и безжалостного океана, – эти традиции должны выходить на первый план.

И то, что господин Ариф огрел господина Джексона веслом по голове, не укладывалось ни в какие традиции.

– Гм-м? Вм-м-м?

Ваймс с трудом разлепил один глаз, который еще как-то слушался его приказов. Взгляду предстало нечто жуткое:

«…Я зачитал иму иво права на что, он сказал а ни пашел бы, ты легавый. Тогда, сержант Детрит вынис иму строгое придупржедение и он громка ойкнул…»

«На свете есть много такого, в чем я не большой мастак, – подумал Ваймс, – но, по крайней мере, я не обращаюсь с пунктуацией так, как будто играю с запятыми в «пятнашки»…»

Он перекатил голову на другую сторону, подальше от ломаной грамматики Моркоу. Кипа бумаг под ним шевельнулась.

Письменный стол Ваймса уже стал притчей во языцех. Когда-то на нем лежали аккуратные стопки бумаг, но постепенно они, как это свойственно слишком высоким стопкам, перекосились и расползлись в стороны. В результате сформировался плотный слой, мало-помалу превращающийся в нечто вроде канцелярского торфа. Поговаривали, что где-то в глубине его прячутся тарелки и остатки еды. Проверить достоверность слухов желающих не находилось. Некоторые даже утверждали, что слышали доносящийся из бумажных залежей шорох, как будто там что-то шевелилось.

Кто-то благовоспитанно кашлянул. Ваймс поднял голову и увидел большое розовое лицо Вилликинса, дворецкого госпожи Сибиллы. Собственно, и его дворецкого тоже, хотя Ваймс никак не мог к этому привыкнуть.

– Думаю, нам следует поспешить, сэр Сэмюель. Ваш парадный мундир я доставил, а принадлежности для бритья стоят готовые на раковине.

– Что? Что?!

– Через полчаса вы должны быть возле Университета. Госпожа Сибилла просила передать, что, если к указанному времени вас там не будет, она вытащит из вас все кишки и пустит их на чулки, сэр.

– Она при этом улыбалась? – С трудом поднявшись, Ваймс неверным шагом направился к источающей пар раковине.

– Совсем чуть-чуть, сэр.

– О боги…

– Совершенно согласен, сэр.

Ваймс пытался бриться, в то время как Вилликинс у него за спиной подметал пол и вытирал пыль. Городские часы пробили десять.

«Я сел, наверное, около четырех, – подумал Ваймс. – Я точно помню, что слышал, как в восемь заступила другая смена, а потом я стал разбираться с расходами Шнобби – вот она, настоящая высшая математика…»

Не прекращая бриться, он попытался зевнуть – затея, редко завершающаяся успехом.

– Проклятье!

– Я принесу промокательной бумаги, сэр, – произнес, не оборачиваясь, Вилликинс. Пока Ваймс вытирал кровь, дворецкий продолжил: – Хотелось бы воспользоваться этой возможностью, сэр, чтобы поднять вопрос чрезвычайной важности…

– Да? – Ваймс тупо уставился на красные лосины, которые, судя по всему, были основной составляющей парадного мундира.

– С великим сожалением должен сообщить, что прошу предоставить мне отпуск на неопределенный срок, сэр. Хочу присоединиться к «цветастым».

– К кому ты хочешь присоединиться? – Ваймс принялся рассматривать рубашку с брыжами. А потом мысль догнала слух. – Ты что, солдатом решил заделаться?

– Говорят, Клатчу пора преподать суровый урок, сэр. Никогда не было такого, чтобы Вилликинсы не откликались на зов родины. Думаю, тяжелая пехота лорда Вентурии мне подойдет. У них особенно привлекательные мундиры, сэр. Красно-белые. С золотыми пуговицами.

Ваймс натянул сапоги.

– У тебя ведь есть опыт участия в военных действиях?

– Нет, сэр, откуда? Но я быстро учусь, сэр, и умею обращаться с пилкой для резьбы по дереву. – На лице дворецкого застыло выражение патриотической готовности.

– Мы смело в бой пойдем, стало быть? – осведомился Ваймс.

– Именно так, сэр, – ответил Вилликинс, истово полируя церемониально-выходной шлем.

– И ты действительно готов вступить в рукопашную с дико визжащими клатчскими ордами?

– Да, сэр. Если до этого дойдет, сэр, – подтвердил Вилликинс. – Вот, сэр, возьмите, теперь он отполирован как следует.

– Говорят, там много песка.

– Это правда, сэр. – Вилликинс закрепил ремешок шлема под подбородком Ваймса.

– А еще там каменисто. Очень каменисто. Кругом одни камни. Да и песок тоже.

– Думаю, вы правы, сэр, местность там суровая.

– И ты, Вилликинс, наденешь красно-белый мундир, возьмешь свою пилку для резьбы по дереву и с радостью пошагаешь в эту страну пыли цвета песка, камней цвета песка и песка цвета песка?

– Осмелюсь добавить, сэр, мундир с золотыми пуговицами, сэр, – горделиво выпятил челюсть Вилликинс. – Да, сэр. Если потребуется.

– Слушай, я вот нарисовал тебе картину… Тебе не кажется она странной? Как будто в ней что-то не то?

– Простите?

– Не обращай внимания. – Ваймс зевнул. – Нам будет тебя недоставать, Вилликинс.

«А вот некоторые другие его достанут. Причем легко, – мысленно добавил он. – Со второго выстрела точно».

– О, лорд Вентурия говорит, максимум к страшдеству все закончится.

– В самом деле? Кто бы мог подумать. А я и не знал, что все уже началось.

Ваймс сбежал по лестнице – и влетел прямо в густое облако карри.

– Мы вам немного оставили, сэр, – сообщил сержант Колон. – Когда парнишка принес еду, вы спали.

– Сынок Гориффа, – уточнил Шнобби, гоняя по жирной тарелке упорно ускользающее зернышко риса. – Хватило на полкараула.

– Вот они, преимущества государственной службы, – кивнул Ваймс и заторопился к двери.

– Хлеб, маринованные манго и прочее, все как положено, – довольно сообщил Колон. – Я всегда говорил: для вонючего заграничника Горифф не так уж плох.

Лужа горящего масла… Ваймс застыл у двери. Взрослые и дети, жмущиеся друг к другу… Он вытащил часы. Двадцать минут одиннадцатого. Если бегом, то…

– Фред, ты не мог бы подняться ко мне в кабинет? – спросил он. – Дело на две секунды.

– Само собой, сэр.

Ваймс провел сержанта в кабинет и закрыл дверь.

Шнобби и остальные стражники напряженно прислушивались, но не услышали ничего, кроме тихого бормотания.

Дверь отворилась снова. Ваймс спустился по лестнице.

– Шнобби, через пять минут, как я уйду, отправляйся к Университету. Я хочу оставаться на связи, но будь я проклят, если возьму в руки голубя, пока я в этом мундире.

– Есть, сэр!

Ваймс вышел.

Несколькими мгновениями спустя сержант Колон, ступая медленно и осторожно, спустился вниз. Глаза у него были странно стеклянистые. Он вернулся к своему столу с тем характерным выражением абсолютного безразличия, каковое можно увидеть только на лицах у очень встревоженных людей. Некоторое время он помахивал бумажкой, после чего сказал:

– Тебе ведь все равно, как люди тебя называют, а, Шнобби?

– Если бы я возражал против этого, мне пришлось бы все время только и делать, что возражать, – жизнерадостно откликнулся Шнобби.

– Вот именно. Вот именно! И мне тоже плевать, как люди меня зовут. – Колон поскреб в затылке. – Как-то глупо все это. По-моему, сэр Сэм сильно недоспал.

– Он здорово убегамшись, Фред.

– Хочет везде поспеть – вот в чем его беда. И еще… Шнобби?

– Да?

– Запомни, меня зовут сержант Колон. Спасибо.

Там было шерри. В таких случаях всегда подают шерри. Сэм Ваймс смотрел на бутылки бесстрастно, поскольку теперь пил только фруктовый сок. Говорят, шерри получается, если дать вину загнить. Он никогда не понимал шерри.

– И ты постараешься выглядеть достойно, правда ведь? – Госпожа Сибилла одернула на муже плащ.

– Да, дорогая.

– И как ты постараешься выглядеть?

– Достойно, дорогая.

– И пожалуйста, постарайся вести себя дипломатично.

– Да, дорогая.

– Ты говоришь как ягненок, которого ведут на заклание.

– Да, дорогая.

– Сэм, это нечестно с твоей стороны.

– Да, дорогая. – Помотав головой, Ваймс воздел руку в театральном жесте полной покорности. – Ну хорошо, хорошо. Но эти кружавчики… И эти лосины… – Он поморщился и украдкой поправил некоторые части своего парадного туалета. То, что называлось странным словом «гульфик», так и норовило перекочевать на противоположную от своей обычной позиции сторону. – Я к тому… ведь меня таким увидят люди!

– Ну разумеется, они тебя увидят, Сэм. Ты же возглавляешь процессию. И я очень тобой горжусь.

Она стряхнула с плеча Ваймса невидимую пылинку[2].

«Перья на шляпе, – мрачно подумал Ваймс. – И вычурные лосины. И начищенные до блеска латы. Латы не должны блестеть. Они должны быть сплошь покрыты вмятинами, а вмятины не отполируешь. А дипломатическая беседа? Где я должен был научиться ее вести?»

– Мне пора: надо перемолвиться словечком с леди Силачией, – сказала госпожа Сибилла. – Ты отлично справишься. Кстати, что это ты все время зеваешь?

– Еще бы не зевать. Не спал всю ночь.

– Так обещаешь, что не сбежишь?

– Я? Когда я откуда-то убегал?

– Не так давно. Со званого вечера орлейского посла. Причем это видели все.

– Тогда мне поступило срочное сообщение, что банда де Бриза грабит сейфы Вортинга!

– Но ты ведь не обязан лично гоняться за всеми. Теперь для этого у тебя есть специальные люди.

– Но мы их все-таки поймали, – удовлетворенно хмыкнул Ваймс.

И удовольствие от той погони он получил колоссальное. Не только потому, что погоня выдалась настоящей, поистине захватывающей дух, – плащ его зацепился за дерево да там и остался, а шляпа упорхнула в одну из луж, – но еще и потому, что куцые официальные сандвичи и еще более куцые официальные беседы остались где-то там, позади. Все эти показушные вечеринки, приемы… Стражнику там не место. Разве что кто-то очень не хочет, чтобы на данный конкретный прием случайно забрел какой-нибудь стражник.

Когда Сибилла исчезла в толпе, Ваймс высмотрел подходящий уголок и быстренько юркнул туда. Укрытие располагалось лучше и не придумаешь – отсюда можно было более-менее спокойно наблюдать за происходящим в Главном зале Университета.

Волшебники ему нравились. Они не совершали преступлений. А если и совершали, то не подведомственного Ваймсу характера, ведь оккультная тематика его не касалась. Может, волшебники и вмешивались в саму ткань времени и пространства, зато их действия не способствовали увеличению бумажной работы, а это Ваймса вполне устраивало.

В зале собрались чуть ли не все волшебники Незримого Университета. И нет зрелища более впечатляющего, чем волшебник при полном параде, – оно оседает в вашей памяти навсегда; даже картинка райской птицы, надутой при помощи эластичной трубки и какого-нибудь летучего газа, не способна сравниться по силе своего воздействия. Но сегодня волшебники охотились за будущими фондами, потому что остальные гости были либо благородного сословия, либо главами Гильдий, либо и теми и другими одновременно, а в случаях, подобных этому, павлин проявляется в каждом из нас.

Взгляд Ваймса скользил с лица на лицо. По привычке командор пытался угадать, в чем виновен тот или иной здесь присутствующий[3].

«Мир смотрит на нас», – подумал Ваймс. Если что-то пойдет не так и эта идиотская заваруха с Лешпом перерастет в войну, именно эти люди и подобные им будут решать, как поступить с будущим победителем. И не важно, кто развязал войну, не важно, как проходили боевые действия, настоящий момент – вот что только важно. И в этом все так называемое международное сообщество». Но кто – или что – именно есть «сообщество»? На этот вопрос ни у кого ответа не было.

Ваймс пожал плечами. Слава богам, это не его мир.

Он бочком подобрался к капралу Шноббсу. Тот кособоко сутулился возле парадных дверей, что среди Шноббсов сходило за стойку «смирно».

– Все спокойно, Шнобби? – уголком рта спросил Ваймс.

– Так точно, сэр.

– И ничего не происходит?

– Так точно, сэр. Пока ни одного голубя не прилетело, сэр.

– Что, нигде ничего не происходит? Совсем ничего?

– Так точно, сэр.

– Вчера ведь весь город на ушах стоял!

– Так точно, сэр.

– Ты ведь предупредил Фреда, чтобы он, если что-нибудь, хоть что-нибудь случится, немедленно посылал голубя?

– Так точно, сэр.

– А как в Тенях? Там всегда что-то…

– Полное спокойствие, сэр.

– Проклятье!

Ваймс покачал головой, поражаясь такой ненадежности преступного братства Анк-Морпорка.

– Слушай, Шнобби, а что, если ты возьмешь кирпич и…

– Госпожа Сибилла дала инструкцию, очень подробную, сэр. Касательно вашего обязательного присутствия здесь, – глядя прямо перед собой, откликнулся капрал Шноббс.

– Подробную инструкцию?

– Так точно, сэр. Она специально подошла ко мне, чтобы поговорить об этом. Дала мне доллар, – сообщил Шнобби.

– А, сэр Сэмюель! – загромыхало сзади. – Ты ведь еще не знаком с принцем Куфурой?

Ваймс повернулся. На него, таща за собой, как на буксире, двух смуглолицых господ, надвигался аркканцлер Незримого Университета Наверн Чудакулли. Ваймс поспешил натянуть официальное выражение лица.

– Командор Ваймс, господа. Сэм… Впрочем, я делаю все наоборот, совсем запутался в этом протоколе. И немудрено, голова кругом идет: казначей опять закрылся в сейфе, ума не приложу, как он умудряется это проделывать, с внутренней стороны даже скважины нет…

Продолжая бормотать себе под нос, Чудакулли ринулся прочь.

Первый из чужеземцев протянул Ваймсу руку.

– Принц Куфура, – представился он. – Мой ковер приземлился лишь пару часов назад.

– Ковер? Какой… О! Ну да… вы прилетели…

– Согласен, это не самый комфортабельный способ путешествовать: сквозняки, да и не поешь нормально. А как вы поживаете, сэр Сэмюель? Вам удалось поймать преступника?

– Что? Какого преступника?

– Помнится, мне сообщил наш посол, ну да, конечно, именно он… Вы ведь вынуждены были покинуть последний прием из-за некой срочной работы?..

Принц был человеком высокого роста и в прошлом, вероятно, спортивного телосложения, которое в результате обильных трапез безвозвратно кануло в это самое прошлое. И он носил бороду. Как все клатчцы. Но у данного клатчца были еще и умные глаза. Это вызывало тревогу. Как будто этими глазами смотрел на тебя не один человек, а целых три – или даже больше.

– Что? Ах да. Ну конечно. Всех преступников мы поймали, – ответил Ваймс.

– Отлично. Вижу, вам было оказано сопротивление.

Ваймс удивленно нахмурился. Принц задумчиво постучал по подбородку. Рука Ваймса дернулась вверх и дотронулась до пластыря на подбородке.

– А-а… э-э… да…

– Но командор Ваймс всегда побеждает, – улыбнулся принц.

– Ну, я не стал бы утверждать, что я…

– Терьер Витинари – так, я слышал, вас зовут, – продолжал принц. – Всегда готов пуститься в погоню и не успокоится, пока добыча не будет поймана.

Ваймс посмотрел принцу прямо в глаза. Тот ответил спокойным, понимающим взглядом.

– В конечном итоге все мы чьи-нибудь псы, – слабым голосом откликнулся Ваймс.

– Кстати, командор, очень удачно, что я вас встретил…

– В самом деле?

– Я как раз размышлял над значением словосочетания, которое мне выкрикнули из толпы по пути сюда. Может, вы будете столь любезны и разъясните его мне?

– Э-э… если я…

– Это было, как мне кажется, что-то вроде… ну да, конечно… полотеничья башка.

Принц пристально смотрел на Ваймса.

Ваймс почти физически ощущал, как мечутся у него в голове мысли и как они приходят к совершенно самостоятельному решению. «Объясним ему позже, – сказали мысли. – Сейчас ты слишком устал для объяснений. Хотя, имея дело с этим человеком, лучше говорить правду…»

– Это… имеет отношение к вашему головному убору, – пробормотал Ваймс.

– О! Что-то вроде шутки?

«Ну конечно, он знает, – подумал Ваймс. – И знает, что я знаю…»

– Нет. Это оскорбление, – в конце концов ответил он.

– В самом деле? Что ж, командор, ничего страшного, мы же не можем нести ответственность за то, что кричат всякие идиоты. – Принц сверкнул белозубой улыбкой. – Да, и еще… Должен выразить вам свое восхищение.

– Прошу прощения, не понял?

– Широтой ваших познаний. За сегодняшнее утро я задал этот вопрос не меньше чем дюжине человек. И что бы вы думали? Ни один не знал, что это означает. И все удивительным образом оказались подвержены приступам кашля.

Наступила дипломатическая пауза, нарушенная лишь чьим-то сдавленным смешком.

Взгляд Ваймса скользнул на второго клатчца, до сих пор ему не представленного. Тот был ниже и куда костлявее принца. И такого необычного лица Ваймсу не доводилось видеть ни разу в жизни. Нос, похожий на клюв орла и являвший себя из-под черного головного убора, опутывала сетка шрамов. Борода и усы также имелись, но шрамы существенно повлияли на характер роста волос, пучки которых торчали под самыми разными углами. В целом человек выглядел так, как будто в него с разбегу врезался дикобраз. Лет ему могло быть сколько угодно. Некоторые шрамы выглядели свежими.

Одним словом, человека с таким лицом любой стражник арестовал бы не задумываясь. Не может быть, чтобы он не был виноват хоть в чем-то.

Перехватив взгляд Ваймса, клатчец улыбнулся, и опять Ваймс увидел то, чего не видел никогда – а именно: такого количества золота, засунутого в столь тесное пространство.

Ваймс поймал себя на том, что, вместо того чтобы продолжать дипломатическую беседу, тупо таращится, разинув рот.

– Э-э, а как вы думаете, принц, – спросил он, наконец совладав с собой, – мы все-таки передеремся из-за Лешпа или нет?

Принц лишь пожал плечами.

– Фу! – фыркнул он. – Из-за пары квадратных миль ненаселенной плодородной почвы с непревзойденным стратегическим положением? Из-за чего тут цивилизованным людям драться?

Ваймс опять ощутил на себе пристальный взгляд, почувствовал, как принц считывает его. Ну и черт с ним…

– Прошу прощения, дипломатия не моя стихия, – пожал плечами он. – Но то, что вы только что сказали, это всерьез?

Вновь сдавленный смешок. Глаза Ваймса стрельнули в сторону злобно ухмыляющегося спутника принца. Командор почувствовал аромат, нет, вонь гвоздики.

Святые угодники, он же эту вонючую дрянь жует…

– О, совсем забыл, – прервал его внутренний монолог принц. – Вы ведь не знакомы с Ахмедом 71-й час?

Ахмед широко улыбнулся и поклонился.

– Оффенди… – произнес он так, словно рот его был набит гравиевой крошкой.

На этом представление закончилось. Ни тебе «Это наш Ахмед 71-й час, культурный атташе» или «Ахмед 71-й час, мой телохранитель», ни даже «Ахмед 71-й час, ходячий сейф и гроза моли». Следующий ход, понял Ваймс, за ним.

– Какое… э-э… необычное имя, – начал было он.

– Ничуть, – улыбнулся принц. – В нашей стране имя Ахмед встречается очень часто.

Он опять наклонился поближе к Ваймсу. Тот понял это как приглашение к конфиденциальной беседе.

– Кстати, та прекрасная дама, с которой я познакомился только что, – ваша главная жена?

– Она… э-э… все мои жены.

– Могу я предложить двадцать верблюдов в качестве скромного вознаграждения за нее?

С секунду Ваймс смотрел в темные глаза принца, потом бросил взгляд на двадцатичетырехкаратную улыбку Ахмеда 71-й час и произнес:

– Еще одна проверка?

Принц с довольным видом выпрямился.

– Отлично, сэр Сэмюель. У вас это хорошо получается. А вот господин Боггис из Гильдии Воров готов был согласиться на пятнадцать.

– Это вы за госпожу Боггис столько предложили? – Ваймс небрежно помахал рукой. – Четырех, да, пожалуй, четырех верблюдов и козла было бы более чем достаточно. И то с учетом, что она побреется.

На последовавший за этой фразой хохот принца оглянулись все гости.

– Замечательно! Просто прекрасно! Должен признаться, командор, некоторые ваши сограждане считают нас, клатчцев, законченными варварами, за-ради приобретения ваших жен готовыми, так сказать, заложить последний тюрбан. Наверное, это потому, что мой народ изобрел высшую математику и полуденный отдых. Вообще-то даже удивительно, и как это меня, такого отсталого, наградили почетной степенью.

– В самом деле? И что же это за степень? – полюбопытствовал Ваймс.

«Неудивительно, что этот парень – дипломат. Ему ни на грош нельзя доверять, мысли у него выписывают такие кренделя, и невзирая на это, он вам все равно чертовски нравится…» – подумал Ваймс.

Принц извлек из складок одеяния письмо.

– Меня обозвали докторумом Циркум Экс Бубликум. Что-то не так, сэр Сэмюель?

Ваймс ухитрился превратить предательский смех в приступ кашля.

– Нет-нет, ничего, – выдавил он, – нет.

Надо было срочно менять тему. И, к счастью, возможность для этого сразу подвернулась.

– А для чего господин Ахмед ходит с большим кривым мечом на спине? – с искренним любопытством поинтересовался Ваймс.

– О сэр Сэмюель, разумеется, как настоящий стражник, вы не могли не заметить…

– Спрятать такое оружие не спрячешь, – размышлял Ваймс. – Учитывая величину клинка, скорее ваш помощник должен за ним прятаться.

– Это церемониальный меч, – объяснил принц. – И Ахмед никогда с ним не расстается.

– И в чем же предназначение этого церемониального…

– А, вот вы где! – откуда ни возьмись выскочил Чудакулли. – Мы почти готовы. Сэм, тебе известно, что ты идешь в самой голове процессии, и…

– Да-да, известно, – перебил Ваймс. – Я как раз спрашивал его высочество, что…

– …Не угодно ли вам, ваше высочество, и вам, господин… э-э… силы небесные, что за гигантский меч, в общем, займите место среди почетных гостей, а мы уже вот-вот, не успеете и до двух шейхов сосчитать…

«И все-таки стражник всегда остается стражником, – размышлял Ваймс, пока волшебники и гости у него за спиной с горем пополам выстраивались в величавую и стройную колонну. – Стоит кому-нибудь предпринять попытку выставить тебя в хорошем свете, и ты сразу начинаешь подозревать его. Просто потому, что любой, кто из кожи вон лезет, чтобы понравиться стражнику, делает это неспроста. Значит, что-то затевает. Разумеется, этот парень дипломат, и все же… Остается лишь надеяться, что он не изучал лататинский».

Кто-то постучал Ваймса по плечу. Оглянувшись, он встретился взглядом с улыбающимся Ахмедом 71-й час.

– Если вдруг оффенди передумывает, моя дает двадцать пять верблюдов, нет проблема. – Он вытащил изо рта зубок гвоздики. – Обильных плодов тебе в чресла.

Он подмигнул. Это был самый двусмысленный из всех двусмысленных жестов, когда-либо виденных Ваймсом.

– Это еще одна… – начал было командор, но собеседник уже растворился в толпе.

– Мне… куда? – пробормотал Ваймс. – Силы небесные!

Тут Ахмед 71-й час возник снова, уже с другой стороны, но по-прежнему в облаке гвоздичного аромата.

– Я исчезать, я появляться, – довольно сообщил он. – Принц передавать, что степень, которую ему вдарили: доктор Дырка от Бублика. Эти чародеи такие шутники! О, мы все кишки надорвать, так смеяться!

И он снова исчез.

Конвивиум был великим празднеством Незримого Университета. Изначально этот праздник сводился к скромной церемонии присуждения волшебных и прочих степеней, однако с годами преобразовался во что-то вроде фестиваля дружбы Университета и города. Особенно же отмечался тот факт, что людей теперь почти не превращали в лягушек. За отсутствием событий вроде Вхождения Во Власть Нового Лорда-Мэра или Торжественного Открытия Очередного Парламентского Сезона в этот день гражданам предоставлялась одна из редких возможностей похихикать над теми, кто забрался по социальной лестнице выше их, – во всяком случае, над их облегающими лосинами и нелепыми нарядами.

Учитывая масштабность мероприятия, его проводили в здании городской Оперы. Люди подозрительные – то есть такие, как Ваймс, – считали, что это здание выбрали специально, чтобы туда можно было устроить процессию. Волшебники сплоченно-покорными рядами шествовали по улицам, выражая миролюбие и дружелюбность и тем самым очень тонко напоминая, что так было далеко не всегда. «Посмотрите на нас, – словно бы говорили волшебники. – Раньше мы правили городом. Посмотрите на большие набалдашники на наших посохах. Любой из этих посохов, попади он в не те руки, мог бы нанести весьма серьезный ущерб – поэтому так прекрасно, что сейчас сия магия в надежных руках. Ну разве не чудесно, что теперь мы живем в мире и согласии?»

И кто-то однажды, руководствуясь причинами весьма символического характера, решил, что командор Городской Стражи должен идти впереди. Много лет никого это не волновало – по причине отсутствия такого командора, – но теперь он появился, и звали его Сэм Ваймс. В алой рубахе с дурацкими мешковатыми рукавами, красных лосинах, странных раздутых штанишках, вышедших из моды еще в те времена, когда кремень выступал в авангарде энергетики, и с игрушечным, ярко сияющим нагрудником… Довершали картину перья на шлеме.

И он очень хотел спать.

И в руках еще мешался чертов церемониальный жезл.

Выступая из главных ворот Университета, Ваймс старался смотреть на жезл, и никуда больше. Вчерашний дождь очистил небо. Город курился испарениями.

Если смотреть на жезл, не увидишь тех, кто над тобой хихикает.

Вид жезла не прибавлял вдохновения.

На потускневшем маленьком щите (после того как его как следует отдраили) читалась надпись: «Апора И Надежа Каралевская».

А вот она как раз немножко поднимала настроение.

Перья и украшения, золотые галуны и меха.

Может быть, из-за усталости, а может, в попытке отгородиться от всего мира постепенно Ваймс погрузился в привычное состояние – как будто он идет по городу во время обычного патрульного обхода и думает при этом всякую всячину.

Павлианская реакция в чистом виде[4]. Ноги шагали, руки махали, и, подчиняясь ритму, мозг Ваймса тоже переключился. Не то чтобы он, Ваймс, шел как во сне. Просто его уши, нос и глазные яблоки сейчас функционировали в режиме «я-самый-подозрительный-тип-на-свете», предоставив высшим нервным центрам мозга работать вхолостую.

…Кружева и лосины… разве это одежда для стражника? Латы с вмятинами, сальные кожаные бриджи и грязная рубаха, вся в пятнах крови, предпочтительно чужой… вот что надо… как приятно ощущать сквозь подошвы булыжники, с этим ощущением в тебя словно входят новые силы…

За спиной у Ваймса ряды начали сминаться. Подлаживаясь под его шаг, процессия замедлила ход.

…Ха, надежная опора и опорная надежа, фу-ты ну-ты… у того посыльного из дворца, старика, который притащил эту церемониальную штуковину, он спросил: «Короля нет, так что ж, теперь кто угодно будет на меня опираться?..» – но слова упали в окаменевшие уши… и все равно, ну и дурацкий же жезл, обрубок дерева с серебряным набалдашником на конце… даже у констебля приличный меч, а с этим что делать – размахивать?.. о боги, минули месяцы, с тех пор как он в последний раз так долго ходил по улицам… а сегодня народу не протолкнуться… наверное, парад какой затеяли…

– О боги! – воскликнул в толпе капитан Моркоу. – Что он делает?

Рядом агатский турист раз за разом нажимал на рычажок иконографа.

Внезапно командор Ваймс остановился, с отсутствующим выражением лица сунул свой жезл под мышку и потянулся к шлему.

Глянув снизу вверх на Моркоу, турист вежливо подергал его за рубашку.

– Прошу прощения, сэр, что он сейчас делает?

– М-м… он… он вынимает…

– О, только не это, – прошептала Ангва.

– …Вынимает из шлема церемониальную пачку сигар, – заключил Моркоу. – О!.. А теперь он, он теперь зажигает…

Турист еще несколько раз нажал на рычажок.

– Настоящая историческая традиция?

– Очень памятная, – пробормотала Ангва.

Толпа умолкла. Никто не хотел нарушать сосредоточенность Ваймса. Тысячи людей затаили дыхание, воцарилась великая наэлектризованная тишина.

– А сейчас что он делает? – спросил Моркоу.

– Ты что, не видишь? – удивилась Ангва.

– С закрытыми глазами – нет, не вижу. Бедный командор…

– Он… он только что выдул кольцо…

– …Первое за сегодняшний день, он всегда пускает кольцо…

– …А теперь он опять зашагал вперед… взялся за жезл, подбросил, поймал, подбросил, опять поймал, ну, знаешь, как обычно он подбрасывает меч, когда размышляет… Вид у него, надо сказать, очень довольный…

– По-моему, он абсолютно счастлив и от души наслаждается происходящим, – заметил Моркоу.

Толпа забеспокоилась. Процессия за спиной Ваймса полностью остановилась. Некоторые – наиболее впечатлительные участники шествия, не понимающие, что теперь делать, или те, кто слишком усердно прикладывался к университетскому, весьма неплохому, шерри, – стали оглядываться в поисках предметов, которые можно было бы подбрасывать и ловить. В конце концов, они ведь участвовали в Традиционной Церемонии, а в Традиционной Церемонии нет места для тех, кто придерживается принципа «я не делаю того, что выглядит нелепо или смехотворно».

– Он просто устал, – сказал Моркоу. – Последнее время командор даже дома не появлялся. И днем и ночью на службе. Сама знаешь, какой он: все любит делать сам.

– Будем надеяться, патриций тоже понимает это.

– О, его светлость… Он ведь понимает, а?

Послышались смешки. Ваймс принялся перебрасывать жезл из одной руки в другую.

– Он может подбросить меч так, чтобы тот целых три раза провернулся в воздухе, и поймать его…

Ваймс вдруг поднял голову. Сощурился. Его жезл со стуком запрыгал по булыжнику и закатился в лужу.

А потом Ваймс побежал.

Моркоу недоуменно смотрел ему вслед, тщетно пытаясь сообразить, что же такое Ваймс увидел.

– На Барбикане… – наконец пробормотал он. – Вон в том окне… видишь, там кто-то есть! Прошу прощения… простите… извините… – Он принялся проталкиваться сквозь толпу.

Ваймс уже превратился в крошечную фигурку. Виден был лишь алый плащ, развевающийся на ветру.

– Ну и что? Многие забираются повыше, чтобы лучше разглядеть шествие, – хмыкнула Ангва. – Что такого особенного?..

– Там никого не должно быть! – Теперь, когда они наконец вырвались из толпы, Моркоу тоже пустился бегом. – Мы запечатали входы в башню!

Ангва осмотрелась. Все взгляды уличных зевак сосредоточились на суматохе, творящейся впереди, а на стоящую рядом телегу никто не обращал внимания. Вздохнув, Ангва с выражением высокомерного безразличия на лице скрылась за телегой. Раздалось еле слышное «ох», вслед за которым последовал слабый, но отчетливо органический звук, потом – приглушенное «ваф», а потом – громкое бряцанье от упавших на булыжную мостовую доспехов.

Ваймс и сам не знал, почему вдруг сорвался с места. Это было настоящее шестое чувство. Словно бы мозг какой-то задней долей выхватил из эфира предупреждающий сигнал, что вот-вот произойдет нечто очень плохое, и, не имея времени на тщательную обработку поступившей информации, просто взял на себя управление спинным мозгом.

Забраться на Барбикан никто не мог. Эти полуворота-полубашню возвели еще в те времена, когда Анк-Морпорк не относился к атакующим армиям исключительно как к толпе потенциальных клиентов, которые что-нибудь да купят. Частично Барбикан еще использовался, однако в целом он представлял собой шести-семиэтажную гору развалин, соединенных лестницами, на прочность которых не положился бы ни один разумный человек. В ветреные ночи сверху падали целые куски кладки, снабжая наиболее оборотистую часть анк-морпоркцев строительным материалом. Барбикан избегали даже горгульи.

Смутный гул толпы за спиной прорезали крики. Ваймс не стал оглядываться. Что бы там ни происходило, Моркоу с этим разберется.

Мимо что-то стремительно пролетело. Это «что-то» очень походило на волка, в число предков которого затесалась длинношерстная клатчская борзая – одно из тех грациозно-воздушных созданий, что состоят сплошь из нюха и летящей по ветру шерсти.

Волчица огромными прыжками скрылась внутри Барбикана.

Когда Ваймс наконец вбежал в полуразрушенные ворота, волчицы нигде не было видно. Однако ее отсутствие не вызвало у него интереса – из-за куда более неотложного присутствия трупа, распластавшегося на груде каменных глыб.

Ваймс всегда говорил (точнее, всегда говорил, что всегда говорил, а с начальством не спорят): иногда маленькая деталь, самая что ни на есть крошечная деталька, на которую в обычных обстоятельствах никто бы и внимания не обратил, хватает ваши чувства за горло и вопит: «Заметь меня!»

В воздухе витал острый запах. А в провале между двумя глыбами бледнел зубок гвоздичной луковицы.

Было пять часов. Ваймс и Моркоу ждали в приемной зале патриция. Тишина не нарушалась ничем, кроме знаменитого неравномерного тиканья часов.

Через некоторое время Ваймс произнес:

– Дай-ка еще раз глянуть.

Моркоу послушно вытащил бумажный квадратик. Ваймс посмотрел на листок. Так и есть, ошибки быть не может. Он сунул бумажку себе в карман.

– Э-э… Зачем это вам, сэр?

– Что?

– Иконограмма, что я одолжил у туриста.

– Понятия не имею, о чем ты.

– Но вы же…

– Слушай, капитан, скажу честно: разговоры о всяких несуществующих вещах очень мешают продвижению по служебной лестнице.

– О!

Часы словно бы затикали громче.

– Вы о чем-то думаете, сэр.

– Время от времени я задаю своим мозгам такую работу, капитан. Как ни странно.

– Но о чем вы думаете, сэр?

– О том, о чем они хотят, чтобы я думал.

– А кто такие они?

– Пока не знаю. Всему свое время.

Звякнул колокольчик.

Ваймс поднялся.

– Знаешь, я всегда говорил и не устаю повторять… – начал было он.

Моркоу принялся полировать рукавом шлем.

– Да, сэр. «Все в чем-то виноваты, особенно те, которые не виноваты ни в чем», сэр.

– Нет, не это…

– Э-э… ну тогда: «Всегда имей в виду, что можешь чудовищно заблуждаться»?

– Опять нет.

– Тогда, может: «Как вообще получилось, что Шнобби стал стражником?» Эту фразу, сэр, вы частенько повторяете.

– Да нет же! «Всегда прикидывайся дураком» – вот что я имел в виду.

– А, это! Ну конечно, сэр. Теперь буду помнить, что вы всегда это говорите, сэр.

Оба взяли шлемы на изгиб руки. Ваймс постучал.

– Войдите, – отозвались изнутри.

Патриций стоял у окна.

А еще в кабинете стояли или сидели лорд Ржав и другие. Ваймс никогда не понимал, по какому принципу отбирались так называемые гражданские вожди. Они появлялись словно бы из ниоткуда, подобно гвоздям в подметках.

– А, Ваймс… – нарушил молчание Витинари.

– Сэр.

– Давай не будем ходить вокруг до около, Ваймс. Прошлой ночью твои люди все тщательно проверили. Как же этот человек там оказался? По волшебству?

– Не могу сказать, сэр.

Моркоу, застывший по стойке «смирно», сморгнул.

– Твои люди ведь проверяли Барбикан?

– Никак нет, сэр.

– Не проверяли?

– Никак нет, сэр. Барбикан проверял я сам.

– Значит, ты сам, лично, проверил Барбикан, да, Ваймс? – уточнил Боггис из Гильдии Воров.

В эту секунду капитан Моркоу чуть ли не кожей ощутил мысли Ваймса.

– Верно… Боггис. – Отвечая, Ваймс даже не повернул головы. – Но… мы считаем, что кто-то проник туда через заколоченные окна, сняв предварительно доски, а потом поставив их обратно. Кое-где стерта пыль и…

– Однако ты, Ваймс, ничего этого не заметил?

Ваймс вздохнул.

– Доски приколотили на место столь аккуратно, что даже посреди бела дня было трудно заметить это. Не говоря уже о ночи.

«И не то чтобы мы заметили это, – добавил он про себя. – Ангва сперва унюхала запах».

Лорд Витинари уселся за свой стол.

– Ситуация весьма опасна, Ваймс.

– Да, сэр?

– Его высочество очень серьезно ранен. А принц Кадрам, по нашим сведениям, вне себя от ярости.

– Он настаивает на том, чтобы его брат не покидал посольства, – встрял лорд Ржав. – Это преднамеренное оскорбление. Как будто у нас в городе нет хороших хирургов.

– Вот тут они не правы, – согласился Ваймс. – Многие из них к тому же отличные парикмахеры.

– Ты надо мной издеваешься, Ваймс?

– Разумеется, нет, милорд. Ни у одного чужеземного хирурга я не видел на полу таких чистых опилок, как у наших городских.

Ржав бросил на него бешеный взгляд.

Патриций кашлянул.

– Итак, командор, личность убийцы уже выяснена? – спросил он.

Моркоу ожидал, что Ваймс сейчас поправит: «Предполагаемого убийцы, сэр», но…

– Да, сэр, – вместо этого произнес командор. – Это… это был Осси Шок, сэр. Других имен у него вроде не было. Жил на Рыночной улице. Время от времени выполнял всякую скользкую работенку. Был одинок. Ни родственников, ни друзей обнаружить не удалось. Ведется расследование.

– И это все? – протянул лорд Низз.

– Потребовалось некоторое время, чтобы идентифицировать его личность, сэр, – флегматично ответил Ваймс.

– Неужели? Это почему же?

– Чтобы не вдаваться в технические подробности, в целом потому, что ему можно было даже не делать гроб. Сунуть меж двух амбарных дверей, и делов-то.

– Он действовал в одиночку?

– Тело мы нашли только одно. Но вокруг валялись груды камней от недавно рухнувшей кладки, так что…

– Я имел в виду, принадлежал ли он к какой-нибудь организации? Есть ли основания полагать, что он был антиклатчцем?

– Кроме того, что он пытался убить одного из этих самых клатчцев? Мы расследуем этот вопрос.

– У меня складывается впечатление, Ваймс, что ты недостаточно серьезно относишься к этому расследованию, – процедил лорд Низз.

– Я поручил работу лучшим из лучших, сэр. – У кого внезапно стал встревоженный вид? – Сержанту Колону и капралу Шноббсу. – На чьем лице отобразилось облегчение? – Они очень опытные люди. Хребет Стражи, можно сказать.

– Колон и Шноббс? – Патриций поднял бровь. – В самом деле?

– Так точно, сэр.

На краткое мгновение их взгляды встретились.

– Ситуация складывается угрожающая, Ваймс, – заметил Витинари.

– Что я могу на это сказать, сэр? Я увидел, что на Барбикане кто-то есть, бросился туда, этот кто-то тем временем всадил в принца стрелу, а убийцу я обнаружил у подножия башни, по всем признакам – мертвого, рядом валялись лишь сломанный лук и много-много камней. Возможно, из-за вчерашней бури часть кладки расшаталась. Я не могу выдумывать несуществующие факты, сэр.

Моркоу внимательно разглядывал лица собравшихся за столом. Почти на всех было написано облегчение.

– Одинокий лучник… – задумчиво произнес Витинари. – Чокнутый идиот, почему-то затаивший злобу на Клатч. И погибший при исполнении, гм, особо смертоносных намерений. Зато благодаря доблестным действиям нашей Стражи нам удалось предотвратить, по крайней мере, мгновенную смерть жертвы.

– Благодаря доблестным действиям? – переспросил Низз. – Насколько помню, когда Ваймс умчался в сторону Барбикана, капитан Моркоу сразу побежал к голове колонны, но, честно говоря, Ваймс, твои странные действия, предшествующие…

– Сейчас это не имеет отношения к делу, – оборвал его лорд Витинари. Он опять заговорил особым голосом, странно далеким, словно бы докладывал о происшедшем кому-то еще. – Если бы командор Ваймс не замедлил ход процессии, позиция безумца была бы куда более выгодной, и выстрелил бы он гораздо точнее. А так он запаниковал. Да… Принца, пожалуй, устроит такая интерпретация.

– Принца? – переспросил Ваймс. – Но этот бедолага…

– Его брата, – поправил патриций.

– А! Это который хороший?

– Благодарю, командор. – Патриций решил положить конец обсуждению. – Благодарю, господа. Не смею больше вас задерживать. О, Ваймс… будь любезен, останься буквально на минутку. Но не ты, капитан Моркоу. Наверняка в эту самую минуту кто-то где-то совершает преступление.

Пока участники собрания один за другим покидали комнату, Ваймс неотрывно таращился на стену напротив. Витинари вернулся к окну.

– Странные настали дни, командор, – произнес он.

– Сэр.

– К примеру, добрую половину сегодняшнего дня капитан Моркоу провел на крыше Оперы. Там он стрелял из лука, выпуская стрелы одну за другой в сторону, как ни странно, стрельбища.

– Очень осторожный паренек, сэр.

– Вполне может статься, что расстояние между Оперой и стрельбищем такое же, что и расстояние между верхней площадкой Барбикана и местом, где в принца попала стрела.

– Бывают же такие совпадения!

Витинари вздохнул.

– И зачем он этим занимается?

– Забавно, сэр, но совсем недавно Моркоу рассказал мне, что, оказывается, по сию пору действует постановление, согласно которому каждый гражданин обязан ежедневно в течение часа упражняться в стрельбе из лука. Закон приняли в тысяча триста пятьдесят шестом году, да так и забыли…

– Ты догадываешься, почему я отослал капитана Моркоу?

– Не совсем, сэр.

– Капитан Моркоу честный юноша, Ваймс.

– Так точно, сэр.

– Известно ли тебе, что каждый раз, когда ты произносишь очевидную ложь, он болезненно морщится?

– В самом деле, сэр?

«Вот черт».

– Просто слезы наворачиваются, когда видишь, как его честное лицо сводит судорогами.

– Вы очень сострадательны, сэр.

– Где находился второй лучник, Ваймс?

«Черт!»

– Какой второй лучник, сэр?

– Слушай, Ваймс, тебе никогда не хотелось испытать себя на актерском поприще?

«Что толку сопротивляться, я все равно попадусь», – подумал Ваймс.

– Нет, сэр.

– Жаль. Уверен, для театрального искусства это колоссальная потеря. Ты, если не ошибаюсь, утверждал, что этот человек забрался внутрь и поставил доски на место.

– Так точно, сэр.

– И прибил их?

«Черт».

– Выходит, так, сэр.

– Снаружи.

«Проклятье».

– Так точно, сэр.

– В таком случае ловкость этого одинокого стрелка просто поражает.

Ваймс счел за лучшее никак не комментировать это замечание. Витинари сел за стол, сложил пальцы у губ домиком и посмотрел на Ваймса.

– Колон и Шноббс ведут расследование? В самом деле?

– Так точно, сэр.

– А если бы я спросил тебя почему, ты бы притворился, что не понимаешь вопрос?

Ваймс нахмурил лоб, изобразив честную растерянность.

– Сэр?

– Если ты еще раз произнесешь вот таким глупым голосом «сэр?», клянусь, тебя ждут большие неприятности.

– Они хорошие стражники, сэр.

– Тем не менее кое-кто мог бы счесть их лишенными воображения, туповатыми и… как бы это сказать?.. склонными принимать на веру первое подвернувшееся объяснение, после чего быстро удаляться, чтобы это дело перекурить. Как еще такое можно назвать? Недостатком воображения? Поверхностностью? Тенденцией выносить скоропалительные суждения?

– Надеюсь, вы не подвергаете сомнению добросовестность моих людей?

– Ваймс, нечто изначально отсутствующее не может быть подвергнуто сомнению либо осуждению.

– Сэр?

– Тем не менее… нам ни к чему осложнения, Ваймс. Изобретательный одинокий безумец… что ж, таковых много. Достойный сожаления инцидент.

– Так точно, сэр.

Ваймс заметил, что в глазах патриция промелькнула некая далекая грусть, и решил, что не помешает выказать толику участия.

– Фреду и Шнобби тоже ни к чему осложнения, сэр.

– Нам нужны простые ответы, Ваймс.

– Сэр, в простоте Фреду и Шнобби нет равных.

Патриций повернулся к окну и обвел взглядом панораму города.

– М-да, – уже спокойнее произнес он. – Простые люди, которые обнаружат простую истину.

– Это факт, сэр.

– Ты схватываешь на лету, Ваймс.

– Не мне судить, сэр.

– И что будет, когда они обнаружат нашу простую истину, а, Ваймс?

– С истиной не поспоришь, сэр.

– Насколько я тебя знаю, Ваймс, ты способен оспорить что угодно.

Некоторое время после ухода Ваймса лорд Витинари сидел за столом и смотрел в пустоту. Потом вынул из ящика ключ и, подойдя к стене, надавил на определенный кирпич.

Громыхнул противовес. Стена, как дверь, распахнулась внутрь.

Патриций бесшумно двинулся по узкому проходу. Там и сям коридор озарялся очень тусклым светом, сочившимся из-за маленьких панелей. Тот, кому вздумалось бы отодвинуть одну такую панельку, смог бы выглянуть наружу. И какое удобное совпадение, что дырочки были просверлены как раз на месте глаз висевшего с той стороны стены портрета.

Все эти реликты остались от предыдущего правителя. Витинари никогда ими не пользовался. Глядеть на жизнь чужими глазами – это было не для него.

Он продолжал подниматься по темным лестницам и преодолевать замшелые коридоры. Время от времени Витинари совершал движения, предназначение которых понять было очень сложно. По пути он то там то сям прикасался к стене, словно бы не задумываясь. А в одной выложенной плитками галерее, освещаемой лишь серым светом из забытого всеми, кроме самых оптимистично настроенных мух, окна, он принялся словно бы играть сам с собой в «классики», при этом одежды его развевались, а суставы, когда он перепрыгивал с плиты на плиту, похрустывали.

Вся эта странная деятельность никаких видимых плодов не принесла, но в конце концов патриций достиг двери, которую и отпер. Сделал он это с некоторой осторожностью.

Из-за двери вырвался клуб дыма, а мерное «поп-поп», которое Витинари услышал еще в самом начале галереи, стало значительно громче. На мгновение звук как будто споткнулся. Потом раздалось оглушительное «ба-бах!», а в следующую секунду мимо уха патриция просвистел кусок раскаленного металла и вонзился в стену.

– Ой-ей, – донеслось из дыма.

В голосе не проявилось особого неудовольствия, скорее он прозвучал так, как будто обращались к очаровательному щенку, который, несмотря на все ласковые упреки и наставления, опять сидит рядом с расплывающимся на ковре пятном.

Когда клубы рассеялись, говорящий, видный лишь как расплывчатая тень, обратился с болезненной полуулыбочкой к Витинари:

– На этот раз полных пятнадцать секунд, милорд! Принцип, без сомнения, верен.

Таков уж он был, Леонард Щеботанский. Разговор он всегда начинал с середины и вел себя так, словно вы лучший друг, разбирающийся в происходящем ничуть не хуже его и обладающий по меньшей мере столь же выдающимся умом.

Витинари внимательно разглядывал кучку погнутого и перекрученного металла.

– Что это было, Леонард?

– Экспериментальный прибор для преобразования химической энергии во вращательное движение, – объяснил Леонард. – Как понимаете, главная проблема состоит в перемещении зернышек черного порошка в камеру сгорания со строго определенной скоростью и строго по очереди. Но если последовательность нарушится и зернышки загорятся друг от друга, то мы получим, если можно так выразиться, двигатель внешнего сгорания.

– И в чем же цель эксперимента? – полюбопытствовал патриций.

– Я верю, что такой механизм легко может заменить лошадь, – гордо сообщил Леонард.

Оба опять посмотрели на поверженный прибор.

– Одна из особенностей лошадей, на которую часто обращают внимание, – произнес после некоторого размышления Витинари, – заключается в том, что они очень редко взрываются. Я бы даже сказал, никогда, если не считать единственного случая три года назад, но тогда выдалось очень жаркое лето.

Он брезгливо выудил что-то из металлической кучи. «Что-то» оказалось парой клочков белого меха, соединенных шнурком. На мягких кубиках виднелись точки.

– Кости? – спросил он.

Леонард смущенно улыбнулся.

– Да. Не знаю почему, но я решил, что с ними прибор будет работать лучше. Это была просто, если можно так выразиться, шальная идея. Сами знаете, как бывает.

Лорд Витинари кивнул. Уж он-то действительно знал, как бывало. Именно поэтому дверь открывалась единственным ключом и ключ этот хранился у него. Не то чтобы Леонард Щеботанский был узником – разве что по каким-то устаревшим, ограниченным стандартам. Скорее напротив, он был как будто даже благодарен за возможность обитать на этом светлом, хорошо проветриваемом чердаке, где ему предоставлялось сколько угодно дерева, бумаги, угольных карандашей и краски, а за жилье или еду не надо было платить ничего.

Не говоря уже о том, что человека, подобного Леонарду Щеботанскому, по-настоящему заточить в тюрьму невозможно. Самое худшее, что вы могли сделать, это запереть его тело. Где путешествует его дух – знали только боги. И хотя ума у великого ученого было столько, что он периодически протекал наружу, Леонард Щеботанский в жизни не сказал бы вам, куда дует политический ветер. Даже если бы вы оснастили его, Леонарда, парусами.

Невероятный мозг Леонарда Щеботанского плевался во все стороны искрами изобретений, словно полная картошки и масла сковорода, скворчащая на Печи Жизни. Невозможно было предсказать, что станет предметом его размышлений в следующую минуту, поскольку сама вселенная беспрерывно его перепрограммировала. Зрелище водопада, парящая птица – что угодно могло положить начало совершенно новому ходу мыслей, головокружительный вираж которых неизменно заканчивался грудой металла, торчащими во все стороны пружинами и торжествующим воплем: «Я понял, в чем была моя ошибка!» Леонард Щеботанский некогда состоял членом почти всех профессиональных Гильдий города, но его отовсюду вышвырнули – либо за невероятно высокие оценки на экзаменах, либо в ряде случаев за споры с экзаменаторами. Поговаривали, что некогда Леонард Щеботанский взорвал Гильдию Алхимиков при помощи всего лишь стакана воды, чайной ложки кислоты, двух мотков проволоки и теннисного шарика.

Любой здравомыслящий правитель давным-давно избавился бы от Леонарда. Лорд Витинари был чрезвычайно здравомыслящим правителем, поэтому сам частенько удивлялся, почему он до сих пор этого не сделал. Наверное, потому, в конце концов пришел к выводу он, что внутри бесценного янтаря, который представлял собой пытливый ум Леонарда, под покровом ярко горящего, вечно ищущего гения было заключено что-то вроде своенравной невинности (в человеке менее крупного таланта нечто подобное назвали бы глупостью). Именно эта невинность и была воплощением той силы, которая на протяжении многих тысячелетий заставляла людей совать пальцы в розетки вселенной и нажимать на всякие неизвестные кнопки, дабы посмотреть, а не произойдет ли что интересное, – и потом очень удивляться, когда что-то действительно происходило.

Это была великая сила, это была полезная сила. А патриций отчасти представлял собой политический эквивалент старой тетушки, которая хранит старые коробки и обрывки шнурков, потому что «никогда не знаешь, в какой момент они могут пригодиться».

Нельзя же ведь разработать план на все случаи жизни. Планирование подразумевает знание будущего, но, зная, что с вами случится что-то плохое, вы наверняка проследили бы, чтобы оно не случилось – или, по крайней мере, случилось с кем-нибудь другим. Посему патриций никогда не планировал. Планы зачастую только мешают.

И последняя причина, по которой патриций сохранил Леонарду жизнь и поместил его в пределах досягаемости, заключалась в том, что тот был приятным и удобным собеседником. Он не понимал почти ни слова из того, что говорил ему лорд Витинари, его представление о мире было путаным, как у контуженого утенка, и, самое главное, он даже не пытался вникать в речи собеседника. Это делало его идеальным наперсником. В конце концов, обращаясь за советом, вы ведь не всегда хотите таковой получить. Иногда вам просто надо, чтобы кто-то присутствовал, пока вы будете говорить сами с собой.

– А я как раз заваривал чай, – сказал Леонард. – Присоединитесь?

Проследив за взглядом патриция, он тоже обратил взор на заляпанную коричневым стену, из которой торчала оплавившаяся железяка.

– Боюсь, автоматическая чайная машина не сработала, – покачал головой он. – Придется заваривать вручную.

– Так, пожалуй, будет лучше, – согласился лорд Витинари.

Он примостился среди мольбертов и, пока Леонард у камина занимался своим делом, принялся просматривать последние наброски. Леонард рисовал так же автоматически, как другие почесывались; гениальность – определенного рода гениальность – сыпалась с него, как перхоть.

Вот изображение человека, линии так точны, что кажется, он вот-вот сойдет с листа. А вокруг, поскольку Леонард очень ценил белое пространство листа, расположились в беспорядке другие наброски. Большой палец ноги. Ваза с цветами. Прибор, по всей видимости для заточки карандашей, работающий на энергии падающей воды…

Витинари нашел искомое в левом нижнем углу, втиснутое между новым типом отвертки и приспособлением для открытия устричных раковин. Это – или нечто сильно его напоминающее – присутствовало всегда.

Одна из причин, почему Леонард был такой редкой птицей и почему его надо было держать под замком и не спускать с него глаз, заключалась в том, что он не видел разницы между пальцем, розами, точилкой и этим.

– О, автопортрет! – Леонард вернулся с двумя чашками.

– Да-да, именно он, – ответил Витинари. – Но меня заинтересовал вот этот маленький набросок. Военная машина…

– Ах это? Так, ерунда. Вы когда-нибудь замечали, каким образом роса на розах…

– Вот эта деталь… она для чего? – не отступал Витинари.

– Эта? Метатель ядер из расплавленной серы. – Леонард поставил на стол тарелку с печеньем. – По моим расчетам, можно получить длину броска почти в полмили, если отсоединить бесконечный хомут от ведущих колес и вращать лебедку с помощью волов.

– В самом деле? – Витинари говорил, словно отмеривая каждое слово на весах. – И такую машину возможно построить?

– Что? Ну да. Еще миндального печенья? Теоретически возможно.

– Теоретически?

– Но на практике никто не будет это делать. Обрушить на своих собратьев, людей, ливень из неугасимого пламени? Ха! – Леонард взмахнул рукой, посыпались миндальные крошки. – Вы не найдете мастера, который бы построил такую машину, или солдата, который нажал бы на рычаг… Рычаг – это часть 3 (б) плана, вот, вот эта загогулина…

– Конечно, конечно, – кивнул Витинари. – К тому же, – добавил он, – думаю, эти гигантские рукоятки обязательно сломаются…

– Мореные ясень и тис, ламинированные и соединенные посредством специальных металлических болтов, – не замедлил ответить Леонард. – Я сделал кое-какие расчеты, вон там, под наброском со световым лучом, проходящим сквозь дождевую каплю. Просто в качестве интеллектуального упражнения.

Витинари пробежал глазами несколько строк, написанных крючковатым обратносторонним почерком Леонарда.

– Ну да. – Он мрачно отложил бумагу. – Я ведь рассказывал тебе, что ситуация с Клатчем чрезвычайно накалилась? Принц Кадрам пытается достигнуть многого за очень короткий срок. Чтобы укрепить свои позиции, он стремится к объединению и возлагает надежды на поддержку партнеров, несколько изменчивых и непостоянных. Насколько я понимаю, многие плетут против него интриги.

– В самом деле? Что ж, люди склонны к этому, – заметил Леонард. – Кстати, недавно я рассматривал паучьи сети – наверняка вам будет интересно послушать, – так вот, соотношение прочности сети и веса паука значительно превышает аналогичный показатель у нашей самой лучшей металлической проволоки. Ну разве не поразительно?

– И какое оружие ты из них придумал? – язвительно осведомился патриций.

– Прошу прощения, не понял?

– Не обращай внимания. Просто размышляю вслух.

– Вы так и не прикоснулись к чаю, – заметил Леонард.

Витинари окинул взглядом комнату. Она была забита… вещами. Трубками, старыми бумажными змеями и каркасами, смахивающими на скелеты древних зверей. Одна из спасительных особенностей Леонарда – в самом деле спасительных, с точки зрения Витинари, – заключалась в странном объеме внимания. Не то чтобы ему все быстро надоедало. О нет, наоборот, его интересовало все. Абсолютно все во вселенной. Именно поэтому экспериментальное приспособление для потрошения людей на расстоянии вскоре превращалось в ткацкий станок, а потом – в инструмент для определения плотности сыра.

Он отвлекался легко, как котенок. Взять, к примеру, затею с летающей машиной. Ее крылья, словно некогда принадлежавшие гигантской летучей мыши, до сих пор свисают с потолка. Патриций был более чем счастлив, когда Леонард взялся за эту идею, – все равно ничего не получилось бы, ведь любому ясно: ни одно человеческое существо не в состоянии будет размахивать крыльями с достаточной силой.

Да и можно было не беспокоиться. Очень быстро Леонард переключился на другое свое изобретение. Кончилось тем, что он потратил уйму времени, конструируя специальный поднос, с помощью которого люди могли бы есть в воздухе.

Воистину невинный человек. И все же всегда, неизменно, ведомый какой-то частичкой своей души, он рисует эти никудышные, но притягательные машины, окутанные облаками дыма, в окружении тщательно пронумерованных инженерных диаграмм…

– А это что? – Витинари указал на соседний листок.

Рисунок изображал человека с большой металлической сферой в руках.

– Это? Что-то вроде игрушки, не более. Основано на свойствах некоторых металлов, во всех других отношениях совершенно бесполезных. Им не нравится, когда их сжимают. На сжатие они реагируют взрывом. С чрезвычайным проворством.

– Опять оружие…

– Ни в коей мере, милорд! Это никак нельзя использовать в качестве оружия! Однако я задумывался над возможным применением данного изобретения в горнодобывающей промышленности…

– В самом деле?

– Допустим, когда нужно убрать с пути гору.

– Послушай, – Витинари отложил чертеж, – у тебя ведь нет родственников в Клатче?

– По-моему, нет. Моя семья давно уже живет в Щеботане, много поколений.

– О! Отлично. Но… клатчцы ведь очень умны, как ты считаешь?

– Разумеется. Во многих дисциплинах они стали первооткрывателями. Например, в работе с железом и прочими металлами…

– Железом… – со вздохом повторил патриций.

– Ну и в алхимии, разумеется. «Принципия Взрыватия» Аффира Аль-Химы более ста лет считалась главным научным трудом в этой области.

– Алхимия, – мрачно произнес патриций. – Сера и тому подобное…

– Совершенно верно.

– Но, судя по твоим словам, все эти великие достижения имели место изрядное время тому назад… – промолвил лорд Витинари голосом человека, изо всех сил пытающегося увидеть свет в конце тоннеля.

– Ну конечно! И с тех пор эти люди колоссально, невероятно прогрессировали! – беспечно откликнулся Леонард Щеботанский.

– Правда?! – Патриций слегка осел. Свет в конце тоннеля оказался пламенем пожара.

– Великолепные умы, достойные всяческой похвалы! – захлебываясь от восторга, продолжал Леонард. – Лично я всегда считал, это все от пустыни. Суровые условия заставляют думать быстро. Начинаешь ценить мгновение, осознаешь быстротечность времени.

Взгляд патриция упал на еще один лист. Между изображением птичьего крыла и чертежом шарикосоединения уместилось нечто с шипастыми колесами и вращающимися режущими лопастями. В дополнение к приспособлению для убирания гор…

– Дело не в пустыне, – сказал он. Потом опять вздохнул и отложил листы. – Ты слышал что-нибудь о пропавшем острове? О Лешпе?

– Да, разумеется. Я делал там наброски некоторое время назад, – ответил Леонард. – Припоминается, было весьма интересно. Еще чаю? Боюсь, ваш уже остыл. Вас интересует что-то конкретное?

Патриций ущипнул себя за переносицу.

– Трудно сказать. Возникла небольшая проблема. Я подумал: быть может, ты нам поможешь… И судя по всему, – патриций опять посмотрел на наброски, – к моему превеликому сожалению, ты действительно можешь нам помочь. – Он встал, разгладил складки на одежде и выдавил улыбку: – Тебе всего хватает?

– Еще проволоки не помешало бы, – отозвался Леонард. – И жженая умбра кончилась.

– Все это пришлют незамедлительно, – заверил Витинари. – А теперь, если позволишь…

Он покинул помещение.

Убирая со стола чашки, Леонард радостно кивнул. Потом перенес двигатель внутреннего взрывания на груду металлолома рядом с небольшим кузнечным горном и, забравшись по лестнице, открыл клапан в потолке.

Он как раз устанавливал мольберт, чтобы начать работу над новым проектом, когда до него донеслось отдаленное погромыхивание. Как будто кто-то бежал, время от времени делая паузу, чтобы отпрыгнуть на одной ноге в сторону.

Потом настала тишина, словно бегун замер, переводя дыхание и поправляя одежду.

Затем дверь отворилась и вошел патриций. Опустившись на стул, он внимательно посмотрел на Леонарда Щеботанского.

– Что-что ты там делал? – спросил он.

Ваймс то так, то этак поворачивал под увеличительным стеклом зубок гвоздики.

– Тут отметины от зубов, – сказал он.

– Так точно, сэр, – ответила Задранец, представляющая во всей своей полноте алхимический отдел Городской Стражи. – Как будто зубок жевали вместо жвачки.

Ваймс откинулся на спинку стула.

– Я бы сказал, – задумчиво произнес он, – что в последний раз к этой гвоздике прикасался смуглый мужчина приблизительно моего роста. Несколько зубов золотые. Кроме того, у него имеется борода. И легкое косоглазие. Лицо в шрамах. Носил с собой очень большой меч. Очень большой и очень кривой. А на голове у него был, судя по всему, тюрбан – для скунса эта штуковина недостаточно быстро двигалась.

Задранец остолбенела.

– Изобличить преступника так же сложно, как и угадать победителя на скачках. – Ваймс положил зубок на стол. – Но если ты заранее знаешь победителя, то, как говорится, дело в шлеме. Благодарю, капрал. Пожалуйста, занеси описание в протокол и раздай всем по копии. Наш человек более известен под именем Ахмед 71-й час, боги знают почему. А потом можешь идти домой и отдыхать.

Повернувшись, Ваймс посмотрел на заполонивших собой крохотную комнатушку Моркоу и Ангву и кивнул девушке.

– Я шла по гвоздичному запаху до самых доков, – сообщила она.

– А потом?

– А потом я потеряла след, сэр. – Ангва смущенно потупилась. – Я без всяких проблем прошла рыбный рынок. Так же как и скотобойни. Но рынок пряностей…

– Понятно. И больше взять след не удалось?

– В каком-то смысле, сэр. Оттуда он пошел в сотни разных направлений. Я… мне…

– Тут ничего не поделаешь. Моркоу?

– Я сделал все, как вы приказали, сэр. Крыша Оперы и в самом деле располагается на нужном расстоянии от стрельбища. Я взял лук, в точности такой, из которого стрелял он, сэр…

Ваймс предостерегающе поднял палец.

Моркоу как загипнотизированный посмотрел на него, после чего медленно продолжил:

– …Похожий… на тот… который вы нашли рядом с ним, сэр…

– Правильно. И?

– «Точновцель-5» Коренного и Рукисилы, сэр. Профессиональный лук. Я не специалист, но все-таки смог попасть в цель. Однако…

– Позволь-ка мне досказать, – перебил Ваймс. – Ты крупный парень, Моркоу. А у покойного Осси руки были, как у Шнобби, что палочки.

– Верно, сэр. А тяга у лука в сто фунтов, не меньше. Ему и тетивы-то было не натянуть.

– Представляю себе это зрелище. Боги праведные… единственное, во что бы он точно угодил, так это в собственную ногу. Кстати, как тебе показалось, тебя там никто не видел?

– Вряд ли, сэр. Кругом были вентиляционные шахты и каминные трубы. А что, сэр?

Ваймс вздохнул.

– Капитан, даже если бы дело происходило в полночь в глубоком-глубоком погребе, и то на следующее утро его светлость, вызвав меня, спросил бы: «Командор, зачем твой человек стрелял из лука в такую темень в таком глубоком погребе?»

Он вытащил из кармана уже довольно потрепанную иконограмму. На ней Моркоу – или, по крайней мере, его ухо и рука – бежал по направлению к процессии. Впереди, среди людей, оборачивающихся навстречу ему, был и принц. Но никаких признаков присутствия Ахмеда 71-й час не наблюдалось. Однако, как известно, на званом вечере Ахмед был. А потом началась толкотня у парадного входа, люди менялись местами, наступали друг другу на плащи, отлучались по всяким нуждам, стукались лбами… Он мог исчезнуть куда угодно.

– А к тому моменту, когда ты добежал до принца, он уже лежал на земле? Со стрелой в спине? И лицом к тебе?

– Так точно, сэр. Кругом, само собой, уже была суматоха…

– Следовательно, принц был убит выстрелом в спину человеком, который находился спереди и вряд ли был в состоянии воспользоваться луком так, чтобы выстрелить в жертву сзади…

В окно постучали.

– Водослей, – произнес Ваймс, не оглядываясь. – Я посылал его с поручением…

Констебль Водослей стоял в Страже как-то особняком. Не то чтобы он с людьми не ладил – как можно ладить или не ладить с тем, с кем почти не общаешься? А общался он только с теми, кого встречал выше, скажем, третьего этажа. Дело все в том, что естественной средой обитания констебля Водослея были крыши. Он там жил, он ими дышал – фигурально выражаясь, разумеется. Но Водослей и сам был фигурой, вернее сказать, горгульей. Он искренне пытался сойтись с сослуживцами, однажды на страшдество даже спустился вниз, чтобы повеселиться на праздничной вечеринке, на которой налился по самые уши, демонстрируя искреннее желание стать таким, как все. Однако горгульи очень неуютно себя чувствуют, спускаясь на землю, поэтому очень скоро он отбыл через каминную трубу, и всю ночь над засыпанными снегом крышами печальным эхом отдавался писк его бумажной пищалки.

Зато горгульи отличаются наблюдательностью и хорошей памятью, а уж в терпении им и вовсе нет равных.

Ваймс отворил окно. Рывками Водослей разложился внутрь комнаты и быстро вскарабкался на угол письменного стола Ваймса, повыше от пола, – так ему было спокойнее.

Ангва и Моркоу как завороженные смотрели на стрелу, зажатую в лапе Водослея.

– Отличная работа, Водослей, – все тем же ровным голосом похвалил Ваймс. – Где ты ее нашел?

Водослей изрыгнул серию гортанных звуков, которые могло издавать только существо со ртом в виде трубы.

– Торчала на уровне третьего этажа в стене одежной лавки на площади Разбитых Лун, – перевел Моркоу.

– …Ишк, – добавил Водослей.

– Почти на полдороге к Саторской площади, сэр.

– Н-да-а, – протянул Ваймс. – Хилый человечек пытается натянуть тетиву, стрела болтается туда-сюда, потом летит в противоположный конец города… Спасибо, Водослей. На этой неделе получишь премиального голубя.

– …Нкорр. – С этими словами Водослей вывалился из окна на улицу.

– Вы позволите, сэр? – произнесла Ангва.

Забрав у Ваймса стрелу, она закрыла глаза и настороженно принюхалась.

– О да… Это Осси, – кивнула она. – Его запах…

– Спасибо, капрал. Всегда полезно знать наверняка.

Взяв стрелу, Моркоу критически ее оглядел.

– Ха! Из тех, что покупают любители, считая, что чем круче вид, тем больше вероятность, что стрела попадет в цель. Показушничество.

– Верно, – согласился Ваймс. – Ты, Моркоу, и ты, Ангва… вы занимаетесь этим случаем.

– Сэр, но… – смутился Моркоу. – Я немного недопонимаю. Я считал, вы поручили расследование Фреду и Шнобби…

– Верно.

– Тогда…

– Сержант Колон и капрал Шноббс пытаются выяснить, почему Осси хотел убить принца. И знаете что? Они очень много всякого накопают. Я в этом абсолютно уверен. Нутром чую, можно сказать.

1 Ладони располагаются под прямым углом одна к другой и не столько хлопают, сколько выразительно прикладываются друг к другу, в то время как аплодирующий сверлит взглядом аудиторию, словно бы говоря: «Сейчас последуют бурные аплодисменты, или вся школа останется на дополнительные занятия».

2 Типично женский жест.

3 Вероятность того, что человек ни в чем не виновен, даже не рассматривалась.

4 Термин, изобретенный Деверхом Будтом (Его родители, люди простые и деревенские, хотели девочку и даже заранее придумали ей имя – Дениза.). Применив систему наград и наказаний, он добился того, что его собака, заслышав звон колокольчика, со всех лап бросалась жрать клубничные меренги.

Вход для пользователей

Меню