Читать онлайн Забаглионе бесплатно

ISBN 978-5-0062-1919-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Забаглионе

Всякое знакомство, всякое происшествие было бы для всецело вдохновенного человека началом бесконечного романа.Новалис. «Генрих фон Офтердинген»

– Объём помощи всегда меньше или равен уровню наших возможностей…

«Психотерапевт», – мелькнуло в голове. Я резко обернулся, ища глазами хозяина слов.

За соседним столиком разговаривал по телефону мужчина: лет сорока, в тёмно-синем классическом костюме-тройке, почти чёрном на контрасте с белоснежной рубашкой. Странный торжественно-строгий образ задержал моё внимание. Серьёзное лицо незнакомца завораживало правильными, художественными чертами – чёткие скулы, прямой нос, высокий лоб… В сочетании с тёмно-русыми волосами и светлым глазами, он мгновенно предстал в моём рассеянном воображении рыцарем эпохи королей и крестовых походов. Но особенно привлекали внимание его руки – с красивыми длинными пальцами, аристократической формы и «поведения». Он мельком взглянул на меня и спокойно продолжил свой разговор. Я же сейчас сам себе удивлялся. Моё внимание, обычно довольно рассеянное в моменты одиночества, неприлично пристально было приковано к абсолютно безупречному человеку, никак не достойному такой бестактности.

Беседа незнакомца стала эмоциональнее, но он выстраивал чёткие и, в то же время, мягкие фразы, судя по всему, стараясь снизить накал. Я воспользовался этим и стал ненавязчиво наблюдать. Всё его поведение выдавало высокую профессиональную организованность – редкие движения рук неспешны и осознанны, поза – удобная, не напряжённая, тон мягкий, гипнотический, на лице читалась искренняя вовлечённость. В образе этого человека, жестах, голосе сквозило что-то знакомое, простое и притягательное. Разговор вскоре был окончен, и он неожиданно и прямо посмотрел мне в глаза. Его серый взгляд был очень тяжелым, мгновенно сковавшим ощущения. Я будто на мгновение оцепенел. Показалось, что он скажет что-то, но незнакомец медленно и спокойно перевёл взгляд на свои записи, а я облегченно, но слегка разочарованно вздохнул. После неторопливо откинулся на спинку кресла и вернулся к старым мыслям.

Что-то происходило со мной в последнее время. Настроение отличалось стабильной неустойчивостью. Спасала только работа. Я любил людей – помогал, был полностью погружён в их бесконечные проблемы и желания. Но потом всё могло резко смениться глубокой усталостью и скукой. Скучно было буквально везде – в обществе родных, знакомых, коллег. Но в такие моменты я не считал себя исключительным или особенным. Это было нечто другое, я словно выпадал из колеса привычной рутины. И чего-то ждал… Движения, действия, предчувствия – всё беспорядочно вело к чему-то. А я не понимал ни цели, ни смысла происходящего. Иногда возникала та самая укачивающая скука, иногда я настойчиво сопротивлялся обстоятельствам, но раньше или позже всё снова возвращалось к ожиданию. В конце концов, я сдался этому циклу и продолжал делать все самые обычные и необходимые вещи – те, которые сами собой окружали меня. Учился терпению – довольно сложному и скользкому чувству.

Вдруг, среди вороха подобных мыслей, моё внутреннее, давно осознанное, но не самое воспитанное начало – я называл его «Этот» – стало навязывать эгоистичные желания:

«Нужно сейчас же что-то сделать, сказать!.. Как было бы приятно вызвать интерес такого безупречного человека!» – мелькнуло в голове. Но вот усилие – я же профессионал в этом – и все приказы кончились, неприятный внутренний голос умолк – я, только я, снова себе хозяин.

Неспешно опускался вечер. Тёплый сладкий воздух наполнял изнутри спокойствием. На террасе загорелись мелкие жёлтые гирлянды. В сумерках всё ощущается иначе – пряные запахи кофе, звуки сверчков, шёпот, очнувшихся от ветра, растений. Голос города становится глуше, дальше; воздух – прозрачнее и слаще. Волшебный мир простых вещей всегда застаёт врасплох.

– Волшебно, правда?

Я даже не сразу понял, что это был вопрос.

– Да, – ответил машинально, вслух, но кому?

– Я – Виктор.

А я как будто бы знаю… Все мысли в сознании завертелись, и мгновенно провалились с сердцем куда-то вниз. Как же стало душно! Казалось, все фонарики вмиг перескочили в сознание, вспыхнули – погасли, оставив пугающую смесь беспорядочных эмоций. Вот такого со мной никогда не было… Выдох. Я взял себя в руки и почти мгновенно пришёл в себя. Надо быть пособраннее! Всё же дело в рассеянности. И, похоже, пора отдохнуть…

– Я – Виктор, – повторил он, смотря в свои записи.

– Простите, я что-то говорил вслух?

– Нет, – он помолчал, – сегодня нет, – и снова этот серый взгляд.

Виктор был таким же доктором, как и я. Только более опытным, успешным и известным. Он часто приходил в это кафе, часто видел меня здесь. Странно, я же никогда не замечал его. В общем, это была наша первая встреча.

– С вами случались вещи неопределенного порядка? Всё же можно систематизировать по отношению, нужности, целесообразности. А бывает такое, что ни в одну вышеперечисленную или любую другую коробку не сложить. Вот так получается случайность, – на этой моей фразе Виктор улыбнулся, – и начинается поиск. Бесцельный и безнадежный, уже почти отчаянный… Я не знаю, что и зачем ищу. Но ощущаю это пока единственным смыслом. Каждый день приносит мучительное предчувствие и ожидание, а к вечеру они неминуемо сменяются разочарованием. Да что я вам-то говорю, это ведь обычная жизнь, простая, как у всех! Но для меня – всё чаще однообразная, бесцветная карусель…

– Так очнитесь, это можно контролировать, или хотя бы наблюдать.

Воспоминания часто возвращали меня в наш первый разговор. Мы с лёгкостью маленьких детей нашли общий язык, темы и все мои проблемы. И он так же легко предложил мне помочь. Как «старший товарищ» по профессии. Мне его поведение тогда польстило ужасно и удивило одновременно. Виктор – очень известная фигура в кругах профессионального сообщества психотерапевтов и вот, запросто знакомится и предлагает помощь случайному знакомому.

– Просто на словах. Похоже, это уже привычка, не воспринимать ничего обычного. А только терпеть, – усмехнулся я.

– Нет, я серьезно, это будет сложно только вначале, поверьте. Не стоит пытаться понять то, к чему ваше сознание ещё не готово. Это можно принять и бережно хранить, до времени. Но вот остальное – ваше упущение. Важно абсолютно всё, нужны терпение и внимательность. В таких ситуациях главное – владеть собой полностью. Владеть – управлять. А уж потом помогать.

Ну, если с «владеть – управлять» мне было более-менее понятно, то с «помогать»…

– Простите, что вы сказали, помогать? Я и так врач, как ещё?

– Очень просто, любыми доступными способами, и не обязательно профессиональными. – Виктор очень внимательно следил за эмоциями, реакциями, словно следуя за мной. Я списал это на бесспорный профессионализм, вот только было по-прежнему неуютно от его прямого тяжёлого взгляда.

– У меня есть пациенты. Вся моя жизнь – помощь. Как ещё? Кому? – рассеяно пробормотал я и вспомнил свой первый семинар по философии.

– Каждому, кто будет нуждаться, – улыбнулся он.

– Нельзя помочь любому. Всем и каждому, – ответил и я улыбкой, не веря, что наша беседа может получить настолько глубокий оттенок.

– Правда в том, что не любому, а именно каждому, – тихо и чётко повторил он.

Ещё долгое время, после нашей первой беседы мои воспоминания возвращались именно к этому моменту, и голос Виктора всегда звучал эхом – «не любому, а каждому…»

– —

Как и было сказано, я – начинающий психотерапевт. Свой бесценный профессиональный опыт получаю в скромно оплачиваемой должности ассистента небольшой клиники. Естественно, самостоятельной, творческой работы у меня мало, но людей я встречаю много. Я люблю людей – несмотря на их не всегда красивое многообразие, особенно в рамках профессии, но тем не менее. И люблю свой город, с нескончаемым человеческим потоком, всегда вижу каждого отдельно: у всех свои проблемы – стыд, страх, неуверенность. А в общей массе они задумчивы, увлечены, погружены, рассеяны.

«Ну и как же тут помочь каждому?» – часто вспоминал я Виктора по дороге на работу и домой.

Наверное, лучше попытаться сузить размах желаемого.

А вот круг моих близких довольно узок. В основном он состоит из родных, людей прошлого и несущественных знакомых. Люди прошлого, в моём случае, это те, кто остался за чертой доверия. По объективным причинам.

Дом… Место силы и слабости. Сколько пережито здесь! Испытание терпения постоянного количества людей на протяжении долгого периода. Звучит как теорема. Но сейчас мне уже легче её не доказывать. Профессиональные навыки отказываются работать внутри семьи. Перед этим правилом я капитулировал почти сразу, ещё на первом семестре, и решил держать вежливую дистанцию, к счастью, подкрепленную достаточно реальным расстоянием. Встречался я с родными очень редко. По важным юбилеям или скоропостижным событиям.

– Вы любите кого-то? – первые беседы с Виктором всплывали в сознании мгновенно и беспорядочно.

– Думаю да, но это такое чувство, теперь уже не похожее ни на что, пережитое когда-то ранее.

– И как его можно описать?

– Описать? Как я могу это сделать теперь? Это сравнимо со слоями десерта – каждый слой имеет свой вкус, но в итоге он-то будет совершенно иным.

Мне всегда легко и приятно говорить людям правду. Природа моего существа держится только на этом. И это не выработанное качество, а нечто, данное изначально. Я не могу изменить ни честности, ни порядочности. Потому как не умею врать. И я ни в коем случае не хвастаюсь, это мои безусловные и, порой, невыносимые якоря. Тяжело с ними жить. Особенно сложно было в детстве. Но сейчас я уже привык и осознал, насколько так короче преодолевать все трудности. Кроме того, Виктор располагал именно к такой откровенности. Странно, почему я тогда рассказывал ему практически обо всём, накопившемся за долгое время? Может быть это доверие, как к коллеге? Или уважение к его авторитету? Думаю, мне самому были крайне необходимы такие разговоры.

– Вы испытываете эмоции? – продолжал настойчиво он.

– Думаю да, я всё ещё их раб, особенно это касается родных.

– Значит, вы делите людей – родные и остальные? И соответственно, отношение к ним?

– Полагаю, это в рамках нормы. Те, кто ближе, кажутся надежнее, чтоб их проверять, – несколько вопросительно ответил я.

– Это, в общем-то, так, – улыбнулся он, – но в любую семью люди, как правило, попадают из категории «остальные». Вывод?

– Значит, это предубеждение? И разницы не должно быть? Но это, же невозможно. – Последнюю фразу я сказал почти беззвучно и задумался.

– Возможно, – усмехнулся он, обводя глазами пустое кафе, – и вы очень скоро в этом убедитесь, если захотите, конечно.

Повисла пауза, предполагающая мой вопрос.

– Я могу вам чем-то помочь?

Тут он снова остановил свой серый взгляд на мне и сказал:

– Вот именно вы и можете мне помочь. А я, надеюсь, – вам.

На этом странном моменте я себя почувствовал спокойнее. Будто куда-то приплыли, и закончилось неизбежно-тошнотворное состояние качки. В тот вечер мы ещё долго разговаривали о моих убеждениях, жизни, целях. Такими же были и последующие встречи в формате: «Доктор – Неизвестно кто» – то ли пациент, то ли знакомый по вечернему кофе. Не сказать, что я хорошо узнал этого человека, но странные чувства доверия и спокойствия окружали в те вечера.

И так прошёл месяц. Мы уже проводили практически каждый выходной вместе. С моей стороны – это была увлекательная «партия» с опытным коллегой, а с его, – думаю, разведка. В хорошем смысле. Сейчас, в это странно-свободное время сложно отдаться первому впечатлению о человеке. Но Виктор был классически-книжным случаем – прекрасно образованным и чрезвычайно воспитанным человеком с безупречной репутацией. Он поражал приветливой холодностью и своеобразным остроумием, а отсутствие скрытой, тонкой злобы или праздности в его рассуждениях подкупало и обезоруживало окончательно.

Мы разговаривали о многом, и практически всегда он переключался на моё отношение к вопросу. Видимо, это и сыграло свою роль в его восприятии. Потому как спустя уже пару недель я понял, что нетерпеливо ожидаю каждую встречу с этим человеком! И это после столь короткого знакомства! А ведь я не наивный привязчивый подросток и способен отличить искренность от фальши поведенческих рамок. Виктор сразил меня редкой искренностью, прямой, сверкающей. Наши встречи всегда происходили в одно и тоже время, в одном и том же месте. Вначале, я приходил из любопытства, будто невзначай, мы ведь не о чём не договаривались. Но потом… Потом я рассекал свои обстоятельства, с волнением и ожиданием освобождая каждый выходной вечер. И что было бы, если б однажды я не нашёл его, вот так, спокойно сидящим за столиком с чашечкой кофе? Я бы разочаровался во всём мировом порядке вещей! Откуда возникла так быстро эта эмоциональная привязанность, не понимаю и сейчас. Я мало представлял себе мир Виктора, зачем он вращался, вокруг кого или чего, но какая-то бессознательная гравитация неотвратимо меня втягивала.

– —

Виктор ничего подробно не объяснял, какова моя будущая роль или работа. И я подумал, что необходимы официальные собеседования, тесты на соответствие и тому подобное. И я предвкушал это, его клиника была известна невероятными результатами и особенными методами работы, работать там – было мечтой многих, подобных мне. Но я трезво оценивал свои возможности и знал, что в самом начале профессионального пути такое больше отдает амбициями или мечтой, но никак не реальной возможностью. Нужен был опыт. Или случайность…

Виктор попросил меня зайти по одному адресу и уже там получить все дальнейшие объяснения.

Это был довольно обычный, не новый район города. Многоэтажный дом, лифт, дверь. Звонка нет. Постучал. Ожидание было недолгим, но томительным. Стук, ещё и ещё. Мой, не всегда предсказуемый «Этот» уже готовился к бунту. Но дверь внезапно открылась.

Женщина. Первое, что я увидел – приветливое и очень красивое лицо. Большие тёмные глаза, мягкие черты скул, нежный персиковый тон кожи, бледно-розовые губы… Невероятно длинные светлые волосы послушно лежали поверх бледно-голубого платья по фигуре. По слишком безупречной фигуре. Но вся её внешность была без единого намёка на легкомысленность или пошлость.

– Проходите, пожалуйста. – Она указала вглубь квартиры.

Я вошёл, сел в кресло. Женщина расположилась напротив и несколько мгновений молчала, смотрела на меня приветливо и прямо, так своеобразно начиная знакомство.

Я же странно себя чувствовал. Нет, неловкости не было. Она словно протянула мне невидимый эмоциональный канат, и мы оба твёрдо и крепко держали баланс. Как можно описать место, которое сразу просто родное? Не «как дома», а как внутри себя, наедине с собой. Без людей, шума, поверхностной болтовни. Пространство невозмутимого спокойствия. Обстановка квартиры напоминала старый добрый фильм – про тёплые вечера и прекрасные надежды, про тихое и неспешное счастье. Светлые стены, репродукции картин, конечно же, стеллажи, полки с книгами и растения.… Много зелени, в огромных кашпо цвета мокрой земли.

«Она тоже доктор», – мелькнуло в голове.

Кэтрин практиковала давно. Много пациентов, групп, лекций, поездок – невероятно насыщенная работой жизнь.

– Буду рада помощи. Очень любопытно, когда всё складывается в такой причудливый узор разных жизней. – Она прямо и серьезно смотрела мне в глаза, также как и Виктор. Только её взгляд был тёплым, согревающим, коньячно-золотистого оттенка.

– Рады? Моей? – сказал я смущенно, но честно говоря, глубоко внутри весело зашевелился «Этот».

Она посмотрела на меня так выразительно, что я даже физически почувствовал волну эмоций, неожиданных и таких новых в моей жизни.

Кэтрин была очень привлекательной и блестяще образованной женщиной. Она обладала невероятной интуицией. Взгляд человека, поза, внимание, жесты, даже частота дыхания – это то, что может наблюдать каждый и делать вывод о настроении, отношении к разговору, степени честности, открытости и так далее. Но есть и то, что наблюдать не удаётся, что можно только безусловно уловить и однозначно интерпретировать. Именно такое и делала Кэтрин. Она чётко охарактеризовала меня, мои принципы, жизненные позиции, окинув только одним взглядом и обменявшись парой вежливых фраз. Мягко, вкрадчиво выстраивая беседу, она вызывала интерес не к себе, как к женщине, а к манере и смыслу её поведения. Я был поражён!

Каким образом человек может мгновенно войти в вашу жизнь и точно и крепко совпасть с формой вашего мироощущения? Она говорила об очень серьёзных вещах, но близких и понятных мне. Ничего не отталкивало, не вызывало сомнений или отрицаний. И при всём этом, она вела себя очень открыто и расслаблено, будто я всегда вот тут и сидел, или, по крайней мере, частенько. Такое бывает? У меня раньше – никогда! А в последнее время – дважды. Чем дальше я её слушал, тем мне становилось спокойнее, я будто плыл по орбите, и меня втягивало во что-то большее. Я для самого себя разворачивался совсем другой стороной, более простой и понятной, ещё более человечной, что ли. И это подкупало к разговору, вопросам, спору, даже смеху.

Я испугался. Знаю Кэтрин пару часов, и она такое со мной делает! Но после Виктора я вообще-то не был удивлён, я, видимо, в глубине души надеялся на нечто подобное. Что вообще мне не присуще. В последнее время я надеялся на простое, понятное, далёкое, детское… Что солнце взойдёт, дождь прекратиться, добро победит зло, Виктор будет сидеть в нашем кафе, Кэтрин не обманет мои ожидания…

– У вас проблемы с доверием. – Она некоторое время молча изучала меня.

– Как раз думал об этом. – Вообще-то полную откровенность о своих мыслях и чувствах я использовал в беседах редко, прежде не разобравшись самостоятельно.

Она улыбнулась, поднялась с кресла и ненадолго вышла на кухню. А вернулась уже с кофе.

– Такие вещи не обсуждаются, их можно только чувствовать, правда? Что вы сейчас чувствуете со мной? – спросила она, подавая мне чашку с тёмным восточным орнаментом. Невероятный запах арабики мгновенно наполнил пространство и сознание.

– Странные ощущения, – тихо ответил я.

Она улыбнулась.

– Тогда давайте, не будем их портить ожиданием, просто пойдем дальше, хорошо?

– Вы – хороший врач.

– Рановато с выводами. – Кэтрин снова посмотрела мне в глаза, вернее, в самую душу, никак не реагируя на отголосок лести. – Мы будем какое-то время работать вместе, а потом будет ясно.

Работать вместе… Я даже уютнее устроился в кресле. А если она права? И это тот момент и те люди, в присутствии которых можно быть, как и наедине, настоящим? Тогда не надо больше ничего придумывать, поддерживая неинтересные разговоры, выправлять неожиданные реакции собеседника, жмуриться от плоскости. Просто живи и делай всё в полную силу, свою силу, по-честному. Набело. Господи, такое возможно?..

Тем временем Кэтрин говорила.

– Каждый человек сталкивается с очень похожими вопросами в жизни. Каждый их слышит, но не все стараются понять и найти ответ. Если переключить внимание с себя на внешний мир, то ответы найдутся быстрее и легче, нежели годами и жизнями копаться в себе, для себя. Каждая встреча, взгляд, проблема или радость – это возможность для конкретного человека стать нужным звеном в цепи своей и чужих жизней. Людям проще думать не так. – Она улыбнулась, изящно поставила чашку на столик и продолжала, – думать о своей важности или никчёмности и этим оправдывать бездействие, неумение или нежелание замечать. Лёгкая позиция лени. Вот мы и стараемся переключить их с одного пространства на другое.

В этот момент я мечтательно наблюдал за её движениями, как вдруг вспомнил своё очень похожее поведение последнего времени. Значит, и я ленюсь замечать очевидное вокруг? Спешно отбросив мысли, я продолжил слушать.

– Но сейчас лень равна свободе. Свободе от всего человеческого – чести, морали, совести. Все поступки таких «свободных» людей – это, в сущности, поступки рабов привычек и малодушия. И лозунги их похожи один на другой – свобода в отношениях, действиях, желаниях. А ведь никто из них не знает, что такое свобода. Немного найдется тех, кто в полный голос сможет не согласиться с толпой «свободных», требующих какой-то новой причины быть рабами. А толпа эта увеличивается в геометрической прогрессии. Ежедневно и ежечасно, потому что мы всё – социально-ориентированные существа. Я работала и работаю именно с такими людьми. Скоро у меня будет группа. Вы сегодня останетесь со мной? Надеюсь, вы не устали? – добавила она с улыбкой.

Я ответил Кэтрин, что вопросы её смешны, и я себя невероятно комфортно чувствую. Она улыбалась и что-то ещё рассказывала, но моё сознание уже было как во сне. Свет в комнате становился теплее, её глаза темнее, голос тише и мягче. И наконец, мы сидели в шёпоте мыслей и тикающих часов. Ждали.

В дверь постучали. Группа. Разный возраст, пол, проблемы. Раньше мне не доводилось участвовать в такого рода сессиях. Было любопытно, что же их всех объединяло? Я вопросительно посмотрел на Кэтрин, и, встретив её взгляд, понял, что тороплю ожидаемое.

Группа состояла из пяти человек. Они рассаживались по всей гостиной, кто-как хотел. Уже по этому признаку можно было многое сказать о каждом. Но я не хотел делать быстрые выводы. Ждал.

Две истории были похожими. Семейная драма, непонимание, эмоции – такое сплошь и рядом. Третий случай был сложнее. Художник с очевидными признаками расстройства. Долгая пауза в творчестве, отсутствие близких людей рядом, неконтролируемые эмоции – всё осложнялось его собственными странными заключениями и необдуманными действиями. Четвёртый, на вид ничем не обеспокоенный и не привлекающий глаз специалиста, не старый ещё мужчина приятной ухоженной наружности. Как позже мне пояснила Кэтрин, работали они вначале в индивидуальных сессиях. Мужчина находился в состоянии эмоционального вакуума из-за психологических травм. Но как только прогресс, пусть и небольшой, стал очевиден, Кэтрин настояла на смене формата сессии – на более социальный, живой. Пятый участник группы был самым молчаливым. Женщина. Невероятно красивая. Она заняла дальнее и малоосвещённое место в комнате. Представилась Анной. В разговор не вступала, но Кэтрин это, кажется, и не беспокоило.

Кэтрин начала. Задавая темп, тон и нужный эмоциональный окрас, она добилась того, что через очень короткое время большая часть присутствующих раскрепощено делилась с ней и друг другом своими переживаниями. Их эмоции цеплялись одна за другую, подталкивая к большей откровенности и полному доверию. Прекрасный и довольно скорый результат меня искренне впечатлил. Участники не испытывали стеснений, сжатости. Кэтрин была погружена, как говорится «с головой», не замечая ничего и никого за рамками процесса. Как и я. Через некоторое время Кэтрин подошла ко мне и негромко сказала:

– Вы с Анной должны сейчас вместе уйти.

Я, видимо, смотрел с плохо скрываемыми удивлением и досадой. Во-первых, я бы предпочёл послушать и посмотреть на дальнейшую работу в группе. Во-вторых, что я буду делать с Анной? Я её не знаю. Кто она, пациент? И куда мы пойдём? В-третьих,

– Не надо множить мысли и эмоции. Больше доверяйте себе. И мне, – Кэтрин опередила все вопросы и осторожно коснулась руки.

Для меня всё ещё было странно чувствовать такое понимание и в то же время свободно держаться на безопасном расстоянии от эмоций. Я выдохнул, встал и подошёл к Анне. Она мне улыбнулась, молча, поднялась, и мы покинули это уютное место.

На улице уже был вечер. Тихий, майский безветренный. Несколько минут мы шли молча, и как-то вместе, не сговариваясь, повернули за дом и направились в сторону шумного парка. Здесь нас сразу встретило много света и звука. Собаки, люди, дети, разговоры, в общем – жизнь. Мы замедлили шаги у ближайшего кафе. Зашли и сели. Теперь я видел этого человека яснее для составления хоть каких-то мыслей о нём. О ней, конечно. За те немногие месяцы работы я сумел приучить себя к профессионально-бесполому восприятию клиентов. И, тем не менее, передо мной сидела молодая женщина, лет тридцати пяти-сорока, её серые, почти бесцветные глаза невероятно сочетались с мраморным оттенком кожи и тёмными волосами. Изучая её спокойное лицо, я заметил небольшие характерные морщинки у глаз и губ. «Очень эмоциональна», – подумал я.

Она, в свою очередь, так же молча улыбаясь, изучала меня. Когда подошёл официант, что-то промелькнуло знакомое в её взгляде, голосе, жестах. Мы сделали заказ и она, наконец, обратилась ко мне.

– Я – Анна, жена Виктора.

Меня вообще трудно удивить, но тут… Наверное, в тот момент я застыл, перед вдохом. Жена? В группе? Зачем ей в группе? Опять вереницей в памяти прошли наши с ним вечера, разговоры. Как хорошо это было! А будет ли так снова? Мне вдруг показалось, что от меня избавляются, растворяя среди жизней других людей. Всё внутри тоскливо заскулило. Мы не виделись с Виктором всего-то несколько дней, но я отчетливо ощутил тоску и просто опешил перед этими неожиданными эмоциями.

– Надеюсь, ваше желание помочь Виктору не омрачено столь спонтанными знакомствами, да ещё и в его отсутствие? – спросила она очень вкрадчиво.

– Не думаю, что спонтанными, – ушёл я от намёка.

Внезапно она вся озарилась, будто свет упал на её образ. Рассмеявшись, она теперь очень по-доброму, дружески посмотрела мне в глаза. Сразу стало легче, будто треснул лёд.

– Можете дышать свободнее. Я приму любое ваше мнение.

Она все ещё улыбалась. А я таял. Что-то она умела, бесспорно, что-то искреннее, творческое сквозило в её поведении.

– Не могу всё же понять, чем могу быть полезен и вам, и Кэтрин, и вашему мужу? – запнулся я на последнем слове.

А какой взгляд она бросила на меня, при упоминании Виктора! Я опять перестал дышать. Но почему? «Я же ничего не прячу!» – отмахнулся я от вереницы мыслей в голове.

– Любое чувство, связанное с любовью, является весьма мощным двигателем, творческим рычагом, только не ревность…

Тут она снова посмотрела на меня, вернее прямо на моего «Этого», как показалось. Но я уже держал себя в руках. Практически держал.

– Вы можете быть спокойнее, всё нормально. Я, поверьте, никогда не спутаю, увиденного в человеке, чувства. Вы же знаете, что ревность равна борьбе с ветром. Не мне вам говорить это.

Она манерно наклонила голову и добавила:

– Странно, но именно посторонний человек может найти наше слабое место.

«Видимо даже то, которое я и сам не знаю», – подумал я.

Она достала из сумки книгу.

– Виктор передаёт её вам.

Это был его труд, как оказалось впоследствии, один из многих. С подписью для меня: «Твой выбор определит многое». Когда мой взгляд остановился на этой фразе, весь мир вокруг будто замер на секунду и начал медленно разворачиваться в другую сторону. Я понял, что пришёл в то самое место – назначенное кем-то, когда-то, которое я искал.

– Хотите ли вы работать с нами? Только с непременным условием – посвятить немало времени обучению? – тихим, но торжественным тоном спросила Анна.

– Конечно, да, – не раздумывая, ответил я.

Больше она ничего не сказала. Мы расплатились и вышли из кафе.

– Я хочу вам показать одно место, – быстро произнесла Анна, выходя на дорогу, чтобы поймать такси.

Она вся оживилась, в машине много говорила о совсем отстранённых вещах – погоде, путешествиях, музыке. Я же рассеянно слушал. Эмоции были неопределёнными. Работать в фирме Виктора было прекрасной возможностью для блестящей карьеры. Думал ли я об этом ещё тогда, в кафе? Или намеренно приближал каждым вечером с ним? Необъяснимо, но сейчас мне это предложение казалось само собой разумеющимся, и всё же я чувствовал, что не это было моим искренним желанием. Но чего же я ждал?

Когда мы подъехали в «то самое место», улица была пустой, освещение тускловатым, и к своему стыду, я даже не смог быстро сориентироваться, где мы. Обогнув довольно большое тёмно-серое здание, мы вышли… К театру? Еще одним сюрпризом было то, что Анна уверенно направилась к парадному входу. Она достала ключи и мельком взглянула на моё изумлённое лицо. Со смехом женщина сделала несколько шагов в сторону боковых дверей, и мы попали внутрь. Длинный коридор, уводил внимание в темноту. Мы прошли бесчисленное количество дверей, и наконец, Анна открыла одну из них. Это был светлый кабинет английского типа. Я без церемоний устроился в кресле, брат-близнец которого стоял у Кэтрин. Она, загадочно улыбаясь, приготовила кофе и, между прочим, положила передо мной какую-то папку. Не задавая вопросов, я открыл – это был черновик пьесы. И тут я мгновенно вспомнил, где же видел раньше мою новую знакомую!

Анна не играла на сцене уже давно, но сейчас занималась постановками.

– Как вы уже поняли, я много вижу людей, я среди них всегда, – она сразу перешла к главному. – Это особый тип людей, особый тип отношений. Творческие личности – в большинстве своём капризные, но невыразимо блестящие, каждый по-своему – непохожие друг на друга, и такие одинаковые в своих причудах. Грани характера, очень нужные для составления полной картины прекрасного разнообразия психологических типов людей должны быть изучены с разных сторон. Я помогаю собирать нужный материал для работы Виктора. Кэт работает с не менее сложными проблемами быта, семьи и зависимостей.

– Что нужно делать мне?

– Для начала, мы должны понять уровень вашего самоконтроля и возможностей. Это не слишком прямо? – наигранно улыбаясь, спросила она.

– Не слишком, – честно и просто ответил я.

Я сейчас уже был собран и погружён в некое рабочее настроение. Анна прекрасно задавала направление нашей беседе. В ту ночь мы говорили много и около главного, в отличие от убаюкивающей болтовни в такси. О том, что требовалось от каждого, кто был с Виктором, в его команде и жизни. И как, и с кем буду работать я. После она сказала, что ей надо ненадолго уйти и оставить меня одного.

– Или вы поедете домой?

Я улыбнулся и покачал головой. Мне не хотелось покидать этого кресла ранее у Кэтрин, а сейчас – и тем более. Я ощущал, что уже глубокая ночь, но усталость ещё не победила меня. Домой не хотелось, хотелось побыть одному.

Анна вышла. И наконец, все странные мысли были отпущены и стали медленно наполнять сознание. Первое, что загорелось ярким светом – «Я буду работать с Виктором!», и тело охватил тягучий трепет, как на важном экзамене. Экзамене жизни. Но потом неминуемо зашевелилась логика…

«Что же такое происходит в последнее время? Когда это началось? Со встречи с ним, конечно. Как вышло, что он мгновенно занял так много места в моей голове? И видимо, не только в голове, раз Анна нашла ревность. Это же действительно была ревность».

Подобные мысли просто гудели. Но у меня не было сомнений, что я не в том месте, не в то время или не с теми людьми. И сейчас всё это складывалось в расплывчатый, но очень симметричный узор хороших предчувствий. Будто завязывались узелки на веревочке моей жизни, последовательно и очень крепко.

«Но ты хочешь быть полезным и помогать! – не унималась логика. —Зачем и чем помогать таким людям, как Анна, Кэтрин, Виктор? Это странно, разве нет?»

«Не любому, а каждому» – тут же вспомнились слова, и тон, и взгляд… И я начал проваливаться в сон…

– —

Тихие, мелодичные звуки вернули меня в этот мир. Из коридора слышалась музыка. Было утро. Анна сидела за столом, что-то тихо печатала и исправляла в листах.

– Я не стала громко объявлять о своём возвращении. Вам нужно было побыть одному, – не отрываясь от работы, произнесла она.

– Вы правы. Здесь хорошо думается.

Она перевела взгляд с листков на меня.

– Сегодня вы проведёте день со мной, в моей работе, если не против.

– Нисколько.

Наш завтрак случился в ближайшем кафе. После, я заехал домой, переоделся, и через час снова был в театре.

Шла репетиция. Это было неожиданно и ново для меня. Не вдаваясь в подробности текста, сюжета, я наблюдал завораживающее понимание людей. С полуслова, полужеста, вздоха. На сцене были по-настоящему родные и близкие люди. Ощущая друг друга кожей, они жили свои-чужие жизни. Это была только репетиция, но на сцене всё происходило искренне и всерьёз. Так же, как и деревья не могут расти вполсилы, птицы петь вполголоса и всё вокруг в этом божьем мире не может делать вполовину, крадя что-либо для себя. Я наблюдал чистый истинный талант, дарованный жизнью, который нельзя поделить или не показать, в зависимости от настроения, обстоятельств и характера. И самое примечательное и неожиданное для меня было то, что эти люди – актеры – добровольно создавали единый организм, единую сущность таланта. Каждый был звеном, главным звеном. Если кто и допускал ошибки – то они тут же исправлялись остальными. Все были едины в общем движении замысла.

Восприятие слов Анны напоминало безоговорочное послушание монахов. Не безмолвное подчинение, а бесконечное уважение и желание быстрее вобрать в себя весь её опыт и стиль. Как, куда и когда исчезла моя ночная знакомая – лёгкая, непринуждённая, спокойная? Передо мной невероятно сияла профессиональная грань её личности. Серьезная в своей решимости и решительная, в раз и навсегда сделанном выборе жизни. Даже внешне она была сейчас другим человеком – нежный, но властный голос, уверенные жесты, широкий диапазон неисчислимого количества эмоций и много юмора, очень много. Это был наставник! Настоящий истинный учитель. Я невольно позавидовал всем этим людям. Тоска внезапно сковала размышления.

Эмоциями завладела скрипка. Бесконечно печальный и невесомый мотив разлился по самым тёмным воспоминаниям. В этот момент Анна быстро поднялась на сцену, что-то выясняя. Вдаваться в их разговор не было смысла, со стороны всё было очевидно по невербальным знакам. Актёры неосознанно старались замкнуть с ней круг. Некоторые спорили, что-то предлагая, но, казалось, при всём терпении и выдержке, Анна знала итог каждого диалога. Наконец, она вернулась в зал, жестом указала на повтор, не отрывая взгляда от монитора. Сцена была проиграна, ещё и ещё…

Было так необычно наблюдать этот новый мир. Как человек, неодарённый актерскими талантами, я искренне восхищался искусством представления. Думал. И так обычно-необычно понял вдруг, то, что происходило на репетиции – не совсем и случайная сцена случайной постановки. Вникая в сюжет, я обнаружил, что играли разрыв дружбы двух людей, разрыв совершенно разных миров. С одной стороны, это был человек, нашедший новое место в жизни, смысл и цели. С другой – друг, ревностно непонимающий, задыхающийся от эгоизма и горько сожалеющий о прошлом. Человек, замкнувший свою жизнь на материальных ценностях, который привычно поместил среди них и друга.

Кого жалеть? Кому из них нужна помощь? Второму? Но от чего? От его места в жизни, его роли, соответствующей способностям и характеру? Его навыки абсолютны и помогают пройти путь, начертанный только для него одного.

А первый… Какой несчастный счастливец! Подходящий к подножию горы альпинист. Его цель прекрасна, путь – страшен, порой невозможен. Но не идти нельзя. Это уже больше, чем просто желание – это рок, судьба…

– Да, две судьбы. Такое будет название, – произнесла вдруг Анна.

Я, похоже, опять думал вслух.

Актёры спускались, унося ненужный реквизит. А Анна внимательно смотрела на меня, видимо, уже какое-то время. Не отводя взгляд, она встала и направилась в мою сторону. Внезапно я почувствовал волнение… Школьное волнение и тревога быстро искали свои страхи.

Она опустилась в кресло рядом.

– Как я могу тебе помочь? – очень мягко и тихо спросила она.

– Хочу на воздух, – шёпотом ответил я.

– Пойдем.

Анна попросила рассказать историю. Мою историю.

– Я же говорила, что не спутаю чувств, увиденных в человеке. Эта репетиция задела нечто в тебе.

Я послушно заговорил:

– Мы учились вместе, взрослели. Она обладала абсолютным качеством доброты. Не важно, какие были ситуации, люди – именно доброта не позволяла ей сделать ничего ранящего или умышленного. Никому. Было странно наблюдать, как такого неглупого, целеустремленного человека внезапно стали привлекать ординарные вещи – успех, власть, лёгкий достаток. Мы тогда уже долго были вместе. Это получилось само собой. Общий путь и редкие ценности объединили нас. Мы хотели стать истинными профессионалами своего дела, не обремененными карьерными амбициями. Но что-то в ней сломалось. Я наблюдал это страдание с самого начала и всеми силами старался не вмешиваться в её настоящий внутренний выбор. Было похоже на внезапную болезнь родного человека. Смертельный диагноз не позволяет дарить надежду, – я немного помолчал.

– Но у каждого свой путь, – продолжал я, возвращая самообладание, – я не вправе был принуждать её к чему либо. Надеялся? – да, всей душой! До последнего я ждал, что она всё повернет, сожалея. Но у меня ничего не осталось. Только разочарование. Я так долго искал родственную душу, так много отдал ей сокровенного… Страшен был даже не сам поступок, а первые мысли об этом! Как я мог ошибиться так слепо? Мой мир ещё долго вертелся по спирали вниз. Она провела меня через многие круги, в итоге, ушла, оставив на память разных демонов. И только недавно я их победил.

Я посмотрел на Анну и встретил не совсем убеждённый взгляд.

– Ну, если и не победил, то, по крайней мере, надёжно запер.

Я ни с кем ранее не обсуждал этого эпизода жизни, видимо, поэтому мой рассказ был путанным, без имён и подробностей. Но мне стало легко.

– Как же правильно ты говоришь, – вздохнула она, – но столь безэмоционально, сухо. Это удивительный контраст! Обычно такое стараются передать полнее, в деталях. Скажи, что же помогло тебе всё пережить так быстро?

– Быстро? – усмехнулся я, – ничего. Время. Нужно много времени. А в итоге, сколько я его растерял. И сам сейчас застрял в какой-то пустоте. Чтобы пройти что-то, исчерпать – нужно много времени. Мне кажется, ещё один подобный раз, и я уже не смогу расплатиться по такому кредиту, просто не хватит и жизни.

– Тебе кажется, все остальные переживают это быстрее? Медленнее? От чего это зависит? – мягко спрашивала Анна.

– Думаю, только от воли. Ведь вы совершенно правы. Все, абсолютно все переживают подобное в своей жизни, некоторые не раз. Вопрос – зачем?

Повисла пауза. Я отвлёкся и замешкался среди воспоминаний.

– Ты же знаешь ответ – скажи, – послышался за спиной слишком знакомый голос.

Я вздрогнул, как от громкого и неожиданного звука. Чувства стыда, безысходности и полной неприемлемости ситуации пронеслись внутри одновременно, с пугающей скоростью. Стало жарко и холодно одновременно. Но почему?

– Добрый день, Виктор, – сказал я машинально и одновременно пытался понять причину своего состояния.

Он сел между мной и Анной.

Я умел держать себя в руках, но у меня образовалась проблема. Для меня немыслимо было сейчас равнять образы моего прошлого, увы, слишком эмоционального и печального, с настоящим – с равновесием, контролем… И с Виктором. Со всем, что стал обретать, благодаря ему. Меня начало душить негодование. Но что делать? Что?

– Мы давно не виделись, – Виктор нарушил тишину, обращаясь ко мне.

Я посмотрел на него и снова встретил этот прямой серый взгляд. «Наконец-то!» – пугающе пронеслось в голове.

– Вот и хорошо, – сказала Анна, – тогда я, пожалуй, оставлю вас. – Никто не против? – она посмотрела на меня.

Боже мой! Вот ровно час назад я бы не возражал, но сейчас…

– Я видимо, утомил вас своим прескучным рассказом, – бестактно вырвалось у меня.

Анна строго посмотрела на меня, потом на мужа, наигранно вздохнула и развернулась в сторону парка. Довольно долгая пауза заставила отвести взгляд от её удаляющейся фигуры и посмотреть на Виктора.

– Хочу перейти «на ты», кажется пора, – сказал он.

Я молча кивнул. Что-то однозначно поменялось. Но моё представление об этом человеке до сих пор было неопределенным. Я твёрдо знал, что его присутствие мне необходимо, но вот рассудок требовал более вещественных аргументов, чем ощущения. Я не понимал, что и как дальше с этим делать. И подумать над этим не было достаточно времени. Виктор вызывал странные эмоции. Странные и теперь уже почти однозначные.

– Скучал?

А вот это был весьма неожиданный вопрос. Но ощутил я, почему-то, раздражение. Как будто нашли моё сокровище раньше меня самого. Или озвучили. Но когда находишься в обществе «себе подобного», я имею ввиду профессию, то глупо что-то скрывать. И от себя, и от него.

– Я должен сказать такое вслух? – сердито спросил я.

– Я, как и Анна, многое могу сказать о чувствах. Знаешь ли, я – специалист в этой области, – он улыбался, моя скованность отпускала.

Но вот несколько следующих мгновений во мне шла неприятная борьба. Все, окружавшие меня сейчас люди, пусть и малознакомые, были максимально честны и открыты – в поведении, поступках, намерениях. И я ни секунды в этом не сомневался, потому что чувствовал фальшь безошибочно, с детства. Почему же мне нельзя было честно допустить ошибки прошлого? Даже не допустить, а рассказать об уже допущенных? Как странно, всё же это опять касается моих «якорей»! Именно сейчас они как нельзя кстати, а я раздумываю! И мгновенно, после этой мысли, для меня стало очевидно, что именно Виктору и именно сейчас нужно сказать абсолютно всё.

– Как ты думаешь, это нормально, тосковать по малознакомому человеку? – я старался говорить медленно, проверяя степень своей смелости и честности.

– Это же приятное чувство.

– Тоска?

– Влюблённость. Такое не спутать, – Виктор внимательно смотрел на меня.

– Ты не смущён, – я посмотрел на него.

Чего было не сказать обо мне. Смелость начинала покидать честность. С меня как будто быстро стягивали запутанные слои бинтов. Слой за слоем. Было страшно, но дышалось легче.

Он улыбнулся.

– Помнишь, ты говорил про слои десерта? Ну и что такое любовь для тебя сейчас? – у Виктора был очень спокойный и одновременно странно-торжествующий взгляд.

– Что-то уже явно несладкое, – я был озадачен. Он нормально реагировал на тему нашего разговора. Или не нормально?

– Я путаюсь. Ты путаешь меня, Виктор.

– Проблема в том, мой дорогой Алекс, что ты воспринимаешь меня, наше знакомство и общение очень субъективно, для себя. Ты определенно знаешь, к чему это приведёт? Или точно знаешь, чего хочешь от всего этого? Уверен? – он был очень серьёзен и внимательно смотрел на меня. Слава богу, я застыл в поисках нужных ответов.

– Позволь, подсказать тебе выход. Смени фокус, это же очевидно. Что сейчас не так? Что не отвечает твоим желаниям? Мы вместе будем работать, вместе проводить много времени, путешествовать. Ты поймешь, как и чем я живу, кто я. И не надо именно сейчас ничего планировать и решать. Пойми, у тебя, меня – каждого, есть своя роль, и она должна быть сыграна. Если же нет, то второго шанса может и не быть. Или он будет не столь приятным, как сейчас. Эмоции влюблённости ведь самые приятные.

Он посмотрел на меня так же, как и Анна на репетиции, каким-то неописуемо личным прямым взглядом.

– Пройдёмся? – спросил он и улыбнулся.

Мы встали и пошли вдоль улицы. Я был спокоен, собран, но мысли блуждали медленно и бесцельно. Я не понимал многого, и всё время выверял ощущения. Снова и снова удерживая себя от обдумывания и расчёта. Состояние было определённо очень близким к счастливому. Забытому… Смотря на этот город сейчас, я узнавал его впервые. Происходило новое знакомство с чем-то, лежавшим глубоко внутри, под теми самыми бинтами. Жизнь по-новому откликалась во мне. Везде и всюду взгляд цеплялся за мелочи – разговор, крик, смех…

Через некоторое время Виктор спросил:

– Сейчас легче?

– Определённо, – определённо дышалось свободнее.

– Ты расскажешь мне про неё? – его тон был очень тихим, голос бархатным. Сейчас это был близкий мне человек, задающий очень личный вопрос и уже имеющий полное право на это.

– Зачем? Это же прошлое.

– Зачем же ты прошёл этот опыт? – не отступал он.

– Прошёл? Я до сих пор так не считаю.

– Понимаешь, нельзя помочь никому, не зная как, не испытав всё самому. Только писатель напишет повесть, врач спасёт жизнь, художник создаст картину. Потому как они это умеют, знают как. Они профессионально работают и с нужными предметами, и со своими состояниями. Пережив всё до конца, опустившись в самую суть проблемы – ты сможешь помочь и себе и другому. Но это совсем не касается сделок и выгоды. Будучи честным с собой, так или иначе, ты будешь только в выигрыше. И в итоге найдешь желаемое – пусть и не так, как ждёшь, – тут он снова как-то странно посмотрел на меня.

– Так и чему же я буду учиться? Находить свои нерешённые проблемы, воскрешать их и тем самым спасать жизни каждого? – усмехнулся я.

– Сейчас ты говоришь это самое «спасать», вкладывая в него весьма плоское значение. Надеюсь, нам с тобой не придётся тратить время на подростковые капризы? – он повернулся ко мне, и я понял, что уровень эмпатии Виктора очень высок, если не сказать абсолютен.

И все-таки мне было страшно привыкнуть к такой полной открытости в общении – открытости поведения, эмоций и даже мыслей. У меня как будто всё время выключалась какая-то кнопка действительности, или это рассеянность, или предрассудок. В любом случае Виктор профессионально справлялся и с этим. Вся его линия поведения заключалась в поиске направления моих мыслей, определения их полюса и дальнейшего движения уже в унисон, к объективно необходимой цели… Это не описать проще. Какая-то физика сознательных процессов. Когда я впервые ощутил такое его «вмешательство», я был больше шокирован, чем уязвлен. И в то же время мной ощущалось удивительное спокойствие и равновесие, словно кто-то берет меня за руку, что б я стал уверенней и смелее. Сейчас я осознал, что это он делает намеренно. Виктор улыбался, а я определенно ощущал счастье. Для меня, встретить его сегодня стало лучшим моментом. Самым лучшим моментом.

Распрощались мы, как старые друзья. Он сказал, чтобы завтра, с самого утра, я был у Кэтрин, и протянул руку, в которой была его визитка.

– Здесь указан мой личный номер. Когда буду нужен – звони, – он посмотрел мне в глаза и тихо добавил, – Алекс, тебе я отвечу всегда.

– —

С самого утра я подписал все необходимые бумаги уже на своей бывшей работе, и по-детски воодушевленный отправился к Кэтрин. Она сварила самый вкусный на свете кофе, усадила в «моё» кресло, и мы начали.

Первое, что ей нужно было, это поработать со мной, как с пациентом. Получалось даже забавно, потому как «по эту сторону» я ещё не сидел. Была у меня пара сюрпризов для неё.

– Ну и как вы этому научились в столь юном возрасте? – под конец она уже откровенно смеялась надо мной.

– Не знаю, пришло само в один из дней. И я понял насколько так проще и эффективнее жить и работать.

Мы обсуждали моё умение абстрагироваться. Это был мой навык, гордился я которым необычайно. Что бы ни произошло, кто бы ни находился рядом, простым усилием воли я мог стать полностью невосприимчивым ни к чему, строя своеобразный барьер. Никаких чувств, эмоций, побуждений, желаний. Ничего! Абсолютное и объективное восприятие окружающей ситуации без личного эмоционального окраса. Сейчас это особенно мне помогало с Виктором. Внешне меня могло выдать только незначительные особенности поведения, но только опытному взгляду профессионала.

Кэтрин засыпала меня неделикатными вопросами, уже видимо в азарте, пытаясь любыми средствами обнаружить брешь в такой защите, но я не любил проигрывать. Да и все её вопросы, честно говоря, ничего кроме улыбки не вызывали. Я ещё даже не старался.

– Ну, всё, я поняла, – смеясь, сказала она, и мы перешли на более заурядные темы о моей семье.

Когда официальный анамнез был собран, она вдруг спросила:

– А вы не считаете такую безэмоциональную жизнь скучной? Без отношений, страсти, любви?

– Любовь бывает разной. Она не обязательно должна сжигать дотла.

– Тут вы невероятно правы, – сказала Кэтрин, потом помолчала, явно хотела ещё что-то сказать, но передумала.

– На этом сегодня мы закончим. Скоро будет пациент. Вы со мной?

– Да, хочу включиться в работу, если не возражаете?

– Нет. Это будет уже кстати, и станет своеобразным вступительным экзаменом для вас, – она протянула мне журнал с расписанием сессий.

Посмотрев на первую в фамилию в списке, я на мгновение потерял контроль. Воспоминания накатили холодной волной…

– Так что же ты хочешь?

– Хочу, чтоб ты сейчас поддержал меня, как это раньше делала я. Только сейчас, ради нас! Мы будем счастливы, исполним все мечты, нужно только один раз потерпеть.

Вероника знала, что я не перейду черты, никогда. И всё равно всерьёз поставила меня, нет, нас, на границу моих принципов.

Собирая «нужных» людей, она быстро нашла прекрасные возможности для блестящей самореализации. Но подобное же притягивает подобное. Весьма тёмные и, очевидно, спрятанные даже от себя самой, черты характера нашли дорогу к её желаниям, и вот так родилось очень «удобное» предложение. Влиятельный человек, имеющий много легко управляемых людей и страстей, подвёл её к выбору. Выбору жизни, пути и средств достижения целей. И хотя, для образованного человека это всё довольно примитивно, и, конечно, грязно, но под определённым углом выглядит практично, удобно и понятно. Она посвятила меня в это, как сообщника, требуя поддержки. Тогда, кроме ноющей боли от предательства, я почувствовал обыкновенную злость. Я ошибся в человеке. Мы же вместе могли строить подобный мир! Только другим материалом, с другими помощниками и без кредитов чести.

Мой ответ не был для неё сюрпризом. Всё это было страшным сюрпризом для меня. Я видел искренние слезы её последней борьбы. С собой. Как и любая женщина, она неосознанно ощущала всю глубину принятого ей решения. Весь её мир переворачивался, круто меняя курс и направление. У меня же оставалось только собственное Я – единственное, что невозможно было предать. И я не смог. Если бы случилось страшное, и я пошёл бы за ней, забыв всё, на чем стояло моё сознательное существо, мы бы вместе рухнули в тлен эгоистичного удовлетворения примитивных потребностей – желаний, страстей. Но я не смог бы так жить. Даже ради кого-либо.

Расставание прошло очень быстро, без попыток вернуться. Как хирургический надрез. Было больно? Было страшно. Мы слишком долго жили вместе, слишком хорошо знали друг друга… И, видимо, всё же недостаточно… Но дело было даже не в отношениях, а в том, что я, наконец, ощущал себя полноценным, найдя в ней поддержку, понимание, друга и любовь. И был этому счастлив. Кроме всего, она же была женщиной, которая могла подарить семью, детей… Это окрыляло. Я понимал, что осознанная, зрелая семья – это большая редкость сейчас, и предвкушал «высокие идеалы» наших ценностей. Это были невероятно сильные желания и надежды. Мои. И они подкреплялись её преданностью и честностью. Именно из-за честности она мне всё и рассказала – «искренность до конца» была во главе нашей жизни, и из-за неё же всё и рухнуло.

В то печальное время я намеренно старался выместить из сознания свои мысли, вместе с ощущениями. И внезапно обрел свой навык, как помощь и вечное напоминание об отсутствии человеческой верности. Конечно же, всё улеглось и ушло, но не в никуда. Оно покоилось в самых глубоких тоннелях памяти грудой развалин.

Прошло несколько месяцев, этих невыносимых, однообразно-серых месяцев. Поменялось всё вокруг – быт, привычки, надежды. Я знал, какова была её судьба. Часто слышало её новой жизни из рассказов общих знакомых. Но время лечит. Наших общих друзей становилось меньше, и результат был всё очевиднее. Я желал того же и для неё, для Вероники.

«Вероника С.»

Читая это в папке Кэтрин, я блуждал среди развалин памяти. Это было нечестно! Всё это уже не игрушки с нашим детским интервью, подумал я и быстро взглянул на неё. Кэтрин сидела очень близко, на подлокотнике моего кресла. Её взгляд был полон тревоги и твёрдости.

– Так надо, – наконец сказала она.

– Вы нас оставите?

– В самом конце. Она будет через час, – добавила она.

Я закрыл глаза. Всё это было ожидаемо, круг жизни совершал оборот. Но лучше бы не так, не в этом месте и не с этими людьми. Я знал, что всё может быть непредсказуемым. Это была моя битва. Только моя.

И она пришла. Неприятным сюрпризом было то, что Кэтрин предупредила её обо мне. Трудно описать, сколько эмоций Вероника принесла с собой – они все прилипали, как насекомые в душный день и были везде – во взглядах, жестах, в воздухе. Сама же она охотно рассказывала про весь свой беспорядочный мир, обращаясь и к Кэтрин, и ко мне. Пока я не улавливал ничего «из прошлого» в её поведении. И даже на секунду понадеялся, что это может действительно конец, старая забытая история… Под конец сеанса Вероника случайно сделала один жест рукой, который я знал. Помнил ещё. Он и выдал её нетерпение.

Кэтрин, как и обещала, стала собираться, сказав, что после меня ждут у Анны. Я слушал, не смотря на неё. Тогда она слегка коснулась моей руки. Неохотно я поднял взгляд, Кэтрин была очень серьёзна и открыто демонстрировала беспокойство. Я кивнул. Вероника тем временем уже напоказ нервничала. Дверь за Кэтрин закрылась. Воцарилась тишина. Меня начал сковывать страх, и я стал привычно расставлять свои барьеры.

– Скучал?

И вдруг всё перестало быть таким тревожным и давящим. Я вспомнил наш с Виктором разговор и этот вопрос, и у меня внезапно появились почти физические, приятные на вкус ощущения. Нет, я был не прав, мой десерт самый сладкий, просто неповторимый! Всё мгновенно стало другим. Эмоции мгновенно развернулись…

– Нет. Беспокоился.

Такой ответ, конечно же, её не устроил.

– Ты скоро будешь знать все подробности, из первых уст, – усмехнулась она.

– Я – доктор. Ты – пациент, – спокойно продолжал я.

Это был вызов для неё. Вероника теперь имела достаточно опыта, чтобы принять его. Она встала и подошла так же близко, как и Кэтрин некоторое время назад.

– Мой врач пока Кэтрин. Но я хочу знать твоё мнение, и в дальнейшем, хочу приходить на приёмы только к тебе, – её голос звучал с волнением.

– Ты не устала от однообразия?

Она всё понимала, но тактика была выбрана и очевидна.

– Не думаю, что ошиблась в выборе специалиста, – фальшивые слова вызывали у меня откровенную скуку и воспоминания о Викторе. Странно, но именно сейчас я понял, что передо мной совершенно другой человек, не тот, кто жил в моих воспоминаниях. Человек, не желающий меня, как выбор своей жизни, просто скучающий на дне своих увлечений, слишком слабый и не готовый к решимости. И я должен был ей помочь.

– Я давно ищу возможность для встречи с тобой. Это похоже на навязчивую идею, я странно уверена, что только ты мне можешь помочь. И вот, совершенно случайно узнаю, с кем ты работаешь. Мне не сложно было это устроить. Кэтрин даже сама предложила… Но ты будто не рад мне? – она говорила очень мягко, на ощупь проверяя мои эмоции.

– Почему же именно и только я? Неужели за все это время ты никому не позволила узнать себя до конца, и у тебя нет близкого человека или друга?

Полная искренность вряд ли входила в её планы сегодня. Думаю, желанная встреча довела её до какой-то точки, эмоциональной кульминации.

– Ты действительно всё смог пережить? – недоверчиво спросила она.

– Если б у меня была личная заинтересованность или эмоции, этого сеанса не было бы. – С самого начала беседы я выбрал безликий официальный тон.

– Не верю, – тихо сказала она.

– Что же тогда ты хочешь от работы со мной?

Её глаза стали почти чёрными, рука давно лежала на моей, дыхание было редким, чуть слышным. Конечно, воспоминания о нашей близости ещё тревожили Веронику. Желала ли она вернуть прошлое или нет, мне сейчас, особенно с моими барьерами, было не важно. Но физически этот момент был приятен, словно я нашёл фотокарточку счастливого мгновения из прошлого. Вероника же привычно пользовалась давно заученными навыками, но шли минуты, а черты она всё не переступала.

Сомнения! Она сомневалась. Это было самым неожиданным! Она уже не была уверена во мне. Дальше всё было просто. Переложив её руку в свою, я тихо сказал:

– Я могу предложить свою помощь, но подняться и пойти ты должна будешь сама.

Сейчас я ожидал разных эмоций, но в дверь постучали. Неожиданно быстро вернулась Кэтрин. Я невольно улыбнулся такой открытой, смелой поддержке. Вероника с уязвленным видом поднялась, и по её последнему взгляду я понял, что мы ещё увидимся не раз. Она взяла сумочку и, не прощаясь, вышла. После нескольких минут тишины, я услышал тихий голос Кэтрин.

– Прости меня, – произнесла она.

Я даже не сразу понял, о чём она говорит, отсутствие эмоций и мыслей плотным туманом окружало меня сейчас. Я неспешно снимал защиту.

– Прости? За что? – переспросил я.

– Прости меня, это было очень жестоко. Но не я одна принимаю настолько тяжёлые решения. Бывает необходимость, – быстро проговорила она.

– Ты права, – задумчиво ответил я.

Я встал и собрался идти в сторону двери, но Кэтрин внезапно подошла и обняла меня. Это была неприятная неожиданность, поскольку слабость всегда рождает слабость. Я это понимал, но мне стало хорошо. Совсем как в детстве, когда ещё умеешь ощущать преданность физически.

– Ты пойдёшь к Анне?

– Если надо, то да.

Кэтрин отошла и улыбнулась.

– Он тебя очень ждёт.

– —

На воздухе внутреннее напряжение стало спадать, я просто дышал и просто шёл. Мыслей не было, желания отсутствовали. Эта история не позволила мне эгоистично направиться в новый мир, и принести старый. Там были совсем другие люди – удивительно искренние, понятные, не разочарованные во мне и решающие достаточно похожих проблем с пациентами. Я видел весь свой круг новых знакомых как драгоценность, которую нельзя пачкать такой липкой заурядностью. И, наверное, глубоко внутри боялся, что это может повториться и с ними. Я решил, что одиночество сегодня будет полезнее.

Тёплый летний вечер, шумный город, ясное небо, звезды-звезды и дорога в никуда, без спешки и расчёта. Вакуум внутри постепенно начал заполняться такими простыми и понятными ощущениями покоя, темноты. Я свернул в неосвещенную часть парка и вышел к воде. Люди предпочитали более светлые, живые места, поэтому тут были только я, ночь и несколько влюблённых парочек на почтительном расстоянии. Небольшой, но очень милый пруд привлекал внимание и отвлекал от мыслей. Блеск редкого освещения ложился яркими полосами на тёмную поверхность воды, а нечаянный ветер шевелил их, составляя причудливо-гармоничные узоры. Пугливые птицы нарушали баланс темноты, воздуха и покоя. И так, внезапно для себя, я полностью погрузился в ощущения.

Как же гармонично устроена эта жизнь… День сменяет ночь, лето, зима, дождь, рассвет – всё подчинено этой мудрости. И совсем не важно, в какие обстоятельства ты поставлен, ты должен выполнить возложенное. Слова Виктора, о нашем долге теперь выглядели не так уж и отвлечённо. Дерево растёт, вода течёт, цветок распускается – инстинкты толкают всё живое вперёд, дальше, к его неминуемой эволюции. И только человек, с его «исключительным интеллектом» и рационализмом останавливается и пытается всё просчитать и обезопаситься – как избежать, где сойти, от кого вовремя отказаться… Можно ли повернуть это заржавевшее колесо заблуждений? Думаю, нет, ведь абсолютно каждому страшно прямо и честно идти вперед. Мало кто помнит среди беспокойства и суеты, что он не один и рядом такие же несовершенные, сомневающиеся люди. Кто в наш век способен быть смелее себя самого, ясно видеть цель и делиться этой смелостью? И принимать, что он одно целое со множеством важных и нужных жизней… Как было бы прекрасно, если б среди них нашёлся один близкий и верный…

Незаметно пролетела просто уйма времени. Становилось душно. Наверное, шла гроза. Я машинально встал и не спеша отправился в сторону дома. Сейчас мной уже ощущалась физическая усталость, и сон выглядел весьма привлекательно. Но у дома стояла незнакомая машина, тихо двигатель работал. Интересно, кого ждали так поздно? Дверь водителя открылась, и мою усталость как рукой сняло.

– Дорогой мой, неужели ты до сих пор склонен к переоценке своих сил и возможностей? Есть вещи, которые нельзя преодолеть в одиночку, – Виктор усадил меня, громко хлопнув дверью.

– Я хочу, чтоб ты запомнил, Алекс, – продолжил он, садясь за руль, – пока я рядом, всё будет в твоей жизни чуть легче, поскольку тебе не одному придётся развязывать свои старые узлы. Ответь мне сейчас, я больше не спрошу, ты доверяешь мне? – Виктор говорил тихо, твёрдо, но лёгкое волнение я уловил.

Да и вопрос был странным. Можно ли безоговорочно доверять человеку? Не другу, не родственнику, кого знаешь хоть какое-то время. Доверять и жертвовать правом действий и решений? Или же доверять и растворяться в спокойствии? А ведь ответ был очевидным, чересчур очевидным для меня.

– Я доверяю тебе, Виктор. Думаю, ты это и сам знаешь.

Он выглядел чем-то озабоченным.

– Поехали. Ты устал.

Куда мы мчались по ночной пустой дороге? Мысли, странные, ещё неупорядоченные, кружились в голове и не могли найти себе места, но я не трогал их, просто наблюдал. Рядом с Виктором было необычно спокойно – ощущения абсолютной безопасности и защищенности исходили от этого, по сути, незнакомого человека. Как так вышло, что он рядом? Опекает, заботится, меняет мои привычки, представления о людях, их отношениях, степени понимания друг друга, настраивая мою жизнь на более качественный и чистый лад. Зачем? Сейчас я как будто бы спал и не спал одновременно. Виктор по-прежнему был серьёзен и задумчив, и мне физически чувствовалось, что разговор у нас не запланирован.

Он заехал в какую-то глушь, как мне полусонному показалось. Вышли. Двор, дверь, лестница, кровать… Я просто свалился в сон.

Ночь была тревожная, снилась Кэтрин, красивая, печальная, мои с Вероникой друзья, а потом всё снова серое, душное, противное…

Утром я проснулся от громкого звука за окном. Сел на кровати. Обнаружил, что одет, помят и голоден. Зеркало напротив всё подтвердило. Комната, которая меня приютила, очень походила на кабинет Анны – светло, просто и удобно. Рядом была ванная, где, к своему счастью, я обнаружил всё для разрешения основной массы утренних задач.

Спустился вниз. Гостиная пуста, кухня тоже. На террасе слышался разговор.

– Не думаю, что ему уже пора самому всё делать. Слишком самоуверен, – говорила Анна.

Абсолютно убежденный, что речь обо мне, я решительно шагнул в дверь. Анна и Виктор сидели у накрытого к завтраку садового столика.

– Садись, мой дорогой, – Виктор указал на кресло рядом. – Долго я кружил вчера по улицам! Ну и заставил же ты меня переживать!

– Не понимаю, чем, – сказал я, усаживаясь и без церемоний приступая ко всему, что предлагала мне Анна.

– Не надо! – оборвал он. – Ты можешь себя переоценить, и так как не даёшь никому из нас узнать тебя, мы… вернее, я, буду рядом во всех твоих сложных моментах! – Своим видом Виктор показал, что это не обсуждается, и к этому мы больше не вернёмся.

Анна отправилась к старому садовнику жаловаться на самоуверенность нового, а я сидел странно спокойный, и снова счастливый. Мне приятно было наблюдать их в простом семейном обиходе. Непринужденность поз, простая одежда, мягкие спокойные взгляды, неспешные жесты и прикосновения. Анна выглядела невероятно умиротворённо. Их отношения, разговоры с Виктором не походили на эмоциональную привязанность большинства любящих друг друга людей, они были будто степенью выше, и… чище. «Высокие ценности» – промелькнула фраза в голове. Они словно прошли всю жизнь вместе. И не одну. Я был под впечатлением и в тоже время не мог понять чего-то очевидного.

Завтрак прошёл слишком быстро и вскоре все мы ехали в сторону города.

Высадив Анну у студии, Виктор повёз меня дальше. Он молчал. А я ждал, вернее, наслаждался этим моментом сполна. Мне были физически приятны минуты с этим человеком, даже молчание. Но я не спешил делить свой слишком внутренний мир с ним, это была скорее игра. По крайней мере, мне так хотелось и нравилось думать.

Подъехали. Виктор посмотрел на меня и усмехнулся:

– Пошли, помощник.

Я расплылся в бестактной улыбке. Ведь, согласно бумагам, моя должность так и звучала.

Нас встретил довольно мрачный, безликий фасад здания. Кроме первых этажей – они были заняты яркими кафе, магазинами и прочим подобным. Офисы располагались выше. На эскалаторе мы попали в огромный холл, из которого коридоры вели в разные стороны. Здесь же находилась стойка приема и регистрации. В глаза бросилась вывеска – название фирмы, три фамилии.

Вежливо поздоровавшись, девушка за стойкой сказала, что сегодня всё по графику и нас ждут. Мы отправились по коридору, в конце которого попали в длинный кабинет с неприлично огромным мраморным столом посередине, для совещаний, очевидно. Из-за стола встала полная женщина и спешно подошла к нам. Она тепло поздоровалась с Виктором. Я был представлен.

Елене было около пятидесяти. Она руководила здесь, как говорится, с самого начала, знала всех и всё, изнутри и снаружи, была правой рукой Виктора и тех трёх с таблички. Мы выпили кофе, и Елена пояснила мне, что и как происходит на подконтрольной ей территории. Честно говоря, для меня не было неожиданностей, кроме интересной манеры общения самой Елены. У неё были сильный голос, властные манеры, цепкий взгляд, но при всём этом она обладала очень подвижным сознанием, мгновенно находя тактику общения с новым человеком, не давя и не прогибая его.

Наконец, этот визит вежливости был окончен, и мы направились в рабочий кабинет Виктора. Он состоял из двух комнат очень приятных древесных оттенков. Я сразу с довольным видом уселся в знакомом кресле, чем вызвал его смех.

– Нет, это кресло для клиентов, – сказал он, все ещё смеясь, – здесь я работаю, пошли.

В соседней комнате было уютнее – не столь официально, и я понял, что это было его личным пространством для отдыха и восстановления. Напротив единственного окна во всю стену стоял стол, рядом – кресло, справа – кожаный диван, книжные шкафы и, собственно, всё. Виктор показал записи предстоящих встреч, и мне сегодня досталась работа секретаря. Он оставил меня. Разбираясь в личных бумагах, я многое смог узнать о его работе, видимо, это и было целью дня. Спустя некоторое время, старые записи, не имеющие прямого отношения к нынешней работе и пациентам, были изучены и отделены, и я приготовился наблюдать непосредственную работу профессионала.

У Виктора был пациент. Мужчина, выглядевший намного старше своих шестидесяти. Доктор химико-биологических наук, кажется. И с первых же минут их общения я впал в состояние, близкое к вертиго.

«Это вообще что такое происходит?!» – крутились мы вместе с этим вопросом в голове. Виктор знал своего пациента настолько, насколько тот доверял ему. Им не приходилось озвучивать некоторые вопросы, мысли, выводы. Они разговаривали очень странным образом. Обрывки фраз, иногда непонятные мне или несвязные предложения, латынь, цитаты, своеобразное невербальное выражение пережитых чувств и эмоций. Выводы, сомнения, долгие острые паузы – важные и нужные для них, для осмысления сказанного или обдумывания. Ни Виктор, ни пациент, кажется, не замечали меня с моим изумлением. А я испытывал ошеломительный азарт, наблюдая, как мимо проносится просто шквал «невербальных посылок». Просто высший пилотаж! В теории я понимал, что все люди разные и уровень понимания и доверия у каждого свой. Тут была верхняя граница нормы или скорее, начальная ступень гениальности. Я подумал, что их, возможно, связывало нечто большее, чем встречи здесь. Концентрация их совместной работы зашкаливала за грань возможного. Это являлось привычным для них общением, они мгновенно думали вместе. Виктор был очень собран и полностью погружён в данную минуту. Весь его образ излучал уверенность, надёжность. Я присутствовал при работе мастера.

Закончив приём, Виктор проводил пациента и, вернувшись, сказал, что больше у него сегодня никого нет. Сел и молча ждал.

– Это было показательное выступление для меня? – спросил я, выдержав почтительную паузу.

– Да, ты такое уже наблюдал? – Виктор задумчиво смотрел на меня.

– Нет, конечно. Вы – друзья?

– Этот человек – мой пациент, Алекс. Уровень общения и степень доверия зависят только от навыков и желания.

Он потом ещё что-то говорил, но мне стало не по себе. А если этот человек может видеть нечто большее в людях? Во мне? В силу навыков, опыта, мастерства. Что вообще я знаю об этом человеке? И как далеко он уже может знать меня? Любопытство всегда заложник опасности. Возможно, я не настолько готов к игре с Виктором и действительно склонен переоценивать себя в чём-то… Не успели мои мысли упереться в дверь предчувствий с надписью: «Опасно! Покинуть помещение!», как Виктор тихо произнёс:

– Послушай, мы не можем больше тратить время, ты – на бунт и капризы, я – на слепые догадки. Нам нужно работать, Алекс, вместе. И доверять друг другу безоговорочно. Ты сказал, что доверяешь мне. Сейчас и проверим.

Тут что-то тёмное сдавило мое сознание. Угол, идти некуда.

– Садись, – он указал мне на то самое кресло.

– Я разговаривал с Кэт, она передала некоторые детали вашего общения.

Пока он начинал, я старался максимально быстро собраться, привычно устанавливая свои границы и барьеры. Тут я был хозяином положения. Впускать Виктора я не планировал, поскольку ещё не решил, как далеко ему можно в мою жизнь. Да и честнее сказать, было страшно. Он, конечно же, видел все мои старания, но спокойно продолжал.

– Опиши, пожалуйста, свои чувства к Веронике.

Я выдохнул.

– Если Кэтрин всё передала, то зачем?

Он посмотрел на меня как-то по-новому, и с улыбкой сказал:

– Алекс, давай снова. Опиши мне свои чувства к Веронике. Сейчас и тогда. И пожалуйста, будь любезен, убери свой блок. Со мной не выйдет.

Последняя фраза стала вызовом. У Кэтрин ведь ничего не вышло. И я начал рассказывать скучными безэмоциональными фразами всё, что посчитал нужным. Виктор терпеливо и молча дослушал не очень длинный и совсем не выразительный рассказ. Он был серьёзен, задумчив. Я понимал, что заигрался, но отступать было некуда, там всё было «только моё» и…

– Упрямство, – наконец сказал он странным тоном и вздохнул, – ты не оставляешь мне выбора, Алекс.

Он подсел совсем близко ко мне и молча, долго смотрел в глаза. Так как я был окружен своей собственной защитой, то какое-то время ощущал только лёгкий дискомфорт от его взгляда, впрочем, как и всегда. Но вот мгновение, ещё и ещё… Мне стало внезапно душно, сердце то стучало, то проваливалось, мысли в голове заметались, как мотыльки у лампы. Я не сразу сообразил, что происходит, а потом уже стало поздно. «Нет, так нельзя, это же опасно!» – пронеслось в голове. Виктор сидел и продолжал просто смотреть, исключая любую возможность моей защиты. Я уже наверняка знал, что это. Воля моя была побеждена. Пружина внутри медленно разжималась, предоставляя свободный доступ ко всем эмоциям. Но это не был гипноз, и я был в сознании.

– Зачем ты так?

– Ты ещё молод, Алекс, и не понимаешь важности и своевременности многого. Чтобы действительно помочь Веронике, ты должен знать как. Сейчас ты не допускаешь даже себя, не только меня или Кэт, к своим настоящим эмоциям. А их нельзя похоронить под волей. Сегодня ты будешь вынужден это терпеть из-за своего упрямства и доверия ко мне, понимаешь?

И всё стало несущественным. Разум ещё пытался бороться, но это было бесполезно. Мы с Виктором стали одним единым сознанием – это не описать словами. Он задавал вопросы, очень личные, очень неприятные, из прошлого. Но странное дело, быть полностью искренним с ним оказалось очень легко. В моём мире он был как дома. Точно и наверняка знал, что-где лежит, и как давно оно там оставлено. Он не давил, скорее, убеждался в чём-то.

Надо ли говорить, что мы «работали» долго, доставая каждую пережитую мной эмоцию и рассматривая её под микроскопом. Иногда было почти физически больно. Я снова многое переживал и, конечно же, страдал от этого. Подняв всё с самого дна, он сделал меня уязвимым.

– Зачем, Виктор? Чтобы привязать к себе? – Это был логический вывод и слабая злость. Но плохо я себя не ощущал. Я действительно доверял ему, и всё моё состояние подтверждало это.

Он сидел молча. Думал. Постучали. Вошла Кэтрин.

– Ты очень кстати, – сказал он ей, – всё прошло нормально. Мы почти закончили.

– Я думала, что не успею, – она нервничала. Я сидел в кресле опустошённый, физически слабый и…

– Упрямый… – опять закончил мою мысль Виктор, – Алекс сейчас спустится к тебе. Оставь нас ненадолго.

Она мгновенно исчезла.

Как же мне не хотелось ничего выяснять сегодня. Мой организм отчаянно хотел одиночества, а сознание – изловить свободно блуждающего «Этого».

– Ты должен использовать это не для себя.

– Что, прости? – я будто проснулся.

– Твои умения – не для личных нужд, они будут незаменимы в работе, – повторил он. – У тебя очень сильная воля, в каком-то роде даже опасно использовать её, а ты бесконтрольно давишь своё Я. Это разрушительно, Алекс. В итоге ты никому не поможешь. Даже себе.

Я упрямо молчал. Но Виктор отчасти был прав, у меня это входило уже в обиходную привычку. Так было проще жить.

– Я больше не сделаю этого с тобой, ты и сам всё понимаешь. Нужен был всего один раз.

Когда он покинул моё сознание, странное ощущение одиночества мгновенно накрыло волной и вызвало тоску. Сейчас, закрыв глаза, я уже отчётливо осознавал каждую свою эмоцию, желание – они беспорядочно кружили. И надо было бороться, думать, жить, строить как-то всё заново. Но Виктор настойчиво продолжал.

– Нам надо это закончить и не возвращаться более. Согласен?

Я кивнул, не открывая глаз. Было очевидно, что это не конец, но лучше уж так, по своей воле.

Он помолчал, дал мне собраться.

– Опиши своё отношение ко мне.

В том месте, где находится сердце, вдруг образовалась тишина. И тишина в комнате вторила ей. Время замерло. Но вот, затикали часы. Выдох.

– Доверие. Благоговение. Влюблённость.

Кто-то сказал, что правда редко бывает простой и почти никогда – чистой, но тут было истинно непростым каждое слово. Добавить было нечего. С самого дна, глубины моей честности и осознанности я поднял эти простые слова. Они давно лежали там под налётом непонимания, неверия и удивления. И только сейчас, в эту самую минуту полной искренности, я мгновенно и вдруг всё понял. Сам для себя. Эмоции, сопровождающие образ Виктора были так близки к любви – не простой физической, эгоистичной, а захватывающе-детской, чистой, другой… И невероятно сильному благоговению! Как в храме в дни Рождества на тебя опускается сама Радость и берёт в плен. Вот я и был в плену, всегда рядом с ним…

Воцарилось молчание. Я открыл глаза. Серый взгляд Виктора пугал отстранённостью. Я давно изловил моего «Этого» и мы просто ждали своей участи вместе.

– Что-то не так? – я уже занервничал от слишком длинной паузы.

– Алекс, видишь, и без всего этого ты собой прекрасно владеешь, – сказал он.

– Но теперь могут быть последствия, от банальной депрессии до расстройства.

– Ты себя ещё не знаешь. Ты просто великолепен. Великолепен в выдержке и честности. Я никогда не смог бы навредить тебе, помни это. Мы закончили.

Он встал и протянул мне руку.

– Спасибо, что не помешал, – он как-то странно смотрел на меня.

«Вряд ли я бы захотел. Или смог», – пронеслось в голове.

– Виктор, не знаю, зачем тебе понадобилось настолько заурядное прошлое очередного сотрудника, но я рад быть искренним именно с тобой, – сказав это, я даже сам немного испугался.

Он, наконец, улыбнулся, и на такой тёплой ноте мы простились долгим рукопожатием. Внизу меня ждала Кэтрин. Она всё ещё переживала.

– Ну, неужели! – она опять обняла меня, будто защищая от чего-то извне. Сейчас это было уже не так чуждо, ощущения изменились. Её искренность буквально сбивала с ног. – Пойдём. На сегодня всё.

И мы уехали к ней, проговорили весь вечер. Ужинали. И потом я, наконец, был отпущен к себе.

– —

Утром меня разбудил звонок. Кэтрин весело объявила, что всё, что от меня требуется, уже на моей электронной почте с подробными инструкциями. Я положил телефон и снова раскинулся на кровати.

Обычное утро больше не было прежним. Солнце светило ярче, занавески взлетали веселее, я… Я ощущал забытое чувство беспокойства и счастья одновременно. Моя внутренняя природа была свободнее, границы отсутствовали.

Ладно. Попробуем.

После завтрака я окунулся в новый мир клиентов, заботливо подобранных для меня Виктором и Кэтрин. В конце был график приёма, с указанием наших общих и непосредственно моих сеансов. В числе прочих была и Вероника. Я улыбнулся и поспешил на группу к Кэтрин.

Я начинал видеть в ней надёжную опору и верного друга. Думаю, ей это было приятно, поскольку я стал это понемногу показывать. Она открыла дверь и отшатнулась. Я улыбался и, видимо, даже выглядел иначе.

– Ты меня удивляешь! Я рада, что лёд так скоро тает.

Очень приятно! Банально и чертовски приятно! Она была определенно моим человеком, не смешанным с эмоциями, желаниями, но моим, от мыслей до реакций. Мы работали до самого вечера. Сперва была группа, часть которой я уже видел. Затем два клиента.

Женщина. Приятная наружность, мелодичный голос и обострённая чувствительность ко всем. Даже странно, думал я в тот момент, как такие нежные создания могут в один миг превращаться в неуправляемый комок эмоций и проблем. Прекрасные ощущения, получаемые ей от мужчин, сменялись неконтролируемым желанием управлять ими, уничтожая всё хорошее. Кэтрин была очень собрана в работе. Как будто теперь ей было легче сосредоточиться рядом со мной. У меня же была непростая задача – делить свои наблюдения между её работой и клиентами. Поиски начала всех противоречий в убеждениях пациентки потребовали внушительных энергетических затрат и два сеанса времени подряд. Было сложно. Чувствительные личности склонны к упрямым отрицаниям. Да и казалось, что моя персона несколько отвлекала её. После Кэтрин приготовила чай. У нас был час времени перед следующим сеансом.

– Ты же знаешь, что завтра у меня будет она, – начал я неожиданно прямо, даже для себя.

– Да, – ответила Кэтрин с нескрываемым удивлением.

– Я знаю, что теперь буду один, и мне бы хотелось, в этот раз…

– Чтобы после я была рядом, – улыбалась она, заканчивая мою мысль.

Я кивнул.

– Это так и планировалось, Алекс.

Да, видимо Виктор был прав и мои блоки не нужны более, по крайней мере, среди близкого круга. С такими несложными усилиями всё было просто контролировать. Хорошо, но скучновато. Обычно я сам с собой боролся, а сейчас все шло само собой, приторно идеально.

– Приятно наблюдать изменения в человеке. Виктор редко ошибается.

– Что же он хочет от меня? – я знал, что этим вопросом я поспешил. Вряд ли она сказала бы всё сейчас.

– Думаю, того же, что и от каждого из нас – профессионализма и верности.

Я улыбнулся.

Этот вечер пролетел быстро, очередной клиент ушёл, ужин заказан, такси увозило меня домой.

Следующий день тоже удивлял. С утра. Лёгкий ветерок осторожно прикасался к лицу, рукам, словно направляя движения тела и мыслей. Блики солнца отражались от всего возможного и наполняли теплотой и искренностью изнутри. Птицы, солнце, небо… Это точно всё было здесь раньше? Даже люди, спешившие на работу, искренне интересовали меня. У каждого – свои задачи, мысли, взгляд, парфюм, и всё это еще не тронуто беспокойством нового дня. Я вглядывался во встречных, угадывая их образ жизни, привычки, желания… И растворялся в этом простом и понятном порядке вещей. Абсолютное восприятие жизни через чувства. Лишь юность отличается похожими состояниями, когда кажется, что нет ничего важнее чувств, но тогда это, как правило, весьма примитивный уровень, начальный. Что же теперь? Теперь – это похоже на искреннее желание не навредить и стать частью чего-то большего, чем ты сам, чем эмоции.

Вы замечали раньше, чем сильнее обостряются ощущения, тем медленнее мир движется вокруг? И вот, наступает момент, когда всё совсем замирает. Но живёт, любит, дышит… Как игрушечный волчок, при очень большой скорости, кажется абсолютно недвижимым, невесомым – темп невероятен, а вокруг просто космос… Вот примерно с такими ощущениями в один из дней я буквально ввалился к Кэтрин. Она смеялась надо мной, дарила искренность, угощала завтраком и неповторимым кофе.

– Виктор никогда не перестанет удивлять меня своей интуицией, – она редко говорила о нём, но мне был очевиден уровень их отношений и доверия, – я много раз была свидетелем его безошибочно-филигранной работы. Особенно с близкими, – она взглянула на меня, – ты абсолютно близкий и родной.

Кэтрин открыто и искренне смотрела на людей. В том числе и на меня. Я уже привык, но пока ответить тем же не мог. Что-то ещё держало. Что-то из прошлого.

– А я не встречал ранее таких людей как вы, Кэтрин. Других. Реальных. Но я не настолько уверен в себе, как он или ты. Что мне делать, если я потеряю этот мир, ваш мир? Я никогда не смогу вернуться в прежний.

– Никогда и ничего не бойся. Если будешь честен с собой, со всеми, то твой путь всегда будет прекрасен, – отвечала безупречно мудрая Кэтрин. Я часто смотрел на неё и не мог поверить, что в реальном мире возможно встретить таких, как она, Виктор, Анна. Это другой уровень отношений – выше телесности, чище психологии, невесомее равновесия…

В последнее время я не видел Виктора, и Кэтрин, намеренно или нет, заполняла своим обществом пробелы его отсутствия. Я был не против. Но то, что я понял о его роли в моей жизни, ещё требовало проверки. Не просто дарить полное доверие тому, кого постоянно не хватает.

И потянулась вереница клиентов.

Самым любимым в работе я всегда считал настройку правильных ощущений с помощью пространства. Мягкий свет, удобная мебель, тёмные шкафы, обязательный ворох книг. От всего этого веет покоем, временем, прошлым. Видимо, поэтому всё, что приносят с собой клиенты, иногда только здесь смущает их. Переживания уже не давят, и они раскрываются подобно цветку в правильном климате. Всё, что мы с Кэтрин находили в такие моменты, бережно подставляли свету, стараясь сберечь и согреть… О, Боже, если так пойдёт и дальше я, наверное, начну писать стихи!

Наступил очередной вечер. Мы остались вдвоём. Её-наши клиенты закончились. Вероника была последней. Кэтрин пыталась ощутить, прочувствовать моё состояние, я же отшучивался, как мог. Ну вот – назначенный час. Кэтрин ушла, я ждал.

Вероника опоздала. Вошла, окинув меня весьма однозначным взглядом, села.

– Ждал с нетерпением?

– Конечно, ждал, у нас же встреча.

Наряду с напускной уверенностью, я заметил её переживание, странное стеснение, но вот, мгновение, и она уже собралась. Видимо, ей действительно нужна была помощь больше, чем игра со мной.

Мы начали. Она заговорила неожиданно серьёзно и без лишних эмоций. Я не стремился расставлять рамки. Немного спустя, было очевидно, что её внутреннее напряжение отпускает. Беседа становилась более личной, одушевленной. В числе прочего нами обсуждались мотивы недавних поступков и эмоции, вызванные моим возвращением в её жизнь, как она выразилась. Это было очень кстати, сегодня, сейчас идти с ней в одном направлении, профессиональном, прорабатывая терпеливо и без зажимов переживания, вопросы, сомнения. Я был рад и потрясён одновременно. Моя искренность и честность всех последних дней зеркально проецировалась на всю, заведомо непростую, работу с Вероникой. Эта мелькнувшая параллель в голове вызвала странные ощущения полного отсутствия контроля над своей жизнью. И как же я смогу идти дальше, если переписываю правила и законы по ходу движения? Я спешно отбросил свои вопросы «на потом» и вернулся к Веронике. Передо мной человек открывался сейчас с новых сторон. Что же происходило с ней на самом деле? Я думаю, что немного понимал, и честно говоря, мне в этом помогли эти самые новые правила. Когда человек опускается всё ниже и ниже, влекомый своими чувствами и слабостями, он способен достигнуть только определенной точки. Не более. И эта степень всегда равна силе желания выбраться, стать лучше, чище. Такое не касается людей с болезненными зависимостями, скорее уже физическими. У Вероники я наблюдал именно такое чистое желание, вернее, осторожные попытки его иметь.

Наше время подходило к концу. Мы уже молчали несколько минут, я дописывал то, что не хотел потом потерять и знал, чувствовал, что это ещё не всё.

– Понимаешь, почему только ты один можешь помочь?

– Думаю, да. А ты?

– Я уверенна, что только наше общение может что-то изменить. Может даже меня.

– Каким образом, если не брать наши сессии?

– Я могу быть немного лучше только в твоём присутствии, даже воображаемом.

Я знал, к чему она ведёт, но решил, что на сегодня достаточно и не стал продолжать беседу. Вероника встала, улыбнулась мне какой-то отстраненной улыбкой и пошла к выходу. Я шёл позади, не нарушая ни дистанции, ни тишины.

– Увидимся, – бросила она вполоборота.

– До свидания, Вероника.

Дверь хлопнула, и мне показалось, что хлопнуло всё вокруг – шкафы, книги, торшеры. Всё аплодировало.

Убрав записи, я поспешил на улицу. Пара дорогих образов виднелась на другой стороне дороги. Виктор и Кэтрин. Я был горд и спокоен. Это мои люди… Мои! Они молча смотрели, пока я подходил. Каждый по-своему. Кэтрин откровенно гордилась мной, а он… Не могу так просто описать его взгляд. Помимо волны теплоты и уверенности, я почувствовал что-то плохо скрываемое, или наоборот, наполовину показанное. После нашей с ним той самой работы я теперь интуитивно ощущал его настроение. Подойдя ближе и смелее, я не отводил глаз от тяжёлого серого взгляда, но он еле уловимо покачал головой и повернул меня лицом к Кэтрин. Она обняла меня, очень крепко и сказала:

– Мой дорогой, ты прекрасен, тысячу раз прекрасен!

– Знаю-знаю, – сказал я скромно.

– Как отметим? – спросил Виктор, улыбаясь.

– А можно в гости? – это я сказал уже совсем не скромно.

– Я же говорил тебе, Кэт, всё будет ожидаемо, – рассмеялся Виктор.

Он поднял руку, и в конце улицы от обочины отделилась тень машины. Через полчаса мы были уже за городом.

Анна как будто ждала гостей. Абсолютное спокойствие и понимание руководили нашим семейным ужином. Виктор шутил, как только он один и умеет, а Анна и Кэтрин оказались очень близкими по духу людьми, давно знакомыми и очень простыми в общении между собой. В общем, всё было интуитивно с полу-взгляда, полу-жеста, как в театре. Обсуждали новые успехи и старые навыки. Женщины настойчиво требовали раскрытия моих психологических приёмов, но Виктор умело увёл беседу от ультиматумов.

– Вот, Алекс, и костыли оказались не нужны. Ты здоров и самостоятельно стоишь на своих ногах без сильной, но опасной поддержки. Надеюсь, ты понимаешь, что невозможно открыть новую дверь, не закрыв старую, – Виктор был необычайно добр, внимателен ко всем.

– Я сам не перестаю удивляться, сколько всего постоянно окружало меня. Я всегда замечал крохи, а сейчас будто везде, вокруг, внутри разворачивается целый мир. Другой, и такой устойчивый. Как можно было его не замечать? Я боюсь, что скоро сменю род занятий и начну писать стихи, ну, или сказки.

Анна стала рассказывать о сказках в судьбах людей, виденных ею наяву. Кэтрин делилась своими эмоциями от жизни в поездках. Как много она пережила до встречи с Виктором! А Виктор… Он внимательно следил за мной, вернее моими реакциями и настроением. И я чувствовал, что ему есть что сказать мне, но он чего-то ждал.

Ужин подходил к концу, и Кэтрин предприняла быструю попытку распрощаться с нами. Виктор и Анна вежливо её отговаривали. Я посчитал, что этого было недостаточно, и решил помочь искренностью.

– Останься, моя дорогая Кэтрин! Я уже не представляю свой обычный день и этот необычный мир без тебя.

Воцарилась странно неожиданная пауза. Виктор быстро взглянул на Анну, затем на меня. Кэтрин искренне растрогалась и сказала, что ей действительно надо уехать и пригласила меня проводить её.

Машина уже ждала, мы прощались во дворе.

– Я не перестану гордиться твоим самообладанием и уровнем стремлений, мой Алекс. Ты и правда ещё не знаешь, что можешь. Но запомни, «можешь» – не значит «будешь». Продолжай свой путь очень осмотрительно и собранно. И помни, доверие – это самое главное в жизни Виктора.

Мне было нечего сказать, кроме благодарности. Мы обнялись, и она уехала. А я всё стоял и смотрел вслед удаляющейся машины.

Была уже ночь. Дышалось легко. Я поднял глаза, небо было неприлично звёздное. Наверное, где-то среди этого сверкания хаоса, прямо сейчас и кралось моё счастье. Тихо-тихо. Надо только чуть-чуть подождать…

– У Кэтрин диагностировали церебральную аневризму. Алекс, у неё нет времени на это, – за спиной появилась фигура Виктора.

А внутри меня мгновенно образовался жгучий вакуум – противное, душное безветрие.

«Нет! Этого не может быть! Как и почему такой человек должен уйти?! Ещё и внезапно… Это же нелепость какая-то! Зачем жизнь всё устраивает так не-чест-но?!»

Наверное, во время этих мыслей я не дышал и по привычке стал закрывать все свои границы. Виктор мгновенно схватил меня за плечи и встряхнул.

– Не возвращайся туда, не надо! Мы же договорились!

Он был сейчас очень серьёзен и страшно прекрасен! Точь-в-точь грозный бог Олимпа! Мы присели на скамью. Мне не понадобилось много времени, чтоб собраться. Я уже имел опыт борьбы с неизбежным.

– Какие ещё сюрпризы ждут меня? Я серьёзно, Виктор. Ты же знал всё с самого начала.

– Знаешь, сложно увидеть в тебе то, что ты прячешь даже от самого себя.

– Я же не могу открываться и закрываться, как шкаф. Нашей профессии это не свойственно.

Я помолчал.

– Я не влюблён в неё, нет. И видимо, этому уже не дано случиться, – я вопросительно посмотрел на Виктора. Но он ничего не ответил, и я продолжил:

– Я доверяю ей. Она всегда рядом, с ней необыкновенно легко дышать, работать. Жить.

И всё-таки чувство глубокой преданности к Кэтрин наполняло меня сейчас более всего. Хотелось быть с ней столько, сколько возможно.

– Алекс, мы с тобой должны уехать. На следующей неделе пройдёт очередная конференция в Вене. Нам надо быть там за пару дней.

Странно, но именно сейчас мне больше хотелось остаться здесь, с Кэтрин, чем ехать непонятно куда с Виктором. Я даже удивился таким мыслям.

– А как мои пациенты?

– Пока мы ещё здесь, ты успеешь принять несколько. Веронику тоже. Как ты сейчас с ней работаешь, спокойнее?

– Знаешь, Виктор, мне очень приятно твоё профессиональное внимание ко мне, – отмахнулся я, потому что не планировал обсуждать Веронику в этот момент.

– Я не твой психотерапевт, Алекс. И моё внимание к тебе не профессиональное…

Я вопросительно посмотрел на него. Виктор выдержал довольно долгую паузу.

– Ты не просто очередной сотрудник или коллега, Алекс. Я хотел бы видеть тебя среди моих друзей. Среди очень близких мне людей. Найти человека, достойного доверия – это большая редкость. Я был бы очень счастлив, если бы ты стал частью моего семейного круга.

И всё вокруг начало постепенно оживать. Я мгновенно осознал, что это и есть моё абсолютное счастье. Ну, конечно же! Именно этого я и желал всем своим существом с нашей самой первой встречи. Неосознанно, интуитивно. Просто сердце и душа разобрались во всём раньше сознания и разума, наградив прекрасными эмоциями и так, по-своему давая понять, что Виктор очень близок мне. Чистое детское доверие и трепет преданного поклонника в присутствии кумира – ощущения, не покидающие меня рядом с ним. Но разве такое применимо к понятию простой человеческой дружбы?

– Как странно устроено наше существо, понять не просто, – тихо произнес я.

Виктор продолжал внимательно смотреть на меня.

– Истина, Алекс, как гора, – издалека понятнее и красивее. А вблизи обычно захватывает дух, и держат эмоции.

– Но ты свалился на меня сразу и вдруг. У меня не было шансов. Вначале.

Мы ещё долго разговаривали, и чем дальше, тем очевиднее было то, что у нас нет никаких преград в общении. Он понимал всё, многое можно было и не говорить. Виктор рассказал, как давно болела Кэтрин, что каждый её день может стать последним. И что она каждый день живёт свой последний день.

Я задумался, а если б не было её болезни? Кэтрин бы жила также? Была бы она настолько блестяща и безупречна в работе, отношениях?

– Почему-то мне кажется, что ты не хочешь, чтобы я проводил много времени с ней сейчас, я прав?

– Да, – Виктор всё также прямо смотрел на меня.

– Ты знаешь, порой мне бывает не очень уютно – у тебя невыносимо тяжелый взгляд, – признался я.

– Привыкать нам придётся обоим, – ответил он спокойно.

Я не совсем понял фразу, но был уверен, что моё некомфортное состояние сейчас полностью связано с необычным отношением к этому человеку. Когда же станет проще, сказать было сложно.

– Будет лучше, если вы с Кэт не увидитесь до нашего отъезда.

– —

Следующие несколько дней моя работа проходила без Кэтрин, в офисе. Я придерживался пожеланий Виктора на этот счёт, но странное нехорошее чувство предательства всё время преследовало меня.

«Да в конце концов, жизнь каждого – только его поступки!» – одним вечером пришло в голову, и после этой мысли я больше не раздумывал и отправился к ней. Согласно расписанию клиенты этим вечером у Кэтрин отсутствовали.

Она открыла дверь, но на мою прямую искренность не ответила как обычно, и немного смутилась.

– Ты мне не рада, – настороженно констатировал я.

– Что ты! Просто сейчас… – тут она будто отмахнулась от каких-то мыслей. – Проходи, мой дорогой, я всё объясню. – И улыбка привычно озарила её красивое лицо.

Я вошёл.

– Прости, Алекс, но дело во мне. Я знаю, что Виктор тебе всё рассказал, и не хочу, чтобы ты делал что-либо… – она задумчиво замерла, расставляя чашечки.

– Обязывающее? – закончил я.

– Да, именно. Мы с тобой очень хорошо ладим, не надо портить это. Есть неизбежные вещи, но они не должны ускорять естественное течение и темп наших жизней, – тихо сказала она, разливая тягучий ароматный напиток из кофейника.

Мы помолчали. Она смотрела на меня прямо и открыто.

– Мне теперь должно быть неудобно? – усмехнулся я. – Почему же здесь с тобой я могу всё на свете? И так хорошо – от первых минут до прощания… Знаешь, когда Виктор сказал это, он встретил мою реакцию и, видимо, решил…

– Что ты влюблён в меня, – закончила она, улыбаясь.

– Да, именно. А я просто не дышал от этой несправедливости! Я никак не привыкну к таким неожиданностям, как будто жизнь предаёт меня. Я был зол даже не столько на эти обстоятельства, сколько, наверное, на себя, – я остановился и посмотрел на Кэтрин.

Она внимательно слушала, но видно было, что не до конца понимала. Я вздохнул.

– Ну почему я не влюблён в тебя? Почему?! Так было бы понятнее и легче. Мы очень похожи, ты делаешь всё, как нельзя лучше, и я тебе дорог, я знаю. Как бы я хотел разделить это невероятное чувство с тобой! И особенно сейчас! Скажи, Кэтрин, ты понимаешь, о чём я?

Она всё так же внимательно и серьёзно смотрела на меня.

– Но зачем, Алекс? Ты немного лукавишь. Кому это было бы нужно? Тебе или мне? Твоя борьба с прошлым не обязательно должна закончиться отношениями или браком. Это лишь то, что многим известно, как единственный путь к наполненности. А что, если всё будет совершенно не так, но не менее прекрасно? Например, как у нас сейчас.

Вдруг у меня мелькнуло в сознании, что, по сути, она права, и это только я привычно, по-человечески цепляюсь за ускользающее от меня удовольствие. Я выбрал Кэтрин давно, но не как желанный объект для брака и семьи. Моё отношение к ней не имеет ничего общего с привязанностью или влечением. Эта женщина просто безупречно сияет рядом со мной. Наравне. И наполняет безграничным спокойствием.

Я улыбнулся. Кэтрин смотрела на меня, и понимала без слов.

– Что же я буду делать без тебя? Это так по-детски, знаю. Я слишком много обрёл и боюсь не справиться… Потом. – Закончил я тихо.

Она подсела ко мне на подлокотник кресла, взяла мою руку.

– Не важно, сколько времени осталось. Не опережай свои реакции. Я прошу тебя только об одном – будь сильнее всего этого.

Как странно. Совсем недавно я прилагал внушительные физические усилия, чтобы никак не реагировать на такую близость Вероники. Той женщины, которая уже была далека от меня нравственно, эмоционально, которая давно не преследовала высоких целей и чистых принципов. Но по-честному, я был физически слаб тогда. А тут, полная противоположность личности, но такая схожесть момента. И ничего! Я как будто растворялся в Кэтрин, наших общих мыслях, ощущениях, сознании. Никакого беспокойства, умиротворение и полное примирение – с собой, миром. Даже с неизбежностью.

– Мы как будто живём в унисон, Кэтрин, как две параллельные линии, две качели – в одном направлении, с одной скоростью.

Она улыбнулась, встала и вернулась на своё место.

– Алекс, я знаю, да и ты тоже, как такие моменты влияют на сознание и самоконтроль. Не отвлекайся, мой хороший. Да, я согласна, мы очень похожи и внутренним миром, и отношением к внешнему, но это не то, что жизнь хочет от нас здесь и сейчас. Мы можем расслабиться, отвлечься, но это время, потерянное, нужно будет наверстать. Позже, через год-два, не важно, наша история закончится. У меня, видимо, раньше. Но поверь! Поверь и не сомневайся, ты обретёшь помощь взамен моей, и с этим человеком пойдёшь дальше с того момента, где закончим мы.

– Но это будешь уже не ты, – попытался я.

– И не ты прежний, – тихо, но уверенно закончила она.

Сопротивляться не было смысла. Я всё понимал. Она была очень разумна, профессиональна, честна. Через час мы прощались. За её дверью я снова нашёл это неприятное ощущение последних дней. Кэтрин обняла меня.

«Может в последний раз», – внезапно подумалось мне, и я испуганно взглянул на неё, убедиться, что ничем не выдал своих мыслей. Но она лишь спокойно улыбнулась мне.

Следующий день сулил трудности. Их было, как минимум, две. Во-первых, Виктор. Я знал, что он не будет рад нашей встрече с Кэтрин. Она в любом случае всё ему сообщила. Во-вторых, сеанс с Вероникой. Тут не на что было надеяться или чего-то ждать, всё могло быть так или по-другому – нужен правильный настрой. И если второй случай зависел целиком и полностью от меня, то с Виктором – нет.

Я выглянул в окно и вздохнул, машина уже ждала. У меня не возникало ощущений тотального контроля с его стороны или обременительного послушания с моей. Я всё ещё никак не мог свыкнуться с таким новым типом отношений – полной открытости и доверия. Вдобавок к этому, перед каждой встречей с ним, я испытывал чувства робости и волнения, как в институте. Наверное, моё сознание и впрямь воспринимало его как учителя.

– Я даже не буду с тобой спорить, – услышал я невероятно добрый упрёк, когда сел. Он улыбался и был каким-то новым для меня. Как впрочем, и всегда. При каждой нашей встрече, я никак не мог ощутить глубину его личности. Он всегда был разный и в то же время одинаково потрясающий своим… Даже не знаю… Темпом понимания другого человека. Виктор будто сливался со мной, Кэтрин, Анной, пациентами, воздухом. Или это мы сливались с ним?

– Ты был сердит на меня?

– Нет, Алекс, я бы не сказал, что это злость, это было переживание и, если хочешь, сомнение в ваших с Кэтрин силах. Я могу быть уверенным в чём-то, но люди… Они иногда чувствуют больше, чем думают, – он сказал это каким-то странным, не до конца ясным мне, тоном.

– Ты думаешь, я сделал ей неприятный сюрприз этим разговором? – продолжил я.

– Скорее мне, чем ей. Скажи, ты чего-то не понимал? Почему ты думаешь, что сам не разобрался бы? – он, улыбаясь, взглянул на меня.

– Не знаю, думаю, я уже начинаю скучать, – честно подытожил я.

Он снова посмотрел на меня, и надеюсь, что понял. Мы подъезжали к офису.

– Завтра заеду, у нас с утра самолёт.

Я вышел. А он уехал дальше, в свой однозначно прекрасный мир, о котором я пока мало что знал.

Пациенты. С парочкой была первая встреча, знакомство, так сказать. Ещё с одним мы уже провели два сеанса. Ну и Вероника. Я был готов. Частью нашей терапии было обсуждение тех моментов жизни, которые она провела со мной. Я всё понимал, и она тоже.

Она пришла без опоздания.

– Как прошла неделя?

«Она готова», – подумал я, не дождавшись ответа. Да, она знала, о чём мы сегодня говорим, и из союзников у меня было только время сеанса, а у неё – всё наше прошлое.

– Алекс, а если получится так, что именно то, что было с нами и предопределило моё будущее. Ты будешь переживать? – словно извиняясь, спросила Вероника.

– Мы обязательно найдём причину, не сомневайся, – уверенно ответил я.

– Хорошо. Вопросы? Или я сама?

Я жестом показал, как ей будет удобнее. И она начала, не спеша, выверяя эмоции.

– То время, что мы были вместе, я испытывала влюбленность только вначале. Позже, я стала замечать, что моё сознание начинает воспринимать тебя по-другому. Ты становился чем-то большим, чем просто любовник или друг… Тогда я никак не могла смириться, что яркое увлечение уступало место новому, странному чувству. Такого я не знала прежде. Я как будто переставала существовать в твоём присутствии – двигалась, дышала, жила не я, а мы. Это было ново и страшно. Ощущения, эмоции, даже наши планы – полное их совпадение – всё пугало меня. Думаю, тогда и началась борьба.

Она замолчала.

– Ты решила остановиться и вернуться к знакомым и понятным ощущениям?

Мне было ясно направление её мыслей. Но ещё яснее я понимал, что недостающие детали нашего прошлого, несомненно, помогут и мне.

– Видимо да, я считала, что всё то, что зовётся любовью – исчерпало себя. А то, что следовало после, было слишком пугающим, не как у всех. И я стала искать точку опоры – понятную, прошлую.

Она помолчала. Но я уже не вмешивался, предоставляя ей возможность самой контролировать время – моего единственного союзника.

– Это было похоже на раздвоение. С тобой – искренняя, участвующая, с другими – в вечном неясном поиске. Я лихорадочно заводила много знакомств, но не могла ухватить убегающее «что-то». Я пыталась, думала, ну вот, сейчас – с этим или с тем. Когда я запуталась среди бесконечного флирта, то уже не могла остановиться. В тот момент мы и обсуждали наше расставание, а я была неустойчива и физически не могла противиться очевидному. Я не стоила отношений с тобой и решила остаться среди своего беспорядка.

Она остановилась на мгновение, глаза её блестели, голос дрожал. Но отступать было некуда, да и незачем.

– Почему ты была уверена в этом? Почему нельзя было сказать так, как есть? – я старался заполнить паузу, её эмоции стали охватывать всё вокруг. Сопротивляться прошлому сложно, тем более, что оно у нас было общим.

– Зачем? Менять я ничего не хотела. А может, не смела. Тот путь, что ты выбрал для нас, казался слишком простым, и таким недоступным. Правда, открытость, семья… Оставаться с тобой было бы нечестно. Ты же помнишь про честность? Так вот, это единственное, что я смогла сохранить для тебя и ради тебя.

Она улыбнулась, и несколько слёз быстро упали её на руки. Пауза получилась долгой. Я теперь полностью осознал, почему только я могу помочь Веронике. Её честность, заученная, выточенная долгими годами наших отношений, до сих пор предназначалась только для меня. И больше ни для кого.

– Что ты чувствовала тогда?

– Мне нужна была от жизни только сама жизнь. С тобой я чувствовала, что перестаю быть отдельной единицей. Я теряла контроль.

– А что не устраивало в других?

– Я даже не понимала. Я не могла чего-то найти и до сих пор не могу. Их сейчас так много, людей в моей жизни, они все разные, но одинаково неподходящие ни для чего, – тихо и медленно проговорила она. – Как я могла выбрать всё это? – Она будто только сейчас осознавала это. – Я ведь ничего не хотела тогда так сильно, как быть частью лёгкого мира. Только теперь меня догнали и желания, и страхи… Я не растворилась среди легкого несуществующего мира, он поглотил меня. Я не могу выбирать, не могу иметь детей и не могу найти человека, чтобы раствориться в нём. Ты понимаешь?

– Уже да.

Очевидно, что Вероника и раньше пыталась разобраться в причинах побега из нашего будущего. Меня порадовало, что она ни разу не упомянула о времени нашего беззаботного счастья… Это навсегда связало нас. И было неприкасаемо и бесценно.

«Узор наших жизней», – вспомнил я Кэтрин, и мне стало очень спокойно. Смотря на Веронику сейчас, меня не переполняли ни жалость, ни сожаление. Я знал, что это ещё не конец терапии, что много чего ещё там, где не было ни одной живой души – за сознательной чертой её нынешней эгоистичной жизни. Знал, что с этим мы разберёмся и найдём всё, что скрыто или не поднято на поверхность. А сейчас она начинала делать очень робкие, но такие болезненные шаги искренности. Вскоре она многое сможет понять и принять, как опыт, смирится и перестанет стыдиться. Но «может», не значит «будет»…

– Я помогу тебе, не сомневайся. И не брошу тебя. Мы ещё не в конце, понимаешь?

Но время заканчивалось. Она готовилась уходить.

– Мы продолжим через неделю, Вероника, с этого места.

Она медленно встала.

– Алекс, как тебе это удаётся? Знаю, что не просто, но как? Это же всё… Так примитивно, – задумчиво и серьёзно спросила она.

Я смотрел на неё прямо и открыто, спасибо Кэтрин, и знал, чётко осознавал, что главное для неё сейчас – это моя поддержка.

– Я тебе помогу. Ты только этому не мешай и не бойся.

Она еле заметно улыбнулась и вышла. Я опустился в кресло и закрыл глаза.

Образы, воспоминания замелькали в сознании. Вот мы вместе поступаем в один и тот же университет. Тут нас знакомит случай, нелепый и романтичный. А дальше – нежная дружба, проверенная временем и доверием. И верность! Одна сплошная верность – слову, цели, друг другу. Она была эмоционально устойчивой, рациональной, сложной личностью. И только наедине не стеснялась быть уступчивой, терпеливой и влюблённой. Боже, может и действительно я всё испортил в тот момент? В момент решения связать наши жизни. Как одно прекрасное стремление и логичный поступок может искалечить две жизни, как? И как можно было поступить иначе? Тут я увидел подобное и в отношениях с Кэтрин. Я был честен с ней, как и с Вероникой, но Кэтрин тоже не могла остаться со мной…

Нет, не угадать, что предложит тебе жизнь. Можно быть уверенным только в себе, в своём выборе, поступках. Каким ты хочешь быть человеком, для себя, без показухи, внутри? И сможешь ли не ждать встречной оплаты за любовь или преданность? Но сложность в том, что даже после правильного поступка всё не обязательно будет цветным и радостным. Это просто ещё одна ступень, нужного оттенка, только определенно вверх, а не вниз.

Тревога утихла, мысли потекли ровнее, спокойнее. Я не любил больше Веронику и теперь спокойно смотрел на прошлое с ней. Меня не ранила наша связь, я не жалел. Это была уже не «моя Вероника», а носимая ветром эгоизма, человеческая тень. И она таяла, отчаянно цепляясь за то, что представлялось устойчивым ранее – власть чувств, страсть, обман, игра. Конечно, это всё казалось ей надёжной опорой, многие так живут. Но она, по природе своей, не из таких. Поэтому сейчас её настоящая сущность начинала враждовать со всем этим «удобством». У меня же появлялся сильный азарт найти то самое, откуда берут начало её слабости. И сил мне предавало смутное предчувствие, что это было задолго до нашей встречи…

«На сегодня хватит!» – подумал я, привёл всё в порядок и отправился домой. Дорога обещала занять целую вечность, но я твёрдо решил пройтись.

Город, люди и воздух сделали своё дело – я добрёл домой физически уставший, но психологически уравновешенный и без сил свалился в сон.

– —

Следующий день был предсказуем до минуты. Кроме звонка Кэтрин. Она желала мне удачи и по секрету рассказывала о своём опыте поездок с Виктором. И мы, как два подростка, обсуждали прелести жизни в путешествиях. Было весело – смеялись в голос, без неловких пауз и стеснений. Она поделилась парой историй про её первые знакомства на подобных мероприятиях. И как от пары ненужных, спас её Виктор. Простились тепло, словно близкие родственники, а после, уже более вдохновлённый, я продолжил свои скучные сборы.

Через час машина везла меня в аэропорт, Виктора не было. Пройдя регистрацию, я ждал рейс, и смотрел на бесконечный поток под именем «толпа». Все были озабочены чем-то своим, личным, но двигались в унисон – туда, куда звала их жизнь. Одно направление, разные цели. И по окончании полёта они все рассыплются в разные стороны, как брызги на стекле, занимая каждый своё место…

Вообще-то я не любил летать и только что вспомнил об этом. Невыносимо сильное ощущение стало наполнять всё тело волнением. В сознании искрой вспыхнула мысль, что похожее состояние я испытывал совсем недавно, даже не летая. Это было поразительно схоже с влюбленностью – два физически сильных переживания, которые зависят только от объекта. Рассудок делит их, ставя рядом с одним знак минус, а с другим – плюс. Полёт – плохо, влюблённость – хорошо. И что же получается, это всё? Только разум может отличить и назвать два разных чувства, а тело послушно переживает волну схожих ощущений?…

Вдали показалась знакомая фигура. Виктор. Меня наполнил знакомый трепет. И я ещё раз убедился, как эти два чувства поразительно близки в своих физических проявлениях.

Он подошёл и сел рядом.

– Ну вот, навстречу будущему, – улыбаясь, сказал он.

Я, честно говоря, так не думал. Меня сопровождали сплошные моменты настоящего – обрывки дней, поступки людей, встречи, обстоятельства. Я даже иногда ловил себя на мысли, что меня-то тут вообще нет, только аналитическое сознание и логические поступки. Я как будто рядом, сверху, издалека, но не внутри этой жизни и практически разучился думать о будущем, тем более мечтать и чего-то хотеть. Просто двигался вперёд, не создавая препятствий своей судьбе. А сейчас, в последнее время, это самое будущее всё настойчивее сгущалось вокруг меня в форме предчувствий, ощущений и надежд. Поэтому я, наверное, сидел, немного озадаченный такой простой фразой. Виктор внимательно следил за мной, точь-в-точь как Кэтрин. И я думаю, вернее, очень хочу думать, что понял без слов.

Мы отправились на посадку. Отрыв, взлёт. Тревожное чувство мгновенно начинает охватывать всё тело. Остальное не важно, всё парализует страх, животный, неконтролируемый. Последнюю попытку предпринимает разум, но, при виде уплывающей земли, начинает сдавать свои позиции.

– Не так уж и сильны твои чувства ко мне.

Я даже вздрогнул, Виктор сказал это, будто я рассуждал вслух. Последний час.

– Ты о чём? Я думал, мы всё выяснили.

– Конечно, так и есть. Просто сейчас, ты упорно стараешься победить себя и не видишь очевидного. Опять же, слишком вплотную подошёл к проблеме. Алекс, так ничего не выйдет.

Мне сейчас трудно было сообразить что-то. Физический дискомфорт начал давить на сознание уже бесконтрольно.

– Я про твои навыки и отношение ко мне, – Виктор не спеша достал таблетки из внутреннего кармана, – сейчас это было бы как нельзя кстати – простая подмена чувств и немного твоего самоконтроля были бы необходимой терапией, а не эгоизмом. – Он протянул мне лекарство.

Я смотрел на него, как впервые, и не верил. Не верил, что это происходит со мной. Вот, рядом сидит человек, о котором я даже боялся просить у жизни. Он всё понимает, видит, чувствует. В нужный момент рядом. Сейчас и всегда. Ничего не надо объяснять. Всё здесь, всё с ним, всё правда. Будто меня постоянно держат за руку. Я даже на мгновение забыл, что лечу.

Виктор заулыбался, открывая ноутбук.

– Я же говорил тебе однажды, – не прогоняй меня, и тебе будет чуть легче идти свой путь.

Меня насмешило слово «прогоняй» и я переключил своё внимание. Ну и к своему удовольствию, воспользовался столь любимой способностью. В голове наступила тишина, кровь шла медленнее, сознание прояснялось. И незаметно для себя, я стал наслаждаться происходящим. Это был мой первый полёт. Мой первый прекрасный полет.

Но глубокой ночью меня внезапно охватила усталость и сонливость. Мы приземлились, быстро покинули здание аэропорта, и вот, машина уже везла нас в отель. Номер оказался апартаментами, занимавшими почти половину этажа. Выбрав свою комнату, я свалился без сил.

Другой день, другой город, другой мир. Утро нового дня встречало меня настороженно. Солнце недоверчиво заглядывало в окна через спешащие облака, голуби то подсаживались на карниз, царапая его, то неуверенно слетали. В дверь постучал Виктор.

– Алекс, завтрак, нам пора.

Я мгновенно поднялся, и через четверть часа мы уже сидели на балконе за столом.

Очень красивый город! Глазами в него влюбляешься сразу, тем более, что нашему взору отсюда открывался Пратер. Настойчиво захотелось спуститься вниз, утонуть в толпе, надышаться воздухом этого места, потом замереть и остановить время посреди новой яркой страницы жизни, но… Но вскоре мы уже ехали на весьма официальное мероприятие, предшествующее основному.

Людей была масса. Бросалось в глаза, что многие из них были здесь, как дома. Кто-то кого-то звал, кто-то кому-то улыбался, по-свойски и почти по-домашнему говоря в полный голос в толпе. Все направлялись в строгом порядке, по уже известным им направлениям. У Виктора было столько знакомых, что после пятого-шестого представления, я даже не старался вспомнить имя собеседника, просто сосредотачивался на поддержании разговора и принятии нескучных поз. Виктор был очень собран, серьёзен, я бы даже сказал, насторожен, но доброжелателен ко всем и каждому. И я, к своему удовольствию, не обнаружил ни одного из представленных, хоть чем-то заслуживающего преимущества дружбы с ним или иного особого отношения. Все были в общей массе своей одинаковы, на достаточной дистанции для общения и тем более дружбы. Я же чувствовал своё преимущество и, кажется, пара-тройка представленных мне тоже. Некоторые взгляды в мою сторону были откровенно недобрыми, некоторые удивлёнными и недоумевающими. Но Виктор успевал отправлять мне достаточно невербальных посылок, чтобы я чувствовал себя совершенно уверенно.

Спустя пару часов вереница официальных встреч иссякла. Мы вышли.

– Теперь город наш, – сказал Виктор, – на целых два дня.

– Наконец состоится это, последнее знакомство, – ответил я.

– Для тебя оно будет самым запоминающимся на сегодня, – тихо предупредил он.

По пути к месту ужина мы наблюдали прекрасные памятники, не дающие забыть о существовании великих людей и их не менее великих целей и желаний. Свернув и потерявшись в очень узких улочках центра, внезапно мы вышли к прекрасному собору святого Стефана. Это было впечатляюще! Эмоции усиливали неестественно яркий закат и рассказ Виктора про реликвии, усыпальницы и историю этого места. Мы устроились в ресторане неподалёку. И когда наш поздний ужин утонул в непринужденной беседе, к нам подошла совсем юная девушка. Мило улыбнувшись Виктору и получив от него в ответ такой знакомый мне взгляд, она как-то сразу не расположила к себе.

«Ревность?» – мелькнуло в голове.

Вот она, та самая минута, когда я понял, что у Виктора тут все-таки есть близкие люди. У меня даже пробежала дрожь по телу.

«Ревность», – вздохнул я про себя.

Одновременно, я очень пытался вникнуть в представление дамы и разговор. Но что-то не клеилось, я уже был враждебно настроен. Хотя девушка ничем внешне не отталкивала. Мягкие спокойные тона одежды, длинные светлые волосы, бледная кожа, глубокий серый взгляд. Она смотрела так смело, что я даже начал раздражаться от этой безупречной простоты. Девушка, казалось, делала вид, что не замечает моей борьбы. Для Виктора же моё поведение было самой очевидной очевидностью, но он не вмешивался, поддерживал беседу и наблюдал. За мной.

Тут это препротивное состояние довело меня до логического предела. Я выдохнул, взял себя в руки и попытался понять – кто же передо мной и зачем.

Её звали Ирина. Она приехала на то же мероприятие, только днём мы разминулись.

«И слава Богу!» – подумал я. Виктор в этот момент многозначительно покашлял.

«Сколько же он знает обо мне! – Пронеслось в голове. – Или наблюдает?»

Ирину не смущало наше невербальное, но слишком очевидное общение, и очень странно – почему? Она же так молода и так храбро ведёт себя в откровенно неуютной обстановке.

«Ну, ради Виктора и я бы постарался», – мысленно заключил я.

Ирина оказалась теоретиком. Занимается какими-то статьями, колонками или книгами, я не запомнил. С клиентами не общается, хотя обладает, по словам Виктора, «высшей степенью наблюдательности и зарывает свой талант в безликий книжный мир». Меня уже немного отпускали эмоции, но видимо, недоверчивость ещё сквозила в поведении.

– Ирина, как бы ты описала слабые места моего Алекса? – спросил Виктор.

– Я не думаю, что это улучшит сейчас нашу с ним ситуацию, – она улыбалась, не сводя с меня взгляд.

– В каком смысле? – не стерпел уже я. Я знал, что умею держать себя в руках профессионально, это был вызов.

– Ладно, – вздохнула она, – я постараюсь. Но хочется, конечно, надеяться, что ошиблась.

Она приняла позу в кресле удобнее и пристально посмотрела на меня.

– Я знакома с Виктором лет двадцать, он мой самый близкий человек на земле и учитель.

«Ладно, – думал я, – ну и пусть, это же ожидаемо».

– Несколько лет, – продолжала она, – мы жили и работали здесь вместе, и только в прошлом году Виктор оставил меня одну.

В своём рассказе девушка делала слова «самый», «мы», «вместе» в предложениях ударными, я понимал цель, но моим нервам это было уже не объяснить. Я начинал чувствовать ненужность всей этой ситуации. Но вот ничего джентльменского или хотя бы эмоционально-разряжающего в голову не приходило. И Виктор мне не помогал.

«Хотя обещал!» – взглянул я на него.

Ирина всё продолжала рассказ про их близкие доверительные отношения.

– Хватит, – Виктор сказал это, уже откровенно смеясь, – думаю, достаточно.

Девушка умолкла.

– Наверное, вы были правы, – вставил честно я, – лучше не стало.

– Не нужно быть практикующим врачом с многолетним стажем, чтобы понять, что вы, Алекс, боготворите Виктора и позволяете себе ревновать его. Что я для вас – не самая уместная знакомая и ещё менее желанный друг – тоже очевидность. Но это скоро пройдёт. А сейчас, будьте добры, проводите меня к машине, – сказала она мне, а Виктору слегка кивнула головой.

Ирина поднялась, как и мы с Виктором, и я пошёл за ней сочень неловким ощущением. Мы миновали террасу и вышли к дороге. Тут она обернулась.

– Это ничего, что всё так вышло. Я знаю, вы старались. Давайте сначала, вне его присутствия, – тихо и мягко сказала она, кивнув в сторону ресторана, – Ирина, – и протянула свою тоненькую ручку.

Она улыбалась и была решительно настроена искренностью победить мой предрассудок. Я пожал её руку в ответ. Неловкость отпускала, а такая непосредственность брала в плен.

– Алекс, – улыбнулся я в ответ.

– Буду рада, Алекс, провести с вами завтра весь день.

Я продемонстрировал вопросительное недоумение.

– Виктор завтра уедет за город, к очень старым пациентам, уже больше друзьям, – пояснила она, – а я буду вашим временным гидом. И постоянным раздражителем. Справитесь?

– Не сомневайтесь, – слегка улыбаясь, ответил я.

Она рассмеялась.

– Вот про такого Алекса мне и рассказывали. Тогда переходим на «ты». Пока Алекс.

И прежде чем я опомнился, она поцеловала меня в щёку и села в машину.

– Это что такое было? – возвращаясь за стол, спросил я Виктора.

Он очень тепло смотрел на меня.

– Ирину лучше было представить тебе в менее формальной обстановке. И даже здесь ты умудрился не справиться с собой, – вздохнул он. – Представь, что бы было там, на встречах? Ты бы ей попросту нагрубил.

Вход для пользователей

Меню