Читать онлайн Клуб мотоциклистов, крюк на крыше и почтмейстер бесплатно

Пролог. Мотоциклист на Петровке

Нельзя сказать, что было жарко, хотя солнце уже начинало припекать. Всё же весна, и теплая весна была наградой за холодную зиму. Погода стояла отличная, не облачка, и это в апреле, в Москве, что можно считать редкостью. Мотоциклист не спеша катил по бульвару на своём Moto-Reve-Дукс. Шикарная новая машина, с двухцилиндровым двигателем, и мощностью целых четыре с половиной лошадиной силы! Одет же был одет по- обычному для любителей нового спорта, в толстую кожаную куртку, непродуваемую ветром, широкие галифе, тёмно- коричневого цвета, отличные кожаные сапоги до колена. Под куркой виднелся свитер с воротником, оберегавший шею от ветра. Ну и как без шлема, и он имелся, и огромные очки-консервы, закрывавшие лицо.

Ехал любитель модных игрушек быстро, верно, не меньше чем верст двадцать в час, хотя подобный мотоцикл, судя по рекламе в газетах, мог обогнать даже гепарда со своими сорока двух верстами в час! Каучуковые шины разбрызгивали грязь с булыжной мостовой, впрочем, мотоциклист старался не обдавать грязью пассажиров пролёток, которых он лихо обогнал у Петровки. Впрочем, у Петровского монастыря мужчина остановил мотоцикл, встал с сиденья, снял шлем, поклонился и перекрестился троекратно, несказанно удивив прохожих.

Дальше мотоциклист, пророкотав мотором, свернул на Петровку, к особняку Сыскной полиции Москвы.

– И что туда поехал? – сказал своему товарищу, не уразумевший этого проходивший мимо гимназист, – такой спортсмен, такая машина!

На ветру впечатлительный гимназист чуть не уронил фуражку, полетевшей прямо на мостовую. Его приятель лишь взмахнул руками, пытаясь неловко помочь, он его пальцы не спели ухватить лакированный козрёк. Головной убор, отлично сшитый, и украшенный блестящей кокардой, падал на дорогу. Хорошо, что не в грязь, оставленую проезжавшими лошадьми. Гимназист бросился на проезжую часть, спасать свою вещь. К несчастью, ломовик, на громадной повозке, не заметил прыткого сорванца. Но, мотоциклист заметил.

Он бросил сиденье своего сразу заглохшего механического коня, и кинулся к повозке, успев ухватить под уздцы испуганного тяжеловоза. Лишь громадная сила позволила удержать смельчаку лошадь. Возница, впрочем, тоже был возмущён, ведь его груз едва не упал на камни мостовой.

Вокруг стали собираться обыватели, увлеченно наблюдавшие новое зрелище. Люди, как правило, всегда не бывают ни добры или злы, лишь очень падки на нечто необыкновенное. Привлекает всё, что неожиданно для обывателя. И этот случай был, несоменно, из этого списка. Чудо, что мальчишку не изломал тяжеловоз. Чудо, что незнакомец смог обуздать громадную лошадь, сумел не пострадать самому и спасти гимназиста.

– Что там такое, барин! Куда этот мальчишки лезет, прямо под копыта! – кричал кучер, возмущённый больше других.

– Отведу его к папаше, – пообещал он, – Но, он жив и здоров, и будочник тебя в участок не потащит, – сразу повёл разговор в другое русло человек в кожаной куртке, – сам понимаешь, ничего хорошего не будет, если сюда придёт полицейский.

– Ваша правда, – угрюмо ответил ломовик, – и так я тороплюсь! Лучше поеду!

Незнакомец откатил мотоцикл к тротуару, и потащил туда же растерявшегося мальчишку. Злополучная фуражка, впрочем была уже на неразумной голове гимназиста.

– Отпустите, мне пора в гимназию, – начал юный и почти пострадавший.

– Отпустите, – вступился и его товарищ, теперь пришедший в себя.

– Да, родители не скоро прибудут, – заметил проходивший мимо господин, одетый в тёмный костюм, ботинки с тупыми носками и котелок. В руке была тросточка, которая крутилась словно сама по себе, когда говорил этот прохожий.

– И вы ведь не полицейский, что бы порядок наводить, – разговорился гимназист, – нет у вас такого права!

Теперь молодой человек смотрел весьма дерзко на нового знакомого. У юноши пропала противная дрожь в ногах, да и рядом стоял давнишний приятель. Надо было проявить себя, тем более, перед другими.. Видно, решил наконец, вспомнить, что он из хороший семьи, а его отец служит судейским чиновником.

– Отчего же? – говорил спортсмен, снимая очки и шлем с головы, – я уже здесь. Да и смею заметить, и права имеются. Позвольте представиться, Сергей Петрович Стабров, полицейский чиновник Сыскной полиции Москвы!

Пропавший барон Пфальц

Сергей Петрович сидел за большим столом, покрытым коричневым фетром. На нём лежало толстое стекло, так, что бы можно было писать ровным почерком, и не рвать стальным пером казённую бумагу. Он подвинул к себе документы. Но, пока было лишь только начатое дело, в неказистой серой папке. Надо было посмотреть ход расследования, хотя и происшествие в лавке Старосадского переулка было явно незначительным. Полицейский чиновник ещё раз перечитал опросный лист приказчиков и дворника, и кажется смог успокоится.

« Дело кажется, обычное, – говорил сам себе, – дворник повзодорил с приказчиком, да со зла утащил тачку со двора да продал. Пусть Минаков следователю дело передаёт, да в суд, нечего иам вожжаться. Или, если купец пожелает, простит дворника. А то вот, никак…»

Рядом стоял и чай, в стакане с подстаканником. Он в задумчивости отпил пару глотков, затем отставил в сторону бодрящий напиток. И опять посмотрел в окно.

Но тут раздался телефонный звонок, отвлёкший Сергея Петровича от важных мыслей. Но, трубка словно сама у уха и :

– Полицейский чиновник Стабров у аппарата…

– Сергей Петрович! Это барон Пфальц, Иван Иванович. Вы с неделю назад как к нам приезжали, на своём новом моторе, «Дукс». С моим сыном, Дмирием Ивановичем.

– Да, точно так, – оживился Стабров, – у него «Indian», отличная штука! Да, мы с ним же в клубе мотористов и познакомились. Как же, ведь и гонка завтра намечается, на Владимирском шоссе, семнадцатая верста. Даже начальство изволило отпустить! Правда, воскресенье, но ведь, служба!

– Точно- точно, мне ваш телефон граф Кавский, председатель клуба мотористов записал. Я вот, и телефонирую, – сделал паузу собеседник.

– Очень рад…– тоже осторожно продолжил полицейский.

– Могу ли к вам приехать? На Петровку?

– В течение часа да, а потом, служба. Аркадий Францевич строг, – усмехнулся морской офицер.

На этом телефонная беседа прекратилась. Загадки и шарады Стабров не любил, а мысли угадывать не умел. Да господин барон толком ничего не сказал. Надо было самому подготовиться и всё разузнать. Но и морской офицер не первый день был на службе, и поднял трубку:

– Степан Игнатьевич, Стабров это. В сводках происшествий за неделю посмотри, не случались происшествия какие с бароном Пфальцем Дмитрием Ивановичем? Всё, что угодно. Ничего не упусти.

– Через полчаса, Сергей Петрович, всё будет готово, – ответил бравый дежурный по сыскной полиции.

Сергей Петрович, пока суть да дело, достал коробку с сигарами, и задумчиво отрезал кончик. Длинная спичка зажгла любимую «Манилу». Сизый дым к потолку, и морской офицер немного успокоился. На ум правда никаких идей не приходило. Но вот, стук в дверь, и вошёл дежурный со списком и толстой папкой.

– Нет, такой господин, барон Пфальц,в списках пострадавших не упоминается. Я тут, ваше благородие, и фото неопознанных тел принёс. Что бы два раза мне не ходить, – уже неуверенно добавил полицейский.

Степан Игнатьевич положил папку с карточками на край стола и удалился. Эта служба в Сыскном всё же была специфична, и включала и подобные вещи. То ли дело на море! Пусть даже и его последний бой …Так всё было быстро, и капитан-лейтенант участвовал лишь в одном большом бою, пусть и таком кровавом, как сражение миноносца «Страшный».

А тут, поначалу, было тяжеленько, в Сыскной полиции, на службе этой. Как нашли тело девицы Красовской в канализации, а он карточку глянул… Не мог заснуть два дня. Но ладно, делать нечего…Приступим…

И Сергей Петрович принялся разглядывать фото лиц, сделанных Францем Яновичем в судебном морге. Правая рука брала картонку, и Стабров заставил себя изучить каждое.

« А врачам каково? – успокаивал себя полицейский чиновник, – паталогоанатомам? Ничего, это не трёхнедельный труп с места находки»

Он помнил лицо молодого человека, Дмитрия Ивановича. Небольшие усы, короткие темные волосы по последней моде… А, вот ещё… У него правый большой палец был сломан, рулём мотоцикла, да сросся у сустава, так что правый большой палец был толще, чем левый. И это было приметно. Стабров немедленно пометил в блокноте особую примету младшего барона Пфальца. И вот, взял карточку, и опять в виске заболело....Покойный был невероятно похож на пропавшего Дмитрия Ивановича! Даже усы присутствовали, немного не такие, но… Если неделю не подстригать, то такие и будут. Тут некстати вспомнилось, что у умерших растут и волосы и ногти… Сергей Петрович убрал карточку себе в портфель, и опять вызвал дежурного.

– Степан Игнатьевич! Вот эту, за номером.... я заберу. И, через час подготовьте экипаж, я в судебный морг съезжу. И Гвоздёва кучером.

– Найти Девяткина или Минакова?

– Сам разберусь. Приедет Иван Иванович фон Пфальц, сразу пропустите ко мне. И насчёт чая распорядитесь.

– Всё сделаю, Сергей Петрович! – ответил дежурный.

Сергей Игнатьевич Астафьев служил в Полицейском ведомстве давно, а в Сыскной полиции Москвы уж лет десять, не меньше. И если поиском преступников не занимался, то на своём посту, как дежурный полицейский – был просто безупречен.

***

Деликатный стук в дверь, и в кабинет полицейского чиновника вошёл строго одетый господин лет шестидесяти. По старой манере мужчина носил сюртук, цилиндр был в его руке, строгое лицо украшали, или скорее скрывали густые бакенбарды. Головной убор он повесил на крючок при входе. Стабров встал из-за стола, приветствуя гостя, и жестом предложил присесть. Не было сказано ни слова.

– Иван Иванович. Чем всё же могу помочь? – первым начал разговор Стабров, – по телефону вы говорили, что пропал Дмитрий Иванович, но прошу рассказать это снова, в возможных подробностях.

– Дмитрий, как и вы, большой любитель мотоциклетного спорта. У него есть аппарат Indian, совсем новый, и в загородной усадьбе он сделал неплохую мастерскую, чинит моторы, – говорил гость уже недовольным тоном, – мой сын весьма способный молодой человек, и служит по почтовому ведомству. Недавно у нас был неприятный разговор, где он просил разрешения оставить соужбу, и заняться лишь починкой этой техники. Я, конечно, строго запретил.

Фон Пфальц нахмурился и замолчал. Тут вошёл служащий, и принёс чай для присутствующих. Обстановка понемногу разрядилась. Барон попробовал угощение, кивнул вполне одобрительно.

– Вы не подумайте, я человек вполне либеральных взглядов. Но зачем сыну портить себе удачную карьеру? Это уж слишком! И я принес и фотографии Дмитрия.

– Иван Иванович! Всё же, что бы мне заняться этим делом, прошу вас написать заявление, – и Стабров придвинул писчие принадлежности,– дать ход делу необходимо официально.

Гость кивнул, и быстро заполнил бланк. Видно было, что чиновник, человек к бумагам весьма привычен.

– Этот разговор случился давно? – спросил Стабров, – о том, что он хочет уйти со службы?

– Третьего дня. Мы обсуждали дела нашей семьи. Нет, я рад, что он общается с вами, Сергей Петрович! В клубе есть и другие достойные люди, это очень хорошо для карьеры! Но, есть и знакомые, не то что бы очень, а ведь дома у меня и дочь на выданье, Елена Ивановна, моя младшенькая!

Тут полицейский чиновник призадумался, может здесь и был ответ на эту загадку?

– Кто-то из его друзей начал оказывать знаки внимания барышне?

– Да, студент Технического училища, кажется, Игнатием зовут. Моей супруге, Ксении Михайловне, отчего-то он тоже понравился. Судя по манере поведения, из анархистов. Симпатичный молодой человек, но…

Стабров сам не раз слышал такое «но», когда учился в Морском училище, притом о себе. Тогда он пытался ухаживать за Верочкой Никольской, и ему дали понять, что он человек в доме совершенно нежелательный. Дело обычное, да и во все времена, впрочем.

– И, Сергей Петрович, прошу вас, вместе с супругой посетить мой дом . К обеду, часам к трём пополудни.

– Непременно, только у меня не жена, а невеста.

– И преотлично, – и посетитель встал, – буду ждать!

Сергей Петрович подал руку барону, попрощался, и проводил до двери . Подождал, когда экипаж барона уедет, и спустился во двор.

***

Портфель и непременный браунинг, всё не было забыто. На козлах сидел счастливый Еремей, в ладно пошитой форме полицейского.

– Едем?

– В судебный морг, Еремей.

Гвоздёв оказался вполне внятным молодым человеком, даже теперь учился на курсах на шофёра. В Сыскной полиции собирались приобрести два автомобиля, сам генерал -губернатор Джунковский поспособствовал. Так что надо было переучиваться, и Гвоздёв рьяно взялся за технику. Но, вот не любил он этих моргов, и поэтому сидел грустный и унылый Да а то, Стабров что- ли любил? Так ведь служба, ничего не поделаешь.

Катили недалеко, благо госпиталь был в пяти минутах от Петровки. Хорошо, не в Яузскую больницу.

– Тебе пирожок купить? – не удержался всё же полицейский чиновник, что бы не поддеть своего кучера.

Сергей Петрович с нарочито серьёзным видом спускался в холодный подвал в сопровождении фельдшера Федюнина Григория Ильича. Григорий числился по полицейскому ведомству, но находился в основном здесь, а не на Петровке.

– Григорий Ильич, нужен вот этот,– и Стабров показал фото с номерами.

– Сейчас вынесут…

– И вот ещё что. Ты, Ильич, позвони Никулину, Михаилу Евграфычу, нашему криминалисту. Пусть приедет.

Федюнин пошёл к санитарам, двум нехлипким мужчинам в синих халатах и оранжевых фартуках. Вскоре тело, покрытое серой простынёй, выкатили в прозекторскую. Попривык конечно, Стабров, но всё же напрягся. Фельдшер откинул простыню, а Сергей Петрович принялся сличать умершего с фотографиями фон Пфальца-младшего. Лицо было похоже, даже очень. Посмотрел и на кисти рук. Перелом большого пальца отсутствовал.

Но вот, подошёл и Никулин, в накинутом на плечи, поверх серого костюма, синем халате.

– Сергей Петрович, – поздоровался криминалист.

– Дело такое, Михаил Евграфович, что и ошибиться нельзя. Ищу пропавшего Дмитрия Иванвича Пфальца. Неизвестный очень похож. Погляди?

Никулин принялся осматривать тело, сверяя с фотографическими карточками.

– Нет, не он. Но похож просто потрясающе. И убит молотком в затылок…– медленно проговорил криминалист.

– Федюнин, приглядите за телом.У каждого, кто захочет посмотреть на этого убитого, проверить и переписать документы. И, немедленно сообщить.

– Всё исполню, Сергей Петрович!

– Что-то здесь странно всё… – покривился Стабров.

Клуб мотористов

Но вот, и выходной день, но с утра пораньше Стабров сидит верхом на своём стальном друге. Вместо того, что бы нежиться на пуховой перине. Здесь и правда, должно быть куда интереснее. Предстоит уже гонка на одну версту.

Моторы прогреты, и гонщики готовы броситься вперед! Флаги отпущены, и гонка началась!

Здесь, не тихая езда по шоссе! Никто никому не дороги не даёт, все рвутся только вперёд! Его Moto-Reve рвётся , рыча мотором, обгоняя Indian слева и Humber справа! Всё- же новый мотор творит чудеса, и Сергей Петрович мчится уже вторым!

Мотоциклы, все вместе, заехав в лужу, подняли целый фонтан брызг, хорошо, что преданные болельщики успели ретироваться. Но вот, Стабров выдав из двигателя всё возможное, почти на последних саженях смог вырвать победу у Карпова, на Indian!

Сергей Петрович снял шлем, и увидел, как спешит к нему радостная Юйлань Ван.

– Вот видишь, выиграл. И на пятидесятиверстной третьей место занял, – говорила она.

– Мои поздравления, господин Стабров, – говорил с искренней улыбкой, его соперник, Карпов.

– Так уж вышло, Владимир Геннадьевич, – ответил Стабров, – но ваш Indian очень хорош, просто великолепен..

– Господа, к награждению приготовьтесь! Будьте любезны!

Они шли вместе, а дамы, позади их, не мешая беседе. Стабров был начеку, и помнил о Дмитрии, бароне фон Пфальц.

– Владимир Геннадьевич, вы случайно сегодня Дмитрия Ивановича не видели? Мне показалось, он был сегодня на гонках?

– Нет, давно уже не встречал. Обознались, верно. Сегодня его не было.

Посмотрев чуть в сторону, полицейский чиновник заметил подходившего репортёра Гомельского. Эсфирь Аркадьевна, его жена, тоже была рядом с мужем.

– Господа, – поздоровался журналист. – отличный день! Смог снять два отличных финиша гонок. Нет, решительно клуб мотористов Москвы делает успехи! Сергей Петрович, вы вышли с ленточкой на плече… Это неподрожаемо! Позвольте снять вас, для моей газеты.

Так мотоциклисты попали во власть репортёра, и тот не успокоился быстро. Сделал с десяток фото. Затем Гомельский пошёл немного сзади, за группой членов клуба мотористов, но с ужасно таинственным видом, словно ему открылись все загадки мироустройства. Впрочем, он же запечатлел и сцены награждения победителей.

Затем неутомимый Абрам Израилевич терпеливо ожидал Стаброва, словно хотел поговорить. Пришлось полицейскому вмешаться, что бы снять неловкость.

– Я ценю ваше общество, господин Гомельский. И ваше, Эсфирь Аркадьевна! – и он приподнял кепи, – Просто мы сегодня торопимся. Время уже двенадцать, – сказал он, доставая брегет, а к трём нас ожидают. Если беседа минут на сорок, не больше, я к вашим услугам!

– Понимаю, – улыбнулся журналист, – рядом чайная, там и поговорим. Я вас не задержу.

***

Чайная и вправду была неплохая, половые мигом накрыли стол. Небольшой самовар, чайник с чаем, четыре чашки, пироги. Сергей Петрович, изображая когда некоторую усталость, а когда и отличный аппетит, высматривал, что такое Гомельский затеял. Репортёр был напорист, вхож в многие дома, и обладал информацией. Видно было, что хотел нечто рассказать, и получить и взамен информацию. Поэтому морской офицер помалкивал, да был максимально заботлив к Юйлань Ван, Анне Аркадьевне. Та, по восточной привычке к коварству, обожала эту игру и расчётливо помогала любимому человеку.

– Аннушка, попробуй, эти с малиной, ну очень хороши! – всё повторял он.

Улыбка у Гомельского была уже очень кривой, и он с трудом доедал расстегай с рыбой. Эсфирь была взволнована плохим настроением супруга, но весьма рада обществу китаянки. Наконец, Абрам Израилевич не выдержал.

– Пойдёмте, покурим, Сергей Петрович? Мы ненадолго, – обратился и репортёр к дамам.

– Простите, мы скоро, – поднялся и Стабров, – буквально несколько минут.

Сергей Петрович шёл чуть сзади, и смотрел на нервную походку своего знакомого. Репортёр оборачивался пару раз, словно опасался, что его спутник сбежит. Наконец, они присели в курительной, во дворе.

– Не могу задерживать, Сергей Петрович. Итак, без этих экивоков. Москва в панике, появилась банда, вскрывает квартиры. Много состоятельных граждан лишены богатого имущества.

– Странно. Я бы знал, – задумавшись, заметил полицейский чиновник.

Но тут уж Гомельский будто оседлал любимого конька, и начал речь, словно заимствованную из французского романа:

– Эти люди редко берут что-то, кроме фамильных драгоценностей. С ценными бумагами и мехами не связываются. Зачастую всё выливается в скандалы, бывает, что в кражах винят прислугу.

– Точно. Было два дела. Но, никаких доказательств вины гувернанток не обнаружено. И кражи отмечены только в квартирах жилых домов. И, притом на этажах не ниже третьего.

– Собственно, залезть в усадьбу ещё сложнее, – добавил Гомельский, – и я благодарен вам с освещением дела Брянского.

– Вы там хорошо помогли. Удалось выяснить всю подоплёку дела. Но ладно, мы и вправду торопимся.

– Давайте, на неделе вечером посетим цирк, на Цветном бульваре? – предложил журналист, – новая программа, эквилибристы, акробаты и силачи

– Я не участвую, – засмеялся Сергей Петрович.

В гостях у барона Пфальца

Во дворе встретили непременного трудолюбивого Щёголева, с вязанкой дров направлявшегося к чёрному ходу. Илья Фомич был кочегаром в из доме, и подрабатывал, разнося дрова по квартирам жильцов.

– Добрый день, ваше благородие! Как ваше новое увлечение? – поздоровался тот с Сергеем Петровичем,

– Отлично. Закатил мотоцикл в сарай. Всё же, первое место взял, по Москве. – не смог не похвалится Стабров. Правда умолчал, что только в одноверстовой гонке.

– Поздравляю, – искренне порадовался кочегар и пошёл по делам.

Они поднялись в квартиру дома на Большом Каретном. Служебная квартира была предоставлена Сергею Петровичу Полицейским ведомством г. Москвы. И на втором этаже, так что было очень удобно. Юйлань почти что пролетела в свою комнату. Полицейский чиновник тоже торопился. Ведь не в кожаной куртке, галифе и свитере являться в гости? Но, к счастью, всё было готово. Успели домой ведь вовремя, да и Глафира Андреевна их гувернантка, не подвела.

Летний морской мундир Сергея Петровича был готов, и то, отличное, новое шёлковое платье, номомодного цвета «Ультрамарин», ждало Анну Аркадьевну.

Анна Аркадьевна

В спешке чета покинула квартиру, и Стабров не забыл про пакет с подарками. Ну а Кузьма Гаврилович, дворник, принялся ловить извозчика. Наконец, лихач на лаковой коляске, лихо подкатил к господам.

– Любезный, довезёшь на Остоженку?

– Так отчего не довезти. Садитесь, ваше благородие, – ответил кучер, усмотрев морской мундир Стаброва.

Сергей Петрович, сел спокойно рядом с Юйлань. Мимо них не спеша, проезжали и другие экипажи. Правда, конечно не так быстро, как теперь казалось морскому офицеру.

– Привык гонять уже, на своём мотоцикле, – посмеивалась девушка.

– Нет, ну с тобой так приличней. В экипаже, не спеша.

– Могу и быстрее, вашеблагородь, – встревожился кучер, не поняв, в чём дело, – конь у меня сноровистый!

– Нет, и так отлично, – успокоил лихача пассажир.

Так и докатили до четырёхэтажного двух подъездного дома, в котором и проживал барон Пфальц. На входе их встретил швейцар, сверился со списком, и самолично проводил гостей к лифту, где был его помошник. Юноша со значительным лицом нажал на кнопку с цифрой «четыре», и лифт начал подъем..

– Слово Лифт по английски – понимать тяжести. Ещё не каталась? – блеснул знаниями их провожатый.

Юйлань только отрицательно покачала головой. Электрическая машина остановилась на нужном этаже, Сергей Петрович положил две копейки в нагрудный карман лифтёра. Два звонка в дверь, и им открыла гувернантка.

– Вас ожидают, – значительно произнесла она и провела в гостиную.

И точно. Обеденный стол был накрыт, а к ним подошли члены семьи фон Пфальц.

– Очень рад, что вы приехали, Сергей Петрович!– заговорил хозяин, Иван Иванович, – Это моя жена, Ксении Михайловна и дочь, Елена Ивановна.

Ксения Михайловна и Елена Ивановна

Жена барона Пфальца и сейчас была женщиной видной, и обаятельной. Чудесное платье женщины было украшено кружевами и эмалевой брошью. Густые волосы хозяйки дома были убраны в сложную прическу. Дочь, Елена, тоже красивая барышня, но с очень бледным лицом, и покрасневшими глазами. Платье её было неплохим, но весьма скромным. Каштановые волосы юной особы были уложены во французскую косу. И девушка не носила даже сережек в ушах, хотя её мочки ушей были проколоты.

Сергей Петрович поцеловал пальцы матери и дочери, во всём следуя этикету.

– Моя невеста, Анна Аркадьевна, – представил свою спутницу Стабров, -

Было видно, что барон Пфальц с трудом поцеловал руку Юйлань, ну а женщины поздоровались с китаянкой вполне радушно, обменявшись поцелуями.

– Юйлань- китаянка, дочь китайского мандарина, из г. Пекина, – продолжил Сергей Петрович.

С лица барона Пфальца ушло напряжение, теперь Иван Иванович улыбался гостье вполне радушно и дружелюбно, и провозгласил:

– Прошу к столу!

Немецкой колбасы и сосисок с сардельками почему-то не имелось, но вот отличная буженина с хреном, холодец, стерлядь присутствовали. Можно сказать, что и это семейство совершенно обрусело. Холодные закуски сменились Вeef Stroganoff, затем очередь была за жюльеном. Ну а какой званый обед без вина? Ну а там и кофе с эклерами. Сергей Петрович был рад, что предусмотрительно ел лишь в семь утра, так что мог за столом геройствовать. Юлань попробовала всего по- немногу, даже отважно опустошила чашку кофе, хотя пила всегда чай.

Теперь дамы сели на один диван, другой оказался в распоряжении мужчин. На столике, словно сам собой оказался графинчик с коньяком и пара фужеров. Иванов Иванович, словно в рассеяности, наполнил оба бокала. Барон с уважением посматривал на боевой орден морского офицера, и на его прекрасно пошитый мундир.

– Я пока ничего не говорил жене и дочери, что пропал Дмитрий. Надеюсь на вас, на полную конфиденциальность. Вы пока ничего не должны говорить. Моя версия для домочадцев, что он уехал на месяц по служебным делам. Ну, надеюсь, что за месяц всё прояснится.

Стабров кивнул в ответ. Месяц – да, вполне должно хватить. Собственно, уже что- то вырисовывается.

– Но, как будто Ксения Ивановна, что-то знает. Очень бледна, глаза заплаканные. Боюсь, что эта тайна ей известна.

– Нет, здесь другое, Сергей Петрович, – и Пфальц помрачнел, – дела семейные.

– Вы и так меня посвятили во всё, что случилось в вашем семействе, барон.

– Прошу держать всё в тайне. Неприятное происшествие, очень и очень.Я не хотел бы, что бы об этом узнали посторонние, тем более, дело просочилось в газеты.

– Непременно сохраню молчание.

– Тогда слушайте. Это было неделю назад …

***

Я уезжал почти на неделю, в Санкт – Петербург по служебным делам. Министерство двора, где я служу, – важное учреждение, и зачастую разъезды необходимы. Ялта, Кавказ, Беловежская пуща, Гатчина- везде нужен глаз да глаз за императорскими имуществами.

Так вот, я вернулся немного раньше, и застал в квартире нежелательных гостей.

– Добрый день, Иван Иванович, – поздоровалась со мной гувернантка, Серафима Петровна.

– День добрый, – сказал я , – у нас гости?

Я заметил вещи чужих людей, в том числе две студенческие фуражки.

– Дмитрий пришёл?

– Да, с ним пришли Игнатий, Савелий, его друзья. И совсем незнакомый юноша.

Разумеется, гувернантке я не мог высказать неудовольствия. Но вот сыну, придется всё высказать, как я подумал. Не спеша переоделся, и постучался в комнату Дмитрия Ивановича. Из-за двери раздавались громкие голоса, и я расслышал «Царь», «Николай», «Романовы», и «Республика». Я открыл дверь, и там вещал один из этих, горе – ораторов:

– Необходимо социальное переустройство, с тем, что бы малоимущие классы получили доступ к общественному достоянию. Необходимо изъять часть средств аристократии на нужды народа.

Другие захлопали, в том числе и мои недоросли, сын и дочь. Но и они, и их гости вскочили, увидев меня.

– Вам лучше удалиться, господа. И с переустройством обратится к господину Ротшильду и господам английским лордам, обобравшим полмира, и получившим по носу в Крыму.

– Так мы же проиграли, – посмел встрять Игнатий.

– Вы, молодой человек, посетите Английское кладбище под Севастополем. Много там лордиков закопано. И там была вся английская гвардия, а у Меньшикова и Остермана третья армия, самая наихудшая в Российской империи. Россия потеряла людей много, а те – ещё больше. И единственно что получила эта Европа затем- цепь войн, когда сильные государства выпотрошили слабые. Австрия, Дания, а затем и Франция испили свой позор до дна.

– А кто же адмирала Казарского отравил? – припомнил и наш позор Савелий.

– Вот это было очень стыдно для российского флота. Николай Павлович не мог наказать женщину, поднесшую отравленный чай. Ну, в Британии, ее конечно же казнили бы. Вам как больше бы понравилось: её бы повесили или отрубили голову? Во Франции гильотинируют…

– Ладно, мы пойдём. До свидания Дмитрий, и вы, Ксения, – проговорил этот субъект.

И трое гостей стали поспешно собираться, не забыв и парусиновые портфели. Я и не смотрел за ними, ушли и ушли. Меня отвлекли мои дети.

– Как ты можешь, отец, ведь Игнатий достойный человек, отлично учится в Техническом Училище, – начал Дмитрий.

– Без сомнения. Но в остальном, маловато образован, а пытается делать выводы, ничего не зная. Меньше надо читать дурацкие и лживые иностранные книжонки, и больше думать своей головой.

– Ну а писатели, Лев Толстой, Достоевский, Максим Горький?

– Такой же любитель людей, как Герцен, этот Достоевский. Жалел там всех, сирых, затем проматывал деньги в игорных домах. Лев Толстой куда честнее. Но и его безсеребренником не назовёшь, как и Максима Горького. Правда, Горький, человек даровитый, и толковый издатель. Ну а Лев Толстой участник обороны Севастополя, об этом-то молодёжь и призабыла, небось?

– Да, но у нас мало свобод…– возражал он.

– Опять, почитай статистику по казням в Британии, и нечего вспоминать Герцена. Этот лжец мерил себя с лордами, а не с угольщиками из Девоншира.

– А расстрелы на Казанской железной дороге, в 1905 году, когда лютовали семёновцы? Бессудные казни в Люберцах, Перово, Голутвине?

– Мал ты ещё, привык к сытой жизни. Бандиты в Перово стали грабить эшелоны с зерном. Люди бы стали голодать, и что было делать? Первыми без хлеба остались не мы бы с тобой, – говорил совсем тихо барон, – а те же рабочие. Вот так-то.

– И воруют же!

– Да с этим согласен. Но, ты тоже не знаешь всего. Больше всего прощелыг было при Александре Втором, когда жулики обобрали тысячи семей, устроив банкротства акционерных обществ и банков. Но, сейчас всё много строже. Так что учись, работай, занимайся спортом и меньше общайся с проходимцами. Это и тебя, Елена, касается!

Дочь только недовольно отвернулась, взяв тоненькую книжечку. Я оставил детей, подумав, что всё обошлось. И мы выезжали на дачу, в Сокольники. Я думал, нам всем вместе надо было развеяться.

Но, вот, на через два дня, моя жена, Ксении Михайловна, пошла в свою комнату, переодеться, мы в тот вечер должны были посетить оперу. Вскоре, не понимая, позвала меня. Шкатулка с драгоценностями была пуста. Я выслушал немало нелестных слов, но продавать или проигрывать семейное достояние я не собирался. В тревоге я проверил домашний сейф, но, слава богу, он не был вскрыт, хотя я заметил следы попытки взлома. Пропали драгоценности и Елены, моей дочери. Но, входной замок в квартире вскрыт не был, пропавших вещей у нашей гувернантки тоже не нашлось.

Был крайне неприятный разговор с моей дочерью и сыном, потому- что я заподозрил, что Дмитрий и Елена отдали семейные ценности этим анархистам. Я не стал обращаться в полицию, не желая огласки, но запер дома дочь. Ну, а сын пропал через день после этой размолвки, и пропали драгоценности. Шкатулки из комнаты Ксении и Елены. Тысяч на десять рублей.

***

– Поймите меня, Сергей Петрович! Что я должен был подумать?

– Неприятная история, – произнёс Стабров, – то есть, вы считаете причиной пропажи сына тот досадный разговор?

– Да, вероятнее всего.

– И точно, следов взлома нет?

– Замок не повреждён, дверной косяк тоже. Можете посмотреть, если считаете это необходимым, – удивившись, ответил фон Пфальц.

– И осмотреть комнаты вашей жены и дочери. Это неудобно, но просто необходимо, – твёрдо заявил Стабров.

Пока Ксения Михайловна и Елена Ивановна были в обществе Юйлань, можно было не волноваться. Сергей Петрович попросил отвлечь и развлечь их возможными способами, когда фон Пфальц начнёт переговоры.

– Квартира наша в семь комнат, из две предназначались прислуге- гувернантке- Евдокии Половневой и кухарке Алевтине Захаркиной, – рассказывал Иван Иванович, – а вот покои жены, – и барон открыл дверь.

Стабров мельком осмотрел обстановку- кровать, ширма, два зеркала, туалетный столик, бюро, два шкафа, портрет на стене, несколько фотографий. Ничего необычного. Посмотрел на окно, украшенное парчовыми шторами.

– Дом ведь в четыре этажа, и выше вас только чердак? – уточнил полицейский чиновник.

– Так и есть, – пока не понимая, ответил хозяин квартиры.

– А где лежала шкатулка?

– На туалетном столике.

– Так, так, так…Понятно.

Теперь окно, большое окно привлекло внимание Сергея Петровича, особенно открытая форточка. Весьма надо сказать, немалая. Гость взял лупу, и принялся изучать белую краску на подоконнике, и окне.

– Окна всегда закрыты?

– Разумеется нет, но перемещения проветриваем, конечно. Форточки стараемся открывать. Всё же топим печи иногда. Что бы не угореть. Знаете ли, у меня так отец чуть было не умер, от плохой печи.

– Очень правильно, господин барон, – согласился Стабров, не оборачиваясь к собеседнику, опять осматривая окно.

Дело оказывалось весьма интересным. И тут нашел, что искал- сбитую краску на форточке, по ширине ботинка, примерно тридцать шестого размера, и затем поцарапаную острым предметом гребенку, закрывавшую форточку, что бы она не хлопала от ветра.

– Ну, всё понятно, господин Пфальц, – говорил, улыбаясь Стабров, – Забрались к вам форточники, эдакие мастера своего дела. Они и вас и обокрали. И, если возможно, есть ли у вас папиросная бумага, – сказал полицейский, доставая карандаш из портфеля.

Стабров быстро зарисовал окно, размеры, и снял след на папиросную бумагу. Так же зарисовал и гребёнку с форточки. Он был теперь в хорошем настроении, и почти даже сиял. Полицейский чиновник сказать вправду, был рад, что, кажется, оказываются невиновными Елена и Дмитрий. Ему было бы неприятно, если бы похитителями были столь приятные молодые люди.

– Да как же? Лестница должна быть длиной сажен в десять? – наконец задал вопрос барон.

– Вероятнее всего работали с крыши. Сообщник опустил веревку, и некий умелый субъект, весьма ловкий и смелый, забрался в окно. Давайте осмотрим комнату дочери.

Пфальц только кивнул в ответ. Комната Елены Ивановны выдавала некий романтизм, присущий этой барышне. Множество книг, преимущественно романов, но всё было в порядке, разбросанных вещей не было. И вот, перед глазами Стаброва оказалось окно… Не мешкая, достал лупу, пытаясь найти хоть что – нибудь… Но был найден лишь след на оконной гребёнке. Подоконник, к несчастью, был вымыт начисто. Сергей Петрович, держась за раму, высунулся из оконного проёма, и посмотрел на свес крыши, До окна было сажени две, и имелось ограждение.

– Необходим ключ на чердак и крышу. Нужно осмотреть место. Возможно, что -то осталось.

– Я позвоню управляющему домом. Минуту.

И вправду, разговор много времени не занял, и около дверей Стаброва ожидал господин в клетчатой костюмной двойке. Мужчина претендовал на некоторое щегольство в одежде, и всё было бы ничего, если бы не наличие фатоватого перстня на левой руке.

– Кузьма Иванович, – представился управляющий.

– Сергей Петрович. Нужно проверить безопасность работы дворника, ограждение на крыше, наличие лестниц.

– Всё в наличии, – очень добро улыбнулся собеседник.

– Так не худо бы посмотреть. Сами понимаете, служба.

И вот, слегка потрясённый новый знакомый, не в силах спорить с морским офицером, повёл на крыше здания. прошли через громадный чердак, где полицейский увидел какие большие брусья удерживают железную крышу. Открылась последняя дверь, и они оказались на железной крыше, покрашенной суриком. Громадные куски кровельного железа, скрепленные между собой, и составляли покрытие.. Причём, по краю шла дорожка, с перилами из железного прута. Несколько лесенок шли через конёк для удобства обслуживания, чистки от снега что важно особенно зимой.

Стабров, ни секунды не сомневаясь, пошёл вперёд. Его провожатый, впрочем, идти не собирался. Отсюда и вправду открывался отличнейший вид. Но Сергей Петрович шёл, смотря себе под ноги, надеясь хоть на какие -то улики. И, ему повезло. напротив окон квартиры Пфальца он обнаружил застрявший карабин с куском верёвки. С трудом высвободив находку, полицейский чиновник спрятал её в свой портфель и вернулся к ожидавшему его человеку. Кузьма Иванович был не в лучшей форме, лицо приняло нездоровый желтоватый цвет.

– Вам плохо? – заботливо спросил Стабров, – пойдёмте вниз. И много ли народу здесь гуляет? На манер, так сказать, мартовских котов?

– Да никого не пускаем, кроме должностных лиц. Как можно! Надеюсь, всё хорошо, господин Стабров? Дворник, Николай Васильевич, говорил, что с неделю назад приходил полицейский, проверял порядок, не поленился на крышу залезть. Дворник дал ему ключ, он сам и ходил.

Сергей Петрович обрадовался ещё больше, даже не поверил. Не может же так везти, в самом деле! Его прямо за ручку приведут к злоумышленникам!

– К дворнику проводите?

– Да, конечно.

Опять пошли, только теперь вниз по лестнице чёрного хода, и оказались рядом с дворницкой. Кузьма Иванович позвонил в дверь, но Стабров услышал, как скребутся ивовые прутья по мостовой. Дворник был при деле. И точно, мужчина средних лет, в картузе, серой куртке и шароварах, с начищенными сапогами , украшенный главными достоинствами дворника- белом фартуком и жетоном. Трудился, поддерживая порядок.

– Вот и он, – представил Кузьма Иванович, – наш дворник, Николай Васильевич Пребатько.

– Стабров, Сергей Петрович. Николай Васильевич, нам бы переговорить?

– Так надо, значит надо, – не стал перечить помошник полиции, – пойдёмте.

Он открыл дверь, пропуская вперёд начальство. Ничего необычного, и жильё и подсобка для метел, лопат и другого инструмента. В комнате, со стенами, покрашенными в густо-зелёный свет, стояли железная кровать, немудрящий шкаф да три табурета. Такой же простой жестяной абажур закрывал электрическую лампочку.

– Садитесь, – предложил радушный хозяин, показывая на табурет.

Стабров же положил перед дворником коробку хороших папирос.