Читать онлайн Дети Антарктиды. На севере бесплатно

Пролог

В прозрачном воздухе видны вершины гор.

Тропу к утёсам нам сейчас найти легко.

Ты у запруды горной жди меня,

На месте, где мы всё начнём с нуля.

(Алела Дайан, песня «Поверни время вспять»)

(Alela Diane, «Take us back» song)

Под ногами хлюпала свежая слякоть.

Двое собирателей пробирались сквозь заросли мокрого кустарника, оглядываясь по сторонам. Шли осторожно, оценивая каждый шаг. Холодный воздух обжигал лица, а редкие снежинки, смешиваясь с дождём, образовывали неприятную морось. Некоторое время назад Шаман случайно наступил на сухую ветку, скрытую под слоем опавшей листвы, и в тишине леса раздался звонкий треск, спугнувший молодого оленя. Этого зверя два новоиспечённых охотника выслеживали уже несколько часов.

Раздосадованный своей неосторожностью канадец прошипел:

– Это ж надо – во всём лесу ступить именно туда, куда сырость не добралась!

Вскоре он взял себя в руки и велел идти за ним – вглубь леса, покрытого тонкой пеленой снега и лоснящейся листвой.

Добыть этого оленя уже стало для Матвея делом первостепенной важности, и причина была одна – зверский голод. Живот урчал с самого утра так громко, что казалось, звук разгонит всю дичь в округе. Утром удалось только пожевать травы да съесть кусочек вяленого мяса размером с ноготь. Вот и весь завтрак.

Голова кружилась, в глазах мутнело, а рана в животе ни с того ни с сего заныла – впервые с момента выздоровления. Матвей невольно поморщился, вспоминая, как получил её и о своей неоднозначной роли в минувших событиях.

– Ты как? – поинтересовался Шаман, искоса поглядывая на спутника.

– Сойдёт, – солгал Матвей и потянулся к фляге с водой. Несколько глотков немного притупили чувство голода, хоть он и знал, что ненадолго.

– Далеко он точно не ушёл. Видишь следы? – Шаман указал на отпечатки копыт в грязи. – Совсем свежие.

– Вот и польза от этой погодки, – буркнул Матвей. Его сковывала усталость, а раздражение в голосе стало чем-то привычным. Он ничего не мог с собой поделать.

Оба пошли по следу.

– Всё хотел спросить, – полушёпотом обратился Матвей, – что тебя связывает с Лейгуром? Часто замечал, как вы с ним разговариваете без конца. – Он не сразу осознал, насколько прямолинейно прозвучал вопрос, и решил сгладить: – Если, конечно, это не секрет.

– Нет, вовсе не секрет. Болтаем мы так, по мелочи – вспоминаем былые деньки.

– Былые деньки?

– Ага. Мне довелось оказаться с ним и его женой на том самом корабле, который похитил наш общий знакомый. Много лет назад они наняли меня проводником, и за время путешествия мы успели стать хорошими друзьями.

Друзьями? Интересно, каково это – иметь такого друга, как Лейгур Эйгирсон.

– Проводником? Он хотел куда-то попасть?

– Можно и так сказать. Я бы и рад рассказать тебе все детали, Матвей, но, боюсь, Лейгур этого не одобрит. Как ты, наверняка, заметил, он не любитель говорить о себе.

– Пожалуй, – согласился Матвей. – Только вот пренебречь тем, что он совершил, никак нельзя.

– Ты про убийство?

Матвей замер на месте.

– Откуда ты знаешь? – с удивлением спросил он.

– Вадим Георгиевич рассказал. Примерно неделю назад, до того как… – он осёкся на секунду, – с ним случилось то, что случилось. Он, как и ты, заметил мою близость с Лейгуром и решил поинтересоваться, откуда мы знакомы. Слово за слово – вот и рассказал о случившемся в «Мак-Мердо».

– Вот значит как. Судя по твоему равнодушному тону, ты в это не веришь?

– Разумеется, нет.

Чтобы придать словам вес, Шаман остановился и повернулся к идущему следом Матвею.

– Я вот что скажу, – продолжил он, – взглянешь на Лейгура – и правда, от одного его вида в дрожь бросает. Хмурый, заросший… Жуткий тип. Но я знаю, какой он на самом деле. Под всем этим скрывается добрейшей души человек, который и мухи не обидит без причины. – Он махнул рукой. – Нет, я отказываюсь верить в эту историю об убийстве отца с ребёнком.

– Но убийство было, Жак, – настаивал Матвей.

– Если и так, то Лейгур Эйгирсон – последний человек в списке подозреваемых. И меня никто и ничто не переубедит.

Матвей хотел было возразить, но шорох листвы неподалёку немедленно заставил их обоих замолчать. В ту же секунду собиратели обратились в слух.

Шаман приложил указательный палец к губам и осторожно направился к небольшому холмику впереди, по пути вынимая стрелу из поясного колчана. Матвей двинулся за ним, снимая с плеча винтовку с глушителем.

Взобравшись на вершину, они увидели небольшую ложбину с бегущим по дну ручейком. Из него, склонив голову с массивными рогами, жадно пил олень. К счастью, зверь их не почуял и не услышал.

Живот заурчал с новой силой.

– Тебе придётся стрелять, – прошептал Шаман, передавая блочный лук Матвею. – У меня с рукой что-то неладное, весь день сводит судорогой. Боюсь промазать.

– Может, лучше так?.. – Матвей приподнял винтовку.

– Сколько у тебя патронов?

– Чуть больше полмагазина.

– Не стоит. Сейчас на счету каждый патрон, а нам ещё бог весть с чем предстоит столкнуться. Давай, держи, – торопил он, не спуская глаз с оленя.

Матвей прикоснулся к холодной рукояти лука и приложил карбоновую стрелу к тетиве.

– Давай, у тебя неплохо получалось, – подбадривал его канадец, вспоминая недавние уроки стрельбы по алюминиевым банкам. – Целься в голову или шею – не прогадаешь.

Матвей глубоко вдохнул и задержал дыхание. Стрела заметно виляла из-за озябших рук и усталости. Подгадав момент, он разжал пальцы. Раздался свист, затем глухой удар – стрела угодила в булыжник позади оленя, пролетев всего в нескольких миллиметрах от белого загривка.

Зверь резко поднял голову и бросился наутёк.

– Ещё, ещё! – торопил его Шаман.

Матвей, следя за животным, вслепую выхватил из рук товарища стрелу, натянул тетиву и выстрелил. Мимо. Наконечник вонзился в ствол молодой сосны.

Рука потянулась за третьей стрелой, но было уже поздно – олень скрылся в лесной гуще, оставив после себя лишь комки грязи и следы.

– Тварь! – обозлённо выругался Матвей, ударив кулаком по земле. Он едва сдержался, чтобы не швырнуть проклятый лук в ручей. – Говорил же, надо было огнестрелом.

– Ты поторопился, – с досадой произнёс Шаман. – Выждал бы ещё немного – тогда бы попал.

– Да куда уж! Держал до последнего – пальцы уже онемели.

– Ладно, не расстраивайся, – Шаман отмахнулся. – Догоним его позже. А сейчас надо бы сделать привал, согреться, и с новыми силами таки достать эту сволочь.

– В следующий раз стреляю из винтовки, – сказал Матвей. – Лучше уж потратить пару патронов, чем возвращаться с пустыми руками. А то – не мерзляки, так голод прикончит.

– Да, пожалуй, ты прав, – согласился Шаман. – Давай разобьём лагерь прямо здесь. Заодно фляги наполним. Я пока посмотрю следы – может, он далеко и не ушёл, успеем нагнать. А ты займись костром.

Шаман отправился по следу, по пути подобрав две выпущенные стрелы. Матвей срезал ветку сосны, начал строгать её ножом, подготавливая трут, и изредка посматривал в сторону, куда ушёл старший собиратель. Может, и впрямь зверь далеко не умчался и Шаман его подстрелит? Да нет, сказки. Всё везение они растеряли с той самой минуты, как покинули Приморск. С каждым километром становилось лишь хуже.

Закончив с растопкой, он собрал несколько небольших камней, разложил их кругом и осторожно насыпал в центр трут. Затем достал ваттбраслет и приготовился вызвать замыкание, но вдруг со стороны, куда ушёл канадец, раздался душераздирающий крик.

Сердце у Матвея ушло в пятки. Это определённо кричал Шаман, но до этого момента он и представить не мог, что человеческий крик может звучать так жутко.

Он схватил винтовку и бросился на звук. Крик не утихал, превращаясь в яростный зов о помощи. Потом послышался сдавленный всхлип – предвестник беды.

Через минуту Матвей оказался на небольшой лужайке. Перед ним предстала жуткая картина: Потрошитель – мерзкая тварь, которую они не встречали уже полторы недели, – рвал на куски беспомощного канадца, пытавшегося дотянуться до блочного лука, лежащего рядом.

Матвей не колебался. Он прицелился, сделал шаг вперёд и открыл огонь по конечностям, впившимся в тело Шамана. Мерзляк бросился в атаку, но пули, точно попавшие в цель, сделали своё дело – он не побежал, а еле волочился, прихрамывая.

Пять выстрелов. Десять. Пятнадцать. Потрошитель почти сдох. Последние две пули – те, что предназначались для оленя, – прикончили тварь.

На секунду тело Матвея парализовало, но он вырвался из оцепенения и кинулся к Шаману. Канадец судорожно ловил воздух ртом. Левая рука и нога отсутствовали. Половина лица была изуродована. Кишки вываливались наружу – и всё же он продолжал дышать.

У Матвея зазвенело в ушах. Он отвёл взгляд, понимая, что Шаману не выжить, и с трудом заставил себя снова посмотреть на друга.

Канадец протянул руку.

– Матвей…

Собиратель почувствовал, как горло сдавила невидимая хватка.

Он коснулся руки товарища – в ней всё ещё чувствовалась сила, несмотря на агонию.

– Уходите… слышишь? Дальше, на север…

Матвей молча покачал головой.

– Вы справитесь. Ты справишься.

Он крепче сжал его ладонь.

– Спасибо тебе, – тихо сказал он. – За всё.

Шаман выдавил слабую улыбку.

– Какой же я собиратель, если рано или поздно не помру от мерзляков… скажи мне, какой же я…

На губах вспухла кровавая пена. Через несколько секунд легендарный собиратель испустил дух.

Наступила оглушительная тишина. Ни скрипа деревьев, ни пения птиц, ни ветра. Даже собственное дыхание Матвей слышал не сразу.

Он снял поясной колчан с тела, подобрал окровавленный лук и со всех ног бросился обратно в лес.

Дневник Арины Крюгер

День первый. Полдень

Нашла эту записную книжку в одном из шкафчиков вездехода. С виду немного потрёпанная, страницы пожелтели, но зато чистые. На красной обложке – непонятная мне надпись жёлтыми иероглифами. Маша заметила мою находку и подсказала, что прежде эта книжка принадлежала её коллеге – тому самому китайцу, чей труп мы нашли в автобусе по дороге в Москву. Со слов Маши, Ван (да, теперь я вспомнила его имя) собирался записывать в неё научные заметки.

Немного неуютно марать страницы своим кривым почерком в чужой, ещё недавно принадлежавшей другому, вещице. Надеюсь, это сковывающее пальцы чувство вскоре отступит, и писать станет легче.

До сих пор не понимаю, зачем я это делаю. Просто, увидев пустые страницы, сразу захотелось взять карандаш и начать писать – что угодно, лишь бы отвлечься от всего, что пережили за последние дни. Особенно хочется перестать думать о Йоване. Боль от его утраты с каждым днём становится только острее, будто только сейчас приходит осознание, что его больше никогда не будет рядом – ни его шуток, ни раскатистого смеха, ни медвежьих объятий.

Смерть Йована отозвалась в каждом из нас (если не считать Юдичева, которому, похоже, дорога только его собственная шкура). Особенно изменилась Надя. Она почти не разговаривает, всё время смотрит в окно и почти ничего не ест. Неужели между ними и впрямь было что-то? Может, заигрывания Йована не были пустыми? Мне страшно спросить у неё напрямую, хоть и распирает любопытство. Но пусть скорбь по Йовану останется личным делом каждого. Упоминать его лишний раз – значит снова рвать и без того кровоточащую рану.

Мне нужно отвлечься… Придумала: попробую пересказать события последних нескольких часов.

Поздним вечером мы покинули Приморск, забрав с корабля Юдичева всё, что может пригодиться. Запасы крайне скудные: полящика патронов, немного пеммикана (на вкус как резина), пара винтовок (теперь у всех оружие, но только по одному-два магазина на человека) и немного ватт, которых хватит ненадолго.

Сейчас мы движемся по узкой трассе, окружённой со всех сторон деревьями. Городов не попадается – только редкие посёлки и деревни. Карт у нас нет, так что едем почти вслепую. Матвей сказал, что единственный ориентир на севере – это Архангельск, где во время Вторжения происходила эвакуация в Антарктиду.

Что ждёт нас впереди – не представляю. И особенно – что делать, даже если доедем до этого Архангельска.

По мне – мы в полной заднице.

День второй. Утро

Вот и приехали.

Ватты в вездеходе закончились. Их хватило ровно на пятьсот километров. Сейчас выгружаемся и идём дальше по трассе пешком.

Погода прохладная, дует ветер, небо затянуто тучами. Шаман снова проверил облака и сообщил, что к вечеру, возможно, обрушится снегопад с сильным ветром. Этого нам только не хватало…

Вадим Георгиевич всё время кашляет, да и выглядит плохо. Маша постоянно рядом, помогает ему во всём. Смотрю на неё – и сразу вспоминаю, как ухаживала за отцом во время его болезни. Я тогда не отходила от его постели: подавала воду, следила, чтобы он пил, разговаривала с ним.

Я и представить не могла, что он скоро умрёт.

День второй. Вечер

Шли около часа, пока на нас не обрушился предсказанный снегопад. К счастью, на дороге нам попалась огромная фура, и мы укрылись в её кузове. К сожалению, развести костёр внутри невозможно – приходится спасаться теплом друг друга.

Матвей сказал, что воспользоваться его оборудованием теперь не выйдет – не хватает ватт. Остаётся только наблюдать за небом.

Надеюсь, мерзляки до нас не доберутся.

День второй. Ночь

Я хочу убить его. Хочу выколоть глаза этому мерзавцу, бросившему нас на произвол судьбы. Клянусь – я убью этого подонка, чего бы мне это ни стоило.

Он заплатит за Йована.

И, в отличие от Раскольникова, муки совести меня грызть не будут. Напротив – я буду радоваться. Даже в пляс пущусь.

День третий. Утро

Буря закончилась – это хорошая новость. Плохая: она оставила после себя огромные сугробы, завалившие всю дорогу. Посоветовались и решили отправить Шамана с Лейгуром на разведку – может, найдут укрытие получше. К ним увязался Тихон – хотел быть полезным. Никто не возражал.

Вадим Георгиевич выглядит всё хуже. Лицо мертвенно бледное.

День третий. Полдень

Оказалось, всего в трёх километрах от фуры находится крохотный посёлок с названием Пряжа. Добрались без проблем. Укрылись в пятиэтажке на берегу озера. Прямо в одной из квартир развели костёр и наконец по-настоящему согрелись.

Искала растопку, бродила по квартирам – смотрела, как жили люди до Вторжения. Со мной увязался Тихон. Всё пытался что-то сказать, но не решался. Видела, как он поглядывает на меня, будто слова не может подобрать. Не знаю, что у него на уме.

Нашла старенькое зеркало, потускневшее. Долго смотрела в отражение и пыталась понять: это вообще я?

День третий. Вечер

Запасы еды оказались беднее, чем мы надеялись. Пеммикан – один-единственный куб, размером с толстую книгу на тысячу страниц. Хватит его на пару дней – и это если не вспоминать, что вкус у него отвратительный. Кажется, Юдичев хранил его неправильно, и он немного испортился.

Шаман предположил, что придётся снова охотиться. С пустыми животами далеко мы не уйдём.

Хотя бы вода у нас есть. Пока.

День третий. Ночь

Всех разбудил кашель Вадима Георгиевича. Он не может остановиться.

Юдичев, не стесняясь, выругался на чём свет стоит, вышел из квартиры и ушёл в одну из соседних – развёл там свой костёр. Мерзкий он всё-таки тип. Чует моё сердце – ещё дров наломает.

День четвёртый. Утро

Позавтракали. Каждому досталось по небольшому куску пеммикана и кружке кипятка. За последние полтора месяца – это самый скудный завтрак, кишки в узел сворачиваются.

Ещё и глаза слипаются – никто из ребят толком не выспался. Вадим Георгиевич рассыпался в извинениях охрипшим голосом. С виду ему немного лучше. Может, болезнь отступает?

Сейчас собираем пожитки, готовимся идти дальше на север. Куда именно – никто до сих пор не знает. Главное – туда, где холоднее. Но что потом? Как выбраться с захваченных земель? По мне – мы просто оттягиваем неизбежное. И все это понимают, только боятся произносить вслух. Весна уже наступила, в этом нет сомнений. Скоро потеплеет даже здесь, в этом обманчиво холодном крае.

День пятый. Утро

Вчера шли весь день, делая короткие привалы по полчаса-час. Хотела сделать пару записей во время одной такой передышки, но рука дрожала, не слушалась. Мысль была одна – лечь и уснуть надолго. Какие уж тут записи.

А ноги! Как же они болят. А ведь сегодня снова идти. Куда и сколько – никто не знает.

Не уверена, сколько именно мы прошли, но по ощущениям – все полсотни километров. Очень нас замедлял Вадим Георгиевич: часто останавливался, чтобы перевести дух или откашляться. Юдичев при этом не умолкал, ворчал себе под нос и бодро шагал вперёд, будто никакой задержки и не было.

Погода тоже не радовала: ветер, снег, холод до костей. На ощущение – минус пять-семь, но точно не скажу. Хотя… уж лучше замёрзнуть, чем стать кормом для этих тварей.

Заметила, как Матвей и Шаман стали больше общаться. Всю дорогу они шли впереди, ведя за собой отряд. Шаман то и дело указывал на небо и объяснял что-то на английском. Я уловила лишь два знакомых слова: «облака» и «небо». Видимо, он учил Матвея ориентироваться по облакам.

К вечеру я набралась храбрости поговорить с Надей. К счастью, она откликнулась, и мы немного, но мило побеседовали. Я спросила, как она умудряется общаться с Домкратом только жестами. Она показала мне пару движений. Благодаря её короткому уроку я смогла поприветствовать нашего глухонемого спутника и даже спросить, как у него дела. Домкрат криво ухмыльнулся – впервые, кажется, увидела что-то похожее на его улыбку. Он направил ладонь вниз и покачал головой. Без перевода ясно: «хреново».

День пятый. Полдень

Оказалось, мы миновали большой город – Петрозаводск. На обочине нашли уцелевший указатель со стрелкой в сторону, откуда пришли, и надписью: 25 км.

День пятый. Вечер

Вадим Георгиевич потерял сознание после очередного тяжёлого приступа кашля. Очнулся почти сразу, но вид у него ужасный.

День шестой. Полдень

Подошли к небольшому посёлку – всего с десятком домов – и укрылись в одном из них. Дальше идти не смогли из-за Вадима Георгиевича. Он больше не в состоянии двигаться. Как он сам сказал: «ноги не держат». Про кашель и писать не хочется – страшно даже слушать, не то что описывать.

Маша не отходит от него ни на шаг, пытается хоть как-то облегчить страдания.

Она действительно хорошая. Очень добрая. До нашего знакомства я представляла её совсем другой – похожей скорее на Надю.

Совсем забыла описать дом, в котором мы остановились. Он небольшой, деревянный, с виду довольно старый. Укрытие так себе: из щелей дует, окна разбиты, пол ледяной. Хотели найти дом получше, да не вышло – всё остальное развалилось, превратилось в груды бревна.

Совсем рядом озеро. Вообще здесь много озёр. По пути я насчитала минимум шесть – от крохотных до довольно крупных.

И сосен здесь много. Из всех деревьев они мне теперь самые родные. Если мы когда-нибудь вернёмся домой – именно по соснам я буду скучать особенно сильно.

А место здесь красивое. Наверное, я бы осталась тут жить. Если бы не мерзляки.

Да, точно – осталась бы.

День седьмой. Утро

Ночью у Вадима Георгиевича поднялась температура. Он стонет, почти не говорит. Только стонет. У меня слёзы наворачивались – столько в его голосе жалости.

Не могу об этом писать.

Думаю, мы останемся здесь ещё на день. В таком состоянии он точно никуда не пойдёт.

А жаль – погода наладилась. Стало теплее. Снег местами растаял, солнце пригревает. Конечно, это нехорошо, когда мерзляки рядом. Но по сухой земле мы могли бы продвигаться куда быстрее.

День седьмой. Вечер

Съели половину пеммикана.

Лейгур обошёл дома, собрал всякую всячину и соорудил силки для мелкой дичи. Даже не знаю, надеется ли он на успех.

День восьмой. Утро

Видела Лейгура ночью из окна. Он бродил у озера, бормотал что-то на своём языке и будто пританцовывал, как в каком-то ритуале. Если он так приманивает белок или зайцев в свои ловушки – я с радостью станцую с ним, лишь бы поесть по-человечески.

День восьмой. Полдень

Утром Шаман и Лейгур ушли на охоту. Все уже поняли, что застряли здесь надолго, поэтому решили не терять времени даром. Погода ясная, снег почти сошёл.

День восьмой. Вечер

Наши охотники вернулись без добычи. Видно, танцы Лейгура не помогли. И силки пустые.

Опять ложимся спать с пустыми желудками.

День девятый

Вадиму Георгиевичу совсем плохо. Он постоянно бормочет во сне, жар не спадает.

Ночью я слышала, как Маша плакала.

День десятый

С каждым днём писать на голодный желудок становится всё труднее. Мысли разбросаны, трудно собрать их в кучу.

Потеплело. Снега стало меньше. На охоту в этот раз вышел один Шаман. Вернулся с пустыми руками. Говорит, это проклятие.

Михаил Буров.

Михаил Буров.

Михаил Буров.

Михаил Буров.

Михаил Буров.

Михаил Буров.

Михаил Буров.

Михаил Буров.

Михаил Буров.

Михаил Буров.

Михаил Буров.

День двенадцатый

Юдичев заговорил о том, что надо уходить, и намекнул оставить Вадима Георгиевича. Сказал: «он не жилец». Маша, услышав это, обложила его отборным матом и едва сдержалась, чтобы не врезать ему.

Как бы больно это ни звучало, но Юдичев прав – надо уходить. Весна уже дышит в спину.

День тринадцатый

На этот раз на охоту ушли Матвей и Шаман. Надеюсь, им повезёт.

Я умираю с голода.

Глава 1. Тяжелая ноша

Матвей очнулся от прикосновения сквозняка к лицу и обнаружил, что лежит рядом с большой лужей. Лес впереди застилала белая пелена, мешающая разглядеть обстановку вокруг. Серые облака, изредка пропускавшие солнечные лучи, медленно плыли на восток, а вокруг стояла мёртвая тишина.

Тыльной стороной ладони он протёр глаза и увидел сосновую чащу с непроглядным мраком, таившимся в её глубине. Поблизости лежали блочный лук и поясной колчан с рассыпанными стрелами. Увиденное сразу вернуло ему память: он бежал так быстро, что не заметил вязкой жижи под ногами, споткнулся и потерял сознание. Подобное уже случалось с ним во времена Адаптации, когда он, будучи мальчишкой, долго голодал.

Он сделал глубокий вдох и попытался собраться с мыслями. И тут его, словно обухом по голове, ударила мысль: Шаман мёртв!

Осознав это окончательно, Матвей почувствовал, как страх, сжавший его горло, неожиданно открыл в нём второе дыхание. Он поднял лук, быстро собрал стрелы в колчан. Поправив винтовку на плече, бросился бежать к посёлку, но стоило ему углубиться в сосновую чащу, как краем глаза он уловил движение. Мерзляки?

Рука метнулась к винтовке – и он вспомнил о пустом магазине. Тогда Матвей нащупал пластиковое оперение стрелы, наложил её на тетиву и…

Из-за дерева кто-то наблюдал за ним. Два глаза, горящие огнём. Матвей опустил лук, вгляделся – и ахнул от удивления.

Йован. Он стоял, держась бледной рукой за сосновый ствол. Пальцы отбивали ритм по шершавой коре. На лице застыло жуткое подобие улыбки-полумесяца.

– Йован?

Собиратель отшатнулся. Йован зашёл за дерево – и исчез. Словно дым, поднимающийся клубами из кружки с кипятком.

Матвей опустил лук и с минуту стоял как вкопанный, с полуоткрытым ртом. Все мысли вертелись вокруг увиденного. Один и тот же вопрос звучал в голове вновь и вновь: «Неужели я схожу с ума?»

С трудом поборов ступор, он пустился наутёк.

***

Матвей добрался до места спустя полчаса. Сначала он пересёк трассу, затем обогнул стоящие вдоль неё бревенчатые завалы и устремился к озеру – к двухэтажному дому, где укрылись остальные.

Надя сидела на крыльце с винтовкой на коленях. Завидев Матвея, она вскочила со стула и насторожённо обратилась:

– Матвей? – её взгляд метнулся в сторону, откуда он пришёл. – А где Шаман?

– Нам… нам…

– Отдышись, – велела она. – Я позову остальных.

Каждый вдох отзывался болью в груди, горло словно резали невидимые лезвия, а рана в боку вновь заныла с новой силой. Голова закружилась, и он потянулся к перилам, но нащупал лишь пустоту. Почти упав, он почувствовал крепкую хватку, удержавшую его на ногах. Лейгур первым выбежал на крыльцо.

– Где Жак? – Лохматая голова исландца металась из стороны в сторону, пока взгляд не остановился на крупном пятне крови, впитавшемся в куртку Матвея.

Они встретились взглядами – и Лейгур всё понял. Он с яростью пнул табурет, на котором несколько секунд назад сидела Надя.

На крыльцо вышли остальные.

– Матвей! – Арина бросилась к нему, подхватив его изнурённое тело, пока он пытался перевести дух.

– Что случилось?.. – выдавила Маша, помогая ему войти внутрь. – И где…?

– Мёртв, – с трудом выговорил Матвей. – Мерзляк добрался до него.

Повисла тревожная тишина.

– Надо уходить. Немедленно, – произнёс он, тяжело дыша. – Начинайте собираться. Выходим через пятнадцать минут.

Все опешили. Никто не двинулся с места, переглядываясь.

– Ну и чего встали? – командный голос Нади прозвучал как пощёчина. – Слышали, что сказал Матвей? Живо собираемся!

– А как же папа? – почти плача, пролепетала Маша. – Он не может идти. У него с утра ещё сильнее поднялся жар.

– Мы понесём его, – сказал Матвей. Он ещё по пути сюда подготовил ответ: знал, что Вадим Георгиевич не сможет сделать ни шага. – Там, на втором этаже, есть ватный матрас. Сделаем носилки, будем нести по очереди.

– Кажется, я знаю, о каком матрасе ты говоришь, – откликнулась Надя и обратилась к исландцу: – Поможешь спустить его?

Лейгур не ответил. Его взгляд был прикован к полу.

– Лейгур! – громко повторила она.

Но он всё так же молчал, словно пребывал в забытьи.

– Я помогу с матрасом, – вызвался Тихон и, не говоря больше ни слова, побежал внутрь.

– А ты, Матвей, пока отдохни, – сказала Надя. – Мы всё соберём.

Матвей с трудом, но согласился. Сейчас он отдал бы всё за мягкую постель и возможность выспаться. Но ныне это казалось непозволительной роскошью.

Юдичев появился в разгар сборов с пустыми руками – он проверял силки и вновь ничего не нашёл. Узнав о гибели Шамана, капитан разразился очередной тирадой о том, что ещё три дня назад уговаривал всех покинуть это место. Про Вадима Георгиевича – причину, по которой они остались – он не сказал ни слова. Наверняка мысленно уже отправил старика на тот свет.

На его раздражённые речи почти никто не реагировал – либо молчали, либо велели ему заткнуться. Матвей и вовсе хотел проучить его, дать в морду, образумить. Будь у него силы, так бы и сделал. Но впереди был долгий и тяжёлый путь, и каждая капля энергии могла пригодиться.

Собрались быстро – собирать, по сути, было нечего. Остатки пеммикана помещались в ладонь – хватит дня на два-три. Горсть патронов и поношенные винтовки, нуждающиеся в чистке. С водой тоже негусто, но должно хватить на несколько дней.

Вадим Георгиевич выглядел ужасно. От тела шёл жар, он бормотал бессвязные фразы и тянулся рукой к чему-то, что видел только он. А началось всё с кашля – того самого, на который Матвей обратил внимание ещё на траулере, когда старик рассказал ему о «Копье». Неясно, стал ли кашель следствием старой раны от Тихона в день пиратского налёта, или он подцепил что-то по дороге.

Положив его на матрас, Домкрат и Матвей попытались поднять больного, но собиратель сразу почувствовал резкую боль в груди и руках. Лейгур жестом велел ему отойти и сам взялся за узлы, скрепляющие самодельные носилки. Матвей мысленно поблагодарил его.

К полудню все девятеро покинули заброшенный городок и вышли на трассу. Пока они собирались, небо заволокло тучами ещё сильнее, и холодные капли дождя начали падать на их головы, превращаясь в ледяные кристаллы на одежде.

Преодолев километра три, оцепенение от смерти Шамана начало отступать, и в адрес Матвея посыпались вопросы о случившемся. Он постарался кратко пересказать утренние события: как они выслеживали оленя и как всё завершилось нападением потрошителя. Когда рассказ подошёл к концу, идущая рядом с носилками Надя немедленно произнесла:

– Наверняка это был один из тех потрошителей, которых мы встретили в Москве.

– Это точно был один из них, – подтвердил Матвей. – Посмотрите на асфальт – сплошной гололёд. Такое возможно только при отрицательной температуре, в которой обычные потрошители не выживают. Вероятно, он всё это время шёл по нашему следу. И вполне возможно – не один.

– Разве они так могут? – удивилась Арина. – Мы забрались так далеко, а они всё равно добрались до нас?

Матвей задумался.

– Не возьмусь утверждать наверняка, – вмешалась Маша, – но, возможно, появление более стойких к холоду мерзляков – результат процесса, который я уже называла эволюцией.

– Подожди, – Надя остановилась и внимательно посмотрела на учёную, – ты хочешь сказать, что те виды жуков, которых мы встретили в Москве, могли размножиться и здесь, на севере? Правильно я понимаю?

Маша кивнула и пояснила:

– Да, но это всего лишь моя догадка. Я стараюсь опираться на логику и знания, накопленные за годы изучения мерзляков. Они подсказывают, что ни один мерзляк не способен пройти такой долгий и, главное, осознанный путь, чтобы добраться до нас. Это поведение, присущее разумным существам, которые руководствуются эмоциями – как мы, люди. Но не зверям, действующим исключительно по инстинктам. Поэтому логичнее предположить, что мерзляк, встретившийся Матвею, уже был здесь до нашего прибытия. Значит, эволюция происходила не только в Москве, но и в этом регионе.

Матвей с трудом верил в эту теорию, хотя звучала она вполне убедительно.

– Такими темпами мы, собиратели, совсем скоро останемся без работы, – пробормотал он. – Ведь на захваченных землях не останется ни одного безопасного уголка.

– Тогда, в метро, вы говорили о тетраподах как о наших далёких предках, – внезапно заговорила Арина, обращаясь к Маше. – Но ведь и они, если я правильно понимаю, выглядели как безмозглые ящерицы. Смогли же они стать… – Она посмотрела на остальных, – такими, как мы, способными испытывать эмоции.

– Пожалуй, – кивнула Маша, погладив подбородок. – Это действительно пища для размышлений.

– Лучше бы тебе думать, где укрыться, – проворчал Юдичев, глядя на быстро мчащееся серое небо. – И что бы сожрать.

Матвей заметил сгущающиеся тучи. Ночью они уже пережили бурю со снегом. Если она повторится, а укрытия не будет, это путешествие может закончиться трагично.

– Юдичев прав, надо срочно искать убежище, – сказал он.

– Привал? Уже? – удивилась Маша. – Мы отошли-то километров на десять-пятнадцать от посёлка.

– А могли бы и все пятьдесят, если бы… – Юдичев бросил взгляд на Вадима Георгиевича, бормочущего во сне.

Намёк был очевиден. Маша, до этого спокойно рассуждавшая о мерзляках, резко вспыхнула:

– Даже не думай об этом, – рявкнула она, сжав кулаки. – Притронешься к моему отцу – и я тебе руку отрежу, понял?!

– А я подержу, пока она замахивается, – добавила Надя, бросив злобный взгляд на Юдичева.

– Спокойно, дамочки, спокойно! Я просто опираюсь на логику, – передразнил он Машу, – и говорю очевидное.

– Да если б не мой отец, ты бы ещё три месяца назад сам себе могилу рыл! Это он привёл сюда Матвея и других!

– Уж кому-кому, а тому усатому молчуну я точно обязан, – съязвил Юдичев. – Особенно за то, что он свалил, бросив нас.

– Никто не знал, что он так поступит! – не выдержала Надя. Она шагнула к Юдичеву, положив ладонь на рукоять пистолета.

Обстановка накалялась, когда вдруг оборвалась верёвка в правой руке Лейгура – носилки резко накренились. К счастью, Тихон подоспел вовремя и подхватил тело старика.

– Держу! – сказал он.

– Я помогу, – сказал Матвей, принимая вес из рук мальчишки.

– Просто чудесно, – буркнул Юдичев и отошёл, разглядывая дорогу.

Совместными усилиями они опустили матрас на землю. Надя коснулась лба старика.

– У него жар, – тихо сказала она.

– Папа… – шептала Маша, поглаживая его седые волосы. – Пожалуйста, держись…

Уставший взгляд Вадима Георгиевича обратился к ней. Капли пота стекали по лбу, падали на щёки и подбородок. От прежней энергии не осталось и следа.

Маша достала бутылку воды, поднесла её к его губам. Половина вылилась, пропитав бороду.

– Вряд ли мы сегодня пройдём далеко, – сказал Матвей, сплетая новый ремень из обрывков одежды. – Надо искать укрытие. – Он посмотрел на исландца. – Лейгур, разведай местность с Юдичевым. Я заменю тебя.

Лейгур кивнул и пошёл.

– Он что, один не может? – буркнул Юдичев.

– Может. Но ты пойдёшь с ним, потому что я тебя видеть не хочу. Ясно? – ответил Матвей.

Юдичев хмыкнул и пошёл следом за Лейгуром.

Маша продолжала гладить отца по лбу. По её щеке скатилась слеза, упала на воротник его куртки. Матвею страшно хотелось обнять её, но он понимал – это только усугубит ситуацию.

– Надо бы и Домкрата сменить, – заметил он. – Он, как и Лейгур, несёт отца весь день.

– По-хорошему, стоило бы заставить того гада, – процедила Арина, глядя вслед уходящему Юдичеву.

– Хрен с два я доверю ему папу! – резко ответила Маша, закручивая крышку на наполовину пустой бутылке. – Пусть только попробует прикоснуться – я ему мозги вышибу.

– Я помогу, – сказала Надя. – Заменю Домкрата.

– Ты уверена? – спросил Матвей. – Это тяжело.

– Справлюсь.

Некоторое время Надя уговаривала Домкрата отдать ношу, указывая на его руки, почти стёртые в кровь. Он сначала отмахивался, но в итоге уступил и передал ремни.

Немного отдохнув, они двинулись дальше. Вскоре навстречу показались разведчики.

– В двух километрах отсюда есть небольшая церквушка, – сообщил Лейгур, указывая на северо-восток. – С виду хлипкая, но сгодится как временное укрытие.

– Обычно рядом с церквями бывают и другие дома, – заметил Матвей. – Там ничего больше не было?

– Нет. Только церковь.

Глава 2. Трудное решение

Деревянная церквушка казалась миражом. Она одиноко стояла в лесной чаще, в сотне метров к западу от трассы, затерянная среди высоких сосен. Удивительно, как Лейгур с Юдичевым вообще сумели её заметить в такой глуши.

Путники ступили на небольшую тропку, ведущую в крутой кювет. Здесь матрас с больным пришлось удерживать особенно крепко: одно неловкое движение грозило носильщикам скатыванием кубарем вниз. Резкий спуск, однако, миновали без происшествий, и вскоре под ногами ощутилась твёрдая, мёрзлая земля.

В свете, пробивающемся сквозь безлиственные ветви заходящего солнца, выжившие смогли поближе разглядеть пристанище на грядущую ночь.

Башня с колоколом на передней части крыши покосилась, но выглядела крепкой; а вот православному кресту, установленному на вершине купола, повезло меньше – он лежал у подножия церкви, наполовину погрузившись в землю. Позади виднелась и другая башня, поменьше: крест на ней казался совершенно невредимым. Дорога к храму пролегала по хлипким ступеням, ведущим к перекошенному крыльцу с развалившимся навесом. Наружная стена из брёвен внушала сомнения в своей прочности – дерево подгнило и удручающе поскрипывало под усилившимся ветром, – но выбирать не приходилось.

Юдичев вышел вперёд, осторожно поднялся по ступеням крыльца и попытался открыть дверь – та не поддалась. Он несколько раз ударил её плечом, попутно бормоча что-то под нос, пока вход наконец не открылся.

Матвей и Надя собрались с последними силами и стали затаскивать носилки со стариком внутрь. Тихон и Арина пристроились сбоку, подстраховывая. Когда они оказались внутри, оба носильщика рухнули на пол и первым делом попытались отдышаться. Устали они настолько, что даже не нашли сил разглядывать внутреннее убранство.

– Надо развести костёр, – сказала Арина, и шарканье её ботинок слабым эхом раздалось внутри помещения. – Тихон, поможешь? Надо найти сухое дерево, бумагу, всё, что можно сжечь.

– Угу.

Матвей отдышался и, наконец, смог разглядеть место, где они очутились. Про церкви он знал мало – бывал всего в нескольких на территории Канады во время рейдов, и то католических. Но здешняя, несмотря на свою ветхость и неприятный запах древесной гнили, умудрилась странным образом вызвать симпатию.

Первое, что бросалось в глаза, – разнообразие икон вдоль стен. Большинство из них лежало на полу в осколках стекла. На противоположной стороне от входа находился небольшой помост с трибуной. Стульев и столов, как в тех же католических церквях, Матвей не отыскал; обстановка здесь была на порядок скромнее.

Маша принялась ухаживать за отцом, удобнее располагая его на полу. Лейгур медленно крутил головой, осматривая местами прохудившийся потолок, откуда поддувал небольшой сквозняк. Юдичев прижался к опорному столбу и, скрестив руки на груди, цокал языком с недовольством.

Тихон взял одну из упавших икон, посмотрел на изображённый на ней лик, а затем, недолго думая, бросил в общую кучу для будущего костра.

– Не делай так, – сказала Маша и заботливо вытащила икону из кучи.

Парень вопросительно посмотрел на неё и задумчиво почесал затылок.

– Интересно, где мы? – спросил Матвей. – Вот бы карту…

– Я и без карты могу сказать, что мы в полной жопе, – заявил Максим, подойдя к разбитому окну. Он посмотрел наружу, откуда виднелась опушка леса и завал прогнивших досок – прежде бывших не то сараем, не то небольшим складом. – Да и знай мы, куда идти, какой толк? Передвигаемся со скоростью выброшенной на берег рыбы, ещё и с мертвяками за спиной. – Он посмотрел на Матвея через плечо. – А весна уже пришла.

***

Разожгли костёр и сблизились к огню, согревая озябшие руки. Каждый съел кусочек пеммикана размером с мизинец – вот и весь ужин. Остального хватит лишь на завтрак, больше еды не осталось.

Первое время молчали – не было сил говорить. Слышалось лишь урчание животов, сиплое дыхание и шмыгающие носы. Все наблюдали за язычками пламени, каждый размышляя о своём.

У Матвея мысли путались от усталости. Сначала он не мог выбросить из головы изуродованное лицо Шамана. Потом воспоминания о собирателе, ставшем наставником, перекрыл образ Йована из леса. Без сомнений, то была галлюцинация, но сколь же живой и ясной она была!

С трудом прогнав лица покойников, он стал размышлять о настоящем: что делать? Как им быть? Куда идти? Направление в сторону севера виделось ему размытым, неопределённым. Куда именно на север? Как можно дальше вглубь Карелии? Или свернуть немного восточнее и добраться до берегов Карского моря? Помнится, отец рассказывал про эти

края – там ему приходилось вести службу рядом с островом Новая Земля, – и он говорил, что температура там довольно суровая. Возможно, там у них будет шанс? Возможно… Только добраться пешком до тех земель казалось невозможным. Сотни и сотни километров непроходимого пути разделяли их от Карского моря, а весна, как верно подметил Юдичев, была близко.

Тяжёлое дыхание Вадима Георгиевича прервало размышления. Старик хрипел, словно в горле зияла дыра. Маша достала флягу и снова стала поить его, пока остальные молча наблюдали за её тщетной попыткой облегчить агонию старика.

– Может, в покер? – неожиданно предложил Тихон, доставая из-за пазухи потрёпанную колоду и мешочек с пуговицами, прикарманенный месяц назад.

– Да ты чё, пацан, рехнулся совсем? – рявкнул Юдичев. – А станцевать не хочешь? У тебя там в кармане гитара не завалялась?

Тихон с огорчённым выражением лица вернул колоду на место.

– Да просто…

– Ты лучше эти картонки в костёр кинь, толку будет больше.

– Не брошу.

– Это ещё почему?

– Не твоё дело.

– Не моё… – Юдичев опешил; серые глаза злобно метались по лицу мальчишки. – Ты ещё поговори со мной так, щенок недоделанный. Я тебе эти карты в…

– Успокойся, – прервал Матвей готовую разразиться тираду капитана, а после обратился к Тихону: – И ты следи за языком. Не до карт сейчас.

– Да знаю я, – бросил Тихон обиженно. – Просто карты мозги расшевеливают, мыслить помогают да и от холода отвлекаешься…

– Может, в другой раз, – ответил Матвей и едва заметно подмигнул.

– Давай я с тобой сыграю, – вдруг произнесла Арина, вынимая руки из-под куртки. – Говоришь, мозги расшевеливает?

Тихон на мгновение растерялся, но затем кивнул, приглашая её присесть рядом.

На некоторое время внимание собравшихся приковала игра двух подростков. Не наблюдал за ними только Юдичев.

Он отошёл от костра и посматривал в окно, на погружённый в сумерки лес. Через пятнадцать минут игру прервал приступ кашля Вадима Георгиевича. Старик отхаркивался кровавыми сгустками.

– Где мы? – прокряхтел старик и уставился в потолок.

Маша улыбнулась и коснулась его щеки:

– Мы в церкви.

Глаза старика расширились.

– Церкви? – переспросил он. – Правда? В церкви?

– Да.

Она осторожно приподняла его голову, дав ему возможность разглядеть внутреннее убранство. Глаза Вадима Георгиевича сверкнули влагой и на миг просветлели.

– Церковь… это хорошо… – пробормотал он и вновь погрузился в лихорадочное забытьё.

Матвей обратил внимание, как Лейгур, сложив ладони вместе, нервно потирал большие пальцы, будто готовился произнести речь перед собравшимися.

– Я должен это сказать. – Он встал и посмотрел на Машу. – Твой отец долго не протянет. Мы лишь отсрочиваем неизбежное и продлеваем его муки. Нам уже ничем ему не помочь.

– И слышать этого не желаю. – Маша крепче обняла отца.

– Наконец-то хоть в ком-то проснулся голос разума! – воскликнул Юдичев, вернувшись к костру.

– Это он тебя подбил? – Надя кивнула в сторону капитана.

– Никто меня не подбивал. Я говорю очевидное. – Лейгур взглянул на хрипящего старика. – Потащим его – значит потратим силы, а они нам понадобятся, если выжить хотим. Я готов нести его хоть до конца, но стоит ли это усилий, если он всё равно умрёт?

– Как же легко ты рассуждаешь, – Надя презрительно сжала губы. – Говоришь о нём, как о ненужном грузе. Хотя чему удивляться… – Она пожала плечами. – Для того, кто голыми руками убил девочку и её отца, это ведь пустяк, да?

– Он… что сделал? – Голос Маши застыл на полуслове.

Даже Юдичев, стоявший рядом с Лейгуром, отшатнулся.

– Сейчас это неважно, – невозмутимо продолжил исландец. – Наша цель – выжить. Думаю, все за. Решение должно быть общим.

Домкрат, читавший по губам, жестами потребовал объяснений, но Надя отвернулась.

– Засунь это тупое голосование себе в задницу, – бросила она, садясь рядом с Машей.

Арина взяла слово:

– Но он прав…

Все повернулись к ней.

Девушка провела ладонью по коротким волосам и заговорила, избегая взгляда Маши:

– Мне было пятнадцать, когда болезнь забрала моего отца. – Она облизнула пересохшие губы. – Я понимаю вашу боль… Но мы должны выжить. Ради «Копья». Вы сами говорили: токсин требует жертв.

– Не могу… – Маша прижала голову отца к груди. – Не могу…

Надя шмыгнула носом, глядя на подругу с жалостью.

– Голосование всё равно состоится, – Лейгур подбросил в костёр щепку. – Если большинство против – я понесу твоего отца до самого его конца. Если за – он останется здесь.

– Мы его не бросим! – в голосе Маши дрогнуло отчаяние.

– Я тоже, – поддержала Надя. – Понесу сама, если придётся.

– Два голоса «против», – вздохнул исландец. – Юдичев и я – «за». Арина, теперь твоя очередь.

Девушка молчала, не сводя обеспокоенного взгляда со старика и вцепившуюся в него Машу.

– Простите… – прошептала она и кивнула Лейгуру, давая понять свой выбор.

– Так, теперь Домкрат. Он вообще понимает, о чём мы тут?

Прогрессист, не сводя пристального взора с губ исландца, покачал головой, утвердительно ответив на его вопрос. Надя стала общаться с ним на языке жестов, и, судя по резким движениям рук, пыталась убедить его принять верное, по её мнению, решение. Так длилось несколько минут, пока Домкрат не опустил голову, тяжело выдохнул и затем показал Лейгуру опущенный большой палец.

– Сволочь ты! – прошипела Надя, показывая ему неприличный жест. – Он столько для тебя сделал, а ты… видеть не хочу!

Домкрат выглядел пристыженным. Он резко встал с места и, по примеру Юдичева, отошёл к окну, положив ладони на подоконник. Выбор дался ему нелегко.

– Плевать я хотела на ваше чёртово голосование, ясно? – заявила Маша. Её заплаканные глаза горели искорками отражающегося пламени. – Мы всё равно понесём его.

Ей ответил Юдичев:

– Да можете нести его хоть до самого Парижа, только вот все остальные уйдут на север, пока вам мерзляки на пятки ступать будут.

– Умолкни, – спокойным, но в меру угрожающим голосом произнёс в его сторону Лейгур.

– Я помогу им, – вдруг откликнулся Тихон, подняв руку. – Я за то, чтобы нести Вадима Георгиевича до конца.

Все удивились решению Тихона, а Надя с Ариной оглядели парня недоверчивым взглядом, будто принимая сказанное за шутку.

– Твоего мнения здесь вообще никто не спрашивал, сопля зелёная, – гаркнул Юдичев. – Сиди и не отсвечивай.

– Тебя спросить забыл, крыса корабельная.

– Чё ты вякнул, щенок?

Юдичев сжал кулак и шагнул к парню. Тихон уже приготовился, сжимая спрятанный в кармане куртки нож. Между ними двумя встал Лейгур.

– Пацан уже давно заслужил быть частью команды, – сказал исландец, – и право голоса у него есть, как и у каждого здесь. Так что вернись на место.

Несмотря на предупреждение, Юдичев продолжал испепелять парня злобным взглядом.

– Я тебе твой острый язычок оторву с корнем, если ещё раз будешь перечить мне, сопляк. Усек?

– Ага, как же, обязательно, – язвил Тихон, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Юдичев сел обратно.

Через минуту возникшее внезапно напряжение в команде спало, и Лейгур продолжил:

– Я, конечно, твой выбор не понимаю, малой, но «за» – так «за».

– Да чё тут понимать-то. – Тихон пнул веточку под ногой прямиком в костёр. – Он меня тогда ещё на корабле пожалел, несмотря на мой поступок, да и защищал постоянно. Я ему должен, вот и всё.

– Твоя правда.

– Спасибо тебе, – внезапно произнесла Надя. Кажется, это был первый случай, когда она обратилась к мальчику не с угрозой его прикончить.

Тихон проглотил невидимый комок в горле и кивнул ей.

– Так, стало быть, у нас четыре «за» и трое «против», – подытожил Лейгур и обратил свой взор на Матвея. – Получается, последнее слово за тобой. Если проголосуешь «против», значит понесём, даже несмотря на поровну разделённое количество голосов.

– Что за тупость? – вновь взъерепенился Юдичев. – Почему это за ним последнее слово?

– Потому что мы, так или иначе, должны прийти к решению. В нашем случае «ничья» ничего не решит, если, конечно, никто вдруг не изменит свой голос. – Он медленно осмотрел всех присутствующих, давая им время ещё раз обдумать свой выбор. – Вижу, возражений нет. Ну так что, Матвей?

Собиратель снял шапку, смял её и прижал к груди.

– Вот, значит, оно как…

– Прости, так уж получилось.

– Матвей, прошу тебя… – взмолилась Маша, глядя на него. Сердце у Матвея обливалось кровью при виде её заплаканного лица.

– Матвей… – на этот раз голос подала Арина. Карие глаза девушки горели решимостью и твёрдостью. – Подумай хорошенько.

– Да, Матвей, подумай хорошенько, – подхватил Юдичев.

Собиратель встал, отошёл в сторону, опёрся на столб и погрузился в размышления. Подняв голову, он заметил, как из тьмы за ним наблюдали святые из наполовину разрушенного иконостаса. Казалось, десятки глаз, сверкающих отблеском огня, высматривали каждую его мысль.

– Завтра, – пролепетал он.

– Что? – уточнил Лейгур.

Он повернулся к остальным, попытался стряхнуть с себя внезапный охвативший страх.

– Утро вечера мудренее, так ведь говорят, верно? – произнёс Матвей. – Я проголосую завтра утром. Возможно, за ночь кто-то передумает.

Не все согласились с его решением. Арина пожелала возразить, но едва произнесённое слово так и повисло в воздухе. Юдичев тоже остался недоволен, махнув рукой и пробормотав что-то себе под нос.

– Утром так утром, – нехотя согласился Лейгур и сел обратно погреть руки у костра.

На том и сошлись.

***

Первым дежурить выпало Матвею.

Пока все спали или пытались уснуть, он поддерживал огонь, вороша угли палкой.

Матвей всё пытался вспомнить, сколько дней прошло с тех пор, как они покинули Москву. Десять? Пятнадцать? Он окончательно потерял счёт времени. Конечно, можно включить ваттбраслет и посмотреть точную дату, но не хотелось тратить даже крошечную долю энергии. Кто знает, может, она пригодится на севере, когда всё будет почти кончено.

Взгляд собирателя упал на стонущего не то во сне, не то в бреду старика и согревающую его объятиями дочь. Размышления о судьбе Вадима Георгиевича настигли его как мерзляк в холодную погоду, а ведь он так старался не думать о нём хотя бы эту ночь! Вновь перед глазами встал образ Маши, бьющей его по груди кулаками и проклинающей до конца дней. Свой выбор Матвей сделал сразу, как только заговорили о голосовании, только никак не мог набраться храбрости произнести его вслух, страшась гнева убитой горем Маши. После этого она будет ненавидеть его особенно сильно, ведь именно он забьёт последний гвоздь в крышку гроба её отца, проголосовав «за».

«Но это надо сделать, Матвей, ты и сам это прекрасно понимаешь», – успокаивал он себя.

Ноги затекли, и он решил размяться. После первого шага заскрипела половица, но никто не шелохнулся – спали мертвецким сном. Он подошёл к Маше, долго смотрел на её профиль и на растрёпанные волосы; хотел их поправить, но не стал, боясь нарушить её покой.

Потом вдруг заметил, как напротив зашевелился локоть Арины. Он подошёл ближе и увидел, как та писала карандашом в своём красном дневнике. С того дня, как они покинули Приморск, она часто делала в нём записи.

– Не спишь?

Арина медленно закрыла дневник.

– Не могу. – Она посмотрела на него. – А ты?

– Я же на стрёме.

– А… точно.

– Всё хочу спросить, что ты там пишешь?

– Да так, всякое. – Девушка села спиной к костру. – Знаешь, мне не по себе от этого места.

– В церкви?

Она кивнула.

– Не знаю… – последовало от неё объяснение. – С виду всё заброшено, но как будто бы… – Она замялась, потом посмотрела на него и с едва слышным испугом в голосе произнесла: – Будто мы здесь не одни и пришли в гости, а хозяева либо вот-вот придут, либо прячутся и наблюдают за каждым нашим вздохом из-под половиц. Или ещё откуда-нибудь. В общем, жду не дождусь утра. Хочу убраться отсюда как можно скорее.

Арина поднялась с места и подошла к Матвею вплотную.

– Матвей…

– Я знаю, что ты хочешь сказать, – опередил её собиратель. – Давай не будем об этом.

– Просто хочу убедиться, что ты примешь верное решение, – она перешла на шёпот. – Мне тоже ужасно жаль Вадима Георгиевича, но ты, как собиратель, должен понимать…

– Я всё понимаю.

– Надеюсь на это. – Она коснулась его щеки и провела ладонью. По его телу пробежали мурашки, а по внутренностям словно разлилась тёплая вода. – Скажи, с тобой всё хорошо?

Матвей устало вздохнул.

– Учитывая наше нынешнее положение?

– Нет, я не об этом, – её голос оставался серьёзным. – С тех пор как мы ушли из Москвы, ты выглядишь беспокойным. И я не про наши нынешние проблемы. Я про… знаешь… Ты чаще стал разговаривать с собой…

– Вот как? – Он не припоминал за собой подобного.

– Да. Я слышала много раз, как ты бормотал по ночам или когда оставался один.

Её ладонь легла ему на плечо.

– И ещё твой взгляд… Ты будто призрака увидел.

При упоминании «призрака» перед взором собирателя вспышкой возникли лица Йована, затем Максима и даже Шамана. Их измученные, бледные, мертвые лики пристально смотрели на него.

– Матвей? – Голос Арины прозвучал громче обычного. Он почувствовал, как его трясут. – Что с тобой?

– Н-ничего…

– Вот об этом я и говорю, ты…

– Это всё голод, – поспешил он прервать её. – Голод и усталость, только и всего.

– Просто знай, я рядом, хорошо? – Арина погладила его по руке.

– Хорошо. – Он поцеловал её в щеку.

– Попробуй поспать, я подежурю. – Она потянулась к его винтовке. – Всё равно сна ни в одном глазу.

– Уверена?

– Да, уверена. Иди. Тебе нужно хоть немного поспать, прежде чем… Ты знаешь. Мудрое утро не наступит, если как следует не выспаться.

– Пожалуй, – согласился Матвей.

***

Матвей слышал голоса, множество голосов, отражающихся от наполовину сгнивших стен. Иконы говорили с ним, шептали на ухо, и всё это сливалось в единый поток бессмыслицы. Но отчего-то собиратель воспринимал всё это как само собой разумеющееся. Как если бы он зашёл внутрь ветряка и услышал гудение электричества, бегущего по проводам.

Шёпот не замолкал, и Матвей ощущал странный, необъяснимый покой. Время перестало иметь для него значение и потеряло всякий смысл.

А затем настало пробуждение.

Глава 3. Два пути

На рассвете, пока все остальные готовились к дороге, Матвей вышел наружу и проверил небо. Изучая тяжёлые облака, медленно плывущие с востока, он вспоминал уроки Шамана. В последние несколько дней старший собиратель посвящал каждую свободную минуту обучению Матвея искусству предсказания погоды по небу, а тот, чувствуя себя почти новичком в ремесле собирательства, старательно впитывал каждое слово. И сейчас, глядя на небо, он признался себе, что не может вспомнить, к какому типу относятся эти облака – бессонная ночь и навязчивые кошмары явно сказались на ясности ума. Но был уверен в одном: надвигающаяся погода несла в себе как добрые вести, так и дурные.

Матвей почувствовал, как его дёрнули за рукав. Тихон подошёл совсем незаметно и выглядел взволнованным.

– Доброе утро, – пролепетал он.

– Доброе.

Мальчишка потёр руки, спрятал их в карманах и стал шаркать ногой по мерзлой траве, покрытой хрусталиками льда за прошедшую ночь.

На крыльцо вышел Лейгур. Лицо исландца выглядело помятым и усталым, борода была спутана.

– Матвей, пора, – хриплым голосом обратился он к нему. – Тебя только ждём.

– Иду, – ответил собиратель и набрал воздуха в грудь. Он встретил тяжёлый взгляд Тихона, потрепал его по волосам и вернулся в церковь. По пути ещё раз взглянул на облака, которые неумолимо двигались в сторону запада.

Все собрались вокруг затухающего костра. Проголосовавшие «за» уже накинули на плечи рюкзаки и винтовки, приготовившись к выходу. Троица из Нади, Маши и Тихона стояла особняком, рядом с Вадимом Георгиевичем. Надя укрепляла носилки ремнями, пока Маша гладила лежащего головой на её коленях отца, распутывая слипшиеся на его лбу седые волоски.

При виде больного старика очередная волна стыда подкатила к горлу Матвея. Все выжидающе смотрели на него в ожидании вердикта.

– Ну не томи уже, – нетерпеливо проговорил Юдичев. – Сделай одолжение, проголосуй «за» и двинем уже из этого местечка подальше. Мне здесь не по душе.

– Голосуй, как считаешь нужным, – добавил Лейгур.

– Идите уже, все вы, – устало произнесла Маша. – Справимся и без вас.

– Нет, не справитесь, – ответил наконец Матвей и, оглядев остальных, указал на дверь церкви. – Я только что проверил облака: сюда надвигается холодный фронт, возможно, последний в этом сезоне. Уже к полудню сюда придёт мороз, а с ним, вероятно, и буря – всякое может быть. В любом случае, какой бы новый вид мерзляков нас ни преследовал, такого холода они точно не переживут, по крайней мере, я на это надеюсь. Возможно, только поэтому они до сих пор на нас не напали – чуют приближение морозов.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила настороженно Надя.

– Это наш шанс уйти как можно дальше на север, не боясь при этом столкнуться с мерзляками. Считайте, сама природа прикрывает нас на какое-то время, позволяя отступить туда, где безопаснее. Сколько это продлится? Понятия не имею. Возможно, две недели, возможно, три, а может, и вовсе пару дней. Но мы можем рискнуть… – он посмотрел на Машу, – и взять с собой Вадима Георгиевича.

Реакция Юдичева не заставила себя ждать – он пнул обугленную головешку возле костра и по привычке стал бормотать лишь ему понятные проклятия. Стоявший поодаль Домкрат, заметив вспыхнувшего от гнева Максима, всё понял, но никак не отреагировал.

Но вот Арина не пожелала оставаться безучастной и поспешила оспорить решение:

– Это слишком рискованно, Матвей. А если и правда этот фронт задержится всего на пару дней? Да мы с носилками за это время пройдём, даст бог, километров пятьдесят!

– Да, всё верно, – с печалью согласился Матвей. – Поэтому остаётся лишь надеяться, что холод продлится как можно дольше.

Юдичев резко направился к двери и заговорил:

– Вот что, я не собираюсь рисковать своей шкурой из-за без пяти минут мёртвого старика. И если среди вас ещё есть те, у кого голова на плечах, в отличие от этого горе-собирателя и тех двух дамочек, приглашаю пойти со мной.

Юдичев остановился в дверях в ожидании тех, кто согласится с его предложением. Так он простоял секунд десять, но ни один из присутствующих и шагу не сделал в его сторону.

– Ну и катитесь, – махнул он рукой.

Он поправил лямку рюкзака и ногой пнул дверь, выйдя из церкви.

– Ну что ж, стало быть, решено, – вздохнул Лейгур.

Исландец снял рюкзак, когда вдруг раздался хриплый, едва слышный голос Вадима Георгиевича:

– Доча…

– Он очнулся! – радостно, но с толикой горечи воскликнула Маша.

Глаза старика открылись и стали бегать по лицам окруживших его товарищей.

– Папочка, я здесь. – Маша слегка наклонила его голову к себе.

Губы Вадима Георгиевича дрогнули в полуулыбке, а из глаз потекли слёзы.

– Доча… мы всё ещё в церкви?

– Что? – Она наклонилась. Голос больного едва был слышен.

– Мы ещё в церкви?

– Да, папа, мы в церкви, но собираемся уходить.

Вадим Георгиевич стал мотать головой, а дрожащая рука потянулась к Маше, но так и не коснувшись её лица, обессиленно упала на пол.

– Оставь меня тут, – просипел он.

– Нет, я тебя не брошу. Мы что-нибудь придумаем, даю тебе слово. Мы…

И тут, словно из последних сил, Вадим Георгиевич вцепился рукой в куртку дочери. С виду простое действие далось ему нелегко, и на мгновение он будто бы ожил, вновь обретя силы.

– Я устал, не могу больше терпеть эту боль.

Слёзы брызнули из Машиных глаз. Она взяла его одряхлевшую руку и прижала к губам.

– Я ради тебя… – старик прервался, его горло сводила судорога. Каждое слово, да что там, каждый вздох давался ему с неимоверным усилием. – Я ради тебя отправился сюда, все мы. Прошу тебя, не делай мои усилия напрасными. – Он чуть крепче сжал её ладонь. – Тебе ещё многое нужно сделать. Вернуть «Копьё» и… и помочь людям Матвея с «Востока». Я дал им клятву, что они получат припасы, и теперь эта клятва ложится на твои плечи. Прости меня.

Надя шмыгнула носом, быстро смахнув выступившую слезу.

– Все вы, дорогие мои… все до единого… – продолжал едва слышно бормотать старик. – Всем вам ещё многое нужно сделать. Идите!

Последние слова прозвучали неожиданно грозно, с присущим Вадиму Георгиевичу командирским голосом.

«Начальник…» – пронеслось в голове у Матвея.

Дыхание старика участилось, взгляд обратился к потолку. Остатки сил быстро покидали его.

– Лучше здесь, в церкви, рядом с Богом, нежели там, в глуши, в холоде, – надрывно произнёс он, едва сдерживая рыдание.

– Папочка… – Маша вцепилась в старика.

– Пошли, Маш. – Надя взяла её за плечи.

– Я не могу, Надь, не могу.

– Пойдём, пойдём.

Надя изо всех сил тянула подругу прочь от старика, застывшего в ожидании смерти. Маша вырывалась, и тогда на помощь бросился Домкрат. Вместе они, хоть и с трудом, выволокли её наружу. За их спиной раздался новый приступ кашля – тяжёлый, рвущийся из глубины груди.

– Пошли. – Арина взяла за руку остолбеневшего от зрелища Тихона и увела прочь.

С Вадимом Георгиевичем наедине остались только Матвей и Лейгур.

– Матвей, – раздался голос старика.

– Да? – Он опустился на колени рядом с ним, чтобы лучше расслышать.

– Позаботься о Маше, хорошо?

– Обещаю.

– Ты хороший человек, Матвей. Хороший…

Он снова закашлялся.

– Как же больно… Господи! Боже милостивый! Как же больно.

Над его ухом наклонился Лейгур и прошептал:

– Если хотите, я могу покончить с этой болью.

Матвей вначале не поверил услышанному и в ужасе уставился на исландца. Не послышалось ли ему?

– Только скажите, – продолжил шёпотом Лейгур, – я всё сделаю. Боли не будет.

– Грех же… – выдавил из себя старик.

– Я не верю в вашего Бога, поэтому не боюсь его наказания. Но и делать ничего не стану, если не попросите.

– Хорошо, – не задумываясь, ответил Вадим Георгиевич.

– Хорошо?

– Да, хорошо. Сделай это, сделай… – Он поморщился от боли.

Лейгур взглянул на Матвея и словно взглядом спросил, нет ли у него возражений? Матвей посмотрел на Вадима Георгиевича, на его искажённое болью лицо. Будь он на месте старика, сам бы пожелал скорейшего избавления от подобной агонии – любыми средствами…

Так и не услышав слова против, огромные ладони Лейгура потянулись к горлу старика.

Собиратель встал и отвернулся, не найдя в себе сил наблюдать за творящимся. Выйти он не мог – подумают неладное, когда спросят, почему там задержался только исландец. Последнюю волю Вадима Георгиевича лучше сохранить в тайне.

На верхушке полуразрушенного иконостаса перед Матвеем висело изображение распятого Христа, чей лик стёрло время. Виднелся лишь обращённый к земле мёртвый взгляд, наблюдающий за происходящим в Его храме.

Раздалось кряхтение, глухие удары о дощатый пол, затем приглушённый кашель – и наступила тишина.

***

Матвей и Лейгур вышли на крыльцо церкви и заметили, как остальные уже поднимались по кювету к трассе. Надя придерживала за плечо Машу, удерживая её от желания вернуться в церковь.

– Я должен был это сделать, – проговорил Лейгур.

– Да, – ответил Матвей, глядя в голубые глаза исландца. – Если хочешь знать, я не осуждаю тебя. Но остальным об этом лучше не рассказывать.

– Разумеется. Всё это между нами, – тихо произнёс исландец.

Оба спустились по ступеням и отправились вслед за командой.

Когда вышли на трассу, не обмолвились и словом. Со стороны шестеро путников походили на похоронную процессию – только без гроба, с идущей во главе дочерью, потерявшей отца. Порой Маша срывалась в сторону, явно желая вернуться, но ласковая и одновременно крепкая хватка Нади останавливала её, прижимая к себе. Однако чем дальше они отходили от злополучной церкви, тем меньше становилось таких попыток, пока Маша и вовсе не успокоилась.

Холодало. Ветер усилился, окружающие путников деревья заскрипели протяжно, а птицы, парящие в воздухе, защебетали. Казалось, сам лес предупреждал о надвигающемся холоде. Удивительно, но ещё вчера здесь царствовали грязь и морось, а теперь всё снова должно было покрыться белой пеленой.

Матвей подумал:

«Вадим Георгиевич наверняка приплёл бы Божье вмешательство».

Полчаса спустя они заметили Юдичева, бредущего впереди. Тот увидел их метров за сто, остановился и сел на упавшее вдоль дороги дерево.

– Так, не понял, – сказал он, когда остальные подошли. – А где же ваш груз?

Внезапно Маша подскочила к Юдичеву, опрокинула его на землю и принялась колотить по лицу. Прежде чем Матвей успел вмешаться, он заметил, как физиономия капитана обрела выражение растерянности – тот явно не ожидал подобного.

Матвей не успел разнять их – всё произошло слишком быстро. Юдичев, взбешённый до предела, швырнул Машу в сторону, но Матвей встал между ними. В этот миг Максим вытащил из кармана пистолет.

– Я предупреждал тебя, сука! Предупреждал! – орал капитан, снимая оружие с предохранителя. Из его левой ноздри потекла кровь, окрасив пшеничные усы багровым пятном. Значит, кулак Маши всё же достиг цели.

– Убери пистолет, – велел Матвей, встав у него на пути.

Но Юдичев и не думал успокаиваться.

– Чтоб ты сдох, ублюдок, – пробурчала Маша, лежа в мокрой траве.

Надя не осталась в стороне и навела винтовку на голову Юдичева.

– Брось пистолет, – её голос прозвучал твёрдо.

– И не подумаю, если эта сука не возьмёт и не извинится…

Пока взгляд Юдичева был обращён к Наде, Матвей быстрым движением выхватил у него пистолет. Всё прошло не совсем гладко – палец капитана успел нажать на спусковой крючок. Пуля рассекла воздух, пронзительно звякнув в ушах.

Все на мгновение остолбенели.

Матвей очнулся, схватил Юдичева за шиворот куртки и прижал к стволу сосны. От применения кулаков сдержался – руки так и чесались расквасить эту морду.

– Слушай сюда, – процедил сквозь зубы Матвей, – твоё поведение уже всех достало…

– Ты чего себе возомнил, собиратель? Отпусти меня, или я…

Терпению настал конец. Матвей ударил его кулаком под дых – так, что того скрючило на месте. Удерживая его за шиворот, он сел на корточки и продолжил:

– Её отец, я, все мы плыли сюда, чтобы спасти в том числе и твою шкуру, ясно тебе?! Некоторые отдали жизни – мой друг погиб в Москве! – Матвей усилил хватку. – Хорошего доктора, чьего имени ты даже не знаешь, распотрошили мерзляки, вчера загрызли Шамана, который снабжал тебя жратвой, а ты и бровью не повёл! А теперь Вадим Георгиевич… Все они погибли, пытаясь спасти тебя, сука!

Матвей отпустил его и отдышался, пытаясь дать отпор душащей его ярости.

– Вадиму Георгиевичу ты должен быть особенно благодарен, – спокойным, но с примесью раздражения продолжал он. – Только благодаря ему ты до сих пор дышишь, ходишь и говоришь. И я тебе не позволю обращаться к нему и его дочери с таким пренебрежением. Да и вообще – ко всем нам. Понял?

Юдичев выплюнул кровавый сгусток под ноги Матвея и стал буравить его взглядом.

– Сейчас у тебя есть два пути. Первый – остаёшься в группе, но следишь за языком. Пасть открываешь только по делу. Второй – разворачиваешься катишься ко всем чертям. Но учти: увижу тебя рядом – убью на месте. Выбор за тобой.

– Советую выбрать второй путь, – с трудом дыша от гнева, добавила Маша. – Так дольше проживёшь.

Матвей с укоризной взглянул на неё, молча велев не вмешиваться.

– Я с вами, – пробормотал Юдичев, поморщившись от боли.

– Громче.

– Да с вами я!

Он вырвался из хватки и протянул руку, надеясь вернуть пистолет. Матвей не торопился, внимательно смотря ему в глаза, насквозь пропитанные ненавистью.

– Остынешь – тогда верну, – ответил он и убрал оружие в карман. – Я за тобой слежу.

– Лучше проследи за своей новоиспечённой ненормальной подружкой, – рявкнул Юдичев, возвращаясь на дорогу. – Вроде учёная, а творит всякую нелогичную херню.

Он протёр нос тыльной стороной ладони, увидел кровь и, пробормотав что-то нечленораздельное, ушёл вперёд.

С неба посыпался редкий снег.

– Ладно, идём, – сказала Надя.

Маша подошла к Матвею и положила руку ему на плечо.

– Спасибо, – сказала она.

Матвей кивнул.

– Не за что. Но всё же постарайся воздержаться от воплощении в жизнь своих угроз, хорошо? По крайней мере на время.

– Я очень сильно постараюсь.

Матвей надеялся на искренность её обещания.

Команда продолжила путь.

– Обернётся он нам ещё проблемами, – сказала Арина, догнав Матвея. – На твоём месте я бы его прикончила.

– С каких пор ты так легко говоришь о чьей-то смерти? – удивился Матвей и даже остановился, чтобы другие отошли и не услышали разговор.

– Потому что это проще всего, Матвей, и наверняка, – настаивала Арина, глядя ему в глаза. – Он только и делает, что вредит. И я уверена – твоё предупреждение его не остановит. В следующий раз он сделает что-то куда хуже.

– Ты умеешь видеть будущее?

– Что? – она опешила. – Нет… Я…

– Тогда не говори того, чего не знаешь. Убить человека только на основе домыслов – путь в одну сторону. В пропасть.

– Мы уже в пропасти, Матвей, – возразила Арина. – А Михаил Буров – на полпути домой. И знаешь, что меня гложет? Всего этого могло не быть, разберись ты с сержантом после его выходки в «Мак-Мердо». Йован рассказал мне о вашей попытке, но ты тогда не решился. Теперь Йован мёртв, сержант сбежал, а мы идём хрен знает куда, лишь на время откладывая конец.

У Матвея впервые в жизни возникло желание ударить Арину. Конечно, он бы этого не сделал, но казалось, только пощёчина могла отрезвить её от сказанного ею безумия.

– Твоя жалость тебя погубит, Матвей. Возможно, она погубит всех нас.

Она больше ничего не сказала и пошла вперёд, оставив Матвея в ступоре. Это была она? Его Арина? Казалось, с ним говорил чужой человек – лишь внешне похожий на ту проницательную, добрую девушку, которую он знал последние семнадцать лет.

Внутри разлилась вязкая пустота, и он медленно поплёлся следом за остальными.

Глава 4. Надежда

Прошли весь день, не встретив по пути ни города, ни поселения. Искорёженные временем и природой машины попадались всё реже. Теперь чаще натыкались на упавшие на трассу деревья – обыкновенно сосны. Иногда останавливались возле стволов, прислонялись к ним, давая передышку усталым ногам, делали глоток воды и продолжали путь.

Матвей отметил, как богат этот край множеством озёр. Между деревьев, метрах в ста и дальше, виднелись большие водные глади или совсем непримечательные озерца, больше похожие на пруд. В лесах их, должно быть, и того больше. Будь у них под рукой карта местности, она наверняка вся была бы усеяна голубыми пятнами.

Эх, карта! Вот чего им не хватало. Матвей знал лишь одно: брели они то ли по Архангельской области, то ли по Карелии.

Животы молчали, смирившись с очередным голодным днём. Остатки пеммикана – жалкие крохи – доели ещё утром. От недостатка пищи клонило в сон, заставляя клевать носом прямо на ходу.

Медленно, но верно пустые желудки лишали их сил.

– Ты до сих пор видишь его? – спросил Матвей Тихона, когда оба немного отстали от группы.

– Кого? – голос мальчика охрип.

– Своего брата. Тимура.

Тихон ответил не сразу:

– Да. И с каждым днём всё чаще, – произнёс он, будто опасаясь, что его могут услышать. – Последний раз я видел его отражение там, в церкви, в одной из этих странных картин.

– Иконы, – подсказал Матвей.

– Иконы, – повторил парень, стараясь запомнить, а потом продолжил: – Я обернулся, но его там не было.

– Понятно…

– А почему ты спрашиваешь?

Перед Матвеем всплыло искажённое не то злобой, не то ужасом лицо Йована. И правда, почему он спрашивает? Всё просто: ему не хотелось быть одиноким в своём безумии. Раньше сводили с ума сны, теперь они ожили и начали преследовать его, перевоплотившись в призраков. Не это ли свело его отца в могилу? В конце концов он потерял столько друзей на вылазках, не говоря уже о бедах, обрушившихся на него во время Вторжения.

– Не хочу кончить как он…

– Что? – спросил Тихон.

Матвей постарался перевести тему:

– Ничего. Ты вообще как? Держишься?

Мальчик развёл плечами:

– Есть хочу.

– Да уж, я тоже.

– И всё никак не могу перестать думать о Вадиме Георгиевиче. – Он посмотрел на Машу, ковылявшую позади. Ей явно хотелось побыть одной. Тихон оглянулся через плечо, задержал взгляд на ней, а затем снова повернулся вперёд. – Всё думаю, может, он в той церкви успел выздороветь и сейчас идёт по нашему следу, пытаясь нас догнать? – прошептал мальчик.

Матвей смолчал.

– Да кого я обманываю, – вздохнул Тихон. – Глупости всё это. Наверняка он уже мёртв.

***

К вечеру ветер усилился, вздымая шершавый, выпавший за день снег, который назойливо впивался в глаза и щеки, не давая покоя.

Окружающий трассу пейзаж – стена деревьев и множество озёр – не менялся. Казалось, будто они угодили во временную петлю, проходя одно и то же место раз за разом, и лишь постепенно заходящее за горизонт солнце убеждало в обратном. От душащей усталости и голода уже несколько часов никто не говорил – старались беречь остатки сил. Все мысли были заняты лишь одним – найти укрытие, да побыстрее. Ветер с каждой минутой усиливался, перерастая в снежную бурю.

И вот последний луч солнца сверкнул между древесных крон. Трассу окутали сумерки, а непогода стала яростно показывать характер, ещё сильнее замедлив группу. О костре и не помышляли: найти сухих веток в такую погоду было невозможно, да и добудь они каким-то чудом огонь – его бы сдуло в три счёта. Поэтому пришлось идти дальше – идти и надеяться на чудо. И, к счастью, оно произошло.

В белой мгле вихрящегося снега Лейгур заметил очертания гигантского здания в лесу. К нему вела широкая подъездная дорога, соединённая с трассой и перегороженная шлагбаумом. Матвей подошёл ближе, прищурился и разглядел будку охранника, а чуть дальше – силуэты здоровенных фур, стоявших у входа.

– Сюда! – махнул Матвей остальным.

Сопротивляясь ветру, они зашли на территорию какого-то промышленного объекта, прикрываясь руками от летящего в лицо снега. Несколько минут ушло на поиски входной двери. Когда нашли, долго возились, расчищая навалившийся у её подножия сугроб. Оказавшись внутри, обессиленно рухнули на пол и принялись стряхивать с курток снег. Воняло застарелой плесенью, не дававшей вдохнуть полной грудью. Едкий запах ржавчины врезался в ноздри. Вокруг был густой мрак.

– Придётся потратить ватты и включить фонарь, – с сожалением в голосе произнёс Матвей. – Надо как можно скорее найти растопку для костра. Лейгур, сколько у тебя заряда в браслете?

В темноте появилось лицо исландца, освещённое мягким голубым светом сенсорного экрана.

– На полчаса работы фонаря хватит, – сообщил он.

– Я пойду с тобой. Поищем вместе. Остальные отдыхайте, – велел Матвей, с трудом поднимаясь с пола, который казался сейчас лучше любой постели.

Вместе с исландцем он отправился на поиски. Пройдя в левое крыло здания, они заметили большие станки с кранами с клешнями, панели управления с мониторами и длинные, теряющиеся в темноте линии конвейеров.

– Похоже на завод, – предположил Матвей. – Интересно, что они тут производили?

Ещё несколько шагов – и им попались прочные стальные листы, горсть диковинных пружин и даже магниты. Все эти детали казались смутно знакомыми, но мысль не складывалась.

Всё необходимое для костра нашли в небольшом офисном помещении. Вынесли оттуда стулья и картонные коробки, предварительно вытряхнув из них хлам. По пути назад Матвей заметил на стене стенд с надписью «Лучшие работники месяца» и фотографиями. Его взгляд равнодушно скользнул по потёртым портретам, пока не задержался на самом верху.

– «ЭкоВетро», – прочитал он название завода и хмыкнул.

Вернувшись к группе, стали разжигать костёр: сомкнули провода ваттбраслета, высекли искру и стали осторожно раздувать огонёк, подкладывая собранную растопку. Вскоре тепло ласково коснулось обмороженных щёк и замёрзших пальцев. Для полного счастья не хватало только сытых желудков. Но, увы!

Домкрат ткнул Надю в плечо и сделал несколько жестов.

– Спрашивает, точно ли это весна? – перевела она, глядя на Матвея.

– Сейчас март. А погода такая из-за преобладания здесь субарктического климата. Зимы тут длиннее обычного. Как по мне, радоваться надо: меньше забот с мерзляками.

– И больше с этим проклятым холодом, – пробурчала Арина.

– Чудно́ слышать это от человека, всю жизнь прожившего на одной из самых холодных станций Антарктиды, – сказал Лейгур, потирая руки.

– Там-то наружу почти не выходишь. В модулях сидишь, потихоньку сходишь с ума…

Немного помолчали.

– Где мы вообще? – спросила Надя, оглядываясь. Оранжевый свет огня едва освещал громадный станок.

– Какой-то завод, – лениво ответил Матвей, бросая ножку от стула в костёр. – «ЭкоВетро», или как там его…

– Если рядом завод, значит и город где-то поблизости.

– Верно. Утром попробуем его найти. Может, получится сориентироваться – проверить, не сбились ли с пути.

В темноте послышался шорох.

– Что это? – испуганно спросил Тихон, вглядываясь в темноту.

Неожиданно для всех ответила Маша, молчавшая весь день:

– Крысы. Я этот звук ни с чем не спутаю. Наслушалась за последние три месяца.

– Может, поймаем одну? – предложил Тихон. – Я жуть как есть хочу. Даже эту тварь сожрал бы.

Он положил ладонь на живот.

– Не так-то просто, юноша, взять и поймать крысу, особенно в этой темнотище, – с заботой произнесла Маша. – Это я тебе как крысолов с почти трёхмесячным стажем говорю.

Тихон хмыкнул и, похоже, решил не развивать тему поимки крысы.

– Нам стоит ещё раз попытаться выйти на охоту, – сказал Лейгур, глянув на Матвея.

– Знаю. Но для этого нужно снова делать длительную остановку, а мне этого бы очень не хотелось. Сейчас, пока снаружи холодно, нам нужно уйти как можно дальше на север. Но… я согласен с тобой: с пустыми животами мы далеко не уйдём.

– Подумай как следует. Можем выйти завтра утром, если погода позволит, – предложил Лейгур. – Местечко вроде ничего, переждать здесь лишние сутки – не проблема.

– Пока не уверен, мне надо подумать, – честно признался Матвей, отчётливо чувствуя, как его терзают сомнения. Уж очень не хотелось терять время на стоянки. Время… Да хоть бы знать, сколько его у них есть! Ведь не ровен час – холода исчезнут, и мерзляки явятся по их души. Это может случиться хоть завтра утром – кто его знает.

– Думаю, нам лучше потратить время на дорогу, – сказала Маша, оглядывая остальных. – Да, будет тяжело, придётся чаще делать короткие привалы. Но, если вы спросите меня, у нас больше шансов выиграть время и уйти от мерзляков в более холодные зоны.

– А я против, – возразила Арина. – Нам нужна еда. Мы сегодня-то еле доковыляли досюда без крошки во рту, перебиваясь одной водой. О каком дальнейшем пути может идти речь в таком состоянии?

Лейгур поднял брови и едва заметно кивнул, соглашаясь с её доводами.

– Не знаю как вам, а мне всё покоя не даёт одна мысль, – тихо заметила Надя. – Вот доберёмся мы до этого севера, подойдём к берегу моря – а дальше-то что?

Матвей не спешил с ответом. Его самого мучили эти мысли с тех пор, как они покинули Приморск.

– Будем выживать, – сказал он. – Скорее всего, пойдём дальше, на восточноевропейскую равнину. Летом там должно быть прохладнее, и вероятность столкнуться с мерзляками куда меньше.

– Насколько меньше?

– Побольше, чем если бы мы остались здесь.

И тут своё молчание нарушил Юдичев:

– Вот это ты, конечно, удумал – восточноевропейские равнины… Ты хоть представляешь, сколько это пешком? Больше тысячи километров! И это я ещё не беру в расчёт непроходимую тундру с её опасностями. Если мы и доберёмся туда, до самой северной её части, то не раньше начала лета.

– Если у тебя есть идея получше – с радостью выслушаю, – спокойно ответил Матвей. – А пока, как по мне, это единственный шанс попытаться выжить.

– Выжить-то шанс есть, хоть и крохотный, – вставил Лейгур. – Жан тому пример. Ему удалось переждать лето в подходящем климате – правда, в Северной Америке.

– Значит, это не миф? – спросил Матвей, вспоминая одну из легенд про бессмертного Шамана, сумевшего пережить лето на Захваченных Землях. Это была одна из любимых баек завсегдатаев «Берлоги».

– Он любил бросать себе вызовы. Пытался постичь мастерство собирательства и лучше понять климат, а заодно – природу мерзляков. Правда, скорее с философской, чем с научной точки зрения. – Исландец обменялся взглядами с Машей. – Такая у него была натура. Попытка выжить в северных канадских лесах стала одним из таких вызовов. Там он научился читать облака и, как сам говорил, «следовать за ними», скрываясь от пришельцев.

Только вот, увы, предугадать внезапное появление Потрошителя все эти знания не помогли – подумал Матвей, едва удержавшись от того, чтобы не сказать это вслух. Не хотелось даже намёком ставить под сомнение опыт Жана.

– Ему стоило поделиться с Матвеем всеми знаниями, – сказала Надя. – Сейчас бы они пригодились как никогда.

– Он и поделился. Научил читать облака, разве нет? – спросил Лейгур.

Матвей кивнул.

– Да. Только этому он меня и успел обучить.

– Значит, остальное ты и так знаешь. В конце концов, ты ведь не новичок в своём деле.

– И как же он вернулся домой, этот Шаман? – в голосе Юдичева слышалось сомнение.

– Его подобрали собиратели в Анкоридже, которые отправились туда через год.

– Ага, вот с этого и стоило начинать, – заметил Юдичев. – У него, небось, и ватты были, и транспорт. А у нас – шиш с маслом! И ни один собиратель или капитан к северным берегам Евразии не пойдёт, ни за какие коврижки, тебе ли не знать? Слишком большой крюк, да и наживы, ради которой стоило бы тратить ватты, там попросту нет. И что из этого следует? Правильно! Надеяться на чудесное появление корабля в тех краях, куда мы направляемся, – пустая трата времени. – Он обернулся к Матвею. – Ты же на это и рассчитывал, да? Чудом пережить лето, что уже кажется сказкой, а потом – хоп! – и прыгнуть на борт к собирателям?

– Нет. Я знаю, что корабли туда не ходят, – ответил Матвей, предвосхищая выпад Юдичева. – И, буду честен, я не знаю, как нам вернуться домой. Но сейчас, просто чтобы выжить, нам нужно двигаться на север, а потом – на северо-восток. Увы, это единственное, что я могу предложить в данный момент.

Разговоры постепенно стихли. Больше никто из выживших не пытался спорить или размышлять о завтрашнем дне. Не было ни сил, ни желания. Хотелось только лечь и дать покой усталым костям.

Про еду старались не вспоминать – от этого только хуже становилось. Когда стало совсем невмоготу, легли спать. Только Йован не сомкнул глаз – он продолжал поддерживать костёр.

***

Матвей почувствовал чьё-то прикосновение и открыл глаза, увидев над собой довольное лицо Тихона.

– Гляди, я поймал одну!

Мальчик держал за жирный хвост дохлую крысу размером с кулак взрослого мужика. Матвею спросонья показалось, что тушка ему мерещится. Он протёр глаза – и убедился, что нет.

Утренний свет просачивался сквозь большие окна из стеклоблоков, заливая помещение завода. Тьма отступила, уступив место дневному свету. Однако никто не рвался изучать здание – сегодняшний случай принёс пусть и скромное, но всё же избавление от голода: жирную крысу.

Лейгур растормошил угли, подбросил оставшиеся куски дерева и снова принялся разжигать костёр. Тем временем Маша, одолжив у Тихона нож, кончиком лезвия осторожно отделяла серую шкурку от тушки. В её движениях чувствовался опыт: было видно, что разделывать этих тварей ей не впервой. Семь пар голодных глаз, предвкушая еду, следили за каждым движением ножа.

– Это ж как ты умудрился её поймать? – спросила Маша, не отрываясь от дела.

– А я и не поймал, – стал рассказывать Тихон, постоянно облизывая пересохшие губы. – Проснулся где-то полчаса назад, пошёл поискать местечко, где бы отлить, и тут вижу… эта вот прелесть у самой стены – мордой вертит, вынюхивает. Потом замечаю какую-то увесистую хрень на полу, схватил – и швырнул прямо в эту скотину. Попал прям по башке – мозги всмятку!

– Увесистая хрень? – переспросила Арина, едва сдержав смешок.

– Ну… да, – смущённо отозвался парень. – Я просто не знаю, что это было. Что-то чёрное. Хочешь – принесу, покажу?

– Не стоит, – улыбнулась глазами Арина.

– Теперь ты гроза всех крыс и мышей, – сказал Матвей, хлопнув парня по плечу. – Молодец, Тихон.

– Да, ты большой молодец, – подтвердила Надя.

Надино одобрение стало для мальчишки высшей наградой – он весь раскраснелся.

Тем временем Маша принялась разрезать тушку на кусочки.

– А её есть-то можно? – насторожилась Арина, глядя на бледное мясо.

– Плевать. Я бы и сырой сожрал, – буркнул Юдичев.

– Можно, – ответила Маша, – главное – прожарить как следует. Надо найти что-нибудь, на что можно насадить мясо. Какой-нибудь прут…

– Я, кажется, знаю, что может подойти, – вызвался Тихон и вскочил на ноги. Гордость не только распирала его, но и прибавила бодрости. – Видел сегодня утром.

– Ну раз так, давай, неси.

Мальчик кивнул и убежал. Вернулся почти сразу, держа в руках нечто, напоминающее стальной стержень – довольно широкий, чтобы нанизывать на него крысу.

– Нет, это не подойдёт. Надо что-нибудь потоньше… – сказала Маша, бросив взгляд. – Да и материал у этой штуки какой-то странный.

Тихон развёл руками, взял прут и отправился на новые поиски. Но тут его окликнул Матвей:

– А ну погоди, дай-ка взглянуть на эту штуку. – Он протянул руку.

Тихон передал находку, и Матвей принялся внимательно её разглядывать.

– Хм… Я знаю, что это такое, – прошептал он и передал стержень Арине. – Узнаёшь?

Арина взяла стержень, ощупала его, осмотрела со всех сторон и сказала:

– Да, это консольная балка из стекловолокна. Одна из деталей для ветряка.

– Угу, – подтвердил Матвей, а потом задумчиво добавил: – Ты, наверное, уже не помнишь… Олег Викторович в прошлом году отправлял пару наших купить у китайских собирателей такую же балку – для замены. Наша за годы износилась. – Он ухмыльнулся, вспомнив, как возмущался староста «Востока», когда узнал цену этой жизненно важной запчасти.

– Да, я, кажется, что-то такое припоминаю…

Матвей поднялся с пола и внимательно осмотрел заводской цех в тусклом утреннем свете. Его взгляд зацепился за детали, лежавшие на конвейерной ленте, мимо которых он прошёл ночью, не придав значения. А стоило бы…

– Это всё детали для безлопастных ветряков, – раздался голос Арины, незаметно подошедшей сзади. Она перебирала магниты и пружины, ощупывала их, разглядывала.

– Так и есть, – подтвердил Матвей. – На вид совсем новёхонькие, только пыльные. За них дали бы хорошую цену.

– Получается, это завод по изготовлению деталей для ветряков?

– Похоже на то.

– Ну и где этот пацан шляется? Крысу уже почти разделали! – раздался сзади возмущённый голос Юдичева. – Эй, пацан!

Матвей тем временем крепко задумался, напрочь забыв о голоде. В голове вырисовывался план – хрупкий и ненадёжный, но всё же план. Для начала нужно было кое-что проверить.

– Хм… – Он взглянул на дверь, через которую они вчера попали на территорию завода, затем на ленту конвейера. После этого его взгляд обратился к Арине:– Можешь пойти со мной? Мне понадобится твоя помощь.

– Ну, хорошо… – Она не стала расспрашивать.

– И прихвати свои инструменты, – добавил он уже на ходу.

– Эй, вы куда? – спросила Надя, провожая их взглядом.

– Сейчас вернёмся, – ответил Матвей и открыл Арине дверь, впустив внутрь хлопья пушистого снега и утренний мороз.

Яркий солнечный свет заставил зажмуриться. От окружающей их белизны резало в глазах, но это прошло почти сразу, стоило только проморгаться. Ветер стих, мороз приятно покалывал щёки – и всё бы ничего, если бы не последствия прошедшей бури: навалившие сугробы сплошным плотным ковром покрывали территорию завода.

Матвей сделал широкий шаг, ступив в мокрый снег, и тут же об этом пожалел – холодная влага добралась до самой лодыжки.

– Что ты задумал? – спросила Арина.

– Пока и сам не знаю, – ответил Матвей, тщательно выбирая место для следующего шага. Он остановился, приложил ладони козырьком к глазам и осмотрелся.– Нам туда, – сказал он, указывая на широкое здание, похожее на склад с несколькими подъёмными воротами. – Ступай по моим следам.

– Ну… ладно, – послышался сзади неуверенный голос.

Кое-как добрались до стен здания. Штаны промокли до нитки, как и обувь. На бороде успел осесть иней.

Матвей стал искать вход и вскоре нашёл заваленную снегом дверь. Он подошёл и стал расчищать сугроб – пальцы сразу онемели от холода.

Арина с удивлением наблюдала за ним.

– Может, ты наконец объяснишь, что мы тут делаем?

Матвей не ответил. Закончив с расчисткой, он дёрнул железную ручку – не поддалась. Дёрнул сильнее – и та, скрипя железом, отворилась.

– Возможно, объяснять и не придётся, – с задержкой ответил собиратель, отряхивая с одежды налипший снег. – Сейчас всё узнаем.

Следуя по полосе света, проникавшей через открытый проход, Матвей подошёл к подъёмным воротам и потянул ручку снизу. Не поддавалась.

– Подсобишь? – обратился он к Арине.

Девушка оторвалась от попыток разглядеть окружающую тьму и подошла. Вдвоём они как следует поднатужились и, приложив немалые усилия, подняли ворота.

Белый свет хлынул внутрь, озарив десятки фур с длинными прицепами-фургонами и множество давно сгнивших деревянных паллет. В дальней части зала находилась погрузочная платформа; под ней скопилась многолетняя пыль и грязь.

– Отлично. – Лицо Матвея озарила довольная улыбка. – Его то я и искал.

– Если ты надеешься починить одну из этих махин, то я точно не тот, кто тебе поможет, – ответила Арина, разглядывая фуры. – Сюда лучше позвать Домкрата.

– Нет, чинить эти древние грузовики я не собирался. Да и какой смысл? Электричества, чтобы их завести, у нас всё равно нет. Меня интересует кое-что другое… Пойдём.

Он несколько раз дёрнул проржавевшую ручку дверцы и, наконец, открыл её, оказавшись в просторной кабине. Поднялся клуб пыли, и Матвей громко чихнул.

– Запрыгивай, – подмигнул он Арине, указывая на пассажирское место.

Девушка, отмахиваясь от пыли, обошла кабину и открыла соседнюю дверцу. Матвей в это время обыскивал козырьки и копался в бардачке.

– Не поможешь мне? – обратился он к Арине. – Надо найти планшет.

Без лишних вопросов она принялась помогать. Несколько минут тщательного обыска не дали результатов. Они даже переворошили весь спальник водителя – ничего, даже отдалённо похожего на планшет, не нашли. Когда уже совсем отчаялись, рука Арины случайно коснулась чего-то холодного под сиденьем.

– Смотри. – Она достала тонкий планшет, толщиной миллиметра три. Корпус был титановый, экран весь в разводах.

– Отлично, вот это и нужно. – Обрадовался Матвей. – Сможешь вытащить из него нужную информацию?

– Выглядит он, конечно, потрёпанным… – она повертела планшет в руках, – но думаю, карта памяти цела. А что именно тебе нужно?

– Путевой лист, – ответил Матвей. – Простой текстовый файл с данными о том, куда должна была ехать эта фура. Такими листами пользовались при перевозках. – И, немного помолчав, добавил: – Карту тоже было бы неплохо вытащить, если найдётся.

– Если это и правда обычный текстовый файл, я смогу его извлечь. А вот с картой вряд ли получится. Я уже пыталась вытащить её с одного смартфона – нашла его в том городке у озера. Но все файлы оказались повреждены. Из-за большого объёма данных они легче повреждаются при переносе. Чтобы всё прошло без ошибок, нужно больше энергии, а у нас её…

– Кот наплакал.

Арина кивнула.

– А в тот раз много ватт потратила?

– Совсем немного… Но я больше не намерена расходовать их зря.

Она развернула на коленях свёрток с инструментами, положила планшет на широкую торпеду и начала разбирать его крохотной отвёрткой.

– Всё ещё не хочешь рассказать, что ты задумал? – спросила она, сосредоточившись на работе.

– Давай сначала достанем путевой лист. А потом расскажу. Лучше всем сразу.

– Как знаешь.

Они замолчали. Несколько минут в кабине слышался только скрежет отвёртки, выкручивающей крошечные шурупы.

Матвей чувствовал, как между ним и Ариной тянется невидимая пропасть – несмотря на то, что они сидели почти плечом к плечу.

Задняя панель планшета была почти снята.

– Мне не стоило тебе этого говорить, – вдруг сказала она, не поднимая глаз. – Про вчерашнее. Когда обсуждали сержанта.

– А ты об этом… Я уже и забыл.

– Не ври. Ничего ты не забыл. По лицу ведь видно.

И она была права. Сказанное Ариной лёгло на сердце тяжёлым грузом. Матвей не переставал терзаться сомнениями, снова и снова задавая себе: «А если бы?..»

– Ты правильно сказал: будущее не предугадаешь. И в случившемся нет твоей вины. Виноват только этот подонок Буров. Больше никто. И я жду не дождусь встречи с ним…

На мгновение Арина словно окунулась в омут гнева – его ощутил даже Матвей. Сидевшая рядом девушка буквально излучала ярость.

Матвей выждал момент и произнёс:

– Отец часто говорил: человеческие эмоции – как резвая лошадь, а мы – её наездники. Чтобы обуздать её нрав, нужно не просто сидеть в седле, но и уверенно держать вожжи. Иначе она скинет тебя – и причинит только боль. – Он посмотрел на огромный руль, провёл ладонью по кожаной обивке и вздохнул. – Укрощение этой силы, будь то конь или собственные чувства, – задачка не из простых. Я и сам не раз падал… и до сих пор падаю. – Его голос дрогнул, перед глазами всплыло лицо мёртвого друга. Но он справился с эмоциями и посмотрел Арине прямо в глаза: – Вот что я скажу: если однажды седло станет частью тебя, а вожжи – продолжением рук, ты ни о чём не пожалеешь.

Арина выслушала, посмотрела в окно, затем вернулась к работе. Ещё несколько минут ушло на подключение проводков к микросхемам и добрых десять – на то, чтобы вытащить нужную информацию из памяти, которой было не меньше тридцати лет.

– Кажется, получилось, – сообщила она, включая экран ваттбраслета.

– Дай-ка взглянуть.

На крошечном экране Матвей увидел таблицы с цифрами, марку и номер фуры, а также перечень содержимого. Пролистав до конца, он нашёл то, что искал.

– Вот она… – с улыбкой сказал он.

– Она? – переспросила Арина, вглядываясь в экран.

– Наша хрупкая надежда вернуться домой, – с ноткой воодушевления ответил собиратель.

Глава 5. Новый план

– Постой, постой, – Надя в протесте вытянула вперёд ладонь. – Ну-ка, повтори ещё раз: что ты там собрался делать?

Матвей прочистил горло и чётко произнёс:

– Думаю, мы можем починить один из ветрогенераторов, выжать из него достаточно энергии и выбраться с материка.

Все смотрели на него с таким подозрением, словно думали: «Ты часом не спятил?»

Матвей поспешил пояснить:

– Наверное, я забежал вперёд. Сейчас попробую всё растолковать. – Он подвинул ногой деревянный ящик и сел ближе к огню, на котором Маша жарила кусочки крысиного мяса, нанизанные на тонкую арматуру. – Кто-нибудь из вас имел дело с техобслуживанием ветряков?

Все покачали головами.

– Может, ты, Домкрат? – обратился к немому спутнику Матвей.

Надя перевела жесты, и Домкрат, насупившись, вскоре ответил.

– Он имел дело, но давно, ещё подростком, – перевела Надя.

– В общем, это не так уж важно, – отмахнулся Матвей. – Я к тому, что если бы вы знали, как поддерживают работоспособность ветряков, то, побродив по этому заводу, поняли бы: здесь спрятан кладезь отлично сохранившихся деталей и запчастей – хватит на сотню ветряков в Антарктиде.

– Значит, всё это барахло может принести солидную прибыль? – спросил Юдичев, жадно озираясь по сторонам.

– Да, – уверенно ответил Матвей. – Всего этого добра, спрятанного где-то в северных лесах России, хватит, чтобы обогревать десятки тысяч человек в течение долгого времени. – Заметив алчность во взгляде Максима, он добавил: – Можешь по примеру бывалого пирата отметить завод жирным красным крестом на карте – если, конечно, найдёшь саму карту.

Юдичев нахмурился.

Матвей продолжил:

– Вы, как и я, наверняка видели одну из тех огромных фур на улице, когда мы добрались сюда, верно? Так вот: как только я увидел эти детали, – он указал на конвейерную ленту, – я вспомнил об одной из фур и подумал: должна же была она доставить все эти запчасти на какую-нибудь ВЭС1 лет тридцать назад? К сожалению, времени и погоде не удалось пощадить ту фуру и её груз – вы и сами это видели. Но, к счастью, здесь есть склад для погрузки, и внутри мы с Ариной нашли ещё две фуры – куда лучше сохранившиеся. Как и их груз…

Матвей расстегнул свой мокрый от снега рюкзак и вытащил катушку с плотно намотанной на стальной каркас медной проволокой. Она едва умещалась в ладони и выглядела довольно тяжёлой.

– Мы нашли эту катушку в одной из фур. Таких там ещё с полсотни, если не больше – и все отлично сохранились. Это одна из важнейших деталей для работы статора в безлопастных ветряках. Будь с нами Шаман, он бы это подтвердил. Мы, собиратели, никогда не проходим мимо ветряков – даже старых и на вид сломанных. Всегда есть шанс найти внутри статор и снять с него такую вот катушку, чтобы потом продать её на рынке за хорошие ватты. За все годы вылазок я нашёл таких штук десять – в местах, куда другие ещё не добирались. С каждым разом находить новые становится всё труднее.

– А что она делает? – спросил Тихон, с любопытством разглядывая катушку.

Матвей задумался, подбирая понятные слова для тринадцатилетнего, но его опередила Арина:

– Электромагнитную индукцию.

Тихон, судя по виду, озадачился ещё больше.

– Проще говоря, – вмешался Матвей, взглянув на серьёзное выражение лица Арины, – эти медные провода – как вены в твоём теле. Только по ним течёт не кровь, а электрический ток.

Тихон уважительно ахнул.

– В том грузовике, что мы обыскали, есть ещё две важные детали: статор и магнит, который помогает мачте колебаться.

– Поправка: неодимовый магнит, – вставила Арина.

– Да, неодимовый магнит2. С ним всё проще. А вот со статором придётся повозиться… Вещь немаленькая.

– Ты так говоришь, будто мы все уже в курсе твоей затеи, а я до сих пор ничего не понимаю, – возразила Надя.

– Всё просто, – ответил Матвей. – Мы возьмём эти три ключевые детали и отправимся в сторону Северодвинска. Там попробуем запустить хотя бы один ветряк.

Молчание. Лишь потрескивание костра да тихое сопение.

– Северодвинск… – задумчиво пробормотала Маша. – Что-то знакомое.

– Это город на берегу Белого моря, рядом с Архангельском. Некоторые из нас эвакуировались оттуда во время Вторжения.

– Точно, теперь вспомнила… – отозвалась Маша, всё ещё задумчиво. – Там был один из лагерей беженцев.

– А ещё, как выяснилось, именно там находится ветряная электростанция.

Матвей снова потянулся к рюкзаку и достал потрёпанный планшет.

– В мирные времена, до Вторжения, водители, отправляясь в рейс, брали с собой путевые листы. В них, помимо прочего, указывались начальная и конечная точки маршрута. Арине удалось извлечь путевой лист из одного из грузовиков в гараже – и мы узнали, куда он должен был ехать много лет назад, пока не вмешалось Вторжение. Арина?

Девушка открыла свою красную записную книжку и прочла:

– ВЭС «Комета», улица Северо-Западная, город Северодвинск.

Она захлопнула книжку.

– Ещё раз: план такой, – начал Матвей. – Мы возьмём уцелевшие детали ветряка – в первую очередь статор – и отправимся в Северодвинск. Там попробуем найти указанную электростанцию и восстановить один из ветряков.

– В отличие от планшетов, в ветряках я не специалист, – добавила Арина с ноткой неуверенности, поглядывая на катушку в руках Матвея. – Но попробовать стоит.

– У тебя всё получится, – подбодрил её Матвей. Затем обратился ко всем: – Понимаю, план не идеален. В нём масса рисков и подводных камней. Но сейчас он кажется мне разумнее, чем просто брести в неизвестность.

Он замолчал и принялся наблюдать за реакцией.

Первым высказался Лейгур:

– Согласен. В этом есть смысл – куда больше, чем в походе «чёрт знает куда». Но, Матвей, в твоей затее один заметный изъян: допустим, нам удастся добыть электричество. Как ты собираешься доставить его в Приморск, к кораблю? На обратный путь у нас, боюсь, не хватит ни сил, ни, что ещё важнее, времени.

– Я тоже об этом думал, – кивнул Матвей и взглянул на Домкрата. – Надя, спроси у нашего механика: если нам удастся найти более-менее целый электромобиль, сможет ли он его починить?

Перевода не потребовалось – Домкрат всё прочитал по губам.

– Это будет трудно, – перевела Надя, наблюдая за жестами механика. – Даже если мы найдём целый электромобиль, допустим военный – у них начинка куда надёжнее, чем у обычных гражданских, – то с аккумуляторной батареей придётся немало повозиться. И это ещё не считая других мелких компонентов, которые могут понадобиться.

– Но всё же это возможно?

Домкрат вновь всё понял без перевода и кивнул. На его лице отразилась лёгкая неуверенность.

– В любом случае, – сказал Матвей, обращаясь ко всем, – если с электромобилем ничего не выйдет, мы хотя бы раздобудем ватты – а уж применение им найдётся…

Все на какое-то время задумались.

– Мы таких ветряков десятки встретили по дороге, – вдруг заметил Юдичев. – Почему просто не можем вернуться к ближайшему и починить его?

Матвей пояснил:

– Потому что всё это бытовые, а не промышленные ветряки. Мы будем до конца весны пытаться выкачать из них нужное количество ватт для переправы в Антарктиду. К тому же оказавшиеся у нас детали к ним точно не подойдут. Они предназначены именно для тех типов ветряков, что стоят в Северодвинске – таких же огромных, как в Антарктиде.

– Не знаю, Матвей… – задумчиво сказала Маша. – Слишком уж много «если» в твоём плане.

– Верно, – сказал Матвей, разделяя её сомнения, – но попробовать стоит. В конце концов, если с ветряком ничего не получится, мы будем придерживаться изначального плана и пойдём дальше на север.

– Согласен, – ответил Лейгур. – С этой затеей мы ничего не теряем.

– Хорошо, – кивнул Матвей, немного приободрившись. – В таком случае, первое, что нам следует сделать – это найти дорогу в сторону Северодвинска и…

Речь Матвея прервала Надя. Прогрессистка резко встала, прикрыв рот рукой, и отвернулась от остальных.

– Надя, ты в порядке? – обеспокоенно спросила Маша.

– Да, всё нормально, просто…