Читать онлайн Коза, мажор и дурочка бесплатно
Глава 1
Коза Марфа не умела думать о будущем. Если бы боженька, Будда или любая другая небесная канцелярия озаботилась бы тем, чтобы дать ей это умение, коза с паническим блеянием сбежала бы в соседнюю область, ибо будущее намечалось весьма неспокойным.
Но с другой стороны, те самые небесно-канцелярские клерки так старались, придумывая сценарий жизни самой обычной, ничем не выдающейся козы с улицы Ленина, что совесть не позволяет умолчать об этой истории. Тем более, что остальные герои тоже внесли свою скромную лепту в судьбу Марфы, а их личные сценарии были утверждены самым главным шефом небесной канцелярии как весьма нетривиальные и отмечены премиями за юморные решения серьёзных проблем.
***
Лида
Утро моё началось очень банально – с будильника. Впрочем, уже через секунду я сообразила, что мелодия его совсем не та, не привычная уху, и подхватила телефон. Вместо «Потяните вверх, чтобы выключить будильник» на экране светился кружочек с покемоном, у которого на голове растёт порей, в снизу предлагался выбор: принять ли вызов моей квартирной хозяйки и по совместительству бывшей коллеги по колл-центру Маши Грачёвой или этот самый вызов нагло и безответственно сбросить.
Спросонья я вызов приняла со всей присущей мне ответственностью. Сто раз потом пожалела, но что уж теперь…
– Лидка, спишь?
Глупый вопрос. Как бы даже если и да, то теперь уже нет.
– Давно проснулась и кофе варю, – соврала я, потягиваясь под тонким байковым одеялом. Маша обрадованно зачастила, хотя в её голосе мне почудилось нечто странное:
– А, ну хорошо, а то я боялась разбудить! (Чего звонила тогда?) Слушай, я тут замуж выхожу.
– Поздравляю, – на автомате обрадовалась я. – И кто счастливый избранник?
– Ты его не знаешь! Но неважно! Слушай, я чего звоню-то… Я взяла отпуск, столько дел, столько дел… В общем, такая тема… Мы с Денисом должны сделать ещё ремонт в квартире… Понимаешь? А свадьба через две недели! Короче, я как раз посчитала, что две недели нам хватит на покрасить и переклеить обои, а там уже после свадьбы посмотрим, кухню менять или так оставить…
Я в упор не понимала, чего Машка от меня хочет, а сама она изливалась потоком мне в ухо и пояснять явно не собиралась. Пришлось постараться заткнуть прорванную трубу вопросом словами через рот:
– Маш, ты хочешь, чтобы я вам с ремонтом помогла, или в чём проблема?
Она замолчала на пару секунд, потом рассердилась:
– Ты что, не слушаешь меня? Я же тебе твержу о чём?!
– О свадьбе, – честно призналась я. – С Денисом, кем бы ни был этот чудесный парень.
– О квартире, Лида! Ты должна съехать, потому что нам ещё ремонт делать, а я не знаю, успеем ли мы до свадьбы с кухней, а там клеить ещё и красить, поэтому и говорю, что надо всё организовать быстренько, две недели ж осталось, ну и сама понимаешь…
Я ухватилась за первое услышанное слово и окончательно проснулась, невежливо перебила Машу:
– Стой, не гони! Так вы собираетесь жить в ЭТОЙ квартире?
– Конечно, – удивилась она. – Не с родителями же. Нет, конечно, жалко терять доход со сдачи, но Денис уже договорился с другом, он свою комнату ему сдаст, так что нормально будет, а…
– Маш, а я?
Она снова замолчала, и тон её стал из удивлённого слегка виноватым – так, на долю микрона:
– Ну, ты съедешь завтра. Нам же надо начать побыстрее!
– Подожди, куда мне съезжать, под мост? А предупредить? Заранее, как-то очень заранее, чтобы я хоть поискала варианты…
– Лид, ну у нас так всё как-то быстро решилось, что я не успела тебя предупредить. Деньги за полмесяца я тебе верну, только потом, с премии, ладно? А то свадьба всё-таки…
Я закрыла глаза, позволив телефону упасть на диван. Б-ЛИН. Что делать теперь? До завтра найти квартиру нереально с моим уровнем дохода. Разве что перекантоваться в каком-нибудь клоповнике, где и документов не спросят, но чувство самосохранения сразу же заорало «НЕ-Е-ЕТ!» при одной только мысли об этом. Ещё не проснулась окончательно, поэтому в голове крутился лишь клоповник с обязательными гастарбайтерами и криминальными личностями, слегка разбавленный красочными картинками моей преждевременной насильственной смерти или всяким другим надругательством надо мной.
– Лида, ты тут? Алло, ты слушаешь меня?!
– Тут я, тут, – пробормотала, прижав телефон к уху. – Я поняла, Маш, буду искать.
– Вот и хорошо, – облегчённо выдохнула она. – А то я боялась тебя обидеть. Всё, чмоки, пожелай мне счастья!
– Счастья, – машинально повторила я в уже погасший экран и тяжко вздохнула. Отличное начало дня, врагу не пожелаешь. Обидеть она меня боялась… Вот где таких людей делают, интересно мне знать? Эгоистка.
Поднявшись с дивана, я на автомате воткнула в телефон зарядку и поплелась на кухню варить кофе. Нет, серьёзно, куда мне теперь податься-то?
Максим
Он вышел на балкон с чашкой кофе в одной руке и электронной сигаретой в другой. Утро зажигалось над рекой сотнями оттенков красного, желтого и голубого, окрашивая в них и воду, и стеклянные стены небоскрёбов, и тусклые после зимы крыши родного города. Да, тут тебе, Максик, не Женева… Тут всё другое. Родное и знакомое, конечно, но не такое понятное и привычное, как в Швейцарии.
Он сел на кресло, поставив чашку на столик, затянулся, красиво выпустил дым изо рта и прикрыл глаза. Как будто вчера… Он вернулся из Женевы свежедипломированным мастером экономики и менеджмента две недели назад. Рад был, разумеется, хотя родина изменилась, и люди тоже изменились. Друзьям пока не до него, у родителей своя жизнь, а что делать ему самому, Макс пока не решил. Нет, должность давно обеспечена, а с ней интересная работа, новые обязанности… Это всё ок норм. Но в воздухе, в домашней атмосфере витало нечто непонятное. Недоговоренность. Замятость. Вопросики без ответиков, как любила говорить Аня, которая всю жизнь работала у них семейным координатором.
Кстати, куда она подевалась? Когда Макс уезжал учиться, была тут, а теперь её нет. Спросить бы, но неловко. У нового координатора, Вадима? Он и знать не обязан. У мамы? Она занята своими галереями. У отца? А его дома за две недели практически не было. Нет, Макс не жалуется, на что жаловаться? Отец руководит концернами, он необычайно занятой человек, ему необходимо работать практически 24/7, чтобы обеспечивать их образ жизни и вкладываться в развитие страны. Но, если оглядеться вокруг, дома пусто. Везде пусто. Так было всегда, но тогда хотя бы существовала Аня. Она могла улыбнуться, могла пошутить, могла сориентировать или просто предложить поесть тортик под кофе.
Кофе, да.
Макс отхлебнул подостывший эспрессо и поморщился. Горчит.
Как и его жизнь.
– Максим Валерьевич, простите, что беспокою.
Деликатный голос координатора потревожил утреннее наваждение. Макс кивнул:
– Не страшно.
– Валерий Максимович настоятельно просил вам напомнить, что сегодня вас ждут на семейном обеде в тринадцать ноль-ноль в Парме.
Молодой человек в идеально сидящем костюме поправил на носу очки в тонкой оправе и ещё раз сверился с экраном планшета. Спросил индифферентно:
– Вам послать адрес на телефон?
– Спасибо, я справлюсь, – усмехнулся Макс. Переживает, гляди-ка. Вдруг сын хозяина заблудится в большом городе после заграницы?
Вадим кивнул и собрался было снова войти в квартиру, но вспомнил:
– Да, Валерий Максимович добавил… Простите, но это его слова. Что вы должны выглядеть прилично, поскольку на обеде будет присутствовать чета Алиевых с дочерью.
– Как интересно, – пробормотал Макс сам себе. Или Питеру. Утро пятницы внезапно поблёкло, краски восхода пожухли, превратились в неприятный калейдоскоп несовместимых между собой оттенков. Макс с раздражением поставил чашку на столик, поморщился от громкого стука и машинально затянулся паром с малиновой отдушкой. Потом сказал Вадиму: – Благодарю, вы свободны.
Когда координатор скрылся, Макс достал из кармана телефон и нашёл номер отца. В их семье не было принято задавать прямые вопросы, а любимая присказка Москалёва-старшего гласила: «Думай головой и делай соответствующие выводы.» Однако сейчас Макс ощутил, как тревожность наполняет его до самого горла, рискуя расплескаться, вызвать паническую атаку, заставить спрятаться в шкафу, как он делал маленьким мальчиком…
Отец отозвался после второго гудка:
– У тебя есть ровно три минуты, пока я еду в лифте.
– Здравствуй, папа, – ровным голосом сказал Макс, пытаясь не закашляться от внезапной сухости во рту. – Скажи, пожалуйста, почему сегодня семейный обед, если там будут Алиевы с дочкой?
– Как раз-таки, – коротко бросил отец. – Мог бы и сам догадаться.
– Слушай, но это же не обязательно?
В голосе Макса сквозила надежда. Он подивился тому, как быстро ушли в небытие результаты психотерапии, которая сильно помогла ему в Женеве. Стоило оказаться рядом с отцом и услышать эти его «ты мог бы и лучше». На миг иррационально захотелось, чтобы папа вдруг ответил со смехом: «Ну конечно, необязательно! Делай, как ты хочешь!» Однако он услышал то, что было ожидаемо:
– Максим, не говори глупости. Марина Алиева – прекрасная партия для тебя. Постарайся произвести впечатление на Саида. Нам с матерью надоело за тебя краснеть. Всё, извини, у меня совещание.
Короткие гудки заполнили всё вокруг. Макс с отвращением бросил телефон на столик. Не надо было возвращаться. Надо было остаться в Женеве, убедить отца в своём желании учиться дальше, стать доктором наук или освоить ещё и право на пару с экономикой. Но Максу так хотелось домой… А мог бы жить в маленькой мансарде на улице Eaux-Vives, откуда видно кусок озера Леман, обнимать по утрам заспанную Матильду, которая опаздывает на коллок по урбанистической архитектуре девятнадцатого века, пить кофе под крики чаек и думать над следующим абзацем реферата.
Теперь ни Женевы, ни Матильды, ни реферата.
Зато есть Марина Алиева, которую он видел в последний раз десять лет назад одетую в форму частной школы с лингвистическим уклоном, его будущая жена и будущая мать его будущих детей.
Зачем Максу всё это?
Или, скорее, за что?
Глава 2
Лида
Хорошо, что я проснулась рано. В двенадцать нужно кровь из носу заступить на смену в колл-центре, а до этого заехать к папе. Вовремя вспомнила про его однокомнатную квартирку на окраине города. Там можно перекантоваться ненадолго. Надолго меня не хватит, потому что соседка слева отравляет воздух в парадной испарениями сорока кошек, а сосед справа если не в запое, так в шизе, если не орёт дурниной, так бегает с топором по лестнице.
Но до папы ехать сорок минут на маршрутке, а потом топать пешком. Я сполоснула турку и снова поставила её на огонь. Мне нужно больше кофе.
В последний раз я виделась с папой пять лет назад. Мои родители были лучшими на свете, настолько, насколько это вообще было возможно. Я их обожала. Но на расстоянии. Приблизиться к родителям на расстояние обнимашек значило сгореть дотла. Они, как два солнца, освещали мою жизнь и дарили тепло просто потому, что существовали, однако быть с ними совсем рядом я никогда не могла. Два солнца своим притяжением могут разорвать пополам планету, которая крутится вокруг них. Поэтому я предпочла крутиться по очень большой орбите подальше и подольше.
В маленькой церкви, стоявшей посреди парка, было пусто и гулко. Войдя внутрь, креститься я не стала, покрутила головой, пытаясь отыскать хоть кого-нибудь, потом робко спросила:
– Здравствуйте, есть тут кто?
В глубине церкви зашелестело, зашуршало, и из-за алтаря показался священник с добрыми глазами. Он ответил:
– Слушаю тебя, дочь моя.
Я не ваша дочь, пробурчала про себя, а вслух сказала:
– Мне нужен Анатолий Григорьев, где его найти?
Поп оглядел меня с головы до ног, потом кротко сказал:
– Он трудится над картиной в сквере.
Уточнений не последовало. А сквер большой, между прочим… Ладно, будем искать. Я развернулась и вышла.
Погода, как обычно, не располагала к прогулкам. Под порывами ветра я быстренько пробежалась по дорожкам парка, думая только о том, как заберу у папы ключи и погоню собирать вещи. Кофе выпью где-нибудь, куплю пакет чипсов… В животе бурчит. А папы нигде не видно.
О, вру. Вот и он. Стоит перед мольбертом и рисует фонтанчик, из которого пьют, смешно запрокидывая головы, два голубя. Как живые, умилилась я, подойдя ближе. У птиц можно было разглядеть даже бороздки на растрёпанных пёрышках! Папа был отличным анималистом, но картины его отчего-то не выставлялись нигде. Да и продавать их он не любил никогда. Наверное, поэтому они с мамой и расстались. Долбанутая на всю голову, моя маман всё же не была лишена здравого смысла, ибо ходила в магазин каждый день. А вот папа всерьёз удивлялся, что она требует с него денег. Похоже, в его реальности уже наступил коммунизм…
– Привет, пап, – сказала я негромко, приблизившись. – Как дела?
– Хорошо, – не отрываясь от картины, ответил он. – Давно тебя не было. Как у тебя в школе?
– Я её закончила год назад, пап…
Он удивился, обернулся и смерил меня недоверчивым взглядом:
– Да ты что?! Как время летит…
Я кивнула со вздохом. Год назад у нас была похожая беседа, правда, по телефону. Но тогда я свернула её быстрее. Сегодня же пришла с делом.
– Пап, я подумала… Ты всё равно живёшь при церкви, дай мне, пожалуйста, ключи от квартиры.
– А у меня их нет, – рассеянно ответил он, снова прицеливаясь кисточкой к холсту. – Я их отдал игумену Евгению.
– Ну, возьми их у него, пожалуйста, – я позволила себе немного настойчивости в голосе. Папа задумчиво почесал торцом кисти в затылке и беспомощным жестом пожал плечами:
– Не могу, ведь я оформил дарственную на приход.
– Ты отдал квартиру посторонним людям? – ужаснулась я. – А обо мне ты подумал? Я же мыкаюсь по съёмному жилью!
Задохнувшись от возмущения, замолчала. Он не от мира сего, согласна, пусть рисует свои картины, пусть живёт в пристроечке у церкви, пусть питается хлебом и водой, но блин! Это же квартира! Да, на окраине, да, однушка, да, в хрущёвке, но собственная жилплощадь!
– Прости, дочка, – обезоруживающе и виновато улыбнулся он. Я не видела улыбки, но поняла по его голосу – нет, он не подумал. Он вообще забыл о том, что у него есть взрослая дочь, наследница его имущества. – Ну, ты себе ещё заработаешь на квартиру, ты же у меня умненькая, вся в маму.
Мама… Да, придётся ехать к маме. У неё комнатка в коммуналке на другой окраине, но это лучше, чем спать под мостом.
– Ладно, пап, спасибо и на том, – пробормотала я, но он не услышал, не ответил. Солнце потускнело, перестало греть. Зря только скаталась в такую даль. Для папы я, похоже, перестала существовать. И то правда, выросла, стала совершеннолетней – велком отсюда плиз.
И я двинулась к выходу из парка, к остановке маршрутки, злясь на саму себя и на непутёвого, непризнанного гения-папку.
Максим
Жалеть себя – занятие неблагодарное. Но весьма и весьма приятное человеческому мозгу. Макс понимал, что выхода у него нет, поэтому и не собирался искать выход. А вот пожалеть бедного мальчика, которому отказано в главнейшем праве – праве на свободу, мог в любое время и в любом объёме, чему и предавался в настоящий момент, бесцельно слоняясь по пентхаузу на девятом этаже клубного дома в самом престижном районе Северной Пальмиры.
Марина Алиева, господи, только не это!
В последнюю их встречу Максу было пятнадцать, а ей десять. Образ маленькой худенькой девочки с двумя тяжёлыми иссиня-чёрными косами за спиной размылся за прошедшие годы, как будто карандашный рисунок попал под дождь. Но разговор о свадьбе появился уже тогда. Макс прекрасно помнил, как Саид по-свойски хлопал его по плечу и говорил солидно и весомо: «Такой хороший мальчик будет отличным мужем для моей единственной дочери, для моей Мариночки!» Мариночка скромно тупила глазки в пол, а на губах её украдкой плавала довольная улыбка.
Максу в тот момент хотелось только одного: поскорее отвязаться от занудных взрослых и глупой девчонки, запереться в туалете и подрочить на тайком снятую на камеру телефона фотку официантки, у которой были сиськи четвёртого размера.
Сисек он с тех пор видел несколько пар, да хотя бы и Матильдина двоечка… Размер не имеет значения – такая истина открылась ему совсем недавно. Но сиськи Марины Алиевой его совершенно не влекли. Интересно, почему? Интересно, какой она стала?
Макс оглядел гостиную. Вздохнул. Здесь всё казалось стерильным – то ли из-за преобладания белого цвета, то ли из-за ежедневной влажной уборки. Ни одной лишней вещи, всё в строгом соответствии с дизайнерским решением. В гостиной нельзя играть, игрушки допускались лишь в комнате. В гостиной нельзя шуметь, слушать музыку, валяться на диванах или на ковре. В гостиной нельзя есть, для этого существует столовая. И с чашкой кофе на балкон через гостиную можно спокойно пройти, только когда мамы или горничной Карины нет дома.
В гостиной нельзя жить. У кого-то можно, а у них нельзя и точка.
Макс добрался до кухни и поставил чашку в раковину. Чем заняться до обеда? Потупить в ленте новостей? Позвонить лучшему другу Артёму? Взять машину и прокатиться по городу? А что, неплохая идея. Впрочем, она не вызывает в душе никакой эйфории, но разве что-нибудь вообще вызывает эту эйфорию с тех пор, как он вернулся в Россию?
Выйдя в прихожую, Макс озадаченно огляделся и громко позвал:
– Вадим?!
Координатор появился ровно через три секунды и осведомился:
– Вам что-нибудь нужно, Максим Валерьевич?
– Где у нас теперь хранятся ключи?
Раньше ключи от машин и всего остального имущества семьи валялись в большой деревянной чаше на консоли у стены. Теперь же Вадим открыл небольшой потайной шкафчик в стене и деликатно удалился. Макс покивал с уважением – нормально придумали – и присмотрелся к ключам.
Так, это папины, это мамины, это от Армады, это от загородного дома, это от яхты, а это…
Ключик на маленьком брелке «Максим»! С ума сойти, он думал, что мотоцикл давно продали! Его мотоцикл, который папа подарил на пятнадцатилетие и который Макс успел опробовать всего пару раз, пока не уехал в Швейцарию!
В душе зажглось нечто тёплое и волнительное, как будто по секрету сказали, что Дед Мороз таки существует. Макс ощутил свою глупую улыбку через всё лицо, а потом его словно ударило в грудь. Идея!
А что, вполне себе нехилая идейка!
Схватил ключ и, сунув ноги в кроссовки, крикнул, как мальчишка:
– Вадим, я в город.
В лифте спускался, чуть ли не подпрыгивая от возбуждения. Даже в пальцах покалывало – так хотелось скорее схватить руль! Мотик, его личный мотик!
Он стоял, накрытый чехлом, между Армадой и пустым местом, где обычно парковался папа. Макс резким движением сдёрнул пластик и с замиранием сердца залюбовался блестящим хромом и красным лаком. Застоялся ты, братишка, застоялся! Пора погулять, пора поплавить асфальт и попугать водятлов!
Бензина было достаточно, Харлей завёлся с пол-оборота, но, оседлав его, Макс понял очень неприятную вещь. У него нет ни каски, ни куртки с защитными вставками. Конечно, когда ему было пятнадцать, об этом не думалось. А сейчас, в двадцать пять, да ещё и выдрессированный законопослушными женевцами, Макс с трудом пересилил себя и всё же оседлал мотоцикл. Ничего страшного, заедет в магазин и всё купит. Как раз до обеда можно и покататься, времени хватит.
С громким утробным урчанием Харлей быстро покатил к выезду с паркинга, а навигатор уже строил маршрут до самого крутого мотобутика в городе. Ветер в морду лица, Макс с наслаждением вырулил на улицу, чувствуя послушность машины под руками, чувствуя её силу, спрятанную под кожухом мотора и покорную только его воле. Хоть что-то он может контролировать в своей жизни, и это прекрасно! Это даёт ощущение свободы. Мнимой, но свободы…
Питер встретил его неприветливо. Хотя дождь и перестал ночью, асфальт ещё был скользким, и Макс, вильнув пару раз, выровнял мотоцикл, привыкая к нему. Заново привыкая, после многих лет машины. Ветер в неприкрытое лицо, авто слева и справа, бесконечные светофоры – всё это мешало насладиться скоростью. Чёртовы ограничения! Нормально не рвануть…
На жёлтом сигнале впереди Макс решился.
Крутанул ручки газа, ощутил с восторгом, как уплотнившийся воздух ударил в грудь, обогнал светофор и…
Ледяным душем из лужи обдал девушку, одиноко стоявшую на переходе!
Прости, незнакомка, не заметил, не увидел, не подумал. Прости, если сможешь, за испорченный день…
Глава 3
Лида
– Коз-зёл! – только и смогла выкрикнуть я вслед идиоту на мотоцикле, а потом растерянно опустила глаза на свою заляпанную жидкой уличной грязью куртку.
Б-ЛИН…
И штаны в стирку! А ведь ещё через весь город ехать к маме, а потом на работу… Да чтоб тебе… Я глубоко вздохнула, не веря тому, что случилось, потом пробормотала:
– Чтоб тебе жилось долго и счастливо, козёл вонючий!
– Да, да, – женский голос сзади поддержал, думая, что я посылаю страшные проклятья, – совсем распоясались! Гоняют, как дурные, ни о ком не думают!
Не оборачиваясь, я принялась искать в сумке бумажные салфетки. Проклинать обидчика последнее дело, лучше ему здоровья пожелать, а то у кармы форма бумеранга. Отступив подальше от лужи, которую не заметила вначале, я, как могла, промокнула штаны, отчистила куртку и, дождавшись зелёного света, побежала на остановку. Ехать не очень долго, но, если пропущу нужную маршрутку, придётся отложить визит к маме до завтра.
Транспорт свой я всё же поймала и, сев в уголок, отвернулась от остальных пассажиров, которые бросали на меня косые взгляды. Полчаса позора – и я, возможно, смогу переодеться. Если, конечно, на ферме найдутся приличные штаны моего размера.
Мамуся всегда была взбалмошной. Выпустившись из детского дома, она сразу нашла работу официанткой в кабаке, подцепила там папу, выскочила замуж и родила меня. а после этого только и делала, что искала своё место в жизни. Работала и на стройках, и в порту, и кладовщицей, и на производстве сыров, и в фудтраке… Проще сказать где она не работала – в офисе. Она всегда говорила, что перекладывать бумажки – это самая скучная работа в мире.
А три года назад мама переехала под Питер. Там, в сорока километрах от черты города, устроили экопосёлок, при нём ферму, где разводили коз и кроликов, производили домашние сыры и принимали туристов, желающих отдохнуть от городской суеты. Через час езды меня высадили недалеко от ворот посёлка под смешным названием Панасенки, и я старательно вдохнула свежий воздух елово-соснового леса, который окружал высокую деревянную изгородь.
Да, понимаю маму. Здесь так спокойно и тихо, что можно спать круглые сутки, пока не выспишься!
А мне так нужно выспаться…
– Доброго денёчка, – обратилась ко мне администратор посёлка, появившись, как всегда, из ниоткуда. Но когда она узнала меня, улыбка на лице сразу потухла, и женщина махнула рукой: – А, я думала – клиенты. Галина корову доит.
И указала в сторону красивого, почти кукольного коровника.
– Спасибо, – буркнула я, направляясь к нему. А что, если я не клиент, так и улыбаться не надо? Настроение она мне не смогла испортить, но нехорошее предчувствие кольнуло в груди. Если и мама свою комнату подарила секте, то есть, посёлку, я сдохну под мостом. От этой мысли стало немного себя жалко, но я очень быстро пришла к коровнику, помахивая ладонью перед носом от восхитительного запаха родного края, и увидела маму.
Вся в фенечках, в любимой длинной юбке, похожей на цыганскую, и в невообразимом ватнике, моя мамуся, женщина без возраста, доила огромную пегую корову и напевала под нос один из самых громких хитов лихих девяностых. Услышав шаги, она повернула голову и улыбнулась:
– О, Лидуся! Какими судьбами?
– Навестить тебя приехала, – с ответной улыбкой соврала я.
– Врушка, – обличила мама, ничуть не обидевшись. – Рассказывай, что понадобилось.
Её сильные руки без остановки двигались вверх-вниз, струйки из сосков коровы тоже напевали свою песню – то глухими пшиками в толщу молока, то звонкими бздыньками в стенку ведра. И так мне стало уютно, что чуть не расплакалась, но усилием воли заменила слёзы на деловые слова:
– Ладно, ты меня раскусила. Мне ключи от комнаты нужны, жить негде.
– А что с квартирой? – удивилась мама. – Ты же снимала у знакомой вроде.
– Да там обстоятельства. В общем, попросили срочно освободить. Так дашь ключи?
– Конечно, дам. Подожди минут пять, додою, – она кивком указала на лавочку. – Сядь отдохни, ребёнок, или погуляй на свежем воздухе, я быстренько.
От сердца у меня немедленно отлегло. Мама вам не папа. Мама, несмотря на весь ветер в голове, человек практичный и не склонный к философии. Проблемы она решает действием, а не разговорами.
Надо было сразу к ней ехать, а то осадочек от встречи с папой ещё остался, густым илом устилая дно души. Я прислонилась к стене коровника, сложила руки на груди и взглянула в небо, прочно занавешенное серыми свинцовыми облаками. А может, остаться здесь?
Закрыв глаза, представила. Вот я каждое утро встаю, иду в туалет типа сортир – строго на север порядка пятидесяти метров, потом ношу воду из колодца, чтобы умыться, потом иду кормить кур и доить коров… И так день ото дня, день ото дня… Зато не надо думать, на что купить поесть или как заплатить коммуналку. Есть крыша над головой, собственная койка и уверенность в завтра. Почти что коммунизм, если подумать.
– Ребёнок, ты спишь?
Вздрогнув, я открыла глаза и буркнула:
– Нет, воздухом дышу.
– Правильно, дыши. В Питере, наверное, и дышать-то уже нечем. Пошли, ключи дам. Ты голодная?
– Нет, – соврала я. – У тебя штанов нет чистых?
– Есть юбка, устроит?
Поколебавшись, я кивнула. Главное, что не в мокром, а там хоть трава не расти.
Пока я переодевалась в комнатушке на две кровати, где одна стена была увешана портретами Бодрова-младшего, а на второй красовался разноцветный ловец снов из ниток, бусин и пёрышек, мама снарядила мне котомочку из какой-то цветастой скатерти, а может и платка. Краем глаза я заметила банку с вареньем, закрытую бумагой и перевязанную по горлышку шпагатом, пару свёртков и пластиковую бутылку с белой жидкостью, наверное, молоком. Мамы всегда такие, чуть что – суют детям еду… А дитю переть это всё до коммуналки, между прочим.
Я вздохнула, отряхивая длинную юбку. Чего я ворчу, интересно? Спасибо надо сказать, а не ворчать. Но мама всегда такая… бессовестно счастливая! А я просто завидую.
– Мам, тебе здесь хорошо? – спросила из любопытства, хотя и знала ответ.
– Угу, – рассеянно ответила она, с усилием затягивая уголки скатерти.
– Как у тебя получается ни о чём не беспокоиться?
Она выпрямилась, взглянула на меня с улыбкой. Вокруг глаз веером разбежались мелкие морщинки. Мама пожала плечами и сказала:
– Я загадала желание, чтобы моя жизнь и я в этой жизни были спокойными и беззаботными. Прикинь – оно сбылось!
– Я в это не верю.
– Очень жаль, – просто ответила мама, подавая мне ключи на брелке-собачке. И всё? Неужели даже волшебного заклинания не будет? Или попытки вовлечь в секту бессовестно счастливых людей? Ну и ладно… Подбросив ключи на ладони, я вдруг рассердилась на себя. А спросить гордость не позволяет? Может быть, я стесняюсь собственной мамы? Может, не признаю за ней право истины? Вдруг она действительно знает секрет суперской жизни, а я выкобениваюсь, вместо того, чтобы приобщиться…
– Ладно, рассказывай, – сдалась. – Как загадать желание, чтобы вся фигня ушла без следа.
Мама усмехнулась, рассматривая пятна грязи на моих джинсах, потом ответила:
– Нужно, чтобы ты представила, какой ты хочешь быть без фигни. Какие эмоции хочешь испытывать. Понимаешь? Например, спокойствие, умиротворение или творческий подъём, или уверенность в завтрашнем дне. Какой ты видишь себя в новой жизни!
– И всё? – разочарованно протянула я. – Я думала, нужен сложный обряд. Ну, там, например, закопать три волоска с чёрной кошки, пойманной в новолуние, в полночь на перекрёстке семи дорог…
– Нет, ну если хочешь такие сложности, можешь и закопать, – фыркнула мама. – Но главное: не забудь добавить к желанию волшебную формулу «получить всё это легко и радостно», а то мироздание ещё тот затейник.
– Мироздание, мама, серьёзно?
– Небесная канцелярия, бог, Будда, всемогущие инопланетяне, – невозмутимо дала мне выбор она. – Мироздание всегда подаёт тебе знаки, только ты предпочитаешь их не видеть. Ты глаза открой и подмечай. На каждый вопрос есть ответ.
– И где мне искать эти знаки? – я закинула на плечо сумку и взяла в руки котомку, ничего больше не понимая в этой жизни. Мама снова усмехнулась:
– Они сами тебя найдут, не сомневайся.
– Ты всегда говоришь такими загадками… Хоть раз сказала бы просто!
– По-моему, проще уже некуда. Всё, мне пора работать. Полагаю, что в комнате остался бардак, купи хлорку и не забудь резиновые перчатки.
Она чмокнула меня в щёку и подтолкнула к выходу.
– Спасибо, мамуля, – вздохнула я. – Я тоже тебя люблю.
Максим
Ровно в тринадцать ноль-ноль он тормознул мотоцикл на парковке у ресторана «Парма». Поставил Харлей на подпорку, снял шлем и ещё раз полюбовался на себя в отражении зеркальной витрины. На плечах косуха «Сыны анархии», на волосах бандана с черепушками, на ногах вызывающие кожаные штаны. Не папенькин сынок, послушный экономист и будущий финдиректор, а бэд бой, дикарь и нигилист. Самое то для семейного обеда с Алиевым и его дочуркой! Про дресс-код папа ни слова не сказал, а значит – на усмотрение самого Макса.
Он подбросил ключ на ладони, повесил шлем на руку и, весело насвистывая, направился к двери.
В «Парме» у семейства Москалёвых был собственный столик. Располагался он у окна, которое выходило во внутренний дворик, тихий и безмятежный, на шпалеры, увитые виноградом, и на маленький фонтанчик в виде ангела и лебедей. Со стороны ресторана этот столик был прикрыт стеной живого плюща, между лиан которого там и сям торчали благородные безделушки из фарфора и хрусталя. Уже подходя к закутку, Макс разглядел родителей и сидевших к нему спиной Алиевых. Саид ещё больше раздался вширь, стал совсем квадратным, а затылок вместо двух складок теперь показывал три. Рядом – девушка с длинными шелковистыми волосами неестественно чёрного цвета, закрывающими полспины.
Что ж, она привлекательна, он чертовски привлекателен, чего зря время терять? Макс в два шага оказался у стола и, не дав никому опомниться, наклонился к девушке и смачно поцеловал её в дутые утиные губы:
– Привет! А ты изменилась, я даже тебя не узнал.
Девушка обалдело захлопала веерами ресниц, как-то странно покраснела – ушами и декольте, а потом, пока все сидевшие за столом пребывали в ошеломлении, Макс услышал язвительный голос со стороны:
– Ты и не мог её узнать! Вика с папой познакомились всего год как.
– Максим, что ты себе позволяешь?! – опомнившись, грозно рыкнул папа, а мама захихикала, будто извиняясь:
– Максюша такой затейник, обожает розыгрыши!
Саид Алиев не изменился в лице, но по его напрягшейся шее Макс понял, что косякнул знатно. Он поднял взгляд на подошедшую из-за спины вторую девушку. Это и была Марина. Как он мог спутать? А кто вторая? Чёрт, это наверняка собственность самого Алиева! Мда, неловко получилось, зато впечатление Макс произвёл неизгладимое. Гораздо неизгладимее, чем косуха и бандана…
Марина тоже изменилась за десять лет. Она подросла, налилась соками и расцвела. Впрочем, немаловажную роль сыграли и деньги, за которые дева могла посещать косметолога и парикмахера, ибо выглядела наследница Алиевских миллионов по-восточному и одновременно по-европейски роскошно. От скромненькой малышки не осталось и следа. Смотрела Марина высокомерно и жадно, как настоящая женщина, которая знает, чего стоит, и продаваться задёшево не собирается.
Макса она явно не восприняла завидным мужем. Но, согласно воспитанию, заранее решила: мужчина может иметь безобидные хобби, главное, чтобы налево не ходил. Макс как-то сразу понял, что налево ходить ему никто не позволит. Будут запрещены даже мысли о том, что мужик в принципе может сходить налево. Более того – они уже сейчас запрещены, с того самого момента, как он вошёл в «Парму», как баран на заклание.
– Садись, Максюша, – прощебетала мама, указывая острым маникюром на стул рядом. – Вот сюда, возле Мариночки. Поухаживай за ней, не стесняйся!
– Я не стесняюсь, – фыркнул Макс, плюхаясь на сидение и наблюдая за тем, как Марина сама отодвигает свой стул и садится. – Добрый день, Саид Мамедович, очень рад вас видеть.
– Добрый день, Максим, – глухо ответил Алиев, отпил из бокала минералки и посмотрел тяжёлым взглядом. – Не очень хорошая встреча получилась. Виктория, моя жена.
– Очень приятно. Прошу меня извинить, перепутал вас с Мариной, – он непринуждённо кивнул губастой красотке, а она жеманным голоском протянула:
– Что вы, Максим, не стоит извиняться.
– Да, да, с каждым может случиться! – подхватила мама. – Давайте закажем. – Она махнула официанту, который торчал поблизости и тут же подошёл. – Я предлагаю попробовать устрицы по-пармски, тут их готовят в точном соответствии с оригинальным рецептом. Валера? Саид?
– Марина, ты будешь устрицы? – спросил Алиев, и она кивнула, скорчив пренебрежительную гримаску. – Хорошо, берём устрицы по-пармски и на горячее сёмгу.
– Мне тоже устрицы, – отозвался папа, просматривая меню. – К ним стейк из тунца.
– Устрицы и салат с креветками, – сказала мама и выразительно посмотрела на Макса: мол, один ты остался, сынуля. Макс сморщил нос. Так смешно было видеть, как все подстраиваются под Алиева. Вике там вообще слова не давали, а Марина вела себя как капризная маленькая гнусь. Славная у них будет семейная жизнь, а главное – нескучная…
Макс перелистнул страницы меню, задумчиво вчитываясь. Ничего, подождут. Устрицы он терпеть не может ни в каком виде, а любимых рёшти – немецких драников – с копчёными колбасками тут нет. Поморщив нос от сомнений, Макс наконец откликнулся:
– Тартар из телятины с белыми грибами. А, и какой-нибудь тёплый салат на вкус шеф-повара.
Телятина с грибами не лучший выбор, но нужно было выпендриться и вклинить между рыбой и морепродуктами мясное блюдо. Чисто потому, что потом, после свадьбы с Мариной, вряд ли получится.
А невеста смотрела на него так, будто у неё руки чесались сорвать дурацкую бандану и почикать ножиком для стейка куртку с эмблемой известного сериала. От этого безжалостного взгляда хозяйки Максу стало противно. Сиськи у неё, конечно, отличные, сразу видно, но свобода дороже.
Надо как-то разрулить эту ситуэйшн, поспокойнее и половчее.
Может быть, даже с помощью сторонних лиц.
Глава 4
Лида
Мамина комната в коммуналке была не в самом приятном районе – рядом с вечно гудящим машинами ЗСД. Я доехала до дома неожиданно быстро и порадовалась: если и обратная маршрутка придёт так же по расписанию, я даже почти не опоздаю на работу! Предвкушая заселение, я практически бежала по гулкой улочке мимо виднеющейся за лесополосой промзоны. Вечерами тут, должно быть, страшноватенько, но днём вполне, вполне прилично. Сейчас кину сумку, оценю размеры бедствия, который надо устранять с хлоркой, и резво обратно, в центр…
Открыла дверь в парадную, где пахло «Белизной» и варёным бельём, поднялась по высоким ступенькам на третий этаж, отперла замок и вошла в коридор тёмной квартиры.
Меня сразу насторожило, что этот коридор был захламлён тюками и свёртками. Я вспомнила, что в двух остальных комнатах жили древние старушки, которые, наверное, давно уже померли, и теперь туда въехали новые жильцы. Ладно, неважно. Главное, чтобы не шумели и в кастрюлю соду не сыпали.
Я пробралась к своей двери, попыталась открыть замок ключом, но он не подошёл. Растерявшись, я подсветила себе телефоном, попробовала ещё раз, однако лучше не стало. С третьей попытки дверь таки распахнулась, а я уставилась на ключ в моей руке, потом на женщину, которая выглядела настороженной и крепко держалась за ручку, готовая в любой момент снова запереться в комнате. Главным в её внешности был огромный выпирающий живот. Маленький мальчик, обняв руками ногу матери, смотрел из-за неё на меня испуганными чёрными глазёнками.
Ошиблась комнатой?
Я оглянулась на коридор. Нет, всё правильно, это мамина комната, торцевая. Замок кто-то поменял, в ней живут чужие люди. Мама мне ничего о них не сказала. Возможно, даже не знала, что кто-то незаконно заселился. Мама не обманула бы меня. Мама и обман – две вещи, не совместимые в одной фразе.
– Вы кто? – спросила робко. Почему робко-то? Нет, ну мало ли, может, произошла досадная ошибка, а я тут наеду на беременную женщину…
– А вы? – таким же тоном ответила она.
– Это, собственно, моя комната, – сказала, показав ей ключ.
Женщина попятилась, отпустив ручку, и села на стул, придержав живот, сказала:
– Ой…
– Так вы кто?
Она вздохнула, притянув к себе ребёнка:
– Ох, наверное, мне нужно позвонить мужу…
– А мне в полицию, – так же вздохнула я.
Женщина испугалась так, что побелела, схватилась за сердце, умоляющим тоном протянула:
– Прошу вас, не надо полиции, мы освободим комнату, клянусь! Вот только мужу позвоню, он придёт с работы и мы…
– Вы откуда вообще здесь взялись? – с раздражением перебила её я. Неужели она действительно думает, что я выгоню беременную с маленьким ребёнком на улицу?
– Чаю хотите? – спросила она заискивающе, и я кивнула.
За чаем, ароматным и крепким, женщина поведала свою историю. Её сын, которому недавно исполнилось четыре года, родился с пороком сердца. На операцию денег не было. Пара беженцев из закавказской республики жили в крохотном городке в Предуралье. Папа пахал, как ломовая лошадь, но они едва сводили концы с концами, о платной операции даже думать не могли. Наконец, им помогли собрать нужную сумму, но нужно было ехать в Петербург. Едва наскребли денег на поезд, но на проживание уже не хватило. Так пара оказалась в этой комнате, которую им сдали без паспорта и регистрации. Операция назначена на будущий месяц, а пока они сдают все анализы и обследуются. Папа снова пашет – грузчиком, курьером, сторожем, мама сидит с сыном и вздрагивает от каждого стука.
– Мы соберём вещи и освободим комнату, – женщина казалась раздавленной, и я понимала её. Она показала мне пухлое медицинское досье малыша, но я поверила ей на слово – видно, что она не врала. Отставив пустую чашку, встала и сказала твёрдо:
– Оставайтесь. Более того, ничего больше никому за комнату не платите, потому что хозяйка – моя мама, а она с вас точно денег не возьмёт.
– А вы как же? – растерянно спросила она.
Я только отмахнулась. Хрен его знает, как я, но разберусь. Эти люди и так пережили слишком много со времени отъезда из родного дома. А я молодая, здоровая. В крайнем случае, и под мостом переночую. Или вон к маме обратно поеду…
Распрощавшись с женщиной и её сыном, вышла из парадной, вдохнула полную грудь свежего ветерка и медленно выдохнула. На душе было поганенько, но кошки не скреблись. Ничего, прорвёмся. Я большая девочка, я сейчас загадаю желание, чтобы всё стало хорошо, и всё станет хорошо.
Дорогое мироздание, я хочу, чтобы моя жизнь наладилась!
Максим
– Ты вёл себя недопустимо.
Холодный тон папы не предвещал ничего хорошего. Но Макс не собирался ни поддаваться панике, ни подлизываться. Ясно же было, что его выходка родителям не понравится, и он знал о предстоящем скандале с того момента, как идея только появилась в голове. Надо быть твёрдым и держаться своего мнения. Именно в таком ключе Макс и ответил:
– Зато я произвёл впечатление. А какое нужно – ты не уточнял.
– Ты произвёл отвратительное впечатление. Саид ничего не сказал тебе, но твой идиотский вид и разнузданное поведение… Можно так вести себя в пять лет, но не в двадцать пять!
– Не вижу ничего плохого в том, как я оделся. И, в конце концов, ты сам подарил мне мотоцикл.
– Короче, Максим, заканчивай свой протест, – подытожил очень короткую беседу папа и порылся в карманах пиджака. – Вот. Два билета на танцующую скрипачку, это эксклюзив, всего один концерт в городе перед мировым турне. Пригласишь свою невесту, наденешь смокинг и будешь вести себя образцово. Понял? Об-раз-цо-во.
Макс скривился, принимая подарок. Смокинг, концерт, шампанское в антракте и Марина Алиева рядом на три часа – просто атас. Убиться веником, как говорили в его детстве… Но ничего не поделаешь, прозвучало это как приказ. Отвратительно. Вся ситуация отвратительна. Папа даже не пытается мотивировать. Он даже не даёт ему шанса попробовать завоевать добычу. Преподносит Марину на блюдечке, перевязанную красной ленточкой, как дорогой и абсолютно ненужный презент.
Папа вышел из туалета «Пармы», дав понять, что совещание окончено. Макс сунул билеты в карман куртки, вымыл руки и тоже покинул туалет. Но в зал не пошёл. Ну их нафиг. Он пообедал с семьёй, отдал дань уважения будущему тестю, можно валить.
Но куда?
Кататься по городу уже не хотелось. Телятина упала в желудок тяжёлым комом. Макс подумал, что можно посидеть где-нибудь на террасе, выпить кофе, погреться на слабом ещё питерском солнышке, пожалеть себя. Да, пожалеть себя – самое прекрасное из всех занятий, которые ему пока ещё доступны. Харлей загнать в гараж, взять Армаду, поехать за город… Снять номер в гостинице, нажраться до свинячьего визга.
Отличная мысль. Макс напялил на голову купленный шлем и, мрачный, направился к выходу из ресторана.
Лида
На работу я, конечно, опоздала. Сначала маршрутку ждала, потом та останавливалась подолгу на каждой остановке, из-за этого я к колл-центру не шла, а бежала. Ох, влепят штраф, к гадалке не ходи! Ну ничего, это я переживу. Надо найти хоть номер в гостинице, подешевле…
Все мои мысли были заняты переживаниями по поводу где жить и что кушать, поэтому я не сразу отреагировала на телефонный звонок. Когда услышала его – выхватила девайс из кармана. Божечки, спасите-помогите, это менеджер! Паника накрыла меня с головой – этакое предчувствие катастрофы, и я на вдохе нажала на ответ, заговорила в телефон:
– Виолетта Владимировна, добрый день, я уже почти добежала, извините, я чуть-чуть опоздала, у меня проблемы с квартирой…
– Не торопитесь, Катаева, доставьте себе удовольствие, – ехидно ответила она. – Нет никакой надобности бежать, вы всё равно уволены.
– Как это? – от неожиданности я даже остановилась, растерянно глядя на здание, где располагался офис колл-центра. – Это всего второе опоздание!
– На вас поступила третья жалоба от клиента, а вы знаете политику компании. Три жалобы – до свидания. Зарплату за вычетом штрафа за первое опоздание получите на карточку. Всего хорошего, Катаева.
Гудки тихо струились из девайса, я стояла посреди тротуара, люди обтекали меня, и город жил своей жизнью. Моя же жизнь как-то неожиданно закончилась. Захотелось лечь, свернуться зародышем и немножечко поплакать. Или множечко…
За что? Господи, мироздание, будда или кто там ещё? А, небесная канцелярия! За что мне ещё и увольнение? Теперь ни работы, ни квартиры! Денег осталось совсем мало, хватит только на пару дней, а потом что? Нет, я устроюсь куда-нибудь, хоть курьером, как папа этого больного мальчика, но жить-то где? Молодожёны со своим ремонтом, б-лин!
Так, спокойно, Лида. Спокойно. Я же сформулировала желание! Оно должно сбыться, мама обещала. А ещё она сказала искать знаки мироздания, правда, не уточнила – где именно.
Может быть увольнение и есть знак? Жалоба… Что за жалоба такая? Кто мог на неё пожаловаться? Да кто угодно. Не так дышала в микрофон, не так бодро приветствовала, не так быстро нашла решение проблемы… Ненавижу людей! Ненавижу! Вечно всё им не так, всё не то… А что я могу поделать, если я не волшебник, я даже в компах не разбираюсь, просто читаю с экрана скрипты… И глаза болят после восьми часов этого экрана и этих скриптов. И отвечать на телефон не в рабочее время я продолжаю как заведённая: «Добрый день, меня зовут Лидия, чем могу вам помочь?»
На меня налетели сзади, мужик толкнул так, что телефон выпал из рук и с глухим плеском приземлился в лужу. Я обомлела, подхватила его, обтрясла. Только этого мне и не хватает для полного и бесповоротного счастья! Обтерев экран подолом маминой юбки, разблокировала. Выдохнула – вроде работает. Но мои нервы, о мои нервы! Сдержать слёз уже не смогла…
Еле-еле доползла до остановки и села. Вытирая мокрые глаза, подумала с обидой: интересно, сколько времени должно пройти после запроса в мироздание, чтобы желание хотя бы начало исполняться? А слёзы всё текли и текли, а я всё жалела себя и жалела, уже не обращая внимания на рядом стоящих людей. Не, ну а чо?! У низ-то наверняка всё в порядке, одна я сижу тут вся оплёванная, без квартиры и работы, а всё почему?
Потому что дурочка.
И от этой мысли мне стало так жалко свою начисто про… фуканную жизнь, что я разревелась, спрятав лицо в ладонях, чтобы никто не заметил и не принялся утешать, не дай бог, будда или мироздание.
Глава 5
Максим
За рулём Армады он чувствовал себя не так свободно, зато уверенно. Большая машина была похожа на танк. Дай ей волю – и она, как монстер трак, полезет по остальным тачкам, сминая их крыши. Но Макс, приученный к немецкому порядку, царившему в Женеве, соблюдал правила, наверное, единственный в родном городе. И всё ещё жалел, что окатил водой из лужи ту девушку на переходе. Какая-нибудь швейцарка обязательно записала бы его номера, и через неделю пришлось бы оплатить немаленький штраф. А здесь, в Питере, ему такое не грозило, но совесть подленько грызла изнутри.
Надо кому-то помочь. Бескорыстно. Безвозмездно, то есть, даром. Когда-то он развлекался с друзьями по универу, переводя им наши русские мультики. Вот это «бэзвозмэздно» стало даже маленьким локальным мемом, причём произносилось всегда в нос и голосом Зинаиды Нарышкиной.
Но кому помочь? В Женеве на улице Роны всегда тусовалось несколько нищих – вполне приличных и даже образованных, но неудачливых мужиков. Они благодарили за мелкую монету и желали доброго дня. Сейчас, основательно пожёванный совестью, Макс отдал бы им всё содержимое своего кошелька. Русских же нищих искать не хотелось. Он им не верил.
Внезапное желание заняться благотворительностью вдруг поразило Макса до глубины души. Он даже припарковался, чтобы как следует пропитаться этим желанием, проникнуться им, осознать. Ух ты, это ж можно наблаготворить так, что мало не покажется! Спокойно, только спокойно. Телефон вдруг завибрировал в кармане, и Макс вытащил его, разблокировал. Матильда опубликовала пост.
Вошёл в соцсеть и увидел её.
И заныло где-то в районе груди. Или живота… Бомба, а не девчонка! Мулатка с роскошными кудряшками длинных волос, черноглазая, белозубая, она сидела на травке парка Бастионов с босыми ногами, с планшетом в руках…
А за плечи её обнимал какой-то ариец – белокурый и бесцветный, но смазливый до крайности.
Макс ощутил, как сердце пропустило пару ударов, а потом заколотилось о грудную клетку, будто кулаками в дверь. Матильда времени не теряет. Конечно, ей ещё два года учиться, а обещаний они друг другу не давали. Да и не собиралась она приезжать в Россию… А Максу никто не позволил бы остаться в Европе, папа настроен весьма патриотично.
Отбросив телефон на сиденье, Макс посидел неподвижно, слушая утихающий стук сердца, потом выдохнул и вышел из машины. Да и к чёрту Матильду! Неужели он, такой красавчик, не найдёт себе другую девушку? Марина Алиева не в счёт, она не девушка, она заказчик, а он исполнитель.
Тьфу.
Ещё о Марине не хватало думать…
К чёрту баб, надо найти какой-нибудь собачий приют и помочь бедным животным. Они точно не предадут и не станут им командовать. Только где найти приют в центре Питера? Надо поискать в интернете, что тут есть поближе. Макс прислонился плечом к опоре остановки и разблокировал экран телефона. Вбил в поисковик «собачий приют» и тут услышал сдавленные рыдания совсем рядом.
Аккуратно заглянув внутрь остановки, он увидел девушку, которая тихонько плакала, спрятав лицо в ладонях.
– Что случилось? – спросил осторожно. – Вас кто-то обидел?
– Да! – всхлипнула она, поспешно вытирая глаза. – Нет.
И отодвинулась подальше на скамейке. Макс поднял брови:
– Так да или нет? Если вам нужна помощь, скажите. Может, вызвать полицию? Или Скорую?
– Они мне не помогут, – буркнула девушка. – И вообще, мне ничего не надо, идите своей дорогой.
Если не считать красных кругов от слёз под глазами, она оказалась вполне приличной, а не какой-нибудь наркоманкой в истерике. Лицо новой знакомой показалось ему смутно знакомым, как будто видел где-то, но очень давно или мельком. Макс подсел к ней, достал из кармана пакет бумажных салфеток, протянул:
– Тушь потекла.
– Я похожа на панду, да? – она вытащила одну салфетку и принялась размазывать тушь по всему лицу.
– Между прочим, женщины во всём мире давно пользуются водостойкой тушью, – сообщил Макс подошедшему автобусу. Девушка отреагировала вполне предсказуемо – швырнула ему салфетку в чёрных разводах и рявкнула:
– Между прочим, водостойкая тушь стоит в три раза дороже обычной, а мне ещё и кушать надо иногда!
– Не обижайтесь, – Макс поискал глазами мусорку, не нашёл и сунул салфетку обратно в карман. – Могу угостить вас какой-нибудь вредной, но очень вкусной уличной едой. Тут есть поблизости фудтрак?
– Мне милостыня не нужна, – совсем обиделась девушка. – Идите куда шли, добрый человек!
Но Макс уже увидел вывеску «шаверма» через дорогу и протянул девушке руку:
– Пошли, я же вижу, что вас нужно подбодрить. Для этого нет ничего лучше шавермы, это доказано учёными!
– Британскими, небось, – проворчала она. – Слушайте, я не знакомлюсь на улице. И вообще… У меня парень есть!
Макс покачал головой. Не рассказывать же ей о своём жгучем желании благотворить из-за облитой на переходе девушки?!
Чёрт!
Так это же она!
На ней тогда были джинсы, а теперь длинная широкая юбка, однако сомнений нет, вон – даже на куртке остались грязные разводы… Макс закрыл глаза, смеясь про себя. Надо же, как мироздание любит пошутить! Вот и хорошо, события закольцевались, можно исправить собственную глупость в источнике. Теперь главное – не спугнуть эту недотрогу и дать ей понять, что он не претендует на отношения какого-либо рода.
Лида
Нет, ну вот привязался! Неужели не понятно, что я не хочу с ним разговаривать?! Навязывается, сел рядом! Платочек дал, добренький! А потом моё тело найдут в лесочке, прикопанное прошлогодней листвой.
Спасибо, не надо.
– Слушайте, я десять лет не ел шавермы, – вдруг сказал парень почти жалобно. – Нет, конечно, я ел то, что можно назвать шавермой, но ужасно хочется вспомнить вкус настоящей. Составьте мне компанию, пожалуйста!
– Вообще-то я жду маршрутку, – ответила я тоже уже почти жалобно, чувствуя, что сейчас сдамся. Желудок напомнил о себе, сжавшись, и фантомный вкус настоящей шавермы появился во рту. Есть хочу. Но не с первым же попавшимся на улице человеком, даже если он симпатичный и сочувствует моим бедам.
Однако человек оказался упорным. Он сказал вполне убедительно:
– Я отвезу вас, куда надо. А если вы боитесь садиться в машину к незнакомцу, то, во-первых, мы можем познакомиться, а во-вторых, пошлите фотографию моей тачки с номерами и даже моё лицо маме, подруге или коллеге, кому захотите. Уверяю, что я абсолютно неопасен.
– Именно так и говорят все маньяки, – пробормотала я, судорожно подсчитывая в мыслях содержимое моего кошелька. Хватит ли у меня на шаверму? Не хватало ещё, чтобы незнакомец платил… Его слова показались мне правильными. Да, фотку послать… Кому только? Некому. Не маме же! Она с ума сойдёт. – Ладно, пошли, и правда есть хочется.
Он обрадовался так, что мне стало даже неловко. Чего я ломаюсь? Боюсь чего? Уж лучше помереть от руки маньяка, чем так жить, когда некуда голову преклонить и с работы выгнали за три жалобы…
Мы перешли через дорогу и зашли в тёплый киоск, где шкворчало мясо на вертелах, а аппетитный запах сбивал с ног прямо на пороге. Желудок взмолился о большом лаваше и о килограмме печёного мяса, но я молча шикнула на этот противный орган и принялась прицениваться. Зато мой спутник, похоже, финансовых затруднений не испытывал, потому что сказал:
– Выбирай всё, что хочешь. Лично я возьму со свининой ХХЛ.
– Мне обычный, пожалуйста. И «Дюшес».
– Договорились. Садись за стол, я принесу.
Выбор столов был небольшим. Я устроилась возле окна. Снаружи снова заморосил дождик, и улицу стало плохо видно. Размытые мелкими каплями, которые собирались в крупные и медленно сползали вниз, до подоконника, силуэты прохожих и машин казались призрачными и нереальными. Они нагоняли тоску. Или вся моя жизнь вызывала этот глухой приступ самобичевания?
Я дура.
Беспросветная неудачница.
Никудышная, никчёмная, неприкаянная.
Безработная и бездомная.
Я даже знаки мироздания не умею расшифровывать!
– Твоя шаверма и Дюшес.
Передо мной появилась еда, и желудок сжался в приятном предчувствии. Схватив половинку шавермы, вонзилась зубами в край. Нет, всё ещё не так плохо, а этот парень был прав. Вредная еда очень даже может улучшить настроение!
– Давайте знакомиться, что ли.
– Давайте, – согласилась я, прожевав.
– Максим.
– Лида.
– Редкое имя, – удивился он, глядя мне в глаза. – Я не могу вспомнить ни одной знакомой Лиды.
– Так звали мою бабушку. И прапрабабушку. Это наше семейное имя.
Зачем ему эта информация? Зачем я вообще с ним разговариваю? Из вежливости, наверное. Да и бабушку с прапрабабушкой я никогда в жизни не видела. Даже на фотографиях. Они обе умерли задолго до моего рождения.
– И чем вы занимаетесь, Лида? Учитесь?
– Работаю. То есть, работала…
Со вздохом я заткнулась. Не стоит вываливать на незнакомого человека свои проблемы. И спрашивает он наверняка тоже из вежливости. Вообще, надо побыстрее доедать и идти искать ближайший мост, под которым придётся ночевать.
– Уволили? – сочувственно спросил он и откусил большой кусок от своей шавермы. – М-м-м, совершенно другой вкус! Это божественно! Не надо отчаиваться, всё будет хорошо.
Разумеется. Только хз когда именно. Пока меня ждёт мост.
Дорогое мироздание, где мне ночевать сегодня?
С шавермой в руке я задумчиво уставилась в окно. Перед киоском остановился на светофоре грузовик, закрывая вид на улицу. Мутная от капель дождя реклама показалась мне знакомой, и я присмотрелась, приблизив лицо к стеклу.
Молочная продукция «Бабушкин домик».
У них вкусные йогурты… Я когда-то покупала… Бабушкин домик – какое глупое название. Могли бы назвать по-другому, например, бабушкина корова…
Бабушкин домик?
Нет. Я даже усмехнулась. Это не может быть знаком мироздания. Какой нафиг домик, я там даже никогда не была… Дорогое мироздание, а можно как-то уточнить про домик? Потому что пока ничего не понятно.
– Лида, о чём вы так усиленно думаете?
Очнувшись от мыслей, я вернулась в реальность. Мироздание! Мама как ляпнет иногда… Глупости всякие, знаки… Жить надо прагматично, не витая в эзотерических небесах.
– Думаю о всяких бытовых мелочах, – ответила уклончиво, пытаясь не попасть под гипноз завораживающей улыбки Максима. Хорошо ему без проблем! Судя по громадной машине, денег достаточно, работа высокооплачиваемая и не слишком трудная, иначе он не разъезжал бы по городу в рабочее время и не водил бы незнакомых девушек в шавермячную. А вот мне надо что-то придумать, иначе никакие знаки не помогут.
Мигнув несколько раз, на тротуаре напротив зажглась на огромном щите рекламная картинка. Я бездумно прочитала: «Акция! Выиграй свой домик в деревне и…» Остальное было написано мелким шрифтом, который нельзя было разобрать с такого расстояния, но домик в деревне снова подмигнул мне.
И стало жарко.
Домик у бабушки в деревне!
Да, старый, да, нежилой, да, в глухомани, но дом. И он до сих пор принадлежит маме! А значит, немного и мне.
По крайней мере, мне не придётся ночевать на улице.
Осталось только вспомнить, как именно называется глухомань, где стоит этот домик.
Глава 6
Лида
Когда шаверма была съедена до последней крошки, на улице вовсю шёл дождь. Я вздохнула, представив, как сейчас побегу до остановки, промокну насквозь и потом заболею неминуемой пневмонией. Но нужно сложить вещи, позвонить Маше, чтобы приехала за ключами, и как-то добираться до деревни Юсуповки, что за Ладогой. Совершенно не представляла, как. На перекладных, наверное… В интернете надо поискать, ходит ли туда электричка или хотя бы автобус.
Посмотрела на Максима. Он допил последний глоток своего Дюшеса и с сытым видом отвалился на спинку стула:
– Какое блаженство! Ну как, Лида, настроение улучшилось?
– Вроде бы да, спасибо, – отозвалась я с улыбкой. – Сколько я вам должна?
– Забудьте, – отмахнулся он. – Куда вас подвезти?
– В Юсуповку, – совсем уже весело ответила я.
Максим поднял брови и полез в свой яблокофон. Я покрутила головой – неужели гуглит, что за место такое? Как знать, может, такой деревни и на картах-то нет. Ну ладно, пусть поищет, а мне на маршрутку пора.
Встала, услышала вопрос:
– Это та Юсуповка, что в Кировском районе? В направлении Новой Ладоги? Если да, то за полтора часа домчу без проблем.
Я посмотрела на него широко открытыми глазами. Он серьёзно?
Это же была шутка юмора, блин! Шутница ты, Лидка, а люди тебе верят.
– Спасибо огромное, Максим, – сказала максимально вежливо. – Но я пошутила. Не хочу отнимать у вас время. Вы и так на меня его потратили слишком много. Мне ещё нужно вещи собрать, то, сё…
Неопределённо покрутив пальцами в воздухе, я подхватила котомку с маминой едой, а Максим вскочил, жестом останавливая меня:
– Подождите, Лида. Мы, конечно, практически незнакомы, но до пятницы я совершенно свободен. Используйте меня в качестве бесплатного такси – вам же легче будет.
Да как же мне от него отвязаться-то? Я промямлила, не глядя ему в глаза:
– Понимаете, я не то чтобы боюсь… Но так начинаются некоторые ужастики…
– И мелодрамы, – со смешком добавил Максим. – Я серьёзно, между прочим. Дайте мне возможность сделать доброе дело.
Доброе дело меня добило. В конце концов – кто я такая, чтобы не позволить человеку творить добро? От судьбы не уйдёшь, кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Если мне на роду написано умереть от руки маньяка, то вот как раз и способ проверить.
Решившись, сказала:
– Раз вам больше некому помочь, то согласна быть жертвой.
Он рассмеялся, протянул руку, чтобы взять мою котомку. С ума сойти, он ещё и хорошо воспитан!
Повезло так повезло…
Максим
Девчонка оказалась смешная, упёртая и трогательно беззащитная. Максу понравилось то, что она довольно быстро утешилась от своих печалей и принялась думать над решением проблемы. Вон, переключилась с увольнения и захотела бабушку навестить в деревне. Ему действительно хотелось сделать для Лиды что-то хорошее. Отчасти из-за своей дурости на мотике, отчасти от того, что делать хорошее людям приятно. Тем более, что он может.
Лида довольно неловко забралась в Армаду, села в самый уголок сиденья. Наверное, не хотела закапать кожу – дождь всё ещё лил, как из ведра. Пристегнулась, как послушная школьница. Надо же, он думал, что в России никто никогда не пристёгивается…
Макс привёз её по адресу неподалёку от Московских ворот и долго ждал в машине, пока Лида собирала вещи. От помощи в этом она отказалась наотрез, поэтому Макс, коротая время, убивал человечков в скачанной на телефон игрушке и слушал любимый плейлист, в котором были намешаны русские, советские и американские песеи. Полчаса назад в шавермячной навигатор бесстрастно показал почти сто километров до ладожской деревушки, и Максу даже стало любопытно – зачем он попрётся туда, в глухомань? Неужели из чисто человеческого сочувствия?
Ну а что? Двадцать литров бензина – это ерунда для кошелька, три часа его бесценного времени тоже. Хм… Быть может, Макса привлекает приключение? Сто километров за КАД – и ты уже в диких местах, будто в джунглях Амазонки, где можно встретить хищников и диких индейцев на каждом шагу! Нет, ну в конце-то концов, всё равно скоро жениться на Марине Алиевой, а там уже никаких тебе приключений, никаких шаверм с незнакомками и никаких вечерних покатушек по городу под музыку Фила Коллинза…
В стекло постучали. Он вскинулся – Лида стояла под дождём с намокшими волосами. В руках у неё были две сумки, а на тротуаре жался к ногам небольшой чемоданчик на колёсиках. И взгляд – виноватый отчего-то.
Эти большие глаза через мокрое окно подстегнули Макса. Как будто он подобрал щенка на улице, а потом выставил вон. И теперь щеночек жалобно смотрит на него через дверь, мелко трясётся и скулит…
– Это все твои вещи?!
Он очень постарался, чтобы голос прозвучал бодро и даже весело. Подхватив сумки, бросил их на заднее сиденье Армады, туда же устроил чемодан, потом обернулся к Лиде. Она всё ещё стояла и смотрела на него, а струйки дождя текли по её щекам. Могло показаться, что она плачет. Макс застыл. Невозможно оторвать взгляд…
– Садись в машину быстренько! – буркнул, очнувшись. Лида растерянно сказала:
– Сиденье намочу.
– Да плевать!
В салоне он включил печку на двадцать пять градусов, чтобы новая знакомая побыстрее перестала дрожать. Завёл мотор, ткнул телефон в подставку и невольно громко провозгласил:
– Вперёд, приключение ждёт нас!
– Ничего себе приключение, – пробормотала Лида, кутаясь в куртку. – Я, по-моему, даже не помню бабушкин дом…
– Найдём, – успокоил её Макс. Очень хотелось успокоить Лиду, обнять, согреть. Но у неё есть парень, сама сказала. Только почему-то не позвонила ему ни разу. Ну ладно, мало ли… Может, поссорились.
Когда они выехали из города, миновав развязку и свернув на Колу, Макс расслабился, включил регулятор скорости и взглянул на Лиду. Она спала, скрючившись на переднем сиденье в неудобной позе. Волосы прилипли к щеке, и он аккуратно убрал влажную прядку. Если девушка сейчас проснётся… Но не проснулась. Макс улыбнулся сам себе, подумал, что, наверное, время пришло взять щенка или котёнка, начать заботиться о ком-то. Интересно, Марина позволит ему завести зверюшку? Верится с трудом. Наверняка в её доме всё убирается с восточной педантичностью. А зверюшка – это шерсть повсюду и прочее, о котором думать не хочется…
Машина резво бежала на восток, Макс слушал чарующий голос Фила Коллинза, и всё казалось простым и незатейливым. Хотелось улыбаться и подпевать, но он не осмелился ни то, ни другое. Всё скоро вернётся на круги своя, а это мимолётное ощущение полной свободы исчезнет навсегда, даже из памяти сотрётся под гнётом новых дней и новых чувств.
Бросил взгляд на навигатор и нахмурился. Ну вот, начинается! Приложение зависло. Связи нет? Вроде ещё не слишком глухая глушь. Макс сделал самую глупую вещь в своей жизни – постучал по экрану телефона и покачал головой. Нифига это не даст. Ну что за страна такая? Честное слово, в Швейцарии это невозможно – потерять мобильную связь! Особенно в нескольких километрах от столицы…
– Мерд, – выругался Макс по-французски, вглядываясь в дорогу через непрерывно машущие дворники. Сколько времени прошло с момента, когда они выехали из города? Почти час. Значит, уже почти рядом с Юсуповкой. О, заправка!
Он свернул почти на автомате и плавно тормознул возле станции. Бензина пока не надо, поэтому просто спросит дорогу.
Женщина средних лет в форменном переднике и с усталостью в глазах немного оживилась, увидев клиента, но радость её угасла, когда Макс спросил:
– Скажите, пожалуйста, где поворот на Юсуповку? А то у меня связь пропала почему-то.
– У меня тоже, – философски ответила она, взяв в руки смартфон. – Как вечер – так рубит, чтоб им пусто было!
– А Юсуповка? – снова осторожно поинтересовался Макс, не дождавшись нужной информации.
Женщина выглянула в окно на машину и сказала:
– Проехал. Развернуться надо. Может, с полкилометра налево будет. Там указателя нет, не пропусти.
Она ещё раз выглянула, на этот раз уже оценивающе, покачала головой:
– Может и доберёшься, хотя сомневаюсь.
– А что такое? – насторожился Макс. Она пожала плечами:
– Так там грунтовка, а уж недели две дождь льёт. Размыло!
– А есть другая дорога?
Она хмыкнула, снова качая головой, и Макс понял неуместность своего вопроса. Ясно, нету. Ладно, прорвёмся. Армада ж, не легковушка!
– Спасибо, – бросил он, выходя, и услышал вслед:
– Застрянешь – топай сюда, вызовем трактор с фермы.
Трактор – это серьёзно. Мадам явно обладает опытом по спасению застрявших юсуповцев и гостей сего славного места. Однако Макс усомнился, что всё настолько плохо в ста километрах от северной столицы нашей необъятной страны, и решительно направился к своему внедорожнику. Не может такого быть, чтобы Армада не прорвалась сквозь грязюку размытой грунтовки.
Глава 7
Лида
Я проснулась, как будто меня толкнули, от натужного рёва двигателя. Конечно, как по канону, не сразу поняла, где я и кто я. Ладно, где я – поняла: в машине. Рядом Максим, симпатичный парень, который согласился подвезти меня до бабушкиного дома. И вот теперь он сквозь зубы и мат пытается выбраться откуда-то.
Мы что, застряли?
Подтянувшись на сиденье, я пригладила влажные волосы и спросила обеспокоенно:
– Что случилось?
– Предупреждала меня тётка на заправке, – бросил отрывисто Максим. – А я понадеялся на японский автопром! Нет, блин, не вылезем! Надо за трактором идти.
Я выглянула наружу. Противный питерский дождь стабильно моросил частой занавесью, скрывая собой всё, что хотелось увидеть. Но, приглядевшись, я всё же поняла, что мы попали в яму, полную полужидкой грязи, и ни туда и ни сюда. Из-под переднего колеса жижа веером летела на машинное брюхо и на дверцу, а толку чуть.
– Наверное, надо веток набросать, – неуверенно сказала я. – Подожди, я схожу наломаю.
– Сиди, – отмахнулся Максим. – Тут до деревни совсем близко.
Он заглушил мотор, и мы остались в полной тишине, которую разбавлял только шелест дождя по кузову. Максим повернул голову ко мне, я увидела его усмешку, услышала голос:
– Ну что, пробежимся?
– С вещами я смогу только плестись, – фыркнула, невольно заразившись его настроением.
– Спокойно! Я возьму сумки, а ты с чемоданом в обнимку – и рысью, рысью!
Он сунул ключи в карман куртки и кивнул:
– Ну, давай.
Рысью, конечно, у нас не получилось. Ноги разъезжались в грязи, мои угги мгновенно намокли сразу со всех сторон, а Макса мне стало жалко уже на третьей минуте – в куртке без капюшона, обвешанный сумками, в модных кроссовках… Бедный! Придётся ему пить фервекс от простуды, когда домой вернётся. Ох, а ведь ещё машину из ямы тащить… Холодный дождь непонятно каким образом заливался за воротник, стекая по спине, и уже там нагревался, но ненамного.
А ведь я даже не знаю, который из домов, что показались на фоне тёмного леса, бабушкин!
В последний раз, когда мы с мамой были в Юсуповке, мне как раз исполнилось пять лет. Тогда папа уехал в Сергиево-Троицкий монастырь на пару месяцев, а у нас в доме травили тараканов. Ну и мама увезла меня в деревню от всяких токсических веществ. Было лето, и маленькой мне всё это показалось ужасно интересным приключением, как у Индианы Джонса. Я вставала рано поутру, пила холоднючую колодезную воду, бегала босиком по траве за бабочками и вела образ жизни чистокровной индианки. Мама тоже не слишком заморачивалась, и мы каждый день ели серый магазинный хлеб-кирпичик с маргарином и вареньем, которое нашлось в подполе, и пили странный, но вкусный и сладкий чай.
Тогда всё вокруг было огромным по сравнению со мной, и лес не шумел так угрожающе, и дождик был поводом поноситься с визгом по двору…
– Ну? Куда дальше? – нетерпеливо спросил Макс, когда мы добрались до главной улицы, которая по совместительству была и единственной. Я беспомощно оглядела старые деревянные домики и жалобно проныла:
– Не помню я! Кажется, там было такое крыльцо… И ещё два куста сирени по бокам… И будка собачья у забора.
Максим покрутился на месте с обескураженным видом, но ругаться не стал. Он просто двинулся дальше, останавливаясь возле каждой калитки:
– Этот? Вон будка.
– Нет, тут нет сирени.
– Этот? Вон кусты какие-то!
– Они далеко от крыльца…
– Может, этот?
– Я не знаю!
Слёзы снова подступили к глазам, грозя вылиться в истерику, а я даже не собиралась брать себя в руки. Сейчас бы позвонить маме и спросить, так связи нет. Да и не стала бы я ей звонить… Чего ради? Она начнёт волноваться, а мне это не нужно. Если это Юсуповка, то дом найдётся. Не иголка же в стоге сена!
– Слушай, тут, походу, вообще никто не живёт, – озадаченно сказал Макс у предпоследнего дома. – Вымершая деревня какая-то.
Я подползла к нему, едва ворочая ногами в грязи, и вдруг воскликнула:
– Нашла!
Крыльцо с широкими ступеньками и два куста пышной сирени по бокам, просевшая собачья будка, где уже лет двадцать никто не жил, дверь, обитая по тогдашней моде дерматином. Это бабушкин дом! Ура, ура!
Макс толкнул покосившуюся калитку, и его окатило душем с потревоженного куста. Парень рявкнул:
– Мерд! – и сильнее налёг на строптивую калитку. Она крякнула и поддалась, прочертив параллельные полукруги на чавкнувшей от воды земле. Макс воскликнул: – Йес-с! – и обернулся ко мне: – Давай, стучи, звони, а то промокнем насквозь!
– Кому звони, – пробормотала я, проходя через двор и поднимаясь по крыльцу. – Бабушка умерла двадцать лет назад…
– Так а как… – растерялся Максим, присоединившись ко мне. Я нажала на ручку двери, но та не открылась. Хм, заперто. Ключ… Где же ключ?
– Обычно, – с задумчивым видом я смотрела на раскисший от времени резиновый коврик, потом перевела взгляд на притолоку, – в деревне прячут ключ… – подняла руку и пошарила по шершавой доске над дверью. Но там было пусто, и я закончила фразу с обидой: – Где-то тут, но его тут нет.
– Что, теперь дверь ломать?
Макс с опаской оглядел конструкцию из крепкого дерева, и пришлось охладить его пыл:
– Угу, щас! Ключ точно есть, надо поискать просто. Загляни под коврик для начала.