Читать онлайн «Великое отступление» и стабилизация Восточного фронта. 1915 г. бесплатно

1.1. Великий отход: его причины, ход и последствия

На фоне многих известных боевых событий на Русском фронте Первой мировой войны Великое отступление русской действующей армии на австро-германском фронте летом 1915 г. из Польши и Галиции фактически является белым пятном – под влиянием постреволюционной политической конъюнктуры в историографии сложилось устойчивое мнение: Великое отступление 1915 г. – это катастрофа, переломный момент борьбы на Восточном фронте войны, приведший к деградации русской армии и нарастанию революционной ситуации в России.

Так что же это было?

Это стратегический откат русской действующей армии на австро-германском фронте летом 1915 г. из Польши и Галиции как результат Горлицкой стратегической операции 19 апреля – 10 июня 1915 г. и последующих активных операций противника вследствие захвата им стратегической инициативы.

Для того чтобы парировать активные действия русских армий в Восточной Пруссии и Карпатах и добиться перелома в борьбе за Передовой театр («польский балкон») – попытаться замкнуть в кольцо центральную группировку русских войск в Польше, – австро-германское командование еще зимой 1915 г. приступило к выполнению «Зимних стратегических Канн». После борьбы с переменным успехом русские войска в ходе Второй Праснышской операции и Карпатской битвы сорвали стратегическое планирование противника.

Прекрасно понимая крайне неблагоприятно сложившуюся для себя оперативно-стратегическую обстановку, австро-германское командование приняло решение на проведение операции, которая гарантированно будет иметь стратегический успех с далеко идущими последствиями. Избрав главным объектом воздействия своей военной машины русскую армию, весной 1915 г. противник сосредоточил максимально возможные силы и средства на Русском фронте.

Важнейшими обстоятельствами (кроме беспрецедентного оперативного и технического усиления), приведшими к успеху противника под Горлице, были – выбор района (на Галицийском ТВД, где русские войска не ожидали именно германского удара) и участка (позиции русской 3‑й армии, наиболее сильно истощенной в ходе предшествовавших галицийских сражений) прорыва в сочетании с усилившейся материально-технической недовооруженностью русских войск (особенно плохо обстояло дело с боеприпасами – их объемы формировались в расчете на краткосрочную маневренную войну).

В итоге в ходе тяжелейшей и многоступенчатой Горлицкой стратегической операции, шедшей с переменным успехом, австро-германские войска добились тактических и оперативных успехов, сумев придать им стратегическую окраску. Они захватили инициативу – русские войска переходят к стратегической обороне, но носящей активный характер.

Противник вновь, теперь уже в более благоприятной обстановке, решил окружить русские войска в Польше – нанеся удары на севере и юге «польского выступа», реализовать «Летние стратегические Канны».

Именно с июня, после завершения Горлицкой стратегической операции, а также Томашовского и Таневского сражений (об этом – далее) русские войска и были вынуждены начать Великий отход. Но отступление производилось по единому стратегическому плану, русские войска наносили эффективные контрудары. Главной причиной стратегического отступления была необходимость выровнять фронт и грамотно эвакуировать Передовой театр – не позволить замкнуть в стратегический котел армии, находившиеся в центральной Польше.

В начале июня соотношение сил противников на Русском фронте (с севера на юг) было следующим:

1) 300‑километровый участок от Балтийского моря до р. Неман в полосе р. Виндава и Дубисса занимали – русская 5‑я армия генерала от кавалерии П.А. Плеве (9 пехотных и 7,5 кавалерийских дивизий) и германская Неманская армия генерала пехоты О. фон Белова (8 пехотных и 4,5 кавалерийских дивизии). Боевой участок характеризовался нестабильностью, стороны наращивали свои усилия – наблюдался (как осенью 1914 г. на Французском фронте) своеобразный «Бег к морю».

2) 400‑километровый участок от р. Неман до р. Висла занимали – русские 10‑я армия генерала от инфантерии Е.А. Радкевича (8 пехотных, 1 кавалерийская дивизия), 12‑я армия генерала от инфантерии А.Е. Чурина (9,5 пехотной, 1 кавалерийская дивизии), 1‑я армия генерала от кавалерии А.И. Литвинова (8 пехотных, 3 кавалерийских дивизии) и германские 10‑я армия генерал-полковника Г. фон Эйхгорна (9,5 пехотной, 1 кавалерийская дивизии), 8‑я армия генерала артиллерии Ф. фон Шольца (9 пехотных, 1 кавалерийская дивизии), армейская группа генерала артиллерии М. фон Гальвица (8 пехотных, 1 кавалерийская дивизии). Эти группировки (с учетом резервов – русские 30,5 пехотной и 6,5 кавалерийской дивизий против германских 26,5 пехотной и 3,5 кавалерийской дивизий) выполняли задачи прикрытия: русские – линии Немана (от Ковно до Гродно), Белостокского района и фланга армий на левом берегу р. Висла, германцы – Восточной Пруссии. Русская группировка (в этом ее важнейшая задача) обороняла северный фланг «польского балкона».

3) 225‑километровый участок на левом берегу р. Вислы занимали – русские 2‑я армия генерала от инфантерии В.В. Смирнова (8 пехотных, 1 кавалерийская дивизии), 4‑я армия генерала от инфантерии А.Е. Эверта (8 пехотных, 2,5 кавалерийской дивизии) и германская 9‑я армия принца Леопольда Баварского (8 пехотных, 1 кавалерийская дивизии), германская армейская группа генерал-полковника Р. фон Войрша (5 пехотных, 1 кавалерийская дивизии), австрийская 1‑я армия фельдцейхмейстера П. Пухалло фон Брлога (2 пехотные, 1 кавалерийская дивизии). Русская группировка находилась в центральной Польше, прикрывая Варшаву, Ивангород и Люблин; она намечалась в качестве главного объекта ударных действий противника – являясь главной «жертвой» «Летних стратегических Канн» противника. В общей сложности русские 16 пехотных и 3,5 кавалерийской дивизии противостояли 17 пехотным (с учетом резерва) и 3 кавалерийским дивизиям противника.

4) 330‑километровый участок между р. Висла и Днестр занимали – русские 3‑я армия генерала от инфантерии Л.В. (П.) Леша (11 пехотных, 2 кавалерийские дивизии), армейская группа генерала от инфантерии В.А. Олохова (8 пехотных, 3 кавалерийских дивизии), 8‑я армия генерала от кавалерии А.А. Брусилова (11 пехотных, 3 кавалерийские дивизии), правый фланг 11‑й армии генерала от инфантерии Д.Г. Щербачева (2 пехотные, 1 кавалерийская дивизии), резерв фронта (2 пехотных дивизии) и австрийская 4‑я армия эрцгерцога Иосифа Фердинанда (14 пехотных дивизий), германская 11‑я армия генерал-фельдмаршала А. фон Макензена (17 пехотных, 1 кавалерийская дивизии), австрийская 2‑я армия генерала кавалерии Ф. фон Бем Эрмоли (12 пехотных, 2 кавалерийские дивизии). Противник, имея значительное превосходство в живой силе и технике (австро-германские 43 пехотных и 3 кавалерийских дивизии против русских 34 пехотных и 9 кавалерийских дивизий), в течение 1,5 месяцев вел безостановочное наступление, в конце Горлицкой операции, 9 июня, овладев г. Львов. Русские войска постоянно вели напряженные бои и с большими потерями отходили с одного рубежа на другой. Превосходство противника было тем значительнее, что русские дивизии являлись таковыми лишь по названию, превратившись в полки и даже в батальоны. Данная группировка русских войск должна была прикрывать южный фланг «польского балкона».

5) 330‑километровый участок по р. Днестр и Прут занимали – русские часть 11‑й армии (5 пехотных дивизий), 9‑я армия генерала от инфантерии П.А. Лечицкого (11 пехотных, 6 кавалерийских дивизий) и германская Южная армия генерала пехоты А. фон Линзингена (9 пехотных дивизий), австрийская 7‑я армия генерала кавалерии Ф. Пфланцер-Балтина (10 пехотных, 5 кавалерийских дивизий). Австро-германские 19 пехотных и 5 кавалерийских дивизий оттесняли русские 16 пехотных и 6 кавалерийских дивизий из пределов Буковины – но далеко не всегда успешно.

В общей сложности на 1,4 тыс. км фронте русские до 106 пехотных и до 35 (с учетом резервов) кавалерийских дивизий противостояли 113,5 пехотным и 19 кавалерийским дивизиям противника. Учитывая проблемы в сфере материально-технического снабжения, превосходство противника над русскими войсками было достаточно ощутимым. Число полевых орудий в русской действующей армии сократилось на 25 %, а производство не смогло компенсировать даже боевых потерь.

В данный период Русский фронт приковал к себе 1 млн 333 тыс. германских и австрийских солдат и офицеров (им противостояли 1 млн 690 тыс. русских бойцов), в то время как Французский фронт – 1 млн 800 тыс. военнослужащих противника (но им противостояли 2 млн 450 тыс. англо-французских солдат и офицеров при равноценном техническом оснащении).

Совещание в русской Ставке 4 июня выявило, что армии Юго-Западного фронта имеют некомплект в 170 тыс. человек (пополнение возможно лишь в размере 20 тыс. бойцов), снарядов и патронов настолько мало, что приходится лимитировать расход боеприпасов (из-за него появилась даже т. н. лишняя – т. е. не обеспеченная снарядами артиллерия, и это при том, что число орудий сократилось), ощущался острый недостаток оружия, обученных пополнений и офицеров. Более того, было констатировано, что на устранение этих недочетов в ближайшее время нет никакой надежды.

Без пополнений, без оружия и боеприпасов русским войскам пришлось сражаться с хорошо вооруженным и обильно снабжаемым противником – подвиг русской армии в кампании 1915 г. можно назвать беспримерным. Войска были лишены возможности проявлять активность, без которой всякая операция не может считаться полноценной. Ведь сокращение численности войск ведет к утрате ими своего функционального назначения. Дивизия в 2 тыс. штыков – это уже не дивизия, а слабый полк, который будет лишь охраной для своей артиллерии и обозов. Планируя оперативно-тактический маневр, необходимо учитывать допустимый расход боеприпасов и скорость их пополнения – но именно в этом назрела основная проблема. Понижающаяся численность боевых частей сокращала возможности огневой обороны русских войск и препятствовала производству ими контратак. Генерал от инфантерии М.В. Алексеев писал: «…наши корпуса и дивизии существуют лишь на бумаге, а некоторые из них, к горю начальников, умирают на их глазах. Дивизия, вышедшая из боев в составе 1000 человек и не получившая немедленно пополнений, постепенно расходует и свой небольшой кадр, навсегда выбывая из рядов армии как прочная маневроспособная единица. Получается затем дивизия совершенно ополченческого типа…»[7]

Офицер 269‑го пехотного Новоржевского полка вспоминал: «К августу 1915 года из 11 молодых прапорщиков, прибывших в Новоржевский полк в начале января 1915 г. (5 Алексеевского военн. училища и 6 Александровского военн. училища), остался невредимым только один, да и он кончил войну инвалидом. Из прибывшего пополнения составился 2‑й батальон. Фельдфебелей и унтер-офицеров дали из 1‑го батальона. Офицеров старых не было, и в командование ротами 2‑го батальона вступили только что прибывшие прапорщики, да и батальоном командовал некоторое время тоже прапорщик В.Ф., но считавшийся уже старым офицером полка, так как состоял в полку с января 1915 года. 3‑го и 4‑го батальонов в это время совершенно не существовало. Вот что представлял наш полк в августе 1915 года».

А.М. Зайончковский отмечал: «при таких условиях, силы сторон для борьбы были совершенно неодинаковы и вся задача Алексеева должна была свестись к выводу русских армий из-под того удара который нацелило на них немецкое командование».

Понижающаяся численность боевых частей сокращала возможности огневой обороны русских войск и препятствовала производству ими контратак – т. е. налицо поневоле снижающаяся оперативно-тактическая активность.

Таким образом снизилась как маневроспособность, так и оборонительная устойчивость русских войск.

Учитывая переход стратегической инициативы в руки противника, начавшего реализацию «Летних стратегических Канн», и наличие недостаточной ресурсной базы (переброски в Галицию ослабили и армии Северо-Западного фронта), было принято решение на отход.

Решение начать отход и постепенно спрямить выпуклость фронта, чтобы избегнуть возможного окружения центральной группы армий Северо-Западного фронта в Польше, было принято на совещании 22 июня при штабе фронта в г. Седлец. На этом совещании была уяснена та степень опасности, которая угрожала русским армиям, если они будут удерживать район Варшавы. Совещание признало необходимым дать главнокомандующему армиями фронта М.В. Алексееву право, в зависимости от обстановки, отводить свои войска до линии Ломжа – Малкин – Коцк – Влодава – Ковель. Внимание было акцентировано на необходимости беречь живую силу, без которой продолжение борьбы невозможно. Директива Ставки давала М.В. Алексееву полную оперативную свободу в вопросе регулирования отхода армий – он должен был руководствоваться только оперативной обстановкой и не спрашивать разрешения на каждый отвод войск.

Автор концепции активной стратегической обороны в летней кампании 1915 г. (он же и реализовал схему стратегического отхода и эвакуации Польши) – главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта (4—18 августа – Западного фронта) генерал от инфантерии М.В. Алексеев. Им были предложены следующие тактические приемы: 1) для обороны позиций оставлять минимальное число войск, а остальные сосредотачивать в резерве на главнейших направлениях, где можно ожидать наступления противника; 2) при наступлении противника этими резервами производить короткие контратаки.

Концепция М.В. Алексеева вносила элемент активности в ту пассивную оборону, на которую, при наличии слабой маневроспособности и огневого бессилия, обрекались русские армии. Противник допускался к русским позициям почти беспрепятственно, но в то же время и потери обороняющегося от артиллерийского огня наступающего сводились к минимуму. Контратака восстанавливала положение. Эта схема не получила общего распространения, но дала положительный результат.

Большое и логически обоснованное значение имело и включение в состав Северо-Западного фронта 3‑й армии и армейской группы В.А. Олохова (реорганизована в 13‑ю армию) – эти оперативные объединения обеспечивали тыл армий фронта и левый фланг русской группировки в Польше. Противник потерял возможность осуществлять излюбленные действия на стыке двух фронтов.

На первом этапе «Летних стратегических Канн» натиск германцев и австрийцев на северном и южном флангах «польского балкона» привел, соответственно, к Третьему Праснышскому, Красноставскому и Грубешовскому сражениям (см. далее).

Помимо упорного сопротивления русских войск на провал плана Э. фон Фалькенгайна повлияли два немаловажных обстоятельства.

Во-первых, желание начальника Полевого Генерального штаба австро-венгерской армии генерала пехоты Ф. Конрада фон Гетцендорфа обеспечить Галицию с севера от возможного удара русских со стороны Люблина и Холма. Наступление, запланированное Э. фон Фалькенгайном, предупреждало возможное русское наступление и отодвигало русские войска от Галиции. Конрад же хотел продолжить наступление на восток с целью полностью освободить территорию Галиции от русских.

Таким образом, удар против Южного фронта «польского балкона» был трансформирован австрийцами, превратившись в наступление с целью лучшего обеспечения Галиции с севера. Это наступление Ф. Конрад фон Гетцендорф считал необходимым, так как в освобожденной Галиции надо было восстановить административное управление, исправить разрушенные дороги и приблизить к войскам коммуникационные линии и склады. Как только австрийские войска заняли г. Львов, Конрад отдал распоряжение о реализации нового оперативного плана – австрийская 4‑я и германская 11‑я армии (группа армий А. фон Макензена) перенацеливались на север – в полосе между р. Висла и Западный Буг, а в дальнейшем в полосе р. Вепрж. На группу армий А. фон Макензена у противника была особая надежда. Генерал-квартирмейстер германского Восточного фронта М. Гофман записал в своем дневнике: «Если Макензену удастся одержать большую победу, то есть надежда, что Россия будет сломлена»[8]. Но подчинение ударной группы армий, прежде всего, австрийскому Верховному командованию имело для реализации «Канн» самые неблагоприятные последствия.

Во-вторых, это саботаж операции со стороны командования германского Восточного фронта в лице его руководителя генерал-фельдмаршала П. фон Гинденбурга и начальника штаба генерал-лейтенанта Э. фон Людендорфа. Они не считали наступление в Галиции решающим для разгрома русских. Также стремясь овладеть Польшей, главные усилия для достижения этой цели они предлагали приложить в Прибалтике – нанеся удар на Вильно с обходом крепости Ковно с севера и дальнейшим наступлением на Минск. Этот удар выводил в тыл русской 10‑й армии и впоследствии заставлял русских отходить в узкий промежуток между болотами верхнего Немана и болотами Полесья.

Но план П. фон Гинденбурга противоречил замыслу Э. фон Фалькенгайна – срезать «польский выступ».

Поэтому, отклонив план подчиненного, Э. фон Фалькенгайн предложил ему организовать наступление через район Осовец – Ломжа в общем направлении на Белосток.

Парадоксально, но П. фон Гинденбург нарушил субординацию – считая силы русских на намеченном Э. фон Фалькенгайном направлении весьма значительными и учитывая болотистость долины р. Бобр, он отклонил организацию этого маневра, предложив продолжать наступление на крайнем левом фланге – в направлении на г. Митава и Рига.

Учитывая все возраставший авторитет тандема П. фон Гинденбурга – Э. фон Людендорфа в глазах кайзера, Э. фон Фалькенгайн дал на это свое согласие. Он не захотел ссориться с австрийцами, одернуть чересчур самостоятельных подчиненных – в итоге оперативный рисунок «Летних Канн» существенно видоизменился.

Вместе с тем Э. фон Фалькенгайн с помощью кайзера убедил П. фон Гинденбурга задействовать в наступлении с северного фланга «польского балкона» группу армий М. фон Гальвица (реорганизованную в 12‑ю армию) и усиленную 3 пехотными дивизиями из состава 9‑й армии и тяжелой артиллерией. Группа должна была наступать на Седлец – навстречу группе армий А. фон Макензена.

Удар на Митаву в этой схеме был ненужным и даже вредным – он отвлек силы германцев от главного направления. Удар против Северного фронта «польского балкона» должен был быть главным, но он оказался вспомогательным – вследствие недостатка сил. Геометрия же удара по южному флангу «балкона», де-факто являвшегося главным, была нарушена.

Все это помогло русским войскам в организации обороны и осуществлении планомерного отхода.

В течение первого месяца Великого отступления русских войск (к началу июля) противник продвинулся вдоль Вислы на 55 км, и вдоль Западного Буга на 35 км – достаточно низкий результат для двух недель непрерывных боев, начавшихся после завершения Горлицкой стратегической операции.

На втором этапе «Летних стратегических Канн» противника русские войска дали противнику Наревское и Люблин-Холмское сражения (см. также далее) на северном и южном флангах «польского балкона» соответственно. Описание кампании 1915 г. на Русском фронте отмечало: «С началом июля началось и реальное выполнение австро-германцами грандиозного замысла. Совместными, одновременными усилиями двух сильных групп, сосредоточенных: одна на фронте Нарева и нацеленная на участок Ломжа – Остроленка – Рожан, а другая на южном фасе передового выступа, между Вепржем и Бугом, и нацеленная на линию Холм – Влодава, противник поставил себе задачей отрезать и окружить наши армии, находившиеся на дуге Нарева, Средней Вислы и между Вислой и Верхним Вепржем»[9].

Главная задача армий русского Северо-Западного фронта (удерживать район Варшавы и левого берега р. Вислы) в значительной степени связывала оперативную свободу М.В. Алексеева. Ему приходилось держать свои резервы у Варшавы и р. Нарев. Это привело к запаздыванию переброски резервов на южный фланг «балкона». Теоретически он мог применить способ борьбы, известный под названием «действия по внутренним операционным линиям». Его сущность заключается в том, чтобы в центральном районе выпуклости иметь сильный резерв, который быстро направляется на тот фланг «балкона», где противник нанесет главный удар. Отбив натиск, резерв возвращается обратно, чтобы при необходимости повторить такой же маневр в другом направлении. Ожидание такого маневра со стороны русского командования заставляло германское командование быть осторожным, но состояние русских войск не позволяло прибегнуть к этому способу. Состояние железных дорог не позволяло рассчитывать на быстрые и массовые войсковые перевозки и заставляло держать резервы в ближайшем тылу – ближе к опасным направлениям. М.В. Алексеев писал: «…на моем южном фронте, на путях к Люблину и Холму, мои остатки когда-то славных дивизий доблестно умирают, истекают кровью под давлением многочисленного далеко превосходящего своим числом врага, умирают, невзирая на неравную борьбу… но сила остается силою, она постепенно теснит… Постепенно они сжимают клещами, для борьбы с которыми нет средств»[10].

Как отмечал А.М. Зайончковский: «В задачу Алексеева не входила идея наступления, а только идея вывода армий из ненормального положения, поэтому и контрманевр его не имел пока активного характера, а сводился к предугадыванию любого маневра немцев – двойного охвата и противодействия ему путем группировки кулаков против немецких охватных ударов… Что Алексеев предугадал своими маневрами намерение противника, лучше всего доказывается тем, что за истекший период Макензен фактически топтался на месте… Это дало Алексееву возможность выиграть несколько столь необходимых ему дней перед началом совместного удара Гинденбурга на Прасныш и Макензена на Люблин – Холм».

Пока армии на флангах «польского мешка» сдерживали противника, войска в центральной Польше, оставив 21 июля Варшаву, медленно отходили на линию ж/д Соколов – Седлец – Луков. К концу июля армии Северо-Западного фронта отошли на фронт Осовец – Дрогичин – Влодава – Турийск, чем была решена участь крепости Новогеоргиевск. После падения крепости в руки противника попали свыше 1,2 тыс. орудий.

Вместе с тем удары противника оказались не в состоянии быстро преодолеть сопротивление русских войск – они избегли окружения и благополучно ускользнули от предполагавшегося разгрома. Более того, русским войскам приходилось отходить не только в крайне неблагоприятных оперативно-тактических и организационных условиях, но и соизмерять свой отход с темпами польской эвакуации.

Вследствие ожесточенных боев некомплект в армиях Северо-Западного фронта, почти не получавших пополнений, с 210 тыс. возрос до 650 тыс. человек. Несмотря на тяжелые условия борьбы с противником, обладавшим превосходством сил и практически неограниченным лимитом боеприпасов при большом числе орудий, русские армии отошли и не позволили противнику ни отрезать, ни окружить ни единой воинской части. М. Гофман писал: «Генерал Макензен вел… наступление с юга, верховное командование делало попытку отрезать местами отходящие части русских войск, но это не удавалось…»

Но стратегический успех был куплен дорогой ценой. Постоянный отход как результат тактических неудач и проявляемое войсками крайнее упорство при обороне промежуточных позиций окупились потерей войсками Северо-Западного фронта свыше 400 тыс. человек – основные кадры фронтовых частей были обескровлены.

В начале августа противник особенно напирал в направлении на Белосток – Брест – Ковель. В этот период с особой яркостью высветилась трагедия беженства.

9 августа была сдана героическая Осовецкая крепость, 13 августа – г. Брест. Противник вышел к Беловежской Пуще.

26 августа новое руководство Ставки (Верховный главнокомандующий Николай II, начальник Штаба – М.В. Алексеев) отдает директиву о прекращении Великого отступления, оно начинает бороться с энерцией продолжительного отхода. В данном документе были следующие строки: «Общая энергия наступательных действий противника на всем протяжении [Русского фронта] значительно ослабла… Хотя отход наших войск в известной мере предусматривается общею обстановкой, но слишком спешное оставление позиций при малейшем давлении противника, не отвечает ни соображениям нравственного порядка, ни необходимости выгадывать время и пространство для эвакуации запасов и передвижения беженцев».

В ходе оборонительно-наступательных операций в августе – октябре 1915 г. (Виленская, Луцкая, Чарторыйская, наступление на Серете) фронт был стабилизирован по линии (с юга на север) Черновицы – Дубно – Пинск – Барановичи – Крево – оз. Нарочь – Двинск – Якобштадт.

Великое отступление русских войск на австро-германском ТВД в июне – августе 1915 г. квалифицировать только как отступление можно с большой натяжкой. Планомерный отход в ходе Великого отступления осуществлялся поэтапно, в рамках реализации оперативно-стратегического планирования – его можно квалифицировать как стратегический откат, маневр, характерный для противоборства массовых армий. Русские войска вели активную оборону, наносили эффективные контрудары. Откат русской армии осуществлялся по плану и был сопряжен с решением важнейших стратегических задач, главная из которых – эвакуация «польского балкона». Видел это и противник. М. Гофман отмечал: «По-видимому, русские действительно повторяют 1812 год и отступают по всему фронту. Они сжигают сотни поселений и увозят население».

Но Великое отступление имело для России крайне неблагоприятные как военные, так и экономические последствия. С конца апреля и до 5 сентября 1915 г. (падение г. Вильно) максимальная величина отката русской армии составила до 500 км. Была устранена угроза воздействия русских войск на Венгрию и Восточную Пруссию. Под воздействием территориальных успехов австро-германских войск на стороне Германского блока выступила Болгария, что привело к катастрофе Сербского фронта и, как следствие, еще большей экономической изоляции России. Ю.Н. Данилов писал: «Мы вынуждены были не только вернуть неприятелю завоеванное у него обширное пространство земли, но готовиться к отходу на нашу собственную территорию… Авторитету нашему, особенно на Балканах, был нанесен чувствительный удар. Силы, нам враждебные, подняли головы; все нам сочувствовавшее – приникло и смолкло…»

Огромной утратой, как мы отметили выше, явилась потеря важных регионов, сети стратегических железных дорог и важных ресурсов. Были израсходованы русские резервы.

Пик потерь русской армии в период Первой мировой войны, в т. ч. пленными, приходится как раз на летние месяцы 1915 г.

Офицер-новоржевец вспоминал: «Отступление Русской Армии в июле и августе 1915 года можно назвать ее Голгофой; отсутствие снарядов для артиллерии, пулеметов и даже иногда патронов заставляло отбивать и задерживать противника винтовкой и своими телами. Это стоило нам почти полного уничтожения кадрового состава русской армии. Дух оставшихся в живых заколебался и требовались исключительные усилия со стороны командного состава полка, дабы сохранить и вновь поднять на должную высоту падающую дисциплину и боеспособность, внушить веру в себя и победу над врагом… После дневных боев приходили жуткие ночи. Люди нервничали в это время особенно сильно… В критические минуты ночью офицеры выходили на бруствер окопов и спокойно проходили фронт своей части под обстрелом противника, и это успокаивало солдат. Обычно за два-три часа до рассвета полк снимался с позиции, так как фланги окружались и справа и слева начинающими вспыхивать пожарами, – это сжигали сено или дома уходившие от немцев жители и отходившие войска».

Зачастую летом не получая пополнений в принципе, русские части и соединения превращались лишь в тени своей прежней боевой мощи, теряя и бесценные кадры.

Объясняя повышенные кровавые потери русской армии именно в данный период, русский офицер-фронтовик писал: «С какими же новыми боевыми данными нам пришлось встретиться летом 1915 года? Прежде всего необходимо указать на огромную силу артиллерийского огня противника; на участие его тяжелой артиллерии в полевом бою… Наряду с этим, действия нашей артиллерии были ограничены недостатком снарядов… Таким образом, к силе неприятельской артиллерии присоединялась и относительная безнаказанность ее. Такое положение, давая артиллерии противника полную свободу действий, обрекало все, что было в сфере ее наблюдения, на уничтожение. Такой судьбе должна была подвергнуться, прежде всего, первая линия обороны, которую невозможно было скрыть от взоров противника… занимать ее большими силами являлось бесполезным. Следовало ограничиться наблюдателями и расположением в сильных укрытиях (гнездах) отдельных пулеметов, для встречи неприятельской атаки. Для нас это было недоступно, так как все позиции, которые нам пришлось оборонять, были легкого полевого типа; без искусственных препятствий, или с ничтожными (вроде 1–2 рядов проволоки); для устройства пулеметных гнезд у нас не было ни времени, ни средств».

Таким образом, русская пехота была вынуждена занимать значительными силами передовые позиции и нести от огня противника крупные потери.

М.В. Алексеев писал сыну: «Мерзавцы заняли часть наших территорий южнее Люблина и Холма. Собрав все, что мог, приостановил их движение, но со злобой смотрю на то, что 11 месяцев войны пошли насмарку. И опять мы около Красника, опять около Ополе. Повторение прошлого года и даже похожие тяжелые дни… Войска расстроены сильно и починить все это нелегко… Быть может, за все время войны не было для меня таких тяжелых дней и недель, как теперь переживаемые… Живу верою в лучшее и хорошее впереди…»

Вместе с тем не смог добиться желаемого и противник. Он понес огромные потери, его оперативно-стратегические замыслы были сорваны. М. Гофман записал в своем дневнике 3 августа (нового стиля), характеризуя некоторые летние потери германских войск на северном фланге «польского балкона»: «Русские собираются очистить Варшаву. На левом крыле Гальвица (армейской группы генерала артиллерии М. фон Гальвица. – А.О.) дела идут лучше после того, как мы уволили одного начальника. Я целое утро телеграфировал главнокомандованию. По-видимому, они начинают понемногу сознавать, что мы были правы (уже упомянутые противоречия между командованием Восточного фронта и Верховным командованием. – А.О.). …Во всяком случае, те 25 000 человек, которые мы потеряли убитыми и ранеными, они нам не вернут».

Х. Риттер отмечал: «В жестоких боях… оба противника понесли большие потери. Русские сумели сохранить себе свободу действий».

Отсутствие согласованности не только между австрийским и германским Верховными командованиями (Э. фон Фалькенгайн – Ф. Конрад фон Гетцендорф), но и внутри германского командования (Э. фон Фалькенгайн – П. фон Гинденбург) имело для Германского блока катастрофические последствия. Если в соответствии с июньским замыслом Э. фон Фалькенгайна в котел попадали до 6 русских армий, то в соответствии с коррективами его плана – лишь две армии. Соответственно, при удаче первой схемы речь шла о выводе России из войны – т. е. Германия приобретала шанс на благополучный для себя исход противостояния (напомним, что шансы у немцев были даже в марте 1918 г., летом же 1915 г. они вырастали в разы). Во втором случае речь шла лишь о тяжелом поражении русской армии, но уже без надежды на заключение сепаратного мира. Возможная судьба войны – такова цена «капризов» и «эгоизма» Ф. Конрада фон Гетцендорфа и П. фон Гинденбурга.

Но это – в идеале. Русская армия, обескровленная, почти без боеприпасов, вносила в эти планы более чем существенные коррективы. И австро-германцам не удалось реализовать «Летние стратегические Канны» ни в первой, ни во второй редакции.

Впечатляют цифры перебрасываемых на восток соединений противника (об этом – далее). Переброски превратились в систему и не ослабевали вплоть до осени.

В столь тяжелой обстановке русские войска могли и должны были рассчитывать на помощь своих союзников. Но англо-французские войска не предпринимали решительных наступательных действий. В то же время если русская армия и нуждалась когда-либо в помощи и поддержке своих союзников, так это именно летом 1915 г. Начальник Штаба Верховного главнокомандующего русской армией в телеграмме от 1 мая на имя генерала Ж. Жоффра и лорда Г. Китченера разъяснял положение русских армий и просил союзников о содействии, во-первых, переходом союзных армий к энергичным наступательным операциям и, во-вторых, – помощью снарядами, винтовками и патронами. Он отмечал также, что является крайне желательным не допускать перебросок немецких войск на Русский фронт с Французского.

И в дальнейшем русское командование обращалось с подобными просьбами к своим союзникам. Союзники же копили вооружение и боеприпасы, объясняя это собственными нуждами. Первая крупная боевая операция англичан и французов началась в Шампани только в сентябре, когда активные действия на Русском фронте завершались. Как говорится, комментарии излишни.

Отметим только, что если это и была «уплата» союзнического долга благодарности за Восточную Пруссию 1914 г., то все же стоит вспомнить, что в августе 1914 г. французской армии не пришлось ожидать русского наступления четыре месяца.

В целом, несмотря на катастрофические потери и отход русских войск, противник нес тяжелый урон, а наносимые русскими войсками контрудары объективно способствовали реализации общесоюзных задач. Постепенно расширяющийся в связи с продвижением противника Русский фронт стал резервуаром, поглотившим резервы германцев и австрийцев. Противник был вынужден выводить войска из боевой линии, сворачивать либо не осуществлять операции, чем пользовались союзники России по Антанте.

Союзники России совершенно справедливо квалифицировали подвиг русской армии летом 1915 г. как важнейший вклад в дело достижения общекоалиционной победы Антанты в мировой войне. Видели они и главные причины отхода русских войск.

Так, генерал Ж. Жоффр отмечал: «Великолепное усилие южных русских армий… возбуждает наше восхищение. Благодаря их храбрости, им удалось… не потеряв боеспособность, нейтрализовать превосходные неприятельские силы, нанести им громадные потери и оказать тем громадную услугу общему делу. Это прекрасная страница для славы русской армии…»

Таким образом, в ходе Великого отхода была сохранена действующая армия, и противник не смог добиться желаемого стратегического успеха, понеся большие потери. Как это ни парадоксально, именно стратегический откат русской армии, названный Великим отступлением, ознаменовал крах планов противника вывести Россию из войны (как Марна и Ипр 1914 г. ознаменовали крах планов вывести из войны Францию с Англией).

Причем это прекрасно понимали западные союзники, назвавшие этот стратегический маневр «Победа в поражении» (victory in defeat). Великое отступление русских армий летом 1915 г. привело к сохранению русских армий, а значит, второй фронт борьбы с австро-германцами (смертельный для них уже самим фактом своего существования) также сохранился – и это обстоятельство лишило Германский блок теперь уже даже гипотетической перспективы на успешный исход Первой мировой войны.

1.2. ТОМАШОВСКОЕ СРАЖЕНИЕ 13–16 ИЮНЯ 1915 г.

Томашовское сражение 1915 г. или Второе Томашовское сражение (первое, как известно, произошло в ходе Галицийской битвы 1914 г.) – оборонительная операция армейской группы В.А. Олохова (13‑й армии) при поддержке частей 3‑й армии Северо-Западного фронта 13–16 июня 1915 г.

Для того чтобы прикрыть стык между 3‑й и 8‑й армиями Юго-Западного фронта, 1 июня из соединений этих двух армий была образована армейская группа генерала от инфантерии В.А. Олохова. Армейская группа должна была выполнять ответственную боевую задачу на важном стратегическом направлении, и личность командующего имела немаловажное значение. Полковник Б.В. Геруа следующим образом характеризовал генерала В.А. Олохова: «Это был бывший офицер Генерального штаба, спокойный и дельный…»[11]

Группа В.А. Олохова включала в свой состав 29‑й и 23‑й армейские, 2‑й и 5‑й Кавказские армейские и 4‑й конный корпуса. Группа оперативно подчинялась командованию 3‑й армии. После оборонительной операции при Любачеве войска 3‑й армии отошли за р. Танев, а группа В.А. Олохова 29‑м и 2‑м Кавказским армейскими корпусами заняла фронт Домбрувка – Жуков – Рудки.

Сводка Штаба Верховного главнокомандующего так сообщала о сложившейся на тот момент оперативно-стратегической обстановке: «После нашего отхода за Танев и на линии Городокских позиций противник в течение нескольких дней неослабно нажимал в направлении на Раву-Русскую и на фронте Днестра… На Завислинском фронте, на фронте Бобра и Нарева, на Занеманском участке и в Шавельском районе шли разрозненные бои. Для развития наступления в направлении Равы-Русской неприятель привлек сюда часть сил из Бельгии»[12].

Главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал от артиллерии Н.И. Иванов подчинил армейскую группу В.А. Олохова командующему 3‑й армией вследствие того, что она действовала в оперативном районе этой армии. Но образование группы было вызвано тем обстоятельством, что вследствие сложившейся после Любачевских сражений оперативно-стратегической обстановки 3‑я и 8‑я армии отступали по расходящимся направлениям. Произошла дезинтеграция Юго-Западного фронта – де-факто он оказался разделен на две группы армий: одна – 4‑я и 3‑я армии – базируется на Люблин, другая – 8, 11 и 9‑я армии – на Киевский военный округ. Фактически группа В.А. Олохова, решая задачи в интересах 3‑й и 8‑й армий, связывала между собой обе группы армий, на которые оказался разобщен Юго-Западный фронт в начале июня 1915 г. Группа должна была действовать самостоятельно, маневрируя и прикрывая данное ей направление, а 3‑я и 8‑я армии должны были поддерживать с ней постоянную оперативную связь.

Но, учитывая, с одной стороны, самостоятельные боевые задачи, поставленные группе, а с другой стороны – все большее удаление групп армий Юго-Западного фронта друг от друга (и как следствие – увеличение промежутка между ними), шло структурирование группы В.А. Олохова в полноценное оперативное объединение – армию. Принимая во внимание склонность германского командования к маневрированию на армейских и фронтовых стыках, скорейшее решение данного структурного вопроса было особенно актуальным. Кроме того, в сложившейся оперативно-стратегической ситуации 4‑я, 3‑я армии и группа В.А. Олохова обеспечивали тыл Северо-Западного фронта и прикрывали фланг его армий на левом берегу р. Висла. Такая ситуация требовала полного согласования действий всех оперативных объединений. Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта генерал от инфантерии М.В. Алексеев вышел в Ставку Верховного главнокомандующего с предложением – включить 3‑ю, 4‑ю армии и группу В.А. Олохова в состав Северо-Западного фронта. Вопрос был решен положительно.

12 июня группа В.А. Олохова начала реорганизовываться в 13‑ю армию. В тот же день 3‑я и 13‑я армии были подчинены командованию Северо-Западного фронта. Им ставилась важнейшая задача – прикрывать общее направление на Брест-Литовск.

К началу Томашовского сражения на фронте войск 3‑й, 8‑й армий и группы В.А. Олохова сложилась тяжелая оперативно-стратегическая ситуация. Так, согласно сводкам Штаба Верховного главнокомандующего от 9—10 июня 1915 г.: «На фронте между Цишановым и Жолкиевым наше положение остается все еще непрочным. В ночь на 8 июня третья гвардейская дивизия находилась в упорном штыковом бою в районе с. Новины, что посредине между городами Любачув и Рава-Русская; ввиду больших потерь она была отведена на фронт Рудка-Верхрата. Между Равой-Русской и Жолкиевым неприятель утром 8 июня потеснил наши войска в районе к северу от Добросина… В промежутке между 3‑й и 8‑й армиями неприятель 8 и 9 июня вел атаки на группу генерала Олохова к югу от Нароля, на участке Рудка-Верхрата. Наша конница, двинутая на разведку восточнее, на участок между с. Верхрата и Рава-Русская, нашла в этом районе лишь небольшие части неприятеля, главные силы коего… сосредоточились в районе Жолкиева для охвата Львовской позиции с севера. Генерал Брусилов отдал приказ об отступлении с Львовских позиций в девятом часу утра 9 июня…»[13] Взятием г. Львов закончилась Горлицкая стратегическая операция австро-германских войск 19 апреля – 10 июня 1915 г., кардинальным образом изменившая обстановку не только на юго-западном стратегическом направлении, но и на всем Русском фронте в целом.

Стратегическая ситуация к моменту завершения Горлицкой операции и место в ней района Томашова определялись следующим образом: «9 июня, вследствие подхода неприятеля в район Жолкиева, наши войска оставили Львов, продолжая отходить на новый фронт. Противник вместе с тем, несмотря на огромные потери и отсутствие видимых результатов, продолжал ожесточенно атаковать на фронте Днестра. На Таневе было спокойно. Серьезная, но безуспешная атака в десятых числах июня была произведена неприятелем на фронте Ожаров – Завихост. Таково было положение до 13 июня, когда новый натиск неприятельских сосредоточенных сил на Томашов, Белз и Каменку, еще более увеличив входящий угол северо-восточнее Львова, вынудил наши войска, находившиеся восточнее и южнее его, отходить на линию Верхнего Буга и Гнилой Липы.

С этого момента германско-австрийское наступление, вразрез нашего фронта, приняло уже вполне ясные формы и в дальнейшем свелось к продвижению одной их группы в общем направлении через Сокаль на Владимир-Волынский. В то же время действовавшие левее ее войска противника имели своей ближайшей целью овладение линией Люблин – Холм. На войсках, по преимуществу австрийских, действовавших южнее Сокаля, лежала задача оттеснения на восток наших сил, развернувшихся на Верхнем Буге, Гнилой Липе и Днестре».

Начальник штаба германского Восточного фронта генерал-лейтенант Э. фон Людендорф так охарактеризовал сложившуюся после завершения Горлицкой операции оперативно-стратегическую обстановку: «22 июня (по новому стилю. – А.О.) был взят Львов, вскоре затем – Рава-Русская, и русские были вынуждены отступить к Бугу. Теперь русские были вынуждены отходить и ниже по Висле, в направлении на Люблин и Ивангород». В свете стратегического планирования австро-германского командования особое значение приобретает направление Люблин – Холм – Ковель.

13 июня ударом встык армейской группы В.А. Олохова и 3‑й армии германская 11‑я армия генерал-полковника А. фон Макензена начала Томашовское сражение. Основные события операции развернулись вокруг Томашова (Томашова) – уездного города Люблинской губернии.

Командование германской 11‑й армии применило хорошо себя зарекомендовавшую тактику – удар встык армий не только максимально быстро расшатывал оборону, позволяя осуществить прорыв в наиболее уязвимом месте оперативных объединений, он наиболее эффективно стимулировал русские войска к отступлению. Натиск германских 10‑го армейского, Гвардейского, 22‑го и 41‑го резервных и австрийского 6‑го армейского корпусов пришелся на позиции левофлангового соединения 3‑й армии (24‑й армейский корпус) и правофланговых корпусов группы В.А. Олохова (13‑й армии) (2‑й Кавказский и 23‑й армейские корпуса). В дальнейшем в бой втянулась вся 13‑я армия. Привычно сосредоточив на направлении главного удара подавляющие силы и средства, А. фон Макензен применил излюбленную стратегию сокрушения. Русское командование, выпустив из рук инициативу, обрекло себя на парирование выпадов противника, пытаясь угадать его оперативные решения и стараясь создать сплошную линию обороны – «везде быть сильным». Отказавшись от применения оперативного маневра, единственного средства, позволяющего подчинить себе волю врага, оно само поставило себя в неблагоприятную ситуацию.

На стороне русских в Томашовской операции приняли участие 10 пехотных и 3 кавалерийские дивизии, но крайне слабого состава (например, в 24‑м армейском корпусе на 3 июня числилось около 5 тыс., а во 2‑м Кавказском армейском корпусе – 5,3 тыс. штыков). Общее число штыков в 13‑й армии и 24‑м армейском корпусе 3‑й армии не превышало 40 тыс. В 8 германских дивизиях имелось до 55–60 тыс. штыков. И это без учета дивизий австрийского корпуса. Ситуация в сфере артиллерийского и материального обеспечения была для русских войск еще более тяжелой.

24‑й армейский корпус четверо суток героически отражал атаки главных сил 11‑й армии. 48‑я пехотная дивизия, форсировав р. Танев, контратаковала многократно сильнейшего противника.

Ожесточенные бои развернулись и на фронте 13‑й армии.

Сводка Штаба Верховного главнокомандующего сообщала: «Натиск неприятеля на Томашов, Белз и Каменку продолжается».

Кавказская гренадерская дивизия 2‑го Кавказского армейского корпуса 14 июня встретила наступающего противника у м. Нароль-Място. В Материалах к истории 13‑го лейб-гренадерского Эриванского Царя Михаила Федоровича полка позиции, на которых развернулась дивизия, характеризуются следующим образом: «У м. Нароль-Място проходила линия заблаговременно подготовленной позиции, на которую отходящие части нашей дивизии должны были опереться. Окопы и блиндажи, сами по себе, были хороши, но проволочного заграждения позиция еще не имела, ходов сообщения также не было»[14].

Командир 8‑й роты полка поручик К. Попов так описывал перипетии разыгравшегося боя: «…позиция идет чуть ли не перпендикулярно к фронту наступления противника и, действительно, Тифлисский полк (15‑й гренадерский Тифлисский Его Императорского Высочества Великого Князя Константина Константиновича полк. – А.О.), стоявший левее нас, был далеко сзади и строил новые окопы, а Грузинцы (14‑й гренадерский Грузинский генерала Котляревского полк. – А.О.) окапывались еще левее и чуть ли не на версту сзади Тифлисцев. Сразу бросалась в глаза какая-то ненормальность… Нам удалось убедить Командира не занимать приготовленные окопы, а отойти шагов на 500 назад и построить новые окопы. Я отвел свою роту назад и выбрал новое место, хотя очень не важное, но все же гораздо лучшее, чем готовые окопы с подставленным к противнику флангом.

Вправо от моей роты змееобразной линией окопались 6‑я и 7‑я роты, 5‑й роты мне уже видно не было. Влево на буграх, значительно возвышаясь над нашим расположением, окапывались Тифлисцы, на них и обратили внимание начавшие к этому времени свое наступление австрийцы… и открыли сильный и меткий огонь по окапывающимся Тифлисцам… туда понеслись очереди тяжелой шрапнели, отличавшейся от обыкновенной гнойно-желтым облаком дыма, появлявшимся при разрыве, в то время как у обыкновенной полевой пушки шрапнель дает белое облачко. Сначала я видел, как люди на буграх закопошились, как муравьи, стараясь как можно скорее поглубже врыться в землю… но было поздно, огонь был беглый и видимо наносил Тифлисцам большие потери… люди не выдержали и побежали… Дошла очередь и до нас. Прямо против нас высыпали густые цепи в несколько рядов. Присмотревшись в бинокль, можно было сразу установить, что это австрийцы. К немалому нашему удивлению, наша Гренадерская артиллерия открыла убийственный огонь. Страшно было смотреть, как удачно рвались над цепями наши шрапнели. Но австрийцы не остались в долгу и в свою очередь открыли губительный огонь по нашим окопам… Разгорелся бой страшного напряжения. Наступавшие были уже близко, но не выдержали и залегли в 600–800 шагах. Затем они постепенно стали группами накапливаться в оставленных нами окопах. Их артиллерия била страшно метко – исключительно шрапнелью. Наступавшие цепи все же не выдержали нашего огня и залегли. И подняться им мы больше не дали, так они и остались лежать в 500–600 шагах. Снаряды же рвались одновременно десятками… Бой кипел. Австрийцы пытались подниматься, но мы их быстро укладывали… Ряды роты все редели; все время слышалось по окопу: такого-то убило, такого-то ранило. Но дух сломлен не был, мы не унывали… Несмотря на большую стойкость, проявленную в этом бою, нас снова постигло разочарование: уже в 7 часов вечера приказано было полку отходить. Оставив убитых в окопе, не успев их предать земле, так как это обыкновенно делалось ночью, мы поспешно отошли, не преследуемые противником. Ему тоже хорошо досталось. Так кончился бой 14 июня у Нароля. С 7 часов вечера и до 9 часов утра следующего дня мы шли, не останавливаясь. Под утро перешли Русско-Австрийскую государственную границу и остановились у д. Лозник». Противником Кавказской гренадерской дивизии в этом бою была 41‑я гонведная пехотная дивизия австрийского 6‑го армейского корпуса германской 11‑й армии. Материалы Кригсархива особо отмечают ожесточенные бои за обладание высотами у Нароля.

В последующие дни бои частей 2‑го Кавказского армейского корпуса развивались по уже ставшей традиционной схеме – ожесточенная схватка днем и, как правило вследствие неустойки у соседей, отход вечером и (или) ночью. Ограниченная маневроспособность русских войск привела к тому, что тон задавала инициатива противника, а сохранить весь фронт от прорыва при активности более сильного врага было невозможно. Основное внимание обращалось на предохранение от фланговых обходов со стороны противника.

Так, К. Попов писал: «Бой 15 июня рисуется мне в каком то тумане… В результате нас обошли где-то слева и мы отступили в этот день весьма поспешно и с большими затруднениями.

Отходя к лесу, мы настигли наших пулеметчиков, выбивавшихся из последних сил под тяжестью несомых ими пулеметов… В бою 15 июня немцы проявили много настойчивости и энергии. Когда мы отошли уже верст на 15 от той позиции, что занимали утром, и остановились в большой деревне Пасеки, чтобы перевести дух, туда же вкатилась команда немецких велосипедистов и была нами захвачена целиком в плен. Оказывается, они думали, что Пасеки уже в их руках».

Постоянные бои, даже арьергардные, заставляли противника терять темп, срывали его оперативное планирование и в конечном итоге способствовали стабилизации Русского фронта.

Конец Томашовской операции Кавказская гренадерская дивизия встретила на линии Красностав – Грубешов: «Переночевав в Тарноватке, утром 16 июня полк тронулся по шоссе на Замостье. Некоторое время мы шли по шоссе; с нами двигались по тому же шоссе части 3‑й гвардейской дивизии в таком же измученном виде, как и мы… Эриванцы уперлись флангом в шоссе на Замостье, правее были Горийцы (201‑й пехотный Горийский полк 51‑й пехотной дивизии 2‑го Кавказского армейского корпуса. – А.О.)… приступили к самоокапыванию. Вскоре обозначилось немецкое наступление. Здесь произошел редкий эпизод: против Эриванцев и Горийцев немецкая артиллерия выехала на открытую позицию так, что все орудия были видны простым глазом, примерно в 1,5 версты от наших линий. На глазах у всех, снявшись с передков, артиллерия открыла беглый огонь по отходившим по шоссе нашим обозам. Когда свидетели этой картины уведомили наши Штабы, оказалось, что у наших артиллеристов нет снарядов. В бою под Наролем весь запас снарядов был израсходован… Установившись, немецкая артиллерия открыла огонь куда-то далеко по шоссе в тыл. Я понял, что они нас не видят. Гренадеры как бы вросли в землю. Немецкие цепи приближались. Вот уже их дозоры в 100 шагах от наших цепей, за ними в отдалении двигаются в сомкнутом строю баталионы. На шоссе замаячили кавалерийские разъезды… немецкие цепи подошли вплотную к нашему расположению… Вдруг кто-то не выдержал и выстрелил. Как электрический ток пробежал по всей линии. Винтовки разрядились. Наши части открыли частый огонь. Немцы на несколько минут приостановились… перешли моментально из сомкнутого строя в рассыпной и повели наступление. Артиллерия сделала паузу и открыла по нашему расположению беглый огонь страшной силы… сразу засыпала нас шрапнелью. Помимо легких орудий у них оказались еще и тяжелые, и в две минуты вся наша линия была, как в тумане, от рвущихся снарядов и от вздымаемой ими пыли»[15].

Потери 13‑го лейб-гренадерского Эриванского Царя Михаила Федоровича полка в Томашовской операции: в бою 14 июня у Нароль-Място – до 200 нижних чинов, 15 июня у Лозник – 2 офицера и до 200 нижних чинов и 16 июня у Ксенжостаны – Лабуны – 4 офицера и до 500 нижних чинов.

Активное участие в Томашовских боях приняла и входившая в состав 23‑го армейского корпуса 3‑я гвардейская пехотная дивизия. К. Попов свидетельствует: «В то время, когда мы были под Осередском, 3‑я гвардейская дивизия стояла левее нас и вынесла на своих плечах тяжелые бои. Сейчас она была в сильно поредевшем составе».

Командир лейб-гвардии Волынского полка генерал-майор А.Е. Кушакевич вспоминал о начале Томашовского сражения: «13 июня перед вечером было получено приказание: «Дивизии с наступлением темноты оставить окопы и выступить к г. Томашову». Полкам дивизии предписывалось занять позицию южнее Томашова. Лейб-Гвардии Волынскому полку, составив арьергард дивизии при отходе к Томашову, по прибытии к последнему стать у северной его опушки, поступив в резерв Начальника Дивизии»[16].

Ночной марш 3‑й гвардейской пехотной дивизии прошел в полном порядке, лейб-гвардии Волынский полк задержался у Нароля для оказания помощи частям Кавказской гренадерской дивизии. Но отход частей 3‑й Кавказской стрелковой дивизии к Томашову оказал влияние на диспозицию волынцев. А.Е. Кушакевич писал: «Немцы продвигались очень осторожно, несмотря на полное отсутствие на нашей стороне артиллерии, но после 3 часов дня служба связи донесла о быстром отходе Кавказских стрелков, оказавшихся левее Волынцев, чем открывался наш левый фланг и ставился под угрозу наш прямой путь отхода на Томашов. Для прикрытия его был выдвинут уступом назад батальон Волынцев из резерва, что давало возможность держаться еще некоторое время на занятой позиции. Беспокоила полная неизвестность того, что было правее нас, так как просивший помощи Штаб Кавказского Корпуса во время боя не давал знать о себе и о своих частях, то не было известно, когда и какие его части вышли из-под ударов немцев. Только на другой или третий день была получена телеграмма Командира Корпуса Генерала Мехмандарова (генерал от инфантерии Мехмандаров С. Б.С.Б. – командир 2‑го Кавказского армейского корпуса. – А.О.) с благодарностью «за самопожертвование для выручки соседей».

Лейб-гвардии Волынский полк сменил лейб-гвардии Кексгольмский полк на центральном боевом участке оборонительной позиции под Томашовым, к югу от города. Окопы гвардейцев пересекали шоссе на Раву-Русскую – именно по нему должны были двигаться главные силы противника и его артиллерийский «кулак».

В 11 часов 15 июня германская пехота густыми цепями двинулась в атаку. Очевидец вспоминал: «…цепи немецкой пехоты… будучи встречены огнем нашей артиллерии, продвигались медленно вперед а затем и совсем остановились вне дальности нашего ружейного огня, начав закрепляться перед линией наших окопов. В это же время артиллерия немцев начала засыпать наши окопы своими снарядами. Несколько позже от наших батарейных командиров… начали поступать донесения, что в поле зрения их, кроме немецкой пехоты, появились крупные кавалерийские части… Около 1 часу дня к командиру полка явился начальник броневого взвода, сообщив, что прибыл в его распоряжение с двумя машинами, которые находятся уже в Томашове. Он получил приказание стать на шоссе при выходе из г. Томашова и в полной боевой готовности ожидать дальнейших приказаний».

Томашовское сражение показательно эффективным применением русскими войсками бронеавтомобилей. В 11 часов 15 июня 4‑й автопулеметный взвод (2 пулеметных бронеавтомобиля Остин первого образца – английского производства, но с броней Ижорского завода) прибыли в г. Томашов (шоссе Томашов – Красностав), где получил задачу: «прикрыть отход лейб-гвардии Волынского полка». Сильный артиллерийский огонь противника не позволил взводу выдвинуться по шоссе за южную окраину г. Томашова, и для выполнения поставленной ему задачи взвод занял позицию на северной окраине г. Томашова.

Именно об этом подразделении и упоминал А.Е. Кушакевич.

Огневой бой под Томашовым разгорался. Германская пехота, сделавшая попытку выйти из окопов, понесла значительные потери, откатилась назад и активности не проявляла. Отступление русских частей не предполагалось. Командир лейб-гвардии Волынского полка отмечал: «Была полная уверенность в возможности держать немцев на приличном расстоянии и, во всяком случае ничто, не предвещало спешного оставления Томашова…»

Но в 15 часов гвардейцы получили приказ: «Немедленно отходить на север в том порядке, в каком части были на позиции»[17]. А.Е. Кушакевич писал: «…неожиданность приказания и сама форма его были для нас громом из чистого неба. Каждому было ясно, что оставление позиции днем, в непосредственной близости к противнику, при условии отхода по открытому полю и под огнем противника, поведет не только к совершенно напрасным потерям в людях, но и к потере управления частями». Совершавшийся в таких условиях отход принес большие потери в людях и материальной части: «…ружейный, пулеметный и артиллерийский огонь со стороны немцев усилился до крайней степени, внеся большой беспорядок в наше отступление. Все попытки г. офицеров водворить таковой были тщетны. Лес, к которому все отходившее стремилось, был еще далеко, а все поле, по которому отходили, было в сплошных фонтанах земли, взрываемой снарядами тяжелой артиллерии. Командир полка, потеряв лошадь, решил идти по шоссе, рассчитывая, что на него будут выходить, войдя в лес, отходившие по обеим сторонам шоссе роты полка… В таком порядке, вернее беспорядке, дошли до южной опушки Томашова, где стоял в полной готовности встретить противника огнем броневой взвод.

Около этого времени по всему полю понеслись крики «кавалерия сзади», что еще более ускорило темп отступления и невольно заставляло сжиматься сердце начальника, так как на упорядоченный отпор кавалерии со стороны отходившей пехоты в этот период трудно было рассчитывать. И действительно, из оставленного нашими частями леса выехали уже на открытое место эскадроны противника. Тотчас же по ним открыл огонь наш гаубичный взвод, почему-то не получивший приказания об отходе и стоявший за первыми дворами Томашова. Огонь ли этого взвода, вид ли стоящих на позиции броневых машин, которым отдан был приказ прикрывать наш отход, пока мы не скроемся в лесу, но только высунувшиеся было из лесу немецкие эскадроны вернулись обратно в прикрывавший их лес, а мы избежали крупной неудачи, которая явилась бы следствием непонятного тогда и необъясненного впоследствии приказа об оставлении укрепленной позиции средь бела дня, под огнем противника. Очевидно, это вынуждалось общей обстановкой на фронте».

В лейб-гвардии Волынском полку выбыли из строя два батальонных командира из трех, потери же в нижних чинах были столь велики, что три батальона пришлось свести в два.

В этой ситуации и проявили себя русские броневики. Около 14 часов автопулеметный взвод получил приказ приступить к выполнению поставленной ему боевой задачи. Попытка взвода выдвинуться за южную окраину города потерпела неудачу из-за сильного артиллерийского огня немцев, и к 17 часам подразделение, вновь вернувшись на северную окраину Томашова, разместилось в засаде – фронтом к своим отступающим частям. Командир взвода тактически поступил абсолютно грамотно – применившись к местности, он решил прикрыть отходившие от Томашова части 3‑й гвардейской пехотной дивизии и 2‑го Кавказского армейского корпуса от наседавшего противника. Около 18 часов 30 минут показались первые германские разъезды. Автопулеметный взвод, подпустив их к себе на 40 шагов, открыл огонь. Германский разъезд был полностью уничтожен. Противник приостановил преследование и, развернув орудия, открыл по броневикам огонь. Успешно маневрируя под сильным артиллерийским огнем, взвод отошел на километр к северу и вновь встал в засаду. Действуя на новой позиции, около 20 часов 30 минут броневики метким огнем рассеяли кавалерийскую часть противника. Решив не рисковать машинами, оставаясь на позиции в ночное время, командир вывел взвод из боя и отвел подразделение к северу в д. Тарноватку (шоссе Томашов – Красностав).

Отличился автопулеметный взвод и в бою 16 июня к северу от д. Криницы.

Учитывая силу артиллерийского огня противника, бронеавтомобили, так же как и днем ранее, были замаскированы и встали в засаде на шоссе, прикрывая отход частей 2‑го Кавказского армейского корпуса. К.С. Попов вспоминал: «Идя по шоссе, мы прошли мимо двух бронированных автомобилей, замаскированных ветками. Их присутствие здесь было весьма уместно, но работы броневиков за всю Германскую войну мне ни разу не пришлось видеть»[18].

Но главное, что их боевую работу вновь довелось увидеть наступающим германским частям. Уже около 10 часов русская пехота отошла на новые позиции в тылу броневиков. А около 13 часов противник, численностью до батальона, повел наступление вдоль шоссе из д. Избица. Благодаря тому, что местность в районе шоссе имела скат в сторону от Избицы, огнем бронеавтомобилей германский батальон был уничтожен почти полностью. Противник вновь открыл сильный артиллерийский огонь, и лишь после этого бронеавтомобили отошли на линию своей пехоты, взрывая за собою дорогу.

Особый интерес представляет тактика русской бронечасти. В ходе операции под Томашовым автопулеметный взвод получил задачу задержать противника в районе шоссе, облегчив своим войскам отход: «Задержание на данном направлении противника с целью облегчения своим войскам выполнения операции отхода». Ведя арьергардный бой, взвод действовал инициативно и самостоятельно, применив необходимые тактические приемы. Так как огневая мощь германцев исключала для взвода возможность атаки, ему пришлось прибегнуть к засаде как к единственно возможному способу действия в условиях сложившейся обстановки. Правильная оценка обстановки и удачный выбор позиции для засады (во втором случае – за скатом) дали возможность полностью выполнить возложенную на подразделение задачу. Замечательны были тактический эффект от действий взвода, его боевая устойчивость и огневая мощь – подразделения и части противника уничтожались почти полностью. Дневник военных действий взвода гласит: «Командир батальона Ардаганского пехотного полка (204‑го пехотного Ардагано-Михайловского полка 51‑й пехотной дивизии 2‑го Кавказского армейского корпуса. – А.О.) оценивал силу взвода в 1 ¼ пехотного полка».

В бою у д. Криницы бронеавтомобили выполняли и инженерную задачу – были использованы для порчи дороги (путем установки заграждений).

Сводка Штаба Верховного главнокомандующего так отметила эти напряженные бои: «…в районе Томашова наши войска 14 и 15 июня отразили несколько ожесточенных атак германцев».

Сильно давил противник и на левый фланг 13‑й армии.

4‑й конный корпус вынужден был отойти к северу от Ярчува.

Командующий 4‑м кавалерийским корпусом приказал командующему 3‑й Донской казачьей дивизией удерживать м. Борнсы. В связи с подходом 2‑й сводной казачьей дивизии германцы приостановили наступление и открыли мощный артиллерийский огонь. 20‑й и 18‑й Донские казачьи полки двинулись от Дембы на Любич – Затулы – Нетребы – Коршнич для обороны нового боевого участка.

20‑й Донской казачий полк 3‑й Донской казачьей дивизии отличился в бою 14 июня у д. Руда Журавецкая. Полку была поставлена боевая задача – к 7 часам утра занять м. Руда Журавецкая и упорно его оборонять. Значительные силы германских войск наступали на фронте Любичи – Крулевская – Махнов. 2‑я сводная казачья дивизия должна была оборонять участок от Затыле до Руды Журавецкой, а 18‑й Донской казачий полк – далее до леса. Но при подходе к позиции выяснилось, что 2‑я сводная казачья дивизия уже ведет бой с противником у Руды Журавецкой, а ф. Руда занят германцами. 4 сотни 20‑го Донского казачьего полка (2 в пешем строю и 2 в конном) при поддержке 7 ручных и 2 станковых пулеметов двинулись через лес в наступление: «С опушки леса видны были силуэты германцев». Противник заметил выдвижение сотен и открыл огонь. 3‑й сотне полка было приказано спешиться и овладеть юго-восточной частью леса, 2‑й сотне – поддержать 3‑ю, 1‑й занять южную опушку леса и обеспечить полк со стороны ф. Руда, а 5‑й сотне – спешиться и огнем вдоль опушки леса помочь 3‑й сотне в выполнении ее задачи. Пулеметы были двинуты с 3‑й сотней. Описание военных действий полка так передает момент завязки боя: «Германцы, видимо, не ожидали с нашей стороны какого-либо проявления активного начала: резерв спокойно лежал. Когда же наши пулеметы вдруг рассыпались по лесу своей дьявольской дробью, немцы сперва застыли в оцепенении, а потом, разобрав, что это наши пулеметы и направлены на них, бросились в разные стороны, укрываясь в складках местности и во ржи. 3‑я сотня, увлеченная успехом огня, остановилась было, не дойдя до назначенного пункта; но была… двинута дальше. 2‑я сотня свернула на выстрелы и вышла к 3‑й сотне. 1‑я сотня выделила полусотню для обеспечения фланга, а полусотня тоже приняла влево». Сотни ввязались в огневой бой с германской пехотой и при поддержке 6‑й сотни 18‑го Донского казачьего полка выбили противника: «решительно навалились на германцев и, перестреляв человек по 20, вышвырнули их из юго-западной опушки леса, но здесь попали под перекрестный сперва ружейный, а потом и орудийный огонь. На линии 293–243 появились цепи и пулеметы. Южнее леса обнаружилось одиночное наступление пехоты. Рота германцев прошла в ф. Руда. Не менее двух рот окопались на скате 293–243». А так как «16‑я кавалерийская дивизия окапывается на линии 265–281 в 3 верстах севернее 20‑го Донского казачьего полка, и, наконец, по гребню 293 на северо-запад наступают цепи германцев. Это была уже угроза тылу 20‑го Донского казачьего полка».

При поддержке 3 сотен 30‑го Донского казачьего полка ситуацию удалось стабилизировать. В 9 часов 50 минут обстановка выглядела следующим образом: лес занят сотнями 20‑го Донского казачьего полка, высотами 284–293 севернее Махнова овладели германцы (батальон пехоты с 4 пулеметами вел наступление на лес с юго-востока), 2 батареи противника также готовились вступить в бой. Но, подтянув резервы, командование 3‑й Донской казачьей дивизии и 20‑го Донского казачьего полка смогли остановить противника. 9‑я Донская казачья батарея открыла огонь по подступам к лесу – германцы ответили огнем трех батарей, в т. ч. гаубичной. Севернее Махнова появились два полка германской конницы. Командир 1‑й бригады 3‑й Донской казачьей дивизии генерал-майор Е.Ф. Кунаков принял необходимые меры для отражения возможной конной атаки противника – чтобы образовать конный резерв, он оттянул 30‑й Донской казачий полк и переместил назад уступом 9‑ю Донскую казачью батарею. 8‑я Донская казачья батарея приготовила шрапнель для встречи германской конницы. 20‑му Донскому казачьему полку было приказано отходить последовательно – полк отошел, вынеся всех раненых.

Потери 20‑го Донского казачьего полка в этом бою – убито 2, ранено и контужено 26 человек. Противостояли казакам части 44‑й резервной дивизии 22‑го резервного корпуса германской 11‑й армии.

15 июня 20‑й Донской казачий полк отошел в с. Гопне, где имел такой же упорный бой, как и 14 июня. Вечером 15 июня полк отошел к Пукаржево, где занял позицию для обороны дефиле.

В Описании военных действий 4‑го Донского казачьего артиллерийского дивизиона (3‑я Донская казачья дивизия) отмечено, что 13 июня дивизион находился у д. Любичи – Княже, 14 июня у д. Журавце, а 15 июня – у д. Подледова и Вулька-Пукаржовская. 8‑я Донская казачья батарея этого дивизиона 14 июня у Любичи – Княже – Журавце «выдержала очень упорный бой» с противником. 9‑я Донская казачья батарея 13 июня действовала у д. Любичи – Княже, 14‑го у д. Журавце, а 15‑го у д. Грудск.

Именно в направлении к Княже – Журавце – Унов двигалась основная масса войск противника – Гвардейский, 22‑й резервный, 6‑й армейский корпуса.

Почувствовав опасность прорыва на стратегически важном Люблин-Холмском направлении, командование Северо-Западного фронта перебросило на угрожаемый участок 31‑й армейский корпус. 13‑й армии было приказано прикрыть направление на Холм и Грубешов, а левому флангу 3‑й армии – отойти на линию Янов – Фрамполь – Щебржешин. Оперативная связь между армиями должна была быть налажена посредством деятельности кавалерийских частей. На правый берег Вислы (также на люблинское направление) был переброшен и левый фланг 4‑й армии Северо-Западного фронта – часть Гренадерского и 25‑й армейский корпуса. Более того, Ставка решает усилить угрожаемый фронт за счет резерва Верховного командования – Гвардейский корпус начинает перебрасываться к Холму и Владимир-Волынскому. Развернув Гвардейский и 31‑й армейский корпуса на линии р. Буг на фронте Грубешов – Сокаль, Верховное командование и командование Северо-Западного фронта создавали «подушку безопасности» на случай очередных прорывов противника. Соответственно, 3‑й армии было приказано свой центр и левый фланг развернуть на позиции Уржендов – Красник – Щебржешин.

Операция завершилась. Сводка Штаба Верховного главнокомандующего гласила: «16 июня… упорные арьергардные бои происходили на шоссе Томашов, Замостье и на путях к Сокалю»[19].

Томашовское сражение стало великолепной иллюстрацией следующих слов главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта Н.И. Иванова: «Не искусство маневров, не боевые качества солдат противника, а только одно превосходство артиллерийского огня, вызывающего громадные потери и потрясающего моральные силы бойцов, могло сломить стойкость и упорство доблестных наших войск и вынуждает их к постепенному отходу и очищению занятого нами района Галиции. Благодаря силе этого огня противник получил возможность достигать быстрых результатов своих наступательных операций на выбранных направлениях. К сожалению, мы не можем ответить ему тем же вследствие недостатка у нас ружейных и легких патронов… Наши наступательные операции и контратаки, лишенные поддержки необходимого могущественного артиллерийского огня, развиваются или очень медленно, или даже вовсе не осуществляются, встречая огневую завесу противника и искусственные препятствия, не разрушенные артиллерийским огнем. Этой же медленностью противник пользуется для развития удара на других направлениях и быстрым достижением успеха создает новую обстановку, при наличии которой или теряется совершенно целесообразность продолжения нами предпринятого наступления или даже создается явная опасность ухудшить общее положение».