Читать онлайн Сезон пурги и пепла бесплатно

Внимание!

Эта книга не предназначена для чтения по порядку. Повествование разбито на эпизоды, каждый из которых заканчивается разветвлением сюжета или предложением перейти на другую страницу книги, необязательно следующую.

В конце ключевых фрагментов читателю предлагается сделать выбор за персонажа, от которого будет зависеть дальнейший ход истории. Выберите то, что наиболее подходит именно вам, и посмотрите, к чему это приведёт. Имейте в виду, что это тёмное фэнтези, и каждый ваш поступок повлечёт весьма серьёзные последствия. Пути назад не будет.

Зачин

Небеса гремели, будто уже готовые обрушиться на грешную землю. С самого утра затянул унылый редкий дождь, то лупивший по крыше корчмы крупными ледяными каплями, то плавно оседавший промозглой взвесью.

Семеро посетителей сгрудились поближе к пылавшему очагу и грелись, блаженно потягивая пиво. За столами текли неторопливые разговоры, они разбавлялись короткими взрывами хохота.

Усталый корчмарь сидел, привалившись спиной к кухонной стене, и зорко следил, чтобы у гостей в кружках не перевелось пиво, а в плошках снедь.

Пахло перебродившими дрожжами и жареным мясом со шкварками.

Помещение освещалось тремя дюжинами свечей. Они светились под потолком, прилепленные к резным деревянным канделябрам, выполненным в виде тележного колеса.

Распахнулась дверь, впустив холодную сырость. Огоньки на свечах затрепетали, как перепуганные мотыльки. Несколько тотчас потухло.

На пороге стояли двое. Крепкий старик и молодец. Первый уже был убелён сединами, но сумел сохранить и стать, и осанку. Его пристальный взгляд с прищуром, казалось, видел тебя насквозь. Парень был красив, как девка. В глубокой синеве его очей сквозил холод.

Пришельцы захлопнули за собой дверь и осмотрелись. Их облепляли серые шерстяные плащи, которые, конечно же, вымокли до нитки.

Мужики потеснились и усадили путников поближе к очагу. Корчмарь забрал плащи и утащил в кухню сушить у печей.

– Так откель вы, ребята, говорите, идёте? – допытывался жилистый бородач уже слегка заплетающимся языком.

– Из Лихобора, вестимо! – отвечал молодой. А сам знай себе наворачивал ароматные щи с кровяной колбасой и закусывал всё это дольками лука.

– Ну, и как там чего?

Молодой ухмыльнулся и заговорил. Он рассказал местным о заморских гостях с дальних берегов Шонь Рю и Мошуарских островов. Поведал, как собственными глазами видел чернокожих муринов, что привозили на торг прекрасных белокурых рабынь из Бараа-Тору. О загадочных чудах из таинственного Саахада, что запросто ходили по раскалённым углям, но до смерти боялись простого солнца.

Местные дивились и загадочно переглядывались. Их так и подмывало в свою очередь выложить какую-нибудь байку, дескать, нет-нет да и у нас случается что-то интересное. Мужики рассказали про местных сумасбродных ведьм, что имели дурное обыкновение травить скот и насылать мор на всю округу. А то ещё и помыслы греховные добрым мужам внушать – дедеровы отродья! Сказывали о дальнем диковинном дереве, что способно исполнить любое желание, только бы ты отдал ему своих ещё даже не рождённых детей.

– А, это всё байки. Дерево желаний вообще очень старая легенда, – отмахнулся молодой. – А я вам толкую о том, что видел собственными глазами.

Задетые таким небрежением к собственным словам мужики хитро переглянулись.

– А что, коли мы расскажем тебе, парень, мол, всего в тринадцати верстах отсюда в глухой тайге затерялась проклятая весь, от которой давно уже отвернулся сам Господь? Тамошние жители давно утратили человеческий вид и ходят с птичьими головами, а для вящего наказания над ними поставлено кровавое языческое божество…

Пришлые многозначительно переглянулись между собой.

– Тоже байки, – усмехнулся молодой. – Или ты, может, способен провести нас туда?

Мужики замолчали. Даже пламя будто стало тише, сжавшись в очаге. Свечи мигнули, а через мгновение и их огни съёжились. Полумрак сгустился, став почти осязаемым.

– Я так и думал, – усмехнулся красавчик.

– Отчего ж не провести, – медленно, глядя молодому прямо в глаза, проговорил мужик. – Можно и провести, коль вам шкура своя жмёт. Но только до заветного места, а там, ребята, сами. Уж не взыщите…

Молодой ухмыльнулся. Старый отнял от губ кружку с квасом и заметил:

– Чтобы увидеть такое диво, и умереть не срам.

Они выдвинулись на рассвете. Мужик-провожатый, что назвался Мстивоем, немногословный старик Пазей и его не то сын, не то друг – Азарь.

Утро выдались сухим и погожим, не в пример минувшей ночи. Тугие кожаные сапоги с меховым подбоем месили дорожную грязь. Жарко грело солнце.

Когда миновали перелесок и вошли в тайгу, грязи стало меньше. Надвинулись густые тени. Вспученный мох мягким ковром приминался под ногами.

Они шли почти весь день, пока Мстивой не остановился у некой ведомой лишь ему одному границы:

– Всё, мужики. Дальше сами! Идите на запад, не сворачивая. Ну, бывайте!

Он крепко, по-свойски обнял каждого и, больше не оглядываясь, ушёл обратной дорогой.

Двое остались у разлапистой валежины.

В кустах затрещало – кто-то неловко и кособоко проламывался сквозь них и тихо напевал себе под нос нестройный мотив. Путники напряжённо замерли.

Из кустов появился медведь. Бурая шерсть была вся в репьях и маленьких веточках дикой малины. Медведь шёл на задних лапах, а передними держал вязанку хвороста. Зверь не удостоил людей взглядом и прошёл мимо, по-прежнему напевая себе под нос что-то про то, как «нравится ему подкармливать волков».

Когда медведь скрылся из вида, Азарь повернулся к спутнику и произнёс:

– Ну, что Луги, – а был это не кто иной, как известный философ Лугин Заозёрный, который в незнакомой компании всегда назывался Пазеем, – кажется, мы на верном пути. Что будем делать: пойдём дальше, как сказал Мстивой, или увяжемся за мишкой? Уж больно интересен топтыгин.

Идти дальше на поиски веси – стр. 258

Последовать за медведем – стр. 39

В печи весело пылал огонь. Старый философ сидел поближе к ней, отогревая свои кости. Руками он сжимал глиняный стакан с горячим отваром.

Азарь сидел напротив. Он с аппетитом уплетал пирожки с луком и яйцом, запивая всё тем же отваром, и внимательно слушал Мунду. Ком рассказывал, как услышал подозрительные крики и решил посмотреть, чего там стряслось в его лесу.

Млада накрыла на стол и убежала наверх – кормить жидкой кашей Кудера.

Во главе стола сидел Зок. Он мрачно попивал мёд из бочонка, и было видно, что всё происходящее ему крайне не нравится.

– Всё было хорошо, пока не появились вы, – мрачно обронил он, когда Мунда замолчал. Смотрел Зок при этом на Азаря. – Мы жили тихо и спокойно. Торговали с безлепами. А теперь половина моих братьев и сестёр раньше времени отправились в дерево. Мунда уложил нескольких клювоносых безлепов и теперь непонятно, чем всё это закончится? Кудер так и лежит без сознания. Спасибо, что хоть ещё живой.

Азарь развёл руками, дескать, я этого не хотел.

– Не горячись, Зок, – прорычал Мунда. – Эти безлепы помогли нам сбросить ярмо Позвида. Комы всегда были свободным народом и, я надеюсь, такими останутся и впредь. А клювоголовые давно под Позвидом ходят, так или иначе нам пришлось бы с ними столкнуться после того, как мы разобрались с Тресом.

Зок фыркнул. Мунда продолжал:

– Тем более никто не видел, как я помог этим двоим. Вуда может решить, что пришлые разобрались с его людьми сами. – Потом он обернулся к философам и спросил: – Какой помощи вы ждёте от нас, Азарь?

Все посмотрели на парня. Молодой философ потёр переносицу, собираясь с мыслями.

– Как ты правильно заметил, Мунда, мы с Луги рисковали своими шкурами ради народа комов. К тому же решающий удар нанёс-таки я. И теперь мы просим вас, друзья ни много ни мало, но сделать то же самое.

Комы переглянулись.

– Да, – кивнул Азарь. – К сожалению, всё именно так. С нами в веси хотели сделать что-то скверное. А честно говоря, я думаю, хотели принести в жертву Позвиду, чтобы он смилостивился и умерил морозы. Да, Мунда, ты просил отнестись к нам как к дорогим гостям, а они, наплевав на твои слова, решили выпотрошить нас, как баранов.

Ком проревел себе под нос что-то не слишком лицеприятное на языке комов.

– Но вы уже в безопасности, – справедливо заметил Зок. – Или вы хотите, чтобы отвели вас в другое место? К другим безлепам?

– Мы хотим, чтобы вы помогли нам спасти одну девочку, – вмешался Лугин.

Зок почесал за ухом.

– Правильно ли я понимаю: вы спасли целый народ только затем, чтобы бросить его против бога? Притом что некоторую часть этого народа убили не без вашего участия? И это всё, чтобы спасти одну-единственную млаву?

Лугин вздохнул и опустил голову.

– Это действительно звучит как какое-то безумие…

– Да чёрта с два! – фыркнул Азарь и встал.

Заложив руки за спину, он прошёлся туда-сюда перед столом.

– Всё это действительно звучало бы как полная чушь, если бы не одно но. Если бы мы действительно хотели бросить несчастных беззащитных мишек против ужасного и всемогущего божества. Но ведь это не так, Зок?

– Что ты имеешь в виду? – проревел ком.

– Конечно же, то, что вы не так уж и беззащитны. Вы нашли те самые слёзы, о которых говорил Трес. Нашли и припрятали на крайний случай, если дойдёт до открытого противостояния с Позвидом. Правильно я говорю, Мунда?

– Нет.

– Да уж конечно, – фыркнул Азарь и сел напротив Зока. Пристально посмотрел тому в глаза. – Мы с Луги сказали тебе, что, возможно, существует оружие, способное уничтожить Позвида, а ты просто так взял и отпустил нас на все четыре стороны? Я могу представить себе только один вариант, когда бы вождь племени пошёл на такое: если он уже завладел этим самым оружием. И судя по тому, что ни ты, ни твои братья не попытались у нас выяснить, знаем ли мы, как им пользоваться, вам это не нужно. Потому что вы знаете это и без нас.

Азарь снова встал и заходил кругами.

– Таким образом, получается, что необязательно вести против клювоголовых всех комов. Достаточно нескольких крепких медведей, которые разберутся с весьцами, а на Позвида достанет и одного Мунды, например. Поэтому всё дело за тем, готовы ли вы рискнуть своей шкурой за тех, кто рисковал своей за вас?

На какое-то мгновение повисло молчание. Зок отвернулся и следил за тем, как в алом зеве печи пылает огонь. Мунда смотрел в стол прямо перед собой. Лугин допивал свой отвар и разглядывал занавески. Азарь расправлялся с последними пирожками с таким видом, будто его совершенно не волнует решение комов. Или он уже знает его.

Спустилась Млада. Она было хотела что-то сказать, но, ощутив гнетущую атмосферу в светёлке, прикусила себе язык. Вместо этого девушка осторожно примостилась на лавку поближе к старому философу, от которого она в тот момент чувствовала наименьшую угрозу.

Первым нарушил молчание Мунда:

– Он прав, Зок. Мы не можем отказать безлепам в помощи. Мы не можем повернуться спиной в час нужды к тем, кто рисковал всем ради нас. Иначе какие мы грах-р? Какие мы комы? – Потом Мунда повернулся к Лугину и в упор посмотрел на философа: – Тем более что, возможно, это знак судьбы.

Лугин Заозёрный, который только что собирался отпить свежего отвара, замер с занесённой перед лицом рукой и в изумлении уставился на медведя.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Зок.

– А то, – Мунда повернулся к нему, – что мы разобрались с одним прихвостнем Позвида. Но что ему мешает послать другого? Или просто взять и заменить на него одного из нас? Ты сам видел, что эти твари умеют превращаться. Мы никогда не сможем быть уверены, что Позвид оставит нас в покое, пока он существует! – Потом Мунда обернулся к Азарю: – Мы возьмём с собой столько комов, сколько пойдёт. И я уверен, что их будет много. Пусть мы ляжем там все как один, но мы обеспечим нашим потомкам жизнь на свободе.

Азарь замялся и неловко почесал затылок.

– Не то чтобы я призывал вас именно к этому… Всё-таки идти войной на бога, пусть даже и местечкового – идея так себе. Я просто хотел, чтобы вы помогли нам отбить девчонку.

– Ну да. Вы с ней уйдёте в ваши безлепские земли, а Позвид явится сюда, в мой лес. Чтобы спросить ответа с нас.

– Тоже верно, – Азарь был вынужден согласиться.

– Так что это не просто поход затем, чтобы выкрасть одну млаву, Азарь. Это война с птицеголовыми и их богом. Готов ли на это ты?

Да – стр. 287

Нет – стр. 194

Азарь вздохнул.

– Как это ни прискорбно, приходится признать, Луги, что мы с тобой – два кретина. Всё изначально было проще пареной репы. Это Млада.

Азарь пересказал комам свои аргументы, озвученные им до этого Лугину. Медведи слушали с непроницаемыми мордами, один только Трес стоял такой торжественный, будто на параде победы.

– Ну, и последнее, что меня убедило, – продолжал философ, – это предательство Млады. Я имею в виду, что, как только мы с Луги выкатились из терема, она бросилась докладывать обо всём вам. Потому что Млада – или как там тебя на самом деле? – испугалась, что мы с Луги найдём здесь что-нибудь весьма примечательное.

Вожди стояли, придавленные этими аргументами, как гранитной плитой. Азарю даже сделалось их жалко: очевидно, что они любили девушку. Пусть по-своему, как привыкли и умели, но любили. А она вонзила им нож в спину.

Мунда медленно опустился на обломки каменной лавки. Он будто постарел лет на десять. К нему подошёл Трес и положил лапу на плечо, сказал что-то на языке комов. Мунда кивнул.

Остальные вожаки зажмурились.

Трес повернулся к девушке.

Млада закричала и бросилась бежать, но не успела: беспощадный поток пламени оказался быстрее. Тошно запахло горелой плотью и волосами.

Философов замутило.

Зок и Кудер уселись позади своего брата и похватались за головы.

– Народ комов благодарит вас за освобождение, – не своим голосом прохрипел Мунда. – Трес наградит вас и отведёт, куда скажете. А нам нужно ещё побыть здесь…

Азарь не нашёлся что ответить. Только кивнул и поплёлся к выходу. Проходя перед Мундой, Азарь стиснул его плечо в знак дружеской поддержки и полез наверх.

Лугин Заозёрный, стараясь быть как можно менее заметным, тихонько прошмыгнул мимо комов и при помощи ученика взобрался наверх.

Трес повёл их длинной извилистой тропой через лес. Чем дальше они отходили от храмовых руин, тем более уродливые и больные попадались деревья. Их гнуло к земле, словно от непостижимой боли. Выворачивало наизнанку, как в припадке падучей.

Азарь и Лугин даже не поняли, в какой момент Трес пригвоздил их молниями к земле, а потом жёг пламенем до тех пор, пока от обоих не остался только пепел.

Затем Трес потратил ещё некоторое время, чтобы хорошенько замести следы своего преступления, и только после этого он вернулся обратно в разрушенный храм, чтобы доложить вождям, что безлепы благополучно добрались до их родного поселения.

А погружённые в своё горе Мунда, Зок и Кудер совершенно не придали значения тому, что собирались философы в другую сторону.

– Я думаю, что всё из-за этого храма, – говорил Трес, и вожди его слушали. – Млава искала его, он был зачем-то ей нужен. А значит, он нужен и её хозяевам. Мы можем это допустить? Я думаю, что нет. – И вожди с ним соглашались. – Весь храм вместе с библиотекой и найденными в ней книгами должны быть уничтожены. А иначе за ними снова кто-нибудь придёт. И кто знает, не принесёт ли он новые беды?

И вожди согласились уничтожить всякий след существования древнего храма. За его разрушение Трес взялся лично и через несколько дней не оставил здесь камня на камне.

И лишь убедившись, что больше ни один ком не получит доказательство того, что когда-то у них существовала более развитая цивилизация, Трес отправился к себе в землянку.

Теперь можно было отдохнуть.

КОНЕЦ

Наконец сердце старика не выдержало, и он решился попытаться самостоятельно разыскать Азаря. Оглядевшись, Лугин отломил от дерева толстую упругую ветку и, используя её вместо посоха, двинул вперёд.

Ветер завывал в ушах чудовищными голосами. Ветер срывал со старика шапку, отчего философ был вынужден постоянно придерживать её второй рукой. Ветер рвал остальную одежду на нём и трепал с остервенением лютого зверя. Ветер сёк кожу ледяными порывами и снежной крошкой, что обрела вдруг плотность стали.

– Азарь! – изо всех сил закричал Лугин Заозёрный. – Ты меня слышишь? Аза-арь, я здесь!

Но в такое ненастье старый философ и сам себя плохо слышал. Да и видел тоже. Весь мир для него сжался до узкого пятачка в расстояние примерно до половины вытянутой руки – всё остальное было сокрыто в белом непроглядном мареве.

Лугин не знал, сколько прошло времени с тех пор, как он решился на этот безумный поступок, с равным успехом могли пройти и несколько мгновений, и несколько часов. Время как будто остановилось.

Утратив всякий ориентир и связь с реальностью, старый философ скоро выбился из сил. Он упрямо шёл, сам уже не зная куда, лишь бы не останавливаться. Лишь бы не упасть здесь и не оказаться заметённым насмерть в самом центре колдовской пурги.

Всё тело Лугина окоченело, а сам он давно уже не чувствовал ни рук, ни ног. И даже когда, окончательно вымотавшись, свалился в сугроб, Лугин не заметил, как снег заметает ему под одежду.

– Азарь! – снова позвал он окончательно севшим от напряжения голосом. И, конечно, никакого ответа не дождался.

Величайший из философов Горнего лежал в неловкой позе в глубоком сугробе. Разбушевавшаяся стихия наметала на него всё больше и больше снега.

– Прости, малыш, устал я, – едва шевеля губами, молвил старый философ. – Не могу больше. Да и спать смерть как хочется. Сейчас вздремну и найду тебя… Честное слово, обязательно найду…

Пурга всё мела, даже не думая останавливаться, и всё сильнее заметала замёрзшего человека, что в бесплодных попытках сохранить крупицы тепла свернулся, будто в утробе матери.

И к моменту, когда чудовищный буран наконец унялся, всё было заметено так, что не вдруг и заметишь маленькой снежной горки, что едва-едва возвышалась над остальным заснеженным полем.

С другой стороны от проклятого селения всё ещё боролся за жизнь Азарь. Он быстро понял, что они были правы, и затерянную весь таки окружает некое охранное заклятье. Тогда парень повернулся назад. Во всяком случае, ему так казалось, поскольку из-за непогоды ничего нельзя было разглядеть. Даже собственных следов – так быстро их заметало. Азарь звал учителя, но точно так же, как и старый философ, сам едва мог себя расслышать.

В конце концов Азарь по чистой случайности отошёл от веси на расстояние, достаточное, чтобы охранное заклинание больше не считало его угрозой для селения. И тогда пурга унялась.

К тому времени Азарь порядком выбился из сил и едва держался на ногах. Наметив для себя примерную черту, дальше которой заходить не стоило, молодец двинул по кругу вдоль околицы в надежде отыскать Лугина.

Ученик отчаянно надеялся, что у старика хватило ума не двигаться с места и дождаться его там же, где они и расстались. Однако скоро стало ясно, что своенравный учёный таки решил увязаться следом.

Всё ещё не веря в это, Азарь дважды обошёл весь по кругу, но так и не нашёл человека, который был для него ближе родного отца.

Азарь пробирался вперёд по пояс в снегу, случалось, полз прямо на четвереньках, он падал, поднимался, но только затем, чтобы упасть снова.

– Луги! – надрывая горло, то и дело кричал Азарь. – Старая ты перечница, хорэ дурака валять! Луги, мать твою, отзовись же! Л у-у-уги!

Но ответа не было.

В конце концов, приняв очевидное, Азарь добрался до «больного» перелеска и сломил там хворостину, достаточно крепкую, чтобы без проблем пробивала снег. И тогда молодой философ снова двинул вокруг проклятой веси, то и дело пронзая веткой снег поблизости от себя.

День клонился к закату. Горизонт сгорал в алых и оранжевых сполохах. Стояла невозможная тишина, в которой громом раздавался хруст снега под сапогами Азаря.

Молодой философ уже не столько шёл, сколько сидел, набираясь сил перед очередным рывком. Он уже давно ничего не ел, а вместо воды использовал снег, который целыми горстями отправлял в рот.

Белоснежное поле вокруг было изрыто и истоптано, но работы всё ещё оставалось порядочно. Азарю предстояло обойти ещё несколько вёрст, пядь за пядью ощупывая палкой заснеженные пространства.

Несколько раз ветка натыкалась на что-то твёрдое, и парень бросался это откапывать. В первый раз он нашёл объёмистую валежину, в другой это оказался старый трухлявый пень, потом попадались и вовсе обычные пригорки. Пару раз Азарь едва не забредал за воображаемую черту охранного заклинания, и в такие моменты метель незамедлительно давала себя знать.

Постепенно до Азаря дошло, что Лугина нет на свободной территории. Его либо кто-то утащил обратно в лес, либо старый философ всё-таки решился зайти слишком далеко во владения пурги.

Вариантов оставалось немного.

Азарь стиснул зубы и пошёл к проклятой веси. Гнев на какое-то время придал сил, и парень пошёл быстрее.

Снега вздыбились ему навстречу. Всё завертело, закружило. Шквальный ветер трепал одежду, казалось, сильнее, чем прежде. Азарь не обращал внимания. Он с глухим рыком упрямо пробирался сквозь глубокие сугробы, обшаривая всё вокруг себя.

Наконец ему удалось отыскать погребённого под снегом Лугина Заозёрного. Сообразив, что всё-таки нашёл, молодец на миг впал в ступор. Одно дело догадываться, что твой друг мёртв, и совсем другое убедиться, что это действительно так и никакой надежды нет.

Замешательство длилось всего мгновение, за которое буран успел замести старого философа снова. Когда его лицо скрылось под белёсой пушистой крупой, ученик глухо зарычал и принялся откапывать учителя. Потом Азарь взвалил Лугина себе на плечи и пошёл, сам не зная куда.

– Погоди, старая перечница! Тоже мне, спать удумал в такую погоду. Совсем сдал, я смотрю? Ничего, сейчас доберёмся до перелеска, там и отдохнём как люди.

Так говорил Азарь, пока волок тело учителя на себе. Скоро силы окончательно оставили парня, и он вместе с Лугином растянулся на снегу. Граница ещё не была пройдена, и чёрт бы её знал, где она вообще должна быть. А посему пурга мела по-прежнему безбожно.

– Ладно, Луги, уговорил… Может, нам и впрямь стоит малость передохнуть… – сказал Азарь и закрыл глаза.

Пурга всё мела над ними и долго ещё не унималась даже тогда, когда на белоснежном покрывале не осталось и намёка на то, что здесь когда-то проходили философы – учитель и ученик.

КОНЕЦ

Азарь выдержал паузу.

– Как это ни прискорбно осознавать… – Азарь посмотрел на Треса. – Но это ваши вожди. Держать в подчинении тупое стадо проще всего. Поэтому Зоку и компании не выгодно, чтобы вы умнели. Поэтому они приучили всех к мысли, что ты какой-то ненормальный, Трес. Что комы такими не бывают. Сейчас – ещё может быть, но раньше были. И посмотри, что они сумели создать.

Медведи некоторое время таращились на него в крайнем изумлении, а потом расхохотались как один.

Лугин тем временем бочком-бочком пробирался к выходу из подземелья.

Комы перестали смеяться.

– Значит, так, – заговорил Мунда, – вы, два кретина, себе слишком много позволяете. Поэтому сейчас мы выведем вас из нашего леса, и ноги вашей тут больше не будет. А ежели хоть почуем тут ваш дух – разорвём к такой-то матери, как у вас принято говорить.

– Э… – растерялся Азарь. Ему часто пеняли на его наглость, но обычно серьёзных последствий это не влекло.

– Без «э». Убьём тотчас.

– Понял, мы тут больше гости не желанные, но, может, мы пойдём дальше, как и собирались изначально?..

– Нет. Весь, в которую вы держали путь, находится в нашем лесу. А вам здесь больше не рады. Поэтому либо проваливайте, либо мы оторвём вам головы прямо здесь, чтобы не тратить время.

Азарь попытал последнее средство:

– Трес, они же отбирают у твоего народа будущее. У всех вас!

– Азарь, я ведь тебе уже говорил: ни один ком ни за что не ослушается вожака. Так что уйди по-хорошему.

– Скотина! – выругался Азарь.

Однако им не оставалось ничего другого, кроме как навсегда покинуть лес комов, так даже ни разу и не взглянув на проклятую весь и не познав её тайн.

КОНЕЦ

Азарь и Лугин переглянулись. Ученик состроил хитрую мину, что совсем не понравилось учителю.

– Нет, – отрицательно покрутил головой старый философ.

– Да, Луги. Нам нужен свой человек в этой веси.

– Но она ребёнок! – зашипел Лугин, сделав страшные глаза.

– Она чёртов гений, Луги!

– И она всё ещё здесь, – напомнила Мышка. – И Глухарь скоро будет тоже.

Азарь повернулся к ней:

– Хорошо. Но, чтобы мы лучше доверяли друг другу, предлагаю для начала назвать свои настоящие имена. Ты первая.

– Чего это я? – сразу насупилась девица.

– Да нам-то всё равно, это ты на правде настаиваешь. Так давай, сделай шаг навстречу.

– Да, но чужаки-то тут вы. Одно моё слово…

– И папенька снова прикажет тебе не совать нос в мужские дела, – елейным голосом напомнил Азарь.

Мышка обижено засопела.

– Моё настоящее имя Макланега. Что? Ну, такое вот имя!

На самом деле ни Азаря, ни тем более Лугина имя девочки не смутило. Однако, должно быть, ей самой оно не очень нравилось, оттого Макланега считала, что и других должно вводить в недоумение.

– Но вы можете звать меня Маклой.

– А как насчёт Нега? – спросил Азарь.

– Нет, – насупилась девчонка, и парень развёл руками с видом полнейшей покорности.

– Хорошо, Макла, моё имя Азарь, а это вот Лугин Заозёрный.

Старый философ вздохнул оттого, что ученик выболтал его имя, не спросив разрешения даже взглядом, и помахал девочке рукой. Та вытаращилась на философа не то в ужасе, не то в восторге.

– Как Лугин Заозёрный? То есть тот самый Лугин Заозёрный?

Азарь насторожился, но выспросить у Макланеги, откуда она знает старую перечницу, уже не успел. В сенях послышался топот, и в светёлку ввалилось небольшое семейство Глухаря.

– Мышка? – выпалил хозяин и подозрительно покосился на двух пришлых мужиков. – А ты здесь чего?

Девочка даже бровью не повела, будто и не затевала только что тайных разговоров с чужаками.

– Я хотела ещё одну сказку послушать! – мило вымолвила Макла.

– Сказку? И всё? – подозрительно прищурился Глухарь.

Девочка быстро-быстро и честно-честно закивала. Пришельцы тоже сидели с самым благонадёжным видом. Однако если старику хозяин поверил сразу, то на Азаре он задержал подозрительный взгляд.

Парень натянул свою самую обезоруживающую улыбку, и только после этого Глухарь отвернулся от него.

На ночь глядя девочку, конечно, никто восвояси не отпустил. Философов согнали с полатей и постелили им на полу у печки. А на лежанке за цветастой занавеской устроилась Макланега.

Как бы Азарю ни хотелось расспросить её, откуда простая девчонка, пусть даже бы и дочка старосты, в эдаком захолустье знает о Лугине Заозёрном, пришлось ждать до утра.

Утром все встали чуть свет. Весьцы тотчас принялись за свои повседневные обязанности, и «сказочники» до вечера оказались предоставлены сами себе. С сумерками их снова ждали в избушке старосты с новыми рассказами.

Макланега поблагодарила хозяев за гостеприимство и отправилась восвояси. Философы увязались следом. Глухарь проводил их мрачным взглядом, однако препятствовать не стал – верно, пребывал в уверенности, что средь бела дня в родной веси с девочкой ничего не может случиться.

И первым, о чём спросил её Азарь, как только они остались втроём, было, конечно, откуда девица знает Лугина. И каково же было удивление парня, когда Макла заявила, что читала скандальный труд старого философа – «Трактат о сути вещей».

– Когда-то мы торговали с большой землёй, – рассказывала Макла, пока они шли к избе старосты самым длинным из всех возможных путей. – Моя бабушка была купчихой. Возила иным людям наши ягоды, пушнину и дикий мёд. У нас он особенный – никто такого не делает. Честно говоря, и мы тоже. Нам его приносят, но торгуем как своим. Наш мёд на дальних землях в цене.

Конечно, девица имела в виду, что мёдом с ними делятся медведи, которые имеют обыкновение ходить на двух лапах и напевать себе под нос песни на человеческом языке.

– Так вот, – продолжала Макланега, – бабушка научила меня читать и считать. На самом деле это у нас не так чтобы сильно ценится, но купцы приносили пользу, поэтому все терпели.

– А сейчас? – вклинился Азарь.

– А сейчас их нет, – отрезала Макла, и парень посчитал за лучшее не продолжать расспросы. – И бабушка привозила мне с дальних краёв всякие книжки. Среди них и был «Трактат о сути вещей».

Девочка вздохнула и потуже запахнула свою телогрею. Макланега замолчала, а философы не решались заговорить с ней вновь, предоставив возможность побыть со своим горем.

Под ногами хрустел свежий снег. Он был такой белый, что слепил глаза. Мороз щипал нос и щёки.

– Книги хотели сжечь, когда бабушка умерла. Я сказала, что в честь неё должна сделать это сама. Но я не смогла, – с каждым словом голос девочки становился всё тише. – Никто не понимает… Книги – это же память. Память о ней! А ещё они словно… – Макланега подняла глаза к небу и оглядела его так, будто искала там подходящее сравнение. – Они как будто дверь. Дверь в неведомое и далёкое. Они хранят в себе мудрость таких, как Лугин Заозёрный. Они таят в себе боль таких, как я. Они таят в себе радость… В книгах есть вообще всё, но наши этого не понимают. Поэтому я спрятала свои книги в самом надёжном месте на свете. Там, где их никто даже не догадается искать.

Азарь усмехнулся, догадавшись:

– У говорящих медведей. Умно!

Девочка кивнула.

– Да. Я подружилась с одним комом – так они величают сами себя. Его звали Трес. Чтобы этот ком понимал ценность того, что ныне хранится у него, я научила читать его самого. Он малость зазнался от этого, но зато теперь Трес бережёт мои книжки как величайшее сокровище. А я могу приходить к нему когда вздумается, чтобы почитать. Ну, так, теперь ваша очередь. Чего вы тут вынюхиваете?

Заговорил Лугин. Вообще за ним не водилось привычки заходить издалека – это больше свойственно Азарю, но сегодня старый философ решил прибегнуть к излюбленному приёму ученика.

– Скажи, дитя, вот ты читала мой трактат. Ты всё там поняла?

Макла задумчиво почесала кончик носа.

– Вообще-то нет. Но мысль, что существует два мира – мир идей и мир вещей – наш мир, это мне понравилось. Я тоже считаю, что вещи не берутся из ниоткуда. Мы просто черпаем своё вдохновение из мира идей, прежде чем создать что-то новое.

– Напомни, сколько тебе лет? – спросил Азарь.

– Девять.

Молодой философ присвистнул:

– И ты по доброй воле читала эту галиматью? Прости, Луги.

Девочка кивнула с серьёзным видом.

Азарь расхохотался. Лугин погладил её по голове и назвал замечательным ребёнком.

Между тем они уже порядочно отошли от земельных нарезов весьцев и практически упёрлись в невысокий тын околицы.

– Вы так и не объяснили, чего тут вынюхиваете?

– Видишь ли, дитя, как ты уже знаешь, мы философы. Азарь – мой ученик. И мы некоторым образом занимаемся вопросами изучения религии. Ну, то есть веры в бога…

– Я знаю, что это.

Брови старого философа взлетели на лоб. Азарь хохотнул. После короткой паузы Лугин продолжал:

– Как ты выразилась, на большой земле царят совсем иные порядки, нежели здесь. До нас дошли слухи, что у вас властвует настоящее языческое божество! Я имею в виду очень древнего бога, который существовал задолго до бога Храмовых скал. Всё это крайне интересно. И мы пришли сюда, чтобы разобраться, правда это или нет.

– А если правда, что вы сделаете? Убьёте его?

Азарь фыркнул, сдерживая смех.

– Макла, мы пока не набрались силёнок, чтобы воевать с богами.

– Мы изучим вашего бога, – продолжил мысль Лугин. – Конечно, насколько сможем и насколько нам это позволите вы.

Девочка остановилась и строго посмотрела на мужчин.

– Вы просто хотите узнать о нём как можно больше, и всё? Никто не пострадает?

– Никто, – заверил Азарь.

– Мы этого совсем не хотим, – сказал Лугин.

Девчонка кивнула.

– Тогда я помогу вам.

– А что взамен? – с улыбкой уточнил молодой.

Девочка посмотрела сначала на одного, потом на другого.

– Вы заберёте меня отсюда.

Философы вытаращились на неё в немом изумлении.

– А что меня здесь ждёт? – отвечая на невысказанный вопрос, выпалила Макланега. – Выйти замуж и нарожать кучу детей? Спасибо! Разве я тут мужа нормального найду? Здесь же одни кретины! Да и кто меня такую замуж возьмёт? Все говорят, дурная я. Все девки как девки, и я бы пряла там иль вышивала, так нет – всё в облаках летаю. А я не летаю, я думаю! А здесь так вообще не принято!

– Ох, не только здесь, – вздохнул Азарь.

Но сбить девицу с мысли оказалось не так-то просто. Она тараторила как ни в чём не бывало:

– Тут нельзя ни о чём думать, окромя своего очага и как бы поплотнее набить вечером брюхо. И упаси тебя Позвид задавать какие-то вопросы, кроме как о штопке или готовке! Ну, ещё, может, как мужу ночью угодить. Тут об этом любят языки почесать. А я мир хочу посмотреть! Я устала тайком читать о его чудесах, я хочу увидеть их сама! Я хочу постигнуть его тайны! Я хочу быть такой, как ОН!

Азарь проследил за тонким пальчиком, указывающим на грудь старого философа. Лугин повернулся к ученику и произнёс:

– Я без ума от этого ребёнка.

– Ну, ещё бы! – усмехнулся Азарь. – Но воровать детей из отчего крова мы не то чтобы считали хорошей идеей.

Девчонка надулась.

– Меня через две зимы можно замуж отдавать, я уже не ребёнок.

– Это очень сложный вопрос, дитя…

– Это очень простой вопрос! Если вы бросите меня здесь, то я закончу, как моя бабка.

– Ну, судя по тому, что ты стоишь перед нами и говоришь о ней, твоя бабуля прожила долгую жизнь в кругу семьи, – заключил Азарь.

– Бабушку все считали безумным ублюдком. Мать не знала своего отца, потому что в молодости бабкой с удовольствием пользовались все, кому не лень. А сама она была хуже служанки. Ей просто очень повезло, что однажды нарвалась на людей с большой земли и смогла продать им пушнину втридорога. Тогда баба стала купчихой, и от неё отстали. Потому как начала приносить пользу общине. Но до конца дней бабушка так и осталась презренной старухой, которой брезговали за общим столом.

– Ладно, – согласился Азарь, – давай сначала посмотрим, так ли нам будет полезна твоя помощь. А там видно будет.

– Ты обещаешь, что если моя помощь будет серьёзной, то вы заберёте меня отсюда? – подозрительно спросила девчонка и вытянула перед собой кулак с выставленным мизинцем.

– Клянусь! – торжественно произнёс Азарь и обхватил её мизинец своим.

Девчонка серьёзно кивнула.

– Мне надо идти, а то тату наверняка уже знает, что я ночевала у Глухаря. И сегодня ночью мне, наверно, лучше сидеть тихонько дома. А вам я советую прогуляться. В полночь или около того.

Макланега многозначительно на них посмотрела и убежала вприпрыжку.

Получается, что до ночи ничего интересного ждать не приходилось. Однако философы всё-таки предприняли попытку ещё раз что-нибудь разузнать о местном божестве.

Они ходили от избы к избе, от двора ко двору и беседовали с весьцами о том о сём. В основном говорил Азарь, куда лучше поднаторевший в искусстве общения. Почти к каждому весьцу он подходил по несколько раз. В первый они ограничивались парой приветственных слов и шли дальше. Во второй Азарь предлагал свою помощь, и вечно занятые весьцы, как правило, принимали её. Так – за делом – они снова перебрасывались парой-тройкой слов, потом Азарь начинал рассказывать какую-то историю и уходил на самом интересном месте, будто вспомнив о некоем важном деле. Он называл это «подсадить на крючок». После чего молодой философ давал человеку «повариться» в собственных мыслях и потом объявлялся на горизонте снова. Поскольку человек его уже ждал, то общение шло куда проще.

И вот после такого подхода у философов уже получалось вытянуть из скрытных весьцев то немногое, что они не боялись сболтнуть.

Как и предполагалось, здесь всё-таки существовала своя религия, весьма отличная от общепринятой веры Храмовых скал. Она, эта религия, связана больше с ночью и изнанкой мироздания, поэтому при свете дня её символов увидеть не получится – это философы не выпытали у местных, а скорее поняли сами из многих недомолвок и перемигиваний.

Чем больше пришельцы замечали таких недомолвок, чем чаще они ловили вскользь и по неосторожности брошенных подробностей, тем проще им становилось выпытывать сведения у следующих весьцев. И тем не менее белых пятен и предположений по-прежнему было больше, чем хотелось бы, и Азарь с Лугином очень серьёзно надеялись, что эта ночь многое сможет прояснить.

К вечеру ударил мороз. Азарь и Лугин продрогли так, что были вынуждены оставить свои попытки разговорить местных и спрятались в тёплой избе.

Глухарь до ночи отлёживался на печке – грел старые кости, которые ломило от непогоды, и всё жаловался, что холода нынче грянули рано, снега толком ещё не выпали, как бы озимые морозом не побило.

А мороз, как назло, всё крепчал.

Когда время перевалило за полночь, в избе Глухаря все давным-давно спали. Сам хозяин семейства храпел так, что диво, как ещё не перебудил всех остальных?

Философы осторожно выбрались из-за занавески и, держа под мышками свои осенние полукафтанчики, выскользнули на улицу. Нормально оделись уже на крыльце.

– Куда это вас понесло на ночь глядя? – раздался голос Глухаря.

И философы поняли, что ночью тут явно происходит что-то интересное.

Попытаться задурить голову – стр. 236

Лучшая защита – нападение, завалить Глухаря вопросами самим – стр. 212

Весь следующий день Азарь и Лугин провели в приготовлениях.

Для начала они прогулялись вдоль околицы и собрали кой-какие травы, что ещё не до конца побило морозом. Что-то былинками торчало из-под тонкого снежного покрова, что-то пришлось откапывать. А что-то, например серьги полыни и корень чистотела, Азарь сумел умыкнуть у самого Глухаря в его избушке.

Затем старый философ увёл всех за собой в избу старосты, а его ученик остался, сказавшись больным. И пока вся весь, включая и семейство Глухаря, слушала россказни Лугина, Азарь старался припомнить всё, чему его научила ведунья Поляна, которая была молодцу кем-то вроде второй матери.

Кое-как Азарь сварил сонный отвар, а чтобы отбить запах, нарочно сжёг в печи кашу перед самым приходом хозяев.

Когда Куропатка вошла в светёлку, у неё глаза полезли на лоб от едкого дыма, что затянул собой всё помещение. Сорвав с головы шаль, она принялась размахивать ею, как флагом.

– Глухарь! Дверь пошибче отвори! Распахивайте ставни живее, пока мы все тут не удохлись! Ты что наделал, лихоимец?!

Азарь стоял посреди комнаты и изображал виноватого и сбитого с толку простака так убедительно, что ему чуть было не поверил даже Лугин.

– Да я что? Я ж ничего, хозяйка! Ну, добром хотел отплатить за ласку сердешную!

Азарь суетился и лез вон из кожи, помогая семейству Глухаря разбираться с задымлением. Однако всякий раз от такой помощи случалось только хуже. То он глиняный черепок заденет да разобьёт. Так, что потом всем в срочном порядке приходится осколки из-под босых ног убирать, чтоб не пораниться. То перетаскивает какой-нибудь тюк подальше от печи, откуда всё ещё валил чёрный горький дым. Да так перетаскивал, что и окно-то перекрыл, не давая сквозняку хорошенько продуть, и оказался аккурат перед печью, перегородив к ней дорогу.

Азарь так искусно изображал запаниковавшего недотёпу, что Глухарь в конце концов не выдержал и вытолкал его в сени, чтоб не болтался под ногами. И только после этого хозяин смог достать из печи дымивший горшок да вынести его на улицу.

В общем, устраняя последствия «помощи» Азаря, все умаялись так, как если бы полдня провели за плугом.

– Бес попутал, хозяева, – беспрестанно оправдывался Азарь. – Ну, я же эту кашу чуть не с пелёнок варю! Да чтоб ей пусто было, скотине такой! Всегда же получалась, собака! Чего тут-то ей не то?

– Это потому, что на кухне должна быть одна хозяйка, – ворчала Куропатка.

Хозяйка сидела на широком резном сундуке и обмахивалась красиво вышитым полотенцем. Рядом с ней, прислонившись затылком к бревенчатой стене, сидел муж. Внуки толклись рядом, но усадить их на одно место было делом непосильным, наверное, и самому дедеру.

– Испейте хоть отвару пряного, – Азарь угодливо подставлял хозяевам крынку со снотворным. – Я после него как заново рождённый каждый раз.

И тут Азарь даже не лукавил. Утром Глухарёвичи проснутся такими отдохнувшими и полными сил, что хоть с места горы начинай ворочать.

Тем временем уставшие за день да измотанные стараниями Азаря супруги и без того клевали носом. А напившись сонного зелья, захрапели, едва только добрались до полатей.

Чтобы они не проснулись раньше времени, Азарь положил им под подушку узелок с душницей.

– Ну, если справный философ из тебя не получится, в лицедеи пойдёшь! – восхитился Лугин Заозёрный. – Такой талант пропадает!

Азарь оделся и на всякий случай на цыпочках вышел на улицу. Лугин остался по двум соображениям. Во-первых, старый философ ни за что бы не прошёл так тихо по снегу, как это мог его ученик. А во-вторых, кто-то должен был приглядывать за спящим семейством, чтобы всё прошло гладко.

На улице царил непроглядный мрак и лютый холод. Азарь поплотнее запахнул полукафтанчик, поднял воротник, и всё же ему казалось, будто оказался на улице абсолютно голым.

Азарь осторожно вышел за калитку и двинул по вытоптанной тропинке вдоль дощатых заборов.

Как бы тихо он ни умел красться, а собак провести не смог. Через несколько шагов все псы проклятой веси друг за другом подняли лай.

– Скотина! – выругался Азарь.

Он юркнул вбок и притаился в тени высокого сугроба. Всё было тихо. Философ ожидал, что хоть в одной избе приоткроется дверь или ставни, чтобы хозяин мог посмотреть, кого это там нелёгкая носит средь ночи. Ну, положим, кого – скорее всего, и так было ясно. А вот зачем пришлые сказочники шарятся по округе в то время, когда приличным людям положено спать, наверняка должно заинтересовать хоть кого-то.

Но никто так и не выглянул.

Азарь уже собрался выбираться из укрытия, как увидел вдалеке какое-то еле заметное движение. Затаив дыхание, он ждал, когда оно оформится во что-то более понятное. Даже старался лишний раз не шевелиться, чтобы чем-нибудь себя не выдать.

Собаки по-прежнему заходились заливистым лаем. Ну, хотя бы он катился по всей веси и никак не мог выдать местоположение Азаря.

Молодой философ окоченел так, что уже почти не чувствовал ни рук, ни ног.

Тем временем мимо сугроба, за которым он прятался прошло несколько человек. Все они молчали и напряжённо всматривались куда-то во тьму – не иначе как искали Азаря, переполошившего всю округу.

Они ушли, а сам смутьян решил выждать ещё некоторое время, чтобы ненароком не попасться кому-нибудь на глаза. Азарь успел подумать, что надо было попросить Лугина согреть ему воды за это время, чтобы попарить хотя бы ноги, а то эдак недолго и с простудой слечь, но тут раздались голоса.

Азарь мысленно обругал полуночников и притаился.

За то время, что ученик Лугина прятался, ветер успел замести его со всех сторон, и теперь Азарь сам здорово смахивал на снежный бурун.

Как назло, именно рядом с ним и остановились прохожие. Это была троица молодых парней – младше Азаря года на три-четыре. То, что они обсуждали, сразу не понравилось молодому философу.

– Братцы, я вот что подумал, – говорил голос, который всё ещё ломался, – давайте Граю попробуем?

– Как это попробуем? Зажарим и съедим? – заржал второй высоким писклявым голосом.

– Ты понял, о чём я. Скажи ещё, что она тебе не нравится.

Второй замялся, заговорил третий:

– Да кому ж она не нравится? Грая – девка видная, это всякому известно. Но ты белены объелся? Как ты себе это представляешь?

– Никто не узнает, Зимо… – прошипел первый голос. – Мы ей мешок на голову натянем. А вину потом свалим на чужаков. Их всё равно пришибут, не мытьём, так катаньем. А так Грайки отведаем! Ну, мужики? Или думаете, вам с ней когда-то по-нормальному светит? Ну, светит? – Помолчали. – Вот то-то. Да она с вами срать рядом не сядет. Вон, вечно нос воротит, – обиженно сказал, как плюнул, ломающийся голос.

– Бряче, ты вроде не пил, так чего городишь-то? – проговорил третий.

– А ты что, самый правильный выискался? Это ты кому другому можешь заливать. А я-то помню, как ты кур у Мазулихи воровал и жрал ночами, потому что твои чем-то болеть начали. И самогонку дрянную людям впаривал.

Послышалась возня, наверное третий взял за грудки первого. Во всяком случае, так показалось Азарю.

– Ты что несёшь, паскуда? Одно дело самогон передержать, а другое девку насильничать!

– Ты поори погромче, а то ещё не все слышали! Значит, ты не с нами? Ну и чёрт с тобой! Ярро, а ты?

– Слушай, я не знаю, – пропищал второй. – Это как-то… Давай, мож, подождём, когда Нега в возраст войдёт? Её-то всяко любому можно будет. А Грая… Ну, это ж Грая!

– Вот заладил, как ненормашка! Да ничё ей не будет, Грае этой. Ну, помнём её малость. Руки-ноги целые останутся, чё как… Вот, тоже мне, проблему нашли. Ну, а Макланега вырастет, там посмотрим.

В таком духе они препирались ещё некоторое время.

Азарь понял, что он либо вот прямо сейчас встанет и покажется этим троим, а там хоть трава не расти, либо околеет от мороза.

Не успел.

Весьцы кое-как между собой столковались. Второй назвал весь этот разговор паскудством и ушёл. Двое оставшихся пришли к выводу, что вдвоём они даже лучше сойдут за залётных сказочников и пошли искать несчастную Граю.

А у Азаря теперь стоял более сложный выбор, что ему делать?

Спасти Граю – стр. 189

Предупредить Лугина, что против них зреет заговор – стр. 220

Азарь махнул рукой на беглецов – пусть себе. В конце концов изнасилования уже не будет, а у самого Азаря здесь куда более важное дело нарисовалось: он наконец-то напал на след чего-то интересного! Тем более что, кажется, именно для этого он и морозил задницу всю ночь, рискуя так и остаться в сугробе.

А шестёрка незнакомцев по ту сторону забора в это время взмахнула руками, синхронно и слаженно, как на выступлении в бродячем цирке.

И перед ними вспыхнул ещё один факел, чьи неровные контуры наслаивались друг на друга и источали слабое холодное сияние.

Ступайте на стр. 180

– Врёшь! – процедил Азарь сквозь зубы. – Не уйдёшь!

Не теряя времени, он метнулся следом за беглецами. Его интересовала не столько девка, сколько этот Брячеслав. Недоноску не хватило благоразумия, чтобы остаться и во всём повиниться перед родителями и старостой. Да хоть бы перед самой Граей нормально извинился, пёс шелудивый. Без этих своих «я не виноват» да «меня заставили». Сказал бы как мужик: так, мол, и так, краса твоя ненаглядная совсем с ума свела, не сдюжил, бес попутал, заглажу, скажи только как. В ноги бы ей упал. А то лучше бы вообще защитником сделался, от других таких лихоимцев отныне берёг. Так куда там? Сбагрить вину на кого другого – конечно, это всегда проще.

Азарь терпеть таких не мог. Его с души воротило от подобного рода существ, по недомыслию всех богов – старых и новых – именуемым мужчинами. Какие они мужики? Тьфу! Дерьмо собачье.

Так или примерно так размышлял Азарь, пока пытался заново взять след беглого Брячеслава. Однако тот или от страху сделался умнее и сумел куда лучше замести следы, либо – что куда вероятнее – после него тут успел пройти кто-то ещё.

Пока Азарь терял время и разглядывал подозрительные малиновые факелы посреди улицы, негодяй успел скрыться.

Чёрт возьми, факел!

Азарь мысленно обругал себя за то, что потерял много времени, так при этом и не найдя проклятого насильника. Да и на кой бы он ему понадобился сейчас? Да и девица узнала негодяя. Коли убежали, так и пусть себе – с ними, в конце концов, можно разобраться и днём. Днём даже лучше – чтобы местные видели, что чужак не чинит беззакония и самоуправства, а напротив – ищет справедливого суда у старосты.

И Азарь опрометью бросился обратно, пока неизвестные кудесники не погасили свой волшебный цветок.

Ступайте на стр. 180

Лугин несколько мгновений смотрел на ученика, видимо решая про себя, что сейчас будет важнее, а потом кивнул:

– Ты прав, медведь весьма любопытный. Неплохо бы узнать, сколько ещё таких симпатяг может бродить по этим лесам, малыш.

Азарь кивнул.

Странствующие философы пригнулись и, стараясь двигаться как можно тише, последовали за косолапым. От зверя они держались на весьма почтительном расстоянии, Азарь едва мог его разглядеть, а скверное зрение старого философа и вовсе не справлялось.

Медведь, как назло, ломился самыми чащобами, через такие непролазные дебри, что философы выбирались кое-как, иной раз на четвереньках. А то Азарю бывало и приходилось вытаскивать откуда-нибудь застрявшего Лугина. Периодически они производили столько шума, что удивлялись, как Потапыч их ещё не обнаружил.

Как и следовало ожидать, через какое-то время они упустили загадочного зверя. Огромная серо-бурая туша не просто исчезла из поля их зрения, а от неё даже не доносилось ни звука.

– Кажется, нас заметили, Луги.

– Сплюнь!

Азарь красноречиво уставился на учителя, который как раз находился у левого плеча своего молодого спутника. Старый философ посмотрел с такой укоризной, что парню не оставалось ничего другого, кроме как вскинуть ладони перед собой – дескать, я молчу.

Несколько мгновений друзья выжидали. Они как могли напрягали зрение и слух, но осенний лес дремал в абсолютной тишине.

Азарь осторожно пошёл вперёд. Он проходил абсолютно бесшумно даже там, где вдоволь валялось полусухого валежника. Со стороны создавалось впечатление, будто Азарь вообще парит, не касаясь земли. Чего нельзя было сказать о его спутнике. Старый философ умудрялся трещать и шуршать даже там, где ученик прошёл бы и пьяным в стельку, не издав ни звука.

– Луги, ты сам как медведь в посудной лавке! – шипел на него ученик.

– Я посмотрю, как ты в моём возрасте будешь по лесам шарохаться!

– Луги, я до твоего возраста не доживу!

– Это да… Дай бог, если до лета дотянем.

– Ну, спасибо, старая перечница!

След был чёткий. Он вёл Азаря ещё полверсты, а потом резко разделился и пошёл в разные стороны, как будто из одного медведя резко стало два.

Азарь встал как вкопанный и весь подобрался.

– Ты чего? – удивился Лугин Заозёрный, не видевший для такого поведения никаких причин.

– Нас окружили.

И тут с глаз будто сдёрнули покрывало.

Медведей было штук десять или двенадцать. Они обступали философов практически ровным кругом, и все при этом стояли на задних лапах.

– Зачем вы явились в наш лес? – проревел косолапый, что стоял прямо напротив Азаря. – Вы хотите отнять слёзы?

Азарь и Лугин переглянулись.

– Мы просто заблудились, – затянул привычную волынку Азарь, – вообще не местные. Порядков тутошних не знаем. Сирые и убогие.

– Нам своих слёз хватает, – поддакнул учёный.

Медведи походили друг на друга как капли воды, взгляд не мог отыскать у них хоть какого-то отличия. И все смотрели одинаково свирепо.

– Вы тут не больно-то, не на дураков напали! – гаркнул медведь и упёр передние лапы в боки. Азарю много раз так говорили.

Обычно это означало, что нарвался он как раз на полного идиота. А косолапый продолжал: – Всякому известно, что лысые живут по ту сторону ручья, и у вас пятнадцать дворов. Какие, к лешему, местные и не местные, когда вы все кучкой живёте? Провести нас вздумал?!

«Нас! – подумал про себя Азарь. – Во множественном числе». Молодой всё это время гадал, в самом деле ли их окружили или это всё иллюзия и дело придётся иметь всего с одним?

Остальные в это время заохали-заахали, окончательно отметая последние сомнения.

Все медведи были настоящими.

– А ты, видно, и впрямь не дурак! – Азарь подмигнул своему косматому собеседнику. – Редкая удача встретить такого же разумного, как и сам. Даже среди медведей.

Косолапый горестно покивал:

– Твоя правда, лысый. Я из них тут самый умный и уже порядком намучился. Не хотят, понимаешь? Ничего не хотят. Я им книги даю мудрые, а они мне: «Не комовское это дело, – говорят. – Нам-де малинки бы запастись впрок. Да и зима на дворе, негоже нам не спать по зиме, – говорят». А я тут у вашего брата подглядел, как с горки кататься. Сам бывалоче кору приспособлю и айда! – Вдруг опомнившись, медведь нахмурился и снова напустил грозный вид. – Так зачем пожаловали?

– Я же говорю, мы шли через лес много дней и заблудились…

– Мы странствующие учёные, – перебил Азаря учитель. – Философы. Меня зовут Лугин Заозёрный, а это вот мой ученик – Азарь. Я изучаю различные культы, религии и верования. Слышал, в ваших лесах живёт настоящее языческое божество. Это правда?

Азарь вылупился на учителя, словно впервые увидел.

– Вы пришли убить Позвида? – насторожëнно спросил медведь.

– Мы не собираемся никого убивать! – нахмурился учёный. – Мы просто хотим узнать, что это такое. И правда ли оно существует.

– Существует, – обронил медведь.

На какое-то время воцарилось молчание. Медведи тихо стояли и частью смотрели себе под задние лапы, а частью хмуро переглядывались между собой. Тот, что разговаривал с людьми, тоже опустил глаза.

– Ладно, – наконец решился главный. – Вам правда не нужны слёзы?

– Да на что нам ваши слёзы-то? – выпалил Лугин Заозёрный.

– Хорошо, – кивнул медведь и посмотрел на сородичей. – Спасибо, братья, дальше я сам. Расходитесь.

Медведи что-то проворчали, и не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: они волновались за говорившего. Кто этих пришлых знает? И чего у них на уме на самом деле? Но медведь непреклонно отослал всех вон, и косолапые вынужденно повиновались.

– Меня зовут Трес. Идите за мной.

Медведь подобрал хворост, который всё это время валялся прямо за ним, и двинул по-прежнему через бурелом.

– Странное имечко для этих широт, – заметил Лугин.

– Для чего? – не понял Трес.

– Для этих мест, – объяснил Азарь.

Медведь фыркнул:

– Для вас, лысых, может, и странное, а у нас очень даже в самый раз. Трес – это от трескун. Вы, наверное, заметили, что я не очень тих, когда иду.

– А ещё мы заметили, что ты выражаешься умнее иных людей, – произнёс молодой философ. – В смысле лысых. Откуда ты такой умный выискался?

– А это, друзья мои, долгий разговор. На ходу лучше не вести. Да, в общем, осталось недолго, наберитесь терпения. А там посидим в тепле, кипрея с малинкой попьём… Мёду не дам, зима на носу, сами понимаете.

Философы не понимали, но решили не расспрашивать странного медведя. В конце концов, поговорить он вроде не прочь, но не сейчас, так чего лишний раз дёргать? Скоро сам всё расскажет.

По крайней мере, философы на это надеялись.

Поэтому вместо медведя Азарь напустился на учителя.

– Лугин? – поражённо прошипел он. – Лугин Заозёрный? А это мой ученик Азарь? А как же вот это твоё: «Меня зовут Пазей, а это мой сын»? Какого дедера, Луги?

– Медведь и впрямь очень умён, я решил не обижать его ложью. На которую, между прочим, он не повёлся с самого начала! – в ответ зашипел старый философ. – Тем более их была целая толпа. Пожалуй, не стоило раздражать мишек.

– Вообще-то у медведей очень хороший слух, – проворчал Трес. – Так что я всё слышал. Я очень рад, Лугин Заозёрный, что ты решил не лгать, но не считайте меня больше глухарём!

– Как скажешь! – проворчал Азарь.

– И не называйте нас больше мишками…

– Что, плохие воспоминания? – не удержался от ехидства молодец.

– Что-то вроде того…

Они пришли к некой усреднённой постройке между медвежьей берлогой и человеческой землянкой. Лаз был занавешен грубой мешковатой дерюгой, а на покрытой дёрном и сухостоем крыше росла малина.

Внутри было достаточно просторно, чтобы берлога вместила в себя штук пять-шесть медведей, причём вытянувшихся в полный рост на нормальных таких дубовых полатях. В действительности же в дальнем углу был свален ворох примятой соломы, на которой, видимо, спал Трес. По всей земляной стене справа от входа тянулись берестяные короба. А слева…

Слева – это был отдельный разговор, поскольку там стояли книжные полки. Они были грубо вырублены – не сколочены, а именно вырублены, – из цельного ствола огромного дуба. И книг на них было не меньше пятидесяти. Ничего удивительного, что Азарь в первую очередь подошёл именно к ним.

– Мать честная, Луги, ты тоже это видишь?

– Так же отчётливо, как и тебя. И ты всё это прочитал, почтенный Трев? – обратился он к медведю.

– Трес.

– Прости, пожалуйста, – повинился Лугин. – Я просто немного сбит с толку.

Трес разложил хворост перед коробами и размял затёкшую спину – совсем как человек.

– Честно говоря, не всё, Лугин Заозёрный. Твою книгу я не осилил. Ох и нудный же ты мужик…

Азарь расхохотался.

– Видишь, Луги? Не один я так считаю! Чёрт возьми, тут и правда есть твоя писанина! – воскликнул Азарь, уставившись на увесистый том под названием «Трактат о сути вещей».

Лугин вздохнул.

– Вообще-то я написал много чего и помимо него…

Медведь между тем наломал хворост мелкими веточками и сложил в маленький шалаш прямо на землю в самом центре берлоги. Потом Трес что-то пробубнил себе под нос, и хворост занялся огнём.

– О, – поражённо произнёс Лугин, хотя чему тут было удивляться, когда Трес или кто-то из его медведей смог укрыть целый отряд пологом невидимости?

Говорящий зверь порылся в коробах и выудил оттуда закопчённый глиняный горшок, куда высыпал несколько пригоршней сушёных трав, а потом выкатился во двор, чтобы набрать в кувшин снега.

Азарь и Лугин на какое-то время остались в берлоге, предоставленные сами себе. Оба философа продолжали изучать медвежью библиотеку и тихо дурели. Тут тебе и «Луэнсио» Мореля Геннора, и «Странствия» Ярыги Трумсфьелля, и «Житие святого Арефа-затворника» от неизвестного автора, не говоря уже о «Трактате о сути вещей» самого Лугина. Книги были самые разные, от тоненьких берестяных тетрадей, наскоро переплетённых меж собой, до толстенных пергаментных фолиантов в твёрдых кожаных переплётах. Нашлось даже несколько глиняных табличек с клинописью.

Временами философы переглядывались и пучили друг на друга глаза в невероятной степени изумления. Обоим хотелось обсудить небывалое открытие, но, памятуя о хорошем слухе медведей, пока не решались.

Когда вернулся Трес, он поворошил прогоревший хворост и поставил кувшин со снегом и травами прямо на него. А совсем скоро все трое сидели на коробах и пили душистый отвар малины, смородины, кипрея и мяты из кое-как выструганных деревянных плошек.

– Трес, – начал Лугин, – прости мне, старому, моё любопытство, но всё-таки: откуда ты взялся? Откуда взялись вы все? Вы же настоящее чудо! Я раньше никогда даже не слышал о разумном медвежьем племени.

– Мы называем себя кóмами. И существуем, в общем-то, давно. Мы всегда жили с лысыми в мире. Они делились с нами всякой вкуснятиной, а мы взамен позволяли им охотиться в нашем лесу и добывать дикий мёд. Есть у вас такое кушанье – блины вроде. Так вот, они как пекут, так первые нам несут на поклон. Первый блин – кóму. Приятно, знаете ли… Ну, и мы их не обижаем, вы не думайте. Я им, помню, сам как-то целый туес мёда земляных пчёл приносил.

– Они разве медоносят? – изумился старый философ.

Медведь изумился в ответ:

– Всегда медоносили, а у вас что, нет?

– Подожди, – вклинился Азарь, – это что же выходит, ты нам таки поверил, что мы не из тех лысых, что от вас за ручьём живут?

– Да уж конечно, – ком закинул ногу на ногу и подбоченился. – Были б местными, всякие глупости бы не спрашивали. Диво, конечно, что где-то ещё лысые живут. Ну да чудес в мире и так вдоволь. Кто знает, чему придётся удивляться завтра?

Лугин повернулся к Азарю.

– Мне нравится этот парень!

Азарь и Трес расхохотались одновременно.

– Глупые братья у нас тоже имеются, – продолжал ком, – те, что на четырёх лапах ходят и разговаривать не умеют. Вот их, пожалуй, медведями можно было бы назвать… Но тоже лучше не надо.

– Так почему вас не стоит медведями называть? – вернулся к этой теме Азарь. – Это у вас какое-то оскорбление или что?

Ком замолчал и уставился на дно своей миски.

Лугин повернулся к Азарю и постучал указательным пальцем себе по лбу. Молодой лишь развёл руками.

– В общем-то нет, – продолжал медведь после недолгой паузы, не обращая внимания на людей, – никакое это, конечно, не ругательство…

Философы обратились в слух. Лугин отставил питьё.

– Некоторым даже нравилось, когда нас называли мишками. Мило так. Говорю же, мы жили с лысыми в ладу.

– Жили? – тут же почуял неладное Азарь.

– Да, – кивнул Трес. – Мы с лысыми веками мирно существовали бок о бок, помогали друг другу, устраивали гуляния… Они в нашу честь даже целый праздник придумали.

– Комоедица! – догадался Азарь.

Косолапый кивнул.

– Комоедица. Весело жили, дружно. Пока не появилась она.

Лугин закатил глаза, дескать, опять всё из-за бабы. В порыве сладкой мстительности Азарь с удовольствием хорошенько ткнул его локтем в бок. Учитель стиснул зубы, но ничего не сказал.

– Млава. Она явилась из-за ручья и самовольно вломилась в берлогу к… – медведь слегка помялся, видимо, подбирая слова, а потом махнул косматой лапой. – Не знаю, как это на ваш язык перевести. Мы называем их гщшоыа…

– На что это похоже? – спросил Азарь. – Это какое-то занятие или…

– Кровное родство. Трое комов от одной матери.

– Мужики? – уточнил старый философ.

Медведь кивнул.

– Тогда братья по-нашему, – заключил молодой.

– Ну, стало быть, братья, – согласился Трес. – Кудер, Мунда и Зок. Вот к ним она и забралась, пока гщш… Братьев не было. На редкость наглая девица, я таких ещё не видал. Честно. Она за раз сожрала у них все запасы и выспалась в соломе так, что та… гхм… пришла в негодность. Вот что бы вы сделали, когда б застали такую в своей землянке?

– Я бы с ней поговорил. Быть может, бедной девочке нужна помощь, – ответил Лугин.

– Ага, но сначала заставил привести всё в порядок и заново наготовить еды, – согласился Азарь.

Молодой так увлёкся беседой, что самостоятельно, ни у кого не спрашиваясь – совсем как та девица, – схватил кувшин с отваром и подлил себе.

– А мы, комы, прогнали бы её взашей, – проревел Трес. – Но они жить её у себя оставили. Души в ней не чают и пылинки… как это?..

– Сдувают, – подсказал Азарь.

– Вот-вот… И всё бы ничего, но эти трое у нас вроде как за вожаков. У вас это вроде как «старый стал» называется.

Азарь и Лугин вылупились на медведя, а через мгновение покатились от хохота.

– Староста, а не старый стал! – поправил его Азарь. – Но суть, в общем, передана верно. Так что? Ну, и пусть бы себе жила она с этими троими… А-а, – догадался молодой. – Похоже, девица почувствовала власть и начала наглеть.

Трес глубоко вздохнул.

– Да, дела… – протянул Азарь. – Совсем плешь проела?

Медведь только махнул лапой и полез в сундуки. Там он рылся некоторое время, а потом достал небольшой пузатый бочонок. Лёгким движением выбив крышку, он сделал хороший глоток через край. Потом предложил гостям. Лугин насторожëнно отказался, а вот Азарь решил полюбопытствовать.

В бочонке оказалась отменная медовуха.

Трес уселся рядом с учёными и обнял бочонок, как родное дитя.

– Хитрющая зараза. Подойдёт к тебе, так белой рученькой по шерсти погладит, моську жалобную сделает и голосочком таким нежным, жалостливым говорит: «Мишка, мишка, сделай, пожалуйста, если можно…» А ты поди ей откажи.

Медведь замолчал. Молчали и философы. Трес лакал хмельной мёд прямо из бочонка и мрачно смотрел прямо перед собой. Лугин пристально глядел на него. Азарь сидел с закрытыми глазами, привалившись затылком к земляной стене, и не то о чём-то размышлял, не то спал.

Внезапно ком встал и навис над учёными.

– Разберитесь с ней. С Млавой этой.

Азарь и Лугин с изумлением уставились на него.

– Изведите как-нибудь, а? А мы отблагодарим. Да хоть, не знаю… Прям к Позвиду вас отправим, только избавьте нас от этой, – и тут Трес прорычал что-то непонятное на своём, медвежьем языке, но люди примерно догадывались, что едва ли он называл эту Млаву юной прелестницей.

– А почему вы сами с ней не разберётесь? – спросил Азарь. – Ну, или с этими – как их там? – Мунда… Мында и компания.

Трес вздохнул, а потом вздёрнул голову и гордо произнёс:

– Когда старые вожаки уходят, они выбирают себе преемников. Эти комы уряжают нами несколько дней, а потом мы все дружно должны выбрать их над собой. После этого мы можем умереть за них все как один, по первому слову. Но они за нас – ни за что. Таков древний Покон. Не нами сложенный, не нам его и рушить.

Медведь положил лапы людям на плечи. Оба философа согнулись под их тяжестью.

– Мы не можем прекословить вожакам, а они, похоже, не могут этой вздорной бабе. Поэтому вы – наша единственная надежда.

Лугин Заозёрный вскинул брови, а потом резко поморщился и потёр лицо ладонями, будто в надежде проснуться.

– Послушай, Трес, но ведь это ужасно несправедливо! – воскликнул Азарь. – Почему вы должны страдать ради сомнительного удовольствия кучки засранцев, которые по роковой случайности оказались у вас главными?

– Таков Покон, – ещё более гордо повторил медведь, как будто страдание во имя одного только этого Покона уже его возвеличивало.

Азарь устало потёр переносицу и вопросительно посмотрел на учителя.

– Что скажешь, Луги?

Согласиться помочь комам – стр. 228

Пусть разбираются сами – стр. 95

Философов заперли в стылой, промёрзшей избе, где было немногим теплее, чем на улице. По стенам бежала тонкая паутинка изморози. На старых полках стояли трухлявые бочонки. Сквозь щели в заколоченных ставнях сочился тусклый свет. В его белых пучках клубилась мутной взвесью потревоженная пыль.

Как только стихли молотки, которыми избу заколотили, чтобы пришлые сказочники не убежали, Азарь принялся рыскать по помещению. Он, ничуть не смущаясь пыли, прополз по всему полу на брюхе, с дедерским грохотом порылся за печкой, а потом принялся шарить по полкам.

– Что ты там ищешь? – спросил Лугин.

Он слепо водил перед собой руками, а когда нащупал стол, чуть присел и опустил зад на скрипучую лавку, что стояла подле него.

В ответ раздался треск и визг старых гвоздей, которые жестоко выдирали из промёрзшей древесины.

– Собираюсь затопить печь, Луги. Иначе мы тут околеем раньше, чем кто-то удосужится объяснить, какого дедера. А заодно, мож, чего доброго, сухарь найду.

– Ты ж токо из-за стола!

– Так кто его знает, сколько нам тут куковать? А ждать у моря погоды, зная, что у тебя заныкан кусок хлеба – куда приятнее.

– Ну, тебе виднее, – хмыкнул старый философ, имея в виду то, что его ученику уже не единожды приходилось сидеть под стражей. Собственно, поэтому Лугин и не очень-то боялся. Он верил в то, что Азарь сумеет выйти сухим из воды, как и всегда. А заодно и его вытянет.

Азарь между тем разломал старую покосившуюся лавку, что стояла по другую сторону стола, и затолкал её в глубокий зев печи. Потом он зубами оторвал подклад своего полушубка и выудил оттуда кремень, кресало и пучок трута, которые всегда старался держать при себе – на всякий случай.

Всякий случай выпадал довольно часто.

– Скотина! – выругался Азарь после очередной бесплодной попытки поджечь заиндевелое дерево.

– Думаешь, всё-таки это из-за той девки? Как там её? Галка?

– Грая.

– Вот-вот.

– Вряд ли. Не думаю, что те два межеумка отважились опять напасть на неё. Тут что-то другое.

Снаружи мела пурга. Ветер бросал в ставни пригоршни только-только выпавшего снега, пытался ворваться внутрь.

Изба была старая, в ней по-хозяйски гуляли сквозняки. Да и сам сруб вёл себя как живой. Он издавал какие-то звуки, похожие на глубокие вздохи. Он скрипел каждой доской, из которой был сколочен. Где-то что-то шуршало, отщёлкивалось, но никакой живности как будто бы не было. Философы не ощущали здесь присутствия ни жуков-древоточцев, ни мышей, ни даже домового.

– Значит, кто-то видел, как ты подглядывал за возжиганием ночных огней, – заключил старый философ.

– А вот это уже больше похоже на правду, – кивнул Азарь, хоть и не был до конца уверен, что учитель его видит. – Однако, Луги, возможно, есть ещё какие-то причины, о которых мы не знаем.

– Значит, о них и толковать нечего!

– Согласен. Сосредоточимся на уже известном. Итак. Наше приключение начинается с того, что некие дядечки рассказывают нам, что знают о некой проклятой веси, где живут люди с птичьими головами, а правит ими кровавое языческое божество. Мы приходим в эту весь, куда, оказывается, можно попасть только при помощи её обитателей. Дальше, э… К нам относятся весьма насторожëнно и селят у Глухаря. Какое-то время нам удаётся корчить из себя сказочников, но в результате девятилетняя соплячка выводит нас на чистую воду. Она предлагает нам сделку, а потом отправляет «прогуляться после полуночи». Дальше случается история с «изнасилованием» и тайным обрядом. А на следующий день нас запирают здесь. Что из этого звучит подозрительно?

– Честно говоря, – Лугин задумчиво почесал переносицу, – это всё звучит как полная чепуха. Вот как дети рассказывают друг другу небылицы – то же самое.

– Ты прав, старая перечница! – донёсся голос Азаря теперь уже из сеней.

Ученик гремел там чем-то и периодически поминал дедера.

– Но в этой последовательности, – продолжал молодой философ, – ещё много событий, которые мы не учли. Как то: разумные медведи, какой-никакой, но поединок с местными идиотами, а ещё за нами постоянно таскается дочка старосты. Всё это тоже запросто могло спровоцировать наших друзей на решительные действия. Я уж не говорю о том, что если нас вывела на чистую воду соплячка, то два и два мог сложить и кто-нибудь из взрослых.

– А ещё кто-нибудь из этих взрослых сейчас может нас подслушивать и мотать на ус, – отозвался Лугин Заозёрный. – Шёл бы ты сюда! Чему вас только в этом Родове учили?..

– А что я такого секретного сказал? Пусть знают, что нам скрывать нечего! – Последнее предложение Азарь прокричал, явно надеясь быть услышанным.

Он выбрался из сеней и подошёл к Лугину. Сказал учителю совсем другим голосом, тихо:

– Я выдал только то, что они к этому времени и так должны знать, Луги. Кроме одного: что мы не сказочники. Я бы после этого на месте наших проклятовесьцев поинтересовался, кто же это на самом деле явился к их дворам?

После этого ученик отошёл и снова завозился у печки.

– Ох, в мои годы люди сидят у тёплого очага и молочко попивают, а я всё таскаюсь по свету с этим сорвиголовой.

– Брось ворчать, Луги, я же знаю, что тебе нравится! – Внезапно Азарь завопил так, что старый философ вздрогнул: – Да! Да, чёрт возьми, да!

А мгновением позже из печного творила повалил дым и раздался треск огня.

– Сейчас согреемся! – гордо выпалил Азарь. – А то, может, и мышь какую поймаем.

Всё ещё хмурый учитель перебрался к печке поближе. Азарь с видом победителя уселся рядом.

Никакую мышь они так и не нашли, просидев голодом до самого утра.

Очевидно, весьцы сами не знали, что делать с этими двоими, поскольку весь день, вечер и ночь их никто не трогал. Только на следующие сутки ближе к полудню на пороге раздались шаги.

Азарь потыкал локтем дремавшего философа, чтобы проснулся, а сам уселся за стол и, сложив ладони в замок, натянул свою самую наглую улыбку.

Изба за это время преобразилась. Молодец так натопил печь, что теперь оба полушубка висели на гвозде недалеко от выхода. Дров, конечно, не было, и Азарь ломал мебель, в результате чего в светлице стало куда просторнее. Кроме того, пока изба как следует не прогрелась, чтобы не замёрзнуть, начисто вымели полы, стёрли пыль со стола и оставшейся своей лавки. В чулане за сенями нашёлся заплесневелый, наполовину истлевший половик.

В общем, когда Вуда и присные вошли, то оказались в бедном, но вполне себе обжитом помещении. От изумления они потоптались на пороге, потом протолкнулись в комнату. Сквозь открытую дверь небольших сенков сочился яркий солнечный свет, а с ним и такой лютый мороз, что вмиг выдул всё тепло, что философы сумели натопить.

В первое время Азарю пришлось щуриться с непривычки от света. Лугин держался поближе к печи в тёмном углу, откуда все присутствующие были у него как на ладони.

– Доброго дня, гости дорогие! – приветствовал вошедших Азарь. Он и впрямь по-хозяйски сидел за столом и источал такую уверенность, что несколько человек ему едва не поклонились, как полагалось приличным гостям. Потом вспомнили, кто здесь главный, и виновато покосились на старосту.

Вуда сверлил наглеца взглядом.

– Вообще-то в эту избу будущей весной мы собирались поселить молодую семью после свадьбы.

– О, как удачно! – не моргнув глазом воскликнул Азарь. – А мы вам тут как раз протопили хорошенько, от хлама помогли избавиться.

– От хлама? – староста посмотрел на разбитую мебель. – Ну-ну. На выход.

– Ну, слава богу! – преувеличенно громко обрадовался молодой философ. – Я уже думал, вы нас сюда навечно затолкали…

Он ловко вылетел из-за стола и во мгновение ока оказался у своего полушубка. Лугин тоже оделся. Потом они в сопровождении дюжих молодцов старосты вышли на улицу.

Мороз стоял такой, что философы продрогли до костей.

Что их дело дрянь, стало ясно, когда вышли за калитку. Азаря, Лугина, Вуду и ещё пятерых его молодцов подхватил людской поток.

Здесь собралась вся проклятая весь, кроме разве что совсем уже младенцев. Даже древние старцы вышагивали наравне со всеми. В толпе сновали несколько ряженых с бубнами. На их берестяных личинах скалились морды уродливых тварей. Сами весьцы при этом тянули какой-то замогильный мотив без слов. Не пели только пятеро прихвостней старосты.

Они обступили философов кругом, явно опасаясь, как бы те не убежали, и исполняли своё дело со всем возможным рвением.

Поднялась пурга. Ветер бросал снег в лицо резко, порывами и такими горстями, что перехватывало дыхание. Как ни щурься, снег забивался в глаза и в рот, потому что дышать приходилось через него, и то с трудом.

– Как это мило с вашей стороны, что вы решили пригласить нас на свой праздник! – с улыбкой воскликнул Азарь. – Как он называется? Неужели наступили зимние Русалии?!

Ему никто не ответил.

Тем временем процессия вышла за околицу и двинула через поле как раз к перелеску, за которым, как уже знали Азарь и Лугин, стояло древнее капище. Святилище Позвида.

Снега и впрямь выпало мало, и молодец теперь прекрасно понимал опасения весьцев по поводу того, что как бы посевы морозом не побило. Даже когда они с учителем проходили здесь в первый раз, снега было больше. Но сейчас его вымело, местами оголив землю. А то, что осталось, кружило и вьюжило.

Скоро вошли в перелесок. Здесь снег ещё оставался, но лежал неровно, где-то возвышаясь огромными сугробами, а где-то не доходя и до щиколотки.

С каждым шагом деревья росли всё гуще. Толпа весьцев была вынуждена растянуться дальше и перестать держаться так плотно. Кому-то и вовсе приходилось отходить подальше, чтобы обойти дерево или кустарник.

Азарь подумал о том, что сейчас, наверное, самый лучший момент, чтобы сбежать.

Бежать – стр. 203

Идти до конца – стр. 77

Азарь пнул стол так, что он пошёл юзом и сбил с ног старосту и его подельника. Второй успел отпрыгнуть и метнулся к философам. Азарь поймал мужика, используя его же собственную скорость, развернул и хорошенько приложил о стену. Весец сполз по ней на пол и больше не поднялся.

Зато поднялись староста и второй бугай.

– Смываемся, Луги! – заорал Азарь, выталкивая старого философа в сени.

Там учитель на кого-то напоролся, впотьмах не различив на кого. Этому Азарь врезал ребром ладони в шею, и некто упал мешком.

Философы вылетели на улицу и пересекли заснеженный двор. Давненько Лугину Заозёрному не приходилось так бегать. Непривычные мышцы живо отозвались ноющей болью, но обращать на это внимание было некогда.

Вылетев за калитку, старик понял, что не успевает за молодым учеником.

– Азарь!

Не сбавляя скорости, парень заложил петлю и подбежал к учителю. Потом перебросил руку старого философа себе через шею и рванул вперёд.

– Давай, старая перечница, поднажми!

Лугин жал как мог.

Оказывается, проклятая весь была готова к такому повороту, и к беглецам ринулся весь местный народец.

– Скотина! – процедил Азарь, понимая, что чудовищно не успевает, – их с учителем всё вернее брали в клещи. – Будем прорываться кулаками, готовься, Луги!

– И чего мне всё неймётся? – простонал учитель. – В моём-то возрасте…

– Не брюзжи, старая перечница! Я же знаю, что дух приключений у тебя в крови! – проорал Азарь, укладывая с ноги первого весьца.

Тут же налетел второй. Ученик философа ловко нырнул ему под руку и рычагом локтя воткнул мужика носом в снег. А потом самого Азаря бросило вперёд, и спина взорвалась болью оттого, что какая-то баба разбила об него ухват.

– Дедер! – взревел Азарь и толкнул в неё какого-то очередного мужика, толкнув его ногой для скорости. – Скотина, скотина, скотина! – ругался ученик философа, до которого наконец дошло, что с таким количеством противников невозможно драться и выстоять.

Можно только убивать.

Старый философ в это время подобрал палку, в которую превратился разбитый ухват, и хорошенько огрел ею двух наседающих весьцев примерно того же возраста, что и сам Лугин. Потом под руку подвернулась какая-то баба. Старик понял, что разворотил ей палкой лицо уже после того, как это случилось. Кровь веером полетела в стороны.

– Прости, милая! Что ж ты полезла? Разве женское дело?

Азарь видевший иных девиц, способных голыми руками разорвать десяток таких, как он сам, мог бы с ним поспорить.

И в другое время обязательно бы это сделал, но сейчас на парня одновременно пёрли трое с топорами, и это куда сильнее занимало его разум, чем излюбленные перепалки с учителем.

Азарь попытался встать так, чтобы мужики его окружили. Во-первых, так он исключал возможность остальным весьцам подобраться к нему; а во-вторых, молодой философ хотел, чтобы его враги решили, что их дело в шляпе.

А ещё Азарь надеялся, что первым нападёт кто-нибудь из тех, кто находился в пределах его зрения, но первым напал тот, кто был сзади.

Бывший лазутчик чудом заметил боковым зрением начало движения, а дальше уже отточенным движением поймал руку с топором и пробил грудь тому, кто рванул на Азаря спереди. При этом умудрился перекрыть дорогу третьему.

И это было бы хорошо, если бы при этом парень не открыл себе спину, по которой тотчас прошлись ножом.

Благо что Азарь всё время поворачивался из стороны в сторону, и удар прошёл по касательной. Широкий охотничий нож оказался на диво острым и даже при режущем движении пробил полушубок и прочертил на спине Азаря глубокую рану.

– Скотина!

Мужику, что держал этот нож, парень сначала выбил колено. И пока весец падал, успел поймать руку и прирезать его же собственным ножом.

Потом сразу же, не оглядываясь, молодой философ всадил этот нож кому-то куда-то – послышался только крик. Даже не посмотрев, кто это был, Азарь ушёл в кувырок.

– Луги, ты там как?

– Хреново! – отозвался учитель, и парень понял, что по крайней мере зарезал сейчас не его.

– Держись, старая перечница!

Крестя и тыча перед собой во все стороны ножом, Азарь пошёл на голос учителя. Кое-как пробившись к нему, парень с удивлением обнаружил, что Лугин Заозёрный всё ещё цел и весьма успешно отгоняет от себя местных, размахивая измочаленной в щепы палкой направо и налево. Стоял он при этом куда дальновиднее своего ученика – спиной к забору.

Развернувшись так же, Азарь встал рядом с Лугином и предупреждающе выставил перед собой нож. Так он надеялся дать себе несколько мгновений отдыха.

Весьцы, избитые, израненные, в рваном рубище, стягивались к ним.

Азарь прижался спиной к шершавой ограде. По лбу крупными каплями катился пот. Губы пересохли и потрескались. В горле пересохло, и молодой философ несколько мгновений безуспешно пытался проглотить ком, подступивший к горлу.

– Держись, Луги, сейчас прорвёмся! – выпалил Азарь, понимая, что никуда они уже не прорвутся.

Учитель кивнул, прекрасно сознавая то же самое.

Азарь глубоко вздохнул. Взглядом наметив себе хорошую жертву, он приготовился рвануть в атаку, но не успел: кто-то ловко просунул лезвие меж двумя досками забора.

Нож вошёл в поясницу Азаря.

Боль ослепила, и молодой философ уже не видел, как весьцы заметили мгновение его слабости. Как сразу несколько человек одновременно качнулось вперёд и обрушили на пришельца топоры и кистени.

И уж конечно, он не видел, как его учителя, величайшего философа на свете – Лугина Заозёрного вилами пригвоздили к тому же самому забору.

Заметив, что беглецы уже не сопротивляются, весьцы прекратили их бить. Медленно, как сомнамбулы, они стали отходить чуть назад, а потом замирать в нескольких шагах от чужаков.

Подошёл староста. Вуда оценил беглым взглядом побоище и заорал:

– Ну, что встали? Тащите их к святилищу, покуда ещё дышут! Отдадим их Позвиду, может, смилустивится да попустит морозы!

– А этих?.. – спросил бугай, который приходил вместе со старостой в избу Глухаря брать философов.

– Легкораненых ко мне в избу. А тех, кому уже не помочь, – туда же! Все под Позвидом ходим. Он там разберёт, кто свой, а кто чужой.

Верзила кивнул и принялся распоряжаться.

Подбежали мужики с лопатами. Они привязали к ним простыни в несколько слоёв, соорудив на скорую руку что-то вроде носилок. Потом сложили своих товарищей и двинули в сторону капища.

Азаря и Лугина взяли за ноги и поволокли следом. За ними тянулась широкая кровавая дорожка.

На капище их обоих положили на алтарь. Рядом разложили тела убитых весьцев. Староста подошёл к ним и простёр руки вверх:

– Позвиде, внемли призвающе тебя! Возьми жизни этих чужаков и смилуйся над нами! Умерь свой гнев и отзови морозы!

Внезапно поднялась суровая метель. Завыла вьюга. Пурга мела вокруг капища так, что даже деревьев подле него не было видно. Потом из снежного заслона появилось белые волки. Они были куда крупнее своих лесных братьев, даже больше взрослого человека. Могучие звери медленно подошли к жертвеннику. Каждый взял в зубы по мертвецу и снова исчез в молочно-белом мареве.

Уже к вечеру морозы спали. Позвид принял жертву.

КОНЕЦ

Когда вершники до них добрались, Азарь натянул самую приветливую свою улыбку и пошёл навстречу. Предчувствуя нечто весьма скверное, Лугин поплёлся следом.

– Кто таковы? – без какого бы то ни было приветствия взял быка за рога самый мордатый из всадников.

От того, что сморозил Азарь, у старого философа отвисла челюсть.

Азарь отбил местным нижайший поклон и заявил:

– Во-первых, поздорову вам, честные хозяева, – на что всадники хмыкнули. – Во-вторых, что ж это вы так гостей привечаете? Ты б сначала накормил меня да напоил, а после уж и ответ бы держать велел. Что у вас тут за порядки? А?

– Нормальные порядки. Не твоего разумения просто, – произнёс мужик с левого конца.

Мордатый зыркнул, и тот осёкся. Тронув пятками бока лошади, мордатый подъехал ближе.

– Ты бросай мне такие речи, чужак, чай не в избушке яги. С нами такие фортели не проходят. Или сказывай, кто таков и чего надобно, или проваливай на хрен.

Азарь вздохнул и потоптался на месте. В этот момент у Лугина Заозёрного ещё была возможность встрять в разговор и спасти положение, но он слишком доверял своему ученику.

– Мы странствующие философы, – заявил Азарь. – Меня зовут Азарь, а это вот… – он обернулся к медленно багровеющему учителю. И, по крайней мере, кое-что молодец понял без слов. – Это мой учитель Пазей. Мы изучаем различные религии мира и языческие культы. Вот последние нас даже особенно интересуют. Особенно, тёмные, с кровавыми ритуалами. Не подумайте плохого, мы их просто изучаем, никак не вмешиваясь в процесс. Ходят слухи, что в вашей веси бытует как раз такой культ. Это очень интересно! Не могли бы вы быть столь любезны и потерпеть нас с Лу… Пазеем с вашей стороны околицы буквально пару дней? Мы поговорим с местными, опишем ваши верования и суеверия – и всё! И уйдём. Больше вы нас не увидите и не услышите.

Лугин Заозёрный пристально смотрел на Азаря. Он всё ждал, когда же тот перейдёт ко второй части своего донельзя странного и изощрённого плана, поскольку, судя по лицам местных, первая часть плана проваливалась с треском.

Мордатый наморщил лоб, демонстрируя непривычную для себя напряжённую работу ума. Лугин так и слышал, как у того в голове медленно и со скрипом проворачиваются старые и ржавые почти до трухи шестерёнки.

– Нет, – наконец заключил широкомордый. – Валите отсюда на хрен. И клянусь именем Позвида, коли увижу тут ещё одного вашего – убьём на месте, так и знайте.

Кавалькада принялась неспешно разворачиваться обратно.

– Эй! – окликнул их Азарь. – Ну, будьте людьми! Вы ж бросаете нас среди голого леса чуть не зимой! Дайте хоть пожрать и отогреться! Ну, хоть до вечера!

– Нет! – был единственный ответ.

– Скотина! – выругался Азарь и повернулся к учителю.

Лугин Заозёрный ехидно улыбался.

– Что? – окрысился молодой.

– Нет, нет, ничего…

До вечера они бродили вокруг невидимого кордона из лютой пурги. Несколько раз философы забредали за незримую черту, и поднималась метель, которая, впрочем, тут же унималась, стоило чужакам отойти на несколько шагов к лесу.

Вечером путники построили себе небольшой шалаш из лапника, древесной коры, еловых иголок и мха. Так они скоротали ночь. А наутро, голодные и до крайности озябшие, были вынуждены двинуться в обратный путь несолоно хлебавши.

Философы не любили вспоминать этот свой бесславный поход. Особенно Азарь, который до конца дней не понимал, чего такого на него нашло в тот день? С тех пор он зарёкся говорить правду кому бы то ни было, кроме своего учителя.

Лугин радовался, что это научило Азаря хоть чему-то.

КОНЕЦ

Девушка угрюмо молчала.

– Что ж, – нахмурился Азарь. – Значит, по-хорошему не хотим…

Он подчёркнуто медленно встал и обошёл стол. Походя он подцепил пальцами с него нож и повертел. Красиво так повертел. Чтобы сразу стало ясно: этот парень знает, как с ним обращаться.

Лугин Заозёрный побелел.

– Азарь, ты что? Ты же это не серьёзно!

– Я просто не люблю, когда меня пытаются надуть, Луги. Но ничего непоправимого пока не случилось. Если сейчас девочка правильно оценит положение, то уже и не случится. Так как тебя зовут на самом деле, красна девица?

Кончик ножа медленно прошёлся по спелой девичьей щеке.

Любомира – или всё-таки Млава? – зло зыркнула на парня и прошипела:

– Это ты неправильно оцениваешь расстановку сил, кретин!

Дверь распахнулась от пинка, и сени исторгли трёх здоровенных медведей. Непонятно откуда, но они уже знали, что их женщине посмели угрожать.

Первый, ввалившись, огрел косматой лапой Лугина. Старый философ мотнулся, как тряпичная кукла, под печь и там остался без движения.

Азарь мгновенно ушёл в кувырок, и все три медведя пронеслись мимо.

– Млада, ты цела? – проревел один из них.

Услыхав, как эту девицу величают уже третьим именем, в другое время Азарь бы обязательно расхохотался. Но сейчас ему было не до того: молодец сильно переживал об учителе и надеялся, что с тем всё в порядке, а ещё – что философу хватит благоразумия притвориться мёртвым.

– Так как же тебя зовут на самом деле, краса ненаглядная? – с напускным весельем бросил Азарь.

Медведи влетели друг в друга и повалились на пол. Однако вскочили на задние лапы и развернулись к человеку с проворством, которого от них никак нельзя было ожидать.

– Это Трес! – верещала девица, не обращая на Азаря внимания. – Ублюдок нанял этих идиотов, чтобы убить меня!

– Он труп! – посулился кто-то из косолапых.

Азарь между тем перекатился под столом и встал так, чтобы зверолюды оказались от него по другую сторону, пнул столешницу. Та полетела прямо в косолапых.

Первый, налетев на неё, споткнулся и с грохотом упал. При этом он с размаху приложился мордой об стол, отчего даже осталось кровавое пятно.

Второй хоть и не упал, но как-то неловко засеменил на месте, а потом всё-таки шлёпнулся грудиной на столешницу.

Рядом с Азарем вспыхнуло пламя – должно быть, эти комы тоже не были чужды магии. На полпяди бы левее, и гореть Азарю жарким пламенем.

Наверное, огненное заклятие бросил кто-то из тех двоих, кого удалось сбить – потому и промахнулись. Третий сиганул через преграду так легко, будто только того и делал, что скакал через летящие в него столы. А через мгновение он уже впечатал когтистой лапой Азаря в острую кладку каменки.

У парня захрустели позвонки, а перед глазами вспыхнуло зелёное пятно.

Руки сами сделали, что надо. Отточенным, вбитым в него с молодых соплей движением Азарь всадил нож прямо в челюсть медведю. Лезвие вошло под тупым углом, и сразу же поразило мозг. Медведь задёргался, издал отвратительный булькающий звук и грохнулся на пол.

Азарь спиной сполз по камням на пол, но мгновение спустя уже перекатился вправо. И вовремя, поскольку на месте, где он сидел, уже оказалась зубастая пасть второго кома.

Медведи двигались так быстро, что скоро от них двоих в горнице стало тесно. Занавески, которые делили помещение напополам, давно оказались сорваны. По ту сторону от штор находились четыре кровати – одна была обычная, а три других просто огромными. Комы разнесли их в щепы, когда Азарь бросился в ту сторону.

В трёх местах опять вспыхнуло пламя. Огонь стал медленно расползаться по светёлке.

Азарь носился как сумасшедший. Прыгал с места на место и постоянно менял направление, чтобы сбить противников с толку. В очередной раз пробегая мимо печи, он успел дотянуться до прихвата и выставил его перед собой, как рогатину.

Первый медведь тотчас напоролся. Его голова оказалась зажата в клещи вместо горшка. Ком заревел и передними лапами сломал черенок ухвата. Но это дало Азарю время, чтобы несколько раз вспороть косматое брюхо.

Брызнула кровь. Вывалились потроха.

Молодой философ поскользнулся и больно приложился затылком об пол. Перед глазами вспыхнули разноцветные огни. Почти одновременно с этим на парня грохнулся медведь. Из лёгких вышибло воздух и как будто что-то хрустнуло.

Азарь не был уверен из-за рёва последнего кома.

Внезапно плечо взорвалось болью – это Азаря схватила когтистая лапа и играючи вырвала из-под мёртвого. Азарь покатился по полу.

Разбираться, что к чему, времени не было, и парень принялся слепо тыкать ножом по всем направлениям. Ещё даже не зная толком, где медведь, человек вскочил на ноги и быстро развернулся спиной к стене, тотчас же нырнув косматому прямо под правую лапу. Ком врезался мордой в крутые брёвна сруба и дико заревел.

Краем глаза заметив какое-то движение, Азарь развернулся – ему в лицо летел топор. Молодцу пришлось изогнуться немыслимым образом, чтобы войти в изначальную спираль движения топора и выкрутить его из рук Млады. Завладев оружием, Азарь юркнул за спину девице и приставил той лезвие к горлу.

– Ну-ну-ну, не балуй, – оскалившись, прохрипел он. – Если кто-нибудь из вас двоих двинется, то девчонке конец. Без вариантов. Как бы ни был ты быстр, ком, а чиркнуть её разок я успею. И даже не вздумай швыряться огнём.

Медведь глухо зарычал, но заметно присмирел. Переминаясь с ноги на ногу, как бы на месте, косолапый, однако, с каждым разом сдвигался всё правее.

– Я сказал, стоять на месте! Пройдёшь ещё хоть на полпяди – и привет!

Медведь замер. Он злобно буравил Азаря взглядом, но попытать удачу пока не решался.

За спиной Азаря находились распахнутые настежь сени. Если как следует извернуться, можно попытаться уйти от медведя. Особенно если заставить его в первую очередь думать не о том, как угнаться за дерзким человеком, а как спасти красотку. Но всё дело было в том, что с другой стороны – у печки – лежал Лугин Заозёрный. Азарь никак не мог понять, жив старый философ и просто находится без сознания или насмерть свернул себе шею от такого удара? Лужица крови, что матово поблескивала под головой старого философа, наводила на весьма печальные выводы.

И соображать, что делать, надо было скорей, пока ком не додумался своей косматой головой предложить равноценный обмен.

Или пока они не сгорели тут все вместе.

Попытаться спасти Лугина – стр. 272

Спасаться самому – стр. 249

У Глухаря была крепкая просторная изба из древнего морённого дуба. Когда философы вошли, на них сразу обрушились запахи жареного лука, мяса и перебродившей ряженки. У обоих странников тотчас заурчало в животе.

Сам Глухарь – мужик, безусловно, суровый и в доброе время, нынче был совсем не в восторге оттого, что к нему в избу подселили каких-то пришлых перекати-поле, которые мало того что неизвестно, кто такие, так ещё, может, и не люди вовсе.

Глухарь отвёл им небольшой закуток за печкой, поближе к сеням – а где же ещё селить, быть может, нечистую силу? Закуток отгораживался от остальной избы плотной цветастой занавеской и вмещал в себя небольшие скрипучие полати – одни на двоих – и полку с какими-то берестяными туесочками.

Жена Глухаря – она назвалась Куропаткой – оказалась женщиной куда более приветливой, чем муж. Она тепло встретила нежданных гостей и сразу после того, как Глухарь выделил им место, усадила философов за стол.

Там-то, после обильного и жирного обеда, Азарю с Лугином пришлось на деле доказывать, что они всё-таки больше сказочники, чем проходимцы.

Сначала Лугин Заозёрный рассказал историю лихого да удалого купца, который умудрился оставить с носом всех государей Неревской равнины.

Сказка понравилась всем. Еда перед носом гостей оказывалась всё гуще и наваристее, а питьё всё крепче. Чем сильнее горело в глотке, тем проще развязывались языки философов. Которые, по чести сказать, и так любили поболтать.

Последняя история Лугина Заозёрного была о кожемяке, который однажды решил жениться на арагузской графине. Уж так он её полюбил, что не мог ни есть, ни спать – всё думал только о ней.

Но если иной бы только думал, наш удалец переплыл целый океан, чтобы ещё раз встретиться с ней. Он ходил по морю на ли-хоборских ушкуях. Он нанимался гребцом на галеры. Он переходил из города в город вместе со странствующим балаганом.

Кожемяка познакомился со многими людьми. Ему доводилось говорить как с грубыми пиратами Диких островов, что без мата не могли связать и пары слов, так и с утончёнными грамотеями из Сатхаир Арда. Парень изучил разные языки и письменность чужестранцев. Он читал книги, за одно упоминание которых Храмовые скалы расправлялись без суда и следствия. И выучил наизусть те, о которых даже Великий Храм не имел ни малейшего понятия.

Чем дальше шёл к своей графине кожемяка, тем отчётливее понимал, что на самом деле её не существует.

Здесь Лугин нахмурился и помолчал. Потом, состроив весьма странную мину, старый философ опрокинул кружку себе в рот и допил вишнёвую настойку.

Глухарь с домочадцами слушали развесив уши.

А кожемяка из рассказа Лугина тем временем оказался в землях северян. Шумела бурная река Аро. На горизонте солнце отражалось и преломлялось причудливым образом в таинственных вершинах Нефритовых скал.

Кожемяка жил в неведомых странах. Он учился ремёслам их обитателей. Он постигал мудрость разных народов. К тому моменту кожемяка перестал быть кожемякой и стал человеком. Это было основной его характеристикой и отличительной чертой.

Человек продолжал наблюдать за другими людьми и постепенно пришёл к выводу, что вся его любовь к прекрасной графине – не более чем блажь. Это было не что иное, как результат слияния тяги к размножению, присущей всему живому, и романтических россказней, навязанных человеку с детства.

Да и самой графини никогда не существовало. Человек любил лишь образ, что создал в своей голове. Сколько он видел-то её? Пару раз, когда знатные заморские гости прохаживались по местному рынку в поисках диковин.

В графине воплотились все чаяния тогда ещё кожемяки о женской красе. И своей недостижимостью она была ещё притягательнее. Но помимо всего этого арагузская графиня стала воплощением всех чудесных рассказов о той – другой жизни. О чудесной и странной жизни заморских племён. О приключениях. Тайных и опасных знаниях. Вот чего на самом деле жаждал кожемяка!

И человек вовремя это понял.

Позже, когда много лет спустя, он всё-таки встретился с графиней, то понял, насколько был прав насчёт неё. И возблагодарил свой разум, который вовремя уберёг его от страшной и фатальной ошибки – жениться на графине.

Отныне человек стал певцом свободного разума. В этом он видел своё предназначение и цель – освобождать умы других людей.

– Какая-то грустная история, – наморщила носик глухарёвская дочка. Молодица была уже на сносях и ради того, чтобы посмотреть на чужеземцев, прибежала сама и приволокла мужа. – Я думала, что кожемяка станет разбойником и выкрадет графиню. А потом они будут жить долго и счастливо.

– И вместе станут править своим графством! – поддержала её младшая сестра.

Старый философ улыбнулся и развёл руками.

– Что поделать? – улыбнулся он. – Не все сказки заканчиваются свадьбой.

Азарь пристально смотрел на учителя. Он знал, что того давнего кожемяку звали Лугин Заозёрный.

Ступайте на стр. 88

Не рассуждая ни одного лишнего мгновения, Азарь потянул из-за голенища нож и бросился вперёд. Он прекрасно понимал, что его главное оружие – это внезапность. Философ нырнул в кусты и почти бесшумно двинулся сквозь них.

По пути Азарь приметил ухватистую толстую рогатину, вполне годившуюся, чтобы пойти с ней на бурого медведя. Годилась ли она против кома, это Азарь собирался проверить в самое ближайшее время. Выставив рогатину перед собой, молодой философ осторожно двинул вперёд.

И он без проблем бы прошёл мимо любого даже самого тренированного человека, однако же комы людьми отнюдь не были. Они до последнего делали вид, что ничего не замечают, но, когда молодой философ бросился на первого медведя из кустов, тот обернулся и играючи поймал человека в захват, будто только того и ждал. Рогатина словно сама по себе вывалилась из рук.

Единственное, что успел Азарь, это метнуть нож во второго кома, и того оказалось довольно, чтобы свалить зверюгу. Клинок вошёл аккурат в глаз и поразил мозг чудовища. Ком не умер мгновенно, а неловко завалился набок и забился в жестоких конвульсиях.

Остальные два оцепенели. Такого ещё не было: ещё ни один зверь или Безлеп не убил ни одного кома. Это племя не знало насильственной смерти от кого бы то ни было, кроме редких случаев междоусобиц.

Азарь прибавил им поводов для удивления. Он носком подцепил рогатину и вскинул её себе в руки. А там хватило доли мгновения, чтобы вогнать острый конец медведю под челюсть, пробив череп насквозь. Этот ком тоже задёргался и упал на спину.

Первый к тому времени уже замер.

Азарь вывалился из медвежьей хватки и, не теряя времени, трижды перекатился сначала через голову, потом через бок влево, а дальше через плечо по диагонали, чтобы насколько возможно разорвать расстояние между ним и последним живым медведем.

Азарь успел встать на ноги, успел повернуться, когда когтистая лапа располосовала ему грудь даже через несколько слоёв тугой зимней одежды. Всё тотчас пропиталось кровью.

Азарь чудом успел пригнуться и пропустить вторую лапу мимо головы. Молодой философ снова ушёл в кувырок и оказался прямо за первым мёртвым комом, а потом скрутился в тугую пружину и взвился вверх, предварительно развернувшись. Нож, который Азарь вырвал у того из глаза, выстрелил в последнего косматого, но тот оказался на диво проворен. Он не только выбил нож из руки Азаря, но и второй лапой переломил рогатину, с которой на него сзади напал Лугин Заозёрный. Тогда философы бросились на косматого с двух сторон, однако и это вышло им боком. Медведь взмахнул лапами и разбросал людей в стороны.

Но это было только половиной беды: как только философы упали на снег, ком взмахнул лапой, и Азарь с Лугином вспыхнули, как хорошенько просмоленные факелы.

Раздался истошный крик.

Старый философ тотчас нырнул в сугроб и какое-то время барахтался в снегу, сбивая пламя. Раненый Азарь уже не был так проворен, как прежде. Он тоже успел прыгнуть в снег, но сил, чтобы быстро зарыться в него уже не было. Ему помог учитель после того, как потушил самого себя. Но к тому времени парень уже основательно обгорел.

Ком вдруг истошно заревел.

Философы сначала даже не поняли, что случилось. Бурое чудовище словно обезумело. Какое-то время медведь просто орал, а потом вдруг завертелся волчком, пытаясь схватить кого-то лапами. И только после третьего или четвёртого оборота мужчины увидели тонкую девичью фигуру, что ловко уворачивалась он нечеловечески быстрых объятий и знай себе дырявила кома ножом.

Казалось, девушка не знала ни боли, ни усталости. Она остервенело кромсала медведя, пока тот не упал. Бурая шерсть во многих местах пропиталась кровью. Кое-где шкура свисала лоскутами, обнажив розовое мясо.

Медведь несколько раз дёрнулся и затих.

Азарь и Лугин уставились на Младу. А девушка между тем присела и при помощи снега очистила нож от крови. Потом она посмотрела на парня и вдруг изменилась в лице.

– Боже мой! – воскликнула она.

Азарь криво усмехнулся.

– Ну да, потрепало малость.

Он всё ещё лежал в луже растопленного снега. Голова покоилась на коленях учителя. Сам молодой философ представлял собой ужасное зрелище: он был весь в копоти, волдырях и в почерневшей рваной одежде.

– Скорее! – засуетилась девушка. – Его нужно назад! В тепло! Я промою раны и обработаю настоем! Быстрее!

Вдвоём с Лугином они взвалили Азаря на себя и поволокли обратно к терему трёх медведей. Молодой философ пытался им помочь, он усердно переставлял ноги, чем только мешал.

К моменту, когда его втащили в светлицу, парень тем не менее устал так, будто самостоятельно прошагал две-три версты.

Его уложили на лавку и раздели. Девушка велела старому философу прижать к располосованной груди Азаря какую-то тряпку, а сама метнулась к печи и разожгла огонь. Потом она принялась метаться между ней, столом и притолокой, под которой были развешаны разные травы. Млада перетирала их в небольшой каменной ступке, смешивала, примеривалась на глаз и снова перемалывала.

Сам молодец едва не терял сознание. От его лица отхлынула вся кровь, а вокруг глаз пролегли глубокие тёмные пятна. Азарь хрипло дышал и едва ворочал языком, но всё ещё пытался шутить:

– Знатные лапищи у этих комов, да, Луги? Вот бы такую в баньке рядом с вениками повесить – иной раз так спину почесать хочется… А то бы и кому вдоль хребта протянуть сгодилась.

– Да, малыш, это было бы весело, – печально отвечал старый философ.

Млада тем временем залила истолчённые травы кипятком и вынесла на улицу, чтобы скорее остывали. А до той поры она оттёрла плечом Лугина и, осторожно оторвав окровавленное тряпьё, принялась нежно промывать парню раны.

Азарь терпел как мог, но даже он временами дёргался и выгибался дугой от боли.

Лугин сидел в углу и наблюдал за всем с таким лицом, будто ему самому сейчас водят тряпкой по оголённому мясу.

– Принеси отвар, – велела девушка тем тоном, которым имеют обыкновение выражаться особы, привыкшие повелевать.

Лугин вылетел вон и тут же вернулся с глиняным горшком, из которого всё ещё шёл пар. Млада осторожно приняла отвар из рук в руки и зачерпнула краешком небольшой глиняной мисочки.

– Помоги! – приказала девушка, и Лугин послушно приподнял голову Азаря.

Девица несколько раз зачерпнула жидкость из горшка и влила Азарю в рот. Тот поперхнулся и долго кашлял. Но стоило ему справиться с приступом, как девушка продолжила своё занятие. Влив в раненого никак не меньше половины горшка, она повернулась к Лугину.

– Теперь ты.

– Я? – опешил старый философ.

– Ты. Ты сам едва на ногах держишься, отвар придаст тебе сил. Мы убили трёх самых главных комов, и теперь может случиться что угодно. Может, нам придётся защищаться! А когда ему, – она посмотрела на Азаря, – станет хоть немного лучше, придётся бежать отсюда. Но мы должны дожить до этого момента, понимаешь? Во что бы то ни стало! Так что пей! А я пока приготовлю для себя…

Девушка распрямила спину и хрустнула позвонками, уперев тонкие кулачки в поясницу. Потом она действительно подошла к столу и принялась толочь сухие травы.

Лугин пригубил отвар. Он оказался весьма приятным на вкус и как будто бы действительно придавал силы. Хватило всего пары глотков, чтобы старый философ ощутил себя отдохнувшим.

– Азарь уходил, чтобы договориться с Тресом. Он поможет нам бежать.

Млада фыркнула.

– Ага, после того, как мы уложили его обожаемых вожаков? Держи карман шире. Этот Трес первым же вас и выпотрошит.

– Ну да, – согласился Лугин, попивая отвар.

Ночь прошла спокойно. Млада разбудила старого философа уже после полудня.

– Поднимайся, старый пень, – сказала она, – бери своего придурка-ученичка и ступайте к этому недоноску Тресу. Я хочу, чтобы к вечеру голова этой твари варилась в моём котле!

Поднимаясь, Лугин Заозёрный в ужасе уставился на девушку – так разительна была перемена, произошедшая с ней. Но ещё удивительнее был Азарь, который высился над её плечом целый и невредимый. Он держал в правой руке топор у самого обуха и мрачно смотрел на учителя.

– Не может быть… – выдохнул Лугин, обо всём догадавшись. – Отпусти нас, могучая…

– Не трудись! – девица остановила его жестом, а потом влепила старику звонкую затрещину. Лугина мотнуло в сторону, но на ногах он удержался. Млада окрысилась: – Что? Ну давай, ударь в ответ! Это тебе за то, что позволил этому ублюдку пытать меня. Два идиота, возомнили себя самыми умными.

– Да, мы идиоты, – подтвердил Азарь.

Лугин пристально посмотрел на ученика в надежде увидеть у того хоть проблеск разума, но тщетно.

– Не трудись, – оскалилась ведьма. – Твой дружок весьма ослаб после того, как схлестнулся с комами. Поэтому зелье подействовало на него быстрее, но ничего: скоро и ты станешь таким же болваном, как и он. Ты уже сейчас не можешь причинить мне вреда, правда, козёл старый?

– Зачем мы тебе? У тебя вон – целый полк медведей, а с нас что взять? Мы ж бродяги.

Млада повела плечиком и села на лавку, закинув ногу на ногу.

– Азарь один уложил двоих комов. С ножом и какой-то веткой. Я первый раз такое вижу. И как такого молодца упустить, скажи на милость? Да и на мордашку он ничё такой вроде, а я ведь девица молодая, у меня тоже свои потребности имеются, – она ухмыльнулась и бесстыдно раздвинула ноги. Тонкие холёные пальцы потянули вверх подол рубахи. Вот показались изящные лодыжки, за ними прекрасные, словно вырезанные рукой мастера икры, потом Млада резко опустила юбку. – Хватит с тебя, пень старый. А теперь валите оба и принесите мне голову Треса!

– Он был прав насчёт тебя, да? – с горечью выпалил Лугин, а ноги при этом сами несли его к порогу. – Он тут единственный, кто не поддался твоим чарам, и за это ты решила от него избавиться!

– Конечно, потому что он решил избавиться от меня. Это вопрос выживания, старик. Ничего личного.

– Бедный Трес, – опустил голову Лугин и вышел вон.

Следом за ним вышагивал Азарь с топором. За ночь проклятая ведьма успела вылечить его так, будто и не было никакой резни с вожаками. И теперь они шли убивать единственного кома, который сумел сохранить рассудок в ведьмином мороке. Кома, который уже не доверял никому из своих, а только двум чужакам, которые пришли издалека и стали его последней надеждой на избавление.

Чужаков, что по собственной глупости стали послушными куклами колдуньи.

КОНЕЦ

Лес преобразился. Нет, он всё ещё оставался голым, уродливым и больным; на ветвях всё так же висели чьи-то локоны, привязанные разноцветными лентами; здесь по-прежнему стояла могильная тишина, которую даже не нарушали, а скорее дополняли скрип снега под ногами и заунывное пение весьцев. Но теперь на деревья кто-то развешал гирлянды из разноцветных лоскутков и деревянные колокольчики. Последние медленно покачивались на ветру и издавали нестройный глухой звон, от которого кровь стыла в жилах.

Дорога к жертвеннику была усеяна перьями и головами птиц. В основном это были вороны, хотя глаз мог заметить и глухарей, тетеревов, голубей и даже воробьёв.

Капище заботливо расчистили и расстелили вокруг жертвенника красные ковровые дорожки. К двум обелискам, что стояли здесь на каждую сторону света, были привязаны козёл и баран. Оба схваченные ремешками на мордах, наверное чтобы не орали на весь лес да не накликали кого. Раньше времени.

Философов привязали к двум другим обелискам лицом к жертвеннику.

– Скажи хоть, в чём мы провинились? – закричал Азарь, обращаясь к старосте.

Вход для пользователей

Меню