Читать онлайн Древний Воронеж бесплатно

1. Сенсационная находка

Осень 1911 года. На северной стороне Воронежа, в пяти верстах от города, в одном из многочисленных древних курганов, прозванных в народе «Частыми курганами», археологи раскопали поистине уникальную вещь – скифскую вазу античных времен.

Возраст ее составлял более двух с половиной тысяч лет. Весть об этой находке облетела весь мир. О ней писали в газетах и солидных журналах, в России и за рубежом. Воронежские «Частые курганы» были на слуху у всех цивилизованных людей планеты. Впоследствии в Воронеж, словно в археологическую Мекку, ринулись экспедиции, возглавляемые видными учеными. Спустя два года, в 1913 году, в Лондоне на Всемирном археологическом съезде скифской вазе, найденной под Воронежем, был посвящен целый раздел.

Скифская ваза была торжественно преподнесена царю Николаю II, отдыхавшему осенью 1911 года вместе с семьей в своей резиденции – Ливадийском дворце в Крыму.

Царь обласкал и отблагодарил воронежских археологов, накрыв для них поистине «царский» стол.

Ныне скифская ваза, найденная в Воронеже, хранится в главном музее страны – Государственном Эрмитаже. Споры и дискуссии о ней не утихают и по сей день.

2. Скифская ваза

Скифскую вазу трудно рассмотреть с одной стороны. Перед вами полный ее разворот.

На вазе изображены три пары скифов, сидящих на камне и натягивающих лук. Сюжет этой картины уходит в античные времена. По одной из легенд, могучий Геракл гнал быков в устье Борисфена (Днепра) и встретился там в одной из пещер с Ехидной – полуженщиной-полузмеей. Ехидна обольстила Геракла, и от их страстной любви на свет появились трое мальчиков. Старший был назван Агафирсом (от его имени пошло племя скифов задунайских), средний – Гелоном (Геродот пишет о племени гелонов, которые построили город Гелон – ныне это Бельское городище в 35 км от Полтавы), а младший – Скифом. От него-то и пошли самые многочисленные племена скифов.

Богатырь Геракл, шагавший по земле поистине семимильными шагами (размер стопы Геракла равнялся двум локтям), оставил сыновьям в наследство пояс и лук с условием: кто сумеет опоясаться этим поясом и натянуть на лук тетиву, тот и будет править страной. Как старшие братья ни пытались решить эту задачу, ничего у них не вышло. Этот неподъемный труд оказался по силам лишь младшему брату – Скифу, безбородому юноше, однако не по годам развитому. Он и начал править Скифией, необъятной страной.

Каким образом проникла ваза в Воронеж, остается загадкой. Возможно, ее привезли из Причерноморья греческие купцы, возможно, изготовили местные мастера. Но так или иначе, она была обнаружена в одном из более сорока скифских курганов, расположенных на северной окраине города. Следует отметить, что первоначальный ее облик был довольно жалким: ваза была сплющена и сильно помята. Видимо, грабители, искатели кладов каким-то образом смяли вещь или наступили на нее, либо же вообще ее не заметили.

По-научному наша ваза, находящаяся в Эрмитаже, называется весьма прозаично:

«Сосуд с изображением скифов.

Серебро; чеканка, позолота. 10,5 см.

Скифская культура. IV в. до н. э.

«Частые курганы», курган 3, Средний Дон, близ г. Воронежа. Россия.

Источник поступления в музей: Императорская археологическая комиссия в С.-Петербурге, 1914 г.»

В мире подобных ваз всего две: наша, воронежская, и крымская из кургана Куль-Оба.

3. «Частые курганы» – где это?

Что представляла собой местность на северной окраине Воронежа, названная в народе «Частые курганы»? Название весьма меткое – словно припечатанное. На огромной поляне, простиравшейся за воронежским аэропортом (современный аэропорт был построен близ Чертовицка в начале 1972 года), влево от нынешнего памятника Славы в сторону придонских сел Подгорное и Подклетное, почти соприкасаясь друг с другом – отсюда «частые» – были насыпаны древние, оставшиеся со времен Геродота, различные по форме и объему курганы. Здесь в начале ХХ века воронежские жители сажали на огородах различные овощи. Число курганов равнялось сорока одному. Курганы за давностью (их возраст составляет более 2,5 тысяч лет), естественно, уменьшились в размерах, осели, расползлись, но, тем не менее, представляли собой внушительное зрелище. Некоторые из них достигали в окружности до 200 метров. «Скифское кладбище» – одно из древнейших, если не самое древнее захоронение в черте современного Воронежа. Иногда его называли «татарскими курганами» либо «стрелицей». Нетрудно себе представить, насколько многочисленным племенем были люди, проживавшие неподалеку, чтобы воздвигнуть столь массивные и высокие сооружения.

В качестве образца скифского кургана весьма характерен Новоусманский курган.

Нам трудно с полной достоверностью утверждать, что это был за народ, но первый историк великой Эллады, «отец истории» Геродот относит его к будинам.

4. Будины – кто они?

«Будины, – пишет Геродот, – племя большое и многочисленное; все они очень светлоглазые и рыжие; в их области построен деревянный город; название этого города – Гелон. Длина стены с каждой стороны – 30 стадиев (стадий равен 178 м); она высокая и целиком из дерева; и дома у них деревянные, и храмы. Там есть храмы эллинских богов, украшенные по-эллински деревянными статуями, алтарями и наосами».

Судя по чисто внешним признакам и образу жизни, скифское племя будинов, несомненно, являлось предками славян, таких же светловолосых и славных. Уже в то время они более всего склонялись к греческому вероисповеданию. В.Н. Татищев в одиннадцатой главе первого тома «Истории Российской» так трактует название скифов: «Название это у египтян, финикийцев, греков и пр. весьма старо и в глубочайшей древности у всех писателей знаемо, но значение названия сего никем точно не показано, думаю, из-за того, что оное якобы всем оным известное, ибо, думаю, оно из халдейского или еврейского от «скинии», то есть шалаша, в которых они переходно обитали, или из греческого «скинос» – кожа, каковые они одежды имели…»

В.Н. Татищев1 тонко подметил, что скифы, в прошлом русы, обитали 40 и более тысяч лет назад на благодатных и плодородных землях Палестины и Сирии, Вавилона (Ирака) и Турции, имели светлые, рыжие, русые волосы (за что и получи свое название), голубые глаза и белую кожу. Называли они себя «яриями» – «ярыми» – «ариями», то есть детьми Солнца – Ярила. Ученые назвали их индоевропейцами.

Ввиду неблагоприятных климатических условий, а также войн с кочевниками русы вынуждены были переселиться на север, в Европу и Азию, где и получили название скифов. Вначале они действительно жили в шалашах и носили овечьи шкуры ввиду сильных морозов. Будины – одно из многочисленных скифских племен, которое проживало между Доном и Днепром, занималось земледелием, охотой, рыбной ловлей, бортничеством и т.п. От будинов до наших дней дошли слова «будний» (день), «будинок» («дом» по-украински), «будова» (постройка), «будочник» (сторож), «будильник» и т.д. Впоследствии будины освоили массу ремесел, в том числе кузнечное и плотницкое дело. Наиболее характерными для скифского времени предметами стали изготовленные из золота и других металлов изделия так называемого «звериного стиля».

5. «Звериный стиль» – что это?

Звериный стиль – это уникальный, поистине высокопрофессиональный способ литья либо ювелирной чеканки. «Звериным стилем» он назван потому, что копировал повадки диких зверей. Выполненные из золота, серебра, бронзы, такие изделия представляли лицо Скифии, простиравшейся от Дуная до Сибири. Поражает динамика движений, точно схваченная мастером так называемая природа зверя, чаще всего – красавца оленя с поджатыми ногами в позе «летящего галопа», с откинутой головой и ветвистыми рогами.

Золотые изделия «звериного стиля», как правило, клались в высокие курганы скифских царей и знати. Элементы «звериного стиля», его уникальная пластика и отточенность форм позже передались другим племенам и народам. Они наблюдаются у кельтов, викингов, франков. Франки эпохи Меровингов (477-750 гг. н. э.) украшали свое одеяние и жилища предметами роскоши, во многом схожими со «звериным стилем». Но более всего унаследовали от скифских мастеров «звериного стиля» ювелирное мастерство славяне, в частности, русские.

«Звериный стиль», сама его суть, основа в дальнейшем передались древнерусским мастерам.

«Звериный стиль» является редчайшим стилем и по праву занимает одну из вершин мирового искусства. Изделия «звериного стиля» находят повсюду: и в Причерноморье, и на Украине, и в Сибири, и в Туве. Не обошел он вниманием и наш древний Воронеж.

6. Первые воронежские археологи. Стефан Егорович Зверев

Прежде чем поведать о наших героях-археологах, несколько слов о самой науке.

Археология (от греч. «архео» – изначальный, древний) – наука, изучающая историю общества по материальным остаткам жизни и деятельности людей – археологическим памятникам. Археология «докапывается» до самых изначальных истоков в жизни человека современного типа: эпохи палеолита – древнего каменного века (около 2 млн лет назад), мезолита – среднего каменного века (10-5 тысячелетие до нашей эры), неолита – нового каменного века (около 8-3 тысячелетий до нашей эры), эпохи бронзы (4-1 тысячелетия до нашей эры) и, наконец, железного века – начало 1 тысячелетия до нашей эры. Тем не менее, сама археологическая наука сравнительно молода. Основы современной методики изучения, хронологии и технологии археологических памятников заложены лишь во второй половине XIX – начале XX века. Во Франции это сделали археологи Г. Мортилье, в Швеции – О. Монтелиус, в России – А.А. Спицын. Следует отметить, что, начав с элементарных орудий труда – кирки, лопаты, заступа, лома, – современная археология достигла сверхглубоких точек (подводная археология) и заоблачных высот (космическая археология).

От археологов, как правило, ждут сенсационных, удивительных открытий, раскрывающих миру что-нибудь новое в жизни древних цивилизаций либо подтверждающих научные гипотезы. Вспомним хотя бы Говарда Картера и лорда Карнарвона, открывших миру гробницу Тутанхамона, а до них Жана Франсуа Шампольона – выдающегося французского ученого, расшифровавшего язык древнеегипетских фараонов и заложившего основы египтологии; немецкого археолога Генриха Шлимана, раскопавшего легендарную Трою; англичанина Остина Генри Лэйярда (1817-1894), обнаружившего дворцы и храмы древней Ассирии, Вавилона и Халдеи, его продолжателя – немца Роберта Кольдевея, открывшего миру в начале ХХ века знаменитую библейскую Вавилонскую башню в Ираке, неподалеку от Багдада. Список сенсационных археологических открытий можно продолжить, нас же более привлекает Россия.

Россия открыла миру прежде всего знаменитые скифские курганы на юге страны благодаря усилиям археологов И.Е. Забелина, раскопавшего Чертомлыцкий курган в 1862-1863 гг., Н.И. Веселовского, исследовавшего курган Солоха близ Никополя, француза Дебрюкса, случайно обнаружившего курган Куль-Оба в Керчи, и многих других археологов. Уже в советское время археолог Борис Мозолевский, в «поединке с вечностью», при раскопке скифского кургана «Толстая могила», нашел знаменитую, поистине уникальную золотую пектораль с грифонами – нагрудное украшение скифского царя, получившее высочайшую оценку международных экспертов.

Археологи не только открывают, показывают миру древности, неразгаданные тайны истории, но и существенным образом меняют летоисчисление многих городов России. За примерами далеко ходить не надо. Киевский археолог П.П. Толочко убедительно доказал, что Киеву 1500 лет! Более 60 лет ведутся исследования древнего Новгорода, сначала под руководством члена-корреспондента Академии наук СССР А.В. Арциховского, а затем академика В.Л. Янина. Было обнаружено большое количество берестяных грамот, раскрывающих современному человеку мир древнего новгородца. Благодаря усилиям российских, а впоследствии советских археологов, их незаметному на первый взгляд, но кропотливому и поистине благородному труду, существенно расширились горизонты исторической науки, раздвинулись рамки древних границ в истории многих русских городов. По сути своей достижения археологии закладывают фундамент исторической науки. Не миновало зоркое «археологическое око» и града Воронежа.

Что испытывает человек-археолог, будь он «черный» либо законный при наличии соответствующего документа, перед началом раскопок? Вне сомнения, в глубине души он надеется найти что-нибудь «эдакое», необыкновенное, существенное, стоящее, способное удивить мир, на худой конец друзей и знакомых. Труд археолога даже в наши дни, при наличии современной техники, является архитрудным, адски тяжелым и зачастую напрасным. В лучшем случае исследователь находит лишь остатки разграбленного сотни, а то и тысячи лет назад кургана либо захоронения. Разочарование, усталость, разбитые мечты и надежды – вот далеко не полный перечень негативных чувств, сопровождающих археолога. «В настоящее время в Воронеже практически не осталось археологов, умеющих правильно, а главное, грамотно подойти к скифскому кургану», – эти слова А.З. Винникова, одного из ведущих археологов города, заставляют задуматься о многом.

Первых воронежских археологов С.Е. Зверева, В.Д. Языкова, А.И. Мартиновича и других вначале также ожидали трудности и неудачи. Раскопки начались весной 1909 г. Работы были зачастую сравнимы с трудом ломовой лошади, они велись с утра и до глубокой ночи. Приходилось вручную раскапывать, а затем просевать тонны земли, прежде чем найти обломок глиняной чаши либо фрагмент сосуда. Ни о какой помощи со стороны учащихся (как было в последующие годы) и речи не шло. Иногда помогали детишки и юные кадеты.

Первые годы работы успеха не принесли. Лишь в 1911 году удача улыбнулась нашим героям. 8 ноября 1911 года лопата С.Е. Зверева звякнула обо что-то металлическое. Осторожно разгребая руками холодную землю, Стефан Егорович почувствовал гладкую металлическую поверхность. Аккуратно повернул предмет и, продолжая работать руками, почувствовал плавную округлость. В лучах восходящего солнца тускло поблескивала горловина позолоченной скифской чаши. Сердце учащенно забилось. «Господи, неужто кувшин!» – радостно закричал Зверев. И наконец-то на свет Божий была извлечена скифская серебряная чаша, на которой отчетливо были видны три пары скифов, сидящих на камнях. «Чудо, а не чаша!» – восторгались археологи, протирая ее и передавая находку из рук в руки. След от удара лопатой так и остался на ней. Кроме этого, сосуд был сильно сплющен, видимо, по нему топтались грабители. «Куй железо, пока горячо!» – поплевали на мозолистые руки археологи и дружно взялись за лопаты. Кроме чаши в кургане было найдено много золотых вещей: скифский железный меч, браслет, голова грифона, 200 золотых бляшек и так далее.

Кто же такой Зверев Стефан Егорович? Его сын, Митрофан Стефанович, 1903 года рождения, впоследствии видный ученый, доктор физико-математических наук, профессор, член-корреспондент Академии наук СССР, астроном, член Международного астрономического союза, председатель Ученого совета Ленинградского планетария, вспоминает о своем отце:

«Стефан Егорович Зверев родился в 1861 году, по-видимому, в Москве, в бедной семье дьячка. Он был вторым ребенком в семье. Старше его на четыре года был брат Иван, младше – сестра Мария». (Недавно было уточнено, что С.Е. Зверев родился в 1860 году). Мы не знаем, по каким причинам в это переломное для России время семья переезжает в Подмосковье. Скорее всего, чисто бытовые неурядицы. Но так или иначе, вскоре семью постигает страшное горе: мать и отец умирают, а трое детишек оказываются в бедственном положении. Стефану было 8 лет. Но на Руси не принято умирать сиротам. Детей по очереди кормят крестьяне. Затем троих сирот, закутанных в платки, поздней осенью переправляют с обозом в Москву, к дяде Илье – сторожу. Дядя устраивает детишек в начальное училище, кормит их и одевает.

По окончании училища ребята поступают в семинарию, а затем два брата, способных и одаренных, начинают обучение в Московской духовной академии. Оба специализировались по истории, и после окончания академии в 1884 году Иван был направлен в Минск, а Стефан – в Рязань, где на протяжении трех лет работал инспектором в духовной семинарии, на практике набираясь опыта церковнослужителя. Уже здесь, в древней Рязани, его интересуют памятники и источники, повествующие о Рязанском княжестве.

Судьбе было угодно определить молодого священника в края воронежские. Его молодая, полная сил и целеустремленности, энергичная натура поражает воображение. Порою кажется, что это двужильный человек, так много успевал он сделать. Судите сами: по приезде в Воронеж С.Е. Зверев становится действительным членом Воронежского губернского статистического комитета (ВГСК). Председателем Воронежского губернского статистического комитета, помимо его почетных членов: принцессы Е.М. Ольденбургской, принца А.П. Ольденбургского, архиепископа Воронежского и Задонского и других, был сам губернатор.

3 сентября 1888 г., сменив Л.Б. Вейнберга, С.Е. Зверев утверждается в должности секретаря ВГСК. Усилиями С.Е. Зверева ВГСК отлаживает механизм взаимоотношений с Императорской археологической комиссией (ИАК). В 1900 году в Воронеже создается губернская ученая архивная комиссия (ВУАК). Канцелярия ее помещалась в здании губернского правления. Вначале ВУАК была немногочисленной, но к 1911 году разрослась, и в ней насчитывалось более 150 человек. Непременным попечителем был губернатор, председателем – вице-губернатор. В ВУАК входил практически весь цвет просвещенного Воронежа. В 1902 году вышел в свет первый выпуск «Трудов Воронежской ученой комиссии» под редакцией правителя дел комиссии С.Е. Зверева. Последующие выпуски также выходили под его редакцией. Всего было выпущено четыре «Труда», в которых были освещены не только материалы археологических изысканий по воронежскому краю (в частности, большой интерес представляет статья Е.Л. Маркова «Древние татарские шляхи Воронежской губернии», статья А.И. Мартиновича о раскопках курганов вблизи Хазарского городища и т.д.), но и архивные материалы по истории Воронежа, например, «Челобитная донских казаков о выдаче им в Воронеже царского жалования, корма и питья, не выданного им в Лебедяни». К Звереву как к архивисту стекались все интересующие его материалы о древностях воронежского края, но он прекрасно понимал, что нужны новые археологические материалы.

Душа С.Е. Зверева рвется на волю, на степные просторы и, наконец, он получает весной 1892 года первый открытый лист, за номером 859, дающий ему право на проведение археологических раскопок в деревне Скакун Касторенской волости Землянского уезда Воронежской области. Здесь еще

до приезда С.Е. Зверева местными мужиками были найдены два бронзовых топора и долото. С.Е. Зверев тщательнейшим образом исследовал «Рубленые могилы» и курганы Скакуновские. Находки вместе с подробным отчетом он отослал в ИАК, за что был удостоен искренней благодарности «за добросовестное исполнение возложенного поручения». Впоследствии «Открытые листы» он стал получать регулярно.

По итогам археологических изысканий С.Е. Зверев впервые удостоился высокой чести: принять участие в IX Археологическом съезде, состоявшемся в г. Вильно с 1 по 15 августа 1893 г. Заслуги его оценили, и вскоре, 10 ноября 1893 года Императорское Московское археологическое общество единогласно избрало С.Е. Зверева своим членом-корреспондентом «в знак уважения его научных занятий».

Вдохновленный и воодушевленный, С.Е. Зверев находит клады монет, которые «указывают на торговые сношения древних обитателей Дона с Македонией, Римом, Босфором, Византией и даже отдаленным Самаркандом…» Ему посчастливилось найти бронзовых истуканов близ с. Усть-Мечетки и «буддийского кумира» близ с. Гвазда неподалеку от Бутурлиновки Воронежской губернии, что говорит о «несомненном существовании древних религий и христианства на Дону в X-XII вв.». В дальнейшем он исследует курганы на Лысой горе, могильник у Маяцкого городища, «камень Буил» под Павловском – знаменитое капище язычников, куда приводили на заклание диких быков – туров, буйволов (отсюда и название: Хохляцкая и Русская Буйловки).

В 1911 году вместе с другими членами ВУАК Зверев исследует местность при впадении реки Воронеж в Дон, известную в народе как «Чермный» или «Червленый Яр». Были найдены орудия каменного века, наконечники стрел, остатки плавок древних металлургов, а в Жировском лесу крест-энколпион со старинными славянскими надписями. Об итогах работы в Червленом Яре С.Е. Зверев написал брошюру «Археологические экскурсии на Червленый Яр в 1911 году».

Опираясь на многочисленные источники, он считал, что город Воронеж возник в домонгольский период, то есть в X-XIII веке. Откуда такая уверенность? Стефан Егорович, проанализировав массу археологических раскопок, а также имеющиеся у него летописи, а конкретно родословную великих князей рязанских, пронских и др., берущую свое начало со времен Рюрика, а возможно, и ранее, считал, что город Воронеж, как южная окраина Рязанского княжества, был основан в XII веке. В качестве неоспоримого доказательства он указывал на древние летописи, и в частности, «Сказания родословия», в которых описаны деяния великих рязанских князей.

Оппонентом С.Е. Зверева выступил воронежский историк С.Введенский, который, напротив, считал взгляды С.Е. Зверева на древнюю историю города Воронежа безосновательными, лишенными подкрепления фактическим материалом и пр. Полемика длилась в течение нескольких лет и отняла у С.Е. Зверева много сил. Не утихает она и в наше время.

В качестве дополнительного исторического материала, подтверждающего вышесказанное, можно сослаться на авторитетное высказывание историка Иоганна Иакова Грассера, осветившего образ славного рыцаря Октавиана Пронского – своего господина: «А самым действительным стимулом для таких героических дел было благоговение перед памятью твоих предков. Ведь каков, Господи, был отец прадеда твоего Рюрик, могущественнейший князь всея Руси, оставивший двенадцати своим сыновьям семь величайших княжеств, а именно: Киевское, Владимирское, Галичское, Черниговское, Переяславское, Рязанское и Пронское. Прадед твой, владевший Рязанским и славнейшим Пронским княжеством, оставил потомкам светлейшее имя Пронский» (1550 год. Михалон Литвин «О нравах татар, литовцев и москвитян». – Изд-во МГУ, 1994. – С. 58).

Пронское княжество – сосед Рязанского, существовавшего со времен Рюрика, а князья пронские, так же, как и рязанские, имели весьма древнюю родословную. Об истории Рязанского княжества вы узнаете позже. В 2012 году исполнилось 1150 лет с начала правления Рюрика (862 год).

Кроме того, в Воронеже Зверев преподает историю в духовной семинарии и одновременно занимается историей края и, в частности, историей монастырей. Им были изданы «Акты Воронежского Покровского девичьего монастыря», «Материалы для жизнеописания святого Митрофана». Он принимает активное участие в полемике о древнем Воронеже, участвует в археологических съездах. Стефан Егорович был в нашем городе яркой, неординарной личностью. Наиболее полно и плодотворно проявился его талант во время работы в должности секретаря Воронежского губернского статистического комитета, который занимался сбором исторических материалов для организации в Воронеже губернского музея. Много полезного и ценного для краеведческого музея собрали местные краеведы Н.И. Второв и Л.Б. Вейнберг. Последний за семь лет работы секретарем собрал для музея 1100 различных исторических и археологических материалов.

9 сентября 1894 года состоялось торжественное открытие Воронежского губернского музея во главе с С.Е. Зверевым.

В том же году Зверев становится священником и преподает в кадетском корпусе. При этом немалую роль сыграли высокий оклад и большая квартира с казенными дровами. В том же 1894 году при участии С.Е. Зверева под Семилуками был найден клад, состоящий из 34 монет XIV века, одна из которых оказалась поистине уникальной и весьма древней – серебряный слиток-полтина с надписью «Андъко» и клеймом-печатью киевского князя Владимира. Слиток этот ныне находится в Эрмитаже. Для крупных торговых сделок на Руси в XII-XIV веках отливались специальные слитки – гривны. На севере Руси, в Новгороде, они весили до 200 гр., на юге шестиугольные слитки весили около 160 гр. Само слово «гривна» – «обруч на шее» – произошло от «гривы», в дальнейшем сей «обруч» стали резать на части («резана») и рубить, отсюда название «рубль». Ныне включают печатный станок…

С.Е. Зверев принимает активное участие в организации выставок, посвященных знаменательным датам. При его непосредственном участии 16 сентября 1911 года был открыт памятник И.С. Никитину.

Помня свое тяжкое и бесприютное детство, Стефан Егорович всячески сочувствует и помогает сиротам и беспризорным. Он принимает самое активное участие и оказывает материальную помощь обездоленным детям, которые жили и трудились в Воронежском «Доме трудолюбия». Дети его просто обожали. В «Доме трудолюбия» – прообразе ремесленных училищ – была столярная мастерская, переплетная, учебные классы. Хотя у самого Стефана Егоровича было семеро детей: пять сыновей и две дочери – он ежемесячно выделял средства для «Дома трудолюбия». Семья жила в просторной квартире (10 комнат), окна которой выходили в большой кадетский сад, где зимой заливали каток. Ныне это улица Феоктистова, рядом с железнодорожным вокзалом. Летом семья выезжала на отдых в Липецк, где отец купил дом с садом на Монастырской улице (ныне ул. Пролетарская). Всем детям (к тому времени двое из них умерли) С.Е. Зверев дал солидное образование, многие из них впоследствии стали учеными людьми.

Важным событием в жизни семьи явилось участие С.Е. Зверева в раскопках скифских курганов под названием «Частые курганы», расположенных за кладбищем Коминтерновского района (ныне Северный микрорайон). Третий по счету курган был раскопан С.Е. Зверевым, А.И. Мартиновичем и В.Д. Языковым. Необходимо отметить, что, хотя большинство скифских курганов было разграблено чуть ли не со времен их создания, т.е. с VI-IV вв. до н. э., именно в

третьем кургане было найдено большое количество скифских украшений. В раскопках двух других курганов принимали участие граф П.Н. Апраксин и М.К. Паренаго.

Революция 1917 г. расколола общество на две противоборствующие силы. В 1918 году тяжело заболела жена Зверева, Александра Михайловна, и вскоре скончалась. Стефан Егорович тяжело перенес утрату жены: в доме воцарились меланхолия и апатия. Вскоре его перевели на должность завхоза музея. Наступили поистине жуткие времена.

Воронеж в октябре 1919 года был захвачен белогвардейскими отрядами Мамонтова и Шкуро, которые расстреливали и вешали большевиков. Посетили офицеры и здание музея, и только выдержка и самообладание С.Е. Зверева не позволили им изъять исторические ценности. Какой ценой заплатил за это Стефан Егорович, несложно себе представить.

Весной 1920 года в городе вспыхнула эпидемия тифа. Не обошла она стороной и семью Зверевых: сначала заболел сын, а потом и отец. 16 марта 1920 г. видный воронежский археолог, истинный музейщик Стефан Егорович Зверев скончался в возрасте 59 лет. Он был похоронен на Новостроящемся кладбище (близ современного цирка) рядом с женой.

Следует отметить, что вокруг такого неуемного и энергичного человека, каким являлся Стефан Егорович Зверев, постоянно находились друзья и сподвижники. Остановимся на одном из них помощнике и друге С.Е. Зверева, участнике раскопок на «Частых курганах», В.Д. Языкове.

«Владимир Дмитриевич Языков родился 9 января 1865 года в Москве в семье дворян. В 1881 г. он поступил в Московское юнкерское училище, которое закончил в 1884 г. в звании подпрапорщика. Службу начал в Томском пехотном полку, расквартированном под Варшавой. В 1896 году поступил в Николаевскую академию Генштаба. В августе 1898 года В.Д. Языков приехал в Воронеж, где получил должность офицера-воспитателя в Михайловском кадетском корпусе, где и прослужил более 15 лет. В декабре 1900 г. он член ВУАК, а в 1903 г. – член музейной комиссии», – пишет о нем видный воронежский историк-краевед Александр Николаевич Акиньшин2.

Женился на Зинаиде Петровне Буковской, дочери Ленчицкого уездного воинского начальника. В семье было трое детей.

С 1903 года он участник археологических раскопок Маяцкого и Хазарского городищ, Шиловской стоянки. На III съезде археологов в Чернигове в 1908 г. был представлен его доклад «О Маяцком городище на Дону».

Воспитывая и обучая юных кадетов, В.Д. Языков издает рукописный журнал «Кадет-михайловец», помогает собирать средства на открытие губернского музея, являясь казначеем Благотворительного общества при воронежском Доме Трудолюбия.

В 1911 г. он был в составе воронежской делегации, вручившей скифскую вазу царю Николаю II в Ливадии. Впечатления об этом событии В.Д. Языков изложил в статье «Поездка в Ливадию». Февральскую революцию 1917 года встретил настороженно.

30 октября 1917 года полковник В.Д. Языков, командир 5-го пулеметного полка, пытавшийся предотвратить солдатский бунт (на совр. ул. Кирова), был тяжело ранен, а затем убит ударом приклада в голову. Отпевал своего любимого друга на Чугуновском кладбище Стефан Егорович Зверев. Фотографии В.Д. Языкова как «главаря воронежских корниловцев», увы, не сохранилось.

Что же касается третьего участника раскопок на «Частых курганах», археолога и архивиста, врача по профессии, Александра Ивановича Мартиновича, то мы располагаем весьма скудной информацией о его жизни. А.Н. Акиньшин пишет о нем в «Воронежской историко-культурной энциклопедии»: «Мартинович, Александр Иванович (1857-после 1917), окончил медицинский факультет Харьковского университета в 1883 году. Доктор медицины (1896). На службе с 1885 года… Почетный член ВУАК с 1914 года. Руководил раскопками на Лысогорском могильнике под Воронежем в 1906 г. Участник раскопок на «Частых курганах», сообщал об этом на заседаниях ВУАК (1910-1913 гг.) и подготовил статьи для ТВУАК (не опубликованы). На 14-м археологическом съезде в Чернигове (1908 г.) сделал сообщение о раскопках на Хазарском городище».

В 2012 г. в России, и в частности, в Воронеже, широко отмечалось 200-летие Отечественной войны 1812 г. На улицах нашего города были вывешены красочные портреты героев Отечественной войны, в учебных заведениях и СМИ были организованы циклы бесед и лекций о войне 1812 г. А.И. Мартинович сто лет назад, сообщает об этом событии А.Н. Акиньшин, «на выставке к юбилею Отечественной войны (1912 г.) представил из своего собрания открытки с изображениями Наполеона и генералов французской армии». Кроме того, Александр Иванович увлекался нумизматикой, в особенности древними римскими монетами. Вышла в свет его статья «Римские монеты. Собрание Воронежского губернского музея». Как видим из вышеперечисленного, это была одаренная и незаурядная личность. Сведениями о личной жизни А.И. Мартиновича и его фотографией автор не располагает.

С.Е. Зверев, В.Д. Языков, А.И. Мартинович и другие участники раскопок на «Частых курганах» не были профессиональными археологами, но страстное желание прикоснуться к древностям, к раскопкам, к составлению докладов и отчетов, к архивным поискам было, выражаясь современным языком, далеко не хобби, это было нечто большее, заставляющее наших героев донести до потомков, высветить, показать историю древнего Воронежа, его изначальные корни.

В 2010 году исполнилось 150 лет со дня рождения этого выдающегося человека. Неплохо было бы увековечить его имя в Воронеже, открыв мемориальную доску на одном из зданий в Северном микрорайоне, на месте бывших «Частых курганов», либо присвоить его имя Краеведческому или Археологическому музею ВГУ города. Пока же о Стефане Егоровиче Звереве в Воронеже мало кто знает.

7. Граф П.Н. Апраксин

– председатель Воронежской ученой архивной комиссии (ВУАК), воронежский вице-губернатор, Таврический губернатор

Судьба нашей красавицы, скифской вазы, в дальнейшем была такова: ее отчистили от пыли и грязи, отмыли, аккуратно распрямили, и она предстала перед восхищенными взглядами археологов во всем своем великолепии. «Что с ней делать? Как далее ее употребить?» – примерно такие мысли витали в головах наших героев. «Царю бы надобно показать, – робко молвил Стефан Егорович, поглаживая бороду, – да разве ж к нему пробьешься?» Мысль понравилась, а воплощение ее в жизнь решено было поручить самому знатному – графу Петру Николаевичу Апраксину, воронежскому вице-губернатору, председателю Воронежской ученой архивной комиссии, их бывшему начальнику, назначенному летом 1911 года Таврическим губернатором в Крыму. В свое время Петр Николаевич озвучил обстоятельный доклад императору о плодотворной и вместе с тем разноплановой деятельности Воронежской ученой архивной комиссии (ВУАК). При этом особое внимание было уделено как деятельности архивистов, так и труду археологов. Царь внимательно выслушал доклад, поздравил и поблагодарил председателя ВУАКа П.Н. Апраксина, пообещав наградить активных участников и членов комиссии. Примечательны его слова: «…Только то государство сильно и крепко, которое хранит и изучает памятники родной старины».

В Воронеже сохранилось немало следов деятельности древнего рода Опраксиных – Апраксиных. Перед вами краткая история рода.

Фамилия Апраксин, возможно, восходит к греческому «Апракос» – сборник евангельских чтений по каждому празднику. Апраксой, по преданию, звали дочь киевского князя Владимира, спасшую Илью Муромца от голодной смерти. Известен также Апраксин двор – торговый рынок в Санкт-Петербурге.

Апраксины – графы и дворяне, в старину эта фамилия звучала как Опраксины. В 1371 году к великому князю Олегу Рязанскому выехали с семьями два знаменитых мужа, Солхомир и Едугань (от него пошли Хитровы) Мирославичи. Солхомир принял крещение, и за него Олег Рязанский выдал свою родную сестру. В крещении Солхомира назвали Иваном.

От Солхомира пошли дети и внуки, сидевшие на землях рязанских, в том числе и под Воронежем. От правнука Солхомира Андрея Ивановича Опраксы и пошли Опраксины – Апраксины. Сыновья Андрея Ивановича при Иване III перебрались в Москву. Апраксины верно служили царю и Отечеству, «служили многие службы государству, не жалея живота своего».

Матвей Прокофьевич Апраксин был убит при взятии Казани. Петр Матвеевич Апраксин в 1680 году был пожалован в окольничьи.

Особо следует отметить усердие двух Апраксиных при царе-работнике – Петре. Это Петр Матвеевич Апраксин – полководец на севере России, прекрасно зарекомендовавший себя в военных действиях со шведами в начале XVIII века, казанский губернатор (в 1708 году), затем сенатор, президент юстиц-коллегии, статский советник. Скончался в 1726 году.

Второй Апраксин вошел в историю на воронежской земле. Это Федор Матвеевич Апраксин, родившийся 27 ноября 1661 г., – генерал-адмирал русского флота, родственник и ближайший сподвижник Петра I. Вначале он был воеводой Архангельска, а в 1697 году ему был поручен главный надзор за судостроением в Воронеже. С 1700 года он первый воронежский генерал-губернатор, главный начальник Адмиралтейского приказа и Азовский губернатор. Ф.М. Апраксин, усердно трудясь, всячески помогал царю: перестроил и укрепил Азов, расширил Таганрог «с гаванья для прохода военных судов», выстроил Павловскую крепость на Усереди, построил верфи в Таврово. С 1707 года он заведует Монетным двором в Москве. Осенью 1708 года геройским нападением разгромил войска шведского генерала Любекера, за что признательный царь наградил его именной медалью с надписью «Царскаго Величества Адмирал Фе. Ма. Апраксин».

В 1709 г. Федор Матвеевич Апраксин был удостоен высокого звания графа. Летом 1710 г. он с 11-тысячным корпусом взял город Выборг. Затем царь снова перебросил его в Азов для принятия начальства над краем. Весной 1713 года неуемный Ф.М. Апраксин воевал со шведами на севере страны. Умер Ф.М. Апраксин 10 ноября 1728 года, на три года пережив своего любимца царя.

В династии Апраксиных было немало видных и образованных людей, но наше внимание более всего привлекает фигура Петра Николаевича Апраксина, человека удивительной судьбы.

П.Н. Апраксин принадлежал не к потомкам первого воронежского генерал-губернатора Ф.М. Апраксина (тот был бездетным), а к роду его брата, путешественника и писателя Андрея Матвеевича Апраксина. Он родился 3 января 1876 года в итальянском городе Нерви, в одном из дворцов русской знати, отдыхающей на водах. Отец его – предводитель владимирского губернского дворянства Николай Петрович Апраксин (1816-1902) – был женат на Надежде Федоровне Гейденрейх. 60-летний старик Апраксин, женатый на 20-летней девушке, держался на свадьбе весьма бодро. Сын его Петруня рос хотя и хилым, но подвижным мальчиком. Образование и знание языков он получил в Первом московском кадетском корпусе и Пажеском корпусе. Будущего молодца-офицера ожидала блестящая карьера.

Пажеский корпус он закончил в 1896 году в звании подпоручика лейб-гвардии 4-го стрелкового батальона. В течение двух лет П.Н. Апраксин командовал первой ротой Его Величества, затем состоял в Российском обществе Красного Креста, заведовал школой солдатских детей. Вскоре 24-летний поручик П.Н. Апраксин получает первую награду – орден св. Станислава третьей степени. Зимой 1901 года он был зачислен в запас гвардейской пехоты и поступил на службу в канцелярию Совета Министров. Казалось бы, на воинском поприще поставлен крест. Но Петр Николаевич успешно продвигается по служебной лестнице, получив назначение младшим помощником начальника отделения, затем придворное звание камер-юнкера, и более того, в 1900-1902 гг. он является слушателем Петербургского археологического института и, успешно сдав экзамены, был зачислен сотрудником института (видимо, велика была тяга к археологии), но разразившаяся русско-японская война 1904-1905 гг. путает все его планы. Граф направляется в самый эпицентр военных действий в качестве уполномоченного медицинского отряда. Он присутствует при осаде Порт-Артура в марте 1904 г., в боях под Ляояном в августе того же года, в боях под Мукденом в феврале 1905 г. На его глазах происходит гибель «Варяга» и тяжелейшие бои с японцами. Тяжелораненые русские солдаты сотнями и тысячами проходят перед его взором. Врачи и сестры Красного Креста трудятся и днем, и ночью. «За труды и отличия» в годы русско-японской войны П.Н. Апраксин был награжден четырьмя орденами, что само по себе являлось большой заслугой.

После окончания войны П.Н. Апраксин служит в дворянском поземельном банке, а в октябре 1907 г происходит резкий скачок в его карьере. Он становится воронежским вице-губернатором с получением в скором времени чина коллежского советника. Жалованье его составляло более четырех тысяч рублей в год, что являлось громадной суммой, если учесть, что в те времена основные продукты питания – мясо, сало, водка и пр. – стоили копейки.

В Воронеж граф приезжает красавцем холостяком. Местные барышни на балах буквально облепляли молодца. Но он не спешил, присматривался, подбирая себе достойную пару: чтоб люба была, да и богатством не обижена. И такой случай вскоре представился. Его, 32-летнего холостяка, знакомят с уже немолодой 26-летней княжной Елизаветой Владимировной Барятинской, дочерью генерал-адъютанта Владимира Анатольевича Барятинского и Надежды Александровны Стенбок-Фермор.

Лизанька сразу же понравилась графу, но в глубине души его более всего прельстило состояние Барятинских. Если у далеко не бедного вице-губернатора было 140 десятин земли во Владимирской губернии, то у родителей невесты в 70 раз больше – около десяти тысяч десятин земли в Бобровском уезде Воронежской губернии. Сватовство состоялось, а 6 апреля 1909 года в одном из дворцов Петербурга справили пышную, с фейерверком и катанием по Неве, свадьбу. У счастливой пары за почти сорокалетнюю семейную жизнь родилось пятеро детей: три сына и две дочери.

Успешно совмещая членство в многочисленных комитетах, обществах и комиссиях, П.Н. Апраксин в 1908 г. становится председателем Губернской ученой архивной комиссии. На этом поприще и пригодились ему археологические знания, полученные в Петербургском археологическом институте. Именно П.Н. Апраксин умело направлял, а при случае и спонсировал, археологические экспедиции С.Е. Зверева и др.

«2 мая 1911 г. он был назначен Таврическим губернатором и переехал в Крым.

В 1913 году Петр Николаевич получил придворное звание гофмейстера при императрице Александре Федоровне. Во время войны он вместе с царем Николаем II выезжает на фронт. Революцию 1917 г. граф встречает в Крыму, в 1920 г. он градоначальник Ялты», – пишет о нем А.Н.Акиньшин. Но нутром ощущая сгущающиеся над ним тучи, видя косые взгляды товарищей из ЧК, ранее арестовавших его родственников, граф, не дожидаясь ареста, эмигрирует с семьей сначала в Югославию, а затем в Бельгию.

В Брюсселе он создает русское Историко-генеалогическое общество, являясь членом правления Русской православной церкви за рубежом, а также председателем комитета по сооружению Храма царю-мученику Николаю II и его семье.

В 1948 г. умирает его любимая жена Лизанька, а сам Петр Николаевич Апраксин скончался 3 февраля 1962 г. в возрасте 86 лет и был похоронен на кладбище Ixelles.

Иногда задумываешься: в чем же сила, секрет долголетия людей, подобных П.Н. Апраксину, проживших столь долгую и вместе с тем яркую и непростую жизнь? И приходишь к выводу – в согласии с природой, с окружающим миром. Ведь Петр Николаевич не был рожден здоровым крепышом, наоборот, в детстве часто болел, кашлял, простывал. Но благодаря правильному воспитанию, разумному отношению к своему здоровью, вежливому обращению с окружающими жизнь его приобрела совсем иную окраску.

Что прежде всего бросалось в глаза окружающим? Его безукоризненный внешний вид, подбритые усы, сияющая улыбка, белоснежные рубашки и галстуки, выглаженный и вычищенный великолепно сидевший костюм или фрак, блестящие глянцем ботинки либо штиблеты.

Петр Николаевич, владевший четырьмя языками, никогда не допускал в своей речи бранных слов и нецензурных выражений. Вежливое обращение, приятные манеры, улыбка и ласка с людьми даже простого сословия обеспечивали ему успех в любом начинании. Вставал он рано, помолившись Богу, любил, особенно летом, купаться в чистой неге реки Воронеж, любил животных, в особенности верховую езду на лошадях. Плотно позавтракав, отправлялся на службу. Ходил пешком.

К жизни П.Н. Апраксин подходил философски, прекрасно понимая, что она ему дана в радость, и благодарил Бога за новый день. К курению и алкоголю относился равнодушно, но был не прочь по праздникам выпить бокал чудного французского вина. Чувства свои старался сдерживать, даже гибель родных в годы «окаянного лихолетья» (в 1920 г. в Крыму были расстреляны чекистами княгиня Н.А. Барятинская, ее дочь Ирина и свекор – генерал И.С. Мальцов, не успевшие убежать за границу, а старший сын Апраксиных Николай в 1941 г. был расстрелян в Ленинграде) не смогла выбить графа из седла. «На все воля Божья, – кряхтел он, сдерживая слезы, – все пройдет, пройдет и это».

Именно эти качества позволили ему более сорока лет прожить на чужбине, вдали от родины. Перед вами портрет 80-летнего Петра Николаевича, с умным, все понимающим взглядом человека, прожившего долгую, яркую жизнь.

Что же дальше произошло с воронежской находкой? Было решено, что более удобного случая для подношения скифской вазы царю Николаю II, отдыхавшему в то время с семьей в Крыму в Ливадийском дворце, не предвидится.

Вскоре было получено «добро» от Таврического губернатора П.Н. Апраксина. К нему они и прибыли 19 ноября 1911 г., а на следующий день, 20 ноября, в Ливадии трое воронежских археологов – С.Е. Зверев, В.Д. Языков и А.И. Мартинович – при поддержке П.Н. Апраксина были представлены царю Николаю II для подношения вазы.

Свершилась связь времен. Волнение их было весьма сильным, но постепенно справившись с ним, они подробно рассказали императору о своей находке, о том, как и где нашли они древнюю вазу, о житейских делах и пр.

Царь распорядился осветить «воронежское чудо» в газетах и журналах, а скифскую чашу повелел передать на хранение в Эрмитаж.

Не каждый россиянин может похвалиться тем, что за свою жизнь он хотя бы раз видел царя-батюшку. Такой человек был ходячей легендой, рассказы о первом лице государства, императоре, слушали, раскрыв рот, смакуя подробности. В России испокон веков сложилось патриархальное преклонение простого народа перед царями. «Увидал царя, можно и помирать», – говорили в народе. А здесь троица воронежских археологов не просто была представлена царю, а удостоилась высокой чести отобедать за царским столом, в присутствии членов императорской семьи. Царский стол есть царский стол, о нем можно долго писать. Скажем одно: сервировка, блюда, манеры поведения за столом навсегда, на всю жизнь остались в памяти наших героев.

Стефан Егорович вспоминал впоследствии, рассказывая об этом событии своим детишкам: «Из всех блюд мне более всего понравилась запеченная молодая телятинка, свернутая рулетиком, под белым французским соусом из грибов. А к ней в маленькой вазочке черная икра. Не успел я это чудо поварское как следует раскушать, как был произнесен очередной тост. Гляжу, а слуга уже убрал тарелку, несет новое блюдо. Мой взгляд красноречивый, видимо, был перехвачен Николаем II. Он пальцем подозвал слугу и что-то шепнул ему. Смотрю – на столе появилось понравившееся мне блюдо и вазочка с черной икрой. Но икры уже было гораздо больше. Я улыбнулся, довольный, в свою бороду. Царь скромно опустил глаза. Мне более всего хотелось телятинки, царь думал – икорки».

История зачастую преподносит нам такие казусы, когда одни более яркие события затмевают, наслаиваются на другие, менее значимые. Так случилось и в 2011 году. Воронеж торжественно и празднично отмечал 425-ю годовщину со дня основания города. Об этом грандиозном событии много писалось и показывалось. Не будем повторяться. И как бы в сторонке осталось маленькое, менее значимое, но по сути своей все же историческое событие: столетие со дня находки знаменитой скифской вазы в «Частых курганах» под Воронежем. И лишь одна газета «Труд Черноземья» откликнулась и напечатала статью «Скифская ваза», посвященную историческому событию.

«Вот как ладно, как замечательно все закончилось», – подумает читатель. Но наш рассказ о «Частых курганах» на этом не заканчивается.

8. Археологическая карта Н.В. Валукинского.

130 древностей Воронежа!

И снова очередная черная полоса нависла над Россией. Кровопролитная и изматывающая Первая мировая война 1914 года с извечным противником – немцем вылилась в еще большее кровопролитие – революцию 1917 г. и Гражданскую войну, длившуюся несколько лет. В ходе этого гигантского по смыслу и жесточайшего по сути своей перелома рушились и сотрясались не только вековые устои России, но, словно в гигантской мясорубке, исчезали с лица земли лучшие сыны противоборствующих сторон. «Мыслители» и «вдохновители» свысока смотрели на этот кровавый вихрь, на эту беспощадную сечу «красных», «белых», «зеленых». О какой археологии, о какой истории могла идти речь в этой беспощадной рубке, когда каждый русич думал лишь об одном – как бы выжить…

Да и многие наши герои исчезли с лица земли воронежской. Погиб офицер В.Д. Языков в годы революции, пал от тифа священник С.Е. Зверев, защищая ценности городского музея, уехал за границу председатель ВУАК П.Н. Апраксин… Повсюду разруха, хаос, пепелища, дым костров и печные трубы крестьянских изб. Знакомая картина чуть ли не со времен Батыя и Мамая.

Тем не менее, кое-что осталось. Жизнь надо было восстанавливать, начинать сызнова. И весной 1922 года вместе с молодой зеленой травкой на бугорках и ярах, с первыми одуванчиками и пахучими вишнево-сиреневыми садами приходит на воронежскую землю археологически-поисковый зуд, который не исчезнет никогда в нашем народе, даже в самые трудные времена. И вновь под свои знамена начинают собирать неопытную, но горячую и пылкую молодежь старые, дореволюционные историки, археологи краеведы. И снова споры до хрипоты, снова находки, открытия и сенсации. И снова вверх, к Солнцу-Яриле, к высоким идеалам по лестнице со ступеньками вниз…

Одним из таких энтузиастов, краеведом в широком понимании этого слова, коллекционером-антикваром и собирателем древностей был художник и чертежник по профессии Николай Васильевич Валукинский (1886-1950). «Н.В. Валукинский родился в городе Козлове в семье рабочих, окончил Воронежское железнодорожное училище в 1904 г, Киевское художественное училище в 1915 г. Свою познавательную, собирательскую, розыскную деятельность в Воронеже он начал еще до революции», – пишет о нем А.Н. Акиньшин. Его привлекало буквально все: от незамысловатых глиняных игрушек-свистулек, «коников и пав», выполненных липецкими и воронежскими мастерами, открыток и афиш до редких книг, старинных предметов утвари и прочего антиквариата. Валукинский был знаком с воронежскими историками и археологами, знал подробности разысканий и раскопок в нашем городе. Именно он начал по крупицам собирать наследие великих первопроходцев – С.Е. Зверева и его помощников.

В 1914 году его призывают в армию и он принимает участие в Первой мировой войне. Получив ранение, возвращается в Воронеж. Следует отметить, что Николай Васильевич обладал даром художника и великолепного чертежника. В течение пяти лет он работал в воронежских железнодорожных проектных организациях в качестве изыскателя-чертежника, попутно рисуя картины. Работы Н.В. Валукинского дважды в 1918 и 1919 гг. экспонировались на художественных выставках. В революционных событиях 1917 года он активного участия не принимал, но в 1918 г. был призван на защиту города от белогвардейских банд.

После Гражданской войны учительствует в одной из школ города, затем переходит на работу преподавателем в художественно-промышленный техникум. В 1924 году он член губернского краеведческого общества, а в 1925 – директор Воронежского краеведческого музея.

Главным же результатом кипучей деятельности ученого-краеведа, археолога и архивиста, итогом всей его жизни явилось издание поистине уникальной, о какой мечтали сподвижники С.Е. Зверева, не утратившей свое значение и в наши дни «Археологической карты территории г. Воронежа», опубликованной в X номере журнала «Советская археология» за 1948 г.

В предисловии сказано: «Автором, по поручению Воронежского областного музея краеведения, в течение ряда лет проводилось археологическое обследование территории г. Воронежа. В результате обследования количество древних стоянок, городищ, селищ, групп курганов и т.д., выявленных в пределах г. Воронежа, в 1935 г. не превышавшее 26, к началу 1941 г. возросло до 130!». 130 древних памятников различных эпох в черте Воронежа перед началом Великой Отечественной Войны выявил, обследовал, кратко описал этот неувядающий энтузиаст. Большинство из этих древностей в силу различных обстоятельств (нужно было строить дома, прокладывать дороги, проводить водопроводы; да и бомбежка города немецкими захватчиками во время ВОВ также негативно повлияла на них) исчезло с лица земли. Это не Рим и не Афины, где на каждую черепушечку, найденную в земле, на каждый осколок древности собираются десятки, а то и сотни ученых-специалистов, обмывают, обдувают, смахивают осторожненько пыль – упаси Бог повредить или расколоть древность! – а затем во всех СМИ широко рекламируют находку, заставляя восхищаться ею все цивилизованное человечество. Нашим же хрюшкам-«древняшкам» такая честь и не снилась, хотя по ценности и уникальности они не уступят западным.

Приведем лишь отдельные, наиболее яркие, на наш взгляд, фрагменты из «Археологической карты…» Н.В. Валукинского. Начинает он свое расследование с левого берега р. Инютинки, ныне исчезнувшей на дне водохранилища, севернее с. Отрожка. Именно здесь на песчаных дюнах и курганах были обнаружены следы жизни человека в античные времена. В 1940 г. в одном из курганов был найден скелет человека, лежавший черепом на север, и девять глиняных сосудов, бронзовые височные подвески и железный нож.

Местность эта в народе получила название «Попова дача». «В 1644 г. поп Данила, – пишет Н.В. Валукинский, – просил об отводе ему места и двора верстах в семи от Воронежа близ р. Воронеж и Инютина протока. Ниже «Поповой дачи» была на Инютинке в XVII в. Монастырская водяная мельница. На р. Инютинке и при Петре I, и до него, при воеводе Бухвостове, строились струги. Местом их постройки могла стать только «Попова дача», где были обнаружены остатки малых доков».

Далее внимание ученого привлекает левый берег Воронежа, район современного завода им. Тельмана, ул. Б. Хмельницкого и т.д., в прошлом села Отрожка. В разграбленных и разрушенных ранее погребениях были обнаружены лепные сосуды, кремневые топорики, долота, скребки, наконечники копий, стрел, ножи, гарпуны, шилья. Все эти находки археолог относит к дохристианским временам, т.е. их возраст составляет более 2 тыс. лет.

Весьма интересны находки на стоянке 36 в районе Придачи. Здесь в 1937 году обнаружена глинобитная стена, а вдоль нее «целая система землянок-жилищ и следы навеса между землянками». В северо-восточном углу были найдены остатки древнего очага-печи, скопление золы, угля и крупных черепков банкообразных сосудов. Возле очага были обнаружены каменная гладилка, отбойник, обломок бронзового браслета. У входа лежало глиняное пряслице. В северо-западном углу была обнаружена кладовая яма наподобие погреба, а в ней два сосуда. Под откосом были найдены зернотерки. Здесь жили люди в эпоху бронзы.

В 1935 году, продвигаясь на запад по довоенному Сталинскому району, а в старину – по селу Монастырщенке (ныне это Ленинский проспект), близ современного дворца им. Кирова, неподалеку от Вогрэсовской дамбы на стоянке 48 археологи обнаружили 22 землянки, растянувшиеся вдоль берега р. Воронеж почти на полкилометра. В 1936 г. здесь работал знаменитый археолог Г.В. Подгаецкий.

Подгаецкий Георгий Владимирович (1908-1942) – выпускник Ленинградского университета, известный археолог довоенного времени. Узнав о сообщении Н.В. Валукинского, в 1935-1936 гг. он начинает раскопки у Вогрэсовской дамбы в черте Воронежа при строительстве моста через реку Воронеж. Ученому принадлежат поистине сенсационные находки – обломки литейных форм (отливка вислообушных топоров, серпов-косарей и др. металлических изделий), плавильных чаш с носиком для слива, шлаков и пр. Г.В. Подгаецкий сделал заключение: на территории древнего Воронежа в эпоху бронзы существовал центр по обработке металла. Каково!

Кроме этого, на двух раскопках было обнаружено большое количество костей домашних животных, в том числе и верблюда.

Умер Г.В. Подгаецкий в расцвете сил от голода во время блокады Ленинграда.

Далее Н.В. Валукинский исследует местность Левобережья от Вогрэсовского моста мимо завода СК им. Кирова по ул. Новосибирской, Танеева, Саврасова и пр. Взор археолога обращен в сторону современной Песчановки. На берегах исчезнувшей ныне р. Песчанки была обнаружена масса стоянок древнего человека, найдены клады татарских монет (джучидская Шадибека, чекан Хаджи-Терхане 1400-1408 гг.). Западнее, до обреза террасы было обнаружено селище XII-XV веков.

Но наибольший интерес у Н.В. Валукинского вызвали правобережные древности, находящиеся на «Древней горе». К западу от Вогрэсовского моста, в районе современной «Лесной школы», были до затопления водохранилища островки, называемые в народе «островами сокровищ». Не исключено, что в этих местах располагались древние святилища славян. До конца они так и не были исследованы и ныне находятся на дне воронежского «моря» (подобные, но более высокие рукотворные острова виднеются ныне напротив Рыбачьего, санатория им. М. Горького, близ плотины). Тем не менее, Н.В. Валукинский нашел там немало гончарных изделий XII-XV веков, железную фибулу, глиняные грузила, рыболовные крючки (сам Бог велел людям, жившим на берегах р. Воронеж, заниматься рыбной ловлей), остатки копий, ножей, кос и стрел.

Выше, в районе Чижовки, на Аксеновском бугре были обнаружены погребения начала XV века (стоянка 97-98). Н.В. Валукинский считал, что это древнее кладбище, упомянутое в записках Корнелия де Бруина, путешествовавшего с Петром I. В городище на Акатовой поляне им были собраны фрагменты славянских сосудов, обломки кремниевого кинжала (ст. 106-107).

Более плодотворным археологическим раскопкам в черте города мешала постройка домов, церквей, разбивка огородов. Как правило, владельцы домов и огородов не разрешали археологам вести раскопки близ жилья. Тем не менее, в 1937 году в районе ул. Громова за парком Динамо (ст. 114) были раскопаны два кургана, в которых обнаружились славянские захоронения и сосуды из глины. Н.В. Валукинский считал, что славяне обитали здесь еще в домонгольский период.

Наибольший интерес представляют древнеславянские городища в районе современного санатория им. М. Горького. Н.В. Валукинский пишет: «В 1940 г. в прорытой поперек городища канаве прослежен культурный слой на всем его протяжении и изучен поперечный профиль городища. Среди находок имеются серебряная привеска, золотой перстень, бронзовая подвеска в виде фигурки животного»

На стоянке 125 была найдена керамика XII-XIV вв, кости животных и рыб, погребения в виде трупоположения. Кроме славянских сосудов был найден сосуд хазарской культуры. Городище 130 на Михайловском кордоне насчитывает по поверхности 198 землянок, многие из которых были раскопаны ранее. Н.В. Валукинский сожалел, что многие из древностей Воронежа в связи с быстрым ростом города будут утрачены навсегда (что и произошло в дальнейшем).

Наибольший интерес для него представлял Лысогорский могильник на восточной окраине города, в прошлом «Вантит», расположенный на Лысой горе близ современного санатория им. М. Горького. Впервые археолог Л.Б. Вейнберг в 1880 г. нашел здесь предметы, относящиеся к хазарам. В народе это место называлось «Хозарское, или Козарское стойбище». В начале прошлого столетия А.И. Мартинович обследовал и раскопал 11 курганов, нашел славянские и частично хазарские захоронения. В 1924-28 гг. здесь работали Д.Д. Леонов и П.П. Ефименко. В 1960-1990 гг. на Лысой горе вели раскопки А.Н. Москаленко и А.З. Винников. За это время было обследовано 30 курганов, всего же их насчитывается более двухсот! Насыпи диаметром 6-13 м и высотой 0,8-2 м поросли травой и деревьями. Далее они тянутся на север в район Белой горы, где их насчитывается несколько сотен. Большинство из них до сих пор не исследовано.

В некоторых курганах были обнаружены погребальные камеры с останками сожженных трупов. Предположительно, в VIII-X вв. здесь жили славяне, скорее всего вятичи, которые сжигали своих предков: «Аще кто умряше, творяху тризну над ним и посему створяху краду велику и возложаху на краду мертвеца и изжежаху и посемь, сбиравшее кости, вложаху в судину малу и поставляху на столпе, на путях, еже творятъ вятичи и поныне», – писал летописец. Вятичи платили дань хазарам. А.А. Шахматов высказывал предположение, что здесь помимо хазар могли жить и северяне. Племена эти были соседями ляхов – древних поляков.

Само хазарское городище, согласно «Писцовой книге города Воронежа 1615 года», «дано под монастырь места вверх по Воронежу, на гороцкой стороне, Козарское городище». Хозарское поле находилось пятью километрами выше, на современной территории ВГАУ, ВГЛТА, в Троицком лесу. Называлось оно «Козарская поляна». В 1899 году здесь находили копья, стрелы и пр. Видимо, в этих местах когда-то происходили сражения. Видный воронежский археолог А.З. Винников считает, что «Археологическая карта…» Н.В. Валукинского более чем на 90 % соответствует действительности.

Подведя итоги масштабным, пусть и не совершенным, исследованиям левого и правого берегов Воронежа, Н.В. Валукинский делает следующее заключение: «Археологические памятники, обнаруженные в процессе обследований, охватывают очень значительный промежуток времени, который можно разбить на следующие периоды:

поздний неолит;

поздняя бронза;

переходний период (условно назван временем поздней бронзы и раннего железа);

раннее железо;

развитое железо (так называемый «дославянский период»);

ранние славянские поселения;

селища XII-XV вв.»

Как видим, пласты непрерывной жизни человека на берегах реки Воронеж охватывают весьма большой отрезок времени, начиная с глубокой древности VI-I вв. до н.э. и кончая XV веком, т. е. протяженностью более двух тысячелетий.

После войны Н.В. Валукинский переехал в Казахстан, в г. Джезказган, где создал геолого-минералогический музей. Здесь он и умер в январе 1950 г.

К нашему сожалению и стыду, портрет Н.В. Валукинского воронежскими краеведами до сих пор не найден, а по утверждению Е.Ю. Захаровой, хранится он в Санкт-Петербурге, в одной из библиотек.

Читатель может заметить, что на карте Н.В. Валукинского отсутствуют знаменитые «Частые курганы». Причина тому одна: этот скромный человек считал, что и без него об этих курганах и скифской вазе знает весь мир.

9. Археолог В.А. Городцов на «Частых курганах»

Воронежские древности манили к себе не только местных краеведов и историков, но и более маститых столичных археологов. Одним из них был Василий Алексеевич Городцов (1860-1945) – крупнейший археолог России, внесший выдающийся вклад в развитии отечественной археологии, заложивший фундаментальные основы археологии как науки. В отличие от многих «старых спецов», он не покинул Россию, а благодаря своему неуемному, энергичному характеру, целеустремленной и «вездесущей» деятельности достиг блестящих результатов. «Археологический волк, мастодонт» – в шутку называли его друзья.

Первые археологические пробы В.А. Городцова относятся к концу XIX столетия. Он исследовал памятники в районе р. Оки, затем в 1897 г. на Рязанщине в с. Алеканово нашел знаменитый горшок с древнерусской надписью из 14 букв, так называемым «алекановским письмом» – чертами и резами, письменностью языческой Руси, уходящей корнями в глубокую древность. Именно на черты и резы указывала Екатерина II в письме Вольтеру как на древнерусскую письменность.

Но по-настоящему его талант как археолога раскрылся в 1901 году при раскопках курганов эпохи бронзы в Харьковской и Екатеринославской губерниях. На территории Изюмского уезда его экспедицией было раскопано 107 курганов доскифского периода.

В 1927 году экспедиция, возглавляемая В.А. Городцовым, появилась на окраине Воронежа и приступила к раскопкам «Частых курганов». Было раскопано 6 курганов, найдены предметы скифского периода, а в кургане № 2 – пять скелетов головами на восток, предположительно более раннего периода. Были найден точильный камень, «пестик», обломки сосуда.

Василий Алексеевич вспоминал: «Урочище «Частые курганы» представляет собой высокое поле, с которого открывается обширный кругозор как в сторону долины р. Дон, так и в сторону г. Воронежа. В урочище располагалось 27 курганов, из которых ранее было раскопано 14 и нашей экспедицией было раскопано 4 кургана, один курганообразный холм загадочного назначения и один курган более древнего времени». Таким образом, перед В.А. Городцовым предстали 26 скифских курганов и один «холм загадочного назначения». Не исключено, что это было «священное место», святилище.

В кургане № 1 высотой 2,5 м и окружностью 120 м, были явственно видны следы работы грабителей. Тем не менее, в нем были найдены амфора и железный нож со следами костяной рукоятки. В других курганах были обнаружены коллективные погребения, чаша – энохоя, а рядом с ней – железный нож, скифский бронзовый котел и 24 бронзовых прорезных колокольчика, глиняное пряслице, янтарные бусины, а также 18 треугольных и 3 фигурных золотых бляшки, изображавшие оленей.

В последнем кургане были найдены скипевшиеся железные стрелы, золотое колечко, железный топор, бронзовые бляшки. В.А. Городцов относит все эти предметы к VI-V вв. до н.э. Учитывая то обстоятельство, что скифы буквально облепляли знатного покойника массой всевозможных изделий из золота, являвшегося притягательной силой для грабителей, В.А. Городцов сожалеет об утраченном: ««Частые курганы» были разграблены и, несомненно, в древности: грабители отлично знали устройство могилы, а это облегчало им работу, на которую требовалось не более 4-5 часов. Грабители прокопали свою лазейку через насыпь кургана так, чтобы она ударила в край накатника, покрывающего яму, опустились под него и спешно, забрав украшения, сопровождавшие покойника, вынесли их наверх и, засыпав лазейку, удалились с добычей».

Несложно представить себе, какие уникальные изделия «звериного стиля» навсегда пропали для науки. Ведь брали самое дорогое, емкое, рельефное, выразительное и привлекательное. Зачастую награбленное золото, завязанное в мешки, едва помещалось на лошадях. Тогда его прятали, закапывали в землю. Как правило, дабы скрыть следы, золото скифов переплавляли в обыкновенные слитки.

Василий Алексеевич Городцов прославился не только как археолог, именно он выделил археологию как самостоятельную науку, дал определение понятию «археологический памятник», разработал «законы» археологии. Кроме всего прочего, В.А. Городцов активно работал в Историческом музее, преподавал в МГУ, воспитав целую плеяду ученых-археологов. Среди окончивших МГУ в 1930 г. был и выдающийся историк-археолог Б.А. Рыбаков.

В.А. Городцов скончался в 1945 году, а вскоре в IX номере «Советской археологии» за 1947 год был опубликован его отчет о раскопках на «Частых курганах».

И вновь для нашей страны наступают мрачные времена. Немцы, ослепленные фанатизмом Гитлера, в очередной раз нападают на Россию. В районе «Частых курганов» ведутся оборонительные работы для защиты города, на холмах роются окопы, устанавливаются зенитки и орудия. Воронеж вскоре был захвачен фашистами. Началось 212-дневное противостояние. Город пылал, здания взрывались и рушились, тысячи воронежцев пали смертью храбрых. И лишь 25 января 1943 г., в результате кровопролитных боев Воронеж, разрушенный более чем на 90 % (даже более, чем Сталинград), был, наконец, освобожден. Начались восстановительные работы. Следует отметить, что война практически уничтожила весь архив, а немалое количество ценностей Воронежского краеведческого музея пропало бесследно.

Если история Великой Отечественной войны, ратный подвиг советского народа на полях сражений и в тылу врага широко освещены как в многотомных документальных трудах историков и полководцев, так и в произведениях целой плеяды писателей, то судьба областных, районных, городских краеведческих музеев, попавших в зону фашистской оккупации, практически не исследована. Немцы со своей педантичностью и накопленным опытом войны в Западной Европе старались захватить не только материальные ценности: золото, картины, антиквариат, – но и уникальные архивные документы. Для этих целей у них были созданы специальные команды наподобие известной «Аненербе» для захвата русской старины, русских древностей. Кроме того, шпионская сеть и диверсанты также способствовали успешному завершению операций по захвату «русских ценностей». Вспомним хотя бы историю с петербургской Янтарной комнатой.

Практически на всей территории страны от Прибалтики до Крыма шла неравная, а порою трагическая борьба по спасению русской старины, борьба простых людей – музейщиков, архивистов – с обученными, вышколенными спецкомандами немецких захватчиков. В лучшем случае в товарных составах, на грузовиках спешно паковались и вывозились в тыл, на восток, уникальные музейные ценности. Как правило, в первую очередь эвакуировались заводы, фабрики, а уже потом предметы старины. До нее ли было, когда фашисты наступали, бомбили города и села! В худшем случае русские древности постигала участь «готского золота».

«Готское золото», или «золото готов», поистине бесценная коллекция золотых изделий древних готских мастеров начала нашей эры, была собрана до войны в Керченском музее Крыма. Более 700 (!) изделий из золота высшей пробы общим весом в 25 кг хранилось в Керчи, древней Пантикапее. Здесь были и бляшки, и золотые серьги, змейки, кольца и прочее.

Немцы знали об этом и старались вернуть, по их мнению, «арийскую» древность на ее законную родину. После ожесточенных боев за Севастополь (ничего другого не придумали) было решено запаковать «готику» в черный чемодан и двинуться с ним в потоке беженцев в сторону Краснодара. Перипетии борьбы с немецкими ищейками похожи на детектив, но в итоге «золото готов», или «керченский клад», исчезло и не найдено до сих пор. Оно не досталось ни тем, ни другим… Примерно по такому же сценарию разворачивались события практически во всех оккупированных советских городах.

То же самое произошло и в Воронеже. Железнодорожный состав, двинувшись на восток, уже в Отрожке подвергся жесточайшей бомбардировке. Начался пожар, появились раненые и убитые. Возможно, горел и пострадал вагон с музейными экспонатами. Решено было часть музейных изделий, «не подлежащих согниванию», то есть из металла, а также драгоценности, упаковать и переправить в лес, где и закопать. Другие музейные экспонаты все же доставили в г. Джамбул, но после войны они так и не были возвращены воронежскому музею. Вот так прозаично исчезли довоенные материалы Воронежского краеведческого музея. Во всех отчетах и справочниках они значатся как «утерянные в годы ВОВ». Так были утрачены ботфорты Петра I, а возможно, и карета царя.

В довоенное и послевоенное время археологические изыскания в Воронеже и области проводятся работниками краеведческого музея С.Н. Замятниным, Д.Д. Леоновым, А.Ф. Шоковым и др. С болью в сердце энтузиасты-археологи, вооруженные лишь киркой да лопатой, наблюдают, как распахиваются, разворовываются древности нашего края.

Возглавляя археологический отдел областного краеведческого музея, С.Н. Замятнин3 руководит раскопками у Россоши (вскрыто 4 кургана), затем ведутся раскопки у с. Отрожка (эпоха бронзы) в черте Воронежа, а в 1929 году его экспедиция переезжает в с. Патриаршее, Донское, Засосенка (совр. Липецкая область).

К Воронежу, к одному из известнейших археологическими памятниками краю, не случайно притягивались мысли и взоры известных ученых: археологов, биологов и т.д. Перед вами редкая фотография участников довоенного (за месяц до Великой Отечественной войны!) объединенного пленума историков, археологов, биологов. Второй справа, с тростью и в шляпе – В.А.Городцов.

Летом 1949 года А.Ф. Шоков и Д.Д. Леонов подготовили обстоятельный (два тома) отчет «К скифским памятникам Среднего Дона», в котором кроме известных археологических памятников у с. Мастюгино, с. Владимировка (Криница тож), Россоши и др. были исследованы и «Частые курганы».

«При осмотре Частых курганов, хорошо известных в литературе, – пишут авторы, – оказалось, что внешний облик курганов сильно изменился в результате Отечественной войны. Во время войны на курганах помещались командные пункты и батареи, а поэтому площади курганов изрезаны глубокими выемками, рвами, окопами, ходами сообщений. Здесь была важная позиция и проходили ожесточенные бои, от которых остались значительные следы.

Только в прошлом году площадь могильника была очищена от громадного количества подбитых немецких танков, орудийных лафетов и многочисленного железного лома. Все это в настоящее время в значительной степени затрудняет установление точного количества курганов данного могильника».

Следует отметить, что даже спустя 40 лет после войны в районе 85-й школы подорвались на мине двое мальчишек.

«В настоящее время территория, на которой распложены курганы, распахивается колхозами с. Подгорного (им. 13 лет РККА и им. Молотова), а с южной стороны к этой территории примыкают своими северными концами улицы Донская, Подгоренская, Тамбовская, Рязанская, Тульская и Крайняя Коминтерновского р-на г. Воронежа. Кроме того, огороды (посевы) ближайших жителей расположены на территории могильника, в его южной части».

Картошкой, огурцами да помидорами с могильников скифских царей питались в трудные и голодные послевоенные годы немало жителей окраин Воронежа.

«Усиливающаяся распашка территории могильника, дальнейшая застройка требуют скорейшего доследования памятника», – пишут о Частых курганах А.Ф. Шоков и Д.Д. Леонов.

Весьма любопытны выводы по археологическим памятникам Подонья и, в частности, Воронежского края.

«1. Территория Воронежского края, – пишут А.Ф. Шоков и Д.Д. Леонов, – была искони заселена людьми. Древность этого заселения связана со временем последнего (вюрмского) оледенения Европы (около 50 тыс. лет до н.э.).

А.Ф.Шоков

2. Во время последнего оледенения Европы, угасающие ледники которого находились далеко от нашего края (на расстоянии 500-600 км), здесь сухая, холодная степь сменялась лесотундрой, и на территории края существуют первые известные нам поселения первобытных людей.

3. Начиная с конца ледникового периода (около 25 тыс. лет до н.э.) жители местного края – охотники, собиратели – заселяли берега Дона, имели оседлый образ жизни и в общественно-историческом отношении находились на средней ступени периода дикости».

Со средней ступени дикости охотники-рыболовы поднимаются к высшей ступени дикости, а затем уже скотоводы-земледельцы поднимаются еще выше к средней (1-е тыс. до н.э.) и высшей ступени варварства (VIII-X вв. н. э.) Это славянские племена, не откуда-то пришедшие и не бродячие орды охотников, а устойчивые поселения. «И кроме того, они занимались не только охотой и рыболовством, но и мотыжным земледелием, чему способствовали вполне природные условия местного края. Все это в известной степени подтверждает и археологический материал, собранный в нашем крае: в отличие от других мест восточного полушария, на территории нашего края исключительно пастушеских племен, ведущих кочевой образ жизни, не было.

«…Что касается славянского периода, то, вопреки некоторым мнениям, жители этого периода – славянские племена – также не пришли сюда откуда-то с севера или юго-запада, а были исконными жителями бассейна Дона», – делают вывод ученые.

Закончилась кровопролитная война, и надо было залечивать раны, нанесенные фашистами. Людям не хватало элементарного: жилья и еды. Ютились под рухнувшими стенами домов, в подвалах; да и голод 1947 года скосил тысячи ослабленных войною людей. Ходили в одном платье, что выдали на фронте, замены не было. «На работу и на танцы хожу я в гимнастерочке», – шутили отставники. Еще более ужасная картина была в русской деревне. Серые «кухвайки», кирзовые сапоги, домотканые штаны, шапки-малахаи. Бедность жуткая. Сидели на одной картошке да лебеде. Но исконно русская вера, что все это пройдет, схлынет, настанут лучшие времена, была неугасимой. Во многих семьях взамен погибших рождались новые молодые русичи, рыжие да конопатые. По пять, десять и более детей в семье было обычным явлением русской послевоенной деревни. Восстановление городов и сел, темпы строительства потрясали. Рушились старые мазанки, соломенные хатки, появлялись новые дома с электричеством, газом, радио и прочими бытовыми благами, строились новые заводы и фабрики, дороги, школы и больницы. Тысячи молодых людей ехали осваивать целинные земли, на комсомольские ударные стройки. Русь расцветала.

10. Экспедиция П.Д. Либерова

И вновь «Частые курганы» манят к себе археологов. 1954 год. Раскопками руководит Петр Дмитриевич Либеров (1904-1983)4, славящийся своей пунктуальностью известный российский археолог, возглавляет Воронежскую лесостепную скифскую экспедицию.

«Наши работы в урочище «Частые курганы», – пишет видный археолог, – показали, что наряду с курганами эпохи раннего железа в могильнике встречаются курганы эпохи бронзы». П.Д. Либеров четко локализует их: «Курганный могильник в урочище «Частые курганы» расположен на высоком плато с широким обзором местности в сторону поймы р. Дон в северо-западной части Воронежа. В дореволюционное время курганный могильник находился на расстоянии 4-5 км от центра города. Ныне кварталы города подошли вплотную к могильнику, а на самой его территории находится аэродром» (имеется в виду здание и территория старого аэропорта, расположенного близ памятника Славы по ул. Хользунова).

П.Д. Либеров сожалел, что многие курганы были повреждены во время войны. Тем не менее, его экспедиция раскопала 6 насыпей на «Частых курганах» и 6 поселений у сел Подгорное и Подклетное. Было найдено множество ценной посуды скифского периода, остатки человеческих костей, бронзовое шило, нож и игла с ушком, лежавшие, по-видимому, в деревянной коробочке, железный наконечник стрелы. В кургане № 2 был найден каменный пестик для ступы, которым пользовались скифские женщины для растирания зерен и мака. Сама ступа, видимо, раскололась. Надо сказать, что воронежская ступа – родная сестра египетской, древнегреческой и др.

В других курганах было обнаружено немало предметов того же «звериного стиля». Это бронзовая бляха в виде головы кабана, 17 золотых бляшек с изображением кабаньей головы, серебряное скульптурное изображение медведя, бронзовая бляшка, изображавшая лежащего волка, бляха из белого сплава в виде головы лося и т.д. Древний скиф наслаждался, любовался окружающей природой и ее обитателями. Только добрый и сильный человек мог изваять знакомые образы диких животных, живущих рядом. «Вся эта чудная местность, – восторженно восклицает П.Д. Либеров, – заключена между большими селами – Подгорное и Подклетное, – находящимися одно от другого на расстоянии около 5 км. Легко можно представить себе, насколько был удобен для расселения и благоприятен для занятий земледелием, скотоводством и рыбной ловлей этот уголок в эпоху бронзы и раннего железа!»

Параллельно с экспедицией П.Д. Либерова на другом конце города с восточной стороны, близ моста через р. Воронеж у Отрожки трудились воронежские археологи-сотрудники областного краеведческого музея. И вновь были сделаны интересные находки, относящиеся к эпохе бронзы. Раз уж речь зашла о ступе как одном из наиболее древних орудий труда человека, позвольте, уважаемый читатель, остановиться и более подробно рассказать об этом незамысловатом на первый взгляд, но нужном крестьянском чуде, повсеместно встречающемся на земле воронежской.

11. Ступа

Итак, перед вами ступа – древнейшее орудие крестьянина-землепашца. Применялась она практически круглый год. В ступу засыпалось зерно – рожь, пшеница, овес, ячмень – и путем удара пестом дробилось на мелкие части, вплоть до получения муки.

Ступа – прообраз ветряных мельниц средневековой Европы и Руси. Ею пользовались египтяне, греки, римляне, византийцы, русы, славяне. Первые ступы были из камня. Когда появились мельницы, на них обычно ставили ступы мельничные – широкие, массивные дубовые колоды, вытесанные из дуба-кряжа, в которых толкли зерно окованные металлом песты-толкачи. Таким образом получалась мука и отходы птице и скотине.

Слово «ступа» на санскрите, одном из основных древнеиндийских языков, существовавших в I в. до н.э., означало «куча земли, камней», хранилище реликвий. Формы полусферической ступы применялись в индийской и непальской архитектуре. В.И. Даль пишет: «Ступа – старинное стенобитное орудие, таран, баран. Тяжелая колотушка, кий, трамбовка, ручная баба для убивания земли; здесь ступа принимает значение песта. Неуклюжий, тяжелый, неповоротливый человек, особ. баба; лентяй, увалень, тяжелый на подъем».

Ступа упоминается в русских летописях IX века: «Манна же аки семя, а обличье его яко лед бело, и исхожаху люди и сбираху, и меляху, и в жерновах толчаху и в ступах и варяху».

«Ступою» назывался охотничий силок на тетеревов, рябчиков и даже глухарей, употребляемый в XV-XVIII веках. Это была искусно сплетенная из прутьев ловушка, севши на которую, птица проваливалась вниз.

«Как бы не так! – противилась ведьма, Баба Яга в русских сказках. – Лучшего летательного аппарата, чем ступа, сроду не придумаешь!» Как правило, ведьмы вылетали на ступе через дымовую трубу в ночь на Ивана Купала, направляясь на Лысую гору под Киевом (хотя в Воронеже и своя имеется), дабы справлять там шабаш и вредить людям.

М. Забылин в книге «Русский народ» описывает древний обычай, называемый «Толокчи в ступе», который якобы отгонял нечистую силу:

«Накануне Купала, вечером, девушки, собравшись к одной из своих подруг, толкли в ступке ячмень, распевая песни. На другой день поутру из этого ячменя варили кашу, называемую кутьей, которую вечером того же дня, заправивши маслом, съедали. После того, взяв от телеги передние колеса, схватившись руками за оглобли, возили на оси некоторых из подруг по селу и по полям с песнями. Такие поездки совершались до утренней росы. Причем девушки умывались этой росой, чтобы быть красивее и здоровее».

И ведь верно, как утверждает современная медицина, умывание утренней росой, ходьба по утренней росе лечит многие болезни. Человек после этих процедур ходит легкой поступью, не ходит, а летает.

Пришлось и мне как-то в молодости столкнуться с этим древним орудием труда. Как-то весной 1963 года я, выпускник средней школы, рыбачил на Инютинке, неподалеку от отроженских луговых озерков. (Воронежское водохранилище, затопившее впоследствии эти места, тогда еще не построили). Вижу, несколько мальчишек ловят в озерке сеткой-«топтухой» рыбу. Обычно во время половодья из реки Воронеж и Инютинки в такие озерки, овражки заходило немало рыбы.

И вот краем глаза наблюдаю, что-то у пацанов не заладилось, какое-то волнение меж ними произошло. Подхожу поближе и вижу, как мальчишки с натугой тянут, чуть ли не рвут сетку, а вытащить ее не могут. Пришлось раздеться и лезть к ним на помощь. «Топтуха» краем зацепилась за что-то и не поддавалась. Ощупывая руками скользкий предмет и помаленьку очищая его от тины и грязи, мы наконец-то извлекли на свет Божий метровое бревно.

«Фу, гадость вонючая!..» – пнул его старшой. А от бревна действительно шел противный запах болотного газа.

«Дядя, дядя, глянь, а у него зелезяка!..» – вдруг завопил меньшой, носивший ведерко с рыбой. Рыжий и конопатый, с небесными глазами, он постоянно лазил своим пальчиком куда надо и куда не надо. Вот и на сей раз не успели мы и глазом моргнуть, а он уже отковыривал глину с деревяшки.

Пришлось тащить мокрое и тяжеленное бревно на берег Инютинки. Залезли в теплые, прозрачные воды речушки, отмыли, отчистили от грязи склизкую поверхность, вытащили на лужок – и ахнули. Нашим лазам явилось ладное, изготовленное человечьими руками деревянное чудо. Деревянный ствол, видимо, дубовый, металлические обручи. Нижний, более широкий, весь проржавел и от длительного хранения вскоре треснул. Верхний же ободок был изготовлен из цветного металла. На нем отчетливо был выдавлен крест. Под крестом на дереве смутно чернели какие-то знаки. Мокрой тряпкой протерли их, и я отчетливо увидел древние буквы в три ряда.

В начале текста была начертана буква, похожая на нашу «А», но несколько другая. Кроме этого были еще две, на мой взгляд – незнакомые: одна в виде змейки «З», другая – похожая на твердый знак буква «Ъ». Положение наше усугублялось еще и тем, что ни листка бумаги, ни ручки ни у кого не было. Тем не менее, я, как будущий историк, запомнил еще несколько букв. Это: «О», «В», «Г», а также «Н», «Ж» и «Ш». Попытки каким-либо образом прочесть, расшифровать текст закончились безрезультатно.

Не менее загадочной выглядела и верхняя часть бревна, из которой торчало более узкое деревянное изделие.

«Ба, да это же ступа!» – воскликнул невесть откуда взявшийся и подплывший к нам на плоскодонке заядлый рыбак дядя Боря, живший в лесу за Лысой горой. «Хазаром» кликали его местные жители – за черные, арабские глаза, крючковатый нос и такую же смоляную, жуковую бороду.

«А вот и пест в ней!..» – воскликнул он и с трудом вытащил из бревна что-то наподобие рукоятки. «Ну-ка, мальчишки, отмойте его».

И продолжал, постукивая указательным пальцем по ступе: «Дуб мореный, крепости необыкновенной, высохнет – гвоздь не забьешь. Из дуба мореного в старину трубки для курева, подсвечники, ручки дверные и прочую красоту местные краснодеревщики вытачивали. Давайте мы ее оставим на бережку до завтра. А лучше всего под куст положите, пусть она подсохнет маненько, а завтра утречком приходите, мы ее и заберем», – направился он к лодке. «Да не забудьте мешки, веревки, ремни с собою взять!» – крикнул он нам на прощанье, умело правя веслом.

Наутро, чуть свет, вооружившись веревками, двумя мешками, взяв у соседа, цыгана Яшки, вожжи напрокат, я был на берегу Инютинки. Но, увы, ни ступы, ни дяди Бори, ни пацанов на месте не оказалось. «Может, кто-то спихнул ее в реку?» – подумалось мне. Обшарив дно, я желаемого так и не обнаружил.

«Эх, дурья башка! – костерил я себя, возвращаясь домой. – Снова накололи, ищи теперь ветра в поле». Более всего в похищении ступы я грешил на дядю Борю. «Пацаны не в счет, малы еще», – думалось мне.

И вот как-то на автобусной остановке встретились мы с дядей Борей. На мой вопрос о пропаже, он, выпучив глаза, стал клясться и божиться, что не брал и ни сном ни духом не ведает о ней. «Да ты че, не веришь?» – лез он мне в душу. Про таких говорят: «Не пойман – не вор».

Прошло еще несколько лет, и от знакомых я узнаю, что дядя Боря купил себе машину, а вскоре и квартиру в Березовой роще. Сказывают, нашел клад монет то ли на Рыбачьем, то ли на Лысой горе. Кто знает?..

В заключение нашего небольшого рассказа о ступе приведу лишь небольшую часть русских пословиц, поговорок, словосочетаний, так или иначе связанных со ступой.

«Его в ступе заставь толочь, так он и дно прошибет» – дурак.

«Его ведьма в ступе высидела» – брань, ругань.

«Ее и в ступе не утолчешь» – упрямая баба.

«Без ступы – шагу не ступишь».

На Руси существует немало сел и деревень, чьи названия связаны со ступой. Так, в Подмосковье с 1507 года существует починок Ступинский, позже город Ступино, в нашей области под Рамонью имеется поселок Ступино. В летописях упоминается древнерусское имя Ступа.

Читатель, рассматривая нашу «домашнюю» ступу, возразит: дескать, подобная ступа требовала больших физических затрат, да и производительность ее была весьма низкой. Полностью согласен, но ведь и огонь древние добывали путем трения палочки о дерево. Но и здесь славяне нашего края показали довольно высокий уровень земледелия. Они сделали шаг вперед.

А.З. Винников5 и А.Т. Синюк**6пишут: «Важным показателем степени и качества развития земледельческого хозяйства являются орудия труда. К сожалению, их обнаружено чрезвычайно мало: наральники для обработки почвы, серпы, коса для уборки урожая. Одним из показателей земледельческого хозяйства также являются орудия для размола зерна. Это прежде всего жернова. Они встречены на Титчихинском городище, несколько жерновов происходит с Большого Борщевского городища. Обломки жерновов выявлены и на Животинном городище». На всех памятниках они обнаружены за пределами каких-либо построек. Лишь на Большом Борщевском городище жернова находились в полуземляночной постройке, которую авторы раскопок обозначили как помещение для размола зерна (мельницу).

Дотошный читатель спросит, почему же мельницы были не в каждом городище, не в каждом селище? Дело в том, что мельница сама по себе, вернее, ее строительство и обслуживание, требовало немалых затрат, прежде всего, большого количества отборной древесины. А для этого нужны были высокопрофессиональные работники. Легче было привезти на мельницу за несколько верст десяток-другой мешков зерна и вскоре получить муку. Так оно и происходило на практике. Вспомним эпизод драки между тавричанами и казаками возле мельницы в Вешках в «Тихом Доне» М. Шолохова. Тавричане-«хохлы» привезли зерно на Вешенскую мельницу, видимо, славящуюся своим качеством, за несколько десятков верст. По логике вещей думается, что после драки с казаками, закончившейся угрозами поджечь мельницу, они были бы вынуждены либо построить свою мельницу, либо найти другое место для помола зерна.

Весьма оригинальные мельницы наблюдали в нашем крае и иностранцы, в частности, Корнелий де Бруин, в начале XVIII века писал: «На другой день мы отправились туда (по всей видимости, в Таврово для осмотра кораблей) в три часа пополудни, большею частью верхом, остальные же в колясках. Когда мы отъехали уже немного от города, Его Величество (царь Петр I) остановился у одной большой церкви и своротил несколько в сторону, взглянуть на одну мельницу довольно необыкновенного вида, устроенную одним черкасским (малороссийским) мастером, вроде восьмиугольника. Внутри этого мельничного здания находятся четыре мельницы, которые действуют одновременно, без крыльев и всяких других наружных приспособлений для действия ветром. Но внутри этой главной мельничной постройки устроены семь парусов, подобных парусам на лодках, и само здание снабжено и закрывается снаружи большими окнами или дверями. Когда подует благоприятный ветер, открывается два или три окна с той стороны, с которой дует ветер, и через эти окна или двери ветер надувает паруса и приводит в быстрое обращение всю машину…». Следует отметить, что подобного рода грандиозные сооружения были издревле знакомы черкасским ремесленникам.

Таким образом, наша ступа вывела нас на поистине уникальный пласт древнего воронежского земледелия. На городищах вокруг Воронежа, относящихся к III-VII векам нашей эры, археологами найдены не только зернотерки, но и гораздо более совершенные и продуктивные орудия обработки зерна – жернова, указывающие на существование при малых реках, впадающих в Дон и Воронеж, мельниц. Не исключено, что первые мельницы существовали здесь и еще ранее, во времена скифов и сарматов. И не случайно античные авторы упоминают о весьма оживленной торговле зерном и мукой между скифами и греками и даже называют цифру: через Ольвию – торжище борисфенов – в одни только Афины скифы доставляли более 400 мединов зерна – т.е. около одного миллиона пудов! И это не считая «Танаисской артерии», Таврики-Крыма и далее на восток. Всего же центр Скифии вывозил на продажу свыше 400 тыс. тонн зерна! Каково!

Торговля велась большей частью по Дону (Танаису), так как Днепр изобиловал непроходимыми «ненасытсткими» порогами. Греческие торговые суда через Черное море заходили в Азовское и направлялись к главному торговому пункту скифов – Танаису.

12. Танаис – южный торговый центр на Дону

«Тихий Дон», «Дон-батюшка», «позрить синего Дону» – издревле с этой рекой связаны судьбы многих казаков, воронежских корабелов. Но еще ранее, во времена скифов, река эта называлась по-другому – Танаис.

Танаис – загадочный город древних скифов-«танаитов». Его искали и в XVIII, и в XIX веке, в низовьях Дона, в Крыму, близ Азова, но все тщетно. Среди ученых-археологов появилась версия о двойниках-Танаисах. Смущали слова античного географа и путешественника Страбона (64 г. до н. э. – 24 г. н. э.): «При впадении реки в озеро лежит одноименный город Танаис, основанный эллинами, владеющими Боспором». «Одноименная» река Танаис – это, конечно же, Дон-батюшка, тянущийся от Меотского моря (Азовского, в древности называемого озером меотов) далеко на север, в необъятную страну Великая Скуфь – Скифию.

Откуда произошло название великой реки и южного торгового центра скифов?

В греческой мифологии Танаис – сын Океана и прекрасной амазонки Лисиппы. С детства Танаис почитал бога войны Ареса и всячески совершенствовал свои волю и храбрость, мастерство и бесстрашие, умение владеть оружием. Танаис представлял собой грозную, стихийную силу. Богиня любви Афродита, дабы умерить его губительную для окружающих страсть и жажду повелевать, наделила его пылкой страстью к собственной матери. Юный красавец Танаис, борясь с нестерпимым желанием бьющегося сердца и разумом, в конце концов не выдержал и бросился в реку. Люди, жившие неподалеку, назвали ее в честь утонувшего Танаисом. Впоследствии ее переименовали в Дон. На берегах Дона и был построен древний торговый центр Танаис.

Как писал Страбон, он «служил общим торговым местом для азиатских и европейских кочевников и для приезжающих по озеру (Меотиде) из Боспора (Боспорское царство с центром в Пантикапее (Керчи) располагалось в восточной части Крыма): первые доставляли рабов, шкуры и разные другие товары кочевников, а другие взамен привозили вино и прочие предметы, свойственные цивилизованному образу жизни».

Танаис – это древнейшее название южного торгового центра, основанного в III веке до н.э., может быть связано и с триадой этрусских божеств: Тина, Тураны, Уни. Вполне вероятно, что и племена этрусков, поселившихся затем в Италии, проходили по этим местам.

Первым археологом, пытавшимся найти Танаис, был полковник русской армии И.А. Стемпковский, который, побывав в 1823 году в устье Дона и исходив берега Мертвого Донца, обнаружил там город и пришел к выводу, что «сей город не может быть иной, как Танаис». Затем археологическую разведку произвел П. М. Леонтьев (1853 г.), которого смутили мраморные плиты с надписями на древнегреческом языке. И только в 1954-55 гг., когда в Приазовье началась планомерная научно-исследовательская работа Нижне-Донской археологической экспедиции Академии наук СССР, Ростовского музея краеведения и Ростовского университета под руководством Д.Б. Шелова, дело сдвинулось с мертвой точки. Именно на высоком берегу Мертвого Донца было обнаружено и раскопано величественное древнее сооружение – город Танаис, торговый центр на юге Скифии. Кто жил в нем?

Население Танаиса было довольно пестрым. На северной стороне жили скифы, сарматы, меоты, танаиты – представители скифских народов. К югу город населяли греки, турки, евреи, персы и другие народы.

Управление городом было выборным. Архонты выбирались от каждого племени. Верховная власть принадлежала наместнику Боспорского царя – пресбевту. Кроме суда, в Танаисе существовала богатая и знатная элита купцов. Немало было и различного рода ремесленников. Что же обнаружили археологи?

При первом знакомстве их поразили величественные каменные бабы, стоящие на границе города, ее своеобразные «сторожа». Идентичные скифские, половецкие бабы-идолы стояли на вершинах курганов. Также были найдены обломки керамических изделий,

амфоры различных типов.

Тарелки, кружки, канфары, светильники с клеймом ремесленника и без него поражают глаз гостей музея «Танаис», созданного близ городища в 1960 году.

«В жилых помещениях, – пишет В.И. Кулишов в книге «В низовьях Дона», – подвалах и при раскопках некрополя найдены сосуды западно-римского (Рейнская область Галлии) и восточносредиземноморского происхождения, бусы, фиалы, бальзамарии, которые производились на месте и привозились из отдаленных областей».

О развитии меднолитейного и ювелирного дела в городе говорят находки бракованных изделий, фибул, браслетов, пряжек, серег, заготовок к ним и форм для отливки.

Помимо прочего были найдены стрелы, остатки скифского меча-акинака, топоры, ножницы, поразительно схожие с современными, колокольцы для скота и пр. Все эти находки позволяют утверждать, что древний портовый город Танаис (р. Мертвый Донец в те времена впадала в «Озеро меотийское») был одним из процветающих центров на юге Скифии.

Каменные зернотерки, жернова от мельниц, множество объемных пронумерованных амфор для хранения муки и вина, весы, свинцовые гири свидетельствуют о том, что в Танаисе существовали мельницы и мукомольное производство. Зерно же сюда поставлялось из Поля, из степных районов Скифии, там, где ныне находится тучное Черноземье.

Танаиты были глубоко верующими людьми. Если греки молились своим богам: Зевсу, Аполлону, Афродите, – то жители северной окраины города молились семи скифским богам: высшей богине огня, домашнего очага Табити, средним богам Папаю и Апи, низшим – Ойтосиру, Аргимпасу и еще двум неизвестным Геродоту богам. Римляне, живущие в городе, поклонялись богине плодородия и земледелия Кибеле. Кроме всего прочего, и те, и другие ежегодно после уборки урожая собирались в центре города и праздновали красочный и веселый праздник-карнавал – «День Танаиса». Празднично одетые горожане садились на греческие суда-триеры с высокими, надутыми большими парусами и отправлялись в морское путешествие. Скифы-мореходы на своих дубовых челнах-«чайках» привозили с моря массу различной рыбы. В настоящее время в этих местах нет дубовых рощ и дубрав, но в те далекие времена дуб встречался повсюду. Подтверждением этому служат найденные близ городища массивные дубовые гробы, в которых танаиты хоронили умерших.

Со стороны моря был построен маяк, в башне которого были найдены амфоры с нефтью. Город имел ограждение от нападения. Толстые стены (до 3 м) позволяли сдерживать натиски кочевых племен. Тем не менее, в III веке н. э. кочевые орды готов, а затем гуннов разрушили город.

В заключение нашего рассказа о Танаисе позвольте привести высказывание Т.Н. Книповича из его книги «Танаис»: «Мы можем с уверенностью говорить о том, что уже в конце III – начале II века до н. э. близ Недвиговки находился Танаис, представлявший собой крупный центр, развивающий значительную торговлю с Боспором, а через Боспор – с другими областями античного мира (Родос, Пергам, Александрия и др.)». Северный путь связывал Танаис, а также расположенный неподалеку Азов (в древности Азак) со скифами степными и лесостепными: неврами, меланхленами, будинами. При участии Танаиса жизнь возрождается в Азове, Таганроге, Батайске, Ростове, Новочеркасске, Аксае и других городах. Именно эти места в дальнейшем станут ареной ожесточенных сражений между донскими казаками, черкасами, турками. Именно сюда в 1695-1696 гг. Петр I, построив первые военные корабли под Воронежем, направлял азовские походы. Именно отсюда началось покорение древней Таврики – Крыма, гнезда крымских ханов, терзавших Русь почти ежегодно. Именно в эти благодатные края приезжали донские казаки с семьями: «Едва ли чрез все лето жительство имеют, а при том бывает торг с приезжими малороссиянами в покупке на деньги и вымене на рыбу хлеба и прочаго, чем несколько тамошний народ, яко в пограничном месте, и удовольствие свое имеет…» («Акты, относящиеся к истории войска Донского», т. 2, ч. 11, Новочеркасск, 1894 г.).

Побывавший в 1703 г. на Дону голландский вице-адмирал Крейс писал о местных жителях: «Казаки добродушны и щедры, не копят богатства, имеют много ума, хитры и особенно искусны в военном деле. Никто лучше казака не умеет напасть на неприятеля, быстро и нечаянно заманить его в засаду и воспользоваться малейшею его оплошностью. Они весьма храбры, равнодушно переносят голод, жажду и все случающиеся на войне тягости».

Подведя итог нашему путешествию в древний Танаис, следует отметить, что именно жители Среднего Подонья, где находился древний Воронеж, и более южные районы, где проживали украинцы-малороссы, поставляли зерно на продажу как грекам, римлянам, так и другим племенам и народам. Практически все городки-«городи», позже станицы, расположенные на Дону и впадающих в него реках, были тесно взаимосвязаны между собой торговыми и экономическими узами, в военное время – казацким войском.

Читатель недоуменно спросит: зачем столь подробный рассказ о Танаисе? Между тем, существует точка зрения определенной части ученых, в том числе и археологов, что Танаис – южная точка на Дону, «южный локоть», но должен существовать и «северный локоть», не исключено, что им и был древний Воронеж. «Южный локоть» в лице Танаиса найден, северная же точка пока не определена. Скорее всего, это вопрос времени. Перед вами карта современного Дона-батюшки, тихого Дона, Дона синего, в прошлом – Танаиса.

Разумеется, донские скифы, сарматы, а позже славяне торговали с Грецией, Римом, Хазарским каганатом излишками зерна. Зерно же «для соби», для прокорма домашней живности они хранили в специальных амбарах. Перед засыпкой в амбары донские и воронежские скифы, а за ними славяне, раскладывали убранное зерно на больших круглых или квадратных противнях. Зерно просыхало в течение нескольких дней, а затем его обмолачивали цепами (цеп – почти двухметровая палка с привязанной на ней колотушкой, ударяя которой по сухому зерну, отделяли его от соломы – молотили), после чего провеивали (об этом пишет Ибн-Русте). Чистое и сухое зерно засыпали в амбар, над которым для «охраны» вешали сделанный из глины хлебец – лепешку, отпугивающую насекомых, мышей и прочую нечисть.

Размеры амбаров на Кузнецовском городище (северо-восточная окраина Воронежа) весьма внушительны: глубиной более 1,5 м, изнутри они обмазывались глиной и облицовывались деревом. Затем сверху сооружалось капитальное деревянное перекрытие, поверх которого насыпали почти метровый слой земли. Условия хранения зерна даже в самые суровые зимы были идеальными. Подобные амбары-«клуни» мы наблюдаем и в более поздние времена.

Само земледелие у воронежских славян было весьма трудным, они постоянно боролись с лесом путем вырубки и расчистки (так называемое «подсечное земледелие»). Кустарник сжигали, о чем свидетельствуют многочисленные угольки и масса золы на городищах. Кроме этого, у воронежских и донских славян имелось большое количество пахотной земли в поймах рек, вблизи городищ, так называемых «огородов», т.е. неподалеку от города. Огородничеством занимались в основном женщины, так как этот кропотливый процесс требовал тщательной обработки земли и усердия по уходу за растениями. На Животинном городище обнаружены оковки деревянных мотыжек, которыми обрабатывали землю.

О самом трудном, но вместе с тем самом благородном труде воронежского землепашца, о «хлебе насущном» вы узнаете чуть позже. А сейчас, уважаемый читатель, мы коснемся весьма щекотливой темы, так или иначе связанной с землей, но вместе с тем еще более раскрывающей нашу тему о древностях Воронежа. Как вы уже догадались, речь пойдет о кладах, а вернее, о кладах монет, ведь это точный слепок с торгово-экономических отношений тех времен.

13. Воронежские клады

Ищите, да воздастся вам…

Что испытывает человек, случайно нашедший на своем огороде или даче древнюю монету или другой старинный предмет? Радость его безгранична, он пляшет с высоко поднятой лопатой, он готов, словно крот, перерыть весь свой участок и его окрестности в поисках клада, злата-серебра. И нередко такие находки заканчиваются удачей, счастьем для него самого и его близких. Нежданно-негаданно он становится богачом. Будем откровенны, каждый из нас в душе мечтает о подобном.

В дальнейшем такой человек до конца дней своих становится кладоискателем. Ему постоянно снится-мнится горшок с золотом либо ларец с монетами. Хорошо, если такой человек имеет голову на плечах да пустит найденное в дело, на пользу себе и обществу. Зачастую же бывает обратное: на радостях он либо пропьет найденное, либо проиграет в карты. Неслучайны поговорки «Золото – зло», «Золото – плен», «Золото – прах, золото – тлен». Да и сохранить злато-серебро от воров да грабителей тоже надо суметь. И снова у человека проблемы, головная боль… А тут еще наследники подрастают, ждут-не дождутся, когда дед помрет и дележ начнется. Нелегко жить богатому человеку. Но наш рассказ о другом.

Земля воронежская помимо археологических памятников буквально нашпигована различного рода кладами, богата на случайные находки. Как правило, это монеты различных времен, обнаруженные при проведении земляных работ, украшения, древние мечи, кольчуги, копья, шлемы и т.д. Встречаются вещи весьма древние и уникальные. Так, в музее Сварога, руководимом А.М. Гончаровым7, имеется фибула V-VI вв. и, кроме нее, масса древних находок, обнаруженных в окрестностях Воронежа.

Фамилия Гончаровых – одна из самых распространенных на Руси. Вспомним род Натальи Николаевны Гончаровой – жены А.С. Пушкина, первой красавицы Петербурга, изумившей своим очарованием и красотою не только великосветских «рыцарей бала», но и покорившей сердце самого царя. А ведь она родилась в наших черноземных краях, неподалеку от Тамбова, в селе Знаменском, Кареяне-Загряжском, аккурат на второй день после Бородинской битвы – 27 августа 1812 года.

Фамилия эта восходит к профессии гончара – горшечника. Испокон веков на Руси славились мастерством и умением эти люди. Корни горшечного дела уходят в глубокое прошлое. Изделия древних гончаров чаще всего находят археологи. Горшечники-гончары делали не только простую посуду – горшки, чашки, кувшины и прочее, – но и давали волю своему вдохновению, выделывая немыслимые по красоте и росписи детские игрушки, свистульки, фигурки животных и т.д. Воронежский историк, археолог и коллекционер Н.В. Валукинский отмечал по этому поводу: «Между тем еще в 1913 году мне удалось приобрести целую коллекцию игрушек чрезвычайно содержательных.

Одна из них изображала целую драму в последовательном развитии. На доске в одном углу попойка, далее драка, убийство и, наконец, развязка – стражник, гроб с убитым и виновный. Другая изображала пахаря за сохой, третья – странника, четвертая – гончара за станком. Это помимо одиночных фигур. Коллекция Воронежского музея говорит за еще большую способность воронежских гончаров. Лучше всего удавалась «барыня». Значительно слабее одиночки-военные. Но есть военные веселые, с гармонией, с барыней. Из животных интересны олень, козел, корова, бык. Лошадь отдельно не встречается, но есть с седоком-горнистом или запряженная с водовозной бочкой, есть и тройка с седоками. Из птиц есть пава, утка с утятами, курочки, удод…»

В изделиях гончаров – горшках, чашках, амфорах и т.д. – хранили не только зерно, муку и пряности, но и самое дорогое – заморское вино.

Искусство старых воронежских горшечников по наследству передалось и современным мастерам. Их изделиями мы с восхищением любуемся на выставках, на празднике Дня города. К расписным игрушкам-свистулькам тянутся детские ручонки.

Но вернемся к кладам. О кладах под Воронежем написано немало. Совсем недавно под Россошью была найдена древнерусская кольчуга, а незадолго до этого – копья, что дало основание россошанским историкам, и в частности, П. Чалому, полагать, что битва князя Игоря с половцами в 1185 г. произошла именно здесь, на россошанской земле. Расскажем о самом последнем случае – находке татарских монет в черте города. Этому была посвящена статья Н.Н. Скока8 «Клад татарских монет как зеркало истории» (журнал «АК», 2010. – № 4. – С. 52-55). Приведем выдержки из нее.

«Клад – практически точная фотография торгово-экономических отношений в конкретном регионе, в определенный исторический момент. При отсутствии каких-либо письменных источников он раскрывает для нас помимо товарно-денежного обращения еще целый ряд исторических аспектов, связанных как с территорией его обнаружения, так и с глобальной общественно-политической ситуацией в момент его сокрытия».

Об истории Воронежского края в XIV-XV вв. письменные источники того времени рассказывают очень скупо. Поэтому любой новый штрих, относящийся к этому периоду, сделанный в результате археологических работ или путем случайной находки, особенно ценен для истории родного края. Не стоит поэтому объяснять, каким приятным сюрпризом для воронежских краеведов оказалась находка клада серебряных джучидских монет XIV-XV вв., сделанная практически на территории города Воронежа.

«Клад был найден, – пишет Н.Н. Скок, – в лесном массиве на южной окраине г. Воронежа, на одном из высоких мысов правого берега Воронежского водохранилища, буквально в ста метрах от кромки воды. Основная масса монет была найдена воронежскими поисковиками при проведении мероприятий по поиску и увековечению останков советских воинов, погибших здесь в 1942-1943 гг. Дело в том, что эта местность являла собой арену ожесточенных боев с немецко-фашистскими захватчиками и практически вся нашпигована смертоносным металлом. Оставшуюся часть клада собрала экспедиция Воронежской региональной общественной организации истории и крае-ведения (ВРООИК) «ПОИСК». В итоге, для статистики, удалось проанализировать более 90 % найденных монет (252 шт. из примерно 270 найденных). Монеты, очевидно, в результате разрыва снаряда или мины, были разбросаны на небольшой территории 4×4 м. В почве при их поиске попадались мелкие остатки керамики, в том числе татарской, средневековой. Отсутствие остатков упаковки клада (кувшина, шкатулки и т.п.) объясняется тем, что монеты, судя по всему, были завернуты в кожу или ткань, которая не сохранилась до наших дней.

Следует отметить, что последующие ордынские правители уменьшали вес и пробу чеканенных ими дирхемов, что впоследствии привело к еще большему экономическому кризису в государстве, развалу единой, слаженной денежной системы. Найденные монеты были последними полновесными дирхемами Золотой Орды.

Состав клада из примерно 270 монет говорит, что он зарыт очень зажиточным человеком того времени, возможно, купцом, военачальником или довольно крупным феодалом. Владелец, очевидно, опасался перевозить или хранить при себе столь значительную сумму и доверил ее «земельному банку», самому надежному банку в мире! Судьба распорядилась так, что забрать его владельцу не пришлось!

Судя по датировке монет, они были спрятаны около 1410 года. Что же представлял собой наш регион в начале XV века? В районе современного Воронежа в XIV-XV вв. летописные источники располагают то город Онуза, то город Оргенхузен, то город Карасу. Судя по русским средневековым летописям, здесь находился целый ряд городков, объединенных под общим названием «города Червленого Яра».

О населенности территории нижнего течения реки Воронеж на рубеже XIV-XV вв. татарскими кочевниками можно судить по летописным источникам. В 1400 году близ устья реки Воронеж, возле кромки Жировского леса «в пределах Червленого Яра великий князь Олег Иванович… избиша многих татар…». Эта местность не была «диким полем», а была в этот период довольно густо заселена. В этом районе проходил важный торговый путь из Булгара в Киев. В районе Воронежа археологи находят несколько поселений этого времени (Шиловское, Университетское (затопл.), у санатория им. М. Горького и др.). По мнению краеведов из ВРООИК «ПОИСК», исследующих клад, он найден в районе так называемого «старого Козарского городища». О его месте расположения еще идут споры, еще точно не определено его историческое название. Но в наиболее интересном и содержательном описании Воронежа н. XVIII века, сделанном Корнелием де Бруином, сопровождавшим царя Петра I на воронежские корабельные верфи в 1703 году, говорится, что именно на этой окраине города находится «старое Козарское городище и обширное древнее кладбище». Некоторые историки размещают его на противоположном конце города, в районе санатория им. М. Горького. При проведении археологических работ перед затоплением Воронежского водохранилища, там были найдены остатки татарской средневековой керамики, кости верблюдов, предметы быта татар-кочевников.

Важно отметить, что это не первый клад джучидских серебряных монет в Воронеже и его окрестностях, зарытый в землю в начале XV века. К таким находкам можно отнести клад, найденный в Отрожке из монет Шадибека (1399-1407 гг.), клад начала XV века, состоящий из 63 джучидских дирхемов, найденных в селе Девицы (1906 г.), клад джучидских монет со слитком-полтиной новгородского типа (к. XIV – н. XV в.), найденный в Семилуках (1894 г.) и др. Находки единичных татарских монет в окрестностях Воронежа случаются почти каждый год. И далее Н.Н. Скок делает вывод: «Это свидетельствует об обширной торговле и развитой экономике в районе нижнего течения реки Воронеж. Торговля, вместе с денежной и налоговой системами стала основой процветания централизованного государства, скрепленного твердой властью золотоордынского хана. И тут прежде всего заслуга развитой караванной торговли, которой славилась Золотая Орда. Ордынские купцы, пользуясь своим привилегированным положением среди зависимых от Орды народов, отсутствием внутренних пошлин в империи, либеральной налоговой политикой, быстро зарабатывали себе огромные состояния. Поэтому как местные татарские феодалы с большим количеством зависимого населения, так и различные купцы и торговцы могли иметь в своем распоряжении довольно крупные суммы денег».

Что следует добавить в поистине необъятном рассказе о кладоискательстве? Первое: истоки кладоискательства восходят к дохристианским временам. Им занимались практически на всей территории России. Второе: клады древних монет и других видов древностей земли Русской позволяют раскрыть новые страницы в истории Руси. Третье, и пожалуй, самое тревожное: в последние годы в связи с развитием техники и, в частности, металлоискателей и пр., наметилось повальное увлечение кладоискательством. Уникальными находками и кладами, подобными найденным недавно на земле Курской, пестрят сообщения в СМИ. И это вызывает тревогу.

14. Конец «Частых курганов»

В начале 80-х гг. прошлого столетия начинается интенсивное строительство в Северном микрорайоне Воронежа. Старый аэропорт переводят под Чертовицкое, а на его месте растут многоэтажки, школы, поликлиники. Доходят строители и до «Частых курганов». Воронежские археологи под руководством Ю.П. Матвеева едва поспевают раскапывать и исследовать древние насыпи, следом за ними вгрызаются в землю мощные экскаваторы. И те, и другие находят не только скифские и славянские древности, но и свидетельства недавних войн. Такое положение не устраивает передовую общественность города и ученых. Перед вами письмо, полное тревоги и боли:

«Начальнику Государственной инспекции охраны историко-культурного наследия Воронежской области Т. Старцевой.

При проведении в 1981 году охранных археологических раскопок памятника археологии «Частые курганы» на территории Северного микрорайона города были обнаружены еще десять курганных насыпей. Поскольку никаких строительных работ здесь не предусматривалось, их раскопки не производились. При осмотре данной территории в марте с. г. было установлено, что большая часть могильника уничтожена при строительстве жилых домов по ул. В. Невского и Мордасовой. К настоящему времени сохранились лишь четыре кургана (план прилагается). Но и их сохранность в жилом массиве не может быть обеспечена. В пятистах метрах к западу, вблизи трамвайной остановки, находится еще одна курганная группа. Один из курганов частично засыпан отвалами, через другой строителям проложена грунтовая дорога. В непосредственной близости ведется строительство жилого массива и многоэтажных гаражей. Тем самым курганы могут быть в ближайшее время полностью уничтожены. Просим принять незамедлительные меры. Коллектив преподавателей исторического факультета ВГУ».

На акты вандализма, творящиеся в Воронежской области, откликнулась «Российская газета». Читаем выдержки из статьи журналиста Геннадия Литвинцева «На бульдозере по скифам».

«Согласно закону, а также ст. 12 Градостроительного Кодекса РФ, все археологические памятники при их выявлении ставятся на учет и должны быть сохранены, а при невозможности сохранения исследованы специалистами. Любые строительные и земляные работы необходимо согласовывать с государственными органами охраны памятников. Исследования и раскопки осуществляются за счет хозяйствующих субъектов, на территории которых обнаружены памятники. Их умышленная порча или уничтожение караются лишением свободы сроком до двух лет (ст. 243 УК РФ).

«Вот такие охранные грамоты выдало государство нашему историческому наследию. Но мало выдать – необходимо еще и обеспечить их исполнение. А с этим в Воронежской области удручающе плохо. Ежегодно при строительных и дорожных работах гибнут десятки памятников. Так, несколько лет назад под бульдозеры попало уникальное погребение воина домонгольского периода возле села Олень-Колодезь. У Нечаевки снесли захоронение вождя с колесницей – таких по всей стране единицы. Нынче под Новой Усманью исчезли два кургана, давно уже внесенные в реестр и состоявшие под охраной. Под Россошью при строительстве базы отдыха погибло поселение так называемой «срубной культуры», памятник протославян эпохи бронзы». Список можно продолжить.

«Тем временем строительные работы идут своим чередом, – продолжает Г. Литвинцев. – Пытаясь спасти хоть что-то, кафедра археологии ВГУ силами студентов-добровольцев организовала исследование и раскопки оказавшихся под угрозой уничтожения курганов». «Скифские реликвии пришлось чуть ли не выхватывать из-под бульдозеров, – рассказывает проводивший раскопки доцент ВГУ Юрий Матвеев. Удалось раскопать три кургана, на большее не хватает ни времени, ни средств. Осталось четыре больших кургана и пять или шесть маленьких – им всем грозит быть затоптанными техникой или уничтоженными специально». Вскоре Ю.П. Матвеева отправили на пенсию, а стройка уперлась в сосновый лес. Что нашли бульдозеристы и водители КАМАЗов на оставленных без присмотра «Частых курганах», остается лишь гадать.

«Уважение к минувшему А.С. Пушкин назвал главной чертой, отделяющей цивилизованность от дикости, – пишет в заключение своей статьи Г. Литвинцев. – Во многих городах Черноземья, даже таких молодых, как Липецк и Белгород, даже в некоторых районных центрах существуют документально обозначенные «исторические центры». Все благоустроительные работы в них ведутся под особо тщательным контролем инспекции охраны памятников, выделяются средства на археологические изыскания и раскопки. А как оберегаются здания, имеющие хоть какое-нибудь отношение к старине! И только в Воронеже, несомненно, наиболее одаренном историческими и культурными памятниками в регионе, ни в грош не ставят свое наследие. Исторический центр города, по всеобщему признанию, разрушается до основания в угоду «новорусскому» стилю. Траншеи, раскопы, котлованы роются где попало без всяких планов и согласований. Горевать ли о скифском наследстве, если и от более близкой старины, если так пойдет и дальше, скоро ничего не останется?»

Да, видимо, не случайно судьба «одарила» град Воронеж древними историческими и культурными памятниками. Их не так уж и мало на территории бывших «Частых курганов». Взять хотя бы памятник Котенку с улицы Лизюкова, благодаря которому о нашем городе узнали юные телезрители, или недавно открытый памятник первым парашютистам. И только древним скифам-будинам, населявшим нашу землю две с половиной тысячи лет назад, не нашлось места в Северном микрорайоне. А ведь многие школы, поликлиники, супермаркеты «Аксиома» и «Молодежный» построены на месте «Частых курганов». Как здорово было бы хотя бы на одном из них, не говоря уже о памятнике, элементарную табличку изготовить! Ведь такого археологического наследия, какими являются воронежские «Частые курганы», нет ни в одном регионе России!

«Неужто так ни одного кургана и не осталось от знаменитых на весь мир «Частых курганов»?» – горестно спросит читатель. «Есть, да не один, а целых три! – спешит обрадовать нас Александр Павлович Медведев, ведущий археолог города, заместитель председателя Воронежского археологического совета при губернаторе, главный специалист по древним памятникам и их охранитель. – Правда, маленькие, даже крохотные, не то что «Усманский великан». Два из них находятся на ул. Мордасовой, один на ул. В. Невского. Там и шурфы пробные имеются. Было бы замечательно установить памятник «Частым курганам» в Северном микрорайоне, показывать его и рассказывать, водить сюда экскурсии школьников и гостей города. Я надеюсь на поддержку губернатора и мэра, а также на финансовую помощь бизнесменов Воронежа». А на вопрос: «А могли ли «Частые курганы», при определенных затратах, стать своеобразным памятником-музеем скифских времен, подобным тому, что в Новгороде Великом?» – Александр Павлович рассмеялся и ответил: «Конечно, могли, тем более что «Частые курганы» гораздо древнее Новгорода. Да и сейчас оставшиеся курганы можно раскопать, показать их в разрезе, установить находки, хранящиеся в Археологическом музее ВГУ, изготовить диораму, рассказывающую о скифах воронежских, о первых воронежских археологах, об археологических экспедициях. Такой памятник-музей сможет претендовать на признание ЮНЕСКО. Но для этого нужны средства. А их, увы, нет». Отзовитесь, люди добрые да богатые, на призыв ученого! Пока не поздно, а то, не дай Бог, и последний холмик из «Частых курганов» исчезнет с лица земли воронежской.

15. Мнения ученых о древней Воронежской земле

Академик Борис Александрович Рыбаков9 в своем блестящем монографическом исследовании по истории Древней Руси домонгольского периода «Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв.», расширяя сферы восточных пределов славянского мира, а конкретно юго-восточных пределов Древней Руси, приоритетным центром считал уникальные земли древнего Воронежа, справедливо полагая, что именно вокруг него сконцентрированы древнейшие археологические памятники. Весь сгусток, весь центр древностей он емко и вместе с тем масштабно назвал «Воронежский узел».

Б.А. Рыбаков первым из археологов восстановил маршрут древнего сухопутного торгово-караванного пути раннего Средневековья «Киев – Булгар», авторитетно заявив, что арабский Вантит (Ва.иТ, Вабнит) – не что иное, как городище на северной окраине Воронежа у Михайловского кордона. Ныне это целая гряда археологических памятников в нижнем течении реки Воронеж, начиная с Животинного и заканчивая местом впадения реки Воронеж в Дон.

Профессор Валентин Васильевич Седов (1924-2004), советский и российский археолог-славист, заведующий отделом полевых исследований Института археологии РАН, доктор исторических наук, профессор, член-корреспондент РАН, действительный член РАН (2003) и академик АН Латвии, неоднократно бывавший на археологических раскопках под Воронежем, считал «Частые курганы» уникальным памятником Великой Скифии. Он писал: «Из описаний Геродота можно догадываться, что у всех скифских племен был один язык (иранский, как определено лингвистами)».

« «Частые курганы» – это памятники доисторического прошлого, оставленные в черте города среднедонскими племенами скифского периода, – пишет видный воронежский археолог, заведующий кафедрой археологии ВГУ Александр Павлович Медведев10 в своей работе «К истолкованию феномена воронежских курганов скифского времени». – Сейчас на территории лесостепного Подонья известно не менее семи больших курганных могильников скифского времени. Пять из них находятся в Правобережье Среднего Дона (Мастюгино, Русская Тростянка, Дуровка, Ближнее Стояново, Терновое 1), один на Верхнем Дону (Частые курганы) и еще один на реке Воронеж (Староживотинное). В них исследовано свыше 130 погребений конца VI – начала III вв. до н. э. Оказалось, что все курганные некрополи находились на значительном удалении (от 2,5 до 8 км) от ближайшего городища, но что еще более существенно, они всегда располагались на противоположных берегах рек или суходолов». Видимо, скифы опасались покойников и считали, что река является существенной преградой в ином мире.

Что касается обряда погребения, то А.П. Медведев отмечает: «Как и в большинстве областей Скифского мира, погребенных хоронили вытянуто, на спине… По мнению большинства исследователей, возведение обширных деревянных столбовых усыпальниц требовало больших затрат труда и было связано с высоким социальным статусом погребенных», то есть скифской знати.

О котлах: «Скифские котлы, найденные во многих курганах, не только играли роль сосуда для приготовления пищи, но и служили символом единства племени (вспомним легенду о царе Арианте, повелевшем собрать тысячи наконечников стрел у своих воинов и выплавившем из них многотонный котел).

А.П. Медведев делает следующие выводы:

1. Курганные могильники, скорее всего, являлись некрополями не всего среднедонского населения, а лишь его части – военно-аристократической верхушки, скифских царей и военачальников.

2. Сравнительный анализ материалов городищ и курганов свидетельствует о наличии на Среднем Дону в VI-IV вв. до н. э. двух типов населения. Первый (о котором писал еще А.Ф.Шоков, так называемые «бедные скифы») – земледельцы и скотоводы, второй – военно-аристократическая верхушка, представители которой были погребены в курганах. Они были более богаты, отсюда и различия в образе жизни, о которых говорят предметы быта: утонченный «звериный» стиль с одной стороны и грубая глиняная посуда – с другой.

По всей вероятности, среднедонские скифы появились в лесостепном Подонье не позже VI-V вв. до н. э., и пришли они с берегов Днепра. «Не исключено, – пишет далее А.П. Медведев, – что уход части старой лесостепной знати далеко на восток был вызван ее нежеланием признать владычество Геродотовых «скифов царских»». «Скифы царские» были весьма воинственным народом, жившим за счет разбоя, грабежа. Походы их простирались до самого Египта и длились до 28 лет. В «скифах царских» несложно угадать более поздние воинственные племена кочевых южных народов: сарматов, готов, гуннов, хозар, татар, половцев, печенегов и пр.

Естественно, скифы-земледельцы, скифы-труженики с такими «пассионарными народами» не уживались и вынуждены были уходить на север, восток, в леса и за яруги. Скифы Поднестровья и скифы Подонья говорили на одном языке, обычаи и обряды у них были одинаковыми. А.П. Медведев полагает, что наряду с обычными скифами здесь проживали и потомки иранцев-номадов, так называемых «гелонов» Геродота, проникших в лесостепь еще ранее. Гелоны эксплуатировали земледельцев и скотоводов. «Как и везде в скифском мире, – пишет А.П. Медведев, – основной формой эксплуатации, видимо, было данничество и различные виды трудовых повинностей, в частности, по сооружению монументальных курганных усыпальниц (в их сооружении участвовали тысячи рядовых скифов), но особенно по заготовке сена, без которого стада номадов (кочевников) просто не могли бы перезимовать в лесостепи с ее более высоким снежным покровом».

Заключает свой труд А.П. Медведев такими словами: «Следует специально отметить, что столь глубокой социальной пропасти и культурного различия между военно-аристократической элитой и рядовым населением в лесостепном Подонье не наблюдалось ни до, ни после скифской эпохи, пожалуй, вплоть до периода развитого Средневековья».

Подводя итоги археологической и краеведческой деятельности С.Е. Зверева, воронежский историк-археолог, канд. ист. наук Е.Ю. Захарова11 пишет о нем и «Частых курганах»:

«Полевая археологическая деятельность С.Е. Зверева охватывает более чем двадцатилетний период с 1892 по 1915 гг. За это время под его руководством или при непосредственном участии были проведены раскопки шести археологических памятников, давших яркие свидетельства от эпохи бронзы до Средневековья. С.Е. Зверев участвовал и в археологических экскурсиях с целью выявления новых памятников старины и обследования уже известных по письменным источникам». И далее: «…При непосредственном участии С.Е. Зверева был получен исключительный по своей научной значимости материал, сразу же вошедший в обобщающие работы по скифской проблематике и тем самым приобретший не только всероссийскую, но и мировую известность». Именно благодаря усилиям С.Е. Зверева наш город Воронеж стал одним из центров археологической науки.

1. Античные авторы о Великой Скифии. Скифы – кто они?

Хотя дотошные люди-археологи находят на территории Воронежа следы глубокой древности вплоть до каменного века, вопрос о том, кто и когда впервые упомянул наш «град», остается открытым. В каких трудах, в каких источниках был впервые упомянут Воронеж? Вопрос не простой, но попробуем в нем разобраться.

Первые поселения появились в наших краях в те времена, когда ни о каком граде Воронеже и речи быть не могло. Первое упоминание о далекой, неведомой стране, без сомнений, принадлежит античному писателю Гесиоду12, жившему в VIII в. до н. э. Именно он впервые назвал народы, жившие к востоку от Днестра до верховьев Танаиса (Дона), а на юге от северного берега Черного моря до Десны скифами, «скифайос». «Доителями кобылиц» называл их великий Гомер**13(позже их будут называть «конеедами»), а «отец истории» Геродот14 (484-425 гг. до н. э.), отзывавшийся о них как о «самом древнем народе на земле», обозначил четкие границы Скифии и привел подробное описание населяющих ее племен в четвертой книге «Истории».

Еще ранее, до скифов, в X-VIII вв. до н.э. на этих землях проживали киммерийцы. Согласно библейской «Таблице народов», Ашкеназ (по древнегреческим источникам – Скиф), родоначальник соответствующего народа, был сыном Гомера – родоначальника киммерийцев, в свою очередь бывшего сыном Яфета и внуком Ноя. Вот как далеко в глубь тысячелетий тянется история нашего народа.

Скифия располагалась, по утверждению Геродота, на территории, похожей на большой квадрат, каждая сторона которого имела протяженность в 20 дней пути. Северо-восточный «угол» Скифии упирался в то место, где сейчас находятся Липецк и Воронеж. Именно отдаленный северо-восток Скифии, а затем – Древней Руси, известный как «Дикое поле» и «Червленый Яр», составлял основу нашего края.

Наиболее развитой и процветающей территорией Великой Скифии была область, или архе, так называемых «царских скифов», расположенная восточнее Борисфена (Днепра) на месте современных Причерноморья, Кубани и юга Воронежской области. «Самые лучшие и многочисленные скифы, считающие прочих скифов своими рабами», – писал о них Геродот. Кроме «царских», Скифию населяли алазоны, жившие от Днепра до Карпат, скифы-кочевники, тавры (в Крыму), невры, меланхлены, будины (на территории современной Украины и Черноземья), меоты (около Азовского, или Меотского, моря) и др.

Более подробные сведения о скифских племенах и их жизни вы можете найти в моей книге «Турова Скифия». Необходимо отметить, что, к сожалению, наши средства массовой информации практически не освещают эту тему. Россияне гораздо больше знают о египетских пирамидах, племенах майя или Вавилоне, чем об уникальных скифских курганах, разбросанных по территории России и ближнего зарубежья, от Сибири, Алтая до Черноземья, Украины и западных границ нашей необъятной страны. Зачастую у молодого поколения складывается неправильное, искаженное представление о жизни древних племен, населявших нашу землю в дохристианские времена, – скифах, сарматах и других народах как о диких, примитивных людях. На самом деле это не так. Это поистине громадный тысячелетний пласт жизни и культуры народов Древней Руси. Пока же он остается практически невозделанным, малоизученным, но настала пора обратить на него самое пристальное внимание. «Великая Степь», Страна «Кургания», страна Степных пирамид и древних быков-туров по праву должна занять одну из самых сияющих вершин мировой цивилизации.

2. Сарматы – кто они?

В I в. н. э. в низовьях реки Воронеж, впадающей в Танаис (которую греки и римляне считали «окраиной света»), появляются кочевые племена ираноязычного народа – сарматы. Плиний Старший15 пишет, что «сами они разделяются на многие племена», и указывает их названия: сираки, язиги, роксоланы, аорсы и др. Римский географ I в. н. э. Помпоний Мела так отзывался о сарматах: «Сарматы не живут в городах и даже не имеют постоянных мест жительства. Они вечно живут лагерем, перевозя имущество и богатство туда, куда привлекают их лучшие пастбища или принуждают отступающие или преследующие враги. Племя воинственное, свободное, непокорное и до того жестокое и свирепое, что даже женщины («амазонки донские») участвуют в войне наравне с мужчинами».

Римский историк Тацит**,16весьма негативно относившийся к «варварам» (племенам, жившим к востоку и северу от Рима), писал об одном из сарматских племен – роксоланах: «…Нет никого хуже и слабее их в пешем бою, но вряд ли существует войско, способное устоять перед натиском их конных орд… Свои длиннейшие мечи (вернее, копья) сарматы держат обеими руками». Показательно в этом плане рельефное изображение сарматского воина Трифона, сына Андромена, на одной из плит, найденных при раскопках древнейшего сарматского городища Танаиса, основанного в III в. до н. э. в низовьях Дона, где и обитали «танаиты». На плите изображен всадник в доспехах, скачущий на резвом коне без стремян, держащий в руках копье.

«Панцири у них носят вожди и знать, – продолжал Тацит, – делаются они из пригнанных друг к другу железных пластин или из самой твердой кожи: они действительно непроницаемы для стрел и камней, но если врагам удастся повалить человека в таком панцире на землю,

то подняться сам он уже не может».

В воинских походах сарматы, как правило, не брились, поэтому греки отзываются о них как о свирепых бородатых разбойниках. Геродот же вообще считал сарматов потомками скифских юношей от связей с амазонками во время длительного 28-летнего похода на Египет.

В своем «Географическом руководстве» первый географ Клавдий Птолемей17, разделив Восточную Европу на Европейскую и Азиатскую части по реке Танаис, упоминает тринадцать сарматских племен: «Сарматию занимают в местностях, прилегающих к неизвестной земле, сарматы-гипербореи (обитавшие на севере, выше современного Липецка), ниже них сарматы царские, народ модоки и сарматы конееды, а еще ниже их – закаты, свардены и асеи, затем вдоль северного поворота реки Танаис – многочисленный народ периербиды».

Названия большинства сарматских племен ничего не говорят современным исследователям, но стоит отметить, что в основе слова «сармат» лежат корни «сар» – царский и «мат» – мать, то есть «царская мать», «царская женщина». По берегам Меотского (Азовского) моря жили племена сарматов-меотов – «подчиняющихся женщинам». Меотские и донские женщины за свой воинственный нрав назывались амазонками. Об амазонках имеются многочисленные воспоминания античных авторов. В погребениях сарматского времени также присутствует атрибутика сарматских жриц.

Воронежская группа сарматских памятников на сегодняшний день представлена пятью могильниками: Чертовицкие, Писаревский, Сады и Белая Гора. Десятки насыпей и курганов, расположенные на правом, высоком, берегу реки Воронеж, свидетельствует о многочисленном, воинственном (мечи, стрелы) и вместе с тем трудолюбивом народе (миски, кувшины, горшки, бочонки, ножи, глиняные пряслица и пр.).

Кроме того, были найдены и женские украшения: серьги и височные кольца, бусы, бронзовые колокольчики, зеркала, браслеты и др. Видимо, донские амазонки были не прочь пощеголять в украшениях и мехах.

А.П. Медведев в книге «Сарматы в верховьях Танаиса» пишет: «Из птолемеевского списка обращает на себя внимание лишь один этноним – сарматы-гиппофаги (буквально – «конееды»). Они встречаются только у Птолемея. С большой долей вероятности сарматы-гиппофаги могут быть локализованы в центральной части лесостепной зоны. Обитали они под Воронежем». И продолжает: «Экологические условия лесостепного Подонья в начале I тысячелетия н. э. способствовали сложению у перекочевавших сюда сарматов коневодческой модели скотоводческого хозяйства. Здесь они стали прежде всего коневодами, основу благосостояния которых составляло разведение лошадей. Длительные перекочевки на большие расстояния в богатом травами Подворонежье сарматам были вовсе не нужны». Коневодство и верховая езда как основной вид деятельности присущи племенам и народам, населявшим эти земли и в более позднее время.

О коне следует рассказать особо, ведь это неукротимое, выносливое, чистое и благородное, умное и преданное и вместе с тем хрупкое, трусливое, бережное и кроткое животное, проживающее ярко и страстно свою не столь долгую жизнь, на протяжении тысячелетий (вплоть до середины прошлого века) было главной фигурой в жизни человека Великой Степи, начиная с жителей Западной Европы и заканчивая населением предгорий Урала и просторов Сибири. Без лошади при российских дорогах жизнь людей нашей необъятной страны была практически немыслима.

С появлением техники – автомобилей, тракторов и т.д. – гужевой транспорт стал не востребован, коня за ненадобностью начали списывать колхозы, совхозы, частные подворья. Редко встретишь лошадь в современном хозяйстве. А ведь когда-то в России насчитывались тысячи различных пород лошадей. Казачье войско, конница были немыслимы без верных боевых товарищей – лошадей. Расскажем подробнее об этом главном герое древности.