Читать онлайн Я знаю силу слов… Сборник интервью современных авторов бесплатно

О себе? О себе осталось интересное и мне: Дата моего рождения и кто мои биологические родители. Вкратце моя санта-барбара такова: на лекциях по юридическому праву в универе препод, глядя мне, студенту в глаза сказал, что у кого не сходится в паспорте фамилия с буквами фамилий родителей, тому наследства не видать. Вечером проверил паспорта, у меня буква «о», у родителей буква «а». Не сходится.

А наследством брезжит большой дом на золотом дне Пригорода Питера. И я пошел приводить документы в порядок. Исправляли буквы в паспорте только на Литейном 4, в КГБ. Оттуда послали в архив: как записана моя фамилия впервые, в роддоме, в мою несгибайку, так они мне в паспорте и напишут. Несгибайка – картонная карточка, первый документ в деле на каждого гражданина СССР. В архиве тетенька переписывает данные из несгибайки в справку для КГБ, а я читаю три странные строки:

1. Дата рождения – 19 августа

2. Изменить дату рождения по уважительной причине.

3. Установить дату рождения – 11 августа.

Что это? – Воскликнул я. – Спросите у своей мамы, – бросила через плечо тетенька архивариус. Так студентом я пришел в архив за одним, а узнал другое. Главное – я приемный, родился не тогда и не от тех. И фундаментальность рухнула у меня, когда СССР для всех еще был фундаментом. А фамилию мне в паспорте исправили. Только записали что родился я 11 СЕНТЯБРЯ! Что это? – воскрикнул я, читая свой новый паспорт. Настоящий полковник и просто красивая женщина в юбке ответила: «У вас римскими цифрами в несгибайке написано „IX“ – а это сентябрь». «Но прописью на кириллице написано „август“! Что, римские цифры стали важнее?» «Бери и беги», – рявкнула красавица в погонах, и так у меня стало три Дня Рождения: 19, 11 августа и 11 сентября. Это очень неприятно, не дай бог каждому, как говорится. А кто мои биологические родители, до сих пор не знаю. Не смог узнать даже мой однокурсник, ставший генералом. Я распределился после универа на завод, он – в КГБ. Я попросил его посмотреть всего лишь первую страницу моего дела, там должны быть данные о моих биологических родителях. Он сказал «легко», взялся, но через месяц начал бегать от меня и перестал отвечать на телефон. Вот, жду, когда меня пригласят в тихий кабинет и там дадут просто прочитать первую страницу моего дела. Имею право знать, они от меня не имеют права скрывать. А в остальном у меня все как у всех, прекрасная маркиза.

Вы – шахматист, написали научную работу по игре в шахматы. Есть ли общий подход к успешной шахматной партии и успешному произведению?

Я не шахматист, просто люблю играть в шахматы, а после окончания универа вдруг стало интересно сделать экономическую модель на основе шахмат. А для этого надо было сначала понять, что такое шахматы как абстрактная, идеальная система. Отрывок из моей работы прочитал доктор математических наук и сказал буквально: «Отдай нам все». Я ему: «Создавайте группу математиков, я знаю где копать». Он мне буквально: «А ты кто такой? Может ты завтра под трамвай попадешь?». Я ему: «А может ты завтра под трамвай попадешь», и ушел из ГУЛАГА-лайт. Потом мою работу прочитал гуру в шахматном мире Леонид Юдасин (играл с Каспаровым на право обыграть Карпова). Прочитав, Леонид был потрясен и предложил мне написать статью в его книгу «Тысячелетний миф шахмат», которую он готовил к изданию как пример разработки темы, которую и он исследует. Я, естественно, дал согласие. Так в его книге, на страницах 516 – 535 оказалась моя статья «Алгортим развития агрессивной системы, модель на основе шахмат» под моей ФИО по паспорту, с соблюдением моих авторских прав. Эта работа издана мной отдельной книгой на русском и на английском языках, представляет интерес для специалистов в своем кругу. На моей работе в поэзии сказался мой принцип не напрямую из той разработки, а просто мировоззренческий: «Жизнь не шахматы, переходить не даст». Поэт я или нет, поймут потомки, если до них дойдет. Для меня стихосложение – тренинг, очень помогает на образном примере видеть систему в целом сразу, до ее создания, увидеть всю, создать ее как выдохнуть, и потом – не править. Поэтому я не шлифую и не правлю, пишу только экспромтом и потом не правлю, если даже вижу, что можно изменить. Это очень эффективно помогает создавать документы в аду, пардон, в саду, в котором не вырубишь топором.

Есть ощущение, что вы – человек резких суждений. Как реагируете на критику? Были случаи, когда признавали, что критик прав?

Я не резких суждений, я объективно мыслящий, а это рано или поздно задевает интересы всех нас в кривом, реальном мире. Поэтому и к критике я отношусь, как относятся к вере, к богу в церкви, в реальной организации, в бухгалтерии которой, например, Мощи проходят как «церковная утварь». Так же и критика – проходит или как вера что бог, поэзии, есть, или есть утварь, фонтан на нефтевышке, главное, чтобы тебя правлением колхоза назначили в пастернаки.

Какую свою книгу вы посоветуете к прочтению и почему?

Рекомендую прочитать мою книгу «Дело номер… Миграция души», изданную в МГО СПР в 2020 году в рамках премии Блока. В ней 168 страниц, редакция отобрала 100 самых забойных стихов из трехтомника моих стихов и прозы объемом 250, 190 и 200 страниц. У Пушкина примерно 50% воды, 50% стихов и строк бриллиантов и осколков россыпью по строкам. Это высший результат гения. У меня, надеюсь 10% бриллиантов найдется.

Что Вам удается легче – проза или стихи?

Я преклоняюсь перед талантливым ваятелем прозы. Стих – как выдохнуть. Вынимает душу, потом стоишь, как вагон дров разгрузил, а казалось просто выдохнул. Роман в прозе – удержать в голове все свои маски всех героев. Удержать и описать. Это впечатляет, это не вагон разгрузить, это поезд перетащить из Петербурга в Москву. А в стихах отдельная тайна – уметь написать текст песни. Попса, но это мне не удавалось ни разу.

Вы согласны с утверждением, что новое поколение не читает? Что должно произойти, чтобы «мода» на книги вернулась?

Да, не читают. Это политическое. Политикам в XXI веке важно чтобы человек не мог задержаться на чем-то целом, большем чем телеграмма, лозунг. Это лечится в школе на уроках труда, на которых детей учат сосредотачиваться на чем-то на 5, 10, 20, 45 минут. На объекте, на точке, на мысли, на книге…

Кто-то считает, что для продвижения себя и своих произведений надо проявлять себя публично, а кто-то – сохранять загадочность. Какой точки зрения придерживаетесь Вы и почему?

Каждому Бог и Дьявол дадут подходящий инструмент, который незаметно вас продвинет. А вы просто создавайте, пока вас тянет это делать. Престало тянуть – набирайтесь в реальности новых впечатлений. Успехов.

Моей личной королеве. Я вспомнил!

Расскажи мне снежинка

Говорить о себе от первого лица трудно, мешает гордыня. Говорить от третьего лица еще трудней – мешает зависть к предмету разговора. Говорить неопределенно – ЭТО! – втройне сложно, мешают первые два. Но говорить надо. В прошлом коммерсант, ныне художник и писатель. Член Московского союза художников и Заслуженный писатель МГО СП России. Прозаик от первого лица и поэт в третьем упоминании. Живу, переживая о происходящем. Пишу, разглядывая будущее, – оно прекрасно!

Вы окончили физический институт (МИФИ), работали в легендарном ИАЭ им. Курчатова. Что общего между литературой и физикой?

Физики и лирики напоминают две бригады метростроителей, роющих будущий тоннель с двух противоположных сторон. Переступая через карстовые преграды, оползни и подземные воды, они движутся к единой цели – встрече друг с другом. Оттого так радушны физики гостям-лирикам, а лирики столь трепетно откликаются на возможность побывать в наукоградах и поговорить тет-а-тет с гениями нанотехнологий. Что общего между ними? Ученые расщепляют атом, чтобы познать глубину естественного мира. Литераторы «препарируют» сознание героя и порой погружаются в такие «Марианские впадины» человеческой психологии, по сравнению с которыми «страшные» тайны ядерной физики могут показаться сущим мелководьем! В сущности, те и другие занимаются одним и тем же: познают непознаваемое. Оттого их тянет друг к другу. Физикам не хватает лирического ключа, чтобы отомкнуть двери в мир красоты и гармонии, без которого никакое формальное знание не полно. Лирикам для свидетельства о красоте требуется материал – бумага, чернила, краски, фортепиано и, конечно, тема, например, фундаментальная физика. Как экс-сотрудник Института Атомной Энергии им. И. В. Курчатова приведу в пример Альберта Эйнштейна. Игра на скрипке помогла гению всех времен сформулировать знаменитую теорию относительности. «Физика раскрывает неизвестное в природе, – говорил он, – а музыка – в человеческой душе. Это два метода познания мира». Несомненно, слово «музыка» в данном контексте равнозаменительно словом «литература».

…Дело было в Цюрихе в 1921 году. Эйнштейна пригласили выступить с лекцией о теории относительности. Каково же было изумление публики, когда великий физик встал за кафедру со скрипкой и предложил послушать вместо лекции сонату Моцарта!

В вашей жизни были крутые неожиданные повороты. Это были спонтанные решения? К своим текстам, к идеям вы относитесь также спонтанно?

Я много раз менял жизненный фарватер: физик – бард – художник – иконописец – писатель… пока не убедился в главном: жизнь – это творческий диалог не с профессией, но с Богом. Кто ты – врач, ученый или литератор – Божественному собеседнику неважно! Кем бы ты ни был, Он одинаково заинтересован в тебе и в твоих чистых помыслах. С другой стороны, профессиональный поиск себя – процесс оправданный, ведь здесь, на Земле мы очень нужны друг другу. И хорошо, если каждого из нас будет больше. И еще. С возрастом приходит понимание: ничего спонтанного в жизни нет. Даже столь разные существа как гусеница и бабочка связаны единой жизненной нитью – два зримых антагониста порождают друг друга!.. Так премудро устроен мир. Если мы хотим жить в согласии с собственной средой обитания, нам до́лжно следовать правилам ее диалектики и не роптать на «досадные случайности и невезения».

Для кого вы пишете? Как представляете свою аудиторию?

Каждый писатель хочет, чтобы его тексты были востребованы наибольшим количеством читателей. Но! Два паронима – популярный и популистский – столь близки по звучанию (как полутон в музыке между ми и фа), что лукавый легко обманывает нас, подменивая смыслы. Скажу честно, мне неинтересен читатель, который смотрит на книги как на источник развлечения. Мне ближе читатель-собеседник, человек, для которого книга – повод для размышлений, а не погремушка от скуки. Мы можем спорить, не соглашаться друг с другом, но, если основой нашего литературного диалога будет взаимное сопереживание, я посчитаю свой труд не напрасным. Даже, если таковых собеседников окажется немного.

Какую основную мысль вы хотите донести до читательской аудитории?

Ошибки учат внимательности. По молодости, как ни споткнись, ни упади в житейскую яму, избыток сил поднимает, отряхивает и, дав пинка, отправляет дальше. С возрастом приходит рачительность. На все перечисленное приходится расходовать не избыток сил, но их драгоценный НЗ. Хорошо, если НЗ в достатке. Порой, чтобы подняться и стряхнуть с плеч случившееся, собирать силушку приходится по сусекам. Быть внимательным к собственной жизни, искать смысл в каждом событии, которое Господь предлагает пережить, идти сквозь житейские тернии не животом вперед, но сердцем и совестью – вот, пожалуй, перечень основных мыслей, с которыми я обращаюсь к читателю.

Как ваши личные и профессиональные интересы коррелируют с литературной деятельностью?

Я привык жить делом. Служа науке, засиживался до утра над формулами и результатами экспериментов. Став художником, мечтал передать средствами живописи красоту мира. Как литератор… мечтаю заработать деньги, которые позволят заниматься только литературой. Парадокс в том, что желание монетизировать то, что ты пишешь по велению сердца, невыполнимо. Это как сидеть на двух стульях – ни на том целиком, ни на этом. Хотя кому-то удается. Я не из их числа – вот и вся корреляция.

Какие жанры Вам наиболее близки?

Более других мне близок жанр, в котором пишу сейчас. Если серьезно, боевик, эротику, детективную фантастику, женский роман, все то, что сегодня востребовано и (о, волшебное слово!) монетизировано, – терпеть не могу. Люблю, когда герои рассуждают. Пусть их рассуждения просты, обыденны, но они думают и, значит, (для меня) существуют.

Какой точки зрения вы придерживаетесь: литература – это вдохновение или вдохновение приходит во время работы?

Литература – это вдохновение, которое приходит во время работы. Если вдохновение окрыляет писателя, волнует сердце, но потом, подобно ветренной музе, исчезает, не оставив следа – текста! – это что угодно, но не литература.

Отечественная литература в упадке или, как и в любые сложные времена, нас ждут открытия и шедевры?

Не мне отвечать на этот вопрос. Об этом следует спросить историка литературы или писателя, творческая биография которого является иллюстрацией развития отечественной словесности по крайней мере за последние пятьдесят лет. Скажу больше: я лично знаю такого писателя – Евгений Анатольевич Попов. Удивительное рядом.

Кобылица в пруду

– Праздник прошел, и слава богу, – вздохнула мама, – ждешь его, ждешь, а он, как льдинка на ладони, поживит кожицу и стает, будто не было вовсе! Да, сынок?

– Да, мама, – отвечал я, растирая пальцы, стертые до самых косточек о клавиши аккордеона!

Мама права. Ох, уж эти фамильные посиделки! Что майские, что октябрьские. А уж Новый год!.. Бывало, до тридцати родственников собирались за праздничным столом. И как в нашей крохотной квартире все тридцать помещались – не понимаю.

Гости начинали съезжаться задолго до назначенного часа. Каждые пять-десять минут звонок заливался соловьем, и мама устремлялась к двери.

– Анастас Петрович, господи, сколько же лет!

– Галя, да что ты? Каких лет – на октябрьские виделись!

– Ах, как время летит!

– Вот-вот, голубушка. Ты-то все хорошеешь, радость моя! Боренька твой как?

– Растет, Анастас, нас догоняет.

– Вот и славно, голубушка. Это тебе.

– Розы… Белые! Дорогой мой человек, где же ты взял это чудо? Зима на дворе!

– Под снегом, милая, под снегом. Все сугробы перетрусил, самые белые отыскал – для тебя!

Сбросив верхнюю одежду в назначенные руки (как правило, мои), вновь прибывшие протискивались в коридор и передавали к столу бутылки с вином, авоськи с апельсинами и упакованные в кальку или оберточную бумагу салаты. На время праздника наш коридор превращался в некий крохотный атриум, где под двумя потолочными светильниками гости обнимались, держались за руки и пристрастно выпытывали друг у друга личные новости, будто хотели выведать собственную жизнь.

– Рассаживаемся! Ничего-ничего, в тесноте да не в обиде. Сдвиньте плотнее доски, вы же провалитесь! – командирским голосом мама зазывала всех в гостиную и рассаживала увлеченных разговорами родственников за праздничный стол.

Основным посадочным материалом служили трехметровые доски-пятидесятки. Мама хранила их в чулане, извлекала под праздник и стелила по две между табуретами. Расчет был прост: три метра на пять человек, всего шесть пролетов. Но шесть пролетов вокруг праздничного стола никак не умещались – не позволяли квадратные метры, поэтому приходилось уплотняться и соседствовать бочком – не пить же по очереди!

Но вот все расселись, разговоры смолкли и наступило праздничное ожидание. О, эта минута дорогого стоит! В ней и надежда на предстоящую радость, и притаившаяся взаимная любовь, и вера в будущее, прекрасное, как эта встреча. Будто в черной высоте вселенной летит комета Галлея, и пока она пролетает на головами собравшихся, длится минута сладостного ожидания.

Сжимая рюмку в подрагивающей от возраста и волнения ладони, первым поднимается почтенный Егор Евсеич.

– Родные мои!.. – дед тушуется. – Да что там. Живу я от встречи нашей до встречи. Знаю: пропущу разок – помру непременно. Ведь нам друг без друга нельзя. Никак нельзя…

– Ну, Егор! Праздник, а ты нелегкую поминать вздумал! – смеется тетка Авдотья, мамина сестра. – Выпей, Егорушка, по старшинству за нас всех. – лицо Авдотьи становится серьезным. – Выпей за страну нашу широкую да за детишек наших, чтоб никакая война их не тронула. Пущай худо да лихо с нами сгинут. Хватит худобе́ пялиться на русского человека!

– Авдотья, так ты ж сама!.. – слышится со стороны.

– Тьфу ты, проговорилась. С праздником, родные!

И потянутся хороводом от стариков к молодым заглавные речи, любовные признания да стишки с юморком. И будет гул над столом стоять, будто пар над рекой клубиться! А как примут по четвертой да подсластят по шестой, так и про танцы непременно вспомнят! Стол, табуреты, доски – в сторону, меня ж с аккордеоном – на возвышение.

– Боряха, барыню! С выходом! Мать честная, раз живем!

Наскоро пристегиваю ремни, развожу мехи и, притопив клавиши, беру долгий сочный мажор. По гостям, как электрический разряд, пробегает вздох накопившейся удали. Снова растягиваю мехи, выдерживаю секундную паузу – и-и… – и зачинаю выход перебором боярской кадрили. Темп придерживаю, будто вымазываю звуки из рамки с медовыми сотами…

Первой в круг выпархивает моя любимица, тетушка-красатулечка Катерина Федоровна. Расправив белые руки, плывет она ладная, красивая, «двадцатидвухлетняя»! Ей вслед подхрипывает дед Егор: «Мы Ивано́вы!» И, бросив под ноги будто в подстилок горестные архипелаговы годочки (дед четырежды сидел при Сталине), вышагивает гоголем за тетушкой. Сверкает дедов яловый сапожок. «Мы, Ивановы, завсегда в строю!» – хорохорится старик, перестукивая каблуками собственную погибель – сердечную аритмию. О том, что дед Егор болел пороком сердца, болел давно и трудно, я узнал год спустя, на похоронах. Матушка его Степанида Оглаевна вручила мне те самые сапоги со словами: «Как врастешь в них – носи и помни деда. Очень любил он людей, особливо тебя, Боречка…»

– Вот и все, – вздыхает мама, помогая мне сложить праздничный стол в обыкновенную столешницу овальной формы, – замучили они тебя?

– Да уж…

Скажу ответственно, играть на протяжении четырех часов попеременно Барыню, Цыганочку и Чардыш – дело нелегкое. Одна Барыня чего сто́ит – пальцы молотят по клавишам, как град по оконным отливам. Отыграл Барыню, требуют Цыганочку да непременно с выходом. Что тут скажешь? Снова вжимаю пальцы в клавиши аккордеона и… цыганская мелодия, подобно вырвавшейся из загона кобылице, цокая терциями по влажным мшистым валунам, уносится в степь, оставляя за собой рыхлую, как пашня, смоляную дорожку…

– Праздник закончился, – повторяет мама, снимая передник.

Я смотрю на нее, усталую, немного растерянную и думаю: «Как странно! Столько было планов, надежд, труда, и все это – пшик только потому, что в календаре закончилось праздничное число? Выходит, целую неделю мы с мамой готовились не к будущему, но к прошлому. Меня завтра ждет школа, уроки, а маму – долги и чужие мысли по телевизору…

Через много лет мне открылось другое понимание слова «праздник». Праздник не на потребу или для увеселения, но как духовное событие, как торжество добра над злом. Оказалось, что такому празднику не нужны внешние события, он, как дух, дышит, где хочет, и всегда с теми, кто в нем нуждается – праздник-уте́шитель. Я понял значение фразы: «Вы можете меня убить, надругаться над памятью обо мне, но вы не можете причинить мне зла». Отнять праздник, который всегда со мной, невозможно. Не о таком ли празднике писал старина Хэм, когда обнаружил потерянные в Париже чемоданы?

И еще. Во всяком русском иконостасе есть, так называемый, Праздничный ряд. Один из его центральных сюжетов – праздник Распятия Христова. Согласитесь, странно: как можно называть праздником столь ужасное событие? Оказывается, можно. Без Распятия не было бы Воскресения, а без Воскресения Христова – возможности человеческого спасения. Выходит, праздник – это ступенька в будущее, некая высота, на которую надо суметь подняться, удержаться и продолжить восхождение, ведь впереди еще столько праздников!

Мы же ведем себя подобно кобылице. Ломаем преграды, мчимся в ночное, а под утро (праздник закончился) с повинной головой возвращаемся в табун, чтобы состариться под кнутом коневода… Что же делать? Так ли уж грешно радоваться, загадывать желания, накрывать столы, гарцевать, как кони в дорогой упряжи? Ведь подобные чувственные радости в перечне грехов не значатся! Разве что… праздность.

Люблю поутру с удочкой посидеть. Встану часа в четыре – и на пруд! Тихо повсюду. Глядь, по дальнему бережку – цок-цок-цок – кони с ночного возвращаются. Пруд под ними парит… И кажется, кобылицы не по луговой мураве, а по воде парящей ступают. Смотрю и радуюсь!

Потом присяду на валунок и ловлю карасиков. Ловлю и удивляюсь: что-т они, мелочь пузатая, крючка не предвидят? Им бы «гостинец» пожирней да спинку опарыша маслицем помазать. Э-э, опять по воде круги пошли, поплавок гарцует, яко Барыню пляшет. Подсекаю – и вся недолга!

– Что трепещешь? Пойми, карасик, пока ты не научишься быть внимательным к собственной жизни, кто кому корм – не ясно.

Как там в народе? Их не зовут – они сами приходят. Эдуард Эдуардович Артюхов. Немного о себе? Родился, учился, служил, трудился, женился, тружусь и живу… Если тезисами из автобиографической справки: родился в 1966 году в городе-герое Смоленске, учился в славном городе на Волге —Саратове, жил и живу в городах-героях Москве и Ленинграде (ныне Санкт-Петербург), более 30 лет служил Отчизне, в том числе в следственно-прокурорских органах Советского Союза и Российской Федерации, Почетный работник прокуратуры Российской Федерации, ветеран труда, ныне пенсионер, живу, люблю и продолжаю трудиться по славу России-матушки.

Я – питомец четырех Городов

За годы службы должности приходилось замещать разные. Не скажу, что много, но по лестнице вверх. Как присягал Родине, как она поручала. В отставку ушел с должности, по выслуге лет, первого заместителя прокурора Санкт-Петербурга, государственный советник юстиции 3 класса, но близкие, друзья, в том числе бывшие подчиненные, до сих пор называют «товарищ, генерал».

Зачастую люди в вашей должности, занимаясь литературным трудом, предпочитают жанр детектива. Вы – поэзию. Почему? И стоит ли ждать от Вас детективных книг?

Любого человека сразу настораживает, а то и пугает, слово —«прокурор». Может и я, если бы меня вызвал на беседу прокурор, испытал внутренний дискомфорт. Все мы грешны в чем-то.

Уверенно могу сказать, что среди моих московских и петербуржских коллег, прокурорских и следственных работников, много талантливых, удивительных поэтов и писателей. Одна беда- наша профессия прямо связана со скупой, регламентированной, профессиональной, служебно-деловой прозой. Нет места поэзии.

Стихи же я начал писать, как научился это делать, то есть писать. Задолго до того, как избрал и посвятил себя конкретной профессии. Профессия звучала гордо и мощно – правоведение. Юрист- правовед.

Два первых моих стихотворения я помню прекрасно, но их первенство в моей памяти уже спорно. Может это последствия современного заболевания – ковида, либо, увы, признаки первые другого – склероза. Но точно первая публичная публикация была в школьной детской стенгазете – стихотворения о Божьей Коровке. Основа сюжета – популярная в то время детская считалочка-молитва.

Божья коровка

Муравей

Что касается прозы и детективного жанра, то в ответ на такой вопрос приходит, возвращаясь, мне в голову старый советский анекдот.

Собрались старые друзья на дружеское чаепитие. Стол накрыли. На столе – дефицит, шикарные шоколадные конфеты. Все кушают, хвалят, наслаждаются, а одна женщина даже не касается их. «Валентина, а что конфеты не кушаешь, не любишь?» Отвечает: «Да я на них смотреть уже не могу, 35 лет работаю на шоколадной фабрике!»

В молодости и я пробовал «шоколадные конфеты». Где-то в архиве лежат творческие прозаические позывы под рабочим названием «Записки районного следователя». Напомнили. Быть может, стоит в архиве покопаться, да и вытащить на свет Божий еще и Эдуарда Артюхова-прозаика.

Несколько ваших стихотворений были положены на музыку. Вы даже снялись в одном из клипов. Как искали соавторов? Это было целенаправленно?

Музыкальные клипы на стихотворения «Памяти поэтов» и «Не творите зло!» действительно первые шаги в новом направлении. Потом были и другие. В одном, на стихотворение «Война», я даже скромно подпевал. Соавторов посылает Бог, поэтому нет смысла их искать. Либо встретишь, либо нет.

Кстати, в клипе «Памяти поэтов» прослеживается история встречи двух авторов – поэта и музыканта. Мы повстречались на православных творческих встречах с детьми в православном центре при Храме во имя святого праведного Иоанна Кронштадтского в городе Колтуши Ленинградской области у настоятеля отца Артемия, истинного священника, творческого человека, хранителя традиций православной веры и просветителя.

Сакрально. Приход в Колтушах, в имении первого генерал-прокурора, сподвижника и друга императора Петра Первого Великого графа П.И Ягужинского, был создан по указанию императора на средства казны по прошению графа. Да и само имение было пожаловано П. И. Ягужинскому Петром Первым. По-современному, это была дача графа П. И. Ягужинского, «дача» от Петра Первого. Храм, построенный графом, не сохранился, но ныне на месте дома графа два храма, православный центр, городской парк и старый погост, памятник первому генерал-прокурору, возведенный прокуратурой Российской Федерации.

Так распорядилась судьба и Бог, что именно здесь встретились поэт-прокурор, поет-музыкант, священник-просветитель, каковых в народе уважительно называют всегда, независимо от возраста, – батюшка.

На стихи, вашего покорного слуги, создано более десятка песен. Но мне лично сжимают сердце и легли в душу две, посвященные главному человеку в нашей жизни – Маме. Песни можно найти и послушать в виртуальной среде интернет, я же приведу стихи прототипы, которые, конечно, отличаются от музыкального варианта.

Исповедь и Маме, и Богу

(рабочее название песни – Мама)

Материнская любовь

(рабочее название песни Мама-2)

Пока мы живы – мы творим! Не исключено, что музыкальное направление получит свое продолжение и развитие. Есть пока другие насущные планы.

После статей и передач о вашей литературной деятельности Вы проснулись знаменитым. Как коллеги отнеслись к такому неожиданному успеху?

Коллеги по службе в прокуратурах Москвы и Санкт-Петербурга о моем литературном увлечении знали, я баловался поздравлениями, посвящениями, акростихами и эпиграммами, но публично не печатался.

Прокуроры настоящие – люди скромные.

Вы занимаетесь системно продвижением ваших книг?

В Петербурге совместно с ветеранами прокуратуры мы издавали в течение десяти лет литературный сборник поэзии и прозы работников и ветеранов (пенсионеров) органов прокуратуры, их детей, внуков, родственников. Специально продвижением своих книг я не занимаюсь, но стараюсь издавать тематические сборники. Продвижением талантливых авторов, особенно молодых, в меру сил и возможностей, стараюсь заниматься. Это наше настоящее, чистое, вдумчивое, умеющее любить сердцем и душой, талантливое будущее!

Вы уверены, что поэзия исправит мир?

Я верю, что красота изменит и спасет мир! Но ее кто-то должен творить. Поэзия – это часть того творческого величия, которое называется красота.

Какие темы вам наиболее близки и интересны?

Любимая тема для поэта- жизнь. Она дает сюжеты для размышлений и творчества.

О роли поэта в современности

«… до какой степени русские люди

изголодались по словесной гармонии,

по поющему ритму стиха. Этот голод

естественен и понятен…»

Великий русский И. А. Ильин

Расскажите, пожалуйста, над чем Вы сейчас работаете?

Мне в этом году, что радостно, удалось подготовить и передать в печать сборник стихотворений, посвященный 320-летию Санкт-Петербурга. Жду пахнущую свежим типографским духом книжицу. Есть и давняя мечта, которую хочется воплотить, к тому прилагаю старания – издать тематический поэтический сборник о Москва и москвичах. А затем о моем родном великом городе Смоленске.

Стихотворений накопилось много, им в свет пора открыть дорогу!

Памяти поэтов

(ремейк для музыкального воспроизведения)

Оценки от жизни

(размышления в юбилей-55)

Петербургская туманная ночь

Декабрь. Ночь. Туман. Санкт-Петербург.

Год 2020 – мрачность и испуг,

Непредсказуемость движения мирового.

Переживали мы и – ни такое!

Люблю прогуляться по Невскому я

Матушка Матронушка

(Блаженной Матроне Московской, восьмому столпу веры русской православной, посвящается)

«Прежде нежели Я образовал тебя во

чреве, Я познал тебя, и прежде нежели

ты вышел из утробы, Я освятил тебя»

(Иер.1:5).

Мечта-молитва

Мой Бог меня рабом не кличет

Мой старый двор

Молитва о младенцах

Молитесь о животных

«Блажен, иже и скоты милует»

«Человеки и скоты спасеши,

Господи!»

Мужчина не плачет, мужчина огорчается

Цитата из советского кинофильма

«Аты-баты, шли солдаты»,

1976 год, СССР

Мы все сегодня снова русские

Страну свою я всем сердцем люблю!

И дадено Богом ей имя – Русь!

Хоть я и татарин —

Я этим горжусь!

Р. Айгинин

Мы последнее поколение

Мы разучились правильно учить

На пути в Дивеево

Божьей Матери чудо Явления

(17 января 2022 года Кулебаки – Дивеево)

Над Гатчиной сегодня ветерок промчался

Карелия

Нам не нужен ваш новый порядок

Нас никто сегодня не встречает

Маленькой собачке, мини йорку,

Чристиане счастливой,

по-семейному просто – Ляле,

с большой собачьей душой

посвящается

Не допускайте в сердце ненависть и злость

Не нужно, Боже, счастья словно в сказке

Не надо доказывать, что ты хороший

Не плачь, девчонка!

Дине Авериной и всем

нашим гимнасткам в Токио

посвящается

Держитесь, ребята! Вы —наша награда!

Камиле Валиевой и олимпийской

сборной России в Китае-2022

Императрице льда современности

Герою России

Камиле Валиевой посвящается

Не творите зло

Я очень не люблю

Не теряйте друзей

Небесные воины мчатся куда-то

Зима опять пришла нежданно

Если хочешь кого-то судить

Любовь

Моя любовь, пушистый маленький зверек

Не будьте слишком строгими

«Не будьте слишком строгими.

Чрезмерная строгость опасна…»

ПротоиерейНиколай Гурьянов

Как бы хотелось…

Обезьяны и люди

(басня)

Чтоб не забывали мы, что люди

Сильный слаб одиноко

Самое лучшее в жизни

Докажем, что быть похожими мы на Него хотим!

Вечер вместе

Волга-матушка

Волга-матушка, река!

Широка и глубока,

Полноводна и сильна,

Руси-матушки краса!

Давайте чаще улыбаться!

Стоял у входа в церковь человек

Стояла в церкви на коленях Мама

Слезы – это не слабость,

Коли настала для них пора.

Это значит, что есть у вас сердце,

И живет в сердце вашем душа.

Бабай и Бабайка

Белорусское вкусное утро

Вечер зимний в деревне

Видно рано будет в гости ныне Зимушка-Зима

Время лучшее для поэта

Все можно в жизни пережить

Гореть тепло и ярко, как свеча

Домик в деревне

Домик души

Странник

Исповедь

любимому и родному городу Смоленску

к 1150- летию Смоленска

Тебя с собой прославив на века!

Безумная толпа бежит Соборною горою.

Защитники мертвы, не быть большому бою.

Уж воины и женщины, и старики в бою легли.

Уж дети меч в руках сжимают…

Им плен не нужен – это они знают!

Вот озверевшая толпа врагов

В воротах Мономахова Собора.

Безумная, безжалостная свора.

Но сдачи не видать им —

Взрыв!

Сполна прошел твоим путем!

Я знаю силу слов…

В начале было Слово…

Евангелие от ИоаннаГлава 1 стих 1—17Иоанн Богослов(Новый Завет)

Так устроен мир, что большинство людей задает по отношению к жизни и к людям два вопроса – что и как. То есть что происходит и как. Попутно может всплывать вопрос – где. Но некоторых не устраивает, что и как и они спрашивают – почему. И еще меньшая часть людей задает вопрос – зачем.

Как у А. С. Пушкина:

К счастью или к несчастью, я и отношусь к этим немногим, кто задает далекие от практической жизни вопросы по любому поводу. Вот хочется задавать и задаешь. То есть почемучка, которому в детстве вовремя не прижали хвост, резко не обрубили. Чаще прижимают и обрубают. Причем, даже не через ультиматум или наказание, а просто бытовым «не до тебя тут, не до этого, а ты со своими дурацкими…» Так матери, в основном, конечно, матери, потому что у отцов больше свободы, и забивают интерес к миру у детей-почемучек. И они не виноваты- у них дел полно. А из-за того, что они, а не отцы проводят больше времени с детьми, они и забивают. А у меня мама была художник по костюмам, и ей самой было многое интересно. Жила интересной жизнью и меня таскала по выставкам, мастерских художников, театрам и встречам. Здесь жизнь сверкала. А потом в детском саду, в школе, в пионерлагере, в интернате, это сверкание сталкивалось с бытовыми что и как, без мыслей, без образов. Реальность. Так и начинают дети вести дневник, и начинают писать. От столкновения с реальной жизнью.

Но настоящим писателем, создающим свои выдуманные миры, я не стал. Это не мое. Я исследователь. Вплоть до возникновения жизни в космосе. Это чудо, которое до сих пор никто не объяснил. И жизнь волей-неволей все время сталкивает меня с такими чудесами.

А формально – литкружок в школе, МГУ им. М. В. Ломоносова, факультет журналистики, 30 лет работы в журнале «Природа и человек», где вел тему аномалий и чудес. С тех пор смотрю на жизнь сквозь линзу чуда как сквозь магический кристалл. Кстати, именно так будет называться моя следующая книжка.

Вы – журналист, писатель, искусствовед, исследователь. В чем заключаются исследования в литературе?

Исследования в литературе, так же как исследования в жизни и как исследования чего угодно, это увлекательнейший процесс. Например, фраза «мой дядя самых честных правил…» Что это за такие честные правила? Действуют ли эти правила в нашей жизни? Или они вечные, для всех времен? Вот это уже интересно. А, если для каждого времени были свои честные правила… тут можно говорить часами.

Ваши первые читатели – одноклассники, о которых вы писали в дневниках? Как они относились к Вашему подростковому творчеству? Не пытались устроить «темную»?

Одноклассники не пытались устроить темную, потому что их мои дурацкие вопросы веселили. Нечто глубинное, когда в него не вникаешь. часто выглядит комично, даже убого, не ставит тебя выше других, а наоборот. Кажется, что это глупость, которая ниже их. Как народное пение. На поверхности – примитив, простота, а ритм, магия, цикличность (главные приметы чуда, волшебства), все это скрыто и сразу не открывается.

Вы признавались, что крупные художественные произведения – романы, повести – не ваше. Почему? Дело в идеях или временном ресурсе?

Романы и повести не мое, потому что не звучу на волне этих замыслов. То есть возникают интересные сюжеты, прямо хоть сейчас садись и пиши. А не звучит внутри, не поет. А, когда задаю себе вопросы «почему», включаются какие-то механизмы, и начинается работа. А потом приходят открытия, возникают гипотезы, которые не дают покоя, завораживают, удивляют вспыхивающими связями, от одной идеи к другой. Не случайно архитектор, поэт и художник Пьетро ди Гонзага, современник А. С. Пушкина, высказал догадку, что человечество было создано Богом для того, чтобы своей мыслью соединять между собой далекие звезды.

Ваши произведения в большей степени похожи на литературоведческие и искусствоведческие эссе. Вы считаете, что такая литература сейчас востребована? Кто ваши читатели?

Мои книги можно назвать искусствоведением, но точнее будет назвать их жизневедением, потому что я проецирую все, о чем пишу, на нашу повседневную жизнь, на предназначение человека, на реализацию каждым своего творческого потенциала. Как написал в своем отзыве на мою книгу «Отражение цветка» мой коллега, член Союза литераторов профессиональный философ Александр Малинкин: «Философское мировоззрение автора книги я бы назвал „философией человеческой жизни“. Книга полезна также и для профессиональных философов. Последние в наше жалкое для философии время нередко имеют зашоренный или замыленный взгляд на вещи, и в упор не видят явления человеческой жизни, о которых пишет Герман Арутюнов. Способ осмысления мира и окружающей действительности автора я бы назвал самобытной философией жизни. Была такая „философия жизни“ в конце 19 и начале 20 вв. Ее признанные представители – Ф. Ницше, А. Шопенгауэр, А. Бергсон, Л. Клагес, Макс Шелер».

Как вы сами определяете жанр своих произведений?

Свои книги я не просто отношу к жизневедению, но и мечтаю, чтобы в школах ввели эту тему как предмет. Тогда можно будет требовать и от преподавателей других предметов (физики, математики, истории, географии, литературы) давать материал только через призму человека. Почему от нас требуют знать, с какой скоростью будет двигаться какой-то там шарик, если изменить угол наклонной плоскости, но не спрашивают, с какой скоростью двигаются по нашим сосудам эритроциты, лейкоциты и другие частицы? Почему нас спрашивают не имеющую никакого отношения к нам формулу бензола, но не спрашивают, какие химические реакции происходят у нас во рту. И не будут спрашивать до тех пор, пока наша цивилизация из стадии выживания не сделает шаг вперед на стадию развития. Тогда вместо вбивания знаний учителя будут изучать человека как самую совершенную лабораторию, которой надо научиться пользоваться.

Ваше увлечение – уфология. Но вы развенчиваете мифы вокруг «неведомого», рассказываете просто о серьезных культурологических и теологических явлениях. Нет ли тут противоречий?

Противоречий нет, потому что объясняя просто любые аномалии, я побуждаю задуматься над привычными вещами, которые при ближайшем рассмотрении под новым углом вдруг открываются с новой стороны. Например, наблюдая в течение 30 лет за аномальными явлениями, изучая их и анализируя, я стал искать невидимые факторы, которые им сопутствуют, но зачастую не обнаруживаются даже приборами. И пока выявил 5 факторов: температуру, давление, вращение, магнетизм и время. Пока нет приборов, которые могут замерять изменение этих факторов, потому что эти изменения скачут от плюс бесконечности до минуса бесконечности. Например, 5 человек видели призрака в только купленном старом заброшенном доме, а самый совершенный физический прибор, установленный за день до этого, показал лишь небольшое отклонение магнитного поля.

И только человек как прибор может эти изменения почувствовать. Но наука свидетельства очевидцев, если они не подтверждаются показаниями прибором, не принимает во внимание. а приборов, способных зафиксировать, например, сжатие или растяжение времени на 1/миллиардную долю секунды, еще не создано. А, если какие-то и созданы, то в суперлабораториях, куда аномалия по заказу не пожалует.

Ваша литературная мечта?

Моя литературная мечта – написать в соавторстве с профессиональным музыкантом книгу-эссе «Открытие Мартина Лютера – Библию через хорал». Музыка вообще – загадка из загадок. Как писал Булат Окуджава:

А Мартин Лютер открыл для себя идею сделать всех людей хорошими, честными, праведными, благородными.

Надо только побудить людей пропускать слова Библии через себя, то есть пропевать, божественные слова. И таким образом настраивать себя, как музыкальный инструмент на высокий лад, говоря языком йогов, «включать в себе духовные центры». Так как дети учат ноты, пропевая их на уроках сольфеджио.

И, одержимый этой идеей Лютер нашел талантливых поэтов и стал перекладывать слова Библии на стихи, причем некоторые перекладывал сам. А потом нашел талантливых композиторов и заказал им музыку для этих стихов. Так появились хоралы и мотеты, уникальное явление в мировой музыкальной культуре…

Так вот литературно я мог бы все это описать, все шаги Лютера. Но мне нужно пошаговое изучение хорала и мотета как магическое явление, как механизм, в котором зашифровано чудо. Для этого надо с музыкантом вместе слушать и разбирать начало, ритм, переходы, повторы, завершение… И в конце это кропотливой, но фантастической работы должны быть открытия…

Отражение цветка

Об этой книге хочется сказать: «Можно просто жить, а можно жить оптимистично и интересно, познавая этот мир»

Но познавать можно по-разному. Шекспировский принц Гамлет, например, пытался понять, не что такое жизнь, а как жить и что делать. Ведь ему предстояло управлять государством.

Автор этой книги в отличие от принца датского рассматривает жизнь под самыми разными углами, как бы направляет свет на ту или иную часть нашей жизни. И высвечивает что-то важное. Получается не так трагически, как у Гамлета, но не менее интересно.

Сложные философские понятия (Мир реальный и мир параллельный, ощущение времени, Бог и время, смысл жизни, совесть, простая жизнь, простые вещи, простая еда, мужчина и женщина, понимание и непонимание, познание, добро и зло, интерес к людям, невидимые силы, вера, познание, верность, ожидание, смех и так далее) открываются просто и понятно, как в душевном разговоре.

Вопросы без ответов. Именно они меня волнуют больше всего. Как и знаменитое безымянное средневековое стихотворение «Отражение цветка»:

Оно постоянно цитируется самыми разными авторами, начиная со Средних веков и до наших дней. Не случайно я назвал так одну из глав этой книги о смысле жизни. Не случайно фразу «отражение цветка» вынес в название книги.

Тут все многозначно. И зеркало воды, в котором кому-то покажется Истина, и именно цветок как хрупкая Истина, в момент готовая исчезнуть, и зеленый ил, тоже символ Истины или исцеляющего лекарства.

В главе «У источника» приводится случай с римским императором Львом Маркеллом, который случайно найдя чудесный родник, напоил его водой слепого слепца, положил ему немного зеленой тины на глаза, и старик прозрел. После чего император воздвиг около родника храм и назвал его «Живоносный источник».

Истина в зеркале или в воде – этот образ во все времена привлекал внимание, как символ отражения, искажения и преломления. Наверное, поэтому и мне в юности было интересно исследовать это явление, что отразилось в таком стихотворении:

Кто-то, кажется, Ницше сказал: «У кого есть „Зачем“ жить, сумеет выдержать почти любое „Как“. Вопросы „зачем“ зачастую вопросы без ответов. Но именно они развивают нас больше, чем что либо еще…»

В жизни таких вопросов, на которых нет очевидного немедленного ответа, много. И именно их мне почему-то и хочется задавать по отношению к самым разным вещам и явлениям, словам и понятиям.

Что такое

Бог, вера, время, жизнь, совесть, верность, ожидание, имя, мир реальный и мир параллельный, зачем нам трудности, почему мы не понимаем друг друга и так далее.

А, когда задаешь вопрос к чему-то не плоскому, а многомерному, скрытому, как айсберг под водой, то со временем открываешь для себя, что ответы меняются. И это интересно. И, оказывается, что понимание Бога, времени или совести в 20 лет одно, в 30 лет другое, а в 40 третье. И вспоминаешь древнегреческого философа Протагора (485—410 до н.э.), который сказал, что «Человек – мера всех вещей».

А, раз так, никакой поиск и никакой человек не напрасны.

Потому что самый примитивный, ничтожный и, казалось бы, ненужный человек может в какой-то момент своей жизни о чем-то сказать. И это может оказаться мнением, важным для кого-то из нас, а, может быть, и для всех. С другой стороны, самая никчемная и, казалось бы, ненужная вещь, растение, дерево, живая тварь может в какой-то момент произвести на человека, на любого из нас, впечатление и повлиять на нашу бессмертную оценку жизни.

А вообще все главы-эссе этой книги написаны по материалам моих встреч-бесед в клубе «В поисках смысла», которые я веду уже три года в московском культурном центре «Атом» Хорошевского района. Видеозаписи этих бесед выкладываются в Интернет и их можно посмотреть, набрав название темы в Яндексе или в Гугле.

Художник, живописец (член Союза Художников России), поэт (автор двух книг стихов), педагог (более 20 лет преподавания в Детской школе искусств на Художественном отделении).

Ваше творческое кредо «Простота, правда и естественность». Но некоторые критики вас в этом и упрекают, ссылаясь, что за простотой не видно индивидуальности. Чтобы вы им ответите?

Мое кредо – изобразительное искусство; считаю, что каждый человек должен попробовать себя в этом жанре, и не только в детстве. Обожаю православные сюжеты (Библейские мотивы), а также считаю своим кредо стихи философские и для детей. Люблю их писать. Они, как правило, складываются сами собой. В подавляющем большинстве случаев я над стихами не работаю, а записываю то, что приходит свыше.

В части адресованного мне вопроса критиков о «простоте, правде и естественности» моего творчества ответ мой здесь формулируется по известному образцу:

Бытует мнение, что поэзия не нужна людям. Вы, как частый участник фестивалей и различных встреч, это ощущаете? Какие темы сейчас наиболее востребованы?

Сейчас весьма востребованы вечные темы: любовь, – любовь к природе, к Родине, солдатская дружба, СВО и связанная с этим психологическая драма.

Что привлекает Вас в произведениях других поэтов? Возникали ли мысли, что «хочу писать, как он/ она»? Если да, то какой это автор?

Очень нравятся такие поэты как Сергей Есенин, Владимир Высоцкий, Анна Ахматова, Марина Цветаева, Владимир Кушнир, Николай Заболоцкий, Надежда Цветкова, если она пишет о любви. Видно, что стихи эти они только успевали записывать, что строчки приходили им свыше.

Считаю, что без поэзии, как и без живописи, жить нельзя. Жизнь без них была бы очень бедна и сводилась бы только к стремлению к овладению плотскими ценностями. Если тяга к комфорту является для кого-то приоритетом, то это уж точно не для меня.

Я немного фанатична в своем увлечении искусством, а поэзия это мне просто подарок свыше. Она позволяет быть счастливой и богатой вдвойне. Во мне живут как бы и художник, и поэт независимо друг от друга. Художник пишет картины на образы и ассоциации, что приходят в голову (заказы я тоже стараюсь выполнять творчески).

Поэт записывает строки, которые нельзя не записать (пропустив их, бывает так обидно, как будто что-то дорогое потеряла). Каждое стихотворение делает меня богаче, хотя понимаю, что оно не совсем мое.

Красота спасет мир? Как? В чем Вы видите свое предназначение как поэта?

Конечно, красота спасет мир, в отличии от хаоса. Современной наукой доказано, что красота слова, гармоничное построение фраз, – а с точки зрения живописи красота гармоничного построения пространства на творении художника, – служат основой мироздания и реализуют на практике великое Библейское утверждение «В начале было Слово…». Все мироздание строится на законах, имеющих генетико-лингвистическуую природу, в основе которой лежат словоподобные нуклеотидные конструкции построения белковых структур ДНК живой окружающей нас материи. Хаос в силу этих доказанных научных данных разрушителен, как разрушительны в стихах и других словестных творческих произведениях ненормативная лексика, картины с нетрадиционной сексуальной ориентацией, описания сцен насилия и жестокости не ради образа, а ради удовлетворения низменных потребностей, ложь и искажение исторической правды о жизни и быте наших предков. Допуская такой «Хаос» в поэзии, мы определяем вымирание человечества как вида среди других живых существ природы. С другой стороны, не допуская всех вышеперечисленных проявлений хаоса в поэзии, мы прокладываем путь к спасению мира в условиях обострившегося сегодня противостояния с враждебными человечеству силами. Люди, посещающие художественные выставки и поэтические встречи, приобретающие сборники стихов, обогащают себя и несут этот свет в мир, изменяя его, делая его добрее и ярче.

По образованию вы художник. Ваши книги оформлены вашими же иллюстрациями. вы пишете картины специально под стихотворения или наоборот?

По мотивам отпечатка стопы на камне апостола Андрея Первозванного

«Не знаю, что должно случиться…»

«Бросаю кисточки я в печь!..»

«Я не Пушкин, но поэт…»

«Прилетели свиристели…»

По паспорту я – Бокарев Валерий Павлович, а Валерий Бокарёв – мой литературный псевдоним. Родился в 1950 году в родовом доме моей матери в селе Синжаны, Владимирской области, куда мой отец привез из Совгавани мою мать для родов с сыном Юрием. Точнее, родился я в роддоме города Меленки, на родине моего отца, но свидетельство о рождении выдали в селе Синжаны, где жили родные со стороны матери.

С детства привык к многочисленным поездкам и переездам, так как мой отец был офицером морской авиации. После окончания средней школы в г. Николаеве поступил на химический факультет МГУ. По завершению учебы защитил диссертацию и стал кандидатом химических наук. В настоящее время доктор технических наук, член Союза писателей России, обладатель многих наград по результатам литературной деятельности, член-корреспондент Международной академии науки и искусств, имею почетное звание МГО СПР «Заслуженный писатель»; награжден нагрудным знаком и званием «Золотое перо Руси». Профессор базовой кафедры МФТИ. Ответственный секретарь журнала «Электронная техника. Серия 3. Микроэлектроника». Член организационного и программного комитетов ежегодного Российского Форума «Микроэлектроника».

Вы – ученый, доктор технических наук, автор более 200 научных статей и патентов. Занятия наукой и литературой шли параллельно друг другу? Или было какое-то событие, которое мотивировало на литературную деятельность?

Занятия наукой со школьной скамьи преобладают над литературой. В восьмом классе меня освободили от выпускного экзамена по физике и вместо экзамена я демонстрировал экзаменационной комиссии мое первое изобретение – гальванический элемент на основе магния и меди, и показывал его работоспособность. К техническим знаниям меня приобщил мой отец, офицер морской авиации и известный радиолюбитель, а вот предки со стороны матери и сама мама были учителями русского языка и литературы, и мамина кока- моя любимая бабушка- писала стихи. Известным молодым поэтом был и мой старший брат, доктор исторических наук.

К научным и художественным публикациям используете разные подходы? Или есть что-то общее?

И то и другое – это мой умственный труд, а общее между ними, по-видимому то, что важная научная работа, как и хорошее литературное произведение, рождаются в результате внезапного озарения, которое в научной работе может прийти после длительных исследований и изучения литературы.

Можете вспомнить свое первое произведение?

Это был детский стишок по увиденным в лесопосадке возле г. Николаев шампиньонам, которые собирали жители и которые считались поганками у меня на родине. «Как в лесу, как на полянке кучей выросли поганки. Их хватали, собирали и на базаре продавали».

Вы – автор и стихов, и сказок, и исторических исследований. Почему такое разнообразие? Не определитесь с жанром?

Я увлечен очень многим с детства, но времени на все не хватает. Ведь я ученый, и научные исследования – мое главное увлечение со школьной скамьи до настоящего времени. Разнообразие жанров может объясняться разнообразием моих увлечений в разные годы их создания. Сказки я любил с детства, историей заинтересовался в студенческие годы, когда появились интересные книги. Мое поколение можно отнести к самому читающему поколению того времени, и мы делились прочитанным с друзьями и обсуждали самое интересное. А поэзия – это состояние души, для передачи которого необходимо вдохновение.

Какой из литературных жанров наиболее интересен? В каком Вы никогда не станете писать? А в каком хотели бы себя попробовать?

Конечно, мое основное увлечение – лирическая поэзия, исторические исследования – это скорее научная работа по древнейшей истории России, в которой много всего утеряно, а многое до сих пор не изучено и не доказано. Источники для нее – летописи и другие труды того времени. Много всего интересного найдено по половцам, которых в историографии представляют в виде восточных кочевников, но это не соответствует действительности, историки заблуждаются и с местонахождением Тмутараканского княжества. Сказки сочиняю для разного возраста, хотя просят и для малышей.

Какая из Ваших книг кажется Вам наиболее удачной?

Возможно «Я к вам иду», названная так по одному из моих стихотворений, но об этом лучше спросить читателей или критиков.

Что сейчас находится в работе?

Работаю над двухтомником, но времени не хватает, т.к. подготавливаю еще и научную монографию и пособия для студентов, и это не говоря о научных статьях и отдельных произведениях в сборниках.

Тянет Родина

Мы идем

В разлуке

Я – Головко Игорь Николаевич, русский, родился 17 мая 1946 года в городе Кача, Крымской области, на военном аэродроме, на котором базировалась воинская часть, в которой служил мой отец Головко Николай Григорьевич и мать Любовь Даниловна. Сейчас это район города Севастополь. Родители познакомились на фронте Великой Отечественной войны, о чем я подробно написал в одной из своих книг: «Семья Горбуновых или По следам рождения песни» МГО СПР 2021г. Они взяли Берлин, затем Прагу, и, после войны, их часть, через Австрию, Венгрию, в теплушках, была возвращена на Родину. Папа служил с июня 1942 года начальником медслужбы БАО (батальона аэродромного обслуживания), а мама – медстатистиком.

Папа из Качи послал рапорт, чтобы его перевели в его родной город Ростов-на-Дону, и когда ему сообщили, что место военврача в Ростове освободилось, сдал дела и со всей семьей, мне тогда было один год и семь месяцев, приехал в Москву, в ЦВМУ (Центральное Военно-медицинское управление), где кадровик печально ему сообщил, что место в Ростове уже занято. Но листая личное дело, вдруг, спросил: «А не тот ли вы Головко, что мальчиком обыграл Ботвинника?» Ботвинник тогда был Чемпионом Советского Союза по шахматам, и весть от том, что «Коля Головко обыграл Чемпиона СССР», разнеслась по всему Союзу. Папу оставили в Москве, назначив ординатором в Главный военный госпиталь. Он оправдал надежды Московского военного округа став Первым Чемпионом Вооруженных Сил по шахматам в 1949 году.

Так я стал москвичом, и поселился с родителями в малюсенькой комнатке коммуналки рядом с госпиталем. В 1951 году семья переехала в город Люблино (теперь Люблинский район Москвы), где папе дали отдельную квартиру, там я и окончил одиннадцатилетку средней школы и летом 1964 года, поступил в ВИИЯ (Военный институт иностранных языков), очутившись сразу в его казарме, как положено в Советской армии, на три года срочной службы. Мне дали арабский, хотя хотел учить итальянский. У нас в вузе язык на выбирали.

С третьего курса института, в марте 1967 года был послан на практику в Сирийскую Арабскую республику. А 5 июня началась война между Израилем и некоторыми арабскими странами, среди которых оказалась и Сирия.

Так вы попали на войну?

Я подробно описал мою сирийскую жизнь в книге «Сирия 1967 г. Неоконченная война. Записки участника», «Вече», 2011 год. Мне повезло, во-первых, так как жизнь не дала мне, как иногда другим переводчикам, стабилизироваться в одном месте, а носило по всей Сирии, от фронта до «самых до окраин», и, волею руководства, пришлось менять рода войск, поработать и в Генштабе, в войсковой разведке и не только, в элитной бронетанковой бригаде, в авиации и в зенитной артиллерии, и, во-вторых, что для меня главное, – выжил. И все это за один год практики, так как в середине марта 1968 года уже занял свою койку в казарме ВИИЯ. До конца срочной службы осталось несколько месяцев. Но учеба с окончанием «срочки» ни на секунду не прекратилась. Спустя полтора года, в ноябре 1969 года, был выпущен лейтенантом со знанием двух языков: арабского и английского. Французский познавал самостоятельно уже во время служебной командировки в Алжир (1982—1986 годы). Еще два года пришлось поработать в Ливии (1989—1991 годы). На пенсии с января 1992 года

Вы стали внештатным корреспондентом «Красной Звезды» накануне первой загранкомандировки. В этот период и были опубликованы ваши первые очерки. Более активно журналистикой и литературой вы стали заниматься после завершения военной службы. Можно ли сказать, что вы пришли в литературу волей случая?

Я начал писать стихи в 14 лет волей случая, вернее, потрясения. Это услышанное на уроке химии по школьной трансляции сообщение о запуске первого в мире космического корабля с космонавтом на борту. Над Землей взлетел Юрий Гагарин. Это был последний урок. Сразу побежал домой, схватил лист бумаги – меня буквально трясло – и залпом написал стихотворение. Наивное. Но такое, как говорится, «от души», что читаю его иногда на встречах с читателями до сих пор. Его, тут же, передали по трансляции на всю школу. Родилась местная знаменитость.

Воодушевившись, решил написать второе, потом третье. За школьный период сделал примерно двадцать стихотворений и массу рифмовок новостей, по просьбе директора школы. О том, что я пишу стихи, узнали на Люблинском литейно-механическом заводе, совершенно секретном в то время предприятии, где мальчики старших классов проходили практику, а реально работали по два дня в неделю. Там меня, довольно быстро пристегнули к агитотряду, в который входили певцы, танцоры, музыканты и прочие местные таланты. Он гастролировал по предприятиям Москвы и Московской области.

Параллельно я играл в футбол за люблинский «Локомотив» в первенстве Москвы, и прошел три команды из пяти клуба. То есть детскую, в 14 лет, на следующий год вторую юношескую, и в 16 лет – первую юношескую. В футбол пришел из секции ЦСКА по бегу, располагавшуюся на стадионе «Динамо». Я прилично бегал на короткие дистанции. Пришлось бросить, так далеко от дома находящийся «бег» – приходилось добираться, в те времена, почти два часа в одну сторону, что сразу сказалось на учебе, сменив его на близлежащий «футбол». Кстати, в дополнение к футболу, школьному волейболу и баскетболу – входил в сборную школы – лучше всех бегал сто и двести метров, прыгал в длину и высоту. На Доске почета школы висела моя фотография, а ниже написано: «Лучший спортсмен школы». Может быть, мог стать и известным футболистом – меня приглашали в московский «Локомотив», – но мне удалось сходу, после сдачи экзаменов в школе, поступить в ВИИЯ.

Раз в месяц ездил в Москву, на Чистые пруды, в «Комсомольскую правду», где нас обучал поэзии, какой-то известный московский поэт. Как только попал в казарму ВИИЯ, сразу мне запретили подобные «развлечения», отрезав: «Ты должен быть таким, как все». Стал. До поездки в командировку. Выступал на виияковских вечерах, читал свои и не свои стихи, и, может быть, поэтому, меня пригласил главный редактор «Красной Звезды», целый генерал, и предложил стать их корреспондентом в Сирии, добавив, что там их корреспондента нет. И в каждую оказию я пытался послать в газету свой репортаж. Однажды даже отправил стихотворение о Сирии. Его тоже опубликовали. Основная трудность моей работы внештатным заключалась в том, что связь с газетой, да и страной, только через диппочту, раз в месяц. Так что «новости» переслать я никак не мог. Приходилось писать о «вечном». И тем не менее, статей пять было опубликовано, несмотря на войну и все перипетии бурной воинской жизни, еще молодого, недостаточно знающего язык переводчика. В Сирии я был простым солдатом, владеющим языком.

Там, прознав, что я пишу стихи, меня вызвал к себе главный военный советник генерал С. Е. Белоножко и попросил написать текст песни к празднику Великой Октябрьской революции. Я спросил, кто будет писать музыку. Оказалось, что в Сирийской консерватории работает преподавателем наш музыкант. Я разволновался – песни никогда не писал, – пришел в свой дамасский дом, и, тут же, в один присест, написал три текста, один из которых стал песней, и ее пели 7 ноября. Композитор попросил меня, чтобы я не терялся, так как он собирается со мной работать в Союзе, но… Он погиб в войну, а я, даже, по молодости, не удосужился взять у него ноты нашей песни. Да и жизнь забросила меня довольно далеко от Дамаска, в город Хама, а затем на аэродром в пустыне, который называли Тифор. Позже узнал, что это по-английски «четвертая точка». Все это в деталях описал в «Неоконченной».

Как я уже говорил, вернулся в казарму – это, наверное, что-то похожее на тюрьму, но с занятиями и другими неожиданными «развлечениями», такими как наряды, кроссы, построения, стрельбища, тактические учения…. Только окончил институт – новая работа, новые проблемы, затем женитьба, рождение сына (ему уже 51 год), развод, новый, на этот раз, удачный брак с Мордвиновой, ставшей Головко Любовью Георгиевной, случайная работа в ЦК КПСС со вторым человеком Адена. И наконец, в 1982 году, командировка в Алжир, которая растянулась почти на четыре года. В Алжире меня назначили организатором всех контрактных вечеров. В каждом контракте, по директиве сверху, должна была быть художественная самодеятельность. Концерты и другие представления готовил к каждому советскому празднику. Не до стихов. Писал сценарии. За четыре года ни одного стихотворения.

Вы оканчивали вуз, где была железная дисциплина. Это привычка к жесткому регламенту помогает много писать: несколько сотен стихотворений, около 200 песен, романы, повести, рассказы? Что значит дисциплина для писателя?

Действительно, армия учит организованности и ответственности в жизни. Других отсеивает. Но пишу я не так много, как хотелось, – очень много разных увлечений и соблазнов. Засел за роман не после выхода на пенсию, а когда окончательно решил, что бурная городская жизнь не дает мне на это времени. И, забрав своих псов, их тогда было три, уехал в купленный после Алжира домик в очень далекой деревне, расположенной в самой южной части северной части Московской области. За Клин. У меня есть такая песня «В тридцати километрах от Клина». За болота. Она так и называется – Заболотье. Это произошло в 1996 году, когда мне исполнилось первые пятьдесят лет. Уехал навсегда. И стал писать. Компьютера тогда у меня еще не было. Жена Любочка осталась почти на два года, чтобы обменять квартиру на меньшую – большая теперь была не очень нужна. А приехать в Москву, побегать по врачам, большой площади не требовалось.

За годы с 1996 по настоящее время мне удалось издать восемь книг. Одну из них в соавторстве с моим другом Андреем Васильковым, тоже виияковцем. В загашнике написано четыре книги, но их надо дорабатывать. Почему четыре? Дело в том, что я не могу писать одну книгу постоянно. Мне надо отвлекаться. Когда писал роман «Неоконченная», то делал это утром, а вечером сочинял сказки, стихи, работал над дневником. Над романом трудился 14 лет. А в это время издавал книги стихов, начал писать статьи в московские и клинскую газеты. Вступил в Союз журналистов России. С 2003 года сделал с клинским композитором Вячеславом Сподаревым первую завершенную и записанную в студии песню «Не задувай свечи!» И пошло-поехало. Песни, после этой, первой, посыпались из меня как горох. Мне стало тесно «в объятьях» одного композитора, и жизнь мне подбросила второго, затем третьего, четвертого. Сбился со счета, но, кажется, со мной работали в эти бурные годы семнадцать композиторов. Была сколочена и группа певцов-энтузиастов. У меня было правило: соавторы, а первый исполнитель песни входит в их число, денег от меня не получает. Я составил наши договоры так, что каждый из соавторов имел равные права, и мог исполнять наши песни, где угодно, получать за них деньги и не делиться с остальными. Все полученное – его. За десять лет было сделано (записано и издано на 35 дисках или, как их называют профессионалы «альбомах») более 250 песен.

Пришлось помотаться. Заболотье – Москва – студия: минимум сто километров в одну сторону. Но бывали дни, когда приходилось в день накручивать более трехсот километров, ночевать в машине из-за плохой нашей заболотской дороги. Некоторых, наиболее малодисциплинированных или слишком юных певцов и композиторов, которые жили вблизи Ленинградского шоссе, захватывал на запись прямо из дома, и после записи, длящейся, порой, с 11 утра, когда, как говорили опытные певцы, просыпается голос, до 23 вечера, отвозил до самого их подъезда.

Конечно же, съем студий и оплата работы звукорежиссеров, а также издание дисков и клипов, приходилось оплачивать. Компенсация была невысокой. Зато сейчас, как приятно слушать пение очень хорошими певцами – среди которых были народные, заслуженные певцы России, и лауреаты международных и всероссийских конкурсов – своих стихов и видеть в клипах их молодые лица, кадры нашей с женой молодости, вспоминать, о чем мечтали, обсуждать, на досуге, что сбылось, а что…. В основном, все получилось, как и хотелось. Все основные юношеские мечты сбылись. И в этом мне безмерно помогала моя жена Любочка, жертвуя, при этом своими женскими, вероятными, желаниями. Например, купить шубу. Она материализовалась в песни.

В 2008 меня приняли в Союз писателей России.

Книга «Чук и Гек, или Сирийский декамерон» написана в соавторстве с Андреем Васильковым. В чем особенность литературной работы «в паре». Какой опыт Вы получили?

Свою «Неоконченную войну» я начал писать в октябре 1996 года и, многократно переписывая, завершил вчерне в 2006 году, отправив в электронном виде для ознакомления в Клуб ВИИЯ, его президенту Александру Назаревскому, который выложил его в интернет. Многие бывшие слушатели нашего института знали некоторых героев книги, хотя фамилии их, в основном, я изменил. Ее прочитал мой товарищ по институту, тоже арабист и тоже служивший тремя годами позже, после войны 1967 года, в Сирии. Хотя у нас с Андреем разница по курсам три года – я был на четвертом, а он на первом, – но так получилось, что мы были хорошо знакомы, так как играли в одной институтской команде в хоккей с мячом на первенство Московского военного округа. Он прочитал «Неоконченную» и сразу связался со мной. Просьба его была необычной: пока не публиковать мою книгу, а он, беря из нее некоторые куски и, главное, идею, напишет свою, которую обязательно издаст, и мы получим за нее гонорар. Я знал пробивные возможности Андрея и согласился, постав условие, что отредактирую написанное и все мои правки должны быть учтены.

Андрей работал необычайно быстро и уже в 2009 году, после долгих споров и многочисленных правок, даже недели жизни его с женой у нас в Заболотье, где мы работали с раннего утра до позднего вечера, книга вышла тиражом 3000 экземпляров в АСТ. После ее выхода Андрей попросил, чтобы я дал ему возможность продолжить жизнеописание героев самостоятельно. Я не видел причин отказать. К сожалению, он очень рано умер, и я не знаю, удалось ли ему осуществить задуманное, хотя куски продолжения он мне высылал мейлом. Честно говоря, я их не читал. У меня нет на это времени. В подобных случаях отдаю присланное жене, которая обладает скорочтением, читая строчками, а потом пересказывает мне прочитанное со своими оценками и комментариями. У нас громадная библиотека, примерно 5000 книг, так она их все прочла! Я смеюсь: «Тебе надо в разведку». Она улыбается: «Одного разведчика на семью мне достаточно». Ее отец был очень крупный советский разведчик, работал с Павлом Судоплатовым и Наумом Эйтингоном, сидел около четырех лет в турецкой тюрьме, а после выхода был встречен Иосифом Сталиным, который, зная, что Любочкин отец охотник, подарил ему щенка дратхаара.

К слову сказать, мой двоюродный дядя Алексей Семеович Антонов, секретарь парторганизации всего НКВД, МГБ с 1942 по 1953 год, знал Любочкиного отца и даже, по его словам, посылал на задание. Дядя возглавлял строительство укреплений под Москвой, участвовал в Нюренбергском процессе, возглавляя секретариат. Без его подписи не выходил ни один официальный документ.

Подробно о нем и других родственниках, среди которых были очень известные, и даже исторические личности, такие как Николай Петрович Горбунов, личный секретарь В. И. Ленина, позже Управделами Совнаркома, академик Леонид Михайлович Горбунов, создатель резиновой промышленности СССР, Михаил Петрович Николаев, главный фармаколог Советской армии, Ксения Михайловна Горбунова, изобретатель метода покрытий металлов, который до сих пор используется в промышленности, даже в космонавтике, и многие другие, о чем я написал в «Семье Горбуновых…» Горбунов – фамилия моего прадеда.

Насколько написанное в книгах о военных конфликтах соответствует реальным событиям? Или все же включался внутренний цензор? Насколько самоцензура полезна/ мешает писателю?

В «Неоконченной», полагаю, 93,57 процентов правды. Остальное тоже было, только с другими людьми, виияковцами, как в Сирии, так и в других странах. Ребята, возвращаясь с «полей сражений», как правило, щедро делились воспоминаниями. Любочка, прочитав первый вариант «Неоконченной», который по авторским листам превышал окончательный вариант почти вдвое, попросила, чтобы я убрал «лишних» героев, справедливо считая, что читателю будет трудно их всех запомнить. И я внес исправления.

Андрей рассказывал, что включенные в «Чука…» события, кроме военных, происходили в сирийском военном контракте, во время его в нем пребывания. Войны в эти годы его службы на Ближнем Востоке не было.

Что касается внутреннего цензора, то он срабатывает, как мне кажется, в каждом писателе всегда. В моем случае, в «Неоконченной», это было просто необходимо, так как разведка есть разведка, ее секреты вечны.

Вы человек, который профессионально работает с информацией, понимает принципы ее распространения. В то же время одна из коммуникационных площадок – личный сайт – давно не обновляется. Есть более эффективные каналы? Поделитесь, пожалуйста, что надо использовать, чтобы книги продавались, а песни на ваши стихи исполнялись?

Так как я человек в компьютерно-интернетных делах малограмотный, то сайт предложил завести, вел и оплачивал мой сын от первого брака – Дмитрий. Каждый раз он просил у меня материал, чтобы поместить на сайт. Видимо, я не всегда удовлетворял его высокие требования, и, в конце концов, он взмолился: «Может, закроем?» Жаль было расставаться с ним, но денег с меня сын брать не хотел, фантазия моя тоже начала «давать течь», так что… Я ведь, как акын, что вижу, то и пишу.