Читать онлайн Дорога в Диснейленд бесплатно

Дорога в Диснейленд

Глава 1

– Есть!

Голос младшего брата заставил Тома отвлечься от изучения запасов патронов.

– Чего орешь? – он покосился на грязные байкерские ботинки, показавшиеся на верхней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, – далеко? Чистый?

– Чего херню-то спрашиваешь? – Ченни бухнулся за стол, глянул на разложенные по всей столешнице патроны, – близко. Чистый. Давай шустрей.

Взял пакет с табаком, вышел на крыльцо.

Том прибрал стол, закинул рюкзак за спину, огляделся, проверяя, не оставили ли они чего, и двинулся следом за братом.

На улице, принимая от Ченни уже готовую самокрутку, и с удовольствием вдыхая крепкий табачный дух, он затянул лямки, прыгнул пару раз на месте, проверяя не звенит ли чего ненароком, поправил арбалет.

Патроны – это хорошо, конечно, но по нынешним временам нереальный дефицит, и тратить их на тупое животное совсем неправильно.

А стрелы – возобновляемый ресурс.

Сука! Вот кто бы сказал ему еще десять лет назад, что он будет шарое*иться с младшим братом по лесам и охотиться на хрен пойми каких скотин, выглядящих, как кошмар из самых херовых низкопробных ужастиков, он бы без разговоров прописал шутнику в табло. Потому что нихера не смешная шутка.

И реальность сейчас тоже не смешная.

* * *

Конец света Том встретил в карцере в тюрьме Флоренс. Отдыхал в очередной раз. Спокойно, без нервов. А чего нервничать?

И ядерный удар тоже пережил вполне спокойно. Радиация просто не добралась до подвалов.

Отрезанный от всего мира, он вообще был не в курсе событий.

Рядом с ним, в соседнем карцере, сидел жуткий мудак, все время бившийся башкой о стены. Это ему никак не вредило, потому что мозгов в сделанной из чугуна черепушке отродясь не водилось.

Том привычно занимался повседневными делами: отжимался, спал, дрочил и ковырял в носу. А чем еще заниматься в темной комнате, больше похожей на шкаф и размерами и ощущениями?

Никакого бабаха, криков и тому подобной херни он не слышал, просто в какой-то момент заметил, что народу вроде как прибавилось внизу.

Постоянные разговоры, мат, смурные испуганные охры. Кормить стали через день.

Том понял, что что-то там, наверху, случилось. Какая-то лажа.

И начал слегка нервничать.

Мудак за стеной, как и все придурки, очень тонко отлавливающий общие настроения, начал, кроме битья башкой о стену, еще и подвывать.

Выходило вполне мерзко. И тоже отчего-то раздражало.

Охры ходили подавленные, жрать начали таскать какую-то вообще несъедобную хрень. А, учитывая, что в карцере и без того не мишленовский стол, можно было представить, из какого дерьма теперь готовили жратву.

Больше всего напрягало то, что вполне могут однажды его здесь просто забыть, и тогда он сдохнет от голода.

Том подумал, поприкидывал и решил действовать, наплевав на возможные последствия. Все равно ему за его подвиги пожизненное светило.

Теперь надо было дождаться, когда охранник принесет жрать.

Ждать пришлось сутки.

И потом действовать быстро, через окошко раздачи еды.

Ухваченный железными пальцами за ноздри, охранник замок открыл без вопросов.

Он был один почему-то, тактическая ошибка.

Том затащил его в камеру и допросил.

Даже без пристрастия, охр просто обосрался от страха и выдал всю информацию.

После этого Том его придушил слегка, не до смерти, и запер в камере, чтоб насладился комфортом карцера по полной. А то не все же ему одному?

Первым делом Том наведался к соседу и помог, наконец, гребаному мудаку завершить начатое, хорошенько приложив черепушкой о стену. Выдохнул с облегчением. Все-таки, как на нервы действовал, скот!

После этого он пошел гулять по подвалу с камерами карцеров, где проводили свое время такие же, как он, отморозки.

Том действовал привычно быстро, в голове план сложился сразу.

Клетки с сидящими в них ублюдками открывались на раз, навстречу не попалось ни одного охранника, что было совсем неудивительно.

Пленный сказал, что личный состав разбежался или подох, подхватив лошадиную дозу облучения. Выжили только те, кто в момент удара был внизу.

Что сейчас наверху, никто не знает, все боятся выходить. Добровольцев за все это время, а с момента ядерного удара прошло уже две недели, было только трое. Они ушли наверх и не вернулись.

Больше никто не рисковал. Сидели на жопе ровно и поджирали запасы еды, благо их было столько, что можно несколько лет кормить весь личный состав и заключенных всей тюрьмы.

Генератор здесь работал, вода была. Комфорт, бл*.

Даже зеков кормили, отморозков, достойных только того, чтоб сдохнуть от голода.

Сердобольные, суки.

Том сознательно навел хаос в зоне карцеров, дожидаясь, пока звери разберутся со всеми проблемами самостоятельно.

Через час в живых остался только один охранник. Тот, которого Том запер.

Остальных порвали на части, и никому жалко не было.

Еще через час особо отмороженные поперлись наверх, на разведку.

Том, попивая в комнате охраны горячий чай с печеньем и дикой дозой сахара, проводил смельчаков взглядом.

Сам он идти никуда не собирался.

Если там, снаружи, реально е*нула ядерная бомба, то сидеть надо глубоко под землей, и не высовываться еще, как минимум, пару месяцев, пока радиацию не сдует.

И после этого выходить очень осторожно и, желательно, в защите.

Том, не торопясь, допил чай и завалился на кушетку, наслаждаясь мягкостью. Особенно в сравнении с полом карцера, где он загорал последние три месяца.

В тюрьме было шумно, отморозки добрались до спиртного и бурно праздновали начало новой жизни. Том переложил поближе найденный табельный пистолет и прикрыл глаза.

Надо подождать.

Просто подождать.

А потом выбираться и искать мелкого.

В том, что Ченни выжил, Том не сомневался. Такого пронырливого засранца ни одна ядерная бомба не возьмет.

Выбираясь через месяц из опостылевшего подвала, Том был готов ко всему.

К пожарам, к разрушенным зданиям, к толпам больных людей.

Но воля встретила его безлюдьем.

Никаких особых разрушений.

В столовой остались на столах целые тарелки.

За тройным забором расстилалось поле.

Зеленое.

И никого.

Ни одной живой души.

И куда, спрашивается, делись те недоумки, что выходили до него?

Даже следов ведь не осталось.

Том поправил рюкзак, набитый жратвой и боеприпасами, и зашагал по дороге в сторону города.

Он надеялся, что по пути встретится машина, или байк, или, бл*ть, велосипед. Хотя бы.

* * *

– Ты чего застыл? – Ченни удивленно толкнул брата локтем, – валим! А то уйдет олень.

Том хмыкнул, подумав, как ему, вернее, им, в сущности, повезло.

От населения, после ударов и последующей проникающей и остаточной радиации, осталось едва ли десять процентов.

И среди всего этого говна братья Стоуны уцелели и нашлись!

Не иначе, как кто-то там, наверху, повернулся к ним лицом, для разнообразия, а не жопой.

Он вспомнил, как нашел мелкого, тощего и завшивленного, в бункере нью-йоркского метро, куда заглянул исключительно на всякий случай.

Ченни вцепился в него всеми конечностями сразу, засопел, счастливо дрожа.

Том обнимал его худую спину и думал, что от того веселого парняги, спортсмена, баскетболиста, будущей звезды национальной сборной, не осталось ровным счетом ничего.

Теперь, спустя десять лет, он глядел на брата, и не верил, что этот высоченный, хмурый мужик, с огромными руками и тяжелым, как и у него, взглядом, был когда-то худым мелким цыпленком.

Том погасил самокрутку, сунул окурок в нагрудный карман и пошел следом за быстро удаляющимся братом.

Вот ведь ноги отрастил, конь скаковой, не догонишь нихера.

* * *

– Ну чего, видно что-то?

Том валялся на крыше высотки, подставляя лицо осенним теплым лучам. Скоро зима, надо думать, где останавливаться.

Ченни, с биноклем наблюдавший за общиной, что-то неразборчиво пробормотал.

Том закрыл глаза. В вопросах наблюдения он младшему доверял полностью. Пока не скажет, что все в порядке, не стоит и суетиться.

– Ты давай там, смотри быстрее. А то олень стухнет.

– Не трынди.

Брат не отрывался от бинокля.

– Вроде нормально все. Чисто. По крайней мере там, где я смотрю.

– Давай без «вроде», говнюк мелкий, – Том лениво приподнялся на локте, швырнул в Ченни удачно подвернувшимся камешком, – неохота опять в грязь впираться из-за того, что у тебя нюх засбоило.

– Это было один раз, скотина! – Ченни раздраженно и очень метко отпнул в сторону старшего комок пыли, – и я болел! Сколько можно вспоминать?

– Да, бл*, всю жизнь! Потому что никогда не забуду, как мы оттуда без штанов линяли!

– Сам виноват! Нехер было к дочке старейшины лезть! Ладно не успел ничего сделать, а то ходил бы сейчас без члена!

– Да потому что один гребаный мутант не смог определить, чистый поселок или нет! И спасибо мне еще сказать надо, что я собой рисковал!

– Да спасибо, спасибо! Задолбал ведь!

Тут Ченни издал какой-то странный звук, словно подавился, и замолк, вцепившись в бинокль.

– Че там такое?

Ченни не отвечал, упираясь в одну точку и тяжело дыша.

– Да, бл*, чего там такое? – Том подполз ближе и вытащил свой бинокль, пытаясь понять, что такого увидел Ченни.

Община, как община.

Пожалуй, забор выше, чем в других. Кроме забора, по периметру трейлеры, постоянная охрана, суровые мужики с дубьем.

Понятно, огнестрелка в дефиците.

Место вообще хорошее, просматривается со всех сторон, видно, что старейшина опытный мужик. Ну, или баба, что вряд ли. Бабы, а особенно умные, по нынешним временам были страшной редкостью. И предметом торговли.

Вообще, удивительно, как мир изменился за десять лет.

Тогда, в самом начале, бомбы е*нули по всем мало-мальски значимым городам страны, моментально отправив к праотцам большую часть населения с правительством во главе.

Остальных подкосила охренительная радиация, от которой часть сразу отдала концы, а другая часть начала мутировать с дикой скоростью. Чего там напихали русские в эти свои хреновины, непонятно. Да и не важно.

И, судя по тому, что завоевывать их никто не приехал, советы ответочку все-таки получили, и им резко стало не до войны. Всем повезло, короче.

И, самое главное, виновных-то не найти теперь! Сдохли все виновные! Или сидят где-нибудь глубоко под землей, в своих пятиэтажных бункерах, под завязку набитых жратвой, и носа наружу не кажут.

И это правильно, в общем-то.

Потому что, встреть Том хоть одного из этих бывших сильных мира сего, развлекся бы на полную катушку. Как в молодости когда-то.

Том опять пихнул брата локтем, спрашивая, куда смотреть, и вдруг замер. Потому что сам нашел.

Сердце застучало, часто и гулко, губы пересохли.

Нихрена себе, реакция.

В принципе, вполне понятно, чего мелкий в статую превратился.

Баб по нынешним временам особо не найдешь. Тем более чистых.

А эта была чистой. Реакция братишки говорила сама за себя.

Бинокли у них были хорошие, взятые на военной базе, увеличение отличное.

И изгибы девчонки, танцующей во внутреннем дворике одного из домов, видно было во всей красе.

Том прилип к биноклю, забывая дышать. Рядом возбужденно сопел Ченни.

Девчонка, тоненькая, худенькая, с длинными светлыми волосами, еще мокрыми после мытья, танцевала легко и плавно, заводяще изгибаясь и проводя руками по рассыпавшимся по всей спине и достигающим поясницы волосам. Длинное домашнее платье обвивалось вокруг стройных ножек, открывая изящные лодыжки и аккуратные коленки. Глаза на нежном лице с тонкими правильными чертами были закрыты. Похоже, она что-то напевала себе под нос и мягко двигалась под собственное мурлыканье.

Это было настолько нереальное, настолько завораживающее зрелище, что Том даже ущипнул себя, проверяя не спит ли. А то, может, получил солнечный удар и вырубился тут же на крыше? И эта танцующая фея только в его больной башке?

– Ченни… Ты это видишь, да? – голос был хриплым, глотка пересохла от возбуждения.

– Да.

Брат, для разнообразия, был немногословен.

– Она… Чистая? Ты чуешь ее?

– Да. Чистая.

– Бл***.

– Ага.

– Ченни. Ты ведь думаешь о том же, о чем и я?

– Да.

– Пошли тогда, Ченни. Пошли.

Глава 2

Лиса лежала у себя в каморке на узкой койке, машинально поглаживая уже наливающуюся синим ссадину на скуле.

Тяжелая рука у этой твари, очень тяжелая. Так звезданул, что показалось на миг, будто голова лопнула.

Но не боль от ссадины, вполне привычная уже, тревожила, нет.

Сердце заходилось страхом. Ужасом. Тело одеревенело, она его практически не чувствовала, словно отлежала все конечности разом.

Лиса лихорадочно обдумывала ситуацию, искала и не находила выход.

Не было его, выхода.

Нет, конечно, она всегда знала, что этот момент наступит.

Что придется платить.

Жизнь в общине отличалась простотой: платишь за еду и кров, или выметаешься на просторы страны. Прямо к мутантам в лапы.

Пока была жива Ненни, Лису не трогали.

Когда-то давно приемная мать смогла договориться с общиной, и старейшина принял чужих людей. С удовольствием принял.

Ненни была хороша собой, умела разговаривать и нравиться. Старейшине Дэниэлу она понравилась.

Он принял ее в свой дом прислугой с широким спектром обязанностей, и все в общине им завидовали. Женщины просто злобой исходили. Каждая была бы не прочь на таком теплом местечке пригреться.

Дэниэлу по праву всегда доставалось все самое лучшее.

Все, что приносилось и привозилось в общину, все, что можно было взять от земли. Старейшина все-таки.

Ненни завидовали многие, и только Лиса, приемная дочка, тогда еще очень маленькая, но уже много чего понимающая, знала, как ей нелегко.

Лиса часто слышала крики Ненни, когда та оставалась с Дэниэлом наедине, ее мучительные стоны и плач. Девочка помогала потом прикладывать отвары из трав, рассасывающие жуткие синяки и укусы на тонкой нежной коже.

Еще тогда она возненавидела этого скота. Мечтала, что когда-нибудь она всадит ему нож прямо в живот. Или в горло. И будет смотреть, как он кровью захлебывается. Она знала, как это бывает. Видела.

Она мечтала, что однажды они с Ненни будут жить в своем маленьком домике, и никто, ни одна тварь с яйцами и близко не покажется на пороге!

Ненни смеялась этим ее наивным мечтам, подхватывала маленькую Лису на руки и танцевала, кружилась по комнате, и тело само вспоминало давно забытые движения. Иногда Лисе удавалось уговорить Ненни, и та показывала ей несколько красивых, плавных связок, чувственно-томных и безумно нежных.

В той, прошлой жизни, Ненни танцевала на сцене.

Лиса никогда не была в театре, но помнила что-то похожее в мультиках.

Ненни танцевала, напевая себе под нос легкую песенку из диснеевской сказки про Золушку.

И не было в этот момент прекраснее нее никого на свете.

Лиса помнила эту сказку, этот красивый яркий мультфильм.

Ненни танцевала, а Лиса представляла, что вот-вот, прямо сейчас покажется фея-крестная и взмахом волшебной палочки перенесет их в сказочный мир, где нет голода, холода, опасностей и кровожадных злодеев, охочих до красивых нежных золушек.

Приемная мать умерла несколько месяцев назад. Внезапно. Просто легла утром на кровать и не встала.

В общине не было врачей, что с ней произошло, никто сказать так и не смог. Да особо и не разбирались.

Дэниэл пару дней нажирался до черноты в лице крепким самогоном и распускал руки, гоняя Лису по всему дому.

Она привычно пряталась. К манерам этого скота она уже привыкла.

А потом все покатилось по-прежнему. Ее работа по дому, привычная для женщины. Правда, Ненни рассказывала, что когда-то все было по-другому. Были всякие умные машины, которые прибирали, мыли полы, посуду, даже еду готовили! И Лиса кое-что сама помнила, хотя, когда случилась катастрофа, ей только восемь стукнуло.

Ей повезло, что родители жили в своем домике. А еще, что в их штате частыми гостями были ураганы. Поэтому имелось очень хорошее убежище, где можно было переждать стихию.

Мама успела запихнуть дочь туда и закрыть замок. Снаружи.

Лиса до сих пор не знала, почему она не побежала с ней вниз, почему осталась наверху? Не хотела прятаться без отца? Забыла что-то и вернулась?

Теперь это было уже неважно.

Важно, что радиация дошла до них третьей волной, уже на излете, но родителям хватило.

И маленькая Лиса, которая подъела за два месяца все припасы и доканчивала бутилированную воду, точно умерла бы в этом убежище, если б не Ненни.

Что балерина делала в глубинке, в сельской практически местности, Лиса тоже так и не узнала. Как и то, откуда сама Ненни, была ли у нее семья, родные. И почему она вдруг решила открыть засов и проверить, что там прячется, в земле?

Про мутантов тогда еще не знали. Они стали появляться гораздо позднее, года через два после случившегося.

Мертвая страна ощетинилась мелкими общинами выживших, куда не допускались посторонние.

А вот их с Ненни взяли. Но какова была цена!

Лиса только теперь, уже повзрослев, начала в полной мере осознавать это. Особенно, после смерти своей приемной мамы.

Дэниэл, погоревав, в отношении нее особо не изменился. Все тот же грубый скот.

Вот только взгляд его темных, налитых кровью глаз, провожающий каждый ее шаг в последний год, в эти несколько месяцев стал еще более пугающим. Откровенным.

Лиса понимала, что это значит.

Похоже, Дэниэл решил не ходить далеко в поисках замены Ненни.

Она обмирала от ужаса, понимая, что деться ей некуда.

Никто не поможет, никто не защитит.

Он в любом случае сделает с ней все, что захочет.

Даже непонятно, почему медлил.

Впрочем, в последние месяцы дел у старейшины было невпроворот.

Урожая не было совершенно, летняя засуха не оставила никакой надежды.

Запасы иссякали, а новых не предвиделось, потому что для того, чтобы что-то появилось, надо было постоянно выезжать за пределы общины, рисковать жизнью, обшаривая окрестности.

Никто из жителей этого делать не хотел.

По округе бродило несколько стай мутантов разной степени одичалости. Нападали они всегда одновременно и шансов не оставляли.

Дэниэл несколько раз, рискуя обескровить общину, выезжал вместе с десятком крепких мужчин в соседние поселки, обменивал продукты, пытался договориться о сотрудничестве.

Но безуспешно.

В каждом поселении были похожие проблемы, и взваливать на себя еще и соседские никто не стремился.

Лиса опять потрогала ссадину. Болит, зараза. Закрыла глаза, думая, как же она так подставилась. И, главное, когда?

И где?

Где они могли ее увидеть? Откуда они вообще про нее знают?

Она вспомнила налитые кровью больше обычного глаза Дэниэла, его дрожащие обвисшие брыли, противный высокий голос, который от ярости и страха становился еще визгливей.

– Ну чего, тварь, нашарое*илась где-то по кустам? А?

С этими словами он и звезданул ничего не понимающей Лисе по лицу.

Та охнула, сверкнула на него злым взглядом, молча вытерла кровь.

– Что, сказать нечего? Говори, тварь, где ты с ними спелась?

– С кем?

Лиса предусмотрительно отошла подальше, чтоб не достал во второй раз. Она начала подозревать, что старейшина рехнулся. Не пойми, о чем говорит.

– С ублюдками этими, хантерами!

Лиса непонимающе смотрела на Дэниэла.

О том, что с утра к ним явились хантеры, она знала, но встречать их не бегала. И вообще, ни с одним хантером она никогда не то что не разговаривала, но даже и не пересекалась взглядами.

Напутал что-то этот скот. Или допился, наконец.

– Я их не знаю! – решила внести она ясность, хотя прекрасно понимала, что ни одному ее слову Дэниэл не верит.

– Зато они тебя знают! – заорал старейшина, уже не сдерживаясь, стуча кулаком по столу, – откуда? Откуда, бл*, они тебя знают? Где ты с ними встречалась? А? Может, и спала уже с ними? А я-то дурак, все думаю, что ты – целка невинная! А ты – бл*дь! Потаскуха!

Лиса, во время этой дикой сцены сделавшая несколько шагов к двери, готовясь быстренько нырнуть за нее, если Дэниэлу приспичит еще ее ударить, застыла на месте.

Дикость обвинения не укладывалась в голове.

Не знает она никаких хантеров!

В глаза не видела!

Она в последние два года и не выезжала никуда из общины!

Что он там сказал?

Они ее знают? Не могут они ее знать!

Именно это она и заявила красному, как рак, Дэниэлу, подумав, что, если так дальше пойдет, то удар он себе заработает непременно. Может, сдохнет уже, наконец.

Дэниэл повращал выпученными белками глаз, посопел, пытаясь вдохнуть воздух, и внезапно уселся за стол, притягивая к себе стакан и залпом выпивая содержимое. Судя по мгновенно распространившемуся зловонию, явно не воду.

– Ладно, плевать. Все равно деваться некуда. – Он поднял на нее тяжелый мутный взгляд, – они принесли мясо. Целого оленя. Нам его хватит надолго. И они подрядились еще.

Лиса не могла поверить. Неужели удача наконец-то повернулась к ним лицом? Заполучить хантеров в общину, хотя бы до весны, было невероятной удачей.

Эти люди были единственными, кто не боялся передвигаться по местности, кишащей мутантами. Мало того, они еще и охотились. Причем, не обязательно на животных.

Очень часто хантеры приносили редкие ценные вещи, оставшиеся от погибшего прошлого мира.

Авантюристы, разбойники, убийцы, смертники.

Как их только не называли.

Общины мало что могли им предложить. Только кров на несколько дней, немудрящую еду и женщин.

Если поселение богатое, то хантеры подряжались на несколько месяцев, добывая мясо, артефакты, а иногда и защищаясь вместе с жителями от мутантов.

Но чем могла привлечь таких бедовых парней их бедная община?

Ни развлечений у них никаких, ни выпивки нормальной, ни женщин интересных.

Как Дэниэлу удалось договориться с ними? Да жители его на руках носить будут теперь.

И олень. Целый олень! Что же хантеры потребовали взамен?

– Они приходили раньше? – она рискнула подойти на несколько шагов ближе, заметив, что Дэниэл вроде как поутих.

– Нет, я их не знаю. Но оленя они принесли чистого. И сами не фонят.

– Чего же они хотят? Что у нас есть интересное для них?

– А вот здесь как раз и начинается все самое забавное, – он опять поднял на нее тяжелый взгляд. – Они хотят тебя. И, возвращаясь к началу нашей беседы: откуда ты их знаешь, сучка?

– Это… Это… Как? Меня?

Лиса даже заикаться начала от неожиданности.

– Вот так, тварь малолетняя, пришли и сразу заявили, что отдадут оленя за тебя. На сутки. Имя, правда, не назвали, но описали очень точно.

Он полюбовался ее бледным лицом.

– Вот и ответь мне, шлюха, откуда они знают цвет и длину твоих волос? Да этого даже не все жители общины знают! Ты же вечно ходишь в какие-то тряпки замотанная по самые уши! Где они могли тебя увидеть?

– Я… Я не знаю!

Лиса прижала руки к лицу, пытаясь угомонить внезапный ужас.

Дэниэл смотрел на нее злобно. И с сожалением.

Лису буквально затрясло от осознания.

– Ты… Ты же… Нет! Ты слышишь? Нет! Я не буду этого делать!

– Будешь. – Голос Дэниэла стал пугающе спокойным и равнодушным. – Еще как будешь. Потому что если не сделаешь то, чего они хотят, то завтра же я тебя выкину за пределы общины. И назад не пущу. Ты ведь знаешь, что мутанты с бабами делают? Живой к ним лучше не попадаться. Ну, я тебе дам нож. Канцелярский.

– Дэниэл, – голос Лисы упал до шепота, – Дэниэл, не надо так, пожалуйста! Не отдавай меня им, пожалуйста!

Она поймала себя на малодушной мысли упасть на колени. И, пожалуй, упала бы, если бы был толк.

– Уже отдал. – Дэниэл поднялся из-за стола, с сожалением оглядел поникшую фигурку, – сегодня вечером. Я пригласил их пожить у нас. В комнате Ненни.

Он обошел ее, дернул ручку двери, обернулся на пороге:

– И не вздумай спрятаться, сучка. Иначе найду и сам вые*у так, что стоять не сможешь. А потом за ворота выкину без трусов.

И вышел, оставив Лису осознавать ситуацию.

И вот теперь она лежала, кусая губы, и не могла придумать выхода из ситуации. Его не было, выхода.

От людей она узнала, что охотников двое. Двое здоровенных мужиков, один другого страшнее.

Ненни, милая Ненни, зачем ты это сделала? Зачем ушла?

И что ей теперь делать?

Лиса пролежала до вечера, не в силах пошевелиться, и, когда в комнату без стука вошел старейшина, только повернула голову.

– Пошли.

Он мотнул головой в сторону выхода.

– Дэниэл… Пожалуйста, Дэниэл…

– Вставай, я сказал. И рожу умой. И улыбайся! Если им не понравится, я тебя лично за ворота выкину. Даже трахать после них не стану.

Лиса молча встала, пригладила волосы, плеснула водой из тазика в лицо.

И вышла в дверь первая.

Глава 3

Том как раз успел сбрить с лица многомесячную поросль и переодеться в сменную майку, когда дверь открылась, и старейшина втолкнул девчонку.

– Она? – хмуро спросил он, буровя Тома бешеными красными глазами.

Том ласково улыбнулся в ответ, отвечая на дерзость предупреждающим взглядом, демонстративно медленно и тягуче оглядел тонкую фигурку.

– А чего такие нервы, уважаемый?

– Никаких нервов, – взвизгнул мужик, брызгая слюной аж на полметра, – уточняю просто!

– Ну, раз уточняешь… – Том помедлил, не сводя глаз с девчонки (пи**ец, как хороша!), – тогда да, это она.

Он, наконец, отвел взгляд от их с Ченни приобретения, жестко уперся в красномордого старейшину:

– Свободен. И чтоб сутки я тебя здесь не видел.

Тот подавился злобой, глянул еще раз на съежившуюся фигурку и ушел, хлопнув дверью напоследок.

Девчонка жалко вздрогнула.

Том уселся за стол, достал заначенный окурок. Прикурил, не сводя пристального взгляда с напряженной фигурки.

Да, это определенно была она. Плясунья.

Светлые волосы убраны под темный уродливый платок, бесформенное платье скрывает изгибы тела.

Но даже в этом дурацком отталкивающем прикиде девчонка была хороша. Нереально хороша. И вблизи еще лучше. Потому что к визуальному удовольствию добавилось обонятельное.

Она нереально вкусно пахла!

Что-то давно забытое. Что-то не из этой жизни.

Том сидел, втягивая дрожащими ноздрями ее запах, скользил взглядом по ее стройной фигурке и чувствовал накатывающее волной возбуждение.

Хотелось ее раздеть. Снять платок с головы, содрать эту хламиду. Рассмотреть во всех подробностях, понюхать, попробовать на вкус нежную кожу.

И он непременно это сделает.

Вот только Ченни дождется с едой.

– Как тебя зовут?

Девчонка опять вздрогнула. Да чего же она пугливая такая?

– Элис. Лиса.

Голос ее тоже ласкал слух, дарил наслаждение. Интересно, как она стонет? Громко? Тихо? Разговаривает во время секса? Или молчит?

Да уж, давненько у него не было бабы, мысли все время к этому скатываются.

Чтоб успокоиться, он затянулся глубже, откинулся на спинку стула.

– Иди к столу, сейчас брат принесет еду.

Лиса сделала несколько осторожных шагов, аккуратно присела на самый краешек стула.

– Вы братья? Родные?

– Роднее не бывает, девочка. Пить хочешь? Или покурить?

– Нет, спасибо.

– Тебе надо расслабиться.

– Не надо…

Ему показалось, или в ее голосе прозвучала мольба?

Насчет чего она сказала: «Не надо»?

Насчет его предложения или насчет всего остального?

Впрочем, неважно.

Этот краснорожий мудак, старейшина, наверняка уже подготовил ее.

Да и сама не маленькая, должна понимать.

А, учитывая, где и с кем она живет, точно должна знать, что к чему.

У Тома никаких иллюзий не было относительно отношений хозяина дома и девчонки.

Слишком уж бешено-собственнический взгляд у него был, когда хантер назвал цену.

Явно спит с девочкой и отдавать не хочет.

А вот пришлось.

Том усмехнулся, опять вспомнив злобу и растерянность на лице старейшины. Да уж, не повезло девочке с ним.

Да и с ними тоже не повезло.

И у него, и у Ченни бабы не было слишком долго, чтоб сейчас жалеть и церемониться.

Девочка ежится от его слишком откровенного взгляда, прячет глаза.

Отворачивается, машинально поправляя платок, словно пряча что-то на щеке.

Шрам? Ссадина?

– Сними платок.

Испуганный взгляд. Но вопросов не задает лишних, стаскивает серую тряпку с головы.

Волосы, замотанные в тугой пучок, тонкая шея, гордая посадка головы. Как у балерины.

Тому сразу вспомнилось, как он, совсем еще маленький, ходил с родителями на балет.

Ченни тогда еще не родился даже.

Тонкие, воздушные девушки, как райские птички, порхающие по сцене, произвели на него неизгладимое впечатление.

Он понял, почему его так сильно зацепила эта девочка. Она двигалась так же. И неуловимо напоминала тех легких изящных куколок из его недолгого счастливого детства.

На скуле у Лисы синел уродливый синяк. Спрашивать, как она его заработала, смысла не было.

С трудом подавив мутную волну ярости, поднимающуюся из груди, Том мысленно сделал зарубку в памяти, более основательно пообщаться с красномордой крысой.

Но это потом. Все потом.

– Покажи, что у тебя там.

Она послушно повернула голову.

Надо же, какая покладистая. Хорошо ее этот мудак выдрессировал.

Понадобилось серьезное усилие воли, чтоб прогнать из головы мерзкую картинку хрупкого тела девочки, извивающегося под этим боровом.

Вот почему таким скотам всегда везет?

Том, неожиданно разозлившись, резко поднялся, шагнул к съёжившейся за столом фигурке, рывком поднял, разворачивая, чтоб получше разглядеть синяк.

Девочка не смогла сдержать испуганный всхлип.

Том какое-то время молча смотрел на ее скулу, затем наклонился и легко лизнул место удара.

Лиса крупно, всем телом, дрогнула в его руках, судорожно вздохнула, непроизвольно дернула рукой, словно пытаясь вырваться.

Том, моментально одуревший от вкуса ее кожи, от запаха чистого тела, ударившего ему в ноздри, понял, что сдерживаться он уже не в состоянии.

Ченни будет ворчать, но хер с ним.

Нефиг задерживаться так надолго.

Глава 4

Лиса прекрасно понимала, что ее ждет.

И только молилась, чтоб все закончилось быстро. Может, хантеры слишком устали для долгих игр?

Может, не будут ее мучить, пожалеют?

Но, натолкнувшись на прямой, жадный взгляд темноволосого крепкого мужчины, лениво развалившегося за столом, она поняла, что никто ее щадить не собирается.

Слишком откровенно, до невозможности недвусмысленно он смотрел.

Лиса ждала, что ей сразу укажут на постель, но хантер удивил.

Пригласил присесть, даже попытался быть гостеприимным.

Словно какие-то, давно уже отмершие в этом мире, человеческие нормы приличия соблюдал.

Словно пытался успокоить, настроить на нужный лад.

Как самый обычный человек, а не хищник, играющий с добычей.

Хищники обычно не ждут. Не церемонятся.

Он задавал вопросы, медлил, рассматривая ее, и совсем не казался зверем.

Внешне.

Если б не этот его плотоядный до невозможности, пожирающий буквально, взгляд.

Лиса пыталась набраться смелости, чтоб посмотреть ему в глаза и спросить, почему именно она? Как они узнали о ее существовании?

Но не могла, никак не могла, буквально сжимаясь от невероятно острого ощущения незащищенности, собственной слабости, что вызывал его тяжелый давящий взгляд.

Лиса пропустила момент, когда он резко оказался возле нее. Когда силой прижал к себе, повернул ее голову, разглядывая синяк.

Сердце забилось судорожно и больно, и стало невозможно сдерживать дрожь испуга, когда он внезапно наклонился и легко дотронулся языком до ее скулы.

Неожиданная ласка потрясла.

Ее никто никогда так не касался.

Ее вообще никто никогда не обнимал, не целовал. Кроме Ненни.

И теперь Лиса была просто ошарашена.

Хантер между тем не остановился, продолжая ласкать ее скулу языком, губами, доходя до уха, прикусывая кожу, спускаясь ниже по шее к ключице.

Тяжелые сильные руки его сжимались на ее талии капканом, притискивая все крепче к твердому горячему телу, скользя по спине, плечам, заставляя тихо всхлипывать от неожиданной боли. И неожиданных, непонятных ощущений. Потому что слишком сильно, слишком грубо, слишком по-собственнически.

Лиса стояла, не шевелясь, лишь покорно отводя в сторону голову, открывая доступ к шее, к груди, куда уже добрались жадные ладони, лишь непроизвольно вздрагивая, когда он делал особенно больно, не контролируя силу.

Она старалась как-то абстрагироваться, отключиться от реальности, представить, что все происходит не с ней.

В детстве это здорово выручало, иначе Лиса давно бы с ума сошла.

Но вот сейчас не получалось. Слишком новыми, слишком острыми были ощущения.

Том, жарко дыша ей в шею, зарылся всей пятерней в пучок на макушке, вытаскивая шпильки и запуская обе руки в размотавшуюся копну волос, оттягивая голову девушки назад.

– Посмотри на меня.

Лиса, еще сильнее сжавшись от приказного, жесткого тона, послушно открыла глаза.

Натолкнулась на совершенно невменяемый, острый, жадный взгляд, и испуганно вздохнула, как никогда понимая, что пощады ей не будет.

Твердые горячие губы вжались в ее рот, настойчивый язык проник внутрь, подчиняя, заставляя дрожать всем телом.

Сквозь туман в голове Лиса услышала, как рвется ее платье, почувствовала грубый рывок, и поняла, что осталась в одном белье, что руки его уже жарко скользят, исследуя изгибы тела, что пальцы уже в ее трусиках, стискивают до синяков ягодицы.

Сжала кулаки, захватывая его майку на груди в горсть, в неосознанной попытке защититься, дернулась, на инстинктах вырываясь, но объятия стали только крепче, болезненнее.

– Да, бл*, Том! – грубый голос, еще ниже, чем у терзающего ее охотника, прозвучал внезапно сзади. – Вот ты скот, а! Не мог потерпеть? Меня дождаться?

Том чуть ослабил захват, отрываясь от губ девушки, позволяя ей из-за своего плеча рассмотреть вошедшего.

Уж лучше бы не смотрела.

Том был высоким, крепким мужчиной, в его руках Лиса ощущала себя беспомощной пичужкой. Но его брат, со злостью глазеющий сейчас на них, был просто огромным. Высоченный, явно выше шести с половиной футов, с разворотом плеч, не вмещающихся в дверной проем, тяжеленными огромными ручищами.

Совершенно не похожий на брата.

С Томом его роднило сейчас только одно.

Грубый, обшаривающий, жадный взгляд, который он не мог оторвать от нее, Лисы.

От понимания того, что сейчас ее просто разорвут на части эти звери, Лиса побледнела еще больше, задрожала, не смогла сдержать испуганного жалкого всхлипа.

Эти двое мужчин, высокие, крепкие, с грубыми жесткими руками и напряженными взглядами явно голодны. Явно давно не видели женщину. И теперь точно не пожалеют. Не обратят внимания на ее неопытность, на то, что она никогда, никогда…

Они же ее замучают просто.

– Ходи дольше, придурок, – проворчал Том, не поворачиваясь, продолжая тискать безвольно обмякшее от ужаса тело Лисы, – чего орешь? Напугал вон девочку до смерти.

– Да это ты ее, дебил, напугал! – Возмутился его брат, делая шаг вперед и сдирая с себя рубашку, – вцепился в нее своими клешнями. Дай сюда.

Он подошел к ним, легко придвинул Лису за плечи к себе, прижимаясь к ее спине горячей голой грудью.

Лиса, почувствовав жар обнаженной кожи, грубые ладони, скользящие бесцеремонно по ее груди, губы, исследующие изгиб шеи, только закрыла глаза беспомощно, откинувшись назад. Стараясь расслабиться. Чтоб не было больнее.

Том, отпустивший ее в руки брата, тоже снял с себя майку, расстегнул ремень на штанах, глотнул из пластиковой бутылки самогон.

Посмотрел на бледную, напряженную, несмотря на все попытки успокоиться и расслабиться, девушку, в руках брата кажущуюся еще более хрупкой и беззащитной, покачал головой.

– Да уж, ты знаток баб, отморозок, бл*. Она сейчас вообще помрет от страха. Такой гоблин, это ж пи**ец, че такое! Не сжимай ты ее так, раздавишь, дурака кусок!

– Отвали, мудак, – пробормотал тот, облизывая нежную кожу у ключицы, пытаясь как можно аккуратнее и нежнее обнимать девушку.

Том плеснул в стакан самогон, поднес к губам Лисы.

– Пей. Поможет расслабиться.

Лиса послушно выпила полстакана, задохнулась от крепости.

Ченни взял ее за затылок, легко повернул к себе, опять наклонился, нацеловывая шею, спускаясь ниже, бормоча:

– Чего так напряглась-то? Можно подумать, в первый раз…

И не обратил внимания, увлеченный игрой с ее грудью, как еще больше вытянулась в струнку девушка.

Зато Том обратил.

Взял за подбородок, разворачивая к себе, заглянул в помутневшие от нахлынувшего алкогольного дурмана глаза:

– Только не говори мне…

Лиса лишь тихо выдохнула, стараясь отвести взгляд.

Ченни тоже замер, осознавая ситуацию.

Поднимая на Тома вопросительный взгляд, в котором, по мере понимания, все больше загорался радостно-жадный огонь.

– Придурок ты порченный, – выругался Том, – как ты не понял-то?

– А как я по-твоему, должен понять? – проворчал Ченни, аккуратно разворачивая девушку к себе лицом, – я же не рентген все-таки. И не экстрасенс. Ауры девственниц, бл*, не вижу! Сам-то чего не спросил? До того, как в трусы полез?

– Да я и подумать не мог, что этот скот, с которым она живет, ее не трахает.

Тут Том еще раз оглядел уже практически обнаженную фигурку девушки, стоящую между ними, с удовольствием задерживаясь на высокой, маленькой груди, тонкой талии, крепких, красивых бедрах.

– И не будет теперь, – уверенно бросил он, поймал утвердительный кивок брата и дернул Лису на себя, поднимая на руки и шагая в сторону кровати.

Девушка, уже сильно одурманенная алкоголем, которого до этого не пила ни разу, покорно обвила руками его шею.

Она не особо много поняла из их разговора, да и не хотела понимать.

Она думала только о том, чтоб попросить еще самогона, что так замечательно действовал на нее, отключая сознание, расслабляя и позволяя принять ситуацию такой, какая она есть.

Лиса надеялась, что еще с полстакана она не просто расслабится, а улетит совсем, отключится, и потом не вспомнит, что с ней делали хантеры.

Но надежды не сбылись, выпить больше никто не предложил, а сама она не успела попросить, потому что Том уже донес ее до кровати, положил на покрывало и лег сверху, кладя одну руку на грудь, а другую на промежность.

Лиса, ощущая его пальцы там, где еще никто никогда не касался ее, выгнулась испуганно и попыталась сжать ноги, но Том легко преодолел ее сопротивление, кивнув подоспевшему брату на ее руки и устраиваясь между разведенных тонких ног.

Наклонился, хищно и шумно вдохнул ее запах, как зверь обнюхивает самку в течке.

– Слушай, крошка, – неожиданно он притормозил, провел ладонью по ее лицу, мягко отводя пряди назад, – ты не бойся нас. Мы не звери. Просто давно не было никого. Мы осторожно.

– А хочешь, не будем, а? – его брат тоже наклонился над испуганной девушкой, облизнул губы. Было видно, что это предложение далось ему с трудом и явно было полной неожиданностью для старшего, потому что тот только выругался грязно. Но не стал останавливать. – Сейчас кого другого попросим?

Том в это время неосознанно поглаживал промежность девушки, мягкими аккуратными движениями, рождая в ее расслабившемся после алкоголя теле неожиданно сладкий отклик.

Лиса, невольно подрагивая и тяжело дыша, закрыла глаза. И представила на месте братьев Дэниэла. И поняла, что не хочет. Не хочет, чтоб первым был он.

Пусть уж лучше хантеры. Пусть так. Только не этот скот. Не это животное.

Может, братья будут нежнее? Они же не торопятся. И даже спрашивают.

В их мире, где женщина – давно просто товар, это очень странное поведение. И особенно странное для хантеров, привыкших брать без разговоров.

Может, раз так осторожничают, то пожалеют?

– Нет, – она посмотрела в упор на Тома, перевела взгляд на Ченни, – хочу вас.

Том, переглянувшись с братом, и, не скрывая довольного блеска глаз, прошелся еще раз по нежной плоти, пробуждая невольную дрожь, откинулся на руках, оглядывая их собственность на сутки, наклонился опять, целуя шею, ключицы, спускаясь к груди, заводясь еще сильнее и понимая, что, пожалуй, эти ритуальные танцы надо заканчивать. А то как бы не облажаться. Ченни потом ржать будет до икоты.

Девочка была настолько нежной и податливой, настолько шикарным и неожиданным для них, двух матерых дегенератов, подарком, что сил уже не оставалось. Потом они еще потанцуют. Потом. Попозже. А сейчас…

– Бл*, никакого терпения нет, ты уж прости, крошка, – пробормотал он, еще шире разводя ее ноги и плюя себе на руку, распределяя слюну по члену и по промежности девушки. – Потерпи чуть-чуть…

Он посмотрел на Ченни, тот понятливо прикрыл Лисе рот рукой, другой прижимая ее запястья над головой и одновременно жадно прихватывая губами напряженный острый сосок.

Лиса даже не осознала сначала, что это была боль.

Она не боялась боли, в последнее время, после смерти Ненни, даже привыкла к побоям, к тому, как разрывается голова от ударов, как жаром остро обжигает внутренности, когда кулак врезается в живот.

Но она никогда не думала, что может быть так больно.

Так, что сначала это даже не воспринялось, как боль. Это было нечто совершенно запредельное, дикое и непонятное.

Она не закричала, когда Том вошел в нее, разом, во всю длину, не жалея.

Она просто неосознанно сильно сдавила зубами ладонь Ченни, так, что прокусила кожу до крови, и выгнулась, насколько это было возможно под тяжелым жестким телом.

И закрыла глаза. Совершенно сухие. Организм не смог отреагировать на такое привычной реакцией.

Лиса не особо осознавала происходящее, спасибо самогону, значительно облегчившему восприятие.

Она, словно во сне, в тяжелом, жутком дурмане, ощущала тяжелые, грубые толчки, жесткий член, двигающийся внутри нее размеренно и сильно, чужие руки на своих плечах, чужие губы на своей груди. Жаркий шепот, убаюкивающий, успокаивающий, утешающий.

Всего этого было слишком много, чудовищно много, с избытком!

Все это не вмещалось в ее голове, никак не осознавалось.

Только чувствовалось.

Наконец-то пришла боль, такая, какая она должна быть, когда в тебя вторгаются грубо и безжалостно, когда мучают чужими прикосновениями.

Пришли запахи.

Свои – пота, жара, боли. Чужие – терпкие, мужские, смешивающиеся друг с другом и с ней, пряно-возбужденные, острые, забивающие ноздри, мешающие нормально вздохнуть, еще сильнее, еще жестче дурманящие и без того безумную голову.

Пришел вкус.

Соленая кровь из прокушенной руки, стекающая ей на подбородок. Сладкий почему-то, отдающийся дополнительным жаром внутри вкус губ Ченни, спиртовой, обволакивающий – Тома.

Лиса открыла глаза и увидела свои ноги, беспомощно подрагивающие на плечах Тома, отстраненно удивилась тому, насколько ее ступни хрупкие и тонкие по сравнению с его массивными плечами. По сравнению с запястьями Ченни, который как раз прижался к ее пальчикам на ногах губами, облизывая каждый по очереди, оглаживая ладонью лодыжку, стараясь расслабить, снять напряжение.

Он поймал ее взгляд и замер, словно гипнотизируя.

Лиса почувствовала, как что-то черное, липкое ползет из его глаз, забирается прямо ей в голову, отключает боль и ужас, бьющиеся в мозгу, и в то же время не мешает воспринимать происходящее.

Она внезапно ощутила грубые толчки уже не как жестокие, болезненные, а как наполняющие, раз за разом, все глубже, все сильнее, достающие до какой-то точки внутри нее, дарящие жаркое, острое, неизведанное ощущение чего-то грядущего. Какого-то невероятного по силе взрыва.

Того, что поглотит ее, раздавит, сметет.

Она начала неосознанно двигаться, пытаясь приблизить это. Боясь того, что произойдет и желая этого.

Но Том внезапно что-то сказал на непонятном языке, хрипло застонал, двигаясь еще сильнее, и замер, содрогнувшись всем телом, уткнувшись губами в шею Лисы.

Девушка, даже не понимая, что все уже кончилось, попыталась двигаться еще, чтоб все-таки достичь, заполучить что-то, названия чему она не знала, но, как оказалось, без помощи мужчины это было невозможно.

Жар и предвкушение отступали, давая место боли, и Лиса застонала от безысходности. Ей не удалось поймать это, получить это!

Она сжала пальчики на каменных плечах придавившего ее Тома и со слезами укусила его, испробовав и его кровь на вкус.

Тот вздрогнул, приподнялся, машинально схватившись за место укуса, недоверчиво посмотрел на девушку.

– А ты кошка дикая, да? Ничего, сейчас мы тебя укротим.

Он откатился в сторону, грубые ладони его брата подхватили Лису за талию, прижали спиной к жаркому телу.

Ченни зашептал на ушко девушки:

– Тихо, тихо, я знаю, чего ты хочешь, сейчас, сейчас…

Пальцы скользнули ей между ног, пачкаясь кровью и спермой, потерли бугорок клитора. Лиса неосознанно выгнулась, сжав бедра, прихлопывая руку, потираясь о нее.

Она не понимала, что происходит, что они делают с ней, да и не хотела понимать.

Мозг, самостоятельно или под воздействием каких-то дополнительных факторов, словно заменил центр боли на центр удовольствия. Словно решил пожалеть свою хозяйку, зная, что осознания происходящего в полной мере она может и не выдержать.

Поэтому, когда Ченни, все еще лежа позади нее на боку, поднял ее за бедро, облегчая себе проникновение, она не почувствовала боли. Может, осознала ее, но не почувствовала.

Только желанную наполненность. Только острое, жаркое растяжение.

Только тяжесть внутри себя, такую сильную и правильную.

Ченни шумно дышал, крепко прижимая к себе, уложив ее голову на сгиб мощной руки и вылизывая шею и ключицу жестким жадным языком.

Том придвинулся ближе, провел пальцами по мокрым щекам (когда успела заплакать?), сжал напряженный сосок, наклонился, лизнул.

Лиса застонала от нового ощущения остроты и жара, пронзившего ее.

– Брат, давай, – прохрипел Ченни, сжимая ее еще крепче, ускоряясь, заставляя откинуться назад, подставить губы для поцелуя.

Том легко и нежно коснулся клитора, потер, подбирая темп.

Лиса поняла, что еще чуть-чуть – и она буквально на части разломится от избытка ощущений, от избытка чужих рук и губ на своем теле, и снова поймала эту, так бездарно упущенную прежде волну, что грозила вылиться цунами, и начала, насколько это было возможно в ее положении, двигаться, стараясь попасть в такт ударам тела Ченни внутри и скольжению пальцев Тома снаружи.

И в какой-то момент ее все же затопило, убило вырвавшейся на волю бешеной волной, ударило в низ живота нестерпимым огнем, прошлось по всем у телу, до самых кончиков волос.

И Лиса закричала, впервые за все это время, закричала в руках братьев, изгибаясь, сходя с ума, не имея сил и желания контролировать свое тело.

Сзади сдавленно зарычал Ченни, сжав ее так, что, казалось, еще чуть-чуть и переломает все кости.

* * *

– Слушай, малышка, – Том подал ей кружку отвара с щедрой дозой самогона, заботливо подоткнул одеяло, мимоходом коснувшись груди, – а кто тебя научил так танцевать?

Лиса, поперхнувшись от вопроса и от дикого сочетания отвара и спирта, закашлялась и долго не могла отдышаться.

– Откуда вы…

Ченни, валяющийся с другого бока расслабленным тюленем, похлопал ей по спине.

– Видели, как ты танцевала на заднем дворе, – Том положил ей голову на колени, зажмурился, когда отдышавшаяся девушка запустила ему пальчики в волосы. – В оптику.

– Это танец Золушки, – тихо сказала Лиса, – меня моя… Мама научила немного. Я не думала, что кто-то увидит… Вы поэтому пришли к нам?

– Агаааа… – протянул Ченни, поглаживая ее грудь через тонкое одеяло, – и нихрена не пожалели.

Лиса отпила побольше горячего отвара из кружки, чувствуя, как под воздействием спиртного мягчеет тело, притупляется боль в промежности.

Она уже видела по взглядам братьев, что они отдохнули и не прочь повторить.

А значит, ей понадобятся силы.

Все ее силы.

Глава 5

Ченни привычно повел плечами перед тем, как подняться на маяк. Узкий проход, со всех сторон окруженный каменными стенами, неприятно напоминал те времена, когда он, сопливый пятнадцатилетний пацан, прятался в узких переходах метро после ядерного удара.

Вспоминать такое было тяжко. Сразу очень остро приходило понимание, что, если бы Том тогда каким-то чудом не нашел его среди сотен других испуганных, истощенных людей, то Ченни явно долго не протянул бы.

Даже несмотря на его, уже тогда начавшее проклевываться, чутье.

А, может, и благодаря этому.

Потому что мутантов не любили. И убивали.

Но у всех, кого убили, мутации были явные. У кого-то начинали расти зубы, с бешеной скоростью превращаясь в клыки. У других гноилась и кусками отваливалась кожа. А на месте язв отрастало хер поймешь, что: то ли чешуя, то ли шерсть, то ли все вместе.

Тогда, в первые годы после катастрофы, люди еще не понимали, что их мира уже нет, и все надеялись, что вот-вот, еще немного – и все наладится. Что придет президент, и армия, и полиция, и… Ну должен же хоть кто-то прийти спасать их задницы? Они ведь платят налоги!

А пока надо уничтожать угрозу, устранять всех зараженных, всех больных, всех сошедших с ума.

Ченни тогда хватило мозгов не светиться.

Сидеть тихо, говорить мало, палить ситуацию.

И ждать.

Вот только он не мог понять, чего ждать. Он, в отличие от других, в спасение не верил.

Жизнь с Томом после смерти родителей приучила к реальному взгляду на вещи. Это очень помогло потом, в приемной семье, куда его определили после того, как Том сел.

И помогало всегда.

Мозгом он понимал, что ждать нечего. Но вот недавно зашевелившаяся внутри чуйка говорила другое. И он поверил.

И не зря, как оказалось.

Потому что Том, неубиваемый сукин кот, смог выжить и выбраться из той жопы, куда залез до этого.

И смог найти его, Ченни.

Хотя, с некоторых пор Ченни усиленно размышлял о том, каким образом брат пришел точно в то место, где был он?

Нью-Йорк большой, подземка еще больше, народу там тогда пряталось немерено.

Чуйка настойчиво стучала в мозг, радостно повизгивая и кивая на себя, любимую.

Но Ченни старательно прятал мысли о том, что это он, не осознавая, мог привести старшего к себе. Думать о таком было страшновато.

Он и до этого подозревал, что знает далеко не все свои способности. Только те, что на поверхности, те, что нужны для выживания.

И хер его знает, что в нем вылезет в критический момент. Может, он и взглядом сможет поджигать, как та девка из книги Кинга?

Это было бы неплохо.

Но все равно пи**цки страшно.

С братом он, понятное дело, ничем таким не делился. У того и так иногда глаза на лоб лезли, когда Ченни что-то отмачивал.

Например, как в тот раз, с Лисой.

Том ведь просек, что это Ченни ее успокоил и боль убрал. И на нужный лад настроил.

В голове мелькнули возбуждающие картинки проведенных в постели с девчонкой суток.

Ченни даже облизнулся, словно ее вкус все еще был на губах.

Сладкая, какая сладкая!

Так он никогда не кайфовал.

Конечно, в начале было немного тяжко, он ее боль очень хорошо прочувствовал, когда в глаза посмотрел. И неосознанно постарался помочь, смягчить, переключить.

И получилось.

Очень хорошо получилось!

Потому что девочка стала такой отзывчивой, такой чуткой, такой готовой на все, что член до сих пор подергивался радостно при воспоминании.

Они тогда из постели сутки не вылезали, по-максимуму используя отведенное им время.

Но все в этой жизни заканчивается. И медовые часы тоже закончились.

Девчонка плакала, когда они уходили. И Ченни это тоже очень хорошо запомнил. И, хотя теперь ей ничего не угрожало, и все определенно знали, чья она, но все равно сердце было не на месте. Одно радовало: чуйка на этот счет молчала.

Перед уходом Том плотненько поговорил со старейшиной с крысиной мордой. Так, как он умел. Доходчиво и внятно.

Ченни знал, что эта тварь все прекрасно осознал. И Лису мало того, что никто и пальцем не тронет, так еще и от работы тяжелой освободят. И, не дай бог, кто-то посмотрит криво. Или словами обидит.

Братья ясно дали понять, чья теперь это девочка.

Ченни, пользуясь своим новообретенным умением, наскоро прощупал главкозла перед уходом и убедился, что тот все уяснил правильно.

– Ченни, сукин кот, ты долго там стоять будешь? – голос брата заставил вынырнуть из воспоминаний и, чуть сжавшись, начать быстро подниматься по узкой винтовой лестнице наверх, – не обосрись там по пути!

Ченни, ругаясь про себя на придурка, все время стебавшего его боязнь закрытых пространств, споткнулся и чуть не загремел вниз.

Хорошо, что лестничный пролет был слегка узковат в плечах, поэтому зацепиться удалось без проблем.

– Штаны проверил? – деловито осведомился Том, едва Ченни, чертыхаясь, показался из люка.

Тот от души послал его нахер и кивнул Барни, даже не сдвинувшемуся со своего места у рабочего стола.

Они не видели старика полгода, но, похоже, он нихрена не скучал.

– Барни, этот придурок может залезать в голову и хозяйничать там, – тут же сдал его Том, и Барни вымело из-за стола со скоростью, удивительной для его возраста и комплекции.

– Ну-ка, ну-ка, идите сюда, молодой человек, – он радушно пригласил Ченни к стулу с закрепленными на нем дьявольскими механизмами, которыми просвечивал голову.

– Может, хотя бы пожрем сначала? – хмуро спросил Ченни, покладисто садясь на стул и позволяя Барни закреплять на нем все эти непонятные проводки.

– Потом, потом! – суетился Барни, – потерпишь. Когда выяснилось?

– Ну… – Ченни поерзал, не зная, как сформулировать, – недавно.

– Девчонке в голову влез, боль убрал и на секс настроил, – тут же влез Том, уже пропасаясь у стола с консервами. – И не говорит, гад, сколько раз до этого ко мне в голову влезал!

– Да не влезал я тебе в голову, отвали уже, придурок, – разозлился на него Ченни, ревниво следя, как маслины исчезают из банки. – Оставь мне, козел!

– Врешь ведь! Еще как влезал! – Том даже не подумал остановиться, доканчивая маслины и приступая к консервированным персикам. К сладкому у него тяга еще с тюрьмы была. – А я-то все думаю, какого хера я делаю все, как тебе надо в последнее время? И добрый такой стал, пи**ец просто…

Барни с сомнением оглядел небритую людоедскую физиономию Тома, хмыкнул.

Ченни только глаза закатил.

Переубедить брата в том, что он им не управлял путем влезания в голову и внушения своих мыслей, было невозможно.

И это злило.

Потому что, вот нахера?

Ну нахера ему влезать Тому в голову, если у них и так все время мысли сходятся? Как у близнецов, бл*!

Хотя и разница в возрасте существенная и опыт жизненный довоенный тоже.

Но за последние десять лет они так привыкли быть вместе, словно впаялись друг в друга.

Во всем договаривались, понимали без слов, по взглядам, все делили пополам. И совершенно не удивлялись и не расстраивались из-за этого. Наоборот, радовались.

Во внезапно сдохшем мире они были друг у друга. И это походило на чудо.

Барни суетился у своей кошмарной установки, уже начавшей вырисовывать загогулины на бумаге.

Ченни было глубоко пофиг, чего он там крутит, главное, чтоб побыстрее. А то этот скот сожрет весь припас, что старик им выделил на это посещение. А больше Барни не даст. Хоть как упрашивай.

Можно, конечно, взять силой, как и все в этом мире, но Ченни об этом даже не задумывался никогда.

Этот старый маяк, с очень хитрой начинкой и вредным старикашкой в придачу, был для них с братом единственным пристанищем, единственной отдушиной, где можно было расслабиться. Где можно было почувствовать себя дома.

Аппарат мирно жрал чистую бумагу, выдавая с другого конца ломаную линию, Том доканчивал банку персиков и сыто отдувался, а Ченни прикидывал, насколько еще старику хватит запасов.

Особо беспокоиться не стоило, жратвы у него было дофига.

Барни всегда был запасливым и предусмотрительным.

Хоть и с сильным прибабахом.

Ну вот кто в своем уме будет продавать шикарный пентхаус в ЭлЭй, отказываться от международного призвания, от престижной работы, где его в зад целовали, и все бабло, включая Нобелевку, вкладывать в старый маяк в жопе мира?

Том считал, что Барни уже тогда, двадцать лет назад, предвидел катастрофу. И подготовился.

На славу подготовился.

Ветхий с виду маяк в реальности был охренительно укрепленной крепостью на полном самообеспечении, набитой под завязку самыми качественными припасами, вещами на все случаи жизни, техникой, предельно автоматизированной и в то же время простой. В обширных помещениях под маяком, выдолбленных в монолитной скальной породе, умещались и автономный генератор, и подведенная скважина, и оранжерея с теплицами, и даже небольшой садок, где плавали карпы.

Попасть внутрь можно было только через верх.

Забраться наверх можно было только по бл*дской лестнице, где вдвоем никак не развернуться.

Барни успел как раз до начала боевых действий. И, скорее всего, и в самом деле верно рассчитал, потому что радиация здесь была минимальная, да и та, за счет удачной розы ветров, быстро сдулась.

Барни предусмотрел все. Кроме одного. Своего, не знающего границ, любопытства.

На третий год автономной жизни он наплевал на осторожность, задушил в себе врожденную паранойю и все-таки выполз наружу, собираясь исследовать небольшой рыбацкий городок, расположенный неподалеку, где сходу угодил в лапы местных отморозков, дико обрадовавшихся редким по нынешним временам средствам защиты, счетчику Гейгера и пистолет-пулемету Kriss. Правда, последним Барни все же успел воспользоваться и даже кого-то там ранил.

Борзому старикашке дали по черепу, раздели и приготовились пытать, потому что, понятное дело, если у него с собой такие сокровища, то сколько же осталось там, где он их взял?

Братья Стоуны тогда появились вовремя.

Обычно не вмешивающиеся в разборки, они почему-то пожалели Барни и отбили его у местной гопоты.

Правда, Том при этом словил пулю. Это теперь огнестрел – удел сильных, а раньше дураки тратили патроны направо и налево.

Барни, несмотря на свою полную ученую отмороженность, добро помнил.

Братья на какое-то время осели в маяке, подлечиваясь и отдыхая.

Старик невероятно заинтересовался особенностями Ченни и долго изучал его на всяких странных приборах.

Для чего ему это было надо, братья особо не интересовались. Ну так, пару раз вопросы задали, но ответ получили настолько непонятный, что забили на это дело.

Ну нравится ему, пусть играет. Чем бы дитя не тешилось.

С тех пор прошло семь лет, братья Стоуны облазили весь континент, от одного океана до другого, нигде подолгу не задерживаясь.

Но в маяк, к Барни, заглядывали регулярно.

История исследований особенностей Ченни уже была размером с Всемирную Энциклопедию, и конца-края этому не виделось.

Каждый раз они притаскивали Барни свежее мясо и всякие прикольные штучки, наследие умершего мира, а он давал возможность отдохнуть и отоспаться. И даже деликатесами из своих нескончаемых запасов делился.

И вообще, относился к двум страшным, диким парням по-доброму, с уважением и даже какой-то отеческой любовью.

– Молодой человек, – Барни, смешно нахмурясь, выглянул из-за своей установки. Ну один в один ненормальный ученый из мульта. – Попробуйте-ка мне внушить что-либо. Надо понять, какой участок мозга задействуется.

Ченни задумался, потом представил, что в комнате внезапно стало холодно. И глянул на Барни.

Тот вздрогнул, машинально ежась, дернулся закрыть маленькое окошко под самой крышей.

И тут же замер, осознавая.

– Прекрасно, это просто … Ээээ…

Он склонился над прибором, что-то лихорадочно подкручивая.

– Так, друзья мои, – довольно повернулся он к братьям, – думаю, мне необходимо сделать еще ряд замеров. Но чуть позже, позже… Сначала это необходимо обработать…

Он опять вгляделся в ползущую из прибора ленту, и, казалось, вообще забыл о гостях.

– Барни, – Том потянулся и шагнул к лестнице, ведущей вниз, – мы пока отдохнем, ага? Ты там случайно табачок еще не выращивал?

Старик, бормоча что-то невразумительное, только махнул рукой.

Том кивнул Ченни на дверь.

Тот подождал, пока Барни освободит его от захватов прибора, и двинулся за братом.

Внизу, располагаясь в отведенной им комнатушке, Ченни, наблюдая за нашедшим на столе кисет с табаком и теперь счастливо дымившим Томом, спросил:

– Девочке что привезем?

Том откинулся назад, задумчиво затянулся.

– Надо в тот торговый смотаться, помнишь? Который от них недалеко. Зараженная зона.

– Так уже давно все сдуло, – заметил Ченни. – И чего там?

– Ну они же не знают об этом. Они вообще дальше забора носа не кажут, ссыкуны. А там… Там склад закрытый. Незаметный такой.

– Не помню. – Ченни стянул с себя пропахшую потом майку, завалился на кровать.

– Да че ты помнишь вообще, сосунок, – лениво протянул Том, – глазами вообще не смотришь, все на свою чуйку полагаешься. А надо все использовать, сколько раз тебе говорил…

– Ну так чего там? – перебил его Ченни, не настроенный сейчас на очередную нотацию.

– А там, брат… Там – книги. Полно. Спорим, она умеет читать? И любит…

Ченни задумчиво нахмурился:

– Ну не знаю, бл*. Она девчонка, я думал, тряпки ей притащить какие-нибудь, или цацки. Или жратву необычную.

– Ну так это тоже можно, одно другому не мешает. Но вот поверь мне, книгам она обрадуется. Или я вообще в бабах не разбираюсь.

Ченни прикрыл глаза и опять вспомнил, как, впрочем, и всегда в последнее время, красивое нежное личико Лисы, ее тонкую фигурку, так будоражаще-сладко изгибающуюся в его руках, ее чувственные губки, прикушенные от невольной боли, ее огромные, распахнутые, казалось, прямо ему в душу, глаза.

В паху приятно напряглось, но Ченни усилием воли заставил себя не увлекаться.

Уже засыпая, он улыбнулся Лисе обещающе.

Скоро. Совсем скоро.

Глава 6

– Лиса!!! Лиса, там твои хантеры!!! Пришли!!!

Лиса вскинулась, торопливо вытерла руки о фартук и побежала с огорода в дом. Сердце стучало дико и заполошно, и кожа мурашками покрылась.

Они вернулись! Они все же вернулись!

Эти две недели, что их не было, тянулись волнительно. И жутко долго.

В первую очередь, потому, что она была вообще не уверена, что братья вернутся.

Конечно, они обещали. Но что стоят сейчас обещания?

Еще они обещали, что ее никто больше не тронет.

Здесь, в принципе, не обманули.

Ее никто не трогал. Руками.

Дэниэл только молча провожал налитыми кровью глазами, сопел, матерился про себя. И стал более придирчивым. То еда не такая, то грязь везде.

Лиса молчала, отворачивалась, стараясь не замечать диких взглядов. Она ужасно боялась, что братья не вернутся больше, обманут не только ее, но и Дэниэла.

Мяса, что они принесли в прошлый раз, уже не было, но старейшина трепанул языком, рассказывая всем, что у них теперь есть личные хантеры, и эти хантеры будут приносить много мяса. Зима по всем признакам предстояла холодная, а в холодные зимы традиционно дичали еще больше мутанты, сбиваясь в здоровенные стаи. Эти стаи передвигались по огромным пустым пространствам, отлавливая себе пропитание, и, случалось, нападали на отдельные небольшие общины. И не всегда у людей была возможность отбиться. Само собой, о том, что какую-то общину сожрали, узнавали не сразу, но узнавали. И еще больше тряслись, не желая высовывать нос за забор.

И подъедая то, что удавалось накопить за теплое время года.

А, если год был не особо урожайным, то в общине наступал голод. Община Дэниэла голод переживала только один раз, еще когда Лиса была совсем маленькой и не особо задумывалась об этом. Но воспоминаний, конечно, хватило. И это еще они без нападений обошлись. По крайней мере, стаи на них ни разу не налетали. Но для ужаса хватало и одиночных мутантов, периодически пасшихся возле поселений людей.

В мертвом мире не было ученых. Поэтому прояснить хотя бы видовую принадлежность тварей, появляющихся иногда в зоне видимости общинников, никто не мог. И только удивлялись, откуда вообще такое могло появиться. И не человек. И не животное. Какие-то странные твари, хорошо, хоть разумом не обладающие. Если бы они еще и думать могли, а не только на инстинктах действовать, то вообще вряд ли, какие из общин выжили бы.

Хантеры, которых было очень мало, прям штучный товар, передвигались между общинами, везде имея свой приличный кусок.

Наверно, они тоже опасались мутантов, но, по крайней мере, хватало смелости с ними драться. И побеждать.

Поэтому они были настолько ценными. Процент выживаемости в их рядах был настолько низким, что те, кто в итоге оставались, были нереально хорошим приобретением для любой общины.

Братья Стоуны хантили с самого начала катастрофы. Поэтому то, что они сделали выбор в пользу их поселения, было удачей. Большой удачей.

И, конечно, Дэниэл все заслуги переговорщика приписал себе.

А то, что ему пришлось отдать хантерам свою приемную дочь, называл выгодной сделкой.

В принципе, для общины так оно и было.

И теперь все боготворили Дэниэла, разговоры о его замене, поднимавшиеся раньше среди жадных до теплого местечка общинников из числа крепких мужиков, заглохли разом. А Дэниэл еще и повернул все так, будто бы он удачно сторговался. Сунул малоценный товар, то есть Лису, в обмен на то, что действительно весомо.

А еда – это очень весомо. И все общинники это понимали. И радовались находчивости и удачливости их старейшины.

В конце концов, ну в самом деле, хантеры только одну девку попросили. На двоих! Смешная цена! А могли бы за каждый принесенный кусок мяса требовать по бабе. Разной. Правда, в таком темпе, бабы скоро закончились бы, и остались только мужики… Но кто их знает, этих хантеров, насколько они неразборчивы…

Нет уж, хороший договор. Отличный просто.

Ну, а то, что Лису за глаза, да и в глаза, называли хантерской подстилкой, так это мелочи. И не стоят обид. Хотя бы потому, что это правда.

Лиса терпела, ей не привыкать. Ровесницы, которых в общине было ровно четыре, кроме нее, расспрашивали, блестя глазами, о том, каково это – сразу с двумя? И насколько хантеры – звери?

И точно ли они ее захотят в следующий раз? А то, может, и кого другого присмотрят? Лиса отмалчивалась. Работала себе на общинном огороде, пытаясь запастись последними осенними овощами, на личном огороде Дэниэла, который, пожалуй, мало в чем уступал общинному. Трудилась по дому. И старалась не думать, что будет, если хантеры больше не придут.

Что с ней будет.

Потому что, в принципе, уже знала.

Дэниэл популярно объяснил после ухода братьев.

– Ты, стерва, не думай, что раз ты перед ними ноги раздвинула, то какая-то особенная! – Рычал он, прижав испуганную Лису к стене и, уже не тая намерения, ощупывал напряженное тело приемной дочери грубыми лапами, – у нас с ними договор на зиму. Как только он закончится, и твоя лафа закончится, тварь мелкая. Готовься, поняла?

Лиса тогда вырвалась от него и убежала к себе в комнату. И еще несколько дней тряслась, не в силах заснуть, прислушиваясь к тяжелым шагам за дверью.

Она понимала прекрасно, насколько беззащитна перед старейшиной. Хантеры – это не защита. Захочет Дэниэл ее поиметь, сделает это совершенно спокойно. И никто даже жалобы ее слушать не будет. Тем более, что не девочка теперь, и, судя по глумливым расспросам женщин, они думали, что братья повеселились с ней на полную.

Ну, конечно, в какой-то степени так оно и было. Если не принимать во внимание одно маленькое «но». Она повеселилась с ними. Так, что до сих пор иногда ощущала фантомные прикосновения по ночам. Руки, такие жесткие, такие грубоватые, но такие ласковые с ней. Так аккуратно, так нежно прикасающиеся. Губы, жадные до умопомрачения, слова, бесстыдные, воли лишающие. Взгляды. Тома – внимательный, жесткий, требовательный. Ченни – завораживающий, в омут утягивающий.

Лиса помнила, как ныло сладко тело еще несколько дней, хотя, из обмолвок более опытных женщин поняла, что, по-идее, должна бы испытывать сильную боль. И в момент самого процесса, и потом тоже. По крайней мере, описания их первых разов были красочными. Кровавыми.

Поэтому и отмалчивалась. Трогать себя. Чтоб проверить, насколько хантеры – звери, не разрешала.

Да, собственно, никто и не предлагал особо.

Лиса видела во взглядах зависть, чувствовала всей кожей злобу. И так одинокая после смерти Ненни, она еще больше замкнулась. И только лелеяла мечту, что братья не обманут. Вернутся.

А там… Да будь что будет. Зиму еще пережить надо.

И вот теперь, услышав, что хантеры в общине, она сорвалась с места, в чем была. Измазанная землей, в грязном платье, с непонятно чем на голове.

– Где тебя носит, тварь? – зарычал на нее Дэниэл, едва Лиса зашла в дом, – живо наверх! Они уже спрашивали.

Лиса, не глядя на его красную рожу, рванула по лестнице вверх.

И не успела даже дверь открыть, как ее распахнули с той стороны, и на девушку буквально обрушились такие сладкие, возбуждающие запахи, которые часто во сне ощущала: табак, чистая мужская кожа, немного спирт. И какао. Какао!

Том, подхвативший ее с порога на руки, молча уткнулся носом в шею, жадно вдыхая аромат ее тела, торопливо разматывая серый платок с головы, распуская волосы, с наслаждением зарываясь в них пальцами.

– Кааайф… – захрипел он, продолжая жадно трогать ее, и Лиса чувствовала себя послушной куклой, которую вертят, крутят, изгибают. Снимают одежду. Быстро, рывками, без особых церемоний. – Вкусная, сука, такая вкусная, еще лучше, чем в прошлый раз…

– Да ты охерел, мудило, – за спиной брата торопливо вставал из-за стола Ченни, откладывая в сторону какой-то сверток и убирая с пути кружку с дымящимся напитком, запаха которого Лиса не ощущала уже лет десять, – да ну договорились же, сначала хоть накормим…

– Нахер, – отрывисто бросил Том, не оборачиваясь и продолжая свою разрушительную деятельность по истреблению одежды Лисы, – потом, не могу ждать. Малыш, – он оторвался от нее, провел пальцами по послушно откинувшемуся лицу, сглатывая и темнея взглядом еще больше, – как ты тут? Скучала?

– Да… – Лиса не слышала своего голоса, поглощенная водоворотом, в который ее утянули мгновенно руки Тома. Сердце билось в груди с такой бешеной силой, что отдавалось болью в горле, мешало говорить.

– Моя ты хорошая… А уж как мы-то скучали… Пойдем, малыш, пойдем… Сил нет…

Лиса не смогла ничего больше ответить, потому что ураган подхватил и понес в глубь комнаты, на большую, застеленную мягким покрывалом, лежанку. Она не могла остановить это, потому только цеплялась за плечи мужчины, и не отрывала от него взгляда, не могла насмотреться. Он не поменялся за эти две недели. Только загара чуть-чуть прибавилось, кажется. И небольшой синяк на скуле.

– Твою мать, дурак нетерпеливый, – голос Ченни раздался уже за ее спиной, а руки, сильные, опытные, вытащили из объятий Тома и усадили на жесткие колени. Прижали к голой груди, обожгли жадным прикосновением.

Оказывается, Ченни уже успел снять майку и сесть на лежанку. И теперь, усадив Лису на колени спиной к себе, прижался сразу всем телом, обнимая, обволакивая собой, жарко зацеловывая плечи, шею, разворачивая к себе за подбородок, чтоб заглянуть в уже подернутые дымкой желания глаза.

– Мы тоже, так скучали, лисичка, – прошептал он перед тем, как поцеловать. Жадно, влажно и глубоко. Сразу отнимая у девушки последние силы. Она только слабо застонала ему в губы, немного прогнулась и задрожала, потому что рот Тома как раз нашел ее грудь. Это было до того сладко, до того будоражило, что Лисе казалось, будто ее заматывают в кокон, паутину, мягкую, но очень крепкую. Не вырваться, даже если и захочешь. А она и не хотела.

Не хотела.

Глава 7

– Откуда вы взяли какао? Я думала, его уже нигде нет, – Лиса откинулась на горячую грудь Ченни, как на широкую спинку дивана, с удовольствием потерлась спиной о чуть влажную кожу, и втянула носом ароматный пар от напитка.

– Места знать надо, малыш, – Том, передав ей кружку, улегся рядом. Положил голову на колени, поерзал, как кот, выпрашивающий ласки. И блаженно закрыл глаза, когда почувствовал тонкие пальчики, зарывшиеся в волосы. – Мы много чего знаем, про что думают, что нет, а оно – раз! – и есть…

Лиса отпила глоточек. Напиток уже остыл, что неудивительно, учитывая, что он был горячим, когда они только начали возиться на кровати. Поэтому Тому пришлось подогревать. На походной маленькой печке, названия которой Лиса не знала. Что-то новое для нее, интересное.

Буквально десять минут назад Лиса, едва отдышавшись от ласк братьев, наблюдала затуманенным взглядом за тем, как Том, даже не подумав натянуть штаны, возится с розжигом, раскочегаривает систему.

И ставит маленький ковшичек сверху прибора.

– Это называется «примус», детка, – тихо сказал Ченни, заметив ее любопытный взгляд, – хорошая штука, когда нет электричества… Когда вообще нихрена нет. Ты помнишь, что такое электричество?

– Да… Мне было восемь, когда это случилось.

– Мне пятнадцать. Брату двадцать пять.

Ченни опять сжал ее, лизнул в шею, уже лениво, нежно. Так не похоже на то, что было до этого. Лиса прикрыла глаза, погружаясь в пережитые ощущения.

Вот Том целует ее грудь, уже голую, с торчащими острыми сосками, и она вздрагивает и чуть подается вперед от каждого такого касания. Вот Ченни мягко приподнимает, нашептывая на ушко, какая она охерительная, как они скучали, как они ждали, а руки его, широкие, крупные ладони, скользят по телу, снимая юбку и белье разом. И первое прикосновение обнаженной кожи бедер к его телу – адски горячее, обжигающее. Он уже раздет, успел, пока Том кружил обмякшую от напора Лису по комнате, и пальцы настойчиво скользят по промежности. Влажной. Уже давно влажной. Осознав это, Ченни только выдыхает, приподнимает опять девушку за бедра и резко насаживает на себя. Выбивая крик у Лисы и ругательства у Тома:

– Вот ты гад! Договорились же!

Том занят тем, что сдирает с ног Лисы юбку и белье, и потому его взгляд снизу на происходящее – голодный и напряженный.

– Иди нахер, придурок, – хрипит Ченни, поудобней усаживая запрокинувшую руки ему на шею Лису на коленях, раздвигая ей шире ноги, так, чтоб брату было видно получше, – мы вообще договаривались, что сначала накормим девчонку, а ты сразу в койку…

Том рычит, не отрывая взгляда от происходящего, сдирает с себя штаны, хватается одной рукой за основание члена, а второй ведет по тонкому изогнувшемуся телу их любовницы, и Лисе его прикосновения кажутся чем-то настолько тяжелым, настолько острым, что она не выдерживает и кричит. Вся кожа, кажется, превратилась в один сплошной нерв, и любое движение, даже случайное трение, жалит, бьет молниями, охватывая тело полностью. Ченни, уже не сдерживаясь и вцепившись зубами в беззащитную шею, просто и грубо насаживает послушное тело на себя, растягивая до предела, Том, понимая, что от Лисы сейчас толку никакого, только целует ее живот, ловит губами подпрыгивающую от каждого движения Ченни грудь, облизывает соски.

Лиса не выдерживает двойного напора и заходится сладкой дрожью удовольствия, Ченни догоняет ее практически сразу же, а нетерпеливый Том, едва дождавшись, сдергивает безвольную девушку с коленей брата, и укладывает спиной на лежанку, входя в не перестающее дрожать тело мощно и глубоко. Лиса, широко распахнув глаза, только смотрит в его напряженное лицо, покорно подставляет мягкие губы для поцелуев, и буквально через несколько движений кончает опять, крича и выгибаясь. И бьется в жестких удерживающих ее руках, толкая своего любовника за грань следом за собой.

– Охренеть, – выдает Том, немного отдышавшись и приподнявшись на руках, разглядывая умиротворенное и счастливое лицо девушки, – никому не говори, что я так быстро. Это просто потому, что ты такая сладкая, малыш.

– Да не трынди, скорострел, – ржет Ченни, который за это время только и успел отползти к изголовью кровати и прикурить, – не верь ему, лисичка, он просто старый уже, как говно мамонта, вот и лажает. В отличие от меня.

– Ты, щенок, заткнулся бы, а… – Том недобро смотрит на брата, потом мягко и влажно целует расслабленную девушку и рывком встает с кровати.

Лиса, не в силах пошевелиться и свести ноги, просто смотрит в потолок, переживая свое удовольствие, и даже немного протестующе стонет, когда Ченни ее подтаскивает под мышки к себе, и устраивает на груди. Похоже, ему очень нравится обниматься.

Да и Тому, ревниво поглядывающему на мирно лежащую парочку, тоже.

Но он мужественно делает основное дело, то есть раскочегаривает примус и подогревает какао, и только потом валится на колени Лисе, требуя свою порцию ласки.

Лиса гладила по лицу и волосам только что не мурлыкающего Тома, слушала мерное, спокойное, мощное биение сердца Ченни и чувствовала себя невероятно счастливой.

Ей внезапно в голову пришли воспоминания о том, как притворно-сочувственно смотрели на нее женщины из общины, якобы жалея, что ее, бедняжку, отдали таким зверям на расправу.

Оставалось только усмехнуться их незнанию. И общей глупости ситуации. Потому что ее телом братьям заплатили за еду. А по факту, это она должна была бы приплачивать за такое удовольствие.

Хорошо, что в общине про это не знают. А то бы четвертовали мерзавку. Впрочем, скорее всего именно это с ней и сделают, когда братья полностью выполнят свои обязательства по договоренности с Дэниэлом и уйдут совсем.

Мысли о том, что же будет, когда хантеры весной попрощаются с ней навсегда, неприятно потянули холодом в животе. Ладонь Ченни, до этого расслабленно скользившая по ее талии, мягко гладя разгоряченную кожу, застыла.

А потом он развернул лицо Лисы к себе за подбородок, внимательно посмотрел в глаза.

И девушка замерла под его черным тягучим взглядом.

– Обижали, да? – тихо спросил он, и Лиса почувствовала, как в ту же секунду напрягся под ее пальцами Том.

– Нет… – она не хотела тревожить братьев своими проблемами. Они все равно не в силах их решить. Хантеры – вольные птицы, они летят, куда хотят, и явно не будут разбираться с обидчиками их случайной девочки. А, если и разберутся, то все равно ничего хорошего из этого не выйдет. Ну не будут же они убивать Дэниэла. Хотя, Лисе этого очень бы хотелось. Очень. Но она понимала, что с его смертью ничего не изменится. Придет кто-то еще. И не факт, что он будет лучше. По крайней мере, в общине, она не знала достойных претендентов на место старейшины. Все выжившие мужчины не обладали ни умом Дэниэла, ни его звериной, все сокрушающей жестокостью, ни хитростью. Ни умением договариваться на выгодных для общины условиях.

Поэтому Лиса не собиралась жаловаться. И вообще, неизвестно, как они об этом узнали, почуяли, что ли?

– Кто тебя обижал, малыш? – Том сел перед ней на колени, погладил по лицу, заглянул в глаза.

Лиса опять замотала головой, сжав губы, чтоб не расплакаться от неожиданной нежности и ласки. Никто с ней так себя не вел, никогда. Только Ненни. И то не в последнее время.

И теперь, даже самая маленькая, крошечная участливость, выбивала из колеи. А уж братья распотрошили ее эмоциональное состояние давно уже.

Том задумчиво вытер с ее щек слезы, посмотрел на Ченни.

– Главкозел, – коротко бросил тот, – и еще много кто. Как они тебя зовут, лисенок? А?

– Не надо, не надо, пожалуйста, – Лиса вырвала подбородок из пальцев Тома, отвернулась, спрятала лицо на груди Тома.

Но он аккуратно ее отстранил, опять посмотрел в глаза. Спокойно и сосредоточенно. А Лисе показалось, что он внутри у нее все переворошил. Аккуратно рассмотрел и обратно сложил.

– Подстилкой зовут. И еще много как. И этот мудак тебя лапал, да? И чего там говорил?

– Нет… Нет… – слезы лились по ее щекам, губы распухли от влаги, рука с кружкой опустилась вниз, и Том аккуратно вынул какао и поставил на пол возле кровати.

А потом без разговоров развернул к себе девушку, обменялся напряженным взглядом с братом, и неожиданно мягко поцеловал. А потом еще и еще, увлекаясь, и увлекая ее, заставляя забыть про этот разговор, забивая мерзкие, всплывшие в мозгу воспоминания обо всей грязи, что вылили на Лису за эти две недели, другими. Другими эмоциями, другими ощущениями, другим настроением.

И она со стоном подалась к нему, обнимая, стремясь получить как можно больше его уверенной и так необходимой ей сейчас силы.

Как-то само собой получилось, что он оказался внутри нее, Лиса даже не поняла, когда это произошло, настолько единым и естественным было это действие. Единственно верным в этой ситуации. И движения его, неспешные, длинные, мощные, тоже настраивали на нечто размеренное, правильное. Словно она оказалась в море, которое уже давно было только далеким детским воспоминанием, и покорилась его силе, подчинилась его волнам. Потому что это было самым лучшим, что вообще может быть в такой ситуации.

Она повернулась, ища Ченни. И нашла его на прежнем месте, у изголовья кровати. Он сидел, не отрывая взгляда от ее заплаканного лица, и из глаз его внезапно опять потянулось к ней что-то темное, обволакивающее, подчиняющее. Приказывающее не думать о произошедшем, забыть, как страшный сон. Который никогда не повторится.

И, когда Лиса, сладко застонав, выгнулась в руках ласкающего ее Тома, она уже была твёрдо уверена, что больше ничего плохого с ней никогда не приключится. Никогда.

Глава 8

– Что это, боже мой… Что это???

Лиса все гладила и гладила твердую яркую обложку небольшой книги. Том, заговорщицки подмигнув, порылся в рюкзаке и достал еще одну коробочку.

– Смотри, малыш, так, маленькие безделушки. Много нельзя. Понимаешь? Нести тяжело с собой. Поэтому только чуть-чуть.

Лиса гладила обложку, обводила пальчиком фигурку золотоволосой девушки в ярком синем платье. Золушка пришла на бал. И как раз спускалась с широкой лестницы во дворце. И ловила на себе взгляд Принца.

Лиса открыла книгу. Шикарную. На твердой бумаге. Текст был отпечатан с тиснением, под старинные гравюры. И рисунки… Боже мой, что это были за рисунки!!!

Она не могла остановиться, ощупывая каждую буковку, каждую виньетку.

– Смотри, лисенок, – Ченни протянул ей руку, и Лиса в очередной раз задохнулась. На его широкой ладони, прямо в центре, сияли два нереальной красоты камушка. Ярко-голубые, чистые-чистые, играющие гранями.

– Это что? – Она подняла сияющие глаза на Ченни, и тот замолчал на какое-то время. А потом тихо ответил:

– Серьги. В уши. У тебя проколоты уши же?

– Да… Но заросли, наверно.

– Проверим…

Он аккуратно расстегнул замочки, приставил тонкий штырек к мочке ушка.

И надавил, делая немного больно, но Лису отчего-то дрожь пробила.

Том, сидя за столом в одних только небрежно натянутых штанах, понимающе усмехнулся. А потом кивнул на зеркало.

Лиса вскочила с постели, стыдливо замоталась в покрывало, и, подойдя к стене с зеркалом, посмотрела на себя. Отвела прядку в сторону.

Серьги сияли невыносимо. И очень перекликались с цветом ее глаз. Неожиданно Лиса удивилась, насколько она, вот такая вот, с распущенными волосами, прикрывающая наготу темным покрывалом, с этими нереальными, пришедшими из другой жизни украшениями, похожа на какую-то актрису, из тех, что она помнила из детства. Тогда мама любила смотреть передачу про вручение известной премии актерам. И Лиса навсегда запомнила, как невозможно шикарные женщины плавно и гордо шли по красной дорожке в прекрасный дворец. И им рукоплескали зрители. Она говорила маме, что хочет так же.

А мама смеялась и отвечала, что ее мечты обязательно сбудутся.

Ну что же, мамочка, ты была права. Мечты сбылись, да? Хотя бы в чем-то. Ей не рукоплещут, и впереди у нее очень короткая и, наверно, не особенно счастливая жизнь, но это ощущение праздника, ощущение себя на красной дорожке она поймала.

– Спасибо вам, – прошептала Лиса, поворачиваясь к молчаливо разглядывающим ее братьям.

– Ну вот, глаз-алмаз, – рассмеялся Том, нарочито грубо, разрушая патетику момента, – я знал, чего брать! Смотри, что еще есть, малыш!

Тут он вытащил небольшую коробочку, которую до этого показывал Лисе, извлек продолговатый металлический брусочек, протер его:

– Черт, вспомнить бы, как это делается… – пробормотал он, а потом приставил брусочек к губам и подул.

И Лиса замерла, потому что предмет оказался музыкальным инструментом. Лиса даже узнала его. Когда-то, еще когда была жива Ненни, к ним приезжали из соседней общины гости. И вечером устраивались танцы. У одного из приезжих мужчин была такая же штука. Правда, звучала она гораздо грубее, но зажигательную джигу на ней играть было весело.

Конечно, ни она, ни Ненни не принимали участия в веселье, а потом и вовсе все прекратилось, потому что Дэниэлу показалось, что обладатель губной гармошки как-то не так смотрит на Ненни, и гостей выгнали. А Ненни в эту ночь стонала громче обычного. И потом целый день не могла встать.

Больше гости из той общины к ним не приезжали, а потом случайные хантеры рассказали, что всех, кто там жил, а это примерно тридцать человек, сожрали мутанты.

Том играл на гармошке, извлекая из нее чистые нежные звуки, Ченни прихлопывал по колену в такт незатейливой мелодии, а Лиса смотрела на них и думала о том, что все, что было, это страшный сон. И важно только то, что сейчас.

А слезы… Слезы – это ерунда, на самом деле.

– Ну вооот, – протянул Ченни, оказавшись рядышком и вытирая мокрые щеки Лисы, – расстроил ее, дурак…

Том тут же прекратил играть.

– Ты чего, малыш? Черт. Я думал, наоборот, порадуешься… Ты же, типа, музыку любишь… Че, совсем херово я играю, да?

– Нет, ну что ты… – Лиса смутилась, повернулась к нему, – ты прекрасно играешь! Очень чисто. Просто… Что-то вспомнилось…

– Не надо, лисенок, – Ченни развернул к себе, опять посмотрел в глаза, – не вспоминай. Иди почитай лучше, мы с братом поговорим.

Лиса кивнула, ответила на мягкий поцелуй, и пошла к кровати, с удовольствием открывая книгу. Она так и уснула, прямо посреди чтения, уложив щеку на ладошку.

И голоса братьев доносились, словно через толщу воды.

– Решать вопрос… – низкий, гулкий голос Ченни.

– А девчонку? – хриплый Тома. – Ты ж не думаешь, что ей здесь…

– Да само собой, не тупей тебя…

– К Барни?

– Да, придется…

– Ворчать будет…

– Ничего, привыкнет…

– А здесь чего?

– Ничего. Оставим. Детей нет, остальные – мусор, корм мутантам.

– Оставим, нехер возится. Лисенка заберем…

Лиса окончательно уснула, и во сне спускалась с широкой дворцовой лестницы, почему-то по красной дорожке. Волосы ее были убраны в высокую прическу, в ушах сверкали серьги.

Длинное платье со шлейфом, без рукавов и ворота, держащееся только на одном корсаже, смотрелось отчего-то темно-серым.

Читать далее