Читать онлайн Безобидное соглашение бесплатно

Интерлюдия I. Большие надежды

Лето 1808 года

Предместья Лондона, Англия

– Ты сумасшедшая!

Она только рассмеялась в ответ, заливисто, беззастенчиво – запрокинув голову и обнажив горло. Всё её естество противоречило правилам приличия, даже смотреть на неё было стыдно: на некогда идеальную причёску, взлохмаченную порывистым ветром, на измятый низ светлого платья, а хуже всего – на острые щиколотки и босые ступни, танцующие по драконьей спине.

Энн Харрингтон меньше всего сейчас соответствовала статусу леди, но, тем не менее, ею являлась. За острыми плечами стояли семья с богатой историей, громкое имя, приданое в пять тысяч фунтов и, конечно, дракон – последний, оставшийся после трагедии, о которой не принято было говорить. Тот самый дракон, с которым Энн обращалась, будто с домашней зверушкой.

– Так и будешь стоять и смотреть? – она опустилась на спину зверя: юбка задралась, открыла взору не по-девичьи сильные ноги.

Малькольму потребовалась вся сила воли, чтобы поднять взгляд на протянутую ему ладонь. Если он хотел жениться на мисс Харрингтон, то обязан был принять приглашение – Энн и её дракон были неотделимы. И оба отказывались понимать, как можно опасаться огромного огнедышащего хищника, способного одним укусом переломить твой хребет.

– Мал, ну же! – требовательная девочка, его требовательная девочка.

Он отверг её руку, но лишь для того, чтобы опустить ладонь на лестничную перекладину. Дракон заворчал, почувствовав лишний вес, и Малькольм поёжился: со зверя сталось бы прямо сейчас взмыть в небо, заставив незадачливого наездника болтаться между жизнью и смертью. Но только его – не Энн.

Она летала так, словно родилась верхом. Вот и сейчас, пока Малькольм надёжно закреплял себя в седле, чтобы не дай бог не встретиться с праотцами раньше времени, Энн восседала на драконе безо всякой страховки. Ещё и предлагала Малькольму за неё держаться.

– Готов? – оглянулась она через плечо и, заметив краем глаза кивок, похлопала по чешуе в основании драконьей шеи.

Зверь послушно поднялся, переступил с ноги на ногу, расправляя крылья. А затем оттолкнулся от земли так резко, что у Малькольма крик застрял в горле. Пожалуй, за это дракону следовало сказать спасибо – Малькольм не хотел бы так опозориться перед Энн.

Благо, тяжёлым был только взлёт. Выл ветер, в ушах закладывало, из всех звуков вокруг оставался лишь невнятный гул да стук собственного сердца. В такие моменты у Малькольма вся жизнь пролетала перед глазами – ещё одна причина не любить полёты на драконах. У Малькольма была паршивая жизнь, бедная, полная изнурительного труда и пренебрежительных взглядов. В последние годы он изо всех сил пытался отречься от прошлого, и рядом с Энн это порой удавалось. Её беззаботность распространялась на каждого, с кем она соприкасалась, и вот это было благословение.

– Разве это не счастье?! – Малькольм скорее угадал, чем понял смысл её крика, едва различимого за шумом ветра.

У него сжалось сердце, когда Энн раскинула руки в стороны. Глядя на это, Малькольм невольно сильнее стиснул ткань её платья, в которую всё же вцепился. Энн не обратила внимания – она отдавалась полёту так, словно в нём крылся таинственный смысл жизни.

Наконец, дракон замедлился. Могло показаться, что он застыл в воздухе, но плывущие далеко внизу пейзажи подсказывали – это не так. Тем не менее, на высоте стало спокойнее, тише. Пользуясь этим, Энн перекинула ногу через спину дракона, повернулась к Малькольму лицом в компрометирующей близости.

От Энн пахло лавандовой водой, но к аромату, любимому многими девушками, примешивалось что-то ещё. Забыв о том, где находится, Малькольм осторожно поднял руку, коснулся вьющейся прядки у её виска, поднёс к своему лицу. Вот оно: лаванда, а ещё – кожаная сбруя, свежескошенная трава и тепло.

Повторяя движение Малькольма, Энн костяшками пальцев коснулась его щеки. Провела сверху вниз, от скул к подбородку, который затем мягко сжала, направляя, подсказывая. Её тонкие губы на вкус были мягче и слаще, чем на вид, кожа оголившихся бёдер – нежнее и бархатистее, глаза – темнее и глубже.

Энн прерывисто выдохнула Малькольму в рот, приподнимаясь, чтобы удобнее расположиться в его объятиях. Губы его при этом скользнули ниже, вдоль линии челюсти, к сгибу шеи, от прикосновений к которому Энн особенно млела. Он лизнул солоноватую кожу и с удовлетворением почувствовал, как её пальцы сжались на его плечах.

В полётах на драконе Малькольм видел всего два плюса. Первый – решимость и отсутствие видимого страха возвышали его в глазах Энн. Второй – только здесь, на высоте в добрую сотню футов они оба могли делать то, чего на самом деле хотели. Она могла быть кем-то большим, нежели дебютанткой, единственная ценность которой заключалась в проходящей красоте и статусе. Он мог прикасаться к ней так, как, он знал, никто и никогда не касался.

Она вздрогнула, когда он поцеловал самый край благодатно глубокого декольте. А может, дело было в его пальцах, задравших юбку, скользнувших по внутренней стороне бедра к самому средоточию жара, уничтожавшего всё благоразумие на своём пути.

Малькольм поймал стон Энн поцелуем, проникая в неё – самую малость, лишь на фалангу пальца, но достаточно для того, чтобы разрушить всю её счастливую аристократическую жизнь. Энн знала это, но продолжала цепляться за него, продолжала встречаться с ним, продолжала позволять ему больше, чем следовало. Иногда Малькольму казалось, что ею движет вовсе не влюблённость, а жажда риска, пугающая и возбуждающая до чёртиков.

Он зарычал, прижимаясь губами к её горлу и страдая от невозможности оставить на ней свой след. Ему хотелось кричать, что эта леди – невыразимо богатая, желанная, приковывающая взгляды всякий раз, когда пересекает порог комнаты, – принадлежит ему, самозванцу без роду и племени. Малькольм знал: однажды он это сделает.

Пока же он держал её, теряющую контроль от оргазма, и не мог отвести взгляд. Энн кончала так же, как и смеялась: откровенно, самозабвенно, вновь запрокинув голову и глядя в безграничное небо. А потом неизменно обессилено опускала голову Малькольму на плечо, позволяя лениво перебирать волоски на покрывшейся мурашками шее и щекоча кожу тёплым дыханием. В такие моменты он начинал думать, что, возможно, только возможно, самую малость, но всё же в неё влюблён.

На земле необходимость притворяться возвращалась. Перед тем, как спуститься, Энн повернулась к Малькольму спиной и разгладила ладонями юбку – словно её можно было спасти. Он поцеловал выступающий позвонок в основании её шеи и отстранился на приличное расстояние. Она наклонилась, направляя дракона, и к зверь сиганул вниз так, словно надеялся разбиться.

– Сохранишь это втайне для меня, малыш? – уже спрыгнув на траву, Энн прижалась щекой к тёплой драконьей чешуе.

Малькольм не знал, слышал ли огромный зверь её шёпот, но ворчание его вполне можно было принять за согласие. Улыбнувшись, Энн похлопала зверя по морде, благодаря, и отстранилась – с полным сожаления вздохом. Малькольм надеялся, что хотя бы часть этого сожаления распространялась и на него.

– Поможешь? – Энн протянула ему руку, прося поддержки.

Опершись о предплечье Малькольма, она поочерёдно сунула босые, желтоватые от пыли ступни в туфли, казавшиеся теперь неправильно тесными. Ещё один жест, отрезающий их обоих от мечты и возвращающий в реальность, радовавшую куда меньше. Напоследок стиснув руку Малькольма, Энн отступила.

– Благодарю вас, мистер Робсон, – она присела в коротком книксене.

– Всегда рад прийти на выручку, мисс Харрингтон, – он вежливо поклонился.

Маски были надеты вновь. Энн оглянулась, подзывая компаньонку, тревожно ожидавшую на краю лётного поле. Девушкя, до того теребившая манжеты и нервно оглядывавшаяся по сторонам, поспешила к своей подопечной. Она не скрывала: для неё было большим облегчением видеть ту целой, невредимой, стоящей на ногах твёрдо и как можно дальше от любого мужчины.

– Мисс?

– Джинджер, – Энн улыбнулась ей так, как могла только она – открыто, будто компаньонка была ей ровней. – Не прикажешь ли снарядить карету? Думаю, нам пора домой: дядюшка и так достаточно поволновался.

– Конечно, мисс. – Однако Джинджер не спешила уходить, взгляд её тревожно скользнул в сторону Малькольма. – Почему бы вам не подождать в здании? Становится прохладно.

На самом деле пекло, как на сковородке. Джинджер даже не пыталась скрывать, что беспокоится больше за репутацию, чем за здоровье подопечной. На Малькольма она всегда смотрела неодобрительно, едва ли не с вызовом – словно чувствовала, что по крови он ближе к ней, чем к неприкосновенной Энн Харрингтон.

– Если тебе так будет спокойнее.

– Будет, мисс, – наконец, Джинджер потупила взор, как и полагалось.

– Тогда пойдём, – Энн развернулась на острых пятках. – Проводите нас, мистер Робсон?

Вопрос был риторическим: она говорила, а ловкие пальцы уже подцепили его под локоть. Джинджер оставалось только поджать губы и ускориться, позволяя Малькольму любоваться её раздражённо прямой спиной. Да, в отличие от неё, он сумел проложить себе путь к довольству и комфорту.

– Кажется, я не нравлюсь твоей компаньонке, – он наклонился чуть ближе, наслаждаясь тем, как Энн заливается румянцем от ощущения его дыхания на щеке.

– Ей не нравится любой, к кому не питает симпатии мой дражайший дядюшка. Но я не сержусь: в конце концов, пособие ей платит он.

– Странно слышать, что ты оправдываешь чьи-то поступки деньгами.

– Я не оправдываю, но понимаю. Моя свобода и безопасность тоже полностью зависят от его щедрости. За одним простым исключением: меня не так просто выставить за порог. Придётся придумывать объяснения, которые удовлетворят общество… – она неопределённо взмахнула рукой, намекая: найдутся и прочие сложности. – Дядюшка не захочет заморачиваться, и, пока это так, у меня остаётся пространство для вольностей.

«Вроде тебя», – не произнесла Энн, но Малькольм услышал. Ещё один вопрос, порой терзающий его разум: был ли он для неё лишь способом позлить родню или чем-то большим? И почему это его хоть изредка, а всё-таки волновало?

– Ну вот, я тебя огорчила! – её пальцы сильнее сжались на его плече, возвращая в действительность.

– Нет, просто заставила задуматься. – Малькольм вновь посмотрел в спину Джинджер, от которой они уже прилично отстали. – Возможно, я был к твоей компаньонке слишком предвзят.

– Ты просто смотрел на неё, исходя из своего положения в обществе. Я давно заметила: если поставить себя на место другого человека, можно быстро проникнуться к нему если не симпатией, то пониманием.

– Так ты поступила и со мной?

Она покачала головой.

– Есть люди, на чьё место я опасаюсь вставать.

Интуиция подсказывала Малькольму, что нужно свернуть разговор, перевести на тему более безобидную и приятную. Но любопытство – чувство сильнее благоразумия, в чём они оба уже не раз успели убедиться.

– Почему?

Энн посмотрела на него. Для этого ей приходилось задирать подбородок: она была невысокой, особенно по сравнению с ним. Удивительно, как кто-то столь маленький умудрялся оставаться настолько… заметным.

– Вдруг увиденное мне не понравится?

Они остановились. Малькольм посмотрел в её глаза, внимательные, изучающие, стремящиеся взглядом забраться ему под кожу.

– Например? – он сам не знал, почему понизил голос. – Чего ты боишься?

Её рука соскользнула с его локтя, пальцы вновь провели по щеке. Малькольму захотелось поймать их, прильнуть к тёплой ладони, закрыть глаза.

Он ничего не сделал.

– Я боюсь, что ты ничем не отличаешься от других.

Малькольм всё же поймал её руку, прижался сухими губами.

– Обещаю, этого ты не увидишь.

– Спасибо. – Он не был уверен, за что именно Энн благодарит. – А теперь нам нужно идти, иначе на обратном пути Джинджер сведёт меня с ума лекциями о том, как должна вести себя юная леди накануне дебюта.

Последнее слово она произнесла, будто ругательство, мило сморщив хорошенький носик. Малькольм знал причину: её дядя рассчитывал, что в новом сезоне Энн, как и полагается, заключит союз с достойным молодым человеком, жизнь с которым, также как полагается, обернётся для неё сущим кошмаром. Конечно, самого Малькольма к достойным не относили.

– Надеюсь, ты пропустишь её слова мимо ушей.

– Безусловно, – Энн фыркнула: как будто она позволяла кому-то навязывать свои мысли.

Нет, ею было непросто управлять, как и всякой стихией. Находясь рядом с Энн, Малькольм всякий раз боялся обжечься – он знал, что произойдёт, если она наконец-то разгадает его намерения. Достаточно сказать, что больно будет обоим.

– Надеюсь, однажды ты отринешь мнимые правила приличий, и согласишься выйти за меня замуж.

Энн остановилась. На секунду Малькольму показалось: он совершил глупость. Поспешил в единственном вопросе, в котором следовало быть осторожным и деликатным, проявить мягкость, а не решительность.

Всю эту секунду Энн не двигалась, только пальцы сжались, подбирая ткань платья. Наконец, повернулась вполоборота, взглянула на Малькольма с жалящим подозрением.

– Ты сказал то, что думаешь?

«Похоже, что я шучу?» – хотел усмехнуться Малькольм, но сдержался. Он вдруг почувствовал себя так, словно сидел верхом на драконе без седла и страховки: одно неосторожное движение, и можно проститься если не с жизнью, то с будущим.

– Да.

Энн сама сейчас походила на зверя – не хищник, но лань, вскинувшая голову на звуки охоты. Выжидающая, настороженная, она понизила голос.

– И что, ты готов пойти к моему дядюшке, чтобы просить моей руки?

Это было бы унизительно. Малькольм почти не сомневался, что ему откажут, слишком много на то имелось причин. Главная – он не особо умел просить, унижаться, кланяться в ноги. К сожалению, дядюшка Энн очень любил, когда перед ним преклонялись.

– Если ты считаешь это необходимым, – Малькольм предпочёл ответить уклончиво, оставить лазейку.

– Считаю, – отрезала Энн.

– Значит, да. Я готов завтра же утром постучаться в дверь твоего дома и сделать всё возможное, чтобы твой дядюшка позволил связать наши жизни, – он вновь взял её за руки, сжал осторожно, но крепко. – Ты важна для меня, Энн. Больше, чем тебе может казаться.

Последние слова наконец-то заставили её улыбнуться.

– Завтра не обязательно. Хотя, признаюсь, я буду с нетерпением ждать того дня, когда дядя позовёт меня, чтобы рассказать о твоём предложении. О предложении, которое я с удовольствием приму.

И Энн подмигнула ему, словно только что не рассматривала под невидимой лупой. Лань опять ускользнула – Малькольм остался наедине с хитрой куницей.

Если Энн можно было сравнить с мелким хищным зверьком, то её дядюшка был тем самым драконом, который мог бы сниться Малькольму в кошмарах. Охочий до золота и лести, считавший положение в обществе определяющим будущее, он свысока смотрел на каждого, кто хоть малость уступал ему в титуле. Малькольм, будучи сыном сквайра, мог на взгляд даже не рассчитывать.

Идти к этому человеку и просить руки его единственной подопечной, было страшно. Конечно, Малькольм бы ни за что не признался, что подобное чувство поселилось в его душе, но оно там было. Скрывалось, ныло, заставляло сердце сжиматься, пока сам Малькольм, гордо вскинув подбородок, стучал в дверь имения, ежегодные расходы на содержание которого превышали его доход в добрую сотню раз.

– Мистер Робсон? – на пороге стоял дворецкий Бёртон, чопорный старикашка, относившийся к Малькольму не лучше, чем к грязи под своими ногами.

Малькольм улыбнулся ему, как старому другу.

– Бёртон, старина! Как поживаешь? – он панибратски похлопал дворецкого по плечу, только чтобы увидеть, как тот попытается сохранить невозмутимое выражение лица, испытывая при этом невероятное отвращение. – Выглядишь, должен признаться, не очень. Тебе бы взять отпуск, отдохнуть на водах…

– Спасибо за участие, мистер Робсон, я чувствую себя превосходно. Если вы пришли, чтобы поинтересоваться моим самочувствием, то можете быть покойны. В дом, к сожалению, пригласить не смогу…

– А ведь как раз об этом я и хотел тебя попросить! Не мог бы ты сообщить лорду Пембруку, что мне необходимо увидеть его по жизненно важному вопросу.

– Боюсь, что нет, мистер Робсон. Если, конечно, вам не было заранее назначено, в чём я, если мне позволено об этом судить, сильно сомневаюсь.

– И как же я могу назначить встречу?

– Если подразумевается встреча по деловому вопросу, то вам следует обратиться к секретарю лорда Пембрука. Однако сейчас он также занят. Чтобы побеседовать с ним, обозначьте удобное время для аудиенции и цели вашего визита в письменном виде. Если ваше предложение или, скорее, просьба его заинтересуют, он назначит вам встречу, о чём обязательно уведомит не ранее, чем за неделю до предполагаемой даты.

«То есть, никогда», – додумал за него Малькольм. Он подозревал, что пробиться к лорду Пембруку, бывшему по совместительству дядюшкой Энн, будет непросто, но не планировал проходить ради этого все семь кругов ада.

– Ну что же вы, Бёртон! Держитесь так, будто я не знаком ни с вами, ни с лордом. К чему такие проволочки между друзьями?

– Не думаю, что лорд Пембрук относит вас к близкому кругу общения, мистер Робсон. Я уж точно не отношу, – Бёртон выразительно смерил Малькольма взглядом. – Если на этом всё…

Малькольму было впору проститься со своей затеей, а Бёртону – ликовать. Однако порой одно незначительное обстоятельство способно перевернуть ситуацию с ног на голову и превратить победителя в проигравшего. И наоборот.

– Кто это там, мистер Бёртон?

В холле за спиной дворецкого мелькнула знакомая тень, звонкий голос эхом разнёсся по пустому пространству, и в дверях показалась, щурясь на солнце, Энн. Подумав, что никогда ещё не был так рад её видеть, Малькольм просиял и с готовностью по всей форме поклонился.

– Мисс Харрингтон. Большая радость застать вас свободной, в добром здравии и расположении духа.

Она с трудом сдержала смешок: губы растянулись в улыбке, на левой щеке появилась очаровательная ямочка.

– Мистер Робсон, могу сказать то же самое о вас, – Энн опустилась в легкомысленном книксене. – Но что же вы стоите на пороге? Мистер Бёртон, прикажите подать закуски в гостиную. А вы, Робсон, не смейте говорить, что не голодны, ведь тогда я не смогу отведать вместе с вами изумительных лимонных тарталеток! Если так случится, я буду ненавидеть вас всю оставшуюся жизнь.

– Ваша ненависть разбила бы мне сердце. – Малькольм театрально приложил ладонь к груди. – А посему: слушаюсь и повинуюсь, моя прекрасная леди.

Он перевёл взгляд на Бёртона, чьё лицо не покрылось красными пятнами исключительно благодаря годам тренировок, и весело ему подмигнул.

– Бывайте, старина!

Дворецкий выглядел так, будто мысленно примеряет к нему самые изощрённые способы убийства, о каких только писали в газетах.

– Не ожидала, что вы сегодня зайдёте, – продолжала щебетать Энн.

Не оглядываясь на Малькольма, она вела его по залитым светом коридорам в уютную гостиную. Энн шла быстро, не обращая внимания ни на что вокруг, в то время как Малькольм, пусть и проделывал этот путь не в первый раз, не уставал вновь и вновь поражаться убранству поместья.

Всё здесь указывало на богатство, ставшее для обитателей дома давно привычным. Высокие окна позволяли солнечным лучам беспрепятственно проникать в комнаты, выгодно подсвечивая детали интерьера: там – колонны под мрамор, там – сверкающую кристаллами люстру, там – расписной потолок, листья на котором словно нарисовали золотом. В гостиной, где Энн по обыкновению принимала Малькольма, свет был слегка приглушён тяжёлыми голубыми портьерами, отчего создавалось ощущение некоторой интимности, хотя в разумных пределах. Шёлковая обивка диванчиков и кресел так и манила присесть, круглый столик ждал, когда на него опустится поднос с чаем и бисквитами, а пианино в углу едва ли не подрагивало клавишами в нетерпении и надежде на то, что вечером его коснутся изящные дамские пальчики.

Единственным, что, по мнению Малькольма, портило обстановку гостиной, была сидящая на диване Джинджер. Верная компаньонка Энн не могла позволить подопечной остаться наедине с мужчиной и, судя по чуть скривившимся при виде Малькольма губам, прекрасно знала, какое неудобство доставляет одним свои присутствием. Знала – и получала от этого садистское удовольствие.

– Мисс О’Донахью, – Малькольм приветствовал её вежливым кивком. – Благодарю за вашу готовность составить нам компанию.

– Всё ради сохранения репутации моей госпожи.

По тону Джинджер можно было догадаться: она прекрасно знает, что эта самая репутация держится на волоске. И даже не развлечения с Малькольмом были тому причиной. Хватало того, что мисс Энн Харрингтон предпочитала полёты на драконах музицированию, во время редких выходов в свет позволяла себе резкие высказывания в адрес некоторых юношей и порою громче, чем следовало бы леди, заявляла о недостатках женитьбы перед перспективой остаться старой девой, а лучше бы и вовсе вдовой. Когда она высказала пожелание выйти замуж за дряхлого старца, чтобы как можно скорее избавиться от необходимости услаждать его взор и постель, глаз дёрнулся даже у Малькольма – а он и не такое слышал.

– Твоя преданность меня восхищает, – проворковала Энн, со свойственным её статусу изяществом опускаясь рядом с компаньонкой.

– Она не должна удивлять тебя, ведь во мне говорят родственные чувства. Пускай мы и дальние, а всё же кузины.

Малькольм знал: елейный тон Джинджер не способен очаровать Энн. Что бы та ни говорила, Энн для неё была прежде всего работой – хотя официально ей и выплачивали не заработную плату, а так называемое пособие.

– Конечно, – Энн, впрочем, не стала спорить, и мягко пожала руку кузины. – Мистер Робсон, не стойте же вы истуканом. Присоединитесь к нам!

Под тяжёлым взглядом Джинджер Малькольм опустился в кресло напротив, неудобно низкое, а потому искренне им нелюбимое. Колени в нём высоко задрались, ткань бриджей неприятно натянулась, но Малькольм лицо держал – продолжал улыбаться, как ни в чём не бывало.

– Что заставило вас посетить нас сегодня, мистер Робсон?

То, что в устах Энн было бы лишь невинным вопросом, в исполнении Джинджер показалось допросом. Малькольм невольно приосанился, словно стараясь выглядеть важнее, основательнее, и проговорил не своим голосом.

– Я рассчитывал застать здесь лорда Пембрука.

– Дядюшку? – удивление Энн было неподдельным: лицо её приобрело выражение недоумения, обычно свойственное детям – все морщинки на нём разгладились, брови взлетели вверх, а губы едва заметно приоткрылись, являя собой зрелище во многом чарующе. – Зачем бы вам?..

Она не договорила – поняла.

– Да, вы правы, – Малькольм кивнул её молчаливому «О!». – Тема, которую я хотел с ним обсудить, затрагивает вас непосредственно. И, пожалуй, я даже рад, что увидел вас прежде. Позвольте спросить, мисс Харрингтон…

Джинджер, с запозданием осознавшая, свидетельницей чему только что чуть не стала, натужно закашлялась. Действительно ли она поперхнулась от неожиданности или то была хитрая уловка, необходимая, чтобы прервать Малькольма, оставалось неясным. Однако если коварный замысел и имел место, то он не сработал: Энн, не обратив на компаньонку внимания, быстро, с готовностью, закивала.

– Да, конечно, да!

Малькольм практически не сомневался в таком ответе, ведь они с Энн уже не раз говорили о будущем. Оба понимали, что окажутся в выигрыше от подобного союза: Энн получит, возможно, единственного мужчину, готового мириться с её странностями и не пытаться их излечить; самому же Малькольму достанется та самая «выгодная партия» – невеста богаче и выше него по статусу.

Но, к несчастью, их мнение не имело значения, пока свой вердикт не вынесет лорд Пембрук.

– Ты должен сейчас же поговорить с дядюшкой, – от волнения забыв о формальностях, провозгласила Энн.

Она почти схватила Малькольма за руку, когда Джинджер, справившись наконец с изумлением, вскочила. С Малькольмом они заговорили одновременно:

– Нельзя же так сразу!..

– Но мне сказали, что лорд сейчас занят…

Перебив друг друга, Малькольм и Джинджер замолчали. Оба смотрели волком: мотивы их сейчас были прямо противоположны.

Брак до начала сезона, да ещё и на мужчине, настолько ей уступавшем, не мог не наложить тень подозрения на Энн, а вместе с ней – и на компаньонку, которая должна была следить, чтобы подопечная не натворила бед, оставшись наедине с кем не следовало. В связи с этим для Джинджер разрушить наметившийся было брак Энн было делом сохранения уже собственной репутации. И она выглядел готовой на всё, чтобы достичь цели.

Малькольм тоже не собирался отказываться от своего счастья. Пускай в уме он называл главной причиной своего выбора выгоды, которые сулила ему женитьба на Энн, сердце подсказывало – дело было не только в них. В конце концов, не так-то просто найти невесту, рядом с которой можно смело высказывать самые непопулярные суждения и не бояться, что, разошедшись с женихом во мнениях, она отправится обсуждать его слова с кем-то со стороны.

– Мистер Бёртон порой слишком рьяно охраняет покой моего дядюшки, – воспользовавшись воцарившимся молчанием, покачала головой Энн. – Всё, чем он сейчас занят, это перекладывание бумаг из одной стопки в другую. Дело, безусловно, полезное, но не настолько важное, как судьба родной племянницы.

Джинджер хотела было возразить, но на этот раз Энн её опередила. Плавным движением поднявшись на ноги, она самым дружелюбным образом улыбнулась Малькольму.

– Позвольте проводить вас, мой дорогой друг.

К двери кабинета лорда Пембрука они шли вместе, не держась за руки, но едва ощутимо соприкасаясь рукавами платья и сюртука, что вызывало в груди трепет и только усиливало волнение. Впрочем, волнение это ощущалось приятным: казалось, они стоят на пороге невиданной, счастливой жизни.

До момента полного разочарования оставалось двадцать три минуты и ещё пара секунд.

Глава I. Фуррия Харрингтон

5 января 1813 года

Лондон, Англия

Сэр Уильям Вудвилл, пятый граф Кренберри, спрыгнул с подножки кареты и, небрежно кивнув слуге, двинулся дальше по подъездной дорожке. Освещённая газовыми фонарями, она прямо кричала о богатстве владельцев – вдовствующая герцогиня Сазерленд была одной из немногих, кто мог позволить себе подобного рода новаторство. Собственно, поэтому-то на праздник Двенадцатой ночи весь свет Лондона собирался в стенах именно её особняка. Каждый аристократ знал: если уж вам пришлось остаться в столице по окончании сезона, лучшего места, чтобы скоротать это тусклое время года, не найти.

– Милорд, – распорядитель бала разве что каблуками не щёлкнул, приветствуя Уильяма: вышколенная прислуга была ещё одной отличительной чертой Сазерлендов. Однако стоило отметить – за соблюдение всевозможных правил в этом доме платили сверх всякой меры.

Уильям знал о заведённых у Сазерлендов порядках не понаслышке: в детстве он провёл здесь несколько чудесных лет. Потом его отправили учиться – сначала в частную школу, затем в закрытый университет, из которого он вышел не ребёнком, но мужем. Не худшее место и способ, чтобы повзрослеть, и всё же в моменты ностальгии Уильям с нежностью вспоминал не продуваемое сквозняками общежитие и чрезмерные возлияния в компании друзей, а лондонский дом герцогини – или тётушки, как он порою ласково её называл.

– Ваше пальто, милорд.

Похоже, Уильям слишком долго молчал, наслаждаясь возможностью вновь взглянуть на почти родные пенаты. В противном случае распорядитель не стал бы навязываться, обращаясь к нему повторно.

– Да, конечно. – Уильям сбросил верхнюю одежду и протянул ожидавшему поблизости лакею. – Благодарю.

Распорядитель бала удовлетворённо кивнул, жестом приглашая проследовать далее. В обычный день он попросил бы у Уильяма визитку, чтобы должным образом представить его присутствующим, но сегодня это не требовалось. Поправив полумаску, неприятно давившую на переносицу, Уильям шагнул в зал – и застыл, как и многие до него.

Каждый раз герцогиня удивляла своих гостей так, что, казалось, повторить подобный эффект более не представится возможным. И каждый раз ей удавалось превзойти себя, при помощи искусных декораторов создав не убранство даже, а другой мир, кардинально отличный от того, что находился за дверями её роскошного поместья.

В честь бала-маскарада, посвящённого Двенадцатой ночи, герцогиня пошла не просто вопреки правилам, но вопреки природе. Презрев зимний холод и сон, она усыпала зал цветами: по обе стороны от входа стояли вазы в половину человеческого роста, вдоль стен слуги аккуратно развесили ампели1, продолговатые столы украшали небольшие вазоны, – и каждый сосуд был наполнен благоухающим разнотравьем, отчего комната походила более не на танцзал, а на огромную оранжерею.

Даже дамы издалека напоминали экзотические цветы. Воспользовавшись правом на одну ночь притвориться кем-то другим, многие пустили своё воображение в пляс, порождая наряды самого безумного кроя. Краем глаза Уильям заметил нимфу, одетую на грани непристойности, и леди, словно сошедшую с картин Елизаветинской эпохи, – одно её платье занимало как минимум пятую часть комнаты, создавая массу неудобств, но вместе с тем привлекая столь же колоссальное внимание. Его обладательница, определённо, должна была стать самой обсуждаемой гостьей праздника, а значит, цель её оказалась достигнута.

Уильям, впрочем, едва на неё взглянул. Едва переступив порог бальной залы, он устремил взор наверх, к декоративной винтовой лестнице, на середине которой замерла, возвышаясь над своими гостями, герцогиня Сазерленд. Не узнать её было невозможно: герцогиня едва ли не единственная выбрала простой наряд, безупречно соответствовавший нынешней моде, хотя и более закрытый, чем предпочитали юные девы. В тёмном платье с завышенной талией она навевала мысли о чём-то греческом, а алые серьги и ожерелье, покоившееся в неглубоком декольте, подсказывали – ну, конечно же, Персефона, повелительница потустороннего мира и, вместе с тем, богиня весны. Уильям хмыкнул: только его тётушка могла сделать такой выбор, предпочтя образ подземной богини наряду Геры, мнимой владычицы небесного царства.

– Вы как всегда великолепны, миледи, – поднявшись к ней, Уильям склонился в поклоне. – Или сегодня вас следует именовать «Ваше Величество»?

– В определённых кругах подобное высказывание почли бы за измену, – в тон ему, со всей возможной серьёзностью откликнулась герцогиня: глубокий низкий голос её идеально подходил для угроз. Правда, весь эффект канул в бездну, когда на губах, не скрытых полумаской, заиграла мягкая улыбка. – Мой дорогой, неужели ты решил смилостивиться и дать шанс лондонскому обществу?

– Лондонскому обществу? Никогда! – фыркнул Уильям, так же присовокупив резкий ответ вполне добродушной улыбкой. – Я здесь исключительно ради вас, тётушка.

Он тут же пожалел о сказанном: трость герцогини вдруг оказалась в опасной близости от его ступни – намёком на возможную расправу.

– По-моему, мы уже это обсуждали, юноша, – проговорила она. – Для тебя я – Ваша Светлость или миледи, на худой конец. Тётушкой будешь называть тёщу.

– Надеюсь, мне повезёт никогда ею не обзавестись.

– Надеюсь, тебе повезёт образумиться, – герцогиня поджала губы, отворачиваясь. – Ты только взгляни, сколько здесь прекрасных юных леди. Немало и состоятельных, хотя тебе не к лицу излишне об этом заботиться.

– Ваша Светлость, – пока она не видела, Уильям позволил себе закатить глаза, – я старательно избегал визитов в столицу весь сезон не для того, чтобы вы при первой же встрече принялись подыскивать мне супругу.

– А я не для того учила тебя, чтобы ты наивно полагал, будто наступление зимы избавит тебя от внимания прелестных леди и их охочей до состояний родни.

Уильям раздражённо цыкнул: к его прискорбию, герцогиня была права. Среди девиц на выданье он почитался «лакомым кусочком» вне зависимости от времени года – разве что с наступлением холодов количество этих самых девиц в Лондоне значительно сокращалось.

– И на кого из сегодняшних гостей мне стоит обратить особое внимание?

– Ты хотел спросить, кого тебе следует с особым старанием избегать?

Подобные пикировки были для них привычным досугом. Острая на ум и язык герцогиня редко могла найти достойного собеседника: вопреки мнению многих именитых мужей, редкий из них мог подарить этой женщине удовольствие интеллектуальной беседы. Что же касается других дам…

– Леди Шиптон крайне заинтересована в том, чтобы сыскать удачную партию для каждой из троих дочерей: вон они, все как одна Коломбины2. Девочки не первый год вертятся в свете, что, как ты понимаешь, характеризует их весьма определённым образом. – Герцогиня говорила, нарочито не глядя в сторону той или иной дамы. – То же можно сказать и о леди Коллинз, хотя она сегодня представляет интересы лишь одной дочери, старшей. Я могла бы рекомендовать её к знакомству, причём в самом прямом смысле этого выражения, если бы бедняжка не была откровенно… проста.

«Простотой» герцогиня деликатно именовала глупость. К сожалению, с её точки зрения этому недугу было подвержено повальное большинство светского общества и, в особенности, его прекрасная часть. При этом, будучи милостивой, герцогиня винила не самих девушек или их матерей, а огрехи воспитания, с которым оные сталкивались в семье. Она истово верила, что достойное образование могло повлиять на ситуацию самым благотворным образом. Увы, с точкой зрения герцогини не соглашался парламент, всячески избегавший любых разговоров о том, чтобы преподавать девушкам нечто большее, нежели этикет, музицирование, пение, ну, и счёт – для ведения хозяйства.

– И, да, обрати внимание на леди в платье цвета запёкшейся крови, – перечислив ещё несколько дебютанток, похожих друг на друга, как две капли воды, герцогиня неожиданно откровенно указала рукоятью трости в нужном направлении. – Сам цвет её наряда, как ты понимаешь, многое о ней говорит.

Нужную леди Уильям нашёл почти сразу: она выделялась на фоне иных девушек, как ядовитый сорняк посреди ухоженного сада.

– Ещё одна простушка? – предположил он без особой уверенности.

Герцогиня медленно покачала головой.

– Нет-нет-нет. Эта леди, наоборот, прискорбно сложна.

Девушка взяла с одного из длинных столов наполненный шампанским бокал и лениво пригубила. Выглядела она при этом старательно не впечатлённой – ни вкусом напитка, ни роскошным убранством залы, ни мастерством музыкантов.

– Её зовут мисс Энн Харрингтон, и это всё, что тебе следует знать.

– Пытаетесь меня заинтриговать? – если герцогиня и впрямь преследовала такую цель, ей удалось: Уильям не мог отвести взгляда.

– Нет, мой дорогой, – предостеречь. Потому что если хоть кто-то в этом зале и представляет для тебя серьёзную опасность, то только она: умная, расчётливая, безусловно красивая, но с совершенно испорченной репутацией.

– И что же она натворила?

– Ты не слышал? – Что-то в голосе герцогини заставило Уильяма посмотреть на неё. – Она умная, расчётливая и безусловно красивая. К тому же, совершенно не пытается это скрывать.

«Воистину, чудовищная комбинация», – Уильям облизнул губы. Ему вдруг ужасно захотелось выпить.

Вблизи мисс Энн Харрингтон оказалась не столь прекрасна, как расписывала герцогиня. По современным меркам, ей не хватало мягкости: ни тебе покатых плеч, ни пухлых губ, ни очаровательной округлости щёк. Она словно вся состояла из острых углов – выразительные скулы, вздёрнутый подбородок, ключицы, о которые можно порезаться.

Уильям наблюдал за ней из-под полуопущенных век, спрятав лицо за бокалом, и гадал, к какому персонажу должен отсылать её наряд. Красное платье в греческом стиле с чувственно глубоким декольте намекало на Афродиту, но смущал излишне мрачный оттенок и обруч в тёмных кудрях. Он представлял собой венок в виде золотых стрел, в форме стрелы было выполнено и кольцо на указательном пальце, кончик которого задумчиво поглаживал ножку бокала, пока она изучала собравшихся – так же, как Уильям изучал её.

Герцогиня была права: мисс Харрингтон отличалась от прочих. В ней не было нежности и невинности, не было восторга от явно удачного бала. Когда она повернулась к нему, Уильям заметил в почти чёрных глазах смесь усталости и сочувствия. Но эти эмоции скоро сменились удивлением и… насмешкой?

– Мне казалось, в высшем обществе не принято столь откровенно рассматривать леди, – у неё был приятный голос, который не портила даже лёгкая хрипотца. – Тем более, если вас как следует не представили.

– Почему вы думаете, что мы не были представлены?

Она повернулась к нему, отставила полупустой бокал.

– Вас выдало любопытство. Те, кто меня знают, смотрят иначе.

– Как же? – Уильям тоже убрал шампанское – в знак уважения.

Губ мисс Харрингтон коснулась едва заметная улыбка.

– Я привыкла к презрительным взглядам, к раздражённым взглядам, порой – к праведно возмущённым взглядам. А когда никто не смотрит – к завистливым: многие полагают, что у меня есть свобода, им, к сожалению, недоступная.

Что ж, этих людей можно было понять. Редкий человек позволял себе изъясняться столь же свободно. Честность и прямолинейность мисс Харрингтон обескураживали и заставляли гадать, что именно говорит в ней: печальная самоуверенность, отчаяние старой девы или тайное знание, позволявшее столь легкомысленно пренебрегать всяческой осторожностью. Уильям ставил на первое и не горел желанием перенять у мисс Харрингтон это свойство.

– Мне ни к чему вам завидовать, – покачал он головой. И, чтобы его не поняли превратно, добавил. – Мою свободу никто не ограничивает.

– Тогда вы исключительный человек.

Уильям склонился в шутливой благодарности:

– Почту это за комплимент.

Мисс Харрингтон в ответ медленно опустила голову, словно милостивая королева, принимающая придворного. Нет, на Афродиту она походила в последнюю очередь. «Может быть, Артемида?» – Уильям быстро окинул её взглядом, с ног до головы, и вздохнул: образу недоставало воинственности.

– Позволите задать вам ещё один вопрос?

– Только один? – в глазах её засверкало лукавство. – Я думала, ваше любопытство сильнее.

– О, я спросил бы и больше, но меня останавливают правила приличия.

– А говорили, вас ничто не ограничивает.

Что ж, мисс Харрингтон его поймала. Уильям почувствовал азарт, предвкушение спора. Было бы интересно взглянуть, как изменится выражение её лица, когда он чередой метких доказательств заставит её переменить мнение.

– Я думаю, приличия не ограничивают, а помогают нам, – проговорил Уильям, взвешивая каждое слово. – Подсказывают, как действовать. Определяют границы, переступать которые было бы слишком опасно.

– Я думала, это делают законы.

– Законы контролируют высокие материи, приличия – человеческие отношения. Если бы их не существовало, любой из этих людей, чьи взгляды столь задевают вас, мог бы произнести вслух всё, что о вас думает.

– Они и так говорят, лишь за закрытыми дверями.

– Сомневаюсь, что вам бы хотелось услышать всё это лично.

– Почему?

Неожиданно мисс Харрингтон скользнула ему навстречу. Она была невысокой и, чтобы заглянуть Уильяму в лицо, ей пришлось запрокинуть голову. На мгновение ему стало интересно: что будет, если прямо сейчас подцепить пальцами острый подбородок. Однако следующий вопрос начисто вымыл неуместные мысли из головы.

– Почему вы так боитесь услышать правду? – повторила мисс Харрингтон.

– Мы говорили о вас. Мне нечего бояться.

– Но вы боитесь. Я давно смирилась с тем, что говорит обо мне лондонское общество, но вас это беспокоит. Думаете ли вы прямо сейчас, что скажут люди, если вы пробудете в моём обществе чуть дольше положенного?

Он не думал – вплоть до этого момента. Судя по всему, мисс Харрингтон всегда и со всеми изъяснялась с излишней прямолинейностью, презрев принятую в аристократических кругах традицию говорить намёками. Нельзя было исключать, что представители богатых родов, которые могли бы инвестировать в предприятие Уильяма, трижды подумают об этом, если он сведёт знакомство с такой особой. И она понимала это с самого начала.

– Конечно, думаете. – Мисс Харрингтон ответила сама себе, отстранилась.

Выражение её лица неуловимо изменилось. Уильям не успел разглядеть, но отчего-то ему померещилось разочарование – в нём, почтенном со всех сторон джентльмене! Чувствуя, как жар приливает к щекам, он выпалил:

– А что вы хотели? Сплетни могут испортить репутацию. Уничтожить дело всей моей жизни. Это для вас мелочь?

– Нет, – она снова его удивила. – Но мы сами наделяем чужое мнение подобной силой. Если не прислушиваться к сплетникам, они перестанут иметь значение. Если смотреть не на статус, а на поступки, достойными внимания окажутся совсем другие люди.

– Сказала леди в роскошном платье, попивая дорогое шампанское.

Уильям пожалел об этих словах, как только открыл рот. Он поморщился, и уже готов был рассыпаться в извинениях, но мисс Харрингтон не обиделась – или, по крайней мере, не выказала обиду вслух.

– Да, я знаю. Я тоже скована золотой цепью.

– Мне жаль, – что-то в её голосе заставило Уильяма просить прощения.

– Что говорит в вас сейчас: правила приличия или правда?

Он невесело усмехнулся.

– Симпатия. Вы одна из немногих гостей этого бала, кто способен подарить наслаждение содержательной дискуссии, а не пустого обмена комплиментами.

– А ведь, руководствуйся вы правилами приличия, эта дискуссия никогда бы не состоялась. – Уильям посмотрел на неё недоумённо. Она подсказала, – Пристальный взгляд, помните? Не полагается так рассматривать леди.

– Что ж, возможно, вы правы. – Туше, как говорят французы. – Некоторые правила неплохо бы пересмотреть.

Уильям ожидал, что вот сейчас она победно улыбнётся, глянет на него с превосходством – мол, я же говорила. Но мисс Харрингтон, напрочь лишённая привычной ему логики и оков, рассмеялась.

Смех её был смущающим, звонким. Несколько человек оглянулись на них, отчего Уильяму стало неловко. И всё же он не остановил мисс Харрингтон – не смог, зачарованный её беззастенчивостью и, да, возмутительностью её поведения.

– Кажется, я тоже должна поблагодарить вас за содержательную дискуссию. Что вы хотели узнать?

– О чём вы?

– Вы хотели задать какой-то вопрос.

Он уже казался Уильяму незначительным и глупым. Впору было отмахнуться, сказать, что забыл, поцеловать леди руку и удалиться, сохранив приятное воспоминание о беседе. Но он чувствовал, что должен отплатить за её открытость.

– Я хотел узнать, кем вы одеты.

Если она и удивилась, то не подала виду.

– Это Эрос. Бог любви и…

– …влечения.

Конечно. Красный цвет, стрелы любви и ненависти – после её слов всё встало на свои места. Даже дерзость задумки: то, что мисс Харрингтон оделась божеством традиционно мужского пола, явно было не случайно.

– Вы потрясены?

– Впечатлён, – поправил Уильям. – Вам идёт. Не только платье, я имею в виду, но весь образ, сама идея.

– Жаль, что она не так уж просто угадывается. Надо было надеть брюки.

А она ведь могла, Уильям почти в этом не сомневался. Он начинал понимать, что имела в виду герцогиня, называя мисс Харрингтон опасной. Её отношение к незыблемым правилам дарило увлекательное ощущение новизны, граничащее с восторгом. Его зову хотелось поддаться – попробовать что-то на самой грани разумного, совершить безумство, исполнить мечту.

– Нет, – Уильям покачал головой. – Вы ошибаетесь: из вас получился прекрасный Эрос. Я уже чувствую его влияние, словно вы ненароком пронзили меня одной из этих крохотных стрел.

– Надеюсь, стрелой любви, а не ненависти?

– Скорее стрелой заинтригованности. Я не претендую на вашу руку, мисс Харрингтон, но был бы рад однажды назвать вас своим другом.

– Значит, всё это время вы знали, кто я?

– Лишь имя. Один человек посоветовал обходить вас стороной, назвав красивой, умной и расчётливой женщиной, знающей себе цену.

Мисс Харрингтон просияла, будто услышала изысканный комплимент.

– Надеюсь, наша дружба однажды позволит вам познакомить меня с этим человеком. Лучшего описания себя я и не слышала.

– Я жду и страшусь того дня, когда это знакомство свершится. – Уильям не кривил душой: он боялся представить, какую силу могут представлять герцогиня Сазерленд и мисс Харрингтон, если им удастся достаточно сблизиться. – Пока же позвольте представиться самому: лорд Уильям Вудвилл, граф Кренберри.

– Кренберри? – уголки её губ поползли вверх, на щеке наметилась очаровательная ямочка.

– О, не смейте. Я выслушал достаточно шуток по этому поводу ещё в юности3.

– Что ж, постараюсь сдержаться. Но не могу ничего обещать.

К сожалению Уильяма, он не мог провести весь вечер, обмениваясь колкостями и рассуждениями с мисс Харрингтон, хотя такой досуг и сделал бы маскарад более сносным. Но, как бы мечты о мире, лишённом слухов, ни прельщали Уильяма, до претворения их в жизнь было ещё далеко. Он не хотел, чтобы какая-нибудь из сплетниц, выяснив его личность, принялась болтать о чрезмерной благосклонности графа Кренберри к скандальной мисс Харрингтон. Тем более, официально они так и не были представлены – легкомысленные поклоны и реверансы за бокалом шампанского не в счёт.

Откланявшись, Уильям направился в игральную залу, представлявшую собой неплохое укрытие от трепетных дебютанток. Но на полпути его поймали: та самая маркиза Шиптон, кою герцогиня советовала по возможности избегать. Однако наличие трёх дочерей на выданье сделали леди весьма настойчивой.

– Граф Кренберри! – Уильям поморщился: зря он надеялся сохранить инкогнито. – Что за неожиданная встреча! Давно вы не радовали нас появлением на людях. Кого следует поблагодарить за перемену ваших привычек?

Вопрос был задан с опаской: незамужние девы и их матушки, имевшие на Уильяма вполне определённые планы, не желали, чтобы кто-нибудь опередил их и привлёк внимание завидного жениха. Тот был вынужден утешить маркизу:

– Единственная, кого стоит благодарить, это хозяйка сегодняшнего вечера, – Уильям бросил взгляд на герцогиню. – Я перед ней в долгу.

– Вот как? И этот долг может быть уплачен визитом?

– О, маркиза, далеко не одним.

Когда отец умер, оставив Уильяма и его мать наедине с тянущимся за ними шлейфом долгов, именно герцогиня Сазерленд пришла на выручку. Она дружила с овдовевшей графиней ещё до того, как та обрела этот титул, и с готовностью возобновила отношения. Мать Уильяма стала её компаньонкой, благодаря чему они оба получили кров, хлеб и достойное положение в обществе, пошатнувшееся было после потери состояния. Долги их отца герцогиня выплатила с лихвой.

Порой Уильям думал, что она нашла в них давно потерянную семью. Герцогиня рано лишилась мужа, повзрослевшие дочери её к тому времени уже обрели счастье в браке, а сама она осталась одна в пустом доме, который не могли заполнить ни все её деньги, ни статус. Когда мать Уильяма умерла от болезни, герцогиня фактически заменила её: оплатила обучение, а по возвращении из колледжа – ссудила внушительную сумму под невысокий процент. Он смог выгодно вложить эти средства, встать на ноги и вернуть ей всё, что взял. Но только деньги, потому что за любовь, заботу и внимание, которые герцогиня дарила ему все эти годы, невозможно было расплатиться.

– Что ж, должна отметить, герцогиня умеет заводить удачные знакомства, – маркиза Шиптон сделала из услышанного свои выводы. – Далеко не одна семья хотела бы, чтобы граф Кренберри с таким теплом отзывался о её главе.

– Но, увы, благосклонность сильных мира сего ещё нужно заслужить.

– Действительно, – маркиза пропустила мимо ушей едва прикрытую шпильку. – И, раз уж мы заговорили о знакомствах, не могли бы вы мне напомнить: имела ли я честь представить вам своих дочерей?

– Думаю, нет, леди Шиптон.

На самом деле она знала ответ, однако правила приличия требовали ходить вокруг да около, а не прямо заявлять о своих побуждениях. Особенно, если эти побуждения сводились к банальному сватовству.

– Тогда позвольте это исправить, – маркиза на мгновение обернулась. – Девочки, мои дорогие…

Девушки, только и ждавшие момента, окружили Уильяма. Все они были копиями матери: невысокие, круглолицые, с фигурами, достойными античной Венеры. В общем, прелестными созданиями, отвергать которых было даже немного жаль.

– Хочу представить вам лорда Уильяма Вудвилла, графа Кренберри, – маркиза сделала выразительную паузу, и её дочери присели в глубоком реверансе. – Лорд Кренберри, это моя старшая дочь, мисс Эвелина Шиптон…

Стоявшая слева подняла на него любопытный взгляд тёмных зелёных глаз.

– …моя средняя дочь, мисс Элизабет Шиптон…

Девушка в центре на мгновение опустилась ещё ниже, а затем выпрямилась, явив Уильяму очаровательное личико, озарённое почти влюблённой улыбкой.

– …и моя младшенькая, мисс Аннабель Шиптон.

Последняя из дочерей маркизы кивнула ему и скромно потупила взгляд.

– Должен признать, знакомство с вами стало для меня одним из самых приятных за этот вечер, – Уильям отвесил девушкам сдержанный поклон.

Он кривил душой, но не так сильно, как можно было подумать. Шиптоны, по крайней мере, отличались хорошими манерами и не пытались сблизиться с ним, подстраивая «случайные» столкновения. Он ещё помнил, как подопечная графини Монтгомери пару лет назад весьма продуманно запнулась о подол собственного наряда в надежде упасть Уильяму в объятия. Повезло, что рядом оказался куда более расторопный потомок барона Арчера – хотя его расторопность, вероятно, объяснялась присутствием отца, ожидающего, что молодой человек уже к концу зимы обзаведётся супругой, а то и наследником.

– Милорд, мы весьма признательны за такую лестную оценку, – мисс Эвелина с профессионализмом девицы на выданье захлопала пушистыми ресницами. – Возможно, в силу вашего благодушия вы не отказались бы оказать нам ещё одну услугу?

– Смотря о какой услуге идёт речь, мисс Шиптон.

– О танце, милорд. Несколько строк в моей бальной книжке остаются прискорбно пусты и это, признаться, меня беспокоит. Возможно, вы могли бы заполнить одну своим именем?..

Уильям улыбнулся. Мисс Эвелине нельзя было отказать в умении вести светскую беседу и обводить вокруг изящного пальчика джентльменов, не желающих обременять себя излишними узами. Постановка вопроса практически лишала выбора, выставляя её едва ли не дамой в беде.

К несчастью, Уильям поднаторел в не менее искусных отказах.

– Прийти вам на помощь было бы для меня честью, – он медленно склонился перед мисс. – Но, боюсь, это означает нарушить данное обещание, что для джентльмена, как вы понимаете, неприемлемо.

– Не будете ли вы так добры поделиться с нами этим обещанием?

– Боюсь, речь идёт о деликатном деле, касающемся моего близкого друга. Думаю, вы поймёте моё желание не вдаваться в подробности. Прошу меня простить.

Уже за спиной он услышал девичье хихиканье. Похоже, неудача в попытке очаровать графа сделала мисс Эвелину объектом насмешек со стороны сестёр. Уильям мог лишь понадеяться, что их подколки были недостаточно жестоки, чтобы по-настоящему огорчить девушку. Возвращаться он не собирался.

– Так-так-так. – Стоило Уильяму переступить порог игральной залы, как на него поднялось несколько взоров. Один из их обладателей, видимо, взявший на себя роль распорядителя, тут же зацокал языком. – Позвольте мне догадаться, кто решил почтить вниманием наше маленькое сборище.

Людей и впрямь было немного, причём столы были заняты преимущественно мужчинами: не один Уильям решил спрятаться от перспективы женитьбы за веером карт.

– Вы молоды, богаты, хороши собой… – рассуждал главный картёжник. – Для маркиза Шиптона, пожалуй, даже слишком молоды. Для графа Степлтона слишком широки в плечах – он у нас весьма тщедушный господин, что вполне логично, ведь он лишь пару месяцев как выпустился из Оксфорда. Тогда, возможно…

Уильям вздохнул. Ему не нравилось быть в центре столь пристального внимания – не то актёр в театре, не то племенной бык на ярмарке. Не дожидаясь, пока незнакомец озвучит более-менее уверенную догадку, он потянулся к завязкам на затылке и стянул полумаску.

– Кренберри! – мужчина щёлкнул пальцами. – Это был мой следующий вариант!

– Позвольте в этом усомниться, лорд?..

Вместо ответа тот также поднял руки к маске. Губы Уильяма растянулись в широкой улыбке:

– Барнаби! Мне следовало догадаться: кто ещё с одинаковым азартом тянется и к картам, и к загадкам, которые не в силах отгадать.

Барнаби, друг Уильяма по колледжу, ничуть не огорчился этому нелестному определению. Второй сын виконта, вечно почитаемый неудачником, отрастил себе толстую шкуру, способную отразить любые нападки – он обзавёлся неиссякаемым чувством юмора.

– Присоединитесь к нам, Кренберри? Мы как раз заходим на очередной круг.

– А зачем, вы думали, я пришёл? – Уильям опустился на свободный стул. – Раздавайте, друг мой.

На самом деле, карты были для него скорее способом, чем целью. Во-первых, они действительно позволяли избавиться от дебютанток: те почему-то полагали, что поклонников следует искать за танцем, а не азартной игрой. Во-вторых, ничто не мешало завести в процессе разговор – спросить о делах старого друга, обсудить общих знакомых и, наконец, задать действительно важный вопрос.

– А что же мисс Харрингтон?

– Фурия Харрингтон, ты имеешь в виду? – за соседними столиками послышались понимающие смешки. – С чего ты вдруг ею заинтересовался?

– Мне советовали её избегать, – пожал плечами Уильям. – Стало любопытно, отчего.

– Ох, да всего и не перечислишь. – Барнаби задумчиво потёр подбородок.

– С ней просто проблем не оберёшься: пытался я как-то пригласить её на танец!.. – фыркнул кто-то позади него. – Она даже согласилась, а потом бросила меня посреди разговора. Таким идиотом я давно себя не чувствовал!

– Не прибедняйся, Монтегю, – беззлобно подколол его Барнаби. – Идиотом ты себя чувствуешь постоянно.

– Да! – Монтегю не обиделся. – Но не таким.

– В общем, горячая она штучка, эта Харрингтон, – Барнаби вновь повернулся к Уильяму. – Прямолинейная, своенравная, не особо чтит… да вообще хоть кого-то. Её спасает лишь то, что её дядя ужасно богат, и никто не хочет переходить ему дорогу.

– А ещё эти драконы… – поддакнул мужчина слева от Уильяма.

– Драконы? – тот вскинул голову.

– О, да, – протянул Барнаби, явно наслаждаясь изумлением приятеля. – Харрингтоны когда-то были известной династией драконьих гонщиков, её отец в своё время что только не вытворял. Но погиб, не оставив после себя сына. Многие искренне сожалели, что потеряли такой талант и все перспективы на его продолжение…

Здесь он выдержал выразительную паузу, позволяя Уильяму додумать.

– А потом младшенькая Харрингтон возьми и выстави свою кандидатуру на гонках. Летает, надо отдать должное, так, словно в седле родилась. Задумаешь делать ставки – ставь на неё, наверняка заработаешь. А вот звать на танец не советую: обругает, наступит на ногу и плюнет в лицо, если совсем уж не повезёт.

– По своему опыту судишь, Барнаби?

– Нет, по опыту Давенпорта. Когда он ещё искал жену, имел неосторожность подойти к Харрингтон. Никто до сих пор не знает, что он ей сказал, но оба завершили сезон досрочно. Он в следующем году женился на дочери какого-то сквайра, вроде как заделав ей ребёнка, а она, как ни в чём не бывало, опять вышла в свет. Только кавалеров поубавилось.

– Могу их понять, – Уильям хмыкнул.

Впечатление, которое он составил со слов герцогини и после личной беседы с мисс, примерно совпадали с тем, что теперь говорил Барнаби. Своевольная, языкастая, слишком открыто проявляющая эмоции. Разве что драконов он не ожидал – хотя, спроси его кто, какой питомец подойдёт мисс Харрингтон, гигантская крылатая ящерица стала бы далеко не последним вариантом.

– Что ж, выпьем же за то, чтобы такие, как фурия Харрингтон держались от нас подальше! – посчитав тему исчерпанной, Барнаби поднял стоявший под рукой бокал, и многие тост с готовностью поддержали.

Точнее, поддерживали – до тех пор, пока не изменились в лице, глядя на дверной проём за спиной Уильяма. Оглядываясь через плечо, он уже догадывался, кого там увидит.

– Я ожидала, что не встречу здесь никого, кроме глупцов, бессмысленно растрачивающих жизнь и деньги на карточные игры, но готова признать, что ошибалась. – В повисшей тишине голос мисс Харрингтон казался громогласным. – Вы, лорд Барнаби, дали мне только что невероятно ценный совет.

Она подняла руку с бокалом шампанского повыше.

– За то, чтобы я держалась от вас подальше – для собственного же блага!

И, опустошив бокал залпом, мисс Харрингтон стремительно их покинула.

– Вот же чёрт… – выдохнул Барнаби.

Уильям встал первым.

– Я догоню и извинюсь от нашего имени.

Никто не остановил его и не вызвался составить компанию.

Отыскать мисс Харрингтон в толпе не составляло труда: тёмное платье выделяло её даже на фоне ярко одетых дам. Уильям было устремился за ней, но не успел сделать и шага, как путь ему преградили – а потом снова и снова.

Мужчины здоровались с Уильямом, требуя ответной вежливости. Женщины, обмахиваясь веерами у самой груди, старались завести беседу и намекнуть, что их последний танец ещё не забронирован. Сам он поначалу недоумевал, с чего это все так к нему потянулись, а разобравшись, мысленно выругался: надо же было забыть маску в игровой зале!

Край багряного платья, меж тем, исчез за дверью на террасу. Уильям нервно переступил с ноги на ногу, борясь с порывом отмахнуться от очередного навязчивого виконта. Тот как раз спросил, как Уильяма угораздило потерять маску.

– В пылу карточного сражения, – почти отмахнулся он.

– В игровой зале? – переспросил виконт заинтересовано. – Пожалуй, и мне стоит её посетить, коли там разворачивается такая увлекательная игра.

– Рекомендую поторопиться: когда я ушёл, им как раз не хватало одного человека, – посоветовал Уильям, одновременно исполняя долг вежливости и отделываясь от аристократа.

Наконец-то раскланявшись, он ускорил шаг и состроил самое недоброжелательное лицо из всех возможных. Это не уберегло его ещё от пары бесполезных расшаркиваний, но спасло от долгих бесед: слыша, как Уильям неохотно отвечает на их очаровательный флирт, иные девушки терялись и капитулировали. Он же старался запомнить их имена, чтобы при случае извиниться за своё возмутительное поведение. Но позже – ведь он уже добрался до двери.

Уильям распахнул её настежь, вырываясь на улицу, и тут же раскаялся в этом – в лицо ударил порыв ледяного ветра. Невольно Уильям сделал шаг назад, к теплу и свету, но сдержался и лишь прикрыл за собой дверь: не хотелось, чтобы на террасу проследовал кто-то ещё.

Оставшись в одиночестве и тишине, он огляделся. Мисс Харрингтон нигде не было видно, что немудрено: она вряд ли могла всё это время спокойно простоять на холоде в своём лёгком платье. При этом в зал она не возвращалась, а значит…

Уильям опустил взгляд и улыбнулся. По снегу прочь от главного дома тянулась цепочка явно женских следов. Она вела в оранжерею – тёмное, кажущееся неприветливым здание со стеклянными стенами. Однако Уильям помнил его другим: тёплым, полным сладких запахов и не менее сладких плодов, которые он тайком от слуг срывал в детстве. Прекрасное укрытие.

Было даже жаль нарушать уединение мисс Харрингтон в таком месте. Но Уильям остро чувствовал потребность извиниться: ему не хотелось, чтобы она причислила его к «глупцам, бессмысленно растрачивающим жизнь и деньги». Почему мнение малознакомой девушки с подпорченной репутацией так его волновало, Уильям предпочитал не думать.

– Мисс Харрингтон? – окликнул он, переступая порог оранжереи.

Её силуэт едва угадывался в темноте. Мисс Харрингтон стояла спиной ко входу, под абрикосовым деревом и обнимала себя за плечи. Уильям не удивился бы, заметив на её щеках дорожки от слёз, но, когда мисс Харрингтон обернулась, лицо её было сухим, а взгляд – спокойным.

– Зачем вы пришли, граф Кренберри? – устало поинтересовалась она.

– Я хотел извиниться.

– За что? – Мисс Харрингтон дёрнула плечом. – Вы ничего не говорили.

Тем не менее, её жесты указывали на обратное. Как ни пыталась мисс Харрингтон это скрыть, но Уильям почти физически ощущал источаемую ею обиду. Он аккуратно притворил за собой дверь и шагнул дальше, во мрак и тишину, нарушаемую теперь лишь его голосом.

– Я слушал и не останавливал. К тому же, это я спровоцировал разговор: мне хотелось узнать о вас получше. Мнение женщины я уже слышал, поэтому обратился к мужчинам.

– Что ж, теперь вы знаете, что обо мне думают.

– Мне жаль, что вы стали свидетельницей этой беседы. Пускай вы и говорите, что вам нечего бояться или скрывать, но, очевидно, эти слова вас задели.

– Меня задели не слова, а то, что они означают.

Он нахмурился, не понимая.

– Видите ли… – мисс Харрингтон умолкла на полуслове.

Глаза Уильяма привыкли к темноте достаточно, чтобы разглядеть черты её лица. Они выражали сомнение, внутренний спор: словно часть её хотела продолжить, поделиться своими тревогами, а другая – настойчиво отговаривала.

– Я пойму, если вы не захотите рассказывать. Но хочу, чтобы вы знали: если решите вверить мне свои тайны, они не выйдут за пределы этих стен.

Мисс Харрингтон хмыкнула.

– Разве не странно будет делиться секретами с вами, человеком, которого я знаю… сколько, пару часов?

– Соглашусь, звучит в высшей степени неразумно, – Уильям позволил себе осторожную улыбку. – Но, насколько я понял за эту же пару часов, разумность – не ваш конёк.

Вновь услышать её смех оказалось неожиданно приятно. Особенно в оранжерее, потаённые уголки которой словно хранили отголоски его собственного детского хохота.

– Как, однако, хорошо вы меня узнали, – покачала головою мисс Харрингтон. – Что ж, раз уж вы настаиваете, открою вам тайну: мне нужно как можно скорее выйти замуж.

Это было совсем не то, что Уильям ожидал. Признаться, он вообще не догадывался, какие секреты могут быть у столь открытой и прямолинейной женщины. Но если бы его попросили предположить, желание обзавестись супругом Уильям бы точно не упомянул – он попросту не мог представить мисс Харрингтон в свадебном платье.

– Да, у меня самой было бы точно такое же выражение лица, скажи мне кто-нибудь, что я захочу замуж. Хотя, формально, я и не хочу – но мне это нужно.

– Вы по-прежнему говорите загадками, – оправившись от первого изумления, заметил Уильям.

– Потому что мне не хочется признавать, что родная мать сговорилась с моим дядей, и вместе они выставили мне условие: или меня будет содержать муж, или никто другой. Хотя, конечно, я немного преувеличиваю: минимального пособия меня не лишат, но его точно не хватит на ту жизнь, которую я привыкла вести.

Выпалив всё это на одном дыхании, мисс Харрингтон умолкла. Уильям тоже не спешил открывать рот: интуиция подсказывала, что слова следует подбирать осторожно, с умом. Не стоило говорить, что без пары красивых платьев она не обеднеет – тем более, что в случае с мисс Харрингтон беда вряд ли крылась в нарядах или сладостях.

– Я, наверное, выгляжу сейчас капризным ребёнком, – неожиданно снова заговорила она.

На этот раз мисс Харрингтон не смотрела на Уильяма: впервые за вечер голос её опасно дрогнул. Ему тут же захотелось подойти, положить руку ей на плечо – но, конечно, он этого не сделал.

– Все эти деньги… они не так уж мне и нужны, правда. Но в моё содержание входит и уход за Бесстрашным. Если я не выйду замуж, его, наверное, продадут. Может быть, даже в хорошие руки, кому-то из верховых – он отличный дракон, в расцвете сил, показывает отличные результаты…

Казалось, она убеждает не Уильяма, а себя, и сама же себе не верит. С каждым словом мисс Харрингтон всё отчаяннее мотала головой: такой вариант, со стороны выглядевший неплохим, для неё был неприемлем.

Она прерывисто вдохнула, вновь повернулась к Уильяму: поджатые губы, решительно сведённые брови, снова ни следа слёз на щеках.

– Это дракон моего отца, единственное, что меня с ним связывает. Я не могу позволить забрать его у меня, поэтому все эти полгода я старательно хожу на все балы, улыбаюсь, стараюсь быть очаровательной. И знаете что? За все шесть месяцев вы были единственным, кто смог продержаться рядом со мной дольше пары минут. Впору делать вам предложение.

– Увольте, – Уильям вскинул руки в оборонительном жесте.

Мисс Харрингтон улыбнулась, скорее нервно, чем искренне.

– Не волнуйтесь, я не всерьёз. Простите, что вам пришлось всё это выслушивать – тем более, что ваши проблемы прямо противоположны моим.

– То есть? – неожиданная смена темы на мгновение ввела его в ступор.

– Я видела, как вы сбежали от леди Шиптон и её дочерей. Женщины в поисках супруга должны вызывать у вас головную боль, а не сочувствие.

– И всё же вам я сочувствую. Более того – испытываю искреннее желание помочь, – Уильям сам поразился собственной искренности. – Хотите, замолвлю за вас словечко перед друзьями?

– Перед тем, из игровой залы? – она фыркнула, ясно выражая своё мнение о Барнаби и остальных. – К тому же, попытка вступиться за меня может вам навредить. Сами понимаете: общение с фурией Харрингтон…

Её лицо просветлело. Он узнал выражение – мисс Харрингтон выглядела как всякий человек, в чью голову пришла гениальная идея, в равной степени способная спасти его или уничтожить. И даже понимая это, он спросил:

– О чём вы сейчас подумали?

– Вам не понравится.

– Я в этом практически не сомневаюсь. И всё же?

Она бросила в его сторону быстрый взгляд из-под ресниц. Боролась с искушением? Пыталась на глазок определить, готов ли он выслушать её предложение? Гадала, чем может обернуться затея для них обоих?

Наконец, решилась.

– Хорошо. Но не говорите потом, что я вас не предупреждала. – Мисс Харрингтон набрала в грудь побольше воздуха, как перед прыжком в воду. – Что, если мы притворимся парой?

Глава II. Золотая клетка

Чем он думал, когда согласился? Этот вопрос Уильям повторял про себя, пока вёл мисс Харрингтон через толпу в центр бальной залы. Он старался гордо идти вперёд, не обращая внимания на шепотки и взгляды, но игнорировать их оказалось не так просто, как бы хотелось. Слишком сильно появление лорда Кренберри в компании фурии Харрингтон взбудоражило местное общество.

– Смотрите только мне в глаза, – негромко проговорил Уильям, когда они замерли лицом к лицу.

– Почему? – она, конечно, не могла просто принять совет.

Уильям шагнул ближе, пальцы их соприкоснулись в первом движении танца.

– Так вы будете выглядеть возмутительно влюблённой.

Он едва успел шепнуть это, прежде чем танцевальная фигура заставила его отстраниться. Уильям вдруг оказался перед старшей из сестёр Шиптон – мисс Эвелина просияла, с готовностью прижавшись своей ладонью к его. В другой день Уильям мог бы счесть жаркое прикосновение интригующим, но в этот раз лишь вежливо кивнул в знак приветствия и вытянул шею, выглядывая мисс Харрингтон.

Она послушалась – их взгляды почти тут же пересеклись. Ресницы мисс Харрингтон затрепетали, словно от волнения. На миг она отвернулась – в неровном свете свечей показалось, что щёки её залил чудный румянец, – и почти тут же снова вскинула взор. Тёмные, почти чёрные глаза напоминали омуты, в которых можно утонуть.

Снова смена партнёра. Мисс Харрингтон шагнула к Уильяму чуть быстрее, чем следовало, и он мог только гадать: была ли это ошибка, или она нарочно играла в любовное нетерпение? Если последнее, то мисс Харрингтон обладала не только спортивным, но и актёрским талантом.

– Как я справляюсь?

– Прекрасно, – Уильям не стал отрицать очевидное. – Если бы не наше маленькое соглашение, я бы уже решил, что вы имеете на меня некоторые виды.

– Ну, если мне удалось обмануть вас…

План действовал безупречно. От Уильяма не укрылось, что партнёры по танцу встречали мисс Харрингтон не с настороженностью, но с любопытством. Они наверняка гадали, что в ней нашёл один из самых завидных женихов Англии – к тому же, известный своим скептическим отношением к браку. Попытки выяснить это, впрочем, пресекались на корню: мисс Харрингтон загадочно улыбалась, но не спешила вступать в беседы и проявлять хоть малейшую увлечённость. Взгляд её вновь и вновь обращался к Уильяму, как и было задумано.

«Запретный плод сладок, – сказала она там, в оранжерее, бросив взгляд на пока спящее абрикосовое дерево. – Особенно для мужчин». Уильям хотел с ней поспорить, но мисс Харрингтон оказалась права: в то время как джентльмены поглядывали на неё со всё возрастающим интересом, юные мисс и их матушки изучали странную пару с почти ощутимым неодобрением, а то и неприязнь. Мисс Эвелина, когда они вновь оказались в паре, даже не взглянула Уильяму в глаза – словно мстила за проявленное им пренебрежение.

– Похоже, всё складывается удачно, – заметила мисс Харрингтон, когда танец подошёл к концу.

Чтобы поговорить с ней, Уильяму пришлось подождать: уж больно долго раскланивался последний партнёр по танцу. Когда он ушёл, мисс Харрингтон победно потрясла перед носом Уильяма бальной книжкой, висящей на запястье.

– Мой дорогой фальшивый жених, вам следовало бы беспокоиться: другие мужчины уже выстраиваются в очередь, чтобы со мной станцевать.

Уильям вздёрнул брови в искреннем удивлении.

– Так скоро?

– Думаю, если бы на вашем месте был какой-нибудь безобидный виконт, эффект не был бы таким ярким. – В устах мисс Харрингтон фраза прозвучала не комплиментом, а констатацией факта. – Но вы – заядлый холостяк, который только что предпочёл фурию Харрингтон мисс Эвелине Шиптон, а её, между прочим, иные называют бриллиантом. Такой поворот событий весьма интригует.

Звучало разумно.

– Для леди, совсем не интересующейся светской жизнью, вы на диво хорошо в ней разбираетесь.

– Своего врага нужно знать в лицо, – она хитро улыбнулась, но почти сразу же посерьёзнела. – К слову, о врагах – вы же понимаете, что пары танцев будет недостаточно, чтобы убедить весь свет в наших нежнейших чувствах?

Картинно тяжкий вздох послужил ей ответом.

– Мы должны появляться вместе на самых громких и желанных балах – благо, зимой их немного. Думаю, мы выберем не больше пяти: если задумка удастся, то в скором времени меня от вас уведут – прямиком к алтарю, в счастливое безбедное будущее.

Они уже успели подойти к одному из столов, так что мисс Харрингтон смогла закончить свою реплику, театрально вскинув наполненный до верхов бокал. Выглядела она при этом, впрочем, вовсе не такой радостной, как хотела казаться.

– Может, всё будет не так уж и плохо.

– О, нет, – она подняла указательный палец и медленно покачала им прямо у Уильяма перед носом. – Нет-нет-нет. Вы, господин заядлый холостяк, не имеете ни малейшего права рассуждать о замужней жизни. Во-первых, потому что она вам не грозит, а во-вторых – потому что вы мужчина, а для мужчин после свадьбы ничего не меняется.

– Уверен, множество мужей с вами бы поспорили.

Она фыркнула.

– Это потому, что им не приходилось рожать.

Уильям, только отпивший из своего бокала, поперхнулся и едва не закашлялся: тема деторождения в высшем обществе почиталась едва ли не более неуместной, чем разговоры о смерти.

– Вот-вот, – мисс Харрингтон, ничуть не смущённая, поглядела на него свысока. – Вы понятия не имеете о тяготах семейной жизни, с которыми сталкиваются женщины, так что смените тему, пока я не напугала вас ещё больше.

Он хотел было возразить, что ничуть не испуган, но вовремя прикусил язык. Им следовало не спорить, а очаровательно ворковать друг с другом, вызывая у случайных наблюдателей зависть. Вспомнив об этом, Уильям резко наклонился – так, чтобы его губы оказались у самого уха мисс Харрингтон.

– Напугали? Боюсь, вы вызываете у меня совсем иные чувства.

Отстранившись, он с удовлетворением заметил, как она раскраснелась.

И добавил:

– Уважение. А вы что подумали?

Мгновение ему казалось, что мисс Харрингтон порвёт его в клочья – или, хотя бы, выльет шампанское прямо в лицо. Но для неё это было слишком просто.

Быстро совладав с эмоциями, мисс Харрингтон хищно улыбнулась:

– Я подумала, какие чувства вызовет у вас встреча с моей семьёй завтра утром. Вы же помните, что, согласно вашим любимым приличиям, понравившейся леди нужно на следующий же день нанести визит?

Ответ она прочла на его лице, выражение которого, судя по всему, оказалось весьма забавным. Мисс Харрингтон рассмеялась, явно довольная собой, и упорхнула к центру залы, где её уже ждал кавалер. Наблюдая, как она старательно флиртует с молодым человеком, который полчаса назад в её сторону бы и не взглянул, Уильям гадал, а не стоит ли бросить затею. Интуиция подсказывала: их идея, в тени оранжереи показавшаяся безумной, но волнующей, могла обернуться серьёзными неприятностями. Скажем, Уильям не горел желанием объясняться с дядей мисс Харрингтон – лордом Пембруком, – если правда об их маленьком обмане вскроется.

Имеющиеся риски нельзя было отбрасывать в сторону, каким бы умным и талантливым актёром сам Уильям себе не казался. Он полагал, что, глядя на кружащуюся в танце мисс Харрингтон выглядит донельзя очарованным. Но был человек, которого он не мог обмануть.

– Так-так-так. – Засмотревшись на мисс Харрингтон, Уильям не заметил, как рядом оказалась герцогиня Сазерленд, и от неожиданности чуть не снёс стол с напитками. – И что это вы тут делаете, дорогой мой?

Он выпрямился, стараясь выглядеть как можно более невозмутимо.

– Пью. Наслаждаюсь жизнью. Любуюсь красивой девушкой.

– Той самой, которой я советовала вам избегать?

– Прошу вас, тётушка, не кривите душой! Если бы вы правда хотели отвадить меня от мисс Харрингтон, то сказали бы, что она отчаянно ищет жениха последнюю пару месяцев. И даже не солгали бы.

– Если то, что она делала до сих пор, называется поиском жениха, то я – старая карга.

– Каковой вы, конечно, не являетесь, – не преминул согласиться Уильям.

Герцогиня Сазерленд хмыкнула.

– Не думай, что такая откровенная лесть заставит меня не заметить, как минуту назад ты опять назвал меня тётушкой. Вторая оплошность, а ты только приехал в Лондон.

«Вторая ли?» – подумал Уильям, вновь бросив взгляд на мисс Харрингтон. Для женщины, которую редко приглашали на танец, она двигалась прекрасно.

– Сегодня мисс Харрингтон словно подменили, – проговорила герцогиня. – Да и тебя тоже: мне показалось, или я видела вас двоих среди танцующих?

– Всего раз. – Уильям постарался произнести это как можно более равнодушно. – Должен ведь и я хоть иногда развлекаться.

– Не морочьте мне голову, юноша. Если бы ты хотел развлечься, то закружил с какой-нибудь из девиц Шиптон – старшая, если не ошибаюсь, оказывала тебе недвусмысленные знаки внимания. Но ты станцевал с самой скандальной особой в этой комнате. Я бы подумала, что ты влюбился, если бы вы не были знакомы всего пару часов.

– Не верите в любовь с первого взгляда?

– Так же, как и в зубную фею, – герцогиня пренебрежительно отмахнулась. – Не пытайся заговорить меня. Я знаю тебя с младых лет, и даже в пятнадцать ты был весьма рассудительным мальчиком. Ни за что не поверю, что какая-то женщина, даже весьма экстраординарная, смогла очаровать тебя в столь короткие сроки. А потому, выкладывай.

– Что выкладывать?

Он поторопился с вопросом и сам это понял. Слова прозвучали неискренне, голос – неестественно. Герцогиня вскинула бровь, молчаливо интересуясь: «Ты же не думаешь, что я поверю в настолько плохую игру?».

Пришлось признать поражение.

– А если я скажу, что это не моя тайна?

Бровь герцогини приподнялась ещё на миллиметр.

– А если ограничусь фразой о том, что мы с мисс Харрингтон заключили безобидное взаимовыгодное соглашение? Которое подразумевает некоторые… – Уильям несколько раз щёлкнул пальцами, подбирая слова, – …проявления внимания с моей и с её стороны?

– Вы договорились притвориться влюблёнными.

«Чёртова проницательная старуха!» – редкое оскорбление в его голове звучало со столь искренним восхищением.

– Не нужно так удивляться: вы далеко не первые. Я лично знала несколько пар, прибегавших к таким уловкам. Что не удивительно: подобного рода сюжеты весьма популярны в литературе определённого толка.

– Мне это известно, – Уильям вздохнул. – Мисс Харрингтон почерпнула свою идею именно оттуда.

– Вот как? Не ожидала, что она интересуется романтическими историями. – Герцогиня задумчиво покачала головой. – А ты не спрашивал, чем закончилась книга, в которой она это вычитала?

К своему сожалению, спрашивал.

– Свадьбой. Но прежде, чем вы начнёте тренироваться в остроумии, позвольте уверить вас: нам с мисс Харрингтон подобный исход не грозит.

Уильям не испытывал к своей фальшивой невесте пылких чувств – герцогиня Сазерленд была права, они не возникают так скоро. Однако мисс Харрингтон вызывала у него почтение: верностью себе и своим интересам, потрясающей честностью и смелостью признать собственные ошибки. Поэтому, пускай Уильям в минуту слабости и подумал о том, чтобы предать их соглашение, в действительности он подобного не сделал. Вместо этого утром следующего дня он появился на пороге особняка, который лорд Пембрук снимал в столице, одетый с иголочки и готовый вынести общение и с дядей, и с матушкой, и с любым другим родственником своей мнимой возлюбленной.

Однако этого не случилось, ни в первый визит, ни в десяток последующих. Как оказалось, вдовствующая баронесса Пембрук редко покидала свои покои на втором этаже – ей вечно нездоровилось, о чём мисс Харрингтон вновь и вновь сообщала устало и с сожалением. Не сразу, но Уильям выяснил, что её мать стала отшельницей, овдовев: она перестала посещать приёмы, даже не сопровождала дочь, отдав ту в ведение компаньонки, мисс Джинджер О’Донахью. Именно она присматривала за мисс Харрингтон, не позволяя вдруг заинтересовавшимся ею аристократам заступить за черту дозволенного.

Да, план Уильяма и мисс Харрингтон возымел плоды: в доме Пембруков появились мужчины. Некоторые из них вели себя так, словно пришли посмотреть на диковинку, другие казались серьёзными – виконт, с которым мисс Харрингтон танцевала на балу у герцогини, являлся ежедневно в течение двух недель, каждый раз принося новый букет, а однажды даже подарил пособие по уходу за драконами. Именно его Уильям рассматривал как наиболее вероятного кандидата на руку и сердце мисс Харрингтон и именно его порою ставил на место – исключительно ради поддержания легенды о своих пылких чувствах.

Так и выходило, что каждый визит его разворачивался по одному сценарию. Поздним утром Уильям подходил к поместью, стучал изящным молоточком в дверь и мысленно считал до трёх, прежде чем строгий дворецкий открывал ему дверь. Снова и снова тот, точно не узнавая Уильяма, задавал одинаковый вопрос.

– Доброго утра, сэр! Чем могу вам помочь?

– Я пришёл к мисс Энн Харрингтон, – сдержанно отвечал Уильям.

Дворецкий удалялся, чтобы справиться у мисс, желает ли она видеть графа Кренберри, а вскоре возвращался вместе с нею. Точнее, так было до вполне конкретного утра в середине января. В тот день дворецкий вышел из гостиной один, без сопровождения.

– Прошу следовать за мной, граф.

Уильям нахмурился: смена порядка не сулила ничего доброго.

Однако, когда дверь перед ним открылась, Уильям не заметил ничего особенного. По обыкновению он был не единственным гостем: мисс Харрингтон окружали молодые и не очень люди. Двое сидели рядом, рассказывая какие-то увлекательные истории, остальным же пришлось довольствоваться ролью наблюдателей – среди них Уильям с удивлением заметил Монтегю, с которым свёл знакомство в игровой зале у герцогини Сазерленд. Тот обернулся на вежливое покашливание дворецкого и чуть отступил в сторону – этого оказалось достаточно, чтобы понять причину всех встреченных перемен.

Монтегю и двое других скрашивали досуг рано поседевшей, но не утратившей прежней красоты женщины, занявшей кресло в дальней части комнаты. Очевидно, то была баронесса Пембрук, впервые за полмесяца соизволившая покинуть свою опочивальню и поприветствовать потенциальных женихов дочери.

– Уильям Вудвилл, граф Кренберри, – представил дворецкий Уильяма.

– Леди Пембрук, – тот поклонился хозяйке.

С мгновение на лице баронессы сохранялось выражение удивления – похоже, дочь не стала делиться с ней недавними победами, – а затем она расплылась в улыбке.

– Граф Кренберри, какая честь!

– Равно как для меня честь познакомиться с вами, миледи.

Обменявшись ничего не значащими комплиментами, они вместе прошествовали к мисс Харрингтон. Та уже некоторое время довольно открыто наблюдала за взаимным расшаркиванием Уильяма и собственной матери – это было не очень вежливо, но уместно с учётом их истории. Влюблённая девушка должна волноваться о том, как воспримут дома её возлюбленного.

Хотя тут волноваться не приходилось. Баронесса была настолько в восторге, что ловко оттеснила приснопамятного виконта с дивана, высвобождая место для себя и Уильяма. Оказавшись таким образом между потенциальными женихом и невестой, она завела традиционную для подобных случаев беседу: чуть-чуть о погоде, немного о чае, малость о планах на день, включавших в себя прогулку по Гайд-парку, упоминание о которой было сделано отнюдь не без умысла.

– Погода сегодня для этого и впрямь прекрасная, – с готовностью поддержал Уильям, стараясь не смотреть в сторону окна, за которым всё было подёрнуто морозным туманом. – Хотя я бы предпочёл отправиться за город: зимой лондонский воздух не отличается свежестью.

То была правда, хотя и печальная: столичные жители старательно отапливали свои дома, насыщая небо над Лондоном тяжёлым дымом.

– Не могу с вами не согласиться. Мы планировали в это время уже быть в нашем загородном имении, однако обстоятельства заставили задержаться – полагаю, до самой весны.

Уильям с мисс Харрингтон переглянулись – оба понимали, о каких обстоятельствах идёт речь. Конечно, о замужестве, приближение которого вся семья стремилась ускорить.

– Возможно, вы согласитесь погостить в моём имении? – предложение Уильяма было не совсем уместным из-за того, что они с мисс Харрингтон едва успели познакомиться, но он решил рискнуть. – Не в ближайшие дни, но, возможно, через несколько недель?

– Звучит прекрасно. – Однако в голосе баронессы слышны были нотки сомнений. – Хотя, боюсь, прямо сейчас сложно дать однозначный ответ.

– Безусловно, – Уильям склонил голову, словно бы в извинении. – Я поспешил с вопросом и не имею права ни на чём настаивать. Хотя не могу не заметить, что мисс Харрингтон должно там понравиться: фамильное имение тесно связано с драконьей фермой, ведение которой переходит в моей семье из поколения в поколение. Вы же интересуетесь драконами, мисс Харрингтон?

Он ожидал, что та с готовностью поддержит тему, но мисс Харрингтон неожиданно замялась, отвела взгляд.

– Вижу, вам тоже пришлось поближе познакомится с этой стороной моей дочери, – баронесса медленно на неё оглянулась. – Я не раз говорила, что столь бурное увлечение драконами не подобает леди её положения – даже учитывая историю её отца. Особенно, учитывая историю её отца.

Её можно было понять. Баронесса рано лишилась супруга, причём при весьма трагических обстоятельствах. Новость оказалась столь шокирующей, что дошла даже до Уильяма, хотя в то время он не особо интересовался драконьим спортом. Стоило вспомнить о случившемся, и в памяти всплыли газеты, сравнивавшие предыдущего лорда Пембрука с Икаром, слишком близко подлетевшим к солнцу. Писали, что отчасти его смерть стала следствием беспечности – лорд поднялся в небо без страховки и свалился с дракона, когда на него налетел другой, более агрессивный и молодой зверь. При падении с той высоты, на которой летают драконьи наездники, выжить он просто не мог.

До сих пор Уильям не задумывался об этом, но сейчас осознал, насколько странным на фоне произошедшего выглядел интерес к драконам со стороны мисс Харрингтон. Она как будто должна была возненавидеть гигантских ящериц, одна из которых погубила её отца. А вместо этого смело взмывала в небо, причём на том же самом драконе.

Баронесса, как и сам Уильям, похоже, не могла принять этого. К тому же, будучи матерью, наверняка беспокоилась. Уильям мог представить, как её сердце сжималось каждый раз, когда дочь седлала Бесстрашного. В отличие от дракона, баронесса бесстрашной не была.

– Не думаю, что вам стоит об этом волноваться, – попытался утешить её Уильям. – Ваша дочь летает так, словно родилась в седле. Я не видел её на лётном поле, но слышал, как о том говорили знающие люди.

– Точно! – Монтегю, до того занятый поглощением закусок, словно очнулся. – Я наблюдал как-то раз, и, мисс Харрингтон, вы были потрясающи.

Если он рассчитывал, что она благосклонно улыбнётся, то просчитался. Мисс Харрингтон выглядела донельзя напряжённой, и вскоре Уильям понял, почему. Он тоже ошибся, неправильно понял баронессу: узнав, как прекрасно её дочь управляется с драконами, та испытала не облегчение, а ужас.

– Вы наблюдали? – переспросила она, медленно поворачиваясь к Монтегю.

Он что-то ответил, но Уильям уже не слушал. Он смотрел на мисс Харрингтон, на лице которой отразилось страдание. В отличие от гостей, она знала, что сейчас произойдёт.

– Вы видели, как моя дочь участвует в гонках?

Надо отдать должное: баронесса прекрасно держалась. Но её реакция вкупе с поведением мисс Харрингтон подсказали Уильяму – до этого разговора баронесса понятия не имела, как далеко простирается увлечение её дочери. И Уильям отчасти был повинен в том, что тайна раскрылась.

– Что-то мне нехорошо. – Баронесса тяжело задышала, медленно обмахнулась веером. – Прошу меня простить, я бы предпочла удалиться.

– Да-да, конечно, – засуетился вокруг Монтегю. – Позвольте позвать кого-нибудь, чтобы вас проводили…

– Я страдаю от мигрени, а не беспомощности. – Отголосок раздражения пробрался в слова баронессы. – Однако благодарю вас за столь заботливое предложение. Аннабет…

Уильям не понимал, к кому она обращается, пока мисс Харрингтон не поднялась. Ну конечно, дочь аристократического семейства не могли назвать просто Энн.

– Прошу простить, господа, – проговорила она. – Боюсь, на этом нашу с вами приятную встречу стоит считать завершённой: баронессе нездоровится, и я, как любящая дочь, обязана за ней поухаживать…

– Нет-нет-нет! – та вдруг встрепенулась. – Пусть граф Кренберри останется. Не хочу, чтобы ты откладывала из-за меня свои планы – прогулку по Гайд-парку, помнишь? Думаю, граф будет не против составить компанию…

– Как я и говорил, погода для этого превосходно подходит, – согласился он, лишь бы смягчить баронессу.

– Вот и прекрасно. Лорд Монтегю…

Потребовалось не так много времени, чтобы гостиная опустела. Визитёры, не в силах противиться воле баронессы, отправились восвояси. Мисс Харрингтон пошла проводить мать наверх – и, вероятно, выслушать немало нелестных слов. Уильям же пусть ненадолго, но остался наедине со своими мыслями. Тягостными мыслями, если быть честным.

Нет, он не ошибся – он откровенно сглупил. Уильяму следовало вовремя вспомнить о том, каким тоном обсуждали гоночные таланты мисс Харрингтон в игровой зале, как она сама рассказывала об отношении к её увлечению со стороны лондонского общества. Чёрт, да достаточно было подумать о положении, в которое семья поставила её своими требованиями остепениться!..

Уильям, застонав, спрятал лицо в ладонях.

– Не стоит так себя винить.

Естественно, мисс Харрингтон решила вернуться именно сейчас.

На этот раз её сопровождала мисс О’Донахью. Рыжеволосая веснушчатая ирландка с курносым носом выглядела как мегера, готовая в любой момент разразиться проклятиями, но на деле внешность вовсе не соответствовала её характеру. Она была тихой, сдержанной, строгой – полной противоположностью своей подопечной.

– Джинджер, не прикажешь ли подать свежего чаю? – та как раз оглянулась. – И закуски. Думаю, сэндвичи и немного фруктов скрасят нашу беседу.

Мисс О’Донахью замялась: её явно пытались выпроводить. Заметив это, мисс Харрингтон тяжело вздохнула.

– Обещаю, за пару минут, что мы с графом проведём наедине, ничего страшного не произойдёт.

Пускай лицо мисс О’Донахью и накрыло тенью сомнений, возражать она не решилась. Наоборот – подхватила юбки и стремительно скрылась за дверью, явно надеясь так же быстро вернуться. Мисс Харрингтон повернулась к Уильяму.

– Итак?

Уверенный, что она потребует извинений, Уильям скорбно склонил голову.

– Боюсь, я виноват перед вами. Отчего-то я думал, что семья знает о вашем увлечении всё, и ответ вашей матери… – нет, больше похоже на оправдание. На мгновение он умолк, облизнул губы. – Я идиот. Я выставил вас в дурном свете перед матерью и, вероятно, перед потенциальными женихами, и готов сделать всё, чтобы это исправить.

– Вы берёте на себя слишком много.

Уильям вскинулся, готовый возмутиться: надо же, он расшаркивается, она отказывается принять извинения!.. Однако мисс Харрингтон не выглядела самодовольной или раздражённой – всего лишь невыносимо грустной.

– Не вы виновник того, что происходит в моей семье, и не вам это исправлять. Мне следовало предвидеть подобный исход, когда я решила хранить участие в гонках в тайне. Да мне вообще не следовало скрывать! – в порыве чувств она повысила голос.

На мгновение Уильяму показалось, что мисс Харрингтон примется нервно расхаживать по комнате, но она, наоборот, села и лишь крепче сцепила пальцы на коленях.

– Вот он, главный бич нашего общества, граф Кренберри – молчание, что мы храним, пытаясь сберечь лицо или мнимо хорошие отношения. Фальшь, которой только потворствуют столь лелеемые нами приличия.

Надо же, они снова пришли к этой теме. Но если на балу Уильям с готовностью возражал, то теперь не спешил высказывать мнение – он более не был уверен в собственных взглядах. Только что он видел, как в попытке сохранить лицо мать отказалась выслушать родную дочь, принять со всеми недостатками, которые в ней видела.

– Поэтому я и не хочу выходить замуж, как бы ни подталкивала меня к этому семья. Будучи обручённой, я навек свяжу себя этими самыми правилами, буду вынуждена улыбаться, постоянно приглядываться к мужу, балансировать, как канатоходец в цирке, пытаясь сохранить себя и одновременно угодить, – а мисс Харрингтон всё говорила и говорила.

Казалось, она не может остановиться: события утра поколебали её равновесие, накопившиеся тревоги перелились через край и окатили Уильяма, будто ледяная волна. Он слушал и не мог отделаться от мысли, что мисс Харрингтон пугающе точно описывает своё вероятное будущее. А ещё не мог перестать думать о том, что, будь она мужчиной, подобных испытаний для неё бы вовсе не существовало.

Будь она мужчиной, никто бы и слова не сказал против драконьих гонок. Наоборот, друзья бы похлопывали её по спине, восхищаясь смелостью и безрассудством. Мать наверняка волновалась бы, но всё равно приходила на дром и утирала слезу, вспоминая почившего супруга. Дядя мог бы дать ссуду на развитие собственного дела – учитывая, с каким придыханием мисс Харрингтон говорила о драконах, она наверняка была бы рада возможности заработать на их разведении, в то время как для Уильяма то же самое было скорее обязанностью и необходимостью, нежели источником счастья.

Уильям вдруг выпрямился – его осенило.

– Мисс Харрингтон, – прервал он её на полуслове.

Она поглядела на него удивлённо, словно забыла о том, что осталась в гостиной не в одиночестве.

– Мисс Харрингтон, – повторил Уильям, и голос его зазвучал доверительно, утешающе. – Я понимаю, что не повинен в положении, которое отведено вам в семье. И всё же я заставил вас вспомнить о существующих разногласиях и не могу не испытывать в связи с этим чувства вины. Позвольте же мне смягчить его – и порадовать вас. Помните, я говорил о приглашении на драконью ферму, которая принадлежит моей семье? Теперь я настаиваю

Глаза её сверкнули, но лишь на мгновение.

– Вы же понимаете, что это невозможно? – мисс Харрингтон качнула головой с явным сожалением. – Если вы пригласите туда только мою семью, это подтвердит серьёзность ваших намерений. В таком случае, вероятно, иные джентльмены отступят, а это расходится с нашим планом.

Теперь пришёл черёд Уильяма поникнуть. Она была права – в благородном порыве он забыл, как этот шаг будет выглядеть со стороны. И как же его раздражала необходимость об этом помнить!

– Но вы могли бы устроить приём. Пригласить несколько значимых семей: герцогиню Сазерленд, маркиза Шиптона с женой и дочерями…

Мисс Харрингтон продолжала, но Уильям не слушал, поморщившись при звуках второй же фамилии. Видеться с настойчивой маркизой и старшей из её детей было последним его желанием, однако в случае приёма не пригласить их было невозможно. Влияние маркиза в аристократических и деловых кругах распространялось слишком широко, чтобы Уильям мог его игнорировать.

– Граф Кренберри? Граф? Уильям!

Неожиданное обращение вырвало его из потока не самых приятных рассуждений и более того – отмело в сторону любые мысли, кроме одной.

– Вы назвали меня по имени?

– Похоже, это был единственный способ привести вас в чувство, – мисс Харрингтон пожала плечами, словно ничего не случилось и она только что не проявила чудовищнейшую фамильярность. – В отместку можете называть меня Энн. Конечно, только в те моменты, когда мы с вами одни.

«То есть, очень редко», – мысленно закончил Уильям. Ему уже чудились приближающиеся шаги мисс О’Донахью. И, похоже, не только ему: мисс Харрингтон повернула голову на звук, нахмурилась, и вдруг вскочила – хотя Уильям ждал от неё такой порывистости намного раньше.

– Давайте отложим ненадолго разговоры о наших планах. Вы, если я правильно помню, были не против прогуляться?

Уильям с нескрываемой тоской поглядел в сторону окна.

– Не беспокойтесь, я не зову вас в Гайд-парк – нам придётся там появиться, попасться кое-кому на глаза, но после мы отправиться в куда более приятное место.

– И в какое же? – он не хотел звучать настолько заинтересованно.

Мисс Харрингтон хитро улыбнулась.

– Думаю, пришло время познакомить вас с Бесстрашным.

Глава III. Дуновенье свободы

18 января 1813 года

Предместья Лондона, Англия

Его впускали в святая святых, понял Уильям. Это становилось очевидным, стоило недолго понаблюдать за мисс Харрингтон. Обычно разговорчивая, в карете она вдруг притихла, если и отвечала, то односложно и словно бы нехотя, а больше смотрела в окно. Городские пейзажи за ним вскоре сменились лугами, и на губах мисс Харрингтон появилась мечтательная улыбка – они были близко.

Мисс О’Донахью выглядела куда менее воодушевлённой. Она сидела с непроницаемым выражением лица, порой лишь неодобрительно косясь в сторону своей подопечной. Не нужно было знать тонкости их отношений, чтобы понимать: в вопросах драконов мисс О’Донахью твёрдо стояла на стороне баронессы, но не имела соответствующего авторитета и рычагов давления. Она не пыталась возразить, когда мисс Харрингтон объявила о прогулке, и едва возмутилась, уже в карете осознав, куда именно они едут. Её слово не имело для мисс Харрингтон никакого значения, та терпела свою компаньонку рядом, а не слушалась её.

Можно было подумать, что из-за разногласий между двумя мисс в экипаже царило напряжение, но Уильям ничего подобного не ощущал. А может, был слишком сосредоточен на собственных мыслях – он ни за что бы не признал этого вслух, но чем ближе они подбирались к лётному полю, тем сильнее он волновался.

Драконы для мисс Харрингтон были не питомцами, не средством заработка, не обузой, но близкими друзьями. В особенности Бесстрашный, ставший для неё ещё и источником связи с рано погибшим отцом. Показать рядом с ней, что не испытываешь к гигантским огнедышащим ящерицам подобных чувств, казалось рискованным. Между ними только начало зарождаться взаимопонимание, и Уильям не хотел всё испортить. Но мог: он побаивался драконов и занимался ими лишь потому, что то было семейное дело.

Как скрыть страх, Уильям не знал и придумать не успел: карета остановилась. За окном простиралось снежное поле, на котором угадывались силуэты ангаров и населяющих их драконов. Лорд Пембрук не содержал собственные драконюшни, а арендовал место в одной из крупнейших за городом.

– Вы идёте? – мисс Харрингтон уже отворила дверь, но оглянулась напоследок.

Уильям поспешил вскочить, обежать карету, чтобы предложить ей руку, но зря. За городом мисс Харрингтон ещё легче, чем прежде, пренебрегала правилами: не дожидаясь его, она легко соскочила на землю, и теперь поджидала Уильяма, довольно улыбаясь и не обращая внимания на кусавший за щеки ветер.

– Нам сюда.

Уильям повернулся, собираясь подать руку оставшейся внутри мисс О’Донахью, но дверь захлопнулась прямо перед его носом. Мисс Харрингтон, только что чуть не перебившая Уильяму пальцы, невозмутимо пояснила:

– У нас с ней уговор. Я не разыгрываю её, не вставляю палки в колёса и на публике по возможности веду себя, как приличная девушка – в том смысле, в каком это выражение понимает моя мать и прочие. Взамен же мисс О’Донахью не приближается к лётному полю.

По спине у Уильяма побежали мурашки: значит, он и впрямь оказался в особенном месте. Вот только Уильям не был уверен, достоин ли этого.

– Я не… – он чуть не произнёс этого вслух, тихо, на выдохе.

Мисс Харрингтон не услышала. Она уже сделала несколько шагов вперёд, оглянулась через плечо.

– Вы идёте, граф? – в голосе сквозило нетерпение.

Как будто у него был выбор, подумал Уильям, и двинулся следом. Под ногами заскрипел неубранный снег и некоторое время то был единственный звук, их сопровождавший. Но чем дальше Уильям и мисс Харрингтон продвигались по лётному полю, тем громче становилось вокруг. Вскоре звуки дыхания и природы заглушило утробное драконье ворчание и крики драконюших.

– Поберегись!

Уильям вскинул голову – прямо над ними, на критически низкой высоте пронёсся изумрудно-зелёный ящер. Пролетев ещё несколько метров, он с грохотом врезался в землю, вздымая вокруг себя вихрь снега. До того следившие за ним рабочие рванулись в ту сторону, взволнованно переговариваясь, и Уильям шагнул было следом – но замер, заслышав радостный смех.

С дракона соскользнул человек, небольшой силуэт на фоне гигантского зверя. Завидев его, мисс Харрингтон подпрыгнула и замахала руками, привлекая внимание. Тот сначала не заметил, переговариваясь о чём-то с драконюшим, но затем обернулся – и быстрым шагом направился в их сторону.

– Кто это? – негромко спросил Уильям.

– Марк, он отличный парень, вы друг другу понравитесь.

Марк оказался худощавым, но жилистым парнишкой лет двадцати. Он широко улыбался, пока шёл к мисс Харрингтон, но, завидев Уильяма, в недоумении нахмурился.

– Обычно ты не приводишь гостей, – опустив приветствия, повернулся он к ней.

– Знакомься – Уильям Вудвилл, граф Кренберри и мой очень хороший друг. Он содержит драконью ферму, так что вы обязаны найти общий язык.

– Очень приятно, – без особого воодушевления Уильям пожал незнакомцу руку. – А вы?..

– Марк Уоткинс, не граф, но, надеюсь, также хороший друг Энн.

– В этом не может быть и сомнений! – та с готовностью его поддержала.

Она и слова не сказала против того, что Уоткинс назвал её по имени, и это обескуражило Уильяма. Он догадывался, что мисс Харрингтон вольно ведёт себя в общении со многими людьми, но не ожидал увидеть это применительно к персонам далеко не их круга. И всё же она панибратски общалась с Уоткинсом, расспрашивала его о драконе по кличке Опасный и их недавнем манёвре.

– Тренировали бреющий полёт. Не очень удачно, как видишь.

– Ничего, ещё получится, – мисс Харрингтон ободряюще похлопала Уоткинса по плечу. – Тренируйся дальше, а я пойду к Бесстрашному. Мы давно не виделись, он наверняка соскучился.

– Ещё как! Я слышал, в последнее время он плохо себя ведёт.

– Что ж, придётся пригрозить ему пальчиком!

Последнюю фразу она бросила уже на ходу. Уильям, едва успевавший следить за обменом репликами, двинулся следом, отставая на пару шагов. Он чувствовал себя не в своей тарелке: драконы, простой люд, разговоры о бреющих полётах, которые, кажется, не должны были заканчиваться феерическими падениями… – Уильям был бесконечно далёк от всего этого, хотя мисс Харрингтон, похоже, считала иначе.

– Как вам Опасный? – она обернулась, подождала, пока Уильям нагонит. – Опасен он, конечно, больше для себя и своего наездника. Очень старательный, спокойный, а учится медленно. Марк его гоняет, пытается что-то выковать, бедняга, но, если честно, я не уверена в успехе.

Уильям что-то невнятно промычал, скорее поддакивая, чем споря.

– С Бесстрашным мне повезло. Конечно, отец многому его научил, но Бесстрашный и сам способный малый. И очень чуткий: реагирует на малейшие изменения в обстановке, быстро откликается на команды. Без него у меня не было бы стольких побед, о которых вы читали.

– Кхм, – Уильям замялся.

Отчасти ему нравилось выглядеть в глазах мисс Харрингтон человеком знающим, своим. Однако Уильям понимал, что долго так продолжаться не может: притворяясь, он рано или поздно скажет какую-нибудь нелепицу и выдаст себя. Она была права – молчание, сокрытие и ложь были плохой идеей.

– Кхм. На самом деле, я читал не так много.

– Да? А так защищали меня перед матерью.

– Я слышал, как о вас говорили другие. Сам я… – Уильям глубоко вдохнул, – …не очень-то разбираюсь в драконах и гонках.

Она остановилась.

– Вот как? Мне казалось, вы заведуете драконьей фермой.

– Я владею драконьей фермой. Это не означает, что я знаю, как обращаться с драконами. Скорее занимаюсь бумагами, слежу за закупками, договариваюсь о некоторых сделках, ищу заинтересованных лиц…

– О. Я думала…

Мисс Харрингтон на мгновение растерялась, но взяла себя в руки.

– Простите. Выходит, я зря вас сюда притащила?

– Не зря, – ответ на этот вопрос Уильям заготовил давно. – Мне интересно познакомиться с вашим миром. Как мнимый поклонник я должен знать о вас всё. И как настоящий друг – тоже.

Лицо её, до того озадаченное, озарила улыбка.

– Настоящий друг, да?

– Вы мне по-человечески нравитесь, – пожал плечами Уильям. – Что такого, если я хочу узнать вас поближе?

– Запомните: вы сами об этом попросили.

И тут мисс Харрингтон вложила два пальца в рот и оглушительно свистнула – так, что Уильям вздрогнул и невольно закрыл ладонями уши. Как оказалось, не зря: ответом на свист стал оглушительный рёв, прокатившийся по всему полю. Кто-то грязно выругался, причём, похоже, в адрес мисс Харрингтон, но она отмахнулась:

– Да ладно, Билли, ничего ужасного я не сделала!

Билли, драконюший, пригрозил ей кулаком. Уильям нахмурился, подбоченился, готовый защищать свою спутницу, но прежде, чем кидаться в драку, предусмотрительно кинул на неё взгляд: мисс Харрингтон улыбалась и не выглядела ни капли взволнованной.

– Не обращайте внимания, – посоветовала она Уильяму. – Тут все так общаются. К тому же, на самом деле он прав: не стоило так делать. Теперь все драконы нервничают.

Уильям огляделся: животные и впрямь вели себя обеспокоенно. Кто-то ворчал, кто-то переступал с лапы на лапу, кто-то уж больно стремительно удалялся от поля по воздуху. А один дракон озирался по сторонам, словно искал кого-то.

– Да, это мой мальчик, – заметив, куда смотрит Уильям, подтвердила мисс Харрингтон.

«Её мальчик» был огромным зверем с яркой оранжевой чешуёй и острым гребнем, венчавшим длинную шею. С виду он казался меньше других драконов, но, памятуя о его победах, Уильям посчитал это преимуществом – вероятно, размеры сказывались на прыткости.

В том числе на прыткости мисс Харрингтон: когда Бесстрашный повернулся к ним в сторону, она резво подхватила юбки и бросилась вперёд по снегу, едва ли не вприпрыжку. Уильяму оставалось только наблюдать, разинув рот.

Мгновение – и мисс Харрингтон врезалась в бок дракона, как влетают в объятия любимого, и рассмеялась, запрокинув голову. Оголённое горло её приковало взгляд Уильяма, но лишь на секунду – дракон заворочался, отвлекая, не давая увлечься непозволительным зрелищем.

Бесстрашный повернул огромную голову, чтобы едва-едва задеть плечо мисс Харрингтон. Даже от такого касания она покачнулась – но на ногах удержалась, явно привычная к подобным проявлениям ласки. Пока она гладила дракона по чешуе, Уильям медленно, с опаской приблизился: Бесстрашный, пускай и наслаждался вниманием хозяйки, не отрывал взгляда от незваного гостя.

– Это Уильям, – доверительно произнесла та. – Мы его любим.

«Любим». Слово резануло слух, будучи слишком интимным. Уильям нахмурился чуть сильнее, уже не от беспокойства из-за дракона, а из вполне разумных опасений: как бы неопытная в любовных вопросах мисс Харрингтон не приняла его дружбу за более тёплые чувства, которых он, конечно же, не испытывал. Однако мгновение спустя Уильям вздохнул спокойно. Мисс Харрингтон улыбнулась с детской непосредственностью, и он понял – конечно, никакой романтический смысл она в свою фразу не вкладывала. Лишь радость от того, что запретное увлечение можно разделить с кем-то другим.

– Подойдите ближе. – Не замечая реакции Уильяма, она поманила его. – И прекратите смотреть ему в глаза, это его нервирует.

– Меня тоже нервирует, что он на меня смотрит, – огрызнулся Уильям. – Я имею в виду…

Мисс Харрингтон отмахнулась.

– Я помню: вы не очень-то ладите с драконами, которых разводите. Но если вы хотите получше узнать мой мир, придётся подружиться с Бесстрашным.

Оттолкнувшись от дракона, она приблизилась. Уильям видел её лишь краем глаза – казалось безрассудным отвернуться от изучающего взгляда Бесстрашного. Поэтому для Уильяма стало полной неожиданностью, когда мисс Харрингтон взяла его за руку, переплела их пальцы и быстро, пока он не успел запротестовать, прижалась костяшками к носу дракона. Бесстрашный фыркнул, обдав их тёплым дыханием – ощущение скорее приятное, чем нет, особенно в морозный день.

– Вот видите, граф? – мисс Харрингтон вскинула подбородок, посмотрела на Уильяма снизу вверх. – Ничего ужасного не произошло.

Словно услышав её, Бесстрашный вдруг клацнул зубами. Уильям отшатнулся, увидев их: огромные, острые, созданные, чтобы переламывать человеческие хребты. Мисс Харрингтон лишь недовольно цокнула языком.

– Шалишь? – она обернулась к Уильяму. – Не обращайте внимания, он просто ревнует. Так уже было…

Мисс Харрингтон осеклась столь явно, что он не смог не обратить внимания. Она быстро пришла в себя: улыбнулась, принялась рассказывать что-то ещё, вновь прикоснулась к Бесстрашному, согревая порозовевшие пальцы. Уильям молча кивал, пока перед глазами стояло выражение её лица, сохранявшееся всего лишь секунду. Удивление, боль и тоска.

«О ком она вспомнила?» – гадал Уильям. Почему-то мысль о том, что мисс Харрингтон уже приводила сюда кого-то, казалась неправильной, неприятной. Уильям понимал, что не имеет права ревновать, наоборот, должен радоваться, что у мисс Харрингтон были когда-то иные друзья. И всё же…

– Так и будем просто стоять, граф Кренберри? – нарочито звонкий голос вырвал его из раздумий.

Уильяму категорически не понравился тон мисс Харрингтон: весёлый, подначивающий, он мог означать лишь одно. Он вскинул голову – конечно, Бесстрашный был оседлан.

– И когда вы только успели предупредить о нашем приезде?

– Неделю назад. На самом деле, я приезжаю каждый понедельник, а во время подготовки к гонкам – и того чаще. Здесь об этом знают, поэтому готовят Бесстрашного заранее, – тут она хитро прищурилась. – Мы же не можем позволить, чтобы усилия драконюших пропали зря?

– Можем. – Уильям ответил категорически.

Стоять рядом с драконом – куда ни шло. Прикасаться к нему – чистое безумие, которое он совершил не по своей воле. Но сесть верхом на непредсказуемую крылатую ящерицу?..

– Если вас так беспокоят чужие усилия, можете прокатиться сами. Буду рад понаблюдать с земли и лично убедиться, что рассказы о ваших талантах истинны.

Мисс Харрингтон игриво надула губы.

– Ну что вы так, граф Кренберри. Боитесь?

Уильям пожал плечами. Может, пару лет назад он и поддался бы на провокацию, но не теперь. Лучше прослыть трусом, чем подвергать жизнь нешуточной опасности.

– Просто не питаю к драконам такой слабости, как вы, мисс Харрингтон.

Та фыркнула.

– Драконы – моя сила.

Явно красуясь, она похлопала Бесстрашного по боку. Подчинившись, тот медленно лёг на землю – так, что закреплённая на седле верёвочная лестница коснулась снега. Мисс Харрингтон зацепилась за перекладину и легко забралась вверх, словно модная юбка не сковывала движений, а туфли на каблуках вовсе не затрудняли подъём. Только наверху ей пришлось приподнять подол, чтобы перекинуть ногу через седло, но этот манёвр мисс Харрингтон проделала так ловко, что Уильям не успел углядеть ничего лишнего – да и не особо пытался.

– Я же говорила, – глядя на Уильяма свысока, она широко развела руки в стороны. – Ничего страшного.

– Кроме перспективы свалиться, потеряв равновесие, – Уильям скрестил руки на груди, всем видом показывая, что его не переубедить.

Помогла ли его поза, равнодушный голос или что-то ещё, но мисс Харрингтон не стала настаивать. Вместо этого она нагнулась низко-низко, почти коснувшись губами чешуи на шее Бесстрашного, крикнула:

– Спорим, вы ещё пожалеете?

И, не дожидаясь ответа, натянула поводья.

Дракон взлетел мгновенно. Широкие крылья распахнулись, едва не задев Уильяма – они пронеслись в ничтожном расстоянии от его головы, со свистом разрезая воздух. А в следующую секунду были уже далеко, ярким пятном на сером зимнем небе.

– Юхууу! – донеслось с высоты, и Уильям почувствовал, как губы растянулись в улыбке.

Он давно не слышал столь счастливого возгласа, а сам, пожалуй, никогда и не был так счастлив. Тут бы впору почувствовать зависть, но мисс Харрингтон действовала на своё окружение иначе – она словно заражала эмоциями. Жаждой справедливости, как во время бала. Опасным задором, как в оранжерее. И радостью сейчас, когда Уильям с запрокинутой головой стоял посреди поля, не в силах оторвать от неё взгляда.

Ему казалось, не было в мире дракона стремительнее и всадника целеустремлённее. Крошечная фигурка на спине огромного зверя выглядела выкованной из стали: прямая спина, сильные руки – пожалуй, только платье да длинные, выбившиеся из причёски волосы выдавали в мисс Харрингтон женщину. Самую прекрасную и сильную женщину, какую только Уильям встречал

Барнаби, газетчики, фанаты драконьих гонок – все были правы. Мисс Харрингтон словно бы родилась в седле. Бесстрашный слушался её беспрекословно, то взмывая ввысь, то снижаясь настолько, что Уильям мог разглядеть силуэт его наездницы. С ужасом он понял, что она не держалась: когда Бесстрашный перешёл на бреющий полёт, в опасной близости от крыш высоких ангаров, мисс Харрингтон – нет, Энн – раскинула руки в стороны как несколькими минутами ранее, и отдалась ветру, скорости, столь желаемой ею свободе. И почему-то в этот миг Уильям не думал о том, что она может упасть.

Конечно, Бесстрашный приземлился мягко, не то, что юный Опасный. Земля даже не дрогнула под его весом – по крайней мере, стоявший поодаль Уильям ничего не почувствовал. А может, он был слишком сосредоточен на том, чтобы как можно скорее оказаться рядом с Энн, увидеть её счастливое лицо.

– Ловите! – завидев Уильяма внизу, она неожиданно спрыгнула.

Бесстрашный накренился, замедляя падение, позволяя ей мягко соскользнуть вниз по его чешуе. И всё же Уильям подставил руки, просто на всякий случай, так что Энн в итоге оказалась прямо у него в объятиях.

Она тяжело дышала, грудь её высоко вздымалась, щёки раскраснелись, взлохмаченные ветром волосы торчали во все стороны и лезли в лицо. Её матушка, мисс О’Донахью и множество других людей наверняка бы назвали её в этот момент безрассудной, неухоженной, испорченной девчонкой. А Уильям не мог наглядеться.

Не думая, он поднял руку и убрал одну из назойливых прядок, зацепившихся за её пушистые ресницы. Краем ладони ненароком коснулся губ, сухих и обветренных. Кожей Уильям ощутил тепло дыхания Энн, и вдруг понял, что ему самому дыхания не хватает – шейный платок словно сдавил горло, застёгнутый на все пуговицы сюртук стиснул грудь, а все мысли слились в неразличимый шум. Осталась только одна.

«Почему она меня не останавливает?»

Энн будто услышала: вдруг поморщилась, скривила прехорошенький нос и громогласно чихнула. Уильям отступил, давая ей место, и звон в ушах отступил, сменяясь звуками поля. О чём-то перекрикивались слуги, хлопали крыльями взлетающие драконы, невыносимо громко колотилось его собственное сердце.

– Простите, – чихнув ещё пару раз, Энн обезоруживающе улыбнулась. – Спасибо, что подхватили.

– Всегда готов прийти леди на помощь, – Уильям, успевший взять себя в руки, отвесил шутливый поклон.

– Где вы здесь видите леди?

– Не прибедняйтесь, мисс Харрингтон. Пускай вы не хрупкая и нежная, как цветок, а всё же леди – благородная, сильная, заслуживающая уважения и восхищения. То, что вы вытворяли там в небе… – он покачал головой. – Вы потрясающая наездница, Энн, и отбирать у вас возможность летать – невероятная жестокость.

Пока Уильям говорил, она не отводила от него взгляда. В нём ясно читалось удивление, но ещё – облегчение. Словно Уильям был первым человеком её круга, который встал на её сторону, который дал понять – Энн не была одинока.

– Вы… – голос её надломился, но она смогла взять себя в руки. – Уильям Вудвилл, вам бы проповеди читать!

– Что вы имеете в виду? – он нахмурился.

– Ваши слова… Вышло очень проникновенно.

Уильяму показалось, что Энн хочет сказать что-то ещё, но, как ни странно, не решилась. Вместо это она поспешила сменить тему, правда, несколько неуклюже.

– Так значит, вы не пожалели?

– О том, что не полетел с вами? – Уильям бросил взгляд на вновь опустевшее небо. – Пожалуй, нет. Хотя я не отказался бы найти дело, которое приносило бы мне столько же счастья.

– Найдёте. Достаточно следовать зову сердца, чтобы встретить своё призвание. Правда, подобная роскошь сейчас немногим доступна.

Мечтательная улыбка, до того бродившая по губам Энн, тихо угасла. Выражение лица её стало обычным – Уильям видел её такой практически при каждой встрече. Но лишь сейчас он понял, что это выражение было полно скрытой грусти, тоски по тому, что она готовилась потерять.

Что-то в груди его болезненно сжалось. Уильяму вдруг захотелось помочь Энн, но не в попытках найти супруга, обеспечить себя доходом и получить мизерный шанс сохранить Бесстрашного. Уильям хотел сделать так, чтобы она осталась собой, чтобы ей больше не приходилось таиться за воздушными платьями и усталым взмахом веера, чтобы ей было дозволено смеяться, как сегодня, каждый миг своего существования.

– Энн! – вырвалось у него, пожалуй, слишком громко.

Она вскинула тонкие брови.

– А вам никогда не хотелось управлять драконьей фермой?

Уильям не планировал этого заранее. Соглашаясь на сделку с Энн, он не преследовал скрытых мотивов и не думал ни о чём, кроме желания избавиться от кружащих вокруг невест и их матушек. Но чем больше времени он проводил в её компании, тем больше достоинств видел в их странном союзе.

Во-первых, задумка сработала – женщины, до того стремившиеся выдать своих дочерей за перспективного во всех отношениях графа, начали смотреть на него с сомнением. Достойный мужчина не может увлекаться столь взбалмошной особой, как Энн Харрингтон, наверняка думали они. Уильяма это мнение вполне устраивало, хотя он был в корне с ним не согласен.

Во-вторых, Уильяму действительно нравилось её общество. Энн оказалась умной молодой женщиной, не боящейся высказывать мнение и отстаивать его, что подарило им обоим немало интересных дискуссий.

Наконец, в-третьих, искренняя любовь Энн к драконам могла сыграть Уильяму на руку. Наблюдая за тем, как она подходит к огромному зверю, как успокаивает недовольное ворчание одним прикосновением, как седлает устрашающее с виду сознание, он впервые подумал, что, возможно, их с Энн свела судьба. Потому что его драконьим фермам нужен был управляющий, а Энн словно бы родилась для того, чтобы заниматься этим.

Конечно, сначала она восприняла его слова как шутку.

– Хотите преподнести ферму мне как подарок на нашу ненастоящую свадьбу? – губы Энн изогнулись в улыбке. – Боюсь, до этого наше маленькое представление всё-таки не дойдёт.

– Нет, – Уильям покачал головой.

«Нет, не дойдёт», – хотела продолжить малодушная часть его сознания, понимавшая, к чему может привести неосторожно сделанное предложение. Но Уильям отказывался ей потворствовать.

– Нет, вы не поняли: это не шутка.

Энн посерьёзнела, отстранилась: в глазах – недоверие, в пальцах – нервно стиснутая ткань юбки. Похоже, она так часто сталкивалась с непониманием, что до сих пор боялась: её обманут, разыграют, поманят чем-то прекрасным и оттолкнут. Глядя на её закушенную губу, Уильям понял, что лишился всех путей к отходу.

– Мисс Харрингтон, Энн, вы видели, как я управляюсь с драконами. По правде говоря, я понятия не имею, что с ними делать. Ферма досталась мне в наследство, но для меня это никогда не было великой радостью – скорее обузой. Постоянно приходится сидеть над бумагами, силиться понять, какая цена для какого дракона уместна. Из-за этого предыдущий управляющий обвёл меня вокруг пальца и сбежал с маленьким состоянием прежде, чем я понял, что происходит.

Уильям поморщился: он впервые рассказывал об этом кому-то со стороны. Вырисованный им образ не подразумевал подобных откровений – он должен был казаться несокрушимым, не способным на ошибку, держащим дела поместья и фермы в крепкой хватке.

Но для Энн не было важно, насколько он соответствовал представлениям об идеальном мужчине, идеальном аристократе, идеальном дельце. Она не нахмурилась и не хмыкнула, узнав, что Уильям способен отступиться. Она вообще никак не отреагировала – стояла и слушала, будто ничего особенного не произошло.

– Очевидно, мне нужен кто-то, разбирающийся в драконах. Кто-то, кому я смог бы доверять.

Она вздохнула так, словно Уильям признался в любви.

– Вы правда серьёзно, – не спросила, но изумилась. – Вы хотите, чтобы я помогла вам с драконьей фермой.

– Я хочу, чтобы вы взяли её в свои руки. Не торопитесь с ответом: приезжайте туда, обойдите владения, познакомьтесь с драконами, оцените их состояние и перспективы. Могу показать вам последние отчёты, чтобы вы составили общее впечатление о моём положении – оно не плачевное, но далеко от идеала, так что я пойму, если вы ответите отказом.

Нет, он бы не понял. Уильям знал, что предлагает Энн много больше, чем работу, – исполнение мечты. Если он установит для неё хорошее жалование, пропадёт необходимость в замужестве, мысль о котором вызывала у Энн в лучшем случае мигрень. Им больше не нужно будет притворяться – но не потребуется и расставаться, их общение будет обусловлено общими интересами. Пожалуй, она должна быть попросту счастлива…

Тогда почему Энн не улыбалась?

– Но если вы согласитесь… – Уильям хотел уже завести разговор о деньгах, но она прервала его самым бесцеремонным, неприличным, ужасным образом.

Энн коснулась пальцами его губ. Это продлилось лишь мгновение, но Уильям застыл, будто его поразило молнией: растерянный, изумлённый. Он не понимал, почему Энн его остановила, почему не дала распахнуть настежь дверь к её свободе. Но ещё острее не понимал, что подтолкнуло её к столь интимному действу – если бы рядом был хоть кто-то, кроме драконюших, Уильяму точно пришлось бы делать предложение.

А она словно и не заметила, что натворила.

– Молчите. – Энн сглотнула. – То, что вы пытаетесь сделать… спасибо, это очень ценно для меня. Я подумаю над вашими словами, но прямо сейчас, полагаю, нам лучше сменить тему.

Уильям, у которого до сих пор зудели губы, кивнул. Он вдруг и сам усомнился, а так ли хороша была идея. Если Энн будет работать с ним, мужчиной, это наверняка пагубно скажется на её репутации. И пускай сейчас она заявляет, что чужое мнение мало её волнует, но однажды она может встретить джентльмена, с которым захочет сочетаться браком. Будет прискорбно, если он не сможет сделать предложение из-за того, что близкое знакомство с Уильямом накроет Энн тенью не самых чистых подозрений.

Убеждая себя, что его беспокойство объясняется исключительно заботой об Энн, Уильям медленно сдвинулся с места. Пару метров они прошли молча, каждый погружён в свои мысли. Он мог только гадать, что терзает Энн, чем тут же занялся – всё, лишь бы не глядеть внутрь самого себя.

– Так сколько, говорите, на ферме животных? – Энн, кажется, тоже хотела заглушить голос разума.

Уильям с готовностью подхватил ничего не значащую беседу. Говорили о драконах, кормах, учебных вылетах – за десяток минут он узнал о крылатых змеях больше, чем за всю свою жизнь. И ему даже было интересно: Энн рассказывала так живо, с таким восторгом, что невозможно было не поддаться.

За разговором, они незаметно покинули поле. Конечно, этому предшествовало трогательное прощание с Бесстрашным – Энн даже удалось заставить Уильяма прикоснуться к его тёплому боку, ощутить биение громадного сердца сквозь могучие мышцы. В тот момент Уильям впервые за день ощутил благоговение перед самим Бесстрашным, а не только его владелицей. Неуловимо, но его отношение к драконам начинало меняться – нет, это Энн начинала его менять.

Глава IV. Точка невозврата

1 февраля 1813 года

Загородное имение Кренберри, Англия

Время рядом с Энн летело, подобно дракону. Казалось, они только познакомились, и вот Уильям уже называет её своим другом. Казалось, вчера впервые украдкой отправились к Бесстрашному вместо Гайд-парка, и вот подобные вылазки вошли в привычку. Уильям с нетерпением ждал каждой новой поездки: ему нравилось наблюдать за Энн, узнавать новое о драконах, но ещё больше нравилось чувство азарта, почти позабытое с юности. Кто бы мог подумать, что поборник правил вроде Уильяма может получать такое удовольствие, их нарушая!

Он ничего не загадывал на новый год, и всё же тот подарил Уильяму множество впечатлений. Да и дела пошли в гору: пускай Энн отказалась официально взять на себя обязанности управляющего, но всегда с готовностью приходила на помощь, отвечала на вопросы, советовала и подсказывала. Письма с фермы благодаря этому становились живее, обширнее – почувствовав заинтересованность Уильяма, драконюшие начали смелее рассказывать о проблемах и предлагать решения. Какие-то Энн одобряла, и Уильям уже начал приглядываться к самому инициативному из парней с мыслью о том, что его пора продвигать по службе.

Одно огорчало: полётами и разговорами о драконах дело не ограничивалось. Уильяму и Энн всё же нужно было появляться вместе на публике – были прогулки по холодным садам, были открытия выставок, были балы и приёмы. На последних Уильям старался избегать герцогиню Сазерленд, которая одолевала его подколками. Отчего-то она решила, что притворившиеся влюблёнными не могут не влюбиться в действительности, а когда Уильям пытался спорить – загадочно хмыкала и отказывалась приводить разумные доводы.

Кого ещё Уильям с удовольствием бы избегал, так это Эвелину Шиптон. После того, как на балу Двенадцатой ночи она оскорбилась в ответ на его пренебрежение, Уильям считал их знакомство благополучно завершённым. Но мисс Шиптон быстро позабыла обиды и с тех пор при каждой встрече пыталась с ним флиртовать. И, конечно же, танцевала: не имея способа отказать, Уильям вынужденно вписывал своё имя в её бальную книжку снова и снова – и снова и снова мужественно сходился с нею в котильоне.

Словно нарочно, мисс Шиптон оставляла для него исключительно медленные танцы, во время которых невозможно было уклониться от беседы. Приходилось выслушивать рассказы о её достижениях: свежей вышивке, разученной мелодии и прочая. Иногда, правда, мисс Шиптон заговаривалась – вместо похвалы себе или Уильяму меняла тему на ту, что её и впрямь волновала. Часто речь заходила о платьях, затрагивала малоинтересные сплетни, но порою она жаловалась на сестёр и мать, торопящих с замужеством. В такие мгновения Уильяму даже становилось совестно: девушка находилась в тех же условиях, что и Энн, но если к последней он испытывал сочувствие, то мисс Шиптон откровенно избегал. Если для того, чтобы успокоить родню, ей нужен был танец с графом, почему бы не помочь бедняжке?

Уильям и помогал, но всё же скрепя сердце. То самое сердце, которое пело, когда в его объятиях снова оказывалась Энн. В последнее время подобное случалось нечасто: она пользовалась всё большей популярностью – поговаривали, что скоро последуют предложения. И, хотя им обоим полагалось радоваться, Уильям и Энн старательно избегали разговора об этом, а когда его заводил кто-то другой – предпочитали мрачно отмалчиваться.

Оттого приёма в своём собственном имении Уильям одновременно ждал и страшился. Он хотел встретиться с Энн, показать ей драконью ферму и не сомневался – она будет в восторге. Но вместе с тем Уильям понимал, как свет воспримет происходящее: наверняка многие думали, что они с Энн готовятся объявить о помолвке. Если же этого не произойдёт, всевозможные виконты получат свободу действий и не преминут ею воспользоваться.

– Вас что-то беспокоит, милорд?

Погружённый в невесёлые мысли, Уильям промычал нечто невнятное. Камердинера подобный ответ вряд ли убедил, но права настаивать он не имел, так что продолжил своё занятие. Он помогал Уильяму собираться к приёму, до начала которого оставалось всего несколько минут. Гости заканчивали последние приготовления в отведённых им комнатах, слуги разливали шампанское по бокалам, музыканты настраивали инструменты, а Уильям мысленно убеждал себя, что всё будет в порядке.

Хотя как он мог знать, если практически не участвовал в подготовке к вечеру! Все обязанности легли на плечи камердинера, дворецкого, экономки, а Уильям только растерянно кивал и подписывал приглашения – герцогине Сазерленд, маркизу Шиптону с семьёй, барону Монтегю, виконту Барнаби, да даже новому соседу, какому-то моряку, арендовавшему поместье неподалёку. Имён было слишком много, чтобы запомнить, и в несколько раз больше, чем Уильям в действительности хотел бы пригласить.

– Прекрасно выглядите, милорд.

Камердинер отступил в сторону. Уильям бросил пустой взгляд на своё отражение в зеркале, но не увидел ничего особенного: чёрный костюм, белая сорочка, мудрёно повязанный шейный платок. Разве что тёмные кудри уложили так, что они стали выглядеть относительно прилично.

– Спасибо, Симпсон, – Уильям кивнул.

Откладывать встречу с неизбежным становилось всё менее возможным, пора было спускаться в зал, где его наверняка уже ждали. Оставалось надеяться, что в числе первых туда отправилась и Энн.

Бальная зала встретила его монотонным шумом. Голоса гудели, сливаясь с музыкой, которую Уильям мысленно назвал унылой – хотя в действительности унылым было скорее его настроение. Другим звучавшая мелодия нравилась: здороваясь с гостями, Уильям слышал комплименты в том числе музыкантам, а ещё – убранству, закускам, самому дому.

– Надо же, выглядит совсем как при вашей маменьке.

Улыбка застыла на его лице, натужная и болезненная. При его матери фамильное имение пришло в запустение, многие предметы интерьера были распроданы – Уильяму пришлось постараться, чтобы вернуть поместье и ферму, по памяти восстановить облик тех или иных комнат. Виновата в этом, конечно, была не графиня, а её муж и отец Уильяма, добрые слова о котором звучали ещё более фальшиво, чем якобы счастливые воспоминания о былом.

– Да, спасибо, – скупо поблагодарив, Уильям постарался поскорее убраться от собеседника.

Он поступал так со всеми: здоровался, кивал, обменивался парой бессмысленных фраз и удалялся, оглядываясь. Уильям знал, что со стороны его поведение выглядит не лучшим образом – пренебрегает гостями, торопится, явно ищет кого-то. Часть его, разумная, воспитанная в лучших традициях высшего общества, требовала остановиться, уделить должное внимание… да хотя бы маркизу Шиптону, прибывшему в окружении дочерей.

– Лорд Шиптон.

– А, Вудвилл! – маркиз, дородный мужчина с тронутой сединой шевелюрой, радушно ему улыбнулся. – Рад, весьма рад вашему приглашению. А здорово вы тут всё устроили!

– Благодарю.

– Слышал, и на вашей ферме дела идут в гору?

Уильям, уже собиравшийся отступить в сторону, застыл. До сих пор Шиптон не интересовался драконами, так что реплика прозвучала странно. Уильям ощутил укол беспокойства: уж не стало ли Шиптону известно об участии Энн в делах фермы? Подобный слух привлёк бы внимание кого угодно!

Но нет, что за глупость. Никто не мог знать, что Уильям советовался о делах со своей мнимой невестой, да если бы и узнали – в том не было ничего предосудительного. Тем более, по сравнению с безрассудствами, которыми Энн и так была известна.

– Да, неплохо, – мысленно посетовав, что позволил паузе затянуться, Уильям всё же кивнул. – Две драконицы ожидают потомства, а молодняк понемногу встаёт на крыло. Зимой для этого самое время, вы согласны?

Тесно общаясь с Энн, нельзя было не знать таких подробностей. Именно она объяснила, почему драконы тяжело переносят жару и комфортно чувствуют себя в стылом английском климате. Особой загадки тут не было – просто их кровь была слишком уж горяча.

– Хм-хм, вижу, ваши познания относительно этих созданий весьма глубоки. – Лорд Шиптон важно кивнул. – Я же, признаться, никогда не интересовался подобного рода тонкостями: для этого есть специалисты. Для нас же, людей высшего класса, драконы должны оставаться выгодным вложением.

– Но разве можно сделать выгодное вложение, не разбираясь, во что именно вкладываешься? – Уильям мысленно усмехнулся: он будто спорил с собой из прошлого. – Советчики и так называемые специалисты могут и обмануть.

– Что ж, резонное замечание. И похвальное стремление к знаниям! Вы, молодые люди, можете себе позволить так увлекаться всем, чем интересуетесь. Но скоро научитесь отделять зёрна от плевел.

Фраза, произнесённая с самой душевной интонацией и самой любезной улыбкой, заставила Уильяма стиснуть зубы. Как всё же искусно лорд Шиптон вёл беседу: не опровергая подозрений в собственном невежестве, он умудрился принизить знания Уильяма легко, мимоходом, всего лишь воспользовавшись разницей в возрасте. Хотя, казалось бы, что годы могут сказать о человеке?

Поймав себя на этой мысли, Уильям неожиданно улыбнулся. Мечтательная улыбка эта вызвала у лорда Шиптона изумление, которое тот не смог скрыть, как ни старался: не такой реакции он ждал на свои слова. Впрочем, дело было не в них, а в том, что Уильям вновь вспомнил Энн, разрушительницу стереотипов. Она не стеснялась заявлять, что возраст, пол и даже происхождение значат куда меньше поступков. И, пускай Уильям не мог отрицать влияние всего перечисленного на общественное мнение, про себя он с Энн скорее соглашался.

– Что ж, вы правы – мне ещё учиться и учиться. – Решив закрыть глаза на подколку Шиптона, он легкомысленно пожал плечами. – И я выбираю изучать то, чем моя семья занималась с незапамятных времён. Вы ведь не будете отрицать, что это достойное стремление?

– Не буду, не буду, – Шиптон понимал, то было бы попросту неуместно. – В конце концов, когда заниматься образованием, если не в ваши годы.

– Рад, что мы сошлись во мнениях. А теперь прошу меня простить.

Быстро, пока в разговор не успела вмешаться ни одна из дочерей маркиза, Уильям отступил в сторону, скрываясь в потоке прочих гостей. Поток вынес его к столам с закусками, и Уильям не мог мысленно не отметить: кухарка и впрямь постаралась. А ведь впереди был ещё ужин!..

Боги, ужин. Он устало потёр переносицу, стараясь не представлять часы за одним столом с избранными гостями. И всё же почти слышал заунывные разговоры о погоде, делах, политике…Избежать их было невозможно – пускай Уильям искренне желал пригласить лишь Энн и её семью, заведённые в Англии порядки диктовали иное решение. Чтобы не плодить слухи, он вынужден был приютить под крышей поместья сразу несколько семей: потенциальных инвесторов, давних друзей и иных людей, которых в действительности желал видеть в стенах своего дома как можно менее продолжительный срок. А с некоторыми предстояло мириться все выходные.

– Вот вы где!

Уильям резко обернулся. На мгновение показалось, что его нашла Энн – только ей было позволено подкрадываться к нему столь бесцеремонным образом. Но это была герцогиня Сазерленд.

– Дорогой мой, мне кажется, или вы уже не рады собственной затее?

«Какой из?» – чуть не спросил он.

– Боюсь, вы ошибаетесь. Я не сожалею о приёме, пускай и должен признаться, что он проходит более шумно, чем мне бы хотелось.

– Неужели? А выглядите так, словно хотите сбежать куда-нибудь. Как и на моём балу, между прочим!

Нет, она решительно не могла не вспомнить про праздник Двенадцатой ночи.

– Ваша Светлость, мы уже это обсуждали. Мои отношения с мисс Харрингтон…

– А я разве что-то говорила о мисс Харрингтон?

Вот же! Уильям с силой стиснул зубы, чтобы не выругаться – не на герцогиню, а на себя. Он попался на очевиднейшую из уловок, раскрыл свои мысли, которым следовало бы оставаться под замком. И мысли те были об Энн.

– Ну вот, стоило упомянуть… – герцогиня бросила взгляд куда-то поверх плеча Уильяма и покачала головой, но вовсе не с осуждением. – Должна признать, знакомство с вами положительно влияет на эту маленькую фурию.

Мимоходом удивившись, что герцогине Сазерленд известно ходившее в определённых кругах прозвище Энн, Уильям как можно более медленно и не заинтересованно оглянулся. Взгляд сразу нашёл её, привлечённый бордовым шёлком. Энн часто отдавала предпочтение этому оттенку, из-за чего Уильяму порой казалось, что на всех приёмах она появляется в одинаковых платьях. Но это было не так.

На этот раз Энн предстала в самом вычурном наряде, какой Уильям на ней видел. Золотая вышивка на подоле и рукавах, тонкое тёмное кружево вдоль линии декольте, цветочные украшения в волосах – конечно же, розы, конечно же, алые, – всё в её образе кричало о желании привлечь внимание. Оно было исполнено: прямо сейчас Энн широко улыбалась, ведя светскую беседу со своим виконтом. Уильям поморщился – пора было запомнить фамилию мальчишки, которая, возможно, в скором времени будет принадлежать и самой Энн.

– Не рады видеть свою возлюбленную? Простите, якобывозлюбленную.

– Нет, почему же, – Уильям вновь повернулся к герцогине. – Просто раздражён, что наши старания никак не увенчаются успехом: вместо графов и маркизов за мисс Харрингтон ухаживают сплошь бароны и виконты.

– Вы должны согласиться: учитывая её репутацию и положение, это вполне закономерно. Племянница барона не может рассчитывать на грандиозную партию. А этот юноша, похоже, очарователен, добр и знает, как развеселить девушку.

Уильяму не нужно было оборачиваться, чтобы узнать беззастенчиво звонкий смех Энн.

– Что ж, надеюсь, он также сумеет её обеспечить.

– Похвальная забота о женщине, которая не приходится вам даже отдалённой родственницей, – снова, снова подколки.

– Кровь и брак – не единственное, что способно связать людей.

Герцогиня едва заметно, лукаво улыбнулась, словно углядела в его словах намёк. Уильям вздохнул.

– Я говорю о дружбе и уважении, тётушка. По мне, так этого достаточно, чтобы я мог желать мисс Харрингтон всего наилучшего.

И как человек, искренне надеявшийся на удачу Энн, Уильям понял: лучше не подходить к ней, а ограничиться вежливым кивком на расстоянии. Он чувствовал: пришла пора отступить, дать ей возможность сделать выбор и принять предложение человека, которого она посчитает достойным. В конце концов, ради того всё и затевалось.

– А ты уверен, что это – наилучший вариант? – герцогиня словно услышала его мысли и с готовностью подлила масла в огонь.

В ответ он чуть не покачал головой: нет, конечно, мисс Харрингтон желала бы иного. Но вместо того, чтобы сказать правду, Уильям отрезал:

– Наилучшее в нынешних условиях. Прошу меня…

Его прервал звук разбившегося хрусталя. Кто-то вскрикнул, Уильям повернулся на голос – и встретился взглядом с Энн, легко нашедшей его в толпе. Вот только теперь она не улыбалась, а выглядела растерянной, даже испуганной. Красивое платье её было испачкано, алкоголь пролился на него, оставив тёмные следы по всей длине юбки.

– О, господи, – выдохнула она еле слышно, Уильям прочёл слова по губам. – Простите, я не хотела. Я лишь… так удивилась.

Энн неловко улыбнулась виконту Веллерсу – да, теперь Уильям вспомнил его фамилию! Молодой человек казался не менее ошарашенным, ему тоже досталось: похоже, во время инцидента они с Энн стояли совсем рядом, едва не прикасались к друг другу. Может быть, он склонился к её уху, чтобы шепнуть что-то важное, что-то, чего она обязана была с трепетом ожидать?

– Прошу прощения, – повторила Энн и, подхватив юбки, кинулась прочь из бальной залы.

Другие гости расступались перед ней, но не как перед важной особой, а как перед прокажённой. Будто её дурное поведение или, хуже того, оплошность могло запятнать их самих или их дочерей, наложить печать неодобрения. Даже Веллерс, её идеальный ухажёр, сделал лишь один шаг вслед за Энн – а затем замер, задумавшись. Костяшки пальцев у Уильяма зачесались от желания вызвать мальчишку на боксёрский поединок и доходчиво объяснить, как следует поступать в таких случаях.

– И чего же вы стоите? – нетерпение в голосе герцогини заставило Уильяма забыть о сиюминутной жажде мести.

Она была права. Прямо сейчас сам Уильям поступал не лучше Веллерса. Но, в отличие от последнего, собирался исправиться.

– Прошу меня извинить, – закончил он фразу, начатую, по ощущениям, вечность назад, и круто развернулся на каблуках.

Энн направлялась в сторону террасы.

На этот раз быстро найти её Уильяму не удалось. Пока гости развлекались в тепле, снаружи начался снег. Крупные хлопья покрывалом легли на плечи Уильяма, перепутались в волосах, а главное – присыпали следы, теперь едва угадывавшиеся на земле. Можно было лишь предполагать, куда пошла Энн, и предположение это Уильяму не понравилось.

А ведь в детстве он обожал сад позади фамильного имения! В тёплый летний день приятно было ускользнуть из-под присмотра гувернантки, сбежать вниз по каменным ступеням и устремиться в зелёный лабиринт, обещавший блаженную тень и надёжное укрытие. Порой у слуг уходил практически час на то, чтобы отыскать Уильяма и привести к родителям: обеспокоенной матери и отцу, смотревшему на такие выходки сквозь пальцы. Тогда Уильяму казалось, что он втайне поддерживает его побеги, но в действительности графу было всё равно.

Уильяму всё равно не было. Шагая по тёмному лабиринту, он мог думать лишь о платье Энн: о тонкой ткани, глубоком по моде декольте, практически открытых плечах. И он ведь не догадался взять для неё что-то тёплое, когда очертя голову побежал в заросли!

– Мисс Харрингтон! – не выдержав, Уильям попытался её позвать.

Ответа не было, и оставалось только догадываться, в чём дело. Энн могла банально не слышать, а могла – нарочно молчать, не желая разговаривать с кем бы то ни было. Что же сказал ей этот проклятый виконт?..

– Мисс Харрингтон, ответьте! – голос Уильяма стал требовательнее. – Вы замёрзнете и сляжете с лихорадкой!

В такой перспективе были свои плюсы: если Энн будет нездоровиться, она обзаведётся законным поводом задержаться в поместье Уильяма…

Он едва сам не дал себе по лицу за подобные мысли.

– Мисс Харрингтон! Энн, чёрт бы вас побрал!

И тут – смех. Уильям замер, изумлённый: он ожидал услышать скорее всхлипы. Впрочем, лить слёзы по виконту было не в духе фурии Харрингтон. Единственное, за что она могла корить себя, так это за то, что хоть на секунду задумалась о возможной свадьбе с молодым человеком, столь очевидно ей не подходящим.

– Рад, что вам весело, – пробормотал Уильям, а затем повторил погромче. – Пока вы развлекаетесь, я, между прочим, мёрзну, пытаясь вас отсюда вытащить!

Он снова остановился, на этот раз, чтобы прислушаться. Поначалу казалось, что Энн хранит молчание, но потом Уильям различил какой-то тихий, ритмичный звук…

– Я не просила вас за мной гнаться.

Шаги. Снег скрипел под её ногами.

– Тогда не стоило устраивать сцену посреди моего приёма.

Она стояла у самого поворота, силуэт был едва различим в вечерней тьме. Уильям попытался вспомнить, куда вела эта тропинка – он слишком давно не гулял в саду, чтобы так запросто воспроизвести в мыслях карту лабиринта. Интуиция подсказывала, что рядом должен быть фонтан, но Уильям не был в этом так уж уверен.

– Это была не сцена, я не собиралась привлекать ничьё внимание, – Энн скрестила руки на груди, явно раздражённая его словами. – Просто разбила бокал.

– И сбежали так, будто ваш виконт предлагал какие-то непристойности.

– Он не мой виконт!

Занятно, что фразу о непристойностях она отрицать не стала. Хотя…

– И он не предлагал ничего… вообще ничего, что вы могли бы подумать.

– Ни руки, ни сердца? – Уильям нахмурился. – Что же тогда заставило вас?..

Энн нервно переступила с ноги на ногу, потёрла ладонями плечи. Уильям вздрогнул от этого жеста, вдруг вспомнив о том, что вокруг ещё царит зима, а она стоит в снегопад в одном платье, замёрзшая настолько, что едва соображает.

– О, простите, – он почти выругался на самого себя. – Наденьте хоть это.

Уильям стащил с себя фрак и протянул ей, изо всех сил стараясь при этом не застучать зубами. В одной рубашке оставаться на улице было категорически неприятно.

– И пойдёмте в дом, пока мы оба не заболели.

Было видно, как Энн сомневалась. Она смотрела на фрак, словно, надев его, предала бы свои идеалы и свой образ сильной независимой женщины. Но лучше немного слабости, чем много холода.

– Спасибо, – она накинула одежду на плечи, и на лице её отразилось блаженство. – Вы правы, не стоило так убегать. Не в такую погоду.

– Да уж, – Уильям коротко рассмеялся. – Расскажете, что произошло?

Он подставил Энн локоть – она, помедлив, всё-таки на него оперлась. Вместе они двинулись в противоположную сторону, к дому, как надеялся Уильям. Он старался не заплутать, но отказывался что-либо гарантировать.

– Ничего особенного, – Энн пожала плечами, стараясь выглядеть равнодушной. – Виконт Веллерс просто признался мне в любви.

Уильяму дорогого стоило не посмотреть на неё в изумлении.

– Вот как? Должен признаться, ваша реакция оказалась весьма… нетипичной.

– Я всего лишь уронила бокал. В этом нет ничего ужасного, простая неловкость, хотя на неё вечно реагируют так, будто ты совершил преступление. Все так уставились на меня, что я… – она взмахнула рукой, будто предлагая Уильяму самостоятельно подобрать слова.

– …не выдержала?

Энн кивнула:

– Они точно ждали моей ошибки весь вечер. Они всегда ждут, я знаю, и я привыкла жить с этим, но сегодня навалилось всё разом… – она прерывисто вздохнула.

– Вы же знаете, что не обязаны передо мной объясняться?

– Да, несомненно. – Конечно, Уильям словно забыл, с кем разговаривает. – Но мне бы хотелось выговориться, если вы не против. Немного, пока мы не дойдём до дома, и я не придумаю, как себя вести.

– Я никогда не против вас послушать.

Он не смотрел на Энн, чтобы не смущать, но надеялся, что его слова вызвали у неё улыбку. По крайней мере, та почудилась Уильяму в её голосе.

– Спасибо. Вы человек редкого терпения. – Ещё один тяжкий вздох. – А виконт – человек редкостной доброты. Он сказал, что любит меня, что понимает – эти чувства не взаимны, что готов жениться на мне в любом случае, если на то будет моя воля. Представляете?

– Нет.

Браки без любви не были редкостью в их кругах, но обычно, если мужчина проникался к женщине чувствами, он всё же требовал взаимности – и, надо отметить, был в своём праве.

– Я тоже не представляла. Но он стоял, говорил всё это, а я чувствовала себя удивлённой, да, но не польщённой или восхищённой, как следовало бы. Мне было неловко, Уильям.

Тот что-то невнятно промычал. Теперь неловко становилось ему.

– Веллерс был таким искренним, таким проникновенным. Умом я понимаю, что должна была броситься ему на шею, выскочить замуж, как и планировалось, и радоваться, что всё так сложилось. Вы же понимаете, мой жених мог бы оказаться совсем другим: бесчувственным, самовлюблённым, воспринимающим меня, как трофей. Я должна была испытать счастье, а всё, о чём я думала, было: «Чёрт».

– Чёрт?

Энн остановилась. Уильям уже понимал, где они, до выхода из лабиринта оставалось лишь два поворота. Два поворота до того, как придётся надеть на себя маски несгибаемой фурии и галантного хозяина и не более того.

– Думаю, это была отвратительная идея, притворяться влюблёнными.

Уильям склонил голову: не согласие, но задумчивость. Он хотел узнать, почему Энн так говорит. Могла ли она, как и он, проникнуться к своему партнёру по лжи слишком тёплыми чувствами?

– Мы прекрасно сыграли, план сработал, как по нотам. Но я не хочу выходить замуж. – Она прикусила губу. – Не так, не ради денег, одобрения или чего-то вроде. Не хочу обманывать виконта Веллерса. Не хочу жить в обмане с человеком, который ничего для меня не значит.

– И что вы тогда будете делать?

Видит бог, Уильям почти решился предложить ей выйти замуж за него. Он бы и словом не обмолвился о любви, лишь о дружбе, на которой можно выстроить взаимовыгодное сотрудничество – заключить ещё одно «безобидное» соглашение. Они хорошо бы проводили время вместе, она бы сохранила Бесстрашного, он бы получил потрясающего управляющего для драконьей фермы. Было бы похоже на счастье.

– Вообще-то, я уже делаю. – Энн выпрямилась, поплотнее запахнула фрак.

Теперь она выглядела собой, той яркой, смелой, непотопляемой женщиной, с которой Уильям познакомился – страшно представить! – месяц назад.

– Я хочу выиграть драконью гонку. Не какую-то незначительную, я хочу Эпсомский приз.[1]

– Но в этих гонках могут участвовать только мужчины.

Уильям искренне желал её поддержать, но понимал: нужно смотреть правде в глаза. Однако, вопреки его ожиданиям, Энн не расстроилась. Она усмехнулась.

– Все так думают. Но на самом деле никто не догадался внести это в официальные правила. Я изучила их вдоль и поперёк, о половой принадлежности участников нет ни единого слова. Когда их составляли, никто не ожидал, что на горизонте появится сумасшедшая вроде меня.

– Ничто не мешает им пересмотреть правила.

– Мешает. Пересмотр возможен только в межсезонье, до начала приёма заявок. Он открылся сегодня, за месяц до главного взлёта.

– То есть, вы всё продумали?

Теперь усмехался уже Уильям. Она была права: задумка выглядела наглой, безумной, способной или уничтожить её или изменить мир. И она была хороша.

– Тогда почему сомневаетесь?

– Не сомневаюсь. Но надеялась, что будет запасной вариант.

То есть, жених, понял Уильям. Он облизнул пересохшие губы. Это был подходящий момент, чтобы сказать… но он не мог. Не хотел быть обузой для неё. Не хотел быть запасным планом. Не хотел быть уздой, которая могла бы ограничить Энн в её желаниях.

– Вы справитесь и без запасных вариантов.

– Мне бы вашу уверенность. Я же представляю одни лишь сложности – достаточно вспомнить мою маму…

– Её могу взять на себя я.

Уильям вновь подал Энн руку: тайные разговоры подошли к концу, и им стоило поскорее убраться в тепло. Тем более, что подол её платья вконец промок от снега, да и состояние его одежды оставляло желать лучшего.

– И как вы собираетесь справляться со страшной баронессой Пембрук?

– Продолжу за вами ухаживать.

Энн нахмурилась.

– Вам же по-прежнему нужно прикрытие для тренировок. Продолжим говорить, что отправляемся на прогулку. Со мной она отпустит вас, куда угодно.

– Опять ложь, – она покачала головой.

– Временная мера. Вы расскажете ей всё… не знаю, за неделю до Эпсома? Так, чтобы она не прочитала о ваших успехах в утренней газете.

– Вы так верите в мой успех.

– Всегда.

Они затихли, но то было не уютное, а вынужденное молчание. Лабиринт закончился, впереди высилось горящее огнями поместье. Людей снаружи не было, так что никто не мог упрекнуть Уильяма и Энн в подозрительно долгом уединении. Хотя, подождите, кто это там?..

Уильям прищурился. У выхода на террасу стоял мужчина, силуэт его казался незнакомым: слишком высокий, крепкий. В руках у него что-то было – подойдя ближе, Уильям рассмотрел верхнюю одежду, свою и Энн. Незнакомец, очевидно, ждал их, надеясь помочь.

– Спасибо вам, сэр. Кажется, не имел чести… – едва ступив на нижнюю ступеньку крыльца, заговорил Уильям.

Но его перебила поражённая Энн.

– Малькольм?!

А после произошло страшное. Позабыв о морозе и усталости, она подхватила юбки и бросилась наверх – прямо в объятия мужчины. Фрак Уильяма, который больше ничто не удерживало на её плечах, медленно соскользнул вниз.

[1] В реальном мире дерби – главный приз в скаковых и беговых испытаниях лошадей на ипподроме, а Эпсомское Дерби – одно из старейших и крупнейших скаковых дерби в Великобритании.