Читать онлайн Принцесса Торн бесплатно

L. J. Shen

Thorne Princess

* * *

«Ад послал нам самую губительную болезнь, и мы, люди, прозвали ее любовью».
– Конни Керник

Посвящается Пэнг, которая просила об этой книге.
И всем, кто не просил, но нуждался в ней

Предупреждение:

В этой книге поднимается тема сексуального насилия и сомнительного согласия на интимную близость.

Пролог

ХЭЛЛИОН ТОРН ЗАСТУКАЛИ С ПОЛИЧНЫМ!

Автор статьи – Анна Брукс, Yellow Vault

Она находится в центре внимания с тех пор, как ее последний парень, знаменитый Киран Эдвардс, пару месяцев назад неожиданно рассказал миру о своих «любовных предпочтениях». Теперь Хэлли Торн уходит в отрыв. Все верно, мои маленькие уолтерсы! Вам не показалось. Вот Хэлли Торн демонстрирует свой сосок. И под руку не с кем иным, как с любимчиком всех зрителей кабельного.

Следующая остановка? Как по мне, так реабилитационный центр для знаменитостей.

Может, она и пользуется популярностью среди голливудских мужчин, но ходят слухи, что родной папочка ее терпеть не может.

Хэлли

Ладно. Подождите минутку. Притормозите. Не судите так сразу.

Знаю, выглядит паршиво. Не сосок – грудь у меня потрясающая, пожалуй, лучшая часть меня, – но, клянусь, я могу объяснить все остальное.

Итак, вот история моего падения.

О том, как каждая семья Америки лицезрела мой сосок.

Вернемся на год назад, когда его снимок украшал все сайты, журналы, таблоиды и социальные сети. В какой-то момент я задумалась, не нанять ли мне агента и не купить ли крошечные солнцезащитные очки в стиле нуар. Вот до чего дошло все это безумие.

Не то чтобы мне было что скрывать. Как и отмечали СМИ, я фигуристая. У меня широкие бедра, грудь четвертого размера и ягодицы, достойные каждой душераздирающей рифмы Лила Уэйна.

Проблема в том, что… мой сосок не просто сосок.

Он принадлежит первому ребенку Белого дома. Так что меня можно назвать первой дочерью и в другом смысле.

Америка зациклилась на том факте, что я, Хэлли Маргарет Торн, первенец нынешнего президента, еще и огромное разочарование для всех.

Татуировки, вишнево-красные волосы, толстая подводка для глаз и общественный колледж, который я бросила после первого семестра, создавали определенный имидж, легко вызывающий ненависть…

Всем казалось, что мне все давалось легко. От меня лишь требовалось не облажаться. Но я лажала. Постоянно.

Что касается последнего раза? Я зашла слишком далеко.

Репортер Yellow Vault не солгала. Я окончательно довела родителей. Отчаянные времена требовали отчаянных мер для их хорошенькой, сорвавшейся с цепи дочурки, нуждавшейся в защите, воображаемой пощечине и встряске.

Тогда и появился Рэнсом Локвуд.

Грозный, неприступный, устрашающий и… извините, но до неприличия сексуальный. Мой новый телохранитель.

Прошу прощения, сотрудник личной охраны.

Дьявол, подорвавший мою жизнь и уничтоживший все, что осталось от моей самооценки.

Несдержанный заступник, который украл мое сердце, раскрошил его на кусочки, а затем с кривой ухмылкой протянул мне разбитые осколки.

Его прозвали Роботом, но я не считала его таковым.

Где-то под всеми этими слоями у него было сердце. Пыльное, покрытое шрамами, но продолжавшее биться.

Так что все, что вам требуется знать, это то, что в некотором роде та ситуация с соском действительно разрушила мою жизнь. Но она же и спасла меня. Или, по крайней мере, часть меня.

Ту часть, которая заслуживала спасения.

Ту часть, которая выжила.

Падение принцесс

Было ошибкой надеть маленькое черное платье с корсетом.

Я осознала это в тот миг, когда скользнула на заднее сиденье «Кадиллака» своего личного водителя, скрыв верхнюю часть лица красной маскарадной маской с блестками.

Мой лучший друг Келлер уже сидел на противоположной стороне, поправляя белокурую прядку, выбившуюся из идеальной укладки, в качестве зеркала используя камеру телефона. На нем была красивая золотая римская маска.

– Эй, Ден! В «Шато Мармон», – проинструктировала я водителя, поправляя подол платья.

Келлер засунул телефон в карман костюма от «Прада» и внимательно оглядел меня.

– Милая, корсет выглядит так, будто вот-вот вылетит за пределы Млечного Пути. Какого размера это платье?

Выпрямившись, я бросила на него убийственный взгляд. Наряд был таким тесным, что впоследствии его пришлось бы снимать хирургическим путем.

– «Балмейн» выпускают вещи только до двенадцатого размера, – защищаясь, пробормотала я.

– Что ж, молния, вероятно, находится в шаге от того, чтобы послать тебя ко всем чертям, поэтому предлагаю вернуться и переодеться. – Келлер разгладил невидимую складку на обтягивающих брюках.

Деннис посмотрел в зеркало заднего вида, желая понять, стоит ли ему разворачиваться и возвращаться к моему дому. Я покачала головой. Ни за что. У меня двенадцатый размер. Иногда даже десятый (но точно не между Днем благодарения и Рождеством. Или на Пасху. Или во время ПМС).

Проблема с дизайнерскими размерами заключалась в том, что они создавались исключительно для стройных людей. Но я любила свое тело. Каждый изгиб и каждую заработанную тяжким трудом клеточку целлюлита. Логически я понимала, что дизайнеры редко изготавливают одежду точного размера. Их десятый размер на самом деле восьмой, двенадцатый – десятый, а четырнадцатый… ну, в общем, его не существовало. Но я никогда не покупала ничего с полки. В целях сохранения экологии всегда брала платья в магазинах секонд-хенд, что сильно ограничивало выбор.

– Платье остается, – заявила я.

– Ненадолго, если предоставишь право голоса своим сиськам, – пробурчал Келлер.

– Ты язвишь, потому что у тебя мешки под глазами.

– Мешки под глазами? – прогремел Келлер, оторвав взгляд от телефона.

Ухмыльнувшись, я пожала плечами.

– Нет, но теперь ты знаешь, каково это, когда тебя оскорбляет лучший друг. Не слишком приятно, правда?

Спустя двадцать минут Деннис остановился возле «Шато». Я стиснула плечо своего водителя сзади, прижавшись к нему щекой.

– Спасибо, Ден! Можешь сегодня взять выходной. Я вызову «Убер», когда соберусь домой.

– Думаю, мне лучше остаться, – устало возразил шестидесятипятилетний Деннис. – Твоим родителям не понравится идея с такси. – Он занимал должность моего водителя с тех пор, как мне исполнилось восемь, и знал родителей лучше меня.

Мистеру и миссис Торн не нравилось, когда я покидала стены дома – не потому, что им так уж по душе мое общество. Само мое ошибочное существование вызывало у них неловкость перед остальными. Самое приятное, что сказала обо мне мама на одном из интервью, это то, что я добавила их семье фактурность. Фактурность. Словно я декоративные обои. И поэтому меня не очень-то волновало их одобрение.

Я отмахнулась от Денниса.

– Рядом со мной будет Келлер. Он убережет меня от неприятностей. Правда, Кел?

– Насколько это возможно. – Келлер выскользнул из «Кадиллака», с предвкушением разглядывая арочный проем. – Если только тот, кто на тебя нападет, не будет вооружен. Ты же знаешь, я не выношу вида крови. Или если ко мне не подойдет кто-нибудь вроде Зака Эфрона в роли Теда Банди. Если это Зак Эфрон из «Классного мюзикла», я прикрою тебя, малышка.

– Если затусишь с Заком Эфроном времен «Классного мюзикла», я не стану вносить за тебя залог за противоправные действия с несовершеннолетними, – парировала я.

Келлер поднял большой палец.

– Уверен, наш разговор полностью успокоил Денниса. Теперь он верит, что ты не попадешь в беду.

Я поднесла свой мини-смартфон к губам.

– Сири, напомни мне сделать куклу вуду в образе моего лучшего друга и использовать ее завтра утром как игольницу.

– Событие добавлено в календарь, – чопорно ответила Сири.

Выскочив из машины, я одарила Денниса ангельской улыбкой, говорившей «я буду хорошо себя вести», и сложила перед собой ладони.

– Серьезно, Ден. Я буду вести себя прилежно. Езжай домой. Уверена, Этель ждет тебя со своим фирменным имбирным печеньем.

Он погладил подбородок.

– Сегодня утром она сказала, что приготовит свежую порцию…

Во многих отношениях Деннис с Этель были для меня бо́льшей семьей, чем мои собственные мать и отец. Я проводила с ними практически все праздники, они заботились обо мне, когда я болела, и приходили на родительские собрания, если мама с папой были заняты на саммите по изменению климата или допрашивали очередного технического гения в Конгрессе.

Деннис перевел взгляд с моей вымученной улыбки на раскрытые двери «Шато». Он возил меня сюда достаточно часто, дабы понять, что я обязательно напьюсь, оплачу баснословный счет и закончу вечер, выблевав шампанское дороже его костюма на заднее сиденье автомобиля.

Он не желал иметь со мной дело. Но кто мог его винить? Я сама себя едва терпела. Именно поэтому планировала сегодня утопиться в алкоголе.

Деннис вздохнул, потирая висок.

– Просто будь осторожна, хорошо? И возвращайся домой пораньше.

– Ты лучший, Ден. Передавай Этель, что я ее люблю!

Он поправил свою фуражку.

– Как насчет того, чтобы как-нибудь навестить ее и сказать это самой?

Деннис и Этель чахли в Лос-Анджелесе исключительно из-за меня. Они мечтали вернуться на Восточное побережье, к своей семье. Мне претило, что отчасти я стала причиной их страданий, поэтому никогда не навещала их бунгало в Энсино, не давилась слабо заваренным чаем и повторами шоу Jeopardy! пока Этель доставала фотоальбомы, чтобы показать фотографии внуков, которых они не могли увидеть… из-за меня. Слишком угнетающе. Я не нашла достаточно крепкого алкоголя, чтобы побороть это чувство вины. Пока что.

– Будет сделано, Ден.

Он уехал, оставив нас в облаке выхлопного дыма. Фу. Пора подумать о переходе на «Теслу».

Келлер сцепил наши руки и, часто заморгав, окинул взглядом печально известную белую кирпичную кладку.

– Наконец-то мы в своей естественной среде обитания.

Бал-маскарад был организован клиникой пластической хирургии в долине с целью сбора средств для ветеранов, получивших шрамы от ожогов. Мы с Келлером положили в конверты по пять тысяч, однако на ужин перед балом никто из нас не явился. Мой друг не любил есть на публике (и это правда), а я терпеть не могла, когда меня начинали пытать вопросами и просьбами рассказать о моей семье.

– Знаешь… – Я откинула свои крашеные бордовые локоны, пока мы направлялись к бару, минуя посыльных, консьержей и метрдотелей в масках. – «Шато Мармон» известен тем, что сюда наведываются люди, которые либо поднялись на самую верхушку, либо катятся по наклонной. Как думаешь, к какой категории относимся мы?

– Ни к одной из них. – Келлер провел меня к бару из красного дуба со знакомыми бордовыми табуретами и такими же люстрами над головой. – Мы просто красивые отпрыски богатых семей. Рожденные в высшем обществе, но с заниженными ожиданиями. Мы не подходим ни к одной из этих категорий.

Келлер был сыном Асы Нельсона, фронтмена группы She Wolf и величайшей легенды рок-н-ролла из ныне живущих. Наши фамилии открывали любые двери – но не все из них шли нам на пользу.

Мы расположились у барной стойки. Бармен Фредерик молча подвинул мне коктейль «Мармон Мул», а Келлеру его привычный «Блю Вельвет». Фредерик надел белую маску кролика, которая подчеркивала его пронзительные голубые глаза.

– Мне следует забрать его домой, – пробормотал Келлер, пихнув меня локтем.

– Это кажется очень плохой идеей.

– Мое любимое занятие, – отозвался мой лучший друг. – И твое тоже.

Я не стала подтверждать последнюю фразу. Келлер не виноват, что считал, будто я сплю со всеми, у кого есть пульс, – именно такое впечатление я производила на людей. Но мне было неприятно вспоминать, что я лгу своему лучшему другу.

Не успели мы сделать и первый глоток, как нас окружили две девушки, мечтавшие стать актрисами, одна звезда реалити-шоу и лайф-коуч, которая, я уверена, подрабатывала официанткой в «Айви». Все вчетвером они стояли вокруг нас, прихорашиваясь, пока пытались убедить людей, с которыми общались, что их большой успех не за горами. Именно так мы с Келлером и проводили свои вечера. Каждый из них. Вечеринки, выпивка, общение, притворство, будто мир – большая, доверху набитая пиньята, готовая лопнуть и осыпать нас дождем из «Оскаров» и модных контрактов на обложки Vogue.

Мы были всеобщими любимцами. Молодые, богатые и пресыщенные.

Ни перед кем не отчитывались, и все нас желали.

Формально у нас с Келлером имелась работа.

В двадцать семь лет он являлся владельцем «Мейн Скуиз», элитного салона по продаже соков в Западном Голливуде, известного своими детокс-программами, которые так любили модели Victoria’s Secret и «Настоящие домохозяйки»[1].

Я же была звездой «Инстаграма»[2], то есть получала оплату в виде предметов роскоши и комплиментов, рекламируя товары своим восьмистам тысячам подписчиков. Все что угодно, от одежды и сумок до тампонов. Моя так называемая работа занимала два часа в неделю, но я, как ни странно, бережно к ней относилась. Быть может, потому что знала: это единственная часть моей жизни, в которую никто не имел права вторгаться или что-то менять в ней. Она принадлежала только мне. Мое дело, моя ответственность, моя маленькая, крохотная победа в этом мире.

– Разве не забавно, – размышляла я вслух, покручивая трубочку в бокале. – Как мы можем притворяться, будто являемся полезными членами общества. И ведь таблоиды просто поддерживают этот образ.

Две актрисы, звезда реалити-шоу и лайф-коуч испарились, как только заметили звезду «Нетфликса», который вошел в зал в средневековой маске чумного доктора.

В этом вся прелесть Лос-Анджелеса. Прекрасное место для сборища людей, если только вы не ищете настоящей дружбы.

Келлер бросил на меня хмурый взгляд.

– Говори за себя. У меня есть работа. Я владею салоном по продаже соков. И сам добываю все ингредиенты.

– Ох, Келлер. – Я похлопала его руку на барной стойке и подняла свой бокал. – Я прямо сейчас «добываю местные ингредиенты». Не пойми меня неправильно, у тебя замечательное хобби, но деньги никому из нас не нужны.

Мы никогда это не обсуждали, но я всегда полагала, что Келлер тоже получает от отца солидное ежемесячное пособие.

– Нет, Хэл, ты не понимаешь. У меня есть работа. – Он нахмурился, запрокинув голову. – Есть сотрудники, которым я плачу зарплату, ежеквартальные встречи с финансовым аналитиком, бюджеты, прочая ерунда. Если я ничего не делаю, бизнес не работает.

Келлер погряз в отрицании. Мы оба рассчитывали на то, что родители будут оплачивать нашу аренду, лизинг автомобиля и расходы на жизнь. По крайней мере, у меня хватало духа это признать.

Я отпила коктейль, с трудом делая вдох в тесном платье.

– Да, конечно. Я имела в виду, что у нас очень интересная работа, поэтому она не ощущается работой.

Келлер закатил глаза.

– Ты не это имела в виду.

Он прав. Не это. Но я была слишком измотана проведенной ранее глубокой чисткой лица, чтобы затевать ссор-у.

– Я только что заметил здесь Перри Коуэн. – Келлер склонил голову, чтобы заглянуть за мое плечо. – Ее новый балаяж[3] просто великолепен.

Я не стала поворачиваться, чтобы посмотреть.

– Не уверена, что хороший балаяж исправит уродство ее души.

– Уф-ф. Когда Бог создавал тебя жаркой девушкой, он перепутал букву «р» с «л». – Келлер спрыгнул со своего табурета. – Пойду поздороваюсь.

– Но она такая примитивная, Кел. – Я сморщила нос.

– Веди себя хорошо, пока я не вернусь. – Он бросил взгляд на собственное отражение, пляшущее на поверхности чаши для вина из нержавеющей стали, а затем направился к цели.

Перри Коуэн была перспективным модельером и женщиной, которая мне не нравилась. В основном потому, что она создавала платье для репетиционного ужина моей сестры Геры. А любой, кто дружил с моей сестрой, становился моим врагом.

Перри также продала статью обо мне в The Mail после неприятного инцидента, связанного со мной, платьем подружки невесты и неожиданно острым соусом для пиццы. Я знала, что это она, потому что никто другой не проболтался бы. Мама пребывала в ужасе от того, что мы вообще состоим в родственной связи, отец не отреагировал, а Гера… Ну, она ненавидела тот факт, что я вечно попадаю в заголовки по скандальным причинам.

Я махнула Фредерику, заказав еще два коктейля и шот. Мне нужно немного «жидкой смелости», чтобы пережить эту ночь. Несмотря на то что я находилась в переполненной комнате, чувствовала себя невыносимо одиноко.

Перри напомнила о том, что в паре часов полета от меня, в Далласе, живет самая идеальная первая дочь, которая когда-либо украшала лицо Земли.

Моя двадцатидевятилетняя сестра.

Андрогинное, грациозное создание. Из тех, кого можно увидеть на обложке журнала Vogue. Ухоженная, смышленая, безупречно воспитанная.

Гера окончила медицинский факультет Стэнфордского университета вместе с Крейгом, своим возлюбленным со школьных времен и женихом, с которым сейчас планировала предстоящую свадьбу, одновременно проходя стажировку в Медицинском центре Университета Бейлор.

Вся жизнь Геры была тщательно спланирована.

В то время как я даже свою грудь не могла держать под контролем (она все еще боролась с шифоном корсета, пытаясь вырваться на свободу).

Я выпила два коктейля и шот, затем украдкой взглянула на смеявшихся в углу Келлера и Перри. Она по-хлопала его по груди. Вокруг меня кружились и танцевали люди в масках. Некоторые целовались в темных уголках помещения. Такова моя жизнь. Шпильки и выпивка по завышенным ценам. Пустой особняк, полный банковский счет и вакантная танцевальная карточка. У меня внутри образовалась дыра, которая продолжала расти, занимая все больше места, пока не появилось ощущение, что эта дыра настоящая, видимая и осязаемая.

Я подала сигнал Фредерику, чтобы тот сделал еще один шот. Мой напиток прибыл мгновенно. К сожалению, как и Уэс Морган, выдающийся тренер знаменитостей.

Уэс был соведущим шоу «Большой толстый не-удачник», содержание которого столь же ужасно, как и название. Он «помогал» знаменитостям сбросить вес, как правило, крича на них и бегая рядом без рубашки, пока они падали и их тошнило во время тренировки. Уэс пытался и меня заманить в третий сезон своего шоу, обещая за два месяца довести до четвертого размера. Я положила трубку, но перед этим продержала Уэса на линии в течение пятнадцати секунд, пока смеялась и громко хрустела пачкой мятного печенья.

Очевидно, наше последнее общение побудило его желать большего.

– Привет, Хэллион. – Он облокотился на барную стойку рядом с моим бокалом, сверкнув ослепительно белой улыбкой. Хэллион[4] – прозвище, которым меня одарили таблоиды за мои выходки. – Я когда-нибудь говорил тебе, что тоже техасец?

В его волосах скопилось столько воска, что из него можно было вылепить фигуру для музея мадам Тюссо. И я не имела в виду юную Дакоту Фаннинг. Скорее Дуэйна Джонсона.

– У тебя нет маски, – вежливо заметила я.

– Мне она не нужна. – Уэс пожал плечами, продолжая широко ухмыляться. – Перед тобой мужчина, который только что пожертвовал десять тысяч на операцию ветерану.

Я рассматривала роспись на потолке, ожидая, когда Уэс уйдет.

– Слышала, что я сказал?

– Да. – Я достала вишенку из пустого бокала, чтобы высосать последние капли алкоголя. – Ты ведь произнес это всего секунду назад.

– Я о том, что мы оба техасцы.

– Я не из Техаса, – категорично заявила, завязывая во рту черенок вишни и опуская его обратно в руку.

– А, правда? – Уэс наклонился поближе, чтобы я могла по достоинству оценить сногсшибательный аромат пяти галлонов одеколона, в которых он искупался. – Мог бы поклясться, что президент Торн был…

– Да, он из Далласа. Но я родилась в Вашингтоне и провела там первые восемь лет жизни. Потом родители отправили меня в школу-интернат в Нью-Йорке, в швейцарские летние лагеря, британские зимние лагеря и на французские званые вечера. Так что назвать меня жительницей Техаса нельзя. А вот культурным медиамагнатом…

По пустому взгляду Уэса я поняла, что потеряла его на слове «культурный». Возможно, даже на «званых вечерах».

В течение многих лет я проводила некоторое время в Техасе, но не по своей воле. Родители умоляли, торговались, тащили меня «домой», уговаривая перевестись в местные школы, поближе к семье. Я всегда ускользала от их попыток. В Техасе было слишком жарко и чересчур безопасно. В общем, я считала себя жительницей Техаса не больше, чем нейрохирургом. Кроме того, мне известно, почему они желали видеть меня рядом – для создания лучшего имиджа. Дабы показать, что хотя бы пытаются обуздать своего дикого ребенка.

– Т-ц. – Уэс цокнул языком, его идеальная улыбка осталась нетронутой. Зубы Уэса не могли быть настоящими. Да и бицепсы, наверное, тоже. – Я бы с удовольствием провел для тебя экскурсию. Хотя родился и вырос в Хьюстоне, я знаю Даллас вдоль и поперек.

– Я не планирую никаких поездок туда. – Мой взгляд устремился на дно пустого бокала из-под коктейля.

– Тогда, может, мы встретимся здесь, в Лос-Анджелесе. – Его локоть коснулся моего. Я тотчас отпрянула.

– У меня плотный график поедания пирогов.

– Не будь такой обидчивой, Хэллион. Бизнес превыше всего, так ведь? – Он провел рукой по волосам, но они были жестче бетона. – Я посчитал, из тебя получится отличный участник.

– А из тебя превосходный плод трудов таксидермиста, – протянула я.

– Вот что я тебе скажу. Я могу подстроиться под твой график. Мне действительно кажется, что мы можем принести друг другу пользу.

Уэс просто еще один человек, который видел во мне ходячий, говорящий счастливый билет. Очередной потребитель, а возможно, и абьюзер. Такие люди напоминали мне, почему я завязала с мужчинами. Все они чего-то хотели, но это что-то всегда исключало настоящие отношения. Я была для них подпоркой. Ключом к открытию возможностей.

В животе заурчало.

Хочу домой.

К сожалению, у меня его нет. Особняк представлял собой груду дорогих кирпичей, и ничего более.

– Я попрошу своего ассистента связаться с твоим. – Я слезла с барного стула.

– У меня нет ассистента, – смущенно произнес Уэс.

У меня тоже. В этом вся суть, Эйнштейн.

Я подала сигнал Фредерику, чтобы тот принес чек. К черту Келлера. Я сдаюсь. Он мог продолжать беседу с Перри, у которой действительно был новый великолепный хайлайтер, подчеркивающий ее скулы. Я бросила на них последний взгляд. Друзья Перри теперь задавали Келлеру всевозможные вопросы о его салоне. Мой друг купался во внимании. Неужели я единственная, кто открыто высказывался об этой его фальшивой работе?

Заплатив, я оставила Фредерику сорок процентов от счета в качестве чаевых и направилась к выходу, уворачиваясь от людей, которые пытались остановить меня поболтать. Уэс нетерпеливо следовал за мной. Он официально превратился из занозы в заднице в сталкера.

– Подожди, куда ты идешь? – Уэс попытался положить руку мне на плечо. Я зашипела, яростно ее стряхивая.

Не трогай меня. Не смей трогать. Никогда не прикасайся ко мне.

– Домой. – Я ускорила шаг. Мои каблуки цокали по темному полу.

Я ненавидела себя за то, что забыла взять куртку, когда выходила из дома. Мне бы не помешало чем-нибудь прикрыть грудь, чтобы она не выглядывала из корсета. Хотя, если подумать, она уже не казалась такой уж стесненной. Только ощущалась странная прохлада. Опустив взгляд, я осознала причину: ткань на правой груди порвалась. И та буквально была выставлена на всеобщее обозрение, как приспущенный флаг, как раз в тот момент, когда я собиралась выйти из отеля и вызвать такси.

Задыхаясь, я судорожно попыталась заправить грудь обратно в платье.

– Ох, боже мой, – хихикнул Уэс, прислонившись к ближайшей стене. – Похоже, дамочки вышли подышать свежим воздухом.

– Заткнись.

Я направилась к стойке регистрации отеля, чтобы узнать, могу ли одолжить у кого-нибудь куртку. Вокруг было так много людей. Повсюду. А из-за маски не удавалось ничего разглядеть. Я сорвала ее с лица и бросила на пол. Хватая ртом воздух, огляделась вокруг.

Куртка. Мне нужна куртка. Но это же Лос-Анджелес. Люди почти не ходят в верхней одежде.

Голос рядом со мной пытался успокоить:

– Не сердись так, Хэллион. Давай отвезу тебя домой.

– Нет, спасибо. – Я сложила руки на груди и зашагала быстрее. Уже почти достигла стойки регистрации.

– Если попросишь у консьержа куртку, они поймут, что произошло, и продадут эту историю.

Я замерла посреди лобби. Уэс понял, что привлек мое внимание.

– Правда хочешь, чтобы тебя снова высмеивали? Особенно после истории с пятном от пиццы, которую опубликовали в Page Six. – Его голос звучал позади меня, впиваясь в кожу, точно когти.

Он прав. Если признаю, что платье лопнуло, эту информацию могут слить. У Геры случится истерика, а родители… Бог знает, что они сделают. Лишат меня пособия. Заставят переехать в Техас.

Я ничего толком не умела, кроме как почистить целый мандарин одним движением руки. Это впечатляюще, но не совсем то, что можно вписать в резюме.

Обернувшись, я окинула Уэса оценивающим взглядом, продолжая прикрывать себя, скрестив руки на груди.

– Я тебе не доверяю, – ответила, прищурившись.

Он поднял ладони.

– А стоило бы. Ты дочь президента Торна. Национального героя. Я бы никогда не причинил тебе вреда. Неужели думаешь, что я настолько глуп?

Ответ, к сожалению для Уэса, был положительным. Но раз уж он вроде бы искренне предлагал ему довериться, может, мне все-таки следует сделать это. Только на сегодняшний вечер.

Каждая моя клеточка твердила, что это плохая идея, но я не уверена, что у меня оставался выбор.

– Обещай, что не обманешь.

– Пообещай мне фотосессию, и заключим сделку. Мне нужно вернуться на первые полосы газет до премьеры пятого сезона.

Я закрыла глаза, тяжело дыша. Меня переполняла ярость.

– Разве твоему имиджу не повредит съемка с фигуристой девушкой, когда твоя работа заключается в том, чтобы помогать людям худеть? – Я открыла глаза, невинно улыбаясь.

– Так вот, об этом. – Уэс наигранно вздохнул. – Возможно, я заработал репутацию фэтфоба[5] после того, как завирусился один из моих эпизодов. Можешь поверить в подобную чушь?

Отлично. Значит, я официально стала той, кто докажет, будто он дружит с полными. Мне хотелось закричать.

– Один кофе на Родео Драйв. – Я подняла палец в знак предупреждения. – Это все, что ты получишь.

– Подойдет, но ты не должна выглядеть так, словно я тебе противен, – продолжил торговаться Уэс. – Люди должны решить, что ты хорошо проводишь время.

– Если бы у меня были настолько выдающиеся актерские способности, я бы уже взяла Оскар, а не рекламировала крем от прыщей. – Я издала саркастический смешок.

– Да ладно тебе, Хэлли.

Я вздохнула.

– И я закажу пирожное.

– Скажу парковщику, чтобы он подогнал мою машину. – Уэс подмигнул мне.

Я, в свою очередь, показала ему средний палец.

Уэс вышел из лобби такой походкой, точно он хозяин этого заведения. Спустя несколько минут он вернулся к тому месту, где стояла я, укрывшись в неприметной нише недалеко от входа. Довольно уединенное место. Сердце бешено колотилось, грозя выскочить из груди.

Никто не должен узнать о маленьком недоразумении в моем гардеробе.

– Черт возьми, сколько еще времени это займет? – Уэс повернул шею, чтобы посмотреть, не подъехала ли машина. – Моя спутница из «Тиндера» ждет на улице.

Мой телефон зажужжал в сжатом кулаке. Несомненно, Келлер. Я не могла ответить, потому что плотно прикрывала грудь руками, а также по той причине, что все еще злилась из-за того, что друг весь вечер болтал с Перри Коуэн.

Прибытие машины Уэса заняло много времени – больше, чем следовало бы. Каждый раз, когда он пытался завязать разговор, я обрывала его словами:

– Может, не будем?

Наконец, Уэс объявил, что машина уже у входа. Он схватил меня за локоть и повел к дверям.

– Не трогай меня! – прохрипела я, ненавидя свой голос за то, как паршиво и плаксиво он звучал даже в моих ушах.

Как только мы вышли на улицу, события закрутились с молниеносной скоростью. Я отпустила свою грудь, шлепнув руку Уэса. Вспышки фотоаппаратов обрушились на меня все разом. Инстинктивно я подняла ладонь, создавая козырек для глаз. Моя правая грудь качнулась в воздухе, приветствуя дюжину или около того папарацци, которых Уэс явно пригласил сюда, желая запечатлеть наш совместный уход.

Вот черт.

Как же мне прилетит за это дерьмо от сорок девятого президента Соединенных Штатов.

Также известного как моего отца.

Энтони Джона Торна.

Глава 1

Рэнсом

– Хочу тебя кое о чем попросить, и ты не можешь мне отказать.

Том ворвался ко мне в кабинет, бросив на стол глянцевый журнал. Один из тех, что можно увидеть в приемной посредственного стоматолога.

– Нет, – отрезал я, не поднимая глаз от монитора.

Мой деловой партнер, посмеиваясь, опустился на стул напротив, расстегивая воротник рубашки.

– Разве я приглашал тебя сесть? – спросил я, продолжая печатать.

– Это важно, – мягко ответил Том. Все в этом ублюдке сквозило мягкостью: его характер, внешность, тон. Я находил ужасающей его посредственность. Чуть меньше, чем у обычных людей, но все равно достаточно раздражающей, чтобы не желать его общества, если только мне самому оно не требовалось. Но подобного не случалось.

А значит, напрашивался вопрос: какого хрена он здесь делает?

– Пошел вон. – Я сжал зубами кончик ручки.

– Только после того, как мы поговорим.

– Разговоры переоценивают. Молчание – вот настоящее золото. – Я швырнул ручку на стол. Та покатилась и упала на колени Тома.

Вероятно, он хотел пригласить меня на семейный ужин или, что еще хуже, на игру в гольф. По неизвестным причинам мой деловой партнер не понимал, что мне абсолютно наплевать на социализацию и еще больше нет дела до его обожаемого старческого спорта. Меня больше привлекали кроссфит, киски и красное мясо. Но прежде всего я предпочитал находиться в одиночестве. У меня нет семьи, и мне это по душе. Попытка втянуть меня в свою семью не приносила Тому дополнительных очков.

Его настойчивое стремление подтвердить наше общее прошлое только подталкивало проводить с ним меньше времени. Мы уже прожили вместе свою юность. И никому из нас она не пришлась по душе.

– Дело в работе. – Том схватил со стола мячик-антистресс и сжал его в ладони.

Я с неохотой поднял взгляд от экрана, оторвавшись от письма клиенту, которому собирался сообщить, что он находится в одном шаге от ограбления, если не прекратит выставлять напоказ свою коллекцию «Ролекс» в социальных сетях.

Будучи совладельцем компании Lockwood and Whitfield Protection Group, я целыми днями объяснял тупым богачам, почему им не стоит совершать идиотские, бестолковые поступки, способные подвергнуть их опасности. В данном случае наследник, о котором шла речь, не соблюдал условия договора с моей компанией. Агент, которого я назначил для его защиты, пожаловался, что Василий сообщил 2,3 миллионам подписчиков, в каком нью-йоркском отеле он остановился, не преминув указать этаж.

Этот парень не заслуживал своего богатства, не говоря уже о кислороде, который потреблял.

Нянчиться с богатенькими недоумками никогда не было моей заветной мечтой. Однако за это хорошо платили, и подобная деятельность определенно превосходила все, чем бы мог заняться человек с моими навыками. В качестве альтернативы оставалась работа киллером. Хоть я и недолюбливал людей, но не очень-то жаждал тюремного заключения.

Том подтолкнул ко мне журнал.

– На что мне смотреть? – Я схватил таблоид. Взгляд упал на изображение пьяной девицы с волосами, как у диснеевской русалки. Ее грудь вывалилась из разорванного платья. На соске красовалась крошечная желтая звездочка. Заголовок гласил: «Хэллион в беде! Тусовщица засветила сосок».

– Забудь. – Я бросил журнал обратно Тому на колени. – Я уже получил свой ответ – гребаная проблема.

– Но горячая гребаная проблема, – поправил Том, ухмыляясь. – Внутри есть фотографии без цензуры.

– Отличная новость для моего тринадцатилетнего «я». Взрослая же версия жаждет узнать, какое отношение эта девушка имеет к нам?

– Хэлли Торн. – Том бумерангом вернул журнал мне в руки. – Ни о чем не говорит?

– А должно? – Я откинулся на спинку кресла, уже утомившись от нашего разговора. Я никогда не смотрел телевизор. В нем полно людей, а я, как уже было сказано, их ненавидел. Телевизор также напоминал, что у других есть то, чего нет у меня: друзья, семья, хобби. Эта девушка выглядела как одна из тех, кто делает посредственный макияж в каком-нибудь шоу на кабельном.

– Дочь президента Энтони Торна.

Я бросил на журнал еще один незаинтересованный взгляд.

– Должно быть, пошла в чистильщика бассейнов.

Она совсем непохожа на своего отца. Но, с другой стороны, ее отец и не напоминал хорошенькую девушку в стиле пин-ап с «ОнлиФанс»[6].

– В любом случае, – продолжал Том, – я только что беседовал по телефону с бывшим начальником службы безопасности Торна Робертом МакАфи. Мы когда-то познакомились в забегаловке. После этого инцидента Торн хочет нанять для нее охрану.

– Ты хотел сказать – после акта публичного непристойного поведения.

– Один хрен. – Он засмеялся. – МакАфи рекомендовал нас, основываясь на нашем опыте работы с миллионерами, актерами и политическими деятелями. Торн, похоже, заинтересован, при условии, что мы подпишем бумаги, обеспечивающие конфиденциальность.

– Разве не мог он потянуть за несколько ниточек, чтобы найти ей кого-нибудь из Вашингтона? – Я на-хмурился.

Формально только ныне живущие бывшие президенты и их супруги имели право на пожизненную охрану со стороны правительства. Но существовали и обходные пути. Например, если эта цыпочка Торн осталась в родительском гнезде, а она должна была, поскольку выглядела на семнадцать, то вполне могла «позаимствовать» охрану своих родителей, пока те находились на своей территории.

К тому же демонстрация сисек на публике не подвергала риску ее безопасность, что говорило о том, что папаша Торн в основном нуждался в няньке для своей проблемной дочурки.

Я не занимался сменой подгузников.

– Похоже, он твердо намерен нанять частников. Желает, чтобы все было скрытно, – пояснил Том.

– Удачи тебе заставить эту девицу делать что-то скрытно.

Я провел рукой по волосам. Уже слишком длинные. Наверное, следовало их наконец подстричь.

– МакАфи все еще шеф службы безопасности в Белом доме. – Том погладил подбородок.

– Его медаль уже в пути. – Я сунул в рот две мятные жвачки.

– Они настроены серьезно, Рэн. Вакансия срочная. За кругленькую сумму в двести пятьдесят тысяч в месяц.

– Это работа нянькой, – возразил я.

– Вот именно. Ноль работы. Максимум славы.

Я понимал, почему Том так вцепился в эту возможность. Если мы правильно разыграем карты с Энтони Торном и Робертом МакАфи, то сможем заполучить клиентов в Вашингтоне, а это уже интересная перспектива.

Хотя мы с Томом были бывшими офицерами контр-разведки, пробиться в федеральные органы для нас почти не представлялось возможным. Вашингтон не любил поручать охрану сторонним агентствам. Они предпочитали обучать своих, а потом ставить их на государственную службу, настоящие жлобы. Но если все же удастся пробиться, вас ждет солидная зарплата, постоянные контракты и огромный престиж – и все это в комфортных условиях собственного бизнеса.

Не говоря уже о том, что в следующем году мы с Томом собирались открыть отдел кибербезопасности. Нам бы не помешали правительственные связи.

– Она в Техасе? – Я вспомнил далласский говор президента Торна, благодаря которому тот получил голоса домохозяек из пригородов, а во время переизбрания переманил несколько «фиолетовых штатов»[7].

Том покачал головой.

– В Лос-Анджелесе.

Место, которое я ненавидел больше всего. Как удачно.

– Ладно. Займись этим. – Я пожал плечами. – Поручи дело Максу. Его семья из Оушенсайда. Этому бледному ублюдку не помешает загар.

Макс выглядел как любой представитель эмо-культуры из сериалов про подростков. К тому же я уверен, что такой парень, как он, и на пушечный выстрел не подошел бы к этой куче дизайнерских юбок и папочкиных проблем. Он бы оказал на нее хорошее влияние.

Том потер затылок, неловко поерзав.

– Макс хорош, но он новичок. Его можно привлечь как резерв. Но ему нужно работать в паре с тем, у кого больше опыта. Для нас это огромный прорыв. Придай девушке приличный вид и обзаведись связями. Всего на полгода.

– Переведи Хосе на дневную смену.

– Хосе все еще в Шотландии, забыл?

Разумеется, забыл. Я похож на его мамочку?

– А что насчет Кента? – прорычал я.

Том покачал головой.

– Отпуск по уходу за ребенком.

– Ему позволили стать чему-то отцом? – Я нахмурился. У Кента садистская жилка длиной в милю и шириной в пять километров. Однажды он ударил по лицу папарацци за то, что тот просто спросил у него время.

– Не чему-то, а кому-то. Мы вместе присутствовали на обряде обрезания его сына.

Я видел, к чему все идет, и мне это не нравилось. Три недели назад я завершил последнее подобное задание – с членом британской королевской семьи – и сказал Тому, что не собираюсь снова присматривать за знаменитостью.

Возможно, я буду скучать по иностранным кискам – и особенно по частным самолетам, – но ничто не стоит того, чтобы терпеть чужое дерьмо двадцать четыре часа семь дней в неделю. Особенно если дерьмо принадлежало юным девушкам.

Они всегда хуже всех.

К тому же я отвечал за проверку сотрудников службы кибербезопасности, а это уже в два с половиной работы больше.

Да и вообще, о чем, черт возьми, думал Том, пытаясь отправить меня в Лос-Анджелес? Когда я был там в последний раз, произошло нечто настолько гадкое, что даже я не смог этого вынести.

Но ты так и не рассказал Тому всю историю. Откуда он мог знать, что побудило тебя уволиться и уйти в частную охрану?

По щенячьим глазам Тома я догадался: он хотел, чтобы именно я проследил за тем, чтобы мисс Молниеносные Сиськи больше не показывала миру свои интимные места.

– Да ты под кайфом, – решительно заявил я.

– Ты хотел сказать, что я практичен. – Том встал, приготовившись к спору.

Я принюхался.

– Чуешь?

– Что?

– Вонь, которая исходит от твоих уговоров.

Он усмехнулся.

– Послушай, я знаю, что мы договорились о другом…

– А что с отделом кибербезопасности? – Я вскочил на ноги, желая свернуть Тому шею. – Кто будет им заниматься? Мы взяли на себя обязательства перед клиентами. А ты даже презентацию в PowerPoint сделать неспособен.

Я видел, как этот парень боролся с телефоном, пытаясь найти там смайлик кучки дерьма.

– Он может подождать, пока мы не закончим работу. Нам понадобятся клиенты из Хилла[8], когда создадим отдел, – заметил Том.

– Запрягаем телегу впереди лошади, да? – Я расстегнул запонки, закатав рукава до локтей. – Мы еще не получили работу, не говоря уже о связях.

– Торн нацелился на нас. Если конкретно, то на тебя. Рэнсома Локвуда. Робота, у которого нет ни сердца, ни чувств, ни обязательств. Ему известно, что ты имел дело с каким-то сверхсекретным дерьмом. Знает, что ты несколько раз спасал принца Пьера от смерти. Твой послужной список безупречен, и у тебя не возникнет соблазна трахнуть его дочь.

– Вот уж точно.

Обычный секс вызывал у меня скуку и раздражение, а большинство женщин были… ну, обычными. Я предпочитал грубый и нетрадиционный трах с теми, кто был готов подписать длинный контракт с правилами. Мне больше по вкусу темная сторона. В частности, принудительное доминирование по обоюдному согласию. Иными словами, фантазии об изнасиловании.

Моим сексуальным партнершам нравилось, когда их брали силой, а мне нравилось принуждать. Этот вид игры – первобытный – связан с проявлением власти. Для полной ясности, я не хотел никого насиловать. Мне по душе острые ощущения от погони, предвкушение, которое сопровождалось опасностью от расширения границ и барьеров. Все мои любовницы были умными и влиятельными женщинами, которые давали согласие, разделяя мои сексуальные пристрастия.

Мне нравились искушенные. Остроумные женщины, которые, подобно мне, мечтали поиграть со своими демонами.

Ни одна частичка меня не жаждала засунуть член в ванильную, выискивающую внимания девочку-подростка.

– Торн поможет нам добиться успеха. – Том сжал губы в тонкую линию.

– Нет, – категорично отрезал я.

– У тебя нет выбора! – Он хлопнул раскрытой ладонью по столу.

– Вот так новость. – Я изогнул бровь. – Наблюдай, как я завершу нашу беседу прямо сейчас.

Я взял телефон со стола и неторопливо направился к двери. Том схватил меня за руку.

– Рэн, пожалуйста.

Повернувшись к нему, я протянул:

– Сказал же, больше никаких подростков. Последняя пыталась привязать меня к кровати посреди ночи и изнасиловать.

Мне тогда пришлось сломать изголовье, чтобы ослабить кожаные ремни, которыми она воспользовалась. Единственная причина, по которой я не выдвинул обвинения, заключалась в том, что ее отец занимает третье место среди самых богатых людей планеты и мне хорошо заплатили за молчание.

Том нервно рассмеялся.

– Внешность красавчика подразумевает профессиональный риск, с которым я бы не отказался иметь дело.

– Ты забыл, что случилось в прошлый раз, когда я был в Лос-Анджелесе?

Я стиснул зубы так, что едва не сточил их в пыль. Том не ведал всей истории, но знал достаточно, чтобы догадаться: это место не входит в список городов, куда я мечтал вернуться.

– Там произошло немало дерьма. – Том прочистил горло. – Но минуло много лет. Ты не можешь избегать этот город вечно.

Конечно могу. Лос-Анджелесу нечего мне предложить, кроме загрязненной окружающей среды, плохих голливудских фильмов и завышенных цен на изысканную еду.

– Ты сам этим займешься. – Я ткнул пальцем в грудь Тома.

– Я бы согласился. Без раздумий. Но на следующей неделе приступаю к работе с мэром Фернс.

Том получил местную должность у мэра Чикаго.

– Если только не желаешь поменяться? Я поеду в Лос-Анджелес. Соберу Лизу и детей и поселюсь в огромном особняке.

На миг я задумался. У мэра Фернс достаточно врагов, чтобы заполнить стадион Риглифилд, но меня волновало не это.

Меня заботил тот факт, что не прошло и двух месяцев, как я – одновременно – трахнул обеих ее дочерей. В свою защиту – не то чтобы она мне требовалась – поясню, что был не в курсе их родственной связи, когда одна из них сосала мои яйца, а другая, перегнувшись через барную стойку, позволяла засовывать в себя пальцы.

Мы расстались по-хорошему, но я знал, что лучше не испытывать судьбу. Вновь оказаться в ситуации с ними обеими – значит не просто напроситься на неприятности, а умолять о них.

По крайней мере, отсутствовал риск, что я стану резвиться с девчонкой Торна.

Я не трахался с подопечными. Таково правило.

К тому же она не в моем вкусе.

Кроме всего прочего, ей… сколько? Семнадцать?

Вдобавок Том прав. Я предоставил Лос-Анджелесу власть над собой, которую тот не заслуживал. Это просто город. Уродливый, грязный, дорогой, но все же город.

Я не жаждал работать на красноволосую вертихвостку, не желал переезжать в Лос-Анджелес и не хотел разговаривать с людьми без крайней необходимости.

Но я еще никогда не встречал непосильного вызова, и этот ребенок не доставит мне неприятностей.

Том моргнул, ожидая ответа.

– С чем мы имеем дело? – Я прислонился плечом к стене.

Он облегченно выдохнул и отпустил мою руку.

– Работа с минимальным уровнем риска. Девушка очень активна в социальных сетях. Часто информирует людей о своем местонахождении. Но, в конце концов, она просто чья-то дочь. Не обладает таким уж значимым влиянием без своего отца. Основные опасения Торна в отношении ее безопасности – нападения и ограбления. Девчонка кажется особенно легкой мишенью после того, как ее, настолько пьяную и сбитую с толку, облапал придурок из реалити-шоу.

Я вздохнул, прижав пальцы к уголкам глаз. Лучше бы ей не привязывать меня к кровати кожаными ремнями.

– Если соглашусь, хочу иметь возможность связываться с Торном напрямую.

– Он уже согласился на это, – произнес Том, удивив меня.

Вот черт.

Энтони Торн действительно недоволен своим легкомысленным отпрыском.

– И когда завершу задание, этот парень МакАфи проведет с нами встречу по поводу запуска киберподразделения. Он должен будет взять на себя некоторые обязательства.

– Опередил тебя, Рэн. Я уже сказал ему. – Том с энтузиазмом кивнул.

– И это последний раз, когда я буду нянчиться с клиентом, – прошипел я.

– Клятва на мизинчиках. – Том протянул мне мизинец. Я перехватил его и согнул, чуть не сломав, когда притянул к себе. Грудь коллеги ударилась о мою.

– Последний. Чертов. Раз. – Я наблюдал, как он корчится от боли.

– Ай.

Я отпустил палец. Затем, задев его плечом, вышел из кабинета.

– Куда ты идешь? – крикнул Том мне вслед.

– Воткнуть нож себе в шею.

Глава 2

Рэнсом

Я не стал вонзать нож себе в шею.

Что весьма печально, как я понял спустя двадцать четыре часа после разговора с Томом, пробираясь по переполненному и грязному аэропорту Лос-Анджелеса.

В последний раз я был здесь несколько лет назад в качестве агента контрразведки, и тогда пролилось много крови. И я имею в виду уровень «Игры в кальмара». В этом заключалась одна из причин моего увольнения. Мне стало ясно, что если не уйду, то рискую потерять ту малую крупицу человечности, что еще осталась.

На самом деле мне плевать на гуманность. Главным стимулом было не сорваться и не превратиться в бесчинствующего убийцу с мачете.

Тюремная жизнь не казалась вдохновляющей, да и питание, как я слышал, оставляло желать лучшего.

Помогло и то, что зарплата в частной практике в два раза превышала доход агента разведки. И не сопровождалась выносом мозга.

Кстати, об отсутствии мозга: мне нужно добраться до дома этой Хэлли, пока она не решила задокументировать свой поход к гинекологу в «ТикТок». Поскольку у соплячки не менее четырех машин в шестиместном гараже ее особняка на Голливудских холмах, да еще и личный водитель, я, последовав совету МакАфи, взял такси.

Разместив спортивную сумку на коленях, я глядел в окно, в очередной раз поражаясь, насколько потрясающе уродлив Лос-Анджелес. Ветхие здания, грязные забегаловки, замусоренные тротуары, мосты с граффити, а тележек на улицах больше, чем в «Костко»[9].

Ко всему прочему, воздух настолько загрязнен, что жизнь в этой дыре равносильна выкуриванию двух пачек сигарет в день. Нужно быть очень глупым, чтобы добровольно переехать сюда.

По стечению обстоятельств у меня было крайне мало ожиданий относительно Хэлли Торн. Хотя я никогда не имел настоящего дома, но считал Чикаго своего рода базой. Там я работал, играл, трахался, жил в пентхаусе за три миллиона долларов, в здании с максимальным уровнем безопасности.

Я тот самый мальчик, которому когда-то приходилось питаться объедками из мусорных баков за продуктовыми магазинами.

– Приехали. – Таксист заглушил двигатель перед отвратительным особняком, который выглядел как оригами, собранный ребенком с десятью большими пальцами. Архитектурный фаллический жест, каких поискать. Этажи дома представляли собой черные и белые квадраты с многочисленными окнами от пола до потолка, открывающими «многообещающий» вид на внутреннее убранство: Винтажные обои, безвкусная живопись и огромная невзрачная люстра.

Я дал водителю чаевые и захлопнул за собой пассажирскую дверь.

Поскольку МакАфи предупреждал, что девица Торн трудная и неуправляемая, я не стал околачиваться поблизости или дважды звонить в дверь. Я вытащил отмычку вскрыл входной замок и пробрался внутрь.

У девчонки была установлена самая современная система безопасности, но, как я и предполагал, она ею не пользовалась.

Дом напоминал хозяйку: в нем царил беспорядок. На мебели в гостиной было разбросано множество маскарадных масок и куча платьев. Нераспечатанные пакеты и подарочные коробки, на которых все еще висели этикетки. Телевизор был включен. На экране крутилась корейская драма с угрюмыми юнцами в школьной форме. Холст с изображением принцессы Торн занимал всю стену в гостиной. На черно-белом снимке она растянулась на подоконнике с видом на Манхэттен, в одних черных гольфах до колен и с черной вуалью на глазах.

Я отвернулся (ей на снимке было лет семнадцать, может, восемнадцать) и направился к книжным полкам, не торопясь знакомиться со своей новой клиенткой. Можно многое сказать о человеке по книгам в его библиотеке.

На полках стояло много томов, рекомендованных клубами Опры и Риз. Я вытащил один и пролистал. Страницы хрустели, от них исходил тот же запах чернил и дерева, что и в книжном магазине. Они все еще липли друг к другу, жесткость корешков говорила громче названий: это реквизит. Маленькая принцесса не читала ни одной из имевшихся у нее книг.

Быстро осмотрев помещение, я неторопливо поднялся по лестнице на второй этаж. Там девчонки Торн тоже не оказалось. Единственным намеком на ее присутствие был шлейф одежды, ведущий из прихожей в спальню.

Последний предмет – розовый кружевной лифчик – валялся возле двойных дверей балкона. Там на шезлонге лежала девушка, которую я видел на обложке журнала, обнаженная, как новорожденный младенец, с полотенцем на лице.

У нее аллергия на одежду?

Не глядя на остальные вещи, я направился к ней. Во время перелета до Лос-Анджелеса я выяснил, что Хэлли двадцать один год. Как и предполагал – она ребенок, особенно для моей двадцатидевятилетней персоны. Не говоря уже о том, что украдкой подглядывать за ней являлось дурным тоном. Я профессионал, и мне не нужно подсматривать за спящими женщинами. Одной сексуальной наклонности с меня достаточно.

Я встал прямо рядом с ней, загораживая солнце. Ее кожа покрылась мурашками, когда я обеспечил ей тень и прохладу. Замерев на месте, не прикасаясь, я ждал, когда меня заметят. Как правило, я не трогал своих клиентов.

Я вообще никого не касался, если мог этого избежать. За исключением, разумеется, тех случаев, когда это было частью тщательно продуманной фантазии с учетом всех переменных.

Хэлли отбросила полотенце с лица и потянулась.

– Келлер? Ты принес мне комбучу? Я так обезвожена. И все еще злюсь…

Последние слова застряли у нее в горле, а глаза округлились, когда она увидела меня.

Мои губы тронула безразличная ухмылка.

– Здравствуй, Хэлли.

В ответ эта маленькая паршивка схватила с пола ближайший предмет – бутылку воды «Сан Пеллегрино», разбила ее о край шезлонга и попыталась проткнуть мне бедро. Стекло скользнуло в нескольких сантиметрах от моего колена, когда я легко поймал запястье девчонки и выкрутил его. Не настолько, чтобы сломать, но довольно сильно, дабы показать, что не исключаю такой возможности, если она продолжит вести себя подобным образом.

– Я здесь не для того, чтобы причинять тебе боль, но сделаю это, если не отпустишь бутылку.

Та упала на пол. Я пнул ее на другую сторону балкона. Хэлли задыхалась, ее большие голубые глаза – невинные, как у новорожденной лани, впервые взглянувшей на свою мать, – отчаянно вглядывались в мое лиц-о.

– Я-я-я… – заикалась она. – Пожалуйста. Я… я дам вам денег. Украшения. Все что хотите.

Все что угодно, лишь бы ей не пришлось ни перед кем отчитываться.

В конце концов, типичный богатенький отпрыск. Наверное, родители предупредили, что я не потерплю ее выходок.

– Мне не нужно ничего из того, что ты можешь предложить, – тихо произнес я. И это еще мягко сказано.

– Я буду драться. – Она попыталась выдернуть запястье, извиваясь на месте. – Я закричу и укушу тебя.

Не угрожай мне удовольствием.

Я ослабил хватку на ее запястье.

– Давай немного сбавим темп. Ты…

Хэлли закричала. Издавая оглушительные, отчаянные вопли о помощи. Мне не оставалось ничего иного, кроме как заткнуть ей рот ладонью. Она попыталась укусить меня, бешено дрыгая ногами в воздухе, стараясь освободиться. Господи, если она устроила такое передо мной, то как же отреагировала на своего отца, когда он сказал, что у нее будет новый телохранитель?

Ее ногти впились мне в руку, раздирая кожу, моя кровь не потекла по подбородку Хэлли. Мне пришлось отвести взгляд. Зрелище слишком сильно напоминало о моем досуге.

– Можешь драться сколько угодно. Но ты раньше меня выбьешься из сил, – заявил я ровным и скучающим тоном. Мои мышцы едва заметно напряглись, когда я прижал ее к шезлонгу. – Все уже решено, мисс Торн.

И тут она зарыдала.

Несомненно, это первый нервный припадок в моей практике. Хэлли хотела, чтобы ее ограбили и убили? Не все отпрыски моих клиентов нуждались в личной охране, но ни один из них до сих пор не пытался столь активно напасть на меня.

Ей повезло, что я желал сохранить деловые отношения с Энтони Торном, иначе бы уже без промедления покинул ее дом.

Слезы Хэлли потекли по тыльной стороне моей ладони, впитываясь в пиджак.

– Прекращай. – Я старался прикасаться только к ее лицу и плечам. И смотреть исключительно выше шеи. – Это для твоего же блага.

Сквозь приглушенные рыдания я услышал, как она икнула.

– Пожалуйста, не насилуй меня.

Меня пробил холодный озноб. Желчь подкатила к горлу.

Насиловать ее?

Когда я отнял руку от ее рта и отступил, Хэлли воспользовалась тем, что ее больше не держат, вскочила с шезлонга и спотыкаясь, направилась в спальню.

Я бы к ней и на пушечный выстрел не приблизился, даже если бы от этого зависело будущее всей планеты. К черту белых медведей и тропические леса.

– Ты только что упомянула изнасилование?

Я случайно хорошенько разглядел ее задницу, пока девчонка ползла по полу, как низкопробная актриса в ужастике. Теперь я полностью понимал, почему президент Торн хотел приставить к ней охрану. Ее задница так и напрашивалась на неприятности. Округлая и гладкая, с татуировкой в виде плюща, ползущего по ноге и обвивающего внутреннюю поверхность бедра. Менее компетентный мужчина мог бы задаться вопросом: каково мять ягодицы Хэлли, нагнув ее над одним из нелепых дизайнерских столиков, и без-жалостно погружаться в нее, пока та умоляет остановиться.

Менее компетентный, но не я.

Я неторопливо следовал за ней, пока она не врезалась в мебель, отчаянно шаря по тумбочке и по заправленной кровати. Хэлли рыдала так сильно, что не могла произнести и слова.

– Это ищешь? – Я держал ее телефон в руке, подняв в воздух. Краска окончательно сошла с ее лица.

Хэлли выглядела такой неподдельно напуганной, что я стал еще сильнее ненавидеть ситуацию, в которой мы оба оказались.

– В следующий раз не оставляй телефон на первом этаже. Теперь, когда я привлек твое внимание, позволь прояснить: я не намерен к тебе прикасаться, не собираюсь домогаться и уж точно не думал тебя насиловать. Надень что-нибудь. Я буду ждать внизу, Торн. Нам нужно немного поболтать. Полностью одетыми.

С этими словами я вышел из комнаты и спустился, чтобы пошариться на кухне. Я не ел с самого завтрака. Но ничего съедобного на глаза не попалось. Одни соки, расфасованные салаты и органические батончики, которые впору использовать как корм для лошадей.

Хэлли спустилась ко мне на кухню спустя двадцать минут. Она надела какое-то вязаное платье и теперь дрожала, глядя на меня широко распахнутыми глазами. Ее нос покраснел. Очевидно, она много плакала, прежде чем прийти сюда. Что за эмоциональный срыв? Неужели одного этого достаточно, чтобы заставить менее профессиональных охранников сбежать?

Я сделал глоток кофе – единственный приятный момент в этом доме.

– Садись, – приказал я, прислонившись к темно-зеленому гранитному кухонному островку.

Девушка села, пристально глядя на меня, будто я взял ее в заложники, а не вызвал для взрослого разговора.

– Просто хочу, чтобы ты знал… – Она тяжело вздохнула и закрыла глаза.

Я приподнял бровь.

– Это неполное предложение, мисс Торн. Как думаешь, сможешь избавить меня от страданий и закончить его?

Было крайне важно обеспечить мне преимущество в наших отношениях, несмотря на мои нестандартные методы.

Хэлли собиралась навлечь на меня неприятности и заставить пройти через то еще дерьмо, чтобы посмотреть, как далеко она сумеет забраться, прежде чем избавится от меня. Я уже много раз видел подобное. Лучше с самого начала ясно дать понять, что не стоит испытывать мое терпение на прочность.

Как и само его существование, если уж на то пошло.

Энтони Торн лично во время телефонного разговора дал мне зеленый свет на проявление строгости из милосердия и установление четких границ ради возвращения Хэлли на путь истинный. И меня это устраивало – я не баловался детскими играми.

«Послушай, Локвуд, мне известно, почему тебя прозвали Роботом. Говорят, ты прагматик. Выполняешь работу с минимальными ошибками, не позволяешь эмоциям управлять собой. Мне нужно, чтобы Хэлли сумела перенять это у тебя. Моя дочь, благослови ее сердце, хороший ребенок. Но она безрассудна, и мне не хочется, чтобы следующая ошибка стоила ей чего-то большего, нежели чувства собственного достоинства».

Безрассудная Принцесса теперь смотрела на меня взглядом, полным ярости, а не смирения.

– Хочу, чтобы ты знал, я воспользовалась ноутбуком наверху, прежде чем спуститься сюда. – Ее голос дрожал. – И связалась с полицией. Они уже в пути. И охрана моего отца – они тоже в курсе. Не представляю, как ты проник в дом, но даю тебе последний шанс сбежать и никогда не возвращаться.

У меня в кармане запищал телефон, сигнализируя о том, что Хэлли действительно вызвала помощь. А когда она спустилась, я заметил у нее заткнутый за пояс швейцарский армейский нож.

И тут меня внезапно осенило.

Я даже не подумал об этом.

Хэлли не знала.

Она понятия не имела.

Не представляла, что я ее новый охранник.

Она думала, что я вломился в ее дом.

Президент Торн, ты, форменный мешок де…

– Все знают. Время вышло. Просто уходи, – оборвала она мои мысли.

Торн не удосужился рассказать ей обо мне. Вероятно, потому что боится ее. Роль родителя изнуряет. Этот мужчина восемь лет руководил «свободным миром»[10], но не сумел заставить собственную дочь держать грудь в платье.

Искренне улыбнувшись, я произнес:

– Рад слышать, что ты поступила разумно.

– Прошу прощения? – Хэлли склонила голову.

– Рад, что ты сообщила о моем приезде службе безопасности отца, поскольку я как раз собирался им звонить. Твой отец меня нанял.

У Хэлли отвисла челюсть. Она утратила дар речи.

Наконец, девчонка моргнула.

– Но я… мне… мне не нужен телохранитель.

– Я не телохранитель. – Я поставил чашку из-под кофе в раковину, а затем распахнул холодильник. – Правильный термин – сотрудник личной охраны. Телохранители – безмозглые тупицы, которые таскают за подружками сумки от «Гуччи», пока те делают селфи.

По правде говоря, мне совершенно наплевать на название должности. Просто хотел внести ясность, что я не один из тех чихуахуа из тренажерных залов, которых она привыкла держать в качестве охраны. Попытка испытать мое терпение не приведет к тому же результату. Но, с другой стороны, для нее подобный срыв тоже не выглядел типичным началом сотрудничества.

Холодильник оказался до отказа забит листьями зелени, органической пиццей без глютена и разноцветными кексами.

– Где здесь настоящая еда? – спросил я.

– Уточни, что ты подразумеваешь под словом «настоящая». – Хэлли помассировала виски, все еще осмысливая происходящее.

– То, что некогда было живым, или производное из него. То, что не состоит из бесполезных углеводов.

– Я вегетарианка, – объявила она.

Конечно, она вегетарианка.

– Ну разумеется.

– Мясо подразумевает убийство, – убежденно заявила Хэлли. Несмотря на то что она по-прежнему выглядела так, будто хотела меня прикончить, ее плечи опустились. Она заметно расслабилась, осознав, что я, по крайней мере, не собираюсь ее убивать.

– А еще оно вкусное. Завтра же затарю им дом.

Я взял пачку с полезными зернами, подозрительно похожими на корм для попугая, и отступил.

Хэлли сложила руки на груди, вызывающе вскинув подбородок.

– Ничего ты не затаришь, и это возвращает нас к первоначальному разговору – мне не нужен тело… какая-либо личная охрана. Уходи.

– Не повезло, что твой папочка считает иначе. Ведь все это оплачивает он. – Я захлопнул холодильник и указал вилкой на нас.

– Ты не можешь так поступить. – Она зарычала в преддверии второго раунда. Я уже знал, что Хэлли готова к драке, если дело дойдет до нее.

– Могу и поступлю, – парировал я, поглощая салат из киноа и нута.

– Это нарушение моих личных границ! – Девица хлопнула ладонью по гранитному кухонному островку между нами.

Я наколол на вилку побольше еды.

– Без обид, мелкая, но ты бы не смогла возвести личные границы, даже если бы тебе доставили их с «Амазона». И для протокола. – Я сделал паузу, чтобы проглотить. – Я не больше тебя хочу здесь находиться. Но твой отец предложил мне должность на полгода, и я не собираюсь его подводить.

– Полнейший бред. – Она взмахнула руками.

– Вот что происходит, когда решаешь показать миру грудь, – возразил я.

– Только одну, – поправила Хэлли.

– Давай поставим себе цель не повторять подобное ближайшие полгода. А теперь прими последствия своего поступка и смирись. Тебе придется скорректировать свое поведение, иначе твой отец продлит контракт, и тогда я натравлю на тебя своего коллегу Кента. Предупреждаю: если думаешь, что я плюше-вый мишка, то подожди, пока не встретишь этого гризли.

– Ты самый ужасный человек, которого я когда-либо встречала. – Она резко подскочила со своего места. – И я хочу, чтобы ты покинул мой дом.

– Я работаю не на тебя. Меня нанял твой отец.

– Так не пойдет. На дворе двадцать первый век! – Хэлли настолько приблизилась ко мне, что я ощутил ее дыхание – аромат персика – и заметил, что глаза у нее интересного оттенка бирюзы. По кругу радужки вились серебристые точки. В ней ощущалось нечто невинное. То, что подсказывало мне, что дочь Энтони Торна еще не до конца созрела. Что мир еще не успел окончательно лишить ее блеска.

– Да, сейчас двадцать первый век, но люди продолжают наследовать только худшее и желают навредить близким влиятельных людей или же использовать их. Либо оба варианта разом. Именно поэтому я здесь, чтобы помочь, – спокойно напомнил я, доедая птичий корм и выбрасывая миску в одну из, черт возьми, пяти мусорных корзин. Девушка серьезно относилась к переработке мусора.

– Ты использовал не тот контейнер! – Она едва не сшибла меня с ног по пути к мусорке, выхватывая миску и бросая ее в черную, а не в зеленую корзину. – В следующий раз помой и высуши, только потом бросай в зеленый контейнер.

– Какого…

Когда человечеству больше не угрожала опасность от моего нежелания перерабатывать мусор, она с важным видом вернулась на свое место за островком.

– Я думала, ты собирался меня изнасиловать.

Хэлли по-прежнему держала швейцарский нож под рукой. Во всяком случае, я оценил ее находчивость.

– Будь уверена, я не намерен к тебе прикасаться.

Я направился к своей спортивной сумке, которую оставил возле входа. От задания с Хэлли Торн зависело очень многое. Благодаря ему я заслужил личную беседу с самим Энтони Торном, который пообещал, что встретится со мной и Томом, для обсуждения дела нашего агентства, если его устроит моя работа.

И хотя Лос-Анджелес действительно не оставил мне сладких и пушистых воспоминаний, Том прав. Прошло много лет, и мне пора забыть о случившемся, даже если воспоминания не давали мне покоя каждую ночь.

Я взял сумку и собрался идти наверх, чтобы распаковать вещи. Меня остановил стук в дверь. Хэлли бросилась к ней и распахнула, обнаружив на пороге двух офицеров полиции Лос-Анджелеса.

Она практически втащила их внутрь, вцепившись в форму.

– Вот этот парень! – Девчонка указала на меня дрожащим пальцем. – Он ворвался в мой дом. Я не хочу, чтобы он здесь находился. Этот тип видел меня голой!

– А кто не видел? – Краем глаза я взглянул на часы.

Офицеры хихикнули. Лицо Хэлли вытянулось сильнее, когда один из них прищурился, глядя на меня.

– Локвуд, ты что ли?

Я не узнавал парня.

– Майк, – смеясь, указал он на себя. – Майк Слейтон. Мы вместе ездили в тренировочный лагерь в Хантсвилл, помнишь?

– Майк. – Я притворно улыбнулся. Все еще понятия не имел, кто передо мной. – Давно не виделись.

Если точнее, то двадцать девять лет, и я не имею ни малейшего представления о том, кто ты такой.

Майк прошел мимо Хэлли. Как и его коллега. Мы обменялись рукопожатиями. Девчонка смотрела на нас, не скрывая преувеличенного удивления на кукольном лице.

– Что ты здесь делаешь? Ты все еще с..? – Майк оставил вопрос висеть в воздухе.

Я покачал головой.

– Ушел в частный сектор. Мы с Томом Уитфилдом открыли свое дело.

– Уитфилд! – Майк щелкнул пальцами. – Этот сукин сын. Он всегда был талантлив. Скажи, он в итоге женился на той, как ее? Лейни? Лайла?

– Лиза. У них родилась двойня. Мальчики. – Черт, еще бы вспомнить, как их зовут. Что-то на букву «С», уверен на сорок процентов.

– Что ж, кто бы мог подумать. – Майк поправил ремень на своей объемной талии. – Что привело тебя в наши края?

– Он принуждает меня! – прорычала соплячка, вклинившись между нами. Она снова исполняла странный танец, размахивая руками и прыгая из стороны в сторону. Надо отдать ей должное – она настойчивая. Мне уже приходилось иметь дело с детками богатых родителей, и обычно они не оказывали столь яростного сопротивления.

– Мисс. – Майк окинул взглядом ее декольте и облизнул губы. – Сексуальное домогательство – серьезное обвинение.

– Быть может, вы хотите повторить мне это в лицо? Мой лифчик не говорит по-английски. – Ее руки сжались в кулаки, и я почувствовал, что моей первоочередной задачей станет не дать ей нанести удар.

– А жаль. – Я зевнул, вернулся на кухню и взял яблоко из тарелки с фруктами. – Может, прошлой ночью он бы убедил тебя вернуть его на место, тем самым избавив нас обоих от этой неприятной ситуации.

Хэлли обернулась, пронзив меня убийственным взглядом.

– Я знаю тебя всего десять минут, а ты уже напал на меня в моем собственном доме и оскорбил не хуже отца.

Я откусил сочное яблоко.

– Ее отец, бывший президент Торн и нынешний владелец этой резиденции, нанял меня сотрудником ее личной охраны. Могу позвонить ему, чтобы подтвердить это.

Потому что его номер у меня на быстром наборе. Что еще раз подтверждало мою первоначальную позицию: я никуда не уйду, как бы этого ни хотелось принцессе Торн.

– Нет нужды. – Майк подтянул ремень на животе. – Похоже, вышло простое недоразумение, которое все же прояснилось. Верно, мисс?

– Вы что, издеваетесь? – закричала паршивка. – Я прекрасно осознаю ситуацию. Он захватил мой дом, а вы верите ему на слово, что он имеет право здесь находиться! Какого черта вы ничего не делаете? Я не ребенок, устроивший розыгрыш, мне двадцать один год!

– И ты живешь за счет родителей, – я доел яблоко, – что возвращает нас к началу беседы: соблюдай мои правила или лишишься всех привилегий.

– И это все? – спросил Майк. Парень рядом с ним уставился на картину в гостиной с изображением обнаженной Хэлли. Меня охватило желание врезать ему кулаком в челюсть. Мне не нравилось, когда женщин воспринимали исключительно как сексуальный объект.

– Знаете что? Сама разберусь. Спасибо, что ничего не сделали. – Хэлли умчалась наверх.

– Не за что, милая. – Очевидно, Майк не очень хорошо знаком с сарказмом. Он снова повернулся ко мне. – Итак? Выпьем сегодня? Я заканчиваю смену в три.

Я уже открыл рот, дабы сказать, что ни за что на свете не стану по своей воле проводить с ним время, как раздался очередной звонок. Он взял трубку, вздохнул, потом нахмурился.

– Похоже, через две улицы отсюда произошло ограбление. Ну что, выпьем?

Холодно улыбнувшись, я ответил:

– В другой раз.

Я закрыл дверь за офицерами и позволил Соплячке некоторое время подуться в своей комнате. Если это и значит быть родителем, я рад, что отказался от идеи стать отцом.

Тем временем я поднялся и распаковал вещи в комнате для гостей с уродскими бордовыми стенами и неоново-розовыми лампами. Помещение выглядело так, словно его оформляла слепая мадам из борделя. Мне стало интересно, переступал ли Энтони Торн порог этого разорительного особняка с пятью сотнями комнат. Интуиция подсказывала, что нет.

А моя интуиция никогда не ошибалась.

Вопрос заключался лишь в том, решил ли он избегать этого места по собственной инициативе или же из-за Соплячки?

Я спустился и сделал несколько звонков. Макс должен приехать завтра. Мисс Торн требовала круглосуточного присмотра, поэтому придется работать посменно. Еще я позвонил в местный центр кроссфита. Обычно мне нравилось тренироваться на свежем воздухе, но в Лос-Анджелесе были только поля для гольфа.

Просмотрел электронную почту, проверил приложение «Кинк» на предмет единомышленников в этом районе, а затем вернулся к сортировке резюме для отдела кибербезопасности.

Спустя час после своего драматичного ухода Соплячка появилась внизу, облачившись во все черное и нацепив темные солнцезащитные очки, и с дизайнерским чемоданом в руках. Она вздернула подбородок.

Хэлли напоминала плохую актрису мыльной оперы.

– Я ухожу, – объявила она, стоя возле двери.

Я ничего не ответил.

– И тебе не удастся меня остановить.

Готова поспорить?

– Только возьму ключи. – Хэлли отпустила чемодан и прошла на кухню, затем вернулась красная как помидор к обеденному столу, за которым сидел я.

– Где все мои ключи? – требовательно спросила она. – Это воровство.

– У меня в кармане, – ответил я, продолжая печатать текст электронного письма. – И формально автомобили записаны на имя твоей матери. Она дала добро на их конфискацию в целях безопасности при необходимости.

– Ты…

– Посмотрите на эту защитницу окружающей среды. – Я не отрывался от экрана ноутбука. – Владеет четырьмя машинами.

– Они гибриды.

– Для тебя одной, – напомнил я. У меня складывалось ощущение, что математика не ее сильная сторона.

– Все потому, что мне нравится поддерживать экологические компании.

– Разумеется, за счет твоего отца.

– Я позвоню своему водителю, – пробормотала Хэлли скорее для себя, чем для меня.

– Мистер Дришолл находится в запоздалом оплачиваемом отпуске, – категорично заявил я. – Он сейчас в другой части страны со своей семьей.

– Деннис! – Хэлли ахнула, приложив ладонь к груди. – Он никогда раньше не брал отпуск.

– Вот именно.

– Что ж, тогда закажу такси, – ответила она.

– А они примут оплату ценными рекомендациями? – сухо поинтересовался я.

– Что?

Я перестал печатать.

– Твои кредитки заморожены. Не мог рисковать, что ты нарвешься на проблемы, пока меня не будет рядом.

– Да ты издеваешься.

– О, и заранее должен предупредить – у меня нет чувства юмора. В ближайшие полгода никаких шуток в этом доме. – Я дважды щелкнул по одному из резюме, ожидавших меня на почте.

– Я еще отомщу.

Я зевнул, задаваясь вопросом: все ли излишне избалованные создания Лос-Анджелеса говорят плохо прописанными диалогами из «Ривердейла».

– Месть – признание боли. Спрячь получше свои чувства. Они на виду, а то, что лежит на поверхности, легко использовать в собственных целях.

– Я найду выход из этого положения. – Хэлли ходила из угла в угол, глядя на стены так, словно они давили на нее. Она смирилась со своей новой реальностью. Хорошо.

В браузере я открыл еще одну вкладку с резюме. Степень бакалавра по информационной безопасности, выпускник учебного курса кибербезопасности Калифорнийского университета в Беркли, пятилетний опыт работы в NESSUS, SPLUNK и APP Detective и прочая чушь.

Недостаточно хорош. Следующий.

– Точно найду! – Хэлли топнула ногой. – Просто наблюдай.

Я встретил ее прямой взгляд.

– Обязательно буду за тобой наблюдать, ведь дорогой папочка платит мне за это огромные деньги. Ваша задница будет под моим присмотром в течение следующих шести месяцев, мисс Торн, хотите вы того или нет. Забудь обо всем, что знала о своей прежней жизни. Прошли те времена, когда ты пьяной вываливалась из баров и клубов без одежды. Отныне тебе придется доказывать мне, что ты достаточно ответственна, чтобы вести свои аккаунты в социальных сетях, пользоваться кредиткой и общаться с другими людьми. Ты будешь на воздержании, в том числе от алкоголя – таковы требования твоих родителей, а также станешь паинькой – это уже мое условие. И к концу моего пребывания, – тут я перешел к вишенке на торте, – ты еще и на работу устроишься.

– Воздержание! – возмущенно вскричала она. Я отчасти понимал ее ярость. Сексуальная активность не имела ничего общего с хорошим поведением. Но не я устанавливал правила – я просто следил за их исполнением. – А ты тоже будешь воздерживаться?

Вот на это я не стал бы делать ставку.

Я мог обходиться без секса неделями, а иногда и месяцами. Найти подходящую моим предпочтениям партнершу нелегко – к счастью, мой самоконтроль уступал только моей выносливости. Но мы с Соплячкой не в одной лодке.

– То, чем я занимаюсь в личное время, касается только меня, – отрезал я.

– Ага, так и думала. – Хэлли невесело усмехнулась. – А алкоголь? Я не так много пью.

– Тогда отказ от него не должен вызвать трудностей.

Девица огляделась по сторонам, пытаясь изобрести креативный выход из положения. Очевидно, семейство Торнов позволило ей расти дикой и свободной, как сорняк, до тех пор, пока у нее не выработалась привычка ни перед кем не отчитываться.

– Я превращу твою жизнь в ад, – невозмутимо заявила Хэлли.

– Мелкая. – Я раздраженно улыбнулся ей. – Меня выковали в аду. Там я буду чувствовать себя как дома. А вот тебе предстоит несколько напряженных месяцев.

– Это еще не конец, – предупредила она, помахав пальцем перед моим лицом, взорвавшись от переполнявших ее чувств. – Если уж на то пошло, я собираюсь выйти отсюда прямо сейчас и продать историю о том, как ты вломился к обнаженной спящей девушке…

Не желая слушать дальше ни окончание этого предложения, ни что-либо еще, что могло вырваться из этого находчивого рта, я встал, поднял Хэлли наверх и запер в ее комнате.

Впервые я физически и крайне непрофессионально прикоснулся к клиенту.

Но пора было приучать Соплячку к дисциплине.

Лучше поздно, чем никогда.

Глава 3

Хэлли

Я собиралась убить человека. Со всей жестокостью.

Только еще не знала как. В конце концов, этот парень – как там его зовут? Ублюдок так и не представился – в нем не меньше шести футов и трех дюймов[11], если не больше. Качок. Не как Уэс Морган, у которого выступают вены, напоминая дорожную карту. У Безымянного Подонка подтянутое тело, но при этом он не выглядел так, будто живет в спортзале. Он казался до неприличия мужественным. Как те спортсмены с запредельной физической подготовкой, которые годами выживают в лесу.

Вкупе с нефритовыми глазами, волосами цвета воронова крыла, точеными скулами… Ладно, с каких пор ты обращаешь внимание на мужчин? Особенно на тех, которые врываются в твою жизнь, когда ты голая?

В общем, если не вдаваться в детали, этот подонок заслуживал смерти.

К счастью, у меня в комнате остался ноутбук. Парень мог забрать мой телефон, но заставить сдаться без боя – никогда.

Первым делом я попыталась позвонить родителям через сомнительное приложение, которое скачала, вероятно, занеся в процессе штук пятнадцать вирусов.

Меня перенаправило на голосовую почту матери – дважды, – пока отец разговаривал по другой линии.

Подлец. Мой отец великолепно справлялся с отправкой мне денег и подарков, но ужасно с тем, что касалось физической или эмоциональной поддержки. Он часто звонил мне, однако разговор всегда выходил настолько скучным и напыщенным, что лучше бы даже не пытался.

С мамой совсем иная история. Она открыто демонстрировала обиду. По ее мнению, я не прилагала усилий. Она часто критиковала меня, но сквозь резкие слова я всегда улавливала нотки глубоко обиженной женщины. Что доставляло мне извращенное удовольствие. Знать, что она ненавидит наши отношения не меньше меня.

О том, чтобы оставить голосовое сообщение, не могло быть и речи. Они их не слушали. Поэтому я решила связаться с их ассистентами и оставить послания, чувствуя себя торговым представителем, который пытается предложить установку солнечных батарей.

Кровь закипала в жилах при мысли, что Безымянный Подонок, который в данный момент занимал мою столовую, имел доступ к отцу и мог позвонить ему в любое время, в то время как мне прежде нужно было миновать его административную команду.

– Привет, Дафна, это Хэлли. Не могла бы ты сделать мне одолжение и попросить маму перезвонить? Это очень важно. Да. Крайне важно. Нет. Дело не в том, что «Шанель» подняли цены и мне нужно запастись сумочками. Вообще предположение о покупке новой продукции меня раздражает. Это так неэкологично. К тому же в магазинах секонд-хенд можно купить выгоднее. Выгоднее, заверяю.

– Привет, Тайриз, как ты? Как твоя жена? Правда? Два года назад? Мне так жаль. Слушай, отец сейчас не рядом? Я могу оставить ему сообщение? Да. Скажи, что это срочно. Очень срочно. Что? Нет, банкомат не зажевал случайно мою кредитку! То, что ты вообще предположил такое… неудивительно, что Беверли тебя бросила.

Завершив унизительный спектакль перед подчиненными родителей, я принялась мерить шагами комнату. Подумывала позвонить Гере, но быстро отбросила эту мысль. Во-первых, она, скорее всего, не ответит. Сестра работает в больнице по двадцать шесть часов. К тому же я ее наименее любимый человек на всем свете. А если и ответит, то во время разговора напомнит, насколько я безответственна и как заслуживаю, чтобы меня приструнил жестокий и холодный телохранитель. Гера обладала невероятным даром заставлять меня чувствовать себя полнейшим дерьмом. Поэтому, даже зная, что она может за секунду дозвониться до родителей, я не хотела с ней связываться.

Я застыла на месте, и тут в голову пришла отличная идея.

Келлер.

Келлер бы точно знал, как поступить в этой ситуации. В детстве он разогнал бесчисленное количество нянь. После того как его мать умерла от передозировки, когда ему было девять, отец взял над ним полную опеку. Каждый раз, когда тот поручал кому-нибудь присматривать за моим другом, Келлер либо находил способ избавиться от няни, либо побуждал их с криками уносить ноги. Он мастерски заставлял людей отправляться восвояси.

Конечно, я все еще дулась на лучшего друга за то, что он бросил меня ради беседы с Перри Коуэн, поэтому не отвечала на его звонки после фиаско с соском.

Неважно. Пришло время взять себя в руки и стать паинькой.

Я позвонила Келлеру по «ФэйсТайм». Он ответил молниеносно, прямо во время пробежки, камера перескакивала с его прекрасного лица на безоблачное голубое небо.

– Вижу, ты наконец-то ты спустилась с дерева, на которое забралась, – тепло поприветствовал он.

– Только потому, что ветка вот-вот рухнет в скалистую реку, – пробормотала я, вспомнив о большом и угрюмом хищнике, занимавшем мою столовую.

– Вниз упадет и малыш. И колыбелька, и все[12]. Я до сих пор в немилости? – Келлер свернул за угол на свою улицу.

– Зависит от того, сможешь ли ты мне помочь.

– Ультиматумы и эмоциональный шантаж. Ты говоришь на моем языке любви. – Друг вздохнул. – Выкладывай.

Сделав глубокий вдох, я поведала ему о последних нескольких часах. Как невинно загорала утром. Как Безымянный Подонок ворвался в дом, украл телефон, ключи от машины и заморозил мои кредитные карты. Как он отправил Денниса – нашего Денниса – в оплачиваемый отпуск и распугал полицейских (возможно, я приукрасила некоторые детали, чтобы вписать их в общее повествование).

Я объяснила, что родители не отвечают на телефонные звонки, вероятно, опасаясь моей реакции, а я просто не смогу прожить с этим варваром полгода. Или шесть дней. Или даже шесть секунд.

Когда дошла до той части, где Безымянный Подонок подхватил меня на руки, словно я весила не больше обыкновенной шерстяной кофты, и запер в комнате, Келлер ахнул.

– Ужасно, не правда ли, – фыркнула я.

– Чудовищно. – Наступила пауза. – И горячо. Он не?..

– Келлер! Какой неуместный вопрос.

Когда друг продолжил выжидательно смотреть на меня, я закатила глаза.

– Наверное, он привлекательный, если можно считать таковым гипотетическое дитя Джейсона Момоа или Дэвида Ганди. Но это неважно. Этот парень буквально рушит мою жизнь. Не все в этом мире сводится к сексуальности, знаешь ли.

– Ты права, и я прошу прощения. – Мой лучший друг прочистил горло. Наконец, он остановился возле своей входной двери и сел на коврик. – Так как я могу помочь?

– Мне нужно, чтобы ты придумал, как его отпугнуть. Ты разогнал всех своих бывших нянь. Никто не умеет быть настолько невыносимым, как ты.

– Вообще-то, милая, твоя кандидатура способна вступить в конкуренцию. – Келлер рассмеялся. – К тому же среди моих нянь не было грозных альфа-самцов предположительно с военным прошлым.

– Ты не помогаешь! – простонала я, закрывая лицо ладонями.

– Ладно, давай составим план действий. Твои родители пытаются показать, что ты принадлежишь им, а значит, они вправе лепить из тебя что угодно. Так что нельзя сдаваться. Ты сильная и независимая женщина.

Я кивнула, внимая его словам. Мне хотелось доказать родителям, что они не могут навязывать нечто подобное, не посоветовавшись со мной. Я не разговаривала с ними с тех пор, как у меня случился инцидент с соском. Они звонили десятки раз, но я не брала трубку. Я была напугана, смущена и – ладно – чувствовала себя немного виноватой.

Мне прекрасно известно, что они видят во мне лишь легкомысленную глупышку, у которой нет с ними ничего общего, кроме ДНК. Они так долго считали меня такой, что даже я начала в подобное верить.

– Что мне нужно для успешного выполнения миссии? – спросила я.

– Сила воли, мотивация и активный аккаунт на «Амазон».

– У меня есть как минимум два пункта из трех. – Мотивация не была моим вторым именем, но вся эта ситуация меня воодушевила.

Келлер рассмеялся.

– Уже хорошо. Бери ручку с бумагой и начинай записывать.

Я собиралась дать отпор Безымянному Подонку.

И победить.

Глава 4

Хэлли

Я не спустилась к ужину.

Не смогла бы проглотить ни кусочка, слишком боялась снова увидеть его, к тому же у меня не было аппетита.

И еще, моя дверь по-прежнему была заперта снаружи, хотя я понятия не имела, каким магическим фокусом телохранителя он воспользовался для этого.

Я стала пленницей в собственном доме. Вот и все.

В ту ночь я не могла заснуть. Все думала о нашем с Келлером плане, который должен был помочь избавиться от Сержанта Мерзавца. План казался мне ребяческим и не до конца продуманным. Не уверена, что он сработает. Но лучше делать хоть что-то, чем совсем ничего.

Рассветы всегда были моими лучшими друзьями. Постоянными спутниками в одиноком существовании Хэлли Торн. Они напоминали, что каждый новый, свежий день таит в себе бесчисленные возможности. Но когда на следующий день взошло солнце после того, как Безымянный Подонок ворвался в мою жизнь, я почувствовала лишь ужас и гнев.

Часы ползли один за другим. Я лежала в постели совершенно неподвижно, размышляя, прокручивая в голове план и копаясь в себе. И тут впервые в жизни я услышала признаки присутствия в доме другого человека.

Несмотря на то что выросла в школе-интернате, я всегда жила одна. У меня не было соседей по комнате. Мама с отцом запрещали. Они говорили, что для таких, как мы, конфиденциальность является ключевым моментом. Что другие дети убили бы за возможность иметь отдельную комнату, и я должна быть благодарна за уединение.

Их не волновало, что мне нужна компания, друзья, настоящие отношения, которые находились для меня под запретом. Они представляли собой угрозу безопасности. Политический риск.

Ежегодно родители присылали мне по электронной почте список одноклассников, с которыми я могла общаться. Каждый год выбор не только состоял, но и ограничивался девушками, не желавшими иметь со мной ничего общего.

Гении и отличники считали меня неполноценной. Недостаточно умной, недостаточно интересной, недостаточно целеустремленной. Они отвергали меня, делая невыполнимой задачу жить якобы нормальной жизнью.

Я никогда не ходила в кино с друзьями, не посещала вечеринки, не пила неоновые коктейли с одноклассниками. Никто не желал общаться со странной девчонкой Торнов.

Еще я подозревала то, что теперь знаю наверняка: мои родители изолировали меня от других не ради моего блага. Они просто не хотели, чтобы у меня появились доверенные лица. Люди, с которыми я могла бы поделиться своей жизнью и секретами. Семья стремилась избежать скандальных заголовков на случай, если я доверюсь не тому человеку. Энтони и Джулианна Торн по-прежнему заботились не о моем душевном здоровье, а о своей драгоценной репутации.

Они настаивали, чтобы я вернулась домой, дабы они могли приглядывать за мной.

Я всегда отказывалась, уже успев прочувствовать, каково это – проводить с ними каникулы. Они обожали Геру, своего идеального ребенка, а меня ругали за то, как я выгляжу и веду себя, за второсортные оценки, которые приносила домой.

После окончания школы, без друзей, точно обертка от нездоровой пищи, оставленной на скамейке, я поступила в общественный колледж в Лос-Анджелесе. Мама и папа пребывали в ужасе. Они желали, чтобы я поступила в Гарвард или Йель. На худой конец в Дартмут. Но мне понравилась идея «снизойти до простых смертных», от которых меня «защищали». Я думала, что, может, только может быть, наконец-то найду свою компанию среди людей, у которых нет трастового фонда и яхт.

Родители сняли для меня этот особняк на Голливудских холмах. Условия были предельно прозрачны: они рады заплатить любую сумму, которую запросит владелец, если здесь больше никто не будет жить.

В итоге у меня нет ни парня, ни соседа, ни лучшей подруги.

Я плакала и умоляла, убеждала и торговалась, но ничего не помогло.

И вот, как это ни печально, сегодня я впервые услышала звуки, подтверждающие, что кто-то еще живет со мной под одной крышей. И этим кем-то оказался враг, укравший у меня заветную надежду. Лианы обвили сердце, болезненно сжимая его в комок. В груди заныло.

На втором этаже раздался скрип открываемой двери – вероятно, в спальне, которую этот ублюдок теперь считал своей, – и его шаги, когда он спускался по изогнутой лестнице. Ожила кофемашина. Раздвинулись шторы. А следом я услышала разговор по громкой связи между Безымянным Подонком и человеком, которого я приняла за его делового партнера.

– Как там Лос-Анджелес? – спросил другой мужчина. Голос звучал бодро, поэтому я пришла к выводу, что Подонок либо с Восточного побережья, либо со Среднего Запада.

– Грязный. Уродливый. Искусственный. – Подонок открыл решетчатую дверь, ведущую на задний двор. От непринужденности, с которой он вел себя как дома, находясь в моем особняке, у меня закипела кровь.

– Вижу, тебе весело. – Другой мужчина рассмеялся. – Она?..

– Сносная? – закончил за него Безымянный Подонок. – Нет. Не приятнее вросшего ногтя.

Ты и сам не солнечный лучик.

– Уже представил ей наш контракт? – поинтересовался второй мужчина.

Значит, существовал контракт.

– Еще нет. Запер ее на ночь в комнате, чтобы вымотать.

– Рэнсом! – посмеиваясь, упрекнул его мужчина.

Рэнсом? В самом деле? Какое крутое имя для придурка мирового класса. Разве не мог он быть Эрлом или Норманом?

– Ты не можешь подражать Моруцци. Ты больше не в Канзасе.

Кто такой Моруцци?

– Она пыталась ударить меня бутылкой. Потом вызвала полицию.

– Обвиняя себя?

– Меня. У этой Соплячки не хватает в мозгу извилин.

У меня заболела голова, словно надо мной надругались.

На данном этапе жизни меня мало что обижало – пресса как только меня не называла, да и родная сестра тоже. Но всегда задевало, когда меня считали глупой.

Может, все потому, что я им верила. Ощущала себя такой потерянной, точно пыталась прыгнуть выше головы.

Другой мужчина рассмеялся искренним, добродушным смехом. Он казался по-настоящему приятным человеком, что меня удивило, ведь он вел дела с социопатом.

– Впервые в жизни получаешь свою долю женской драмы, и я здесь, чтобы помочь, Рэн.

– Я заставлю эту сучку покориться, – отрезал Рэнсом.

– А я пока приготовлю попкорн.

– Она лишится своих клыков и когтей и наденет ошейник еще до того, как зазвенит микроволновка.

Воздух застрял у меня в горле. Я не могла дышать. Этот мужчина такой жестокий, такой невыносимо бесчувственный. Мне уже доводилось иметь дело с телохранителями. Но только в декоративных целях. Он прав насчет них: они существовали исключительно для авторитета и в роли фотографов ради случайных снимков для социальных сетей.

Этот человек действительно имел власть над моей жизнью. Пугающе много власти. И, похоже, ему не терпелось ею воспользоваться. После того как он закончил высмеивать меня, я услышала, как Рэнсом поднимается по лестнице. Я затаила дыхание. Он отпер дверь снаружи. Наполовину открыл ее, но остался в коридоре, зная, что его не приглашали. Я застыла, как глиняное изваяние. Даже после того, как он объяснил, что является моим так называемым защитником, все, что касалось его, заставляло волосы на руках вставать дыбом.

– Ты одета? – грубо спросил он.

– А что? Раньше тебя это не останавливало, – выплюнула я, а потом вздохнула: – Да, одета.

– Обнадеживает. – Он толкнул дверь, упираясь плечом в ее раму.

Я решила поприветствовать его, схватив первое, что попалось под руку на тумбочке, и с силой швырнув в него через всю комнату. Рэнсом без труда поймал предмет за мгновение до того, как тот попал ему в нос. Он махнул моим вибратором – немытым – из стороны в сторону. На его омерзительном лице появилась наглая ухмылка.

– Не самый разумный выбор оружия, но лучше банана из «Очень страшного кино».

Я фыркнула, чтобы скрыть смущение. Боль и стыд, как угри, закрутились в животе.

– Верни его мне. Это была ошибка.

Рэнсом, наверное, подумал, что я сексуальная маньячка. Еще один слух, который я так и не удосужилась опровергнуть. Если верить таблоидам, я переспала более чем с двадцатью голливудскими сердцеедами. Никто, даже Келлер, не знал правды.

Что я все еще девственница.

Что я даже ни разу не ходила на свидание.

По крайней мере на настоящее.

Рэнсом закинул вибратор за плечо, проигнорировав мою просьбу.

– Заряжай его почаще, потому что, как я уже упоминал, пока я здесь, никаких парней под этой крышей. Хорошо спала? – Он двигался по моей комнате, как демон, будто паря над полом. Рэнсом распахнул все шторы. В комнату хлынул солнечный свет.

Значит, не вампир.

– Не твое дело.

Он цокнул языком.

– Где твои манеры, принцесса?

Я уже собиралась сказать ему, что они прячутся в той норе, куда забралась его порядочность, когда он поднял в воздух папку из плотной бумаги и швырнул ее в мою сторону.

– Контракт моей компании. Прочти.

Даже не моргнув, я бросила ее на тумбочку.

– Прости, но у меня более утонченный литературный вкус.

– Я бы не поверил в это, даже если бы на твоей тумбочке не лежал экземпляр National Enquirer.

Туше. Я купила его только потому, что они опубликовали мою фотографию с обнаженным соском, которая казалась отфотошопленной. Но как бы плохо это ни выглядело, одно можно было сказать точно: Рэнсом напоминал хищника, но не из тех, кто хочет съесть меня целиком. То, с каким безразличием он смотрел на меня, демонстрировало, что он ни за что не попытается прикоснуться ко мне в сексуальном плане.

Я скучающе рассматривала свои ногти.

– Быть может, я прочту его в свободное время, если ты правильно разыграешь свои козыри.

– Ты прочтешь контракт сейчас. – От леденящего душу стального тона кожа у меня покрылась мурашками. – Вслух. Мы должны обсудить детали.

Мое сердце замерло в груди. Я почувствовала, что меня сейчас стошнит. Я не могла прочитать его вслух. Как и не могла сказать Рэнсому об этом. Какое же наслаждение он получит, узнав правду обо мне? Заставил ли отец подписать его соглашение о неразглашении? Конечно, заставил. Он никогда бы не рискнул раскрыть правду о собственной дочери.

Прерывисто вздохнув, я ухмыльнулась.

– Знаешь что? Я передумала. В конце концов, мне не хочется читать твое дурацкое руководство. Ни сейчас. Ни когда-либо еще.

Рэнсом прислонился плечом к стене с видом умирающего со скуки человека. Мне стало интересно, способно ли хоть что-нибудь вывести его из себя. Он казался таким бессердечным, таким равнодушным. Не может быть, чтобы у этого человека был напарник. Никто не смог бы справиться с таким бесстрастным поведением.

– Что? – рявкнула я, защищаясь.

Мое лицо нестерпимо горело. Подмышки вспотели. Я настолько приблизилась к опасной черте, что на языке появился металлический привкус унижения.

Рэнсом достал что-то из заднего кармана джинсов и поднял в воздух. Мой телефон. Экран пестрел сообщениями и уведомлениями.

Батарея почти разрядилась, став красной.

На его будто вылепленных губах появилась ух-мылка.

– Прочитай договор, согласись с условиями и сможешь получить свой телефон обратно. Как тебе такое предложение?

Божественно.

Но это не отменяло того факта, что я не могла…

Без достаточного количества времени и ясной головы…

– Я не продаюсь, – отстраненно ответила я. – И не стану читать твой чертов контракт.

– Хочешь поиграть? – Его улыбка стала шире, источая столько злости и яда, что я прочувствовала ее до костей. – Давай сыграем.

Рэнсом развернулся и ушел, оставив меня рыдать в подушку.

Глупая, глупая Хэлли.

Спустя два часа и одну воодушевляющую мысленную беседу я набралась смелости выйти из своей комнаты, спуститься по лестнице и направиться на кухню. Я обнаружила Рэнсома в промокшей от пота майке и серых спортивных штанах, готовящего омлет из яичных белков и шпината.

Его мускулы блестели. Каждый дюйм тела был подтянутым и стройным. Мой взгляд задержался на дорожке вен у него на предплечьях. На очертаниях пресса, проступающих сквозь тонкую ткань майки.

Совершенство парня – такое выраженное, такое аппетитное – угнетало меня. Я знала, что, несмотря на ужасный характер, женщины, вероятно, считали его настоящей находкой.

Но что меня удивило, так это то, что я согласна с ними. Рэнсом казался мне привлекательным. А я никогда и никого не находила привлекательным.

Дойдя до кофемашины, налила себе чашку.

– Я тоже буду. – Рэнсом ловко перевернул омлет.

– Я что, похожа на «Старбакс»? – огрызнулась я.

Он замер с лопаточкой в руке и нахмурился.

– Дорогой, переоцененный, с подхалимской постлиберальной системой взглядов. Теперь, когда ты об этом упомянула…

– Единственный напиток, который я готова тебе подать, это яд. – С громким хлопком я опустила чашку на гранитный островок, кофе расплескался во все стороны.

– Плохие новости для твоего телефона, который в настоящее время все еще цел, но я понимаю.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты тиран? – Готова поклясться, что из моих ноздрей повалил дым.

– Да, и часто. Что дальше?

Рэнсом переложил воздушный, пушистый омлет на тарелку. Несмотря на его ровный хрипловатый тенор, я разглядела в выражении его лица что-то, чего не видела раньше. Замешательство или, быть может, легкое удивление. У меня возникло ощущение, что этот парень не привык к тому, что люди могут ему противостоять. Я застала его врасплох. Он ожидал, что я смирюсь с ситуацией после того, как запер меня в комнате на целую ночь.

Поняв, что это мой шанс, я изменила тактику.

– Знаешь что? Ладно. – Я налила кофе во вторую чашку. Украдкой, пока Рэнсом не видел, вытащила из-за его спины розовую гималайскую соль и насыпала щедрую порцию ему в кружку. Не менее пяти чайных ложек.

Я протянула ему напиток как раз в тот момент, когда он нес свой омлет на кухонный островок.

Рэнсом сел на табурет и начал копаться в бумагах.

– Уже прочитала договор?

Я прислонилась к стойке, поднося к носу дымящийся кофе.

– Нет.

– Его читать пять минут.

– И все равно больше времени, чем эта сучка готова на тебя потратить. – Я уставилась на свои красные ногти, давая понять, что слышала его разговор с деловым партнером.

Рэнсом сделал глоток кофе. Я пристально наблюдала за ним. Сначала его глаза вспыхнули. Потом наши взгляды встретились, и в его зрачках что-то сверкнуло. Прикосновение тьмы.

«Выплюнь, – в отчаянии подумала я. – Черт возьми, прояви слабость».

Он сглотнул. Мои колени ослабли.

Как он это сделал?

– Как тебе кофе? – Я невинно захлопала ресницами.

Рэнсом покачал головой, даже не вздрогнув, и отхлебнул еще.

– Немного пресно, но я и не ожидал от тебя ничего другого.

Я усмехнулась.

– Незнакома с понятием «пресный», увы.

– Почему? Из-за кричащего цвета волос и «модных» татуировок?

– Почему ты такой злой? – Я знала ответ. Почему люди вообще бывают злыми? Потому что они недовольны своей жизнью.

Однако в случае с Рэнсомом я бы не стала исключать, что родители попросили его быть со мной пожестче.

– Потому что кто-то должен преподать тебе урок, и, к сожалению для нас обоих, этот кто-то – я.

Он разом допил чашку кофе, хотя в нем было больше соли, чем в Мертвом море. С кем я имею дело? Теперь меня одолевал не только испуг, но и опасение, что Рэнсом не совсем человек.

Стремительно, прежде чем успела струсить, я схватила свою чашку с кофе и уселась перед ним.

– Слушай, мне нужен мой телефон. Для работы.

– Ты не работаешь, – напомнил он мне, доедая свой завтрак в два укуса, затем взял тарелку с кружкой и вымыл их в раковине.

Я повернулась на стуле.

– Вообще-то, работаю. К твоему сведению, я веду блог в «Инстаграме»[13].

– Это хобби, а не работа. – Рэнсом направился наверх. Я вскочила и бросилась за ним.

– Конечно же работа. На самом деле я обязалась сегодня прийти на бранч в новую пекарню на Родео Драйв со своими друзьями.

Я бы не назвала НеНе и Тару подругами, но мы регулярно виделись. Кроме того, я не должна оправдываться за свою жизнь перед этим парнем.

Рэнсом поднялся по лестнице, я шла за ним по пятам.

– Чертовски увлекательно, – сухо заметил он. – Ознакомься с контрактом, согласись с условиями, и мы сможем приступить к выполнению твоих обязательств, после того как я изучу место назначения и выясню, как и когда ты там появишься. Кстати, твой новый бюджет составляет сотню баксов в день. Используй их с умом.

Мой что?

Ухватившись за края, Рэнсом стянул с себя пропотевшую майку и со шлепком запустил ее в стену, после чего вошел в свою комнату. В отчаянии я последовала за ним. Он собирался раздеться. В этот момент мне следовало в ужасе сбежать, но, опять же, этот мужчина не стал бы брать меня против моей воли. Он слишком горд для этого.

Рэнсом обернулся, вскинув бровь.

– Что ты делаешь?

– Веду переговоры? – поморщилась я.

– Убирайся.

Я еще сильнее уперлась пятками в пол.

– Сначала отдай мне телефон.

– Сначала прочитай контракт, – парировал он.

Я закрыла глаза. Сделала глубокий вдох. Неужели я действительно собиралась раскрыть этому монстру свой самый большой комплекс? Нет. Ни за что не стала бы говорить с ним о чем-то настолько личном, настолько унизительном.

– Я… – Я облизнула губы. – Я…

– Ты не слишком занята. Даже не притворяйся.

Уф.

– Дело не в этом.

– Это попытка проявить независимость или же ты слишком важная персона, чтобы утруждать себя чтением электронных писем? – Его насмешливый тон пронзил меня насквозь.

– Нет!

Его слова, словно пули, пробили мою грудь. Воздух в легких сгустился и стал нестерпимо горячим.

– Забудь. Я не сдвинусь ни на дюйм, пока ты не вернешь мне телефон.

– Прекрасно.

С этими словами Рэнсом спустил пояс своих серых спортивных штанов. Я мельком увидела отчетливую V-образную линию его брюшного пресса. Его золотистую гладкую кожу и дорожку волос, спускающуюся от пупка к…

– Господи! – Я отвернулась и закашляла, чтобы скрыть смущение. – Что ты делаешь?

– Заставляю тебя сбежать. Или, наоборот, закладываю основу для приятного, мягкого мирового соглашения после иска о сексуальных домогательствах, который собираюсь подать против тебя.

Я зажмурилась. Он играл со мной в «кто первый струсит». И выигрывал. Как мне выжить рядом с ним в течение полугода?

Никак. Придется заставить его уволиться.

– Итак? – спросил Рэнсом. С закрытыми глазами я чувствовала, как его теплое дыхание обдувало мне шею. По спине пробежали мурашки. – Твой ход, Соплячка.

Для него это все шахматная партия, не более чем развлечение. Но это моя жизнь.

– Я прочту чертов контракт, – услышала я свои слова. И открыла глаза. К счастью, штаны были на нем. К сожалению, снисходительная ухмылка тоже.

– Если встретишь какие-нибудь сложные, пугающие слова, дай мне знать.

– Пошел ты, Рэндом. – Мой голос дрожал, и я ненавидела себя за это.

– Рэнсом, – поправил он.

– Рэндом[14] тебе больше подходит.

Он замер, осматривая меня зловещим взглядом из-под полуприкрытых век, напоминая, что передо мной человек, который сражался – защищал? – чтобы заработать себе на жизнь. У меня задрожала нижняя губа. Он похож на бессердечного принца, далекого и неприкасаемого.

Что бы Рэнсом ни увидел в моих глазах, он понял, что я слишком легкая добыча. Линия его челюсти смягчилась, а выражение лица из убийственного превратилось в «покончим-с-этим-дерьмом».

– Я в душ. Когда выйду, тебе лучше быть готовой подписать контракт, ознакомившись со всеми пунктами. – Он закинул полотенце на плечо и вышел из комнаты.

Я пошла в спальню и уселась на матрас, сжимая пальцами пачку бумаг. Мой взгляд блуждал по страницам. Слова сливались, будто бумага намокла. Я пыталась разобрать по одному слову, но была слишком встревожена и не могла сосредоточиться. После нескольких минут тщетных попыток я встала и открыла балконные двери, чтобы подышать воздухом.

Ты справишься. Ты уже делала это раньше. Все, что нужно, – немного сосредоточиться.

К тому времени, когда раздался стук в дверь, я успела дочитать только второй абзац. Что-то про персональную ответственность.

Рэнсом вошел одетый в стильный костюм от «Прада» и блестящие лоферы[15], будто он присутствовал на церемонии вручения Оскара. Он застегнул запонки. Я прислонилась плечом к дверной раме балкона, делая вид, что не хочу сброситься с него.

– Ну как?

– Скучно и неинтересно. Одна звезда из пяти. Не рекомендую.

Подойдя к одной из тумбочек, я достала из ящика ручку. Затем поставила подпись на пунктирной линии внизу контракта, хотя на самом деле не имела ни малейшего представления о том, чем мне это грозит. Передала папку обратно Рэнсому, одарив его роковой ухмылкой.

– Что ж. Ты все-таки способна принимать правильные решения. – Он выхватил контракт из моих рук.

Я ожидала, что Рэнсом погладит меня по голове, настолько он любил унижать, но конечно же я недостаточно хороша для его прикосновений.

– Твой отец должен мне сто баксов, – невозмутимо произнес он.

Они поспорили на это? Я бы не стала ставить на отца. Он всегда принимал меня за своего маленького, простодушного, очаровательного пупсика. С большими глазами и маленьким мозгом.

Может, отец рассказал Рэнсому о моих… проблемах. Может, Рэнсом знал, что я не читала контракт. Как же тогда жаль, что этот совершенно незнакомый человек, которому я даже не нравилась, верил в меня больше, чем собственный папаша.

Слезы наполнили глаза, и я почувствовала, что где-то в горле застрял крик.

– Посмотри на меня, Соплячка.

Соплячка. Это так покровительственно, так унизительно… и я ничего не могла с этим поделать. Родители даже не отвечали на мои звонки.

Почему я не отвечала им, когда еще могла? Когда все еще можно было обсудить?

Я повернула голову, бросив на него полный ненависти взгляд, и расправила плечи.

– Я выполнила свою часть сделки. Теперь отдай мне телефон, кретин.

– Попроси по-хорошему.

– Пожалуйста, кретин.

Мрачно усмехнувшись, он достал из внутреннего кармана пиджака мой телефон и протянул мне. Я вытянула руку, чтобы взять его, но Рэнсом поднял телефон в воздух, не позволяя мне дотронуться. Он был таким высоким, что телефон задевал потолок. В этот момент я поняла, что в его жилах течет не кровь, а жидкое золото. Он не смертный, но и не бог. Просто он нечто иное.

– Запомни правила: никому не сообщать о своем местонахождении. Выкладывать фотографии места разрешается только после того, как ты его покинула и после согласования с Максом или со мной.

Макс? Кто, черт возьми, такой Макс? Полагаю, это сказано в руководстве/контракте.

Рэнсом продолжил:

– Никаких отметок о посещении. Никому не говорить о своем расписании. И ни за что не выкладывать фото машин и номера. Понятно?

Я кивнула, чувствуя себя наказанным ребенком, с каждой секундой ненавидящим Рэнсома все сильнее и сильнее, но он не сказал, что я не могу выкладывать фотографии после того, как покину указанные места, что выглядело более практично, но в какой-то мере и ограничивало. Тем не менее я не испытывала оптимизма по поводу остальной части таинственного содержания договора.

– Однако мне бы хотелось прояснить одну вещь. – Я вздернула подбородок.

Рэнсом уставился на меня со своим фирменным выражением лица «лучше-бы-я-находился-где-нибудь-еще», ожидая, что я продолжу.

– У меня есть настоящая работа, и она очень важна для меня. Вопреки твоему мнению, я не какая-то легкомысленная наследница со знаменитыми подружками-подростками. Понятно?

Он сунул контракт в портфель и проигнорировал мои слова, что, как я полагаю, было лучше насмешки в лицо.

Пройдя по огромным коридорам моего особняка, он исчез, как призрак из сказок, которые мама запрещала мне читать с наступлением темноты.

– Как думаете, где в этом году будет проходить фестиваль «Сандэнс»[16]? – задалась вопросом Нектарина, или НеНе, когда мы сидели в «Бейкерсфилд», новой пекарне на Родео Драйв. Она откинула набок лавандовые волосы, открыла оранжевый пузырек с таблетками и запихала в горло успокоительное.

Рэнсом сидел сбоку, за столиком рядом с нами, и работал на своем ноутбуке с таким видом, будто хотел прикончить всех, кто находится в заведении. Я очень остро ощущала его присутствие, поэтому заметила, как его пальцы замерли над клавиатурой. Он явно слышал словесный поток НеНе.

– Там, где он проводится каждый год, – натянуто ответила я. – В «Сандэнс».

НеНе надула губы, прокручивая соломинку в холодном кофе.

– Я думала, это как с Олимпийскими играми.

– Это бы имело смысл, если бы Олимпийские игры проводились только в Греции, – заявила вторая моя собеседница, Тара. Она подергала свой пепельно-русый шиньон, придав ему нарочито растрепанный вид.

Тара – стройная супермодель. Я могла с уверенностью сказать, что мы трое никогда не вели познавательных или интеллектуальных бесед, но часто проводили время вместе. Рекламодателям нравилось наше совместное влияние на рынок. Тара приводила аудиторию, помешанную на моде, Нектарина – любителей макияжа, а моей специализацией были девушки Среднего Запада в возрасте от восемнадцати до двадцати четырех лет.

Однако я не могла назвать Тару и НеНе своими подругами. Они почти ничего не знали о моей жизни. Да и не нужно было им знать. Все, что я делала на наших встречах, это рассказывала, как тусовалась с Келлером, и выкладывала сторис о своих подарках в социальных сетях.

Ноздри Рэнсома раздувались, пока он продолжал работать на ноутбуке. Было очевидно, что он считает, будто мы втроем попусту тратим кислород.

– Что еще у вас нового? – Я перевела разговор в другое русло, сделав глоток своего капучино без молока. Мне нужно было найти более безопасную тему.

– Ну, кажется, я завязываю с наращиванием ресниц. Видела этот документальный фильм… – начала НеНе.

– О господи, я тоже! – вмешалась Тара. – Он такой грустный. Та девушка никогда больше не сможет даже накрасить ресницы.

– Знаете, что бы помогло отклеить ресницы? – горячо принялась рассуждать НеНе. – Ацетон. Это дерьмо удаляет что угодно!

– В том числе и зрение… – пробормотала я себе под нос.

Я бросила еще один недовольный взгляд на Рэнсома, который посмотрел на свои роскошные часы. Раньше я никогда не чувствовала себя неловко в компании Тары и Нектарины. Теперь же все изменилось. Мне претило, что одно его присутствие словно обличало меня. Внезапно я стала осознавать, насколько пуста моя жизнь. И мне это совсем не понравилось.

Пока мы наслаждались отдыхом в «Бейкерсфилд», нас снимал фотограф, которого мы пригласили с одного из посредственных сайтов желтой прессы. Или, по крайней мере, делал вид.

– Небольшое замечание, Хэл-Пэл, – промурлыкала Тара. – Все мы видим, как ты засматриваешься на мистера Позера на три часа.

Она говорила о Рэнсоме. У меня свело живот. Настало время признаться. Рано или поздно они все равно узнают.

– Вообще-то, – я прочистила горло, – он мой телохранитель.

– Охренеть. Замолчи. – НеНе хлопнула себя по груди, будто это национальные новости.

– С радостью. – Я вздохнула. – Все, что я скажу, этот парень использует против меня.

Я украдкой посмотрела, не показалась ли Рэнсому смешной моя колкость. Выражение его лица оставалось беспристрастным.

– Он великолепен, – восхитилась НеНе. – Где ты его нашла? В агентстве Форда?

– Он не женат? – подключилась Тара. – Богат? Его «Ролекс» подтверждает это, но должность заявляет обратное.

Рэнсом слушал весь разговор. Мои так называемые подруги настолько привыкли обсуждать своих сотрудников, находясь с ними в комнате, что забыли о том, что люди могут их слышать. И что это имеет значение. У меня запылали щеки. Точно перед лицом поставили зеркало, и меня вдруг настигло осознание, что я отнюдь не красавица. Я чудовищное существо.

– Не знаю его финансового положения, и, честно говоря, мне без разницы, – сказала я, поддерживая разговор, несмотря на металлический привкус во рту. – Мы не настолько близки. И не обсуждаем наши финансы.

– Эй! Йу-ху! Чувак-телохранитель! – НеНе наклонилась над соломенным стулом, неистово махая ему. На ней было крошечное, невероятно цветастое платье, и она улыбалась ярко-розовыми губами. – У тебя есть имя, или как?

Рэнсом полностью проигнорировал ее. Он просто продолжал работать на своем ноутбуке, не обращая внимания на наш столик. Идиот.

– Он что, глухой? – НеНе повернулась ко мне, скривив рот.

– Он не может быть глухим, глупенькая. – Тара закатила глаза. – Как бы он понял, если бы кто-то напал на нее? Он просто выдрессирован. Как… ну, знаешь, сторожевые псы.

Я закрыла глаза, опустив лицо в ладони.

Владелица пекарни, бывшая звезда реалити-шоу, дошедшая до полуфинала, вышла в зал, стаскивая фартук.

– Может, вы не будете так сильно интересоваться красавчиком за пятым столиком и больше внимания уделите моей выпечке? – Она указала на все еще не тронутую аппетитную корзинку, которую поставила перед нами. – За что я вообще вам плачу?

– Вопрос гребаного тысячелетия, – пробормотал Рэнсом себе под нос, продолжая печатать.

– Мне нравится этот парень. – Тара усмехнулась, ткнув пальцем в его сторону. – Он дерзкий. У тебя есть кто-нибудь?

– Неважно, – ответил Рэнсом, не отрывая взгляда от экрана. – У меня есть стандарты.

– Как грубо. – Тара сморщила нос.

– Честно, – возразил он.

– Как ты вообще можешь позволять ему так с нами разговаривать? – выпалила НеНе в мою сторону, обидевшись за Тару.

– Технически вас полностью игнорировали, пока вы не стали мне мешать, так что вы не в том положении, чтобы жаловаться. – Рэнсом захлопнул ноутбук, встал и повернулся ко мне. От его взгляда у меня по спине пробежал холодок. – Спектакль окончен. Собирайся.

Гнев закипал в крови. Рэнсом не мог указывать, как распоряжаться моим временем. Он мой телохранитель, а не нянька. К тому же, как я уже сказала… я работала.

– Прости, ты хочешь, чтобы я ушла, потому что..? – Я скрестила руки на груди, откинувшись на стуле.

– Ты здесь уже больше часа, а значит, выполнила свой профессиональный долг, и люди, вероятно, уже знают о твоем местонахождении.

Его объяснение имело смысл. К несчастью для нас обоих, разум в данный момент подчинился потребности бунтовать против этого парня. Что я могу сказать? Женщины в шестидесятые годы заявляли о своих правах не для того, чтобы я выполняла приказы какого-то придурка с раздутым самомнением.

– Не-а. Думаю, я останусь здесь.

– Как показывает история, твое мышление никогда не приводило ни к чему хорошему, – цокнул Рэнсом. Он достал из кармана телефон и начал что-то печатать. Я напряглась. За неполные сутки он успел испортить мне жизнь, и непохоже, что у него иссякли идеи.

Несмотря на все старания выглядеть перед своими так называемыми друзьями непринужденно, я сдалась.

– Что ты делаешь? – наконец поинтересовалась я.

– Отменяю все твои профессиональные обязательства на неделю. Я получил доступ к твоему Google-календарю вчера, пока ты была занята тем, что кричала в подушку. – Он не поднимал глаз от экрана.

Тара зажала себе рот. НеНе округлила глаза, притворившись, что ее тошнит.

– Ты не можешь этого сделать. – Я вскочила на ноги, сжав кулаки.

– Уже сделал. – Рэнсом убрал телефон в передний карман. – Дамы. – Он кивнул им. – Не могу сказать, что рад знакомству, скорее это был полный кошмар.

Тара и НеНе не издали ни звука. Не могла припомнить ни одного случая, когда они сталкивались с кем-то настолько грубым и не впечатленным самим фактом их существования.

Вместо того чтобы стоять и уговаривать меня по-ехать с ним, Рэнсом направился к моему «Ниссан ЛИФ». И тогда я вспомнила, что у него есть ключи от моей машины – он настоял на том, чтобы вести самому, потому что, цитирую: «Я не доверю тебе и ватную палочку, что уж говорить об автомобиле».

Рэнсом оставил меня здесь на произвол судьбы. После того как заморозил кредитки и отправил Денниса в оплачиваемый отпуск.

Оглядевшись, я увидела, что Тара и Нектарина смотрят на меня со смесью шока и ужаса.

– Я… мне пора. – Я последовала за Рэнсомом, который уже завернул за угол улицы и направился на парковку. Коснулась его плеча, чтобы попытаться замедлить, но он не сбавлял темп.

– В чем твоя проблема? – прорычала я.

Он ответил с каменным выражением лица и напряженной линией челюсти:

– Некоторые проблемы с комплексом брошенного ребенка, щепотка с управлением гневом и врожденная нетерпеливость. Все диагностировал самостоятельно. Твоя очередь.

– Моя проблема – это ты! – Я задыхалась, пытаясь поспевать за ним.

– Какая жалость. – Его тон окрасился легким весельем. – Ведь твое мнение так много для меня значит.

– Ты правда отменил все мои договоренности на неделю? – требовательно спросила я.

– Да. – Рэнсом открыл мой черный «Ниссан» и сел на водительское сиденье. – Ты задержалась в кафе, нарушив договорные обязательства, хотя не прошло и двух часов с момента их подписания. Если не умеешь играть по правилам, тогда и вовсе не будешь вступать в игру.

Он завел двигатель, прежде чем я успела сесть. Мне пришлось быстро прыгнуть внутрь, опасаясь, что Рэнсом оставит меня там.

Черт. Если бы я только прочитала проклятый контракт, то знала бы, о чем он говорит. На что еще я подписалась?

– Ты садист, – заметила я.

Рэнсом выехал с парковки и рванул с места, как профессиональный гонщик.

– Благодарю.

– Это не комплимент.

– Комплимент. Особенно от человека со способностью изъясняться на уровне детского сада. Отличная у тебя работа. И подруги классные.

НеНе и Тара мне не подруги, но я не хотела отстраняться от них лишь потому, что этот человек оказался самым снисходительным существом на планете.

– Мои подруги не идиотки. Они просто… – Я попыталась придумать лестный способ описать Тару и Нектарину.

– Безмозглые? – бесполезно предположил Рэнсом.

– Отстраненные.

– От чего? От библиотеки? – выплюнул он. – Твои подруги – отражение тебя. И сейчас оно выглядит чертовски поверхностным, Соплячка. У тебя слишком заниженная планка.

– Мы ведем совместный бизнес, что не делает нас родственными душами, – коротко пояснила я.

– Эти девчонки не смогут выговорить слово «бизнес», даже если объединят мозги. – Рэнсом пробирался сквозь плотное движение Лос-Анджелеса. На улице стояла такая жара, что пальмы выглядели так, словно пытались сгорбиться, дабы избежать солнца.

– Никогда не встречала более осуждающего человека, чем ты! – Я вскинула руки.

– Попробуй выехать за пределы Лос-Анджелеса. В мире полно людей, которые действительно ценят суть.

Нет смысла спорить с этим парнем. Остаток пути мы провели в напряженном молчании. Мне было страшно представить, что сейчас говорят Тара и НеНе за моей спиной. Сцена с Рэнсомом была просто унизительной. Я не могла позволить себе пререкаться с ним на людях. Он способен разрушить то небольшое уважение, которое я завоевала в Голливуде.

Но и уступать его тираническим замашкам нельзя. Мне нужно избавиться от него, причем быстро.

Когда мы вернулись домой, Рэнсом сообщил, что отправляется по делам. Он сделал это в своей фирменной, несносной манере. Распахнул дверь моей спальни без стука и бросил на меня взгляд «не-потрачу-на-тебя-последнюю-спичку».

Несмотря на его грубость, я испытала восторг. Наконец-то у меня будет время побыть одной, чтобы запустить план «избавиться-от-Рэнсома».

– Постараюсь не скучать по тебе слишком сильно. – Я вскочила с кровати, собираясь захлопнуть дверь у него перед носом. Я разговаривала по телефону, обзванивая людей, с которыми он отменил встречи: промоутеров, пиар-менеджеров и даже Келлера, – извиняясь за то, что отказала им в последнюю минуту.

– Макс составит тебе компанию, так что не думай ничего выкинуть. – Рэнсом нахмурился.

Да. Конечно. Макс. Если бы я только имела хоть малейшее представление о том, кто это.

– Напомнишь про Макса? – Я накрутила на палец прядь своих бордовых волос.

– Второй сотрудник твоей личной охраны.

– Ах, верно. – Я беззаботно рассмеялась. – Он такой же белый и пушистый, как и ты?

Рэнсом ушел, тем самым завершив разговор. Спустя десять минут я услышала, как открывается входная дверь. Рэнсом разговаривал с мужчиной по имени Макс, который прибыл ровно в четыре часа дня. Я затаилась в своей комнате, внимательно прислушиваясь к их беседе в надежде получить хоть какую-то информацию о происходящем. Мне казалось, что теперь, когда все эти незнакомцы приходят и уходят, мой дом больше мне не принадлежит.

После ухода Рэнсома я отчаянно пыталась дозвониться до родителей. Они не отвечали. Затем позвонила их ассистентам, но в ответ получила то же самое: мать с отцом слишком заняты и не могут сейчас уделить мне время.

Я удрученно потащилась вниз, чтобы представиться Максу. Нет смысла наживать двух врагов под одной крышей.

Добравшись до гостиной, я увидела, что на диване сидел худощавый, на удивление молодой на вид юноша, листавший толстую книгу в жанре фэнтези. На вид мальчишеский и скромный, Макс напоминал старшего брата вашей лучшей подруги прямо из мелодрам 90-х. Он не выглядел угрожающе, подобно своему боссу. И что самое лучшее – не вызывал во мне того дискомфорта, который вызывают большинство мужчин.

– Ой. Привет. – Он неловко встал, как только я появилась в поле зрения.

Макс отложил книгу на диван, вытирая ладони о штаны, а потом протянул мне руку. Я решила, вопреки своему обыкновению, принять рукопожатие.

Мои плечи немного расслабились. Он совсем не походил на телохранителя. Не то что Рэнсом. Тот выглядел как потрясающий богатый наследник, которому было невыносимо делить планету с обычными людьми.

– Я не хотел мешать тебе наверху, – объяснил Макс.

Вот такой телохранитель меня вполне устраивал.

– Спасибо, я просто работала. – Ложь плавно слетела с языка. – Я Хэлли.

– Макс.

Мы оба улыбнулись. Он выглядел так молодо, что на мгновение я задумалась, не ровесники ли мы.

– Мне двадцать пять, – произнес он, словно прочитав мои мысли. Макс опустил голову, его щеки покраснели. – Просто все спрашивают, потому что выгляжу довольно молодо. Я бывший агент морского спецназа. Ты в надежных руках.

– О, хм, я не сомневалась в твоих способностях. – Я перенесла вес с одной ноги на другую. – Ты тоже будешь здесь жить? – поинтересовалась у него, направляясь на кухню, чтобы приготовить нам обоим смузи.

Может, если мы с Максом поладим, Рэнсом отступит на второй план и будет давать напарнику больше смен, а я смогу вернуть себе часть свободы.

Он покачал головой.

– Бо́льшую часть времени рядом с тобой будет Рэн. Я на подхвате. Но в любом случае буду на связи.

Мое сердце сжалось.

Макс сел на табурет напротив меня и стал наблюдать, как я запихиваю в автомат для приготовления смузи банан, киви, клубнику, колотый лед и кокосовое молоко. Я разлила готовый напиток в высокие стаканы и отправила один из них скользить через кухонный островок в руки Макса.

Парень поднял свой бокал в тосте.

– Давненько я такого не пробовал.

– Смузи? – уточнила я.

Он кивнул.

– Раньше я жил в Оушенсайде. В старших классах «Джамба джус»[17] стал для меня вторым домом. Но я бросил эту полезную привычку, когда меня отправили в армию.

Я понимающе улыбнулась.

– Я такая же. Меняю свои привычки в зависимости от того, где живу. Когда останавливалась в Нью-Йорке, меня покорила сицилийская пицца и матчи футбольной команды «Нью-Йорк Космос».

– Сицилийская пицца – настоящее искушение. Тесто для пиццы должно быть похоже на презерватив – тонкое, воздушное, без лишних добавок, – протянул Макс.

– Ну, искушение восхитительно на вкус, – смеясь, пожала я плечами.

– Как и твой смузи. Спасибо. – Макс усмехнулся, глядя на многоразовую соломинку, которую я воткнула в его стакан.

Наступила тишина, пока мы оба переводили дыхание.

– Знаешь, ты действительно другая, – произнес он наконец. Его улыбка тут же померкла.

Я поняла, что он имел в виду. Рэнсом обрисовал ему совершенно иную картину. Выставил меня трудной, неуправляемой и грубой. Я не понимала, как можно верить Рэнсому на слово. У него такой циничный, мрачный взгляд на жизнь.

– И какая же? – мягко спросила я. Мне не хотелось спугнуть Макса. Я видела в нем потенциального союзника.

Он сделал глоток смузи, чтобы выиграть время. Я терпеливо ждала.

– Не знаю. Просто представлял себе…

– Кого-то невыносимого? – Я приподняла бровь, опираясь локтями на островок между нами.

– Вроде того. – Его уши стали цвета спелых то-матов.

– А Рэнсом, случайно, не имеет отношения к этому представлению? – Я склонила голову набок. Понимала, что ступаю в опасные воды. Рэнсом – его босс. Охранное агентство, на которое они работали, носило его фамилию. Но мне нужно было подтверждение.

Макс нахмурился, выглядя искренне озадаченным.

– Что ты имеешь в виду?

– Рэнсом сказал тебе, что я – сущий кошмар?

– Нет. Он обсуждает только технические вопросы. Вот почему его прозвали Роботом. – Все тело Макса застыло, напряглось. Он знал, что ему не следовало этого говорить. Я навострила уши.

– Его прозвали Роботом? – уточнила я.

– Ну… да.

– Кто?

– Практически все в нашей сфере.

– Почему?

– Потому что он никогда не принимал нелогичных, поспешных решений. Он самый прагматичный человек в мире. Словно устроен каким-то определенным образом. Будто он… ну, ты понимаешь.

– Робот, – закончила я, довольная тем фактом, что, по крайней мере, отсутствие интереса ко мне со стороны Рэнсома не обусловлено личными мотивами.

Макс кивнул.

– Впрочем, дело не в этом. Я думал, что ты будешь невыносимой, потому что, хм, погуглил, и мне показалось, что у тебя высокие запросы. Рэнсом не говорит о клиентах. Вообще. Он безумно профессионален, так что не волнуйся.

Я хотела сказать ему, что этот безумно профессиональный тип заморозил мои кредитки, украл телефон и устроил сцену на глазах у моих друзей, но, судя по блеску в глазах Макса, когда он упоминал о своем боссе, мне не удастся убедить его в том, что Рэнсом переступает границы.

Мы продолжили потягивать смузи, и Макс рассказал мне о том, как ему пришлось вывозить поп-звезду из гостиничного номера в служебной тележке.

Макс оказался милым, веселым и интересным. К тому времени, когда часы пробили десять, он уже расположил меня к себе, и я мысленно пожелала, чтобы он чаще дежурил.

Однако мне еще предстояло обдумать борьбу с Рэнсомом, и время было не на моей стороне. Где-то после десяти я потянулась и притворно зевнула.

– Пожалуй, приму душ и лягу в постель.

– Хорошо, я буду внизу, если понадоблюсь.

– Когда вернется Рэнсом? – спросила я, вставая. Хотела знать, сколько времени у меня есть для осуществления плана.

Но в глубине души задавалась вопросом, где он, черт возьми, и почему так долго не возвращается.

Макс поджал губы, размышляя над ответом.

– Вероятно, не раньше середины ночи. Может, утром. Я останусь здесь до девяти утра. Но не волнуйся, спать на дежурстве не собираюсь.

Значит, Рэнсом сегодня развлекается. Лицемер. Интересно, на каких женщин он западает? Высоких и стройных? Умных и с чувством юмора? Гениальных? Наверное, все вышеперечисленное. Моя сестра Гера могла бы превзойти их всех. На мгновение я представила, что Гера с Рэнсомом встречаются, и по спине пробежала дрожь.

Странно, но мысль о том, что мой телохранитель оказывает внимание – причем благосклонное внимание – другой женщине, вызывала у меня раздражение и беспокойство. Хотя я сомневалась, что такой подонок, как он, станет тратить время на то, чтобы всерьез ухаживать за девушкой.

– Ладно. Только возьму ужин, чтобы поесть в спальне. – Я мило улыбнулась, распахнула дверцу холодильника и достала один из огромных сырых стейков, которыми Рэнсом набил мой холодильник.

Меня привело в бешенство, что он не учел того факта, что я стала вегетарианкой по моральным соображениям. Положить в холодильник то, что я считала трупом животного, все равно что показать огромный средний палец всем моим убеждениям.

Накрыв стейк другой тарелкой, я направилась наверх, где заглянула в одну из ванных комнат, чтобы взять ножницы, а затем вошла в комнату Рэнсома.

Я зашла сюда впервые с момента его переезда, если не учитывать сегодняшней стычки, во время которой у меня не было возможности как следует ее осмотреть. Я оглядывалась по сторонам, с жадностью замечая каждую деталь и сохраняя ее в памяти. Одна из важнейших стратегий войны – досконально изучить своего врага.

Неудивительно, что комната оказалась очень опрятной, с тщательно продуманным порядком. По сути, в ней почти ничего не изменилось, за исключением того, что все декоративные подушки, которые раньше лежали на кровати, теперь исчезли, видимо, будучи засунутыми в один из шкафов.

Было странно обыскивать комнату, которая являлась частью моего дома. Запах Рэнсома – насыщенный аромат леса и кожи – прилип к простыням. Открыв один из ящиков, я обнаружила коллекцию часов и ремней. Все ремни аккуратно скручены. Часы стоили не меньше пятидесяти тысяч за штуку. Рэнсом точно был при деньгах.

В другом ящике хранились его носки, запонки и нижнее белье. Все было черным, дизайнерским и совершенно новым.

Рядом лежала изящная плиссированная веревочка. Простите… что?

Зачем этому мужчине понадобилась веревка?

Пытаясь убедить себя в том, что это нормально, что, возможно, она нужна ему для работы (но каким образом?), я задвинула ящик. Должно быть объяснение. Рэнсом был придурком, но он не вызывал у меня устрашающих чувств. А я умела улавливать эти намеки довольно хорошо. Опыт и все такое.

Подойдя к шкафу, я нашла его костюмы и рубашки. Щелкнув ножницами в воздухе, принялась за работу. Разрезала стейк на мелкие кусочки, а затем спрятала их в темных и незаметных местах в шкафу, где Рэнсом никогда не сможет их найти. Если он так любил мясо, то будет справедливо, чтобы он и пах им.

Никогда в жизни я не делала ничего настолько коварного и уже начала испытывать сожаление, когда последний кусок стейка был спрятан в углу гардеробной с ковровым покрытием.

Это глупо. Рэнсом искусно разрушал мою жизнь, а я всего лишь совершила безобидную шалость, чтобы его одежда плохо пахла. Настоящий инфантилизм.

Я подошла к ноутбуку на тумбочке и открыла его. Для доступа требовались отпечаток пальца и пароль. Проклятье. Я оставила в покое ноутбук, размышляя, не занимается ли Рэнсом прямо в этот момент сексом с другой женщиной, и открыла его портфель. Там – вуаля – я наконец-то обнаружила что-то интересное. Бумаги. Обо мне.

Я пролистала страницы, поглощая столько информации, сколько могла – в пределах разумного. В них значилась еженедельная зарплата Рэнсома – ничего себе – и описание работы, включая конкретные пожелания моего отца. Сердце громко стучало в груди. Я едва могла разобрать слова, у меня начинала болеть и кружиться голова. Уже собиралась засунуть бумаги обратно в портфель, как раздался стальной хриплый голос, который, словно пуля, отрикошетил от стен, пробив зияющую болезненную дыру в моей спине.

– Большая ошибка.

Развернувшись на месте, я сжала ножницы в кулаке и попыталась проскочить под рукой Рэнсома, чтобы сбежать в свою комнату. Он поймал меня за талию, поднял, как маленького ребенка, и поставил перед собой. Я подняла голову и взглянула ему в лицо. Его зеленые глаза сузились до опасных щелочек. Губы от гнева сжались в тонкую линию. Его безупречный облик не изменился, но волосы были взъерошены, а шея покраснела.

Где ты был?

Чем занимался?

Почему весь светишься?

И самый главный вопрос – почему меня это волнует?

Я продела пальцы в отверстия на ножницах, нацелив лезвия на его бедро. Рэнсом быстро перехватил ножницы пальцами, не сводя с меня взгляда.

Покачав головой, он вздохнул.

– Мы это уже проходили.

Он вырвал ножницы из моей хватки и бросил их на тумбочку позади. Я мельком взглянула на его ладонь. Она была в крови. Я пустила ему кровь. Почему-то я не чувствовала себя ужасно из-за этого. Приятно осознавать, что он все-таки из плоти и крови.

– Что ты делаешь в моей комнате, Соплячка?

Я сглотнула, чувствуя, как у меня перехватывает дыхание. Его лицо находилось так близко. Слишком близко. Настолько, что я ощущала вкус виски на его языке и нотки вишни. Мои губы скривились в отвращении, и я задрожала всем телом. Мне хотелось плюнуть ему в лицо. Рэнсом так осуждал мое поведение, а сам переспал с кем-то, кто пользовался ароматизированным блеском для губ?

И еще говорил Таре, что у него есть стандарты!

– Шпионю, Рэндом. Что же еще? – Я непринужденно улыбнулась, разглаживая ткань его и без того выглаженной рубашки. – Хотела узнать кое-что о своем новом соседе.

– Узнала? – С холодным и отстраненным взглядом он отодвинул мою ладонь. Мы стояли вплотную. Мои бедра касались его коленей. Его жар постепенно окутывал меня. И это ощущение пронзало до дрожи. Никогда еще я не чувствовала чужого тепла так близко.

Впервые в жизни мне не хотелось сбежать от мужчины. Что не имело никакого смысла. Я ненавидела мужчин. Они в целом представляли для меня угрозу. А этот уже доказал, что способен причинить боль. Но что-то в Рэнсоме казалось незнакомым. Может быть, даже немного удивительным. Странно, но я даже наслаждалась нашей обоюдной ненавистью.

Среди лавины хаоса, которую он привнес в мою жизнь, ощущалась определенная безопасность. Я знала, что он никогда не поднимет на меня руку. Напротив, Рэнсом защитит меня от любой опасности, с которой я могу столкнуться.

– Да. – Я облизнула губы, не отступая ни на дюйм, не труся и не показывая ему, что он меня пугает. – Например, узнала, что ты встречаешься с двенадцатилетними.

– Какого черта? – прорычал он. Рэнсом состроил гримасу отвращения… но в то же время выглядел немного встревоженным? Будто я его раскусила.

Господи, пожалуйста, пусть мой телохранитель не окажется педофилом. Мне придется его убить, а я не хочу брать подобное на свою совесть.

Я встряхнула волосами.

– Кто еще может пользоваться блеском для губ с ароматом вишни? Ну же, Рэндом. Не заставляй меня сообщать властям.

С этими словами я подмигнула ему и попыталась выбраться из комнаты. Рэнсом поймал меня за запястье, крутанул на месте и ожесточенно оскалил зубы. Я впервые видела его в гневе. До сих пор он лишь изображал скуку и незаинтересованность, даже когда перекинул меня через плечо и швырнул в мою комнату… Мне не нравился злой Рэнсом.

– Слушай сюда, Соплячка. Сюда для тебя вход закрыт, пока не закончится время нашего сотрудничества. Я доступно объясняю?

– Это будет взаимно? – требовательно спросила я.

– Что будет взаимно? – коротко уточнил он.

– В мою комнату ты тоже не станешь заходить?

– Я твой гребаный охранник!

О боже. Он еще не опускался до таких ругательств. Сегодня я действительно задела его за живое.

– Ты можешь обеспечить мне надежную охрану за пределами моей комнаты, – разумно подметила я. – Мне нужно немного личного пространства.

– А мне нужен сносный клиент. Какая незадача. Я смогу входить в твою комнату, когда сочту нужным, принцесса. Но да будет тебе известно – если ты проникнешь сюда без приглашения, то выйдешь через чертово окно.

Угрожает мне насилием. Довольно неэффективно, учитывая его роль в моей жизни. Но я чувствовала, что Рэнсом уже понял это. Он блефует. Он никогда не причинит мне вреда. Я не понимала, откуда во мне такая уверенность. Просто знала это.

– Ох, как жаль. Мне казалось, в тебе больше самоконтроля.

Рэнсом наклонился, его губы почти касались моих, когда он произнес:

– Убирайся отсюда, пока я не рассказал твоему отцу, что ты пыталась соблазнить сотрудника своей личной охраны.

На этот раз его угроза привлекла мое внимание.

У меня округлились глаза.

– Это ложь!

Рэнсом пожал плечами.

– Твое постоянное присутствие у меня в комнате вызывает тревогу. Если это не входит в твои намерения, перестань бродить здесь. В любом случае моя совесть чиста. Я никогда не воспользуюсь твоим предложением. А теперь уходи.

Я так и сделала. В порыве слез и лихорадочной паники резко захлопнула за собой дверь спальни. Как только осталась одна в темноте, схватила телефон и позвонила Гере. Надеялась избежать этого, но родители явно не собирались мне перезванивать, и у меня не оставалось вариантов. Я не могла продолжать жить под одной крышей с этим мужчиной. Черт, да мне придется освятить весь район, чтобы избавиться от его демонической ауры.

Гера подняла трубку на четвертом звонке. Ее голос звучал сонно, особенно на контрасте с моими истерическими всхлипываниями и вздохами.

– Хэлли? – Она зевнула. Один только ее голос показался мне пощечиной. – Ты в порядке? Ты в безопасности?

Да? Нет? Как мне вообще ответить на этот вопрос?

– Гера. Мне нужна… нужна… нужна твоя помощь! – взвыла я, зарываясь лицом в подушку. Этот подонок манипулировал мной, контролировал каждую часть моей жизни… Он не был защитником. Он настоящий тиран.

– Ты в порядке? – Теперь голос сестры звучал настороженно.

– Физически, наверное. – Я фыркнула. – Но психологически…

– Если дело в телохранителе, то я ничем не могу тебе помочь. – Беспокойство в ее голосе переросло в раздражение. Я слышала, как она села прямо, и пружины кровати заскрипели под ее легким телом.

– Ты не понимаешь! – воскликнула я в отчаянии. – Он кошмарен, он…

– Ты продемонстрировала грудь всему миру, Хэлли. Неужели думаешь, что тебе сейчас нужно больше независимости? Его наняли, чтобы помочь все уладить. Вот пусть помогает.

– Он угрожает мне. Манипулирует. Не говоря уже о том, что конфискует мои вещи.

– Ну, что ж, давай признаем, что если ты все еще ведешь себя как подросток, то, возможно, давно пора конфисковать твои вещи. – Сестра снова зевнула.

Я закрыла глаза, с трудом выговаривая каждое слово, будто они сделаны из стекла:

– Гера, мама с папой мне не отвечают. Я знаю, что они тебя послушают. Ты же у них любимица.

Ей нравилось это слышать.

– Родители не играют в любимчиков, – чопорно возразила она. – В любом случае не думаю, что у тебя есть шанс достучаться до них. Они очень расстроены. Они так старались для тебя. Даже не могу сосчитать, сколько раз ты разбивала их сердца. Но родители попросили того парня, которого послали присматривать за тобой, докладывать о положении дел, так что, может, если ты, наконец, придешь в себя и начнешь вести себя по-взрослому, он попросит их тебе перезвонить.

– Гера! Я…

– Нет, Хэлли. Мне очень жаль. Ты должна разобраться с этим сама. Мне нужно выспаться. У меня смена через два часа.

С этими словами она повесила трубку, оставив меня в темном море атласных простыней и страданий.

Глава 5

Рэнсом

Прошлое

Первое правило – никогда не привязываться.

Ни к игрушкам.

Ни к поданной еде.

И уж точно не к людям.

Когда мистер Моруцци усыновил нас, все выглядело так многообещающе. У него был большой дом, жена, которая работала психотерапевтом, а также красивая, просторная комната с большим количеством растений и вдохновляющими цитатами известных людей в рамочках.

После приезда туда много месяцев назад – я не мог сосчитать, потому что был еще слишком мал, – мне казалось, что наступили кардинальные перемены. У меня теперь будет теплая комната, игрушки, одежда, еда.

И в первый месяц все так и было. Помимо меня там еще жил Том на три года старше меня. И Лоуренс – или Лоу, для друзей. Он был старше на два года.

Создавалось ощущение, что их жизнь отличалась от моей. Когда я возвращался из школы, их вечно не было дома. Они приходили по вечерам, грязные и побитые. Мистер Моруцци подавал им по огромной тарелке того, что готовила миссис Моруцци в тот день, – в основном макароны, лазанью или пиццу. Затем дети ложились спать. Я не знал, завидовать ли мне или жалеть Тома и Лоу за их жизнь. Они казались гораздо ближе к мистеру Моруцци, но вскоре я понял, что за это приходилось платить огромную цену.

Спустя месяц после моего появления в доме мистера Моруцци, он пришел ко мне и сел на край кровати. Наступила ночь. Я уже засыпал.

– Завтра после школы тебя будет ждать Том. Он научит тебя выполнять работу.

– Работу? – тихо спросил я.

Шестилетние дети не должны работать. Даже я это знал.

– Увидишь. У семьи Моруцци есть бизнес. Очень прибыльный.

Мафия, как объяснил мне позже Том. Мистер Моруцци стоял во главе небольшой итальянской мафиозной группировки, которая на протяжении столетия конфликтовала с русскими.

– Разочаруешь меня, и не получишь ни игрушек, ни еды, ни прекрасной удобной кровати. Расскажешь социальному работнику, и снова окажешься в системе, где ничего хорошего не бывает.

На следующий день Том ждал меня после первого урока.

– Я Том.

– Рэнсом. – Я не пожал протянутую им руку. Это странно. Мы же должны быть приемными братьями или что-то в этом роде.

– Классное имя.

Я не ответил.

– Это они тебе его выбрали или родители так назвали?

– У меня нет родителей, – сухо ответил я, и мой желудок болезненно сжался. – Ты здесь ради разговора или чтобы учить меня? – Хотелось поскорее с этим покончить.

Том довольно ухмыльнулся.

– Тебя когда-нибудь обкрадывали?

– Нет? – Я даже не был уверен, что это значит.

– Что ж, сейчас будешь учиться у лучших.

Я выпил целую бутылку воды, прежде чем подняться с кровати и с грохотом швырнуть емкость в мусорный бак, стоявший в противоположной стороне моей спальни, оформленной в стиле борделя. Я заметил, что Соплячка тайком проникла в мою комнату и рылась в мусоре, но это скорее было связано с ее одержимостью переработкой отходов, чем с попыткой побольше разузнать обо мне.

Вчерашняя встреча прошла нормально. Даже лучше, чем нормально. Хорошо. При моей склонности все, что не привело к катастрофе, можно считать благодатью. Но вечер не снял напряжения. Я все еще чувствовал беспокойство. Неуверенность. Понимал, что обращаюсь с Соплячкой как с дерьмом, но не знал, как еще ее обуздать.

Я солгал ей, предупредив, что у меня нет совести. На самом деле мне было противно от того, как я обращался с этим ребенком. Но что еще оставалось делать? Жизнь научила меня, что единственный способ вы-играть – прибегнуть к хитрости.

А сломить ее дух казалось самым простым и быстрым способом добраться до цели и показать результат президенту Торну.

Она всего лишь ребенок, а ты обращаешься с ней бесчеловечно.

Но она сопротивляется на каждом шагу, не оставляя ей возможности вздохнуть полной грудью.

Так или иначе, прямо сейчас я расплачивался за то, что вчера вечером напился виски в случайном баре. Похмелье было адским. По крайней мере, Макс сказал, что Хэлли весь вечер вела себя хорошо.

Стащив свою жалкую задницу с кровати, я заскочил в душ, минут десять чистил зубы (когда Соплячка заявила, что от меня пахнет вишневой помадой, меня чуть не стошнило прямо на ее милое личико), а потом отправился на кухню за кофе и яичницей с беконом.

Девица, вероятно, все еще любовалась своими пухлыми губками в зеркале в спальне. Если вчерашний день что-то и доказывал, так это то, что принцесса Торн не ставила перед собой высоких целей. У обеих ее подружек общий IQ на уровне огурца. И Хэлли это знала.

Не то чтобы Соплячка обладала гениальным умом наподобие Стивена Хокинга, но, по крайней мере, приличное образование и поставленная речь позволяли ей не выглядеть тупой, как пробка.

Я хмуро глядел в кухонное окно, прикидывая, сколько смен смогу передать Максу, не сделав его при этом основной нянькой Хэлли Торн. Ход моих мыслей пре-рвал бронированный ярко-зеленый «Ламборгини», резко остановившийся перед входом и сбивший экзотическое растение на подъездной дорожке.

Водитель распахнул дверь. Я поставил чашку с кофе возле раковины. Что, черт возьми, происходит?

– Что происходит? – озвучила мои мысли Соплячка, спустившись по лестнице в розовом платье-кимоно. Она не надела лифчик, и соски выделялись под тонкой тканью. Мой член дернулся, желая ей доброго утра. Остальная часть меня хотела подать запретительный ордер. Глупость – досадный побочный эффект вожделения. Но самое интересное заключалось в том, что мое тело вообще реагировало на Хэлли. Обычно физические данные меня ничем не привлекали. Больше заводили ситуации. Чем непристойнее, тем лучше.

– Кто этот придурок на «Ламборгини»? – спросила она.

Будто по сигналу, раздался звонок в дверь. И я распахнул ее, вместо того чтобы ответить Хэлли.

По ту сторону стоял Том в клетчатом костюме, нацепив улыбку хорошего парня. Только я и еще один человек в мире знали, насколько эта улыбка фальшивая.

Позади него в машине я заметил Лизу и детей, они мне помахали. Я нахмурился, словно Том бросил между нами на пороге мешок с дерьмом.

– Что ты здесь делаешь, Уитфилд?

– Привет, партнер! – Том радостно хлопнул меня по плечу и подмигнул Соплячке, которая стояла за моей спиной. – Мы с женушкой были неподалеку, и я решил заглянуть и узнать, как у тебя дела, пока я не приступил к новой должности в Чикаго.

Том жил в пяти штатах от меня. Оправдание «были неподалеку» выглядело таким же правдоподобным, как сиськи стриптизерши в Вегасе. Очевидно, он хотел проверить и убедиться, что мой новый клиент все еще в стабильном психическом состоянии. Попутное замечание: мир стал бы немного лучше, если бы мужчины перестали называть своих супруг женушками.

– Ты тот самый Уитфилд из «Локвуд и Уитфилд»? – поинтересовалась из-за моей спины принцесса Торн.

– Да, мэм. А ты, должно быть, Хэлли!

– Единственная и неповторимая. – Девчонка протиснулась мимо меня, красуясь в своем нелепом кимоно, чтобы пожать ему руку. Том взял ее ладонь и крепко сжал. Я ждал, когда они закончат, чтобы захлопнуть дверь у него перед носом.

– Тебе известно, что модель твоей машины в прошлом году признали самой вредной для окружающей среды, по версии большинства журналов? «Ламборгини» сжигает галлон бензина за каждые восемнадцать миль пути. И вряд ли подходит для поездок с семьей.

Том бросил на меня озадаченный взгляд. Я покачал головой.

– Она защитница деревьев.

– Я взял «Ламборгини» напрокат. – Он повернулся к Хэлли.

– Пообещай вернуть его и выбрать «Теслу», и тогда я приму тебя.

– Считай, что договорились, – рассмеялся Том.

Соплячка приглашающе распахнула дверь, отвесив ему легкий поклон.

– Тогда мое королевство в вашем распоряжении, мистер Уитфилд.

Его смех усилился. Что, черт возьми, происходит?

– Вообще-то, я с семьей. Видишь ли, мы просто проезжали мимо. Я обещал детям, что свожу их в Диснейленд.

Диснейленд ближе к Чикаго.

– В это время суток движение в Анахайме просто безумное. Твоя машина в одиночку вызовет извержение вулкана. Заходи вместе с семьей. – Хэлли открыла дверь пошире, не обращая на меня внимания. – У нас есть выпечка. Я сделаю смузи для детей. Будет весело.

– Не имею возражений. – Том повернулся и подал знак Лизе, чтобы та вышла и взяла с собой двух проказников.

– Дядя Рэмбсон! – воскликнул один из них. Вроде бы его звали Сайлас, а другого Сэйнт.

Более безвкусных имен я в жизни не слышал.

Близнецы подбежали и ухватились за мои ноги, крепко обняв их. Я не знал почему. Никогда не старался вести себя с ними мило. Я не хмурился, когда они появлялись рядом – освежающая перемена в моем привычном поведении с людьми, – но этим мои отношения с ними и ограничивались. Правда, я покупал им подарки на дни рождения. В основном потому, что они родились первого апреля и было легко запомнить дату.

От меня не укрылось, что Соплячка смотрит на меня с выражением лица, полным любопытства и восторга. Судя по всему, она думала, что перед ней предстал момент из «Красавицы и Чудовища», когда уродливый монстр кормит птиц на снегу. Она еще не подозревала, что если бы у меня на ладони сидели птицы, то они поджарились на гриле еще до окончания дурацкой песенки.

– Рэнсом, рада тебя снова видеть. – Лиза приподнялась на носочках и расцеловала меня в обе щеки.

Она порядочная женщина. Но это не помешало ей постоянно пытаться затащить меня на семейные ужины, свидания вслепую и другие общественные мероприятия.

Я повернулся к Тому.

– Какого черта ты здесь делаешь?

Он пихнул меня плечом, понизив голос:

– Нам нужно кое-куда съездить.

Я передернул плечами. Он не просто так секретничал.

– Возьму свои вещи.

– И инструменты не забудь. У меня такое чувство, что мы столкнулись с серьезным дерьмом.

Я поднялся в комнату за пистолетом (всегда носил его с собой, и он всегда был наготове), мобильным телефоном и сумкой. Спустившись, обнаружил, что Соплячка передает маленьким монстрам два розовых коктейля, горячо обсуждая с Лизой щипцы для завивки волос. Мне всегда претила человеческая потребность заполнять тишину обыденными светскими беседами, но особенно я ненавидел то, как принцесса Торн, похоже, завоевывала расположение среди немногих близких людей в моей жизни.

– …итак, – заключила Хэлли, обращаясь к Лизе, которая уставилась на нее глазами, напоминавшими две полные луны, – настоящий секрет идеальных волн заключается в том, чтобы завивать каждый локон в противоположном направлении. Например… – Она подняла руки и взяла часть светлых волос Лизы, чтобы продемонстрировать. – Если я закручу эту часть внутрь, то следующая будет закручена наружу. И нужно держать их плотно, пока не закончишь, а затем зафиксировать лаком для волос, после чего аккуратно расчесать. У тебя есть минут двадцать? Я могу показать.

– Есть, – мрачно ответил я, жестом призывая Тома поднять задницу с табурета и подождать меня у двери. – Мы уходим. Лиза присмотрит за тобой.

– Уходите? Правда? – Соплячка оживилась. Блеск в ее глазах говорил о многом. Она меня ненавидела.

Я ухмыльнулся.

– Не делай такое грустное лицо. Мы всего на пару часов.

– Может же девушка помечтать.

– Может ли? Воображение не твоя сильная сторона, – парировал я.

– И ты так уверенно заявляешь об этом, основываясь на поверхностном впечатлении за последние пару дней? – Она уперлась рукой в талию, приподняв бровь.

– Я заявляю, потому что ты, похоже, не можешь прочитать ничего длиннее двух абзацев, если текст не сопровождается картинками.

Во время словесной перепалки взгляды Тома и Лизы метались между нами.

Последний упрек, по-моему, оказался решающим, потому что Соплячка выглядела по-настоящему уязвленной. Она не любила, когда ей указывали на умственные способности. Я сделал себе мысленную пометку больше так не поступать: ни в коем случае не желал наносить ей эмоциональную травму. Просто хотел выжить во время этого проклятого задания.

– Дядя Рэнром ругается! – Один из близнецов, тот, что поменьше, поднял голову от своего смузи, его лицо было перемазано розовым.

– Верно. Теперь дядя Рэнсом должен дать каждому из вас по доллару в качестве извинения, – твердо заявил Том, будто он, подобно мне, не рос в недрах чикагских борделей и наркопритонов.

Выдохнув, я достал бумажник и положил перед каждым из близнецов по пятидесятидолларовой купюре.

– Вот, – простонал я. – Раз уж я знаю, что скоро оставлю здесь все сбережения.

Наконец, мы с Томом уехали на его «Ламборгини». Я не был полностью уверен, что Соплячка ничего не испортит в мое отсутствие, но Лиза уравновешенна, и у меня имелись все основания полагать, что она позвонит, если Хэлли выкинет какую-нибудь глупость, например устроит голый спектакль перед соседями или пригласит местных террористов на вечеринку возле бассейна.

– Куда мы направляемся? – спросил я, проверяя свой пистолет Ruger LC9, дабы убедиться, что тот полностью заряжен. Я не доверял людям. Но доверял оружию, которое при необходимости не подведет. Лучшее правило, которое я испытал на собственной шкуре.

– Хантингтон-Бич.

– Хотелось бы больше подробностей.

По моим расчетам, Том собирался приступить к работе с мэром Фернс в понедельник. Не в его духе совершать поездку на Западное побережье прямо перед заданием. У нас обоих выработался комплекс бедного мальчика, когда мы стремились доказать, что стоим своих денег.

– Иэн мне не отвечает.

– Иэн Холмс? – уточнил я, смахивая невидимые ворсинки с брюк. Холмс был нашим коллегой по контр-разведке из прошлой жизни. Он намного старше нас и к тому времени, когда мы уехали, стоял во главе оперативного отдела. Если в общих чертах, то последние два года работы мы провели под его началом.

Том поддерживал с ним связь.

– Да. Уже неделю от него ничего не слышно.

– И что? У вас двоих интрижка? – Мои брови взлетели вверх. – Зачем тебе разговаривать с этим придурком чаще, чем с мамой?

– У меня нет мамы, и ты это прекрасно знаешь, – пробормотал Том. – Мы с Иэном регулярно созванивались. Он многим может поделиться. Работает в этой сфере уже несколько десятилетий. Кстати, о делах… – Том, ухмыляясь, почесал щетину. – Неплохо вы с мисс Торн поддразнивали друг друга.

– Даже не начинай, – предупредил я. Образ того, как вчера она разглаживала мою рубашку с этой однобокой ухмылкой сирены, всплывал в памяти каждые полчаса или около того.

– Я и не предполагаю, что у тебя с ней роман, – пояснил Том. – Но… не будь она твоим заданием, ты бы обратил на нее внимание?

– Точно нет.

Том понятия не имел о моей сексуальной жизни, насколько она развратна. Но если бы и знал, то все равно считал, что даже самого пропащего человека можно перевоспитать. Он сам тому живое доказательство. Но Том ошибался. Я испорчен куда сильнее.

– Она не в твоем вкусе, – размышлял Том, не обращая внимания на мой смертельный взгляд, который я ему посылал.

– Естественно. – Я опустил окно. – Я предпочитаю тех, у кого нет пульса.

– Держу пари, прозвучало более извращенно, чем ты того хотел. – Том постукивал пальцами по рулю, улыбаясь никому не нужной улыбкой, пока мы проезжали мимо пальм и полуголых людей. – Обычно ты выбираешь женщин, которых никогда бы не привел домой на семейный ужин или на двойное свидание с Лизой и мной. В связи с чем возникает вопрос: ты все еще пользуешься услугами девушек по вызову?

– Господи. Нет, – пробормотал я, нахмурившись. Все это в нашем далеком прошлом. И поступал я так не по своей воле. У меня не было возможности избежать этого. Избежать их. Почему же Том заговорил об этом сейчас?

– Если ты не заметил, девчонка пустоголовая.

– Не-а. – Том пожал плечами, и боковым зрением я уловил, что его улыбка стала шире. – Она просто немного заносчива, но таков весь Лос-Анджелес. А вот если отбросить это… что ж, думаю, за ее маской скрывается интересная личность. Она только что раскритиковала меня из-за тачки… Довольно впечатляюще.

– Ты имеешь в виду грубо. – Я надел свои очки-авиаторы. – Хорошо, что проверкой персонала в нашей компании занимаюсь я. Ты всегда ошибаешься, когда речь идет о том, чтобы считывать людей.

Всю оставшуюся часть пути Том рассказывал мне об Иэне Холмсе. Оказалось, что последние пару лет они очень сблизились, с тех пор как у того обнаружили рак простаты.

– Просто непохоже на него игнорировать звонки, – объяснил Том. – Обычно, если он занят, то хотя бы присылает сообщение.

Том притормозил возле белой испанской виллы в тихом тупике Хантингтон-Бич, в двух шагах от океана.

– У него довольно строгий распорядок дня, особенно после смерти жены.

Мы вышли из машины и направились к входной двери Иэна. Вдоль тупика стояли еще лишь два безупречно ухоженных дома. Элитный район, несомненно.

Перед дверью Иэна лежали свернутые газеты за последние три дня. Первый признак неприятностей.

Том нахмурился и поднял одну из них.

– Паршивый знак.

– У него еще остались живые родственники? – Я огляделся, вытянув шею, чтобы заглянуть за калитку сада.

– Дочь. Живет в Модесто, на севере. Звонит ему раз в неделю. Редко навещает. Так себе дочь.

Том не всегда относился к окружающим с осуждением, но отцовство внесло свои коррективы.

– Эй. Некоторые родители не заслуживают уважения. Может, он уехал к ней?

Том покачал головой.

– Он бы попросил кого-нибудь из соседей позаботиться о газетах. Не впервой.

Я взглянул на часы. Мне не нравилась идея оставлять Соплячку без должного присмотра. Хотя моя основная задача заключалась в том, чтобы удерживать ее от всяких глупостей, я все же относился к своей миссии серьезно. Насколько я знал, Хэлли прямо сейчас могла снимать секс-видео.

С кем, придурок? С Лизой?

– Проблема в том, что мы не можем просто вломиться к нему, – пробормотал Том где-то справа от меня.

Не можем? Почему нет? Если что, мы окажем старику помощь. Очевидно, у него не все в порядке, если он уже три дня не брал в руки газету. Пожилые люди, особенно больные, сообщали кому-нибудь, когда уезжали из города. Иэн этого не сделал.

Я достал отмычку из своего набора для взлома и, согнув ее под углом девяносто градусов, поддел дверной замок. На открытие ушло меньше двенадцати секунд.

– Проблема решена, я полагаю, – хмыкнул Том. – Тебе нравится переступать границы закона, не так ли?

Я бросил на него укоризненный взгляд и прошел мимо него внутрь. Хотелось покончить с этим как можно скорее.

Мы не увидели явных следов проникновения. Дом выглядел относительно опрятно – учитывая, что он принадлежал вдовцу в преклонном возрасте, – и никаких признаков, что кто-то обыскивал помещение. Обстановка выглядела скромно, но даже те вещи, которые стоили пару центов, остались целы. Вазы, картины и особенно уродливая декоративная золотая чаша. Ничего подозрительного.

Я провел пальцем по камину. Никакой пыли.

– Недавно убирали.

Том распахнул дверцу холодильника.

– Может, и так, но половина продуктов здесь просрочена. Пойду наверх, посмотрю в спальнях.

Я кивнул.

– Пока проверю гараж и задний двор.

Том поднялся по лестнице, а я открыл гараж. Внутри был припаркован старый черный джип. Куда бы Иэн ни уехал, машину он не взял.

Я прошелся по гаражу, заваленному всяким барахлом, включая оружие. Все выглядело нетронутым. Дело точно не в краже со взломом. Если кто-то ранил или похитил этого мужчину, то им требовался только он сам, без ценных вещей.

– Наверху чисто. Все комнаты пусты, – крикнул Том со второго этажа.

Я направился из гаража к балконным дверям. И замер, заметив то, что должно было броситься мне в глаза с самого начала, – небольшую щель в стеклянной двери. Она была открыта. Вместо того чтобы воспользоваться ручкой и смазать отпечатки пальцев, я обмотал ладонь тканью рукава и осторожно толкнул дверь. Планировка сада была простой. Квадратное пространство с газонной травой и уличной мебелью, беспорядочно расставленной с одной стороны.

И прямо посреди сада из земли торчали руки и ноги.

Повторяю – человеческие ноги.

Вот дерьмо.

– Том, – рявкнул я, – не входи сюда. И не трогай ничего, когда будешь спускаться.

Мне хотелось подстраховаться, хотя вряд ли Том прислушается, даже зная, что нужно делать. Я достал телефон, собираясь позвонить в 911. И Том, который никогда не умел подчиняться приказам, через пять секунд уже стоял рядом, его лицо исказилось от отвращения и агонии, когда перед ним предстало ужасное зрелище.

– Я же сказал не идти сюда, – прошипел я, не желая видеть его эмоциональное уничтожение.

– И ты думал, что я стану слушать? Хотел посмотреть, что… Вот дерьмо.

– Я подумал об этом же.

Повисла долгая пауза, пока Том переваривал случившееся.

– Они наполовину провалили похороны. – Он сглотнул.

– Или намеренно испортили.

Том достал телефон и позвонил в 911, а также нашему местному другу из ФБР Крису. Определенно про-изошедшее акт возмездия.

Руки и ноги приобрели фиолетово-синий оттенок и, несомненно, принадлежали пожилому мужчине. Иэн находился в таком состоянии уже более суток.

– Федералы и полиция уже в пути, – объявил Том, повернувшись и упершись руками в колени. Голос его звучал отстраненно и задумчиво. Я представлял, как ему тяжело. Мне тоже нравился Иэн. Но мне никогда не составляло труда прощаться с людьми. Мне приходилось делать это столько раз, что я уже не мог сосчитать. Переезды между приемными семьями, институтами, подразделениями. Смерть, в частности, меня нисколько не пугала. Просто очередная станция в жизни. Точнее, последняя.

Том все еще мог налаживать связи. Даже дружеские.

– Ты думаешь о том же, о чем и я? – спросил Том. Я почувствовал, как он коснулся меня плечом, когда присоединился ко мне возле неглубокой могилы. Казалось, он попеременно то испытывал приступ тошноты, то хотел предпринять что-нибудь относительно обнаруженного нами.

– Пока рано говорить, – ответил я, засунув руки в передние карманы. – Но первичные признаки налицо. Стихийное захоронение. Тот, кто это сделал, хотел передать сообщение, а не спрятать тело. И если не найдем признаков удушения или пулевых ранений… в общем, его могли похоронить заживо.

Захоронение.

Части тела специально выставлены на всеобщее обозрение. Обычно человека закапывали живьем для дополнительных мучений. С этим я знаком, поскольку до выхода в отставку работал в Лос-Анджелесе с самим Иэном, а местная братва любила избавляться от людей подобным образом.

Я также знал об этом по работе в Чикаго, где итальянцы и русские еженедельно пытались друг друга прирезать.

– Полнейшая хрень, – процедил я. – Мне жаль. Знаю, вы были близки.

Мне действительно жаль. Я просто не уверен, что это значит.

– Хочешь сказать, что тебя это никак не затронуло? – Оскалившись, Том резко толкнул меня в грудь. Он злился. Ему нужно было направить на кого-то свой гнев. И сейчас этим кем-то оказался я.

Без понятия, что еще можно сказать. Я не желал смерти Иэну Холмсу. И вообще не желал смерти большинству людей, несмотря на свои нелюдимые наклонности.

– И это все? – выплюнул Том.

Я спокойно встретил его взгляд.

– Это не я его убил, ясно? Отстань.

Том снова толкнул меня в грудь, на этот раз сильнее. Я позволил себе отступить на пару шагов.

– Тебе плевать, да? Он был нашим боссом. Он наставлял нас. Мы работали вместе. Он относился к тебе как к сыну.

– У меня нет родителей, – резко ответил я.

– Да, и тебе, черт возьми, так сильно хочется никогда об этом не забывать! – Том разразился горьким смехом. – Тебе действительно нравится весь этот образ измученного неудачника? Так ты чувствуешь себя важным, да?

Я уже устал от того, что меня поливают дерьмом за поступки, которых не совершал. Конечно, Холмс был одним из наших, но я никого не считал его семьей. Даже самого Тома. Для других людей семья становилась помехой. У меня были наглядные примеры.

– Слушай, это неконструктивно, – вздохнул я.

– Знаешь, что неконструктивно? – Том схватил меня за воротник. – То, что у тебя нет гребаного сердца.

– Отсутствие сердца лучше наличия широкой души. Вспомни, откуда ты. Жизнь не так уж прекрасна.

Том резко отпустил меня, и мне хватило благородства притвориться, будто я пошатнулся.

Спустя пару минут несколько полицейских машин и черный седан остановились перед дверью дома Иэна. Мы отдали им наши заявления, затем визитные карточки. Рассказали, что, по нашему мнению, произошло. Кто, предположительно, мог стоять за этим.

– Козлов, – всё повторяли мы. – Его фамилия Козлов.

Будто они не знали. Будто не надрывали задницу, пытаясь поймать его в эту самую минуту. Так и есть, если только он не держит на них компромат или не подкупает.

Копы отправили нас домой и попросили позвонить, если вспомним что-нибудь еще. Стандартный протокол.

На обратном пути к дому Хэлли я подумывал сказать Тому, что сочувствую его утрате, но потом решил, что он просто использует мои слова против меня же и упрекнет, что я не чувствую себя так же погано, как он.

Том первым нарушил молчание, когда мы выехали на пятую автомагистраль и застряли в одной из самых длинных пробок, известных человечеству.

– Ты же знаешь, что это дело рук русских. – Том сжал челюсть. Он надел солнцезащитные очки, поэтому я не мог видеть выражения его лица, но, по ощущениям, у него в глазах стояли слезы.

– Так подсказывает логика.

– Они безжалостны, – яростно произнес он.

– Как и большинство людей. Но еще они бесстрашны. Не самое лучшее сочетание.

1 «Настоящие домохозяйки» (англ. The Real Housewives) – американская медиафраншиза, состоящая из нескольких реалити-шоу жизни богатых домохозяек, проживающих в различных регионах по всей территории США. Шоу было вдохновлено мыльными операми «Отчаянные домохозяйки» и «Пейтон Плейс» и фокусируется на жизни женщин из высшего класса, которые ведут гламурный образ жизни.

2 Деятельность социальной сети Instagram запрещена на территории РФ по основаниям осуществления экстремистской деятельности (согласно ст. 4 закона РФ «О средствах массовой информации»).

3 Балаяж – одна из техник окрашивания волос, создающая впечатление выгоревших на солнце прядей.

4 Хэллион (англ. Hallion) – в переводе «человек с плохой репутацией».

5 Фэтфоб – человек, который осуждает и порицает людей с лишним весом.

6 Популярная сеть для создателей контента. Платформа стала известна отсутствием цензуры.

7 Штаты, в которых накануне выборов наблюдается приблизительно равный уровень популярности кандидатов от основных партий.

8 Кэпитол-Хилл – район, в котором расположен Капитолий, местопребывание Конгресса США.

9 Крупная сеть оптовых магазинов формата самообслуживания.

10 «Свободный мир» – термин времен холодной войны, которым называли блок стран – противников социалистического лагеря, возглавляемый США.

11 Примерно 192 см.

12 Строчки из колыбельной песни Rock-a-bye Baby, написанной в XVIII веке. Слова служат своеобразным предупреждением для гордых людей, которые забираются так высоко, что в конце концов падают.

13 Деятельность социальной сети Instagram запрещена на территории РФ по основаниям осуществления экстремистской деятельности (согласно ст. 4 закона РФ «О средствах массовой информации»).

14 Random (англ.) – можно перевести как «беспорядочный, непредсказуемый, случайный».

15 Лоферы – туфли без застежек и шнурков, напоминают мокасины.

16 Sundance Film Festival – международный кинофестиваль независимого кино.

17 Jamba Juice – американская сеть ресторанов быстрого обслуживания и соковых баров, где подают смешанные фруктовые и овощные соки и смузи.

Вход для пользователей

Меню