Читать онлайн Цветы пустыни бесплатно

Сюжет книги частично основан на реальных событиях.

Воля к жизни способна сотворить чудо, даже если кажется, что смерть уже победила.

Глава 1

Майя вдруг поняла, что умерла этой ночью.

И не так важно, что сердце еще продолжало биться в ее измученном теле. Она прекрасно знала: с такими ранами не выживают. Сколько там было ударов ножом? Она не считала – не могла просто. Да и не помнила толком. Несколько десятков, кажется. Может, до сотни дошло. Будет заметка в криминальных новостях – и не более того. Потом – забвение…

Но как обидно, как же все-таки обидно! Она не дошла до дома каких-то пять шагов… Откуда она знала, что нужно спешить? Может, если бы она побежала… Хотя нет, ничего бы это не изменило. Они бы побежали за ней. Майя не сомневалась: те двое оказались во дворе не случайно, они поджидали именно ее.

Однако днем, до того, как начался этот кошмар, она даже не догадывалась о том, что кто-то устроил на нее охоту. Она же, она… никто! Иногда это хорошо – быть никем. Фильмы и книги учат нас, что в опасности чаще оказываются люди богатые, или знаменитые, или отважные герои. А Майя была самой обычной, не богатой так точно, иначе пошла бы она подрабатывать в кофейню? Да и первой красавицей она себя не считала. Она была лицом из толпы, и ее это вполне устраивало.

Но потом, за пять шагов до уютного безопасного дома, были два силуэта, выскользнувшие из темноты. Удар, она на земле, мир кружится. На руках скотч, на лице скотч. Долгая, бесконечная поездка в багажнике автомобиля, слезы смывают с лица тушь, сил биться в собственной клетке просто нет. Лес, темнота куда более густая, чем в городе. Воздуха так мало, воздуха почти нет – тот, кто тащит ее к деревьям от машины, душит так легко и умело… Он явно делал это раньше.

Сначала было холодно и очень больно. Потом стало как-то… странно. Сознание, пораженное болью и недостатком кислорода, то угасало, то снова выплывало из тумана. Майя больше видела, чем чувствовала. Сверху – небо, там звезды, так много звезд… Но настоящий свет идет не от них, а от фар машины, оставшейся не слишком далеко.

Этот свет, яркий, бело-желтый, делал все вокруг резко очерченным и как будто плоским. Не настоящим, а как в мультфильме – только очень, очень страшном мультфильме. Старые ели стоят сплошной стеной. Рука с ножом опускается и поднимается, быстро, безжалостно, и каждый раз утаскивает за собой шлейф из тяжелых капель. Они черные в свете фар. На самом деле они красные.

Майя все ждала тогда боли, но вместо боли приходило лишь онемение и чувство пустоты. Мысли замедлились, стали тягучими. Большую часть времени их вообще не было. Потом одна все-таки мелькнула – «Если он уничтожил так много, что же от меня осталось?» Но и эта мысль не продержалась долго, не дождалась ответа, тоже растворилась.

Майя снова застыла на границе между реальностью и забвением, когда они наконец прекратили. Один, стоявший подальше, спросил:

– Живая? Или всё уже?

– Посмотри на это, – презрительно бросил второй. – Разве это может быть живым?

– Пульс проверь на всякий случай!

– Где я тебе его проверю? Нет там больше ничего!

– И то правда… Давай сваливать, видеть это больше не могу!

Они не сомневались в том, что убили ее, – и они не ошиблись. Они просто не учли, что умерла она не сразу. Свет фар исчез, стало очень темно – и снаружи, и как будто внутри… Майя ждала, когда же все закончится.

Но она все равно не умирала. Вопреки всему.

Ей нужно было просто подождать, она знала об этом. К чему дергаться? Это может навлечь боль, которая милостиво оставила ее в покое. Пока Майя чувствовала свое тело плохо, да и не хотела чувствовать. Она лежала с закрытыми глазами – а сквозь сомкнутые веки уже скользили первые слезы, которых почему-то не было во время убийства.

Это же нечестно. Она ничего плохого не сделала, она даже не знала этих двоих! Она не бродила по темным подворотням, не лезла к тем, кого зовут сомнительной компанией. Она просто шла домой! Но кому теперь доказывать, что она не заслужила смерти и ни в чем не ошиблась? Кому есть дело до этого – или ее сорвавшихся планов на жизнь, которая совсем недавно казалась долгой и прекрасной?

Все уже закончилось… или нет?

Она не сомневалась в том, что умрет, ее усталый разум признавал это. Но, быть может, она еще сумеет что-то изменить? Раз уж она оказалась настолько упряма, чтобы не поддаться смерти сразу. Майя уже не могла спасти себя, да и ее никто не спас. Но что, если у нее получится уберечь другую девушку, за которой тоже однажды придут за пять шагов от дома?

Она ведь многое видела и слышала, многое запомнила во время этих странных вспышек ясного сознания. Ее убийцы не таились, потому что знали: смысла нет. Они с самого начала не планировали отпускать ее живой. Они не прятали лица и даже называли друг друга по имени.

Она могла рассказать об этом! Сначала Майя хотела просто написать их имена на песке собственной кровью – всем, что у нее еще осталось… Но даже в своем нынешнем состоянии она поняла, что толку от этого будет немного. Если пойдет дождь, надписи смоет сразу. Да и потом, неизвестно, когда найдут ее труп!

Странно было думать так о себе. Не страшно, просто странно. Онемение распространялось не только на тело, душу оно тоже сковывало. Должно быть, это какой-то механизм психологической защиты, последний подарок от природы. Раз уж все закончилось – нет смысла для страха и паники. Страх, в конце концов, это тоже инструмент выживания.

Но даже сквозь это онемение пробивалась последняя упрямая злость. Нечестно, несправедливо, неправильно… То, что ее жизнь выкинули на помойку без особых усилий, неправильно. Те двое торжествовали, когда уезжали отсюда. Они насладились моментом, они решили, что все получилось… Майя должна была отомстить им.

А для этого необходимо добраться до людей. Дорога не может быть так уж далеко! Майя, запертая в багажнике, не видела, куда ее везли. Но она чувствовала разницу в дорогах под колесами машины: большую часть времени все было хорошо, явно отличный асфальт, и лишь в последние минуты автомобиль начало трясти. Ее убийцы не стали отъезжать слишком далеко, шоссе где-то рядом, там будут люди, они запомнят ее слова, передадут, кому нужно!

Но до людей еще необходимо добраться. То расстояние, которое она живая преодолела бы за пару минут, могло стать непреодолимым испытанием для нее мертвой. Сначала Майя хотела просто ползти, стараясь не думать о том чудовищном кровавом следе, который она за собой оставит. Однако она быстро поняла, что так у нее ничего не получится. Чудо уже то, что она прожила так долго. Вот только даже у чудес есть свой предел, и если она попытается ползти, времени ни за что не хватит.

Ей нужно было встать и идти. Так быстро, как позволяло израненное тело. И даже так она могла не справиться… Майя подозревала, что, если у нее и получится встать, она развалится на части – в самом пугающем смысле. Да, у нее больше не было причин беречь себя и на что-то надеяться. Зато у нее была цель, последнее желание – и последний шанс на справедливость! Чтобы добиться этого, ей нужно было не выжить, а прожить достаточно долго.

Поэтому она заставила себя забыть про животный ужас перед собственной смертью и действовать четко, как человек, у которого все под контролем, он просто решает ничего не значащую задачу. Осматривать свое тело не было смысла: она бы ничего не разглядела в темноте, да и приподняться, как ни странно, было чуть ли не сложнее, чем просто встать. Поэтому Майя вынудила себя поднять руки, давно ставшие невероятно тяжелыми. Она пальцами изучала то, на что не осмеливались смотреть глаза.

Все было именно настолько плохо, как она ожидала. Или хуже… Она помнила, что большая часть ударов пришлась в живот и шею. Пальцы теперь доказывали, что память все сохранила верно. На животе – месиво, горячо, мокро, слишком мягко… Шеи как будто нет. Странные борозды, что-то твердое, и тоже пульсирует горячее и мокрое. Если бы у Майи спросили, сколько можно прожить с такими ранами, она бы лишь рассмеялась в ответ. Или нет. Или просто сказала, что шутка неудачная.

Но теперь этой неудачной шуткой стала она сама. Боли по-прежнему не было, а вот сознание странно прояснилось, подбрасывая одну идею за другой. На руках у Майи все еще были остатки скотча: убийцы просто разрезали его, когда вытащили жертву из машины, снимать не стали. Теперь Майя использовала его, кое-как содрала с кожи широкие серебристые полосы, чтобы наклеить на остатки собственной шеи. Кажется, получилось… Она не знала наверняка, не представляла, сколько импровизированная повязка продержится на крови.

С животом все было куда сложнее. Майя с холодной обреченностью понимала: если она попытается встать прямо сейчас, лишится внутренностей. Потому что в своем нынешнем состоянии она способна подняться, только упираясь в землю двумя руками, придерживать края раны она просто не сможет. Ну а после такого даже ее необъяснимо затянутая смерть наконец завершится.

Нет, нельзя так подыгрывать собственным убийцам. Майя повторяла это себе снова и снова, чтобы не поддаться отчаянию, уже скользившему в уголках сознания. У нее есть цель. Ее последняя миссия, порученная ею самой себе. И она не проиграет в решающий момент!

Тело по-прежнему оставалось неподвижным, а руки отчаянно, резко двигались, обыскивая окружающее пространство. Майя помнила, что ее сначала швырнули на землю, а потом только начали срывать с нее одежду. Убийцы действовали быстро, бесцеремонно и немного неуклюже. Что-то должно было остаться!

Не сразу, но пальцы все-таки нащупали кое-что мягкое на твердой земле. Майя подтащила это к себе и обнаружила, что ей повезло даже больше, чем она ожидала. Платье! Если бы она наткнулась на куртку или шарф, толку было бы куда меньше. Но платье – это хорошо, прекрасно даже. Оно длинное, плотное и тянущееся. Вискоза и эластан. От того, что его разрезали, даже лучше!

Майя развернула тряпку, в которую превратилось ее платье, и с четкостью и методичностью машины принялась накручивать вокруг талии некое подобие корсета. Она бы удивила сама себя, если бы не потеряла способность удивляться. Она раньше и не догадывалась, что она такая.

Она понятия не имела, получится у нее что-то или нет, но ждать было бессмысленно. Голова кружилась все сильнее, боль прорывалась через онемение и шок. Еще несколько минут – и ничего сделать она уже не сможет. Сейчас или никогда!

Она все-таки поднялась на ноги. Медленно, очень медленно – не из-за осторожности, иначе не получалось. Сначала – на бок, потом – оттолкнуться от земли, стать на четвереньки… В животе что-то странно шевельнулось, но боли по-прежнему не было, а корсет удержал.

Она поднялась на ноги, застыла, ожидая, когда мир перестанет кружиться… А он рванулся в сторону и начал темнеть. Майя не сразу поняла, что происходит, среагировала инстинктивно: руки метнулись к шее. Вовремя. Когда Майя поднялась, голова сама собой начала заваливаться назад. Ее голова! От этого накатила новая волна страха, казавшегося бессмысленным теперь, когда смерть неизбежна. Но все же… Так не бывает, не может быть! Наверно, ее все-таки убили сразу? А все, что происходит теперь, – это какая-то жуткая версия Чистилища, где покоя просто не существует?

И снова у Майи не было ответа. У нее только и осталось, что злость и упрямство. Она двумя руками поддержала шею, не давая голове упасть, и зрение чуть-чуть прояснилось. Должно быть, какой-то нерв поврежден, или как это называется… Нормально видеть она больше не могла, ей только и оставалось, что двигаться вперед. Шаг за шагом. Неуклюже, резко, но – не падая. Не падая там, где другие бы упали.

Чтобы не поддаваться панике, она позволила себе думать не о настоящем моменте, а о том, что осталось за его пределами.

Думала о маме. Хоть бы не ее вызвали опознавать тело… Пусть будет кто-то другой. А мама пусть так и не узнает всю правду.

Думала о тех двух ублюдках, которые убили ее. Они не должны уйти безнаказанными, не должны… Они ведь ни в чем не сомневались! Если они и боялись, то только проблем с полицией. Майя была не важна для них в тот момент, когда они крали ее жизнь.

Думала о том, что в выходные договорилась встретиться с подругами. Подала заявку на конкурс. Присмотрела ярко-синее платье в магазине и терпеливо дожидалась распродажи. Планировала наконец-то выбраться на море этим летом или в сентябре. Планировала, планировала… Это было важно вчера – и даже сегодня утром. Это так быстро потеряло смысл.

Когда ее угасающее зрение уловило впереди огни, Майя почувствовала нечто похожее на прилив сил, пусть и незначительный. Да, огни были далеко, они напоминали искаженный узор в сломанном калейдоскопе. Но ведь они были! А огни – это люди. Это жизнь. Это те, кто услышит ее последние слова!

Нужно только дойти. Шаг за шагом. Раньше движение воспринималось как нечто естественное, доступное всем. Теперь Майя отвоевывала у судьбы каждый сантиметр, приближавший ее к дороге.

Спустя целую вечность огни стали ближе, она услышала шум двигателей… Это шоссе, это не какая-нибудь пустынная загородная дорога, она ни в чем не ошиблась! Можно было бросить на это остатки сил, ускориться… Все равно уже почти финал.

Она вышла на дорогу. Она не представляла, как выглядит, что о ней подумают. Ей было все равно. Майя даже не разрешила себе упасть сразу же, когда под босыми ногами оказался асфальт. Нет, на обочине темно, туда никто не смотрит! Ей нужно, чтобы все произошло быстро и наверняка. Поэтому она, дрожащая от шока, почти ослепшая, продолжила идти.

Света стало больше, к шуму двигателей прибавился резкий и злой звук гудка. Раньше это было бы плохо, теперь – хорошо. Сигнал – это люди. Она ведь к ним и шла!

Майя упала на середине дороги, зная, что больше не поднимется никогда. Она улыбалась, сама не зная, чему. Мутное зрение различало теперь только рыжие пятна фонарей и далекую чернь неба.

Потом были люди – тоже пятна на черном. Лиц она больше не видела, не могла. Слова звучали глухо, как будто между Майей и остальным миром образовался кокон, сплошной, непробиваемый. Но это не так важно, она все равно не собиралась слушать, она должна была рассказать!

Она открыла рот, чтобы наконец сообщить все – назвать имена, описать внешность, объяснить, что на нее не просто напали, все это было частью чего-то большего! Но… она не смогла произнести ни слова. Пыталась – и не могла, только беспомощно открывала рот.

Чудовищные удары в шею задели и голосовые связки, но Майя поняла это только сейчас. Те слова, которые она с нечеловеческими усилиями старалась донести, так и не прозвучали. Погружаясь в пустоту, Майя лишь успела с бессильной горечью подумать, что теперь ее убийцы так и останутся безнаказанными.

* * *

– Ты очень изменилась за то время, что мы не виделись, – тихо сказала Жанна.

Таисе захотелось отшутиться, с улыбкой доказывая, что она все та же. Или спросить, уверена ли собеседница в каких-то переменах. Но потом Таиса поняла, что все это прозвучит наивно до глупости. Конечно, изменилась. Все заметили. Поэтому она лишь уточнила:

– К лучшему или к худшему?

– Не знаю. Просто ты теперь другая.

Сложно было не стать другой после нескольких месяцев обучения у одного из лучших профайлеров мира. Это оказалось намного сложнее, чем ожидала Таиса. Но она ведь сразу знала, на что шла, и отступать не собиралась. Даже когда поняла, что милые улыбки и старческое причитание Николая Форсова – всего лишь фасад, за которым скрывается беспощадный и требовательный наставник.

Многие думали, что она откажется от идеи стать профайлером после дней, проведенных в больнице. Мол, это же Таиса – она ничего не воспринимает всерьез, быстро устает от собственных идей и ищет что-нибудь новенькое! Смотрите, она вот-вот бросит и это хобби!

А для Таисы происходящее не было мимолетным увлечением. Да, раньше она часто уходила – с работы, от мужчин и от своей семьи. Не всегда даже хотела уйти, просто чувствовала, что иначе нельзя. Невозможно найти себя, не отважившись на поиск.

Зато теперь она поняла: пора остановиться. Интуитивное желание попробовать себя в роли профайлера превратилось в осознанное решение. И ни больница, ни травмы, ни столкновение со смертью не смогли переубедить Таису. Да они даже укрепили ее решимость! Если она и после такого не столкнулась с сомнениями, какие еще знаки судьбы ей нужны?

Впрочем, все это не означало, что ей стало легко. Скорее, наоборот! Раньше Форсов явно не считал нужным тратить на нее слишком много энергии, она была вроде как на испытательном сроке. Но теперь, когда он убедился, что она настроена серьезно, он относился к ней так же, как к двум первым ученикам. А их он не щадил никогда.

Он говорил с ней куда больше, чем раньше, объяснял то, что не писал даже в собственных учебниках. Он регулярно отправлял ее на задания в компании Гарика или Матвея. Ну а в апреле он дал ей первое самостоятельное поручение. И если раньше Таисе казалось, что самым сложным испытанием было столкновение с маньяком в зимнем лесу, то теперь она поняла, что ошиблась. Самым сложным испытанием стал момент, когда ее больше никто не поддерживал, все зависело исключительно от ее сил. Лети или падай, но – сама!

Задание на первый взгляд казалось простым. Какой-то ублюдок напал на женщину, которая, как ему показалось, разговаривала с ним недостаточно учтиво. Беда в том, что произошло это вечером, без свидетелей, вдали от камер наблюдения. Виновный сбежал, женщина смогла его описать и даже опознала, но жена обеспечила ему алиби. При дальнейшем расследовании оказалось, что это не первое его нападение, и каждый раз ему на помощь приходили то друзья, то верная супруга.

Однако с друзьями все понятно, такие же отморозки, как он сам. От Таисы требовалось составить психологический профиль жены и дать следователю подсказки: как нужно разговаривать с такой женщиной. Что тут сложного? Таисе казалось, что она увидит преданную дуру, которой наличие под боком мужика намного важнее, чем чужие кровь и боль.

А увидела она совершенно сломанное существо, ненавидящее себя – и презираемое всеми. Женщина, беседовавшая с Таисой, была лишь на несколько лет старше, но внешне годилась профайлеру в матери. Она доказывала, что ее муж безобиднее ягненка, и по привычке натягивала рукава свитера пониже, чтобы скрыть следы от сигаретных ожогов на руках. Она снова и снова повторяла, что он хороший и не мог. Дешевый тональный крем сходил с плохо заживающих порезов на лице хлопьями.

В первое время Таиса частенько не выдерживала:

– Да у вас синяк на все лицо!

– Он случайно ударил меня локтем во сне, он нервно спит, – бубнила женщина, не отрывая взгляд от пола.

– У вас из ног недавно извлекли дробь от пневматической винтовки. Он по вам стреляет забавы ради!

– Он случайно попал…

– Восемнадцать раз? У вас ожоги от кипятка…

– Я сама пролила!

– Ожоги на спине.

Эта женщина раздражала. Откровенной ложью, безвольностью, взглядом побитой собаки. Ее ненавидели полицейские, которые не могли заставить ее подать заявление, и другие жертвы ее мужа, которым она серьезно усложняла жизнь.

Таису она тоже раздражала, и это раздражение долгое время оставалось серьезной преградой. Но Форсов объяснил, что нужно смотреть не на ту, кем женщина стала, а на ту, кем она была. Таиса и правда посмотрела – и увидела совсем другого человека. Жизнерадостного, добродушного и настолько одинокого, что одиночество сумело прожечь тот самый внутренний стержень, уберегающий от зависимости.

Этого человека и пыталась вернуть теперь Таиса. Матвей как-то презрительно бросил, что ее задание состояло в другом. Не спасать, а просто составить профиль. Погружаться в такое с головой – типичная ошибка новичка. А вот Форсов молчал, хотя прекрасно знал, чем она занята. Это придавало Таисе сил двигаться дальше.

Сколько энергии у нее ушло на это задание – знала только она. Таиса никому не жаловалась, даже стеснялась того, что иногда приходится плакать по ночам, ведь иного способа выпустить бессилие просто нет. Она повторяла одни и те же слова снова и снова. Она позволяла себе полное погружение в чужой мир, похожее на прыжок в непроницаемо мутную болотную воду.

И все-таки она смогла. В мае ее подопечная давала показания в суде и уверенно смотрела в глаза своему мучителю. Она рассказала о преступлениях, о которых полиция даже не подозревала, потому что жертвы молчали, как молчала она. Срок, изначально грозивший ее мужу, увеличился в пять раз.

Таиса не чувствовала себя победительницей, ей казалось, что ее попросту выпотрошили. Гарик ее поздравил. Матвей заявил, что она доказала свое идеальное соответствие предыдущей профессии – психолога. Форсов заметил, что его старший ученик порой слишком много болтает, и дал Таисе три дня выходных. Он пообещал ей, что дальше будет проще. Естественно, он оказался прав. Нельзя сказать, что погружение в мир преступников и жертв отныне давалось Таисе легко. Однако она научилась выставлять защитные барьеры и выработала собственные методы восстановления.

Форсова она изучила неплохо – и по-прежнему безмерно уважала его. Его жену Веру Таиса по-своему любила, потому что очаровательную и искренне добрую Веру невозможно было не любить. Ну и конечно, были ученики Форсова. Работать с ними вместе, как на испытательном сроке, Таисе больше не доводилось, но она все равно с ними пересекалась.

Гарик остался Гариком. Он был само очарование на первый взгляд, а потом и на второй, и на третий. Тут дело не в стремлении понравиться всем подряд, это Гарика явно не интересовало. Он просто не стеснялся быть собой, да и вообще ничего не стеснялся. Порой его прямолинейность доходила до хамства, но он умудрялся изящно подавать даже это, и ему сразу же все прощалось.

Можно было подумать, что он такой рубаха-парень, который в жизни горя не знал. Однако попадаться в ловушку иллюзий Таиса не собиралась. Вера как-то обмолвилась, что у обоих учеников Форсова было сложное прошлое. И если в случае Матвея речь шла о некой темной тайне, которую оберегали, но и уважали по умолчанию, то Гарик уверенно использовал доспехи непробиваемой жизнерадостности. Именно из-за этого Таиса подозревала, что за искристыми волнами притаился омут, полный чертей.

Сложнее всего оказалось поладить с Матвеем. Он изначально был настроен против Таисы, он верил, что она долго не продержится. Но теперь-то он знал, как серьезно она ко всему относится! И он, не сомневаясь, рискнул жизнью, чтобы ее спасти. Разве так поступают ради человека, который совсем не нравится?

Таиса ожидала, что после того случая у озера они начнут нормально общаться – и ошиблась. Матвей вообще не изменил отношение к ней, будто ничего и не случилось. Он все так же общался строго по необходимости. Но и агрессию он никогда не проявлял, в его неприязни не было ничего личного.

У Таисы не нашлось никаких причин преодолевать его антипатию. Иногда Форсов поручал своим ученикам работать сообща, но им не обязательно было становиться единой командой и проводить свободное время вместе. В работе же Матвей оставался безупречен… да он во всем был безупречен! Насколько было известно Таисе, он справился со всеми данными ему заданиями, даже с теми, которые казались невыполнимыми. Если нужно было стрелять, он всегда попадал в цель. Он бегал по утрам, занимался скалолазанием, кажется, даже фридайвинг освоил – отлично, как и все остальное. Его единственной уязвимостью оставалась та самая тайна из прошлого, о которой Таиса ничего не знала. Попытки добраться до этой тайны ни к чему не привели. И Матвей, и Форсов сделали все возможное, чтобы она осталась погребенной навеки.

Так что если изначально Таиса еще надеялась, что Матвей изменит свое отношение или хоть раз попросит о помощи, то потом махнула на него рукой. Похоже, этот тип не был способен хоть о чем-то просить на генетическом уровне. А любая попытка пообщаться с ним заканчивалась безжалостной и, что хуже всего, умной критикой, отбивавшей всякое желание лишний раз с ним встречаться.

В последнее время Таисе и вовсе было не до этого. Убедившись, что она далеко не безнадежна, Форсов начал поручать ей все больше самостоятельных заданий. Таиса как раз завершила одно, договорилась о парочке выходных – и тут на горизонте появилась Жанна.

Жанна была старой подругой – но не Таисы, а ее старшей сестры. Когда-то Жанна Михайлова и Евгения Скворцова вместе поступили в мединститут. Отучились много лет, причем весьма неплохо. После получения заветного диплома Женя Скворцова стала врачом в семейной клинике, а Жанночка Михайлова стала Зараевой.

Жанна вышла замуж за молодого военного, который искренне верил, что для женщины работа противоестественна и нужна только чтобы продержаться до появления достойного мужчины. Или чтобы придать своему существованию хоть какой-то смысл, если достойный мужчина все-таки не появился. Жанна эту философию не разделяла, однако жизнью домохозяйки искренне наслаждалась, а потому с мужем не спорила. Она посвятила себя созданию уютного семейного гнездышка и воспитанию единственного сына Сережи.

Сыновей ее мужу Федору хотелось гораздо больше. Но не все в этой жизни зависит от наших желаний, забеременеть второй раз у Жанны так и не получилось. Многие думали, что уж теперь-то муж обязательно ее бросит, а зря. Федор жену действительно любил и детей хотел только от нее, так что их маленькая семья оставалась счастливой долгие годы.

Единственный сын отца радовал. Сергей вырос высоким, спортивным и умным. Он уверенно шел к успеху с ранних лет: поступил в какую-то уникальную элитную гимназию, занимался в бесчисленном множестве кружков и секций. Таиса, знакомая с парнем лишь поверхностно, признавала, что он действительно талантлив и далеко пойдет, даже если не по стопам отца.

Она никогда не общалась близко с этой семьей и удивлялась тому, что ее старшая сестра, независимая карьеристка, сохранила студенческую дружбу даже после того, как у них с Жанной почти не осталось общих интересов. А с тех пор, как Таиса поссорилась с собственной семьей, и с их знакомыми она пересекаться перестала.

Но тем больше было ее удивление, когда Женя позвонила ей сама и попросила встретиться с Зараевой. Таиса прекрасно знала, как тяжело ее сестре даются любые просьбы. Чтобы это произошло, должно было случиться нечто действительно серьезное. Поэтому унижать Женю отказом Таиса не стала, она связалась с Жанной и сама назначила встречу.

И вот теперь они сидели на летней террасе небольшого кафе. Таиса неспешно потягивала лимонад из высокого стакана и внимательно наблюдала за собеседницей. Жанна почти не изменилась за те годы, что они не виделись. Все такая же ухоженная, стильная, выглядящая моложе своих лет, и это хорошо. А плохо то, что в движениях появилась нервозность, не свойственная ей раньше, в улыбке и взгляде – нерешительность. Казалось, что Жанну что-то мучает, но она сама толком не способна понять, что именно.

Естественно, ей требовался не профайлер, а психолог. Но именно психологом Таиса и была до того, как стала ученицей Форсова.

– Так что случилось? – спросила она.

– Дело в том, что как раз ничего… Ничего не «случилось», если говорить о происшествиях. Но что-то все-таки идет не так.

– С чем именно?

– Не с чем, а с кем, – вздохнула Жанна. – С Сережей… Мне кажется, у Сережи происходит что-то… Не то.

Мать и сын всегда были близки, Женя не раз упоминала это при сестре. Сергей был сильным и самостоятельным, он давно уже не нуждался в матери так, как ребенок нуждается во взрослом. Но он признавал, как много Жанна сделала для него, чувствовал, как искренне она его любит, и отвечал такой же любовью – теперь уже не пламенно детской, а покровительствующей любовью мальчика, который превращается в мужчину.

Благодаря этой эмоциональной связи Жанна первой уловила странности, укрывшиеся от ее мужа. Сначала это были приступы плохого настроения, прежде не свойственные жизнерадостному Сергею. Потом он начал меньше бывать дома, но не рассказывал, где пропадает. Жанна решила было, что сын влюбился – почему нет? Однако первая влюбленность обычно дарит радость, Сергей же мрачнел с каждым днем. Он научился натянуто улыбаться и врать, что у него все хорошо. Так он сумел обмануть отца, который был уверен, что сын уже взрослый и со всем справится сам, но не мать.

– У него явно начались какие-то проблемы, – признала Жанна. Несмотря на разгорающуюся жару, она заказала горячий кофе. Вот только к напитку она так и не прикоснулась, просто грела руки о чашку.

– Был намек на то, какие?

– Ни одного! Я ведь пыталась понять, я искала… Узнавала, что у него по учебе – но там все идеально, как всегда! Его друзья не представляют, что могло случиться, хотя некоторые все-таки признали, что он отдалился от них… Может, заметили и другие, но ты же знаешь подростков: кто из них будет откровенничать с посторонней теткой? С какой-то конкретной девушкой друзья его тоже не видели. Я уже, если честно, даже худшее заподозрила, наркотики… Но и это не подтвердилось.

– Откуда такая уверенность? – удивилась Таиса.

– Через мошенничество, если честно. У него пару недель назад был плановый медосмотр, а я… Я хоть врачом и не стала, а связи кое-какие сохранила. Смогла договориться о том, чтобы ему сделали анализ на наркотики, не предупреждая об этом, а результат сразу мне. Так что я уверена! Дело не в этом, а в чем – не знаю… Раньше он мог поговорить со мной о чем угодно, а теперь как будто закрылся… Знает же, что я его никогда не предам, и все равно молчит! Или я себя накручиваю?

С ответом Таиса не спешила, она задумалась, стараясь вспомнить все свои немногочисленные встречи с Сергеем Зараевым. Парень и правда был открытый, эмоциональный, типичный экстраверт, который наслаждается общением с людьми. Ребенок, выросший в любви, без серьезных травм. Такой не будет болезненно реагировать на мелочи! И то, что Жанна не заметила никаких потрясений в его жизни, вовсе не значит, что их не было. Напротив, нечто по-настоящему серьезное он мог бы скрыть.

Это делало ситуацию сложнее. Если предварительный профиль, который Таиса составила на Сергея, был верен, проблемы у него действительно серьезные. И тут никакое «не может быть» не защитит. Иногда беды просто случаются, обрушиваются без предупреждения на тех, кто ни в чем не виноват. Только и остается, что справляться с последствиями…

– По-хорошему, ему нужно побеседовать с психологом, – признала Таиса. – Именно так: ему с психологом, а не тебе с психологом от его имени. Я не говорю, что все плохо, но… На основании того, что ты мне рассказала, я не могу сказать и что все хорошо. Все непонятно, Жанна.

Ее собеседница нервно кивнула, сильнее сжимая чашку с остывшим кофе.

– Я знаю! То есть, не знаю, а чувствую… Я его просила сходить к психологу, но он не хочет.

– Почему? Его поколение относится к этому куда проще, чем наше.

– Чем мое, ты хотела сказать, – криво усмехнулась Жанна. – Понимаешь, тут больше дело в Феде… Он резко против. Он считает всех психологов шарлатанами, а тех, кто к ним обращается, слабаками. Он Сереже с детства внушал, что мужчина должен справляться со своими проблемами сам. С любыми проблемами! А если тебе нужен поход к психологу – ты баба… Мне это всегда не нравилось, но раньше я с ним не спорила. Мне казалось, что нас это попросту не коснется! А теперь…

Она запнулась, и Таисе пришлось продолжить за нее:

– А теперь уже поздно. Сергей вырос с многолетним убеждением, что обращение за помощью к психологу – слабость, за которую отец его никогда не простит.

– Вот именно! Я пыталась поговорить с Федей, указывала, что с Сережей что-то не так… А он пошел и спросил у Сережи прямо: «Сын, в чем проблема?». Сережа, конечно же, ответил, что ни в чем, мать придумывает, и оба посмеялись! Но как будто он мог ответить иначе… Таечка, послушай, мне просто не к кому больше обратиться!

Что ж, ее план был настолько бесхитростен, что Таиса даже не стала просить пояснений. Жанна собиралась притащить ее в гости и заставить Сергея побеседовать с ней. Если бы об этом узнал Федор, она всегда могла заявить, что просто пригласила подругу, а та, будучи профессионалом высшего уровня, совершенно случайно заметила болезненное состояние их сына и предложила помощь. Счастливое совпадение.

Таисе этот план не нравился. Она давно уже не проводила консультации, а с подростками и вовсе никогда не работала. Хотелось отказаться сразу, а она не могла. Таиса слишком хорошо понимала: тогда Сергей вообще останется без помощи.

Ей нужно было оценить его состояние при личной встрече, а не со слов матери. И если причины для беспокойства и правда обнаружатся, у Таисы будет возможность убедить его обратиться к психологу, пусть даже тайно.

– Хорошо, я поговорю с ним, лишним это точно не будет, – признала она. – Когда это можно будет сделать?

– Замечательно! – тут же оживилась Жанна. – А прямо сегодня и можно будет! Я специально выбрала для встречи день, когда Сережа собирался остаться дома. У тебя на сегодня никаких планов нет? Здесь недалеко!

– Нет, могу подъехать. Ты права, чем раньше мы со всем разберемся, тем лучше.

Причин для спешки Таиса не видела, она просто хотела решить этот вопрос поскорее, пока Форсов не дал ей новое задание. Да и время сейчас идеальное: будний день, рабочие часы, минимальная вероятность, что Федор неожиданно явится и все испортит.

Они не стали брать машину, пешком было быстрее. По пути Жанна во всех подробностях рассказала про перемены в поведении сына. Таиса все больше склонялась к выводу, что парень действительно вляпался в какие-то неприятности – из тех, что кажутся чудовищными в восемнадцать лет, а на самом деле решаются очень легко при минимальной помощи.

Они как раз пересекали двор, когда с крыши высотки прямо перед ними упало что-то большое. Таиса даже не поняла, что это было, она в тот момент смотрела на свою спутницу. Она уловила движение боковым зрением, заметила, что рухнуло нечто темное, но не с грохотом, а с очень странным глухим звуком… Наверное, ничего страшного. Не может быть ничего страшного. Это же обычный двор спального района, солнечный летний день, что способно пойти не так? Скорее всего, с балкона улетело одеяло, сейчас люди засмеются…

Но люди не засмеялись – люди закричали. Сначала – женщины, сидевшие на лавке неподалеку от места падения. Потом – старушка, выглянувшая в окно. А последней – Жанна… Но она кричала не так, как они. Они были напуганы и шокированы. Она же издала звук, в котором сквозило какое-то абсолютное, животное горе, пробирающееся под кожу, прожигающее холодом до самых костей…

Уже по этому крику Таиса все поняла, но заставила себя посмотреть туда, куда смотреть совсем не хотелось. Ей нужно было принять правду, до последнего надеясь, что все они ошиблись.

Однако никакой ошибки не было. На сером асфальте неподвижно замер Сергей Зараев, а вокруг него уже расползалась, сияя на солнце рубинами, зловещая кровавая паутина.

* * *

В последние дни Николай Сергеевич Форсов только и думал, что о ценности жизни. Что ее определяет? Возраст, дающий молодым привилегию перед старцами? Опыт, который нужно сохранить? Знания и достижения? Доброта, которая, по сути, неизмерима, ведь добро одних порой становится злом для других?

Эти вопросы не оставляли его в покое с тех пор, как он получил письмо.

Всем почему-то кажется, что отсутствие выбора – это обязательно проблема. Николай прожил на свете достаточно долго, чтобы знать: не все так однозначно. Порой отсутствие выбора спасает от сомнений, позволяет не тратить время на страхи и нерешительность, дает шанс уверенно двигаться по единственно возможному пути.

Вот и он не то чтобы смирился со своей скорой смертью, просто научился не думать о ней. Придет и придет, какая разница? Он все равно ничего не изменит!

Письмо же заставило его представить и другую дорогу, которая, возможно, вела к могиле куда более долгим путем – но какой ценой?

Николай знал, что в России он пересадки почки не дождется. Родственников, способных стать донорами, у него не осталось, других законных способов спастись он не знал. Диализ был выбором, который судьба сделала за него.

Письмо же предлагало операцию в другой стране. При помощи связей, которых у Николая хватало, и денег, которых тоже накопилось больше чем достаточно. Теперь ему предстояло решить, должен ли он забрать шанс, который, возможно, при его отказе спасет жизнь кому-то более достойному.

Вера была настроена решительней. Она, в целом куда более человеколюбивая, чем муж, на этот раз не колебалась.

– Денег хватает не только у тебя, – с привычной невозмутимостью рассуждала она. – Из тех, кто нуждается в пересадке. Но очень многие люди пошли на серьезные усилия, чтобы обеспечить операцию именно тебе. Если ты откажешься, они не пойдут на это ради кого-то другого. Они не будут стараться – и операция не состоится вообще, ни для кого.

– Да, но со своей совестью я буду разбираться без их помощи.

– Ты не знаешь, будет ли у твоей совести повод для беспокойства.

– Вот именно, я слишком мало знаю об операции и доноре, – заметил Николай. – Они могли бы рассказать мне больше!

– То, что они не сообщают тебе все детали, вовсе не значит, что там нечто противозаконное. Коля, ты победишь меня в любом споре, мы оба это прекрасно знаем. Но в чем твоя цель? Доказать мне, что ты прав? Или остаться с теми, кому ты нужен?

Она явно намекала на его учеников, которые о письме пока не знали. Еще год назад Николай согласился бы с ней куда быстрее, он не решился бы оставить их без присмотра. А теперь они справлялись намного лучше… Матвей внушал ему самые большие опасения – как раз потому, что казался безупречным. Он уже достиг того уровня мастерства, когда сумел бы обмануть и старого учителя. И все же Николай присматривал за ним больше для подстраховки, пока у него не было оснований опасаться, что его лучший ученик сорвется. Гарик тоже много лет обходится без рецидивов. Таиса… ей недостает опыта, однако у Николая даже без операции хватало времени, чтобы закончить хотя бы базовое обучение, девочка все схватывала на лету.

Так что они не стали бы достаточной причиной для успокоения его совести. Разум шептал, что можно и отказаться. Но было и еще кое-что важное, то, что Николай не мог игнорировать.

Желание жить. Инстинктивное, всепобеждающее и абсолютное. То, которое не хотело слушать мудрые аргументы про возраст и ценность жизни. Какая еще ценность? Любая жизнь ценна, она причина в себе, не о чем тут и думать!

Он вновь размышлял об этом, когда раздался стук, а спустя секунду в его кабинет заглянула Вера. Уже это говорило Николаю о многом. Если все шло своим чередом, жена обычно дожидалась ответа. Если же она приходила вот так, можно было начинать беспокоиться.

– Коля, к тебе Таиса пришла…

– Зачем? – нахмурился Форсов. – Я ее раньше понедельника не ждал!

– Она не сказала, но, мне кажется, ей нужно срочно с тобой поговорить.

Он только кивнул, Вера и сама знала, что он примет ученицу. Пока Таиса поднималась к нему, Николай пытался сообразить, что пошло не так. Последнее задание завершилось без проблем – он всегда оценивал состояние своих подопечных после того, как они сдавали последний отчет. Таиса была довольна собой, ни о чем не беспокоилось, да и по результатам ее работы у Николая не возникло никаких дополнительных вопросов – там все завершилось как надо!

Получается, что-то произошло на выходных. И что-то очень серьезное – Николай убедился в этом, когда увидел девушку. Нет, Таиса далека от истерики. Но она кажется непривычно бледной, руки держит сжатыми в кулаки – скорее всего, чтобы унять дрожь. Моргает часто, явно останавливает слезы. Плохо… Таиса отличалась на редкость устойчивой психикой, это Николай считал одним из ее ключевых преимуществ. Выбить ее из колеи так сильно было непросто, и Форсову срочно требовалось узнать, что с ней случилось.

– Можешь плакать, – спокойно позволил он. – Нет для профайлера ничего хуже, чем слезы, загнанные глубоко внутрь.

Она словно только этого позволения и ждала. Таиса опустилась на диван и разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. Вера, заглянувшая в комнату, ничего не сказала. Она бросила на мужа вопросительный взгляд, Николай кивнул, без слов подтверждая, что успокоительное сейчас будет нелишним.

Он не торопил ученицу, ждал, пока ужас ослабит хватку. Он знал, что Таиса постепенно придет в себя, и оказался прав. Сначала сбивчиво, а потом все понятней и ровнее она рассказала жуткую историю того, как совсем еще молодой парень погиб на глазах собственной матери.

– До нее даже капли крови долетели, – завершила Таиса. Под конец она больше не плакала, только всхлипывала, справляясь с последними отзвуками нервного срыва. – Я не сразу заметила… А она – сразу. Совсем немного, но… Это же кровь ее ребенка! Единственного сына! На нее страшно было смотреть… Ее в больницу увезли… А я все думаю: Господи, если бы я пришла на час раньше, всего на какой-то час!..

– Нет, – жестко прервал ее Николай. – Эти мысли оставь сразу, пользы они никому не принесут. В том, что случилось, нет твоей вины – и его матери тоже.

– Но я была так близко, Николай Сергеевич… Я могла бы…

– И снова, Таиса: нет. Ты могла бы прийти на час раньше. А могла бы договориться о встрече на день позже, тогда ты вообще не узнала бы всю историю. Могло сложиться и так, что ты поговорила бы с ним, а потом он все равно сделал бы то, что сделал, потому что по-настоящему серьезные проблемы одним разговором не решаются. Но ты пришла поговорить со мной не об этом.

Он не спрашивал ее, он и так все знал. Сейчас Таиса имела полное право на слезы и боль. Однако они оба понимали, что она преодолела бы это и сама, она была достаточно сильна для такого. И все же она поспешила не к себе, а сюда.

– Я бы хотела взяться за это дело, – твердо произнесла Таиса. – Я понимаю, задания мне даете вы, и то, что произошло с Сережей… оно не укладывается в привычную работу профайлера…

– Почему же? Если судить по тому, что ты мне рассказала, повод для проверки есть. Работа профайлера, как ты уже знаешь, это не только поиск маньяков. Это изучение преступлений, в которых значительную роль сыграл психологический фактор. Именно с этим мы и имеем дело здесь: с преступлением, причина которого кроется внутри.

– Полиция считает, что это самоубийство…

– А разве самоубийство – не преступление? Это противоестественная смерть, и тебе следует знать причину. Возможно, дело в психическом расстройстве, которое не было вовремя диагностировано и привело к трагическому результату. Но то, о чем ты мне рассказала, намекает, что речь вполне может идти о доведении до самоубийства.

– Да, я… Я тоже об этом подумала.

– Тогда думай дальше, – позволил Николай. – Займись этим, никаких других заданий я тебе давать не буду. Оплаты, естественно, не жди, но вряд ли это станет для тебя проблемой.

– Не станет.

– Это сложное дело, как раз те знания, которые тебе нужны. У меня ты всегда получишь консультацию, если будет нужно. Я вижу, что ты это дело просто так не оставишь, и я готов тебе помочь.

Она еще посидела с ним, выпила чай, который принесла Вера, под конец даже улыбалась. Ушла Таиса ближе к вечеру. Николай через окно наблюдал, как она покидает его двор, и думал о том, что оставлять учеников без присмотра, пожалуй, еще рановато.

* * *

Утром в постели обнаружился приятный бонус в виде голой молодой женщины. Гарик решил, что такими подарками судьбы нужно пользоваться – ведь женщина проснулась в хорошем настроении и была совсем не против столь бодрого начала дня.

Когда все закончилось, Гарик лениво растянулся на кровати и сосредоточился всего на одном вопросе: как же эту красавицу звать-то? Ирония заключалась в том, что ее настоящее имя он помнил – Люба, вот только сама женщина это имя терпеть не могла. Ныне она всем представлялась творческим псевдонимом, который использовала и в личной жизни. Гарик помнил, что псевдоним этот она выбрала по названию известного косметического бренда, поскольку работала визажистом, она сама об этом говорила. Только вот какого? Какие вообще бывают?..

– Шарлотта, – вдруг сказала она.

Женщина повернулась на бок и с любопытством разглядывала Гарика. Прикрыться простыней она даже не потрудилась, они ведь не в фильме для детей до шестнадцати снимались, где все прячут под тканью ровно то, что нужно.

– Чего? – растерялся Гарик.

– Меня нужно звать Шарлотта.

– Ничего себе… Ты теперь и мысли читаешь?

– Нет, просто если у мужика такое выражение лица после секса, он или вспоминает имя женщины, или ее возраст, или пытается доказать теорему Ферма. Мой возраст тебе без надобности, и ты гуманитарий, что оставляет только один вариант.

Дурой Шарлотта не была, просто притворялась так удачно, что Гарик порой забывал, насколько она умна. Ей это было нужно для карьеры: бодрое чириканье перед камерой приносило куда больше подписчиц, чем рассуждение на серьезные темы.

Но Гарику она нравилась как раз потому, что была намного умнее других его любовниц. Они встречались редко, когда обоим хотелось расслабиться – и обоим позволяло время. Вчера так и вовсе случайно пересеклись в клубе, все закрутилось, ну а окончание дня Гарик помнил смутно. Утро получилось куда приятней, чем утонувшая в беспамятстве ночь, даже несмотря на легкое похмелье.

– Подловила, – признал он. – Но я в твоей гениальности не сомневался.

– Я тоже, – фыркнула она. – Слушай, Дембровский, а ты не хочешь на мне жениться?

– На кой?

– Ну, тебе все равно, а мне уже тридцать. Ты меня не сильно бесишь. Так почему нет?

– Нельзя мне. У меня даже хомяки не выживают, куда мне еще и жену заводить?

– Свинья ты, Гарик, – вздохнула Шарлотта. Впрочем, объявила она об этом беззлобно. – Я в душ. Полотенца у тебя где?

– Вообще без понятия. Что найдешь, тем и вытирайся.

Шарлотта укоризненно покачала головой, но отчитывать его не стала, знала, что бесполезно. Гарик проводил ее взглядом до ванной и еще раз задумался над предложением. В принципе, Шарлотта и правда была отличной кандидатурой: красивая, умная, зарабатывает неплохо, мозги выносить, по идее, не должна… Он бы даже согласился, если бы нашел хоть один аргумент в пользу официального брака.

Но таких аргументов пока не было. Если Гарику хотелось уюта, он вызывал домработницу. В тех редких случаях, когда требовалось душевное тепло, ездил в гости к семье. При потребности в сексе клубы его не подводили. Ну а жена… Даже если она будет умна, перед ней все равно придется отчитываться. Да и появляется риск ляпнуть то, что посторонним знать не следует – особенность работы профайлера.

Так что пока саму вероятность брака Гарик допускал лишь при большой любви – в которую с каждым прожитым годом верил все меньше. Преодоление проблем и триумф побед пока привлекали его сильнее.

Гарик никуда не спешил, а вот Шарлотта вспомнила, что через полчаса ее в студии будет ждать клиентка. Недавняя томная красавица носилась по комнате на второй космической скорости, то и дело налетала на все подряд и материлась так, что позавидовал бы и пьяный матрос. Чуть поразмыслив, Гарик решил, что это второй утренний бонус – бесплатное шоу.

Лишь когда Шарлотта удрала, он сам направился в душ. А там обнаружился не слишком приятный сюрприз.

Поначалу Гарик даже не заметил его. На полках хватало всякого хлама, как тут сразу разглядеть небольшой пузырек? Но во время чистки зубов делать особо нечего, взгляд Гарика блуждал без какой-либо цели – и споткнулся о то, чего еще вчера здесь не было.

Таблетки. Примерно дюжина в пластиковой баночке. Никакой этикетки не было, однако Гарик и без нее слишком хорошо понимал, на что смотрит. Надо же… Шарлотта забыла, не иначе. Понятно, как она так быстро преодолела похмелье и почему у нее странно блестели глаза.

Умиляться ее находчивости Гарик не собирался, он почувствовал закипающую злость. Он сразу же набрал номер Шарлотты, однако отвечать она не собиралась. То ли сообразила, что натворила, то ли действительно была занята с клиенткой.

Гарик не преминул оставить голосовое сообщение, в котором подробно объяснил, что думает о забывчивости Шарлотты и куда она может засунуть этот пузырек, когда все-таки потрудится его забрать. И желательно, чтобы произошло это как можно скорее!

Сам он прикасаться к таблеткам не собирался. В его доме этой дряни не было много лет – и дальше быть не должно. Пузырек вроде как ничем ему не угрожал, стоял себе и стоял на полке. Не самые страшные таблетки, если вспомнить все, что он использовал раньше. Но Гарик слишком хорошо понимал: даже серьезное разрушение начинается чаще всего с маленькой трещины.

Поэтому он не задержался в одной квартире с пузырьком таблеток. При иных обстоятельствах он бы отправился на прогулку, но сейчас ему и придумывать маршрут оказалось не нужно, Форсов как раз подкинул ему задание.

Правда, немного дурацкое, и Гарику оно не слишком понравилось. А поскольку скрывать свои чувства он не любил, выдал сразу:

– Это скучно! Почему Матвей не может заняться таким?

– Потому что для Матвея это слишком просто, – невозмутимо отозвался Форсов.

– А для меня, значит, не просто?

– Ты не воспринимаешь это как оскорбление. Работай.

Он подумывал перекинуть задание на Таису, но решил, что это будет слишком уж большим свинством. А теперь задание по-настоящему пригодилось: Гарику срочно требовалось занять себя чем-то и не думать о том, что хранится в ванной.

Консультация профайлера неожиданно потребовалась Николаю Викторовичу Ефремову, владельцу крупной строительной компании. При этом никаких уголовных дел, связанных с его фирмой, Гарик не обнаружил. Зачем тогда нужен профайлер? Правильно, для какой-нибудь проверки сотрудников. Скорее всего, потребуется вычислить вора или промышленного шпиона. Гарик такое делать умел, просто не любил. Он верно оценил это задание с самого начала: унылая скука. Понятно, почему Матвей сразу открестился!

Они не договаривались о времени встречи, но, узнав, что прибыл ученик Николая Форсова, Ефремов тут же принял его. Гарик заметил и это, и то, что ради их немедленного разговора в коридоре были вынуждены ждать трое мужчин в дорогих костюмах – то ли заместители, то ли клиенты.

Сам Ефремов остался невозмутим, он не пытался упрекнуть Гарика за визит без предварительного звонка. Занимая место за рабочим столом, он лишь сказал:

– Я рад, что вы приехали так рано.

– Как смог, – пожал плечами Гарик. – Так что именно от меня требуется? Делаю ставку на аудит.

Он видел, что Ефремов прекрасно владеет собой, но этого можно было ожидать от бизнесмена, который построил деловую империю с нуля. Поэтому теперь Гарик осторожно провоцировал, выводил на эмоции, пытаясь угадать, насколько важен для собеседника их разговор.

И Ефремов отреагировал, но совсем не так, как ожидал Гарик. Бизнесмен напрягся, чуть ссутулил плечи, отвел взгляд на пару секунд и снова взглянул собеседнику в глаза с явным усилием над собой. Очень интересно… Это не раздражение или деловая злость. Это затаенный страх.

Тем не менее, ответил Ефремов все так же спокойно и ровно:

– Нет, это не аудит. То, о чем я хочу вас попросить, не имеет никакого отношения к моей компании.

– Вот как? А к чему же тогда имеет?

Бизнесмен на секунду прикрыл глаза, ему явно потребовалось немало сил, чтобы произнести:

– Я уверен, что дорогой мне человек скоро умрет. И я хочу, чтобы вы это предотвратили.

Глава 2

Матвей понимал, что времени осталось мало. Он даже допускал, что все уже закончилось и ребенок давно мертв. Но пока сохранялся хотя бы малейший шанс помочь, нужно было пытаться.

Сначала он вообще не понимал, чего хочет от него заказчик и почему Форсов свел его с этим человеком.

– Профайлеры не занимаются поиском пропавших людей, – пояснил Матвей. – Для этого есть другие организации. Полиция, например.

– А если человек не пропал, а похищен?

– Все равно полиция.

– Но полиция не верит, что он похищен, – признал заказчик. – Давайте я вам все объясню…

Консультацию запросил Юрий Потапов, владелец собственной адвокатской конторы. Такой человек мог позволить себе услуги лучших частных детективов. Матвей считал, что именно к ним Юрию и следовало обратиться, когда выяснилось, что пропал его малолетний племянник. Однако вместо этого Потапов потратил немало сил и средств, чтобы выйти на Форсова, а тот перекинул задание своему лучшему ученику.

То, что Форсов выбрал именно его, имело для Матвея куда большее значение, чем деньги и авторитет Потапова. Получается, учитель заподозрил в этом на первый взгляд очевидном деле нечто серьезное.

И вот когда Юрий наконец объяснил, что происходит, многое стало на свои места.

В деловых кругах Москвы Юрий был известен как завидный холостяк, человек без семьи. Но семья у него на самом деле была, хотя бы формальная – младшая сестра Валентина и ее сын Денис.

С сестрой Юрий никогда не ладил. Они, связанные кровью лишь по матери, выросли очень разными. Юрия всегда привлекала учеба, потом – карьерные достижения, победы, новые вызовы. Валентина же была мягкой и робкой, ей хотелось тихой семейной жизни и ничего больше.

Все это она нашла в браке с Русланом Горолевым. Они оба сошлись на мысли, что главное – это семья, а карьера – штука неприятная и портящая людей. Вскоре после свадьбы они уехали подальше от Москвы, провинция была им милее. Да и потом, даже неприязнь к карьере не освобождала их от необходимости платить по счетам. Руслан работал ветеринаром, специализировался на крупном рогатом скоте и лошадях, ему удобно было разъезжать по деревням, там клиентов всегда хватало.

Валентина же сначала была в декрете, потом работала – то пекарем, то библиотекарем, то продавцом в сельском магазине. В основном на полставки, большую часть времени она посвящала воспитанию трех детей, дому и огороду.

Юрий долгое время держался подальше от семьи сестры, ему просто было не интересно с этими людьми. Но не так давно на свадьбе какой-то дальней родни он снова пересекся с Горолевыми и обратил внимание на то, что их старший сын, Денис, отличается и от родителей, и от братьев.

– Если говорить просто и честно, это наша порода, – сдержанно усмехнулся Потапов. – Паренек талантливый, хочет учиться, сельскую школу явно перерос. Мы с ним сразу поладили.

Юрий не стал добавлять, что собственных детей у него до сих пор не было и племянника он постепенно начал воспринимать как сына. Возможно, Потапов даже сам не осознавал этого, а вот Матвей отметил сразу.

Проблемы начались полгода назад, когда Горолевы затеялись с очередным переездом – Руслану предложили неплохую работу. Они подобрали отличный дом в новом поселке и были всем довольны. Настороженно новости о смене семейного гнезда воспринял только Юрий.

– Почему? – спросил Матвей. Он не собирался размениваться на эмоциональные выбросы вроде «Вам-то какое дело?». Он уже прекрасно понял, какое дело было Юрию до племянника.

– Потому что я, в отличие от них, навел справки об этом поселке и обнаружил, что там пропадают дети.

– Неужели? И обнаружили это только вы, полиция осталась слепа?

– Только я в это поверил. Полиция не связала эти события.

Матвей предполагал, что Юрий сгустил краски, и не ошибся. Ни о каких массовых исчезновениях детей и речи не шло. Впрочем, основания для беспокойства все равно были: прошлым летом неподалеку от поселка пропала четырнадцатилетняя туристка, девочку сочли заблудившейся, искали два месяца, но так и не нашли – ни живой, ни мертвой. Еще за год до этого, но уже осенью, исчезла местная жительница – шестнадцатилетняя Кира Корнягова.

– Через две недели после исчезновения обнаружили ее труп, – мрачно сообщил Юрий.

– Со следами насильственной смерти, надо полагать, раз вы заподозрили неладное?

– Ну… нет. Поэтому неладное заподозрил только я.

В нескольких километрах от поселка располагался отработанный песчаный карьер. Летом, вопреки всем запретам, туда часто приезжали туристы, да и местные порой ходили отдыхать в живописных местах. Но осенью желающих посетить карьер становилось куда меньше, вот и Киру нашли не сразу. Первыми до тела успели добраться дикие звери из ближайшего леса, и оно было сильно повреждено к моменту, когда попало на стол эксперта.

Однако вывод в то время всем показался логичным. Шестнадцатилетняя девушка полезла на край обрыва, чтобы сделать эффектное селфи, сорвалась, упала вниз. Получила множественные переломы, погибла не сразу, наверняка звала на помощь, однако никто так и не пришел. Смерть Киры сочли трагической случайностью.

Матвей понимал, почему полиция не объединила эти дела в серию – не было никакого сходства. Но понимал он и то, почему насторожился Юрий, человек, который в силу профессии привык готовиться к худшему. Он просил сестру поселиться в другой деревне, но Валентина и слушать не хотела, ей слишком понравился дом, выбранный мужем.

И вот из этого самого дома ночью исчез тринадцатилетний Денис.

– Этой ночью? – уточнил Матвей. Такого даже он не ожидал.

– Да.

– И вы уже умудрились вызвать меня через Форсова?

– Я не хочу его терять, – твердо произнес Юрий. – Валя рассказала мне сразу… Но на помощь не позвала, просто хотела, чтобы я знал. Они с мужем слишком расслаблены! То есть, они, конечно, беспокоятся. Но пока главная версия и у них, и у полиции заключается в том, что Денис ушел из дома сам и заблудился!

– Почему они считают именно так?

Как оказалось, основания для таких подозрений и правда были. Накануне исчезновения Денис поссорился с родителями из-за неубранной комнаты. Подросток демонстративно остался спать на первом этаже дома, в гостиной. Ну а утром его уже не было – нигде.

Однако не было и следов взлома. Дверь осталась запертой, ни одно окно не было повреждено, ничто не указывало на следы борьбы. Поэтому родители мальчика и решили, что он устроил типичный подростковый протест, вот и мобильный с собой не взял. Денис хотел напугать их, однако места он знал еще плохо и заблудился в каком-нибудь лесу. Теперь его искали силами полиции, волонтеров еще не подключали, решили выждать пару дней.

– Только он не мог такое устроить, понимаете? – Юрий уверенно взглянул в глаза собеседнику. – Пацан похож на меня. Он бы не стал!

– Это не аргумент, вы слишком мало с ним общаетесь для таких выводов. А вот то, что он не взял с собой смартфон, – как раз аргумент. Современный подросток может наказывать родителей, но не станет делать это методом, который обычно используют для наказания они – лишением гаджета.

– Так вы мне верите?

– Я, как и вы, предпочитаю прорабатывать все варианты, – пожал плечами Матвей. – Вариант с добровольным побегом рассмотрят и без меня. Мне необходимо отправиться туда лично, на расстоянии я больше ничего не пойму. Я посмотрю, когда ближайший рейс.

– Через три часа, – тут же объявил Потапов. – Я взял на себя смелость забронировать там место.

– Я мог отказаться.

– Вы действительно думаете, что меня сейчас волнует потеря денег?

– Справедливо. Я сделаю, что смогу.

– И вот еще что… Мы с сестрой не в ссоре, но она очень внушаемый человек. А ее муж с каждым годом все больше бесится из-за того, что мое влияние на Дениса растет. Если они узнают, что вас прислал я, что я нанял профайлера… Не уверен, что они вообще знают такие слова! Но если они посчитают, что я опять нагнетаю, они вас близко к дому не подпустят!

– Они будут со мной говорить, – только и сказал Матвей, поднимаясь с кресла.

– Как вы это устроите?

– Это уже моя забота. Подготовьте билет.

Матвей не был уверен, что проблема действительно есть. Возможно, к моменту, когда он доберется до поселка, Денис действительно найдется. Однако профайлер не собирался сожалеть о таком исходе – он был бы даже рад!

И все же интуиция шептала, что так просто не будет. Предварительный психологический портрет Дениса, пусть и основанный на словах любящего дяди, не предполагал наивные, импульсивные поступки. С другой стороны, даже если в поселке притаился серийный убийца, он действует очень необычно. Сезонные атаки раз в год, да еще и идеальная подготовка – замок на дверях не был вскрыт, а Денис все равно исчез без шума и попыток сопротивления… Странно это все, слишком противоречиво для заданных обстоятельств. Матвей теперь прекрасно понимал, почему Форсов поручил это дело именно ему.

Юрий Потапов оказался даже полезней, чем ожидал профайлер. Адвокат умудрился каким-то образом достать материалы по вскрытию двухлетней давности и переслать их Матвею. Это оказалось очень кстати: теперь Матвей мог посвятить недолгое время перелета не пустым теориям, а изучению фактов.

Ему очень не понравилось то, что он увидел. Собственно, в изучении фотографий мертвой девушки изначально не могло быть ничего прекрасного. Но Матвей рассматривал снимки не как обыватель и даже не как психолог. Он смотрел на них взглядом эксперта и в который раз мысленно благодарил Форсова за то, что тот обеспечил ему медицинское образование.

Обыватель как раз не заметил бы неладное. Изуродованное зверями тело действительно подходило под версию о чудовищном несчастном случае. Вот только при ближайшем рассмотрении у Матвея очень быстро появились нехорошие подозрения.

Кости были сломаны, это факт. Но все ли переломы она получила при падении? И все ли – одномоментно? Киру искали две недели, однако тело не соответствовало этому сроку. Нет, даже с вмешательством зверей все указывало на то, что умерла она меньше чем за неделю до обнаружения.

А до этого что? Лежала в карьере неделю живая? Тихо лежала, ни разу не пришла в себя и никого не позвала? Да, она оказалась в дальней части, туда редко кто-то забредал. Но Матвей сильно сомневался, что в сентябре в этот лес совсем не приходили местные грибники. Они вполне могли услышать отчаянные крики о помощи!

Если же Кира получила такие тяжелые травмы, что ни разу не пришла в себя после падения, она бы неделю не протянула. Да и потом, Матвею очень уж не нравилась травма черепа, полученная девушкой. Что происходит при ударе головой о камень? Кость вбивается внутрь. Однако в случае Киры все выглядело так, будто череп частично стесали… Еще и часть головного мозга пропала. Следователь списал это на мелких хищников, добравшихся до тела. Так могло быть, но… Опять же, слишком ровный срез.

Того, что видел Матвей, не хватило бы для возобновления следствия. Смерть Киры по-прежнему могла оказаться несчастным случаем, у профайлера не было оснований обвинять экспертов в подтасовке фактов. Но он уже видел, что никто не пожелал копать глубже.

Да и с чего бы? Тихий поселок, в котором обычно живут всю жизнь. Уголок безопасности, где все друг друга знают. Гибель девушки потрясла этих людей, но они действительно были уверены, что произошла трагическая случайность. Они стремились побыстрее миновать эти черные дни и двинуться дальше.

Если бы нашли тело девочки, пропавшей год назад, ситуация стала бы яснее. Однако тела не было – и произошедшее по-прежнему считалось исчезновением, а не убийством. С юной туристкой могло произойти что угодно: заблудилась, сбежала, была похищена…

Ну и конечно, пропажу Дениса с этими событиями не свяжут. Потому что год прошел. Потому что и те два дела не считаются серией. Потому что Денис, в конце концов, мальчик и младше предыдущих жертв. Для Матвея это тоже имело значение: он прекрасно знал, что серийные убийцы обычно не меняют тип добычи. Происходящее в поселке по-прежнему не желало складываться в единую картину.

Матвей осознавал, что полноценно собрать улики не успеет. Если за исчезновением подростков действительно стоит один человек, времени у Дениса осталось совсем мало. Слишком мало, чтобы добывать информацию традиционным способом. Матвей ведь и не был детективом – он был профайлером, и данные он получал от людей. Ему нужно было, чтобы и родители Дениса, и все жители поселка быстро и охотно пошли с ним на контакт.

Юрий Потапов считал, что это невозможно, что деревенские никогда не примут чужого так быстро. И по большей части он был прав, однако одну лазейку Матвей все-таки знал.

В аэропорту его уже дожидался арендный автомобиль, еще один бонус от предусмотрительного Потапова. Матвей сразу же направился к поселку, подъехал к дому семьи Горолевых. Он не сомневался, что кто-то там будет – обычно при поисках пропавшего подростка одному из родителей советуют оставаться внутри на случай, если ребенок вернется сам.

Матвей постучал, и открыли ему сразу. На пороге стояла замученная, явно давно не спавшая женщина. В кабинете Потапова профайлер видел фотографию его сестры, но сейчас все равно едва узнал Валентину.

– Вы кто? – настороженно спросила она, разглядывая Матвея. Ее можно было понять: профайлер был на две головы выше миниатюрной женщины.

– Меня зовут Матвей. Я приехал сюда по просьбе вашего брата Юрия.

Валентина, и без того вымотанная, тут же вспыхнула:

– Он опять не в свое дело лезет! Уезжайте немедленно, нам его ищейки не нужны!

– Вы меня не так поняли, Валентина. Я не, как вы выразились, ищейка. Я экстрасенс.

* * *

Тот крик порой звучал у Таисы в ушах. Не испуганные вопли случайных наблюдателей, а воплощение самого отчаяния – миг, когда мать поняла, что все уже кончено, что она опоздала. Признание самой себе, потому что все остальные стали не важны.

Таиса тогда ничего не сказала, она тоже была парализована шоком. Когда же сознание прояснилось, разговаривать с Жанной стало бесполезно – ее забирали врачи. Они были правы: в таком состоянии женщина могла лишь навредить себе.

И для Таисы вроде как все закончилось, никто не настаивал на том, чтобы она разбиралась в смерти Сергея. Даже ее старшая сестра позвонила лишь для того, чтобы посочувствовать и извиниться. Они все считали историю завершенной.

А Таиса просто не могла с ними согласиться и все отпустить. Она смотрела на мертвого Сергея всего минуту, однако этот образ навсегда врезался ей в память. Совсем еще мальчишка, в прошлом улыбчивый, красивый, полный сил и желаний… Не мог он сделать это сам, просто не мог!

Хорошо все-таки, что Форсов согласился с ней и освободил от других заданий. Он дал ей шанс разобраться в случившемся, а Таиса не знала, с какой стороны подступиться.

Семья Зараевых вмиг стала недоступна. Жанна по-прежнему оставалась в больнице. Врачам удалось ей помочь, но они в один голос твердили, что к разговорам о сыне она пока не готова. Да и понятно, почему! Даже Таисе оказалось непросто преодолеть чувство вины за случившееся. Для Жанны все сложилось намного хуже, она теперь наверняка долгие годы будет терзать себя вопросами: почему не спасла? Почему не успела, не действовала решительней? Постепенно в попытке наказать себя она сотрет из памяти то, что настоящих предупреждений о грядущей беде не было. Проблемы Сергея казались незначительными, только-только зарождающимися, у Жанны не было ни шанса предотвратить трагедию. Но она забудет об этом, ее воображение нарисует сотню знаков, которые материнское сердце должно было заметить, да не заметило. Она будет видеть в ночных кошмарах своего единственного ребенка, летящего с крыши, лежащего в луже крови на асфальте. Она никогда не простит себе те полчаса, которые провела в кафе вместо того, чтобы остаться дома. Таиса лишь надеялась, что Жанна вовремя обратится к психологу, и уже просила старшую сестру проследить за этим.

Куда большие надежды профайлер возлагала на беседу с Федором. Ему тоже было больно, однако эту боль военный переносил без слез и срывов. Таиса надеялась, что он сумеет рассказать ей что-то новое, то, что укрылось от его жены.

Может, Федор и знал нечто подобное, однако делиться информацией он точно не собирался. Таисе удалось дозвониться до него только один раз, но едва она представилась, как собеседник бросил трубку, предварительно посоветовав девушке никогда больше ему не звонить.

Что ж, это было обидно, но объяснимо. Жанна ведь сказала, что он считает всех психологов шарлатанами! Должно быть, он и теперь решил, что Таиса пытается нажиться на нем, используя трагедию его семьи. Доказывать ему что-либо оказалось бесполезно, его упрямство было профайлеру прекрасно известно.

Отступать Таиса все равно не собиралась. Она ведь делала это не ради денег и даже не ради Жанны. Она пыталась разобраться в случившемся ради Сергея – и ради того, чтобы крик его матери, засевший в памяти, поскорее затих…

Таисе удалось определить круг общения погибшего. Она поговорила со многими: в интернете, по телефону, а с кем-то даже лично на похоронах. Она искала зацепку, хоть какое-то указание на случившееся. Ведь для такого исхода требовалось нечто по-настоящему грандиозное! Вот только вчерашние школьники, испуганные, скорбящие, ничего важного не знали.

Она начинала подозревать, что все-таки оказалась в тупике, когда ей позвонил Федор. Сам. Через несколько дней после похорон. Такого Таиса не ожидала, но и отмалчиваться не стала.

– Я слушаю…

– Это ведь вы та психологиня, которая была с Жанной в день, когда… все случилось? – спросил Федор. Он говорил ровно, и лишь когда дошло до слов о смерти сына, он запнулся, предпочел иносказание.

– Да, только я не психологиня. Меня зовут Таиса, и я профайлер.

– Это не одно и то же?

– Нет. Это совсем не одно и то же. Почему вы вспомнили обо мне? При нашем последнем разговоре у меня возникло ощущение, что вы не верите в мою способность помочь.

– А разве можно это назвать разговором? Я вас послал – вот и все!

– Сомнительный повод для гордости, – сухо заметила Таиса.

– Я не горжусь. Но и не доверяю вам. А разговор все-таки будет, вот сейчас, если вам интересно.

– Все еще интересно.

– Тогда приезжайте ко мне. Адрес вы знаете.

Она не стала спрашивать, почему Федор предпочел свой дом, а не какое-нибудь кафе, это и так было понятно. Военный неплохо владел собой, однако он понимал, что может сорваться – закричать, поддаться агрессии или даже заплакать. Таиса слишком плохо знала его, чтобы предсказать реакцию. Может, ей и не следовало оставаться наедине с травмированным человеком, который изначально относился к ней с неприязнью, но она решила, что ради новых данных стоит рискнуть.

Только бы затих этот крик…

Квартира Зараевых выглядела покинутой. Не захламленной, нет, просто нежилой. Как будто все люди разом ушли отсюда, превратив это место то ли в музей, то ли в гробницу, так сразу и не поймешь.

Федор по-прежнему там жил, но ничего не менял со дня похорон. Теперь его окружали фотографии, на которых его сын все еще был жив, и венки, напоминавшие о том, что случилось на самом деле. Таиса не представляла, почему эти венки не увезли на кладбище, да и спрашивать не стала.

Федор встретил гостью в коридоре и проводил на кухню. Двигаться здесь приходилось осторожно – чтобы не задеть и не обрушить ни один из массивных венков. «От друзей», «От одноклассников», «От любящей прабабушки»… Так не должно быть – но ведь случилось же!

На кухне как раз было чисто, здесь Федор убирал настолько идеально, что и пылинки не оставалось. Пока он, ни о чем не спросив, заваривал гостье чай, Таиса наблюдала за ним, оценивала состояние.

Федор неплохо держал себя в руках. Таиса не хотела даже представлять, какими усилиями ему это давалось, но он справлялся. Он даже дома ходил в опрятной одежде, с вымытыми волосами, чисто выбритый. Он не позволял горю поглотить себя, потому что знал: это лишит его возможности думать и действовать.

Но и сказать, что он уже пережил смерть сына и двинулся дальше, никто бы не смог, тут и психологом быть не надо. Федор заметно похудел всего за несколько дней, на коже появились воспаления, под глазами залегли зловещие тени, а сами глаза были исчерчены алыми прожилками. Все это указывало на бессонные ночи и не раз пропущенные приемы пищи. Федор был чем-то занят, фанатично, он не давал себе покоя… Однако то, что он все-таки согласился на разговор с Таисой, намекало: он пока не преуспел.

Она благодарно кивнула хозяину дома, принимая чашку горячего чая. Вопросов Таиса не задавала, позволяя Федору самому выбрать тему для разговора.

Отмалчиваться он не стал.

– Я не верю в самоубийство, – объявил он, усаживаясь напротив гостьи. – И никогда не верил. Я знаю своего сына! Что бы ни случилось, Сергей всегда сражался бы до последнего.

«А ты не знаешь, сражался он или нет», – подумала Таиса. Но вслух, конечно же, не сказала, опускаться до таких подлых замечаний она не собиралась.

– Я тогда решил, что его столкнули с крыши, – продолжил Федор. – Мне оставалось только понять, кто это сделал. Я не полицейский, но кое-какие связи у меня есть и есть друзья. Я устроил так, чтобы расследование началось сразу же. Его провели со всей тщательностью…

Он замолчал, перевел взгляд на темную поверхность чая, словно надеясь там найти подсказки. Пауза затягивалась, и Таисе пришлось продолжить за собеседника:

– Но не нашлось никаких указаний на убийство?

– Верно. Мы не богатая семья, но мы живем в хорошем доме и в хорошем районе. Камер хватает и во дворе, и в подъезде. Эти камеры ничего не дали: в день смерти Сергея в дом не входили посторонние. Опера опросили всех соседей, гостей соседей, знакомых гостей соседей… Да кого угодно! Но никто не видел рядом с Сергеем ни одного человека. Все выглядит так, будто мой сын сам поднялся на крышу и прыгнул. Сам поднялся и прыгнул! Сергей! Он не мог…

Он все-таки сорвался. Федор с силой швырнул полную чашку чая в дальнюю стену. Фарфор, конечно же, с грохотом разлетелся на крупные осколки, чай черно-коричневой волной выплеснулся на светлые обои, растекся по полу. Несколько горячих капель долетело до Таисы, и в памяти снова мелькнул крик и пятна крови на коже Жанны…

Таиса продолжала смотреть на Федора невозмутимо, будто ничего особенного не произошло. Это, кажется, впечатлило его – или он просто устал. Он сник, ссутулился, будто за эти дни прожил целую жизнь, и жизнь эта была совсем не счастливой.

– Я не знаю, как быть… Сергей сделал то, чего сделать не мог? Или я не знал его?

– Думаю, все намного сложнее, – покачала головой Таиса.

– Так объясните! Разве не этим вы, мозгоправы, занимаетесь? Придумываете для всего объяснения?

– Федор, я вас прошу: если вы хотите, чтобы я помогла, оставьте этот уничижительный тон. Я профайлер, моя задача – определять психологический след в преступлениях, если понимать широко. Если все указывает на то, что Сергей совершил самоубийство, скорее всего, так оно и было.

– Спасибо большое, именно этих слов я ждал от эксперта! – зло бросил Федор.

– Потерпите, я еще не закончила. Я знала вашего сына не очень хорошо, но я общалась с ним лично, это помогает. Скорее всего, мнение о нем, ваше и вашей жены, было верным. Сергей был из тех, для кого самоубийство – остро противоестественный поступок. Но все-таки он это сделал. Почему?

– Вы у меня спрашиваете?!

– Я обозначаю то, что сейчас главное, – снова осадила его Таиса. – Если вам так будет проще, Сергея убили, просто не действием, а мыслями, которые подселили ему в голову. Нужно понять, кто мог воздействовать на него, как, ради чего.

Был и еще один вариант: психическое заболевание, развивавшееся давно и тихо. Но в это Федор вряд ли поверил бы. Да и Таиса не считала, что это так уж вероятно – слишком резким был срыв, да и предпосылок до сих пор не нашлось. Поэтому пока профайлер предпочитала сосредоточиться на внешних факторах.

– Не было причин, – признал Федор. – Это по моей просьбе тоже проверили. Сергей не общался ни с какой плохой компанией, он не был увлечен наркотиками, он даже косвенно не был связан ни с какими преступлениями! У него не было врагов… Даже с поправкой на возраст, даже ровесников! Никто ему не угрожал. Я не скажу, что он всем нравился, но не нашлось ни одного подозреваемого – хотя мы очень старались найти!

– У него врагов не было… а у вас?

– Это еще что должно означать?

– Вы достаточно успешный человек, вы целенаправленно строите карьеру долгие годы, – пояснила Таиса. – Вас ничто не отвлекало, пока не умер ваш сын. Вы ведь в отпуске, не так ли? Первом за долгие годы?

– Да, но… Но… это же немыслимо!

– Использовать ребенка, чтобы добраться до отца? Для вас – немыслимо, потому что вы сами никогда бы такого не сделали. Но кто-то другой обладает совершенно иными принципами и ценностями. Подумайте, пожалуйста.

– Я не понимаю… – растерялся Федор. – Я не… Я даже не знаю, как о таком думать!

– Вспомните всех, кто мог желать вам зла. Все проекты, в которые вы могли быть вовлечены. Все важные решения, которые недавно приняли или могли принять в ближайшее время. А потом расскажите о них мне, если сможете.

Она понимала, что это жестоко – заставить Федора даже думать о том, что он мог стать причиной гибели собственного сына. Жестоко, но необходимо. Потому что Таиса ввязывалась во все это не для того, чтобы успокоить отца, который не дал сыну вовремя обратиться за помощью.

Она хотела справедливости для Сергея.

* * *

Ученики Николая Форсова по-разному относились к его вынужденным сеансам гемодиализа. Спокойней всего, как и следовало ожидать, ситуацию воспринимал Матвей. Он мог поговорить с наставником о чем угодно, он будто не видел машин, мерно гудящих рядом с креслом.

Таиса старалась делать вид, что все в порядке, обычное дело, и все равно она смущалась. Со временем она наловчилась неплохо скрывать это, многих она обманула бы, а Форсова не могла. Тут ей предстояло работать над собой.

Гарик же и вовсе предпочитал не входить в дом, если подозревал, что проходит медицинский сеанс. Разубедить его оказалось невозможно, да Николай особо и не пытался. Однако телефонные разговоры спасали от ненужных подробностей, так что теперь Гарик общался с Форсовым свободно.

– Короче, ситуация тут прикольная, буду разбираться дальше, – отрапортовал он.

– Ты когда-нибудь замечал, что под определение «прикольная ситуация» ты с одинаковой убежденностью подводишь открытие нового клуба и обнаружение мертвого тела? – поинтересовался Форсов.

Гарик, естественно, не смутился:

– Да, и каждый раз я прав. Жизнь вообще не стоит воспринимать слишком серьезно, даже если она смерть. Так вот, про Ефремова… Влип его брательник. Но брательник настолько младший, что Ефремов его воспитывал чуть ли не как отец сына. Технически они оба Ефремовы, кстати, но старшего я буду звать по фамилии, потому что он ваш тезка, тоже Николай, и я не хочу путаться.

– Каковы шансы, что ты перепутаешь меня и нашего заказчика?

– И тем не менее, зачем такую звучную фамилию скрывать? А младшего, который тоже Ефремов, я буду звать Мирослав, потому что так его все зовут, еще со времен родителей, хотя и не стоило бы… Но мне ли критиковать?

– Гарик. По делу.

– А по делу вот что: лет эдак до тридцати Мирослав в серьезных отношениях с женщинами замечен не был. Но не потому что бабник, а потому что задрот. Не решался он на что-то серьезное – и, подозреваю, несерьезное тоже. Но где-то с год назад он воспылал страстной любовью к одной милой даме и на радостях тут же женился. С учетом характера этого Мирослава можно сделать вывод, что именно дама возжелала, чтобы это произошло.

– Чего же хочет Ефремов? Освобождения брата от золотоискательницы? Я удивлен, что ты счел такое задание интересным.

– Такое я бы и не счел, – возразил Гарик. – Но тут вообще другое. Ефремов, кстати, был совсем не против золотоискательницы. Его уже конкретно так беспокоило то, что брат в девках засиделся. Так что когда на горизонте появилась прекрасная Дарья, да еще и сразу в подвенечном платье, он быстренько благословил их на совет да любовь.

– Но? – поторопил Форсов. Он знал, что реагирует чуть эмоциональней, чем следовало бы, однако ничего не мог с собой поделать. Порой сеансы проходили неплохо, однако сегодняшний выдался из тех, когда Николай чувствовал себя отвратительно.

– Но скоропостижность брака помешала Ефремову вовремя собрать все данные на будущую родственницу. Он занялся этим уже после свадьбы – и сюрприз получился так себе. Выяснилось, что первый муж Дарьи погиб, да не просто погиб, а был убит ею на глазах у собственной дочери. Второй муж… насколько пошло будет пошутить про злоупотребление грушами?

– Очень.

– Тогда не буду, – легко согласился Гарик. – Второй муж пропал без вести, развод был оформлен уже по этому радостному поводу. Ефремов от таких новостей приуныл и все-таки не запаниковал. Он убеждал себя, что по первому случаю Дарью оправдали, значит, все хорошо, а второй муж вообще живой где-то бегает. Однако очень скоро он начал терять контакт с братом. Не то чтобы Дарья это запретила напрямую, но явно поспособствовала. Когда же Ефремову удавалось добраться до родственника, он замечал, что Мирослав выглядит не очень. Даже по стандартам Мирослава, а они невысоки. Поэтому Ефремов теперь убежден, что женушка загонит Мирослава в могилу в самое ближайшее время, чтобы сорвать куш в виде наследства. Мне полагается либо предотвратить это, либо убедить Ефремова, что Дашуля на самом деле хорошая и зря он страусиными яйцами несется.

– Тебе нужна помощь?

– Пока еще не знаю, я только завтра со счастливыми молодоженами встречаюсь. Но, вроде, не нужна.

– Оставайся на связи.

– Это я всегда!

Кому-то могло показаться, что Гарик настроен не слишком серьезно. Речь шла о жизни и смерти, однако профайлер развлекался шуточками и не утруждал себя праведным гневом. Вот только Форсов слишком хорошо знал своего ученика, чтобы беспокоиться.

Не так важно, что Гарик говорит или показывает людям. Важно, как он поступает. И все же Николай сделал мысленную пометку присматривать за Гариком получше, а при первой же возможности направить туда с проверкой Матвея. Потому что двое мужей с крайне печальной судьбой намекают, что у Дарьи Ефремовой свои методы общения с мужчинами.

После сеанса Николай почувствовал себя намного лучше, но так бывало всегда. Он научился ценить это время и использовать по максимуму для того, чтобы хоть ненадолго вернуть свою прежнюю жизнь – деятельную и яркую, бесцеремонно поставленную на паузу болезнью.

Этим вечером он планировал заняться научной статьей, давно дожидавшейся своего часа, да не сложилось. Вера, заглянувшая в кабинет, сообщила:

– Две новости: хорошая и неплохая. Хорошая – печенье по новому рецепту получилось замечательное. Неплохая – к тебе заглянула Таиса.

– Совмести новости, – улыбнулся жене Николай. – Накрой нам, пожалуйста, в столовой.

– Будет готово через пять минут.

Он не ожидал Таису сегодня, но и настороженности не чувствовал. Он знал: если бы случилось что-нибудь серьезное, Таиса позвонила бы сразу. Но она заехала в гости, поговорила с Верой, явно уточнила, можно ли сейчас отвлекать Форсова. Вероятнее всего, ей нужна та самая консультация, которую Николай обещал, одобряя это задание.

Когда он спустился, Таиса уже дожидалась его за столом – она дегустировала печенье и о чем-то вполне беззаботно болтала с Верой. Впрочем, при появлении Форсова девушка мгновенно посерьезнела. Вера же, заметив его, привычно поспешила на кухню, сославшись на необходимость срочно вымыть посуду. Она знала обо всех делах мужа и не хотела ничего слышать про самоубийство подростка.

– Ты запуталась, – отметил Форсов, присаживаясь за стол. Вера, как он и ожидал, оставила для него полную чашку травяного чая. – На каком этапе?

– На главном: на мотиве! У Сергея не было мотива для самоубийства. Ни у кого не было мотива убивать Сергея. И это не случай с маньяком, когда убийство – мотив в себе! В смысле, я понимаю, что мотив наверняка есть, не бывает же убийства без мотива… Но я не представляю, где его искать!

Николай не стал спрашивать, во всем ли она уверена и все ли проверила. Из его учеников только Гарик мог проскакать по верхам и понадеяться на удачу. Таиса и Матвей были склонны к проверке всех данных. Если она не нашла мотив, значит, для этого пока не было никакой возможности.

Форсов знал о ситуации куда меньше, однако поднимать белый флаг не спешил. Он задумался, прикидывая, в какую сторону лучше двинуться.

– Давай сначала определимся с терминологией: это самоубийство, – наконец сказал он. – Даже если речь идет о доведении, а это скорее всего так, погиб Сергей Зараев по собственной воле. Следовательно, мы как профайлеры должны руководствоваться теорией именно самоубийств. Давай попробуем по Дюркгейму.

– Что? – смутилась Таиса. – Почему?

– А почему нет? Разве я не учил тебя и остальных: если в расследовании нет четкой точки старта, нужно обозначить ее самостоятельно, пусть даже искусственно?

– Хорошо… Пусть будет Дюркгейм.

– Теорию знаешь или напомнить? – уточнил Николай.

– Помню, вроде…

– Хорошо. Тогда из четырех типов самоубийства по Дюркгейму давай определим тот, который может быть свойственен Сергею. Среди подростков наиболее распространен эгоистический. Они хотят всего, сразу, получить это не могут и обижаются на мир, не понимая, что миру все равно. Самоубийство они редко воспринимают как финал, они видят скорее инструмент наказания мира, которым могут воспользоваться и двинуться дальше.

– Не случай Сергея, – покачала головой Таиса. – Во-первых, его поступки и рассуждения указывают на то, что он легко строил связи с людьми, друзей у него было много, а это нехарактерно для эгоистичных самоубийц. Но даже если отбросить его личность… У него и так было все, чего обычно хочет подросток! В материальном плане его особо не ограничивали. Ему позволяли самому выбирать, во что одеваться, как выглядеть, какой телефон купить. Он был успешен в учебе. Он демонстрировал неплохие результаты в спорте. Им восхищались ровесники. Я вот думаю, чего он хотел бы такого, что не мог получить… Да ничего! В пределах нашего общества у него было очень много возможностей.

– Справедливо. Я не буду настаивать, потому что среди всего, что ты мне описывала раньше, нет никаких предпосылок для эгоистического самоубийства. Но что насчет аномического?

– Кумир, упавший с пьедестала? – невесело усмехнулась Таиса.

– Не только. Вспомни все, что знаешь об этом типе самоубийства и о Сергее, и скажи мне, стоит ли рассматривать такую версию.

С ответом она не спешила. Версию с эгоистичным самоубийством Таиса отвергла сразу – не потому, что ей так уж хотелось победить в споре, просто тогда ей все казалось очевидным. Теперь же она и сама видела, что определенные причины для сомнений есть.

Николай не торопил ее и не пытался влезть со своим мнением. Он и сам признавал, что знает о Сергее гораздо меньше, чем она.

– Нет, пожалуй, все-таки нет, – задумчиво произнесла Таиса. – Мы возвращаемся к тому, что у Сергея все шло хорошо. Он преуспевал и в учебе, и в спорте, это мы с его отцом проверили. Он был окружен друзьями и ни с кем крупно не ссорился.

– Об этом он мог соврать или умолчать.

– Даже если так, у него оставалось достаточно друзей, которые поддержали бы его в сложной ситуации.

– Насколько я понял, у него были натянутые отношения с отцом.

– Зато очень доверительные – с матерью. Да и с отцом не то чтобы натянутые, просто сам Федор не приветствовал разговоры по душам, но сына он любил – а Сергей его точно уважал. Да и потом… Аномическое самоубийство больше свойственно все-таки для людей постарше. Для тех, у кого есть солидный опыт жизненных разочарований. А Сергей летел в жизнь на всех парах! Даже если признать, что он был взрослее своих сверстников, это все равно не возраст разочарования!

– Что в плане личных отношений? – спросил Форсов. – В конце концов, несчастная любовь всегда лидировала среди причин самоубийства.

– Ее я рассматривала еще в эгоистическом самоубийстве. Отношения с противоположным полом у него были предсказуемые для успешного парня его возраста. Флиртовал, кого-то приглашал на вечеринки, иногда приглашали его. Но серьезных увлечений у него не было. Правда, некоторые его друзья пытались намекать, что он был безответно влюблен в женщину старше себя. Но когда я начинала выспрашивать, быстро выяснялось, что ничего они на самом деле не знают, это скорее такая общая шутка была, чтобы поддразнить Сергея. И опять же, человек с таким типом личности при неразделенной любви не бросался бы с крыши, а добивался своего.

– Согласен. Тогда вернемся к аномическому самоубийству.

– Так мы же его уже исключили! – удивилась Таиса.

– Категорично исключать вообще ничего не надо, нужно просто определять степень вероятности. Для аномического самоубийства характерна и еще одна ситуация: когда человек завершает свою жизнь после того, как совершил серьезное преступление и не смог справиться с грузом вины. Такой расклад ты можешь исключить?

Она не ответила, но слова были и не нужны. Форсову хватило растерянности в ее взгляде, чтобы все понять. Такой сценарий Таиса даже не рассматривала – хотя следовало бы.

Сергей что-то скрывал, его мать почувствовала это. Со временем его состояние усугублялось. Такое могло произойти после того, как он совершил нечто ужасное. И то, что парень был хороший, не опровергало подобную версию, а как раз укрепляло ее. Хорошие люди тоже способны на преступление, вынужденно или случайно, им просто сложнее жить дальше. В восемнадцать лет, возможно, и вовсе не получится…

– Я проработаю эту версию, – кивнула Таиса. – Пока я ничего толкового сказать не могу.

– Проработай, но не зацикливайся на ней. Отдельное внимание стоит уделить альтруистическому самоубийству.

– Самопожертвование во имя кого-то или чего-то? Характерно для такого человека, как Сергей, но при достойной цели. Мне кажется, такую цель нашли бы следователи, которых привлек к делу его отец…

– Не факт, – заметил Форсов. – Они изучали ту жизнь Сергея, которую им расписал его отец. Кроме того, никому из нас не известно время, когда у Сергея появились мысли о таком поступке. Следовательно, мы не можем знать и все обстоятельства. Но тебе я рекомендую проверить всех людей, с которыми он был связан, и все значимые события, произошедшие в его окружении. Кому требовалась помощь? Кто попал беду? И в каком случае проблему можно было решить смертью человека? Я не сомневаюсь, что близкий круг общения ты уже отработала. Теперь займись дальним. Одновременно с этим проверяй возможные предпосылки к фаталистическому самоубийству.

– Вы сейчас серьезно?

– Ты знаешь много шуток о фаталистическом самоубийстве?

– Я не в том смысле, – смутилась Таиса. – Просто… Может, я что-то путаю? Мне казалось, что фаталистическое самоубийство провоцирует полная потеря контроля над миром и ощущение предопределенности бытия, безысходности… Вроде как: дергайся, не дергайся, все равно будет кабздец!

– Ты помнишь верно, если не брать во внимание вольное использование терминов.

– Но это же точно не случай Сергея! Он нервничал, но он не был загнан!

– Ты уверена в этом? Рекомендую не забывать о так называемых улыбающихся самоубийцах – о тех, кто до последнего ведет себя так, будто ничего особенного не происходит. На самом деле они проживают свою личную войну. Кто-то справляется, а кто-то приходит к выводу, что остался лишь один путь, тот, который предпочел Сергей. Среди всего, что связано с его жизнью, ищи возможный источник абсолютного отчаяния.

– Я не справлюсь, – простонала Таиса. – Не хочу показаться нытиком, но это же слишком много! Подсказок никаких, намеков тоже не особо…

– Тогда не повторяй ошибку Сергея: не пытайся со всем справиться сама. Проси о помощи.

– А я что делаю? Я же здесь!

– Не о помощи старика, который привязан к дому, – вздохнул Николай. Вспоминать о собственном положении было горько, но иначе порой нельзя. – Тебе нужна помощь в полевых условиях. Гарик и Матвей сейчас заняты, так что начни работу одна. А если увидишь, что не справляешься, обратись за помощью к любому из них. Уверен, вместе вы сможете куда больше, чем ты ожидаешь.

* * *

Дома всегда много рассказывали о своих владельцах. Даже если владельцы всеми силами пытались этого избежать – все равно рассказывали. Потому что даже нейтральный интерьер и старательно спрятанные вещи вызывали вопрос: а зачем это было сделано?

Но в молодой семье Ефремовых все оказалось на виду. Гарик, которого без сомнений и страха пригласили на кухню, уверенно оглядывался по сторонам. Он подмечал все: дорогую мебель, удачно подобранные цвета, бесчисленную уйму мелочей на полках. Тут и сувениры, и красивая посуда, и свадебные фотографии в деревянных рамках, и десятки видов чая, и пять бутылочек с сиропом для кофе. Все указывало на то, что молодая пара обосновалась здесь надолго. Счастливый дом, большие планы.

С не меньшим вниманием Гарик изучал и хозяйку дома. Дарья Ефремова оказалась на удивление красивой – куда лучше, чем на фото, хотя она и на фото была хороша. Высокая, с великолепной фигурой, светлокожая и темноглазая, она и без косметики наверняка выглядела бы великолепно, а она еще и умела краситься. Она встречала гостя в платье, стилизованном под моду пятидесятых, которое очень ей шло. Дарья была очаровательна, она смотрелась беззащитной фарфоровой куколкой, которая не способна даже подумать о преступлении.

Правда, это впечатление несколько портил ее муж, который пришел на встречу с заживающей ссадиной на лбу и синяком на скуле. Сам Мирослав Ефремов этим явно не тяготился, он вспоминал о травмах, лишь когда они начинали болеть при очередной широкой улыбке. В остальное время он игнорировал их – так же, как царапины на руках и боль в ноге, на которую указывала хромота.

Мирослав был не похож на своего брата – и на человека, который мог вызвать хоть какой-то интерес у молодой красавицы вроде Дарьи. Он был среднестатистическим во всем, неприметным, каким-то мягким, как будто немного оплывшим. Гарик поймал себя на мысли о том, что синяки и ссадины были самым мужественным элементом внешности Мирослава. Хозяин дома даже на своей территории казался неуверенным, постоянно нервно покашливал, то и дело смеялся невпопад и тут же смущался. Судя по всему, ему не нравилось общество Гарика, нагло развалившегося на стуле. Сам Мирослав ни за что не пригласил бы его в гости, но жена настояла, а с ней он не спорил.

Гарик знал, что другие ученики Форсова на заданиях старались не выдавать себя раньше срока. Матвей так и вовсе виртуозно вливался в любую роль, хотя от него подобного не ожидали. Таиса справлялась чуть хуже, но это по неопытности, наловчится еще. Гарик же и пытаться не собирался без острой необходимости, в большинстве случаев он предпочитал атаковать открыто. Матвей звал это «ударом барана по воротам». Гарик с ним не спорил.

Вот и теперь он с порога объявил Ефремовым, что его нанял старший брат Мирослава, который очень беспокоится за жизнь родственника. Мирослав тут же вспылил. Дарья с очаровательной улыбкой пригласила профайлера в гости.

Теперь она аккуратно нарезала поразительной красоты пирог, а ее муж возмущенно сопел и нервно покашливал, явно погруженный в мысленный спор с братом. Который, конечно же, выигрывал снова и снова.

– Спасибо, что все нам рассказали, – проворковала Дарья, подавая гостю кофе и сливки. – В вас сразу чувствуется хороший психолог! Вы ведь видите, что мы отличная пара, спасибо, что предупредили… Николаша вряд ли уймется, но мы будем готовы!

С ответом Гарик не спешил. Он быстро доел пирог, потому что пирог с черешней и шоколадом оказался и правда хорош, выпил полкружки кофе и лишь потом объявил:

– А я вас не предупредил, я просто свое задание обозначил. Которое, кстати, буду выполнять.

Мирослав поперхнулся кашлем. Дарья от неожиданности выронила ложечку, но опомнилась первой:

– В смысле? Подождите, вы что, поверили, что я опасна для своего мужа?

– Ну да. Не сразу поверил, конечно, мало ли какие там фантазии у старого холостяка разыгрались? Но потом я выяснил подробности того, как вы, Дарья, убили своего первого мужа, пришел посмотреть на вас лично и убедился, что беспокоится Николай наш Виталич не зря. Его братца вы, скорее всего, тоже грохнете.

Это не было правдой – не полностью так точно. Когда Гарик изучил дело о гибели Егора Полоева, первого мужа Дарьи, у него и правда появились определенные подозрения. Однако сами по себе они ничего не значили, ему нужно было познакомиться с молодоженами.

Пока что Мирослав и Дарья вели себя безупречно. Теперь же Гарику нужно было спровоцировать их, заставить показать свое истинное лицо. Метод был грубоват, но обычно не подводил.

Мирослав заметно покраснел, ударил кулаком по столу, но зачем – непонятно, потому что со стула он не встал и в драку не полез. Дарья же, тоже застигнутая заявлением профайлера врасплох, взяла себя в руки почти сразу и снова заулыбалась.

– Я? Убью Славика? Гарик, ну посмотрите же вы на меня! Разве я способна причинить вред любимому?

– Глядя на вас, ни за что такого не скажу! – уверенно заявил Гарик. – Но, глядя на вас, я ни за что не скажу, что вы способны убить мужчину сорока тремя ударами молотком по голове, а вы это сделали.

– Вы влезли в то дело…

– Я любознательный.

Мирослав наконец взвился на ноги, однако ни шага к Гарику не сделал.

– Это была самооборона! – заявил он. – Не смейте обвинять мою жену в том, что стало для нее грандиознейшей травмой! Я не виню ее за то, что она убила этого подонка! Я рад, что она выжила тогда!

Он явно не знал, что делать. Он должен был защищать честь жены, а конфликтовать не умел и не любил. Ситуация стала бы неловкой, если бы не вмешалась Дарья. Она мягко надавила мужу на плечи, заставляя сесть на место.

– Славочка, все в порядке, – улыбнулась она. – Я ненавижу вспоминать тот день, но… Когда ты рядом, мне уже не так больно. Гарик, если вы ознакомились с моим делом, должны были узнать, что был суд – и суд меня оправдал. То, что я сделала, официально признали самозащитой. Егор напал на меня первым. Мы с ним тогда крупно поссорились, речь даже зашла о разводе… Он переехал к родителям, оставив квартиру мне и Настеньке. В тот день я его пригласила помочь мне, нужно было собрать мебель. А он вдруг набросился на меня, попытался изнасиловать…

Дарья сделала паузу, словно изо всех сил стараясь сдержать слезы. Мирослав тут же накрыл ее руку своей, ободряюще сжал пальцы. Лишь после этого хозяйка дома продолжила:

– Я кричала, умоляла его остановиться, но он не слушал. Тогда я схватила первое, что попалось под руку… Это был молоток. Дальше – как в тумане… Я была в ужасе, я не понимала, что делаю! Я сожалею о его смерти, но ничего не могу изменить. Мне только и остается, что жить дальше.

Наблюдая за ней, Гарик прекрасно понимал, почему ее оправдали на суде: Дарья действительно была великолепной актрисой. Она безупречно подбирала интонации и расставляла акценты. Ее дрожащий голос заставлял воображение рисовать картину того, как проклятый извращенец набросился на этого хрустального ангела…

Вот все и повелись.

– Красиво излагаете, – оценил Гарик. – Но я не только любознательный, я еще и дотошный. Я выяснил, какую именно мебель вы заказали накануне. Эта полка свинчивается, Даша. Молоток там не нужен.

– Он был в ящике с инструментами!

– Но вас же активно насиловали! Вы успели при этом покопаться в ящике? А не схватили какую-нибудь отвертку или доску от полочки, которая была куда ближе?

– Я не помню такие подробности, я была в шоке.

Дарья, надо отдать ей должное, и сейчас была великолепна. Вряд ли она ожидала такого допроса, но ярости не поддалась, она отвечала Гарику так, как и полагалось отвечать жертве страшного преступления. Ее выдавали только глаза – сияющие, злые, как у готовой атаковать змеи.

– Допустимо, – согласился Гарик. – Но труп мистическим образом обнаружили на здоровенном куске целлофана, в который, при желании, этот труп можно было завернуть. Откуда этот целлофан взялся?

– Мебель в нем привезли!

– Дарья, напоминаю: я выяснил, что вы заказали и как оно выглядит. Такую полку в коробке доставляют. И в пупырке. А не в плотной целлофановой пленке, предназначенной для обустройства парников.

– На что вы намекаете? – прищурился Мирослав.

– Да я не намекаю, я прямым текстом говорю, что она готовилась к убийству. Разжилась пакетиком размером со взрослого мужика, затюкала мужа, готовилась упаковать, а потом избавиться от тела. Но дочь пришла из школы на час раньше положенного – и обнаружила маму за увлекательным занятием, которое папа явно не оценил. У ребенка началась истерика, пришлось вызывать врачей и полицию… Такой план сорвался, да?

– Вы серьезно считаете, что я сумела бы вынести из дома тело взрослого мужчины?

– Я серьезно считаю, что с таким талантом к манипуляции вы нашли бы того, кто сделал бы это за вас.

– Это нелепо, – покачала головой Дарья. – Он на меня нападал, за это я и выгнала его из дома!

– А его родственники на суде утверждали обратное: это вы не раз набрасывались на Егора с кулаками, поэтому он ушел.

– Это их фантазии, которым на суде не поверили!

– Но на развод подал именно Егор, это уже факт. Вы не хотели отпускать его – и не отпустили.

– Думаю, вам пора идти, – холодно сказала Дарья. – Вы можете думать что хотите. Я пережила этот страшный день и сумела стать счастливой исключительно благодаря любимому мужчине, и спасибо ему за это!

– Ага, – с готовностью кивнул Гарик. – Любимому мужчине. Вашему второму мужу Валерию Крыльчуку.

Мирослав, явно готовившийся броситься на защиту чести и достоинства супруги, открыл рот – и тут же закрыл. Видимо, подвиг с использованием молотка в семье обсуждали не раз, а вот второй муж сделался темой, которой лишний раз не касаются.

И снова Дарья выдержала. Фарфоровая куколка оказалась даже крепче, чем ожидал Гарик.

– Про Валеру нет смысла говорить. Он просто бросил меня! Я не знаю, что с ним случилось после этого, да и не хочу знать!

– Понимаю, бросил… Очень удобно. Целлофан новый купили или тем же обошлись, коль уж в первый раз не пригодился?

– Достаточно! Убирайтесь из моего дома!

Она все-таки сорвалась, повысила голос… А может, не сорвалась. Может, сообразила, что перед мужем лучше вести себя как нежная напуганная барышня, а не опытная психопатка. Если бы они с Гариком остались наедине, она бы наверняка уже вспомнила, что под рукой у нее нож, которым она только что нарезала пирог. То, что она этого не сделала, означает, что она и сама не уверена в своем полном контроле над Мирославом.

Так что Гарик, ни на что особо не надеясь, решил все-таки попробовать самый простой вариант. Он повернулся к Мирославу, больше не обращая на Дарью внимания:

– Ты ведь знаешь, что я прав, не так ли? Знаешь, я вижу. В самом начале ваших отношений она была зайкой и девушкой мечты. Примерно до свадьбы – и даже некоторое время после свадьбы. Но, как и большинство психопатов, она собственница. Ты ее вещь, и вещь она пытается настроить под себя.

– Это вздор! – Дарья попыталась иронично усмехнуться, но получилось криво. Похоже, Гарик задел ее сильнее, чем думал.

Он снова проигнорировал ее, он смотрел только на Мирослава.

– Проблемы уже начались, ты уже увидел в ней женщину, которая убила Егора Полоева. Дальше будет хуже. Она может притвориться кем-то другим, но это ненадолго. Рано или поздно она наиграется и убьет тебя. Мой визит, кстати, ускорит события – она знает, что ты был предупрежден, и не даст тебе столько времени, сколько дала первому и второму мужу. Беги сейчас. Она уже начала тебя поколачивать, уже проявила свою суть. Не среагируешь вовремя – не доживешь до развода.

Он все-таки допустил ошибку. Гарик пока не понял, какую именно, но в том, что выстрелил мимо мишени, не сомневался. В какой-то момент ему удалось по-настоящему зацепить Мирослава, пробудить в новоиспеченном супруге чувство тревоги. Но потом настороженный взгляд сменился уверенной улыбкой, Мирослав заметно расслабился, откинулся на спинку стула с видом человека, который победил в великом бою.

– Вам лучше уйти, – только и сказал он. – Ни я, ни Даша больше не желаем вас видеть, никогда. А моему брату передайте, что еще один такой финт – и я устрою раздел компании, в которую вложены и мои деньги. Вот тогда у него появится повод для переживаний посерьезней, чем моя личная жизнь – или даже моя смерть!

Глава 3

Люди любят экстрасенсов. Давно и безнадежно. Об этом Матвей прекрасно знал и спорить с толпой не собирался.

Причем вся эта паранормальная тема уверенно объединила сразу несколько крупных аудиторий. Самой многочисленной, конечно же, были обладатели невысокого интеллекта, те, для кого и физика – магия. Они сохранили чуть ли не первобытные убеждения о том, что мир на самом деле живет по каким-то мистическим законам, познать которые невозможно. Да и не обязательно, если можно все списать на волю духов!

Вторая аудитория была профайлеру куда любопытней. В нее входили люди с неплохим образованием, которые прекрасно знали, как устроен мир. Но они не могли полностью исключить, что какой-нибудь призрак нет-нет – да и заглянет в нашу реальность. Какая-нибудь смерть не будет окончательной. С тем, кто ушел навсегда, еще можно поговорить. В основе их веры, пусть даже замаскированной насмешливостью, лежала не глупость, а затаенная печаль, тоска о потерянном и надежда на невозможное.

Особенно Матвея забавляли те, кто громко объявлял психологию лженаукой, а вот экстрасенсов выслушивал с уважением. Такие люди с видом экспертов могли спорить о результатах многолетней работы полиции, но стоило какому-нибудь шаману, нацепившему на посох засушенную лосиную задницу, назвать преступника наугад, и те же люди поспешно кивали. Соглашались со всем, лишь бы их не сглазили.

Однажды Матвей написал на эту тему статью. Ее даже опубликовали, но большой популярности в научном сообществе она не получила. Форсов тогда сказал, что не на каждую ветряную мельницу стоит даже замахиваться.

Поэтому Матвей принял нехитрое решение: если не можешь избавиться от проблемы – используй ее. Почетное звание экстрасенса помогало быстро усмирить нервную, эмоциональную, не склонную к здравому мышлению публику. А поскольку сам Матвей, предпочитавший черный цвет и строгие дорогие костюмы, мало походил на типичного экстрасенса с телеэкрана, они с Гариком создали сайт, где у каждого из них было полноценное магическое резюме.

Правда, на этот сайт Матвей давно не заглядывал и лишь теперь обнаружил, что Гарик перенес его лицо на фото какого-то резво пляшущего шамана в медвежьей шубе на голое тело. Хорошо хоть шуба длинная… Но момент все равно получился неловкий. Гарика ожидала воспитательная беседа.

Впрочем, супруги Горолевы сочли все эти шаманские танцы неплохой рекомендацией. Теперь они смотрели на Матвея чуть ли не с обожанием. Иначе и быть не могло – он уже заметил большой стеклянный амулет от сглаза над дверью и маленького языческого божка, стоящего на столике под старой иконой. Горолевы перестраховывались.

– Наконец-то мой брат сделал что-то путное! – объявила Валентина Горолева. Мужу она уже позвонила и порадовала вестью о том, что на их стороне теперь представитель высших сил. – А то обычно только и может, что орать на меня!

– Дениса еще не нашли, – сказал Матвей. Вопросом это не было, экстрасенсу полагалось такое знать.

– Пока нет, но скоро… А с вашей помощью, надеюсь, еще быстрее!

Она беспокоилась за сына – но не так, как стоило бы. Матвей уже видел, что женщина, стоящая перед ним, нервничает, однако до паники ей далеко. Валентина опасалась лишь того, что ее сын может пострадать случайно, по глупости. Она не верила, что само его исчезновение таило в себе смертельную угрозу. Это же такой мирный, тихий поселок, завернутый в леса, как в лоскутное одеяло. Ну что здесь может пойти не так?

– Расскажите мне еще раз о его исчезновении, – попросил Матвей.

– А вы разве не знаете?

– Знаю. Но звук вашего голоса может двинуться в том направлении, куда ушел Денис. Сила материнской любви.

– Тогда конечно! – спохватилась Валентина. – Только рассказывать особо нечего… Накануне Денис опять устроил скандал. Это его дядька против нас накручивает! Захотел в сентябре перевестись то ли в гимназию, то ли в лицей… Я так и не поняла, но суть в том, что он хотел переехать к моему брату и жить с ним! Якобы ради учебы, но я-то знаю, что ему просто вольница нужна была. Какого мальчишку в тринадцать лет интересует учеба?

– Что еще он говорил?

– Что ему не нравится здесь. В школе слишком просто, местные дети ему неинтересны… И когда мы его так избаловали? Или это возраст такой? В общем, ссориться мы все стали часто… Особенно с мужем Денис цапался, Русик у меня не очень терпеливый… Но мы с мужем были уверены, что Денис это перерастет! Никогда бы не подумала, что он способен из дома удрать… Я считала, что он не такой!

– Как именно это произошло?

– Ну, тут уж я не видела, но могу предположить… Он остался внизу, иногда он спал тут, на диване, и мы не заподозрили подвох. А утром приходим – нет его! Но и обуви его нет, и курточки легкой, значит, сам ушел. Двери тоже заперты были, все в порядке… Еще и телефон бросил, паршивец, чтобы с родителями не разговаривать! Когда найдем, так ввалю ему, что неделю сидеть не сможет! Вы ведь поможете?

Обещать Матвей ничего не стал, как и доказывать Валентине, что она слишком спокойна. Пусть будет спокойна, пока получается. Ее истерика все равно ничего не изменит.

Матвей лично осмотрел обе двери и все окна. Он разбирался в замках не так хорошо, как Гарик, но склонен был верить, что ничего тут действительно не вскрывали. Это было странно сразу по двум причинам.

Возможно, Денис сам открыл дверь своему похитителю. Но с чего бы ему это делать посреди ночи? Да еще и не попытавшись разбудить родителей! Матвей предположил бы, что к нему явился друг, однако Валентина только что дала понять: настоящих друзей у мальчика не было. Да и потом, откуда этот «друг» мог знать, что именно этой ночью Денис лег спать внизу, а не в своей комнате? Случилось это спонтанно, никто ничего не планировал!

Вторым вариантом был настолько мастерский взлом, что не осталось никаких следов. Однако Матвей сомневался и в этом. Он уже выяснил, что Кира Корнягова исчезла во время прогулки. Юную туристку тоже похитили в лесу. Если это сделал один человек, то раньше он с замками не связывался. Как он мог внезапно стать настолько идеальным взломщиком? Или это все-таки кто-то другой?

Валентина провела гостя в комнату сына, но подсказок не было и там. Все в этом небольшом помещении подтверждало версию дяди: мальчик рос не по годам умным и явно не испытывающим большой любви к деревенской жизни. Такой ребенок не побежал бы в ночь по первому капризу. Денис наверняка поступил бы умнее: взял бы тот самый смартфон, который якобы бросил, и позвонил дяде. Зачем ему этот цирк с побегом?

Нет, похищение куда вероятней… Но Матвей никак не мог понять, откуда в поселке появился преступник такого уровня. Профайлер уже сталкивался с подобным, да еще и относительно недавно, он лично охотился на маньяка в заснеженных лесах. Но там преступник действовал иначе, он постоянно демонстрировал один и тот же уровень подготовки, да и жертвы его были похожи друг на друга. А здесь…

– Я пытаюсь найти Дениса, но чувствую энергию чужака, – объявил Матвей. – Скажите, сколько людей переехали в поселок за последние пять лет?

– Да вот только мы…

– Вы уверены?

– Я узнавала, – пояснила Валентина. – Не так просто обживаться на новом месте… Я решила: те, кто живет здесь недавно, еще помнят, каково быть новичками! Им проще будет нам все показать, может, мы даже подружимся… Но глобально, всей семьей, сюда приезжают очень редко.

Вот и отпал еще один вариант. Мастерство преступника можно было объяснить тем, что первые шаги и первые ошибки он делал где-то далеко от поселка, а сюда приехал уже подготовленным. Но то, что он оставил на виду труп Киры, указывало как раз на неопытность. Если же он еще начинающий убийца, поддающийся страстям, как он сдерживается? Одно нападение в год – это маловато для того, кто творит такое со своими жертвами. Его должно переполнять безумное влечение к крови. Как он себя останавливает?

Одно противоречило другому. Матвей не сомневался: никакой особой загадки тут нет, он просто упускает нечто важное. Ему срочно требовалось больше данных.

– Вы не могли бы провести меня по поселку? – спросил он.

– Нет, я… Мне наш участковый сказал тут быть – на случай, если Денис вернется… извините! Вам это очень помешает?

– Не очень, все хорошо.

– Давайте во двор выйдем! – предложила Валентина. – Я покажу вам, где у нас что, вы не заблудитесь, негде здесь заблудиться!

– Было бы неплохо.

Заборы в поселке были разные. Чаще всего – невысокие, деревянные, сделанные из покрашенных в разные цвета досок. Горолевы, переехавшие недавно и только-только закончившие ремонт, и вовсе предпочли заборчик европейского образца – невысокий, декоративный, не защищающий по-настоящему, а только обозначающий границу участка. Но и вокруг других домов Матвей видел преимущественно заборы, которые сумел бы преодолеть одним прыжком. Благодаря этому из двора, расположенного на небольшой возвышенности, открывался неплохой вид сразу на несколько улиц.

Но это же означало, что разглядеть с улицы, что происходит за окнами, было сложнее. И все-таки как преступник узнал, что Денис внизу? Перешагнул через забор и подошел вплотную к окну? Возможно, однако очень и очень рискованно.

– Никаких особых мест тут нет, – сказала Валентина. – Ну, знаете, ни площади какой-нибудь, ничего… Вон там почта, там автобусная остановка. Направо вон за тем домом – магазин. А дальше – в основном жилые дома, ничего особенного…

Это Матвей знал и без нее, по дороге к поселку он изучил карту. Теперь ему не обязательно было вслушиваться в слова Валентины, он куда больше внимания посвятил осмотру.

Взгляд зацепился за кое-что любопытное куда раньше, чем ожидал Матвей. В дальнем углу двора Горолевых стояла большая собачья будка. Не сколоченная самостоятельно, как обычно делают в деревнях, а стилизованная под избушку, новая, такие обычно заказывают за очень немалые деньги.

Вот только собаки в будке не было, да и высокая трава указывала, что зверь там постоянно не живет.

– Готовитесь купить щенка? – спросил Матвей, кивая на будку.

– Спасибо, хватило уже! У нас была собака, когда мы переехали… Сиба-ину, знаете такую породу?

– Знаю.

– Как по мне – дворняга дворнягой, а стоит дурных бабок! За что, спрашивается, столько платить?!

– Зачем же вы ее купили, если она такая дорогая?

– Да не покупали мы! – досадливо поморщилась Валентина. – Это снова брат мой влез… Денис пальцем на понравившегося щенка указал, а Юрка и рад стараться! Но когда мы сюда переехали, псина очень скоро сбежала. Денис плохо закрепил цепь, утром выходим – а нет никого! Естественно, Денька в слезы… Кричал, что все он нормально закрепил! Мне бы уже тогда насторожиться, что капризный слишком, а я утешала его…

– Вы уверены, что дело в цепи?

– Конечно! Что, пес ее сам отстегнул? Нет, Денис просто к каким-нибудь мультикам или играм спешил, не проверил – и вот результат! Юрка тогда хотел ему нового щенка купить, но я запретила. Денис должен отвечать за свои поступки! Да и потом, бессмысленно это.

– Почему бессмысленно?

– Тут собаки часто сбегают. В лесу много мелкого зверя, их инстинкты манят! А в итоге самих псин потом находят сожранными… Зачем нам это снова?

– Да, вы правы. Благодарю. Я скоро вернусь.

Валентина, сама того не подозревая, дала ему новую цель. Теперь Матвей не просто оглядывался по сторонам в надежде уловить хотя бы призрачный намек на преступника. Он вполне целенаправленно искал животных.

Они в поселке были – но куда меньше, чем обычно встречается в деревнях. Собаки в основном очень крупные. Мелких почти нет – как и кошек, которые летом свободно бродят по провинциальным улицам.

Матвей не стал гадать о причинах. Если он видел кого-то во дворах, он подходил и спрашивал. Некоторые были не настроены говорить с незнакомцем, некоторые отвечали сразу, некоторые спрашивали, почему его это интересует. Матвей представлялся экстрасенсом – и он умел быть убедительным.

Тогда он и выяснил, что Валентина не преувеличила масштаб проблемы – пожалуй, даже не поняла в полной мере. У животных в поселке складывалась незавидная судьба. Одни исчезали навсегда, никто их больше не видел. Других все-таки находили – разорванными на части в лесу или переломанными на обочинах дорог.

Местным казалось, что это хоть и печально, но объяснимо. Зверья в лесах много, а может, какие-нибудь темные духи лютуют – вы экстрасенс, вы и скажите!

Матвей тоже видел возможную причину, но вовсе не как экстрасенс.

– Ты все-таки отсюда, – тихо произнес он, когда никого не было рядом.

Преступник не приехал в этот поселок опытным хищником. Он жил здесь уже давно, просто удовлетворять жажду крови начал животными. Ну а когда почувствовал, что этого мало, переключился на людей – и останавливаться он явно не собирался.

* * *

Гарика она заполучила неожиданно и ненадолго. Он просто позвонил узнать, как дела. Таиса тут же вывалила на него всю информацию о деле Сергея Зараева и попросила о помощи. Справляться с этим самостоятельно она устала, а обратиться к Гарику было куда легче, чем к Матвею. Это с Матвеем любой разговор – все равно что полет через грозовой фронт, полный птеродактилей с пулеметами. Гарик даже отказывать умеет так, что ты не будешь чувствовать себя жалкой ветошью. Да и потом, его можно переспорить.

Именно это и получилось у Таисы. Гарик попробовал изящно слиться, ссылаясь на собственное задание. Таиса уточнила, что ей нужно всего несколько часов его времени. Есть у него несколько часов? Или обратный отсчет на бомбе уже начался? Видимо, было в ее голосе, пусть даже беззаботном, почти смеющемся, что-то такое, что заставило Гарика согласиться. Он ведь только изображал придурковатого разгильдяя, Таиса давно уже поняла, что человек с интеллектом табуретки не смог бы столько лет оставаться учеником легендарного Николая Форсова.

Таиса и сама не бралась объяснить, почему ей настолько страшно проводить обыск в комнате Сергея. Ну вот чего тут можно бояться? Пропустить нечто важное? Так ведь Федор, замученный и как будто потерявший всякий интерес к жизни, уже дал понять, что готов оказывать любую поддержку. Он пустит Таису в комнату сына столько раз, сколько будет нужно. Найти что-то важное? Да, пожалуй, это ближе к истине…

И не просто что-то важное, а то, что сразу объяснило бы ей проблему. Если бы она успела обнаружить это при жизни Сергея, она смогла бы его спасти. Так что некоторые открытия могли заново разжечь в душе Таисы то самое чувство вины, которое она едва погасила беседами с Форсовым.

А с Гариком легче – всегда и во всем. Вроде как он не говорит и не делает ничего особенного, он просто из тех людей, рядом с которыми несложно верить, что все будет хорошо. Ну и его знания никто не отменял.

Федор встретил их обоих в коридоре, по-прежнему заставленном похоронными венками. Таиса уже подготовила речь с подробным объяснением того, почему она притащила с собой постороннего. Однако Федор так ни о чем и не спросил, он молча указал им на нужную дверь.

Комната Сергея оказалась самой обычной. Убранной ровно настолько, насколько требовала мать. Не самой просторной, но и не тесной. Полной предметов, которые вмиг потеряли хозяина, но все еще могли рассказать историю о нем.

Таиса уже видела полку с книгами, в основном учебными материалами. Видела цифровую фоторамку с темным экраном – то ли отключенную, то ли разрядившуюся. Новые кроссовки. Гитара у стены. Потрепанные боксерские перчатки. Осколки жизни и желаний… Таиса невольно поежилась, и ей показалось, что сделала она это незаметно, да и Гарик был отвлечен на осмотр рабочего стола. Тем больше было ее удивление, когда ее спутник посоветовал:

– Отстраняйся. Пора бы научиться, это не первое твое задание.

– Да, но… Раньше я не знала этих людей… А Сергея я знала.

Таиса не была удивлена тем, что Федор не стал их сопровождать в этой комнате, даже не заглянул сюда. Она не представляла, как и когда родители Сергея решатся зайти в его спальню… Что они вообще будут делать?

Гарик обернулся к ней, ближе подходить не стал, просто ободряюще улыбнулся.

– Я понимаю. Я даже по этой комнате вижу, что парень был хороший и точно не заслуживал такой участи.

– Мы еще мало знаем о его участи…

– Ему уже не исполнится девятнадцать. Этого он не заслуживал, потому что это были бы отличные девятнадцать, и двадцать, и все последующие годы. Но мы уже ничего не можем отменить. Нормально, что тебе хочется плакать о нем, только не здесь и не сейчас.

– Да, я знаю… Извини.

– Не за что извиняться, – заверил ее Гарик. – Сразу и не получится, в первое время нужно себя заставлять.

– Ага… это только Матвей умеет леденеть насквозь по первому желанию!

Она ожидала, что Гарик засмеется, но тот лишь грустно покачал головой:

– Он тоже не умеет.

Расспрашивать о Матвее она не собиралась, сейчас было не до того. У Таисы все-таки получилось взять себя в руки. Она доверила Гарику рабочий стол, вдвоем возиться там было бы тесно. Она же сосредоточилась на книжных полках.

Первым делом она включила фоторамку – простейший экран, на котором сменяют друг друга цифровые фотографии. Снимков оказалось двенадцать, Таиса изучила их все. Она надеялась, что здесь мелькнет та самая загадочная «взрослая женщина», в которую якобы был влюблен Сергей.

Однако даже если он испытывал к кому-то такие чувства, фотографироваться с этой дамой он точно не собирался. На снимках Таиса видела лишь его семью, друзей, с которыми уже успела побеседовать, и какие-то школьные мероприятия. Если рядом с Сергеем и мелькали девушки, то разные. По его позе, взгляду и улыбке несложно было догадаться, что ни одна из них не важна для него по-настоящему.

Книги Таиса изучила внимательно, некоторые даже открыла. Подсказки не было и здесь, Сергей не интересовался ни оккультизмом, ни настораживающими темами. Обычная мини-библиотека того, кто заканчивает школу и готовится к поступлению. Жанна упоминала, что Сергей получил великолепное образование в какой-то там уникальной гимназии, и это пока подтверждалось. Еще на полках обнаружилась пара сувениров из других стран, мягкая игрушка, явно подарок какой-нибудь влюбленной девицы, и дешевая керамическая кружка с эмблемой кофейни. Опять же, ничего такого, что намекнуло бы на причину самоубийства.

Закончив с осмотром полок, Таиса подошла к своему спутнику, который как раз заканчивал сортировать бумаги на столе. В одну стопку Гарик складывал то, что имело отношение к учебе, в другую – записки и письма, в третью – рекламную макулатуру, которую Сергей то ли забыл выкинуть, то ли собирался использовать.

– Есть что-нибудь подозрительное? – спросила Таиса.

– Если ты про прощальную записку, написанную кровью, то как-то не заметил!

– Не смешно.

– А я и не смеюсь. Я вот так напоминаю тебе о том, что ты рассказывала мне сама. После смерти Сергея здесь уже провели обыск. Если бы было прямое указание на причину самоубийства, его нашла бы полиция. Нам остается только работать с крохами.

– Полиция вообще ничего не нашла – ни здесь, ни на крыше… Как по мне, отсутствие прощальной записки доказывает, что это было не самоубийство!

– Притягиваешь факты за уши из симпатии к пострадавшему, – спокойно заметил Гарик.

– Он не пострадавший, он погибший!

– Все равно не надо так делать. Ты поможешь ему только правдой. А теперь смотри сюда… Он и правда был заточен на нормальное образование и карьеру – но не только.

Таиса кивнула, изучая бумаги на столе Сергея. Похоже, он немало времени уделял сбору материалов о поступлении и подработке для студентов. Вот только… Дата стояла не везде, однако если она все-таки попадалась, становилось ясно, что Сергей активно интересовался таким осенью и зимой. Он составлял списки и рейтинги, где-то выписывал дополнительные данные.

А весной он перестал… Или нет, или все записи без указания даты были сделаны тогда? Однако листы бумаги, которые остались на столе, выглядели старыми и потрепанными. Пока все указывало, что весной он прекратил думать о будущем. Возможно, определился… или проблемы начались задолго до того, как его мать обратила на них внимание.

– Слушай, я понимаю, что ты была с парнем знакома и по умолчанию на его стороне, но я обязан спросить, – вздохнул Гарик. – Могли все на свете прошляпить психическое расстройство? Допустим, оно было у него много лет, с рождения, а теперь под стрессом из-за поступления активизировалось…

– Нет.

– Нет – и все?

– Нет, потому что нет предпосылок, – пояснила Таиса, не отрываясь от бумаг. – Ни у Жанны, ни у Федора в семье не было людей с диагностированным психическим расстройством.

– Слабый аргумент.

– У Сергея тоже никогда не было даже косвенных симптомов.

– Получше, но все равно не гарантия.

– Ну, гарантий я тебе не дам, но лови лучшее, что у меня есть… Школа, в которую он ходил, действительно крутая. Там каждую четверть проводят психологическую оценку состояния учеников, чтобы предотвратить как раз такие случаи, а также травлю и проблемы с самооценкой. Сергей, хоть ему и исполнилось восемнадцать, и курс обучения он окончил, формально выпуститься не успел – там это дело с экзаменами до июля тянется. Поэтому теперь и школа на ушах ходит.

– Это уже посерьезней, – согласился Гарик. – Но насколько вообще можно доверять школьным психологам?

– Сноб.

– Ты знаешь, о чем я.

– Знаю. Но я просмотрела тесты, которые они используют, там очень хорошие материалы. Полгода назад с Сергеем все было в порядке.

– Подожди… Почему полгода назад? Если раз в четверть, то должны быть более свежие результаты!

– К моменту последнего теста Сергею исполнилось восемнадцать, и он отказался участвовать в оценке, – ответила Таиса. – Имел право. Его родители об этом знали, но не сочли достойным внимания.

– Любопытно… Получается, полгода назад проблемы либо не было, либо она находилась на той стадии, когда Сергей еще мог скрыть это от психологов. При высоком уровне интеллекта такое возможно.

– А уже потом он начал терять интерес к жизни…

– Не слишком стремительно. Вот на это посмотри.

Из стопки рекламной макулатуры Гарик достал небольшую пластиковую карточку. Маркировка указывала, что это абонемент на безлимитное посещение тренажерного зала.

– Квартальный, – уточнил Гарик. – С апреля по июль, получается, парень переживал, но за собой следить не забывал.

– Забывал.

– Эй, я не Матвей – со мной не обязательно спорить ради спора!

– Я и с ним не спорю просто так, – возразила Таиса. – Исключительно во имя истины. Посмотри на карточку внимательней… Тренажерка средней ценовой категории, пластик дешевенький. С такого, если таскать его с собой, пусть даже в кошельке, большая часть надписей сотрется примерно за месяц. А этот, гляди, в марте куплен – и до сих пор как новенький! Держу пари, если мы умудримся вытрясти информацию из тренажерного зала, там подтвердят, что Сергей был у них редким гостем, если вообще заглядывал.

Еще в марте он надеялся на полноценную жизнь, а спустя несколько месяцев оборвал ее…

Все складывалось даже хуже, чем предполагала Таиса.

– Здоровый, успешный, счастливый парень дошел до такого за предельно малый срок, – задумчиво произнесла она. – Ты понимаешь, что это значит?

– Угу.

– Гарик, пожалуйста, произнеси это вслух, чтобы я поняла, что мы на одной волне.

Гарик бросил на нее укоризненный взгляд, но молчать не стал:

– Его намеренно довели до самоубийства. Если профиль, составленный тобой, верен, то проделать такое случайно не могли. Это осознанно сделал очень крутой психолог. Ну как? Звучит как нечто возможное?

– А какие еще варианты?

– Что мы в чем-то ошиблись! Потому что так просто не бывает, Тая. Психологов такого уровня не слишком много, и ни один из них не стал бы, если уж называть вещи своими именами, убивать ребенка. Зачем, для чего?

– У меня ответов нет… Но я хочу их получить.

Таиса пока не отходила от стола, она осматривала стопку с рекламными буклетами. Они неожиданно дали больше, чем школьные записи Сергея. Похоже, он любил кофе – даже собрал несколько наклеек по какой-то там акции. Он пару раз бывал в театре. Он ходил на открытые лекции. Он жил…

Пока Таиса старалась защититься от новой волны печали, Гарик вытащил из-под большого буклета тонкий неоново-желтый браслет. Вещица была одноразовая, из тех, которые закрепляются на руке, а потом не снимаются, а срезаются. Не украшение, просто входной билет. Таиса даже видела, куда: на браслете сохранился логотип известного клуба.

– Ну и что? – удивилась она. – Это удивляет меня меньше, чем, например, его визиты в театр!

– Это из клуба «Индиго Небула», – назидательно произнес Гарик.

– Судя по твоему тону, я сейчас должна всплеснуть руками и все осознать, но я как-то не готова.

– Ты там была хоть раз?

– Нет, – пожала плечами Таиса. – Просто слышала, что это хороший клуб. Я в таких местах редко бываю.

– Очень зря. А если бы была, знала бы, что «Индиго Небула» – клуб достаточно дорогой, не для школоты пузатой. Вход там строго восемнадцать плюс.

– Сергею было восемнадцать.

– И долго ему было восемнадцать? Когда исполнилось?

– Я, если честно, не помню… Я не настолько друг семьи!

– Вот и уточни, – велел Гарик. – А я пока выясню, в каком именно месяце Сергей там побывал.

– Как ты это сделаешь? Тут же никаких билетов нет, только браслет!

– Браслета хватит. Они цвет каждый месяц меняют – фишка такая. Просто гляну у них на сайте, в каком месяце они ставили желтый, и все.

Оба теперь смотрели не на стол, а в смартфоны. Таиса не хотела пока беспокоить Федора и снова говорить с ним о сыне, она надеялась получить нужные данные на странице Сергея в социальных сетях. Гарик же открыл сайт клуба, на котором планировал найти необходимую информацию – если цветам браслетов действительно уделяли такое внимание.

Соцсети на этот раз не подвели.

– В январе, – объявила Таиса. – Восемнадцать лет исполнилось в январе.

– А в клубе он был в марте.

– Ну и все.

Таисе действительно казалось, что тема закрыта. В клубе Сергей побывал вполне легально, дорогой вход его вряд ли смутил бы: семья не бедствовала. Однако, отложив смартфон, Таиса обнаружила, что Гарик по-прежнему смотрит на экран и хмурится.

Она уже усвоила: если хмуриться начинает даже Гарик, все плохо.

– С клубом что-то не так? – спросила Таиса.

– У клуба-то все прекрасно, но… Короче, сайт «Небулы» у меня, как ни удивительно, не в закладках, пришлось искать. Знаешь, что еще мне поисковик выдал по этому запросу?

– Что-то сильно невеселое.

– Направление видишь верно. В марте в клубе побывал ныне покойный Сергей – и в марте же там произошло массовое убийство, при котором погибли пять человек. И что-то мне подсказывает, что это не совпадение.

* * *

Он вытянул из Таисы обещание не соваться в клуб лично. Это было не так уж сложно: ее заметно напугала новость о массовом убийстве. Пока не было никаких доказательств того, что произошедшее действительно связано с Сергеем, и все-таки, когда речь заходила о мучительной смерти, Гарик предпочитал готовиться ко всему.

Сошлись они на том, что Таиса пока будет собирать данные о случившемся в интернете, а Гарик завершит собственное задание. Или, по крайней мере, попытается завершить.

Бросать это дело ему не хотелось. Он уже убедился, что Николай Ефремов беспокоился не зря. Его брат умудрился связаться с редкой паскудой, на счету которой уже два трупа, а она до сих пор на свободе гуляет! Вот только сам Мирослав вряд ли это признает – потому что Гарик допустил ошибку.

Хотя нет, не то чтобы ошибку, ему просто не повезло. Если бы Форсов разбирал это дело, он бы тоже наверняка признал, что как профайлер Гарик сделал верные выводы. Есть женщина, склонная к насилию, есть мягкий, нерешительный мужчина рядом с ней. Разве не логично было связать царапины на его руках с приступами ее ярости?

Но тут логика подвела. Гарик собственными методами, лишь часть из которых была законной, добрался до медицинских записей Мирослава и обнаружил, что этот пентюх попросту упал. Примерно неделю назад свалился с велосипеда в парке, сразу вызвал «Скорую», на пару дней оказался в больнице, потом поехал домой. Гарик не представлял, как можно было рухнуть с велосипеда так, чтобы с ног до головы покрыться синяками и ссадинами. Кувыркался там этот Ефремов, что ли?

Не важно. Гарик сделал рискованную ставку, когда предположил, что Дарья избила мужа. Если бы эта ставка сыграла, Мирослав быстро перешел бы на сторону профайлера. Однако предположение пролетело мимо и даже оскорбило мужчину. Так тоже бывает.

А жаль, жаль… Гарик тогда по взгляду собеседника видел: Мирослав уже почуял неладное. Он влюблен в жену, сомнений нет, но он не дурак. Дарья уже продемонстрировала свое истинное лицо… Однако использовать это не удастся, из-за прокола с побоями контакт был утерян. Теперь Мирослав сосредоточится на неприязни к брату, которую его благоверная будет старательно раздувать. Да еще и Дарья наверняка затаится, замурлыкает нежной кошечкой. Она тоже услышала предупреждение Гарика, и, если ей захочется снова избавиться от мужа, она будет действовать быстро и наверняка.

Так что уповать на благоразумие Мирослава стало бесполезно, нужно было заходить с другой стороны. Если Дарья отправится за решетку, угроза отпадет сама собой. Вопрос в том, как это сделать.

Первый суд она уже обвела вокруг пальца. С точки зрения Гарика, преднамеренное убийство было очевидным, как тот самый удар молотком по макушке. Однако вмешался человеческий фактор, и артистичная, удивительно красивая, такая молодая и безобидная Дашенька сумела убедить всех вокруг, что просто защищалась. Молотком. Так, что череп ее первого мужа потом собирали, как пазл.

Никто не обратил особого внимания и на то, что Дарья отказалась от опеки над дочерью. Маленькая Настя не только не рвалась к маме, но и начинала рыдать при каждом ее появлении. Похоже, в тот день она увидела куда больше, чем просто «окровавленного папу». Но она об этом молчала, а Дарья согласилась отдать дочь родителям погибшего мужа. Довольно странное решение для той, кто считал его монстрам – передать своего ребенка тем, кто монстра воспитал. Но и это несоответствие благополучно затмила улыбка прекрасной Дарьи.

Гарик подумывал допросить девочку, но быстро отказался от этой идеи. Не важно, сколько лет прошло, тема для Насти явно болезненная. Ребенка лучше оставить в покое, Настя не должна страдать из-за слепого упрямства Мирослава.

Так что пришлось сосредоточиться на втором муже. Валерий Крыльчук о судьбе своего предшественника знал, но примкнул к дружной команде тех, кто верил, что Егор виноват сам. Дарья снова стала законной супругой и сменила фамилию.

Правда, счастье и теперь было недолгим. Валерий начал подумывать о разводе. Дарья, узнав об этом, стала пугать подружек страшными рассказами о том, что и второй муж поднимает на нее руку. Почему так? А вот бывает – любовь слепа, женщины ошибаются и все такое… После очередного скандала Валерий уехал из дома. Как ему тогда казалось, навсегда.

Но Дарью такой расклад не устраивал, она сама арендовала домик в лесу у озера и пригласила туда супруга – якобы в последней попытке наладить отношения. Валерий согласился. Видимо, тоже любил, хотя Гарик такой любви в упор не понимал.

В лес супруги отправились вдвоем. Вернулась одна Дарья, распухшая от побоев и рыдающая. Она всем говорила, что они снова поссорились, Валерий ее бросил и куда-то уехал. Куда – она не знала, да и отследить мужчину оказалось не так просто, потому что машину он оставил, якобы отдав предпочтение автостопу.

Валерия Крыльчука искали до сих пор – и до сих пор считали живым. Дарья же оформила развод и двинулась дальше, прямиком в объятия Мирослава Ефремова. Если бы она была обычной аферисткой, третьему мужу вряд ли что-то угрожало бы. Мягкий, безвольный, безнадежно влюбленный, он позволил бы Дарье что угодно, не было причин убивать его. Но сорок три яростных удара молотком по голове намекали, что она еще и психопатка, таким причины для насилия не особо и нужны.

Единственным шансом остановить ее было доказать, что Валерий мертв. Это тоже, как ни иронично, не гарантировало, что Дарья отправится за решетку – обаятельные психопаты умеют выкручиваться. Но сделать это с двумя мертвыми мужьями за плечами ей будет куда сложнее.

Беда в том, что с делом все обстояло непросто. Раз Валерия не нашли до сих пор, трупы его жена прятать умеет! Гарику только и оставалось, что отправиться в последнее место, где видели сразу двух живых супругов: на лесную базу отдыха. И он хотел покончить с этим поскорее: он прекрасно знал, что Таиса терпением не отличается, зимняя история это доказала. Пока что младшая ученица Форсова под впечатлением, однако очень скоро она устанет ждать и сунется куда не надо. В этот момент Гарик хотел быть рядом с ней, раз уж Матвей запропастился непонятно куда!

Но отправиться сразу же на далекую базу отдыха не мог даже Гарик, ему нужно было собрать хоть какие-то вещи. Он вернулся в свою квартиру, первым делом заглянул в ванную – и обнаружил там злосчастный пузырек. Который Шарлотта обещала забрать сегодня же, без вариантов.

Видимо, без вариантов все же не обошлось.

На этот раз Шарлотта ответила на звонок сразу, ее голос искрился беззаботностью. Она то ли забыла о своем обещании, то ли не считала его нарушение такой уж большой проблемой.

– Хочешь пригласить меня в гости, котик?

– Скорее, поинтересоваться, почему ты не наведалась сама, чтобы забрать свой кошачий корм, – сухо отметил Гарик.

– Что?.. А, ты про это! Блин, забыла. Тут неожиданный заказ подвернулся, только-только освободилась!

– А это меня должно хоть сколько-то волновать, потому что?..

– Гарик, ты с каких пор такой душный стал? В чем дело?

– Ты знаешь, в чем дело.

Она действительно знала. У Шарлотты наконец-то хватило совести хотя бы изобразить смущение.

– Ну, извини… Так получилось! Слушай, у меня просто большой загруз. Да высыпь ты эту ерунду в унитаз! Она не такая уж дорогая, мне проще еще купить, чем мотаться к тебе. Все, котик, давай, у меня дела!

Настроения отвечать у Гарика не было, он просто завершил вызов. Пузырек по-прежнему стоял на полке, будто издевался над ним.

Казалось бы: что тут сложного? Взять упаковку, высыпать таблетки в унитаз, не прикасаясь к ним, нажать на смыв. Все, проблема решена! Но, даже зная это, Гарик просто не мог поступить правильно.

Он смотрел на таблетки и думал о том, как мало чувствовал на этом задании. Должен был больше. Его не особо печалила участь двух мужей Дарьи. Он не сильно горевал бы, если бы Мирослав все-таки нарвался на печальный финал. Это были настоящие люди, живые, а потом погибшие, но их судьбы скорее занимали Гарика, чем пробуждали в душе искреннее сострадание.

Он не был уверен, нормально это или нет. Нельзя сказать, что он стал совсем пустым внутри. Ему было жаль Настю, дочь Дарьи, и жаль того пацана, гибель которого расследовала Таиса. Однако даже эта жалость показалась Гарику отвлеченной, такой, какую люди обычно испытывают к полюбившимся киногероям, погибшим на экране.

Ему казалось, что его чувства и эмоции выцветают, раньше он был способен на нечто большее. Что нужно за это винить? Возраст? Или проблема именно в нем, он сам какой-то… дефективный?

В какой-то момент таблетки показались ему короткой дорогой к спасению. Если одну принять, это не так уж страшно, правда? Это даже срывом не считается, если только одна, да еще и таблетка, не укол даже! Всего лишь мелочь, зато его мир снова станет ярким. Если он вспомнит, каково это – чувствовать в полную силу, ему и таблетки больше не понадобятся, все честно. Всего одну, раз уж так сложилось…

Он остановил себя до того, как рука потянулась к пузырьку. Гарик резко подался назад и захлопнул дверь в ванную. Получилось глупо, как-то истерично, но никто не видел, так что – не считается. Он не тронул таблетки, вот что по-настоящему важно.

Можно притвориться, что ничего не было. Посадить собственные мысли на короткий поводок. Следовать плану: собрать вещи, ехать к тому самому лесному озеру. Работать и жить, принимая угасшие эмоции как нечто временное и поправимое.

Именно это Гарик и сделал. Но таблетки так и не выкинул.

* * *

– Похоже, тут у нас может быть становление серийного убийцы, – равнодушно сообщил Матвей. – Вовремя успели.

– Кого подозреваешь?

– Пока никого. Но он определенно садист – и он импульсивен. Полагаю, то, что его до сих пор не поймали, в большей степени не его заслуга, а недосмотр полиции. Я это исправлю.

Своему старшему ученику Николай вполне обоснованно доверял больше, чем остальным. Матвей давно достиг впечатляющего уровня, пусть и не равного пока уровню наставника, но близкого к нему. Он все равно рассказывал о заданиях, но уже после их завершения, а за советами и вовсе почти не обращался.

Однако вся эта история с исчезнувшим мальчиком не нравилась Форсову, он решил позвонить сам – и не ошибся. Серийный убийца – это всегда плохо. Очень опасно. А серийный убийца детей… Это все равно было задание для Матвея, однако если бы Николай заранее знал все подробности, он бы ни за что не отправил своего ученика одного.

– Ты работаешь с ограниченным сообществом, – напомнил Форсов. – Почему еще нет подозреваемых?

– Мало времени прошло. А осталось, вероятнее всего, еще меньше.

– Ты считаешь, что Денис до сих пор жив?

– Это допустимо. Я ведь сказал, мы имеем дело с садистом. Его цель – долгосрочные пытки. Это плохо для Дениса, но это же хорошо, потому что дает больше времени и мне, и ему.

– Что думает местная полиция?

– Пока не готова к объективному восприятию реальности, но я постараюсь получить от местных максимум пользы. Мне нужно идти. Я составлю отчет, когда все закончится.

– Да уж… Иди.

Хотелось попросить его сделать паузу. Не вернуться в Москву, но хотя бы дождаться помощи. Однако Николай остановил себя – это было бессмысленно, да и прозвучало бы как-то по-старчески.

Матвей все равно не остановится, он даже паузу себе не позволит, пока остается надежда на то, что мальчик жив. О том, что произойдет с ним самим, он не будет думать до последнего.

Вера, словно почувствовав настроение мужа, заглянула в кабинет, бросила на Николая встревоженный взгляд.

– Ну что там у него?

– Детоубийца, – коротко ответил Форсов.

– Господи…

– Посмотри, пожалуйста, расписание вылетов на сегодня.

Она не стала спрашивать, зачем туда лететь, если делом уже занялся лучший из его учеников. Вера все знала – и все поняла. Но с места все равно не сдвинулась.

– Коля… Тебе нельзя лететь.

Она была права, и все равно это тихое «нельзя» больно хлестнуло. Надо же… Всю жизнь было можно, – в пекло соваться, себя не жалеть, – а тут вдруг нельзя. И ведь действительно нельзя, вот что самое паршивое! Потому что толку от него, такого, уже не будет.

Мысли снова рванулись к письму, хранящемуся на его компьютере и пока остающемуся без ответа. Ему казалось, что он все решил, а теперь он понимал: придется еще подумать.

Но не сейчас, ему срочно нужно было определиться, что делать с Матвеем.

– Я не полечу, – признал Форсов.

– Гарика отправишь?

– Хотелось бы, но он сам в отъезде, он просто не успеет.

И снова она услышала больше, чем он произнес, нахмурилась, однако спорить не стала. Вера вышла, когда он уже набирал другой номер.

Таиса его звонка не ожидала, но удивление удачно скрыла, в трубку она прочирикала вполне бодро:

– Здрасьте, Николай Сергеевич, если вы ругаться, то я ничего не сделала!

– Я за такое обычно не хвалю, – проворчал Форсов. – Насколько ты занята сейчас? С этим делом?

– Ну, занята, но в основном в компьютере клавишами щелкаю. А что?

– Бери компьютер с собой, пощелкаешь в самолете. Я бы хотел, чтобы ты отправилась к Матвею.

На этот раз ответа не было. Молчание в трубке затянулось, и Форсов даже проверил, не сорвался ли вызов. Но нет, устройство не подвело, это Таиса явно пыталась разобраться в смысле прозвучавших слов. Наконец она выдала:

– Матвей… попросил меня о помощи?

Ее удивление оказалось настолько велико, что Николаю даже не хотелось ее разочаровывать. Но – пришлось:

– Он пока не знает, что ты присоединишься к нему.

– Тогда я не хочу! Он же меня сожрет на месте, если не одобрит мое прибытие заранее в письменном виде!

– Полагаю, мое мнение для него тоже будет иметь хоть какой-то вес, – холодно заметил Форсов. – И, надеюсь, для тебя.

– Простите, я не это имела в виду, – тут же смутилась Таиса. – Просто не понимаю, зачем аж целому Матвею понадобилась какая-то маленькая я.

– Возможно, тебе вообще не придется ничего делать. Но задание Матвея оказалось сложнее, чем я предполагал, когда отправлял его туда. Мне хотелось бы, чтобы рядом находился человек с достаточно высокой квалификацией, чтобы предоставить второе мнение. Ты сможешь или нет?

– Одной рукой держу возле уха смартфон, другой достаю с полки чемодан!

– Похвальная многофункциональность. Вера вышлет тебе все необходимые данные. Будь на связи.

Жена вернулась до того, как он закончил разговор с Таисой. Вера стояла на пороге молча, слушая все, что он говорил ученице. Переубедить его она больше не пыталась, но выглядела все равно задумчивой и печальной. В том, что номер рейса уже отправился на почту Таисы, Николай не сомневался.

Вера лишь спросила:

– Ты уверен, что она готова?

– Не знаю, – честно ответил Форсов. – Я бы предпочел подождать. Да и теперь я, пожалуй, слишком волнуюсь, ее присутствие лишь потреплет нервы им обоим. Но… С учетом всего, что рассказал мне Матвей, лично мне будет спокойней, если он продолжит работу не один.

Глава 4

Карьер оказался более впечатляющим, чем предполагал Матвей. Профайлер ожидал увидеть здесь холм с резким обрывом на одной стороне, там, где шла добыча, и пологим склоном, поросшим деревьями, на другой. Однако местный карьер представлял собой грандиозную долину, окруженную несколькими холмами.

Самый дальний и высокий достигал метров двадцати, пожалуй. И на склоне, и у его основания просматривались крупные острые камни. Именно отсюда, согласно официальной версии, упала Кира Корнягова, пытаясь сделать селфи.

Разглядывая холм, Матвей признавал, что девушка могла погибнуть, если действительно сорвалась. Но не получить те травмы, которые обнаружились на вскрытии.

– Довольны? – мрачно поинтересовался участковый. – Мы можем уже идти?

Он не хотел приводить сюда Матвея. Не потому, что пытался что-то скрыть, чувствовалось, что ему попросту лень. Он устал после долгих поисков Дениса, злился из-за того, что они ни к чему не привели, и готовился к проблемам, которые теперь последуют. Больше всего ему хотелось отправиться домой и хоть немного отдохнуть, однако отказать Матвею он так и не решился. Участковый сделал вид, что просто оказывает услугу несчастным родителям, которые и представили его столичному гостю. На самом же деле, как предполагал Матвей, он был из тех, кто просто побаивается экстрасенсов. Вроде и нет у них никаких сил, и шарлатаны они все, но – мало ли!

Так что теперь они стояли на том самом месте, где два года назад обнаружили изувеченное тело Киры. Расстояние до поселка получалось приличное – если идти по дороге. Через лес быстрее. Кира была худенькой девушкой, протащить ее на такую дистанцию не составило бы труда даже не самому сильному человеку.

– Она ведь не была изнасилована? – уточнил Матвей, проигнорировав вопрос участкового.

– Ну какое изнасилование, вы что? Я же сказал, что это был несчастный случай!

– А духи говорят мне другое.

Участковый заметно напрягся, однако улыбаться не прекратил.

– Не знаю, о чем вы там беседуете с духами, но они свидетелями по делу не проходят! Смерть Киры признали несчастным случаем, конечно, не было там никакого изнасилования! Кому ее насиловать?

На иронию Матвей тоже не обратил внимания, он снова обдумывал преступления. То, что неизвестного преступника интересует в первую очередь долгое причинение боли, он уже понял. Однако со временем к такой страсти могло добавиться и сексуальное насилие… но не добавилось. Почему? Убийце были не интересны женщины? Или не интересен секс как таковой? Получается, Киру и пропавшую туристку преступник выбрал не из-за пола, а потому, что они были хрупкими и слабыми. Денис в свои тринадцать – тоже, и общий образ жертв начинал вырисовываться.

Убийцы, предпочитающие такой тип насилия, обычно выбирают жертв очевидно слабее себя. Вероятнее всего, сам убийца силой не отличается.

Больше ничего на месте преступления узнать бы не удалось, два года уничтожили все следы. Матвей повернулся к своему спутнику и кивнул:

– Мы можем уходить.

– Наконец-то! Я и так уже работаю сверхурочно! Лучше б парня искал, честное слово!

– Я вам не мешаю.

– А должны бы помогать!

– Я помогу.

Участковый не имел значения. Возмущаться он мог сколько угодно, Матвей его с легкостью игнорировал. Он старался думать только о Кире и Денисе, но память как будто взбунтовалась, и перед глазами мелькали образы, которые мешали ему всегда, а здесь и сейчас – особенно.

Тесная комната, в которой нет окон. Непонятно, какой день, какой сезон… какой сейчас год? Штукатурка острая. Пол холодный, как лед, но уж лучше на нем оставаться, чем на покрытом пятнами матрасе. Кровь повсюду. На штукатурке – рядом с трещинами, а в трещинах застряли пряди волос. Брызги на полу. На кожаных ремнях. На светлой коже, запекшаяся и свежая. В воздухе пахнет металлом и нечистотами. Кто-то кричит… Повсюду кричат.

Выхода нет.

– Эй, вы меня слушаете? – напомнил о себе участковый, разрушая проклятую иллюзию.

Матвей не представлял, каким чудом ему удалось не вздрогнуть. Он был даже благодарен раздраженному участковому за то, что тот вернул его из холодного подвала в жаркий летний день. Из слабости в силу. Из беспомощности – в уверенность, что это больше не повторится никогда.

Переспрашивать, что там говорил участковый, Матвей не стал, ему это было не интересно. Он задал вопрос сам:

– Так значит, дело Киры Корняговой никогда не рассматривали как убийство?

– Нет!

– Вы мне врете.

– Что? – Участковый уставился на него с явным недоверием. – Вы соображаете, что говорите?

– Я – правду, вы – нет.

– С чего вы взяли, что я вру?

– Духи подсказали.

На самом деле подсказку дали не духи, а реакция самого участкового. Слово прозвучало слишком быстро, слишком громко. Взгляд метнулся в сторону, руки дрогнули. Явная ложь. В прошлом – ничего не значившая для участкового, он действительно был уверен, что Кира умерла в результате несчастного случая. Теперь же, когда пропал Денис, да еще и духи, вот, покоя не дают, в душу участкового прокрались первые сомнения.

– Я уже сказал вам все про ваших духов! А это дело… Мы просто должны были рассмотреть его как убийство, правила такие! Мы все проверили и убедились, что никто Киру не убивал.

– Вы не нашли однозначных указаний на убийство и спустили дело на тормозах.

– Откуда вы… Снова духи?

– Они, – кивнул Матвей. – Мне нужен список подозреваемых по этому делу.

– «Список»! – передразнил участковый. – Да не было там списка, потому что не было толковых подозреваемых!

– Знаете, если вы продолжите мне врать, я вам ничего не сделаю. Но даже я не берусь предсказать, как отреагируют духи.

– Да я правду говорю! Там подозреваемый упоминался всего один, и знаете, какой? А никакой! Просто школьники указали, с кем Кира ссорилась по мелочи. С одноклассником, что тут странного?

Любопытно… Ровесник Киры как раз подходил на роль того, кто намеренно выбирал бы мелких и щуплых жертв, желательно младше себя.

– Вы помните его имя? – спросил Матвей.

– Что тут помнить? Никита Калиновский это был! Между прочим, мы даже эту наводку не проигнорировали. Никиту возили на допрос в присутствии психолога, мальчик сказал, что Киру в тот день не видел, психолог подтвердил, что он говорит правду. Что нам еще было делать?

– Провести обыск в его доме.

– Не было оснований!

Оснований как раз не было для того, чтобы верить школьнику на слово – или считать, что психолог сработает точнее полиграфа. Хотя в чем-то участковый был прав: одного лишь указания со стороны одноклассников маловато для обыска. Однако в деревне могли и настоять, надавить на мальчика и его родителей, добиться якобы добровольного разрешения на осмотр дома. И то, что участковый нервничал все сильнее, намекало Матвею, что с малолеткой не захотели связываться по какой-то особой причине.

– Что не так с Никитой Калиновским?

– Да все с ним нормально, обычный парень, не проблемный!

– Духи гневаются при упоминании его имени.

– Вот духи вам пусть и рассказывают! – возмутился участковый.

– Не понимаю, почему не можете ответить вы, если это действительно самый обычный парень.

– Оснований для обыска вообще не было толковых, – упрямо повторил участковый. – А в случае с Никитой обыск – это двойной гемор, поэтому и основания нужны были двойные!

Он замолчал, понял, что сболтнул лишнего, но слова уже прозвучали. Матвею даже не нужно было задавать наводящие вопросы, он не сомневался, что участковый все расскажет сам. Пока профайлер лишь отметил, что вот и появился подвох, который был в каждой такой истории.

Семья Калиновских жила в поселке всегда, дружила с соседями – а точнее, это соседи изо всех сил старались дружить с ней, потому что семья была более чем уважаемой. И дед Никиты, и его отец занимали руководящие посты в администрации не деревни даже, а района. На работу ездили в ближайший город, а потом возвращались в тихое семейное гнездо, и их все устраивало.

Однако бывает горе, от которого ни деньги, ни уважение не защитят. Около десяти лет назад мать Никиты попала в аварию, когда сын был с ней в машине. Выжил только он, оставшись на воспитании у теперь уже одинокого отца. Мальчику сочувствовали, помогать ему приходили чуть ли не все женщины деревни. Жизнь пусть и не стала прежней, но постепенно наладилась, вошла в новую колею.

А еще через несколько лет Калиновский-старший встретил свою новую любовь и снова женился. Женщина с детьми от первого брака жила в том самом городе, где он работал, и наотрез отказалась переезжать в поселок, где даже собственной школы не было. Никита с такой же решительностью отказался покидать родной дом, где все напоминало ему о матери и уже умершем дедушке.

В итоге Калиновские пошли на компромисс. Отец решил, что сын уже достаточно взрослый для самостоятельной жизни. Никите в качестве эксперимента разрешили пожить одному, но с условием: если он хоть раз пропустит школу или вызовет недовольство соседей, сразу же собирает вещи!

Однако Никита, которому уже исполнилось шестнадцать, справлялся с самостоятельной жизнью неплохо. Он не был пай-мальчиком, порой у него случались конфликты, но ничего особенного. Отец навещал его раз в неделю, проверял состояние дома, выдавал деньги. Все были счастливы.

Когда же на Никиту указали как на возможного обидчика Киры, полиция и правда оказалась в очень неприятном положении. Никто не хотел беспокоить сына «уважаемого человека», особенно при мизерных на то основаниях. Да и потом, если бы кто-то узнал, что несовершеннолетний постоянно жил без присмотра, а участковый закрывал на это глаза, проблем стало бы только больше.

Поэтому Никиту допросили, сочли, что он к такому причастен быть не может, а потом и вовсе объявили смерть Киры несчастным случаем. Необходимость в обысках и подозреваемых отпала сама собой.

– Теперь вы со своими духами понимаете, что не стоило его трогать? – проворчал участковый. – Парень мать потерял, видел, как она умирает, а мы его заставили о смерти одноклассницы говорить!

Понимал Матвей как раз обратное: Никита Калиновский подходил на роль убийцы идеально. Если мальчик действительно был в сознании в момент, когда умирала его мать, это не могло не повлиять на него. И вряд ли он получил в этом поселке достойную психиатрическую помощь… Даже не достойную, хоть какую-то!

Мог ли он убивать животных? Мог, никто за ним не следил. Мог ли убить собственную одноклассницу? Тоже мог – потому что она пошла бы с ним в лес, даже если прежде они ссорились. Никто не наблюдал за Никитой, никто не знал, чем он занят… Это еще не делало его убийцей, конечно, но такие предупреждения Матвей игнорировать не собирался.

– Я бы хотел с ним встретиться. Это возможно?

– Вы издеваетесь? – поразился участковый.

– Нет, я спрашиваю со всем уважением.

– Никита тут ни при чем, Дениса он даже не знал, скорее всего!

– В этом поселке сложно кого-то не знать. Я готов побеседовать с ним в вашем присутствии, если вы беспокоитесь.

– Ни в моем, ни просто так, – отрезал участковый. – Я это запрещаю! Вы в своей Москве вообще не понимаете, как жизнь в деревне устроена… Если Никита второй раз окажется связан с полицией, ему покоя потом не дадут, хотя он ни в чем не виноват! Я этого не допущу!

Вряд ли он действительно так беспокоился о душевном равновесии Никиты, скорее, не хотел нарываться на ссору с его отцом. Матвей прекрасно понимал, что, если продолжит давить, то на всю ночь окажется в камере – даже без оснований. Ему это было не нужно, он ни на миг не забывал, что время истекает.

– Я вас понял, – только и сказал профайлер.

– Если у вас много задора, лучше помогите Дениса искать!

– Так и поступлю. Нет нужды нервничать, я все равно не знаю, где этого Никиту найти.

Участковый кивнул, заметно успокоившись. Он наверняка был доволен: и с администрацией не поссорился, и проклятья со стороны экстрасенса избежал. Очень удачно.

Матвей не стал говорить о том, что адрес можно получить у семьи Горолевых – и что именно так он собирался поступить.

* * *

Таиса понятия не имела, зачем Форсов заставил ее бросить все и лететь к Матвею. Эта идея ей категорически не нравилась. Не потому, что она считала себя бесполезной. Просто связываться лишний раз с Матвеем ей не хотелось, проще уж в змеиную яму прыгнуть! Хорошо, если Форсов его предупредит заранее. А если нет? Таисе и представлять не хотелось ту ледяную отповедь, которую она получит!