Читать онлайн Братья Хоторны бесплатно

Грэйсон и Джеймсон Хоторны знали правила, – иначе они не смогли бы их обходить. «Рождественским утром вам запрещается выходить из своих комнат, пока часы не пробьют семь».

Джеймсон, спрятавшись под одеялом, поднес к губам армейскую рацию.

– Ты перевел часы вперед?

Ему было семь, его брату восемь – вполне взрослые, чтобы отыскать лазейку.

В этом и заключался весь фокус – в вызове, в игре.

– Перевел, – отозвался Грэйсон.

Джеймсон помолчал.

– А если Старик вернул их обратно, когда мы легли спать?

– Тогда нам придется воспользоваться планом Б.

У Хоторнов всегда имелся план Б. Однако в этот раз в нем не было необходимости. Все пять напольных часов в доме Хоторнов пробили семь в одно и то же время – в шесть двадцать пять.

«Победа!» Джеймсон отбросил рацию, скинул одеяло и бросился из комнаты в коридор, два раза повернул налево, один раз направо и кинулся через лестничную площадку к парадной лестнице. Джеймсон мчался со всех ног, но Грэйсон был на год старше, выше брата и, выскочив из своего крыла, уже почти спустился.

Джеймсон, перепрыгивая через две ступеньки, у подножья перемахнул через перила. Полетев на первый этаж, он приземлился прямо на Грэйсона. Оба упали на пол, превратившись в клубок из конечностей и утреннего рождественского безумия, но быстро вскочили, понеслись сломя голову к Большой зале и одновременно затормозили у дверей. Но оказалось, что пятилетний брат уже опередил их.

Ксандр свернулся калачиком на полу, словно щенок. Зевая, он открыл глаза и сонно посмотрел на братьев.

– Уже Рождество?

– Ты что делаешь, Ксан? – Грэйсон хмурился. – Ты здесь спал, что ли? В правилах говорится…

– «…запрещается выходить», – перебил его Ксандр. – А я и не выходил. Я выкатился.

Братья, не мигая, смотрели на него, и он показал, как именно.

– То есть ты прикатился сюда из своей спальни? – Джеймсон явно впечатлился находчивостью малыша.

– Ни шагу не сделал! – Ксандр довольно ухмылялся. – Я победил!

– Малец нас обставил. – К братьям неторопливой походкой подошел четырнадцатилетний Нэш и усадил Ксандра к себе на плечи. – Готовы?

Двери в Большую залу высотой пятнадцать футов [1] закрывались лишь раз в год: с полуночи в канун Рождества и до рождественского утра, когда вниз сбегали мальчики. Глядя на золотые кольца на дверях, Джеймсон представлял себе все те чудеса, что лежали за ними.

Рождество в доме Хоторнов было волшебным.

– Нэш, берись за ту дверь, – скомандовал Грэйсон, – Джейми, поможешь мне с этой!

Ухмыляясь, Джеймсон вместе с Грэйсоном обхватил пальцами кольцо.

– Раз, два, три… Потянули!

Величественные двери раздвинулись, и за ними… не было ничего.

– Его нет. – Грэйсон притих.

– Чего? – спросил Ксандр, выгибая шею, чтобы что-нибудь увидеть.

– Рождества, – прошептал Джеймсон.

Ни чулок, ни подарков, ни чудес, ни сюрпризов… Не было даже украшений. В комнате стояла только елка, да и та без игрушек.

Грэйсон тяжело вздохнул.

– Может, Старик не хотел, чтобы в этот раз мы снова нарушили правила?

С играми такое бывает – иногда ты проигрываешь.

– Не будет Рождества? – голосок Ксандра дрожал. – Но я же катился!

Нэш поставил Ксандра на пол.

– Я все устрою, – пообещал он тихим голосом. – Клянусь!

– Нет! – Джеймсон покачал головой, в его груди и глазах жгло. – Мы что-то упускаем.

Он заставил себя осмотреть каждую деталь в комнате.

– Вон там! – Джеймсон показал на единственную игрушку у самой верхушки, спрятанную в ветвях.

Это не случайность. В доме Хоторнов случайностей не бывает.

Нэш прошел через комнату, сорвал игрушку с елки и протянул братьям. На красной ленточке висел шар из прозрачного пластика, на котором виднелся шов, внутри его что-то было.

Грэйсон взял игрушку и вскрыл ее с ловкостью нейрохирурга. Из нее выпал белый кусочек пазла. Джеймсон схватил его, перевернул, на оборотной стороне он увидел каракули деда: «1/6».

– Один из шести, – громко прочитал он, и его глаза расширились. – Другие елки!

* * *

В доме Хоторнов установили шесть елок. Та, что стояла в холле, возвышалась на двадцать футов над головой, склонив ветки, увитые сверкающими гирляндами. Елку в столовой украсили жемчугом, а ту, что в чайной комнате, хрусталем. Бархатные ленты каскадами спадали с огромной ели на лестничной площадке второго этажа, а дерево на третьем этаже сверкало золотом.

Нэш, Грэйсон, Джеймсон и Ксандр обыскали все елки и нашли еще пять украшений с четырьмя кусочками пазла. Из этих кусочков им удалось собрать головоломку – квадрат. Пустой квадрат!

Джеймсон и Грэйсон одновременно дотянулись до последней елочной игрушки.

– Я первым нашел подсказку, – яростно настаивал Джеймсон. – Я знал, что это игра!

Через какое-то время Грэйсон все-таки опустил руку. Джеймсон открыл игрушку и обнаружил внутри маленький металлический ключик на цепочке c брелоком-фонариком.

– Попробуй посветить на пазл! – нетерпеливо посоветовал Нэш.

Джеймсон включил фонарик и под углом направил свет на собранную головоломку. Появились слова: «ЮГО-ЗАПАДНАЯ ЧАСТЬ ПОМЕСТЬЯ».

– И когда мы туда доберемся? – драматично спросил Ксандр. – Через несколько часов?

Поместье Хоторнов, как и дом Хоторнов, было огромным.

Нэш опустился на колени рядом с Ксандром.

– Неправильный вопрос, малыш! – Он посмотрел на остальных братьев. – Кто-нибудь из вас хочет задать правильный?

Взгляд Джеймсона метнулся к брелку, но Грэйсон его опередил.

– От чего этот ключ?

* * *

Ответом оказался гольф-кар. Нэш сел за руль. Когда показался юго-западный угол поместья, братья, открыв рты, в благоговении уставились на то, что открылось перед ними.

Такой подарок определенно не поместился бы в Большой зале.

Среди огромных древних дубов стоял домик замысловатой конструкции – такого ни один из братьев еще не видел. Многоуровневое чудо словно появилось здесь по волшебству. Джеймсон насчитал девять мостиков, растянувшихся среди деревьев. У дома было две башни, шесть спиральных горок, а еще лестницы, канаты и ступеньки, которые будто парили в воздухе.

Да, был всем домикам домик!

Их дедушка стоял перед ним, скрестив на груди руки, и едва заметно улыбался.

– Знаете, мальчики, – крикнул им великий Тобиас Хоторн, когда гольф-кар остановился, – я-то думал, вы доберетесь сюда быстрее!

Глава 1

Грэйсон

Быстрее. Грэйсон Хоторн казался живым воплощением власти и контроля. Он был в безупречной форме. Уже довольно давно он достиг совершенства в искусстве визуализации противника, чувствуя каждый удар, всем телом вкладываясь в каждый блок, в каждую атаку.

Но всегда можно быть быстрее.

После десятой последовательности упражнений Грэйсон остановился. По его обнаженной груди стекал пот. Дыша размеренно и спокойно, он опустился на колени перед тем, что осталось от их домика на дереве, развернул сумку и внимательно посмотрел на содержимое – три кинжала: два с изящно украшенными рукоятками, а третий был строгий и гладкий. Именно его и взял Грэйсон.

С ножом в руке Грэйсон выпрямился и опустил руки по швам. Он собран, тело расслаблено. Пора начинать! Существовало много стилей ножевого боя, и к тринадцати годам Грэйсон изучил их все. Конечно же, внуки миллиардера Тобиаса Хоторна никогда ничего просто так не изучали. Когда они выбирали себе увлечение, подразумевалось, что они должны жить им, дышать им, овладеть им в совершенстве.

В тот год Грэйсон научился и кое-чему еще: самое большое значение имеет стойка. Ты не двигаешь ножом, а двигаешься сам, нож двигается вместе с тобой. Быстрее. Еще быстрее! Движения должны казаться естественными. Они должны быть естественными. В тот самый момент, когда твои мускулы напряглись, когда ты перестал дышать, когда ты нарушил стойку, вместо того чтобы плавно перейти из одной в другую, ты проиграл.

А Хоторны не проигрывают.

– Когда я посоветовал тебе завести хобби, то не это имел в виду.

Грэйсон игнорировал присутствие Ксандра ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы завершить последовательность действий и с исключительной точностью метнуть кинжал в низко свисавшую ветку в шести футах от него.

– У Хоторнов нет хобби, – сказал он младшему брату, идя за кинжалом, – а есть специальности, знания и навыки.

– «Если взялся что-то делать, делай это хорошо», – процитировал Ксандр, шевеля бровями, которые только начали отрастать после одного из его неудачных экспериментов. – «А то, что делаешь хорошо, можно сделать еще лучше».

«Зачем Хоторну соглашаться на лучшее, если он может быть самым лучшим?» – прошептал голос в голове Грэйсона.

Грэйсон обхватил рукоять кинжала и потянул на себя.

– Мне нужно вернуться к работе.

– Ты одержимый! – объявил Ксандр.

Грэйсон закрепил кинжал, свернул сумку и завязал ее.

– У меня есть двадцать восемь миллионов причин, чтобы быть одержимым.

Эйвери поставила перед собой – и перед ними – невыполнимую задачу: раздать за пять лет более двадцати восьми миллионов долларов, бóльшую часть состояния Хоторнов. Последние семь месяцев ушли на то, чтобы учредить правление фонда и консультативный совет.

– За следующие пять месяцев мы должны пустить на благотворительность первые три миллиона, – отчеканил Грэйсон, – и я пообещал Эйвери, что все это время буду рядом.

Грэйсон Хоторн серьезно относился и к обещаниям и к Эйвери Кайли Грэмбс – девушке, унаследовавшей состояние их деда. Незнакомке, которая стала одной из них.

– Как тот, у кого есть друзья, девушка и небольшая армия роботов, я считаю, что в твоей жизни не хватает противовеса, – высказался Ксандр. – Настоящего хобби? Немного свободного времени?

Грэйсон выразительно посмотрел на него.

– Ксан, ты подал заявления уже на как минимум три патента, а летние каникулы начались только в прошлом месяце.

Ксандр пожал плечами.

– Эти патенты – мой способ отдыха.

Грэйсон фыркнул, а потом внимательно посмотрел на брата.

– Как дела у Исайи? – ласково спросил он.

Все детство ни один из братьев Хоторнов не имел представления о своем отце. Но потом Грэйсон выяснил, что его отцом был Шеффилд Грэйсон. Нэша – Джейк Нэш, а Ксандра – Исайя Александр. Из всех только Исайя заслуживал называться отцом. Они с Ксандром вместе работали над вышеупомянутыми патентами.

– Вообще-то, мы разговаривали о тебе, – заупрямился Ксандр.

– Мне нужно вернуться к работе, – повторил Грэйсон тоном, который безотказно действовал на всех, кроме его братьев. – Пусть Эйвери и Джеймсон думают что хотят, но нянька мне не нужна.

– Нянька тебе не нужна, – весело согласился Ксандр, – к тому же я точно не собираюсь писать книгу под названием «Кормление вашего угрюмого двадцатилетнего брата и уход за ним».

Глаза Грэйсона превратились в щелочки.

– Уверяю тебя, – абсолютно серьезно продолжал Ксандр, – там и картинок-то нет.

Но прежде чем Грэйсон смог придумать подходящую угрозу в ответ, зазвонил его телефон. Решив, что сейчас ему сообщат числовые данные, которые он запрашивал, Грэйсон сразу же ответил, но его ждало сообщение от Нэша. Он оглянулся на Ксандра и понял, что его младший брат получил такое же.

И именно Грэйсон прочел вслух фатальное послание: «Девять-один-один».

Глава 2

Джеймсон

Рев водопада. Дымка в воздухе. Эйвери, которая стоит впереди и прижимается к нему спиной. Джеймсон Винчестер Хоторн изголодался по этому, по ней, по всему – очень.

Игуасу – самая большая система водопадов в мире. Тропинка привела их к краю впечатляющего обрыва. Глядя на водопады, Джеймсон ощущал неутолимую жажду чего-то большего. Он оглядел перила.

– Бросишь мне вызов? – прошептал он в затылок Эйвери.

Она легко коснулась его.

– Ни за что.

Губы Джеймсона изогнулись в дразнящей, хулиганской улыбке.

– Возможно, ты права, Наследница.

Эйвери повернулась и поймала его взгляд.

– Возможно?

Джеймсон оглянулся на водопады. Неудержимые. Запретные. Смертельно опасные.

– Возможно.

* * *

Они остановились в домике на сваях, окруженном джунглями. Вокруг никого, кроме них двоих, охраны Эйвери и рычащих вдалеке ягуаров.

Джеймсон почувствовал приближение Эйвери еще до того, как услышал ее.

– Орел или решка?

Она прислонилась к перилам, помахивая бронзово-серебристой монетой. Темные волосы выбились из хвоста, рубашка с длинными рукавами была влажной после посещения водопадов.

Джеймсон поднял руку и медленно и аккуратно стащил с ее волос резинку. «Орел или решка» было приглашением. Вызовом: «Ты поцелуешь меня или я поцелую тебя».

– Сама решай, Наследница.

– Если решаю, – продолжила Эйвери и положила ладонь на его грудь, ее взгляд так и подначивал Джеймсона сделать уже что-нибудь с ее мокрой рубашкой, – нам могут понадобиться карты.

«А сколько всего можно сделать с колодой карт», – подумал Джеймсон. Но прежде чем он успел озвучить хотя бы несколько заманчивых возможностей, зажужжал спутниковый телефон. Этот номер знали всего пять человек: его братья, ее сестра и ее адвокат. Джеймсон застонал.

Сообщение от Нэша. Спустя девять секунд телефон зазвонил, и Джеймсон ответил:

– Восхитительно вовремя, Грэй. Как всегда!

– Я так понимаю, ты получил сообщение Нэша?

– Нас вызывают, – нараспев проговорил Джеймсон. – Снова собираешься увильнуть?

Каждый из братьев Хоторнов раз в год имел право на «девять-один-один». Код необязательно означал какую-то чрезвычайную ситуацию, скорее необходимость собраться всем вместе, но если один из братьев присылал его, остальные являлись к нему, не задавая лишних вопросов. Пренебрежительное отношение к вызову вело к… последствиям.

– Если скажешь хоть слово про кожаные штаны, – отрезал Грэйсон, – я…

– Ты сказал «кожаные штаны»? – Джеймсон явно наслаждался происходящим. – Тебя плохо слышно! Ты просишь прислать фотку тех невероятно узких кожаных штанов, которые тебе пришлось надеть, когда ты проигнорировал мое «девять-один-один»?

– Не присылай мне фото…

– Видео нужно? – громко спросил Джеймсон. – Тебе нужно видео, где ты поешь в караоке в этих самых кожаных штанах?

Эйвери выхватила у него телефон. Она, как и Джеймсон, прекрасно знала, что требование Нэша явиться к нему никто игнорировать не собирается, просто у нее была дурная привычка не издеваться над его братьями.

– Это я, Грэйсон. – Эйвери тоже прочитала сообщение от Нэша. – Увидимся в Лондоне.

Глава 3

Джеймсон

Ночью, сидя в салоне частного самолета, Джеймсон смотрел в иллюминатор. Эйвери спала у него на груди. В передней части тихо сидели Орен и остальные сотрудники службы безопасности.

Тишина и неподвижность всегда действовали Джеймсону на нервы. Скай однажды сказала им, что не создана для бездействия, и как бы Джеймсону ни хотелось не иметь ничего общего со своей испорченной, способной даже на убийство матерью, он понимал, что она имела в виду.

В последние недели стало хуже. После Праги. Джеймсон подавил непрошеное воспоминание, но ночью, когда ничто не отвлекало его, он едва мог сопротивляться порыву вспомнить, подумать, поддаться манящему зову опасности и тайны, которую необходимо разгадать.

– Опять это выражение на твоем лице.

Джеймсон провел рукой по волосам Эйвери. Ее голова по-прежнему лежала у него на груди, но глаза были открыты.

– Какое выражение? – тихо спросил он.

– Наше.

Ум Эйвери был таким же пытливым до загадок, как и его. Именно поэтому Джеймсон не мог рисковать, позволяя тишине и неподвижности окружить его, поэтому он должен был чем-то себя занять. Если он позволит себе подумать о Праге, ему захочется обо всем рассказать Эйвери, а если он все ей расскажет, то оно станет настоящим. А как только оно станет настоящим, он боялся, что не сможет удержаться, и неважно, насколько безрассудным или опасным будет путь до цели.

Джеймсон целиком и полностью доверял Эйвери, но не всегда мог доверять себе, особенно если речь шла о том, как поступить правильно, о благоразумии, о безопасности.

Ничего не говори ей. Джеймсон заставил себя подумать о другом, прогоняя мысли о Праге.

– От тебя ничего не скроешь, Наследница! – Единственный способ скрыть что-то от Эйвери – переключить ее внимание на что-то другое, что-то заправдашнее. Увести в другом направлении. – Мой год перед поступлением в колледж подходит к концу.

– Тебя что-то беспокоит. – Эйвери подняла голову. – Причем уже несколько месяцев. В путешествии это не так заметно, но в другое время…

– Я хочу… – Джеймсон закрыл глаза, представляя себе водопады, их шум и… ограждение. – Не знаю, чего я хочу. Чего-то.

Он глянул в темноту за иллюминатором.

– Хочу делать великие вещи.

Это всегда было долгом Хоторнов. И «великие» не в плане «очень хорошие». «Великие» – значит «грандиозные», «долговременные» и «потрясающие». Великие, как водопады.

– Мы и так делаем великие вещи, – сказала Эйвери, явно подразумевая распределение миллионов его деда. Она собиралась изменить мир. «И я рядом с ней. Я слышу рев. Я чувствую брызги». Но Джеймсон никак не мог отделаться от гнетущего чувства, что он стоит за ограждением.

Он не делал ничего великого – в отличие от нее, в отличие от Грэя.

– Мы впервые возвращаемся в Европу после Праги, – тихо произнесла Эйвери, уставившись, как и он, в темноту.

Какая ты проницательная, Эйвери Кайли Грэмбс!

Ему потребовалось буквально актерское мастерство, чтобы беззаботно улыбнуться девушке.

– Я уже говорил тебе, Наследница, не стоит переживать из-за Праги.

– Я не переживаю, Хоторн. Мне просто любопытно. Почему ты не рассказываешь мне, что случилось той ночью? – Эйвери знала, как использовать тишину в своих целях, умело распоряжаясь паузами, чтобы полностью завладеть его вниманием, и заставить его ощутить ее молчание дыханием на своей коже. – Ты вернулся на рассвете. От тебя пахло дымом и пеплом. И у тебя был порез, – она поднесла руку к впадине у его ключицы, прямо у основания шеи, – вот здесь.

Она могла бы заставить его рассказать ей все, если бы захотела. Одно маленькое слово – «Таити», – и его секреты стали бы и ее. Но она ни за что не стала бы, и Джеймсон знал об этом, что убивало его. Все в ней убивало его в самом лучшем из возможных смыслов.

Не рассказывай ей. Не думай об этом. Сопротивляйся!

Губы Джеймсона остановились в сантиметре от ее.

– Если хочешь, Таинственная девочка, – промурлыкал он, вызывая воспоминания из прошлого, и их обдало жаром, – можешь называть меня Таинственным мальчиком.

Глава 4

Грэйсон

Грэйсон уже много лет не бывал в Лондоне, но квартира выглядела все так же: впечатляющий старинный фасад, тот же современный интерьер, те же сдвоенные балконы, с которых открывается захватывающий вид, и все те четыре брата, любующиеся этим видом.

Джеймсон, стоящий рядом с Грэйсоном, выгнув бровь, взглянул на Нэша.

– Что стряслось, ковбой?

Грэйсона мучил тот же вопрос. Нэш почти никогда не пользовался своим ежегодным «девять-один-один».

– Вот что.

Их старший брат бросил на стеклянную столешницу бархатную коробочку. Коробочку для кольца. Грэйсон вдруг понял, что не мигая смотрит, как Нэш открывает ее, показывая им незаурядную вещицу: черный опал, увитый филигранными бриллиантовыми листьями и оправленный в платину. Переливы драгоценного камня поражали красотой, а мастерство изготовления, пожалуй, не имело себе равных.

– Мне его дала прабабушка, – сказал Нэш, – оно принадлежало нашей бабушке.

Нэш был единственным из них, кто помнил Элис Хоторн, которая умерла до рождения остальных братьев.

– Оно не было ее обручальным или помолвочным кольцом, – продолжил Нэш, – но ба считает, что оно подойдет Либ в качестве одного из таковых.

Либ – это Либби Грэмбс, девушка Нэша и сестра Эйвери. У Грэйсона перехватило дыхание.

– Наша прабабушка дала тебе фамильное кольцо для Либби, – подытожил Ксандр, – и в этом вся проблема?

– Да, – подтвердил Нэш.

Грэйсон выдохнул.

– Потому что ты еще не готов.

Нэш поднял на него глаза, и его губы медленно изогнулись в коварной усмешке.

– Потому что я уже сам купил ей кольцо.

Он бросил на стол вторую коробочку. Грэйсону становилось все труднее дышать, и он не мог понять почему.

Джеймсон, который непривычно притих, когда увидел первое кольцо, вдруг встрепенулся и открыл вторую коробочку. Она оказалась пустой.

«Нэш уже сделал предложение. Они с Либби обручены. – Грэйсон был ошарашен. – Все меняется». Такая вот бесполезная мысль, очевидная и запоздалая. Их дедушка умер. Они лишены наследства. Все уже изменилось. Нэш был с Либби. Джеймсон с Эйвери. Даже у Ксандра была Макс.

– Нэш Уэстбрук Хоторн! – закричал Ксандр. – Приготовься к крепким поздравительным мужским объятиям!

Однако Ксандр не дал Нэшу приготовиться и налетел на него, обнимая, хватая, прижимая к себе и даже пытаясь подбросить брата в воздух. К ним присоединился и Джеймсон, но тут вмешался Грэйсон, сжал плечо Нэша и повалил его на спину.

Три на одного! У Нэша не было ни единого шанса.

– Устроим мальчишник! – объявил Джеймсон, когда братья наконец оторвались друг от друга. – Дайте мне час.

– Стой! – Нэш поднял руку и беспрекословным тоном самого старшего брата продолжил: – Повернись!

Джеймсон послушался, и Нэш пригвоздил его взглядом.

– Надеюсь, ты не планируешь нарушать закон, Джейми? А то в последнее время ты слишком увлекся.

Грэйсон знал о происшествии в Монако, в Белизе…

Джеймсон пожал плечами.

– Ты же в курсе, Нэш. Не было выдвинуто никаких обвинений, никто не пострадал.

– Так, значит? – ответил Нэш обманчиво мягким тоном. И вдруг неожиданно уставился на Грэйсона.

Грэйсон прищурился.

– Ты собрал нас здесь по какой-то другой причине.

Нэш отвел взгляд от брата.

– Обвиняешь меня в том, что я веду себя как курица-наседка, Грэй?

– Какая провокация! – обрадовался Ксандр в предвкушении.

Нэш еще какое-то время пристально разглядывал Грэйсона, а потом снова повернулся к Джеймсону.

– Пусть будет мальчишник, – согласился он, – но Грэй и Ксан помогут тебе. И не забудь про правило домика на дереве.

Что было в домике на дереве, остается в домике на дереве.

Глава 5

Грэйсон

Их совместный вечер закончился в три утра.

– Лазание по льду, скайуокинг [2], катание на быстроходных катерах, мопедах… – Грэйсону показалось, что Джеймсон чересчур доволен собой. – Ну и ночные клубы, конечно.

– А меня впечатлил средневековый склеп, – добавил Ксандр.

Грэйсон выгнул бровь.

– Подозреваю, Нэш мог бы уйти, не будь он примотан скотчем.

Виновник торжества снял ковбойскую шляпу и прислонился к стене.

– То, что было в домике на дереве, остается в домике на дереве, – повторил он тихим голосом – Эйвери и Либби спали наверху.

Грэйсон проглотил ком в горле.

– Мои поздравления! – сказал он брату, совершенно искренне. Жизнь менялась. Люди двигались дальше, даже если он сам не мог.

Джеймсон и Ксандр, спотыкаясь, побрели в свои спальни, но Нэш задержал Грэйсона. Когда они остались вдвоем, он вложил в руку Грэйсона какой-то предмет. Коробочка с кольцом. Тем самым, с черным опалом, принадлежащим когда-то их бабушке.

– Почему бы тебе не оставить его у себя? – предложил Нэш.

Грэйсон тяжело сглотнул, горло словно сжали тисками.

– Почему я?

Джеймсон, по очевидным причинам, казался более подходящим кандидатом.

– А почему бы не ты, Грэй? – Нэш наклонился, чтобы их глаза оказались на одном уровне. – Когда-нибудь, с кем-нибудь… почему не ты?

* * *

Несколько часов спустя, когда Грэйсон проснулся, кольцо в коробочке по-прежнему лежало на его прикроватной тумбочке. Почему бы не ты?

Грэйсон встал с кровати и быстро засунул коробочку в потайное отделение своего чемодана. Если Нэш хотел, чтобы их фамильное кольцо было в безопасности, он сохранит его. Именно этим и занимался Грэйсон Хоторн – заботился о том, что важно, даже если не мог позволить этому стать по-настоящему важными для него самого.

Эйвери уже проснулась и завтракала за роскошно накрытым столом на балконе.

– О прошлой ночи уже ходят легенды.

Она протянула ему чашку с черным горячим кофе, наполненную до самых краев.

– Джейми – трепло, – ответил Грэйсон. Чашка согревала его руку.

– Поверь мне, – прошептала Эйвери, – Джеймсон отлично умеет хранить секреты.

Грэйсон окинул ее долгим взглядом. Еще несколько месяцев назад он не позволял себе вот так смотреть на нее, ведь она могла бы и обидеться.

– И насколько все плохо?

Эйвери покачала головой, и волосы упали на ее лицо.

– Просто он словно ищет что-то… или пытается не искать. Или и то и другое. – Она помолчала. – А как дела у тебя, Грэй?

– У меня все прекрасно. – Ответ был автоматическим и сказан таким тоном, который не допускал возражений. Но, похоже, Грэйсон все же не мог ограничиваться механическими фразами, когда разговаривал с Эйвери. – Кстати, если вдруг Ксандр покажет тебе «книгу», которую пишет, ты должна уничтожить ее, или последствия не заставят себя ждать.

– Последствия! – На балкон выскочил Ксандр, протиснулся мимо них и схватил со стола круассан с шоколадом. – Обожаю их!

– Кто из нас не любит вкусить последствия по утрам? – Джеймсон неторопливо подошел к ним, взял круассан и помахал им перед Грэйсоном. – Эйвери уже сообщила тебе о новом графике встреч? Стало официально известно, что наследница состояния Хоторнов в Лондоне.

– Встреч? – Грэйсон схватил свой телефон. – Который час?

Звонок раздался еще до того, как Эйвери успела ответить. Прочитав на экране имя звонящего, Грэйсон резко поднялся со стула.

– Мне нужно ответить.

Он вышел, закрыл за собой дверь и заговорил только тогда, когда убедился, что один.

– Полагаю, мы имеем ситуацию.

Глава 6

Джеймсон

– Потрясающе! – Джеймсон смотрел туда, куда только что ушел Грэйсон. – Неужели сейчас на его лице выступили подлинные человеческие эмоции?

Эйвери выразительно взглянула на него.

– Переживаешь? – спросила она. – Или тебе просто любопытно?

– Из-за Грэйсона? – отозвался Джеймсон. «И то, и другое». – Ни то, ни другое. Готов поспорить, это звонит его портной, чтобы посмеяться над ним из-за того, что ему всего двадцать три, а у него уже есть свой портной.

Ксандр ухмыльнулся.

– Может, мне стоит тихонечко проскользнуть и подслушать его разговор?

– Намекаешь, что способен быть хотя бы капельку незаметным? – подколол брата Джеймсон.

– Я могу быть незаметным! – возразил Ксандр. – А ты просто злишься, потому что прошлой ночью именно мои легендарные танцевальные движения поразили всех в клубе.

Но Джеймсон не поддался на провокацию и перевел взгляд на Орена, который вышел к ним на балкон.

– Раз уж речь зашла о нашем маленьком празднике… Насколько все сегодня плохо с папарацци?

– Британские таблоиды! – Глаза Орена превратились в щелочки. Глава службы безопасности Эйвери был бывшим военным и жуть каким отличным специалистом. То, что он позволил себе хотя бы прищуриться, говорило о том, что ситуация с папарацци далеко не из приятных. – Двое моих людей патрулируют улицу перед зданием.

– А у меня назначены встречи, – решительно ответила Эйвери. Очевидно, она не собиралась перестраивать свои планы из-за папарацци, а Орен был слишком умен, чтобы просить ее все отменить.

– Я мог бы отвлечь их, – лукаво предложил Джеймсон. Устраивать неприятности было как раз по его части.

– Спасибо за предложение, – прошептала Эйвери, остановившись, чтобы легким дразнящим поцелуем коснуться его губ, – но нет.

Поцелуй был коротким. Слишком коротким. Джеймсон наблюдал, как она уходила. Орен последовал за ней. Ксандр вскоре тоже ушел, чтобы принять душ. Джеймсон остался на балконе, любуясь видом и наслаждаясь вкуснейшим круассаном с маслом. Он старался не думать о том, как здесь тихо, как безжизненно.

И вдруг перед ним появился Грэйсон с чемоданом в руке.

– Я должен ехать.

– Куда? – тут же спросил Джеймсон. Грэйсона с его комплексом бога полезно лишний раз подначить, и это редко когда бывало скучно. – И зачем?

– У меня есть личные дела, которыми нужно заняться.

– С каких пор у тебя появились личные дела? – Джеймсон заинтересовался уже по-настоящему.

Грэйсон не удостоил его ответом. Он развернулся и пошел к двери. Джеймсон увязался было за ним, но тут зазвонил его телефон. Орен.

«Он с Эйвери». Джеймсон застыл на месте и ответил на звонок.

– Какие-то проблемы? – спросил он у телохранителя.

– Не с моей стороны. С Эйвери все в порядке. Но один из моих людей только что перехватил швейцара. – Пока Орен отчитывался, Грэйсон окончательно исчез из поля зрения Джеймсона. – Похоже, у швейцара письмо. Для вас.

* * *

Швейцар протянул серебристый поднос. На подносе лежала одна-единственная карточка.

Джеймсон склонил голову набок.

– Что это такое?

Глаза швейцара заблестели.

– Это, похоже, карточка, сэр. Визитная карточка.

Сгорая от любопытства, Джеймсон потянулся к карточке и зажал ее, как фокусник, между средним и указательным пальцами – словно он мог заставить ее исчезнуть в любую секунду. Но стоило ему посмотреть на слова, выбитые на карточке, как остальной мир исчез.

На лицевой стороне были напечатаны имя и адрес: «Иен Джонстон-Джеймсон. Кингз-Гейт-Террис, 9». Джеймсон перевернул карточку. На обороте было небрежно написано ручкой: «Два часа дня».

Глава 7

Джеймсон

Несколько часов спустя Джеймсон тайком от Нэша, Ксандра и службы безопасности выбрался из квартиры. Что до британских папарацци, то они не выслеживали Хоторнов. На Кингз-Гейт-Террис, 9, Джеймсон прибыл один, чуть опоздав, как принято в свете.

«Если хочешь поиграть, Иен Джонстон-Джеймсон, я сыграю с тобой». И не потому, что ему так уж нужен был отец или он тянулся к нему, а потому что в последнее время делать хоть что-то, чтобы себя занять, было куда безопаснее, чем не делать ничего. Огромное белое здание поднималось на пять этажей и простиралось вдоль всего квартала. Среди роскошных квартир разместилась пара-тройка посольств. Это дорогой район. Прежде чем Джеймсон успел нажать на кнопку вызова, на тротуар вышел охранник. «Один охранник на несколько секций».

– Я могу вам чем-то помочь, сэр? – спросил мужчина, но его тон говорил о том, что он ничем никому не собирается помогать.

Джеймсон не зря был Хоторном.

– Меня пригласили. Номер девять.

– Мне ничего не известно о том, дома ли он. – Мужчина говорил спокойно, но его взгляд буквально пронзал. Джеймсон помахал карточкой.

– А, теперь все понятно, – сказал мужчина, взяв у него карточку.

Через две минуты Джеймсон стоял в вестибюле квартиры, по сравнению с которой лондонское жилище Хоторнов казалось более чем скромным. Холл был отделан мозаикой из белого мрамора с вставками в виде блестящей черной буквы «Б». Через стеклянные двери виднелись произведения искусства, которые украшали огромный холл.

Иен Джонстон-Джеймсон вышел через другие стеклянные двери.

Джеймсон так и слышал насмешливый голос своей матери: «Наша семья настолько известна, что ни один из мужчин, с которыми я спала, не мог не знать, что у него есть сын».

Мужчине, который сейчас шагал к нему, было чуть за сорок, его густые каштановые волосы подстрижены ровно настолько, чтобы он не смог сойти за типичного генерального директора или политика. Было что-то до боли знакомое в его чертах – не в форме носа или челюсти, но точно в форме и цвете глаз, в изгибе губ. Насмешка.

– Я слышал, что есть некоторое сходство, – заметил Иен с таким же претенциозным акцентом, как и его жилище. Он привычным движением слегка склонил голову – это движение было слишком хорошо известно Джеймсону. – Хочешь, проведу тебе экскурсию?

Джеймсон изогнул бровь.

– А вы хотите ее проводить? Мы сами решаем, что для нас важно, а что нет.

– Око за око. – Губы Иена изогнулись в улыбке. – Это я уважаю. Три вопроса.

Британец развернулся и зашагал туда, откуда пришел, затем толкнул стеклянную дверь.

– Вот что я дам тебе, если ты ответишь на один мой.

Иен Джонстон-Джеймсон придерживал стеклянную дверь открытой и ждал. Джеймсон постоял и только потом ленивой походкой направился к двери.

– Ты задашь свои вопросы первым, – сказал Иен.

«Да ну?» – подумал Джеймсон, но он слишком Хоторн, чтобы попасть в ловушку и сказать это вслух.

– Интересно, что еще ты мне предложишь, если у меня нет вопросов.

Зеленые глаза Иена сверкнули.

– Это прозвучало не как вопрос, – заметил он.

Джеймсон ухмыльнулся.

– Нет.

Они шли по холлу и мимо картины Матисса. Джеймсон дождался, когда они войдут на кухню – полностью черную, от столешниц и утвари до гранитных полов, – и только тогда задал первый вопрос:

– Чего вы хотите, Иен Джонстон-Джеймсон?

Невозможно было расти в семье Хоторнов, не понимая, что все всегда чего-то хотят.

– Все просто, – ответил Иен, – хочу, чтобы ты ответил на мои вопросы. Это скорее даже просьба. Но в качестве жеста доброй воли я отвечу на твой вопрос в таком же широком смысле. Собственно говоря, я хочу трех вещей. Удовольствия, вызова и победы.

Джеймсон не ожидал, что слова этого человека смогут так сильно задеть его за живое.

«Сосредоточьтесь! – так и слышал он назидания своего дедушки. – Если вы потеряете концентрацию, мальчики, то проиграете». В кои-то веки Джеймсон позволил себе погрузиться в воспоминания. Он – Джеймсон Винчестер Хоторн. Ему ни черта не надо от мужчины, который сейчас стоял перед ним.

У них нет ничего общего.

– Что для вас победа? – Джеймсон выбрал такой вопрос, который помог бы ему составить представление об этом мужчине. Узнаешь человека – узнаешь его слабости.

– Много чего. – Казалось, Иен получал удовольствие от своего ответа. – Прекрасная ночь с прекрасной женщиной. «Да» от людей, которые больше всего на свете любят говорить «нет». Но чаще всего… – он особо выделил эти слова, – это козырная карта. Я немного игрок.

Джеймсон уловил самую суть.

– Вы играете в азартные игры.

– А разве не все играют? – отозвался Иен. – Но да, я профессиональный игрок в покер. Я познакомился с твоей матерью в Лас-Вегасе в том же году, когда выиграл престижный международный титул. Честно говоря, моя семья предпочла бы, чтобы я выбрал себе более презентабельное занятие – шахматы например, а еще лучше финансы. Но я довольно хорош в том, что делаю, и мне не приходится пить из семейной чаши, так что их предпочтения – моего отца и старшего брата – не имеют никакого значения.

Иен легонько побарабанил пальцами по столешнице.

– В большинстве случаев.

«Так у тебя есть братья?» – подумал Джеймсон, но вслух не сказал, а заметил:

– Они ничего обо мне не знают. – Джеймсон изучал лицо Иена. – Ваша семья.

Все начинают выдавать себя. Главное – правильно улучить момент.

– Это был не вопрос, – ответил Иен, не меняя выражения лица. Вот и подсказка. У этого человека была тысяча разных способов показать, что для него жизнь и люди не что иное, как забава. Тысячи способов – и он только что остановился на одном.

– Не вопрос, – согласился Джеймсон, – но я получил свой ответ.

Иен Джонстон-Джеймсон любил выигрывать. Мнение членов его семьи в большинстве случаев ничего для него не значило. И они ничего не знали о том, что у него есть незаконнорожденный сын.

– Если что, – сказал Иен, – прошло несколько лет, прежде чем я сам узнал, поэтому, э-э-э…

Он пожал плечами, словно говоря: «Не было смысла им рассказывать».

Джеймсон не позволил его словам задеть его за живое. У него остался один вопрос. Стоило бы попытаться выяснить как можно больше информации. Какой номер мобильного вашего старшего брата? Как напрямую связаться с вашим отцом? Какой вопрос, как вы надеетесь, я вам не задам?

Но Джеймсон был не тем Хоторном, который славился разумными поступками. Он всегда шел на риск. Полагался на интуицию. «Возможно, это наш первый и последний разговор».

– Вы ходите во сне?

Дурацкий вопрос, да и несложный, на него можно ответить односложно.

– Нет.

На мгновение показалось, что Иен Джонстон-Джеймсон немного растерял свое высокомерие.

– А я ходил, – тихо сказал Джеймсон, – когда был маленьким.

Он повел плечом так же небрежно, как и Иен.

– Три вопроса, три ответа. Ваша очередь.

– Как я уже сказал, мне нужно кое о чем тебя попросить, а ты… – казалось, Иен знал, о чем говорил, – что ж, я рассчитываю, что ты сочтешь мое предложение заманчивым.

– Хоторнов не так уж легко заманить, – ответил Джеймсон.

– То, что я хочу от тебя, не имеет никакого отношения к тому, что ты Хоторн, но во многом связано с тем, что ты мой сын.

Он впервые сказал это. Джеймсон впервые услышал, как кто-то говорит ему эти слова. «Ты мой сын».

Очко в пользу Иена.

– Мне нужен игрок, – продолжал мужчина, – умный и хитрый, безжалостный, но не грубый. Тот, кто способен просчитывать вероятности, пренебрегать ими, читать людей, блефовать и – несмотря ни на что – выходить победителем.

– И тем не менее сами вы играть не будете, – заметил Джеймсон с усмешкой.

И вот опять – еще одна подсказка. Очко в пользу Джеймсона.

– Меня попросили не вторгаться на определенную священную территорию. – Иену удалось превратить это признание в очередную насмешку. – Мое присутствие временно нежелательно.

Джеймсон перевел:

– Вас исключили.

Но откуда?

– Начните с самого начала и расскажите мне все. Если я пойму, что вы что-то от меня утаиваете, – а я пойму, – тогда мой ответ на вашу просьбу будет отрицательным. Ясно?

– Как божий день. – Иен облокотился на блестящую черную столешницу. – В Лондоне существует организация, название которой никто никогда не произносит вслух. Назови его – и в твоей жизни начнется очень черная полоса с подачи самых влиятельных людей страны. Аристократы, политики, чрезвычайно богатые…

Иен довольно долго изучал Джеймсона, чтобы убедиться, что его действительно слушают, затем развернулся, открыл черный навесной шкафчик и вытащил оттуда два стакана для виски из резного хрусталя. Он поставил их на кухонный остров, но бутылку не достал.

– Клуб, о котором идет речь, – сказал Иен, – называется «Милость дьявола».

Название запало в душу Джеймсона, отпечаталось в его сознании, маня его словно знак, запрещающий проход дальше.

– «Милость» была основана в период регентства, но в то время как другие элитные игорные дома того времени стремились к славе, «Милость» была организацией другого рода, тайным обществом. – Иен рассеянно провел пальцем по ободку одного из хрустальных стаканов, не сводя взгляда с Джеймсона. – В исторических книгах не найти упоминания про «Милость дьявола». У нее не было взлетов и падений, как у Крокфордского клуба, она не конкурировала со знаменитыми джентльменскими клубами типа «Уайтс» [3]. С самого начала «Милость» действовала втайне и была основана кем-то настолько влиятельным в высшем обществе, что даже слухов о ее существовании вполне достаточно, чтобы любой был готов отдать все на свете, лишь бы получить в ней членство.

В те дни место расположения клуба часто менялось, но роскошь, близость к власти, вызов – ничто не могло сравниться с «Милостью». – Глаза Иена горели. – И сейчас не сравнится.

Джеймсон ничего не знал ни про Крокфордский клуб, ни про «Уайтс», ни про период регентства, но подтекст был ему знаком. Власть. Исключительность. Тайны. Игры.

– Ничто с ней не сравнится, – повторил Джеймсон, мысли в его голове кружились. – И вас исключили. Название клуба никогда не должно произноситься вслух, и тем не менее сейчас вы рассказали мне его историю.

– Я кое-что потерял за столами «Милости». – Взгляд Иена потускнел. – Вантидж – дом предков моей матери. Она оставила его мне в обход других братьев, и теперь мне нужно выиграть его обратно. Вернее, мне нужно, чтобы ты выиграл его обратно для меня.

– Но с чего мне помогать вам? – спросил Джеймсон вкрадчивым голосом. Этот мужчина чужой для него, их ничего не связывает.

– И правда, с чего? – Иен подошел к другим шкафчикам и вытащил бутылку скотча. Плеснув в каждый стакан немного виски, он толкнул один по черному граниту в сторону Джеймсона.

Отец года.

– На всей планете есть всего несколько человек, которые могли бы сделать то, о чем я тебя прошу, – возбужденно заговорил Иен. – Мне известно только об одном случае за двести лет, когда была выдвинута кандидатура на вступление в «Милость» и ее одобрили. А членство в клубе – это только первый шаг к возвращению Вантиджа. Так зачем мне тешить себя надеждой, что ты согласишься?

Иен поднял свой стакан.

– А затем, что ты любишь, когда тебе бросают вызов. Ты любишь играть. Ты любишь выигрывать. Но, какой бы ни была победа, – Иен Джонстон-Джеймсон поднес стакан к губам, порочный блеск в его глазах был слишком знаком Джеймсону, – тебе всегда мало.

Глава 8

Джеймсон

Джеймсон отказался и ушел. Но даже спустя несколько часов слова Иена по-прежнему преследовали его: «Ты любишь, когда тебе бросают вызов. Ты любишь играть. Ты любишь выигрывать. Но какой бы ни была победа, тебе всегда мало».

Джеймсон смотрел в ночь. В крышах есть что-то особенное. И не только из-за высоты или из-за того, что чувствуешь, когда подходишь к самому краю, а еще что ты видишь все и при этом совершенно один.

– Знаешь, я ведь не владею всем зданием, – раздался за его спиной голос Эйвери. – Уверена, крыша принадлежит кому-то другому. Нас могут арестовать за незаконное проникновение.

– Говорит девчонка, которой всегда удается ускользнуть до приезда полиции, – заметил Джеймсон и повернул голову, когда она вышла из тени.

– У меня есть чувство самосохранения. – Эйвери встала рядом с ним на краю крыши. – А вот ты так и не научился держаться подальше от неприятностей.

Ему это и не надо. С детства весь мир был его игровой площадкой – с внешностью Хоторнов, их фамилией и дедушкой, который был богаче королей.

Джеймсон сделал глубокий вдох. Ночной воздух вошел в его легкие, потом вышел.

– Сегодня я познакомился со своим отцом.

– Что ты сделал? – Эйвери была не из тех, кого легко застать врасплох. Ее удивление всегда было его победой, а сейчас, как бы Джеймсон ни отрицал этого, ему необходима победа.

– Иен Джонстон-Джеймсон, – он позволил этому имени скатиться с языка. – Профессиональный игрок в покер. Паршивая овца из, кажется, очень богатой семьи.

– Кажется? – повторила Эйвери. – Ты не собрал о нем информацию?

Джеймсон перехватил ее взгляд.

– И не хочу, чтобы ты этим занималась, Наследница.

На крыше повисла тишина. Но потом, потому что рядом с ним стояла она, он сказал то, о чем думал слишком часто с тех пор, как Иен рассказал о своей просьбе.

– Мы сами решаем, что для нас важно, а что нет.

– Я помню того мальчишку, – тихо сказала Эйвери, – без рубашки, в солярии, напившегося бурбона после того, как мы прочитали Красное завещание, и решившего, что больше ничего не причинит ему боль.

Она подождала, пока ее слова проникнут через его защиту, потом продолжила:

– Ты злился, потому что нам пришлось расспрашивать Скай о ваших именах, о ваших отцах.

– Если честно, – саркастически ответил Джеймсон, – я впечатлен, что Скай не сразу раскрыла карты.

Они уже спрашивали ее об именах, и не раз.

– Тогда твой отец был важен для тебя. – Эйвери не церемонилась. Никогда. – И сейчас важен, иначе ты не поднялся бы сюда.

Джеймсон тяжело сглотнул.

– Когда Грэй встретился со своим отцом, который оказался настоящей сволочью, я убедил себя, что не хочу встречаться со своим.

Он знал, что фамилия его отца Джеймсон, но не искал его. Он даже не позволял себе гадать – до той визитной карточки.

– И как все прошло? – спросила Эйвери.

Джеймсон посмотрел наверх. «На небе ни звездочки».

– Он пока еще не пытался похитить тебя и никого не убивал, так что уже хорошо. – Отец Грэйсона занизил планку. Шутка на эту тему позволила Джеймсону все-таки ответить на вопрос Эйвери. – Он кое-что хочет от меня.

– Шли его подальше, – яростно сказала Эйвери, – уж точно не ему просить тебя о чем бы то ни было!

– Вот именно.

– Но…

– Что заставляет тебя думать, что есть «но»? – оскорбился Джеймсон.

– Вот это. – Эйвери провела кончиками пальцев по его лицу, обводя линию челюсти. Вторая рука легонько пробежалась по его брови. – И это.

Джеймсон сглотнул.

– Я ничего ему не должен. И мне плевать, что он обо мне думает. Но… – Она была права. Конечно, права. – Я никак не могу перестать думать о том, что он мне сказал.

Джеймсон отступил от края крыши и, когда Эйвери сделала то же самое, наклонился, чтобы прошептать ей на ухо:

– В Лондоне есть клуб, название которого нельзя произносить…

Джеймсон обо всем рассказал Эйвери, и чем больше он рассказывал, тем быстрее вырывались из него слова, тем сильнее вибрировало его тело от хлынувшего по венам адреналина. Иен Джонстон-Джеймсон прав: он любил играть, он любил выигрывать. И сейчас ему нужно что-то больше, чем когда-либо.

– Ты хочешь ответить «да». – Эйвери читала его словно книгу.

– Я сказал «нет».

– Но против воли.

Не имело значения, чего заслуживал или не заслуживал Иен Джонстон-Джеймсон. Это не имеет к Джеймсону никакого отношения.

– «Милость дьявола».

Джеймсон ощущал пронзительный трепет, просто произнеся вслух это название. Вековая тайна. Подпольный игорный дом. Деньги, власть и ставки.

– Ты ведь сделаешь это, да? – спросила Эйвери.

Джеймсон открыл глаза, поймал ее взгляд, а потом подлил масла в огонь:

– Нет, Наследница! Мы сделаем.

Глава 9

Грэйсон

Когда Грэйсон спустился по трапу самолета, его уже ждали восемь голосовых сообщений, семь из них от Ксандра. В седьмом его младший брат напевал в стиле оперы что-то про братскую заботу и чизстейк.

И еще одно сообщение, доставленное всего минуту назад, от Забровски:

«Я немного покопал. Девчонка под стражей, но пока еще ничего не оформлено: ни документов о задержании, ни обвинений. Если хотите знать мое мнение, кто-то уже держит руку на пульсе. Дайте знать, что мне делать дальше».

Грэйсон удалил сообщение. «Если они на самом деле ее не арестовали, у них нет законного права держать ее под стражей». И это, несомненно, упростит ситуацию.

На долгосрочной парковке его ждала машина, ключ лежал под ковриком – в соответствии с распоряжениями, которые он сделал в Лондоне, пока ехал в аэропорт. Грэйсон не унаследовал миллионы Хоторнов, но это имя еще что-то да значило, и к тому же у него были денежные средства – те, из которых он оплачивал услуги Забровски.

Именно благодаря частному детективу Грэйсон знал, что Джулиет почему-то предпочитает называться Джиджи, что она на семь минут младше своей сестры-близняшки и что ее сестра, Саванна, гораздо реже оказывалась в ситуациях, требующих вмешательства.

Его вмешательства.

Грэйсон завел «феррари‑488-спайдер», оставленную его контактным лицом. Если уж на то пошло, такая машина скорее в стиле Джеймсона, но иногда обстоятельства требуют эффектного появления. Выстраивая стратегию, Грэйсон отвлекся от долгих раздумий о том, что Джулиет и Саванна Грэйсон даже не догадывались о его существовании, как и о том, что их общий отец мертв.

Шеффилд Грэйсон совершил ошибку, напав на Эйвери, и для него все закончилось очень плохо. Весь остальной мир считал, что богатый бизнесмен из Финикса просто исчез. По самой популярной теории, он уехал в какую-то тропическую офшорную страну с очень молоденькой девушкой. С тех пор Грэйсон приглядывал за Джулиет и Саванной.

«Туда и обратно», – напомнил он сам себе. Он приехал в Финикс не для того, чтобы налаживать связи или рассказывать близняшкам, кто он такой. Нужно разобраться со сложившейся ситуацией, и Грэйсон собирался это сделать.

Входя в полицейское управление Финикса, он позволил себе думать только об одном: «Никогда не подвергай сомнению собственный авторитет, и никто другой тоже не будет».

– Вы видели «феррари» у входа? – ворвался в здание молоденький патрульный. – Охре…

Он умолк и уставился на Грэйсона, который умел произвести впечатление.

Грэйсон же оставался совершенно невозмутимым.

– Вы держите под стражей Джулиет Грэйсон.

Это был не вопрос, но его манера держаться требовала ответить.

– Джиджи? – К ним подошел офицер и изогнул шею, словно пытался увидеть «феррари» Грэйсона через стены. – Да, она у нас.

– Вы наверняка захотите исправить эту ошибку. – Есть разница между тем, когда ты сам говоришь людям, что хочешь, и тем, когда ты ясно даешь им понять, что для них самое лучшее будет дать тебе все, что нужно. Явные угрозы – это для тех, кому необходимо утвердиться в своей власти. Никогда не утверждай то, в чем и так уверен, Грэйсон.

– А ты, черт подери, кто такой?

Грэйсону не надо было поворачиваться, чтобы понять, что говоривший гораздо старше тех двоих офицеров и выше по званию. Возможно, сержант или лейтенант. Это и тот интерес, который вызвало у него имя Джулиет Грэйсон, сказало Грэйсону все, что ему необходимо знать: именно этот человек и причина почему документы все еще не готовы.

– Вы действительно хотите знать? – ответил Грэйсон. Ему хорошо известна сила, которой порой обладает определенное выражение лица: без тени агрессии и все же предостерегающее.

Лейтенант – теперь Грэйсон видел его значок – смерил Грэйсона взглядом: покрой его очень дорогого костюма, его абсолютное спокойствие. Было видно, что мужчина раздумывает, не послал ли Грэйсона тот же самый человек, что просил его об услуге.

– Если хотите, я могу позвонить нашему общему другу. – Грэйсон, как и все Хоторны, отлично умел блефовать. Он достал из кармана телефон. – Или вы попросите одного из этих офицеров проводить меня к девушке.

Глава 10

Грэйсон

Джулиет Грэйсон держали в комнате для допросов. Она сидела по-турецки на столе, руки лежали на коленях ладонями вверх. Волосы ее, шоколадного оттенка и волнистые – в отличие от светлых прямых волос Грэйсона, были длиной до подбородка и в легком беспорядке, в нарушение всех законов гравитации жизнерадостно торчали в разные стороны.

Девушка смотрела на пустой стаканчик из-под кофе, ее глаза – чуть ярче и синее, чем у него, – не мигали.

– Телекинез по-прежнему не получается? – спросил коп, который привел Грэйсона.

Задержанная улыбнулась.

– Может, мне нужно больше кофе?

– Нет, точно больше никакого кофе, – ответил коп.

Девушка – плоть и кровь Грэйсона, хотя она ничего об этом не знала, а он не собирался ей ничего говорить – соскочила со стола, ее кудряшки подпрыгнули.

– «Матильда» Роальда Даля, – объяснила она Грэйсону. – Детская книжка про брошенную девочку-гения, у которой появилась способность передвигать предметы при помощи взгляда. Первым делом она опрокидывает стакан с водой. Я прочла ее в семь лет, и это разрушило мою жизнь.

Грэйсон вдруг понял, что едва сдерживает улыбку. Наверное, потому, что девушка так сияла, словно это ее обычное состояние. Не поворачиваясь к полицейскому, он произнес:

– Оставьте нас.

Чтобы заставить людей сделать то, что вы хотите, нужно быть абсолютно уверенным в том, что они это сделают, в этом вся хитрость.

– Ух ты! – воскликнул лучик света в человеческом обличье, когда коп ушел. – Это было круто! «Оставьте нас», – повторила она глубоким серьезным голосом. – Кстати, я Джиджи и готова поспорить, что тебе никогда не приходилось взламывать банковские хранилища. Ты просто смотришь на двери – и бум! – они открываются!

«Взламывать банковские хранилища»? Грэйсон знал, в каком месте ее задержала полиция, но конкретные детали ему неизвестны.

– Изгиб бровей впечатляет, – весело продолжила Джиджи. – Ну а так ты умеешь?

Ее голубые глаза округлились, нижняя губа задрожала. Затем она ухмыльнулась и указала большим пальцем в сторону стола, на пустой стаканчик из-под кофе, который она пыталась опрокинуть, окруженный пятью другими. – Раскуси их и плачь. Я делаю такое лицо, а они просто приносят мне кофе! И шоколад, но я не люблю шоколад. – Словно из ниоткуда девушка достала шоколадный батончик и протянула ему. – «Твикс»?

Грэйсона так и подмывало сказать ей, что это не игра – ее задержала полиция. Все очень серьезно. Но он подавил инстинкты защитника и произнес:

– Ты не спросила, кто я такой.

– Ну я сказала: «Я Джиджи», – ответила она, обаятельно улыбаясь, – это ты мне не представился, приятель. – Девушка понизила голос: – Тебя прислал мистер Троубридж? Давно пора. Я позвонила ему прошлой ночью, как только они привели меня сюда.

Троубридж. Грэйсон запомнил это имя и решил, что разумнее всего покинуть участок прямо сейчас, до того как кто-нибудь поймет, что его никто сюда не посылал.

– Пойдем.

* * *

Джиджи чуть ли не скакала от радости, увидев «спайдер».

– Знаешь, я буду полностью с тобой откровенна. Меня нельзя назвать лучшим в мире водителем, но синий – это мой цвет, и…

– Нет, – отрезал Грэйсон. Пока он подходил к водительской двери, Джиджи с комфортом устроилась на пассажирском сиденье. Он хотел предупредить ее, чтобы она не садилась в машину к незнакомцу, но остановился. «Туда и обратно». Он приехал, чтобы отвезти ее домой, позаботиться, чтобы не было проблем с юридической стороны – и все.

– Ты ведь не работаешь на мистера Троубриджа, верно? – спросила Джиджи когда они тронулись.

– У мистера Троубриджа есть имя? – поинтересовался Грэйсон.

– Кент, – охотно ответила Джиджи, – он друг семьи и наш адвокат. Адвокат-друг. Я использовала свое право на звонок, чтобы связаться с ним, а не с мамой, потому что моя мама не адвокат и к тому же есть маленький шанс, что она все еще думает, будто вчерашнюю ночь и сегодняшний день я провела у подруги, где не совершала никаких преступлений, а веселилась на полную катушку.

Джиджи говорила все больше, все быстрее. Грэйсон уже начал думать, что ей не стоило давать столько кофеина.

– Если тебя не прислал мистер Троубридж… – Джиджи притихла. – Это был мой папа?

Грэйсона с детства учили подавлять эмоции. Контроль – вот что всегда должно быть самым главным. Он старался думать только о том, что происходило в настоящий момент и не вспоминать Шеффилда Грэйсона.

– Так и было, да? – Джиджи пришла к этому выводу так же легко и быстро, как балерина передвигается по сцене. – Ты можешь проследить, чтобы папа узнал, что я на самом деле не вламывалась в банк? Я просто бродила там, пытаясь попасть туда, где хранятся сверхзащищенные депозитные ячейки. Я не хотела ничего плохого!

– Бродила? – скептический тон Грэйсона говорил сам за себя.

Семнадцатилетняя девушка рядом с ним широко заулыбалась.

– Я же не виновата, что у меня такая подозрительная походка! – Она помолчала. – Нет, серьезно, ты недавно говорил с моим папой?

Твой папа мертв.

– Нет.

– Но ты его знаешь? – Джиджи не дождалась ответа. – Ты на него работаешь, да? Тайно? Над чем-то, что может объяснить его исчезновение?

Грэйсон тяжело сглотнул.

– Я ничем не могу тебе помочь.

Весь энтузиазм, который Джиджи излучала до этого момента, вдруг куда-то испарился.

– Я знаю, что у него должны были быть веские причины, чтобы уехать. Я знаю, что нет никакой другой женщины. Я знаю про ячейку.

Очевидно, Джиджи верила, что он понимал, о чем она говорит, что он действительно работал на ее отца. По-настоящему добрым поступком было бы рассказать ей правду – хотя бы часть, – но он не мог позволить себе быть добрым.

Она сказала, что знает про ячейку.

– Банковскую ячейку. – Грэйсон пришел к очевидному умозаключению, выслушав признания девушки о событиях, повлекших ее арест.

– У меня есть ключ, – призналась Джиджи, – но она оформлена не на него, и я понятия не имею, каким именем он воспользовался. А ты?

У Шеффилда Грэйсона есть банковская ячейка, оформленная на другое имя. Грэйсону потребовалась секунда, чтобы осмыслить эту информацию и возможные последствия.

– Джулиет, твой отец не посылал меня. Я не работаю на него.

– Но ты его знаешь, – тихо сказала Джиджи, – ведь так?

Грэйсону вспомнился разговор, равнодушные фразы. «Мой племянник – единственный, кого я мог бы считать сыном, но он мертв. Мертв по вине семьи Хоторнов».

– Не особо.

Это его единственная встреча с Шеффилдом Грэйсоном.

– Но достаточно, чтобы знать, что он не просто так уехал? – спросила Джиджи с надеждой в голосе. – Он не поступил бы так! – решительно продолжила девушка. Она поморгала, чтобы сдержать слезы, и опустила глаза, ее буйные кудри упали на лицо. – Когда мне было пять, мне удалили миндалины, и папа украсил всю палату воздушными шариками. Их было так много, что медсестры пришли в бешенство. И он всегда сидит на первом ряду на всех играх Саванны – вернее, раньше сидел. Он никогда не изменил бы маме!

Каждая произнесенная ею фраза казалась Грэйсону разрезом на коже. «И все же он изменил твоей матери! Я – результат этого». Но он не мог сказать это Джиджи.

– Все эти слухи о том, что он сбежал на Мальдивы или в Тунис, чтобы беззаботно крутить там шуры-муры… Я им не верю! – ожесточенно воскликнула Джиджи. – Мой отец не просто так уехал. И я собираюсь это доказать.

– При помощи того, что лежит в той банковской ячейке, чем бы оно ни оказалось. – Грэйсон сам понимал, как звучит его голос – спокойно и хладнокровно. Но все его мысли крутились вокруг Эйвери и того, что она потеряет, если всплывет наружу правда о Шеффилде Грэйсоне.

Он остановился перед большим домом, отделанным штукатуркой в тосканском стиле, эффектным и роскошным. Если у Джиджи и возникли вопросы о том, откуда ему известно, где она живет, девушка ничем себя не выдала. Она вытащила тонкую цепочку из-под рубашки цвета морской волны.

На цепочке висел ключ. Ключ от банковской ячейки.

– Я нашла это внутри папиного компьютера. – Джиджи умоляюще посмотрела на Грэйсона. – Я разбираюсь в компьютерах. Знаешь, мне даже кажется, что он хотел, чтобы я нашла этот ключ.

– Тебе нужно немного поспать.

– После шести стаканов тюремного кофе? – Джиджи взбила волосы. – По-моему, я могу летать!

Грэйсон мысленно оценил высоту крыши жилища Грэйсонов.

– Не можешь. – Его серые глаза уставились в ее ярко-синие. Пора было прощаться. – Ты не можешь летать. И перестань вламываться в банки. Так нельзя, Джулиет.

Она закрыла глаза.

– Знаешь, меня так папа называл. И никто больше. Я провозгласила себя Джиджи в два года и силой принудила остальных называть меня только так.

Синие глаза снова открылись. Их взгляд был ясным и решительным.

– Вот такая я.

«Она не собирается прекращать». Грэйсон с минуту посидел, обдумывая эту мысль.

– Может, наконец, скажешь мне свое имя? – спросила Джиджи.

Очевидно, девушка так и не узнала его. Значит, не любительница лазить по сайтам со сплетнями о знаменитостях. Он сказал ей только свое имя.

– Грэйсон.

– Это случайность, что твое имя полностью совпадает с моей фамилией? – Джиджи посмотрела на него. – Не обижайся, «Грэйсон», но, по-моему, тебе не помешает взять парочку уроков по запудриванию мозгов.

Если бы только она знала!

Глава 11

Грэйсон

Через двадцать минут Грэйсон остановил «феррари» перед «Хейвуд-Астирия» и оставил гостиничных парковщиков грызться из-за ключей.

– Имя?

Вместо ответа на вопрос портье Грэйсон достал из бумажника черную карточку в золотой оправе и положил ее на стойку.

– Ваше имя, сэр? – не унимался портье, но едва он успел закончить предложение, как к нему подошла женщина с проницательным взглядом и элегантным пучком.

– Я этим займусь, Райан.

Она взяла карточку. Это была не кредитка, а ключ к особо выделенному номеру-люкс в этом или любом другом отеле одной и той же сети в стране. Если номер был занят, его освобождали в кратчайшие сроки, за исключением случаев, когда жилец имел точно такую же карточку, как у Грэйсона.

Что маловероятно.

– Вы остановитесь у нас на неделю? – Вопрос был задан сдержанным, вежливым тоном. И она не спрашивала его имени.

– Только на ночь, – ответил Грэйсон, уже начиная сомневаться в сказанном. После их с Джиджи встречи ему о многом следовало подумать – и мысли эти обещали быть не из приятных.

– Бассейн открыт? – ровным голосом спросил он.

– Разумеется, – ответила женщина.

Грэйсон с невозмутимым видом перехватил ее взгляд.

– Что потребуется, чтобы его закрыть?

* * *

Плавание, как и игра на скрипке, владение дуэльным мечом, бой на ножах и фотография, было выбрано Грэйсоном во время ежегодного ритуала на день рождения его дедушки. Однажды он даже участвовал в Олимпийских играх. Сейчас же ему хотелось лишь одного – плавать до тех пор, пока силы не покинут его: быстрее, сильнее, в изнуряющем темпе, на предельных нагрузках.

Он все равно выдержал.

Но его мышцы и легкие горели, и ему было не до Джиджи, не до больничных палат, забитых воздушными шариками, не до отцов, сидящих в первом ряду на играх. Не до банковских ячеек. Не до ключа, который Джиджи носила на шее.

Многие считают силу и слабость противоположностями, но Грэйсон рано понял, что на самом деле противоположность слабости – контроль.

Неизвестно, сколько раз звонил его телефон, прежде чем он услышал его. Вымотанный, Грэйсон подплыл к краю бассейна и проверил сообщения: три новых голосовых и два текстовых сообщения от Ксандра. Первый текст гласил: «Перезвони мне в течение десяти минут, или твоя голосовая почта будет разрываться от йодля».

Второе сообщение было напоминанием: «В йодле я не мастер».

* * *

Вернувшись в эксклюзивный люкс, Грэйсон быстро принял обжигающий душ. Обернувшись полотенцем, он приготовился к неизбежному.

– Со мной все в порядке, – сказал он, как только Ксандр ответил на звонок.

– Ты в Финиксе! – радостно отозвался младший брат.

Грэйсон мысленно напомнил себе проверить все свои устройства на программы слежения.

– Ты же знаешь, что мне известно, кто живет в Финиксе? – допытывался Ксандр. – Позволь мне напомнить, что я отличный слушатель. Очень хороший слушатель, который не рассказал ни Джеймсону, ни Эйвери, ни Нэшу о том, где ты. Пока что.

И это «пока что» было угрозой похлеще йодля. Хотя Грэйсон понимал, что ни то, ни другое не заставило бы его заговорить, если бы он того не хотел, пусть даже на подсознательном уровне.

– Когда меня зачали, Шеффилд Грэйсон был женат. – Грэйсон начал с очевидных фактов. – Он переспал со Скай, чтобы позлить нашего деда, которого винил в смерти своего племянника Колина.

– Пожар на острове Хоторнов, – тихо отозвался Ксандр.

Грэйсон кивнул.

– Пожар на острове Хоторнов, – подтвердил он.

У него никогда не было иллюзий по поводу того, что, узнай таинственный отец о его существовании, он стал бы желанным. Но Грэйсон не ожидал, что его будут ненавидеть.

– Через несколько лет после смерти Колина, – спокойным голосом продолжал рассказывать он Ксандру, – у моего отца и его жены родились близнецы. Девочки.

– Так у тебя есть сестры! – радостно сказал Ксандр. Он уже знал о существовании близнецов. Как и обо всем остальном.

– У меня есть обязательства, – поправил его Грэйсон. – Их отец мертв.

В зеркале было видно, как напряглись мышцы над его ключицами.

– Близняшкам ничего не известно о том, каким человеком был их отец на самом деле и что с ним произошло. – Грэйсон тяжело сглотнул. – Они ничего не должны узнать.

– Что ты делаешь в Финиксе, Грэй? – ласково спросил Ксандр.

– Одна из девчонок попала в передрягу. Мне шепнули, что у нее проблемы, и я приехал сюда решить их.

Он практически слышал, как Ксандр переваривал эту информацию.

– И ты?

У Грэйсона ныло все тело.

– Нет.

Джиджи больше не была под стражей. А если учесть, что ему беспрепятственно позволили уйти с ней из участка, Грэйсон сомневался, что ее арест когда-нибудь документально зафиксируют. Но в действительности ситуация еще далека от разрешения.

Грэйсон рассказал Ксандру о том, что ему известно.

– Не знаю, что именно в той банковской ячейке, – закончил он, – но если существует хотя бы малейший шанс, что ее содержимое может связать Шеффилда Грэйсона с бомбой в самолете Эйвери или с ее похищением…

– …тогда Эйвери могут связать с его исчезновением, – договорил за него Ксандр.

– Я не могу позволить Джиджи открыть эту ячейку, – сказал Грэйсон, и это было больше похоже на клятву. Однажды он не сумел защитить Эйвери. И не раз. Он больше не собирался подводить ее.

– Ну что, каков наш план? – спросил Ксандр.

– Здесь нет никаких «мы», Ксан. – Грэйсон отвернулся от зеркала. – Только я.

– Только ты. – Ксандр звучал как-то слишком послушно. – И твои сестры.

«Из общего у нас только кровь» – эта мысль была нарочитой, взвешенной, но не достигла своей цели, потому что Ксандр спросил:

– И какая она? Та, с которой ты встречался?

Грэйсон постарался ответить как можно короче.

– Чем-то напоминает мне тебя.

Может, это объясняло, почему ему так сильно хотелось защитить девушку.

– Тебе придется лгать ей, – в голосе Ксандра явно слышалась тревога, – мешать ей. Завоевать ее доверие, а потом предать.

Грэйсон положил трубку и только потом ответил:

– Знаю.

Не дав себе времени на то, чтобы поддаться чувству вины или передумать, он поднял трубку телефона отеля и позвонил на стойку регистрации.

– Так вышло, – сказал он каменным голосом, – что я останусь в номере как минимум на неделю.

Считалось, что в домик на дереве можно попасть тринадцатью разными способами. Но если человек был готов рискнуть свалиться вниз, их было куда больше. И Грэйсон не удивился, когда выглянул наружу и увидел Джеймсона, опасно болтающегося на ветке. Не удивился он и тогда, когда его младший брат каким-то образом пробрался внутрь через окно.

– Ты опоздал, – сказал Грэйсон. Джеймсон всегда опаздывал, ему было разрешено опаздывать.

– Завтра, когда мы с тобой будем одного возраста, я велю тебе расслабиться. – Чтобы подчеркнуть свое заявление, Джеймсон подпрыгнул, ухватился за одну из балок над головой, раскачался и прыгнул на Грэйсона, который успел отскочить в сторону.

– Завтра я все равно буду старше тебя, – парировал Грэйсон.

Родись Джеймсон на день позже, их разница в возрасте составляла бы ровно год. Но его младший брат появился на свет двадцать второго августа, за день до первого дня рождения Грэйсона.

А это означало, что один день в году они были фактически одного возраста.

– Готов? – тихо спросил Грэйсон. – К своему дню рождения?

«Сначала твой, потом мой».

– Готов, – выпятив подбородок, ответил Джеймсон.

Грэйсон мысленно перевел: «Готов к тому, что мне исполнится восемь. Готов к тому, что меня вызовут в кабинет Старика».

Джеймсон сглотнул.

– Он заставит меня драться с тобой, Грэй.

Грэй не стал спорить. Каждый год, в их дни рождения, дед приветствовал внуков тремя словами: «Вкладывай. Развивай. Создавай». Выдавал им по десять тысяч долларов, чтобы они могли их во что-то вложить. Затем им предстояло выбрать себе способность, чтобы развить ее в течение года, любую, какой им хотелось бы обладать. А еще им давали задание, которое необходимо было выполнить к следующему дню рождения.

За последние три года Грэйсон и Джеймсон выбирали разные формы боевого искусства для развития. «Конечно, Старик заставит Джеймсона драться со мной».

– А на следующий день, – пробормотал Грэйсон, – на мой день рождения, он заставит меня драться с ним.

Это ужасно – посвятить чему-то целый год, а потом проиграть.

– Только не щади меня, ладно? – Лицо Джеймсона приняло решительное выражение.

«Старик сразу же поймет».

– Ладно.

Джеймсон прищурился.

– Обещаешь?

Грэйсон провел большим пальцем вдоль лица, от линии роста волос до подбородка.

– Обещаю.

Такое обещание нельзя забрать назад – оно их, и только их.

Джеймсон выдохнул.

– Какое у тебя твое задание на этот год? Что ты должен создать?

Сердце Грэйсона забилось быстрее. Через два дня ему придется показать, насколько за прошедшие двенадцать месяцев он преуспел в развитии своего таланта, и предъявить дедушке выполненное задание.

– Хайку.

Джеймсон наморщил лоб.

– Что?

– Стихотворение. – Грэйсон опустил глаза. – Хайку – это жанр японской поэзии, где каждый стих состоит из трех строк, семнадцати слогов, которые, в свою очередь, делятся на пять в первой и последней строке и семь в средней.

Это определение въелось в его память.

– Семнадцать слогов? – возмутился Джеймсон. – Ты издеваешься? И все?

– Они должны быть идеальными. – Грэйсон заставил себя встретиться взглядом с братом. – Так сказал Старик. У меня нет права на ошибку. Когда у тебя всего три строки, каждое слово должно быть правильным, стоять на своем месте. – Он тяжело сглотнул. – Стих должен быть красивым. Он должен что-то означать. Должен ранить.

– Ранить? – Джеймсон нахмурился.

Рука Грэйсона опустилась в карман, обхватила медальон.

– Когда слова истинны, когда это правильные слова, когда то, что ты говоришь, имеет значение, когда это красиво, совершенно и искренне – это причиняет боль.

Грэйсон достал из кармана медальон и протянул брату.

Джеймсон внимательно осмотрел его.

– Тебе нужно было выгравировать слова самому?

Грэйсон покачал головой.

– Сначала мне нужно было убедиться, что они идеальны. – Он забрал медальон у Джеймсона. – А что насчет тебя? Какое задание получил ты?

– Карточный домик, – ответил Джеймсон с убийственным выражением лица. – Мне пришлось использовать пятьсот карт. Без клея. Вообще без каких бы то ни было связующих материалов. Только карты.

Джеймсон исчез в окне домика на дереве. Грэйсон слышал, как он перемещался по одной из башен, а потом вернулся с навороченным фотоаппаратом.

– Я должен был делать снимки каждый раз, когда все шло хорошо, и каждый раз, когда у меня не получалось.

Семь лет. Пятьсот карт. Грэйсон готов поспорить, что неудач у Джеймсона случилось много. Он протянул руку за фотоаппаратом, и, к его удивлению, брат отдал его. Грэйсон принялся листать фотографии. Сначала Джеймсон пытался строить высокие башни, потом широкие.

За каждым снимком, на котором появлялось что-то прекрасное, шел снимок пола, усыпанного картами. И так очень много раз. Сотни фотографий.

Грэйсон добрался до последнего снимка. Джеймсон построил замок в виде буквы L, высотой в пять этажей, водрузив его вплотную к стенам одной из своих комнат.

– Когда ты закончил? – спросил Грэйсон, не отрывая глаз от последней фотографии.

– Прошлым вечером, – ответил Джеймсон. – Я сделал прорези в полу.

Никаких связующих веществ. Только карты. Но ведь комнату использовать не запрещено? Грэйсон понимал, что все это весьма сомнительно, – и все же!

– Ты сделал прорези в деревянном полу? – переспросил он в благоговейном ужасе.

Старик обожал дом Хоторнов: каждую половицу, каждый светильник, каждую деталь.

– И в стенах, – добавил Джеймсон без капли раскаяния, скрестив руки на груди. – Ты уже решил, что сделаешь с десятью тысячами долларов этого года?

Вкладывай.

– Да, – ответил Грэйсон брату, – а ты?

Джеймсон кивнул. По правилам игры они не должны обсуждать свой выбор.

– Похоже, остается только решить, какой талант мы выберем для развития в следующем году. Я тут подумал… – Джеймсон принял боевую стойку и рубанул руками по воздуху. – Ножевой бой!

Грэйсон посмотрел на камеру. Он подумал о снимках, которые сделал Джеймсон – удачи и промахи, – и его так и подмывало переместить на них фокус, а еще лучше – поймать в кадре карты в момент их падения.

– Фотография.

– Ни за что! – тут же отозвался Джеймсон. – Я в жизни больше не сделаю ни одного снимка!

Грэйсон так и не опускал камеру.

– Делай что хочешь, Джейми. Никто не говорил, чтобы мы выбирали одно и то же.

– Ну и отлично! – объявил Джеймсон. – Тогда я выбираю альпинизм.

Он снова запрыгнул на подоконник.

– Потому что, в отличие от некоторых в этом домике, я не боюсь упасть!

Глава 12

Джеймсон

На этот раз место встречи назначал Джеймсон. Эйвери, стоя рядом с ним, осматривалась: средневековый склеп размером с бальный зал – жуткое, но изысканное подземелье, скрытое от остального мира.

– Ты ведь его арендовал на мальчишник Нэша? – догадалась Эйвери.

Прежде чем Джеймсон успел ответить, из дверного проема вышел Иен и нарочито медленно обвел взглядом похожее на пещеру помещение: колонны из темного камня, устремляющиеся ввысь, к сводчатому каменному потолку, витражи, пропускающие лишь малое количество света из мира наверху.

– Интересное место для встречи.

Джеймсон повел плечом.

– Иногда я впадаю в крайности.

– Хм! – Иен издал какой-то неопределенный звук, а потом взглянул на Эйвери. – И вижу, ты не один.

Эйвери пронзила его взглядом.

– Джеймсон мне все рассказал.

– В самом деле? – Губы Иена изогнулись.

Джеймсон ответил ему точно такой же улыбкой.

– Две головы лучше, чем одна. Расскажите нам про Вантидж.

– Что вы хотите знать? Это не замок, совершенно точно. – Последние два слова только утяжелили предложение. – Он расположен высоко на перешейке в Шотландии, с видом на море. Семья моей матери владела им очень долгое время.

В Америке «очень долгое время» могло означать лет сорок. Но в Британии? Наверняка они подразумевали столетия, многие столетия.

– Когда я был ребенком, мы ездили туда на лето, – продолжал Иен. – Вантидж всегда был для меня домом, в отличие от владений моего отца.

– Кто «мы»? – уточнила Эйвери.

– У меня есть два брата, – ответил Иен. – Оба старше меня, и оба не имеют совершенно никакого отношения ко всей этой истории.

– К какой истории? – подхватил Джеймсон.

– К той, – довольно эмоционально ответил Иен, – которую сейчас пишем ты и я! И Эйвери, конечно.

«Я не называл ему ее имя». Однако Джеймсон не удивился, что Иену известно, кто такая Эйвери. Весь мир знал о наследнице состояния Хоторнов.

– Вернемся к нашей истории, – сказал Джеймсон. – Значит, вы поставили на кон не-замок-совершенно-точно своей матери?

– В свою защиту скажу, что я был очень пьян и мне очень везло. – В глазах Иена мелькнуло что-то темное. – Документы на Вантидж в данный момент находятся у проприетара [4].

– То есть человека, который руководит «Милостью дьявола», – перебил его Джеймсон. Он начал терять терпение. Это как раз то самое «что-то». – У проприетара есть имя?

– И не одно, я уверен, – ответил Иен, – но мне они неизвестны. Каждые лет пятьдесят руководство «Милостью» передается другому человеку – наследнику, которого выбирает проприетар. Когда этот наследник становится проприетаром, он отказывается от своей прежней жизни, включая и имя, данное ему при рождении. Проприетар «Милости дьявола», возможно, никогда не женится, не будет иметь детей и не сохранит семейные связи.

Джеймсон обдумал услышанную информацию.

– И за членством мы должны обратиться к проприетару?

Иен сухо рассмеялся.

– Это невозможно. Вы должны поступить так, чтобы кто-нибудь из многочисленных представителей проприетара сам обратился к вам.

– И как именно мы должны это сделать? – спросила Эйвери, опередив Джеймсона.

– Есть у меня парочка идей. – Иен развернулся к одному из витражей. – Но сначала спросите меня, что вам нужно сделать после того, как вас пригласят в священные стены «Милости».

– Спросить вас о шаге номер два, – скептически возразил Джеймсон, – когда мы еще не определились с первым?

Иен ухмыльнулся.

– Когда вы получите членство и доступ в «Милость», вам будет необходимо привлечь внимание проприетара, а не его служащих или его правой руки. Вам нужен он. Раз в год проводится игра с самыми высокими из возможных ставок, туда можно попасть только по приглашению. – В голосе Иена появились те же азарт и увлеченность, с которыми он впервые рассказывал Джеймсону о «Милости». – Игра может принимать любые формы. В какие-то годы проводили гонку. Иногда это физическое испытание, иногда интеллектуальное. Когда-то это даже была охота.

То, как Иен произнес слово «охота», заставило насторожиться.

– «Милость» – закрытый клуб, – продолжал Иен низким и густым, словно шоколад, голосом, – но игра… Что ж, это совсем другой уровень, и я, понятное дело, не получу приглашения в этом году.

«Потому что ты не только проиграл Вантидж, но сделал что-то, из-за чего тебя исключили», – подумал Джеймсон, а вслух сказал:

– Вы не получите это заветное приглашение, но ждете, что его получу я?

Ему девятнадцать. Он человек со стороны. «По-моему, это чертовски непросто».

– Действующий член был бы более очевидным выбором, – заметил Джеймсон, – но тогда вам пришлось бы подергать за веревочки – или попросить друга.

Иногда приходится хорошенько поддеть человека, чтобы заставить его раскрыть карты.

– У вас нет друзей, Иен?

– Я прошу тебя, – Иен встал прямо перед ним, чтобы Джеймсон не смог отвести взгляд, – произведи впечатление на проприетара. Привлеки его внимание. Сделай так, чтобы тебе невозможно было отказать в членстве.

На долю секунды Джеймсон вновь ощутил себя в кабинете Тобиаса Хоторна.

– Если я добьюсь приглашения на игру, – сказал он, – если я сыграю в нее и выиграю…

– Победитель вправе потребовать в награду любой трофей из тех, что клуб выиграл в прошлом году. – Губы Иена изогнулись в зловещей улыбке. – Не сомневаюсь, что за Вантидж будут охотиться и другие.

Джеймсон обдумал эту фразу.

– Получается, все, что мне нужно сделать, – это стать членом одного из самых закрытых секретных игорных клубов в мире. – Говоря это, он поднял один палец, затем второй и продолжил: – Затем каким-то образом убедить его руководителя пригласить меня на эксклюзивную частную игру, в которой – третий палец – мне нужно победить.

– Дайте мальчику приз, – сказал Йен.

Джеймсон прищурился.

– И мы возвращаемся к началу. Как именно мне получить членство в «Милости дьявола»?

– Они вообще принимают американцев? – спросила Эйвери. – Тем более тех, кому еще даже нет двадцати?

– По традиции, нет, – ответил Иен. – Членство могут получить лишь представители высших слоев британского общества, которые обладают властью, статусом и богатством.

– Тогда чем конкретно я смогу заинтересовать «Милость дьявола»? – язвительно спросил Джеймсон. Он был американцем, который еще не достиг двадцатилетнего возраста, который когда-то был богат, но власть, связи, знания, влияние, одобрение общества – у него этого не было.

В отличие от Грэйсона, которого с детства к этому приучили.

Наверное, поэтому Джеймсон сам и ответил на свой вопрос:

– Ничем.

Иен сказал, что Джеймсон больше полезен ему в статусе его сына, чем в статусе Хоторна, но это явно не вся правда. «Он знает, кто такая Эйвери». Может, поэтому не имело значения, Хоторн Джеймсон или нет, – гораздо важнее, что он встречается с наследницей состояния Хоторнов?

Что-то подсказывало Джеймсону, что это и есть самое важное.

– Вы хотели, чтобы я втянул Эйвери в это, – обвиняющим тоном сказал Джеймсон. – На самом деле вам нужна была она!

Он даже себе не признался, как сильно это его задело.

– Ты мой игрок, Джеймсон, – ответил Иен, – а она – твой способ попасть в клуб, привлечь внимание проприетара. Вы идете комплектом.

– Нет! – Джеймсон окаменел. Он чувствовал, что еще чуть-чуть и взорвется.

– Джеймсон! – Эйвери положила руку ему на плечо.

– Я не стану тебя использовать, Наследница.

– Ты сам сказал на крыше: «Мы сделаем это». – Эйвери посмотрела мимо него на Иена. – Если мы начнем расспрашивать о «Милости», это привлечет внимание проприетара?

– Так или иначе, – отозвался Иен.

Джеймсону все это совсем не нравилось.

– Подумай об этом, Хоторн. – Эйвери встала ближе. – Я одна из самых известных и имеющих дурную славу людей в мире.

– Влиятельная, – сказал Джеймсон, глядя только на нее, – и богатая. Благодаря многомиллиардному фонду у тебя куча связей. Мы вместе можем наделать очень много шума.

– А это «Милости дьявола» нужно меньше всего, – добавил Иен.

Джеймсон развернулся к нему и принял вид грозного Тобиаса Хоторна в его самом устрашающем обличье.

– Ты переиграл меня. Такого больше не повторится.

Иен по-отечески опустил руку на плечо Джеймсона.

– Иначе я буду разочарован.

Глава 13

Джеймсон

Шаги Иена медленно удалялись. В дверном проеме появился Орен и кивнул Эйвери. Теперь они были одни. Джеймсон посмотрел на высокие потолки склепа, обдумывая возможные варианты дальнейшего хода событий, затем повернулся к Эйвери.

– Готова сделать звонок?

Эйвери знала, о чем именно он говорит. Как только они вышли из склепа, она начала действовать.

– Алиса? Помнишь то мероприятие, сходить на которое ты меня уговаривала? Я передумала. Для фонда хорошо, если я засвечусь в Лондоне.

Алиса Ортега была юристом Эйвери – и фонда, соответственно. На самом же деле обязанности Алисы выходили далеко за рамки юридических вопросов. Она была и пресс-атташе, и решала всевозможные дела, особенно сомнительного толка, и наводила ужас в обеих ипостасях.

Когда Эйвери положила трубку, Джеймсон поднял на нее глаза.

– Смею ли я вообще спрашивать?

Если Алиса хотела, чтобы Эйвери присутствовала на каком-то мероприятии, то оно обязательно было значительным. «Из тех, – подумал Джеймсон, – которые привлекают богатых и знаменитых, обладающих властью и связями».

Эйвери медленно двинулась к Джеймсону с вызовом в глазах, но прошла мимо него.

– Пойдем, Хоторн! – бросила она ему через плечо. – Что за жизнь без сюрпризов?

* * *

Для мероприятия, на которое они собирались, дресс-код был обязательным: очень официальным и торжественным. Джеймсон надел темно-синий фрак, который привезли люди Алисы, и проверил, как сидит жилет бледно-зеленого цвета. Посмотрев на три цилиндра, которые ему дали на выбор, Джеймсон почувствовал знакомый прилив энергии, гудящий под кожей.

Шаг первый – привлечь внимание проприетара. Чем невыполнимее была стоящая перед ним задача, тем прекраснее казался мир вокруг.

– Я выбрал бы тот, что слева, – тягуче произнес Нэш за его спиной, – классно блестит.

Джеймсон повернулся к брату.

– Ты не выбрал бы ни один.

Стиль старшего из братьев Хоторнов никак нельзя было назвать официальным.

– Я не ты, – ответил Нэш. Фраза была довольно незамысловатой, но Джеймсон услышал скрытый в ней подтекст – и проигнорировал его. К несчастью, Нэш был не из тех, кого можно игнорировать.

– Я встретился с Джейком Нэшем, и со мной все в порядке, – тихо сказал он, – но ты не я, Джейми.

Джеймсон прищурился.

– Я так понимаю, Эйвери рассказала тебе про Иена.

– Как мило, – ответил Нэш, – что ты считаешь, будто мне нужна чья-то помощь, чтобы присматривать за тобой.

Он высоко вскинул подбородок, его карие с янтарным ободком глаза смотрели прямо в зеленые глаза Джеймсона.

Джеймсон отвел взгляд.

– Не кровь делает людей семьей. У меня есть Эйвери. У меня есть вы. Больше мне никто не нужен. – Крепко стиснув челюсти, Джеймсон отвернулся к цилиндрам и выбрал тот, что стоял слева.

– Ты прав, – сказал он Нэшу, – этот отлично подойдет.

Разговор окончен. Джеймсон неторопливо прошел мимо Нэша, подначивая его сказать еще что-нибудь, а потом отправился к гардеробной. Джеймсон постучал в слегка приоткрытые двойные двери и толкнул одну из них. Сначала он увидел стилистов, а только потом Эйвери. Но, заметив ее, он уже больше ничего не видел.

Они одели ее в белое кружево. На первый взгляд платье выглядело очень благопристойно: длиной ниже колен, с неглубоким, по ключицы, вырезом и рукавами до локтей. Но то, как оно сидело на ней… Джеймсон знал каждый дюйм ее тела, но если вдруг это было бы не так, это платье заставило бы его захотеть этого, умирать от желания узнать. Изготовленная на заказ ткань подчеркивала округлость ее груди, облегала все изгибы. Широкий черный пояс отделял верхнюю половину платья от нижней, которая тоже мало что скрывала.

Воображению оставалось ровно столько, сколько нужно Джеймсону, чтобы захотеть представить. Волосы Эйвери зачесали назад, открывая длинную и изящную шею, словно приглашение.

«Кто я такой, – подумал Джеймсон, – чтобы отказывать девушке?»

– И наконец… – сказал один из стилистов, властным жестом протянув руку.

Второй тут же положил на нее шляпку: белую, с широкими асимметричными полями и черной розой, лепестки которой были усыпаны крошечными драгоценными камнями. Шляпу укрепили на голове Эйвери под углом, и сверкающая черная роза притягивала взгляд к ее глазам.

– Уже выяснил, куда мы направляемся? – спросила Эйвери.

Джеймсон протянул руку и подождал, пока она возьмет ее. Он жаждал ее прикосновения и каждой частичкой своего тела ощутил, как ее пальчики легонько коснулись его ладони, словно по нему пробежал электрический разряд.

Это было начало.

– Не на скачки, случайно? – ответил он на ее вызов.

Глава 14

Джеймсон

– Как Кентукки дерби [5], – прошептал Джеймсон на ухо Эйвери, когда они ступили на знаменитую зеленую лужайку, – но с королевскими особами.

На территорию ипподрома не допускались ни пресса, ни личная охрана. Орен неохотно на это согласился, главным образом потому, что впервые Эйвери не была главной мишенью. Богатые. Знаменитые. Со связями. Королевские особы.

– Готов немного пошуметь? – прошептала Эйвери в ответ.

Джеймсон скользнул взглядом по мужчинам во фраках и цилиндрах и женщинам в блистательных нарядах, соперничающих за место на страницах в журнале Vogue.

– Всегда готов.

* * *

Через час шампанское и пиммз [6] лились рекой, и слух о появлении наследницы Хоторнов распространился по ипподрому. При других обстоятельствах, присутствуй на скачках буквально все члены королевской семьи, это могло бы иметь меньшее значение. Но Эйвери готовилась вот-вот раздать двадцать восемь миллиардов долларов. Плюс тот факт, что в этих скачках участвовала ее лошадь.

Вернее, две.

– Тарикс вчера хорошо себя зарекомендовал. – Благородный джентльмен, который в данный момент составлял им компанию, был одним из многих, кто сделал подобный комментарий. – Правдивы ли слухи о том, что вы хотите расстаться с ним, мисс Грэмбс?

Тарикс. Джеймсон автоматически мысленно переставил буквы в кличке животного. Старик. Как и во всем, что делал его дед, здесь тоже крылся потаенный смысл.

– Вы же знаете, слухам нельзя доверять, – застенчиво ответила Эйвери.

Это был сигнал ему.

– Тем не менее, – сказал Джеймсон, понизив голос, но лишь настолько, чтобы все в пределах видимости могли его слышать, – должен сказать, в Великобритании тоже полно интересных слухов.

«Вы не станете спрашивать, о чем я, но и не забудете мои слова».

– А что Леди Моносерос? [7] – спросил другой пожилой джентльмен. – Разве она сегодня не бежит? Вы поставили на свою лошадь, мисс Грэмбс?

Эйвери встретилась с ним взглядом.

– Нас с Джеймсоном интересуют другие ставки. Мы слышали, в Лондоне есть очень даже заманчивые… варианты.

Пауза в ее последнем предложении была весьма многозначительной.

– Прости, Наследница. – Джеймсон поднес к губам бокал с шампанским. – Леди Моносерос осталась без моих денег.

Он ждал, проглотит ли кто-нибудь из мужчин его наживку. Они не разочаровали его.

– На кого же вы тогда поставили?

Джеймсон ослепительно улыбнулся.

– На Милость Дьявола.

Он считал секунды в наступившей тишине.

– Вы имели в виду Поединок Дьявола? – резко сказал третий мужчина. – У него хорошие показатели.

Джеймсон снова поднял свой бокал, на этот раз медленнее.

– Конечно, Поединок Дьявола! Прошу прощения.

И так оно продолжалось: встреча за встречей, фраза за фразой, бокал за бокалом. Здесь должен быть член клуба. Кто-то из присутствующих непременно узнал название «Милость дьявола» и догадался, что это не просто ошибка. Кто-то точно поймет, что они на самом деле ищут, когда говорят о слухах и легендах, ставках, интригах и вариантах.

«И можно только догадываться, – подумал Джеймсон, – как этот кто-то отреагирует».

Глава 15

Джеймсон

Вечеринка после скачек была менее официальной. На верхних этажах частного клуба Эйвери и Джеймсон смешались с молодежью и просили, чтобы каждое фото, выложенное в Сеть, было помечено хештегом #МД.

На тусовке есть шансы привлечь к себе внимание, и чем больше они старались, тем больше Джеймсон чувствовал себя живым. Перевозбужденный, он тем не менее не упускал ничего, пока они с Эйвери проходили через толпу светских персонажей.

– Вы видели, как он целовал ее на лестничном пролете?

– Я слышал, что несколько месяцев назад у него случился передоз в Марокко.

– Вы же знаете, что братьев четверо? Как думаете, они выглядят так же?

– Если хотите знать мое мнение, вживую она не так уж хороша собой.

– Вы можете поверить…

Джеймсон пытался фильтровать все, что говорили о нем и об Эйвери. Он надеялся услышать нечто большее, и вот одна из фраз перекрыла все остальные: «Похоже, герцогиня решила почтить нас своим присутствием».

Джеймсон проследил за надменным взглядом говорившего и увидел элегантную женщину лет двадцати с небольшим – с темно-коричневой кожей, в изысканном и утонченном ярко-желтом платье. Из-под миниатюрной желтой шляпки струились толстые косы, собранные у основания шеи и падавшие по спине до самых бедер. Похоже, многие следили, как девушка обхватила пальцами ножку бокала с шампанским.

Джеймсон схватил Эйвери за руку и пальцем начертил на ее ладони символ. Они играли в эту игру по ночам: каждое прикосновение было сообщением, которое нужно расшифровать. Сейчас это была стрела.

Эйвери незаметно повернула голову в указанном им направлении – в сторону герцогини. Когда они приблизились к ней, она стояла спиной к стене.

– Могу я еще что-нибудь вам предложить, мадам? Сэр? – Рядом с ними снова появился официант, приставленный к Джеймсу и Эйвери в тот самый момент, как только они вошли в клуб – как и положено ВИП-гостям.

Джеймсон решил воспользоваться этой возможностью и посмотрел на свою цель.

– Что вы пьете? – спросил он у герцогини.

– Просекко и слезы моих врагов, – ее голос, с ярко выраженным британским акцентом, утонченным и аристократичным, звучал насмешливо, – с капелькой ликера из цветов бузины.

– У вас много врагов? – спросила Эйвери.

Герцогиня – если предположить, что она и правда была герцогиней, – обвела взглядом клуб.

– Сами знаете, как бывает, – ответила она Эйвери, – некоторые из нас слишком нарушают своим существованием спокойствие тех, кто предпочел бы, чтобы нас не существовало вовсе.

* * *

Наступила и прошла полночь.

– У меня есть идея, но она тебе не понравится, – сказала Эйвери и принялась чертить на ладони Джеймсона букву за буквой: «Р», «А», «З»…

Он сжал ее пальцы.

– Ты считаешь, нам следует разделиться.

– Приманка я или нет? К тому же я буду не одна. – Эйвери кивнула в сторону Орена, который незаметно укрылся поблизости. – Дай мне десять минут, и, если помощники проприетара не отыщут меня, мы поедем домой.

Джеймсон был настроен отступать и позволять кому-то другому играть вместо него, но она не была «кем-то другим».

– Десять минут, – прошептал он, – я буду на улице.

* * *

Прислонившись к стене здания, Джеймсон сунул руку в карман и нащупал часы. Три поворота минутной стрелки на определенные цифры, и пружина распрямлялась, циферблат отъезжал в сторону, открывая потайное отделение. Джеймсон думал о маленьком предмете, который сейчас там лежал. О предмете, от которого ему следовало бы избавиться еще несколько недель назад. Сразу после Праги.

Сопротивляться желанию спустить курок оказалось трудно. Шесть минут. Именно столько времени оставалось у Эйвери.

– Надоело там толкаться?

Джеймсон поднял глаза и увидел парня в черном плаще. Через секунду он узнал его. Официант.

– Типа того.

Официант склонился над своим телефоном, его поза ясно говорила о том, что у него перерыв.

– Закончил на сегодня? – спросил Джеймсон. – Или просто вышел подышать?

Официант выпрямился, половину его лица скрывала тень, другая была освещена одиноким фонарем.

– Вообще-то, – ответил он, вдруг словно став выше и шире в плечах, когда шагнул ближе к Джеймсону, убирая телефон в карман, – моя работа только что началась.

В ту же секунду в голове Джеймсона зароились разные мысли – и о его собеседнике, и о том, что они на улице одни, и о том, как внезапно замигал уличный фонарь.

Парень был моложе, чем показалось. Семнадцать, может быть? Восемнадцать максимум. Но его глаза совсем не выглядели молодыми, насыщенного темно-коричневого цвета, зрачки почти исчезали в радужной оболочке. Судя по его речи, он британец; судя по внешности – индийского или пакистанского происхождения. Черты лица угловатые и резкие, черные волосы густые, длинные – завивались.

«Достаточно длинные, чтобы схватить за них, если будет драка». Взгляд Джеймсона скользнул к двери справа от них.

– Она заперта, – сообщил парень Джеймсону, его акцент изменился: по-прежнему британский, но уже без того явного пафоса, который слышался еще секунду назад.

– Ты пришел за мной, – кивнул Джеймсон, – не за Эйвери.

Его собеседник пожал плечами, ухитрившись не пошевелиться.

– Внимание приковано к ней, и мой работодатель подумал, что ты можешь оказаться куда большей проблемой.

Джеймсон незаметно для собеседника слегка изменил позу.

– Меня и не так называли.

– Мой работодатель попросил меня перекинуться с тобой парой слов.

Джеймсон хотел привлечь внимание проприетара. Что ж, похоже, ему это удалось. «Он следил за нами всю ночь», – понял Хоторн, вспоминая предупредительного официанта, как казалось, из специально представленных ВИПам.

– Мы хотим вступить в клуб, – Джеймсон решил сразу перейти к сути, – Эйвери и я. Что нам нужно сделать, чтобы стать членами «Милости дьявола»?

– Боюсь, его ужасно беспокоит то, чего именно вы хотите. – Уличное освещение погасло. Они оказались в темноте. – Что ты слышал о «Милости»?

Последние слова он произнес низким голосом, в котором чувствовалась угроза.

Джеймсон медлил с ответом, позволяя глазам привыкнуть к темноте.

– Мы с Эйвери всего лишь хотим попробовать все, что может предложить клуб. Побыть в нем всего пару-тройку дней. Вашему работодателю ведь тоже что-то нужно.

– Понятия не имею. Я всего лишь передаю сообщения.

«И какое же именно сообщение тебя послали передать?» Джеймсон никогда не бежал от опасности. Он встал в боевую стойку, купаясь в адреналине, как загорающий на пляже купается в солнечном свете. «Хочешь потанцевать, посыльный? Давай потанцуем».

Улицу озарил свет. Из здания вышла Эйвери, за ней следовал Орен. Он придержал дверь, чтобы снаружи оставалось светло.

– Всего лишь передаешь сообщения, – повторил Джеймсон, чтобы Эйвери смогла оценить ситуацию.

– И боюсь, я буду не единственным, с кем вы встретитесь, если будете продолжать в том же духе, – отозвался посыльный, с пугающей легкостью вернувшись к аристократичному акценту.

– А я не боюсь, – сказала Эйвери.

Посыльный посмотрел на нее, и то, как изменилось выражение его лица, заставило Джеймсона стиснуть зубы. Кем бы ни был этот посредник, на что бы он ни был способен, но то, как изогнулись его губы, выдавало в нем большого ценителя женской красоты.

– Существует список, лапочка, – сказал посыльный Эйвери, – вам не захочется оказаться в нем.

Джеймсон с нарочито безразличным видом повел плечом.

– Мы во многих списках. К твоему сведению, большинство сайтов, посвященных знаменитостям, называют меня вторым самым сексуальным Хоторном.

Эйвери закатила глаза.

– Я думала, ты не заходишь на подобные сайты.

Джеймсон снова повернулся к посыльному.

– У меня всегда было плохо с тем, чтобы держаться подальше от неприятностей. – Его тон словно подтверждал: «Твой работодатель был прав, я та еще проблема». Он понизил голос: – Мы просто хотим попробовать.

Это все, о чем они просили, чего хотели – пока что.

Взгляд слуги проприетара скользнул с Джеймсона на Эйвери и остановился на ней.

– Я передам ваше сообщение.

«Сообщение Эйвери, не мое».

Вдруг дверь, которую придерживал Орен, с шумом захлопнулась, оставив их в полной темноте. Через пару секунд уличный фонарь вновь зажегся.

Посыльный исчез.

Глава 16

Джеймсон

Казалось, обратная дорога до квартиры Хоторнов заняла целую вечность. Когда они приехали, в холле было тихо и темно. Джеймсон включил свет и увидел на ближайшей стене четыре стикера. На каждом кривым почерком Ксандра было накорябано по слову.

Эйвери прочитала их вслух.

– «Эхо», «Переварить», «Ли», «Угря».

Либо Ксандр хотел предупредить их о том, что угря есть не стоит… либо это был код. Подпитываемый затяжным всплеском адреналина от ночных приключений, Джеймсон мысленно быстро переставлял буквы. На «ли» заканчивались глаголы, поэтому он начал с этого.

– Уехали, – догадался он. – А дальше, наверное…

– Попробуй заменить «переварить» на «проверить», – пробормотала Эйвери.

Пульс Джеймсона участился. Это было практически сродни прелюдии.

– Уехали проверить… – пробормотал он в ответ, наклоняясь ближе к ней.

Осталось четыре буквы. «Э», «Г», «Р», «Я». Телефон Джеймсона зазвонил в тот самый момент, когда сообщение Ксандра обрело смысл.

– Так быстро уехали из Лондона? – ответил он.

– Мы верим в тебя, Джейми, – отозвался Нэш с другого конца.

– И в то, что я сам о себе могу позаботиться?

– В то, что ты помнишь, что в этом нет необходимости.

У Джеймсона вдруг перехватило дыхание.

– Вам совершенно не о чем волноваться, – сказал он. «У меня есть Эйвери. У меня есть «Милость дьявола». У меня все будет в полном порядке».

– Принимай правильные решения! – закричал на заднем фоне Ксандр.

Джеймсон повесил трубку, и тут заговорил Орен:

– У нас на балконе гости.

Гости. Внезапно все вокруг стало ясным. Джеймсон улавливал каждый звук, каждую тень. Каждое действие Орена по обеспечению их безопасности.

– Мои люди обо всем позаботятся, – сказал начальник охраны, но Эйвери покачала головой.

– Нет.

Для Джеймсона это послужило сигналом. Размашистыми, но бесшумными шагами он двинулся в сторону балкона. Эйвери следовала за ним по пятам.

Джеймсон вышел на балкон прежде, чем Орен успел его остановить.

Посыльный развалился в одном из кресел, закинув ноги на другое.

– Ваш сосед прекрасно разбирается в вине, – объявил он, взболтав напиток в бокале и кивнув на бутылку на столе, и добавил: – Но не в кошках. У двух совсем нет шерсти. – Парень подмигнул Эйвери. – Сам я больше люблю собак.

«Официант. Головорез, скрытый во тьме. А теперь это». У Джеймсона появилось такое ощущение, что он повстречал троих разных мужчин. Но темные карие глаза, слегка курчавые волосы, торчавшие в художественном беспорядке, резкие черты лица – это один и тот же человек.

– Ты разбил окно в соседскую квартиру? – уточнила Эйвери.

– Ничего я не бил. – Посыльный, держа бокал между большим и средним пальцами, легонько постукивал остальными по ножке. – Я разбиваю только сердца.

«Вломиться в соседскую квартиру для тебя детская забава. Ты хамелеон. Мошенник. Вор». В этом Джеймсон был абсолютно уверен. И тут же в его голове возникла другая тревожная мысль.

– Откуда нам знать, что ты действительно работаешь на «Милость»?

А если их разводят?

– Оттуда, – хамелеон убрал ноги со стула, слегка развернулся и наклонился вперед, поставив локти на колени, – что ваше сообщение было доставлено.

Его слова повисли в воздухе, а затем он снова откинулся на спинку стула.

– По крайней мере, ваше, – сказал он Эйвери, поставил бокал с вином и полез в карман своего плаща.

В мгновение ока перед Эйвери оказался Орен. Их посетитель медленно вытащил руку, помахал черно-серебристым конвертом и бросил его на стол плавным, грациозным движением.

Джеймсон тут же оказался у стола. Конверт квадратный и большой, бумага черная, матовая, с тиснением и замысловатым рисунком: серебряный треугольник, вписанный в серебряный круг внутри серебряного квадрата. Внутри треугольника был еще один квадрат, внутри его – еще один круг. Рисунок повторялся снова и снова.

Разглядев конверт внимательнее, Джеймсон понял, что в тиснении использовалось не серебро, а платина.

– Удовлетворены? – спросил посыльный, подняв густую, резко изогнутую бровь. Не дожидаясь ответа, он вновь посмотрел на Эйвери.

– Полный доступ на неделю. – Парень поднял бокал и снова покрутил его, взболтнув красную жидкость внутри. – И вам это обойдется всего в двести тысяч фунтов стерлингов.

Эйвери по-прежнему не привыкла слышать такие суммы, не ужасаясь им. Но она сжала челюсти.

– Мы оба должны вступить в клуб.

– Вам никто ничего не должен, лапочка, – в голосе посыльного зазвучало предупреждение. – Неужели вы не понимаете, сколь редки такого рода предложения? Сколько людей убили бы за это?

– Отсюда возникает вопрос, – небрежным тоном вмешался Джеймсон.

– Я бы так не сказал, – последовал ехидный ответ, – но продолжай.

Глаза Джеймсона сузились.

– Полагаю, проприетар «Милости дьявола» не нуждается в деньгах. Зачем ему предлагать что-то Эйвери за какие-то жалкие двести тысяч?

– Ты не так понял. – Посыльный заговорил низким, вкрадчивым голосом: – Это не членский взнос. Плата за вступление в «Милость дьявола» намного выше. Но вы, – он перевел взгляд обратно на Эйвери, – не станете его членом и не будете платить сбор. Вы будете посетителем, и фактотум [8] хочет, чтобы вы играли за столами. – Последовала рассчитанная пауза. – Он хочет, чтобы вы проигрывали.

– Фактотум, – Джеймсон ухватился за титул, – не проприетар.

– Боюсь, ни один из вас недостоин внимания проприетара. Фактотум – заместитель проприетара. День за днем он управляет «Милостью».

– Ты отчитываешься перед ним? – спросила Эйвери.

– И это он, – добавил Джеймс, – хочет, чтобы мы проиграли.

– Хочет, чтобы она проиграла, – поправил его посыльный. – Однако фактотум предвосхитил ваш запрос относительно мистера Хоторна, мисс Грэмбс. Если вы хотите, чтобы ваш статус временного приглашенного участника распространился на другое лицо, это станет вам в копеечку. В течение трех вечеров проиграйте за столами «Милости» пятьсот тысяч фунтов.

Такую сумму не мог проигнорировать даже Джеймсон.

– С чего бы ей соглашаться на это?

Хамелеон улыбнулся.

– Действительно, с чего бы?

Его тон словно говорил, что ему известно – они хотят большего, у них есть скрытые мотивы и они не раскрывают свои карты.

– Ты говоришь, что мне придется потерять деньги в течение трех дней, – сказала Эйвери. Она говорила медленно, но Джеймсон буквально видел, как быстро работает ее мозг, – но у нас будет недельный доступ в «Милость дьявола».

Джеймсон понял, что она имела в виду на самом деле.

– Мы можем выиграть их обратно.

Эта фраза не получила ни опровержения, ни поправок, и Джеймсон прокрутил в голове весь сценарий: «Вступить в клуб. Потерять деньги. Отыграться. Обратить на себя внимание проприетара – и получить приглашение на игру».

– Что все это дает фактотуму? – Джеймсона с детства учили задавать правильные вопросы.

– Понятия не имею.

Джеймсон всматривался в каменное лицо посыльного, но ничего не смог увидеть.

– Но если бы я строил догадки, – небрежным тоном продолжил парень, – то предположил, что фактотум охотится.

– За кем охотится? – спросила Эйвери.

– За новым членом, – сообразил Джеймсон, провоцируя их гостя сказать ему, что он неправ. – Ты приманка, Наследница.

Было несложно прийти к такому выводу.

– Богатая. Молодая.

– Нахальная, слишком самоуверенная девчонка. – Эйвери прищурилась. – А если нам нужно больше, чем неделя?

– «Нужно» – интересный выбор слова. – Посыльный выразительно помолчал, затем кивнул на конверт с платиновым тиснением. – Внутри соглашение о неразглашении. Подпишите его.

Он снова полез в свой плащ и вытащил ручку. Как и конверт, она, похоже, была сделана из платины и украшена затейливым рисунком, смысл которого был так же непонятен Джеймсону, как и иероглифы.

Эйвери вскрыла конверт и прочитала документ, уместившийся на одной лишь странице.

– Здесь все только про неразглашение. Как насчет остальных условий?

– В течение трех вечеров проиграйте за столами пятьсот тысяч фунтов в обмен на недельный доступ в клуб – это условия. Под ваше честное слово – и его.

«Его» – на этом слове он сделал особое ударение, словно фактотум значил для этого мальчика на побегушках не меньше, чем Тобиас Хоторн значил для своих внуков. «Если фактотум требует к себе такого уважения… насколько тогда могуществен проприетар?»

Джеймсон решил отложить этот вопрос и задал другой:

– У тебя есть имя?

– Рохан, – ответил он с сардоническим выражением лица, – хотя это не так уж важно.

– Что ж, Рохан, – произнесла Эйвери, – можешь передать своему боссу, что я согласна.

Она взяла ручку и поставила подпись.

Рохан перевел взгляд на Джеймсона.

– Ты тоже должен подписать, если хочешь играть.

Эйвери передала ручку Джеймсону. Он повертел ее в пальцах, внимательно рассматривая рисунок и запоминая его, а затем подписал документ.

Глава 17

Грэйсон

Грэйсон знал, что у каждой проблемы есть несколько решений. Предположив, что существует только одно, можно попасть в ловушку и не увидеть оптимальную комбинацию. Сложные проблемы изменчивы, динамичны.

Джиджи была сложной проблемой.

Прошло двадцать четыре часа с тех пор, как он высадил ее у дома. Грэйсон не стал торопиться, тщательно продумал все варианты и пришел к выводу, что самое очевидное решение – позаботиться, чтобы она потеряла ключ, который носила на шее. Тогда не будет доступа к банковской ячейке, а значит, никаких неудобных улик или разоблачений. Но были и другие возможные варианты действий, ведь Джиджи понятия не имела, какая именно из банковских ячеек принадлежала ее отцу.

Не спускай с нее глаз. Выбери наилучшую стратегию, чтобы выкрасть у нее ключ. Не дай ей выяснить, на какое имя зарегистрирована ячейка. Для этих действий требовалось связаться с девушкой. К счастью, с интернетом это оказалось несложно. Он легко отыскал социальную сеть, где Джиджи Грэйсон активна, создал свою учетную запись и начал писать ей личное сообщение.

@OMGiGi. Грэйсон смотрел на ее имя пользователя и раздумывал, как лучше начать. «Мне необходимо снова увидеться с тобой». Прямо, коротко и ясно, – но что, если она увидит в этом романтический подтекст? Грэйсона передернуло. «Кофе уже перестал действовать?» – это тоже казалось неплохим началом, но вдруг оно тоже будет расценено как флирт.

На деле получалось не так легко, как казалось в самом начале.

«Есть новости от Кента Троубриджа?» – Грэйсон напечатал эти слова, – точно не имеющие настораживающего подтекста, и нажал кнопку «Отправить». В ожидании ответа от Джиджи он решил поискать информацию о человеке, которому она звонила с просьбой о помощи.

О человеке, который оставил ее в полицейском участке на ночь и бóльшую часть следующего дня, по-видимому, даже не удосужившись сообщить ее матери, что она задержана.

Со свойственной ему практичностью Грэйсон просматривал результаты поиска. Как и говорила Джиджи, Кент Троубридж действительно был адвокатом, довольно известным. Но прежде чем Грэйсон успел копнуть глубже, Джиджи ответила на его сообщение.

Грэйсон открыл его и уставился на экран. Она прислала ему… фотографию кошки? Толстый рыжий кот лежал на спине и прижимал лапы к морде. Внизу жирными буквами было написано: «Кто это?»

Грэйсон напечатал в ответ только свое имя.

Джиджи ответила: «Так до сих пор не придумал ничего другого?»

Но только он снова начал печатать, как на него обрушился целый шквал сообщений от Джиджи.

@OMGiGi: Спроси меня о моем суперплане, «Грэйсон».

@OMGiGi: А впрочем, расскажу тебе сама при личной встрече.

@OMGiGi: Ты ведь приедешь, да?

@OMGiGi: Мой папа хотел бы этого.

Грэйсон сосредоточился на приглашении, а не на упоминании об их отце. Прежде чем он смог ответить, она отправила ему фотографию другого кота: белого, пушистого и орущего.

@OMGiGi: Этот кот хочет, чтобы ты приехал.

@OMGiGi: Честно предупреждаю: у меня неограниченный запас котов.

Грэйсон фыркнул и напечатал: «Надеюсь, ты имела в виду фотографии с котами».

@OMGiGi: Может быть! А может быть, и нет. Приезжай и узнаешь.

Грэйсон ощутил укол вины, вспомнив предупреждение Ксандра: «Тебе придется лгать ей. Мешать ей. Завоевать ее доверие, а потом предать». Завоевать доверие Джиджи, похоже, было совсем не сложно. Грэйсону даже хотелось усадить ее и втолковать, что ей следует быть осторожнее.

Она ни за что не должна была садиться к нему в машину.

А сейчас не должна была приглашать его.

Но Грэйсон позволили себе два сообщения, отправив их одно за другим. Два предостережения.

@NonErrata575: Ты слишком доверчивая.

@NonErrata575: У меня есть свои причины отыскать твоего отца.

@OMGiGi: Это подло! Но мне все равно! Главное, что ты его ищешь.

Грэйсон смотрел на экран, стиснув челюсти. Сейчас ему представлялась отличная возможность заставить Джиджи поверить, что у них общая цель. Ничего криминального. «Ты не должна доверять мне», – подумал он и на тот случай, если подлецы кажутся ей слишком притягательными, отправил ей для пущей верности еще одно сообщение.

@NonErrata575: Тебе следует знать, что у меня есть девушка.

Ну вот, эта ложь должна оградить Джиджи Грэйсон от любых крамольных мыслей о темном таинственном незнакомце, пожелавшем присоединиться к ней в ее поисках.

В ответ Грэйсон получил тринадцать фотографий котов.

@OMGigi: Кстати, ты хочешь быть Шерлоком или Ватсоном?

Глава 18

Грэйсон

Грэйсон въехал на «феррари» через открытые ворота на длинную подъездную дорожку, ведущую к особняку Грэйсонов. Дом из белоснежной штукатурки был почти патологически симметричным, терракотовая черепица на крыше в точности соответствовала глиняно-красному кирпичу, которым была выложена подъездная аллея.

Грэйсон замедлил скорость, проезжая мимо огромного фонтана. Он отметил высоту струи и бронзовые скульптуры орла и лебедя, поднимающиеся из воды. Выходя из автомобиля, Грэйсон поймал себя на том, что думает о Шеффилде Грэйсоне и об их единственной встрече. Тогда тот заявил: «Я построил с нуля три разные компании. Таких высот не достичь, если не умеешь все просчитать заранее, а особенно потенциальные риски» [9].

Этим Грэйсон и был для своего отца – риском. И только.

– Я тут подумала! – Джиджи выскочила из-за пальмы, словно это было обычным делом. – Ты ведь спрашивал меня о мистере Троубридже, верно? И ты знаешь, что я звонила ему, когда меня арестовали, но он ничего не сделал – даже моей маме ничего не сказал?

Тон Джиджи не оставлял сомнений, что это вопросы, но скорость, с которой она говорила, не оставляла времени на ответы.

– А что, если ему известно о депозитной ячейке? Если у него где-то записано имя, которым пользовался мой отец, чтобы открывать ее?

Грэйсон был уверен, что Троубридж все-таки что-то да сделал, когда Джиджи задержала полиция, потому что фактически ее не арестовывали. Но сейчас ему прежде всего нужно увести разговор в другое направление.

– Если у твоего отца действительно была депозитная ячейка на вымышленное имя, почему ты думаешь, что Троубриджу оно известно?

– Не знаю. – Джиджи произнесла слова с пренебрежением, словно просто ответила Грэйсону, не желая признавать, что не продумала все до конца. – Очевидно же, что мой отец принял меры предосторожности.

Она понизила голос.

– Возможно, это как-то связано с теми парнями в костюмах.

Выражай удивление, только когда это в твоих интересах.

– Какие парни в костюмах?

– Кто знает? – Джиджи очаровательно пожала плечами. – Я видела их только один раз, когда они приезжали, чтобы поговорить с мамой. Я должна была находиться в школе, но у меня твердые убеждения по поводу домашнего обучения, и еще живот болел, так что…

Она снова пожала плечами.

– Мужчины в костюмах приезжали к вам домой? – Грэйсон пытался заставить ее сосредоточиться. – И говорили с твоей мамой?

– Я слышала, как она плакала, когда они уехали. Я рассказала Саванне, но она ответила, что это все пустяки. Но Саванна так отреагирует, даже когда на нашу крышу приземлятся инопланетяне.

Сценариев с участием людей, которых Джиджи описала как парней в костюмах, было немного, и все как один малоприятные. «Надо не забыть уволить Забровски», – подумал Грэйсон.

– А когда на нашу крышу приземлятся инопланетяне, – с энтузиазмом продолжала Джиджи, – знаешь, кому в первую очередь позвонит семья Грэйсонов? Мистеру Троубриджу. Короче, я предлагаю нам поближе познакомиться с его документами. И когда мы найдем имя, мы вернемся в банк и что-нибудь провернем, чтобы добраться до этой ячейки. И не говори мне, что мы не можем, – я больше чем уверена, что ты можешь!

Забери себе ключ. Сорви ее поиски.

– Предположим, все идет по твоему плану, – прокомментировал Грэйсон, – и ты собираешься снова наведаться в тот банк, где тебя совсем недавно задержала полиция?

Он специально говорил с ней таким тоном, заставил бы ее смущенно поежиться, но Джиджи, похоже, была к подобному невосприимчива.

– Будем решать проблемы по мере их поступления. А пока наш следующий шаг кажется мне совершенно очевидным.

«Поговорить с Троубриджем», – мысленно вставил Грэйсон.

– Вечеринка! – объявила Джиджи.

– По-моему, ты как-то неправильно истолковываешь смысл слова «очевидный», – сообщил ей Грэйсон.

– Доверься мне, – ответила Джиджи и потянула его в сторону крыльца. – Пойдем!

Грэйсон позволил увести себя, но стал упираться, когда она распахнула входную дверь, за которой оказался просторный холл с мраморными колоннами. Особняк Грэйсонов не шел ни в какое сравнение с домом Хоторнов. Эксцентричность не должна его напугать.

Но дело было и не в эксцентричности.

«Мой племянник – единственный, кого я мог бы считать сыном», – Грэйсон слышал эти слова, словно Шеффилд Грэйсон стоял прямо рядом с ним.

– Слушай, Грэйсон, – весело проговорила Джиджи, – мы можем стоять здесь и обсуждать, собираешься ли ты войти или нет, гениален ли мой план или нет, а можем сразу перейти к той части, где ты сдаешься.

Джиджи скрылась из виду и через мгновение появилась снова, держа на руках огромную вроде бы домашнюю кошку, которая, однако, больше напоминала маленького леопарда.

– Это Катара. Сексуальное чудовище, которое любит обнимашки, но поцарапает тебя, если того потребует ситуация.

Грэйсон прогнал воспоминания о словах отца. Как только он переступил порог, кошка спрыгнула с рук Джиджи и удалилась в одном направлении, а сама Джиджи бросилась в другое.

– Куда ты? – крикнул ей вдогонку Грэйсон.

– Вечеринка! – отозвалась она, словно это был ответ. – Я знаю, кто сможет нам помочь.

Глава 19

Грэйсон

Следуя за Джиджи, Грэйсон запоминал план дома. В коридоре, слева от огромного холла, висела пара ярких абстрактных картин. Когда они проходили мимо них, Грэйсон заметил под огромными полотнами маленькие бронзовые таблички.

«Саванна, три года», – гласила одна из них. И вторая: «Джиджи, три года».

Значит, это не абстракция, а детские рисунки. На близком расстоянии становилось ясно, что мазки кистью наносились хаотично, отсутствовали умение использовать белое пространство и визуальная метафора. Это были просто рисунки.

Грэйсон отвернулся от стены.

– Запомни две вещи, – обратилась к нему Джиджи, остановившись перед дверью в конце коридора, – не мешай и ничего не говори про музыку.

Она распахнула дверь.

Первое, что увидел Грэйсон, было его собственное отражение. Зеркала. Из четырех стен просторной комнаты три были выложены зеркальными панелями от пола до потолка. Громко играла классическая музыка. С первого взгляда это место сильно напоминало танцевальную студию, если бы не разметка на полу и кольцо.

Это была половина спортивной площадки. Баскетбольной площадки. На линии штрафного броска стояла девушка. Светлые волосы, заплетенные в косы, были уложены вокруг головы как венок. Или как корона. Но она была не в спортивной одежде, а в клетчатой серебристой юбке длиной чуть выше колен. Обуви на ней не было, рядом валялись черные туфли на шпильках. С другой стороны от нее стояла корзина с мячами.

Грэйсон наблюдал, как девушка – по-видимому, сестра Джиджи, ее двойняшка – сделала три броска подряд.

«Не мешай, – советовала ему Джиджи, – и ничего не говори про музыку». Она, казалось, лилась со всех сторон. Грэйсон узнал Чайковского.

Когда в корзине осталось четыре мяча, девушка в серебристой юбке сделала три шага назад. Она взяла мяч и по высокой дуге отправила его прямиком в кольцо.

Осталось три мяча… два. Перед последним броском она отступила до трехочковой линии, и мелодия достигла щемящего крещендо. Чистое попадание.

Внезапно музыка оборвалась. И точно так же внезапно Саванна Грэйсон подошла к ним, а потом прошла мимо, не говоря ни слова.

– Ее комната вон там, – услужливо сообщила ему Джиджи.

Они пошли за Саванной обратно по длинному коридору, но она захлопнула дверь прямо у них перед носом.

– Она выйдет через минуту, – перевела Джиджи, – и она говорит, что рада познакомиться с тобой.

– Внутренний двор, – донеслось из-за двери. Голос у Саванны был высокий и звонкий, а интонация… очень знакомой. – Десять минут.

– Как скажешь, так и будет, – пропела Джиджи театральным шепотом.

* * *

Внутренний двор, выложенный плиткой, оказался крытым, а по площади был больше, чем некоторые дома. Грэйсон насчитал тридцать мест для сидения. Здесь же находилась и полностью оборудованная летняя кухня, хотя за раздвижными стеклянными дверями виднелась полноценная домашняя кухня. Парные лестницы, облицованные кафелем, вели на второй этаж, где располагалась открытая терраса.

Грэйсон, к собственному неудовольствию, поймал себя на том, что не сводит глаз с бассейна. Он то расширялся, то сужался, то изгибался, словно река, вокруг двух пальм, высаженных напротив садового камина. Вода была темно-синей, но бассейн подсвечивался даже днем.

В памяти Грэйсона предательски всплыли воспоминания, как он в детстве плавал в бассейне. Он попытался отвлечься, но его взгляд зацепился за две пары отпечатков крошечных ладошек, увековеченных в бетоне.

– Позволь уж, говорить буду я, – сказала Джиджи, когда по плитке застучали каблуки, извещая о появлении ее сестры.

Саванна расплела косы и зачесала длинные светлые волосы назад, их удерживал серебристый ободок. Если Джиджи имела ямочки на щеках и чересчур выразительные черты, то лицо Саванны было словно вырезано изо льда: высокие скулы, как у Грэйсона, его острый подбородок и пугающе знакомые глаза, цвет которых менялся от серебристо-серого до сурового светло-голубого.

На фотографиях, которые он видел, она казалась мягче. «Почти не похожей на меня».

– Вижу, у нас гости. – Саванна постояла, окинув его оценивающим взглядом, и только потом опустилась на один из обеденных стульев.

– Сав, это «Грэйсон». Он помогает мне в поисках папы. – Кавычки, которые показала в воздухе Джиджи, произнося его имя, не остались незамеченными, но сейчас Грэйсона больше интересовала реакция Саванны.

– Правда? – ответила она и посмотрела прямо в глаза Грэйсону. Ее лицо выражало радушие, но ему сразу вспомнилась его тетушка Зара, отточенная женственная улыбка которой словно говорила: «Я могу убить тебя ниткой жемчуга».

Изучив Грэйсона и посчитав его неубедительным, Саванна повернулась к своей сестре.

– Я же говорила тебе, Джиджи, папа уехал.

Джиджи сдула с глаз прядь волос.

– Он не мог просто взять и уехать! – возмутилась она.

– Мог.

Но Джиджи посмотрела на сестру тем же взглядом, которым пользовалась в участке, чтобы полицейские приносили ей кофе.

– Как сильно ты меня любишь?

– Когда ты задаешь этот вопрос, хорошего не жди, – ответила Саванна.

– Мы с Грэйсоном решили устроить вечеринку, но дело в том, что… нам понадобится помощь Дункана.

– А Дункан – это…? – встрял Грэйсон.

– Парень Саванны, – объяснила ему Джиджи. – Дункан Троубридж.

И тут стало понятно, почему Джиджи так настаивала на вечеринке. Если ей удастся уговорить этого парня, Троубриджа, устроить все у него дома…

Саванна положила левую руку на колено, а правую на запястье левой. Самообладание. Элегантность.

– Конечно, Джиджи. Только сходи за моим телефоном, я оставила его у себя в комнате.

Джиджи широко улыбнулась сестре и убежала, оставив их с Грэйсоном наедине. Саванна сидела на стуле, как королева на троне. Между ними повисла тишина.

Грэйсону ее попытки запугать его казались даже милыми.

– Ты должен уйти к тому времени, когда она вернется, – в конце концов заявила Саванна.

– Это не похоже на вежливую просьбу, – заметил Грэйсон.

Саванна отвернулась к бассейну. Легкий порыв ветра подхватил ее волосы, но ни одна прядка не попала на лицо.

– Неужели я похожа на ту, кто станет просить?

Грэйсон вспомнил, как она выполняла бросок за броском. Что-то сжалось у него внутри, и он почувствовал необъяснимое желание спасти сестру от нее самой. Если не научишься уступать, Саванна, однажды ты сломаешься.

– Моя сестра – очень дружелюбный человек, она хватается за каждого, как за давно потерянного друга. Сдержанность – не самая сильная ее сторона.

– А ты пытаешься ее защитить. – Грэйсон говорил ровным голосом только благодаря силе воли.

Саванна встала и шагнула к нему, ее каблуки громко стукнули по плитке.

– Я знаю, кто ты, Грэйсон Хоторн.

Его это почему-то даже не удивило. Он предчувствовал, что Саванна Грэйсон всегда знает больше, чем кажется.

– Ты понял меня? – кристально чистый голос Саванны зазвучал тише, ее серебристые глаза смотрели прямо в глаза Грэйсона. – Я знаю.

И тут до него дошло: она не просто знала, кто он, – она знала, кем он ей приходился. И хотя Грэйсон мог стоять в стеклянном лифте в эпицентре землетрясения, сохраняя ледяное спокойствие, не отреагировать на это он был не в силах. Выражение его лица ничуть не изменилось, его железная выдержка не дала трещину, но он почувствовал укол ее слов.

Саванна все знала, но совершенно очевидно не считала его… хоть кем-то.

– Твою сестру арестовали, – сказал ей Грэйсон. Он постарался, чтобы голос не выдал его эмоций, – всю прошлую ночь она провела в тюрьме. Я вытащил ее оттуда.

– Это не твое дело – заботиться о моей сестре.

Понятное дело, здесь не было ничего его.

– Похоже, она спит и видит, как бы нажить себе неприятности, – высказал Грэйсон свое наблюдение. – Она верит, что ваш отец уехал не просто так.

– А еще она верит, – высоко подняв подбородок, парировала Саванна, – что наш отец никогда в жизни не изменил бы маме. Но вот ты здесь, пожалуйста. – Она смерила его взглядом и величаво кивнула. – Как я уже сказала, ты должен уйти до ее возвращения.

«Этого не будет, Саванна». Грэйсон не собирался никуда уходить, пока не разберется с ситуацией.

– Я не собираюсь говорить это еще раз, – медленно произнесла Саванна. – Пошел вон!

– Никогда не заявляй, что не собираешься больше что-то кому-то говорить, – посоветовал Грэйсон, – иначе в центре внимания окажутся ты, твой блеф и сомнения, доведешь ты сказанное до конца или нет. Лучше сосредоточиться на собеседнике.

– Тебе не понравится, если мне придется повторить.

Грэйсон склонил голову.

– Уже лучше.

– Тебе здесь не рады! – заявление Саванны прозвучало очень убедительно, но Грэйсон мог думать лишь о том, что у нее его глаза.

– Довольно!

Саванна резко повернулась к открывшимся стеклянным дверям, ведущим на кухню, и женщине, которая стояла на пороге.

– Мам! – На ледяном фасаде Саванны появились трещины: глаза слегка округлились, уголки губ едва заметно опустились. – Что ты слышала?

– Ничего из того, что мне неизвестно, малышка. – Акация Грэйсон невозмутимо повернулась к сыну своего мужа. – Пойди посмотри, как там твоя сестра, Саванна, и оставь меня наедине с нашим гостем, пожалуйста.

Глава 20

Грэйсон

Акация закрыла стеклянные двери, ведущие во внутренний дворик, и они с Грэйсоном оказались на кухне. У нее такие же светлые волосы, как у Саванны, она выше его матери и совсем худая.

Мысли о Скай могли разбередить старые раны, поэтому Грэйсон отогнал их от себя.

– Как давно вы все знаете? – Грэйсон не планировал перехватывать инициативу в разговоре у жены своего отца, но от некоторых привычек трудно избавиться.

– О тебе? – Акация отошла и села за круглый стеклянный стол. – Не так уж давно. Мне хочется думать, что, узнай я раньше, то смогла бы повлиять на Шеффа и он сделал бы все правильно. – Она закрыла глаза, всего на секунду, и Грэйсон вдруг понял, что почему-то думает о детских рисунках и отпечатках ладошек в цементе. Похоже, и то и другое было ее задумками. – Мне хочется думать, – тихим голосом продолжила Акация, – что я из тех людей, кто никогда не станет перекладывать на ребенка ответственность за действия его родителей.

Предательство, измена – это она имела в виду. Отбросив другие мысли, Грэйсон уселся напротив Акации.

– Я не стал бы осуждать вас, если бы вы возненавидели меня.

– У меня нет к тебе ненависти. – Акация опустила глаза. – Двадцать два месяца. Вот ответ на твой вопрос. Я узнала о тебе на похоронах своей матери, двадцать два месяца назад.

Грэйсон подсчитал в уме. Двадцать два месяца назад Шеффилд Грэйсон еще был жив, как и Старик. Кто расскажет такое скорбящей дочери, которая только что похоронила свою мать?

– Я здесь не для того, чтобы навредить вашей семье, – сказал Грэйсон. Важно, чтобы она поняла это.

– Если ты хочешь поближе узнать девочек, Грэйсон, то я не против.

«Это не то, чего я хочу. Дело совсем не в этом».

– Джиджи не знает, кто я.

Акация судорожно вздохнула.

– Я не должна благодарить тебя, но дети будут смотреть на меня по-другому, когда узнают. – Она посмотрела на внутренний дворик, где уже не было Саванны. – И когда узнают, что я знаю.

Саванна явно была не в курсе, что Акации все известно, а, с другой стороны, мать совсем не удивилась осведомленности дочери.

– Как давно Саванна знает обо мне? – спросил Грэйсон.

– С того лета, когда ей исполнилось четырнадцать. – Голос Акации звучал ровно. – Тогда я никак не могла взять в толк, что с ней случилось, но теперь все встало на свои места.

Грэйсон стиснул челюсти.

– Он заставил ее хранить это в тайне? – Грэйсон не стал называть отца по имени и уж точно не хотел бы употребить фразу «ваш муж» из уважения к женщине, сидящей напротив. Но по тону его голоса все было понятно.

– Сомневаюсь, чтобы Шеффу пришлось заставлять Саванну. – Акация говорила даже слишком спокойно. – Насколько я понимаю, мои родители давно уже были в курсе. Еще до… – Ее рука, лежащая на столе, слегка дрогнула. – Еще до твоего рождения. Мне не известны детали, но подозреваю, моя мать перемолвилась словечком с Шеффом. Я как сейчас слышу, как она говорит ему, что романы на стороне – это одно, но следует вести себя осторожнее, как это делал мой отец.

Сделать ребенка своей любовнице – верх безрассудства, особенно если учесть, что ее фамилия Хоторн.

– Это были их деньги, знаешь. – Акация умолкла. Повисла тягостная тишина. – Начальный капитал всех предприятий Шеффа… – Она проглотила вставший в горле ком. – Если моя мать приперла Шеффа к стенке, ее угрозы были очень серьезными, можешь мне поверить.

Грэйсон обдумал услышанное.

– У меня сложилось впечатление, что он из тех, кто «сделал себя сам».

– Я не знала, что вы встречались. – Акация снова опустила глаза.

Грэйсон сочувствовал ей, но знал, что должен предупредить любые ее вопросы об их встрече.

– Мой дедушка только скончался…

– Да, конечно. – Акация быстро заморгала. – Мне очень жаль.

«Она старается не расплакаться».

– Мне тоже очень жаль, – сказал ей Грэйсон. Жена его отца оказалась совсем не такой, какой он ее представлял. Эта женщина ни разу не сорвалась на него. Она была… была такой, какой должна быть мать.

– Двери этого дома открыты для тебя, Грэйсон, – охрипшим голосом сказала Акация, но произнесла она это уверенно, с высоко поднятой головой. – Приходи, когда захочешь.

Грэйсон не мог себе позволить придавать слишком большое значение этим словам.

– Сомневаюсь, что Саванна с вами согласится.

– Саванна всю жизнь жила так, чтобы Шефф мог ею гордиться, – мягко сказала Акация. – Малышкой она страдала от колик, а когда чуть подросла, то была тихой и серьезной. В отличие от Джиджи. – Грэйсон подозревал, что это было приуменьшение. – Я даже волновалась, что Саванна потеряется на ее фоне. Ее сестра была похожа – и сейчас похожа – на младшего племянника моего мужа.

«Колина, – подумал Грэйсон. – Из-за него ваш муж так жаждал мести».

– Из-за внешнего сходства и своей жизнерадостности Джиджи с самого рождения веревки вила из Шеффа. Саванна всегда остро осознавала это, даже еще совсем малышкой. Но она нашла свой путь. Она забросила свой первый мяч, когда ей было пять, и никогда не оглядывалась в прошлое.

Тут Грэйсон кое-что вспомнил.

– Колин играл в баскетбол.

После смерти племянника Шеффилд Грэйсон основал в его честь некоммерческую спортивную благотворительную организацию.

– Как и Шеффилд в колледже. Он выжимал из Колина все соки, возлагал на него большие надежды…

«А потом Колин погиб. По вине семьи Хоторнов».

– Саванна оживила в нем эти надежды, – догадался Грэйсон. Это было логическое умозаключение, а Грэйсону не было равных в логике.

– Насколько может дочь. – Акация вздохнула. – Саванна осудит меня за то, что я осталась с ее отцом после того, как все узнала. Она посчитает это слабостью. – Женщина снова взглянула на Грэйсона. – Но уверяю тебя, это не так.

«Нет, это не так».

– Джиджи рассказала мне, что недавно к вам приходили мужчины в костюмах.

Акации такая смена темы должна показаться неожиданной, но на то и расчет. У нее почти не было времени скрыть свои эмоции и справиться со своей реакцией.

– Джиджи ошиблась.

– Если вам что-нибудь нужно… – начал Грэйсон.

В кухню влетела и резко затормозила Джиджи.

– Я написала Дункану с телефона Саванны. Вечеринка завтра! А пока, кто готов к минус первому шагу?

– Минус первому шагу? – повторил Грэйсон.

– Два шага перед первым шагом, – пояснила Акация и выразительно посмотрела на Грэйсона, давая понять, что их разговор по душам окончен.

– Джиджи арестовали, – Саванна ошарашила мать этой новостью, еще даже не войдя на кухню.

«Она старается держаться на расстоянии от матери – и от меня», – подумал Грэйсон.

– И ты, Брут? – сказала Джиджи сестре, потом повернулась к Грэйсону. Когда до нее дошло, от кого Саванна получила информацию, ее глаза сузились. – И ты тоже, Брут? – повторила она, склонив голову набок. – У слова «Брут» есть множественное число?

– Это имя, – сказал Грэйсон, – обычно не употребляется во множественном числе.

– Потрясающе! – заявила Джиджи. – Гораздо интереснее, чем все, что могло или не могло привести к тому, что я позвонила нашему семейному адвокату, который, кстати, оставил меня в тюрьме на целую ночь и половину следующего дня!

Акация подняла руку.

– Перемотай-ка назад. В тюрьме?

– Все уже улажено, – вмешался Грэйсон.

Акация посмотрела на него: отчасти с упреком, отчасти с предостережением, по-матерински. Но не стала требовать разъяснений.

– Хорошо. Тогда можете переходить к своему минус первому шагу. Саванна? – Она выразительно посмотрела в глаза дочери. – Веди себя хорошо.

Глава 21

Грэйсон

– Это папин кабинет, – сказала Джиджи Грэйсону и показала на компьютер на столе. – В нем я и нашла ключ от банковской ячейки на прошлой неделе. Его приклеили к карточке, которая находилась внутри системного блока, рядом с вентилятором охлаждения.

Грэйсон рассчитывал, что Джиджи все-таки объяснит, что они делают в кабинете. Но пока что она толком ничего не сказала. Он не стал ее расспрашивать.

– Можно мне посмотреть на ключ? – спросил Грэйсон, кивнув на цепочку на шее Джиджи.

Забери себе ключ. Сорви ее поиски.

Джиджи подняла руки за шею, расстегнула застежку и отдала цепочку Грэйсону. Он внимательно рассмотрел ключ. Можно было заставить его исчезнуть, но есть еще один вариант, куда лучше – изготовить дубликат, не совсем точный, и заменить им оригинальный ключ. Немного брака, и ячейку никогда не откроют.

– Можно я сфотографирую его? – спросил Грэйсон. – Хочу поближе разглядеть гравировку. – Он провел большим пальцем по головке ключа с названием банка. – Есть небольшая вероятность, что при помощи ключа можно идентифицировать номер ячейки, которую он открывает.

– А если мы его узнаем, – сказала разволновавшаяся Джиджи, – нам не придется выяснять имя, которым пользовался папа, чтобы выяснить, к какой ячейке подходит этот ключ!

Едва удержавшись, чтобы не ответить на ее лучезарную улыбку, Грэйсон сделал несколько фотографий ключа на свой телефон. И не только его головки, и не только с одного ракурса. Создав 3D-модель, он с легкостью сделает дубликат.

Для отвода глаз Грэйсон открыл одну из фотографий и увеличил изображение на гравировке.

– Ты и правда это делаешь! – резко заявила Саванна рядом с ним. – Помогаешь ей!

Она знала, как использовать паузы в разговоре – как оружие, даже если они были короткими.

– Потому что ты не веришь, что мой отец мог просто взять и уйти от нас. Ты не веришь, что у него, возможно, появилась другая женщина, потому что Шеффилд Грэйсон никогда не изменил бы жене.

Каждое ее слово звенело льдом. Но Грэйсон не обращал на это внимания. Саванна имела право злиться, и шестое чувство ее не подводило: ему нельзя доверять.

– Я верю, – спокойным голосом ответил ей Грэйсон, – что Джиджи все равно продолжит поиски. Со мной или без меня.

– Подтверждаю! – Джиджи ухмыльнулась. – Хаотично-добрый [10] персонаж по имени Джиджи. Давайте обсудим минус первый шаг.

Саванна бросила на Грэйсона еще один пронзительный предупреждающий взгляд, а потом повернулась к своей сестре.

– Просвети нас.

Джиджи протянула руку Грэйсону.

– Мой ключ, будь добр.

– Ничего, – сказал ей Грэйсон, отдавая цепочку, – никаких цифр.

– Но нас это не остановит! – объявила Джиджи. – И прежде чем мы обшарим кабинет отца Дункана и просмотрим его документы – Сав, накричишь на меня из-за этого как-нибудь потом, – нам нужно убедиться, что здесь все чисто.

– Разве ты уже не обыскала здесь все? – спросил Грэйсон.

– Обыскала! – Джиджи улыбнулась. – А вы двое нет.

Если здесь что-то и было, то Грэйсон предпочел бы найти это сам, главное, чтобы это «что-то» не попало в руки Джиджи.

– Ты сказала, что ключ был приклеен к карточке. – Грэйсон немного подумал. – Эта карточка все еще у тебя?

У Джиджи округлились глаза, и она чуть ли не с головой нырнула в мусорную корзину, а через мгновение выпрямилась с победными видом.

– Вот!

Девушка протянула ему карточку. Грэйсон заметил, что она обрезана, возможно, иначе не вмещалась в компьютер. Но почему именно карточка?

Грэйсон пожал плечами.

– Это просто белая карточка.

Но стоило Джиджи отвернуться, как он тут же опустил ее в карман.

– Ну что, народ? Начинаем поиски! – Джиджи широко улыбнулась.

– Я не стану тебе помогать! – категорично заявила сестра Саванна.

Джиджи похлопала ее по руке.

– Понимаю, что ты веришь в то, что говоришь, но все же спроси себя, зачем ты здесь.

– Затем, – ответила самая высокая и самая старшая из близнецов, – что я не доверяю ему!

– Не обижайся, – обратилась Джиджи к Грэйсону, – это она в литературном смысле. Да и вообще, у кого из нас сейчас нет проблем с доверием?

Грэйсон почувствовал, как дернулись уголки его губ, едва не растянувшись в улыбке.

– Ищем все, что может указать нам на имя, которым воспользовался папа, чтобы оформить секретную банковскую ячейку, – проинструктировала Джиджи. – Фальшивое удостоверение личности, бумажные заметки, внешний жесткий диск. Документы, подписанные другим именем.

– У твоего отца не было кабинета вне дома? – как бы невзначай спросил Грэйсон. Если услышит положительный ответ, сегодня же ночью он сам проникнет туда, взломав замок.

– Нет, – ответила Джиджи, – папа продал свою компанию через пару недель после того, как бабуля отправилась на небеса.

«Незадолго до того, как он похитил Эйвери», – Грэйсон отогнал эту мысль.

– Ты пробовала «Колин»? – тихим голосом спросила Саванна у сестры.

Это лишь подтвердило слова Акации о том, что близнецы всегда росли в тени давно погибшего кузена.

– Слишком очевидный вариант, – сдавленным голосом ответила Джиджи, – но да, пробовала.

Грэйсон в курсе, каково это – вкалывать и вкалывать, но знать, что этого всегда недостаточно. Потерять человека, который создал тебя, а потом до конца дней жить со знанием того, что тебе предпочли кого-то другого.

– Вы займетесь компьютером, – быстро сказал он Джиджи, – а я столом.

* * *

На столе ничего не оказалось, как и на полках, в стульях и тумбах, в лепнине на стенах. Грэйсон продолжал быстро и тщательно обыскивать кабинет, стараясь не спускать глаз с девушек. Он снял абажуры с ламп, с доскональной точностью осмотрел каждую половицу и в конце концов взялся за произведения искусства – два больших пейзажа на стенах и бронзовую статуэтку орла, похожую на одну из двух скульптур в фонтане.

Ни внутри, ни за ними ничего не оказалось.

Остались только две фотографии в рамках. На одной из них запечатлен парень в прыжке, бросающий баскетбольный мяч. Его мокрые от пота шоколадные кудри торчали в разные стороны. Колин. Грэйсон снял рамку со стены и сдвинул заднюю часть, но ничего не нашел и повесил фотографию обратно. Он рассматривал семейный портрет. Саванна стояла с непроницаемым лицом, Джиджи улыбалась, они были в похожих нарядах. Грэйсон попытался определить возраст девочек: четыре года, может, пять. За ними стояла их мать, прислонившаяся к отцу.

Они похожи на семью, у всех счастливый вид. Обычная семья, а вот в детстве не было ничего обычного.

Отогнав непрошеные мысли, Грэйсон снял рамку со стены, сдвинул заднюю часть – и снова ничего. Но вдруг он заметил паз в деревянной рамке.

Его здесь не должно быть!

Грэйсон вел пальцами по боковой стороне, пока не нашел рычажок. Маленький кусочек дерева выскочил из рамки, открыв небольшое потайное отделение. Переместившись, чтобы скрыть свои действия от сестер, Грэйсон наклонил рамку вбок. Оттуда выпал крошечный квадратик.

Флешка!

Грэйсон сжал ее в ладони, а через секунду она уже была надежно спрятана в манжете его рубашки. Ловким движением он сместил рамку вправо, но, уже собравшись повесить фотографию на место, почувствовал, как к нему подходит одна из сестер. Саванна. Она молча взяла фото Колина.

– Не знаю, в какие игры ты тут играешь, Грэйсон, но мне плевать.

Она видела, как он забрал флешку? Грэйсон так не думал и ответил соответственно.

– Если ты собираешься сделать предупреждение, – тихим голосом сказал Грэйсон Саванне, – то, я так понимаю, знаешь, чего хочешь? Есть ли у тебя то, чего я хочу? Есть ли у меня что-то, что я боюсь потерять? – Он взглянул ей прямо в глаза. Это было все равно что смотреться в зеркало.

– Что я за человек? – продолжил Грэйсон.

Саванна выгнула изящную бровь.

– Ты и правда хочешь, чтобы я ответила?

«Отвечает вопросом на вопрос. Неплохо».

– О чем вы там шушукаетесь? – спросила Джиджи с противоположного конца комнаты.

– Грэйсон собирается домой, – ответила Саванна. – Мы ничего не нашли, Джиджи. И не найдем. Довольна?

– Как всегда, – парировала Джиджи. – И все же нет! Я полна противоречий!

Джеймсон снова ощутил, как его тянет к ней, к ним обеим – и изо всех сил постарался заглушить в себе это чувство.

– Думаю, здесь мы закончили. Каков нулевой шаг?

– Шаг между минус первым и первым шагами! – Джиджи ослепительно улыбнулась ему. – А ты быстро схватываешь, мой анонимный друг!

– Я бы так не сказала. – Саванна встала между ними. – Уже поздно.

Грэйсон думал, что Джиджи начнет возражать, но она не стала.

– Действительно. А нулевой шаг требует крепкого сна и выбора нарядов, потому что завтра мы идем на вечеринку!

Глава 22

Грэйсон

Джиджи проводила Грэйсона до дверей, но не вышла на крыльцо. Он шагал к «феррари», когда услышал голос, доносившийся с подъездной дорожки. Акация.

– Ты оставил ее там на всю ночь? И не позвонил мне?

Грэйсон умел замирать на месте за секунду. Полный контроль над своим телом позволял ему с легкостью оставаться незамеченным.

– Когда-нибудь ей придется научиться уму-разуму. – Второй голос был мужским, невыразительным. – Акация, ты хоть понимаешь, что могло случиться, не вмешайся я?

Вычислив, что они находятся под навесом, Грэйсон сделал еще два шага в их направлении. Бесшумно. Размеренно.

– Не тебе поучать моих дочерей, Кент!

– И это не единственное, что должно вас беспокоить, миссис Грэйсон.

Троубридж. Они явно были на «ты», но он умышленно обратился к Акации «миссис Грэйсон».

– Джиджи видела детективов, – приглушенным голосом призналась Акация, и Грэйсону едва удалось расслышать ее слова. – Я изо всех сил стараюсь защитить девочек, но…

– Мы уже обсуждали это, Акация. У тебя нет возможности кого-то защищать. Я делаю все, что могу, но ты же понимаешь…

– Я сама все улажу! – Акация больше не пыталась говорить шепотом.

– Твоих родителей больше нет. Твой муж исчез. А деньги…

– Я знаю! – Акация вышла из-под навеса и появилась в поле зрения Грэйсона.

– Я сделаю все, что смогу. – Кент Троубридж вышел следом за ней. Он был ниже Акации, но двигался с уверенностью мужчины, который находится в лучшей физической форме, чем парни в два раза моложе его. – Ты же знаешь, я здесь ради тебя, Акация. Просто позволь мне позаботиться о тебе.

Грэйсон, заметив, что адвокат положил руку на плечо Акации, но неприлично близко к ее шее, сделал три громких шага вперед. Троубридж тут же убрал руку, Акация отошла от него, и оба повернули головы в сторону дома.

– Надеюсь, я не помешал. – Грэйсон пользовался методом своего деда и не повышал голос, чтобы его услышали. Он неторопливо приблизился к «феррари», остановился и протянул руку, вынуждая Троубриджа подойти и пожать ее.

– Грэйсон Хоторн, – представился он, глядя в глаза адвокату.

Было заметно, что Троубриджу известна его фамилия.

– Кент Троубридж.

Губы Грэйсона слегка изогнулись.

– Я знаю.

Его власть была в этих двух словах. Пусть мучаются, гадая, что именно ты знаешь.

Троубридж обернулся к Акации.

– Потом поговорим.

Грэйсон не подходил к своей машине до тех пор, пока адвокат не скрылся из виду. Он не стал расспрашивать у Акации о том, что подслушал. Вместо этого он сделал звонок, выезжая с подъездной дорожки.

– Забровски, у вас есть ровно один шанс доказать мне, что вы стоите того, чтобы дальше платить вам за услуги.

Глава 23

Джеймсон

Через двенадцать часов, после того как Джеймсон и Эйвери подписали соглашение о неразглашении, в квартире появился еще один конверт с одним лишь витком из платины, окружавшим черную восковую печать. Рисунок, выдавленный в воске, был им уже знаком: треугольник внутри круга, вписанного в квадрат. Джеймсон большим пальцем очертил линии, мысленно вращая фигуры, разъединяя и соединяя их. Он сломал печать и открыл конверт. Внутри оказалось приглашение, тоже черное, с серебристым тиснением. К нижней части карточки был прикреплен маленький, изящно украшенный ключ.

Джеймсон пробежал глазами по инструкции, сорвал с карточки золотой ключ, а потом повернулся к Эйвери. На его лице сияла ослепительная улыбка.

– Кажется, мы идем в оперу.

* * *

– Застегнешь молнию?

На Эйвери было черное платье с золотой вышивкой – изысканный сложный узор обвивал ее тело, спускаясь по бедрам к самому полу. Спина была открытой, и, увидев ее в этом наряде, Джеймсон снова вернулся к краю водопада, желая большего.

– С удовольствием.

Джеймсон не стал торопиться и провел рукой от ее обнаженной шеи к пояснице, а затем раздвинул пальцы. Тепло ее мягкой кожи обжигало его ладонь.

Эйвери выгнула спину. Когда она заговорила, ее голос был низким и хриплым:

– Таити.

Когда один из них произносил это кодовое слово – их кодовое слово, – второй был вынужден опустить броню и полностью открыться.

Джеймсон был удивлен, что ей потребовалось так много времени. Он наклонился к ней, его губы коснулись ее уха.

– Хочешь, чтобы я обнажился?

Он дотронулся большим пальцем до местечка под ее челюстью, где пульсировала жилка.

– Я хочу, чтобы ты признал, как это для тебя важно, – сказала Эйвери, подавшись навстречу его прикосновению.

Джеймсон обнял ее свободной рукой и прижал к себе.

– Победа всегда важна. – Быть с ней вот так – черт, да это каждый раз было похоже на победу.

– Невыполнимая задача, – прошептал он прямо в ее кожу. – Скрытый мир. Секретная игра. Это как раз по мне.

– И все? Или ты просто пытаешься отвлечься?

Эйвери повернула голову, и Джеймсон начал медленно очерчивать линию ее подбородка. «Таити» означало быть честным – с собой, с ней. Он опустил руку.

«Н-Е-Т» – Джеймсон вывел большим пальцем буквы у нее на спине.

– Нет, – прошептала Эйвери. – Значит, дело не в задаче, игре или способе отвлечься. – Она помолчала. – Дело в Иене?

Вопрос вонзился в него ножом, но Эйвери была мягкой и теплой под его прикосновением. Джеймсон начертил еще несколько букв на ее спине и едва мог дышать. «В-О-З-М-О-Ж-Н-О».

– Возможно? – мягко спросила Эйвери.

– Я знаю, что он использует нас, – ответил он прерывающимся голосом, – использует меня.

Она воспользовалась «Таити». Он не мог закончить на этом. Уговор есть уговор.

– Возможно, в глубине души мне хочется доказать Иену, что он совершил ошибку, все эти годы оставаясь в стороне. Маленькая часть меня хочет произвести на него впечатление. А может, я просто хочу заставить его нуждаться во мне, а потом уйти.

Тут Эйвери повернулась и поднесла руку к его лицу. Ее платье все еще было расстегнутым.

– Ты, – сказала она с той же откровенностью, что и он, – пылающий огонь.

Когда Эйвери так говорила, он сам начинал в это верить.

– Ты природная стихия, которая без труда делает невозможное возможным. Ты умный, находчивый и добрый.

В последнее труднее всего поверить, и именно это его добило.

– А еще я очень красивый, – насмешливо добавил Джеймсон, но слова дались ему с трудом.

– Ты – моя вселенная, – сказала ему Эйвери, и ее голос эхом прокатился по каждой клеточке его тела.

А она была его вселенной. Все это было.

– Мы уже закончили? – криво ухмыльнувшись, прошептал Джеймсон.

Она скопировала его улыбку, как игрок в покер копирует ставку.

– А тебе этого не хватило?

Джеймсон наклонился, чтобы мучительно медленно застегнуть молнию на ее платье.

– Я Хоторн, Наследница. Мне всегда чего-то не хватает.

Глава 24

Джеймсон

Они приехали в оперу. Как было велено, через двадцать минут Джеймсон и Эйвери выскользнули из собственной ложи и направились к лифту.

– Здесь мы с вами попрощаемся, – сказал Эйвери Орену. Инструкции в приглашении были предельно ясными.

– Мне это не нравится. – Телохранитель Эйвери скрестил руки на груди и выразительно посмотрел на свою подопечную. – Но сейчас угрозы в ваш адрес почти не поступают, так что, если вы двое собираетесь это сделать, нужно уходить прямо сейчас, пока кто-нибудь не понял, что вы покинули свою ложу.

Секундой позже Джеймсон и Эйвери оказались в лифте. У Джеймсона подскочил пульс, когда он приложил золотой ключ из приглашения к панели управления лифтом.

Все кнопки тотчас загорелись изумрудно-зеленым.

Эйвери набрала код, который им дали. Лифт погрузился в кромешную тьму. Они стали со свистом спускаться вниз, минуя первый этаж, гараж и подвал. Ниже, ниже, ниже.

Когда двери лифта открылись, Джеймсона ошеломила кажущаяся безграничность того места, в котором они оказались. Он вышел в некую пещеру, и звук его шагов эхом отдавался в пространстве. Эйвери последовала за ним, и слева от них вспыхнул факел.

Джеймсон понял, что это не естественная пещера, она создана человеком, и это даже не пещера, а туннель, по которому протекала подземная река. Даже при свете факела она казалась черной.

Когда Джеймсон шагнул вперед, у кромки воды вспыхнул приглушенный свет. Фонарь. Через мгновение он разглядел того, кто держал этот фонарь. Ребенок. На первый взгляд, Джеймсон не дал бы ему больше одиннадцати-двенадцати лет.

Ребенок молча повернулся и шагнул в лодку. Она была длинной и тонкой, отчего напоминала гондолу. Мальчик закрепил фонарь на лодке, взял шест и в ожидании повернулся к ним.

Джеймсон и Эйвери прошли по каменной дорожке к лодке и поднялись на борт. Ребенок все так же молча начал грести, оттолкнувшись шестом от дна канала.

Джеймсон подошел, чтобы забрать его у мальчика.

– Я могу…

– Нет. – Лодочник даже не взглянул на него и лишь крепче вцепился в шест.

– Ты в порядке? – обеспокоенно спросила Эйвери. – Кто-то заставляет тебя это делать? Если тебе нужна помощь…

– Нет, – снова сказал мальчик тоном, который заставил Джеймсона задуматься, не ошибся ли он с возрастом ребенка. – У меня все хорошо. Даже лучше, чем просто хорошо.

Подземная река сделала изгиб. Лодка повернула, и Джеймсон понял, что эта часть туннеля сделана не из обычного камня. Стены были черными, но казалось, что внутри их сиял свет. Какая-то разновидность кварца? Вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь плеском воды об лодку, которую мальчик направлял вперед.

– Здесь только мы, – тихо сказала Эйвери, но звук ее голоса эхом отразился от воды. – Тут, внизу.

– Есть много путей, – сказал мальчик, в чертах его лица было что-то почти величественное, – много входов, много выходов. Все дороги ведут к «Милости», если вас хотят там видеть, но если нет – вам туда не добраться.

Река сделала еще три поворота, и лодка пристала к песчаному берегу. Вспыхнули факелы, выхватив из темноты лодку и осветив дверь, перед которой, как солдат, по стойке смирно стоял Рохан в красном смокинге и черной рубашке, но в свете факелов было заметно его расслабленное выражение лица – самодовольное. Такое бывает у тех, кто победил.

– В твоем возрасте ты не должен работать, тем более так поздно, ночью, – сказала Эйвери мальчику, который доставил их сюда. Ее взгляд метнулся к Рохану. – Если он заставил тебя думать иначе…

– Фактотум меня ни к чему не принуждал, – сказал мальчик. Его голос прозвучал жестко, он вздернул подбородок. – И когда-нибудь, когда он станет проприетаром, я стану его фактотумом.

Глава 25

Джеймсон

Рохан не работал на фактотума. Рохан сам был фактотумом, а не просто каким-то посыльным. Джеймсон шагал вперед, а в памяти всплывали слова Иена. Он говорил, что Джеймсону необходимо привлечь внимание проприетара, а не его правой руки. А еще он говорил, что каждые пятьдесят лет проприетар, хозяин «Милости дьявола», выбирает себе наследника.

– Детский труд? – Эйвери остановилась прямо перед Роханом. – Это незаконно.

– Некоторые дети получше многих взрослых знают, как хранить тайны. – В голосе Рохана не было ни капли сожаления. – «Милость» не в силах спасти каждого ребенка, оказавшегося в ужасной ситуации, но те, кому все же удается помочь, редко не испытывают благодарности.

Джеймсон услышал подтекст. «Ты и сам был таким ребенком, правда ведь?»

Рохан повернулся к ним спиной и приложил ладонь правой руки к черному камню. Он ожил, считал отпечаток, раздался звук открывающихся замков. Рохан шагнул назад, и дверь распахнулась перед ними.

– Туда, куда ангелы боятся ступить, добро пожаловать покутить. – Рохан почти пропел эти слова, но в голосе звучали недобрые нотки. Обещание. Его, как подозревал Джеймсон, веками произносили предшественники Рохана. – Но имейте в виду: клуб всегда выигрывает.

Без колебаний – как человек, который никогда не сомневается, – Джеймсон шагнул в дверь. Комната за ней была круглой, со сводчатым потолком высотой не меньше чем в два этажа, а архитектура отдаленно напоминала римскую. Остальные двери почти сливались со стенами.

Много входов, много выходов. Джеймсону вспомнился дом Хоторнов и его лабиринты потайных ходов, но он сосредоточился на своем окружении, на тех частях сводчатой комнаты, которые, в отличие от скрытых дверей, сразу бросались в глаза.

Пять устремленных ввысь мраморных арок в полукруглых стенах обрамляли проходы, расположенные на равном расстоянии друг от друга. С арок мягкими складками ниспадали черные портьеры, сшитые из разной ткани: бархат, шелк…

Эйвери остановилась рядом с ним, и Джеймсон продолжил изучать обстановку: пол из золотого гранита, в центре комнаты колонны образуют круг, часть из них поднималась к сводчатому потолку, остальные были не выше плеча Джеймсона. На верхушке каждой из колонн поменьше стояла неглубокая золотая чаша, наполненная водой, в каждой плавала лилия.

Джеймсон ззаметил на полу окруженный колоннами рисунок: лемниската. Научное название вспомнилось ему быстрее, чем обыденное, – символ бесконечности. Узор выложен в граните сверкающими черными и белыми линиями.