Читать онлайн Плащ и галстук. Книга третья бесплатно

Пролог

12 мая 1992 года, СССР, город Стакомск.

– Ну, с победой тебя, Ржа.

Два стакана самой прозаичной наружности, но очень глубокого содержания, слегка стукнулись друг о друга, а затем были употреблены внутрь. Выпившие их люди слегка поморщились, дыхнули, но за закуской, в изобилии находящейся на кухонном столе, не потянулись. После первой, как известно, не закусывают.

Кухня, на которой располагались оба собутыльника, была выдающегося, аж в пятнадцать квадратов, метража. Да и вся квартира, если так присмотреться, не отличалась скромностью. Шикарные апартаменты, можно сказать, только заброшенные. Если бы гость, бывший в этом доме крайне большой редкостью, заглянул бы в одну из трех комнат этих хором, то увидел бы тонкий слой пыли на немногочисленных коробках и свернутых коврах, чьи рулоны стояли по углам. Сама хозяйка тоже была здесь редкой гостьей уже несколько лет.

Сам смысл этой жилплощади исчез тогда, когда её дочь из живого, дышащего и улыбающегося человечка стала бесстрастным полупрозрачным существом. Майор Окалина Нелла Аркадьевна с тех пор предпочитала ночевать на работе, но сегодня был исключительный случай – у неё был особый гость.

– Давай по второй, Гоша, а то меня еще кошмарит! – выдохнула одетая в домашнее атлетичная блондинка, чей рост превышал два метра, а вес явно подкрадывался к ста килограммам. Нужно упомянуть, что жира среди этой сотни было исчезающее количество… если не обращать внимания на грудь хозяйки.

Гость, мужчина её возраста, ничем по габаритам не отличающийся от Окалины, внимания не обращал. На вытянутые штаны, затрапезную майку, показывающую изрядно больше, чем следует правилам приличия, на небрежно стянутые в пук волосы. Огромный, он еле умещался на табуретке, навалившись локтями на массивный кухонный стол. Во взгляде этого зрелого, тщательно выбритого, скромно, но со вкусом одетого в деловую двойку мужчины при взгляде на блондинистую майора, легко можно было заметить нотки гордости.

Как за ребенка, который бежал, бежал, быстро бежал, а потом успел и… не обосрался.

– Вык…, – начал он, но был перебит.

– Еще по одной! – безапелляционным тоном постановила хозяйка, небрежно пряча большую часть груди под предавшую ту майку.

– Фух, – отфыркнулся мужчина, – Разучился я пить по нормальному! Ну, за тебя!

И они выпили.

– Выкрутилась ты, говорю, – начал мужчина, ополовинив тарелку наструганной колбасы, – Из-под наковальни, считай, выскочила.

– Угу-угу…, – кивала отобравшая тарелку блондинка, сосредоточенно потребляющая закуску.

– Не бомбанула бы поляков, сейчас бы Звезду Героя обмывали, – оскалился гость, – Что, Ржа? Не могла по каналам пробить захват, слышь?

– Не нефи хефню, Гофа, – пробубнила ему хозяйка, которую явно мучил голод, – Фам кафдая фекунда фыла…

– Ну вот и сиди без звезды, звезда, – фыркнул в ответ прекрасно понявший её мужчина.

– Нафер она мне, – помахала Окалина в воздухе последним куском докторской, а затем, употребив мясной продукт по назначению и прожевав, внятно выразилась, – Вертела я эти награды! Списали грехи – отлично, танцуем дальше. Но спасибо, что лично заглянул передать. Рада тебя видеть.

– Взаимно, Ржа, – пожал плечами Гоша, разливая алкоголь по стаканам, – Только если думаешь, что я сорвался аж сюда чисто похлопать тебя по плечу, то ой как зря.

– В смысле? – тут же насторожилась чуток расслабившаяся майор.

– В коромысле, – злодейски ухмыльнулся гость, ловко пожирая грубо нарубленную копченую скумбрию. Он проглатывал нежное ароматное мясо так быстро, что оно не мешало ему говорить, – Ты, Ржа, засветилась как атомная война, сразу и везде. Во всех, сука, эшелонах, которым было доложено о возвращении «Стигмы»! Да, тебе списали всё. Вообще всё. Ты у нас теперь героиня… херова. Но если героям не дают награду, то что им дают, м?

– *издюлей…, – мрачно пробормотала блондинка, хватая полупустую бутылку с коньяком, в котором был разведен безвкусный химикат, усиливающий действие алкоголя достаточно, чтобы «пробить» организм неосапианта.

– Так точно, Нелла Аркадьевна! – отсалютовав хвостиком рыбины, гость оперативно её дожрал, отомстив хозяйке за колбасу.

А затем они выпили. Молча, не сговариваясь. Не торопя, так сказать, события.

– Каких размеров геморрой ты мне припёр, Гоша? – наконец, закурив, поинтересовалась майор специальных сил города Стакомска.

– Сама решай, я просто расскажу, – взяв салфетку, старый сослуживец блондинки аккуратно вытер лицо, а потом начал рассказывать, – Ты ведь в курсе, что маразм и долбо*бы у нас там всегда были, есть и будут? Так вот. Твоё имя поднял Калинин, чуть ли не главный из них. Козырной он наш. Прежде чем мой шеф успел пукнуть от удивления, этот имбецил высказался, что лето, мол, близко. И надо бы некоторым детишкам устроить летний лагерь. Очень особенным детишкам, как ты уже всем лицом понимаешь, да, Ржа?

– Суууууукаааа…, – почти заскулила женщина, роняя голову так, что её длинные пряди заслонили лицо, – Коморских вывозить? Ты всерьез? Какие они, нахер, дети, Разумовский?!!

– Коморские? – брови мужчины удивленно поднялись, – Ржа, радость моя, социально необеспеченная! Да кому эти уродцы сдались?! Речь идёт о детишках «копух» и «ксюх»! Не простых, а тех самых. Самее некуда! Сплошная пионерия с 12-ти до 15-ти лет! Считай самое золотое из золотого тебе в рученьки героические дают!

– О нет, – женщина приняла потрясенный вид.

– Честно? Мне тебя даже жалко, немного, – вздохнул Разумовский, – Но решение уже принято. Готовься к отпуску.

– Мои идут со мной в этот… отпуск! – тут же рявкнула женщина, вскакивая из-за стола, – Все!

– Отказано, – на лице Гоши возникла кислая гримаса, – Твои убивцы отдыхают тут. Ну как отдыхают? Работают, но только по основе. Считай отдых, учитывая, что местные теперь дышат через раз, слыша про твою шарагу. Уж больно хорошо вы отметились. Но ты… ты можешь взять помощника. И всё.

– Это…, – белокурая валькирия набрала в грудь воздуха.

– Из «когтей», Ржа. Только из них. Остальные ресурсы в твоем распоряжении. Любые ресурсы. Сама понимаешь, «Стигма» – это не кот насрал, да и твой отдых – липа. С детишками вместе отправляют еще и Васю.

– Какого, в жопу, Васю? – прорычала полностью выведенная из равновесия женщина.

– Данко.

– Вы там о**ели, что ли?!! – рявкнула Окалина, ни грамма не сдерживая голос, – Совсем?!!

– Я ж тебе сразу сказал, – индифферентно пожал плечами Разумовский, – Калинин… Феерический долбо*б. Но его инициатива прошла, в очередной раз. Как по волшебству.

– Проверь эту суку на принадлежность к «Стигме»! – прохрипела Нелла, не сводя бешеного взгляда с собеседника, – Ты же видишь совпадения!

– Да не я один, Ржа, выдохни, – посоветовал ей старый друг, – Вас будут прикрывать. Город, закрытый в щи лагерь, передвижные ограничители, зенитки, радары, неогены… готовится целая операция.

– Но это не моя операция! И не твоя!

– Да. Поэтому я и выбил тебе полный карт-бланш. Тебе нельзя трогать только «когтей» … и Ахмабезову. Хер куда её отпустят. В остальном делай что хочешь и как хочешь. Правило одно – детишки должны отдохнуть, не уронив ни волоска с их головенок.

Блондинка, выпрямившись во весь свой рост, с хрустом размяла плечи, а затем уселась обратно.

– Ты вообще слышишь, о чем говоришь, Молот? – горько усмехнулась она, – Кого мне брать? Ментов с улицы? Жопошников с Первого района, которые вообще неизвестно какого дядю слушают? Или регуляров из-под Тюмени дёргать?!

– Слушай, я не знаю, – встал с места её гость, – Это твой город. Ты что, тут никем не обросла, кроме наших?

– У меня ликвидаторы, Гоша…, – процедила злая как кобра женщина, – У меня следаки! У меня нюхачи и хреновы ужасы, от которых даже ты ссаться бы начал по ночам! Но у меня нет детских сторожей! Мы никогда не играли от обороны!

– А у меня приказ! – поднялся с места и гость, так же напряженно уставившись на богатырскую блондинку, – Я могу тебе одно сказать – вас закроют! Закроют всерьез, закроют как родных! Спецчасти, «степные волки», отряд «К»! Тебя, лагерь, весь Севастополь, всё будет перекрыто! Но весь внутряк – твой головняк, Ржа. Крутись как знаешь, *бись как можешь! Это уже решено, поняла, родимая?! Ты уже на отдыхе!

– В гробу я видала такой отдых…, – устало вздохнула Нелла, вновь садясь за стол и вновь начиная разливать алкоголь по стаканам, – Месяц сыром в мышеловке сидеть… Говоришь, Севастополь?

– Говорю Севастополь, – согласно кивнул мужчина, а затем, внезапно, злорадно усмехнулся, – Только вот про месяц я ничего не говорил. Три месяца, Ржа. Три. Героической тебе – героический отпуск!

Глава 1. Скелет в шкафу

Когда-то всё было хорошо, представляете? Я учился, барыжил химическим разводимым спиртом, приходил домой, тут у меня канделябр, на канделябре призрак, она МОЛЧИТ и читает. Можно спокойно приготовить пожрать, принять ванну, даже голым ходить никем тебе не возбраняется, потому что Палатенцу пофигу, а наблюдателям через камеры – так и надо. Не жизнь, а сказка.

Как там говорится? «Потерявши, плачем?». Вот так и есть.

Продрав глаза, я встал с постели. Отомкнув замок, появившийся у меня на двери пару месяцев назад, вышел в люди, то есть в общую комнату. Там на мое пришествие поднялись от книг две пары девичьих глаз, дополненные парой улыбок, одной едва заметной, второй пошире. Осуждающе вздохнув при виде этого почти привычного зрелища, я пошлепал по туалетно-ванным делам.

Основную причину моей печали звали Вероника Израилевна Кладышева. Вес – 36 кг, рост – 147 сантиметров, возраст – 36…, а нет, уже 37 лет. Это брюнетка с большими, слегка сумасшедшими глазами, с фигурой куколки и… да, она выглядит лет на 15, так как является «чистой». Особенным, мать его, неосапиантом. Нестареющим, неубиваемым… да что там говорить, ей даже жрать не надо. Но все равно жрет. В том числе и мои нервы.

Умывая рожу, я вновь с тоской вспомнил не только о тех днях, когда мы с Юлькой жили вдвоем, но даже о тех, когда эта пузатая мелочь с мозгом гения и либидо обдолбавшейся мартышки пыталась меня нагло завалить и трахнуть на любой ровной или неровной поверхности. Увы, те славные деньки давно прошли. Поняв, что невозможно нагло совратить человека, способного за секунды сделать тебя беспомощной и плюющейся девочкой, лежащей в луже слизи, долбанная Кладышева эволюционировала. И с тех пор соблазняла меня по всем правилам, имеющимся в ходу у приличных людей. То есть – не набрасываясь на меня при каждом удобном случае, а строя комбинации, планируя ситуации, оперируя ловкими сменами и показами нижнего белья… И это была лишь верхушка айсберга.

Вот это уже стало тяжко, но тут уже я уперся рогом. Гм, натуральным. Мы оба шли на принцип под неослабевающим вниманием Юльки, получавшей, судя по всему, от происходящего какое-то свое извращенное удовольствие.

Вот, к примеру, сейчас Вероника сидела в длинной майке, задрав ногу на стул и демонстрируя, казалось бы, вполне невинные шорты. Только те были что-то чересчур разношенными. Зарраза. Сидит, ведь, мелкая стервь, так, чтобы я из любого угла комнаты её худые ляжки видел.

Грехи мои тяжкие, посетовал я про себя, заваривая себе кофе. Ведь ни вздохнуть, ни пёрнуть, все эти месяцы дома сижу. Одно утешение – закрыться у себя в комнате с компьютером. У меня от такой жизни аж начало прилично получаться программирование, особенно, почему-то, одна эротическая пиксельная компьютерная игра с довольно легко угадываемыми персонажами. Ну и на стенку пояс чемпиона по рукопашному бою вешать уже можно. Двухкратного.

Хотя, если не считать этой войны добра с ослом, Вероника была очень… приятной соседкой. Разумеется, когда забывала про свою охоту. Характер девчонки, разум взрослой женщины, бесконечная энергия «чистой», не нуждающейся во сне. Она очень любила повеселиться, особенно пожрать, а значит, в холодильнике не переводилась прекрасно приготовленная домашняя еда. Неисчерпаемый запас анекдотов, легкие шалости, попытки спровоцировать Юльку на мое изнасилование… э?

Подняв глаза от своего кофе, я моментально вышел из утреннего ступора при виде открытой двери в комнату Кладышевой. Ну как вышел? Вышел из одного и вошёл в другой.

Просто потому, что на меня из этой девичьей светелки, куда мелкая зараза уходила только работать из общей комнаты… пялился труп.

Нет, я ничего против трупов не имею. Надо и надо, мало ли кто нашу пигалицу престарелую огорчил, может вообще трофей старый или что-то в таком духе, только вот мало того, что морда трупа была мне слегка знакома, так он еще и бултыхался в каком-то наполненном зеленой жидкостью саркофаге! С лампочками там, с панелями, с подсветкой и прочей тряхомудией!! С трубками, уходящими в горло через рот и ноздри!

– А? – заинтересовалась «чистая» моим состоянием и слегка неадекватным взглядом. Проследив за ним, она затем снова обернулась ко мне и помахала лапкой эдак пренебрежительно, сопроводив это еще одним звуком, – Ааа…

Мол, мелочи. Ничего такого. Не обращай внимания на голого мужика в резервуаре, он тут просто так, для антуражу. Юлька тоже сидит на своем канделябре, глазками хлопает, типа чего это ты, добрый молодец, с утра не весел, чего челюсть-то отвесил?

Едрит вашу мать!

– Ой, да ладно! – закатила глаза мелкая брюнетка, не выдержав моего молчаливого, но настойчивого охреневания, – Что ты так смотришь? Это Вольфганг.

– Слыыыыышь…, – утробно проворчал я, проглотив квадратный глоток кофе, давно остывшего прямо во рту.

– Вот ведь какой, – самым, что ни на есть женским жестом воткнула руки в боки несносная девчонка, – Вольфганг это! Вольфганг Беккер! Тот самый эмпат, что об тебя угробился пару месяцев назад!

Обосраться и не жить. Ладно, окей, чего уж там…

– Какого лешего он у тебя маринуется?! – взорвался я, борясь с давно уже выработавшимся настойчивым желанием выпороть эту засранку.

– Надо! – показала та розовый язычок.

– С иностранцами сама трахаться дальше будешь, – пригрозил я единственной санкцией, что была в моем распоряжении. Угроза была ни разу не шуточной. Сидящие у нас под боком беженцы, коих стало больше аж на три штуки, были чемоданом без ручки. Бросать некуда и жалко, персонала на них нет, доверия к этой молодежи – ноль. Плюс они еще отдельным ярмом на шейке этой стервозы болтались, ибо обе наши китайские госпожи от сомнительного удовольствия возни с беженцами отбрыкнулись своими многочисленными обязанностями. А так как наша Вероника хоть и редкостная многостаночница, но прямо уж распластаться между мной, призраками и «гостями» не может, поэтому вынуждена просить моей помощи.

Сложные у нас взаимоотношения. Ну… она же готовит. Вы бы попробовали её чебуреки! А ведь я не первую жизнь живу. Внешность и душа – это, конечно, важно, но солянка, плов, драники, плацинды, чебуреки, беляши, бак-беляши… Да я на этой жратве наконец-то набрал мясо, которого всегда так не хватало! И рост благодаря растяжкам «бойцовского клуба» уже не позорные метр восемьдесят, а нормальные один-девяносто-один! Да и вкусно…кто в сиротском доме не рос, тот цену вкусной еды не знает!

В общем, сложные у нас взаимоотношения. Зато без сношения!

– Ой, всё, – страдальчески хрюкнула наша дива неосапопсихологии, мученически вздымая глаза к потолку, – Ну превратился этот придурок в овощ, то что – выкидывать его что ли? Вот, проверяю теорию, что будет, если ты сверхсильного эмпата будешь день за днем облучать своей мозговой пустотой, Витя! Только и всего!

Добро пожаловать в мою жизнь, уважаемая, но совершенно несуществующая публика!

…вот что мне ей сказать? «Нет, мы не можем его оставить! Сделай так, чтобы через час я его не видел!».

Брр… ладно, поживем с мёртвым немцем. Ах нет, с телом в коме, которого я облучаю с помощью своей экспатии, ровно также, как и призраков, живущих этажом выше. Там еще и Сидорова живет. Которая меня боится. Пойти, что ли, трахнуть её? Сиськи, конечно, ужасные, но почему бы не попробовать закрыть сразу парочку гештальтов? Устроим друг другу терапию. А если она при виде меня сознание потеряет, ну… тогда терапия будет только у меня.

Тем временем Кладышева, ни грамма не стесняясь, залезла на стол с ногами, прошагала по нему на четырех костях до меня, демонстрируя в декольте свежие черные трусы взрослого покроя (и всё остальное), а затем утешительно похлопала по плечу. Мол, ты крепись, большой пись. То ли еще будет.

Тоже любит стрелять по гештальтам дуплетом, уважаю.

– Шипоголовый! – внезапно зарычал интерком у двери, – Выходите все во двор! Оденьтесь! Иностранцев провожаем!

– Чего? – недоуменно переглянулись мы с Кладышевой.

– Забирают их, – ворчливо отозвался динамик голосом бабы Цао, – Внезапно. Поэтому оденьтесь. Нормально оденьтесь! Там целый двор… забирающих!

Убиться об забор.

– И кому понадобились наши беженцы? – риторически вопросил я воздух, отставляя недопитую кружку кофе.

– Второй район, – ответил мне слегка насыщенный псевдоматерией светящийся воздух, отзывающийся на имя «Юлька» и являющийся, в некотором общесоюзном смысле, моей невестой.

– Кончились твои рычаги давления, Изотов! – радостно я был похлопан вторично, на этот раз по жопе. Затем негодяйка унеслась к своему немцу одеваться, а я за тем же самым проследовал к себе, душа острое желание заглянуть под кровать. А вдруг у меня там, ну… эскимос?

Перед «Жасминной тенью» действительно творился какой-то кавардак. Четыре (!!) здоровенных туристических «Икаруса» с затененные стеклами, куча молодежи с суетливо-озабоченным видом, пара мордоворотов класса «номенклатурщик отожратый озабоченный», кургузая тетка с папкой подмышкой, бегающая хромой курицей между всеми ими. И наши подопечные, выходящие из своего жилища со своим обычным испуганным видом, тащащие с собой чемоданы и сумки.

Вообще, пришло мне на ум при разглядывании всего этого действа, оно полностью оправдано. В Европе и Южной Америке творился лютый, заворачивающийся всё круче и круче, водоворот «охоты на ведьм». Неосапиантов преследовали беспощадно, изгоняя, избивая, калеча, атакуя их родных и даже друзей. На каждого настоящего человека со сверхспособностями уже приходилось более десятка невиновных жертв, что парадоксальным образом озлобляло людей еще сильнее.

Мы просматривали некоторые телепередачи и… я охреневал от того, что люди орут на камеру. Фемки и прочие лгбтшные пародии на человека, верещавшие с экранов о том, что их жизни, чувства и права извращенцев важны в моем прошлом мире? Пф, у тех было хотя бы легко определяемые желания продемонстрировать свое существование, заработать денег и добиться льгот. Здесь же… был настоящий мрак. Чистая дистиллированная ненависть.

«Нам не нужны опасные неогены!»

«Но мы не хотим, чтобы они сбегали, усиливая соседей!»

«Их надо всех под тотальный контроль! Пусть работают на благо нашей страны!»

«Лишить их всех возможных прав! На цепь!»

Разумеется, на подобный шаг пойти не могли ни немцы, ни французы, ни итальянцы с испанцами. Воевать с собственными обезумевшими гражданами было также не с руки, тюрьмы забились быстро… и ситуацию решили возглавить, пропихнув вперед политиков, поддерживающих ксенофобные движения. Европу затрясло в жутком кризисе.

Англичане от такого чуть ли не плясали. Их держава приняла более 65-ти процентов беженцев, среди которых были не только неосапианты, но и их родственники, бывшие большей частью вполне высококвалифицированными специалистами. Более того, благодаря своему происхождению эти самые беженцы прекрасно могли работать и жить на территории Ирландии. Впрочем, как сообщали наши новостные каналы, некоторая и весьма солидная часть беженцев, решивших драпать на Британские острова, теперь очень жалела о подобном поступке. Местная феодальная система слишком уж была заточена на мощь способностей.

– Какие важные молодые люди…, – ехидно пробормотала Вероника, рассматривая суетящуюся молодежь, активно мешающую фальшивыми натужными улыбками иностранцам, определенно мечтающим оказаться в автобусах. Не только ими, конечно, но еще и жестами помощи, ага. Отдавать чемоданы наши бывшие гости активно не желали, от чего неловкость ситуации уже достигла достаточного уровня, чтобы даже я начал улыбаться под маской.

В куртке, КАПНИМ-е и свитере уже было жарко как сволочь. Май, блин.

– Ой, а что тут такое? – к нам, то есть к Цао Сюин, Цао Янлинь, Палатенцу и Веронике, стоящими у крыльца, подошла Викусик. Трехметровая девочка не очень любила сидеть у себя в подземной комнате, выбираясь оттуда при каждом удобном случае.

– Да вот, провожаем гостей, – сыграл в пояснительную бригаду я, тут же спрашивая пожилую китаянку, – Подходить не будем?

– Нет, шипоголовый. Захотят проститься – сами подойдут, – ответила мне мудрая женщина, зачем-то поглаживая родную внучку по голове, от чего та слегка балдела, – Только поверь моему опыту – не подойдут.

Да уж. Возиться с этим табуном было хоть и несложно, но в тягость. Иностранные неосапы вели себя скованно и закрыто, ну, в основном потому, что ни у кого из наших верхов не хватило ума перечислить бедолагам хоть какие-то деньги. В итоге они без гроша в кармане и абсолютно безо всяких зримых перспектив жили три месяца в номерах, предназначенных для жизни совершенно других неогенов, под землей, занятые лишь своими мыслями да просмотром передач на чужом языке. Кстати, да. Между собой они также почти не общались, потому как были представителями разных языковых групп. Печально и нудно было им объяснять местные порядки, печально и нудно в тысячный раз говорить, что мы понятия не имеем, что с ними будет дальше.

А уж развеселить этих людей без выпивки? Пф, мы что, волшебники?

Так что выражение лиц а ля «веселая кобыла, наблюдающая за слезающей бабой», было у нас у каждого. Ну, за исключением Викусика. И Палатенца.

– Надо бы отпраздновать такую оказию, – глубокомысленно заявила Кладышева, чье счастье было написано крупными буквами на всем полудетском личике, – Забацать бы чебуреков?

– Твои жареные байцзы? – заинтересованно повернулась к ней китаянка, – Хм, вкусно.

– А…, – застенчиво протянула Викусик, от чего все женщины, включая даже молчаливую Янлинь, начали её убеждать, что девочка, конечно же, в деле. Но не Юлька, конечно. Ей-то что? Висит, смотрит, жрать не просит. Как обычно.

Нет, Викусик просто золотце, отличная девочка, прямо вижу её и умиляюсь. Но сколько она жрёт…

Идиллия, а иначе планирование большого чебуречного пожора и не назовёшь, была прервана той самой кургузой теткой, которая до этого бегала между юными комсомольцами и их невольными жертвами. Подкосолапив к нам, это существо близоруко прищурилось, несмотря на имеющиеся на носу очки, а затем гнусавым голосом выдало:

– Юлия Игоревна! Что ж вы тут стоите! Сейчас уже телевизионщики подъедут! Идемте со мной! А вы, товарищи кунсткамера, кыш-кыш!

Меня даже не накрыло, а нахлобучило, да так, что в себя пришёл, уже завернув истошно орущую тетку буквой «Зю» и таща эту падаль к проходной. Одна рука, мертвой хваткой сгребшая шмат жирной кожи на шее этой твари, удерживала её в позиции провинившегося пса, а вторая, придерживая за дряблое место, зовущееся талией, помогало первой руке не оторвать башку этой сволочи. При этом, несмотря на весь оказываемый сервис по переноске, я её скрючил достаточно некомфортным образом, чтобы это всё могло издавать хриплый визг умирающей свиньи, которой оно, в сущности, и было.

Единственным, кто нашёл в себе то ли дурь, то ли мужество броситься мне на перехват, был какой-то студентик, просто получивший от меня плечом в грудак. Отлетев на травку, парень скорчился, хватаясь за пораженное место, а я безо всяких остановок дотащил вялую тушу до проходной, а там, не обращая внимания на напрягшегося дежурного и сделав над собой чудовищное волевое усилие… просто выбросил её, воющую, на газон. Невероятно сильно хотелось выдать этой суке пинка, пусть даже и ограниченного КАПНИМ-ом и одеждой, но я бы тогда ей тогда точно раскрошил бы тазовую область.

Вздохнул, снял нижнюю часть маски, закурил. Успокаивающе помахал рукой мужику с пулеметом, который уже разглядел, что жирная старая тварь осталась жива и почти невредима, а затем, лихорадочно быстро куря, вернулся к шалтан-сараю, устроенному молодежью со Второго района.

– Так, руки в ноги… и чтобы через две минуты я вас здесь не видел, – уведомил я замерших людей, – И пацану дурному помогите, я его слегка зашиб.

Не слегка. Плечо, оно, конечно, плечо, но вот титан, закрытый лишь тонким слоем относительно упругого материала – нехилый усилитель.

– Ты…, – напряженно пробормотал довольно крепкий юноша, неуверенно делая шаг вперед.

– Изотов. Виктор. Анатольевич, – отчеканил я, отгибая полу куртки для демонстрации небольшого металлического значка в виде перекрещенных серпа с молотом и кулака, зажавшего молнию, посередине, – Лейтенант КГБ. Вопросы? Предложения?

– Мы доложим! – пискнула деваха с дикими глазами, высовываясь из «Икаруса», тут же попытавшись спрятаться, – Обязательно!

– Мне насрать. Время идёт.

Вот теперь они зашевелились… и ушевелились буквально секунд за сорок. С чувством плюнув им вслед, я вернулся к наблюдателям с крыльца, среди которых, застенчиво помаргивая, стояли теперь еще и Салиновский с Расстогиным, определенно куда-то намыливавшимися ранее. А теперь вон, стоят, носами шевелят встревоженно, чисто суслики. Надо бы их шугануть, а то, всё-таки, чебуреки не приемлют лишних ртов…

– У тебя будут проблемы, – сухо проскрипела баба Цао, сложив руки на груди, – У нас будут проблемы.

– Сначала будут чебуреки, – аргументированно отреагировал я под согласное хмыканье Вероники.

Юлька, молча смерив меня взглядом, улетела внутрь.

Сорвался, да. Психанул. Не жалею. Такие вот тетки, кургузые, наглые и заносчивые, лишь в редком случае не являются пустышками, состоящими из сплошного нахрапа. Но оборзеть до такой степени, чтобы хамить «чистым» в лицо? И ребенка обижать?! Вон Викусик стоит ни жива, ни мертва, смотрит теперь на меня с таким ужасом, как будто я у нее трусы любимые украл. Прямо с неё.

– Так, всем расслабиться! – шлепнула в ладошки Кладышева, – Витя наворотил, Витя разгребает. Или огребает! Пацаны! Валите, куда шли! Викусик! За мной к пруду!

А я что? Снял куртку, свитер, отнес вниз, заграбастал пару пачек сигарет на всякий пожарный, а затем вновь вернулся на крыльцо. Ждать самого справедливого суда в мире. Ну или хотя бы милицию.

Ждал, конечно, долго. Успел напосылать приставших ко мне, как банный лист к жопе, вернувшихся пацанов, помолчать о чем-то с Викусиком, полаяться со Смоловой, которая последние дни ходила злая как кобра… в общем, ждал-ждал и не дождался того, что должно прийти снаружи, а вместо этого пришло изнутри. Выглядело оно как светящаяся летающая девушка, молча протянувшая мне несколько листков бумаги, сшитых вместе белой ниткой.

– Подпиши, – сказала Палатенцо, настойчиво тыкая в меня макулатурой.

– Гм? – удивился я, разглядывая договор о предоставлении услуг адвоката.

– Федор Евгеньевич Снежин, – пояснила туманно моя соседка по комнате, – Он согласился тебя представлять. Это призрак.

– Призрак-адвокат? – еще сильнее удивился я, подписывая.

– Он один из самых старых, – Юлька, отняв бумагу, поплыла назад, бросив через плечо, – У Снежина вообще все специализации.

– Все высшие образования? – почти в шутку переспросил я, на что Юлька, остановившись, серьезно кивнула, а затем важно добавила, – У меня тоже.

Офигеть, дайте две. Хотя… почему нет? Если бы я мог учиться в туманной форме 24 часа в сутки без сна и перерыва на другую деятельность, то уже бы две-три вышки имел, тупо сдавая их на заочке. Толку от этого мало, наверное, одним задом на разных стульях не усидишь, но зато понтов целый «камаз».

Это навело сидящего меня на грустные мысли. В целом, я уже обладаю достаточными навыками, чтобы поднять какой-нибудь проект в всеобщей сети, которую тут с какой-то стати тоже начали называть Интернетом, видимо, потому что всё равно спёрли у гарвардцев. Не суть важно, а важно то, что… я могу, но не понимаю, как извлечь из этого пользу для себя. Не понимаю и всё!

Бесит.

Вот, к примеру, уже можно реализовать мессенджер. Что-то вроде «аськи» я повторить смогу. И? Что мне за это будет? Даже если получить патент, какие деньги он мне принесет? Зачем мне эти деньги? То есть, уважаемая публика, смотрите – одно дело, если я Вася Писин, который запилил ту же самую «аську» и ему начала за это падать копеечка. Может даже и не совсем копеечка. Но! Это же Писин, у него был вариант: кодить или не кодить. А у меня другой выбор: либо заниматься таким прогрессорством, либо заниматься саморазвитием себя как неосапианта.

Вилла в Крыму, преферанс и молодые комсомолки в укороченных юбках внезапно становятся очень далеки, да? Именно. Да и смысл в деньгах, если Родина то и дело планирует заслать тебя в какую-нибудь жопу? А вот хакерские навыки в этом мире бушующем, могут оказаться куда как кстати, потому что мир только-только робко вступает в джунгли великого интернета, в программах полно дыр, а юные кодеры наивны и глупы. И вот это знание может еще как пригодиться. Поняв, на что я буду разводить Янлинь, я приободрился, посмотрев в будущее с большим оптимизмом. Ну, если не считать момента, что сейчас дяди с мигалками будут крутить мне ласты и сажать в тюрьму. Правда, что-то они не едут.

И… так и не приехали. Зато на аромат свежеиспечённых чебуреков и по мою душу, прибыла величайшая блондинка всея Стакомска – Окалина Нелла Аркадьевна.

Глава 2. Страдают все!

Не люблю жару, солнечный свет и испанский стыд. Ну, стыд никто не любит, а вот первые два пунктика у меня появились с тех пор, как вынужден таскать на себе плотную одежду, скрывающую ограничивающий экзоскелет. Свитер, куртка… какие бы они не были тонкие, но всё равно, в июне? Их? Это адская сатана, доложу я вам.

Чтобы усугубить и так не очень приятную ситуацию, которую лишь частично исправило моё обнажение до майки и экзоскелета, в реальности присутствовали такие вещи, как душное спальное купе поезда «Москва-Севастополь» и… моё непосредственное начальство, пребывающее в немалой степени раздражения, имеющего те же корни, что и мой испанский стыд.

Корнем наших общих чувств была Палатенцо, третий житель нашего купе, которая, в данный момент, вовсю изображала из себя самку высшего примата, сосредоточенно копаясь в моих волосах.

Как мы здесь очутились? О, это короткая и очень грустная история, начавшаяся три недели назад в один прекрасный чебуречный вечер, когда я ждал простого советского ареста за насилие над одной жирной старой дурой.

Вместо милиции или там ОМОН-а приехала сама Окалина Нелла Аркадьевна, злая как тридцать три бобра, оказавшиеся в Сахаре. Намолотив чебуреков, героическая блондинка слегка успокоилась, а потом объявила, что вся «Жасминная тень» едет на каникулы. В тот момент я сильно обрадовался, так как сама майор мне грозила, что лето я должен буду провести в лагере спецподготовки, где из меня будут делать нормального военного человека, а не то безобразие, что есть сейчас. К такому я относился безо всякого восторга, но вот зарплата и текущий стаж лейта-гэбиста мне очень нравились, так что отказываться было совсем не с руки.

Теперь же, в виду непреодолимых обстоятельств, придётся перековываться в пионервожатые для группки каких-то ну очень необыкновенных пионериев, упавших на шею моей начальнице чугунным грузом. Ну и на наши тоже, разумеется. На поезд мы, кстати, сели под Воронежем и в ночи, прямо как тати, что меня неслабо позабавило.

Пока я в ситуации видел больше плюсов, чем минусов. Во-первых – отдых в пансионате и выезд из Стакомска как таковые. Для нас, для «коморских», это было почти немыслимые блага. По крайней мере, чтобы вот так вот куда-то уехать из нашего славного города, требовалось очень весомое сопровождение. Размером с ту же самую Ржу, сверлящую сейчас дочь максимально недовольным взглядом. Так что уже – чудо.

Во-вторых, что еще важнее, но не так очевидно – я получаю доступ к одной интересной, молодой и мучающейся от безделья китаянке, которая, как подозреваю, люто шарит в хакерских делах, но делает вид, что нет. В-третьих… при всех прочих равных, атмосфера Стакомска в последнее время начала для меня неслабо так попахивать кровью, поэтому я был вполне рад немного отдохнуть от местных порядков, которые, к тому же, были не совсем порядками.

Минусы? Ну… надо будет поработать этим самым пионервожатым. Плюс, возможно, мы подвергнемся смертельной опасности. И, вполне вероятно, кроме меня, майора и Егора-водителя, взятого блондинкой с собой, никто с этой опасностью справиться не сможет. Семеро призраков не в счет.

– Как по-твоему – что она делает? – мрачно поинтересовалась блондинка у меня. Ей определенно надоела дочь, играющая в шимпанзе уже почти час.

– Бесит вас, – честно озвучил я свои подозрения. А затем, подумав, добавил, – Развлекается.

– На самом деле я пытаюсь определить – влияет ли специфика строения волосяного покрова Виктора на его способности экспата, – пояснила свои длительные манипуляции Юлька, – Должна же быть причина для роста волос таким образом?

– Точно бесит, – мрачно подытожила Нелла Аркадьевна, ногой раскрывая сумку-холодильник, где ждали своего часа бутылки с пивом. Одну из них блондинка выловила, тут же скрутив ей крышку, а затем принялась опорожнять холодный напиток в себя. Допив, она фыркнула, глянув на невозмутимо продолжающую страдать фигней дочь, а затем обратила свой взгляд на меня, сопроводив его словами, – Ладно, хватит сиськи мять. Виктор, тащи сюда к нам Сидорову. Будем делать ей предложение.

– Вы бы оделись? – вздёрнул бровь я.

Окалина Нелла Аркадьевна женщина у нас большая. Два с лишним метра ростом, широкие плечи, объемистая грудь, жесткое, но очень правильное лицо с несколькими, не портящими его шрамами. Только назвать её сексуальной язык не повернется – короткая майка и нечто, похожее на плод греха шорт с лосинами, демонстрируют много плоти. Сухой, крепкой, мускулистой и в шрамах. Мне-то нормально, а вот у гражданки Сидоровой…

– Изотов, иди уже…, – лениво помахала рукой начальница, – Если ты думаешь, что я следующие три месяца буду на отдыхе, которого у меня, между прочим, не было девять лет, прятать своё тело, то ты ошибаешься ну просто очень сильно. Привыкайте!

Зачем моей начальнице Сидорова – я спрашивать не стал. Не моё это дело. Надо и надо, подумаешь, главный палач Стакомска, если не всего СССР, решила поговорить по душам с юной и психически не очень устойчивой пироманкой. Если уж быть точным, то Сидорова Юлия Матвеевна никакой не пироман, а вполне себе пирокинетик и пиросенсор, владеющий еще одной крайне интересной бытовой способностью. А так как в свое время она ну очень не хотела, чтобы о её выдающихся боевых талантах узнали, то стала объектом эксплуатации у целой орды девчонок-студенток, имеющих, по молодости, крайне мало личных денежных средств, а вследствие – и совести. Взбешенная криптидка психанула, решив сжечь к хренам общагу, где её доводили до ручки и, в итоге, вместо расстрельной стенки, оказалась в «Жасминной тени».

– Сидорова, привет! – вломился я с наглой мордой лица (нет, с маской на ней), прямиком в купе, где содержалось искомое, – Идём со мной!

– Эк…, – ответила мне вполне приятная и подтянутая девушка-шатенка, стоящая у столика. Ну, что эта Юлька – шатенка, я знал и так, а вот неопределенный звук был из-за того, что стояла она в пустом купе, стояла в труселях (кажется, снятых с мертвой прабабушки), с лицом, спрятанным в одеваемую или снимаемую майку и, конечно же, демонстрируя свою грудь. Душераздирающее зрелище, доложу я вам. Молодые, но очень грустные сиськи, печально разглядывающие сосками пол. Аж скупая слеза на глаз наворачивается.

– Одевайся, короче, – слегка смутился я, отворачиваясь, – За дверью подожду. Тебя вызывают.

Ах да, еще Сидорова очень боится некоего Изотова, причем – почти без причин. Или нет?

– А ну-ка расскажи, красавица…, – недолго думая, прижал я молча топающую за мной краснющую Сидорову к промежутку между окнами, – С фига ли ты меня ссышься так? Мы виделись-то, считай, два раза…

– Иии…, – быстро поменяла колер девушка, – Я-аааа…

– Говори-говори, – подбодрил я её, приближая маску к боящемуся лицу, – Чей-то странно, что ты такая вся мной напуганная.

Да, это было странно. Виделись мы с ней три раза – один раз в общежитии, которое она вскоре спалила, потом ко мне привели её виноватые девки, чтобы помочь мне залатать куртку бессловесной «помогалкой», ну и третий раз – когда она жгла эту чертову общагу. И ничего я ей все три раза не сделал, но… в крайнюю нашу встречу, под той горящей девятиэтажкой, Сидорова изволила обмочиться и вырубиться. Странно же, да?

Ну тут, как говорится, недолго мучилась старушка, в бандитских опытных руках. Как-то враз расклеившись, дева тут же мне поведала о том, что была влюблена в некоего Салиновского. Не сразу, конечно, а после того, как пару раз через огонь зажжённых конфорок на плите увидела, как тот в режиме альфа-самца дерёт очередную пассию. Ну и расклеилось от такого жесткого порно… скажем так – мягкое женское сердце. Начала она пасти бедолагу блондина при каждом удобном случае, благо тот, по древней мужской безалаберности, конфорки на плите часто забывал закрутить. А тут появился я, ну и…

Понятно, в общем. Наблюдая за нами обоими, она не могла не проникнуться отвращением к моему прекрасному лицу, от чего и создала устойчивую ментальную связь. Вот и ловила с тех пор невнятные кошмары с моим участием, причем, три четверти их было с порнографических уклоном.

Икнув от неожиданности, я потрепал жертву собственной страсти по плечу, а затем, начал легонько толкать впереди себя, потому как от чувств у нее и в зобу сперло и ноги заплетаться начали. А уж когда это несчастное создание увидела Окалину во всей её грозной, хоть и слегка вспотевшей красе, да еще и в компании с всесоюзной знаменитостью…

– Может, водки ей дать? – заинтересованно спросил я, наблюдая картину «воробушек в коме».

– Нет её, я ночью выпила, – хмыкнула майор, – Жарко было. Дочь, иди полетай где-нибудь, а то наша гостья от тебя в замешательстве. Присаживайтесь, Юлия.

Я, хмыкнув, скрестил руки на груди, решив пронаблюдать, как Ржа будет рубить это бревно. Сидорова признаков жизни подавать не собиралась, несмотря на то что послушно уселась, повинуясь жесту майора. Глаза девочки потихоньку стекленели, а тело начала бить крупная дрожь. Но Окалина, как оказалось, умеет не только давить взглядом и бить людей о пожарные машины, но и в дипломатию.

– Полное прощение, Сидорова, – звучно и четко произнесла подобравшаяся блондинка, – Я предлагаю полное прощение, чистое дело, кристально безупречную репутацию. Всё, что у тебя было до того, как ты решила сжечь общежитие номер девять.

Говорят, если спящей собаке под нос поднести кусок мяса, то она его сначала схватит, а может быть, даже, и сожрет, а только потом проснется. Сидоровой как будто пинка под зад дали, причем настолько классного, что у неё в голове сразу зажглись все лампочки. Кажется, я даже дилиньканье услышал, как в телешоу. Правда, вслух было не всё так хорошо.

– А? – слабым дрожащим голоском выдохнула наша пироманка, подскочив с места и жадно пожирая блондинку глазами.

– Нас интересует сотрудничество с вами, Юлия Матвеевна, – не моргнув глазом, продолжала Окалина, – Необременительное, но чрезвычайно ответственное. На протяжении трех месяцев. Если вы справитесь, то ваше уголовное дело прекратит своё существование, все записи о происшествии в общежитии будут удалены.

– Я… смогу покинуть «Жасминную тень»? – тут же робко, но настойчиво спросила Сидорова, – И… Коморскую?

– Да, – твердо кивнула майор, – Я могу это гарантировать. Но!

От внезапно повысившегося тона Окалины эта девчонка чуть не напрудила на мою полку. По крайней мере ляжки сжала очень судорожным и характерным жестом.

– …поручение, Юлия Матвеевна, – в июньскую поездовую жару от Ржи повеяло смертным хладом, – …крайне ответственное. В случае согласия вы становитесь временным сотрудником КГБ и будете нести полную ответственность за провал. Полную. Уголовную. Ответственность.

– Что нужно делать?! – закричала шепотом Сидорова, продолжая зажимать ляжки.

Я хрюкнул, заслужив укоризненный взгляд потной Неллы Аркадьевны, всем своим видом нуждавшейся в бутылке пива. Возбуждение девчонки было понятно – её за один проступок пусть и не поставили к стенке, но буквально прижали к ней, сунув по остаточному делению, в самый странный отстойник Стакомска. Это если не клеймо на всю жизнь, то очень-очень близко. Пирокинетику от нас дорога только в спецподразделения типа нашего института рогов и копыт, куда Сидорова не хотела настолько отчаянно, что решилась на скрытие собственных способностей. Между расстрелом и жизнью под землей (даже без соседки!) для этой Юльки разница была минимальна.

Но, её было за что уважать. Сидорова в два счета могла стать королевой «Жасминной тени», признайся она девкам, что умеет любые вещи делать новыми. Однако, вместо этого она отсиживалась в своем логове, где и зубрила какие-то учебники. На старые грабли она не наступала.

– Это секретная информация, поэтому я должна получить ваше принципиальное согласие на работу, Юлия Матвеевна, – отрубила майор, – Детали задания я раскрою непосредственно сотруднику, принявшему всю полноту ответственности. Но повторюсь: поручение НЕ обременительное. Особенно для вас.

– Я согласна! Где расписаться?! – заторопилась девушка, явно мало что соображая, – Согласна! Только дайте шанс на нормальную жизнь!

– Я не знаю, что вы понимаете под нормальной жизнью, товарищ Сидорова! – охладила моя начальница девушку, – и не собираюсь давать вам гарантий на любые хотелки. Ваше сотрудничество в течение всего времени пока мы в Севастополе в обмен на чистое от нарушений дело. Не более и ни менее!

Девушка хлопнулась задом об скамью, жалобно заморгав.

– То есть, меня всё равно потом… могут забрать в военные? – почти проскулила она.

Нелла Аркадьевна, молниеносно перегнувшись, выдала дуре щелбан. Слабенький, наверное, в одну тысячную своей силы, но удивительно хлесткий, продемонстрировав мне мастерское владение своими способностями. Жидкосисьтая дурища, жалобно взвизгнув, схватилась за лоб.

– Дура ты, Сидорова, – выдохнул я, – Тебе предлагают амнистию за то, что ты натворила, а не исполнение всех твоих желаний.

– А зачем мне эта амнистия?!! – неожиданно психанула девушка, гневно вытаращившись на меня, – Что так заберут воевать, что так! Или пожары тушить! Или разжигать! Или в разведку! А я так жить не хочу!

Почти минуту я молча рассматривал эту… овцу. Окалина невозмутимо курила, разглядывая девчонку как редкостной уродливости насекомое. И было за что.

– Дай-ка я вслух это озвучу, Юлёк, – мягким тоном протянул я, – То есть – ты спалила нахер целую девятиэтажку просто потому, что не нашла в себе сил сказать «нет» нескольким девкам, да? Тебе предлагают чистое дело, забыть и закрыть эту тему, предлагают выход с Коморской, за, повторюсь, ненапрягающую и ответственную работу, а ты решила, что мы без тебя не обойдемся? Так, что ли?

Сидорова подавленно молчала. На её лбу зрела шишка. Окалина, явно поставив на кандидате очень жирный крест, молча курила, отхлебывая пиво и уничтожая сигареты одну за другой.

– Ладно, это была ошибка, – наконец, выдохнуло моё начальство, пригвождая взглядом съежившуюся девчонку, – Итак, гражданка Сидорова. В Севастополе вы одна садитесь на обратный рейс. Не просто так, я вам выдам рекомендацию и перенаправление в отдел «КСИ». Рекомендация, кстати, будет на место в пожарной части Стакомска. Просто так, считайте, подарком от души.

Сначала это бревно обрадовалось. Сильно обрадовалось. Прямо аж заулыбалось своим довольно привлекательным для меня в глубоком прошлом лицом. А затем эту физию внезапно омрачила работа мысли. Ну, какой мысли? Явно там тараканчик на проволочке запрыгал, вопя вечное женское «Мало халявы дали! Наё*уют!»

– А…, – заблеяла эта крысавица.

– Вы свободны, гражданка! – лязгнула Окалина голосом так, что за дверь меня чуть не сдуло рванувшей мимо Сидоровой.

– Я если срать буду, то не доверю ей даже говно подержать, – высказался я, закрыв дверь после бегства дурищи.

– Согласна, – поморщилась майор, – Но я её знала только по бумаге… всё равно жаль. В роль она удачно ложилась, очень удачно. Садись, Виктор. Пора вводить тебя в курс дела.

– Именно меня? – уточнил я, занимая нагретое сидоровой козой место, – Меня одного?

– Юльку я уже ввела, Егор на подстраховке, остальных в темную, – отмахнулась валькирия, извлекая из-под тощего матраса верхней полки две толстых папки, – Ознакомься. За каждого из этих – нас расстреляют без следствия. А за этого – расстреляют пять раз подряд. И запишут посмертно в пособники Гитлера.

Пошуршав первой папкой, я установил, что в ней содержится ровно тридцать три небольших дела, в каждом из которых… тело. Подростковое, сопляческое. Пол от мужского до женского включительно. Рожицы славянские, в меру обезображенные интеллектом. Были бы помладше, с умилением назвал бы детишками, но из детишек самая детишка тут у нас это Викусик, потому что на фотках даже самых мелких из порученных нам пионеров я увидел коварство, хитрожопость, эгоизм и сластолюбие. Ну… потому что ну не могли же они не быть, правда?

Во второй папке был один единственный человек.

– Не понял, – поднял я глаза на начальство, – Он что, горит?

– Не весь, только голова, – хмыкнуло начальство, – Но постоянно.

– Пожароопасненько…

– Читай давай, строит он тут умника…

Василий Иннокентьевич Колунов, кодовое имя «Данко», 13 лет, пионер. Криптид третьего поколения. Способности:

– горящая голова (?). Температура пламени регулируется самим ребенком вплоть до безвредной. Размеры факела регулируются Данко лично в достаточно широких пределах. Никаких химических процессов при этом не происходит. Ничего не окисляется, кислород не потребляется и т.д. Феномен слабо поддается изучению.

– Псевдожизнь (?). Организм мальчика развивается как положено, но при желании он способен не есть, не пить, не дышать. Негативных последствий от подобного воздержания не наблюдается кроме психического дискомфорта ребенка. Феномен слабо поддается изучению. Приписка: ярко выраженный регенеративный фактор, крайне похожий на аналог, имеющийся у «чистых», однако, пациент взрослеет как положено для homo sapiens.

– Температурный фактор (?). Организм Данко абсолютно устойчив к любым перепадам температур. Феномен слабо поддается изучению.

– Какой он весь слабо поддающийся…, – пробубнил я, закрывая дело.

– Здесь другое, Виктор, – хмурая Нелла Аркадьевна побарабанила пальцем по папке, содержащей дела 33-ех пионеров и пионерок, – С этим будет сложнее. Вася мальчик адекватный и тихий, а вот эти детки…

Я вздёрнул бровь. Блондинка досадливо нахмурилась и полезла вновь за пивом. Заговорила она, охладив себя изнутри пенной жидкостью, а заодно и слегка окурив никотином.

– Не буду играть в дипломата, Изотов, мне это никогда не удавалось, – наконец, соврала женщина, – Эти детишки – отпрыски наших лучших. «Ксюх», «копух», короче, неосапиантов, которые строят эту страну, защищают её и дуют в жопу. У этой пионерии всегда было больше, чем могли себе позволить обычные люди. Все они из Первого района…

– Вы пытаетесь играть в дипломата, – хмуро буркнул я.

– Уел, – сдулась майор, прямо взглянув мне в глаза, – Короче, Склифосовский. У этих детишек было все, чего не было у тебя. Им дули в жопу. Все. Мы им будем дуть в жопу. Они разбалованные говнюки. А ты – убийца. Я…

– Во-первых, я не убийца, – умудрился я ошарашить Окалину до отпавшей челюсти, – Я профессиональный самозащитник без тормозов. И, если вы не обратили внимание, возможно-моя-будущая-теща, я бью насмерть только когда этого требуют обстоятельства. Либо есть приказ. Если вы думаете, что переоценили мою психическую зрелость, то скорее наоборот. И товарищу Молоко надо сделать большой выговор.

– А во-вторых? – вернув блондинистые брови на законное место и чему-то ухмыляясь, поинтересовалась богатырша.

– А что во-вторых? – недоуменно пожал я плечами, – Вы посмотрите на них! Посмотрите! Это же сраные дети! Они могут вести себя как угодно, меня это точно не заденет.

– Ты меня приятно удивил…

– Обращайтесь…

В дверь внезапно заколотили. Ну так, осторожно и боязливо. Процесс сопровождался всхлипываниями, нытьем и осторожными девичьими выкриками.

– Пустите!

– …я передумала!

– Я согласна сотрудничать!!

– Пожалуйстааааа!!

Мы с майором переглянулись. Женщина злорадно ухмылялась, а я внезапно понял, зачем ей понадобилась Сидорова. Она же пиросенсор. А у нашего мальчика буквально пылает башка 24 часа в сутки. Эта Юлька его буквально везде будет чуять, сквозь всё, на неслабом расстоянии и при любых обстоятельствах. Крайне полезно, учитывая, что он очень особенный…

– Минуту, товарищ Сидорова! – рявкнула майор, – Ожидайте!

…а затем, поманив меня и вынудив дать ей ухо чуть ли не в пахнущие пивом губы, прошептала:

– Между нами, Виктор. Строго и только. Ты этого не слышал, но запомни – Данко прежде всего. Что бы не произошло за эти три месяца, этот горящий пионер должен выжить и остаться в Союзе. Всё вторично по сравнению с ним.

– Он настолько особенный? – хрюкнул я.

– Да, – продолжала шептать Окалина, – Вас таких дураков двое всего. Только ты как Предиктор жидко обосрался. Ну, почти. Надежды, что дар проснется, так мало, что можешь, Витя, себя считать главным разочарованием СССР.

– Тоже титул хороший, – не стал я заострять на себе внимание, – А чем Вася провинился? В чем его врожденная вина?

– С ним всё иначе, Симулянт. Он откроет нам дорогу на другие планеты.

Глава 3. Стерпится – слюбится

В первой еще жизни я много улыбался, слыша исконно женское «Вам, мужикам, только одно и надо!». Глупость, конечно. Нет, доля правды, безусловно, присутствует. Когда человек хочет есть, пить, спать, срать – он это делает, а если не делает, то ему бывает плохо и раздражительно. Тоже самое и с воздержанием, от которого, почему-то, некоторые заинтересованные личности ждут слишком многого. Почему? Потому что на этой, не такой уж и смертельно важной потребности, замечательно можно спекулировать.

Правда, у этой монеты две стороны. С одной стороны, плотская близость высоко ранжируется как искусственно дефицитный товар, с другой, именно по тем же причинам, мужики и становятся «козлами», хватая секс там, где дают здесь и сейчас, а не только там, где их «прикормили и доят». Ну а что вы хотели от тех, кто на голодном пайке провёл всю молодость?

В общем, когда в дверь громко и властно постучали, я чуть не поперхнулся, но быстро взял себя в руки, продолжая настойчиво трахать Сидорову. Та попыталась что-то проскулить, но я, поймав её губы рукой, продолжил режим молчания (и не только), вместо этого сам подав голос:

– Кто там?!

– Изотов! Сидорова! – завопил противный и мерзкий голос Салиновского, – Вылазьте, ехать пора! Автобус ждет!

– Скоро! – продолжил я своё занятие, дополнительно вжимая девушку грудью в недовольно урчащий холодильник, – Десять минут! Ждите!

– Тогда чаю налей! – начал наглеть блондин за дверью, продолжая в неё чем-то раздражающе барабанить, – Мне Нелла Аркадьевна сказала без вас не приходить!

– Пошёл нахер, Паша!! – ругнулся я, пытаясь сосредоточиться.

– Чёё…

– Пошёл нахер, Паша!!! – жутко взвизгнула Юлька, приятно удивив меня своей активной гражданской позицией.

За дверью коротко квакнули и послышались торопливо удаляющиеся шаги. Можно было продолжать, чем я и занялся со всем пылом давно никого не трахавшего человека, на который мне отвечали со всем пылом давно не трахавшейся девушки.

Как до этого дошло? О, очень просто. И в первую очередь всё происходящее было сильно связано с «эффектом резонанса». Точнее – он тоже сыграл свою роль.

Окалина-старшая была вынуждена в этой курортной операции опереться на сомнительные кадры, то есть нас, «коморских». От чего и как – не докладывала, но я это понял буквально налету. И вот в этих стесненных обстоятельствах такая криптидка как Сидорова была ей нужна. Сильно нужна. Настолько, что оперативный штаб НИИСУКРС спланировал целую операцию по окучиванию этой дурочки. Сработало всё просто идеально.

Первые переговоры, проходившие при мне, ожидаемо провалились, но блондинка закинула шатенке слишком крупный крючок, банально «выпустив» ту с Коморской. Бесплатно, то есть даром. Однако, поскрипев несколько минут извилинами, пирокинетичка догадалась о том, какая жопа ей грозит. «Рекомендация» безусловно поможет ей неплохо устроиться в жизни, но обратного пути не будет. Клеймо поджигательницы, вредительницы, психопатки и, конечно же, «коморской» – она никогда с себя не снимет. Поэтому эта Юлька и кинулась обратно, понимая, что в случае успеха все её мечты исполнятся.

А майор её обломала, весело проиграв на диктофоне мою критическую шутку про доверенное говно. И заодно высказав охреневшей девочке, что моё мнение решающее, так, как если бы работали, то не просто вместе, а даже жили бы в одном номере. Последнее само собой, потому как оставлять Сидорову без плотнейшего надзора и оперативного контакта, ну… идиотизм. Ну а затем сказала, что до прибытия на вокзал у поджигательницы есть где-то три часа, поэтому если она сумеет меня переубедить, то так уж и быть, её возьмут.

Говорю же, развод. Но «переубеждали» меня со всей самоотдачей, которой оказалось неожиданно много. Скромная тихоня, сращивающая порванные сумки и колготки, оказалась совершенно лишена каких-либо комплексов, а еще, до кучи, той еще мазохисткой.

А? Эффект резонанса? Ну это именно то, что заставило меня подписаться на эту движуху с Сидоровой. Он был связан непосредственно с другой Юлькой, которая Палатенцо. И которая обещала много чего со мной проделать условно-приятного, если мы из подземелий Стакомска выберемся. Но мы не выбрались. На решительность моей призрачной невесты (не спрашивайте, никто ничего толком не понимает и почти всем похер) это особого значения не оказало, но тут из-за леса, из-за гор вышла товарищ Молоко и… запретила Юльке вообще любые эксперименты. Мол, кривой опыт сейчас окажет непоправимый вред будущей психике, а этого нам не надо, потому что, по расчетам Нины Валерьевны, скоро у Юлии Игоревны должна произойти метаморфоза, буквально Симулякр, выраженный в полном включении сознания и псевдотела. То есть, у Палатенца были по мнению ученой все шансы перестать быть Палатенцем, а стать простой советской энергетической девочкой со всеми девочковыми прибамбасами – то есть симулякром организма, в котором будет симулироваться… ну всё. Вообще всё.

То есть – трахаться нельзя, вредничать нельзя, экспериментировать нельзя, можно только общаться с другими призраками и вместе с ними облучаться витиными мозговыми волнами. Так что товарищ Изотов вполне может пердолить товарища Сидорову всё лето с чистой совестью, товарищ Окалина не против, потому как не ревнует. Хотела бы, может быть даже просто изобразить, но нельзя, доктор запрещает.

Ну а я что? Лето, пляжи, Севастополь! То есть, стоит вопрос – кого-то всё-таки трахать будет надо. Банально. А что у нас? Палатенцо? Нездоровая фигня, даже несмотря на её собственный интерес. Это противоестественно. Девки коморские обыкновенные? Ну их нахер всем скопом, на чей-нибудь. В этот серпентарий даже кочергу бы не сунул. Остаются Кладышева, пионеры, вожатые и Янлинь. И никого из них я трогать пиписькой категорически не хочу, особенно китаянку, потому как той наоборот, нужно как можно лучше от меня отвыкнуть.

Так что Сидорова – и Сидорова. Вполне неплохо, кстати. Кончает она как пулемет, ну а сиськи, ну… я же уже говорил, что секс на каждом дереве не растет? Вот-вот.

Внизу, у главного входа гостиницы, в которой мы останавливались на ночь, стоял обычный туристический «Икарус» с затененными стеклами. Возле нашего будущего транспорта находился слегка бледный и очень удивленный Паша Салиновский с слегка подвыпученными глазами, а рядом с ним тусовали две хрупкие изящные красавицы, имеющие претензию жить вечно. Правда, тоже с выпученными глазками, что в случае Янлинь смотрелось свежо и миленько. Над этой троицей святым духом веяло слегка грустное Палатенцо.

– Изотов, – выдавила из себя наша психологесса с синдромом нимфы, – Я тебя никогда не особо понимала, но так, как сейчас – особо сильно не понимаю!

– А чо? – задал я универсальный вопрос, провожая взглядом веселую и хорошо потрудившуюся за утро задницу Сидоровой, скрывающуюся в автобусе, – Это вы, Вероника Израильна…

– Что я?! – не поняла девчонка, одетая в настолько легкое платье, что просто срам один.

– Провокаторша вы, – с достоинством ответил я, впихивая свой чемодан в багажное отделение автобуса, – И девятиклассница-рецидивистка.

Возмущенный вопль брюнетки потонул в здоровом женском гоготе на два голоса, раздавшемся из открытого окна автобуса. Тихонечко хрюкнув от злости, Кладышева аж подпрыгнула в воздухе, набирая скорость в сторону двери, явно собираясь там настучать веселящимся ровесницам. Янлинь стояла, улыбаясь, но чуть-чуть грустно. Еще и Юлька, в смысле настоящая, слабо заметная под севастопольским солнцем, смотрит как прокурор…

– Партия сказала «надо» – комсомол ответил «есть!», – дал я толстый намек двум очень неглупым женщинам, а потом уточнил, – Викусика видели?

– Её привезут в спецтранспорте, – расслабленно заметила Юлька, а потом полетела внутрь «икаруса», где кто-то визгливым девчоночьим тоном выговаривал интересные вещи двум добродушно посмеивающимся и определенно уже врезавшим чего-то алкогольного женщинам.

– Поехали! – схватив меня за руку, потащила меня китаянка.

Взрослых женщин, как оказалось, было не две, а три. Полюбовавшись на слегка прибуханную и улыбающуюся чему-то бабу Цао, я покрутил головой, садясь у раскрытого окна. Похоже, даже несгибаемая дочь китайского народа наконец начала относиться к поездке как к отдыху. Я расслабился и закрыл глаза, наслаждаясь жизнью со снятой временно маской и полным отсутствием КАПНИМ-а.

С последним было сложно. Таскать в черноморской жаре мою привычную одежду было нельзя, а разгуливать в новейшей разработке экзоскелета – ну, по крайней мере глупо. Тем более, что его запросто можно было спутать с У-удерживающей серией, а значит и меня с каким-нибудь преступником. Нервировать никого не хотелось, поэтому передо мной поставили отдельную боевую задачу – быть милым и добрым человеком, дабы никто не таил на меня зла. И маску, конечно, не снимать.

Нашим, конечно, сделали дополнительное внушение, чтобы они меня не бесили, поэтому я могу вполне мирно отдыхать на своем кресле, пока коварная Вероника экспресс-методом набухивает несчастную Сидорову. Или счастливую, тут надо разбираться. Эх, Вадима жалко. Его, конечно, увезли на какую-то рыболовную заимку в Карелию, чтобы парень там отдохнул душой и глазами, но не с нами… не с нами. Берсерка к детям никто бы в своем уме не подпустил.

Ехали мы в общей сложности часа два, не считая времени, проведенного на трех блокпостах. Там нас самым тщательнейшим образом обнюхивали, осматривали, сканировали и подозревали, особенно разомлевшую на жаре Сидорову, не вязавшую лыка. Пришлось даже Нелле Аркадьевне вмешиваться, объясняя, что вот эта вот спящая красавица – как раз та самая психопатка-пироманка, подвергшая опасности сотни людей, которую надо пропустить к самым-самым детишкам Советского Союза. Очень опасная преступница давила сонную лыбу, булькала и тяжело дышала, вводя присутствующих в испанский стыд и осуждение невозмутимой Кладышевой.

Но мы всё преодолели, так что вот он – его величество санатория «Лазурный берег»! Прекрасное приземистое здание высотой в три этажа, расположенное противной буквой «С», как любят у нас в Союзе строить школы. Обсажено зеленью и цветами, есть свой парк рядышком, 50 метров до пляжа. Наличный персонал? … отсутствует. Хоть кто-нибудь со стороны? Нет даже собак. Территория? Велика и обильна, сплошь зелень, лужайки и поля для активных видов спорта. И это только то, что известно нам.

– Ваш первый этаж в жилом крыле! – зычно оповестила всех Окалина, озирая всё восторженное и потное стадо, что вылезло, – Сегодня отдыхаем, приводим себя в порядок, жрём то, что взяли с собой! Дети, вожатые, персонал, повара, продукты, *уё-моё – всё пребывает завтра! Через два часа жду всех перед главным входом на линейку!

Ну штош. С настоящим на плече, следуя за прошлым и преследуемый будущим в виде Палатенцо, я повлек свои и Сидоровой чемоданы на заселение. Номера оказались приятные, чистенькие, но, еще по моей старой советской памяти – пронзительно пустые. Древний и свирепый холодильник, способный наморозить новую Арктику и пробудить своим шумом от вечного сна древнее зло, две кокетливо свободные в своих креплениях розетки, парочка пружинных коек, обреченных в будущем пострадать, две тумбочки, да две табуретки. Балкон? Есть. Дверь балконная? Не закрывается. Выйти через балкон? Перемахнуть метровую решеточку, а там уже и травка зеленеет. Первый этаж, чо.

Красота. А главное – запах. Всё-таки, как не крути, «Жасминная тень» – подземелье. Бункер. И протираем мы его там далеко не хозяйственным мылом. В общем, запахов много технических, к которым хоть и привыкаешь, но восторга не испытываешь. А тут солнце, трава, пахнет цветами!

Пррррээээлестно!

На линейку успела даже Викусик. Большая, добрая, наивная, хорошая… Викусик. Вспотевшая как не знай кто. Ну да, здесь хоть прогресс технический и идёт, но своеобразно, товары народного потребления не ставятся во главу угла. В свежезапущенном советском спутнике вполне может быть компьютерная начинка, соответствующая по уровню

2012–2015-м годам моего мира, но для граждан? Пф, ничего подобного, максимум – видеомагнитофоны. Даже наши стакомовские браслеты-часы обладают серьезной технической начинкой, но и они не игрушка. А уж кондиционеры в машинах? Вы что, смеетесь? Потерпите, чай не баре. Стране пока чугуний нужен на другие проекты.

Ну и, конечно, санаторий? Тут нет ванной комнаты для трехметровых девочек. С этой бедой предстояло справляться некоторыми подручными средствами и импровизированными способами, которые были слегка не готовы. Поэтому Викусик стояла с нами на линейке и вовсю пахла трехметровой девочкой, проехавшей в черноморской парилке около двух сотен километров.

– Товарищи жильцы «Жасминной тени», – Окалина вела себя заметно мягче, чем в городе, – Некоторые из вас меня знают. Я – мама Юлии Окалины, а заодно та, кто отвечает за вас на этом отдыхе. Со всеми вами были проведены собеседования, каждый, в обмен на три месяца жизни в этом санатории, согласился на определенную работу. О ней дальше и пойдет речь…

Определенная кривизна души в речах присутствовала, потому что переговоры о «курорте» проходили не совсем равноправно. Всех жильцов «Тени» поставили перед выбором – либо они живут в других общежитиях Стакомска, распределенные по остаточному принципу, либо едут на Черное море. Дураков отказаться не случилось, так как сидеть всё лето у черта на куличиках в самых паршивых (потому что свободных) комнатах, да еще и под усиленным надзором (коморские же!) среди нас не было. Вот с такой позиции мы всей общагой и согласились.

Теперь же перед нами, точнее, ними, ставили задачу. Довольно простенькую, кстати, – быть массовкой на треть ставки, а заодно шпионами под кураторством бабы Цао. Девчонки и мальчишки «Жасминной тени» будут перед основными гостями проходить под легендой выигравших в лотерее отдых в «Лазурном берегу», что очень недалеко от истины. Основной задачей у почти всех присутствующих (за небольшим исключением) будет безопасность 34-х детей, которые заселятся в «Берег» завтра.

– Это не значит, что вам придётся защищать их от каких бы то ни было угроз, товарищи, – уточнила Окалина, – Кроме одной-единственной. Эти пионеры сюда прибудут вместе с группой ответственных товарищей из Первого района, комсомольцев. Именно они возьмут на себя роль вожатых, развлекателей и прочее, прочее, прочее. Но! И их и вас… куда больше, чем нужно для обеспечения отдыха и досуга этим детям. Следовательно, будет работа по сменам, много времени на самих себя, экскурсии в Севастополь, может быть, даже морские прогулки…

Ничего не должно было выйти за пределы «Лазурного берега» без ведома Цао и Окалины. Ничто не должно было войти. Эти ответственные товарищи должны были быть в курсе чего, куда, сколько и так далее, тому подобное. Причем, это всё только в течение дня. На ночное время, товарищи студенты, у нас есть семь призраков.

– А теперь, еще одна важная вещь…, – сделав два широких шага, блондинка вцепилась мне в плечо, чтобы выволочь на публику, – Вот это товарищ Изотов, вы его знаете и любите. Настоятельно рекомендую любые теневые делишки, любые сговоры, любые попытки зайти за правила «Лазурного берега» … всё это согласовывать с ним. Этот молодой человек – прямая линия связи между мной и вами, а заодно – и силовая поддержка, если кто-то из Первого района начнет себя неправильно вести. По этой же причине я перевожу товарища Салиновского в подчинение Изотову и даю Виктору право санкционировать использование активатора.

На этом моменте меня ошарашенно осмотрели все, включая даже плывущую Викусика. Чего поделать, буду работать козлом отпущения, первой линией обороны. Вторая в виде Окалины, Молоко, Кладышевой, обеих Цао, Палатенца и сонма призраков – это всё настоящие бойцы невидимого фронта. А мы у них своим неорганизованным стадом на подпевках и в качестве декорации. Кстати, о последней…

У майора в загашнике были еще хорошие и очень хорошие новости. Первые состояли в том, что каждый месяц всем коморским будут выделяться самые настоящие отпускные во внушительном для студента объёме – 150 рублей. Учитывая, что мы тут живем по принципу «всё включено», деньги, можно сказать, будут чисто и прямо на пропой и сладости. Однако…

– За нарушения будут штрафы. От суммы будущих выплат. Для начала, – блондинка стала куда менее добродушной на вид, – Напоминаю, товарищи студенты. Это не только отдых, но и работа! Вам предстоит провести три месяца в довольно тесном коллективе, иногда работая с детьми. Никаких одиночных выездов не предвидится. Любой серьезный залет, то есть драка с применением способностей, либо попытка уйти в самоволку – и вас отсюда вывозят. Затем, в зависимости от последствий ваших действий, будет и реакция.

Вот это слушающим откровенно не понравилось. Самые сообразительные начали понимать, о чем речь. Да, травка зеленеет, солнышко блестит, погода шепчет, ветер с моря дул – это всё хорошо. Но это «хорошо» – аж на 90 дней!

– Да это же как Коморская! – возмутилась одна из наших, статная черноволосая девушка, которую если что и портило, так это необъятных размеров воздушная жопа, которую она зачем-то наприседала, – Мы что, даже сами по городу погулять не сможем?!

– Теперь понимаете – почему выбрали именно «Жасминную тень»? – Нелла Аркадьевна не собиралась миндальничать, – Считайте это экзаменом. Если вы продемонстрируете минимальный уровень социальной адаптации за эти три месяца, если будете выполнять свои совершенно необременительные обязанности ответственно – то статус общежития вполне может быть пересмотрен. Как и ваши личные дела.

«Хорошо, что Сидорова это не слышит», – порадовался я, – «Ей бы точно не понравилось, что её личное предложение, которое ей сделали тет-а-тет, распространяется на всех».

Ну… относительно?

В принципе, ситуация совершенно ничем от нашей жидкосисьстой не отличалась. Есть нарушители, есть задание, есть пряник и есть кнут. Условия более чем приемлемые, особенно для тех, кому любой вид отдыха-курорта не светил по меньшей мере еще пять лет, то есть до первого отпуска с работы. Логично? Нормально? Более чем. Для Стакомска.

Спросив, есть ли у кого-то вопросы по делу и услышав настороженное, но слегка баранье молчание, Окалина хмыкнула, подозвала к себе жестом нервничающую Викусика, а затем уперла её вместе с бабой Цао, Ниной Валерьевной и Вероникой. Соображать девочке удобства и осуществлять помывку. Мы же озадаченно рассосались по местности, чтобы через час быть вновь собранными пожилой китаянкой. Та лихо разделила народ на смены, по которым мы будем дежурить, а затем провела общий допрос на тему у кого есть что пожрать. Сегодня нам пришлось устраивать большой общий котёл, так как пища насущная с поварами должна была приехать только завтра.

Что-то мне подсказывало, что раз так обстоят дела и все приезжают одним пакетом – то повара у нас, как и все остальные, будут очень непростыми.

Вечером я вернулся в номер, обнаружил там сонно трущую глаза Сидорову с урчащим как старый мотор животом. Оделив страждущую принесенной с собой тарелкой странного, но очень сытного варева и несколькими кусками хлеба, я проверил на функциональность ванну, а затем загнал туда и наевшуюся соседку по номеру. Затем, рассказав ей за час обо всех событиях, что она пропустила, еще и полночи естействовал, проверяя на прочность кровати и стараясь не реагировать на временами высовывающуюся из двери полупрозрачную голову, наблюдающую за текущими процессами скорее с любопытством, чем с негодованием.

Как-то вот не получается у меня принимать во внимание нежные чувства Палатенца. Вроде и девушка хорошая, но без эндокринной системы слегка не то. То есть, она может, пользуясь старой памятью жившего когда-то ребенка, испытать обиду или ревность, но это будет ну… симуляцией. А вот что с ней точно не надо делать – так это подыгрывать. Человеком можно либо быть, либо не быть. Я-то, когда-то не испытывавший никаких эмоций в облике тумана, прекрасно понимаю, что она чувствует здесь и сейчас.

Утомив Юльку-Сидорову до потери пульса, я и сам лег спать. Следующий день обещал быть одним из самых сложных и ответственных. Элитные пионеры, злобные барсуки с Коморской, вечные «чистые», призраки, комсомольцы с Первого района, стакомский палач, Симулянт, Данко…

Какой-то гремучий коктейль у нас тут получается. И нужно сделать так, чтобы он не взорвался.

Глава 4. Пиписькометрика

Был у меня в прошлой жизни знакомый писатель. Как «писатель» он себя не воспринимал, говорил, что максимум заслуживает звания «коммерческого автора». Мол, не достоин, потому что пишет развлекательные книжки низкого пошиба. Нет тут ни полета мысли, ни её глубины, морали тоже нет, а почему? А потому что мало читателей, способных это воспринять, осмыслить, а перед этим еще и купить. Мол, люди отдыхают и желают развлекаться, а не морщить репу над тяжелыми и размытыми вопросами. И так мол, жить тяжело. Поэтому этот самый автор и писал дни, месяцы и годы напролет! Прямо как токарь, представляете? Каждое утро к станку и вперед, даже без песни.

Так вот, суть в том, что подобный образ жизни и труда некисло так деформирует личность. Профессионально, так сказать. Выражалось это в конечном итоге в том, что не писать этот товарищ не мог. Просто отдохнуть по-человечески у него не получалось. Берет выходной, а сам работает. Да еще как работает! Так пашет, как в обычные дни и не может!

Когда начали прибывать будущие отдыхающие, мне память о знакомом тут же пришла на ум. Нет, не тогда, когда прямо перед основным зданием «Лазурного берега» стали с легкими хлопками воздуха появляться десятками люди самого разного возраста, а когда часть из них, прекрасно знакомая большинству, включая даже коморских, принялась активно осматривать территорию, попутно вовсю (и не совсем осознанно) пользуясь своими способностями!

Что такое «копуха», кроме того, что это смешное и вроде бы, слегка унизительное прозвище? Член Комитета Помощи Хозяйству – это передовой боец за права и возможности неосапиантов. Он строит, крепит, прокладывает русла рек, превращает заболоченные участки в пригодные для распашки земли, он тушит лесные пожары и разбирает пострадавшие от землетрясений завалы. Он экономит Союзу миллионы рублей и трудовых человекочасов.

То есть, грубо говоря, это настолько плотно впахивающий неоген, что слово «отдых» для него является абстракцией. Копухи работают так часто и плотно, что даже не ездят на такси – слишком времязатратно.

Поэтому их сюда телепортировали вместе с детьми, персоналом и десятком молодых вожатых с Первого района.

Я и вякнуть не успел, как эти герои ударного труда рассосались по территории. Везде, куда они совали нос, что-то происходило, причем это всё быстро дошло до абсурда. Сначала сменился вполне приятный запах рассаженных вокруг санатория кустов, став еще насыщеннее. Затем само здание дрогнуло, прозвенев стеклами, а высунувшийся из окна третьего этажа рыжий мужик с бородищей бодро проорал, что теперь оно простоит лет 200. Тучу ржавчины, выдутой одной бодрой теткой, проскакавшей по всем номерам, можно было не принимать во внимание, но вот когда из земли в воздух вытащили нескольких кротов, а совершившая это мамаша-телекинетик стала задумчиво прикидывать вслух, попадет ли она отсюда зверушками в море (типа выпустит на свободу), наша майор уже не выдержала и начала наводить порядок, причем исключительно матом.

Я молча охреневал от творящегося борделя. Тридцать три подростка, наших будущих подопечных, судя по всему, прекрасно друг друга знающих, радостно галдят, едва удерживаемые в одном месте парой взмыленных охрипших девушек. Окалина вовсю рычит на «копух», причем без малейшего пиетета к их достижениям, до и дело прокручивая на метафизическом половом органе тех по именам и отчествам, от чего наши герои труда и обороны, немало взбодренные и даже обрадованные (!!) таким панибратским отношением, так же лаются с майором. Шокированные этим «перваки» наблюдают за кумирами, отвесив пасти и развесив уши, «коморские» сбились в кучу, точнее, обступили бедную Викусика как суслики ёлку, а за всем этим делом наблюдают нормальные люди, вставшие неподалеку. Судя по всему, одна уборщица, три повара, и четыре человека, очень похожие на военных, но в гражданском. Последние, кстати, в последствие исчезли, как будто их тут не стояло.

Ах да. Шесть призраков в окнах «Лазурного берега», молча наблюдающие за всем бардаком.

Ну а потом Цао Сюин это надоело и старая китаянка, надевшая на торжественную встречу один из цветастых народных халатов, начала «копух» гонять из санатория, а те, соответственно, начали от неё убегать, причем не в шутку, а чтобы успеть еще что-то подправить, обновить, укрепить, выровнять по уровню, проверить на сейсмоустойчивость, полочку там прибить…

И конечно, это стало лучшим моментом для появления пацана с горящей головой. Бедолага в черных брючках, белой рубашке и красном галстуке аж обе сумки уронил, глядя на творящийся вокруг аттракцион! Мало того, появившийся рядом с ним человек в черно-сером деловом костюме попал под разворот плеча (точнее, бедра) Неллы Аркадьевны. Пришлось хватать пацана и буквально вытаскивать из-под падающего мужика. Пламя, которым была объята голова пионера, мягко лизнуло моё ухо пару раз.

Совсем не горячо, надо же.

– Что у вас тут происходит?!! – нервно-злым голосом взвыл падший на траву мужик.

– Копухи е*ут мозги, комсомол в ауте, я толкаю жопой неосторожных придурков! Еще вопросы, Степанов?!! – рыкнула злая Окалина, нависая всеми двумя с лишним метрами над травмированным. Она его явно знала.

– …а страдают дети, – вредным голосом добавил я, покачивая пламенеющим пареньком, удерживаемым аккуратно за подмышки, – Ну, или могут пострадать.

Действительно, горит и не обжигает.

Пацан в ответ на это лишь хрюкнул. Я хрюкнул в ответ, металлически, сквозь маску, ставя паренька на травку, но придерживая слегка за плечо. Мало ли что еще сюда телепортируют. Отойти бы от греха подальше.

– Окалина…, – пробубнил валяющийся мужик после нескольких неудачных попыток встать, – Какого *уя ты на площадке телепортации?!

– Ты где её тут увидел, болезный? – осведомилась блондинка, – И вообще, чего тут забыл?

– Сопровождаю Данко!

– Сопроводил. У*бывай!

– Сначала доложусь главному! Пере…

– Доложился! У*бывай!

– Мировая тетка, да? – обратился я к своему главному подопечному, которого явно тянуло ржать со всей этой сцены, – Меня, кстати, Витя зовут.

– Вася, – кивнул скалящийся пацан.

Хм, вроде живенький такой, надежда всея СССР. Возможно, и споемся.

– Раз ты главная, тогда держи! – порывшись в кармане пиджака, упомянутый вставший уже на ноги Степанов извлек оттуда два массивных браслета, очень напоминающих наши стакомовские часы, а затем буквально впихнул их в руку Окалины со словами, – Один цепляешь Данко, второй своему ручному психопату! Если они сблизятся на расстояние десяток метров, будет дан тревожный сигнал, пять – электрошооооо…??!!!

Браслеты, в отличие от кротов, в море явно долетели, брошенные рукой валькирии.

– Какой дебил сказал этому дебилу, что я ручной? – в тишине задал я вопрос, правильно поняв происходящее, – Это раз. И два: какой дебил мог приказать нацепить на меня шокер?

Мужик мееедленно повернул голову, утыкаясь ошарашенным взглядом в меня, обнимающего рукой за плечо Васю Колунова.

– Ну ты ж мои приказы выполняешь, Изотов? – не стала облегчать жизнь человеку валькиристая блондинка.

– Конечно выполняю, товарищ майор, – пожал плечами я, – Как слышу, так и…

– Вот бери пацана и *издуй к своим. Это приказ. А мы тут сами поговорим…

Как мне не было интересно послушать этого Степанова, всё равно пришлось подчиниться. Хотя, интересно? Пф. Сколько у меня было недоброжелателей, сколько из них осталось в живых… нет, такая жизнь, конечно, интересна, но постоянно ей рисковать, отвоевывая себе хотя бы право на человеческое обращение – утомляет и бесит.

– А ты правда этот… Симулянт? – робко спросил меня пацан с горящей головой, не отрывая взгляда от моей маски.

– Нет, Вась. Меня зовут Виктор Изотов. Так меня мама с папой назвали. А Симулянтом зовут разные там Степановы, которых я впервые в жизни вижу.

– …

Видя, что парень смешался и начинает напрягаться, я остановился, а затем встал перед ним на одно колено так, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Гм, горящая голова, надо же…

– Вась, я понимаю, что ты обо мне слышал, да? Явно что-то нехорошее. Мы с этим потом разберемся, время будет. Поэтому давай сделаем так – иди вон к той очень большой девочке. Её зовут Викусик и она очень добрая. А еще у неё есть способность, позволяющая чувствовать ложь и правду. Когда рядом врут, ей плохо становится. Возле неё ты будешь в безопасности, а я пока пошлю людей твои сумки забрать.

Посылать оказавшегося здесь одного пацана к детям, вокруг которых крутятся родители, мне показалось не совсем умным и правильным ходом. Вместо этого послал рыжего Расстогина за сумками пацана, а сам принялся дальше наблюдать за творящейся катавасией.

Диалог моей начальницы с хамом-Степановым разрешился быстро. Либо время у того истекло, либо он устал от того, что его посылают через слово на мужские половые органы, но мужик предпочел медленно раствориться в воздухе (реально медленно, минуты полторы его дематериализация шла). Всё это время наша героическая блондинка продолжала его крыть, он слушал, но, судя по гримасам, явно не мог ответить.

Дальше была организованная атака взрослых и ответственных людей, то есть Цао Сюин и Неллы Аркадьевны, позвавших на помощь товарища Молоко. Та, несмотря на свой негромкий голос, обладала нехило накушанными формами, внушающими доверие. Завладев вниманием родителей, которые явно не могли наболтаться с собственными детьми, наша триада начала медленно, но верно выдавливать из них желание оставаться тут на подольше. Сбоку вылезли комсомольцы Первого района, пытаясь что-то там повякать на своем, на перворайонном, но были купно задавлены авторитетом и отправлены назад, сторожить детей.

К нашему общему счастью и облегчению, «копухи», всё-таки, были бесценными и постоянно работающими специалистами, поэтому никто из них жмущей короны не имел и права не качал. Возбужденные от вида собственных детей родители, да и только. Нечасто они их видят…

– Ну, Вить, у нас проблемы…, – подкралась ко мне злая судьба в виде одетой в сверхлегкий сарафан Кладышевой.

– Уже? – неприятно удивился я.

– В будущем, – уточнила брюнетка, удерживая на голове широкую соломенную шляпу, настолько большую, что казалось, что её может унести ветром, – Ты же в курсе, что я немного понимаю в психологии там, в психиатрии?

– Ну да, на моих нервах ты пляшешь мастерски, – скривился я, отстегивая нижнюю часть маски, чтобы сунуть в рот сигарету, – Так что случилось?

– Детишки. Они разбалованы. Сильно разбалованы. Видишь вон того, с выгоревшими волосами? Посмотри, как тот отмахивается от вожатой. У девки уже аж губы трясутся.

– Вижу.

– А ведь у них еще и способности…

– Слабенькие и неразвитые.

– Но они криптиды.

– А у нас бабка, умеющая заключать кого-угодно в изоляционную сферу, злая майор, способная эта санкционировать, девочка, способная определить ложь, опытнейший психотерапевт Союза и, на самый крайний случай – я.

– А ты чт…

– Маску сниму.

– Не вздумай!! – тут же посерьезнела Вероника, – Ни при каких обстоятельствах, ушибленный ты мой!

– Передо мной поставили задачу – чтобы дети хорошо отдохнули этим летом, – решил я надавить малявке на нервы, – Ничего о том, что это им должно понравиться, не говорили…

– Так! Мне срочно надо… уиии…!

Перехватив малявку в районе присутствия сисек, смотрящихся несколько чуждо на её мелком теле, я жарко прошептал старой извращенке на ухо о том, что шучу, а затем, чмокнув её в ту же область, выпустил псевдоребенка на волю. В ответ меня одарили очень сложным взглядом, после которого я решил, что комнату буду на ночь запирать и подпирать стулом. Во избежание. И балкон.

Однако, природная вредность и память о многократно застимулированном в щи либидо не дали мне кончить эти переговоры на минорной ноте.

– Мужика бы вам, Вероника Израилевна…, – потрепал я остолбеневшую брюнетку по плечику, – Мужика…

И ушёл, не оглядываясь на взрывы.

А идти было надо, так как Окалина вновь зычно объявляла линейку. Некоторые копухи по старой памяти решили толкнуть короткое напутствие всем присутствующим, поэтому мы, подтянувшись тремя стадами баранов (причем Вася уже терся около Викусика!) собрались на плацу перед санаторием.

Высокий худой мужчина с редкими волосами и крупным носом подлетел вверх, стеснительно улыбаясь. Он даже слова не сказал, как замолчали все, даже «коморские». Чего уж говорить, даже меня пробрало. Афонов Антон Рагимович был настоящей легендой при жизни. Один из самых старых криптидов, всего лишь две способности, одна из которых – смешная геосенсорика… и? И просто море труда, учебы, практики. Перед нами висела легенда в виде лысеющего телекинетика, проложившего порядка пятиста новых русел рек и убившего две зарождающиеся пустыни. Того, для кого открыты двери каждого дома в казахских степях, без исключений.

А еще, кроме всего этого, он был по-настоящему мировым мужиком. Были эпизоды, когда региональщики, подготовив проекты ирригации или коррекции водных резервуаров, клали ему на метафорический стол расчеты, а сам Афонов свое крайне небольшое время отдыха отдавал на то, чтобы, облачившись в специально разработанный для него скафандр, слетать на бешеной скорости за тысячи километров и выполнить, так сказать, халтурку. Чистый телекинез, геосенсорика, знания, как это применить и принципы, чтобы применять на благо человечеству большую часть жизни.

Я смотрел на него, лучащегося неуверенной улыбкой, слушал нескладные слова этого человека и… пытался заставить себя уважать Антона Рагимовича поменьше.

Собаку называют лучшим другом человека за то, что она проявляет стайную лояльность. Но никто почему-то не восхищается такой дружбой, когда свора одичавших псов нападает на ребенка. Наоборот, её боятся. Люди привыкли поощрять полезные лично для них процессы, происходящие нахаляву или дешево. Праздновать день рождения Эйнштейна или Лодыгина? Зачем? Это же люди, и они уже умерли. Зато сказочный персонаж, сделавший много всего нахаляву, вроде бы может даже вернуться. А значит – Христос воскрес!

А, извиняюсь, ошибся миром. Тут у нас здоровый, но слегка сверхъестественный коммунизм. Поправочка – не здоровый, а успешно выживающий.

«Копухи» уходили без всякого пафоса, попросту исчезая, иногда даже не договорив. Видимо, телепортатор здесь лично не присутствовал. Вскоре перед санаторием осталось 34 ребенка, два десятка «коморских», не считая призраков, да два десятка комсомольцев и персонала, возглавляемых, как оказалось, молодым улыбчивым парнем по имени Аркадий. Который тут же попытался сделать заявку на неоспоримое лидерство во всей этой движухе.

Ну, ему, наверное, не стоило так часто улыбаться, а еще подрасти в росте сантиметров на 40–50, да и в килограммах прибавить настолько же. Окалина просто не заметила «конкурента», как и его же недавние подчиненные. Аркадий пожух и выцвел за считанные минуты, а потом и вовсе начал сливаться с фоном.

– Не хулиганить, способности не использовать, по всем вопросам – к товарищу Цао Сюин! Первый этаж занят, второй и третий свободны! Дети на третьем, дети постарше – на втором! Вопросы? Нет вопросов. Разносите вещи, обустраивайтесь.

Вещей было много как у вожатых, так и у их подопечных. Опытно оценив взглядом лица комсомолок, начавших бросать на наш коллектив нездоровые взгляды, я решил, что самое время мне удалиться за санаторий и осмотреть там новое здание, которое соорудили «копухи» для Викусика. Разумеется, захватив девочку с собой. И её нового подопечного, от греха подальше.

Нет, ну реально много сумок, баулов и прочего! Это мы, видимо, совсем уж нищеброды, каждому по рюкзаку с сумкой – и нормалды! А тут просто завалы барахла!

– А вы нам помочь не хотите?! – стервозно-возмущенно-требовательно-просящий тон за спиной заставил меня остановиться.

И обернуться, увидев, как прочухавшие жопу коморские идут за мной и Викусиком всем стадом. Засада. Да еще и эта…

Что мне не нравится в этой жизни – так это девки в своем большинстве. Крепкие, рукастые, решительные, некрашенные. Какая там хрупкость или грация? Да они просто мечта Лукашенко, каждая как картофелеуборочный комбайн, атлетка и дзюдоистка в одном флаконе. Сочувствия вызывают примерно столько же, но не из-за внешности, а вот именно из-за такого напора.

– Не хотим, – ответил я, видя, как остальные мнутся, – Но можете попросить.

– Попросиииить…? – насмешливо протянула красивая, но слишком уж плотно сбитая деваха, к которой подошли еще две, покрасивее и постройнее, – Нам? Вас? Коморских?! А ну…

– Слышь, ты…, – тут же попыталась быкануть Смолова, но я, тронув девушку за плечо, покачал ей головой, а потом пошёл к этому трио.

Это всего лишь глупенькие девчонки, а не какой-то там Степанов. Поднимать сейчас срач – худшее, что можно себе представить.

– То, что я сейчас скажу, вы легко сможете проверить, так что, прошу вас, выслушайте, – спокойным тоном начал я, подойдя к девкам так, чтобы мои слова кроме них никто не слышал, – Первое. Мы с вами заперты в этом санатории почти на 90 дней. Любые выезды или выплывы отсюда будут регулироваться крайне жестко, понятно? И если кому-то захочется куда-то свинтить, то он это желание засунет себе в жопу на 90 дней. В лучшем случае. С этим все понятно? Теперь второе. Мы – коморские. То есть, неуравновешенные, опасные для общества, находящиеся в считанных метрах от вас неосапианты. Вы уверены, что с нами получится вы*бываться без последствий? И что вам за это ничего не будет? Думаю, искра понимания в ваших глазах, разгорающаяся всё сильнее, говорит о том, что вы о подобном не думали.

– А…

– Третье, – спокойно перебил я девушку слева, – Меня зовут Виктор Изотов. И я – единственный способ раздобыть алкоголь, «сяпу», косметику и прочее говно, которое может здесь потребоваться. Это моя обязанность, которую я буду исполнять, но как именно – уже зависит от моих взаимоотношений с людьми. И от взаимоотношений этих самых людей с «коморскими».

– Ты…

– Сначала дослушайте, – я не собирался останавливаться, – Четвертое. Мы вам не слуги, не помощники, ни мальчики и девочки из разряда «подай-принеси». Наша компания слушает товарищей Цао Сюин и майора Окалину Неллу Аркадьевну, поэтому, если вам нужна будет помощь, поддержка, прикрытие, – то вы обращаетесь к ним, а вот они уже направляют кого-то из нас. Попробуете наезжать также, как только что – можете очень крупно нарваться просто потому, что обратитесь не к тому товарищу, слишком сильно его огорчите и он поотрывает вам головы. Всё, я закончил. Вопросы?

Троица переглядывалась с сложными выражениями на лицах. В основном там было, конечно, зверское о*уевание, иначе не скажешь. Нет, почтенная публика, Витя знает много слов, даже слишком, но вот в этот раз? Это песня. Из неё слово не выкинешь.

– Ты сейчас… правду, что ли, сказал? – пробормотала та самая задира, с которой чуть всё не началось.

– От первого до последнего слова. Можете проверить, это очень легко сделать. Или мне повторить какую-то часть?

– Пов…повтори. Про то, что мы девяносто дней тут, и никуда не…

– Легко. Это закрытый объект. Наглухо. Три месяца мы купаемся, загораем, мажем сиси и чешем писи. Так что, ребята, давайте жить дружно?

Девушки, не сговариваясь, молча покивали, а затем, демонстрируя удивительную синхронность, развернулись и потопали к своим. Пожав плечами, я повёл свою паству дальше, бурча о том, что надо жить дружно и тихо, потому что мы не хотим увидеть Окалину в гневе. Окружающие будут кивать, покрывая между собой половыми органами наглых комсомолок. Те вернутся повторно чуть-чуть позже, когда мы уже осмотрим уютный пятиметровый в высоту домик из спрессованного камня, сделанный «копухами». Он, кстати, будет не один, а парой. Домишко Дашки Смоловой, нашей ночной королевы паранойи, будет рядом, а Расстогин, сравнивший его с собачьей будкой возле дома, отхватит рекордное количество подзатыльников.

Но сумки нам всё равно придётся помогать заносить.

А потом курящего в укромном месте меня найдет Палатенцо, которая, притулившись рядом, расскажет по большому секрету, что наши соседи из Первого района очень сильно огорчены моими откровениями, подтвержденными на самых высших инстанциях. Эти молодые ребята и девчата изначально планировали скинуть на нас всю черновуху и выполнять максимум функции контролеров, работающих в несколько смен. Ну… как говорится, есть желаемое, а есть действительное. На самом деле, работать будут все, отдыхать тоже…

Возможно.

Если эти пионеры нам дадут.

– Вася! Васенька! Вася Колунов!! – донеслись до меня истерические звуки паникующей девушки, – Кто-нибудь! Кто-нибудь видел Васю?! Колунова!? У него голова горящая! Люди! Нам срочно надо найти Васю!

«Чего его искать, он задрых у Викусика на кровати», – подумал я, бычкуя окурок, – «Сам спуститься не мог, высоко, а она не вытерпела и ушла гулять. Вот он и спит там за толстыми стенами»

Эх… Не люблю людей. Шумные.

Глава 5. Молодые дарования

Я много чего в жизни испытал, уважаемые мои несуществующие слушатели. Что в одной, что уже и во второй. И не сказать бы, что это были хорошие, светлые и радостные моменты. Меня били, пытались убить, экспериментировали такими способами, что инопланетянам с их анальными зондами можно лишь нервно курить в углу. Меня будили разрядами тока! Про то, сколько раз просыпался в уютной зарешеченной камере – вообще молчу.

Но всё это оказалось полной херней по сравнению с летним пионерским отдыхом!!

Нет, если бы у нас были нормальные вожатые – то есть ответственные молодые люди, нихрена не понимающие в пионервожатстве и прочей гадости, то всё было бы неплохо, но с нами тут засели лучшие из лучших в этом поганом ремесле!

Эти… сволочи могли, умели и практиковали лечь в три-четыре часа пьяными в дугу, но в шесть утра они вставали, как приспешники злых сил, воскрешенные древним проклятием страдающей от молочницы некромантки! А затем устраивали свои мозготрахательные игрища, планируя кто, чем и как будет развлекать эту паршивую детвору!

И только потом они, гремя осипшими голосами, поднимали мелких засранцев и начинали с ними возиться! И нас тоже поднимали, потому что тридцать четыре мелких орущих гадости и еще десяток крупной – это не то, что может спокойно вынести обитатель первого этажа!

– Ненавижу…, – простонал я, отлипая от кровати и нащупывая верхнюю часть своей маски, – Всё… ненавижу.

Печально хрюкнувшая в подушку Сидорова попыталась отгородиться от жестокого мира выставленной из-под одеяла голой задницей, но эффекта это принесло ноль. Дети орали, визжали и улюлюкали как в самом санатории, заставляя эхо своих мерзких воплей резонировать от голых стен, так уже и на улице, что дополнительно трахало наши барабанные перепонки. Линейки и прочий пионерий бред проводили ЗА основным зданием «Лазурного берега», а значит – прямо перед нашими окнами!!

– Демоны…

Хотя бы попить спокойно кофе? Невозможно. Придурковато-веселые и профессионально задорные молодые люди орут специально громко, чтобы раскачать самих себя и подростков…

– И ты?! – с болью в душе я крикнул с балкона, наблюдая… Викусика, вполне себе бодро и активно принимающую участие во всем этом беспределе. То есть стоящую на линейке. А ведь в первые три дня я на полном серьезе вынашивал мысль соблазнить невинного ребенка. Ну или как-то иначе получить возможность спать в её прекрасном домике, созданном из спрессованного камня такой плотности, что звуки туда проходят с большим трудом.

– Привет! – солнечно улыбнулась мне трехметровая девушка, делая ручкой. Рядом с ней стоял унылый и невыспавшийся Вася, тоже мне робко помахавший. Я нашел в себе силы улыбнуться парню.

Правда, тот тут же покраснел как рак. Ну да, за моей спиной с кровати себя отскребала Юлька, причем тем же задом кверху. Внезапно взвизгнув, она подпрыгнула, тут же закутываясь в одеяло. Ах да, пиросенсорика… Увидела себя со стороны. Ну, жопу то есть.

Ненавижу… себя, других, весь мир. Особенно Севастополь, гребаный санаторий, дурацких пионеров, ненормальных мутантов, которых нам подсунули как вожатых… а особенно – Окалину Неллу Аркадьевну! Та, поняв, чем череповато соседство с детьми, всё сделала по уму! Они теперь в тесном дружеском коллективе взрослых и «чистых» всю ночь бухают, а спать ложатся, когда перворайонцы уводят это стадо на завтрак! Потом-то они его поведут дальше, как Моисей, на зарядки разные и вообще! Тихо будет!

Злобно стеная, я залез под ледяной душ. Моя соседка и половой партнер радостно сунулась голяком туда же, а затем заорала от не передаваемых иным путем ощущений. Попыталась удрать, но я её вредно поймал и удержал от такого опрометчивого шага. Было сложно, мокрая, скользкая и отчаянно пытающаяся удрать девушка тот еще объект для удержания, но у меня, как уже имеющего солидный опыт взаимодействия со скользкими объектами, была мертвая хватка!

Ну, на меня, конечно, слегка обиделись, но уж точно проснулись. Наступал очередной день летнего ада. То есть санатория.

Сегодня была моя очередь чистить картошку на ужин, так что я предвкушал несколько часов тишины. Закроюсь в подсобном помещении, разденусь догола, почищу картоху на сверхсиле, в смысле со сверхвыносливостью, а затем каааак задрыхну в тишине на мешках…

– Доброе утро, – поздоровалась с нами голова, просунутая в ванну, тут же доводя судорожно обтирающуюся Сидорову до еще одного предсмертного визга.

– О, Юль, привет, – улыбнулся я призраку, – Ты это чего?

– Ты это зачем?! – обиженно вякнула тезка Окалины, высовываясь из-под полотенца.

– Его вызывают. Срочно, – ткнула призрак в меня пальцем, а затем поинтересовалась у покрытой мурашками девушки, – Ты в курсе, что он мой жених?

– В курсе! – с вызовом ответила пирокинетичка, тут же сделав страшное лицо.

– Ну и хорошо, – удовлетворилась ответом Палатенцо, исчезая и оставляя бывшую поджигательницу в глубоком когнитивном диссонансе.

– Иногда мне кажется, что весь мир сговорился свести меня с ума, – пробурчал я в ответ на всю эту сцену, – Вот люди просто не могут жить тихо и мирно. Шило в жопе заставляет их наводить суету до тех пор, пока весь мир не превратится в горящий бордель.

– А ты её любишь? – внезапно тихо спросила меня поджигательница.

– Из всего этого *ляцкого цирка я люблю только Викусика, – отрезал я, – Как младшую сестру. И еще Цао Сюин. Как бабушку. Все остальные у меня даже доверия не вызывают!

– П-почему…? – грустным таким тоном.

– Потому что выкидываете вечно разную херню!

Ну да, соврал. Не говорить же девушке, что у Палатенцо есть скрытое неоспоримое достоинство весом за сотню кг и ростом за два метра, откликающееся на слово «мама»? Еще подумает, что я этот. Который любитель постарше. А мне товарищ майор как человек нравится. Мы с ней схожи характерами, особенно в той части, где надо решительно

кого-нибудь замочить.

Не то чтобы мне нравилось убивать людей… совсем нет. Даже категорически нет. Даже сейчас, после почти недели пионерского ада. Но это прекрасный антистресс.

…нет, я сказал!

Майор в обществе своей собственной дочки встретила меня на пороге собственного номера, одетая лишь в заношенные короткие шорты и обрезанную старую майку. Зрелище было… потрясающее. Я знал, что ей в районе сорока лет, но выглядела она на десяток моложе. Правда, несмотря на подтянутую задницу и объемистую грудь, эротизмом от блондинки не веяло совершенно – она была больше похожа на статую. Мышцы, сухожилия, кубики, ребра… боевая человекоподобная машина. Причем свеженькая и, как обычно, строгая, несмотря на курорт. А ведь тут все расползлись и стали вальяжнее…

– Изотов, я спать хочу, так что кратко и по делу. Первое – Сидорова теперь помощница медсестры, пнешь её в сторону Галкиной, как домой заглянешь. Второе – у тебя сегодня выходной, так что бери мою дочь и дуйте на рыбалку. Юля в курсе всего остального, расскажет, пока будете отдыхать.

– Понял, – не стал я возражать против тишины и Палатенца, – А где взять лодку и удочки?

– Зачем тебе лодка и удочки? – прищурилась начальница, – Идите уже, отдыхайте. И не забудьте, что рыбы надо на всех! Всё, свободны!

Обосраться и не жить.

И что это вообще было? Ладно уж, партия сказала «надо», комсомол ответил – «есть!»…

Заглянув назад в номер, я обрадовал новым назначением Сидорову. Теперь она с полным правом могла день деньской валяться на крыше вместе с Кладышевой и Янлинь, бездельничать, жариться на солнце и наблюдать за Васей. Затем, преследуемый своей молчаливой «невестой», я заглянул на кухню, ограбив ту на большой и мятый медный таз. Там же я откопал несколько вполне крепких мешков из-под картошки.

Ну, наверное, всё. Можно идти на «рыбалку».

Направил я наш маленький, но очень гордый отряд прямиком на Взрослый Пляж, место, огороженное майором самыми суровыми из нелетальных кар от детей и подростков, включая ну… всех, моложе 20-ти лет. Была у него одна интересная особенность в виде чахлого причала, а также пары подсобок, содержащих в себе разный хлам. Но что для взрослого состоявшегося человека с пивом и на отдыхе хлам, то для ребенка – сокровища. Потому, кстати, и не пускали. Меня же это место в первую очередь интересовало отвесным дном прибрежной линии и возможностью поискать в подсобках маску для подводного плавания.

– Зачем тебе маска? – поинтересовалась Юлька, – Есть же я.

– Это тогда какой-то в щи странный выходной получается, – рационально ответил ей я, раздеваясь, – На рыбалку без удочки, отдыхать, не плавая… А вообще – у тебя, если что, сил хватит из воды рыбу кило на пять достать?

– Не хватит, – признала призрак мою несомненную правоту, – Нужна лодка.

Лодки не было.

– Лодка должна быть, – внезапно сказала Юлька, – Я видела. «Казанка 5-Р-4», цельнометаллическая, почти новая. С двумя моторами «Вихрь-3».

– Кажется, вон она, – потыкал я пальцем в море, – И на ней кто-то есть.

– Возможно, это Егор. И он рыбачит.

– Полетели к нему, может, подскажет, где взять центнер рыбы.

Превратившись в туман, я скрутился в Великого Белого Глиста, а затем, привычно «всосав» в себя Юльку, снялся с места. Набрав высоту в пару десятков метров, я неторопливо полетел к лодке, попутно вспоминая, каких усилий мне поначалу стоило хотя бы не потерять часть своего «тела» из-за сквозняка в щелочку еле-еле приоткрытой двери. Всё познается в сравнении и начинается с нуля. Единственное, чего мне не хочется развивать, так это свою сверхсилу, когда я остаюсь голым. Она и так избыточна и опасна.

Егор встречал нас, встав во весь рост и с хмурой рожей. Та немного просветлела, когда из меня-облака вылезла Юлька, но тем не менее, первое, что я услышал от него, было:

– Мудак ты, Витька! И не лечишься!

– Не понял? – выпучил превратившийся я глаза на шкафообразного раздраженного мужика.

– Ты, дурилка картонная, ко мне сюда по атакующей дуге шёл, паразит! – сплюнул за борт бессменный водитель майора, – Что я должен был подумать?!

– Упс. Извини.

– С тебя сто грамм!

– Заметано!

Не водки, конечно. «Сяпы», сухого спирта плюс. Штука почти запрещенная, но необходимая неосапам, чтобы себя травануть также, как травят обычные люди, принимая внутрь алкоголь. Это я еще худенький и жалкий, поэтому вполне могу нарезаться литров с пяти коньяка, а Егор его может пить как газировку. Так что растрясу запасы, растрясу…

Каким бы хорошим оперативником Егор не был, рыбак из него был полное говно! Две несчастные рыбки грамм по двести каждая за четыре часа – это курам на смех, так что мы, действуя нагло и в общих интересах, лодку у него реквизировали. Подчиненный Окалины не стал множить сущности, а просто-напросто выпрыгнул в чем был, да почесал себе брассом на берег, предупредив, чтобы мы удочки не сломали, они его личные.

– А маску мы так и не нашли…, – задумчиво пробормотал я, – Тогда будем ловить на живца…

– Может, сначала поговорим? – спросила девушка, – Мне многое надо тебе рассказать.

– Нет, Юль, – решительно мотнул я головой, – Сначала рыбалка. Потом я отнесу рыбу на кухню, лягу на этом чудесном взрослом пляже, а ты мне всё расскажешь. Устал. Сильно устал. Морально.

Это было правдой.

Снаружи все выглядело идеально. Вожатые вожатят, дети вожатяться на своих конкурсах и прочей хрени, «коморские» помогают то там, то тут, взрослые отдыхают в свободное от своих обязанностей время. Изнутри же… всё происходящее было куда паршивее. Подопечные, в буквальном смысле дети звезд КПХ, были заодно и детьми без родителей. Они росли в атмосфере пусть и не вседозволенности, но понимания, насколько круты их родители, поэтому, проще говоря, вожатых за авторитетов не считали. Выросшие в атмосфере постоянной безопасности и надзора, пионеры всё сильнее и сильнее распоясывались, несмотря на все усилия их утомить до мертвецкого сна.

Комсомольцы из Первого района также теряли терпение. Вынужденные постоянно что-то придумывать, гасить вечно возникающие мелочные конфликты, они, скажу так, смотрели в будущее безо всякого восторга. Заказы на «сяпу» от них увеличивались буквально с каждым днем. Отношение к детям тоже менялось, чего те не могли не ощущать и… соответственно реагировали, раздувая противоречия до опасных величин. Что с этим можно было сделать – решительно непонятно, как минимум мне.

С «коморскими» было чуть полегче. Давно уже привыкшие к изоляционизму, мои получали больше всего кайфа от происходящего, но при этом вылезли внутренние терки между мужской и женской частью населения. Проще говоря, девки, весьма озлобленные тем, что вожатые мужского пола держат дистанцию от «изгоев», стервозничали, а наши немногочисленные пацаны отвечали своей монетой. Опять же, с каждым днем всё грубее и грубее.

Кое-как исправляли положение я и Кладышева. Моё мнение принималось во внимание, потому что другого способа добыть разные продукты никому не оставили, ну а мелкая чертовка умела без мыла залезть куда угодно. Но… Да проще можно сказать! Молодежь! Энергии жопой жуй, особенно у неогенов, а вот мозгов как у обычных подростков, которым подавай драму, разборки, претензии и прочую хтонь! Просто тюленить, лежа на пузе, они не могут!

А ведь все, кто у нас в «Лазурном», неосапианты… Если они еще и способности начнут использовать… брр… В общем, намаялся я, но понял это, лишь оказавшись с голым задом на лодке, и с яйцами, обдуваемыми теплым черноморским бризом!

Рыбалка поначалу не задалась. Юлька безо всяких проблем могла находиться под водой, но она была слишком медленной. Не желая устраивать экологическую катастрофу, мы искали выход и…

– Чувствую себя идиотом…, – пробормотал я, замахиваясь удочкой. Вжик! И половинка рыбы, присобаченная мной к крючку, отправляется в полет. К голове наживки в свою очередь прицепилась Палатенцо в почти двухмерной форме, так что это не совсем православная рыбная ловля, а нечто более соответствующее ситуации.

Теперь садимся за весла, зажимая пальцами ног удилище, и неторопливо плывем. Из разорванной рыбешки, выловленной Егором, тем временем вытекает разное вкусное для морских обитателей, те подплывают ближе и ближе, а затем хлоп! …и Юлька производит разряд! Стоп-машина, собираем всплывшее. Разную мелочь в мешок, Палатенцо на борт. Отплыть на полкилометра, мелочь распотрошить в воду, закинуть удочку, плавать вокруг прикормки с призраком на крючке!

Хлоп!

Было вполне эффективно. Правда я, не разбираясь ни на грош в морских рыбах, попадавшихся под горячую юлькину руку в своем многобезобразии, решил поступить проще, набрав таким образом полтонны. Повара же разберут? Разберут.