Читать онлайн Смерть в пионерском галстуке бесплатно

Пролог

– И что это у нас тут? – Кошкина засунула в образовавшуюся между полом и плинтусом щель тонкие изящные пальчики, подцепила маленький целлофановый хвостик, потянула к себе.

Находка явно не торопилась выбираться на свет, но и Яна сдаваться не собиралась, тащила, не обращая внимания на рвущийся целлофан, выцарапывала длинными ногтями, покрытыми черным лаком. Под многослойной, а потому почти не просвечивающей оберткой пряталось что-то достаточно твердое, точно прямоугольное и точно тонкое, типа книжки или тетради на девяносто шесть листов.

Валя Силантьева с неприкрытым любопытством заглядывала ей через плечо, но лезть с вопросами, а тем более с советами не решалась. Потому что Кошка даже не посмотрит, что подруга, если невовремя сунуться ей под руку, отбреет так, что мало не покажется.

Соня вообще решила не подходить, стояла, привалившись к подоконнику, и наблюдала на расстоянии, хотя ей тоже было интересно, и ничуть не меньше, чем Силантьевой.

Тайник за плинтусом в одном из корпусов давно заброшенного загородного лагеря. Что там могло храниться?

Валя все-таки не выдержала, увидев, что усилия подруги наконец увенчались успехом, нетерпеливо воскликнула:

– Ну? Что там?

Но Кошкина не стала суетиться – нарочно, хотя даже издалека было заметно, как подрагивали от возбуждения ее пальцы и блестели глаза. Дорвала целлофан.

– И что? Тетрадка? И всё? – разочарованно выдала Силантьева.

Кошкина ухмыльнулась, скривив уголок рта, глянула на нее.

– А ты чего хотела? Золотой слиток? Кучу денег? Здесь?

Валя не смутилась, фыркнула:

– Ну и на фига вот это было прятать?

– А может, это чей-то дневник? – предположила Соня, подходя ближе. – Личный. А из тумбочки могли вытащить и прочитать.

Яна вскинула голову, уставилась прицельно, теперь уже на Соню.

– У тебя тоже такой есть? Записываешь, кто что сделал, чтобы потом настучать? Потому и прятать приходится?

– Да при чем тут «настучать»? – насупилась Соня. – Тебе бы хотелось, чтобы твои мысли кто-то прочитал? Или влез в вашу личную переписку? – Кивнула в сторону Силантьевой. – Как будто у тебя у самой мобильник не запаролен, чтобы никто зайти не смог?

– И что ты предлагаешь? – прищурилась Кошкина, демонстративно открыла тетрадь, наугад, но смотрела не в нее, а на Соню. – Не читать и назад засунуть?

Соня присела рядом с Кошкиной. Невольно окинула взглядом открывшиеся страницы.

А ведь, похоже, это и правда был дневник – листы в клеточку исписаны ровным почерком. Он словно кричал «Прочти меня», манил страницами.

– Если его до сих пор не забрали, оставили здесь, то, наверное…

– Тот, кто его писал, уже умер, – перебив, продолжила Яна.

– Да почему сразу умер? – опять возразила Соня, хотя и такое вполне вероятно, но думать о подобном совсем не хотелось. – Просто уже ничего не значит.

– То есть все-таки смотрим? – ехидно уточнила Кошкина, а Силантьева противно хихикнула, заявила:

– Да чего ты ее слушаешь. Сонечка просто вид делает, что такая вся правильная и возвышенная. А на самом деле…

У Сони сердце замерло и в животе стало холодно.

О чем это она? Чего приготовилась растрепать? Если у нее и есть свой секрет – а он есть, – не хватало еще, чтобы кто-то над ним смеялся и обсуждал. Особенно эти две.

Но тут снова вмешалась Кошкина, перебила теперь уже Валю, повторила с напором:

– Так смотрим или нет?

– А думаешь, там есть что-то интересное? – внезапно засомневалась Силантьева. – Точно ерунда какая-нибудь. – И произнесла с придыханием, закатывая глаза, пискляво и манерно: – «Обожаю Д. Он такой классный. Вчера по дороге в туалет мы случайно встретились взглядами, и я чуть не описалась от счастья».

Вот дура! Но Кошкина и теперь не стала выяснять, почему именно «Д.», перевернув сразу несколько страниц, открыла самую первую, наверняка надеясь увидеть дату и подпись. Но не нашла ни фамилии, ни даже имени, всего две буквы в уголке на внутренней стороне обложки – «А. В.».

Вот и думай что хочешь – вариантов куча. Да и год нигде не указан, только число и месяц.

Кошкина пролистывала страницы, ни на какой подолгу не останавливаясь, и чуть ли не зевала со скуки. Перевернула очередную, и сердце у Сони внезапно забилось быстро-быстро, и опять похолодело в животе, как при нехорошем предчувствии, а выхваченные взглядом слова словно вонзились в мозг.

«Здесь творится какая-то дичь!»

Кошкина с Силантьевой переглянулись и снова уставились в тетрадь. Яна, будто сомневаясь в реальности фразы, пролистнула на несколько страниц назад, потом опять вперед. Но слова никуда не делись, по-прежнему кричали, яркие и четкие, будто выжженные на белом фоне:

«Здесь творится какая-то дичь!»

– И что там творилось? – прошептала Валя недоуменно и настороженно.

И словно в ответ на ее вопрос с улицы донесся странный тягучий, режущий слух крик, что-то с силой ударило в оконное стекло. И почти сразу раздался новый крик, истошный, но уже вполне человеческий:

– Сюда! Идите сюда!

Глава 1

Все давно устали. Удобные походные кроссы казались тяжеленными кандалами, а рюкзаки нещадно давили на плечи. И не только рюкзаки. А само ощущение, что надо куда-то пилить по летней духоте, а дороге нет ни конца ни края.

Соня немного сдвинула лямку, надеясь, что хоть так станет легче, и в очередной раз украдкой глянула из-под съехавшей на глаза пряди вперед и чуть вправо – на Демида, который всю дорогу топал рядом с Кошкиной и даже иногда подавал той руку. Хотя Яна и сама могла спокойно перелезть через лежащий на земле древесный ствол или перейти неглубокую канавку. Она же Кошка. Не только по фамилии, но и по сути. К тому же Кошка, гулявшая сама по себе.

Яну мало что интересовало, помимо собственной персоны. И Демид в том числе. Сколько бы он перед ней ни выделывался и ни старался произвести впечатление, она оставалась по-королевски равнодушной.

Поэтому вдвойне невыносимо. А ведь, можно сказать, это именно из-за него Соня и согласилась на поход.

Поначалу идея родителей ее совсем не вдохновила, но те убедили сходить хотя бы на предварительную подготовку, а уже потом принимать окончательное решение.

Вот она и сходила. И сразу все сомнения отпали, стоило взгляду зацепиться за Демида, высокого, спортивно сложенного, красивого – такого классного и определенно самого лучшего из всех, кого ей до сих пор довелось встретить. А он… он все дни не отлипал от Кошкиной, и Соне волей-неволей приходилось за этим наблюдать.

Она уже сто раз пожалела, что согласилась на поход. Уж лучше бы сейчас сидела дома, чатилась в телефоне. А тут – мало что запретили взять с собой мобильники, решив, будто достаточно и тех двух, которые есть у инструкторов, так ведь еще и со связью проблемы.

И дело не в том, что Соне не прожить без интернета. А если случится чего? Ведь не дозвониться даже до спасателей. Но кроме нее, подобное, похоже, никого не волновало.

Инструкторша Настя неутомимо перла вперед, словно не человек, а робот-андроид, и знай командовала: прибавить шаг, подтянуться, не отставать, закрыть рот.

Хотя нет, последнее она не говорила. Поэтому Демид и не закрывал, сыпал байками и дурацкими шуточками, иногда даже на грани, желая показать, насколько он крутой и взрослый.

Кошкина беззаботно ржала, а потом то обгоняла, то отставала. В зависимости от того, где в данный момент находилась ее лучшая подруга Валя Силантьева. Но уже через несколько минут Демид, словно притянутый магнитом, опять оказывался рядом и опять чуть ли не из штанов выпрыгивал, пытаясь ей угодить. Яна наверняка все это замечала и… откровенно плевала на его старания.

– Когда привал? – заныла Силантьева, выражая общие чаяния.

Просто остальные до сих пор молчали, пытаясь прикидываться сильными и стойкими. А Валя обычно, наоборот, при первой же возможности демонстрировала, насколько она беззащитная и слабая. Как что, сразу застывала с беспомощным выражением на симпатичном кукольном личике и хлопала ресницами.

И как только Кошка уговорила ее на поход? Шантажом? Или обманом? Или пообещала что-то особо ценное?

– Ну когда уже привал? – так и не дождавшись ответа, еще жалобней затянула Силатьева, и на этот раз ее услышали.

– Скоро, – сухо и неопределенно выдала Настя, но тренер Дмитрий Артемович, как всегда, улыбаясь во все тридцать два зуба, громко объявил:

– Сейчас будет хорошая полянка, и передохнем. Потерпите, ребята!

Настя сердито зыркнула на него, объявила бесстрастно и твердо с интонациями, не предполагающими возражений:

– Привал запланирован через пять километров. Так и сделаем.

– Настюш, – догнал ее Дмитрий Артемович, – ну видно же, что устали ребята. Не привыкли.

– Тогда разворачиваемся и возвращаемся, – сурово отрезала Настя, добавила со снисходительной саркастичной усмешкой: – А потом по домам. К мамочке и папочке. Раз все вокруг такие задохлики и неженки. Зачем тогда вообще было идти?

Зачем-зачем? Потому что родители решили, что это будет интересно и полезно для засидевшихся по домам, избалованных благами цивилизации городских детишек.

Хватит целый день втыкать в гаджеты. Вперед к природе и свежему воздуху.

В теории и в рекламном ролике действительно выглядело прикольно. А на практике…

Вот откуда они знали, соглашаясь, что будет именно так – большую часть времени не просто валяться на травке, купаться в речке и жарить зефирки на костре, а куда-то тащиться с неподъемными рюкзаками на плечах. Да еще и согласно какому-то дурацкому графику.

– Насть, ну правда, – Дмитрий Артемович, когда хотел, умел казаться очень убедительным. Даже кот из «Шрека» нервно топтался в сторонке. – Десять минут незапланированного отдыха погоды не сделают.

Но он ошибся. Как раз очень даже сделали. Десяти минут вполне хватило для того, чтобы небо затянули низкие лиловые тучи и разразились таким ливнем, что не помогал даже наспех натянутый тент. Пришлось, как воробьям, сидеть, расстелив несколько туристических ковриков, на невысоком заросшем травой пригорке, прижавшись друг к другу, и смотреть на пузырящиеся потоки, за короткое время превратившие плотно утоптанную и совершенно сухую тропинку чуть ли не в горную речку.

Демид, конечно, пристроился рядом с Кошкиной и даже прикрывал ее от случайных капель полой собственной ветровки. А Соне досталось место рядом с железобетонной инструкторшей Настей, которую, похоже, не смогла бы смутить и выбить из колеи даже более серьезная природная катастрофа вроде землетрясения или торнадо.

Хотя инструкторша тоже немного нервничала. Соня видела, как та, задумавшись, покусывала внутреннюю часть щеки, как напрягала скулы. Или это ее так раздражали подопечные? Но приходилось терпеть, потому что другой работы нет?

Сидящий за спиной Рыжий придвинулся, упер твердый острый подбородок в Сонино плечо, но обратился не к ней, а к инструкторше:

– На-асть! Мы отлить. Можно?

Он – один из тех, кто неимоверно раздражал Соню всю дорогу. Или даже не только дорогу, а еще раньше, с момента подготовки. И теперь ей хотелось посильнее тряхнуть плечом, чтобы избавиться от его близкого присутствия и неприятного прикосновения.

– Куда? – рыкнула Настя.

Еще немного, и в характерном для нее саркастическом стиле – другого от инструкторши уже и не ждали – предложит закупиться памперсами в ближайшем населенном пункте. Но тут опять вмешался Дмитрий Артемович:

– Да, пусть прогуляются до кустиков. – По-приятельски пихнул Настю в плечо. – Или боишься, что еще больше разольется?

Та не ответила, только прожгла напарника негодующим красноречивым взглядом, потом развернулась к Рыжему.

– Вы – это кто? Все?

– Да не, – возразил тот. – За всех не знаю. – Перечислил: – Я, Кисель. Ну то есть Миша.

– И я, – подал голос обычно молчавший Славик.

Он был в группе самым младшим и вообще попал в нее, можно сказать, по блату, как сын директора турагентства. Папаша внезапно обеспокоился, что под усиленной опекой мамы и бабушки чадо растет в тепличных условиях, вот и навязал его в довесок. Но зато Славик оказался самым тихим и послушным из всех.

– Хорошо, – взглянув на него, смилостивилась Настя. – Только быстро. И далеко не уходить.

Мальчишки вернулись промокшие и возбужденные. Принялись отряхиваться, смахивая дождевые капли с ветровок, отчего под тентом невольно создалось броуновское движение. Кто-то толкнул Соню в спину – наверняка опять Рыжий, чучело неуклюжее, – и она с трудом сдержала желание огрызнуться. А Кошкина опять только хохотала, отмахиваясь от летящих в нее брызг.

Темнело. Не только из-за низко нависших туч, но уже и по времени. Пришлось доставать из рюкзаков провиант и устраивать полевой ужин. Дмитрий Артемович просто искрился юмором, веселыми подколками и идеями, а Настя больше молчала и хмуро поглядывала по сторонам.

Вот если человеку не нравятся дети и такая работа, зачем этим заниматься? Шла бы в айтишники или бухгалтеры и сидела бы целыми днями, уткнувшись в комп, почти не общаясь с людьми. Наверняка и получала бы не меньше, чем сейчас, когда водила ненавистных ей подростков в поход. Но зато нервы в порядке. И у нее, и у них. А тут лишний раз даже спросить не решишься.

А вопросы у Сони имелись, очень даже важные вопросы. И она все-таки собралась с силами, поинтересовалась встревоженно:

– А если дождь так и не закончится, ночевать тоже здесь будем?

Ее вопрос оказался красной кнопкой. Как будто раньше никто и не задумывался, что им в ближайшее время придется где-то спать. И не выйдет, как прошлой ночью – на турбазе, на которой группа получила недостающий инвентарь.

Судя по рекламному ролику, они и дальше должны были останавливаться в деревнях или хотя бы в походных кемпингах. Пусть тоже без особых условий, но в любом случае не на голой земле, без стен и нормальной крыши над головой.

– А есть какие-то варианты? – сухо откликнулась Настя. – Вы же не пойдете по темноте и слякоти.

– Это такая шутка? – изумленно выдохнула Валя и, округлив глаза, уставилась на инструкторшу.

– Так я же предупреждала, – напомнила та невозмутимо и, как всегда, немного саркастично, – что надо идти дальше. До реки совсем чуть-чуть оставалось. Потом по мосту на другой берег, а там уже и до поселка недалеко. Но вы же сами отдых просили. – Она развела руками. – Вот, отдыхайте.

Выслушав ее, ребята сначала ошарашенно притихли, а потом как прорвало – еще одним ливнем хлынули потоки нытья, жалоб и возмущений.

Дмитрий Артемович пытался настроить всех на другой лад, рассказывал, как это круто, что они своего счастья не понимают и когда еще у них появится шанс пережить настоящее приключение. И прочее, и прочее. А Настя, психанув, схватила котелок и, буркнув, что надо воды набрать, а потом попытаться костер развести и заварить чай, накинула на голову капюшон и ушла под дождь, который и правда уже начал затихать.

Соня возмутилась про себя. Вообще-то, инструкторша – женщина, у нее должен быть какой-никакой материнский инстинкт и ответственность, а она просто бросила подопечных, как кукушка, и все.

Хорошо, что Дмитрий Артемович никуда не сбежал. Пока натягивали второй тент, чтобы мальчики отдельно, девочки отдельно, раскладывали оставшиеся коврики и спальники, пока устраивались и успокаивались, он находился рядом. Наверное, пожелай кто, и сказку бы на ночь рассказал, и колыбельную спел бы.

Соня долго не могла заснуть, тихонько ворочалась, пытаясь унять метавшиеся в голове мысли, прислушивалась, даже всматривалась в темноту.

Лес – это тебе не город, здесь нет ни фонарей, ни домов со светящимися окнами, ни мерцающих разноцветными буквами вывесок. Скорее всего, сейчас их накрывала бы непроглядная темнота, но дождь все-таки прекратился, тучи разошлись, открыв огромную молочно-белую почти полную луну, бледное сияние которой слегка разгоняло мрак. Только вот суше не стало. Трава мокрая, земля мокрая, деревья мокрые, и даже воздух наполнен влагой. И не по себе. Не от сырости, а от беспокойства и страха.

Волков и медведей здесь наверняка нет, но сколько всяких историй про выскакивающих ночью на автостраду лосей и кабанов. А с ними Соне тоже не хотелось встречаться.

Она думала, что и другие не смогут заснуть, а ничего – поворочались немного и засопели. Кто-то даже тихонько похрапывал.

Вот же ничего не парит людей. Как будто они каждый день ночуют в лесу, даже не в палатках, а просто в спальниках под тентами. А у Сони глаза толком закрыть не получалось, те сами распахивались от каждого шороха, поэтому она прекрасно слышала, как вернулась Настя.

И для чего воду принесла? Чай никто ждать не стал, все давно уже спали. На утро? Да и принесла ли? Вряд ли.

Котелок пусто звякнул, когда инструкторша поставила его возле рюкзаков. Потом она принялась шарить в своем, выудила из него упаковку влажных салфеток и какое-то время оттирала ими ладони, брюки и куртку, даже лицо. Использованные скомкала, засунула назад в рюкзак, и только тогда тоже развернула коврик, расстелила спальник, но забираться в него не стала, уселась сверху и долго пялилась в телефон, все пытаясь выжать из него хоть какую-то связь.

Сияющий в темноте экран невольно притягивал взгляд, нестерпимо хотелось узнать, что она там ищет, прочитать запрос. Соня нисколько не удивилась бы, увидев «Куда завести капризных малолеток, чтобы избавиться от них навсегда» или что-то подобное. Какая-то эта инструкторша чересчур скрытная и недружелюбная. И подозрительная тоже.

Вот где она болталась столько времени? И в чем так испачкалась, что пришлось оттираться?

– Не спится? – внезапно громким шепотом произнесла Настя.

Хотя, к кому конкретно она обращалась, Соня не поняла. Вроде бы не к ней, потому что смотрела точно не на нее, да и вряд ли заметила бы в темноте, как Соня из-под полуопущенных век наблюдала за происходящим. Может, телефон все-таки поймал сеть.

Соня украдкой вздохнула и затаилась, крепко прикрыв глаза. Настя больше ничего не говорила и, кажется, тоже забралась в спальник и легла. А утром выяснилось, что дорогу, по которой группа должны была дальше идти, окончательно размыло.

Глава 2

Двенадцать лет назад

Ася уже привыкла часть лета проводить в загородном лагере – смену, а то и две. Все равно других вариантов провести каникулы вне дома у нее не имелось. Откуда у бабушки взяться деньгам на поездки к морю или в санатории? Нет, они не бедствовали, не выживали с трудом от пенсии до пенсии (к тому же бабушка еще работала), но и настолько крупных трат не могли себе позволить.

Средства уходили на более важное и нужное. Да и сама Ася предпочла бы новенький мобильник, пусть и не самый крутой, или компьютер поездке в Турцию.

Обычный загородный лагерь – тоже ничего. А социальная служба исправно каждый год выделяла льготные бесплатные путевки. Так почему бы не воспользоваться? Все лучше, чем целое лето торчать дома. Новые впечатления, развлечения и свежий воздух обеспечены, а что условия не совсем городские и суперкомфортные, как в пансионатах и отелях, для Аси тоже не проблема. Она привычная еще с тех пор, когда жили в поселке.

Правда, в этом лагере она еще ни разу не бывала. Совсем небольшой, всего пять отрядов, но вполне уютный. И место красивое: между корпусами высоченные сосны с прямыми оранжевыми стволами, так что даже в самую жару легко найти тенек, чтобы спрятаться от палящего солнца.

Сосны плавно качались от гулявшего в вышине ветра, иногда негромко поскрипывали. А если запрокинуть голову и смотреть вверх на их далекие кроны, дух захватывало и казалось, что, опустить пышные белые облака чуть пониже, они обязательно зацепятся за длинные зеленые иглы и порвутся.

Но и помимо сосен вокруг хватало всякой зелени. До речки меньше десяти минут ходу неспешным шагом, а кругом лес, начинающийся сразу за оградой.

Наверное, потому лагерь так и назвали – «Лесной». Или просто лень было долго думать, взяли то, что первое в голову пришло, самое очевидное. Да и выглядел он вполне стандартно, без особых изысков. Построенный наверняка еще в прошлом веке, за прошедшие годы он мало изменился.

Одноэтажные спальные корпуса с двумя огромными комнатами для мальчиков и для девочек и с одной маленькой – для вожатых. Еще крошечная кладовка, в которых хранился всякий инвентарь и чемоданы, и большая застекленная веранда. На ней вполне уместился бы весь отряд, например, на время дождя.

Правда, удобства размещались отдельно в небольших синих домиках с огромными буквами «М» и «Ж» на входных дверях, и душевая была одна на весь лагерь. Но Асю и подобное не смущало.

Остальное тоже как полагается – стадион, такой же, как возле любой школы, клуб с кинозалом, библиотекой и кабинетами для всяких кружков, возле него широкий асфальтовый пятачок для дискотек, открытая концертная площадка со сценой и рядами крашеных деревянных скамеек для зрителей, медпункт. И конечно, столовая.

Кормили тут тоже вполне прилично, хотя Ася и в этом не особо привередлива. Единственное, что она терпеть не могла, – сладкий чай и кипяченое молоко с пенкой. Но в каждом отряде стоял кулер с водой: пей – не хочу. Еще и выдавали на руки каждый день то яблоко, то маленькую пачку печенья или вафель, то коробочку с соком. С голода точно не умереть.

Ребята в отряде подобрались вполне нормальные. Кто-то после шестого класса, но в основном после седьмого, как Ася. И несколько человек после восьмого, вроде Аллы Синичкиной и Никиты Митрохина.

Все быстро разбились на небольшие группы по интересам, но Ася ни к какой из них присоединяться не торопилась.

Что это за дружба на три недели? А для приятельских отношений сильно сближаться необязательно. Тем более ей всегда нравилось в одиночку – что хочешь, то и делаешь, ни под кого не подстраиваясь. А если очень надо чем-то поделиться, так у нее на этот случай дневник был.

Ася его специально с собой привезла. Когда выдавалась возможность, она уходила куда-нибудь подальше от посторонних глаз и писала, иногда рисовала. Или после отбоя, сидя в кровати. Света уличного фонаря, торчащего как раз напротив окна, ей вполне хватало. Еще и особый настрой возникал: почти все вокруг спят, ни о чем не подозревают, а ты сидишь такая в полутьме и записываешь свои мысли и впечатления. И совсем немножечко страшно и тревожно – а вдруг кто-то незаметно подкрадется и подсмотрит. Хотя незаметно точно не получится.

Вожатые им тоже достались ничего: деятельная, шумная, вполне справлявшаяся за двоих Ксения Олеговна и молчаливая, почти незаметная Лилия Дамировна. Но по имени-отчеству их почти никто не называл, в основном просто – Ксюша и Лиля. Да и остальные взрослые оказались вполне адекватными, а единственным человеком в лагере, который по-настоящему напрягал, была старшая вожатая Елена Михайловна.

Говорили, это именно ее идея, чтобы в «Лесном» было все как в стародавние времена: горнист, барабанщики, соревнование между отрядами и прочее, и прочее. Даже галстуки красные выдавали. Будто сейчас не начало двадцать первого века, а времена бабушкиного детства, когда все дружно маршировали и активно строили… социализм, что ли?

Строили – не достроили. Зато понавтыкали везде статуи бравых и гордых пионеров, и теперь те возникали в темноте белыми призраками в самых неожиданных местах. И ведь сохранились, ничего с ними не сделалось. Действительно, на века. Как египетские пирамиды.

Да и сама Елена Михайловна тоже возникала в самых неподходящих местах. И в самое неподходящее время. Не сиделось ей в своем кабинете, вечно шныряла по территории, совала нос куда не следовало. Бдила – все ли вокруг идеально и правильно. А если находила что-то несоответствующее, нет, не орала, а шипела, словно змея, и жалила. И всегда старалась зацепить посильнее, а то и опозорить перед всеми, чтобы впредь неповадно было. Не смущаясь, целила в самое больное. Специально.

Ася убедилась в этом, когда через несколько дней после начала смены у Шептунова пропал мобильник.

Телефоны выдавали каждый вечер. Точнее, все, кто хотел позвонить домой, могли их взять. А остальное время мобильники хранились в комнате вожатых, в ящике, запираемом на ключ.

Вот Шептунов и взял, позвонил, потом бросил на кровать и убежал по делам, а когда вернулся, телефона на месте уже не было. Сначала он подумал, что Ксюша или Лиля увидели и забрали к себе в вожатскую, но те в это время в корпус даже не заходили. Хотя они честно проверили тот самый ящик, но, конечно, пропажи там не нашли.

Тогда уже не осталось никаких вариантов, кроме одного – телефон кто-то стащил. Украл. А это уже ЧП, которое Елена Михайловна не могла оставить без внимания.

Она собрала весь отряд на веранде, несмотря на то что вот-вот должна была начаться дискотека, и, переводя строгий взгляд с одного на другого, вещала:

– Я понимаю, что некоторые из вас живут в особых условиях, что не у всех есть возможность заполучить все что захочется. Но воровство – это совсем не выход. А самое настоящее преступление.

Короче, несла какой-то бред, одновременно и осуждая, и оправдывая. Видимо, рассчитывала, что кто-нибудь непременно купится и признается, и тогда «дело» будет раскрыто.

– А чего вы на меня-то смотрите? – возмутился Алик Денисов.

– Потому что на твоем месте, – с многозначительным напором проговорила старшая вожатая, – я бы призналась, чтобы не бросать тень на остальных. Как бы сделал любой достойный человек, если бы оступился. – И опять вдохновенно завела: – Признавать ошибки – это смелый поступок. А затаится и молчать – не доблесть и не хитрость, а обычная трусость.

– А если я не брал, тоже признаваться? – мрачно и зло поинтересовался Денисов.

Елена Михайловна ничего отвечать не стала, зато посмотрела на него так, что по ее взгляду и выражению лица без труда читалось: «Ну-ну, так я тебе и поверила, жалкий врунишка».

– А я не брал, – глухо, но твердо повторил Алик. – Думаете, если я в детдоме живу, то обязательно вор?

– Я ничего такого не говорила, – заметила с упреком старшая вожатая. – Это ты, Денисов, сам сказал. И вряд ли случайно. Наверняка и сам все понимаешь. А если честно признаешься, на первый раз тебя никто наказывать не станет.

– Так не брал я, – в который раз повторил Алик, глядя исподлобья, добавил с упрямым вызовом: – За что меня наказывать?

Но Ася прекрасно слышала, как подрагивал его голос, видела, как крепко Денисов сжимал губы, когда молчал. И очень хотелось за него заступиться, но она не знала как.

Одно дело, если бы она видела, кто взял телефон. А если сама не уверена? Она же Алика впервые встретила несколько дней назад и ничего о нем не знала, даже то, что он детдомовский. Еще и за спиной кто-то из девчонок зашептал:

– Ну и признался бы. Чего такого?

– Так если на самом деле не он? – возразил другой голос.

– Да ну и что? Старшуха же сказала, что наказывать не собирается. Зато бы от всех отвязалась и свалила.

Ася резко обернулась, увидела Вику Степнову, еще договаривавшую последние слова, бросила резко:

– Вот и признайся сама. Ничего же особенного. Зато всех выручишь.

Вика закатила глаза, возмущенно раздула ноздри.

– А давай лучше ты, Василевская.

Все с ней понятно: пусть кто-то другой подставляется, лишь бы Викочку саму в покое оставили. Ася и отвечать не стала. А разборка так ничем и закончилась, никто не покаялся и не взял вину на себя. Поэтому, ничего не добившись, Елена Михайловна раздраженно объявила, что с этого момента вся связь с родителями будет осуществляться через вожатых, а телефоны выдаваться на руки только раз в неделю или в особых случаях. И вообще теперь их станут хранить в сейфе в административном корпусе, там, где кабинет директора и комната для заседаний. Тем более никаких особых случаев у них в лагере все равно произойти не может.

Правда, знающие говорили, что позже старшая вожатая вызывала Алика к себе в кабинет и еще раз с ним беседовала, уже с глазу на глаз, вроде бы опять уговаривала признаться. Потому он и ходил злой и дерганый оставшуюся часть дня и едва не ввязался в драку с кем-то из второго отряда. То есть точно ввязался бы, если бы не вмешался его новый приятель Никита Митрохин.

А еще Денисов откуда-то узнал, что у Елены Михайловны фамилия Клушина. С тех пор по-другому ее никто и не называл: либо «старшуха», либо «Клуша». И возможно, действительно для нее предназначался тот «подарок», который она увидела на дереве следующим утром.

Глава 3

Дорогу развезло настолько, что земля превратилась в вязкую грязь, которая моментально облепляла подошву, делая кроссы похожими на огромные уродливые копыта. Мало, что тяжело, еще и скользко. Можно, конечно, повернуть назад и вообще забить на этот поход. Но до базы топать гораздо дольше, чем до моста и ближайшего населенного пункта, в котором их давно ждали и можно будет по-человечески отдохнуть.

Настя сердито посматривала на Дмитрия Артемовича, будто именно он был виноват и в разразившемся вопреки прогнозу ливне, и в его последствиях. А тренер, как и ночью, только улыбался и раз за разом повторял, что все будет хорошо и не стоит волноваться.

– Я бы и не волновалась, – не выдержав очередную порцию его вдохновляющих воззваний, рявкнула инструкторша. – Но сроки, Дим, сроки! Мы и так уже задержались. Хотя должны были оказаться на точке еще вчера вечером. И если до ночи нас там не будет, объявят розыск, всех поднимут на уши. И спасателей, и родителей тоже. А ведь на самом деле ничего особенного не случилось. Все с нами в порядке, просто из-за дождя задержались. Но сообщить об этом мы тоже не можем, – она продемонстрировала экран своего телефона, – связи нет.

Ребята внимательно прислушивались к спору взрослых.

– Так и пусть спасателей вызывают, – внезапно высказалась Валя. – А мы здесь посидим, подождем. И тащиться никуда не придется, они сами нас найдут.

– А дальше что? – сурово глянула на нее Настя.

– Так Силантьева думает, они прилетят на голубом вертолете и заберут ее, – влез Рыжий.

Валя закатила глаза, надула губы, всем видом показывая, что даже обращать внимание не собирается на подобную глупость. Но, скорее всего, Рыжий угадал.

– Сюда и на машине не проехать, – поддержала его Настя. – Особенно сейчас. Так что в любом случае самим идти придется. Но зачем зря людей беспокоить. Тем более в этот момент кому-то другому их помощь может по-настоящему понадобиться. Поэтому идем и не ноем. До реки совсем чуть-чуть. А после моста дорога уже станет лучше. Там и связь должна появиться.

До реки действительно оказалось недалеко, и Соня еще раз недоуменно и настороженно отметила про себя: а где тогда инструкторша столько времени вчера пропадала? Тем более если ходила не сюда, а напрямик. Не сидела же на бережке, как Аленушка на известной картине Васнецова. И не нарочно же от них пряталась, дожидаясь момента, когда все заснут. Треш какой-то.

Лес поредел, деревья расступились, серой сталью сверкнула вода. Они вышли на берег, как и планировалось, прямиком к мосту. Точнее, к половине моста.

С той частью, которая соединялась с противоположным берегом, все было в порядке, зато с ближней…

Опоры то ли подгнили со временем, то ли оказались закопаны не слишком добротно, то ли из-за ливня речка настолько взбесилась, что превратилась в горный поток и сметала все на своем пути. Да и какая теперь разница, в чем причина? Важнее, что в итоге мост наполовину обвалился.

На берегу лежали несколько выброшенных на песок досок, а дальше – ничего. Словно из леса выполз какой-то огромный монстр, раззявил пасть и откусил часть конструкции.

Или кто-то нарочно его разломал, например, подрубив опоры?

Соня опять вспомнила про неизвестно где пропадавшую инструкторшу.

Интересно, за какое время можно разломать мост? Правда, топор она точно не брала, только котелок, но тот вряд ли чем-то поможет. А без инструментов Настя не справилась бы, силы не те. Да и вообще полный бред. Зачем ей это надо? Тем более, если она так помешана на соблюдении каких-то обязательных сроков.

– Ну капе-ец! – протянул приятель Рыжего Миша Киселев.

Кошкина хмыкнула, но вроде бы совсем не расстроилась и не сникла, предвкушая очередное приключение, зато Валя капризно сморщилась и заныла:

– Ну и что теперь будем делать? Я же говорила, что не надо никуда идти.

Яна приобняла ее за плечи.

– Да ладно тебе. Чего-нибудь придумаем.

– Чего? – недоверчиво выдохнула Силантьева и опять сморщилась, будто собиралась расплакаться. – Достало уже. Дождь, грязь. А теперь еще это.

– Вообще-то здесь не так и широко, можно переплыть, – неожиданно предложил Рыжий.

– Ты совсем придурок! – взвизгнула Валя.

– Дмитрий Артемович? – произнес Демид.

До того молчавший и неподвижно стоявший на месте тренер словно очнулся, посмотрел на Демида, потом перевел взгляд на инструкторшу, с неопределенным выражением взирающую на остатки моста.

– Слушай, Насть. А ты же не так давно проверяла маршрут. Все в порядке было?

– Естественно, в порядке, – возмущенно подтвердила Настя. – Иначе мы бы сюда и не пошли.

– А когда ты вечером за водой ходила? – вспомнил Дмитрий Артемович.

– Так я же не сюда ходила, – опять возмутилась инструкторша. – Думаешь, не сказала бы, если бы знала? – Сняла рюкзак, достала из него карту и принялась изучать, а тренер еще раз оглядел остатки моста, другой берег и философски вывел:

– Накрылись, Насть, твои сроки. Тут уж ничего не поделаешь. – С досадой прицокнул языком. – Плохо, конечно, что со связью проблемы.

– А давайте мы с Киселем побегаем, поищем, где ловит? – опять вмешался Рыжий. – Настя же сказала, что здесь со связью получше. – Он посмотрел на инструкторшу, ожидая поддержки, но та по-прежнему пялилась в карту, не обращая ни на кого внимания. Тогда Рыжий опять обратился к Дмитрию Артемовичу: – Вы сообщение сразу наберите и отправьте, и оно само уйдет, как только хоть немного связь наладится. Даже если на пару секунд. Тогда и звонить необязательно, и предупредить получится.

Тренер ухватился за идею:

– Только на виду будьте, в лес не углубляйтесь, – предупредил мальчишек, потом вытащил из кармана свой мобильник, оживил экран и тоже обратился к напарнице: – Насть, что будем писать? Что возвращаемся?

– А возвращаться зачем? – резко вскинулась та, объяснила раздраженно и негодующе: – До базы полдня пути. По сухой дороге. А по такой… – Она обвела критичным взглядом ребят, явно хотела добавить «Да еще с такой группой», но не стала, – мы можем и два дня брести.

Тут уже и Дмитрий Артемович, несмотря на всю свою доброжелательность, не выдержал:

– А что ты тогда предлагаешь?

– Вот! – Настя ткнула в карту указательным пальцем. – Дальше река сужается. И есть еще мост. Правда, до него ходу полчаса-час. Но по берегу легче, чем по лесу. Хоть и сделаем небольшой крюк, но если не к обеду, то к вечеру точно выйдем на точку.

– А это точно мост? – рассматривая знаки рядом с подушечкой ее пальца, с сомнением произнес Дмитрий Артемович.

– Ну а что, по-твоему? – воскликнула Настя, и в ее интонациях явно читалось: «Дима, не тупи».

Соне даже стало жаль тренера. Он хороший, человечный, приветливый, и, кажется, ему эта Настя нравится. Но она только и делает, что рычит на него, язвит и глаза закатывает. Ведет себя совсем как Кошкина с Демидом! Вот почему всегда так: лучшие парни оказываются рядом с теми, кто их не ценит?

Дмитрий Артемович нахмурился, задумался, потер лоб.

– Или все-таки возвращаемся? От директора сильно влетит, как считаешь?

Настя яростно уставилась на него, запыхтела возмущенно, раздувая ноздри, потом развела руками и выдала язвительно и нарочито театрально:

– Ну если всем так хочется ночевать в лесу еще раз, да ради бога! Еще и снова, возможно, под дождем.

Она посмотрела на небо, которое опять потихоньку затягивали серые облака: выдать ливень они вряд ли способны, а вот противную мелкую морось – запросто, и неизвестно еще, что хуже.

– Отличная идея! – продолжала восклицать Настя. – Надеюсь, все за! Тогда вперед.

Но упоминание об очередной ночевке в лесу никого не воодушевило. Силантьева ожидаемо заныла:

– Да ну на фиг! Не хочу я больше в лесу ночевать.

И Соня с ней была абсолютно согласна.

– Ну девочки… – начал Дмитрий Артемович, но инструкторша его перебила, поинтересовалась раздраженно:

– Кто, в конце концов, тут за маршрут отвечает? Или ты, Дим, считаешь, что лучше в этом разбираешься?

– Ты, конечно, ты, – торопливо заверил ее тренер. – И отвечаешь, и разбираешься. Но…

Настя дальше и слушать не стала, демонстративно отошла в сторону. Соня даже подумала, что сейчас она подхватит свои вещички и совсем свалит, их бросив. От такой всего ожидать можно.

– Так нам искать или не искать, где связь? – в очередной раз влез Рыжий.

– А, да, конечно, – опомнился Дмитрий Артемович, еще раз оживил давно потухший экран, ткнул в нужный значок. – Значит, пишем, что задержались из-за дождя, что с нами все в порядке, помощь не требуется и до ночи постараемся прибыть на точку. Да?

Он вопросительно посмотрел на инструкторшу, видимо надеясь, что та все-таки передумает и согласится вернуться на базу. Но Настя только поджала губы, всем видом показывая, что в любом случае останется при своем мнении, даже если все выступят против, и что назад она однозначно не пойдет. И Дмитрий Артемович тоже это понял, смиренно вздохнул, набрал сообщение, ткнул на значок отправления, передал телефон Рыжему и снова напомнил:

– Будьте на виду, в лес не углубляйтесь. Поняли?

– Ага, – отрапортовал Рыжий, довольно лыбясь, и они с Киселевым поскакали вдоль берега.

Остальные наблюдали за ними. Все равно же делать нечего. Демид, пользуясь моментом, как всегда, обхаживал Кошкину. Достал из рюкзака бутылку с водой и протянул ей.

Яна бутылку забрала, но тут же спросила у подруги:

– Валь, будешь?

Силантьева что-то тихо и недовольно прошипела под нос, но бутылку взяла, открутила крышку, глотнула. А Демид в это время перекладывал к себе в рюкзак часть багажа Кошкиной, и та не возражала, еще и подсунула ему несколько подружкиных вещей.

Соня прекрасно все видела. Правда, Рыжий, пока взрослые спорили, тоже предлагал ей забрать кое-что, но она отказала. Во-первых, да ну его! Утомил уже. Во-вторых, он же тощий, как жердь. Сломается еще. Ему бы самого себя благополучно донести.

– Свя-я-язь! – заорал Рыжий и замахал руками, привлекая к себе внимание, и все опять уставились на него. А он опять заорал, докладывая: – Ушло.

– Ну и отлично, – вывел Дмитрий Артемович, снова посмотрел на Настю, ожидая ее одобрения.

Та благосклонно кивнула, а когда Рыжий с Киселевым вернулись, скомандовав надевать рюкзаки и идти за ней, первой двинулась вдоль берега.

Здесь и правда такой грязи не было. Возле самой воды тонкая кромка песка. Правда, не везде. Иногда густые заросли то ли тростника, то ли камыша, начинавшиеся прямо в реке, на берегу сразу сменял не менее густой кустарник – не пройти, – и приходилось подниматься повыше, опять шагать через лес, а в нем по-прежнему было сыро. И, если кто-то задевал ветки, случайно или нарочно, шедшие впереди или сзади получали душ за шиворот и выдавали кучу визгов.

Сырые деревья, капли на ветках рождали в душе какие-то неясные чувства. Еще и запахи. Таких в городе точно нет. Словно раз – и ты оказался в каком-то вневременье, а реальный, привычный мир с его хорошими дорогами, удобными гаджетами и интернетом превратился в нечто недостижимое и далекое.

Глава 4

Настя не ошиблась. Меньше чем через час они действительно вышли к другому мосту. Конечно, если можно так сказать о чем-то шатком, нелепом и хлипком, судя по всему, держащемся исключительно на честном слове, а не благодаря инженерной мысли.

– Насть, ты считаешь, на карте именно вот эта штука отмечена? – с большим сомнением уточнил Дмитрий Артемович.

– Опять хочешь сказать, что в этом плохо разбираюсь? – холодно глянув на него, с вызовом процедила инструкторша.

– А как мы по нему пойдем? – ожидаемо включила режим нытья Силантьева.

– Ногами! – сердито отрезала Настя, а Дмитрий Артемович придвинулся к ней, снизив громкость, пробормотал миролюбиво:

– Настюш, ну не перегибай. – И опять заговорил обычным голосом: – Ведь на самом деле стремно выглядит. Я понимаю, если бы разговор шел только обо мне и о тебе. Вообще без проблем! Но у нас дети.

Выбранное им обозначение «дети» возмутило всех чуть ли не до мурашек, как будто он провел чем-то острым по стеклу. Ребята, всего несколько мгновений назад сами не уверенные в том, что это странное сооружение из досок и жердин, подвешенных на веревках, можно воспринимать в качестве моста, сейчас вовсю пыжились, изображая из себя бесстрашных бывалых путешественников.

– Да мы с пацанами запросто сначала рюкзаки перенесем, – решительно заявил Демид, – а потом налегке и девочки перейти смогут. Мы подстрахуем.

Если он лично подстрахует, Соня готова. Наверное.

Она подавила подступающий к горлу страх. В конце концов, мост сделали местные, сами им пользуются и точно не стали бы бессмысленно рисковать. А значит, все безопасно. Тем более река не бурная, скорее всего, и не глубокая. Вон же насколько узкая. Поэтому, если даже упадешь…

– Соня, тебе нехорошо? – Дмитрий Артемович мягко сжал ее предплечье. – Насть, посмотри, что с ней.

– Не надо, – возразила Соня, улыбнулась через силу. – Все нормально.

Да и особого выбора не было. Вернее, он был, но еще менее привлекательный: топать назад на базу – или прямо сейчас, или подождав, пока просохнет дорога. Только не факт, что она просохнет. По небу все так же тяжело ползли серые облака. Синоптики опять обманули, пообещав на текущую неделю сухую и теплую погоду.

– Переходим, – убежденно заключила Настя.

Создавалось впечатление, что ей с каждой минутой все больше нравилась собственная идея. И чем больше появлялось факторов, свидетельствующих, что обратная дорога не лучший вариант, тем инструкторша становилась воодушевленней. А вот в ее напарнике оставалось все меньше уверенности.

Он словно окончательно признал Настино верховодство и даже уже не пытался возражать: внимательно следил за подопечными девочками, давал наставления парням. Да и сам поучаствовал – перенес не только свой рюкзак, но и Настин, все больше напоминая Соне Демида, преданно нарезающего круги вокруг абсолютно не заинтересованной в нем Кошкиной.

Пока перетаскивали вещи, опять стал накрапывать дождик. И когда наступила очередь девочек переправляться, Соне показалось, что река внезапно потемнела и словно потекла быстрее.

– Держимся за веревки. Не отпускаем! – командовала Настя. – По сторонам головой не вертим.

Может, она в армии служила? Вот и нахваталась там.

Доски пружинили и шевелились, мост подрагивал и раскачивался. Казалось, что сейчас или нога угодит мимо, или подует сильный ветер и нарушит и без того хрупкое равновесие.

Дмитрий Артемович и Киселев уже поджидали на другой стороне, как только получалось дотянутся, моментально перехватывали, и сразу становилось спокойно и даже радостно, что получилось, что справились.

После Вали, Сони, Кошкиной и Славика, которого по мелкости приравняли к девочкам, перебрался Демид, следом двинулся Рыжий. Добрался почти до середины, и вдруг мост под ним заходил ходуном.

Рыжего замотало из стороны в сторону, он присел и заорал. Силатьева завизжала, у Сони сердце ухнуло в пятки. Даже Кошкину пробрало – она испуганно ахнула, замерла. Дмитрий Артемович бросился к мосту, но тут с противоположного берега раздался громкий осуждающий окрик:

– Рыжов! Хватит дурака валять! Нашел время.

Рыжий моментально перестал орать, распрямился, невинно пожал плечами и спокойненько потопал дальше, лыбясь во весь рот.

– Дебил! – прошипела Валя, как обычно, выразив общее мнение.

А Кошкина не стала стесняться, как только Рыжий оказался на берегу, отвесила ему подзатыльник, наверняка исполнив мечту и Насти, и Дмитрия Артемовича. Взрослым же бить детей нельзя, а иногда прям очень требовалось.

– Ну что, опять тент растянем? – предложил Дмитрий Артемович. – Пока дождь.

– Зачем? – с напором произнесла Настя. – Подумаешь, чуть-чуть капает. Тем более тут недалеко, километра через полтора, есть заброшенный лагерь.

– Откуда ты знаешь? – удивился Дмитрий Артемович.

– Знаю, – пространно ответила она. – Я же изучала маршрут. – И добавила: – Лучше в нем переждем. Заодно и горячее приготовим. Может, там и со связью нормально.

Напарник нахмурился, внимательно посмотрел на нее. Соня уловила в его взгляде беспокойство и еще что-то, но не смогла распознать. Однако спорить Дмитрий Артемович не стал, смирился, что Настю все равно не свернуть, и сам принялся поторапливать своими уже ставшими привычными шутками-прибаутками.

Снова мокнуть, мерзнуть и без дела сидеть под тентом не хотелось совершенно. А лагерь, пусть и заброшенный, представлялся почти оплотом цивилизации. Это даже интересно, заглянуть в прошлое, словно вернуться в то время, когда мама и папа тоже были подростками.

Тихий разговор взрослых вторгся в мысли Сони, и она решила, что лучше уж подслушивать, чем наблюдать, как Демид опять вертится около Кошкиной. Тем более ничего особенного или секретного в той болтовне не было. Настя и Дмитрий Артемович даже громкость не понижали.

– Ты уверена про лагерь? – в очередной раз уточнил тренер.

– Я ведь уже говорила, – чуть ли не по слогам произнесла Настя, – что изучала маршрут. Еще немного, и сам убедишься.

– Ну это же не совсем маршрут, – рассудительно заметил собеседник, улыбнулся уголками рта, предположил: – Или ты так и планировала, завести нас сюда?

Только вот не разобрать, шутил или всерьез. Соне порой тоже именно так и казалось.

– Ага, – кивнула инструкторша, добавила с язвительным вызовом: – Еще скажи, что и мост я сломала.

– Или ты бывала здесь раньше?

– Это важно?

– Просто интересно.

– Дим, я так устала без конца объяснять и спорить. Давай сначала придем на место, а потом уже и поговорим.

И даже Соне стало совершенно ясно, что Настя морочила собеседнику голову, не отвечала прямо. Хотя чего такого в его вопросах? Ясно же – тренер просто желал пообщаться с той, которая ему нравилась.

На этот раз лес расступился совершенно неожиданно. Стволы-стволы, и вдруг открытое пространство. Хотя не совсем, конечно, открытое: его ограничивал забор из металлических прутьев, поднимавшийся над зарослями травы и кустарников.

Немного поспорив, направо или налево – сейчас Настя не стала настаивать на своем, быстро согласилась с большинством, – двинулись вдоль него. Тем более Дмитрий Артемович посмотрел на карту, нашел ближайшую дорогу и решил, что именно по ней раньше подъезжали к лагерю. Смысл спорить?

Идти до ворот оказалось не так уж далеко. Краска на них отчасти облупилась, топорщилась тонкими чешуйками, кое-где проступила ржавчина. Они были плотно закрыты, но не заперты – просто ближайшие прутья обмотали проволокой, справиться с которой особого труда не составило.

Сама территория не выглядела совсем уж заросшей. Похоже, траву периодически скашивали, возможно, лагерь надеялись восстановить со временем. Или еще для чего-то.

Заброшенные корпуса, тоже облупленные, пялились на нежданных гостей темными подслеповатыми глазами-окнами с тоской и одновременно с ожиданием. Словно здания еще не до конца поняли, что больше им никого не принимать, по-прежнему еще надеялись на приезд жильцов. Стекла, на удивление, почти везде уцелели.

– Да это рай! – раскинув руки и запрокинув лицо к небу, воскликнул Дмитрий Артемович.

У Силантьевой имелись свои представления о том, как должен выглядеть рай. Она опять морщилась, недовольно и брезгливо, и не замолкая бухтела про паутину, пыль, плесень, мышей и прочие «прелести» заброшенных мест. Даже Кошкина не выдержала:

– Валь, достала! Хватит ныть! Никто тебя силой не тащил. Сама поход выбрала. – И выразительно глянула на мгновенно притихшую подругу.

Соню заинтересовало, что Яна имела в виду. Но не спросишь же. А даже если спросить, Кошкина все равно не ответила бы.

Ее самодостаточность перла изо всех клеточек. У некоторых друзей не бывает потому, что они не умеют контактировать, но Яна – совсем другой случай. Окружающие к ней сами липли, привлеченные неунывающим нравом и непробиваемой уверенностью, а Кошка просто ни в ком не нуждалась.

Глава 5

– А тут какие-нибудь удобства кроме кустиков имеются? – поинтересовался Славик, показательно перетаптываясь с ноги на ногу и озираясь по сторонам.

– Там, – Настя махнула рукой в нужном направлении. – Видишь синий домик? А на нем написано «М» и «Ж».

Буквы на невзрачном здании почти выцвели. Да ребята никогда и не подумали бы, что туалет в детском загородном лагере может находиться не в жилых корпусах, а в отдельном строении. Если бы не инструкторша, наверняка не обратили бы внимания и не догадались.

Но раз уж заметили, то решили воспользоваться возможностью. Или хотя бы просто осмотреть – не каждый же день сталкиваешься с подобной экзотикой. И вдруг туалет до сих пор работал, тогда было бы совсем круто. Действительно, надоело уже шарахаться по кустам, переживая, как бы кто не объявился не вовремя или не увидел издалека.

Внутри помещение оказалось облицовано простенькой плиткой, которая местами отвалилась и лежала на полу, оставшись почти целой или разбившись на осколки. Для заброшенного здания вполне себе чисто. Унитазы, правда, специфические, в полу. На такие не сесть как следует, а только пристроиться сверху. Зато все они разделены перегородками с дверями, и никто никого случайно не увидит. Но Соня в первую очередь направилась не в кабинку, а к одной из раковин, повернула кран.

В нем что-то громко зашипело и зафырчало, потом забулькало и внезапно резко выстрелило темно-оранжевыми брызгами. Соня отскочила, потом опять придвинулась, наблюдая.

Постепенно тонкая ржавая струйка становилась все толще и все чище и чище. Наверное, за лагерем все-таки присматривали, и у него имелся свой источник водоснабжения.

– Не пей, козленочком станешь, – прикольнулась Кошкина, когда Соня набрала воды в горсть и поднесла ее к лицу. – Хотя это, скорее, надо нашим мальчикам сказать.

Из соседнего помещения, куда зашли парни, доносился гогот и веселые крики, и Яна, показательно вздохнув, вывела:

– Или уже поздно.

– Я умыться хотела, – пробормотала Соня, но почти сразу спохватилась.

Захотелось прибить себя за эту вечную привычку оправдываться.

Вот кто ей эта Кошка? И откуда дурацкое стремление всем угодить и выглядеть хорошо в чужих глазах?

– Умывайся, мы ж не запрещаем, – подхватила Силантьева, копируя интонации Яны. – Вдруг тут водичка волшебная. Сотворит чудо, и ты станешь красавицей. И мальчики сразу, как тебя увидят…

Соня вспыхнула, передернув плечами, словно от озноба, не дослушав, выскочила на улицу, бросилась куда глаза глядят.

Она мчалась по поросшим травой выложенным плитками тропкам, не обращая внимания на то, что мелькало по сторонам, запнулась, угодив ногой в трещину, и едва не улетела рыбкой. А потом наткнулась на густо заросшую девичьим виноградом и вьюнком беседку, забилась внутрь.

Деревянный пол провалился в одном месте, от стола осталась только ножка, заканчивающаяся металлическим прямоугольником с дырками для болтов. Зато круговая скамейка почти целая, хотя краска на ней тоже сильно облупилась, но сидеть можно.

Соня для начала провела ладонью по доскам, стряхнула налипшие чешуйки. В принципе чисто – дождь смыл грязь, – пусть и влажно немного. Она опустилась на край, шмыгнула носом и, не удержавшись, стукнула кулаками по деревяшке, выдохнула с напором:

– Дура! Какая же дура! – непонятно, кого имея в виду: себя, Силантьеву или даже Кошкину.

Как ни странно, немного полегчало, и Соня, чтобы окончательно отвлечься, осмотрелась, постаралась представить, как здесь могло быть уютно, когда лагерь работал.

Наверняка беседка у его жителей пользовалась спросом. Процарапанные или выведенные ручкой и маркером надписи виднелись тут и там: «К и М навсегда», «А + Б = Л», «Сэм, я тебя» и крошечное сердечко рядом, вернее, чуть ниже – невероятная, въевшаяся в гены еще с доисторических времен потребность оставить собственную «наскальную» надпись, увековечить в веках себя и собственное чувство.

И что еще за «Сэм»? Какое странное имя. А в остальном ничего особо интересного. Но место, конечно, удобное, чтобы уединиться, спрятаться ото всех.

Снаружи, скорее всего, вообще не заметить, что внутри беседки кто-то есть, а отсюда, пусть и с трудом из-за разросшегося винограда, но кое-что разглядеть получалось. Например, игровую площадку с лазалками, каруселью, чем-то типа детской песочницы и несколькими качелями разных видов.

Соня зажмурилась и словно воочию услышала голоса, смех, поскрипывания. Или…

Поскрипывания были не придуманными, а вполне реальными: скрип-скрип, скрип-скрип. Их ни с чем не спутаешь – так могут скрипеть только старые, проржавевшие качели.

Внутри похолодело. Она осторожно приоткрыла глаза, готовая заорать, сорваться с места и снова бежать, с опаской посмотрела сквозь просвет в листве.

Качели. Не с пластиковой сидушкой на цепочках, а с таким добротным стульчиком на металлических палках. Никого нет, но они легонько раскачивались, словно с них кто-то только что спрыгнул. Еще и дальше, за кустами, что-то белело.

Кажется, раньше Соня подобного там не замечала.

Мысленно уговаривая себя, что ничего страшного нет и быть не может, что это просто заброшенное место и она сама напридумывала, сама себя накрутила, Соня выбралась из беседки и на деревянных ногах, стараясь не выпускать из вида странные качели, двинулась туда, откуда прибежала.

Еще бы знать точно откуда. Как оказалось, она совершенно не запомнила дорогу, не до того было. Когда бежала сюда, вроде бы не сворачивала. Или все-таки, не осознавая, повернула пару раз? Только неясно – теперь по тропке направо или налево?

В кустах что-то хрустнуло, вспорхнула птица. Соня стиснула кулаки и постаралась принять уверенный вид. Она же здесь не одна, их целая группа в сопровождении двух взрослых, и достаточно крикнуть, чтобы о ней вспомнили и нашли.

За густыми ветвями опять что-то белело. Неужели там кто-то крался параллельно с Соней? И опять что-то хрустнуло, словно сухая ветка сломалась под чьей-то ногой или рукой.

Соня больше не стала придумывать и представлять, метнулась по дорожке, миновала очередные разросшиеся кусты и внезапно выскочила прямо на Настю, не успев остановиться, врезалась ей в спину, хоть и не слишком сильно.

Инструкторша опять зависала в телефоне. То ли скроллила новостную ленту, то ли рассматривала какие-то фотки. Соня даже успела разглядеть одну, чуть ли не воткнувшись в нее взглядом, и готова была поклясться, что на ней была та самая беседка рядом с игровой площадкой, только много лет назад.

От толчка Настя чуть не выронила мобильник.

– Соня! – развернувшись, выдохнула с осуждением, торопливо засунула телефон в карман, оглянулась по сторонам, будто ожидая увидеть еще кого-то. – Ты что тут носишься? Случилось чего?

– Ничего! – торопливо выпалила та. Не собиралась она рассказывать про свои надуманные глупые страхи. От Насти все равно ничего не дождешься, кроме очередной насмешки. – Просто решила посмотреть, что тут еще есть.

– И как? Нашла что-нибудь? – неожиданно поинтересовалась инструкторша с какими-то особыми пристрастными интонациями.

Странно. И сами собой возникали вопросы, но Соня не была уверена, что получит на них ответы. Потому просто отмахнулась:

– Да ничего интересного.

– А Яна с Валей тоже где-то здесь бродят? – в очередной раз осмотревшись по сторонам, опять спросила Настя.

Соня замотала головой.

– Не видела.

И сразу подумала: так, может, это и были Силантьева с Кошкиной, крались по кустам, нарочно пытались ее напугать.

– Ну тогда пойдем посмотрим, что там остальные делают, – непривычно мягко предложила инструкторша. – Надо наконец-то нормальный обед приготовить. Поедим, и в путь.

На широкой площадке недалеко от здания столовой уже потрескивал костерок, возле которого возились Рыжий с Киселевым. Вечно этому Рыжему больше всех надо. И опять у Сони воображение разыгралось. Так и представилось, что раньше именно на этом месте разводили большой прощальный костер и ребята бросали в него фантики, которые насобирали за смену.

Мама рассказывала, что была у них такая традиция. Фантики, загораясь, взвивались в темное небо огненными бабочками. Такое точно не забудешь, мозг хранит яркие воспоминания лучше всяких фотографий.

Правда, сейчас жечь фантики никто не собирался. Потому что никто, кроме Сони, о такой традиции не знал, и сегодня далеко не последний день похода. Но мысль о фотографиях зацепила Соню.

– Анастасия Игоревна, – спросила она, заглянув инструкторше в лицо, – а вы бывали раньше в этом лагере?

Настя нахмурилась, всем видом давая понять «Да что за ерунда», и, естественно, не ответила. Кто бы сомневался! Приблизившись к костру, принялась отдавать указания в своей привычной манере:

– Миша, сходи, набери в котелок воды. Только смотри, чтобы ржавая протекла, дождись чистой. А ты, Максим, неси тушенку и гречку.

Рыжий, подкинув в костер очередную порцию веток, распрямился, посмотрел на Соню.

– Пойдем. Поможешь.

Та возмущенно фыркнула. Опять он к ней лезет.

– А ты разве сам не можешь донести? – Повторила за Настей: – Тушенку и гречку. Совсем обессилел? Или по жизни такой хлипкий?

Рыжий ничуть не обиделся на ее откровенную грубость, уточнил с легким вызовом:

– А тебе трудно, что ли? Я же просто помочь попросил. А если не хочешь, тогда за костром следи. – Он указал на кучку каких-то деревяшек и веток, словно Соня сама без него не разглядела бы, пояснил деловито: – Понемногу дрова подбрасывай. Скоро Демид и Славик еще принесут. Только все сразу не вали. Особенно сейчас, пока готовить нечего.

Он, наверное, еще полчаса распинался бы с таким видом, будто здесь самый главный, а Соня умственно отсталая и сама ни в жизни не сообразит. Но она не выдержала, оборвала его возмущенно:

– Да хватит меня учить! Как-нибудь без тебя разберусь.

Вот же достал! Не зря он ей сразу не понравился, с первого взгляда. Вот то ли дело Демид.

Глава 6

– А где Дмитрий Артемович? – спохватилась Настя. – Надо подходящие ветки срубить и вкопать, чтобы котелок над огнем повесить. Хотя, может, тут найдется, чем их заменить. – Она развернулась к зданию столовой, окинула его задумчивым взглядом. – Или пойду сама поищу. И что-нибудь подходящее, и Диму.

Правда, никуда идти ей не пришлось – тренер сам объявился. Удовлетворенным взглядом окинул обстановку, а потом заявил:

– Мы тут, Насть, сообща решили…

Напарница удивленно подняла бровь, уже заранее настроенная негативно к любому его предложению. Дмитрий Артемович заметил, но не смутился, продолжил решительно:

– …что ребята немного вымотались с непривычки. Я поймал связь, созвонился и сказал, что мы слегка притормозим, останемся тут на денек, а потом, изменив и сократив маршрут, выйдем в назначенный день прямо к кемпингу.

– Очень интересно, – недовольно процедила Настя и тут же воскликнула в праведном негодовании: – А со мной согласовывать типа совсем не обязательно? – Процитировала пренебрежительно: – «Вы решили». – И сердито задышала, раздувая ноздри.

Соня даже подумала, что Рыжему не придется идти за тушенкой – не пригодится. Судя по кровожадному взгляду инструкторши, обед у них сегодня будет из Дмитрия Артемовича. Но тренер, не замечая нависшей над ним угрозы, по-прежнему лучась дружелюбием и счастьем, протянул радостно и невинно:

– На-асть. Ну ничего ж страшного. Передохнем дня два-три. – Широко развел руками: – Чудное же местечко. И природа, как родители заказывали. Солнце, воздух, лес, речка недалеко. Почти цивилизация. Ну не способны нынешние городские детки в спартанских условиях выживать. Слишком нежные. – Доложил бодро: – Яна с Валей уже и корпус выбирают для ночевки. – И перевел взгляд на Соню: – А ты почему не с ними?

Бродить по заброшенным домикам с Кошкиной и Силантьевой не слишком хотелось, особенно после случая в туалете. Но если выбирать из двух зол меньшее, Соня предпочла бы их, а не надоеду Рыжего.

– Я просто занята была, – оправдалась она и добавила: – Уже иду.

И действительно пошла, ответив презрительной усмешкой на разочарованный взгляд Рыжего, а по дороге думала, что это довольно странно: почему сейчас Настя не стала сильно спорить и выставлять условия, как возле разрушенного моста, а настолько легко согласилась? Возможно, она и не против остаться? А возмутилась только потому, что не согласовали с ней.

Кошкина с Силантьевой, как оказалось, не особо далеко и ушли. Соня нашла их в ближайшем корпусе, расположенном по правую руку от столовой.

Тот представлял собой деревянное одноэтажное здание. Сразу за входной дверью довольно просторное помещение, типа холла. Друг напротив друга еще четыре двери, по две на каждой стороне. Одна оказалась снята с петель и просто привалена к косяку. За ней пряталось что-то типа кладовки без окон, заполненной стеллажами и полками.

Соседняя комната чуть побольше и с окном, скорее всего, вожатская. На стенах до сих пор висели какие-то плакаты, нарисованные от руки, из мебели стул без сиденья и панцирная кроватная сетка.

Кошкина с Силантьевой находились в комнате напротив, в которой когда-то жили девчонки, судя по валявшейся на полу резинке для волос и лежащей на подоконнике выцветшей, разбухшей от сырости книжке в мягкой обложке – типичному любовному романчику о школьниках.

Яна сидела на корточках и что-то пыталась выудить из-за отошедшего от стены плинтуса. Оглянулась на вошедшую Соню, но ничего не сказала, не спросила, зачем та приперлась, продолжила свое занятие. Силантьева тоже промолчала, нашла себе дело поинтересней – наблюдать поверх подружкиного плеча, как та воюет с сопротивлявшейся находкой. Но у Сони, как на автомате, вылетело очередное оправдание:

– Дмитрий Артемович сказал, чтобы я вас нашла.

И опять досадно стало – на себя. Хоть снова уходи. И все-таки Соня убегать не стала, прошла еще дальше, устроилась у окна. А Кошка, естественно, добилась своего, вытащила на свет таинственный предмет, который оказался обычной общей тетрадью, завернутой в целлофан, – личным дневником человека с инициалами «А. В.» Если это, конечно, инициалы.

Почерк убористый и четкий, почти каллиграфический, чем-то похожий на Сонин, исправлений совсем немного. Явно писала девочка, и наверняка такая, которая хорошо училась. Потому что не две строчки в день ни о чем, а минимум полстранички. Еще и рисунки: милые звериные мордочки, портреты, пейзажи, цветочки.

Обычно со временем бумага желтела, да и условия тут точно не библиотечные, но дневник казался почти новеньким: ни выцветших чернил, ни подтеков, ни заломов. Значит, его спрятали не так уж давно.

Силантьева разочарованно заныла, но не упустила возможности в очередной раз зацепить Соню, намекнув на Демида. Хорошо Яна ее не слушала, увлеченно листала тетрадь.

Самые первые записи еще апрельские, про дом, про школу, про учителей и одноклассников. В целом Валя оказалась права: не самые оригинальные девчачьи переживания.

Первые заметки про лагерь появились только в начале июня. Но и в них не содержалось ничего интересного: типичные лагерные будни – подъем, завтрак, мероприятия по расписанию, дискотеки по вечерам, отношения в отряде, ехидные высказывания о какой-то парочке.

И вдруг: «Здесь творится какая-то дичь!»

Слова, написанные гораздо крупнее остальных. Еще и обведены несколько раз. Они слишком не соответствовали тому, что девчонки видели на предыдущих страницах.

От неожиданности Силаньева аж икнула, прошептала недоуменно и настороженно:

– И что там творилось?

– Сюда! Идите сюда!

Девчонки замерли, словно окаменели, вытаращив друг на друга глаза.

Соня явственно ощутила, как мысли на мгновение застыли, в голове стало пусто.

Несмотря на призыв, никуда идти не хотелось. Даже ноги, будто соглашаясь, стали ватными, и сердце отстукивало «Не хо-ди, не хо-ди». Наоборот, хотелось оказаться в моменте, когда самое страшное, что произошло, – ночевка в лесу под тентом, а все остальное просто еще не случилось. И вообще, существовало исключительно в Сонином воображении.

Судя по виду Силантьевой, та тоже предпочла бы остаться. А еще лучше – убраться подальше, словно в сказке перенестись одним махом, желательно прямо домой.

И только Кошкина спустя пару секунд очнулась, подскочила, ринулась к выходу, не выпуская из рук тетрадь. Тогда и Соня с Валей, словно подхваченные порывом, бросились следом, вылетели из корпуса, метнулись к столовой. Хотя душа по-прежнему замирала.

Рыжий стоял на дорожке, встрепанный, с выпученными глазами, указывал куда-то пальцем и отрывисто твердил:

– Там… в кустах… труп!

– Макс! Ты рехнулся? – сквозь сбившееся дыхание выдала Кошкина. – Какой труп?

Но даже по ней было хорошо заметно, что она не столько не верила, сколько не желала верить.

– Там. В кустах, – повторил Рыжий. – Я за дровами пошел. А там… он.

– Кто «он»? – вмешался подбежавший Дмитрий Артемович.

– Да говорю же, человек. Мертвый. Лежит.

– Я же предлагала лучше спасателей подождать! – заскулила Силантьева.

– А Настя где? – спросила Кошкина, нахмурившись.

Все заозирались, в этот момент как никогда хотелось убедиться, что свои рядом. Славик с широко распахнутыми ясными глазами. Демид, напрягшийся, словно готовящийся к прыжку. Рыжий, похожий на закрученную до предела пружину. Его верный оруженосец Киселев. Девчонки.

Все на месте. Почти все, кроме вечно раздраженной и саркастичной Насти.

– Она в столовую пошла, посмотреть, что там есть, – вспомнил тренер.

– Давно? – сосредоточенно уточнила Кошкина.

– Ты думаешь, там она? – еще громче заскулила Валя. – Что ее кто-то…

И опять внутри похолодело. Соня не любила предполагать плохое, но дурные мысли сами по себе просачивались в сознание. И она, скорее для себя, чем для других, осторожно заметила:

– Но Настю бы Макс узнал.

– Д-да, – запнувшись, подтвердил Рыжий. – Узнал бы. А там, по-моему, мужик.

– Так! Без паники! – решительно вывел Дмитрий Артемович. – Сейчас разберемся, – пообещал хладнокровно и обратился к Рыжему с нарочитой ироничностью: – Показывай, где твой труп.

– Там, – в который уже раз повторил Рыжий, неуверенно переступая с ноги на ногу.

Вся его обычная бравада испарилась в неизвестном направлении. Похоже, его самого не очень-то тянуло туда возвращаться, но все-таки он через силу выдавил:

– Пойдемте, я покажу, – и тихонько тронулся с места.

Дмитрий Артемович за один широкий шаг нагнал Рыжего, пристроился рядом, и остальные потянулись следом, словно примагниченные, забыв про висящий над костром котелок. Жутковато было разделяться и оставаться одним. Всем вместе как-то спокойнее.

Демид, как настоящий рыцарь, держался рядом с девчонками, посматривал на них, будто проверял, не пропали ли. В основном, конечно, на Кошкину, но на Соню тоже. А один раз даже улыбнулся ей ободряюще. Не то что Рыжий.

А тот привел их к каким-то зарослям кустов, ткнул пальцем:

– Это здесь, – и попятился.

Трус!

Зато Дмитрий Артемович, невероятно спокойный, даже какой-то внушительный, словно герой боевика, шагнул к кустам, раздвинул ветки, исчез среди листвы.

Соне показалось, что его не было очень долго. Сердце за это время успело сделать точно не одну тысячу ударов, а нервы свились в тугой жгут. А потом раздался… смех, даже хохот, и невольно подумалось, что тренер просто спятил от ужаса. Но вслед за смехом донесся его веселый возглас:

– Идите все сюда!

– Нет уж, – забормотала Валя, затрясла головой и даже совершенно по-детски топнула ногой.

И, наверное, никто бы не решился. Но тут их опять окликнули, уже с другой стороны. Откуда-то, совсем не из столовой, появилась недоумевающая Настя:

– Вы почему все куда-то умчались? А кто за кашей следить будет?

Упоминание о каше и совершенно живая и здоровая инструкторша резко снизили градус напряжения, а тут еще Дмитрий Артемович опять позвал из кустов:

– Да идите, не бойтесь.

Кошкина, о чем-то догадавшись, глянула с прищуром на Рыжего. Тот стоял позади всех, делал вид, что ничего не видел и не слышал, и крайне увлеченно рассматривал облачка в небе.

– Макс! – угрожающе процедила Кошкина и ломанулась в кусты, но уже буквально через несколько секунд выскочила назад и бросилась к Рыжему: – Я тебя урою, придурок!

Увернуться он не успел, Яна с размаха влепила ему по лбу тетрадью, которую по-прежнему держала в руках.

– Сейчас тут точно труп будет. Но уже настоящий. Твой.

– Яна! Яна! Успокойся! – попыталась остановить ее Настя.

Демид уверенным шагом направился к зарослям, бесстрашно полез в кусты по Кошкиным следам. Тогда и Соня не стала ждать, нырнула следующей, даже ветки не успели сомкнуться.

Взгляду открылась крошечная выкошенная полянка, на краю которой рядом с полуразрушенным постаментом лежала поверженная временем статуя пионера с барабаном, висящим на уровне живота, и с гордой и оттого совершенно нелепой и неуместной улыбкой на бледных губах.

– Идиот, – пискнула за Сониной спиной Силантьева, которая тоже решилась пройти.

Славик стоял, немного ошарашенный, а вот Киселев улыбался и тихонько бормотал себе под нос:

– Ну лежит же. Человек. И неживой.

Скорее всего, он тоже в этом участвовал.

Вот же дураки безмозглые! И ведь сыграли без сучка без задоринки, со всеми эмоциями и репризами.

Наконец-то выбравшись из кустов, Дмитрий Артемович, сдвинув брови, принялся выговаривать Рыжему:

– Максим! Так не шутят. Заканчивай уже со своими приколами. А если бы кому плохо стало?

А Настя разбиралась с Кошкиной. Но не ругала, что та могла покалечить Рыжего (да они бы все сейчас его с удовольствием покалечили), а с пристальным вниманием рассматривая тетрадь в ее руках:

– Яна, что это у тебя?

– Дневник, – честно ответила та, но покрепче прижала тетрадь к животу, явно не собираясь отдавать.

– Твой? – снова спросила Настя, прищурившись.

– Нет, мы тут нашли, – растерянно выложила Валя. – В том корпусе, – и указала в нужную сторону.

Соня прекрасно видела, что у Насти просто руки чесались забрать у Кошкиной дневник, как следует рассмотреть, полистать. Но что-то ей все же мешало: может, излишняя правильность, может, сомнения. А Яна, легко считав ее интерес и невозмутимо пялясь прямо в глаза, демонстративно приподняла нижний край футболки и засунула тетрадку за пояс джоггеров.

Судя по взгляду Насти, сейчас той гораздо больше, чем раньше, хотелось отобрать у Кошкиной дневник. Она еле сдерживалась, чтобы не схватить Яну за шиворот, не встряхнуть, рассчитывая, что тогда тетрадка сама вывалится. Но и Кошка выглядела так, что сразу становилось ясно – она не отступится и, если понадобится, будет царапаться и кусаться, но добычу не отдаст.

– У нас там каша сгорит! – опомнился Дмитрий Артемович. – Опять останемся без обеда. Или придется заново готовить.

Настя вскинулась, посмотрела на него, а Кошкина, воспользовавшись моментом, отошла, поддела под руку Валю и вдвоем с ней прогулочной походкой двинулась к столовой. Тогда и инструкторша, еще пару секунд неподвижно постояв на месте, заспешила спасать тушенку и гречку.

Каша, между прочим, вышла очень даже вкусной, особенно на фоне того, что горячего они давно не ели.

Мыть посуду в качестве наказания за дебильные шуточки поручили Киселеву и Рыжему. Кошкина, прихватив тетрадку, сразу улизнула подальше от посторонних глаз, даже подружку не позвала. Соня увязалась за ней.

Интересно же, что там еще написано и как понять эти слова про дичь.

Яна ее прогонять не стала, и Соня рассказала ей про найденную беседку. Там же их точно никто не увидит – тихо, спокойно, со стороны вообще не заметить. Кошкина благосклонно кивнула, потопала следом.

Беседку она тоже заценила, оглядела снаружи и изнутри, вывела коротко:

– Круто! – и с уважением посмотрела на Соню.

Вместе они устроились на скамейке, Яна вытянула из-за пояса дневник, раскрыла наугад.

«9 июня
Жуть какая-то! И прямо с утра. Если бы Клуша обнаружила это чуть пораньше, наверняка всё бы сделала, чтоб никто не узнал. Но тут многие увидели, когда, проснувшись, выползали из корпусов по неотложным делам. Я тоже шла умываться, и сначала вообще не поняла, почему такая толпа собралась перед огромной старой ивой, которая росла возле лагерного штаба. То есть административного корпуса, как его старшуха называла. Я кое-как протиснулась вперед, чтобы разглядеть. И разглядела… распятую чайку. Она болталась на веревке, раскинув в стороны крылья, тихонько поворачивалась и раскачивалась. У меня даже мурашки по рукам побежали. И не оттого что противно, не оттого что птица мертвая. А оттого что ведь кто-то ее убил! Убил, привязал, закрепил на дереве. Специально. Чтобы все увидели».

Глава 7

Двенадцать лет назад

Птица висела, растопырив крылья, и походила на крест. Особенно издалека. Четкий белый крест на фоне густой темной зелени.

Слишком высоко, чтобы дотянуться с земли – наверняка кто-то забирался на дерево, когда подвешивал, – и, пока завхоз бегал за стремянкой, многие успели ее увидеть.

Старшуха громко командовала, стараясь разогнать собравшуюся толпу, бросала яростные взгляды на вожатых, которые тоже не особо справлялись. А ребята не расходились, просто послушно отодвигались подальше, создавая видимость, что уходят, останавливались, а затем как-то незаметно опять оказывались возле дерева. Или просто глазели, или выдвигали гипотезы и обсуждали.

Елена Михайловна заметила среди подошедших Денисова, приблизилась к нему и зашипела:

– Что, явился полюбоваться на своих рук дело?

Алик мгновенно изменился в лице: глаза потемнели, рот сжался, превратившись в тонкую прямую черту, желваки выступили, а ноздри раздулись.

– Совести у тебя нет, Денисов. Еще что придумаешь? Или ниже уже некуда катиться?

– Это не я, – сквозь стиснутые зубы выдавил Алик.

– Ну да, конечно. Никто и не ждет, что ты признаешься. Не способен. Опять будешь выкручиваться. Как обычно.

Денисов до побелевших костяшек стиснул кулаки. Ася даже испугалась, что сейчас он не выдержит и набросится на Клушу. Как назло, и Митрохина рядом не было, тот бы его точно остановил, а Ася вряд ли сумеет. Но она все равно протиснулась сквозь компанию стоящих перед ней ребят, отряда, наверное, из третьего, чтобы оказаться поближе.

– Да где бы я ее взял? – с отчаянным вызовом поинтересовался Денисов. – Чайки только на речке. Или к помойке слетаются. А она за забором. И как бы я, по-вашему, поймал? – добавил тише: – И убил. – Вскинулся, произнес подрагивающим осиплым голосом: – Хватит уже на меня все сваливать.

– Это не он, – все-таки вмешалась Ася, хотя и не по себе было, и точно она не знала.

Да даже если бы это сделал Алик, его мало бы кто осудил после вчерашнего, а уж тем более с учетом в данный момент происходящего. Но Клуша, похоже, легко считала ее неуверенность, развернулась, нависла.

– А ты откуда знаешь? – добавила презрительно: – Защитница. – А потом глаза ее внезапно сузились. – Или это твоих рук дело?

Ася растерялась.

А что, если и правда взять вину на себя? Ну вот что ей старшуха сделает? Не накажет, в угол не поставит, ну максимум прочитает нотацию или отправит на штрафные работы, например, клумбы пропалывать. Но подобное для Аси ничуть не проблема – пока жили в поселке, у них был свой маленький огород возле дома. А если спросят, зачем она такое натворила, можно сказать, что думала, это будет смешно. Только совершенно не хотелось, чтобы окружающие считали, будто она способна убить, и главное, просто так, ради дурацкой шутки.

Но, пока Ася раздумывала, Клуша потеряла к ней интерес – решила, будто она испугалась и отступила, – опять накинулась на Денисова.

– И что, и не смущает, что за тебя уже девочки заступаются? Какой же ты после этого мужчина?

Ася опять растерялась. Ну как же так? Она ведь пыталась поступить по справедливости, а, по словам старшухи, получалось, сделала только хуже. Еще и Алик сердито зыркнул на нее исподлобья, словно предупредил: «Лучше не лезь».

Хорошо, что остальные отвлеклись, наблюдали, как наконец-то притащивший стремянку завхоз перепиливал ножом веревку. А Клуша по-прежнему шипела:

– Ты дождешься, Денисов. Я в твой детдом позвоню и скажу, чтобы приезжали, тебя забирали.

– Да звоните, пожалуйста, – с нарочитой бравадой откликнулся Алик. – Я сюда и не просился. Хотите, сам уйду.

– Только посмей! – чуть ли не взвизгнула старшуха. – Он еще мне условия будет ставить. – Вскинула голову, отыскала взглядом Лилю, выкрикнула погромче: – Лилия Дамировна, ну сколько еще можно? Нельзя же быть настолько беспомощной. Почему ваши дети все еще здесь? Давно уже время зарядки.

Перепуганная Лиля с удвоенной силой принялась всех уговаривать, но как только завхоз обрезал веревку и унес чайку, ребята и сами разошлись: кто помчался к синему домику, кто двинулся в сторону стадиона. И Ася направилась туда же. А пока шла и на автомате выполняла набор стандартных упражнений под бодрые команды физрука, все думала – что же это такое было?

Первая мысль – предупреждение. Но кому и кого надо предупреждать? Тем более это излюбленный прием в кино и книгах, но никак не в жизни.

Глупость какая-то! Подлая и жестокая.

Ася прекрасно помнила, как в началке ей в рюкзак засунули яйцо, даже точно знала, что за ненормальная это сделала. И оно, разумеется, разбилось и растеклось, перепачкав ее вещи, и было до слез обидно.

Ну или мальчишки друг другу могли мышку подбросить. Но игрушечную, силиконовую, хоть и жутко похожую на настоящую.

Вот это еще можно посчитать за шутку или за розыгрыш, пусть и дурацкий. Или за мелочную месть. А тут ведь видно, что чайка на самом деле живая. То есть совсем недавно она еще была живой, раздражала своими полукошачьими потусторонними воплями, прилетала на помойку, не гнушаясь отбросами.

Конечно, птица и сама могла умереть, и кто-то подобрал уже дохлую. Но по-прежнему непонятно – зачем?

На шутку совсем не похоже. Ничуть не смешно. Месть? Тоже сомнительно, хотя Клуша вполне заслужила. Но тогда логичней подбросить чайку ей в комнату или подвесить там, где именно она в первую очередь и заметила бы. А тут – в самом центре лагеря. Чтобы многие увидели, испугались и всполошились.

Ведь и правда больше всего напоминало предупреждение. Только о чем предупреждать отдыхающих детей? Или вожатых?

Обычно подобные знаки намекали на опасность. Но откуда тут взяться опасностям? Тишь да гладь. Самый обычный загородный лагерь. И все в нем друг с другом ничем не связаны, только тем, что сейчас находились в одном месте. А двадцать четвертого июня смена закончится, и все разъедутся и, вероятно, никогда больше не встретятся.

Ася прикинула, хотелось ли ей домой. Получилось – и да и нет.

С одной стороны, она соскучилась по бабушке, по родной обстановке, по привычным занятиям. Но с другой…

Вот куда они от нее денутся? Вернется домой, только они и будут, и тогда опять захочется новых впечатлений.

Вечером в лагерь приехали артисты, и после ужина все собрались перед открытой сценой. Расселись по лавочкам и наблюдали, как пара девушек, несколько парней и пожилой дяденька в костюмах под старину подключали вполне современную аппаратуру, микрофон и в качестве декораций развешивали баннеры в языческом стиле.

– А это еще кто? – с нарочито кислым и раздосадованным выражением на физиономии поинтересовалась Синичкина. – Чё за ерунда? Лучше бы в корпусе отдохнули.

Ксюша сразу сделала большие глаза, улыбнувшись, многозначительно переглянулась с Лилей, словно сказала: «Ага-ага, видели мы таких уставших. А как начнется дискотека, так сразу скачут как лошади».

Синичкина наверняка потому и возмущалась, что, если концерт затянется, она либо не успеет толком к танцам подготовиться, либо пропустит начало. А где у нее еще есть возможность на глазах у всех на законных основаниях пообжиматься с Митрохиным? Только на дискотеке во время медляков. И не одна Ася это понимала. Ксюша тоже.

– Это фольклористы, – пояснила вожатая. – Они каждую смену приезжают. Рассказывают про древние традиции, поют песни, играют на старинных инструментах. – И добавила воодушевленно: – Вот вы гусли слышали? А жалейку? Разве не интересно?

Синичкина закатила глаза с видом святой мученицы, но больше выступать не стала. А артисты и правда оказались ничего так, пусть и на любителя. Митрохин все отпускал шуточки, что лучше бы «Сектор газа» послушал, или «Арию», или «Короля и Шута».

Сначала дядечка – видимо, руководитель – рассказал про день летнего солнцестояния, какие с ним во времена язычества были связаны ритуалы, про купальскую ночь и цветущий папоротник. Потом девушки и парни спели несколько песен в народном стиле, но, судя по тексту, вполне современных.

– Вот вы в курсе, – продолжил вещать дядечка, напевно растягивая слова и время от времени поглаживая подбородок, – что в день летнего солнцестояния обновляется энергетическая структура всего сущего? Активизируются все природные силы. Сама природа служит обновлению. Поэтому в этот день, самый долгий в году, наши предки загадывали заветные желания, отправляя свой запрос вселенной, начинали новые дела, восхваляли солнце…

– Приносили жертвы! – раздался мальчишеский голос откуда-то с задних рядов.

– Жертвы? – дядечка сосредоточенно свел брови. – Ну можно сказать и так. Сжигали пучок колосьев или перьев. Или вот куколку. Иногда даже любимую. Но разве жалко, когда для общего блага?

И сразу вспомнилась утренняя чайка. А что, если это тоже жертвоприношение?

Ася украдкой оглянулась, пытаясь вычислить того, кто крикнул. Но мальчишки сидели с одинаковыми скучающими выражениями на лицах. Не подозревать же всех?

Синичкина заерзала ровно в девять, пользуясь моментом, когда Ксюша куда-то отошла, обернулась к Лиле:

– Можно в туалет?

Ксюша бы ей не поверила, заставила досидеть, а Лиля кивнула, разрешая, хотя и предупредила:

– Только побыстрей!

– Обяза-а-ательно, – пропела Синичкина, невинно хлопнула ресницами и, конечно, не вернулась.

Когда концерт закончился, остальные разбежались по корпусам, только Ася задержалась. На дискотеку она не торопилась, да и в комнате ей сейчас делать нечего. Лучше она дождется, когда все девчонки уйдут, достанет из-под матраса дневник и напишет про увиденную утром птицу и про то, что думала об этом. А пока она по-прежнему сидела на лавочке – смотрела, как артисты теперь уже собирали свою аппаратуру, и невольно прислушивалась к разговору между тем самым дядечкой-руководителем и вожатым из второго отряда Сергеем.

Тот навалился грудью на сцену и, не скрывая ироничных интонаций, говорил:

– А вот вы пользуетесь своими знаниями? Или все на уровне «оттарабанил роль, скинул маску»?

– Не понимаю, что вы имеете в виду? – удивился дядечка, переглянувшись со своей командой.

– Ну вот вы сами где живете?

– В городе.

– Ага! – Вожатый прищурился, предположил торжествующим тоном обличителя: – Со всеми благами. И Пасху небось отмечаете, а не Ивана Купалу?

– А это тут при чем? – Дядечка напряженно нахмурился, но объясниться ему не дали.

– А что ж вы не переедете, к примеру, в экопоселение? – не унимался Сергей. – Тут недалеко как раз есть одно. Вот и жили бы там в единстве с природой, силы бы черпали из нее. Оставили все плохое в прошлом. Вместо того чтобы артистов изображать.

– Так разве для гармоничного сосуществования с миром и всем живым обязательно отказываться от благ цивилизации? – возразил собеседник.

Разговор вот-вот грозил перерасти в спор, но тут вовремя вмешалась Клуша, строго окликнув вожатого:

– Сергей Борисович! Вы о своих обязанностях не забыли? Где ваш отряд?

Дядечка-артист, воспользовавшись моментом, поспешно ретировался, присоединился к своим, носившим аппаратуру в дожидавшийся на стоянке перед воротами автобус. А Сергей обернулся, попробовал отшутиться:

– Как где? Полным составом на дискотеке.

Но старшуха поджала губы и глянула на него еще суровей.

– Вот именно, – вывела многозначительно. – А вы здесь.

– Уже нет, – возразил Сергей и тоже торопливо смылся, хотя вроде и двинулся в сторону лагерных ворот, но артисты как-то слишком быстро закончили с погрузкой и забрались в автобус, который сразу закрыл двери. Похоже, никому из них не хотелось общаться на тему переезда в какую-то экодеревню.

Кажется, Ася что-то смутно слышала о таких, то ли от деда, то ли по телевизору, но особо не вникала, даже не представляла, что они действительно существуют. Хотя какая ей разница? Вожатого Сергея все считали немного странным. А артисты… всего лишь артисты. Пусть и одеты в старинные одежды, немного напоминающие те, в которые киношники любят наряжать всяких друидов, колдунов и последователей древних культов.

После отбоя, когда Ксюша с Лилей ушли на планерку, пожелав ребятам сладких снов, только и было разговоров, что об обрядах и жертвоприношениях.

Вика Степнова, заговорщицки понизив голос и сославшись на то, что у нее отчим служил в полиции, рассказала историю, которая «точно-точно на самом деле» случилась.

– Несколько лет назад в одном лагере, вроде он «Зарница» назывался, начали пропадать самые красивые девочки. И вначале никто не догадывался, что они пропадают. Первую типа родители забрали. Даже заявление у директора оставили, что увозят, не дожидаясь окончания смены. Вторую вроде как сам директор домой и отправил. За хулиганское поведение. Типа она у остальных вещи воровала. Третья – еще там что-то. И так семь девочек за одну смену пропало. Но все были похожи друг на друга, красивые, стройные, с темными волосами.

– И что? – хмыкнув, с сомнением уточнила Синичкина. – Прямо так никто не хватился?

– Говорю же, нет! – Вика обиженно надула губы, но продолжила: – Там же все вроде как обосновано было. По всем правилам. И только когда в город приехали, заметили. Родители ждут, их встречают, а девчонок-то и нет. Тогда и стали разбираться. Полиция приехала. Сразу куча машин. Всех опросили.

Она замолчала, обвела всех взглядом.

– Да говори уже, – не выдержала Ася.

Ясно же, что просто выделывалась, нарочно тянула время, чтобы ее поупрашивали.

Вика недовольно зыркнула на Асю, помедлила еще немного, потом все-таки заговорила:

– Ну вот тогда и выяснилось, что все это подстроил директор лагеря. И документы он подделывал. Сам. Его долго раскалывали.

– Пытали, что ли? – коротко хохотнув, опять вставила свои пять копеек Алла.

Степнова негодующе вскинулась:

– Совсем уже? – Совершенно по-детски показала ей язык. – Ну и рассказывай сама! Дура! – И демонстративно улеглась, накрылась одеялом, отвернулась.

Девочки, конечно, кинулись ее уговаривать. Интересно же дослушать, что там такое случилось. Вика поломалась немного, а потом поднялась, произнесла с таким видом, будто всем великое одолжение делала:

– Ну хорошо, доскажу. – И прожгла Синичкину торжествующим снисходительным взглядом. – В общем, оказалось, что директор лагеря был сектантом. И у него недавно умерла дочь, которую он очень-очень любил. А в этой секте ему пообещали ее вернуть. Только надо было принести в жертву семь девочек, похожих на умершую. Их жизни перешли бы к ней, и она бы воскресла совершенно здоровая и целая. Не как зомби, а нормальная, будто никогда и не умирала. Девочек, конечно, сразу поехали искать. Думали, директор про секту соврал, сам их выкрал и держит где-то. Вернулись назад в лагерь. Родители там, полиция, спасатели. Но только подошли к лесу, а оттуда им прямо навстречу вышла директорская дочь. Все к ней бросились, а она испугалась и убежала назад в лес. Ее тоже стали искать, но не нашли. И девочек тех не нашли, хотя все там прошарили, даже с собаками. Только следы крови на земле на одной поляне.

– Жуть! – выдохнул кто-то.

Синичкина показательно скривилась, фыркнула под нос:

– Детский сад.

А Ася задумалась.

Наверняка Степнова приврала. Скорее всего, очень даже приврала. Но ведь любая история не возникает из ничего, даже детская страшилка может иметь в основе что-то вполне реальное.

Девчонки тоже принялись обсуждать услышанное, даже чуть не рассорились, выясняя, правда это или нет, и, видимо привлеченная их ставшими слишком громкими голосами, в комнату заглянула вернувшаяся с планерки Ксюша:

– Девочки, что еще за шум? Спать давно пора. А то завтра будете ходить как зомби.

– Так не спится, – со вздохом пожаловалась Алла. – Ксения Олеговна, а расскажите чего-нибудь.

– Ой, надо же, оказывается, у меня в отряде деточки малые, – с наигранным удивлением вывела Ксюша. – Сказки им на ночь понадобились.

– Не сказки, а что-нибудь страшное, – поправил ее кто-то.

– Ага, – вожатая кивнула. – А потом вы тем более не заснете, а нам с вами майся.

– Ну Ксения Олеговна. Ну Ксюшенька, – дружно затянули девочки, прекрасно зная свою вожатую, и Ксюша сдалась.

– Ладно. Расскажу. – Она устроилась на краешке ближайшей кровати. – Есть тут одна местная легенда. Уж не знаю, страшная или не страшная, на самом деле все это случилось или кто-то выдумал. Но многие в нее действительно верят.

Ксюша умела рассказывать, девчонки не зря ее упрашивали. У вожатой сразу и голос каким-то особенным становился, вкрадчивым и певучим, лился ровно, обволакивал, и очень даже хорошо представлялось то, про что она говорила.

Оказывается, дальше по реке, там, где она делала небольшой поворот, берег круто поднимался вверх, образуя высокие крутые скалы. И вот на этих самых скалах когда-то давным-давно стоял дом. В нем жила семья: мать, отец и три дочери. И все они имели особые способности.

А иначе зачем им жить на отшибе? Да еще в месте, до которого не так легко добраться по крутым каменистым склонам?

Люди к ним ходили за советом, за помощью, за защитными амулетами и целебными снадобьями. А еще время от времени приводили к ним ребятишек, и не просто безродных сироток, а неизлечимо больных и убогих, калечных, слепых да глухих. Но родители и сестры всех принимали, выхаживали как могли. Так и набралось в семье кроме трех родных детей еще и семеро приемных.

А времена те были неспокойные. И вот однажды на ближайшее поселение напали то ли злые соседи, то ли пришлые враги. Жители отбивались как могли, но силы оказались неравны, и, чтобы дать отпор, пришлось послать гонца за подмогой.

Прибыть подмога могла только по реке на кораблях. Но уже наступила ночь, безлунная, темная-темная. А как войску узнать, где причаливать и сходить на берег? Кто-то должен подать сигнал. Вот та необычная семья и развела огромный костер на вершине своей скалы.

Враги стали карабкаться наверх, чтобы загасить пламя, но родители и старшие сестры, спрятав приемышей, пытались их не пустить.

Первыми погибли родители. Принесли себя в жертву, но врагов не остановили. Те все наступали и наступали. Тогда три сестры поняли, что не справятся, и подожгли родной дом. Его ведь не так просто потушить без воды, и недруги, даже если до него доберутся, сделать уже ничего не смогут. Только и сами девушки сгорели вместе с ним.

Да и приемыши тоже. Во всяком случае, все так посчитали. Ведь негде им было укрыться, кроме как в доме, а от того остались только черные угли. Но спустя несколько дней, когда врагов прогнали и жители прощались с погибшими, семеро приемышей пришли в поселение. Да не просто живые, а еще и совершенно здоровые. И рассказали они, что, увидев, как надвигаются враги, сестры отвели их подпол.

Только вот спускались они туда слишком долго, словно не просто в подвал, а глубоко под землю, в чудесную пещеру. И места там было много-много, и таинственные узоры светились на стенах, и то барабаны гремели, то звенели духовы голоса.

Дети ждали-ждали, а потом заснули. И когда проснулись, сестры уже были с ними, вывели их, как обещали, только не на скалы, а к их подножию, но сами так внутри пещеры и остались.

Кто-то решил, что приемышам все это от страха привиделось, но большинство их рассказу поверило. Тем более дети действительно выздоровели, от прежних болезней да увечий и следа не осталось. Да и потом хвори их стороной обходили. Но мало того, они еще и не старели и жили долго-долго, и, слухи ходят, до сих пор живут, только постоянно переезжают с места на место, чтобы никто о их невероятном даре не догадался. А на вершине скалы на месте сгоревшего дома выросли три сосны с ярко-оранжевыми, как огонь, стволами.

Они и сейчас там стояли, высокие и стройные, втроем, отдельно от остальных деревьев. При сильном ветре сосны качались и тихонько потрескивали, будто невидимое пламя стреляло искрами.

Те самые или не те самые. Или, может, кто-то специально их посадил. В память о необыкновенной доброй семье, пожертвовавшей собой ради спасения других. Уж не исцеленные ли и ставшие бессмертными подкидыши?

Глава 8

Внезапно Кошкина напряглась, прислушалась.

– Ты чего? – встревожилась Соня.

Но та не ответила, зато торопливо захлопнула тетрадь, убрала ее за спину, опять засунула за пояс брюк. И как раз в этот момент в беседку заглянула Настя.

Если честно, Соня едва не вздрогнула при ее появлении, но почти тут же расслабилась, еще и успела удивиться невероятным способностям Яны. Неужели та услышала чужие шаги? Реально – настоящая кошка, только уши не шевелятся.

– Ну вот объясните мне, – всплеснула руками инструкторша, – почему вам обязательно надо разбегаться. Почему нельзя держаться вместе? Вы не у себя во дворе. Место совершенно незнакомое. Хватит уже прятаться, возвращайтесь к остальным.

– А сама-то, – фыркнула Кошкина себе под нос, совсем тихо, так, что Настя вряд ли разобрала, но послушно поднялась и направилась к выходу.

Соня двинулась за ней, а вот Настя… Настя не отправилась следом, а почему-то нырнула в беседку. Захотела проверить, не припрятали ли они что внутри?

Впрочем, и Яна только вид сделала, что паинька. Немного отойдя, остановилась, убедилась, что инструкторша до сих пор в беседке, и, тихонько прокравшись назад, устроилась возле стены, там, где заросли девичьего винограда были самыми плотными и густыми, осторожно раздвинула листики на уровне глаз и заглянула в образовавшийся просвет. А потом обернулась и призывно махнула Соне рукой.

Та поначалу растерялась и замялась. Во-первых, подглядывать же неприлично. Во-вторых, вдруг инструкторша их заметит. И что тогда?

А действительно, что? Они же могли сказать, будто забыли что-то в беседке или потеряли, вот и вернулись поискать. Пусть Настя и не поверит, отчитает, но это же так мало значило, когда невыносимо хотелось выяснить, что она сама там делает. Вот Соня и не выдержала, тоже на цыпочках пробралась назад, так же, как Кошкина, бесшумно раздвинула виноградные листья.

Инструкторша, опираясь одним коленом о скамейку, стояла лицом к стене и чуть заметно водила по ней пальцами, словно гладила.

Соня посмотрела на Кошкину, но та, догадавшись, что соучастницу по наблюдению так и тянет задать вопрос, предупреждающе округлила глаза и прижала палец к губам. А потом им вообще пришлось торопливо отступать дальше, прятаться за беседкой, потому как Настя, оттолкнувшись коленом от лавки, развернулась и направилась к выходу.

Кажется, она их не заметила и точно ушла, но девчонки на всякий случай еще немного постояли позади беседки, прислушиваясь, а потом опять ломанулись внутрь.

– Как думаешь, что она здесь рассматривала? – поинтересовалась Яна, прикидывая, где точно стояла инструкторша.

– Мне кажется, надписи, – предположила Соня. – Тут больше ничего и нет.

Да и в надписях не имелось никакого особого смысла. Все же очевидно: имена, года, номера смен, незамысловатые формулы «А + Б».

– И какую конкретно?

Они подошли к тому месту, где стояла Настя, уставились на стену и, не сговариваясь, ткнули пальцами в слова «Сэм, я тебя», под которыми было процарапано крошечное сердечко.

Не сказать, что написанное по сути намного отличалось от остального, но все-таки содержало в себе нечто загадочное и необычное, по крайней мере имя, да и находилось оно как раз там, где нужно.

– А еще она под скамейку заглядывала, – со значением проговорила Кошкина, и, не дожидаясь Сониной реакции, присела, одной рукой уперлась в пол, другой, подавшись вперед, зашарила перед собой, сдавленно бормоча: – По-моему, она тут доску поднимала. Да! – воскликнула обрадованно и действительно откинула одну из досок.

Да что ж это за лагерь такой? Сплошные тайники и загадки?

– Есть что-нибудь? – не вытерпела Соня.

– Не-а, пусто, – разочарованно доложила Яна. – Или Настя уже забрала, или она тоже только искала, но не нашла. – И добавила: – Мне кажется, она точно была здесь раньше. Но только давно. В детстве. Когда лагерь еще работал.

– И мне так кажется, – согласилась Соня.

– Может, спросить у нее?

– Я спрашивала. Не ответила.

Кошкина вставила доску на место, потом распрямилась, вытащила из-за спины дневник, который провалился слишком глубоко, пристроила его на животе, дернула Соню за рукав ветровки.

– Ладно, пойдем. А то сейчас опять прибежит.

Когда они вернулись к остальным, по-прежнему сидевшим возле костра и допивающим чай с конфетами, инструкторша встретила их недовольными возгласами:

– И где вы опять пропадали? Я же просила больше не разбредаться.

– В туалете, – невозмутимо выдала Кошкина. – А что, нельзя? Может, у меня несварение от стресса.

Рыжий хохотнул.

– Ян, а чего, у тебя тоже стрессы бывают? А так и не скажешь.

– Умолкни! – шикнула на него Кошкина. – Лучше чаю налей.

– Я налью, – предсказуемо подскочил Демид.

– И Соне тоже, – распорядилась Яна, устраиваясь на одной из низеньких облупленных гимнастических скамеек, которые приволокли откуда-то Дмитрий Артемович с Киселевым и Славиком.

Валя, до этого молча наблюдавшая за происходящим, подскочила, небрежно отставив в сторону кружку. Точнее, почти отшвырнув. Та опрокинулась набок, перекатилась, расплескивая остатки чая, но Валя не обратила внимания, обогнула край скамейки, направилась прочь от костра.

– Ты куда? – нагнал ее вопрос инструкторши.

Силантьева никак не отреагировала – все так и подумали, что уйдет, не ответив, – но, сделав еще шаг, обернулась, бросила короткое и резкое:

– В корпус. Мне надо.

Никто не стал ее останавливать или подробней расспрашивать, даже Настя. Ну надо и надо, в корпус так в корпус. Да пусть идет. Но буквально через минуту раздался громкий визг.

Все мгновенно сорвались с мест. Валя – не Рыжий, не стала бы притворяться и прикалываться. Значит, действительно что-то случилось. Правда, пока неслись к ней, никто так и не предположил что. Силантьева просто торчала на месте, чуть приседая, переступала с ноги на ногу, то взвизгивала, то всхлипывала и трясла руками, словно вляпалась в какую-то гадость.

Настя подбежала к ней первая, прямо со спины ухватила за плечи.

– Валь, что с тобой?

Силантьева сморщилась, задергалась и опять затрясла руками.

– Там птица. Дохлая. Мерзость какая.

Кошкина выдохнула чуть слышно:

– Вот дура. – И бесстрашно шагнула вперед.

За ней двинулись Демид, Рыжий, Соня, остановились, чуть не дойдя, выстроились полукругом, уставились под ноги.

Возле деревянной стены, под окном, действительно лежала птица, чуть взъерошенная, с приоткрытым клювом, между створками которого виднелся тонкий язык, и помутневшими невидящими глазами. Похоже, и правда неживая. Крылья раскинуты в стороны, и на фоне ярко-зеленой травы она смотрелась как большой белый крест.

Соня подергала Кошкину за рукав и, когда та повернула к ней лицо, произнесла шелестящим шепотом:

– Чайка.

– Чайка. Ну и что? – прозвучало возле самого уха.

Слишком неожиданно, да еще и в такой момент. И сейчас Соня действительно вздрогнула. Наверное, именно поэтому у нее и вырвалось независимо от воли:

– В дневнике тоже написано про чайку. Что она висела на дереве. Мертвая.

Кошкина предупреждающе ткнула ее в спину, но поздно. Во всех отношениях поздно. Соня уже сама поняла, что сболтнула лишнее, и слова уже вылетели, не вернешь, и все их прекрасно услышали.

– Вот зачем мы сюда поперлись? Вот зачем? – еще сильнее завелась Силантьева. – Лучше бы на месте остались, как я говорила. А здесь действительно дичь какая-то. Там все правильно написано. Дичь полная!

Настя опять подскочила к ней, опять ухватила за плечи.

– Валя. – Тряхнула легонько, повторила громче: – Валя! А ну успокойся. Что еще за истерика?

Силантьева вскинулась, сузив глаза, с неприязнью воззрилась на инструкторшу и, будто только что поняв и осознав, выкрикнула ей прямо в лицо:

– Это вы! Вы нас сюда завели. Специально. – Она резко передернула плечами, избавляясь от державших ее рук, отшатнулась от Насти. – Только вы сюда хотели, а больше никто не хотел. Зачем? Вот зачем? – Валя опять чуть присела, с досадой и злостью ударила себя кулаками по ногам. – Долбаный поход. Лучше бы я дома сидела.

Кошкина, не выдержав, подступила к ней.

– Валь, ну хватит. Это всего лишь…

Но Силантьева и ее оттолкнула, выкрикнула, перебив:

– Ты! Ты тоже. Отвали от меня. Вечно тебя куда-то несет. А я думала, мы подруги.

– Это-то тут при чем?

– Ну всё, всё! – неожиданно встрял Дмитрий Артемович, подошел, сочувственно изогнув брови, миролюбиво и благостно завел, как только он умел: – Ну что ты, правда. Ничего ведь особенного не случилось. – Положил ладонь Вале на плечо, наклонившись, заглянул в лицо. – Всякое же бывает. Ничего страшного.

И, как ни странно, на него орать Силантьева не стала и отскакивать не стала. Может, потому что он единственный из всех казался по-настоящему убедительным и надежным и на самом деле умел уговаривать.

Отведя руку за спину, Дмитрий Артемович замахал ей, давая остальным понять, чтобы расходились и не мешали. Настя гордо вскинула подбородок, поджала губы и первой двинулась прочь. Ребята тоже отошли.

– Макс, это опять ваши шуточки? – Кошкина грозно глянула на Рыжего.

– Какие шуточки? – озадачился тот, на всякий случай отступил опасливо.

– Пока мы в корпусе были, дохлую птицу нам в окно швырнуть.

Соня тоже вспомнила, что, когда они сидели в комнате и рассматривали дневник, что-то с силой ударило в стекло, прежде чем Рыжий завопил «Идите сюда!».

– Почему сразу я-то? – возмутился он.

– А сам не догадываешься? – въедливо заметила Соня.

– Это не мы, – вступился Киселев. – Да и где бы мы эту чайку взяли?

– Да кто вас знает, – прищурилась Кошкина. – Вечно где-то шаритесь.

– А сами-то, – с вызовом напомнил Рыжий. – Что у вас там за дневник?

– Не твое дело, – отрезала Соня, но Яна почему-то ее не поддержала.

– Дневник как дневник, – она вытащила тетрадь из-под майки. – В комнате нашли, в тайнике за плинтусом. Похоже, он там давно лежал. Еще с тех времен, как лагерь работал.

Вход для пользователей

Меню