Читать онлайн Мармарис бесплатно

Ночь полная неизбежности

Одичавшие на закате волны бьются о скалы, разбиваются на сотни брызг, оставляя соленый привкус на потрескавшихся обветренных губах. Под ногами бурлит пенное море, за спиной город, который ей так и не удалось полюбить, оголодалый взгляд устремлен только вперёд к темной точке вдали. Она подносит к глазам бинокль, всматривается в спасение, которое сама себе придумала, и завидует волнам-самоубийцам, гибнущим в попытке пробить высокие белые стены, за которыми раскинулся рай. Они говорят, там ад. Возможно, они правы, ведь зазубренные кончики подпирающих небеса стен, как и колючая проволока, обмотавшая эти самые кончики, напоминающая клок так и не распутанных, выдранных в отчаянном желании избавиться волос, никак не обещают рая. Но что той, кто нашел свой реальный ад, его подобие? Там точно рай, и она будет упорно продолжать в это верить, потому что ее ад за спиной, и он не оставил на ее теле свободное от ожогов место. Это ее доза покоя, сказка, которую она придумала еще в детстве, и в которую убегает, оставаясь в одиночестве. Там, за стенами, живет страшный и злой Дракон, из пасти его валит адское пламя, он охраняет сундуки с сокровищами и топит заплутавшие в ночи корабли. В детстве она воображала себя воительницей и представляла, как нападет на замок, а поверженный дракон падёт к ее ногам и объявит ее своей правительницей. Последние три года она мечтает просто оказаться там и сидеть под брюхом Дракона, будучи уверенной, что не найдут, не доберутся, не заберут. Ей нужна вера в то, что где-то лучше, не важно, что она тащит в новое место и себя, что истинный мрак, сдавливающий горло, затаился в ней самой, и умудряется пачкать черным чистый и светлый Кале, дышащий в ее спину и душащий ее саму. Пусть это так, пусть она плохая, не способная ценить то, что имеет, жадно всматривающаяся вдаль, все стремящаяся опробовать, проверить, разочароваться или обрести. За этими стенами точно безопасно, туда ни одно зло не проползет, и она не будет верить в то, что главное зло сидит за ними же. Это ее отдушина, место спасения, уголок покоя на чужой мертвой и скупой на ласку земле.

***

– Ополаскиватель.

– Есть.

– Жвачка.

– Есть.

– Парфюм.

– Есть.

– Иронично, как выкурив сигарету за две минуты, ты потом десять минут убираешь ее последствия, – хохочет невысокая блондинка, прислонившийся к фонарному столбу, и смотрит на сидящую на тротуаре девушку.

– Мне девятнадцать лет, а я не могу самостоятельно решать, гробить ли мне свое здоровье или нет. Не дай бог его величество зайдет и почувствует запах, – кривит рот девушка, но за пачкой не тянется. Она вертит меж пальцев зажигалку, следит за тенями, прячущимися за мусорными баками, и думает, что, возможно, она тоже тень. Все в этом городе тени, и его на самом деле не существует. Они живут в голове какого-нибудь художника-психопата, который выводит на холсте черные кляксы и только одну оставил в синеве белой. Этому городу – ни мертвому, ни живому – черный подходит. Он ему к лицу.

– Так мы зайдем или нет? Все ждут королеву, – потягивается Дениса, обнажая свой подкачанный пресс, и кивает в сторону входа.

– Зайдем, конечно, мамочка сегодня зажжет, – поднимается Ханна и, поправив кожаный воротник черного замшевого пиджака, сперва двигается к бакам.

– Ты куда? – таращится на присевшую на корточки у бака девушку подруга.

– Крысу увидела, – идет обратно Ханна. – Хотела проверить: жива или сдохла. Сдохла.

– Нахуя? – никак не привыкнет к странностям девушки Дениса.

– Будь ранена, мы бы ей помогли.

– Ты где вообще видела, чтобы крыс из мусорки к ветеринарам тащили? Ты точно сигареты курила?

– Почему собак и кошек тащить можно, а крыс нельзя? Думаешь, они сами решили стать разносчиками эпидемий? – идет ко входу, поправляет на ходу волосы, и только в отражении стекла прямо у двери можно уловить кардинально изменившееся выражение лица. Всё это время стоящая у двух автомобилей охрана, наконец-то, выдыхает и садится внутрь.

Ханна Ли не просто дочь богатых родителей, чрезмерно пекущихся о безопасности своего чада, она второй претендент на трон правителя столицы Кале города Иос.

В клубе, как и всегда, душно и накурено, хотя курить в закрытых помещениях запрещено еще с прошлого года. Те, кто готов хорошо раскошелиться на зеленых (так зовут носящих зеленую форму сотрудников МВД Кале), игнорируют это правило. Ханна, спустив пиджак до локтей, лениво идет в сторону лучшего столика, закрепленного за ней пожизненно, и, плюхнувшись в красное бархатное кресло, кладет голову на плечо нового друга Алика. Ханна кивает подходящим поздороваться парням и девушкам, имитирует интерес к рассказу сына местного автомобильного короля и медленно потягивает любимый коктейль. Скучно. Нет огня, желания, страсти, будоражащей кровь. Одни и те же лица, повторяющиеся шутки, безвкусный алкоголь, стоящий несколько сотен, и попытки всем угодить, сблизиться, заполучить внимание.

– Мы тусить пришли, а ты только дрыхнешь, – легонько толкает в плечо парня Ханна.

– Мне скучно, и я устал от этих тусовок, – зевает Алик. – Наверное, отец прав, не встречу я свою истинную и пора бы смириться и пойти по их пути.

– Ага, жениться на первой встречной, а потом усыновить ребенка и повторять, что любовь придет со временем, – без злобы говорит Ханна, с сочувствием смотря на парня. – Тогда тебе лучше поторопиться, с этим демографическим кризисом скоро и усыновлять будет некого. За детей нынче и так требуют целое состояние, как бы скоро их только избранным выдавать не начали.

– А тебя твое будущее не беспокоит? – внимательно смотрит на нее Алик. – Не боишься, что тоже так и не встретишь истинного и не сможешь стать мамой, не почувствуешь настоящую любовь?

– Мне плевать, – улыбается Ханна. – Я никогда его не искала, да и детей особо не хочу. Нужно быть реалистами, Алик, шанс встретить истинного сегодня равен чуть ли не нулю. По последней статистике, из трех миллионов населения истинных встретили только сто шестьдесят пять тысяч человек. Не нужно быть гением математики, чтобы понять, что не каждому это дано.

– После разговоров с тобой хочется утопиться, – вздыхает Алик и откидывается на спинку дивана.

В современном мире мужчины и женщины могут стать родителями, только если они истинная пара, поэтому многие, уставшие ждать той самой встречи, строят семьи, а детей усыновляют в специальных приютах, в которые их приносят те, кому посчастливилось встретить своего истинного. За одного ребенка для приюта сегодня государство предлагает дом, машину и хорошо оплачиваемую работу. Некоторые не продают детей в приют, где будущие родители должны ждать своей очереди, а сдают на руки, таким образом получая огромные суммы денег.

– Всё, надоело, – резко поднимается на ноги через полчаса Ханна, за ней сразу подскакивают ее друзья, только Алик, задремавший рядом, жалуется, что его побеспокоили. – Поехали, поплаваем.

– Ночь на дворе, – подает голос единственная, кто может оспорить ее предложение – подруга детства Дениса.

– Плавать под луной – особый кайф, – убеждает ее Ханна. – Отвезем Алика домой и нырнем. Вы продолжайте бухать, – поворачивается к остальным и подает девушке руку.

Через сорок минут автомобиль с двумя девушками паркуется прямо у пристани, и они, выйдя из машины, идут к мостику. Вся пристань обложена кораблями, как пиявками, издали слышны голоса спорящих мужчин, внизу скрипит покачивающаяся на волнах лодка.

– Почему мы не могли поехать на пляж? – ноет плетущаяся позади Дениса.

– Потому что это скучно, а понырять среди кораблей интересно. Ты можешь не нырять, – стаскивает через голову топ Ханна.

– Тут грязно из-за твоих любимых кораблей, еще и зацепиться за что можешь, недаром плавать здесь запрещено, – не унимается Дениса, который точно не собирается нырять и, присев на мостике, свешивает ноги вниз.

– Не ссы, – отбрасывает в сторону шорты Ханна и тянется к трусикам.

– Ты голой будешь плавать? – разинув рот, пялится на нее Дениса. – Ты охренела? Ты, блять, девушка, а ведешь себя как пацан.

– И что? – хохочет Ханна. – Да и вообще, вариантов нет, я же купальник не взяла, а мочить одежду не хочу, – потягивается уже абсолютно обнаженная девушка и, проверив взглядом территорию на наличие лишних глаз, прыгает в воду.

Телохранители Ханны ныряют за ней, а Дениса закуривает сигарету.

***

Воля бы Уена, он бы называл свою семью правителями всего региона, но умный политик знает, что слишком многое на себя брать нельзя, ведь тот, кто сейчас затаился и не подает признаков жизни, может проснуться от долгого сна и лишить его всего. Уен не готов сейчас к войне. Несмотря на постоянную тревогу за свое будущее в случае необдуманных поступков, Уен все надеется, что, как и планировал, за следующие два года под руководством нового правителя, то бишь своего сына, захватит и простирающиеся за морем земли, и его семья станет единолично править всем регионом. Уен из бывшего подручного местного оружейного барона дорос до кресла одного из основных поставщиков, а еще через семь лет с помощью грязных денег и влияния смог свергнуть бывшего короля Кале и занял его трон. Уен сам наделил себя огромной властью, установил жесткие законы, действующие на всей территории страны, и карает всех нарушителей. Кале под его правлением процветает, развивается за счет добычи полезных ископаемых, которыми богат, и, плюс ко всему, получает отличный доход за транзитные пути и выход к морю. Это то, что можно прочитать в учебниках, на деле всё по-другому. В первую очередь Кале известен торговлей оружием в третьи страны. Супруга Уена Сюзи не интересуется бизнесом мужа, владеет клиниками красоты, где главный и постоянный клиент – она сама, и не пропускает ни одно светское мероприятие. У Уена два ребенка: старший сын Кристофер, пошел в отца, он уже носит звание генерала, у него железная хватка, острое чутье и закаленный характер. Он гордость Уена и следующий претендент на его место, которое он получит уже совсем скоро. Кристоферу Ли двадцать семь лет, у него отличное образование и опыт управления не просто бизнесом отца, но и армией во время десятидневной войны с государством Сингх, когда он разнес в пух и прах противника и вернулся героем. Генерал Ли лично присутствовал на поле боя, вел войско и не испугался словить пулю. Этот конфликт стал предметом обсуждения как людей Уена, рассмотревших в Кристофере будущего лидера, так и всего населения. На Кристофера хотят быть похожи, его боятся, его уважают. У Кристофера крутой нрав и нелегкий характер, он не заводит новых друзей, жестко расправляется с врагами, всегда находится в окружении одних и тех же людей, никому не доверяет и ставит во главе всего только интересы семьи и страны.

Ханна, которой недавно исполнилось девятнадцать, паршивая овца в семье. Она абсолютно не интересуется работой отца, держится подальше от всех семейных сборов и открыто заявляет, что заниматься политикой и тем более оружием не будет. Она не смогла доучиться в университете, и только из-за отца ее имя продолжало значиться в документах, и она получила диплом. Ханна, стараясь лишний раз не расстраивать Уена, послушно пошла на вручение диплома, отсидела там час и выслала тому фото с доказательством. Семья для Уена самое главное, именно поэтому он так строг со всеми, и отступаться никому нельзя. Весь город берет пример с них, считают его самого идеальным главой семейства, и не важно, что руки семьи Ли по локоть в крови тех, кто пал от продаваемого ими оружия. В глазах общества они богатые, влиятельные и интеллигентные правители, заботящиеся о своей стране, и на них равняются. Родители любят обоих детей, но из-за таланта Ханны попадать в передряги и притягивать проблемы, как магнит – ей достается больше всех. Конечно, открыто ей в лицо, кроме членов семьи, никто ничего не говорит, ее побаиваются. У Ханны отвратительный характер и острый язык, не каждый рискнет ввязываться в конфликт с той, кому сразу же проиграет. Ханне ничего не стоит поставить на место кого угодно, но в то же время она прекрасно знает, что за ее спиной выражений для нее не выбирают. Она – любимая тема обсуждений как молодежи, так и взрослого поколения, которое в шоке от того, что у такого серьезного известного человека настолько невоспитанная дочь. А все потому, что Ханна любит погулять с размахом, не учится толком, не ходит на практику к отцу, требует, чтобы к ней обращались только «ваше высочество» и вообще прожигает свою жизнь. Более того, благодаря стоящей за спиной семье и, в частности, брату, у нее совсем нет тормозов. Два года назад Ханна долго не сходила с первого места в списке обсуждаемых тем самой мало-мальски уважающей себя компании из-за стычки с дочерью местного бизнесмена. Кадры с видео, на котором не совсем трезвая Ли требовала у девушки в качестве извинений облизать ее туфли, разлетелись по всему интернету. Уену пришлось посадить Ханну под домашний арест и пригласить семью потерпевшей на ужин. Другая тема, которая не сходит с уст обсуждающих девушки людей – ее внешность. Ханна по праву считается одной из самых красивых девушек страны, еще со времен школы она обожала стравливать парней и потом, сидя на скамье, наслаждалась тем, как они грызлись ради ее внимания. Ханна меняет парней, как перчатки, купается во внимании, каждые праздники или особые даты их дом бывает завален подарками и цветами. Ханне достался мамин невысокий рост, тонкие кости и пухлые губы, сильно выделяющиеся на кукольном лице. Этого было мало, так Ханна обожает доводить отца до нервного срыва тем, что делает, что вздумается. Она только недавно, к большой радости Уена, избавилась от фиолетового цвета и сейчас является обладателем доходящих до пояса платиновых волос.

***

Ханна лежит на кровати прямо в кожанке, подбрасывает и ловит мячик, молит своих богов, чтобы родители не взяли и ее на большое собрание первых лиц материка, где они планируют объявить о переходе управления Кристоферу, и отпустили бы в клуб, где выступает диджей, который ей нравится. Никаких выборов в Кале за последние пятьдесят лет не проводилось. Кресло получает или удерживает тот, у кого больше денег и влияния. «Будто бы такое же нельзя было провернуть и проводя эти самые выборы», – кривит рот Ханна. Последнее, чего ей хочется – это фальшиво улыбаться и слушать, как отец опять будет толкать речь, восхваляя сына, который словно не оружие продавать собрался, а цветы раздает. Ханну бесит все, что касается Кристофера. Она не понимает, почему семья и весь город боготворят ее брата, прощают ему все проступки, а стоит Ханне положить стакан не на подстаканник, то разыгрывается целая трагедия. Большие собрания представителей верхушки обычно проходят на нейтральной территории из-за временного статуса-кво с вражеским Мармарисом, а в этом году впервые пройдут в Кале. Вот уже сорок лет как Кале находится в состоянии войны с городом-государством Мармарисом, берега которого частично видны с пирса. Уен пришел к власти в разгар войны с Мармарисом и, поняв, что сейчас не справится, пошел на уступки и согласился на статус-кво, который они пока успешно продлевают, но мужчина знает, что он сидит на пороховой бочке. Любая искра, и кровопролитный конфликт может возобновиться. Мармарис утверждает, что Кале должен входить в состав их государства из-за географического положения и истории, народ же Кале, как и правители, которым не хочется набивать карманы третьей стороны, отказываются на это соглашаться.

Весь Мармарис находится под контролем наследного правителя Кевина Алонсо, но на деле всем управляет признанный Серым Кардиналом страны Гидеон Ривера. Все, что известно о Ривере, это то, что ему тридцать два года, он проживает на защищенной вилле недалеко от берега и редко появляется в самом городе. Помимо дистанционного управления Мармарисом, Гидеон основной торговец оружием в регионе. Именно деньги и есть первая причина того, почему все правительство слушается его. Гидеон постоянно в разъездах, в последние годы от политики отошел, во внутренние дела не вмешивается, но правящая верхушка прекрасно знает, что он может в любой момент вмешаться и, если ему что-то не понравится, никому не поздоровится. На его содержании находится огромная армия, которая дислоцирована в разных частях материка, он обладает несметными богатствами, которые большей частью заработал, продавая новейшее оружие. Оружие создают работающие на него ученые и испытывают на полигоне где-то на секретном острове. Люди любят преувеличивать и придавать его образу чуть ли не зловещие очертания, зовут его «Морским Волком», и он дает им подпитку: кораблям Кале даже мимо Мармариса проплывать запрещено, тех, кто по незнанию посмел – он потопил. Как только Ривера укрепил свою власть в Мармарисе, он объявил, что никому не позволит торговать оружием и будет держать на него монополию. Сразу после его громкого заявления на него собрались и напали объединенные силы двух стран во главе с только пришедшим к власти правителем Кале. Основная цель тогдашнего президента Кале была не просто смерть главного врага, спонсирующего вражеское правительство, и объединение территорий под его началом, но желание заполучить контроль над транзитом и самому продавать. Им это даже почти удалось, они успели разрушить частично Мармарис и виллу, но это все было до момента, пока не прибыла основная сила Гидеона, о которой те не знали, точнее о ее масштабах. Гидеон привлек военно-воздушные силы и, за счет морской авиации, уничтожил противников в море и на суше. После он сравнял с землей владение адента и его аппарат, а взятых в плен командующих вражескими силами приказал повесить на стенах полуразрушенного города. Они там висели почти месяц, пугая население города, которое через бинокли может видеть упирающиеся в облака стены Мармариса. Гидеон не смог взять под контроль Кале из-за вмешательства медиаторов и отошел. Более того, он, не рискуя привлечь к себе гнев еще нескольких стран, частично убрал монополию на оружие.

Вражда и ненависть между Кале и Мармарисом с каждым годом все сильнее, а новостные каналы, контролируемые правительствами обоих государств, ее только разжигают. Границы между государствами закрыты, в Кале даже популярна шутка, что нужно отстреливать всех птиц, прилетающих из Мармариса. Любой гражданин Кале, каким-то образом оказавшийся на территории Мармариса, сразу объявляется предателем и врагом народа, и на родине его ждет казнь. То же самое относится и к гражданам Мармариса, рискнувшим побывать в Кале. Уен обещает своему народу возмездие, клянется включить Мармарис в состав государства и заставить Риверу ответить за всех убитых сыновей его народа. Пока он занял выжидающую позицию, наращивает силы и готовит своего преемника к последней войне за Мармарис. Морской волк так и остается лакомым кусочком для тех, кому он не дает развиваться, ведь пусть монополия частично и отменена, по факту основная продажа оружия в регионе приходится именно на него. Его смерть обогатила бы многих игроков в регионе, а Уену это только на руку, он понемногу собирает вокруг себя озлобленных на Гидеона крупных игроков.

Единственная площадка, где даже враги вынуждены встречаться лицом к лицу – это ежегодное собрание представителей правительств всех стран материка для обсуждения насущных тем. Такие собрания никогда не проходят без скандала и взаимных оскорблений, начинающихся еще в момент проигрывания гимна, когда каждая сторона демонстративно покидает совещание и возвращается после гимна. На собраниях обязательно участие не только самих правителей, но и их семей. Это правило, которому должны все подчиняться, пока правители обсуждают дела, их супруги и дети следуют подготовленной для них программе, участвуют в благотворительных вечерах, ходят на заседания по вопросам культуры и науки и поближе знакомятся. Из-за этого тупого правила Ханна вынужден присутствовать на каждом приеме, но это не мешает ей каждый раз закатывать мини истерику по этому поводу. Ханна не сильно возмущается, когда встреча проходит в других городах, ей нравятся новые места, прогулки по городам, с которыми она знакомится. Ханна устала от Иоса, она знает здесь каждую улочку и задыхается. Это не изменится, она не может покинуть Кале, и отец никогда не разрешит ей уехать из соображений безопасности, а главное из-за того, что скажут его люди, ведь будущая наследница не может бросить свой город. Уен долго работал ради трехдневного собрания, ведь обеспечить комфорт и безопасность стольких высокопоставленных людей – дело не из легких, особенно если учесть то, что приедет и делегация из Мармариса. Народ, который высыпется на улицы, обязательно попробует закидать автомобили из Мармариса яйцами, и это меньшее зло. Уен боится инцидентов, ведь он гарантирует безопасность каждого гостя и, случись что-нибудь на его территории, ему придется отвечать не только перед международным сообществом, но и перед самим Гидеоном.

***

Мячик не отправляется в новый полет, потому что Ханна слышит из окна звук шин по брусчатке и моментально напрягается. Он приехал. Ханна спрыгивает с кровати, кладет мячик на тумбочку рядом с лежащим на ней биноклем, а потом подходит к зеркалу и, собрав волосы в хвост, волочит себя в коридор. В гостиной внизу разодетые родители пьют чай, Кристофер стоит у кресла матери и что-то ей показывает на планшете, от чего лицо женщины озаряет улыбка. Кристофер выглядит роскошно, как и всегда. Он в идеально сидящем на нем сером костюме, волосы уложены назад, на пальце блестит перстень с семейным гербом. Все девушки на собрании точно будут сражены наповал.

– Спасибо, – тянет старшего к себе Сюзи и целует в щеку.

– Ты не одета, – хмурится отец, завидев спустившуюся Ханну.

– Пап, мне там будет скучно, меня никто и искать не будет, – заводит любимую пластинку Ханна.

– Прошу, давай хотя бы раз обойдемся без твоих причин, почему ты не идешь с нами. Поднимись и переоденься, твое платье уже доставили и, будь добра, убери эти пакли с лица, не позорь меня перед людьми, – прерывает ее Уен.

– Отец, – привлекает его внимание Кристофер, Уен сразу умолкает и поворачивается к старшему. – Если ей нравится то, как она выглядит, и ей комфортно, то мнение остальных уже не важно. Оставь ее, – вроде бы говорит спокойно, но в голосе проскальзывают железные нотки.

– Ты слишком добр к ней, – хмурится Сюзи, – постоянно ее опекаешь и идешь на поводу. Дорогой, Ханна пользуется твоей добротой и совсем за грани вышла.

– Она хорошая девочка, мама, – улыбается Крис, – она просто пока ребенок и образумится.

– Ты таким не был, – вздыхает женщина, а Ханну чуть не выворачивает от «идеальности» старшего.

– Так люди же разные, – усмехается Кристофер, – а ты, – поворачивается к сестре, – не расстраивай маму, поднимайся и переоденься, буду ждать тебя в машине.

– Я не хочу надевать то длинное платье, надо мной будут издеваться. Я икона стиля Кале… – ноет Ханна.

– Надень, что хочешь.

– Кристофер…

– Отец.

Продолжения не следует.

Ханна не спорит, поворачивается к лестнице и поднимается наверх. Через двадцать минут она уже идет к Porsche Cayenne брата и опускается на переднее сидение. Мерседес с родителями выезжает первым со двора, за ним, в кольце автомобилей охраны, выдвигается порше.

– Не обижайся на отца, он хочет, как лучше, – переключает песню Крис.

– Я не обижаюсь, – бурчит Ханна, играя с собранными в хвост волосами, и поправляет бретели шелкового платья. Она в итоге оделась во все черное, прекрасно зная, как ей идет этот цвет, который красиво контрастирует с ее кожей и светлыми волосами.

– Распусти волосы, не слушай отца, – внезапно говорит старший. – Вижу, что хочешь, да и тебе так комфортнее, – усмехается.

– Спасибо, – Ханна сразу снимает резинку и надевает ее на запястье.

Место проведения встречи находится под контролем переодетых в гражданских полицейских, которые все равно численно уступают людям прибывших на встречу лидеров материка. Первые полчаса в вечер открытия приема уходят на приветствия, фальшивые улыбки и общение с представителями семей других гостей, потом наконец-то все, прихватив что выпить, расходятся по углам. Ханна проходит в основной зал в окружении подруг, медленно потягивает шампанское и мысленно делает ставки, кто прямо сейчас ее обсуждает. К ней постоянно подходят парни и девушки, любезничают, улыбаются, и Ханна знает, что это все из-за ее отца, стоит им отойти – они будут поливать ее грязью. Она вновь вспоминает о любимом диджее, которого уже не увидит, и грустнеет.

– Вроде бы дочь главы Кале, первое лицо государства, а можешь себе позволить явиться на прием голой, тебе не писаны правила приличия, – останавливается рядом с ней Кэсси Лим – дочь папиного близкого друга и партнера, одноклассница и бывшая подруга Ханны, с которой она порвала отношения в девятом классе. Ханна перестала дружить с Кэсси из-за ее одержимости сплетнями, а девушка ей этого не простила. Кэсси второй человек из ее сверстников в высших кругах, который может позволить себе так к ней обращаться, и которому она это прощает.

– Я не вижу только твои соски, но меня не интересует, как и что ты надеваешь, с чего ты прицепилась к моему платью? – оценивающе оглядывает ее откровенный наряд Ханна.

– Ты на собрание прибыла, а не в клуб, выглядишь, как дешевая потаскушка, – шипит Кэсси, поднимая скатившийся вниз лиф платья. – Что за пример ты подаешь нашим девушкам?

– Съебись и научись отпускать. Тебе не испортить мне настроение, оно и так на дне, – Ханна обходит ее и, прихватив новый бокал шампанского, цепляет фальшивую улыбку и идет к парням в углу, с которыми иногда тусуется.

Ханну сразу берут в круг, говорят, что давно не показывалась, она всем отвечает, а сама умирает от скуки. Кристофер общается с гостями, флиртует с девушками, мило улыбается, Ханна кривит рот, поймав восхищенные взгляды, направленные на брата. Как же бесит – идеальный сын, брат и правитель. Будто бы Ханна так не может, она просто не хочет, а Крис из кожи вон лезет доказать всем, какой он прекрасный. По последним опросам он уже переплюнул отца, и люди счастливы видеть его во главе семьи Ли. Да ради бога, Ханне плевать на трон и власть, пусть родители сюсюкаются с идеальным Крисом, она ему почти не завидует. Ее раздражает фальшивое соответствие Кристофера всем параметрам, приписанным мужчинам, и желание отца сделать из Ханны идеальную девушку для такого же амбициозного, одержимого желанием нравиться всем парня. Только Ханне никогда не быть идеальной – разбитую вазу не склеить.

Она так и ходит с бокалом шампанского, косится на поднос с закусками, даже тянется за тарталеткой со сливочным сыром и ломтиками семги, но передумывает. Вот бы улизнуть и покурить. Ханна двигается к выходу, но не дойдя до двери, замирает, потому что в комнату проходят двое широкоплечих, одетых в одинаковые военные формы мужчин и, расступившись, пропускают вперед высокого брюнета с зачесанными назад волосами, который словно принес с собой тишину. Даже официанты замирают с подносами по углам, не осмеливаются шевельнуться. Ханна так и стоит посередине зала с глупым выражением лица, не понимая, что именно произошло, и почему все внезапно решили изображать статуи, а потом видит, как отец и брат багровеют, еще секунда – и вспыхнут. Охрана останавливается позади брюнета, не увеличивает расстояние между ними, а Ханна рада, что наконец-то на ней не сосредоточено внимание, все смотрят на мужчину, уже перешептываются. Смотреть есть на что. Брюнет красивый, у него подтянутое тело, синяя рубашка с раскрытым воротом под черным пиджаком выделяет накачанную грудь, на запястье поблескивают массивные часы, на поверхности протягиваемой гостям ладони набит…

И Ханна его узнает. Она понятия не имеет, зачем ее мозг запомнил это, но она слышала разговор брата и отца пару лет назад, и они говорили, что у Морского волка на руке набит корабль, проходящий сквозь шторм. Теперь понятно, почему все в шоке. Гидеон Ривера до этого не посещал собрания, Ханна бы точно его запомнила, он присылал своих людей, но в этот раз, видимо, решил сделать исключение. Ханна поражается его смелости и наглости, но рада, что о ней на ближайшее время забудут, и она сможет выкурить хоть три подряд.

– Вот каким должен быть мужчина, – остановившись рядом, вздыхает Кэсси, смотря на Гидеона, – душу бы продала за его внимание, если бы он не был врагом. Пусть горит в аду.

– Дура, – кривит рот Ханна, ждущая, когда отец отойдет, чтобы проскользнуть к выходу, – ради какого-то мужика душу продать.

– А ты чары включи, вдруг он и тебя на своем корабле покатает, – не унимается скрестившая руки на груди Кэсси. – А мы потом тебя на площади камнями закидаем. Я булыжник возьму.

– Ты заебала уже, – рычит Ханна, чей организм срочно требует никотин. – Еще слово, и я сделаю так, что ты будешь одеваться на помойке и жить, в принципе, тоже будешь там. Вот тогда все, что тебе останется – это торговать душой.

– Рано ты истинное сучье обличье включила, – не отступает девушка, – только ты забыла, что ты в семье – ничтожество.

– Ошибаешься, – скалится Ханна и кивает в сторону Криса, – это ты забыла, чья я сестра, и на что он способен. Хочешь, чтобы я пустила твою семью по миру? – наступает.

Кэсси бледнеет и делает шаг назад. Ханна вдвойне бесится, потому что она права, с ней не считаются, а стоит намекнуть на старшего, как все готовы на колени падать.

– В следующий раз будешь знать и выбирать выражения… – уже не может остановиться девушка, которую душит обида, и чувствует, что что-то не так. Кэсси смотрит со страхом куда-то за плечо, а не на нее, и Ханна, резко обернувшись, утыкается лицом в грудь новоприбывшего гостя. От него потрясающе пахнет – первое, о чем сигналит возбужденный перепалкой мозг девушки, она еще раз вдыхает смешанный запах амбры и мускуса и только потом делает шаг назад, и жалеет. Смотреть в глаза Морского волка не стоило, в них нет угрозы, агрессии, но такой холод, что можно заморозить всю планету.

– Простите, – на автомате выпаливает первое, что приходит на ум, Ханна.

– Прощаю, – ухмылка трогает красивые губы Гидеона, а Ханна, которой надо бы обойти мужчину и исчезнуть как с его поля зрения, так и из поля зрения нескольких десятков пар глаз, прямо сейчас уставившихся на них с ненавистью, врастает в землю.

Гидеон больше ничего не говорит, но при этом тоже с места не двигается, внаглую с неприкрытым интересом рассматривает красивое лицо, а когда вновь ловит ее взгляд, Ханне кажется, что их двоих только что накрыло прозрачным куполом, отрезало от всего что за ним. Ханна ни при ком за словом в карман не полезет, никого не боится и не стесняется, но прямо сейчас ее скукожившийся парализованный мозг не в состоянии выдать ни одно приемлемое указание к действию. Вся ее женская сущность бьется в немой истерике, заставляет все больше внюхиваться, тянуться, Ханну разрывает от таких странных, неконтролируемых и, главное, новых чувств. Они так и стоят: черное против притворного белого, и сверлят друг друга взглядом, в котором копья ядовитых, неозвученных слов о сталь ломаются. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Столкновение длиной в восемьдесят секунд, а кажется, тянется вечность. Ханна видит, как мрак высшей концентрации, нашедший покой в глазах напротив, за пределы переливается, как темнота, от которой она сломя голову прочь бросалась, в этот раз веревками вокруг ее запястий обвивается, а руки она сама протягивает. Для Гидеона в этих глазах напротив потонувшие давным-давно в его любимом море звёзды на поверхность всплывают, в воде плескаются, переливаются, а где-то меж ребер просыпается яростный шторм. Он поднимает морду в самых глубинах души, потягивается и, обнажив клыки, разрывается между желанием защитить или откусить голову. В этой проклятой богом дыре, над которой вечность висит черное облако человеческих грехов, он находит во враге то, что последние десять лет искал по всему миру.

Гидеон, нахмурившись, отходит первым, а Ханна, заметив, как отец двигается к ней, быстрыми шагами идет на выход. Говорить, объясняться, тем более извиняться за слово, сказанное врагу, у нее сейчас нет сил. Мимолетная встреча будто бы высосала из нее всю душу. Она обходит здание на ватных ногах и, убедившись, что хвостов, кроме охранников, нет, берет у них же сигарету и прислоняется к пыльной стене. Этот вечер запомнит весь Мармарис, сам Гидеон Ривера пожаловал на прием к простым смертным. Этот вечер запомнит и Ханна, потому что такого потрясения она давно не испытывала. Она так и не поняла, что произошло внутри, и почему в ней всё ходуном ходит, а взгляд черной бездны из памяти не стирается. Ханна судорожно вдыхает и выпускает дым, сразу тянется за второй и прикуривает от первой. Когда она возвращается в зал, Гидеона уже нет, все заняты обсуждением его визита, а разъяренный отец обещает девушке поговорить о ее поведении дома. Кристофер, нахмурившись, пьет вино, явно не слушает собеседников и всё поглядывает на сестру.

Наконец-то наступает заключительная часть сегодняшнего вечера, где Уен объявляет о том, что снимает с себя полномочия и передает их Кристоферу. Отец говорит речь, все поздравляют Криса, Ханна с трудом, но удерживает на лице гордую улыбку за брата и стоит рядом с ним, пока гости не начинают разъезжаться. Первую половину дороги до дома Кристофер молчит, а Ханна теребит подол платья и никак не может вынырнуть из мыслей о Морском волке. В салоне автомобиля напряженная обстановка, пусть Ханна ни в чем и не виновата, а Кристофер претензий ей не предъявляет, она явно чувствует ярость мужчины и очень надеется, что она в итоге выльется не на нее.

– Ну что, чувствуешь радость? Мне тоже называть тебя «ваше высочество»? – первой нарушает тишину Ханна.

– Могла бы хотя бы притвориться, что рада за меня, – продолжает крутить руль старший.

– А чего мне радоваться? – лезет на рожон Ханна. – Ты и так был любимчиком всей страны, а сейчас все в очередь выстроятся, чтобы тебе зад целовать. А все почему? Потому что ты пару человек на войне замочил? Или потому что ты сын правителя? Если только второе, то я такая же правительница, как и ты.

– Ты слишком мала и глупа, моя дорогая сестренка, – спокойно отвечает на ее выпады Кристофер и следит за дорогой. – Ты не умеешь контролировать эмоции, ты слишком озлобленная, завистливач и даже подленькая. Ты сама это прекрасно знаешь. Это знают и все остальные. Мало родиться в семье правителя, нужно еще доказать, что ты достойна ее.

– Интересно, почему я такая, – кривит рот Ханна и поворачивается к стеклу.

Доехав до дома, Ханна выходит из порше первой и сразу идёт к себе. Приняв короткий душ, она ныряет под одеяло, будучи уверенной, что сразу же отрубится, и сильно ошибается. Без пяти три ночи, родители легли, как приехали, а Ханне не спится, она все время прокручивает в голове встречу с Гидеоном и понимает, что со стороны она правда выглядела глупо, застыв статуей на его пути. Внезапно со двора доносится странный гул, потом она видит вспышки света, отражающиеся на окне, и сразу за этим слышит стрельбу. Ханна, спрыгнув с кровати, бежит в спальню родителей и удивляется, увидев, что отец не раздевался, более того, он вооружен, а дом оказывается полон его солдат.

– Это генерал Торн. Мы ждали их, так что были готовы, – натягивает бронежилет Уен. – Этот сукин сын давно мечтал о моем кресле и пошел на отчаянный шаг, думая, что в такую важную для Кристофера ночь я потеряю бдительность. Мне нужен был повод избавиться от него, я его получил. Ты с матерью сидишь в спальне, никуда не вылезаешь.

– Отец, не надо, – кричит испуганная Ханна и хватает его за руку. – Не ходи туда, пожалуйста. Пусть этим солдаты занимаются. Почему ты сам идёшь вниз?

Ей никто не отвечает, а охрана отца, подхватив его под локоть, волочит в ванную, где сидит на бортике ванны мать, и закрывает за собой дверь.

Стрельба не умолкает, но на второй этаж никто вроде бы так и не поднялся, всех положили на первом. Ханна переживает за отца, который внизу, и, не послушав маму, воспользовавшись тем, что охрану вызвали по рации вниз, тоже выползает в коридор.

Только она подползает к лестнице, чтобы узнать, как там отец, как видит Криса, который, утирая рукавами потный лоб, с пистолетом в каждой руке поднимается к ней.

– Какого черта ты тут делаешь? – рычит Крис и, засунув второй пистолет за пояс, хватает девушку за руку.

– Как отец? Где он? – сопротивляется Ханна, отказывающаяся возвращаться, пока не увидит Уена.

– Он в порядке, – волочит упирающуюся девушку к спальне Крис. – Мы почти закончили. Этот идиот хотел воспользоваться эффектом неожиданности, но ничего не вышло.

Ханна не слушается, кричит, отбивается, всё зовет отца, а Крис, толкнув ее внутрь, подходит к зеркалу проверить губу, по которой получил прикладом.

– Сиди тихо и не вылезай, не хочу, чтобы тебя нашла шальная пуля. Никому не позволю навредить моей семье, – трогает опухшую губу Крис и, обернувшись к сестре, замирает.

– Что ты творишь? – с трудом отлепляет язык от неба шокированный Кристофер, так и продолжая сверлить взглядом целящуюся в него Ханну. Девушка, видимо, выдернула пистолет из его пояса, пока он волочил ее в спальню.

– Тут такой бардак, мало ли, что могло случиться, – кривит рот Ханна, – тебя убили в ходе нападения, бывает.

– Не глупи, Ханна, не делай этого… – шумно сглатывает Крис, но девушка не дает ему договорить, нажимает на курок, и комнату оглушают два выстрела.

Крис, прижимая стремительно окрашивающуюся в красный ладонь к груди, прислоняется к зеркалу позади, а Ханна падает на колени, держась за плечо, а потом заваливается на спину. За ее спиной, прямо на пороге стоит отец, из руки которого выпадает пистолет.

– Ради власти, ради долбанного признания, – шепчет превозмогающий боль Кристофер, сползая на пол, – как ты могла, сестра?

Ханна отворачивается к стене и, прикрыв веки, приставляет дуло под подбородок.

Осечка.

Все ее попытки к сближению оканчивались горьким плачем

– Может, остановишь его? – становится рядом со стоящим с руками в карманах бежевых брюк Гидеоном его давний друг и партнер Элрой. Элрою месяц назад исполнилось тридцать лет. Бывший конкурент Риверы, который после поглощения не просто перешёл на его сторону, но и стал его близким другом, сегодня отвечает за поставки в юго-восточной Азии. Друзья смотрят на визжащего на лужайке мужчину, которого, схватив за штаны клыками, волочит по траве огромный бурый волкодав. Слева от мужчин стоят ещё двое, смиренно опустивших голову и усиленно не реагирующих на крики несчастного, молящего избавить его от собаки.

– Зачем? – выгибает бровь Гидеон, поправляя рукава черной рубашки. – Уверен, Мия предупреждала моих гостей, что к Азуру лезть не надо. Предупреждала ведь? – громко обращается к остальным и те торопливо кивают. – Пусть сам с ним договаривается. Если не договорится – одного из двоих придется пристрелить.

– Пса? – выкрикивает вслед несчастный и в ответ получает только улыбку от Элроя.

Гидеон медленно идёт на главный двор, где его уже ждут два гелендвагена, любимый роллс ройс фантом и два эскалада. Стоящая у лестниц Мия, завидев босса, сразу идёт к нему. Мие Каро двадцать восемь лет, пятнадцать из которых она знакома с Гидеоном. Отец Мии работал садовником у родителей мужчины, и, благодаря им, девочка ходила в лучшую школу Мармариса, где и подружилась с взявшим на себя её защиту от хулиганов Гидеоном. Мия десять лет назад бросила учебу и примкнула к Гидеону, уже тогда оказавшемуся в немилости собственной семьи из-за того, что тот был членом банды и планировал наладить и монополизировать торговлю оружием в регионе. Изначально Гидеон был так сильно увлечен оружием из-за желания застраховать Мармарис от нападений со стороны Кале, который всегда был на шаг впереди в развитии, но сегодня торговля оружием – его основной бизнес и доход. Гидеон относится к Мие как к члену семьи и называет её сестрой. Мия предана ему и ни разу не давала ему поводов усомниться в ней, тем более девушка лучше всех знает, что Гидеон не простит предательство даже членам своей семьи. Элрой и Мия часто шутят между собой, что на любой другой работе в случае некомпетентности максимум можно потерять эту самую работу, а работая на Риверу, можно потерять всё и даже свою жизнь. В любом случае они нынешним положением дел довольны и менять работодателя не планируют, даже несмотря на сложный характер босса. Гидеон накидывает на плечи протянутый девушкой пиджак и садится в черный бронированный эскалад – частый ход для того, за чьей головой охотники выстроились в ряд. Сколько раз уже было, что снайперская пуля застревала в стекле роллса, только приближенные знают, что в целях безопасности Гидеон часто ездит в автомобиле телохранителей, а центровой большей частью просто маскировка.

***

Огромная люстра в стиле барокко прямо над столом напоминает повиснувший в воздухе космический корабль, который абсолютно не вписывается в интерьер дома, оформленного в стиле модерн. От блеска серебряных приборов и позолоченных подсвечников, оккупировавших стол, болят глаза. Супруга правителя Мармариса не отличается особым вкусом, о чем говорит как интерьер дома, так и её наряд, расшитый золотистыми нитями, из-за которого она напоминает полыхающий факел. Горячее, принесенное десять минут назад, остывает, но никто к еде не тянется. Двое сыновей Алонсо, которым семь и пять лет, бегают вокруг стола с игрушечными пистолетами, и они единственные в этой комнате, кто не чувствует нависшее напряжение.

– У него армия больше, чем у государства, у меня нет выбора, – шепчет в ухо явно недовольной визитом незваного гостя жене Кевин и улыбается поднявшему бокал Гидеону.

– Замечательные дети, – поглаживает по голове подошедшего младшего сына пары Гидеон, за спиной которого стоят двое его телохранителей. – Такая редкость найти свою истинную, а нашел ли ты её?

– Прости? – прокашливается Кевин, который на самом деле так её и не нашёл, а женился на дочери папиного друга. Детей пара усыновила, но об этом никто не знает. Народ думает, что Алонсо и Сессилия истинные и у правителя идеальная семья, к которой нужно стремиться.

– Мысли вслух, – постукивает пальцами по бокалу Гидеон, а потом пристально смотрит на мужчину. – Ты правишь Мармарисом, твоя жена увешана бриллиантами и светится, как ёлка на городской площади, ты даже детей купил за мой счёт, – понижает тон, – как смеешь ты не отвечать на мой запрос? – улыбается вновь подбежавшему к нему ребёнку, а потом, нагнувшись, треплет его по голове. – Идите с мамой наверх, дядям надо поговорить, обещаю, завтра пришлю вам много игрушек.

– Гидеон, я могу объяснить, – прослеживает взглядом за удаляющимися детьми и супругой Алонсо и выпивает воды, чтобы убрать сухость в горле.

– Я плохой парень, Кевин, я тот, на кого такие как ты, собравшись в своих гольф клубах, могут показывать пальцем и говорить, что он несёт зло, он во всем виноват, – спокойно говорит Гидеон. – А ты прикрываешься мной, валишь всё на меня, пользуешься моими деньгами и связями, чтобы удержать власть. Я выполняю грязную часть, а значит, ты должен выполнять мои условия. Таков уговор.

– Мы только недавно оправились, мне нужно время…

– Может, ты работаешь на Кале? – выгибает бровь Гидеон, отталкивает тарелку, у Кевина кровь от лица отливает.

– Нет! Даже не думай, – тараторит Алонсо. – Я предан Мармарису и никогда не предам свой народ!

– Замечательно, – поднимается на ноги Гидеон. – Потому что, если ты дашь мне хоть один повод, я привяжу драгоценности твоей жены к твоим ногам и лично утоплю тебя в заливе. Я ухожу, даю тебе ещё один шанс, только потому что твои дети в этом доме. Поднимись наверх, поцелуй каждого в лоб и поблагодари их за то, что утром они не увидят мозги отца, забрызгавшие стены. В следующий раз я не приеду на ужин, ты приедешь ко мне. Ты не хочешь следующего раза, поверь мне.

– Я всё понял, – встает на с трудом удерживающие его ноги Кевин, и стоит мужчине выйти за порог, как тяжелым мешком валится обратно в кресло и утирает салфеткой потный лоб.

С Гидеоном лучше не шутить, Кевин это лучше всех знает, но проклятый Совет, который он послушался в первый и последний раз, не дал ему своевременно среагировать на запрос мужчины и в итоге, он уверен, что из-за этого ужина он поседел на пол головы. Гидеоном детей не пугают, о его жестокости байки не слагают, да, его зовут Морским волком и обе страны до сих пор помнят трупы на стенах, но только те, кто лично имел с ним дело знают, насколько страшным он может быть. Гидеон не проливает реки крови, не вырезает семьи, он убирает всех, кто ему мешает и делает это настолько красиво и точечными ударами, что ни у кого не может быть сомнений, что человек погиб в результате несчастного случая или просто умер от болезни. Те, кто все-таки сомневается – свои сомнения не оглашают, не играют с судьбой. Кевин никогда не забудет, как вся страна оплакивала погибшего в автокатастрофе главного мецената Мармариса Эда Юнга, на место аварии до сих пор носят цветы. Только Алонсо и прибывшие на место медики знают, что мужчина был уже мертв до аварии, более того, до того, как поместить труп в автомобиль, из него было вырезано сердце. Все потому что он активно выступал за введение закона о донорстве, по которому пересаживать гражданам страны можно было бы только органы граждан Мармариса «чтобы не портить кровь». Кевин не пропустил его предложение после звонка Гидеона, а Юнг, который обладал большим влиянием в верхах, запретил делать операцию мальчику из находящегося на его попечении приюта, пока не найдут сердце из Мармариса, и ребенок, не дождавшись сердца, умер. Гидеон, который так и не нашел истинного, и как многие мужчины и женщины страны планировал взять ребенка из приюта, не простил Юнгу этого.

***

– Ты как с Иоса вернулся сам не свой, – сидит в кресле в гостиной на первом этаже виллы Элрой и вертит в руке стакан виски. – Что ты там увидел?

– Спроси, кого я там встретил, – усмехается Гидеон и, подняв ноги, кладет их на столик. – Я встретил там Беллу.

– Кого? – поперхнувшись виски, переспрашивает Элрой.

– Хочу поручить тебе кое-что, – игнорирует его вопрос Гидеон. – Собери мне досье на Ханну Ли, дочь Уена.

– У нас есть досье на всех членов семьи правящей верхушки Кале, могу тебе его просто достать, – нахмурившись, смотрит на него Элрой. – Зачем тебе приговоренная к смерти?

– Мне не нужна ее биография, я хочу, чтобы ты разузнал, что это за девушка, какая она, и отмени мои командировки на ближайший месяц, – откидывает голову назад Гидеон. – Насколько я знаю, приговор ей ещё не выносили.

– Не буду спрашивать, зачем, и все сделаю, – вздыхает Элрой.

***

– Колоритная персона, – кладет папку на массивный дубовый стол в кабинете босса Элрой через три дня. – Я это культурно, если нет, то мерзкая эта твоя Белла.

– Не сомневаюсь, ведь в брата не мерзкая из-за должности не выстрелит, – с усмешкой смотрит на него расположившийся на диване Гидеон. – Рассказывай, нет желания читать.

– Помимо того, что, как и большинство детей богатых семей, она избалованная, так девчонка ещё два раза привлекалась к ответственности, – начинает Элрой. – Первый раз за воровство из кабинета директора в четырнадцать, тогда отец ее отмазал, позже за вождение в нетрезвом виде, притом там была авария, пострадала только она сама, Уен, конечно же, все замял. Есть еще штрафы за драки и хулиганство. Два года назад увязалась за какими-то музыкантами и сбегала из дома, но ее нашли и вернули. Честно говоря, чем больше я рыл, тем больше мне казалось, что узнаю про какого-то пацана раздолбая, а не про девушку из достопочтенной семьи, – смеется. – Ее никто не переносит, всё окружение открыто не переваривает девушку, мои источники никогда не лгут. Она любит своих же подставлять, постоянно унижала даже тех, кто к ней хорошо относился, а потом ее прихвостни сливали это в интернет. Думаю, если ее приговорят к казни, то никто плакать не станет и это будет, скорее, услугой населению Кале. Была бы у меня такая дочь, я бы ей мозги на место быстро вставил. Она еще наркотиками баловался, может, всё еще балуется. Если коротко – воришка, лгунья, хулиганка, наркоманка, а теперь ещё и потенциальная братоубийца.

– И из всех женщин этой части света именно в ней я нашел своего зверя, – цокает языком Гидеон. – И правда приятного мало.

Мужчина поднимается с места и, размяв шею, идёт к окну. С того вечера в Кале эта девушка плотно засела в его мыслях и покидать их не собирается. Зверь в Гидеоне сразу учуял свое, и будь это какая-нибудь другая девушка – он бы был только рад. Сейчас ему радоваться нечему. Мало того, что девчонка оказался дочкой врага, так она ещё соединяет в себе всё то, что Гидеон не переносит в людях. Элрой нарыл толстую папку информации, но Гидеон уверен, ему её даже открывать не надо – ничего хорошего он про нее не найдет. Ли Ханна красивая. «Потрясающе красивая», исправляет сам себя Гидеон, и на этом все комплименты для девушки заканчиваются. Судьба будто бы решила посмеяться над ним, выбрав его истинной именно ее. Гидеон будет смеяться последним, потому что такая женщина ему не нужна, но Ханна может дать ему то, ради чего он закроет глаза на всё остальное.

– Сочувствую, – вырывает его из мыслей остановившийся позади Элрой. – Ставлю «Андрею» на то, что ты свернешь ей шею, как только она откроет свой рот.

– Ты поставил свой корабль и, боюсь, он останется у тебя, – усмехается Гидеон и возвращает взгляд ко двору, по которому носится довольный после ужина Азур.

***

Всё как в тумане, всё будто бы не с ней. Будто бы Ханна смотрит на себя со стороны, видит сквозь этот туман, разделяющий ее от остальных, их лица, глаза, полные презрения, ненависти, непонимания и ни толики сочувствия. Хотя она заслужила. Как можно ждать сочувствия, хладнокровно выстрелив в родного брата? Плечо ноет, постоянно напоминает о той ночи, когда Ханна не смогла. Говорят, она лежала в больнице почти три недели. Ханна точно была в себе, но ничего не помнит, кроме нависшего над ней лица матери и её глаз, полных осуждения и слез. Ей кажется, что с момента как она села в машину брата и они отправились домой, прошла всего одна ночь, свои воспоминания она обрывает именно на этом моменте, пусть на ладони до сих пор чувствуется прохлада металла пистолета брата. Ханна знает, что Кристофер в порядке, он даже начал выходить на работу, но сама его не видела или не запомнила. Хотя последнее невозможно. В любом случае она надеется, что брата к ней не пустят, и, судя по всему, Кристофер и не собирается.

– Как ты могла? – садится за железный стол сильно исхудавшая за этот месяц Сюзи. – Почему ты так поступила с нами? Тебя могут казнить, Ханна, но мы сделаем всё что угодно, чтобы этого не допустить, просто расскажи, почему ты пошла на это.

– Казнь – это хорошо, – втягивает в себя побольше воздуха Ханна, собирает пальцами пыль со стола, – не придется жить с тем, что не смогла, что Кристофер не сдох.

– Прошу тебя, прекрати! – восклицает женщина, глаза которой вновь наполняют слезы. – Зачем ты это делаешь?

– Ты знаешь зачем, – пристально смотрит на неё девушка и видит в её глазах не ненависть, которая сейчас была бы для нее лучшим успокоением, а полное непонимание. Сюзи будто бы смотрит не на дочь, а на что-то, что её мозг никак не воспринимает и не в состоянии проанализировать. – Ты всегда знала, мама.

– Из-за зависти? Из-за желания быть на его месте? – убирает взгляд женщина.

– Я хотела править Мармарисом! – громко и фальшиво смеется Ханна, и ее смех отскакивая эхом от стен камеры, глушит ее саму.

– Мы пригрели змею на груди, – поднимается на ноги Сюзи и утирает платком лицо. – Твой брат два дня пролежал в реанимации, чуть не умер из-за тебя, а теперь он убивается, чтобы тебе дали хотя бы пожизненное с расчетом на амнистию, но только бы не казнь. И как бы мне ни было больно, ты это заслужила. Может, решетка вправит тебе мозги.

Сюзи выходит, и в камеру сразу проходит будто бы постаревший за эти дни отец. Ханна опускает глаза, не находя сил смотреть на него, и чувствует, как покатившиеся вниз слезы обжигают ее лицо. Вроде бы неплохо держалась, уже решила, что и дальше продержится, но отец смотрит на нее с жалостью, а это даже хуже непонимания со стороны матери. Что должен сделать ребенок, чтобы его послушали? Она облизывает соленые губы и усмехается, вспомнив, что именно эту фразу гуглила пару месяцев назад. Она ответа во всемирной паутине не нашла, но придумала свой: выстрелить в брата. Ответ оказался неверным.

– Пусть я и правитель, но здесь моя власть ограничена, – останавливается рядом со столом Уен, не садится. – Я уже всех поднял, за ниточки подергал, но мы не успели скрыть случившееся, это разлетелось по всему миру на фоне атаки Торна и народ требует возмездия.

– Конечно, я ведь посягнула на святое для них, – поднимает на отца зареванное лицо Ханна. – Я посмела выстрелить в самого генерала Ли.

– Прошу, хотя бы раз в жизни признай, что ты виновна, – устало говорит мужчина. – Население требует казни для братоубийцы, ты опозорила нашу семью.

– Так я же не убила его, – нервно смеется Ханна, – к сожалению.

– Как смеешь ты! – бьет ладонями по столу побагровевший Уен. – Где твое раскаяние? Где извинения? Хотя бы фальшивые! Твой брат все еще страдает от раны, но день и ночь старается ради тебя, пытается договориться. Другой на его месте сам бы тебе шею свернул, а он говорит, что простил тебя, снова оправдывает тебя тем, что ты якобы ребёнок. Но ты не ребёнок, Ханна, ты чудовище, и ты не заслуживаешь сочувствия. Я в этом убедился.

– Когда суд? – смотрит будто бы сквозь него Ханна, звенит наручниками под столом.

– Через месяц, – идет к двери Уен. – Тебя переведут в тюрьму в Гинстон, до суда ты будешь сидеть там.

***

Мама больше к Ханне не заходит, Уен говорит, что она слегла из-за нервов, проходит лечение. Ханна всё пытается понять что она чувствует, но у нее не получается. В голове одна сплошная пустота и тишина. Такое ощущение, что тот выстрел забрал с собой не просто все ее силы, но и ее чувства. Ханне это даже нравится, она думает, что если бы так было всегда, то и стрелять бы ей не пришлось. Как бы было замечательно, если бы люди разучились чувствовать, если бы их можно было бы выключить без шанса на восстановление. Ханна давно дошёл до той стадии, что готова пожертвовать и приятными эмоциями, лишь бы никогда не чувствовать страх. Любовь, тепло, счастье – это всё прекрасно, но ей не нужны эти чувства, если чтобы пережить их, надо прочувствовать и отчаяние. Именно отчаяние доводит людей до той самой грани, после которой уже нет возврата. Оно накапливается годами, растет внутри как ядерный гриб, а взрывается легким хлопком, накрывает глаза пеленой и выключает мозг. В момент этого самого взрыва человеку кажется, что хуже уже не будет, что он уже прошел все круги ада, и последний шаг или приведет его к долгожданному освобождению, или окончательно добьёт. Ханна получила последнее, и может, именно поэтому все ее эмоции и чувства отключились, и сидит она сейчас в этой камере как пустая оболочка, не способная даже на то, чтобы оплакивать себя. Это лучше, чем ставший верным спутником страх, который клейкой слизью обволакивал ее тело, забивался в горло, парализовал конечности и доводил до немых истерик, потому что даже на крики у нее уже не оставалось сил. Вот оно как оказывается, за месяц до смерти избавиться от всего человеческого и резко начать по-настоящему жить. Ханна не лгала отцу, она правда ни о чем не жалеет, хотя нет, она лжет – она жалеет, что Кристофер остался жив. А ещё она жалеет, что довела маму до срыва и укоротила годы жизни отца.

Ханна сидит на койке в камере, пахнущей хлоркой, ждет свое сопровождение и, поглядывая на нетронутый поднос с едой на столе, впервые за этот месяц чувствует панику, смыкающую когти на ее горле. Что-то человеческое в ней всё-таки осталось. Ханне страшно выходить за эту дверь, страшно настолько, что она, наверное, даже согласилась бы остаться в этих стенах до конца жизни. Отец говорит, что весь Кале ее ненавидит, называет чудовищем, и даже те, кто притворялся друзьями, ни разу ее не навестили. Ночью Ханна почти не спала, обнимала подушку, хотела к маме, к папе, хоть к кому-нибудь, к кому можно бы было прижаться как потерянному ребёнку и плакать, ощущая под руками чьё-то тепло. С утра на ней снова непроницаемая маска, а внутри поднимается дым от сгоревших дотла надежд и былых мечтаний.

– На выход, – объявляет остановившийся за решеткой охранник и просовывает ключи в замочную скважину.

Никто и попрощаться не пришел. Ханна криво улыбается про себя, шагая вслед за охранниками, думает, что попрощаться все равно успеют, ей гнить в тюрьме до конца своих дней, если не казнят. Она замирает за сопровождением, остановившимся перед последними дверьми, переминается с ноги на ногу, трется запястьями, заключенными в наручники, о бедро. Через стекло на двери она видит одетый в черный конвой, усмехается тому, что ее будут сопровождать как какого-то особо опасного преступника и вздрагивает из-за ударившегося о дверь яйца. Снаружи поднимается шум, Ханна поддается вперед и только сейчас замечает собравшуюся справа толпу, в руках которых транспаранты. Она успевает прочитать только на одном из них «братоубийца», и охрана приказывает ей сделать шаг назад. Через две минуты процессия вновь двигается вперед и двери, наконец-то, распахиваются. До самого автозака Ханна идёт, не поднимая лица, она старается не слушать то, что выкрикивает толпа, но каждое их слово врезается осколком в ее память. Торопливо заняв свое место на сидении спиной к водителю, Ханна нервничает, что двери автозака не закрывают, чувствует себя выставленным на витрину уродцем, в которого продолжают лететь яйца и гнилые яблоки. Наконец-то, к ней подсаживаются двое солдат в форме и с оружием, и двери закрываются.

Автомобиль в окружении двух бронированных джипов выдвигается, а Ханна, прислонившись головой к железной стенке, выдыхает. Через малюсенькое окно, затянутое затемненным стеклом, она видит проносящиеся мимо столбы, билборды, и как только автомобиль выезжает на трассу мимо моря, буквально липнет к нему. Ханна смотрит, впитывает, наслаждается картиной раскинувшегося вдали моря, возможно, в последний раз в своей жизни. Кто знает, где она найдет последнее пристанище: в очередных четырёх стенах или в веревке, обведённой вокруг шеи, она должна насытиться морем, должна запомнить его таким мрачным, бескрайним, величественным и до последнего дарящим надежду. Внезапно окно ослепляет яркая вспышка, сидящие напротив солдаты хватаются за оружие, и автомобиль заносит. Автозак бьется боком о что-то и замирает. Ханна, которую откинуло в сторону от удара, так и сидит на полу, потирает всё ещё заключенными в наручники руками колено и, подняв голову, вслушивается в голоса. Что-то бьётся о двери и через секунду они распахиваются настежь. Ханна закрывает лицо руками, даже не глянув на то, что за ними, и понимает, что сделала правильный выбор, услышав короткую автоматную очередь. Выстрелы прекращаются, Ханна пытается понять по ощущениям ранена ли она, а потом медленно опускает руки вниз. Она видит как убитых солдат волочат в сторону, и в машину забирается один из тех, кто напал на кортеж. На мужчине военная форма и черная маска. Ханна забивается в угол, кричит, отбивается, но ее, схватив за лодыжки, волокут наружу и пихают в один из стоящих на обочине автомобилей. До того как дверца за ней захлопывается, Ханна успевает заметить, что два автомобиля, которые их сопровождали, лежат на боку. Это последнее, что Ханна видит в Иос, потому что сидящий рядом с ней мужчина натягивает на ее голову мешок, а девушка, почувствовав упирающийся в бок пистолет, замирает.

– Вам конец, – шипит Ханна, услышав приближающиеся звуки сирен, радуется, что о нападении узнали, но радость моментально меркнет, потому что автомобиль срывается с места и на огромной скорости уносится прочь. Ханна больше не слышит сирены.

– Кто вы? Зачем я вам? – поняв, что следующий рассвет она вряд ли увидит, спрашивает Ханна в надежде, что хоть кто-то из сидящих в машине ей ответит.

Ее вопросы, конечно же, игнорируют, и Ханна, смирившись, больше их не задает. Она боится делать резких движений из-за упёршегося в бок пистолета, ноги и руки затекли от сидения в одной позе, и она понятия не имеет, сколько они уже в пути. Внезапно автомобиль останавливается, Ханне кажется, она слышит шум воды, а еще через несколько минут автомобиль будто бы поднимается в гору и мотор выключают. Ханна точно слышала шум воды, потому что прямо сейчас ей кажется, что автомобиль покачивается, а, значит, они на корабле. Если эти парни думают, что отец даст за нее выкуп – они сильно ошибаются. Зачем платить за приговоренную к смерти? Ханну даже веселит эта мысль. Она не просто напала на брата, опозорила семью, так он еще умудрился стать жертвой похищения. Мама точно в ближайшее время не оправится. Где-то через час пути, по подсчетам Ханны, автомобиль снова заводят и он двигается. Оказавшись на суше, они снова долго едут, Ханна пытается вывести на разговор своих попутчиков, но в ответ получает грубое «заткнись». Машина, наконец-то, останавливается, дверца рядом с Ханной распахивается и девушку, грубо схватив за локоть, вытаскивают наружу. Затекшие от долгого сидения конечности не сразу слушаются, Ханна падает на колени и жмурится, когда с нее сдирают мешок. Она медленно поднимает глаза, осматривается и понимает, что находится посередине небольшой полянки. Напротив нее стоят три эскалада с включенными фарами, вокруг ходят одетые в военную форму вооруженные люди, и только один мужчина в костюме и без оружия стоит, прислонившись к капоту центрального автомобиля, и медленно выпускает дым в воздух. Мужчина отталкивается от капота и ленивой походкой идет к ней.

– Вот, значит, какая ты, Белла, – останавливается в двух шагах мужчина, и всё ещё не поднявшаяся с земли Ханна внимательно смотрит на него.

– Вы кто? Органами торгуете? Секс-рабство? Что вам, блять, надо? – наконец-то поднимается на ноги Ханна и прислоняется к дверце позади. – Вы меня что, с кем-то спутали? Вы хоть знаете, с кем связались? – звенит наручниками.

– Я искренне ему сочувствую, – закатывает глаза мужчина и кивает своим парням. На Ханну сразу идет двое вооруженных мужчин, а ее собеседник, развернувшись, возвращается к кадиллаку.

– Ответь на мои вопросы, – спотыкаясь о кочки, бежит за ним Ханна, уклоняется от пытающихся ее схватить мужчин. – Куда пошел? Я с тобой разговариваю!

– Хочешь обратно за решетку? – резко разворачивается мужчина, и Ханна бьётся лбом о его грудь.

– Хочу, чтобы меня отпустили, – делает шаг назад девушка.

– Сядь в машину, он не любит ждать, – усмехается мужчина.

– Кто? – спрашивает Ханна и всматривается в его глаза, будто бы в них она найдет ответы на все вопросы.

– Слушай внимательно, – резко схватив ее за горло, притягивает к себе мужчина, – простое правило, которое сделает твое пребывание здесь терпимым: укороти свой язык, – также резко ее отпускает и идёт к машине.

– А в зад меня поцеловать? – кричит ему вслед девушка и, завидев двинувшихся на нее мужчин, сама плетется к привезшему ее сюда бмв и опускается на заднее сидение.

***

Мешок на голову Ханны больше не надевают, и она этому очень рада. Ханна липнет к окну, пусть на улице уже и глубокая ночь, жадно всматривается в местность за стеклом и первые полчаса ничего, кроме раскинувшихся по обе стороны от дороги высоких деревьев, не видит. Наконец-то, автомобиль выезжает на спокойную в это время суток трассу, и Ханна замечает вдали тянущиеся к облакам высотки. Она уже по номерным знакам автомобилей и рекламе на билбордах поняла, где именно она находится, но так и не может понять, почему она здесь. Через час автомобиль съезжает с основной дороги и двигается вдоль высоких стен по обе стороны узкой дороги. Машины останавливаются перед железными воротами, Ханна видит вооруженных людей, подошедших к стоящему перед ними автомобилю, и после пары минут диалога ворота открываются. Автомобили минут десять едут по уложенной бетонными плитами дороге и заезжают во двор двухэтажного белого особняка. Никто не покидает салон, а Ханна через стекло смотрит на идущую к ним красивую брюнетку. Девушка кивает шоферу и тот, выйдя из машины, открывает дверцу Ханне.

– Иди за мной, – смеривает ее недружелюбным взглядом незнакомка, от которой пахнет нарциссами.

– Да кто вы такие? – Ханна еле успевает за девушкой, которая на высоких каблуках, а двигается как лань, и удивляется, что она не идет ко входу, а ведет ее на задний двор.

Перед Ханной открывается залитая лунным светом ухоженная лужайка, с большим прудом посередине и белыми беседками по краям. Прямо у пруда спиной к ней стоит высокий мужчина в черном, и Ханна узнает его даже со спины. Раньше, чем она сама, его узнают поднявшие в ней голову инстинкты. У ног мужчины лежит огромный пес, который в отличие от хозяина смотрит прямо на девушку и недобро сверкает глазами.

– Что я здесь… – поворачивается к девушке Ханна, но её и след простыл.

– Добро пожаловать в Мармарис, – не оборачиваясь, говорит мужчина, и Ханна чувствует как в ней все нервы в струнку из-за одного его голоса натягиваются.

– Какого черта я здесь делаю? – сбрасывает наваждение девушка и маленькими шажками, косясь на пса, двигается к мужчине.

– Ты у меня в гостях, – поворачивается к ней Морской волк, и Ханна так и замирает в десяти шагах, не рискуя подойти ближе. Ханна не особо мелкая девушка, но рядом с ним она чувствует себя крошечной, и дело не только в том, что он широкоплеч, высок и с развитой мускулатурой – дело в его харизме, волнами исходящей от него и так странно влияющей на нее. Точнее, на ее сущность, которая хочет подчиниться, но не тут-то было.

– Это похищение! – сжимает ладони в кулаки девушка. Конечно, она смешно смотрится в этой грязной тюремной одежде и с руками, закованными в наручники, но Ханне не нужны лоск и ухоженность, чтобы разорвать его горло. Она даже с завязанными руками это сделает, пусть только мужчина уберёт пса.

– Мирно мне тебя вряд ли бы отдали, – убирает руки в карман черных брюк Гидеон, натягивает ткань, обтягивающую мощные бедра, и открыто усмехается над девушкой. Ханна загорается на раз, она терпеть не может эти высокомерные взгляды, которых сполна нахваталась в Кале, и если своим она их не прощала, то врагу тем более.

– Ты понятия не имеешь, во что ты ввязался, – рычит девушка, испепеляя его взглядом. Усмешка на губах Гидеона превращается в улыбку. Эта девушка похожа на разъяренного тигренка, и мужчину ее раскрасневшееся лицо только забавляет. – Я не просто какая-то девчонка, я дочь главы Кале, вторая претендентка на трон. Я тебя уничтожу! Я тебе жизнь сломаю. Из-за меня Кале начнет с тобой войну и тебя сотрут в порошок! – сама не верит своим словам Ханна, но стереть эту наглую ухмылку очень хочется. – Я немедленно ухожу, и меня никто не остановит! А ты приедешь в Кале и принесешь извинения перед всеми! – задрав подбородок, разворачивается Ханна и не успевает сделать и шаг, как падает лицом во влажную траву, прижатая к ней лапами тяжелого пса. Ханне кажется, ещё немного, и она обмочится от страха, потому что когда она, пискнув, разворачивается, на нее смотрят два черных глаза, а с клыков монстра капает слюна.

– Пожалуйста, – пищит девушка, готовящаяся реветь, а пес на ней рычит, готовясь точно откусить ей голову.

– Азур, нельзя, – слышит Ханна приказной тон, пес с нее не слезает, но больше не двигается и, кажется, даже не дышит.

– Я могу сказать ему «можно», и он перегрызет твоё горло, – нависает над измазавшейся в грязи напуганной девушкой Гидеон, закрывает собой затянутое черными тучами небо, и Ханна поздно признаётся самой себе, что лучше бы он пусть даже и с издевкой, но усмехался. – Или пустить тебе пулю в лоб, как и тем, кто тебя не отдавал?

– Зачем я тебе? – дрожащим голосом спрашивает тонущая в темноте его глаз Ханна, в которой уже не осталось и следа от былой бравады.

– Мне нужен наследник, и ты мне его родишь.

В маленькой девочке постепенно укладывалось огромное море

– Ты с дуба рухнул? – хлопает ресницами с трудом переварившая информацию Ханна, но Гидеон ее выпад игнорирует, выпрямляется, и как ни в чем ни бывало идет в сторону главного двора. Пес срывается за хозяином, Ханна от него не отстает – поднимается на ноги и бежит следом.

– Я с тобой разговариваю! – спотыкается девушка о камни, скорость не сбавляет. – Что ты, блять, несёшь? Какой ребенок? Какой наследник? – Ханну перехватывают за пять шагов до остановившегося у гелендвагена Гидеона двое телохранителей и удерживают на месте.

– Ответь мне! – кричит Ханна, пытаясь освободить скрученные руки, но Гидеон будто бы ее и не слышит, перекидывается парой слов со стоящим напротив мужчиной, садится за руль, и давящаяся негодованием девушка следит за покинувшим двор автомобилем. Как только ворота опускаются, ее отпускают, и выдохшаяся из-за безрезультатной борьбы с охраной Ханна прислоняется к стене дома. Этот мужчина психопат. У него явно не все дома, если он считает, что это в порядке вещей заявить такое и свалить в туман. У Ханны в голове не умещается, как можно похитить дочь правителя другой страны, совершить такое дерзкое преступление, а потом еще и говорить что-то про ребенка. Ханна устала, она голодна, толком не зажившая рана ноет, напоминая о том, что она и так не забывает. Хочется свернуться калачиком прямо на этой лужайке и завыть в голос, но косящийся на нее с главного двора пес слишком пугающий, чтобы оставаться в его королевстве. Ханна плетется к дверям и, пройдя в гостиную, опускается на диван. Ее война еще не началась, она отдохнет и объявит о ней. Ей уже плевать, кто перед ней, ее не пугал прогнивший и пропитанный грехами Кале, она и с Морским волком справится, и домой вернется.

***

Гидеон выходит на палубу недавно приобретённого авианосца, пришвартованного пока на базе острова и, оперевшись о поручни, смотрит на бескрайнее море, раскинувшееся перед ним.

– И на море и на суше, – усмехается Гидеон, окидывая взглядом новое приобретение, убирает со лба волосы и оборачивается к остановившемуся рядом седоволосому мужчине в форме капитана.

– И на море и на суше, мой господин, – почтительно кланяется мужчина.

– Прекрасно, Ульрик, я почти у цели, – следит за поднявшейся в небо чайкой Гидеон. – Это мое море, и никто не выйдет в него без моего разрешения. Это конец, Ульрик. Пора заканчивать сервировать им пирог Мармарис, он един, и я взорву ради этого солнце. Я ничего не пожалею.

– Главное, что вы тверды в своем решении и вам не страшно терять, – прокашливается вот уже пять лет как находящийся на службе у Морского волка Ульрик.

– Мне нечего терять, моя жизнь принадлежит Мармарису, – осекается Гидеон, вспоминает про девушку в своем особняке, которая возможно подарит ему того, ради кого эту жизнь отдавать Мармарису не захочется.

***

– Я хочу с ним поговорить! Я не собираюсь сидеть здесь и ждать, когда его величество снизойдет до меня! – не отпускает напуганного ее напором помощника садовника Ханна и продолжает трясти его за плечи. – Вызовите его немедленно, или я разнесу тут все! – переключается на вошедшего охранника девушка, и тот, достав телефон, выбегает во двор. – Где та девушка? Где мужик, который меня сюда привез? – вновь возвращается на кухню вот уже как два часа терроризирующая обитателей особняка Ханна.

Выдохшаяся от собственных криков и нервов, Ханна снова падает на мягкий диван в гостиной и, борясь со сном после почти суточного бодрствования, гипнотизирует дверь. На улице уже вечер следующего дня, Ханна ничего не ела, выпила два графина воды с лимоном, а Гидеона все нет. Она просит у прислуги черный кофе, выпивает его и, намереваясь в этот раз пойти до конца, выходит во двор.

– Или вы немедленно отвезете меня к своему боссу, или я спалю особняк. Проверьте мое личное дело, там есть поджог, – скрестив руки на груди, смотрит на разгуливающую перед виллой охрану Ханну. На самом деле они пугают Ханну, она не знает, почему в мирном Мармарисе кто-то, кто не относится к правящей верхушке, может позволить себе целую армию вооруженных головорезов, разгуливающих по двору, но решает, что это означает вседозволенность, и воевать с таким ей будет очень сложно.

– К нему сейчас нельзя, – прокашливается охранник под два метра ростом, который спокойно одной рукой может сломать Ханну.

– Мне плевать. Набери его и дай мне трубку, я уже и так потеряла почти сутки здесь, – поджав губы, смотрит на него девушка, не выдает свой страх.

Уставший от непрекращающихся истерик охранник задумывается, а потом отходит и подносит телефон к уху. Через минуту он кивает Ханне на бмв у ворот, и обрадовавшаяся первой победе девушка бежит к автомобилю.

Ханна прилипает к стеклу, с интересом рассматривает улочки нового города, поражается обилию огней. Родной город девушки тоже красив, но он все же уступает Мармарису, который выглядит куда богаче и интереснее. Что больше всего поражает Ханну – это как умело в эти каменные джунгли вплетена зелень, после каждого квартала небольшой парк, даже на тротуарах деревья не уступают количеству уличных фонарей. Ханна искренне наслаждается красотой ночного Мармариса и даже забывает о своем положении за эти сорок минут в пути. Автомобиль наконец-то останавливается перед старинным зданием с колоннами и белыми мраморными лестницами, напоминающим театр, и Ханна идет за охраной. Войдя в зал, она понимает, что не ошиблась, это точно театр, только вместо постановки на сцене прямо под огромной люстрой вцепились в бою двое обнаженных по пояс мужчин.

– Кто проводит бои в театре? – в шоке смотрит на сцену девушка и только потом переводит взгляд на разодетых людей, собравшихся в театре. Все ряды заняты, присутствующие увлечены боем, выкрикивают поддержку, и Ханна чувствует, как охрана легонько толкает ее в спину. Ханна двигается к центру и наконец-то замечает Гидеона. Мужчина сидит в кресле по центру в пустом ряду, рядом с ним расположилась роскошно выглядящая девушка, на профиль которой Ханна залипает пару лишних секунд. Судя по всему два параллельных ряда заняты его приближенными.

Ханна набирает в легкие побольше воздуха, медленно его выдыхает, готовится к разговору, который казался легким на вилле, но сейчас она в этом сомневается. Решив, что она готова, девушка двигается прямо к Гидеону и останавливается рядом с его креслом.

Гидеон выглядит шикарно в серой рубашке, широко расставленные длинные ноги обтянуты черной тканью, на покоящейся на бедре руке поблескивают массивные золотые часы.

– Я там извелась, а ты тут как мужики друг друга лупят смотришь? – подбоченившись, смотрит на него Ханна, а девушка рядом с ним смеряет ее недовольным взглядом. В этом взгляде нет восхищения, зависти – всего того, к чему она привыкла, и тут Ханна понимает, что она стоит в тюремных лохмотьях с осунувшимся лицом, что та, кто покорял Кале, похожа на трубочиста, и спесь сбивается. – Ох, простите, я попробую снова, – злая на полное игнорирование со стороны мужчины Ханна отступает и делает реверанс. – Ваше высочество, объясните вашим покорным слугам, что меня нужно отвезти в порт и посадить на корабль!

В зале наступает тишина, кажется, что даже бой прерывается, а взгляды всех присутствующих обращаются к ним. Гидеон наконец-то переводит на нее свое внимание, но Ханна ничего не может прочитать в этом темном и тяжелом взгляде.

– Нам надо поговорить, – уже несмело добавляет девушка.

– Мы поговорим, – спокойно отвечает Гидеон, – но сперва я досмотрю бой. Видишь того в синем? – кивает в сторону сцены. – Я на него полмиллиона поставил. Это мой парень. Садись рядом, – хлопает по креслу справа. – Насладись зрелищем и потом мы обязательно поговорим.

– Нихуя такого! – восклицает Ханна. – Я и так тебя полдня прождала!

Ханна слышит перешептывания, которые нарастают, поглядывает на явно шокированную толпу и возвращает внимание к Гидеону, который буравит ее недобрым взглядом.

– Напрасно ты свой рот закрытым не держишь, – заостряется лицо мужчины, и Ханна уже жалеет, что повысила голос, но показывать секундный страх этому напыщенному альфачу не хочется. – Сядь, – приказывает ледяным тоном Гидеон и все вокруг вмиг умолкают.

Ханна не хочет подчиняться, но ее связанная с этим мужчиной сущность пищит от страха, чувствуя угрозу, исходящую от него, не дает сконцентрироваться, и девушка сдается. Она понимает, что сейчас среди всей этой толпы ей все же лучше проглотить свой язык, и опускается в кресло справа, оставив между ними одно пустое. Потом, когда они останутся наедине, Ханна обязательно все ему выскажет и вырвется из этого города.

– Сюда сядь, – указывает взглядом на пустующее между ними кресло Гидеон.

– Мне и тут хорошо, – бормочет девушка, всем своим видом показывая, что увлечена продолжившимся боем, хотя это скорее прикрытие, лишь бы не смотреть в глаза, высасывающие его душу.

Гидеон больше ничего не говорит, потому что его парень, лежащий на сцене после мощного удара, больше не поднимается. Ведущий объявляет победителя, те, кто ставил на него ликуют, а Гидеон все больше мрачнеет.

– Я хочу его! – внезапно выкрикивает стоящий на сцене победитель, с вызовом смотрит на Гидеона. – Хочу помериться силами с Морским волком, если конечно это правда и он так хорош в бою, как говорят в наших землях.

Ханна довольно усмехается, мысленно потирает ручки, ведь если Гидеон не примет вызов, а он не примет – он трус. А если он даже сглупит и примет его, то, несмотря на отличное телосложение, у него нет шансов против этого бугая, который явно на обед целого быка закаливает.

Гидеон поднимается на ноги, толпа мигом умолкает, и все смотрят на него.

– Ты гость на нашей земле, и я поздравляю тебя с честной победой, – с усмешкой отвечает Гидеон, – и только потому что ты гость, я предлагаю тебе подумать еще раз.

– Что думать? – воодушевившись победой и поддержкой, восклицает мужчина. – Спустись, я дам тебе попробовать силу моего кулака.

Ханну поражает, что никто из людей Гидеона не реагирует на выпады, не пытаются разрядить обстановку и хотя бы не выводят из зала бойца.

– Бой со мной не принесет тебе денег, – хищный оскал не портит лицо Гидеона, и он под восторженные крики толпы медленно двигается к проходу.

– Он принесет тебе смерть, – напевает сидящая через два кресла девушка, с насыщенным запахом роз, и Ханна, нахмурившись, смотрит на нее.

Гидеон выходит на сцену, снимает с запястья часы, передает их подбежавшему телохранителю и начинает расстегивать рубашку. Ханна, не отрываясь, следит за действиями мужчины и, разинув рот, смотрит на тело, сплошь покрытое татуировками, которые с такого расстояния не разглядеть. На спине Гидеона нет места свободного от татуировок, которые также покрывают его грудь и живот. Гидеон уступает противнику по массе, но он отлично сложен: у него широкие плечи, узкие бедра и мускулы на его руках и плечах четко вырисовываются. Он ходит вокруг довольного собой бородача, разминает шею, складывается впечатление, что он просто нарезает круги, но Ханна чувствует нутром, как он высматривает слабые места, как коршун кружит вокруг добычи. Ведущий объявляет начало боя, Ханна не успевает принять удобную позу, как ринувшийся на мужчину бородач покачивается на месте, падает на колени, а потом лицом на пол.

– Как он это сделал? – выпаливает Ханна, не отрывая взгляда от рассматривающего свои костяшки Гидеона. – Когда он вообще поднял руку?

Самый сильный мужчина, которого Ханна знала до этого момента – это Кристофер. Ханна впервые видит такую ловкость и, главное, мощь, сконцентрированную в кулаке, который с первого раза вырубил похожего на медведя противника.

– И на суше и на море нет его сильнее, – поднявшись на ноги, хлопает в ладони его спутница, Ханна смотрит на ее длинные пальцы, усыпанные кольцами, и шумно сглатывает.

Поверженный мужчина, покачиваясь, поднимается на ноги, рычит, плюется кровью, а потом бросается на стоящего спиной к нему и разговаривающего со своим телохранителем Гидеона, и снова падает. В этот раз без шанса подняться. Прямо под его животом расползается лужа крови, и Ханна, которая видела все своими глазами, восстанавливает картину в голове по частям. Гидеон просто вытащил пистолет из-за пояса своего человека и выстрелил.

– Моя победа принесет тебе смерть, – возвращает оружие Гидеон и натягивает на себя рубашку.

Ханне кажется, что только она шокирована убийством, только она, впившись пальцами в подлокотники, не может принять факт того, что прямо сейчас поднимающийся к ним мужчина хладнокровно застрелил человека. Ханна не замечает, как дрожит ее нижняя губа, как она внутренне подбирается, стоит ему остановиться в трех шагах рядом с красивой девушкой, которая касается губами его щеки. Гидеон что-то шепчет ей на ухо, а потом идет к Ханне, которая мечтает испариться, лишь бы не быть рядом с ним. Гидеон ничего не говорит, наклоняется, берет девушку под локоть и рывком подняв ее с места, толкает вперед. Там, где сомкнулись пальцы мужчины у Ханны кожа горит, он так сильно сжимает ее руку, что кажется еще немного, и девушка услышит хруст костей.

– Куда…куда ты меня ведешь? – прокашливается Ханна, у которой путаются ноги.

– Ты ведь хотела поговорить, – останавливается за ней перед дверью мужчина, Ханна чувствует, как его дыхание щекочет ее затылок, врастает в землю не в силах сделать лишний вдох. – А я хочу поесть, так что совместим.

Двери распахиваются, Гидеон, так ее не отпуская, ведет к гелендвагену у тротуара и, открыв переднюю дверцу, взглядом указывает на сидение. Ханна покорно занимает свое место. Гидеон сам садится за руль, опускает стекло, что-то приказывает подбежавшим телохранителям, из чего Ханна слышит только слово «Ариэль», и срывается с места. Ханну подташнивает от скорости, Гидеон водит как бешеный, но она все еще не может прийти в себя после случившегося, чтобы собраться с мыслями.

– Ты будто призрака увидела, – щелкает зажигалкой Гидеон и, затянувшись, возвращает внимание к дороге. – Я бы подумал, что тебя напугал выстрел, но ты же сама пострелять любишь, правда в кровных родственников, – кривит рот.

– Я хочу вернуться домой, – с трудом отлепляет язык от неба девушка, не осмеливается к нему повернуться.

– Я хочу сочную вырезку с соусом из свежемолотого черного перца, и мое желание в отличие от твоего будет реализовано через несколько минут, – сворачивает на парковку ресторана Гидеон, за ним же туда заезжают его люди.

Гидеон выходит из автомобиля, терпеливо ждет, пока еле волочащая свои ноги Ханна его обойдет, и идет ко входу. Они занимают столик у окна, они даже выглядели бы обычной парой, решившей побаловать себя высокой кухней, если бы не грязная и уставшая Ханна и севшие за соседние столики бритоголовые парни Морского волка. Стоит им опуститься в кресла, как подбежавшие официанты сразу разливают вино, судя по тому, что Гидеону не подносили бутылку и столик уже накрывают – он часто здесь ест. Он смакует вино на языке, тянется к брускеттам в ожидании главного блюда, а Ханна продолжает раздирать под столом пальцы и не знает, куда смотреть. Если поднять глаза, она столкнется с его взглядом и боится, что его не выдержит, смотреть на стол, ломящийся от закусок, тоже не получается, потому что у девушки, которая не ела сутки, во рту набирается слюна.

– Чего не ешь? – наслаждается салатом из рукколы, груши, козьего сыра и фисташками Гидеон.

– Я не хочу, – следит за руками меняющего приборы официанта девушка.

– Ты ела на вилле? – благодарит официанта поставившего перед ним блюдо со стейком Гидеон. – Закажи что пожелаешь. Они приготовят что угодно.

– Я не хочу, – смотрит на то, как нарезает стейк мужчина Ханна, и сглатывает.

– Твое дело, – прикрывает веки от удовольствия Гидеон, медленно прожевывая мясо.

– Зачем ты убил его? – выпаливает девушка.

– Я думал, мы поговорим о твоей мечте вернуться в Кале, – хмурится Гидеон и прикладывает к губам салфетку. Он берет из коробки, которую поднес официант, сигару, срезает кончик и закуривает. – Меня никогда не вызывают на бой, потому что знают, что я беру за свою победу. Он тоже знал, но был слишком самодоволен.

– Ты забираешь жизнь? – наконец-то находит в себе силы смотреть на него Ханна, и мужчина кивает. – Но ты ведь победил его, и бой закончился.

– Бой заканчивается, когда один из двоих умирает, – он выдыхает дым и поддается вперед, Ханна инстинктивно липнет к спинке стула.

– Чего ты испугалась? – щурится мужчина. – Ты вообще на пугливую не похожа, да и биография твоя это только подтверждает.

– Я не рожу тебе ребенка, – сжимает ладони в кулаки под столом Ханна, готовясь тоже получить – если не пулю, то хоть кулаком по лицу, потому что с этим психопатом никогда не угадаешь.

Гидеон молчит, покуривает сигару, наслаждается ненавязчивой музыкой, и у Ханны заканчивается терпение.

– Я тебе повторяю, я не рожу тебе ребенка.

– Чего ты ждешь от меня? – кладет сигару в пепельницу Гидеон и пристально смотрит на нее. – Какие варианты событий ты там уже придумала, расскажи. Что я буду тебя насиловать, а потом привяжу к постели на девять месяцев, пока ты мне его не родишь? Или что я сейчас посажу тебя на корабль и верну твоему отцу? Есть еще третий вариант?

Ханна мотает головой.

– А у меня он есть, и тебе лучше согласиться на него, потому что вариант с возвращением в Кале я не рассматриваю, – цокает языком Гидеон и, подняв бокал, криво усмехается. Холодок пробегает по позвоночнику девушки, которая на миг представляет, как он и правда выполнит свою угрозу. А ведь он может, он же долбанный Бог здесь, и Ханне ни за что с ним не справиться.

– Да что с тобой? – смачивает горло водой девушка. – Ты мне никто, то есть ты мой враг, наши страны враждуют, я дочь правителя Кале, как ты вообще можешь так спокойно говорить об этом? Ты последний мужчина в мире, от которого я бы родила ребенка.

– Ну тут уж с природой разбирайся, потому что я единственный в мире, от которого ты можешь родить, – скалится Гидеон.

– Я знаю, – сдувается девушка, которая всей душой ненавидит свою сущность, доказывающую ей, что это ее истинный, – я поняла это, но мне ребенок не нужен, и даже ради собственной жизни я на такое не пойду.

– Этот ребенок и не твой. Роди его мне. Поверь, мне такая как ты тоже не нужна, но мы истинные, и только ты можешь подарить мне сына или дочь. Я не откажусь от своего желания, даже если оно противоречит твоему, – сверлит ее взглядом Гидеон, и Ханна уже видит в его глазах свое будущее, прикованное в постели в каком-то подвале.

– Ты реально больной.

– Что плохого в том, что я хочу наследника? – улыбается Гидеон, который словно издевается над ней.

– Что нормального в том, что ты похитил меня и заставляешь родить тебе ребенка! – восклицает Ханна, не реагируя на обернувшихся к ним гостей.

– Первое верно, второе нет. Я тебя не заставляю. Пока.

– Ты поставил мне условие.

– И ты можешь мне поставить, я их приму.

– Последний раз говорю, я рожать тебе не буду и к утру я хочу быть дома, – резко поднимается со стула девушка и так же резко на него опускается, потому что ее буквально заставляет сесть стоящий за спиной телохранитель Гидеона.

– Предлагаю тебе подумать, – возвращает внимание еде Гидеон. – У меня есть еще одна встреча, а ты поедешь на виллу, посидишь на диване, посмотришь телевизор, я специально для тебя распорядился, чтобы открыли ваши телеканалы, а потом я приеду и ты скажешь мне ответ.

– Я не собираюсь думать, мне не о чем, – чувствует подступающую истерику Ханна. – Не будет ребенка, и я вернусь в Кале.

– Конечно, – улыбается Гидеон.

– Ты понятия не имеешь, с кем связался, – шипит Ханна.

– Я-то имею, – поддается вперед Гидеон и накрывает рукой ее ладонь на столе. Ханна тянет руку назад, но ее словно пригвоздили к столу. – А вот тебе советую быть осторожной, – он убирает руку, и ужин продолжается в тишине.

Выйдя из ресторана, Гидеон кивает своему телохранителю, и Ханну провожают к бмв, сам мужчина садится за руль гелендвагена и покидает двор первым. Ханне кажется, что у нее взорвется голова от мыслей, а еще воющий от голода желудок никак не заткнется и из-за тепла в салоне ей хочется отрубиться. Приехав на виллу, она просит себе воды с лимоном и салат с рукколой и тянется за пультом. Она сама не знает, зачем она зацепилась за слова Гидеона про телевизор, но пусть и через него хочется почувствовать себя в Кале. Прислуга ставит на столик перед ней миску с салатом и раскладывает приборы, Ханна поддается вперед, рассматривает содержимое миски.

– Я попросила салат, я не говорила, что хочу чтобы в нем был соус, сыр и помидоры! – раздраженно восклицает девушка, и прислуга, извинившись, забирает миску. Через пять минут перед ней ставят миску с рукколой и она включает телевизор. Салат так и остается нетронутым, потому что первое, что видит Ханна на экране – это ее же фотография и дерущий глотку ведущий, который объявляет ее предателем. По словам ведущего и его гостей, Ли Ханна была в сговоре с Мармарисом, хотела убить брата, чтобы Гидеон Ривера захватил власть в Кале, и когда ее план провалился, ее сообщник забрал ее в Мармарис.

«Предательница родины, Иуда, враг народа».

И все это про нее. Ханна щелкает по остальным каналам и понимает, что самая горячая тема в Кале – она. Она выключает телевизор, швыряет пульт об экран и сворачивается калачиком на диване. Как так может быть? Почему люди любят вешать ярлыки, не разобравшись? Почему никто не рассматривает вариант того, что ее похитили, что она сидит сейчас в окруженной охраной вилле психопата, который требует родить ему ребенка. Ханне страшно, со сцены в театре она до сих пор не отошла, не может избавиться от образа мужчины, под животом которого расползалось кровавое озеро, а теперь ей еще страшнее, ведь, получается, ей некуда возвращаться. Верит ли в эту версию, о которой трубят все ведущие, ее семья? Верит ли отец, что Ханна могла пойти на такое? Скорее всего верит. Ханна стреляла в Кристофера, не скрывала, что желает ему смерти, так почему народ должен сомневаться в том, что она предала и родину. Тот, кто предал семью и родину продаст. Она переворачивает взмокшую из-за слез подушку, всхлипывает и, прикрыв рот обеими ладонями, старается не завыть в голос. У нее отныне нет дома. Она не должна просить Гидеона посадить ее на корабль и отправить в Кале, она должна просить Морского волка утопить ее вместе с этим кораблем, потому что у корабля Ханны нет направления. Она сама сейчас дрейфующее в открытых водах судно, которому никогда не найти порт, чтобы пришвартоваться. Так ведь не должно быть, люди не могут оставаться в полном мраке. Какие испытания ни подбрасывала бы судьба, всегда есть пусть и крошечное, но окошко, через которое пробивается свет. Ханна прямо сейчас его не видит, но в то, что она обречена, не верит. Не так она сама себя воспитывала, не такой выдрессировала. Неужели напрасно она столько лет сама себя закаляла, самые высокие температуры принимала, чтобы вот так вот, став игрушкой для ненавистного мужчины, сдохнуть на чужой земле. Ханна на такое не пойдет, она в этот раз свою судьбу не примет. Она построит свой порт. Столько лет неприятия, войны, агрессии и желания найти понимания не сломали ее, и этот психопат не сломает. Ханна эгоистичная, завистливая и жадная до внимания, она свои ярлыки не просто оправдала, она их реализовала, и выжила. И сейчас выживет. Назло Кале. Назло Ривере. Назло судьбе, которая никак не устанет ковыряться в ее ранах своими костлявыми пальцами. Она слышит звук шин со двора, наспех утирает слезы и, залпом выпив стакан воды, присаживается. Дверь открывается, в комнату проходит Гидеон, он переоделся, выглядит свежо и пахнет розами. Ханна бы съязвила, но ее словно выпотрошили и даже на ругань нет сил.

– Я ведь ничего не делала, я жертва, это ты меня похитил, почему они так говорят? – не поднимает голову девушка.

– Мало ли на что еще способна братоубийца, – останавливается в шаге от нее мужчина.

– Я не такая, как они говорят, я бы не предала свою родину, – глаза опять слезятся, но Ханна проглатывает не успевшие вырваться слезы. Ронять слезы перед врагом – последнее дело.

– Мы просто люди, и мы любим судить поверхностно, хотя в твоем случае лжи там мало, – снимает пиджак Гидеон и, отбросив его в кресло, идет к стойке налить себе коньяк. – Ты сейчас враг номер один для Кале, даже меня затмила, – поднимает стакан. – За тебя.

– Меня все ненавидят. Даже моя семья, – подняв ноги, притягивает их к груди девушка, убирает с лица спутавшиеся грязные волосы и шмыгает носом.

– А тебя любили? – возвращается к ней Гидеон, садится в кресло, косится на миску нетронутого салата.

– Мне плевать, – огрызается Ханна, за мгновенье превращается в ту же, кого Гидеон встретил на том вечере на приеме, когда она унижала девушку.

– Так чего тогда выглядишь так жалко? И вообще тебе бы не помешало в душ зайти, на этой вилле их шесть, а ты воняешь как помойное ведро, – кривит рот мужчина.

– Прости, что не благоухаю розами, – фыркает Ханна.

– Сейчас помойное ведро, но я знаю, что ты пахнешь сиренью, – перекидывает ногу через ногу Гидеон, запоминает замечание про запах роз, которыми пахнет Ариэль.

– И ты хочешь, чтобы я родила тебе сына? Хотя да, тебя ненавидеть не будут, ты мужчина, ты крутой, тебя боятся, бросать камни ведь принято в слабых? – кривит рот девушка.

– Я же не виноват, что ты моя истинная, мне даже сочувствовать будут, вот так вот мерзко устроен наш мир, – усмехается Гидеон. – Ну так что, хочешь обратно в Кале?

– Ты ведь это нарочно сделал, – опускает ноги Ханна и смотрит на мужчину. – Ты хотел, чтобы я это увидела, и ты не прогадал, – подползает к подлокотнику дивана ближе к креслу мужчины. – Я не хочу в Кале, но я хочу, чтобы ты выполнил мои условия.

– Я слушаю.

– Я хочу пять миллионов, безопасный перелет в страну, которую выберу, и никакого секса с тобой, – выпаливает на одном дыхании Ханна, которой не верится, что она это озвучила.

– Деньги будут, улетишь на моем самолете, секс от тебя мне и не нужен, благо сейчас, чтобы завести ребенка, трахать тебя мне необязательно, – поднимается на ноги Гидеон. – Я согласен на твои условия, но у меня они тоже есть. Утром приедет мой юрист, и ты подпишешь отказ от ребенка после его рождения.

– Хоть сейчас могу подписать, мне он нахуй не нужен, – морщит нос Ханна.

– Ожидаемо, – идет к двери Гидеон и, распахнув ее, впускает Азура, – все-таки ты омерзительна.

– А тебе он нахрена? – снова взбирается ногами на диван Ханна, следя за движением огромного пса, вальяжно расхаживающего по гостиной.

– Я не собираюсь с тобой откровенничать. Если не будешь нарушать условия, я подарю тебе любую недвижимость в любой стране, – опустившись на корточки поглаживает собаку Гидеон. – Но ты ребенка никогда не увидишь и о себе напоминать не будешь.

– Потому что ты боишься позора, мол завел ребенка от врага? Найдешь ему новую мамочку? – кривит рот Ханна.

– Может, уже нашел.

– Прекрасно, мне все подходит.

– Будешь следить за здоровьем, выполнять все рекомендации врачей и жить в особняке, здесь я могу тебя защитить. Если люди узнают, кто ты, тебе попытаются навредить, поэтому будь аккуратна, – чешет за ухом пса Гидеон. – Учти, ты не можешь нарушить соглашение и сбежать.

– А если смогу? – с вызовом смотрит на него девушка.

– Тогда я найду тебя, привяжу к постели и ты девять месяцев проведешь в комнате без окон, а потом вывезу на середину моря и утоплю. Как тебе такое?

– А если я бесплодная?

– Вернешься в Кале, ну, или куда хочешь.

– Отлично. Мне нужна банковская карта, охрана, автомобиль и гид по Мармарису. Я хочу прожить эти девять месяцев весело, – хлопает себя по коленям Ханна.

– Без алкоголя, дури и сигарет.

– Как скажете, папочка, – потягивается девушка и, позвав прислугу, просит показать ей ее комнату.

Гидеон так и остается сидеть внизу, играет с Азуром и ждет Элроя, с которым хотел обсудить утренние встречи. Элрой приезжает через полчаса, они обсуждают работу, а потом, расположившись на террасе, наблюдают за моросящим дождем и выкуривают по сигаре.

– И как у вас? Пришли к чему-то? – наконец-то заводит разговор о девушке Элрой, который с утра все порывался приехать и выяснить как дела на вилле.

– Деньги решают все, – ухмыляется Гидеон и подносит стакан к губам. – Я готов половину своего состояния отдать, лишь бы моей истинной была другая, но жаль, что этого теперь не изменить. Она родит ребенка, и я его у нее куплю.

– Отвратительно, – кривит рот Элрой. – Я никогда не привыкну к тому, что люди продают своих детей. Хотя ты ей небось и выбора не оставил.

– Она просто цену себе набивала, я сразу понял, что она гнилая, так что не удивлен, что она струсила возвращаться домой, бороться за свое имя и выбрала побег, – с издевкой тянет Гидеон, прячет непонятно откуда взявшееся разочарование. Скорее всего это его зверь, который, несмотря ни на что, верит своей истинной и возносит ее на пьедестал, даже подножия которого эта девушка не достойна.

– Тогда поздравляю тебя, будущий отец, – чокается с его стаканом Элрой. – Только не сверни ей шею раньше времени, а ты свернешь, учитывая, что я про нее узнал.

– Пусть живет, наслаждается жизнью, я ей отказывать ни в чем не собираюсь, вот только платить я ей не буду, я отдам ее морю, – растягивает губы в коварной улыбке Гидеон.

***

Поднявшись наверх, Ханна сразу пошла в душ и почти полчаса не выходила. Смыв с себя пот, запахи, она накинул на плечи чистый, пахнущий свежестью халат и начала рыться в вещах в шкафу. Вещи в основном все базовые, Ханна выдергивает из аккуратно сложенной стопки футболку, забирает из выдвижного шкафчика белье и, одевшись, валится в кровать, борясь с мыслями, оккупировавшими ее мозг.

Ханна знает, что бой будет долгим и кровопролитным, и пусть она выставила Гидеону условия, она даже думать об их реализации не хочет. Во-первых, Ханна сама ребенок. Во-вторых, она была убеждена, что всю свою жизнь проходит одна, семью и детей заводить не станет, тем более ее никто и не захочет. Люди предпочитают брать людей с витрины как товар, чтобы обязательно был полный набор, а Ханна ни одному показателю не отвечает. Несмотря на все свое возмущение по поводу требования Гидеона, одна ее часть все еще сомневается, предлагает не торопиться, хорошенько обдумать, ведь, учитывая нынешнее положение дел, Гидеон и правда может обеспечить ее суммой, которая наконец-то подарит Ханне свободу. Пусть ради этого и придется выносить ему ребенка. В принципе, и Кале, и Мармарис так и живут, в их реалиях – это абсолютно нормально продавать своих детей другим, просто обычно это делают истинные пары для заработка, а здесь Ханна продаст ребенка его же отцу. Гидеону тоже секс не нужен, значит никакого физического контакта не будет, и это уже лучшая новость за день. Ханна и представлять не хочет, что было бы, если Гидеон не принял ее условия. Она перестала ждать своего принца, спасителя, того самого мужчину еще в четырнадцать. Она не верит в любовь, в особую связь истинных и точно не романтик, который не ляжет в постель с первым встречным, в ожидании того самого. Ханна не хочет с ним спать из-за долбанной власти, которую этот мужчина имеет над ее сущностью. Если бы не натренированная годами сила, Ханна даже разговаривать бы с ним не могла. Каждое присутствие Гидеона в комнате – это невыносимое давление и желание забиться в какой-нибудь угол. Ханна прекрасно знает, что такое страх, но то, что она испытывает рядом с этим мужчиной – не просто страх. Ханна четко осознает его власть, она чувствует его могущество над собой каждой своей клеткой и понимает, что если Морской волк захочет, он подавит ее волю даже без физического насилия. Долбанная истинность, которая вбивает в женщин подчинение, только Ханна слишком многое пережила, чтобы проиграть. Пусть даже воевать ей придется с природой. У Гидеона есть власть над ней, но Ханна может установить и свою, она просто не пробовала, никогда с таким не сталкивалась. Она изучит тему, присмотрится, а потом посадит этого мужчину на поводок. Раньше, чем это с ней сделает Гидеон.

А пока надо перестать бояться его, забыть про убийство в театре и убедить себя, что Гидеон ее не тронет. В конце концов, он не идиот, чтобы навредить сосуду, в котором будет развиваться его ребенок. Ханна внезапно улыбается своим мыслям. Вот, у кого истинная власть – у нее самой. Пока Ханна здесь и будет носить его ребенка, Гидеон пылинки с нее сдувать будет.

В половине четвертого утра, уставшая от мыслей и завывающего желудка Ханна спускается вниз и, на цыпочках пробравшись на кухню, открывает дверцу холодильника. Она достает стоящую на полке миску салата, который она так и не съела, а потом скользит взглядом по сырам, ветчине, по коробке с разнообразными пирожными и замирает. Ханна смотрит на миску с салатом, даже кладет в рот веточку, жует, поглядывая на озаряемые светом в холодильнике вкусняшки, и внезапно сама себе улыбается. Она ставит миску на стол и, схватив нож, опускается на пол. Она дрожащими от голода и предвкушения руками отрезает толстый слой сыра, кладет сверху кусок ветчины и пихает в рот, глотает, почти не жуя. Не успев доесть свой бутерброд без хлеба, она открывает баночку с паштетом и ест прямо из нее, доставая содержимое пальцами, так как не хочет тратить время на то, чтобы подняться за ложкой. Еще не проглотив паштет, она пихает в рот кусок пирожного с меренгой, тянется за вторым со сливочным кремом, но глаза слепит заливший кухню свет, и Ханна, подняв лицо, смотрит на нависшего сверху Гидеона. Мужчина, кажется, только из душа, он в свободных штанах, торс обнажен, влажные волосы ниспадают на лоб. Ханна, забыв о своем странном положении, засматривается на татуировку, изображающую возвышающегося над волнами монстра на его животе, часть которой скрывается под резинкой штанов.

– Ты что делаешь?

Голос Гидеона действует на нее отрезвляюще, и девушка, сбросив наваждение, пихает в рот огромный кусок сыра, который не в силах проглотить, и давится.

– Дура, – нагнувшись, приподнимает ее Гидеон и, обхватив со спины, применяет прием Геймлиха. Раскрасневшаяся от удушья Ханна выплевывает сыр и прислоняется к столу.

– Мы были в одном из лучших ресторанов Мармариса, ты ни к чему не притронулась, у меня есть личный повар, – ты заказала миску травы, на дворе рассвет, а ты сидишь перед холодильником голожопой и ешь как животное, – хмурится Гидеон, не пропускает метнувшуюся в сторону девушку.

Ханна вдруг резко вспоминает, что она спустилась в одной футболке, в которой и легла спать. Она наспех тянет подол футболки вниз, хотя и понимает, что поздно прикрываться, топчется на месте и бесится, что мужчина ее не пропускает.

– Стесняешься? – скрестив руки на груди, стоит напротив Гидеон, с интересом скользит по тщательно вымытым, пахнущим сиренью, мягким, платиновым волосам.

– Откуда я знала, что ты не уехал, – бурчит смущенная девушка. Гидеон только ухудшает ее положение, потому что теперь нагло рассматривает ее худые, покрытые синяками из-за последних событий ноги.

– Почему ты ешь как воришка? – отрывается от холодильника мужчина и становится вплотную. – Мы ведь обо всем договорились и утром подпишем бумаги. Считай, это твой дом. На ближайший год точно.

– Я не ем. Я слежу за фигурой, а тут сорвалась, – прячет глаза Ханна, которой некомфортно от такой близости. Опять внутри нее поднимается буря, и вместо желания вмазать ему кулаком по лицу и убежать к себе, хочется прильнуть, позволить ему приласкать себя. Ханне от странных и впервые испытываемых желаний хочется вскрыться. Еще лучше бы вскрыть долбанную сущность в ней, что туманит разум.

– Ощущение, что мне на кухню скунс пробрался, – кивает в сторону разбросанных по полу пооткусанных продуктов Гидеон. – Хотя знаешь, ты ела, как те голодающие дети, которых я встретил после войны в Лагосе. У них были такие же глаза, как у тебя, когда я включил свет.

– Будто ты не знаешь, как мы, девушки любим морить себя голодом, – кусает губы Ханна, не зная, куда деть глаза, лишь бы не пялиться на мощную грудь. – Все ради красивой фигуры. Да и я не ела с Кале, – бурчит девушка, которой разговор не приятен.

– Нет, голодный человек – поест, тем более еду тебе предлагали, и на вилле она в открытом доступе. Ты ела так, как будто тебе нельзя было есть и внезапно разрешили, – не сводит с нее глаз Гидеон, не верит ни единому слову.

– Готовься, я еще и не начала тебя объедать, зарабатывай побольше, – задирает подбородок Ханна, поздно осознавая, что между их губами всего лишь пара сантиметров. – Я покажу тебе, как живут девушки из семей правителей, и начну прямо утром, – толкает его в грудь, намереваясь увеличить расстояние между ними, но Гидеон хватает ее за запястье, подносит тонкую руку к лицу.

– Питайся нормально.

– Не переживай, я рожу тебе крепкого малыша, – отбирает руку Ханна и, натягивая футболку, с трудом прикрывающую ее задницу, уносится прочь.

Гидеон смотрит ей вслед, потом возвращает внимание к продуктам и все больше мрачнеет.

Тишина покинутости стояла здесь, как прудовая вода

Вернувшись в спальню, Ханна долго не может уснуть из-за гудящих в голове мыслей и с трудом засыпает только на рассвете. Она просыпается в полдень из-за шума за окном, потянувшись, сползает с кровати и видит, как детвора от пяти до восьми лет носится по двору с Азуром, за ними, выкрикивая ругательства, бежит охрана.

– Что такое? – затягивает шторы Ханна и идет в душ.

Закончив с утренними процедурами, она по привычке просит себе черный кофе и выходит во двор, где визги и погоня не прекращаются. Ханна стоит на лестнице, жмурится из-за бьющего по глазам солнца и, потягивая из большой кружки дымящийся кофе, наблюдает за детьми, которых наконец-то собрали на главном дворе. Дети, виновато опустив глаза, топчутся на месте, пока один из охранников по телефону кому-то что-то объясняет. Ханне не особо интересно, кто эти дети и что здесь происходит, она допивает кофе, собирается вернуться в дом, чтобы приступить к обдумыванию своего положения, но, заметив въехавший во двор бмв, останавливается. Из бмв выходит уже знакомая роскошная брюнетка и, поправив серый вязанный кардиган, постукивая высокими каблуками по камню, двигается к ней.

– Я смотрю, ты обжилась, – останавливается рядом с ней девушка, смеряет недовольным взглядом ее пижаму и растрепанные волосы. Пижаму Ханне пришлось надеть после ночного инцидента. Отныне она вообще, не обмотавшись в тряпки, никуда не выйдет – не заслужили разные волки вида ее роскошных ног.

– Мне уже пора обжиться, потому что я тут, кажется, надолго, – пожимает плечами Ханна в ответ на ее замечание, не может скрыть улыбку, заметив, как смешно кувыркается на траве самый младший из детей.

– Тетя Мия, – бежит к девушке маленький акробат, – мы же сами можем уйти, не зовите их.

– Не можете, хулиганы, – поглаживает его кудрявые волосы Мия.

– Кто они? – все-таки любопытство берет вверх, и Ханна сдается.

– Из приюта недалеко. Гидеон его содержит.

– В Кале дети в приютах надолго не остаются, их сразу забирают, – удивляется Ханна.

– Самому младшему четыре года. Самому старшему восемь. Они все из одной семьи и их никто не берет, – тихо говорит девушка, кивая в сторону двух мальчиков и девочки.

– Бред какой-то, они же все равно дети, – с трудом давит поднимающееся внутри возмущение Ханна.

– Ну, все хотят младенца, – хмурится Мия. – Никому не хочется брать взрослого ребенка, люди предпочитают белый лист, на котором будут рисовать сами. Младшенького даже брали, но там такой скандал разразился, старшие не отпускают, да и мелкий устроил новым родителям сладкую жизнь. Вот его и вернули.

– Ты бы не взяла? – внимательно смотрит на девушку Ханна, сама не знает, почему спрашивает и почему ее вообще задевает все это.

– Я бы хотела показаться лучше, чем я являюсь, но ты мне безразлична, – хмыкает Мия. – Я хочу родить сама, но это вряд ли, так что возьму младенца.

– Как их звать? – вновь смотрит на не поделивших конфеты детей девушка.

– Зеус, – зовет Мия старшего мальчугана, – тут с вами хотят познакомиться.

– Не хочу я знакомиться, – бурчит Ханна, пятясь назад.

– Уже не хочет, – не меняет тон Мия.

– Какого черта? – со злостью смотрит на нее девушка, которая в душе расстраивается, что дети ее услышали.

– Старший – Зеус, потом идет Хёна и мелкий Пузырь.

– Пузырь? – смеется Ханна.

– Он обожает мыльные пузыри, и Гидеон его так прозвал, – улыбается Мия, – на самом деле его зовут Эйден.

Во двор заезжает еще один автомобиль, из которого выходит полная женщина средних лет и, бормоча под нос ругательства, сажает детей на заднее сидение.

– Что они здесь делали? – задает главный вопрос Ханна, провожая взглядом двигающийся к воротам автомобиль.

– Иногда они сбегают, чтобы поиграть с Азуром. Их родители погибли, им больше некуда сбегать из приюта. Гидеон всегда забирает их на праздники, вот они и бегут сюда, – спокойно отвечает девушка.

– Им нельзя здесь находиться?

– Никому нельзя здесь находиться, – усмехается Мия и идет в дом.

Ханна с Мией больше не общалась, она была у себя, пока девушка сидела в кабинете Гидеона, а когда спустилась вниз, узнала, что она покинула особняк. Ханна продолжает бесцельно слоняться по особняку, лежит на диване и следит за тем, как меняют испорченную ей плазму на стене. Ближе к вечеру до девушки доносится лай Азура, который так бурно реагирует только на приезд хозяина, но Ханна с дивана не двигается, накрывает лицо подушечкой.

– Ты прячешься, как страус, – доносится до девушки через пару минут хорошо знакомый голос, и она, скинув подушку, смотрит на остановившегося рядом мужчину. Гидеону надо отдать должное, он выглядит шикарно в белой рубашке, на фоне которой так красиво контрастируют забитые татуировками руки и шея, но от него как и всегда веет могильным холодом. Если бы он ее не касался той ночью, то Ханна бы думала, что он и сам как глыба льда: прикоснешься и окоченеешь. Гидеон забрал все тепло из гостиной, в которой слышно потрескивание дров в камине, и она даже ежится.

– Я не прячусь, – бурчит Ханна и отбрасывает подушку в сторону. – Что это? – косится на бумаги в руках мужчины.

– Контракт, – Гидеон проходит к креслу напротив и опускается в него. – Мой юрист все подготовил, тебе нужно его подписать, – протягивает документы девушке, засматривается на ее незамысловатый вид и помятую после долгого лежания пижаму. Если бы Гидеон не знал, кто такая Ли Ханна, если бы собственными глазами не видел, как она ведет себя с людьми, то девушка показалась бы ему милой, даже интересной. Удивительно, как ее детская, прямо сейчас кажущаяся невинной внешность по желанию сменяется на стервозную и отталкивает за секунду.

Ханна читает контракт внимательно, нарочно тянет, видит как мужчина торопится, поглядывает на часы. Вроде бы все интересные Ханне пункты на месте, в том числе есть пункты об отказе от ребенка. Ханна еще раз пробегает взглядом по строкам и, наконец, подписывает.

– Мне ведь необязательно его вынашивать? – притягивает колени к груди девушка и внимательно смотрит на мужчину. – Почему ты настаиваешь на моем прямом участии?

– Учитывая, сколько я тебе плачу и то, как я тебе не доверяю, для безопасности малыша будет лучше так, – отрезает Гидеон.

– Я не хочу, чтобы меня раздуло, – ноет Ханна, на мгновенье возвращает ту вечно недовольную всеми и всем девушку, которая Гидеона, как ни странно, сейчас не раздражает, а даже умиляет своими обиженно надутыми губками, – я стану уродливой, а я собираюсь замуж за крутого мужчину. Какой крутой мужик захочет родившую толстую девушку?

– Мужчине должно быть плевать на все это. Или ты не веришь в любовь? – Гидеону, кажется, нравится раззадоривать ее.

– Любовь? – слишком фальшиво хохочет Ханна. – У меня роскошная внешность, и я это знаю. У меня прекрасная родословная. И это мои активы. Семьи я лишилась, а ты хочешь лишить меня внешности из-за какого-то выродка.

– Не смей так говорить о моем ребенке, – мрачнеет Гидеон, которого и правда задевает это слово.

– Которого пока нет, – фыркает Ханна.

– На днях ты посетишь больницу, сдашь анализы и начнешь готовиться. Не нарушай условия, и тогда я их тоже не нарушу, – поднявшись на ноги, берет бумаги со столика мужчина.

– Я бы хотела позвонить маме, – подскакивает следом девушка.

– Что ты ей скажешь? – с ядовитой усмешкой спрашивает Гидеон.

– Что скучаю, – бурчит Ханна и прячет глаза, которые накрывает пеленой печали, стоит вспомнить о родителях.

– Они ведь могут потребовать тебя назад, но что-то никто не требует. Они знают, что тебя не получат, но что им мешало хотя бы предпринять этот шаг? – напирает Гидеон, не жалеет чувства девушки. – Они уже решили для себя, что ты враг. Никто в Кале не дал тебе шанса оправдаться, никто не захотел выслушать. Хочешь – звони, я не запрещаю.

– Не буду, – отступает Ханна и, сдавшись, опускается обратно на диван. Она понимает, что он прав, и сама об этом думала, но слышать это со стороны оказалось еще больнее. Отец мог бы прислать медиаторов, мог бы поднять вопрос и вынести его на международный уровень, но, видимо, Ханна этого не стоит. Видимо, лгали те, кто говорил, что плохих детей не бывает, и родитель останется со своим ребенком, даже если весь мир от него отвернется.

– И еще, – поворачивается у двери Гидеон, – ты начнешь выходить в город, и люди знают тебя в лицо, спасибо вашим телеканалам, будь аккуратнее. Ты враг Мармариса, без охраны никуда не ходи.

***

Всю следующую неделю Гидеон в особняке не появляется, а Ханна не скучает. Теперь она пьет кофе на лужайке, и каждое утро расстояние между ней и Азуром уменьшается. Ханна решила, что раз этого высокомерного и злющего мужчину не приручить, она завоюет расположении Азура и скормит Гидеона ему. Ханна не выходит на лужайку без вкусняшек для собаки и пока только швыряет их подальше, боясь, что если Азур подойдет, она умрет от страха. Сегодня Азур грыз свое лакомство в десяти метрах, и это уже большой прогресс для Ханны, которая учится не вздрагивать каждый раз, когда пес поднимает голову. Ни к каким врачам Ханна не ходит, видимо, Гидеону пока не до нее, и в глубине души она только рада. Пусть она и обменяла свое тело на свободу, но чем позже они начнут, тем лучше. Последние три дня Ханна проводит в центре, она много гуляет, знакомится с интересными местами Мармариса и не забывает баловать себя. Благодаря переданной ей карте, Ханна может позволить себе почти все, что пожелает, а свой аппетит она не контролирует. Ханна уже и так вынесла содержимое нескольких бутиков, успела сходить на покраску корней волос и буквально сегодня подарила себе красивый браслет из белого золота, украшенный драгоценными камнями. Также она полностью сменила дизайн своей спальни, накупила любимых ароматических свечей, украсила подоконник свежими цветами и заказала книги, которые прочитать все не успевала.

Вечер субботы Ханна проводит на диване в обнимку с книгой любимого Джеймса Джойса. Девушка, которая за неделю устала гулять и ходить по магазинам, решила сегодня никуда не выходить и насладиться книгой. Планам Ханны не дают реализоваться, потому что только она успевает перевернуть шестую страницу, как в дом входит Мия. Девушка, одетая в синее платье-футляр, звеня браслетами на запястье, подходит к дивану и, опустившись рядом с ней, просит себе воды с лимоном.

– Какими судьбами? – не скрывает недовольство Ханна и демонстративно захлопывает книгу. – Он прислал?

– Это его дом, и мне не нужно твое разрешение его посещать, – благодарит прислугу девушка и берет стакан с подноса.

– И не скажешь, что это его дом, – фыркает Ханна, кутается в плед. – Он здесь и не появляется, – не то, чтобы она жаждала его присутствия, но неизвестность пытает посильнее чем этот мужчина, и хотелось бы получить ответы на некоторые вопросы. А если совсем честно, то хотелось бы общения. Ханна одичала в этих четырех стенах, а ее вылазки в город без компании только удручают.

– Он предпочитает проводить время в более приятной компании, – жалит словами Мия.

– В компании разных русалок, – Ханне не удается скрыть язвительный тон.

– Именно.

– Я тоже, – поднимается на ноги Ханна и скидывает с себя плед. – Мне придется тебя оставить, ведь я забронировала столик во вроде бы лучшем клубе Мармариса, – лжет девушка. – Посмотрю, как отдыхает ваша молодежь.

Ничего Ханна не бронировал. Более того, она никуда не собиралась и сама не понимает это непонятно откуда взявшееся желание доказать и Мие, и Гидеону, что ей на всех плевать, и она прекрасно проводит время. Ей необходимо показать своим врагам, что ее волю к жизни не сломать, и она никому не позволит насладиться своим падением. Да, она попал в независящие от нее обстоятельства, она не может вернуться домой и уже и не хочет идти туда, где ее не ждут, но она по-прежнему на ногах, и Гидеон Ривера ошибается, если думает, что Ханна во всем будет плясать под его дудку.

– Гидеону это не понравится, – цокает языком Мия.

– А меня это беспокоит? – взрывается Ханна.

– Должно, ты ведь будущая мать его ребенка, – отвечает с усмешкой девушка, своим спокойным тоном раздувает в Ханне угли злости.

– Вынуждена откланяться, мне на сборы час нужен, – швырнув книгу на диван, идет к лестнице девушка.

Ханна стоит перед раскрытым шкафом, большинство вещей в котором даже не вынуты из коробок, и не понимает, что она пытается сделать. Ей не хочется ни в какой клуб, но уже и книжку читать тоже не хочется. Мия испортила и так отвратительное настроение девушки, которая не успевает хоть немного принять мысль, что ничего, что так надо и скоро она освободится, как реальность ее положения обрушивается ей на голову. Самое отвратительное в ситуации Ханны то, что ей и прятаться негде. Когда людям плохо на работе, в гостях, со знакомыми – они рвутся домой. Когда плохо дома – они рвутся к друзьям или утопают в работе. У Ханны нет ничего, и бежать ей некуда. Даже в этом огромном особняке единственное место, где она может остаться один на один с собой и не носить масок – это ванная. Мия живет жизнью, которую выбирает. Гидеон живет в свое удовольствие, еще и ребенка получит. У Ханны сейчас нет ничего и никого, и от этих мыслей хочется позорно разреветься. Она прислоняется лбом к дверце шкафа и горько усмехается. Каково это, интересно, по-настоящему от души разрыдаться? Ханна уже не помнит. Она запретила себе плакать много лет назад, и не потому что слезы, якобы, показатель слабости, а потому что они не помогают. Сколько ночей Ханна провела, рыдая в своей комнате, а с утра масштаб ее проблем только увеличивался. Именно поэтому во время очередного срыва она поклялся, что не проронит ни слезинки, и ей это удавалось до тех самых пор, пока в ее жизни не появился Гидеони не доказал, что все может быть куда хуже. Ханна слово, данное себе, не нарушит, она отлипает от шкафа и, вновь открыв его, начинает выбирать наряд. Она поедет в клуб, вспомнит недавнее прошлое в Кале и, может, хотя бы благодаря громкой музыке на время перестанет слышать пытающие ее мысли.

Когда через полчаса Ханна спускается вниз, то Мии уже нет. Она накидывает на плечи кожанку, которая до этого была в руке, и, поправив в отражении окна кружевной воротник фиолетовой атласной блузки, идет на выход. Ни водитель, ни охрана лишних вопросов не задают, и Ханна, опустившись на заднее сидение мерседеса, отправляется в клуб.

Клуб Kingdom и правда шикарный, ничем не уступает любимому ночному клубу Ханны в Кале. Ханна, которой бы не помешало напиться, от алкоголя из-за последующей головной боли и тошноты решает воздержаться и заказывает подряд вкусные коктейли. Ханну и так совсем скоро ждет тошнота на протяжении нескольких месяцев, так что пока она может, она ее искусственно вызывать не будет. Не то чтобы Ханна вообще любительница выпить, ей для веселья и хорошего настроения алкоголь не нужен.