Читать онлайн Королевство праха и костей бесплатно

Глава 1

Я бежала по узким улочкам Риввера, не разбирая дороги. Позади остались родные трущобы, где в убогой лачуге меня ждала тетка Агата. Впереди маячили огни богатых кварталов, куда таким, как я, вход заказан. Но сегодня, в эту безлунную ночь, мне было плевать на запреты.

Мое имя – Адель, и я – акайр, пустышка. Восемнадцать лет назад я родилась без малейшей искры магического дара, обрекая себя на жизнь изгоя. В мире, где ценность человека определяется силой его магии, мне было уготовано проживание на самом дне. Презрение магов, косые взгляды обывателей, тяжкий труд за гроши – вот удел таких, как я.

Но в глубине души я всегда знала – я создана не для жалкого прозябания. Боги наградили меня острым умом, цепкой памятью и ловкими пальцами. В моей тяжелой жизни было утешение – тайная страсть к артефакторике, науке о создании волшебных предметов. Каждую свободную минуту я посвящала изучению старинных книг и свитков, тайком пробираясь в городскую библиотеку. Я знала, что у пустышки нет шансов поступить в Академию Хаоса и стать полноценным мастером, но продолжала грезить и надеяться на чудо.

И вот сегодня, в эту холодную осеннюю ночь, я решилась на отчаянный шаг. Я собиралась пробраться в квартал, опустошенный недавним пожаром, и обшарить руины богатых домов в поисках уцелевших книг или ценностей. Риск был огромный – за мародерство полагалась суровая кара, вплоть до смертной казни. Но отчаяние и безысходность гнали меня вперед.

Вскоре дорогие магазины и кафе сменились закрытыми особняками и безлюдными переулками. Именно здесь недавно бушевал страшный пожар, уничтоживший несколько богатых домов. Их обугленные остовы зияли черными провалами окон, словно глазницы черепа. Здесь никто не жил и вряд ли появлялся после трагедии. Это было идеальное место для поиска ценных вещей, забытых в спешке и суматохе.

Перелезая через покосившуюся ограду одного из особняков, я все еще не могла поверить в свою удачу. Обычно такую голытьбу, как я, близко не подпускали к подобным местам. Уж больно бдительны были младшие иссары, охранявшие покой богачей. Но сейчас вокруг царила звенящая тишина, и только ветер гонял пепел по мощеному двору.

Стараясь не шуметь, я прокралась к выбитой двери и замерла на пороге, вглядываясь в темноту. Внутри пахло гарью и затхлостью. Половицы скрипели под ногами, а с потолка свисали обрывки некогда дорогой люстры. Я не знала, с чего начать поиски, но надеялась, что мне повезет найти хоть что-нибудь ценное среди обломков былой роскоши.

Шаг за шагом пробираясь вглубь дома, я с опаской заглядывала в каждую комнату. Столовая с обугленным столом, перевернутые стулья, битая посуда на полу – похоже, хозяева бежали в спешке, не успев ничего забрать. На втором этаже я обнаружила спальни. Шкафы были распахнуты, а их содержимое валялось грудой на закопченных коврах.

Проходя мимо треснувшего зеркала в массивной раме, я на миг замерла, словно завороженная своим отражением. Из потускневшей амальгамы на меня смотрела худенькая девушка с выбивающимися из-под капюшона волосами цвета расплавленной меди. Я на миг сдвинула капюшон, позволяя непослушным прядям рассыпаться по плечам пламенеющим водопадом.

Как и все пусточветы, я привыкла не привлекать к себе лишнего внимания, сливаться с серой безликой толпой. Но с такой примечательной внешностью, как у меня, это было непросто. К огненно-рыжим волосам мне достались пронзительно-голубые глаза, словно два осколка горного хрусталя.

Они одновременно завораживали и пугали окружающих. Некоторые начинали судорожно креститься и бормотать молитву пресветлой Деве, прогоняя наваждение. Мол, не девка, а дьявольское отродье – и волосы, как пламя преисподней, и глазищи, словно ледяные озера проклятого Инфериума. Не иначе, метка демонов.

Так что к своим годам я научилась опускать взгляд в пол и не поднимать головы без надобности. Смотреть на мир исподлобья, украдкой, старательно пряча яркие пряди под серым невзрачным капюшоном.

Спускаясь по скрипучей лестнице, я вдруг услышала странный звук, будто кто-то скребся в стену. Сердце екнуло – неужели в доме кто-то есть? Я застыла, напряженно вслушиваясь. Тишина. Потом снова еле слышный скрежет, на этот раз ближе. Холодея от ужаса, я попятилась, лихорадочно озираясь по сторонам. И тут мой взгляд выхватил неприметную дверь под лестницей, почти сливающуюся со стеной. Недолго думая, я рванула к ней.

Маленькая кладовка встретила меня пустотой, спертым воздухом и затхлым запахом. Похоже, пожар ее не тронул. Я уже хотела расстроиться, когда вдруг заметила выступ, тронула, и словно зев чудовища передо мной открылся темный провал.

Я замерла в нерешительности, глядя в непроглядную тьму. Стоит ли спускаться туда, в неизвестность? Кто знает, какие опасности таятся в глубине? Может, лучше повернуть назад, пока не поздно?

Но любопытство и жажда приключений пересилили страх. В конце концов, разве не за этим я здесь?

Глубоко вздохнув, я шагнула в проем. Спускаться вниз пришлось на ощупь, касаясь влажных стен, покрытых слизью. Затхлый, спертый воздух давил на легкие, затруднял дыхание. Казалось, сама тьма проникает в меня с каждым судорожным вздохом. Непроглядный мрак окутывал словно саван.

С каждым шагом сомнения грызли все сильнее. Правильно ли я поступаю? Не слишком ли рискую, углубляясь в недра земли? Вдруг я не найду обратной дороги, заблужусь в лабиринте тоннелей? Или, того хуже, наткнусь на какую-нибудь древнюю гадость, мирно спящую до поры?

Но отступать было поздно. Я несколько раз споткнулась о камни и корни, прежде чем нащупала в кармане лучину и огниво. С огромным трудом, обдирая пальцы, мне удалось высечь слабую искру и зажечь тонкую щепку.

Крошечный, трепещущий огонек лучины едва разгонял густую темень на расстоянии вытянутой руки.Дрожащий свет выхватывал из мрака то покрытые плесенью камни, то провалы черных боковых тоннелей. Тени метались по стенам, то расползаясь, то сжимаясь в причудливом танце. Каждый звук многократно отражался от низких сводов, превращаясь в зловещее эхо. Шорохи, капанье воды, поскрипывания – все сливалось в жуткую какофонию, от которой волосы вставали дыбом. Мне чудилось, что я слышу чьё-то сиплое дыхание и шепотки на непонятном языке.

Липкий страх сковывал все мое существо. Каждый шаг давался с огромным трудом, как будто я двигалась через вязкую темную патоку. Пространство будто смыкалось вокруг, грозя раздавить меня каменными объятиями. Паника накатывала удушливыми волнами. Хотелось закричать, но горло будто сдавило стальной удавкой. Только сдавленные всхлипы вырывались из груди.

И всё же, несмотря на сковывающий страх, меня снедало лихорадочное любопытство, жгучее желание узнать, что скрывается в глубине катакомб. Какие тайны хранят эти древние стены? Быть может, где-то там кроются сокровища или артефакты давно исчезнувшей цивилизации? А вдруг меня ждет судьбоносная встреча?

***

Долго петляя по извилистым тоннелям, натыкаясь на тупики и развилки, я вдруг увидела впереди слабое свечение. Трепещущий огонек моей лучины выхватил из мрака неожиданное – ветхую деревянную дверь, плотно затянутую серой пеленой паутины. Толкнув ее плечом, я буквально ввалилась внутрь и оказалась в небольшой комнате, погребенной под слоем вековой пыли.

Первое, что бросилось в глаза – толстый ковер из паутины, окутавший стены, пол и потолок. Казалось, будто серые пряди свисают откуда-то сверху, с невидимого в кромешной тьме свода. Затхлый, спертый воздух был настолько плотным и тяжелым, что его можно было резать ножом. Каждый вдох давался с трудом, оставлял на языке привкус ветхости и прели.

Водя лучиной из стороны в сторону, я постепенно различила очертания обстановки. Вдоль стен стояли массивные деревянные стеллажи, заваленные какими-то древними фолиантами, свитками и странными приспособлениями, предназначение которых трудно было понять. На полу громоздились кованые сундуки, мешки и груды непонятного хлама, покрытого толстенным слоем пыли. Прямо по центру комнатушки возвышался широкий каменный постамент.

Приблизившись к нему, я поднесла лучину и невольно отшатнулась, сдавленно вскрикнув. На постаменте стояла потрясающей красоты статуя юноши с распростертыми крыльями за спиной. Мерцающий свет выхватывал из темноты точеный профиль, безупречные черты лица, застывшие в безмятежном выражении, высокий лоб, обрамленный локонами вьющихся волос. Молодое мускулистое тело прикрывало лишь короткое льняное одеяние. Два огромных крыла вздымались над широкими плечами, словно юноша вот-вот готов взлететь.

Зачарованно протянув руку, я коснулась мраморного лица. Камень оказался прохладным и гладким, не тронутым пылью и плесенью. В свете огонька я заметила на шее статуи массивное золотое ожерелье, усыпанное драгоценными камнями. Рубины, сапфиры и изумруды сияли в полумраке, слепили глаза своим блеском.

Не было сомнений – передо мной застыло забытое божество древности, сокрытое в тайном святилище много веков назад. Видимо, когда-то здесь совершались тайные обряды, а жрецы приносили крылатому юноше щедрые дары, умоляя о покровительстве. Но шли годы, сменялись эпохи, и про подземную молельню забыли. Лишь статуя безмолвно взирала в вечную темноту, невидимая, никому не ведомая.

Пораженная увиденным, я застыла в благоговейном трепете. Сердце учащенно билось, разум метался между восторгом и ужасом. Находка обещала несметные сокровища, способные навсегда избавить от нищеты. Но в то же время, оскверняя древнюю святыню, я рисковала навлечь на себя гнев могущественных сил. И кто знает, какое проклятие тяготеет над этим местом?

В смятении я попятилась к выходу, не сводя глаз с застывшего божества. Он словно смотрел на меня сквозь пустые глазницы, безмолвно вопрошая – хватит ли у меня духу посягнуть на священные реликвии? Готова ли я бросить вызов неведомому ради шанса на лучшую жизнь? Или страх пересилит отчаянную нужду?

Не знаю, сколько я стояла так, сжимая лучину побелевшими пальцами. Наконец, глубоко вздохнув, я шагнула обратно к изваянию, твердо глядя в каменное лицо. В конце концов, боги давно покинули наш мир, им нет дела до страданий таких, как я. А значит, и мне нечего бояться их кары. Быть может, само провидение привело меня сюда, даруя шанс на спасение?

Решительно протянув руку, я дернула золотое ожерелье…

***

В тот миг, когда мои пальцы сомкнулись на прохладном металле, по комнате прокатился оглушительный грохот. Земля содрогнулась под ногами, с потолка посыпались струйки пыли и песка. Раздался душераздирающий скрежет, будто где-то в недрах земли проворачивался ржавый механизм. От неожиданности я отшатнулась, выронив лучину. Та, прокатившись по полу, погасла, погрузив святилище в непроглядный мрак.

Сердце бешено заколотилось, во рту пересохло от ужаса. Я стояла, боясь пошевелиться, судорожно озираясь по сторонам. Неужели древние боги все-таки разгневались на мое святотатство? Неужели это расплата за дерзкое вторжение?

Но секунды шли, а ничего не происходило. Постепенно грохот стих, земля перестала трястись. В кромешной тьме я услышала удаляющийся скрежет и щелчки, будто где-то вдалеке запирались массивные двери. Затем вновь воцарилась звенящая тишина, нарушаемая лишь гулким стуком моего сердца.

Сглотнув вязкую слюну, я неуверенно шагнула вперед, выставив перед собой руки. Нащупав постамент, я принялась лихорадочно шарить по нему, пытаясь найти выроненное ожерелье. Но пальцы скользили по гладкому камню, не находя ни украшения, ни даже малейшей выемки или трещинки. Изваяние словно превратилось в монолитную глыбу мрамора без единого изъяна.

Похолодев от жуткого предчувствия, я принялась ощупывать лицо и тело статуи. И с каждым движением леденящий душу ужас все глубже проникал под кожу. Крылья исчезли. Как и складки одежды, волнистые пряди волос, точеные черты лица. Под моими пальцами был лишь грубо обтесанный камень, бугристый и шершавый. Никаких следов рук мастера, ни намека на былое великолепие.

Попятившись, я в отчаянии обшаривала взглядом непроницаемую темноту, надеясь различить хоть что-нибудь. Тщетно. Ни лучика света, ни малейшего намека на вход или выход. Лишь безмолвный мрак, густой и вязкий, словно смола. Я будто очутилась внутри погребальной урны, отрезанная от всего мира.

Паника накрыла удушливой волной. Закричав, я заметалась по святилищу, натыкаясь на стеллажи и сундуки, разбрасывая в стороны бесполезный хлам. Я колотила кулаками в стены, сдирая кожу до крови, царапала ногтями шершавый камень. Беззвучно взывала о помощи, срывая голос в хриплый шепот. Металась, словно безумная, пока окончательно не выбилась из сил.

Рухнув на холодный пол, я свернулась клубком, обхватив колени руками. Горячие слезы потекли по щекам, закапали на истертую ветошь. Дрожа всем телом, я раскачивалась из стороны в сторону, шепча молитвы всем богам, каких только знала. В голове не укладывалось – неужели это и есть расплата? Неужели я обречена сгинуть здесь, в холодном мраке, отрезанная от мира?

Изнеможенная рыданиями, я уже готова была впасть в спасительное забытье, когда вдруг ощутила слабое дуновение ветерка на лице. Затаив дыхание, я приподнялась на локте, боясь поверить внезапно вспыхнувшей надежде. Ветерок повторился, слабый, едва ощутимый, словно чьё-то дыхание… Я замерла, боясь пошевелиться. По спине пробежали ледяные мурашки. Каждой клеточкой тела я ощущала, как нечто рассматривает меня из темноты. Изучает. И источает тонкий аромат, напоминающий свежесть весеннего утра после дождя. Нотки влажной листвы, омытой росой, первых несмелых бутонов и молодой травы. Но был в этом запахе и оттенок чего-то неуловимого, неземного – словно чужое дыхание принесло с собой частицу далеких, неведомых миров.

Вжавшись лицом в колени, я сидела ни жива ни мертва. В голове проносились жуткие образы – оскаленные пасти, костлявые лапы, горящие алчным блеском глаза. Древнее зло, потревоженное моим вторжением, наблюдало, выжидая момент для нападения. Но в то же время я понимала, что зло не может пахнуть так притягательно.

От следующего выдоха волосы зашевелились уже с левой стороны. Я сдавленно пискнула, вжимая голову в плечи. Существо перемещалось, бесшумно скользя в кромешной тьме. Выжидало, играло со мной, как кошка с мышкой. Даже не верилось, что минуту назад я молила всех богов о спасении. Теперь я взывала лишь о быстрой смерти.

Прерывисто дыша, я лихорадочно перебирала в уме варианты. Попытаться бежать? Нет, в непроглядном мраке я и двух шагов не сделаю, лишь нарвусь на невидимого врага. Сражаться? Но чем? Разве что швырять наугад хлам, найденный в святилище. Молиться? Смешно. Здешние боги давно покинули свой алтарь, и вряд ли придут на помощь мародерке.

Стоп. А ветерок-то стал сильнее. Будто далеко впереди приоткрылась дверь, впуская струю ночного воздуха.

Не смея дышать, я медленно подняла голову. Всмотрелась в черноту, боясь моргнуть. И поняла, что мрак уже не такой непроглядный. В дальнем углу он будто истончился, стал бледнее. Там явно что-то было. Какой-то просвет или проход.

Призрачная надежда вспыхнула вновь, придала сил. Стиснув зубы, я осторожно поднялась, стараясь не шуметь. Затаила дыхание, сделала маленький шажок. Другой. Сердце колотилось так, что его удары, казалось, разносятся по всему святилищу. Но я упрямо двигалась вперед. Прочь от дыхания за спиной. Туда, где мрак слегка серел, намекая на спасение.

Несколько раз я замирала, когда ветерок обжигал то левую, то правую щеку, словно невидимка следовал за мной. Но вскоре свежесть ночи впереди стала явственнее, а темнота расступилась, являя узкий проход меж покрытых плесенью камней. Я ринулась туда, не раздумывая, перепрыгивая через груды мусора, расшвыривая ветхие тряпки.

Протиснувшись в щель, обдирая плечи, я очутилась в длинном извилистом коридоре. После кромешного мрака святилища тусклое зеленоватое свечение стен казалось ярче солнца. Болотные огни мерцали в воздухе, озаряя путь призрачным сиянием. Я неслась вперед, не чуя под собой ног, подгоняемая страхом и жаждой жизни.

И лишь когда впереди забрезжил слабый рассвет, я рухнула на колени, оказавшись под мостовой. Оглянулась, ожидая увидеть погоню. Но коридор позади был пуст. Лишь струйки тумана лениво стелились по полу.

Я спаслась. Выбралась из склепа, где едва не рассталась с жизнью и рассудком. Не знаю, что это было. Потревоженный страж гробницы? Призрак? Плод моего воспаленного ужасом сознания? Знаю лишь, что никогда больше не вернусь туда. Ни за какие сокровища.

Поднявшись на дрожащие ноги, я побрела вдоль стены. Впереди ждал привычный мир – голодный, холодный, но живой. Без безмолвных истуканов и зловещего дыхания во тьме. И пусть удача отвернулась сегодня. Быть может, в следующий раз она улыбнется нищей сиротке Адель из южного Риввера.

Глава 2

Риввер – город контрастов, и нигде это не видно так отчетливо, как здесь, на юге. Нищие кварталы трущоб лепятся у подножия сверкающих башен и особняков богачей. Маги и аристократы, купающиеся в роскоши, и грязные оборванцы, просящие милостыню – мы существуем будто в разных мирах, невидимых друг для друга.

Улицы здесь узкие и кривые, дома – покосившиеся лачуги, готовые рухнуть от любого порыва ветра. По вечерам в подворотнях собираются попрошайки и воришки, делящие скудную добычу. Иногда вспыхивают пьяные драки, и тогда визг и ругань летят в затхлый воздух, многократно отражаясь от стен. Младшие иссары редко суются в эти трущобы – не хотят марать мундиры.

Серое небо затянули низкие облака, моросил мелкий дождь, оплакивая мои несбывшиеся надежды. Я брела по узким улочкам, кутаясь в тонкую накидку, насквозь промокшую и испачканную в пыли подземелий. Ноги дрожали от усталости, пальцы сводило судорогой после бесплодных поисков сокровищ. В душе царила пустота, лишь страх и разочарование глодали измученное сердце.

Вскоре показался знакомый двор, утопающий в грязи и отбросах. Старая покосившаяся дверь, за которой пряталась моя жалкая конура. Единственное пристанище, где можно было укрыться от безжалостного мира. Толкнув створку, я ввалилась внутрь, спеша убраться с улицы до рассвета.

В углу на продавленном топчане кто-то зашевелился и сел. Мигнул огонек свечи, озарив морщинистое лицо тетки Агаты, пожилой вдовы, приютившей меня после смерти родителей.

– Адель, дитя мое! Где ты пропадала всю ночь? – всплеснула руками тетка, окидывая меня встревоженным взглядом. – Я места себе не находила!

Опустив голову, я принялась стаскивать насквозь промокшие башмаки. Стыд жег щеки – и перед Агатой было совестно за свою глупую затею, и саму себя стыдно за то, что поддалась искушению легкой наживы. Разве для того покойные родители учили меня грамоте и счету, чтобы я по подвалам за призрачными кладами охотилась? Стиснув зубы, я торопливо забормотала:

– Прости, тетушка. Задержалась у госпожи Лауры допоздна, она заказ большой сделала, пришлось засиживаться…

Теткины глаза сузились. Еще бы, такую неумелую ложь и младенец бы раскусил! Но вместо того, чтобы отчитать, Агата лишь вздохнула и поплотнее закуталась в шаль.

– Что ж, на первый раз прощаю. Но впредь будь осторожнее, злые люди всякое могут подумать, увидев приличную девушку ночью на улице. А у нас и так клеймо на роду из-за твоей внешности… – тетка осеклась и махнула рукой. – Ладно, чего уж там. Раздевайся да ложись спать. Утром расскажешь, что стряслось.

Пристыженная, я торопливо стянула влажное платье и нырнула под тонкое одеяло, пахнущее сыростью и плесенью. Сон не шел, хоть глаза и слипались от усталости. В голове прокручивались события прошедшей ночи – жуткое подземелье, статуя неведомого божества, исчезнувшее ожерелье и оглушительный грохот. И то загадочное существо, что следило за мной из темноты и сгинуло, лишь когда я вырвалась на поверхность.

Кто или что это было? Древний монстр, призрак, потусторонняя сущность? А что, если вся гробница и крылатый юноша мне просто привиделись, порожденные воспаленным от голода и страха сознанием? Сокровища ведь тоже испарились, будто дым. Может, и не было никакого золотого ожерелья, лишь морок, наведенный подземной темнотой?

Под утро я забылась беспокойным сном, где металась по лабиринту черных коридоров, а за спиной раздавался мелодичный шепот, зовущий по имени. Я просыпалась в холодном поту, комкая простыню, и вновь проваливалась в липкую дрему. И даже тусклый рассвет, заглянувший в щели ставней, не принес облегчения.

***

Полумрак лавки артефактов едва рассеивали тусклые лучи солнца, пробивающиеся сквозь пыльные витражи на окнах. В воздухе плавали тяжелые ароматы благовоний и пряностей, щекоча ноздри. Отовсюду, с полок и прилавков, таращились диковинные вещицы – статуэтки неведомых божков, амулеты с искрящимися камнями, склянки с разноцветными порошками и эликсирами.

День тянулся бесконечно долго. Я делала вид, что занята, но мысли то и дело возвращались к ночному происшествию. Ворох вопросов без ответов, чувство вины и разочарования не давали покоя. Госпожа Лаура, хозяйка лавки, где я подрабатывала, косилась неодобрительно, но помалкивала. Видимо, решила, что у меня очередные женские дни.

Вечером, когда покупатели схлынули и пришло время закрываться, госпожа Лаура вдруг окликнула меня:

– Задержись-ка, Адель. Разговор есть.

Я замерла с метлой в руках, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Неужели кто-то видел мои ночные похождения и донес хозяйке? Или еще хуже – страже? За мародерство в городе полагалась порка на площади, а то и тюрьма. Сглотнув вязкую слюну, я приблизилась к прилавку, за которым восседала госпожа Лаура.

Хозяйка была женщиной видной – высокая, дородная, с копной иссиня-черных волос и пронзительным взглядом угольно-черных глаз. Закутанная в цветастую шаль, она возвышалась за стойкой, словно королева, приемлющая подданных. Крупные перстни на ее пальцах бросали россыпи бликов от масляных ламп. Густо подведенные сурьмой глаза пронизывали, будто пытаясь проникнуть мне в самую душу.

Никто точно не знал ни ее возраста, ни происхождения, но поговаривали, что в молодости она была придворной магичкой в дальних землях. Впрочем, сейчас госпожа Лаура не колдовала, а держала лавку артефактов – единственную на весь квартал. И хотя платила она скудно, из своих работниц буквально выжимая все соки, закрывать глаза на мою бездарность все же соглашалась. За это я была ей благодарна.

Хозяйка окинула меня долгим испытующим взглядом и неожиданно хмыкнула:

– Вижу, ночка у тебя выдалась не из легких. Под глазами круги, бледная, словно мел. Где шлялась до утра?

От такой прямоты я на миг лишилась дара речи. Лаура что, читает мысли? Или просто на моем лице все написано? Замявшись, я пролепетала:

– Я… Простите, госпожа. Не могла уснуть, гуляла по городу, вот и заблудилась. Больше не повторится!

Лаура фыркнула и откинулась на спинку кресла, не сводя с меня пронзительного взгляда.

– Заблудилась она, как же. По пепелищам и катакомбам небось шастала, сокровища искала. Знаю я вашу нищую братию, все норовите легкой наживы добыть.

У меня от ужаса едва колени не подогнулись. Все-таки она в курсе! Сейчас прогонит с позором, лишит куска хлеба. А может и в тюрьму упечет, для острастки другим воришкам. Зажмурившись, я приготовилась к худшему. Но следующая фраза госпожи Лауры заставила меня вздрогнуть:

– Не трясись ты так, дурочка. Я сгоряча ляпнула. Никто тебя со свечкой по подвалам не выслеживал, охота мне больше делать нечего. Но вот совет добрый дам – завязывай с ночными вылазками. Ничего там, кроме праха и разочарования, не сыщешь.

Сделав долгую паузу и не дождавшись от меня ответа, хозяйка продолжила уже другим тоном:

– Я ж не просто так тебя сегодня дергаю. Дельце у меня к тебе есть одно. Знакомец мой письмецо передал, просит подсобить с одной работенкой. Но мне отлучаться надолго не с руки, лавку не на кого оставить. Вот я и надумала тебя послать, по старой дружбе.

Я удивленно захлопала ресницами. Лаура меня с поручением посылает? Впервые на моей памяти. Обычно только в лавке горбатиться заставляет с утра до ночи. И что за дельце такое – "по старой дружбе"? Помявшись, я робко спросила:

– А что за работенка-то, госпожа? И куда ехать надо?

Лаура ухмыльнулась, явно довольная произведенным эффектом.

– Ехать-то недалеко, в соседний городок, Рейвенбер называется. Там у моего дружка лавка магических диковин, вроде моей. Так ему позарез помощница нужна толковая, за прилавком стоять, за порядком следить. Прежняя-то совсем от рук отбилась – то недосчитается чего, то перепутает артефакты. Вот он и попросил меня подыскать замену понадежнее. А я сразу о тебе подумала.

– Обо мне? – изумленно выдохнула я. – Но почему? Я же… бездарная. И опыта у меня нет совсем. Как я с магическими вещами управлюсь?

Хозяйка отмахнулась.

– Бездарная, зато не воровка и не лентяйка. За три года, что на меня горбатишься, ни разу не схалтурила и не смошенничала. Руки у тебя работящие, голова светлая. Грамоте и счету обучена. Большего и не надо, чтоб товар стеречь да списки вести. А уж если совсем не совладаешь, так подмога у тебя будет. Дружок-то мой не простой лавочник, а мастер-артефактор. Глядишь, и тебя уму-разуму научит.

От таких похвал я зарделась. Надо же, госпожа Лаура меня ценит! И за способную работницу считает. Не прогоняет, а еще и к мастеру-артефактору рекомендует. Это ли не удача?

– Спасибо за доверие, госпожа. Я вас не подведу. А когда выезжать-то?

– Чем быстрее, тем лучше. Я уже обо всем договорилась. Как приедешь на место, сразу к мастеру Рейнарду ступай, он тебя встретит и на постой определит. Деньгами не обидит, харчеваться вдоволь будешь и комната своя положена. Лишь бы дело справляла. Через месяц заглянешь, отчитаешься. А там поглядим…

Я истово закивала, не смея поверить такой удаче. Уехать из грязного Риввера, вырваться из нищеты и безысходности. Начать новую жизнь в другом городе, обучиться ремеслу… Похоже, неведомые боги из подземелья все-таки услышали мои отчаянные молитвы!

Приложив ладонь к сердцу, я горячо воскликнула:

– Клянусь, вы не пожалеете! Я день и ночь буду стараться, не посрамлю вашу рекомендацию! Спасибо, госпожа Лаура!

Хозяйка снисходительно улыбнулась и махнула рукой.

– Ладно, будет лебезить. Иди домой, собирай манатки. Завтра с утра пораньше и выдвигайся, чтобы до заката в Рейвенбер поспеть. Я тебе записку передам для мастера Рейнарда, не забудь вручить, как прибудешь.

С этими словами Лаура отпустила меня, напоследок одарив увесистым кошелем – дорожными деньгами.

Вывалившись за порог лавки, я судорожно вдохнула вечерний воздух, наполненный ароматами цветущей липы, жареных каштанов и дымом очагов. После спертой атмосферы магазинчика даже прогорклый чад показался сладким и желанным. В голове не укладывалось – я свободна! Уже завтра пыльные улочки Риввера останутся позади, а впереди будет ждать манящая неизвестность Рейвенбера.

Несясь по темным улицам домой, я не чуяла под собой ног от радости. Наконец-то, свершилось! Явилось избавление от беспросветной доли, от тяжких воспоминаний. В Рейвенбере меня никто не знает, не станут тыкать пальцем и обзывать ведьмой и демонским отродьем. Там я смогу начать все заново!

***

Вернувшись домой, я застала тетку Агату в непривычном оживлении. Она суетилась у очага, помешивая что-то в котелке, и то и дело поглядывала на дверь.

– Адель, наконец-то! – воскликнула она, завидев меня на пороге. – Я уж извелась вся, думала, где тебя носит до ночи. Скорее садись, поешь с дороги. Разговор есть важный.

Удивленная таким приемом, я послушно опустилась на колченогий табурет и приняла из теткиных рук миску с дымящейся луковой похлебкой. Агата присела напротив, сцепив пальцы в замок, и некоторое время молча смотрела, как я хлебаю жидкое варево. Потом откашлялась и проговорила:

– Тут такое дело, Адель… Помнишь мою подругу, Марту? Ту, что при Академии Хаоса прислугой работает?

Я кивнула, не переставая жевать. Смутно припоминала пухленькую женщину с усталым лицом, изредка захаживавшую к нам на огонек.

– Так вот, – продолжала тетка, – Марта давеча прибегала, вся сама не своя. Одна из служанок у них нагуляла дитя и теперь не может работать. А заменить некем – так-то желающих много, да все какие-то пройдохи да лентяйки. Вот Марта и просила помочь, найти кого посмышленее да порасторопнее. А я сразу о тебе подумала.

От неожиданности я поперхнулась и закашлялась, пролив остатки похлебки на колени.

– Обо мне? – просипела я, отдышавшись. – Но как же… Я ведь ничего такого не умею. Готовить там, стирать, прислуживать…

Тетка отмахнулась.

– Стряпать и гладить – дело наживное, было бы желание. Зато ты у меня не ленивая, работы не чураешься. И не шумная, не болтливая – что в услужении ой как важно. Не будешь сплетничать да секреты разбалтывать. Опять же, голова на плечах имеется – грамоте и счету обучена, не то что некоторые…

Агата умолкла, испытующе глядя на меня. А я сидела, боясь поверить внезапно привалившей удаче. Работа в Академии Хаоса! Приют магии и тайных знаний, закрытый для таких, как я. Пусть всего лишь прислугой, невидимкой, но это шанс, о котором я и мечтать не смела.

– И… Что госпожа Марта сказала? – наконец выдавила я. – Неужто готова взять меня, безродную, да еще и пусту…

– Цыц! – шикнула тетка, грозно сверкнув глазами. – Не поминай при мне это срамное словцо. Ты мне вместо дочери, и плевать я хотела, есть в тебе магия или нет. А Марта – женщина разумная, понимает, что не в волшбе дело, а в руках умелых да голове смекалистой. Сказала, коли ты согласная, то можешь приступать хоть завтра с утра пораньше.

У меня даже дух захватило. Завтра! Так скоро! А я-то думала, удача отвернулась от меня после неудачной вылазки в заброшенный особняк. Ан нет, похоже, сами боги направляют на верный путь.

Но тут же в голове всплыл разговор с госпожой Лаурой и ее предложение отправиться помощницей к артефактору. С одной стороны, уехать в новый город, начать жизнь с чистого листа, обучаться ремеслу – разве не об этом я мечтала? А с другой… Служанкой в Академии я буду гораздо ближе к магии и тайным знаниям, даже если не смогу ими овладеть. Одно дело – протирать пыль в лавке артефактов, и совсем другое – состоять при особах, от которых так и веет могуществом.

Поймав мой растерянный взгляд, тетка подалась вперед и участливо спросила:

– Ты чего примолкла, Аделька? Никак сомневаешься? Так я тебя понимаю, дело-то непростое, ответственное. Думаешь, справишься ли?

Я закусила губу. Как объяснить тетке, что дело вовсе не в страхе или сомнениях? Что я разрываюсь между двумя одинаково желанными возможностями? И меньше всего хочу ее расстраивать.

Сделав глубокий вдох, я подняла глаза и твердо произнесла:

– Тетушка, мне нужно кое-что тебе рассказать. Сегодня госпожа Лаура вызвала меня для разговора и предложила место помощницы у своего знакомого артефактора. В соседнем городе, Рейвенбере. Обещала хорошее жалование, постой и даже обучение ремеслу. Я уже почти согласилась, да только теперь вот…

Я умолкла, виновато глядя на тетку. Та нахмурила брови и некоторое время сидела молча, о чем-то напряженно размышляя. Потом вздохнула и проговорила:

– Да уж, новости так новости. Не ждала я такого поворота, чего уж там. И как теперь быть ума не приложу. Обе работенки хороши, каждая по-своему. Что у Марты служанкой, что у мастера-артефактора подмастерьем – везде свои плюсы есть. Одно скажу – решать тебе, Аделька. Ты уж взрослая девка, пора самой судьбу выбирать. А я в любом случае поддержу, не сомневайся.

От теткиных слов у меня даже слезы навернулись на глаза. Вот она, настоящая материнская любовь – бескорыстная, всепрощающая, готовая принять любой выбор. Шмыгнув носом, я порывисто обняла Агату и пробормотала:

– Спасибо, тетушка. Ты самая лучшая, я так тебя люблю! Обещаю, я все обдумаю и решу. Завтра же с утра пойду к госпоже Лауре и сообщу о своем выборе. А потом и тебе расскажу.

– Вот и ладушки, – улыбнулась тетка, неловко гладя меня по голове. – А сейчас давай-ка спать. День был долгий, тебе на свежую голову думать надо.

Послушно кивнув, я поплелась в свой закуток, но сон не шел. Всю ночь я проворочалась без сна, обдумывая доводы за и против. Служанка в Академии магии или подмастерье артефактора? Остаться в Риввере или уехать в Рейвенбер? Довериться тетке или госпоже Лауре? К утру голова гудела, мысли путались. Но одно я знала точно – какой бы выбор ни сделала, это решение изменит всю мою жизнь. И второго шанса может не представиться.

Глава 3

Утро выдалось хмурым и промозглым, словно сама погода оплакивала мой нелегкий выбор. Серые клочья тумана стелились по узким улочкам, оседая на черепичных крышах и покосившихся ставнях. В воздухе висела мелкая морось, превращая пыль под ногами в грязное месиво.

Кутаясь в тонкий плащ, я упрямо шагала вперед, к Академии Хаоса. В ушах еще звенели недавние разговоры и прощания. Вот я вхожу в лавку госпожи Лауры, сжимая в руках корзинку с пожитками. Хозяйка смотрит на меня с грустной улыбкой, качает головой: "Значит, решилась, птичка? Что ж, лети… Да хранит тебя пресветлая Дева!"

А потом было тяжелое прощание с теткой Агатой.

– Вот и настал час расставания, милая, – произнесла она дрогнувшим голосом. – Сердцем чую – твой это путь. Только будь осторожна. Не лезь на рожон, не высовывайся. И главное – никому не позволяй снять твой оберег.

Ее пальцы коснулись медальона, что я носила на груди – простая стекляшка в железной оправе, единственная память о родителях. Тетка всегда твердила, что камень маскирует то, что я акайра – пустышка без магических способностей.

– Обещаю, тетушка, – прошептала я, сжимая ладонью медальон.

Агата смахнула непрошенную слезу и порывисто прижала меня к груди. Постояв так несколько мгновений, я отстранилась, в последний раз окинула взглядом убогую комнатушку и, подхватив корзинку с пожитками, вышла за порог.

Погруженная в невеселые думы, я не заметила, как ноги сами вывели меня на главную улицу Верхнего Риввера. Шум и суета большого города, казалось, должны были оглушить, заставить сжаться в комок, но я вдруг почувствовала странную легкость. В богатом квартале все выглядело иначе – мощеные булыжником мостовыеблестели после дождя, ухоженные фасады домов сияли свежей краской, а яркие вывески лавок и кафе так и манили заглянуть внутрь.

По тротуарам степенно прогуливались разряженные дамы под руку с кавалерами, то и дело слышался смех и обрывки непринужденных разговоров. Сновали разносчики, бойко орудуя подносами и корзинками, зазывая прохожих отведать свежей выпечки или ароматных яблок. Экипажи проезжали мимо, поблескивая лаковыми боками и сбруей породистых лошадей. Все вокруг дышало жизнью и казалось невероятно притягательным.

Но в этом мире сытости и довольства я чувствовала себя лишней, чужой. Грязное платье и стоптанные башмаки, растрепанные рыжие пряди, торчащие из-под капюшона – все выдавало во мне оборванку из трущоб, недостойную ступать по опрятным улицам богачей. Прохожие брезгливо сторонились, отводя глаза. Приказчики в лавках подозрительно щурились, словно ждали, что вот-вот стащу что-нибудь. Еще бы, здесь не привыкли к голытьбе, разве что попрошайки иногда забредали с окраин. Но стражники-иссары быстро гнали их взашей, не позволяя докучать почтенной публике.

Я старалась идти быстро, не глазея по сторонам, и все же не могла сдержать восхищения. Вот величественное здание Ратуши с витыми колоннами и гербом столицы над входом. На массивном золотом щите красовался гордый феникс. Он расправлял пылающие крылья, окруженный ореолом пламени. Казалось, от жара его перьев воздух дрожал и искрился, а само золото щита плавилось и текло.

А там, дальше – знаменитый на весь город Зеленый фонтан, украшенный статуями речных божеств. Сверкающие струи воды с мелодичным плеском ниспадали в мраморный бассейн, распространяя вокруг благоухание свежести. Никогда не думала, что вода может пахнуть так сладко и чисто, совсем не то, что затхлая жижа в колодцах трущоб!

Завороженная, я подошла ближе, любуясь игрой света на зеленоватых волнах. И вдруг заметила на другом краю бассейна маленького мальчика лет пяти. Широко раскрыв голубые глаза, он с визгом восторга гонялся за ярким осенним листком, гонимым ветром.

Малыш был одет богато – бархатное пальтишко, начищенные башмачки, кружевной воротник. Няньки поблизости не наблюдалось – должно быть, увлеклась болтовней с кем-то из прохожих и упустила подопечного из виду.

Из-за поворота, цокая подковами по брусчатке, вылетела кавалькада всадников. Четверо молодых людей в расшитых камзолах и высоких сапогах, на груди у каждого красовался серебряный значок Академии Хаоса.

Лишь у одного юноши значок был золотым, выделяя его особый статус. Его отливающий голубизной камзол идеально облегал широкие плечи и мускулистый торс, а белоснежная рубашка была небрежно расстегнута, открывая внушительную ширину груди. Точеные черты лица, волевой подбородок и гордая осанка златовласого всадника выдавали его благородное происхождение.

Рядом с ним ехал громила с бычьей шеей, чей мощный стан туго обтягивал черный камзол. А чуть поодаль – утонченный брюнет с иссиня-черными волосами, собранными в низкий хвост. Его черты были словно выточены из мрамора, а темные глаза светились лукавством.

Среди всадников была и девушка, чьи темные волосы были стянуты в высокий хвост и покрыты изящной сеточкой с жемчужными нитями. Белоснежная блуза топорщилась кружевным воротником и манжетами, плотно облегая точеную фигуру. Поверх красовался алый расшитый серебром камзол. Высокие сапоги из тонкой кожи сверкали пряжками и доходили до бедра, плотно обтягивая стройные ноги всадницы.

Со смехом и улюлюканьем они погоняли лошадей, не глядя под ноги. Копыта высекали искры из булыжников, взмыленные бока коней лоснились от пота.

Внезапно налетевший порыв ветра подхватил листок и понес его прямо на мостовую. Ничего не замечая вокруг, мальчуган с радостным смехом кинулся вдогонку.

Время словно замедлилось. Я видела, как малыш, сияя восторгом, выскочил на середину улицы. Как оскалились, заржали жутким, нечеловеческим криком несущиеся прямо на него лошади. Как раскрыла в испуге рот всадница, дергая поводья, пытаясь затормозить и свернуть. Но было уже поздно – разогнавшийся жеребец с размаху налетел бы на ребенка, если бы…

Не помня себя, я рванулась вперед. В два прыжка преодолела разделявшее нас расстояние. Схватила мальчика за шиворот и дернула на себя из-под самых копыт. Малыш взвизгнул, мы покатились по мостовой, сцепившись в комок. Надо мной что-то просвистело, обдав жарким дыханием, брызнуло слюной в лицо. Оглушительно заржала лошадь, заскрипела сбруя, посыпались отборные ругательства…

А потом все стихло. Я осторожно разжала руки и перевела дыхание. Мальчик, целый и невредимый, испуганно хлопал глазенками, прижавшись ко мне. По мостовой уже бежали люди, привлеченные шумом и криками.

Не успела я опомниться, как из толпы выскочила перепуганная женщина в сером переднике и чепце. С пронзительным визгом она вырвала мальчика из моих рук, прижала к необъятной груди и принялась причитать:

– Ах ты, паршивка подзаборная! Чуть дитя ненаглядное не погубила! Натан, сокровище мое, цел ли ты, невредим? Ох, горе мне с тобой, непоседой!

Малыш всхлипывал, цепляясь за шею няньки. А та, злобно зыркнув на меня, отвесила увесистый шлепок:

– Пошла вон, оборванка! Смерти нашей хочешь? Чтоб духу твоего тут не было!

От неожиданности и боли я пошатнулась. Щека горела от пощечины, в ушах звенело. Вокруг шушукалась толпа, показывая на меня пальцами. Злые смешки и оскорбления летели со всех сторон.

– Прочь пошла, нищебродка!

– Жулье!

– Побирушка, еще и ребенка нашего чуть не погубила!

Я стиснула кулаки, борясь с жгучей обидой и унижением. Да будь я хоть трижды княжной – в грязном платье и с растрепанными патлами для них я всегда останусь отбросом, ничтожеством. Даже думать не станут, что оборванка способна на благородный поступок. Сразу припишут корыстный или злой умысел.

Но хуже всего было то, что всадница с серебряным значком Академии спешилась и грозно надвигалась на меня, сжимая в руке хлыст. Ее зеленые глаза пылали яростью и презрением.

– Ах ты, мразь подзаборная! – прошипела она, в два шага преодолев разделяющее нас расстояние. Тонкие пальцы, затянутые в лайковые перчатки, вцепились в ворот моего платья, грубо встряхнув, как нашкодившего котенка. – Я тебе покажу, как под копыта бросаться, дрянь! Думала, деньжат вымолишь, прикинувшись героиней? А может, вообще дитя богатое украсть хотела, чтоб выкуп требовать?

С этими словами она с силой дернула меня за грудки. Истрепанный капюшон слетел, и мои огненно-рыжие волосы пышной волной рассыпались по плечам, сверкнув в солнечных лучах, словно медная проволока. Толпа ахнула. Нянька, прижимая к себе малыша, истово перекрестилась и плюнула мне под ноги.

– Отродье демона!

Всадница отшатнулась, глядя на меня так, словно воочию узрела порождение Инфериума. Ее точеное лицо побелело, на скулах заходили желваки. Зеленые глаза полыхнули такой лютой ненавистью, что меня прошиб озноб. Но в следующий миг красотка взмахнула хлыстом, метя мне в лицо. Я зажмурилась, готовясь к обжигающей боли. Но удара не последовало.

Раздался стремительный свист рассекаемого воздуха, глухой шлепок и вскрик. Я рискнула приоткрыть один глаз и обомлела. Высокий златовласый юноша с пронзительными синими глазами, перехватил руку разъяренной девицы.

– Амелия, довольно! – процедил он, стальной хваткой стискивая ее запястье.

– Николас, ты ослеп? – взвизгнула Амелия, тщетно пытаясь высвободиться. – Ты видел ее патлы? Глазищи? Она же сущее зло!

– Включи рассудок, – отрезал Николас ледяным тоном, выкручивая ей руку. Всадница взвыла.. – Мы в столице, а не в глухомани. Представь, как будет выглядеть, если дочь герцога на главной площади запорет нищенку до полусмерти? Тебе нужны грязные сплетни?

Амелия зашипела, как разъяренная кошка, но возражать не посмела. Выдернула ладонь и одарила меня испепеляющим взором, явно мечтая обратить в пепел. А Николас уже шагнул ко мне, грозно возвышаясь скалой и заслоняя солнце. На миг я залюбовалась его точеным профилем, высокими скулами и волнистыми прядями, сияющими золотым нимбом. С такой внешностью ему место среди богов. Жаль только льдистые глаза оставались холодны, а брезгливая гримаса уродовала прекрасный лик.

Он навис надо мной, так что кончики наших носов почти соприкасались. В ноздри ударил пряный аромат сандала и можжевельника, исходящий от его одежд. Терпкий, дурманящий, с легкой горчинкой мускуса. Голова закружилась, дыхание сбилось. А потом я почувствовала мощную волну исходящей от него магии – чистой, первозданной, всепоглощающей. Воздух вокруг задрожал и заискрился, словно наэлектризованный.

Осознав, что творю, я испуганно отпрянула, мысленно отвесив себе оплеуху. Дура, опомнись! Тебе что, жить надоело?

От Николаса не укрылось мое смятение. Золотая бровь вопросительно изогнулась, в синих глазах промелькнуло нечто странное, почти заинтересованное. Но тут же сменилось брезгливостью. Словно стряхнув наваждение, он наклонился, подобрал мою перевернутую корзинку и швырнул мне в руки. Золоченые шпоры звякнули, когда он поспешно попятился, будто боясь подхватить заразу.

– Забирай свое барахло и проваливай, – процедил красавчик, кривя губы. – И не смей более докучать благородным людям. От таких, как ты, за версту нищетой разит, мутит от вони.

Его слова хлестнули больнее пощечины. Жгучий стыд залил щеки, на глаза навернулись слезы.

– Эй, Ник, ты чего к замарашке прицепился? – заржал смазливый кучерявый брюнет с наглой ухмылкой. Похотливо стрельнув в меня глазами, он подмигнул:

– Никак перепихнуться решил по-быстрому? Не советую, друг. С такой шлюхи дурную болезнь подхватишь – замаешься лечить.

Здоровяк с бычьей шеей и маленькими свинячьими глазками грязно заржал и подхватил:

– Истину глаголешь, Кристиан! Страшна, как смертный грех, а туда же – под ноги господам кидается! С перепоя, небось, шаталась, вот и не поглядела, куда прет. Лучше б она там и сдохла, скольких бы мужиков от срамной хвори уберегла!

Тупоголовые мерзавцы заухмылялись, сально меня разглядывая. Всем своим видом давая понять, что такая оборванка сгодится лишь для утех. От унижения потемнело перед глазами.

– Ах вы… – задохнулась я в бессильной ярости. – Да вы чуть малыша не растоптали! А меня же и виноватой выставляете! Ни стыда у вас, ни совести!

Тонкие пальцы Николаса стремительно стиснули мой подбородок, вздергивая голову. Пригвоздив меня немигающим ледяным взором, он процедил:

– Радуйся, что цела осталась, попрошайка. В следующий раз вздумаешь в героиню поиграть – костей не соберешь. Руки пачкать о такую дрянь я не побрезгую.

С этими словами он грубо оттолкнул меня, так что я растянулась в грязи. А потом вскочил в седло и ускакал прочь, взметнув копытами фонтан грязи. Его свора с гоготом и улюлюканьем умчалась следом.

Толпа стала медленно расходиться, напоследок одарив презрительными смешками. Я сидела на земле, глядя вслед кавалькаде. На миг мне почудилось, что Николас обернулся, и в его глазах мелькнуло что-то странное, почти виноватое. Но видимо, просто примерещилось, слишком уж быстро пронесся мимо.

Подхватив корзинку, я торопливо зашагала в сторону возвышающейся на холме Академии Хаоса.

Ноги тряслись, дыхание срывалось, а на глаза то и дело наворачивались слезы. Как же так? Почему даже пытаясь совершить добрый поступок, я все равно оказываюсь виноватой? Неужели мне никогда не заслужить ничего, кроме оскорблений и побоев?

Спрятавшись за углом какого-то дома, я наконец дала волю рыданиям. Слезы катились по щекам, смешиваясь с грязью и кровью из разбитой губы. Давили обида, стыд и бессильная ярость. В груди нестерпимо жгло от чувства вопиющей несправедливости. Ведь я всего лишь хотела спасти ребенка! А получила в ответ пинки и плевки.

Трясущимися пальцами нащупав припрятанный на груди кулон, я сжала его так, что побелели костяшки. Мама, папа, почему вы покинули меня? За что мне эта мука? В чем я провинилась перед богами?

Крохотный медальон, последнее напоминание о семье, слабо нагрелся в ладони, даря призрачное утешение.

Глава 4

Величественные врата Академии Хаоса возвышались передо мной, грозные и неприступные, словно скала. Высокие створки из черного дерева, окованные стальными узорами, пугали и манили одновременно. За ними скрывался совершенно иной мир – мир магии, знаний и могущества. Мир, куда мне, жалкой замарашке из трущоб, вход был заказан.

Сердце колотилось так, что готово было вот-вот выпрыгнуть из груди. Ладони вспотели, в висках стучало. Казалось, сама судьба привела меня сюда, на порог этого святилища чародейства. Разве могла я, сирота-пустышка, когда-либо помыслить, что окажусь у заветных врат? Пусть даже прислугой, невидимкой, но я буду здесь! Нужно лишь сделать шаг…

Глубоко вдохнув, я решительно шагнула из-под сени деревьев на широкую дорогу, ведущую к воротам. Гравий зашуршал под ногами, разбитые башмаки оскользнулись на влажных после дождя камнях. Порыв ветра рванул мой капюшон, растрепав рыжие кудри. Солнечный луч пронзил листву, на миг окутав меня золотистым сиянием. Словно сама природа благословляла мой путь и придавала решимости. Распрямив плечи, я решительно направилась к цели… Но не успела сделать и пары шагов, как чья-то рука грубо дернула меня за локоть.

– Ты что, дурная? – прошипели над ухом. – Куда намылилась, через главные-то ворота?

Я в испуге обернулась. Передо мной стояла Марта, крепкая, энергичная женщина лет пятидесяти. Невысокая, полноватая, с густой сеткой морщин вокруг внимательных карих глаз. Некогда черные как смоль волосы сильно побелели и были стянуты в тугой пучок на затылке. Простое темное платье, белоснежный накрахмаленный передник, связка ключей у пояса – все выдавало в ней старшую прислугу, привыкшую к ответственности и порядку.

– Совсем ополоумела, девка? – продолжала отчитывать она меня, озираясь по сторонам. – Это ж вход для господ да иссаров, не про нашу честь! А ну пошли отсюда, пока стражу не подняли!

И она потащила меня прочь в обход стены, туда, где виднелась неприметная дверца. Марта втолкнула меня в темный проулок и прижала к стене, зашептала на ухо:

– Ты пойми, Адель, тут свои порядки. Слуги всегда отдельно ходят, чтоб господам не докучать. Оно и правильно – нечего нам с ними мешаться. У каждого свое место, свой черед. Ты девка умная, должна понимать.

Я судорожно кивнула, опуская глаза. В груди заныло от униженной гордости. Да, тетка Агата, которая вырастила меня, права была – куда мне, замарашке, о лучшей доле мечтать? Знай свой шесток, Адель, и не дергайся. Может, когда-нибудь за примерную службу тебе и перепадет краешком глаза на блеск и роскошь поглядеть. А пока довольствуйся задворками да черными лестницами…

Взгляд Марты смягчился. Она погладила меня по голове, будто маленькую.

– Не кручинься, девонька. Привыкнешь еще, освоишься. Главное – слушайся старших да не высовывайся. Мы, прислуга, друг за дружку держимся. Если что, я тебя в обиду не дам. И Брунгильда наша хоть и строга, но справедлива. Честно служи – она оценит.

Я через силу улыбнулась, благодарно кивнув. Спрятав лицо в капюшон, я последовала за Мартой в неприметную дверь. Переступив порог и очутившись внутри, я на миг замерла, потрясенная открывшимся зрелищем. Даже скромный коридор для прислуги поражал воображение и наполнял трепетом.

Узкий, извилистый, он петлял и разветвлялся, словно лабиринт. Стрельчатые своды терялись в полумраке, давили и нависали, порождая чувство затерянности и ничтожности. Редкие масляные лампы тускло мерцали на стенах, бросая неверные блики на потемневший от времени камень. По углам таились густые тени, шептавшие о тайнах и безумствах прошлого.

Глядя на этот сумрачный, бесконечный лабиринт, я вдруг ощутила себя крошечной и беззащитной. Словно мышка, юркнувшая в стены огромного, древнего замка. Мышка, чья жизнь может оборваться в любой миг по прихоти ленивого кота или капризной хозяйки.

Но в то же время я чувствовала странное, болезненное возбуждение. Ведь эти потайные ходы пронизывали всю Академию, тянулись на многие мили, соединяя ее затаенные уголки. Здесь, вдали от глаз надменных господ, бурлила и кипела своя, потаенная жизнь.

По узким переходам сновали слуги, таская воду и дрова, охапки белья и подносы с едой. Мелькали серые робы, стоптанные башмаки, сосредоточенные усталые лица. Люди двигались молча и слаженно, будто рабочие пчелы в улье. Никто не задирал носа, не требовал поклонов и реверансов. Здесь все были равны в своем подневольном служении.

Я поспешила за Мартой, нырнула вслед за ней в очередной проход. Узкий коридор вел все глубже, ветвясь и извиваясь. Редкие факелы слабо тлели, грозя вот-вот погаснуть. Под ногами хрустели какие-то огрызки и очистки, шуршали тараканы и сороконожки. Пахло сыростью, плесенью и чем-то кислым и прогорклым. Того и гляди, из темного угла выскочит крыса величиной с собаку и вцепится в ногу.

Словно услышав мои мольбы, Марта вдруг остановилась у очередной развилки.

– Ну вот, Аделька, почти и пришли, – улыбнулась она. – Как раз к обеду поспеем. Сперва на кухню заглянем, повару представлю.

Я только кивнула, сглотнув вязкую слюну. В животе предательски заурчало. Словно в ответ на мои мысли, из-за угла вдруг повеяло умопомрачительными ароматами. Пряная зелень, жареное мясо, свежая выпечка… У меня аж голова закружилась, рот наполнился слюной. Ноздри затрепетали, жадно втягивая одуряющие запахи. Кухня! Неужели мы и правда туда идем?

Видимо, что-то такое отразилось на моем лице. Потому что Марта вдруг остановилась и погрозила пальцем:

– Но-но, больно не обольщайся! Господских харчей нам не видать, как своих ушей. Ихняя еда – она и пахнет по-ихнему, не чета нашей. Нам, прислуге, отдельный котел варят, попроще. Так что не жди пирогов с зайчатиной, радуйся, если жидкой кашей разживешься.

– Знакомься, Адель. Это наш Аттикус, старший повар. Лучше с ним сразу подружись, а то загоняет так, что света белого не взвидишь. И не смотри, что вид свирепый – добряк он, каких поискать. По-своему, по-поварски, заботится.

Аттикус расплылся в широченной улыбке, сверкнув крепкими желтоватыми зубами.

– Ух, хороша девка! – одобрительно пробасил он, окинув меня цепким взглядом. – Тощевата только, ничего, отъедим, отпоим, бока нагуляешь – женихи драться будут! А ну-ка, тащи ей миску каши да кусок мяса, Марта. Негоже новенькой натощак в первый день горбатиться.

Не успела я и глазом моргнуть, как передо мной очутилась дымящаяся миска, полная ароматной гречневой каши с кусочками тушеного мяса. От одного запаха закружилась голова и потекли слюнки. Набросившись на еду, я умяла все в два счета, обжигаясь и давясь от спешки.

Утерев тыльной стороной ладони рот, я смущенно глянула на повара. Тот довольно хохотнул.

– Ай, молодца! Люблю, когда с аппетитом трескают. Ладно, отдохни чуток, а там за дело.

Пока я приходила в себя после сытного завтрака, Марта окинула меня критическим взглядом. Цокнув языком, она всплеснула руками:

– Ну и вид у тебя, прости пресветлая Дева. Платье замызганное, патлы как воронье гнездо. Так дело не пойдет. Пойдем-ка переоденем тебя в форму, да причешем. Негоже прислуге Академии как оборванке ходить.

И подхватив меня под локоть, моя наставница потащила куда-то в недра кухни. Там, в закутке за печами, обнаружился ворох одежды. Порывшись, Марта извлекла серое льняное платье, белый передник и чепец.

– На, держи. Это твоя униформа. Носи бережно, стирай вовремя. Форма – лицо прислуги, так-то.

Торопливо облачившись в обновки, я критически оглядела себя. Платье было простым, но чистым и даже по размеру. Руки сразу зачесались взяться за дело.

Марта одобрительно оглядела меня и улыбнулась.

– Ну вот, совсем другое дело! Теперь хоть на человека похожа. Ладно, пошли к Брунгильде.

Только сейчас, замерев перед дверью старшей над прислугой, я вдруг осознала всю важность предстоящей встречи. Если госпожа Брунгильда невзлюбит меня, то точно выгонит взашей, не посмотрит на протекцию Марты. И тогда все – прощай, мечты о новой жизни.

Сглотнув ком в горле, я робко поскреблась в дубовую створку. В ответ раздалось резкое "Войдите!", и я, спотыкаясь, нырнула внутрь.

Комнатка была маленькой и аскетичной. Узкая железная кровать, застеленная серым одеялом. Грубый стол, заваленный какими-то бумагами и счетными книгами. Одинокий стул. Ни ковров, ни картин, ни безделушек. Обстановка полностью соответствовала хозяйке, словно отражая ее суровый нрав.

Госпожа Брунгильда была женщиной лет пятидесяти, высокой и поджарой, будто жердь. Узкое лицо бороздили глубокие морщины, впалые щеки покрывала нездоровая бледность. Тонкие бескровные губы кривились, как от лимона. Водянисто-серые глаза холодно щурились из-под кустистых бровей. Жидкие пепельные волосы с проседью были стянуты в тугой пучок. Форменное серое платье висело мешком на костлявой фигуре. Ни дать ни взять – богомол в людском обличье.

– Ты, стало быть, Адель, новенькая? – неприязненно процедила Брунгильда, смерив меня уничижительным взглядом. – Что ж, посмотрим, на что ты годишься. Марта за тебя поручилась, но учти – спуску не дам. Провинишься – вылетишь отсюда, как пробка. Ясно?

– Так точно, госпожа, – пролепетала я, присев в неловком реверансе. – Не подведу, обещаю.

Брунгильда фыркнула.

– Обещать каждый горазд. А ты делом доказывай. Вот твои обязанности – подметать, драить полы, носить воду для умывания господам, стирать, помогать на кухне, прислуживать за столом. И все быстро, четко, бесшумно. Чтобы ни звука, ни лишнего движения. Господа не любят, когда прислуга мельтешит перед глазами.

Я часто закивала, вся сжавшись под ее колючим взглядом.

– И не дай боги, вздумаешь красть или лениться – шкуру спущу. А будешь заглядываться на молодых господ с глупыми мыслями – вообще голову откручу. Это тебе не бордель, тут порядочные девушки служат. Поняла?

– Да, госпожа, – выдохнула я, покраснев до кончиков ушей. – Я… Я не такая. Я буду очень стараться, только не гоните.

Суровое лицо Брунгильды чуть смягчилось. Она окинула меня долгим испытующим взором, будто пытаясь проникнуть в самую душу. Потом вздохнула и проскрипела:

– Ладно, верю.

– Погоди-ка… – Брунгильда вдруг поднялась, прислушиваясь. Из-за двери доносился приглушенный гул, будто гудел растревоженный улей. Топот ног, лязг и грохот, отрывистые выкрики. – Что за?..

Она распахнула дверь и высунулась в коридор. Я робко выглянула из-за ее костлявого плеча. То, что предстало нашим глазам, повергло в шок.

По переходам метались взмыленные слуги, столбом стояла пыль. Люди носились как угорелые, таская и передавая друг другу какие-то свертки, коробки, сундуки. Звенели ключи, грохотали решетки, хлопали двери. Все вокруг закипело и забурлило, словно растревоженный муравейник.

– Что стряслось-то, госпожа Брунгильда? – робко спросила я, озираясь в полнейшем ошеломлении. – Уж не пожар ли часом?

Экономка смерила меня уничтожающим взглядом и отрывисто бросила:

– Типун тебе на язык, дуреха! Господа студиозусы пожаловали, вот что. Великие отпрыски славных магических родов изволят прибывать.

Подхватив юбки, я со всех ног помчалась за экономкой. Мы пролетели по анфиладам и галереям, ловко лавируя в толчее. Мимо проносились серые робы, мелькали напряженные лица. Все спешили и толкались, торопясь скорее попасть во двор.

Наконец мы вывалились из дверей черного хода и очутились в просторном внутреннем дворе. Солнечный свет резанул по глазам, прохладный ветер ударил в лицо. Я на миг зажмурилась, а когда открыла глаза…

Боги, какое зрелище! Двор был запружен народом, словно площадь в базарный день. Слуги всех мастей выстроились в две шеренги, образуя живой коридор. В руках они держали корзины с цветами, подносы с угощениями, кувшины с вином. Ливреи сверкали золотыми галунами, начищенные бляхи слепили глаза.

А у парадного крыльца, разодетые в пух и прах, гордо красовались преподаватели Академии. Длинные мантии сияли шелком и бархатом, пышные береты были украшены перьями и самоцветами. Магистры держали жезлы и скипетры, увитые лентами факультетских цветов. Прямо дух захватывало от этакой пышности и великолепия!

В центре стоял сам ректор Дагмар – величественный старец с черной бородой, в переливчатой мантии с гербами Академии. Золоченый венец покоился на его челе, излучая мягкий зачарованный свет. Рядом замерли двое его ближайших помощников – Магистры Высших Энергий лорд Бэрроу и лорд Уиллоуби. Оба – представители древнейших магических династий, сильнейшие чародеи и опытнейшие наставники.

Лорд Уильям Бэрроу, декан факультета Огня, был высок и поджар, с пронзительным хищным взглядом и резкими чертами лица. Его мантия полыхала всеми оттенками пламени, от нежно-алого до жгуче-оранжевого. А вычурный берет украшал золотой феникс – символ бессмертия и возрождения.

Лорд Освальд Уиллоуби, глава факультета Воды, полная ему противоположность – приземистый, мягкий, округлый, с обманчиво-добродушной улыбкой и по-рыбьи влажными глазами. Одеяния его струились и переливались, словно текучий шелк, все в синих и лазоревых тонах. А на берете красовалась серебряная рыбка – знак текучести и адаптивности.

Эти двое извечно соперничали, как Огонь и Вода, но при этом прекрасно дополняли друг друга. Магистры-антагонисты, вечно спорящие и не соглашающиеся, но объединенные преданностью Академии и магической науке.

За ними маячили деканы двух других факультетов – Воздуха и Земли. Леди Уинифред Брайерли, высокая сухопарая дама с пронзительно-яркими голубыми глазами и резкими чертами лица. Ее мантия и берет были небесно-голубого цвета, а на груди переливался сапфировый кулон в виде вихря.

И лорд Джосайя Гринвуд, приземистый коренастый мужчина с обветренным лицом фермера и цепкими карими глазами. Его облачение было цвета зрелой пшеницы и свежевспаханной земли, а берет украшал янтарный самородок.

Четыре стихии, четыре сути бытия – вот они, властители Академии Магии, блюстители ее священных устоев и многовековых традиций. Серьезные, могущественные, исполненные собственной значимости. Были там и другие преподаватели, но я их не знала. Видать, не столь выдающиеся фигуры, раз даже мне, неграмотной замарашке, о них не довелось слышать.

Но среди этой пестрой толпы затесался один скромный, незаметный человечек. Он стоял чуть в стороне, теребя в руках потертый берет и робко озираясь по сторонам. Его простецкая коричневая мантия и залатанный камзол резко контрастировали с роскошными нарядами других магистров.

Это был мэтр Игнациус Крамб, преподаватель артефакторики – науки о магических предметах и амулетах. В Академии его недолюбливали и звали не иначе как "старый хрыч Крамб". Поговаривали, что он слегка тронулся умом на почве своего увлечения древними артефактами.

Студенты за глаза посмеивались над чудаковатым профессором, изредка захаживающим на лекции в обносках и с вечно всклокоченной бородой. Коллеги сторонились нелюдимого старика, погруженного в свои исследования и опыты. Никто всерьез не воспринимал полубезумного ученого и его "игрушки".

Но в тот миг, глядя на сгорбленного старичка, прячущегося в тени других профессоров, я вдруг ощутила трепет. Ведь было в этом человеке что-то такое… Притягательное, завораживающее. Словно он знал какую-то Тайну, сокрытую от прочих. Будто все эти надменные лорды и леди в блестящих мантиях лишь мельтешили на поверхности, а настоящая суть магии пряталась вон в том невзрачном старикашке.

Я стояла, раскрыв рот, не в силах оторвать взгляд от феерического зрелища. Словно в сказку попала, ей богу! Вокруг витали ароматы тысячи цветов, слышалась тихая музыка, журчание фонтанов. В воздухе разливалось сладостное, щекочущее чувство предвкушения чуда.

Внезапно в толпе началось какое-то движение. Люди задвигались, заволновались, послышался нарастающий гул.

– Едут!!! – восторженно закричал кто-то. – Едут, едут!

Топот множества копыт, скрип колес и звон сбруи возвестили о прибытии первых карет. Тяжеленные, богато изукрашенные экипажи показались из-за ворот под пение фанфар.

Форейторы в ливреях, кучера с плюмажами, гербы и вензеля на дверцах – все сверкало, сияло и переливалось в лучах солнца. Могучие, лоснящиеся жеребцы били копытами, пуская пар из ноздрей. А за каретами верхом следовали кавалеры – напыщенные, завитые и надушенные молодые лорды в расшитых камзолах и шляпах с перьями.

Словно свита из волшебной сказки!

Кареты подкатили к парадному крыльцу и остановились. Началась церемония представления.

Студиозусы, прибывшие на учебу, по очереди выходили из экипажей, провозглашались их имена и титулы. Юные лорды и леди чинно подходили к ректору Дагмару, склоняли головы перед его благословением. Магистры приветствовали своих птенцов, деканы окропляли розовой водой из хрустальных кропил.

Церемонимейстер зычным голосом выкликал звонкие имена знатных родов – Гринвуды, Ланкастеры, Дорианы, Валуа… Молодежь чинно дефилировала по золотой ковровой дорожке, небрежно помахивая надушенными платочками, одаряя благосклонными кивками преклоненную прислугу.

Помощники метались вокруг, подхватывая под локти высокородных гостей, помогая им выбраться из экипажей, выгружая горы багажа и сундуков.

В какой-то миг взгляд Брунгильды зацепился за меня, стоящую столбом у стены. Глаза экономки опасно сузились и она прошипела, едва шевеля губами:

– Адель! А ну, не стой как чучело огородное! Чай не на маскарад пришла глазеть. Работы невпроворот. Давай, хватай корзины с лепестками и разбрасывай под ноги господам! Да улыбайся при этом, образина! Не кисни, словно уксус хлебнула. Живо!

Я встрепенулась и заметалась, разыскивая корзины. Схватив одну, принялась совать охапки цветов под ноги гостям, расточая вымученные улыбки.

Пару раз на меня брезгливо цыкнули, когда я в рвении рассыпала ароматные лепестки чуть ли не на сами башмаки господ. Но я не смела поднять глаз, продолжая усердствовать. Вся спина взмокла, ладони онемели от натуги.

Я трудилась не покладая рук, таская корзины и разбрасывая цветы, кланяясь и улыбаясь. Голова кружилась от запахов и звуков, ум был опьянен мечтами, пока к площади не подъехало четыре всадника…

Глава 5

Четыре всадника легкой рысью въехали на площадь перед Академией, мгновенно привлекая всеобщее внимание. Я сощурилась, пытаясь разглядеть их получше. И вдруг сердце рухнуло в пятки. Боги, это же Николас со своей компанией! Тот самый напыщенный павлин, что утром унизил меня и едва не затоптал малыша.

Он возглавлял кавалькаду, восседая на черном жеребце. Шелковая рубашка, расшитая серебряными и золотыми узорами, лазурный бархатный камзол, сапоги из мягчайшей замши, сверкающие шпоры. Растрёпанные золотые локоны. Глаза цвета синего льда надменно щурятся. Осанка горделивая, подбородок вздернут. Ничего не изменилось с утреннего происшествия.

Рядом с ним я узнала давешнего красавчика Кристиана и здоровяка Винсента со свинячьими глазками. А по левую руку Николаса ехала Амелия – та самая злобная фурия, едва не пустившая мне кровь.

Все четверо источали ауру привилегированности и высокомерия. Было видно – избранные, лучшие из лучших, надежда Академии Хаоса. Золотая молодежь, ни в чем не знающая отказа. Привыкшая купаться в роскоши, вертеть другими, помыкать прислугой.

Они спешились, передавая поводья слугам, и небрежной походкой направились к дверям. Толпа почтительно расступалась, слышались взволнованные перешептывания. Девушки томно вздыхали, глядя на красавчиков. Юноши завистливо скрипели зубами, мечтая оказаться на их месте.

Николас скользнул взглядом по выстроившимся шеренгам, царственно кивая налево и направо. Ослепительная улыбка озаряла его точеные черты, но не касалась холодных глаз. И вдруг он словно споткнулся, увидев меня. Светлые брови взметнулись, на миг исказив безупречное лицо.

Я съежилась, готовясь к очередной порции унижений. Но Николас, кажется, взял себя в руки. Скользнул по мне равнодушным взглядом, будто и не узнал. Тряхнул золотыми кудрями, улыбнулся еще ослепительней и двинулся дальше. Свита потянулась за ним.

Тем временем господа студиозусы и преподаватели выстроились полукругом у парадного крыльца. Ректор Дагмар в расшитой мантии поднялся на возвышение и поднял руки, призывая к тишине.

– Дорогие друзья! – пророкотал его усиленный магией голос, разносясь над притихшей толпой. – Я рад приветствовать вас в стенах нашей славной Академии Хаоса! Вот и наступил этот долгожданный день – начало нового учебного года. Года, который подарит нам новые знания, новые открытия и, конечно же, новые таланты!

Толпа одобрительно загудела. Студиозусы горделиво расправили плечи, польщенные высокой оценкой.

– Но прежде, чем мы приступим к чествованию наших лучших выпускников, я хочу сказать вам нечто важное, – продолжил ректор, и голос его посуровел. – Мы живем в непростое время, друзья мои. Тьма сгущается, напирает со всех сторон. На границах с проклятым Инфериумом не утихают стычки. Демоны и низшие твари пытаются прорвать наши рубежи, сея смерть и разруху. Никогда еще нужда в сильных и умелых магах не была столь высока.

По толпе пронесся тревожный ропот. Улыбки увяли, лица посерьезнели. Ученики нахмурились, впервые ощутив всю тяжесть будущей ответственности.

– Академия Хаоса, – вещал Дагмар, – одно из немногих мест, где постигают искусство управлять стихиями, преумножать и направлять магические силы. Те знания и навыки, что вы получаете здесь – не просто инструмент личного могущества. Но и залог безопасности и процветания всего королевства! Ваши умения, ваши дарования – щит и оплот против сил тьмы и разрушения. Помните об этом. И гордитесь, что служите высокой цели.

Он вновь выдержал паузу, обводя аудиторию пронзительным взглядом. Студенты одобрительно загудели, расправляя плечи. А я вдруг поймала себя на мысли, что проникаюсь моментом. Речь старого интригана, как ни странно, задела за живое. Всколыхнула, напомнила – есть в магии нечто большее, чем источник личной выгоды и тщеславия. Нечто высокое, благородное. То, за что действительно стоит сражаться.

Но тут Дагмар вернулся к обычному тону и продолжил свою речь:

– Среди вас те, для кого этот год станет последним в стенах Академии, – говорил он, обводя взглядом нарядную публику. – Те, кто уже доказал свое мастерство и готов шагнуть во взрослую жизнь, дабы применить полученные знания на практике.

Он сделал эффектную паузу. Николас и его друзья подобрались, горделиво задрав подбородки.

– Да будет вам известно, юные дарования, что лучших из лучших ждут невероятные перспективы! – провозгласил Дагмар, картинным жестом указывая на четверку избранных. – Свет и гордость нашей школы, непревзойденные в учении и доблести – перед вами будущие столпы магического мира! Николас Фэйрфакс, Амелия Рутберг, Кристиан Норвуд и Винсент Хоук – запомните эти имена! Ибо они прославят не только альма-матер, но и все королевство!

По толпе пронесся вздох восхищения. Девицы восторженно взвизгнули, юноши одобрительно закивали. Даже преподаватели расплылись в почтительных улыбках. Только профессор Крамб, стоявший позади всех, скривился как от лимона.

– Лучшим выпускам – лучшие места! – провозгласил ректор, простирая длань к вершинам башен. – Отныне избранные войдут в Малый Совет Академии как младшие советники. А по окончании учебы займут должности старших иссаров, дабы нести мир и закон во все уголки державы. Да здравствует молодая кровь, новые герои новой эпохи!

Толпа взорвалась овациями. Николас, сияя ослепительной улыбкой, помахал рукой публике. Прочие тоже приосанились, красуясь и позируя как на подиуме.

Дагмар поднял руку, призывая к тишине. И добавил с хитрой усмешкой:

– Ну а лучшему из лучших, истинной жемчужине в короне нашей школы, Николасу Фэрфоксу, я с гордостью вверяю… пост главы дисциплинарного совета Академии! Его слово для вас теперь – закон. Но верю, он будет строг, но справедлив. Настоящий лидер, способный повести за собой. Да озарит вас свет познания!

Под гром аплодисментов ректор сошел с помоста и облобызал смущенного Николаса. Тот бормотал слова благодарности, а сам искоса стрелял глазами в толпу, явно красуясь напоказ.

У меня аж челюсть отвисла. Ничего себе! Какие почести для юнца, пусть и талантливого. Младшим советником стать, главой дисциплинарного комитета – это ж какая власть! Теперь точно возомнит себя величайшим магом современности. Небось, шагу ступить нельзя будет без его высочайшего позволения.

***

Брунгильда хлопнула в ладоши, отдавая распоряжения:

– Так, Бетси и Нэнси – марш драить полы в галерее! Джон, разожги камины в трапезной! Адель, а ты…

Не успела экономка договорить, как к ней подошёл импозантный слуга в ливрее с гербами. Он важно надулся, всем своим видом показывая, что явился с особым поручением. Склонившись, слуга что-то быстро прошептал на ухо Брунгильде. Та поджала губы, но согласно кивнула.

– Что ж, перемена планов, – бросила она с неудовольствием. – Адель, ступай за этим господином. Тебе велено немедля идти и разбирать вещи, готовить покои для одного из почётных гостей Академии.

У меня брови на лоб полезли от удивления. Это ещё что за новости? Почему именно я? Но озвучивать вопросы вслух не стала. Молча поклонилась и послушно засеменила вслед за слугой.

Слуга быстрым шагом повел меня по анфиладе коридоров и переходов, и я едва поспевала за ним, то и дело спотыкаясь о сверкающий мраморный пол. Величественные стены Академии Хаоса воздвигались над головой, погружая в благоговейный трепет.

Впервые я имела возможность как следует разглядеть внутреннее убранство замка. И чем дальше мы шли, тем больше я изумлялась его роскоши и великолепию. Стены были облицованы светлым камнем, отполированным до зеркального блеска. Их покрывала затейливая резьба – вычурные узоры, гербы благородных семейств и магические символы, покрытые сусальным золотом. В простенках сияли ниши со статуями богов и героев, задрапированных складками мантий.

В вышине парили стрельчатые своды и арки, подпертые изящными колоннами. Их капители украшала пышная лепнина – гирлянды цветов, гроздья винограда, мистические звери. Витражи в стрельчатых окнах переливались всеми цветами радуги, заливая коридоры ослепительным светом.

Сотни свечей и светильников, отбрасывали мерцающие блики на стены и пол. В их сиянии проступали очертания фресок – идиллические пейзажи, сцены великих деяний, триумфы магов прошлого. Я разглядела мудрецов, творящих заклятия над алтарями. Крылатых богинь, взмывающих в лазурное небо. Единорогов, пасущихся на изумрудных лугах. Видения были столь прекрасны и возвышенны, что я невольно затаила дыхание.

Я глядела на все это ослепительное великолепие, и сердце замирало от восхищения. Трудно было поверить, что такая роскошь существует в реальности, а не в сказочных грезах! Должно быть, невероятное счастье – жить и учиться в подобном месте, впитывая красоту и величие магического искусства.

И я поймала себя на дерзкой мысли, что однажды и сама буду шествовать по этим коридорам в богатых одеждах, сверкая магическими регалиями. А преподаватели и студенты станут почтительно расступаться, приветствуя лучшую выпускницу Академии… Ах, мечты-мечты!

Задумавшись об этом, я на миг отстала от слуги. А когда встрепенулась, то обнаружила, что стою посреди сияющего зала, украшенного витражами и скульптурами. А за резной позолоченной дверью уже слышался звон бокалов и веселые голоса.

Робко поскребшись, я вошла в роскошные апартаменты. В гостиной у камина расположилась знакомая компания – Николас и его свита.

Николас небрежно развалился в кресле, расстегнув верхние пуговицы голубого камзола. Его золотые кудри слегка растрепались, придавая надменному лицу легкую небрежность.

Амелия сидела у него на коленях, обвив его шею руками. Она была в ярко-алом приталенном камзоле, выгодно оттенявшем фарфоровую кожу и смоляные локоны. Пышные юбки, заменившие брюки, цвета пламени струились до пола, мягко облегая точеную фигурку.

Рядом на диване, закинув ногу на ногу, вальяжно устроился Кристиан. Его лазурный бархатный камзол лежал рядом, оставив хозяина в одной тонкой сорочке, выгодно обтягивающей мускулистый торс. Винсент стоял у стола, небрежно опираясь на резную столешницу и поигрывая бокалом.

Завидев меня на пороге, красотка расплылась в ехидной улыбке:

– Надо же, кто пожаловал! Наша новая прислуга собственной персоной. Проходи, милая, не стесняйся!

Николас удивленно вскинул брови, смерив меня недоуменным взглядом. Остальные тоже вытаращились, явно не ожидая незваной гостьи.

– Ты кого притащила, Амелия? – осведомился он, подозрительно прищурившись. – Зачем нам эта замарашка?

– Ой, только не говори, что не узнал нашу рыжую служаночку! – захихикала Амелия, спрыгнув с его колен. – Думаешь, я не заметила, как ты на нее пялишься украдкой? Решила вот устроить сюрприз.

С этими словами наглая девица подскочила ко мне и властно ухватила за локоть. Подтащила поближе к диванчику, на котором вальяжно расположились парни.

– Ну-ка, оборванка, не стой столбом! Живо наполни бокалы господам, – приказала Амелия, кивая на серебряный поднос с хрустальными кубками и запотевшим кувшином.

Я стояла столбом, ошарашенно глядя на роскошных господ и не зная, что предпринять. В голове метались панические мысли. С какой это стати я должна прислуживать этим напыщенным индюкам? Меня ведь отправили сюда вовсе не для того, чтобы потакать капризам избалованным ублюдкам!

Но с другой стороны, не могла же я открыто пойти наперекор им. Это грозило немедленным изгнанием. От растерянности я стояла, будто язык проглотив. Щеки пылали от стыда и унижения.

Амелия нетерпеливо притопнула ножкой, сверля меня колючим взглядом.

– Ты что, не слышала приказа, замарашка? Живо за работу, пока я не разозлилась!

Гневный окрик вывел меня из ступора. Сжав зубы, я присела в неловком книксене, лихорадочно соображая, как поступить. Бежать? Отказаться? Послать куда подальше? Нет, глупо. Проще смириться, авось побыстрее отвяжутся.

С внутренним содроганием я приблизилась к столику. Трясущимися руками подхватила пузатый графин, наполненный рубиновым напитком. Горлышко звякнуло о край бокала, несколько капель плеснули на белоснежную скатерть.

Я замерла, бросив испуганный взгляд на Амелию. Та надменно выгнула бровь, всем своим видом демонстрируя крайнее неудовольствие.

– Ты еще и криворукая, как я погляжу, – процедила она. – Того и гляди весь графин опрокинешь, остолопка. Лей акуратнее!

Я закусила губу, со страхом косясь на разрастающееся винное пятно. Руки ходуном ходили, норовя расплескать вино, но я усилием воли взяла себя в руки. Нет уж, не доставлю им такого удовольствия!

Медленно, осторожно я наполнила бокалы до краев, стараясь не встречаться глазами с господами. Чувствовала на себе их насмешливые, оценивающие взгляды, прожигающие дыры в моем жалком сером платьице. Это было невыносимо унизительно – вот так стоять перед ними навытяжку, ощущая себя ничтожной козявкой, пылинкой под их ногами.

Как же хотелось швырнуть в их самодовольные рожи поднос, расколотить драгоценный хрусталь вдребезги! Но приходилось молча сносить и это, и ехидные смешки за спиной.

– Господа желают чего-нибудь еще? – пролепетала я, низко склонив голову.

– О, разумеется, дорогуша, – промурлыкал Кристиан, окидывая меня маслянным взглядом. – Ты же у нас такая расторопная, такая услужливая. Не находите, друзья?

Николас лениво кивнул, рассматривая свои отполированные ногти. Винсент гоготнул.

– Может, господа хотят перекусить? – пискнула я, судорожно озираясь по сторонам в поисках подноса с закусками. Лишь бы отвлечь их внимание, лишь бы поскорее сбежать отсюда!

– А ты у нас догадливая, – ухмыльнулся Кристиан, подцепляя мой подбородок пальцем. – Люблю смышленых служанок. Особенно рыженьких. Кристиан с ухмылкой потянулся к моей голове и ловким движением сдернул чепец. Тяжелые медные пряди рассыпались по плечам, сверкнув в свете свечей, словно языки пламени.

Парни дружно присвистнули, а Амелия брезгливо сморщила носик.

– Ну и патлы! Прямо ведьмино гнездо, – процедила она. – Неудивительно, что от тебя за версту нечистью разит.

Николас с непроницаемым видом разглядывал мою шевелюру, словно редкую диковинку.

А Кристиян протянул: – М-да, цвет и впрямь на редкость… специфический. Такие волосы встречаются разве что у дьяволиц из Инфериона.

Винсент гадко захихикал, поигрывая перстнями на пальцах.

– Ха, теперь понятно, почему она такая дерзкая и строптивая! Бесовское отродье.

Я стояла ни жива ни мертва, кусая губы. Щеки пылали от стыда и обиды. Да, рыжие волосы всегда вызывали толки и пересуды. Но никогда еще мою необычную масть не обсуждали с такой циничной бесцеремонностью, словно я была не человеком, а забавной зверушкой.

Кристиан с гаденькой ухмылочкой подцепил прядь и намотал на палец, больно дернув.

– А что, друзья, предлагаю проверить, так ли горяча наша белочка, как ее огненный мех! Глядишь, и впрямь бесенята из юбки посыпятся.

Я затравленно огляделась, чувствуя, как сердце уходит в пятки. Лица Кристиана и Винсента исказились хищными гримасами, в глазах вспыхнул недобрый огонек.

– Ах, оставь ты ее, Кристиан. Смотри, у дурехи сейчас пар из ушей повалит от страха. Еще грохнется в обморок, позору не оберешься. Просто подай нам закуски, голубушка, – промурлыкала Амелия, указывая на блюдо с изысканными яствами. – Небось, сама таких деликатесов в жизни не видала.

Под очередной взрыв хохота я подала господам тарелки с запеченным фазаном, икрой и прочими разносолами. Руки так дрожали от унижения, что я едва не выронила драгоценный фарфор.

– Эй, поаккуратнее! – рявкнул Винсент. – Разобьешь – сама отрабатывать будешь. Таким, как ты, за всю жизнь не расплатиться.

Николас молча наблюдал за представлением, прихлебывая вино. На губах змеилась странная полуулыбка, а в стальных глазах плясали опасные огоньки. Он прожигал меня взглядом, от которого по коже змеились мурашки.

Лениво отщипнув кусочек дичи, Амелия вдруг поморщилась и капризно протянула:

– Фу, пересолено! Прислали же растяпу, даже подать нормально не может. Эй, ты! А ну-ка попробуй сама, убедись, какую гадость нам преподнесла.

С этими словами стерва подцепила на вилку кусок фазана и поднесла к моему рту. От запаха сочного, истекающего жиром мяса живот свело судорогой, и он довольно громко заурчал.

От стыда хотелось провалиться сквозь землю. Кристиан и Винсент вновь громко заржали, и вино плеснуло на бедро. Черноволосый потянулся за салфеткой, но глаза Амелии злорадно сверкнули.

– Стой, пусть замарашка займётся этим, негоже господам самим себя обслуживать. Возьми салфетку и оботри Кристиану брюки, – с издёвкой приказала Амелия, протягивая мне полотняную салфетку.

Щеки вспыхнули от унижения. Дрожащей рукой я приняла салфетку, словно задеревенев я опустилась на колени рядом с Кристианом и начала промокать винное пятно на его бедре, стараясь не касаться… ничего лишнего. Но избежать этого было невозможно – пятно расплылось слишком высоко.

Кристиан похотливо осклабился, ёрзая в кресле:

– Смотри-ка, а служаночка-то старается! Прям вся раскраснелась, бедняжка. Похоже, нравится ей это дело, а?

Винсент похабно заржал, отпуская скабрёзные шуточки. Амелия брезгливо поморщилась:

– Ну ты и похотливый боров, Кристиан. Хотя чему удивляться – рыжие потаскушки по тебе, верно?

Винсент гоготнул, отпивая вина:

– Может, отдадим ему девку на растерзание? Пусть порезвится всласть, а то тесно ему в штанах стало, глядите!

Это была последняя капля. Щёки вспыхнули от чудовищного унижения и потрясения от их цинизма. В висках застучало, перед глазами поплыли багровые пятна. Жгучий стыд и обида опалили лицо. Праведный гнев вскипел в груди раскалённой лавой, готовой вот-вот извергнуться.

Решительно поднявшись, я схватила бокал и плеснула вино прямо в лицо ухмыляющейся гадине.

Глава 6

– Ах ты мерзкая дрянь! Да как ты посмела поднять руку на госпожу?! – взвизгнула Амелия, полыхая яростью. Прекрасное лицо исказила гримаса ненависти и презрения. – Зря я не прикончила тебя ещё там, на площади, когда была возможность! Избавила бы мир от такого ничтожества!

Она вскинула руку, и в тот же миг невидимая сила стиснула моё горло стальной хваткой. Дыхание с хрипом вырывалось сквозь сдавленные связки, лёгкие зажгло огнём. Боль была чудовищной, невыносимой. Казалось, голова вот-вот лопнет от давления, а шея переломится, не выдержав немыслимой тяжести.

Я судорожно цеплялась пальцами за невидимую удавку, пытаясь ослабить хватку, но магия не поддавалась. Грудь горела от недостатка кислорода, перед глазами плясали красные пятна. Колени подломились, и я рухнула на пол, корчась в агонии. Кости хрустели, мышцы сводило мучительными спазмами. Казалось, что сама жизнь по капле вытекает из меня вместе с надсадным хрипом и булькающей слюной.

Но внезапно сквозь пелену невыносимых страданий проступило нечто иное. Магия! Я вдруг явственно ощутила её – могучую, первозданную, дурманящую. Она обволакивала тело удушливым покрывалом, проникала под кожу, струилась по венам раскалённой лавой. От неё исходил металлический привкус, словно от электрических искр, и пряный аромат грозы.

Несмотря на чудовищную агонию, я впитывала эту силу, словно изголодавшийся по живительной влаге песок. Боль мешалась с наслаждением, унижение – с триумфом. Закрыв глаза, я почти физически видела, как магия клубится вокруг разноцветными вихрями, сплетаясь в причудливый узор. Как струится по коже золотыми искрами, пронзает нервы райской мукой.

Такого мне ещё не доводилось испытывать! Даже близко, даже на миг. Там, в трущобах, я и помыслить не могла о подобных ощущениях. Магия была уделом лишь богатых и привилегированных. Никто из нашего брата и капли не мог выдавить без риска свернуть себе шею потугами. А тут – целое море, безбрежный океан могущества!

Понимаю, это звучит безумно – упиваться болью, млеть от ужаса. Словно последний наркоман, мазохистка. Но кто бы знал, каково это – вот так, разом, шагнуть из серой обыденности в ослепительный вихрь чуда! Прикоснуться к запретному, вкусить немыслимого. Пускай и под пыткой, пускай на грани жизни и смерти – а всё ж пьянит похлеще вина!

Амелия, кажется, не подозревала о моих противоречивых чувствах. Скрючив пальцы, точно когти дикой птицы, она сжимала кулак всё сильнее, вдавливая магические оковы в трепещущую плоть. Хрупкое стекло бокала брызнуло осколками, впиваясь в ладонь. Алая кровь закапала на ковёр, но эта боль меркла в сравнении с той, что разрывала лёгкие.

Я рухнула безвольной куклой. Мышцы немели, кости хрустели, мозг плавился от чудовищного давления. Но даже теряя сознание, я продолжала странно наслаждаться этой пыткой. Словно в горячечном бреду, словно под веселящим порошком – отчаянно цепляясь за ускользающие ощущения невиданной силы.

– Ну что, доигралась, мразь? – прошипела Амелия. Её голос доносился словно из-под толщи воды – глухо, искажённо. – Думала, тебе это с рук сойдёт? Да я тебя на куски порву, ничтожество!

Всё поплыло перед глазами. Сквозь алую пелену я невольно залюбовалась своей мучительницей – прекрасной и ужасной, будто языческая богиня. Зрачки Амелии потемнели и расширились, точно от желания, а по волосам и коже пробегали змеистые всполохи. Неужто это и есть лик безграничного могущества? Неужто таким становится маг в миг высвобождения силы?

Не знаю, сколько это длилось – миг или вечность. Наверное, я бы так и погибла, упиваясь собственной агонией, если бы внезапно не раздался повелительный окрик Николаса:

– Довольно, Амелия! Прекрати немедленно. Ты же её прикончишь!

Хватка на горле ослабла, и я со стоном повалилась на ковёр, жадно глотая живительный воздух. Грудь раздирал надрывный кашель вперемешку со всхлипами, горло саднило, точно ободранное. Несколько минут я просто лежала ничком, мелко дрожа и силясь отдышаться.

Постепенно в голове прояснилось. С трудом приподняв тяжёлую, гудящую голову, я обвела мутным взглядом застывшую компанию. Кристиан и Винсент таращились на меня с отвисшими челюстями. Амелия раздувала точёные ноздри, с ненавистью буравя меня взглядом. И лишь в глазах Николаса за ледяным презрением проскальзывало нечто… странное. Опасливое. Будто он прозрел во мне нечто большее, чем жалкую служанку. Он порывался подойти, но остался на месте.

Пошатываясь, я медленно поднялась на ноги. Израненная ладонь кровоточила, по лицу тянулись влажные дорожки слёз. И хоть тело ныло от боли, а внутри всё клокотало от унижения – губы невольно кривились в безумной, блаженной полуулыбке. Словно мне открылось некое тайное знание, сокровенная истина, неподвластная этим зарвавшимся снобам.

Гордо расправив плечи и глянув недрогнувшим взглядом, я произнесла шёпотом:

– Благодарю за урок, господа. Многое я сегодня поняла и ощутила. Жаль, что столь дивный дар достался столь ничтожным душонкам.

Вздёрнув подбородок, я чинно прошествовала к двери. Гулкие шаги мерно и твёрдо отдавались под каменными сводами. И пусть спина горела от прожигающих взглядов – я ни разу не споткнулась, не убыстрила шаг.

Выйдя прочь, я аккуратно прикрыла за собой тяжёлую створку. И только в коридоре позволила себе сползти по стене, обессиленно прикрыв глаза.

***

Эта загадочная девушка с огненными кудрями и бунтарским нравом зацепила наблюдательный ум, заинтриговала и взбудоражила воображение. В ней чувствовался несгибаемый внутренний стержень, достоинство и сила духа, присущие скорее благородным особам, нежели замарашкам из прислуги.

Но истинное изумление и трепет вызывала её реакция на проявления магии. То, как эта хрупкая плебейка жадно впитывала, порой на грани жизни и смерти, малейшие крохи волшебства. С каким неистовым восторгом и самозабвением отдавалась во власть колдовских чар, превозмогая чудовищную боль.

Складывалось ощущение, будто в ней живёт неутолимая жажда, почти одержимость всем сверхъестественным и потусторонним. Эта одержимость столь велика, что девушка готова с наслаждением принимать любые муки, лишь бы на миг приобщиться к источнику высшей силы.

Невольно возникают весьма смелые, на грани кощунства аналогии. Не иначе, как девчонка черпает в магии некое запредельное, почти эротическое удовольствие! Словно изголодавшаяся по ласке гетера, она сладострастно упивается ощущениями, неведомыми простым смертным. И это при том, что сама, похоже, начисто лишена магического дара!

Пожалуй, именно этот парадокс – средоточие тайны, окутавшей рыжеволосую бунтарку. Она словно бы рождена для колдовства, всем своим нутром предназначена ему. Но волею случая, по несправедливой прихоти судьбы, оказалась отлучена от магического искусства, низведена до жалкого прозябания.

Воистину, эта рыжая бестия – сплошная загадка, почти наваждение! Она будоражила воображение, порождала странные, тревожные фантазии. Недаром говорят, что в конопатых дурманящая магия заложена от рождения. И наблюдать, как эта магия прорывается наружу, искажая хрупкий человеческий сосуд – зрелище не для слабонервных!

Мысли невольно забредают в область почти непристойного. В воображении сами собой возникают волнующие, греховные картины. Как гибкое девичье тело извивается под безжалостными пытками, под градом ударов и пощёчин. Как посиневшие губы приоткрываются в беззвучном стоне, моля о пощаде… и о продолжении экзекуции. Как мутнеющий от боли взор вдруг вспыхивает неистовым, безумным восторгом, словно узрев нечто запредельное, неземное.

Всё это порождает сильнейшее смятение чувств – брезгливость мешается с вожделением, презрение с болезненным любопытством. Разум понимает, сколь низменны и недостойны подобные фантазии. Но глубоко внутри уже тлеет порочное, мазохистское желание увидеть продолжение истязаний. Испытать это странное, извращённое удовольствие.

Воистину, дьявольское наваждение – и ничто иное! Адское искушение, посланное в образе рыжей нищенки. Только истинный подвижник сумеет отринуть его и сохранить душевную чистоту.

Увы, даже самые благородные и сильные духом порой пасуют перед неодолимой властью дьявольских чар. И стоит лишь чуть-чуть поддаться соблазну, приоткрыть завесу тайны – как зыбучие пески затягивают всё глубже, без права на спасение…

***

Шаг за шагом я брела по бесконечным коридорам Академии, словно в тумане. Ноги подкашивались, дыхание срывалось. В голове метались обрывки мыслей и образов, разрываясь между пережитым кошмаром и странным, пьянящим восторгом.

Перед мысленным взором стояло искаженное яростью лицо Амелии, ее костлявые пальцы, стискивающие мое горло магией. Но вместе с тем – о боги! – я все еще ощущала то ни с чем не сравнимое, головокружительное чувство. Магия. Чужая сила, хлынувшая в мои жилы раскаленной лавой. Наполнившая каждую клеточку тела сладкой истомой, острее самого изощренного наслаждения.

Немыслимо. Невероятно. Я, замарашка из трущоб, жалкая пустышка без намека на чары – вдруг познала вкус могущества! Словно ослепшему от рождения явили феерию красок. Словно нищий оборванец отведал изысканных яств, о которых и мечтать не смел. Это не укладывалось в голове.

Как, ну как такое возможно? Ведь я всего лишь акайра – ничтожный пустоцвет, лишенный магического дара. С самого детства я свыклась с этим клеймом, смирилась с жалким прозябанием. Так почему же прикосновение чужого волшебства вдруг опьянило похлеще вина? Заставило трепетать от запретного восторга?

И тут меня будто ударило под дых. Леденящее озарение пронзило, точно клинок. Акайра. Та, что питается чужой силой. Ворует магию!

Неужели… неужели иссары не лгали? Неужели я и впрямь способна высасывать чары, паразитировать на них?

От осознания бросило в дрожь. Тело словно объяло пламенем, а под ложечкой противно заныло. Нет, не может быть! Это безумие, бред! Ведь раньше ничего подобного не происходило. Никогда в жизни я не испытывала и малой толики тех ощущений, что нахлынули в покоях Николаса.

Хотя… А была ли прежде возможность? Ведь в Нижнем Риввере магия – непозволительная роскошь. Уделы нищих кварталов – грязь, болезни да поножовщина. Там и крохи волшебства. То ли дело Академия! Средоточие могущества, обитель истинных чародеев. Здесь сила пронизывает каждый камень, вьется незримым покровом. Немудрено, что моя темная суть вдруг взбунтовалась, учуяв желанную пищу.

Я застыла посреди коридора. Руки похолодели, виски сдавило раскаленным обручем. Неужели это правда? Неужели я – чудовище, крадущее чужие дары? Выродок, паразит, худший кошмар для носителей искры?

Если так, то я обречена. Император велел истреблять "пожирателей силы"без пощады. Церковь проклинала "исчадий мрака", угрожающих устоям бытия. Да что там – само имя "акайра"давно стало ругательством похлеще "выродка из бездны".

Дикий, первобытный страх стиснул сердце холодной лапой. Что, если кто-то прознает о моем даре? Вдруг Амелия или Николас уже заподозрили неладное, ощутив, как посреди пытки я неистово упивалась их магией? Тогда мне конец. Тогда пощады не будет.

Живо представился эшафот на главной площади. Ликующая толпа. Палач в черной маске. Жаркие языки пламени, лижущие ступни. Тошнотворный запах горелой плоти…

По спине пробежал озноб. Колени задрожали и подогнулись.

Нет, нет! Я не чудовище! Не похитительница душ! Всю жизнь я была пустышкой и ею останусь. Никто не смеет обвинить меня без доказательств. Это наваждение, дурной морок. Он развеется – и все вернется на круги своя. Я стану обычной служанкой… тенью… пылью…

Но чем дольше брела наугад, тем явственнее ощущала: магия уже поет в крови. Гудит тысячей колоколов, щекочет нервы, дразнит своей близостью. Ее вкус горчит на языке – дурманящий, незабываемый. А в самой глубине души разгорается жажда. Темная, стыдная, неодолимая жажда, грозящая погубить остатки рассудка. Жажда вновь испытать то запредельное блаженство, упиться силой до краев…

Проклятие! Что же со мной? Неужели я…

Додумать не успела.

Внезапно жар охватил тело, будто в огненном коконе. Под веками вспыхнули алые круги. А в следующий миг мир стремительно накренился и провалился в черноту. Последнее, что я увидела, теряя сознание – ослепительную вспышку. Медальон на груди засиял нестерпимо ярко, словно крошечное солнце.

И все поглотил мрак.

***

Сознание возвращалось медленно, урывками, будто всплывая из липкого омута. Первым пришло ощущение боли – тупой, ноющей, пронизывающей до костей. Потом – холод и сырость, окутавшие тело промозглым коконом.

С трудом разлепив тяжелые веки, я не сразу осознала, где нахожусь. Облупленные стены, узкая железная койка, колченогий столик в углу. Моя комнатушка для прислуги. Жалкая каморка, больше похожая на чулан.

Кряхтя, я приподнялась на локте. Голова раскалывалась как с похмелья, во рту стоял мерзкий привкус желчи. Все тело ломило, будто меня долго пинали ногами. Особенно остро ныла правая ладонь. Скосив глаза, с удивлением обнаружила, что рука уже туго перебинтована чистой тряпицей. Похоже, кто-то позаботился о ране, пока я была в беспамятстве.

– Слава присветлой! – всплеснула руками Марта, кинувшись ко мне. – Я уж думала, не жилица ты. Почитай сутки в беспамятстве провалялась.

Марта со стуком поставила кружку на столик и с неожиданной силой усадила меня на койку. Всплеснула руками, оглядев моё помятое лицо.

– Ну и видок у тебя, девонька! Краше в гроб кладут. Губа рассечена, скула распухла, синяки по всей шее. Видать, знатно тебя отделали, сердешная.

Марта сокрушенно покачала головой. А я трудом сглотнула, судорожно подбирая слова. Спину прошиб холодный пот. Неужто ей все известно? Знает, как меня едва не придушили словно бешеную собаку?

– Я… я сама виновата, – пролепетала, опустив глаза. – Сдуру полезла к господам, на рожон попёрла. Вот и получила за свою дерзость…

– Ой, дура ты, Аделька! – всплеснула руками Марта. – Кто ж супротив господ хвост задирает? Пикнуть не моги, коли жить охота. Молчи в тряпочку и улыбайся, что бы ни делали.

Она со вздохом поправила выбившуюся из-под чепца прядь, одернула передник. И, поколебавшись, добавила уже мягче:

– Да не кручинься ты. Не впервой господа прислугу лупцуют. То как жеребцы норовистые – все бы взбрыкивать да копытами брыкаться. Ничего, перемелется.

Я нерешительно кивнула, закусив губу. Выходит, Марта ничего толком не знает. Верит, будто я по дурости нарвалась на трепку. И слава богам! Одной проблемой меньше. Теперь бы еще от Николаса с компанией откреститься…

Но тут женщина вдруг нахмурилась и пристально поглядела мне в лицо.

– Одного только в толк не возьму. Это ведь я тебя тут нашла, в твоей каморке. Дверь была заперта, а ты без чувств валялась на полу. Да еще рука вон как перебинтована, будто кто позаботился. Сама, что ли, приползла да рану обработала, пока в беспамятстве была? Чудеса, да и только!

У меня похолодело внутри. Лихорадочно облизнув губы, я попыталась изобразить недоумение пополам с испугом:

– Н-не знаю я, Марта. Ничегошеньки не помню. Очнулась уже здесь, на койке, с забинтованной рукой. Думала, может, ты меня отыскала да о ране позаботилась…

– Да нет же! – нетерпеливо мотнула головой служанка. – Говорю ж тебе, сама тебя тут обнаружила, взаперти. И перевязка уже была. Видать, память тебе отшибло знатно. Ладно, чего уж теперь гадать. Небось, до утра оклемаешься.

Она со вздохом протянула мне дымящуюся кружку. В нос ударил горьковатый аромат трав.

– На-ка вот, выпей. Настой целебный, бабкин рецепт. Мигом на ноги поставит.

Я послушно отхлебнула обжигающее варево, чувствуя, как по телу разливается живительное тепло. Марта одобрительно кивнула.

– Ты давай поправляйся. Я тебя прикрою пока, скажу Брунгильде, что чуланы перебирать отправила. А там глядишь, оклемаешься.

Она еще раз смерила меня цепким, испытующим взглядом и, покачав головой, вышла вон. Щелкнул засов, и я осталась одна.

Несмотря на слабость и недомогание, лежать и отдыхать совсем не хотелось. Меня снедало лихорадочное желание действовать, искать ответы на вопросы, распутывать загадку своей мрачной сути. Покой казался непозволительной роскошью, бездействие – почти преступлением. И все же отлучиться даже ненадолго оказалось непросто. Едва переступив порог каморки, я тут же попалась на глаза зоркой Брунгильде. Старшая экономка смерила меня суровым взглядом, цепким, как коршун. Похоже, объяснения Марты её не слишком удовлетворили.

– Ишь, разлеглась тут, лентяйка! А ну, бегом на кухню – котлы драить, овощи перебирать! Нечего без дела шататься да глазеть по сторонам. Не потерплю лодырей и дармоедок!

Несмотря на жуткую боль во всем теле и путаницу в мыслях, ослушаться я не посмела. Сцепив зубы, поковыляла выполнять приказ.

Так потянулись мучительно долгие три дня, без единой секунды покоя и отдыха. С утра до ночи Брунгильда гоняла меня, как борзую, поручая самую грязную и тяжёлую работу. А стоило присесть хоть на миг, передохнуть украдкой – как тут же раздавался гневный окрик.

Лишь глубокой ночью, без сил повалившись на жесткое ложе, я позволяла себе недолгую передышку. Но даже тогда покой был зыбким и тревожным. Загадочный дар, вспыхнувший в крови ядовитой искрой, не давал забыться даже во сне. Он пульсировал в висках призрачным огнём, нашептывал невнятные обещания, дразнил своей близостью. Словно бы звал за собой – прочь от унылой рутины, навстречу неведомому.

Единственным лучиком надежды оставались редкие беседы с болтливой служанкой Кларой. Именно от неё я узнала, где находится не только заветная библиотека Академии, но и закрытое книгохранилище. Оно пряталось в дальнем крыле здания, тщательно охраняемое и запертое на замок. Лишь избранные члены Академии удостаивались чести посещать его, и то – в редких случаях. Говорили, там хранились самые древние, самые могущественные манускрипты, способные просветить или погубить неискушенный разум.

Но самое главное – Клара проболталась о секретном проходе, ведущем из прислужничьего крыла прямиком в закрытую часть. Якобы однажды, драя полы в коридоре, она случайно задела неприметный выступ на стене – и та бесшумно повернулась, явив узкую лестницу, уходящую круто вверх.

Конечно, сама Клара не рискнула соваться в подозрительный лаз. Зато я теперь знала, как попасть в желанное книгохранилище незамеченной! Мысль о бесчисленных фолиантах, хранящих тайны магии, будоражила и сводила с ума. Я грезила ими наяву и во сне, представляя, как перелистываю пожелтевшие страницы, вдыхаю запах пыльных переплетов. И всей душой рвалась туда – за ответами, за знаниями, за своим предназначением!

Оставалась лишь одна загвоздка – вездесущая Брунгильда, чей соколиный взор не упускал ни единой провинности. Улучить момент и ускользнуть от её надзора казалось почти невозможным. Старшая экономка следила за мной, как цербер, взваливая все новые и новые обязанности. Порой мне чудилось, будто она нарочно изводит меня работой, лишь бы припугнуть, вбить в покорность. Словно чует угрозу и всеми силами пытается удержать на месте.

Утро выдалось на редкость тихим и безмятежным. Ни приказного окрика Брунгильды, ни суеты старших слуг в коридорах – словно вымерли все. Никаких указаний, никакой беготни с тряпками и швабрами. Непривычно и даже тревожно.

Это был шанс, о котором я не смела и мечтать! Шанс ускользнуть незамеченной, пока никто не хватился. Наспех плеснув в лицо ледяной водой из кувшина, я торопливо принялась приводить себя в порядок.

Тщательно расчесала спутанные кудри, заправила их под чистый чепец. Придирчиво оглядела своё отражение в мутном зеркале. Привычная бледность никуда не делась, зато синяки под глазами слегка побледнели. Распухшая губа и ссадины ещё побаливали, но в целом вид стал почти человеческий.

Накинув видавшую виды шаль и подхватив масляную лампу, я на цыпочках выскользнула из каморки. Коридор встретил меня безлюдной тишиной. Обычно в этот час прислуга уже вовсю сновала туда-сюда, перешептываясь и гремя вёдрами. Но сегодня не было ни души.

Стараясь ступать как можно тише, я двинулась вперёд. Путь до заветной стены показался мне бесконечно долгим. На каждом шагу мне мерещились подозрительные тени, каждый скрип половиц заставлял испуганно замирать. Но коридоры по-прежнему оставались пусты.

Добравшись до неприметной ниши, я судорожно принялась шарить пальцами по шероховатым доскам. Сердце колотилось так, что стучало в ушах. А что, если Клара ошиблась? Вдруг никакого тайного хода в библиотеку вовсе не существует? Тогда всё напрасно…

Но страхи оказались напрасны. Стоило мне с силой надавить на едва заметную выемку, как часть стены бесшумно подалась внутрь. В лицо пахнуло сухим спёртым воздухом, в нос ударил горьковатый запах пыли и старой бумаги.

Потайной проход существовал! Недолго думая, я шагнула в узкий тёмный тоннель, озаряемый лишь слабым светом моей лампы. Стена тут же сомкнулась за моей спиной, отрезая путь назад.

Первые мгновения накатила острая паника – вдруг обратно уже не выбраться? Но отступать было некуда. Глубоко вздохнув, я начала взбираться по крутой винтовой лестнице.

Казалось, бесконечные ступени вились, петляли, словно кишки какого-то чудовища. То и дело приходилось хвататься за стену, чтобы удержать равновесие. Чем выше я поднималась, тем сильнее колотилось сердце – то ли от усталости, то ли от предвкушения.

Наконец последний пролёт остался позади. Распахнув низкую дверцу, я буквально ввалилась в просторное овальное помещение, уставленное книжными шкафами до самого потолка. Тяжело дыша, застыла на пороге, во все глаза разглядывая открывшееся мне чудо.

Библиотека Академии! Средоточие тайн и могущества, сокровищница магического знания. Или ее секретная часть. Пыль лежала толстым слоем на полках, в воздухе стоял затхлый запах старой бумаги и пергамента. Стеллажи ломились от диковинных фолиантов в потрепанных обложках. На длинных столах громоздились стопки книг и свитков. Сам воздух, казалось, искрил от разлитого в нем волшебства.

Я на цыпочках приблизилась к ближайшему шкафу. Дрожа от благоговейного трепета, повела ладонью над корешками, почти физически ощущая исходящий от них жар и силу.

Поборов трепет, я решилась. Подцепила первый попавшийся том в синей обложке, осторожно вытянула с полки. Книга легла в ладони, удивив тяжестью и плотностью. На титульном листе вязью было выведено: "Теоретические основы магии стихий".

Сердце зашлось в бешеном ритме. С замиранием духа я перелистнула страницу. И ещё одну, и ещё… Текст, иллюстрации, схемы и формулы замелькали перед глазами, сменяя друг друга в головокружительном калейдоскопе.

Это был учебник для первого курса! Азы, начала, самые простые упражнения. И всё же я впитывала строчки с неистовой жадностью. Прикусив губу, водила пальцем по строкам, едва дыша от усердия.

"Для того, чтобы сформировать простейший светлячок, начинающему магу надлежит…"

Дальше шло подробное описание визуализации, дыхательной гимнастики и концентрации. Я впилась взглядом в текст, боясь упустить хоть слово. Как завороженная, принялась повторять движения, почти физически ощущая, как магия струится по венам, концентрируется на кончиках пальцев.

Закрыв глаза, представила крохотный огонёк, парящий над ладонью. Язычок бело-голубого пламени, трепещущий, как крылья мотылька. Раз за разом прогоняла этот образ, подпитывая его силой своего желания.

"Давай же, давай! – лихорадочно твердила я. – Ты должен появиться! Я хочу этого больше всего на свете!"

Но увы. Как я ни тужилась, ни напрягалась до кругов перед глазами – ничего не получалось. Рука оставалась пустой и холодной. Ни искорки, ни самого слабого свечения.

Разочарование горьким комом подкатило к горлу. Я стиснула кулаки, борясь со жгучими слезами. Ну конечно. Глупо было надеяться, что всё получится с первого раза. Я же не чародейка, а всего лишь жалкая пустышка. Акайра, способная разве что чужую силу чувствовать.

С этими мыслями я бережно закрыла том и вернула его на полку. Покосилась на другие книги,выстроившиеся ровными рядами корешков. Искушение было велико – так и тянуло сграбастать целую охапку и утащить в свою каморку, зарыться в шелестящие страницы.

Но я понимала, что это безумие. Стоит Брунгильде увидеть книги – будет беда.

Собравшись с духом, я заставила себя отвернуться от манящих фолиантов и буквально впечататься носом в широкую грудь.

Глава 7

От неожиданности я отпрянула и едва не опрокинулась, запнувшись о низкий стеллаж. Но отстраниться не дали – сильные руки обвили талию, не позволяя ускользнуть. Подняв испуганный взгляд, я обомлела: передо мной стоял не кто иной, как сам Николас Фэйрфакс!

Его обычно безупречная внешность сейчас была далека от идеала: расстегнутый ворот, съехавший значок, растрепанные волосы. Взгляд мутный и расфокусированный. Фэйрфакс явно был пьян.

Но дело было не только в алкоголе. От него исходила темная, зловещая аура. Магия иная – злая, агрессивная, почти осязаемая. Она окутывала его фигуру подобно ядовитому туману, заставляя задыхаться от страха и отвращения.

Я дернулась, пытаясь высвободиться, но Николас лишь сильнее стиснул талию. Его лицо исказила недобрая усмешка, обнажив хищный оскал. Глаза горели лихорадочным блеском. Передо мной был уже не тот человек, которого я знала…

На лице Николаса промелькнули удивление, замешательство, гнев. Наконец он выдохнул хрипло:

– Ты?! Какого дьявола… Что здесь забыла, паршивка?

Язык прилип к нёбу. Мало того что пробралась в запретную секцию, так еще и Николасу на хмельную голову попалась.

– П-просто заблудилась я, ей-богу! Не губите, молю вас!

Николас скривился брезгливо. Сверлил меня мутным взглядом, будто решая, что делать. Потом глотнул из бутылки и со стуком поставил ее на полку.

– За дурака меня не держи, – процедил он, наклоняясь ближе. – Может, я пьян, но память еще не пропил. Знаю, какая ты тварь, Адель. Акайра!

Он сплюнул и смерил меня уничижительным взглядом, полным отвращения. Даже сквозь хмельной дурман Николас явно осознавал, с чем имеет дело. Как не знать будущему иссару о злейшем враге магии.

В подтверждение он схватил меня за подбородок и повернул правой щекой.

– Почему у тебя нет клейма? Почему не в яме? Почему разгуливаешь по академии, словно имеешь право? – Он уткнулся носом в мою щеку и втянул воздух. Тьма вокруг него сгустилась. Словно пес, почуявший добычу, он настраивался на одну функцию – убить!

– Думала, сможешь скрыться от правосудия, акайра? – прошипел он, и глаза полыхнули недобрым огнем. – Думала, сойдешь за невинную овечку? Глупая девчонка!

Он резко отпустил меня и отступил, словно брезгуя прикасаться. Но темная аура по-прежнему не позволяла сдвинуться. Я стояла, парализованная страхом, не в силах отвести взгляд от его искаженного яростью лица.

– Ещё на площади я понял, что с тобой не так, – продолжал Николас угрожающе и торжествующе. – Слишком уж идеальная и правильная. Но теперь вижу твою суть. Ты – порождение тьмы, монстр в человеческом обличье!

Он шагнул ко мне, и я попятилась, вжимаясь в шершавую полку. В глазах Николаса плескалось безумие. Алкоголь и темная магия сделали его существом, неспособным к состраданию.

– Пожалуйста, не надо, – выдавила я жалко и беспомощно. – Я не причиню вреда, клянусь! Я не знала, что значит быть акайрой. Я не желала магии, оно само вышло. Отпусти, я просто уйду, уеду из города. Не предавай меня суду, прошу…

– Лживая дрянь! – рявкнул Николас, и книги на полках задрожали. – Думаешь, поверю россказням? Таких, как ты, нужно уничтожать. Вы – паразиты нашего мира…

Он протянул руку, и на ладони заплясал сгусток непроглядного мрака.

Адель зажмурилась, готовясь к смерти, осознав, как хрупки были ее мечты – все это время она ходила по краю и вот сорвалась в бездну.

Но внезапно Николас пошатнулся и схватился за голову, болезненно застонав сквозь зубы. Сгусток тьмы в его руке дрогнул и распался клочьями черного тумана. Пальцы заскребли по лицу, оставляя кровавые полосы.

– Нет… Только не сейчас… – простонал он, и в его голосе звучала неприкрытая мука. – Я не могу… Не могу поддаться… Только не снова…

Он, пошатываясь, отступил, цепляясь за стеллажи. В его глазах, секунду назад горевших убийственной яростью, теперь плескались боль и смятение. Словно внутри него шла невидимая борьба, раздирая его на части.

– Беги… – выдохнул Николас, и этот хриплый, полный страдания голос совсем не походил на голос прежнего уверенного в себе иссара. – Беги, глупая… Пока я не передумал…

Сердце бешено колотилось, когда я смотрела на корчащуюся от боли фигуру Николаса. Разум кричал, что нужно бежать без оглядки, спасаться от расправы, пока он не пришел в себя. Каждая клеточка тела вопила об опасности, умоляя покинуть библиотеку как можно скорее.

Но что-то удерживало меня на месте. Какая-то неведомая сила, мучительное, болезненное притяжение. Словно магнитом меня тянуло к поверженному Николасу. К тому, кто всего минуту назад жаждал моей смерти.

"Ну же, Адель, беги! – надрывался здравый смысл. – Уноси ноги, пока цела!"

Но тело уже двигалось само, повинуясь странному, всепоглощающему импульсу.

Я пересекла разделяющее нас расстояние и опустилась на колени рядом со скорчившимся магом. Мои пальцы невесомо коснулись его спутанных белых волос, очертили контур искаженного мукой лица.

Мне хотелось забрать его боль, разделить страдания, вытащить из лап безумия, терзавшего его разум.

От моего прикосновения Николас вздрогнул и резко распахнул глаза, уставившись на меня с неверием и страхом.

– Ч-что… Что ты д-делаешь… – выдавил он, силясь отстраниться. – У-ходи… Я же м-могу…

Но я не дала ему договорить. Наклонившись, я накрыла его искусанные губы своими, выдыхая в поцелуй все свои чувства – сострадание и страх, желание защитить и горечь. Он замер под моими губами, напрягшись всем телом, словно готовый то ли оттолкнуть, то ли ответить. Потом издал глухой, почти жалобный стон и притянул меня к себе с нечеловеческой силой.

Сначала я задохнулась, от накативших эмоций. Но затем… Затем темная, всепоглощающая магия, исходившая от него, окутала меня словно коконом. Вкус полыни и меди наполнил рот. Тьма, окутывавшая Николаса, будто всколыхнулась и ринулась ко мне, находя лазейку, врываясь в истомленное стыдом тело. Дикая, неистовая, испепеляющая – она затопила меня без остатка, погружая в черный омут, где не было ни боли, ни мыслей, лишь первобытный восторг.

Не осознавая, что делаю, я еще сильнее прижалась к Николасу, желая поглотить, впитать до капли весь этот живительный мрак.

Одуряющее ощущение захлестнуло с головой, вытесняя все остальное. Реальность поблекла, утратила четкость. Осталось лишь неодолимое стремление – напитаться чужой силой, насытиться ею до краев, очистить от скверны…

Она опьяняла, будоражила, притягивала. Я вдруг почувствовала странное, извращенное желание – желание подчиниться этой тьме.

Губы Фэйрфакса стали вдруг невыносимо притягательными. Я приоткрыла рот, позволяя его языку скользнуть внутрь, жадно ловя каждую каплю этого одурманивающего мрака. Тело пронзило болезненное, отравляющее наслаждение. Разум помутился, увлекая в пучину безумия и запретной страсти.

Я прижалась к Фэйрфаксу всем телом, растворяясь в нем, впитывая каждую крупицу его порочной магии. Пальцы судорожно вцепились в плечи, царапая даже сквозь ткань. Низ живота скрутило болезненным спазмом возбуждения.

Но внезапно Николас отшатнулся, разрывая поцелуй. В его глазах плескалось неподдельное изумление, словно он впервые увидел меня по-настоящему. Он поднялся и отступил на шаг, не сводя с меня потрясенного взгляда, не веря в реальность происходящего.

– Кто… Кто ты? – выдохнул он едва слышно, и в его голосе смешались страх, восхищение и что-то еще, чему я не могла дать названия.

Я тяжело дышала, пытаясь прийти в себя. Реальность обрушилась ледяной волной, вырывая из плена одурманивающих чар. Что я наделала? Как могла поддаться этому безумию, этой грязной похоти?

Содрогнувшись, я попятилась, желая оказаться как можно дальше от Фэйрфакса. Прочь от искушения, прочь от запретного нектара тьмы.

Он же продолжал смотреть на меня с растерянностью и почти благоговейным трепетом, словно узрел некое божество.

И я побежала, не чуя под собой ног. Подальше от этого кошмара, подальше от Николаса Фэйрфакса и зловещих тайн, что он скрывал. Мне нужно было убраться отсюда, пока тьма, дремлющая во мне, не пробудилась вновь…

***

Николас, пошатываясь, брел по темным коридорам академии, едва переставляя ноги. В голове мутилось от хмеля и противоречивых эмоций. Сердце все еще бешено колотилось после странного, пугающего эпизода в библиотеке.

Как эта девчонка, эта проклятая акайра, посмела так с ним поступить? Самым невероятным, ошеломляющим образом – поцелуем, прикосновением, всем своим существом? Словно почувствовала его внутреннюю борьбу, раздирающую душу напополам. Увидела то, что он так долго и тщетно пытался скрыть даже от самого себя.

В нем всегда жила тьма – голодная, неуемная, жаждущая власти и крови. Она просыпалась в моменты ярости или отчаяния, застилая разум алой пеленой. Ему стоило огромных усилий держать ее в узде, не давать прорваться наружу, сметая все на своем пути.

Сколько раз он был на грани срыва, готовый пуститься во все тяжкие, поддавшись зову могущества. Наделать непоправимых бед, уничтожить все и всех вокруг. Он боялся этой тьмы в себе, ненавидел ее и в то же время тайно упивался ею.

Но явилась она – юная, невинная, непостижимая. Робкая акайра, девчонка с печатью проклятия. И каким-то чудом вобрала в себя весь этот мрак, приняла его без остатка. Забрала боль и страх, ярость и ненависть, до краев наполнявшие его сердце. Словно впитала в себя, растворила своим чистым светом.

Тьма схлынула, отступила, присмирела. Впервые за много лет Николас почувствовал себя свободным. Словно сбросил невыносимо тяжкий груз, годами давивший на плечи. Словно глотнул свежего воздуха после удушающей черноты.

Это было невероятно. Невозможно. Немыслимо. Но это случилось – здесь и сейчас, наяву, а не в бредовом видении. Акайра, отродье тьмы, лишенная магии, спасла его от него самого. Развеяла морок, вернула ясность ума и твердость духа. Уравновесила свет и мрак внутри него одним лишь прикосновением истерзанных губ.

Николас остановился, тяжело привалившись к стене. Голова кружилась то ли от хмеля, то ли от пережитого потрясения. Перед глазами стояло ее лицо – хрупкое, нежное, полное отчаянной решимости. Прекрасное лицо жертвенного ангела, спустившегося в ад его души.

Кто же она на самом деле? Какая сила таится в этой девчонке, раз она смогла совершить невозможное? И почему именно сейчас, именно с ним? Слишком много вопросов и ни одного ответа. Голова шла кругом от невероятных догадок и смутных подозрений.

Николас со стоном сжал виски пальцами. Ему нужно было выпить. Много, до беспамятства, до забытья. Залить в глотку обжигающий яд, чтобы стереть из памяти эти пронзительные глаза, этот дурманящий поцелуй, это ошеломляющее чувство обретенного покоя.

А потом… Потом он во всем разберется. Дознается правды, чего бы это ни стоило. Ведь Николас чуял, каким-то звериным, первобытным нутром – сегодня произошло нечто необратимое. Нечто, способное пошатнуть сами основы его мира.

Решение было принято. Шатаясь и хватаясь за стены, Николас побрел прочь – в ночь, в холод, навстречу неизбежному. Магия и страсть, ненависть и вожделение бурлили внутри, грозя затопить с головой. Но теперь он знал, что справится. Ведь у него появилась она – его проклятие и спасение. Акайра, сама того не ведая, одарившая его надеждой и смыслом.

Глава 8

Охваченная смятением и страхом, я неслась по коридорам академии, не разбирая дороги. Одна мысль пульсировала в голове: бежать, бежать без оглядки! Прочь от этого проклятого места, от безумия, что едва не поглотило меня там, в библиотеке.

Ноги сами несли меня в каморку – схватить самое необходимое и сбежать. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Я понимала, что это безрассудство, что мне некуда идти. Но оставаться в академии и дальше казалось немыслимым. Особенно после всего, что произошло.

Образ Николаса, его обезумевшие от ярости глаза, одурманивающий привкус темной магии на губах – воспоминания жгли изнутри, грозя свести с ума. Как я могла поддаться этому порыву? Что за чудовищная сила дремлет внутри, раз единственный поцелуй превратил меня в жаждущую безумия тварь?

"Я должна уйти, – лихорадочно думала я, на ходу запихивая в мешок нехитрые пожитки. – Исчезнуть, раствориться без следа. Иначе рано или поздно все откроется. И тогда не миновать эшафота".

Внутренний голос подсказывал, что бегство не решит проблему, что от себя не убежишь. Но страх пересиливал. Инстинкт самосохранения гнал прочь, подальше от источника искушений и опасностей.

"А как же поиски ответов? Жажда познать свою суть?"– всплывали в памяти благие намерения, приведшие меня в стены академии. Неужели все было напрасно? Неужели я так и останусь невежественной пустышкой, вечно бегущей от теней?

Я тряхнула головой, отгоняя сомнения. Сейчас не время для рефлексии. Выживание – вот что главное. А со своими демонами я как-нибудь разберусь. Позже, когда доберусь до безопасного места.

Закинув мешок на плечо, я бросила прощальный взгляд на убогую каморку. Ничего, бывало и похуже. Лишь бы убраться отсюда живой и невредимой.

Стараясь не шуметь, я выскользнула за дверь и торопливо зашагала по коридору для слуг. Странно, но переходы и лестницы до сих пор были пусты, словно вымерли. Непривычная тишина давила на уши.

Я невольно замедлила шаг, прислушиваясь. Что-то здесь нечисто. Почему никого нет? Неужели все происходящее как-то связано с событиями в библиотеке? От этой мысли по спине пробежал холодок.

Я метнулась к окну, вгляделась сквозь цветные витражи во внутренний двор. И обомлела, увидев Брунгильду . Она стояла возле колодца, о чем-то увлеченно переговариваясь с другими слугами. На их лицах застыло странное выражение – смесь испуга, волнения и жадного любопытства.

Неужели кто-то стал свидетелем той жуткой сцены? Видел, как я, одержимая, целовала Николаса? От стыда и страха щеки вспыхнули огнем. Если слухи поползут по академии, мне конец. Дознаватели разорвут на части, пытаясь выведать правду.

Я отпрянула от окна, сердце бешено колотилось. Нужно торопиться, пока не стало слишком поздно. Помчалась к выходу, моля всех богов, чтобы ворота оказались открыты.

Но едва я коснулась чугунного кольца, как поняла – бесполезно. Тяжелые створки намертво заперты, не поддаются усилиям. Охваченная паникой, я дергала кольцо снова и снова, не желая верить в случившееся. Почему ворота закрыты? Такого никогда не было!

В этот миг во дворе послышались голоса и торопливые шаги. Я вновь метнулась к окну, вгляделась сквозь витражи. И обмерла от ужаса, увидев приближающуюся процессию.

По брусчатке двора стремительно шагал ректор Дагмар собственной персоной. Его мантия развевалась, а на лице застыло мрачное, сосредоточенное выражение. Рядом семенили мэтр Крамб, леди Уинифред и несколько иссаров в черных плащах.

От этого зрелища меня прошиб холодный пот. Высшее руководство академии в полном составе – здесь, в такой час? Это неспроста. Теперь сомнений не было – они узнали, что произошло в библиотеке. И теперь ищут меня, чтобы призвать к ответу.

Процессия остановилась в центре двора, у журчащего фонтана с мраморными наядами. Дагмар поднял руку, призывая к тишине. Голос его, усиленный магией, разнесся под сводами, многократно отражаясь от стен:

– Студенты и преподаватели! Всем немедленно собраться в главном зале для важного сообщения! Это приказ!

Я невольно отпрянула от окна, прижав ладони к пылающим щекам. Дурные предчувствия скребли сердце ледяными коготками. Но Подхватив мешок, я направилась к лестнице, ведущей в главный зал. Переходы уже запрудили ученики, гудящие встревоженным ульем. Девушки испуганно жались друг к дружке, юноши бледнели и хмурились. Все спешили на зов Дагмара, гадая, какие новости он собрался объявить.

Главный зал Академии поражал воображение. Огромное помещение с мраморными колоннами, стрельчатыми сводами и сияющими магическими светильниками. Мозаичный пол складывался в причудливые узоры, на стенах мерцали золотом и самоцветами барельефы, прославляющие великих магов прошлого. Но сейчас я не могла в полной мере оценить все это великолепие. Тревога и страх придавливали к земле, путали мысли.

Студиозусы и магистры уже столпились перед возвышением, где у кафедры застыл ректор Дагмар. Мрачный и подавленный. Морщины на лице будто стали глубже, под глазами залегли темные круги. Он тяжело оперся на кафедру и, дождавшись тишины, глухо произнес:

– Друзья мои, у меня скорбные вести. Сегодня в стенах нашей Академии произошло страшное и непоправимое – было совершено убийство.

По залу пронесся гул ошеломленных голосов, вздохи и испуганные восклицания. Убийство?! Здесь, в святая святых магии, в оплоте мудрости и закона? Немыслимо!

– Погиб один из наших лучших преподавателей – Лорд Освальд Уиллоуби, глава факультета Воды, – продолжил Дагмар надтреснутым голосом. – Его тело нашли в галерее, ведущей к главному залу.

Толпа ахнула, несколько девушек вскрикнули и разрыдались. Меня будто ледяной водой окатили. Лорд Освальд мертв! Тот самый величественный маг, чье мастерство в покорении водной стихии считалось непревзойденным. Еще вчера я видела, как он степенно вышагивал по коридорам Академии, кивая студентам. А теперь его нет… Боги, да что же тут творится?!

– В связи с этим чудовищным происшествием, в Академии объявляется траур и временный карантин, – чеканил Дагмар, и голос его креп. – До выяснения обстоятельств дела и поимки убийцы, никто не смеет покидать стены замка. Все выходы опечатаны, защитный купол активирован. Иссары будут патрулировать коридоры день и ночь. Каждого, кто посмеет нарушить запрет, ждет суровое наказание вплоть до исключения.

У меня похолодело внутри. И как теперь выбраться отсюда?

– Прошу вас, друзья, отнестись к мерам предосторожности с пониманием, – вещал Дагмар, обводя притихшую толпу тяжелым взглядом. – Безопасность студентов и преподавателей – мой высший приоритет. Верю, убийцу быстро найдут и предадут в руки правосудия. Я лично прослежу за ходом расследования. А пока – будьте начеку. И да хранит вас Всеблагая Матерь.

С этими словами ректор тяжело сошел с помоста. В зале начался форменный бедлам – все загомонили, засуетились, сбиваясь в кучки. Кто-то плакал, кто-то нервно хохотал. Преподаватели пытались утихомирить панику, но сами выглядели не лучше подопечных.

Я судорожно сглотнула, пытаясь унять дрожь в коленях. Облегчение, что собрание не имеет отношения к событиям в библиотеке, мешалось с ужасом от услышанного.

Убийство в стенах Академии! До сих пор в это верилось с трудом. Кто, ну кто мог решиться на такое? Какое чудовище прячется среди нас, жаждет крови и расправы?

Ко всему этому примешивался страх иного рода. Иссары, закаленные в магических битвах воины, цепные псы Карстайла – теперь они наводнят коридоры, будут рыскать повсюду. Высматривать, выслеживать, стараясь изобличить убийцу.

Одна мысль о их холодных пронзительных взглядах, тяжелых латных рукавицах и звенящем от заклятий оружии вызывала внутреннюю дрожь. Попасться им на глаза, привлечь внимание – немыслимо, недопустимо! Иначе вмиг заподозрят, поволокут на допрос. А там… Страшно представить, на что они способны, охваченные жаждой справедливости.

Я лихорадочно огляделась, прикидывая пути к отступлению. Нужно слиться с толпой, стать незаметной тенью. Просочиться прочь из зала. Но куда бежать? И что делать дальше? Мысли путались, разбегались как тараканы. С одной стороны, теперь сбежать из Академии стало почти невозможно. С другой – оставаться здесь, когда рыщут твари с клинками и боевыми заклятьями, тоже больше не вариант.

"Спокойно, Адель, спокойно, – уговаривала я себя, протискиваясь к выходу. – Паника – плохой советчик. Нужно собраться, обдумать положение. Действовать осторожно и хладнокровно.

Выскользнув из зала, я торопливо зашагала по переходу. То и дело озиралась, вслушивалась, не раздадутся ли звуки тяжелых шагов. Сердце частило, кровь стучала в висках. Мешок с пожитками будто потяжелел втрое.

Коридоры вновь опустели – большинство остались в главном зале, внимая вестям Дагмара. Гулкая тишина давила на плечи, вызывая желание съежиться, стать меньше и незаметнее. Казалось, даже пламя магических светильников трепещет слабее, робея перед ужасом случившегося.

Завернув за угол, я на миг застыла, судорожно хватая ртом воздух.!

Прикрыв глаза, я усилием воли попыталась успокоиться. Так, Адель, думай. Вспоминай всё, что знаешь об Академии. Туннели в подземельях, катакомбы, крипту… Наверняка есть путь наружу, скрытый от посторонних глаз. Осталось лишь найти его – и молить богов, чтобы иссары не успели перекрыть.

Поудобнее перехватив мешок, я двинулась вперед уже увереннее. Страх никуда не делся, но в душе заклубилась мрачная решимость. Я выберусь отсюда. Обязательно выберусь, чего бы это ни стоило. И плевать на риск, плевать на последствия.

Переходы сменяли друг друга, анфилады пустых аудиторий пролетали мимо. Я ускоряла шаг, почти срываясь на бег. Кажется, впереди уже виднелась лестница, ведущая в подземный ярус. Там, в туннелях и тайниках, мне будет сподручнее затеряться. А уж выход наружу как-нибудь отыщется. Должен отыскаться, иначе…

Додумать я не успела. Откуда-то сбоку, из неприметной ниши послышались голоса и тяжелые шаги. Сердце рухнуло в пятки – иссары!

Лихорадочно озираясь, я метнулась в сторону. Дверь, мне нужна дверь – хоть какая, лишь бы укрыться! Толкнув первую попавшуюся створку, я буквально ввалилась внутрь. Глаза заметались по скудной обстановке рабочего кабинета – столы, шкафы, полки с книгами и склянками. В дальнем углу виднелся громоздкий гобелен.

Шаги и голоса приближались. Метнувшись к гобелену, я отдернула пыльную ткань и протиснулась за нее, вжавшись в холодную стену. В нос ударил затхлый запах, и мне отчаянно захотелось чихнуть. Зажав рот и нос рукой, я затаила дыхание, молясь всем богам, чтобы иссары прошли мимо и чтобы пыль за гобеленом не выдала меня в самый неподходящий момент.

Дверь с тихим скрипом отворилась. В кабинет вошли двое в длинных кожаных плащах, туго перепоясанных на талии. Из-под плащей виднелись кирасы, украшенные магическими рунами. За спинами угрожающе поблескивали рукояти двуручных мечей.

Иссары неспешно двинулись вдоль стен, внимательно оглядываясь по сторонам. Меня бросило в дрожь от этой кошачьей грации, от пронизывающих взглядов, от ауры едва сдерживаемой агрессии. Ни дать ни взять – хищники, вышедшие на охоту.

– Здесь пусто, – бросил один, обшарив глазами кабинет. – Двигаем дальше. Ректор требует прочесать всю Академию до каменных подвалов. Ни единая мышь не должна проскочить.

Второй согласно качнул головой:

– Кто бы ни прикончил лорда Освальда – мы найдем мерзавца. Это вопрос времени. Рано или поздно он совершит ошибку… или кто-нибудь его выдаст.

Сердце колотилось так, что грозило проломить ребра. Я стиснула зубы, из последних сил сдерживая рвущийся наружу чих. Пыль забивалась в нос и горло, вызывая желание раскашляться. Только бы не выдать себя, только бы иссары ничего не заподозрили!

Скрипнули половицы, звякнули клинки – дознаватели двинулись на выход. Через миг дверь хлопнула, и всё стихло. Я сползла по стене, судорожно хватая ртом воздух и борясь с приступом чиха. Выждав для верности пару минут и убедившись, что опасность миновала, я нерешительно отогнула край гобелена. В кабинете никого. Неужели пронесло?

Внезапно из-за соседнего шкафа раздался негромкий голос:

– Выходи. Они ушли.

Я вздрогнула всем телом и стремительно обернулась, сердце бешено заколотилось. В дальнем углу кабинета, безмолвно и неподвижно, словно изваяние, стоял очень высокий парень. Черные, как вороново крыло, волосы и пронзительные зеленые глаза цвета молодой листвы. Мантия преподавателя облегала его фигуру, подчеркивая широкие плечи и узкие бедра.

Он был невероятно, ослепительно красив, будто сошел со страниц древних легенд. Точеные, совершенные черты, словно высеченные искусным скульптором. Кожа гладкая, почти светящаяся, губы четко очерченные, волевой подбородок. А глаза, Тьма подери… Завораживающие, сияющие, с поволокой и искорками звезд.

Я застыла, потрясенно разглядывая незнакомца, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. Голова шла кругом от двух вопросов – как, ну как я могла не заметить его раньше на церемонии открытия? И второе – как умудрились проглядеть иссары, обыскивая кабинет?

– Кто ты? – едва слышно выдохнула я, комкая в пальцах край платка.

Мужчина тем временем плавно направился ко мне, его движения завораживали плавностью и грацией. Тяжелая мантия струилась вокруг него, словно черные шелковые крылья, едва касаясь пола. На губах незнакомца застыла печальная полуулыбка, будто он нес на плечах тяжкий груз вселенской скорби. Взгляд был устремлен вдаль, сквозь стены, время и пространство, словно перед ним разворачивались сокрытые от простых смертных тайны мироздания.

– Можешь называть меня Корвус, – произнес он тихим глубоким голосом, почти интимно. И вдруг замолчал, склонив голову набок, словно давая мне возможность осознать сказанное.

– Корвус? – неуверенно переспросила я, хлопая ресницами. – Это имя или прозвище?

Уголки губ мага дрогнули в призрачном подобии улыбки. Но глаза оставались пронзительно-печальными, бездонными, затягивающими, как омуты.

– Ворон. С древнего наречия это значит "ворон", – пояснил он, чуть склонив голову, отчего волосы скользнули по плечам черным шелком. – Да, таково мое истинное имя.

Я невольно поежилась, чувствуя, как по коже пробегает озноб. Ворон? Странно, необычно и… пугающе. И этот пронизывающий, всевидящий взгляд, давящая аура тайны.

Корвус тем временем сделал еще шаг, почти преодолев разделяющее нас расстояние. Теперь он возвышался надо мной, весь в черном, трагически-прекрасный и непостижимый. Зеленые глаза, цвета весенней листвы, пылали и прожигали насквозь, будто видели меня всю, до донышка души.

Назвать его профессором у меня язык не поворачивался. Он был слишком молод, слишком красив и загадочен для этого сухого, пыльного звания. Передо мной стоял не преподаватель – древний маг, могущественный и непостижимый.

– Почему ты хочешь сбежать? – вдруг спросил он, чуть нахмурив точеные брови. Голос его звучал мягко, обволакивающе, почти успокаивающе, но в нем явственно чувствовалась сталь. – От чего бежишь, девочка? Или от кого?

Я вздрогнула, чувствуя, как щеки заливает румянец. Сердце пропустило удар. Откуда, ну откуда он знает? Неужели я настолько очевидна в своем желании улизнуть? Или он, чего доброго, мысли мои читает?

– Я… Я не бегу, – сбивчиво выдавила я, опустив взгляд и комкая узелок с вещами. – Просто… В Академии небезопасно. Убийства, иссары повсюду рыщут. Страшно оставаться…

Корвус понимающе хмыкнул, покачав головой. В его глазах промелькнуло что-то похожее на жалость пополам с горькой насмешкой.

– Не выйдет, – произнес он тихо, почти сочувственно, но твердо. – Защитный купол распространяется и на катакомбы. Ни единой душе не выбраться из замка, пока ректор не отменит блокировку. Даже тайными подземными ходами не ускользнуть.

Я судорожно сглотнула, чувствуя, как к горлу подступает ком. Он и про катакомбы знает? И про мои безумные планы? Кто же он, Бездна его раздери, откуда столько всего ведает?

– Послушай доброго совета, – продолжил Корвус, глядя на меня в упор и чуть склонив голову. Черные пряди снова скользнули по плечам. – Если ты не причастна к убийству, тебе нечего бояться. Иссары всего лишь выполняют свою работу, они не звери. Невиновного и пальцем не тронут. А вот бегство… Бегство лишь усугубит подозрения. Даст им повод думать, что ты что-то скрываешь.

Я прикусила губу, борясь с отчаянным желанием возразить. Он ведь прав, черт возьми! Сбегу – так только себя виновной выставлю. Запишут в подозреваемые, решат, что на мне клейма негде ставить. Но оставаться в замке, когда тут бродит невидимый убийца…

Словно почувствовав мои колебания, мой немой спор с самой собой, Корвус вздохнул и отступил на шаг. Прикрыл глаза, длинные ресницы отбросили тени на скулы. Казалось, он собирается с мыслями, подбирает слова. А когда вновь распахнул зеленые омуты – в них плескалось странное, болезненное понимание, будто он на миг заглянул в мою истерзанную душу.

– Если тебе будет нужна помощь или защита – приходи, – произнес он очень тихо, почти шепотом, чуть склоняясь ко мне. От его дыхания по коже пробежали мурашки. – Я всегда здесь. Всегда готов оказать поддержку… тем, кто в ней истинно нуждается.

И вновь повисла многозначительная пауза, наполненная вязким звенящим молчанием. Будто за его словами крылся некий тайный, ведомый лишь ему одному смысл. Будто он ждал от меня чего-то, хотел донести нечто важное.

Я растерянно кивнула, чувствуя, как сердце пронзает странная щемящая боль, разливаясь по венам. Корвус… Загадочный маг, окутанный непроницаемой завесой мрака и тайн. Кто он? Что за страшные душевные раны прячет за печальной маской отрешенности? И почему мне вдруг так безудержно захотелось ему довериться, рассказать все как на духу?

– Спасибо… Корвус, – слабо выдохнула я, пятясь назад. – Я… я обязательно подумаю над твоими словами. Это и впрямь разумно…

Корвус кивнул, на миг прикрыв глаза и чуть поджав губы. А когда вновь посмотрел на меня – в зеленых омутах плескалась…странное. Словно он испил чашу страданий до самого дна, перемолол все в жерновах горестной мудрости.

– Ступай, – бросил он, махнув изящной кистью в сторону двери. На безымянном пальце сверкнул массивный перстень с черным камнем. – Возвращайся к себе, запрись и хорошенько все обдумай. Паника – скверный советчик. Лишь трезвый разум подскажет единственно верное решение.

И вновь повисла тяжелая, давящая пауза, наполненная вязким, осязаемым безмолвием. Воздух между нами будто сгустился и потрескивал от напряжения.

Я судорожно закивала, пятясь к двери и не смея отвести взгляда от его лица. Корвус завораживал, гипнотизировал, притягивал, словно магнит. Хотелось стоять и смотреть на него, вбирая в себя совершенные черты, вслушиваться в бархатный голос, впитывать ауру горестного всезнания. Но он был прав – надо уходить. Надо скрыться, пока не натворила непоправимых глупостей.

– Еще увидимся… Корвус, – выпалила я, дрожащей рукой нащупывая за спиной дверную ручку. – Благодарю за мудрый совет и… за всё.

– Беги, глупое дитя, – едва слышно шепнул он одними губами. – Беги, пока можешь. Судьба уже занесла над тобой свою карающую длань…

Я метнулась за дверь и торопливо зашагала по коридору, цокот башмаков гулким эхом разносился под сводами. Пламя магических светильников дрожало и колебалось, отбрасывая на стены причудливые тени. Пахло старыми книгами, пылью и чем-то неуловимо горьким, тревожным.

Сердце колотилось как сумасшедшее, норовя пробить ребра, мысли путались и цеплялись друг за друга. Ноги сами несли меня к родной комнате, к спасительному уединению, где можно спрятаться от безумия, обрушившегося на академию. Слова Корвуса крутились в голове, царапали, вызывали смятение пополам с необъяснимым трепетом.

Корвус… Ворон. Мрачное, странное имя, будто созданное для легенд и преданий. Но как же оно ему подходит – облаченному в черное, непостижимому, окутанному аурой давней скорби и тайн. Кто он? Что за невыносимые страдания довелось ему испытать, если даже в улыбке сквозит тоска? И почему, Бездна подери, мне кажется, что я уже встречала его раньше? В иной, позабытой, стертой временем жизни?

Ощущение дежавю было таким острым и всепоглощающим, что я споткнулась на ровном месте и чуть не растянулась на холодных каменных плитах. Вскинула голову и вдруг застыла как громом пораженная.

Прямо передо мной, у стены, на сером граните лежало длинное черное перо. Изогнутое, отливающее сине-фиолетовым в мерцающем свете ламп. Слишком большое для обычной птицы. Слишком необычное. Сердце екнуло и зачастило, в висках глухо застучало.

Медленно, словно завороженная, я опустилась на колени и трепетно подняла перо. Покрутила в пальцах, пытаясь разгадать его тайну. Стержень был твердым и острым, бородки – упругими и плотными, пушистыми. Перо словно источало странную ауру – мрачную, завораживающую, древнюю, будто явившуюся из позабытых веков.

Поддавшись порыву, я поднесла его к лицу, щекоча щеку мягким опахалом, и жадно втянула воздух. И чуть не задохнулась, ощутив пряный, дурманящий аромат. Дым, полынь, храмовый ладан… И что-то первозданное, мускусно-пьянящее. Запах самой тьмы – опасной, влекущей, полной неизведанных тайн.

Голова закружилась, перед глазами заплясали черные мушки. На миг почудилось, будто я снова стою в кабинете, лицом к лицу с Корвусом. Завороженная его потусторонней красотой, пронзенная ярким до боли взглядом зеленых глаз, в которых плещется безумная надежда.

Тряхнув головой, я отогнала наваждение и поспешно спрятала перо за корсаж платья, ощущая, как оно щекотно царапает кожу сквозь ткань. Огляделась по сторонам, будто боясь, что кто-то подсмотрел мою маленькую тайну. Но коридор был пуст, лишь огоньки светильников мерцали и потрескивали.

Сердце стучало как сумасшедшее, пока я бегом неслась к своей комнате. Ноги будто сами несли меня вперед, почти не касаясь каменных плит. Голова шла кругом, мысли разбегались как напуганные мыши. За стенами завывал ветер, швыряя в окна горсти дождя – небо будто прорвало, разверзлись хляби небесные.

Ворвавшись к себе, я захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, пытаясь отдышаться и унять колотящееся сердце. Повернула в замке ключ, проверила, надежно ли заперто. Выждала пару минут, убедилась, что никто не идет следом, и лишь тогда смогла расслабиться.

Обессиленно сползла на пол, обхватив колени руками. В ушах шумело, словно я стояла под звонницей в Соборный праздник. За окном бушевала непогода, ветер швырял в стекла пригоршни дождя вперемешку с опавшей листвой. Я сидела, уставившись невидящим взглядом в пляшущее пламя единственной свечи. Голова раскалывалась, будто в нее набили битого стекла.

Все это было слишком. Чудовищно, невозможно, дико. Убийство Освальда. Николас, обезумевший от темной магии и ненависти. Неусыпные иссары, рыщущие в коридорах. Загадочный Корвус. И это странное перо, оброненное словно знак, символ, послание из иного мира.

Застонав, я уткнулась лицом в колени, пряча рвущиеся слезы. Плечи сотрясала крупная дрожь, дыхание с хрипом вырывалось из груди. За что мне все это? Чем я прогневила Мироздание или Бездну, что на меня обрушилась эта лавина кошмаров и безумия? Не слезы – злость и отчаяние жгли глаза. Я была словно щепка, затянутая в гигантский водоворот, бессильная и потерянная.

Кое-как поднявшись на ноги, я доплелась до кровати и рухнула на жесткий матрас, даже не сняв платья и башмаков. Уставилась невидящим взглядом в каменный потолок, прислушиваясь к завываниям ветра за крохотным окном. Страх и усталость давили как могильная плита. Весь мир будто сошел с ума, сорвался с цепи, покатился к чертям в Бездну. Грядет что-то ужасное, я чуяла это каждой клеточкой дрожащего тела. Не зря сердце заполошно трепыхалось, не зря зудело меж лопаток, предвещая беду и потрясения.

Закрыв глаза, я попыталась расслабиться, выровнять дыхание, унять панические мысли. Завтра, все завтра. Утро вечера мудренее. А сейчас надо уснуть. Отдохнуть, набраться сил. Кто знает, что готовит грядущий день, какие передряги и испытания? Но я должна быть готова встретить это с высоко поднятой головой, одолеть и преодолеть. Иного выхода нет.

Проваливаясь в муторный, душный сон, я напоследок вспомнила пронзительный взгляд Корвуса.

"Я всегда здесь. Всегда готов помочь"– вспомнились его слова, тихие и значительные.

И невольная, слабая улыбка тронула мои губы. На миг почудилось прохладное, почти неощутимое прикосновение к виску, легчайшее дуновение невидимых крыльев.

А потом вязкая, глухая тьма затопила сознание, и я с облегчением нырнула в нее, растворяясь, теряя зыбкую грань между явью и бредовыми видениями. Быть может, хоть там, в глубинах подсознания, в царстве снов и теней, мне приоткроются ответы. Явятся знаки и символы, указывающие истинный путь.

Ведь все тайное и сокровенное всегда скрыто за туманной завесой, за пеленой мороков и миражей. Нужно лишь рискнуть и отважиться сорвать этот покров. Заглянуть по ту сторону, в неведомое.

И да поможет мне Бездна! Или Мать всего сущего. Я уже ни в чем не была уверена.

Глава 9

Я спала беспокойным сном, когда грубый стук в дверь вырвал меня из объятий Морфея. Спросонья я не сразу сообразила, что происходит. Дверь содрогнулась под чьим-то яростным напором, и в замке заскрежетал ключ. Через миг на пороге возникла разъяренная Брунгильда.

Экономка ворвалась в комнату словно фурия, чуть не снеся хлипкую дверь с петель. Ее глаза, обычно тусклые и безжизненные, сейчас полыхали безумной яростью.

Она вцепилась в меня своими костлявыми пальцами, впиваясь в плечи словно когтями.

– Ах ты, продажная девка! – взвизгнула Брунгильда, брызжа слюной мне в лицо. – Думала, самая хитрая? Забралась в постель к самому Фэйрфаксу, теперь небось мнишь себя госпожой?

Ее слова хлестали меня словно пощечины. Я вжалась в стену, пытаясь увернуться от потока брани и обвинений, что обрушились на мою голову.

– Брунгильда, клянусь, я понятия не имею, о чем вы! – отчаянно залепетала я, мои губы дрожали от страха и обиды. – Никогда я…

– Молчать! – взревела экономка, грубо встряхнув меня за шкирку словно нашкодившего котенка. – Твои жалкие оправдания никого не обманут. Ты сама напросилась, сучка. Прыгнула в волчье логово и теперь будешь расхлебывать.

Она разжала пальцы, и я обмякла, съежившись у ее ног жалким комочком.

– А ну живо собирай свои тряпки и шевели ногами за мной.

Господин желает тебя видеть, – процедила Брунгильда сквозь зубы. В ее голосе сквозили отвращение пополам с завистью. – И только попробуй дернуться. Я из тебя всю спесь повыбиваю.

При упоминании имени Николаса меня прошиб ледяной пот. Неужели он вызывает меня к себе после всего, что между нами было? Этого не может, не должно быть!

– Брунгильда, умоляю, послушайте! – захныкала я, цепляясь за ее юбку трясущимися руками. – Лучше смерть, чем идти к этому монстру. Он же меня со свету сживет!

– Заткнись, паскуда! – гаркнула экономка, отпихивая меня. – Я тебя предупреждала – не путайся под ногами у господ. Так нет же, полезла прямиком змею в пасть! Вот и радуйся теперь.

Ее цепкие пальцы снова сомкнулись на моем вороте. Брунгильда рывком поставила меня на ноги и поволокла вон из комнатушки. Я едва переставляла заплетающиеся ноги, силясь не разрыдаться в голос. Но сколько ни молила, – ее сердце было глухо.

У дверей покоев Николаса Брунгильда оттолкнула меня прочь и, злорадно ухмыльнувшись напоследок, вкрадчиво поскреблась.

– Господин Фэйрфакс, вот девчонка, что вы требовали, – отчеканила она, низко кланяясь. – С этого часа делайте с ней что заблагорассудится. Она больше не в моем подчинении.

Ее слова эхом отразились от стен, многократно усилив звенящий в ушах ужас. Довольно хмыкнув, Брунгильда с силой втолкнула меня в покои и поспешно захлопнула дверь.

Застыв посреди роскошной гостиной, я дрожала всем телом, боясь поднять глаза. Сердце бешено колотилось о ребра, словно загнанный зверек, норовя пробить грудную клетку. В висках пульсировала кровь, во рту пересохло от страха, горло сжал спазм.

Николас стоял у высокого стрельчатого окна спиной ко мне, заложив руки за спину. Закатные лучи золотили его волосы, очерчивали широкие напряженные плечи. Поза выдавала глухое раздражение вперемешку с усталостью. Казалось, он борется с собой, решая, как поступить дальше.

Наконец он медленно повернулся. Резкие тени залегли на точеном лице, синие глаза полыхнули странным огнем. Чувственные губы искривились в недоброй усмешке.

– Ну здравствуй, Адель, – процедил он, неспешно приближаясь. Каждый шаг отдавался гулким звоном подкованных каблуков, эхом разносясь под сводами. – Вот мы и встретились вновь. Похоже, сама судьба сводит нас раз за разом.

Его тягучий голос с хрипотцой пробирал до мурашек, заставляя внутренности скручиваться тугим узлом. Я невольно сглотнула вставший в горле комок, чувствуя, как к глотке подкатывает тошнота.

Удушливой волной нахлынули воспоминания о недавнем кошмаре в библиотеке. Всепоглощающий привкус темной магии на губах вперемешку с терпкой горечью полыни и меди. Леденящее дыхание тьмы на коже. Одуряющее головокружение, сладкая мука…

– З-зачем вы меня позвали, лорд Фэйрфакс? – выдавила я, ненавидя себя за дрожь в голосе. От страха и смятения колени подгибались, а язык заплетался.

Но тут же встрепенулась и вскинула голову, сверкнув глазами. Отчаяние и злость на собственное бессилие придали мне безрассудной смелости.

– А может, вы думаете, что это я убийца? – выпалила я с жаром, глядя на Николаса в упор. Даже сделала шаг вперед, дерзко вторгаясь в его личное пространство.

Он замер, удивленно вскинув брови. Явно не ожидал подобной наглости. Но затем хищно ухмыльнулся, сверкнув белоснежными зубами.

– В момент убийства ты была со мной в библиотеке, – бархатисто промурлыкал он, чуть наклонившись. Обдал лицо горячим дыханием с примесью можжевелового джина. – Так что нет, не думаю.

По коже пробежала волна колючих мурашек, волоски на затылке встали дыбом. Близость Николаса одновременно пугала и будоражила, дурманила разум смесью страха и странного, извращенного предвкушения.

– Тогда что вам от меня нужно? – не унималась я, впиваясь ногтями в ладони. Боль отрезвляла, не давая шагнуть за грань, упасть в манящую бездну.

Николас хищно оскалился, сверкнув глазами. Медленно, словно играя, облизал губы кончиком языка.

– И ты еще спрашиваешь? – вкрадчиво протянул он, окутывая горячим дыханием. – Адель, ты – та, кто должен гнить в тюрьме. Ты демон, нелюдь, выродок. Опаснейшее создание, по нелепой случайности оказавшееся в самом сердце нашей священной обители магии. Неужели ты всерьез считаешь, что я оставлю это просто так? Не усмирю, не обезврежу угрозу?

Я невольно отшатнулась, борясь с подступившей к горлу тошнотой. Сглотнула вставший в глотке комок, до скрипа стиснула зубы. Как же унизительно вновь слышать это – "выродок", "демон", "угроза". Будто одно прикосновение к чужой магии навеки заклеймило меня, низвело до жалкой твари, недостойной права на жизнь.

Разум понимал – Николас лишь озвучивает принятую в обществе истину. Любой маг на его месте сказал и сделал бы то же самое. Демонов не жалеют – их истребляют без пощады и сожалений.

Но сердце все равно обливалось кровью. До зуда в пальцах хотелось вцепиться ему в лицо, располосовать ногтями эту фарфоровую кожу. Выплеснуть всю боль и ярость, клокотавшую в груди раскаленной лавой.

– Ну так арестуйте, судите! – прошипела я, вздернув подбородок. Глаза жгло от подступающих слез, но я не позволила им пролиться. – Зачем все эти игры?

Оковы, пытки, эшафот – вот мое законное место, разве нет? Так чего же вы медлите, милорд?

Николас дрогнул. Заморгал, словно от пощечины. На точеном лице промелькнула тень замешательства, почти… вины?

Миг спустя наваждение спало. Он вновь надменно вскинул голову, одарив меня ледяным взглядом.

– Не все так просто, Адель, – процедил он, растягивая слова. – Пока нет никаких доказательств твоей вины. Ни в чем, кроме разве что воровства чужой силы. Но и здесь ты, судя по всему, действовала неосознанно. Необученная, дикая, ты сама не ведаешь всей глубины своей мерзостной сути.

Говоря это, он медленно обошел меня по кругу, обдавая жаром своего тела, опаляя каждый оголенный нерв. От его близости бросало то в жар, то в холод, низ живота скрутило сладкой судорогой.

– Истинный иссар обязан действовать строго по закону, – вкрадчиво продолжил Николас, шевеля дыханием волоски на виске. – Карать лишь виновных, и то после полновесного расследования. Ты же пока вызываешь… скорее подозрения, чем обвинения. Но даже подозрений уже достаточно, чтобы взять тебя под стражу. Держать в узде, не спускать глаз.

Он резко развернул меня к себе и впился пальцами в подбородок, вынуждая смотреть в глаза. Прожигая, испепеляя немигающим взглядом.

– Отныне ты никуда не денешься, Адель, – прошелестел он одними губами. – Будешь сидеть здесь тише воды, ниже травы. А я буду следить за каждым твоим шагом, ловить каждый жест и вздох. Изучать, выискивать малейший намек на одержимость. И не дай бог тебе оступиться, выдать свою истинную натуру…

Казалось, воздух между нами искрит и потрескивает от напряжения. Два полюса, разделенные пропастью – хищник и жертва, палач и узница.

Пару бесконечных минут мы буравили друг друга испепеляющими взглядами. Испытывали на прочность. Боролись без слов и прикосновений.

А потом Николас резко отшатнулся. Заметался по комнате, словно зверь в клетке. По его точеному лицу пробежала целая буря противоречивых чувств. Он то стискивал кулаки, то бессильно их разжимал. Кусал губы, отводил глаза. Будто невидимые цепи сковывали, не давали сорваться.

– Я… – начал было он и осекся. Мотнул головой, словно прогоняя наваждение.

И вдруг решительно шагнул к двери. Рывком распахнул ее и, не оглядываясь, бросил:

– Жди здесь. Никуда не уходи, поняла? Я еще не закончил с тобой.

А в следующий миг его огромная фигура растворилась в полумраке. Лишь гулкий звук шагов затих вдали.

Щелкнул замок, отсекая меня от мира. Запирая в роскошной клетке.

Оставляя наедине с разбушевавшимся сердцем и ворохом мучительных мыслей.

***

С уходом Николаса в комнате повисла звенящая тишина. Несколько мгновений я стояла оцепенев, не в силах сдвинуться с места. Но вскоре оцепенение стало постепенно сменяться злостью.

Не в силах больше торчать на одном месте, я подбежала к двери и забарабанила кулаками о толстое дерево.

– Эй, выпустите меня! Немедленно откройте! Вы не имеете права меня здесь держать! – закричала я, срывая горло. Но в ответ раздавалось лишь зловещее безмолвие.

Внезапно дверь распахнулась с такой силой, что я чуть не упала. На пороге возник огромный злобный охранник. Его маленькие свинячьи глазки полыхнули раздражением, на скуле задергалась вена.

– Чего орешь, шальная? – прорычал он, смерив меня презрительным взглядом. – Не положено тебе отсюда выходить. Его Светлость запретили. Так что сиди тихо и не вякай, пока цела. Не то живо язык укорочу.

Меня затрясло от унижения. Я присмирела и отступила назад, втянув голову в плечи. А охранник грязно выругался сквозь зубы и с лязгом захлопнул дверь, щелкнув замком. Кажется, мое пленение теперь под надежной стражей…

Не теряя ни секунды, я бросилась к окну, лихорадочно ища хоть какую-то лазейку для побега. Распахнула створки, впуская внутрь холодный ветер. Высунулась наружу, цепляясь пальцами за каменный подоконник.

Сердце тут же ухнуло в пятки. Никаких карнизов, никаких уступов – лишь отвесная гладкая стена уходила вниз на головокружительную высоту. Даже если бы я попыталась спуститься – разбилась бы насмерть, не пролетев и половины.

Зато какой вид открывался с этой точки! Бескрайние изумрудные леса, серебристые ленты рек, пики далеких гор, тонущие в дымке. Сам Орден, раскинувшийся внизу четкой геометрией парков и садов, башен и галерей. Захватывало дух от простора и величия пейзажа.

Жаль только, что любоваться этой красотой приходилось через решетку собственной темницы…

С тяжелым вздохом я захлопнула окно и медленно побрела обратно. Рухнула в кресло и закрыла лицо руками, борясь со жгучими слезами отчаяния. Только сейчас до меня в полной мере дошел весь ужас и безнадежность ситуации.

Неизвестно, сколько бы я так просидела, если бы вскоре скрип двери вновь не привлек мое внимание. На этот раз вошли две молоденькие служанки в скромных чепцах и передниках. Они несли подносы с дымящейся едой и высокий кувшин, от которого исходил сладкий аромат вина.

При виде меня маслянистые глазки служанок вспыхнули нескрываемой завистью и неприязнью. Я уже встречала их раньше – в коридорах академии, на кухне, во дворе. Тогда я была для них никем – жалкой замарашкой, над которой можно вволю поиздеваться. А теперь, надо же, занесло в покои самого, без пяти минут, иссара! Видать, не зря крутила хвостом, ловко охмурила господина.

Вся их подобострастная почтительность была насквозь фальшива. За елейными улыбочками и реверансами таилось лишь тягучая зависть. Еще бы – теперь я не просто служанка, а любовница.

Глотая обиду, я наблюдала, как девушки бесшумно скользят по комнате, накрывая на стол. Расставляют тарелки и приборы, раскладывают на блюдах румяное мясо и тушеные овощи, хлеб, фрукты и пирожные. Все выглядело настолько аппетитным, что рот невольно наполнился слюной. Но кусок не лез в горло.

Осмелев, я подошла ближе. Служанки тут же склонились в почтительном поклоне и вполголоса произнесли:

– Леди Адель, Его Светлость распорядился хорошо вас кормить и всячески о вас заботиться. Вот одежда и обувь, выбирайте все, что понравится. А в соседней комнате для вас приготовлена ванна. Вода как раз нагрелась. Если понадобится что-то еще – только скажите.

Они указали на ворох шелков и кружев, небрежно брошенных на постель. Роскошные платья, отделанные жемчугом и золотым шитьем. Изящные туфельки на высоком каблуке. Ночные сорочки, почти неприлично прозрачные. Все безупречно сшитое, будто специально на меня.

Щеки вспыхнули от стыда и негодования. Значит, все уже знают, кем меня тут считают? Подстилкой Фэйрфакса? Еще и наряжают, словно на продажу! А эти змеюки так и сочатся ядовитой смесью зависти и брезгливости.

Горло перехватил спазм унижения. Но злиться на служанок было бессмысленно. Они лишь выполняли приказ.

– Спасибо. Только я не голодна. И одежда мне ваша без надобности, – процедила я сквозь зубы. И отвернулась к окну, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.

Девушки лишь переглянулись и неслышно ушли, плотно прикрыв за собой дверь.

Когда их шаги затихли в коридоре, я смахнула непрошенную слезинку и осмотрелась. Скользнула пальцами по резным панелям, тронула бархатные портьеры, разглядывала картины в тяжелых рамах. Кабинет Николаса оказался под стать хозяину – богатый, внушительный, но при этом лаконичный и строгий. Ни излишеств, ни вычурных безделушек – только самое необходимое.

Огромный стол, заваленный свитками пергамента, исписанными четким убористым почерком. Книжные шкафы до потолка, уставленные фолиантами в кожаных переплетах с тиснением. Оружейная стойка с внушительной коллекцией клинков – от изящных рапир до тяжелых двуручных мечей. Массивный глобус с затейливой гравировкой, старинная астролябия. В углу – мольберт с незаконченным угольным наброском и мраморная чаша, до краев наполненная прозрачной водой. Видимо, для ритуалов.

Но чем дольше я бродила по комнате, тем сильнее меня охватывала бессильная ярость. Эта обманчивая роскошь, мнимое гостеприимство… Всего лишь позолоченная клетка для пойманного демона! Издевательство над моей беспомощностью, насмешка над отчаянным положением.

В какой-то момент злость затопила меня целиком, погребла под собой остатки разума и самоконтроля. Схватив со стола тяжелый канделябр, я с исступлением обрушила его на столешницу. Бронза врезалась в полированное дерево, круша и царапая. Свитки разлетелись по полу ворохом скрученной бумаги.

С диким воплем я кинулась к книжным полкам. Принялась яростно сдирать с них тома, швыряя на пол. Те с глухим стуком падали на ковер, распахиваясь и теряя страницы. Добравшись до шкафов, я рванула на себя створки. Что-то с звоном посыпалось вниз, но мне было плевать. Слепо, бездумно, я крушила все, до чего могла дотянуться.

Схватив кувшин с вином, я с размаху запустила его в стену. Он разлетелся вдребезги, забрызгав темно-бордовыми каплями светлые обои. Вино смешалось с моими слезами, текущими по щекам, солоно-горькими на вкус.

Обессилев, я обмякла на полу посреди учиненного разгрома. Комната теперь напоминала эпицентр урагана – все перевернуто вверх дном, распотрошено и перебито. Прямо как моя собственная жизнь…

Грудь тяжело вздымалась, язык прилип к небу. Я с ужасом осознавала, что натворила. Страшно представить, что сделает Николас, когда увидит эти руины. Впрочем, плевать. Пусть хоть убьет – лучше смерть, чем унизительный плен.

Но вдруг мое внимание привлек небольшая шкатулка для писем, сметенная со стола. Узорчатая крышка покосились и отъехала в сторону. Поколебавшись, я подцепила створку кончиками пальцев и потянула на себя.

Внутри лежала стопка смятых бумаг, исписанных острым летящим почерком. Заметив на верхнем листе вчерашнее число, я не удержалась. Любопытство пересилило доводы разума. Дрожащими от волнения руками я вытащила письмо и пробежала глазами первые строки.

"Отец,С тяжелым сердцем вынужден сообщить, что Ваше последнее послание повергло меня в самое мрачное расположение духа. Мысль о том, что мне придется отсрочить свой отъезд к границам Инфериума, лишает покоя и сна. Уже в который раз Вы меняете мои планы, попирая волю и устремления!

Давно ли Вы сами твердили, что мой удел и предназначение – защита рубежей королевства? Что лишь там, на передовой, в кровавой сече с отродьями Бездны, я оправдаю высокое звание мага и иссара? И что теперь? Вдруг передумали, все переиграли?

"Там и без тебя есть кому подыхать", – пишете Вы. – "Твоя участь – в лучшем случае, преподавание в учебном центре, а то и вовсе теплое кресло при Императорской канцелярии".

Помилуйте, отец! Неужели Вы всерьез полагаете, что меня прельщает жалкая участь чернильной крысы или школяра? После стольких лет усердной учебы, магических тренировок и ратных подвигов? Я грезил о подлинной славе, о том, чтобы обагрить свой меч кровью врагов! А Вы предлагаете зарыть мой талант в бумажную пыль, отдать молодость и силы на откуп сытой спеси и бездарной неге.

Вы же знаете, я не гожусь для придворных интриг. Мое место – в битве! Мой удел – самозабвенное служение Империи, а не холуйское угодничество перед напыщенными вельможами. Умоляю, одумайтесь! Не губите мое будущее в угоду своим амбициям.

Вы запрещаете мне покидать Академию до дальнейших распоряжений. Что ж, я подчинюсь Вашей воле – пока. Но знайте: как только минует отведенный срок, я немедля отбуду к границе. Даже если придется преступить Ваш прямой приказ. Пусть лучше я стану изгоем и отщепенцем, чем сломленным, раздавленным ничтожеством.

С почтением и надеждой на понимание,

Ваш любящий сын, Николас"

Я бережно разгладила смятый листок и вернула в шкатулку. Аккуратно закрыв, я поднялась с колен, отряхнула юбку. Мысли путались, на душе было муторно. Непрошенное знание тяготило, вызывало странную горечь пополам с сочувствием. Теперь многое виделось в ином свете – и гнев Николаса, и его тяга к вину, и даже жестокость, с которой он обращался со мной. Но легче от этого не становилось. Скорее, лишь добавляло горечи и смятения.

Стараясь отвлечься, я вновь принялась бродить по комнате, разглядывая обстановку. Взгляд то и дело натыкался на мелкие детали, проливающие свет на личность хозяина. Затертая рукоять меча, видавшего немало битв. Истрепанный томик стихов с закладкой на особенно прочувствованном сонете. Акварельный портрет на стене – прелестная девушка с ясными глазами и чарующей улыбкой. Быть может, невеста Николаса? Или просто мечта, призрачный идеал, навеки утраченный по воле сурового отца?

Я вздохнула, прикусив губу. Ну вот, опять меня понесло в дебри домыслов и фантазий. Дурная привычка – додумывать за других то, чего, быть может, и в помине нет. Наделять людей благородством и трагизмом, невольно примеряя их боль на себя. С чего я вдруг решила, будто могу понять Николаса, проникнуть в тайные лабиринты его мыслей? Не иначе, спесь и глупость, помноженные на досужий интерес к чужим секретам.

Устало опустившись на край разоренной постели, я закрыла лицо руками. Проваливаясь в муторную дрему, то вновь просыпаясь, я сама не заметила, как день сменился густыми сумерками. Удушливо пахло пролитым вином и пылью, от долгой неподвижности затекло все тело.

Когда в замке двери вновь заскрежетал ключ, разум уже путался. Я вздрогнула и сжалась в комок, услышав тяжелые размеренные шаги Николаса. Так ступает хищник, привыкший повелевать.

– Адель, – глухо окликнул он, с нотками раздражения и смирения. Словно увиденное не стало сюрпризом. – Ну и что ты устроила? Решила показать всю глубину своего непокорства?

Спокойный тон едва скрывал бурлящую ярость, грозившую выплеснуться карающим пламенем.

– Оставьте меня, – просипела я, отворачиваясь к стене и пряча заплаканное лицо в ладони. – Убейте, запытайте, бросьте на растерзание – мне все равно. Только избавьте от своего присутствия!

– Глупая девчонка, – процедил Николас, опускаясь в кресло. – Неужели ты не поняла? Я не собираюсь тебя убивать, пытать или бросать псам.

– Тогда зачем весь этот фарс? – возразила я. – Почему просто не арестуете и не отправите на суд, как любого демона?

– Потому что ты – не любой демон, – ответил он после заминки. Тон стал жестче, но и растеряннее.

Он сидел, уронив лицо в ладони, пряча черты за прядями волос. Но я видела, как пульсирует жилка на виске, как подрагивают плечи под тканью камзола.

Впервые несгибаемый Николас, гроза академии, выглядел почти побежденным. Будто разом навалилась вся тяжесть мира.

– Николас… – неуверенно позвала я. В груди шевельнулось сочувствие. Но он вдруг резко выпрямился. Вскинув голову, прожег меня нечитаемым взглядом.

– Отдыхай, Адель. Завтра поговорим. А пока делай здесь что угодно – громи обстановку, кричи, проклинай меня. Только не лезь в окно опять, – он хмыкнул и прошел к двери. На пороге обернулся:

– И не надейся сбежать. Никто не придет, не станет искать. Ты принадлежишь этому месту. И мне. Смирись.

Последнее слово упало камнем, не терпя возражений. А Николас уже скрылся за дверью, оставив меня наедине с тишиной и разрастающейся пустотой.

Глава 10

Служанки разбудили меня негромкими голосами и шорохом накрахмаленных юбок. Я неохотно разлепила веки, силясь понять, где нахожусь и что со мной произошло. Голова гудела, мысли разбегались. Обрывки вчерашних восп