Читать онлайн Маньяк по случаю бесплатно
Глава 1
Новый клиент Джульетте не нравился. Она вообще была не в восторге от клиентов, но этот был особенно неприятен. У него была круглая лысая голова с малиновым родимым пятном на макушке, а на огромном бугристом носу, на самом кончике, вызывающе торчала большая черная бородавка. Но самым противным было то, что он постоянно лез целоваться. Он жмурился, как кот, кряхтел и потел, и то и дело норовил всосаться своим слюнявым ртом Джульетте прямо в губы – она едва успевала уворачиваться, подставляя то щеки, то шею.
– Тише, тише, голубчик, – уговаривала его Джульетта, тон у нее был нежный, вкрадчивый, но внутри она вся кипела. – Не надо так торопиться, ты пропустишь самое интересное…
Но он, казалось, не слышал. Он продолжал кряхтеть, с каждой секундой все громче и громче, пускал слюни и весь трясся, словно пятнадцатилетний сопляк. Вероятно, он спешил получить положенное и боялся, что не уложится в отведенные шестьдесят минут.
– Тише, голубчик, – еще раз сказала Джульетта, снова отдернув голову от его раскрытого рта. – Не волнуйся, все будет в порядке. Я стою дорого, и не только за красивые глазки.
Клиент слегка приутих и в упор уставился на Джульетту, в такт своему прерывистому дыханию тряся отвисшей губой.
– Вот и отлично. Расслабься. Сейчас я тебе сделаю такое, чем вряд ли тебя балует твоя жена…
– Да? – спросил он хрипло, и Джульетта подивилась, какое у него было при этом тупое выражение лица. На отвратительной бородавке вибрировала не менее отвратительная капля мутного пота.
– Естественно… Доверься мне…
Она медленно сняла галстук с его шеи, испещренной мокрыми складками, расстегнула пуговицы на рубашке (под мышками и на животе красовались темные вонючие пятна пота) и вдруг резко оттолкнула его от себя. Он растянулся на кровати, издавая такие стоны, словно проституткой был он, а не Джульетта. Даже ногой задергал, как кролик.
«Какой кошмар, – брезгливо подумала Джульетта, расстегивая непослушный ремень на его брюках. – Надо предупредить Нгомо, чтоб больше не таскал меня к таким уродам. Тоже мне – сутенер, всякую шваль находит, а мне отдуваться…»
Коротким движением она расстегнула клиенту «молнию» на штанах. Клиент столь же коротко по-поросячьи взвизгнул.
– Тш-ш-ш… – сказала Джульетта, пробуя самостоятельно стянуть с него брюки. Однако скоро поняла, что без бульдозера со стальным тросом тут делать нечего, и тихо прошептала: – Милый, помоги мне немножко… Надо снять брюки, а то ты рискуешь потерять половину удовольствия…
«А я рискую заработать грыжу», – подумалось мимоходом.
Клиент заворочался на кровати, стягивая штаны со своей огромной задницы. При этом так напрягался, что в какой-то момент не удержался и выпустил газы. Джульетта поторопилась спрятать нос себе под мышку. «Спокойнее, – сказала она мысленно, – спокойнее… Ты профессионалка, вот и работай… А Нгомо я убью!»
– Вот, милый, отлично… Все, дальше я сама.
Брюки полетели прочь. Снимать с клиента носки Джульетта не решилась – уж больно заскорузлыми были они на вид. Ничего страшного, побудет в носках, хотя, конечно, это тоже идет вразрез с ее профессиональными правилами. Теперь трусы… Придется опять просить о помощи этого типа… Да, милый, вот так, покрути задом, только прошу тебя: не надо больше портить воздух… Ч-черт, ну я же просила!
Клиент вдруг принялся стонать и орать во весь голос, Джульетта даже удивилась. Захотелось стукнуть его чем-нибудь по голове, чтобы он заткнулся, но ничего подобного, естественно, она не сделала. Только опять сказала тихонько: «Тш-ш-ш…» И он сразу притих. Приготовился. Джульетта прекрасно знала, как обходиться с клиентами.
А клиент громоздко ворочался и сопел, и весь его вид говорил, что он ожидает за свои деньги получить что-то совсем необычное, о чем никогда ранее и не слыхивал. Наивный человек. Профессионализм профессионализмом, но от такой рожи тошнит. Да – никого это не волнует, и тем более это не волнует Нгомо, но душ по крайней мере можно было принять? Все- таки даму ждал в гости, а не свою родственницу-гориллу, урод эдакий…
Джульетта исподволь посмотрела на часы. До возвращения Нгомо еще оставалось тридцать минут. Это не так уж много при разумном подходе. И хорошо еще, что у этого типа не хватило денег на более долгий срок. Но ведь и полчаса надо чем-то заниматься…
А, ладно, черт с ним! Джульетта поднатужилась, раскидала волосатые ноги клиента по сторонам, чтобы держать голову подальше от его носков, и рьяно взялась за дело, намереваясь решить эту затянувшуюся проблему одним махом. Она знала, как покончить со всем в считанные секунды, и ее профессионализм не подвел ее и на этот раз. Очень скоро клиент задергался, высоко подлетая над кроватью, неприятно загудел на одной глухой ноте, потом заскулил и наконец затих, дыша, как после хорошего бега на длинную дистанцию.
Теперь Джульетте оставалось только отправиться в душ. В дверях комнаты она оглянулась, просто из интереса. Клиент лежал все в той же позе убитого на поле брани воина, широко раскрытые глаза тупо пялились в потолок, а на губах надувались пузыри. «Ну и урод… – в который раз подумала Джульетта. – И где только Нгомо находит таких мерзких типов?»
Пользоваться чужой мочалкой она побрезговала. Конечно, вряд ли это была квартира того, кто все еще пускал слюни там, в спальне, он бы никогда не решился вызвать проститутку в собственный дом. Скорее всего это квартира кого-то из его друзей, но наверняка и друзья у него не лучше. Ну а мыло и зубную щетку она всегда носит собственные…
Старательно отмыв свое тело, особенно тщательно намыливая те места, к каким клиент прикасался вонючим ртом, Джульетта оделась, чтобы дать ему понять, что сеанс окончен, поправила прическу, глядясь в запотевшее зеркало, и вернулась в спальню. Клиент продолжал лежать, и даже пузыри на губах все так же надувались и лопались…
Подойдя, Джульетта присела на край кровати, подумала несколько секунд !», превозмогая брезгливость, погладила клиента по груди.
– Как ты, милый? Тебе хорошо?
– Угу… – глухо отозвался тот.
– Ты хочешь еще что-нибудь?
Это был стандартный набор фраз, и все они должны быть произнесены, хотя Джульетте наперед были известны ответы на каждую из них.
– Господи! Неужели может быть что-то лучше того, что ты только что сделала?
Джульетта мило улыбнулась. Накрутила на палец пучок волос на его груди. Получилось целых три витка. «Ничего себе! – подумала она. – Ну и обезьяна…»
– Ничего лучшего быть не может, – сказала она. – Но есть вещи, которые прекрасно дополнят это…
Она взяла свою сумочку, достала из нее крошечную хрустальную рюмочку, поставила ее клиенту прямо на грудь, а потом извлекла из сумочки маленькую бутылочку с темной жидкостью внутри.
Клиент удивленно взглянул на этикетку.
– Коньяк? Франция? Что ты за проститутка такая, которая поит клиента за свой счет?
– Во-первых, это не коньяк, – сказала Джульетта, наполняя рюмку. – Ты прав, тут написано по-французски, но это не коньяк. Это любовный эликсир, милый. Попробуй, не бойся, ты почувствуешь себя наверху блаженства…
– А это не вредно? – с опаской поинтересовался клиент.
Вместо ответа Джульетта с улыбкой сделала из рюмки маленький глоток. Вложила рюмку клиенту в руку.
– А во-вторых, милый, все это не за мой счет, а за твой. Но беспокоиться нечего – это уже вошло в те деньги, которые ты заплатил Нгомо. Пей, милый, не волнуйся, это не яд и не снотворное, и я не «кидала». Но я и не простая проститутка, милый, не девка с улицы…
– Я это заметил, – сказал клиент и проглотил содержимое рюмки, как водку, так быстро, что Джульетта даже не успела предупредить его, что пить нужно по чуть-чуть, маленькими глотками. – Уличная девка обошлась бы мне раз в десять дешевле… А это правда, что ты обучалась ремеслу в Париже?
– Правда, – не моргнув глазом, соврала Джульетта. – И не только в Париже.
«Поздравляю, – сказала себе Джульетта. – О тебе начинают ходить легенды. Наверняка это Нгомо ему наплел, да еще рассказал парочку историй о моих похождениях в какой-нибудь Сурабайе…»
– Ты просто прелесть, – сказал клиент. Глазки его уже осоловели, грудь стала вздыматься гораздо реже, а дыхание сделалось почти неслышным – вероятно, расслабление, которое давал эликсир, уже наступило.
– У нас с тобой еще есть время, крошка?
– Совсем немного, милый… Но у меня в запасе есть еще один фокус, от которого грех отказаться.
– Девочка, но я…
– Не беспокойся, тебе ничего не придется делать.
Джульетта села около него на постели в позе русалки и стала разминать ему грудь, делая пальцами замысловатые, но очень точные движения. Клиент закрыл глаза. Джульетта знала, что после эликсира такой массаж покажется настоящим раем, тем более для того, кто испытывал его впервые.
Между тем до прихода Нгомо оставалось десять минут. «Черт, как медленно идет время…»
– Крошка, я хотел бы встретиться с тобой еще раз, – сказал вдруг клиент, открыв глаза. – Ты не будешь возражать?
– Конечно, нет, милый, – ответила Джульетта, мысленно содрогнувшись: «Только этого мне не хватало!» – Тебе известен телефон Нгомо, ты можешь связаться с ним в любой момент… Но учти – я очень занятая девочка, у меня очень строгое расписание. К тому же слишком частое общение может только испортить эффект. Согласись: пицца – превосходное блюдо, но если есть ее каждый день, то скоро она станет попрек горла.
– Намек понятен, – улыбнулся клиент. – Я не буду беспокоить тебя слишком часто. Но все же ты не должна обо мне забывать… – Он игриво погрозил ей пальцем.
Джульетта столь же игриво вытянула к нему губки и почмокала ими.
– Конечно, милый, тебя невозможно забыть…
«А хотелось бы, – тут же подумала она. И решила: – На ночь – напьюсь. А то мне ни за что не уснуть – этот тип не выйдет у меня из головы сам собой. Надо гнать его оттуда поганой метлой…»
Из прихожей раздалась трель дверного звонка. Клиент вздрогнул, слащавая улыбка сразу стерлась с его лица.
– Кто это? – спросил он сдавленно. Даже пятнами покрылся от страха.
Джульетта похлопала его по щеке, на этот раз совершенно искренне, безо всякой игры.
– Не бойся, это не твоя жена, – сказала она, слезая с кровати. – Это Нгомо, за мной…
Клиент кинулся одеваться, а Джульетта вышла в прихожую и открыла дверь. На пороге действительно стоял Нгомо, здоровенный мускулистый парень в неизменной малиновой бейсболке на бритой голове. Длинный козырек скрывал половину лица, но Джульетта знала, что под ним прячутся круглые водянистые глазки. Отгадать направление взгляда Нгомо было практически невозможно. Для постороннего человека. Джульетта же достаточно была знакома с Нгомо, чтобы определять не только направление его взгляда, но и мысли, а также слова, которые должны были прозвучать в следующую секунду.
– Все в порядке, – упредила вопрос Джульетта. Нгомо всегда ее об этом спрашивал – он очень дорожил своей Джульеттой.
– А-а… – начал он было, но Джульетта снова его опередила.
– Нет, клиент без заскоков, – сообщила она, – все прошло как по маслу. Но у меня к тебе одна просьба…
Последние слова она говорила, когда они с Нгомо уже спустились по лестнице, вышли из подъезда и направлялись к машине.
– Какая просьба?
– Я больше не хочу встречаться с этим типом. Когда он в следующий раз тебе позвонит, говори что хочешь, но не вздумай брать у него деньги. Соври ему что-нибудь, ты же умеешь это делать. Скажи, что я умерла или уехала в Сурабайю…
– Куда уехала? – удивился Нгомо.
– Не важно. Куда угодно. Главное, что я не хочу с ним больше встречаться ни под каким видом, даже если он золотом тебя осыплет.
– Ладно… – Нгомо пожал могучими плечами. – Как хочешь, на тебя и без него заказов хватает. Но он предложил мне такие деньги, что отказать было бы просто глупо. Этот господинчик, к твоему сведению, большими суммами манипулирует. Вернее, раньше манипулировал. В последнее время, говорят, на него напасти валиться стали, он сам не свой сделался. Вот я его и пожалел.
– Вот и трахался бы с ним сам!
– Да ладно тебе…
Джульетта резко остановилась.
– Нгомо, дорогой, я не шучу. Я тебе доверяю больше, чем маме родной, но мне надо, чтобы ты понял: если я говорю «не хочу», это как раз и означает – «не хочу». И ничего больше. Твои же личные впечатления не имеют никакого значения. Понял?
– Понял, понял, не ори. – Нгомо завел машину, и они выехали со двора. – Постараюсь оградить тебя от этого типа. Хотя жаль, конечно, – он щедрый дядька… Кстати, ты очень устала?
– Сегодня у меня было четыре клиента. Как ты думаешь: устала я или нет? Отвези меня в кабак, мне надо напиться.
– Очень жаль, но это придется отложить на завтра.
– Это еще почему?
– Сейчас тебе надо отправиться домой, отдохнуть и привести себя в порядок. Через час тебе предстоит работенка.
– Работенка?! – вскричала Джульетта. – Ну уж нет, Нгомо, дорогой, об этом забудь! Сегодня я выжатая, как лимон. К черту твоих извращенцев. Я устала, и мне необходимо напиться!
– Но, Джули…
– Нет, я сказала!
– Но он уже заплатил деньги!
– Верни их.
– Это невозможно! Он не из тех, кто принимает обратно деньги. Скорее он потребует взамен твою голову…
– Голову? – Джульетта со злостью ударила кулачком по панели приборов. Не удовлетворилась произведенным эффектом и ударила еще несколько раз подряд. – Чтоб ты провалился, кретин несчастный! С кем ты связался на этот раз? С Джеком-Потрошителем?
– Нет, гораздо хуже. Это Жираф.
– Жираф? – Джульетта не сразу сообразила, о ком идет речь, а когда сообразила, то моментально поняла, что ехать ей все же придется.
Жираф был большим авторитетом, о нем ходили легенды, одна страшнее другой, и отказывать ему в услуге, тем более если она оплачена заранее, было довольно опасно. Сомнительно, конечно, что он станет отыгрываться на проститутке, но с дальнейшей работой в Питере у нее могут возникнуть проблемы. А это ей не нужно. Чертов Нгомо…
– Жираф… – повторила Джульетта. – Но зачем я ему понадобилась? Я слышала, у него на днях убили жену… И что – он сразу решил вызвать проститутку? Как можно быть такой сволочью?
– Это не должно нас касаться, – сказал Нгомо. – Но могу тебя успокоить: ты ему понадобилась вовсе не для себя.
– И на том спасибо. Ведь он почти старик.
– Ты будешь обслуживать молодого красивого парня, я слышал, как Жираф упомянул его имя: Ромео.
– Впечатляет.
– Да, вы будете хорошей парой.
Джульетта вдруг склонила голову набок, отбросила ремень безопасности и придвинулась к Нгомо, пытаясь заглянуть ему в глаза. Тот делал вид, что не замечает этого.
– Ой, Нгомо, не нравится мне твой тон! – Джульетта погрозила ему пальцем. – Не надо от меня ничего скрывать, слышишь?! В чем тут подвох? Меня купили на большой срок?
– Ну… Нет. То есть – да. В общем, срок довольно приличный.
– Сколько? Три часа? Четыре?
– Извини, Джули, но тебе придется работать всю ночь…
Оглушительно заорав, Джульетта набросилась на Нгомо, как тигрица, вцепилась в него, сорвав бейсболку, и замолотила кулачками по макушке. Нгомо тут же надавил на тормоз, и машина остановилась. Нгомо попробовал как можно нежнее оторвать от себя Джульетту, но без грубой силы это сделать оказалось невозможно, и тогда он взял ее за бока обеими руками и перебросил в заднюю половину машины.
Ненавистно глянув на него, Джульетта рыкнула.
– Все, все, – сказал Нгомо, трогая машину с места. – Уймись. Теперь уже ничего не попишешь.
– Гад ты, Нгомо…
– Да, я гад. Но нам нужны деньги, не так ли?
– Скот-тина…
Джульетта обиженно замолчала и больше до самого дома не проронила ни слова. На душе было тягостно.
Ей предстояла долгая и тяжелая ночь.
Глава 2
Услышав звонок, Ромео подошел к двери, мельком глянул в «глазок» и повернул в замке ключ.
– Милости просим, – он потеснился в своей маленькой прихожей, чтобы дать возможность девушке войти в квартиру.
– Какой еще милости? – сказала Джульетта. – Я этим не занимаюсь. У меня другой профиль.
– Да, профиль у тебя что надо…
Нгомо сделал ему знак: «Сладкая девочка. Не пожалеешь», а вслух бросил едва слышно:
– Утром заберу, в восемь часов.
Ромео кивнул и закрыл дверь. Провел Джульетту в комнату и указал на свой замечательный, видавший виды, ужасно скрипучий диван, перед которым стоял стеклянный столик. На нем лежал букет роз, а сбоку стоял какой-то картонный ящик.
– Устраивайся, – сказал Ромео. – У меня есть коньяк и шампанское. Что будешь?
– А коньяк запивают шампанским?
– Никогда не пробовал. Но видел людей, которые это делали. Ужасное зрелище.
– Я никому не верю на слово, все надо испытать на собственной шкуре… Ну, угощай меня, красавчик.
Настроение у Джульетты было отвратительным, она пробовала сдерживать себя, чтобы не испортить настроение и клиенту, но ничего не могла с собой поделать. Прошедший день был нелегким, нервы на пределе, да и планы у нее на эту ночь были несколько иными.
«Однако держись, – приказала она себе. – С Жирафом не стоит портить отношения. Да и клиент в самом деле красавчик, на этот раз Нгомо не соврал».
– Розы для меня? – спросила она, взяв со столика букет и уткнув лицо в душистые бутоны.
– Розы? Ну, пусть будут для тебя…
Ромео принес рюмку и два фужера, разлил коньяк, шампанское. Потом распечатал ящик, с интересом засунул в него нос и сказал:
– Так, деточка… Есть красная икра, черная икра, консервированные крабы, маринованные грибы, холодная пицца и куча всякой всячины, о которой раньше я никогда не слышал. Ты что предпочтешь?
– А «куча всякой всячины» аппетитная на вид или не очень?
Ромео снова запустил нос в ящик.
– Так себе… – последовал ответ.
– Тогда не жмоться, ставь на стол.
Уязвленный тем, что его назвали «жмотом», Ромео выставил закуску, открыл банки, распечатал полиэтиленовые упаковки, высыпал прямо в центр стола груду конфет. Ухмыляясь, Джульетта выпила коньяк, затем следом сразу же – шампанское и отправила в рот большой «Трюфель».
– Все-таки вы, мужики, – сволочи, – сказала она, разжевывая конфету. – Все без исключения. За примерами далеко ходить не надо…
– Надеюсь, присутствующих это не касается? – осторожно спросил Ромео.
– Не бойся, тебя я не трону. Я говорю о Нгомо.
– Это твой сутенер?
– Верно мыслишь… Притворяется моим другом, говорит красивые слова, но как только начинает пахнуть деньгами, сразу же становится ясно, кто он на самом деле. Обычная сволочь, каких много.
«Что-то меня заносит, – подумала она, закончив тираду и перехватив недоуменный взгляд Ромео. – Надо бы притормозить. Не ровен час, он надает мне по шее и выбросит в окно. И никакой Нгомо не поможет…»
– Что ты на меня так смотришь? Я много говорю?
– Не много, но довольно красочно. Особенно мне понравился финал… В чем дело, куколка, тебя кто-то обидел?
– Меня невозможно обидеть, я профи.
– Профи? Заранее извиняюсь за вопрос, но мне интересно: сколько тебе лет?
– М-м… двадцать три, – сказала Джульетта.
– А если подумать?
– Черт… Ну какая тебе разница? Ну семнадцать, и что с того?
– Вот этому верю.
– Тебя что – смущает мой возраст? У нас в Сурабайе и восьмилетие такие финты выкидывали…
Глядя на нее, Ромео вдруг засмеялся. Сначала негромко, прикрыв рот ладонью, потом ладонь убрал, продемонстрировав идеальные блестящие зубы, и наконец зашелся в смехе, откинувшись на взвизгнувшую спинку дивана.
– Ты, случайно, романы не пишешь? – спросил он, утирая кулаком выступившие от смеха слезы.
– Нет, романы я не пишу. Я занимаюсь другим делом, не менее прибыльным, и до сих пор никто не жаловался на качество сервиса… Может, займемся делом, красавчик?
Джульетта подалась к Ромео и прижалась к нему грудью, выжидательно глядя прямо в глаза. Ромео скосил глаза в глубокий вырез ее блузки.
– Размер твоего «сервиса» мне нравится, – сказал он. – Пожалуй, он даже больше, чем мне показалось сначала. Но спешка нужна только при ловле блох, куколка. У нас с тобой достаточно времени, чтобы услужить друг другу.
– А ты гурман. Не набрасываешься на пиццу сразу, а предпочитаешь смаковать.
– Мне нравится твоя метафора. Но ты не пицца, а скорее клубничка… – Ромео протянул к Джульетте губы, намереваясь чмокнуть ее в щеку, но в последний момент девушка убрала голову, и поцелуй пришелся в пустое пространство.
– Не стоит меня обсасывать, – сказала Джульетта. – Сегодня это делали слишком многие, и поверь мне: они были далеко не первыми красавцами Петербурга. Или ты думаешь, я полощу рот коньяком только потому, что это мне нравится?
«Что я несу, мамочка? – ужаснулась она. – Он меня сейчас выбросит, это точно. И правильно сделает – кому по вкусу, когда ему сообщают подобные вещи? Надо немедленно разрядить атмосферу, пока Жираф не узнал, что свои деньги он потратил зря».
Но ее уже понесло. И остановиться не было сил.
– Впрочем, для особых клиентов у меня имеется место, которое я берегу как зеницу ока. Оно считается священным, но если тебе так хочется, то можешь поцеловать…
Она вскочила с дивана, повернулась к Ромео задом и наклонилась, задрав юбку и приспустив трусы. Повихляла оттопыренным задом. «Сейчас он меня убьет, – подумала Джульетта, повернув голову и с улыбкой наблюдая за выражением лица своего клиента. – Скотина, сволочь… такая же сволочь, как и все они…»
– Хм… – сказал Ромео. Шлепнул ее по заду, натянул трусы, одернул юбку и усадил обратно на диван. – Не надо пытаться меня разозлить, куколка, сделать это довольно сложно. И я не из тех, кто лижет задницы.
– Твой вид говорит об обратном. Ведь с Жирафом ты, наверное, часто этим занимался.
– Послушай, куколка, если у тебя дерьмовое настроение, то уж поверь мне: я тут совершенно ни при чем.
– А ты пожалуйся на меня своему другу Жирафу…
– Что за чушь – он такой же мой, как и твой. А тебя мне подарили в качестве аванса за небольшую услугу.
– И какого же рода услуга понадобилась от тебя такому человеку, как Жираф?
– А ты уверена, что это твое дело, куколка? Может, вместо вопросов ты предпочтешь выпить еще рюмочку?
– Конечно, красавчик, выпью. И не одну… Подай- ка мне, пожалуйста, сервелат. А ты тоже пей, не сиди. Терпеть не могу, когда даму поят, а сами – ни-ни…
Джульетта и не заметила, как выпила больше полбутылки коньяка. Это был хороший коньяк, французский, но даже самый хороший коньяк на свете, если его смешать с таким же количеством шампанского, не очень благотворно влияет на рассудок. Она не знала, почему злится на Ромео, возможно, это было просто помутнение – она была зла на весь мир, вернее, на всех мужчин в этом мире, а поскольку в пределах досягаемости был только один их представитель, то вся мощь злости Джульетты пришлась именно на его долю.
– Если бы ты только знал, красавчик, как я тебя ненавижу… Как я всех вас ненавижу… Свиньи… Скоты поганые… Что ты так уставился на меня? Не нравится правда, да? Наверное, сам себя ты считаешь большим человеком, крутым, да? Наверное, думаешь: «Ну я сейчас и задам этой шлюхе…» Вон и пальцы уже веером растопырил, сейчас начнешь их гнуть передо мной… А передо мной не надо ничего гнуть, ясно? Я знаю цену таким жестам и такой крутизне паршивой… Что – дар речи потерял? Ну, наливай еще стопочку, что окаменел? Или жалко спиртного?
– Да нет, что ты… – Ромео наполнил ее рюмку коньяком, а себе плеснул еще немного шампанского. – В пьяном состоянии ты просто потрясающа. У тебя такой слог… А больше ты ничего не хочешь добавить?
– Хочу! – Последняя ниточка, которая до сих пор хоть как-то удерживала ее в допустимых рамках, была порвана. – Ты – мразь!
– Это интересно. Но о сексе, как мне кажется, не стоит и заикаться.
– Да пошел ты!..
Джульетта жадно выпила коньяк, запила его шампанским прямо из бутылки и закурила.
– Расскажи мне еще что-нибудь, – попросил Ромео. – Ты так интересно рассказываешь… Как ты меня назвала? Мразь? Подумать только – какое меткое слово.
– Обиделся… – ухмыляясь, сказала Джульетта. – Вижу, что обиделся. И спать со мной ты уже не хочешь. А я знаю, что ты сейчас хочешь. Ты хочешь меня убить, правда? Схватить за горло и задушить, собственноручно, чтобы чувствовать, как я умираю.
– Ох, не искушай… Эй! Что с тобой?
Джульетта вдруг побледнела. Она замолчала, на лбу ее выступил пот, а взгляд застлал густой туман. Потом она передернулась всем телом, так сильно, что стукнула коленом по столику и посуда на нем громко звякнула. Бросив сигарету прямо на стол, Джульетта зажала рот руками.
– Ты в порядке? – озадаченно спросил Ромео.
– Мне… мне плохо…
– В ванную, живо! Только не вздумай блевать в умывальник, у меня совмещенный санузел, унитаз полностью в твоем распоряжении.
Он за плечи поднял Джульетту с дивана и помог сделать первые два шага. Затем она с неожиданной силой оттолкнула его и со всех ног бросилась из комнаты вон. Послышался грохот. Ромео покачал головой.
– Спасибо, Жираф, – сказал он. – Я замечательно провожу время. Ты был прав – такой девочки, как эта, не сыщешь во всем Петербурге.
Он вышел из комнаты и заглянул в ванную. Джульетта сидела перед унитазом на коленях, тихонько порыкивала в него и время от времени поглядывала по сторонам, видимо, изучая обстановку.
– Помощь нужна?
– Иди к черту… Лучше принеси мою сумку…
– Зачем? – удивился Ромео.
– Мне надо почистить зубы.
– Сумкой?
– Дурак, у меня там щетка…
Выполнив все ее капризы, Ромео еще минут сорок сидел в комнате в одиночестве, пил шампанское и прислушивался к утробным звукам, доносившимся из ванной. По его расчетам, Джульетте пришлось чистить зубы уже не менее трех раз. Потом она наконец появилась, бледная, поникшая; без долгих разговоров она спихнула Ромео с дивана, улеглась и тихо застонала. Ее трясло. Ромео накрыл ее пледом, принес из ванной пластмассовый таз и поставил у дивана.
– Милый… – сказала Джульетта. – Ты, оказывается, не такая уж и сволочь. Не трогай меня сегодня, ладно?
– Ты будешь смеяться, но почему-то у меня пропало всякое желание. С чего бы это?
– Милый… – еще раз сказала Джульетта, уже засыпая. – Кажется, я ошибалась на твой счет.
– Да. Но жаль, что ты поняла это так поздно…
Всю ночь Ромео провел в кресле. Когда проснулся, тело гудело. Джульетта еще спала. Он не спеша убрал со стола посуду, вымыл таз («Трюфеля» и сервелат, – бормотал он. – Сервелат и «Трюфеля»… И почти бутылка французского коньяка…»). Затем поставил греться чайник и только тогда взялся за ДЕЛО.
ДЕЛО не было очень срочным, могло бы и подождать, но Ромео нравились такие минуты, когда в тишине можно было неторопливо подвести итоги своей прежней операции и подсчитать предполагаемый доход.
Ромео был вор. Он гастролировал по городам и в каждом осуществлял только одну операцию. Все проводилось настолько быстро и чисто, что за без малого десять лет он так и не попал на крючок милиции, о его существовании практически никто не знал. Не так давно он появился и в Петербурге, уже в третий раз за время своей эпопеи. Здесь он обработал квартиру довольно крупного дельца по фамилии Лесной и сейчас жаждал подвести итоги операции. Налив себе кружку чая покрепче, он сел за столик и раскрыл свой саквояж. Стал по одному извлекать из пего скарб.
Десять тысяч долларов, взятые из найденного под полом сейфа в квартире Лесного, он сразу отложил в сторону – такого рода товар не подлежал перепродаже и потому в мысленную опись входил лишь постольку- поскольку. Далее на стол легли видеокамера и фотоаппарат профессиональной модели. Столовый набор – золото, подарочное оформление. Дорогая штука, не каждый может позволить себе выставить на стол такой набор, даже для самых дорогих гостей. А Лесной мог.
«Он еще и не такое может», – подумал Ромео, в очередной раз запуская руку в саквояж.
Драгоценности. Целая куча драгоценностей. Перстни, цепочки с кулонами и без кулонов, серьги, колье, браслеты, очень впечатляющие на вид. Ромео хотя и относился к предметам такого рода лишь как к товару, который можно перепродать, загляделся на эти удивительные творения рук человеческих. Они были прекрасны и сами по себе, но стоило только представить даму, надевшую на себя эту прелесть, – и они становились прекраснее вдвойне. Ромео даже забылся на минуту, залюбовавшись ослепительным блеском бриллиантов в замысловатом браслете, и вдруг услышал:
– Какая красота!
С трудом оторвав взгляд от бриллиантов, он посмотрел на Джульетту. Она лежала на диване все в той же позе, и только глаза ее были широко раскрыты.
– Это ты обо мне? – спросил Ромео.
– Я о браслете в твоих руках. Красотища. Ты что – вор?
– Почему ты так решила?
– У меня чутье. Среди моих клиентов было много, и я научилась определять их по самым разным приметам. По взглядам, например. Вот у тебя – взгляд вора.
– Учту, – хмыкнул Ромео. – Начну носить темные очки.
– Спасибо, – сказала Джульетта.
– За что?
– За то, что отнесся ко мне с пониманием.
– Не могу сказать о тебе того же.
Джульетта скинула плед, с тяжелым вздохом встала с дивана и подошла к Ромео. Оперлась о его плечо.
– Красивая вещица, – опять сказала она, показав на браслет.
– Тебе правда нравится?
– Очень…
– Примерь, – сказал Ромео. – Мне кажется, он как раз по твоей руке.
– Такой браслет всем по руке…
Джульетта надела браслет на запястье правой руки и прошлась по комнате, делая рукой изящные жесты. Бриллианты игриво подмигивали.
– Дарю, – сказал Ромео. – Пока я не увидел его на тебе, мне он казался верхом совершенства. Но без тебя он потеряет половину своей привлекательности. Владей, куколка.
Джульетта так и замерла.
– Ты что, сдурел? Нет, я не могу принимать такие королевские подарки. К тому же он ворованный. Ты хочешь, чтобы меня менты затаскали?
– Что ты, куколка, я не могу сделать тебе такую гадость. Все эти вещи никогда не будут значиться в списке ворованных. Человек, который их лишился, не из тех, кто обращается за помощью в нашу доблестную милицию. У него аллергия на серую форму. Так что носи смело и ни о чем не думай. К тому же у меня есть еще парочка точно таких же…
– Ну ты даешь! – сказала Джульетта восхищенно. – Я опять жалею, что так с тобой вчера поступила. Но ведь ты прощаешь меня, правда?
– Я не злопамятный. Но все же ты осталась должна мне еще одну встречу, куколка. Эта ночь в расчет не принимается. Но если честно – я тобой восхищен.
– Я тоже тобой восхищена.
– Думаю, что я снова влюблен.
– Думаю, я тоже снова влюблена…
Она немедленно уселась к Ромео на колени и покрутила перед его лицом рукой с браслетом.
– Нгомо сдохнет от зависти, – сказала она. – У нас уговор: все подарки, которые клиенты мне делают, я оставляю себе.
– Справедливо, – Ромео протянул ей блокнот и ручку. – Оставь мне свой адрес, куколка, очень скоро я свяжусь с тобой напрямую. Ведь нам не нужен никакой Нгомо, верно?
– К черту Нгомо. Он сволочь. А ты нет. Я даже не могу представить, какие дела связывают тебя с Жирафом. Я слышала о нем самые жуткие вещи.
– И каждая из них – правда, куколка. Он большой негодяй. И я большой негодяй. Двум большим негодяям всегда есть о чем потолковать.
– Я слышала, у него на днях убили жену, – сказала Джульетта.
– Ты действительно об этом слышала? – Ромео был сильно удивлен. – Интересно, ведь именно это и связывает нас с Жирафом. Он нанял меня для того, чтобы я поймал убийцу его жены. Говорят, ее нашли в каком-то подвале, с отрезанной грудью и отрубленными кистями рук.
– Об этом я не знала. Ужасная смерть. Но при чем тут ты? Разве ты мент, чтобы заниматься поисками преступников?
– У меня репутация весьма смышленого парня. И еще я не люблю, когда обижают женщин. Жирафу не нужно, чтобы убийцу схватила милиция. Он хочет поймать его сам и казнить собственноручно. Я не сторонник крайних мер, но мне кажется, что парень, который увлекается резьбой по женским телам, заслуживает очень серьезного наказания. И хотя Жираф не слишком мне симпатичен, тут я полностью на его стороне.
– Я тоже, – сказала Джульетта.
– Однако мои услуги не обойдутся Жирафу бесплатно… Я слышал, ты дорого стоишь, куколка? Так вот, я тоже не дешевка.
В дверь позвонили.
– Это Нгомо, – сказала Джульетта с досадой. Нехотя слезла с колен Ромео.
Но это был не Нгомо. Это был Жираф.
Глава 3
Он был не один, с ним пришел сутулый широколицый парень. У него были узкие раскосые глаза и желтоватый цвет лица, и он был бы очень похож на китайца, если бы не внушительный рост и не русые кучерявые волосы. Вид у парня был довольно печальный – уголки рта приопущены, брови чернели в виде перевернутой «птички», а в глазах, казалось, застыли слезы. От него веяло унынием. Захотелось немедленно его прогнать.
Жираф тоже выглядел неважно. Он казался усталым, невыспавшимся и дышал как-то тяжело, с астматическим хрипом. Темные пятна на шее и щеках проступили сильнее обычного и горели каким-то внутренним огнем – глядя на них, Ромео немедленно захотелось почесаться. Впрочем, голос Жирафа звучал вполне оптимистично.
– Намиловались, голубки? – спросил он, с улыбкой кинув беглый взгляд на Джульетту. – Завидую тебе, мальчик, ночка, должно быть, выдалась бурная.
– Не то чтоб очень бурная… – ответил Ромео уклончиво. – Но спать мне пришлось крайне мало.
– Ох и завидую, – повторил Жираф. – Джульетта, милочка, твои услуги сегодня больше не потребуются. Нгомо ждет тебя в машине, ты можешь идти.
Ромео проводил девушку до двери. На прощание погладил ее по руке и на ухо прошептал:
– Не забывай, куколка, ты должна мне встречу. Скоро я тебя найду.
– Я буду ждать, – так же шепотом отозвалась Джульетта. Чмокнула его в заросшую щетиной щеку.
– До свидания.
– До встречи, мой Ромео…
Он дождался, пока Джульетта скроется из виду, и вернулся в комнату. Жираф уже помешивал ложечкой сахар в стакане с чаем, шагая из угла в угол, поглядывая то на часы, то на унылого парня.
– Приступим к делу, Жираф, – сказал Ромео. – Ты обещал доставить мне материалы по делу твоей жены, но вместо них я вижу этого угрюмого типа. Обычно в слово «материалы» я вкладываю несколько иной смысл.
– Этот «угрюмый тип», Ромео, гораздо лучше всяких материалов. Это Костик Бородин, он ведет дело моей жены.
– Так он мент?
– Все мы немножко лошади. Я имею в виду: у каждого свои недостатки. Но наш Костик – хороший мент, правда, Костик?
Парень ничего не сказал и даже не сделал никакого жеста. Но было видно, что он согласен: да, мол, я хороший мент.
– Начитаются фантастики… – проворчал Ромео. – Ну и что твой хороший мент может мне предложить?
– Все, что пожелаешь… – Жираф закончил наконец бряцать ложечкой, залпом выпил чай и поставил пустую чашку на столик. – Собственно, я оставляю вас одних. Костик сам тебе все объяснит. Но помни,
Ромео: я хотел бы получить результат в самое ближайшее время. У тебя не больше недели сроку.
– Меня это устраивает.
– Рад слышать. Тебе надо только назвать имя, и восемьдесят тысяч долларов, как я и обещал, перейдут в полное твое пользование… Что ж, оставляю вас тет-а-тет, достаточно болтовни, занимайтесь делом, мальчики.
Жираф сделал ручкой и удалился. Скоро с лестницы донеслось громкое шарканье его ног. Потом дверь подъезда хлопнула, и во дворе сразу же завелся автомобильный двигатель.
– Уехал, – сообщил унылый парень Костик Бородин, хороший милиционер.
Ромео оглядел его изучающе и пожал плечами.
– Это все, что ты можешь мне сказать?
– Конечно, нет, у меня есть еще кое что…
Парень покопался за пазухой и достал свернутые в тугую трубочку какие-то бумаги.
– Это копии документов по делу Светланы Бочкаревой. Пока их немного, ведь дело только начато. Тут фотографии, протоколы показаний некоторых жильцов дома, в подвале которого было обнаружено тело Бочкаревой, а также показания некоторых ее знакомых, родственников, подруг… В общем – начальная стадия дела. Остальное тебе предстоит выяснить самому. Впрочем, если у меня появятся какие-то новые факты, я, конечно же, сообщу. Но не думаю, что они появятся в ближайшее время – уж слишком малый срок выделил тебе Жираф. Я полагаю, если дело и сдвинется с места, то произойдет это никак не в ближайшие дни. Может быть – месяцы, может – годы. А может, убийца Светланы Бочкаревой и вовсе не будет пойман.
Ромео вдруг подумал, что до этого момента ему ничего не было известно о женщине, чье убийство ему предстояло расследовать. Он даже не знал ее имени, и, может, именно поэтому ее смерть не вызывала в нем никаких эмоций, даже простого сочувствия. Но вместе с именем появилась и личность, а следом – жалость. Молодая, здоровая, веселая женщина не должна кончать жизнь в подвале с отрезанной грудью и отрубленными кистями рук…
– Значит, ее зовут Светлана, – сказал Ромео. – Звали Светлана, – тут же поправился он. – И ты почему-то считаешь, что это дело – полный «глухарь». Почему же, если не секрет?
– На то есть причины. Дело в том, что подобное убийство – не единичный случай. До этого было еще два. В девяносто пятом году было обнаружено тело некой Старостиной Валентины, сорока двух лет. Она была известным в то время бизнесменом, очень состоятельная дама… Ее нашли в собственной квартире – соседи почуяли сильный трупный запах и сообщили в милицию. Когда двери были взломаны, мы увидели, что Старостина уже начала разлагаться, и также, что у нее отрезана грудь и нет кистей рук. При этом она не была изнасилована, и ничего из квартиры не украдено, хотя там было полно ценных вещей и денег… Определенно действовал какой-то маньяк, однако следствие ни к чему не привело. Не было ни улик, ни следов. Даже толковой версии у нас не было.
– Не удивительно, – сказал Ромео. – Тебе не убийства расследовать надо, а Пьеро в театре играть.
Бородин не отреагировал на этот откровенный выпад. Он даже бровью не повел, а просто продолжил все тем же монотонным голосом:
– Следующий случай произошел двумя годами позже, и все повторилось почти в точности. Состоятельная дама, жена очень известного в городе человека, была обнаружена на своей загородной даче тоже без рук и груди. Правда, на сей раз муж убитой показал, что пропало кое-что из ценных вещей, но, как потом выяснилось, со стороны маньяка это было не желанием нажиться, а лишь попыткой сбить следствие с толку – некоторые из пропавших вещей были обнаружены позже в лесополосе, рядом с тропинкой, ведущей от дачи к железнодорожной станции. Убийца попросту выбросил их, они ему не были нужны… И на этот раз следствие ни к чему не привело. Вот поэтому я и сомневаюсь, что нам удастся найти убийцу Светланы Бочкаревой. Во всех трех случаях действовал один и тот же человек, и действовал он очень дерзко и жестоко. Всех трех этих женщин ничто между собой не связывало, они никогда не были знакомы и не имели ничего общего, кроме того, что были людьми далеко не бедными. Но поскольку ограбления не произошло ни в одном из случаев, то богатство жертв не являлось каким-то определяющим фактором для маньяка. Вероятно, это было просто совпадение.
– Возможно, – согласился Ромео. – Хотя лично я в этом сомневаюсь. Уж больно странные эти совпадения. Вероятно, маньяк тоже вращался в высших кругах, и эти дамы были его знакомыми.
– Мы отрабатывали эту версию, – кивнул Бородин. – Не надо думать, что в милиции сидят только идиоты и алкоголики. Все проверялось самым тщательнейшим образом, изучались все возможные связи каждой из жертв. Но, как я уже сказал, никаких точек пересечения у них не было.
– Действительно странно, – сказал Ромео. – Это какой-то необычный маньяк. Обычно такие убийства происходят на сексуальной почве, да и в наших случаях без этого не обошлось – ведь груди у женщин он все- таки отрезал. Но никаких изнасилований не было, и это удивительнее всего. И зачем ему понадобилось отрубать им кисти рук? Ладно, по поводу грудей я еще могу делать какие-то предположения. У меня самого бзик на этой почве, правда, я предпочитаю, чтобы грудь находилась там, где ей положено быть… но при чем тут руки?
Бородин только пожал плечами.
– Параллельно с версией об убийстве на сексуальной почве мы отрабатывали версию ритуальных убийств. Культ. Сатанисты или что-то в этом роде.
– Да, я как-то об этом и не подумал, – заинтересовался Ромео. – И что же?
– Пустышка. Версия была сильная, но очень быстро привела нас в тупик. Ничего, указывавшего на проведение черной мессы или каких-то других мероприятий подобного толка, обнаружено не было. К тому же все говорило о том, что убийца действовал в одиночку.
– Да, пожалуй, черная месса тут ни при чем, – согласился Ромео. – Я слышал, они пьют кровь своей жертвы, а затем устраивают оргии. В одиночку оргию не устроишь. Это уже называется онанизмом.
Бородин глянул на него исподлобья, быстро отвел глаза и помялся.
– М-м… Вот, собственно, и все, что я могу сказать по этому делу. Остальное есть в бумагах, которые я тебе дал.
– Хорошо. Тогда ты свободен. Можешь идти.
Но Бородин топтался на месте, продолжал кидать взгляды исподлобья и явно чего-то ждал.
– Ты свободен, – повторил Ромео. – И не надейся, прощальной сцены не последует. Объятия я берегу для дам…
Бородин поднес ко рту кулак и тихонько в него кашлянул.
– Я это… – сказал он. – Жираф говорил о некой сумме, которая мне полагается, если я поделюсь с тобой информацией…
– Сумме? – Ромео был сильно удивлен.
– Да… Я думал, ты в курсе…
– И сколько?
– Тысяча долларов…
– Тысяча долларов!
Ну, Жираф, ну сволочь! Шуточка в его стиле. Ничего, это тоже запишется на его счет…
Ромео взял бумажник, отсчитал десять стодолларовых банкнот и сунул их Бородину в карман рубашки. От уныния «хорошего милиционера» не осталось и следа. Он заметно приободрился, распрямил спину, и на лине замаячило даже какое-то подобие улыбки. Бормоча слова благодарности, он задом двинулся к двери, и Ромео в какое-то мгновение показалось, что вот-вот последуют глубокие поклоны. Уж больно Бородин сейчас походил на лакея, получившего от барина пятак на водку.
– Ладно, все, двигай, двигай. Ты мне больше не нужен.
– Если понадобится еще какая-то информация, то я всегда… Вот моя карточка, я всегда рад…
Взяв визитку, Ромео вытолкал Бородина из квартиры и захлопнул за ним дверь. «А ты большой хитрец, Жираф, – подумал он, возвращаясь в комнату. – Нарочно ведь сам не стал расплачиваться с Бородиным, зная, что это сделаю я. И теперь мне нет резона отлынивать от этого дела или тянуть с его завершением. Чем быстрее я его закончу, тем быстрее покрою свои расходы… Хитро, Жираф, хитро…»
Он развернул принесенные Бородиным бумаги, выгнул их в обратную сторону, чтобы не заворачивались, и бегло проглядел. Протоколы, протоколы… Показания подруг, родных, тех трех мальчишек, что обнаружили труп… Несколько фотоснимков. Один – небольшой, три на четыре, должно быть, Светлана фотографировалась на какой-то документ. Выглядит она несколько обиженной, но это не умаляет се красоты – такая женщина, пожалуй, могла бы дать фору многим шестнадцатилетним девчонкам с подиумов. Жираф, видно, знал толк в женщинах.
А вот фотографии с места происшествия. Тяжелые снимки. На них Светлана продолжала оставаться красавицей, и смерть ее не испортила, даже несмотря на то, что зубы ее были оскалены, остекленевшие глаза широко открыты, а лицо было белым как саван. Красота осталась, но теперь это была мертвая красота. Светлана была обнажена и лежала на спине, а на груди краснел вырезанный чем-то острым идеальный прямоугольник, белели открытые ребра, с которых плоть была срезана торопливо и не очень аккуратно. Это был общий вид, не вполне четкий. Но имелись и другие фотографии. Вот вид одной лишь грудной клетки. Тут план крупный, и видно, что убийце не удалось срезать с тела плоть за один прием – он полосовал ножом не очень точно, не сразу попадая на линию прежнего разреза, и потому здесь были видны топорщащиеся кусочки мышц и кожи.
А вот лицо крупным планом. Но на это лучше не смотреть, и не стоит объяснять – почему.
А вот крупные планы обеих рук. Вернее – того, что от них осталось. На запястьях они обрублены, из черной запекшейся корки торчат сосуды и сухожилия. Видны обломки костей – хорошего топора у убийцы, как видно, под рукой не было, и рубить ему приходилось чем-то, для рубки не предназначенным. Все тем же ножом, например, приставив его к запястью, а сверху ударяя чем-нибудь тяжелым.
Кстати, никаких других повреждений ни на голове, ни на теле жертвы заметно не было – ни ударов тупым предметом, ни колотых ран, – а это означает, что Светлана Бочкарева оставалась жива па протяжении всей пытки. И хорошо еще, если она вовремя лишилась сознания…
Отложив страшные фотографии в сторону, Ромео взялся за протоколы. Ну-с… Тело было найдено вчера утром, когда трое мальчишек спустились в подвал своего дома, чтобы покурить тайком от родителей. Они увидели труп, испугались и убежали. От страха они растерялись и не догадались позвонить в милицию, но потом все же сообразили и рассказали обо всем дворнику, который мел улицу неподалеку. Именно дворник и вызвал милицию, прежде, естественно, убедившись, что труп в самом деле имеется и это не розыгрыш глупых мальчишек. Милиция приехала буквально через три минуты.
«Завидная оперативность», – подумал Ромео.
При первичном осмотре места преступления там же в подвале, недалеко от трупа, была обнаружена одежда жертвы. Черное кожаное платье, бюстгальтер, трусы, черные туфли на высоком каблуке и черная сумочка. В сумочке, кроме косметики и духов, находился сотовый телефон и водительское удостоверение на имя Бочкаревой Светланы Георгиевны, шестьдесят третьего года рождения. На фото была изображена сама жертва, так что сомневаться не приходилось. Капитан Бородин немедленно связался с ГИБДД и запросил сведения о владелице удостоверения, и спустя пять минут все уже было ясно. Кроме одного: кто же убийца?
«Черт знает что, – подумал Ромео. – Жена такого человека, как Жираф, дама знатная и состоятельная, идет в какой-то вонючий подвал и там спокойно дает себя убить. Зачем ей идти в подвал? Или ее затащили туда силой? Но она же не тварь безмолвная, могла сопротивляться и кричать, кто-нибудь да услышал бы. Если верить этим бумагам, а я им верю, убийство было совершено поздно вечером либо ночью, любой крик был бы услышан в этот час. А у нее даже не был заткнут рот. Значит, она не сопротивлялась и не кричала, и ее вполне устраивало, что ее сейчас будут резать на части. Что-то не верится. Несомненно, Бочкарева была экстравагантной дамой, но ведь и у экстравагантности есть свои пределы…»
Между прочим, в сумочке находились и деньги – довольно крупная сумма в рублях, несколько сотен долларов и две кредитные карты. Ничто из этого тронуто не было. Похоже, убийцу вообще не заинтересовала сумочка, и он даже к ней не прикасался. Ничьих отпечатков, кроме отпечатков самой Бочкаревой, на сумочке обнаружено не было. Хотя вполне вероятно, что убийца был в перчатках, ибо посторонних отпечатков вообще не было ни на жертве, ни на ее одежде.
Тяжелый случай, тут Бородин прав. Опрос жильцов дома ощутимых результатов не дал. Кто-то слышал, как поздно вечером проехала какая-то машина, кто-то слышал, как кто-то разговаривал, а одна бабулька с четвертого этажа утверждает, что отчетливо слышала, как ночью хлопнула дверь подвала. Правда, тогда она еще не знала, что это именно дверь подвала, но теперь-то она в этом абсолютно уверена. Что ж, вполне нормальная бабулька с вполне понятным желанием оказать содействие следствию. Только мало толку…
Ладно, к жильцам больше вопросов нет, уж слишком они стремятся помочь. Наверняка нашелся и тот, кто утверждает, что видел в тот вечер, как «огромный страшный человек со шрамом на шее силой затаскивал в подвал эту красотку». Лучше ознакомиться с мнением родственников и подруг. Отца у жертвы нет, есть мать. Семьдесят четыре года, очень больная женщина (чем больная?), большую часть времени проводит в клиниках. Правда, в самых лучших клиниках, у лучших докторов, тут дочка позаботилась. Но этим ее дочерняя любовь и ограничивалась – Надежда Матвеевна Весенина утверждает, что с каждым годом видится с дочерью все реже и реже, а с тех пор, как та вышла замуж, они вообще только по телефону разговаривают, да и то не часто. Забросили старушку, значит. Впрочем, сильно доверять ее словам не стоит, есть подозрение, что старушка впадает в маразм. Сообщение о смерти дочери восприняла спокойно, кажется особо не расстроилась. Просто поинтересовалась, где и когда, да не пойман ли еще убийца. Впрочем, язык протокола сух, и эмоций там, возможно, было гораздо больше. Ладно, оставим старушку, тем более что пользы от нее не больше, чем от той бабульки с четвертого этажа.
Следующий. Родной дядька убитой, Смехов Иван Матвеевич, шестьдесят пять лет, художник. Утверждает, что с племянницей был в дружеских отношениях, виделись они довольно часто, любили поболтать и выпить пивка. Утверждает, что Светлана трепетно ухаживает за своей матерью и все разговоры о том, что старушка брошена на произвол судьбы – досужие домыслы. Как-то он предлагал свои услуги в уходе за сестрой, но Светлана отказалась, мол, и сама прекрасно справляется. Выходит, у старушки действительно маразм. Такое случается сплошь и рядом – ухаживаешь за бабулькой, крутишься как белка в колесе, из кожи вон лезешь, а она все ворчит, что ты ее в гроб загнать хочешь. Причем, скорее всего она и сама понимает, что не права, однако ничего не может с собой поделать. В этом нет ничего необычного. Просто – страх смерти.
Впрочем, бог с ними, с бабульками. Вернемся к Смехову. Далее он утверждает, что их с племянницей дружба несколько поугасла после того, как несколько лет назад (три года пять месяцев) Светлана вышла замуж «за этою старикана» (Иван Матвеевич, конечно же, имел в виду Жирафа). Смехов предупреждал племянницу, что такие деньги счастья ей не принесут («Деньги вообще счастья не приносят, – сказал он, – а тем более если они достаются такой ценой»), но Светлана только отмахивалась. «Он скоро крякнет, – говорила она то ли в шутку, то ли всерьез, – и я стану свободна, как ветер…»
Но Жираф все не «крякал», а Светлана с каждым днем становилась все стервозней (это Смехов так сказал: «В стерву она превратилась, товарищ капитан. В настоящую стерву…»). Кажется, она стала пить, причем не как раньше с любимым дядькой – пиво с рыбой по субботам, а пить по-настоящему, каждый день и определенно что-то крепкое. Водку, или коньяк, или виски – с деньгами у нее больше проблем не было («А наркотики? – спросил капитан Бородин. – Она не употребляла наркотики, Иван Матвеевич?» – «Насчет наркотиков ничего сказать не могу. Я далек от этого и даже симптомов назвать не смог бы. Но сомневаюсь. Во всяком случае, руки у нее исколоты не были, да и не такой Светка человек, чтобы стать наркоманкой… Она все-таки взрослая женщина, не девчонка сопливая, институт закончила… Нет, наркотики – это вряд ли. А пить – пила крепко»).
Нет, это пьянство никак не отражалось на ее внешнем виде, за этим Светлана следила весьма строго. Она всегда очень ревностно относилась к своей внешности, не допускала никаких морщинок и прыщей, а как-то раз, обнаружив у себя на бедрах под ягодицами первые признаки целлюлита, как сумасшедшая прибежала к дядьке, схватила его за грудки и стала требовать, чтобы он немедленно связался со своим другом-косметологом и тот что-нибудь сделал с «этой гадостью».
Но если на внешность пьянство не влияло – Светлана была и оставалась красавицей, – то характер у нее стал просто невыносимый. «Не знаю точно, – сказал Иван Матвеевич, – и не хотел бы порочить Светку, но, по-моему, она стала погуливать. Не то чтобы я был противником этого, скорее наоборот – большой любитель, но гулящий мужчина – это одно, а гулящая женщина…
В общем, вы понимаете. Но дело даже не в этом. Просто раньше Светка себе никогда такого не позволяла, она всегда была очень разборчива в отношении мужчин, чрезвычайно чистоплотна. А тут как взбесилась, и надо же – прямо после того, как вышла замуж. Какие- то мутные типы стали за ней таскаться, да и ладно бы таскаться – но ведь она не возражала против этого! Конечно, я сейчас не смогу вспомнить никого из них, их было много, все разные, но одно у них было общее – вели они себя по-хамски. Словно Светка для них помойное ведро, в которое можно оправляться, за неимением ничего лучшего… Мне это страшно не нравилось. Но еще больше не нравилось то, что это нравилось Светке. И она, кстати, обращалась с ними точно так же – как с помойным ведром. Как-то я с ней жестко поговорил на эту тему, она мне жестко ответила – не твое, мол, это дело, дядя, – и с тех пор мы стали видеться еще реже. Нет, дело не в ссоре, помирились мы быстро. Мы всегда быстро мирились. Но у нее началась другая жизнь, и она погрузилась в нее с головой. Может, кому-то что-то пыталась доказать такой жизнью. Не знаю. Но я всегда подозревал, что это кончится плохо… Вот и кончилось…»
Собственно, больше ничего к сказанному Иван Матвеевич добавить не мог. С мужем Светланы он не общался, а с дружками ее – тем более, и не мог подозревать кого-то конкретно.
«Кажется, он рассказал все, что ему было известно, – подумал Ромео, просматривая следующие листы. – Повторно с ним встречаться не имеет смысла, он ничего не скрывал и искренне желал помочь следствию. Похоже, этот человек был единственным, кто любил Светлану и ничего от нее не ждал взамен… Тогда приступим к подругам…»
Их было трое, во всяком случае, Бородин разговаривал только с тремя. Кожухова Елена Васильевна, тридцать три года, дизайнер причесок. Семина Ирина Владимировна – тридцать пять лет, модельер, владелица модного ателье, которое так и называлось: «Ирина». И Харитонова Анастасия Николаевна, двадцать пять лет, профессия почему-то не указана. Похоже, таковая отсутствует, и живет, вероятно, Анастасия Николаевна за счет своего любовника, какого-нибудь «Васька» из местной братвы. Из бумаг понятно, что ничего путного капитану Бородину от подруг узнать не удалось – ни от одной, ни от второй, ни от третьей. Встречались, выпивали, вместе бывали на разных презентациях и прочих празднествах. Ничего о мужчинах Светланы сообщить не могли, поскольку понятия не имели, кто они такие и куда потом исчезают. «Они были совсем неинтересные, ее мужики, – сказала Харитонова Настя, – да и страшненькие, как на подбор. Словно Светка нарочно выбирала себе, мужиков из тех, кто погаже…»
Наблюдение интересное. О нем не стоит забывать. Все, что делается намеренно, имеет свою причину, и эта причина в дальнейшем может помочь в поисках. Впрочем, может и не помочь. Как повезет.
Ирина Семина виделась со Светланой Бочкаревой за два дня до убийства, около двух часов дня. Они вместе перекусили в «Макдоналдсе», почесали языки, пожаловались на измельчание мужчин в последние годы (как в моральном, так и в физическом смысле, видимо), договорились встретиться через неделю, чтобы вместе лететь в Москву на какую-то выставку. Ни о каких предстоящих встречах и вообще о своих планах на этот вечер Светлана не распространялась. Затем они сели каждая в свою машину и разъехались в разные стороны.
Тут Ромео нахмурился. Еще раз бегло просмотрел все бумаги и нахмурился еще больше. Почему-то в бумагах нет ни строчки об автомобиле Бочкаревой. Хотя раз есть удостоверение, должен быть и автомобиль. А Бородин не упомянул о нем ни словом. Или в тот вечер Светлана не пользовалась своей машиной, и сейчас она преспокойно стоит на своем месте в гараже? Об этом можно узнать у Жирафа.
Кожухова Елена встречалась с Бочкаревой как раз в день убийства. Светлана пришла к Елене в салон, попросила сделать ей с. волосами «что-нибудь эдакое» и, получив свое, удалилась. Да, они о чем-то болтали, разумеется. Но о чем, Елена не помнила. «Так, ни о чем значительном, – сказала она. – О всякой ерунде. Про… В общем, не помню».
Странно, почему это она ничего не помнит? Хоть что-то же должна помнить. И в любом случае, как всякая нормальная женщина, должна была поинтересоваться, для чего ее подруге срочно понадобилась «эдакая» прическа. И должна была запомнить ответ, даже если он и оказался незначительным…
Да, это вам не Смехов с его откровенностью. Возможно, Кожуховой есть что скрывать, и даже если это не имеет никакого отношения к Бочкаревой, поговорить с ней стоит. Так же, как и с Анастасией Харитоновой, утверждающей, что в последний раз видела Светлану за неделю до убийства, но встреча эта была мимолетной и ничего не значащей. Значила она что-нибудь или нет – это не ей определять.
Ромео отложил просмотренные листы в сторонку и взялся за следующие. Что там показало вскрытие? Так, в тот день, незадолго до убийства, Светлана Бочкарева ела окрошку – в желудке обнаружены остатки ужина в виде редиски, огурцов, колбасы, вареных яиц и прочего, что положено добавлять в это блюдо. На второе Светлана съела довольно большой кусок отбивной телятины. И, как видно из заключения, она была в изрядном подпитии. Хорошо, это только подтверждает слова Смехова, что в последнее время она пила часто и много…
Более ничего полезного в бумагах Бородина не оказалось. Впрочем, для начала и этого было достаточно.
К тому времени Ромео уже знал, каким будет его следующий шаг. Собираясь на встречу с Кожуховой, он положил в бумажник фотографию Бочкаревой (ту, естественно, где Светлана была живой и цветущей – на случай, если в процессе дознания найдутся те, кому понадобится освежить память по поводу ее внешности) и созвонился с Симоной. Кратко ввел ее в курс дела и поручил встретиться с Анастасией Харитоновой.
– Мне надо выяснить, действительно ли она виделась с Бочкаревой за неделю до убийства и вправду ли эта встреча была столь незначащей, как она утверждает. Если почувствуешь ложь – не нарывайся. Задашь пару вопросов и откланяешься. Позже я позвоню. Ты сможешь это сделать?
– Конечно, ведь мы теперь напарники. Доверься мне, и все пройдет гладко.
Ромео тихо усмехнулся. Симона едва ли не слезно набилась ему в служанки, а когда прослышала о предложении Жирафа, то столь же рьяно стала набиваться в напарники. «Того и гляди она предложит мне поменяться с ней местами, – подумал Ромео. – Впрочем, хороший напарник никогда не помешает. И сегодня есть шанс выяснить, насколько Симона хороша…»
– Работай, девочка, – сказал он. – Кстати, как тебе твоя новая квартира? Понравилась?
Симона была чужая в Петербурге, без связей и без копейки денег, и рассчитывала, что жить ей придется на квартире Ромео. Однако его жилище было слишком тесным для двоих разнополых людей, к тому же Ромео имел обыкновение приводить к себе женщин, и наличие в доме служанки могло бы отпугнуть многих его подруг. Поэтому пришлось тратиться на вторую квартиру неподалеку.
– Спасибо, я провела отличную ночь, – сказала Симона. – Я так благодарна тебе за эту квартиру. Я обязательно окуплю все твои расходы.
– Очень надеюсь, – сухо сказал Ромео. – И первой твоей лептой в это будет беседа с Харитоновой. Прощупай ее хорошенько.
– Я сделаю все возможное.
– Действуй…
Глава 4
Елена Васильевна Кожухова оказалась шикарной женщиной, как, впрочем, Ромео и ожидал. Она была весьма известным дизайнером причесок, имела собственный салон, который занимал первый этаж недавно отреставрированного старинного особняка, и широкую клиентуру.
Над сверкающим идеальной белизной входом в салон, на вывеске, которая, как казалось, парила прямо в воздухе, было написано: «Афродита». Название было не очень оригинальным, но дизайн вывески Ромео заинтересовал. Какое-то время он стоял под ней, задрав голову, пытаясь понять, каким образом она висит в воздухе, никаких потайных нитей не обнаружил и недоуменно пожал плечами.
Кожухова в это время уже закрыла дверцу своей машины на ключ и подошла к Ромео. Проследила направление его взгляда.
– Это мое собственное изобретение, – сказала она, имея в виду, конечно же, вывеску. – Я дизайнер причесок, и иногда на женской голове мне приходится создавать такие потрясающие конструкции, что невозможно обойтись без определенной доли смекалки и без знания законов физики. Эта вывеска – своеобразное инженерное воплощение прически, которую мне довелось делать в прошлом году. «Ноу-хау». Секрет открыть не могу.
– А я и не прошу об этом, – сказал Ромео. – Я несколько по другому вопросу.
– Я уже догадалась, – вздохнула Елена Васильевна. – Сразу Почувствовала. Капитан Бородин вчера разглядывал эту вывеску с таким же глупым лицом… Вы по поводу Светланы? Вы из милиции?
– Собственно… Нет.
Ромео решил, что в данном случае ложь не приведет ни к чему хорошему и правда будет гораздо надежнее.
– Я от ее мужа.
– От Станислава Федоровича? – удивилась Кожухова.
Ромео не знал имени Жирафа, но поскольку у Бочкаревой был только один муж, то ему ничего не оставалось, как кивнуть. Но на всякий случай он добавил:
– Хотя гораздо шире он известен под другим именем…
– Знаю – Жираф, – сказала Кожухова. – Чушь какая-то. Никогда не понимала мужчин – они играют в детские игры, даже если им уже за шестьдесят. Клички, пароли, споры, кто кого круче… Инфантилизм.
– Не спорю, – сразу же согласился Ромео.
– Вы тоже феминист? – поинтересовалась Кожухова.
– По логике это слово не должно иметь мужского рода. Я просто хочу вам понравиться.
Кожухова оглядела его от волос до туфель и изобразила покровительственную улыбку.
– А вы уже мне нравитесь. Но если у вас ко мне серьезный разговор, то лучше пройти в мой кабинет и объяснить все в двух словах. У меня мало времени, да вы и сами это понимаете. Мои клиенты не хотят, чтобы прически им делали подмастерья, им нравится, чтобы их обслуживал сам Главный Мастер. Ведь именно за это они платят деньги.
– У меня есть пара баксов, – сказал Ромео. – Я могу тоже стать вашим клиентом?
– Ладно, уговорили. Хотя обычно я с неохотой берусь за такие короткие волосы, как у вас. Особо не разгуляешься. Вы из тех, кто предпочитает классику, а с этим неплохо справляются и мои девочки.
Они вошли в салон (Ромео почтительно раскрыл перед Кожуховой двери, и она мимоходом одарила его новой улыбкой). Ромео немедленно пристроился в кресле перед огромным зеркалом, а Елена Васильевна вышла из зала, но быстро вернулась, уже переодетая в синюю униформу. Со всеми своими карманами, тесемками и наклейками форма выглядела слегка неказисто и, на взгляд Ромео, могла бы быть посексуальней, но он тут же вспомнил, что клиентами этого заведения являлись в основном женщины, и понял, что удобство здесь взяло верх над красотой.
– И о чем же вы хотели меня спросить? – поинтересовалась Кожухова, встав у Ромео за спиной и взяв его за щеки. Покрутила ему голову из стороны в сторону. – Бородин задавал мне массу вопросов, но я абсолютно ничем не смогла ему помочь… Да, я видела Светку в тот день, когда все это произошло. Она сидела в этом самом кресле, и ее поведение ничем не отличалось от обычного… Я говорю об этом, потому что Бородин задавал мне такой вопрос.
– Вы не помните, сколько было времени, когда к вам приходила Светлана?
– Об этом Бородин тоже спрашивал. И я ему сказала, что времени точно не помню.
– А почему вы ему так сказали?
– Потому что я в самом деле этого не помню. Обычно я смотрю на часы только под вечер, когда чувствую, что рабочий день идет к концу. К тому же у меня было много клиентов, весь день расписан. Тогда была суббота, то есть – день свадеб и походов по ресторанам, и в такие дни всегда работы выше головы. По субботам я даже обедаю всухомятку, на ходу.
– Сочувствую, – сказал Ромео. – Кстати, у вас довольно большая витрина, – он чуть качнулся вправо, где действительно находилась большая витрина, с красочными плакатами и рекламой.
– Витрина? – переспросила Кожухова удивленно. – Да, витрина большая, мне нравится работать при хорошем дневном освещении… Но при чем тут витрина?
– За последние две недели в городе не было ни одного непогожего дня, жара стоит страшная, как вы, наверное, уже заметили.
– И что?
– Сейчас десять часов утра, и солнце еще не дошло до вашей витрины. Это произойдет только около полудня, когда солнце поднимется вон над тем зданием с той стороны улицы. Тогда в зале станет жарко, и солнце будет слепить глаза. Как вы поступаете в подобных случаях?
– Очень просто. Мы опускаем жалюзи.
– Но поскольку сейчас они подняты, значит, в какой-то момент вы их возвращаете на прежнее место?
– Да. Как только солнце перестает мешать. Я же сказала, что освещение имеет для меня большое значение.
– А вы не помните: в тот день, когда к вам приходила Светлана, жалюзи были опущены или подняты?
– Ах, вон к чему вы ведете!.. А я-то, дура, голову ломаю: что он ко мне с этой витриной привязался? Умно. Надо же, а Бородин не додумался до этого… Да, жалюзи были опущены. Я сама их опустила, когда
Светка села в кресло. Солнце отражалось в зеркале и сильно слепило, было просто невозможно работать.
– А в каком приблизительно месте вы видели отражение?
– Не стоит задавать наводящих вопросов, я уже поняла, к чему вы клоните. Солнце в тот момент было как раз над углом во-он того дома.
Ромео повернулся к витрине и быстро прикинул.
– Значит, было около часа дня? – спросил он.
– Да, где-то так. Ну, может быть, половина первого, потому что до Светки у меня был еще один клиент, но жалюзи в тот момент еще были подняты.
– Значит, половина первого дня, – заключил Ромео, наблюдая в зеркале, как Кожухова ловко щелкает ножницами над его головой.
– Классно вы это сделали. Я даже вас зауважала, честное слово.
– Кстати, меня зовут Ромео, – он улыбнулся.
– А меня просто Лена…
Но Ромео уже и сам почувствовал, что его собеседница из неизвестной Елены Васильевны Кожуховой превратилась для него просто в Лену. И это ему понравилось.
– А почему вы не спрашиваете, о чем мы со Светкой разговаривали? – спросила Лена. – Бородин об этом спрашивал…
– Я знаю, о чем вас спрашивал Бородин. Поэтому задам другой вопрос: Светлана часто приходила к вам, чтобы сделать прическу?
– Нет, не очень. А если честно, то крайне редко. У нее был свой парикмахер, и моими услугами она пользовалась только в исключительных случаях.
– В каких, например?
– Ну, например, если решение она приняла неожиданно. Или не хотела, чтобы об этом знал муж… Ой! Я, наверное, что-то не то сказала.
– Да нет, все в порядке, я умею хранить секреты. Получается, что в тот день Светлана не хотела, чтобы о ее новой прическе стало известно мужу?
– Врать не буду, не знаю… Может быть. Она ничего не сказала мне о своих планах. А вообще-то ее обычно не очень занимало мнение мужа. Скорее всего она просто забежала поболтать и совместила приятное с полезным… Я уже говорила Бородину, что это был обычный бабий треп о том, о сем… В принципе – ни о чем.
Лена спрятала ножницы в карман на груди, провела по волосам Ромео деревянным гребешком и дважды брызнула ему на голову туалетной водой из пузатого флакона. Запах был весьма недурен.
– Собственно, все, – сказала Лена.
– Огромное спасибо. Сколько я вам должен?
– Так и быть, сочтем это за презентацию. Но если вы придете еще раз, то я сорву с вас по полной программе.
– Немедленно начну копить деньги, – Ромео улыбнулся. – Но у меня есть к вам еще парочка вопросов.
– Валяйте, – позволила Лена.
– Как часто вы виделись со Светланой?
– Ну… – Лена слегка задумалась. – В общем, довольно часто. Не каждый день, конечно, но пару раз в неделю – это точно.
– И чем вы обычно занимались?
– Да так, ничем особенным… А чем вы занимаетесь со своими друзьями?
– Набираем вина и идем к женщинам.
– Тогда скажем так: у нас с вами одинаковые интересы.
– Вы тоже набираете вина и идете к женщинам?
– Нет, мы ждем, когда к нам придут мужики с вином… Но я уже говорила Бородину – Светкины мужики мне не нравились. Иногда мне казалось, она нарочно подбирает себе таких отщепенцев, чтобы досадить мужу, если ему станет об этом известно. А он обо всем знал, как мне кажется. И все спускал ей с рук. Да их и семьей-то назвать было сложно. Светка вышла за него ради денег, Станислав Федорович ее такими подарками засыпал, что она и опомниться не успела, как была куплена с потрохами. А Бочкарев на ней женился ради престижа, мне думается. У человека его уровня жена должна быть красавица. Имидж. Но ни о какой любви не могло быть и речи.
– Но кого-то же Светлана любила, не правда ли? Не могла же такая видная женщина вообще обходиться без чувств…
– Правильно, не могла. Влюблялась она время от времени, как же без этого. Но не часто, поскольку влюбляться сейчас особо не в кого… хм… а с вами мы знакомы не были.
– Благодарствую. Но имена этих мужчин вы назвать мне можете?
– К сожалению… – Лена с улыбкой пожала плечами.
– Ладно, мужчин оставим в покое… Скажите, Лена, если вам со Светой доводилось обедать или ужинать вместе, вы посещали какие-то определенные места или шли наобум?
– Какой еще «наобум»? Никакого «наобума» в этом деле у нас не было. Конечно, каждое новое заведение мы с ней и Настей Харитоновой посещали в обязательном порядке – в целях, так сказать, эксперимента, – но любимое место у нас было «Монпелье» – это кабачок, там вина хорошие и музыка…
– Да, я слышал об этом месте. Но, к сожалению, побывать еще не довелось.
– Обязательно сходите, не пожалеете.
– А что там предлагают?
– Что душа пожелает.
– А Светлана что обычно заказывала?
Ромео видел, что Елене эта беседа уже начинает надоедать, но ему надо было довести ее до конца, чтобы спланировать свои дальнейшие действия. Дабы показать Кожуховой, что долго он ее задерживать не собирается, Ромео встал с кресла и легкими движениями отряхнул от волос плечи и ворот пиджака.
– Что заказывала? Да я и не знаю, как ответить… Салаты всякие, цыпленка… форель там вкусно готовят.
– А окрошку? Лето все-таки, жара…
– А вот это в точку! Светка обожала окрошку. Именно из-за окрошки однажды у нас и произошла одна история. Дело в том, что раньше в меню «Монпелье» окрошка отсутствовала. Нечто подобное имелось, но что там за состав, я так и не поняла – гренки, белки яичные, по-моему, – а вместо кваса было пиво, представляете! В общем, я попробовала это только один раз и больше не решилась. А вот Светку это возмутило до глубины души. Она вообще после замужества психованная стала. Понимала, наверное, что продалась за деньги, вот и психовала. Я пыталась ей втолковать, что ничего в этом страшного нет, что это абсолютно нормально, но убедить ее в чем-нибудь было невозможно. Она ведь у нас психоаналитик, у нее все по полочкам разложено… Так вот, об окрошке, я отвлеклась. Попробовала Светка эту пивную похлебку, отпихнула тарелку и подозвала официанта. Взяла у него блокнот, ручку и быстро написала, как нужно делать настоящую окрошку, насколько кислым должен быть квас и где его купить, если в этой забегаловке нет собственного… В общем, через полчаса ей уже принесли заказ, а на следующий день я обнаружила, что в меню появилась еще одна графа: «Окрошка «Светлана»». Я так хохотала… Кстати, а почему вы об этом спросили? Почему так получается, что все ваши вопросы попадают в яблочко?
Ромео довольно сверкнул зубами.
– Талант, – сказал он. – У вас талант управляться с волосами, у меня талант задавать правильные вопросы… Ну что ж, спасибо, Леночка, вы очень мне помогли. Пожалуй, больше не буду вас задерживать, а то, я смотрю, у вас уже и клиенты начинают собираться…
В зал действительно вошла грузная дама строгого вида, мелко кивнула, поприветствовав Елену, и остановилась, сложив руки на своем далеко выпирающем животе. По тому, как она недоброжелательно скользнула взглядом по Ромео, стало ясно, что ей было назначено именно на данное время и долго ждать она не собирается.
Ромео поторопился распрощаться («Мы обязательно встретимся, Леночка, и, возможно, это произойдет раньше, чем нам кажется…» – «Я буду ждать». – «Разрешите чмокнуть ваши пальчики… О-о, а колечко на безымянном пальце никак не повредит нашей встрече?» – «До сих пор никому не вредило…») и покинул салон. Недалеко от «Афродиты» находилась телефонная будка, Ромео решил воспользоваться моментом и позвонил Симоне. Он не ждал, конечно, что со своим поручением она управится столь же быстро, как он, и потому был приятно удивлен, когда Симона сняла трубку.
– Слушаю, говорите…
У его помощницы был прямо-таки ангельский голос, и Ромео подумал, что если бы он не знал внешность Симоны, то с легкостью мог бы вообразить себе дивную красотку, какие встречаются лишь в мужских грезах и на обложках журналов. «Какая обманчивая штука – голос», – подумал Ромео. И сказал:
– Ты сделала, что я просил?
– Да, – ответила Симона.
– И каково твое мнение?
– Она врет.
– Что именно она врет и почему ты так решила?
– Харитонова неохотно отвечала на мои вопросы, о ее мыслях мне пришлось догадываться по контексту. Но даже невооруженным глазом заметно – ей есть что скрывать.
– Расскажи подробнее, я не совсем понимаю.
– А подробнее было так. Я отправилась на встречу с ней сразу же, как только получила задание. По адресу, который ты мне дал, я ее не застала, но зато там была какая-то бабулька, похожая на домработницу, и она мне сказала, что сегодня Харитонова ночевала у своих родителей. Я старалась быть очень любезной, и мне удалось выспросить у нее адрес. Через полчаса я уже была на месте. Родителей дома не оказалось, вероятно, они рабочие люди, в отличие от своей дочери, и дверь мне открыла сама Анастасия. Она была заспанная и в ночной рубашке…
– Который уже был час? – уточнил Ромео.
– Восемь минут десятого.
– Умница, ты подмечаешь даже те вещи, какие подмечать не обязательно. Я тобой доволен. Продолжай.
– Продолжаю… – сказала Симона.
…Когда Настя открыла дверь, то не сразу поняла, кто и для чего к ней пожаловал. Она терла слипающиеся глаза, прикрывала зевающий рот, и с большим трудом ей удалось произнести:
– Что вам нужно?
– Вы Харитонова Анастасия? – спросила Симона.
– Ну да, а в чем дело?
– Я по поводу вашей подруги, Бочкаревой Светланы.
– Бл-лин! – с чувством сказала Настя. Глаза у нее сразу перестали слипаться, и зевать она перестала. На лице появилось выражение, которое нельзя было перевести иначе, как: «Чтоб вы провалились с вашими вопросами!»
– Возможно, я не вовремя, Настя, но это очень важно, – сказала Симона.
– Да, вы не вовремя. К тому же я все рассказала тому кучерявому капитану. Что еще могло от меня понадобиться милиции?
– А я не из милиции, Настя.
– А откуда же тогда? – Настя удивленно набычилась. – Какое право вы имеете приходить ко мне и задавать вопросы, если вы не из милиции? Я немедленно закрываю дверь, ясно вам?
И она действительно с грохотом захлопнула дверь перед самым носом Симоны. Та, однако, не ушла, даже не пошевелилась. Она чувствовала, что Настя продолжает стоять за дверью, а это означало – она ждет продолжения. Надо было продолжать.
– Задавать вопросы меня уполномочил ее муж, в его интересах я и работаю. Вам не кажется, что муж имеет право знать, что же в конце концов произошло с его женой? Да разве вам самой не хочется этого знать? Не хочется поймать того, кто так поступил со Светланой? Ведь она была вашей подругой, Настя, насколько мне известно… Может быть, даже – лучшей подругой…
Из-за двери послышался странный тихий звук, словно Настя в задумчивости царапала ногтем косяк. Через полминуты она сказала:
– Светка действительно была моей лучшей подругой. Во всяком случае – единственной. Никого, кроме нее, у меня не было…
– Ну тогда помогите отомстить за нее. Мне надо спросить только одну вещь. Это недолго.
Тишина длилась еще полминуты. Затем замок опять хрустнул, и дверь открылась.
– Проходите…
Симона прошла. Настя заперла за ней дверь и прошлепала по голому линолеуму на кухню. Включила чайник и с ногами уселась на табурет. Из-под ночной рубашки торчали только растопыренные пальцы ног с накрашенными ногтями.
– Садитесь, – сказала Настя равнодушно. – Спрашивайте.
Симона присела на свободный табурет.
– Расскажите мне о Светлане, – попросила она. – Может, это вам покажется навязчивым и неприятным, но на самом деле это очень важно. Совершенно ясно, что Светлану убил самый настоящий маньяк, и я хочу выяснить, почему он выбрал именно Светлану. Возможно, в ней была какая-то особенность, которая встречается крайне редко, и именно эта особенность и подтолкнула маньяка на преступление. И мне бы очень хотелось выяснить, что это за особенность.
– Я все уже рассказала милиции, – ответила Настя. – Никакой особенности в ней не было. Стерва она была великая, но мне кажется, эта особенность встречается не так уж редко…
– Почему вы думаете, что она была стерва?
– Все мы стервы. А вы разве нет?
– Я – нет.
– А я – да. И Светка – да. Но вам меня не понять…
– Я в самом деле вас не понимаю. У меня такое ощущение, будто вас ничуть не удивило происшедшее с вашей подругой. Словно вы того и ждали.
– А чему тут удивляться? – Настя взглянула на Симону с невеселой усмешкой. – Все к тому и шло. Неторопливо, методично и неизбежно. Если бы на нее не напал тот маньяк, то через месяц это сделал бы другой… А может, и врете вы все, никакой это был не маньяк, а обычный мужик, которого Светка в очередной раз довела до бешенства…
– Интересно, как это: в очередной раз? Чем?
– Тем, как она обращалась с ними. Уж на что я не ангел, и то иной раз мне становилось неудобно за нее. И даже страшно. Нельзя со всеми подряд обращаться, как с грязью, даже если многие этого и заслуживали. Или она думала, коли у нее такой крутой муж, так ей все позволено?
– Значит, она обращалась с мужчинами, как с грязью? Неужели со всеми?
– Практически.
– А почему?
– Понятия не имею. От злости, наверное…
– Значит, вы думаете, что ее убийство было только вопросом времени?
– Да, я так думаю.
– Тогда вы должны подозревать кого-то из ее мужчин. Возможно, вам это и нелегко сказать, но какие-то подозрения у вас есть? С кем Светлана встречалась в последние дни?
– Откуда мне знать? – агрессивно отозвалась Настя. – Меня менты такими же вопросиками достали, а тут еще вы… Я видела ее в последний раз за неделю до того, как ее не стало, да и то мимоходом… За это время она могла десяток мужиков поменять, с нее бы сталось.
– Ну уж не десяток… – сказала Симона. – Если мы с вами будем так рассуждать, то ни к чему не придем. Давайте примем за аксиому: все это время Светлана продолжала встречаться с тем же мужчиной, что и на момент вашей с ней последней встречи. Кто это был?
– А у вас более оригинальные вопросы имеются?
Чайник уже отключился, и Настя слезла с табуретки, прошлепала к сушилке, взяла две чашки и поставила их на стол.
– Я же говорю вам: не зналась я со Светкиными мужиками! Она их как перчатки…
Настя налила очень крепкий чай, разбавила его молоком из пакета и снова уселась на табурете в прежней позе.
– А вы сами замужем? – спросила Симона.
– А что – это имеет какое-то отношение к делу? – с прежней агрессивностью спросила Настя.
– И все же?
– Да, я живу с одним человеком. Но официально мы не расписаны.
– А почему сегодня вы провели ночь не в его квартире, а здесь, у родителей?
– А это уже совсем не ваше дело! – прошипела Настя. – Нам что – уже и поругаться нельзя без того, чтобы кто-то к нам приставал с расспросами?
– Как имя вашего друга? – настырно спросила Симона.
– Что за черт, она меня не понимает! – Настя возвела глаза к потолку. – Ну Олег его зовут, и что с того? Олег Берников. Вам легче стало? И все – не стану я больше отвечать на ваши дурацкие вопросы! Хоть убейте!
– Да нет, что вы, убивать я вас не буду, – Симона отодвинула недопитый чай и вышла из-за стола. – Но мне очень жаль, что вы оказались такой плохой подругой. Знаете, я заметила одну вещь: несмотря на все насмешки, женская дружба обычно гораздо крепче мужской. Ей легче вынести огонь, воду и медные трубы. Но если заходит спор из-за мужчины, то от дружбы быстро остается один лишь прах… Уж не мужчина ли пробежал между вами и Светланой, Настя?
– Надо же, какие мы умные! – Настя язвительно развела руками. – Психолог хренов, прямо как Светка… Оставь меня в покое, понятно? Иди отсюда!
Но Симона уже и без того поняла, что дальнейший разговор не имеет смысла. Она вышла из кухни, но не успела шуршащая занавесь, сооруженная из скрепок и старых открыток, сомкнуться за ней, как она сделала шаг назад.
– А вы уверены, – спросила она, – что видели Светлану именно за неделю до убийства? Может, это было гораздо позже?
Лицо Харитоновой стало пурпурным. Симоне показалось, что Настя сейчас закричит на нее, а может быть, даже кинет чем-нибудь – чайным блюдцем, например, – но Настя не кинула и не закричала, она просто отвернулась к окну…
– …А потом я ушла, – сказала Симона. – Мне больше ничего не оставалось, спрашивать о чем-либо Харитонову не имело смысла. Я же видела, что она едва сдерживается, чтобы не наброситься на меня… Но еще я хорошо видела, что она многое недоговаривает. Причем недоговаривает не потому, что я не задала наводящего вопроса, а потому, что очень хочет это скрыть. Может, из рассказа моего и не слишком заметно, зато на лице ее это читалось совершенно явственно.
– Ты все сделала правильно, – сказал Ромео. – Пожалуй, я не смог бы лучше провести эту беседу. Кстати, имя Берникова Олега мне кое-что говорит, это член одной из местных группировок, раньше они воевали с Жирафом, но потом сообразили, видимо, что до хорошего такая война не доведет, и обсудили условия мира… Так что Берникова надо будет прощупать, но этим я займусь сам. Ты же пока можешь отдыхать. Но никуда не отлучайся, сиди на телефоне. Если у меня вдруг возникнет в тебе надобность, я позвоню…
Ромео повесил трубку, но, подумав, карту из щели телефона извлекать не стал и набрал еще один номер. Он звонил Жирафу. Ответил тот не сразу и с заметным недовольством:
– Что еще?
Ромео сделал вывод, что у Жирафа только что был продолжительный телефонный разговор, причем не из приятных.
– Жираф, это Ромео. Мне нужна информация.
– Ах, это ты… Ну конечно, спрашивай, я готов помочь… Дела продвигаются?
– Пока да. И гораздо лучше, чем я думал. Правда, не знаю, как долго это будет продолжаться… Я хотел узнать, Жираф, был ли у твоей жены автомобиль, и если был, то какой и почему в документах о нем нет ни слова?
– Надо же, – сказал Жираф. – Вы с Костиком Бородиным идете шаг в шаг, по крайней мере в этом направлении. Недавно он тоже связывался со мной и интересовался этим вопросом. Ему, голодранцу, трудно понять, что некоторые люди относятся к автомобилям гораздо проще, чем он сам, и не бегают каждые полчаса в гараж проверять, на месте ли еще его чудо техники или его уже угнали… Да, естественно, у Светланы были автомобили, целых три: «Вольво», «Вольво» и «Вольво». Цвет она подбирала под свои вечерние платья. Какой из машин она пользовалась чаще, я сказать не могу, да и не вижу в этом вопросе особого смысла. И я не помню, какой тачкой она пользовалась в день убийства. Однако «Вольво» последней модели – под ее коралловый туалет – в данный момент в гараже нет, так что вывод сделать не сложно.
– Но машины не было обнаружено и рядом с местом преступления?
– Да, не было…
– Хорошо, Жираф, это все, что я хотел услышать.
На этом разговор и закончился. Ромео вышел из телефонной будки и побрел к метро, задумчиво покуривая сигарету.
Глава 5
Цены в «Монпелье» приятно удивили. Ромео туго набил живот печенной на углях форелью (официант, во всяком случае, утверждал, что пекут ее на настоящих углях), приправил сверху каким-то французским салатом со стружками ветчины, сыром, зеленым перцем и еще бог знает чем и запил все это действительно превосходным вином, как и обещала Лена Кожухова. При отменном качестве обслуживания особого давления на свой бумажник Ромео не ощутил, чем остался весьма доволен. Закончив трапезу, он откинулся на спинку’ удобного деревянного стула и, сыто пофыркивая, поманил к себе официанта.
– Принеси мне еще один бокал такого же вина, дружище, – попросил он.
Официант обернулся в минуту. Пригубив бокал, Ромео кивнул и сделал знак официанту, чтобы тот задержался.
– Что-то еще будете заказывать? – спросил официант.
– Нет, заказывать я ничего больше не буду. А спросить – спрошу. Ты работаешь здесь каждый день?
Официант был несколько удивлен и сконфужен – похоже, он решил, что Ромео собирается его самым бессовестным образом клеить. Ромео тоже понял, что недоговоренность может вызвать неправильное толкование, и поторопился добавить:
– Мне нужна кое-какая информация о женщине, которая любит бывать у вас. Я по поручению ее мужа.
– Вы частный сыщик? – удивленно спросил официант.
– Пусть будет так.
– Хм… – сказал официант.
Ромео воспринял это «хм» как толчок к действию и полез за бумажником. Пятьдесят долларов поменяли место дислокации.
– У меня щедрые чаевые, – сказал Ромео.
– Я вижу, – кивнул официант. – Да, я работаю каждый день. Фактически.
– Фактически – это как понимать?
– Это значит, что у нас тут скользящий график. Ресторан работает с десяти утра до четырех утра, и я просто физически не могу быть тут постоянно. Нас по два официанта в смене, одна пара работает в день, другая в ночь, потом меняемся.
– А в прошедшую субботу ты работал в день или в ночь?
Официант что-то зашептал, загибая пальцы – видимо, высчитывал. Через минуту лицо его просветлело, и он сказал:
– В субботу – в ночь.
– Это с восьми вечера до четырех утра?
– Точно так.
– Значит, ты тот, кто мне и нужен…
Ромео снова полез за бумажником, и хотя лицо у официанта осталось невозмутимым, взгляд его вспыхнул. Но в этот раз Ромео извлек не деньги. Он достал фотографию Бочкаревой Светланы и показал ее официанту.
– Ты помнишь эту даму?
Официант изучил фото очень внимательно, даже с обратной стороны заглянул, словно ожидал там увидеть еще что-нибудь, но ничего не увидел и вернул снимок.
– Да, – сказал он, – эта женщина бывает у нас регулярно. И чаще всего по вечерам.
– В субботу она тоже была здесь?
Официант опять что-то зашептал, приняв потусторонний вид, но это продолжалось недолго, и уже через несколько секунд он подтвердил:
– Да, в субботу она здесь была. Окрошка «Светлана», отбивная телятина по-австрийски, «Дом Периньон»… Причем шампанское она заказывает скорее ради престижа, чем действительно что-то в нем смыслит. Мне так показалось. А вот в водке она толк знает, мне тоже так показалось. И пить умеет.
– И в чем же проявлялось это ее умение? Она никогда не напивалась?
– Нет, напивалась она как раз регулярно и старательно, не в этом дело. Интересно было наблюдать, как она это делает.
– И что же в этом примечательного? Она делает это через нос?
– Нет… – Официант посмеялся. – Делает она это, как и все – через рот, но мастерски, со всякими финтами. Знаете, то рюмку в пальцах перекатит, то с локтя выпьет, то с плеча… Я слышал, как однажды она утверждала, что может выпить даже стоя на голове, и собиралась продемонстрировать это, но подруга ей не позволила.
– Подруга?
– Да, она часто бывала у нас с самыми разными людьми, и с женщинами, и с мужчинами. Иногда, впрочем, бывала и одна.
– А в тот день, в субботу, она была одна?
Официант снова задумался, но в этот момент ему сделали знак с другой стороны зала, и он, извинившись, кинулся на зов. Эти минуты Ромео посвятил тому, что допил вино и закурил, наконец понимая, что без сигареты такой обед не будет полным. Когда столбик пепла перевалил за первую треть сигареты, официант объявился снова.
– Я вспомнил, – сказал он. – Сначала она была одна, потом к ней подсел какой-то мужчина. К ней частенько подсаживались разные мужчины, с некоторыми она позже и покидала ресторан… Не знаю уж, будет ли приятно узнать это сс мужу…
– Ничего с ее мужем не случится, – заверил его Ромео. – Вы не договорили: что это был за мужчина?
– Просто мужчина… – Официант сделал жест, который как раз и означал: просто мужчина, ничего особенного. – Лет сорок пять, среднего роста, упитанный, хорошо одетый… Без бороды, без усов, но зато с лысиной… Что я могу еще сказать? Видел я его тогда впервые, значит, в ресторан к нам он зашел случайно. Но долго он за столиком этой женщины не задержался. Беседовали они весьма мило, но потом к ним подошла другая женщина, и мужчина ушел.
– Что это была за женщина?
– Да… Черт ее знает! Женщина как женщина. Захаживает к нам иногда. Молодая, симпатичная – у нас тут масса таких. Никаких особых примет – деревянная нога или там шрам какой-то – у нее не было. Да, перстень у нее был шикарный. Огромный, я еще таких не встречал, и бриллиант в нем не из простеньких. Видный такой перстень… Лично я не решился бы носить такую прелесть на пальце, когда вокруг столько темных личностей… Ну а в остальном это была просто красивая женщина. Знаете, в субботу по вечерам у нас масса народу, так что мне особо некогда заглядываться на женщин. Кручусь-верчусь, километраж наматываю.