Читать онлайн Дочь для миллионера. Подари мне счастье бесплатно
Глава 1
Данил
– Данил Дмитриевич, к вам прекрасная леди.
– Пропусти.
Немного помешкав, я даю добро консьержу и сладко потягиваюсь. Сегодня у меня законный выходной, и я планировал продрыхнуть до самого обеда, но судьба распорядилась иначе.
Сладко потянувшись, я прочесываю шевелюру пятерней, натягиваю впопыхах мятую футболку и гадаю, кто решил нанести мне визит с утра пораньше.
Дин-дон. Дин-дон.
Спустя пару минут раздается заливистая трель звонка. С необъяснимым предвкушением я направляюсь в прихожую, распахиваю дверь и опускаю голову вниз, напарываясь на нежданного гостя.
– Здравствуйте.
Негромко произносит светловолосая девчушка лет девяти-десяти и крепче прижимает к себе плюшевого медведя. На ней приталенное бежевое пальто, достающее ей до колен, синие джинсы и желтый свитер крупной вязки под горло.
Ее ручки сжимают лямки коричневого кожаного рюкзака. На запястье болтаются изящные серебристые часики. Она выглядит опрятно и не кажется похожей на бездомную потеряшку.
Переварив информацию, я делаю вывод, что малышка ошиблась апартаментами, и с легкой душой советую ей.
– Если ты забыла номер квартиры, спустись вниз и скажи, чтобы консьерж связался с твоими родителями.
Я захлопываю дверь, не собираясь возиться с чужим ребенком. Потому что, это не мои заботы. Но трель звонка продолжает долбиться в барабанные перепонки и заставляет меня вернуться к настойчивой визитерше.
– Ты ошиблась квартирой и хочешь, чтобы я помог найти тебе маму и папу?
– Нет. Я к вам.
Уверенно сообщает это златокудрое создание, и я окончательно перестаю что-либо понимать. Кручу приходящие на ум варианты, отметаю их за несостоятельностью и, наконец, цепляюсь за осенившую меня идею.
– Я понял. Ты хочешь автограф? Окей.
Я довольно неплохо играю в футбол, имею много фанатов, поэтому считаю подобное объяснение вполне разумным. Тянусь к тумбочке, чтобы достать ручку и листочек, но в это мгновение девчонка проскальзывает мимо меня и на всех парах несется навстречу моей собаке.
– У тебя акита! Сюда, малыш! Он такой ми-и-илый!
– Зевс, фу! Эй, нет-нет-нет. Это очень опасная собака, – я пытаюсь остановить ворвавшееся в мою холостяцкую берлогу стихийное бедствие, но малышка игнорирует мое предупреждение.
Опускается на колени, принимается чесать моего пса за ухом и иронично выгибает бровь, интересуясь.
– Опасная? И что она сделает? Залижет меня до смерти?
Предатель-Зевс подставляет девчонке второе ухо. Ну а я шумно выдыхаю, складываю руки на груди и хмурю лоб.
– Послушай, как тебя зовут?
– Ксюша.
– Так вот, Ксюша. Нельзя вот так просто врываться в дом к чужим людям. Вокруг столько уродов. Неужели твоя мама тебе об этом не говорила?
– Говорила.
Согласно кивает малышка, а я мысленно отчитываю мать этого ураганчика и пытаюсь прояснить детали, которые помогут быстрее разобраться в ситуации и вернуться к недосмотренному сну.
– Ну и где же она?
– В самолете, – пожимает плечами Ксения, а я хочу биться головой о стену от ее непосредственности.
– В самолете? А ты сейчас с кем?
– С папой.
– Так, прекрасно. Вот и иди к нему. Разве он тебя не ищет?
– Он меня не ищет, – малышка округляет свои огромные голубые глазищи, обрамленные пушистыми ресницами, как будто я только что спросил у нее несусветную глупость.
Но я не сдаюсь.
– Почему?
– Он. На меня. Смотрит.
По слогам чеканит девчушка, словно я душевнобольной. И я отказываюсь воспринимать окружающую меня реальность.
Катаю озвученную ей фразу и так, и эдак. Буквально слышу скрип своих несмазанных мозгов. И не придумываю ничего лучше, чем выдать красноречивое.
– Что-о-о?
– Мы никогда не виделись. Ты был женат на моей маме. Эве. Эве Вороновой. Я – твоя дочь.
Глава 2
Данил
Бам.
Произнесенные с детской непосредственностью фразы дезориентируют.
Я стою, оглушенный пыльным мешком, и растерянно повторяю застрявшие в сознании фразы.
«Ты был женат на моей маме».
«На Эве Вороновой».
«Я – твоя дочь».
Происходящее настолько выпадает из картины моей реальности, что я попросту не могу с ним смириться. Надавливаю на виски, пытаясь прогнать подступающую мигрень, и ляпаю совсем уж дурацкое.
– Этого не может быть!
– Еще как может! – восклицает эта маленькая Рапунцель и дует губы, как будто я только что сказал ей, что Деда Мороза не существует.
– Нет-нет-нет. Так, стоп. Мне нужен таймаут, – я опускаюсь прямо на пол неподалеку от продолжающей наглаживать Зевса Ксюши и тру лицо, словно это поможет отмотать все назад и стереть похожие на сюр события сегодняшнего утра. – У нас с Эвой не было детей.
Заявляю я твердо, восстанавливая в памяти прошлое до мельчайших деталей, а Ксюша расстегивает молнию рюкзака, роется в нем недолго и протягивает мне сложенный вчетверо листок.
– Вот ее письмо.
– Ее письмо? Ты шутишь?
Вопреки желанию откреститься от родства с застывшей в полуметре от меня девчонки, я все-таки забираю из ее подрагивающих пальцев бумагу и разворачиваю ее.
Гулко сглатываю, делаю глубокий вдох, как пловец перед прыжком в воду, и пристально всматриваюсь в расплывающиеся строки.
«Дань…
Тебя, наверное, это сильно удивит, но Ксюша – твоя дочь.
Я не сказала тебе о том, что беременна, когда мы разводились, потому что не хотела ломать твою карьеру и портить себе жизнь.
Прости».
Несмотря на то что с нашей последней встречи с Эвой прошла целая вечность, я прекрасно помню ее почерк и не сомневаюсь в том, что послание написано ее рукой.
Но разум упрямо отказывается признавать очевидное.
– И ты хочешь, чтобы я поверил этой писульке? Ее мог наваять кто угодно.
– Ах да. Вот еще свидетельство о рождении, – Ксюша с ловкостью фокусника извлекает на свет зеленый прямоугольник и вручает его мне, забивая еще один гвоздь в крышку моего гроба. – Там твое имя.
– Свидетельство? Хах. Мое имя? Мое имя. Багров Данил Дмитриевич.
Я продолжаю безбожно тупить, убеждаясь в подлинности документа, и разве что не пробую его на зуб. Кровь сначала отливает от щек, потом приливает к ним и бурлит в жилах слишком яростно.
Я же долго пялюсь в спину отвернувшейся от меня Ксюши и обращаюсь больше к себе, чем к ней.
– Ну и что мне с тобой делать?
– Приютить на пару дней. Пока мама не вернется в город.
– Приютить? Мда-а-а, – роняю я растерянно и принимаюсь звонить своему другу и по совместительству агенту Денису Говорову. – Ден, у нас, кажется, проблемы. Больши-и-ие проблемы.
– Ну и куда ты опять встрял? Ладно, не говори. Сейчас подъеду, объяснишь все с глазу на глаз.
Денчик отключается, а я заказываю нам со свалившейся на мою голову гостьей доставку. Потому что в моем холодильнике нет ничего съедобного, кроме засохшего куска сыра и просроченного йогурта.
Я редко питаюсь дома, проводя большую часть времени на тренировочной базе, и не заморачиваюсь тем, чтобы готовить двадцать пять блюд на неделю.
Спустя полчаса в моей квартире появляется Денчик в сопровождении очередной пассии – жгучей длинноногой брюнетки по имени Эмилия. Говоров крепко жмет мне ладонь, по-хозяйски треплет Зевса по холке и приседает на корточки перед Ксенией.
– Ну и кто эта прекрасная леди?
– Прекрасную леди зовут Ксюша. И она – моя дочь.
Отвечаю я перед тем, как Рапунцель выложит все на духу, и отстраненно отмечаю, как ползут вверх брови Дена.
На несколько минут в комнате повисает пронзительная тишина. Сказанное мной производит эффект разорвавшейся бомбы и заставляет Денчика громко закашляться.
– Дочь? Что? Ты не считаешь, что должен был раньше мне об этом сказать. У нас же контракты. Обязательства. Твои спонсоры охренеют, когда все выплывет наружу.
– Если. Выплывет, – поправляю я шокированного Говорова и небрежно веду плечами. – Я не знал.
– Не знал о том, что у тебя есть ребенок от бывшей жены?
– Господи, Ден, это было так давно. Мы с Эвой были молодые и глупые. Мы прожили вместе меньше года. И у нас не было детей.
– Ладно. Но теоретически. Есть хоть малейшая вероятность того, что Ксюша – действительно твоя дочь. Напрягись, Багров.
– Я, я не знаю. Мы расстались. Оформили развод, – перечисляю я не слишком убедительно, а потом хлопаю себя по лбу. – Она пришла забрать какие-то свои вещи, документы. Мы случайно… Мы…
Я вспоминаю нашу последнюю с Эвой близость, и меня бросает в холодный пот. Так что мне не остается ничего другого, кроме как переключить всеобщее внимание на что-нибудь незначительное.
– Слушайте. Кто-нибудь хочет есть? – я пытаюсь разобрать доставленные курьером пакеты, но Говоров вцепляется в меня бульдожьей хваткой.
– Подожди, Багров. Когда это «пришла забрать вещи» было?
– Лет девять-десять назад.
– Сколько тебе лет, малышка?
– Девять, – бойко откликается Ксюша, а Ден испепеляет меня тяжелым взглядом.
– Что ж, Дань, поздравляю.
– Не может этого быть! Наверное, стоит сделать тест ДНК.
– Отличная мысль! – согласно кивает перевернувшая все вверх дном Рапунцель и впивается зубами в гамбургер до того, как я успеваю прочитать ей лекцию о вреде подобной пищи и сказать, что бигмак предназначался мне.
– Ксюша, а мама разве не рассказывала тебе, что фастфуд вреден для детского пищеварения? – обреченно выдохнув, я сцепляю руки в замок и гипнотизирую мелкую тяжелым взглядом, от которого обычно ежатся даже мои товарищи по команде.
Только вот Рапунцель легкомысленно ведет плечиками и укладывает меня на лопатки безапелляционным.
– Для взрослого тоже. Но ты ведь ешь.
Озвученный аргумент повисает в воздухе и отбивает у меня дальнейшее желание спорить. Ну и в кого она такая языкастая? В Эвку, что ли?
Сбоку от меня, не таясь, во весь голос ржет Говоров. Рядом тихонько хихикает его пассия. А я приземляюсь на высокий барный стул и тяну к себе пакетик с картошкой фри и сырный соус.
Это, безусловно, не вяжется ни с моим спортивным режимом, ни с рекомендациями нашего диетолого-нутрициолога, но в данный момент мне глубоко плевать. Потому что за каких-то пятнадцать минут я угробил огромное множество нервных клеток и сжег столько калорий, что организм срочно требует их компенсировать.
Ненадолго мы все замолкаем. Ксюша с упоением доедает бургер. Я в качестве компенсации покушаюсь на пирожок с вишней. Пассия Денчика что-то клацает в своем телефоне длинными ярко-розовыми ногтями. А сам Ден косится на нас так подозрительно, что я не выдерживаю и выпаливаю с набитым ртом.
– Фто-о-о?
– Похожи вы с ней. Охренеть, как похожи. Вот что!
– Неправда!
– Еще какая правда. Одно лицо! – с каким-то садистским удовлетворением Говоров продолжает меня подначивать, и я окончательно зверею.
Рявкаю на него так громко, что Ксюша подпрыгивает на месте, и я неосознанно глажу ее по спине свободной рукой.
– Позвони в клинику. Договорись насчет теста.
– Давай-ка обсудим это наедине.
Говоров округляет глаза и тащит меня на лоджию, где приоткрыто окно и достаточно свежо, потому что весна не так давно вступила в свои права и еще не успело потеплеть.
– Багров, ты, случайно, головой не ударялся?
– В смысле?
– Ну какая тебе сейчас экспертиза ДНК. Кто-нибудь из персонала обязательно проговорится, и все выплывет наружу. А мы только позавчера подписали контракт на рекламу «В гостях у Пэппи». Сеть семейных ресторанов, если ты забыл. Они расторгнут договор и взыщут с нас штрафы. А ты окажешься типом, который бросил родную дочь. И плакали наши мега-бабки.
– И что ты предлагаешь?
– Сиди тихо. Никуда не высовывайся. Сдай Ксюшу на руки матери, когда та прилетит. Авось пронесет.
Говоров выразительно выгибает брови и корчит смешные рожицы. Я же разбираю его план на винтики, собираю детальки обратно и не нахожу в предложении приятеля ни единого изъяна.
Кроме того, что я совершенно не умею обращаться с детьми. Я не знаю, чем их развлекать. Не понимаю, о чем с ними беседовать. И не догадываюсь, что может порадовать девятилетнюю девчонку с двумя французскими косичками и милой ямочкой на левой щеке.
– Ладно, Дань. Мы с Эм погнали. Нас Шаров ждет.
– Постой, а как же я? Ты бросишь меня на растерзание этому монстру?
– Не монстру, а очаровательной малышке. Ты всегда пользовался популярностью у женского пола. Выкрутишься.
Ухмыляется Денчик ехидно, и мы возвращаемся к нашим дамам.
На удивление, в гостиной царит подозрительная тишина. Эмилия дует губы и странно косится на Ксюшу. А Ксюша не обращает на пассию Говорова ровным счетом никакого внимания.
Покончив с то ли поздним завтраком, то ли обедом, она тискает не сопротивляющегося Зевса и выглядит довольной ровно настолько, что я начинаю ей завидовать.
– Чем займемся? – спрашиваю я у нее, выпроводив Дена, и молчаливо оплакиваю свой выходной.
В мусорку отправляются планы пересечься с товарищами в баре и посмотреть матч, который мы предвкушали два месяца. Туда же отправляются и договоренности с Майей.
Какое тут свидание, когда по квартире носится девчонка-вихрь и норовит разбить дорогую китайскую вазу, подаренный мамой сервиз и смахнуть со столика телефон, который стоит больше чем все ее вещи вместе взятые.
– Может, мультики?
– Не хочу. Скучно.
Смешно кривит чуть вздернутый носик моя персональная катастрофа. И я уже практически теряю надежду чем-то ее увлечь.
У меня нет ни паззла, ни кукольного домика, ни конструктора, ни набора для рисования, ни раскраски.
Правда, есть…
– Приставка! Может, зарубимся в плойку?
– А давай.
Ксюшино личико расцветает от улыбки, а я выпускаю воздух с облегчением и предлагаю ей диски.
– Гоночки? Гравити? Соник?
– Мортал Комбат!
Девчонка в очередной раз ошарашивает меня своим выбором и уделывает меня в сухую. Она так виртуозно обращается с веерами Китаны, что я не могу ни достать ее персонажа, ни выставить в блок.
– А ты полна сюрпризов, малышка.
Роняю я уважительно и осторожно треплю ее по хрупкому плечику. Немного странно, но я не испытываю дискомфорта в ее обществе и не горю желанием сбежать.
Хорошо, что Ксюше девять, и она вполне самостоятельная личность. Вот если бы Эвка подкинула мне на порог сверток с пищащим младенцем, все было бы гораздо сложнее.
Какой я дурак, я понимаю ближе к вечеру. Когда мы с Ксеней принимаемся ужинать. Первый ступор, продлившийся несколько часов, отступает, и я начинаю соображать.
– Ксюш, а давай позвоним твоей маме. Мне нужно кое-что с ней обсудить.
– У нее телефон отключен.
– Не верю.
– Ну вот. Сам посмотри.
Отвлекшись от курицы, запеченной в сливках с грибами, девчонка достает мобильный, листает список контактов, нажимает «мама» и переводит вызов на громкую связь.
И, если я хотел в чем-то уличить мою маленькую собеседницу, то был не прав. Ответом мне служит бездушное механическое «абонент находится вне зоны действия сети».
Не солоно хлебавши, я отправляю посуду в посудомойку, мысленно костерю свалившую на меня дочь Воронову и веду Ксюшу в гостевую спальню. Я стелю новое белье, выключаю большой свет и включаю ночник.
И, когда я уже собираюсь выйти из комнаты, Ксеня меня окликает.
– Посиди со мной, пожалуйста.
– Хорошо, – я возвращаюсь, опускаюсь на краешек кровати и задумчиво изучаю лежащую в постели девчонку.
Она больше похожа на мать. Но угадываются в ней и мои черты. Высокий лоб. Точеные угловатые скулы. Родинка на правом виске.
– Мама всегда читает мне сказку на ночь, – доверительно сообщает мне Ксюша, на что я грустно развожу руками.
– Я не знаю, сказок, малыш. Но на завтра обещаю подготовиться.
– Тогда расскажи про вас с мамой. Как вы встретились?
– На матче. Она туда пришла со своим бывшим парнем.
– И ты ее отбил.
– Ага, – признаюсь я с потаенной гордостью, а Ксеня снова бьет мне под дых пробуждающим старые воспоминания вопросом.
– А ты ее любил? Мою маму.
Ровно на миг я застываю. Переношусь в далекое прошлое. И выдавливаю из себя хрипловатое.
– Любил.
А на утро в мою реальность врываются кричащие заголовки, которыми теперь пестрит весь интернет.
«Данил Багров девять лет скрывал внебрачную дочь».
Глава 3
Данил
– Доброе утро.
Заспанная, Ксюша шлепает босиком по полу гостиной и прижимает к себе того же плюшевого медведя, с которым она появилась у меня на пороге.
В ее рюкзачке нашлась симпатичная розовая пижама в белый горошек, расческа, куча резинок, и даже зубная щетка. В общем, девчушка как следует подготовилась к ночевке в чужом доме.
Тряхнув распущенными волосами, Ксеня сладко зевает, а я невольно на ней залипаю. Она так гармонично вписалась в мой закрытый мир, что мне не хочется ее прогонять.
И злиться на нее за то, что мне теперь светит огромная куча проблем, тоже не хочется.
– Привет, малышка.
Прочистив горло, здороваюсь я и перекладываю мобильный экраном вниз. Он вибрирует и норовит съехать с края стола.
Звонят все. Друзья по команде. Мама с отцом. И, конечно, досужие репортеры, желающие вытрясти из меня как можно больше подробностей.
Я же упорно их игнорирую и провожаю гостью в ванную комнату. Показываю, как включается новомодный кран, вручаю ей зубную пасту и полотенце, и удаляюсь, чтобы не мешать.
Ксюша возвращается ко мне спустя минут – посвежевшая и пахнущая мятой. Ее щечки порозовели, глаза блестят. И у меня попросту не поворачивается язык ругать ее за то, что она перевернула привычный порядок вещей.
Я не испытываю благоговейного трепета перед детьми. Но эту кроху мне хочется оберегать и опекать. Наверное, срабатывает генетическая память и пресловутый отцовский инстинкт.
– Иди-ка сюда. Завтракать будем?
– Будем. Только заплети мне, пожалуйста, косичку.
В горле застревает банальное «я не умею». Добродушно улыбнувшись, я нахожу видео-урок, несколько раз его пересматриваю и принимаюсь за это нелегкое дело.
Выходит не сразу. Золотистые локоны не слушаются и норовят все время выскользнуть из пальцев. Но я упрямо с ними воюю и с шестого раза все-таки сооружаю простую прическу.
– Готово.
Сообщаю, довольный собой, и сооружаю нам нехитрый завтрак. Яйца всмятку, тосты с творожным сыром, авокадо и ломтиками слабосоленой семги.
Ксюше я наливаю чай. Себе же завариваю крепкий дурманящий кофе, потому что мне необходимо взбодриться и прочистить все еще поскрипывающие мозги.
Я все еще зол на Эву, потому что она не удосужилась предупредить меня заранее о Ксенином визите. И одновременно благодарен ей за то, что с появлением мелкой в моей квартире стало чуть более шумно и оживленно.
Спустя пару часов в моей берлоге материализуется растрепанный Говоров. Выглядит он так, как будто недавно выбрался из кровати и бежал марафон. Его русые волосы торчат в разные стороны, на висках блестят капельки пота и губы подрагивают так, словно он хочет меня обматерить, но сдерживается в присутствии ребенка.
– Это катастрофа, Дань! Самый настоящий Армагеддец!
– По-моему, ты преувеличиваешь.
– Преувеличиваю? Преувеличиваю?! – вскидывается он и нарезает десятый круг по гостиной. – Новость распространилась, как лесной пожар. Тебя не обсуждает только ленивый. Ты в глубой жо… В заднице ты, Багров!
Ревет разъяренным гризли Денчик, я же беспечно пожимаю плечами.
– Все, что могло случиться, уже случилось, – замечаю я философски и иду к шкафчику, чтобы достать оттуда еще одну кружку и налить другу кофе. – Ты голодный, наверное. Завтракать будешь?
– Буду, – шумно сопит Говоров и кулем падает на свободный стул. – Нам срочно нужно созвать конференцию.
– Созывай.
– Представим журналистам твою дочь. Продемонстрируем, что у вас отличные отношения. И не вздумай облажаться, Багров. Фанаты тебя не простят.
Наевшись нотаций, я легкомысленно отмахиваюсь от приятеля и ухожу собираться. Долго стою под струями контрастного душа, просушиваю шевелюру полотенцем и подмигиваю собственному отражению.
Я не парюсь по поводу предстоящего интервью. Публика любит меня и прощает многочисленные косяки.
Натянув черную водолазку и джинсы, я зову успевшую переодеться во вчерашнюю одежду Ксюшу, протягиваю ей руку и заговорщически шепчу.
– Я понимаю, что встреча с прессой – это не то, о чем мечтает девятилетняя девочка. Ты бы, скорее всего, предпочла поход на каток, в кино или на картинг, но я без тебя не справлюсь. От того, как нас примут люди, зависит мое будущее. Поможешь мне, Ксюнь?
– Без проблем.
Согласно кивает малышка и доверчиво вкладывает ладонь в мою лапищу. Говоров же в этот момент делает несколько фото.
– На память.
Через пару часов мы минуем турникет, здороваемся с охранником и перемещаемся в переполненный репортерами зал. Занимаем места за длинным прямоугольным столом и оказываемся под обстрелом пристальных взглядов.
Часть из присутствующих здесь дам явно меня осуждает и готовится облить с ног до головы пренебрежением.
И, если я рассчитываю разрядить обстановку какой-нибудь шуткой, то просто не успеваю. Журналюги по команде «фас» обстреливают меня залпом вопросов.
– Данил Дмитриевич, скажите, почему вы так долго скрывали ото всех существование своей дочери?
– Данил Дмитриевич, а вы платите алименты матери девочки? В каких вы с ней отношениях?
– А где, кстати, мать девочки? Она не хочет пролить свет на эту ситуацию?
От такого напора я немного теряюсь – столкнуться со всеобщим осуждением гораздо сложнее, чем прорваться через оборону соперника и забить гол в ворота.
Гулко выдохнув, я стучу пальцами по микрофону и намереваюсь выдать что-то нейтральное. Но Ксюша меня опережает.
– Папа просто не знал обо мне раньше. Так получилось. Но теперь он станет лучшим отцом. Правда, папочка?
На миг в помещении повисает оглушительная звенящая тишина.
Я наклоняюсь к Ксене, чтобы мягко ей улыбнуться и мазнуть подушечкой большого пальца по щечке.
И в эту секунду по залу разносятся приветственные возгласы.
Из желающих растерзать меня фурий женщины превращаются в подтаявшие ванильные облачка. Лопочут что-то умилительное, делают записи в своих блокнотах и восхищенно гудят.
Как быстро, оказывается, можно пройти путь от кипучей ненависти к всеобъемлющей любви, если на твоей стороне будет стоять одна маленькая Рапунцель.
– Конечно, малышка, – киваю я согласно, добываю еще несколько очков в свою копилку и стараюсь укрепить пока еще шаткие позиции. – Я, действительно, познакомился с Ксюшей только вчера. Но теперь я намерен принимать самое непосредственное участие в ее жизни. Если она, конечно, позволит. Позволишь, котенок?
– Да, папочка.
Подыгрывает мне Ксения, без труда очаровывая публику. И я с облегчением выдыхаю, потому что самое сложное позади.
Осталось только дать пару общих комментариев, пообещать развернутое интервью акуле пера Красовской и сделать несколько фоточек, которыми будут пестреть развороты уже завтра.
– Ты должен мне мороженое и просмотр в студию театрального искусства, – заявляет Ксюша, когда мы располагаемся в кафе неподалеку, и заказываем обед из трех блюд.
– Чего?
– Я хочу стать актрисой, когда вырасту, – беспечно пожимает плечами девчушка, я же возвожу глаза к потолку и страдальчески выдыхаю.
– Не нужна тебе никакая студия. Ты и так прекрасно справляешься!
– Ничего не знаю. Мороженое. Студия. И новое платье. Иначе я расскажу журналистам, что ты не пускал меня на порог и советовал пойти к консьержу, чтобы он нашел моих родителей.
Картинно выгибает бровки эта маленькая шантажистка, а сидящий рядом Денчик давится хохотом.
– А дочурка-то у тебя не промах.
Я пропускаю его замечание мимо ушей, с жадностью набрасываюсь на солянку, которую ставит передо мной официантка, и принимаюсь рассуждать, откуда пресса узнала о том, что у меня есть дочь.
– Ден, ты не мог никому случайно проболтаться о Ксюше. Маме, там? Сестре?
– Я ж не дурак, Багров. Исключено. Скорее, это твоя Эвка постаралась.
– Да ну бред. Она десять лет не появлялась в моей жизни. И до сих пор не вышла со мной на связь, – я отбрасываю попахивающую шизофренией версию и цепляюсь за идею, которая с самого утра крутится на подкорке. – Может, это твоя Эм все слила?
– А ей-то зачем?
– Ну как. Минута славы. Деньги.
На пару секунд Денчик задумывается, как будто в моих словах есть доля истины. Отстраненно чешет затылок, пожевывает нижнюю губу и глубокомысленно изрекает.
– Нельзя ничего отметать. Проверю. А пока займемся твоей репутацией. Куда вы там собирались? В торговый центр? Подгоню фотографов. Сделают классные снимки.
Взбодрившийся, Говоров седлает любимого конька и принимается расписывать перспективы на целую неделю. Я же кривлюсь, будто съел целиком лимон.
Последнее, чего бы мне сейчас хотелось, так это красоваться под прицелами фотокамер и натягивать на лицо фальшивую улыбку.
Боковым зрением я фиксирую, что Ксюша тоже недовольно морщится. Поэтому принимаю решение незамедлительно.
– Сегодня у нас с Рапунцель выходной. Никакой больше публичности. Только я и она. А завтра мы приедем, куда скажешь. Окей?
– Ладно.
Не без досады отпускает нас Ден. И я пользуюсь моментом, закрываю счет и увожу Ксюшу до того, как что-то еще придет в светлую голову приятеля.
Первым делом я везу малышку на картинг. Там мы облачаемся в комбинезоны, натягиваем шлемы, выслушиваем инструктаж по технике безопасности и отрываемся вволю.
Я кайфую, как не кайфовал уже давно. Теряю счет времени. И с гордостью наблюдаю за тем, как Ксеня закладывает очередной мираж.
Пусть я не знал о ее рождении и не участвовал в ее воспитании. Но в ней ведь течет моя кровь!
– Ну а теперь по магазинам? Выберем тебе платье, раз я обещал!
– Ура!
Накатавшись вволю, мы устраиваем набег на торговый центр. Я покорно следую за своей маленькой спутницей по бутикам, выслушиваю комплименты от девушек-консультантов о том, какая чудесная у меня дочь, и терпеливо жду у кабинки, пока она перемеряет целую гору нарядов.
Я не лукавил перед журналистами. Раз уж мне стало известно о дочери, я не планирую исчезать из ее жизни и намерен компенсировать годы своего отсутствия.
Пока хотя бы подарками.
Спустя пару часов Ксюша становится обладательницей воздушного небесно-голубого платья, как у принцессы, кремового джемпера ассиметричного кроя, драных джинсов, которые ей не купила бы мама, и крутых ботиночек на толстой подошве.
Я же получаю легкий нервный тик и необычайное удовлетворение.
Домой мы возвращаемся, когда уже начинает темнеть. Разбираем пакеты с Ксюшиными нарядами. Ставим чайник. Разогреваем еду.
И, когда мы рассаживаемся за столом, раздается звонок в дверь.
Чертыхнувшись, я соскальзываю со стула и иду открывать.
На пороге у меня стоят сотрудники доблестной полиции. За спиной у них маячит взволнованная Эвка. А то, что происходит дальше, и вовсе напоминает паршивый акт третьесортной пьесы.
– Багров Данил Дмитриевич? Вы обвиняетесь в похищении ребенка.
Глава 4
Эва
– Ксюнь, будь хорошей девочкой. Слушайся тетю Машу. И не шали, ладно?
Я целую дочку в висок, прохожусь пальцами по ее тугим косам и раздосадовано выдыхаю.
Мы перебрались из теплого Сочи в прохладную столицу всего неделю назад, только успели немного обустроиться и разобрать вещи, как мне срочно потребовалось лететь назад.
Нашелся покупатель на квартиру, доставшуюся нам с сестрой от бабушки. Я хочу отложить свою половину, немного накопить и взять в ипотеку жилье.
– Хорошо, мам.
– Я буду скучать по тебе, солнышко.
– Я тоже буду скучать по тебе, мамуль.
Кивает моя кроха и обнимает меня крепко.
Я же кричу завозившейся в кухне с мясной запеканкой сестре.
– Так, Машка, никакого фастфуда. Никаких бургеров, чипсов, картошки фри. Это вредно. Я буду звонить.
– Беги уже, тебя такси ждет.
В коридор высовывается голова моей младшенькой, и меня невольно затапливает волной благодарности к ней.
Маша смотрит на мир куда проще, чем я. Но никогда не подводит. Она не раз выручала меня, брала отпуск и сидела к Ксюней, когда мне нужно было отлучиться в командировку, и демонстрировала лучшие навыки няни, хоть у нее самой пока нет детей.
– Все, Аривидерчи. Завтра вернусь.
Махнув моим любимым девчонкам на прощание рукой, я выскакиваю на лестничную клетку и кометой несусь к лифту. Опаздываю, как и всегда. Плюхаюсь на заднее сидение желтого Шевроле и молюсь, чтобы мы с водителем не встряли в вечные московские пробки.
В аэропорт мы прибываем за десять минут до окончания регистрации. Я оставляю шоферу щедрые чаевые, преодолеваю полосу препятствий в виде суровых таможенников и под укоризненным взглядом девушки за стойкой сую чемодан на багажную ленту.
На борт самолета я поднимаюсь слегка взбудораженная – боюсь высоты и вот уже много лет борюсь со своей фобией. Вздрагиваю каждый раз, когда крылатая машина попадает в воздушную яму. Вцепляюсь ногтями в подлокотник, когда мы идем на снижение. И отбиваю ладони, когда пассажиры рейса хлопают пилоту и бортпроводникам.
Спустившись по трапу, я натягиваю на нос авиаторы, потому что нас встречает ласковое яркое солнце, и встраиваюсь в очередь, движущуюся за багажом.
Первым делом, когда я выскальзываю на стоянку и жду автомобиль, я звоню своей малышке. Терпеть не могу уезжать от Ксюши и всегда сильно волнуюсь, хоть поводов для беспокойства и нет.
– Привет, крошка.
– Как долетели, мам?
– Все в порядке.
– Ты снова перепутала подлокотник с рукой сидящего рядом джентльмена и вцепилась в него?
– Нет, на этот раз нет. – Я смеюсь от того, что дочурка знает мои привычки и страхи лучше меня самой, и вручаю подоспевшему водителю свой небольшой чемодан. – У вас как дела?
– Все хорошо. Смотрим «Рапунцель».
– И никакого фастфуда?
– И никакого фастфуда.
Заверяет меня Ксюнька, и я почему-то уверена, что она скрещивает пальчики за спиной.
Пожелав своей проказнице отличного дня, я отключаюсь и откидываюсь в кресле. За окном проносятся потрясающие виды. Море причудливо переливается в солнечных лучах и так и манит искупаться.
Но вода пока еще слишком холодная.
Разместившись в отеле, я наскоро принимаю душ, а потом окунаюсь в суету.
Вместе с агентом показываю покупателям – приятой пожилой паре, квартиру, оговариваю все нюансы, предоставляю квитанции об оплате коммунальных услуг и еду к нотариусу.
Там все жутко затягивается, потому что помощник перепутал наши данные и теперь заново заполняет договор.
Банковская система тоже буксует. Перевод зависает, и я долго жду, пока деньги поступят на нужный счет.
Вымотавшись до предела, я решаю прогуляться по набережной. Бреду неторопливо вдоль моря, любуюсь видами и дышу свежим воздухом, наполняющим легкие.
Спустя час я заглядываю в одну из своих любимых кафешек, включаю телефон, который был в авиарежиме во время сделки, и звоню сестре.
– Машуль, ну как вы там?
– Нормально.
– Ксюша не балуется?
– Нет-нет. Все в порядке.
В голосе сестры мне чудится фальшь, но я шикаю на свою паранойю и ругаю себя за излишний контроль. С аппетитом съедаю пасту с морепродуктами, выпиваю стакан мандаринового лимонада со льдом и отправляюсь в отель.
Сплю плохо, потому что всю ночь мне снятся кошмары. И злая и растрепанная мчу в аэропорт, чтобы там узнать, что наш рейс задерживают.
Мысленно я костерю всех. И опаздывающего пилота, и галдящих рядом подростков, и собственную сестру, которая не отвечает на звонки.
Градус моей паники растет и взмывает буквально до небес, стоит мне перешагнуть через порог квартиры. Машка смотрит на меня виновато и шмыгает носом.
Я же часто таскаю ноздрями воздух и нервно тереблю край кожаной куртки.
– Что случилось, Маш?
– Ксюша пропала…
– Как пропала?! – мой голос сипнет, как будто я наелась битого стекла, а внутренности покрываются льдом.
– Я отлучилась в магазин. Ненадолго. А когда вернулась, ее уже не было.
– Ты ей звонила?
– Да. Она не берет трубку.
– В полицию обращалась?
– Конечно! Только они не приняли заявление. Сказали ждать три дня.
– Какие три дня?! – взрываюсь я, словно начиненная металлом бомба, и цепляюсь за Машино запястье. – Поехали.
Спустя полчаса я поднимаю на уши ближайшее отделение. Отчитываю молоденького следователя, отказавшего моей сестре, и обещаю забросать их жалобами и натравить на них прокуратуру.
Начальник побледневшего лейтенанта уводит меня в свой кабинет, смотрит участливо и наливает воды. После чего задает сотню повторяющихся, заполняет бумаги и удаляется.
А спустя десять мучительных минут, кажущихся вечность, приглашает на опознание. В районе Третьяковки похожую на Ксюшу девочку сбила машина.
К моменту, когда мы добираемся в морг, я едва стою на ногах. Ком подкатывает к горлу, внутренности дрожат, как застывший холодец.
Впечатлительная, Машка теряет сознание, и кто-то из медицинского персонала принимается приводить ее в чувство. Взявший же надо мной шефство капитан протягивает локоть, в который я моментально впиваюсь немеющими пальцами.
Единственное, что я запоминаю из этих ужасных минут, так это его спокойный голос, призывающий меня сохранять спокойствие.
– Дышите, Эва Владимировна. Дышите.
Дальше следуют три удара моего тарахтящего сердца. Короткая кома. И гулкий вздох облегчения.
– Не ваша?
– Не моя.
Поблагодарив коллег, Алексей Юрьевич выволакивает мое безвольное тело из здания и усаживает на переднее сидение автомобиля.
– Воды? Нашатырь?
– Все в порядке. Не надо. Спасибо.
Высвистываю я сипло спустя несколько секунд и массирую ноющие виски.
После чего мы отправляемся в травматологию на Новокузнецкой. Идем к гипсовой комнате, расположенной на первом этаже, и останавливаемся, как по команде.
На кушетке сидит испуганная девчушка, напоминающая мою дочь огромными голубыми глазищами и двумя растрепавшимися косами. Она прижимает к себе игрушку – маленького плюшевого тигра, и храбрится, пока медбрат аккуратно прощупывает ее лодыжку.
– Здравствуйте, – лепечет кроха и вытягивает шею, пытаясь рассмотреть что-то за нашими спинами. – А где мама?
– Мама скоро заберет тебя, малыш.
Ласково произносит капитан и вновь выводит меня на улицу, где я с жадностью глотаю воздух и молюсь, чтобы с моей Ксюшей было все хорошо.
В отделение мы возвращаемся после посещения еще трех больниц. Я занимаю единственное свободное кресло в кабинете Алексея Юрьевича, а он копается в небольшом холодильнике и выуживает оттуда пару бутербродов с сыром и колбасой.
– Поешьте, Эва Владимировна. Сейчас чай заварю. Крепкий. С сахаром.
– Я не хочу. Спасибо.
– Через не хочу и через не могу. Вам понадобятся силы.
– Почему вы со мной возитесь? – спрашиваю у него я, кусая обветрившиеся губы, и получаю добродушное.
– Потому что моя младшая сестра воспитывает двух таких вот проказников. Возраст у них паршивый. Бунтуют, характер показывают. На днях тоже пытались сбежать. Поймал их на детской площадке.
– Но Ксеня никогда так не поступала. Всегда была послушным ребенком.
– Все когда-то бывает в первый раз, – философски замечает капитан и ставит передо мной кружку дымящегося чая. – Подумайте, к кому она могла пойти? Приятели, знакомые?
– Да мы-то в Москву переехали недавно, всего неделю назад. Она не успела еще завести друзей.
Я гадаю, куда могла запропаститься моя дочурка, и невольно перевожу взгляд на старенький телевизор. Давлюсь горячей жидкостью, идущей не в то горло, и не могу поверить своим глазам.
Потому что на пресс-конференции, которую дает мой бывший муж, известный в широких кругах футболист, присутствует и моя кроха.
– Так вот же она. Моя Ксюша.
Я нервно всплескиваю руками и снова закашливаюсь. Абсурдность ситуации зашкаливает.
Единственное, что хоть немного меня успокаивает, так это то, что Ксеня цела и невредима.
– Ну что, нашлась пропажа?
Снисходительно щурится Алексей Юрьевич и залпом допивает свой чай.
Дорога к дому Багрова, которого я костерю на все лады, пролетает стремительно. Градус моего негодования и вовсе взлетает до небес.
Неужели не мог позвонить и предупредить, что Ксюша у него? Я ведь успела поседеть за этот бесконечный жуткий день.
– Багров Данил Дмитриевич? Вы обвиняетесь в похищении ребенка.
Буднично произносит капитан, внимательно изучая застывшего в дверях Данила. Я же протискиваюсь мимо них, влетаю в чужую квартиру и опускаюсь на колени перед дочкой.
Ощупываю ее на предмет повреждений, крепко прижимаю к себе и громко всхлипываю. Слезы ручьем текут по щекам и размывают обзор.
– Данил Дмитриевич, возьмите, пожалуйста, документы. Проедем в отделение для дачи объяснений.
Продолжает действовать по протоколу мой ангел-хранитель в погонах. Багров растерянно прочесывает волосы пятерней. Тихо скулит его огромный красивый пес.
И последнее, чего я ожидаю, это того, что Ксюша выпутается из моих объятий и обвинительно тыкнет пальцем в удивленно вскинувшего брови капитана.
– Не трогайте папу. Он ни в чем не виноват.
– …?
– Я сама к нему пришла, – твердо чеканит дочурка и переключается на меня, требуя встать на ее сторону. – Мама, скажи дядям. Папа меня не похищал!
В эту секунду моя Вселенная раскалывается на две части.
Ксюня родилась, когда мы с Багровым уже были в разводе. Я не связывалась с ним, не выторговывала алименты и не планировала никогда с ним пересекаться. И, судя по всему, упустила тот момент, когда моя малышка загорелась идеей познакомиться с собственным отцом.
– Эва Владимировна, ну что? Будем давать заявлению ход? – Алексей Юрьевич вытаскивает меня из состояния анабиоза и не спешит удаляться до того, как я озвучу решение.
Я же оттираю тыльной стороной влагу со щек, восстанавливаю сбившееся дыхание и качаю головой.
– Нет. Не нужно. Простите, что подняла ложную тревогу и потратила так много вашего времени.
– Вы знаете, куда звонить, если что.
Роняет капитан напоследок и исчезает на лестничной клетке вместе с двумя полицейскими. Топтавшаяся поодаль Маша бормочет что-то про важную встречу и тоже сбегает.
Ну а мы с Ксюшей и Багровым остаемся одни в его просторной элитной квартире.
Глава 5
Эва
Молчание между нами простирается такое бездонное, что его не перекричать, как писал Ринат Валиуллин. В нем и моя истерика, и не выплеснутая ярость Данила, которую он старательно удерживает внутри, и Ксюшино любопытство, выведенное крупными буквами у нее на лбу.
Один, два, три…
Я успеваю досчитать до десяти и гулко вздохнуть, когда Багров стряхивает с себя оцепенение и в несколько шагов преодолевает разделяющее нас расстояние.
– Ну и как это понимать, Эва?
– Никак. Мы уже уходим.
Пищу я полузадушено и пытаюсь обогнуть бывшего мужа, но он ловит меня за запястье и не позволяет сдвинуться с места.
– Не так быстро, моя дорогая. Нашему ребенку девять лет. А о его существовании я узнаю только сейчас. Тебе не кажется, что ты должна была сообщить мне сразу, как только увидела две полоски на тесте.
– Нет, не кажется, Багров. Ты хотел строить карьеру и играть в Турине. Ты не был готов осесть и посвятить себя воспитанию дочери. Тебе нравились фанатки, которые толпой бегали за тобой и спешили снять майки, чтобы ты оставил им автограф на память. А я раз в месяц меняла номер телефона, потому что на него с завидной частотой сыпались угрозы и проклятия. Так что нет, Багров. Мне не кажется, что я должна была поставить тебя в известность.
– Эва!
– Что, Эва? С нашим разводом к тебе пришла слава, популярность, многомиллионные контракты. Значит, тогда я все сделала правильно.
Слова из моего рта вылетают, как из пулемета. Они пропитаны застарелой обидой, которую мне не удалось выкорчевать из сердца, и ядом, которого у меня в избытке.
Но я не переживаю, что они ранят моего бывшего супруга, потому что в нем всегда преобладали холодный эгоизм, непробиваемое равнодушие и откровенный цинизм.
– Не передергивай, Эва, – пытается осадить меня Данил. Я же избавляюсь от его рук и отступаю на безопасное расстояние. – Я хочу участвовать в жизни дочери.
– Спасибо, уже не надо. Сами как-нибудь справимся. Собирайся, малыш, – я намеренно поворачиваюсь к Багрову спиной, потому что выдерживать его тяжелый взгляд становится сложнее.
Семафорю Ксюше изо всех сил, но она и не думает шевелиться. Наклоняет головку вбок, выразительно выгибает бровь и сцепляет пальцы в замок.
В общем, каждым жестом выражает, что она мной недовольна.
– Ну пожалуйста!
Шепчу я горячечно, а Данил снова нарушает мои личные границы. Подойдя вплотную, он опускает свои огромные лапищи мне на плечи, отчего по моему телу бежит высоковольтный ток, и произносит достаточно мягко.
– Да, я был не лучшим мужем. И ты имеешь полное право на меня обижаться. Но Ксеня уже не маленькая. Давай спросим, чего она хочет?
– Но…
– Я хочу общаться с папой, – твердо чеканит дочурка, заколачивая гвозди в крышку моего гроба, и смотрит на Багрова так, как будто признает в нем, как минимум Бога.
Потрясающего воображение. Могущественного. Непобедимого.
– Вот видишь, – давит Данил, разминая мои окаменевшие мышцы, и не спешит разрывать контакт.
Ну а я поддаюсь его влиянию, проявляю слабость и наступаю на горло собственной гордости.
В конце концов, любой ребенок заслуживает расти в полной семье. А я свою дочку этой возможности лишила.
– Хорошо. Можешь забирать Ксюшу в гости в субботу или воскресенье. Как тебе удобно.
– Папа выходного дня, значит? – с затаенной угрозой переспрашивает мой бывший муж, и у меня от хрипотцы его голоса и прорезающихся стальных ноток мурашки расползаются по коже и пересыхает во рту.
Поэтому я прокашливаюсь, наполняю легкие кислородом и скоро-скоро тарабаню.
– Или так, или никак. Бери, что дают, Багров.
– Для начала согласен.
Роняет он притворно ласково и, наконец, опускает руки. Я же теряю равновесие, как будто лишилась опоры, и чувствую себя загнанной в ловушку ланью, которой никак не сбежать от хищника.
Я не могу отделаться от мысли, что только что случилось что-то непоправимое, и теперь Данил точно перевернет мой хрупкий мирок вверх тормашками. Вместе с дочкой иду в гостевую спальню, где она оставила вещи. Терпеливо жду, пока она сложит пижаму с зубной щеткой в рюкзак.
И с удивлением кошусь на Багрова, протягивающего мне свидетельство о Ксенином рождении и незапечатанный конверт с письмом, которое я когда-то не решилась ему отправить.
– Так вот где ты нашла папин адрес, барышня…
Я укоризненно щелкаю Ксюшу по носу и буквально на буксире тащу ее в коридор. Стараюсь не оглядываться на Данила, быстро шнурую кеды, плотнее запахиваю полы потертой косухи и пробкой вылетаю из чужой квартиры вместе с дочерью.
По пути домой я не ругаю свою маленькую занозу, потому что, по большому счету, в случившемся виновата я сама.
Я могла рассказать обо всем честно Багрову. Могла познакомить их раньше. Могла позволить им встречаться. И тогда мне бы не пришлось колесить по Москве полдня, затаивать дыхание в поликлиниках и вспоминать всевозможные молитвы на пороге моргов.
– Малыш, я очень сильно за тебя переживала, – я крепче прижимаю дочку к себе и чувствую, как постепенно начинает расправляться металлический обруч, стискивавший грудную клетку. – Ты даже не представляешь, что я испытала, когда капитан повез меня на опознание. Не уходи больше сама никуда, ладно? Очень тебя прошу.
– Только если ты дашь слово, что не запретишь нам видеться с папой. Обещаешь? – требовательно смотрит на меня моя воинственная Рапунцель, а я в сотый раз ругаю себя за малодушие.
– Обещаю, родная. Никаких запретов. Никаких секретов. Никаких тайн.
Поцеловав Ксеню в макушку, я обнаруживаю, что водитель успел припарковаться у нужного нам подъезда, и теперь ждем, пока мы выгрузимся.
Вежливо кивнув, я первой выхожу из машины, протягиваю дочурке ладонь и проверяю, что на заднем сидении не осталось никаких вещей. Ксюша же обнимает свободной рукой своего любимого медведя Бамси и атакует меня грудой неудобных вопросов.
– Мам, а как вы с папой познакомились? Он сразу тебе понравился? А как он за тобой ухаживал? Что дарил? А почему вы расстались? Он не пытался тебя найти?
От десятка коварных вопросов у меня пухнет голова и начинает нещадно долбить в висках. Наверное, так мой организм реагирует на воспоминания, которые я долгое время прятала в дальний ящик и старалась не доставать.
Поэтому я аккуратно стискиваю Ксюшины пальчики и делаю круглые глаза.
– Малыш, я пока не готова это обсуждать. Можем отложить наш разговор?
– На завтра.
– На неделю. Пожалуйста.
– Ладно.
Разочарованно выдохнув, все-таки проявляет жалость моя напористая кроха и строит глазки шоферу, пока мы не отворачиваемся и не устремляемся к подъезду.
В квартиру, которую мы арендовали неделю назад, не довезли всю мебель, поэтому здесь пустовато и просторно. Но есть самое необходимое.
Две кровати – для меня и для Ксюши. Удобный кожаный диван. Парочка кресел. Стол и уголок на кухне. Холодильник, плита и небольшой плазменный телевизор.
В остальном мне еще предстоит обустроить это гнездышко на двоих. Повесить шторы на окна, прикупить парочку картин и ароматизированных свечей, украсить подоконники цветами в горшках и позаботиться о множестве мелочей, которые добавят уюта нашему скромному жилью.
– Мам, а давай заведем щеночка. Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.
Принимается уговаривать меня дочурка, когда мы разбираем вещи и переодеваемся в домашнее. А я использую убойный аргумент, рубящий все споры на корню.
– А ты будешь вставать на час раньше до школы, чтобы с ним гулять?
– Не-а.
– И я не буду.
Мы с дочерью обе – хронические совы. Ранние подъемы даются нам ой как тяжело. Я первой продираю слипающиеся ото сна веки, варю черный, как смола кофе, и потом отправляюсь стаскивать Ксюню с кровати.
Она сопротивляется, как может. Лягается пяткой. И с трудом выскальзывает из кровати после пятого звонка будильника.
– А вот у папы есть акита. Зевс. Он такой классный! Ласковый. Добрый.
– Ничего, родная. Когда-нибудь мы с тобой накопим на большой дом с садом, где будет банька, бассейн и много места для сиба-ину, или чау-чау, или колли.
– А, может, просто переедем к папе? Это будет быстрее.
– Ксюша!
– Молчу-молчу.
Мой маленький чертенок вскидывает руки в примирительном жесте и убегает в свою комнату до того, как я успею поймать ее и закружить.
А вечером мы сидим на нашей компактной кухоньке, пьем чай с клюквой и едим оладушки, которые я напекла. Я рассчитываю почитать дочери сказку о волшебнике Изумрудного города, которую она обожает, понежиться в ванной с пеной и сделать маску на ночь.
И оказываюсь не готова к тому, что ближе к десяти оживет мой мобильный и начнет трезвонить.
Несколько секунд я пялюсь на неизвестный номер. Гадаю, кто может тревожить меня в такое время. Все-таки принимаю вызов на случай, если это окажется кто-то из новоиспеченных коллег. И тут же жалею о собственном решении.
Потому что от низкого голоса с чувственной хрипотцой у меня желудок ухает в пятки, и табун мурашек устремляется вдоль позвоночника.
– Багров, опять ты?!
– Мне подняться или ты спустишься?
– Жди.
Проглотив застрявший в горле ком, я бросаю коротко и иду проверить дочь. К счастью, Ксюша успела задремать и вряд ли заметит мое отсутствие.
Так что я тихонько выскальзываю из ее комнаты, притворяю за собой дверь и торопливо собираюсь. Ныряю в безразмерную толстовку, достающую до середины бедра. Натягиваю леггинсы. Шнурую кеды. Закалываю волосы в пучок и не крашусь из чувства протеста.
Не хочу, чтобы Багров подумал, что я прихорашивалась ради него.
Досчитав до десяти, я выхожу на лестничную клетку и прижимаю руку к груди, из которой норовит выпрыгнуть сердце. Ничего не могу с ним поделать. Оно тарабанит так, словно у меня жуткая аритмия.
Прокляв реакции собственного тела, я мышкой миную консьержа и неуклюже вываливаюсь на улицу, чтобы там задохнуться от свежего воздуха и впечатления, которое на меня производит Данил.
Он стоит, облокотившись бедром о капот серебристого Порше, и ухмыляется. И я ненавижу его и за эту расслабленность, и за вальяжность, и за самоуверенность, которая никуда не делась.
Даже сейчас он чувствует себя хозяином положения. Не спешит отлипать от тачки, крутит в руках ключи и препарирует меня странным взглядом.
Я же врастаю в асфальт, как вкопанная, и тоже не тороплюсь бежать ему навстречу.
Многозначительно ухмыльнувшись, Данил все-таки отталкивается от машины и шагает ко мне. А у меня по мере того, как он приближается, сбивается дыхание и внутренности скручиваются в тугой узел.
От него пахнет ментолом, табаком, базиликом и горьким миндалем. И этот аромат подходит ему как нельзя лучше.
– Зачем приехал?
Бросаю я грубовато и складываю руки на груди в защитном жесте. Так маскирую неловкость, которая всегда нападает на меня рядом с ним.
– Поговорить.
– О чем?
– О нашем общении.
– По-моему, мы уже все обсудили, Багров.
– Мне мало одного дня, Эва, – бескомпромиссно заявляет он и хищно щурится, наступая.
– Напротив, этого более, чем достаточно, – произношу я хрипло и прилагаю усилие, чтобы не пошевелиться и не отступить. – Все это время ты наслаждался жизнью, делал, что тебе хочется, и не парился о моем существовании. Что изменилось?
– Я не знал о дочери.
– Чего ты хочешь, Багров? – вытаскиваю я с надрывом, не справляясь с дребезжащими нервами.
Они натянуты, как струна. Зацепи сильнее, чем следует – порвутся.
– Не знаю. Ходить с Ксюшей в кино. Гонять на картинг. Покупать ей игрушки. Видеться чаще того расписания, что ты установила.
– Зачем?
– Подобное желание – норма для любого адекватного родителя.
– Только ты никогда не стремился стать примерным отцом, – цежу я обвинительно и повторяю будоражащий меня вопрос. – Так чего ты на самом деле хочешь, Багров?
– Я хочу ввести дочку в свой круг. Сделать частью рекламной кампании. Она может получать хорошие деньги, Эва.
Спокойно перечисляет бывший супруг, а я закипаю. Бешусь от того, что им движет банальный расчет, и резко вздергиваю подбородок.
– Так вот в чем проблема, да? Твоя драгоценная репутация на кону. Контракты рискуют вылететь в трубу.
Я выпаливаю обвинительно и, захлебнувшись воздухом, замолкаю.
На миг между нами повисает тяжелая напряженная тишина. Пространство трещит от переизбытка электричества. А у меня мышцы сводит судорогой и немеют конечности.
Слишком уж властная у Багрова аура. Слишком много в нем силы для меня одной.
– Не перегибай, Воронова, – рубит он жестко и подается вперед, чтобы впиться пальцами в мои плечи. – Информация уже выплыла в прессу. За Ксюшей будут бегать журналисты, будут просить интервью. Так воспользуйся ситуацией, пока есть такая возможность. Обеспечь дочери беспечное будущее. Много ты там получаешь?
– Достаточно, – произношу я сквозь зубы и не отвожу взгляд.
Я ощущаю жар, исходящий от Данила, даже сквозь ткань и невольно покрываюсь мурашками.
Наша безмолвная дуэль длится пару минут. Я упрямо не говорю ни слова и жду, пока первым сдастся Багров, который никогда не отличался излишним терпением.
– Ну так что, Эва?
– Я обещаю подумать над твоим предложением.
– Не затягивай. Я приеду завтра.
– Не нужно.
Чеканю я сипло и не пронимаю бывшего мужа. Соскользнув по моим предплечьям к запястьям, он круто разворачивается и устремляется к автомобилю. Прыгает за руль, хлопнув дверью, и со свистом срывается с места, паля резину.
Он не привык к отказам, поэтому психует.
Обняв себя, я еще долго стою посреди дворика, залитого лунным светом и светом фонарей. Гоняю в мозгу мысли, сбивающиеся в сумбур, и поднимаюсь к себе, так ничего и не решив.
Толком не выспавшись, наутро я отвожу Ксюшу в школу, по пути перехватываю кофе, пытаясь прогонять тревогу, и направляюсь на арену.
Мне предстоит работать в клубе, где играет Данил. И если еще пару дней назад я не сомневалась в том, что справлюсь, и планировала, на что потрачу первую зарплату. То теперь подумываю, не разорвать ли договор…
Глава 6
Данил
Новость о дочери выбивает меня из колеи.
Да, Эва не горит энтузиазмом при мысли о нашем общении и явно готовит целый свод правил, которым нужно придерживаться. И я понимаю, что не обязан менять привычки и перекраивать распорядок дня, чтобы встроить туда встречи с Ксюшей.
Но что-то внутри противится. Выражает стихийный протест и твердит, что как раньше уже не будет.
Расчленив меня на много маленьких Данилов красноречивым взглядом, Воронова обувается, уводит за собой дочку, а в моей квартире вдруг становится пусто. Никогда не думал, что буду скучать по бойкому щебетанию и топоту босых ног, но этого начинает мне не хватать.
– Ну, что, дружок, пойдем прогуляемся?
Потрепав Зевса по холке, я щелкаю карабином и выкатываюсь на лестничную клетку. Протискиваюсь в лифтовую кабину и сталкиваюсь с соседкой по этажу.
Марья Геннадьевна, супруга какого-то депутата, имеет прескверный характер и не пропускает сплетен из желтой прессы. Вот и сейчас она высоко выгибает смоляную бровь, цокает и бесцеремонно лезет в мою личную жизнь.
– Данил Дмитриевич, это правда, что у вас взрослая дочь? Надо же, как удобно. Не надо нянчиться, воспитывать, возить малышку по врачам. Неплохо устроились.
Увлеченно распекает меня женщина, как будто это ее я бросил беременной, и что-то еще тарабанит мне вслед, когда мы доезжаем до первого этажа, и я пулей вылетаю в фойе.
У меня толстая шкура и иммунитет к подобным нотациям. Но сегодня пропитанные сарказмом слова почему-то достигают цели и задевают.
Если бы я знал о существовании Ксюши, я бы не бросил их с Эвой. Не факт, что я бы настоял на повторном браке, но от финансового участия точно не отказался бы.
– Зевс, фу!
Вынырнув из омута мыслей, я натягиваю поводок и оттаскиваю своего любопытного пса от обертки из-под мороженого. Нарезаю несколько кругов вокруг дома, играю с питомцем в мяч и возвращаюсь к подъезду, где ждет меня Говоров.
Взбудораженный и полный неуемной энергии, он цепляет меня за рукав и принимается частить.
– Багров, это огромная удача. Владелец «Пэппи» в восторге от ваших фоток с Ксюшей, которые я ему переслал. Он готов внести изменения в контракт и удвоить сумму, если девочка примет участие в рекламной акции. Прикинь?
– Не думаю, что Эва обрадуется такому предложению.
– А ты не думай, ты делай! – чешет кончик носа Денис и явно не собирается с меня слезать.
Я же спешу перевести тему, потому что совсем не уверен, что бывшая жена не пошлет меня к черту, если я попытаюсь озвучить ей заманчивые перспективы.
– Так что со сливом, Ден? Откуда просочилась инфа?
– Ты был прав. Это все Эм. Разругался с ней в хлам. На славу повелась, идиотка. Так все, братка, я погнал на переговоры в «Сальвадор». У тебя сутки на принятие решения. Положительного решения, слышишь?
Встряхнув меня напоследок, удаляется деятельный Говоров, а я возвращаюсь в свою берлогу и пинаю балду. Завтра у нас начинается подготовка к важному матчу, надо как следует выспаться, а у меня из головы не идет Эва.
Отчитывает меня, как мальчишку, когда я включаю сериал и не могу вникнуть в происходящее. Обвиняет в том, что я всегда был слишком беспечным и ни к чему не относился серьезно, пока я стою под прохладными струями душа. И читает запавшее в душу письмо, когда я ужинаю остывшими котлетами и пью травяной чай.
Поэтому ближе к десяти я плюю на все и срываюсь с места – закрывать застаревший гештальт.
– Спускайся. Я жду.
Выдаю требовательно и веду себя, как малолетний придурок.
Что если Воронова давно счастлива замужем, и я мешаю чужой семье?
Даже варианта такого не допускаю. Таскаю свежий воздух ноздрями, репетирую наш диалог и вскидываюсь, когда из подъезда выскальзывает знакомая фигурка.
Екает что-то внутри, дребезжит, хоть я и стараюсь убедить себя в обратном.
Вспоминаю, как ухаживал за ней когда-то и таскал охапками цветы, и прячу за ухмылкой улыбку.
– Я хочу чаще видеться с Ксюшей. Твое расписание – полное дерьмо.
– Зачем, Багров.
– Потому что это естественно для любого адекватного отца, Эва.
Наша беседа совсем не походит на нормальный разговор. Это пикировка, война, стрельба отравленными дротиками.
Каждый из нас тянет одеяло на себя и не горит желанием уступать. Воронова отстаивает свой маленький устоявшийся мирок. Я – право воспитывать дочь, которого она меня лишила.
– Тебе следует принять мое предложение. Я приеду завтра.
– Не нужно.
Упирается Эва. Я же от нее отмахиваюсь.
Только вот судьба сталкивает нас раньше, чем я рассчитывал.
– У нас пополнение в команде.
– Да? Молодого какого-нибудь перекупили? – я без особого интереса прислушиваюсь к трепу парней, неторопливо шнурую бутсы и почему-то стопорюсь, когда Платонов раскручивает интригу.
– Неа. Не угадал. Физиотерапевт новый. Такая чика. Ммм, огонь! Я бы к ней подкатил.
– Неа. Не угадал. Физиотерапевт новый. Такая чика. Ммм, огонь! Я бы к ней подкатил.
– Ты б лучше к жене своей подкатывал.
Я беззлобно осекаю Витьку под звонкий хохот одноклубников, но ему мои советы все равно, что мертвому припарка. Платонов прочесывает пальцами густую волнистую шевелюру, кривит уголок губ и озвучивает утверждение, с которым я не согласен в корне.
– Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках, Багор. Хороший левак укрепляет брак.
Переметнувшись на сторону Платона, пацаны начинают ржать еще громче. Ну а я безразлично пожимаю плечами.
Не вижу смысла заключать союз, чтобы на третий день после женитьбы бежать налево.
Хмыкнув, оставляю свою философию при себе и одним из первых выкатываюсь из раздевалки. Поправляю сползающую лямку рюкзака, гулко сглатываю и едва успеваю подхватить выскальзывающую из рук бутылку с водой в метре от земли.
В конце коридора мерещится до боли знакомая фигурка. И я часто-часто моргаю и усердно тру глаза, пытаясь развеять причудившийся мираж. Правда, мираж не спешит растворяться в воздухе. Напротив, замирает, ошеломленно хлопает длинными пушистыми ресницами и прижимает к груди, упакованной в белый халатик, какую-то пухлую папку.
– Эва?!
Рычу я требовательно. А девчонка после секунды раздумий отмирает и пытается нырнуть в первый попавшийся поворот.
Я же чувствую, как азарт стремительно разливается по венам. Дергано пихаю бутылку в рюкзак, срываюсь с места подобно хищнику и догоняю Эву в несколько размашистых шагов.
– Воронова, стой! – гремлю я в хорошенький затылок и цепляю бывшую супругу за локоть, чтобы она не могла улизнуть. – Что ты здесь делаешь?
– Работаю. С сегодняшнего дня, – повернувшись, Эвка гордо вскидывает подбородок в тщетной попытке казаться выше, чем она есть.
Ну а я проваливаюсь в глубину ее чарующих омутов и топну, словно невидимая русалка тащит меня на дно.
Мотнув башкой, я избавляюсь от глупых фантазий и подаюсь ближе к Вороновой, заставляя ее пятиться к стене и рвано, шумно дышать.
– Поближе ко мне решила устроиться? Хвалю, – подмигиваю я девушке, напоминающей нахохлившегося воробья, и получаю вполне закономерное.
– И не мечтай, Багров. Просто твой клуб сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться.
– Ты же понимаешь, Эва, что теперь мы все время будем находиться в контакте? В плотном тесном постоянном контакте?
Я провоцирую Воронову намеренно. Впитываю каждую ее реакцию от удушливой паники до неконтролируемой ярости и с каким-то садистским удовлетворением наблюдаю, как она отступает и лопатками врезается в стену.
Длинно выдохнув, я делаю несколько размеренных шагов к Эве, упираю ладони в стену рядом с ее головой и в очередной раз убеждаюсь в том, какая она красивая, когда злится.
С пятнами румянца, окрасившего щеки. С широко расправленными плечиками. С длинной изящной шеей, на которой болтается цепочка с кулоном в форме полумесяца. С выпирающими ключицами, которые виднеются в вырезе халата, она легко даст фору любой модели, крутящейся рядом со мной на благотворительном мероприятии или рекламной акции.
Хоть об этом и не догадывается.
– Прекрати, Багров! Довольно, – справившись с первым ступором, Воронова шипит, словно королевская кобра.
Я же блаженно жмурюсь.
Оказывается, я скучал по бразильским страстям, кипевшим в наших отношениях, и порядком устал от обилия девиц, готовых примчаться по первому щелчку пальцев.
Теперь же в мои будни вернулась долгожданная перчинка и острота.
– Что прекратить, милая?
Выдержав небольшую паузу, я снижаю голос до хрипловатого шепота и не спешу отлипать от вытягивающейся в струну Эвки.
Она буравит меня гневным взглядом, от которого любой другой давно бы осыпался пеплом. Крепче прижимает к груди папку с норовящими выскользнуть из нее листками. И источает такой концентрированный яд, которым совершенно точно можно отравиться.
Правда, в эту секунду она вряд ли осознает, что не отталкивает меня своим поведением. Напротив, притягивает, словно мощнейший магнит, и вынуждает лихорадочно вспоминать, почему мы с ней когда-то решили развестись.
Ничего путного на ум не приходит.
Сейчас, когда между нами едва ли больше пятнадцати сантиметров и свет лампы тускнеет, как будто она вот-вот перегорит, Воронова кажется идеальной. С аппетитными формами, плавными линиями и непримиримым характером, о грани которого можно порезаться.
Она будит во мне нечто первобытное, необузданное. То, что я давно не испытывал. И не оставляет ни единого шанса держаться от нее в стороне.
Один. Два. Три…
Удар сердца. Судорожный вздох. Манящие губы, на которые я снова набрасываюсь, рискуя получить увесистую пощечину.
И грозный окрик, доносящийся до нас двоих, как сквозь вату.
– Багров! Воронова! Это что еще такое?
Глава 7
Эва
Я сижу в кабинете у нового начальства, нервно ерзаю в кресле и украдкой озираюсь по сторонам.
Добротный письменный стол. Массивный шкаф с множеством кубков. Неброские, но явно дорогие часы на запястье.
Все здесь говорит о хорошем вкусе владельца клуба – Евгения Владленовича Бергера. Солидного мужчины лет сорока-сорока пяти.
В его движениях сквозит глубокая уверенность и природная властность. Есть люди, которые рождены, чтобы командовать, повелевать и вести других за собой. Бергер именно из таких.
– Ну, что, Эва Владимировна. Я имел разговор с вашим прежним руководителем, внимательно изучил вашу характеристику и должен сказать, что впечатлен. Несмотря на юный возраст, у меня нет сомнений в вашем опыте. Надеюсь, сработаемся.
– Очень на это рассчитываю, Евгений Владленович.
Тихо выдохнув, я позволяю губам расплыться в робкой улыбке. Бергер производит приятное впечатление. Да и условия, которые он предложил, подкупили меня с самого начала.
– Эва Владимировна, если у вас нет замечаний, можете подписывать контракт.
– Да-да. Никаких замечаний.
Киваю я коротко и осторожно обхватываю ручку, которая наверняка стоит целое состояние. Мои пальцы немного трясутся, и я выдерживаю небольшую паузу прежде, чем поставить свою подпись внизу листка.
Очень боюсь испортить документ, но зря. Линии выходят ровные и плавные, невзирая на опутавшее меня волнение. Парой росчерков я вписываю себя в команду первоклассного спортивного клуба, ставящего самые высокие цели в этом сезоне.
– Прекрасно, Эва Владимировна. Просто прекрасно. Шампанского сегодня не предлагаю. Как-нибудь в другой раз, – добродушно подмигивает мне Бергер и убирает свой экземпляр договора в бордовую папку с золотистым тиснением. – Ну а теперь передаю вас Алексею Романовичу.
Петровский, главный врач и ангел-хранитель футболистов, все это время стоит в углу кабинета рядом с кадкой с фикусом и делает вид, что его совершенно не интересует происходящее.
Ему около пятидесяти лет. Благородная седина уже успела посеребрить его виски. Но он находится в потрясающей форме. Бодр, подтянут и энергичен, он, вряд ли сдает какие-то нормативы, но точно способен быстро пересечь половину поля с медицинским чемоданом в руках и оказать первую помощь пострадавшему спортсмену.
Спустя минуту мы с Петровским покидаем переключившегося на какой-то важный звонок Евгения Владленовича и бесшумно выскальзываем в коридор. Алексей Романович вручает мне пухлую папку с личными делами и лаконично обрисовывает ситуацию.
– Тарасов восстанавливается после надрыва крестообразной связки. Киселеву надо подлатать голеностоп. Гусев мучается с мениском. У остальных плановый осмотр на этой неделе. Поначалу назначения будете согласовывать со мной. Справитесь, Эва Владимировна?
– Справлюсь, – рапортую я твердо и, повинуясь порыву, добавляю. – Эва. Можно просто Эва.
Петровский годится мне в отцы, и я испытываю неловкость оттого, что он обращается ко мне по имени отчеству.
– Договорились, Эва. Если кто из наших балбесов будет обижать, доложишь мне сразу. Парни у нас молодые, горячие. Надо держать их в узде, иначе на шею сядут.
Иронично хмыкает Алексей Романович. Я же благодарно ему киваю и устремляюсь к кабинету реабилитации.
Хоть Петровский и несколько раз повторил, как до него добраться, я, судя по всему, пропускаю нужный поворот и начинаю плутать. Замираю между двумя одинаковыми дверьми и вздрагиваю, когда из одной из них вылетает не кто иной, как Данил Багров собственной персоной.
Он прошивает меня тяжелым пристальным взглядом, от которого внутренности стискивает стальным обручем, и гулко сглатывает.
В это мгновение все системы моего организма буквально вопят об опасности, и я срываюсь с места встревоженной ланью. Лечу от своего преследователя испуганной птицей, но увеличить разделяющее нас расстояние оказываюсь не в состоянии.
Багров догоняет меня на первом же повороте.
– Воронова, стой!
Он требовательно хватает меня за локоть, лишая свободы движений, и явно считает себя в своем праве. Его ноздри широко раздуваются, кадык дергается, темно-карие омуты чернеют.
Сейчас он очень напоминает гепарда, поймавшего дичь.
– Что ты здесь делаешь, Эва? – гремит он звучно, а я невольно вздергиваю подбородок и приподнимаюсь на носки в тщетной попытке казаться чуть выше.
– Работаю. С сегодняшнего дня.
Чеканю я твердо. Только вот мой ответ почему-то забавляет Багрова.
Он ведет кончиком языка по приоткрытым губам и довольно скалится.
– Решила устроиться поближе ко мне? Умница. Хвалю.
Данил явно меня подначивает. Но я не могу оставаться хладнокровной в его обществе. Поддаюсь на его провокацию и вспыхиваю, словно промоченный в керосине фитиль от попавшей на него искры.
– И не мечтай, Багров! Бергер сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться. Так что в моем случае это бизнес. Только бизнес, ничего личного.
– Ошибаешься, моя дорогая Эва. Глубоко ошибаешься, – хрипло высекает Багров и припечатывает меня двусмысленным. – Теперь мы с тобой будем находиться в контакте. В плотном тесном постоянном контакте.
И столько в его фразах удовлетворения и самолюбования, что меня снова взрывает. Как гранату, из которой выдергивают чеку.
А дальше все происходит, как в зыбком тумане.
Искра. Буря. Безумие.
Губы Багрова накрывают мои, и я вылетаю в иное измерение. Вопреки здравому смыслу, я отвечаю на наглый поцелуй и растворяюсь в неправильной эйфории.
Отчета себе не отдаю. Сопротивления не оказываю. Глупость непозволительную совершаю.
Теряю связь с реальностью. Плавлюсь от ласк Данила, хоть и должна их пресекать. И превращаюсь в наивную девчонку, запавшую на перспективного футболиста.
И я не знаю, чем может закончиться это форменное безумие. Но, к счастью, вмешиваются внешние обстоятельства.
– Багров! Воронова! Это еще что такое?
Зычный окрик продирается ко мне сквозь плотную завесу и позволяет стряхнуть наваждение. Я перехватываю папку левой рукой, а правой отвешиваю Данилу увесистую оплеуху.
Звук проносится по коридору подобно раскатам грома. Ему вторит то ли покашливание, то ли замаскированный смех.
– Я заблудилась, Алексей Романович. Простите!
Пищу я полузадушено и в одно мгновение заливаюсь краской. Щеки пылают так сильно, как будто к ним поднесли огонь. А в рот словно насыпали жгучего перца.
Мне так стыдно, что хочется спрятать лицо в ладони и провалиться под землю.
Хорошо же я начинаю первый рабочий день.
– А, Багров, значит, помогал тебе искать дорогу? – хитро прищурившись, иронизирует Петровский и неторопливо приближается к нам. – Пойдем, я тебя провожу, Эва Владимировна. А ты дуй на поле.
Обращается к Данилу, который, конечно, с главным врачом не спорит. Мой бывший супруг и возмутитель спокойствия кивает послушно и устремляется вдоль по коридору, пока я неуклюже поправляю воротник.
– Что ж, с нашим капитаном ты уже познакомиться. Правда, я бы советовал тебе держаться от него подальше. У Багрова девицы в постели меняются чаще, чем прогноз погоды в Питере.
Алексей Романович произносит это будничным тоном и искоса на меня поглядывает. Я же умалчиваю о том, что успела не только познакомиться с Данилом, но даже выскочить за него замуж, развестись и родить от него дочь. И снова вспыхиваю как спичка.
На этом лекция о моральном облике футболистов заканчивается. Петровский распахивает передо мной дверь, пропуская в реабилитационный кабинет, и представляет присутствующим.
– Знакомьтесь, Эва Владимировна. Наш новый физиотерапевт. Прошу любить и жаловать. Будет вести Тарасова, Гусева и Киселева под моим пристальным контролем. А это Филипп Измайлов и Игорь Гребцов – реабилитологи. Надежда Тимофеева – физиотерапевт. Саша Баранов – массажист.
– Можно просто Эва.
Переминаясь с ноги на ногу, я повторяю набившую оскомину фразу и, не таясь, изучаю команду, с которой мне придется трудиться бок о бок.
И если мужчины расцветают в доброжелательных улыбках и принимаются отвешивать дежурные комплименты, то единственная женщина в их компании сурово поджимает губы и смотрит на меня холодно.
Наверное, не испытывает восторга от моего вторжения на ее территорию.
Пригладив растрепавшиеся волосы, я занимаю свободный стол у окна и снова вчитываюсь в истории болезни вверенных мне игроков. К сожалению, травмы в большом спорте – не редкость. И наша задача сделать восстановление максимально эффективным и быстрым, чтобы парни скорее вернулись в строй.
Думаю о том, что Киселеву неплохо бы скорректировать назначение, и пропускаю момент, когда на стул передо мной опускается молодой мужчина. Он покашливает, привлекая мое внимание, и задорно роняет.
– Девушка, а, девушка.
– Эва Владимировна. Ваш новый физиотерапевт. Добрый день.
Я сразу пытаюсь выстроить границы, памятуя, что футболистам лучше палец в рот не класть, и отправляю своего визитера на кушетку.
Оборудование на базе клуба отличное, в моем прежнем было намного проще. Поэтому проводить процедуру одно удовольствие.
– Эва, а пойдем сегодня на свидание? Там такой классный фильмец вышел.
Не унимается мой подопечный, Леня Тарасов – натуральный блондин с большими голубыми глазищами. Я же старательно возвращаю его в формальное русло.
– Для вас Эва Владимировна. И нет, ни на какое свидание мы не пойдем. У меня на сегодня другие планы.
Закончив с Тарасовым, я возвращаюсь за стол и тщательно фиксирую показатели. Больше эксцессов не возникает.
К вечеру я узнаю, что Измайлов увлекается дайвингом, Гребцов коллекционирует старинные печатные машинки, а Баранов воспитывает двух очаровательных двойняшек – Лиду и Колю. И обещаю коллегам отправиться с ними в бар на выходных – обмыть мою должность.
И только Надежда упрямо молчит, словно воды в рот набрала, и в конце дня выдает пренебрежительное.
– Ну и зачем ты столько строчишь? Все давно уже есть в электронных журналах.
Я предпочитаю не спорить с ней и не доказывать, что техника порой ломается, а записи будут всегда под рукой. Неопределенно веду плечами. И снова зарываюсь в бережно сложенные листы.
Запоминаю диагнозы и выписанные парням препараты. Отслеживаю динамику. И чувствую себя на своем месте, невзирая на антипатию со стороны Тимофеевой.
Переодевшись, я в одиночестве выскальзываю на улицу, делаю глубокий вдох и замечаю ажиотаж в нескольких метрах от меня. Чуть подволакивая ногу, ко мне направляется Леня Тарасов. Ему наперерез движется Багров. И воздух между ними буквально искрит.