Читать онлайн Дочь для миллионера. Подари мне счастье бесплатно

Дочь для миллионера. Подари мне счастье

Глава 1

Данил

– Данил Дмитриевич, к вам прекрасная леди.

– Пропусти.

Немного помешкав, я даю добро консьержу и сладко потягиваюсь. Сегодня у меня законный выходной, и я планировал продрыхнуть до самого обеда, но судьба распорядилась иначе.

Сладко потянувшись, я прочесываю шевелюру пятерней, натягиваю впопыхах мятую футболку и гадаю, кто решил нанести мне визит с утра пораньше.

Дин-дон. Дин-дон.

Спустя пару минут раздается заливистая трель звонка. С необъяснимым предвкушением я направляюсь в прихожую, распахиваю дверь и опускаю голову вниз, напарываясь на нежданного гостя.

– Здравствуйте.

Негромко произносит светловолосая девчушка лет девяти-десяти и крепче прижимает к себе плюшевого медведя. На ней приталенное бежевое пальто, достающее ей до колен, синие джинсы и желтый свитер крупной вязки под горло.

Ее ручки сжимают лямки коричневого кожаного рюкзака. На запястье болтаются изящные серебристые часики. Она выглядит опрятно и не кажется похожей на бездомную потеряшку.

Переварив информацию, я делаю вывод, что малышка ошиблась апартаментами, и с легкой душой советую ей.

– Если ты забыла номер квартиры, спустись вниз и скажи, чтобы консьерж связался с твоими родителями.

Я захлопываю дверь, не собираясь возиться с чужим ребенком. Потому что, это не мои заботы. Но трель звонка продолжает долбиться в барабанные перепонки и заставляет меня вернуться к настойчивой визитерше.

– Ты ошиблась квартирой и хочешь, чтобы я помог найти тебе маму и папу?

– Нет. Я к вам.

Уверенно сообщает это златокудрое создание, и я окончательно перестаю что-либо понимать. Кручу приходящие на ум варианты, отметаю их за несостоятельностью и, наконец, цепляюсь за осенившую меня идею.

– Я понял. Ты хочешь автограф? Окей.

Я довольно неплохо играю в футбол, имею много фанатов, поэтому считаю подобное объяснение вполне разумным. Тянусь к тумбочке, чтобы достать ручку и листочек, но в это мгновение девчонка проскальзывает мимо меня и на всех парах несется навстречу моей собаке.

– У тебя акита! Сюда, малыш! Он такой ми-и-илый!

– Зевс, фу! Эй, нет-нет-нет. Это очень опасная собака, – я пытаюсь остановить ворвавшееся в мою холостяцкую берлогу стихийное бедствие, но малышка игнорирует мое предупреждение.

Опускается на колени, принимается чесать моего пса за ухом и иронично выгибает бровь, интересуясь.

– Опасная? И что она сделает? Залижет меня до смерти?

Предатель-Зевс подставляет девчонке второе ухо. Ну а я шумно выдыхаю, складываю руки на груди и хмурю лоб.

– Послушай, как тебя зовут?

– Ксюша.

– Так вот, Ксюша. Нельзя вот так просто врываться в дом к чужим людям. Вокруг столько уродов. Неужели твоя мама тебе об этом не говорила?

– Говорила.

Согласно кивает малышка, а я мысленно отчитываю мать этого ураганчика и пытаюсь прояснить детали, которые помогут быстрее разобраться в ситуации и вернуться к недосмотренному сну.

– Ну и где же она?

– В самолете, – пожимает плечами Ксения, а я хочу биться головой о стену от ее непосредственности.

– В самолете? А ты сейчас с кем?

– С папой.

– Так, прекрасно. Вот и иди к нему. Разве он тебя не ищет?

– Он меня не ищет, – малышка округляет свои огромные голубые глазищи, обрамленные пушистыми ресницами, как будто я только что спросил у нее несусветную глупость.

Но я не сдаюсь.

– Почему?

– Он. На меня. Смотрит.

По слогам чеканит девчушка, словно я душевнобольной. И я отказываюсь воспринимать окружающую меня реальность.

Катаю озвученную ей фразу и так, и эдак. Буквально слышу скрип своих несмазанных мозгов. И не придумываю ничего лучше, чем выдать красноречивое.

– Что-о-о?

– Мы никогда не виделись. Ты был женат на моей маме. Эве. Эве Вороновой. Я – твоя дочь.

Глава 2

Данил

Бам.

Произнесенные с детской непосредственностью фразы дезориентируют.

Я стою, оглушенный пыльным мешком, и растерянно повторяю застрявшие в сознании фразы.

«Ты был женат на моей маме».

«На Эве Вороновой».

«Я – твоя дочь».

Происходящее настолько выпадает из картины моей реальности, что я попросту не могу с ним смириться. Надавливаю на виски, пытаясь прогнать подступающую мигрень, и ляпаю совсем уж дурацкое.

– Этого не может быть!

– Еще как может! – восклицает эта маленькая Рапунцель и дует губы, как будто я только что сказал ей, что Деда Мороза не существует.

– Нет-нет-нет. Так, стоп. Мне нужен таймаут, – я опускаюсь прямо на пол неподалеку от продолжающей наглаживать Зевса Ксюши и тру лицо, словно это поможет отмотать все назад и стереть похожие на сюр события сегодняшнего утра. – У нас с Эвой не было детей.

Заявляю я твердо, восстанавливая в памяти прошлое до мельчайших деталей, а Ксюша расстегивает молнию рюкзака, роется в нем недолго и протягивает мне сложенный вчетверо листок.

– Вот ее письмо.

– Ее письмо? Ты шутишь?

Вопреки желанию откреститься от родства с застывшей в полуметре от меня девчонки, я все-таки забираю из ее подрагивающих пальцев бумагу и разворачиваю ее.

Гулко сглатываю, делаю глубокий вдох, как пловец перед прыжком в воду, и пристально всматриваюсь в расплывающиеся строки.

«Дань…

Тебя, наверное, это сильно удивит, но Ксюша – твоя дочь.

Я не сказала тебе о том, что беременна, когда мы разводились, потому что не хотела ломать твою карьеру и портить себе жизнь.

Прости».

Несмотря на то что с нашей последней встречи с Эвой прошла целая вечность, я прекрасно помню ее почерк и не сомневаюсь в том, что послание написано ее рукой.

Но разум упрямо отказывается признавать очевидное.

– И ты хочешь, чтобы я поверил этой писульке? Ее мог наваять кто угодно.

– Ах да. Вот еще свидетельство о рождении, – Ксюша с ловкостью фокусника извлекает на свет зеленый прямоугольник и вручает его мне, забивая еще один гвоздь в крышку моего гроба. – Там твое имя.

– Свидетельство? Хах. Мое имя? Мое имя. Багров Данил Дмитриевич.

Я продолжаю безбожно тупить, убеждаясь в подлинности документа, и разве что не пробую его на зуб. Кровь сначала отливает от щек, потом приливает к ним и бурлит в жилах слишком яростно.

Я же долго пялюсь в спину отвернувшейся от меня Ксюши и обращаюсь больше к себе, чем к ней.

– Ну и что мне с тобой делать?

– Приютить на пару дней. Пока мама не вернется в город.

– Приютить? Мда-а-а, – роняю я растерянно и принимаюсь звонить своему другу и по совместительству агенту Денису Говорову. – Ден, у нас, кажется, проблемы. Больши-и-ие проблемы.

– Ну и куда ты опять встрял? Ладно, не говори. Сейчас подъеду, объяснишь все с глазу на глаз.

Денчик отключается, а я заказываю нам со свалившейся на мою голову гостьей доставку. Потому что в моем холодильнике нет ничего съедобного, кроме засохшего куска сыра и просроченного йогурта.

Я редко питаюсь дома, проводя большую часть времени на тренировочной базе, и не заморачиваюсь тем, чтобы готовить двадцать пять блюд на неделю.

Спустя полчаса в моей квартире появляется Денчик в сопровождении очередной пассии – жгучей длинноногой брюнетки по имени Эмилия. Говоров крепко жмет мне ладонь, по-хозяйски треплет Зевса по холке и приседает на корточки перед Ксенией.

– Ну и кто эта прекрасная леди?

– Прекрасную леди зовут Ксюша. И она – моя дочь.

Отвечаю я перед тем, как Рапунцель выложит все на духу, и отстраненно отмечаю, как ползут вверх брови Дена.

На несколько минут в комнате повисает пронзительная тишина. Сказанное мной производит эффект разорвавшейся бомбы и заставляет Денчика громко закашляться.

– Дочь? Что? Ты не считаешь, что должен был раньше мне об этом сказать. У нас же контракты. Обязательства. Твои спонсоры охренеют, когда все выплывет наружу.

– Если. Выплывет, – поправляю я шокированного Говорова и небрежно веду плечами. – Я не знал.

– Не знал о том, что у тебя есть ребенок от бывшей жены?

– Господи, Ден, это было так давно. Мы с Эвой были молодые и глупые. Мы прожили вместе меньше года. И у нас не было детей.

– Ладно. Но теоретически. Есть хоть малейшая вероятность того, что Ксюша – действительно твоя дочь. Напрягись, Багров.

– Я, я не знаю. Мы расстались. Оформили развод, – перечисляю я не слишком убедительно, а потом хлопаю себя по лбу. – Она пришла забрать какие-то свои вещи, документы. Мы случайно… Мы…

Я вспоминаю нашу последнюю с Эвой близость, и меня бросает в холодный пот. Так что мне не остается ничего другого, кроме как переключить всеобщее внимание на что-нибудь незначительное.

– Слушайте. Кто-нибудь хочет есть? – я пытаюсь разобрать доставленные курьером пакеты, но Говоров вцепляется в меня бульдожьей хваткой.

– Подожди, Багров. Когда это «пришла забрать вещи» было?

– Лет девять-десять назад.

– Сколько тебе лет, малышка?

– Девять, – бойко откликается Ксюша, а Ден испепеляет меня тяжелым взглядом.

– Что ж, Дань, поздравляю.

– Не может этого быть! Наверное, стоит сделать тест ДНК.

– Отличная мысль! – согласно кивает перевернувшая все вверх дном Рапунцель и впивается зубами в гамбургер до того, как я успеваю прочитать ей лекцию о вреде подобной пищи и сказать, что бигмак предназначался мне.

– Ксюша, а мама разве не рассказывала тебе, что фастфуд вреден для детского пищеварения? – обреченно выдохнув, я сцепляю руки в замок и гипнотизирую мелкую тяжелым взглядом, от которого обычно ежатся даже мои товарищи по команде.

Только вот Рапунцель легкомысленно ведет плечиками и укладывает меня на лопатки безапелляционным.

– Для взрослого тоже. Но ты ведь ешь.

Озвученный аргумент повисает в воздухе и отбивает у меня дальнейшее желание спорить. Ну и в кого она такая языкастая? В Эвку, что ли?

Сбоку от меня, не таясь, во весь голос ржет Говоров. Рядом тихонько хихикает его пассия. А я приземляюсь на высокий барный стул и тяну к себе пакетик с картошкой фри и сырный соус.

Это, безусловно, не вяжется ни с моим спортивным режимом, ни с рекомендациями нашего диетолого-нутрициолога, но в данный момент мне глубоко плевать. Потому что за каких-то пятнадцать минут я угробил огромное множество нервных клеток и сжег столько калорий, что организм срочно требует их компенсировать.

Ненадолго мы все замолкаем. Ксюша с упоением доедает бургер. Я в качестве компенсации покушаюсь на пирожок с вишней. Пассия Денчика что-то клацает в своем телефоне длинными ярко-розовыми ногтями. А сам Ден косится на нас так подозрительно, что я не выдерживаю и выпаливаю с набитым ртом.

– Фто-о-о?

– Похожи вы с ней. Охренеть, как похожи. Вот что!

– Неправда!

– Еще какая правда. Одно лицо! – с каким-то садистским удовлетворением Говоров продолжает меня подначивать, и я окончательно зверею.

Рявкаю на него так громко, что Ксюша подпрыгивает на месте, и я неосознанно глажу ее по спине свободной рукой.

– Позвони в клинику. Договорись насчет теста.

– Давай-ка обсудим это наедине.

Говоров округляет глаза и тащит меня на лоджию, где приоткрыто окно и достаточно свежо, потому что весна не так давно вступила в свои права и еще не успело потеплеть.

– Багров, ты, случайно, головой не ударялся?

– В смысле?

– Ну какая тебе сейчас экспертиза ДНК. Кто-нибудь из персонала обязательно проговорится, и все выплывет наружу. А мы только позавчера подписали контракт на рекламу «В гостях у Пэппи». Сеть семейных ресторанов, если ты забыл. Они расторгнут договор и взыщут с нас штрафы. А ты окажешься типом, который бросил родную дочь. И плакали наши мега-бабки.

– И что ты предлагаешь?

– Сиди тихо. Никуда не высовывайся. Сдай Ксюшу на руки матери, когда та прилетит. Авось пронесет.

Говоров выразительно выгибает брови и корчит смешные рожицы. Я же разбираю его план на винтики, собираю детальки обратно и не нахожу в предложении приятеля ни единого изъяна.

Кроме того, что я совершенно не умею обращаться с детьми. Я не знаю, чем их развлекать. Не понимаю, о чем с ними беседовать. И не догадываюсь, что может порадовать девятилетнюю девчонку с двумя французскими косичками и милой ямочкой на левой щеке.

– Ладно, Дань. Мы с Эм погнали. Нас Шаров ждет.

– Постой, а как же я? Ты бросишь меня на растерзание этому монстру?

– Не монстру, а очаровательной малышке. Ты всегда пользовался популярностью у женского пола. Выкрутишься.

Ухмыляется Денчик ехидно, и мы возвращаемся к нашим дамам.

На удивление, в гостиной царит подозрительная тишина. Эмилия дует губы и странно косится на Ксюшу. А Ксюша не обращает на пассию Говорова ровным счетом никакого внимания.

Покончив с то ли поздним завтраком, то ли обедом, она тискает не сопротивляющегося Зевса и выглядит довольной ровно настолько, что я начинаю ей завидовать.

– Чем займемся? – спрашиваю я у нее, выпроводив Дена, и молчаливо оплакиваю свой выходной.

В мусорку отправляются планы пересечься с товарищами в баре и посмотреть матч, который мы предвкушали два месяца. Туда же отправляются и договоренности с Майей.

Какое тут свидание, когда по квартире носится девчонка-вихрь и норовит разбить дорогую китайскую вазу, подаренный мамой сервиз и смахнуть со столика телефон, который стоит больше чем все ее вещи вместе взятые.

– Может, мультики?

– Не хочу. Скучно.

Смешно кривит чуть вздернутый носик моя персональная катастрофа. И я уже практически теряю надежду чем-то ее увлечь.

У меня нет ни паззла, ни кукольного домика, ни конструктора, ни набора для рисования, ни раскраски.

Правда, есть…

– Приставка! Может, зарубимся в плойку?

– А давай.

Ксюшино личико расцветает от улыбки, а я выпускаю воздух с облегчением и предлагаю ей диски.

– Гоночки? Гравити? Соник?

– Мортал Комбат!

Девчонка в очередной раз ошарашивает меня своим выбором и уделывает меня в сухую. Она так виртуозно обращается с веерами Китаны, что я не могу ни достать ее персонажа, ни выставить в блок.

– А ты полна сюрпризов, малышка.

Роняю я уважительно и осторожно треплю ее по хрупкому плечику. Немного странно, но я не испытываю дискомфорта в ее обществе и не горю желанием сбежать.

Хорошо, что Ксюше девять, и она вполне самостоятельная личность. Вот если бы Эвка подкинула мне на порог сверток с пищащим младенцем, все было бы гораздо сложнее.

Какой я дурак, я понимаю ближе к вечеру. Когда мы с Ксеней принимаемся ужинать. Первый ступор, продлившийся несколько часов, отступает, и я начинаю соображать.

– Ксюш, а давай позвоним твоей маме. Мне нужно кое-что с ней обсудить.

– У нее телефон отключен.

– Не верю.

– Ну вот. Сам посмотри.

Отвлекшись от курицы, запеченной в сливках с грибами, девчонка достает мобильный, листает список контактов, нажимает «мама» и переводит вызов на громкую связь.

И, если я хотел в чем-то уличить мою маленькую собеседницу, то был не прав. Ответом мне служит бездушное механическое «абонент находится вне зоны действия сети».

Не солоно хлебавши, я отправляю посуду в посудомойку, мысленно костерю свалившую на меня дочь Воронову и веду Ксюшу в гостевую спальню. Я стелю новое белье, выключаю большой свет и включаю ночник.

И, когда я уже собираюсь выйти из комнаты, Ксеня меня окликает.

– Посиди со мной, пожалуйста.

– Хорошо, – я возвращаюсь, опускаюсь на краешек кровати и задумчиво изучаю лежащую в постели девчонку.

Она больше похожа на мать. Но угадываются в ней и мои черты. Высокий лоб. Точеные угловатые скулы. Родинка на правом виске.

– Мама всегда читает мне сказку на ночь, – доверительно сообщает мне Ксюша, на что я грустно развожу руками.

– Я не знаю, сказок, малыш. Но на завтра обещаю подготовиться.

– Тогда расскажи про вас с мамой. Как вы встретились?

– На матче. Она туда пришла со своим бывшим парнем.

– И ты ее отбил.

– Ага, – признаюсь я с потаенной гордостью, а Ксеня снова бьет мне под дых пробуждающим старые воспоминания вопросом.

– А ты ее любил? Мою маму.

Ровно на миг я застываю. Переношусь в далекое прошлое. И выдавливаю из себя хрипловатое.

– Любил.

А на утро в мою реальность врываются кричащие заголовки, которыми теперь пестрит весь интернет.

«Данил Багров девять лет скрывал внебрачную дочь».

Глава 3

Данил

– Доброе утро.

Заспанная, Ксюша шлепает босиком по полу гостиной и прижимает к себе того же плюшевого медведя, с которым она появилась у меня на пороге.

В ее рюкзачке нашлась симпатичная розовая пижама в белый горошек, расческа, куча резинок, и даже зубная щетка. В общем, девчушка как следует подготовилась к ночевке в чужом доме.

Тряхнув распущенными волосами, Ксеня сладко зевает, а я невольно на ней залипаю. Она так гармонично вписалась в мой закрытый мир, что мне не хочется ее прогонять.

И злиться на нее за то, что мне теперь светит огромная куча проблем, тоже не хочется.

– Привет, малышка.

Прочистив горло, здороваюсь я и перекладываю мобильный экраном вниз. Он вибрирует и норовит съехать с края стола.

Звонят все. Друзья по команде. Мама с отцом. И, конечно, досужие репортеры, желающие вытрясти из меня как можно больше подробностей.

Я же упорно их игнорирую и провожаю гостью в ванную комнату. Показываю, как включается новомодный кран, вручаю ей зубную пасту и полотенце, и удаляюсь, чтобы не мешать.

Ксюша возвращается ко мне спустя минут – посвежевшая и пахнущая мятой. Ее щечки порозовели, глаза блестят. И у меня попросту не поворачивается язык ругать ее за то, что она перевернула привычный порядок вещей.

Я не испытываю благоговейного трепета перед детьми. Но эту кроху мне хочется оберегать и опекать. Наверное, срабатывает генетическая память и пресловутый отцовский инстинкт.

– Иди-ка сюда. Завтракать будем?

– Будем. Только заплети мне, пожалуйста, косичку.

В горле застревает банальное «я не умею». Добродушно улыбнувшись, я нахожу видео-урок, несколько раз его пересматриваю и принимаюсь за это нелегкое дело.

Выходит не сразу. Золотистые локоны не слушаются и норовят все время выскользнуть из пальцев. Но я упрямо с ними воюю и с шестого раза все-таки сооружаю простую прическу.

– Готово.

Сообщаю, довольный собой, и сооружаю нам нехитрый завтрак. Яйца всмятку, тосты с творожным сыром, авокадо и ломтиками слабосоленой семги.

Ксюше я наливаю чай. Себе же завариваю крепкий дурманящий кофе, потому что мне необходимо взбодриться и прочистить все еще поскрипывающие мозги.

Я все еще зол на Эву, потому что она не удосужилась предупредить меня заранее о Ксенином визите. И одновременно благодарен ей за то, что с появлением мелкой в моей квартире стало чуть более шумно и оживленно.

Спустя пару часов в моей берлоге материализуется растрепанный Говоров. Выглядит он так, как будто недавно выбрался из кровати и бежал марафон. Его русые волосы торчат в разные стороны, на висках блестят капельки пота и губы подрагивают так, словно он хочет меня обматерить, но сдерживается в присутствии ребенка.

– Это катастрофа, Дань! Самый настоящий Армагеддец!

– По-моему, ты преувеличиваешь.

– Преувеличиваю? Преувеличиваю?! – вскидывается он и нарезает десятый круг по гостиной. – Новость распространилась, как лесной пожар. Тебя не обсуждает только ленивый. Ты в глубой жо… В заднице ты, Багров!

Ревет разъяренным гризли Денчик, я же беспечно пожимаю плечами.

– Все, что могло случиться, уже случилось, – замечаю я философски и иду к шкафчику, чтобы достать оттуда еще одну кружку и налить другу кофе. – Ты голодный, наверное. Завтракать будешь?

– Буду, – шумно сопит Говоров и кулем падает на свободный стул. – Нам срочно нужно созвать конференцию.

– Созывай.

– Представим журналистам твою дочь. Продемонстрируем, что у вас отличные отношения. И не вздумай облажаться, Багров. Фанаты тебя не простят.

Наевшись нотаций, я легкомысленно отмахиваюсь от приятеля и ухожу собираться. Долго стою под струями контрастного душа, просушиваю шевелюру полотенцем и подмигиваю собственному отражению.

Я не парюсь по поводу предстоящего интервью. Публика любит меня и прощает многочисленные косяки.

Натянув черную водолазку и джинсы, я зову успевшую переодеться во вчерашнюю одежду Ксюшу, протягиваю ей руку и заговорщически шепчу.

– Я понимаю, что встреча с прессой – это не то, о чем мечтает девятилетняя девочка. Ты бы, скорее всего, предпочла поход на каток, в кино или на картинг, но я без тебя не справлюсь. От того, как нас примут люди, зависит мое будущее. Поможешь мне, Ксюнь?

– Без проблем.

Согласно кивает малышка и доверчиво вкладывает ладонь в мою лапищу. Говоров же в этот момент делает несколько фото.

– На память.

Через пару часов мы минуем турникет, здороваемся с охранником и перемещаемся в переполненный репортерами зал. Занимаем места за длинным прямоугольным столом и оказываемся под обстрелом пристальных взглядов.

Часть из присутствующих здесь дам явно меня осуждает и готовится облить с ног до головы пренебрежением.

И, если я рассчитываю разрядить обстановку какой-нибудь шуткой, то просто не успеваю. Журналюги по команде «фас» обстреливают меня залпом вопросов.

– Данил Дмитриевич, скажите, почему вы так долго скрывали ото всех существование своей дочери?

– Данил Дмитриевич, а вы платите алименты матери девочки? В каких вы с ней отношениях?

– А где, кстати, мать девочки? Она не хочет пролить свет на эту ситуацию?

От такого напора я немного теряюсь – столкнуться со всеобщим осуждением гораздо сложнее, чем прорваться через оборону соперника и забить гол в ворота.

Гулко выдохнув, я стучу пальцами по микрофону и намереваюсь выдать что-то нейтральное. Но Ксюша меня опережает.

– Папа просто не знал обо мне раньше. Так получилось. Но теперь он станет лучшим отцом. Правда, папочка?

На миг в помещении повисает оглушительная звенящая тишина.

Я наклоняюсь к Ксене, чтобы мягко ей улыбнуться и мазнуть подушечкой большого пальца по щечке.

И в эту секунду по залу разносятся приветственные возгласы.

Из желающих растерзать меня фурий женщины превращаются в подтаявшие ванильные облачка. Лопочут что-то умилительное, делают записи в своих блокнотах и восхищенно гудят.

Как быстро, оказывается, можно пройти путь от кипучей ненависти к всеобъемлющей любви, если на твоей стороне будет стоять одна маленькая Рапунцель.

– Конечно, малышка, – киваю я согласно, добываю еще несколько очков в свою копилку и стараюсь укрепить пока еще шаткие позиции. – Я, действительно, познакомился с Ксюшей только вчера. Но теперь я намерен принимать самое непосредственное участие в ее жизни. Если она, конечно, позволит. Позволишь, котенок?

– Да, папочка.

Подыгрывает мне Ксения, без труда очаровывая публику. И я с облегчением выдыхаю, потому что самое сложное позади.

Осталось только дать пару общих комментариев, пообещать развернутое интервью акуле пера Красовской и сделать несколько фоточек, которыми будут пестреть развороты уже завтра.

– Ты должен мне мороженое и просмотр в студию театрального искусства, – заявляет Ксюша, когда мы располагаемся в кафе неподалеку, и заказываем обед из трех блюд.

– Чего?

– Я хочу стать актрисой, когда вырасту, – беспечно пожимает плечами девчушка, я же возвожу глаза к потолку и страдальчески выдыхаю.

– Не нужна тебе никакая студия. Ты и так прекрасно справляешься!

– Ничего не знаю. Мороженое. Студия. И новое платье. Иначе я расскажу журналистам, что ты не пускал меня на порог и советовал пойти к консьержу, чтобы он нашел моих родителей.

Картинно выгибает бровки эта маленькая шантажистка, а сидящий рядом Денчик давится хохотом.

– А дочурка-то у тебя не промах.

Я пропускаю его замечание мимо ушей, с жадностью набрасываюсь на солянку, которую ставит передо мной официантка, и принимаюсь рассуждать, откуда пресса узнала о том, что у меня есть дочь.

– Ден, ты не мог никому случайно проболтаться о Ксюше. Маме, там? Сестре?

– Я ж не дурак, Багров. Исключено. Скорее, это твоя Эвка постаралась.

– Да ну бред. Она десять лет не появлялась в моей жизни. И до сих пор не вышла со мной на связь, – я отбрасываю попахивающую шизофренией версию и цепляюсь за идею, которая с самого утра крутится на подкорке. – Может, это твоя Эм все слила?

– А ей-то зачем?

– Ну как. Минута славы. Деньги.

На пару секунд Денчик задумывается, как будто в моих словах есть доля истины. Отстраненно чешет затылок, пожевывает нижнюю губу и глубокомысленно изрекает.

– Нельзя ничего отметать. Проверю. А пока займемся твоей репутацией. Куда вы там собирались? В торговый центр? Подгоню фотографов. Сделают классные снимки.

Взбодрившийся, Говоров седлает любимого конька и принимается расписывать перспективы на целую неделю. Я же кривлюсь, будто съел целиком лимон.

Последнее, чего бы мне сейчас хотелось, так это красоваться под прицелами фотокамер и натягивать на лицо фальшивую улыбку.

Боковым зрением я фиксирую, что Ксюша тоже недовольно морщится. Поэтому принимаю решение незамедлительно.

– Сегодня у нас с Рапунцель выходной. Никакой больше публичности. Только я и она. А завтра мы приедем, куда скажешь. Окей?

– Ладно.

Не без досады отпускает нас Ден. И я пользуюсь моментом, закрываю счет и увожу Ксюшу до того, как что-то еще придет в светлую голову приятеля.

Первым делом я везу малышку на картинг. Там мы облачаемся в комбинезоны, натягиваем шлемы, выслушиваем инструктаж по технике безопасности и отрываемся вволю.

Я кайфую, как не кайфовал уже давно. Теряю счет времени. И с гордостью наблюдаю за тем, как Ксеня закладывает очередной мираж.

Пусть я не знал о ее рождении и не участвовал в ее воспитании. Но в ней ведь течет моя кровь!

– Ну а теперь по магазинам? Выберем тебе платье, раз я обещал!

– Ура!

Накатавшись вволю, мы устраиваем набег на торговый центр. Я покорно следую за своей маленькой спутницей по бутикам, выслушиваю комплименты от девушек-консультантов о том, какая чудесная у меня дочь, и терпеливо жду у кабинки, пока она перемеряет целую гору нарядов.

Я не лукавил перед журналистами. Раз уж мне стало известно о дочери, я не планирую исчезать из ее жизни и намерен компенсировать годы своего отсутствия.

Пока хотя бы подарками.

Спустя пару часов Ксюша становится обладательницей воздушного небесно-голубого платья, как у принцессы, кремового джемпера ассиметричного кроя, драных джинсов, которые ей не купила бы мама, и крутых ботиночек на толстой подошве.

Я же получаю легкий нервный тик и необычайное удовлетворение.

Домой мы возвращаемся, когда уже начинает темнеть. Разбираем пакеты с Ксюшиными нарядами. Ставим чайник. Разогреваем еду.

И, когда мы рассаживаемся за столом, раздается звонок в дверь.

Чертыхнувшись, я соскальзываю со стула и иду открывать.

На пороге у меня стоят сотрудники доблестной полиции. За спиной у них маячит взволнованная Эвка. А то, что происходит дальше, и вовсе напоминает паршивый акт третьесортной пьесы.

– Багров Данил Дмитриевич? Вы обвиняетесь в похищении ребенка.

Глава 4

Эва

– Ксюнь, будь хорошей девочкой. Слушайся тетю Машу. И не шали, ладно?

Я целую дочку в висок, прохожусь пальцами по ее тугим косам и раздосадовано выдыхаю.

Мы перебрались из теплого Сочи в прохладную столицу всего неделю назад, только успели немного обустроиться и разобрать вещи, как мне срочно потребовалось лететь назад.

Нашелся покупатель на квартиру, доставшуюся нам с сестрой от бабушки. Я хочу отложить свою половину, немного накопить и взять в ипотеку жилье.

– Хорошо, мам.

– Я буду скучать по тебе, солнышко.

– Я тоже буду скучать по тебе, мамуль.

Кивает моя кроха и обнимает меня крепко.

Я же кричу завозившейся в кухне с мясной запеканкой сестре.

– Так, Машка, никакого фастфуда. Никаких бургеров, чипсов, картошки фри. Это вредно. Я буду звонить.

– Беги уже, тебя такси ждет.

В коридор высовывается голова моей младшенькой, и меня невольно затапливает волной благодарности к ней.

Маша смотрит на мир куда проще, чем я. Но никогда не подводит. Она не раз выручала меня, брала отпуск и сидела к Ксюней, когда мне нужно было отлучиться в командировку, и демонстрировала лучшие навыки няни, хоть у нее самой пока нет детей.

– Все, Аривидерчи. Завтра вернусь.

Махнув моим любимым девчонкам на прощание рукой, я выскакиваю на лестничную клетку и кометой несусь к лифту. Опаздываю, как и всегда. Плюхаюсь на заднее сидение желтого Шевроле и молюсь, чтобы мы с водителем не встряли в вечные московские пробки.

В аэропорт мы прибываем за десять минут до окончания регистрации. Я оставляю шоферу щедрые чаевые, преодолеваю полосу препятствий в виде суровых таможенников и под укоризненным взглядом девушки за стойкой сую чемодан на багажную ленту.

На борт самолета я поднимаюсь слегка взбудораженная – боюсь высоты и вот уже много лет борюсь со своей фобией. Вздрагиваю каждый раз, когда крылатая машина попадает в воздушную яму. Вцепляюсь ногтями в подлокотник, когда мы идем на снижение. И отбиваю ладони, когда пассажиры рейса хлопают пилоту и бортпроводникам.

Спустившись по трапу, я натягиваю на нос авиаторы, потому что нас встречает ласковое яркое солнце, и встраиваюсь в очередь, движущуюся за багажом.

Первым делом, когда я выскальзываю на стоянку и жду автомобиль, я звоню своей малышке. Терпеть не могу уезжать от Ксюши и всегда сильно волнуюсь, хоть поводов для беспокойства и нет.

– Привет, крошка.

– Как долетели, мам?

– Все в порядке.

– Ты снова перепутала подлокотник с рукой сидящего рядом джентльмена и вцепилась в него?

– Нет, на этот раз нет. – Я смеюсь от того, что дочурка знает мои привычки и страхи лучше меня самой, и вручаю подоспевшему водителю свой небольшой чемодан. – У вас как дела?

– Все хорошо. Смотрим «Рапунцель».

– И никакого фастфуда?

– И никакого фастфуда.

Заверяет меня Ксюнька, и я почему-то уверена, что она скрещивает пальчики за спиной.

Пожелав своей проказнице отличного дня, я отключаюсь и откидываюсь в кресле. За окном проносятся потрясающие виды. Море причудливо переливается в солнечных лучах и так и манит искупаться.

Но вода пока еще слишком холодная.

Разместившись в отеле, я наскоро принимаю душ, а потом окунаюсь в суету.

Вместе с агентом показываю покупателям – приятой пожилой паре, квартиру, оговариваю все нюансы, предоставляю квитанции об оплате коммунальных услуг и еду к нотариусу.

Там все жутко затягивается, потому что помощник перепутал наши данные и теперь заново заполняет договор.

Банковская система тоже буксует. Перевод зависает, и я долго жду, пока деньги поступят на нужный счет.

Вымотавшись до предела, я решаю прогуляться по набережной. Бреду неторопливо вдоль моря, любуюсь видами и дышу свежим воздухом, наполняющим легкие.

Спустя час я заглядываю в одну из своих любимых кафешек, включаю телефон, который был в авиарежиме во время сделки, и звоню сестре.

– Машуль, ну как вы там?

– Нормально.

– Ксюша не балуется?

– Нет-нет. Все в порядке.

В голосе сестры мне чудится фальшь, но я шикаю на свою паранойю и ругаю себя за излишний контроль. С аппетитом съедаю пасту с морепродуктами, выпиваю стакан мандаринового лимонада со льдом и отправляюсь в отель.

Сплю плохо, потому что всю ночь мне снятся кошмары. И злая и растрепанная мчу в аэропорт, чтобы там узнать, что наш рейс задерживают.

Мысленно я костерю всех. И опаздывающего пилота, и галдящих рядом подростков, и собственную сестру, которая не отвечает на звонки.

Градус моей паники растет и взмывает буквально до небес, стоит мне перешагнуть через порог квартиры. Машка смотрит на меня виновато и шмыгает носом.

Я же часто таскаю ноздрями воздух и нервно тереблю край кожаной куртки.

– Что случилось, Маш?

– Ксюша пропала…

– Как пропала?! – мой голос сипнет, как будто я наелась битого стекла, а внутренности покрываются льдом.

– Я отлучилась в магазин. Ненадолго. А когда вернулась, ее уже не было.

– Ты ей звонила?

– Да. Она не берет трубку.

– В полицию обращалась?

– Конечно! Только они не приняли заявление. Сказали ждать три дня.

– Какие три дня?! – взрываюсь я, словно начиненная металлом бомба, и цепляюсь за Машино запястье. – Поехали.

Спустя полчаса я поднимаю на уши ближайшее отделение. Отчитываю молоденького следователя, отказавшего моей сестре, и обещаю забросать их жалобами и натравить на них прокуратуру.

Начальник побледневшего лейтенанта уводит меня в свой кабинет, смотрит участливо и наливает воды. После чего задает сотню повторяющихся, заполняет бумаги и удаляется.

А спустя десять мучительных минут, кажущихся вечность, приглашает на опознание. В районе Третьяковки похожую на Ксюшу девочку сбила машина.

К моменту, когда мы добираемся в морг, я едва стою на ногах. Ком подкатывает к горлу, внутренности дрожат, как застывший холодец.

Впечатлительная, Машка теряет сознание, и кто-то из медицинского персонала принимается приводить ее в чувство. Взявший же надо мной шефство капитан протягивает локоть, в который я моментально впиваюсь немеющими пальцами.

Единственное, что я запоминаю из этих ужасных минут, так это его спокойный голос, призывающий меня сохранять спокойствие.

– Дышите, Эва Владимировна. Дышите.

Дальше следуют три удара моего тарахтящего сердца. Короткая кома. И гулкий вздох облегчения.

– Не ваша?

– Не моя.

Поблагодарив коллег, Алексей Юрьевич выволакивает мое безвольное тело из здания и усаживает на переднее сидение автомобиля.

– Воды? Нашатырь?

– Все в порядке. Не надо. Спасибо.

Высвистываю я сипло спустя несколько секунд и массирую ноющие виски.

После чего мы отправляемся в травматологию на Новокузнецкой. Идем к гипсовой комнате, расположенной на первом этаже, и останавливаемся, как по команде.

На кушетке сидит испуганная девчушка, напоминающая мою дочь огромными голубыми глазищами и двумя растрепавшимися косами. Она прижимает к себе игрушку – маленького плюшевого тигра, и храбрится, пока медбрат аккуратно прощупывает ее лодыжку.

– Здравствуйте, – лепечет кроха и вытягивает шею, пытаясь рассмотреть что-то за нашими спинами. – А где мама?

– Мама скоро заберет тебя, малыш.

Ласково произносит капитан и вновь выводит меня на улицу, где я с жадностью глотаю воздух и молюсь, чтобы с моей Ксюшей было все хорошо.

В отделение мы возвращаемся после посещения еще трех больниц. Я занимаю единственное свободное кресло в кабинете Алексея Юрьевича, а он копается в небольшом холодильнике и выуживает оттуда пару бутербродов с сыром и колбасой.

– Поешьте, Эва Владимировна. Сейчас чай заварю. Крепкий. С сахаром.

– Я не хочу. Спасибо.

– Через не хочу и через не могу. Вам понадобятся силы.

– Почему вы со мной возитесь? – спрашиваю у него я, кусая обветрившиеся губы, и получаю добродушное.

– Потому что моя младшая сестра воспитывает двух таких вот проказников. Возраст у них паршивый. Бунтуют, характер показывают. На днях тоже пытались сбежать. Поймал их на детской площадке.

– Но Ксеня никогда так не поступала. Всегда была послушным ребенком.

– Все когда-то бывает в первый раз, – философски замечает капитан и ставит передо мной кружку дымящегося чая. – Подумайте, к кому она могла пойти? Приятели, знакомые?

– Да мы-то в Москву переехали недавно, всего неделю назад. Она не успела еще завести друзей.

Я гадаю, куда могла запропаститься моя дочурка, и невольно перевожу взгляд на старенький телевизор. Давлюсь горячей жидкостью, идущей не в то горло, и не могу поверить своим глазам.

Потому что на пресс-конференции, которую дает мой бывший муж, известный в широких кругах футболист, присутствует и моя кроха.

– Так вот же она. Моя Ксюша.

Я нервно всплескиваю руками и снова закашливаюсь. Абсурдность ситуации зашкаливает.

Единственное, что хоть немного меня успокаивает, так это то, что Ксеня цела и невредима.

– Ну что, нашлась пропажа?

Снисходительно щурится Алексей Юрьевич и залпом допивает свой чай.

Дорога к дому Багрова, которого я костерю на все лады, пролетает стремительно. Градус моего негодования и вовсе взлетает до небес.

Неужели не мог позвонить и предупредить, что Ксюша у него? Я ведь успела поседеть за этот бесконечный жуткий день.

– Багров Данил Дмитриевич? Вы обвиняетесь в похищении ребенка.

Буднично произносит капитан, внимательно изучая застывшего в дверях Данила. Я же протискиваюсь мимо них, влетаю в чужую квартиру и опускаюсь на колени перед дочкой.

Ощупываю ее на предмет повреждений, крепко прижимаю к себе и громко всхлипываю. Слезы ручьем текут по щекам и размывают обзор.

– Данил Дмитриевич, возьмите, пожалуйста, документы. Проедем в отделение для дачи объяснений.

Продолжает действовать по протоколу мой ангел-хранитель в погонах. Багров растерянно прочесывает волосы пятерней. Тихо скулит его огромный красивый пес.

И последнее, чего я ожидаю, это того, что Ксюша выпутается из моих объятий и обвинительно тыкнет пальцем в удивленно вскинувшего брови капитана.

– Не трогайте папу. Он ни в чем не виноват.

– …?

– Я сама к нему пришла, – твердо чеканит дочурка и переключается на меня, требуя встать на ее сторону. – Мама, скажи дядям. Папа меня не похищал!

В эту секунду моя Вселенная раскалывается на две части.

Ксюня родилась, когда мы с Багровым уже были в разводе. Я не связывалась с ним, не выторговывала алименты и не планировала никогда с ним пересекаться. И, судя по всему, упустила тот момент, когда моя малышка загорелась идеей познакомиться с собственным отцом.

– Эва Владимировна, ну что? Будем давать заявлению ход? – Алексей Юрьевич вытаскивает меня из состояния анабиоза и не спешит удаляться до того, как я озвучу решение.

Я же оттираю тыльной стороной влагу со щек, восстанавливаю сбившееся дыхание и качаю головой.

– Нет. Не нужно. Простите, что подняла ложную тревогу и потратила так много вашего времени.

– Вы знаете, куда звонить, если что.

Роняет капитан напоследок и исчезает на лестничной клетке вместе с двумя полицейскими. Топтавшаяся поодаль Маша бормочет что-то про важную встречу и тоже сбегает.

Ну а мы с Ксюшей и Багровым остаемся одни в его просторной элитной квартире.

Глава 5

Эва

Молчание между нами простирается такое бездонное, что его не перекричать, как писал Ринат Валиуллин. В нем и моя истерика, и не выплеснутая ярость Данила, которую он старательно удерживает внутри, и Ксюшино любопытство, выведенное крупными буквами у нее на лбу.

Один, два, три…

Я успеваю досчитать до десяти и гулко вздохнуть, когда Багров стряхивает с себя оцепенение и в несколько шагов преодолевает разделяющее нас расстояние.

– Ну и как это понимать, Эва?

– Никак. Мы уже уходим.

Пищу я полузадушено и пытаюсь обогнуть бывшего мужа, но он ловит меня за запястье и не позволяет сдвинуться с места.

– Не так быстро, моя дорогая. Нашему ребенку девять лет. А о его существовании я узнаю только сейчас. Тебе не кажется, что ты должна была сообщить мне сразу, как только увидела две полоски на тесте.

– Нет, не кажется, Багров. Ты хотел строить карьеру и играть в Турине. Ты не был готов осесть и посвятить себя воспитанию дочери. Тебе нравились фанатки, которые толпой бегали за тобой и спешили снять майки, чтобы ты оставил им автограф на память. А я раз в месяц меняла номер телефона, потому что на него с завидной частотой сыпались угрозы и проклятия. Так что нет, Багров. Мне не кажется, что я должна была поставить тебя в известность.

– Эва!

– Что, Эва? С нашим разводом к тебе пришла слава, популярность, многомиллионные контракты. Значит, тогда я все сделала правильно.

Слова из моего рта вылетают, как из пулемета. Они пропитаны застарелой обидой, которую мне не удалось выкорчевать из сердца, и ядом, которого у меня в избытке.

Но я не переживаю, что они ранят моего бывшего супруга, потому что в нем всегда преобладали холодный эгоизм, непробиваемое равнодушие и откровенный цинизм.

– Не передергивай, Эва, – пытается осадить меня Данил. Я же избавляюсь от его рук и отступаю на безопасное расстояние. – Я хочу участвовать в жизни дочери.

– Спасибо, уже не надо. Сами как-нибудь справимся. Собирайся, малыш, – я намеренно поворачиваюсь к Багрову спиной, потому что выдерживать его тяжелый взгляд становится сложнее.

Семафорю Ксюше изо всех сил, но она и не думает шевелиться. Наклоняет головку вбок, выразительно выгибает бровь и сцепляет пальцы в замок.

В общем, каждым жестом выражает, что она мной недовольна.

– Ну пожалуйста!

Шепчу я горячечно, а Данил снова нарушает мои личные границы. Подойдя вплотную, он опускает свои огромные лапищи мне на плечи, отчего по моему телу бежит высоковольтный ток, и произносит достаточно мягко.

– Да, я был не лучшим мужем. И ты имеешь полное право на меня обижаться. Но Ксеня уже не маленькая. Давай спросим, чего она хочет?

– Но…

– Я хочу общаться с папой, – твердо чеканит дочурка, заколачивая гвозди в крышку моего гроба, и смотрит на Багрова так, как будто признает в нем, как минимум Бога.

Потрясающего воображение. Могущественного. Непобедимого.

– Вот видишь, – давит Данил, разминая мои окаменевшие мышцы, и не спешит разрывать контакт.

Ну а я поддаюсь его влиянию, проявляю слабость и наступаю на горло собственной гордости.

В конце концов, любой ребенок заслуживает расти в полной семье. А я свою дочку этой возможности лишила.

– Хорошо. Можешь забирать Ксюшу в гости в субботу или воскресенье. Как тебе удобно.

– Папа выходного дня, значит? – с затаенной угрозой переспрашивает мой бывший муж, и у меня от хрипотцы его голоса и прорезающихся стальных ноток мурашки расползаются по коже и пересыхает во рту.

Поэтому я прокашливаюсь, наполняю легкие кислородом и скоро-скоро тарабаню.

– Или так, или никак. Бери, что дают, Багров.

– Для начала согласен.

Роняет он притворно ласково и, наконец, опускает руки. Я же теряю равновесие, как будто лишилась опоры, и чувствую себя загнанной в ловушку ланью, которой никак не сбежать от хищника.

Я не могу отделаться от мысли, что только что случилось что-то непоправимое, и теперь Данил точно перевернет мой хрупкий мирок вверх тормашками. Вместе с дочкой иду в гостевую спальню, где она оставила вещи. Терпеливо жду, пока она сложит пижаму с зубной щеткой в рюкзак.

И с удивлением кошусь на Багрова, протягивающего мне свидетельство о Ксенином рождении и незапечатанный конверт с письмом, которое я когда-то не решилась ему отправить.

– Так вот где ты нашла папин адрес, барышня…

Я укоризненно щелкаю Ксюшу по носу и буквально на буксире тащу ее в коридор. Стараюсь не оглядываться на Данила, быстро шнурую кеды, плотнее запахиваю полы потертой косухи и пробкой вылетаю из чужой квартиры вместе с дочерью.

По пути домой я не ругаю свою маленькую занозу, потому что, по большому счету, в случившемся виновата я сама.

Я могла рассказать обо всем честно Багрову. Могла познакомить их раньше. Могла позволить им встречаться. И тогда мне бы не пришлось колесить по Москве полдня, затаивать дыхание в поликлиниках и вспоминать всевозможные молитвы на пороге моргов.

– Малыш, я очень сильно за тебя переживала, – я крепче прижимаю дочку к себе и чувствую, как постепенно начинает расправляться металлический обруч, стискивавший грудную клетку. – Ты даже не представляешь, что я испытала, когда капитан повез меня на опознание. Не уходи больше сама никуда, ладно? Очень тебя прошу.

– Только если ты дашь слово, что не запретишь нам видеться с папой. Обещаешь? – требовательно смотрит на меня моя воинственная Рапунцель, а я в сотый раз ругаю себя за малодушие.

– Обещаю, родная. Никаких запретов. Никаких секретов. Никаких тайн.

Поцеловав Ксеню в макушку, я обнаруживаю, что водитель успел припарковаться у нужного нам подъезда, и теперь ждем, пока мы выгрузимся.

Вежливо кивнув, я первой выхожу из машины, протягиваю дочурке ладонь и проверяю, что на заднем сидении не осталось никаких вещей. Ксюша же обнимает свободной рукой своего любимого медведя Бамси и атакует меня грудой неудобных вопросов.

– Мам, а как вы с папой познакомились? Он сразу тебе понравился? А как он за тобой ухаживал? Что дарил? А почему вы расстались? Он не пытался тебя найти?

От десятка коварных вопросов у меня пухнет голова и начинает нещадно долбить в висках. Наверное, так мой организм реагирует на воспоминания, которые я долгое время прятала в дальний ящик и старалась не доставать.

Поэтому я аккуратно стискиваю Ксюшины пальчики и делаю круглые глаза.

– Малыш, я пока не готова это обсуждать. Можем отложить наш разговор?

– На завтра.

– На неделю. Пожалуйста.

– Ладно.

Разочарованно выдохнув, все-таки проявляет жалость моя напористая кроха и строит глазки шоферу, пока мы не отворачиваемся и не устремляемся к подъезду.

В квартиру, которую мы арендовали неделю назад, не довезли всю мебель, поэтому здесь пустовато и просторно. Но есть самое необходимое.

Две кровати – для меня и для Ксюши. Удобный кожаный диван. Парочка кресел. Стол и уголок на кухне. Холодильник, плита и небольшой плазменный телевизор.

В остальном мне еще предстоит обустроить это гнездышко на двоих. Повесить шторы на окна, прикупить парочку картин и ароматизированных свечей, украсить подоконники цветами в горшках и позаботиться о множестве мелочей, которые добавят уюта нашему скромному жилью.

– Мам, а давай заведем щеночка. Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.

Принимается уговаривать меня дочурка, когда мы разбираем вещи и переодеваемся в домашнее. А я использую убойный аргумент, рубящий все споры на корню.

– А ты будешь вставать на час раньше до школы, чтобы с ним гулять?

– Не-а.

– И я не буду.

Мы с дочерью обе – хронические совы. Ранние подъемы даются нам ой как тяжело. Я первой продираю слипающиеся ото сна веки, варю черный, как смола кофе, и потом отправляюсь стаскивать Ксюню с кровати.

Она сопротивляется, как может. Лягается пяткой. И с трудом выскальзывает из кровати после пятого звонка будильника.

– А вот у папы есть акита. Зевс. Он такой классный! Ласковый. Добрый.

– Ничего, родная. Когда-нибудь мы с тобой накопим на большой дом с садом, где будет банька, бассейн и много места для сиба-ину, или чау-чау, или колли.

– А, может, просто переедем к папе? Это будет быстрее.

– Ксюша!

– Молчу-молчу.

Мой маленький чертенок вскидывает руки в примирительном жесте и убегает в свою комнату до того, как я успею поймать ее и закружить.

А вечером мы сидим на нашей компактной кухоньке, пьем чай с клюквой и едим оладушки, которые я напекла. Я рассчитываю почитать дочери сказку о волшебнике Изумрудного города, которую она обожает, понежиться в ванной с пеной и сделать маску на ночь.

И оказываюсь не готова к тому, что ближе к десяти оживет мой мобильный и начнет трезвонить.

Несколько секунд я пялюсь на неизвестный номер. Гадаю, кто может тревожить меня в такое время. Все-таки принимаю вызов на случай, если это окажется кто-то из новоиспеченных коллег. И тут же жалею о собственном решении.

Потому что от низкого голоса с чувственной хрипотцой у меня желудок ухает в пятки, и табун мурашек устремляется вдоль позвоночника.

– Багров, опять ты?!

– Мне подняться или ты спустишься?

– Жди.

Проглотив застрявший в горле ком, я бросаю коротко и иду проверить дочь. К счастью, Ксюша успела задремать и вряд ли заметит мое отсутствие.

Так что я тихонько выскальзываю из ее комнаты, притворяю за собой дверь и торопливо собираюсь. Ныряю в безразмерную толстовку, достающую до середины бедра. Натягиваю леггинсы. Шнурую кеды. Закалываю волосы в пучок и не крашусь из чувства протеста.

Не хочу, чтобы Багров подумал, что я прихорашивалась ради него.

Досчитав до десяти, я выхожу на лестничную клетку и прижимаю руку к груди, из которой норовит выпрыгнуть сердце. Ничего не могу с ним поделать. Оно тарабанит так, словно у меня жуткая аритмия.

Прокляв реакции собственного тела, я мышкой миную консьержа и неуклюже вываливаюсь на улицу, чтобы там задохнуться от свежего воздуха и впечатления, которое на меня производит Данил.

Он стоит, облокотившись бедром о капот серебристого Порше, и ухмыляется. И я ненавижу его и за эту расслабленность, и за вальяжность, и за самоуверенность, которая никуда не делась.

Даже сейчас он чувствует себя хозяином положения. Не спешит отлипать от тачки, крутит в руках ключи и препарирует меня странным взглядом.

Я же врастаю в асфальт, как вкопанная, и тоже не тороплюсь бежать ему навстречу.

Многозначительно ухмыльнувшись, Данил все-таки отталкивается от машины и шагает ко мне. А у меня по мере того, как он приближается, сбивается дыхание и внутренности скручиваются в тугой узел.

От него пахнет ментолом, табаком, базиликом и горьким миндалем. И этот аромат подходит ему как нельзя лучше.

– Зачем приехал?

Бросаю я грубовато и складываю руки на груди в защитном жесте. Так маскирую неловкость, которая всегда нападает на меня рядом с ним.

– Поговорить.

– О чем?

– О нашем общении.

– По-моему, мы уже все обсудили, Багров.

– Мне мало одного дня, Эва, – бескомпромиссно заявляет он и хищно щурится, наступая.

– Напротив, этого более, чем достаточно, – произношу я хрипло и прилагаю усилие, чтобы не пошевелиться и не отступить. – Все это время ты наслаждался жизнью, делал, что тебе хочется, и не парился о моем существовании. Что изменилось?

– Я не знал о дочери.

– Чего ты хочешь, Багров? – вытаскиваю я с надрывом, не справляясь с дребезжащими нервами.

Они натянуты, как струна. Зацепи сильнее, чем следует – порвутся.

– Не знаю. Ходить с Ксюшей в кино. Гонять на картинг. Покупать ей игрушки. Видеться чаще того расписания, что ты установила.

– Зачем?

– Подобное желание – норма для любого адекватного родителя.

– Только ты никогда не стремился стать примерным отцом, – цежу я обвинительно и повторяю будоражащий меня вопрос. – Так чего ты на самом деле хочешь, Багров?

– Я хочу ввести дочку в свой круг. Сделать частью рекламной кампании. Она может получать хорошие деньги, Эва.

Спокойно перечисляет бывший супруг, а я закипаю. Бешусь от того, что им движет банальный расчет, и резко вздергиваю подбородок.

– Так вот в чем проблема, да? Твоя драгоценная репутация на кону. Контракты рискуют вылететь в трубу.

Я выпаливаю обвинительно и, захлебнувшись воздухом, замолкаю.

На миг между нами повисает тяжелая напряженная тишина. Пространство трещит от переизбытка электричества. А у меня мышцы сводит судорогой и немеют конечности.

Слишком уж властная у Багрова аура. Слишком много в нем силы для меня одной.

– Не перегибай, Воронова, – рубит он жестко и подается вперед, чтобы впиться пальцами в мои плечи. – Информация уже выплыла в прессу. За Ксюшей будут бегать журналисты, будут просить интервью. Так воспользуйся ситуацией, пока есть такая возможность. Обеспечь дочери беспечное будущее. Много ты там получаешь?

– Достаточно, – произношу я сквозь зубы и не отвожу взгляд.

Я ощущаю жар, исходящий от Данила, даже сквозь ткань и невольно покрываюсь мурашками.

Наша безмолвная дуэль длится пару минут. Я упрямо не говорю ни слова и жду, пока первым сдастся Багров, который никогда не отличался излишним терпением.

– Ну так что, Эва?

– Я обещаю подумать над твоим предложением.

– Не затягивай. Я приеду завтра.

– Не нужно.

Чеканю я сипло и не пронимаю бывшего мужа. Соскользнув по моим предплечьям к запястьям, он круто разворачивается и устремляется к автомобилю. Прыгает за руль, хлопнув дверью, и со свистом срывается с места, паля резину.

Он не привык к отказам, поэтому психует.

Обняв себя, я еще долго стою посреди дворика, залитого лунным светом и светом фонарей. Гоняю в мозгу мысли, сбивающиеся в сумбур, и поднимаюсь к себе, так ничего и не решив.

Толком не выспавшись, наутро я отвожу Ксюшу в школу, по пути перехватываю кофе, пытаясь прогонять тревогу, и направляюсь на арену.

Мне предстоит работать в клубе, где играет Данил. И если еще пару дней назад я не сомневалась в том, что справлюсь, и планировала, на что потрачу первую зарплату. То теперь подумываю, не разорвать ли договор…

Глава 6

Данил

Новость о дочери выбивает меня из колеи.

Да, Эва не горит энтузиазмом при мысли о нашем общении и явно готовит целый свод правил, которым нужно придерживаться. И я понимаю, что не обязан менять привычки и перекраивать распорядок дня, чтобы встроить туда встречи с Ксюшей.

Но что-то внутри противится. Выражает стихийный протест и твердит, что как раньше уже не будет.

Расчленив меня на много маленьких Данилов красноречивым взглядом, Воронова обувается, уводит за собой дочку, а в моей квартире вдруг становится пусто. Никогда не думал, что буду скучать по бойкому щебетанию и топоту босых ног, но этого начинает мне не хватать.

– Ну, что, дружок, пойдем прогуляемся?

Потрепав Зевса по холке, я щелкаю карабином и выкатываюсь на лестничную клетку. Протискиваюсь в лифтовую кабину и сталкиваюсь с соседкой по этажу.

Марья Геннадьевна, супруга какого-то депутата, имеет прескверный характер и не пропускает сплетен из желтой прессы. Вот и сейчас она высоко выгибает смоляную бровь, цокает и бесцеремонно лезет в мою личную жизнь.

– Данил Дмитриевич, это правда, что у вас взрослая дочь? Надо же, как удобно. Не надо нянчиться, воспитывать, возить малышку по врачам. Неплохо устроились.

Увлеченно распекает меня женщина, как будто это ее я бросил беременной, и что-то еще тарабанит мне вслед, когда мы доезжаем до первого этажа, и я пулей вылетаю в фойе.

У меня толстая шкура и иммунитет к подобным нотациям. Но сегодня пропитанные сарказмом слова почему-то достигают цели и задевают.

Если бы я знал о существовании Ксюши, я бы не бросил их с Эвой. Не факт, что я бы настоял на повторном браке, но от финансового участия точно не отказался бы.

– Зевс, фу!

Вынырнув из омута мыслей, я натягиваю поводок и оттаскиваю своего любопытного пса от обертки из-под мороженого. Нарезаю несколько кругов вокруг дома, играю с питомцем в мяч и возвращаюсь к подъезду, где ждет меня Говоров.

Взбудораженный и полный неуемной энергии, он цепляет меня за рукав и принимается частить.

– Багров, это огромная удача. Владелец «Пэппи» в восторге от ваших фоток с Ксюшей, которые я ему переслал. Он готов внести изменения в контракт и удвоить сумму, если девочка примет участие в рекламной акции. Прикинь?

– Не думаю, что Эва обрадуется такому предложению.

– А ты не думай, ты делай! – чешет кончик носа Денис и явно не собирается с меня слезать.

Я же спешу перевести тему, потому что совсем не уверен, что бывшая жена не пошлет меня к черту, если я попытаюсь озвучить ей заманчивые перспективы.

– Так что со сливом, Ден? Откуда просочилась инфа?

– Ты был прав. Это все Эм. Разругался с ней в хлам. На славу повелась, идиотка. Так все, братка, я погнал на переговоры в «Сальвадор». У тебя сутки на принятие решения. Положительного решения, слышишь?

Встряхнув меня напоследок, удаляется деятельный Говоров, а я возвращаюсь в свою берлогу и пинаю балду. Завтра у нас начинается подготовка к важному матчу, надо как следует выспаться, а у меня из головы не идет Эва.

Отчитывает меня, как мальчишку, когда я включаю сериал и не могу вникнуть в происходящее. Обвиняет в том, что я всегда был слишком беспечным и ни к чему не относился серьезно, пока я стою под прохладными струями душа. И читает запавшее в душу письмо, когда я ужинаю остывшими котлетами и пью травяной чай.

Поэтому ближе к десяти я плюю на все и срываюсь с места – закрывать застаревший гештальт.

– Спускайся. Я жду.

Выдаю требовательно и веду себя, как малолетний придурок.

Что если Воронова давно счастлива замужем, и я мешаю чужой семье?

Даже варианта такого не допускаю. Таскаю свежий воздух ноздрями, репетирую наш диалог и вскидываюсь, когда из подъезда выскальзывает знакомая фигурка.

Екает что-то внутри, дребезжит, хоть я и стараюсь убедить себя в обратном.

Вспоминаю, как ухаживал за ней когда-то и таскал охапками цветы, и прячу за ухмылкой улыбку.

– Я хочу чаще видеться с Ксюшей. Твое расписание – полное дерьмо.

– Зачем, Багров.

– Потому что это естественно для любого адекватного отца, Эва.

Наша беседа совсем не походит на нормальный разговор. Это пикировка, война, стрельба отравленными дротиками.

Каждый из нас тянет одеяло на себя и не горит желанием уступать. Воронова отстаивает свой маленький устоявшийся мирок. Я – право воспитывать дочь, которого она меня лишила.

– Тебе следует принять мое предложение. Я приеду завтра.

– Не нужно.

Упирается Эва. Я же от нее отмахиваюсь.

Только вот судьба сталкивает нас раньше, чем я рассчитывал.

– У нас пополнение в команде.

– Да? Молодого какого-нибудь перекупили? – я без особого интереса прислушиваюсь к трепу парней, неторопливо шнурую бутсы и почему-то стопорюсь, когда Платонов раскручивает интригу.

– Неа. Не угадал. Физиотерапевт новый. Такая чика. Ммм, огонь! Я бы к ней подкатил.

– Неа. Не угадал. Физиотерапевт новый. Такая чика. Ммм, огонь! Я бы к ней подкатил.

– Ты б лучше к жене своей подкатывал.

Я беззлобно осекаю Витьку под звонкий хохот одноклубников, но ему мои советы все равно, что мертвому припарка. Платонов прочесывает пальцами густую волнистую шевелюру, кривит уголок губ и озвучивает утверждение, с которым я не согласен в корне.

– Ничего ты не понимаешь в колбасных обрезках, Багор. Хороший левак укрепляет брак.

Переметнувшись на сторону Платона, пацаны начинают ржать еще громче. Ну а я безразлично пожимаю плечами.

Не вижу смысла заключать союз, чтобы на третий день после женитьбы бежать налево.

Хмыкнув, оставляю свою философию при себе и одним из первых выкатываюсь из раздевалки. Поправляю сползающую лямку рюкзака, гулко сглатываю и едва успеваю подхватить выскальзывающую из рук бутылку с водой в метре от земли.

В конце коридора мерещится до боли знакомая фигурка. И я часто-часто моргаю и усердно тру глаза, пытаясь развеять причудившийся мираж. Правда, мираж не спешит растворяться в воздухе. Напротив, замирает, ошеломленно хлопает длинными пушистыми ресницами и прижимает к груди, упакованной в белый халатик, какую-то пухлую папку.

– Эва?!

Рычу я требовательно. А девчонка после секунды раздумий отмирает и пытается нырнуть в первый попавшийся поворот.

Я же чувствую, как азарт стремительно разливается по венам. Дергано пихаю бутылку в рюкзак, срываюсь с места подобно хищнику и догоняю Эву в несколько размашистых шагов.

– Воронова, стой! – гремлю я в хорошенький затылок и цепляю бывшую супругу за локоть, чтобы она не могла улизнуть. – Что ты здесь делаешь?

– Работаю. С сегодняшнего дня, – повернувшись, Эвка гордо вскидывает подбородок в тщетной попытке казаться выше, чем она есть.

Ну а я проваливаюсь в глубину ее чарующих омутов и топну, словно невидимая русалка тащит меня на дно.

Мотнув башкой, я избавляюсь от глупых фантазий и подаюсь ближе к Вороновой, заставляя ее пятиться к стене и рвано, шумно дышать.

– Поближе ко мне решила устроиться? Хвалю, – подмигиваю я девушке, напоминающей нахохлившегося воробья, и получаю вполне закономерное.

– И не мечтай, Багров. Просто твой клуб сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться.

– Ты же понимаешь, Эва, что теперь мы все время будем находиться в контакте? В плотном тесном постоянном контакте?

Я провоцирую Воронову намеренно. Впитываю каждую ее реакцию от удушливой паники до неконтролируемой ярости и с каким-то садистским удовлетворением наблюдаю, как она отступает и лопатками врезается в стену.

Длинно выдохнув, я делаю несколько размеренных шагов к Эве, упираю ладони в стену рядом с ее головой и в очередной раз убеждаюсь в том, какая она красивая, когда злится.

С пятнами румянца, окрасившего щеки. С широко расправленными плечиками. С длинной изящной шеей, на которой болтается цепочка с кулоном в форме полумесяца. С выпирающими ключицами, которые виднеются в вырезе халата, она легко даст фору любой модели, крутящейся рядом со мной на благотворительном мероприятии или рекламной акции.

Хоть об этом и не догадывается.

– Прекрати, Багров! Довольно, – справившись с первым ступором, Воронова шипит, словно королевская кобра.

Я же блаженно жмурюсь.

Оказывается, я скучал по бразильским страстям, кипевшим в наших отношениях, и порядком устал от обилия девиц, готовых примчаться по первому щелчку пальцев.

Теперь же в мои будни вернулась долгожданная перчинка и острота.

– Что прекратить, милая?

Выдержав небольшую паузу, я снижаю голос до хрипловатого шепота и не спешу отлипать от вытягивающейся в струну Эвки.

Она буравит меня гневным взглядом, от которого любой другой давно бы осыпался пеплом. Крепче прижимает к груди папку с норовящими выскользнуть из нее листками. И источает такой концентрированный яд, которым совершенно точно можно отравиться.

Правда, в эту секунду она вряд ли осознает, что не отталкивает меня своим поведением. Напротив, притягивает, словно мощнейший магнит, и вынуждает лихорадочно вспоминать, почему мы с ней когда-то решили развестись.

Ничего путного на ум не приходит.

Сейчас, когда между нами едва ли больше пятнадцати сантиметров и свет лампы тускнеет, как будто она вот-вот перегорит, Воронова кажется идеальной. С аппетитными формами, плавными линиями и непримиримым характером, о грани которого можно порезаться.

Она будит во мне нечто первобытное, необузданное. То, что я давно не испытывал. И не оставляет ни единого шанса держаться от нее в стороне.

Один. Два. Три…

Удар сердца. Судорожный вздох. Манящие губы, на которые я снова набрасываюсь, рискуя получить увесистую пощечину.

И грозный окрик, доносящийся до нас двоих, как сквозь вату.

– Багров! Воронова! Это что еще такое?

Глава 7

Эва

Я сижу в кабинете у нового начальства, нервно ерзаю в кресле и украдкой озираюсь по сторонам.

Добротный письменный стол. Массивный шкаф с множеством кубков. Неброские, но явно дорогие часы на запястье.

Все здесь говорит о хорошем вкусе владельца клуба – Евгения Владленовича Бергера. Солидного мужчины лет сорока-сорока пяти.

В его движениях сквозит глубокая уверенность и природная властность. Есть люди, которые рождены, чтобы командовать, повелевать и вести других за собой. Бергер именно из таких.

– Ну, что, Эва Владимировна. Я имел разговор с вашим прежним руководителем, внимательно изучил вашу характеристику и должен сказать, что впечатлен. Несмотря на юный возраст, у меня нет сомнений в вашем опыте. Надеюсь, сработаемся.

– Очень на это рассчитываю, Евгений Владленович.

Тихо выдохнув, я позволяю губам расплыться в робкой улыбке. Бергер производит приятное впечатление. Да и условия, которые он предложил, подкупили меня с самого начала.

– Эва Владимировна, если у вас нет замечаний, можете подписывать контракт.

– Да-да. Никаких замечаний.

Киваю я коротко и осторожно обхватываю ручку, которая наверняка стоит целое состояние. Мои пальцы немного трясутся, и я выдерживаю небольшую паузу прежде, чем поставить свою подпись внизу листка.

Очень боюсь испортить документ, но зря. Линии выходят ровные и плавные, невзирая на опутавшее меня волнение. Парой росчерков я вписываю себя в команду первоклассного спортивного клуба, ставящего самые высокие цели в этом сезоне.

– Прекрасно, Эва Владимировна. Просто прекрасно. Шампанского сегодня не предлагаю. Как-нибудь в другой раз, – добродушно подмигивает мне Бергер и убирает свой экземпляр договора в бордовую папку с золотистым тиснением. – Ну а теперь передаю вас Алексею Романовичу.

Петровский, главный врач и ангел-хранитель футболистов, все это время стоит в углу кабинета рядом с кадкой с фикусом и делает вид, что его совершенно не интересует происходящее.

Ему около пятидесяти лет. Благородная седина уже успела посеребрить его виски. Но он находится в потрясающей форме. Бодр, подтянут и энергичен, он, вряд ли сдает какие-то нормативы, но точно способен быстро пересечь половину поля с медицинским чемоданом в руках и оказать первую помощь пострадавшему спортсмену.

Спустя минуту мы с Петровским покидаем переключившегося на какой-то важный звонок Евгения Владленовича и бесшумно выскальзываем в коридор. Алексей Романович вручает мне пухлую папку с личными делами и лаконично обрисовывает ситуацию.

– Тарасов восстанавливается после надрыва крестообразной связки. Киселеву надо подлатать голеностоп. Гусев мучается с мениском. У остальных плановый осмотр на этой неделе. Поначалу назначения будете согласовывать со мной. Справитесь, Эва Владимировна?

– Справлюсь, – рапортую я твердо и, повинуясь порыву, добавляю. – Эва. Можно просто Эва.

Петровский годится мне в отцы, и я испытываю неловкость оттого, что он обращается ко мне по имени отчеству.

– Договорились, Эва. Если кто из наших балбесов будет обижать, доложишь мне сразу. Парни у нас молодые, горячие. Надо держать их в узде, иначе на шею сядут.

Иронично хмыкает Алексей Романович. Я же благодарно ему киваю и устремляюсь к кабинету реабилитации.

Хоть Петровский и несколько раз повторил, как до него добраться, я, судя по всему, пропускаю нужный поворот и начинаю плутать. Замираю между двумя одинаковыми дверьми и вздрагиваю, когда из одной из них вылетает не кто иной, как Данил Багров собственной персоной.

Он прошивает меня тяжелым пристальным взглядом, от которого внутренности стискивает стальным обручем, и гулко сглатывает.

В это мгновение все системы моего организма буквально вопят об опасности, и я срываюсь с места встревоженной ланью. Лечу от своего преследователя испуганной птицей, но увеличить разделяющее нас расстояние оказываюсь не в состоянии.

Багров догоняет меня на первом же повороте.

– Воронова, стой!

Он требовательно хватает меня за локоть, лишая свободы движений, и явно считает себя в своем праве. Его ноздри широко раздуваются, кадык дергается, темно-карие омуты чернеют.

Сейчас он очень напоминает гепарда, поймавшего дичь.

– Что ты здесь делаешь, Эва? – гремит он звучно, а я невольно вздергиваю подбородок и приподнимаюсь на носки в тщетной попытке казаться чуть выше.

– Работаю. С сегодняшнего дня.

Чеканю я твердо. Только вот мой ответ почему-то забавляет Багрова.

Он ведет кончиком языка по приоткрытым губам и довольно скалится.

– Решила устроиться поближе ко мне? Умница. Хвалю.

Данил явно меня подначивает. Но я не могу оставаться хладнокровной в его обществе. Поддаюсь на его провокацию и вспыхиваю, словно промоченный в керосине фитиль от попавшей на него искры.

– И не мечтай, Багров! Бергер сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться. Так что в моем случае это бизнес. Только бизнес, ничего личного.

– Ошибаешься, моя дорогая Эва. Глубоко ошибаешься, – хрипло высекает Багров и припечатывает меня двусмысленным. – Теперь мы с тобой будем находиться в контакте. В плотном тесном постоянном контакте.

И столько в его фразах удовлетворения и самолюбования, что меня снова взрывает. Как гранату, из которой выдергивают чеку.

А дальше все происходит, как в зыбком тумане.

Искра. Буря. Безумие.

Губы Багрова накрывают мои, и я вылетаю в иное измерение. Вопреки здравому смыслу, я отвечаю на наглый поцелуй и растворяюсь в неправильной эйфории.

Отчета себе не отдаю. Сопротивления не оказываю. Глупость непозволительную совершаю.

Теряю связь с реальностью. Плавлюсь от ласк Данила, хоть и должна их пресекать. И превращаюсь в наивную девчонку, запавшую на перспективного футболиста.

И я не знаю, чем может закончиться это форменное безумие. Но, к счастью, вмешиваются внешние обстоятельства.

– Багров! Воронова! Это еще что такое?

Зычный окрик продирается ко мне сквозь плотную завесу и позволяет стряхнуть наваждение. Я перехватываю папку левой рукой, а правой отвешиваю Данилу увесистую оплеуху.

Звук проносится по коридору подобно раскатам грома. Ему вторит то ли покашливание, то ли замаскированный смех.

– Я заблудилась, Алексей Романович. Простите!

Пищу я полузадушено и в одно мгновение заливаюсь краской. Щеки пылают так сильно, как будто к ним поднесли огонь. А в рот словно насыпали жгучего перца.

Мне так стыдно, что хочется спрятать лицо в ладони и провалиться под землю.

Хорошо же я начинаю первый рабочий день.

– А, Багров, значит, помогал тебе искать дорогу? – хитро прищурившись, иронизирует Петровский и неторопливо приближается к нам. – Пойдем, я тебя провожу, Эва Владимировна. А ты дуй на поле.

Обращается к Данилу, который, конечно, с главным врачом не спорит. Мой бывший супруг и возмутитель спокойствия кивает послушно и устремляется вдоль по коридору, пока я неуклюже поправляю воротник.

– Что ж, с нашим капитаном ты уже познакомиться. Правда, я бы советовал тебе держаться от него подальше. У Багрова девицы в постели меняются чаще, чем прогноз погоды в Питере.

Алексей Романович произносит это будничным тоном и искоса на меня поглядывает. Я же умалчиваю о том, что успела не только познакомиться с Данилом, но даже выскочить за него замуж, развестись и родить от него дочь. И снова вспыхиваю как спичка.

На этом лекция о моральном облике футболистов заканчивается. Петровский распахивает передо мной дверь, пропуская в реабилитационный кабинет, и представляет присутствующим.

– Знакомьтесь, Эва Владимировна. Наш новый физиотерапевт. Прошу любить и жаловать. Будет вести Тарасова, Гусева и Киселева под моим пристальным контролем. А это Филипп Измайлов и Игорь Гребцов – реабилитологи. Надежда Тимофеева – физиотерапевт. Саша Баранов – массажист.

– Можно просто Эва.

Переминаясь с ноги на ногу, я повторяю набившую оскомину фразу и, не таясь, изучаю команду, с которой мне придется трудиться бок о бок.

И если мужчины расцветают в доброжелательных улыбках и принимаются отвешивать дежурные комплименты, то единственная женщина в их компании сурово поджимает губы и смотрит на меня холодно.

Наверное, не испытывает восторга от моего вторжения на ее территорию.

Пригладив растрепавшиеся волосы, я занимаю свободный стол у окна и снова вчитываюсь в истории болезни вверенных мне игроков. К сожалению, травмы в большом спорте – не редкость. И наша задача сделать восстановление максимально эффективным и быстрым, чтобы парни скорее вернулись в строй.

Думаю о том, что Киселеву неплохо бы скорректировать назначение, и пропускаю момент, когда на стул передо мной опускается молодой мужчина. Он покашливает, привлекая мое внимание, и задорно роняет.

– Девушка, а, девушка.

– Эва Владимировна. Ваш новый физиотерапевт. Добрый день.

Я сразу пытаюсь выстроить границы, памятуя, что футболистам лучше палец в рот не класть, и отправляю своего визитера на кушетку.

Оборудование на базе клуба отличное, в моем прежнем было намного проще. Поэтому проводить процедуру одно удовольствие.

– Эва, а пойдем сегодня на свидание? Там такой классный фильмец вышел.

Не унимается мой подопечный, Леня Тарасов – натуральный блондин с большими голубыми глазищами. Я же старательно возвращаю его в формальное русло.

– Для вас Эва Владимировна. И нет, ни на какое свидание мы не пойдем. У меня на сегодня другие планы.

Закончив с Тарасовым, я возвращаюсь за стол и тщательно фиксирую показатели. Больше эксцессов не возникает.

К вечеру я узнаю, что Измайлов увлекается дайвингом, Гребцов коллекционирует старинные печатные машинки, а Баранов воспитывает двух очаровательных двойняшек – Лиду и Колю. И обещаю коллегам отправиться с ними в бар на выходных – обмыть мою должность.

И только Надежда упрямо молчит, словно воды в рот набрала, и в конце дня выдает пренебрежительное.

– Ну и зачем ты столько строчишь? Все давно уже есть в электронных журналах.

Я предпочитаю не спорить с ней и не доказывать, что техника порой ломается, а записи будут всегда под рукой. Неопределенно веду плечами. И снова зарываюсь в бережно сложенные листы.

Запоминаю диагнозы и выписанные парням препараты. Отслеживаю динамику. И чувствую себя на своем месте, невзирая на антипатию со стороны Тимофеевой.

Переодевшись, я в одиночестве выскальзываю на улицу, делаю глубокий вдох и замечаю ажиотаж в нескольких метрах от меня. Чуть подволакивая ногу, ко мне направляется Леня Тарасов. Ему наперерез движется Багров. И воздух между ними буквально искрит.

Читать далее