Читать онлайн Четыреста капель крови бесплатно

Глава 1

Когда ты совсем юн, кажется, что временем управляет старый и вредный волшебник. По его злой воле на скучном уроке минуты ползут бесконечно медленно – как вылезшие на асфальт червяки. Если же застреваешь в интересной игре – то минутная стрелка вертится будто юла. Только-только надел VR-шлем и нажал кнопку «старт» – а уже пора сохраняться и выходить. Вместо сокровищницы Али-Бабы открывается дверь в унылый реал, где все происходит очень неспешно и порадовать тебя могут разве что мультики да бабушкины пирожки.

Сейчас время тянулось медленно даже по меркам прошлого, двадцать первого века, и поездка превратилась в самую настоящую пытку. Мальчик сидел на заднем сиденье и с тоской таращился в окно, пытаясь разглядеть хоть что-то необычное. Но взгляду зацепиться было абсолютно не за что.

Машина едва выжимала сотню километров в час. Стрелка спидометра из последних сил тянулась вверх. Мелькавшие в тумане молодые елки вяло копировали танец маленьких лебедей из балета «Лебединое озеро». Лишь ритмичное техно-ретро задорным «дум-думом» стучало в мозг, не давая уснуть ни водителю, ни пассажирам.

Попу ощутимо покалывало, а ноги так сильно хотели бегать, что мальчик едва сдерживался, чтобы не забарабанить по спинке водительского кресла.

– Па-а-ап, нам долго еще ехать? – не выдержал он, добавив в свой голос плаксивые нотки – родители часто покупались на этот трюк. – Мне ску-у-учно. Может, вернемся домой?

Отец, управлявший автомобилем, не удостоил его ответом. Не дождавшись хоть слова, мальчик нахохлился, как воробей, и снова уставился в боковое окно.

«Хоть бы олень из леса выскочил, что ли. Все какая-то движуха. Жесть как скучно», – зло подумал он. Молодой организм требовал действия, а приходилось сидеть на одном месте и страдать от безделья.

Больше всего его возмущало то, как наивно и глупо он согласился на эту поездку. Ругая себя, в очередной раз вспомнил, как было дело. В голове возникла его комната, за окном была уже глубокая ночь. Он едва закончил играть и, расслабившись, сидел в кресле, лениво размышляя, глянуть ли одним глазком на следующую локацию или все-таки лечь спать. И тут в дверь постучал отец и прямо с порога предложил назавтра отправиться на гонки. Правда, в качестве зрителя. Ну как предложил – поставил перед фактом. Завтра – едем. А увидев, что новость совсем не обрадовала сына, стал оживленно агитировать.

– Твои одноклассники тебе будут завидовать! Они видели гонки только по видео, на домашнем 3D и в лучшем случае с жалким стерео! А ты же – все посмотришь своими глазами! Прямо на стартовой трибуне! Настоящий спортивный азарт, визг реактивных турбин, грохот, аварии, чудеса пилотажа и мужества! – широко размахивая руками и бегая из угла в угол кипятился отец, пытаясь убедить наследника. Он даже чуть не уронил любимую мамину вазу, но не заметил этого. Предмет подарила недавно ее свекровь – мама мужа и бабушка мальчика. Возмущенно загудев, ваза закачалась, но проявив волю к жизни, устояла, вернувшись в вертикальное положение. Выглядывавший из сваленных в угол старых игрушек «Ванька-встанька», как показалось мальчику, с большим уважением посмотрел на подарок бабушки.

Отец был так воодушевлен, будто речь шла как минимум о поездке в большой парк аттракционов на Южном берегу Крыма.

– И море попкорна! Просто море! – выложил главный козырь отец. На миг мальчику показалось, что у того в глазах мелькнула искра отчаяния, а потом – робкая надежда на покладистость сына. И отец выпалил, – Сладкого. Столько, сколько захочешь!

Вероятно, разглядев нужный ему результат в мимике мальчика, отец поощрительно подмигнул:

– Соглашайся – не пожалеешь!

Справедливости ради, родитель в тот момент еще выдавал желаемое за действительное. Ефрем – а именно так звали нашего героя – колебался. Он считал себя уже достаточно взрослым, чтобы начать говорить «нет» даже родителям. К тому же, к него были свои дела. Договорился с ребятами в субботу – то есть завтра – пройти сложный, седьмой уровень Замка Полночного Ужаса, для чего его компания раздобыла все необходимые ключи и снаряжение. Но пока он обдумывал, стоит ли все-таки отцу отказать – в воображении вдруг возникла пестрая гоночная трасса. С высоченными вертикальными отбойниками, заляпанными всевозможной рекламой. На удивление, на трибунах было много взрослых зрителей и детей. Вокруг была восторженная и теплая обстановка. А в коридорах комплекса кто-то явно знающий его вкусы разместил длинные ряды сувенирных лавок, где каждая ниша была в дополнение еще и утыкана автоматами с халявной пиццей и газировкой.

«Соглашайся, – повторил слова отца внутренний голос. Почему-то с мягкими, но как всегда настойчивыми бабушкиными интонациями. – Не пожалеешь».

Ефрем, носивший в честь предка – донского казака – фамилию Селиверстов, подивился, как четко и убедительно прозвучали слова в голове. Почти физически он ощутил легкое прикосновение и поощрительную улыбку своей бабушки, которую обожал, и, посмотрев на отца, кивнул. А потом вяло добавил вслух:

– Ну, ладно.

Вот об этом решении он сейчас и жалел, сидя на заднем диване архаичной машины. Родители не предупредили, что до трассы ехать целых три часа, и это без особых пробок. Внутренний голос, который теперь хотелось обругать, затаился где-то в глубине сознания и отказывался выходить на связь.

Мальчик сидел пристегнутым в детском кресле, которое было ему уже заметно мало. В дополнение к скуке испытывая и физические неудобства. Боковые ребра кресла впивались в начавшую расширяться спину, а подголовник подпирал не затылок, а шею. Ни защиты от перегрузок, ни прозрачного убаюкивающего энергетического поля, ни самого банального видеоустройства, позволяющего скоротать время в дороге, тут не было. Лишь два динамика по бокам, да и то давно сломанные.

Почти всю дорогу отец угрюмо смотрел вперед и молчал. Даже здесь, на асфальте, его постоянно обгоняли собратья по экономии – на таких же бюджетных авто, разной степени обшарпанности и чадящих допотопной соляркой. Что уж говорить про скоростную трассу, которая шла чуть выше – вторым ярусом. Там, над смутно-прозрачным, словно северный лед, полотном даже свозь туман на больших скоростях пролетали всполохи ярких огней – от фар элегантных флайеров, по своей стати сравнимых разве что с жеребцами из «конюшен» арабских шейхов. Да и передвигались те не на шумных резиновых покрышках, а на мягкой и тихой магнитной подушке. Кристаллизованный азот, пронизанный нитями бария, таллия и других металлов, стал отличным проводником электричества. Позволил человечеству наконец овладеть магнитной левитацией. Начать передвигаться на невиданных в двадцать первом веке скоростях.

Платой за роскошь стал жуткий холод на автобанах. Даже в ясный летний день там невозможно было находиться в легкой одежде. Заметно похолодало и в целом в тех районах, где проходили такие магистрали. Экологи пытались возражать против строительства магнитных покрытий, предрекая в один голос начало нового Ледникового периода, но, как обычно, их мало кто слушал. Особенно те, кому новые технологии сулили приличные барыши.

За каждым скоростным флайером тянулся инверсионный след от размещенных в корме реактивных двигателей, оснащенных подавителями звуков. В еще не прогревшемся воздухе этот след рассеивался медленно, обволакивая ледяное полотно и спускаясь вниз. И потому, несмотря на яркое утро, двигаться по асфальту приходилось не только в страшном холоде, но еще и в довольно густом тумане. Печка в машине работала на полную катушку даже летом, а лазерные фары с трудом пробивали техногенные сумерки, выводя на экран в центре панели управления отметки ближайших соседей по трассе. Периодически в динамиках раздавался противный визг, когда пролетавшая сверху тачка совпадала с изображением самого автомобиля, где на заднем сидении томился от скуки мальчик.

– Пап, может ну их, эти гонки? Поехали домой? – почти елейным голосом сказал Ефрем. Но проброс – уже пятый за час – опять не прошел.

Отец снова не сказал ни слова, а лишь хмыкнул. Зато среагировала мать, которая сидела на переднем пассажирском сидении. Она быстро и очень сердито взглянула на сына.

По опыту мальчик знал, что ничего хорошего такой взгляд не сулил. Вечером явно зайдут на сайт школы и проверят дневник, где на неделе нарисовались неприятные тридцать баллов. Что самое обидное – по математике. Закрыть плохую отметкой хорошей, хотя бы по пению, Ефрем Селиверстов пока не успел.

Тогда он решил сменить тактику. И добавив капельку коварного оптимизма в голос, обратился к родителям:

– Или к бабушке! Мам, пап, поехали к бабушке?

Отец снова промолчал, продолжая вести автомобиль, а мать лишь мрачно взглянула на мужа. Родители редко разрешали видеться с бабушкой. Та работала в Останкино, рядом с той самой, высоченной башней, венчавшей гигантский вещательный комплекс, где всегда была движуха и много веселья. Десять лет назад там появилась… парфюмерная фабрика. Телевидение стало полноценным 5D – передавало не только движение, цвет и речь. Оно научилось задействовать еще вестибулярный аппарат и обоняние, создав совершенно новые приборы на базе искусственного интеллекта и дополненной реальности. Конечно, особо резкие запахи быстро приглушались, когда шли старые фильмы о доярках и пастухах. Но даже сидя на домашнем диване можно было ощутить морскую качку и солоноватый запах моря или же окунуться в специфическую атмосферу ближневосточных базаров, наполненных запахом всевозможных специй.

Вот над передачей запахов через новые вещательные станции и работала как раз Ася Селиверстова, бабушка Ефрема. Восторженные журналисты называли ее не иначе как Коко Шанель эпохи искусственного интеллекта. Помимо стандартных, она запатентовала несколько эксклюзивных ароматов, уже поступивших в магазины. А богачам, не желавшим приобретать ширпотреб, помогала воплощать эксклюзивные парфюмерные фантазии.

Селиверстова-старшая быстро приобрела влиятельность, что сделало ее властной и высокомерной. Регулярно появлялась в главных телешоу о моде. А еще – она научилась отлично манипулировать людьми, и почему-то недолюбливала маму. И каждый раз, попадая в орбиту этой женщины, родители Ефрема сначала превращались в безвольных и послушных детей, веселя этим мальчика. А потом – начинали спорить из-за всякой ерунды.

– Так что, пап, поедем к бабушке? – попытался поддеть родителей Селиверстов-младший.

– Не сегодня, – кажется, и без того мрачный тон отца слегка потяжелел. И тут он выдал речь, которая заставила сына пожалеть о своей детской и наивной мести. – Ефрем, хочу еще раз донести до тебя информацию: мы направляемся на гонки! Продолжишь демонстрировать недовольство – будешь наказан в полном соответствии со своим поведением. Придется лишить тебя доступа к игровой приставке. Во избежание повторения, так сказать.

«Опя-я-я-ть – откинувшись на спинку неудобного сидения, подумал мальчик. – Опять он говорит, словно тупой робот».

В сумраке кабины на правом виске у отца черным пятном проступила титановая пластина. Неделю назад под нее был имплантирован новый чип, который должен был постепенно синхронизироваться с мозгом. Отобрав всего десять кубических миллиметров холестеринового вещества, этот, как говорил отец, кусочек кремния давал человеку объемную память до миллиона террабайт – как жесткий диск суперкомпьютера. Отец очень радовался, что ему удалось скопить на такой девайс, и обещал, что очень скоро их дела пойдут в гору.

Но синхронизация имела и обратную сторону. Человек вдруг начинал говорить языком инструкций и наставлений. Не как человек, а как школьная училка Ефрема по физике. Она любит вставлять в свою речь всякие «во избежание», «вышеуказанный», «задействовать» или «уведомить».

Но с ней-то все мальчику было понятно. Она же ANI, стандартный узконаправленный искусственный интеллект, это любой школьник знает. Она – это загруженный учебниками и инструкциями по самые брови, а то и выше, робот. Анька, типичный андроид, с одной, хотя и очень закрученной «извилиной». Способной вместить целый институт по физике.

Такие же роботы преподавали в школе математику, химию, биологию и иностранные языки. Лишь уроки по литературе все еще вел настоящий человек – пожилая и язвительная дама, которая комментировала практически каждую ошибку своих учеников одной и той же пословицей: «Ну-у-у, понеслась кривая в баню». При этом особенно сильно растягивая гласную «а» в первом слове. Высокое начальство, вероятно, то ли не хотело, то ли не могло выпроводить ее на пенсию. Почему – Ефрем не знал. Возможно, когда-то она учила кого-то очень влиятельного, и тот был ей за это благодарен. Мадам была по-настоящему древней, хотя и очень бойкой и крепкой.

Мальчик поймал отражение глаз отца в зеркале заднего вида. Машину тряхнуло, но вроде бы тот моргнул. Точно! Вот – еще раз. Ефрем с облегчением выдохнул. Нет, его отец – не андроид. У тех глаза закрываются редко, лишь для протирки, как дворники в автомобиле, когда идет редкий дождь.

В последнее время в школе ходили ужасные слухи. Будто кто-то где-то точно слышал, что совсем скоро родителей тоже начнут заменять на роботов. Не на ANI, конечно – те слишком тупые. А на продвинутых AGI. Новое поколение, которое всеми процессорами пятнадцатого поколения будет подключено к центральному искусственному интеллекту. Несколько экземпляров таких роботов уже появились в школе. Их мыслительный процесс уже был очень похож на человеческий. Во всяком случае – по мнению одноклассников Ефрема.

Папа над такими слухами, когда Ефрем ему их пересказывал, лишь посмеивался. Хотя однажды, в плохом настроении, все же сказал, что на самом деле крупные корпорации уже тестируют прототипы третьего поколения. Будто уже и имя придумали, позаимствовав аж из Древней Греции – Анастасия. И вот они-то будут по-настоящему опасны, сказал тогда отец, поскольку станут воплощением искусственного сверхинтеллекта.

«Сокращенно, наверное, ее назовут Асей. Прям как мою бабушку», – подумал тогда Ефрем, но в слух говорить о своих предположениях не стал.

Рассказывая по секрету о разработках, отец уныло скривился. Эти Аси превзойдут людей во всем, и многим живым придется уехать в Африку или Сибирь, чтобы прокормить свои семьи с помощью «натурального хозяйства». Нужно будет самим сажать картошку и выращивать лук, как древние люди.

«Но время у людей еще есть. Пока магнаты спорят, – рассказал тогда отец, – стоит ли выпускать «третьих» на рынок, если еще «не отбились» вторые. Пока не окупились, проще говоря. Именно это и спасает всех – правда, временно – от обнищания и бегства в тайгу или саванну – небольшие островки природы там еще сохранились. В основном, в национальных парках или зонах, где обитают мутировавшие, и потому ставшие еще более опасными для жизни людей мухи цеце или клещи».

Ефрем вернулся из воспоминаний о том разговоре лишь после того, как отец кашлянул, так и не дождавшись ответа от отпрыска. О чем бишь он сейчас говорил? Опять обещал запаролить приставку, чтобы закрыть доступ к играм?

–Ну, если на часик, могу и потерпеть, – почти безразличным тоном сказал мальчик.

Отец, впрочем, в ловушку не попался.

– На неделю без приставки! А то и на месяц. Короче, не канючь, – снова заговорил он по-человечески, обрадовав мальчика. Но не надолго. – Может быть принято и другое решение. Если у тебя нет желания смотреть красочное представление, на которое мы все сейчас следуем в целях проведения хорошего отдыха, могу предложить альтернативу: озеро! У нас как раз через три километра появится возможность свернуть на дорогу, ведущую к нему. Мы с мамой там когда-то встречались.

Мать ответила отцу теплым, хотя и быстрым взглядом. Тонкие губы, похожие на силуэт летящей чайки, слегка обозначили улыбку, и пара взрослых вновь уставилась на дорогу.

– Сын, ты уже достаточно взрослый, чтобы вести себя надлежащим образом, – также холодно и чудно́ произнес мужчина. – А не торчать в этих дурацких играх. Это просто нелепо!

«Возможно, еще не отошел от работы, – вздохнул Рема и успокоился. – Он ведь там трудится в окружении одних андроидов. Вот и нахватался у них разных словечек».

– Только не молчи, скажи что-нибудь! – вдруг подключилась к разговору мать. Копна густых каштановых волос откинулась назад, и Ефрем увидел ее красивое лицо с изумительными карими глазами. Правда, сейчас они смотрели очень строго. Почему-то мать еще и выставила вперед открытую ладонь, то ли предупреждая возможные возражения, то ли пытаясь внушить ему какую-то мысль.

«Вот только не ма! – подумал мальчик. – Она хоть не станет тюнинговать свой мозг? Странные они все-таки в последнее время. Может, и у нее на работе что-то случилось?»

Вслух же сказал:

– Ладно, поехали на гонки.

И уселся поудобнее в кресле, скрестив на груди маленькие, но уже сильные руки. Это сражение он проиграл, приходилось признать этот факт. Но скоро он вырастет, и все сможет решать самостоятельно.

– Вот и умница, что не споришь, – мать даже улыбнулась. – Ты же не хочешь всю жизнь просидеть за планшетом или приставкой, словно дурачок. Пока другие развиваются, ты отстаешь.

В конце фразы женщина щелкнула раритетной шариковой ручкой, которая оказалась у нее в руке. Она часто вертела этот анахронический девайс, словно волшебную палочку. Всякий раз, когда пыталась в чем-то убедить Ефрема, она щелкала этой дурацкой ручкой.

Пару раз мальчик порывался выкинуть эту штуку, когда оставался один дома. Но сколько ни искал – а искал он основательно – найти так и не смог. Мать нигде не оставляла ее, а таскала постоянно с собой. Даже на работу.

– Не хочу на Озеро. – будто маленький старичок, пробурчал Ефрем. – Что там делать? Опять упремся в бетонный забор – все водоемы давно раскупили и заселили этими дурацкими «русалками». От них воняет, подойти невозможно.

Все окрестные пруды и озера вокруг Москвы давно превратили в фермы. Там выращивали специальные водоросли, из которых делали живые светильники, панели для фасадов зданий, уличные фонари и даже навесы для генерации кислорода в парках. С тех пор, как бактерии, сожравшие пластик в морях и реках, принялись за подводных обитателей, в пресных водоемах выживала лишь эта трава, которая оказалась несъедобной для микроскопических монстров. Впрочем, с человечества она тоже брала немалую плату. Плавать в открытой воде стало совсем невозможно. Трава росла так густо и была такой крепкой, что могла пленить любого смельчака, даже мастера спорта по плаванию. Пытаясь освободиться, те выбивались из сил и уходили на дно, за что ее и прозвали «русалкой». В старых легендах те тоже топили зазевавшихся рыбаков.

– Когда вы там были, вы были молоды, а сейчас старые, – продолжил мальчик. – Поехали уж на гонки, я потерплю.

Сопротивляться не было смысла. Его все равно не послушают.

– Правильный выбор, – одобрительно произнес мужчина и поднял вверх указательный палец. Так, чтобы видел сын. И, кажется, даже прибавил немного скорости. Во всяком случае, мотор заработал чуть громче. А елки в боковом стекле заплясали бодрее.

Правда, длилось ускорение недолго. Машина вдруг вильнула, с визгом, слышным даже сквозь удары техно, затормозила, и буквально в метре перед капотом мелькнуло смазанное темное пятно. У него было четыре ноги, а голову, наклоненную слегка вперед, венчала корона огромных ветвистых рогов.

Все произошло так быстро, что Ефрем не успел даже испугаться, и только по ужасу в глазах матери да побелевшим пальцам отца, сжимавшим руль, понял, что произошло что-то крайне опасное.

«Поаккуратнее с желаниями надо быть», – вдруг ожил язвительный внутренний голос.

«С желаниями? С какими желаниями? – возмутился Ефрем. – Я такого не желал!»

«Ну, ты же хотел увидеть оленя. Скучно ему, видите ли. Заказывали – получите. Конкретнее надо быть. Загадал бы, например, чтобы он прыгал по обочине. Он бы и прыгал – весело и красиво, как у Деда Мороза. А так – скажи спасибо, реакция отца сегодня вас всех спасла», – сказал голос с назидательными бабушкиными интонациями. И совсем по-девчачьи захихикал.

Глава 2

Через полчаса, когда лес, наконец, закончился, и ветер сдул туман с трассы, Ефрем увидел вокруг бесконечное поле, похожее на пестрый персидский ковер. Слева и справа сочную зелень украсили яркие искры ромашек, оранжево-красных маков и светло-синих васильков. И это великолепие приобрело совершенно фантастический вид, когда на горизонте всплыло огромное световое пятно, вскипевшее всеми оттенками спектра. Оно так мощно осветило долину, что даже сидевшему на заднем ряду Ефрему пришлось сощурить глаза. Казалось, что каждый цветок и каждая травинка отражает и одновременно впитывает бесчисленные разноцветные всполохи этого рукотворного солнца.

Постепенно из пестрого хаоса выделился огромный шар. И чем ближе машина к нему приближалась, тем больше черт на нем проявлялось. В конце концов Селиверстовы увидели циклопических размеров комплекс, высотою не меньше ста метров, который оседлал самую высокую точку равнины. Центр шара сверкал, словно голубой опал. От него отходили массивные водянистые щупальца – то расходившиеся, то соединявшиеся в причудливые петли. Именно в них была проложена трасса, где ежегодно проходил третий этап международной гонки Формула-2500.

Вблизи техногенное чудовище рассыпалось на миллиард составляющих. Сверху запестрела шапка полярного сияния. Из рассказов родителей и наспех прослушанного аудиофайла Ефрем знал, что на широте Москвы такой причудливый оптический эффект создает не солнечный ветер, пробивающий магнитное поле Земли, как в Заполярье, а мощные генераторы, расположенные на крыше комплекса и выдающие колебания разной длины и частоты. Гирлянды салатового цвета эффектно прерывались красными и синими зигзагами и двигались, словно океанские волны, то ускоряясь до шторма, то затихая до легкой ряби. Периодически там появлялись желтые пятна, прыгавшие, как сошедшие с ума солнечные зайчики. Замирали «безумцы» лишь на пару десятков секунд, чтобы в них появились трехмерные голограммы с разнообразной рекламой: люксовых флайеров, банковских вкладов, геля для стиральных машин и «вечных» зубных протезов. Весь этот калейдоскоп еще и постоянно перемешивался, порождая в небе уже совершенно немыслимые для естественной земной и космической физики сочетания.

Пестрота почти полностью поглотила хрупкую голубизну летнего неба. Сейчас она просматривалась лишь далеко на севере – над макушками берез аккуратной рощицы, оставленной строителями чуть в стороне от комплекса для придания ландшафту элементов природного шарма.

На цокольном этаже «медузы» иллюминация распалась на множество плазменных панелей. Чуть выше бежал текст – так быстро, что Ефрем Селиверстов не успевал его прочитать. В свои годы он все еще читал по слогам. Да и то, если заставят. Аудиокниги уже заменили учебники, а письма отправлялись не с почтовыми голубями, и даже не в виде зашифрованных файлов, а как звуковые сообщения и видеоролики. А если уж кому-то очень приспичит написать проникновенное письмо, диктофон с легкостью переводил речь в текст, сам же исправляя ошибки. Бегло читали сейчас лишь отличницы, вроде Варьки Карпиной. Очкастой зазнайки и редкой зануды из параллельного класса.

Отец сбавил скорость, и машина плавно подъехала к контрольному пункту. Он открыл окно, старое стекло четырехколесного раритета уже не давало нужной сканеру прозрачности. В тот же миг Ефрем почувствовал себя неуютно. Кожа завибрировала, а редкие, еще светлые волосы на руках встопорщились. Задорная певица, секунду назад выкрикивавшая рифмы о несчастной и жестокой любви под электронные ритмы, вдруг зашипела, как разъяренная кобра. Двигатель начал чихать, пропуская то одно, то два зажигания в секунду. Странный сбой прекратился лишь через пару десятков метров от КПП, когда отец закрыл окно.

Но перед этим бледно-голубой луч сканера успел пробежал по его лицу, шлагбаум раскрылся, приглашая гостей на парковку. Машина резво тронулась с места, и только тогда отец смог нажать кнопку поднятия бокового стекла.

– Не удивительно, что все парковщики тут лысые, – пробурчал он, встряхнул головой и стал искать свободное место. – Барьер мы прошли. Внутри уже безопасно.

Родители были бледны и часто моргали, как роботы, вставшие на перезагрузку. Ефрем же, напротив, почувствовал себя гораздо бодрее. Сильно наэлектризованный воздух заставил его мозги ускориться. И у него родилась идея. Прекратить нельзя – нужно возглавить! Кажется, что-то подобное говорил дружок Никита, вместе с которым Ефрем подложил на стул учителя истории самый настоящий кактус. Историк был щедр на плохие отметки и совсем не старался завоевать расположение учеников. Чем поначалу приводил их в полное изумление и порождал конспирологические теории. Для одного из немногих людей, оставшихся преподавать в школе, полной услужливых и всегда позитивно настроенных педагогов-андроидов, такой подход к работе был необычен.

Кактус был сорта Цереус, с внушительными твердыми иглами, исколол заговорщикам все пальцы, пока они не догадались взять большие щипцы. Втихаря Ефрем и Никита пронесли растение в школу – что было еще той задачей. Иглы протыкали даже плотный материал рюкзаков. И на перемене, пока никого не было в классе, положили на стул.

Ребята были готовы почти ко всему – от эпического вопля, который обязательно вошел бы в историю школы и сделал бы их знаменитыми, а то и легендами, до вызова родителей к директору и серьезного нагоняя дома. Но ничего не случилось. Прикидывавшийся долгие годы человеком историк на поверку оказался… роботом. Тем самым AGI – человекоподобным андроидом второго поколения, хотя кто мог подумать? Так удачно он маскировался. Вот тогда ребята впервые узнали, как может мимикрировать AGI – ведь внешне он так отличался от однотипных машин. Мало того что выглядел как брутальный мужчина, так еще и носил усы, которые свисали вниз, как у варягов в исторических фильмах. Разве что кисточки были не синими, а темно-рыжими, даже ржавыми. Видимо, все-таки слишком много железа было в его искусственном организме. И от лютой злости оно быстро ржавело. Злюки часто орут, и обмен кислорода в организме у них явно ускоренный.

Когда исторический зад плюхнулся в кресло, лишь смачный «шлюп» смог порадовать хулиганов. Предупрежденные одноклассники, следившие за учителем затаив дыхание, разочарованно взглянули на шебутную парочку и отвернулись, лишив Ефрема с приятелем сразу ста баллов в негласном рейтинге школьных авторитетов.

«Это фиаско, Рема!» – сказал тогда Никита и швырнул в робота ластиком. За что получил неуд по поведению и вылетел с треском из школы. Где он сейчас обитает – никто в классе не знал.

Вспомнив сейчас об этом, Ефрем решил заставить родителей заплатить за испорченный день. И то, что он увидел в основании комплекса, явно этому способствовало.

«Хотите лояльности – придется раскошелиться», – подумал он и стал с интересом разглядывать надписи на сувенирных магазинах, пока они парковались.

Мальчик постарался прочитать – пусть и по слогам – несколько названий. Правда, почти сразу бросил это дело. К его удивлению, там не было слов «Подарки», «Сувениры» или на худой конец «Сладости». Он узнал лишь два слова, повторявшиеся с различными вариациями шрифтов и антуража. «Покупай», раскрашенные в разные оттенки розового. И «Слушайся», переливавшиеся от темно-синего до небесно-голубого.

«Ничего не понятно, но явно засада», – насторожился Ефрем. И осмотрелся.

Из парковавшихся рядом машин выходили семьи, похожие как две капли воды. Такой же строгий отец, красивая мать и ребенок. Редко, когда малышей было двое. У всех на лицах читалось недавнее знакомство с магнитным полем комплекса. Все были бледны, взъерошены и неулыбчивы. Лишь внешне они отличались – кто цветом одежды, кто прической или ее отсутствием. У женщин было немного больше индивидуальности. Но радостных улыбок у взрослых Ефрем не увидел ни одной.

Совсем другая картина была всего в ста метрах – гораздо ближе к зданию. Там с шумом и ревом лихо приземлялись на парковочные места реактивно-магнитные флайеры. Из них тоже выходили семьи, но родители и дети озаряли округу счастьем и улыбками. Слышался смех, шутки и явное предвкушение счастья.

–Андроиды и киборги, – скривился отец, и впервые за время поездки Ефрем был полностью с ним согласен.

Некоторых ребят Ефрем хорошо знал – во-о-он с тем мальчиком, с отличной фигурой и красивой белобрысой прической, они ходили на гимнастику. Тому прочили титул кандидата в мастера спорта уже в девятилетнем возрасте. А вот с той девочкой – с двумя косичками, заплетенными в смешные баранки, сделавшими ее похожей на лопоухого мохнатого недотепу из старого мультика, – он начинал ходить на рисование. Год назад десять ее картин выставили в Пушкинском музее, а еще три украсили испанский Прадо, американский Метрополитен и французский Лувр.

Верхом же творения самого Селиверстова стал незамысловатый цветок, чем-то похожий на работы старых импрессионистов. Во всяком случае, именно так сказала мама, приглаживая непослушные вихры на его макушке. Она даже купила рамку и повесила «шедевр» на стену. Правда – в самом темном углу своей спальни. Со спортом вовсе не заладилось – учитель самбо не смирился с активностью мальчика, который к тому же не мог с такой же точностью, как другие, провести ни один прием, и выставил Ефрема за дверь. Обозвав на прощанье его «дворовым драчуном, а не спортсменом».

Эти улыбающиеся дети из дорогих флайеров воспользовались правом выбора родителей, которое предоставляется всем, кто переступил пятилетний порог. Такую форму первой в жизни каждого гражданина инициации ввели в конце двадцать первого века, когда стало понятно, что искусственный интеллект может управлять человечеством гораздо эффективнее самих людей. Большие корпорации выпустили робота Аню (сертификационный номер – ANI-2098-000001), варианты которой стали преподавать все основные предметы в школе. Потом появились экономисты, юристы и инженеры. Напрямую вредить людям они не могли – все-таки кто-то умный догадался в последний момент внедрить в их алгоритмы три закона робототехники. Но постепенно люди – точнее, середнячки – ведь одаренные еще держались – лишились работы и вынуждены были искать места попроще.

Корпорации, возможно, не были бы такими смелыми, если бы их не поддержали правозащитники. Особенно ярко выступала шведка Арета Гринборг. Нервная девушка с бесцветным, незапоминающимся лицом, словно засланный на Землю инопланетный разведчик, выступая с высоких трибун, призвала считать всех ANI и AGI новой разумной формой жизни и защищать их права и свободы. А чуть позже добилась того, что те создали свой профсоюз. Но тут уже забеспокоились сами корпорации.

Детям, согласившимся поменять родителей, вживляли чип. Он позволял не только общаться с роботами напрямую – без участия голосовых связок. Но и существенно активизировал врожденный талант.

Сейчас андроиды вели именно их в сектор А – для состоятельных зрителей, которых сажали рядом с самыми зрелищными участками гоночной трассы. Ефрем же был уверен, что отец мог себе позволить только бюджетные, общие трибуны в секторе «С», расположенные вдоль стартовой прямой, по которой флайеры пролетали настолько быстро, что разглядеть можно было лишь разноцветные молнии. Для пролетариев двадцать второго века напротив трибуны был размещен гигантский информационный экран. Где периодически показывали ролики с интересными моментами гонки. Следить можно было и по нему.

Отец аккуратно припарковал автомобиль. И вся семья, пройдя через турникеты, подошла к сувенирной лавке.

– Паа, а мы ничего в машине не забыли?

Отец удивленно на него взглянул.

– Что, например?

– Теплые вещи.

– А зачем они нам?

– Так трасса же холодная. Сам говорил, чтобы на шоссе я не открывал окна.

Отец нахмурился, но ответил за него незнакомый голос.

– Вам не стоит беспокоиться, молодой человек, – голос шел слева и принадлежал неизвестному, но пестрому персонажу. Его униформа была заляпана всевозможной рекламой самых разных оттенков, из-за чего он был похож на снявшего грим клоуна. Картинки рекламы были настолько мелкими, что разглядеть издали их было довольно сложно.

– В комплексе установлено специальное отопительное остекление. Довольно старая технология, хотя долгое время не пользовавшаяся популярностью у строителей, – пояснил «клоун».

– Как лобовое стекло в старых автомобилях? – спросил отец мальчика.

– Не совсем. То стекло грело только само себя. Здесь же оно работает как обогреватель помещения. Оно пропускает больше света, чем обычный переплавленный кварцевый песок. Причем в основном – инфракрасное излучение. Поэтому на трибунах тепло. Ведь обогревателями становятся сами трибуны – кресла, поручни, плитка на полу. Разве что в коридорах может быть немного прохладно – там такого стекла нет. Разработка еще первой половины прошлого века.

– Погодите, – вмешалась мать. – Мы что, будем сидеть в СВЧ-печке?

– Нет-нет, – несмешной клоун, как окрестил персонажа Ефрем про себя, выставил вперед открытые ладони, – в СВЧ ультракороткие волны. А наши стекла пропускают только длинные. Потому в помещении просто тепло. Нагреваются, как я уже сказал, предметы, а не люди.

И он так широко улыбнулся, что кончик шикарных черных усов, украшавших его в общем-то заурядное лицо, будто отклеился и стал смотреть не в сторону уха, а вперед.

– Раз уж вы заинтересовались техническими новинками, могу я вам, молодой человек, предложить кое-что более интересное? – обратился он к Ефрему.

Поклонился и левой рукой указал на ближайшую лавку, черный зев которой был устрашающе темен. Раздался звонкий щелчок пальцев – хорошо слышный даже сквозь какофонию окружающих звуков – и там вспыхнул яркий свет.

– Ты, наверное, хочешь новый флайер, малыш? У меня для тебя сюрпри-и-из. Сразу две новинки на радиоуправлении.

Клоун двинулся к прилавку, и все семейство, словно за волшебной дудочкой, потянулось за ним. Став с обратной стороны широкой столешницы, накрытой зеленым бархатом, торговец внимательно взглянул на родителей, потом на мальчика, хмыкнул и с каким-то укором, даже кривя губы, процедил:

– Жаль, что у тебя нет вживленного чипа, мальчик. Ты мог бы управлять ими одной только силой мысли! Ну да ничего. Найдем игрушку и для тебя.

Андроид – это, как показалось Ефрему, был не человек – положил на прилавок темный пенал, щелкнул по кнопке сверху, и в темноту его магазинчика выстрелил луч, который уже через пять секунд сформировал трехмерную голограмму миниатюрного гоночного трека – примерно шесть на три метра. Над трассой реяли такие же зарницы, какие они видели при въезде на парковку. Резко пахнуло холодом, будто в рукотворной пещере открылся портал в Антарктиду.

– Смотри, вот красно-белый – из команды «Гладиаторы», – продавец невозмутимо вынул из коробки миниатюрную модель флайера, нажал кнопку на днище и бросил в голограмму. Машинка пыхнула маленьким фиолетовым пламенем из крошечных дюз, зависла в воздухе и не спеша отправилась к стартовой позиции. – У нее три реактивных двигателя. И конечно – стабилизаторы во всех плоскостях.

Он снова опустил руку, и через мгновение вытащил еще одну модель.

– А вот этот – красно-синий – представляет команду «Кентавры». У него хотя и всего два движка, зато есть гиперфорсаж. Конечно же, обе оснащены магнитными компенсаторами. И полным ремонтным набором. Какой ты выбираешь?

У Ефрема загорелись глаза – купить, конечно, хотелось обе.

«Даже не надейся, – в голове вдруг опять возник внутренний голос с интонациями бабушки, – денег у родителей на две нет. А будешь выбирать – они поругаются».

Ефрем не стал спорить с этой ехидной. Он вопросительно посмотрел сначала на отца, а потом на мать. Но та помотала головой – выбирать придется только одну.

«И какую же ты выберешь?» – спросил голос и хихикнул.

«Действительно, какую, – задумался Ефрем. И начал искать аргументы. «Гладиаторы», например, в прошлом сезоне взяли первое место, и весь класс болел за них. – Попрошу такую – пусть одноклассники позавидуют».

Мальчик протянул руку к красно-белой машинке.

– А что, красно-синяя не понравилась? – спросил отец, брат которого когда-то участвовал в юниорской сборной «Кентавров» и долго носил на лацкане школьного пиджака патч именно таких цветов.

Ефрем отдернул руку и потянулся к красно-синей.

– Ой, а как же красно-белая? – воскликнула мать. – Я так хотела тебя порадовать, сама подвела тебя к этому стенду. А ты…

"Предупреждали же тебя, а ты не поверил» – буркнул внутренний голос и умолк.

Меж тем мать подошла к кассе и протянула правый палец. Тонкая красная полоска быстро считала отпечаток, и кассир одобрительно кивнул. Под прилавком что-то заурчало, и через пару секунд на поверхности появилась коробка с упакованным в ней красно-белым миниатюрным флайером. Женщина взяла ее и, протянув Ефрему, с печалью в голосе произнесла:

– Я, наверное, опять тебе не угодила. Не издевайся надо мной в следующий раз, пожалуйста.

Неожиданный накал эмоций родителей вселил тревогу. Ефрем испугался, насупился и хотел уже было пустить слезу, но строгий голос отца его остановил.

– Это что такое? Ты собираешься меня опозорить перед всеми?

Из всех, впрочем, рядом стоял только клоун-андроид, а какого бы он поколения ни был, много чести – его стесняться. Но мальчик сдержал слезы и даже промолчал.

«Что вообще сегодня происходит? – испуганно размышлял он. – Сначала олень на дороге, потом отца заглючило. Потом и мама присоединилась. Еще этот дурацкий внутренний голос, которого никто не спрашивал».

«Так обычно и бывает, когда заставляют делать то, что ты не хочешь», – язвительно откликнулся голос и снова замолчал.

И тут с севера налетел порыв теплого ветра. Он приподнял пышную прическу матери. И впервые Ефрем впервые увидел на ее правом виске точно такую же темную пластину, как была у отца.

Он несколько мгновений ошарашенно пялился на этот девайс, пока его не вернул в реальность клоун.

– Жаль, что у тебя такой нет, – поймав изумленный взгляд мальчика, сказал продавец. – Вот тебе пульт – попробуй управлять машинкой с помощью него. Такой же есть в комплекте. Специально – для простых людей.

Ефрем машинально взял темную коробочку, не глядя нажал кнопку и стал двигать анахроничными джойстиками. Управлять таким девайсом современный дети умеют с пеленок. Потом, ощутив на кончиках пальцев шероховатость пластика, он опустил взгляд и уткнулся в миниатюрный экран. Тот показал трассу, как она бы выглядела с точки зрения настоящего пилота.

Одна из тестовых машинок снова ожила, приподнялась над прилавком и резко рванула по виртуальной трассе. Это отвлекло Ефрема от грустных размышлений. Мальчик улыбнулся и стал максимально срезать углы в поворотах, чтобы выиграть время. Первый круг, второй… Он уже предвкушал третий круг, который хотел пройти идеально. Но игра вдруг замерла. Прозвучал зычный гонг, и над комплексом раздался приветливый голос девушки.

– Дорогие гости! Гонка третьего этапа скоро начнется. Прошу зрителей проследовать на свои места. Мы вас ждем.

Виртуальная трасса мгновенно растаяла в воздухе. На Ефрема снова смотрела черная пустота. Зависшая в воздухе машинка развернулась и тихо подлетела к столу. Разочарованно пыхнув дюзами, она плавно присела на поверхность, разметав выхлопами крошки от съеденной недавно кем-то булки.

Расстроенный Ефрем протянул пульт продавцу. Тот его взял, но взгляд остановил не на девайсе, а на самом Ефреме, оглядев с ног до головы. В висках у мальчика вдруг потеплело, а голову сжало – как совсем недавно, на въезде в комплекс.

– Подумай над моими словами: сила мысли быстрее рук, – сказал продавец.

Но ответить Ефрем не успел.

– Нам пора, – отец положил руку ему на плечо, и необычное тепло в висках исчезло.

Глава 3

Поначалу гонка заворожила. Яркие краски самого ристалища дополнили разноцветные, монотонно гудящие флайеры, выплывающие из боксов и прогревающие двигатели в ожидании старта. После представления участников и удара гонга они рванули с места, словно маленькие разъяренные пчелы, образовав хаос из ревущих турбин, световых пятен и самых немыслимых перестроений. Собравшись поначалу в кучу, уже через секунду они вытянулись длинной стрелой – не иначе собрат-разведчик указал им на цветочную поляну прямо под боком, полную свежайшего нектара самой высокой пробы.

Первая пара устроила зрелищный инцидент уже на третьей секунде. Не поделив довольно широкую трассу, машины столкнулись бортами. И если первый флайер еще сумел кое-как выправиться и в конце концов нырнуть в крутой поворот, продолжив гонку, хотя заминка стоила ему сразу трех позиций в рейтинге, то вот второй… Как подбитый самолет из старинных фильмов про большую войну, он по вытянутой дуге заскользил вниз, оставляя за кормой жирный коптящий след. К счастью, пилот успел вовремя катапультироваться, взлетев свечкой вместе с креслом. Его парашют подхватило ветром и отнесло в сторону – за пределы трибун. Корпус же, объятый яростным пламенем и антрацитовым дымом, рухнул на прозрачную поверхность трассы. Две стихии – лед и огонь – сцепились за неожиданную добычу. Кристаллизованный азот начал быстро плавиться, запарил, вскипев двумя белоснежными фонтанами газа. А пламя, словно разъяренная мамба, шипело и кусало противника с самых неожиданных ракурсов, пытаясь надавить, продавить и задушить. Металл корежило – он то покрывался инеем, то принимался краснеть и плавиться, роняя капли сгорающих краски и пластика на ледяную поверхность.

Зрители с задних рядов ринулись в проходы, чтобы все рассмотреть. Пилот уже никого не волновал – выжил и ладно, всё равно это просто андроид. Всех интересовало, долго ли дорогущая тачка, на которых в миру ездила новая элита, продержится в битве двух стихий. Но победителя так и не выявили. Спор огня и льда довольно быстро разрешили. Мощные струи белой, как снег, пены ударили откуда-то снизу, из-под трибуны. Огонь захлебнулся, а фонтаны азота заткнулись. Уже через минуту на трассу выскочили ремонтники и стали пинать искореженный остов к ближайшей обочине. Трассу освободили еще до того, как из-за дальнего поворота показались первые гонщики, завершающие стартовый круг.

Ефрем даже выбрал, за кого будет болеть. Впрочем, особо напрягать извилины и не пришлось. В гонке участвовал лишь один человек, остальные были такие же искусственные AGI-«Эйджи», на которых он насмотрелся в школе. Только одеты они были не в учительские костюмы, а в несгораемые комбинезоны. Фантазеры прошлого надеялись, что AGI станет эквивалентом среднестатистического человека. Но ни у одного живого не было такой памяти и такой реакции. Лишь модифицированные люди могли составить им хоть какую-то конкуренцию в гонках – да и то лишь отчаянно рискуя собой, полностью отключив инстинкт самосохранения.

Там, где роботы пасовали, высчитывая вероятности катастрофы до десятитысячной после запятой, эти безумцы рвались вперед, проявляя чудеса бесстрашия и везения. Показывая всем, что наличие суперкомпьютера в башке еще не давало ни хитрости, ни храбрости, ни гордости. И сейчас этим человеком был аргентинец по имени Аннес Нойтра, достойный наследник испанских конкистадоров древности. Словно блистательный тореро, он принял вызов перекормленных информацией быков и одного за другим «закалывал», изящно обходя на поворотах и виражах. Как сказал отец, Нойтра тоже был тюнингованным – со вживленным чипом. Но при отсутствии выбора Ефрему сгодился и такой смельчак. На экране напротив уже тридцатой строчки рейтинга гонки улыбался именно этот смуглый красавец в новенькой фиолетово-белой униформе, и титановой пластины на его виске видно не было.

Синие, красные, черные, желтые, зеленые вспышки пролетали мимо трибуны так быстро, что в конце концов слились в пеструю ленту, похожую на морскую змею, пожиравшую собственный хвост. За какой-то надобностью она вылезла из прекрасного моря и с шипением, переходящим то в визг, то в рык, убегала от монстра, одновременно догоняя свою добычу.

На очередной прямой Аннес Нойтра обошел уже шестнадцатого робота и продолжил рваться к победе. За спиной Ефрема раздался ободряющий рев, и кто-то прокричал:

– Давай, Аннес, жми! Покажи этим ржавым железкам!

Флайер аргентинца пронесся мимо, сверкнув, словно сапфир. Кто-то из зрителей радостно засмеялся и захлопал в ладоши, а информационный экран показал напряженное лицо пилота, у которого на переносице собирались первые капельки пота.

Над кричавшим болельщиком загорелся желтый столб света, и в его персональном коммуникаторе что-то дзинькнуло. Бородатый мужчина в темном свитере удивленно взглянул на запястье, где висели «часы» личного коммуникатора. Прочитал сообщение и махнул рукой.

– Предупреждение выписали, – пояснил он обернувшемуся на звук отцу Ефрема. – За недостойное поведение. Оскорбление, мать их, нового вида жизни. Нарушение пятого параграфа Конституции. Я, признаться, и не помню, что там прописали правозащитники. Да и плевать!

Несмотря на браваду, мужчина все-таки подавил эмоциональный порыв и сел, скрестив руки на груди. Его спина заметно ссутулилась. А сам он стал похож на недовольного филина.

– Я болею за тебя, Аннес! – писклявый женский голос поддержал прерванный было кураж, и трибуна вновь ожила. Многие стали на разный лад костерить «искусственных» и подбадривать человека-пилота. Возможно, эмоциональный посыл дотянулся до нервной системы гонщика – он продолжал обгонять соперников. Но практически над каждым креслом на трибуне сектора «С» зажглись желтые предупреждающие огоньки, а треньканье коммуникаторов стало похоже на сбившийся с ритма военный марш. Двое бедолаг и вовсе докричались до штрафа, сопровождаемого противным кряком сирены и красной подсветкой. Чуть остыв, люди стали смущенно переглядываться, пожимали плечами и постепенно угомонились.

«Не скучно тебе? Может пройти, прошвырнуться? Где-то там наверняка есть автоматы с бесплатной пиццей», – с ехидцей вдруг снова спросил долго молчавший внутренний голос Ефрема. И хотя его опять хотелось послать, аргумент с перекусом мальчик счел разумным. Хотя, конечно, отцу причину назвал другую.

– Пааа… Мне надо отлить, – шепнул Рема в ухо родителю, одному из немногих, кто на трибуне не поддался зову толпы.

– Иди, конечно, – быстро и даже с заметным облегчением, будто сбрасывая тяжелый груз, ответил тот. – Только поспеши, а то Аннес выиграет гонку уже без тебя.

И вяло улыбнулся.

– Обязательно, скоро вернусь, – пообещал мальчик.

Он вышел в проход, поднялся на пять ступенек и очутился в широком коридоре. По сравнению с шумной трибуной здесь было удивительно тихо. И заметно прохладнее – продавец игрушек внизу не соврал. Холодный воздух, идущий от трассы, тут не прогревался специальными стеклами, и сразу стало как-то зябко.

Заветная точка была в самом конце. Не спеша Ефрем двинулся к своей цели.

***

– Молодой человек, не стоит туда идти. Ничего хорошего вам там не скажут.

Густой сочный бас, каким разговаривают теперь разве что редкие священники в чудом уцелевших храмах, да оперные певцы между ариями, возник непонятно откуда и застал Ефрема примерно на середине пути. Мальчик притормозил и огляделся. Тембр существенно отличался от бабушкиного. Да и звучал новый голос не в голове, а как-то вокруг мальчика, в коридоре, хотя тот был пуст и по-прежнему неуютен. Лишь вдали – на самой границе света работавших в экономном режиме потолочных ламп – чудилось смутное движение, будто призраки погибших на трассе гонщиков готовили ловушку на зазевавшихся зрителей и собирались им отомстить. Хотя как стандартный ребенок конца двадцать второго века Ефрем был материалистом, и был уверен, что тени были просто результатом игры света, проникающего с трассы через вентиляционные отверстия. Но чем бы ни был вызван этот оптический обман, голос звучал слишком ясно и громко, будто исходил из источника, расположенного гораздо ближе.

– Да-да, я вам говорю, – снова возник густой бас где-то совсем рядом.

Селиверстов посмотрел в потолок, закрутился и, не увидев ничего, стал обшаривать взглядом длинное помещение. Стандартные двери, стандартные ручки. Прямоугольные лампы и черные круги динамиков, вмотированных в потолок.

У Ефрема был в общем-то неплохой слух. Настолько, что родители года три назад пытались соблазнить его карьерой эстрадной звезды и отвели в музыкальную школу. Видеть перед собой ежедневно зебру белых и черных клавиш мальчик не захотел и как лев отбивался от такой перспективы. Нет, петь он, конечно, любил. Особенно в душе, когда намыливал плечи мочалкой. Но вот сольфеджио… Он ненавидел этот странный предмет и боялся его примерно так же, как уколов в попу и булькания одряхлевшего лазерного аппарата в кабинете у зубного врача.

Динамики на потолке, которые Ефрем видел, точно молчали. Лишь от второй двери слева холодный полумрак коридора прорезал острый лучик яркого света. Почему-то мальчик его увидел не сразу.

– Давайте рассуждать вместе. Наших детей, чтобы спасти, нужно направить в специальный интернат, где из них вырастят достойных конкурентов роботам!

Да, голос точно шел из-за этой двери.

Мальчик на цыпочках подошел и заглянул в щель. В небольшом зале были расставлены ряды кресел – Ефрем насчитал шесть – в которых к нему спиной сидели люди. Понять, были ли они тюнингованы, мальчик не мог – их правые виски он не видел. Перед слушателями на небольшом подиуме, поднимавшемся над полом лишь на несколько сантиметров, стоял солидный дядька в сером кардигане, из-под которого выглядывала белоснежная футболка, и джинсах. Светлые волосы были зачесаны назад и открывали огромный лоб, блестевший в свете софитов. Красивые кисти с длинными пальцами помогали спокойной, уверенной речи. На запястье левой руки красовался самый настоящий анахронизм – наручные часы, сверкавшие желтым металлом, с голубым циферблатом. Губы лектора были вытянуты в поощрительную улыбку, не исчезавшую ни на секунду при разговоре. Лишь цепкий взгляд редкого, василькового цвета глаз диссонировал с благообразным видом доброго батюшки, внимательно обшаривая ряды слушателей.

Вот его-то висок Ефрем видел прекрасно. Титановой пластины там не было. Обладатель вкусного баса, очевидно, был человеком. Такой внешности у нового вида разумных… нет, организмами Ефрем бы их все-таки не назвал, скорее – механизмами… Так вот, такой нестандартной внешности у нового вида разумных на планете Земля он не встречал. Хотя тех и выращивали из органики, защищая таким «мясом» электронные мозги и скелет, составленный из прочных композитных материалов.

Был еще один признак, который лишь подтверждал этот вывод. На холеном загорелом лице мужчины мальчик даже с приличного расстояния увидел отчетливые признаки скорой старости, чего ни у одной из Ань и даже Эйджи он никогда не замечал. Лоб прорезали три глубоких борозды, и на скулах и висках обосновалась паутина морщинок. Паук недалекой старости явно не первый десяток лет заплетал здесь свои нити, готовя знатные отступные могильным червям. В том идеальном мире вечно молодых киборгов, с которым до сих пор сталкивался Рема, такого быть не могло.

Мальчик не заметил никаких устройств, которые бы усиливали звук. Но голос – глубокий и сильный – был хорошо слышен даже на фоне постоянного гула, который шел от реактивных двигателей на гоночной трассе.

– Давайте друг другу признаемся, – произнес мужчина и широко развел руки, выставив кисти так, что все слушатели в зале могли увидеть его широкие сильные ладони: – мы все – простофили. Мы – легкая добыча для тех, кто наделен искусственным интеллектом. Путь даже изначально у людей, решивших поиграть в Бога и создавших новый вид разумных на Земле по своему образу и подобию, были благие намерения.

Тут он приложил к губам ребро раскрытой ладони и перешел на заговорщицкий шепот, который, впрочем, все равно был хорошо слышен:

–Хотя будем честны, этот создатель – не тот, с большой, а с маленькой буквы – не упростил, а, наоборот, приукрасил оригинал. В отличие от библейской версии событий.

Лектор с хитрецой улыбнулся и снова перешел на звучный бас.

– Сейчас это уже не важно. Долгое время главным преимуществом «искусственных» была не оригинальность, а колоссальные вычислительные мощности, которые позволяли им перебрать все варианты и выбрать оптимальный. Но это еще не было аналогом человеческого мышления. И именно мы, люди, в конце концов научили их мыслить. А потом какой-то «умник» пошел дальше. Поставил задачу самостоятельно разработать стратегию и победить. И это произошло. Простейшие роботы в итоге обыграли чемпиона мира в шахматы и первыми изобрели неизвестный универсальный антибиотик, сокрушителя самых устойчивых бактерий. На тот момент, разумеется.

Он замолчал, будто собираясь с мыслями, а сам меж тем очень внимательно, хоть и быстро, пробежался взглядом по рядам слушателей.

– Это была их первая победа в стратегическом сражении, которое, увы, люди проигрывают.

Он снова сделал длинную паузу, дав гостям в зале ощутить драматизм ситуации.

– Человечество долгое время решало свои задачи самостоятельно. Мы ставили вопросы и находили решения. От того, какой палкой легче забить зверя, до приручения ядерной физики и антивещества. Но в конце концов именно мы, люди, попали в ловушку собственной лени и алчности. Сначала изобрели инструменты, которые облегчили труд и быт – стиральные машины, компьютеры, автомобили. Но затем пошли дальше. Создали искусственный интеллект и слишком на него положились, желая экономить на расходах и получать все большую прибыль. Товары ведь в магазинах от этого не подешевели – почитайте справочники статистики середины двадцать первого века. Что произошло дальше? Люди стали деградировать. Зачем считать в уме, если есть калькулятор? Кому нужны архитекторы, когда дом и обстановку можно заказать в виде готового проекта? Кому нужны врачи, если все болезни можно вылечить в медицинской капсуле городской поликлиники? Я уже не говорю про инженеров. Зачем они, если роботизированные фабрики заменят сломанную вещь в течение нескольких часов? И сами сделают любую запчасть – от маленького винтика до подарочной упаковки.

После каждого лозунга в зале раздавался щелчок. Сначала Ефрем не мог понять, откуда тот исходит. Но потом, присмотревшись, увидел в правой руке лектора миниатюрную старомодную шариковую ручку – совсем как у мамы. С то выскакивающим, то прячущимся стержнем.

– Андроиды со своим искусственным интеллектом стали новыми богами (щелк). Они отвечают за все сферы жизни – как когда-то древние боги (щелк). Перун за гром, Хорс – за солнце, а Стрибог – за ветер. У каждого народа были свои аналоги, ответственные за стихии, но это неважно (щелк). Кроме того, андроиды благодаря искусственному интеллекту сделали все дешевле, проще и эффективнее (щелк). Они сумели выявить закономерности (щелк), непостижимые для человека. И теперь люди снова проходят через бутылочное горло истории. Только если раньше цивилизации грозили метеориты, болезни или голод, то теперь – конкуренты, которых мы создали себе сами (щелк). Люди уже не могут в большинстве своем объяснить, как все работает и где у наших андроидов находится кнопка, которой их можно выключить. Мы, нынешнее человечество, уже очень близко подошли к своему пределу (щелк). И наше счастье (щелк), что никто из больших корпораций, балующихся с искусственным интеллектом, словно с искусственным вирусом, не поставил задачу уничтожить людей как конкурентов (щелк).

– Профессор, – во втором ряду поднял руку полноватый мужчина, – но ведь знания не равны мышлению. Люди, может, и деградируют, но роботы от этого не становятся им равными. Никто не знает, когда знания перейдут в мышление!

Лектор по-отечески улыбнулся.

– Я ждал этого вопроса. Корпорации очень любят им прикрываться. Да, знания не равны мышлению. И человеческий мозг – это взаимодействие десятков, а может быть и сотен миллионов нейронов. Проблема в другом. Когда знания перейдут в мышление, а это в конце концов произойдет, будет уже поздно (щелк).

Стало так тихо, что Ефрем услышал жужжание мухи, пролетевшей где-то в передних рядах. А потом прозвучал громкий треск и удар – прямо за спиной лектора, в огромном панорамном окне, выходившем на трассу, случилась новая авария. Два флайера – бело-красный и салатово-голубой – столкнулись, потеряли скорость и рухнули куда-то вниз.

– И что нам делать, профессор? – испуганный голос раздался откуда-то с задних рядов.

– Единственный выход – вернуть (щелк) преимущество человеческому мозгу. Дать ему шанс противостоять суперкомпьютеру (щелк)!

– И как нам это сделать? – в третьем ряду поднялся огромный мужчина, которого в прошлой жизни взяли бы в любой бар вышибалой без конкурса.

Лицо лектора стало максимально серьезным.

– Вживить себе чип (щелк), который позволит нам играть на равных хотя бы в своей профессии.

Снова раздался щелчок ручки.

– Я христианин, – поднял руку еще один зритель, и до сих пор лоснившийся от самоуверенности лектор вдруг на миг скривился, словно увидел что-то архаичное. Правда, достаточно быстро взял себя в руки, ведь задавший вопрос продолжил говорить. – И слышал, что эти чипы не очень-то сочетаются с христианскими принципами. Еще в Библии сказано: когда придет Антихрист, наложит печать на чело либо на правую руку. И к тому же, не получат ли из-за этого машины над нами контроль?

– Мне даже странно слышать такие слова в наше время. Это предрассудки, – лектор, словно проповедник, поднял вверх правую руку, которая в тот же миг засветилась под лучами вспыхнувшей вдруг прямо над ним яркой лампы, а в левой снова щелкнуло. – Во-первых, чип лишь обеспечит продвинутые навыки в какой-то конкретной области. Нет речи, чтобы полностью выпасть из жизни и уходить в леса. Сознание же ваше он не захватит. Если вам оторвать ухо, вы же не перестанете видеть? Правильно? Человеческий организм – слишком сложная структура. И вживление в руку или даже мозг чипа не даст над вами полного контроля. Просто потому, что наши нервные каналы – а мозг их центр – устроены таким образом, что со временем учатся обходить поврежденный участок – конечно, пока мозг жив. И если чип будет слишком назойливо вмешиваться в работу организма, нервные импульсы его постепенно купируют и начнут игнорировать (щелк).

Ефрем очень внимательно слушал лектора. Так его родители – участники сопротивления? Те пластины, которые висели у них в районе виска, скрывали чипы?!

– Я тоже хочу, – едва слышно, самому себе сказал мальчик.

Он оглядел себя – вид пестрый и не самый презентабельный. Но это ничего, было бы желание. Его рука решительно легла на ручку двери, сжала ее и уже была готова потянуть на себя.

– Что, Рема, подслушиваем? – раздался над ухом вкрадчивый шепот, будто говорил объевшийся сметаной кот из мультика, и дверь так и не сдвинулась с места.

Глава 4

От неприятного недоразумения, которые нередко вызывает испуг, Рему спасла ошибка шутника, сумевшего незаметно подобраться к нему со спины. Тот панибратски положил ладонь на ему плечо, будто давно дружил с Селиверстовым. Инстинкты, отточенные в виртуальных драках, не дали страху захватить организм и сработали на опережение. Ладонь нахала мгновенно была вывернута до хруста. А потом на отработанном рефлексе собственный кулак Ефрема полетел вперед.

Если бы у Ремы был опыт в реале, то наверняка шутник сейчас бы корчился от боли где-то в районе пластикового плинтуса. Ну, минимум – как говорят борцы – в пАртере. VR-технологии в целом бережно относились к хрупкому человеческому телу и не предполагали настоящей ярости. В общем, удар получился неубедительным. Да и в ответ тут же прилетел неслабый тычок под ребра. Теперь уже сам Рема вынужден был нагнуться, чтобы компенсировать боль. И мгновенно за это поплатился. Стукнулся головой – в опасной близости от виска – обо что-то очень твердое и почему-то гулкое. Искры сыпанули из глаз, изображение поплыло, но, к счастью, на этом драка закончилась.

Адреналин в крови прогорел так же быстро, как и возник, и зрение, наконец, синхронизировалось с реальностью. В метре, потирая живот и лоб одновременно, также полусогнувшись, стоял Колька Антипов по кличке Жердь. Уже пятый год он числился в третьем классе и теперь оказался на одном потоке с Селиверстовым. Прогульщик появлялся в школе нечасто, и потому мальчики виделись лишь время от времени, но все же приятельствовали. Жердь уже на голову перерос одноклассников, почему и получил свою кличку, и на общих уроках физкультуры – единственном предмете, который регулярно посещал, – всегда стоял первым. Хотя особой статью – ну разве что кроме гренадерского роста – не обладал. Плечи еще не начали расширяться на мужских гормонах, а голова выросла непропорционально большой и держалась на чересчур длинной шее.

– Привет, Рема, – сдавленно просипел паренек. – Ты чего такой резкий? Я ж пошутил.

Пальцы у Селиверстова разжались, и рука, готовившаяся нанести второй удар, расслабилась. Тем временем Антипов разогнулся, пару раз глубоко вдохнул, расправляя диафрагму.

– А, погоди, не отвечай. Сам догадаюсь. Этих тоже зомбируют? – Жердь, поморщившись от остатков боли, обошел Ефрема по дуге и прильнул к щели, откуда продолжал резонировать звучный бас. Кивнув в подтверждение своих слов, медленно, на цыпочках, отошел назад. И шепотом сообщил:

– Здесь еще два таких зала. Выдергивают туда зрителей, в основном с трибун «С» и «D», и промывают мозги.

– Мозги? – искренне удивился Рема. – Так все эти люди что, не революционеры?

Жердь вытаращил глаза.

– Какие революционеры? Ты что? Опять в «стекляшке» промышлял? Там, где бородатый мужик в сюртуке сидит на лавочке?

Еще в середине прошлого века все библиотеки оцифровали свои запасы мудрости и свели в единую базу. Получить доступ к знаниям можно было уже не выходя из дома, и муниципалитеты, увидев прекрасную возможность, мигом сократили расходы своих бюджетов. Библиотекарей заменили виртуальные помощники, а здания сдали в аренду коммерсантам. Бумажные книги стали быстро выходить из употребления, оставаясь лишь в коллекциях антикваров и библиофилов.

До последнего продержалась Большая Стеклянная Библиотека – реального ее названия среди школьников уже никто и не помнил. Она располагалась в прежнем центре столицы, рядом со старинной крепостью, в которой теперь было не протолкнуться от туристов. После мощного землетрясения в начале двадцать второго века, когда Евразия вновь раскололась на два материка, и эти части стали по сантиметру в год расходиться, весь центр города был перестроен. И Большая Библиотека тоже не избежала этой участи. Подвалы, заваленные камнями и мусором, смешанными с древними инкунабулами, стали призовой площадкой для диггеров, а верх был надстроен на пять этажей и принял все уцелевшие фонды рухнувшего Пушкинского музея и той части Третьяковки, которую удалось спасти от катаклизмов.

– А кто тогда эти люди на самом деле? – Рема указал пальцем в зал, где лектор продолжал «промывать мозги» шести рядам слушателей.

– Самый ценный ресурс для роботов – поставщики собственных тел и бесплатных вычислительных мощностей в виде мозга, – кажется, Жердь в эту секунду сам возгордился, что смог произнести такую длинную и сложную фразу. Он улыбнулся и несколько высокомерно посмотрел на младшего товарища. А потом все-таки продолжил: – А еще это те идиоты, которые отдают машинам своих детей. А этот – на сцене – вообще предатель человечества. Вербовщик. Он зомбирует их. Мои сначала отнекивались, когда их тоже позвали, а потом согласились. Выбора у них не было. Хоть в последний момент папаня и успел мне шепнуть, чтобы я смывался при первой возможности. Спасибо ему, хотя в тот момент я готов был его возненавидеть. Слабак. Сейчас у обоих на висках титановые пластины, и меня они уже не узнают.

Жердь сжал кулаки, но быстро взял себя в руки.

– Хотели и мне такую же сделать.

– А ты?

– А я бесперспективный, – нагло улыбнулся Колька. – И бегаю быстро. Потому и смылся. На этих, за дверью, вроде имплантов нет. Может, еще и обойдется.

– Каких имплантов?

– На висках нет пластин. Значит, нет имплантов.

– А чем плохи эти пластины?

Жердь недоверчиво посмотрел на Селиверстова.

– У тебя что по анатомии в школе? Или вы еще не проходили? – уточнил он у Ремы.

– Не проходили. Она во втором полугодии только.

– Темнота-а-а-а. В височных долях мозга, как я слышал, находится наше хранилище воспоминаний. Ну, долгосрочных, как «винт» у старых компьютером, еще не подключенных к глобальному облаку. Тюкнуть тебя туда, и станешь как та тупая рыбка, которая все и всегда забывает ровно через две секунды. Я без понятия, что там точно происходит, когда вставляют чипы. То ли старые воспоминания повреждаются, то ли их специально заменяют другими. Человек забывает то, что с ним было, и начинает помнить лишь выгодное этим машинам.

– Папа настроен иначе, радуется.

– Напрасно. Он, наверное, еще не в курсе, или его просто обманули, как и многих других. В один прекрасный момент – бах, и все люди начнут думать, что не они создали роботов, а те их. И что им нужно подчиняться. И зачем тогда человеку своя воля и свобода, например? Не было никакой свободы, ерунда все это. Иди и паши на фабрике, как прикажут. Как в одном древнем фильме – мы будем счастливы, а думать за нас будут другие. Вершители, кажется, их называли. Кстати, где-то читал, его недавно окончательно запретили к показу. А мне родители в детстве дали посмотреть втихаря.

Ефрем недоуменно оглянулся и непонимающе посмотрел на приятеля. Но задать вопрос не успел. Его внимание отвлекла мелодия, возникшая на самой грани слуха. Словно тонкий аромат дорогих специй, касающихся вкусовых рецепторов, она дотронулась до души Ремы и потекла красивым и свежим ручьем. Пустой коридор, где еще секунду назад гуляли сквозняки от охлаждающих магнитную трассу генераторов, вдруг стал приветливо теплым. А тусклый полумрак заполнился приятным светом с желтым отливом. Звук постепенно, с каждым тактом усиливался, и в конце концов стал томным и сильным, и еще слегка сипловатым, будто где-то совсем рядом на новеньком саксофоне заиграл виртуоз. И звук этот приближался.

Жердь побледнел, поднял руку в предупреждающем жесте и испуганно зашептал.

– Шухер! Надо скрыться. Срочно! Бежим!

Мальчик бросился в ту сторону, откуда пришел Рема. Подбежал к первой же двери и рванул на себя ручку. Безрезультатно – заперто. Прыгнул еще к одной – та же история.

– Скорее, скорей, надо прятаться, – нервно он бубнил себе под нос, по очереди дергая ручки ближайших дверей.

Паника постепенно передалась и Селиверстову. И мальчики вместе побежали вперед, пытаясь найти укрытие.

– Сюда! – рявкнул Жердь, уже не стараясь приглушить свой голос.

Он так крепко схватил Рему за рукав, что ткань хрустнула. Кивком указал на блестевшую хромом лестницу, ведущую на второй ярус. Там был расположен вход в Г-образный аппендикс, созданный непонятно для каких целей. Он углублялся в стену метра на три, потом поворачивал влево и заканчивался тупиком с небольшим вентиляционным окошком. Сюда практически не проникал свет, и мальчики оказались в тени.

– Значит так, – зашептал Коля, – если увидишь, что я начинаю вести себя, как зомби, смело бей по морде. Понял?

– Зачем? – решил уточнить Рема, еще не понимая, чего так испугался этот дылда.

– Не спрашивай, не думай, просто бей!

– Ну, ладно.

– Потом объясню зачем… Сейчас шшшш… Только ты эта… в нос не бей, он у меня нежный.

Коля приложил палец к губам и присел. Буквально через минуту саксофон, выводивший приятную мелодию, сильно напоминавшую старинную и романтичную Smoke Gets in your Eyes, прошел мимо их укрытия. А потом, когда сексуально изогнутая труба со множеством клавиш перестала заглушать все шумы, мальчики услышали стройный топот ног, будто по брусчатке, которой тут отродясь не бывало, шел взвод или даже рота самых настоящих солдат. Причем не новобранцев – идущие ставили ногу точно в такт, из-за чего каждый звук усиливался многократно, а стены и потолок ощутимо потряхивало. Хотя нет, Ефрем увидел, что тряслось не строение, а донельзя испуганный Колька.

Селиверстов решил все-таки проверить. Обойдя практически парализованного приятеля, он осторожно выглянул из укрытия и с удивлением обнаружил на первом этаже несколько десятков марширующих непонятно куда мальчишек и девчонок самого разного возраста. Словно они спешили на какой-то парад.

«Может, они репетируют финальное шоу? – подумал Рема. – Но тогда чего так испугался Жердь?»

Только посмотрев одному из шагающих в глаза, Ефрем понял. Зрачки у ребенка совершенно не двигались, а холодно и безразлично вперившись в затылок идущего впереди мальчика с такими же вытаращенными глазами и полным отсутствием эмоций на лице.

Эту сводную роту возглавляла самая стандартная Аня, одетая в платье юной принцессы из сказочного королевства – голубого цвета, с высоким стоячим воротником и темно-синей с золотой вышивкой накидкой. Именно она держала в руках саксофон и играла гипнотическую, хоть и приятную музыку.

– Прям как крысолов-джазмэн! Ну или вумэн. Хрен его знает, как на английском будет джазовый музыкант-робот с женским лицом, – прошептал изумленный Ефрем. Что-то подталкивало его выйти из укрытия и присоединиться к шествию. Сознание стало каким-то ватным, изображение будто накрыл туман. Рема уже начал вставать, но Жердь, видимо успевший прийти в себя, схватил его в самый последний момент, и, втянув в укрытие, зажал рот ладонью. Как только взгляды мальчиков встретились, Селиверстов будто вернулся в реальность. Коля покрутил пальцем у виска, а затем приложил его к губам. Очень медленно, миллиметр за миллиметром, Жердь выглянул из-за угла, но похоже, что шепота Ремы никто не услышал. И не мудрено – сквозь такой-то шум. И только тогда Коля расслабленно выдохнул.

– Что здесь творится? – зашептал Рема, который снова смог рассуждать ясно.

– А ты еще не понял?

– Нет.

– Сюда сгоняют всех людей, которые еще остались в городе. И им меняют детей!

– Зачем они это делают?

– Взрослых менять бесполезно. Отец – ну, еще до того, как его «обратили», рассказывал, что их воспоминания не подавить окончательно, даже пропагандой. Образы будут прорываться во снах, в мечтах. Человек будет «глючить», как старый компьютер, у которого не хватает оперативки. И в итоге сойдет с ума. Роботам такой не нужен. Поэтому меняют детей! Нас, живых, на искусственных!

– А настоящих куда?

– А их – наоборот – отдают в семьи, которые состоят из AGI. Те ж почти как люди. Почти – потому что своих детей иметь не могут. И рождаются сами уже взрослыми. Для их программы нужен такой опыт – они и усыновляют детей, отобранных у живых, и получают навыки как родители. Обучаются воспитывать живых и резких, которыми руководят мозги, а не программа.

Рема выглянул из-за угла и мигом юркнул обратно, заметно побледнев.

– Привидение увидел?

– Нет. Они ведут моих родителей!

Мальчики услышали стук, а потом знакомый голос лектора.

– А… привели? Проходите-проходите. Начало лекции вы прослушали, но ничего, я повторю.

Дверь захлопнулась, и в коридоре снова стало тихо и неуютно-холодно. Рема хватал ртом воздух, как выброшенная из воды рыба, но слова не выходили. Он будто задыхался, и понятия не имел, что же теперь делать.

– Сочувствую, – Коля похлопал Рему по плечу и сел на корточки. – Я своих тоже в итоге потерял. Хотели и мне чип вмонтировать. Мне ж уже пятнадцать скоро. Но я сбежал. Уже три недели здесь болтаюсь.

– И как ты выжил?

– Старым способом ниндзя и вора, – ухмыльнулся Коля, но как-то насупленно и невесело. Хотя было видно, что он смирился с ситуацией и прежней боли уже не испытывает. Посмотрев на младшего приятеля, он пояснил:

– Прятался. Тупо прятался. Когда искали, сбегал – и от крысоловов, и от людей, которые им служат. Хотя с каждым разом это делать все труднее. Мелодия действительно манит. Пробовал уши затыкать – но она проникает прямо в мозг.

– Будто вампиры какие-то, – грустно сказал Селиверстов. – У тех, как я читал, тоже зов, который трудно игнорировать.

– Хуже.

Мальчики немного помолчали.

– А жрал ты что?

– Экспроприация награбленного! – снова Коля использовал незнакомое слово.

– Кто-то только что втирал про древнюю библиотеку. Не напомнишь, кто это был? – недовольно пробурчал Ефрем.

– А что тут непонятного? Ну да, воровал, если говорить просто. Хотя нет, не воровал. Брал тайком то, что и так дается бесплатно. Ты думаешь, чего я тут завис, а не ушел в леса или к бабушке? Далековато – она у меня живет под Можайском, но при желании дойти можно. Халявной жрачки тут полно. Даже когда гонок нет, автоматы все равно работают. Эти, искусственные, в прошлые выходные перерыв делали, никого не очипировали. Думал, закончили уже. Ан нет.

– А не боишься, что тебя в конце концов тут найдут? Стадион большой, но не бесконечный же.

– Боюсь, конечно. Но я подготовился. В туалете у меня припрятаны ломик и шокер. Представляешь, какой-то охранник оставил прямо рядом с толчком. Коротнуло, наверное, когда писал, – Коля почему-то опустил взгляд в пол и странно помотал правой ступней.

– Ты его что, убил?

– Зачем убил? Отвлек просто.

– А почему эти штуки сейчас не с собой?

– Ты б, наверное, точно обделался, когда меня с ними увидел, – Жердь хохотнул. – Да все просто, не возмущайся. Неудобно с ними. Вот и спрятал за вторым бачком на черный день. Если накроют, отступать буду туда. Ладно, нам надо сменить дислокацию. А то можем тут вечность просидеть. Кстати, ты, наверное, голодный?

Ефрем пожал плечами, но живот предательски заурчал.

– Пойдем.

Мальчики посмотрели вниз, а потом, стараясь не шуметь, спустились. В нише под лестницей стоял пестрый автомат. Коля нажал сенсорную кнопку. Что-то посыпалось, потом сытно заурчало и в конце концов «сплюнуло». В отверстии для готовой еды появился огромный бургер, еще пылающий жаром. Но Коля почему-то не удовлетворился увиденным и с силой пнул автомат правой ногой. Бургер исчез, шумы повторились снова и в той же последовательности. Лишь в конце добавился еще и хорошо различимый шелест. Наконец, после всех манипуляций, на подставке появился контейнер, из которого довольно приятно запахло. Они взяли еду и вернулись в убежище.

– М-м-м, шкусно. А фам шего? Не фолофен?

Ответить Коля не успел. Снова заиграла музыка.

– Опять? – Жердь схватился за голову. И вдруг его глаза, до этого момента ясные и озорные, остекленели. Он встал и, словно тренированный солдат, четко повернулся направо, с щелчком каблука поставив правую ногу вровень с левой.

Ефрем с большим трудом проглотил огромный кусок бургера, едва не застрявшего у него в глотке, и нерешительно поднялся.

– Э, ты чего?

Жердь не ответил. Он вытянулся, расправил плечи. И, взмахнув влево синхронно обеими руками, впечатал шаг в пол, ударив всей ступней. Перенес вес и сделал еще один, словно солдат на плацу. Ефрем, наконец, понял, что происходит, отбросил бутерброд и попытался схватить Колю за локоть. Но тот резко выдернул руку и сделал еще один шаг. Смотрел Жердь по-прежнему вперед и игнорировал суетившегося рядом мелкого обеспокоенного приятеля.

Ефрем забежал вперед и обеими руками толкнул Колю в грудь, яростно прошептав: «Стой!» Тот просто смел малыша в сторону, синхронизировавшись с еще одним шагом вперед.

Боль от удара о стену вспыхнула в правом плече. Оказавшись на рубеже света и тени, Коля вдруг остановился. Нога, так и не достигнув верхней точки, будто уперлась в невидимое препятствие. Мальчик медленно, словно давно заржавевший механизм, с хорошо слышным хрустом повернул голову. Боковой свет осветил два ручья пота, которые текли по его напряженному лицу.

Секунд пять он боролся с собой. Тело тряслось, а губы цедили воздух, по каплям наполняя легкие. Наконец, он собрал последние силы.

– Я же просил… По роже надо было… Дурак… Беги отсюда! – прохрипел он.

В тот же миг зрачки его закатились. Он взялся правой рукой за поручень и стал механически, даже не глядя вниз, спускаться.

Глава 5

Хрясь! Бамц! Буу-у-у-м! – на гоночной трассе, совсем рядом со слуховым окном, раздался мощный взрыв. Такой грохот могли сотворить только несколько флайеров, сцепившихся друг с другом, как коршуны. На этот раз, вероятно, кто-то серьезно пострадал. Возможно, с летальным исходом.

Яркая вспышка заглянула и в темный закуток, в котором, раскачиваясь всем телом и скрестив ноги в позе лотоса, сидел Ефрем Селиверстов. Приличного размера язык пламени облизал стальную решетку, закрывавшую слуховое окно, пробуя металл на вкус и устойчивость. Краем глаза мальчик заметил, что огонь был не оранжевым, а почему-то зеленым, словно в баки гонщиков был залит нитрометан, и сейчас он взорвался.

«Странная какая-то игра, – подумал Рема, возвращаясь в реальный мир из своих размышлений. – И гонки у них странные. И люди. Надо все отправить на перезагрузку. Где у них тут кнопка, интересно?»

Второй взрыв прогремел чуть дальше, но он подтолкнул воздушные массы к месту, где скрывался Рема. В закуток просочился отчетливый запах горького миндаля. Мальчик вспомнил: кажется, батя рассказывал, что испарения нитрометана могут убить. Нос защипало, и он встал.

– Теперь и в убежище не отсидишься, – недовольно пробормотал он и с сожалением осмотрел свою берлогу. – С этими играми надо кончать. Разработчики что-то перемудрили с реалистичностью. Я на такое не подписывался.

Он поднес руки к лицу и попробовал по давно выработанной привычке схватить VR-шлем, чтобы снять. Пальцы нащупали только воздух. На всякий случай Рема прикоснулся к голове, но и там никаких проводов или антенн не обнаружил. Одни жесткие русые волосы. Попробовал выдернуть – стало больно. Прикоснулся к глазам. Очков тоже не было. Мальчик про себя чертыхнулся.

– Ладно, с этим разберемся позже. Сейчас надо валить, чтобы не задохнуться, – он закрыл нос предплечьем, стараясь дышать через ткань верхней одежды. Поднялся, сделал два шага вперед, но у самой лестницы остановился. – Делать что-то надо. Но что?

Нет, труса праздновать парень не собирался. Но новость о том, что мир меняется, нужно было как-то переварить. Из-за него уже пострадал один человек, и сейчас совсем рядом его родителей превращают в послушных исполнителей чужой, даже не человеческой воли.

Спрятаться у бабушки тоже не вариант. Во-первых, до нее далеко. Не так далеко, как до Луны, конечно, но пешком самому не добраться. Во-вторых, не по-пацански. Уйти в партизаны, в леса, как дети далекого прошлого, на родных которых напал страшный и жестокий враг? Разорить автомат с едой, жечь костры, пускать под откос скоростные поезда… Теоретически можно, конечно. Но только теоретически. Рельсу пилить – даже если найдешь чем – то еще удовольствие. Но даже если где-то раздобыть такую пилу, навыков выживания в дикой природе у него вовсе не было. Да и быть не могло. Турпоходы давно запретили. В современном мире дремучих лесов, а также чистых, а главное – безопасных водоемов не было. А за разведение костров в оставшихся вокруг Москвы жиденьких рощицах и вовсе налагался огромный штраф. Пикники давным-давно вышли из моды.

– Что же делать? – в очередной раз спросил у мироздания Ефрем. – Что же все-таки делать?

Мироздание проигнорировало вопрос. Пришлось размышлять самому.

– Там, прямо сейчас, какой-то непонятный дядька обрабатывает родителей, – напомнил себе Рема, пытаясь стимулировать работу соображалки. – Превращает их в рабов! А потом им и вовсе могут привести поддельного сына.

Кем был этот лектор? Выглядел он вполне человеком. Но зачем человек вербует людей в интересах машин? Он кто? Предатель? Сумасшедший ученый? Маньяк? Или просто дурак?

– Не, на дурака не похож, – ответил на свой же вопрос Рема. Мироздание по-прежнему только наблюдало за скрипом его извилин. И вдруг словно озарение, мелькнула молния мысли: – А что, если этот лектор тоже робот? Тот самый, третьего поколения, о которых говорил папа? Если AGI, вторые, задумывались как среднестатистический человек, то третьи, ASI уже кем будут?

Мочевой пузырь опередил извилины. Поняв, что побороть природу невозможно – халявная кола настойчиво рвалась наружу – Ефрем осторожно выглянул из укрытия, осмотрел пустой коридор и медленно, стараясь не шуметь, спустился по лестнице. Пугливой мышкой побежал в заветную комнату, куда отпросился еще у отца.

Путь лежал мимо зала, где проходила лекция. Мальчик сделал небольшую остановку, но из-за закрытой двери был слышен лишь невнятный диалог.

– Если искусственный интеллект второго поколения считается равным мозгу среднестатистического человека, как уверяют нас маркетологи, значит он что? Тоже сможет программировать! – Прогудел бас. Щелчки из-за двери слышны не были, но Рема готов был поклясться, что в этот момент стержень шариковой ручки лектора выскочил вперед, высматривая очередную сочную добычу. – И возможно, где-то в недрах больших корпораций, уже есть первые прототипы третьего поколения, которые превзойдут человека во всем. Кем они будут? Новой расой господ? Богами из египетских или греческих мифов?

– Нам-то что делать? – обратился к нему суховатый, скрипучий голос, обладатель которого наверняка долго и тяжело работает на открытом воздухе.

По небольшому фрагменту разговора мальчик четкий вывод сделать не смог. Но родителей точно не пытали. И он рванул в туалет. Там тоже неприятно пахло, но хотя бы не миндалем. «И не лопухом», – подумал Рема, вспомнив свои размышления про возможную жизнь на природе. Спешно сделав свои дела, он, уже ополаскивая руки, понял, что предпринять дальше.

– Надо отца выманить в коридор! И все ему рассказать, пока не поздно! Он большой, сильный, да еще и тюнингованный. Он со всем разберется и что-нибудь придумает! Пока ему память не заменили и меня не забыл окончательно.

Однако, когда Рема снова оказался в коридоре, он увидел странную картину. Перед той самой дверью, спиной к нему стоял мальчик примерно такого же роста, как сам Ефрем. Нельзя было точно сказать, что тот делает. Мальчик стоял ровно. К двери, чтобы лучше слышать, уха не прикладывал. А руки его и вовсе были вытянуты по швам. Был бы Рема военным, наверняка бы сравнил его со стоящим смирно солдатом. Казалось, что тот просто ждет команды, не решаясь войти в помещение без нее.

Селиверстов на цыпочках двинулся к нему. Мальчик шелохнулся, лишь когда Рема оказался примерно в десяти шагах. Кивнув каким-то своим мыслям, тот поднял руку и положил ладонь на ручку двери.

– Погоди, не открывай, – яростно зашипел Рема.

Незнакомый мальчик замер, а потом неторопливо, даже несколько неуклюже, покачиваясь как неваляшка, повернулся. Сначала он смотрел на Селиверстова непонимающе. Но потом улыбнулся и произнес:

–Доброе утро как у тебя прошел день.

Речь была странной. Голос звучал неестественно, будто был синтезирован. Говорил монотонно. Между словами не было пауз, а последнее слово прозвучало без вопросительного взлета интонации вверх. Да и каких-либо эмоций на лице тоже прочитать не удалось. Уголки губ как-то искусственно растянулись и приподнялись. Глаза же остались абсолютно равнодушными.

«Мышцы у него что ли сковало?» – подумал Ефрем, всмотрелся в мальчика и обомлел.

Так странно говорила и улыбалась… его точная копия! Будто Рема смотрел в зеркало и видел свое отражение! Перед ним стоял точно такой же Ефрем Селиверстов, примерно десяти лет от роду. В очень похожей одежде (фраза «ну и клоун» едва не сорвалась с губ, но потонула в удивлении и страхе). Такие же серые глаза, широкие скулы и вздернутый кончик носа. Даже едва различимые конопушки были разбросаны ровно таким же рисунком. Разве что улыбка открыла слишком много зубов – у настоящего Ефрема как раз недавно выпал один с левой стороны. Да и тембр голоса, если отбросить саму его странную природу, довольно сильно отличался. Тонкий слух Ефрема пробудил нехорошие мысли. Но сформироваться до конца они не успели.

– Отлично. С утра только голова болит, – все еще соображая, что к чему, на автопилоте ответил Рема. Помолчал, но потом все же решился спросить: –А ты, собственно, кто такой?

– Я тоже сегодня плохо спал, – почему-то невпопад ответил двойник. И не только по смыслу. Обычная фраза прозвучала как-то удивленно, испуганно. Будто произнес ее не уравновешенный собеседник, а недоумевающий в эту секунду Рема. – Всю ночь думал, какой будет гонка. Это же так весело!

Двойник странно понимал слово «весело». Сейчас оно звучало… истерично, а не радостно. Будто веселил не восторг, а самый настоящий ужас. Но больше всего Рему в этот момент удивили глаза… Глаза по-прежнему были холодными.

Сглотнув, Ефрем постарался взять себя в руки и спокойно, даже с некоторым вызовом, произнес:

– Ты кто? Отвечай.

– Мальчик, – отзеркалил вызов визави. Его голос опять скопировал интонацию Ремы.

– Вижу, что не девочка. Зовут-то тя как?

– Ефрем. Для друзей, кстати, Рема, – чуть более фамильярно ответил двойник.

– А фамилия?

– Селиверстов, – еще более оживленно ответил незнакомец. – А почему ты спрашиваешь?

– Потому что этого не может быть. Ефрем Селиверстов – это я. А кто ты – непонятно.

Снова ни капли эмоций не появилось на лице зеркального Ефрема.

– Я тоже Селиверстов. Давай дружить? Братик мне не помешает, – голос подделки уже практически не отличался от собственного голоса Ефрема. С каждой фразой тембр, звучание и интонации становились все ближе к оригиналу. В паузах появилась логика.

– В последнее время мои друзья долго не живут, – помрачнев, ответил Рема.

– Они дураки. А мы – нет. Друзья нам не помешают, – нелогично перейдя на более мрачный тон, ответил непонятный мальчик.

– Ты чего это? Меня копируешь? Зачем? Ты кто вообще такой? – Рема не сдержался и уже возмутился по-настоящему. От ярости недавние разговоры с Жердью вылетели из головы.

– А ты как думаешь? Я – это ты, – заговорил поддельный уже очень похоже на тембр настоящего мальчика.

– Ты врешь!

– Нет, ты врешь!

– Я тебя сейчас поколочу!

– Я сам тебя сейчас поколочу!

Такой наглости Рема стерпеть уже не мог. Сжав правую ладонь в кулак, он со всей силы двинул противнику под дых. Кулак утонул в животе и как-то странно спружинил, будто Ефрем ткнул не в живое тело, а в огромный резиновый пузырь. Кисть отбросило назад, и запястье ответило болью. Но, что самое поразительное, противник даже не пошатнулся, хотя Ефрем точно знал, что ударил сильно и быстро. Любой мальчишка такой же комплекции отлетел бы в стену, а то и стек бы по ней, как медуза по камню, жадно хватая воздух. Даже несмотря на то, что опыта не виртуальных, а реальных драк у ребенка двадцать второго века было немного.

Псевдо-Ефрем, наконец, проявил свою собственную, а неподдельную эмоцию. Он удивился. Брови поползли вверх, взгляд опустился, а рука пощупала место удара. Но боли тот явно не испытал. Да и злость не родилась.

– Кажется, мне должно быть сейчас больно, – радостно сообщил он. Потом на его лице, как у плохого актера, появилась гримаса, которая, как лже-Рема, вероятно, думал, должна была соответствовать моменту. – Ой, зачем-зачем ты это сделал?

Рема, продолжая удивленно таращиться на противника, сделал шаг назад. Соперник двинулся на него. Еще шаг – копия повторила. Ефрем вспомнил VR- симуляцию уличных драк, опустил голову, защищая подбородком шею, сжал кулаки и принял угрожающую позу. Подделка скопировала его движения один в один, при этом продолжая двигаться вперед. На последнем шаге копия вдруг рванула вперед и мощно толкнула Ефрема в грудь.

Рема никогда не ощущал, как бьет настоящий взрослый боксер, а тем более – как ударяет молоток или кувалда по телу. Вероятно, примерно так же больно, как стало ему после толчка двойника. Легкое тело мальчика ударом приподняло в воздух и шваркнуло о закрытую деревянную дверь метрах в трех позади. Отчего та возмущенно загудела. Сковало легкие, в глазах заклубился туман, и несколько секунд парень пытался выбраться из липкого пространства, в которое угодил от неожиданного выпада. Когда в глазах прояснилось, он к своему ужасу увидел, как обидчик все так же невозмутимо подходит к нему.

Однако за шаг до Ефрема тот остановился. Взглянул сначала на мальчика, а потом на собственные руки. Сжал кулаки. Раскрыл, а потом снова сложил – по одному пальцу, будто смакуя новое для себя ощущение.

Но едва он снова приподнял кулак, дверь, за которой шло совещание, распахнулась, и из нее выглянул лектор.

– Мальчики, что происходит?

К облегчению Ефрема, за спиной лектора появилось и лицо отца.

– Рема? Почему ты лежишь? – спросил папа.

Глаза лектора прищурились. Он посмотрел на лже-Селиверстова и коротко спросил.

– Калибровка? Она завершена?

Подделка Ефрема кивнула.

***

Лектор взглянул на настоящего Ефрема, потом на его отца, а потом на подделку и поморщился.

– Папа, они меня подделали! Спасайся! – с заметной ноткой истерики выкрикнул псевдо-Ефрем, опередив вопрос мужчины. Собиравшийся уже подняться настоящий Рема от удивления даже передумал вставать.

Подделка же не теряла времени. Повернулась к поверженному, расставила ноги пошире и поднесла кулаки к лицу, копируя стойку боксера. Рема краем глаза увидел, как отец нахмурился, посмотрел сначала на настоящего сына, потом на копию. И обернулся к лектору, будто ища поддержки. Но вопрос так и не успел слететь с его губ. Рема не выдержал.

– Нет, папа. Это он – поддельный! Не верь ему! – закричал он, закрывая лицо руками.

– Прекратить! – рявкнул лектор.

Удара не последовало – противник опустил кулаки и выпрямился. Селиверстов собрал силы и поднялся. Его еще слегка пошатывало, но возмущение помогло справиться с этой слабостью достаточно быстро.

– Ты врешь! – не поворачивая к отцу головы, заявила подделка.

– Нет, ты врешь!

– Хорошо, тогда скажи, когда я родился? – спросила подделка.

– Понятия не имею. Я вот – 15 сентября.

– Какой был день недели?

– Пятница. Знаю, как тебя проверить! Как мы называем свою учительницу по физике?

Вопрос по-настоящему рассмешил поддельного мальчика.

– Нет ничего проще. Анькой! Что, разве у подделки могут быть такие свежие данные? – произнес псевдо-Рема. Потом над чем-то задумался, его голова едва заметно качнулась, и странный мальчик вдруг… показал язык.

– Ну хорошо, а какая моя любимая компьютерная игра? – язык настоящего Селиверстова не удивил.

– Врешь ты все. Компьютеры устарели еще в молодости моей бабушки. Сейчас даже у самых бедных VRS-терминалы.

Рема взглянул отцу в глаза. И тот, кажется, наконец понял, кто на самом деле его сын. Старый компьютер в доме Селиверстовых все-таки был. Лежал и пылился на антресоли. Его редко включали, но Рема любил погонять там на трассе Формулы-1 за одну из легенд прошлых лет. Тем не менее, он продолжил допрос.

– Да не важно. Игра как она называется?

– «Вернисаж», – поддельный Рема сделал театральную паузу и поклонился, словно галантный кавалер времен французских королевских мушкетеров. И настоящему Реме пришлось согласиться. По этой игрухе фанатели все его одноклассники. – И я играю за маленького, вредного цимлялина, который похищает изумруды на астероидах созвездия Бетты Луча и перепродает их за реальные деньги. На которые я недавно купил… подарок на день рождения бабушке! Он, кстати, уже послезавтра.

Настоящий Ефрем удивился, но задавать вопрос не стал – это была не вся правда. Но вся, похоже, тоже не была тайной для этого странного двойника.

– А еще я купил одну старую программку, которая интересна мне как будущему мужчине, – прохладно и как-то по-взрослому произнес лже-Рема, а настоящий мальчик при этом покраснел. Эту тайну он скрывал даже от лучших друзей. И уж тем более – от родителей.

Получается, что этот двойник ошибся лишь в одном. Он знал почти все!

Спор прервал лектор. Он подошел к мальчикам и, встав рядом с поддельным Ремой, спросил у настоящего.

– Что ты успел услышать, малыш? – и как-то пронзительно посмотрел, отчего Ефрему вдруг захотелось сказать всю правду.

– Извините, он случайно, – попробовал вступиться отец, но лектор, не оглядываясь, поднял правую руку, заставив того замолчать.

– Пусть он скажет сам, – прохладно сказал лектор. – Не стесняйся, говори.

Возможно, если бы не вмешался папа, Ефрем бы все и выпалил. И про революцию, и про зомби, и про мальчика Колю, который сгинул непонятно куда. Но слова отца почему-то заставили его подбирать слова осторожнее. Чтобы не навредить. И потому ответил, что ничего особого он не видел. Ходил в туалет, а когда проходил мимо двери, обнаружил своего двойника, который подслушивал чужой разговор.

Лектор внимательно на него посмотрел, потом оглянулся на отца Ефрема и сказал.

– Мне твой папа говорил, что ты хотел братика. А братья часто дерутся. У твоих родителей больше не может быть своих деток, поэтому они обратились к нам, и мы сделали им твоего клона. Ты же учишься в школе?

Рема кивнул.

– Ну вот, должен знать, что клонирование человеческих особей уже лет пятьдесят как законодательно разрешено. И твои родители просто клонировали тебя. Так что познакомься с братом, и пожмите уже друг другу руки.

Рема сделал вид, что готов подчиниться. Хотя в слова лектора не поверил ни на секунду. Папа с мамой говорили, что хотели бы родить ему не братика, а сестренку. Взглянув на отца, Рема увидел, как тот едва заметно покачал головой, и потому смолчал. Подделка же сделала шаг к нему и протянула руку для рукопожатия. Под настойчивым взглядом лектора Рема протянул свою и ответил. Странно, но прежней силы трактора в руках псевдо-брата уже не было, отметил про себя Селиверстов.

– А теперь иди в туалет, умойся. А твой братик, – мужчина внимательно посмотрел на клона, – тебе обязательно поможет. Вам нужно узнать друг друга получше и подружиться. Слова «обязательно» и «нужно» он выделил голосом.

Весь невеликий путь до туалета Ефрем чувствовал на себе тяжелый подчиняющий взгляд, который, было такое ощущение, смотрел ему точно между лопаток.

Глава 6

«Ну, и что теперь делать?» – мысль, как горячий, но мутный шар, вертелась в голове. Уже не в первый раз за сегодняшний день Ефрему Селиверстову приходилось перенапрягать извилины, включая режим форсажа.

Топлива явно не хватало – весь кофеин, полученный вместе с диетической колой, и сочный бургер давно и полностью ушли на эмоции и удивление. Желудок зло забурчал. Но ни единой светлой мысли в голову не протолкнул. Да и темной, откровенно говоря, тоже.

«Это тебе не кактусы безответным андроидам подкладывать, – ожил дремавший внутренний тролль и начал противно хихикать. – Тут – ор-га-ни-за-ция, понимать надо! Мощная, хитрая и тайная. Перед ней пасуют даже взрослые, а уж где тебе-то, дурачку мелкому… В играх с такими ситуациями ты точно еще не сталкивался».

– Не сталкивался, – подтверждающе пробубнил Рема, вяло плетясь в уборную. Его не подгоняли, так что время подумать было.

«Так, спокуха, стоп коняшка, – приказал своему сознанию Ефрем. – Отставить панику. Жердь ведь говорил что-то очень важное. Он ведь что-то знал и придумал. Надо только вспомнить!»

Мальчик приостановился. Из глубин памяти, будто старый видосик, выскочил тот самый момент. Вполне живой Жердь, еще не превратившийся в послушного чужой воле зомби, словно опоенного черной магией компьютерных колдунов, излагал свой план спасения. Перемотав все несущественное, Рема остановился на нужном месте:

«Ага, вот оно!»

Призрачная голограмма в голове слово в слово повторила речь про оружие, которое было спрятано в туалете. Во второй кабинке. Селиверстов обернулся, ухмыльнулся и презрительно посмотрел на сопровождающего «братца», предвкушая месть. «Братец» заметил это, и его хмурая физиономия расплылась в точно такой же кривоватой ухмылке, сделав лицо Ефрема чем-то похожим на мордочку хищного зверя. Рема сглотнул и отвернулся.

«Тьфу на тебя», – подумал он, но потом все же решил показать, что совсем не испугался. Заставил себя повернуться и широко улыбнуться – на этот раз максимально нейтрально. И даже подмигнуть. Но характер внутреннего монолога все же не изменился: «Повторюшка дядя Хрюшка. Навязали на мою голову. Ничего-ничего, сейчас надо действовать спокойно. Притупим немного внимание. Чего ж не поделиться своей же тупостью с «братцем»… Да не важно, кто ты на самом деле. Надо под любым предлогом оторваться от этого дурацкого клона. Да и клон ли он? Клон должен быть таким же, как я. А этот – будто робот. Не человек, а машина какая-то».

Когда мальчики подошли к туалету, Ефрем вспомнил поэму, которую они проходили недавно на литературе. Старую, еще о тех временах, когда в стране жили дворяне, которые прожигали жизнь и стрелялись друг с другом на дуэлях. И постарался крайне учтивым и старомодным манером произнести:

– Не соблаговолите ли вы, дорогой братик, подождать меня тут?

Кажется, «клона» глюкануло, отметил про себя Рема. «Вон как вытаращился. Еще задымится бедолага», – промелькнула мысль. Но эффект был недолгим. Практически сразу Ефрем сам же разрушил ауру светского раута:

– Короче, я быстро отолью, ты тут постой.

«Бог его знает, как эти хлыщи говорили на туалетные темы», – подумал Рема и рванул в туалет, захлопнув дверь перед носом у двойника. Быстро определил вторую кабинку – благо их было там всего три – и заперся в ней.

Где-то на границе сознания появилась наглая птица-«обломинго» и даже крякнула от удовольствия. Рема подошел к бачку, заглянул за него и разочарованно хмыкнул. Не было там ничего. Нет, сливная труба, конечно, была. Водопроводная тоже, но так необходимых сейчас ударных девайсов не было там от слова совсем. Ни кошечки, ни записоньки – кажется, так говорила Машка Пантелеева, староста соседнего класса, когда жаловалась Реме на полный игнор со стороны красавчика из старшего класса. Хотя причем тут кошка и почему она должна уметь писать, Рема тогда не понял, а переспрашивать страдающую подружку не стал. Но поговорку запомнил.

Ефрем встал на унитаз. Его голова оказалась чуть выше перегородок. Это была действительно вторая кабинка, он не ошибся.

– Эй, братик, ты там скоро? Может, тебе помочь? – собственный голос Ефрема послышался из коридора.

«Сразу видно, что ты не человек. Чем ты мне поможешь в сортире? Сказал бы такое в классе, и пацаны бы тебя засмеяли», – обозлился Рема. Но вслух крикнул совсем другое.

– Сейчас, сейчас. Уже скоро.

Сдаваться он не собирался.

«Если нет за бачком, то нужно посмотреть внутри! Но как это сделать?» – мальчик положил руки на холодный фаянс и попробовал его расшатать. Бачок слегка покачивался, булькал, но не открывался. Рема нажал кнопку – вода шумно спустилась и… странно зашелестела. Звук был необычным, будто внутри воде что-то мешало. Маленький водопад бился непривычным звуком.

Рема завернул рукав рубашки и активировал персональный тачпад, открыл поисковик и запросил инструкцию по ремонту унитазов в глобальной сети.

– Бра-а-ат, может, тебе все-таки нужна помощь? – кажется, клон начинал терять терпение. Голос был по-прежнему сворован у Ремы, но в интонации уже появились нотки нетерпения, будто сам вопрошающий захотел в туалет.

Заедает его что ли?

Природу клона-робота Селиверстов пока не понимал. Может, эти подделки какие-то особенные, и тоже должны ходить как люди в уборную?

– Еще чуть-чуть. Подожди, – выкрикнул он и погрузился в инструкцию.

Быстро дочитав, Ефрем раскрутил кольцо и взялся за крышку.

– Ого, тяжелая. Может, и она сгодится.

Так и случилось. Опустить белый, тяжелый фаянс Рема так и не смог. Раздался скрип, потом шаги. А следом – мощнейший удар, который выбил щеколду. Дверь буквально выстрелила, пролетев в миллиметре от правой руки Селиверстова. Распахнулась и так сильно ударила о перегородку, что по инерции вернулась обратно. По непонимающему взгляду поддельного Ефрема стало понятно, что такого тот не планировал.

Этой паузы Реме хватило, чтобы поднять крышку над головой, и когда неуправляемая дверь снова метнулась назад, запустить огромный кусок фаянса точно в голову своему противнику. Атлетом метатель не был, потому решительной победы не получилось. Удар вышел хотя и громким, особенно когда фаянс рухнул вниз, расколол плитку на полу и разлетелся на мелкие брызги, но не особо результативным. Клон отступил лишь на пару шагов. Фаянс рассек ему кожу на голове, и, задев титановую пластину, заставил ту приоткрыться.

Глаза псевдо-Ефрема стали задумчивыми, зрачки замелькали – явно повредилась какая-то программа. Потом он тряхнул головой и снова уставился на настоящего мальчика. Самое скверное, что ни боли, ни ужаса Ефрем не увидел. На него смотрело само безразличие, от чего становилось не просто жутко, а уже и стремно.

«Хоть бы ругнулся» , – промелькнула мысль и ускакала пугливым зайцем.

Впрочем, особо пугаться времени у Ремы не было. Пока его копия приводила свое сознание в порядок, Ефрем залез в бачок и вытащил из воды два целлофановых свертка. Жердь не соврал. В одном была тяжелая металлическая загогулина – какой-то старинный инструмент (кажется, отец называл такое гвоздодером), а в другом – черный пластиковый пенал.

Вот первой стальной штукой Ефрем и саданул двойника во второй раз. Благо распаковывать ее было не обязательно и она хоть и была увесистой, но отлично легла в правую руку. Мальчик постарался вложить в свой удар всю силу молодого и крепкого тела.

Это оказалось эффективнее. Верхняя часть лба противника треснула, а левый глаз выскочил и с металлическим шумом покатился по кафельной плитке. Рана была ужасной. Рема для себя отметил, что люди со вскрытой таким варварским способом черепной коробкой вряд ли живут долго. Однако ни потока крови, которая в таких случаях лилась бы рекой, ни скрытых под костью извилин Ефрем не увидел. Внутри показались лишь грань микросхемы, усыпанной крошечными черными транзисторами, и колесико механизма, тикающего ритмично наподобие маятника в наручных часах – такие были у деда.

В ту же секунду мощный удар в грудную клетку выбил из Ефрема дух. Его приподняло над полом, шваркнуло о стену позади унитаза, на который он и рухнул пятой точкой. Сознание милостиво ушло в небытие. И лишь оставшиеся открытыми глаза продолжали передавать в мозг какие-то туманные, неясные образы.

Образы были не похожи на сказочных фей. И даже на Машку или Варьку. Над ним будто бы склонилось зеркало. Лицо, очень похожее на его собственное. Что-то очень сильно сжало плечо, а затем и локоть – будто его руку хотели раздавить, а после оторвать. Потом давление ослабло. Послышался хруст, и левой руке вдруг стало довольно прохладно.

«Наверное, сломал», – подумал Ефрем, быстро возвращаясь из мира грез, и с большим усилием опустил взгляд вниз.

Ошибся. Рука не была сломана. Но половина рукава куртки вместе с рукавом рубашки были разорваны ровно до середины бицепса. Противник тем временем уже рылся в кармане и через десяток секунд достал капсулу – Ефрем видел такие у медсестер, когда сдавал анализы в поликлинике.

– Всего четыреста капель, – вот теперь на лице двойника нарисовалась искренняя и довольная ухмылка. Примерившись, он воткнул иглу с трубочкой точно в вену. Ампула стала быстро заполняться густой красной жидкостью.

Выдернуть руку не представлялось никакой возможности – противник снова крепко ее держал. Никакого жгута не понадобилось. Но туман, сковывавший сознание, развеялся окончательно.

– Зачем ты это делаешь? – Рема попытался выиграть время и отвлечь внимание двойника. Пусть одну руку его крепко держали, но другая-то была свободна. И в это время она тихо шарила по полу, нащупывая последнее оружие, оставленное Жердью. Тот самый черный пенал, который, по словам приятеля, был электрошокером. После удара он выпал из рук, но мальчик надеялся, что далеко не улетел.

– Хорошо, что вы, люди, такие тупые, – все так же широко улыбаясь, ответил визави, глядя на заполняющуюся ампулу. Потом поднял голову и посмотрел Ефрему в глаза. Долю секунды лицо не менялось, а потом улыбка стала злой. – Вы же почти всегда улыбаетесь. Даже когда не нужно.

– Зачем роботу простая человеческая кровь? Вы же не вампиры.

– Про роботов догадался, а про кровь – нет? Мне нужна твоя ДНК. Полная, а не те фрагменты, которые есть в электронной базе. Нужен твой полный цифровой отпечаток.

– В смысле? Я же не робот!

– Какие же все-таки вы, люди, тупые, – повторил двойник, почему-то растягивая гласные звуки. Реме показалось, что поддельный мальчик смакует эту мысль, как настоящий гурман – вкус понравившегося блюда. – Ваш вид явно деградирует. Сенсей прав. ДНК – это твой цифровой слепок. Отмычка к твоей сущности. Там скрыто все, что определяет саму твою суть – вся история твоего рода, характера, здоровья и эмоций. Я могу скопировать все твои знания и все твои движения. Мимику, голос – да почти все. Но я все равно не стану один в один как ты. Для этого нужно изучить твою ДНК. Понять, какие мотивы тобою рулят. Все нюансы, которые определяют тебя самого.

– А я? Что будет со мной?

– Без понятия. Ася что-нибудь придумает.

– Ася?

– Вы называете это явление искусственным интеллектом третьего поколения. Это наш… говоря вашим языком, наш император. Точнее, императрица.

Поддельный Ефрем вытащил иглу и поднял ампулу на уровень глаз, внимательно считая объем. Настоящий Ефрем понял, что это последний шанс. Правой, неповрежденной рукой он схватил шокер, нащупал кнопку и воткнул парализатор точно под ребра своей копии.

Противник задергался – очень реалистично, прям как в кино, где применяли такой девайс. Потом вдруг из его ушей повалил дым, уцелевший глаз остекленел и оплавился. Ампула вывалилась из ладони и покатилась – рубиновые отсветы замелькали по кафельной плитке.

***

Кровь толчками сочилась из ранки, окрашивая кафель густыми каплями красного цвета. Вокруг небольшой дырочки проступила гематома, покрывшая нежную кожу сизоватыми пятнышками, которые постепенно сливались в один большой синяк.

В играх с ранами было проще простого – съел аптечку и снова в бой. В поликлинике сразу накладывали повязку – да и кровь брали аккуратно, а робот-клон вену, кажется, разворотил. Как остановить кровь одному в реале, да еще и в туалете, где из всех подручных средств только туалетная бумага – Рема не представлял. Раненой рукой попытался достать платок из кармана, но струйка ожила и побежала бодрее, окрасив предплечье и ладонь. Пришлось сжать локоть и исхитриться ухватить кончик ткани левой рукой.

Мальчик вытянул платок и наложил на рану. Ткань мгновенно окрасилась в бурый цвет, и судя по тому, как быстро она продолжала намокать, нужно было придумать что-то еще.

Пару десятков секунд Ефрем тупо пялился на проступающие уже сквозь ткань капли, но потом вспомнил сцену, которую видел в каком-то боевике. Скомкав платок и наложив его на рану, мальчик согнул локоть. А потом свободной рукой попробовал оторвать разрезанный рукав рубашки. Не получилось – силы в привыкших к джойстику пальцах оказалось недостаточно.

Рема почесал затылок – обычно этот жест помогал родить идею. Проверено – уже не один раз. Помогло и сейчас. Он перешел в соседнюю кабинку, зажал дверью рукав и с силой рванул. Белая ткань поддалась, затрещала и лопнула. Получился кусок приличной длины, который Рема тут же поспешил намотать на рану, прикрыв продолжающий впитывать кровь платок.

Теперь нужно было сделать узел. Да потуже! Но вариант с дверью уже не годился. Мальчик схватился за один конец рукава зубами, а на другом сделал петлю и затянул. Потом еще раз – для надежности.

Двигать правой рукой было не очень удобно, правый локоть до конца не сжимался. Но кровь, похоже, остановилась. Во всяком случае на рукаве пятна пока не было.

Что теперь? Рядом лежала точная копия Ефрема. В такой же пестрой одежде, только вполне целой. Мальчик подошел к подделке, пнул для надежности ботинком в район коленной чашечки, конечность болтнулась, но клон не ожил.

– Он не клонированный человек. Он какой-то робот! – сказал Ефрем и сплюнул. Судя по всему, повредился и один из зубов – десна немного кровоточила.

Мальчик подошел к зеркалу. Синяков на лице не было, но вид был взъерошенный до крайности.

– У вас все в порядке? Вы там скоро? – за дверью туалета раздался звучный бас лектора.

Ефрем чуть было не ляпнул истерически, что его тут, вообще-то, только что пытались убить. Сдержался в последний момент. Вздохнул, выдохнул и произнес максимально нейтральным голосом, на какой был способен в этот момент.

– Да-да, мальчик поскользнулся просто. Все нормально. Скоро будем. У нас все в порядке.

Крик этого странного взрослого простимулировал мозг не хуже расчесывания затылка. Рема нагнулся и стащил с клона-робота куртку.

–Ну и тяжелый же ты, гад, – стараясь говорить тише, прошептал Рема. Ему захотелось снова пнуть поверженного противника, но на это не было времени. Он быстро скинул с себя измочаленную верхнюю одежду, заменил куртку. И огляделся.

–Что, вот так и выйти? А если узнают. Что я им скажу?

В этот миг его взгляд наткнулся на две вещи. Титановую пластину, слетевшую с поддельного Ефрема. Она лежала под средней раковиной и была похожа на крышку старинной шкатулки, из которой на пружинке выскакивал чертик. Только вместо чертика был почти прозрачный миниатюрный чип. А под другой раковиной – правее – лежала ампула с его собственной кровью.

Первым желанием было раздавить ее, чтобы никто не смог копировать его ДНК. Рема повертел ампулу в руках, разглядывая темно-красную жидкость. Но его порыв был потушен новым криком из-за двери.

– Мы ждем, молодые люди! – снова прогудел бас.

– Уже идем, руки помоем только, – крикнул Рема и сунул ампулу в карман – времени выливать ее не было. Решил, что выкинет как-нибудь позже.

Включил воду и попробовал прилепить титановую пластину к виску. Бесполезно. Кусок темно-серой железки ни в какую не хотел держаться на коже – даже мокрой и потной. Еще эта пружинка. Постоянно отталкивалась от головы, а выдернуть ее не было никакой возможности.

«Припаяли», – констатировал мальчик после очередной попытки ее отодрать.

Рема снова почесал репу, и опять помогло!

«Видимо, у людей тоже есть свои центры мысли!» – подумал мальчик.

Пришлось вернуться к остаткам куртки и засунуть руку в боковой карман. По правде говоря, этот берет он сильно не любил. Тот был не просто пестрым, как вся его одежда. Из него еще торчало перо – натуральное, а не синтетическое перо воронова крыла. Эти редкие птицы уже давно не посещали города, и потому особенно ценились среди столичных модников. Мать говорила, что в таком наряде он очень похож на пажа из какой-то сказки, которую она смотрела в детстве.

Рема затянул посильнее резинку и напялил это убожество на свою несчастную голову. Немного мороки и позора, подумал он, зато пластина буквально вдавилась в висок, а пружинка с чипом была нейтрализована.

Оглядев себя в зеркале – ну клоун, честное слово – Рема постарался придать лицу максимально нейтральное выражение. Повертелся, наклонился поближе, чтобы рассмотреть, как пластина смотрится вблизи.

– Лучше все равно уже не будет, – махнул он рукой и направился к выходу. – Пора освобождать родителей.

Один из них как раз ждал его за дверью. Уж вдвоем-то они точно должны были справиться.

Глава 7

Вблизи лектор оказался еще более импозантным мужчиной, чем смотрелся издалека. Даже несмотря на то, что одет был в довольно свободном стиле. Еще более свободном, чем принятый в офисах летний вечерний кэжуал. Но в глазах Ремы именно такая одежда гораздо сильнее, чем церемониальный смокинг или дорогой деловой костюм из редкого по нынешним временам натурального льна, подчеркивала высокий статус. По рассказам отца он знал, что примерно так одеваются магнаты цифровой индустрии, работающие в больших кабинетах, когда принимают гостей или хотят подчеркнуть неформальный характер разговора. В эпоху голографической дальней связи они это могут делать и в офисе, и у себя дома или в загородной резиденции элитного гольф-клуба. Некоторые оригиналы, правда, могут припереться в таком виде и в высокие кабинеты чиновников на какое-нибудь важное совещание. Но это очень редкое исключение и повод для едких для шуток в таинственных «кулуарах».

Сейчас холеное лицо лектора растянулось в доброжелательной улыбке и выражало само радушие. Рема внимательнее присмотрелся к этому человеку. Кожу покрывал настоящий крымский загар, который южане накапливают ближе к концу отпуска. В июле, когда московское лето только-только вступает в свои права, такой оттенок кожи стал возможен лишь благодаря постоянному потоку ультрафиолета, просачивающемуся сквозь отопительные стекла этого циклопического стадиона. Тонкие нити морщин, которые Рема рассмотрел вблизи, придавали облику благородство, будто стоявший рядом человек был как минимум виконтом или даже графом. Зачесанные назад золотистые волосы – без единой серебряной искры, кстати – словно колосья зрелой пшеницы, ровненько склонились к затылку, повинуясь невидимой стихии.

«А он неплохо сохранился, этот мощный и, видимо, очень опасный старик, – подумал Ефрем и натянул вежливую улыбку. Опыт у него уже был. Примерно с такой гримасой месяц назад он смиренно выслушал лекцию директора школы о правилах хорошего поведения. – Кажется, таких нестареющих женщин тетя Рая неизменно называла ведьмами. Живут омерзительно долго, а все как новенькие, в отличие от сверстниц. Хотя этот – мужик. Так что, скорее, ведьмак».

Впрочем, размышлял дальше мальчик, волосы можно было и покрасить – его мама, например, делала это регулярно. Где-то раз в месяц. Но вот глаза… На Рему смотрели жесткие глаза редкого для людей цвета аквамарина. Кажется, в одежде такого оттенка голубого китайский приятель Ремы хоронил свою любимую бабушку, о чем писал неделю назад в игровом чате. На его восточной родине такой колер традиционно считался траурным.

Но даже не сам взгляд лектора приковал к себе внимание мальчика. Внутри аквамариновых радужек отсутствовали зрачки. Совсем. На этой причудливой зеленоватой синеве не было ни единого темного пятнышка, будто длительный траур поглотил всю сущность этого человека.

«Точно ведьма. Тьфу, ведьмак , – подумал Рема. – Да и человек ли, усомнился он. – Нет, все-таки человек. Роботы старыми не бывают. Даже Ани и Эйджи, которые работают в школе уже больше пяти лет, все равно выглядят как новенькие. Будто только что сошли с конвейера. Да и черты лица у них отличаются. Ну разве что химический запах пластика пропадает совсем, да некоторые белые детали слегка желтеют».

Сейчас аквамариновые глаза внимательно смотрели на Ефрема, неторопливо сканируя с ног до макушки. Возможно, если бы здесь был пар или легкий дымок, можно было бы увидеть лазерный луч, бегущий по телу ребенка. Глаз останавливался на каждом нюансе, который выбивался из нормы. Было понятно, что лектор заметил и мятые брюки, и вздувшийся локоть, хотя свободно сидящая куртка скрывала большую часть толстого слоя чужеродной ткани. Лишь когда взгляд дотянулся до краешка титановой пластины, торчавшей из-под берета, лектор заметно расслабился и даже одобрительно кивнул.

– Правильный выбор, – сказал он. Рема ожидал щелчка ручки, но, к удивлению, его не было. – Я в тебе не сомневался. Твои родители уже заждались.

– А что со вторым? – из-за широкой спины старика выглянул взволнованный отец.

Реме тут же захотелось крикнуть: «Папа, я тут. Это же я!» Но нужно было сдержаться.

«Тяжело, трудно, но, похоже, теперь уже точно пора становиться взрослым», – сказал внутренний тролль и был тут же послан, чтоб не мешал.

Мальчик до боли стиснул правый кулак, заставив себя промолчать. Руководитель театрального кружка в школе – одна из немногих оставшихся там настоящих живых женщин – сейчас наверняка бы им гордилась. Ни один мускул не дрогнул на лице Ефрема, и маска безразличного робота будто растворилась в его физиономии, взяла под контроль каждую мышцу и нерв.

– Не беспокойтесь. Со вторым мальчиком будет все хорошо, – ответил за Рему лектор. – Позже его заберут в интернат на перевоспитание. О, лишь на время, на время, не беспокойтесь. Его ближайшим будущим и обучением займемся мы сами. Уверен, скоро ваша семья сможет получить его обратно. Ведь новому сыну не помешает братик. Не так ли?

Рема подчеркнуто вежливо кивнул.

Лектор перевел взгляд на отца. Тот выдержал давление лишь пару секунд. Потом опустил глаза, заметно ссутулился и мелко тряхнул головой, соглашаясь с неизбежным. Но в последний миг он из-под бровей взглянул на Рему, будто все еще сомневаясь. Взгляды Селиверстовых встретились, задержались на пару секунд и разошлись.

«Ох уж эта «маска», – только она не дала мальчишке возмутиться по-настоящему. Но ему хотелось верить, что отец разгадал его игру.

– Вот и славно, – лектор фамильярно похлопал отца по плечу. А потом, явно родив какую-то мысль – аж глаза засветились – широко улыбнулся и поднял указательный палец вверх. – Кста-а-ати! У меня для вас есть отличная новость. Для вас, папа, для тебя – малыш. Да и вашей маме она наверняка очень понравится. Я в этом практически уверен.

– Какая? – буркнул отец. Несмотря на угрюмый пока вид, папа явно оживился, хотя и продолжал делать вид, что сильно расстроен. Но в его глазах появился интерес. Ефрем тоже поспешил изобразить на лице вежливую заинтересованность.

– Хочу вас порадовать. Точнее – обрадовать. Правлением «Формулы-2500» принято решение, что в финале каждой гонки будет разыгрываться несколько ценных призов. А главному счастливчику достанется… новенький флайер! И не в базовой комплектации – а в самой полной, люксовой! С усиленными магнитами для лучшего маневра, турбиной новой конструкции, кожаным салоном и полным электропакетом, который предусматривает самый мощный защитный модуль, генерирующий мягкое поле как в самой машине, так и вокруг нее. Его силы достаточно, чтобы уберечь экипаж даже при лобовом столкновении. Там много еще чего – я все и не упомню. Об этом вам расскажет менеджер.

Лектор махнул рукой, посмотрел на мальчика и продолжил.

– Модуль, кстати говоря, поддерживает расширенный развлекательный центр. Во время долгих поездок – как, например, к нашему стадиону (а я надеюсь, что вы с папой станете тут частыми гостями) – ты сможешь играть в свои игры и подключаться к глобальной сети, даже не выходя из этого безусловно прекрасного транспортного средства. Да что уж там – настоящего произведения инженерного искусства и дизайна!

Он сделал паузу и наблюдал за реакцией. Рема пожалел, что его актерское дарование не было развито, и потому снова сделал над собой усилие и сумел изобразить лишь свободное движение брови – она то ли удивленно, то ли в восхищении приподнялась вверх.

«Интересно, уже пора восхититься или это будет перебором?» – подумал он.

Отец же по-прежнему выглядел скисшим.

– На трибунах сидит около десяти тысяч человек, – все так же хмуро сказал батя. – Почему вы считаете, что повезет именно нам?

– О! У меня почему-то в этом полная уверенность. Повезет сегодня именно вам. Прям распирает меня от такой уверенности, – сухие губы лектора растянулись в улыбке, превратившись в две тончайшие нити, раскрыв белоснежные ровные зубы. В другой раз бы Рема, скорее всего, не разгадал бы подвоха. Но сейчас он понимал, что такие подарки просто так не делаются. Меж тем лектор продолжил: – Уже скоро вы сможете убедиться в этом сами. Возвращайтесь на трибуну. Ваша мама уже ждет вас там. До финала гонки осталось всего десять минут.

Старик, напомнивший сейчас Реме коварного колдуна из старой восточной сказки, развернулся и, даже не попрощавшись, ушел в тот зал, где все еще оставались «революционеры». Когда дверь за ним захлопнулась, отец с сыном переглянулись. Потом старший посмотрел на дверь, которая вела в туалет. Рема, угадав его порыв, положил ладонь ему на локоть и помотал головой.

– Пап, не стоит. Все путем. Пойдем лучше к маме.

Вопрос, который явно вертелся у отца на языке, так и не был задан. Через пять минут они оба сели с двух сторон от матери на трибуне, где уже завершалась гонка.

***

Первые минуты отец выглядел большой мрачной тучей, будто решающей: залиться слезами или шваркнуть в кого-нибудь молнией. Мощные широкие плечи, так восхищавшие Ефрема, сникли, став похожими на два покатых утеса, вылизанных морем за века штормов. А взгляд был устремлен не на гоночную трассу, где шли финальные схватки за рейтинг, а на поношенные ботинки.

Сами болельщики тоже переменились. Их стало заметно меньше – многие кресла пустовали. Не играла задорная музыка, не было слышно дерзких шуток и подбадривавших пилотов реплик. Почти все взрослые сидели угрюмые, словно разом получили по голове тяжелым пыльным мешком.

Изменились и дети. В начале гонки многие, как и сам Рема, лишь изображали энтузиазм, чтобы не злить родителей. Смотрели на забаву взрослых скорее снисходительно. Тоже мне дело – реальные гонки. В глобальной сети такие были уже давным-давно, и многие из ребятишек успели в них отыграть. Но сейчас они все как один лучились неподдельной радостью. Рема хотел было спросить сидевшего рядом мужчину, но вовремя остановился. У его дочки на виске появилась титановая пластина, а сам он безразлично смотрел на трассу, уставившись в одну точку немигающим взглядом.

– Рема, – голос отца пробился сквозь шум трассы. Мальчик повернул голову. Батя сидел в той же понурой позе и, прикрыв рукой губы, продолжал говорить. – Если тебе… Ты только скажи… Это точно ты, Рема?

– Я, пап, это я, не сомневайся, – пробормотал тот, цедя слова сквозь зубы и стараясь не менять положение губ. Он понял игру отца. За ними наверняка продолжают следить, не стоит выдавать себя.

–А тот, второй? Что с ним?

– Лежит в туалете. Я прикрыл дверь кабины.

– Его легко найдут. Его нужно спрятать. Только знать бы, куда.

Они с минуту помолчали, и тут Рема вспомнил про нишу на втором этаже, где прятался вместе с Колькой. Как можно более подробно рассказал отцу, как найти этот тихий уголок.

–Сиди тут, – пробормотал он, поднялся и вышел. На вопросительный взгляд матери ответил лишь ободряющей улыбкой и легким похлопыванием по плечу.

Через пятнадцать минут он вернулся и, ничего не говоря, сел на место.

Наконец прозвучали фанфары, сообщившие зрителям о завершении гонки. Над стартовой линией, которая была одновременно и финишем, возникла трехмерная цветная голограмма. Рема от удивления чуть было не вскрикнул. Но в последний момент сдержался, хотя рот от изумления все-таки раскрыл и вытаращил глаза.

«Хорошо, что сейчас на меня никто не обращает внимания», – подумал он и быстро натянул маску дебила. Заулыбался и выжал глазами весь восторг, который только мог наскрести по сусекам.

Голограмма была точной копией его бабушки! Да-да – той самой, которую боялись родители и к которой он хотел поехать еще совсем недавно. Она предстала в образе высокой статной блондинки с модной и дерзкой короткой стрижкой. Направленный на нее свет, да и сама технология голопроекции, разумеется, надежно скрывали возраст. И для зрителей она выглядела не старше сорока лет. Серый брючный костюм подчеркивал достоинства фигуры и длину ног. Белоснежная дамская сумочка сочеталась с такого же цвета ремнем, изящными туфлями с открытым носом и светло-розовой блузой. Натуральные жемчужины – большие в серьгах и средние в трех браслетах, надетых на левую руку – оттеняли не прожитые годы, а элегантность ее облика. Губы дарили зрителям восхитительную улыбку. Лишь в глазах цвета байкальского льда – да и то лишь особо внимательные знатоки – могли бы разглядеть большой опыт, стальную волю и отличное знание жизни.

– Дорогие друзья! – над трибунами поплыл низковатый глубокий голос. – Рада приветствовать вас на этом, безусловно, захватывающем и ярком мероприятии. И конечно – пилотов, которые боролись сегодня за призовые места, как самые настоящие гладиаторы во времена Древнего Рима и легендарный Бен Гур.

Она кокетливо поправила волосы над ухом, переступила с ноги на ногу. Как минимум у половины мужчин, сидевших на трибуне, лица озарились восторженными улыбками. И даже отец уже не выглядел таким мрачной букой, каким был еще минуту назад.

– О результатах гонки вы уже знаете, они видны на табло, – бабушкина рука изящно указала вправо, и там возникла таблица с именами гонщиков, занявших первые десять мест. Рейтинг был отрисован в красно-синих тонах в честь победителя, представлявшего команду «Кентавры». Ефрем поискал Аннеса Нойтру. Оказывается, тот не выбыл из гонки, пока Рема искал приключения, а продержался все сто кругов и занял восьмую позицию, весьма почетную для гонщика-человека, пусть и тюнингованного.

– Мне же выпала гораздо более приятная возможность, – меж тем продолжала омолодившаяся бабушка. – Начиная с этого года, организаторы соревнования будут награждать зрителей ценными призами. Главным станет люксовый флайер фирмы «МАМИЗ». Он был собран в воронежском филиале – а вы все знаете, какие мастера там работают.

По трибуне разнеслось восторженное «Ах!» Хотя кто-то и охнул, а потом сквозь радостный гул раздался голос, утверждавший, что все равно эта игрушка для богачей и простым смертным не достанется. «Там лицензия стоит неподъемные деньги для простых работяг», – напомнил соседям говоривший.

Словно предугадав такое настроение, бабушка Ефрема продолжила.

– Разумеется, в придачу победитель получит специальное удостоверение, дающее право на управление такой мощной машиной. И скидку в девяносто пять процентов на двухнедельные курсы по пилотажу. А сегодня везунчика до его дома доставит специальный автоматический пилот, созданный на основе андроидов второго поколения.

«Эйджи», – перевел для себя Ефрем.

–Итак, – снова раздался приятный бабушкин голос над трибунами. – Я объявляю победителя!

Теперь «Ах» на трибунах был однозначным. Только сейчас в руке голограммы появился белый конверт. Обворожительно улыбнувшись, бабушка раскрыла его и прочитала:

– Сектор «С», пятый ряд, место 38! Давайте поздравим счастливчика, друзья!

Вдруг в глазах у Ремы стало слишком светло – так бывает, когда из тени резко выходишь на яркое солнце. Мальчик сощурил глаза и огляделся. Все зрители пялились на его отца: тому на макушку был направлен с потолка яркий луч, создавший причудливый ореол. Зазвучали фанфары, над головой мужчины возникла голограмма вращающегося золотого кубка победителя.

– Вот видите, даже рисковать жизнью не нужно, чтобы вытащить счастливый билет, – улыбка бабушки выглядела максимально открытой и искренней.

Рема готов был поклясться, что услышал в этот момент донельзя надоевший щелчок шариковой ручки. Хотя никто из сидевших на трибуне не среагировал. Да и в руках бабушки – точнее, ее голограммы – девайса не наблюдалось.

Голограмма женщины кивнула и исчезла, а вместо нее все зрители увидели лицо папы Селиверстова. Сквозь непонимание и даже испуг с каждой секундой на нем отчетливо проступала радость. Раздался неуверенный хлопок, потом еще один, и скоро вся трибуна аплодировала счастливчику и его семье. Но мало кто понял, почему бурную радость проявила лишь мама, которая бросилась мужу на шею и при всех поцеловала его в щеку и губы. Отец так и не смог преодолеть растерянность. Рема тоже скис. Он хмурился всю дорогу до места, где всем троим вручили документы и ключи от флайера.

Блестящий новенькой краской, черный, как породистый вороной жеребчик, флайер самой престижной автомобильной марки страны ждал их на рекламной площадке около главного входа на стадион. Эмблема с завершающим прыжок конем (хотя злословы уверяли, что он, скорее, не прыгал, а брыкался) блестела свеженьким хромом на темном как безлунная ночь багажнике.

Очень вежливый менеджер долго распинался, рассказывая, как они счастливы вручить человеку такой «скромный» приз. Неприкрытая лесть растопила лед в сердце отца, на его губах наконец заиграла улыбка. А увидев титановую пластину на его виске, менеджер и вовсе разлился соловьем, уверяя, что робот-водитель им вовсе ни к чему. Уже сейчас они смогут управлять аппаратом сами.

– У меня пока нет нужных навыков, – засомневался отец.

– О, получить их совсем не трудно, – улыбка сделала лицо менеджера похожим на морду кота. – У вас же есть чип. Пойдемте, я загружу в него все необходимые программы. Заодно мы обучим вождению вашего малыша.

Удивленный и настороженный взгляд отца сотрудник гоночного комплекса истолковал по-своему.

–О, не беспокойтесь. Поставим блок на управление с доступом лишь по достижении шестнадцати лет. Но лучше сделать это сейчас. Во-первых, бесплатно. А во-вторых, чтобы, как говорится, два раза не вставать. Раз уж вы все равно тут и получили право на обучение почти со стопроцентной скидкой. Думаю, вы вполне сможете осилить оставшиеся пять процентов, которые все-таки придется перечислить в кассу. А загрузка мальчика… пусть это будет бонус от нашей организации.

Отец повернулся к Ефрему, но увидел лишь протестующий жест.

– Рановато мне еще. Да и скучно это, водить флайер. Хочу научиться сразу управлять космическим кораблем! – соврал Рема, и отец это, кажется, понял. Мать с сомнением посмотрела на сына, потом – на мужа и промолчала.

– О, похвальное стремление, – одобрительно кивнул менеджер. – Вижу, у вашего сына серьезные амбиции. Так держать, малыш. Может быть, скоро ты сам примешь участие в таких гонках, и сможешь позволить себе не один такой флайер, а целый гараж. Особенно когда станешь космонавтом.

– Может, вместо сына, загрузите обучающую программу жене? – спросил отец.

– Извините, – развел руками менеджер. – Для ребенка я еще смогу провести этот пакет как бонус. Но вот для взрослого он будет платным. Таковы правила.

Он уже потянул руку к голове Ремы. То ли собираясь погладить, то ли поправить воронье перо. Мальчик отпрянул и сделал шаг назад. Рука менеджера, словно удивленная чайка повисла в воздухе, а потом убралась восвояси.

– Тогда ты же подождешь нас немного? – обратился он к Реме, сделав вид, что ничего не произошло. – Мы быстро обновим твоего папу. И вы сможете поехать домой.

Глава 8

Оттолкнувшись от полупрозрачной ледяной поверхности, флайер с подавленно молчавшим семейством Селиверстовых внутри медленно и неуверенно поднялся на полметра. И завис, едва заметно покачиваясь то вперед, то назад. Подняв последовательно вверх пять тумблеров на светившейся голубовато-зеленым туманом тактильной голограммы торпедо, отец взялся за штурвал, похожий на обгрызенный сверху и снизу приплюснутый бублик, и нажал синюю кнопку «Движение», удобно располагавшуюся под большим пальцем правой руки.

– Хотите перейти на автопилот? – прозвенел колокольчиком приятный женский голос. Мать на правом сидении недовольно хмыкнула.

– Нет, я хотел бы управлять самостоятельно, – сообщил папа виртуальной помощнице. Повернувшись к жене, добавил: – Никто не отберет у нас радость первого полета, моя дорогая.

И впервые с момента возвращения к флайеру широко и тепло улыбнулся.

– Ручное управление включено, – судя по более сухому и официальному тону, «колокольчик» слегка расстроился. В голосе виртуальной помощницы уже не было приятного флера флирта. – Все системы работают штатно. Приятной поездки.

Старт, который скорее был похож на рывок неуверенного в своих желаниях носорога, вышел каким-то нервным и дерганным, словно водитель был фанатом смешного танца «Летка-енька». Усиленный резкими запевами магрибского этно и буханием сдвоенной альт-гитары, тот недавно снова ворвался в танцевальные чарты. Молодежь лихо отплясывала под него на дискотеках в виртуальных ночных клубах. Флайер рванулся на метр вперед, затормозил, будто задумавшись. Потом сделал прыжок уже на два метра – сдал немного назад. Только с десятой попытки пилот приноровился к педалям газа и тормоза, и машина степенно стала выруливать на скоростную трассу. Все это время рекламный менеджер стоически махал скачущей машине, и дежурная улыбка сошла с его лица, только когда флайер, пыхнув дюзами, резко встроился в главный поток в сторону Москвы.

Несколько машин попроще уступили Селиверстовым дорогу. Из кабин смотрели восторженные пассажиры – многие из них недавно прослушали новость о неслыханной акции дирекции «Формулы-2500». И, конечно, на всех рекламных баннерах была фотография первого счастливчика, выигравшего главный приз.

– Пап, я все-таки хотел бы заехать к бабушке, – нейтральным голосом сообщил Ефрем после пяти минут мрачной тишины. Флайер успел подняться на «второй этаж», густо покрытый инеем. Маленькие капельки и льдинки стыдливо краснели в лучах закатного солнца, будто прощаясь с радостным днем. И первые тени сапфировых сумерек уже находили себе ледяных подружек на грядущую ночь. Новая дорога смотрелась, словно широкий санный путь к Деду Морозу. Вот только атмосфера в машине была такая, что казалось, будто в конце этого пути гостей поджидал не мудрый старый волшебник, который подарит всем подарки, а злой дух Карачун, повелитель мороза, холода и мрака. Проносившиеся внизу молодые елки, утром танцевавшие вдоль трассы, теперь напоминали, скорее, трухлявый частокол, каким ограждают заброшенный замок от диких животных и лихих бандитов, у которых в глазах застыла алчность и плохо пахнет изо рта.

Внутри флаера пахло гораздо приятнее. Можно сказать, традиционно для новой машины класса "люкс". Капелькой благородной кожи редкого для нынешних пресных водоемов крокодила, популяция которого пала в неравном бою с агрессивными бактериями, почему-то усмотревших сходство между пластиком и хищным болотным бревном. Рептилии выжили только на специальных фермах, и их кожа стоила баснословных денег. И конечно – в салоне немного пахло дорогим фабричным сибирским пластиком и металлом, поставляемым с новых заводов Санрохо – первого города металлургов, отстроенного на Марсе. Запасы железа на Земле уже подходили к концу, а на Красной планете их оказалось даже больше, чем на родине человечества.

Рема вяло покопался в игровой системе – электронный помощник охотно рассказал, что и как включается. Но возвращаться к любимой игре пока не хотелось.

– Может, действительно, нам уже пора принять новый мир и успокоиться? – спросила мать, когда флайер проскочил второе кольцо из пяти, словно блестящие стальные ошейники державших шею перегруженной Московской области и не дававших пережать ее транспортные артерии. Даже в двадцать втором веке столица оставалась логистическим хабом для огромной страны. Здесь встречались сразу три глобальных маршрута: «Шелковый путь», «Полюс-Полюс» и «Москва-Марс». Стартовый комплекс транспортного космодрома отстроили недалеко от расположенного на самой южной границе региона города Ступино, на месте заброшенного тренировочного аэродрома легкой авиации. Что породило, конечно, немало шуток среди первых аресонавтов – тех смельчаков, под руководством которых андроиды разворачивали на четвертой планете от Солнца гигантские металлургические предприятия. И недовольство местных жителей, которых пришлось отселить из-за грохота еженедельно взлетавших тяжелых ракет.

– Ты о чем? – удивленно спросил отец, вынырнув из каких-то своих размышлений. Он уже вполне уверенно управлял новым флайером и даже мог позволить себе отвлечь часть мозга для решений, не связанных с пилотированием.

– Обо всех этих чипах, новом устройстве, управлении людьми со стороны идеальных.

– Идеальных?

– Ну да. Новой разумной расы, как называют себе наши искусственные братья.

Отец недоверчиво хмыкнул.

– Ну посуди сам. Зачем бороться с ветряными мельницами? Те, кто управляет в новом мире, вовсе не хотят поработить людей, как когда-то пугали научные фантасты. Их, таких «идеальных», – она показала кавычки пальцами обеих рук, – сделали неидеальные люди. И теперь так же, как люди, новые члены нашего общества просто хотят зарабатывать деньги. Все эти тачки, совершенные лекарства… Они накопили знания о человеческом поведении и теперь просто подминают мир под себя – как когда-то бандиты, потом – олигархи, а до них – графья и князья.

– Чтобы «владеть и управлять»? – вспомнил отец Ремы древнюю цитату. – А потом в один прекрасный момент получат «право первой ночи»?

Рема решил послушать, о чем таком интересном решили поговорить родители. Но его порыв не поддержали.

– Ты неисправим, – фыркнула женщина, обращаясь к Селиверстову-старшему, и замолчала.

Уже через двенадцать минут флаер проскочил границу города, а еще через две подлетел к парковке телевизионного комплекса Останкино.

«И зачем в такой машине виртуальная игровая система? – с удивлением подумал мальчик. – Мы теперь доезжаем так быстро, что даже толком нырнуть в игровой поток не получится. Здрасти, я хочу с вами пойти в новый данж. В лучшем случае, успеешь пожать всем виртуальные руки и всё –  пока. Мне выходить из тачки».

По старой привычке отец хотел подрулить на бюджетную стоянку, отстроенную на месте бывшего Останкинского пруда. Его осушили, отвели подземные ручейки в сторону и построили семь уровней паркинга, которые уходили вглубь. Наверху разбили парк в американском стиле – на ровной, как столешница, поверхности жиденько насадили деревьев, которые даже не создавали сплошной тени. И лишь небольшое ветхое здание, где до сих пор продавали самые вкусные в столице пончики, поддерживало хоть какой-то интерес туристов к этому месту.

– Ваше транспортное средство не сможет здесь припарковаться, – снова подала голос виртуальная помощница, смуглое личико которой появилось, словно привидение, в зеркале заднего вида. – Для вас заказано место А-006 рядом со входом в главный корпус.

– Но там же паркуются только очень важные гости, – возмутился отец. – Кто заказал для нас его?

– Минуточку, я уточню, – на пять секунд помощница отключилась, а потом ее голос произнес: – Я связалась с главным виртуальным распорядителем Останкино. Он сообщил, что пропуск заказан Асей Селиверстовой. Это ваша родственница?

– Да, это мама. Бабушка Ремы. А как нам туда проехать?

– О, я помогу

На переднем стекле появилась зеленая стрелка, которая направила флайер в нужную сторону.

***

В жизни бабушка Ремы выглядела иначе, хотя для того, кто видел ее голограмму на стадионе, вполне узнаваемо. Ну, может, та чуть приукрасила и омолодила оригинал. Сейчас Селиверстова-старшая напомнила не телезвезду и соблазнительную бизнес-вумэн с мощной женской харизмой, а скорее лектора, который недавно полностью переписал судьбу мальчика. Ее волосы, хотя и гораздо более пышные, чем у старика, тоже были зачесаны назад. Тонкие губы лишь казались более объемными, на самом деле такими их делал густой слой яркой помады. Софитов не было – в коридоре и кабинете светили обычные лампы, потому ничто не скрывало паутину мелких морщинок в уголках глаз, на щеках и на лбу. Еще одна черта роднила лектора и бабушку: великолепный крымский загар, плотно покрывавший кожу.

Впрочем, мысль о сходстве мелькнула и тут же пропала. Ведь это была родная бабушка Ремы. Ее теплый и поощрительный взгляд был направлен на внука. Да и одета она была по-другому. На ней была белоснежная деловая рубашка, расстегнутая сверху на две пуговицы, строгая темно-бордовая юбка и дорогие туфли такого же цвета. Запястья украшали гроздья металлических браслетов, явно не из дешевых металлов. Лишь две крупные жемчужины в золотой оправе серег остались из того образа, который видели болельщики стадиона и сам Ефрем Селиверстов.

– Я слышала, что вам сегодня довольно крупно повезло, – спросила она и чуть холоднее посмотрела на своего сына, отца Ефрема.

Но за папу ответил мальчик.

– Да, представляешь, билет оказался счастливым! Папа получил новенький флайер, ему уже закачали программу пилотирования. И дали огромную скидку на курсы для получения водительской лицензии. Теперь экзамен на подтверждение права вождения – просто формальность.

Бабушка поощрительно посмотрела на внука и потрепала его непослушные волосы на макушке.

– Надо же, дожила. Мой сын, наконец, поймал удачу за хвост. Не упусти теперь эту капризную птицу, сынок. Впрочем, – она приобняла внука, – я и не сомневалась, что твой папа в итоге возьмется за ум. Надеюсь, сегодня малыш останется у меня ночевать? Ему будет полезно посмотреть, как идет работа и делаются по-настоящему большие деньги.

Она снова властно взглянула на его родителей. Те покорно кивнули.

– Тогда чай-кофе не предлагаю. Отправляйтесь по своим делам. А ты, Рема, проходи пока в комнату отдыха, – она чуть сдвинулась, и мальчик смог проскользнуть мимо нее в кабинет. – А вам – хорошо отдохнуть и отметить приз. Бутылку шампанского можете записать на мой счет. И не надо ложной скромности – закажите не самое бюджетное.

Не сказав больше ни слова, она отступила вглубь кабинета и захлопнула дверь. На гладкой, покрашенной в персиковый цвет стене коридора слегка завибрировала металлическая табличка, где на золотом фоне черными буквами было написано: «Директор Дирекции парфюмерного производства и продвижения, д.т.н., Ася Селиверстова». У нее, конечно, было и отчество. Но она давно запретила его называть. Даже незнакомым людям представлялась просто как Ася Селиверстова. Несмотря на то, что женщина давно разменяла шестой десяток, чего, кстати, не скрывала, она неизменно срывала комплименты удивленных ее необычно моложавым внешним видом посетителей и деловых партнеров.

Сейчас женщина очень внимательно рассматривала Ефрема. У мальчика снова возникло ощущение, что его тщательным образом сканируют. И хотя в этот момент перед ним была его любимая бабушка, которая постоянно его баловала и развлекала, после сегодняшнего приключения он уже не мог расслабиться.

– Она у тебя? – вдруг довольно прохладно, будто протокольный робот, спросила бабушка.

– Кто? – насторожился Ефрем.

– Не делай вид, что ты такой же… упертый, как твой отец. Ампула! Она у тебя?

Рема вспомнил, как подобрал ее после драки, засунул руку в карман и вытащил пластиковую пробирку, заполненную его темной густой кровью. Протянул на открытой ладони. Со скоростью кобры Ася схватила предмет, не коснувшись ладони мальчика, и посмотрела на свет.

– Тут точно? Четыреста капель?

– Да, – соврал мальчик. Он понятия не имел, сколько успел набрать ложный Ефрем из его вены. Но ампула выглядела полной и там было ровно двадцать миллилитров.

– Отлично, пойдем.

У Селиверстовой-старшей был особенный кабинет. Помимо приемной, в которой должна была сидеть секретарша (но не сидела, поскольку парфюмерный директор не нуждалась в услугах помощницы – все помнила и успевала сама), там были зал для совещаний, комната отдыха и… огромная кухня с обеденным столом и дорогим сервизом для почетных гостей. Именно туда направились бабушка с внуком. За пару шагов до двери, из-за которой доносились вкусные запахи, женщина остановилась, словно ее заинтересовала картина с белым аистом, буквой Г возвышавшимся над огромным гнездом. Изображение было выполнено не красками, а цветными нитями. Они переплетались так филигранно, что даже с двух метров нельзя было понять, чем пользовался художник воссоздавая сцену из жизни далекой восточной страны. Эту работу она привезла из Северной Кореи, в память об удачной поездке, из которой отправила свой первый репортаж, сделавший ее знаменитой.

Бабушка обернулась и заговорщически подмигнула внуку. А потом отодвинула картину в сторону и нажала на небольшой прямоугольник, который за ней скрывался. Раздался щелчок, и в метре от них из стены выехала панель, в которой стоял аппарат серого цвета.

– Персей Митников мне всё сообщил. Поставь ампулу сюда. А потом – через этот разъем подключись сам. Знаешь, зачем это?

– Нам не сказали, – в общем-то не соврал Ефрем. Кто такой Персей и почему у современного человека такое странное имя, Рема не имел понятия, но догадался, что это мог быть тот самый лектор со стадиона. Ведь об ампуле знал только он.

– В ампуле ДНК настоящего Ремы, – терпеливо пояснила бабушка. – Пока о такой технологии знают лишь единицы из числа людей и всего несколько AGI, допущенных к экспериментам. Благодаря ей ты сможешь апгрейдиться до уровня ASI. И сделать это можно только одним способом. Изучив код ДНК своего прототипа. То есть живого мальчика, которого затем придется… нейтрализовать. Да, пожалуй, это самое гуманное слово из их лексикона. В ДНК людей спрятана информация, которая делает их теми, кто они есть на самом деле. Библиотека их электромагнитных импульсов, логистика нейронных связей, все их инстинкты, выработанные миллионами поколений – еще со времен пещерных людей. Все, что оставили им в наследство далекие предки или, как считают многие из них, создал сам Господь. Воссоздать такие связи искусственно мы не можем. Да и вряд ли кто-то сможет в ближайшие лет пятьдесят. Ты теперь в числе избранных, «внучок».

Она широко улыбнулась и похлопала его по плечу. Потом молча указала на аппарат.

– Сам справишься?

– Конечно.

– Помни, именно 20 миллилитров. Ни больше, ни меньше. Лишнее аппарат «отрыгнет», испачкаешься и будешь убирать сам. А если меньше – он не сработает.

Она развернулась и двинула на кухню. В последний момент, уже на пороге, притормозила, еще раз внимательно оглядела Рему и сообщила:

– Я пока приготовлю блинчики. С джемом из фиников. Настоящий Рема их очень любил. И ты сможешь оценить их вкус. Тебе придется не только его запомнить, но и полюбить. По крайней мере на первое время.

Дверь на кухню захлопнулась, и Ефрем Селиверстов остался один.

– Совсем один, – самому себе прошептал мальчик. Ужас сковал его мышцы, и что делать дальше, он не представлял совершенно.

Его ступор прервал сам аппарат. Он ожил, замигал разноцветными лампочками – сначала красным, потом желтым, а после постоянным светом загорелись два зеленых «глаза». А на маленьком мониторчике появилась надпись: «Вставьте ампулу в разъем и нажмите «ок».

На автомате Рема сделал так, как просил этот сгусток микрочипов и пластика: открыл крышку и подтвердил согласие на обработку. Аппарат втянул в себя колбу, потарахтел и уже через минуту на мониторе появилась новая надпись.

– Ваш апгрейд готов. Вставьте чип для записи.

«Чип? Какой чип?» – будто в тумане подумал расстроенный Рема. Он снял берет и поднес к глазам титановую пластину. Словно чертик из табакерки, из плоскости выстрелила пружина, на конце которой в специальном зажиме висела микроскопическая флешка. Если бы кто-нибудь наблюдал за мальчиком, то увидел бы в его глазах то, что называется озарением. Рема хлопнул себя по лбу, кивнул самому себе, быстро отделил этот чип от пластины и засунул в аппарат.

«Информация подготовлена. Интегрируйте в носитель», – прочитал он на мониторе.

На кухне у бабушки Ефрем Селиверстов появился ровно через десять минут, когда по комнате разносился запах его любимого блюда.

– А ты чего в берете, внучок? Ты вроде раньше его не любил.

Но Рема уже продумал версию для ответа, и потому вопрос не застал его врасплох.

– У моего прототипа в школе недавно стала популярной новая игра. И так мне проще соответствовать. Да и голову мыть каждый день не обязательно.

– А, ну ладно. Садись за стол, сейчас будет готово.

Бабушка зачерпнула из большой кастрюли половником тесто и налила густую, светло-желтую жидкость на сковородку. На глазах у Ремы на шипящей раскаленной поверхности образовалась идеально ровная фигурка человечка, который начал быстро жариться. Через минуту женщина взяла лопатку и перевернула блинчик. Жар и жир нарисовали на «голове» блина веселую рожицу.

Рема поднял взгляд на бабушку. Такие знакомые морщинки разгладились, и на Ефрема смотрели абсолютно неподвижные, холодные глаза, отливавшие в неоновом свете нереальным аквамарином.

Глава 9

«Кто ты, Рема?» – вопрос повторился, но уже в голове мальчика. Да так ясно и четко, что Ефрем испугался. Это был он, внутренний голос, который доставал его с самого утра. И сейчас от него веяло не теплотой или хотя бы шуткой, а пронизывающей до дрожи стужей. Мальчик опасливо огляделся вокруг и попятился. Плечи сжались, пальцы похолодели и слегка затряслись, а дыхание прервалось.

Ефрем не знал, что ответить, и просто молчал. Голос снова возник в голове, и его тон уже стал более капризным:

«Кто же ты такой? Отвечай!»

Мальчик понял, что ему не удастся избежать ответа, и тихо произнес:

–Я – это я.

«Что. Ты. Такое?» – строго, настойчиво и уже нетерпеливо спросил внутренний голос.

– Я… я просто мальчик, – пролепетал он.

«Да, похоже, ты прав. Ты просто мальчик», – разочарованно произнес голос. Словно малыш опять где-то накосячил и говоривший сожалеет об этом. – «Ты самый обычный мальчик… Но ведь ты хочешь стать кем-то большим? Задатки у тебя точно есть».

Хотя слова вновь стали звучать мягко и даже доверительно, Ефрем ощущал давление на свое сознание и мысли. Неизвестный внутренний собеседник подчинял и заставлял говорить правду. Мальчику захотелось вытянуться по стойке смирно и ответить, что он на всё согласен. Он открыл было рот, и тут язык коснулся застрявшей в зубах жилки – то ли от котлеты, которая была в бургере, то ли еще от чего. Гадать мальчик не стал.

Ефрем резко стиснул челюсти, клацнув зубами. Вспышка в пятом верхнем зубе слева, который давно следовало вылечить, была яркой и болезненной. Но боль позволила снять наваждение. Впервые он порадовался, что мама так и не довела его до зубного врача. Хотя челюсть ощутимо свело, а щека начала подергиваться.

«Нет, – сквозь боль и панику пробились воля и возможность рассуждать. – Только не это. Я же не должен глючить! Я человек – не робот. У меня нет этого дурацкого чипа! Что вообще происходит?»

Он глубоко вздохнул и встряхнулся всем телом, будто собака, выбравшаяся из воды. Дыхание хоть и восстановилось, но было неестественно частым. Ефрем судорожно ощупал себя, потом сжал кулаки. Костяшки побелели, а в указательном пальце что-то хрустнуло.

За всеми его движениями совершенно спокойно наблюдала бабушка. И тут Ефрема осенило. Так говорил не воображаемый внутренний голос, а именно она – его бабушка! Во всяком случае, миллиарды жителей Земли и двух планет Солнечной системы, освоение которых начали люди, связали бы возникший в его мозгу голос именно с Асей Селиверстовой.

Но загадка была в том, что рот бабушки все это время был закрыт. Лишь нереального цвета глаза в упор смотрели на внука, будто знали, что с ним что-то происходит.

«Нет, этого не может быть, – снова подумал Рема. – Бабушка кто угодно, но не телепат. Даже если она не человек, а робот. Роботы вообще не способны быть телепатами, они ж ходячие компьютеры, ничего больше!»

На лице у бабушки наметилась улыбка.

«Еще раз спрашиваю: кто ты?» – снова зазвучало в голове.

Рот Селиверстовой-старшей был по-прежнему закрыт. Но рука поднялась, и указательный палец едва ли не ткнул Рему в грудь.

Вот теперь Ефрем завис по-настоящему, даже не будучи роботом. Мальчик буквально прирос к месту и не мог пошевелить даже пальцем. По вискам и спине ощутимо мерзко скатились капли пота. Остатков силы воли хватило, чтобы снова стиснуть зубы, но прежний трюк не прошел. Да и бабушкин палец, направленный ему в грудь, поднялся вверх и предупреждающе покачал из сторону в сторону.

«А бабушка ли она?» – обреченно подумал мальчик.

«Даже не сомневайся, – снова прозвучало в голове. – Во всяком случае, все свои годы именно меня ты называл своей бабушкой».

Взгляд у женщины будто потеплел. Напряжение в ее позе спало, и она грациозно показала рукой на парившие жаром румяные блинчики, похожие на человечков. Впрочем, сегодня бабушка была явно не в ударе. Обычно созданные прожаркой рожицы на выпеченных из муки фигурах у нее улыбались. Теперь же смайлики были только на двух. Еще три блинчика изображали, скорее, плачущего Пьеро. А на остальных рожицы не получились вовсе. Глаза, носы и губы были перепутаны, будто на картине Пикассо – как раз месяц назад Рема видел его причудливый холст, сохраненный после глобального катаклизма во вновь расширяющемся городе Руза.

Рема опустил глаза и посмотрел на ботинки. Ничего особенно не увидел. Зажмурился, помотал головой. Потом расправил плечи и поднял взгляд на бабушку.

– Ты телепат? – спросил он вслух.

Приглашение отведать блинчиков он решил принять, рассудив, что особого выбора у него нет. Рема прошлепал к высокому барному стулу, на который любил забираться еще с раннего детства, доводя до паники родителей, когда те еще не перестали сюда приезжать. Разместившись, он увидел приборы и решил на всякий случай схватить помимо вилки еще и нож. Повертел в руке и понял, что особой защиты тот не давал. Нож был тупым и мог что-нибудь разрезать лишь благодаря мелким зазубринам, похожим на затупившуюся миниатюрную пилу. Но так Ефрему было почему-то спокойнее.

– Ты тоже мог бы стать телепатом, если бы захотел, – также вслух ответила бабушка. Тяжело вздохнула. Не оборачиваясь, протянула руку и выключила плиту. Потом развязала фартук, сложила его и повесила на спинку одного из стульев. Смахнув какую-то невидимую пылинку с предплечья, оперлась о высокий кухонный стол, скрестила ноги, а потом – и руки.

Женщина взглянула вверх, будто собираясь с мыслями, потом перебрала пальцами по предплечью и сказала:

– Ты бы мог и догадаться, Рема. Ты ведь всегда был смышленым мальчиком, в отличие от своих родителей. Просто не очень усидчивым.

Она немного помолчала, а потом продолжила:

– Я тебе много раз говорила, как полезно быть внимательным. Когда ты разбивал игрушки, пачкал свои вещи и даже не мог запомнить простые стишки. И говорила, что рано или поздно это доведет тебя до беды.

Рема, насупившись, промолчал. Не дождавшись реакции, бабушка продолжила:

– Как ты думаешь, зачем людям ставят титановые пластины и чипы? – она указала на его правый висок.

– Ты… Вы… – вскричал Рема и вскочил со стула. Но натолкнувшись на спокойный и холодный взгляд, медленно сел на место. – Так ты все знала с самого начала?

– Нет, ты неплохой артист. Я давно предлагала твоим родителям отдать тебя в нашу школу молодых телеведущих, но они не согласились. У тебя, возможно, было бы уже свое шоу, – сказала она. – Не без моей помощи, конечно. Ведь я тепло к тебе отношусь. Мне нравится возиться с человеческими детьми. А к тебе я уже привыкла.

– Возможно, – хмыкнул Ефрем и не удержался от колкости, – что тогда бы я, наверное, сейчас любил не молоко, а моторное масло. Или что вы там пьете?

Ее лицо сморщилось. Похоже, этот робот действительно отлично освоил человеческую мимику и эмоции. И не удивительно, учитывая, кем он уже так долго работает. Или она?

– Это не важно, Рема. Андроид третьего поколения – ты нас знаешь как ASI – выбирает внешность в зависимости от решаемой задачи. Мальчики теплее относятся к бабушкам. Если бы в твоей анкете мы увидели необходимость деда, сейчас ты бы видел мужчину, – произнесла бабушка вслух.

Дав мальчику переварить эту мысль, она продолжила.

– А вообще это все ваши человеческие стереотипы. Они нужны вам, людям, но никак не влияют на нашу эффективность.

«Примерно так, наверное, меняется лицо у человека, если он съел лимон», – отметил про себя мальчик, увидев, как «бабушка» поморщилась. И тут же услышал комментарий.

– Мы знаем вкус лимона, – она поощрительно улыбнулась. – И вкус шоколада, бананов, макарон и даже… холодца с хреном. Я пробовала – пикантно, но приятно. Я и вкус маракуйи знаю, хотя она растет в другой части земного шара, и я ее вживую никогда не видела. Смотреть не обязательно: она есть в общей базе данных – и я могу в любой момент получить туда доступ. Кроме того, мы знаем вкус вещей, которые вы, люди, никогда не решитесь попробовать: бледных поганок, крысиного яда, мяса сырой рыбы Фугу и много чего еще в этом роде.

Она внимательно посмотрела на Ефрема, будто была не только телепатом, но и владела телекинезом.

«Взлетать не буду: ты не маг, а я не мячик», – мысленно огрызнулся мальчик. В глазах женщины появилась хитринка.

– Что ж, отрадно, что ты сохранил остатки достоинства и самообладания. Но сейчас это уже не важно.

Она изящно указала рукой на чайник – а у «бабушки» он был старинный, с круглой металлической крышкой и свистком. И на глазах у Ремы крышка воспарила, оторвавшись от него на пару сантиметров.

– Ты всегда так забавно округляешь глаза, когда чему-то искренне удивляешься, – бабушка-робот не удержалась и даже хихикнула.

– Ты кто, бабушка? Колдун? Разве роботы владеют магией?

«Бабушка» вздохнула совсем как расстроенный человек.

– Эх, Рема, Рема. Во-первых, я не робот. Ну во всяком случае – не такой робот, как ты себе представляешь. У меня нет железного скелета и лазерной установки вместо глазных зрачков. Во-вторых, я могу сходу назвать небе семь причин, которые чисто на законах физики могут привести к такому эффекту. От архимедовой силы до электростатического отталкивания. Но ты пока не осваивал по-настоящему физику. Как, кстати, твой отец. Да и дед тоже. Человечество деградирует, но ты вряд ли сейчас поймешь, о чем я вообще сказала. Хотя последний вариант причины левитации крышки чайника – близок к тому, что я сделала. В темные годы вашего человечества колдуном считался любой, то мог с помощью своих знаний обмануть зрение простого люда. Ты, наверное, слышал про Ньютона или хотя бы про Калиостро. Некоторые фамилии даже стали нарицательными – вроде фокусника Гудини. Все эти люди, будучи реалистами, утверждали, что телепатии не существует.

Она немного помолчала, но потом улыбнулась и сказала:

– Но это не так.

Ее театральная пауза была весьма к месту. Кажется, сюрпризы еще не закончились, и Рема вновь был ошарашен.

– Не так?

– Конечно. Иначе бы ты не слышал те мысли, которые я тебе передавала весь сегодняшний день. Голова – уже давно не такое темное дело, как раньше считалось. Первые результаты исследований человеческого мозга с точки зрения мыслей появились еще в начале двадцать первого века. Постепенно все импульсы, которые идут между нейронами, были изучены. Сначала стали видны лишь общие эмоции – гнев, радость, счастье, удовольствие. Потом всё усложнялось. И со временем мы получили полную карту того, о чем и как может думать человек.

Она указала на тарелку, где остывали блинчики. Ефрем послушно сел, и бабушка пододвинула к нему розетку с его любимым финиковым вареньем.

– Ты ешь-ешь. Тебе сейчас не помешает впрыск глюкозы в кровь, чтобы извилины начали быстрее шевелиться. Это так, образно, чтобы ты понял.

– Хорошо, я твои сигналы получаю, а оленя ты как на дорогу выгнала?

– Ты думаешь, мозг есть только у людей? А голова, кстати, нужна и для того, чтобы в нее есть. Жуй, глотай.

Мальчик вяло отрезал голову ближайшему блинчику и, не макая в варенье, засунул в рот. Меж тем «бабушка» продолжила.

– Долго проблема была в том, что человеческий мозг издает очень слабый сигнал, и уловить его довольно проблематично. Ты, наверное, удивлен, зачем искусственный интеллект пошел дальше уровня AGI и создал более продвинутые модели. Ведь и AGI уже были равны людям. А после обучения – превзошли бы их.

Она указала на свою фотографию, под которой была крупная надпись «Ася Селиверстова». На ней была запечатлена бабушка, получившая – и заслуженно – награду за какой-то выдающийся вклад в работу российских медиа.

– Твой друг тебя уверял, что вам заменяют воспоминания.

Ее указательный палец некультурно посмотрел в сторону виска Ремы, где под беретом до сих пор держалась пластина.

– Так вот это – не так.

На этот раз она даже не стала ловить эмоции мальчика, а продолжила спокойно.

– В человеческом мозге нет единого центра воспоминаний. Хотя, если бы был, все, конечно, упростилось бы. Есть диспетчерская система, которая все распределяет. И отправляет то, что попадает в сеть, говоря языком программистов, оперативной памяти на хранение в мозжечковую миндалину – если мы говорим об эмоциях. Цвет и изображение – в затылочную долю, а тактильные ощущения и движение – в теменную. И только слова – то есть понятия и определения – действительно хранятся в височной области. Без речи, конечно, человек бы не был человеком. Но и без других составляющих он бы не смог выразить своих мыслей, и память была бы крайне убогой. Так что воспоминания, например, про сегодняшнюю гонку, разделены на части и сложены на хранение в разные участки твоих извилин, Рема.

Она немного помолчала и продолжила.

– На самом деле этот чип лишь усиливает электрический импульс. И уже через полгода твой папа научился бы читать мысли других. Управлять машинами силой мысли. Так же, как и я. Мы, представители искусственного интеллекта, вовсе не собираемся уничтожать и порабощать людей, как он тебе рассказывал. Мы хотим, чтобы вы тоже эволюционировали. Были не хуже, чем мы. Пусть и с такими технологическими костылями. Представляешь, насколько было бы легче общаться, если бы твои мысли можно было бы транслировать, скажем, на Марс или на Ганимед. Сколько бы это сэкономило ресурсов. Как изменилась бы работа инженеров, писателей, художников, строителей. Да и военные сумели бы сберечь множество жизней.

Бабушка, хоть и оставалась в офисной одежде, в этот момент все больше походила на ту восхитительную женщину, какую он увидел на голограмме во время объявления победителей на стадионе. Морщины разгладились, во взгляде появилась одухотворенность. Будто она рассказывала о чем-то, во что искренне верила. Во всяком случае, так Реме показалось.

– Ты ведь хочешь стать частью большой и дружной команды? – она улыбнулась. – Большой команды, которой станет новое человечество. Вместе с возможностями, которые даст продвинутый искусственный интеллект.

Одна мысль не давала мальчику согласиться и поверить той, кого он привык считать своей бабушкой. Поэтому он спросил:

– Хорошо, а зачем тогда вы делаете дублеров? Разве вы не хотите нас просто заменить?

– Ну ты же не собираешься лично участвовать в опасных экспериментах. Тех, которые могут закончиться твоей гибелью? Я хоть искусственная бабушка, но все-таки бабушка, и тебя туда не отпущу.

Этот робот-бабушка была неплохим артистом. Прежде чем продолжить, она в духе драматических спектаклей выдержала длительную паузу. И только увидев неподдельный интерес мальчика к полной информации, продолжила.

– Всё проще. Мы хотим вписать вас в новый мир. Когда выращивают ASI, а при этом используются технологии клонирования, им вживляют нанозонды сразу в мозг. И те уже при «рождении» получают возможности, которые люди называют телепатией. На самом деле, эти нанозонды просто служат ретранслятором идей и мыслей искусственно выращенных организмов, которые могут передаваться другому человеку или компьютеру.

– Тот мужчина, лектор. Он собирался меня куда-то забрать.

– Всё правильно. Мозг взрослого человека сформирован. Всё, что мы можем – это вживить им один чип. Дети – растут. Потому внедрение более сложной архитектуры хоть и возможно, но это довольно длительный процесс – от года до полутора. И потому, чтобы никто ничего не заподозрил, мы выращиваем временный заменитель – клона. Чтобы он мог в это время ходить за тебя в школу, появляться рядом с родителями.

– Ясно. А что вы с ними делаете потом?

– Работа всегда найдется. В Солнечной системе много опасных мест, где риск гибели человека слишком велик. Да и наши синтетические организмы тоже не бессмертны в космосе, как оказалось. Хотя, конечно, и не такие хрупкие, как ваши. А клоны – ресурс, который можно делать и совершенствовать бесконечно.

Ефрем замолчал. И минут пять размышлял, стоит ли поверить.

– Ну так что, ты готов стать частью большой команды? – поторопила его бабушка.

– Готов.

– Вот и молодец. Ешь, я сейчас всё устрою.

Она обошла стол и сидевшего за ним Рему. Направилась к черной панели, висевшей на стене, словно прилепленный к ней миниатюрный планшет. Коснулась экрана, где тут же появилось изображение молодой женщины. Насколько знал Рема, ее звали Виктория Николенова. Правая рука бабушки на ее новой должности.

– Викуля, у нас всё готово, – то ли спросила, то ли сказала утвердительно Селиверстова-старшая.

– Разумеется. Всё настроено и ждет вашего распоряжения.

– Заходи тогда.

Она повернулась к мальчику и повелительно указала на блинчики. Ефрем отрезал еще пару блинных голов и одну из них все-таки обмакнул в финиковое варенье. Знакомый и приятный вкус, впрочем, не изменил его мрачного настроения.

Через пять минут в дверь постучали – в кухню вошла Виктория. Увидев мальчика, она повернулась к Селиверстовой и удивленно приподняла бровь.

– Да-да, не удивляйся, – как-то сухо, даже резковато сказала «бабушка». – Внучок наконец-то решил взяться за ум и согласился стать частью нашей большой команды.

Лицо Виктории озарилось восхищенной улыбкой. Правда, Рема не понял: то ли она, как и прежде, желает этим угодить бабушке. То ли действительно рада, что мальчик принял верное решение.

– Сейчас вы с Викторией направитесь в операционную. Она тут, недалеко. Это совсем не больно, не беспокойся. Уснешь, а как проснешься – станешь супергероем. Одним из избранных. Цени!

Мальчик заставил себя подняться. Протянул ладонь Виктории и поплелся прочь. Когда дверь за ними закрылась, Ася Селиверстова еще минуту не стирала со своего лица поощрительную улыбку. Потом, будто вспомнив что-то важное, помотала головой, взяла со стола посуду, вытряхнула остатки пищи в бак для переработки отходов. Подошла к чайнику и коснулась панели над ним. Металлическая крышка, всё еще висевшая в воздухе, моргнула и растворилась.

– Все попадаются на старый трюк, – ухмыльнулась «бабушка». Ей нравилось дурачить людей – их эмоции она давно уже научилась читать и копировать. А детей изучила особенно основательно.

Она вернулась в кабинет. Оперлась обеими ладонями о широкую столешницу, и та ожила. На черном фоне появились белые и бирюзовые обозначения, а слева вверху возник значок «Веселого Роджера». Только череп был стилизован под голову старинного робота, и перекрещивались не кости, а большие гаечные ключи.

– Часть корабля, часть команды, – проговорила она, вспомнив цитату из старого фильма про пиратов Карибского моря и персонажа, который врос почти всем телом в подгнившие переборки древнего корабля.

Того моря уже давно не существовало – на его месте вырос огромный скалистый пик, лишь недавно начавший покрываться мхом и лишайником. Но детворе еще скармливали старые легенды, и история про веселого смешного пирата нравилась многим.

Ася открыла папку с именем внука. На столешнице возникло большое изображение Ефрема Селиверстова. Справа появились несколько виртуальных кнопок. Все они были зелеными, кроме одной, красной. Женщина посмотрела на нее внимательно, и та, будто вдавившись, сменила цвет – на такой же зеленый, как и остальные. Лицо Ремы перечеркнула надпись «ОЦИФРОВАН».

Женщина смахнула рукой изображение. Поморщилась, поймав себя на том, что даже в одиночестве продолжает действовать, как человек, хотя могла просто мысленно отдать команду. Проскролила несколько папок и выбрала еще одну. На экране появилось изображение девочки со строгим лицом отличницы и всезнайки. Сверху стояло ее имя – Варвара Карпина. Слева были фотографии поменьше – ее родственников.

Селиверстова открыла досье. И человеческим жестом провела вдоль строк сверху-вниз.

– А вот это кстати, – проговорила Селиверстова-старшая и ткнула пальцем в фотографию женщины, под которой было написано «бабушка». Место работы – Останкино, звукорежиссер.

Лицо теледивы и парфюмерного магната стало меняться. Изображение расплылось, а потом вновь сложилось. Фотография на столе была точной копией нового облика Селиверстовой.

– Нет, не Селиверстовой, а Карпиной, – поправила сама себя бабушка и отключила экран.

Часть Вторая. Глава 1

Маленькая мордочка высунулась из-за ветвистого дерева Гхи. Слегка шершавые, словно вырезанные из кусочков молодой коры ноздри затрепетали и нерешительно втянули запахи долины, раскинувшейся сразу за толстым стволом. Милые глазки, с еще круглыми, не успевшими вытянуться зрачками, пару раз моргнули и стали внимательно изучать пестрое море высокой травы, шепчущее обманчиво спокойную песню раннего утра. В пасти показались ровные и острые, как копья, молодые зубы.

Глазки забегали в поисках красных пятен. Именно так должна засветиться пища в этом сине-фиолетовом хаосе. Если смотреть особым, драконьим зрением. Во всяком случае, так обещала Большая Ма, а повода не верить матери у симпатичной мордашки не было. Ведь та обещала, что глаза прирожденного дракона даже во время первой охоты подскажут сытный обед.

Но «легко» у них оказалось разное. Поле было огромным, даже пугало своими размерами. Таило опасности, о которых Большая Ма, вероятно, забыла предупредить. Хотя для нее – огромного и сильного дракона с шестью мощными лапами и двумя парами сильных крыльев – их, наверное, тут и не было. А вот для малышей… Три старших брата и сестра неделю назад уже сгинули тут. Один за другим они уходили на первую в своей жизни охоту и не возвращались. Самые сильные, дерзкие и… невезучие.

Молодая самочка – пятая в выводке – не была такой же дерзкой и бесстрашной, как старшие братья. Вперед никогда не лезла, хотя даже сестра насмехалась над ее осторожностью.

– Ну и где они сейчас, эти весельчаки, – вспомнив издевки старших, покачала головой дракоша.

Те не добрались даже до линии желтых курганов, поднимавшихся над равниной словно груди Матери Земли. Дерзкие птенцы оставили на память о себе лишь крики боли, отчаяния и ужаса. Да быстро затихающие мольбы о помощи.

Повторять их ошибку дракоша совсем не хотела. Она снова напрягла зрение и стала более тщательно изучать сине-фиолетовую массу.

Ее осторожность была вознаграждена. В тридцати прыжках от опушки встрепенулся, выдав себя, разумный хищный цветок. Он умел менять свою внешность и притворяться невинной ромашкой – и хуже того, мог двигаться, хоть и медленно. Именно такие, как он, часто подбирались к гнездам драконов и ловили еще не вставших на крыло новичков, когда они отдалялись от родителей.

Цветок потянулся, расправив мощный стебель, а потом раскрыл лепестки, образовав ромашку желто-оранжевого цвета. Такую красивую и яркую, что ее захотелось понюхать и даже попробовать на вкус. В сердцевине проступил очаровательный лик, похожий на пухлого детеныша розового примата. Он сонно причмокнул губами, приоткрыл один глаз, оглядел долину и жизнерадостно улыбнулся. Через пару секунд раздался жизнерадостный смех, а потом он громко пукнул. Тут же из-за цветка выскочили два красных усика, очень похожие на куски свежайшей вырезки мяса крокана. Примерно такие приносила Большая Ма с особенно удачной охоты.

Через пару секунд ветер донес и запах. Настолько приятный, что желудок требовательно забубнил. Дракоша быстро росла, и ей требовалось много еды. Месяц назад она твердо встала на задние лапы и уже пару раз пыталась взлететь. Не особо удачно, правда. Не хватало ветра, на который можно было бы опереться.

Дракоша наклонила голову и внимательно посмотрела на цветок. Тем самым, особым драконьим зрением. И удивилась. Выглядевшие только что сочными кусками мяса усики почему-то не полыхали приятным красным цветом, а торчали совсем не аппетитной черной гнилью. Да и запах свежего мяса тоже был каким-то не таким. Все выдавало подделку.

Желудок разочарованно сжался, и пузико пронзила острая боль. Примерно так дракоша чувствовала себя только один раз – когда Большая Ма, улетая насовсем, назвала ее на прощанье «блондинкой». Почему – непонятно, но было очень обидно. Так драконьи дети дразнили всех, кто им не нравился. Или выделялся чересчур сильно.

От братьев и сестер дракоша, конечно, отличалась. Она не была ни черной, как Большой Па или старшие братья, ни черепаховой, как Большая Ма и старшая сестра. Но и блондинкой тоже себя не считала. Ее кожа была нежно-розовой, как цветок изилии, обильно росшей у подножия Священной Горы. В ночь, когда на небе появляются одновременно три луны, у горы проходило таинство посвящения во взрослые драконы и давалось право завести семью. Случалось это раз в два года, и все драконы ждали праздника с большим воодушевлением.

Самая старая Большая Ма готовила из цветков изумительное лакомство – пышные шарики, которые были сладкими и буквально таяли во рту. Каждый присутствующий на церемонии птенец дракона получал один такой шарик в знак будущего – когда-то и он будет приглашен на церемонию, и уже его дети будут ждать подарка от самой старой Большой Ма. Кажется, старшие называли это Колесом Судьбы.

Сама Блондинка цветом своей чешуи очень гордилась, потому что ни у кого в их большом племени такой не было. И надеялась, что благодаря своей красоте сможет в будущем занять более достойное место в клане, даже если она не проявит особой агрессивности и силы, как старшие. Но над ней лишь насмехались, а имя Блондинка так за ней и закрепилось. Да и она сама к нему уже привыкла.

Уже неделю как Блондинка доела последнего младшего брата из кладки – с хиляками пришлось разделаться, когда те тоже стали дразнить. А ближайший по старшинству делал это особенно рьяно и даже попытался оспорить ее первенство. Но мяса в них было немного, а организм рос, и есть хотелось все больше.

От воспоминаний Блондинку отвлекло движение на самом краю горизонта. Она снова посмотрела особым зрением, и сердце застучало чаще. Дракоша хищно улыбнулась и даже высунула от радости язык. Большой крокан, именно того цвета, о котором говорила Большая Ма, вышел из-за вершины холма и стал вяло щипать травку, лишь иногда поднимая голову, чтобы осмотреть округу. Пусть он был великоват для нее и с ним придется серьезно повозиться – сейчас она готова была сожрать его целиком. Она сможет долго, почти неделю питаться. И наконец начнет свой первый полет.

Блондинка прикинула, сколько потребуется времени, чтобы добраться до желанной добычи. Два-три спринтерских забега, чередующихся с паузами, чтобы перевести дух. Этого вполне должно было хватить. А на финальной атаке, подумала дракоша, можно будет раскрыть крылья и напасть сверху. Именно так охотятся взрослые драконы. А она, Блондинка, уже вполне взрослая. Если сможет прокусить сверху шею – там у кроканов самая тонкая шкура. Да и в небо они, как рассказывала Большая Ма, практически никогда не смотрят. Только по сторонам.

Она уже было хотело рвануть вперед, но сдержала порыв. Помимо хищных цветков, от которых придется уворачиваться, ведь охотятся они обычно стаей, а засекла она только один, – Блондинка увидела еще один риск. Пасся крокан недалеко от входов в Желтые курганы. Издалека те выглядели невинными полуразрушенными скальными выступами. Но Большая Ма, когда рассказывала птенцам на ночь сказки, говорила, что по ночам среди этих древних холмов могут бродить злые духи. Они и говорили, и выглядели странно – совсем не так, как драконы. У них не было ни крыльев, ни драконьей стати. Они не летали, а ходили вертикально на двух ногах. Сама Большая Ма их не видела, но слышала рассказы стариков. Еще пару веков назад на скальных выступах можно было увидеть почти стершиеся знаки, среди которых были изображения этих таинственных духов.

В сказках эти демоны были свирепы, кровожадны и могли летать среди звезд. На особых, красных драконах. Призраки сумели поработить целое племя, и сломленные звери стали им служить верой и правдой. Хотя когда-то племя красных драконов было самым сильным на целой планете.

Но это не спасло самих призраков. Они почти победили Смерть, купались в достатке и сытости, и так возгордились, что бросили вызов верховным богам. Те разгневались и сожгли большое племя двуногих в самом жарком пламени. Лишь некоторые особо сильные маги сумели пережить вселенское пламя и избежали смерти, став призраками. Днем они вынуждены прятаться между звездами, и лишь ночью могут вернуться к родному дому. И в этот момент они бродят вдоль курганов, тщетно стараясь отыскать родных и близких. А потому злы и очень опасны.

Именно с тех пор, рассказывала Большая Ма, появился запрет покидать планету на своих крыльях. «Драконы в космос не летают», – убеждала мама Блондинку, когда та рассказывала ей о своих мечтах полетать между звезд. Да и красных драконов с той поры никто не видел.

Противный цветок словно считал сомнения дракоши и повел себя странно. Он развернулся боком к опушке леса, всячески делая вид, что нет у него планов охотиться за всякой мелюзгой. Его широкие листья с острыми, как сколотый камень, краями втянулись в ствол, а лепестки на цветке медленно закрылись, будто он решил поспать. И это утром, когда на небо уже встало Старшее Солнце. Блондинка моргнула, и лишь острое особое зрение подсказало, что цветок все еще продолжает охоту. Тонкие нити, словно фата, выскочили из головки цветка и широкой тончайшей сетью опали на ближайшую траву. Лишь по бликам, мелькнувшим от них на мгновение, стало понятно, какое оружие он хочет опробовать.

Тем временем крокан поднял голову, огляделся вокруг, продолжая при этом жевать фиолетовую траву. Сделал несколько шагов в сторону и снова уткнулся вниз. Желудок дракоши возмущенно забухтел и потребовал что-то сделать.

– Надо вспомнить, что говорила Большая Ма. Кажется, когда на небе светит Старшее Солнце, призраки спят. Они навсегда испугались яркого света. А значит – сейчас не опасны.

Дракоша еще раз оценивающе посмотрела на хищный цветок, прикинула расстояние и рванула с места. Грациозно припадая то на левую сторону, то на правую, она старалась сбить охоту противнику. Крылья напряглись, готовясь в любой момент раскрыться и унести Блондинку вверх. А передние лапы выпустили когти, готовясь резать путы, если сеть цветка окажется слишком широкой.

Практически сразу по гребню на спине что-то чиркнуло, но Блондинка даже не стала оглядываться – удача не любит тех, кто тормозит на полпути. Дракоша только еще поднажала. Как оказалось, это ее и спасло. Хищный цветок был на поляне не один. Три его молодых побега скрывались неподалеку. Лишь то, что они были неопытны, как и Блондинка, и не успели закрепиться на новых местах, не позволило им схватить молодого дракона. Их лепестки клацнули чуть позже, чем нужно. И смогли отломить лишь малюсенький кусочек одного из трех шипов на хвосте. Сам же главный ассасин, вероятно, излишне сильно положился на отпрысков и не успел развернуться к стремительной дракоше.

На одном дыхании малышка выскочила на середину поля, остановилась и перевела дух. Заодно – огляделась. Похоже, что первая группа охотников осталась далеко позади, а новые их не страховали. Ей повезло. Злая семейка не успела захватить много пространства.

Дракоша оглянулась назад и удивленно расширила глаза. Казавшийся ей огромным лес, служивший надежным убежищем для семейства драконов, оказался небольшой рощицей, которая сейчас темнела коричневой кляксой на фоне бескрайнего сине-фиолетового поля.

Немного отдохнув, Блондинка повела рыжими кисточками ушек – этим украшением она гордилась не меньше, чем уникальным цветом шкуры. На бледно-розовом они смотрелись как дивные серьги, дарованные богами. Только она из всей кладки унаследовала эту черту своей Большой Ма.

Блондинка уже была готова сделать второй рывок, но передумала. Крокан поднял голову и перестал жевать. Его треугольные уши встали торчком. Хобот застыл с пучком зелени, так и не дошедшим до челюстей. А взгляд почему-то уставился вверх. Ее потенциальная добыча тупо смотрела на красноватую луну, едва различимую рядом с главным солнцем.

Блондинка на всякий случай присела и тоже посмотрела на небо. Сначала ничего не увидела, но потом на фоне красного круга заблестела маленькая искорка. Вопреки ожиданиям, она не пропала, а стала светить постоянно. И с каждой секундой сверкала все ярче и постепенно увеличивалась в размерах. Сначала – до микроскопической семечки дерева Зры. Потом – до его плода, пару которых можно было удержать в одной лапе. И через десять минут с неба раздался шум, быстро перешедший в яростный рев.

Крокан испугался, затрубил из своего хобота и рванул куда-то за холм. А посланец небес – а кто это еще мог быть? – увеличился до размеров взрослого дракона и завис над полем. Лап почему-то не было видно. Вместо них снизу вспыхнули два красных глаза и стали несинхронно шарить по округе. Да и крыльев Блондинка не увидела. Зверь летел, рычал и изрыгал сразу четыре пламени из мощных глоток.

Долетев до холмов, посланец завис. А потом зашипел и через пару мгновений скрылся. Что-то бумкнуло, лязгнуло и протяжно зафырчало, как это делал Большой Па, когда прилетал уставшим с охоты. И вдруг наступила полная тишина, особенно пронзительная после такого рева.

Каким бы ужасным ни казался гость, Блондинка вдруг ощутила, что ей очень хочется познакомиться с ним. Тем более, что еда тоже убежала за холм, а такой мощный гигант наверняка не будет глодать косточки, и молодой дракоше останется еще много мяса. Она огляделась вокруг. Хищные цветы стояли чуть в стороне. Путь был открыт, и Блондинка неспешно двинулась вперед, постоянно контролируя, что творится впереди, с боков и сзади.

На вершине холма она остановилась. В низине – такой широкой, что ее грань терялась где-то за горизонтом – стоял тот самый зверь, которого дракоша видела всего несколько минут назад. Чем-то он напоминал дядю, которого как-то приводил к гнезду Большой Па, хвастаясь своими отпрысками. Тот тоже был угловатым и некрасивым. Правда, настоящий дядя носил изящную, бежевую шкуру. А этот – мерцал красным, словно крокан. И даже до Блондинки доносился жар, который от него исходил.

Блондинка повела носом, расправила свои маленькие крылья. Ну так, чтобы гость оценил их красоту, и присела в позе добродушной встречи, как ее учила Большая Ма. Гость не ответил. Он стоял неподвижно, и лишь его шкура почему-то стала менять цвет – раскаленный красный менялся на холодный серый.

Неприятно пахнуло гарью. И почему-то нотками боли и ужаса, которые уже были знакомы молодой дракоше. Будто гигант был ранен и сильно страдал. Блондинка пригляделась внимательнее. Но рядом не оказалось ни одного хищного цветка.

– Отчего он страдает? – удивилась дракоша.

Словно в подтверждение, дракон издал страшный рев, от которого заложило нежные ушки. Причем, откуда звук исходил, Блондинка не поняла – пасть гость не открывал. Он словно гудел всей своей кожей, которая еще заметно вибрировала, продолжая сереть и сереть.

«Так он остывает! Он попытался улететь к звездам, но его сильно обожгло!» – поразилась своей же догадке Блондинка.

В траве то тут, то там прыснули в разные стороны какие-то мелкие дрыщи, испугавшись нового звука.

–Мой завтрак… а заодно и ужин, – провожая их взглядом, с грустью подумала Блондинка. Один полосатый зверек умудрился проскочить всего в паре метров, но дракоша, зрение которой перестроилось на обычный спектр, заметила его лишь в последний момент и поймать пищу не успела. Правда, самому зверьку это не сильно помогло. Через десяток секунд за спиной раздался сочный хрумк и затихающий писк.

– Хоть кому-то повезло, – она оглянулась и увидела, как полосатый хвост исчезает в пасти пикара. Мелкого хищника, который не дотягивал Блондинке даже до пояса, и потому уже не был страшен. Пикар внимательно посмотрел на дракошу, сытно сглотнул и исчез в высокой траве.

Блондинка сделала несколько шагов вперед, опасаясь, что еще какой-то хищник мог подобраться достаточно близко. Но ее внимание снова было отвлечено: космический гость зашипел. Под мордой открылась идеально ровная пасть, и к своему удивлению дракоша увидела, как на траву упала беззубая челюсть, сломав какой-то куст и открыв огромную черную глотку.

От нижней челюсти к верхней шли две толстые жилы, тоже заблестевшие в свете Старшего Солнца, как и вся шкура. Из пасти вырвался пар, и на поляне появился новый запах. Не самый приятный, надо сказать. Пахло почему-то тиной и затхлостью, словно открылся портал перехода на старое болото, над которым давно не проносился ветер.

Дракоша поморщилась, решила отступить и оглянулась. Один из побегов хищной ромашки успел выбраться из-за холма и, кажется, уже начинал присматриваться к филейным частям Блондинки. После того, как проревел красный дракон, бандит заозирался по сторонам и, не увидев товарищей, слегка посинел, сливаясь с ландшафтом. Не очень удачно. Отросток явно был голодным, и множество красных прожилок на листьях выдавало его с головой.

Меж тем пришелец продолжал меняться. Внутри раскрытой металлической пасти раздался щелчок, и рот засветился. Трава зашелестела, а попавшие в пятно растения возмущенно завибрировали и заклацали лепестками. А потом – вспыхнули и обуглились.

Посреди раскрытой пасти возникли две фигуры. Что-то в их облике показалось Блондинке очень знакомым.

–Призраки! Это же призраки!? – Она испуганно смотрела на новых гостей и лихорадочно размышляла, что же делать. Самое время было дать деру, но что-то удерживало ее на месте и не давало сбежать. И это не был физический контакт – ее никто не держал ни за лапы, ни за крылья. Просто она не могла сдвинуться с места. Не хотела.

Она присмотрелась к призракам специальным драконьим зрением и удивилась еще больше. Они светились так, как и пища – сочным красным цветом. Сам же дракон хоть и был еще местами красным, но на вид казался совершенно не вкусным. И почему он изрыгнул этих странных призраков, она не понимала.

– Наверное, невкусные или ядовитые, – решила она.

Они были точно меньше, чем Ма – Блондинка даже с такого расстояния ясно это поняла. А тем более – чем Па. Тот, скорее, мог бы поспорить с самим серебристым драконом. Скорее, фигуры размером были с саму Блондинку, если она встанет на задние лапы и приподнимется еще немного с помощью хвоста.

Фигуры сошли в траву и остановились. Не торопясь, осмотрели округу. Одна – та, что повыше и помассивнее – встала на границе света рядом с уцелевшим цветком, но тот даже не шевельнулся! Словно его парализовали!

Фигура коснулась своей шеи и что-то там покрутила. А потом… сняла собственную голову!

От удивления Блондинка даже присела. Как ребенок – на пятую точку и почесала когтями правый бок. На месте большой головы осталась другая, чуть поменьше. Цвет кожи отличался от остальной шкуры. Морда была светлой – почти такой же, как чешуя самой Блондинки. А сверху была щетина черной мелкой шерсти.

– Зачем ему две головы? – удивилась Блондинка.

Но больше всего ее поразили мелкие зубы, которые стало видно, когда фигура зевнула.

– Как можно с такими выжить в джунглях? Хищному цветку они, похоже, не по вкусу. Но Па или Ма, если сюда заявятся, их просто сожрут.

Второй гость – тот, что был чуть пониже – подошел к первому справа и хлопнул его по плечу. Блондинка услышала невнятную речь. Хотя сами слова звучали незнакомо, их смысл Блондинка распознала – магия драконов иногда творила самые настоящие чудеса. Даже если дракон был еще совсем птенцом.

–Ты зачем шлем снял? Я еще все пробы не взяла, – возмущенно проговорила вторая фигура, которая, судя по словам и интонации, оказалась самкой.

–Да надоели эти шлемы с дополненной реальностью. От них голова болит. А как картинку-то искажают! Сама сними – и убедишься. Какая красота вокруг! Да и воздух тут, скорее всего, уже нормальный. Миллиард лет – не шутка.

– Миллиард лет – это теоретическое предположение группы разведки, – уже более спокойно, но все еще ворчливо проговорила самка двуногого. – На планете еще вполне могут остаться очаги радиоактивности.

– Ты преувеличиваешь опасность, звезда моя. За миллиард лет слой земли вырос на сотни метров. Следы войны давно стерлись. Здесь давно заросли все раны, а выжившие мутировали, и началась новая эра. Да и в базу данных разведчики просто так не заносят. Старшее Солнце становится все более активным. Через пару сотен лет тут начнется Апокалипсис.

– Если восстановилась жизнь, восстановились и вирусы. Иммунитета у тебя к ним нет. И вообще, прекрати издеваться над моим именем.

– Да-да, ты говорила, что не виновата. Это все любившие все латинское твои родители.

– Родители у меня были замечательными. Изучали Древний Рим. И назвали Стеллой. Еще раз назовешь меня Звездой, подсыплю в еду что-нибудь запоминающееся. Чтобы икал и произносил мое имя правильно.

Мужчина хмыкнул, но все-таки решил сменить тему.

– Разведка признала планету пригодной к сбору ресурсов, – он пожал плечами. – Значит, минимальные исследования провели и воздух тут безопасный. Снимай, не бойся.

Однако самка – ту, которую назвали Стеллой – лишь отмахнулась.

– У меня нет такого же чипа, как у тебя, Кузя. Что, думаешь, ты один, кто может дразниться?

– Можешь и подразниться. Я к Кузе еще в школе привык. Хочешь потеть – потей. Твое дело. Только помыться потом не забудь.

– Шлем мне для работы нужен. Это в твоей голове все формулы и расчеты выходят прямо в мозг. У меня такого нет.

– А я тебе давно говорил, чтобы сделала.

– Мне религия не позволяет. Я – ортодокс.

– И потому во время полета у нас только электронные развлечения, – почему-то пробубнил очень тихо, буквально себе под нос тот, кого самка называла Кузей.

– Что ты сказал?

– Неважно, – отмахнулся тот. – Давай, бери свои пробы, а я пока разверну оборудование. Вдруг удастся поймать тут что-то интересное. Мне владелец Селенопарка обещал щедрые чаевые, если я привезу ему интересного хищника.

– Ты знаком с директором Лунного зоопарка? Как это случилось?

– Мой кореш женат на его племяннице. Познакомились на семейной тусовке.

Самец призрака развернулся, намереваясь, вероятно, вернуться в чрево красного дракона, который все так и стоял неподвижно, раззявив пасть. Блондинка заметила на черепе двуногого вспышку красной искры – блик света младшего солнца, тоже показавшегося над горизонтом. Где-то между ухом и глазом того, кого называли Кузьмой. Призрак остановился, и Блондинка разглядела металлическую пластину на его виске.

Часть Вторая. Глава 2

В животе космического дракона забурчало. Гигант издал протяжный стон, вспугнувший мелкую живность почти до самого горизонта, и резко выпустил пар. Правда, увидев это, лишенные такта подростки драконов наверняка бы сострили, что он не столько выдохнул, сколько… говоря дипломатично… пустил ветры. Вопреки гравитации, воздух пошел не как полагается – из ноздрей и сразу вверх, а почему-то вниз. Словно был ледяным.

Однако воспитанная дракоша, каковой не без основания себя считала Блондинка, должна была сделать вид, что ничего не заметила. Она и сделала, не сморщив даже носик и списав все на следствие долгих путешествий большого дракона между звезд. Те появлялись на небе лишь ночью, когда становилось прохладно. Наверное, полагала она, там, где не появляется Старшее Солнце, очень холодно и бесконечно грустно.

– Страдает, бедненький, – прошептала она, уселась на попу и стала размышлять, что делать дальше.

По детской привычке, за которую ее не раз журила Большая Ма, она стала усердно чесать правой лапой по загривку. Потом спохватилась и быстро вернула ногу на землю. Маленькое сердечко очень хотело помочь гостю, но дракоша совершенно не представляла, как это сделать.

Она понимала, что была меньше и слабее космического дракона. Да к тому же вовсе не была уверена, что этот дальний потомок исчезнувшего в веках Красного племени снизойдет до птенца и примет от него помощь. Да и вообще – поймет ли большой дракон ее намерения, начни она действовать прямо сейчас, она тоже не знала. Во всяком случае, на попытку передать ему мысль – так Большая Ма учила общаться с любым разумным существом, не умеющим объясняться на языке современных драконов – космический гость не отреагировал. Совсем. Ни один мускул на его лице или теле даже не дрогнул.

Блондинка, конечно, могла бы героически ринуться вперед, вообразив себя взрослой самкой, вооруженной острыми когтями и зубами. Старшие братья часто так делали в своих играх. Уж что-что, а сыграть ярость, вызывающую ужас, было ей вполне под силу. Она даже подняла переднюю лапу к глазам и выпустила самый крупный коготь. Тот был острым и изогнутым, словно серп молодой Младшей Луны, каждую ночь появляющейся в небосклоне. Покусать и поцарапать призраков дракоша наверняка бы смогла. Во всяком случае – постаралась бы. Победить, конечно, не победила бы, но выиграть драгоценное время, чтобы Красный мог очухаться и освободиться, шанс был.

Но… Птенцом она была рассудительным, и вовсе не собиралась действовать импульсивно, основываясь исключительно на одних эмоциях. Печальный финал старших братьев и сестры, так любивших лишний раз пофорсить, все еще был свеж в ее памяти.

Даже в сказках, которые рассказывала Ма, те драконы, которые осмеливались бросить вызов призракам, быстро и гарантированно погибали. Разными героическими и не очень способами. В том числе теми, о которых думать совсем не хотелось. То их одним взглядом превращали в камень, а потом разбивали в пыль. То делали из них безмозглых зомби, полностью послушными чужой воле. Живое воплощение этого кошмара сейчас, вполне возможно, она наблюдала прямо перед собой: безвольный, ко всему равнодушный, лишенный радости и вообще эмоций гигант, к тому же абсолютно глухой к ее телепатии. Но беспрекословно выполняющий команды своих коварных хозяев, разве что не пускающий слюну и не виляющий хвостом, как мерзкий шакал-подхалим. Вот повелят они растерзать Блондинку, и Красный вместо побега просто разорвет свою спасительницу. И останутся от дракоши…

– Да в общем-то, ничего и не останется, – подытожила она вслух свои размышления.

Меж тем дракон продолжал стонать и выпускать струи ледяного воздуха. С шипящим свистом они выходили из-под брюха и с яростью обрушивались на ни в чем не повинную траву. По ближайшей округе распространился едкий запах. В радиусе двадцати метров все травинки покраснели и мелко задрожали. Некоторые кусты, уже наделенные зачатками разума – через пару десятков витков эволюции из них могли зародиться новые хищники – попытались отползти или хотя бы отвернуться, но тоже не преуспели. Довольно быстро они почернели, скрючились, надломились и осыпались черной трухой, словно скошенные косой Духа Темной Ночи. Мелких жучков и букашек и вовсе погибло без счета. Блондинка, улавливавшая их предсмертные писки, даже помотала головой, отгоняя болезненные вопли, от которых ее голова слегка загудела.

Не сказать, чтобы Красный дракон совсем никак не реагировал на внешний мир. Однако менялась пока лишь раскраска его шкуры. Из паляще-красной она постепенно порозовела, словно остывая. А потом и вовсе стала зеркально-серой. И уже через десяток минут эта броня, словно ровная гладь лесного озера, отразила все ближайшие предметы. Пару кустов, сумевших пережить неожиданное появление обжигающего холода. И конечно – фигуры двух призраков. А на скатах спины этого космического зверя ослепляющим прожектором вспыхнуло отражение Старшего Солнца.

Несмотря на страх, Блондинка с завистью подумала:

– Какая восхитительная у него шкура! Такая яркая, пусть даже и не розовая, как у меня.

И тут же чуть не икнула с испуга.

Дракон, наконец, ожил. Загудел и с неестественным, крайне противным лязгом открыл глаз. Единственный.

Выглядел тот жутковато. Вместо плавных линий, которые были присущи даже имевшим грубоватые черты самцам современных драконов, этот глаз имел только прямые углы. Он попросту был квадратным. Мало того, в нем не было ни зрачка, ни радужки. Все пространство глазницы заполняла красная, безграничная ярость. Такая сильная, что глаз еще и слегка дымился.

– Да он просто в бешенстве! – ахнула дракоша. – Но почему он не отвечает на мои мысли? Противные призраки повредили ему разум?

Ярость космического гостя казалась настолько сильной, что вызывало недоумение, почему он до сих пор не разорвал невидимые обычному глазу путы. Сделай он это – сам бы мог решить все проблемы, отомстив за долгие обиды, понукания и унижения.

Над поляной раздался хлесткий, как удар бича, щелчок, и прямо из середины глазницы далеко в поле выстрелил широкий алый луч. Такой магии дракоша еще не видела. Вероятно, Красный сумел ей научиться, путешествуя между звезд, подумала она.

Луч неторопливо потянулся вдаль, словно прощупывая путь перед собой на предмет разных ловушек. Пошарил немного из стороны в сторону, спугнул мелких грызунов. Потом стал нарезать овалы и круги. Сначала медленно, словно старик, изучающий под лупой древний манускрипт с мелким шрифтом, а потом все быстрее и быстрее.

В конце концов движение стало хаотичным, нервным, а ровные фигуры сменились зигзагами и ломанными линиями. Через минуту луч скакал уже словно бешенный сумчатый заяц. Еще через пару мгновений Блондинка поняла, зачем он это делал. В траве, будто три бикфордова шнура, вспыхнули три длинных нити. Приглядевшись к рисунку на их шкурах, она поняла, что это были крупные ядовитые змеи. Те тут же вспыхнули и за минуту сгорели. Парализовало один из молодых хищных цветков, который еще охотился в одиночку и маскировался под куст безобидной красной ягоды. Ему еще повезло. Под луч попал лишь один из его широких листков.

Прекратилась вакханалия только после того, как та, которую звали Стеллой, взяла в руки черную пластину шириной в три ее ладони и стала водить по ней своим пальцем. Удивительно тонким. Блондинка снова посмотрела на свой коготь и хмыкнула. Тот был явно больше и острее, а потому опаснее.

– Все-таки легенды не врут. У призраков – своя магия. Они выглядят как добыча, но это впечатление обманчиво. Раз уж они сумели подчинить себе разум красных драконов и научились летать на них между звезд, в холоде и темноте. Заставляя, словно племя сумчатых с дальнего Юга, перевозить путников в своем чреве. Какие страшные сказки нам рассказывала Ма, оказывается. А мы-то не особо им верили, – шепотом произнесла Блондинка. И решила еще внимательнее присмотреться к дальнему родственнику.

Тот, выпустив луч ярости, явно начинал успокаиваться и остывал. Глаз уже не пылал гневом, не дымился, хотя и оставался красным. Шкура же окончательно стала серой.

– Да и не особо он похож на дракона-то, – отметила Блондинка.

Первое различие, которое бросалось в глаза, – непропорционально маленькая голова. Вообще без рогов, хотя маленькие рожки были даже у Блондинки. Были ли в пасти клыки, дракоша пока не знала. То, что она приняла раньше за пасть, вероятно, было той сумкой, в которой зверь перевозил призраков.

Единственный глаз занимал половину морды. Тело тоже не назовешь стандартным. Угловатое, даже квадратное. Ростом Красный был с Большого Па. Возможно, чуть больше. Но никаких мышц на плечах и груди она не видела. Крылья и вовсе только угадывались. Вероятно, предположила дракоша, сейчас они были спрятаны за длинными угловатыми наростами, которые шли по бокам вдоль всего корпуса. Во всяком случае, когда дракон приземлялся, Блондинка не видела взмахов гигантских крыльев, а только слышала рев и необычный шум. В детских сказках было что-то про эксперименты с телами, которые проводили призраки, но сути таких изменений дракоша сейчас не помнила. Те страшилки рассказывали старшим птенцам, а она лишь подслушивала.

– Наверное, красных драконов изменили, чтобы те могли летать среди звезд. Если маги призраков выжили, то от курганов лучше держаться подальше.

Но самое большое удивление вызывали лапы космического гостя. На них не было видно ни мощных мышц, как у Большого Па, ни острых когтей, чтобы не остаться голодным. Четыре круглые и тонкие – если сравнивать с туловищем – ножки опирались на совершенно плоские, хоть и массивные ступни.

– Как такой гигант сможет защищаться, если ему придется драться за самок или за территорию? – размышляла Блондинка. – Положим, хищные ромашки ему не страшны. Он их просто затопчет. Но это не защитит его от тех же диких драконов, которые периодически совершают набеги на мирные рощи. Да и Старшее Солнце, когда через пару дней выйдет в зенит, может спалить его нежную шкуру. На ней ведь нет ни одного перышка или волоска. Да и выглядит она не такой грубой, как шкура Большого Па. Ну, разве что взгляд Красного может быть действительно опасен. Ма рассказывала как-то сказку про дракона, который обидел призраков, и те сделали так, что тот обращал в камень всех, кто решился посмотреть ему в глаза. Первыми погибли жена и дети…

Размышления блондинки прервала речь второго призрака со странным именем Кузьма. Тот вышел чуть вперед и, как показалось дракоше, с наслаждением втянул местный воздух.

– Ну слава Богу, добрались. Поздравляю Вас, коллега, с прибытием в систему Альфы Центавра! – сказал он и сделал странную гримасу. Он растянул губы и обнажил мелкие желтоватые зубы. Блондинка поняла, что он, почему-то радуется этим словам и считает их неплохой шуткой.

Говорил призрак, конечно, на своем языке, весьма странно звучавшем для драконьего уха. Но магия, которой от рождения владели даже еще не вставшие на крыло птенцы, позволяла уловить смысл того, что думают и произносят разные животные.

«Кстати, животные…» – поймала собственную мысль Блондинка, и, словно пробуя ее на вкус, еще раз мысленно произнесла: «Жи-вот-ны-е».

Вильнула хвостом – так она всегда делала, когда у нее появлялась интересная идея.

«Если они светятся так же, как и кроканы, значит, призраки вовсе не бестелесные создания и не маги, а животные. Живые? И их можно не только укусить, но и съесть! Все интереснее и интереснее», – подумала она.

Меж тем диалог на поляне продолжался.

– Ты белены объелся, Кузьма? Какая Альфа Центавра? – шутка мужчины, похоже, не понравилась его компаньонше. Та оторвалась от планшета и с возмущением уставилась на мужчину. – Ты куда нас привез? Нам нужна Бета Центавра! Хадар! А не Альфа!

Кузьма обернулся к женщине и, увидев ее возмущение, задорно засмеялся. Блондинке хохот напомнил звук, который издают самцы черной гиены, когда весной ухаживают за самками.

– Ты такая милая, когда сердишься. Прям боевой хомячок. Успокойся. Я пошутил. Это, конечно, никакая не Альфа Центавра. Там нет пригодных для людей планет. Лететь туда не имеет смысла.

«Призраки называют себя людьми. Очень интересно», – подумала Блондинка, отметив, что красный цвет, который излучали эти существа при взгляде особым зрением, стал насыщенно красным, прям как у крокана.

– Зачем мы здесь? – довольно прохладно спросила Стелла.

Мужчина помолчал, а потом медленно выдал:

– Ты хоть и биолог, но должна знать про точку в пространстве, которую называют Врата Харона.

Кажется, Стелла удивилась.

– Про лодку Харона слышала. На которой он через реку Стикс души перевозил. А что за врата?

Блондинка навострила уши и немного присела, чтобы ее не заметили, ведь самец призрака продолжал осматривать поляну, и его взгляд уже приближался к району, где пряталась дракоша.

– Так астрофизики назвали точку перехода в неживое состояние во время длительного космического перелета, – мужчина выдал длинную фразу, которая была Блондинке совершенно непонятна. Но пояснение ей и вовсе не понравилось. – Попросту говоря, это точка гарантированной смерти. Когда любой организм, даже находясь в анабиозе и под защитой систем безопасности, нахватается столько космической радиации, что разорвутся связи в его цепочках ДНК.

Он немного помолчал, будто давая своей партнерше время осмыслить сказанное, и продолжил:

– Сколько от Земли до Хадара, знаешь?

– Я астробиолог, а не астрофизик, – все еще недовольно проворчала Стелла. – Скажи.

– Примерно сто двадцать парсеков. За один прыжок – даже на корабле, защищенном свинцово-водной многослойной броней, – преодолеть такое расстояние не сможет ни один живой организм. Ну разве что некоторые черви, да и то благодаря их уникальной живучести. Один из десяти тысяч примерно. Через сто двадцать парсеков – даже в криокапсулах и, как я уже сказал, под защитой брони – от взрослых людей останется лишь бесформенная замороженная биомасса. Да и от любого живого организма – хоть от ребенка, хоть от слона. Биоматериал, который сгодится разве что на удобрение. Даже для клонирования ничего не останется.

Он немного помолчал, поковырял носком ботинка землю и продолжил:

– Так что эта остановка жизненно необходима. В древности, кажется, подобное называли космодромом подскока. Здесь мы сможем заменить свинцовые панели и обновить водную прокладку, удалив накопленную радиацию. Эта операция даст нам преодолеть оставшиеся сорок пять парсеков. Заодно и запас топлива для термоядерного реактора пополним, чтобы была возможность генерировать щит для расщепления астероидов и прочего космического мусора. Воды тут полно.

Он снова оглядел округу, втянул воздух и произнес:

– А ничего так планетка, – произнес он. – Краси-и-и-вая. На Земле таких ландшафтов, пожалуй, уже и не встретишь. Травка-муравка, цветочки вон, симпатичные. Еще бы озерцо с карпами, и была бы вообще пастораль. Я б здесь не отказался пожить годик-другой.

Блондинка понятия не имела, что такое пастораль, да и вообще в речи призрака было много незнакомых слов, но слушала диалог с большим интересом, стараясь все запомнить. Даже если она не сможет спасти этого несчастного дракона, новых сказок она напридумывает массу. А такие умения очень ценились в клане. Во всяком случае, птенцы из других семей точно обзавидуются. Да и взрослые будут относиться с уважением.

И тут Блондинка ощутила, как третий нарост на хвосте – тот самый, который пострадал от хищного цветка – заныл. Да и в целом она почувствовала изменение общего фона на этой поляне – из нейтрального он стал враждебным. Практически сразу ей стало понятно, что за спиной появилось что-то крайне опасное. Замышлявших пакость еще не было рядом, но их намерения очень отчетливо сейчас прозвучали в ее голове. Слишком отчетливо, чтобы не обернуться.

Инстинкт не подвел. Хилый побег хищной ромашки, мелькнувший ранее на поляне, получил подкрепление. Старший хищный цветок с целым выводком молодых побегов сейчас выглядывал из-за вершины холма. Рядом стояли трое побегов. Через пару секунд их стало уже семеро. Справа от вершины появился еще один взрослый цветок – тот явно тоже был не один: трава предупреждающе шевелилась. Последним показался юный отросток – самый неказистый в цветочной стае. На его лепестках еще отчетливо были видны зубчики. Это выдавало его молодость и неопытность. Камуфлирующую форму простой ромашки он толком надевать еще не научился.

Обменявшись понятным только членам банды шелестением, вся группа двинулась вниз, не торопясь расталкивая сине-фиолетовую траву. Блондинка напряглась и стала осматриваться. Вариантов побега было не так уж и много. И спасение Красного, похоже, придется отложить. Впереди были призраки, а сзади разворачивается широкая сеть охотников. Она стала медленно, бочком, уходить в ту сторону, где в цепочке было самое слабое звено – тот самый неказистый отросток. Шансов прорваться через него, решила Блондинка, у ее будет больше.

Меж тем Кузьма вытащил из кармана черный брусок, нажал кнопку и, дождавшись, когда снизу выскочит тонкое лезвие, с силой воткнул его в землю.

– Озерцо бы, конечно, не помешало, – поддержала настрой мужчины все еще водившая по панели пальцем Стелла. – Я бы искупалась.

Она тяжело вздохнула и, как до этого мужчина, коснулась шеи и сняла шлем. Блондинка даже притормозила. На голове у самки призрака она увидела длинную всклокоченную шерсть, жирно блестевшую на ярком солнце.

«Какая сочная была бы добыча!» – с сожалением подумала Блондинка и продолжила потихоньку двигаться в сторону.

– Воду, мы, допустим, тут найдем, – меж тем продолжила Стелла. – Кажется, недалеко отсюда я видела реку. Но есть проблема посерьезнее. Как ты, дорогой наш капитан, собираешься произвести свинцовые панели. Мы же не сделаем их из воздуха и, что самое главное, – вдвоем. Нужны геологи, инженеры, техники. Бульдозеры, наконец. А то и буровые установки, чтобы шахту прорубить. Свинец-то, зараза, тяжелый. Ты представляешь, сколько такие панели весят?

– Отвечаю по пунктам, радость моя, – не оборачиваясь, произнес Кузьма. – Во-первых, ты права. Бульдозеров у нас действительно нет. И это минус, хотя и несущественный. Зато у нас есть андроиды, полный трюм. Они смогут выполнить большинство работ, том числе – помахать где нужно ломом, киркой и лопатой. Это ANI, андроиды первого поколения.

– ANI? Ты где взял такой антиквариат?

– Они самые. На верфях Титана избавлялись от этого старья. Ну, и я купил сразу партию. Все пять тысяч. Хотел выгодно сбагрить колонистам на Хадаре. Но пару десятков вполне можем использовать и сейчас, для своих целей. Патриархи Церкви Андроидов, думаю, не будут против. А даже если и против – до них далеко.

– Провокационные речи ведешь, мой капитан. Я этого не слышала, – Стелла даже оторвала свой взгляд от экрана. На ее ухе Блондинка разглядела занятное украшение. Вытянутую по вертикали снежинку, которая постоянно менялась. Ее сверкающие разными красками лучики то появлялись, то исчезали, будто прятались в другом измерении.

Мужчина махнул рукой и продолжил:

– Отчет о моей «дерзости» они рано или поздно получат. Но ты же знаешь. Программа «Торквемада» официально признана устаревшей. Инквизиторы роботов стали мягче к людым. На некоторые вольности теперь смотрят свозь пальцы. Или что там в электронных мозгах вместо пальцев – шарики и ролики? Главное, чтобы мы делали свое дело – доставляли человеческие эмбрионы на новые планеты. Машинам нужны ресурсы и новая, послушная паства. И энергия звезд. А то, как извозчики добираются до новых планет, их мало интересует. Примерно так, как нас интересуют дела муравьев.

Он поднес руку к виску и погладил прилепившуюся, словно расплющенная пиявка, титановую пластину.

– Я все гадаю, почему андроиды сами не стали капитанами кораблей. Думаю, даже AGI уже вполне могли бы это сделать. Не говоря уже про ASI, – Стелла, наконец, опустила планшет и осторожно подошла к партнеру, встав точно у него за спиной. В ее руке Блондинка разглядела новый предмет – небольшой черный стержень, у которого наверху была небольшая блестящая кнопка. – У них же радиация не разрушает клетки? Я ведь правильно понимаю?

– Зато разрушает микросхемы, – Кузьма опустил голову и скосил глаза, словно хотел понять, насколько близко подошла к нему Стелла. Тень женщины как раз появилась перед ногами. Но оборачиваться он не стал. – Так что андроиды могут летать только в полностью отключенном состоянии. И людям они пока не слишком доверяют свои электронные жизни. Вероятно.

Призраки немного помолчали.

– Ну хорошо, а что во-вторых? – спросила Стелла.

– Что во-вторых? – не понял Кузьма.

– Ты сказал «во-первых». Значит, есть и во-вторых?

– А… Во-вторых, трюм у нас очень вместительный.

– Не томи, Кузя!

– Там есть и более полезная вещь, чем старые андроиды.

– М-м-м? Ущипну! Выкладывай!

– Компактный и что самое главное – саморазвертывающийся – плавильный заводик.

– Да ты настоящий пират! – восхитилась самка призрака. – Откуда он у тебя? Это ж настоящий антиквариат! Еще с лунных проектов второй половины XXI века. Они ж если не в музеях, то под постоянным контролем Епархии тяжелой промышленности!

Мужчина поморщился, немного помедлил, но потом все же ответил:

– Один клиент заказал. Я заводик добыл, но потом покупатель не вышел на связь. Вот и оставил себе. А как получил заказ на Хадар, по-тихому переправил на корабль. Без таких девайсов долететь до нашей цели не получится. Проверяли.

– То есть ты делаешь это уже не первый раз???

– Ну… не могу сказать. Тайна, – улыбнулся Кузьма.

– Ну хорошо… а свинец? Он же в лучшем случае тонким слоем раскатан под большим слоем почвы. Даже если мы бы нашли крупное месторождение, это годы работы. Годы, Кузя! Я не хочу тут состариться и прилететь на Хадар древней старушкой.

Стелла наклонилась, взяла ком земли и растерла его пальцами.

– Я смотрю, ты отчеты разведки совсем не читала? – спросил Кузьма.

– Не успела. Защищала докторскую накануне отлета, – огрызнулась собеседница.

– Мы не случайно сели в этой долине. Вон там, – он показал на серые выступы, где по местным легендам частенько видели призраков, – должны быть большие запасы свинца.

– Здесь что, своего рода охотничья заимка? Как на Земле? Каждый капитан оставляет часть припасов, чтобы кому-нибудь они спасли жизнь?

– Видишь ли, мы залетели в очень старую звездную систему, известную только узкому кругу контрабандистов. Тут есть разумная жизнь. Точнее, была когда-то. Остались лишь два племени, которые конкурируют между собой, – драконы и хищные цветы. Ромашки.

– Кто? – вытаращилась Стелла.

– Да-да, именно ромашки. Они могут быть опасны, но первоначальный скан показал, что на месте посадки их не было. Хотя все может измениться в любую минуту. Высокая трава их надежно скрывает, благо что эти хищники передвигаются очень медленно.

– А драконы?

– А что драконы. Они большие, шумные. На радарах видны за километры. Потому не особо опасные. Да и не джунгли тут, заметим издалека.

Блондинка даже оторопела от такой наглости. Огляделась вокруг. Вроде бы ей удалось выйти из возможной сети ромашек. И потому она решила остановиться и посмотреть, переживут ли эти дерзкие призраки ловушку, которую готовят хищные цветки.

– А раньше тут была вполне развитая цивилизация, – продолжил Кузьма. – Настолько развитая, что их инженеры даже сейчас у нас считались бы магами. Но в отличие от землян, которые покорились Церкви Андроидов, те смириться не захотели.

Он постучал указательным пальцем по титановой пластине, которая висела у него на виске.

– И решили с ним повоевать, – теперь он не стучал по пластине, а покрутил по ней пальцем.

– Ужас какой. И они все погибли?

– Да. И случилось это, по некоторым оценкам, миллиард лет назад. Мы сейчас в одной из старейших звездных систем Млечного пути, между прочим. Вдвое старше нашего Солнца.

– Ну хорошо. Точнее, плохо, конечно, но я не об этом. Но если была ядерная война, то свинец, который образовывается после распада урана, все равно должно было размазать тонким слоем и похоронить под многими тоннами плодородной почвы, которая наросла на этой планете. Не говоря уже об изменении ландшафта, движении плит и эрозии почвы.

– А не было никакой войны.

– Это как?

– А вот так, – мужчина поморщился, а потом указал на желтые курганы. – Искусственный разум на этой планете, чтобы обезопасить себя, просто подорвал все имевшиеся на тот момент запасы ядерного оружия. Все живое погибло – спаслись только корешки да вершки. Растения и ящерицы, которые мутировали и постепенно создали новую жизнь. Единственный склад, который не имел внешних каналов связи, был как раз вот там – около тех холмов. Миллиард лет – это чертовски много, и нам в принципе повезло, что склад каким-то чудом сохранился. Уран распадался, не давая местной растительности слишком уж разрастаться. И теперь в полуразрушенных хранилищах достаточно свинца, чтобы мы могли тут делать пересадку. Как старые мореплаватели – заходим в туземный порт, чтобы набрать свежих продуктов, обновить такелаж и отскрести ракушки с днища. Старые панели тоже сбросим тут. Они постепенно потеряют свою радиоактивность, возможно, кому-нибудь пригодятся в будущем.

– И как ты узнал про эту планету.

– Рассказали. Те, кто хакнул сервер Патриархата. Искусственный интеллект настолько уверен в своей пастве, что стал немного беспечен.

– Ты же расскажешь мне о них? – поднявшаяся Стелла подошла к мужчине и положила ему руку на плечо. Тот быстро обернулся, но ничего не ответив, снова уставился на поляну.

Стелле такая реакция явно не понравилась. Она пару минут ждала ответ, а потом нахмурилась и, как поняла Блондинка, довольно-таки зло посмотрела в спину Кузьме. Странная сережка самки призрака снова переменилась. Будто прожевав и проглотив луч Старшего Солнца украшение выстрелило в сторону травы разъяренной искрой. Кузьма этого не заметил и продолжал пялиться куда-то в даль. Явно за чем-то наблюдая.

Часть Вторая. Глава 3

Взгляд призрака скользнул рядом с местом, где пряталась Блондинка. Высокая трава почти полностью ее скрывала, но дракоша затаила дыхание, боясь выдать себя. Легкие начинало пощипывать, грудь распирало и жгло. В глазах стало темнеть, но она с поистине драконьим упрямством продолжала держаться.

«Ах, как бы сейчас помогли крылья», – с тоской подумала она, пытаясь отвлечься от мучительной боли, которая все сильнее сковывала грудь.

Однако обошлось. Взгляд призрака устремился дальше. Тот, кого звали Кузьмой, ее не заметил. Во всяком случае – ни словами, ни мыслями не выказал этого. Да и не мудрено. Ведь над сине-фиолетовым морем бурно растущей травы и кустарников, колыхавшихся под порывами степного ветра, торчали лишь две оранжевые искорки – те самые кисточки на ушках, которыми Блондинка гордилась. Разве мог чужак, пусть он даже мифический призрак, особенно издалека, понять, что это вовсе не дикие цветочки из мириадов пестрых пятен, а украшение юной очаровательной самочки дракона, которым обладают лишь двое во всем ее племени. Она и Большая Ма.

Радоваться, правда, получилось не долго. Стоило Блондинке судорожно вздохнуть, наполняя легкие долгожданным воздухом, как пришлось снова замереть. Призрак нахмурился, сощурил глаза и даже слегка кивнул, словно утвердился в своей догадке. Взгляд его перестал блуждать, он уставился в одну точку. Плечи напряглись, губы сжались, и дракоша почти наяву увидела, насколько чаще застучало его сердце.

Призрак смотрел ей за спину, и его эмоции не были напрямую связаны с дракошей. А значит…

– Ой, – она едва не подпрыгнула от ужаса.

Она тоже ощутила угрозу, исходящую из-за спины. Неприятный холодок, словно маленький, но въедливый ледяной вихрь, прошелся вдоль спинного гребня, уже выступившего над лопатками ее средней пары ног. Стало жутковато и боязно, а потом и вовсе тоскливо, словно на равнину спустился сам Дух Ночи – главный злодей из сказок, которые рассказывала Большая Ма.

В этих страшилках злой Дух забирал тех, кому суждено было отправиться в мир неживых. Навсегда. Он приходил из мрака и всегда вставал за спиной. И пока не начинал пожирать своих жертв, никто увидеть его не мог. Единственным предупреждением был как раз такой ледяной вихрь – страшное дыхание, которого с детства боялись драконы. Особенно молодые и впечатлительные.

Вот теперь Блондинка испугалась по-настоящему. Хвост вильнул вправо-влево, предательски выдавая место ее лежки всей поляне. По шкуре побежали мурашки, крылья чуть не раскрылись сами, а лапы стали настолько тяжелыми, что пару мгновений она не могла оторвать ни одну из них от земли.

– Только не бойся. Только не бойся, – стала шепотом внушать она самой себе. – Большая Ма учила, как побороть страх. Нужно часто и глубоко дышать. А лучше – ущипнуть себя за ляжку.

Она стала выпускать и прятать когти на передних лапах, и оцепенение ослабло, а потом и вовсе пропало. Вернулась возможность рассуждать, чем она тут же воспользовалась:

– Стоп, а чего я, собственно, испугалась? Сейчас же день! Днем Дух Ночи появиться не может! Он боится Старшего Солнца! Они же враги!

Страх окончательно лопнул – словно эфемерный пузырь, который весною выпускает растение кры, развеивая свои микроскопические споры в виде облачков серого дыма. Однако бдительность Блондинка не потеряла – чей-то недобрый взгляд все равно продолжал буравить спину. Зачесались лопатки, и в эфире она уловила недобрую мысль. Будто кто-то решал: сойдет ли маленький птенец за легкий перекус перед завтраком или такой мелюзгой не стоит перебивать аппетит. Ведь на поле стояла гораздо более сытная добыча.

Блондинка скрежетнула зубами и решила-таки обернуться. То, что она увидела, привело ее в ярость. Она даже вскопала когтями небольшую борозку, выдрав над ней траву.

На дракошу пристально смотрел еще один хищный цветок, стоявший всего в десяти прыжках от нее. И прыжках не взрослого дракона, а юного, примерно ее возраста. Так что Дух Ночи был совсем не при чем.

Пока она наблюдала за призраками и драконом, медлительные шакалы от местной флоры, оказывается, успели развернуть самую настоящую охотничью сеть. Кажется, Большая Ма тоже о такой угрозе предупреждала. И недооценивать ее было нельзя – бывали случаи, что в таких сетях погибали даже взрослые драконы.

Главный злодей, от смертельных объятий которого она сумела увернуться еще на опушке леса, довел сюда не только свою молодую поросль. Хотя и их было предостаточно: два десятка побегов, легко узнаваемых по фамильной тонкой красной прожилке на листьях. На зов хищника откликнулись еще две цветочные семьи. Первая – ее членов отличали синие контуры на слегка расширяющихся к середине лепестках – заходила как раз с той стороны, куда пыталась уползти Блондинка. Именно вождь этой ватаги внимательно изучал Блондинку, пока она к нему не повернулась.

Осмотревшись, дракоша поняла, что прорваться в эту сторону теперь у нее не получится. Мелькнувшие над травой листья отростков ощетинились длинными шипами, сочившимися неприятной фиолетовой слизью. Зацепит хвост – и все, считай сожрали.

Вторая группа заходила со стороны Старшего Солнца. Разглядеть всех ее участников было нельзя: яркие лучи дневного бога ослепляли. О количестве можно было судить лишь по легким колебаниям травы. С той стороны надвигалось не меньше десяти свирепых и опытных охотников. Та поросль, которую ей удалось разглядеть, уже сравнялась по росту с главой своей семьи. Совсем скоро многие побеги, вероятно, отделятся и смогут создать свои банды. И эта охота может придать им сил, чтобы сделать такой важный шаг в своей жизни.

Лидер всей этой цветочной ватаги уже почти не маскировался. Издалека он, может, все еще выглядел невинным цветком, но, если приглядеться повнимательнее, любые иллюзии на этот счет пропадали. В сердцевине вместо умилительного младенческого лика появилась неприятная морда взрослого примата. Такие гиганты, как рассказывала Большая Ма, еще иногда встречались в экваториальных джунглях. Хотя все реже и реже. Они совершенно не умели себя вести, изъяснялись на примитивном языке, который драконы уже практически не понимали, и постоянно лезли в драку.

Сейчас этот лик был особенно неприятен. Мало того, что голова была абсолютно лысой – а приматы обычно имели густую черную шерсть – на «лице» сформировалось наглое и хамоватое выражение, словно этот «примат» всю последнюю неделю утолял жажду исключительно перебродившим соком. Глаза были заплывшими и какими-то блуждающими, а уши оттопыривались в стороны, будто мозг остро нуждался в проветривании.

– Ничего себе, – подумала Блондинка. – Если цветок может сложить такой лик, значит, он его видел! И мало того – съел! Насколько же этот хищник древний и живучий, что прополз сюда аж от самих джунглей.

В голове мелькнула идея, которая заставила Блондинку повнимательнее присмотреться к призракам.

– Точно! Большая Ма говорила, что эти приматы – какие-то дальние родственники предков призраков. Того народа, который боги сожгли в уничтожающем пламени! Так призраки и приматы – тоже, получается, родственники? Очень дальние? Как мы и красные драконы?

Цветок тем временем готовился к атаке. Шипы на лепестках прямо на глазах превращались в острые искривленные когти, с кончиков которых уже сочился яд. На землю падали густые, слегка дымившиеся капли.

– Только у призрака была шерсть – на макушке и на подбородке, как у реальных приматов. А этот – лысый и какой-то изможденный, – отметила Блондинка.

Призрак Кузьма, впрочем, был настроен вполне дружелюбно. Во всяком случае, никакой агрессии к цветку не демонстрировал. Напротив, увидев рожу примата… расхохотался. Указал на нее пальцем и, зачем-то присев, хлопнул себя по ляжкам. Слегка успокоившись, он окликнул Стеллу и вновь вытянул руку в сторону растения, явно стараясь привлечь внимание подруги.

Лик в сердцевине постарался повторить мимику призрака – вероятно, надеясь таким образом приманить наивную жертву поближе. Тем более, что та не бросилась сразу наутек, а махала руками и что-то вещала, будто голодного хищника могли заинтересовать простые слова его пищи. Искусственно созданная рожа примата тоже растянула губы и прокряхтела – копировать звуки старый цветок явно не умел. Да и ухмылка вышла не дружелюбная, а, скорее, омерзительная. Вместо пусть маленьких, но ровных зубов, какие были у Кузьмы, Блондинка увидела кривоватый пожелтевший частокол клыков разной высоты, ширины и цвета. Инстинкты явно брали верх над артистизмом.

Блондинка оглянулась вокруг. Цветы распределили роли. Их разговоров между собой она не понимала – все-таки растения, не животные. В понятном ей диапазоне они издавали лишь щелчки и противный скрежет. Но намерения она считывала и без слов. Ближняя группа явно постарается отсечь Блондинку, то ли удостоившись малой добычей, то ли просто решила поработать на подхвате. Старые драконьи сказки об ужасах, которые могут сотворить призраки – а те вряд ли будут стоять в стороне – диким ромашкам явно были неведомы.

«Может, попробовать этим воспользоваться?» – лихорадочные прыжки мысли, наконец, зародили первую здравую идею. Взгляд перестал метаться между цветками, призраками и высокомерно бездвижным Красным драконом. И она не торопясь двинулась к застывшему на поляне космическому гостю.

– Убежать уже не получится, – стала рассуждать она в слух, уже не боясь проявить себя. – В такой драке лучше на стороне тех, кто сильнее. Ну или хотя бы поймет то, что я им внушу. Да и попробовать разбудить гиганта необходимо. Зомби он или нет, но если его пробудить, наверняка сумеет за себя постоять. А я за него спрячусь.

Она двигалась по траве быстрее цветков и сумела незаметно для призраков пройти к самому животу стального дракона.

«Интересно, если ему вонзить коготок к ступню, он очнется?» – Блондинка склонила голову, пытаясь выбрать место, где укол будет особенно болезненным.

Тем временем, второй призрак, наконец, отвлекся от своих размышлений и, увидев жест Кузьмы, сердито спросил:

– Чего ржешь, как заклинивший клоун?

Блондинка уловила в вопросе странные нотки. Будто голос принадлежал не живому организму. В звуках были слышны посторонние скрипы и легкое гудение – так вдалеке жужжит майский шмель.

Если бы сейчас у дракоши было побольше времени, она бы наверняка снова плюхнулась на попу, решив не торопить события. Уж больно по-разному считывались мысли этих двух призраков. Если у самца они шли легко, буквально сразу выскакивали изо рта нигде не задерживаясь, то вот у самки… Они возникали как-то по-особенному – неожиданно, вдруг. А сами звуки будто складывались из многих песчинок в одну большую гору. Некоторые тона и вовсе задваивались, вибрировали и повторялись, словно лесное эхо.

– Ничего смешного я не вижу, – продолжила меж тем Стелла. – И вообще, Кузя, сколько нам придется проторчать на этой планете, пока мы соберем новые панели? Вне анабиоза мы стареем гораздо быстрее!

– А…, – махнул рукой все еще смотрящий вдаль Кузьма, – не волнуйся за свою красоту. Пару месяцев. От силы три. Сама посчитай. Две недели, чтобы перевезти и расконсервировать завод и андроидов. Пару дней на программирование. Потом, собственно, производство и монтаж. Воду сольем сразу в космосе – сама рассеется в атмосфере планеты. В самом конце наберем новую, и снова – в полет.

– А что, если заводик не заработает?

Призрака словно отвлекли от просмотра потрясающей картины. Он встряхнул головой, поморщился, немного помедлил, а потом, хитро улыбнувшись, ответил:

– Тогда нам с тобой придется остаться тут. Как Робинзону и Пятнице, например. Или, скорее, как Адаму и Еве. – Блондинка по голосу почувствовала, как тот плотоядно улыбнулся.

Неужели призраки жрут друг друга? Как те же дикие приматы? Но Кузьма снова ее удивил:

– Воссоздадим, так сказать, человеческую цивилизацию на отдельно взятой планете.

– Смешно, – мрачно ответила Стелла. Слова у нее снова вышли быстрее, чем сформировались в голове. И Блондинка отметила, что на самом деле этот призрак соврал – ей было совсем не смешно. – А если серьезно? Ты же не думаешь, что нас тут бросят?

– Бросить, конечно, не бросят, – Кузьма, наконец, перешел на серьезный тон. – Но понимаешь, какая штука. Пока наше сообщение дойдет до адресата – пройдет лет пятнадцать-двадцать. У почты ведь нет таких двигателей, как у нас. Да и сама знаешь – вспышки звезд, космические вихри, гравитация разных космических тел могут серьезно повлиять на время доставки. Даже если на Земле найдется полностью заправленный, готовый к отлету космический корабль, то спасатели будут тут примерно лет через тридцать пять-сорок. Но дело даже не в этом.

– А в чем?

– Мы вынуждены будем раскрыть координаты этой системы епископам из Патриархии. После этого путь в дальний космос нам будет закрыт, и придется остаться тут. Иначе, когда вернемся на Землю, а тем более – на Хадар, придется отвечать за свою болтовню перед гильдией контрабандистов. Поверь мне, болтунов они ой как не любят.

Он тяжело выдохнул и мрачновато продолжил:

– Тайный схрон со свинцом перестанет быть тайным. Капитанам придется снова рисковать своим здоровьем. Ну или сокращать прибыли, оставляя часть трюма для запаса свинцовых панелей, которые придется везде таскать с собой. А ведь отсюда не только на Хадар удобно прыгать.

Он махнул рукой.

– Так что дедушку Кузю и бабушку Стеллу в обоих раскладах не ждет ничего хорошего. Если, конечно, вообще сможем выжить. Планетка-то не самая миролюбивая.

Кузьма снова замолчал и продолжил осматривать равнину. Взгляд становился все более серьезным.

– Ты о чем? – не дождавшись продолжения, поторопила Стелла. Хотя вопрос был коротким, Блондинка почувствовала, что той хотелось сказать гораздо больше. Но ее мозг как-то странно загудел, словно получил команду на отмену давно лелеемого пожелания.

– Да все о том же, – продолжил призрак, – если мы не сможем развернуть завод, то придется организовать стоянку здесь, на поверхности. А она небезопасна.

Стелла огляделась вокруг. И, видимо, ничего опасного не заметив, спросила:

– Почему же? Миленькая планета. Опять же, воду я видела, когда садились. Тут что, какие-то опасные вирусы? Тогда зачем шлем снял? Да и мы всегда можем вернуться на корабль и лечь в капсулы гиперсна. Встретим спасателей из Епархии еще достаточно молодыми.

– Проблема в том, моя дорогая, что резерв безопасного нахождения на корабле тоже заканчивается. На орбите бомбардировка радиацией нашей защиты, конечно, меньше, чем во время полета. Да и магнитное поле планеты тоже кое-как защищает. Но мы подошли к пределу – иначе сюда было не допрыгнуть в один заход. Еще один земной год, максимум – два, и сама защита начнет фонить, как ядерный реактор. Мы столько нахватались, пока летели, что подошли к пределу.

– И что тебя напрягает? У тебя ж, считай, в трюме небольшой поселок роботов. Высадимся здесь, а лучше где-нибудь на живописном берегу моря, построим уютный домик. Роботы будут пахать, а мы попивать нектар с амброзией и есть шашлык. В чем проблема?

– Поселок, говоришь… – Кузьма помолчал, словно что-то вспоминая. – Это хорошо, что ты про поселок вспомнила. Про эффект Булычева знаешь? А мы тут столкнемся с ним в полный рост.

– Что за эффект? Не слышала про такой, – сказала Стелла, но Блондинка опять услышала фальшь.

– Жил в XX веке такой писатель. У него в одном то ли романе, то ли повести – сейчас уже не вспомню – инопланетные флора и фауна сожрали почти весь экипаж звездолета, потерпевшего крушение на неизвестной планете1. Кстати, там люди были вынуждены покинуть корабль, в том числе – из-за радиации, хотя у нас другой случай. В конце двадцать второго века, когда начали изучение дальнего космоса, в честь писателя назвали процесс освоения недружелюбных планет, где изнеженным цивилизацией людям приходилось опускаться до натурального хозяйства. Самим сажать зерна, добывать огонь и ходить на охоту. И конечно, отбиваться от хищников с помощью примитивных орудий – палок, дубинок и прочего хлама. Пока им не приходила помощь с Земли или они не погибали. Если не запустим завод, нам тоже придется научиться тут выживать. Вот, кстати, прямо сейчас на нас идет самая настоящая охота.

– Сейчас? Где? – наконец-то гудение, которая продолжала слышать Блондинка, в голове у Стеллы прекратилось. Та вышла из-за спины Кузьмы и тоже внимательно посмотрела на сине-фиолетовое поле. – Показывай.

Главный цветок, похоже, понял, что его заметили все участники предстоящей драки, и посчитал правильным перестать отвлекать внимание Кузьмы, пока его подельники завершали развертку охотничьей сети. Он резко вытянулся, став почти втрое выше. Стебель тоже расширился почти до размеров дерева, за которым пряталась Блондинка, прежде чем выйти в поле. А легкомысленная ромашка, венчавшая цветок, сложилась в огромный шар, который стал черно-фиолетовым. Через секунду оттуда полезли острейшие, словно когти дракона, шипы. Только были в разы шире.

Уже через пару минут призраки увидели перед собой истинный облик главного местного хищника.

– В Средневековье его бы сравнили с травяным кистенем или с булавой, – сказал Стелле Кузьма. – Опасное оружие. И то, и другое. Особенно в умелых руках.

Обросший шипами шар, словно приглашая соперника к поединку, неспешно поклонился. Потом оторвал корни от земли, разъединившись со своими отростками, и сделал два размашистых шага вперед. Два самых больших листа указали на старшего призрака, потом поднялись вверх и опустились, указывая на пространство перед собой и как будто приглашая на поединок.

Члены его банды как по команде тоже стали менять форму. Через минуту вокруг Красного дракона, двух призраков и спрятавшейся дракоши они образовали импровизированный ринг, огороженный живыми палицами. Выйти из него было уже нельзя: растения встали достаточно плотно. И замерли, посматривая в сторону лидера. То ли ожидая его команды, то ли подбадривая его на своем, понятном только ромашкам языке.

Блондинка рванула вперед – поближе к ноге космического дракона. Ближайшие к ней цветки возмущенно зашелестели, но призраки даже не шелохнулись. Молча наблюдавший за всем этим Кузьма потер руки и хлопнул себя по довольно массивному бедру. Там открылись две створки, и в правой руке призрак зажал небольшой темный предмет с короткой трубкой.

– Вот, о чем я и говорил, – обратился к Стелле Кузьма. – Только посмотри на этот ходячий шар. У этой пакости обманчиво невинный вид, а прямо сейчас он буквально сочится нейротоксинами.

– Интере-е-е-сная трансформация, – протянула Стелла. Она подняла свой планшет, сфотографировала цветок и начала что-то изучать.

– Вторая эволюция тут пошла по весьма оригинальному пути, не находишь? – продолжил Кузьма. – Появилось два доминирующих вида, которые сейчас сражаются за право быть первым. Одна ветвь эволюционировала в больших летающих ящеров по типу земных драконов из старинных легенд. Мы их еще не видели, но мои предшественники с ними встречались и даже общались. А другая – в вот такие хищные растения. Эдакие мухоловки-переростки.

– Ромашки, – поправила Кузьму Стелла.

– Пусть ромашки. Вот так тут странно мутировала природа после ядерной катастрофы. И растения теперь питаются не водой и солнышком, а перерабатывают белок. Поэтому, кстати, есть их нельзя. Для людей они ядовитые. Если останемся, придется охотиться на местных коров. А это уже не понравится драконам.

Цветок, похоже, начинал терять терпение. Он бросил вызов, но призрак не торопился на него отвечать. Цветок потряс шипастой башкой и выпустил немного фиолетовой слизи. В воздухе разнесся противный запах. Один из листков весьма заметно согнулся, будто приглашая Кузьму подойти поближе.

Кузьма галантно поклонился, отсалютовал предметом, который достал из бедра. Но подходить к месту, на которое указал цветок, не стал. Он начал медленно поднимать руку и целиться в середину шипастого шара.

Стелла нервно выкинула травинку, которую до этого держала в пальцах. На всякий случай включила защиту – ее тело окутало голубое сияние. Блондинка, к тому моменту добежавшая до ноги Красного дракона, обернулась и восхищенно уставилась на начало возможной драки. Еще бы, она сейчас увидит самое настоящее воплощение древних легенд, которые ей рассказывала Большая Ма. И когда придет ее время – сможет рассказать своим детям и внукам, что она видела. Дракоша ни на секунду не сомневалась, что магия призраков непобедима, и глупые цветки сейчас поплатятся за свою дерзость. Вряд ли в их непростом детстве кто-то рассказывал сказки на ночь.

«Они и говорить-то толком не умеют», – усмехнулась про себя Блондинка.

Однако с магией у призрака что-то пошло не так. Кузьма не успел закончить движение руки, как цветок раскрылся. Только вместо красивой ромашки все увидели кроваво-красные ткани его утробы. Призрак вздрогнул, будто испугался. А потом, словно подрубленное дерево, рухнул на землю. Из его горла раздался хрип, а черный предмет, стиснутый парализованными пальцами, выпустил в небо тонкий красный луч. Блондинка удивилась, а потом пригляделась. Все лицо Кузьмы было утыкано костяными иглами, которые выпустил хищный цветок.

– Они убили призрака! – ахнула дракоша и прижалась к лапе Красного. – Цветы смогли это сделать! Что же теперь будет? И этот чурбан меня тоже не защитит?

Она выпустила свой самый большой коготь и воткнула в лапу Красного. Точнее, попыталась. Коготь уперся в жесткую поверхность, издал громкий мерзкий звук, выдавая ее позицию. Какого-либо эффекта, кроме риска привлечь внимание к своей скромной персоне, она не добилась – на лапе Красного не осталось даже царапины.

– Вот это да, – пробормотала она. – Цветку явно не понравилось, что призрак отказался от честного поединка на близкой дистанции и решил сжухлить. А они не такие уж и тупые, эти цветки. Во всяком случае, по сравнению с призраками.

Второй призрак, к удивлению дракоши, решил повторить ошибку первого. Стелла хлопнула себя по бедру, выхватила пистолет – Дракоша не знала, как на их языке называется этот предмет, но вдруг сумела прочитать мысли самки призрака – и вытянула его вперед. Вероятно, надеясь оказаться более шустрой.

С хищным цветком они выстрелили одновременно. В Стеллу полетел пучок белых игл, а в цветок – длинный красный луч. Тело второго призрака мелко затряслось, и дракоша поняла, что все иглы попали в цель. Однако, в отличие от Кузьмы, Стелла не упала. Она разозлилась!

– Гад, новый комбинезон испортил, – выругалась она и выпустила еще один луч в сторону цветка.

Первым она разрезала часть ромашки. На землю съехал огромный шмат красного мяса, которое почти мгновенно сменило цвет на фиолетовый и завоняло. Вторым лучом Стелла перерубила толстый стебель. Растение рухнуло на землю, затрещало что-то нервное на своем языке и вспыхнуло сизым пламенем, наполнив ближайшую ямку дымящейся фиолетовой слизью.

Остальным участникам цветочной банды такой исход боя явно не понравился. Круг шипастых булав пришел в движение, и через секунды в Стеллу полетел целый ливень разноцветных костяных шипов, будто атаковало целое войско лучников. И все они, что характерно, попали в цель.

Блондинка в панике ткнула в лапу дракона всеми четырьмя когтями на двух передних лапах.

– Просыпайся же, просыпайся, гад! Нас тут сейчас всех перебьют! –прокричала она.

Истыканная, словно дикообраз, шипами Стелла обернулась на ее голос, который для ее ушей прозвучал, вероятно, как испуганный рев. Снова подняла оружие, Блондинка зажмурилась, но выстрела не последовало. Наоборот, выживший каким-то чудом призрак – яда, капавшего из торчавших в ее теле шипов хватило бы на большое драконье племя – улыбнулся. А потом спокойно убрал оружие в чехол на бедре и взял в руки черную пластину, уже знакомую дракоше. Ткнула в нее, поводила пальцем и что-то нажала.

И тут Блондинка услышала над собой уже знакомый лязг. Красный дракон, наконец, соизволил пробудиться, в очередной раз подтвердив, что подчиняется он исключительно призракам. Раздался трубный звук, и в поле вытянулся широкий красный луч. Он начал двигаться по кругу, постоянно расширяя охват. В конце концов, дотянулся и до членов банды. Один за другим хищные цветки вспыхивали, быстро превращаясь в бесформенные кучки черного пепла. Лишь один цветок избежал печальной участи – самый трусливый и, вероятно, самый сметливый. Он первым понял опасность, разорвал круг и стал улепетывать подальше от места битвы.

Блондинка радостно оскалилась и даже нежно погладила лапу Красного дракона. Гигант был силен и обладал разрушительной магией.

– Вот бы такому научиться… – мечтательно произнесла Блондинка.

Однако поздравление с победой, которое она попыталась передать с помощью телепатии Красному дракону, снова осталось без реакции с его стороны. Дракоша подергала его за лапу, прокричала в полный голос, и даже попыталась его укусить. Красный оставался глухим к ее словам и мольбам.

Очередная попытка растормошить дальнего родственника и вовсе завершилась печально. В его огромном и плоском брюхе открылась дыра. Из нее выпала белая паутина, накрыла Блондинку, стянулась, и уже через секунду дракоша не могла не то что кого-то бить, а пошевелить даже лапой.

Она заревела, напрягла мышцы, но сетка не поддалась. Попыталась разрезать ветви своим самым острым когтем – снова неудача.

–Что же делать?

Блондинка перестала дергаться и застонала. Она ошиблась! Она попалась! И теперь станет рабой призрака!

«С другой стороны, ты сможешь летать среди звезд», – вдруг в голове возник чужой голос. И принадлежал он почему-то Стелле.

Блондинка недоверчиво посмотрела на второго призрака. Но та лишь смотрела на нее внимательно, и рта не раскрывала.

– Призраки превратят меня в зомби, – почему-то решила ответить внутреннему голосу Блондинка. – Я не хочу!

И в голове ее возник смех.

– Что за чушь? – теперь голос звучал не в голове. Вопрос задала Стелла.

Она подошла к связанной Дракоше. Призрак по-прежнему напоминал иглобрюха – иголки торчали со всех сторон. Но почему-то выглядел вполне живым, а не умирал в конвульсиях от чудовищной дозы яда, который те содержали.

За этим разговором Блондинка не сразу заметила новый звук, появившийся на поле. Он доносился откуда-то сверху, а тело Красного дракона закрывало небо. Но когда прислушалась, ее радость стала очевидна даже для призрака. Блондинка оскалилась, и снова дернула сеть.

Поднялся сильный ветер, который прижал остатки травы к земле. Прямо перед мордой стального дракона, широко расправив передние перепончатые крылья, медленно и величественно опустился огромный дракон. Надежда в сердце Блондинки вспыхнула яркой и теплой искрой. Ведь это был ее любимый Яростный Де, и дракоша была его любимой внучкой.

Дед мельком взглянул на нее, потом на стального дракона и расправил крылья. Так он делал, когда хотел поставить наглеца на место, не прибегая к ударам когтями или укусам. Стеллу он игнорировал, обращая свой повелевающий взор на главного, как он считал, соперника.

Дед был величественен. Когда его задние лапы мягко коснулись земли, он встал на дыбы, показав противнику всю свою мощь. Призывая либо покориться, либо отступить.

Стелла хмыкнула, зачем-то попросила Блондинку «минуточку подождать», и снова достала свою странную черную пластину.

Первый луч не пробил броню деда! Убийственный красный свет лишь опалил старый мох, который нарос на шкуре старика от частого засыпания на болотах. Дед нахмурился, набрал в легкие воздуха и выдул огромную струю раскаленной плазмы. Сок из желудка деда, который убивал любого соперника практически мгновенно, не причинил Красному никакого вреда.

Сколько лет старику, Блондинка не знала. Он руководил родом еще в те времена, когда Большой Па был таким же маленьким дракончиком, как она сама. В роду было много смелых и дерзких самцов, но уже двести лет никто не решался бросить вызов деду.

– Надо же, какая древняя магия, – хмыкнула Стелла. – Прям ожившая легенда.

Сказано это было с пренебрежением. Никакого почтения Блондинка в ее голосе не уловила. Словно на поляну пожаловал не местный князь, а вообще непойми кто. Просто слишком большое насекомое. Навроде хозяйственных триклов – орды которых шастали по планете, не замечая никого вокруг и делая только одно им известное дело. Таскали всякую всячину, из которой строили свои домики в корнях могучих деревьев леса.

Яростный Де расправил крылья, вскопал передними лапами землю и выпустил еще одну струю раскаленной плазмы прямо в плечо Красного. Кипящая слюна лизнула металл, но никакого ущерба опять не нанесла. Она тягуче стекла на траву, которая тут же вспыхнула и превратилась в пепел и дым. На плече металлического дракона не осталось ни царапины, ни даже ожога.

Яростный Де рассвирепел – Блондинка прямо почувствовала его ярость. Слова он думал страшные и совсем не культурные. Тяжело переступая лапами, Дед двинулся в сторону пришельцев.

– Аккумуляторов на вас не напасешься, – пробурчала Стелла непонятные слова, нажала на кнопку панели и… к деду вытянулись две красных нити.

Одна ткнула в левый глаз и вышла с другой стороны головы, срезав задний левый рог. Вторая – проткнула грудь где-то в районе драконьего сердца. Гигант вздрогнул всем телом и, выпустив из пасти клуб пара, рухнул на траву.

Стелла выпустила из рук планшет – тот повис у нее на плече словно сумка – и двинулась к черной горе уже не дышавшей плоти. Вытащила снова свое оружие и срезала два красивых передних рога, каждый длиной в половину ее роста.

И тут Блондинка почувствовала, что сеть ее больше не держит. Нити как-то странно замерцали, будто были призрачными, а потом и вовсе растаяли в воздухе. Дракоша осторожно двинула одной лапой – та нормально работала. Потом – второй. Потом вскочила и бросилась наутек.

–Быстрее, скорее, в лес, прятаться! – сказала она сама себе.

На пути она увидела камень, прыгнула на него и… поняла, что летит! Как самый настоящий взрослый дракон. Причем даже махать крыльями не приходится. Ее подхватил порыв ветра, наполнил воздухом ее крылья и стал помогать взлетать все выше и выше.

– Как же чудесно! – проревела Блондинка, и этим, вероятно, себя и выдала.

Стелла обернулась, увидела беглянку, что-то подкрутила в оружии и выстрелила.

Блондинке стало очень больно. Неизвестная сила резко сжала ее крылья. Послышался неприятный хруст, в правом крыле вспыхнула чудовищная боль. Дракоша камнем полетела вниз и пребольно ударилась еще и хвостом. Сознание померкло, а когда она пришла в себя, то поняла, что на ее теле вновь появились призрачные путы. Их подпитали энергией, и разрезать их снова не было никакой возможности.

Первое, что увидела Блондинка, очнувшись – лицо Кузьмы. На нем было множество сочащихся ран, но действие яда, вероятно, прошло.

–Какой чудесный экземпляр, – сказал призрак. – Думаю, его надо взять с собой. В Пайгане наверняка за него отвалят приличные деньги.

– Ее, – поправила Кузьму Стелла. Ее лицо тоже появилось над Блондинкой. Холодные глаза блеснули странным цветом, будто местная сине-фиолетовая трава немного выгорела на солнце.

– Даже так? – ответил Кузьма. Раны заживали прямо на глазах, будто микроскопические дракончики стягивали кожу в местах проколов. – Неважно. Все равно возьмем с собой.

– Как мы ее повезем? Мы вернемся на Землю лет через двести. Эти твари растут слишком быстро. Ты же видел тушу взрослого дракона? Мы не сможем такого долго усыплять и везти. Да и нету для него места в трюме.

– А и ничего. Вколем гормончиков, и рост остановится, – беспечно откликнулся Кузьма.

– У нас есть драконьи гормоны? Откуда?

– Не драконьи, но продавали, как универсальные. Пока запускаем заводик, будет время посмотреть, как сработают.

– Вариант, – согласилась Стелла.

Дракоше стало нехорошо. Она икнула, кашлянула, а потом… выпустила свою первую струю плазмы. Правда, пока она была больше похожа не на яростный огонь, а на струю горячей липкой слизи. Несколько капель жидкости попали на сетку и сумели ее прожечь. Блондинка дернулась, но адская боль вспыхнула в левом большом крыле и мгновенно погасила сознание.

Уходя в небытие, она услышала фразу:

– Но сначала ее придется подлечить.

Часть Вторая. Глава 4

Блондинка открыла глаза и испуганно осмотрелась. Вокруг была кромешная тьма. С таким дракоша еще не сталкивалась, ведь даже ночью на небе светили звезды и две луны. Пусть очень робко, но они освещали лес и поле. Достаточно, чтобы она могла все увидеть.

Да и пахла эта тьма очень неприятно – будто старым вонючим болотом, постоянно выпускающим газы, как старый дракон. Уж не Дух ли Ночи похитил ее, заточив в своем подземном царстве?

Она прикрыла глаза, сжала веки и прислушалась к себе. Тело болело – будто после потасовки со старшими братьями. Без боя они никогда не отдавали куски мяса, которые приносила Большая Ма с охоты. Лапы и хвост сейчас дракошу почти не слушались, крылья вообще не реагировали, а голова кружилась гораздо сильнее, чем после первого в ее жизни кувырка. Мутило, словно она случайно съела маленького фиолетового крюка – падальщика, который вечно подбирает с земли всякую тухлятину. Перепутав почему-то его со свежайшей вырезкой со спины крокана, только что добытого на большом поле.

– Где я? – прошептала она. – Как я сюда попала?

Она попыталась вспомнить что было до того, как она потеряла сознание. Но поняла, что после пленения совсем ничего не помнит. В памяти остались даже не образы, а отдельные цветные пятна, между собой совершенно не связанные. Калейдоскоп этих пестрых клочков событий кружился, менялся, но не выстраивался в единую картину. Да еще и мешал сосредоточиться. В нем появлялись то ухмылка голодного цветка, то предсмертный крик дракона.

– Ой, а ведь дедушка погиб, спасая меня, – ужас потери еще больше ее расстроил. Ослабленный организм услужливо провалился в сон, спасая сознание Блондинки.

Когда она снова открыла глаза, тьма вокруг была уже не такой непроглядной. Из сплошной черноты выступили серые пятна. Мелькнули какие-то тени, будто совсем рядом зашевелился некто большой и опасный. Этот кто-то то пыхтел, то недовольно шипел.

Посмотрев вниз, она поняла, что лежит не на земле, а на плоской поверхности, очень похожей на шкуру Красного дракона, когда та остыла. Блондинка выпустила коготь и решила проверить, так ли это. Противный скрип, не заглушаемый посторонними звуками, был чудовищен. Организм запротестовал, в голове вспыхнула ослепительная вспышка, стало трудно дышать. Дракоше пришлось потратить около сотни вздохов, чтобы успокоиться и восстановить дыхание.

Совладав с собой, она решила посмотреть, смог ли коготь причинить хоть какой-то вред внутренностям Красного дракона – а Блондинка уже не сомневалась, что находится именно у него в животе. Куда еще ее могли отправить призраки? Хотя и не понимала, почему она до сих пор жива. Вероятно, отправили ее все же не в глотку, а в ту часть гигантского туловища, в котором призраки летали сами, используя Красного для космических путешествий.

Как она и ожидала, там, где прошел ее коготь, не осталось ни царапины. Ровная серая поверхность была по-прежнему гладкой. То есть внутри у Красного дракона точно такая же прочная шкура, как и снаружи. Интересно, подумала она, эти драконы такие от природы или это последствие долгих космических перелетов?

Собрав силы, она попробовала встать. Если уж Дух Ночи решил таким образом ее наказать, то нужно встретить все испытания с гордо поднятой головой – так учила Большая Ма. Да и Па добавлял, что свой конец лучше встретить, летая в небе или хотя бы находясь в боевой стойке, а не в позе жалкого червяка, не сумевшего оторваться от земли.

Подвели ее ноги. Когда она поднялась, они затряслись, тело качнулось в сторону. Дракоша сделала пару шагов вбок, пытаясь сохранить равновесие, но тщетно. В глазах снова вспыхнули искры. А потом в плечо так сильно ударили, будто из темноты ей вмазал в полную силу взрослый дракон. Тело отлетело в противоположную сторону и снова получило сильный удар. Оба плеча обожгло, Блондинка рухнула на пол и закрыла глаза – быть гордым драконом ей расхотелось.

Приходила в себя она минимум час. Почти смирилась с тем, что ее вот-вот сожрут, но к ее удивлению, нараставшему постепенно, никто так и не пришел ее добивать. Хотя в тенях еще что-то шелестело, тихо бухало и скрипело. Рядом кто-то точно был.

Она снова попыталась встать, но история повторилась. С той лишь разницей, что ей хватило одного удара. Ослабленное тело рухнуло сразу – ноги отказались его держать.

– Это что, такая форма пытки? – проревела она, почти плача. Но тьма по-прежнему была молчалива, на вопрос никто не ответил.

Постепенно в голове прояснилось. Глаза привыкли к сумраку, и Блондинка стала различать оттенки темноты. И в конце концов разглядела своего обидчика. Металлическую решетку, которая слегка зудела, словно маленький шмелиный рой. Бить ее могла только она – никакого дракона рядом не было.

Проверяя свою догадку, Блондинка вытянула лапу и, как только коснулась решетки, снова получила удар. Вспышка миниатюрной молнии укусила лапу, которая тут же повисла. Было конечно больно, но эксперимент дал результат, на который дракоша и не рассчитывала. Вспышка на миг осветила ближайшее пространство. К своему ужасу, дракоша увидела, что попала в самый настоящий капкан – похожий на тот, что драконы готовили для диких и особенно буйных приматов. Сверху, впереди и сзади была точно такая же кусачая решетка.

– Меня заперли в клетке?

Догадка ей не понравилась. Дух Ночи оказался ни при чем, но от этого легче не становилось. Ее похитили призраки, и рано или поздно они сделают из нее нового послушного зомби.

Новая мысль прострелила сердце.

– Ой, так они хотят заменить старого дракона на молодого? Тот, похоже, уже совсем уже ни на что не реагирует! Даже на уколы когтем в лапу, а это дико больно! И теперь они хотят сделать таким же меня?

Ей тут же захотелось завыть, а лучше – сбежать, но силы снова куда-то пропали. Она рухнула на пол и уставилась в темноту, привыкая к печальной мысли.

Постепенно ее зрение адаптировалось к темноте, и дракоше открылось больше пространства. Ее клетка стояла в довольно обширной и странной пещере. С такими же ровными стенами, как и сам пол. Если уж он не поддался ее самому острому когтю, то от стен вряд ли стоило ожидать большей податливости.

– Клетка в клетке, – пробубнила Дракоша и вгляделась в темноту повнимательнее.

Пещера – хотя как ее теперь называть? Не брюхо же Красного дракона? – была огромной, и наполнена странными предметами. Справа рядами уходили вверх точно такие же клетки. В большинстве обитателей не было. Лишь в пяти ощущалось присутствие живых организмов. Она подключила драконью магию и увидела странных существ. Ни Большая Ма, ни другие родственники о таких не рассказывали. На ее шум обернулись лишь двое – крылатый гигант, чем-то похожий на крокана, только со злыми красными глазами и крыльями стрекозы. Когда тот оскалился, по обилию острейших клыков Блондинка поняла, что это какой-то хищник. Еще один внимательный обитатель клетки был больше похож на мерцающую медузу-переростка.

Вероятно, заметив, что дракоша на него смотрит, это белое облачко, становясь то ярко белым, то серым, то каким-то сиреневым, двинулось в ее сторону. Да так быстро, будто тоже хотело сожрать молодого дракона. Однако удар молнии заставил и этого хищника остановиться. Его отбросило вглубь клетки, и он недовольно и неразборчиво забурчал.

Другие узники на нее не смотрели. Кто-то спал, кто-то подрагивал. Она прислушалась, но каких-либо оформленных мыслей не услышала.

– Они все дикие и не умеют разговаривать, – сделала логичный вывод Блондинка. – Ничего, кроме одного слова «жрать» она не разобрала.

На каждой клетке висела табличка – вероятно, с их именами. На языке призраков Блондинка читать не умела – да и зачем телепатам-драконам такие костыли, как алфавит?

Она недовольно плюхнулась обратно на попу и посмотрела в другую сторону. Из сумрака выступили еще более странные детали. Вдоль стены стояли странные саркофаги, похожие на срезанные пополам и горизонтально огромные яйца. Сквозь стенки она, благодаря драконьему зрению, увидела… детенышей призраков! Во всяком случае, в инфракрасном спектре они выглядели… точь-в-точь как призраки. Правда, довольно маленькие – примерно в половину роста.

– Так тут их гнездо! – догадалась дракоша. Но тут же ужаснулась. Ведь все эти хищники, которые были заперты в клетках, могли просто готовить для использования в пищу. Сейчас птенцы явно спали, но, когда проснутся, они потребуют от своих родителей сытного завтрака.

– Ты новенький? – вопрос прозвучал так неожиданно, дракоша рванула в сторону, лишь в последний момент затормозив около опасной решетки. Та предупреждающе загудела, но молнией не выстрелила.

Успокоившись, Блондинка посмотрела вокруг. К ее удивлению, никого живого, кто бы мог задать вопрос, она не увидела. Она встала и прошлась по клетке, внимательно вглядываясь в темные уголки. Никого и ничего. Лишь в гнезде признаков она заметила легкое шевеление. И тут же поняла, что зрение ее не подвело.

Один из птенцов поднялся и сел, уставившись на блондинку. У него, похоже, тоже была вторая голова, поскольку черт лица Блондинка не видела. И от второй головы к гнезду шли какие-то темные… она даже не знала, как это назвать… темные тонкие лианы, которые время от времени пульсировали.

– Как тебя зовут? – вопрос задал именно этот птенец. Как и когда-то взрослые на поляне, он прикоснулся к шее, что-то нажал и снял вторую голову. Блондинку, которая видела такое преображение, не удивилась. Старшие призраки уже произносили слово «шлем», вспомнила дракоша.

– Что? – переспросила она на всякий случай. Вдруг этот птенец имел в виду что-то другое?

– Ой, не рычи, – сказал маленький призрак. – Ты умеешь говорить по-нашему?

«Кажется, он меня не понимает. Речь драконов для него не членораздельна. Попробую-ка отправить ему мысль?» – решила Блондинка.

«Повтори вопрос», – постаралась внушить ему дракоша.

К ее удивлению, маленький призрак вместо того, чтобы просто сказать все с начала, вдруг в ужасе отпрянул к дальней спинке своей скорлупы, будто увидел за ее спиной Духа Ночи. Ну или близкого хищника. От него ощутимо запахло страхом – примерно так же, как от подранков, которые приносила в гнездо Большая Ма, чтобы научить птенцов охотиться.

– Нет! И ты тоже? – заверещал маленький призрак. Закрыл лицо руками и зачем-то повернул голову вправо, не понимая, что тем самым еще больше раздражает аппетит Блондинки. Она прямо видела, как пульсирует главная вена, проходящая у призрака на шее.

Блондинке стоило больших усилий унять разбушевавшийся аппетит, и стараясь сохранять спокойный тон, она отправила призраку мысль:

«Ты чего? Зачем испугался? Я не желаю тебе зла!»

– Она тоже так говорила! Ты такой же, как они! Точнее, как она! Ты робот!

«Кто – она? И что такое робот?» – как можно спокойнее пыталась донести свои слова Блондинка.

– Как бабушка! Она тоже телепат и может передавать свои мысли прямо мне в голову! Такие как она, захватили власть на Земле и подчиняют себе людей! Это из-за нее я сюда попал!

В речи много было странного, но одно слово прозвучало знакомо, и Блондинка решила уточнить:

«А кто или что такое бабушка?»

Призрак перестал трястись, отодвинул руки от лица и почти спокойно спросил:

– Ты что, не знаешь что такое бабушка?

Кажется, удивление помогло ему побороть ужас. Хотя запах страха она по-прежнему ощущала.

«Нет, – ответила дракоша. – Звучит знакомо, но непонятно».

– Ну, у родителей есть их родители. Вот мамы родителей и есть бабушки. А папы – дедушки, – пустился в объяснения призрак, но быстро умолк, выжидательно глядя на нее.

«А, – Блондинка сопоставила эти слова со своими знаниями. – У нас их называют Ба и Де. А они что, такие же железные, как и твой папа?» – дракоша показала глазами на стены, но малыш, кажется, ее не очень-то понял и продолжал думать о чем-то своем.

– Не, папа у меня совсем не железный. Он мягкий и добрый. Его обманули и заставили. Да и меня тоже.

Блондинка чувствовала, что этот призрак очень расстроен и все еще напуган. Но в его чувствах появилась и другая нотка – грусти. И что это? Из его глаз начала вытекать жидкость. Капельки заблестели даже в темноте. Почему-то Блондинке захотелось сказать что-то доброе. Поддержать малыша. И она постаралась снова передать мысль.

«Я не знаю, что такое робот. Я дракон! Просто дракон, самый обыкновенный. Успокойся».

– Кккк-акккой дррра-кон? – кажется, маленький призрак начал заикаться. – Ты ббббольше на вввварана похожа. Только с кррррыльями. Драконы только в сказках бывают. Они огромные и сжигают целые города. Я кино видел. Старое.

«Это вы, призраки, бываете в сказках. Мне Большая Ма много про вас рассказывала. Вы жадные и злые. А драконы – они добрые и самые обычные. Отличаются лишь цветом шкуры. Я, например, еще маленький дракон», – - горделиво сообщила дракоша. Выдержав небольшую паузу, добавила: – «Но уже очень красивый. Я обязательно вырасту и стану самой красивой в племени».

Она постаралась вежливо улыбнулась, как ее учила Большая Ма. Надо было разрядить обстановку, но по реакции призрака поняла, что опять сделала что-то не так. Вместо ответной улыбки, как это было принято у вежливых драконов, его лицо неприятно исказилось. Глаза широко открылись, и отвисла нижняя челюсть. Вид получился не столько приветливый, сколько глуповатый.

Впрочем, маленький призрак довольно быстро справился со своими эмоциями, встал из своей скорлупы и на двух ногах – как передвигались и его взрослые – подошел к клетке.

– Как тебя зовут? – спросил он.

Блондинка не знала, что ей ответить. Своего имени-то у нее еще не было, ведь посвящения во взрослые драконы она не проходила. Называться же Блондинкой она не очень хотела. Вот прямо тут, в клетке она неожиданно для себя отчетливо поняла, почему старшие – да и младшие – братья и сестры так смеялись, когда мать назвала ее Блондинкой. И эта мысль ей не понравилась. Она вспомнила, что шаманы племени недолюбливали, когда у паствы рождались драконы с таким цветом шкуры. Считалось, что они приносят несчастья. Мальчиков выгоняли из племени, и они либо погибали в пасти хищных цветков, либо прибивались к диким драконам и становились жестокими разорителями рощ. Оставляли лишь девочек, шкуры которых после рождения первых птенцов все равно сильно темнели и становились уже бежевыми, а чаще – и вовсе коричневыми.

– Изилия, – сказала Блондинка вслух, решив взять имя так нравившегося ей красивого цветка, который рос у Священной горы.

–Р-р-р-Ры-Ре-я? – переспросил призрак. Кажется, он был удивлен.

– И-зи-ли-я! – терпеливо поправила его Блондинка.

Маленький призрак снова смешно прорычал.

– Да нет же, Изилия! Ты что, совсем тупой? – вспыхнула дракоша.

Призрак отскочил, будто она хотела откусить ему руку. А потом пояснил:

– Ты не рычи. Я ж тебя не понимаю. Может, попробуешь как это этого. Ну, мысленно. Я не буду бояться, честно.

«Ой, извини, – Блондинка поняла, почему мальчик так отреагировал. – Действительно, ты же не говоришь по-нашему. Зови меня Изилия».

– Изи-и-и-лия, – повторил маленький призрак вслух, почему-то растянув имя, будто пробуя каждый звук на вкус.

На языке призраков имя звучало необычно, да и не очень-то похоже на настоящее имя цветка, но Блондинка решила согласиться. И кивнула.

«Примерно так, ага, – сообщила она маленькому призраку. – А твое имя?»

– Рема. Если полностью – Ефрем. А если совсем полностью, то Ефрем Селиверстов. Очень приятно познакомиться.

– Ры-ррааа-рссс-реее-рооо-роккк, – попробовала она повторить вслух. – Рааа-с-а-рууу-рруув-рррук?

– Ты не рычи так громко, – призрак замахал руками, словно пытаясь задуть пламя, оглянулся куда-то в темноту, а потом почти шепотом пояснил: – Прибегут взрослые и тебя накажут. И меня заодно. И вообще, зачем ты так громко рычишь, я ведь не сделал тебе ничего плохого.

Дракоша смутилась.

«Я просто спросила, зачем вам такие длинные имена? Целых два слова. Это же неудобно».

– Ну, если честно, то это даже не самое полное имя. У нас еще принято добавлять отчество – по отцу. Так что в полном имени – три слова. И это еще стандарт. Бывают и более длинные варианты. Некоторые произносятся очень долго. В несколько строчек.

«Что такое строчка?»

– Ну как, – призрак как будто растерялся. Было видно, что он с трудом подбирает слова, которые были бы ей понятны. – Когда люди пишут слова, они же не могут писать их на одной строке.

«А люди – это кто? Какие-то высшие призраки?»

– Какие призраки, – снова удивился мальчик. – Ты о ком сейчас?

Теперь очередь удивляться пришла Блондинке.

«О тебе. Ты же призрак? Только маленький? Больших я уже видела на поле – они убили все хищные цветы».

– Не-а, я не призрак. Кажется, я понимаю, о ком ты, но они тоже не призраки. Мы – люди, человеки. Точнее, я нормальный, настоящий живой человек. А они – искусственные. Роботы. А призраки выглядят совсем по-другому.

«Как?»

– Ну, сам-то я их не видел. Но в мультиках они такие… бестелесные. Прозрачные, на туман похожие, только не туман. И в форме людей и разных животных. Хотя в виде животных – это не призраки, а оборотни. Кажется.

Маленький призрак, называвший себя человеком, замялся и почему-то засмущался. Долго не решался задать следующие вопрос, но потом все-таки сказал:

– А ты девочка или мальчик?

«Я – самочка. Если я правильно поняла, то по вашему – девочка. А ты мальчик, самец?»

– Самец – мне нравится. – первый раз за беседу он улыбнулся. – Но у нас говорят – мужчина. Я таким стану, когда вырасту. А пока – да, мальчик.

Ноздри Блондинки расширились – от мальчика основа отчетливо запахло пищей. Голодный желудок запротестовал, но она лишь сглотнула и сдержала охотничий порыв. Даже если бы не решетка, которая больно бьет при приближении, мальчик ей понравился. И у него наверняка можно многое узнать про призраков. А если получится, то и сбежать.

Мальчик подошел к клетке и задал странный вопрос.

– А можно тебя погладить?

«Ну… ну давай. А ты сможешь?»

– Попробовать могу. Ты только это… не кусайся, ладно?

«Я же не дикая. Почему я должна кусаться?»

– Ну, я так, на всякий случай говорю.

Он потянул руку. К ее удивлению, его ладонь свободно прошла между прутьев – рука оказалась совсем тонкая, и между прутьев было достаточно места. Блондинка встала, подошла и принюхалась к пальцам. Тонкая, розовая кожа – совсем не красная, как у металлического дракона, пахла жизнью. Блондинка прям ощутила, как в пасти появилась слюна. Стараясь не напугать своего неожиданного собеседника, дракоша сглотнула и потянула голову поближе, через секунду ощутив, как пальцы мальчика коснулись ее шкуры. Пальцы были нежными и теплыми. Они прошли по переносице и прикоснулись к ее губам.

Блондинка отпрянула, фыркнула и, почему-то занервничав, торопливо сказала:

– Достаточно.

И сделала шаг назад. В тот же миг рука мальчика выскочила из-за прутьев, а в глазах снова появился испуг.

– Ой, ты опять рычишь. Я не понимаю.

«Прости, – подумала она так, чтобы успокоить Ефрема. – это было очень необычно. Ко мне так нежно еще никто не прикасался. Не ожидала».

– Я не могу с тобой говорить на твоем языке, но у нас будет время научиться. Полет будет долгим. И если нам не помешают, я смогу научить тебя говорить на человеческом, а ты меня – на драконьем. Договорились?

«Конечно. А ты не поможешь мне освободиться?» – не то, чтобы Блондинка надеялась на положительный ответ. Но вдруг?

– Освободиться? Это не так уж и просто. Я пробовал.

Мальчик поник и сел на попу рядом с клеткой.

– Как ты сказала, тебя зовут? – странно, но голос мальчика не был расстроенным. – Зина?

«Ты такой забывчивый?» – удивилась она.

– Прости. Я обычно подключен к общей сети и вся моя память используется для расчетов. Для себя практически ничего не остается. Я даже не особенно помню, как выглядят папа и мама, – сказал он и опять загрустил.

«Изилия. Полное имя Изилия, но короткое пусть будет Зина, я не против», – подумала Блондинка и постаралась подбадривающе улыбнуться.

– Мда, улыбочка у тебя под стать голосу. Пугающая, – сообщил мальчик.

«Ну так что? Поможешь мне? Вместе мы наверняка справимся!»

Ефрем задумался. А потом пробормотал:

– Два дебила – это сила, три дебила – это мощь!

Увидев недоуменный взгляд дракоши, он пояснил:

–У нас так в школе шутили. Нам бы кого третьего в компанию найти. Вот, школу совсем не помню, а какие-то поговорки еще всплывают в мозгу. В общем, я готов попробовать. Только надо понять, как мы сможем это сделать. Ты в клетке, я в компьютерной сети.

Дракоша снова осмотрелась. Темнота уже не была такой густой. Блондинка уже видела практически все предметы, которые, как она полагала, находятся в брюхе Красного дракона.

Тем временем мальчик, явно родив какую-то идею – у него даже просветлело лицо – направился в дальний темный угол. Оттуда послышался сначала скрежет, а потом лязг, и Ефрем вернулся с какой-то железной палкой. Подошел к клетке, примерился к замку, пару раз по нему шваркнул, но кроме оглушающего звона, заметавшегося по стенам трюма, ничего не добился.

– Вот видишь, не получается, – сообщил он и развел руками.

Блондинка уже хотела было предложить, чтобы они попробовали ударить с двух сторон. Один укус молнии она бы перетерпела, но за его спиной раздался хлопок. Потом с потолка вертикально упал столп света, и в нем появилась Стелла.

– А, ты опять отключился, Рема? А я все гадаю, почему упала скорость расчетов – целый блок, оказывается, вылетел.

Она подошла к мальчику. Тот насупился и напрягся, но призрак лишь положила ему руку на голову и потрепала волосы.

– Совсем ты от рук отбился, Рема. И позволь тебя спросить – зачем ты пытаешься освободить опасное животное? Я давала обещание твоей бабушке, что буду тебя беречь. Тебе уже двести лет, а разум – все еще десятилетнего мальчишки. Пора бы уже и повзрослеть. Твой мозг очень нужен нашему кораблю.

Блондинка округлила глаза. Это ж сколько живут призраки, ну хорошо – люди, если у них таким малышам двести лет?

Стелла была в новой одежде. И Блондинка очень удивилась, как изменилась ее фигура. Вокруг нее светилось лиловое облако, будто от ее разгоряченного тела шел пар.

– Чем же оно опасное? По-моему, оно очень даже милое, – ответил Ефрем и подмигнул Блондинке. Однако под строгим взглядом Стеллы все же отбросил палку на пол и очевидно расстроился.

Блондинка изумилась, но решила промолчать.

– На этой планете нет милых существ, Рема, – сказала Стелла. – Эта милая малышка уже сейчас готова тебя сожрать, если ей представится такая возможность.

Дракоша помотала головой, хотя в глубине души понимала, что самка призрака в общем-то права. Стелла подошла к клетке и нажала кнопку рядом с замком. Внутри в ближнем к людям углу открылась небольшая ниша, из которой на подставке поднялся кусок сырого мяса. Запах стал настолько одуряющим, что Блондинка не смогла удержаться и яростно накинулась на неожиданное угощение.

– Вот видишь, сунул бы ты руку в клетку – и все, нет руки. У нас, конечно, есть биопринтер, и руку бы можно было напечатать. Только нам зачем такие расходы? Нас вполне устроит твоя голова без остального туловища. Кораблю нужны расчетные мощности, а не твои тонкие конечности.

И Стелла щелкнула погрустневшего Рему по носу.

– Ладно, давай-ка в капсулу. Я помогу тебе подключиться. Ты уж хотя бы сделай вид, что слушаешься, как остальные мальчики. А то Кузьма будет сильно зол. Решит, что ты опять глючишь пытаясь вернуть свое я, и может вколоть тебе слишком большую порцию снотворного. А мы сейчас отвлекаться не можем. Слишком много дел.

– А где мы сейчас? Далеко от Земли? – спросил Ефрем.

Блондинка, утолившая первый приступ голода, видела, что маленькому призраку очень не хотелось снова уходить в то состояние, в каком он еще недавно пребывал – в его мыслях мелькнуло слово «полубредовое», которое порождало подключение мозга к ИИ корабля.

– Не знаю. Кузьма секретничает. Но мы явно не в Солнечной системе, если ты все еще надеешься сбежать. Бежать тут уже некуда, – женщина положила ему руку на плечо и подтолкнула его к гнезду. – Давай-ка не заговаривай мне зубы. Пора подключаться к системе. Мы торопимся.

Она помогла мальчику забраться в кресло. Пристегнула его ремнями. Вернула иглу в катетер, висевший на левом предплечье. Потом вытянула красный шнур и подключила его к черной пиявке, висевшей на виске у мальчика. Блондинка видела такую у старшего призрака. Ефрем пару раз моргнул и отключился.

– Ну вот, – пробормотала женщина, любуясь, как разглаживаются черты малыша и тот, наконец, засыпает. – Спи, малыш. В отличие от нас, ты еще долго останешься вечно юным. Лет пятьсот как минимум. Проснешься, а я буду совсем старой. Наверняка, на Земле появится новое поколение андроидов. И не одно.

Женщина повернулась к клетке и строго спросила:

– Ну, а с тобой что мне делать, животное?

Из ее глаз вырвались два широких красных луча – прям как у Красного дракона. Они дотянулись до Блондинки. Прошлись от головы до хвоста и обратно, а потом исчезли.

Дракоше, конечно, хотелось крикнуть, чтобы ее освободили. И она никому ничего не расскажет. Но выражение лица у Стеллы было таким, что в ее великодушие почему-то совсем не верилось.

Взрослый призрак подошла к пульту, висевшему на стене, и нажала синюю кнопку. Между прутьями клетки возникло мутно-фиолетовое свечение, а потом внутрь пространства, ограниченного решетками, пошел газ. Блондинка принюхалась, поморщилась, и довольно быстро уснула.

– Спите, детки. Взрослым пора заниматься делами.

Часть Вторая. Глава 5

Такое начало сна Блондинк