Читать онлайн Взгляд куклы бесплатно

Глава 1. Тронувшийся лёд

Иокогама, кажется, ничуть не изменилась за время, пока меня тут не было. Крупный портовый город, который находился недалеко от столицы, был серым, пыльным и шумным. А контора, рекомендованная мне старым приятелем, вовсе находилась не в самом благополучном районе города. Так что в своём бежевом пальто, налакированных ботинках и с шапкой седых волос я смотрелась по меньшей мере белой вороной. Хотя скорее волчицей в логове мышей: мне часто приходилось пригибаться, а проходы местами были столь узки, что пробираться удавалось лишь боком. Рост под метр восемьдесят мне достался от папы-американца, солдата, который без памяти влюбился в мою маму, когда та отдыхала на Окинаве. Ах, пропитанный солнцем и обласканный океаном остров! Счастливые расслабленные люди! Здесь на него не походило ничего.

По пути мне встречались мелкие торговцы, офисные клерки среднего звена и возраста, сутулые уставшие женщины, которые вели за руку детей с ободранными коленками и грязными ногтями. Дети оборачивались мне вслед и сосали палец, пока их не дергали матери, уводя в закутки темных маленьких квартир. Повсюду виднелись лишь обшарпанные стены, грязные тротуары, засиженные мухами витрины. На проводах покачивались голуби, тощие и с маленькими злыми глазками. Вот тебе и птица мира… Впрочем, чего еще было ожидать от подобной местности? Казалось, с хмурого неба сюда никогда не падали солнечные лучи.

Я передернула плечами, хотя на что только не насмотрелась за почти двадцать лет работы в полиции. Специальная команда по расследованиям уголовных преступлений – лучшая школа для знакомства с изнанкой жизни. Сколько мимо меня минуло трагедий и судеб… Одних имен хватило бы на целый роман. При этом чем больше преступлений я расследовала, тем явственнее понимала, что ничего не ново ни под светом Луны, ни под лучами Солнца. Все когда-то уже было, и преступники, даже самые изощренные, всего лишь повторяли уроки прошлого, напоминая, что не стоит недооценивать своих врагов и тем более друзей. Ведь именно близкие люди могли уничтожить быстрее, чем самый ловкий преступник.

Некоторые воспоминания я бы с радостью стерла, но память – самая упрямая вещь на свете, которая крайне неохотно избавляется от того, что может причинить боль. Так, даже три с половиной года спустя, десять месяцев из которых я наблюдалась у психотерапевта, в минуты тишины перед глазами четко всплывал образ: как мой супруг падает с моста. Его добил либо диагноз бесплодия, либо постоянные разговоры о трупах, а также вечные срывы планов и даже отпусков.

По злой иронии, чтобы организовать похороны и прийти в себя, отпуск мне все-таки дали. Хотя я рьяно мечтала уйти в работу с головой, лишь бы не подкатывал к горлу ком, когда перебирала его вещи и запихивала их в коробки. В расследованиях это всегда было тяжелее всего – не смотреть на обезображенное тело, а видеть, чем человек дышал. Фоном я постоянно крутила радио-новости с надеждой, что объявится зверский маньяк, на поимку которого будут брошены все силы полиции. К сожалению или к счастью, маньяк так и не появился, а мне настолько все опротивело, что я приняла решение об увольнении и сдала значок, в один миг перечеркнув свою «блестящую карьеру».

Три с лишним месяца я тосковала и почти не выходила из дома, очень мало ела и еще меньше спала. За это время моя кожа иссушилась и побледнела, проступили ключицы и рёбра, а мои волосы полностью утратили цвет. Потом приехала мама, пинками загнала меня в баню и, принарядив, отвела к специалисту. На первых сеансах я много плакала и кричала, мне казалось, что мою душу выворачивают наизнанку. Но с каждым разом становилось легче и облепившие меня тени отступали. Я считала, что если буду жить полной жизнью, то предам память о моем дорогом Ионе, но меня заверили, что ему бы вряд ли понравилась супруга, которая стала походить на бомжиху. Следуя рекомендациям психотерапевта, я старалась просто радоваться каждому дню. Стала гулять по городу и лесу, ходила по театрам и на концерты, полностью обновила гардероб и стрижку, запоем прочла давно откладываемые, пылящиеся книги. Но когда в фэнтезийном романе наткнулась на сюжет про похищение амулета, меня захлестнуло сначала восторгом, а затем тоской. Мне не хватало моей сложной, выматывающей, далеко не всегда благодарной и все-таки захватывающей работы.

Психотерапевт посоветовал найти для себя новое хобби, и я пыталась заниматься то изучением китайского, то сервировкой стола, то огородом, то составлением описи предметов частного музея, в одном из смежных крыльев которого снимала комнаты вот уже на протяжении семи лет. Пыталась даже подружиться с современной техникой, освоение которой давалось мне с трудом, но мне по-прежнему было комфортнее найти информацию в библиотеке, чем в интернете. Тем более что во Всемирной сети многую информацию перековеркивали или не доносили в полном объёме. Или, наоборот, находилось столько мнений по поводу банального рецепта приготовления омурайсу, что голова шла кругом. Не спасали меня и стрельба из лука, и прослушивание богатой музыкальной коллекции, которые сопровождали всю мою карьеру детектива.

Несколько недель я не находила себе места, совершенно не понимая, что мне делать и почему вообще всё так сложилось, если совсем недавно я снова стала дышать полной грудью. Мне хотелось позабыть обо всех неприятностях, но в итоге я оказалась обречена на существование без цели и желаний. Наверное, это был самый тоскливый период в моей так называемой новой жизни.

А потом ко мне в гости заехал старый коллега. Он рассказал, что полиция сотрудничает с частным сыском, когда появляются «неклассические» дела или выплывают подробности старых, с которыми надо долго и упорно разбираться. В конце концов, всегда были груды архивов «холодных», нераскрытых преступлений. Поэтому скучать и сидеть без работы точно не светило. Мне понравился такой вариант: вроде я и сама по себе, а вроде никуда не уходила, только бумагомаранием больше не страдала. Каким же удовольствием оказалось распутывать сложные, заковыристые и, пожалуй, антуражные дела, которые требовали всецелого погружения и неспешного смакования.

Однако любой размеренности рано или поздно приходит конец. На второй год моей карьеры частного сыщика, на исходе осени, неожиданно всколыхнулось прошлое, присыпанное тайной и вызывающее суеверную дрожь. И минувшие девятнадцать лет живо встали перед глазами.

Начало нового тысячелетия, две тысячи четвёртый год. Дело касалось пятерых детей, пропавших в префектуре Канагава. Все мальчики до семи лет, они воспитывались в разных условиях, занимали разное социальное положение, посещали разные учебные заведения и места досуга. Сходство наблюдалось лишь одно – длинные волнистые волосы и большие глаза.

Первый ребёнок ушел вечером погулять, второго отправили по мелкому поручению к родственникам ближе к ночи, третий возвращался из школы, четвертого оставили на секунду у магазина в полдень, пятый убежал во время тайфуна утром. Заурядные, в общем-то, случаи. Только дети исчезли с концами. Никто из родителей и опекунов не получал требования о выкупе. Тщательный осмотр местности и опрос жителей не дали ни единой годной зацепки. Даже имеющиеся тогда камеры наблюдения, которые, к сожалению, часто сбоили и были расставлены не повсеместно, не показали ничего интересного. Дети исчезли, будто не существовали вовсе.

В первых двух случаях пытались копать под родителей и родственников. Однако у первого мальчика семья оказалась приёмной, и все как один, включая органы опеки и соседей, отмечали благополучие их жизни. Мальчика видели всегда чистым, нарядным, счастливым. Из дома часто лились музыка и запах свежей выпечки. В холодильнике хватало еды, в детской – игрушек. У приемных родителей была старшая родная дочь, но сводного брата она любила: они часто гуляли и играли вместе. Только вот в день исчезновения девушка готовилась к тесту по английскому и не могла составить брату компанию, за что позже бесконечно себя корила.

Во втором случае родители ребёнка время от времени прикладывались к бутылке, допускали рукоприкладство и отправили мальчика к дяде именно за саке. Поэтому основной версией рассматривали побег. С особым пристрастием допрашивали дядю, который, рыдая и божась, утверждал, что племянник до него в тот день так и не дошел. Рыскали по друзьям и одноклассникам. Подозревали даже учительницу музыки, которая, по словам директора и других учителей, была к мальчику крайне добра. Сама учительница твердила следующее: «Вы бы слышали, как он поет! Да с такой ангельской внешностью он мог бы стать суперзвездой! Но приютить его у себя я никак не могла: наша квартира слишком мала для меня, мужа и наших двойняшек». Копали и в сторону всяких прослушиваний, айдолов, телевидения… Пока через два с лишним месяца не пропал третий мальчик.

Тогда всем стало очевидно, что это серия, но мотив, даже спустя два следующих исчезновения в течение полугода, так и не был разгадан. По одной из версий – детей отправляли на продажу за рубеж. Это объясняло плюс-минус одинаковую периодичность исчезновений и давало шанс, что мальчики ещё живы, поскольку тела или останки обнаружить не удалось.

Всё это я подняла по старым связям и архивам, поскольку ко мне за помощью обратилась мама того самого третьего мальчика, после исчезновения которого вся страна стояла на ушах, а фотографии пропавших печатали все кому не лень, невзирая на запрет. Полицейских же заставляли денно и нощно штудировать улицы. Я тогда как раз исполняла обязанности патрульной в префектуре Канагава и дежурила возле моста, который вёл к буддийскому храму. По нему постоянно сновали верующие, а ты отвечай на их дурацкие однотипные вопросы. Поэтому я позволяла себе сбегать на обед в ресторанчик, где готовили отменные лепёшки окономияки, и болтала с симпатичным коллегой, курирующим этот район.

Впрочем, все предпринятые тогда меры оказались напрасными, и теперь мне предлагали крупную сумму за возобновление старого дела. Пожалуй, было немного стыдно. Мать-одиночка, Кураива Мохико, души в сыне не чаяла. Он был её единственной радостью в жизни. Именно поэтому для Кураивы стало идеей фикс найти своего Реми, живого или мертвого, чего бы ей это ни стоило.

– Я уже ко многим обращалась. Каждые пять лет колышу этот пласт, но тщетно. Узнавая подробности, все разводят руками и признают, что ничего не могут поделать. Однако недавно кое-что произошло. Кое-что, породившее во мне надежду и страх. Не сочтите меня сумасшедшей, Рензо Торияма-сан, я давно слышу о себе, что помешалась. И все же… Я не могу ошибаться. – Кураива смотрела на меня ясным взором, женщина с посеревшей кожей и острыми скулами. Волосы её были собраны в небрежный хвост, но рубашка и брюки были тщательно отглажены.

Она сжимала в тонких пальцах «раскладушку», и я догадалась, что именно там сокрыта таинственная деталь, которая побудила отчаявшуюся мать нарушить график посещения частного сыска. Сама судьба свела нас. Кураива приехала в Киото, чтобы поклониться в местном храме статуе Джиджо, покровителю и защитнику детей. А по дороге обратно на воротах увидела табличку «Частный детектив Рензо Торияма» и решила, что это знак от божества, которому она возносила мольбы.

Я ждала и подбадривала Кураиву дежурной улыбкой. Она покосилась на зашторенное окно, сильнее стиснула «раскладушку» и, распахнув глаза, выпалила:

– В Иокогаме я увидела куклу с лицом моего мальчика!

– Что вы хотите этим сказать?

– Смотрите!

Как я и ожидала, Кураива распахнула «раскладушку» и защелкала кнопками. У меня была похожая модель, всё ещё добротно работающая, хотя и давно устаревшая для современного мира. Кураивала развернула ко мне бликующий экран, тыча фотографией. Я вежливо попросила у неё телефон, чтобы иметь возможность что-то рассмотреть. На фотографии была метровая кукла в пышном платье и кокетливой шляпке, из-под которой струились локоны.

– Листайте вправо.

Со следующей фотографии на меня жадно смотрел мальчуган, похоже, чем-то удивлённый. В волосах у него торчали тычинки одуванчиков. Я листнула обратно и снова влево. И так несколько раз. Особого сходства я не находила.

– Извините, не понимаю. – Я вернула «раскладушку» владелице, и она поджала губы и понурила плечи.

– Я… объясню. Видите ли, я очень люблю живопись. Даже думала о карьере мангаки, но эта работа не позволила бы мне много зарабатывать и уделять время Реми. Но всё-таки я не забросила рисование. Основной моделью стал мой мальчик. Поэтому я знаю его черты наизусть! Я наблюдала и зарисовывала, как они менялись с возрастом. И могу предположить, каким бы Реми был сейчас… – Кураива вздохнула и ненадолго отвернулась, смахивая ладонью непрошенную слезу, но в следующий миг уже яростно сверкала глазами. – Поэтому я утверждаю прямо и полностью отдаю отчет своим словам: у этой куклы, – она вновь распахнула «раскладушку» и стала грозно ей трясти, – лицо моего сына. Я не ошибаюсь и не помешалась! Я могу с закрытыми глазами нарисовать его лицо в любом возрасте!

– Хорошо, хорошо. Успокойтесь. – Я непроизвольно подняла вверх ладони и дирижировала ими в такт вдохам и выдыхам пару минут. – Кто владелец магазинчика, в витрине которого вы увидели эту куклу?

– Пожилая семейная пара Чиибата. Не так давно они переехали в Иокогаму с Окинавы. Захотели на старости лет быть поближе к столице. – Кураива подергала себя за ворот рубашки, явно припоминания подробности. А я вновь про себя усмехнулась причудливости судьбы: буквально пару месяцев назад я ездила на Окинаву, чтобы навестить родителей. – Они продают ткани и шьют костюмы по меркам, а куклу поставили для привлечения внимания.

– Кукла сделана на заказ? – В такие моменты лучше всего было занять позицию слушателя, который толкал поток мыслей в верном направлении.

– Да… Мастер, сделавший куклу, как раз родом из Иокогамы, и Чиибате было бы за честь встретиться с ним снова. Тем более у них сохранились авторская бирка и конверт с благодарностью за оказанное доверие.

– А вы зря времени не теряли, – я улыбнулась, почти готовая к тому, что сейчас на мой стол лягут подписанные фотографии и названные предметы, но этого, на счастье, не произошло. Иначе пришлось бы уступать место детектива клиентке! – Как вы вообще наткнулись на эту лавку?

– По случайности. В Иокогаме находится головной офис компании, где я работаю. Нужно было поставить несколько печатей на документы. А потом я привыкла гулять по городу, поскольку этот день у меня командировочный. Реми раньше я тоже с собой брала…

– Мне жаль, – я не знала, что ещё сказать.

Кураива помотала головой:

– Постарайтесь максимально использовать эту зацепку с куклой, прошу вас. Чиибата – очень милая общительная пара. Хотя не знаю, так ли они благообразны, как хотят показаться.

– Что вы хотите этим сказать? – я подалась вперед, ожидая интересных подробностей. И в достатке их получила!

– С кукольником они встретились и познакомились в деревне Нагоро, известной тем, что…

– Уехавших или умерших жителей там запечатлевают в виде кукол!

– Верно. – Кураива сглотнула и схватилась за сердце, глубоко дыша. Однако только я налила ей из графина воды и хотела поинтересоваться, всё ли в порядке, как она продолжила: – Извините, просто от одних мыслей становится не по себе. Этой кукле в витрине почти двадцать лет и год изготовления совпадает с тем, когда пропал мой мальчик вместе с другими.

– Имя кукольника?

– Микаши Ори. – Кураива залпом опустошила стакан и нашла, чем ещё меня удивить: – Никакой информации о нём я не нашла. А здания, где находилась мастерская, больше нет. Куклу чете Чиибата привез друг этого Микаши. Имени его старички не знают.

– Будьте добры, запишите сюда известные имена и адреса. – Я протянула Кураиве ручку с блокнотом, и она сразу склонилась, выводя чёткие иероглифы. – Вы рассказали всю известную вам информацию?

– Нет. – Кураива дописала строчку и только тогда оторвалась от блокнота, вновь пронзая меня взглядом. – Я совсем недавно вспомнила: мы с сыном проходили мимо этой мастерской. В витрине тогда стоял ангел неземной красоты, и мы с моим Реми долго его обсуждали… – Она прикрыла глаза и потрясла головой, губы её исказились волной. – Мой ребёнок никогда не видел ничего подобного, да и мне выставленные в витрине куклы показались великолепными. Мы словно ненадолго погрузились в сказку. Только кто же тогда знал, насколько эта сказка окажется злой.

Информация очень сильно меня взволновала. Ведь последний ребёнок исчез прямо перед своим днем рождения, а подарить ему собирались куклу Лю Бэя, военачальника времен Троецарствия, любимой эпохи именинника. Именно к Микаши Ори, известному в узких кругах кукольнику, семья обратилась с заказом. Сюрприза не планировалось: мальчик сам утверждал эскиз и выбирал ткани для костюма, а также наблюдал за процессом создания куклы. Рождённый и воспитываемый в семье якудза, он привык высказывать своё мнение и настаивать на нём. Поэтому когда его не отпустили в мастерскую по причине непогоды, мальчик убежал из дома в тайфун. Убежал, а назад больше не вернулся.

Полиция тогда ухватилась за соломинку и стала допрашивать кукольника. Микаши Ори клялся, что не работал в тайфун, провел целый день дома и мальчика, соответственно, не видел. Соседи подтвердили, что слышали звук ссоры и разговоры по телефону из его квартиры. Всё вроде бы было чисто. Никто больше из пропавших детей, по показаниям родителей и опекунов, не заглядывал в мастерскую, либо свидетели, как Кураива, запамятовали от шока и горя. Но я никак не могла забыть куклу, которая попала в объектив, когда делали общие снимки мастерской. Куклу мальчика с длинными волнистыми волосами в матроске и кокетливом берете, сдвинутом набок. Этот образ очень походил на всех исчезнувших мальчиков. Только вот куклу к делу не пришьешь, ведь рассказать о себе она ничего не могла.

Микаши Ори был приземистым мужчиной с крупным носом и мозолистыми руками. Он постоянно протирал полки и стряхивал пыль с кукол. Явно нервничал, поскольку, признавался, не любил шум и чрезмерное внимание, поэтому мастер-классы никогда не проводил. Да и заказчиками у него выступали коллекционеры, люди в возрасте и при деньгах. Казалось, сложно представить, чтобы подобный человек сумел найти общий язык с детьми и тем более увести их. Но куклы из-под руки Микаши выходили фантастической красоты. Даже я – давно прожженный циник, лишенный чувства прекрасного, – залюбовалась одними фотографиями. А уж мальчишкам много ли надо? Пообещай им такую игрушку, мигом станут тише воды ниже травы. Только никаких доказательств вины и веских зацепок хотя бы для обыска не находилось. Ни отпечатков пальцев, ни элементов одежды, ни волоса.

Любопытным оставался тот факт, что пару месяцев спустя Микаши Ори всё же был приговорен к лишению свободы по причине убийства лучшего друга, с которым они вместе снимали квартиру. Микаши Ори пришел в полицию сам, весь в крови, будто жертва катастрофы. Но правда оказалась намного страшней – расчленённый на части труп, утрамбованный в подарочную коробку. Мотив: кража ценной куклы для подарка девушке. Под прицелами камер журналистов Микаши Ори спокойно повторял одно и то же: «Я не раскаиваюсь. Это было предательство дружеских чувств, ведь куклу я сделал для помощи с продажей рёкана. Без моей куклы эта проклятая гостиница в традиционном стиле так бы и пугала соседей». Про выбранный же метод «учинения справедливости» Микаши рассказывал сухо и предельно чётко, вплоть до того, каким ножом разделывал тело и что знания анатомии важны для кукольника не меньше, чем для художника.

Полицейская, которая принимала участие в расследовании этого дела, за бокалом коктейля поделилась со мной, что считает этого кукольника редкостным психопатом, которого нужно держать подальше от людей. Впрочем, чего ещё ожидать от мужчины, который в таком возрасте возится с куклами, а не выпивает в баре с приятелями или хотя бы ходит на бейсбольные матчи. Допрос тогда показал, что ходил Микаши Ори только по специализированным магазинам и домам таких же увлеченных кукольников, каким был сам. Неудивительно, что в какой-то момент его переклинило.

Как ни странно, смертную казнь Микаши Ори не назначили. Может, сказалась работа адвоката, может, сыграла роль петиция от деятелей искусства, которые боготворили кукольника. Но срок он всё равно получил соразмерный жестокости преступления. И за время, что пробыл за решёткой, больше не происходило массового исчезновения мальчиков-дошкольников с длинными волнистыми волосами.

Распрощавшись с Кураивой, я позвонила начальнику тюрьмы, с которым мы когда-то вместе ездили перенимать опыт у коллег из США. И узнала, что Микаши Ори должен выйти на свободу меньше чем через месяц. Мы ещё поболтали о том о сём, но я плохо фиксировалась на разговоре. Во мне пробудилась жажда гончей, бредущей по горячему следу. Казалось, я как никогда близка к разгадке тайны.

Однако в ходе уточнения деталей я наткнулась на неожиданное препятствие, ради устранения которого и собиралась обратиться в одну частную контору. «Им под силу уладить любое дело», – эту рекомендацию дал мне мой старый приятель, с которым мы познакомились ещё в академии и прошли не через одну преисподнюю. Не было причин ему не доверять, а что до явно нелегальных корней этой конторы… В желании поразить цель не грех поскупиться законом и расстаться с круглой суммой. Я проработала в полиции достаточно, чтобы узнать цену справедливости. И деньги по сравнению с человеческой жизнью были такой мелкой, такой ничтожной величиной, что даже задумываться о подобных потерях было глупо.