Читать онлайн Когда белые древа перестанут цвести. Том первый бесплатно
Пролог
Горстка изнурённых людей вышла на берег озера, зеркальные воды которого делили мир пополам. Напротив высился холм, чью вершину словно срезали острым клинком. Над холмом ощущалось мощное давление ци, однако его источник оставался не виден глазу.
«Так вот оно, сердце духовного мира», – подумал лидер мастеров пути гармонии Фу Чуюнь.
Прежде чем шагнуть вперёд, он оглянулся на горный перевал, где товарищи всё ещё бились с мастерами пути раздора. Клан Ин преследовал их от самых границ Великой Шу, и хоть духи стояли на их стороне, группа мастеров пути гармонии поредела больше чем вполовину.
Глупо было надеяться на то, что мастера пути раздора оставят без внимания их уход. Как и на то, что свободным духам достанет сил противостоять напору порабощённых.
Времени почти не осталось.
Сдержав тяжкий вздох, Фу Чуюнь поспешил к холму, балансируя над водой на тонком лезвии клинка. Двенадцать верных соратников, окружённые духовными существами, сопровождали его.
Достигнув холма, мастера пути гармонии сели в позы для медитаций, образовав круг. Фу Чуюнь занял место в центре, а духи разместились за спинами людей. Им предстояло совершить то, чего прежде не делал никто и никогда.
Молодой лидер положил руки на землю и позвал.
Мысленно он проводил этот ритуал, которому обучился у старейшины Фу Юньци, сотни раз, однако всё ещё не мог найти в себе должной уверенности. Если бы только Ин Ся был здесь…
Вспомнив о дорогом друге, Фу Чуюнь сжал губы и прикрыл глаза.
«Младший брат охотно поведал, где вас искать, – вспыхнул в его голове резкий голос Ин Шэна. – Неужели ты думал, что он променяет клан Ин на того, кто не может его защитить?»
Фу Чуюнь зажмурился. Ин Ся не мог предать их! Он ведь… не мог?
Спины молодого лидера коснулось мягкое тепло – это духи напоминали, что сейчас не время отвлекаться.
Тряхнув головой, Фу Чуюнь сосредоточился на том, что происходило перед ним. Позже, когда он со всем разберётся, он обязательно сходит проведать Ин Ся. А сейчас нет ничего важнее ритуала.
К зову лидера один за другим присоединялись голоса его соратников и намерения духов, парящих над священным холмом. Они сплетались в единую песнь, и та проникала глубоко под корку земли, силясь достать до самых недр. Чтобы земля захотела ответить на зов, нужно собрать вместе всю искренность их сердец – иначе усилия пропадут впустую.
Фу Чуюнь вынул из рукава цянькунь маленькие магические чаши и расположил их пред собой. Специальным пестиком он провёл и легонько ударил по их краям, создавая особенную вибрацию. Соединившись с голосами мастеров, звчание чаш усилило зов и придало ему структуру.
Всем телом Фу Чуюнь почувствовал, как этот глубокий звук достиг костей земли, и в ответ на него горы вокруг застонали.
Лидер мастеров пути гармонии снова сложил руки на землю, и меж его ладоней проклюнулся зелёный росток. Откуда-то в голове Фу Чуюня прозвучало и его имя.
Росток потянулся вверх, будто желая объятий с людьми и духами, которые его призывали. Он завязался в тонкую ветку, и та стала вытягиваться, превращаясь в древесный ствол.
Вместе с деревом Фу Чуюнь словно врастал корнями в почву. Он чувствовал, как границы пространства раздвинулись и создалась полость.
Вскоре полость охватила весь холм, и молодой лидер ощутил в ней энергии, которые прежде лишь смутно мог угадать: мастеров пути гармонии окружали двенадцать священных пламён, ранее закрытых для человека. Одно из них было голубым как небо, другое – алым как кровь, третье – лиловым, четвёртое – золотым… Двенадцать энергий питали сердце духовного мира – и теперь они открылись мастерам пути гармонии, а значит, приняли за своих.
Столкнувшись с напряжением, созданным пламёнами, маленькое деревце затрепетало и замедлило рост. Фу Чуюнь понял: у него не хватало сил преодолеть давление священных огней.
Как ни старались мастера передать ростку силы, тот будто упёрся в потолок, который не мог пробить.
Губы Фу Чуюня задрожали. Неужели всё кончится так? Неужели нет способа справиться с этой преградой?
Слишком много товарищей сложили жизни за то, чтоб они добрались до сердца духовного мира. Теперь мастера пути гармонии не имели права отступать.
Фу Чуюнь вцепился пальцами в землю, всем сердцем желая стать частью корней, что бурили её. Он чувствовал, как напряжённо раздвигается почва от усердия маленькой ивы. Вместе с ней его воля касалась каждого цуня земли.
Деревце подтянулось и стало выше. Фу Чуюнь ощутил, как оно обнимает кроной небо.
Теперь ива походила на взрослое дерево. Но это по-прежнему было не то, что нужно.
Ива пустила во все стороны ветви-плети. На каждой из них среди изумрудной листвы распустились огненные цветы. Этими ветвями она коснулась каждого, кто сидел вокруг, и в воздухе вспыхнула мерцающая сеть, соединив людей и духов между собой.
Фу Чуюнь услышал биение каждого сердца. Оказалось, на холме находились не только мастера и духи, пришедшие с ними, но и множество разных созданий, что обитали здесь до прихода людей.
Лишь одно место в сплетении оставалось пустым. Нащупав его, молодой лидер стиснул зубы. Оно предназначалось Ин Ся!
Ощутив его досаду, веточка ивы качнулась и отдалилась.
Фу Чуюнь взял себя в руки. Интуитивно он попытался заполнить нишу образом дорогого друга, но почувствовал лишь напряжение – будто коснулся натянутой струны.
Огненные цветы на ветвях замерцали, и по сети прошла рябь.
Фу Чуюнь старался дышать глубоко и ровно. Ин Ся не придёт. Нужно исключить его из системы, даже если сердце просит иного. Ин Ся просто не может прийти – он слишком далеко, должно быть, за тысячу ли. Нужно проститься, пока их связь не стала брешью в структуре новых земель.
Едва Фу Чуюнь об этом подумал, как струна натянулась. Его сердца коснулось недоброе предчувствие.
Дзинь.
Лишь услышав гулкий хлопок, молодой лидер осознал, что произошло. Он вздрогнул как от удара бича.
Ин Ся не придёт!
Слёзы побежали по щекам Фу Чуюня, оставляя блестящие следы. Всё внутри него сжалось, и, вторя его печали, задрожала ивовая крона. С веток-плетей посыпались огненные цветы.
«Только не теперь! – стискивал зубы Фу Чуюнь, пока сердце рвало на части. – Я должен с этим справиться! Я проверю всё позже…»
Над холмом пролетел ветерок, оставив на щеке ощущение от прикосновения знакомых пальцев. В тот же миг ниша в единой сети заполнилась, и дерево встрепенулось.
Едва сеть замкнулась, Фу Чуюнь испытал непреодолимое желание обратиться за помощью к священным пламёнам. Вопреки ожиданиям, те мгновенно отозвались на его намерение, будто только того и ждали.
Вокруг ивы закрутился огненный вихрь, и она резко пошла в рост.
Чем выше росло дерево, тем шире тянулась мерцающая сеть. Она охватывала чжан за чжаном, включая в систему каждую душу и каждое духовное существо. Фу Чуюнь чувствовал, как все они разделяют его надежду и боль утраты.
Лица молодого лидера коснулась ветка с изумрудной листвой, оставив на лбу огненный отпечаток цветка.
«Люшоу», – услышал он шёпот родного голоса и понял, что именно это имя явилось, когда из земли показался росток.
От прикосновения ветви на сердце у Фу Чуюня стало тепло. Он прижал руку к груди и кивнул.
Что бы ни сделал Ин Ся с-той-стороны-гор, он поддержал мастеров пути гармонии. Значит, Ин Шэн врал о том, что друг предал его.
Фу Чуюнь поклонился огромной иве, что заняла большую часть холма.
«Мы будем чтить тебя, брат Люшоу».
В этот миг в его голове возник образ города, что раскинулся по берегам озера. Дома в нём казались цельными, едиными с землёй, из которой росли. Одни из них были белыми как молоко, другие – с вкраплениями золотых и зелёных искр. Каждый из домов испускал ци, характерную для одного из мастеров. «Это Лунсинь», – понял Фу Чуюнь.
На холме же он увидел тринадцать величественных пирамид с разным количеством граней, каждая из которых стала вместилищем одного из священных пламён, а последняя – местом, в котором все энергии соединялись. «Храм Единства», – пронеслось в его голове.
Фу Чуюнь наблюдал за потоком образов, проплывающих перед ним, и старался запомнить как можно больше. Он знал: каждый соратник в тот миг видел и слышал всё то же.
Единая сеть пульсировала, сокращалась и разворачивалась, будто дыша, и Фу Чуюнь ощущал биение сердца каждого существа, включённого в созданную систему.
Где-то на границе полости, среди горных перевалов, всё ещё звучали отголоски битвы – это мастера пути гармонии теснили клан Ин, который выталкивало само пространство. Теперь они будут навсегда разделены невидимым барьером, который не перейти, неся в сердце недобрую волю.
Фу Чуюнь выдохнул, и плечи его опустились.
Они смогли.
Мастера пути гармонии и духи, что вместе с ними ушли из Великой Шу, смогли.
***
Когда мастеров пути раздора вытеснило за пределы тайной полости, глава клана Ин не находил себе места от досады и злости. Как смогли эти трусы ускользнуть? Ведь у клана Ин было втрое больше мощи. Да ещё в таком месте!
Если бы только он раньше знал про сердце духовного мира, если бы только он завладел им первым, никто и никогда больше не мог бы причинить им с братом вреда.
Ин Шэн скрежетал зубами, но ничего поделать не мог. Все попытки разрушить только что созданный барьер окончились ничем. Да до разрушения даже не дошло – мастера пути раздора просто не могли его найти! Заходя в горы, они плутали и выходили обратно.
Похоже, придётся вернуться домой ни с чем.
Глава клана Ин не заметил, как во рту у него оказался ноготь большого пальца. Глупая детская привычка! Каждый раз она вылезала в самый неподходящий момент.
Нельзя говорить младшему брату, что он вернулся ни с чем. Ин Ся не должен знать, что мастера пути гармонии живы. Особенно этот… Фу Чуюнь.
При мысли о враге Ин Шэна перекосило. Он сжал кулаки и едва сдержался, чтобы не вдарить по седлу, в котором сидел.
Когда он вернётся, то расскажет Ин Ся, что уничтожил их всех до одного. Он расскажет, как перерезал глотку проклятому Фу Чуюню. Пусть знает, что, кроме старшего брата, никто не позаботится о нём.
Ин Шэн с силой сжал бока лошади, и та, всхрапнув, помчалась вперёд.
Вот уже показались двери поместья Ин. Расположенное высоко в горах, оно больше напоминало крепость, чем жилой дом.
Лошадь миновала массивные ворота, проскакав под загнутой крышей с каменным сторожевым драконом, и глава клана спрыгнул на землю во внутреннем дворе.
– Младший брат, я вернулся! – громко оповестил он, однако ответом была тишина. Ни брата, ни слуг.
Резко повернув в крыло Ин Ся, глава клана ускорил шаг.
Противный липкий страх полз по его плечам, медленно подбираясь к горлу.
– Ин Ся! – властно позвал Ин Шэн, распахивая двери во двор младшего брата, и остановился. Перед павильоном, в котором тот жил, застыли на коленях слуги, оставленные главой клана для присмотра за братом. Все они были мертвы.
– Ин Ся! – ещё раз позвал Ин Шэн и бросился к павильону.
Чуть не сорвав дверь с петель, глава клана Ин влетел в комнату младшего брата.
На полу перед ним лежал Ин Ся. Под его белыми одеждами застыло пятно бурой крови, а рядом валялся кинжал с нефритовой рукояткой – последний подарок отца.
Глава 1. Серость
Табличка с Непреложными Запретами богов висела на двери каждого дома, и любой – от мала до велика – наизусть знал, что на ней написано, даже если не мог читать. Старики говорили, что давным-давно боги ввели Запреты, чтоб обуздать жестокость людей по-эту-сторону-гор. Истории о тех временах сохранились в преданиях и легендах, но сколько в них было правды, не знал никто.
– Куда ты должен смотреть, когда я с тобой разговариваю? – господин Ни, торговец преклонных лет, которому Люи служил уже пятый год, ударил ладонью по столу, и от звонкого хлопка юноша вздрогнул.
Он отвёл взгляд от двери с табличкой и вперился в пол.
– Под ноги господина Ни, – кротко выговорил Люи.
Удовлетворившись ответом, тучный торговец расправил плечи, однако довольное выражение на его лице тут же сменилось сердитым.
– Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты перестал подкармливать мышей на складе, а? Хочешь меня разорить?
– И в мыслях не было, – вздохнул Люи, сжимая в кулаках края рукавов. Каждый раз, когда торговец отчитывал его, юноша знал: тот намеренно искал повод отвести работника на склад и поиздеваться.
Строго говоря, издеваться над ним напрямую господин Ни пока что не мог, поскольку шею Люи оплетала метка богов с надписью «Благословенное дитя». До тех пор, пока ему не исполнится семнадцать, по меркам властелинов двух миров он считался ребёнком, а значит, насилие над ним было запрещено. Этот пункт входил в список Непреложных Запретов, и его нарушение каралось смертью. Однако скоро наступало совершеннолетие Люи, и он боялся даже представить, как тогда разойдётся господин Ни.
Жена торговца, госпожа Цан, стояла здесь же, чуть поодаль, а подле неё – верная служанка Ин Цзы. Высокая тощая женщина сжимала в руке кнут, которым обычно гоняла слуг, и гневно сверкала на юношу глазами. Люи почти слышал, как она скрипела зубами от мыслей, как много чужаку доставалось внимания её драгоценного супруга.
Госпожа Цан не могла простить безродному сироте, что он настолько занимал мысли торговца, что тот каждый вечер таскал его с выволочками на склад. С не меньшим ужасом, чем сам Люи, женщина ожидала его совершеннолетия. Ведь когда господин Ни получит заветную игрушку, рассчитывать на внимание ей уже не придётся.
– Сию же минуту пойди и заштопай мешки, которые прогрызли эти чёртовы мыши! – взвизгнув, приказал господин Ни с красным от злости лицом, указывая на дверь.
Хоть в тот момент Люи не видел выражения его глаз, он нутром чувствовал, как оживился торговец. Пространство вокруг сжалось и потемнело, а в ноздри юноши ударил резкий запах пачули из курильницы, что виднелась на столике позади грузной фигуры господина.
– Этот недостойный слуга понял, – Люи учтиво поклонился будущему постоянному хозяину и развернулся, чтобы выйти во двор.
По правилам храма богов, с двенадцати лет сироты, что жили при нём в приюте, распределялись по временным хозяевам. Они подрабатывали в разных местах, пока, наконец, не закреплялись за одним, в котором оказывались наиболее полезны. Или – как в случае с Люи – доставались тому, кто «жертвовал» больше поднесений храму. По достижении воспитанником совершеннолетия хозяин становился для него постоянным, и он перебирался в новый дом. За то, что происходило с сиротами после, несли ответственность те, на кого они работали.
Распахнув двери, Люи вышел во двор. На улице уже начинало темнеть. Прохладный сумрак сгущался над деревней Лэй, кутая её в плотный туман. Впрочем, Люи мог бы найти путь к складу господина Ни даже с завязанными глазами: он знал каждый камешек не только во дворе этого поместья, но и во всей деревне. Всего-то в ней и было, что жилой район, торговый рынок, административный район, где высились дома старейшин, храм богов с пристройками да центральная площадь. Интересно, её уже украсили к завтрашней церемонии уплаты дани?
– Даже не думай сбежать, – прошипел сзади господин Ни, заметив, что работник поглядывает на стену поместья.
– Я не… – отказавшись от попыток оправдаться, Люи закусил губу, чтобы не вступать в бессмысленный спор. Никто не поверит, что он всего лишь машинально повернул голову в сторону площади, о которой подумал. – Как прикажет господин.
Торговец хмыкнул. Даже спиной Люи чувствовал, как тот следит за каждым его движением. Юноша стиснул зубы и ощутил во рту привкус крови.
Пропустив его вперёд, господин Ни прикрыл за собой дверь. Фонарь, что он нёс в руке, осветил часть склада, забитого мешками и горшками.
– Господин, что именно испортили мыши? – Люи потянулся к полке, где лежали принадлежности для шитья, которые так ему ни разу и не пригодились. Позади снова послышалось хмыканье.
– Разве этот бесполезный слуга не знает, в каком месте прикармливал их?
Опустив плечи, Люи поплёлся в дальний угол склада. Он хорошо знал, для чего господину Ни нужен «мышиный» ритуал. Если бы в Непреложные Запреты не входил пункт о насилии над детьми, он уже давно бы оказался побит, как прочие слуги.
Носа юноши коснулся запах залежавшегося зерна. Из этого тёмного и тесного угла склада редко выносили товар – наверное, потому что здешние мешки на самом деле служили стенами для укрытия господина Ни. Люи вообще сомневался, можно ли было есть их содержимое.
Дойдя до брошенной на пол охапки соломы, он остановился, наблюдая, как по ней ползла жирная гусеница, и стал мысленно считать до пяти. Когда Люи добрался до четырёх, торговец накинул на его шею платок и накрепко его завязал. Он не выносил вида божественной метки. Люи тут же почувствовал, что начинает задыхаться.
– Слишком… туго, – прошептал юноша, хватаясь за шею.
Господин Ни раздражённо цыкнул. Сделав послабление, он бесцеремонно развернул работника к себе.
Люи распахнул глаза. Сердце запрыгало часто и беспокойно. Ему хотелось спрятаться, укрыться, во что-нибудь завернуться, лишь бы оказаться подальше от этого грубого человека. Эта черта в людях всегда заставляла его замирать, пряча дыхание, а в случае с торговцем – подавно. Чувствовалось в нём что-то звериное, что вынуждало сжиматься всё существо.
– Ты так и не научился стоять смирно, – покачал головой господин Ни. – Ничего, скоро я займусь твоим воспитанием надлежащим образом.
Краем глаза Люи увидел, как приподнялась ставня на окне, и в раскрывшейся щели появились тёмно-зелёные одеяния госпожи Цан. Сколько ни думал, он никак не мог понять, зачем она незримой тенью сопровождала супруга всякий раз, когда тот уводил прислугу на склад.
Сначала Люи думал, что женщина делала это, чтобы остановить мужа, если тот перейдёт черту. Но даже когда слуги оказывались биты до полусмерти, госпожа Цан не произносила ни звука. Она просто стояла и наблюдала за тем, как господин Ни срывал на них злость, и мяла в руке кнут.
Ещё больше, чем торговца, Люи опасался эту тощую высохшую женщину. Непонятно, чего от неё вообще можно было ожидать.
– Ты до утра собираешься изображать столб? – недовольный тон торговца вернул его в тесный угол склада, едва подсвеченный фонарём.
Люи почувствовал себя маленьким и беззащитным. Сквозь рубаху угадывались очертания ещё не окрепшего тела, ссутулившегося в растерянности и страхе. По сравнению со сверстниками Люи был куда меньше – будто росток, сидящий в неблагоприятной почве, которому недоставало ни питания, ни света.
Устав ждать, господин Ни пренебрежительно толкнул его на колючую солому. Юноша вздрогнул, как от порыва холодного ветра, и закашлялся, поперхнувшись собственными слюнями.
На мгновение на лице господина Ни промелькнул испуг. Он метнулся к Люи, чтобы проверить, не стукнулся ли тот и не останется ли на нём нежелательного следа, который можно будет предъявить посланникам богов в качестве доказательства побоев. Но всё обошлось.
У господина Ни была одна прескверная привычка: когда торговля шла плохо, он срывался на слуг. Но поскольку набирал он на службу лишь храмовых сирот, прикрываясь добросердечной заботой о них, никто не жаловался. Им попросту было некому. Госпожа Цан не единожды пыталась вразумить мужа, чтоб он сократил расходы на «рабочую силу», но тот не слушал её.
Вынув из-за пазухи кусок верёвки, господин Ни схватил Люи за руки и, обмотав их, привязал к деревянному столбу. Юноша закрыл глаза и сглотнул. Из-за тугой повязки на шее в горле стоял ком.
С улицы до чуткого слуха Люи донёсся едва различимый, но до дрожи знакомый скрип кнута госпожи Цан. Должно быть, она стояла там, белая от гнева. Хотела ли она оказаться на месте супруга или так яростно ненавидела слуг, что мечтала стереть их с лица земли, он не знал. Да и гадать об этом не было толку.
Убедившись, что «провинившийся» работник никуда не сбежит, господин Ни со вздохом расслабил плечи. Если бы не тень лёгкой улыбки, то с глазами, горящими столь жадным огнём, его можно было принять за одержимого или фанатика. Наблюдая в такие моменты за хозяином, Люи никогда не понимал, о чём тот думал. Разве могли издевательства над беззащитными людьми приносить радость?
Мурлыча под нос весёлую песенку, господин Ни прохаживался вокруг юноши, насколько тесный угол мог ему это позволить. Он присматривался к добыче и с одной, и с другой стороны, присаживался на корточки, нависал сверху, иногда нетерпеливо мял руки, видимо, предвкушая наступление дня совершеннолетия Люи.
Юноша боялся даже лишний раз вздохнуть. Он был благодарен судьбе и за эту маленькую отсрочку.
Тёмная фигура за стеной по-прежнему закрывала часть приоткрытого окна. Люи припомнил, как однажды госпожа Цан взъярилась на новенькую девушку. Та едва лишилась метки богов, как торговец отвёл её на склад. На следующее утро бедняжка еле могла ходить, а к вечеру вернулась госпожа Цан из поездки в столицу и вызвала девушку к себе. Выхаживали её после этого несколько недель.
– Жаль, сегодня у нас совсем нет времени, – услышал Люи недовольное бормотание торговца. – Треклятые боги, чтоб им провалиться с их церемонией!
Приоткрыв глаза, Люи увидел, что господин Ни взирал на него сверху вниз в смешанных чувствах. Мужчине явно хотелось продолжить разглядывать беспомощное тело, но было нечто, что беспокоило его сильнее.
Господин Ни нерешительно протянул к Люи руку, очевидно, намереваясь схватить его за волосы, но на полпути передумал. Он знал, что, если сделает это, остановиться будет сложнее.
Недовольно цыкнув, торговец грубо потянул за кончик верёвки. Ослабленная повязка упала в солому. Помедлив ещё с полминуты, господин Ни развязал платок на шее Люи и отвернулся.
– Уходи, – коротко приказал он, и в тоне мужчины слышалось неприкрытое раздражение.
Створка окна плавно опустилась на место.
Люи не стал ждать повторного приглашения и стрелой вылетел со склада. Хотя подобные встречи в укромном месте происходили далеко не впервые, всякий раз после них его тело трясло.
На улице стемнело. Деревня Лэй погрузилась в туман. Поправляя ворот, Люи подумал, что бабушка Яо опять станет ворчать, что он не поспел к ужину.
Вспомнив о старушке, он невольно улыбнулся. Бабушка Яо служила в храме богов, сколько он помнил. А когда после смерти матери Люи оказался в тамошнем приюте, она была единственной, кто заботился о нём. Наверняка и на этот раз, несмотря на позднее время, старушка припрятала для него что-нибудь съестное.
Оторвав взгляд от земли, Люи бегло оглядел улицы, по которым шёл. В этой части деревни стояли дома бедняков, теснившиеся друг к другу так близко, что и кошке не пролезть в зазор между ними. Поместье господина Ни разительно отличалось от этих домов, и всё же там юноша чувствовал себя гораздо более сжато.
Кое-где стены домов обшарпались, и с них кусками обвалилась штукатурка, но никто не обращал на это внимания. В деревне Лэй вообще было принято на многое не обращать внимания, словно, если отвернуться и сказать, что чего-то нет, то оно перестанет существовать. Это место могло бы стать символом уныния и застоя: в нём ничего не менялось годами – и, тем не менее, казалось, всех всё устраивало.
Ах, нет! Кое-что всё же поменялось: деревенские уже должны были нарядить площадь к завтрашнему явлению бога. Наверное, будет красиво.
Интересно, какой он, этот бог? В самом деле такой грозный и ужасающий, как рассказывали легенды, или какой-то иной? Может быть, он заботливый и добрый? Братец Су тоже всегда старался произвести впечатление и кого-нибудь отругать, а сам возился с приютскими малышами похлеще няньки.
Занятый этими мыслями, Люи не заметил, как добежал до территории храма. Прошмыгнув в приоткрытую боковую дверцу, юноша тихонько притворил её и знакомыми дорожками пробрался на кухню, где ещё сидели несколько дряхлых стариков, доедавших ужин. Люи застал их за помощью дедушке Мао, который был так стар, что уже не мог нормально сидеть за столом. Обычно он ел прямо руками, повсюду разбрасывая рис. Бабушка Яо терпела это, но в конце концов не выдерживала, забирала у старика миску и кормила его сама.
Наблюдая знакомую картину, Люи почувствовал себя как дома.
– Я вернулся, – широко улыбаясь, доложил он. – Что сегодня на ужин?
Юноше показалось, что старушка вздохнула с облегчением, прежде чем повернуться к нему.
– Разве я не говорила, чтобы ты приходил к ужину вовремя? – Не дожидаясь ответа и даже толком не взглянув на Люи, она продолжала: – Или этот черепаший сын считает, что может заставлять людей работать, покуда не свалятся в голодный обморок?
Оставив дедушку Мао на попечение таких же немощных товарищей, старушка прошла к столу, на котором лежали продукты на завтра, и достала из дальнего угла чашку с лапшой.
– Всё давно размякло, – буркнула она почти обиженно, стукнув миской о стол.
– Не стоит переживать, – несмотря на ворчание бабушки Яо, Люи всегда мог понять, о чём она беспокоилась на самом деле. – Я и так знаю, что бабушка готовит лучше всех.
– И не подлизывайся, – старушка опустилась на табурет напротив. Её тон заметно смягчился.
– Даже не думал, – промямлил Люи с набитым ртом.
Бабушка Яо вздохнула. Теперь, когда воспитанник вернулся, она понемногу начала успокаиваться. Жаль, что Мэн Лин не дожила до этих пор. Она бы непременно порадовалась, увидев, каким вырос её ребёнок.
– Сегодня я прибиралась в библиотеке, – склонившись к столу, вполголоса проговорила старушка, глядя на Люи. Юноша отвлёкся от чашки с едой и так выразительно посмотрел на бабушку Яо, что и спрашивать ничего не потребовалось. – Не знаю, подойдёт ли такая, – с этими словами она вынула из-за пазухи тонкую потрёпанную рукопись и положила её на стол. – На этой книге было столько пыли, что вряд ли её хватятся скоро.
– Я постараюсь быстро прочитать и вернуть, – пообещал Люи, поспешно заталкивая книгу за шиворот. Если кто-нибудь заметит пропажу, бабушке Яо попадёт.
– Опять таскаешь пацану этот хлам, – послышалось над ухом, и Люи от неожиданности чуть не подпрыгнул. Подняв голову, он увидел рядом дедушку Ли. – Мао доел. Мы уходим, – развернувшись, старик поплёлся прочь, не удостоив его и взглядом. – Зачем только эта чертовка научила мальца читать? – вопрошал дедушка Ли сам себя. – Рос бы нормальным, как все дети. Так нет – он книжки до дыр зашаркивает. В шахтёрской-то деревне!
– Не слушай его, – бабушка Яо поспешила накрыть ладонь Люи тёплыми сухими руками. Они были колючими от тяжёлой работы, которой занималась старушка при храме, но всё равно Люи передалась та нежность, которую женщина вложила в это прикосновение. – Лин-Лин знала, что делала.
Едва Люи раскрыл рот, чтоб ответить, как на кухне появился старший брат Су Ифэн. Он кивком пропустил уходящих стариков и сурово оглядел владения бабушки Яо. Заметив младшего, брат Су нахмурил брови.
– Ты почему не в кровати?
– Братец, я только с работы вернулся, – Люи запихал в рот побольше еды, зная, что старший не станет слушать.
– Быстро спать!
– Хорошо, – одним глотком допив бульон, Люи отставил миску. – Спасибо за еду, – улыбнувшись бабушке Яо, он выскользнул за дверь и побежал в сторону сиротской спальни.
– Я передам настоятелю, чтобы он попросил господина не задерживать работников, – Су Ифэн ещё раз строго осмотрел кухню. Там, где ужинал дедушка Мао, повсюду валялись остатки еды. – Помощь нужна?
– Что ты, что ты, – старушка тяжело поднялась из-за стола. – Эта старая мотыга ещё может выполнять свою работу.
Подхватив миску Люи, бабушка Яо понесла её к остальной грязной посуде. Брат Су кивнул, пожелал ей доброй ночи и вышел. Как дежурному ему ещё нужно было обойти территорию храма и удостовериться, что все сироты крепко спят. А то не доглядишь за ними, потом хлопот не оберёшься.
Прижимая добытую книжку к груди, Люи неслышно проскользнул в спальню. В нос ему ударил запах пота и сладостей. Кто-то из ребят, спящих возле входа, точно припрятал что-то вкусненькое. Скорее всего, это Чжань Пи, что подрабатывал в пекарне.
Люи на цыпочках прокрался к своей кровати, стараясь никого не потревожить звуками шагов. Но едва он собрался опуститься на жёсткий матрас, как понял, что место занято двумя младшими детьми. Юноша присел на корточки. Это были малыш Тянь Юй и его названный брат Му Юнь, которые каждый вечер перед сном приходили послушать историй.
– Простите, сегодня я не смог вам ничего рассказать, – прошептал Люи, накрывая мальчиков стареньким одеялом. Один из них заворочался во сне, и юноша мягко положил руку ему на голову, чтобы успокоить. Затем он вытащил из-под кровати потрёпанную циновку, расстелил её там, где сидел, и улёгся поверх без всякого одеяла. Конечно, от такой ночёвки назавтра у него будет ломить всё тело, но нельзя же, в самом деле, прогнать детей.
Люи немного переживал из-за того, каким он рос слабым. Несмотря на среднее телосложение, здоровье его не ладилось. Стоило перетрудиться или переволноваться – и начинало нестерпимо колоть в груди. А иногда он вовсе мог целый день пролежать без сил: чаще всего это случалось в сезоны дождей. Ночёвки на полу тоже не проходили бесследно: на следующий день юноша чувствовал себя вялым, а в некоторых местах у него появлялись синяки.
Поправив циновку так, чтоб на неё падал лунный свет из окна, Люи чутко прислушался к темноте, прежде чем вынуть из-за пазухи книжку, которую вынесла из библиотеки бабушка Яо. Как и большинство людей вокруг, старушка не умела читать, и потому брала наугад самые пыльные книги – те, к которым давно никто не прикасался и вряд ли стал бы скоро о них спрашивать.
Для Люи обучение чтению осталось самым ярким воспоминанием о матери. Даже будучи прикованной к постели в свои последние дни, Мэн Лин настаивала на том, чтобы он сидел над книгами по несколько часов в день. Как теперь, так и тогда, поставщиком рукописей для матери и сына была бабушка Яо, которая присматривала за ними с тех пор, как они появились в деревне Лэй.
Люи раскрыл книгу и перелистнул несколько страниц. «Откуда в библиотеку храма попала небылица?» – не поверив своим глазам, он по-быстрому просмотрел всю рукопись. Обычно бабушка Яо приносила ему травники или сборники наставлений настоятелей храма разных лет – но историю о том, как человеческая женщина стала супругой бога, Люи держал в руках впервые.
«Кому понадобилось тратить на это столько бумаги?» – дивился юноша, вертя книжку в руках. Сама бумага тоже показалась Люи необычной – с лёгким налётом мерцания и гораздо более гладкая, чем вся знакомая прежде. Пожав плечами, он погрузился в чтение.
История рассказывала о девушке, брак с которой люди Восьми Провинций назвали уплатой дани. Автор же предпочитал выражение, связанное со смирением или покорностью судьбе. Но поскольку рукопись пестрела старинными символами, многие из которых Люи не знал, понять её оказалось непросто, несмотря на идеальный почерк писца.
Попытавшись представить того, кто мог писать столь аккуратно, Люи увидел перед собой утончённую девушку благородного происхождения. Не поверив своему воображению, он потряс головой. Очевидно, что небылица заставила фантазию разыграться. Ну откуда в деревне Лэй взяться такой редкой книге?
Кроме текста, Люи нашёл в рукописи несколько детальных рисунков. Проведя по ним пальцами, он поймал себя на странном желании просунуть руку внутрь. Конечно, это было невозможно. Всё, чего бы Люи добился этим, – проделал бы в истрёпанных временем страницах дыру.
Дочитав книгу, он перевернулся на спину и уставился в потолок. «Какая странная история», – думал Люи, вглядываясь в игру света и тени, заполнявшую комнату. Со всех сторон доносилось посапывание, кто-то из детей храпел, уткнувшись в подушку, из-за чего звук получался приглушённым, будто придавленным. «Наверняка он напускал целое море слюней», – хихикнул юноша про себя.
Но отчего-то больше смеяться ему не хотелось. Люи так взволновала прочитанная небылица, что сна не осталось ни в одном глазу. Интересно, могло ли написанное произойти в самом деле? Разве боги взяли бы в жёны кого-то из людей?
Юноша припомнил слухи о властелинах двух миров, которые шёпотом передавались в деревне Лэй по тёмным углам.
За общение с богами многие века отвечал правящий клан Цинь, что восседал на престоле в Аньяне. Простые смертные не то что не видели их лиц, скрытых за нефритовыми масками, они даже не знали, умеют ли боги говорить на человеческом языке. Если задуматься, не так уж много было о них известно – всё больше домыслы и пересуды. Вот если б оказаться во Внутренних Землях и самому на всё поглядеть…
Люи бережно припрятал книгу за пазуху, намереваясь вернуться к ней позже. Вдруг ему удастся разобрать ещё несколько символов? Может быть, тогда на историю девушки прольётся чуть больше света?
В любом случае, завтра состоится церемония уплаты дани, и в деревню Лэй придёт один из богов. Нужно будет подобраться поближе и как следует его рассмотреть – а то когда ещё предоставится такая возможность?
Последний раз боги приходили в эти края задолго до того, как Люи с матерью появились в деревне, поэтому о прошлых смотринах он не знал ничего. Как и не представлял, где жил ранее. Но если долго раздумывать о прошлом, что-то мучительное начинало шевелиться в памяти, и Люи охватывал страх. Всякий раз, думая о детстве, он приходил лишь к одному желанию: бежать.
Люи схватился за горло и шумно вдохнул воздух. На мгновение ему показалось, что комнату наполнил запах гари. Юноша почувствовал, как вспотели его ладони, а тело охватила дрожь. Ещё немного – и железным обручем сдавит сердце.
Люи положил руку на грудь и, несколько раз вдохнув и выдохнув, как учила его матушка, заставил себя успокоиться. Вдох. Задержка. Выдох. Задержка. И так – пока не перестанет трясти. Сейчас не время разбираться в том, что ему привиделось: храмовый лекарь уехал в столицу за пилюлями, и случись что с одним из сирот, помочь будет некому.
Юноша запрятал рукопись поглубже – чтобы не выпала – и перевернулся на бок, засунув руку под голову. Его мысли снова вернулись к предстоящей церемонии. По случаю праздника завтра будет отдыхать вся деревня – остановятся даже работы в шахтах. А когда божественную дань посадят в повозку и торжественно проводят в столицу, люди бросятся пить и радоваться, что беда обошла их стороной.
Конечно, будет и одна опечаленная семья – та, чьё дитя изберёт данью бог. Бабушка Яо рассказывала, как не раз за долгую жизнь наблюдала слёзы отцов и матерей, вынужденных отослать отпрысков в Шаньшэнь. В этом доме ещё много дней продлится траур, ведь несчастные родители больше никогда не встретят своих детей.
Люи всегда расспрашивал о богах с непомерным любопытством. Иной раз старушке приходилось прикрикнуть на него, чтоб отстал. Ему постоянно казалось, что бабушка Яо что-то недоговаривала, однако выяснить, что именно, у него так и не вышло. В конце концов он решил оставить её в покое и сосредоточиться на книгах – ведь те не станут тебя ругать, да и утаить от тебя ничего не смогут.
Люи перевернулся на другой бок и мысленно пересчитал всех девушек и юношей подходящего для церемонии возраста: от семнадцати до двадцати одного. Всего получалось около двух десятков, включая дочь господина Ни – Сяоли.
Вспомнив о торговце, Люи опять невольно потянул руку к шее.
Наверное, госпожа Цан была сегодня особенно зла из-за того, что даже на пороге беды её супруг думал лишь о том, как удовлетворить свои сомнительные потребности, а вовсе не о том, как поддержать родную дочь.
В прошлом месяце Сяоли достигла возраста семнадцати лет. Люи готов был поклясться, что с тех пор она плакала каждую ночь, сетуя на горькую судьбу. Юноше стало жаль бедной девушки – она хоть и была несносной и капризной, но всегда относилась к нему по-доброму и угощала сладостями, когда не видели мать и отец. Будет грустно, если выберут её. А какая буря поднимется в доме господина Ни – и представить страшно…
Отогнав мрачные мысли, Люи решил подумать о том, чем займётся в долгожданный выходной. Перевернувшись на спину и положив руку поверх спрятанной книги, он вдруг ощутил, что всё идёт своим чередом. Вслед за этим чувством его охватило спокойствие, и он сам не заметил, как уснул.
Глава 2. Луч солнца в деревне Лэй
Люи выбежал из-за угла, на ходу зацепившись рукой за проходившего мимо монаха, чтоб не упасть. Извиняясь и кланяясь, он попятился в сторону храмовых ворот и чуть не налетел на бабушку Яо, которая мела двор.
– Доброе утро! – ещё до того, как старушка начала ворчать, Люи обезоружил её искренней улыбкой.
Подняв было метлу, чтобы осадить проказника, бабушка Яо передумала. Она как никто другой знала о том, сколько Люи пришлось пережить. И то, что он продолжал улыбаться так же чисто, как в детстве, было настоящим чудом.
– Сегодня на обед будет много вкусного! – прокричала бабушка Яо ему вслед.
Люи на миг задержался возле ворот, прежде чем исчезнуть из вида.
– Я постараюсь вернуться вовремя! – пообещал он и был таков.
Бабушка Яо покачала головой и продолжила выметать сор со двора.
Обычно по утрам в деревне Лэй стояли густые туманы. С первыми лучами солнца они начинали редеть, и полностью таяли через два-три часа. Если было пасмурно, туманы могли висеть и дольше, кутая блёклые улицы деревни в размытые покровы. В любой другой день Люи не волновала бы плохая погода – но только не сегодня. Ведь если будет пасмурно и туманно, то это испортит всё божественное явление.
Словно в ответ на его мысли сквозь плотные облака пробился робкий луч солнца. Вслед за ним ещё один, и ещё. Мягкие золотые лучи разгоняли туман медленно, но верно – совсем как бабушка Яо выметала со двора мусор. Улыбнувшись этому сравнению, Люи про себя рассмеялся. Его хорошего настроения в этот день не могло испортить даже ноющее тело.
Пробегая по улицам, юноша заметил, что со всех домов поснимали фонарики, отпугивающие духов. Обычно их вешали при входе, чтобы спровадить божественных духов-шпионов, которые, по поверьям, густо населяли мир. Однако в день божественного явления нельзя было допустить, чтобы властелин увидел эти фонарики, поэтому все их убрали до того времени, пока бог не уйдёт.
Вскоре Люи услышал гул толпы, а подойдя к воротам центральной площади, увидел, что на ней действительно собралась вся деревня. Над головами зевак виднелось пламя ритуального огня, расположенного на возвышении в середине. С четырёх сторон к нему подбирались ступенчатые подъёмы, у одного из которых рядами стояли «гуншэнь» – претенденты на роль божественной дани.
Остальные люди теснились по краям просторного квадрата площади, словно не решаясь ни на шаг подступиться ближе к центру. Как правило, на других праздниках глава и старейшины деревни занимали места на возвышении у ритуального огня – однако на этот раз они не могли позволить себе оказаться выше бога, поэтому расположились внизу.
Вклинившись в толпу, Люи стал протискиваться ближе к воротам, через которые должен был прийти властелин. В том месте осмеливались становиться только самые любопытные и бесстрашные, и толпа там выглядела куда более редкой.
Люи знал, что ребята из приюта делали ставки, кто дольше простоит у этих ворот. В награду смельчаку они готовы были отдать значительную часть сбережений. Впрочем, никто из них не поставил бы на Люи, потому как он мог вытворить что угодно. Да и отдавать деньги тому, кто вернёт их обратно в виде бесполезных вещей вроде бумаги и чернил, не имело смысла.
Люи протискивался через толпу, подмечая, как с каждым чжаном ослабевало её давление. Он кожей чувствовал висящее над площадью напряжение, перемешанное со страхом и толикой интереса. Однажды просунув голову в просвет между зеваками, юноша увидел родителей гуншэнь, выстроившихся впереди остальных людей, а затем и самих юношей и девушек.
Все они стояли бледные, без кровинки в лице. И если юноши могли сохранять хотя бы относительно невозмутимый вид, то по лицам девушек было заметно, что прошедшую ночь они провели в слезах.
Окинув молодёжь любопытным взглядом, Люи выхватил среди прочих Ни Сяоли. Он собирался помахать ей, чтоб поддержать несчастную девушку, но кто-то грубо засадил ему локтем под дых, и он согнулся, пересчитывая звёздочки. После этого юношу несколько раз пихнули в спину и в бок, обругали отборной бранью и наконец вытолкали в нужном направлении. Люи потёр ушибы и поморщился. Как будто мало ему было синяков от циновки.
Пока раздумывал, куда лучше встать, он незаметно для себя оказался у края толпы. Вся площадь просматривалась отсюда как на ладони. Старейшины действительно постарались на славу, чтобы привести её в надлежащий вид: они не только украсили всё вокруг фонарями и ленточками, но даже выщипали траву меж каменных плит.
В одном из дальних углов площади Люи увидел огромный церемониальный барабан на бронзовой подставке в виде черепахи. Прежде он знал о нём только из рассказов бабушки Яо. Теперь, увидев инструмент воочию, юноша по-настоящему впечатлился. Должно быть, нелегко было притащить его сюда. Интересно, как он пролез в ворота? И где хранился всё то время, пока не использовался? Люи едва мог припомнить хотя бы пятёрку мест в деревне Лэй, где можно спрятать такую громадину.
Может быть, поместье старосты? Или внутренний двор другого дома, куда простым смертным вход запрещён? Но тогда бы мальчишки из приюта непременно всё разузнали и попытались проникнуть на закрытую территорию. Или наведались поглазеть на сам дом.
Раздался гонг, возвещавший о скором начале церемонии. Один такой Люи уже слышал перед тем, как выбежать из храма. Если это был второй, значит, ждать оставалось недолго. Отследив направление звука, юноша увидел, что его источник находился в другом углу площади.
К его удивлению, это оказался вовсе не тот гонг, который использовали в деревне обычно. Видимо, его тоже доставили сюда для сегодняшней церемонии. Гонг был испещрён символами звёздного круга, по которому монахи определяли даты значимых событий. Как правило, делалось это в Удэ – духовном центре Восьми Провинций – или в храме богов Аньяна, столицы Йоушань. В других местах вряд ли кто-то умел им пользоваться. Во всяком случае, Люи не знал ни одного такого человека.
Продолжая блуждать по площади взглядом, юноша заметил, как глава деревни отделился от группы родителей и направился в сторону ритуального огня. Следом за ним шли несколько слуг, которые несли высокий бронзовый стол, свечи, кувшины с водой, вином и кровью ритуального быка, блюдо с просом, нефритовый сосуд и другие церемониальные предметы.
Из разговоров в храме Люи знал, что это просо было выращено на специальном поле, за которым ухаживали монахи. Братец Су говорил, что только самые высокопоставленные служители богов допускались туда. Они же изготовили и вино для церемонии. А в нефритовый сосуд будет положена прядь волос божественного избранника. Этот сосуд запечатают подобно урне с прахом и передадут родителям того, кто отправится в Шаньшэнь. С этих пор он или она будет считаться умершим.
Глава деревни остановился перед гуншэнь, критически оглядел молодёжь с головы до ног и жестом велел всем немного рассредоточиться.
Этих юношей и девушек начали готовить к церемонии за несколько месяцев, чтобы убедиться, что они всё сделают правильно, но одно дело – наставления и совсем другое – реальность.
Старейшины верили, что от соблюдения церемониала будет зависеть расположение богов к жителям деревни Лэй. Может быть, они великодушно ниспошлют здешней земле побольше дней с хорошей погодой, чтобы урожай родился обильным. Или принесут редких пилюль, на продаже которых можно будет хорошо заработать.
Увидев, что его молчаливый наказ исполнен, глава деревни развернулся к гуншэнь спиной. Его помощники поставили перед стариком тяжеленный стол, который кое-как притащили аж вшестером, и разложили на нём ритуальные предметы. Затем они помогли старейшине омыть руки и с поклоном удалились.
Рассматривая церемониальный наряд главы деревни, Люи дивился, зачем использовать настолько сложный костюм? Неужели богам действительно важно, кто во что одет? Он мельком взглянул на свои одежды. Тёмные штаны, старая обувь, наверняка сменившая не одного владельца, рубаха с высоким воротом и закатанными рукавами. Изящностью тут и не пахло. Хотя, при всём желании выбирать ему не приходилось, ведь храмовые сироты одевались в те вещи, которые односельчане носили им в дар.
Закончив с приготовлениями, глава деревни замер перед алтарём. Остальные старейшины также заняли свои места: они расположились на маленьких жёстких подушках, выложенных полукругом возле гуншэнь.
Среди родителей поднялось волнение. Люи слышал, как тяжело вздыхали и охали женщины. Мужчины цыкали на них, призывая молчать.
Вновь раздался гонг, оповещая о начале церемонии. Народ невольно подался вперёд и насел на Люи. Юноша непроизвольно попятился назад и впечатался в стоявших за ним людей. Вопреки ожиданиям, толпа приняла его мягко и не противясь.
На площади показался главный настоятель храма богов. Вместе с его приходом братья ударили в церемониальный барабан. Народ вздрогнул. Под гулкий ритм, разносящийся по округе, настоятель приблизился к центру площади. Он также был облачён в сложный наряд, только, в отличие от одеяний главы деревни, его тёмный пао покрывала вышивка в виде множества серебряных звёзд.
Монах не подошёл сразу к алтарю, а сначала описал круг между претендентами на роль божественной дани и старейшинами, сидящими на подушках. В его руках была нефритовая чаша с киноварью и кисть, которой мужчина стал наносить символы на каменные плиты.
Настоятель передвигался от одной точки площади к другой с удивительной ловкостью, его движения складывались в замысловатый танец, и это зрелище завораживало Люи.
Когда он был младше и мог свободно слоняться где хотел, он не раз наблюдал за тем, как старший монах упражнялся в саду. Несмотря на преклонный возраст, мужчина мастерски владел своим телом. Несколько лет назад юноша даже подумывал о том, чтобы сделаться послушником, но вскоре его распределили в помощники к господину Ни.
Закончив наносить символы на плиты, настоятель приблизился к главе деревни и обменялся с ним поклонами. Затем он отставил в сторону чашу, положил кисть и оглядел алтарь. Заученными движениями монах зажёг свечи и принялся читать молитвы над блюдом с просом и чашей с ритуальным вином. Мужчина по очереди воздевал блюдо и чашу к небу, прося богов принять эти символические дары и в наступающем периоде позаботиться о деревне Лэй.
Затем они вместе с главой прошли по рядам гуншэнь, поднося каждому вино и обсыпая коричнево-золотистыми зёрнами. Всякий раз, когда монах вскидывал руку и подбрасывал горсть проса, громко выкрикивая молитвы, девушки вздрагивали.
Барабанный бой ускорялся, меняя ритм. Вино в чаше закончилось как раз на последнем претенденте. На блюде осталась лишь маленькая горсть проса, которую настоятель храма, поднявшись по ступенькам, бросил в огонь. В этот момент солнце осветило площадь, и толпа взволнованно зашумела о том, что боги благосклонно отнеслись к предложенному подношению.
Вернувшись к алтарю, монах взял в руки чашу с кровью церемониального быка. Он ещё раз подошёл к каждому юноше и каждой девушке и одним быстрым движением нанёс алые росчерки на их бледные губы.
Одна из матерей, не выдержав этого зрелища, разрыдалась. Старейшины, сидевшие на подушках, жестами приказали увести её с площади. Толпа заволновалась, и Люи потянуло в сторону. Он увидел рядом с женщиной, которую уводили прочь, госпожу Цан. На этот раз она предстала перед ним не просто высохшей и тощей – из неё словно за одну ночь вытянули все соки. Госпожа Цан по-прежнему сжимала руки так, будто в них находился кнут, с которым она ни на миг не расставалась в поместье Ни, но как-то рассеянно. Она словно была не в себе.
Посторонившись, чтобы пропустить уходящую соседку, госпожа Цан встретилась взглядом с Люи. Сначала она смотрела отрешённо, будто сквозь него, но внезапно в её глазах мелькнул недобрый огонёк. Осанка потухшей женщины выровнялась, и она гордо вскинула голову. Люи обдало холодком. Он невольно попятился назад, но упёрся спиной в крупного мужчину. Тот собирался грубо отпихнуть юношу в сторону, но, увидев на его шее край божественной метки, сдержался и просто отодвинул его, пробурчав, что детям тут не место.
Когда рыдающую женщину провели мимо, толпа снова сомкнулась, а настоятель храма завершил ритуал под грохот барабана, превратившийся в сплошной гул. Братья-монахи в последний раз ударили по толстой воловьей коже, и над площадью повисла звенящая тишина. Глава деревни и старший монах направились к воротам, возле которых по традиции должны были первыми приветствовать бога.
Солнце ярко сияло над деревней Лэй, туман окончательно рассеялся. Люи приложил ладонь к лицу, чтобы дать глазам тень, и прищурился. Вдруг ему показалось, что по площади перемещается маленький лучик света. Юноша привстал на цыпочки, вытянулся, насколько мог, и пригляделся внимательнее. Он готов был поклясться, что видит смутные очертания неизвестного существа, состоящего из солнечных лучей.
Это существо парило в воздухе, следуя к воротам за главой и настоятелем, и буквально трепетало от радости. Люи настолько увлекла эта находка, что он не заметил, как снова оказался в первых рядах зевак.
Если припомнить, когда Люи был помладше и у него было больше свободного времени, он частенько бегал гулять за деревню в лес и там видел таких же солнечных зайчиков. Тогда он не придавал этому особого значения, а воспринимал их как часть мира, в котором жил. Но чем взрослее юноша становился, тем реже эти существа попадались ему на глаза. Может, и правда срабатывали охранные фонари?
Погрузившись в эти мысли, Люи потерял из вида солнечное существо так же внезапно, как и нашёл. Вздохнув, он вернулся к созерцанию церемонии.
Всего в нескольких шагах застыли в нижайшем поклоне глава деревни Лэй и настоятель храма богов. Видно было, что стояние на коленях даётся старейшине с трудом. Вроде бы, в этом году он хотел передать пост наследникам и отойти от дел, но по какой-то причине до сих пор этого не сделал. Возможно, будущий глава деревни не решался взваливать на себя такую ношу, как встреча бога. В любом случае, юноша ничего не смыслил в этом, а потому мог только предполагать.
Вдруг Люи уловил в воздухе тончайший аромат хризантем. Он завертелся по сторонам, пытаясь выяснить, кто принёс свежие цветы на площадь. Однако люди вели себя как раньше, совсем этого не замечая.
Мельком Люи даже подумал, что это могли быть духи какой-нибудь знатной дамы – но, в самом деле, откуда ей взяться в таком-то захолустье? Самыми знатными здесь были глава деревни и его жена, а от них пахло только старостью и страхом.
Люи потянулся на запах и невольно сделал несколько шагов к воротам. Толпа в это время склонилась в поклоне. На площадь налетел порыв ветра, а солнце спряталось за облака, набежавшие невесть откуда. И хотя Люи теперь не видел ни одного лица жителей деревни Лэй, он вновь почувствовал, как возросло напряжение. Кто-то рядом с ним кашлянул, и юноша, спохватившись, опустился на колени вслед за остальными.
С главы деревни сошёл уже десятый пот, а бог всё не появлялся. Понемногу народ начинал поднимать головы и осматриваться. Кто-то вполголоса спросил, верно ли была названа дата божественного явления. И хоть никто не решался роптать в открытую, явное недовольство читалось в глазах людей.
Люи подумал, каково же было гуншэнь, что стояли посреди площади в ожидании своей судьбы. Любой из них мог в этот день навсегда распрощаться со всеми, кого любил. Не то что он – дитя без родных. Люи с улыбкой подумал, что если бы по кому и скучал, случись ему покинуть деревню, то только по бабушке Яо, её тёплому супу и ласковому ворчанию.
Вспомнив про старушку, он принялся ощупывать себя в поисках книги. Люди, находившиеся рядом, странно на него покосились и на всякий случай чуть отодвинулись. Юноша смутился.
– На месте, она на месте, – пробормотал Люи, не разжимая зубов, и опустил голову. – Нашёл время…
– Лекаря! – раздалось вдруг с центра площади, и там поднялся переполох. – Девушке поплохело, скорее!
Люи вытянул голову, чтоб посмотреть, кому стало дурно. Кажется, это была соседка Ни Сяоли. Да и сама девушка выглядела так, будто с минуты на минуту свалится в обморок.
Глава деревни беспокойно оглянулся назад. Поскольку храмовый лекарь на днях отбыл в столицу, в деревне остался только его ученик. Он нерешительно мялся на краю толпы, вглядываясь в лицо старика, словно прося дозволения оказать помощь пострадавшей. Взглянув перед собой, старейшина не увидел признаков приближения бога. Он нерешительно приподнялся и махнул рукой.
Выбежав из толпы, что поднялась вслед за главой, младший лекарь присел возле девушки. Он поспешно сунул ей под нос тряпицу, смоченную какой-то жидкостью с резким запахом, затем похлопал её по щекам. Та сморщила нос, однако глаз не открыла.
В это время по площади прокатилась волна мягкого света. Люи почувствовал, как цветочный аромат, который прежде едва угадывался, заполнил нос целиком. Юноша невольно повернулся к воротам, в которые с минуты на минуту должен был войти бог. Всё внутри него трепетало от предвкушения.
Внимая неясному зову, Люи, словно зачарованный, смотрел перед собой, в то время как перепуганные люди, напротив, пятились назад и падали ниц. Если бы не ещё больший страх перед гневом властелина двух миров, они, должно быть, и вовсе разбежались бы кто куда.
Больше всех разрывался между желанием бежать и остаться ученик лекаря. Он ещё не привёл в чувство девушку, упавшую в обморок, и застыл посреди площади, как кол посреди пашни. Юноша, который придерживал подругу по несчастью, также не знал, что ему делать: то ли бросать её и возвращаться на место, то ли продолжать сидеть, где сидел. Ещё неизвестно, что покажется богу более неприглядным: нарушение должного порядка или одна из гуншэнь, без чувств лежащая на земле.
Глава деревни зажмурил глаза, предчувствуя кару. Было уже поздно что-либо менять. В один из прошлых сроков сбора дани властелины приходили в соседнюю деревушку. Та была и вовсе на два дома, и претендентов подходящего возраста в ней имелось раз-два, тем не менее, традиция обязывала, и самый перспективный юноша – сын старейшины – был избран. Однако он устроил переполох, попытавшись бежать, и разгневанный бог стёр поселение с лица земли одним лишь взмахом руки – так рассказывали очевидцы.
Солнце снова показалось над деревенской площадью. Ослеплённый его ярким сиянием, Люи замер. По неизвестной причине у него вдруг перехватило дыхание. Ноги сделались непослушными, а тело тяжёлым и неуклюжим. Юноше отчаянно захотелось спрятаться среди людей, но, сделав шаг назад, он упёрся в чью-то руку.
Обернувшись, он увидел позади себя лицо доверенной служанки госпожи Цан – Ин Цзы. Лицо девушки, смотревшей на него, всё перекосило то ли от отвращения, то ли от страха. В следующее мгновение Люи осознал, что его вытолкнули на площадь перед главой деревни и настоятелем храма – с одной стороны – и явившимся богом – с другой.
Сердце Люи ухнуло вниз. Он впился ногтями в каменные плиты и замер, не смея дышать. Рядом с ним развевались изящные белые одежды с золотой вышивкой. Краем глаза он уловил на многослойном подоле изображения шаровидных хризантем, а под ними – носок белого сапога. Поверх воздушных слоёв ткани мягко колыхались складки накидки, напоминавшей оперение мифической птицы.
Над головами людей прокатился тяжёлый вздох.
Повинуясь порыву любопытства, Люи поднял голову и взглянул туда, где у бога должно было находиться лицо, однако увидел лишь маску из зелёного нефрита в обрамлении длинных светлых волос.
По-эту-сторону-гор людей с такими волосами встретить было невозможно. Кроме рода наместника Байшуй, известного на все Восемь Провинций волосами белее снега, остальные здешние люди имели исключительно тёмный цвет волос – различались разве что оттенки.
В груди у Люи ёкнуло. Что-то смутно знакомое попыталось подняться из глубин его существа, но тут же рассыпалось, оставив невесомый осадок.
Люи почувствовал, как глава деревни несколько раз потянул его за рукав, настойчиво призывая что-то сделать. Но он так увлёкся разглядыванием бога, что ничего не соображал.
Бог оказался высок и строен. Скорее всего, подумал Люи, он также был молод – если подобное можно говорить о богах. Юношу снова окружил приятный аромат хризантем, и на этот раз Люи осознал, что он исходил от того, кто стоял перед ним.
Из-под нефритовой маски послышался смешок.
Люи настороженно прислушался. Показалось?
Бог подошёл ближе. Глава деревни перестал тянуть Люи за одежду и медленно попятился назад, длинными полами церемониального пао заметая пыль. Его трясло так, что мотало из стороны в сторону, но этого Люи видеть уже не мог, поскольку всё его внимание было приковано к властелину.
Не заметил он и мёртвой тишины, повисшей над площадью. И того, как солнце опять спряталось за облаками, и в деревне Лэй стало зябко и неуютно, – ведь рядом с богом разливался иной – его собственный свет.
Люи не сразу вспомнил, что нарушил правила церемонии. Когда он спохватился, то понял, что уже несколько минут сидит и таращится на бога, словно перед ним не властелин двух миров, а диковинная картина.
Кровь разом прилила к его лицу и забилась в висках. Люи сжал ладони в кулаки. Что же делать? Бежать поздно, да и некуда. Падать ниц и молить о прощении? Но хватит ли его жалкой жизни, чтобы купить безопасность деревни?
Во рту у него пересохло. Интересно, каким способом бог его убьёт? Люи не заметил при нём ни намёка на оружие. Но такому как он, вероятно, это и ни к чему. Если бы юноша мог выбирать, то он бы предпочёл быструю смерть. Или спокойную смерть во сне – но какой сейчас может быть сон, в самом деле?
Люи нервно рассмеялся про себя и тут же порадовался, что не сделал этого вслух. Ему хотелось разорваться на тысячу частей, метнуться к бабушке Яо и проститься с ней как следовало, хотелось ещё раз сходить на могилу матери и сказать, что скоро они встретятся, хотелось подойти к бедняжке Сяоли и подбодрить её, потрепав за плечо. И в последний раз посмотреть, как дедушка Мао роняет на стол еду, когда ужинает.
Юноша вдруг так ярко ощутил все те вещи, которые любил в своей жизни, что на глазах у него навернулись слёзы. Одной рукой продолжая впиваться в каменные плиты площади, второй он схватился за одежду на груди. За пазухой всё ещё лежала книжка, которую он не успел вернуть. Должно быть, настоятель храма рассердится и отругает бабулю за то, что взяла рукопись без спроса. Но если бог убьёт его аккуратно, книга может остаться цела.
Собрав волю в кулак, Люи решил обратиться к властелину с просьбой, хоть она и запоздала. Он медленно сделал глубокий вдох, на несколько мгновений задержал дыхание, заставляя тело хоть немного перестать дрожать, выдохнул и снова замер, не дыша, а когда открыл глаза, то попросту опешил.
Нефритовая маска бога оказалась настолько близко к лицу Люи, что он смог разглядеть под ней зелёные искорки глаз в тени длинных ресниц. И в этих глазах не было ни угрозы, ни гнева – ничего, что внушало бы страх, – лишь лукавое любопытство.
– Пойдёшь со мной? – спросил бог чистым молодым голосом и протянул Люи руку ладонью вверх.
Глава 3. Путь в Аньян
Люи не поверил своим ушам. Что сейчас произошло? Он уже успел мысленно проститься со всеми, кого вспомнил, и смириться с тем, что жизнь его оказалась короткой и бессмысленной, а тут такое. Юноша открыл рот и уставился на бога. Он готов был поклясться, что тот улыбался под маской. Возможно, Люи списал бы услышанное на бурную фантазию, но перед ним по-прежнему находилась протянутая ладонь – а этого вообразить он точно не мог.
– Решайся, – шепнул бог, и Люи вдруг показалось, что тот собрался отодвинуть ладонь.
В груди снова защемило и, поддавшись порыву прежде, чем успел сообразить, что делает, Люи вцепился грязными пальцами в божественную руку.
– Я пойду! – выпалил он, глядя властелину в глаза и снова чувствуя, как начинает дрожать. Но на этот раз не от страха, а от волнения.
– Сразу бы так, – в тоне, каким бог произнёс эти слова, Люи уловил радость.
В следующий миг сильные руки оторвали его от земли и поставили на ноги, словно ребёнка. Затем, подхватив Люи под локоть, бог приблизился к старейшинам деревни, всё ещё бьющим в поклонах лбы.
– Я забираю его, – объявил бог, демонстрируя людям поднятую руку Люи.
Сначала глава деревни никак не отреагировал, он продолжал трястись от страха и биться головой о каменные плиты. Лишь через какое-то время, поняв, что ничего не происходит, старик осмелился взглянуть в сторону бога. Каково же было его удивление, когда он обнаружил того застывшим в сигнальном жесте.
Старейшина сел и оторопело уставился на чудаковатого властелина.
– Это… не дань, – сипло выдавил он из себя.
Люи показалось, что бог вздохнул.
– Я забираю его, – повторил он спокойно, глядя на главу деревни так, словно перед ним находился неразумный ребёнок.
– Это не…
Настоятель храма оказался куда более сообразительным. Он пихнул старика в бок и метнул на него такой строгий взгляд, что тот не посмел больше ничего произнести.
По лицу главы было видно, что он решал для себя крайне сложную задачу. Возражения так и роились у него на языке, однако ни одно из них не сорвалось с уст. Оглянувшись на гуншэнь, старейшина принял окончательное решение.
– Как будет угодно всемогущему властелину, – поклонившись, он встал с земли, чтобы принести нефритовый горшок для пряди волос Люи, однако бог не стал дожидаться окончания церемонии. Он обогнул главу деревни, миновал молодёжь, не взглянув ни на кого даже мельком, и помог Люи взобраться в подготовленную повозку.
Юношу снова окатило волной цветочного аромата, и перед глазами у него возник благоухающий сад с маленьким прудом, засаженным белыми лотосами – именно такую картинку он видел в книжке о божественной супруге. Рассматривая рисунок, он, конечно, не мог знать наверняка, были ли те цветы белыми, но перед его внутренним взором они предстали именно такими. В саду вокруг также находились белые и золотые цветы. Озорной порыв ветра налетел на них и поднял в воздух стайку лепестков, наполнив всё вокруг дурманящим ароматом.
Люи глубоко вдохнул этот запах и задержал дыхание, стараясь запомнить его как можно лучше. Он почувствовал, как бог рядом замешкался, но уже в следующий миг опустил занавеску повозки и отступил в сторону.
Люи качнуло – это извозчик забрался на своё место, затем он услышал, как сзади и по бокам к повозке пристроились несколько человек.
– Увидимся, – услышал он тихий шелест снаружи и, не удержавшись, приподнял занавеску на окне. Но от бога уже не осталось следа.
Юноша высунулся в окно, повертелся туда-сюда, но в конце концов убедился, что тот действительно ушёл. Будто растворился в воздухе.
Толпа на площади тут же принялась обсуждать случившееся – не прошло и двух минут, как над деревней Лэй поднялся оживлённый гул. Несколько девушек из гуншэнь разом осели на землю. Ученик лекаря метался от одной к другой, не зная, какой из них совать под нос свои настойки. Матери бросились к дочерям и сыновьям и вовсю голосили о том, как им повезло. Отцы клятвенно обещали поднести в храм втрое больше даров, чем обычно.
Люи глупо улыбался, сидя в тени повозки, и чувствовал себя лишним на этом празднике жизни. Интересно, проронит ли кто-нибудь хоть одну слезу по его судьбе?
Он уже собрался опустить занавеску, как вдруг со стороны гуншэнь послышалась ругань. Это Ни Сяоли трепыхалась в руках матери и кричала, что хочет проститься с Люи. Госпожа Цан что было сил удерживала дочь, обернувшуюся яростной тигрицей, и её лицо всё больше зеленело от злости. Стоявший рядом господин Ни, напротив, весь покраснел. По его сжатым кулакам Люи догадался, что торговец был неимоверно зол.
Солнце медленно выходило из-за облаков, и тень покидала площадь. Глава деревни призвал народ к порядку – ведь технически церемония всё ещё не завершилась. По традиции, деревенские жители должны были проводить избранную дань до главных ворот с песнями и плачем, а затем отправиться пировать.
Всё это вдруг потеряло для Люи всякое значение. Он отпустил занавеску, и та мягко закрыла окно, отгородив его от остального мира. Юноша забился в угол и прикрыл глаза. Путь от деревни Лэй до столицы Йоушань – Аньяна – потребует нескольких дней. Нужно придумать, чем занять себя в это время.
Конечно, если бы Люи позволили выбраться наружу и идти самому, было бы гораздо интереснее, но вряд ли это возможно. По идее, повозка должна оберегать божественного избранника от дорожной пыли и грязи людского мира. Люи припомнил, как запачкался, упав на площади перед богом, и его губы тронула ироничная улыбка. Его руки всё ещё были в грязи. Наверное, он и одежды бога успел запятнать. Хотя не похоже, чтобы того это хоть сколько-нибудь волновало.
Так всё-таки, кто же такие эти властелины двух миров?
Не обращая внимания на происходящее снаружи, Люи прокрутил в памяти прошедший день. Если судить по рассказам, которые он слышал о богах прежде, то за допущенные сегодня ошибки деревню Лэй должны были уже несколько раз разрушить до основания. Тем не менее, она стояла целёхонька, а ему – юноше, не достигшему совершеннолетия, – и вовсе выпало отправиться в Шаньшэнь.
Не заметил он и агрессии со стороны своего бога. Его аура, конечно, была впечатляющей – казалось, сам воздух дрожал вокруг, но это не ощущалось как что-то некомфортное. Напротив, рядом с ним было очень уютно. И будто даже немного… знакомо?
Постепенно голоса односельчан остались позади, и Люи уговорил себя выбраться из угла, в котором сидел. Он поправил одежду, сел в подобающую позу и приоткрыл окно, чтобы посмотреть, где находится.
Повозка двигалась по широкой дороге. Со стороны окна был виден поросший бамбуковым лесом склон, позади ещё можно было различить рисовые террасы деревни Лэй. С другой стороны виднелся подъём в гору – местами плавный, местами весьма крутой.
Повозка то показывалась на солнце, то ныряла в тень леса. Меж листвы то и дело мелькали лучи света, и от этого мельтешения у Люи разболелась голова.
Юноша окинул взглядом сопровождавших его мужчин. Один из них был лапшичником с соседней улицы от поместья Ни. Кажется, его звали Цзы Мин. Люи несколько раз довелось поужинать в его забегаловке, когда Ни Сяоли тайком сбегала из дома, чтоб поглазеть на его младшего брата, и брала юношу с собой.
Господин Ни догадывался, что его дочь увлечена работником лапшичной, и был от этого, мягко говоря, не в восторге. Он видел своё сокровище замужем за одним из внуков главы деревни – не иначе. И не собирался спрашивать избалованное чадо о её мнении. Несчастной девушке оставалось только посочувствовать.
Другими сопровождающими были Вэнь Чжэн, деревенский кузнец, господин Шан Юй, личный помощник старосты и аптекарь Ци Цзянь. Тех четверых, что шли сзади, он не знал. Очевидно, они прибыли из столицы вместе с господином, который ехал на лошади чуть впереди. Внешне они походили на охранников, а в руках несли деревянные шесты.
Эти четверо шли молча, в то время как деревенские общались о своём, переговариваясь вполголоса, иногда смеялись и спорили. Люи попытался послушать, о чём они говорили, но это быстро ему наскучило, и он вернулся в убежище.
Пошарив под сиденьем, юноша нашёл там немного воды и еды. Вряд ли это был запас на три дня, хотя порой в приюте он обходился и куда меньшим количеством съестного.
Утолив голод, Люи подумал, что мог бы продолжить чтение книги, вернуть которую так и не представилось возможности. Внимательно прислушавшись к обстановке снаружи и убедившись, что до него никому нет дела, он вынул книгу из-за пазухи.
Перечитывая историю, Люи уделял особенное внимание тем символам, которых не знал. Он пришёл в восторг, когда после долгих раздумий смог догадаться о значении нескольких знаков, и его настроение улучшилось. Юноша забылся настолько, что потянулся к занавеске, чтоб поделиться открытиями с теми, кто его сопровождал, но вовремя спохватился. Никто не должен знать, что у него была книга, иначе бабушке Яо попадёт.
Повозка качнулась, и Люи поспешил спрятать рукопись. Почувствовав, что лошадь встала, юноша высунулся в окно. Стоило ему сделать это, как его словно окатили холодной водой: прямо перед собой Люи увидел привязанное к столбу тело, на груди которого виднелись яркие символы «кара», вырезанные острым клинком. Это был один из нарушителей Непреложных Запретов, выставленный у дороги в назидание остальным.
Мужчина из деревни Лэй столпились возле столба и оживлённо обсуждали увиденное.
– Говорю вам, не мог такой доходяга натворить ничего серьёзного! – воскликнул кузнец. – Небось своровал что-нибудь, вот и…
– Да нет же! – возразил аптекарь. – Я слышал, в наших краях завелась шайка бандитов. Скорее всего, этот из них, – мужчина с важным видом кивнул на тело и сложил руки на груди.
Шан Юй хмыкнул, и Люи понял, что помощнику главы деревни не пришёлся по нраву ни один из вариантов. Только господин из столицы смотрел на труп равнодушно, будто совсем не дивился этой встрече. Интересно, если сейчас попроситься выйти, он позволит?
Люи не нравилось подолгу сидеть на одном месте без дела. От этого он уставал. Тело юноши постоянно просило движения. Конечно, он мог, подражая монахам из храма, сидеть в позе для медитаций – но очень недолго. Обычно уже через пару минут у него начинала чесаться спина или затекала нога, хотелось шевелить пальцами или ёрзать на подушке. А уж поездка в повозке не шла с этим ни в какое сравнение.
Люи покосился на мужчину из столицы. В целом он производил положительное впечатление. Судя по осанке и аккуратной внешности, он мог быть каким-нибудь наставником или министром. Но стоило ему поймать на себе чей-то взгляд, его лицо становилось беспристрастным и решительным. Люи это отталкивало и пугало.
Вот и сейчас, заметив, что господин смотрит на него в ответ на откровенный изучающий взгляд, юноше захотелось спрятаться. Пробурчав что-то про неважное самочувствие, он вернулся в тень повозки.
Несколько следующих часов прошли для Люи в размышлениях о судьбе человека, подвешенного на дорожном столбе. Всё же, какой именно Запрет он нарушил? Люи мысленно перечислил все двенадцать:
«Запрещено намеренно убивать людей».
«Запрещено насилие над детьми».
«Запрещено ношение оружия, помимо охоты и охраны императорской семьи».
«Запрещены военные действия».
«Запрещено насильно присваивать чужую собственность».
«Запрещено накапливать богатства сверх установленной нормы».
«Запрещено жить грабежом и разбоем».
«Запрещено неуважительно относиться к природе».
«Запрещено практиковать магические техники».
«Запрещено создавать новые лекарства и яды».
«Запрещено уклоняться от выплаты дани».
«Запрещено самовольно заходить на территорию богов».
Повешенный не был похож на разбойника. И не производил впечатления того, кто мог бы баловаться магией – это Люи считал интуитивно. Не выглядел он и как тот, кто укрывал доходы. Что тогда? Лекарства и яды или неуважение к природе?
Юноша помассировал переносицу. От всех этих раздумий у него начинала гудеть голова. Но не так-то просто было остановить разгулявшуюся мысль.
Мог ли мужчину покарать тот бог, что приходил в деревню Лэй? Раны на его груди казались совсем свежими. Что если властелин так быстро исчез, потому что у него были другие дела в мире людей?
Должно быть, он действительно совершил серьёзный проступок, раз его наказал сам бог. Потому как за мелкие провинности обычно карали духи. По крайней мере, когда в деревне Лэй однажды поймали воришку, Люи своими глазами видел, как в руку ему ударила молния.
Но почему тело повесили именно здесь? Ведь, если подумать, этим путём мало кто пользовался из-за давнего обвала. Проехать им, конечно, было можно, но не разумнее ли было разместить наказанного на дороге, где проходило больше людей?
Юноша припомнил карту, висевшую в лавке господина Ни. Основной торговый тракт проходил много севернее. Он понимал, что деревенские выбрали эту дорогу, чтобы сэкономить время. Два лишних дня в одну сторону вряд ли воодушевили бы людей, которым нужно работать. Но благодаря какому невообразимому стечению обстоятельств казнённый оказался именно здесь?
Тут в голову Люи пришла безумная идея. Может, не боги сделали это?
Нет-нет-нет! Он сразу отмёл эту мысль. Кто ещё мог вырезать на груди человека подобные символы, если большая часть населения Вайди не умела читать?
С другой стороны, всё это могло быть и случайным набором черт. Ведь запомнить и сымитировать знаки можно, даже ничего не зная об их значении.
Но кто бы осмелился взять на себя функцию бога?
Взгляд Люи упал на книгу, которую он непроизвольно вынул из-за пазухи и теперь мял в руках. Ему не оставалось ничего другого, кроме как снова вернуться к чтению. Однако, перелистывая страницу за страницей, юноша не единожды ловил себя на том, что возвращается в мыслях к телу несчастного. В конце концов, он не каждый день видел изрезанные трупы.
Пока Люи раздумывал, местность вокруг переменилась. От нормальной дороги здесь мало что осталось – повсюду валялись высохшие бамбуковые стволы, а иногда и выдранные куски земли или вывороченные камни. Складывалось ощущение, что в этом месте когда-то буйствовал ураган. Повозку то и дело трясло, и это причиняло массу неудобств.
Впереди показались развалины сторожевой башни, наполовину скрытой под оползнем. Обычно такие ставили вблизи поселений, чтобы следить за прилегающими торговыми путями.
Когда процессия прижалась к краю дороги, чтоб обогнуть оползень, голову Люи пронзила резкая вспышка боли – такая, будто туда вогнали железную спицу.
Юноша зажмурился и сжался. Что это?
Его глаза заволокли слёзы, и сквозь их невнятную пелену он увидел, как некогда целая сторожевая башня разлетелась на куски, засыпав всё вокруг осколками стен, крыши и балок. Небо вспорола яростная вспышка молнии, а уши забило оглушительным грохотом грома.
От столь неожиданных ощущений Люи чуть не вывалился из окна, когда потянулся к занавеске.
– Стойте, стойте, стойте! – не задумываясь, выпалил он.
Повозка вздрогнула, однако не замедлилась.
– Мы не можем здесь останавливаться, – поравнявшись с окошком, пояснил лапшичник Цзы. – У тебя что-то срочное?
– Что это за место? – наскоро протерев глаза, Люи ткнул пальцем в сторону кучи камней. – Я хочу посмотреть.
– Говорят тебе, нельзя! – отозвался кузнец, и в его голосе Люи уловил тревогу и раздражение. Господин Вэнь слыл в деревне вспыльчивым человеком, и лучше было не злить его лишний раз, но юноша так разволновался, что не мог не спросить:
– Почему нельзя?
– Это проклятое место. В прошлом здесь случилась расправа над опасной бандитской шайкой, – поравнявшись с повозкой, ответил незнакомец. Мужчина внимательно всматривался в лицо Люи, словно изучая его. По спине у того пробежал холодок.
– Разве эту башню обрушила не стихия? – всё же он не мог удержаться от расспросов. Каменное основание казалось столь незыблемым, что трудно представить силу, способную изломать его в крошево.
Мужчина покачал головой.
– Это сделали те, чьи возможности далеко за гранью… нашего понимания.
Лицо Люи вытянулось. Неужели он имел в виду богов?
Юношу снова охватили беспокойные мысли. Он в который раз ощупал грудь, проверяя, на месте ли книга, словно она одна оставалась для него чем-то реальным.
Вот было бы здорово, если бы боги оказались такими, как в истории этой девушки. Тогда жизнь среди них превратилась бы в самое увлекательное приключение, которое только можно вообразить, и серость деревни Лэй выветрилась бы из воспоминаний, как дурной сон.
Люи переместил руку на шею. Метка богов всё ещё находилась на месте, надёжно спрятанная под высоким воротником. Интересно, что скажут на это в столице? По правилам, только после достижения совершеннолетия девушки и юноши могли стать избранной данью. Если правда раскроется, не отошлют ли его обратно?
С другой стороны, раз этот мужчина позволил всему случиться, быть может, у него ещё был шанс?
Ещё раз посмотрев в сторону развалин, Люи прикрыл окно. Уже темнело, и скоро они должны были остановиться на ночлег. Может быть, воспользоваться случаем, и…
Дыхание Люи перехватило от волнения. Одна только мысль о том, чтоб сорваться в побег, наполнила его тело дрожью.
Но он ведь не сбежит насовсем. Всего лишь на чуточку. Только чтобы взглянуть на это место. Он обязательно вернётся после того, как посмотрит.
Юноша сжал кулаки. Откуда взялась эта тягучая тоска? Почему один только вид разрушенной башни поднял в его душе такое смятение? С одной стороны – отчаянное желание остаться там дольше, с другой – поскорее сбежать. Никогда прежде он не ощущал ничего подобного.
Люи с трудом уговорил себя успокоиться. Пока повозка не остановится, он всё равно не мог ничего предпринять.
Ночная стоянка не заставила себя долго ждать. Мужчины, что целый день шли по неровной дороге, выглядели утомлёнными. Никому из них и в голову не пришло, что юношу нужно стеречь.
Лес медленно заполнял туман. Вокруг стало так тихо, что казалось, будто весь мир сжался до размеров маленькой поляны, в центре которой белела повозка, и стоит выйти за её пределы – как ухнешь в неведомое пространство.
Напустив на себя беззаботный вид, Люи предложил спутникам помощь с поиском хвороста, однако ему не позволили идти в лес. Сказав посидеть и подождать, мужчины разбрелись кто куда. Незнакомец из столицы некоторое время наблюдал за подопечным, но вскоре и он потерял к нему интерес.
Впервые в жизни Люи порадовался, что выглядел настолько безобидно, что одним своим видом мог усыпить бдительность людей.
Несмотря на внешнее спокойствие, внутри у него бушевало пламя. Юноша только и ждал, когда охрана расслабится и перестанет его замечать. Он ничего не просил и ни о чём не спрашивал. И даже на всякий случай старался не думать слишком много, чтобы «не шуметь».
Когда Люи сунули под нос миску с едой, он поблагодарил и молча принялся есть. Мужчины болтали о мелочах жизни, строили планы на возвращение, рассказывали друг другу байки.
Когда Люи расправился с ужином, он встал, чтобы вернуть миску, – и тут ему в голову пришла сумасшедшая мысль.
– Давайте я и за вас помою, – он указал на гору посуды в стороне.
Утомлённые долгим днём пути, жители деревни Лэй переглянулись. С одной стороны, перед ними стоял никто иной как избранник богов. А с другой, ещё вчера он был простым мальчишкой на побегушках, безродным сиротой с причудами, которого даже к нормальной работе пристроить было нельзя. Никто ведь не узнает, если они разрешат себе эту небольшую вольность? К тому же, мальчик сам предложил помощь, так зачем отказываться?
Продолжая обсуждать недавний инцидент в лапшичной, Люи махнули, позволяя позаботиться об остальном, словно он был не данью богам, а обыкновенной прислугой.
Собирая миски, юноша понимал, что это был его единственный шанс на побег. Составив посуду, он направился к ручью, протекавшему невдалеке от лагеря. Из-за тумана Люи не заметил скользкого камня и распластался, больно ударившись о землю. Миски разлетелись в стороны с глухим стуком.
– Ай-яй-яй, – проворчал юноша, потирая ушибленный зад, и принялся собирать их снова.
– Тебе там помощь нужна? – услышал Люи встревоженный голос аптекаря Ци Цзяня.
– Нет-нет, – отозвался он и тут же мысленно отругал себя за поспешность. – Со мной всё в порядке. Просто немножечко упал.
Люи был несказанно рад, что в этот момент туман скрывал от посторонних взоров его дрожащие от волнения руки.
– Вот, уже всё собрал, – радостно сообщил он и продолжил двигаться аккуратнее.
Вскоре юноша вышел к ручью. Перекатываясь по камням, тот проложил себе путь среди мхов и травы. Отыскав место поглубже, Люи присел на корточки у самой воды и поставил посуду на землю. Оглянувшись назад, он внимательно всмотрелся в светлое пятно от огня и вслушался в голоса. Туман к его радости и тревоге накрыл лес так плотно, что толком было ничего не разглядеть уже за три чжана.
Сердце в груди трепыхалось как заполошное. С минуту подышав для успокоения себя, Люи поднялся на ноги, перешагнул через ручей и, выверяя каждый шаг, на цыпочках стал пробираться в сторону, где находились развалины сторожевой башни.
Глава 4. Осколки
Чем дальше Люи удалялся от лагеря, тем быстрее бежал. Он знал, что скоро его пропажу обнаружат и отправятся на поиски. И если деревенские ещё могли упустить его в туманном лесу, то люди из столицы – точно нет. Каким-то образом Люи чувствовал это. А значит, у него было не так много времени, чтобы осуществить задуманное.
С каждым шагом туман становился всё гуще. Выбравшись на дорогу, Люи перевёл дыхание и снова пустился бежать. Он то и дело спотыкался о камни и корни деревьев, попадавшиеся под ногами, но всё равно упрямо стремился к разрушенной сторожевой башне, непреодолимо манившей и в то же время страшно пугавшей его.
От волнения Люи ничего не слышал, кроме собственного дыхания и гулких ударов крови в висках. Лес полнился запахами влажной земли и сырости, мокрой коры и листвы. Из-за тумана юноше долго казалось, что он топтался на месте, пока нога его не споткнулась о нечто намного большее, чем просто дорожный камень. Вскрикнув, Люи повалился на груду обломков и напоролся ладонью на острый край.
Закусив губу, он прижал раненую ладонь к себе. Если не проявить осторожности, ночная вылазка может закончиться травмой и посерьёзнее.
Люи попытался осмотреться, но туман оказался слишком плотным, чтобы хоть что-нибудь разглядеть. Руку жгло огнём. Юноша оторвал полоску ткани от рубахи и наскоро перемотал рану. Это всё же лучше, чем ничего.
Подумав ещё с минуту, Люи по наитию двинулся вверх по склону и вскоре обнаружил заросшую тропу. Здесь он решил идти медленно, пробуя на твёрдость каждый шаг, но внутренний голос подсказывал, что направление верное.
Куда выведет эта тропа, Люи не представлял, однако никак не мог избавиться от ощущения чего-то знакомого. Пространство вокруг ощущалось так, будто тело юноши хорошо знало его.
Внезапно Люи запнулся о какой-то предмет. Дрожащими руками он принялся шарить в траве и вскоре извлёк из неё нечто плоское. Когда юноша увидел, что именно нашёл, глаза его округлились.
Тем временем в лагере стоял переполох. Обнаружив пропажу, охранники метались по поляне в поисках беглеца. Возле ручья, к которому отправился Люи, они нашли так и не помытые миски. Кто-то из деревенских предположил, что случилась беда – может быть, юношу уволок в чащу зверь. Но найденные следы быстро убедили всех в том, что Люи сбежал.
Сначала мужчины не верили, что он смел так поступить. В деревне Лэй этот ребёнок не создавал проблем, всегда вёл себя доброжелательно и покорно. Неужели страх стать божественной данью так затуманил его разум, что он решился бежать?
Недолго думая, люди из столицы пустились по следам, едва различимым в темноте. Кузнец и помощник главы деревни Лэй последовали за ними, а лапшичник и аптекарь остались присмотреть за повозкой.
Люи же в это время беспокойно перебирал в руках находку и не мог понять, отчего тело так трясло. Нечто пугающее пробуждалось в его памяти, разворачиваясь медленно, словно тяжёлый водный поток.
Перед внутренним взором Люи промелькнули большие и сильные руки, которые оторвали его от земли. Затем он увидел, как кто-то протягивал ему блестящий кинжал в нефритовых ножнах. Люи ухватился за рукоять, которая явно была ему не по размеру, и впился в подарок полными восторга глазами.
– … защищай её, ладно? – услышал он давно забытый голос.
По лицу юноши побежали слёзы, но он не заметил этого. Продолжая сжимать в руках грязную рукоять с обломанным лезвием, он ловил далёкие отголоски слов.
– …она ведь наша…
Внезапно раздался громовой раскат такой силы, будто над головой раскололись небеса, и мягкий глубокий голос растворился в нём без следа. На смену ему пришли звуки битвы, крики и грохот падающих камней, перемешанные с треском ломающихся деревьев. Мир вокруг наполнился ужасом, запахом крови и гари. Люи почувствовал, как уже другие руки – тонкие и нежные – подхватили его и понесли прочь из этого ада, крепко прижимая к груди, в которой бешено скакало сердце.
Юноша осознал, что рыдает посреди леса, только когда его пальцы скользнули по краю клинка. Почувствовав кровь совсем рядом, он отшатнулся от собственных рук – и только тогда заметил, что происходит. Пристроив находку за пояс, Люи решительным шагом направился дальше в лес.
Утерев слёзы, он размазал по лицу грязь и кровь. Растрёпанный, в запачканной рваной одежде, трясущийся, но целеустремлённый, в этот момент Люи походил на безумца.
Несколько раз он терял тропу, повороты которой едва различались в траве. Тогда Люи подолгу кружил на месте, прислушиваясь к телу, и лишь после продолжал путь. В памяти то и дело всплывали обрывки видений – то он бежал через лес совсем маленький, звонко хохоча, то ревел на покрытом мхом камне из-за того, что его кто-то дразнил. Его окружали люди, которых он не помнил, но в прошлом считал родными. В основном это были взрослые, и маленький Люи доверял им как своей семье.
Затем снова раздавался страшный грохот, нежные воспоминания раскалывались со звуком грома, и Люи захлёстывало отчаяние. Начиная задыхаться, он хватался за шею. Ему казалось, что он опять очутился на складе господина Ни, и тот повязывал платок поверх божественной метки. Всё настолько перемешалось у него в голове, что в итоге вылилось в чудовищную пульсирующую боль.
Много ли прошло времени в метаниях по лесу, Люи не знал. Когда боль отступила и перед глазами прояснилось, он обнаружил себя посреди заброшенного поселения, вокруг которого стояли деревья с призрачно-белыми цветами. Подобного он не видел очень давно. Когда-то такие деревья росли возле кладбища деревни Лэй, но в последние годы Люи думал, что их вырубили.
В тумане прорисовывались несколько старых домов, стоявших вокруг колодца, заваленного балками и камнями. Люи вдруг вспомнил, как искал в этом колодце отражение луны, а тонкие белые руки указывали ему то наверх, в небо, то вниз, в эту дыру, из которой веяло прохладой.
Добредя до колодца, Люи опустил руку на холодный камень. Слёзы снова застлали ему глаза, а в душе поднялась такая тоска, что хоть вой. Ему отчаянно захотелось расспросить кого-нибудь о том, что здесь произошло. Но он не знал, к кому мог обратиться с вопросами. Затерянное в лесу поселение. В самом деле, кто ведал о его тайнах, что привели к столь печальной судьбе?
Люи вспомнил бабушку Яо. Она всегда была рядом с ним и Мэн Лин, но здесь, в обрывках воспоминаний, Люи не увидел её. Впервые в жизни он задумался о том, действительно ли старушка была его дальней родственницей, как говорила людям в деревне Лэй. Но если это не так, то что могло побудить женщину годами лгать соседям? Может, и правда наведаться к ней?
Нет-нет. Люи несколько раз вдохнул и выдохнул, чтобы привести мысли в порядок. Если сейчас он появится в деревне, ему не жить. Пробраться в храм тайком? Возможно, это сработает, но разве тогда он не подведёт односельчан? Кто поверит, что он сбежал лишь для того, чтобы разведать давние дела, а не затем, чтобы избежать судьбы божественной дани? Нужно закончить с осмотром этого места и подумать обо всём не спеша. Если, конечно, останется время.
Вдруг юноша почувствовал неясный тихий зов. Сначала он не обратил внимания на это ощущение, но оно становилось всё настойчивее, и в конце концов он осознал, что его манит к одному из домов.
Люи поднялся, но пошатнулся и чуть не упал. Его ноги так сильно затекли, что он перестал чувствовать их. Оглядевшись, он убедился, что другие дома не вызывали интереса – только тот, что стоял ближе всех к колодцу.
Хромая, Люи доковылял до этого дома и проскользнул внутрь, но практически сразу споткнулся о разбитый горшок и упал. Ещё бы, ведь разве можно что-то разглядеть внутри помещения в столько тёмную ночь?
Люи не стал подниматься, а вместо этого лучше прислушался к себе и ползком двинулся в направлении зова.
Вдруг посреди кучи обгоревших вещей, торчавших из дыры в полу, юноша приметил мерцание. Он протёр глаза, чтобы убедиться, что ему не примерещилось, но свет не исчез.
Люи подполз к дыре и запустил в неё руку. Весь перемазавшись в золе, он извлёк наружу предмет, похожий на тёмный кристалл, внутри которого пульсировало слабое сияние.
Едва юноша взял кристалл в руки, как его голову буквально взорвала вспышка боли. Люи вскрикнул, но вместо того чтоб отбросить вещь подальше, лишь сильнее сжал её в кулаке. Тогда вслед за острой болью стали накатывать волны тягучей и тупой. Юноше казалось, что его голова лопнет, если это продолжится.
Сквозь слёзы, застлавшие глаза, Люи увидел перед собой лицо матери. Мэн Лин поцеловала маленького сына в лоб, затем накрыла его глаза нежной ладонью и тихо прошептала: «Забудь». После этого сознание юноши погрузилось в спасительный мрак.
Некоторое время Люи пребывал в кромешной пустоте и темноте – пока не осознал, что у него есть тело, и он может чувствовать и перемещаться. Он сделал несколько шагов и удивился их внезапной лёгкости. Тогда Люи перевёл взгляд на свои ноги. Это были ноги мальчика лет четырёх-пяти. Вытянув перед собой руки, юноша подтвердил догадку о собственном возрасте.
Закончив осматривать своё тело, он поднял голову, чтобы сориентироваться. Чем больше Люи силился разглядеть местность вокруг, тем более явной она становилась. У него возникло ощущение, словно он лепил реальность одной только силой мысли.
Вскоре Люи увидел, что находится в лесу. Ярко светило солнце, щебетали птицы и пахло свежей зеленью. Судя по листве и цветам, он оказался во времени, близком к началу лета.
– Люи, – послышался до боли знакомый голос, и сердце юноши защемило от радости. Мама!
Растеряв всякий покой, он вертелся вокруг, словно заведённый, но нигде не видел Мэн Лин.
– Люи, – послышалось с другой стороны, и из-за дерева высунулась изящная рука.
Юноша хотел рвануться к матери, но маленькие ножки стояли на земле. Вдруг он понял, что хлопает в ладоши.
– Я здесь, – рассмеялась Мэн Лин и, оказавшись позади мальчика, подхватила его на руки.
Маленький Люи залился звонким смехом.
Покружив сына, Мэн Лин поставила его на землю и опустилась рядом. Чуть поодаль от неё стояла корзина с травами. Юноша уже успел позабыть, какой красивой была его мать. Больше всего на свете в этот момент ему хотелось броситься к ней на шею, обнять и разрыдаться – но он не мог. Детское тело не слушалось его. Вместо этого он наклонился, сорвал растущий рядом цветок и протянул самой дорогой женщине.
– Это мне? – улыбнулась Мэн Лин. Приняв цветок, она понюхала его. – М-м-м, как вкусно пахнет! Только знаешь, что? Цветочкам будет лучше, если они останутся расти на земле. Тогда мы сможем ещё много раз прийти и полюбоваться ими. Хорошо?
– Хорошо, – ответил маленький Люи.
Постойте, что? Этот мальчик отчётливо помнил, как его отец приносил матери целые охапки цветов. Каждый раз, видя, с какой нежностью она ставит их в вазу, Люи мечтал так же радовать маму. И всё же маленький он охотно согласился сделать так, как говорила Мэн Лин.
Вспомнив, сколько раз он носил ей цветы, когда та лежала прикованной к постели в деревне Лэй, юноша не смог сдержать внутреннего плача. Значит, эту привычку он перенял от отца? Выходит, ему достались по наследству не только глаза «как солнышко»?
– Но раз уж ты сорвал этого дружочка, то мы возьмём его с собой и дома поставим в воду, – улыбнулась Мэн Лин.
В одну руку она подхватила корзинку, другую протянула Люи. Ухватившись за материнскую ладонь, он почувствовал себя невероятно счастливым и гордым, ведь они возвращались домой вместе. Самую красивую женщину в мире сопровождал не кто-нибудь, а именно маленький он.
Юноше казалось, что его грудь вот-вот разорвётся от нежности, которую испытывал этот беззаботный мальчик, и боли, которую чувствовал он сам. Его мама тем временем что-то щебетала о том, как, вернувшись, они станут готовить обед, а потом соберутся все вместе, чтобы послушать истории о богах. И что отец сегодня наконец-то вернётся с важного дела.
Люи вдруг вспомнил, как Мэн Лин всегда по-доброму отзывалась о нём, как подолгу ждала из леса – но никогда не тревожилась. Она шутила, что присматривает за мужем, даже если он далеко.
– А за мной ты тоже присматриваешь? – спрашивал маленький Люи, испытывая укол ревности.
Тогда мама щёлкала его по лбу и отвечала:
– Конечно. Разве могла бы я оставить нашего солнечного мальчика одного?
И всё же она оставила.
Незадолго до того, как Люи исполнилось восемь, Мэн Лин скончалась от неизвестной болезни. Сколько бы лекарей ни приводила к ней бабушка Яо, та продолжала таять и истончаться, пока от неё не остались одни печальные глаза на прозрачном лице. Этого зрелища Люи выносить не мог, поэтому подолгу пропадал неизвестно где, плакал по углам туманных улиц деревни и винил себя за то, что ничем не может помочь. Ему казалось, что, если бы у Мэн Лин не было его, она могла бы оторваться от этого убогого места и упорхнуть туда, где ей будет хорошо.
Прежде, чем юноша захлебнулся внутренним плачем, он увидел маленького себя вместе с мамой в поселении у колодца. Они стояли в окружении примерно трёх десятков людей, которые о чём-то радостно разговаривали. Над собравшимися витала такая атмосфера, будто они виделись впервые после долгой разлуки. Мэн Лин смеялась.
Люи поднял голову и посмотрел на тех, кто его окружал. Рядом были мужчины и женщины, несколько подростков, пара стариков. Напротив – группа людей в тёмных одеждах, выглядящих весьма неприметно, но внушающих уважение и страх. Встретившись взглядом с одной из женщин в этой группе, маленький Люи поспешил спрятаться за длинной юбкой матери.
– И чего испугался? – услышал он мягкий глубокий голос, знакомый ему по предыдущим обрывкам воспоминаний, а затем увидел, как к нему тянется отец.
Люи рассматривал этого человека так, словно видел впервые. Он вдруг понял, что в его памяти не осталось о нём совсем ничего.
Мэн Синь был не самым высоким мужчиной в поселении и не выглядел самым сильным, но от него веяло спокойной уверенностью, из-за которой казалось, что рядом с ним ты – в безопасности.
Люи с интересом осмотрел длинные тёмные волосы отца, его широкие брови, прямой нос и лучистые глаза. «И правда, как солнышко», – невольно подумал он. Юноша совсем не походил на мужчину телосложением и лицом, но полностью перенял цвет его глаз и волос.
– Да ты подрос, – Мэн Синь покачал малыша на руках и удобно усадил на них так, словно проделывал это множество раз. – Ты хорошо себя вёл, пока меня не было?
Вместо ответа маленький Люи кивнул.
– Сегодня он подарил мне цветок, – похвасталась Мэн Лин с нотками гордости и досады одновременно. – Он всё делает, как ты.
– Разумеется, как я, – рассмеялся Мэн Синь и подмигнул сыну. – А знаешь что? – обратился он к мальчику. – У меня для тебя кое-что есть.
Свободной рукой мужчина вынул из-за пояса кинжал – тот самый, рукоять которого юноша нашёл возле руин сторожевой башни.
– Пока меня не будет рядом, я доверяю тебе заботиться о Лин-Лин. Защищай её, ладно? Она ведь наша любимая женщина.
Сердце Люи пропустило удар. Те самые слова!
Над ним мгновенно нависло чувство неминуемой беды. Юноше захотелось вернуть кинжал отцу и сказать, чтобы он никогда не приносил его, но маленький Люи был невероятно рад подарку. Взяв с сынишки обещание заботиться о маме, Мэн Синь опустил его на землю.
Поглощённый новой игрушкой, Люи ловил остальные разговоры краем уха. Вокруг галдело множество голосов. Всем было, о чём пообщаться с товарищами. Мэн Лин расспрашивала мужа о деле, по которому тот отлучался. Когда она с беспокойством в голосе уточнила, удалось ли ему достать «ту вещь», мужчина заверил жену, что всё в порядке. После этого маленький Люи почувствовал, как из маминого голоса ушло напряжение, и побежал знакомить свои игрушки с пополнением.
Следующее, что он увидел, была буря. Небо заволокло тучами, и солнечный день превратился в кошмар. Повсюду сверкали молнии и грохотал гром. Люди в поселении метались туда-сюда. Землю заливали реки крови. Кое-где валялись отрубленные конечности. Вокруг полыхал огонь и нестерпимо несло гарью. К небу вздымались плотные столбы дыма, и то ли из-за них, то ли из-за грозовых туч было очень темно.
Маленький Люи стоял посреди двора и ревел навзрыд. Он так перепугался, что не мог двинуться с места. Рядом упало чьё-то тело. Понять, кому оно принадлежало, оказалось невозможно – голова, отделённая от этого тела, катилась в сторону колодца.
К маленькому Люи приблизилась тень, и кто-то подхватил его на руки. Едва живой от страха, он узнал в этом человека отца. Одной рукой прижимая ребёнка к себе, в другой Мэн Синь держал обнажённую саблю.
– Ты видел маму? – требовательно спросил отец, и в его обыкновенно лучистых глазах Люи поймал незнакомое суровое выражение.
Он помотал головой, продолжая всхлипывать, и покрепче прижал к себе подаренный Мэн Синем кинжал.
– Мэн Лин! – выкрикнул мужчина, метнувшись в сторону их полыхавшего дома.
Он ворвался внутрь, сорвав с петель остатки двери, однако, кроме страшного беспорядка и обгоревших вещей, ничего там не нашёл. Так же быстро выпрыгнув на улицу, Мэн Синь остановил пробегавшего мимо мужчину.
– Мэн Лин, – коротко сказал он, но тот лишь покачал головой.
– Она отлучилась на башню, – доложила возникшая рядом женщина в тёмном. Это её взгляда недавно испугался маленький Люи. Она часто сопровождала отца и была его боевым товарищем и подчинённой, но отчего-то малыш не хотел приближаться к ней.
– Лин-Лин, – прошептал Мэн Синь и метнулся вниз по склону. От того, как отчаянно отец прижимал его к себе, Люи сделалось не по себе.
То, что он видел из-за отцовского плеча, пугало мальчика. Дорога, по которой они только сегодня поднимались с мамой в поселение, превратилась в кладбище. Повсюду пахло кровью, воздух был наэлектризован, предвещая скорый ливень. На холме бушевало неистовое пламя пожара.
Оторвав завороженный взгляд от языков пламени, пожиравших дома, маленький Люи увидел, как позади них с отцом след в след неслась та женщина.
Не успел Мэн Синь добежать до сторожевой башни, как раздался оглушительный грохот, и она разлетелась на куски. Мужчина машинально отвернулся, прикрывая собой сына, однако ни один камень не долетел до него. Мальчик мельком увидел возле башни месиво из развороченных тел. Очевидно, здесь люди его отца приняли на себя основной удар.
– Лин-Лин! – крикнул мужчина, собираясь ринуться дальше, но услышал тихий голос чуть в стороне.
– Я здесь…
Мэн Синь прыгнул к кустам и нашёл в них раненую супругу. Сидя на земле, она прижимала руку к плечу. Сквозь пальцы Мэн Лин сочилась кровь.
– Лин-Лин… – замешкался Мэн Синь.
– Я пыталась поговорить с ним, – всхлипнула женщина, и губы её задрожали. – Но он не стал меня слушать.
– Зачем ты… – Мэн Синь опустился на землю рядом с ней. – Это он тебя ранил?
Женщина кивнула и, зажмурив глаза, тихонько заплакала.
– Мне было так страшно! – прошептала она вполголоса. – Никогда не встречала такой ярости… – Мэн Лин зажала рот ладонью, чтобы не разрыдаться громче и ещё больше не напугать без того дрожащего сына.
Мэн Синь обнял супругу и погладил её по спине.
– Я разберусь, – он встал на ноги.
Глаза Мэн Лин резко распахнулись.
– Пойдёшь туда? – она вскочила и вцепилась в одежду мужа, не желая его отпускать. – С ним что-то не так! Он… будто вообще меня не видел.
Мэн Синь поцеловал её в лоб и посадил маленького Люи на руки матери.
– Забирай его и уходите, – приказал мужчина тоном, не терпящим возражений.
Мэн Лин прижала мальчика к себе, и в её тонких руках Люи вдруг почувствовал неожиданную силу. Мэн Синь посмотрел на свою спутницу в тёмном.
– Отвечаешь за них своей жизнью.
Женщина коротко кивнула. Ей было не впервой принимать приказы командира. Такой соратник не дрогнул бы даже перед лицом смерти.
– Когда всё утихнет, вернёшься сюда за той вещью, – Мэн Синь улыбнулся одним уголком губ и посмотрел на семью так нежно и грустно, будто прощался с ней навсегда.
Хоть юноша в этом воспоминании и был лишь маленьким мальчиком, он хорошо понимал, что происходит. Но едва Люи потянул к отцу крохотные ручки, их с матерью развернули в другую сторону и вытолкали прочь. Тут-то он и потерял драгоценный кинжал.
Взглянув за плечо Мэн Лин, Люи увидел, как добежавший до развалин Мэн Синь оказался перед лицом человека в чёрных одеждах. Тот выглядел, словно разъярённый тигр, и распространял вокруг убийственную ци. В руках он сжимал изящный серебристый клинок, что вибрировал, опьянённый пролитой кровью, и жаждал ещё.
Тот человек напал без разговоров. Мэн Синю едва хватило сил отбить его первый удар. Атаковав в ответ, он кончиком сабли задел нападавшего по лицу. В глазах воина отразилось удивление, а затем его лицо перекосило от гнева и ярости, и он снова перешёл в наступление.
Женщина, которую Мэн Синь оставил с Люи и его матерью, старательно тащила их дальше от поля битвы. Она запретила Мэн Лин оборачиваться. Воззвав к заботе о сыне, она кое-как смогла увести Мэн Лин в лес.
Небо разорвала вспышка молнии, и в её мертвенно-бледном свете Люи увидел, как незнакомец в чёрном пронзил грудь отца своим мечом. Мэн Лин, будто почувствовав это, сжала его так сильно, что мальчик почти задохнулся. В это мгновение невероятный по плотности ливень накрыл весь лес.
С неба лились ледяные потоки воды, острыми стрелами падая на тела беглецов и пронзая их, казалось, насквозь. Тонкая одежда совсем не защищала от холода. Люи было так страшно, что всю дорогу он не смел издать ни звука – только отчаянно хватался за мать.
Неизвестно, сколько они пробежали, когда поняли, что за ними кто-то следует. Поскольку Люи, сидящий на руках у Мэн Лин, был обращён лицом назад, он первым увидел нагонявших их людей. Преследователей было двое.
Подчинённая Мэн Синя остановилась и обнажила клинок.
– Пора и мне ответить за всё, – она посмотрела прямо на мать Люи. – Впереди поселение. Никуда не сворачивайте, и к утру будете там.
С этими словами она совсем не по-женски грубо толкнула насквозь промокшую Мэн Лин со склона пролегавшей рядом ложбины, и та покатилась вниз, прижимая к себе маленького Люи и старательно прикрывая его голову рукой. Когда они остановились, мама накрыла его собой, оставив лишь немного свободного пространства, чтобы он мог дышать.
Сверху послышались звуки битвы. «Странно, – подумал Люи. – Эти двое с лёгкостью могли бы убить ту женщину сразу, как только нагнали, отчего ж они медлили?»
Мэн Лин тем временем бережно поцеловала маленького сына в лоб и заботливо накрыла его глаза ладонью. «Забудь», – прошептала она, и вокруг юноши сомкнулся уже знакомый мрак.
Когда Люи во второй раз почувствовал тело, он обнаружил, что по-прежнему сидел в разрушенном доме, сжимая странный кристалл. Его лицо было мокрым от слёз, а горло саднило так, словно он много и долго кричал. Голова продолжала раскалываться, и каждый удар сердца отдавался всплеском невыносимой боли в рёбрах, затылке и висках. Юношу трясло так, что невозможно было взять себя в руки.
Как назло, именно в этот момент в дом ворвались его охранники. Они окружили Люи и без труда скрутили его. Каждое движение сводило его с ума, а тут ещё и кузнец не сдержался и отвесил пощёчину такой силы, что Люи чуть не повалился. Если бы его не держали крепко двое других мужчин, он бы распластался на полу.
Прозорливым взглядом ухватив выпавший из рук божественного избранника кристалл, господин из столицы подобрал его и поспешно спрятал в рукав, пока остальные сцепились в перебранке.
– Да знаешь ли ты, что из-за тебя всю нашу деревню!.. – проскрежетал сквозь зубы Вэнь Чжэн, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не отвесить пленнику ещё одну затрещину.
– Из-за него?! – перебил побелевший от страха Шан Юй. – А ты чем лучше? Ты хоть понимаешь, кого ты… – мужчина указал трясущимся пальцем на мальчика, не находя нужных слов. – Ему же… – дальше он взвыл, схватившись за шею, и накрыл голову руками.
Кузнец побледнел, отступил на шаг назад и вкрадчиво огляделся по сторонам. Однако никакого божественного наказания за избиение несовершеннолетнего на него не упало.
– Я… это… – замялся Вэнь Чжэн, ослабляя хватку и заискивающе поглядывая на мужчину из столицы. – Я не имел в виду ничего такого…
Осознав, что у него нет оправданий на этот случай, кузнец замолчал. Тот факт, что странный бог избрал неподходящего человека, к нему отношения не имел, но за то, что он ударил пусть и провинившегося, но ребёнка, с него должны были спросить – ведь он не раз видел, как срабатывала небесная кара.
Но ничего не произошло.
Не сговариваясь, все повернулись в сторону господина из столицы, однако по его лицу стало понятно, что и тот не знал, отчего божественная метка не сработала.
– Да-а, – запоздало протянул помощник старосты. – Да-а. Удивил, – он покачал головой и поцокал. – Надо было хоть дальше, что ли, бежать…
– Я не собирался бежать, – прохрипел Люи, понимая, что ему никто не поверит.
Незнакомец из столицы подошёл к юноше и приподнял его голову за подбородок, но Люи лишь зажмурился от очередного наплыва головной боли.
– Мы уж подумали, тебя режут, – продолжал сам с собой говорить Шан Юй. – Так орал.
Незнакомец строго взглянул на мужчину, и тот, неловко крякнув, наконец замолчал.
– Что ты здесь делал? – господин требовательно сжал челюсть Люи.
– Ничего, – процедил юноша и на мгновение всё же поднял на него глаза. Но едва в них попал свет, как голова снова взорвалась от невыносимой боли.
– Увести, – мужчина кивнул на дверной проём, и его спутники потащили Люи обратно к месту стоянки.
«Очевидно, что он привык командовать», – подумал тот, стискивая зубы. Каждый шаг отдавался болью во всём теле. Так паршиво Люи не чувствовал себя никогда.
По возвращении в лагерь его сразу же усадили в повозку. Теперь он мог выбираться наружу только по нужде – и то в сопровождении двоих охранников. Несколько раз в день Люи давали еды и воды. В остальное время все делали вид, что его попросту нет.
Так минули ещё два дня, и повозка с пленником внутри предстала перед воротами Аньяна – столицы провинции Йоушань.