Читать онлайн Авитар. Сторож миллиардер бесплатно

Глава 1

Дождь мариновал меня дома почти всю неделю. В те редкие перерывы на один-два часа, когда небеса немного светлели в прорывах между туч, я ходил на рыбалку – для хоть какой-то смены местоположения и для пополнения пищевых запасов. Безплатная речная рыба – чуть ли не единственный источник белка для моего истощавшего тела вот уже второй месяц. Пожрать мяса мне удаётся очень редко, в основном когда на берегу останавливаются на ночёвку или на несколько дней туристы, сплавляющиеся на байдарках, или местные жители, иногда на выходных устраивающие себе небольшие праздники. Третий вариант восстановления моего белкового баланса мясом – это сенокос, прошедший в июле. Но обо всём по порядку.

Туристы. Мясо у них бывает, но редко, потому что с собой на маршрут они обычно берут консервы и сух-пайки. Вечером пришвартовались. Поставили палатки, развели костёр, заварили чайку, поели консервы, ночь проспали, утром собрались – и в путь. Другой коленкор, если туристы решили остаться на этой стоянке на несколько дней. Я уже по опыту знаю: ежели ребятки решили затормозить своё путешествие, – значит будут «гулять». Гулянка туристов для меня всегда способ не только заработать копеечку, но и возможность пожрать на халяву. Хотя получается не совсем халява – я конечно деньги за еду не плачу, но зато помогаю людям информацией, да и физически тоже всегда готов помочь. Не местным людям информация нужна почти всегда одна и та же – где ближайший магазин? Иногда спрашивают про почту, администрацию, больницу или где можно найти банкомат. Бывает заезжают и эстеты какие-нибудь, замороченные на экологической продукции, и эти могут поинтересоваться где и у кого прикупить бы мёда, например, или молока свежего, или – были однажды и такие – у кого бы добыть самодельного подсолнечного масла. То есть домашнего чтоб изготовления, чтоб нерафинированного, чтоб с ароматным запахом, чтоб такого исконно народного масла из подсолнуха. И я даю им информацию – где и у кого можно добыть нужный им продукт, или где находится тот или иной объект, и как туда быстрей добраться.

Или, другой вариант, – я сам нахожу и приношу им то, что они хотят. Но так бывает редко – не все доверяют человеку, которого видят первый раз в жизни. Вы бы доверили деньги незнакомому парню, пусть он и утверждает, что он самый честный человек на свете? Да я бы и сам наверняка не доверился. Но бывали и такие отчаянные – давали мне денег и список для закупки, и отправляли с надеждой, что я всё-таки вернусь. Я садился на велосипед и уезжал. И всегда возвращался. К радости не верящих в меня и к гордому спокойствию в меня верующих, – я появлялся с полным рюкзаком за спиной, и всегда возвращал сдачу. В большинстве случаев сдача оставлялась мне, а если сдача была совсем маленькой, то всегда находился понимающий жизнь человек, который оплачивал мой нелёгкий труд по доставке продуктов.

В сенокос конечно мясо доводилось употреблять гораздо чаще. На огромном лугу дикорастущих находилось восемь паевых участков жителей двух близлежащих деревень – Щемиловки и Семёновки. И когда начиналась страда, те владельцы участков, которым не хватало рабочих рук, просили меня о помощи, соответственно за определенную оплату труда, плюс харчевание за одним столом. Так что весь июль я был в меру уставшим, довольно сытым, и иногда слегка пьян. После косьбы, сушки, загрузки в транспортные телеги и становления копны, – хозяева обычно устраивали праздничный стол со всеми втекающими и вытекающими. Я наедался от пуза, напивался хорошенько и ложился спать там, где уложат хозяева дома. Поутру я похмелялся, получал заработанные деньги и кое-какие снадобья, которые мне предлагались, и отправлялся в свою хижину, находившуюся примерно в одинаковом отдалении от обеих деревень, километров в пять.

Моё нынешнее жилище, это бывший домик лесника. В советские времена здесь обитал лесник вместе со своим семейством, и было у него два дома, два сарая, скотник, птичник, и огромный земельный надел. С исчезновением Союза, видимо отпала надобность в наблюдении и соблюдении лесного закона, и должность лесника, во всяком случае на этом участке, стала не востребована. Не знаю – куда подался сам лесник и что стало с его семьёй, – я появился здесь уже после более двадцати лет с развала СССР, – но когда я набрёл на бывшее владение бывшего лесника, то картина предстала мне не совсем радужная. Не буду утомлять перечислением сворованного, в общем так – почти всё, что можно было утащить – утащили. А скорее всего увезли – ввиду удалённости объекта от населённых пунктов, на себе волочить не шибко получится. Из двух домов, целым остался кирпичный. Почти всё, что было бревенчатое – растащилось. Остались только те брёвна, которые подгнили. Как ни странно, в растасканных и полуразрушенных сараях осталось довольно много инструмента, хоть и ржавого, а в кирпичном доме уцелели все окна и довольно крепкие полы, не было только входной двери, поэтому решение остаться здесь было быстрым и твёрдым – хватит шарахаться, пора уже осесть, хотя бы на время. Хотя бы с весны до осени, а там будем посмотреть. И за несколько часов, с помощью оставшегося инструмента и валявшихся то там то сям досок различных длинот и широт, я сварганил входную дверь. Получилось очень даже неплохо. Как-то сразу всё сколотилось, всё, что нужно, нашлось, дверь как-то быстро встала в петли, и как-то ровно всё повесилось и вошло, мне не пришлось ничего подгонять и переделывать. Я даже сам удивился – как у меня так всё чётко и быстро получилось.

Может быть достаточно одичавшая земля и предельно охреневший от бесхозяйственности дом – помогли мне? Может быть им тоже порядком осточертел весь этот бардак и хаос? И хочется им спокойной и размеренной хозяйственной жизни, а? Чтоб добрый человек в доме, чтоб вовремя ремонтировал, чтоб вовремя косил, поливал, собирал урожай, а? Чтоб не видеть эти воровские рожи и пьяные хари, которые только сюда и заглядывали в последние двадцать лет? И тут, вдруг появился на их территории человек, который пришёл не воровать и тащить, но которому требуется пристанище, жильё, мало-мальский уют, и хоть чуточку домашнего тепла, и этот человек начал что-то созидать, – и решили земля и дом помочь этому человеку. Поэтому наверно у меня всё так быстро срослось и получилось. И когда я закрыл дверь, и присел на стоявший посреди дома старый скрыпучий стул, – я вдруг почувствовал что-то родное, родственное, спокойствие какое-то, будто я жил здесь всю жизнь, и всё в моей жизни стабильно, и корова мычит, и конь ржёт, и петух заливается, и жена в косынке и фартуке, и детишки во дворе визжат босиком, а я – весь такой хозяин, в сапогах и косоворотке. И так меня сожмакали эти несбывшиеся картинки, что не выдержал я, охватил буйну головушку мозолистыми ладонями, – да и зарыдал, почти завыл как дикий зверь, отчаянно и гулко в пустом, но гостеприимном доме.

Но человек всё же не зверь, и для жития в доме ему нужен хотя бы минимальный комфорт. Спать на голых досках было не совсем удобно, поэтому первые ночи я провёл на охапках луговых трав, но с каждым днём старался умножить количество мебели в моём новом пристанище. Я сделал немало рейдов по окрестным свалкам и помойкам, прежде чем моё жилище было обставлено необходимой мебелью и утварью. Стулья, столы, тумбочки и всяческую посуду я таскал на себе, на что мною было потрачено немало времени и сил, так как приходилось пешком покрывать расстояния в несколько километров.

Честно говоря, меня удивило и обрадовало количество, качество и ассортимент вещей, которые народ нынче выбрасывает на свалки. Как бы там ни было, но уровень жизни, по сравнению с временами советского союза, поднялся на много ступеней. Я сильно сомневаюсь, что во времена моего детства на свалках в сельской местности можно было бы обнаружить не то чтобы цельную мебель, а вообще хоть какие-то предметы мебели. Это вам не город, и деревенский житель навряд ли выкинул бы стул или даже очень старый шкаф. Во-первых – всё эксплуатировалось бы до предельного предела, неоднократно ремонтируясь, и даже будучи уже не применимо в доме, вещь вполне могла быть ещё применима в других хозяйственных постройках. Как говорится: в хозяйстве всё пригодится. А во-вторых, если уж вещь из дерева приходила в полную непригодность, то она очень даже хорошо могла сослужить последнюю службу своему хозяину – сгорая в печи и отдавая прощальное тепло дому, в котором жила не один десяток лет.

Совсем другое дело сейчас. Я находил абсолютно целые предметы мебели и интерьера. Да, они были не новые, но многие находились ещё в довольно крепком состоянии и могли прослужить ещё не один год. Но видимо благосостояние некоторых деревенских жителей возросло до такой степени, что они предпочитают выбросить стул на четырёх стойких ножках, – потратив на это время и деньги на бензин, так как до свалки ещё надо доехать, – чем разломать этот стул и бросить в печку.

Вот это обстоятельство меня сильно удивило. Люди готовы тащить вещь на свалку, чем просто сжечь, для обогрева дома. Даже если ты разбогател, даже если в твоём новом доме нет печи или камина, а есть газ, электричество, центральное отопление и канализация, то в твоей деревне наверняка ещё есть те, кому пригодится лишняя пара деревяшек для обогрева своей избушки – отдай их, зачем выбрасывать? Но обогатившиеся сельчане видимо думают, по другому, нежели я. И это меня радовало.

Радовался я измененному сознанию новых русских сельчан с чисто прагматической позиции и эгоистической точки зрения. Всё, что не нужно зажравшимся крестьянам – в моём хозяйстве будет кстати. Прагматично? Всё, что те же типажи не отдали менее зажиточным односельчанам – я с удовольствием загребу «до-себэ». Эгоистично ведь? Ну да. Зато практично. И самое главное – экономично! Из той царской обстановки, которую я устроил в своей хижине с помощью халявных подарков со свалки, была только одна вещь, за которую мне пришлось заплатить деньги. Это был диван. Обычный диван, раскладывающийся книжкой. Но обивка была в идеальном состоянии и все ножки целы, а механизмы работали. Совершенно случайно, но абсолютно вовремя я встретил на дороге вдоль лесо-полосы мужика на тракторе с тележкой – боги свалок благоволили мне. За тысячу рублей мужик помог мне загрузить диван в телегу, доставил его и меня до дома, и помог выгрузить долгожданный предмет мебельной роскоши для лесного жителя. Для моего скудного бюджета тысяча рублей – сумма немалая. Но уж больно мне хотелось побыстрее закончить эту эпопею с обустройством. Так что мужику я этому благодарен был и без сожаления распрощался с синенькой купюрой.

Оглядев мой дом, тракторист Вася почесал затылок и задумчиво спросил:

– И ты вот здесь жить собрался?

– Ну да.

Он посмотрел на меня, как на инопланетянина, но видимо решив, что не стоит полоскать мозги человеку, который дал тебе только что тысячу рублей, только и сказал:

– Ну, удачи!

И пожав мне руку, запрыгнул в свою тарахтящую шарманку.

Был ещё один предмет, который теперь украшал мой дом и давал мне возможность периодически расслаблять в нём свои чресла. Это шикарное такое, широкое, глубокое, и очень тяжёлое кресло. Кто-то уже совсем зажрался, выставив такую красоту на свалку.

Кресло я «приобрёл» ещё до дивана. И в тот раз мне не повезло – никакого попутного или встречного транспорта мне не подвернулось и я в течении двух дней на своём горбу тащил несколько километров по полям и лесам предмет будущего расслабона. В первый день, когда я пыжился по пыльной дороге посадок, я услышал вдалеке шум автомобиля. Опустив кресло, я стал всматриваться в марево горизонта. И правильно сделал. Я узрел белосинюю боевую раскраску милицейской машины, двигающейся в моём направлении. Документы у меня были в порядке и на бомжа я вроде бы не смахивал, но всё же я предпочёл затащить кресло за кусты бузины. Сам я рухнул тут же за кустом в сочную высокую траву. Чёрт их знает – как они отреагируют на одиноко бредущего мужика с креслом на голове? Была бы куча вопросов, масса ответов, и закончиться всё могло бы в отделении – "для разбирательства и установления личности". Оно мне надо?

Я полежал в траве, наблюдая местную микро-жизнь. Вот божья коровка поднимается по стеблю пижмы, разминая крылья, наверно готовится к взлёту. Вот рыжий муравей тащит бревно, раз в десять больше его самого, причём бревно висит спереди него. Вот бревно его упёрлось в песочную кучку, и он веером мечется вокруг этой кучки, но никак не может сдвинуться с места – бревно плотно засело в песке, а он никак не сообразит сдать назад. А вот откуда-то сверху пожаловал кузнечик. Присел на травинку, хотел наверно отдохнуть, но увидев меня, тут же сиганул опять ввысь – мне показалось, что я даже увидел, как у кузнечика расширились глаза то ли от удивления, то ли от страха.

Наконец менты промчались мимо меня. В их машине окна были открыты и я услышал песню в стиле «шансон». Подождав ещё немного, я продолжил путь, периодически сбрасывая свою ношу и устраиваясь в неё же для отдыха.

Так я добрёл до леса. И теперь у меня было два пути: напрямую через лес без дороги или сделать петлю, но по лесной дороге. По времени конечно было бы быстрее напрямки. И я было уже разбежался чесать по лесу, но пройдя метров пять, я осознал глупость своей затеи. Идти по смешанному лесу с креслом на горбу – это как обмотаться двусторонним скотчем и пытаться пролезть по шерстяной трубе. Сквозь цепляющиеся со всех сторон ветки я пробирался бы ещё дольше, чем по лесной дороге в обход, да ещё при этом гораздо больше истратив силы.

Я в отчаянии бросил кресло и плюхнулся в него. Пока я соображал, что же делать дальше, я вдруг заметил гриб. Белый. Большой такой. В отдалении увидел ещё один. Потом ещё. Так, шаг за шагом, обнаружилась большая грибная семейка, которую я безпощадно вырезал под корень. В виду отсутствия при мне какой-либо сумки или пакета, я снял футболку, завязал её узлом с одной стороны и приспособил как лукошко. Примерно за час моё лукошко было под завязку набито грибами и я решил на сегодня закончить с доставкой кресла. День уже клонился к вечеру, я порядком устал, да и комары стали докучать. На всякий случай прикрыв кресло ветками, я навострил лыжи до дому – побаловать себя жареной картошечкой с грибами. Забегая вперёд скажу, что потом часто приходил на это грибное место и в моём рационе всегда могли быть грибы в разных ипостасях – жареные, вареные, маринованные или солёные.

На следующий день к заданной координате я вернулся со свежими силами и примерно за два часа дотащил-таки кресло до дома, чему и был рад несказанно, и горд собой. Пашка смог! Пашка сделал!

Ну и напоследок стоит отметить, что пол в моей комнате, а также стены, были застелены коврами, которые я точно также находил на свалках и как тот рыжий муравей упёрто нёс в своё хозяйство. Правда, прежде чем по мещански украсить своё логово коврами, мне пришлось несколько часов выбивать из них всю пыль, нажитую в течении десятилетий бывшими хозяевами.

Глава 2

Вообще – я люблю Дождь. Я могу под его однотонную дробь часами сидеть и глазеть в окно, при этом о чём-то размышлять, или наоборот – не думать ни о чём. Но когда он долбит целую неделю, то устанешь и размышлять, и не думать ни о чём. В последние дни, между перекусами и дремотой, я часто сидел на крыльце, поставив рядом удочку и банку с червями на изготовку – ждал окончания небесного полива. Вот и в тот «исторический» день я пребывал на крыльце. Пялился на засохший уже Иван-чай, и думал: " А ведь я хотел его оборвать… Так руки и не дошли… Там ферментация ещё какая-то…" Так я и закемарил.

Проснулся я от шума проезжающей машины. Где-то недалеко, судя по звуку мотора, двигался внедорожник. Протерев глаза, я обнаружил, что дождь уже прекратился. Пора на рыбалку! Схватив удочку и банку, я ринулся на добычу безплатного источника белка, в виде речной рыбы.

Минут через пятнадцать я уже был на своём излюбленном месте для рыбалки. Здесь река Ворона делала поворот, и была небольшая тихая заводь, где течение было не столь быстрым, как в самой реке. Даже после недельных дождей, когда воды в реке прибавилось наверно на полметра, а течение усилилось раза в два, в этой заводи было все равно спокойней, хоть и не так, как обычно, что позволяло реже перезакидывать леску. Так же это место мне приглянулось ещё и тем, что оно было окружено со всех сторон раскидистыми вётлами, и кучно свисающие их ветки создавали такое натуральное ограждение как от ветра, так и от посторонних глаз. Да и сверху была хоть и не плотная, но крыша, временно укрывающая от дождя. Если конечно этот дождь не продолжался неделю. В крутом обрыве, я ещё в начале лета выдолбил лопатой ступеньки, а уже у самой воды что-то типа сиденья, на которые уложил кусок широкой доски.

Установив удочку на рогатульке, я закинул и стал ждать поклёвки. Поклёвка не торопилась и поплавок сделал несколько рейсов по течению, сопровождаемый моим внимательным взглядом, прежде чем он наконец дёрнулся, и наполовину погрузился. "О-па!" – воскликнул я и потянулся к удилу. Но радость моя была преждевременной, и я несколько минут так и просидел с вытянутой рукой, в надежде что сейчас начнётся бешенный клёв, и я только и буду успевать насаживать червяков, и таскать рыбёшку одну крупнее другой, и еле до дому донесу тяжёлый улов, и нажарю, и наварю, и неделю буду только и делать, что жрать от пуза да спать.

Но Нептун, или кто там – Перун или Водяной, – показал мне огромный влажный кукиш, и после первой поклёвки, если это можно назвать поклёвкой, я надолго застыл в безнадежном ожидании рыболовецкого чуда и рыболовного счастия.

Я было уже погрузился в пучину тоски и отчаяния, как вдруг тучи разверзлись и выскочило радостное жёлтое солнышко, и вода из мутной тяжёлой субстанции моментально превратилась в блестящую русалкину чешую, радуя взгляд и поднимая настроение. И листва на деревьях, и трава на берегу – всё вокруг стало изумрудным, и как-то отсутствие клёва уже было не таким невыносимым, а в душе забрезжила надежда на удачу, да и вообще – на всё самое лучшее в жизни.

– Всё будет ха-ра-шо! – сказал я себе и сжал кулаки.

В это время послышался гул мотора. Звук усиливался и вскоре из-за поворота появился огромный чёрный внедорожник, который двигался в моём направлении. Кто сидит за рулём я не видел, по причине уж больно затонированных стёкол, да и ехал он со стороны светящего солнца, которое меня слепило. Казалось, будто автомобиль выезжает из солнышка. "Солнечный вестник" – почему-то подумалось мне. Джип тем временем проехал мимо меня и остановился в сотне метров от моего рыбацкого места. Я понял, где он остановился – там был самый пологий берег, почти ровный пляж, длиною метров в двадцать. В жаркую погоду именно в этом месте собирались кучки отдыхающих туристов и бухающих местных. Поэтому я подумал, что сейчас из машины высадится толпа пьяных мужиков и баб, однако вышел один мужик. Подошёл к берегу. Постоял. И вдруг стал раздеваться.

– Во как! – воскликнул я, не ожидая такого манёвра от дядьки. Меня-то он не видел за густой стеной зелени, а вот я его созерцал отлично. Его желание искупаться меня ошарашило. После недельного небесного поливания окрестностей, течение было настолько быстрым, а вода такой мутной, что купаться было не только не эстетично, но и опасно – по реке постоянно проносились то обрывки крупных веток, то целые брёвна, и можно было легко встретиться головой с плывущим по своим делам деревом. По такому «наивному» поведению «купальщика», я понял, что это приезжий дядя – местные до такого безобразия не додумались бы, ну или надо было быть уж совсем ужратым!

Тем временем хозяин джипа разделся и погрузился в пучину. "Ну му*ак…" – подумал я, напрочь забывший о рыбалке и пополнении белкового запаса, и с ужасом наблюдавший за этим комикадзе, – "… И ведь не пьяный вроде, не шатался… Наркоман наверно… Городской наркоша искупаться прикатил… Вот тебе и "солнечный вестник"…"

На секунду отвернув глаза от русой головы, упорно дёргающейся навстречу течению, я бросил взгляд на свой поплавок, и не обнаружил его на поверхности воды. Поплавок блуждал в глубине, а натянутая леска моталась из стороны в сторону, согнув удочку в дугу. Рванув уду, я вытащил огромного окуня, граммов на пятьсот!

Бросив свой улов в пакет, насадив червяка и забросив наживку в воду, я продолжил наблюдение за купальщиком. Но увидел только как его голова скрылась под водой – а обратно не всплыла. "Ну ваще…" – подумал я. – " Он ещё и ныряет…"

Прошло секунд десять, а голова так и не появилась. Тревога посетила мою душу.

– Эй, мужик! – зачем-то крикнул я.

А в ответ – тишина. И я ломанулся к месту десанта этого глупца, на ходу сбрасывая с себя одежду.

– Эй, мужик! – заорал я ещё раз, и ещё громче, наверно надеясь, что мужик услышит и вынырнет. Ответом мне был лишь шум бурливой реки.

Прежде чем броситься в воду, я ещё несколько раз крикнул что-то типа «эй», старательно вглядываясь в поверхность реки, надеясь что он сейчас появится, я со злости скажу ему пару ласковых и пойду доуживать свой драгоценный речной белок. Я совсем не герой, и не тот, чьему "безумству храбрости" поёте вы песни. И мне было страшно заходить в сошедшую с ума реку – страшно было доставать возможно уже труп и страшно перед возможностью стать самому утопленником. И где-нибудь километрах в пяти ниже по течению найдут вместо одного взбухшего тела – двоих.

Но я всё-таки полез в воду. Река меня подхватила и понесла к тому месту, где последний раз наблюдал эту безумную голову. Гребя навстречу течению, я старался снизить скорость, дабы не проскочить тонущего. Место, где он погрузился определить было не сложно. Здесь течение встречало некую подводную преграду, образуя своеобразный порог. Скорей всего это было нагромождение принесённых брёвен и веток, скрытых под водой.

Наконец меня поднесло к этому порогу. Подплывая к нему, я выставил ноги вперёд и мне повезло – я упёрся в толстое дерево. Мне повезло ещё раз – я сразу же увидел этого безумца. Он был ещё в сознании и тянул ко мне руки. Он попал в щель между нагроможденного древесного хлама, а течение не дало ему возможности выбраться, как он ни старался.

Я схватил его за руки и попытался вытащить, но река была сильнее нас обоих. По его трясущимися рукам, я понял, что он захлёбывается и счёт пошёл на секунды. Решение пришло моментально. Лавируя в бурном потоке, я стал разбирать образовавшийся затор. Скинул сначала самое верхнее застрявшее бревно, потом ещё одно, затем охапку веток. Для того, чтобы сбросить следующее дерево, мне пришлось погрузиться с головой. Наконец мне удалось – я приподнял его, и уже захлебнувшийся речной пленник поплыл дальше, погружаясь в глубину. Я нырнул за ним и схватив за голову, подтянул к себе, и направился к берегу.

Выбраться из воды нам удалось аккурат в том месте, где я рыбачил. Место было обрывистое, и мне пришлось приложить огромные усилия, чтобы вытащить тело на сам берег. Я изрядно вымотался и некоторое время пришлось посидеть, чтобы отдышаться, прежде чем приступить к откачке бездыханного тела. Немного отдохнув, я ринулся к утопленнику. И тут мне повезло ещё раз – мне не пришлось делать ему искусственное дыхание. Как только я положил ладони ему на грудь и надавил три раза, – изо рта его брызнула мутная жижа, тело дёрнулось и захрипело. Я повернул его на бок. Вода рывком выходила из его горла, он кашлял, хрипел, сопел, свистел, в общем издавал массу разных отвратительных звуков, которых я в жизни никогда не слышал, и надеюсь никогда больше не услышу.

После того, как он немного пришёл в себя, я помог ему дойти до машины. Пока мы шли, я успел его разглядеть. Ростом примерно с меня. А у меня метр восемьдесят. Лет сорока. Достаточно рельефное тело, видно что следит за физической формой. Короткая стрижка. Серые глаза. Он присел на заднее сиденье, а я собрал свои шмотки и оделся.

– Ну ты как? – спросил я.

– Ничего, нормально. – кивнул он. Но было видно, что он не совсем соображает.

– Ладно, я пойду, мне надо рыбы ещё наловить на вечер.

– Давай… Ты где удишь?

– Да вон там, откуда мы пришли.

– Окей…

Я вернулся к рыбалке. И где-то за пол-часа я натаскал ещё трёх окушков, шесть плотвичек и три краснопёрки. Потом я услышал, как хлопнула дверь машины и через пару минут подошёл этот мужик, уже в джинсах и футболке. Уселся сбоку от меня, на краю обрыва свесив ноги.

Немного погодя спросил.

– Тебя как звать-то?

– Паша. – отвечаю.

– Павел значит…

– Не – Паша.

– Угу… – улыбнулся он. – А я Алексей. Лёха, значит. Ну что, Паш, получается, что ты мне сегодня жизнь спас. Я твой должник.

– Да ладно, чё там… – заскромничал я.

– Ты где живёшь? Местный?

– Не, не местный, но живу пока здесь. Вон там… – махнул я в сторону дома. – В бывшем домике лесника обитаю.

– Да? – удивился он. – А я думал, что это нежилые помещения.

– Ну, в общем-то да, там всё заброшено было, никто не жил. Я просто в одном из домов устроил себе временное жилище…

Тут поплавок ушёл с поверхности, я дёрнул и вытащил очередную плотву.

– Слушай, Паш, а ты ещё долго здесь будешь?

– Ну, часик наверно ещё посижу.

– Отлично! Я сейчас отъеду ненадолго, и вернусь. Если тебя здесь не будет – могу я в дом к тебе зайти?

– Заходи, без проблем.

– Окей!

Он встал и пошёл к машине. Скоро мотор загудел и удалился.

Часа через два, когда солнце уже отошло ко сну, наша уха в большом котле вкусно дымилась набором речных и сельскохозяйственных обрубков. Недалеко от костра было раскинуто покрывало, на котором "спасённый из водного плена" накрыл поляну. Жратвы и питья было немерянно. Причём и алкоголь, и еда были в основном дорогостоящие, и потому мне незнакомые. На нашем импровизированном столе уместилась лишь десятая часть того изобилия, которым был забит под завязку багажник джипа.

Готовкой ухи занимался сам Лёха. Как он мне поведал, он был заядлым рыбаком с многолетним стажем и в приготовлении ухи в диких условиях опыт у него был тоже не малый. Я же, напротив, в энтом деле был не ахти какой мастак, поэтому отдал инициативу ему, сам в этой время пытался рассмотреть этикетки многочисленных импортных сыров и колбас. Мы уже вмазали по паре стопок коньяка "для разогреву", и настроение наше улучшилось.

Лёха зачерпнул половником из бурлящего котла, подул немного и отхлебнул.

– Ух! – бодро воскликнул он. – Пора! А теперь мы туда плеснём немного водочки…

Достав из груды бутылок водку, и с треском открыв её, он залил порцию содержимого в уху.

– Ага… так… – бормотал он, перемешивая уху половником.

– Что ты там разглядываешь? – обратился он ко мне. – Неужто что-то видишь в такой темноте?

– Ну так… от костра немного света есть…

– Бросай ты это дело. Ещё будет у тебя время всё рассмотреть и всё попробовать. Вот всё, что я привёз, и то, что в багажнике осталось, кстати, – всё это останется у тебя. Потом выгрузим тебе домой. Будешь сидеть и целыми днями разглядывать. А сейчас давай, налей-ка нам ещё по стопочке!

– Давай водки! – предложил я.

– А давай!

Пока я разливал горячительного, Лёха снял котёл с огня, отставил в сторону и накрыл крышкой.

– Вот так… пускай теперь постоит минут десять…

– Ну что, за здоровье?! – поднял я стакан.

– Да, – улыбнулся Лёха. – Сегодня очень актуально выпить за здоровье. Да и вообще – за жизнь!

И мы выпили. Закусили маринованными помидорами из распечатанной банки. Потом разложили по железным мискам уху и стали наслаждаться едой, вечером и жизнью.

– Лёха, скажи мне – а зачем ты в воду полез? Ты что – не видел что творится с рекой?

– Да, чёрт, – он почесал затылок. – Я, честно говоря, и сам толком не понимаю – зачем я туда полез? Вроде бы осознавал опасность… Да и вообще всё видел, всё понимал, но как-будто что-то меня вело туда. Я понимаю, что звучит как бред… Как-будто под гипнозом. То ли сама река, этим бешенным потоком меня заворожила, то ли Водяной какой-нибудь околдовал… Не знаю…

Посидели немного молча, глядя на костёр.

– Ты местный? – спросил он.

– Ну как сказать, родился я не здесь, в другом месте. И до четырёх лет там и жил. После смерти матери меня определили в местный детдом. Тут, недалеко. Там как бы смешанная система была: половина здания детдом – то есть сироты, кто без родителей, от кого отказались, а другая половина – это интернат для местных, там местные учились и жили в течении пяти дней, а на выходные отправлялись домой. Потом ПТУ. Затем армия. После армии пытался устроиться по специальности. Помотало меня по нашей необъятной стране. Насмотрелся всякого. Денег так и не заработал. Недвижимости не приобрёл. Машину было купил, но потом пришлось продать.

Я подбросил несколько поленьев в огонь.

– Ну вот как-то так, если вкратце.

– А сюда-то зачем вернулся? Потянуло в детские места?

– Да, наверно именно так. Устал я шарахаться. Везде одно и то же – бардак. А здесь – всё-таки лучшие воспоминания в моей жизни, они отсюда. Хотя в детдоме всяко бывало, и с местными конфликты были… Но как-то, знаешь, всё плохое из детства забылось, ну или почти забылось. В детстве всё воспринималось попроще и забывалось быстрее… Да… Сейчас уже всё сложнее воспринимается… Да и куда мне было ещё податься, единственный человек в этом мире, которому я могу доверять, у кого могу помощи попросить, он здесь живёт. Приятель мой, Серёга, друг детства.

– И он тебе как-то помог?

– А как же! Первое время, когда я сюда приехал, я несколько дней у него жил. Пока не набрёл вот на этот бывший дом лесника. Кое-что отремонтировал, обустроил, и вот – теперь живу здесь!

– А Серёга тебя что – выгнал?

– Нет! Зачем сразу выгнал? Я сам ушёл. Понимаешь, у него семья там, жена, дети. Чего я там буду мешаться? Ну мне неудобно, неловко как-то. Представь – в твоём доме живёт чужой человек. Пусть он и знакомый, и друг детства, и не уголовник, не бухает – но он всё равно чужой! Пожил несколько дней – пора и честь знать.

– То есть дома своего у тебя нет? Чтоб юридически оформленный и прочее…

– Нет. Откуда?

– Давай-ка выпьем!

– Давай. – согласился я.

После распития и закусона, он опять спросил.

– Получается, в этом бывшем доме лесника ты на птичьих правах?

– Ну да.

– И любой придурок может тебя в любой момент оттуда турнуть пинком под зад?

– В общем-то да, получается что так.

– А живёшь ты тут на что?

Я достал сигарету и прикурил. Мне никогда не нравилось "рассказывать о себе" чужим людям. Хоть я и спас ему жизнь, и вроде бы мы с ним бухаем вместе сейчас, и потому уже не совсем чужие, но всё равно – не так уж и близко знакомы.

– Слушай, Лёха, ты чего-то разошёлся с распросами, тебе не кажется? Я вот тебя не спрашиваю – кто ты, откуда, зачем приехал?

Я сидел на пеньке, а Лёха возлежал на пучке соломы, спиной прислонившись к поваленному дереву. После моего вопроса, он ухмыльнулся, поднялся и присел на бревно.

– Угости сигареткой пожалуйста.

Я дал ему сигарету. Он достал из костра палку, прикурил от её огненного конца и бросил обратно в огонь. Затянулся.

– Я бросил. Три года уже. Но иногда, так – в охоточкуу, балуюсь. Под водочку, под шашлычок… Хорошо…

Смачно затянувшись, он так же смачно выдохнул.

– Хорошо… Паш, ты только не сердись. Я понимаю тебя – я бы и сам на твоём месте не обрадовался вопросам от постороннего человека. Я вот тут сейчас лежал, слушал тебя, и меня осенила одна мысль, идея пришла…

Затянулся ещё раз, так же наслаждаясь.

– Так, ладно, хватит балдеть. Разговор предстоит серьёзный.

Он слегка подался вперёд, будто хотел, чтобы я всё услышал хорошо.

– В общем так. Я тебе сейчас выложу кое-какую информацию. Слушай меня, по возможности не перебивай. По ходу дела могу задать ещё вопросы, ответь мне на них честно, пожалуйста, и не сердись – я не от праздного любопытства буду их задавать. Это нужно будет для дела. От моих вопросов, от твоих ответов, от того как быстро и правильно ты поймёшь ту информацию – будет зависеть твоя последующая жизнь, твоё благосостояние, понимаешь? И моё, кстати, тоже. Ты готов?

Меня это очень сильно заинтересовало.

– Я весь внимание.

– Значит так. Ты судим был?

– Нет.

– Хорошо. Правильно я понял, что у тебя из родных никого не осталось?

– Да, правильно.

– Так. По жизни это плохо, но в контексте нашего мероприятия – это хорошо, уж ты извини. Теперь по фактам на данный момент. Я никому о тебе не говорил, и никто из моих знакомых и родственников, а так же коллег – никто о тебе не знает. И это очень хорошо! Ты, пока я ездил, с кем-нибудь говорил о том, что здесь случилось?

– Нет, мне некому рассказывать, да и не было никого.

– Отлично. То есть – что мы имеем? Нас вместе никто не видел. О произошедшем никто ничего не знает. О том, что мы с тобой знакомы – тоже никто не знает. Правильно?

– Правильно.

– Теперь слушай, Паша, очень внимательно. Нет, подожди, давай сначала выпьем ещё, а то я чего-то протрезвел уже.

– Точно, давай! – радостно согласился я, уже и сам достаточно отрезвевший.

Мы выпили по полному пластиковому стаканчику водки и стали уминать шашлык.

– А теперь слушай. – продолжил Лёха. – Я тебе, о себе ничего рассказывать не буду. Вообще практически ничего. Это не потому что я любитель выспрашивать о чужой жизни, а о себе молчок. Просто это выгодно в первую очередь тебе. Чем меньше ты обо мне знаешь – тем лучше для тебя. Потому как твоя жизнь с сегодняшнего дня круто изменится. Ты даже не представляешь – как она изменится! И вот сейчас я думаю, что всё сегодня было неспроста. Всё сошлось одно к одному. Всё случилось так, как должно было случиться. И я – не просто так вдруг в воду полез, и ты не просто так сегодня на рыбалку пошёл, я не просто так чуть не утонул, и ты – не просто так меня спас. Это, брат, знамение, если хочешь! Судьба, мать её так! Ничего не происходит из ниоткуда, ничто не уходит в никуда. Ладно, чего-то я в философию углубился. Так, хорошо, давай коротко, сухо и по делу. В общем – не спрашивай меня кто я, откуда я, чем живу и прочее. Мы с тобой не будем обмениваться номерами телефонов. Вообще – связи у нас не будет никакой. Я тебе сегодня оставлю деньги. Ты на эти деньги в первую очередь должен купить себе дом и машину. Денег много, так что не парься – и на жизнь тебе там хватит, причём на сытную жизнь. На рыбалку будешь ходить только от скуки, а не для добычи пропитания. Видеться мы практически не будем. Один раз нам надо будет ещё встретиться по любому, но опять же – чтобы никто не увидел нас вместе. Да, и запомни – никому, никогда, ни при каких обстоятельствах не рассказывай обо мне. Нет меня! Понимаешь? Вот я уеду – и не было меня в твоей жизни! Запомни это! Даже другу детства своему, Серёге этому – ни гу-гу, ни слова! От того, квакнешь ты кому-нибудь про меня или нет – будет зависеть твоя жизнь. Понял?

Он нагнулся ещё ближе ко мне и заглянул в глаза.

– Ну, про то, что никому не болтать, я понял. И не собираюсь. Про то, что опасность будет – тоже понял. Понял также, что если про опасность для жизни зашёл разговор, то дело серьёзное. Не понял пока только одного – из-за чего весь сыр-бор? Вот из-за тех денег, которые ты мне хочешь оставить для покупки дома и машины?

Он растянулся в широкой улыбке и выпрямился.

– Не, братан, – поводил он указательным пальцем в разные стороны, – то, что я тебе дам сейчас – это, бл*ть, мутная капелька в том огромном океане «бабла», которое будет у тебя в руках. Если ты конечно согласишься.

– "Океан бабла" – звучит конечно заманчиво. Но ты можешь толком и конкретно объяснить в конце концов – что делать-то надо будет за такое бабло? Если «мокруха» какая, сразу говорю – я пас.

И тут он рассмеялся. Как от длинного, с неожиданной и смешной концовкой, анекдота. Просмеявшись, он сказал:

– Уф, ну ты, Пашка, даёшь – «мокруха»! Эх, наивный ты… Честный и наивный. Но самое главное – не дурак!

– А как ты это определил?

– Поверь мне – после десяти лет работы в той структуре, в которой работаю я – ты уже автоматом начинаешь понимать многое о людях…

И он замолчал, видимо ожидая от меня вопроса про структуру, в которой он работал. Но я-то помнил установку – ни о чём его не спрашивать, потому молча смотрел на него. А он на меня. И мы поняли друг друга без слов.

– Вот видишь, – ты не дурак. А мне как раз такой человек и нужен – с мозгами, брат, с мозгами!

Он взял бутылку и разлил по стаканам "огненную воду".

– Давай брат выпьем, и я наконец сообщу тебе информацию, которую ты жаждешь услышать.

Мы выпили. Его сильно передёрнуло.

– Ух! Всё, на сегодня это крайняя стопка. Мне ещё за рулём ехать.

Он посмотрел на меня. А я не стал спрашивать его – как он поедет в таком виде за рулём? Потому что не надо было задавать лишних вопросов.

– Я же говорю: я в тебе не ошибся. Теперь по делу. Ты пока купи себе дом. Купи машину, чтоб не пешком ходить. Скромненькую пока, дабы не привлекать излишнее внимание. Но жить пока тебе надо будет все равно здесь, в твоём домике лесника. Потому что нам с тобой надо будет ещё раз встретиться. А так как связи у нас никакой не будет, то я должен найти тебя здесь. За то время, пока меня не будет, ты подумай хорошенько, и постарайся придумать две схемы. Первая. Надо найти какое-то место, очень скрытное, куда я буду привозить и оставлять некий багаж, скажем так. Там будут сумки, или мешки, или баулы. А ты из этого места будешь этот багаж забирать, и прятать уже в другое, более подготовленное и приспособленное для содержимого этих мешков.

И вторую схему тебе надо продумать – как нам связываться так, чтобы натурально никак не связываться? То есть я тебе как-то буду давать сигнал о доставке товара, и чтоб ты понимал – какого числа и месяца я его доставлю. При этом у нас не должно быть ни телефонной, ни почтовой, никакой связи. И мы с тобой нигде не должны пересекаться. Понимаешь? Чтобы никто и никогда даже подумать не мог, что мы с тобой хоть как-то знакомы. Понял?

– Про схрон в лесу я понял. Это можно найти место и все устроить. А вот по поводу связи без связи – надо будет покумекать.

– Вот и кумекай! Время пока есть. Думаю, я недели через две смогу сюда подкатить. Вот за эти две недели постарайся всё обдумать и придумать.

– Да я понял. Я попробую. Но, слушай, хоть вопросы задавать ты мне запретил, но один я всё же задам, прежде чем дать окончательное согласие.

– Давай.

– А что в баулах будет? Если наркотики – я сразу отказываюсь.

– Да ну! Паш! Я конечно не святой, но не до такой степени говно, чтобы человека, спасшего мне жизнь подставлять под наркотики или под «мокруху»! Там будет "бабло"…

И тут меня взяла оторопь – так по-моему это называется. Я готов был услышать всё, что угодно: контрафакт, алкоголь, сигареты, шмотки, технику, даже наркотики. Но – деньги?! В мешках?!

Он смотрел на меня, слегка ухмыляясь. Я смотрел на него.

– Это что, прикол такой? Розыгрыш что ли какой?

Алексей молча отрицательно покачал головой.

– Сейчас, подожди. – сказал я, налил себе водки и залпом влил в свою удивлённую сущность. "Чё-то какая-то подстава" – подумал я. – " Хотя клянётся, что спасшего его человека подставлять западло". Я всё-таки решился переспросить ещё раз.

– Деньги – в баулах?

Всё с той же довольной ухмылкой, он теперь помахал головой положительно. Водка произвела действие, и я немного расслабился.

– Ладно, я помню про ненужность вопросов, но сейчас вот, последний вопрос: только деньги и всё?

Он кивнул.

– А какое бабло, наше, российское?

– Да там разное будет. Всякое… Подытожим. Тебе за две недели надо будет найти место и желательно устроить схрон. Так же тебе надо продумать схему связи без личной связи. Как-то я должен буду давать тебе знать – когда я привезу товар, чтобы ты его вовремя забрал, ну чтобы он там долго не залеживался, от греха подальше. Ладно, пора ехать! – хлопнул он себя по коленкам. – Уже поздно. Знаю – тебе надо время, чтобы переварить всё, обдумать. И помни: я надеюсь на тебя! Но только не думай ничего такого. У нас с тобой – баш на баш. Ты мне – жизнь. Я тебе за это бабло. Знаю – ты всё равно будешь гонять в голове разное. Постарайся просто жить! Наслаждаться. Можешь свой бизнес замутить – чтобы была маскировка доходов. Договоримся так. Я тебе плачу зарплату за хранение денег – двести тысяч рублей ежемесячно. Ты эту сумму сам себе выделяешь из общей массы. Какими купюрами, в какой валюте – без разницы. Двести тысяч смело забираешь себе каждый месяц. Если тебе будут нужны более крупные суммы – бери, не стесняйся. Но постарайся по возможности вернуть. То есть по сути у тебя будет свой карманный, такой домашний банк. Берёшь безсрочную безпроцентную ссуду и отдаёшь когда хочешь, какими хочешь частями – никто тебя не напрягает. Знаю по себе – поначалу тратить будешь много. И вернёшь не всё. Но по возможности – попробуй, может быть и получится!

Он встал и отошёл к машине. Я тупо пялился на костёр, пытаясь упорядочить мысли, но у меня плохо получалось. Хлопнула дверь авто и вскоре подошёл Лёха с полиэтиленовым пакетом в руках.

– Держи. – протянул он мне пакет. Я взял, и осторожно, как будто ждал из пакета прыжка кобры, заглянул внутрь. Там лежала кучка из пачек банкнот, среди которых, как мне показалось, большинство было с портретом американского президента. Я посмотрел на Лёху.

– В натуре – бабло… – протянул я.

– Хм… В твоей жизни начинается новый этап. Забудь про свои проблемы и беды. Живи и наслаждайся. Но! Запомни! Чтобы не возникли новые проблемы и беды – никогда, никому, ничего не рассказывай! Иначе подставишь нас обоих. Понял? – спросил он, ударяя на букву "я".

– Угу… Слушай, Лёха, – я перешёл на шепот. – ну а потом-то что? Когда-нибудь ты же приедешь за ними, за баулами этими, как я пойму – когда? Мне же надо будет подготовиться.

– Не ссы. Когда мне будет надо – я тебя найду, не сомневайся. Сообщать заранее не буду, чтобы не спалиться обоим. Но и ревизии тебе устраивать не буду – ты мне жизнь спас, я тебе обязан, а долг, как известно, платежом красен. Одно могу сказать точно – ближайшие лет пять, а то и десять, можешь не париться, не приеду за товаром. Всё, давай собираться, а то мне ещё ехать далеко.

Мы собрали всё, что можно было забрать, погрузили в машину и тронулись. У моего жилища ненадолго тормознулись, быстренько выгрузили продукты, попрощались, и Лёха уехал. А я, затащив покупки в дом, остался один, наедине с кучей хавчика, горой алкоголя и пакетом банкнот.

Я посмотрел на часы, тускло мерцающие в отражении свечи – одиннадцать вечера. Первый делом налил себе водки. Потом подумал и вылил водку. Решил употребить коньяк с надписью XO. Выпил. Фу! Ну и гадость! Зажевал ещё тёплыми остатками шашлыка. И сел на старый диван с гундящими пружинами, упорно упирающимися в зад, размышлять о произошедшем.

Взял пакет и высыпал деньги на диван. Потом вскочил, подбежал к окну и закрыл занавески. Вернувшись к дивану, пересчитал пачки купюр. Пять пачек стодолларовых купюр и две пачки с российскими рублями, достоинством в пять тысяч.

Во дела! Ещё сегодня утром я проснулся нищим с безтолковым прошлым и мутным будущим, а к вечеру уже стал миллионером! Что такое?! Как это может быть?! Почему?! За что мне вдруг свалилось такое?! Что вообще происходит?!

Я сидел и смотрел на кучу денег, и не мог сосредоточиться, подумать трезво о случившемся. Да какой там – "трезво"?! Ты же пьяный! Сейчас у тебя трезво поразмыслить не получится. Да я и не пьяный уж совсем. Короче, надо напиться, уснуть, выспаться, а уже завтра, на трезвую голову попытаться понять и переварить всё, что со мной произошло.

Теперь я налил уже водки себе. Полный стакан. Выпил. От палки импортной колбасы, вроде как мелькнул итальянский флаг, я отрубил половину и стал жевать. У-у, ничё так на вкус! Умеют итальянцы!

Где-то в лесу загугукала какая-то птица. И вернула меня из вкусной Италии на любимую родину. Я бросил колбасу на стол, быстро погрузил пачки денег в мешок, скрутил его, и стал резко водить головой в разные стороны, пытаясь сообразить – куда мне на ночь их спрятать? Ни одно место в комнате у меня не вызывало доверия. Забежал в кухню. Так. Может на эту полку? Нет. Может быть в эту тумбочку? Нет, не пойдёт. Под тумбочку? Бл*ть, мыши могут пожрать. Да блин, куда ж их засунуть?! Пойду ещё выпью.

И я выпил ещё. Долго сидел с пакетом на коленях и тупо жевал колбасу. Возбуждение понемногу отпускало, сменяясь усталостью. Меня стало клонить в сон. Я уже плохо соображал. Положил наконец пакет под подушку. Задул свечу и улёгся, не раздеваясь. Рядом положил нож – на всякий случай. Потом всё-таки заставил себя встать, дойти до кухни и взять топор. Положил рядом с ножом – мало ли чего. Всё. Подготовился. К отбою грабителей и разбойников – готов. Вот они мои миллионы – у меня под головой. Да… Никому не отдам… Шиш вам всем… Вы чё… Вы кто… И я ушёл в тяжёлую алкогольную Нирвану…

Глава 3

Из мутной Нирваны без сновидений я вышел лёжа на спине с набухшим членом, желающим срочно отлить, и с пересохшим горлом, требующим срочно залить. Разлепив ресницы, я упёрся взглядом в угол потолка из старых досок, где болталось полотно из паутины, в центре которого сидел огромный паук и пялился на меня.

– Чё вылупился? – прохрипел я.

Паук стерпел такой наезд и промолчал. Мудрый паук.

– Вот сиди и молчи тогда, ничего не говори, мне и так херово…

Надо было бежать по нужде, и я заставил себя поднять своё деревянное тело. И тут я увидел заваленный всякими заморскими яствами стол и пирамиды бутылок, – и понял, что всё вчера произошедшее мне не приснилось.

Резкий поворот к изголовью кровати, отозвался тупой болью в висках. Я запустил руку под подушку и нащупал там пакет со всеми его банковскими внутренностями. Думать было тяжело, да и мочевой пузырь звал на волю. И я болезненно повиновался его зову.

Судя по солнцу, было часов десять утра – я так поздно давно не просыпался. Кругом вовсю кипела жизнь, озвучиваемая сотнями птиц и тысячами кузнечиков. Вдохнув полной грудью свежего воздуха с запахом пижмы и сделав своё дело – мне полегчало. Но не сильно. Надо было слегка похмелиться. Иначе можно бродить до вечера в сомнамбулическом состоянии и ничего не придумать, и ничего не сделать – опыт, мать его.

Закрыв дверь на крючок и войдя в палати, я не без удовольствия ещё раз окинул мутным взором моё пищевое изобилие. Одному тут жрачки и алкоголя хватит на пару, а то и тройку месяцев.

– Живём, братан… – пробормотал я сам себе.

Налил немного водки и с отвращением, но выпил. И стал ждать реакции организма. Когда благостная теплая волна наконец-то расслабила внутренности, и в душе проснулась радость жизни, я снова вывалил пачки денег на диван и стал любоваться. Я брал пачку одну за одной и неспеша перелистывал купюры, наслаждаясь зрелищем и звуком.

"Вот ведь привалило!" – думал я. – "Такое только в кино бывает! Японский колорифер! Такое только в кино бывает! Столько бабла! И всё – моё!"

– Да-да! – заорал я со всей пьяной дури. – Да! Да! Да! – и ударил кулаком по столу.

– Свершилось! Йес! – и я гордо поднял руку, показывая кулак всему миру, как символ моей стойкости перед ударами судьбы. Я наконец действительно поверил в происходящее и осознал, что я стал обладателем огромной суммы денег, и что скоро у меня будет ещё больше. Что в жизни моей начинается новый этап – этап достатка, стабильности и уверенности в завтрашнем дне. Прощайте скитания по стране! Прощайте вечные недоедания и постоянное выживание! Прощайте необустроенность и разъедающие мозг раздумья о том, где бы добыть денег!

– Бл*ть, Паша, неужели ты выдержал и выжил? – спросил я себя.

– Да, я выжил. – сам себе и ответил.

Я выпил ещё водки и решил, что на сегодня всё – достаточно. Много дел надо сделать. И почти весь день у меня ушёл на распихивание продуктов по тумбочкам, полкам и ящикам, а по ходу дела продумывал план дальнейших действий. Из-за отсутствия холодильника, часть продуктов пришлось опустить в подпол – какая-никакая прохлада.

К вечеру я уже окончательно оклемался и решил сегодня лечь пораньше, чтобы хорошенько выспаться и завтра с новыми силами заняться выполнением намеченных планов.

* * *

Следующим утром я взял из пакета тысячу долларов и пачку пятитысячных рублевых купюр. Оставшиеся закопал в заброшенном саду – так было безопасней, так как уходил я скорей всего на весь день, а амбарный замок, которым я закрывал входную дверь, не гарантировал защиту от проникновения.

Часа через два, где пешком, где на попутках, я добрался до районного центра. В двух пунктах обмена валюты, я поменял пятьсот долларов на рубли. Потом зашёл в несколько отделений разных банков, где так же разменял пятитысячные банкноты на тысячные. В каждом отделении разменивал по двадцать-тридцать тысяч – чтобы особо не привлекать внимания. Затем купил себе дорогой и мощный смартфон, а так же приобрел ноутбук, тоже не самый дешёвый. Купил новый удобный и вместительный рюкзак, а старый выкинул. Потом нанял местного таксиста до Т-ва, обозначив ему сумму, от которой он не смог отказаться. Только попросил половину вперёд – мало ли чего. Базара нет! Нам ли, миллионерам, ужиматься за такие копейки! Держи братан половину! И мы помчались в Т-в.

В областном центре мы объехали несколько крупных торговых центров, где я конкретно затарился хорошим шмотьём. Последняя покупка одёжи у меня была больше полугода назад. Купил так же много чего по хозяйству, а ещё дизель-генератор. У меня теперь будет электричество! Как для освещения, так и для зарядки техники. По маршруту движения я так же зашёл ещё в несколько банков, где перевёл иностранную валюту в отечественную, в не очень крупных суммах – конспирация прежде всего. Наконец таксёр довёз меня до вокзала, где я выгрузил все свои покупки, предварительно упакованные в коробки и мешки – лишний раз светить свои вещи перед посторонними не следует.

Расплатившись с водилой и посидев минут пять на скамейке, как раз выкурил сигарету, я поймал другое такси и объявил ему адрес доставки тела и коробок, на который он объявил мне цену, с которой я сразу согласился. И погрузив мой скарб в машину, мы двинулись обратно в район, прямиком к моей хижине.

Читатель конечно может удивиться таким сложным моим "оперативным махинациям" с такси, но я размышлял с точки зрения новоявленного миллионера, живущего в незащищенном домике в лесу. Одно дело, когда меня и мои покупки привезёт к дому таксист из города, и совсем другой расклад, когда местный таксист будет знать, что какой-то дядя очень мощно затарился барахлом, и при этом знать точный адрес, куда это барахло было доставлено. Теперь, будучи обладателем таких сумм, я обязан был шифроваться по максимуму.

Добрались мы уже затемно, что для меня тоже был положительный фактор – в темноте таксист не мог видеть убогость моего жилища, а следовательно не могли возникнуть подозрения из-за диссонанса увиденным: живущий в трущобах закупается кучей товаров. Я накинул таксисту сверх обозначенной суммы ещё тыщёнку, чему он был несказанно рад, быстро сел за руль и уехал. Перетащив покупки в дом, я сытно отужинал, покурил и вскоре отрубился на диване, прямо в одежде – день был насыщенный, напряжённый, и я сильно устал. Надо было хорошенько отдохнуть, потому как этот день был всего лишь началом долгого, неизведанного, и вполне может статься – опасного пути.

* * *

И потекла моя жизнь, новая жизнь подпольного миллионера, потекла активно, бурно, как река Ворона во время сильных дождей. За две недели я сделал очень много, я побывал во множестве мест, я посетил кучу контор и организаций, подписал кипу документов. При всём при этом я купил одну машину и выкопал одну яму. Не пугайтесь – яма выкопана не для "случайного свидетеля" и не для "слишком много знавшего". Сия яма – есть будущий схрон для будущих завозов мешков с деньгами.

Место для схрона по-моему было выбрано идеально. Находилось оно метрах в двустах от моего дома, на берегу изгиба реки, изобильно заросшее высокой травой и камышом, и сильно завалено буреломом, который видимо не убирался со времён исчезновения с этой территории лесника. Добраться на машине к самому схрону было невозможно, поэтому надо было пролезть сквозь заросли бурьяна и крапивы метров двадцать. Получалось, что место было огорожено с трёх сторон водной преградой, а с одной стороны дикоросами и непроходимым лесом. Берег реки на этом повороте был высоким и обрывистым, к тому же с него торчали, как крепостной частокол, кучи поваленных деревьев, а чёрные ветки выполняли функции шипов, и сразу же обламывали желание пришвартоваться даже самых безбашенных байдарочников.

Перед тем, как заняться непосредственно обустройством самого схрона, я проштудировал интернет в поиске информации о том, как это сделать. Охотники, отшельники, партизаны, выживальщики и прочие сектанты, психи и сумасброды помогли мне в создании абсолютно незаметного мини-бункера. Особенно мне пригодилась информация от "лесных братьев", в своё время упорно не желающих подчиняться режиму НКВД.

Яма была выкопана, стены укреплены, а сверху устроена крышка из прочных брусков, которая была качественно замаскирована дёрном. Венцом моего партизанского творения было живое деревцо, взявшись за которое и можно было открыть люк в схрон. Я лично осмотрел это место со всех сторон света и с разных ракурсов, чтобы заметить хоть какой-то изъян, но не нашёл недостатков. И потоптавшись на крышке, я не почувствовал ногами досок и не услышал никакого скрипа. Идеальный схрон!

Теперь я был удовлетворён проделанной работой. Ещё я был доволен собой и готов к новым свершениям. Меня буквально распирало от избытка энергии. Я сытно ел. Я крепко спал. Я был постоянно чем-то занят и решал какие-то вопросы, ставил задачи – и выполнял их. И подпиткой этой энергии были не только еда и сон, но и не в меньшей мере – уверенность в завтрашнем дне, которую, в свою очередь, в меня вселяла наличность в кармане, а также мысли об огромных возможностях и перспективах в дальнейшей жизни. Исчезли леность и апатия, которые в последнее время стали меня часто посещать. Как меняет жизнь человека – появление денег и мысли о светлом будущем!

Тем временем, за партизанскими и бытовыми делами протекли две недели, и теперь я старался быть дома, или хотя бы рядом с домом, в ожидании визита Лёхи. И к счастью он не заставил себя долго ждать.

Однажды я сидел на крыльце и снаряжал удочку для рыбалки, когда невдалеке от дома остановился знакомый уже чёрный внедорожник. Опустилось стекло и я увидел Лёху. Он поднял раскрытую ладонь в приветствии и махнул рукой в сторону реки. Я тоже поднял руку, в знак того, что понял. Он уехал. Я собрал все снасти, закрыл дверь в дом и направился к реке.

Джип стоял чуть дальше моего постоянного места рыбалки. Я для конспирации забросил удочку, установил на рогатку. И пошёл на историческую встречу.

Не доходя метров десять до машины, я услышал свист и посмотрел в ту сторону. Лёха стоял в зарослях камыша и махал мне рукой. Я направился туда.

– Здорово Лёха.

– Здорово.

– Шифруешься?

– Да. Я осмотрелся – вроде бы людей нет в округе, но лучше нам с тобой лишний раз не рисковать. Помнишь – нас никто не должен видеть вместе. И ещё запомни – даже если как-то по жизни получится, что мы где-то встретимся, хотя шансов на это мало, но всё-таки, если мы где-то встретимся среди людей – никак не показывай, что мы знакомы! Никаким образом! Мы с тобой – абсолютно чужие, никогда нигде невстречавшиеся, незнакомые люди! Запомнил?

– Да, запомнил.

– Теперь по делу. Схрон сделал?

– Да.

– Далеко отсюда?

– Вон он, в тех зарослях – указал я на поляну из бурьяна.

– Так. Давай, иди туда. Я отсюда понаблюдаю округу, и минут через пять по твоему пути проследую. Жди меня там.

Я пересёк открытую местность, затем пробрался через бурьян и крапиву, и остановился метрах в трёх от схрона. Ожидая Лёху, я закурил, попутно оглядывая окрестности, – нет ли посторонних глаз? Вскоре послышались шаги и из бурьяна вылез Лёха.

– Бл*ть, я и не представлял, что крапива может быть такой высоты! – он чесал шею, видимо крапива ошпарила его, по ходу дела оглядывая и оценивая место для тайника. Получилось как раз так, что он встал на саму крышку схрона.

– Место хорошее. – наконец вынес он вердикт. – Одобряю. Ну а где сам схрон?

– А вот попробуй – найди.

Лёха ухмыльнулся и стал рыскать глазами по периметру.

– Ну ты хотя бы радиус поиска обозначь.

– В радиусе трёх метров ищи.

Лёха в удивлении приподнял брови, и с ещё большим интересом стал искать. Он как следопыт внимательно вглядывался в кусты, в траву. В нескольких местах он пощупал почву руками. Пару раз потопал ногами. Минут через пять развёл руки.

– Ладно, сдаюсь. Где?

Я подошёл к деревцу, взял его под корень и поднял крышку схрона.

– Опа-на! – удовлетворённо воскликнул Лёха. – Я ж стоял на нём! Паша – ты красава!

Он опустился на колени и заглянул в яму. Осмотрел. Оценил. Поднялся.

– Ну, слушай, ты случайно в спецвойсках не служил?

Я отрицательно покачал головой. Он взял крышку. Закрыл схрон. Потоптался на нём. Потом отошёл. Посмотрел со стороны. Потом с другой. Ещё раз встал на крышку.

– Да… – улыбнулся он. – Не зря говорят: талантливый человек талантлив во всём. Ты – талант. Явно. Ну молодец, Паш, всё сделал шикарно. С чем тебя и поздравляю!

Он искренне был доволен моим творением. А мне было приятно, что мой труд достойно оценили.

– Так, времени у меня мало, поэтому давай по делу. Машину купил?

– Да. Нива-Шевроле. Внимания не привлекает. Проходимость для наших дорог хорошая.

– Понятно. Всё правильно. Что с недвижимостью?

– Значит так. Я в местной администрации пробил тему, что вот этот бывший домик лесника и гектар земли – до сих пор числятся на балансе райцентра. И они не знали – кому его сбагрить? А тут я нарисовался и предложил им выкупить этот участок. Сейчас там в течении месяца должны перевести участок из земель сельскохозяйственного назначения в земли поселений, потом будет формальный аукцион, ну и прочая бюрократическая возня. В общем через пару месяцев я буду законным владельцем того дома, где живу сейчас, и плюс гектар земли к нему.

– То есть ты решил обосноваться здесь.

– Я просто подумал: а на хрена мне селиться в каком-нибудь посёлке или деревне, где постоянно посторонние глаза, если можно обустроиться на отшибе, здесь и людей мало, и схрон недалеко, и я смогу оперативно доставать из него новые поставки. Да и вообще – мне здесь нравится. Природа, поля, леса, река. Тишина. Обустрою дом, хозяйство заведу. Давно хотел…

– Ладно. Меня устраивает. Размер люка в схрон?

– Восемьдесят на восемьдесят.

– Хорошо. Баулы будут входить свободно. И выходить тоже. Я, кстати, уже привёз два баула. Сюда сегодня уж загружать не будем, сразу домой к тебе забросим. Продумал – где и как будешь хранить дома?

– Да. В погребе.

Лёха удивлённо вскинул брови.

– Вместе с картошкой и капустой? А мышей не боишься? Сырость?

– Нет. Я всё продумал. Погреб там размером пять на четыре. Я немного удлинил погреб. Сделал семь на четыре. Три – останутся под соленья и варенья, и будут прикрытием для подземного банка…

– Подземный банк… – ухмыльнулся Лёха.

– Да, чё-то мне такое название пришло. Ну так вот – три метра будут обычным погребом. Остальные четыре я отделил бетонной стеной. Другие стены я так же укреплю цементной опалубкой. Дверь в хранилище будет замаскирована стеллажами с банками. То есть чтобы все выглядело как обычный погреб. Отодвигаешь стеллаж с продуктами – а там дверь в подземный банк.

– Дверь какая?

– Пока стоит самодельная из досок. Но я уже заказал стальную, по спец-заказу, размер сто пятьдесят на восемьдесят. Заодно заказал и входную дверь в дом, а также решётки на окна. Через три дня доставят.

– Кого-то привлекал к работе?

– Обижаешь. Нет конечно. Входную дверь и решётки они мне поставят. Всё остальное придётся делать самому, чтоб без свидетелей.

– А справишься один?

– Пока справлялся. Справлюсь и дальше. Инструмент у меня уже есть всякий. Арендую трансформатор для сварки на пару дней. Сделаю, не переживай.

– Смотри сам. И главное всегда помни, что самое важное в нашем деле – скрытность. Чтобы никто ничего не знал, и ниочём не догадывался. От этого зависит жизнь – твоя и моя. Вот это постарайся осознать! И пока у тебя ещё есть шанс отказаться. Подумай! Ещё есть время. Потом уже его не будет. Если ты подписываешься – то мы с тобой повязаны одной ниточкой. Один неверный шаг – и всё! Кирдык! Нам никакие деньги не помогут! И никто никогда нас не найдёт. Мы исчезнем – и всё… и тишина… Но перед тем, как мы превратимся в прах, мы испытаем адовы муки… Вот как-то так… Больше тебе сказать не могу, не имею права. Подумай…

– Да… Раньше ты мне такие перспективы не рисовал…

– Эти перспективы, – он изобразил пальцами знак ковычек, – ждут нас только в одном случае – в случае нарушения скрытности нашего предприятия. Если же всё будет шито-крыто, то нас ждут совсем другие перспективы… Ну так что решаешь? Ещё можешь передумать.

– Нет, поздно. Я решил уже. И обратного пути не хочу. Раз уж я подписался под это дело – значит пойдём вместе до конца.

Он протянул мне руку. Я пожал её.

– Спасибо. Я в тебе не ошибся. – сказал Лёха. – Ну а что со "связью без связи"? Придумал что-нибудь?

– Да, есть кое-какие задумки.

– Выкладывай.

– Значится так. Есть такой сайт бесплатных объявлений, "А**то" называется…

– Да, знаю…

– Нужен будет человек, которому ты можешь доверять, который не будет задавать лишних вопросов, и с гаджета которого ты периодически будешь давать объявления на этом сайте. Ну или просто какой-то гаджет с симкой, зарегистрированной на липового абонента. Я придумал – какого плана будут объявления. Короче, скачиваешь из интернета фотографию смокинга, например, и выставляешь объявление о продаже смокинга. Пишешь в описании там что-нибудь, типа – почти новый, один раз использовался. Дальше пишешь будто бы дату покупки этого смокинга. Допустим: был куплен двенадцатого октября одиннадцатого года. Я вижу это объявление, и понимаю, что заказ будет двенадцатого октября. Год, якобы покупки, значения иметь не будет. Для меня самая важная информация – это день и месяц. Для того, чтобы не надоедали звонками человеку, через которого будет размещаться объявление, пишешь в нём, чтобы не звонили, а писали сообщения на сайте, ну типа телефон заблокирован, и плюс – ставишь какую-нибудь заоблачную цену, чтобы ниукого не возникло даже желания его покупать. И так каждый раз, как только ты знаешь дату когда ты сможешь приехать с посылками, – ты редактируешь объявление, внося новую дату покупки смокинга. Я каждый день просматриваю объявления о продаже костюмов. Вижу смену даты, и готовлюсь достать из схрона посылки в этот день. Вот как-то так. Что скажешь?

Он улыбнулся.

– Ну что я могу сказать? Грамотно продумал, молодец. Как подать объявление не подставляясь самому – я придумаю, это решаемо. И человека, и гаджет незасвеченный найдём. Так, это вопрос выяснили. Теперь следующее. В этом году у нас осталось немного времени – август, сентябрь, максимум ещё октябрь. Потом всё – зелени не будет, будет снег. На снегу, понятно, все следы будут видны. Поэтому до апреля-мая следующего года у нас будет перерыв. Практически пол-года. Смотри не спейся от такого количества денег и зимнего безделья!

Лёха засмеялся. Я лишь ухмыльнулся – меня покоробил тот факт, что я забыл про зиму. Надо быть внимательней. Любая ошибка может дорого стоить.

– Ладно, – сказал я. – Где-то с середины апреля буду смотреть объявления. Я так понимаю – мы теперь лично встречаться не будем, и возможно несколько лет?

– Да, – подтвердил Лёха. – Чем меньше мы будем пересекаться лично, тем безопасней для тебя. Да и для меня тоже.

Он задумался, нахмурив брови, но скоро вернулся в действительность.

– И последний вопрос на сегодня. Когда вся эта эпопея с посылками закончится – не знает никто, и я не знаю. Может быть через год, а может и через десять. Ежели доживём – я сам на тебя выйду и сообщу о завершении. В случае, если я не смогу, по той или иной причине, то может появиться человек, с которым тебе придётся сотрудничать в плане дальнейшей судьбы этих посылок. Запомни фразу, которую тебе скажет этот человек, это будет пароль: " А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте водосточных труб?"

– Маяковский…

– Да, он самый. Раз ты знаешь, значит не забудешь этот пароль. И вот этот человек тебе скажет – что дальше делать. Считай, что он – это я. Не сомневайся. Понятно?

– Да, я понял.

Лёха глубоко вздохнул.

– Ну что ж, тогда всё. Сейчас заедем к тебе, забросим две сумки, и я поеду.

– Пошли… – вздохнул и я.

Мы вышли из зарослей, огляделись – никого. Вокруг природа, чиста и невинна, и только люди мутят здесь свои мутные делишки. Доехав до моего дома, мы быстро вытащили две посылки. То были баулы, такие, знаете, в которых раньше «челноки» возили товары из Турции и Китая. Килограмм по двадцать весом каждый. Пожали руки.

– Ну, всё, давай. – сказал Лёха. – Надеюсь ещё свидимся.

– Давай. Свидимся обязательно. И тогда напьёмся хорошенько!

– Ладно. Но ты тут смотри – много не пей, веди себя прилично.

– Хорошо! Счастливо!

Он сел за руль. Махнул мне рукой. И уехал. Я проводил взглядом, пока машина не скрылась в лесу. Потом затащил баулы в дом и запер дверь.

Всё. Началось. Теперь я один. В полностью автономном плавании. Сам капитан – и сам юнга. Сам царь – и сам холоп. Сам себе хозяин. И обладатель миллионов. Что будет дальше? Неизвестно. Чем всё закончится? Непонятно. С чего начинать? Начну с осмотра.

Я расстегнул первый баул. На меня смотрели аккуратно сложенные и обмотанные стрейч-плёнкой пачки долларов. Такой, знаете, огромный "долларовый кирпич". Мне слегка поплохело. Я сглотнул слюну и раскрыл второй баул. Легче мне не стало – там был примерно такого же размера кирпич, только из пятитысячных рублевых купюр. Я бросился к окнам, быстро закрыл все занавески, и немного охреневший плюхнулся на диван.

Мысли бурлили в голове. А что ты хотел увидеть? Морковку с капустой? Туалетную бумагу? Ты знал, что будут деньги. Много денег… Ну да, знать-то я знал, но одно дело знать, представлять, – и несколько другое дело всё это видеть воочию, натурально. Тем более человеку, который ещё вчера считал каждую копейку, и не был уверен, что будет кушать через день. И вдруг – «кирпичики» из пачек банкнот! Тут любой подохренеет!

Ладно, насмотреться на эти деньги я ещё успею, а сейчас надо всё убрать – на дворе уже вечер.

Я спустил баулы в подпол и принялся готовить ужин. Мне предстояло совершить много дел, и для этого нужно хорошо питаться, тем более, что такая возможность у меня теперь есть. У меня теперь вообще будет много возможностей. Очень много возможностей. И, что немаловажно, – у меня есть свобода действий. У меня есть деньги – много денег. У меня есть время – много времени. Меня никто никуда не торопит. Надо мной никого нет, никакого начальства, – я сам себе хозяин!

– Я сам себе хозяин. – торжественно произнёс я. Это звучало как молитва. Как бальзам на душу. И я влил в себя фужер дорогого шампанского – бальзам для желудка.

Сам себе хозяин… Сколько лет я к этому шёл. Сколько пришлось пережить, сколько перетерпеть, сколько биться…

Глава 4

Биться я начал будучи ещё совсем маленьким, когда жил в детском доме. Не знаю, от кого у меня, от отца или от матери, эта неспособность прогибаться, нежелание "уходить от конфликта", терпеть и молчать. Отца я не помню вообще, наверно он бросил нас, когда я был совсем крошечным, а может быть ещё и до рождения. Маму помню плохо – вы много помните из своего четырёхлетнего возраста? Иногда вспоминаются отрывистые моменты из раннего детства. Помню – зима, сугробы, мама в пальто вырезает мне из сугроба снежные кубики платсмассовой лопаткой. Затем я пробую сам. У меня не получается, куски снега рассыпаются. Мама смеётся. Помню как мама ложится ко мне в койку, потому что я долго не мог заснуть. Она была только после душа, и от её волос пахло свежестью. И рядом с ней было тепло, уютно и спокойно.

Потом она куда-то исчезла из моей жизни. Появились чужие женщины и мужчины, которые меня куда-то увозили, привозили, передавали другим мужчинам и женщинам. Многие меня гладили по голове. А я всё ждал маму. Долго ждал. Не помню – плакал ли я? Помню долгое, тягучее ощущение тоски, где-то глубоко в груди непроходимая боль, как-будто кто-то зацепил крючком мою душу и постоянно тянет за невидимую леску, не ослабляя натяжение ни на минуту.

Меня привозили в одно помещение. Там я был несколько дней. Потом за мной приезжали, чаще это были женщины, и меня снова увозили, в другой дом. Долго ли меня так транспортировали – не помню. В конце концов, в одном из пунктов меня, вместе с ещё несколькими малышами, посадили в автобус и повезли.

Так я попал в И-й детдом-интернат. Это был кирпичный четырёхэтажный дом, построенный буквой П. В одной половине строения был Детский дом для сирот, типа меня. В другой жили местные детишки, родителям которых было некогда заниматься своими детьми в течении рабочей недели. Пять дней дети жили, питались и учились в интернате, а на выходные они отправлялись домой. Детдомовские же варились в своём сиротском соку ежедневно, ежемесячно и круглогодично. Вернее будет сказать – должны были вариться до определенного возраста.

Конечно же за младшими группами был самый строгий присмотр. Начиная же с класса шестого, контроль ослабевал, а после седьмого личная жизнь детдомовца уже мало кого интересовала, потому что с этого возраста воспитанники проходили обучение в обычной школе, в классах с местными детьми.

Позавтракав «дома», так мы называли между собой наше заведение, мы отправлялись в общую среднюю школу, и после уроков мы по инструкции должны были сразу же вернуться в детдом, но как всегда инструкции мало кто соблюдал, и многие возвращались уже к ужину, к семи часам вечера. Воспитатели тоже не особо требовали от нас соблюдения режима, сами были когда-то молодыми, да и основной их заботой была малышня. Мы же бродили до ужина по посёлку или окружающим полям и лесам, или по территории сохранившегося колхоза, наблюдая жизнь колхозных коров, лошадей, а также людей, ухаживающих за ними и за хозяйством. Иногда мы помогали колхозникам убрать навоз или разгрузить сено, и они платили нам мелочью, которую мы копили и, достаточно накопив, покупали себе разные сладости. Кто-то покупал сигареты. Я же тогда ещё не курил, но обожал конфеты «Дюшес» и зефир.

Лично мне очень нравилось наблюдать за коровами и лошадьми. Эти большие животные с огромными добрыми глазами, всегда притягивали меня к себе красотой, грацией и теплотой своих тел. Когда стоишь рядом с коровой или лошадью, то ощущаешь их мощную энергию и душевную теплоту. Нравилось неспешное и непрекращающееся пережёвывание коров, когда мерное движение их челюстей успокаивает и убаюкивает. Нравились длинные опущенные шеи лошадей, когда они щипали траву в поле, их вихрастые хвосты, попеременно вскидывающиеся то к одному боку, то к другому, отгоняя надоедливых мух и слепней.

Летом, когда не было уроков, бывало мы приходили на пастбища, аккурат к обеду пастухов. Они отпускали лошадей кормиться на лугах, а нам позволялось посидеть в седле или просто постоять рядом, держа повод в руках. Иногда я срывал ветку, и стоя рядом с лошадью, час, а то и два, мог отгонять от неё всякого гнуса. Меня удивляла способность лошадей подёргивать маленьким кусочком кожи на огромном теле, куда садился очередной кровосос.

Все эти «экскурсии» в деревню для меня были отдушиной от детдомовской скученности, отдыхом от казарменности нашего быта, зарядкой энергией и положительными эмоциями на следующую учебную неделю.

Но была и капля дерьма в красивой бочке моих вылазок на волю. То была кучка местных пацанов, которые при любой возможности задирала детдомовских. Нередко дело доходило до драк "стенка на стенку", но в большинстве случаев эти деревенские хулиганы старались вылавливать или одного нашего, и толпой его унижать, или, если наших было несколько, брать численным преимуществом.

Самым зловредным, самым хитрым и самым подлым был у них Серёга Уськин. Он почти всегда первым начинал задирать детдомовских, почти всегда первым из всей шайки начинал бить. В последствии я заметил, что Уськин этот, наносил удар, и если детдомовский отвечал, то на него набрасывались все остальные, а Уськин отходил в сторону. Я ж говорю – хитрый был, гадёныш. Провоцировал драку – и в тину. Было несколько случаев, когда кто-то из воспитателей или просто прохожий, увидевший избиение толпой одного, останавливал драку и задерживал кого-то из этой малолетней банды. Потом милиция разбиралась с родителями задержанного. Уськин же ни разу ни кому не попался, потому что всегда был в стороне от основной кучи и при «шухере» – скрывался первым. В том же случае, если деревенским попадался не очень бойкий паренёк, не способный за себя постоять, Уськин был всегда во главе унижений и издевательств над слабым и беззащитным.

Первый раз я подрался с Уськиным, когда мне было лет пять. Я был худой, физически абсолютно не развит, да и морально был подавлен – я долго привыкал к «общежитию» детдома. Драться на кулаках я не умел, а бороться со мной было одно удовольствие для довольно упитанных деревенских. Серёга Уськин хоть и был мне ровесник, но весил наверно в два раза тяжелее. Ему не стоило особого труда уронить меня на землю и придавив своей массой, обездвижить меня. Я помню до сегодняшнего дня то унизительное состояние, когда ты лежишь на земле, на тебе валяется самое противное в мире существо, ухмыляется самой отвратительной в мире рожей, – а ты ничего не можешь сделать! Ты дёргаешься, ты ёрзаешь, ты пытаешься выползти из-под него, но у тебя ничего не получается. У тебя глаза набухают слезами от злости, – не от обиды за унижение, – но от злости даже не на Уськина, а на самого себя, за неспособность дать достойный отпор, за свою физическую слабость. И у тебя пена на губах от злости, – только толку от неё никакой. А вокруг тебя суетятся все его дружки, пинают тебя ногами, кидают в тебя куски земли, смеются над тобой, – а ты можешь только сопеть, выть, рычать и задыхаться.

Так было несколько раз. Дракой конечно это назвать можно с натяжкой. Это было просто избиение. И заканчивалось это издевательство лишь тогда, когда вмешивался кто-то из взрослых. Кстати, что я заметил, – из десяти взрослых, видевших что происходит, вмешивался лишь десятый.

В пятом классе я узнал, что во Дворце Культуры посёлка открылась секция по боксу. Тренировки проводились в спортзале ДК с шести вечера до восьми. Я конечно же записался. Три раза в неделю я жертвовал ужином в детдоме для того, чтобы научиться давать сдачи хулиганам. Начал заниматься в октябре, а уже в январе следующего года я поехал на свой первый соревновательный бой в наилегчайшей категории. И выиграл его, в качестве приза получив грамоту. Потом соревнования пошли каждые две недели. Я выигрывал бои один за другим. Тренер был доволен мною. Начиная с мая месяца я уже тренировался по индивидуальной программе. Количество грамот, кубков и медалей увеличивалось пропорционально росту уважения ко мне среди ребят, воспитателей и педагогов. Даже директор Владимир Петрович лично здоровался со мной за руку, и когда требовалось его личное разрешение на то, чтобы пропустить один учебный день для поездки на соревнование, он всегда без сомнений разрешал. Да и с чего у него могли возникнуть сомнения, если в учебной программе у меня всё было хорошо. По годовым оценкам отличником я не был, но и троек было всего две – по химии и физике. И глядя на мои успехи, ещё шесть наших парней пришли в секцию по боксу.

С Уськиным мы пересеклись уже в середине лета, когда я и несколько моих одноклассников собирали землянику в посадках. Уськин со своей шайкой, а один он не появлялся нигде, как раз шёл от родника. По старой схеме Уськин начал обзывать нас «сиротками», чтобы спровоцировать конфликт.

– Эй, сиротки, вы чё тут шастаете? Чешите отсюда пока по рогам не получили!

Мои одноклассники, понурив головы, засобиралась было уходить.

– Куда вы собрались? – спросил я их.

– Да ладно, пойдём. Ну его на фиг. – отвечали мне.

– Никуда не пойдём. Собирайте ягоды, как собирали. – я решительно отказался отступать.

– Ты чё, додик, оборзел что ли? – полез на меня Уськин.

Он по привычке потянул ко мне руки, чтобы взять за шиворот и бросить на землю. У меня как-то автоматически сработала «двоечка» – прямой левой-правой. Попало точно в подбородок. Уськин, как был с протянутыми руками, так и рухнул мешком, прямо лицом в траву у моих ног. Наступила тишина. Казалось что даже жаворонки в поле замолчали. Молчали и мы, и деревенские.

– Пошли. – Мишка Говорков слегка тронул меня за плечо. Я не стал нагнетать ситуацию или шумно праздновать. И мы потихоньку ушли. Деревенские также тихо склонились над Уськиным.

Мне бы хотелось конечно сказать, что с тех пор деревенские отстали от нас, они нас зауважали и драки прекратились. Нет. Ничего подобного. Так просто смириться с поражением от одного удара ни Уськин, ни другие деревенские не желали. Им хотелось отмщения. В детдом был прислан гонец с вызовом на бой "стенка на стенку". Место было назначено – поляна, с трёх сторон окружённая посадками, а с четвертой обрамлялась рекой Ржавой. Из деревни место не просматривалось, что исключало возможность прерывания боя кем-то из взрослых или милицией. Условия были следующие: не больше десяти человек, не старше 16-ти лет, только на кулаках (без кастетов, ножей и пр.), по яйцам не бить. Бой заканчивается только тогда, когда все бойцы одной из стенок лежат на земле и не оказывают сопротивления. Никто никого не добивает – упал на землю, значит выбыл. День и время так же были назначены – следующая суббота, в одиннадцать утра.

Вызов был принят. Но десять человек нам набрать не удалось. Шесть человек, которые недавно стали заниматься боксом, согласились пройти "боевую практику". Плюс я – семь. С трудом нашли ещё двоих. Ну что ж, девять – так девять. Уговаривать, кого-то убеждать пойти с нами "для численности", было безполезно – какой толк от человека который пошёл в бой без желания биться, а "за компанию"?

В субботу мы пришли. Хотел бы я рассказать о нашей блестящей победе, но мы проиграли. Не помогли мои успехи в боксе, не помогли боксёрские навыки ещё шестерых наших. Проиграли мы по двум причинам. Во-первых, вся наша команда состояла из 12–14-летних ребят. С той стороны пришли парни, которым было по 15–16 лет. В большинстве своём они были выше нас, здоровее нас, и, самое главное – опытнее нас в уличных драках. И вторая причина – у нас не было плана действий, не было ни тактики, ни стратегии, что в формате "стенка на стенку" играет немаловажную роль.

Надо отдать должное той стороне – когда нас всех «завалили», никто из них нас не добивал, не пинал, в общем никак не обозначал какое-то превосходство над нами и словесно нас не унижали. Видимо они также прекрасно осознавали, что победа была не совсем однозначной, потому что стороны имели разные исходные – они были старше и опытнее, и нас было меньше на одного человека. Поэтому они, без празднования победы, спокойно ушли по домам. А мы побрели в свой дом.

Ввиду того, что многие из нас вернулись с синяками и ссадинами, в понедельник директор собрал педсовет. Было длительное и подробное разбирательство. Присутствовал также участковый милиционер. Нас вызывали по одному и допрашивали о происшедшем. Все мы конечно же – шли, оступились, упали, лошадь хвостом хлестнула, коза рогами боднула, телёнок лягнул и прочие причины. Но шило в мешке не утаишь. Вскоре администрация знала всю информацию о происшествии и об участниках инцидента со стороны детдома. Про деревенских никто ничего не знал и даже при желании ничего сообщить не мог. Самым главным виновником был признан я. На утренней линейке во вторник директор прилюдно меня отчитал и "поставил на вид", вынес выговор и предупреждение, и в конце концов «разочаровался» во мне, потому что я "не оправдал надежд коллектива".

Отныне боксом заниматься мне было запрещено, все послабления в режиме и в учебном процессе отменялись навсегда. И тренер, приходивший к директору на переговоры, получил "от ворот поворот", потому как и на нём частично "лежала вина в моём антисоциальном поведении". Так же пострадали и другие участники "моей шайки". Им на месяц было запрещено покидать территорию детдома, а так же отказано в походах в кино и прочих экскурсиях на тот же срок. В общем виновными были признаны детдомовские. Пострадавшими получились тоже мы. Местные остались нетронутыми и вроде как не причём.

Потом, после месячного «карантина», я всё-таки умудрялся несколько раз сбежать на тренировку. Но каждый раз, прознав о моём "нарушении режима", администрация снова вводила мне всякие ограничения. А тренироваться от случая к случаю не имело смысла. Так, на самом взлёте, и обломалась моя карьера боксёра. Потом по жизни спортом я занимался, да и боксёрские перчатки на забывал, и боксёрские навыки не раз выручали, но о соревнованиях и медалях пришлось забыть.

Глава 5

Не буду скрывать – вечером того дня, когда Лёха последний раз приезжал ко мне, я хорошенько нажрался, и нажрался я шампанского. Опытные люди знают – какие последствия ждут на следующее утро тех, кто переборщил накануне с этим прекрасным напитком. С утра, когда я вынырнул из мира сладких, нежных и тёплых грёз в жёсткий мир действительной реальности, меня посетила не только тупая черепообъемлющая боль, но так же изнуряющая революция желудка, который взбунтовался не только из-за перебора жидкости с пузырьками, но и так же из-за несуразной мешанины всяческих совместимых и несовместимых закусок. То есть, помимо атмосферного, я ещё испытывал два давления, которые распирали меня и сверху, и снизу, и практически до обеда я пребывал в уборной. В редкие вылазки из уборной в дом, я успевал хлебнуть лекарственного похмельного напитка, трясущимися руками удерживая фужер, и запихнув в рот засохшую дольку апельсина, я снова бежал в деревянную обитель, где занимался самобичеванием. И если головная боль после пары фужеров слегка отпустила, то желудок никак не хотел отказываться от революционных тезисов.

К тому времени, когда солнце уже было в зените, я наконец-то пришёл в себя и стал воспринимать зелень вокруг, свежий воздух и пение птиц. Я опустил своё уставшее от утренней туалетной суеты тело на крыльцо и стал наслаждаться кислородом, попутно стараясь заставить себя думать о своём будущем. О будущем миллионера. Нежданно-негаданного миллионера.

– Надо завязывать с бухаловом. – сказал я себе. – Если с каждого завоза посылок, ты будешь бухать по чёрному, то… то…

Что будет со мной, если я начну бухать, моё воображение отказалось мне сообщить, потому как мой мозг, как и всё тело, вошли в режим «ступор». В таком внепространственном состоянии нестояния я проболтался на крыльце несколько часов.

В общем жизнь моя продолжилась только со следующего утра, когда я хорошенько выспался и был готов к новым свершениям. Первым делом я спустился в свой подземный банк, дабы получить порцию положительных впечатлений и мотивацию. Я раскрыл оба баула, и некоторое время наслаждался зрелищем, которое может позволить себе мизерное количество людей – полные сумки банкнот у себя дома. У меня в голове мелькнула идея пересчитать их все, но очень быстро я отказался от неё, подумав, что лучше уж не перегружать и без того перегруженную психику. Да и постулат: меньше знаешь, спокойней спишь – никто не отменял.

А что собственно я знаю? – подумал я. Ну что в сумках миллионы, однозначно – знаю. Кто их привёз? Некий человек по имени Алексей, – кстати, неизвестно, настоящее ли это имя? Документов я не видел, следовательно не могу утверждать, что я знаю его имя. Неизвестный человек привёз неизвестную сумму денег. Откуда он приехал? Не знаю. Не спрашивал и спрашивать не буду. Да и навряд ли он сказал бы мне. Судя по номерам на машине, транспорт зарегистрирован в московском регионе, что даёт основание предполагать, что он с тех мест появился. Но только предположение. Доказательств конечно же у меня нет. Где, в какой организации работает? Неизвестно. Есть лишь несколько версий.

Первая – он крупный бизнесмен. И помимо официального дохода, который он декларирует в налоговой и деньги с которого он размещает в банках, у него есть также неофициальный доход, наличности с которого он прячет от государства. Как-то так.

Версия намбер ту. Может быть он прячет эти деньги от бандосов. Как это у них называется – крысятничает? То есть, каким-то образом обманывает крышующих его бизнес, не доплачивает им, предоставляя недостоверную информацию о прибыли. А разницу в показателях берёт себе и ныкает по подвалам, – в нашем случае ко мне, в мой подземный банк. И если это так, то я, по сути, являюсь соучастником его «крысятничества», и если бандюки прознают о его махинациях, то рано или поздно они могут выйти и на меня. Горячий утюг на пузе или паяльник в другом, более уязвимом месте – отлично развязывает язык.

Третья версия. Лёха не просто бизнесмен, имеющий законный бизнес и укрывающий от налогов часть прибыли, но он занимается конкретно незаконным делом. Например торговля оружием, или порнография, в конце концов наркоторговля. Но ведь он усиленно уверял меня, что не стал бы подставлять под наркотики человека, спасшего ему жизнь. Да? Да – он сдержал слово. Это не наркотики. Это бабло. Деньги, которые могут быть от продажи наркотиков. Формально он меня не обманул. Так, стоп! Ты чего-то уже в дебри забрёл! С чего ты решил, что это деньги от наркотрафика? А если порнография? Или торговля людьми, например? Как-то легче тебе от этого? Думаешь спрос с тебя будет меньше, когда тебя возьмут за жопу с мешком бабла и предъявят обвинение в соучастии торговлей оружием? И хорошо, если тебя возьмут через неделю, когда в твоём погребе будет всего два мешка, а если тебя примут через год, когда твои трюмы будут забиты сундуками, переполненными златом и драгоценными каменьями? Что скажешь в своё оправдание? Типа – знать не знаю, ведать не ведаю. И хоть на самом деле это правда, – кто тебе поверит? Впаяют срок по самые гланды, и никакие «отмазки» не помогут.

Тут у меня родилось ещё одно предположение. А вдруг он киллер? Профессиональный убийца. Ездит по стране, выполняет заказы – «мочит» тех, за кого дают огромные деньги. И если в предыдущих версиях я мог найти для себя хоть слабые, но оправдания своих действий и относительную «чистоту» скрываемого мною бабла, то в случае с наёмным убийцей, все самоувещевания своей отстранённости от чёрных делишек – "не канали". Все деньги имели красный цвет. И ты на эти деньги уже сейчас живёшь. И ты на эти деньги уже сейчас хочешь построить своё будущее. Ты уверен, что потом "мальчики кровавые" не будут сниться?

Я представил себе моё сказочное будущее. Огромные дворцы по всему миру. На личном необитаемом острове у меня тоже дворец. В каждом дворце с десяток спален и туалетов, лифт между этажами, красивая дорогая мебель, вся обстановка инкрустирована золотом, и весь дом в благоухающих цветах. Десятки породистых женщин ублажают меня каждую ночь, и все они просятся ко мне в гости ещё и ещё, потому что я не только дарю им дорогие подарки, но и в постели они реально не встречали мерина сильнее. Лишь один факт омрачает мою красивую и дорогую жизнь султана – ночные кошмары с кровавыми мальчиками. И в какую бы часть света я не убежал, в какой бы стране не поселился, на какой бы яхте не ушёл в открытый океан, – всегда ко мне приходят окровавленные призраки тех, на убийстве которых были заработаны мои капиталы. Мальчиками их конечно назвать можно условно, да и святыми они наверняка тоже не были, но они были убиты. И теперь являются ко мне…

Ну ладно, хватит! Почему вдруг такие страшные перспективы? Возможно у этих денег вполне себе нейтральное происхождение. Может быть богатый муж прячет от жены свои заначки. Да! Вот эта версия меня устраивает! На ней и остановимся! Муж прячет от жены денежки, которые пойдут на всякие развлечения, рыбалка там, сауна, девочки. Почему нет? Работяга прячет сто рублей – миллионер ныкает побольше. Вот и всё!