Читать онлайн Телепат. Железный занавес бесплатно

Преамбула.

Когда в интервью в первый раз спросили меня о секрете молодости, я с улыбкой ответил, что в юности в горах встретился с инопланетянином. Людям проще поверить в мистические события, навесить ярлык «избранного» и не пытать себя теориями вероятности или сложными конструкциями.

Ещё лет десять назад я мог открыто приехать к себе на малую родину, не волнуясь за возможность случайно встретить своих друзей детства. Но теперь, когда их лица испещрены морщинами и грусть пенсионного возраста омрачает им существование, с моей стороны подобные визави ‒ претензия на высокомерие. Мало кто способен пережить чужой успех без сожалений об упущенном времени, без волнений, что не сложилось у него в жизни. Сомнительное милосердие с моей стороны ‒ размышлять именно так, но для меня это здравый гуманизм.

Никто не знает, в какой момент и где я решусь на откровение, но никогда не сделаю этого напрямую, из своих уст. Я благодарен этому автору за то, что она согласилась рассказать мою историю, не раскрывая личности. Пусть думает, что разгул её фантазии ‒ признак таланта, а не запись и расшифровка откровений транслятора. Как телепаты оплачивают подобные услуги? Состоянием. Мы заботимся о тех, кто позволяет нам высказаться инкогнито. Почему мы скрываемся? Чтобы не тратить своё время на гонки с охотниками за головами, теми, кто дистанционно присваивает чужой интеллектуальный труд. Трусость ли это? Нет! Каждый выбирает свой путь: кто-то уходит в битвы с системой, а кто-то, получив высокий уровень в личной трансформации, следует по пути созидания, сокрывшись в режим самоизоляции.

Я не стану раскрывать секретов теневой власти, не буду углубляться в сложные структуры молекулярных и гормональных изменений, не затрону атомные формы. Иначе моё повествование превратится не в художественное произведение, а в совокупность формул на школьной доске. Не привлекает это людей, далёких от науки. Я хочу обратиться к тем, кто рассматривает термин «трансформация» как трендовое направление в психологии, не принимая во внимание, что психология ‒ это наука о душе, а траснформации происходят через обретение определённых уровней сознания. Эти процессы бывают принудительными, когда человек сталкивается с обладателями энергий другого уровня. При таких встречах мозг непосвящённого записывает шаблон о возможности достижения подобных уровней и следует по лабиринтам своих преображений с готовой точкой поиска цели. Мозг стремится достичь того, что когда-то испытал в кратком миге соприкосновения с великим. Отчасти на этом строится влияние мест сил, вызывая изменение частот работы мозга. Состояние, о котором я уже упомянул выше.

В мире материальном, где основной критерий успешности ‒ обладание валютой, многие готовы обменивать свои услуги лишь на бумажный эквивалент благодарности. Но потом, вы цепляетесь взглядом за рекламные проспекты, которые обещают вам продать состояние счастья, уверенности в себе в физическом воплощении, ваше внимание фиксируют на необходимостях покупать ‒ работать, снова покупать. Замкнутый круг. В этом плане капиталисты одержали верх, убедив вас в необходимости быть рабами потребительского спроса.

Я не являюсь аскетом, напротив, предпочитаю брать от жизни максимум, но именно осознание того, что состояние первично, позволяет мне менять на валюту не своё время, а заниматься алхимическими трансмутациями энергии в объекты. Кто-то считает, что данные знания доступны только носителям нового света, якобы прибывшим сюда для того, чтобы разрушить старые устои, что поколение инкогнито породило инновационные идеи, которые способны перевернуть фундаментальные догмы. Отнюдь! Мы лишь смогли услышать, отринув свою гордыню, то, что нам давно несли заветы предков. С чего всё началось в моей жизни? Наверное, с истории моего дедушки, который трудился обычным чабаном в высокогорьях Приэльбрусья. Были ли у нас в роду до этого люди, обладающие чем-то привлекающим к себе события, которые делали их особенными, сложно сказать, предпочитаю опираться на достоверные источники собственной памяти. Люди всегда старались скрывать то, что отличалось от привычного восприятия, но мой дед Муса был упрям.

Чабан.

Не космические корабли приближают человека к космосу, а близость к звёздам, которые приходят к нам, стекая по поволоке небосвода в сентябре. Можно ли достичь тайн Вселенной, обладая лишь техническими характеристиками траектории полёта? Мой дед Муса считал, что космос внутри нас. Он уходил в долину гор с отарой, не страшась встреч с дикими животными. В селении поговаривали, что, уединившись на лоне природы, чабан дружит с алмасты и говорит с Всевышним.

Когда я был маленьким, дедушка избегал со мной бесед о встречах с мозыль и губгананами, он чаще вспоминал о событиях конца тридцатых годов, когда участились визиты туристов из Германии на Эльбрус. После того, как в один из таких приездов германские туристы навестили наши горы с тибетскими ламами в составе делегации (тогда я почему-то представлял, что прилетели они в компании с мохнатыми козами), чабан, который прошёл Первую мировую войну партизаном, насторожился. Его приватные беседы с соседями о потенциальных рисках и разведывательной деятельности в их регионе иностранными туристами дошли до представителей власти. Тогда-то и начался новый этап в жизни моего предка.

Часть жителей посёлка высмеивали его наблюдения, а часть страшили, что за такие разговоры и подрыв авторитета Советской власти настигнет страшная кара. Но Муса упрямился, что если представители иностранного духовенства посещают высшие точки страны, значит, пытаются ослабить защиту, чтобы пробраться беспрепятственно в тылы. «Голову беречь надо» ― приговаривал чабан, в сухом омовении проводя ладонями по своему лицу, «а для страны голова ― вершины гор». Позже, когда любознательные туристы вернулись в Приэльбрусье в составе подразделений горных егерей, смеяться над Мусой перестали. Тёмные времена настали для всего его народа. Оккупация немецкими войсками малой родины, три года войны и депортация в Среднюю Азию, долгие тринадцать лет до возвращения домой с чужбины.

Мой отец был младшим сыном Мусы, и трудно было ему понять, где больше родина его, там, где детство прошло или куда всегда рвалось сердце и душа его родителя. Зажили раны, прошли года, но я из рассказов своего папы искал ответы на вопрос: зачем прилетали тибетские ламы? Что привлекло их на Эльбрус, и почему именно пик нашей вершины манил пришлых альпинистов? Муса мечтал, чтобы младший сын стал медиком, только Мурату (моему отцу) учёба в школе давалась нелегко. Он вырос в другой стране, привык к иному языку, денег у семьи, чтобы отправить его учиться в город, не было. Слава пророчеств чабана среди немногих вернувшихся на родину не позволяла парню развиваться под давлением пересудов и косых взглядов. Наша семья стала для родного народа символом беды. Спорить с прошлым смысла нет. Мог ли простой чабан исправить что-то в ходе событий своими откровениями? В детстве, когда я слушал рассказы отца и дедушки, всегда думал, что я не стал бы настаивать на том, что видел, чтобы сохранить близких, прислушался к советам тех, кто отговаривал его добиваться укрепления зашиты вершин. Поэтому рос я молчаливым ребёнком, не делясь с родными тем, что со мной происходит, не хотел расстраивать членов семьи той молвой, которая чёрной меткой легла на репутацию нашего дома.

В тот день, в годовщину начала депортации, один из одноклассников на уроке открыто заявил, что его бабушка ему говорила, что причина озлобления власти на наш народ крылась в предательстве чабана Мусы, который решил спорить о безопасности. В маленьких посёлках молва сильнее разума. С тех пор в моей жизни начался новый этап. Злобные взгляды и перешёптывания за спиной в школе, а позже и вовсе, ненависть переросла в угрозы и побои. Я убегал в горы, взирал в распростёртый небосвод и молил о помощи, слёзы обиды и безысходности меня душили. Я ненавидел деда. Я возвращался домой вечерами, стараясь беззвучно пробраться в свою комнату, чтобы домашние не заметили, что мой портфель опять вываляли в грязи, а на теле появились следы новых побоев.

В жаркий день апреля, после того, как меня вновь настигла компания желающих избить, я сбежал от них лесными тропами в горы. Когда свист и оскорбления погони остались позади, я замедлил шаг, радуясь, что удалось миновать боль и унижения. Погрузившись в свои печальные мысли и мольбы к небесам «забрать меня отсюда», брёл по лесу, смахивая слёзы, которые ручьём лились, застилая возможность видеть, что вокруг.

Вдали мелькнула огромная тень, с хрустом веток она неизбежно надвигалась на меня меж стволов деревьев. Расстояние между нами сокращалось молниеносно, замерев в ужасе, я смотрел на густую чёрную шерсть алмасты. Страх сковал мои движения, бежать, но куда? Я замер, созерцая, как пристальный взгляд красных зрачков удерживает меня в своём плену. В готовности принять неминуемую смерть, я закрыл глаза ладонями. Зловонный запах шкуры чудовища становился сильнее, и вот его горячее дыхание проскользнуло по макушке моей головы. Дрожь объяла моё тело. Доли секунд миновали, когда я понял, что алмасты уходит. Как же страшно было мне открывать глаза, но решившись, я осмотрелся по сторонам. И лишь когда повернулся назад, увидел моего деда Мусу, мозыль стоял с ним рядом, благодарно приветствуя лепешку в руках чабана.

– Мало их осталось после войны, ― с грустью произнёс Муса, глядя вслед удалявшемуся снежному человеку. ― А ты чего испугался?

– Дедушка, ― кинулся я навстречу ему, уткнувшись в крепкое плечо, и разрыдался так, словно из меня выходила вся тяжесть горестных переживаний. ― Как ты тут оказался?

– Я, Умарчик, жизнь прожил долгую, а тут смотрю, ты сам не свой домой возвращаешься, решил проследить за тобой, узнать, что тебя тревожит.

Мне вдруг стало так стыдно, мой дед увидел, как его внук ‒ трус убегает, вместо того, чтобы драться за свою честь, как потомок партизана прячет глаза от страха перед алмасты; не таким отважный чабан хотел узнать меня.

– Я подвёл тебя? ― опустив глаза, севшим голосом произнёс я.

– Да что ты, я уж недобрым делом подумал, что с плохой компанией ты связался, что дела тёмные творите. А против толпы только дурак станет биться.

– Но ты же не побоялся тогда спорить со всеми, когда говорил, что немцев гнать надо.

– Умар, и что мне это дало? Тебя за что обижают?

– Я не хочу об этом говорить! ― Не желая расстраивать деда, вернулся к своему портфелю, поднял его с земли.

– Ты думаешь, я не знаю, какие слухи в ауле ходят? Или думаешь, отцу твоему легко в жизни пришлось из-за моего упрямства? Запомни, внук: в стаи сбиваются гиены и стервятники, сильного же путь всегда одинокий. И если винят тебя в том, что ты не совершал, то это лишь потому, что силе твоей не хотят дать раскрыться, а ты борись за своё место под солнцем, за свои ценности и веру. Всегда борись, не смотри на других. Вот я когда говорю, голову береги, разве это ведро на голове носить? Нет, это не позволять чужим мыслям овладевать разумом твоим. Идём домой!

В тот день дедушка стал для меня другом и наставником. Он поднимал меня утром, чтобы я отправлялся до занятий на пробежку, смастерил во дворе турник и брусья, научил ими пользоваться. А на Урок Мира, посвящённый Дню Победы, пришёл чабан Муса выступать в актовом зале нашей школы, как особый гость, с медалями и орденами после двух войн и скромно рассказывал молодому поколению о том, что мир начинается с нас. С нашей дружбы, с нашей взаимопомощи, с нашего желания Родину свою защищать. После этого выступления гонять меня перестали. А летом, когда я набрался храбрости, повёл он со мной отару на пастбище, где и показал своих оставшихся в живых друзей алмасты.

После окончания школы я уехал по наставлению деда учиться в институт, но когда мать сообщила о том, что Муса умер, мне страшно было возвращаться туда, где скалы плачут и воют алмасты, провожая своего скромного защитника. Дедушка говорил мне, что от того, что тело его перестанет быть с нами, он не исчезнет, и будет рядом, охранять своих любимых, я верю в это и по сей день. Возможно, именно тоска по деду закинула меня в исследования путей, которые помогают чувствовать его наставления. Нет научных доказательств экстрасенсорных способностей, но есть доказанные изменения активности мозговой деятельности в зависимости от ритма.

Незримый враг.

Пески времён играют своё соло на струнах раненной предательством души. В моих руках потёртая тетрадь, которую Муса завещал мне. В ней шатким почерком маршруты, которые посодействововали мне в помощи деду уже после его смерти настичь того врага, за кем следил чабан в горах Приэльбрусья. Я бережно храню её страницы, с годами пусть поблекли чернила, но для меня до сих пор загадка: как человек, далёкий от науки, едва прикоснувшись к возможности выхода в сеть интернет, обнаружил следы грядущей новой битвы, которая должна была разразиться уже не на вершинах гор, а грозила информационной эпидемией.