Читать онлайн Кровавый Король бесплатно

Плей

-

лист

Love and War – Fleurie

Gefion – Power-Haus, Christian Reindl, Lucie Paradis

Iduna – Power-Haus, Christian Reindl, Lucie Paradis

Can't Help Falling In Love – Tommee Profitt, brooke

The Hanging Tree – Amistat

Those Eyes Fast – Dsippy

Это была всё я – PALOMA

Love into a Weapon – Madalen Duke

Пока не кончится зима – Soltwine

Море – Элли на маковом поле

Soldier, Poet, King – The Oh Hellos

И я – ANAZED

В доме твоём – Лента

Вальс со смертью – IVEMBER

Хаос – предтеча творения чего-нибудь истинного, высокого и поэтического. Пусть только луч гения пронзит этот мрак. Враждующие, равносильные доселе пылинки оживут любовью и гармонией, стекутся к одной сильнейшей, слепятся стройно, улягутся блестящими кристаллами, возникнут горами, разольются морем, и живая сила испишет чело нового мира своими исполинскими иероглифами.

К. Паустовский «Золотая Роза»

Пролог

Не нарушая правил

Психиатрическая клиника при Стоуни-Брукском университете, Стоуни-Брук

Пять лет спустя

Мокрая от проливного дождя одежда неприятно липнет к телу, очерчивая рельеф мышц. От неожиданного удара о землю тянет в рёбрах и кружится голова. Чёрные, как смоль, волосы спадают на лоб. Убрать их он не пытается, вовсе не замечая дискомфорта. Так же, как и не замечает тянущей боли в левом виске, стекающую струйкой кровь по скуле, и уж тем более – приступ удушающего кашля.

Перед яркими голубыми сапфирами слабо мерцает одна цель – кованые арочные ворота психиатрической       клиники.

Ужасающая молния за широкой спиной раскалывает тёмное небо на миллиарды рваных отблесков. Поднявшийся ветер грозится повалить деревья. Но бушующая природа не волнует. Куда важнее совсем другое – память вернулась. Вернулся каждый фрагмент, который до этой секунды считался лишь ночными кошмарами.

Он вспомнил Её глаза перед тем, как провалиться в пустоту. Она была настоящей на протяжении каждого из тысячи восемьсот двадцати пяти снов.

Всё вдруг стало неважно. Он не верил в людских богов, но молился каждому из них – лишь бы она оказалась жива. Боги, как и всегда, оказались глухи.

Яростный огонь разгорается в солнечном сплетении. Угольные брови принимают традиционное положение – сильно нахмурившись, до образования глубокой галочки на переносице. Если бы была возможность умереть от одного взгляда, то медсестра в приёмном покое не успела бы вздохнуть.

– Доктор Тейт?

Взволнованная женщина поднимается с места, во все глаза оглядывая вошедшего новенького главврача.

Мужчина медленно переводит взгляд на светловолосую подчинённую, чьи не маленькие габариты едва умещались в поношенный халат (тот явно был на два размера меньше).

«Доктор Тейт», надо же!» – ухмыляется он, презрительно фыркая. – «Доктор!»

Осанка становится по истине королевской, а в ярко-синих радужках, напоминающих собой два огромных сапфира, сверкает раздражение и ярость, которые главврач сразу берет под контроль.

– Доктор Тейт, у Вас кровь…

– Всё нормально, – отмахивается мужчина. – Доктор Ритц у себя?

Вместо тупых вопросов и непонятной игры в «больничку» – хочется и камня на этом месте не оставить. Только тот, с кем он собирался воевать – исчез, растворился так быстро, что он и моргнуть не успел. А когда всё-таки моргнул, то превратился в никому неизвестного человечишку, непонятного доктора Тейта.

Игра заискивающе приглашала принять раунд.

– Почти да, – слышится усмехающийся голос вошедшего врача. – Ну, и погодка на улице! Чувствую, все наши пациенты зададут сегодня жару.

Доктор Тейт неопределённо хмурится, расписываясь в журнале за получение ключей от кабинета.

«Идиотия! О, Хаос, какая идиотия!»

Татум Ритц быстро отряхивает зонт от мокрых капель, что-то в светлых серых глазах кажется знакомым.

– Гидеон, всё хорошо? – обращается к нему доктор Ритц. – У тебя кровь!

Медсестра, в надежде услышать, что же произошло с новеньким выдающимся австрийским врачом Гидеоном Тейтом, даже облокачивается на стойку, но главврач сухо кивает головой, приказывая коллеге следовать за ним.

– Какой-то он сегодня сам не свой, – недовольно фыркает она. – Всего три дня тут, а уже корону нацепил…

Но мужчины уже не слышат возмущений медсестры, всё дальше и дальше удаляясь в крыло кабинетов. Доктор Тейт бежит от людской любопытности так далеко, как только может.

– Так расскажешь, что произошло? Тебе нужна помощь?

Гидеон отвечает на вопрос только тогда, когда слабоосвещённый кабинет главврача скрывает двух коллег:

– Какой-то идиот сбил меня прямо у клиники. В такую погоду де…чёрт голову сломит, а он без фар летел! – Гидеон устало опускается на небольшой диванчик. – Хорошо, что я не поехал за рулём…

Приступ хриплого кашля заставляет согнуться, оперативно поднеся бумажную салфетку ко рту. Дёрнув носом, мужчина, не в первый раз замечает кровь.

«Твою ж мать…»

Рабочий день начинался с жуткой головной боли и нездорового кашля, да только сейчас было главным не подать виду – кто знает, что здесь происходит и почему вокруг него находятся люди?

– Чёрт, Гидеон!

Татум быстро достаёт из нагрудного кармашка маленький фонарик, намереваясь посветить главврачу в глаза.

– Не стоит, – доктор Тейт резко поднимается, понимая, что явно поспешил с действиями.

В глазах сразу темнеет. Страшная боль в груди простреливает так быстро, что Гидеон едва успевает ухватиться за край стола.

«Ты не посмеешь сделать этого!» – скрежещущий голос гуляет в височных долях Гидеона.

Костяшки правой руки белеют, а губы сжимаются в длинную напряженную полосу. Сожми сильнее, и по лицу побегут трещины. Боль. Адская боль снова пронзает грудину. От сдерживания слезной пелены начинают покалывать глазные яблоки.

– Доктор Тейт? – обеспокоенный Ритц подлетает к коллеге, предлагая ладонь, чтобы послужить опорой.

«Уже посмела!» – второй голос переполняет затылок безумным смехом, перемешанным со страшной болью и вселенским разочарованием.

Дыхание перехватывает. Её голос кружит в подкорках мозга, играется с воспалённым сознанием так же нагло, как когда-то она ворвалась в его жизнь.

– Гидеон? – светлые глаза Татума пытаются перевести внимание зависшего начальника.

«Меня зовут Видар, твою мать! Видар… Видар Гидеон Тейт Рихард! Я – Кровавый Король, а не демонов врач!»

– Я же сказал – всё нормально, – наконец переводит ледяной взгляд на доктора Ритца, смаргивая неприятные фантомные чувства.

– А затем чуть не отломил край своего стола! – недоверчиво усмехается мужчина, но всё же отходит, включая основной свет в кабинете.

Видар резко жмурится не то от яркости, не то от бешеного девичьего крика внутри головы.

– Надо переодеться, – хмуро резюмирует Видар, кидая взгляд на мокрую одежду. – Если я тебя не смущаю, то можешь начать рассказывать о той пациентке из закрытого крыла.

«Смог ли кто-то ещё вспомнить?» – Видар закусывает губу, доставая рабочие штаны и футболку. – «Если я оказался врачом, то кем стали все остальные? Жива ли она?»

– О, наконец-то! Два предыдущих главврача, по совместительству лечащих врача нашей мадам, бежали так, что пятки сверкали! – воодушевленно начинает Ритц.

– Я помню, ты не раз говорил, – сухо отзывается он, быстро натягивая больничные штаны.

– Её перевели сюда около пяти лет назад. Шизофрения. Но на деле целый букет. Лично я считаю, что это психопатия. В карте написано, что её нашли под обломками особняка в ярморочной общине Верхней Австрии… Халльштатт.

Видар замирает, сжимая в руке несчастную ткань футболки.

«Халльфэйр…»

Он отворачивается обратно к столу, пытаясь вернуть лицу незаинтересованный вид.

– Это кто тебя так? – прерывается Татум, во все глаза оглядывая усыпанную шрамами спину главврача и татуировку на шее по росту линии волос.

Ядовито-чёрные узоры завязывались в немыслимый, поражающий плавностью, узел, из которого прорастали острые шипы. Изнутри своеобразной клетки, казалось, кто-то выглядывает.

– Тяжёлая юность, – глухо отзывается главврач. Он бегло оглядывает свой торс. Отметина слева превратилась в красный нарывающий рубец. Он быстро натягивает футболку и накидывает на плечи медицинский халат, дабы попытаться спрятать татуировку от лишних глаз. – Продолжай. Как она оказалась в здесь?

– Она подожгла дом вместе со всеми его обитателями, спалила заживо семью. Утверждает, что подарила им очищение от грехов. До нас почему-то сидела в тюрьме, пока в прямом смысле не раздробила череп одного из заключённых об стол, а когда он умер – не переставала смеяться на протяжении нескольких часов. Потом, кстати, в твоей бывшей клинике проходила лечение, не долго, правда. По врачебным слухам, прошлый лечащий врач провёл ей лоботомию, представляешь? Но это лишь слух, в карте никаких отметок нет. Почему её к нам перевели – чёрт его знает, по слухам – опять же – этого добился брат. Ситуация, правда, у неё плачевная: не то, что из закрытого крыла не выбиралась, в смирительных рубашках сидела чуть ли не месяцами. Всё твердила про грехопадение. Одному Богу известно, что она там наговорила двум предыдущим врачам, что те сбежали, но будь с ней аккуратен. Кто знает, что у этой психички на уме. Её тактика – тактика Дьявола. Она сначала долгое время молчит, подпускает к себе, пудрит мозги и душу забирает. В прямом смысле.

– Хорошо, что у меня нет души, – усмехается доктор Тейт. – Как звать нашу поджигательницу?

– Эффи, – быстро проговаривает Ритц, словно боясь, что она услышит его и задушит сквозь метры бетонных стен. – Эффи – кличка, которую дали тут. Полное имя Эсфирь Бэриморт. Звучит так, словно её родители увлекались старинными эльфийскими преданиями.

Внутри Видара что-то обрывается. Несколько секунд он просто открывает и закрывает рот.

– И правда, как из сказки, – единственное, что он выдает.

Внутренности обжигает огнём. Она здесь. Здесь. Живая. Так рядом, так близко, что стоит только открыть дверь и протянуть руку.

– А родня осталась? Напомни, – дёргает бровью Видар, стараясь погасить внутри себя обезумевшее ликование.

– Да. Отец Кассиэль – пастор здешней церкви. Её старший брат.

– Пастор? – он не удерживает смешка, но тут же старается подавить и его.

«Демонов Кас заделался в пасторы! Да, храни его Хаос! Отец Кассиэль!»

– Да, – недоумённо дёргает бровями Татум. – Он часто приходит сюда, разговаривает с ней. Ведьма, правда, вечно молчит, только смотрит своими страшными глазищами. У неё гетерохромия, а когда она начинает смотреть на тебя, не моргая – кажется, что все органы во прах обращаются.

– Как старший Бэриморт выжил в пожаре?

– Как он говорит – «С Божьей помощью», переводя на язык без иронии – его там не было, – усмехается Ритц, поправляя остроконечные края голубой рубашки. Затем доктор раскрывает портфель и достаёт оттуда ежедневник, собираясь сверить сегодняшний график.

– А здесь как оказался? – хмурится Видар.

Он, наконец, поддевает пальцами личное дело Эсфирь Бэриморт. С фотографии его изучал безумный, голодный взгляд рыжеволосой девушки. Она скалилась, пока кучерявые пышные волосы напевали гимны самому Сатане – на человеческий лад и Пандемонию – на альвийский. Впалые скулы, тёмные круги под глазами, трещины на сухих губах.

«Какого демона они сотворили с тобой?» – Видар незаметно проводит большим пальцем по фотографии. – «Я ведь мог не вспомнить тебя, Моя Королева…Моя инсанис…»

– Попросил у митрополии перевод сюда, быть ближе к ней. Святой человек, – пожимает плечами Ритц. – Наверное, сердце должно быть по-настоящему чистым, чтобы так любить чудовище.

Тень грустной усмешки прокрадывается в лицевые мышцы Видара. Она любила его.

– Это вся её семья?

– Ага, – кивает Татум, мельком бросая взгляд на настенные часы. – Пора на обход, а заодно и познакомиться с ней.

– А почему мы это не сделали в первые дни? – неопределённо дергает плечами Видар.

– Так, ты же сам сказал, что вначале бумаги – потом всё остальное. Из кабинета сутками не выходил, – ошарашенно хлопает ресницами Ритц.

– Да, похоже на меня… Видимо, не хило ударился, – обворожительно улыбается Видар, играя глубокими ямочками на щеках.

– Ты бы всё-таки проверился, а то мало ли…

Доктор Тейт закрывает дверь кабинета на ключ. Россказни про клинику от Ритца он уже не слушал, осматривая больничные коридоры под другим углом зрения: мужчины, вспомнившего прошлое. Только… он по-прежнему чувствовал себя лишь человеком: слабым, дряхлым, хрупким.

Каждый шаг приближает его к заветной двери. Дыхание становится тяжёлым, а фантомные боли в грудной клетке только усиливаются.

«Сердце…» – он двумя пальцами оттягивает ворот светло-голубой футболки, а затем растирает ладонью солнечное сплетение.

– Уверен, что не нужно на осмотр? – никак не унимается доктор Ритц.

Видар молча кивает, хмуря брови. Глаза застывают на фотографии пациентки около железной двери.

– Всегда мороз по коже от неё, – ёжится Татум, замечая реакцию главврача.

«Он всегда так много болтает?»

Сложно описать тот взгляд, который увидел Татум Ритц. Наверное, он и не знал названий таких чувств, что через край плескались в ярких глазах. И незнание это списывал на волнение перед встречей с психически неуравновешенной особой.

– Говоришь, у неё своя тактика общения? – нарушает молчание Видар.

– Ага, так что разговор в первое посещение вряд ли заладится, но ты испытай счастье!

Татум кивает охране клиники, чтобы те провели досмотр главврача на наличие колюще-режущих предметов и пропустили внутрь.

– Доктор Тейт, проверьте мобильную кнопку вызова охраны, пожалуйста, – спокойный голос охранника скользит по коридору, пока Видар машинально следует просьбе.

«Будто всю жизнь этим занимался», – усмехается он. – «Демон, пять человеческих лет… Пятьдесят моих лет…»

– Удачи, Гидеон, – кивает ему доктор Ритц.

– Мы с ней в плохих отношениях, – самодовольно усмехается Видар. – Зайди потом ко мне в кабинет.

– Так точно! – весело подмигивает коллега, унося ноги подальше от треклятой двери.

Глубокий вдох. Выдох. Нутро содрогается. Дверь тяжело открывается. А затем так же закрывается. Палату слабо заливает освещение.

На секунду Видару кажется, что это тюрьма, а не психиатрическая клиника. Интерьер палаты и близко не походит на красивые коридоры и витиеватые лестницы Музея Безумных Душ.

Бетонный пол, железная кровать с жёстким матрасом, табурет, железный туалет и раковина. Никаких зеркал. Никаких окон. Ни намёка на посторонние предметы. Для неё это даже не место отбывания срока – всего лишь вольер.

На его появление она не реагирует, никакой заинтересованности и банального поворота головы. Сидит спиной к нему, увлечённо рассматривая бетонную стену.

– Доброе утро… Эсфирь, – старается не выдать волнения.

Боится сорваться и заключить её в крепкие, такие нужные ему, но не нужные ей, объятия.

В ответ тишина, абсолютное игнорирование.

– Моё имя… Гидеон Тейт… – Демон знает почему представляется так. Ложь. Вселенская ложь. Узнай она его – так бы не сидела. Она бы лишила его жизни. Наверное. – Я твой новый лечащий врач и главный врач этой клиники. Как минимум, не прилично игнорировать нормы этикета.

Лёгкое лисье хмыканье ударяет о стены вольера. Рыжеволосая склоняет голову к правому плечу. Если бы Видар видел устрашающую ухмылку на потрескавшихся губах Эсфирь, то раз и навсегда бы уяснил, что потерял её. Бесповоротно и окончательно.

А она… Она никогда не слышала таких уверенных голосов, как этот. Говор был резок, быстр и… сладок. Будто что-то липкое разлили по всему полу, а она, случайно наступив, начала вязнуть, без возможности выбраться.

Видар опасно сокращает расстояние и ставит табуретку максимально близко к «лежанке».

– Я изучил твоё дело. И мне кажется, что предыдущие врачи многого не видели, ты так не считаешь?

Эсфирь резко разворачивается от неожиданно тихого голоса прямо за спиной. От столкновения с лицом лечащего врача спасает мёртвая хватка за край кровати.

Девушка замирает, внимательно рассматривая каждую мимическую морщинку на лице врача. Изучает каждую клеточку, будто внутри своей головы составляет полный психологический портрет. Скользит взглядом по мужественному подбородку, расслабленным пухлым губам, уголки которых надменно приподняты, аккуратному аристократическому носу, останавливаясь на глазах.

Эсфирь, как испуганный ребёнок, подаётся назад. Она не видела таких взглядов, как у этого недоврача. Обычно на неё смотрели, как на что-то мерзкое, разлагающееся. Это было в заводских настройках у каждого, кто приходил копаться в её голове. У всех, кроме него.

– Тебе не стоит бояться меня, – уголок губы Видара самодовольно ползёт верх, позволяя Эсфирь рассмотреть ямочку на щеке.

Что-то ей подсказывает, что человек с такой ухмылкой не может быть обычным добряком, желающим излечить ото всех болезней. Причин тому не очень много, а вернее сказать, одна: такая ухмылка была у неё всего несколько секунд назад.

– Серьёзно, у меня нет пометки, что ты немая. Видишь, я не боюсь тебя, хотя, готов поспорить, прежние врачи не подходили настолько близко в первый день.

Девушка закатывает глаза, облокачивается на стену и скрещивает руки на груди. Её чуть вздёрнутые брови – он считает своей победой.

Удивительно, как форма может отличаться от содержания. Внешне перед ним сидела та самая Эсфирь Лунарель Бэриморт (вернее, Рихард, конечно, Рихард) – сильнейшая ведьма Пяти Тэрр, Королева Истинного Гнева. Её сила была настолько велика, насколько язык язвителен, для неё не существовало морали, законов, стоп-слов и сигналов. Демон, она даже как-то ударила его по лицу. Его – Кровавого Короля! Но то, что было внутри неё – в щелчок пальцев оказалось чуждым, безумно далёким, таким незнакомым и холодным. Внутри зияло забвение.

– Что ж… Смотрю, на разговор ты решительно не настроена, – хмыкает доктор Тейт, поднимаясь со стула.

Эсфирь медленно облизывает губы, закусывая нижнюю.

– И что такого ты могла наговорить, сбежавшим от тебя врачам?

Он будто бы издевается над ней.

Её это бесит, выводит из себя. Здесь её территория. С чего он решил, что может помочь той, кто не желает быть спасённой? Призыв о помощи она на стенах не выскребала, морзянкой не отстукивала и никаких молений в космос тоже не отправляла.

– А, понял! – Видар удовлетворённо хлопает в ладоши. – Ты всех сводишь с ума молчанием! Кажется, я разгадал тайны Вселенной!

Их взгляды пресекаются. В его – демоны отстукивают ирландскую чечётку, в её – отвратительное безразличие и нескрываемое раздражение.

Ощущение дежавю табуном мурашек проскакивает по светлой коже Эсфирь. Приходится собрать все усилия, чтобы не растерять самообладания и не дёрнуться.

Будто она видела его раньше. В области рёбер отдаёт боль, тугая, ноющая. Будто он был близок ей. Пытается прислушаться к сердцу, но не чувствует ничего кроме размеренных стуков, словно кто-то завёл механизм в игрушке.

Она уже давно ничего не чувствует.

Видар не отводит взгляда.

Прочие врачи долгого зрительного контакте не выдерживали.

Яркие огни заставляют её подняться с кушетки и сделать шаг.

«Странно, он даже на кнопку не жмёт…», – усмехается Эсфирь про себя.

Ещё аккуратный шаг, в ожидании: либо он скрутит её, либо охрана.

Ничего не происходит, кроме ощущения горячего дыхания на фарфоровом лбу.

Приподнимает подбородок с целью заглянуть в такие странные глаза. Его взгляд казался нечеловеческим, неестественно светлым, будто голубой сапфир в сердцах раскололи молотком до крошек, которые при лунном свете мерцали волшебным свечением. Он смотрел с такой силой, будто умел видеть сквозь землю.

Его будто током прошибает. Ощущения наотмашь бьют по лицу: зрение становится в разы чётче, позволяя рассмотреть каждый тонкий шрам над бровью девушки; слух становится острее настолько, что он слышит тихие перешёптывания охранников за дверью, а от единственной фразы девушки сводит все мышцы, в ушах застывает свинец, а сам Гидеон оказывается пригвождённым к полу:

– У тебя очень красивые глаза…

ГЛАВА 1

Халльфэйр, Королевство Первой Тэрры, 335 лет назад

Старинные каменные улицы окутал мрак.

Тьма чёрными клубами вздымалась над горами, озером, маленькими, будто игрушечными домиками. В некоторых окнах слабо горел свет одиноких свечей, а стены ловили тени остроконечных ушей.

Альвы затаились в своих маленьких уголках, ожидая вестей из замка. С минуты на минуту должен был родиться будущий Король самой величественной Тэрры. Но мало кто знал, что ожидаемое дитя – плод истинной любви короля Тейта Гидеона Рихарда и королевы Беатрисы Амалии Рихард.

Альвийские Старожилы прислушивались к земле, пытаясь предугадать, какой характер ждёт будущего короля, каков будет его взгляд и внутренняя сила. Все попытки оказывались тщетными. Духи Земли разводили руками: флора молчала, покоряясь грядущей темноте.

Король Рихард был хмур. Острые черты лица напряжены, ноздри то и дело раздувались, а яркие травяные глаза наполнены переживанием. Каждый крик его королевы отдавал фантомной болью в грудной клетке и реальной дрожью уголка тонкой губы.

Он мерил размашистыми шагами Лазуритовую залу, то и дело поглядывая на герцога Теобальда Годвина. Тот смиренно сидел у дальней стены, внимательно вглядываясь в кромешную темноту за резными колоннами. Его бесовские волосы в ярких огнях свеч, парящих в воздухе, растрепались, а веснушки танцевали на лице альвийскую плясовую.

Король Тейт останавливается посреди залы.

– Скажи мне, Годвин, не спроста такая темнота?

– Не могу знать, Ваше Величество, – прежде чем ответить, Теобальд вскакивает с тахты, становясь по стойке смирно. – Но, думаю, не к добру.

Очередной крик королевы Беатрисы заставляет сердце Тейта содрогнуться.

Первенец. Король ожидал рождения сына с замиранием сердца. Уже хотел взять его на руки, провести аккуратными пальцами по заострённым ушкам и заглянуть в ясные, яркие глаза, чтобы сразу почувствовать судьбу. Надеясь, что она будет безоблачной и спокойной. И только тьма за резными арками утверждала об обратном.

С очередным криком, в чёрном небе появляется огненная полоса.

– О, Хаос… – едва слышно роняет король.

Тяжёлые дубовые двери стремительно распахиваются. Маленькая полная альвийка в чепчике склоняется в реверансе перед ним.

– Ваше Величество, маленький принц явился на свет!

– Принц, – тихое, почти неслышимое слово слетает с губ. – Принц! – уже громче восклицает он. – Теобальд! Старина! У меня родился сын!

Король в два размашистых шага оказывается рядом с герцогом Годвином, в счастливом жесте укладывая ладони на его предплечья.

– Сын, демон меня дери! Теобальд, объявите всем! Сию же минуту! Родился будущий король!

– Ваше Сиятельство, королева Беатриса ждёт Вас, – обращает на себя внимание служанка.

Король резко оборачивается в её сторону, чем ненамеренно пугает старую альвийку. Та незамедлительно тупит взгляд.

Не чувствуя земли под ногами, он медленно проходит в королевские покои. На огромной кровати лежит она. Мать его ребёнка. Королева его сердца. Беатриса Амалия Рихард.

Её светлые, мокрые от пота, длинные волосы невесомо покоились на больших пуховых подушках. Лицо светилось от счастья.

Беатриса поднимает ясный взгляд на вошедшего мужа, отчего последний застывает на месте, боясь подойти ближе и спугнуть маленький живой комочек в её руках.

– Иди же сюда, – тихо, с невероятной теплотой, шепчет королева, мерцая яркими голубыми радужками в тёплом свете свечей. – Он так прекрасен…

Король медленно оседает на кровать, заглядывая в умиротворённое лицо сына, будущего наследника. Мальчишка растягивает губы в беззубой улыбке, будто бы приветствуя отца. Огромные голубые глазёнки смотрят с интересом и бескрайней влюблённостью.

Тейт Гидеон, боясь напугать мальчика, протягивает палец, нежно проводя по хрящику заострённого ушка, а затем едва уловимо гладит по белёсому пушку волос.

– Он так похож на тебя, – в восхищении произносит король.

– У него твой нос, – ослепительно улыбается Беатриса. – И готова поспорить, что в будущем, линия скул. И ушки! О, эти замечательные ушки, Тейт! – у глаз королевы появляются слезинки.

Король горячо целует жену в висок, с ужасом осознавая, что готов делать это вечность.

– Добро пожаловать домой, Видар Гидеон Тейт Рихард, будущий Король Халльфэйра! Будущий Король Первой Тэрры! Дитя Истинной Любви! – скрипучий старческий голос застревает во входных дверях.

Король быстрым движением вскакивает с кровати, закрывая широкой спиной жену и новорождённого сына. Очередной раскат грома заставляет королеву судорожно втянуть в лёгкие воздух. Время вокруг замирает, воздух накаляется так, что маленькому, ещё не привыкшему к этому миру, Видару становится сложно дышать.

Тейт почтенно кланяется гостю.

Посреди королевских покоев стоял Всадник Апокалипсиса, один из управленцев Пандемониума. Чёрный костюм плотно облегает жилистые руки и ноги, неестественный цвет лица в свете свечей кажется бледно-зелёным, во всей красе демонстрируя множество морщин и складок. Угольно-чёрные глаза мертвенно блестят.

Сам Смерть надменно улыбается в лицо действующего короля сильнейшей Тэрры, самодовольно опираясь на трость с идеально-круглым наконечником.

– Прошу прощения за вторжение в такую радостную ночь, – размеренно вещает Смерть.

Даже маленький принц затих, инстинктивно прижимаясь к груди матери.

– Двери моего дома всегда открыты для Вас, остальных Всадников и Богини Судьбы Тихе с её Дочерями Ночи, – звонко произносит Тейт, но не двигается с места. – Что привело Вас ко мне?

– Завет Хаоса! – Смерть неприятно растягивает губы в улыбке. – Юному Видару выпала великая честь.

Беатриса крепче сжимает малыша в объятиях.

– Не стоит, Ваше Сиятельство, – Смерть обращается к королеве, не отводя взгляда от её мужа. – Я не отберу Ваше дитя, хотя, откровенно говоря, мог бы, не будь он плодом Любви.

– Мы будем только рады, если наш сын послужит в угоду Хаосу! – Тейт приподнимает подбородок. – Как и мы, – добавляет он.

– Когда-нибудь он сменит нас, займёт трон, даст присягу во имя Хаоса, Пандемония и Пандемониума, – заверяет Беатриса, стараясь не выдать дрожащего голоса.

– Уверяю, он-то сменит… – усмехается Смерть, поправляя подрагивающей старческой рукой ядовито-чёрный галстук. – Уже несколько тысяч лет в Пандемониуме не рождалось детей, подобных юному принцу, с такими светлыми душами, от которых щиплет глаза. Ведь только такая душа способна пережить мой подарок.

– Что Вы хотите от нашего сына? – Голос короля до неузнаваемости меняется. Железный стрёкот слышится в каждой букве.

– А вот этого не надо, Ваше Величество, я не Ваш подданный, так что сбейте спесь, – самодовольно хмыкает Смерть. – Тем более, как я уже сказал, я пришёл с очень ценным подарком для будущего правителя.

Размеренный стук трости по полу заставляет короля Тейта покорно отойти в сторону, открыв вид на перепуганные глаза жены и спокойного маленького мальчика, который с огромным интересом оглядывал жилистого старика с бездонным угольным взглядом.

– О, это взгляд настоящего правителя, – восторженно произносит Смерть, склоняясь над ребёнком. – Видар из благочестивого альвийского рода Рихардов, потомок Благородного Анталя, плод Истинной Любви, избранный Хаосом для деяний великих в пределах Пандемониума и за ними, возлагаю на тебя власть, мужество и страсть греховную, во имя Хаоса, Пандемония и Пандемониума! Да сделай же правильный выбор, когда придёт время!

Ледяное дыхание Смерти обжигает нежную бархатную кожу юного альва, отчего малыш хмурится, готовясь вот-вот заплакать. Но тепло и спокойствие исходящие от рук и сердца матери удерживают всхлипы ребёнка. Смерть медленно припадает сухими, потрескавшимися губами к горячему лбу малыша.

Услышав тоненький стон сына, Тейт делает шаг вперёд, на что Смерть громко ударяет тростью по полу, призывая остановиться. Король учтиво склоняет голову.

Два неразрывных чувства борются в его груди: безмерная гордость за участь сына и такого же величия страх. Всё, чего желал король – спокойной жизни своей семье.

Смерть так же размеренно отклоняется от юного принца, безмолвно переводя взгляд на королеву Беатрису, требуя, чтобы та дала ему ребёнка.

Только после размеренного кивка Тейта Гидеона, она вручает свою маленькую жизнь в костлявые руки Смерти. Малыш молчит, пытается уловить дыхание страшной фигуры, но не может.

– Это станет нашей маленькой тайной, – тихо шепчет Смерть.

Вены на костлявых руках становятся угольно чёрными. Маленький принц поворачивает голову в сторону отца, блаженно улыбаясь. Его белёсый пушок волос стремительно темнеет, пока немногочисленные волосики не отдают ярким чёрным цветом, а вокруг ясно-голубых радужек глаз появляется ядовито-обсидиановая кайма.

– Видар Гидеон Тейт Рихард! Древняя Кровь! Дитя Истинной Любви! Поцелованный Смертью! Будущий Чёрный Инквизитор! Твоя судьба – судьба достойная Истинного Короля! Так будь же им! – ядовитый голос затекает в сердца правителей Халльфэйра.

Король опускается перед Всадником на одно колено, дожидаясь, пока костлявая рука коснётся затылка. Ледяное прикосновение не заставляет долго ждать.

Истинный Король Пятитэррья снова явился! И его сын понесёт почётный титул предков!

– Премного благодарны Вам за такой подарок! – твёрдо проговаривает Тейт.

Смерть сдержанно, невероятно неприятно, растягивает губы в улыбке, а затем возвращает дитя в руки матери.

Беатриса чувствует, как сердце сына наполняется блестящей, сверкающей темнотой; как ненависть борется с чувством добра в его сердце, и как последнее пока что побеждает.

– То, что ты сейчас чувствуешь, Беатриса, носит название «баланс». Только дитя Истинной Любви может сохранить баланс в сердце, подобно тому, как этот баланс призваны сохранять Хаос – Создатель всего нечистого, магического, тёмного, и Господь Бог – Создатель светлого, людского. Тихе предвещает освобождение древнего зла. Как только дитя, наделённое «балансом», сделает правильный выбор – Пандемоний станет его по праву Вашего рода. Да будет так!

Трость Всадника громко бьёт по полу, заставляя молнию сверкнуть в небе.

– Скажите только одно, он будет счастлив? – тихо вопрошает Беатриса, смотря в яркие глаза обречённого сына.

– Ещё бы, особенно, если вы снимите запрет на продолжение рода с жителями других Тэрр. Совсем скоро родится его родственная душа, ещё один уникальнейший плод любви. Такое теперь случается раз в несколько веков. Два абсолютно чистых ребёнка, уготованных друг другу Хаосом. Позвольте им быть вместе.

Смерть медленно проводит линию по полу, возвращая течение времени. Всадник медленно кивает королевской чете и разворачивается на пятках к выходу под громкий плач юного принца.

– Герцог Теобальд Годвин, – скрипуче протягивает Всадник Апокалипсиса, задерживая мёртвый взгляд на нём чуть дольше обычного.

Смерть неприятно ухмыляется ему, словно читая мысли перепуганного герцога, который в замешательстве забывает вовремя откланяться.

Поклон Теобальда Смерть уже не видит, но чувствует. Всадник недовольно щурится, исчезая ровно в тот момент, когда одна нога переступает порог Лазуритовой залы.

– Герцог Теобальд, назначьте сбор Тайного Совета. Мне нужно пересмотреть несколько законов Первой Тэрры!

ГЛАВА 2

Халльфэйр, Королевство Первой Тэрры, 225 лет назад

Первая Тэрра слыла изумительной. В ней обитали альвы – Духи Земли, а потому всё вокруг укутывалось в яркую зелень: ветвистые лапы деревьев служили своеобразными навесами над остроконечными ушами, в кронах деревьев прятались бумажные фонарики с маленькими свечками, огонь в которых, благодаря магии духов, никогда не попадал на листву; всюду росли прекрасные гортензии, которые в зависимости от почвы окрашивались в разные цвета – если кислотная, то вырастали сиреневатые цветки, а если щелочная, то розовая – и невообразимых цветов ранункулюсы.

Отдельное место в сердце юного черноволосого принца занимал Альвийский каньон – вода в нём была настолько кристально чистой, что по земным легендам, обычные люди могли потерять разум, глядя на безмятежное дно. Но не только кристальность воды манила юного Видара, её свойства увлекали принца: когда в воду входил альв с чистой душой, то она становилась тёплой, словно поддерживая температуру тела, но стоило чёрной душе опуститься в Альвийский каньон, как вода вмиг обращалась ледяной, погружая тело к температуре души.

Каждый раз, когда Видар Гидеон Тейт касался глади, вода под его пальцами вела себя по-разному. То ледяная, то горячая. Юный принц не понимал таких перемен, а его верный учитель, герцог Теобальд, не давал вразумительных ответов.

Архитектура Халльфэйра так же интересовала Видара. Маленькие каменные домики подданных нравились ему больше всего – уютные, с фигурными крышами и деревянными дверьми, у каждого домика стояла небольшая скамеечка, на которых обычно сидели очень редко; мосты из фигурных деревьев, аккуратная каменная кладка на дорожках, природное великолепие домов знати и величественность его собственного дворца – заставляли будущего короля благоговеть перед страной и уважать каждые руки, что огранили природные алмазы в бриллианты, переливающиеся в солнечных лучах разноцветными стеклянными витражами.

– Итак, Ваше Высочество, Вторая Тэрра или Джайстайн, какая эта территория на человеческий лад?

Теобальд Годвин важно расхаживал вокруг Видара, пытаясь настроить внимание принца на обучение. Единственное о чём думал принц, так это об ужасном грязно-зелёном цвете сюртука герцога.

– Территория Южной и Северной Америки, – без запинки отвечает Видар, совершенно не заинтересованный изучением мира.

Ему больше хочется созерцать красоту природы, познать древнюю силу Хаоса, что сотворила его и магию альвов.

– Верно. Кому принадлежит эта территория?

– Духам воды – никсам. Их магии подвластна магия воды, могут обращаться в русалок. В годы Великого Террора, когда нежить вела войны за раздел территории, отвернулись от нашей Тэрры, являются недружественным для нас народом.

– Хорошо, Ваше Высочество. Третья Тэрра – это…?

– Великий Бассаам, герцог Теобальд. Среди людей эта территория носит название Африка. Третья Тэрра владения саламов, Духов огня и жары.

– Довольно-таки неплохо, Видар, – фамильярно отзывается герцог, трепля мальчишку по голове. – Каковы главные отличия Великого Бассаама?

– О… обособленность? – Видар растерянно поднимает глаза на учителя.

– Почему так неуверенно? – щурится Теобальд. – Всё абсолютно верно. А ещё – это единственная Тэрра, в которой существуют Охотники на ведьм, запомнил? Тогда переходи к характеристикам Четвёртой Тэрры.

– Айшграйф. Австралия на людской лад. Владения сильфов – Духов воздуха, дружественный нам народ. Вредят только в том случае, если затронут их честь и достоинство.

– И Пятая Тэрра, Ваше Высочество…

– Малварма, – мрачно объявляет Видар. – Территория Антарктики. Маржаны – Духи холода и смерти… Ненавидят мир людей. И, знаешь, дядя Теобальд, я думаю, что они в сговоре с Узурпаторами. – Мальчик запинается, заметив внимательный взгляд герцога, а затем решается продолжить: – Иначе зачем бы им так отчаянно критиковать все законы Древних Тэрр?

– Бойся высказывать такие предположения, Видар. Малварма – не только поддерживает нас, но также одна из самых старейших Тэрр, сотворённых Хаосом. Они преданно служат Ему. Более того, именно их ведьмы считаются наисильнейшими магическими существами, но что более важно, преданными Советницами королей. Ещё ни одна ведьма не нарушила Узы Доверия, данные Великим Королям.

– Тогда почему они такие? – хмурится Видар, обращая ясный взор на огромную плакучую иву. – На днях отец брал меня на Совещание Королей. Король Вальтер Бэриморт ужасен, как и его народ… Они плюют на традиции, не желают слушать и слышать, а когда речь зашла об Узурпаторах, так те и вовсе утверждали, что единственный выход – война. Плюс они хотят обязать нас обучаться военному искусству среди людей!

Герцог Теобальд неопределённо дёргает бровями, солнечный блеск мерцает в песочных глазах.

Юный принц вскакивает с места, не в силах усидеть на мягком стуле.

– Когда я стану королём, я разорву с ними все отношения. И посмотрю, как они выживут без нашей поддержки с набегами Узурпаторов!

– Всё будет, Ваше Высочество, но не сразу, – уголки губ Теобальда чуть приподнимаются. – Посмотри вон туда, далеко за горизонт. Что ты видишь?

– Свои земли, – гордо отвечает юнец.

– Верно, – размеренно кивает головой герцог Годвин. – Твоя задача – сделать всё, чтобы они остались твоими, и никто не посмел даже цветок в поле сорвать, не говоря уже о том, чтобы отвоевать часть земли. Король Вальтер Ги Бэриморт – завоеватель. С каждым годом земли Малвармы расширяются, и никто не смеет стоять у него на пути. Пока мы поддерживаем дипломатические отношения с ними, они не видят в нас угрозы. Устранять их надо хитро, Ваше Высочество. Для этого Вам нужно учиться, развивать свои физические, умственные и магические способности.

Теобальд отходит в сторону, указывая взглядом юному принцу занять своё место. Тяжёлые резные двери распахиваются, а герцог и принц встают по стойке смирно.

Король Тейт величественно шёл навстречу к наследнику. Поступь его беззвучна, словно он не касался пола ногами. Гордая прямая осанка указывала на безграничную власть, острые скулы и волевой подбородок придавали лицу романтичную серьёзность, от которой оторвать взгляд оказывалось практически невозможно. Светлые глаза просияли, когда король застал сына с высоко поднятым подбородком.

Чёрные волосы мальчика хаотично осыпались на плечи, а две тонкие косички, заплетённые с двух сторон за ушами, не позволяли паутинкам спадать на глаза и лоб. Яркий голубой взгляд с ядовитой каймой у краёв радужки благоговейно смотрел на отца. Больше всего на свете Видар мечтал быть таким же, как он. Ни в чём не разочаровать его.

– Ваше Величество, – приподнимает уголки губ герцог Теобальд.

И учитель, и ученик делают приветственный книксен.

– Ваше Высочество! Герцог!

Король попеременно переводит взгляды с Видара на Теобальда.

Видар хочет что-то сказать, но новая порция воздуха в лёгких отдаёт страшной болью. Он поначалу беспомощно смотрит в глаза отца, словно принимая нарастающую боль в грудную клетку, а затем с диким криком падает на пол. В исступлении хватается тонкими пальцами за атласную рубашку, будто именно она источник адской боли. Сердце остервенело стучит, стремясь раскрошить рёбра.

За иступлёнными криками он не слышит, как отец зовёт на помощь, не ощущает прикосновения герцога ко своему лбу. Кажется, что вместе со своим криком, внутри головы он слышит чужой вой – отчаянный, испуганный, протяжный.

Холодно. Кончики пальцев леденеют, Видару кажется, что горячий воздух изо рта клубом расходится перед лицом. Последнее, что видит мальчик – глаза матери, устланные солёными слезами. Капелька падает ему на щёку, больно обжигая ледяную кожу. Сердечный ритм нормализуется, но дышать по-прежнему больно. Рёбра ломит с такой силой, какую он ещё не в состоянии сравнить с чем-либо. Остаётся лишь прислушиваться ко внешнему миру, в котором все суетятся над его телом. Не получается – крик внутри головы не затихает ни на секунду.

***

Малварма, Королевство Пятой Тэрры, то же время

– Нот, отец зовёт нас! – тонкий голос юнца звенит в покоях старшего брата.

Яркие глаза цвета замороженного неба усердно бегают по тёмному помещению.

Полярная ночь сегодня особенно мрачна, небо освещает ярко-лазурное сияние, а покои и залы дворца – слабый свет свечей.

Сонный мальчишка потирает кулаками глаза ярко-зелёного цвета.

– Кас, какого демона? Ты время видел?

– Матушка…

Но стоит юному принцу Паскалю Бэриморту произнести одно слово, как Брайтон рывком подрывается с кровати, стараясь как можно быстрее избавиться от спальной одежды.

Ядовито-чёрные ткани скрывают бледную кожу, оставив только два ярких пятна: зелёные глаза и огненные волосы.

– Давно? – коротко спрашивает Брайтон, когда братья покидают спальню.

– Несколько часов, – пожимает плечами Паскаль. – Отец предчувствует что-то хреновое…

– Не выражайся, – хмурится старший брат.

– Демон с два! – хмыкает младший.

Братья Бэриморт служили неправильными отражениями друг друга. Единственное, что, хотя бы немного их объединяло – разница в возрасте, которая составляла всего лишь одну полярную ночь (что на человеческий лад равнялась году) и бесконечная преданность друг другу.

Семейные узы для Пятой Тэрры всегда оказывались во главе стола.

Несмотря на относительно юный возраст для маржан – Брайтон отличался суровыми чертами лица и мыслями под стать внешности. Его серьёзность всегда выкручивалась на максимум и пересилить это качество могла только педантичность, которая начиналась с одежды и заканчивалась идеальной причёской коротких ярких волос.

Паскаль же вобрал в себя все пакостнические качества, учился только ради того, чтобы не расстраивать родителей, но по большей части слыл ленивым баламутом. Вечно растрёпанная кудрявая шевелюра и глупые шутки порой доводили гувернанток до нервных срывов.

В народе шутили, что Брайтон сын короля, в то время как Паскаль – королевы.

– Ради Пандемония, Кас, застегни брошь накидки, – раздражённо закатывает глаза Брайтон. – Отцу сейчас не до тебя.

Меховая накидка Паскаля держалась буквально на одном остром плече и ярких ругательствах, но его это никак не смущало.

– Я не мерзлявый, – подмигивает ему брат.

Двери в залу распахиваются. Пол, украшенный ледяной стеклянной мозаикой, слабо сверкает от освещения парящих свечей. Король стоит у искусственно выведенных деревьев изо льда, отдалённо напоминающих плакучие ивы.

Его холодный взгляд метнулся к сыновьям, когда братья учтиво поклонились.

– Паскаль Ян Бэриморт, застегни накидку! – грозно протягивает отец. – Негоже встречать принцессу в таком виде!

Голос Вальтера, пропитанный стрёкотом льда, сковал залу плотными кольцами: от массивных диванов до огромных мозаичных окон.

– Боюсь, это невозможно, отец! – довольно хмыкает Паскаль, чувствуя, как Брайтон пихает его локтем в бок. – Сегодня полярная ночь, застёжка примёрзла, – прозорливо улыбается он, почувствовав на себе серьёзный взгляд.

Отчаянный крик маленького ребёнка заставляет короля Вальтера отвернуться от сына.

Брайтон и Паскаль обеспокоенно переглядываются.

Из королевских покоев не было слышно даже писка королевы Флоренс Бланш Бэриморт, а потому резкий, невыразимо громкий крик малышки, словно вой волчицы, что взывает к стае, режет по ушам.

Наконец, двери распахиваются, и отец с сыновьями получают приглашение войти.

Все они ступают тихо, боясь нарушить счастливый покой королевы и новорождённой принцессы.

– Моя Королева!

Вальтер становится перед кроватью на одно колено. То же повторяют и братья.

Все склоняют головы перед героической маржанкой и чудом, что та держала в бледных руках.

– Поднимайтесь, мальчики, – со вселенской нежностью в голосе произносит Флоренс.

Её ядовито-чёрные волосы тонкими мокрыми паутинками скользят по щекам и лбу, а глаза искрятся травяными огоньками радости.

Но «мальчики» продолжают стоять, не пошевелившись, отдавая дань королеве.

Только спустя несколько томительных минут король и его дети поднимаются, с потупленными взорами, будто бы спрашивая разрешения подойти к королевскому ложу. Получив разрешение от улюлюканья маленькой принцессы, король присаживается на одну сторону кровати, а Брайтон и Паскаль базируются, с другой стороны.

– Она чудесна, – тихо срывается губ Брайтона.

Братья, как громом поражённые, смотрят на новорожденную сестру. Два ярких алмаза ярко-зелёного и ярко-голубого цвета затаились в радужках.

Малышка с недовольством оглядывает завороженные лица братьев и умилённое лицо отца.

– Эсфирь Лунарель Бэриморт, – едва слышно произносит королева Флоренс, нежно улыбаясь.

– Чудесное имя!

Скрипучий голос заставляет братьев одновременно подскочить с кровати, а короля молниеносно сорваться к полу. Братья незамедлительно следуют примеру отца.

Королева же успокаивающе поглаживает дочь, призывая её не волноваться.

– Господин Всадник, Ваше появление – благословление для нас, – чётко выговаривает Вальтер, после чего все Бэриморты поднимают головы на Смерть.

Смерть ухмыляется, одобряя такое поведение, внимательно всматриваясь пустыми глазами в братьев, отмечая, что они будут идеальными воинами.

– Малварма всегда будет пользоваться благосклонностью Пандемониума, король Вальтер.

Смерть несколько раз стучит тростью о мраморный пол, призывая королевскую семью подняться с колен.

Брайтон с опаской косится на младшего брата, но тот взял под контроль все лицевые мышцы, сохраняя напускное спокойствие и не присущую ему серьёзность. Только в глазах мерцали огни хитрости, которые не укрывались от пустого, проницательного взгляда Смерти. Все это понимали.

– До нас дошли слухи, что вы намеренны нарушить очередную традицию и отправить своих сыновей на службу в людской мир?

Всадник с интересом наблюдет за реакцией короля Малвармы.

Традиционно наследники трона не имели права служить в чертогах Всадника Войны, становиться Инквизиторами1 и, уж подавно, проходить дополнительную службу в мире людей, познавая деятельность их мира и защищая, тем самым свой.

Вальтер Бэриморт много лет назад разрушил одну традицию, убедив Пандемониум, что королевские наследники просто обязаны на своей шкуре познакомиться с искусством войны. «Грош цена тому королю, кто не знает цену жизни своих подданных, и своей в частности», – говорил король, не вызывая особого восторга у предводителей остальных Тэрр.

Всадникам идея пришлась по вкусу.

Теперь же король рушил ещё одну традицию, намереваясь отправить наследников в людской мир на несколько десятков лет.

– Это, отнюдь, не слухи. Кристальная правда, господин Всадник, – твёрдо заявляет король. – Мои сыновья подадут пример всем Тэррам.

– О, я не сомневаюсь, – хитро усмехается Смерть. – Более того, мы готовы поддержать сие стремление, Ваше Сиятельство.

– За этими словами напрашивается союз «но», – дёргает бровями Вальтер, пока Брайтон незаметно пихает брата в бок.

Паскаль потерял контроль над эмоциями, взгляд ярких глаз стремительно темнел. Он чувствовал накатывающую тьму, когда чёрная аура Смерти вспыхнула передо маленькими точками зрачков.

Каждый маржан, рано или поздно, раскрывал колдовской дар. Особенностью Паскаля – было видеть ауры, переплетать их, играться с ними, подавлять или, наоборот, расширять. Брайтон же, в довесок к Паскалю, практиковал морок, нагло и дерзко захватывая рассудок оппонента. Вместе (несмотря на юный возраст) они слыли опаснейшим оружием Пятой Тэрры.

Паскаль медленно переводит предупреждающий взгляд на брата. Явление Всадника не несёт благословления. Теперь напрягается и Брайтон.

– Дело в том, что королева Флоренс держит в руках явление Древней Крови, ужасающей силы, – заискивающе начинает Смерть. – Мы свидетели по истине чудесного века!

– Вы хотите забрать мою дочь, Господин? – спрашивает Флоренс, не теряя королевского самообладания.

– Я здесь, чтобы вручить Вам дар! – Смерти явно льстит учтивое обращение. – Могу я? … – Всадник протягивает костлявые руки к девочке.

Лицо малышки принимает такое выражение, будто она всё понимает: блаженно прикрывает глаза, кутаясь в ядовито-чёрную ауру, как в пеленальное одеяло.

Смерть выпрямляется, проводя длинным пальцем по брови, что стремительно темнеет от ярко-рыжего до тёмного коричневого.

– Верховная Ведьма, её Величество, Эсфирь Лунарель Бэриморт, – благоговейно растягивает Смерть, не смея прикоснуться к рыжему пушку волос. – Перерождённая Хаосом, чья энергия питает и наполняет нас! Позвольте, Ваше Сиятельство, прослужить ей силой и яростью во имя Хаоса, Пандемония и Пандемониума.

– Во имя Хаоса, Пандемония и Пандемониума!

Король снова опускается на колено, как и следующие его примеру дети.

Королева прикасается кончиками указательного и среднего пальцев сначала к левой ключице, затем к правой, а после к губам – отдавая дань заботы, уважения и любви дочери.

А Смерть припадает сухими губами к нежной бледной коже ребёнка, оставляя колючее ощущение поцелуя шершавых губ на лбу.

– Эсфирь Лунарель Бэриморт, Древняя Кровь, дитя Истинной Любви, Верховная Ведьма Пяти Тэрр, Поцелованная Смертью, Благословлённая Чёрной магией! Королева Тринадцати Воронов и Истинного Гнева! Да будет так!

Глаза малышки мерцают в свете свечей, пока кайма радужки насыщается ядовито-чёрным цветом, за счёт чего разница глаз становится броской.

Смерть передаёт ребёнка в руки матери, обращая взгляд на братьев.

– Великой службы, Брайтон и Паскаль! Вас ждут гениальные дела! – улыбается краешками губ Смерть, исчезая так же внезапно, как и появился.

– Что ты почувствовал, Кас? – тихо спрашивает Брайтон, пока король увлечён беседой с королевой.

– Тьму.

ГЛАВА 3

Малварма, Королевство Пятой Тэрры, 165 лет назад

Течение времени в Тэррах значительно отличалось от мира людей. От одного годика малыша до двух – проходило десять лет, а потому переводя на исчисление мирское – в шесть лет ребёнку было уже шестьдесят: каждое десятилетие он впитывал в себя колоссальные познания, оставаясь при том юным и маленьким.

Более того, огромное внимание уделялось стихиям и магическим способностям: так альвы славились силами магии земли, а единицы из них слыли первоклассными целителями, некоторым даже открывался дар некромантии; никсы в совершенстве владели магией воды; маржаны с лёгкостью управлялись с холодом, особо одарённые успешно справлялись с тайнами воздействия на разум; сильфы показывали высокие результаты с магией воздуха, а саламы – огня.

Отсюда и явные внешние отличия каждой Тэрры друг от друга, будь то одежда или традиционные знаки: земельные оттенки у альвов, болотные и тёмно-синие у никсов, холодные и мрачные оттенки маржан, небесно-голубые и сиреневые – у сильфов и огненные – саламов.

Жёсткое кастовое разделение (до недавнего времени) существовало лишь в Халльфэйре – чистота крови ценилась выше всего для альвов. И несмотря на то, что запрет был снят уже как сто пятьдесят лет – альвы не стремились раскрывать свои двери остальным Тэррам.

В отличие от маржан, что предоставляли убежище каждому, кто обращался за помощью. За ледяными сердцами жителей скрывалась невыразимая теплота и забота для каждого нуждающегося. За нарочито отталкивающим поведением – стремление оградить миры от войн.

Юная шестилетняя Эсфирь Лунарель Бэриморт стремилась быть во всём похожей на отца и старшего брата Брайтона – она копировала их суровые выражения лиц, хмурила тёмные брови, старалась держать спину неестественно ровной, а подбородок – высокоподнятым. От матери и другого старшего брата Паскаля – она вбирала острый язык, кривоватую ухмылку на пухлых губах, очаровательные озорные ямочки при хитрой улыбке и лукавый взгляд.

Сейчас она, укутанная в тёплую меховую накидку угольно-чёрного цвета, усердно всматривалась в полярное сияние. Отец говорил, что ночное небо знает всё, а потому девчушка изо всех сил пыталась понять, что же такое это «всё», и почему именно ночное? Какие ответы могут скрываться за чёрным полотном? И есть ли в конце концов свет?

Учитель рассказывал, что люди верят в жизнь после смерти в райских садах Эдема, рядом с Господом Богом. Это означало, что за тьмой для них всегда следует свет. Но в её мире всё иначе – Хаос олицетворял кромешную темноту, раздоры и кошмар, а, значит, после смерти её ожидал Пандемониум: пустой, холодный и одинокий. И даже то, что она принадлежала к высокопоставленной касте Верховных и Инквизиторов – мало спасало. Скорее, наоборот, служило проклятьем: провести Вечность и посмертие в окружении кровожадных ведьм и убийц – не было мечтой номер один.

– Эффи-Лу, почему ты тут одна?

Серьёзный голос Брайтона заставляет её обернуться и посмотреть на братьев, выходящих на балкон.

Она не знала, можно ли любить кого-то в жизни сильнее, чем семью. Чем их.

Смотрит снизу-вверх, не мигающим взглядом разноцветных глаз. Высокие, статные, а один из них ещё и наглый, как тысяча булавохвостых котов2. Мама часто упоминала, какими они были в возрасте Эсфирь: чуть пухловатые, вечно дерущиеся друг с другом из-за длинного языка Паскаля. И как же Эсфирь хотелось посмотреть на это! Увидеть, как Брайтона ставят в пример Паскалю, а Паскаль в ответ отшучивается, за что потом непременно получает подзатыльник.

Те поединки, свидетельницей которых она становилась, уже не сильно интересовали. Да, и заканчивались всегда одинаково: либо Паскаль брал под контроль ауру Брайтона, либо Брайтон насылал на него морок.

– Эффс? – требовательно выгибает бровь Паскаль. – Где виконт Мур?

– Я сбежала, – пряча глаза в пушистых ресницах, отвечает Эсфирь. – Мне очень хотелось посмотреть на полярное сияние!

Паскаль тихо смеётся, пока озорной огонёк мерцает в его глазах. Он усаживается на лавку, пересаживая Эсфирь к себе на колени. Брайтон, тяжело вздохнув и, закатив глаза, усаживается рядом.

Некоторое время они молчат, а юная принцесса во все глаза рассматривает братьев, точно стараясь запомнить их навсегда.

Оба недавно вернулись с военной службы у Всадника Войны. Им было всего по шестнадцать – семнадцать лет, крайне ничтожный возраст для тяжёлой службы в чертогах самого зла. Эсфирь исполнилось два года, когда они улыбающиеся мальчики, каждый раз носившие её на руках – исчезли. Тогда она в первый раз познала, что такое тоска.

Сейчас же перед ней сидели совсем иные молодые маржаны. Лицо Брайтона покрыто несколькими шрамами у левой рыжей брови, но ему всё равно не удавалось догнать Паскаля, у которого имелось их в несколько раз больше. В их глазах будто что-то надломилось: светились они только при взгляде на младшую сестру.

– Все на ушах и ищут тебя, ты же понимаешь это? – хмурится Брайтон, недовольно поджимая губы.

– Понимаю… – сокрушённо кивает Эсфирь. – Но вы только посмотрите, как красиво! А виконт Мур такой нудный!

Паскаль укладывает подбородок на кучерявый затылок сестры, всматриваясь в полярное сияние. Холод приятно стрекочет по его щекам, а сам он начинает покачиваться из стороны в сторону.

– Это правда, что вы снова уходите на войну? – нарушает молчание девочка.

– Не на войну, а на службу. В людской мир, – добродушно хмыкает Брайтон.

– Надолго?

Ещё чуть-чуть и кажется, что Эсфирь заплачет от обиды.

– Ты и глазом моргнуть не успеешь, – весело отзывается Паскаль. – Будешь учиться, потом за тебя возьмётся Пандемониум, станешь могущественной ведьмой и уедешь от нас к какому-нибудь королю-самодуру.

– Нет! Никогда не уеду от вас! – Эффи-Лу проворно соскальзывает с коленок брата, устраиваясь на свободное место между Паскалем и Брайтоном. Она крепко обнимает их. – И вы никогда не уезжайте!

– Как знать, какую судьбу уготовила нам Тихе.

Брайтон нежно целует сестру в макушку, снова переводя взгляд на завораживающее сияние.

– Тебе-то уж точно уготовано жениться на герцогине Адель Крайстчёрч! – смеётся Паскаль, за что в ту же секунду получает гневный взгляд от брата.

Возвышенный, тонкий образ герцогини сразу же возникает перед взором будущего короля Малвармы: она скромно приподнимает уголки тонких губ и присаживается в приветственный книксен, аккуратно придерживая полы длинного тёмно-синего платья, пока он скользит заинтересованным взглядом по тонким бледным запястьям, выпирающим ключицам, тонкой шее, на которую спадали чёрные паутинки волос. Она несмело, с благоговением, смотрела на Брайтона васильковым взглядом, стараясь быть той самой родственной душой, что украдёт сердце красавца-принца.

– Мне нравится герцогиня Адель, – мило улыбается Эсфирь.

Семейство герцога Крайстчёрч часто гостило в Замке Льда, являлись хорошими друзьями королевской семьи, а потому, когда встал вопрос о помолвке принца и герцогини – то решился крайне быстро. Готовилась пышная свадьба.

Сама же Адель не просто так нравилась маленькой принцессе – это была маржанка высоких духовных качеств и сочетала в себе удивительную кротость и доброту.

– Глядишь, обернётся твоей родственной душой! – продолжает насмехаться Паскаль, весело тормоша сестру, чтобы та не замёрзла.

– Кас! – грозно протягивает Брайтон.

– Родственной душой? Это как? – Эффи-Лу поочерёдно смотрит на братьев.

– Не слушай его, Кас несёт чепуху… Как и обычно, – хмыкает старший брат, нежно проводя большим пальцем по тёмной бровке сестры.

– Просто Нот не верит в это, Эффи-Лу, – задорно дёргает бровями Паскаль. – Существует древняя-древняя легенда… – Принцесса, чтобы видеть лицо брата практически наравне со своим, забирается на колени к Брайтону. – Когда-то, много веков назад, когда Хаос ещё натурально правил Пандемониумом, а первые люди только-только заселили Храм Божий, Любовь одарила всех без исключения особенным даром – даром родственных душ. Каждый был предназначен друг другу заранее, даже если находились в разных концах миров.

– Да, но нечисть осквернила сей дар, – нехотя подхватывает Брайтон, грустно усмехнувшись, будто стыдясь своего происхождения и причастности к данной нише. – Говорят, что это был ревнивый альв. Ты же знаешь, что они чересчур чтят чистоту крови? – Принцесса кивает головой. – Так вот альв узнал, что его «возлюбленная» был предназначена другому, маржану. Альв разозлился и решил, что способен противостоять Любви. Он заставил альвийку насильно остаться с ним. Маржан же медленно терял рассудок, каждый раз, когда до альвийки касался другой, ему мерещилась боль в области сердца, груди, да и вообще по всему телу. Его так сильно тянуло к альвийке, что он не мог нормально существовать, думать. Родственная связь предполагает и тесную физическую связь… – Пытается подобрать нужные слова, краем глаза замечая, как младший брат ухмыляется. – Без которой – связанные со временем полностью теряют рассудок…

– Когда Любовь увидела, что её дару противятся… – Паскаль быстро переводит тему, чтобы не пришлось объяснять малышке, что такое эта «тесная физическая связь». – Она наслала проклятье. Все, кто не подчиняются дару родственных душ – обречены на смерть. Как только предназначенные друг другу узнают о своём «предназначении» – пути назад нет. Если они не сходятся, то тот, кто нарушает предназначение своими руками губит второго, а именно – поначалу вторая половинка начинает терять рассудок. Затем, зазубрины чужих прикосновений появляются сначала на коже, далее на костях грудной клетки, а после и на сердце. Чем больше родная душа находится с другим, тем быстрее увядает вторая половина. Со смертью второй половины – у первой разрывается сердце.

– Это так жестоко… – тихо протягивает Эсфирь.

– Но, если возлюбленные обретают друг друга, то образуется самая крепкая связь. По легендам, именно такой связью Тьму заключили в тюрьму Пандемониума. Предания гласят, что только «чёрные души со светлыми проблесками возымеют успех над злом, что возомнило себя Абсолютным».

– Но всё это глупости, – усмехается Брайтон, покачивая головой. – За мои сто шестьдесят лет такого ни разу и ни с кем не случалось. А потому – это всего лишь легенда.

– А люди тоже страдают от шрамов? – вопрошает девочка.

– По началу да, страдали, но затем их душами начала править не любовь, – презрительно фыркает Паскаль.

– Что же тогда? – хлопает длинными ресницами маленькая принцесса.

– Деньги, материальные блага. Такая глупость, как «любовь» их не интересует уже очень давно. Они зарабатывают деньги на всех Всадниках: на Чуме, Войне, Голоде и Смерти. И совершенно не верят в Судьбу.

– Зачем же отец отправляет вас туда, на службу к этим извергам?

– У них вкусная еда, – усмехается Паскаль. – Буду посылать тебе каждый раз что-то новое! – Он задорно щёлкает сестрёнку по носу, слушая её недовольное бурчание в ответ.

– Странно это всё… Настоящее зло они, а нечистью и приспешниками Пандемония считают нас, – тихо проговаривает Эффи-Лу, снова запрокидывая голову и жадно разглядывая полярное сияние.

Ни один из братьев не посмел нарушить тишину, внезапно упавшую на плечи королевской семьи.

Оба поднимают головы, всматриваясь в разноцветные свечения. Каждый из них чувствовал, что мир вокруг меняется, стремится отобрать их и без того хрупкий покой. Сказать этого вслух никто не смел. Не потому, что страх сковывал их сердца, нет. Потому что им было ради кого держаться и делать всё возможное, чтобы сохранить умиротворение и любовь.

Так они и сидели. В тишине полярной ночи. Освещаемые лишь сиянием. Наполненные бесконечной любовью друг к другу, откинув все чины, регалии, судьбоносные звания.

Нот. Кас. И Эффи-Лу.

И, кажется, большего им и не надо.

***

Халльфэйр, Королевство Первой Тэрры, тоже время

Герцог Теобальд Годвин при королевском дворе считался не простым учителем. Блестящий канцлер Халльфэйра, близкий друг короля Тейта, его правая рука.

Поэтому, выслушав просьбу своего короля – поручиться за введение Видара в государственные дела – обрадовался, а затем сразу же приступил к новым обязанностям.

Ему нравился юный принц – скрывать это просто бессмысленно: ум юного альва был развит не по годам. Мало какой житель Халльфэйра в сто шестьдесят лет мог отказаться от беззаботной жизни, ночных плясок, молодых альвиек и амброзии. Для принца Видара это не составляло труда. Весь круг интересов замкнулся на государственных делах.

Но более всего герцога привлекал дар мальчика. Очень редко духи земли становились сильными целителями, способными на настоящие чудеса. Тёмные знания, которые были доступны Видару – не мог постичь ни один альвийский некромант, целитель, алхимик. В свою очередь и Видар не спешил делиться таинством магии ни с кем. Отказался ото всех учителей, стремясь постичь себя сам.

И, что было странно для Теобальда, Пандемониум пошёл навстречу принцу. Никто не знал, насколько силён юный альв, и испытывать его терпение тоже никто не стремился.

Никто, кроме Теобальда Годвина.

Герцог сидел в полутьме, склонившись над государственными бумагами. Свежий ночной ветер раздувал лёгкую серебристую вуаль на окнах. По сравнению с разнообразными залами дворца – его кабинет слыл чуть ли не самым маленьким по размерам. Годвин сам настаивал на небольшом помещении, утверждая, что так ему намного удобнее.

По стенам расположились огромные книжные шкафы, заполненные под завязку. Некоторые книги не вмещались, а потому были сложены аккуратными стопками на полу. Чего только в этих шкафах не находилось! От истории всей нечисти до мирских книг. Отдельные верхние стеллажи отдавались под альманахи чёрных знаний и материй.

Перо легко скользило по бумаге, пока глаза нервно, каждую минуту, оглядывали кабинет. Замок давно погрузился в сон, но Теобальду не становилось легче. Всему виной – вездесущий Видар.

Вдруг юный принц снова решил заночевать в библиотечной зале? Или, в который раз, отточить военные навыки? Вернувшись со службы в Пандемониуме, да ещё и в почётном ранге Чёрного Инквизитора – почти каждая ночь принца становилась бессонной.

Что произошло там и повлекло наивысший титул – Видар не говорил даже отцу. Поэтому страх перед принцем у Теобальда был обоснован. И тот ждал рассвета, как умалишённый. На рассвете Видар отбывал в людской мир, на очередную службу, стараниями малварского короля Вальтера Бэриморта и не без качественных доводов в эту пользу самого Теобальда.

– Недоброй ночи, герцог Теобальд!

Тягучий низкий голос дымным смогом окутывает кабинет.

Песочные глаза герцога нервно оглядывают полночного гостя. Чёрный балахон скрывает худощавое тело, а накинутый на глаза капюшон – позволяет разглядеть только острый подбородок и несколько шрамов на нём, уходящие далеко в черноту.

– Ваше Велич…

Герцог подскакивает с резного кресла, замирая над столом.

– Оставь это для своего альвийского выродка! – Пришедший самодовольно усаживается в кресло из изумрудного бархата, предназначавшееся для посетителей. – Как у тебя дела, дорогой, Теобальд? Я всё ещё не вижу Ветвистой Короны на твоей голове и Первой Тэрры в моих руках… – Он смачивает потрескавшиеся сухие губы раздвоенным змеиным языком.

– В процессе, Генерал! – отчеканивает Теобальд.

– А тем временем мальчишка удостоен звания Чёрного Инквизитора. Она недовольна, – многозначно улыбается мужчина.

– Завтра он уходит в мир людей. За время его службы я совершу переворот. Стану регентом при осиротевшем наследнике. Ветвистая Корона присягнёт Узурпаторам, – наконец, герцог расслабляется.

Он спокойно усаживается на своё место с выправкой присущей исключительно королям.

– Кем он вернётся оттуда? Кого убьёт там? Ты хоть представляешь, сколько душ надо истязать в недрах Пандемониума, чтобы юнцу, которому нет и двухсот лет дали звание Чёрного Инквизитора? – недобрый взгляд огненным пламенем мерцает из-под капюшона.

– Он не вернётся. Мы подставим малварца Вальтера. Альвийский отпрыск отбудет к людям, на службу. Оттуда его призовут на войну, только… Воевать он будет не за нас. Малварцы разорвут его на части, когда узнаю, что он – альвийской крови.

– Тем более, маржаны не знают его в лицо… Его убийство, даже по ошибке, обернётся великим скандалом! – протягивает Генерал, по приторной интонации становится ясно: он доволен. – Не смей проиграть, Теобальд. Не для того мы столько лет воюем.

– Ни в коем случае, мой Генерал!

– И вот что: как обстоят отношения альвийского отпрыска и Кристайн Дивуар?

Теобальд незаметно облизывает вмиг пересохшие губы.

– Не так, как хотелось бы… Совсем близко он не подпускает её, а быть ещё точнее, он почти никого не подпускает. До свадьбы ещё ой, как долго.

– Хорошо, пусть всё идёт как идёт…

ГЛАВА 4

Халльфэйр, Королевство Первой Тэрры, 165 лет назад

В рассвете есть таинство, что заставляет остановиться и смотреть на восходящее солнце с глупым восхищением в глазах. Настолько глупым, будто ты был вечность слепым и вдруг, совершенно случайно, прозрел. Так неожиданно, внезапно, до паралича всех конечностей.

После нескольких лет в жерле Пандемониума – сон стал для него насмешкой Пандемония, гнойным плевком в его сторону. Оставалось лишь наблюдать за солнцем, занимать мозг многочисленными книгами, отточкой магических способностей (благодаря чему на его теле практически не было свободного места, где бы магия не оставила чёрных разнообразных отметин, узоров, рун) – лишь бы заглушить крики узников внутри своей головы, лишь бы заглушить свой собственный крик.

Десять лет исправной службы Инквизитором могут сломать кого-угодно, но не наследника Ветвистой Короны. Во всяком случае, Видар верил, что его невозможно сломать.

Солнечные лучи касаются ядовито-чёрных волос, не боясь тёмных прядей и такой же души. Скулы Видара сжимаются в напряжении, а яркий небесный взгляд искрится холодом и отрешённостью.

Ох, как же королева Беатриса мечтала увидеть взгляд сына тёплым и семейным! Иногда она даже ловила себя на крамольных мыслях – сбежать с ним в людской мир, куда злой рок Тэрр попросту не дотянулся бы.

Видар медленно облизывает губы, потирая пальцами виски. Когда он был совсем юнцом, Железный Лес успокаивал его: в плескающейся зелени и стрёкоте кузнечиков он прятался от надоедливых гувернанток, у Альвийского каньона созерцал красоту и медлительность альвийской жизни.

Сейчас же что-то нехорошее осело в груди. Казалось, если он хотя бы на секунду оставит дом – произойдёт взрыв, что разнесёт половину доброй Тэрры в разные стороны.

Тяжело выдохнув, принц решает продолжить путь сквозь плакучие ивы.

Дом Дочерей Ночи, куда он шёл, находился в одном из самых труднодоступных мест Железного Леса. Наткнуться на него просто так, беспечно гуляя среди зелени, оказывалось практически невозможно.

Три предсказательницы, прислужницы Богини Судьбы Тихе, не жаловали никого, кто хотел познать судьбу «из интереса». Жилистые, костлявые, бледные руки с длинными когтями протягивались только тем, чьи судьбы считались интересными, уникальными и… обречёнными на смерть.

Видар очень долгое время не понимал их роль в «Великом Балансе», о котором из урока в урок твердил герцог Теобальд. В юном альве всегда зудел вопрос – если богиня Судьбы уже есть, то зачем ещё три?

Ответ плавал на поверхности, которую раньше юный принц не принимал – иерархия. Только полностью познав все прелести Пандемониума от первых ступеней до последних – Видар смог осознать модель системы.

Постепенно изумрудная трава под ногами превращается в серый сухостой. Там, где обитали приспешницы Судьбы – витало само безумие.

Солнце по-прежнему ярко освещало резко сменившийся пейзаж и теперь не казалось ласковым. Словно оно выжгло всю траву, обратило стволы деревьев в чёрные надгробия, а обитателей этой стороны Железного Леса спалило, обуглив кости.

Видар впервые оказался здесь перед отбытием в Пандемониум. Тогда непонятные Старухи всё твердили про какие-то цвета, что обязаны погубить его. Но, вот он, шёл здоровый и невредимый (не беря в расчёт пару тройку глубоких шрамов на спине от душ-узников), желая доказать выжившим из ума гадалкам, что их слова – пустой звук.

– Ну, и?! – Голос раскатом грома пролетает по выжженному полю. – Где вы, Старухи? Соскучились?

Безумный смех, от которого в первый раз у Видара чуть не иссяк разум, более на него не действовал. Он даже не дёргается, когда тёмный туман огромной воронкой урагана застилает всё вокруг, засасывая его в эпицентр.

– А Вы возмужали, Ваше Высочество! – стрекочущий безумный голос раздаётся со всех сторон.

От того мальчика, что они видели тогда, действительно ничего не осталось. Он стоял уверенно, чётко глядя перед собой, не прятал взгляд и не отводил его первым. По сравнению с изуродованными телами, лицами и душами в пекле – внешность Дочерей Ночи всё равно, что самая притягательная и обольстительная демоническая красота.

Их исхудалые тела не приближаются к Видару, а отсутствие глаз в глазницах не является огромной проблемой, чтобы смотреть прямиком в чёрную душу альва.

– Что-то ваша обещанная «смерть» за мной особо не спешит, – скулы Видара напряжены, хотя всем своим видом он показывает одну насмешку.

Нападать на них не собирается, только безумец способен бороться с такой энергией, но отразить удар готов.

– Всё смерти ищете, Ваше Высочество?

Одна из них выходит вперёд, волоча за собой подранный подол платья.

– Смерть сама Вас найдёт, – подхватывает вторая с безумным смехом.

– Где? В мире?

Ещё чуть-чуть и Видар вспыхнет от гнева, как спичка.

– А, что для Вас – мир? – Костлявый палец третьей старухи проводит по острой скуле альва.

– Загадки будем отгадывать?

Он молниеносно перехватывает запястье двумя пальцами, выказывая брезгливость.

– Будет Вам ответ! – Они снова исчезают, оставляя только смех в чёрной материи тумана. – «Смерть Ваша ясна, как небо голубое. Зелена, как трава после дождя!»

Очередной взрыв смеха, и туман вокруг рассеивается, снова являя взору альва выжженное поле, да палящее солнце.

– Что это значит, демон вас дери?! – Громкий голос вызывает раскат грома где-то вдалеке. – Отвечайте!

Видар окидывает пренебрежительным взглядом мертвенную местность. Скулы гневно играют, отчего ещё юное лицо кажется мужественным и резким.

– Демон… – слетает тихое, обессиленное ругательство с губ.

Он резко разворачивается на пятках, удаляясь от проклятого места. Безумства на квадратный метр земли настолько предостаточно, что ему хочется щёлкнуть пальцами и оказаться у Каньона. Жаль только, что такими способностями он не обладал.

Всю жизнь ему прочили великую судьбу. Каждый день начинался с порции наставлений от отца, продолжался углубленным изучением книг, магии и государственных дел, а заканчивался ссорой родителей: отец снова поучал и наставлял, а мать умоляла прекратить это.

В Пандемониум он бежал, сверкая пятками. Но не от наставлений, от желания стать таким, каким его видел отец в своих мечтах: идеальным правителем.

Тогда-то, в первый раз, его и настигли три сумасшедшие Старухи. Прямо накануне отбытия. Всё лепетали про предназначение, баланс и смерть. Видар искренне поверил в то, что живым из пекла ему не вернуться.

Но вот он снова покидал Железный Лес. Живой и невредимый. С яростью, что сковывала сердце.

Безумному лепету Старух больше не верил, знал только, что впереди сверкали долгие годы службы среди людей, стараниями малварского варвара Бэриморта, конечно.

Спустя столько времени ненависть к Малварме только укрепилась в сердце будущего короля. Малварма перевернула все традиции, заставила отсылать высокопоставленных особ к людям, лидировала в магическом искусстве, занимая своим ведьмам посты при королях. И все их слушали, даже потакали.

И, если с ведьмами Видар ещё кое-как соглашался, то с остальным – ни капли. Мечта подчинить Малварму, наступить на горло королю Вальтеру превратилась в идею фикс.

Видар желал вернуть всё на круги своя: служение традициям, Хаосу, исполнение долга, чистую кровь.

– Ваше Высочество!

Тонкий голос выдёргивает его из размышлений.

Оказывается, он уже несколько минут смотрел на Альвийский каньон с отрешённым взглядом.

– Герцогиня Кристайн! – уголки губ Видара приподнимаются, словно он видит перед собой дорогую игрушку.

Она сверкает яркой синевой в глазах, невесомо исполняя реверанс. Лёгкий салатовый фатин платья ласково касается земли.

Видар всегда считал герцогиню Кристайн Дайану Дивуар безумно красивым созданием. Утончённые черты лица, аккуратный нос, бездонные глаза, нежный румянец на щеках, шелковистые волосы цвета коры ивы – всё заставляло альва с жадностью наслаждаться ей.

Правда, податливость любым желаниям иногда надоедала, но искать кого-то, кто будет полностью соответствовать субъективным королевским запросам он не стремился. Красива, не глупа, воспитана, из альвийского рода – что ещё нужно? Да, к тому же, Видар чувствовал привязанность к альвийке. Вот только… Несмотря на все вышеперечисленные качества – отец противился их связи. Нет-нет, да и говорил присмотреться к кому-то помимо альвиек. В такие минуты Видар считал отца умалишённым, не меньше.

Прежде чем подойти к юной герцогине ближе, Видар внимательно оглядывает местность на наличие лишних глаз и ушей. Он молниеносно сокращает расстояние, прижимая её к себе.

– Видар, Вы нарушаете этикет! – Почти неслышно мурчит Кристайн, но от принца отходить не намеренна, протягивая ему тонкий мизинчик.

– Вчера ты не была против…

В холодной ухмылке играют нотки пошлости. Он механически поглаживает большим пальцем аккуратный пальчик герцогини.

– То было вчера. Сегодня же – Вы покидаете меня! – В театральной полуулыбке сквозит флирт. – Неужели людской мир приятнее, чем моя компания?

– О, ничто не сравнится с твоей компанией! – Видар резко склоняется, оставляя дерзкий поцелуй на шее Кристайн. – Я вернусь так быстро, что ты не успеешь соскучиться.

Она с трудом сдерживает улыбку. В самых потаённых уголках сердца Кристайн мечтала оказаться его родственной душой. Но после всех проведённых вместе ночей (и не только) – никаких сдвигов в отношениях не происходило. Видар не спешил наречь её суженой, не говорил слов любви, даже не выказывал крохотной заботы. Бесконечный флирт – всё, чем была удостоена герцогиня.

Любая на месте Кристайн Дивуар уже давно бы обливалась горькими слезами, отказывалась есть и жаловалась папеньке на безответную любовь во всех красках, лишь бы он решил все проблемы бедолаги-дочурки. Она же – другого полёта. Если что-то не могло стать её по доброй воле – забирала насильно, прибегая к хитрости и различного рода ухищрениям. Так было и с любовью Видара. Она выжидала и знала абсолютно точно, что рано или поздно он будет её – целиком и полностью, в этой Тэрре или в людском мире – ей глубоко наплевать.

– Вы ещё здесь, а я уже скучаю! – Она оголяет ряд ровных зубов, закусывая нижнюю губу.

– Вынуждаете меня остаться?

В глазах принца сверкает пошлый огонёк. Ему нравится неумелая манера флиртовать.

– Боюсь, я не способна на такой ужасающий поступок.

Видар бегло облизывает губы, скучающе осматривая тонкие черты лица.

– Я постараюсь вернуться к Вам очень быстро, живым и невредимым. Но и Вы, взамен, должны пообещать мне кое-что.

Лицо принца становится серьёзным, будто пару секунд назад он не флиртовал.

– Всё, что угодно! – с готовностью кивает Кристайн.

– Приглядите за моими родителями. Понимаю, это непосильная просьба, но я хочу, чтобы Вы были моими глазами.

– Конечно, Ваше Высочество. Для меня это – честь!

Герцогиня кротко кивает головой, замечая краем глаза, что у Альвийского каньона они не одни. Из тени плакучей ивы внимательно наблюдал яркий золотисто-карий огонь радужки.

– До встречи, герцогиня Кристайн, – едва улыбается Видар, быстро касаясь губами тыльной стороны ладони девушки.

– До встречи, Ваше Высочество!

Герцогиня широко улыбается, провожая принца взглядом.

Стоит ему скрыться из поля зрения, она резко поворачивает голову в сторону, но обладателя наблюдательного глаза уже не находит.

Кристайн раздражённо выдыхает, подкусывая губу.

Тем временем Видар, с высоко поднятым подбородком, заходит в тронный зал, окидывая пренебрежительным взглядом всех собравшихся подхалимов. С минуты на минуту его экипаж должен отбыть.

Несмотря на непринятие такой глупости, как служба среди людей, он чувствовал скорые перемены. Сердце стучало аж в висках. Казалось, что оно чувствует, как кто-то другой переживает, мучается от его ухода, но если бы он на секунду допустил в мозгу сию вопиющую мысль, то не успокоился бы до тех пор, пока не нашёл страдальца.

– Ваше Высочество!

Грозный голос отца заставляет Видара слегка повернуть голову в его сторону.

Королевская чета стоит подле трона, как обычно, сияя изумрудными оттенками великолепия тканей и камней. Рядом с ними он замечает невысокого худощавого парнишку. Тот стоял по стойке смирно, ожидая приказов. В его кучерявых каштановых локонах поселились солнечные отблески, а глаза цвета блёклой сирени серьёзно осматривали каждого собравшегося в зале.

– Ваше Величество, Ваше Сиятельство! – Видар поочерёдно смотрит на отца и мать, кланяясь им. – К отъезду всё готово.

– Нет, не всё!

В глазах короля сверкает довольный огонёк.

Он переводит взгляд на паренька, что продолжает смотреть ровно перед собой. Только сейчас Видар замечает на нём военный мундир. По офицерским эполетам становится ясно – капитан.

– Видар, это Себастьян Морган. Действующий офицер альвийской армии. Он отправится вместе с тобой.

В глазах Видара вспыхивают недовольные искры. Разве он не доказал своего мастерства?

Капитан Морган делает шаг вперёд, опускаясь на одно колено перед принцем.

– Не стоит, капитан, – обращается к нему Видар, поймав на себе странные взгляды. – Мы идём туда, где чины не играют роли, – объясняется он. – Поднимайтесь!

Себастьян молниеносно подрывается с пола под пристальными взглядами королевской четы.

– С этой минуты, я – Видар.

– Баш, Ваше Высочест…во Видар, – глубокий баритон поражает принца.

С такими данными он мог выбрать для себя карьеру барда, не меньше. Более того, добился бы в ремесле невиданных успехов, но он стоял напротив с военной выправкой, уложив запястье на гарду меча, облачённый в зелёно-белый мундир.

– Видар, – шёпот матери долетает до принца, забираясь глубоко под кожу. – Поклянись, что вернёшься, мой мальчик, – тихо просит она.

В уголках глаз мерцают слёзы. Вторая разлука с сыном давалась тяжелее первой.

– Клянусь, матушка, – Видар дёргает уголками губ, опускаясь перед королевой на одно колено.

Спустя мгновение он чувствует прикосновение мягкой ладони к своей голове.

ГЛАВА 5

Малварма, Пятая Тэрра, наши дни

Соболиная шерсть нежно щекочет фарфоровую кожу щёк. Эсфирь каждый раз недовольно дёргает щекой, дабы избавиться от назойливых ощущений. Всё без толку. Ещё немного, и она спалит эту накидку прямо на себе к демоновой матери!

Она в очередной раз убирает длинными тонкими пальцами мех, нервно приглаживая его. Раздражённый выдох слетает с губ.

Несмотря на то, что она вернулась с Пандемониума уже как год, всё никак не могла заново приучиться к тёплому меху, множеству одежд и самому настоящему смертельному холоду.

Эсфирь проводит ладонью по балюстраде, улыбаясь уголком губы. Когда-то, совсем давно, она и её братья сидели здесь, наслаждаясь полярным сиянием. Втроём. Сейчас же – Паскаль наверняка охмурял очередную фрейлину в коридорах дворца, а Брайтон, скорее всего, занимался государственными делами, запершись в своём кабинете. Даже полярное сияние нашло себе парочку дел поважнее, оставив чёрному небу слабое мерцание.

Больше всего она хотела оказаться в детстве, хотя бы на минуту.

– Принцесса Эсфирь, – глубокий грудной баритон заставляет её надменно обернуться в сторону говорящего. – Так и знал, что Вы тут.

«Принцесса Эсфирь» – только два существа во всех мыслимых мирах продолжали так называть её по сей день – Брайтон и Паскаль. Сейчас голос принадлежал малварскому королю Брайтону Килиану Бэриморту.

– Ты же знаешь, Ваше Величество, как меня принято называть, – кривит губы в ухмылке, сверкая разноцветными хитрыми глазами.

Ледяной ветер путается в волосах, слегка раздувая их. О, как только её не прозвал родной народ! От страха ли или все поедающего внутренности ужаса, но ни у кого язык не поворачивался произнести безобидное – «Принцесса Эсфирь». От принцессы остался лишь демонический облик и королевское величие.

Пандемониум наделил могуществом. Могущество принесло с собой вечную войну за него и огромную ответственность за ту силу, которой Эсфирь была одарена.

Поначалу маржаны при виде неё полушепотом бросали трепещущее – «Поцелованная Смертью». Затем, леденящее кровь – «Верховная Тринадцати Воронов». Следующим этапом становилось – «Советница Кровавого Короля».

И горе тому, к кому в гости летели тринадцать чёрных, как смоль, птиц. А летали к недоброжелателям за зерном они довольно часто.

– А ты, в свою очередь, знаешь, как принято общаться с Королями Тэрр, – горделиво произносит старший брат в ответ.

И Брайтон не понаслышке знал, как его младшая сестра обходилась со всеми высокопоставленными чинами: надменно, с пошлыми улыбками и язвительными шутками. Чего уж там! Он сам стал жертвой очаровательных глаз с тех самых пор, как она вернулась из Пандемониума.

Каждый раз, совершенно внезапно для него и с выверенной точностью для неё, она врывалась в королевские покои брата на пару с Паскалем, заставляла прибегнуть самого короля Малвармы к мороку, чтобы хорошенько оторваться в какой-нибудь ночной таверне. И Брайтон поддавался на уговоры родных, бросал все дела на Советницу Равелию и жену Адель, ссылаясь на головную боль, а затем «исчезал».

– Зачем искал меня?

Эсфирь отворачивается от брата, наблюдая за далёкими слабыми огнями малварского города.

– Испугался, что ты исчезнешь, так и не попрощавшись, – признаётся Брайтон.

– Разве я смогу так поступить с вами?

В глазах Эсфирь мелькает нездоровый огонёк. Конечно, она могла бы. В Пандемониуме часто так делала, сбегая от надоедливых «ухажёров». Только вот здесь была её семья, вернее – остатки.

– Я не хочу снова терять тебя, – поджимает губы Брайтон. – Давай, я наведу морок? Я буду каждый раз подпитывать его. Они будут думать, что ты там… Останься дома…

– Во-первых, у меня нет дома. Во-вторых, ты же не хочешь войны с Халльфэйром? Тем более, что вы не так давно установили с ними дипломатические отношения после Холодной войны, а пыл этого долбанного альва наконец-то усмирился. Второй раз он прощения у Малвармы просить не будет.

«Долбанный альв» – именно так она обычно называла Короля Первой Тэрры – Видара Рихарда. С течением времени к нему прилипло много званий: Чёрный Инквизитор, Поцелованный Смертью, Князь Смерти, Истинный Альв, Кровавый Король и «долбанный альв» замыкало сей скромный список.

Эсфирь видела его всего один раз, мельком, когда тот приезжал с третьим визитом к королю Брайтону. Она тогда только вернулась из Пандемониума – в глазах ещё тлел отпечаток пекла, а острый язык работал на автомате. Если бы не Паскаль, появившийся в тот вечер так вовремя, на долбанного альва обязательно бы упала люстра с её остро-ледяным декором, только за то, что тот окинул младшую Бэриморт презрительным взглядом, будто увидел на своём лощёном жакете грязь. Он не знал, что она – Верховная, но зато мог прочувствовать сполна на своей аристократичной шкурке.

– Не хочу, Эффи-Лу, – хмыкает Брайтон. За детскую кличку он получает гневный взгляд. – Не смотри так на меня. Я не хочу с ними войны, но ещё больше – я не хочу терять тебя.

– Ты не потеряешь, – Эсфирь слабо улыбается. Сама не верит своему утверждению. С её характером в пору сказать: «Примотай меня, пожалуйста, цепями покрепче к той толстенной железной трубе, и тогда, может быть, со мной ничего не приключится». – Тем более, по воле Всадников, я назначена именно ему.

– Вот счастье-то! – фыркает откуда-то сбоку мужской голос.

Паскаль.

– Кас! – тёмные брови Эффи возмущенно взмывают к переносице. – Какого демона?

– Неужели вы вдвоём думали, что можете тусоваться тут без меня? – самодовольно хмыкает Паскаль, усаживаясь на балюстраду. – Хрен вам!

– Слезь, – строго проговаривает король, внимательно глядя на брата: вроде трезвый. – Не хватало ещё свалиться с такой высоты.

– Забей, братец. Хоть отдохнёте от меня, в конце концов, – Кас прозорливо подмигивает Эсфирь, резко отклоняется назад, в последний момент удерживается руками и возвращается в прежнее положение.

– Когда ты прекратишь играть со смертью? – закатывает глаза Эсфирь.

– А ты, когда прекратишь играть в бессердечную? – нагло улыбается в ответ брат. – Ладно-ладно, я верю, что у тебя есть сердце… и даже душа, – заговорщицки улыбается он. – Должна же быть, в конце концов. О, искупаешься в Альвийском каньоне, тогда мы точно узнаем!

– Я убью тебя, – закатывает глаза Эсфирь, собираясь щёлкнуть пальцами, чтобы наглеца окатило воздухом, но тот реагирует быстрее – соскакивает прямо на сестру, заключая её в объятия.

– И я тебя люблю, – хмыкает он. – Только ты рискуешь из Халльфэйра уехать сразу в тюрьму Пандемониума, если не будешь произносить заклинания вслух. Как там было? «Их всегда пугает то, что идёт в разрез с общепринятыми нормами» … Или не так… Но суть ты поняла!

Взгляды Паскаля и Брайтона становятся серьёзными. Невинных детских искр как не бывало.

Впервые то, как Эсфирь колдовала силой мысли, заметил Паскаль. Она была ещё совсем мала для колдовства в принципе, но та энергия, из которой она уже черпала силы, была неизведанной, опасной, преследуемой по магическому закону и ужасающей. С тех пор это являлось тайной для них троих, которая не могла быть разглашена даже под прицелом Смерти.

Только тогда братья не осознавали того, что знали теперь. Она – другая. Она – перерождённая Хаосом.

– Я контролирую себя, Кас, – холодно роняет Эсфирь, незаметно втягивая носом чарующий аромат брата. Он пах вишней, мускатным орехом и пряной амброзией.

– Я заметил, – самодовольно ухмыляется Паскаль, взъерошивая кучерявые огненные волосы. – Обещай, что будешь аккуратна. Хренов Халльфэйр и эти не менее хреновы альвы никогда не внушали доверия. От них одна разруха.

– А как же легенда о Благородном Антале? – слабо улыбается она.

– Ты же знаешь, что это всего лишь легенда, – хмыкает Брайтон. – Кас прав, тебе следует держать себя в руках… За всю нашу жизнь они не сделали ничего хорошего, лишь прикрывались традициями и никчёмными законами. Не будь король Видар в Холодной войне простым солдатом по какой-то чудесной воле случая, то он бы начал эту войну…

– И за это я ненавижу их не меньше вашего! Но в отличие от вас, я вынуждена служить их королю, который буквально клялся извести нас, а его народ – и того хуже – пытались сделать это натурально, попав под влияние Узурпаторов…

– Помни, что ты – законная Принцесса Малвармы, Эффи-Лу, – поджимает губы Брайтон.

Паскаль недовольно фыркает. Принцесса! Почему же тогда она была вынуждена отречься от титула ради веления каких-то Всадников и их «невероятных» целей? Почему тогда, как и все ведьмы, она должна была истребить свою семью, чтобы избавиться от привязанностей и распрощаться с собственным сердцем?

Для него, как и для Брайтона, до сих пор оставалось загадкой, какую цену Эсфирь заплатила в Пандемониуме, чтобы лишиться сердца и избежать их смерти.

– Я – Верховная Тринадцати Воронов, Нот. И уже давно не принцесса, не нужно меня так обижать, – Эсфирь довольно приподнимает подбородок, оглядывая братьев.

– Для нас ты всё равно наша маленькая Эффи-Лу, сколько бы крови не было на твоих руках и власти в твоём голосе. И я, нахрен, перережу глотку каждому, кто посмеет тебя обидеть! – Кас нагло дёргает носом, облокачиваясь на балюстраду. – Даже если это будет долбанный альв.

– Не забудьте посетить моё Посвящение, – слегка улыбается Эсфирь. – И, пожалуйста, не убейте там никого. Даже случайно, Кас.

Оба брата не удерживаются от смешка.

Раньше она всегда спорила с братьями, доказывала, что ей не нужна защита, но… не теперь. Сейчас она, как обезумевшая, пыталась ухватиться за остатки слов, что ещё окутывали в атмосферу заботы. Эсфирь не хотела в очередной раз покидать свой дом. Свою семью.

– Это шоу я уж точно не пропущу, а ты, Нот? У тебя нет никаких супер-важных королевских дел? – во все тридцать два улыбается Паскаль.

– Все отменю, – подхватывает улыбку брата Брайтон. – Тебе пора, Эффи-Лу…

– Знаю, – срывается полушёпот с пухлых губ.

Оба брата поочерёдно обнимают сестру и целуют в лоб. Брайтону даже на секунду кажется, что он видел, как разноцветные глаза покрыла слезная пелена. Хотя, быть может, это разыгралось буйное воображение. Ведь там, где нет сердца – нет эмоций.

***

Взгляд Короля Первой Тэрры отчуждённо блуждает по стенам кабинета. Ох, сколько же придворных дам, отряд которых возглавляла герцогиня Кристайн Дивуар, старались заполучить его!

Сапфировые радужки не поддавались ничему – будь то женские улыбки или рваные мольбы узников о пощаде. За триста лет он огрубел, как и полагалось предводителю королевства. Чувства оказались задвинуты в дальний угол, на всё он реагировал с пугающим спокойствием и холодом. И только взгляд разноцветных глаз, что являлся отголоском Холодной войны, преследовал его покой уже почти две сотни лет…

Видар раздражённо дёргает носом. Бурая кобыла сегодня совершенно отказывалась слушать команды принца. Виною тому – противоестественная война для мира нежити. Малварма и Земли Узурпаторов всё-таки сцепились в сражении.

Будь Видар моложе и глупее – он пустил бы всё на самотёк, пока Малварма бы не загнулась. Но это грозило всем Тэррам катастрофой: захвати Узурпаторы Холодные земли, они будут иметь власть над лучшими ведьмами и тогда следующим шагом станет подчинение остальных Тэрр. Его Тэрры.

Себастьян Морган скачет по правую руку от принца. Обоих выслали с людской военной службы прямо в холодное пекло Малвармы двадцать лет назад, якобы добровольцами. И только много позже они узнали, почему король Тейт не отвечал на вести с фронта и допустил такую разруху – его уже не было в живых.

– Больно тихо сегодня, — задумчиво осматривается Себастьян.

Вокруг стоит густой чёрный смог от магии.

– Ненадолго, — хмыкает Видар. — За столько лет я выучил одно: тишина – вестник катастрофы… Одемонел этот холод! Одемонели маржаны! Я иногда подумываю собственноручно прикончить их короля!

– Сделаешь огромную услугу остальным Тэррам, — иронично дёргает бровью Баш.

– Я делаю услугу сейчас – совершая долбанную вылазку ко дворцу Брайтона, пытаясь очиститься от слухов, что мы в сговоре с Узурпаторами… Демон! Королевский лагерь горит!

Лошадь Видара срывается на галоп.

– Вот же ж!… Хаос!

Себастьян срывается следом.

Чем быстрее они приближаются к лагерю, тем сильнее поднимается смольной дым, он копотью оседает на белом снеге, льду, лёгких.

– Пахнет шалфеем! — с трудом выкрикивает Баш.

Оба стараются на ходу зарыться носами в мех накидок.

– Пожар спровоцировала не магия? — кричит в ответ Видар.

Обычно магия имела запах сандала.

– Демон его разберёт! Нужна подмога!

– Нет времени разворачиваться! Если Узурпаторы проникли туда, ледяное семейство, скорее всего, мертво! Все! Кроме братцев, что служат с нами!

– Хотя, и их уже могли приложить чем-нибудь!

Народ в страхе разбегается кто куда, образуя неразбериху и хаос. Ядовитые пары дыма крепче проникают в лёгкие, пламя, тем временем, разрастается всё шире.

Вспышки магической борьбы начинают мерцать сквозь чёрную завесу, звуки лезвий слышатся всё ярче и отчётливее.

– Ваше Высочество, отступайте! Мне нужно вернуть Вас живым! — нервно кричит Себастьян, вынимая меч из ножен.

Он не знает от кого отражать удар, вокруг царит жаркая кровавая баня. Пот проступает на лбу в первый раз за двадцать лет здесь.

– Понятия не имею, к кому ты обращаешься, — ухмыляется принц.

Сегодня он погибнуть не намерен, а потому только бьёт шпорами лошадь, заставляя её ускориться.

– Praesidium3… — тихо проговаривает Видар, чувствуя, как кожа в области локтя пощипывает.

Чёрная татуировка вырисовывается под одеждой, что означает одно: Целитель наслал на себя заклятие защиты от ударов.

– Видар, вправо!

Крик Себастьяна доносится приглушенно, но принц успевает среагировать, слишком резко дёрнув поводья в сторону. Лошадь, ничего не видя, спотыкается, скидывая наездника в смоляной сугроб.

Доля секунды, чтобы осмотреться, как Видар замечает причину крика Себастьяна: маленькая деревенщина, обмотанная во что-то чёрное, лежала под завалами горящей палатки.

Первая мысль – сорваться на помощь, вторая – вряд ли она уже нуждается в ней, третья – нужно бежать со всех ног, чтобы спасать живых, а не мёртвых.

Видар с усилием поднимается со снега, но сдвинуться с места не может: горящая палатка захватывает разум. Почему-то он хочет верить, что ребёнок жив.

Грязно ругается. Ещё раз. Прокручивает меч в ладони, двигаясь в сторону палатки, готовясь отражать внешние удары.

А если живая, то куда он денет её? Не возьмёт же с собой… Трясёт головой.

«Какая разница?! Надо спасти!»

Откидывает брезент, подхватывает тонкую кисть, аккуратно пытаясь вытащить, уже скорее всего, сироту. Тельце оказывается почти невесомым. Стоит ему отползти с ним на руках на относительно безопасное расстояние, как остатки палатки вспыхивают молнией от удара какой-то ведьмы, что так отчаянно защищает свой дом.

Осматривает чумазое лицо внимательно, чувствуя, как собственное сердце остервенело бьётся о грудную клетку. Так сильно, будто он бежал по меньшей мере тысячу дней. Дыхание перехватывает то ли от гари, то ли от осознания, что ребёнок мог заживо разлететься от удара.

– Эй, слышишь меня?

Видар слегка касается измазанного подбородка. Не может разобрать мальчишка это или девчонка. От одного касания тело пробивает током. Он резко одёргивает руку.

Ребёнок кивает, но зажмуренных глаз не размыкает.

– Спасибо…

Голос не запинается, звучит чётко, будто он конфетку подарил, а не от смерти спас.

– Послушай меня, беги! Беги, от этого зависит твоя жизнь!

Ребёнок, наконец, открывает глаза. Разноцветные радужки впиваются в его.

Видар на мгновение замирает. Пророчество богинь врезается в лобную кость: один глаз напоминал синь небесную, другой – траву после дождя.

– Демон… — слетает с его губ.

– Сзади! — только успевает прошептать детский голос.

Видар реагирует мгновенно: меч с размаху разрубает тело нападающего.

Он испуганно оборачивается, глядя на застывшего ребёнка. Дитя во все глаза смотрит на разрубленного пополам солдата.

– Глаза! Смотри в мои глаза! — командует он.

В любой другой ситуации ему было бы всё равно, но не сейчас. Война не место для детей.

Бродяжка замирает, глядя в глаза спасителя. Кажется, что маленькое сердце начинает дрожать.

– У тебя очень красивые глаза, — тихо слетает с детских губ, заставляя брови Видара взметнуть вверх.

– Беги же! И постарайся выжить! — в замешательстве бросает он. — Давай!!!

Был ли тот взгляд предсказанием или плодом разбушевавшейся фантазии – Видар не знал до сих пор. Только сердце иногда пропускало по несколько ударов, когда он вспоминал пронзающие радужки глаз. Раз он тогда выжил – значит, нет причин для беспокойства? Или говорилось о смерти духовной, что следовала после войны?

Он поправляет золотистую застёжку на изумрудном камзоле. Со временем изумрудный у альвов стал считаться цветом скорби, цветом семьи Видара. В разнопёрых оттенках зелёного все старались избегать именно этот цвет.

Короля редко видели в других тонах.

Чёрные короткие волосы были подстрижены на манер военной стрижки. Больше не было тех косичек, которые когда-то заплетала ему мать.

Он тяжёлым взглядом окидывает корону, что мерцает изумрудами и бриллиантами в переплетении изогнутых ветвей. Сколько помнит себя – всегда мечтал о Ветвистой Короне, но не таким путём. Далеко не таким.

– Видар, пора!

В кабинете появляется Генерал Себастьян Морган, правая рука короля, что по старой привычке наедине позволял себе нарушение субординации.

– Делегация уже на месте?

Видар надевает корону, любовно скользя пальцами по кончикам ветвей.

– В пяти минутах от замка. Говорят, сам Всадник Войны едет с ними.

– Серьёзно? – неопределённо дёргает бровями Видар.

– Нет, настроение у меня шутливое, – хмыкает Баш.

– И за что ты мне такой идиот? – ухмыляется король. – Что за Советницу они раздобыли в Малварме, раз её так тщательно охраняют?

Придворные закрывают двери за королём и генералом.

– Поговаривают, Верховная.

– Здорово, наш дом станет пристанищем всех ведьм и ведьмаков мира нежити, – без особого энтузиазма протягивает Видар. – Всю жизнь мечтал.

В длинных коридорах пахнет свежей зеленью деревьев, убранство блестит перламутровыми красками, хрустальными люстрами и позолоченными картинами. А буквально несколько часов назад здесь и вовсе носились придворные, подготавливая тронный зал и огромную столовую для гостей. С приходом технического прогресса в людской мир – придворным альвам стало намного легче обслуживать замок.

Несколько раз архитекторы порывались предложить королю новый план замка, с обновлённым экстерьером и интерьером, но Видар настаивал, чтобы большинство дворцовых зал сохранило первозданный вид, а вот комнаты отдавались в личное распоряжение работников.

Спустя несколько минут альвы оказываются в тронном зале. Видар намеренно ничего в нём не менял, стараясь сохранить светлую память об отце и матери. Те же арки, открывающие вид на альвийские сады вокруг замка, те же витражи над головой. Только трон, с золотыми ветвями переплетённых деревьев вместо спинки, теперь стоял в гордом одиночестве.

Видар одобрительно кивает Себастьяну, занимая своё место. Генерал отдает приказ запускать придворную знать. Король приветственно поднимает руку под восхищённые возгласы, борясь лишь с одним желанием – поскорее завершить клоунаду, что так любят Всадники.

Среди знати находит бесконечно-влюблённый взгляд герцогини Кристайн. Отправляет ей сдержанный кивок, отчего альвийка широко улыбается, довольная маленькой победой в большой войне за сердце короля.

– Ваше Величество! – Голос генерала Себастьяна громко разлетается по Лазуритовой зале. – Делегация из Пандемониума прибыла в составе Господина Всадника Смерти, Господина Всадника Войны и Госпожи Верховной Тринадцати Воронов.

Немое восхищение волной окатывает присутствующих. Последний раз Всадник Войны показывался в правление Короля Тейта Рихарда, когда тот был в возрасте Видара.

Огромные резные двери распахиваются. Сначала появляются Всадники. Оба в строгих одеждах чёрного цвета, один из них опирается на трость, слепым взглядом смотря чётко в глаза короля, а второй с наглой ухмылкой на усыпанном шрамами старческом лице, одобрительно оглядывает генерала.

За их спинами виднеется рыжая копна кучерявых волос. Чем ближе они подходили, тем Видар мог внимательнее рассмотреть фигуру в чёрном тёплом плаще с соболиной накидкой.

Троица останавливается перед королевским пьедесталом, а незнакомка, наконец, поднимает глаза. Глаза, которые терзали короля каждую ночь.

Их взгляды пресекаются. В её – демоны отстукивают ирландскую чечётку, в его – отвратительное безразличие и нескрываемое раздражение.

Видара будто током прошибает. Ему почему-то кажется, что она чувствует тоже самое. Он успевает разглядеть, как, на долю секунды, её лицо перекосилось, а зрачки стремительно расширились. Всего лишь доля, и обладательница бледной кожи и россыпи ярких веснушек на носу, снова стоит, как фарфоровая кукла.

– Приветствую Вас в Халльфэйре, – его бархатный тембр впитывается в белую кожу.

Сердце Эсфирь замирает, равно как и она. Единственное, что ей удаётся – состроить недовольно-хмурую мину на лице, будто перед ней разлагается труп, а не сдержанно улыбается альв. До одури красивый долбанный альв.

От него веет силой. Даже незначительное моргание превращается в какое-то невероятное зрелище. Она не может отвести глаз от его лица, что при ярком свете дня будто бы искрится мягкими оттенками.

Эсфирь улыбается уголками губ, когда замечает лёгкую тень отвращения и эмоции, что она не в силах распознать.

– Достопочтенный король Видар! – скрипучий голос Смерти пропитывает одежды знатного двора.

Всадник Войны лишь сдержанно моргает в знак приветствия, а Верховная Тринадцати Воронов так и стоит, не отводя взгляда, гордо вскинув подбородок.

– В моей Тэрре королей принято встречать в приветственном книксене, – едва заметная усмешка появляется на губах короля.

Всадники довольно ухмыляются, будто подтверждая, что он – сын своего отца.

– Как и в любой другой, – её мелодичный голос затопляет помещение ядом.

Она тоже – дочь своего отца.

Видар замечает, как горделивый взгляд Всадника Войны дольше положенного задерживается на фигуре ведьмы. Гордиться ведьмами – новый фетиш Всадников?

Себастьян настороженно сглатывает слюну. Ему кажется, что он собственными глазами смотрит на солнце, которое так близко оказалось рядом, позволив мелким букашкам не сгореть заживо. Сейчас обугливалась его плоть.

Обеспокоенный взгляд Кристайн находит перекосившееся от гнева лицо короля. За первые три минуты малварка нарушила три устоявшиеся традиции: отказалась от поклона, смотрела чётко в глаза короля и воздержалась от выражения трепета и подчинения обращением «Ваше Величество». Как минимум её ждало наказание, как максимум – изгнание.

– Ты же понимаешь, что если расстроить не тех альвов систематическим нарушением традиций, то последствия вряд ли смогут тебе понравиться, маржанка? – голос короля постепенно наполняется гневом.

– Вот и не расстраивай меня, – хитро хмыкает Эсфирь, заставляя волну возгласов прокатиться по зале.

Звонкие удары трости о пол заставляют всех присутствующих замолчать.

– Теперь Вы наконец-то можете познакомиться, король Видар, – довольно улыбается Всадник Войны. – Перед вами Эсфирь Лунарель Бэриморт – Верховная малварских ведьм, покровительница Тринадцати Воронов, Поцелованная Смертью, Дщерь Ночи и Пандемониума! А с этой минуты – единственная претендентка на должность Советницы Великого Кровавого Короля!

Её имя с уст Всадника слышится каким-то неестественно обласканным, чуть ли не родным.

В тронной зале воцаряется молчание. Расценивается оно как что-то страшное, тягостное. Никто не был готов к тому, что малварская ведьма окажется в близком родстве с королём Бэримортом. Обернётся той самой фигурой, об отречении престола и титула которой слагали легенды.

Видар едва дёргает левой бровью.

– Посвящение состоится на следующей неделе. В Кровавую Луну, – сдержанно произносит альв.

Кровавой Луной нежить традиционно называла природное явление, которое можно было заметить раз в несколько лет.

Он снова возвращает на неё взгляд.

– Позволите посетить Посвящение? – медленно протягивает Всадник Войны.

– Вы не нуждаетесь в позволениях, – учтиво кивает Видар, успешно борясь с эмоцией удивления.

Аккуратно переводя взгляд со Всадника, снова замедляется на ведьме.

Казалось, она не то, чтобы не моргала – не дышала. Прочесть её эмоции не представлялось возможным. Как и все девушки/женщины Первой Тэрры, она смотрела на него так, будто видела перед собой закат солнечных лучей в первый раз. Но не знал он, что наблюдала она за закатом своей жизни в его глазах.

Эсфирь не собиралась отрицать красоты и внутренней силы мужчины, как и не намеревалась отрицать свою неизвестно чем вызванную симпатию. Она считала, что бегство от собственных эмоций – признак слабости. Слабость же – привыкла рубить на корню. Это совсем не означало, что ведьма с распростёртыми объятиями понесётся в постель короля или, что хуже, спасёт его от смерти. Приняв свои первичные эмоции, она знала, как преобразовать их в сильнейшую магию.

– Просим Вас пройти в обеденную!

Генерал Себастьян вовремя приносит известие о готовности пира.

Не разрывая зрительного контакта с Эсфирь, Видар поднимается с трона. Он презрительно оглядывает цвет её одежды, будто нарочно стараясь спровоцировать. В ответ она лишь едва заметно пожимает плечами, догадавшись о намерениях.

– Бланш, проследи, чтобы госпоже Верховной сняли мерки. Её гардероб следует обновить, – обращается король куда-то в зал, по всей видимости, к придворному костюмеру.

– У тебя очень красивые глаза, – тихо проговаривает Эсфирь, сделав шаг вперёд, когда король собирался пройти мимо.

Видар, словно парализованный, останавливается. До острого слуха долетают перешептывания знати: «Что она сказала?», «Ведьма колдует!», «Проклятая маржанка!».

– Что ты сказала? – размеренно спрашивает он, наблюдая краем глаза, как слуги сопровождают Всадников в столовую.

– Я не повторяю одно и тоже несколько раз, – самодовольно хмыкает Эсфирь, отворачиваясь от Видара.

– Скажи, мы могли видеться раньше? – грозно протягивает он.

Ему хочется схватить ведьму под локоть, чтобы она так стремительно не исчезла среди немногочисленных лиц придворных.

– Я бы запомнила такое разочарование, – усмехается она.

Не скажет же она, что хотела разбить о голову долбанного альва люстру за косой взгляд.

Брови Видара гневно сдвигаются, а скулы от напряжения готовы разрезать плоть на лице. При всём уважении ко Всадникам, он хочет с особым пристрастием выбить из ведьмы желание дерзить. К его сожалению, Верховные – имели статус неприкосновенности. К счастью, он ненавидел ведьм.

ГЛАВА 6

К такому обилию естественного света Эсфирь не привыкла. Здесь всё сверкало, искрилось, буквально питалось солнечными лучами. От надоедливой яркости глаза щипало.

Она едва заметно оттягивает воротник-стойку угольно-чёрного утеплённого платья. Солнце нещадно припекает ткань, что в свою очередь отзывается на коже пожаром. Эсфирь знала, что тёплая погода – отличительная черта Первой Тэрры, но не могла предположить, что жарко здесь, как в пекле Пандемониума. Находиться в зимнем одеянии не то, чтобы некомфортно. Невыносимо.

Невыносимее переносилось лишь величие короля Видара, который медленно шествовал во главу стола, чувствуя затылком ледяной взгляд северной гостьи.

Он слегка усмехается, понимая, насколько ей жарко, неуютно и некомфортно находиться здесь. И стоит признать, это доставляет ему истинное счастье.

Рядом сразу же возникает Кристайн в воздушном серебристом платье, что так выгодно подчёркивает упругую грудь пикантным вырезом. Волосы девушки собраны, а в заострённых ушках позвякивают множество аутентичных цепочек с изумрудами и кованными листьями.

– Ваше Величество, прошу, присаживайтесь!

Она любезно проходит с ним, усаживаясь по левую руку.

Эсфирь коротко сканирует пару взглядом. Долго ожидать пока её пригласят занять место не приходится. Она грациозно останавливается рядом с Себастьяном.

Генерал резко, на пятках, разворачивается к Эсфирь. В его глазах сквозит неподдельное восхищение, а она, в свою очередь, слегка дёргает уголками губ. Это первый альв здесь, что не морщится, не отворачивается и не хочет придушить её.

Генерал Себастьян галантно отодвигает стул, приглашая Эсфирь присесть. В его молчании скрывается покой, и ведьма наслаждается им, пока у неё есть время.

Её и Видара разделял один стул, который быстрым движением занял Себастьян.

– Должно быть, Вам очень жарко, госпожа Верховная. Велеть принести прохладительные напитки? – тихо интересуется генерал.

Эсфирь кривовато усмехается.

– Не стоит, ....

– Генерал Себастьян Морган.

Он протягивает ей руку, наплевав на этикет. Собственно говоря, о каком этикете могла идти речь, когда в людском мире давно забыт даже душевно-моральный свод.

Генерал дожидается, пока она вложит ладошку, а затем быстро касается губами бледной кожи.

– Меня, Вы, должно быть, знаете, – Эсфирь задерживает взгляд на Себастьяне.

Веснушки россыпью бегали по лицу генерала. Если бы не шрамы: один рассекал бровь, другой – щёку, а третий, совсем маленький, примостился на подбородке, выполняя функцию ямочки, она бы и вовсе подумала, что он – мальчишка. Красивый мальчишка. Тёплый взгляд цвета блёклой сирени источал уверенность, прозорливость и… симпатию. Симпатию к ней, представительнице рода маржан, знати Малвармы, которую альвы хотели погубить несколько столетий назад, кровожадно сжигая всё на своём пути, присягнув к Узурпаторам.

Король недовольно смотрит на «любовную беседу» генерала и гостьи.

– Всё хорошо? – тихо спрашивает Кристайн, проводя ладонью по его колену под столом.

Король лишь кивает в ответ, растягивая губы в довольной ухмылке.

– Многоуважаемые альвы! Позвольте мне начать пиршество по случаю приезда наших дорогих гостей! Надеюсь и верю, что госпожа Верховная послужит нам верою и правдой!

Ведьма горделиво, с неприкрытым отвращением во взгляде, приподнимает бокал с амброзией.

«Надеюсь, она не отравленная», – проскальзывает в её голове.

– Вас не посмеют отравить здесь, госпожа Эсфирь.

Себастьян будто мысли прочитал.

– Зови меня просто «Эсфирь», – довольно ухмыляется ведьма. – Ты начинаешь мне нравиться, – она изящно дёргает бровью.

Все присутствующие отпивают из бокалов, уже не обращая внимания на ведьму. Она лениво поворачивает голову в сторону короля, замечая, как на него смотрит голубоглазая девушка. Альвийка буквально пожирала его влюблённым взглядом, но что-то в нём смущало Эффи-Лу. Там, где она провела слишком много лет – так смотрели на тех, кого хотели извести, полностью иссушить и подчинить себе.

– Кто это? – медленно отрывает взгляд от особы, возвращая его к генералу.

– Герцогиня Кристайн Дайана Дивуар, альвийская знать.

Себастьяну даже не стоит смотреть на собеседницу, чтобы понять, о ком речь. Он на дух не переносил присутствие альвийки, что не укрылось от проницательной Эсфирь.

– Пренеприятнейшая особа, – усмехается ведьма.

Генерал довольно фыркает, приступая к еде. Эсфирь же без зазрения совести осматривает окружение. Альвы веселились, пили, ели в огромных количествах и только Всадники, как и ведьма, предпочитали амброзию.

По правде, Эффи терпеть её не могла, но пробовать местную кухню пока не горела желанием. По части увеселительных напитков принимала только мёд и человеческие вина. Последние полюбила из-за Паскаля, что часто захватывал из своих путешествий по несколько ящиков.

– Мой Король, Вам не кажется, что ведьма странна? – тихо шепчет Кристайн, только это не укрывается от острого слуха Эсфирь. Не после того, как она наслала на себя заклятие слуха с первым глотком.

Ведьма растягивает губы в довольно-высокомерной улыбке, заставляя короля думать, что улыбается она исключительно ему.

– Как и любая ведьма, – голос Видара совсем глухой. – Не люблю их, слишком своенравные.

Он скользит взглядом по точеному лицу Эсфирь. Это точно она: тот ребёнок, которого он спас от Узурпаторов.

– Вы знали, что она – отречённая принцесса?

Кристайн старается, чтобы Видар взглянул на неё, но он не в силах оторвать взгляда от другой.

– Нет… В любом случае, нам это на руку. Малварма поймёт, что мы им более не враги.

Эсфирь убирает топит злую усмешку в очередном глотке амброзии. Слышать это странно, тем более из уст первого ненавистника её Тэрры и расы.

Все сидящие в зале, кроме разве что генерала Себастьяна, смотрели на неё так, будто готовы воткнуть десертный нож в роговицу глаза, не дрогнув при этом. Даже сам король не блистал доброжелательностью и гостеприимством.

– Она не так проста, как кажется. Наверняка, принесёт с собой кучу неприятностей, – фыркает Кристайн.

«Неприятностей, говоришь?» – два слова пролетают в голове Эсфирь вспышкой кометы.

Она медленно переводит взгляд на генерала, буквально на секунду задержавшись на миловидном лице Кристайн.

«Vertuntur»4 – мысли запускают заклятие.

– Это ваше традиционное блюдо? – Эсфирь обаятельно улыбается Себастьяну, наблюдая, как он накалывает на вилку внушительный кусок мяса.

Резкий вскрик герцогини приковывает к ней взгляды, включая скучающе-насмешливый – Эсфирь.

По серебристой юбке, вскочившей с места герцогини, разрастается огромное пятно от сахарной амброзии, по локтю скатываются капли, а хрустальный бокал рассыпался осколками по ажурной скатерти древесного цвета.

– Да, оленина, – улыбается уголками губ Себастьян, быстро утратив интерес к герцогине. – Не брезгуйте, ваше… Эсфирь, – тут же осекается он, заметив красноречивый взгляд. – Это очень вкусно.

– Что же…

Тонкая кисть тянется к ножу, но видимо пренеприятнейшая особа в испачканном платье решает устроить показательное шоу.

– Признайся, ведьма, это твоих рук дело! – строгий голос взлетает на несколько октав, привлекая к себе внимание Всадников.

Война многозначительно смотрит на Смерть, будто бы умоляя избавить его от женских истерик и разборок, тем более, когда работа Всадников выполнена. Затем переводит взгляд на Эсфирь. Окидывает её внимательностью пустых глазниц, ни капли, не сомневаясь в непричастности.

– Интересно, какое наказание в Первой Тэрре положено за клевету? – Эсфирь нагло поднимает взгляд на разгневанную особу.

– Ваше Величество, Вы только…

– Герцогиня Кристайн! – Видар грозно протягивает имя, но сам гневно смотрит на наглое спокойствие.

– Не влезай, Кровавый Король, – загадочно хмыкает Эсфирь.

Теперь объектом взглядов становится ведьма.

– Меня следует называть – «Ваше Величество». Советую угомониться. Обеим, – сдержанно дергает бровью, не желая выяснять отношения на глазах у подданных и, тем более, Всадников.

Кристайн захлёбывается в возмущении, но усаживается на место.

Залу окутывает напряжение. Эсфирь аккуратно откладывает нож в сторону, мило оборачиваясь на Себастьяна. Признаться, все ждали, как она воткнёт нож в грудь герцогини.

– Прошу меня извинить. Верно, я ещё смогу попробовать в Вашем присутствии оленину, – не оправдывает надежд Эффи.

Ведьма величественно поднимается со стула, а Видар, в замешательстве, молча наблюдает за ней. Её грации стоит позавидовать даже Кристайн.

– Надеюсь, для маленькой герцогини не является секретом, что для того, чтобы колдовать нужен навык говорения. С закрытым ртом, увы, не получается, – гордо вздёргивает подбородок Эсфирь.

– Врёшь! Я видела, как ты говорила!

– Я невыразимо польщена, что моя скромная особа вызывает такой интерес у маленьких герцогинь. Поверь, будь это моя магия – у тебя бы сначала сгнили зубы и ногти, выцвели и опали волосы, а сама ты превратилась бы в живой труп. Желаешь убедиться?

От неожиданности и страха Кристайн задевает локтем тарелку. Король усмехается против собственной воли. Возможно, из ведьмы действительно получится хорошая Советница.

– В оправдание госпожи Верховной, Ваше Величество, мы говорили о традиционном альвийском блюде, – генерал поднимается с места.

– Так как аппетит бесповоротно испорчен, меня могли бы сопроводить в покои? Дорога далась нелегко, – неоднозначно ухмыляется ведьма.

– С Вашего позволения....

– Я сам сопровожу будущую Советницу. – Видар прерывает речь Себастьяна, поднимаясь с кресла. – Вы же – продолжайте трапезу!

Стоит тяжёлым дверям захлопнуться за спинами высокопоставленных особ, а им самим пройти несколько поворотов, как Видар резким движением, не касаясь тела Эсфирь, преграждает ей путь.

– Драматично! И давно короли грешат театром? – равнодушно хмыкает ведьма. Будто бы ей каждый день подобным варварским способом блокировали проход.

– Молчать! – глухо рычит Видар.

В сапфировых огнях полыхает ярость.

– Я могу стоять так вечность. Как раз её у нас – хоть отбавляй, – кокетливо ведёт плечиком она.

– А я могу лишать тебя головы… всю эту вечность. – Лицо серьёзно, непроницаемо, зло и яростно. – Твоё поведение не подобаемо, маржанка. – Последнее слово он буквально выплевывает. – Поверь, никакая протекция не спасёт тебя от моего гнева. Когда Карателем выступает Целитель – никто и знать не знает о наказаниях.

– Как много в этом теле самолюбия и властолюбия. Наверное, мамочка и папочка с детства натаскивали Ваше Величество к престолу?

Она бьёт наугад, но попадает точно в цель. Взгляд короля темнеет. Пелена слепой ярости захватывает радужки.

– А твои, видно, скинули тебя с шахматной доски, раз ты так озлоблено реагируешь. Семья отказалась от тебя сразу же, как узнала о колдовском даре? – его губы растягиваются в дьявольской улыбке. Бьёт, полагаясь на холодный расчёт и сведения о ней. – Я превращу твою жизнь в сущее пекло здесь, если откажешься принимать здешние традиции и правила.

– Ты много слышал обо мне, Альвийский Король? – безобидный титул из её уст становится синонимичным с «долбанный альв».

– Вы.

Ещё немного, и он впечатает её в стену, да так, что та зайдётся трещинами.

Даже не моргает. Не сводит разноцветных глаз с чарующей голубизны. Только электрические разряды парализуют участки мозга.

– Там, где я была, таких, как ты, подвешивали на цепи, вводя крюки глубоко в плоть и причиняли столько боли, сколько не в силах выдержать даже сам Пандемоний. Ты хочешь припугнуть меня ударом кулака? Топни ножкой – успех будет равносильным, – усмехается Эсфирь, гордо вздергивая подбородок.

– Тогда ты должна знать: я лично терзал подвешенных на крюки, – смакуя каждое слово произносит Видар. – Мне топнуть ножкой?

Король резко разворачивается, отходя на несколько метров от ведьмы. Она сглатывает слюну.

– В этом крыле – королевские покои. – Не даёт и слова ей сказать. – Внешне сохранены альвийские традиции, но внутри каждая комната отделана по желанию знати: кто-то сохранил старое, кто-то преобразовал покои в комнаты на человеческий лад, у кого-то смешение стилей.

Эсфирь недобро сверкает глазами, следуя за королём. Последнее слово всё равно будет за ней. Всегда.

– За этой дверью – мои покои. Лишний раз не напоминай о себе. О визитах предупреждать. Всегда обращаться на «Вы».

«Как бы сказал Паскаль: «Демон с два!», – недобро ухмыляется Эсфирь, осматривая альвийский интерьер.

Витиеватые светильники, огромные арки без окон, множество зелени, обилие света и разноцветных витражей – от красок уже кружилась голова.

Единственным местом, где непривыкшие глаза могли отдохнуть, как назло был тёмно-изумрудный королевский камзол.

– Здесь твои покои. Герцогиня Кристайн лично занималась интерьером, ей стоит выразить благодарность.

В его глазах мерцает огонь задора. Конечно, герцогиня Кристайн упала бы в обморок от такого заявления, но Видару до мальчишеского интереса хотелось увидеть реакцию ведьмы.

«Ты упал что ли откуда-то, долбанный альв?» – Эсфирь ошеломленно моргает.

– Мне послать ей извинения голубиной почтой или я могу воспользоваться своими воронами? – учтиво спрашивает она, разворачиваясь спиной к двери.

Последнее, что намеренна сделать ведьма – войти в комнату с этим неадекватным один на один.

– Вороны носят почту? – насмешливо ухмыляется Видар, являя ведьме слабый намёк на веселье, что сверкает где-то на дне зрачков.

– О, да. И оставляют подарки от меня.

– Даже знать не хочу.

– Выклёвывают глазные яблоки и приносят мне. Из них получаются чудные отвары.

– Мило.

Видар ещё раз окидывает презрительным взглядом ведьму.

– Мне нужен отдельный уголок для двенадцати птиц. Фамильяр останется при мне. Они – моя охрана. А с сегодняшнего дня – и охрана Его Величества.

– Как только начнёшь называть меня на «Вы», я хоть звезду с неба достану.

– Тянуться устанешь, – пожимает плечами Эффи. – Я уже могу идти?

– Разумеется, – скалится Видар. – А, и кстати, самое важное, что тебе нужно знать о замке – в коридорах полно зеркал, не советую туда смотреть, если не хочешь, чтобы о твоих тайнах узнали все.

– Твои, я полагаю, хранятся в секрете, – подкусывает губу Эсфирь.

– Ваши, – дёргает носом Видар. – С чего такой вывод?

– Сложно не заметить, когда всё тело исполосовано рунами… – Эсфирь делает два шага вперед, проводя острым ногтем по выглядывающему чёрному изгибу из-под стойки камзола.

От её прикосновения в глазах резко темнеет.

– Они скрыты ото всех, как ты видишь?!

Он резко хватает её за запястье, сильно вжимаясь пальцами в плоть.

Перед глазами Видара плывёт, мир будто бы растворяется. Мозг окутывает дым, а сердце стучит словно остервенелое…

ГЛАВА 7

— Мой дорогой Видар! Я всё думала, когда же ты явишься к своей королеве?

Голос ведьмы насмехается над ним. Она величественно восседает на его троне в лёгком чёрном платье, усеянном серебристыми камнями. Ветвистая Корона, которую властолюбиво обвивают рыжие кудри, выглядит, как одна большая шутка судьбы.

По правую руку от королевы стоит генерал Себастьян, одетый в маржанский праздничный ядовито-чёрный камзол с кожаными лацканами. На серебристой ленте гордо висят ордена, награды и медали. Самая внушительная из них – медаль героя Холодной войны.

– Не устал воевать со мной? Может, пора присягнуть Ветвистой Короне? — пухлые губы кривятся в усмешке, но взгляд разноцветных глаз холоден. — Не советую отказываться.

– Не празднуй победу так рано. Истинно преданный народ не бросит своего короля.

– И впрямь, — лукаво протягивает она, кивая головой в сторону охраны.

Альвы под руки выводят герцогиню Кристайн. В её глазах плещется страх и ужас только от одного взгляда ведьмы.

Видар даже не моргает, по-прежнему в упор смотрит на самозванку. Медленно и мучительно четвертует её в мыслях. Когда он вернёт престол себе – её мучения будут бесконечными.

– На колени!

– Что тебе даст её смерть? – спокойно дёргает бровью Видар.

– Мне нравится убивать, — пожимает плечами та. — Одной смертью меньше-больше, действительно, какая разница? Но… разница есть для тебя, ведь гибнет твой народ… На колени, Видар!

Видар медленно переводит взгляд на Кристайн. Её тело содрогается от дрожи и беззвучных слёз.

Лязг мечей вспышкой бьёт по затылку. Он холодно смотрит на бывшего друга, но тот будто ослеплен, заворожен, околдован. Стоит и, со взглядом бесконечной любви и привязанности, ловит каждое движение его королевы. Готов быть растерзанным за неё кем угодно. Готов предать ради неё даже самого себя.

Видару кажется, что от напряжения лицевые мускулы сейчас треснут, раскромсав его кожу. Он плотно сжимает губы, но на колено не опускается.

Сдавленный крик Кристайн заставляет обернуться. В первый раз. Изо рта герцогини течёт кровь, а меч одного из стражников медленно покидает плоть.

– Это ждёт каждого преданного тебе до тех пор, пока ты не присягнешь, — широко улыбается Эсфирь. — Мальчики, помогите ему подумать. Себастьян, проследи, чтобы его не убили.

– Так точно, Ваше Величество, — исполнительно кивает генерал, под яростный взгляд Видара.

– Что ты только что сделала?!

Видар резко отпускает руку ведьмы, делая шаг назад.

– Это ты в меня вжался, как умалишенный! – ошалело хлопает глазами Эсфирь, потирая запястье, ноющее от жуткой боли.

Видар медленно моргает, стараясь подавить в себе накатившую ярость. Она не виновата. По её огромным разноцветным глазам, в которых плещется сомнение в его психическом здоровье, видна растерянность.

Сколько он так простоял с её рукой, что на бледной коже проявились синяки от пальцев?

– Видение? – аккуратно спрашивает ведьма.

В голосе нет прежней насмешки, но и беспокойство отсутствует, только сплав из серьёзности и жесткости.

– Тебя не касается, маржанка, – презрительно фыркает король.

Он разворачивается на пятках и быстро удаляется в неизвестном для Эсфирь направлении.

Рыжеволосая проводит пальцами по отметинам его пальцев. По подушечкам приятно бьёт электричество.

– Магия… – срывается с губ.

Только чья? Что он видел? И, что главное, кому это нужно?

Эсфирь качает головой, снова поглаживая синяки. Могла бы залечить их ещё с две минуты назад, но братья учили, что боль делает живой, а отметины о боли служат напоминанием о смертности даже для многовековых ведьм и жителей Тэрр.

– Долбанный альв, – зло фыркает она, аккуратно проводя пальчиком в воздухе.

Тяжёлые двери отворяются, впуская новую жительницу внутрь. Эсфирь замирает. Благодарить стоило далеко не герцогиню. Возможно это были чуть ли не единственные во всём замке покои в чёрном стиле. Никакой отделки, напоминающей альвийскую или маржанскую. Люди называют такой стиль конструктивизмом. Строгая геометрия в комнате не прерывалась даже обилием растений.

Потолок оснащался дополнительной подсветкой, хотя Эсфирь казалось, что даже если внезапно наступит ночь, то от огромных арок, служащих окнами, всё равно будет исходить свет.

Всё нужное было здесь – дверь в уборную, в гардеробную, стеллажи с книгами, рабочий стол и огромная кровать с пышной периной. Рядом с одной из арок стояла кованная клетка до потолка. Для фамильяра.

Эсфирь улыбается уголками губ. Было видно, что комната готовилась с трепетом и учётом всех потребностей. Она медленно облизывает губы, проводя пальцами по холодным прутьям клетки. В Малварме железо обжигало пальцы.

Когда она в первый раз оказалась в Пандемониуме – обессиленная, испуганная, потерявшая мать и отца в Холодной войне, а двух братьев – на поле боя, всё было один в один: нескончаемая духота, стрёкот воздуха и пустота, что засасывала в водоворот отчуждения и слепоты. О своих потерях она, конечно, ещё не знала, думала только, что совсем немного, и отец заберёт её, мать с трепетом прижмёт к груди, а братья снова будут подшучивать и подтрунивать над ней. Минуты ожидания растягивались в годы. Разбитость и испуг обратились в ненависть. Магия овладевала ей, а энергия Хаоса – дурманила разум. Всадник Войны заменил отца. Он вытащил маленькую замарашку в чёрном платье из воды, когда та почти захлёбывалась льдом. Тогда в её висках било набатом: «Беги! Беги же!!! И постарайся выжить!». И она бежала. Со всех ног. Куда глядят глаза. В тайне надеясь, что глядят они в сторону братьев. Со всех сторон раздавались взрывы, крики, лошадиные взвизги. Горела её страна. Сгорала её жизнь. Энергетический удар какой-то ведьмы или чародея прокатился с чудовищной силой по земле, откинув её прямиком в ледяное озеро. Она ещё не успела опомниться от боли, как лёд под хрупким тельцем разверзся. В первый раз холод причинял Эсфирь боль. Острые иглы воды наносили лёгким колотые раны. Она могла себя спасти, но обещание братьям не колдовать силой мысли – служило смертью. Оставалось лишь смотреть, как толща воды зловеще стремится задушить в объятиях. Что-то костлявое зацепилось тогда за ворот мокрого платья. Малышке казалось, что так выглядел Смерть. Но то был лик Войны…

Следующее утро Эсфирь в Первой Тэрре началось с требовательного стука в дверь.

Она скучающе изучала огромный магический талмуд со всеми нюансами, относимыми к альвийской расе. Позади хрупких плеч догорала нуднейшая ночь, благодаря которой она узнала практически все дела Халльфэйра.

– Войдите!

Громко кидает она, закрывая талмуд.

В несколько лёгких движений ведьма оказывается у входной двери, готовясь к очередной схватке с альвами.

На пороге стоит генерал Себастьян в компании альвийки в возрасте. Последняя аккуратно держит в руках лёгкое платье нежно-лавандового цвета, усыпанное камнями и тем самым альвийским лоском, который терпеть не могла Эсфирь. Служанка прожигает ведьму взглядом полного презрения.

– Я пришёл справиться о Вашем комфорте, заодно принёс небольшой подарок, и мне бы хотелось пригласить Вас на экскурсию по окрестностям замка. – Себастьян делает небольшой шаг вперёд, замирая у порога комнаты. – Надеюсь, Вы не будете против моей компании?

– Разве что Ваша компания не принесёт мне дискомфорта, – ухмыляется ведьма, желая забрать платье.

– П-позвольте п-помочь, – испуганно запинается прислуга.

– Не стоит, – недобро сверкает взглядом Эсфирь. – Я привыкла справляться сама. Генерал Себастьян, если желаете, можете дождаться меня в комнате. Не стойте на пороге, у маржан это дурной тон.

– Буду рад его не нарушать, – уголки губ Себастьяна приподнимаются.

Он внимательно наблюдает за тем, как Эсфирь упархивает в сторону гардеробной.

– Ты свободна, Корнелия, – обращается он к прислуге, не удостоив её взглядом.

– Вы уверенны, что хотите остаться с этой… ведьмой один на один? – очень тихо вопрошает служанка.

– Она – будущая советница короля. Тебе стоит уважительней относиться к её господству. Ты свободна.

Входная дверь неслышно закрывается. Себастьян оглядывает комнату. Ох, сколько же он бился с Видаром за такое интерьерное решение! Почти что с пеной у рта доказывал, что кем бы ни была будущая советница – в первую очередь это девушка… Даже если она и кровожадная ведьма.

Себастьян напрягает слух, когда ему кажется, что какие-то странные хлопки, похожие на шелест крыльев, заполняют комнату. Оборачивается в сторону балконных арок, совершенно не ожидая увидеть там, настороженно примостившегося, огромного чёрного ворона. Птица с живым интересом осматривает генерала, будто проверяя намерения, с которыми он вошёл в покои.

– Ты, должно быть, фамильяр? – тихо вопрошает тут же усмехаясь.

Надо же, он всерьёз спросил это у птицы!

В крошечных глазёнках ворона сверкает нечто похожее на насмешку.

«Даже птице смешно!» – усмехается про себя Себастьян, громко фыркая.

Ворон, в два хлопка крыльев, подлетает к клетке, но садится на спинку стула. Новый дом заперт на засов.

– Хочешь, чтобы я открыл? – Генерал делает шаг, уже протягивает руку к дверце, как громкое карканье наполняет помещение. – Сейчас открою, только не кричи. Твоей хозяйке не стоит беспокоиться лишний раз, верно? Ей и так сейчас не сладко…

Ворон понимающе замолкает, нетерпеливо переходя с лапки на лапку, ожидая пока рука военного откроет клетку.

– Ну, вот, добро пожаловать в твой новый дом! – Себастьян неловко улыбается.

Ситуация для него не то, чтобы странная. Патовая. Он разговаривает с птицей! Прямо как Белоснежка из людских сказок. Осталось только песенку вместе с ним прочирикать.

– Не закрывай клетку, Идрис свободолюбив.

Голос Эсфирь внезапно останавливает его пальцы, что уже вцепились в засов под неодобрительный взгляд ворона. По телу прокатывает дрожь.

«Давно она там стоит? Слышала мой диалог? И как до генерала дослужился, придурок!»

– Идрис… Красивое имя!

Себастьян расправляет плечи, демонстрируя альвийскую воинскую выправку. Он окидывает взглядом ведьму. Её светлая кожа будто создана для традиционных королевских платьев.

– «Просвещающий, познающий». Вороны безмерно умны и преданны, если заслужить их доверие, – медленно проговаривает Эффи, проходя к двери, выказывая, тем самым, готовность к путешествиям.

Времяпрепровождение с генералом действует как нельзя лучше. Эсфирь удалось почувствовать себя в каком-то роде своей. Экскурсия по замку оказалась намного увлекательней, чем с королём. По крайней мере, более никто не выражал желания нарушить её личное пространство, грубо одёрнуть руку и всяческими заявлениями испытывать сдержанность.

Себастьян трещал без умолку. Рассказывал всё, что видел: от выбора альвийского мрамора до потайных дверей и скрытых ходов. Осведомленность генерала в таких делах утверждала для Эсфирь лишь одно – король для него не просто покровитель, хороший друг.

Угроза Видара о зеркалах оказалась вовсе не выдумкой, самой, что ни на есть, реальностью. После смерти короля Тейта его сын обезумел, заключив с Дочерями Ночи контракт: на протяжении нескольких десятков лет он отправлял всех неугодных альвов Старухам в виде подношения, а Безумные, в свою очередь, открывали ему тайну чужих помыслов по средствам зеркал. Никто, кроме самого Видара, не знал, какое именно из зеркал отражает истинные помыслы. Ходили слухи, что с каждого он мог считать самые потаенные уголки души. Не распространялось это лишь на короля и его близкого круга – Поверенных.

Эсфирь по началу весьма скучающе слушала собеседника, но вовлеченность в разговор со временем взяла верх. Ей стала интересна даже трещина в канделябре, который не успели заменить. Она жадно впитывала в себя информацию, внимательно осматривала каждый уголок. Такая перемена в себе не поддавалась объяснениям.

– Красиво, правда? – довольно спрашивает Себастьян, когда они выходят в королевский сад.

Он прекрасно помнил скудную местность Малвармы, где блеск исходил лишь от мерцания льда и снега.

Эсфирь даёт положительный ответ, теряясь в великолепии зелени и журчании воды. Прежде ей никогда не доводилось видеть природу такой. На её фоне ведьма чувствовала себя чем-то гнилым, что давно должно уйти на покой. Вот почему взгляд Видара всегда наполнен презрением к ней. Она не считается с тем, что так блистательно. Нарушает естественный порядок только лишь своим существованием. Она – грязь у сияющих ступней природы.

– Всё хорошо? – интересуется Себастьян, опираясь копчиком о высокий бордюр.

Он приподнимает подбородок, цепляясь взглядом за один из балконов. Там стоит король. Его разгневанный взгляд испепеляет друга. Себастьян быстро прикрывает глаза, делая вид, что и вовсе не заметил Видара. Король плотно стискивает зубы, наверняка до характерного скрипа.

– Могу я задать вопрос личного характера? – холодный голос Эсфирь заставляет Себастьяна чуть повернуть голову.

Она была ниже него на целую голову, такая хрупкая и воздушная в альвийском платье. Кожа чуть сверкала на солнце, а острые ушки не опошлялись бесчисленным количеством цепочек, которыми местные жительницы буквально переусердствовали.

Она была кем угодно, но не кровожадной ведьмой из легенд и слухов. Её взгляд заволакивала туманная пелена задумчивости, а лёгкий ветерок нежно ласкал кожу и аккуратные завитки рыжих прядей.

– Конечно, – добродушно поджимает губы Баш.

– Почему Вы так добры ко мне?

В первый раз он видит её робость. Или это только кажется под натиском буравящего взгляда короля.

– Я думал, мы перешли на «ты», – улыбку приходится скрыть. Она поворачивает на него голову, ища ответ в глазах. – Дело в том, что я знаю, каково это чувствовать всеобщее презрение. Особенно, когда не совершал ничего постыдного или криминального для этих альвов.

– Я совершила много зла.

– Но не Первой Тэрре.

– Я пытала неугодных в Пандемониуме.

– На то они и неугодные.

– Не стоит так беспечно пожимать плечами. Я грозилась сжечь все ваши деревни и города. Многие из ваших прощались с жизнями, когда мне это было на руку.

– Вы тогда потеряли семью. Это объяснимо.

– Я – дочь того, кто вечно ставил альвам палки в колёса. Ваш народ способствовал исчезновению моего. Мы должны ненавидеть друг друга, но никак не служить и уважать.

– Глупости. Вам не удастся поменять моё отношение. – Себастьян, наконец, усмехается. – Во времена Холодной войны я был юнцом. Мы с Видаром попали туда случайно, нас командовали с людской службы. По воле одного ублюдка мы попали не к своим отрядам. В отряды маржан. Это был нонсенс для нас самих. Альвийский принц и его правая рука воюют на стороне противника. Никто не знал, кто мы. Знали лишь расу. Нас ненавидели. Пытали по началу. Порывались убить, думая, что мы – шпионы. Ваш брат – Паскаль (оговорюсь, что это не повлияло на мое отношение к Вам) – был первым, кто посмотрел на меня как на обычного солдата, не принимая в расчет происхождение. Война стёрла все грани. Хотя их отношения с Видаром до сих пор оставляют желать лучшего, но только потому, что таковы их характеры, не мне Вам об это рассказывать.

– Вы… Вы воевали за нас? – Эсфирь изумленно замирает.

– Да.

Эсфирь ошарашенно хлопает глазами. Братья практически ничего не говорили о военных годах, а если говорили – то вскользь, не раскрывая деталей.

– И до сих пор сохранили всё в тайне?

– С нашего отряда, после Ледяного Пожара, вернулись только мы вдвоём. Я был при смерти. Видар тащил меня несколько суток на себе.

– Он не похож на того, кто будет спасать от смерти.

– Согласен. Но он спас. Тогда мы воевали за жизнь. Слишком поздно поняли, кто стоит за войной. А как поняли – смогли повернуть армию альвов вспять. Вразумили их.

Молчание окутывает обоих. Эсфирь вспоминала Холодную войну, Себастьян – возвращение в родную Тэрру. Боль разрасталась в сердцах.

– Я должна поблагодарить Вас. Обоих.

– Не стоит. Высшей благодарностью будет служба нам…

Наконец, Баш позволяет себе слегка улыбнуться.

– Это само собой разумеющееся. Отчасти моим воспитанием занимались Всадники, иначе и быть не может.

– Могу я задать встречный вопрос?

– Разумеется.

– Довольно личный, я, полагаю. Но мне безумно интересно знать. Почему ко мне ты обращаешься на «вы», а король слышит лишь панибратства?

От окончания вопроса Эсфирь не удерживает задорный смешок. Она медленно проводит ладонью по камню, чувствуя шероховатость поверхности. Каждый раз, когда король упоминался по имени или титулу, её сердце замирало в неясной дрожи. То ли это была ярость, то ли предвкушение следующей встречи. Так как последнее не имело никакого шанса на существование, мозг обманывал сердце.

– Ты смог расположить меня к себе. Единственный альв, что смотрит на меня без предубеждений – это о многом говорит.

Она отвечает честно, стараясь не произносить ничего, что связано с долбанным альвом.

– Не играйся с его сдержанностью и самолюбием. В конце концов, он – король.

– Он не мой король. Надеюсь, что когда-то это изменится. Ведь, каждой советнице полагается во всём поддерживать короля?

– Именно так, – улыбается Баш.

Генерала Себастьяна окликает служанка, оповещая, что Его Величество назначило аудиенцию в переговорной.

– Прошу прощения, – ослепительно улыбается генерал, склоняя голову.

Эсфирь кланяется в ответ. Генерал быстро удаляется, а ведьма обводит замок скучающим взглядом. Волчий взгляд короля Первой Тэрры, что всё ещё стоял на балконе, не был сокрыт от её зоркости.

Она, еле сдерживая хитрую улыбку, разворачивается к нему спиной, удаляясь в глубь сада. С каждым шагом утончённую фигуру всё больше скрывали сиреневые ранункулюсы…

Видар, тем временем, зло усмехается.

Смотря на неё, он не то, чтобы сомневается в её преданности, он абсолютно уверен в предательстве. В ней течёт маржанская кровь, её кожа бела, как альвийский мрамор, а мысли не отличаются дипломатическими мотивами. Она совершенно точно променяет Первую Тэрру на ещё одного ворона или дорогущее платье.

Король оборачивается сразу же, как только его друг входит в кабинет.

Видар устрашающе ухмыляется.

– Охмуряешь ведьм?

– Оказываю тёплый приём, – дёргает левой бровью Себастьян. Он бесцеремонно усаживается на дубовый длинный стол. – Она очень похожа на своих братьев. Выдержка старшего, озорство младшего.

– Ведьма охмуряет тебя, – резюмирует король, театрально прикладывая тыльную сторону ладони ко лбу.

– Она красива, остроумна и независима – прямо-таки мечта, – пожимает плечами Себастьян.

В поле его зрения попадается разложенная карта на другом конце стола. Он спрыгивает с импровизированной тахты, намереваясь рассмотреть бумагу ближе.

– Маржанка, – презрительно фыркает Видар.

Себастьян упирается руками по обе стороны от карты, внимательно оглядывая её.

– И что?

– А то, мой дорогой брат, что её появление именно сейчас не несёт чего-то хорошего. Видишь тёмные пятна? Земли Узурпаторов расширяются, ещё несколько недель и дело дойдёт до Великого Бассаама. Саламы, демон бы их подрал, быстрее сдадутся сами, чем начнут отвоёвывать себя. У них почти нет армии.

– Ведьма вряд ли имеет отношение к этому, Видар. Всадники обезглавят её, если узнают о предательстве.

– Возможно… Но на её стороне Война. Верховная, Война и Генерал Узурпаторов – адская смесь, не находишь?

– С чего ты взял, что Войне есть до этого дело?

– Судя по его взгляду, ведьма дорога ему.

– Ему миллионы лет. Он стар, как эта Вселенная, а может и старше (демон его знает), и ты думаешь, что в нём взыграли чувства? Видар, очнись, тебе три сотни, и ты никогда даже не влюблялся. Кристайн не в счёт, – пресекает попытку короля вставить слово. – Ты закостенел, огрубел и немного одурел. Так с чего Войне быть мягким?

– Пытаешься убедить меня в том, что я параноик?

– Все вы короли – параноики. Вечно ждёте, что кто-то вас сместит. И начинаете от того пороть горячку.

– Вот это – не горячка!

Видар резко указывает на карту.

– Горячка – считать Эсфирь ядром всех бед.

– Ты знаешь её от силы день!

– Как и ты! Я в отличие от тебя, присматриваюсь к ней, слушаю её.

– Будешь долго слушать – и моргнуть не успеешь, как она уже центр твоей Вселенной.

– Да с чего ты взял?!

– Она – ведьма, Баш! Верховная! Маржанка! Каждое её слово – подрыв традиций. Взгляд – неуважение к престолу. Касание – наваждение! Помяни мои слова, мы будем жалеть о том дне, когда она пересекла границу Первой Тэрры.

– Может быть, а может и нет. Наша проблема сейчас не в ней, в Узурпаторах. Если она связана с ними – я лично её обезглавлю. Но до тех пор, вспомни о том, чему научился у людей.

– Перекладывать ответственность? – Видар усмехается, убирая руки в карманы брюк.

– Презумпции невиновности, брат.

ГЛАВА 8

Халльфэйр, Королевство Первой Тэрры, 165 лет назад

Его разрывает ярость. Всепоглощающая. Демоническая. В ярких глазах мириадами отблесков сверкает месть, жестокость и безжалостность.

Видар Гидеон Тейт Рихард вёл войско домой. Возмужавший мальчишка, в компании чудом уцелевшего друга, мечтал о возмездии. Несколько десятков лет назад Видар не мог даже допустить мысль о предательстве герцога Теобальда Годвина.

А тем временем регент Теобальд спокойно расхаживал по тронной зале, снова и снова упиваясь идеальным планом. Всё сработало, как часы. Мальчишка ушёл в людской мир, на службу, откуда ему подготовили только одну дорогу – прямиком на верную смерть, в Малварму. Король Тейт Гидеон Рихард разлагался на дне Альвийского Каньона, а его жена Беатриса Амалия Рихард – в подземной тюрьме замка.

Переворот – дело нелёгкое, но и Теобальд не привык сдаваться сразу. Ему потребовалась не одна сотня лет, чтобы занять трон. Следующим шагом было подчинить Малварму, сделать из неё подношение для своего покровителя – Генерала Узурпаторов.

– Какие вести с фронта, виконт? – грозно тянет Теобальд. – И с людского мира… Нашли ли принца?

– Готовятся брать Малварму, Ваше Величество. От принца вестей нет. На фронте поговаривают, что он мёртв.

– Прекрасно, – кровожадно растягивает губы. – Позови мне Кристайн.

Король медленно поднимается к трону, о котором бредил столько же, сколько помнил себя. Он, словно умалишённый, отсчитывал дни до того момента, когда Ветвистая Корона украсит дьявольские пряди. Она заставила себя долго ждать. Непомерно долго. Теобальд аккуратно повторяет витиеватые линии изгибов шершавыми пальцами. Его спина выпрямляется, как только в зале появляется золотисто-травяное платье Кристайн.

– Ваше Величество!

Герцогиня делает приветственный книксен.

– Моя милая Трикси! Думаю, ты знаешь, зачем ты здесь? – недобро сверкает песочными глазами регент.

– Если Вы хотите сообщить о смерти принца Видара Рихарда, то сообщение будет скоропалительным, Ваше Величество…

Теобальд резко подрывается с места.

– Он вышел на связь?

– Нет… – Тень печали ложится на лицо герцогини. Но регент знает – это пустое. Привычка играть влюблённую дуру превратилась в зависимость. – Я была у Дочерей Ночи.

– И что предсказывают? – сводит брови к переносице.

– Сумасшедшие, во имя Хаоса, они сумасшедшие. Всё твердили о неизбежной встречи «Океана Крови» и «Кромешной Мерзлоты».

– И что это значит?

– Не знаю. – Кристайн зажимает вуаль платья в кулаках. – Говорят, что встреча уже произошла. А «Океан Крови» прибудет сюда с минуты на минуту, Ваше Величество…

– Ваше Величество! – В залу врывается охрана. – У ворот наша армия. С Малвармы. Что нам делать?

Король медленно сканирует лица подданных. По его лицу расползается отвратная улыбка.

– Убить. Всех.

Офицер охраны нервно сглатывает. Он служит королевству с действующим королём… Но, что делать, если король – пустышка, замена настоящего, того, кто сейчас у ворот замка? Сложить оружие? А если Видар потерпит поражение? Его армия ослабла, еле пережила убой. Тогда Теобальд Годвин лично убьёт всех. Но если победит Видар Рихард? С какой вероятностью юный король оставит всех альвов в живых, узнав участь отца и матери? Офицер плотно сжимает губы, уверенно кивает. Умирать так умирать. Он разворачивается на сто восемьдесят градусов, пулей вылетая из тронной залы. И только крик: «Уничтожить всех!» – отражается от стен замка.

– А ты, милая, будешь моим билетом на жизнь, – кроваво улыбается Теобальд.

Кристайн испуганно моргает. Нужно что-то придумать, как-то выкрутиться. Она делает шаг навстречу регенту. Мозг работает быстрее чем когда-либо, идеальный план сам генерируется в подкорках мозга. Да такой, что когда-нибудь она будет удостоена Чёрного Ордена – наивысшей награды за службу Генералу Узурпаторов.

***

Видар дёргает поводья. Лошадь устало фыркает новому хозяину, но послушно останавливается у закрытых ворот замка. Небольшая дверца отворяется. Хиленький альв в доспехах выходит навстречу. В его глазах принц видит дикий испуг, будто он – призрак, а за его спиной – призрачная армия гремит цепями, ожидая адского пекла войны.

– Ваше Выс-сочество…

– Открывай ворота!

От грозного голоса у солдата подкашиваются колени, да так, что в голове мутнеет.

– Ваше Высочество, Вам лучше бежать, – тихо, трясущимися губами, проговаривает альв. – Они убьют вас всех.

Видар с секунду смотрит на него со вселенским недоумением и адским напряжением на скулах, а затем кожа будто начинает трескаться от свежих шрамов и глубоких ямочек. Принц заразительно смеётся. Только взгляд остаётся мёртвым.

– Слышал, Баш? Хотят восстать против меня!

Видар оборачивается на друга. Взгляд Себастьяна мало отличается от взгляда Видара. Только на фоне грязного лица и запёкшейся крови на волосах, висках и носу – выглядит ярче и злее. Он бьёт шпорами коня, медленно подъезжая к Видару, словно адский пёс, что ринется извергать пламень тартараров из пасти лишь бы защитить хозяина.

– Тогда им придётся восстать против своего народа.

– Передай капитану Файяллу и его правой руке – Изекиль мой приказ: зачистить всю территорию. Теобальда оставить мне. Если кто-то из наших решит бежать – убить. Всех, кто внутри – убить. Всех, кто когда-либо и как-либо поддержал Лжекороля – убить.

Себастьян кивает, разворачивая лошадь в сторону немногочисленных везунчиков, что смогли живыми вернуться из Малвармы, что смогли вымолить прощения за самосуд над Королём и Королевой Бэриморт. Да хранит Хаос Брайтона Бэриморта – нового Короля Пятой Тэрры!

Видар тогда даже восхитился милосердием Брайтона. Сейчас же – искренне завидовал. Оказавшись на его месте – месть раздирала сердце, никакой жалости и, уж подавно, прощения.

«Defensio exercitus!5» – холодно бросает Видар, чувствуя под воротом очередное пощипывание кожи. Вернувшись с Малвармы на нём не осталось живого места, но узоры исцелений не уставали находить новых мест на теле или видоизменяться.

Себастьян разворачивает коня в сторону Видара. Удар шпорами, срывается на рысь, вскидывая руку вверх. Вслед за ним, снося всё на своём пути, огибая лишь своего короля, проносилась альвийская армия. Хилый солдат был нещадно затоптан сначала копытами лошадей, затем – ботинками альвов.

Видар Гидеон Тейт Рихард входит в своё королевство последним, окидывая войну в родной Тэрре взглядом, наполненным ненавистью и презрением. К себе ли или к народу – он и сам не знал.

Спрыгнув с лошади, он мечом прорубает путь к замку, оставляя за собой алые океаны и мёртвые тела некогда прислуги и знати. Перед глазами стоит алая завеса и пыль, а сердце всё глубже погружается во тьму. Он не заметил, в какой момент стал таким, как сейчас: грубым, закостенелым, ожесточённым. Только знал, что, превратившись в Чёрного Инквизитора Пандемониума, сделал шаг на сторону абсолютного зла, добровольно склонив голову и преклонив колено.

По точёному лицу стекают чужие капли крови. Когда-то мама умоляла сына вернуться живым. Её просьба оказалась невозможной.

Кровожадная улыбка становится всё шире на подходе к тронному залу. Он убирает меч в ножны, а затем распахивает тяжёлые двери двумя руками. В длинных коридорах слышатся крики, плачь и мольбы. Ничто сильнее чужой боли не греет душу.

– Папочка дома! – Он шутливо отвешивает поклон, когда замечает Лжекороля в компании заплаканной Кристайн. – Кажется, тебя забыли научить подбирать охрану, Лжекороль! О, и моя благоверная тут. Давно не виделись!

– Во имя Хаоса, Пандемония и Пандемониума, – тихо шепчет зарёванная герцогиня, а затем прикасается кончиками указательного и среднего пальцев к левой ключице, правой и губам.

– Брось её – она теперь моя. Поднимать на неё руку – тоже моя забота. По глазам вижу, что тебе хочется, – ухмыляется Видар, глядя как Теобальд цепляется мертвенной хваткой в руку Кристайн.

– Видар, послушай, всё совсем не так, как ты думаешь! – начинает Теобальд.

– А как я думаю? – Видар делает несколько шагов навстречу, внимательно осматривая корону покойного отца на голове предателя. – Ты убил моего отца. Где-то держишь мать. Устроил переворот. Отправил меня на верную смерть, претворяясь добреньким регентом. Я ничего не упустил из виду?

– Дай мне объясниться, молю, Вид… Ваше Высочество!

– Величество, – медленно растягивает каждую гласную букву Видар.

– Ваше Величество, – сглатывает Годвин. Корона на его голове уже прорубила кость. В страшных криках с улицы и коридоров замка он не мог разобрать на чьей стороне победа. – На нас совершили набег Узурпаторы. Ваш отец… Он погиб в схватке с Генералом Узурпаторов, места нахождения Вашей матери я не знаю. Это великое счастье, что Вы стоите здесь. До нас дошла весть о Вашей смерти, Ваше Величество.

Видар многозначно выгибает левую бровь, бегло кидая взгляд на Кристайн. Та жмурится так сильно, что из глаз льются солёные реки.

– Отпусти её и подойди ко мне, – каждая буква Видара зарождала в Теобальде самый настоящий животный страх.

На ватных ногах он делает шаг. Совершенно не так представлял встречу с Истинным Королём. В самых сладких мечтах Теобальд стоял у его могилы с театральной миной потери, но никак не делал шаг к смерти.

– Ваше Величество, я не осмелюсь врать Вам…

– Кончено, не осмелишься, – усмехается Видар, слыша за своей спиной многочисленный топот армейских сапог.

Он быстро вытаскивает меч из ножен, лёгким и резким движением проводя в воздухе. Предатель не успевает моргнуть. Его голова падает к ногам короля. Тронную залу окутывает гробовая тишина, не нарушаемая даже слезами Кристайн.

Король медленно присаживается на корточки, ловко снимая ветвистую корону кровавыми пальцами. Величественно оборачивается к солдатам, удерживая Ветвистую Корону двумя пальцами левой руки.

Армия теряется в замешательстве. В безумной толпе перемешались приспешники Теобальда и его. Их испуганные взгляды мечутся от заплаканной Кристайн до одиноко лежащей головы предателя.

Видар обаятельно усмехается, выпрямляется и надевает корону на голову. Оружия выпадают из рук солдат.

Он был весь в крови, пыли, запекшихся корочках и сгустках экссудата от ран. И только корона на голове сверкала яркими изумрудами в переплетении тонких ветвей.

Чувство мести не было удовлетворено. Он желал большей крови, чем имел.

– Как будем оправдываться, господа? – голос Видара токсичнее зарина.

Он вытирает кровавый меч о тканевую часть рукава, а затем, вальяжно опираясь на остриё, словно на трость, доходит до трона. Гробовая тишина баюкает острый слух. На губах сверкает улыбка палача.

Все, разом, под очередной удар острия о каменное покрытие, падают на колени.

От короля веет такой силой, что солдаты боятся не то, что открыть рта, моргнуть.

Кристайн прячет взгляд в пушистых ресницах, строго настрого запрещая себе говорить, пока изменники живы. Последние же недобро косятся в её сторону. Если смерть неизбежна, так хотя бы и эту тварь они заберут с собой.

– Вы совершили измену. Приняли участие в перевороте. Встали на сторону изменщика, который, ко всему прочему, пачкался в сговоре с Узурпаторами. То, что вы молчите – наивернейшее решение.

Голос короля наполнен яростью, отвращением, альвийским сверкающим гневом.

– Каков был приказ этого ублюдка, когда моя армия подошла к воротам?

Видар поудобнее усаживается на троне, замечая, как в зале появляется Себастьян. Он кивает королю, вкладывая в действие хорошую новость – мать в безопасности.

Видар чувствует электрическое покалывание на подушечках пальцев. Он хочет оказаться рядом с ней как можно скорее.

– Каков был приказ, Лардэйл? – неистовый взгляд правителя направлен в сторону капитана группы.

– «Убить всех», – невнятно бурчит солдат, опасливо поднимая глаза.

И, о, Хаос, лучше бы он этого не делал! Устрашающая тень вспышкой гнева падает на лицо Видара. Животный оскал образуется на губах. Он безумно медленно дёргает левой бровью.

– Убить. Всех.

Смакуя каждую букву, произносит единственный законный король Первой Тэрры.

Он с нескрываем наслаждением в глазах смотрит на исполнение приказа. Чётко. Без лишних вопросов. Без лишнего противодействия.

– Что с ней делать, Мой Король? – Капитан Себастьян грубо подхватывает Кристайн под локоть, подводя к трону.

– Брось. Я хочу послушать её историю… – Видар устало зажимает переносицу. – Все свободны. Себастьян, проследи за порядком. Как только моя матушка придёт в себя – я должен знать.

– Будет сделано, Ваше Величество, – кивает головой.

Он резко отпихивает герцогиню в сторону короля, та путается в длинном подоле платья и падает прямо у ступеней к трону. Себастьян презрительным взглядом окидывает Кристайн, а после разворачивается на сто восемьдесят градусов. Коротким жестом двух пальцев приказывает убрать из зала трупы.

– Сегодня в Халльфэйре будет славный костёр, – усмехается Видар, внимательно наблюдая за тем, как мёртвых изменников выносят прочь.

Кристайн боится даже вздохнуть, не то, что отнять головы от мрамора. Ей кажется, что всюду пахнет кровью. Не её и слава демону. В конце концов, жизнь пока при ней, а это уже хорошее начало.

– Что он делал с тобой, Кристайн?

Его голос такой далёкий, уже давно не родной. Он режет острыми буквами, которые слагаются в холодное оружие. Против неё. Против всего Пандемониума.

– Какая в том разница, Ваше Величество? Мне ждёт та же участь, что и…

Кристайн не договаривает, используя свой излюбленный метод: поднимает глаза и смотрит прямо внутрь короля. Пытается найти отклик в его душе. Безуспешно.

– Ты была на его стороне?

– Нет, Ваше Величество… Видар…

– Что он делал с тобой?

– Я была его papilio6. Он издевался надо мной. Одевал, словно бумажную куклу. Раздевал по своему усмотрению.

В ответ Видар молчит, награждая девушку тяжёлым взглядом. Он поднимается с трона, в несколько шагов оказываясь рядом с Кристайн. Протягивает ей раскрытую ладонь.

Пусть он никогда не любил её. Пусть она, в своём роде, тоже была для него лишь papilio, но Видар уважал герцогиню за то, что та с достоинством несла свою любовь к нему, к королевству. Сейчас, когда она лежала в его ногах, не смея подняться, боясь за свою участь только потому, что она девушка, он был уверен в её чистоте перед Тэррой. Не перед ним.

Кристайн боязливо вкладывает ладонь, хороня в себе блестящее ликование. Нездоровую привязанность короля к ней нельзя разрушить, здесь она сработала на «отлично».

– Теперь всё будет иначе.

Он дёргает уголком губы, но вместо того, чтобы обнять альвийку, крепко сжимает предплечья. Иллюзии Кристайн разбиваются о реальность. Он не делится с ней нежностью, не прижимает к груди.

Она стала грязной для него. И если раньше были все шансы стать королевой, то теперь об этом и речи не шло.

«Нужно было придумать что-то другое, идиотка!», – внутренне негодует она. – «Но он всё равно будет приползать ко мне для своих желаний. А не будет – заставлю…»

– Я позабочусь о твоём комфорте. – Видар убирает руки. Будто и не касался. Былое тепло вовсе растворилось. – А после ты расскажешь мне о всех несбывшихся планах Лжекороля? Хорошо?

Кристайн судорожно кивает, вжившись в роль жертвы. Видар провожает её до покоев, а затем направляется к покоям матери.

***

Халльфэйр, Королевство Первой Тэрры, наши дни

Видар часто возвращался к воспоминаниям минувших лет. Особенно, находясь в склепе родителей. Королева Беатриса ушла из жизни ровно в тот час, когда молодой король переступил порог покоев. Последнее, что увидел Видар – слабую улыбку на губах матери.

«Мой мальчик исполнил обещание», – тихая фраза до сих пор стучала в висках.

Сейчас его взгляд устало скользит по надгробиям в виде переплетённых ветвей. В одной из могил даже не было праха. Лишь изумрудная мантия короля Тейта Гидеона Рихарда, которая уже наверняка давно разложилась на атомы.

Видар бережно укладывает на могилы по бутону сиреневой гортензии, усаживаясь на корточки. Иногда ему казалось, что это место – его личный способ контролировать гнев и темноту, что сковали сердце так давно. Здесь он позволял чувствовать себе боль, горечь утраты, слабость. Отец всегда ругал за «чувства дисбаланса», но мать боролась за них снова и снова, будто её самоцелью было напомнить сыну, что в его власти не только злые поступки, что зло имеет множество субтонов.

– Отец, если бы Вы только знали, кто избран Первой Советницей нашей Тэрры, – усмехается Видар. – А Вы бы, матушка, устали нравоучать отца. Я хочу сохранить хрупкое равновесие, хочу оставить за нами право величия… Но, что если Малварма – изменники? На днях нас посетил Война, явно не из желания проведать. Он вручал нам её – Верховную – словно от сердца отрывал. Я прошу у Вас благословения… и силы…

Король укладывает руки на землю, прикрывая глаза.

Каждый раз он обманывал себя, внушал, что эти незамысловатые действия способны облегчить ту многолетнюю боль в месте, где с физической точки зрения обитало сердце.

Чувство потери – единственное фантомное чувство, что, засев однажды в сердце, не поддаётся выскабливанию. Года здесь бессильны. Попытки отвлечься – лишь актёрские маски с комедий дель артэ. С Потерей приходится быть обвенчанным, преклонять перед ней колено каждый раз и, быть может, тогда Она позволит немного отойти на второй план.

Видар поднимается. Государственные дела не позволяли ему надолго расслабляться. Лицо принимает суровое выражение, он быстро отряхивает тёмно-зелёные, почти чёрные, брюки от земли, а затем выходит за территорию фамильного склепа.

Подходя ближе к замку, замечает маржанку. Что-то заставляет его замедлить шаг и внимательно наблюдать за ней.

Рука Эсфирь слегка вытянула вперёд, а на предплечье восседает большой чёрный ворон. По оценке Видара, он должен весить килограммов семь, не меньше, но ведьме, кажется, это не доставляет неудобств. Она разговаривала с птицей, обаятельно улыбаясь.

Эсфирь чуть приподнимает руку, и ворон, резко направляется ввысь, с колоссальной скоростью, взмывая до самого высокого шпиля замка, а оттуда – будто бы мёртвым камнем, падает вниз. За несколько сантиметров до тонкой руки останавливается и с гордостью касается лапами оголённой бледной кожи.

Видар хмурится. Когда она находилась поодаль – ему хотелось отдать приказ, чтобы вышвырнуть несносную так далеко, насколько законы Пандемониума позволяли. Гнев и ярость служили естественной реакцией на выскочку. Но, когда она стояла рядом, так нагло глядя в глаза, не опасаясь за собственную шкуру (будто она пережила абсолютно все события этого мира), дерзя только потому, что таковым был смысл её существования – подсознание играло жестокую шутку. Гнев испарялся, а ярость вспыхивала в новом свете – каким-то неясным раздражением, нездоровой дрожью всего нутра, вены обжигало кровью. Он не понимал своей реакции. Хотел лишь, чтобы она исчезла из его жизни также быстро, как и появилась. Надеялся, что устроит ей такую жизнь, какой она ещё не вкусила. Глядя в пустые разноцветные глаза – потаённое желание оставалось лишь несбыточной эгоистичной хотелкой. Эсфирь Лунарель Бэриморт – слыла достойным соперником. Это он понял только, завидев бесовскую кучерявую прядь.

– Ваше Величество!

Его окликает сладкий голос Кристайн Дивуар.

Он оборачивается, принимая приветствие.

– Кристайн, – сдержанно кивает в ответ.

Всё-таки, он должен признать, её попытки охмурить его и вынудить сделать королевой безумно занятны.

– Не откажитесь ли от чашки медового чая в моей компании?

Безмерное множество аксессуаров в остроконечных ушках покачивались, даря едва уловимый металлический звон.

– С превеликим удовольствием, герцогиня, с превеликим удовольствием! – Видар поджимает губы, сдержанно улыбаясь.

Он учтиво подставляет локоть, приглашая обхватить руку. На лице альвийки сияет удовлетворение от хорошего настроения короля, что слыло явлением редким.

Видар краем глаза косится в сторону, где стояла ведьма, но её и след простыл. Будто никогда и не существовало. Только стая из двенадцати небольших птиц удалялась от замка.

ГЛАВА 9

Шёлк цвета терпкого обсидиана струится по мраморной коже Эсфирь. Порядка нескольких суток она была предоставлена в Замке Ненависти самой себе. Изредка объявлялся генерал Себастьян, благодаря ему Эффи узнала о существовании небольшой кухоньки и её хозяйке – тётушки До. Альвийка в достаточных летах являлась второй по счёту в демоновом Халльфэйре, кто проникся ведьмой.

Тётушка служила смотрительницей за замком, ничего не укрывалось от острого светло-серого взгляда. Эсфирь облюбовала её крохотную кухоньку почти с той самой секунды, как добродушная альвийка искренне улыбнулась ей.

Пока Эсфирь не принуждали присутствовать при трапезах короля, она с удовольствием находилась в помещении смотрительницы. Ей даже пришлась по душе человеческая обстановка, тётушка До в вопросах удобства всегда отдавала дань людям. Так, на уютной кухне в зелёно-древесных тонах можно было найти кофемашину, микроволновку, даже хлебопечку.

С тех пор, как Эсфирь упомянула о вине – оно всегда находилось в холодильной камере.

Верховная слегка улыбается, вспоминая тёплую улыбку альвийки и атмосферу той крепости, что ей удалось приобрести за столь короткое время. Нужно обязательно рассказать об этом братьям в ответном письме. Эффи опускает взгляд на бумагу с красивым каллиграфическим почерком Паскаля.

Она всегда удивлялась, как такой шебутной, волевой, просто несносный маржан мог так красиво писать. Смотря на почерк, казалось, что письмо написано каким-то серьёзным дипломатом, что выводил каждую закорючку по меньшей мере час. Чтобы ей написать так красиво могло понадобиться лет триста.

«Моя Эффи-Лу!»

Эсфирь большим пальцем проводит по буквам, пока лицевые мышцы сводит от улыбки. Она не помнила, когда в последний раз чувствовала тепло, да и в принципе проживала положительные эмоции. Прибыв в Первую Тэрру, чувства внезапно обострились. Она яростно искала первопричину, но ни в магических талмудах, ни внутри себя найти ответ не предоставлялось возможным. Что-то изменилось. Кажется, какая-то часть её души.

– Ай! – резко вскрикивает, вскакивая с кресла.

Заторможено хватается за сердце, цепляясь длинными пальцами за ключицу. Ощущение, что плоть обугливается вместе с костями. От дикой боли подкашиваются ноги, а Эсфирь, словно лишённая жизни, падает на пол. Невидимое пламя выжигает внутренности, особенно – сердце, отчего она сильнее прижимает ладонь к болезненному участку, пытаясь дышать. Орган жизнедеятельности сошёл с ума: колотится о грудную клетку так, будто ставит цель пробить её, а вместе с тем и мышечный каркас. Счёт минутам безвозвратно утекает по паркету.

Она упирается лбом в пол, делая глубокие вдохи, постепенно ощущая, как боль покидает тело, оставляя лишь онемевшие губы и пальцы. Сильно хмурится, бросая небрежный взгляд в сторону арки: на улице ярко сияет солнце, а ветер нежно ласкает ветви плакучих ив. Видимо, телу нужно время, чтобы привыкнуть к Халльфэйру.

Эсфирь, наконец, поднимается, судорожно вдыхает и поправляет халат. Нужно успокоиться и вернуться к более приятным вещам, нежели привыкание к другой земле.

Быстро скользит взглядом по строчкам письма, в которых Паскаль в своей развязной манере рассказывает о делах Малвармы, здоровье семьи, о занятости Брайтона, не утаивает и про путешествия в людской мир. Снова натащил оттуда молочного шоколада и вина, а ещё хвастался успехами на любовном фронте: и маржанском, и людском.

– Проныра, – ухмыляется Эсфирь.

В отблеске её глаз легко читается гордость и бесконечная любовь. Она забирается на мягкое кресло с ногами.

Паскаль требовал полный отчёт от Эсфирь: от чувств до обстановки в чужой стране. В чём ходит, чем питается, обижают ли её, начался ли Ритуал Доверия. От упоминания последнего Эсфирь закатывает глаза. До Посвящения она и долбанный альв обязывались скрепить себя Узами Доверия, пройдя три испытания от Дочерей Ночи.

Она слабо понимала, как ей расположить к себе короля, но быть откровенно честной – и не стремилась. Провалить Ритуал означало только одно – лишиться титула Верховной и добровольно заточить себя в Пандемониуме. Признавать себя деформированной ведьмой Эффи не спешила, а ярым желанием провести остатки своей вечности в пекле не горела и подавно.

Слабый, очень неуверенный стук в дверь, отвлекает от мыслей. Она не произносит ни слова, лишь бегло кидает взгляд в сторону двери. Едва уловимая секунда, как нутро наполняется покалываниями во всевозможных участках тела. Энергия Хаоса приятным холодом ласкает плоть. Входная дверь медленно открывается, тем самым пугая пришедшего.

Гостем оказывается прислуга. Эсфирь, не глядя в её сторону, усмехается. Та так перепугана, что с холодным рассудком явно не в ладах.

– Госпожа Верховная, Его Величество ожидает Вас за сегодняшним ужином, – быстро тараторит служанка, осмеливаясь поднять взгляд только на секунду.

Этого времени достаточно, чтобы потерять дар речи от увиденного. Ведьму окутывал полупрозрачный длинный шёлковый халат, который ближе к подолу сверкал ослепительным блеском камней. Больше ничто не обременяло красивое тело. Несуразная служанка отдала бы всё, чтобы хоть капельку быть похожей на неё.

Эсфирь плавно поднимается с кресла, демонстрируя изящные икры и стопы. Она медленно, словно крадущаяся нимфа, шествует прямиком на смущающуюся девушку. Ведьме бесконечно льстит такая реакция. Страх, ненависть, зависть подпитывают каждый рыжий завиток.

– Что-то ещё?

Эсфирь чуть приподнимает уголки губ, насмешливо заправляя выбившуюся золотистую прядь альвийки обратно под чепчик.

Щеки девушки вспыхивают алыми кострами. Теми, на которых когда-то в Салеме люди сжигали малварских ведьм.

– Д-да… Его Величество указал не надевать чёрные и изумруд… ах!

Служанка с придыханием вскрикивает, когда пальцы Эсфирь скользят от уха до воротника стойки.

– Какой цвет не стоит надевать? – хитро щурится ведьма.

– Изумрудный… – шепчет она, стараясь лишний раз даже не дышать.

Эсфирь почти вплотную подходит к ней, касаясь губами её уха.

– Передай своему королю, что я буду в красном… Таком же красном, как румянец на твоих щеках. Ты свободна, – томно шепчет ведьма, медленно отходя на шаг.

Служанка быстро моргает, несуразно кланяется и сбегает. Эсфирь довольно смеётся, удовлетворённая удачной шуткой. Она едва дёргает бровью, как входные двери быстро закрываются. Вечер обещает быть грандиозным.

***

Видар, по-хозяйски развалившись на огромной постели, лениво наблюдает за тем, как Кристайн медленно, но ловко застёгивает платье.

Её щечки покрывает румянец, а некогда идеально-уложенные волосы нуждаются в новой причёске. Она выглядит счастливой. Блеск глаз выдаёт с потрохами. Король ухмыляется, облизывая губы.

В его власти находилась любая. Стоило лишь поманить пальцем – и все неслись очертя голову. Только он не манил. Никого. Тем самым превращаясь в лакомый кусочек всех Тэрр.

За долгие годы жизни в его постели находилась лишь одна альвийка, та, что сейчас усердно поправляла макияж. Видар не видел смысла в бесчисленных связях с куртизанками, подданными, теми, кто желал его внимания и власти. Все они сразу же причислялись к грязи.

С Кристайн всё было гораздо сложнее. До ухода в людской мир он желал сделать её королевой только за одно качество – чистая альвийская кровь, под стать его, древней. Находясь среди людей, он пересмотрел многие взгляды. Связывать себя с той, что подходила для брака с технической стороны более не хотел. Себастьян добился своего, отговорил, но поверить в родство душ Видар так и не смог, хотя позволил этому явлению существовать в подкорках мозга. Иногда, в особо пьяные дни, он даже мечтал о родственной душе.

После заявления Кристайн о домогательствах Лжекороля – Видар старался не считать её грязной, опороченной изменщиком, более того – пытался окружить комфортом. Пытался, по завещанию матери, в первую очередь быть мужчиной, а, значит, опорой для женщины.

Со временем её влюбленный взгляд стал жалким, перестав тешить эго; желание касаться собственного тела – пресекал; общение сводил к минимуму. А потом потребности взяли верх, окончательно превратив его в сухого, закостенелого эгоиста, что не собирался считаться с чужими эмоциями.

Он предоставлял ей кров, комфорт, содержал – если так угодно, ясно указывая, что на большее не стоит рассчитывать. И раз она продолжала биться в закрытые двери, то это лишь её волеизъявление. Разве он виноват в чужом влечении? Вот обвинения в потребительстве ещё бы мог принять, да только никто не смел их предъявить.

– Правда, что к нам за ужином присоединится ведьма? – интересуется Кристайн, аккуратно цепляя цепочку сначала за хрящик уха, а потом чуть ниже.

Она внимательно следит за его реакцией в отражении зеркала.

– Абсолютно точно, – лениво протягивает Видар, подкладывая руки под затылок.

В данный момент даже мысль о существовании демоновой Верховной не выводила из себя.

– Она не внушает доверия, вот хоть на растерзание демонам меня отдайте! – фыркает Кристайн, расправившись со всеми цепочками.

Она усердно заправляет прядь в причёску, чувствуя себя, по меньшей мере, хозяйкой замка.

– Могу я тебя растерзать? – Видар игриво приподнимает бровь, но взгляд по-прежнему пуст.

– Всё должно быть в меру, Ваше Величество! – она поддерживает флирт.

– Ей никто не собирается доверять. Вряд ли у неё получится заслужить такую награду.

– А как же Ритуал Доверия?

– Если она не хочет быть изгнанной или мёртвой, то ей придётся что-нибудь придумать, – равнодушно пожимает плечами.

Только вот в себе он был уверен явно в разы меньше. Кто знает, какие тайны нужно раскрыть друг перед другом. На её – плевать, а вот свои выдавать не хочется. Тем более ей. Да, ведьму откачивать придётся неделями, когда она узнает, что он воевал за Малварму!

Но далеко не это возглавляло топ тайн. Видар одновременно хотел и не хотел узнать: является ли малварка тем ребёнком, которого он спас? Если да, то к её карме автоматически прибавляется долг, обязывающий спасти его жизнь в ответ. Почему-то Видар уверен, что её способностей хватит лишь на то, чтобы загубить всё живое, включая его самого.

А ещё – треклятое видение. Не хватало, чтобы ведьма искрилась ярче свечей в Ледяную Ночь7, когда узнает, что является его персональным ночным кошмаром. Видар уже в натуре представлял заливистый смех. Заочно знал, что дикий взгляд разноцветных глаз навсегда станет в разы насмешливее.

Мысли о ней снова будят раздражение, щекотливую ненависть в душе. Он искренне желал избавиться от неё или, в крайнем случае, показать всю свою мощь и ярость в полную силу. Доказать непокорной маржанке непоколебимую власть. Только стоило ли доказывать то, что и без того незыблемо? От ответа на этот вопрос Видар увиливал. Хотя прекрасно знал. Не стоило.

Тогда, что так распаляло? Её непокорность, желание проучить и даже приручить. Кому не понравится иметь власть над вестницей зла, мудрой и своенравной ведьмой? Той, что, прикоснувшись с огнём и дымом погребальных костров, окончательно очернила душу?

Своё нездоровое влечение он не осознавал, но чувствовал каждой клеточкой тела и невыразимо гневался на себя за это.

– …ваем её, – слышит обрывок от фразы Кристайн.

Она сидит опасно близко к нему, всматриваясь в холод его глаз.

– Повтори, – почти приказывает король, фокусируясь на её лице.

– Мы недооцениваем её, – подчиняется, сдерживая очередной приступ ревности.

Она не могла вытащить из него и толики эмоций, обращенных к ведьме, и что хуже, к себе.

– Ты можешь идти, Кристайн, – медленно облизывает губы Видар, чуть щуря глаза.

– Буду ждать Вас за ужином, Ваше Величество, – покорно отзывается она, легко поднимаясь и направляясь к двери.

Видар остаётся в одиночестве и назойливых мыслях, что роем ос кружат вокруг единственного имени.

Он устало выдыхает.

– Демонова инсанис8!

Ведь она обязательно начнёт сегодня концерт. Наверняка придёт в чёрном. Назло. Будет так грубо «тыкать», ухмыляться, острить, подрывать его авторитет в глазах двора. А что подумает Старожил? Он, демон её дери, и под пытки отдать не сможет! В руках ведьмы фулл-хаус.

И действительно, ведьма приходит к ужину не в том, в чём желал её видеть король. Она впорхнула в обеденную залу с лёгкостью феи и видом дьяволицы.

Платье кровавого цвета дерзко облегает хрупкую фигуру с аккуратными формами. Множество золотых побрякушек поселились на месте декольте, но выделялся среди них один кулон – небольшой золотой ворон с красными рубинами вместо глаз – единственная подвеска на одной из цепочек. Кучерявые локоны убраны в высокий пучок. А на губах дерзкая, просто невыносимая, ослепительная ухмылка.

– Слёт упырей в другой стороне, госпожа Верховная, – ядовито роняет король, за что получает недовольный взгляд от генерала.

– Да? Странно, – искренне удивляется Эсфирь. – Ведь закуски уже здесь! – Она бегло осматривает Кристайн. Скулы альвийки играют ненавистью. – Прошу прощения за опоздание. Письмо брату стало причиной задержки.

Видар мастерски скрывает удивление. В последнем предложении инсанис не было и намёка на издёвку.

«Неужели не всё потеряно и она бывает адекватной?»

От кричащего цвета платья у Видара начинается мигрень.

Себастьян учтиво усаживает её на свободное место, попутно справляясь о самочувствии и настроении.

– Благодарю за внимание, всё прекрасно. В общем и целом, здесь не так плохо, как мне могло показаться на первый взгляд. Природа Столицы – волшебство какого-то иного уровня!

Эсфирь так невинно хлопает глазами, что у Кристайн дёргается глаз.

Видар удивлённо приподнимает бровь.

«Кто это такая? Где та бешеная фурия?»

Эсфирь так удовлетворена реакцией короля, что незаметно прикусывает щёку изнутри, сдерживая озорную улыбку.

«Да, вы бы видели выражение его лица! Вот умора! Словно водой ледяной окатили!»

– Госпожа Эсфирь, Вы изучили правила Ритуала Доверия? – интересуется Видар, не поднимая глаз на собеседницу.

Разрезать мясо – занятие более приятное, чем смотреть на неё.

– К сожалению, – хмыкает в ответ.

– Это всё, что Вы можете сказать?

– Я сделаю всё, что в моих силах. Так лучше? Приятного аппетита всем, – обескураживающие улыбается ведьма. – А Вам… – Она обращается к служанке, что уже подошла к Кристайн, чтобы сменить тарелки. – Большое спасибо.

Служанка испуганно дёргается, роняя тарелку на пол.

В глазах Видара начинает бушевать море.

Испуганный взгляд прислуги беспомощно скользит к королю, а сама она падает на колени.

Эсфирь непонимающе косится на молчавшего всё время Себастьяна. Будто это обычная ситуация для их королевства.

«Демон! В их Тэрре не принято благодарить! Ещё бы! Долбанный альв и его не менее долбанное идеальное королевство! Всё должно работать как часы, без малейшего отклонения и банальной благодарности!» – Эсфирь усмехается, закатывая глаза.

– Пять плетей, – сдержанно произносит король, медленно откладывая вилку в сторону.

Эсфирь впивается взглядом в его лицо, кажется, в первый раз за всю трапезу.

– Серьёзно? – Она абсолютно точно сомневается в его психическом здоровье. – Она лишь уронила тарелку.

– Да, действительно. Десять.

Он поднимает разгневанный взгляд на Эсфирь, упиваясь своей властью.

«О, инсанис, по большей части в её наказании – твоя вина. Больше меня они боятся лишь тебя!» – Видар дёргает уголком губы.

– Это глупо!

Не то, чтобы её волнует судьба служанки, но поведение короля слыло самым настоящим эгоистичным, необоснованным, клиническим идиотизмом. В Пятой Тэрре никогда не было плетей за мелкие провинности. Пятая Тэрра вообще отличалась от Первой.

– Пятнадцать, – довольно хмыкает Видар, пока служанка бледнеет.

Пятнадцать плетей за тарелку!

– Это геометрическая прогрессия зависит от моих реплик? Ты здоров?

– Вы. Двадцать.

Ни генерал, ни герцогиня не осмеливаются влезать в препирательство двоих, головы в этом случае оказываются дороже. Ведьма окидывает беглым взглядом, трясущийся подбородок старушки. Разноцветные радужки вспыхивают хитростью.

– О, Хаос, за что мне этот идиот? – Она поднимается с места, подходя ко служанке. – Вы свободны.

Стул Видара резко отлетает в сторону, а довольная Эффи хитро улыбается. Она вывела его – победа так близка и то ли ещё будет альвийский король!

– Тридцать плетей! Исполнять! Живо!

– Угостите ими меня. – Ведьма подходит к королю ближе дозволенного. – В её действиях реальный виновник я. Мне и наказания. Разве тебе не хочется наказать меня? – хитро дёргает бровью.

Над обеденной нависает напряжённая тишина. Кристайн заинтересованно косится на короля, Себастьян – с живым испугом на ведьму. Она не понимает, что её ждёт!

Служанка чуть ли в обморок не падает от услышанного. За неё вступилась кровожадная ведьма! Это должна знать вся Тэрра, не то что Столица!

Взгляд Видара вспыхивает интересом и безумием. Он не имеет права подвергать ведьму наказаниям по своей воле, но ситуация радикально изменилась. Нарушения выявлено не будет. Уголок его губы довольно ползёт вверх.

– Тридцать плетей – серьёзное наказание. Тем более от меня. Уверенна в своём решении?

– Весьма.

Кажется, что она видит в его глазах нечто похожее на… уважение? Или он просто искрится от счастья. Та, кого он ненавидит получит хорошенько по оголённой спине плетью. Тридцать раз. Красота!

– Эсфирь, – прочистив горло, начинает Себастьян. – Ты не понимаешь, куда ввязываешься.

– Отнюдь, – пожимает плечами она, не отрывая взгляда от лица короля.

– Охрана, сопроводите госпожу Верховную в подземелье, – стальным голосом выдает Видар.

– Разве мне не положено доесть? – кокетливо ведёт плечом она, отчего Кристайн закатывает глаза.

– Даже допить, – ухмыляется Видар, беря с подноса прислуги бокал с цветочным элем и протягивая ведьме.

Видимо, нужно было раньше согласиться на пытки, чтобы добиться его любезности и расположения.

Эсфирь тянется к бокалу, случайно касаясь пальцев короля своими. Ровно на несколько секунд по лицу Видара проскальзывает отвращение, а глаза превращаются в две пустые дырки.

Только для него это прикосновение – вечность в темноте. Голову снова ведёт, он старается удержаться на месте, да только… тонет…

Ледяная вода проникает в лёгкие, а он ничего не может сделать. Видит только кровожадный блеск разноцветных глаз и жестокую ухмылку. Она не собирается спасать его из воды, наоборот, стоит на поверхности, спокойно наблюдая за тем, как он скрывается в толще.

– Не переживай, мой маленький Видар, рядом со мной нет боли!

Видар слышит голос отца из глубины.

Губы Верховной шевелятся, и Видар готов поклясться всем демонам, что сквозь давление и водную завесу слышит: «Ваш Король мёртв!». Её лицо озаряет такая яркая улыбка, что она наверняка будет слепить даже тогда, когда его лопатки коснутся дна. Он умирал под хитрым взглядом удовлетворенных глаз. Умирал, пока она… не отдёрнула пальцы.

Видар не понимающе хлопает глазами, пока ведьма принюхивается к чему-то, бросая взгляд на бокал у его тарелки. Верно, она снова сомневается в его психическом здоровье или алкоголической зависимости, тут уж демон разберёт.

– Ваше Величество, всё в порядке?

Кристайн подскакивает с места, желая задеть плечом Эсфирь.

Только последняя отходит на шаг заранее, не принимая из рук Видара напиток, словно резко передумала.

Эсфирь окидывает Кристайн странным взглядом, а затем занимает своё место напротив Себастьяна. Бокал цветочного эля в руках короля имел нотки сандала.

– Ты слишком погорячилась, Эсфирь, – тихо произносит Баш, пока король и герцогиня увлечены общей темой для разговора – состоянием короля.

– Мне интересно, – пожимает плечами.

– Интересно?

– Сможет ли ваш король преодолеть свой гнев? Это будет преддопуском к Ритуалу Доверия.

– Ты же знаешь, что не сможет.

– Значит, ему нужна не советница, а фасад.

И будь Эсфирь Лунарель Бэриморт покорнее – она бы согласилась на эту роль.

ГЛАВА 10

– Раздевайся!

Ледяной голос в каменных сырых стенах звучит, как гром.

Эсфирь медленно снимает обувь, чувствуя босой стопой муки всех, кто когда-либо бывал склепах. Охрана покинула их, стоило только войти в «камеру пыток».

– Я думала, меня разденут твои солдатики, – стервозно дергает бровью рыжеволосая. – Ведь так обычно поступают с провинившимися?

Его скулы играют от очередного нарушения субординации.

– Обычно они не так красивы, как ты, – натянуто улыбается король.

Она ловко расстегивает молнию с боку, высвобождая левое плечо от лямки.

– Может, хочешь сам меня раздеть? – хитро улыбается она, наблюдая, как Видар облокачивается плечом на стену, мрачно ухмыляясь.

– Думаешь, я не исполню свой приказ?

– Иначе зачем выставил охрану?

Вопрос застревает в лобной кости. Он не знал. Просто почувствовал, что не должен давать ещё больших поводов для слухов. Тем более, как бы зол и вне себя от ярости он не был, всё закончится крайне быстро: удары, заживление, удары, заживление, удары и…

Он пойдёт на услугу – излечит все её шрамы раз и навсегда. Будто ничего и не было. А боль лишь эфемерный отзвук от ударов. Он почему-то уверен, что такое с ней далеко не в первые. И был прав. Прав, так же, как уверен, что ведьмы не чувствуют боли.

– У них тонкая душевная организация, – хмыкает Видар.

Платье падает к ногам девушки, открывая вид на хорошо сложенную миниатюрную фигуру и телесный комплект белья. Признаться, Видар думал, что там портупеи, латекс и что-то из лёгкого БДСМ. Вернее, не думал. Конечно, не думал.

Он быстро подходит. Сначала закрепляет одну руку в цепи, затем другую, попутно отшвыривая платье ногой.

Эсфирь дышит ровно, сопровождая безэмоциональным взглядом его движения.

– Говорят, у Верховных ведьм есть одна особенность… – Видар отходит от неё, окидывая беглым взглядом несколько десятков плетей на стене. – Вам подвластно обмануть организм. Собственноручно вырвать сердце из груди, чтобы избавиться от эпицентра чувств и эмоций…

Выбор сделан. Видар, быстрым движением, снимает с себя камзол, попутно закатывая рукава атласной рубашки.

Пять наглых шагов, её едва различимый вздох. Эсфирь знает: всё может закончиться намного быстрее, если позволить себе молчать. Безумная улыбка прокрадывается в лицевые мышцы.

Резкий удар плети приходится по спине. Она бесшумно втягивает носом воздух в грудную клетку.

– У тебя сердечко на месте?

Его голос, пропитанный отвращением, хуже любого яда.

– Избавилась от него ещё с сотню лет назад!

Ложь с языка слетает автоматически. Пусть думает, что внутри неё лишь имитация органа. Пусть поверит в то, что ей не больно, ведь такая искренняя вера лучше любого оружия.

Град из пяти ударов. Она до одури прикусывает щёки изнутри. Чувствует, как кожу адски дерёт, но, что хуже – привкус крови наполняет рот.

В тишине звук плети и скрип цепей – туманят разум Кровавого Короля. Его предел мечтаний накрепко прикован, он может отомстить всей Пятой Тэрре, с особой виртуозностью, но… не бьет и ровно вполовину силы. Гнев наполняет каждую клеточку тела, безумная улыбка украшает лицо, но выместить на ней всю многовековую боль не может, будто что-то останавливает, замедляет. Он залечивает её раны через каждые три-пять ударов, проводя большим пальцем вдоль позвоночника, чувствуя разгорячённую плоть под подушечкой пальца.

– Жалеешь меня, Кровавый Король? – Её смех служит катализатором очередного пика гнева. – Не стоит. Я – Верховная Эсфирь Лунарель Бэриморт – маржанка! – Спина принимает плеть, как родную. – Я – виновница всех бед альвов. А ещё! Я мечтала спалить вас ко всем демонам за то, что вы устроили на моей земле! Подумай, стоит ли меня жалеть?

Видар замахивается со всей силы, но тело противится. Очередной удар оказывается не таким сильным, как ему хочется, но всё равно болезненным – раны снова начинают кровоточить на коже.

– И в мыслях не было жалеть тебя, – зло скалится Видар, обрушая очередной град ударов.

От боли, что проникает в тело уже звёзды яркими осколками осыпаются из глаз. Она не позволяет себе ни всхлипа, ни писка, ни крика. Концентрирует на кончике языка только гнев и ярость, словно под стать ему.

Каждый раз, когда он исцеляет её – чувствует жар его кожи. Эти касания отличаются от тех, что были раньше: тело извинялось за поведение хозяина. Эсфирь не могла понять природу двояких чувств: король утопал в слепой ярости к ней и в тот же момент… жалел.

Видар смотрит на небольшую спину, что превратилась в кровавое нечто и не может поверить, что в ведьме действительно нет никаких чувств. Кем бы она ни была – сейчас перед его глазами висела миниатюрная девушка, что вцепилась пальцами в цепи, напрягая каждый мускул. Он усмехается. Миниатюрна настолько, что, не совладав с чувствами, решила вырвать сердце из груди. Слабачка, ни больше, ни меньше.

Он тоже хотел вырвать собственное сердце, пока оно не закостенело и не умерло.

– Было бы намного увлекательнее, если бы ты чувствовала боль, – хмыкает Видар, бросая плеть в угол камеры.

Король разворачивается к ней лицом, дерзко оглядывая. Отстранённое выражение лица, пустые, уставшие глаза, за которыми скрывается самая огромная ненависть.

– Твои удары, как у столетнего юнца! – Эсфирь с огромным усилием натягивает стервозную улыбку.

Руки затекли, на запястьях образовались красные полосы от цепей. Спина горит огнём, пока воспалённая кожа чувствует каждую струйку накалившегося воздуха.

Видар, быстро сократив расстояние, стальной хваткой поднимает подбородок Эсфирь.

– Ваши!

Два взгляда сцепляются в самой настоящей схватке. Единственное, что объединяет их – ледяная ненависть.

Король также резко отпускает её, намереваясь снова пройти за спину, чтобы от следов плети не осталось и пятнышка.

– Стой, – хриплый голос ведьмы пригвождает к полу, заставляя интерес промелькнуть в холодных глазах. – Не нужно.

– С чего бы?

– Я не чувствую боли, забыл? А это пусть останется напоминанием, что она должна быть, – быстро проговаривает Эсфирь, желая побыстрее оказаться на полу.

От боли сводит каждый миллиметр кожи.

– Как пожелаешь, – равнодушно хмыкает Видар.

Он высвобождает руки ведьмы, той с трудом удаётся не рухнуть на бетон сразу.

– Что с тобой? – произносит король больше для справки, наблюдая, как ведьма старается медленно осесть на пол.

– Руки и ноги затекли, – сквозь зубы, но с безмятежной невозмутимостью, проговаривает она.

– Примени заклинание, нам нужно идти.

– Так вперёд, – хмыкает она, сворачиваясь калачиком на бетоне, чувствуя щекой ледяной холод камня. – Я свыкнусь и приду. Дай мне почувствовать себя живой!

Её взгляд сверкает безумством, пока она смотрит на короля снизу-вверх.

Он разворачивается на пятках, ни сказав ни слова. Молча открывает дверь камеры, впуская поток холодного воздуха, что зло обдаёт её открытые раны.

– Жду в переговорной, – бросает он напоследок, переступая порог камеры.

Демон знает почему, оборачивается. Эсфирь лежит, словно маленький котёнок, которого выбросили в канаву сразу после первой провинности. Её вздохи – глубокие, жадные, будто воздух запрещался несколько столетий.

Видар дёргает носом, повторяя внутри себя мантру: «Она заслужила!».

Эсфирь вдруг поднимает невидящий взгляд на него, явно не ожидая, что король ещё не ушёл.

Чувство адской боли окатывает его с ног до головы, отчего он на секунду теряется в реальности. Первая мысль – колдует. Вторая тут же опровергает первую: она была настолько погружена в себя, что не только не говорила, не видела перед собой Видара.

«А если она соврала?» – вспышкой проносится в голове короля. – «Бред. Она бы не выдержала такой боли».

Он вдалбливает остаткам своей доброты, что она заслужила. Заслужила. Заслужила. Пока он успешно справляется с этой задачей, что-то в области сердца даёт надлом.

Король резко разворачивается, растворяясь в темноте.

Только убедившись, что его нет рядом – она позволяет себе всхлип, сухой, без слёз. Такой, что изнутри кольцом сдавливает глотку. Сердце еле поспевает за своей же скоростью биения, умоляя остановиться, чтобы взять перекур.

Случайно цепляется взглядом за стенд с плетьми. Не хватало только средства её наказания. Самой первой плети. Самой… щадящей на фоне остальных.

– Долбанный альв!

Она утыкается лбом в бетон, хрипло смеясь.

Признавать это странно, но «предритуал» он прошёл с блестящим успехом. Эсфирь думала, что будет утопать в мольбах о пощаде, что расстанется с сознанием от боли, что рёбра раскрошатся в натуральном смысле этого слова, но… ничего не произошло. Мало того, что король схватил подобие на плеть, выдав её за орудие пыток, так ещё явно не прикладывал особого усилия. А разодранная кровавыми линиями спина – лишь демонстрационная версия от реальных наказаний, коими он с особой страстью угощает виновных.

Эсфирь усмехается, упираясь ладонями в бетон. Пытается подняться с пола. Это происходит намного медленнее, чем она ожидала. С силой прикусывает губу, лишь бы не издать болезненный стон или всхлип. Кажется, что она заново учится базовым вещам: дышать и двигаться.

Поднявшись, опирается на стену. Новая проблема встречает ведьму с распростёртыми объятиями – головокружение. Затылок и височные доли просто умоляют о встрече с мягкой подушкой. Она резко жмурится, полагая, что таким образом можно избавиться от головной боли.

Внимательно прислушивается ко многочисленным ходам под замком. Стрёкот тишины оповещает об абсолютном одиночестве. Только тогда Эсфирь медленно расправляет спину. Она слабо дёргает указательным пальцем, как по оголённому телу струится чёрное платье, а красное, что так жалко валялось в углу – бесследно растворяется.

Чернота окутывает каждый участок тела, кроме спины. На ней огромный фигурный вырез от поясницы до шеи. Если передняя часть платья сверкает невообразимым блеском камней, то задняя – обескураживает исполосованным телом.

Эсфирь, с высоко поднятой головой, выходит из помещения. Шрамы служат самым дорогим эксклюзивным украшением. И несёт она их с гордостью и достоинством Королевы.

ГЛАВА 11

Первое, что видит Видар – её фигуру, которая так выгодно блистает в чёрном цвете. Желваки медленно заходят за скулы. Его взгляд намертво застывает на замороженных разноцветных камнях. В них лишь мертвенная пустота и… насмешка, скользящая по ядрёной кайме вокруг зрачка.

Видар напряжённо выдыхает. В её гардеробе не должно быть и намёка на родной цвет одежд, но, вот она, снова нагло нарушает традиции, снова выводит такой мелочью, какая ему является термоядерным ударом.

Он не успевает открыть и рта, как его опережает Себастьян, что так некстати поднялся с кресла. Вернее, даже, подскочил.

– Эсфирь, всё хорошо?

В глазах альва плещется живое беспокойство, в отличие от гневных океанов короля.

– Не стоит пустых переживаний, генерал Себастьян!

Ведьма улыбается уголками губ.

Каждый шаг причиняет тянущую боль. Только для неё это – сладкий приз, выигранный в очередной войне с традициями короля.

Она намеренно разворачивается спиной к генералу и королю, вытаскивая первую попавшуюся книгу, якобы для дела.

Себастьян замирает, с ужасом осматривая полосы на оголённой спине. Он переводит укоряющий взгляд на равнодушного к этому Видара.

Тот лишь усмехается выходке ведьмы. Пытается выставить его зверем? Так опоздала, лет на двести. Думает, что может заставить чувствовать вину? Это лишь её желание.

Он бесстрастно утыкается взглядом в карту. Государственные дела волновали куда больше художеств на спине и, стоит признать, слабеньких художеств.

Взгляд опасно сверкает. Хочет выставить его мягким? По отношению только к ней? Или ко всей Малварме? Или… к его собственной Тэрре?

Мысли, одна за другой, терзают воспалённый рассудок правителя.

– Через несколько минут начнётся заседание Верховного Совета, займите места и ожидайте всех молча, – отрезает Видар, внимательно скользя взглядом по тёмно-коричневым изоглоссам. – И, госпожа Верховная, не забывайте о правилах приличия, по крайней мере, в пределах этого кабинета.

– Боишься показаться недостаточно властным?

Она изящно дёргает бровью, присаживаясь по его левую руку.

Себастьян занимает место по правую руку от короля.

Видар, наконец, отнимает взгляд от карты, непозволительно долго смотря в разноцветные радужки. Он готов поклясться, что увидел там полчища чертей, которые ненавидели его от копыт до рогов.

Слегка усмехается. Ответный взгляд бесконечно льстит Его Величеству.

«И это весь ответ? Демонова усмешка?!», – вспыхивает Эсфирь, демонстративно закатывая глаза.

– Ваше Величество! Прибыли канцлер Гротт, казначей Оттланд и министры Рашиль и Яшмир! – Слуга оповещает короля, в то время, как генерал и Верховная ведьма поднимаются с мест. – Господ Лунарис не будет. Они приносят искренние извинения и просят передать это письмо.

Быстрым шагом передаёт конверт правителю и тут же вылетает из переговорной.

Видар, вовсе не замечая пришедших, скользит взглядом по содержимому. Слегка ухмыляется, сдержанно выдыхая. Поверенные в безопасности.

Из круговорота новых лиц Эсфирь никого не запоминает. Боль не позволяет выглядеть спокойной, а потому высокопоставленных гостей ожидает лицо, пропитанное самой настоящей ненавистью.

Канцлер Асмадей Гротт кажется лишь обрюзгшим стариком, что крысиными шустрыми глазёнками уже раздел ведьму и сделал с ней всё, на что только способен его пошлый отмирающий мозг.

Министр Рашиль – альв невысокого роста, больше походящий на помесь цверга и тролля, чем на чистокровного выходца своей расы – вообще не обращал на неё внимания, будто вместо ведьмы стояло растение.

А вот министр Яшмир, сверкающий жемчужной улыбкой, и казначей Оттланд, то и дело стрелявший глазами из-под пушистых ресниц, думали, что имеют право побороться за внимание новоиспеченной почти-Советницы. Оба лощённые, высокие, с прилизанными волосами разных цветов: у первого – каштановые с ржавым отблеском, у второго – светло-русые.

– Итак, – холодно бросает Видар. – Меня интересует любое изменение, которое исходит от надвигающейся войны Великого Бассаама и Узурпаторов.

– Казна в полном порядке, Ваше Величество! – Наспех облизывает губы казначей. – Больше скажу – мы преуспеваем как ремесленники. Товары стабильно направляются по всем Тэррам, а по некоторым каналам и к людям.

– Я слышала от ведьм, что Вы перестали поставлять паруса в Четвёртую Тэрру… – Эсфирь чуть склоняет голову к правому плечу, приковывая к себе все взгляды, кроме королевского. Видар внимательно смотрит на казначея. – Причин Вы, конечно, не объяснили. Но внезапно открыли торговый путь к людям. Позвольте узнать, почему Вы лишаете прямых союзников поставок?

– Вы, верно, не так поняли, госпожа Верховная! Поставки есть, просто они сокращены…

– Вы юлите, казначей. Их нет.

– Клевета! Чистой воды, Ваше Величество! Вот, у меня есть документы о сокращении!

Король молча принимает бумаги, вчитываясь в условия.

– Знаете, казначей… – Эсфирь чуть подаётся вперёд, чтобы её ключицы наверняка свели его с ума. – Мои ведьмы не умеют лгать Верховной. – В отличие от самой Верховной, что так умело сейчас использовала самую сильную врождённую патологию. – Так… в чём причина?

– Ваше Величество, госпожа Верховная, всё дело в их герцогах… Они отказываются платить такую сумму! Вот я и решил их припугнуть… Мы не теряем от этого в деньгах…

– Вы идиот?

Серьёзный вопрос короля, что в один миг заставляет Эсфирь посмотреть на него, обескураживает, но по всей видимости, только ведьму.

С непривычки уголки губ дёргаются, но она, быстро совладав с эмоциями, прячет взгляд в той же карте.

«Должно быть, картам в этом веке не легко, все спешат в них спрятать взгляд», – мысль снова наводит Эффи на озорной смех.

– Мы теряем союзников, Ирринг! Исправь это немедленно, сбавь цену! – вкрадчиво проговаривает Видар.

– Но тогда корона обеднеет…

– Корона или ты? – выгибает бровь Видар.

– Я всё сделаю, Ваше Величество!

– Заставь их платить!

– Интересная традиция у вас в Первой Тэрре. Меня уже два раза обвинили в клевете и ни разу не попытались принести извинения, – Эсфирь величественно приподнимает подбородок.

Вот так песня! Думала ли она, что сможет уличить казначея с первой попытки? Конечно, да. За короткое время ей удалось просмотреть все необходимые государственные документы. К Ритуалу Доверия у короля не должно остаться ни малейшего сомнения в её преданности. Если это могло оградить от насильственного влезания в голову – грех упускать такую возможность.

Далее Эсфирь внимательно слушает рассказ двух министров и канцлера. Из всего потока информации было ясно одно – война вряд ли заставит себя ждать. В Третьей Тэрре всё шло к перевороту, Вторая Тэрра утопала в бедности, Четвёртая – пыталась наладить разрушенные Узурпаторами торговые пути. Из пяти держав в полную силу функционировали лишь Первая и Пятая. Но стоит Узурпаторам подчинить три слабые стороны, серьёзная угроза исчезновения нависнет над головами королей.

– К слову, Ваше Величество, народ негодует. Народ не только Первой Тэрры… – облизывает губы канцлер Гротт. Его светло-зелёный взгляд, напоминающий мякоть лайма, неотрывно следит за ведьмой. – Времена Холодной войны давно прошли, Вы не выбираете жену для продолжения рода, чем плодите множество слухов от безобидных до отвратнейших, и даёте повод для раздумий остальных Королей, что они смогут заполучить лакомый кусочек Халльфэйра.

– Сейчас не лучшее время для женитьбы, – поджимает губы король.

– Всё же, смотрины действительно нужно устроить. Таким образом, мы опровергнем слухи, – подхватывает министр Яшмир.

– Либо Вы могли бы обратить внимание на герцогиню Кристайн Дивуар, – вступает министр Рашиль, но тут же тушуется под неоднозначным взглядом Видара. – По альвийке видно: она неравнодушна к Вам, – быстро вставляет он. – И её кандидатура устроит Старожила…

– Назначим смотрины, – сдержанно проговаривает Видар. – Сразу после Посвящения проведём их. К тому времени как раз обзаведусь ведьмой с кладезью добрых советов, – в голосе чувствуется усмешка. Король бегло оглядывает ухмыляющуюся Эсфирь, что так охотно отвечает лукавым взглядам казначея. – На сегодня всё. Рад, что вы все остались живы.

Совет поднимается из-за стола, склоняя головы перед королём.

– Госпожа Эсфирь, – галантно улыбается казначей Оттланд. В светло-серых глазах горит восхищение стойкой ведьмой.

Она слегка поворачивает на него голову.

– Да, господин Ирринг…

Видар и Себастьян неоднозначно переглядываются.

– Позвольте мне загладить вину перед Вами, госпожа. Столица, в самом деле, прекрасное место, но до сих пор чтит традиции. Альвам понадобится немало времени, чтобы принять Вас. Но если Вы согласитесь на визит сегодня со мной в поместье Долины Слёз, это существенно продвинет Вашу кандидатуру по лестнице уважения.

– Разве я могу отказаться от такого предложения? – кокетливо ведёт плечиком Эсфирь.

– Все свободны, кроме генерала Себастьяна, – резко разрубает атмосферу флирта Видар.

Совет медленно кланяется королю, а затем покидает кабинет вместе с ведьмой.

Уже на выходе канцлер тихо кидает Эсфирь:

– Поговаривают, что эти двое – вместе!

Она озорно улыбается, окидывая взглядом злого Видара, что ненавистным взглядом буравит её. Да, пожалуй, единственного, что не хватает королю, так это регулярно спускать свои эмоции и неконтролируемые вспышки гнева.

Прислуга закрывает за фигурой Эсфирь дверь, оставляя короля и генерала в кабинете.

– Фай и Изи живы? – не отрывая взгляда от письма, спрашивает последний.

– Да, обещают вернуться к Посвящению.

– Слава Хаосу…

Оба судорожно выдыхают.

– Она хорошо проявила себя, – спустя несколько минут, Баш выразительно выгибает бровь.

– Она хочет, чтобы я доверился ей, – саркастично хмыкает Видар.

– Она – твоя будущая Советница. Положено, знаешь ли!

– Она – моя головная боль! Хочет показать свою независимость, гордость, властность. Хочет всех убедить в моей ослабевшей хватке ради кровной мести – я уверен в этом.

– Интересно, как ты до этого дошёл? Пока лупил со всей дури плетью?

Себастьян поднимается из-за стола, подходя к арке. Он расстегивает тёмно-коричневый мундир с зелёно-золотистыми вытачками и вытаскивает из потайного кармана портсигар.

Пара лёгких движений, и сигарета зажата меж его губ. Протягивает портсигар другу.

– Это было её желанием, – хмыкает Видар, закуривая. Он тоже поднимается с места, чтобы сесть на стол, а ноги взгромоздить на стул. Матушка пришла бы в ярость. – Ты знаешь, как я наказываю провинившихся, здесь же… я даже пожалел демонову инсанис.

– И она-то ещё инсанис? – брови Себастьяна удивленно поднимаются.

Вместо ответа Видар пожимает плечами, выдыхая тонкую струйку дыма.

– Припёрлась в чёрном, с оголённой спиной. Вот же ж стерва!

– Ты не думал, что ей больно, поэтому спина открыта? А не для того, чтобы тебя такого расчудесного подставить!

– Она не чувствует боли, Баш, – самодовольно хмыкает Видар. – В её груди пусто, совершенно пусто. Прямо как в снежных полях Малвармы. Не смотри так, инсанис сама сказала. Верховные не лгут покровителям.

– Зато с распростертыми объятиями подставляют, – саркастично замечает Баш.

– Я не понимаю… – Видар внимательно оглядывает сигарету, а затем затягивается. – С чего ты так прыгаешь вокруг да около неё?

Выдыхает дым, блаженно прикрывая глаза.

– Я увлечён ею, – сухо выдаёт генерал.

Видар резко распахивает глаза, внимательно всматриваясь в черты лица определённо обезумевшего друга.

– Увлечён? Стало быть, ждёшь моего тёмного благословения? – ядовитая интонация буквально пропитала голос.

«Увлечён! Увлечён демон дери этого Баша! Она очаровала его, опоила, околдовала! А что дальше? Видение станет явью, а мой брат совсем ослепнет?»

– Ты не понимаешь, Видар!

– Да, уж куда мне! – вспыхивает король.

– Я пропал только, увидев её! Будто ослеп… Она недосягаемая, недоступная… Я не посмею ей признаться в симпатии…

– Баш, ты все уши прожужжал мне по поводу родственных душ, и ты хочешь утверждать, что она – твоя?

Видар изо всех сил старается вразумить друга без особых насмешек и колких слов.

Хотя на деле хочется хорошенько съездить ему стулом по морде. Вляпаться в маржанку! Из дома Бэримортов! В Верховную! Сущее пекло, самоубийство, полнейшая идиотия.

Сердце бешено стучит, кровь прилила к вискам. Всё то, что он чудесным образом сдерживал в подземелье вдруг разлилось по всему организму, в очередной раз отравляя органы.

– Даже если и так… Она – королевских кровей, я – военный. Её кровь не смешать с моей. С герцогской – да, – дёргает носом Себастьян. – Она достойна королей.

– К слову об этом… Сегодня у тебя есть возможность проверить – родственная ли она тебе душа, – хитрость сверкает в глазах Видара.

Себастьян удостаивает друга вопросительным взглядом.

– Не думаешь же ты, что ведьма и хозяин Долины Слёз едут только ужинать? Хаос, Баш! Ты столько пережил, а твоя наивность в вопросах любви до сих пор при тебе!

Генерал делает затяжку.

– Он будет обязан на ней жениться. Нельзя без последствий компрометировать честь девушки из высшего света. Таковы Непростительные законы Священных Тэрр, – выдыхает он дым.

– Да простит меня Хаос, он как малый ребёнок, – бурчит под нос Видар, снимая с себя камзол и небрежно откидывая его на другой конец стола.

На улицах начинает зажигаться свет.

– По твоей логике, Баш, я давно должен был жениться на Кристайн. Ещё в лет сто шестьдесят, будучи несовершеннолетним, – весёлый смешок слетает с губ Видара. Он зажимает сигарету губами, закатывая рукава рубашки. Выдыхает дым, не выпуская сигареты. – Да и половина герцогов Первой Тэрры слыли бы женатиками, а не холостяками.

– Это отвратно звучит, Видар.

– Странно слышать от военного. Забыл, как развлекался в людском мире?

– Для них – это норма. Для нас – преследуется по закону королевскому и закону чести.

– Довольно двулично, брат мой. В любом случае, не пойман – не вор. А пойман – окольцован на всю жизнь. Если мне удаётся столько лет скрывать связь с Кристайн, то канцлер с ведьмой и подавно скроют свои пошлые делишки.

– Ты думаешь, она может с первым встречным?

– Ну, ты же можешь с первой встречной… – хмыкает Видар, опираясь локтями на колени.

Гнетущее молчание вплетается в сигаретный дым, и в нём король старается успокоить бешенное биение сердца.

– Почему отказался от женитьбы на Кристайн? – спустя несколько минут спрашивает Себастьян.

Из его уст имя герцогини сродни грязному ругательству.

– Я не могу расстроить тебя!

Видар ярко улыбается, оголяя ряд верхних зубов с остро выраженными клыками. Очаровательные ямочки играют на скулах, а вокруг глаз образуется несколько морщин.

– Придурок! – подхватывает его настроение Баш, покачивая головой. – Но я правда её на дух не переношу.

– Знаю, – ухмыляется Видар.

И ему хочется поделиться с другом о видениях, связанных с Эсфирь. Хочется узнать мнение. Но он молчит, принимая ещё одну сигарету. Знает, что мнение Себастьяна будет предвзятым. Знает, что сейчас, в период ослеплённости, он слишком много копается в мыслях, чувствах. Бесконечный самоанализ и самокопание Себастьяна иной раз доводили Видара до тупой ярости. В то время как закостенелость и бесчувственность короля напрочь выводили из себя генерала.

Видар ухмыляется.

«Вот же придумал! Связь родственных душ…»

Но, если она всё-таки есть, если Себастьян действительно прав, то где находится часть его души? Что делает? Чем дышит? Родилась ли вообще?

Впрочем, размышления об этом пусты и абстрактны. Не стоят и мизинца короля.

Он делает затяжку, запрокидывает голову и медленно выпускает дым…

ГЛАВА 12

Долина Слёз слыла одной из самых безупречных территорий Первой Тэрры, что принадлежала маркизу Иррингу Оттланду. Блестящий сердцеед, связываться с ним себе дороже: никто до последнего не мог разглядеть склизкую натуру за прекрасным лицом с тенью романтичной грусти.

Эсфирь было всё равно до него и его рассказов. Её больше поглощала природа владений. Дождь лил стеной. Из описаний маркиза – дождь здесь довольно частый гость, такова особенность территории. Король запрещал вмешиваться в естественный ход природы, а потому жители Долины предпочитали резиновые сапоги лёгким туфлям.

Поместье же было в несколько существенных раз меньше королевского, но, вместе с тем, это придавало уюта.

Возможно мнимый уют навевался непрекращающимся звуком дождя, что барабанил по асфальту, балюстрадам, витражным окнам. А может – Эсфирь просто нравился мрак, окутывающий каждый уголок Долины.

– Вы невероятно красивы, – восхищённо выдыхает Ирринг, когда Эсфирь замирает от вида деревьев: по резным листьям скатывались капли, одна за другой. Так и она: летела в неизвестную бездну с оглушающей скоростью, чтобы разбиться океаном, но превратиться в лужу – в лучшем случае, раствориться – в худшем. – А ещё Вы прекрасно держались, как с королём, так и со знатью Долины. Они будут без ума от Вас, я заверяю.

Аудиенция со знатью прошла более чем успешно: камнями её никто не закидал, но от взглядов кровоточила плоть.

– Благодарю! – Эсфирь оборачивается на него, посылая одурманивающий взгляд. – Без Вашей помощи вряд ли бы вышло.

Небольшая гостиная освещалась языками пламени камина и несколькими свечами. Точно такой же ненавистный огонь горел в глазах короля Первой Тэрры, когда тот с презрением провожал Эсфирь. Он наверняка думал о самых низменных желаниях ведьмы и был не прав, до тех пор, пока Эсфирь не прочла этого прямым текстом в его взгляде. Выводить короля из себя – единственная забава, на которую можно рассчитывать в остатке своей вечности, а потому… Подтверждать опасными выходками слухи – может не только повысить настроение, но и… принести удовольствие, как от гнева короля, так и от нежных рук казначея. Почему-то Эсфирь уверенна в их мягкости.

– Госпожа Эсфирь, могу я задать личный вопрос?

– Разумеется.

– Ваша спина… Вам кто-то причинил боль?

«Столько боли, что твоё сердце бы не выдержало», – усмехается она, совершенно не замечая физического дискомфорта.

– О, не стоит беспокойств, – смиренно произносит, чувствуя, как Ирринг подходит непозволительно близко. – Неудачная тренировка с моими воронами. Очень упрямы и своенравны, противятся Первой Тэрре. Должна признать, они не хотели причинять боль, сама полезла под когти.

– Вы очень сильны, госпожа… – он проводит костяшкой указательного пальца от плеча до шеи.

– Признайтесь честно, Ирринг, я здесь, чтобы пополнить Вашу коллекцию дам?

– Ну, что Вы, госпожа Верховная. Такими, как Вы разрешено лишь наслаждаться, а не пополнять что-то.

– Вы правы, – кивает головой она, шокируя Ирринга. – Вы до одури правы… – Взгляд мерцает хитростью.

– Вам нравится здесь?

– Здесь прекрасно. Вы – чуткий хозяин своей территории, я уверенна в этом.

– Не хотели бы задержаться здесь на пару недель? – Он медленно облизывает губы, жадно ловя каждый её взгляд. – Возможно, узнай Вы меня ближе, Вам бы не захотелось возвращаться к королю… А Советницей можно быть и будучи госпожой Долины Слёз…

Эсфирь усмехается. Брайтон все волосы выдерет из своей рыжеволосой головы, если узнает, что сестра выйдет замуж за альвийского маркиза.

Она получала сотни таких предложений. Были и более скорые, чем через несколько часов знакомств. Вряд ли Эсфирь сотрёт из памяти предложение от герцога-никса, когда тот спустя десять минут после представления, встал на колено. Все желали заполучить такую силу на свою сторону. Когда речь заходила о власти – ослеплённость, любовь и страсть уступали холодному расчёту. А к её партии власть прилагалась по умолчанию.

– Очень лестное предложение для моих ушей, но я не подходящая партия для брака. А вот для ночи – вполне.

– Не торопитесь с выводами, – обольстительно улыбается Ирринг.

– Какой резон Вам связать свою жизнь со мной?

Ответ всегда давали один и тот же, но Эсфирь продолжала задавать столь ненавистный вопрос.

– Я живу уже много столетий в богатстве и одиночестве. А такой ценный бриллиант, как Вы, способен мерцать только в качественной огранке. Глупо упускать Вас из виду.

Его дыхание обжигает шею.

– Всё, что Вы говорите – сплошная ложь, мой дорогой Ирринг. И будь я такой же, как все легкомысленные принцессы, герцогини, графини и так далее, я бы без раздумий бросилась в омут Ваших предложений.

– Так Вы из тех, кто отвергает?

– Я из тех, кто омуту предложений предпочитает омут желаний. Так, чего же Вы желаете?

– Вас!

Ирринг ловко оголяет плечо ведьмы, припадая к нему губами. Эсфирь блаженно прикрывает глаза, чувствуя, как мягкие губы альва прокладывают мокрую дорожку до мочки уха.

– Видите, как легко, когда мы идём за своими желаниями, – обескураживающе улыбается Эсфирь.

Её голос, потрескиванием льда, шумит в голове ослеплённого маркиза. Он исступлённо исследует руками тонкую фигуру, удивляясь тому, как такая хрупкая плоть может быть наделена великой силой.

Одно лишь позволение касаться её – дурманит рассудок. Будто она околдовала его, вскружила все мысли одной стервозной улыбкой.

Камзол, а вслед за ним и рубашка, летят на пол. Чувствует холодные хрупкие пальцы на своём торсе.

– Ловлю себя на страшных мыслях, – ухмыляется он, когда избавляет Эсфирь от платья, поглощая невероятное тело глазами.

– Каких же, уважаемый господин? – нарочито томно шепчет она.

Ей хочется поскорее получить желаемое, разгрузиться, не думать о Первой Тэрре, Халльфэйре, предназначении, Ритуале Доверия, одиночестве и о долбанном альве. Только последний присутствовал болью в каждом движении.

– Желаю, чтобы нас увидели. Вдвоём. Тогда мне будет не сбежать от своего долга!

Маркиз Долины Слёз проводит двумя пальцами от шеи до низа живота. Бархатное напыление оседает на пальцах.

– Давайте не будем о грустном!

Эсфирь целует его в губы. Механически, бесстрастно, с ореолом желания. Маркиз Ирринг Оттланд окончательно теряет голову.

***

– Вы же знаете, что я терпеть не могу эту кухню для прислуги! – тихо фыркает Кристайн. – Тем более, нас могу увидеть здесь вместе!

– Кухня тётушки До чудесна – раз! Ты живешь в этом дворце, так как я твой покровитель – два. И что такого, мы ведь всего лишь зашли выпить кофе – три, – пожимает плечами Видар.

Он включает дежурное освещение кухни, заставляя её слабо сиять.

– Возможно, Вы правы, Ваше Сиятельство.

– О, людская кофемашина, лучшее, что они придумали!

Видар быстро ориентируется, где достать кружки. Открывает холодильник, окидывая удивленным взглядом три бутылки вина. Вот так песня!

– Что такое? – заметив замешательство короля, спрашивает Кристайн.

– А тётушка До у нас алкоголичка! – озорная улыбка прокрадывается в лицевые мышцы Видара.

Кристайн никогда не видела его таким беззаботным. Только она не в силах понять, что всё это напускное, пустое. Как и их вылазка сюда. Он бежал от своих мыслей, лечил проблемы с помощью присутствия податливой игрушки.

– Что там? Ого! – Её глаза расширяются от увиденного. – Тут записка прямо на бутылке. «Моей крошке Эффи-Лу. Сияй, моя любовь!». Эффи-Лу? Кто это? – хмурится Кристайн.

– Эсфирь Лунарель Бэриморт, – плотно сжав зубы, произносит Видар.

Хаос его дери, но почему-то именно такая ассоциация всплыла в голове. Всплыла и оказалась безукоризненно верной.

Он резко начинает приготовление человеческого напитка, не обронив более ни слова. Ненависть приливает к сердцу. И тут она! Да ещё, мимоходом, опять кого-то охмурила! Сначала лучший друг, маркиз Долины Слёз, тётушка До, что видимо приютила её на кухне, а теперь ещё и послания! Послания от очередного бедолаги, которому удостоено называть её так… любовно?

Он ещё не знал, но «треклятое» прозвище впиталось в кровь, как только язык обласкал его ненавистью.

– Видимо, у ведьмы появился почитатель, – хихикает Кристайн.

«И не один!», – хочется рыкнуть Видару, но он молчит, осознавая, что может тремя словами скомпрометировать друга.

– Видар, – нарочито робко начинает герцогиня.

– Если ты опять хочешь сказать что-то про эту демонову ведьму, то лучше молчи!

Он громко ставит стеклянную бутылку молока на столешницу.

– Нет, Ваше Величество… Я хотела узнать, откуда у Вас такой специфичный навык, – хлопает глазами она.

– Чистое любопытство. Иногда подсматриваю за жизнью людей, – уже спокойно отвечает Видар.

– Вам бы хотелось… сбежать туда?

Она усаживается на высокий стул, шелестя платьем.

– Я не поступлю так жестоко со своей Тэррой. Отец этого бы не одобрил, – хмыкает Видар.

Конечно, он хотел! Желал больше всего на свете! Особенно, когда помогал нести гробы матери и отца. Тогда он, как умалишённый, мечтал, чтобы его семья оказалась обычной, с людскими проблемами и заботами. И пусть они были бы людьми. Пусть существовали не с королевскими титулами и не так долго по летоисчислениям, но… жили. Просто жили.

Он ненавидел себя за то, что не понял заговора так сильно, что хотел нырнуть в могилу вслед за родителями. Может быть, новую жизнь удалось бы прожить вместе с ними. Иначе.

– Да, простите, Ваше Величество… – Она резко поднимает глаза, наблюдая, как по-домашнему он сейчас выглядит. – Ваше Величество, Вы правда собрались жениться?

– Слухи разошлись так быстро? – усмехается Видар, открывая баночку с корицей. – Я намерен лишь начать поиски жены, – холодно оповещает он, не глядя на девушку, чей взгляд на долю секунды мерцает ненавистью.

Видар берёт стеклянный бокал, дабы поставить его перед Кристайн.

Резкая боль пробирает сердце до дрожи. Вся левая сторона тела немеет, из-за чего нога подкашивается, а он с внушительной скоростью летит на кухонный остров. Бокал разлетается на сотни осколков, а горячий напиток каплями стекает по краю деревянного покрытия.

– Видар! – подскакивает Кристайн.

– Демон! – шипит он, судорожно глотая воздух от боли. – Dolorem!*9 – пытается прошептать он, но заклинание не работает.

– Видар, чем мне помочь?

Кристайн не знает, что делать. Она бросается к королю, пытаясь помочь ему подняться. Он прерывисто дышит, словно смертельно раненный зверь.

– Что болит? – в её глазах настоящий животный страх.

– Я… не… знаю, – еле-еле выдаёт король.

Вены проступили на лбу и набухли по бокам шеи. Глаза покраснели, будто за всё свое существование он спал десять минут. Левую руку сковала судорога.

С огромным трудом ей удаётся усадить Видара на стул. Кажется, дыхание и сердечный ритм короля постепенно восстанавливаются.

Он обессиленно упирается лбом в столешницу, чувствуя гладкую поверхность. Грудная клетка постепенно вздымается и опускается. Он не может надышаться.

Кристайн быстро подходит к бокалу, предназначавшемуся для короля. Счёт времени на секунды. Он ловко достаёт из внутреннего кармана накидки флакончик с фиолетовой жидкостью, заливая содержимое внутрь. Мерцающая дымка поднимается над ободом бокала и бесследно исчезает.

– Ваша милость, вот!

Она подносит королю кофе.

Он разгибается, не чувствуя ничего, кроме разочарования за разлитый кофе.

– Нет, что Вы, это Ваш. Я сделаю ещё, – мимолетно улыбается он, собираясь подняться.

– Ваше Величество, не стоит, сидите. Выпейте, не выдумывайте. Я же всё равно хотела лишь воды…

Кристайн заглядывает в сапфировые глаза короля, нежно улыбаясь. Она никогда в жизни не признается ему, что ненавидит кофе.

– Вы уверенны в этом, герцогиня?

– Более чем, – убедительно кивает она, наблюдая за тем, как король поджимает губы, сжимая и разжимая кисть.

– Прошу прощения, что Вы стали свидетельницей этого нечто… – Он отпивает из кружки, наслаждаясь вкусом. – Нужно позвать прислугу, убрать это безобразие. Вы точно не хотите кофе?

– Абсолютно! – Казалось, эту улыбку приколотили намертво. – У Вас это в первый раз?

– Нет, – проводит большим пальцем по ободу бокала. – Думаю, нервы шалят. Слишком многое… свалилось.

– Давайте я позову медикуса? Он осмотрит Вас…

– Не нужно, – хмыкает он. – Кофе и Ваше присутствие и мёртвого с могилы поднимут.

– Вы мне льстите!

Флирт, так расчетливо направленный в цель, делает своё дело. В глазах Кристайн начинают мерцать искорки удовольствия, а на лице появляется тень удовольствия.

– Ждите меня в Ваших покоях, – медленно облизывает губы Видар.

Герцогиня делает реверанс, обольстительно улыбаясь, и робко исчезает за дверьми, боясь быть пойманной.

Видар медленно поднимается с места, опасаясь рецидива. Он быстро находит слуг и распоряжается, чтобы они привели в порядок храм тётушки До. Затем направляется к покоям ведьмы.

Ему приходится сделать парочку лишних кругов, чтобы без лишних глаз проникнуть туда.

Комнату освещает лунный свет. Фамильяра в клетке не обнаружилось, что вызвало облегченный выдох.

В своём же замке он чувствовал себя подлецом, нарушавшим покой пустой комнаты.

Повеяло морозным холодом. Таким же, каким всегда веет от ведьмы. На письменном столе, в состоянии хаоса, лежали талмуды по чародейству, книги с историей Первой Тэрры, копии государственных документов и лишь письмо аккуратно и ровно главенствовало в центре мироздания стола.

Видар, не удержавшись, скользит глазами по посланию.

– Значит, вот какие тёплые отношения у тебя с братом…

Сам не замечает, как произносит вслух.

Паскаль выражал любовь к сестре каждой запятой, не то что буквой. Для Видара это слыло дикостью.

Он знал историю на зубок. Знал и то, что от ведьм в Малварме отказывались семьи, что с рождения они воспитывались в Пандемониуме, не мог ошибаться и в том, что свои семьи они ненавидели, а ведьмы, что хотели избавиться от сердца – сначала обязывались истребить семью, доказать, что чувства в них действительно вымерли, поклясться, что никакая привязанность более не властна.

Здесь же – что-то из ряда вон. Искреннее проявление любви, такое высокое и чистое, что при чтении от блеска резало глаза.

Видар, в диком замешательстве, аккуратно укладывает бумагу обратно на место.

Он медленно, будто бы впервые осматривая комнату, подходит к кровати. Недобро усмехается. Постельное бельё – чёрное.

Достаёт из кармана маленький тюбик с заживляющей мазью внутри.

Признавал ли он свою вину? Нет. Руководствовался лишь эстетикой женского тела: уродливым шрамам не место на Советнице.

Второй такой же тюбик укладывает на тумбочку, и третий – в первый ящик.

Ещё раз окинув комнату взглядом, резко отходит ко входной двери.

Стоит взяться за ручку, как его будто молнией поражает.

Он так и стоит, вцепившись в дверную ручку, жадно глотая запах ведьмы: спелая черешня, пресный лёд и нотки нежной акации вперемешку с чем-то ещё, таким до боли знакомым, таким тревожным.

Поднимает взгляд на потолок. Странно усмехается, ловя себя на мысли, что белая штукатурка сюда совершенно не подходит. Было бы намного лучше, если бы… Видар с недовольным рыком открывает дверь, выходя в коридор.

Острый слух улавливает крадущийся шаг. Пол секунды, чтобы закрыть дверь и спрятаться за поворотом, дабы сделать видимость, что идёт оттуда в сторону своих покоев, а не нарушает сладкий сон всяких не внушающих доверия ведьм.

Спустя пять долгих секунд, покидает убежище со вселенски усталым видом. Перед королевским взором предстаёт интереснейшая картина: босая блудная ведьма возвращалась в тюрьму. В одной руке она держала подол платья и туфли, в другой – бутылку вина со знакомой этикеткой. Она даже не принимает во внимание его лёгкие шаги, лишь обессиленно упирается лбом в стену, будто ища стойкости войти в комнату, а не сбежать вместо этого куда глаза глядят.

– Я подумываю ввести комендантский час. Как считаете? – нагло ухмыляется Видар.

Он ожидал, что она, как минимум, дёрнется от испуга и тут же упадёт в книксен, но вместо того – лишь устало разворачивается, опираясь спиной на стену и сканируя его безразличным взглядом.

– Советы раздаю после посвящения, – ядовито ухмыляется Эсфирь.

– А до него – шляешься где не попадя?

– Мы, что, женаты? – скептически вскидывает левую бровь.

– Упаси Хаос! – лёгкий смешок слетает с губ, прежде чем он успевает превратить лицо в суровую маску.

– Тогда, до…стопочтенный альв Первой Тэрры, я посмею удалиться!

В разноцветных глазах сверкает задор.

– Как Вам Долина Слёз?

Видар скрещивает руки на груди. Он медленно обходит ведьму, слегка поворачивая на неё голову.

Она, кажется, даже не дышит. Смотрит на него из-под полуопущенных ресниц тем самым взглядом, каким он удостаивал Кристайн. Только его безразличие было с жалостью, а её – с искренней ненавистью. Последняя – единственная точка соприкосновения обоих.

– Весьма, – скованно пожимает плечами Эсфирь.

Тело ещё помнит касания казначея, и уже хочет их стереть. А когда каждое неловкое движение напоминало о короле, то все приятные вещи ежесекундно обращались в ненавистные.

– Весьма что?

– Весьма всё.

– Содержательно, – хмыкает король, снова разворачиваясь к ней лицом. – Как Вам казначей? – ядовито усмехается, ясно давая понять, что знает о делах ведьмы.

Не только же она с жителями знакомилась.

– Довольно страстная натура, – жестокая улыбка отправляется прямиком навстречу к королевскому самодовольству.

– Хотите сказать, что он скомпрометировал Вашу честь? – нарочито серьёзно выдает Видар.

– Хочу сказать, что тебе стоит оставить свои сексуальные домыслы при себе. – Эсфирь отталкивается от стены, укладывая руку на ручку двери. – Недобрых снов, Ваше Величество! Надеюсь, ты уже знаешь, с какой papilio проведёшь её.

Она скрывается за дверьми быстрее, чем король успевает среагировать и гневно поправить её.

– Демонова инсанис! – сквозь зубы шипит он, резко разворачиваясь в сторону своих покоев.

До Кристайн этой ночью он так и не доходит.

Эсфирь, тем временем, устало взмахивает рукой в воздухе. Платье растворяется, а взамен него появляется чёрная шелковая сорочка.

– Привет, Идрис! – мимоходом кидает она, когда слышит шелест крыльев фамильяра. Он сверкает глазами-бусинками в темноте. – Тяжёлый день в Тэрре? Расскажешь что-нибудь новенькое?

Аккуратно просовывает руку в клетку. Идрис покорно опускает плотно сомкнутый клюв точно к венам на запястье. Резкий рывок, и клюв погружается в плоть, а глаза Эсфирь закатываются. В голове начинают мелькать картинки из жизни альвов: от простолюдинов до высоких чиновников. От зоркого Идриса и его свиты ничего нельзя утаить: все сделки – от законных до незаконных, все взаимоотношения, многообразные эмоции, беззаботная и тягостная жизнь.

– Благодарю, мой малыш, – Эсфирь улыбается ворону, как только он вытаскивает клюв. – Отдыхай, ты хорошо потрудился.

Птица будто бы кивает и взмывает на жердочку под потолок клетки.

Эсфирь подходит к кровати, беря в руки тюбик.

Хмурится. Свеча зажигается.

На этикетке красивым почерком выведено:

«Только посмей появиться завтра со шрамами, инсанис!»

– Ещё как посмею! – хищно улыбается Эсфирь.

Она сжимает тюбик в кулаке, тот исчезает, материализуясь в мусорном ведре.

Но стоит ей взглянуть на тумбочку – она снова видит демонов «подарок» от Видара.

«Я знал, что так будет!», – в каждой букве сквозит насмешливый тон.

– Придурок! – фыркает Эсфирь, выкидывая тюбик в окно.

Чтобы поделом!

Что-то подсказывает ей открыть первый ящик тумбочки.

Она закатывает глаза.

«Не выводи меня, инсанис!»

Эсфирь облизывает губы, не замечая слабую улыбку на своём лице.

– Пошёл ты, долбанный альв!

ГЛАВА 13

Лагерь Генерала Узурпаторов, наши дни

Темнота скрывает в себе множество пороков. Однако ошибочно полагать, что она – лишь тёмное время суток. С сутками, увы, понятие совершенно не связано. Темнота –время тёмных душ. Они прекрасно себя чувствуют и при свете белого дня. Наиболее простые пороки, конечно, прячутся. Но не архисложные, что используют сотни схем и тысячи ухищрений. Те, что окутывают терновником Людской мир, мир Нежити, Междумирье и, конечно, все существующие или ранее существовавшие миры.

Тьма – названная дочь Хаоса – всегда знала, что она – улучшенная версия «родителя». От её последствий нельзя спрятаться или укрыться. Для неё всё существовало словно на ладони, она прокрадывалась червивым зерном во все души, что когда-либо существовали. Прокрадывалась и старалась извести их, опорочить до неузнаваемости. Она мечтала править. В гордом одиночестве. Как когда-то правил Хаос.

Может, со стечением веков, она и потеряла былую физическую сущность, будучи запертой в недрах Пандемониума, но это совсем не означало, что её путы растворились в Небытии. А это ли не победа? Пусть она не правила в полном смысле этого слова, пусть от её блестящей юности осталась лишь скрюченная старая карга, пусть она была поймана самым низким для неё способом! Пусть! Из века в век все живые отчаявшиеся существа, проигнорированные Хаосом, всё равно обращались к ней. А к кому ещё? Если демиургу всё равно на свою маленькую игрушку в огромном количестве Вселенных, то почему она не могла присвоить себе этот прогнивающий клочок? По какой причине она должна была соревноваться с другими, более благородными созданиями Хаоса и, что хуже, Бога – за пальму первенства?

Могуществу Тьмы не было предела, и Генерал Узурпаторов знал это как никто иной. И ставил на неё. Или, по крайней мере, делал такой вид.

Он, лениво развалившись на жёстком стуле, сканировал своих союзником звериным взглядом. В тусклом свете рассмотреть лицо становится практически невозможно: только правый глаз цвета мёда с акацией ловит отблески свечи, левый же – перетягивает белая слепая пелена. Подданные, окружающие его при ярком свете, отмечали уродливый шрам, рассекающий слепой глаз.

Про то, как Генерал получил его, слагали легенды. По одним источникам – он был настолько стар, что являлся свидетелем правления Хаоса, разрухи, устроенной Тимором и Тьмой (названными детьми Хаоса – Страхом и Мраком), наблюдал за исчезновением этих двоих, за возрождением и угасанием Тэрр, а шрамом наградил его сам Хаос за ослушание. Другие утверждают, что Генерал являлся Первым Рыцарем при Тиморе и Тьме, что обязан был когда-то охранять вход в тюрьму, но вместо этого покорился им, сумел покинуть Пандемониум, получив от Всадника Войны подарок в виде шрама, а затем скрылся в Междумирье. Третьи клянутся, что Генерал Узурпаторов и есть тот самый Тимор – олицетворение страха, разрухи и живой паники, верный последователь и «любимый» брат Тьмы. Что глаз он потерял при легендарной схватке с Анталем Благородным, и уже множество веков вынужден восстанавливать силы, а Тьма нужна ему вовсе не как «любимая сестра» и верная союзница, как источник для обретения силы и власти.

До правды не доходил никто.

Знали, что он был старше самого старого из королей Пятитэррья – Лорензо Адрайана Файра – короля Великого Бассаама – Третьей Тэрры.

Знали, что именно к нему нужно идти за протекцией всем изгнанникам, неугодным и неблагим.

Знали, что по силе его армия равна только альвийской.

Знали и то, что у него когда-то было заброшенное поместье на границе с землями сильфов. Могло ли это указывать на его происхождение? Навряд ли.

Знали, что он был Генералом. Склоняли перед ним нечестивые головы и клялись служить.

Генерал одним видом внушал страх. Он медленно облизывает губы раздвоенным языком, опасно скалясь.

– Всё это – полнейшая чушь! – Одним резким движением костлявой руки он скидывает карты со стола на пол. – Вселенская глупость!

– Но… Мой Генерал, таково указание госпожи…

Его подданный осекается, наткнувшись на адский взгляд.

– Не прикрывайте свои ошибки Её приказами, – ледяной голос Генерала окатывает холодом подданных.

– Простите, Генерал.

– Наступление на Великий Бассаам отменяется. Я знаю, за какую ниточку потянуть, чтобы недоумок Лорензо перешёл на нашу сторону.

По небольшой тусклой зале прокатывается раскат недовольных голосов.

– Мы же не хотим умереть от рук ведьмы-собачки Кровавого Короля? – медленно хмыкает Генерал.

– Убьём её – и дело с концом! – выкрикивает кто-то из толпы.

– Кажется, когда-то, вместе с твоим дружком маржаном, ты пытался сделать это, никс Горлинг, – скрипит зубами Генерал, устало переводя взгляд на поднимающегося мужчину.

Кожа никса блестит светло-голубыми оттенками, глаза будто оттеняют кожу. Сальные черные волосы сосульками спадают на лоб.

– Это Третья Верховная на моей памяти. А твоя память, случаем, не подсказывает, где теперь твой дружок? И чем тогда закончилась ваша вылазка?

– Генерал, но…

– Это даже не обсуждается! Её переродил Хаос, возвёл на ступень древнейших созданий – Тьмы, Тимора, Каина, Адама, Евы, Авеля; созданная хранить темную магию и, возможно, когда-нибудь, править этим мирком. Ей ничего не стоит стереть такую мелкую Тэрру, как Великий Бассаам, с лица Вселенной и нас вместе с ней. Убивать же ведьму – безрассудство. Она нужна нам и нужна Тьме.

– Вас понял, Генерал. Прошу прощения, – головорез склоняет голову.

– Скройся с моих глаз, – лениво протягивает Генерал, еле поднимаясь с места.

Он берёт трость с наконечником в виде переплетений веток шиповника, что иглами стремились к центру.

– Следующая остановка – Айшграйф – Четвёртая Тэрра. Поместье Ливней. Собирайтесь. Умойтесь, черти. Оденьтесь поприличней. Армии расположите по границам Междумирья. Вы не должны вызывать подозрений жителей и моего негодованья. Используйте чары.

– Какой план, Генерал? – долетает до его уха.

– Вывести из строя Сердце Малвармы и Разум Халльфэйра, – старик ухмыляется, ударяя тростью об пол. – А затем – выполнить своё предназначение – вернуть власть Истинному Королю.

Его окутывает чёрно-золотистый дым. На ногах появляются тёмно-синие сапоги и бежевые брюки. Из-под пресно-фиолетовой жилетки выглядывает светло-голубая рубашка. Завершал образ бархатный камзол, расшитый сиреневыми нитями. Старческие руки превратились в молодые. А лицо… Теперь это был молодой юноша, один его глаз сверкал медовым отблеском, а другой светло-серым. Единственное, что осталось неизменным – шрам. На долгое время чарам он был, увы, не под силу.

Белые волосы спадают на плечи, а тонкие черты лица будто источают слабое свечение.

– С этой секунды я – герцог Тропы Ливней Четвёртой Тэрры, Таттиус Имбрем Орфей Цтир. Прошу любить и жаловать!

Его разноцветные глаза сверкают. Генерал бегло облизывает губы, пока раздвоенный язык превращается в обычный.

***

Халльфэйр, королевство Первой Тэрры, наши дни

Страх имеет привычку проявляться магнетической дрожью вокруг сердца. Её можно игнорировать специально, не замечать в силу других эмоций, а можно просто стоять, ловя каждую вибрацию вокруг мышечного органа и совершенно не знать, как эту дрожь победить.

Страх имеет страсть сжирать подавляющую часть эмоций медленно, методически играючи.

Эсфирь чувствовала его, ощущала, как кончики остроконечных ушей леденеют. Знала, что от этой дрожи не избавиться до конца испытаний, но не знала, чего боялась больше: довериться долбанному альву или позволить ему копаться в своей душе.

– Готова? – глубокий голос Себастьяна промелькнул где-то рядом с ухом.

Она почувствовала, как Баш быстро оценил её внешний вид, удивленно вскинув брови. Платье не украшало фигуру ведьмы, взамен его – элегантный комбинезон древесного цвета с золотой отделкой на груди облегал каждый изящный изгиб. Золото уходило вверх до плеч, где встречалось с воздушными рукавами с разрезами до локтя из фатина, который своей длиной ласкал траву.

– Эсфирь? – почти беззвучно произносит Баш.