Читать онлайн Родовая отметина бесплатно
Быть человеком – значит не только обладать знаниями, но и делать для будущих поколений то, что предшествовавшие делали для нас.
Г.Лихтенберг
Прошлые поколения оставили нам не столько готовые решения вопросов, сколько самые вопросы.
Сенека Младший
Пролог
В парке старинного уральского городка начало лета воспринималось, как апрельская нежность юга Украины. Юные листики берёзок, лип, клёнов сверкали на холодноватом солнце молодо, свежо и радостно. Гладь пруда ещё не украсилась тиной, а берега пестрели ранней травяной порослью. Посвистывали синички, порхали воробьи, где-то подбирал ноту соловей, его поддразнивали лягушки. Посреди пруда, в котором местами отражалось невероятной голубизны небо, мерно колыхались лодки с молодыми парами…
– С Денисом нужно что-то делать! – опираясь на перила бутафорского мостика, нервно басил седовласый представительный мужчина, обращаясь к женщине в шляпке и тёмных очках: она с грустью поглядывала на лодки.
Оба были в светлых плащах и выглядели умеренно интеллигентно.
– Мы его упустили… – не отрывая взгляда, протянула женщина. – Что не удивительно, при нашей профессии… артистов.
– Полина! – Что значит упустили? Парень всегда был под профессиональным присмотром, не в пример своим братьям в Москве, воспитуемых старосветскими бабушками и дедушками. Он прекрасно отучился в институте!…
– Который мы ему, Вадим Елисеевич, навязали… – акцентировав на отчестве, мерно, невозмутимо тянула своё женщина.
– Полина Михайловна! – перешёл на официозный тон Вадим Елисеевич. – Когда молодой… можно даже сказать, перспективный специалист уходит простым забойщиком в шахту!…
Артист задержал дыхание, намереваясь и телом, и жестом театрально изобразить трагичность момента, но передумал и выдохнул в сторону жены:
– Это, я тебе скажу…
– Не его, а наша промашка…
– Но делать-то что-то нужно, – терял запал Вадим Елисеевич. – Может, затолкать его в Москву?… Так ведь пробовали уже… И к театру так и не воспылал любовью нежной… – иронично, с оттенком тоски, пропел артист.
– Приедем после гастролей, тогда и поговорим предметнее, – наконец, повернулась к мужу Полина Михайловна. – А сейчас пойдём – репетиция через полчаса.
Мужчина пожал плечами, взял женщину под руку и они заспешили к центральной аллее. Тем временем, к лодкам на пруду присоединилось ещё две, лягушки поутихли, а со стороны минизоопарка послышалось крякание диких уток, и беззлобные рыки рысей.
Все процедуры, связанные с началом горняцкой смены-вахты: получение и облачение в спецодежду, настройка и проверка спецснаряжения, сбор бригады и спуск на километровую глубину – Денис проделал без особого волнения. Никто его не теребил, не подначивал, хотя шахтёры народ с “зазубринкой” – с новичком могут и подшутить, и покочевряжиться над его “незапылённой” простотой. Может, парень вызывал подсудное уважение внешним видом: рост выше среднего, плотный и невозмутимый до стеклянной прозрачности! Может, были наслышаны, что выпускник торгового института, экономист по специальности, решился начать трудовой путь с тяжёлой, опасной работы в глубинах земли нашей? А, может, потому что опекуном молодого горняка выступил сам бригадир Фомич, опытный, уважаемый шахтёр с двадцатилетним стажем?
Как бы там ни было, но первый рабочий день Дениса прошёл так, будто он уже давно трудится и привык к этой тяжести, как труда, так и каменной массы, с тупой неумолимостью давящей со всех сторон.
В конце смены Фомич, присел на выступающий из стены кусок породы, отпил из фляги водички и поинтересовался:
– Неужто без мандража отработал? Или умеешь держаться, или такой здоровый и непуганый? – засветился он зубами на фоне вымазанного угольной пылью лица.
И Денис словно очнулся: он оглянулся в темноту, куда уходили рельсы, перевёл взгляд на потолок, откуда капала вода. Поправил каску, блеснул белками глаз и криво улыбнулся:
– Интересно тут… Настоящая мужицкая работа.
– Настоящая?… – раздражённо ухмыльнулся Фомич. – Вот отишачишь месячишко, я и погляжу на тебя такого романтика. Будет тебе настоящая, когда харкать углём начнёшь, а там и до кровянки подкатишь. Настоящая… Если б ещё и платили, а то ведь некоторые наверху штаны протирают, а зарабатываю поболе нас…
– Деньги прах, придут и уйдут, а этот мир… – Денис обвёл взглядом мрачный грязно-серый закуток, – вечен и неповторим. Не каждому дано сюда попасть…
– Тебе не в шахту надо, а стихи писать, – саркастически хихикнул Фомич. – Странный ты, однако, хотя и не ленивый… будто бы! А попасть сюда действительно не каждому светит. В основном, нам, кто другого не умеет, да, иногда, таким как ты, которые или дурные, или шибко умные! Ну да ладно, собирайся – пора на-гора!
Послышался говор, смех, поругивание, и к ним подошла группа шахтёров. После чего, подсвечивая головными фонарями, смена дружно отправилась по проходке к центральному стволу шахты.
По дороге домой, Денис прислушивался к себе…
С непривычки тело ныло, но он чувствовал себя удовлетворённым – ему удалось отстоять своё, добиться желаемого! Только так можно “вытянуть” характер, наивно, как все увлечённые и неискушённые, считал он. Откуда и когда возникло такое стремление – не задумывался. Ещё на третьем курсе, осенним вечером возвращаясь с поздней лекции, посматривая на озябшие деревья, на кучки грязно-багряных листьев, почувствовал, что его жизнь, внешне благополучная, катится “не туда”. И это ощущение “неправильности выбранного курса” с течением учёбы только нарастало.
Профессия экономиста, популярная и престижная на тот период времени, не увлекала. Голову и душу будоражили совсем другие мысли и желания. Они были настолько глобальными, высоколетящими, что иногда казалось – впадает в некий транс! “Может, космос на меня влияет?” – радостно-испуганно обдумывал Денис. Но идея, возникшая как-то на занятиях по философии (рассматривались иррациональные направления идеализма), сверкнула и не померкла. Более того захватила! И он спонтанно, часто неосознанно уже прорабатывал её: читал соответствующую литературу, просматривал по телевизору научные передачи, даже ездил в столицу на международные философские семинары!… Ответов не находил, отчего ещё больше увлекался.
Когда защитил диплом, почувствовал свободу! Тогда и встретил случайно старого шахтёра Фомича.
Прогуливаясь, Денис зашёл в кафе перекусить. За соседним столиком пили пиво два крупных, с характерными чёрными глазницами мужика.
– Тащи своего сынка к нам, в шахту! Здесь у него быстренько вся шелуха осыплется! Нехорошие мысли улетучатся, а норов в нужную колею вскочит, – отсвечивая зрачками, азартно говорил один из них.
– А то я без тебя не знаю! – огрызнулся другой, прикладываясь к бокалу. – Пробовал, да не получается. Эх, Фомич! Он ведь на игле сидит… – плаксиво искривилось лицо.
– Разберусь и с иглой! – загорячился Фомич. – Шахта любую дурь выбьет. Вспомни…
Денис невольно прислушивался к разговору и проникался новым замыслом – опуститься под землю!… От шальной мысли мурашки проскочили по плечам, перекинулись на руки и застряли в пальцах. Он невольно их сжал и глубоко вобрал в себя воздух. Порывисто отодвинул тарелку с недоеденной котлетой и направился к шахтёрам…
Жил Денис с родителями в центре города, недалеко от театра. Дом был сталинской постройки: добротный, ухоженный, с высокими этажами. В этом районишке “ютились” крупные городские чиновники, преуспевающие бизнесмены, артисты и другие местные знаменитости. Во дворе постоянно дежурил наряд милиции, суетился с метлой дворник в рыжем халате, мелькали другие работники коммунальных служб, отчего повсюду наблюдался парковый покой и строгий официальный порядок.
У самого подъезда Дениса догнала девушка. Она поправила непоседливый локон светлых волос, отдышалась, взяла его за руку и произнесла с укоризной:
– Почему не позвонил, что уже работаешь? Я-то думаю, что ты ещё в полёте, собираюсь помочь с трудоустройством!… Вот и со своим шефом переговорила. Кстати, чего это тебя в шахту потянуло? Там, кстати, высокий уровень травматизма и смертности на тонну угля. Ну и профессию выбрал!…
Девушка тараторила, тащила парня к лавочке, а он растерянно улыбался и следовал за ней, как увалень-дог за хозяйкой.
Эта явление в девичьем обличье прозывалось Никой. Познакомились на первом курсе. Вернее, это она проявила инициативу на первом после поступления студенческом вечере и пригласила парня потанцевать. Тогда отмечали день факультета, и первокурсник Денис Кудесин был здесь по необходимости, а не по зову души и тела.
Почему Ника выбрала его?… В частности, может потому, что сама не отличалась ни броскостью внешности, ни особыми, которые так нравятся мужчинам, коммуникабельными свойствами привлекающего характера, как-то: томными глазками, утончённым макияжем и завлекательной, обворожительной улыбкой. Она была проста, как сельская телятница и телесно, и духовно, хотя считалась от роду городской. Более того, была дочерью потомственного бухгалтера со швейной фабрики. Несмотря на будничную внешность, внутри у неё всегда что-то бурлило активное. Её кредо, которое скоро прочувствовал на себе Денис, – кого-нибудь опекать, желательно мужского пола. Задумчивый, растерянный начинающий студент Кудесин подошёл для её наклонностей идеальным образом.
Их отношения очень скоро устоялись. Друзья и знакомые тайно считали их влюблёнными, кандидатами на поход в ближайшее отделение ЗАГСа. Реально же Денис воспринимал Нику, как вторую мать: она решала за него бытовые вопросы, и учёбы в том числе. Такая ситуация парня устраивала, поскольку освобождала от множества, мелких, кусючих как клопики, хлопот.
– Сегодня идём в кино – новый американские триллер! Говорят, полезно для ранимой нервной системы, каковая у тебя в неимоверном количестве… – в пятницу объявляла Ника, держась за руку Дениса по дороге в общежитие. Или:
– Тебе пора купить новые джинсы: эти уже не модные!…
Или:
– Завтра начинается сессия, переходим на осадный режим и усиленное питание…
И всё в том же духе, в течение пяти лет…
Ника усадила парня на лавочку, умостилась рядом и пристально посмотрела не него. Потом погладила руку:
– Устал поди?… Подыши хоть нормальным воздухом, а то под землёй…
Денис словно очнулся, сжал её руку и высказался эмоционально:
– Таких ощущений обалдённых я ещё не испытывал! Хочешь, поговорю с Фомичем и организую тебе экскурсию в ад?
С Никой Денис менялся: становился осанистее, увереннее, начинал шутить. Посмотрел бы на него Фомич – не узнал бы скромного новичка.
На предложение Ника отреагировала в истинно своём духе:
– Конечно, хочу! Надо же посмотреть, что ты там адового выискал. Кстати, я кое-что тебе прикупила вкусненькое… – девушка игриво улыбнулась и состроила глазки. – Думаю, ты уже надышался, пора и подкрепиться после махания кайлом…
Как и усадила, так же проворно подхватила Дениса и потянула к дому. Да, пока родители были на гастролях, а служанка-повар находилась во временном отпуске, его кормила Ника…
Прошёл месяц…
Вначале Фомич и слушать не хотел об “экскурсии”. Бригадир искренне возмутился:
– Шахта – это не музей, не цирк и не театр! – после минутной оторопи выпалил он. – А если баба в обморок упадёт?… Кто будет отвечать?
– Я… – пытался утрясти вопрос Денис.
– А под каким соусом я допущу постороннего в проходку? – шалел далее горняк. – Меня же потом ни то что выгонят без выходного пособия – посадят! И правы будут…
– Фомич… – нашёлся Денис, смягчая ситуацию. – Оформим её как корреспондента, пожелавшего описать на вашем примере нелёгкий шахтёрский труд!
Упоминание прессы и “нелёгкого шахтёрского труда” несколько остудило атмосферу и придало беседе более рациональную окраску. Фомич чуть задумался, покривил губы и выдавил:
– Тогда давай, раз уж невмоготу, помозгуем… вместе.
Спонтанно пришедшую, но плодотворную идею о корреспонденте пришлось ещё месяц прорабатывать. Ника умудрилась достать удостоверение корреспондента местной вечерней газеты коммерческого толка, и Фомич сложил оружие…
Одетая в шахтёрскую “робу”, которая была откровенно великовата, Ника, посеревшая при тусклом свете ещё больше, тихо, как мышка, сидела в стороне на куче угля и с восхищением наблюдала, как Денис орудует отбойным молотком, лопатой и другими шахтёрскими инструментами. Она ждала перерыва, чтобы предметнее осмотреть эти “норы”, как сразу окрестила многочисленные рукотворные ходы в толще земли.
Работая, Денис изредка бросал взгляды на девушку. Что в ней было привлекательного?… Он всегда относился к ней как а другу, мальчишке. И, тем не менее, она чем-то притягивала другим, наверное, своей неутомимостью, упрямством и своеобразием в поведении…
Он отложил отбойный молоток и стал подчищать от угля рабочее место. Под руку попался кусок породы, который привлёк внимание – поверхность отличалась ровным глянцевым отблеском. Денис машинально потёр рукой по камню и застыл в изумлении – на камне отчётливо просматривался рисунок! Он повернулся, чтобы сообщить об этом Нике, но задержался и пристальней всмотрелся… Этот рисунок он бы узнал из многих подобных!…
Художественными способностями Денис не отличался. На уроках рисования ещё в школе имел твёрдую троечку. Но заметил как-то, что часто машинально рисует некий профиль. Он напоминал древнего человека: мощная надбровная дуга, волосы, спадающие на плечи, увеличенная, как у обезьян челюстная часть лица. Откуда научился этому изображению – понять не мог! Поражало то, что всегда рисовал этот профиль, когда водил карандашом не задумываясь…
И, вот, тот самый рисунок на куске камня среди кучи угля на километровой глубине! Он неосознанно прикоснулся пальцами к линиям профиля, убеждаясь в их реальном существовании, и собрался позвать Нику. Но… глаза закрылись от нахлынувшей, неимоверной слабости, и он провалился в темноту…
Часть 1. От каменьев
Глава 1
С крутого обрыва хорошо просматривалась панорама речной поймы! Здесь река множилась на рукава, которые то отдалялись друг от друга, то переплетались, как девичьи косы. Берега топорщились густым кустарником и камышом, что зелёной волной расползался по водной глади. Периодически, с нарастающим гулом взлетали птицы с большими крыльями, за ними другие поменьше. А вслед им неслись самые разные звуки, в которых были шлепки, писки, и кваки, и даже подвывание. Потом ещё долго волновалась вода морщинистыми кругами и сердитыми волнами, охватывая стебли камышей и стволы ив, случайно забредших с берегов…
Молодой охотник племени Белой Косули, по имени Птенец, отвлёкся от реки и увидел, как к нему по обрыву карабкается незнакомый человек. Незнакомец был абсолютно гол, ловко перебирал ногами и руками, из-под которых сыпались вниз глина и камни, и упрямо двигался вверх. Когда он преодолел подъём и выбрался на ровное место, то оказался прямо перед Птенцом. Отдышался, выпрямился и спросил:
– Скажи – где я?
Птенец уже рассмотрел парня, успел поразиться племенному сходству и радостно протянул руку:
– Ты – утерянный? Обрадится наш Вожак. Меня звут…
– А я Денис. Действительно, утерянный. Вообще не соображаю, будто извилины мигом пропали… Впечатление полной очистки памяти!
– Земно глаголешь! – тряся руку Денису, восхитился Птенец. – Наш Кудесник баял: утерянные придут не теми. Пужаться не надобно. И я рад тебе, и племя возрадуется…
– Кудесник, говоришь? Тогда точно очутился у своих. Тепло здесь… – Денис перевёл взгляд на своё голое тело и содрогнулся: – А где же одежда?
– Бери мою! – стянул с себя рубашку из грубой материи Птенец и протянул Денису. – Она длинная…
Тот настороженно оглянулся, убеждаясь в отсутствии посторонних, и лихорадочно облачился в рубаху. После чего успокоился.
Вскоре, переговариваясь, новые знакомые направились к рощице, что пестрела стволами берёзок и елей недалеко от берега. Уже издалека просматривалась изгородь из брёвен, из-за которой выглядывали камышовые крыши.
Пока шли, Денис приходил в себя…
Не покидало ощущение сна. Он осматривался вокруг и с тупым нытьём в голове констатировал, что местность знакомая, и этот парень с его искорёженным произношением слов, и виднеющееся впереди поселение… Будто после долгой болезни и бесконечного лечения возвращался домой! Бывает такое. Тогда всё знакомое воспринимается по-другому. Однако с памятью непонятки…
Только вошли внутрь селения, как стал собираться народ. Люди возбуждённо переговаривались, указывая пальцами в сторону Дениса, собирались группами, но близко не подходили. Были они одеты в странные одежды, в которых присутствовали фрагменты шкур и грубого сукна. Но, вот, стремительно появился Вожак, за ним показался Волхв. Денис растерянно остановился: поразительно – но люди были знакомы! Вожак, пожилой мужчина с густой, пронизанной сединами, бородой и пристальным взглядом, ещё издали издал возглас удивления. А Волхв, совсем древний старик, которого поддерживали два мальчика, остановился в стороне и, прищурившись, внимательно стал рассматривать гостя.
Первым заговорил Птенец. Он опустился перед Вожаком на одно колено и произнёс:
– Пришедши утерянный! Я заприметил у реки… – парень склонил голову.
Вожак одобрительно потрепал склонённую голову:
– Хороший знак. Верно, Волхв? – весело и удивительно звонко крикнул он в сторону старика. Тот откашлялся, важно погладил бороду и изрёк:
– Пусть образумит нас, кто он?… Многие на веку терялись…
Вдруг из толпы протиснулся мужичонка, низкорослый, с остренькой бородкой и шаловливыми глазами.
– Браты! Вожак! Дайте глагол молвить?
– Это Веня Вечерний! – послышались выкрики. – Молви!
– Давай… – махнул рукой Вожак.
Веня обернулся направо, сложил ладони рук перед грудью и бухнулся на колени. Денис проследил взглядом за Веней и увидел, что мужичонка кланялся довольно крупной деревянной статуе, изображающей косулю! Она стояла посреди просторной площадки перед хижинами, в стороне от входа в селение.
– От имени священной Косули и Небесного Громовержца докладаю – это мой племяш, сын сгибшего братка Кудесника Вечернего! Прозывали его День Ясный. А утеряли дитёнка на реке. Тогда охотились на Шую Зубастую… Отдайте День в наш род…
Мужичок даже прослезился…
– Пусть он молвит… – тянул трясущийся палец на Дениса Волхв, натужно шевеля губами и упираясь руками о шеи своим помощников.
Гость к тому времени уже освоился и уверенно заговорил:
– У меня с головой не в порядке, но могу сказать одно: я чувствую – вернулся домой! Всё вокруг кажется знакомым и люди тоже. Я помню эту изгородь, стать Святой Косули, Вожака… А, вот, дядьку Веню помню смутно… Но, что-то припоминаю! – восторженно воскликнул он. – Особенно глаза с хитринкой!
– Ай, молодец! – выкрикнул кто-то. – Главное углядел. Хитрее Вени и за дальним лесом не найти, за рекой и степешью не сыскать!
Последние слова заколыхались в громовом хохоте. Улыбнулся даже Волхв. Стало ясно, что обстановка разрядилась, и Дениса приняли.
– Тогда збирай к себе в род, – снова посерьёзнел Вожак, обращаясь к Вене, – и подготовь к обряду возвращения. Завтреча и проведём. Так, люди?
– Так! – громыхнуло в ответ и отдалось где-то на реке.
– А где был и что делал?… Отбило память, – уже для себя прошептал Денис…
Прошёл месяц…
День Ясный, он же Денис, полностью освоился в племени, привык к своему имени. А странноватый язык воспринял легко, будто всегда на нём общался. Поселили его в одной из хижин, принадлежащих роду Кудесников. В хижине проживали молодые парни: спали на деревянных топчанах, укрытых шкурами и грубой тканью. Обряд “возвращения” прошёл сравнительно успешно. С небольшими накладками…
Проводили обряд на площадке перед Священной Косулей с утра, когда солнце только выглянуло из-за леса, что тянулся за селением. Воздух был напоен такими вкусными ароматами, что Денис-День некоторое время стоял перед оторопевшим Веней и полной грудью, огромными порциями поедал это природное блюдо. Чувствовал парень себя бодро, с подъёмом.
– Пойдёмте ужо! – забегал глазками Веня. – Как пройдёшь “возвращение”, так и зажичишь далей. Дело важнецкое для рода…
– Но хорошо-то как! Однако – идём.
Народ уже собрался и, обсуждая предстоящее, создавал лёгкий возбуждённый гул. Когда подошли, появился Вожак с Волхвом. Старика усадили на аккуратно обтёсанный пенёк, а Вожак присел рядом на бревно. Проводил обряд человек, по имени Гора. Его громоздкая фигура и упитанное, красное лицо соответствовали имени. Помогали Горе несколько молодых охотников, в том числе и Птенец.
Дениса поставили перед Косулей, одели в особый наряд, основу которого составляла шкура с головой лисицы. Охотники расположились по бокам. В руках они держали короткие копья.
Вначале нужно было поклясться перед племенным божеством Косулей: клятву произносил Гора, а Денис вдруг охрипшим голосом повторял. Как позже выяснилось, его хрипотца, была с благосклонностью воспринята народом и прежде всего Волхвом. Она свидетельствовала о чистоте помыслов “возвращаемого”.
Текст и суть клятвы Денис улавливал слабо, наверное, от волнения, а не от странных слов, которые понимал интуитивно.
Солнце уже поднялось и било в глаза, когда приступили ко второму действу: нанесение племенного клейма! Для этого использовали что-то вроде большой печати, искусно выделанной из камня. Рисунок представлял собой профиль человека… \
Эту особенность Денис рассмотрел, когда клеймо, вымазанное в краску, Гора умело придавил к плечу. “Знакомый рисунок!” – проскочило молнией по вискам, когда взволнованный парень, под одобрительные возгласы толпы, растерянно рассматривал разукрашенный участок своего тела.
А третье действо для Дениса стало полной неожиданностью! Нужно было обнять и поцеловать трёх женщин разных возрастов: старуху, средних лет молодайку и девушку! Помощники Горы по своему усмотрению, учитывая, правда, пожелания толпы, отобрали кандидаток на “обрядовое действие”. Их по именам представлял Птенец. Говорил он на удивление уверенно для своих лет и с юмором.
Сгорбленная старуха непонимающе посматривала на людей, на молодого охотника, и вытирала спонтанные слёзы с морщинистых щёк. Ей звали Поздняя Роса.
– Ишо мой дед грил – жаркая бывалоча Поздняя Роса в темени ночной! – зычно провозглашал Птенец, а толпа реагировала смешками и шуточками.
Дородная молодица, по имени Огнива, игриво водила плечами, полным бюстом и смело посматривала и на сородичей, и на “возвращаемого”. Чувствовалось, что ей по душе предстоящая процедура.
– С етой одному мужиче не совладать!
– Ей и трёх маловато будя! – неслось игривое.
Девушка, с поэтичным именем Ромашка, тоже особенно не тушевалась, лишь слегка румянилась, да глазками блестела.
– А цвету нашому, Ромашке утренней, мужичих губ спытать не привелось ишо!
– Так она не пужанная? Во, сладость кака!
Когда толпа поутихла, Вожак погасил улыбку, а Волхв одобрительно кивнул, Птенец шепнул на ухо смутившемуся Денису:
– Начинай с Ромашки и запнись на Росе… Так ямчей и для люду любей будя…
И громко обратился ко всем:
– Начинаем целовальню!
Он легонько подтолкнул опешившего Дениса. Толпа вновь заволновалась, понеслись подсказки, советы, которые говорили, что племя повеселиться умеет:
– Гляди кабы Роса не высохла в ямку!
– А Огнива!… В дрожаку кинулась! Вишь, невмочь бебёхе! Га-га! Ентую цалуй крепчей!
– Ромаха! Держись не упади ранее, до темени ишо час еси! Ох-хо-хо!
“Была не была!” – выдохнул Денис и смело подошёл к трепещущей старухе – от волнения перепутал очерёдность, подсказанную Птенцом. Он так энергично ткнулся в бабий рот, так мощно обнял старушку, что та встрепенулась в объятиях и подстреленной птицей повисла на руках парня!
Народ тревожно загудел, Вожак приподнялся, а Волхв передёрнулся и нахмурился. “Неужто окочурилась?” – успела проскочить тоскливая мысль, как баба зашевелилась, встала на ноги и так обняла партнёра по обряду, что у того что-то хрустнуло в шейной части! Она страстно впилась ему в губы и со звонким чмоком оторвалась. Вытерла губы, победно взглянула на толпу и крикнула натужно:
– Роса высохнет, коли ярило стухнет! Спаси и сохрани тебя Косуля, хлопче!
И опять чмокнула Дениса в щеку. Толпа взревела, Вожак заулыбался, а Волхв прослезился.
Денис ошалело потёр шею и губы, несколько секунд подождал, пока бабушка примет устойчивое положение, и шагнул к Огниве. Та же проявила инициативу, не стала дожидаться и сама кинулась к парню. Тот еле устоял на ногах и чуть не задохнулся в её стремительных объятиях, отмеченных долгим страстным поцелуем!
– Коли устоит, знать – наш! – как стадо гусей, гоготала толпа.
Да, нецелованный Денис чуть не растаял, как случайный снег в мае, от жара внушительных грудей бойкой девицы и её ненасытных губ. Пришлось вмешаться Горе! Видя, что процедура затягивается, а женщина входит в транс, он сердито шагнул и оторвал её, потерявшую чувство меры и стыда, от совсем растерявшегося “испытуемого”. Огнива, однако, не обиделась и не смутилась. Она поправила волосы, с лёгким недовольством блеснула очами в сторону ретивого служаки и с гордой осанкой заняла своё место в “строю”.
А народ не унимался и сыпал прибаутками. Под это музыкально-шумовое сопровождение, уже изрядно “разогретый” Денис потянулся к Ромашке…
На него смотрели такие невинные, чистые, с радужными точечками глаза, что он смутился. Подошёл вплотную и остановился, как загипнотизированный, вглядываясь в юную красоту. “А вначале показалась не такой красивой…” – оторопело рассматривал её лицо, волосы, шею…
Народ учуял замешательство “возвращаемого” и недовольно загудел:
– Таких баб проскок, а на цветке стух! Испужался непуганой?…
– Выпороть пришлого! – уже неслось из задних рядов недовольное.
Засуетился Веня!
– Дениска! Хватай яе! Не жмурься!
Но Денис не слышал никого, он взял её руки в свои и робко, нежно поцеловал в красную щёчку. Девушка глубоко вздохнула и ткнулась ему в грудь. Он же обнял её и прижал к себе. Так бы они и стояли, да Гора прокричал:
– Кончай целовальню!
Ромашка испуганно отшатнулась, оглянулась по сторонам и прытко кинулась к людям. В след ей неслось улюлюканье и смех. А Гора, подав знак Денису стать на колени, обратился к Вожаку и Волхву:
– Принимаем, али не?
Вожак замялся, а Волхв вытер глаза, поклонился в сторону Косули и прошамкал:
– Коли бы не Роса, выгнали б…
Тут поднялся шум, а Вожак вскинул руку вверх и крикнул:
– Берём?
– Берём, чево там! – выдохнула, как огромный единый организм, толпа.
– Вставай! – примирительно ткнул рукой в Дениса Гора.
Парень бойко вскочил на ноги, отряхнулся и почувствовал себя таким уставшим и разбитым, что нестерпимо захотелось в мягкую постель под одеяло. Но его уже обнимал и поздравлял Веня, потом подошли ещё родичи… А он искал глазами Ромашку и очумело улыбался.
Глава 2
В племени Белой Косули объединялись несколько родов, которые в совокупности составляли население в несколько сот человек. Возглавлял племя Вожак, а Волхв был приближён к богам, знал их особенности, привычки и желания. Считалось, что Белая Косуля спасла когда-то людей от гибели, выведя их, “коли воды буйны заполонили дол”, на возвышенность. С тех пор ей поклоняются. А косуль в этих местах больше не водилось.
Богов насчитывалось много, но в основном поклонялись богу солнца Яриле, громовержцу небесному Сварогу, несущему и воду, и огонь. Ещё молились дощечке с изображениями рыб и животных, поскольку главными промыслами были рыбалка и охота. Священная дощечка хранилась у Волхва. Перед тем как отправиться на промысел, её выносили к Косуле. А затем, взявшись за руки, ходили вокруг, становились на колени и пели особые песни, чтобы боги смилостивились и помогли добыть пищу.
Оружие разнообразием не отличалось: копья с каменными и костяными наконечниками, луки, каменные топоры и ножи. Их, а также различные скребки выделывали из кремния, который можно было найти на берегу. Уже разводили овец, из шерсти которых научились прясть грубую шерстяную нитку. Однако главным элементом одежды оставались шкуры.
Охотились в соседнем лесу, а рыбачили на плотах, сделанных из связанных брёвен. Применяли и лодки, в виде выдолбленных изнутри толстых брёвен. Однако их было мало, поскольку изготовление было трудоёмким, требовало особого мастерства.
Жилища строили из бревён, обкладывали ветками и замазывали глиной. Крыши крыли камышом. Поскольку климат был мягким – зимой температуры оставались плюсовыми – то существование племени было сносным. Да и с соседями дружили. Более того, время от времени роднились, отчего наблюдалось перемещения “люда” между племенами. С давних времён существовал обычай: невеста уходили в племя жениха. Такие браки поощрялись, чтобы сохранять силу и мощь родов! Впрочем, понятие семьи было условным: у мужчины могло быть несколько женщин, с которыми он вступал в близкие отношения.
Ближайшее племя, с которым наиболее тесно общались, обитало в лесу и называлось Медвежьим. С ним часто вместе охотились на крупного зверя, обменивались невестами и даже устраивали совместные празднества, например, встречу лета.
Все эти особенности Денис постигал, осваиваясь в новой обстановке. Очень скоро научили обращаться с копьём и луком, ему показали, как плавать на плоту, попадать особым гарпуном в крупную рыбу, которую звали “ласой”. Уже поучаствовал в охоте на кабана и лося. Никто и не вспоминал, что он “утерянный”. С родичами-кудесниками сдружился, особенно с дядькой Веней. Тот искренне старался, чтобы племянник быстрее влился в жизнь рода и забыл своё прошлое, которое он и так не помнил.
В устоявшемся течении жизни Дениса вдруг наметился поворот. Связан он был с Ромашкой…
После памятного “возвращения” в нём поселилось волнующее чувство, которое то теплилось, а то разгоралось жаром с искрами! Он думал о девушке по вечерам, прислушиваясь к чарующим звукам наступающей ночи, вдыхая дразнящие, волнующие запахи, проникающие через неплотно закрытые двери. Этому возвышенному состоянию не мешали даже похрапывающие молодые родичи. И сны ему снились с Ромашкой, после чего просыпался взбудораженный и возвышенный!
Занимаясь своими обязанностями, которых уже было немало, постоянно искал её глазами. А девушка мелькала где-то вдали и не приближалась к нему. В такие моменты на Дениса наваливалась тоска. “Неужели забыла, как мы… – терзала мысль. – Нет, она всё помнит!” – приподнимала над землёй другая и наполняла парня силой и новой надеждой.
Наконец боги свели их вместе…
Тогда небо с утра хмурилось, и накрапывал тёплый дождик. Однако ветер лишь слегка мотался по закоулкам и заметно не беспокоил. Племя сидело по хижинам, приводя в порядок утварь, оружие и заканчивая разделку рыбы, во множестве выловленную вечерней зорькой. Кое-где развели костры в особых строениях, в которых в крыше были проделаны дыры для дыма.
По поручению дядьки Денис с деревянным ведром выбежал к реке за водой. Её склонённую фигуру увидел издалека. Что это Ромашка не сомневался: изгиб тела, шеи, спадающие волосы на угловатые плечи узнал бы из многих!
Девушка умывалась. Дождь не смущал её, скорее, наоборот: поплескавшись в воде, она подставляла лицо ласковым небесным капелькам и блаженствовала, вертя головой.
Денис тихонько подошёл, окликать не стал, продолжая любоваться. Но девушка уже почувствовала постороннего и обернулась…
Знакомый невинно-чистый взгляд с радужными точечками вызвал взрыв эмоций, и он шагнул к ней. Неосознанно обнял и трепетно прижал, пьянея от ароматов её волос.
– Ромашка… Где же ты была?
– Я тебе люба? – сразу же откликнулась она и вскинула голову, чтобы удобней разглядеть его глаза.
– Да! Да…
– Хочется с тобой единым быть, но многие жадят меня…
– Как жадят?
– В жёнки!
– Ну и пусть жадят, а я возьму тебя в свои жёнки! Пойдёшь?
– Схожу, коли Волхв сгоду выдет и другие, что жадят, отойдут, – с грустью сказала Ромашка, прижимаясь к парню.
– Зачем другие? Главное – ты и я. Так ведь?
– Так…
Он обнял её за талию, и они, переговариваясь, пошли вдоль берега. Если бы не усилившийся дождь, то молодые ещё долго бы прогуливались, наслаждаясь друг другом. Но, за рекой громыхнуло, и водная масса плашмя упала с небес! Денис, вмиг промокший до костей, подхватил неунывающую Ромашку под руку и только сейчас вспомнил, зачем приходил. Он отыскал брошенное ведро, зачерпнул воды, и они вдвоём поспешили в селение.
На тень, мелькнувшую за изгородью, влюблённые не обратили внимание…
Дядька Веня в недоумении разводил руками:
– Куды девся? Рыбёха чищена, травы нарезаны, а тебе нетути? Уха ужо в брюшину набивается!
Денис виновато пожал плечами, отводя в сторону счастливый взгляд, подал ведро и неожиданно спросил:
– Расскажи, дядь, как у вас женятся? Порядок какой?
Тот заулыбался во весь неполнозубый рот и хитро сощурил глаза:
– Ай Ромаху встрев? Ладна девка… Порядок?
С прибаутками и серьёзно дядька рассказал о семейной жизни в племени, да и в округе. Денис внимательно слушал…
Семейные отношения отличались крайней свободой и были не связаны жёсткими требованиями и правилами. Свадеб не играли. Молодые приходили к Волхву, приносили скромные дары, поклонялись Косуле и после этого считались мужем и женой. Новоиспечённая супруга переходила в хижину к супругу, и на этом женитьба заканчивалась. Не возбранялось – при взаимном, правда, согласии – иметь интимные связи с другими мужчинами, только из другого рода. Отчего в семье установить отцовство детям не всегда представлялось возможным. И тут действовало одно из немногих жёстких правил: отец семьи должен относиться ко всем детям одинаково, как к своим собственным!
На последнее Денис даже не обратил должного внимания: ему и в голову не могло прийти, что Ромашка, став его женой, когда-нибудь “возжелает” другого или “уступит” его домогательствам! А простота процесса понравилась, хотя настораживало отсутствие “порядка” или хоть каких-то правил.
Разводились также просто: мужчина приходил с новой избранницей к Волхву с дарами и процесс повторялся. “Разведёнка” без лишних слов уходила назад, к своим, а её место в хижине занимала новая супруга…
– Так коли к Волхву? – засветился хитрым прищуром в конце повествования дядька. – Могу и лежак связати! Для вас, с Ромахой…
– Рановато может… Мы только…
– Прогаешь жёнку, коли думати баешь. Жадящих яе – тьма! Томкая девка…
Водил очами, причмокивал и ветрел головой Веня. Денис задумался…
И – опоздал!
День выдался ясный и жизнерадостный. После дождя остро пахло всем, что цвело, пело и радовалось: травой, листьями, деревьями, цветами… Так казалось Денису, поскольку он всю ночь ворочался, не спал и к утру решился-таки взять в жёны Ромашку!
От бессонницы ломило в висках и давило в затылке, но грудь наполнялась предчувствием необычного, хотя и тревожного. Дядька Веня отметил примятый вид парня:
– Канючишься? Али хворь напала кака?
– Буду забирать к себе Ромашку? Мила она мне…
Веня вдруг потемнел и осуждающе сузил глаза.
– Эх ты! Грил же тебе – прагаешь девку! Пока ты сопел, забрал яе уж Мекеша Кволый, сынок рода Куньевых.
– Как забрал?… – пошатнулся Денис. – А мне что не оповестили? Как же так?
– У нас скоро баб имают к себе. Вчерась, вечером, Мекеша и уволок Ромаку к Волхву. Противилась она маленько, но Мекеша уломал… Ты уже почивал. Я и не успел…
– Противилась… Уломал… – машинально повторял Денис, чувствуя наваливающуюся слабость, даже в глазах помутилось. – И как она могла?… Уломаться…
Ему вдруг представилась Ромашка тогда, дождливым утром на берегу. Её пахнущие волосы, тёплые губы и чарующие глаза…
– Нет! – мотнул головой. – Я её не отдам!
– И так можноть… – спокойно согласился дядька, примеряясь новым копьём. – Иди к Волхву, он правый. Как молвит, так и будя. Токи ямчей – к охоте надобно сготовиться.
С ощущением, будто по голове ударили массивной дубинкой, и с чувством отчаянной решимости Денис пришёл к Волхву.
Старик только откушал, запил водой и блаженствовал на своём пеньке под лучами восходящего солнца. Мальчики-помощники смиренно стояли в стороне.
Денис опустился перед старцем на одно колено и склонил голову…
– О чём жалуешься? – мерно, не удивляясь, прошамкал Волхв.
– Ромашка мне люба, а Мекеша из рода Куньевых силой забрал к себе. Пусть возвернёт! – Денис поднял голову и с тоской вгляделся в мутные старческие глаза.
А те вдруг округлились, морщинистые губы опустились в удивлении, а потом выдохнули с шипением:
– Поди и возьми… Мекеша не жадный. Добрый хлопче… За девку биться не гоже…
Старик отвернулся от парня и подставил свои морщины лучам солнца: больше он говорить не хотел.
Обретённая надежда всколыхнула Дениса! Он ещё раз поклонился старцу, вскочил на ноги и побежал искать хижину Мекеши Кволого.
Ещё издали возле одного из жилищ увидел, как нескладный парень тянул за руку девушку внутрь. Та слабо вырывалась, что-то выговаривала и стремилась в обратную сторону.
“Ромашка!” – остриём вонзилось в сердце, и оно заколотилось, как куропатка в силках. Денис скорым шагом направился к парочке, с трудом сдерживая себя, чтобы не закричать и не побежать: такие порывы в племени не приветствовались.
Пока шёл, Мекеша затащил-таки Ромашку внутрь. Денис не сдержал эмоций и в жилище уже ворвался! То, что увидел, повергло в смятение… Его Ромашку пытался обнимать Мекеша, а другой мужчина средних лет, стягивал с неё одежду. В стороне стоял третий, паренёк с лукавым, ухмыляющимся лицом, и обнажался! Ромашка уже не сопротивлялась, только с вымученным видом, постанывала, приговаривая:
– Уморенная я… И к маме сбегати надобно… Давайте апосли…
Это её вялое сопротивление, какая-то обречённость, даже покорность, ввели Дениса в шок! Пока он собирался с мыслями и чувствами его приметили. Ухмыляющийся паренёк, расплылся в доброжелательной усмешке и промычал:
– Ишо один! Давай к нам, ямчей будя! Жёнка у Мекеши молодкая, пухкая, ух!
И он страстно щёлкнул пальцами. Обернулись и остальные… У Ромашки потемнели глаза и задрожали губы, а Мекеша замялся только на миг, потом похабно облизнулся. Второй мужик кинул стянутую юбку девушки: на ней оставалась только рубашка до колен – и задумался о чём-то…
Наконец Денис опомнился! Стиснув зубы, подскочил к Мекеше и с силой отбросил его в сторону. Тот не ожидал такого поворота событий и в недоумении распластался. Его друзья в растерянности моргали глазами и разводили руками: такого в их племени ещё не случалось! А Денис подхватил пылающую красными пятнами Ромашку, её одежду и выскочил с ней вон. Она чуть всхлипывала, но следовала покорно.
– Идём к Волхву! – говорил он, ощущая, что соображает с трудом, а голова печёт, будто её кинули в костёр.
Девушка слабо заулыбалась, приободрилась и вымолвила неуверенно:
– Даренья надобны…
– Даренья? Ах, да…
Денис замедлил шаг, осмотрелся, не выпуская руки девушки, и решительно направился к хижине дядьки Вени…
Женитьба Дениса на Ромашке прошла, как и принято, скоро, без заминки. На лице Волхва промелькнуло недовольство, но подаренный новенький нож из блестящего кремния и лукошко лесных ягод, смягчили взгляд. Старик нежно погладил лезвие, проглотил пару ягод и одобрительно прошамкал. Затем велел пройтись молодожёнам вокруг Косули и кивком головы благословил новый брак. Про Мекешу ничего не спросил…
Но, к вечеру на площади собрался народ!
Вожак, который свои функции руководителя выполнял в основном на охоте и рыбалке, и там, где нужно было исполнять волю Волхва и богов, с недоумением воспринял нежданный народный гнев! Волхв же, за долгую жизнь привыкший к любым вывихам судьбы, оставался невозмутим.
– По что плачем? Откеля зуд и мутошня? – грозно вышел Вожак к толпе.
В племени споры, неувязки разрешались легко, тем же Волхвом или старшим в роду. Да и делить людям особенно было нечего: жили скромно, ели совместно, работали и охотились дружно. Драки, убийства, воровство и другие современные пороки ещё не затронули девственный этап жизни родового племени каменного века! И, вот, насилие, попрание устоявшихся законов: некто силой увёл жену, не дал осуществить священное действо – усладиться мужчинам с женщиной! Помешал зародиться новой жизни!
Народ был возмущён…
На вопрос Вожака из толпы вышел толстый мужик, глава рода Куньевых, по имени Нежить. На его бугристом, бордовом лице с неестественно выпирающим прямоугольным подбородком, удивительным образом сочетались, растерянность и неподдельная злоба.
– День Кудесников, бывалоча утерянный, пуганул мой род: уведши жёнку мого племяша Мекеши! Пущай бы пользовал. А забирать, турять мужлана оземь – не гоже се!
Толпа одобрительно подкрикивала каждому слову Нежитя, а тот распалялся. Вожак слушал и вопросительно поглядывал на Волхва: как поступить, он явно не знал. Случай для племени был чрезвычайный!
Денис со своими родичами (Ромашка осталась в хижине) только подошёл и тревожно вслушивался в происходящее. Дядька Веня теребил нос, бегал глазами и недовольно сопел. Наконец, он улучил момент и выбежал на площадку. Нежить не ожидал такого оппонента и слегка растерялся, чем дядька и воспользовался. Он поклонился Волхву, Вожаку и всем собравшимся, прокрутившись на одной ноге. Кто-то даже хихикнул.
– Браты! – возопил он неожиданно тонким голосам. – Се Мекеша увёл деваху, а не Дениска, День Ясный. Хлопче возвернул своё! Чё гунявить и метельшить? Коли Ромаха очамается, то и Мекешу не застудит, ведомое дело, привычное!
– Ан, не! – ожил Нежить. – Бабёхе Ромахе в нашем роде быть!
– Не клемайся! Друже! – попытался смягчить ситуацию дядька, протянув приветливо руку, но тут поднялся Волхв…
Толпа притихла. Стала слышна перекличка лягушек на реке и укание какой-то крупной птицы…
Старец махнул мальчикам-помощникам рукой. Те проворно подошли и взяли его за локти. Он пожевал губы и с натугой изрёк:
– Не бывало, коли б за бабу матерились и бились… Турнуть надобно отказника. Пущай селится в стороне. Там и животится…
Волхв тяжело задышал. Крупная капля пота скатилась со лба, прошлась по щеке и зависла на губе. Старик попробовал слизнуть её, но не получилось. Он крякнул, оттолкнул мальчишек и тяжело уселся на свой пенёк.
Толпа взвыла!
– Верно сглаголил! Турнуть Дениску отседова! Пущай на волюшке поживотится!
Гам перешёл в разноречивый гомон. А Веня растерянно крутился на месте и тёр лоб. Потом обратился к Волхву и Вожаку:
– Тады мы всем родом турнёмся, а Дениску не оставим…
Вожак пожимал плечами, поглядывал на Волхва, а тот снова встал и, поддерживаемый мальчиками, поковылял в свою хижину: решение было окончательным…
Глава 3
Солнце ещё выглядывало из-за полоски леса, когда род Кудесиных собрал пожитки: тряпьё, шкуры, предметы домашнего обихода, остатки еды, кресало и сухую траву для огня, простенькие орудия труда и охоты. Всего в роду было несколько десятков человек. Они выглядели подавленными, но решению главы рода не перечили. Вене подчинялись слепо, в него верили.
– Мы своё племя сберём, – подбадривал он сородичей. – И зажичим на воле ямчей и ладней. Свово кудесника-волхва выберем, вожака и… боги нам помогут.
Люди вздыхали, кланялись в сторону Косули и молча покидали селение. Денис, простившись с Птенцом, с которым сдружились, шёл под руку с Ромашкой. Девушка выглядела печальной и постоянно вздрагивала. Уже за воротами она вдруг остановилась и со слезами прислонилась к плечу Дениса. Он погладил её, успокаивая, а она подняла затуманенные, затянутые влагой глаза и прошептала:
– Не будя нам радости… Пусти назад…
Денис вздрогнул, как от удара, и осипшим голосом переспросил:
– Как пустить? От меня? К Мекеше?…
– Да… – разрыдалась она. – Радости не будя, коли закон богов порушен! Пусти!
– Чево там? – подошёл обеспокоенный Веня.
– Передумала она… – облизал пересохшие губы Денис и закрыл лицо рукой. Ему захотелось умереть, раствориться, утонуть, но только не оставаться на этом чёрном свете!
А Ромашка встрепенулась, сжала его ладонь на прощание и с плачем кинулась назад, в селение. Веня проводил её взглядом, тяжело выдохнул и грустно сказал:
– Бабёху табе найдём, не сушись… А возвертаться не гоже… Не примут… Да и не ладно тако…
Он дружески потрепал плечо парня и взял его за локоть. Так они и пошли вдоль берега вверх по течению реки. У Дениса гудело всё тело, он уже не видел, как садилось солнце, появились звёзды, и усилился ветер: род остановился на привал…
Шли несколько дней и ночей. Подходящего места для поселения никак не попадалось. Когда уже стали выбиваться из сил, набрели на пролесок из берёзок, сосен и раскидистых елей. Берег был здесь так же крут, как и на прежнем месте. Пожалуй, даже круче, так как река делала небольшой поворот и сужалась. Посреди пролеска пестрела разнотравьем поляна. На ней и решили начать работы по строительству своего стойбища.
Прошло время…
Новое селение обустраивали неспешно, основательно. Спланировали его по-новому: частокол из брёвен расположили по кругу и вырыли небольшой ров. Так настоял Веня, поскольку в здешних лесах водились медведи и волки, что требовало дополнительной защиты.
Пока строились, жили в шалашах. В здешнем лесу водилось много дичи, в частности, тетеревов, куропаток, кабанов, поэтому не голодали. Да и рыбы в реке хватало! Завели и скотину: коз и овец – для чего посылали гонцов к “медвежатникам” (они оказались совсем недалеко). “Медвежати” было насторожились, но помогли новому племени.
Когда заселились в хижины, нашёлся резчик, который изваял из дерева Косулю! Её поместили в центре стойбища. Встал вопрос о своём волхве. Думали не долго, так как Веня Вечерний естественным образом уже нёс эту почётную ношу: предсказывал погоду, судил спорщиков, выполнял обряды посвящения мальчишек в охотники, общался по вечерам с богами! Его хитроватый прищур, дополнился огоньком мудрости и строгости.
А вождём племени выбрали Дениса! Его активность во всём: на стройке, в охоте, рыбалке – приглянулась людям. Только некоторые догадывались, что таким образом парень пытался заглушить боль и тоску по несостоявшейся любви…
Уже как вождь, Денис настоял, чтобы в их племени, прекратились беспорядочные связи между мужчинами и женщинами, а семья стала “парной”. “А жёнок брати токмо из других родов. Тако мы укрепим себя: тело и дух! Нашу сплотку и силу!” – провозгласил он на понятном племени языке. Даже Веня, которому по предложению Дениса присвоили святое звание Жрец, поначалу возражал такому новшеству в брачных связях. Казалось, не устоять молодому Вождю, но помогли обстоятельства: как-то к вечеру в стойбище на поклон пришла молодая пара из “старого” племени. Их тоже “турнули” за желание “жичити токмо вместе, и не гуляти по всем”. Молодых с радостью приняли. Потом пришли ещё пары. Затем присоединился целый род Грибников из племени Серых Волков.
И Вождя поддержали.
Этот неказистый мужичонка, по имени Хват, оставлял о себе смешанное впечатление: то он был очень молчалив, даже застенчив, то проявлял неуёмную активность. Один раз его даже выбрали “передним” в охоте на буйволов: забрело в эти края непуганое стадо и мирно паслось на лугу возле леса.
Хват проявил смекалку: предложил из брёвен устроить загон, наносить туда сена и заманить стадо. Трюк удался, хотя попались на хитрость всего несколько самок. И Хвата зауважали. Однако в следующий раз, когда нужно было во главе идти на кабанье семейство, Хват отказался – объяснил раной на ноге. Но люди засомневались, поскольку рана была пустяшная, и вновь потеряли интерес к непростому “мужиче”.
Однажды Хват исчез из племени…
Его поискали, не нашли, и решили, что “зверь задрати за глупость”. Веня-жрец даже провёл вечером обряд прощания по “зазря згинутом”. Распалили костёр, походили вокруг Косули и попели погребальные песни под свирели, сделанные из веточек вербы. Затем пепел от костра схоронили за изгородью… на кладбище.
В тот вечер после удачной охоты и сытного ужина Денис отдыхал, улёгшись на траве, прям за своей хижиной – как Вождю, ему выделили отдельное жилище. Свежий ветерок приятно прикасался к лицу, а вечерние звоны и запахи умиротворяли и расслабляли. Он собрался в блаженстве прикрыть глаза и забыться, как перед ним появилась тень человека. Она кривилась и дёргалась в зыбком вечернем свете. Денис приподнялся на локте – перед ним с видом провинившегося, но не раскаявшегося ребёнка моргал глазам – Хват!
На нём была странная одежда, а в руках внушительный мешок из какой-то незнакомой ткани. Не дожидаясь вопросов, Хват затараторил, объясняя своё исчезновение. При этом он развязал мешок и стал выкладывать вещи, как подтверждение своим доводам и словам.
– Сбёг я к племени горшечников, что маются за лосьей горой. Давно мозговал се деяние!
Что за деяние, Денис не сразу и понял. То, что здешние племена обменивались между собой оружием, вещами, одеждой, глиняной посудой и другими предметами, в изготовлении которых были мастера, он и так знал, не раз участвовал в процессе. А, вот, Хват придумал и, главное, осуществил новой подход в такой меновой торговле. Он продемонстрировал Денису кусок блестящего камня, из которого делали особо надёжные и острые наконечники. А искусные мастера умудрялись из него выделывать ножи. Из больших кусков получали и топоры! Камень был редок в этих краях…
– У Серых Волков плетут охайные сети, а им надоть шкуры медведев, а мне – сети. Шкур у меня нет – есть у Медвежатей. Вот тут и пользителен сей камень! – пояснял Хват.
Да, Хват предложил подобие денег. Он за “охайные сети” отдавал Вождю Серых Волков три блестящих камня, приблизительно одинаковых размеров. Или два – больших размеров. Затем эти камни, “Волки” могли обменять у “Медвежатей” на шкуры. А те, в свою очередь, могли ещё у кого-то провернуть такой же обмен на другой предмет или даже продукт, например, тушу кабана!
Молодой Вождь быстро понял суть операций с “каменьями” и поразился сообразительности Хвата, его изворотливому уму. А Хват наклонился ближе к Денису и заговорщицки зашептал:
– Я не первенец в си деле. Токи надоумил многих вождей на нужное каменье. И тута без пота урвать можна всякой утвари…
Далее он пояснил, что нашёл место, где таких каменьев можно “насобирати тьму”!
– На реке оно, на островенье… Никто про тое не ведает… – возбуждённо шептал хитрец.
До Дениса сразу дошла мысль Хвата: насобирать этих каменьев побольше и выменять на них всё, что душе захочется: шкуры, копья, луки, ткани, пищу! Это не то, что трудиться, потеть, рисковать на охоте! Камни добывать легче, как доказывал с горящими, бегающими глазками Хват.
Однако Денис засомневался: не укладывалось в голове, что на камешки можно выменять такое богатство! Но Хват приводил всё более убедительные доводы.
– Токмо проделать се нужно тайно. Ежели учуют другие – сгинет мысля… – вертел головой ушлый мужичок.
И он убедил вождя…
Вскоре в округе, близкой и дальней, закрутилась бойкая торговля! Оказалось, что “лестень” – так, от слова “блестящий”, назвали редкий камень – очень удобное средство обмена. Кроме Хвата, никто пока не уловил глубинную суть примитивных денег. Главное – упрощалось приобретение нужных вещей и предметов.
И племя Дениса стало богатеть!
Народ трудился, рыбачил и охотился, как и прежде, но появилось то, чего прежде не было, скажем, рисованные горшки. А привычных шкур стало даже в избытке! Люди приободрились и с благосклонностью отнеслись к назначению Хвата первым помощником Дениса-вождя.
Хват уже не занимался охотой и рыбалкой. Даже на хозяйственных работах не присутствовал. Денис выделил ему в помощники нескольких молодых парней, лично с ними переговорил. Образовавшуюся команду поселили в отдельной хижине. Они жили по-своему распорядку: куда-то исчезали, часто по ночам, а возвращались с тяжёлыми мешками, выделанными из кожи буйволов. Принесенное помещали в своей хижине, и только потом предъявляли племени разнообразные вещи.
Среди людей поначалу забродило глухое недовольство таким “особливым статутом”, но ребята приносили уже свежие туши зверей! А новые, невиданные ранее одежды, искусно выделанные глиняные изделия, посуда, деревянная утварь и расписные дощечки приводили в изумление! Много необычных вещей стало появляться в стойбище…
И поползли слухи, что Хват знает некую тайну, с которой поделился только с вождём и волхвом. Тайна эта несёт племени благополучие и процветание! Народ притих и с угасающей настороженностью и нарастающим любопытством наблюдал за новым явлением, неумолимо проникающим в их патриархальный быт.
Стал использоваться лестень и внутри племени…
Одним из первых, кто вознамерился проникнуть в Хватову “тайну”, оказался мальчик, подбирающийся к юношеству, по имени Рысак. Такое имя ему дали за походку: ходил, наклоняясь вперёд, всегда оглядываясь, будто кого-то остерегался, готовый в любой момент дать дёру.
Мальчик первый в племени осуществил операцию, ставшую знаменательной. Началось всё с желания купить за лестень у своего сородича, некоего Хрома, копьё с новым наконечником. Рысак пояснил выгоду от сделки: на этот лестень можно приобрести у тётки Мотанихи приличные лыковые лапти. Дело в том, что у Хрома своя обувка прохудилась, а драть лыко и плести новые лапти непросто – нужно “былоть” договариваться с мастером в этом деле, постоянно чем-то занятым, кряжистым мужиком Берестенём.
Хром почесал волосатую грудь, подёргал плечами, отдал за лестень копьё и пошёл к Мотанихе. Та уже была наслышана о чудесных каменьях и с радостью обменяла на один из них свои новенькие “лапушки”. Хром не сразу и поверил в такое чудо! Он спрятался в кустах, что разрослись возле частокола, и долго примерял обновку. Чрезвычайно довольный появился “пред очи своей жёнки” и целый день потом ходил по стойбищу молоденьким норовистым козликом.
На следующий день ранней зорькой собрались на охоту. Возглавил её сам вождь, Денис. И тут выяснилось, что у Хрома нет настоящего копья! А то, что было, для серьёзной охоты не годилось, поскольку оказалось коротко и с тупым каменным наконечником. Денис не удержался и отчитал охотника:
– Такого не бывало, коли б охотник остался без ружия! Хром, ты завсегда учтивым был в сим деле…
Зароптали и его товарищи:
– Заменити шалопая!
– Посадить на голодуху до ночи!
Хром покрылся потом, затрясся и попросил дать ему чуть времени, чтобы достать хорошее копьё. Денис глянул на длинную утреннюю тень дерева, ступил на её край и грозно сказал:
– Даю две ступни тени. Коли укротится более, голодовать тебе до ночи…
– Я ужо побёг! – смахнул пот с лица Хром и кинулся искать Рысака.
Нашёл быстро, поскольку мальчик только проснулся и помогал мамашке в её утренних домашних хлопотах.
– Дай до вечора копиё? Потом возверну… – с мольбой кинулся Хром к ушлому мальцу.
Тот вник в ситуацию, вынес копьё, но сказал с хитринкой:
– Я те не так даю, а за два лестеня. Будешь должон…
– Так ты мне возвертаешь? – обрадовался наивный Хром. – А лестени я апосля охоты скину!
Счастливый мужик успел вовремя и был прощён Денисом.
Охота прошла не очень успешно: пришлось много потратить сил и времени, пока отыскали поросячье семейство. Потом его преследовали, потом загоняли… Наткнулись на тетеревов, но подстрелить из луков удалось только двоих… Денис примечал, что зверей стало меньше: очевидно объявилось много охотников с соседних племён. “Неужели нужно искать лучшее место для стойбища? Очень уж много рядом племён других. На всех леса и зверя не хватает, – озабоченно, поёживаясь от неожиданной прохлады, думал он. – Нужно посоветоваться с дядькой…”
Уставший Хром и сотоварищи вернулись к вечеру. И тут мужик выяснил, что два лестеня достать не так просто. Пришлось отнести Хвату – тот принимал всё за лестени – несколько добротных лисьих шкурок и большой глиняный горшок с деревянной кружкой.
Мальчишка принял долг, поблагодарил невезучего мужика и продолжил свою “коммерцию”. Так как у него было побольше свободного времени, чем у взрослых, то очень скоро собрал достаточно деньжат в своём племени и отправился в поход по другим стойбищам! Через время он первый придумал долговой документ: на бересте кружочками отображал количество подлежащих возвращению лестеней, а отпечаток большого пальца должника, вымазанный в золе, служил подтверждением долга – своеобразная подпись! Причём не сразу сообразили, что “лестеней возврата” было всегда больше, чем данных в долг. Такие долговые обязательства назвали “берихватами”, соединяя в одном слове и бересту, и суть финансовой операции – “хватать лишек”.
Мальца скоро приметил Хват, доложил Денису и предложил взять ушлого пацана, несмотря на его “слюнявый годок”, в помощники. Два деловых человека как нельзя лучше подошли друг к другу.
И тут проявились ещё более обескураживающие для полудиких людей новшества – Хват начал строить новое жилище, но не из веток и глины, а из камней, только не “денежных”, конечно, а собранных в глубоком овраге! Для постройки нанял работников и мастеров из дальнего племени Камнетёсов. Их работу оплачивал лестенями…
Народ дивился и не знал, как к этому отнестись: почему чужаки строят? Тут уже вмешались воители рода – Денис и жрец Веня. Они собрали сход и объяснили насторожившемуся люду:
– Таки новы домы вскорсти всем возведут! Се начало! – кричал Веня. – Наши боги не бросили нас и дали нам и нашему вождю, Дню Ясному, разумение и удаль! Возблагодарим же их…
Народ бухнулся на колени. Потом распалили костёр и водили хороводы вокруг огня и священной Косули. Непонимание и подспудное недовольство новыми веяниями удалось погасить… на время.
Глава 4
Денис проснулся ночью от холода. Он пошарил рукой в поисках того, чем бы дополнительно укрыться. Ничего не нашёл и встал. Кресало для огня было под рукой, поэтому лучину зажёг быстро. Огляделся, увидел на стене шкуру медведя, которую на днях взял в долг у Хвата, и облегчённо вздохнул, подумав: “Молодец, помощник, прям чует, что надобно собирать для племени”.
Да, Рысак и Хват недавно закупили у Межвежатников “тьму шкур”. Правда, раздавали людям не бесплатно. У кого не было блестящих каменьев, давали за “берихватки”. Такой подход вызвал настороженность у Дениса, но Хват пояснил, что товар приобретён за его “шкурную деньгу”.
Понятие “собственного” в племени ещё не существовало. Слово “шкурное” было наиболее близко к нему.
Что-то Денису не нравилось во взгляде и делах помощника, и он собрался обговорить с дядькой возникшие сомнения. В племени всегда всё материальное было общим, а тут – шкурное…
Денис стянул “межвежатину” со стены – она висела на деревянных выступах – затушил лучину и, укрывшись, забылся в беспокойном сне.
Тем временем, строительство нового жилища подошло к концу. И тут выяснилось, что построили его для Вени, о чём торжественно объявил на сходе Хват. Делец стоял на помосте перед народом в просторном меховом одеянии, ветер мотал из стороны в стороны его реденькие волосы и пучил всколоченную бороду. Собирался дождь.
– Браты! Нашему кудеснику мы даруем сее пристанище. Хай и далей богам прияет на нашу радость и благодать! – прорезавшимся зычным голосом вещал помощник вождя. – Прошу оглядеть дом! – низко поклонился людям Хват и повернулся к опешившему жрецу (для него это было тоже новостью!).
Народ одобрительно загудел и потянулся к вымощенной песком и обрамлённой камнями дорожке, ведшей к монументальному на фоне невзрачных “глинянок” строению. Последними дом осматривали Веня и Денис…
И внутри было обустроено непривычным образом: столы, стулья, кровати – всё было сделано искусно мастерами из племени Дровотяпов – здесь они немало потрудились. Люди прошлись по комнатам – их было несколько – покрутили головами, покривили восхищённо рты, почесали затылки и сошлись на том, что Хват тоже кудесник, не меньше.
Сам жрец светился морщинами, пытался казаться серьёзным, но радость так и выпирала из него. Денис поддался общему настроению и высказал одобрение Хвату и Рысаку. Даже произнёс короткую речь. В ней отметил главное: в жизни племени наступают новые времена.
Люди гудели, ёжились от колючего ветра и с тревогой посматривали на хмурое небо…
За текущими делами Денис пропустил момент, когда обстановка в племени, да и вокруг него самого стала меняться.
Во-первых, они реже общались с Веней. Жрец, перебравшись в новый дом со своими домочадцами, заметно изменился. Казалось, он был постоянно погружён в сложные размышления, что неудивительно для его сана. Но… почему своего родственника-вождя иногда просто не замечал? Суетливо прятал глаза при встречах, значительно вздыхал и пытался поскорее пройти мимо.
Денис пожимал плечами, глядя вслед удаляющейся фигуре, и думал: “Что-то со стариком? Может прихворал? Мается сам и не хочет тревожить других?”
Во-вторых, Хват начал строить новый дом. На вопрос, кому? Помялся, ухмыльнулся и… не ответил! Такого неуважения к главе племени ещё не наблюдалось. Но Денис проглотил обиду, посчитав, что это временная тайна, сюрприз для него самого! На этом и успокоился.
В-третьих, возле стойбища стали появляться посторонние вооружённые люди, что, в общем-то, не должно вызывать беспокойства. Мало ли по каким делам кто-то оказался в этих краях. Скажем, охотились и наткнулись на селение.
В-четвёртых, заметно похолодало…
Последнее обстоятельство оказалось первым, на которое Денис, в конце концов, обратил внимание. Впрочем, многие сделали это раньше. От наступающих холодов спасали шкуры, закупленные Хватом. Но… если бы только всё заключалось в утеплении и обогреве. Самое ужасное – птицы, звери, даже рыба стали уменьшаться в количестве.
Однажды стойбище проснулось до восхода солнца от грохота и дрожания земли! Когда выскочили из жилищ и выглянули за ворота, поразились – огромное стадо буйволов пробегало мимо. Пыль от сотен ног неслась на людей, а звери тесной толпой упрямо стремились на юг.
Решили, что буйволов потревожили волки или охотники из племени, что недавно обустроилось рядом. Однако когда увидели улетающих уток, аистов и лебедей, а охотники однажды вернулись ни с чем, то впали в уныние: зверя и птиц стало совсем мало.
И ещё беда – стали чаще болеть!
Однажды люди спонтанно собрались на площадке перед Косулей, выкликали Веню, Дениса с его помощниками и стали роптать:
– По што боги обиделись? Могет, просят дареньев? Али домища новые и лестени не приглянулись Сварогу? И Ярила не той свет явит! И Косуля, видели, заметалась, мало не упала оземь!
Веня явно был в замешательстве, а Денис попытался успокоить людей:
– Холода си временны! Вспомните, старики, бывалоча и похужей! А зверь возвернётся, коли ветер переменится на тёплый. Пока же пойдем на охоту в лес, что далее, откеля мы выродились!
Пока Денис говорил с людьми, Хват о чём-то шептался с подросшим Рысаком. А Веня метался в раздумьях…
Молодому вождю удалось-таки успокоить народ, и люди, переговариваясь, потянулись к своим хижинам. Проводив их взглядом, Денис задержал Веню вопросом:
– Что молвишь, дядька? Я гляжу, захворал ты? Пошто молчишь?
– Мыслю я… – тяжело отозвался жрец. – Нужно приношение богам. Овцы нужны…
– Побить своих овец?
– А то как же, – неожиданно вмешался Хват. – Завсегда в лиху годину услаждали Ярилу овцой!
– Коли с охотой не ладится, овца остаётся последним схроном от голода. Как оно повернётся? – засомневался Денис.
– Деваться некуды! – продолжал поддерживать Веню Хват. – Зверь и рыба уходят…
Их спор прервали две женщины – они присматривали за немногочисленным овечьим стадом, которое паслось на лугу. С отчаянными криками они бежали от ворот к площадке:
– Увели! Наших белявеньких, увели!
– Это ещё што? Кто увёл? – упало сердце Дениса.
Подбежавшие молодухи, с кровоподтёками на лицах, в порванных одеждах, перебивая друг друга, объяснили, что “родных белявых” забрали неизвестные люди с оружием. Женщины пытались противиться, но их побили!
Мог ли кто из этих неприхотливых, трудолюбивых, по-своему добрых, по-детски наивных людей каменного века, подумать, что они стоят на пороге того страшного исторического перелома, за которым грядёт вражда, войны, убийства себе подобных. Когда коварство, хитрость, алчность станут нормой человеческого общения и бытия! Но этот момент неумолимо наступал…
Несмотря на дождь, сверкающую вдали молнию и тряский гром, Денис собрал с десяток охотников, и они скорым шагом, выстроившись в цепочку, пошли по следам овец и угнавших их людей. Шли недолго: грязные следы привели к поросшему чернолесьем холму, на пологой верхушке которого виднелся частокол из свежеобтёсанных брёвен. “Неужто новые соседи напакостили?” – тревожно передёрнулся Денис. Ситуация была настолько неординарна, что он не представлял отчётливо, какие принимать меры.
Когда подошли к воротам и собрались стучать, всех остановил голос, прозвучавший в унисон с далёкими раскатами грома:
– Не шустрите, мужиче! Могем и тута побаяти!
Денис, а вместе с ним и его охотники, резко обернулись…
Из леса выбегали люди, одетые в кожаные с шерстью одежды, с необычными меховыми шапками, вооружённые длинными топориками и копьями. Тот, кто кричал, выделялся высоким ростом, добротным одеянием и оставался на месте, на расстоянии полёта копья от гостей. Его люди дружно, сноровисто окружали “косулей” со всех сторон – их было очень много!
У Дениса похолодел затылок, а рука невольно сжала рукоять кремниевого ножа, висевшего на поясе…
– Энто добре, что пришли… – угрожающе низким тоном продолжал высокий. – Кличут меня Орлом, а племя наше спустилось сюды от снегов и кличется Охотским! На сей земли жили в давность наши деды… Мы возвернулись и збираем своё, кровное…
– А зачем так? Силком обирать добрых людей? – откашлявшись, перебил Денис. – Могет миром ямчей?
– Не… – обезобразился кривой ухмылкой Орёл. – Грядёт тяжкий час! И тути сила возьмёт, дабы выжить…
– Сила? – побледнел Денис, ощущая, насколько холодные капли катятся по щекам. – Сие пагубно и супротив закона веками данного!
– Нету ужо того закона! Сбирайте свае племя и оставьте си земли! – оскалился в гневе рот Орла. – Али мы вас бити будем! – и повернулся к своим: – Всыпьте им, кабы силу нашу чули! Токи не досмерти… Пущай своим нашу молвь снесут.
Гремел гром, лились как слёзы дождевые струи и смешивались с потом и кровью людей, которых остервенело били другие! Стоны, крики, хряски – наполнили предлесье.
Вначале Денис сопротивлялся вяло: не мог заставить себя ударить другого. Но когда ему тупым концом копья попали под рёбра, а один молодой “орлёнок” ткнул кулаком в нос, и хлынула кровь, вождь “косулей” осознал, что всё серьёзно. Он взревел медведем, схватил обидчика за руку и так вывернул, что она хрустнула. У нападавшего закатились глаза от боли! Другого, который пытался схватить его сзади за шею, перекинул через себя и ударил ногой в бок: тот завыл, как подстреленный волчонок.
Но силы были неравными…
Вскоре их, полуголых, побитых, безоружных, отволокли подальше от холма, и Орёл на прощание проорал:
– Во след раз – умертвим! Изыдите отсель, и своих прихватите!
Денис почти не видел подбитыми глазами, но, кривясь от боли во всём теле, помог своим подняться, и они медленно, поддерживая друг друга, побрели назад.
Небо прояснилось. Только ветер озлобился и настырно дул в спины, подгоняя людей, да гремуче выл дальний лес. Было больно, мерзко, сыро и студно…
Такого волнения, тревоги, отчаяния народ “косулей” ещё не переживал!
Толпа выстроилась вокруг Дениса и его побитых помощников. Кто-то возмущался, многие женщины и дети плакали, а некоторые воинственно махали оружием и требовали расплаты! Рядом стояли Веня и Хват. Жрец, после короткой речи Дениса, выглядел испуганным и подавленным: стало видно, что ноша кудесника оказалась тяжеловата для него. Он ещё пытался что-то вразумительное говорить, но его плохо слушали. И здесь неожиданно поднял руку Хват:
– Братия! – возопил он. – Дайте молвить!
– Молви! – крикнули ближайшие, и гул стал стихать.
– Мстити надобно! Но с кем… Кто нас вразумит, направе, и поведе? Дениска, Ясный День оплошал, хрупок вышел…
– Есть так! – выкрикнул кто-то, его поддержало ещё несколько дальних голосов; потом уже смелее понеслись другие выкрики в поддержку.
Денис растерянно оглядывал разгорячённых, испуганных людей и, скорее, чувствовал, чем понимал, что назревает нечто чрезвычайное. А Хват выждал и продолжил вопить:
– Новый вождь нужон! Братия! Верно грю?
– Верно! – волной пронеслось по головам и отразилось неожиданным эхом от высокого частокола.
Тут вперёд выскочил с безумно округленными глазами низкорослый мужичок, упал на колени перед Хватом, развернулся к людям и завыл волком:
– Лю-у-ди-и! Браты! Быть Хвату вождём! Такои головы ишо не было у нас! Ему нами рулити… Сварогом, Ярилой и Святой Косулей уповаю на вас…
Первые ряды всколыхнулись, к ним протиснулись изнутри мужики и бабы. Они пали на колени, подняли руки к небу, повернулись в сторону Косули:
– Быте Хвату вождём! Быте… Веня-жрец благослови!
Денис непонимающе смотрел то на обезумевший народ, то на своего потерянного дядьку, то на пылающего Хвата и ощущал, что ему нужно уходить…
Как выбирали нового вождя, как его освящал и наставлял Веня, Денис уже не видел, и не слышал. Он с понурой головой плёлся в своё жилище…
Всё изменилось в одночасье…
События набрали такой темп, что Денису казалось, будто кто-то посторонний направлял и руководил этим трагическим процессом. Делал это неумолимо, жёстко, даже свирепо!
Зайдя в свою хижину, он занялся кровоподтёками, ссадинами и многочисленными царапинами, используя воду и кое-какие тряпки. Голова и тело ныли, были чужими. Намеревался сходить к дядьке: тот, как жрец, занимался и исцелениями. Пока делал всё без посторонней помощи, поскольку женщины были на сходе. Только сменил одежду, вернее то, что от неё осталось, как зашёл Хват, Рысак и ещё два молодых охотника.
Бывший помощник вёл себя помпезно, развязно. Он обвёл рассеянным взглядом хижину и изрёк:
– Перебирайся к Хроне, си дом мой таперя.
И демонстративно ухмыльнулся. Денис не стал пререкаться, молча собрал вещи, остатки оружия и, не глядя ни на кого, покинул жилище. Хроня – это старик, который дальше порога уже не отходил и ждал смерти… За ним приглядывали две внучки юношеского возраста.
Дениса встретили молча, по привычке поклонились и указали на топчан, что располагался возле входа. Парень чувствовал себя настолько разбитым, болезненным и уставшим, что, кинув в угол вещи, упал плашмя на кучу тряпья и тут же забылся…
Утро начиналось безветренно, ясно и морозно. На востоке тревожно алел восход. Стая неизвестных птиц, серой краплёной тучкой тянулась к югу.
Новый вождь снарядил группу людей на охоту, а сам, взявши объёмный мешок с подарками и лестенями, прихватив Рысака и двоих помощников, отправился к Орлу. Делегацию провожали всем племенем – отсутствовали только Денис и несколько преданных ему парней. Веня-жрец по такому случаю отслужил обряд “благополучия”, для чего возле Косули на жертвеннике спалили тетерева, подстреленного случайно из лука неким мальчиком. Пеплом вымазали лапти Хвата, а остаток золы закопали в землю. Веня трижды обошёл с горящей головешкой вокруг святого места, постоял на коленях и попросил богов смилостивиться. Народ тоже опускался ниц и подвывал жрецу…
После обеда, когда ещё и охотники не вернулись, появился Хват с помощниками. Лицо его светилось удовлетворением, а голова величественно тянулась вверх.
Весть о его возвращении быстро разлетелась по стойбищу, и народ стал собираться. Хват же направился к жрецу Вене. Тот встретил нового вождя в постели: чувствовал себя болезненно, кашлял, сморкался… Делец поморщился:
– Болеть не час! Мне надобна помочь: людей придерживать, власть множить, каменья копить.
– Что там? – приподнялся на локте Веня, пропуская мимо ушей его слова. – Как Орёл?
– Принял даренья и деньгу. Зело светился. Ударили по рукам, одначе ще говорити надобно: землю делити, речку городити, лес метить…
– Как? – кряхтя, совсем сел Веня. – Лес метить?…
Хват развёл руками:
– Сила у них. Одначе мы лестени изыщем, “Волков” на подмогу кликнем!
– Боги зобиделись… – устало упал на постель Веня. – Лестени, “Волки” не пособят…
– И я грю – хворати неколи! – сердито выговорил Хват и вышел из жилища.
На улице его встретил волнующийся народ. Хват коротко рассказал о своём походе к Орлу, вызвав неоднозначный отклик: большинство встревожилось ещё больше, некоторые призывали к мести, а женщины опять голосили…
А на следующий день пришли гонцы от Орла! Они принесли то, что ещё не знали как назвать. “Охотские” требовали новых “дареньев”: солидное количество лестеней, шкуры, посуду, и… работников!
Хват растерялся…
Однако кое-как собрали эту своеобразную дань и отнесли. С работниками вышла заминка: никто не хотел идти трудиться в чужое, воинственное племя.
Люди уже были в панике. Они чувствовали, надвигается угроза, которую ещё не испытывали. До сих пор жили сносно. С соседними племенами споры разрешали без особых, тем более кровавых, трений. Бывали моры и у людей, и у зверей. Иногда рыба уходила. Были времена, когда налетали ураганные ветры, ломали деревья, разрушали крыши, хижины. Случались пожары… Но чтобы человек понукал человека, чтобы били друг друга, обирали, понуждали силой работать! Такого не помнили даже самые старые люди.
Ночь прошла в тревоге… Чаще и громче обычного выли волки, кружась вокруг стойбища. Иногда слышался рёв, мычание и топот копыт. С надрывами шумела река…
С утра собирались устроить обряд “задобры” богов. Для чего, несмотря на скудную охоту, для жертвоприношения выделили кабанчика. Однако ещё небо только серело на востоке, а туман пока густо стелился вдоль берега, когда племя внеурочно было разбужено стуком в ворота.
Хромой Зяблик-сторож, неизменный охранник ворот, вылез из кучки сена, где прикорнул к утру, подскочил зайцем и заглянул в щель… С минуту он не мог прийти в себя – за воротами стояла “тьма” вооружённых людей! Впереди выделялся высокий человек с большим ножом за поясом. Он, широко расставив ноги, гордо держал голову, обрамлённую пышной меховой шапкой, и самоуверенно посматривал на ворота. Зяблик пришёл в себя и скоро заковылял к хижине Хвата. Ему навстречу уже бежали мужики из ближайших жилищ…
Когда во главе с Хватом люди вышли за ворота, то услышали такое, что воспринималось с трудом, но выглядело уже естественным продолжением угроз и бед, разом навалившихся на племя.
Орёл вещал грозно, обращаясь прежде всего к Хвату:
– Пошто людей не прислал? Уговор порушил, суслик воняшный! Таперя хужей буде… – понизил он голос и кивнул своим.
Из строя отделились с десяток воинов и побежали к “косулям”. Они грубо стали вытаскивать из толпы мужиков покрепче и помоложе и толкать их в сторону, собирая в отдельную кучку. Непривыкшие к такому обращению люди растерялись и подчинились силе, как перепуганные овцы.
Хват менялся в лице, пугливо оглядывался и мучительно соображал, что делать. Задние ряды возопили:
– Чё маешься, вождь! За топоры и копья братися, коли так обертается!
Но Хват решил другое. Он поднял руку кверху, требуя тишины, и прокричал Орлу:
– Гри, скоки лестеней дати за мир наш!
– У вас их многоти? – ухмыльнулся Орёл.
– Тьма… – воровато оглянулся Хват.
Орёл не поворачиваясь махнул рукой в сторону своих воинов. Ещё отделилось с десяток. Они проворно подскочили к Хвату.
– Они за лестенями… Ступай! – скомандовал Орёл.
И тут взметнулся крик, сначала одинокий, а потом подхваченный многими:
– Мы што – овцы! Нас в грязюку? Бити их!
Сам Хват не ожидал такой инициативы людей и тревожно замер в окружении “охотских”. Толпа расступилась и из неё нарастающим потоком стали выбегать вооружённые “косули”. За их спинами маячил Веня-жрец…
Первыми пострадали всё же “косули”. Те, кто был с копьями, кинулись было на окруживших Хвата “охотцев”, но были атакованы с тыла. Причём жёстко и бескомпромиссно – один упал, пронзённый копьём, другой – от удара в шею топориком на длинном древке.
Пролилась первая кровь…
Далее, под вопли и плач женщин, которые прижались к частоколу, началась бойня!
Очень скоро выяснилось, что охотские более искусны в драке, их больше числом, они лучше вооружены и умело управляются Орлом. Вождь же косуль валялся в стороне с окровавленной головой и было неясно, жив ли он. Веня, оставаясь у ворот, пытался руководить, но его не слышали: каждый бился, как мог…
Солнце только показалось из-за дальнего леса, красное, в холодном мареве, когда всё было кончено. На поле боя валялись несколько десятков убитых. В стороне раненые “охотские” зализывали побои, а уцелевшие – пинками и ударами собирали дееспособных “косуль” в кучу. Были здесь мужики, подросшие дети и женщины-молодайки. Их намеревались гнать на работы в стойбище “охотских”. Стоял крик, плач, причитания. Веня-жрец, привязанный к старому клёну, что рос у дороги, готовился к смерти: Орёл распорядился сжечь его! Готовились спалить и стойбище, для чего нашли сено и раскладывали его вокруг частокола. Два рослых “охотца”, сидя, уже высекали огонь.
За победными хлопотами, плачем и криками, не замечали, как из леса ползком к ним приближались и плотно окружали серые тени…
Первым неладное учуял Орёл…
Отдавая очередную команду, он мельком оглянулся и на миг опешил – не ожидал ничего подобного! Ползущих теней было столько, что они казались несметным полчищем подстерегающих добычу волков! Схватился за свой огромный нож и собрался издать крик тревоги, как взвизгнула стрела и поразила вождя прямо в шею. Алой струёй хлынула кровь, поливая пышный мех одежды. Орёл дёрнулся, выгнулся и камнем упал на землю. Кто-то отчаянно крикнул, его подхватили воинственные кличи.
Но окружавшие уже поднялись в рост, и притихшие было “косули” увидели Дениса! И его товарищей! За ними грозной стеной, ощетинившейся копьями, стрелами с луками, древками с топорами неумолимо надвигались неровные, но плотные ряды множества воинов. Не сразу сообразили и разглядели, что это были люди из племени Серых Волков.
Сеча была ужасной!
От “охотских” никого не осталось в живых. Такая ненависть, жестокость проявилась, как ответная мера, вызванная нарушением “охотскими” векового постоянства, священной воли языческих богов – не убивать себе подобного, невинного человека!
– Си звери в людском образе! – указывая на тела врагов, говорил Денис перед скорбными, испуганными и светящимися робкой надеждой лицами родичей. – Сих уродцев надоть спалити дотла! Избыть в корне заразу сию на веки…
Откуда было им, наивным, простодушным, впервые опалённым ненавистью войны, знать, что этим утром уже свершилось роковое. И его уже не остановить, не унять, не вымолить у богов…
Пока Денис говорил, в толпе нарастал ропот… Кто-то протискивался вперёд, и люди почтительно расступались. Наконец, появился взлохмаченный с побитым лицом жрец Веня! Он пронзительным взглядом окинул племянника, повернулся к людям и поднял руку вверх – шум утих…
– Дайти мне молвити… – прохрипел он, откашлялся и тяжело продолжил. – Мы порушили волю богов! Законы, предками вымученные. Мужиче наделили одной жёнкой, почали баловаться с лестенями, богам даренья не несли! – Веня возвысил голос до трагических нот. – Отсель все беды! А надоумил нас ложно – племяш мой, Дениска, День Ясный…
Жрец не поворачиваясь, ткнул пальцем в сторону опешившего Дениса.
– Боги во гневе и хочут имать жертвенника! Токи так избудем напасти и горюшко…
Народ уже не гудел, а взрывался криками:
– Верно глаголешь!
– Дениску жечи, Перуну дарити!
Люди из племени “Серых Волков” тихо стояли в стороне. По установившимся обычаям они не вмешивались в чужие дела. Не слишком понимая, в чём обвиняют этого парня, который фактически спас свой народ от гибели, они всё же кивали одобрительно. Принесение жертвы, когда “всем худо”, считалось самым действенным средством спасения от бед.
У Дениса пересохли губы, затряслись руки. Он пытался вклиниться в речь дядьки, но голос куда-то пропал: парень только шипел и растерянно водил глазами по бушующей толпе, по телам убитых родичей, по лицам стоявших мрачно соседям…
Дальше всё происходило будто не с ним. Веня скомандовал, и трое крепких мужиков подхватили невменяемого парня под руки и потащили в селение. Народ хлынул следом.
Его привели на площадку к святой Косули. Откуда-то принесли ствол берёзы и камнями вбили в землю. Потом Дениса привязали к бревну и заходились готовить костёр из веток, сена и тонких брёвен. Народ выстроился в круг и выкрикивал возгласы одобрения, языческие речовки. Веня принёс из хижины обрядовые вещи, в которые торжественно, отрешённо облачился…
Усилился ветер. Он колючками обволакивал грудь и голову парня, сердито ерошил волосы. И он вдруг почувствовал, как наполняется лёгкостью, которая уже подхватывалась ветром и улетала с ним ввысь! Река, лес люди уменьшались и оставались внизу…
Часть 2. Из грязи в князи
Глава 1
Капала вода…
Камень выпал из рук Дениса, и он очнулся!
– Что у тебя? Покажи, – неожиданно громко, отдавшись тупым эхом, прозвучали слова Ники.
– Понимаешь, какая штука… – подбирая слова, неуверенно заулыбался Денис, осторожно наклоняясь за камнем. – На этом куске породы – рисунок, который я собственными руками рисовал! Откуда он тут взялся? Ведь этой породе тысячи лет. Возможно, этот профиль древнего человека нацарапал какой-нибудь житель раннего палеолита! Каменного века!…
Ника уже стояла рядом и разглядывала загадочный кусок. Она потешно морщила носик, округляла глаза и размышляла. Наконец, высказалась:
– Что значит: ты рисовал этот рисунок?
Денис коротко пояснил.
– Это же невероятно интересно! – восхитилась девушка. – У тебя какая-то внутренняя связь с прошлым!
– Не знаю. Но, когда я поводил по профилю пальцами, то почувствовал сильное головокружение. Чуть не упал, представляешь? У меня такое ощущение, будто я окунулся в сон…
– А я и смотрю, что это ты замешкался… Интересно, интересно… – загорелись глаза у девушки. – Давай…
Их диалог перебил подошедший Фомич.
– Время подоспело, уважаемый корреспондент, посмотреть наши достопримечательности, пока наметился случайный перерыв. А то скоро конец смены и будем выбираться на свет Божий.
– Да, конечно, – засуетилась Ника.
Чувствовалось, её захватила загадка Денисовой находки. Она с трудом оторвалась от нахлынувших мыслей и закончила:
– Возьми камень с собой. Там, на верху, рассмотрим получше и предметнее. А сейчас, мужики, ведите и показывайте свои норы…
Из того, что говорила Ника про какой-то кусок, Фомич ничего не понял, но виду не подал и любопытства не проявил. Он уже симпатизировал смелой девчонке, поэтому по-джентльменски, аккуратно, взял её за локоть, указал на потолок и стал рассказывать.
– Вот эти перекрытия изготовлены из…
Денис с трепетом положил чудесный камень в карман робы, и, думая о своём, сосредоточенно уставился на чёрные губы Фомича…
Равномерно гудел вентилятор, создавая лёгкий ветерок, который неназойливо ласкал лица. После ужина, они сидели в зале на мягком кожаном диване и, посматривая на камень, лежащий на столе, обсуждали находку и её невероятное воздействие.
– Из того сна ты что-нибудь помнишь? – подняла вопросительно брови Ника.
– Абсолютно ничего, – пожал плечами Денис. – Остались только смутные ощущения.
– Где у тебя можно найти карандаш и листочек бумаги? – деловито загорелась девушка.
Денис понял её мысль. Скоро он уже пытался рисовать на бумаге машинально. Однако получались хаотичные линии, далёкие от нужного образа.
– Странно… – удивлялся парень, потирая лоб. – Почему-то не получается. Наверное, нужно отвлечься и рисовать механически.
– Вот именно! – авторитетно произнесла Ника. – Давай-ка поговорим о чём-нибудь другом, отвлечённом. Например, о любви…
Денис усмехнулся.
– Любовь – понятие как раз очень конкретное. Однако давай поговорим…
– Ты рисуй, а я буду тебя отвлекать. Так, вот, можешь ли ты полюбить меня?…
У Дениса дрогнула рука, но, продолжая водить по бумаге, он хитро повёл глазами и, вспыхнув, сказал:
– Твоя прямота мне импонирует.
– Можешь пока не отвечать, поскольку я и так знаю, что можешь. Любовь возникает спонтанно, человек и сам о ней не знает…
Девушка порозовела, глазки заблестели, и она в привычной манере затараторила на заданную тему.
А Денис что-то рисовал…
– Получилось!… – всплеснула руками Ника, заглянув в листок бумаги.
– Неужели?… – обернулся и Денис и воскликнул. – Вот оно! Я же говорил!
– Это невероятно… Ты гений! – Ника, пунцовая, откинулась на спинку дивана. – Где твой камень? Пробуй его опять пальчиками.
Она решительно поднялась, взяла находку, внимательно рассмотрела её:
– А здесь какая-то надпись внизу… – неуверенно произнесла девушка и протянула Денису камень…
На соборной площади шумело вече! Князь Всеслав Ясноокий стоял на помосте в окружении духовенства, старшин, воевод и, нахмурив брови, терпеливо ждал, пока народ угомонится. Его шелом, сползая к затылку, слегка давил лоб, и князь периодически поправлял его свободной левой рукой. В правой – держал меч. Новенькая кольчуга блестела кольцами, придавая особую, блистательную, монументальность и величественность фигуре воина.
Иногда Всеслав поглядывал на купола новой церкви, которую совсем недавно построили по византийским образцам. Купола, несмотря на хмурый день, красовались золотым блеском и волновали, будоражили душу. Вот и архиерей Вениамин отвёл тёплый взгляд от святого места и одобрительно кивнул своему “духовному чаду”. Тот поднял вверх меч и народ притих.
– Братия! Люд работный, ратный, знатный и духовный! Пред сечей с ворогом нашим, разбойным родичем, княжичем Пронькой Сирым, надобно избрать войскового воеводу…
Народ вновь забурлил, загудел. Князь сурово сжал губы и собрался навести тишину, но его внимание привлёкли два мужика (один откровенно хромал), которые протискивались к помосту, держа под руки молодого человека в странной одежде. Люди расступались, а вслед неслись возгласы удивления:
– Неужель Денислав объявился?
– На медни луна рано умыкнула, знать знак был!
– Во, чудо!
Когда мужики, наконец, вышли в центр, князь замер в удивлении, а потом оглянулся на архиерея – тот бледнел, моргал глазами и лихорадочно крестился.
А мужики, оставив парня, наперебой зачастили:
– Княже, Всеслав, и духовник наш, Вениамин! Чудо нейкое свершилось. Идём мы сюды, а из-за угла Сеньки Рябого дома, выходит вот, он… Денислав… Мы думали – привиделось! Ан, нет – он самый. Первым его разглядел я, Ермилка-колченогий.
Второй мужик оборвал Ермилку:
– Не суетись всуе! Я, Скоморох Ярмошка, попервах узрел, а ты сумлевался ишо! – и мужик ехидно искривил рот, причмокнул и лихо ударил по коленам с пристуком ногой, изобразив начало весёлой пляски.
– Не перечьтесь, черти несурьёзные! – прикрикнул князь и неуверенно добавил: – Не ужо ты… Денислав? Что молчишь? – кивнул он парню.
Денис с растерянной улыбкой оглядывался и с трудом приходил в себя: да он узнавал многих из этих людей! И князя Всеслава и этих чудаков, которые тянули его будто телка; и дядьку, архиепископа Вениамина… Последний уже спускался с помоста, протягивал руки и спешил к племяннику. Когда они обнялись, троекратно расцеловались, народ совсем растрогался: многие со слезами крестились, шепча молитву, а кто-то из женщин заголосил.
– Как же ты сбёг? – оторвался от парня Вениамин.
– Али кто помог? – подошёл и князь.
Денис виновато развёл руками:
– Хоть убейте! Ничего не помню…
– И одёжа чужеземная, не виданная доселе… – разглядывал уже спокойнее родственника Вениамин.
– Чудо это! – вновь оживился, стоявший в сторонке Ярмошка. – Сказывают, знамение по небу красным срубом мигало вчерась на закате…
– А, может, и не чудо, – подошёл старший воевода Злыня, грузный, высокий мужчина в полном военном снаряжении. – Они, басурмане, могут полоненного оглупить, замутить, затуркать и отпустить к своим, дабы он вред сотворял, волю и наказы их тайные, погибельные нёс!
– Не темни, Злыня, – миролюбиво отозвался князь. – Памороки басурмане отбить могут, но воле своей русича, сына самого Святослава! подчинить… Не бывает такое! Однако прервём вече и отправимся в храм, дабы сотворить молитву в честь воскрешения раба божия, отпрыска великого Святослава! Так люди? – крикнул Всеслав в толпу. Она ответила дружными, одобрительными возгласами…
Вечером, в тереме Вениамина, когда после обильной трапезы пили квас, Денис, которого уже переодели в здешнюю одежду, попросил рассказать: как он жил? Что с ним произошло? Откуда он мог явиться?
И вот, что вкратце рассказал дядька, архиерей Вениамин.
Родители Дениса, великий князь Святослав и княгиня Вольга умерли разом от мора, поразившего здешние края:
– Не токмо у нас, но и у соседей-князей пошесть сия пошла в те годы… – печально вещал архиерей. – Светлая княжеская семья умерла быстро, а ты, с божьей помочью, уцелел и стал наследником. Пока руки и ум твои были слабы, люди выбрали над собой княжить Всеслава Ясноокого, свояка рода Святослава. Дела у него пошли хорошо, и ты, повзрослев, отказался от наследной власти. Народ был рад тому. Но год назад налетели чёрной бурей басурмане с половецких степей. Налетели в ночи, коварно и страшно! Многих побили, многих полонили… Тогда и ты пропал… Уцелели те, кто успел схорониться в лесу. А князя Всеслава, который бился до смерти, нашли во рву… Бог смилостивился над ним и над нами и дал князю жизнь. С тех пор он люду, как отец родной. А тебя считали полонённым. Вот так…
– Значит мои родители Святославичи… – задумался Денислав и с жаром обратился к дядьке.
– Но я не чую в себе великой крови! Вижу себя в другой стезе…
– Всё может быть… Где ты был, только Господь ведает… И как ты изменился, прознаем позднее… – печально отозвался Вениамин и отставил в сторону пустой ковшик.
В узкое окно протиснулся блеклый свет звёздного неба, громче застрекотали сверчки в углах, и Денис почувствовал невероятную усталость…
Прошло несколько дней…
О чудесном возвращении Денислава из полона уже не вспоминали, занявшись приготовлением к походу на разбойного князя-соседа, Проньку Сирого. Причиной противостояния стал лес, вернее, та его часть, которая принадлежала княжеству Всеслава. Соседи стали нарушать уговор о границах и “воровски пастись и охотится” на чужих угодьях. Посылали послов для “увещевания и напоминания”, но “сирые” продолжали разбойничать. Причину такого хамства и пренебрежения местными законами “ясноокие” увидели в сговоре Проньки с другим князьком Савватеем Дошлым. Последний имел славу хитрого, коварного властителя: умел договариваться с другими, более могущественными князьями, и с их помощью воевать соседей. Так нажил богатство. За хитрый ум его и прозвали Дошлым.
Денис активно включился в подготовку: ходил в кузню к мастеру Евлампию, который подгонял ему кольчугу, ковал шелом, вострил новенький меч. По вечерам беседовал с Вениамином. Обсуждая предстоящий поход, Денис-Денислав спросил как-то:
– Неужели, кроме войскового похода, нельзя уговориться с Пронькой? Соседи ведь, да и родство есть, пусть и дальнее… Может новых послов снарядить, или придумать нечто?
– Думали, пробовали… – вздыхал архиерей.
– Воевать со своими?…
– Что делать? Молитвы Господу воздаём, крестным ходом ходим, а война не отступает.
– Не гоже так, – недоумевал Денис и что-то обдумывал.
Как-то ушёл он из городища в лес и долго ходил по окраине, не углубляясь в чащобу. Отсутствовал так долго, что Вениамин забеспокоился – не заблудил ли – и прислал мальчика Стёпку за племянником.
А прогулка не прошла для парня даром.
Наслаждаясь мощью столетних дубов, любуясь роскошью елочного убранства старых, но величественных елей, улыбаясь нежности высоких белоствольных берёзок и вдыхая насыщенный смолистыми ароматами воздух, он вдруг придумал, как избежать войны…
Стёпка нашёл его сидящим на валуне, который в компании таких же камней, важно расположился у тропки, ведущей к воротам Святска – так называлось городище “яснооких”. Денис поднялся навстречу мальчику и приветливо спросил:
– Как ты думаешь, что человеку всего нужнее на этом свете?
Стёпка, смышлёный паренёк, перешагнувший подростковый возраст, ответил не задумываясь:
– Есть вволю!
– А, чтобы есть, нужно еду добыть?
– Это, как водится… – пожал плечами паренёк, не понимая, к чему клонит “полонянок” – так звали вернувшихся из плена.
– А еда – это пир с танцами, песнями и шутками, а тогда и мир. А когда мир, люди ладят между собой, тогда и охотиться, и работать сподручней… – заулыбался своим мыслям Денис, совсем озадачив Стёпку.
Они вместе нашли Вениамина: архиерей отслужил обедню, причастил прихожан и спешил домой.
– Не заблудил? – тревогой сверкнули очи старца. – Да и гуляти одному опасно.
Но племянник будто не услышал вопроса и ошарашил словами:
– А ежели нам снарядить не войско к Проньке, а людей весёлых, певучих, танцующих? Предложить вместе устроить праздник шута горохового! Это сблизит нас. А тогда и договориться можно будет. Что скажите, Ваше преосвященство?
– Что за шут такой, гороховый, чтоб его праздновать? – подивился святой отец. – Доселе не слыхивал.
– Это я в лесу надоумился. Вспомнил проделки Ярмошки-скомороха и подумал: собрать бы потешных людей и заявиться к Проньке, повеселить и его, и народ сирый, а? Надо же мир налаживать…
Старик задумался… Он хмурил озадаченно брови и суетливо теребил бороду. Наконец высказался:
– Такого ещё не бывало: идти врага веселить. Не поймёт князь и народ наш – привыкли правду искати мечом, копьём и секирой. А тут… Смех один.
– Вот именно – смех. Но попробовать надобно! – загорячился Денис. – Я сам подберу людей и пойду с ними. Ежели опять полон – так мне не впервой.
Вениамин ещё помялся:
– Тады идём к князю.
Парил полдень. Солнце раззадорилось и, словно заигрывая, так и пыталось заглянуть в глаза Денису. Парень чувствовал душевный подъём, ему казалось всё достижимым, и солнечные шалости только добавляли уверенности. Люди, дома, кривые улицы с дорожками, вымощенными брёвнами, благостный колокольный звон, извещающий о середине дня, – всё радовало!
Когда пришли, князь только отобедал и тоже был в приподнятом расположении духа. Он ходил по двору, беззлобно покрикивал на челядь и заигрывал со сторожевым псом Васюткой. Тот восторженно повизгивал, крутился волчком, подпрыгивал и норовил лизнуть руку хозяина.
Гостей Всеслав приметил сразу и поспешил навстречу. Они раскланялись друг другу, пожелали здравия и только потом приступили к беседе. Денис не торопился и учтиво ждал, когда выскажется Вениамин. Тот же начал издалека:
– Идти на рать – почётное, благостное дело. Ты у нас смелый и отважный воитель. Много дружинников воспитал таких же…
Князь пытливо смотрел в глаза своего духовника и уже начал нетерпеливо переминаться.
– Но кровь и смерть… несут не только славу, но и горе вдовам, детям…
– Ваше преосвященство! – не выдержал Всеслав. – Говорите прямее – что стряслось? Денислав, вон, светится, а Вы про горе…
– Да, Денислав наш, побыв в полоне, мудрости набрался и предлагает нечто новое: не войной идти на Проньку, а… повеселить стервеца!
Князь даже пошатнулся…
– В смысле, лиходея с песнями побить?
Тут уже вмешался Денис и вновь повторил своё предложение, подчеркнув, что биться не надо, а, наоборот, решить распрю миром!
Всеслав не сразу понял замысел. Более того, его настроение испортилось, и он возмутился:
– Посылать наших людей, кабы задобрить ентого разбойника? Повеселить ейный люд и самого? Ну… – у князя закончился запас слов. Он кривил рот, тяжело дышал и белел лицом. Но Вениамин уже проникся идеей Дениса и нашёл-таки убедительный довод:
– Пусть это будет наша хитрость… Наши деды не токо силой брали. Вспомни, как басурманов посёк в пойме Талки княже Велес! Даренья заслал, сделал вид – уходит… А потом… И тут с божьей помощью посрамим разбойника…
Князь посмотрел на купола церкви, на крыши домов, перекрестился, посопел в бороду… потом встряхнул лохматой головой:
– Ладноть, айда в терем, рассудим дробней и с толком, с воеводами покумекаем, – махнул он Денису.
Глава 2
Городище Прониила Сирого, Прянск, являло собой типичное славянское поселение: располагалось на возвышенности, огораживалось частоколом из заострённых брёвен и глубоким рвом с широким мостиком. Вокруг шумел лес, а с запада сквозь стволы деревьев проглядывалось русло небольшой речки.
Процессия “яснооких” благополучно добралась и остановилась в рощице передохнуть и подкрепиться. Денис в этот непростой поход отобрал скомороха Ярмошку, Ермилку-колченогого как неутомимого выдумщика, Стеньку-гусляра и двух молодиц-певиц, Явдоху и Росомаху. Обе вдовствовали, но отличались умением заливисто, с подголосками петь и так голосить, что даже крепкие, бывалые воины пробивались на слезу.
Центральной фигурой потешных послов был, конечно, скоморох Ярмошка. Он прихватил с собой бубен, трещётки и маски. Одна изображала волка, а другая козла. Первая была призвана попугать, а вторая посмешить.
Денис предупредил своих подопечных о риске. Что их ждёт у разбойных соседей, как их примут? – неведомо… Однако народ проникся важностью поручения, данного самим князем и освящённого Вениамином, и безропотно принял эту ношу. Вселял уверенность Ярмошка! Он, перед уходом, покорчил гримасы, прошёлся с бубном по людскому кругу и завопил не своим голосом:
– Проньку надо остудить, до каленья взвеселить! Эх-ма! На сим свете жить лучше, а в ад бежать, ноги крючит!
Люди заулыбались, стали переглядываться и подтанцовывать. Было видно, что настроение у них приподнялось.
Провожали всем миром, как воев, идущих на рать! Вослед им неслись пожелания удачи, тихие молитвы, перезвон колоколов и всхлипывания детей и женщин.
Только расположились на привал, как открылась створка ворот, и выглянули стражники-охранники. Они озадаченно посмотрели в сторону “отдыхающих” и пошептались.
– Кто будите? С чем пожаловали? – натужно крикнул один из них, с настороженным лицом.
Денис уже направился к мостику, бодро проскочил по тёсаным брёвнам и с достоинством представился:
– Мы потешные послы от князя Всеслава Ясноокого. Пришли повеселить соседей, родичей. Заодно уговориться, дабы лес по правде и взаимному согласию поделить. Бумага есть от князя и архиерея нашего к князю вашему… Так и доложите светлому Прониилу Сирому!
– Это как – потешные? – надулся стражник, пытаясь вникнуть в сказанное. – Однако князь разберётся… – махнул он рукой.
– Потешные – знать с миром, с весельем, песнями и танцами. Но дело несём важное! Так и доложи князю, – всё же пояснил Денис и добавил. – А возглавляю людей я, Денислав, сын умершего князя Святослава…
Стражники пожали плечами, переглянулись и вошли в ворота. Створка издала протяжный, нудный скрип и со стуком захлопнулась.
Подтянулись к Денису и остальные “послы” во главе с Ярмошкой.
– Дабы ждать было веселёй, затянем песню про лето красное, про солнце ясное! – ударил в бубен скоморох.
– Давайте, – поддержал Денис. – А ну-ка, Стенька, вдарь нашенскую!
Гусляр, не раздумывая, поправил инструмент, который висел у него спереди на кожаном ремешке, и с силой провёл по струнам. Они отозвались озорно и призывно. Явдоха с Росомахой подобрались, выпрямились, а шут слегка тряхнул колокольчиками бубна… И понеслась вверх раздольная песня!
Денис невольно заулыбался, давно не слышал этот напев с проникновенными словами, которые, казалось, знал всегда. Поддавшись настроению, он стал подпевать, обнаружив к своему удивлению, что голос у него звучит сочно, ровно и сильно. Даже Ярмошка подмигнул парню и притопнул ногой в такт.
– Зело выводишь! – похвалил скоморох.
И молодицы одобрительно закивали, повели плечами и заискрились глазами…
Так увлеклись импровизированным концертом, что не сразу восприняли большую группу дружинников, которая проворно выскочила из ворот и принялась окружать артистов. За воинами вывалилась толпа простых людей, растеклась вдоль частокола и с интересом начала рассматривать это необычное видение. О странствующих скоморохах слышали, но ещё никто не видел их воочию. Поэтому люди дивились и восторженно обменивались впечатлениями. Неслись одобрительные выкрики.
Когда дружинники плотным кольцом замкнули выступающих, те утихли и насторожились. Денис растерялся и высматривал, к кому бы обратиться для прояснения ситуации. И тут все притихли – из ворот вышел невысокий мужчина, в котором только по богатой блестящей сбруе, высокому остроконечному шелому отделанному узорами, золотым резным ножнам и пристальному, властному взгляду можно было предположить, что это сам князь Прониил! За ним следовали рослые воины при полном боевом снаряжении: в кольчуге, со щитами и копьями. Из-за них пугливо выглядывали знакомые стражники-охранники.
Князь остановился перед ясноокими, смахнул пот с подбородка, втянул воздух и изрёк:
– Кто старшой?
– Я… – смело выдвинулся вперёд Денислав.
Пронька обернулся к своему сопровождению:
– Этого в пыточную, а тех – в кутузку.
– Мы же с миром… – начал было Денислав, но его уже подхватили под руки и потащили.
Ярмошка искривился и крикнул людям:
– Братки! Дайте потешить души ваши, не губите песню добрую и танец озорной…
Народ зароптал неопределённо, но дружинники пинками уже толкали послов к воротам. Им вслед неслись крики непонимания, разочарования, на что Пронька среагировал быстро. Он круто развернулся и неожиданно зычно прокричал:
– Не ропщите, братия! Выведать надоть – подосланы они али нет! Акимка-крюк у мёртвого прознает правду. Не ропщите зазря! А мы округу оглядим: нет ли пришлых и войска чужого!
Последние слова подействовали, и народ потянулся в городище, возбуждённо обсуждая происшедшее. А князь с воями, выстроившихся в две шеренги, направился в прилегающий лес.
Летний день заканчивался. Унылое солнце висело над лесом в лёгкой дымке облаков. На городище наваливались длинные тени…
Утро начиналось хмуро, тревожно. Акимка-крюк, здоровенный мужик, с изрезанным шрамами лицом и оголённым мощным торсом, встретил Денислава, вошедшего в “пыточную” с двумя дружинниками, приветливо. Он благостно, даже ласково, осмотрел парня с головы до ног так, как примериваются к телку, перед тем, как его подрезать, разделать и приготовить поварам. Потом обошёл кругом и махнул стражникам рукой:
– Подьте вон, не мешайте…
Те подозрительно переглянулись и не спеша вышли.
Пыточная представляла собой странную смесь мастерской, кузни, фельдшерского пункта и скотской бойни! Механизмы, станки, верстаки, громоздились, как в столярке. Ножи, ножницы, крючочки, шила разных размеров, молотки, топорики и другой инструмент, аккуратно разложенный на отдельном столике, отдалённо напоминал медицинский. В углу горн, в котором тлели остатки дров. Свисающие с потолка верёвки: одна с крюком, другая с петлёй – и стены, обрызганные тёмно-коричневыми и красными, разной формы пятнами навевали тоскливые мысли о разделке туш.
Акимка продолжал обходиться с Дениславом учтиво. Он пододвинул громоздкий, неопрятного вида стул:
– Присядь…
Денислав торопливо уселся и заговорил взволнованно:
– Пошто меня пытать? У меня и моих людей нет злого умыслу. Пришли с добром, отыграть праздник шута горохового…
– Ого-го-го! – перебивая, передразнил его палач. – Ишо не встречал правдивых, – он наклонился с кривой гримасой и заговорщицки зашептал: – У каждого тайна есть… Скоки людишек через мой крюк проскочило, и у каждого нашлось тайное… Наш князь знает сие.
Зазвонили вдали колокола, палач выпрямился, посмотрел на маленькое оконце, перекрестился и продолжил философствовать. Денис слушал и покрывался смертным потом. То ли Акимка давненько не упражнялся в своём изуверском умении, то ли настроение у него было хвастливое, но рассказывал он страшное!
Оказалось, палач практиковал в пытках три главных ступени: обыкновенное битьё плетью узника, привязанного к колоде. Подвешивание за ноги. И, как последнюю, самую действенную ступень – на крюк за ребро! Применение молотков, раскалённых щипцов, спиц и тому подобных изувер считал промежуточными стадиями.
Искоса палач наблюдал за реакцией ясноокого и оставался доволен.
Его “милые” откровения прервал шум. Открылась дверь, и ворвалась девушка. Её глаза блестели слезами, а руки, которыми она придерживала полы длинного сарафана, дрожали.
– Отче! Мати рожае… А бабка Дуська мре…
Девушка захлёбывалась в чувствах, с трудом подбирая нужные слова. Грозный Акимка побледнел, скукожился, а его нижняя губа задёргалась:
– Повитуха Дуська мре? – переспросил он неожиданно писклявым голосом.
И тут Дениса словно бес подтолкнул. Он, пока Акимка, лихорадочно натягивал рубаху, предложил:
– Я умею у младенцев… пупки резать, во! – загорелся он.
Палач очумело посмотрел на свою жертву, но думал недолго:
– Пойдем…
Роды прошли успешно. Денислав в своих действиях руководствовался простыми принципами: чистота и аккуратность. Работал, как заправский акушер! Это было наитие, навеянное провидением…
Родилась девочка. Денис, смело отрезал ножом, который предварительно подержали в кипятке, а затем охладили, пуповину. Легонько хлопнул дитя по попке, и оно залилось криком. Потом омыл девочку в кадке, вытер расшитым полотенцем, запеленал в льняную простынь и передал счастливому отцу.
Палач выглядел растерянным мальчишкой! Он сжался, уменьшился в размерах и с глупой улыбкой, боясь придавить, трепетно прижимал кроху к груди. Его жена уже приходила в себя. Она облизывала губы, облегчённо вздыхала и обессилено прикрывала веки. А в дверях дома стояла девушка и восхищенными, припухшими очами смотрела то на новорожденную сестрёнку, то на раскрасневшегося парня…
Дальше события развивались для Дениса суматошно, смешавшись в один слабо воспринимаемый миг.
После родов Акимка потащил Дениса в соседний дом, где уже отпевали умершую повитуху, бабку Дуську. Отдав должное покойнице, палач, не выпуская руки парня, кинулся к княжескому терему: Пронька уже и сам намеревался послать гонцов в пыточную, дабы справиться, как проходит дознание.
По русскому обычаю, холоп упал на колени перед властителем и взмолился:
– Сей отрок спас и мою жёнку, и доченьку родившуюся! Не вели далее пытать. Злая душа не может делати добро…
Князь важно надулся, что-то обдумывая. Жестом показал, чтобы Акимка вставал и пронзительно уставился на Денислава:
– Ладно… Воев с собой не привели. Дитё родилось. Мужики мёдом зело разжились в медвежьем куту… Да и охотники ноне в удаче… Можно и потешить тело и душу! Так, Денислав?
Тот смотрел на лицо Проньки, в котором угрюмость и настороженность менялись на хитроватую усмешку, и не мог поверить, что самое трудное в их походе уходит… А князь продолжал:
– Праздник, говоришь, шута горохового?
Денислав неуверенно кивнул.
– Иди к своим, – сохраняя важность, продолжил Пронька. – А вечером, разведём костёр и соберём людей. Тогда и покажите, гости потешные, чё там вы могете. – Ступайте! – повелительно махнул он рукой.
Акимка заискивающе раскланялся:
– Благодарствую, княже, благодарствую…
Почему-то опять схватил Денислава за руку, и они вышли из терема вместе.
Ясноокие встретили Денислава со смешанными чувствами: не знали – радоваться или горевать. Но по блеску глаз парня Ярмошка всё же определил, что новости хорошие. Да и следы пыток явно не проглядывались. Скоморох бросился навстречу:
– Как оно? Добро?…
– Добро, добро… Вечером будем показывать себя, сам князь возжелал, – вымученно улыбался парень и оглядывался.
Под кутузку был приспособлен коровий хлев, отчего здесь витал запах навоза и соломы; в узенькое окно влетали ласточки к своим многочисленным гнёздам, и было по-своему уютно. Эти особенности сразу отметил Денислав:
– На темницу не схожа энтая темница.
– Однако радости мало маяться тута, – подключился Ермилка-колченогий. – И отсель на дыбу тянут…
– Будем думать – избегли мы сего счастья, – обнадёжил Денислав и коротко рассказал, что с ним случилось.
Послы возрадовались так, что Стенька ударил по струнам, а женщины подержали его удалым напевом. Ярмошка бросился выделывать коленца, а Ермилка закрутился на одной ноге! На музыкальный шум и гам заглянули охранники – два бородача в лёгких доспехах и с короткими копьями. Они с пониманием стали посмеиваться и даже хлопать в такт пляске. Им было велено отпустить полонённых, что поднимало воякам настроение дополнительно.
– Ну, вот и ладно… – шептал Денис.
Теперь, для проживания, им выделили гостевую избу, где послы подкрепились скромной едой, привели себя в порядок: умылись, причесались, подправили костюмы, поднастроили инструменты. Отрепетировали предстоящее выступление…
В хлопотах прозевали наступления вечера. Прибежавший шустрый парнишка, с пылающими глазами сообщил, что князь, воеводы, ратный и работный люд собрались на площади и уже ждут. Костёр зело горит…
– Ну, с Богом! – обернулся Денислав к своим.
Те, кроме Ярмошки, вдруг потускнели. Только сейчас поняли, на какое не простое дело пошли – а вдруг не получится праздник? А если князю не по душе придётся? Тогда не жди пощады… Такое мелькало и у Денислава, но хотелось верить в удачу. Как всегда всех взбодрил Ярмошка. Он хитро искривился, раскрыл широко очи и топнул ногой:
– Не тушуйтесь, братцы! Неужель не потешим сирых? Неужель Проньку не проймём?… Не бывать сему! – скоморох хлопнул в ладоши, пристукнул ногами и потешно выгнулся.
Даже женщины, наиболее остро принимавшие к сердцу все передряги, приободрились и заулыбались…
Князь со свитой уселись на лавках в первом ряду перед площадкой, на которой готовились выступать потешники. За властителем стеной, ощетинившейся остриями шеломов и копий, выстроились дружинники. Простой народ расположился чуть поодаль, образовав неровный полукруг, и равномерно гудел. На лицах людей бегали бесформенные тени от языков пламени костра, который горел сбоку площадки. За ним приглядывало несколько человек: они подбрасывали дрова, ровняли огонь, не давая высоко пылать и разлетаться искрам.