Читать онлайн Хтонь. Истоки бесплатно

Глава первая

Грохот снарядов остался далеко позади, но группа обессилевших людей продолжала упорно брести в гущу леса. До темноты было необходимо углубиться как можно дальше от места боя с русскими, в ходе которого остаткам их батальона удалось выбраться из окружения.

Томаш протер выпачканной мазутом рукой лоб и знакомый запах нефти вновь воспроизвел в его памяти сцены покидание горящей бронемашины. Кровь и ошметки тел радиста, глухие удар снарядов по броне, невыносимый жар и треск огня. Жалеть, что в те минуты он не добрался до ниши с личным оружием экипажа было бессмысленно, но все же он в очередной раз огорчился своей беспомощности в этой зловещей чаще.

Впрочем, остальные выжившие танкисты, которые составляли большинство их группы оказались в аналогичном положении. лишь пара счастливчиков сохранила пистолеты в карманах. Их черные комбинезоны сливались на фоне искореженных веток. Лишенные своих механических монстров, танкисты чувствовали себя крайне неуютно среди деревьев. Настало время привала и истощённые люди молча сели, инстинктивно сгрудившись как можно ближе друг к другу. Разводить костер было рискованно, но несколько сохранившихся банок консерв, пущенных по кругу, смогли немного утолить голод.

Их старший офицер, пехотный капитан из приданной роты десанта, неодобрительно осматривал свой разношерстный отряд.

Томаш благоговейно поглядывал на его ястребиный профиль, изуродованный двумя узкими шрамами. «Похоже на одного из любителей венчурного фехтования в юности», – подумалось ему. Железный крест, нашивки за ранения на черной эсэсовской форме. Обычно побаиваясь и обходя стороной представителей этой касты, сейчас Томаш был ряд быть под их началом. «С таким парнем у нас есть неплохие шансы выбраться из этой передряги».

Тем временем к капитану подошел другой пехотинец, один из двух посланный им вперед для разведки и что то взбудоражено зашептал ему на ухо. Капитал внимательно слушал, поджав свои узкие губы. Затем повернул голову к отдыхающим на привале и гаркнул:

– Хорошие новости, мы взяли языка. Похоже это один из местных жителей, он может указать нам путь. Кто ни будь владеет русским?

– Я знаю азы и смогу изъясниться, – словно со стороны услышал Томаш свой голос – вопрос капитана заставил вызваться чуть ли не в непроизвольном порядке.

– Чех? – проигнорировав предложение, офицер вопросительно кивнув на нашивку его на комбинезоне.

– Никак нет, герр капитан, смутился Томаш. – Мои родители уроженцы Богемии и Моравии и этнические германцы.

– Признателен за вашу помощь, – утвердительно кивнул тот в ответ. – Идите за мной.

Едва поспевая за высоким офицером и морщась от ударов хлёстких веток в лицо, он вышел на небольшую лужайку, на которой стоял второй разведчик. Затягиваясь сигаретой, он небрежно кивнул винтовкой на окровавленного подростка, лежащего ничком на земле.

– Снова пытался бежать, герр капитан, – кивнул он на вздрагивающее на земле тело.

– Ублюдок, – скривился тот и без почти размаха, лениво ударил сапогом лежащему в живот. Удар, однако, оказался настолько сильным что подросток выгнулся, хватая ртом воздух. Светлые волосы и пронзительные глаза с выступившими слезами вызвали в Томате сочувствие, которое он с отвращением к себе постарался подавить.

– Ты покажешь нам свой дом. Выведешь из леса. – стал подбирать он слова, путая ударения и присев на карточки и смотря в окровавленное лицо. Все-таки курс русской словесности в его бытность студентом дал ему на этой войне гораздо больше, чем большинству других наук пражского университета, который он бросил, вызвавшись добровольцем на фронт.

Зрачки подростки расширились, он его явно понял. За мгновение на лице сменилась гамма эмоций: испуг, паника, и затем какая-то отрешенность. Парнишка молча кивнул.

– Где находится твоя деревня? Там есть коммунисты?

– Никого нет, верст десять до нее, – прохрипел он.

– Что ты делаешь так далеко? – удивился Томаш

– Так мы всегда на отшибе жили, – затараторил паренек, – до городу шел, до тетки. Теперь только окольным путем можно. По дороге опасно. Сначала молодежь ловили и на работы в Германию отправляли. Сейчас стрельба там, ваши бьются.

Развернув карту, они попытались выяснить точное месторасположение ближайших населенных пунктов, но их новый помощник, казалось, ничего не понимал в картографии. Потирая руку после серии хлестких пощечин, капитан раздраженно бросил отвернувшемуся Томашу. – Что он бормочет?

Подросток и правда силился что-то шептал, пытаясь унять кровь из носа. «Покажу, я… Сам покажу» – повторял он, вытирая кровь.

В конце концов было принято решение взять его в качестве проводника, связав руки и обвязав на случай попытки побега веревкой, конец которой держал один из разведчиков. Вернувшись к разбитому лагерю, капитан объявил отдыхающим солдатам, что у них есть еще пара часов на отдых, а затем нужно продолжить путь к ближайшему селу для сбора провизии. Присутствие в селе красной армии хоть и отрицается захваченным местным жителем, но не должна полностью исключаться. После сбора провизии они продолжат двигаться на юг и спустя несколько суток должны вклиниться в предполагаемую линию своих передовых частей.

Привалившись спиной к черному сухому стволу дерева и пытаясь согреть скрещенные руки в подмышках, Томаш настороженно прислушивался. Ему определенно не нравился этот русский лес. Сам выросший в сельской местности, он всегда чувствовал себя в гармонии с природой, оказываясь в лесистых холмах своего края. Позже, уехав в Прагу и став там студентом, он с удовольствием покидал городские джунгли дабы навестить родных.

Но местная природа воспринималась иначе. Даже при свете дня зелень ощущалась гораздо более глухой, словно скрывающей что-то от мира людей стеной и недружелюбно впускала в себя чужаков. И редкие селения, попадавшиеся на пути его батальону в прошлые месяцы на маршах, казалось, впитали в себя эту мрачную глухоту. Населявшие их сгорбленные старики представлялись существами из другого мира. Сгорбленные, в бесформенной одежде, они избегали любой коммуникации с ними и лишь злобно сверкали глубоко посаженными в складки морщин глазами, когда та или иная группка солдат, посмеиваясь, забирала со двора их домашнюю скотину.

Сослуживцы подшучивали над его суеверностью, но даже во время долгих маршей он предпочитал оставаться ночевать под броней своей машины, испытывая острое чувство дискомфорта в неухоженных и хмурых избах.

Оказавшись сейчас в здешней ночной чаще, он почувствовал себя словно проглоченным зеленым чудовищем. Теперь оставалось лишь ожидать, когда его лесной желудок всех их переварит.

Сделав над собой усилие, Томаш заставил себя выбросить всю мистику из головы и стал искать глазами капитана. При всей его очевидной жесткости, Томашу сейчас хотелось быть ближе к этому офицеру. Однако тот уже сам дал о себе знать, выходя на середину их стоянки и объявляя готовность к сбору.

Выходить в ночь ему представлялось безумием, но отсутствие провианта и необходимость бегства не оставляли другого выбора. Расположившись в подобие колонны, они устремились в глушь. По всем расчётам к утру они уже могли достичь селения. Впереди шли разведчики с пленником, освещая единственным имеющимся фонариком путь, за ними капитан и чуть поодаль от него Томаш с остальными собратьями по несчастью.

Всего в их группе было одиннадцать человек. Несмотря на присутствие боевых товарищей, он испытывал чувство незащищенности. И кажется, дело было совсем не в отсутствии оружия.

Они шли уже несколько часов, но лес продолжал делаться все плотнее. Ноги то и дело цеплялись о корни деревьев, лицо царапал непролазный кустарник. Русский, однако, продолжал уверенно идти вперед, утверждая, что скоро они выйдут на более проходимый участок. Томаш вдруг осознал, что его тревожит. В какой-то момент он совершенно перестал слышать привычный звук леса. Ведь даже ночью в нем непременно должны быть слышны десятки разных звуков от уханья филина до шелеста ветра. Однако сейчас единственным источником шума явно были лишь сами солдаты. Топот шагов, сдавленные ругательства, все это создавало пузырь их маленького мирка, вокруг которого царило уже что-то абсолютно чужое.

Томаш ощущал сгущающееся напряжение поминутно, поэтому, когда сзади послышался сдавленный крик, это показалось закономерным и неминуемым. Синхронно обернувшись вместе со своими товарищами, он не увидел ничего кроме очертаний головы ближайшего соседа.

– Что это было? – послышался шепот.

– Кто кричал? – вторил Томаш ему в ответ. Он не мог узнать соседа по голосу, но это и не было важно, их отряд уже сгрудился к центру, перемешиваясь и инстинктивно прижимаясь ближе друг к другу.

– Рассредоточьтесь, – послышался крик командира, – провести перекличку. Луч фонаря заскользил к хвосту цепочки людей, освещая их напряженные лица. Спустя несколько мгновений стало ясно, что колонна существенно поредела. Не хватало троих солдат. Послышалась брань и обоюдные упреки, у изможденных людей стали сдавать нервы.

Сквозь ругательство и призывы капитана успокоиться неожиданно послышался новый звук, который сначала никто не понял. Это был тоненький смех. Молодой парнишка сидел на корточках и наблюдая за их препираниями безумными глазами, тихо закатывался в хохоте.

Командир, играя желваками, расстегнул кобуру.

– Рядовой, – обратился он к Томашу. – Поясните этому недоноску что ему лучше заткнуться и подумать о своих односельчанах, к которым мы выйдем и без его помощи, – судя по его ледяному тону, офицер явно не шутил.

Томаш тряхнул русского за плечо и тот замолк, с улыбкой уставившись ему в лицо.

– Они больше не спят, – прошептал тот. – Прости Господи раба твоего грешного.

Выстрел заглушил его последние слова. Резко обернувшись, Томаш успел заметить тень, метнувшуюся в чащу. Вокруг закричали солдаты, и послышались новые выстрелы. Включенный фонарь странным образом теперь лежал на земле. Томаш поднял его и направил луч на толпу сослуживцев. Свет выхватил фигуры сгрудившихся спина к спине людей, белобрысую голову все также сидящего подростка, однако было что-то еще. Он опустил фонарь чуть ниже и увидел лежащую на земле фигуру, точнее нижнюю ее часть. От верхней оставались лишь ошметки, однако холеные офицерские брюки безошибочно выдавали владельца.

Солдаты разом замолкли и настала давящая тишина. Томаш не знал, кто еще успел заметить тень, но неестественность происходящего была на лицо и без этого. Луч света задрожал и он понял, что не только его руку, но и все тело начинает бить крупная дрожь. Вновь послышался тоненький смех русского, тотчас прерванный винтовочным выстрелом. Один из пехотинцев, пожилой, кряжистого вида уроженец Франкфурта, если судить по диалекту, опустил оружие.

– Ты с ума сошел? – вскинулась Томаш. – Он единственный, кто может нас отсюда вывести.

– Протри глаза, – тихо ответил тот. – Никто из нас отсюда живым не выйдет.

Томаш сделал шаг к толпе, инстинктивно желая встать ближе, когда заметил в чаще несколько смутный силуэтов. Подумав, что это кто-то из отставших товарищей, он их окликнул.

Однако ответом ему было молчание.

– Кто здесь, подойди ближе, – крикнул Томаш теперь уже по-русски и стал направлять луч фонаря в их сторону, желая осветить непонятные силуэты. Не доходя несколько сантиметров до ближайшей тени, луч внезапно погас. Дрожь в пальцах стала настолько крупной, что он выронил теперь уже ненужный предмет.

Снова грохнул звук выстрела, а затем кто-то из солдат кинулся в чащу.

Силуэты продолжали стоять еще несколько мгновений, прежде чем у них вдруг вспыхнули оранжевые огоньки глаз. Томаш, оцепенев, продолжал стоять на негнущихся ногах. Страх окончательно затмил его рассудок.

Еще секунду и фигуры стали стремительно приближаться. Пространство вокруг наполнилось криками. Раздалось еще несколько беспорядочных выстрелов, но большинство солдат уже кинулось в рассыпную. Томаш бежал вместе со всеми, рассекая лицо о ветви деревьев и отмечал, как справа и слева от него раздаются полные боли вскрики его товарищей.

Через несколько минут он споткнулся о корень и растянулся на холодной траве. Поднявшись, Томаш осознал, что больше не сможет бежать. Голеностоп словно пронзило сотней маленьких игл при первом же шаге.

Доковыляв до близлежащего дерева, он прислонил разгоряченный лоб к черствой коре и обхватил ствол руками, впиваясь в него пальцами.

– Боже, пусть это закончится безболезненно, – зашептал он на чешском.

Его мольбе не было суждено сбыться.

***

Серый пейзаж Цюриха действовал депрессивно. Дождь шел второй день подряд и Дмитрий, поежившись, набросил капюшон толстовки и закрыл балконную дверь своего апартамента. Бетонные блоки серых многоэтажных домов с маленькими прорезями окон застилали вид из окна, но за прошедшие недели он научился их игнорировать, сосредоточивая взгляд на окружавших город холмах.

Настоящих швейцарских Альп отсюда было не разглядеть и лишь в случае хорошей погоды можно было изредка рассмотреть верхушки чего-то, отдаленно напоминающего заснеженные горы. Для Дмитрия, страстно полюбившего баварские предгорья соседней Германии это стало большим разочарованием в свое время.

На кухне ощутимо разносился запах свежесваренного кофе. Радио что-то бормотало об очередном скачке криптовалют.

Пройдя мимо нетронутой чашки, Дмитрий вернулся в ванную и вновь посмотрел на себя в зеркало. В отражении на него смотрел угрюмый мужчина немного за тридцать, с щетиной и темными кругами под глазами. Бессонные ночи начали сказываться все отчетливее и эффект от них уж можно было наблюдать даже в полутемной ванной комнате.

Закрыв на секунду глаза, он снова вызвал в памяти последние отрывки сегодняшнего кошмара: черные ветви деревьев хлещут по лицу, но боли нет. Лесная тропа выводит на небольшую полянку, в середине которой темнеет треугольник колодца. Шепот, стоящий в ушах, затихает, когда он берется за полусгнившую рукоять и начинает ее раз за разом прокручивать, поднимая к поверхности нечто слишком тяжелое для ведра с водой.

Почувствовав теплый ручеек на лице, Дмитрий открывает глаза и наблюдает багровые ручейки крови, спускающиеся по его подбородку. Они тянутся все ниже, чтобы устремиться вниз и разбиться о белый кафель рукомойника. Пытаясь сбросить с себя нахождение, Дмитрий открывает кран и начинает медленно смывать стремительно набегающие красные капли.

***

В офисе царила оживленная атмосфера. Один из партнеров компании по случаю своего дня рождения заказал из ближайшей кондитерской несколько корзинок сладкой выпечки, которой сотрудники с удовольствием находили применение, сгрудившись вокруг маленьких круглых столиков кухни.

Подойдя к ближайшей группке, Дмитрий сделал на собой усилие и включился в дискуссию на трудно дающемся ему швейцарским диалекте немецкого. Роль одной из классических офисных тем сегодня выполняла дискуссия о службе в армии.

Отслужившие по обязательному армейскому призыву коллеги, коих было меньшинство, с воодушевлением рассказывали о тяготах казарменного проживания, остальные же высказывали недовольство обязательным налогом, который они теперь обязаны были платить, отказавшись от военной службы. К Дмитрию, как выходцу из России, был в этом контексте повышенный интерес. Швейцарцы в целом были в этом вопросе гораздо более прямодушны по сравнению с некоторыми другими европейцами, у которых в последние годы стала заметной определенная толерантность, не позволяющая им сразу же переводить разговор на происхождение иностранца.

Вернувшись в кабинет, он разблокировал экран ноутбука и уткнулся в отрытые окна офисных программ. Рабочий настрой был особенно труднодостижим в послеобеденное время. Тщетно сделав над собой очередное усилие, Дмитрий уткнулся в русскоязычный новостной сайт. Механически проскролливая драматичные политические заголовки, он остановился на знакомом с детства названии южнорусского населенного пункта. «Тело женщины… Лесополоса в отдалении от железной дороги…» Перестав замечать происходящее вокруг, он пробежал текст по второму кругу и ощутил свое ускорившееся сердцебиение.

Встав будто в полусне, Дмитрий подошел к закрытому окну и растворил его настежь, после чего дышать стало чуть легче. «Все снова как в тот раз» – проносились мысли в его голове.

Воспоминания из детства застилали ему сознание, и он стал погружаться в давно забытые страхи.

На остаток рабочего дня он взял больничный, сославшись на головную боль, что, впрочем, было недалеко от истины. Добравшись на чистенькой и бесшумной электричке до своей станции, он ощущал дрожь в пальцах и болезненную пульсацию в висках. Избегая в обычное время алкоголь без повода, сейчас Дмитрий жадно сгреб несколько бутылок пива из холодильника ближайшего супермаркета. Отчетливым было ощущение, что ясность рассудка теперь скорее его враг, чем необходимость.

Воздух в его апартаментах стоял удушливо-спертый, вентиляция присутствовала лишь в ванной комнате. Поморщившись, он распахнул окно и втянул в себя прохладный вечерний воздух.

Срок окончания аренды подходил к концу уже через пару месяцев, а он так и не озаботился поиском нормальной квартиры. Аренда квартиры не только в Цюрихе, но и практически в любой швейцарской деревушке было занятием исключительной важности, требовало долгой подготовки, везения и знакомств. От мысли об участии в массовых осмотрах квартир его повторно передернуло.

Наблюдая за огнями ночного города, Дмитрий ловил себя на мысли, что ощущает себя в последние годы будто в бегах. Было что-то, что не позволяло ему находиться долго на одном месте. Несмотря на свою престижную специальность и успехи в работе, он добровольно менял своих работодателей и города, словно неведомая сила гнала и гнала его прочь.

Начавшиеся сейчас сны о лесе, как он это называл, провоцировали несвойственную ему до этого рефлексию насчет своего прошлого.

Приоткрыв прохладную крышку ноутбука, он ввел в поисковый браузер название упомянутого в новостях села и начал комбинировать его различными подборками «Давыдово убийство… Давыдово тело… Давыдово поиски…». Пальцы бегали по клавиатуре, а фото и обрывки новых статей начали сливаться в один сплошной коллаж.

Случаев обнаружения мертвых тел было еще как минимум три, но упоминалось о них исключительно в региональных СМИ местечкового значения. Не все погибшие были женщинами. В восемнадцатом году это оказался пожилой натуровед из Санкт-Петербурга, тело которого обнаружили повешенным в глубине леса. Одна из женщин утонула в двенадцатом, причем глубина притока реки составляла около шестидесяти сантиметров и было уместно окрестить его родником. Останки второй женщины смогли обнаружить еще в начале нулевых, и они имели следы нападения волков.

Понятно отчего эта серия не вызвала резонанс в федеральной прессе, ни одно из них не классифицировалось как убийство. Учитывая сколько в том крае произошло несчастных случаев с конца восьмидесятых годов прошлого века, когда отлаженная система коммунистического строя начала рассыпаться и молодёжь принялась массово спиваться, погибать в драках и покидать деревня в поисках лучшей доли в больших городах, то для постороннего наблюдателя это естественным образом вписывалось в череду других трагедий.

Но не для Дмитрия. Какое-то потаённое внутреннее чувство говорило ему, что в тех лесах ничего не происходит случайно.

Уже предчувствуя на что, он вскоре наткнется, он продолжал листать ленту пока глаза не остановились на заголовке о пропавшем ребенке. «Ученица второго класса московского лицея объявлена в розыск, проводится сбор добровольцев для прочесывания леса».

Встав из-за стола и поставив чайник на своей крохотной встроенной кухне, Дмитрий буравил остекленевшим взглядом стену, прокручивая события двадцати пятилетней давности.

«Нет, нельзя об этом начинать думать» – сказал он себе. «Если смотреть в бездну слишком долго, то бездна начинает смотреть в тебя. А судя по снам она уже обратила на меня свое внимание. Я всего лишь офисный планктон. Я больше не часть того, что там происходит», – шептал он, прислонившись лбом к прохладному пластику окна и облизывая пересохшие губы.

Вспомнив про купленный алкоголь, он открыл холодильник, который не мог похвастать наличием припасом и вытащил две уже приятно охлажденные бутылки светлого пива. После долгого промежутка трезвости ему не потребовалось много выпитого, прежде чем расслабляющая пелена стала застилать его рассудок. Пульсация в висках наконец отошла куда-то на задний план, а тревожные мысли сменились коматозной прокрастинацией.

Наступал конец рабочей недели и завтрашний день обещал укороченный рабочую смену, а затем лишь спокойные холостяцкие заботы: неспешный ужин, закупки продуктами, тренировку в фитнес-зале, встреча с приятелями на покер вечером. Все то, к чему он себя прилежно приучил в последние несколько лет и что выстраивало вокруг простую и понятную систему координат. Ему даже постоянная женщина не требовалась, периодические знакомства в клубе или в баре вполне его устраивало, а после череды неудачных и болезненных расставаний он не желал кого-то встраивать в свой уютный мирок.

Подумав о противоположенном поле, Дмитрий ощутил эрекцию. С его последней близости прошло вот уже несколько недель и обостренное алкоголем желание настойчиво подталкивало его освежить в памяти те воспоминания.

Прокручивая ленту своих контактов инстаграма, он прикидывал наиболее доступные ему сегодня варианты. Картина выглядела не очень оптимистичной, прежде всего по его собственной вине. За последнюю неделю он проигнорировал несколько сообщений от потенциальных пассий, уйдя на тот момент с головой в работу, а вечером не имея никакого желания на глупые светские беседы и тем более на организацию полноценного свидания с бронированием столика, услужливым трепом и демонстрацией заряда положительны эмоций. Сильно подозревая что подобное пренебрежение ему не простили, Дмитрий стал перебирать в памяти новые знакомства. Спустя пару минут он открыл диалог с немкой-коллегой из соседнего филиала, с которой не так давно познакомился на курсах повышения квалификации, и стал набирать сообщение, щедро разбавив его в конце горсткой смайликов.

Спустя пару минут телефон услужливо загудел, ответное сообщение не заставило себя ждать. Явно скучающая коллега оказалась не против пары предложенных коктейлей, а значит настало время сборов.

***

Высокая, но при этом какая-то угловатая, она не выглядела чересчур соблазнительно. Однако Дмитрия это в целом сейчас не сильно беспокоило. Бар был выбран неподалеку от дома, коктейли крепкие и с большим количеством сахара. Немка была недовольна офисом, местными швейцарцами и по всей видимости своим мужем, который вот уже несколько месяцев к ряду проводил в Южной Америке. На середине второго коктейля она начала невзначай прикасаться к его плечу, спустя еще четверть часа уже не смутилась его ладони у себя на колене.

Алкоголь делал свое дело и последние сомнения Дмитрия в виде дурацкого смеха и нескладной фигуры его спутницы стали улетучиваться. Вызов такси и одобренное предложение попробовать у него дома разрекламированную коллекцию джинна стали логичным продолжением вечера.

Зайдя в номер им обоим уже стало не до изображения светской беседы и вечер принял то развитие, которое Дмитрий изначально себе желал.

Проснувшись спустя пару часов рядом с мирно посапывающей женщиной, Дмитрий привычно ощутил нотку сожаления.

Он не любил спать рядом с кем-то, скорее предпочтя вежливое прощание и поездку на такси домой. К сожалению, сейчас они находились у него дома и отступать было некуда. Впереди ждал совместный завтрак за скомканным диалогом и с неловкими попытками не смотреть друг другу в глаза. Все это он относил к побочным эффектам разовых связей, когда за короткий момент удовольствия необходимо платить временем, чувством комфорта и сделкой с совестью.

Отбросив наконец безуспешные попытки провалиться в сон, Дмитрий открыл пересохшие глаза и уставился в белеющий над кроватью потолок. К сопению любовницы добавился гул старого холодильника, начавшего охлаждаться.

Заранее смирившись с очередным недосыпом, он продолжал отуплено смотреть вверх, погружаясь теперь уже не в сон, но в некое подобие медитационного транса.

Когда ему постепенно стало казаться, что тени на потолке приходят в движение, ощущение отстранённости от происходящего усилилось настолько, что он едва ли мог пошевелить рукой.

Тени ускорили свое движение, а в ушах появилось отдаленная мелодия. Тягучая и зловещая, она тем не менее казалась красивой и даже близкой, словно забытая колыбельная матери. Дмитрий не вслушивался в отдельные слова, хоть они и были явно на русском. Мелодия все приближалась и в какой-то момент он понял, что не желает ей сопротивляться и звуки уже находят отклик в его душе. В этот же момент тени начали наливаться краской, они больше не были бездумной игрой света и тьмы. Вытянувшись по краям размытого силуэта, сформировавшиеся черные щупальца вдруг оторвались от потолка и стали будто бы спускаться вниз.

Дмитрий попытался убедить себя, что он спит и происходящее не имеет право на существование. Просто глупый и чересчур реалистичный сон, в который он все-таки провалился. «Хорошо, что я могу отличить его от яви» – утешал он себя, наблюдая за тем как щупальца, скрутившись между собой, теперь больше напоминали руки. Удлиняясь в кистях, они образовывали нечто в виде пальцев и по мере приближения к кровати, пальцы обретали все более правильную форму.

Продолжая делать попытки подняться с кровати, Дмитрий смог лишь повернуться к ничего не подозревающей немке, которая продолжала мирно спать. Открыв рот и инстинктивно попытавшись ее позвать, он не смог, однако, издать ни звука, несмотря на ощутимое напряжение голосовых связок на шее.

Темные руки к тому времени уже зависли над кроватью, покачиваясь, словно выбирая одно из лежащих под ними тел. Дмитрий ощутил капельки пота, ползущие у него по лбу, и начал молить свое больное подсознание скорее прекратить этот кошмар. На мгновение зажмурившись, он ощутил, как непреодолимая сила вырывает его из постели и рывком тянет вверх. Открыв глаза, он успел увидеть стремительное приближение потолка, затянутого непроглядной чернотой, в чью сердцевину руки собирались прижать его, словно к своей груди.

Ожидая столкновение с бетонным покрытием, он напряг тело, но не ощутил физического контакта. Вместо этого тело застыло в воздухе, а вместе ним остановилось и само время.

В это мгновение в его голове родилась вспышка и в мозгу закрутился цветной калейдоскоп, погружая его в ту или иную сцену.

Бредущие по ночному лугу люди в длинных рубахах с факелами в руке, напевающие будто бы знакомые песнопения. Сцена меняется следующим эпизодом, где Дмитрий ощущает себя стоящим перед черным земляным курганом. На его вершине установлена деревянная конструкция, напоминающая руну. Трава мягко щекочет его босые ступни, но роса на ней ледяная. Руна на кургане вспыхивает, и Дмитрий ощущает жар, однако не от пылающей руны, а откуда-то изнутри собственного тела. Еще секунда, образ меняется и вот он уже склонился над зеленоватой водной гладью, из которого ему вместо собственного отражения улыбается женское бледное лицо непередаваемой красоты. Он склоняет к ней голову и тело взрывается болью как от тысячи мелких иголок, вонзившихся в его нервы.

Он начинает кричать от боли и видения его покидают.

Дмитрий обнаружил себя лежащим на кровати, чувствует, что мокрый от пота и жадно втягивает воздух в легкие. Дыхание прерывается частыми хрипами, а тело странно покалывает. Одеяло валяется где-то в углу комнаты, а он абсолютно голый раскинулся по центру постели.

Смутно предчувствуя недоброе, он повернул голову, и увидел, что у противоположенной стены белеет нечто бесформенное.

Неловко опускаясь с кровати с кровати – усилие сразу же отозвалось болью во всем теле, но он явно обрел возможность передвигаться, Дмитрий на четвереньках подполз к стене, уже понимая, что перед ним.

Тело немки было вывернуто под неестественным углом. Темные глаза широко раскрыты и подернуты матовой пеленой. Сомнений что она мертва быть не могло. Выругавшись, Дмитрий приподнялся и растерянно встал над безжизненным телом. Рассудок отказывался принимать происходящее взаправду. Внезапно ему очень захотелось нечто противоположенное тому, о чем он еще недавно молил – чтобы все это продолжало оставаться сном.

Послышался звук голосов на лестничной клетке за дверью, звук лифта. Он вздрогнул и окончательно принял реальность. «Думай, думай» – сосредоточенно повторял он себе, «Как это могло произойти?» Он поборол захлестнувшую его волну паники и начал осматривать тело.

«Крови нет. Тогда что с ней могло случится? Возможно, это просто сердечный приступ», – мелькнула потаенная надежда.

Сейчас он просто вызовет полицию, проведет несколько неприятных часов в участке, повторит свою версию событий и к вечеру этот кошмар закончится. «Мне не за что испытывать чувство вины, я не преступник и тем более не убийца» – убеждал он себя.

Повторяя себе это как аффирмацию Дмитрий выпрямился, пересек комнату и распахнул окно, с жадностью вдыхая холодный утренний воздух. Небо уже начинало светлеть, и розовая полоска на востоке предвещала скорый восход. Нельзя терять ни минуты, чем раньше он позвонит в полицию, тем более правдоподобно будет выглядеть в глазах следователей.

Но что-то болезненно вклинивалось в его стройный ряд рассуждений и заставляло тянуть время. Этот кошмарный странный сон и боль по всему телу, словно после странного отходняка.

Употребление психотропных веществ стало бы самым естественным объяснением, но его юношеские эксперименты с травкой остались в далеком прошлом, а ничего более серьезного он никогда не употреблял. «Могла ли она мне что-то подсыпать в баре? Она, либо кто-то еще… Если экспертиза обнаружит любую дрянь у меня в крови, дело худо. Хотя какая разница, пусть находят что угодно. Ведь я все равно ее не убивал» – настойчиво повторял он себе и чувствовал холодную испарину, несмотря на открытое окно и промозглую погоду снаружи.

Смутное чувство где-то на краю сознания не давало ему покоя. Было что-то еще, что он должен был понять прежде, чем звонить в полицию.

Оглядев апартаменты, Дмитрий не увидел ничего нового. Разбросанное белье на полу, бокалы с недопитым вином на прикроватном столике. Вздрогнув, он медленно поднял взгляд на потолок. Белая побелка, местами явно требующая освежающей покраски, знакомый клочок паутины в углу. Привычный и уже приевшийся ему за последние месяцы вид постылого жилища, но ни малейшего намека на ночное мракобесие из его сна.

«Пора это заканчивать. Чем раньше я отдам это на откуп властей, тем раньше все закончится» – сделав несколько глубоких вдохов, он почти сумел овладеть собой и взял в руки телефон, вспоминая номер дежурной службы.

Набирая цифры, он отчужденно заметил, что ноющая боль в теле определенно отдается в кистях и пальцах и лишь теперь обратил внимание на то, что его обратная сторона ладони испещрена мелкими царапинами. Местами довольно глубокие, с пятнами небольших кровоподтеков, они явно не производили впечатление кошачьих. Будучи короткими и полукруглыми, они выдавали человеческие ногти.

Сделав над собой усилие, Дмитрий медленно развернул ладонь левой руки и обнаружил на ней еще больше следов.

Только теперь он ощутил, как саднило именно руки, до этого момента все болезненные сигналы тела доходили в его мозг словно через фильтр, сливаясь в общий ноющий фон. Дмитрий растерянно отложил телефон и уставился на тело, вновь понадеявшись, что женщина всего лишь спит.

Оставался лишь один способ проверить мелькнувшую догадку. Подойдя к телу, он осторожно прикоснулся к ее руке, оказавшейся лишь едва холодней чем у него самого.

Поборов нервозность, он присмотрелся к тонким женским пальцам с коротко стриженными ногтями и увидел ровно то, чего и боялся – засохшую кровь и полоски кожи под ногтями. Его собственной, в чем уже не было смысла сомневаться. Повернув безжизненную голову и убрав локоны волос, он явственно видел иссиня-черные пятна на шее, очевидно следы от его рук.

С тихим стоном Дмитрий выдохнул, сев на пол и прислонившись спиной к стене. Мир плыл перед глазами и злость перемежалась с жалостью к самому себе. «Теперь вся жизнь коту под хвост. Родители, друзья, планы на будущее». Лоскуты расплывчатых мыслей беспорядочно метались в голове, не успевая оформиться в слова.

Глава вторая

Он не знал сколько времени прошло, прежде чем голова стала проясняться, сохраняя лишь самые осмысленные мысли.

Основная заключалась в том, что Дмитрий не мог принять себя за убийцу.

Он был достаточно честен с собой, чтобы признавать некоторые нелицеприятные факты о себе, но чрезмерной агрессии и желания смерти окружающим он за собой не замечал. «Вне зависимости от алкогольного опьянения или помутнения рассудка, я не мог ее убить» – вбивал он себе в сознание раз за разом.

Это внушение подводило его ход мыслей к ночному кошмару, словно к спасательному мостику, который переводил его в разряд невиновных.

Но в то же время, опровергнуть факт того, что он убил человека собственными руками это ничем не могло ему помочь. Неважно в здравом ли рассудке, или под действием наркотиков, которые непонятным образом затмили ему разум.

«А может мне и наркотиков не потребовалось, и я просто тронулся крышей» – мелькнула предательская мысль. «Хронический недостаток сна, кошмары, все вполне может привести к тому, что я просто-напросто сошел с ума. Как вообще люди теряют рассудок? Кажется, они зачастую считают себя вполне адекватными, воображая самые безумные оправдания, равно как и я сейчас».

Как ни странно, эта мысль принесла ему некое подобие покоя и начала остужать его воспаленный мозг.

«К черту. Кажется, пора воспринимать самого себя как некий расстроенный механизм. Просто определенные шестеренки перестали функционировать как следует, и я не могу воспринимать эту реальность такой, каковой она является. Оттого и провалы в памяти, галлюцинации. Похоже в эти моменты я не только не контролирую свое поведение, но и становлюсь опасен для общества» – продолжал он хладнокровно ставить себе диагноз.

«Оттого в моем положении ничего не меняется, нужно все также звонить в полицию. Только не плести бредни про несчастный случай или инфаркт, а признаться в непредумышленном убийстве. Впрочем, любой следователь это и сам поймет спустя пару минут пребывания в комнате. А там уже пусть делают анализ крови, пусть зовут мозгоправов. В конце концов мне будет самому интересно, что со мной».

Приняв эту мысль, он почувствовал облегчение.

Дмитрий натянул валяющиеся неподалеку брюки и прошел в ванную комнату, чтобы немного привести себя в порядок перед тем, как приедет полиция. Холодный кафель пол ногами напомнил эпизод из его сна, в котором он стоял на холодной траве перед курганом. Включив свет, он машинально окинул себя взглядом и спустя мгновение ошарашено подошел ближе. На его выступающих ребрах розовело нечто похожее на родимое пятно. Удивляло, однако, даже не его внезапное появление, а схожесть пятна с деревянной руной из сна. Осторожно притронувшись, он ощутил саднящую кожу – значит оптической галлюцинации быть не могло. «Но что это к черту должно означать?» – в который раз за это утро спросил он себя.

Чувствуя, что нервы начинают сдавать, он прошел на негнущихся ногах на кухню и поставил себе кофе. Прислонившись разгоряченным лбом к стене, он лихорадочно прокручивал в голове события последних часов.

Похоже, дело теперь не только в его сумасшествии.

Каким-то образом кошмары из его сна проникли в окружающую действительность. Если принять это за устоявшийся факт, то вариантов событий оставалось не так уж много.

Судорожно вздохнул, Дмитрий наблюдал за чёрными каплями кофейной жидкости, которая падала в стеклянную полость, сочившись из фильтра. Когда кофе нацедилось достаточно, он щедро засыпал сахара и принялся мерно его размешивать, пытаясь сосредоточится лишь на движении чайной ложки.

Крепкий сладкий кофе стал разгонять мысли и придал притупившемуся рассудку ясность. «Для начала нужно убедиться, что все взаправду, еще один раз» – решил Дмитрий.

Он выворачивает экрана телефона с включенной передней камерой и понимает, что родимое пятно никуда не делось. При дневном свете оно оказывается по настоящему багровым, а не просто розоватым, каким выглядело в холодном свете ванной комнаты.

Не в силах подавить вспышку гнева, он громко выругался. Можно и дальше сводить происходящее к психическому расстройству, тяжелой форме шизофрении, но в глубине души Дмитрий уже осознавал, что совершенно здоров.

Вот только доказать он никому ничего не сможет. Внезапное появление родимого пятна из сна – слишком странная аргументация, которая к тому же никак не отменяет того факта что он убил эту женщину. Именно это осознание бесило больше всего. Вся фантасмагория, поставившая его в это положение, в уголовной практике не будет стоить и ломанного гроша. Можно лишь выбрать какую роль играть перед следователем, больного шизофреника или хладнокровного убийцу.

Безумно стыдно будет перед родителями. Ни они, ни близкие друзья ничего не поймут. Возможно действительно лучше натянуть маску шиза, что бы у них не закралось подозрение в том, что их близкий всегда был убийцей. Просто в определенный момент съехала крыша. Или придумать какую-то слезливую историю о ревности. Он поглядел на немку. «Лиза, ее звали Лиза», – повторил он себе. В душе Дмитрий почему-то не испытывал к ней никакой жалости. «Я не хотел ее смерти и не убивал ее, пусть даже мои руки перекрыли ей кислород. Ей уже не помочь. Как, впрочем, и мне. Пустая прокрастинация».

«Или у тебя наконец появился шанс понять, что там произошло?» – спросил внутри него какой-то чужой голос.

Возникшие кошмары, тело найденной женщины в новостях, теперь это. Все к одному. Если жизнь идет в топку, то неплохо бы разобраться с тем, с чего все изначально началось. Он опустил взгляд вглубь кружки с остатками кофе. Там, в черной сгустках, он снова увидел окно в тот страшный девяносто восьмой год.

***

Пыльные жигули съехали на грунтовую дорогу и подпрыгивая на ухабах, приближались к небольшому поселку. Поселение на несколько десятков дворов когда-то представляло из себя пасторальную идиллию с русскими избами в ярких цветах и резными ставнями, но теперь очевидно переживало не лучшие годы. Примерно половина домов выглядела явно нежилой и глазела на маленький автомобиль пустыми глазницами окон с распахнутыми ставнями.

Тем не менее находящихся внутри машины людей это не смущало. Отец семейства, подтянутый загоревший мужчина с резкими чертами лица, оживленно рассказывал семье о местах своей молодости: «а вот Демьяна двор, Зинкиного шурина. Как спиваться начал, так и следить за хозяйством некому стало. Дочка замуж вышла и в Ростов уехала, сын в Афгане погиб». Жена, красивая темноволосая женщина, утомленная долгой дорогой из Москвы, в ответ заметила, что судьбу большей половины односельчан мужа можно описать используя одни и те же ключевые слова «колхоз, дом культуры, уехал, родила, армия, Афган, спился».

Женщина с тревогой оглянулась на заднее сиденье, где их дети – мальчик дошкольного возраста и девочка чуть старше, все еще спали, несказанно облегчив остаток дороги родителям. Плохая идея была их брать в дорогу, но оставлять дома было не с кем, и муж настоял на том чтобы отправиться всей семьей.

Конечным пунктом их путешествия должен был стать съезд многочисленных родственников в родовом домике южнорусской деревни по случаю годовщины смерти деда.

Солнце уже начинало клониться к закату, придавая их белой „шестерке“ багровый оттенок, когда они наконец подъехали к покосившейся изгороди из низких кольев. Оживший радостными голосами двор разбудил Диму, и мальчик, немедленно получивший порцию тетушкиных объятий, стеснительно пробирался между шумными взрослыми в сад за домом. Оставшись наедине, он стал продираться между заросшими яблонями и кустарниками к колхозному полю, которое раскинулось прямо за окраиной сада.

Безбрежное, колосящееся золотистой рожью, оно вмиг заставило мальчика забыть о тяжелой дороге и онемевших конечностях. Маленький городской житель пытался соотнести этот пейзаж с привычными его глазу бетонными башнями в плотной московской застройке.

Вдруг его внимание было привлечено смутно белеющим предметом у ближайшего кустарника на границе с полем. Сделав несколько шагов, он оказался перед коровьим черепом. Вытянутая челюсть, черные рога, пустые глазницы, которые, казалось, смотрели прямо на него. Это имело мало общего с картинками буренок из рекламы телевизора. Дима застыл и как завороженный всматривался во впалые отверстия глазниц. «Эта корова умерла тут? Где же тогда скелет. Какой она была?» – роились мысли в его голове. Из небытия его вывела громкая музыка из салона машины. Вздрогнув, мальчик развернулся и побежал к родным.

В саду стало пусто, как и все последние годы до этого. Над полем явственно веял ветер, подминая колосящиеся стебли. Но на территории сада его не чувствовалось, словно это пространство существовало в своем закрытом измерении, не терпящим присутствия извне. Из глазницы черепа неожиданно выползла сороконожка и неспешно извиваясь, поползла к полю.

Солнце уже закатилось за лес и деревню начал укутывать мрак. Уличное освещение, как, впрочем, и электричество само по себе в большинстве дворов отсутствовало. Широкую улицу, разделявшую стоявшие друг напротив друга избы освещали лишь звезды, светившие в этих южных широтах необычайно ярко. И все же, одно окно выделялось в этом темном ряду безмолвных низких строений. Керосиновая лампа, зажженная и поставленная на подоконник, словно бросала вызову вымирающему селению. Мрак, контрастирующий с отблесками света, казалось, наливался силой и все плотнее обступал избу.

Однако люди, собравшиеся внутри, не замечали этого. Дядя Боря, муж тетки травил байки о временах археологической юности. На столе была собрана нехитрая дорожная снедь, которую съехавшиеся на годовщину родственники собрали на стол. Варенные яйца, копченая колбаса, бутерброды со шпротами, водка для взрослых и тархун для детей. Диму, посаженного с краю на огромный кованный сундук, клонило в сон и лишь тревожащий запах керосина не давал ему окончательно разорвать связь с действительностью. Обрывки разговора взрослых тем не менее только частично доходили до его сознания.

«После войны здесь столько всего находили» – громыхал дядя Боря. «Каски немецкие, оружие. Колька с маузером даже одно время настоящим бегал, пока дружинникам на глаза не попался. Наши каски уже ржаветь начинали, а немецкие все как новенькие, хоть на парад. Ну были у нас заместо черпаков в нужнике, когда чистить было пора. Это же, если подумать, за сколько все сейчас толкнуть можно было бы» – хмурился он. «Черные копатели сейчас сразу в баксах платят за хорошее качество, да где же его теперь найти. Это в болота надо идти, там все консервируется в лучшем виде, а у нас вокруг села сплошная труха уже».

Опечаленный наравне с дядей Борей, Димка стал проваливаться в сон, не замечая более осточертевший запах керосина.

Он не помнил, чтобы когда-либо летал во сне и был раньше на этот счет сильно озадачен. Но похоже, что именно сейчас с ним происходило нечто подобное. Ощущение легкости в теле, сродни покачиванию на волнах. Дима попытался открыть глаза, ожидая увидеть землю с птичьего полета, но обнаружил что наоборот, смотрит на небо, частично скрытое еловыми ветвями.

Моргнул, и понял что это действие произошло не по его желанию, а словно в фильме, который он смотрит в качестве зрителя. Вокруг его обступали темные гиганты и лишь мгновение спустя он догадался что это лишь безмолвные стволы вековых елей. «Камера» наклонилась и покачиваясь, двинулась в самую глубь чащи. Дима оставался совершенно спокойным, уверившись в своей исключительно наблюдательной роли. Однако действие обещало стать еще увлекательнее, так как он явственно ощущал эмоции человека, от лица которого разворачивалось действие. Спустя несколько мнений послышался и его шепот, складывающийся в мотив песни на незнакомом языке.

«Wenn die Soldaten

durch die Stadt marschieren

Öffnen die Mädchen

die Fenster und die Türen

Ei warum? Ei darum!

Ei warum? Ei darum!»

Раздвигая ветви человек шёл, заметно прихрамывая. Перед лицом мелькнул рукав темной униформы, он вытер лоб и на тыльной стороне его руки Дима успел увидеть багровые ручейки. Самого человека это казалось нисколько не волновало, он лишь ускорил шаг и спустя несколько мгновений вышел на открытое пространство.

Взгляду открылся заболоченный участок воды, прикрытый тиной и искореженными остовами деревьев. Мужчина медленно подошел к самой воде и остановился, продолжая напевать на незнакомом языке, только его шепот теперь периодически сменялся хрипом и отдышкой. Дима определенно чувствовал его апатию наряду с горячечным возбуждением. Круги тины скрывали топь, но в небольших прорывах вода казалась иссиня-черной. Человек не сводил с нее взгляд, видя в ней будто бы что-то свое.

В оставшейся позади чаще внезапно послышался хруст сухих деревьев. Все прочие лесные шорохи затихли и единственным источником звука стало происходящее в чаще, которую они только что прошли. Размеренный хруст продолжал приближаться и к нему словно бы добавилось тяжелое сопение. Димка желал обернуться, но чувствовал, что солдат не хочет смотреть назад. Похоже, он и так знал, что сюда идет. Оборвав песню на полуслове, он сделал шаг в черно-зеленую гладь топи, провалившись в нее сразу по пояс и закрыл глаза.

Дима с криком вскочил с постели.

Сквозь приоткрытое окно проникали яркие лучи летнего солнца, воздух был наполнен звуками птиц, дребезжанием рекламы по радио и запахом кофе. Мягкая пуховая перина, на которую его переложили с сундука ночью, была мокрой от пота. Неловко косясь на взрослых, уже завтракавших за столом, Дима наскоро надел шорты и выскочил во двор.

На улице стояла легкая утренняя дымка, шум птиц, а смех старшей сестры окончательно развеял ночное наваждение. Дима подошел к пластиковому рукомойнику на стене дома.

– Только встал, – насмешливо протянула Ленка. – Это ты визжал сейчас? – Сестра была уже в третьем классе и очень гордилась ответственностью, возложенной на нее в моменты воспитания брата.

– Нет, – насупился Димка.

– Ну-ну, – недоверчиво вторила ему сестра. – Значит мышь придавили. Одевайся быстрей, познакомлю тебя с Воробьевыми, они уже неделю как приехали.

Наскоро ополоснувшись ледяной водой, Дима забежал в дом чтобы одеться. «Ты куда, садись завтракать», – тоном, не терпящим возражений, мать усадила его за стол, покрытый цветастой клеенчатой скатертью.

Уплетая печенье с чаем, Дима рассматривал коллажи черно-белых фотографий на стене. Большинство фотографий изображали мужчин в военной форме или группки людей со смазанными лицами. Они казались ему отголосками нечто иного и не имеющим отношения к этому миру. Разве могут выцветшие силуэты быть частью этого яркого утра? Ему был непонятен пиетет взрослых перед каждой фотографии. Чуть повыше в углу, на деревянной резной подставке с фотографиями соседствовали иконы. Их строгие образы обычно пугали Димку, но сейчас они были задернуты белой шторочкой, словно ограждая житейский быт от небесного царства.

«Подожди убегать, я у бабок сейчас молока парного взяла, настоящего. В Москве такого не попробуем» – воодушевленно подошла к столу мать с большой стеклянной банкой в руках. Настороженно поднеся кружку к лицу, Димка ощутил терпкий травяной запах, вызвавший у него тошнотворные позывы. «Ну не ной, давай одним глотком, залпом» – стали поощрять его смеющиеся взрослые. Зажмурив глаза и постаравшись отключить вкусовые рецепторы, Дима опрокинул теплую жидкость и затряс головой. «Не хочу, гадость», – писклявым голоском возмутился он, чем видимо еще больше развеселил родню.

Выскочив наконец из опостылевшей избы, они выбежали с Ленкой на широкую деревенскую улицу. У заборчика напротив уже суетилась группка детей возраста Лены, которых она знала по прошлогодним каникулам. У ребят оказался старенький велосипед „Школьник“, который они использовали в порядке строгой очередности. Димка тоже попробовал было на него забраться чтобы не ударить в грязь лицом, но быстро выяснил, что не управится с его размерами.

Солнце тем временем стояло уже высоко и детям стало хотеться пить. Расходиться по домам за колодезной водой казалось скучным, поэтому все дружно поддержали предложение дойти до местного магазина и взять лимонад. Мать ограничивала Димку с Леной в сладком, так что они были в особенности воодушевлены. Деревенский магазин внешне слабо отличался от соседствующих домиков, выделяясь лишь поблеклой от времени и солнца вывеской «Продукты» на входе.

На лавочке у ступенек ко входу сидели местные старики, живущие в деревне круглый год. На вид им всем было около шестидесяти, но в действительности их возраст колебался от сорока лет и выше. Они лишь начинали похмеляться, поэтому кучка детей привлекла их еще не притупленное внимание. «Молодежь, вы чьих будете?» – проскрежетал сидевший ближе к ступенькам, в засаленной камуфляжной куртке. Заплывшие глаза были трудно различимого оттенка, но черные зрачки цепко впились прямо в Димку. Тот от неожиданности и страха потерял дар речи и только силился сглотнуть.

– Морозовы мы – пришла на выручку сестра.

– Аа, Андрюхи-то. Тебя я помню, а вот малого не признал. Не в вашу породу пошёл, смотри какой шуганный, – осклабился дед. – Ну, ступайте. Отцу передавай чтобы заходил к деду Илье.

Вскочив по ступенькам, дети оказались в небольшом темном помещении, пахнущем хлоркой и чем-то ещё, книжным. Полки были устланы цветастыми упаковками чипсов, шоколада, что явно не слишком пользовалось популярностью у местных жителей, но сразу же привлекло внимание всей компании. Продавщица, сухая женщина преклонных лет с бесцветными глазами, отстраненно наблюдала за необычными здесь посетителями и их препираниями о том, что купить, бутылку грушевой газировки с сухариками или большой пакет с иероглифами и изображениями леденцов в ядовито-ярких цветах.

Вернувшись на свежий воздух, они обнаружили что лавка у ступеней уже пуста и решили расположиться прямо на ней. Гриша, владелец велосипеда, гордо поставивший его подле себя, стал рассказывать про местную речку, куда они с отцом ходили прошлым летом на рыбалку: «.. а потом сома поймали, вот с меня ростом. Ну как поймали, он на берегу уже валялся дохлым. Передняя часть нормальная, а хвостов два, только один поменьше и сбоку.

– Глупости, – фыркнула Ленка. Зачем ему второй хвост?

– Да кто же его знает, что он с ним делал. Только тут странная рыба часто ловится. Отец говорит, что выше по течению раньше воду с атомной станции спускали, которая реактор охлаждает. Вот и наплодилось всякого.

Димка не понял про какую станцию была речь, но история про рыбу-мутанта, обладающей судя по размерам возможностью его проглотить, ему совсем не понравилась. Поэтому, когда ребята решили пойти к реке, он твердо решил в ней не плавать и остаться на берегу.

Дорога до реки была неблизкой и проходила через засохшее поле, бывшее когда-то колхозным. Рассасывая во рту сухарик со вкусом бекона, Димка с интересом поглядывал на ржавые остовы огромных железных машин, стоявших в отдалении и напоминающих древних мамонтов. «Комбайны» – заметив его удивленный взгляд, пояснил Гришка. «Тут раньше их много ездило, когда колхоз еще был. Школа была целой, людей то несколько сотен в деревне жило, да еще соседские».

Подойдя к речке, они не сразу увидели ее за высокими камышами, настолько она казалась на этом участке мелководной. Но пройдя еще около десяти минут вдоль берега, они обнаружили подходящий спуск к реке и решили расположиться под одиноко раскидистым деревом, стоящим неподалеку и дающим защиту от палящего солнца. Гришка со своим братом и Ленкой почти сразу умчались к воде, а Димку оставили сторожить велосипед, с чем он, помня про сома-переростка, с радостью согласился.

Положив голову на рюкзак, он беззаботно растянулся на траве, прикрыв глаза и принялся раздумывать о том как здорово было бы передвигаться на одной из железных машин, виденных им по дороге. Наверняка в них имелась множество функций, как по сюжету его любимого японского мультфильма про огромных роботов, защищающих город от вторжения злобных инопланетных существ. Димка представил себя в образе пилота подобного робота, бредущего по полю к сверкающей, ждущий его машине, а вдалеке восторженных родителей и испуганную Ленку, которых он сейчас защитит от коварных инопланетян.

Шум от купающихся ребят мерно слился со стрекотом насекомых и пением птиц в общий убаюкивающий фон. Солнце приятно нагревало голову, разморив Димку окончательно и он, сам того не замечая, провалился в сон.

Очнулся он уже в сумерках, от невыносимо соблазнительного запаха жареной рыбы и голосов совсем рядом. Гришка со своим братом суетились у костра, Лена помогала какому то незнакомому мальчику свежевать рыбу у берега. Видимо новенький и был рыбаком, так как ни у кого из них днем не было с собой рыбацких снастей. Присоединившись к ребятам, Дима разложил оставшиеся рыбные тушки на углях. Обычные караси, они слабо ассоциировались с рассказами о мутантах и скоро стали выглядеть вполне сносно. У новичка, выяснилось, что он местный и зовут его Костя, с собой оказалась и соль, поэтому ужин обещал быть первоклассным.

Когда с едой было покончено и последняя рыба, сверкая золотистой боком, оказалась на газете, сумерки уже сгустились и ребята инстинктивно сгрудились вокруг тлеющего костерка.

– Ты один здесь совсем живешь? – наседала на новенького детвора.

– Почему один, с папкой, – невозмутимо ответствовал тот, жуя рыбу. – Зимой скучновато, когда разъезжаются все, но в остальном ничего. До города всего час на автобусе, весной и летом в лесах чего только не найдешь. У нас и грибы и ягоды, в городе потом с батей продаем. А еще он меня в этом году на охоту обещал взять, на уток. Дробью будем бить с двустволки.

Мальчишки завистливо переглянулись, но на Ленку это похоже не произвело впечатления.

– А что взрослые здесь в деревне какие-то странные? Все глазеют, шепчутся, – требовательно спросила она.

– Так молодежь им вся в новинку, – пожал плечами Костя. – Они последними и были в свое время, кто здесь вырос и постарел. Сейчас только такие как вы на лето приезжают, а им это как аттракцион, чьих вы будете и кого из ваших родственников они знали. Здесь время остановилось после войны. Кто вернулся – детей завели, умерли. Дети выросли и уехали, бросили село. А мы доживаем, как на осколках. И не только у нас так. Соседские села такие же. А в округе раньше десятки тысяч народу жило.

Что-то насторожило Димку в его монологе. Пять минут назад он еще казался их сверстником, таким же худощавым и поджарым сорвиголовой, всего лишь немногим старше. Но сейчас в его тоне засквозило нечто стариковское, глухое и дымчатое. Новенький чуть повернул голову, и Дима смог внимательнее разглядеть его лицо. Только теперь он обратил внимание на то что один глаз его был словно парализован и смотрел в сторону. В остальном внешность была ничуть непримечательна: маленький курносый нос, широкие славянские скулы и непослушная челка, создавали в целом впечатление вполне обыкновенного подростка.

– Вы вдвоем с папой живете? – Не унималась Лена.

– Угу, – деловито кивнул мальчик в ответ. – С детства папка воспитывает. Еще дедушка живой, он тут самый старый в деревне, первую мировую ещё застал. Но он у леса живет, редко к нам приходить стал.

– А почему не в деревне?

– Так раньше там старый хутор стоял, потом уже люди сюда переселились, поближе к реке. А он остался, – скомкано пояснил Костя.

– Я что-то слышал от мамы, – оживился Гришка, доевший свою порцию и сладко позевывая. – Там ведь пожар был в старом селе?

– Не то пожар, не то пожёг себя кто-то, – пожал плечами новенький. – Отец говорил что пару семей в доме том сгоревшем нашли.

– Это как, сам себя пожёг? – не понял Димка.

– А вот так, заперлись изнутри и подожгли все. Там поп-раскольник вроде был какой-то, – глухо проронил Костя, явно жалеющий закончить тему. – Ну да хватит об этом, ночь сегодня не та чтобы про такие вещи говорить. Про это днем ещё можно, да и то, немного. А в здешних местах и днём не нужно.

– Почему это нельзя? – Заупрямилась Ленка.

– Здесь нельзя, – тяжело вздохнув, назидательно и совсем по-взрослому повторил Костя. – Нечистая сила на такое слетается. А мы тут беззащитные. Да и любят они детей, – будто про себя добавил Костя. – Я бы на вашем месте до темноты здесь не оставался, – усмехнулся он и эта легкая улыбка, скривившая его тонкие губы, совсем не понравилась Димке.

Тьма продолжала сгущаться и в игре отблесков пламени костра лицо Кости неуловимо преобразилось, вплетая в себя причудливые тени, будто продолжающие жить на нём своей жизнью.

Последующие минуты ребята провели в неловком молчании, уставившись на затухающий костерок. Диме нравилось смотреть на огонь. Верующая мать часто брала его с собой на службу в церковь и там, устав от долгого стояния на ногах, он часто сводил взгляд к огоньку свечки. Ограниченный клочок материи, живущий по своим собственным законам и в тоже время гармонично вписывающийся в умиротворяющий фон церковной службы очаровывал его и приобщал к таинству. Здесь же, на открытой природе, огонь казался совсем другим. Языки пламени прожорливо пожирали все до чего могли дотянуться, извивались в попытках вобрать в себя все что могло им послужить пищей. Смертельные и в то же время согревающие собравшихся вокруг людей.

Где-то вдалеке послышался шум проходящего поезда. Повернувшись к железнодорожной насыпи, Гришка промолвил – «вечерний пошел, пора идти уже». Все облегченно поддержали предложение и стали собираться в путь. Потушив костер и уже выйдя к проселочной дороге, Костя вдруг спохватился – «Я у реки снасти оставил, вот остолоп» – шлепнул он себя по лбу.

– Пойдем соберем, – вызвался Димка.

– Да там надолго, я же еще ловушку на окунька выставлял – скомкано проронил Костя в ответ. – Вы идите по прямой и как к насыпи выйдете, то уже вдоль путей. Оттуда до деревни рукой подать. Бывай малой, – потрепал он неожиданно Димку по плечу и заговорщически добавил, – может свидимся.

Дети вышли на пустую ночную дорогу, освещенную лишь первыми звездами и восходящей луной. Шли притихшие, догадываясь что дома уже ожидает родительский нагоняй. Пройдя около четверти часа, Димка ощутил неестественную тишину. Стрекот насекомых, шелест ветра и другие присущие сельскому полю звуки словно приглушили и их отрезало от внешнего мира невидимым колпаком.

Кажется, остальные ощутили то же самое. Гришка остановился и стал напряжённо озираться по сторонам.

– Ты чего, – ткнул его младший брат, явно напуганный не меньше его.

– Славо, дене дене агавай – начал бормотать Гриша

–Повторяй – шикнул он на младшего. – Нечистая грядет.

Пискнув, тот начал вторить брату, коверкая услышанное.

Тоненько засмеявшись, Ленка зашагала вперед. Испугавшись выглядеть трусливее сестры, Димка обогнал ее и еще бойчее зашагал вперед. Обо брата плелись где-то в отдалении и спустя какое-то время Димка стал повторять их мантру, но лишь про себя, дабы не быть высмеянной Леной.

Им оставалось совсем немного до железнодорожной насыпи, когда из лесной посадки по левой стороне от дороги чуть позади них послышался скрип колес и спустя пару мгновений из леса выехала телега, запряженная прихрамывающей лошадью. Телега выглядела совершенно обыкновенной, одной из тех, что Димка не раз уже видел в селе. Маленькая сгорбленная фигурка, одиноко сидящая на ней и помыкавшая лошадью, казалось, была женщиной, судя по цветастому платку у нее на плечах. Лица в темноте видно не было. Телега быстро догнала ребят, будто остолбеневших на обочине дороги.

Димка начал мысленно молить ее быстрее проехать мимо. Шепот стоявших неподалеку Гришки с братом стал ощутимо громче, они взирали на телегу округлившимися глазами. Одна лишь Ленка с вызовом смотрела на нарушителя ночного спокойствия, презрительно сморщив носик.

«Тпру родимая», – отчетливо прошелестел старческий голос, и хромая лошадь встала как вкопанная. В нахлынувшей на них тишине бормотание братьев стало совсем уже отчетливым, но женщину это кажется не смущало.

– А вы что тут бродите ночью, соколятки? – перегнулась она к ним из телеги. В свете луны Димка снова обратил внимание на красивый расписной платок и заметил под ним уголок белесой сморщенной кожи. Но лицо женщины по-прежнему было скрыто в тени.

– Домой мы идем, в Давыдовку – тихо ответила Ленка.

– Поздний час уже, негоже вам по полям бродить. Ты садись ко мне, – напевно предложил голос из-под платка, обращаясь по всей видимости лишь к Ленке.

К изумлению Димы, та, лишь едва замешкавшись, действительно сделала шаг по направлению к телеге. Внезапный страх обуял его с такой силой, что любые слова застыли в глотке. Уже увереннее подойдя к телеге, Ленка молча протянула руку вверх. Старая женщина ухватила ее и едва уловимым рывком мгновенно подтянула к себе. Выглядело это еще более неестественно чем безропотная реакция сестры. Здесь Димка уже смог совладать с собой и запищал, бросившись к телеге: «Лен, Лен, ты чего. Пойдем так».

Лицо фигуры, все еще не различимой в темноте, повернулось к нему: «Ты брат ее? Залезай сынок, со мной быстро доедете». Сказано было мягко, но Димка почувствовал неодолимую силу в этих словах. Лишь страх, который наполнял его мгновение назад и по-прежнему сковывал все его члены, не позволил ему сделать инстинктивное движение вперед. Телега, впрочем, его и не дожидалась, а тотчас тронулась вперед, заскрипев и растворяясь во мраке. За спиной раздался топот ног. Оглянувшись, Димка обнаружил что Гриша с братом с пробуксовкой уносятся от них в противоположенном направлении.

Колеблясь еще долю секунды, Дима заковылял вслед телеге, которая, несмотря на кажущуюся медлительность, была уже на значительном отдалении. Поборов волну страха, он ускорил шаг чтобы ее догнать. Когда ему это удалось, Ленка сидела рядом и о чем-то разговаривала с фигурой в телеге, но по прежнему не отзывалась на его мольбы спуститься. Телега между тем набирала темп и Диме пришлось сорваться на бег чтобы от нее не отстать.

Железнодорожная насыпь, которая должна была быть уже рядом, все никак не показывалась, а вместо этого он обнаружил что по бокам от дороги появляется все больше кустарников и деревьев. Таинственная женщина везла Ленку явно не в деревню. Ощущая противоестественность происходящего, Димка остановился и громко закричал вслед. Но телега, уже углубившись в темноту, стала неразличимой. Спустя пару мгновений ему показалось, что он будто бы услышал ответный крик сестры.

Это придало ему мужества, и он двинулся вперед. Дорога между тем становилась все уже, и вскоре он уже шел по едва различимой тропе между наваливающимся с боков лесным массивом. Густой и беспросветный, он сейчас ничуть не напоминал те редкие посадки, мимо которых они проходили днем.

Димка не замечал прошедшего времени, но постепенно начал чувствовать тяжесть в ногах. Лес по сторонам к тому моменту уже совсем сузился и почернел, налившись густой тьмой. Стараясь не смотреть по сторонам, он ускорил шаг чтобы вновь попытаться приблизиться к телеге, которая поскрипывала где-то впереди. Однако стоило ему начать сокращать расстояние, та внезапно остановилась. Замедлив шаг, Димка начал пристально вглядываться в темноту, в попытке понять, что там происходит. Телега явно находилась на лесной прогалине и деревьев вокруг не было. Маленькая фигурка Лены уже спрыгнула на землю, а следом спускалась женщина, оказавшаяся гораздо выше, чем он себе представлял.

Взявшись за руки, они вместе побрели в лес, начиная растворяться на фоне противоположенной от прогалины стены леса. Димка, какое-то время не находивший смелости последовать за ними, осторожно двинулся вперед. Аккуратно огибая телегу, он обнаружил, что та более не запряжена и лошадь словно провалилась сквозь землю.

«Лее-на» – прокричал он, пройдя поляну и остановившись перед кромкой деревьев. «Ленка» – просяще повторил он тише и неуклюже двинулся вперед, раздвигая упругие ветви деревьев и кустарников, неразличимые уже в своей плотной массе. Вокруг, как и прежде, стояла настигнувшая их еще на дороге тишина. Лес представал безжизненным, а оттого еще более сюрреалистичным.

Запнувшись о торчавший из земли корень и упав на землю, он тотчас разодрал лицо, после чего заплакал от боли и обиды. Дальнейший путь Дима продолжил уже не различая примерного направления, размазывая слезы по лицу и сдавлено всхлипывая. Где-то поблизости стал слышен шум воды, и Димка немедленно повернул к этому единственному источнику звука. Воды было не видно, но судя по звуку и очертанию русла, перед ним находился небольшой родник.

Спустившись с небольшой насыпи берега вниз, Димка склонился и зачерпнул холодной воды, омыв свое грязное после падения лицо. Над водой шелестел ветер, словно оживший на этой кромке территории. Дима повторно зачерпнул воду и жадно припал к ней сухими губами. Привалившись без сил к земляной насыпи за спиной, он безуспешно попытался определить направление, в которое углубились фигуры с телеги. Журчание воды успокаивало и стало придавать уверенности.

Наконец он сделал попытку подняться и тогда в аккомпанемент появившихся лесных звуков вдруг стал вплетаться совершенно новый.

Похожий на все то же журчание воды, он был близок с чем-то еще, чего Дима не мог в начале понять. И лишь приблизившись к воде, он осознал, на что это походит. Застыв на удалении нескольких шагов от бережка, он напряженно стал вглядываться в темную гладь.

Так и было. Журчание воды то усиливалось, то ослабевало, перемежаясь с легкими и воздушными нотками, бывшим однако не ветром, а легким женским смехом. «Кто здесь?» – слова слетели с его губ помимо его воли.

Больше всего Диме хотелось вжаться в землю, в лучше вообще находиться где-то еще. В нем также жило смутное осознание, что ближе к воде больше подходить не стоит.

Однако звук, судя по всему, отреагировал на его вопрос и к смеху добавилось нечто еще. «Где они, где Лена?» – выкрикнул он, срываясь на визг. Новый звук усилился и Димке, не смеющим подойти к воде, стало казаться что в нем повторяется одна и та же череда слогов: «динеи..ди..не..иди» – оформилось в его мозгу наконец послание. Сделав пару шагов назад и упершись спиной в земляную насыпь, Димку почувствовал крупную дрожь. Возвращаться в лес не хотелось до жути, но и вперед было нельзя. Стоя в нерешительности, он ощутил, как им стала овладевать апатия.

Он медленно сполз по стене и закрыл лицо руками. Осознание произошедшего и вся усталость, подавленная до этого страхом и адреналином, наконец навалились на него со всей силой. Проваливаясь в черноту, он понадеялся, что проснется в своей светлой московской квартире, разбуженной мамой под запах утренних блинов, без намека на ночные кошмары.

Давящая темнота нахлынула в его сознание. Никаких снов он больше не видел, по крайней мере визуальная их составляющая отсутствовала. Между тем, на краю сознания он воспринимал колебания вокруг себя, будто бы множество грузных извивающихся тел ползало вокруг него где-то рядом. Не обладая нужными органами восприятия, он не мог их увидеть. Но, возможно, так было и лучше.

Разбудил его луч фонаря, безжалостно пробивающийся сквозь закрытые веки и тревожные голоса вокруг. Рассвет еще только пробивался через кромки деревьев, ручей мирно бежал у ног и совсем не напоминал своего ночного преображения. Взрослые переговаривались между собой и насторожено вглядывались в его лицо. Заплаканные глаза подошедшей матери через мгновение вытеснили все остальное и он осознал, что этот кошмар наконец закончился.

Поиски Ленки продолжались и последующие сутки, а после прибытия следователей из регионального центра и последующие месяцы. Но никакого ее следа, равно как и неучтенных жителей в ближайших лесах обнаружено не было. Поиски в реке также не дали результата и потому окончательная версия об утоплении делала ударение на якобы сильном течении, которое должно было снести тело из их возможных районов поиска. Упоминание женщины в материалы дела не вошло и трансформировалось в «депрессивное расстройство с тревожной симптоматикой у ребёнка, вызванное долгим пребыванием в дикой природе».

После нескольких месяцев безрезультатных поисков с этой трактовкой согласились даже родители, цепляющиеся за любую ниточку к вероятности благополучного исхода для дочери. А когда школьный психолог в первом для Димки учебном году намекнул им на более благоприятные возможности к развитию в «специальном учебном заведении» для детей, видевших галлюцинации, они достаточно быстро убедили его в том, что рассказывать об этом больше никому не нужно. Однако убедить его в том, что большая часть этих событий была его собственным вымыслом, они его не смогли.

Повзрослев, Дима начал догадываться, что они ему так никогда и не поверили, но поднимать ставшую негласно запретной тему больше ни разу не пытался. Сам не замечая того, он задвинул далеко в уголок подсознания то что случилось тем летом, а детский гибкий ум быстро заживил оставленные рубцы.

Глава третья

Уперев в голову руки, Дмитрий быстро прокручивал в мозгу те месяцы и годы, пытаясь понять для себя нечто важное. Теперь, погрузившись в те страшные часы, он словно приоткрыл крышку люка, заботливо захлопнутого его подсознанием.

Никакого сходства между событиями из детства и произошедшим этой ночью он не видел. Кроме осознания одного простого факта. Он второй раз за жизнь столкнулся с чем-то потусторонним, тем что не в силах понять.

Но в отличии от прошлого раза он больше не ребенок и никто не позволит ему уйти от последствий этой встречи.

Замычав от бессилия, он сдавил ладонями виски и откинулся к спинке кресла. «Нет времени для прокрастинации. Прямо за моей спиной труп и для всех именно я буду убийцей. Никакой возможности это опровергнуть не будет. По сути ничего из моих размышлений не имеет значения для реального мира. Можно было сразу звонить полицию, и давать явку с повинной, как я и собирался».

Однако что-то еще не позволяло ему это сделать. Раздражение продолжало нарастать, перерастало в кипящую злость. Чувство, которое в полной мере ему в общем то никогда не было свойственно.

Но он отчетливо понимал, чем оно вызвано. Вначале нечто неведомое лишило его сестры, а теперь, много лет спустя, когда он уже отпустил ту боль и сформировался психологически здоровым психически и материально состоявшимся человеком, это неведомое нечто вернулось и в считанные минуты разрушило его тщательно упорядоченный мирок. Именно это бесило и не давало мириться с произошедшим. Всеми силами, которая его разрушившаяся жизнь может ему оставить, он хочет если не отомстить, то разобраться в том, что произошло.

Осмыслив это стремление, Дмитрий успокоился и обрел ясность рассудка.

Пусть с обывательской точки зрения это чистое сумасшествие и ничего не изменит. И никто из близких его не поймет. Самым тяжелым будет исчезнуть никому ничего не объясняя. «Я принимаю это сумасшествие и доведу его до логического завершения» – отрешенно подумал он. План стал достаточно четко вырисовываться в его голове.

Сначала необходимо позвонить на работу и сказаться больным. В идеале это даст ему несколько дней форы и возможность покинуть не только Швейцарию, но и Европу. Вряд ли тело за это время успеют обнаружить. Главное успеть добраться до России, где он вернется в то место, где все началось в далеком детстве.

Но были и другие сложности. Несмотря на бушующую в мире новую холодную войну, он не сомневался, что это не защитит его от запроса Интерпола и в течении нескольких недель у него начнутся проблемы уже с российскими правоохранительными органами. Решить эту проблему могли только новые документы, которые нужно приобрести на свои отложенные сбережения.

Он реалистично оценивал свои шансы сделать это наверняка и без риска. Вероятность избавиться от тянущегося за собой уголовного шлейфа полностью была практически исключена.

Но как бы там ни было, в случае удачи с поддельными документами он получит отсрочку и вернется в то место, где непонятная сила впервые его коснулась. Поселится рядом с Давыдово и пожертвует всем оставшемся у него временем чтобы попытаться разобраться в природе произошедшего.

Смутное чувство подсказывало ему, что времени у него на это будет немного, но и это не беда. Похоже что то что он ищет само его найдет.

Встав из-за стола, он окинул взглядом тело, которое по-прежнему лежало всего в нескольких метрах от него.

Он не знал, является ли его равнодушия по отношению к ней кощунственным. Умом он сожалел что подобная ужасная смерть настигла эту простую, в сущности, невинную женщину. Он не мог судить ее за ее отношения с мужем, как, собственно, и никто иной, не имеющий представления о том, что произошло в их браке. И чего она не заслуживала, так это точно такого конца. Он также мог бы аргументировать свое бегство тем, что сможет отомстить за нее. «Но это бы уже было лицемерием» – одернул он себя. Пусть я виноват в том что не испытываю эмоций, но натягивать на себя тошнотворную маску самообмана еще хуже».

Бережно накрыв ее простыней, он начал собирать вещи.

Вещей был необходим самый минимум, одна спортивная сумка. Нет, даже рюкзак. Все-таки даже с плотной набитой сумок он будет выделяться перед каждым полицейским патрулем. Пусть не в Швейцарии, но в соседних странах уже вполне. Ноутбук, зарядки, нижнее белье и пара свитеров, брюки…

Чертыхнувшись, увидел, насколько быстро забился его небольшой хипстерский рюкзак, бывший, в сущности, скорее мешком, он в очередной раз пожалел что не приобрел нормальный туристический рюкзак. Придется довольствоваться тем, что есть. Для средств гигиены уже практически не оставалось места, поэтому он сунул под плотно набитую ткань зубную пасту с щеткой и бритву, с заботливо обернутым в целлофан блистером запасных лезвий. Выделяться своей быстро растущей щетиной ему в ближайшие дни было ни к чему.

Он до сих пор не знал сколько дней у него будет в запасе, прежде чем его объявят в общеевропейский розыск. В лучшем случае, счет пойдет на недели и паника сейчас совсем ни к чему, в худшем… Он задумчиво кинул взгляд к телу и вдруг чертыхнулся, ударив ладонью в дверь шкафа. Такая благоразумная мера женской предосторожности как предупредить близких перед сомнительным свиданием, сейчас могла порушить все его планы.

Взглянул на часы, была еще только половина седьмого. Если гипотетическая подруга не получит никаких вестей, то уже к обеду можно будет ожидать раскрутки маховика событий, который за пару часов приведут полицию к нему. Нужно поторопиться.

Открыв рабочий ноутбук и набросав пару строчек о внезапно ухудшившимся самочувствии, Дмитрий в нерешительности остановился перед обувью и сделал выбор в пользу легких горных ботинках. Перебрал верхнюю одежду и нехотя отложил привычное пальто и тонкие куртки. Учитывая, что температуры к началу весны в России вполне могут быть зимними, он выбрал самое теплое что успел приобрести для местных мягких зим. Длинная парка хоть и была тонковата, но могла защитить его до температуры минут десять-двенадцать градусов.

С сожалением оглядел оставшийся гардероб, коллекцию рубашек для разных поводов, брендовые свитера. Все то чему он придавал значение и накопил за последние годы, но оказавшееся теперь пустым балластом. Пожалуй, в жизни не так много ситуаций, когда человек осознает подобное.

Зашнуровав ботинки и набросив рюкзак, он приготовился навсегда покинуть свое пристанище. Для промедления не оставалось времени, ему было необходимо как можно раньше оказаться в пути и пересечь границу маленького государства прежде, чем за него возьмутся всерьез.

Выйдя на улицу и поежившись от моросящего дождя, он направился к ближайшему банкомату. Расплачиваться теперь можно было только наличными, а значит необходимо снять все свои сбережения. К счастью, он отменил дневной лимит на снятие и перевод средств, иначе бы рисковал сейчас оказаться в крайне глупом положении. Разделив стопку банкнот на несколько частей и рассовав по карманам, он ускоренным темпом зашагал к электричке.

Возможности для прямого перелета в Россию давно не существовало, но дорога в аэропорт ему была заказана вне зависимости от направления. Выстраивая маршрут, Дмитрий лихорадочно перебирал города и страны. Прежде всего необходимо попасть в восточную Европу. Чехия, оттуда на север к Прибалтике. Хотя нет, в новостях стала часто мелькать информация о закрытиях последних погранпереходах тех мест. Лучше напрямик, через Польшу. Попав на территорию Беларуси уже можно будет выдохнуть.

Добравшись к главному вокзала, он, дабы не оставлять паспортные данные, выбрал дорогой, но зато непривязанный к имени билет до Праги прямо в автомате на платформе вокзала.

До отъезда оставалось еще полтора часа, но он знал, как потратить время с пользой. Заглянув в маленький арабский киоск, Дмитрий приобрел новый телефон и симкарту.

Честно осознавая себя полным дилетантом в теме информационной безопасности, он после пары лет работы в банке тем не менее понимал как пугающе много информации сообщает о пользователе его банковские приложения. Вкупе с остальным электронным хламом, накопленным на телефоне, его дальнейшее использование представляло собой рождественскую елку с ярко горящими гирляндами для любой заинтересованной правоохранительной службы.

Перед тем как выключить старый мобильник и навсегда отрезать себя от старой жизни он замявшись, открыл диалог с родителями. Нет, сейчас он не сможет выдавить ни одной хоть сколь бы то ни было уместной фразы чтобы их успокоить. То же самое касалось несколько друзей и давних подруг. Если все будет хорошо, то с ними можно выйти на связь из России, а если нет, то они его все равно не поймут.

Остается лишь немного времени для того, чтобы выдохнуть и успеть позавтракать, неизвестно когда и где такая возможность предоставится в следующий раз. Зайдя в один из филиалов популярной кофейной сети, Дмитрий поморщился от швейцарских расценок, к которым он за месяцы жизни в Цюрихе так и не успел привыкнуть.

Разумеется, это компенсировалось и уровнем дохода, который вкупе с низкими налогами был примерно вдвое выше, чем в самых благоприятных европейских странах. Но как раз уровень расходов в значительной мере и сравнивал сухой остаток большинства населения с их соседями. Тем не менее заказанным чизкейком и крепким кофе он был более чем удовлетворен. Чизкейк был в меру сладким, но не приторным и кофе без сахара оптимально уравновешивал его вкус.

До отправления поезда оставалось еще около получаса и напоследок он решил занять себя поиском информации о дальнейших зацепках к пропажам людей в регионе за последние годы. В открытых источниках наводок на это было совсем немного. Заявления официальных лиц, интервью с поисковиками и родственниками. Похоже придется собирать информацию уже на местах. При создании липовых документов имеет смысл озаботиться и фальшивой корочкой каких-либо органов вызывающих доверие и помогающей найти общий язык, поскольку Дмитрий трезво оценивал свои коммуникативные способности и умение разговорить незнакомых людей.

На одном из сайтов ему бросился в глаза любопытный абзац, повествующий о ходе поисков организованным церковно-приходской школой в одном из близлежащих к Давыдово сел. Будет не лишним поговорить с местным батюшкой, есть надежда на то, что местные в целом наслышаны о неестественной природе вещей в окрестных лесах, а представитель церкви хоть и скован рамками определенных обетов, но возможно сможет дать наводку с чем ему предстоит столкнуться.

Убедившись, что объективные источники информации ему больше ничего не дадут, он со вздохом стал продолжил поиски по сайтам, посвященным мифологическим существам древней Руси. Леши, баба Яга, домовые и прочее. Попытки углубиться в более ранние легенды уперлись в данные о том, что практически вся известная современным обывателям славянская мифология была сформирована в 18 веке. Большая часть письменных носителей информации об этом была уничтожена во время христианизации наряду с языческими идолами.

Вздохнув, он отложил телефон. Все это отдавало какой-то несерьезностью и фальшивостью, и дело не только во флере детских страшилок. Дмитрий ощущал, что увиденное им ночью не могло ассоциироваться с определенными известным ему мифологическими существами. Оно было глубже и абстрактнее, безлико, но смутно знакомо.

Сделав пузу в своих изысканиях, он начал обводить взглядом заполняющееся помещение. Большинство людей заказывало стандартный утренний набор из кофе и выпечки по вкусу и спешили на поезд к месту работы. Несомненным плюсом главного вокзала Цюриха и мотивацией его утренним посетителям было в свете этого то что по утрам здесь как в главном зале так и в переходах играла классическая музыка.

Вид у людей был встрепанный и тревожный, но все же Дмитрий им завидовал. Еще вчера он сам относился к этой касте. Особого удовольствия он при этом не испытывал, но в жизни царил порядок. Будущее четко выстраивалось перед глазами, а сиюминутный дискомфорт всегда можно было подсластить мечтами о светлом будущем.

Во внутреннем кармане завибрировал телефон. Выругав себя за то, что отвлекся на душевные терзания и до сих пор не избавился от симки, он нерешительно посмотрел на экран мобильника. На нем отображался совершенно незнакомый номер и вариантов в сложившейся ситуации могло быть лишь два. Полиция либо кто-то из старших менеджеров на работе, желающие убедиться в его больничном. Для полиции было еще слишком рано, Дмитрий сомневался, что они решат им заинтересоваться так быстро. С другой стороны, разговор с начальством предоставит ему небольшую отсрочку. Стиснув зубы, он принял звонок, и бодрым голосом поприветствовал незваного собеседника.

– Герр Морозов? Вас беспокоит криминальная полиция кантона Цюрих, – женский голос с металлическими нотками моментально разрушил его собранную было по частичкам уверенность. Женщина продолжала говорить, но белый шум уже стал обволакивать его восприятие. Пульс бешено стучал в висках, а время потеряло ход. На том конце провода явно спросили что то еще, теперь уже с более нетерпеливой интонацией.

Дмитрий молча отнял трубку от головы и зажав клавиши наблюдал, как та меркнет экраном и темнеет, знаменуя тем самым окончание его прежней жизни. Разломав и выкинув сим-карту на землю, он отправил телефон в ближайшую мусорку, оглядев перед этим помещение кофейни, в поиске чересчур внимательных глаз.

Очевидно, его расчёты уже сейчас рискуют пойти к черту. У него не будет и нескольких часов в запасе, в лучшем случае он может рассчитывать на полчаса форы, после чего наряд полиции выломает дверь и обнаружит тело. Аэропорты и вокзалы превратятся в объекты для наблюдения в первую очередь.

Резко поднявшись из-за стола, он накинул объёмный капюшон парки и направился в противоположенному павильону аптеки. Приобрел там несколько комплектов одноразовых медицинских масок. Ажиотаж, связанный с эпидемией ковида, остался в прошлом, но люди с закрытыми лицами на улицах и в магазинах были по прежнему на редкость. Натянув пахнущий пластиком материал повыше к глазам, Дмитрий решил направиться прямиком к поезду и переждать оставшуюся четверть часа внутри вагона.

Белый скоростной поезд с хищно вытянутым профилем локомотива уже стоял на путях. Контроллер, в темной форме милитаристского кроя заставлял нервничать взвинченного Дмитрия уже одним своим видом. Однако тот лишь сдержанно улыбнулся и посторонился, позволяя пройти вглубь вагона. Подойдя к забронированному месту и плюхнувшись в широкое удобное кресло, он закрыл глаза и приспустил медицинскую маску. Дышать в ней в замкнутом пространстве было сущим мучением. Нужно продумать план по пересечению границы. Отметая самую банальную идею заблокировать дверь в кабине туалета, разумеется, став бы при этом объектом пристальнейшего контроля любого пограничника и без всяких разнарядок сверху, он стал просчитывать оставшиеся варианты.

Их практически не было. Находясь в ловушке вагона ему не оставалось ничего лучшего как протянуть с учтивым видом свой паспорт и надеяться на то что никакой информации на его счет на границу еще не поступало. Проверку обычно проводила принимающая сторона и чешские полицейские вряд им интересуются. Но если в вагон зайдут швейцарцы, то его дела плохи. Очень не хотело полагаться на дело случая. Как он уже успел убедиться с преждевременным звонком из полиции, закон подлости в его отношении вполне начал работать. Если бы он не покинул апартаменты так быстро, то вполне возможно столкнулся бы нос к носу с приехавшим нарядом патруля. Нужно исключить любую вероятность для риска, но как?

Идей по-прежнему не было, а к злости на самого себя начала примешиваться усталость от полусонной ночи и нервного истощения последних дней. Откинувшись на мягком изголовье, он разрешил себе немного подремать и провалиться хотя бы на короткое время в сладкое забытье. Темное облако мягко обволакивало его сознание, когда вагон тряхнуло ощутимо сильнее обычного и он обнаружил что уже находиться в пути.

Его контактные линзы, привычные спустя много лет, ожидаемо пересохли в сухом воздухе с кондиционером и ощущались теперь песком в глазах. Пытаясь проморгаться, Дмитрия тяжело вздохнул и щурясь, стал вглядываться в блеклые зеленые луга под темными облаками. До границы уже было совсем недалеко. В вагоне казалось на удивление тихо, немногочисленные пассажиры уткнулись в свои гаджеты либо спали. Встав чтобы размять затекшие ноги, он решил пройти до вагона-ресторана.

Царившая в нем строгая классовость его обычно раздражала. Так, удобные столы с креслами предназначались лишь для гостей первого класса, а пассажиры второго скромно довольствовались бистро и примыкающими к нему пластиковыми стойками. Подававшиеся там сосиски со вкусом картона или пиво его сейчас интересовали меньше всего.

Резкое торможение состава застало Дмитрия так и стоявшим перед меню-плакатом.

Затравленно взглянув на табло у выхода, он убедился, что населенного пункта здесь быть не должно. Более того, до чешской границы было еще все-таки слишком рано. Последовавшее спустя мгновение объявление подтвердило его догадку. Пассажиров просили предоставить документы для полицейской проверки.

Чертыхнувшись, Дмитрий осознал, что серьезно недооценивал работу правоохранительных органов. Одного подозрения на присутствие его скромной персоны хватило чтобы остановить экспресс. Что в общем то резонно, в их глазах для пытающегося сбежать русского психопата-убийцы поезд в соседнюю страну славянскую страну мог быть очевидным выбором.

Сердце грозило вырваться из грудной клетки, он прислонился спиной к окну и стал приводить мысли в порядок. Полицейские зайдут с двух сторон и начнут двигаться навстречу друг к другу, варианта бесконечно идти от какой-либо их группки в противоположенную сторону не было. И все же, когда послышался звук открывающихся дверей и приглушенные обрывки фраз полицейских, он инстинктивно стал делать именно это, казалось уже тем самым вызвав любопытный взгляд официанта у стойки.

Остатки самоконтроля его были направленны лишь на то, чтобы придавать лицу невозмутимый вид и не срываться на бег, других осмысленных идей по спасению в голове не было. Впереди мелькнула синяя форма и он остановился. Похоже это конец, мелькнуло в голове. Как глупо все произошло и заканчивается, не успев начаться. Остается лишь дождаться полицейского. Возможно и хорошо, что он заканчивает свое бегство здесь, а не заперевшись в вонючем туалете. Хотя это бы и добавило происходящему нотку самоиронии, наверное, в тюрьме она станет полезным качеством.

Затравленно озираясь, он обратил внимание на дверь чуть дальше по коридору, которая не имела таблички WC. Скрежет рации послышался совсем рядом и повернувшись к нему спиной, Дмитрий направился на негнущихся дверях к двери.

С трудом осознавая смысл своих действий, он взялся за дверную ручку нажал на нее. Та податливо двинулась вниз и мгновение спустя он шагнул внутрь небольшого темного помещения, оказавшегося кабинкой для проводников, которая по счастливому совпадению была пустой. Продолжая стоять, Дмитрий чувствовал ручейки пота по лбу и гадал, успел ли ближайший полицейский увидеть его со спины. Скоро ему предстояло это узнать, поскольку шаги в коридоре были уже совсем рядом.

Мягкое покрытие пола скрадывало звук, поэтому он толком не понял момента, когда человек, не останавливаясь, продолжил движение дальше по коридору.

«Похоже он также как и я не заметил двери в служебное помещение либо не посчитал нужным в него заходить» – подумалось Дмитрию. Минуты казались вечностью, а поезд продолжал стоять. Больше всего он боялся того что кто из проводников зайдет внутрь. Наконец мягкий толчок возвестил о том, что поезд начал набирать ход.

Осторожно приоткрыв дверь – коридор выглядел умиротворяюще пустым, Дмитрий, однако, отказывался верить в свое счастье до последнего, настороженно прошел к своему креслу и лишь тогда выдохнул с облегчением. Ничем иным как удачей это нельзя было назвать. Но продолжать на нее рассчитывать больше нельзя. Необходимо озаботиться документами уже в Праге, иначе таким образом он не пересечет оставшуюся часть Европы.

Последующие несколько часов до чешской столицы прошли благополучно. Пограничники пропустили поезд без досмотра, Дмитрий периодически проваливался в полусон и под конец уже почувствовал себя вполне свежим.

Поезд тем временем подходил к городу, и он принялся рассматривать знакомую с прошлых поездок архитектуру. Исконно европейский архитектурный стиль построек старого города то и дело чередовался здесь бетонными коробками построек времен Варшавского Договора. Однако ближе к центру европейская идентичность все больше брала вверх, как никак город являлся столицей древней империи Карла Великого, объединяющей большую часть современной Европы.

Больше всего Дмитрий любил в нем нотки готики, особенно бросающейся в глаза в темное время суток, а также в преддверии Рождества.

Усилием воли он развеял окутавший его туристический настрой. Сейчас на повестке дня стояло совсем иное. Для начала предстояло решить вопрос с ночлегом, а затем с логистикой до России. В идеале также узнать о возможности изготовления новых документов. Впрочем, на этот счет у него уже была идея.

Первая сложность заключалась в заселении в квартиру без оставления паспортных данных. Вместе с этим сразу отпадал вариант с отелями и сайтами для каучсерфинга. Придается действовать по старинке.

Ступив в холл пражского главного вокзала, он принялся пробиваться к главному выходу через набитое людьми помещение. Более архаичный чем у своих западных соседей, вокзал тем не менее привлекал простотой своих переходов и доходчивой маркировкой направлений. Обилие билетных касс внутри уравновешивало отсутствие автоматов. Выйдя из здания, он очутился на привокзальной площади, еще сильнее запруженной к полуденному часу людьми. Раздумывая, взять ли такси, Дмитрий спустя пару минут отмел это идею. Таксисты зачастую одна из самых осведомляющих полицию каст, будет лучше поискать кого-то менее благонадежного. Он порыскал пару минут глазами по краям площади и наткнулся на парочку потрепанного вида индивидуумов, явно скучающих без заветного возлияния.

Приблизившись, он прямо поинтересовался, где в округе сможет найти ночлег. Быстро выяснилось, что коммуникация на английском и немецком невозможна. Переходить на русский Дмитрий не решался, не желая привлекать излишнее внимание. Было решено перейти на язык жестов и мимики, самый верный канал коммуникации даже в двадцать первом столетии.

– Hotel? -Изобразил он спящего и склонив голову на сомкнутые ладони. – But no documents, no ID. Where?Парочка настороженно посовещалась, но ответа пока не давала. Протянутая купюра швейцарских франков также была встречена с подозрением. Чертыхнувшись, Дмитрий понял в чем дело и заменил мало распространённые здесь цветастые швейцарские банкноты на евро.

Это быстро возымело результат. Один из бомжей произнес несколько раз что-то на чешском, кажется включающее в себя цифры и похожее на адрес. Дмитрий протянул ему телефон и тот, оставив на экране грязные разводы действительно напечатал на нем строку адреса.

Поблагодарив счастливых обладателей пятидесяти-евровой купюры, он двинулся к стоявшим неподалеку такси. Воспользовавшись одним из приложений для вызова машины, он бы сэкономил гораздо больше, но сейчас приходилось подавлять свои туристические порывы. Показав одному из водителей адрес, он тем не менее скривился от услышанной суммы. Но делать ничего иного не оставалось.

Пасмурный мартовский день добавлял мрачности городу, которая ему безусловна шла. Обилие брусчатки, толпы туристов в любое время года, готические шпили, Прага, обладая всем этим, представляла собой идеальный микс славянской и европейской культуры.

Несмотря на это сами чехи больше идентифицировали себя как «центральных европейцев» с влиянием кельтов, германцев, а влияние славян относили скорее к лингвистической составляющей.

Дорога оказалась не слишком долгой. В минутах десяти от вокзала обнаружилось неприметное здание, напоминающее двухэтажный барак. Смуглые детишки играли у входа в футбол, из открытых окон пахло чем то рыбным, на некоторых подоконниках были выставлены скоропортящиеся продукты.

Судя по всему, как минимум часть комнат предназначалась беженцам. Отыскав на первом этаже помещение, похожее на ресепшн, Дмитрий выдал заранее заготовленную легенду про потерянные документы, бегство из Украины и дальнейший путь в Германию через несколько дней.

Сухая пожилая арабка со скучающим видом посчитала его историю явно неправдоподобной, но на это и был расчёт. Мода выдать себя за украинского беженца и получить льготное положение в более благополучной европейской стране уже хоть и сошла на нет, но предстать недалеким авантюристом пытающимся угнаться за ушедшим поездом все еще можно.

Окинув его взглядом с намеком на жалость, арабка прокаркала цену за сутки, которая, однако, не отдавала ничем похожим на сострадание. «Две сотни в сутки в этой вонючей конуре? Старая карга» – бушевал он про себя, поднимаясь по скрипучей лестнице.

Комната напомнила его студенческие апартаменты из далекого прошлого, однако в гораздо более аварийном состоянии. Узкая кровать, зашторенные архаичными марлевыми занавесками маленькие окна, гудящий небольшой холодильник и местами облупленная штукатурка на стенах. Зато присутствовала встроенная кухонька и душевая кабина.

Получив оплату за неделю вперед, арабка оставила его одного.

Первым делом Дмитрий сбросил одежду и отправился под горячий душ. Напор воды оказался то что нужно и прислонившись головой к холодному кафелю он чувствовал как тугие струи воды смывают усталость и размягчают мышцы.

Решив подремать всего несколько часов, он тем не менее быстро провалился в глубокий сон, разморенный после горячей воды.

Проснулся уже в кромешной темноте от бьющего между занавесками огней рекламного щита. Лежа в кровати, он с трудом пытался привести мысли в порядок, как это часто бывает после дневного сна.

Деньги заканчивались быстрее чем он рассчитывал, а главные траты еще впереди. Необходимо перебраться в Россию, купить документы. Все это лучше успеть сделать здесь, за эту неделю. Прага знаменита своей теневой жизнью, вопрос был лишь в том как выйти на нужных людей.

Он чувствовал острый голод и осознал, что ничего не ел еще с момента своего завтрака на вокзале Цюриха.

Что же, вот и отличный повод для ночного тура по городу в поисках знаменитой свиной рульки.

Закаленный корпоративными буднями и периодическим выгоранием от работы, он понимал, что большую часть стрессовых ситуаций вполне можно сгладить маленькими радостями жизни. И это необязательно относить тягой к сибаритству, а вполне можно воспринимать защитной реакцией человеческой психики.

Попав в ощутимо пропавший каннабисом коридор, он спустился по лестнице и вышел наружу, после чего глубоко втянул в себя вечерний воздух. Загазованность ощущалась тут уже гораздо сильнее, чем в немецкоязычных странах. Но сейчас Дмитрий любил этот запах, напоминающий ему порой о родине.

Достав из карманов джинс купленный мобильник, он принялся искать ближайшие ресторанчики с приемлемым рейтингом. В близости от Старого Города, центральной части Праги, таких оказалось более чем достаточно. Выбрав тот что ближе к набережной, которую он также непременно хотел посетить, Дмитрий решил дойти до центра пешком, инстинктивно избегая столпотворения.

Брусчатка покрывала по его ощущениям практически всю площадь города, уступая лишь асфальту на дорогах. Достаточно крупная плитка сбивала ему порой привычный шаг.

Попадающиеся парочки с фотоаппаратами и английская речь скоро возвестили о приближении к центральным кварталам. Ресторан находился в полуподвальном помещении, отдавал теплым светом и ламповой атмосферой.

Успевший замерзнуть Дмитрий с удовольствием сбросил куртку и сел за предложенный ему вежливой официанткой стол. Помещение было умеренно полным, а запах еды дразнил обоняние. Решив не изменять первоначальному порыву, он заказал рульку, гуляш, но от пива со скрипом сердца отказался.

Ощущение, что он перестает быть частью этого праздника жизни, его не покидало. Что-то изменилось еще с приходом первых снов и к моменту бегства и Цюриха он все чаще ловил себя на том что смотрит на окружающий привычный ему ранее мир с холодным любопытством, как существо никогда доселе с ним не знакомое.

Одернув себя от этого хода мыслей, он попросил чашку эспрессо в ожидании горячего.

Следовало выйти на людей, которые ему смогут помочь с логистикой и документами. Теперь можно исходить из того, что при пересечении европейской границы он уже может состоять в базе Интерпола.

Скорость, с которой за него взялись правоохранительные органы еще в момент отъезда из Швейцарии давала все снования полагать что запрос в международный розыск был дан в тот же момент.

Несмотря на частые поездки в Чехию еще со студенческих времен, особенных близких знакомств он здесь не завел. К тому же ему сейчас были нужны контакты с выходом на теневую жизнь Праги, чем определенно не могли похвастать приятели из прежней жизни.

Оставалось работать с тем что есть. Выбрав из импортированной телефонной книги номер в мессенджере со знакомым фото профиля, он нерешительно забил по буквам. «Салют! Ты по-прежнему в Праге работаешь?»

С Олей он познакомился в одну из своих прошлых поездок, разочарованный в не сложившимся клубном знакомстве и в полупьяном угаре, он твердо решил несмотря на это найти себе компанию на ночь, отправившись в итоге к эскортницам.

Вызванное сейчас в памяти первое впечатление при знакомстве было не очень обнадеживающим. Гораздо более полненькая чем на фото, высокая, поначалу она его смутила. Однако приглушенный свет в комнате, обходительная манера речи и бокал вина быстро вернули его на нужный лад. Хорошая куртизанка помимо всего прочего еще и неплохой психолог и радушная хозяйка.

После той встречи они, как ни странно, периодически продолжали общение в сети. Оля писала с вопросами о бюрократических тонкостях для регистрации своих родственников как беженцев в Германии, обращалась за советом по выбору горнолыжного курорта, Дмитрий периодически отправлял мемы и в целом ценил связь с представительницей древнейшие профессии.

Ответ не заставил себя ждать, поздний вечер являлся разгаром ее трудового дня. Ободряюще завибрировав, мессенджер вспыхнул новым уведомлением: «О, добрый вечер пупсик. Разумеется». «К тебе сегодня можно?» – щедро рассыпая смайлики быстро набрал Дмитрий. Ответ пришел также незамедлительно, уже в виде адреса.

Кажется, в прошлый раз она жила в ином месте, но удивляться не следовало. Девушки ее профессии постоянно переезжают и можно порадоваться тому, что он вообще застал ее в городе.

Дождавшись наконец ужина, он принялся за еду, пытаясь отвлечься от мрачного настроения.

Рулька не поражала воображение и было на его вкус чуть жирноватой, зато гуляш оказался выше всяческих похвал. Поданный в виде душистой похлебки, а не просто порубленного и запеченного мяса с картошкой, он приятно горячил тело и вскоре придал мыслям позитивный ход. Шансы на то что Оля сможет помочь с информацией о документах выглядели реалистичными. В конце концов в ее сфере это должна была быть актуальная тема, а умельцев по созданию подделок в Праге должно быть более чем достаточно. Город не зря имел репутацию теневой Тортуги Европы.

Оставив хорошие чаевые официантке, он поднялся и направился к выходу, завистливо косясь на беседующих за соседним столиком мужчин перед пенными бокалами с пивом.

На улице он не захотел переплачивать в несколько раз за пойманное на улице такси, а прикинул маршрут в навигаторе и прошел пару кварталов пешком. Сел в раритетный «Татру», трамвай распространённый еще во времена его детства в Москве и тронувший тем самым воспоминания. Красный вагончик натужно двинулся в гору, а Дмитрий с интересом стал рассматривать древний город через замутнённое стекло.

С отдалением от старого города пейзаж ощутимо менялся, обрастая многочисленными граффити, неухоженными строениями или напротив, спокойными, но скучными рядами невысоких панельных блоков.

Как и в любом другом городе, именно в спальных районах здесь теплилась настоящая жизнь, скрытая от глаз туристов и лишенная одурманивающего шарма центральных улочек.

До нужного адреса оставалось еще около получаса. Оля жила практически на конечной.

Дмитрий наконец оторвался от созерцания городского ландшафта за окном. Смутное беспокойство вклинилось в размеренное течение мыслей.

Вокруг что-то ощутимо менялось, однако он не мог выявить причины для растущего внутреннего беспокойства. Все так же дремала впереди немолодая парочка, негромко посмеивался в трубку подросток, прислонившийся к поручням.

Немногочисленные пассажиры не обращали на Дмитрия никакого внимания, от присутствия полицейских также было не следа. И все же он не мог больше сосредоточиться на привычных мыслях. К беспокойству добавилось вдруг легкое щекочущее ощущение на груди.

Опустив взгляд и расстегнув верхнюю одежду, он тихо выругался – футболка явно была в крови.

Приподняв горлышко свитера, он с неумением обнаружил как из новоявленного родимого пятна слабо сочится темный ручеек. Боли при этом он никакой не чувствовал, точно также как и не помнил, чтобы неосторожно задевал этот участок кожи.

Ощущая испарину на лбу и желание оказаться на свежем воздухе, он приподнялся с кресла. Выскочив на ближайшей остановке неподалёку от парка, он прошел пару метров, шумно втягивая в себя воздух и уселся на пластиковое сиденье пустующей остановки.

С телом явно что-то происходило. Ощущение духоты сменилось жаром и не удовлетворившись расстегнутой молнией, он теперь скинул и парку. Откинувшись к стенке остановки он пытался как можно глубже дышать, медленно глотая холодный мартовский воздух и не замечает, выдыхает ли он после.

Медленно ведя глазами из стороны в сторону, он обнаружил что находиться не рядом с парком, как ему в начале показалось, а с кладбищем.

Ухоженные ряды могил брали свое начало неподалеку от противоположенной стороны путей и уходили вглубь территории, скрытой аккуратными рядами деревьев и редкими кустарниками. Между ними неприметно петляла узкая мощеная дорожка. В тот же момент услужливо зажглись фонари, и он ощутил в этой тускло освещенной дорожке нечто зазывающее.

Неловко приподнявшись, он пошел вперёд не глядя под ноги и пару мгновений почувствовал как едва не запнулся о рельсы. «Какого черта я творю?» – мысленно одернул он себя.

Он полностью контролировал свое тело и секундное наваждение больше не затуманивало разум. Углубляться внутрь кладбища не было никакой необходимости, умом он прекрасно это осознавал.

Но вместе с тем было ясно что происходящее снова выходит за рамки нормальности.

Он уже принял решение во всем разобраться и если это настигло его здесь, то он не будет бежать. Не обращая внимание на дрожь, он перешел рельсовые пути и вступил на газон кладбища.

Дорожка вела вглубь, петляя между высоких надгробий. Дмитрий неспешно продолжил свой путь, стараясь выравнять дыхание.

Усилием воли он вернул себе хладнокровие и принял сознательное решение встретиться с тем что он искал.

Но его тело казалось жило своей жизнью и отчаянно протестовало против такого намерения. Само человеческое существо предугадывало нечто, чего он не мог осмыслить и требовало бежать, скрыться, немедленно покинуть это место.

Было тяжело бороться с этим внезапно проснувшимся инстинктом, обладающим без сомнения защитными свойствами. Вполне возможно он уже спасал его предков от неведомых угроз.

Дмитрию вспомнился образ бегущего прочь Гришки с его младшим братом в ту ночь. Так и должно быть, подумал он. Человек, равно как и любое животное, чувствуя приближение неизведанной угрозы, отдает все силы на то что избежать встречи с ним. Каждый страх имеет под собой рациональную основу и если мы не можем ее осмыслить, то это не значит, что ее нет.

Он понимал, что отказываясь сейчас бежать в обратном направлении и сумев совладать со страхом, он бросает вызов невидимому наблюдателю и уже перешел невидимую черту.

Фонарь впереди едва уловимо мелькнул и снова продолжил гореть как ни в чем не бывало. Дмитрий остановился, ожидая чего-то, но окружение оставалось неизменным. Все так же нависало темное небо, скрытое редкими верхушками деревьев, тускло освещенная дорожка вела к выходу, который уже виднелся впереди, кладбище оказалось совсем небольшим. Так и не дождавшись, Дмитрий сделал шаг вперед и лишь теперь ощутил разницу в своем состоянии.

Идти как будто стало тяжелее. Он ощущал привычную легкость в ногах, вот только теперь он словно тянул на стропах невидимый груз за плечами.

Недоуменно оглянулся, но за спиной виднелись лишь пройденные надгробия. Продолжая идти, он чувствовал, как каждый последующий шаг дается все тяжелее, а ощущение тяжести за спиной усиливается. Повторно обернувшись, Дмитрий сначала вновь не увидел ничего подозрительного, по затем обратил внимание на свою тень, отбрасываемую им на середину дороги.

Иссиня-темная, она вырисовывала каждый изгиб его тела. Он недоуменно повел плечами и оглядевшись вокруг, догадался, что еще кажется странным. Тишина. Равно как и той летней ночью в лесу из его детства, до слуха не доносилось ни шелеста деревьев, ни шума городского транспорта.

Продолжая движение к выходу с кладбища и тяжело дыша от навалившейся тяжести в ногах, он снова обернулся, теперь уже предугадывая истоки аномалии и сразу сфокусировал внимание на тени.

Вначале Дмитрий не поверил своим глазам. Та стала ощутимо больше и это более нельзя было списывать на игру света. Налившаяся темнотой, она теперь словно жила своей жизнью.

Пытаясь подавить волну ужаса, Дмитрий всмотрелся внимательнее, так и есть. Тень покачивалась из стороны в стороны, будто желая вырваться за предначертанные ей границы.

Откуда-то возникло осознание, что сейчас нельзя поворачиваться к ней спиной. Эта четкая мысль настолько контрастировала с общим фоном его панических страхов, что казалась чужой.

«Почему нельзя оборачиваться, какую именно угрозу несет это неведомое явление?» – Вцепился он в посетившую его только что мысль.

В сознании будто из разрубленного клубка начали выпадать комки слов: «Ждет, когда… Вступишь в дом. Вырастет и убьет…»

Медленно пятясь назад и уже сойдя с дорожки, Дмитрий лихорадочно обдумывал план действий.

Глава четвертая

Хорошо, очевидно эта тварь преследует человека до его дома и там, оказавшись в замкнутом с ним в пространстве, осуществляет нападение. Вполне разумное поведение для хищника, если можно примерить классификацию животного мира на это неведомое существо. Тень продолжала лежать напротив, теперь уже игнорируя его положение тела и лишь двигаясь следом.

Что советуют при нападении хищника? Не вызывать его агрессию, с чем он уже явно опоздал. Попытаться убежать. Шансы на это, учитывая, что тень фактически висит за спиной, тоже не очень радужные.

Мозг отказывался выдавать хоть сколь бы то ни было разумный план действий.

Продолжая пятиться, Дмитрий натолкнулся спиной на камень и обнаружил что стоит у небольшого здания, напоминающее то ли небольшую часовню, то ли склеп, невидимый со стороны дороги. Вжавшись в стену, он продолжил буровить взглядом черноту напротив себя. Вопреки тому, что кругом царила почти непроглядная тьма, его глаза уже успели адаптироваться и определенно выделяли в ней тень, которая продолжала сочиться мраком.

Прошло еще несколько минут, прежде чем он осознал, что тень начала движение. Ее прежние колебания исчезли и теперь она словно приподнялась. Он продолжал напряженно вглядываюсь. Да, все верно. Тень приближалась к нему.

Инстинктивно Дмитрия стал пятиться вбок, двигаясь вдоль стены склепа. Тень ползла за ним, лишь едва смазываясь в очертаниях и теряя первоначальную форму. Продолжая движение, он ощутил, как стена сменилась дверным проемом и в ту же секунду тень метнулась в сторону, снова оказавшись прямо перед ним и приблизилась к ногам почти вплотную.

Теперь она напоминала растекшуюся по земле черную кляксу с рваными краями. Дмитрий мог поклясться, что из ее центра стало проступать смутное очертание фигуры.

В следующую секунду он устремился вправо в попытке обогнуть кляксу, но из тени мгновенно вытянулся рукав, пересекая ему дальнейший путь.

«Оно хочет, чтобы я вошел внутрь» – подумал Дмитрий и вспомнил посетившее его предостережение. Он не знал, что именно произойдет в случае если он действительно войдет внутрь склепа, однако где то в глубине души крепла уверенность что там шансов для него не останется.

Он должен принять вызов здесь.

Тень подступать все ближе, но он не двигался с места, сдерживая колотивший страх.

Когда до его ступней оставалось лишь считанное количество миллиметров, тень замерла, будто в нерешительности, и начала едва уловимо сжиматься. Очертание фигуры в центре вырисовывалось все четче, втягивая в себя тьму.

Выползая из ее центра.

Воспринимать материализовавшееся существо было непросто. Оно само напоминала кляксу, только состоящую теперь из плоти. Форма его была, однако, противоестественна и чужда этому миру. Более всего оно походило на согнутого к земле человека небольшого роста. Плоть не была обтянута кожей и сочилась чем-то темным. Из тела проступали уродливые отростки и лишь два из них напоминали что-то подобное на ошметки крыльев.

Тело еще очевидно находилось в процессе формирования – Дмитрий видел, как удлиняются его отростки, а обрывочные контуры крыльев заполняются перепонками. Тем не менее существу это похоже не совсем удалось. Один из отростков лопнул прямо на его глазах, брызнув темным фонтанчиком, перепонки крыльев то и дело рвались.

Казалось, что само окружающее мироздание не принимает зарождение этого мерзкого естества.

От головы, склоненной к земле, вдруг послышалось шипение и устремив все внимание на него, Дмитрий уловил момент, когда новоявленный выродок приподнял то что служило ему лицом.

По сравнению с телом, сходств с человеком здесь было гораздо больше. Тупые и мазанные черты лица вполне имели сходство с человеческими, хоть и с определенными дегенеративными отклонениями. Низкий скос лба, отсутствие ушей и бровей, отросток, служивший подобием носа и черные, разной формы впадины глаз выглядели дурацкой карикатурой, сделанной злым неумелым ребенком в насмешку над человеческой природой.

Однако жуткая гримаса, искажавшая их, лишала существо всякой карикатурности.

В нижней части черепа внезапно показалась прорезь рта, обнажившего ряд треугольных зубов. Похоже, что существо ощущало боль от трансформации и вырывавшееся из его утробы рычание это подтверждало.

Изогнувшись всем телом, монстр попытался встать, но несформировавшиеся обрубки конечностей еще не позволяли ему этого сделать.

Дмитрию нестерпимо захотелось чтобы существо исчезло, перестало на него смотреть и не порочило землю самим своим существованием. Между тем тварь, явно так и не сумевшая принять нужную форму, прекратила эти попытки. Вместо этого она уставилась своими несимметричными впадинами прямо ему в глаза и вдруг быстро поползла в его направление, извиваясь обрубком своего короткого тела.

Не в силах побороть отвращение от происходящего, Дмитрий остолбенел и почувствовал слабость в ногах. Вероятно существо продолжало каким-то образом ментально на него влиять, с того самого момента как он почувствовал тяжесть за спиной после входа на кладбище. В моменте начала движения твари это чувство многократно усилилось и он, не в силах продолжать стоять, упал на колени.

К этому моменту его восприятие, кажется, уже свыклось с той волной ужаса, которая накрывала его последние минуты. И возможно потому он ощутил в своем спектре бушующих чувство нечто новое, а именно резкое жжение в груди.

Скорее от безысходности и в ожидании приближающегося конца, он сунул руку под свитер и почувствовал, что жжение исходит от родимого пятна, которое снова словно сочилось влагой.

В этот момент существо, нелепо извернувшись, внезапно совершило резкий прыжок, ударив своим черепом его точно в грудь. Удар оказался неожиданно сильным и Дмитрий, на мгновение, чуть не оказавшись в воздухе, отлетел прям к двери склепа, черпая от боли ртом воздух.

В глазах на мгновении померкло, а когда он спустя мгновение снова их открыл то обнаружил что тварь уже забралась ему на бедра и тянется к шее. На такой дистанции тьма больше не могла скрыть все уродство её лишенной кожи лица. Смрадный запах тухлого мяса вперемешку с чем то, напоминающим серу, ударил в ноздри. Прорезь рта наполненной острыми треугольниками зубов сделалась шире и спустя секунду должна было сомкнуться на его горле.

Закричав, Дмитрий ударил что есть силы кулаком в предполагаемый висок существа. Кость, однако, оказалось словно из камня и удар не доставил существу видимых проблем, зато мгновенно отозвался острой болью в костяшках руки. Не осознавая более своих действий, он попытался оттолкнуть тянущуюся к нему морду второй рукой, впершись в нее открытой ладонью.

В этот момент существо вздрогнуло и испустило громкий крик боли, кубарем откатившись назад. Сразу же спала и мутная пелена, вяжущая его рассудок.

Вскочив на ноги, Дмитрий недоуменно уставился на сжавшееся впереди тело. Черные впадины все так же злобно продолжали его буравить, но попыток приблизиться оно пока не делало. Опустил взгляд на свою ладонь и его внезапно озарило. Приложив к влажному родимому пятну вторую ладонь, Дмитрий сделал вдох, пытаясь собраться и сделал шаг к ожидавшему его монстру.

Тот не терял время и, казалось, успел вытянуться в размерах. Кроме того, его отростки также принялись расти и изламываться в суставах. Уже оформились мощные плечи, которые вытягивали в длинные руки. Из нижней части туловища отростки также начали формировать основу ног, а перепонки крыльев перестали лопаться и теперь уже представляли собой два небольших трепещущих паруса.

Инстинктивно осознавая, что медлить больше нельзя, Дмитрий метнулся вперед и обхватил завизжавшее почти человеческим голосом существо за сочленение головы и туловища, где должна была располагаться шея.

Тварь дернулась, и он почувствовал чудовищную силу ее мышц, чьи жгуты, казалось, располагались прямо под его руками. Он лишь чудом не разомкнул ладони, не в силах оказать какое-либо давление на шею. Но в этом и не было необходимости. Тварь продолжала визжать и последующие рывки ощущались уже гораздо слабее. Очевидно само его прикосновение его омоченных кровью рук было для существа крайне болезненным.

Спустя пару секунд он почувствовал, как существо затихает, а плоть под его давлением внезапно начинает проваливаться внутрь. С отвращением отдернув руки, он наблюдал как тело монстра вновь теряет форму и растекается по земле. Тени больше не возникало, но черная масса походила теперь на лужу непроглядной зловонной жидкости.

Тяжело переводя дыхание, он опустил взгляд на перепачканный кровью свитер. Очевидно, что его родимое пятно послужило его ангелом-хранителем, пусть и в такой противоестественной форме.

Медленно бредя к выходу, опустошенный Дмитрий обогнул склеп и зацепился взглядом за статую у его главного входа.

Изображенная горгулья в некоторой степени напоминала сгинувшую недавно тварь. Гораздо крупнее, с вытянутой мордой рогами увенчаний короткими толстыми рогами, она тем не менее имела крылья очень знакомых очертаний. Если бы тварь успела оформиться, то она бы могла стать уменьшенной копией возвышающейся над ним сейчас статуи.

Тихо выругавшись, он подошел к ближе к склепу и активировал фонарик на телефоне, который по счастью не разбился во время схватки. Сбоку от входа он обнаружил каменную таблицу с полустертым, но тем не менее хорошо читаемым текстом «Jeho Eminenci Martinovi od milujících bratří ze staroteplického kláštera» (Его преосвященству Мартину от любящих братьев старотеплицкой обители. прим.).

Сделав фотографию текста, Дмитрий повернулся прочь от злополучного здания. Заходить внутрь он не испытывал никакого желания.

Выйдя под свет уличного фонаря, он сделал вывод что идти к Оле, да и в целом перемещаться по городу лишний раз теперь нежелательно. В отличии от исчезнувшего монстра, одежда сохранила все следы столкновения с ним и была изорвана и замызгана как кровью Дмитрия, так и темной субстанцией монстра. Кровью она не была по определению и при пытках ее счистить казалась скорее некой слизью. Радуясь тому, что до рассвета еще достаточно времени, он направился ускоренным шагом назад к своему временному пристанищу.

К моменту, когда Дмитрий подходил к дому остатки адреналина его окончательно покинули и он смутно помнил как преодолел остаток пути. Тщательно осмотревшись нет ли за его спиной больше никаких теней, он отворил дверь в свою каморку, скинул грязные вещи в угол комнаты и упал на кровать, не застилая белье.

«Пожалуй на сегодня с меня хватит ночных прогулок и созерцания готики» – подумал он, проваливаясь в забытье.

***

Проснувшись скорее спертого воздуха в комнате, чем от будильника, он первым делом распахнул окно. Прага сегодня была гнетуще мрачной, но ей это шло.

Свежий воздух помог не сильно, так как тело отзывалось болью от любого резкого движения после вчерашней схватки. Особенное ныла грудь, напоминая о себе при каждом глубоком вдохе. Вспомнив отвратительное создание, Дмитрий поморщился. Нет смысла надеяться на то что это было лишь ночным кошмаром.