Читать онлайн Atom Dust: Что ждет нас на следующий день? бесплатно

Atom Dust: Что ждет нас на следующий день?

В шаге от рая

Часто я спрашиваю себя: Что есть фантазия, как не скрытая под плотной завесой неизвестности реальность? Та, что открывает себя лишь в тот момент, когда мы сталкиваемся с ней лицом к лицу.

Нельсон Биглз, основатель компании Ред Кэп.

09:42 АМ

Глубоко вздохнув, Алан Грейсон попытался отстраниться от качки в вагоне, от запаха чужих тел – от всего того, что мешало сосредоточиться на бегущем перед глазами видеоряде. Три повторения дыхательных методик – неспешный вдох, степенный выдох. Он тянется к браслету, легко касается дисплея и переводит линзы в широкоформатный режим. Пред ним волчком кружит загрузка, легкая рябь, слышен похожий на всплеск звук.

Экран вмиг гаснет, и Алан видит голубое небо. Так ясно, словно птица в полете, словно сам он там и парит в лучах начала дня. Пролетает над парком, слышит из-за горизонта голос. Он не узнает его – это Леонард Коэн. Но какие его годы! Птица снижается, лавируя в потоке, уходит к озеру, летит к большому дому. И нет уж зрителя и птицы, сознания сплелись в единый ряд. Теперь весь он, это тот дом и бархатисто хриплый голос, что шепча, вызывает чувства – будоражит, и холодом проходит вдоль спины:

«Это был один из тех домов, что так легко, увидев, позабыть: светлый фасад, темная кровля. У гаража машина, белый забор и гордо реет звездно-полосатый флаг. Лужайка перед домом аккуратно прибрана, а вдоль бегущей к крыльцу дорожки, цветут розы, – рассказчик замолкает на мгновенье, а камера спускается с небес и замирает у входной двери. – Казалось бы, идиллия, мечта, – тяжко вздыхая, шепчет Коэн, – Но, встав поближе, замерев, вы различите царящие там споры, те, что так часто разрушают брак».

Резкая смена кадра переносит Грейсона на кухню, где крупный, грузный мужчина за сорок, смотрит пустым взглядом в тарелку с остатками размазанного по ней желтка. Он собран, недвижим, и лишь скула предательски трясется, а рука сжимает пустой стакан. Вдруг что-то в нем меняется, морщины со лба сходят, а на губах – полуулыбка.

«Ты долго шел к этому, Фрэнк. Очень долго, – растягивая последние слова, повторяет он себе в несчетный раз за день. Скрещивает приборы на тарелки, сцепляет пальцы на груди и откидывается на спинку стула, что, словно по команде жалобно скрипит. – Еще немного, и ты прожмешь этого сученка из министерства, – сжав зубы, он цедит каждый слог в уме, – Контракт будет твой, Фрэнки, ведь ты им сердце этими руками вырвешь, но свое возьмешь, а там…»

Он мечтательно закатывает глаза, жадно облизывает губы, представляя себе лодку из каталога «Фишинг Дайджест», ровную гладь озера Тахо и тот внушительных размеров дом, что он приметил еще пару лет назад. Прикрыв глаза, он чуть ли не мурчит от предвкушения. Так счастлив, что и не слышит гомона со второго этажа их дома в пригороде Сакраменто. Но вот в дело вступают барабаны, и истошный, срывающийся на крик, голос жены возвращает его из мира грез. Нещадно бьет об реальность, как ту жирную рыбу, которую он в мыслях только что удил. И теперь в голове у Фрэнка, лишь одно: «Ну, твою мать, что опять-то стряслось?»

– Филипп, немедленно открой дверь! – в ответ детский крик, – Не вынуждай меня открывать её силой, иначе…

Цепляясь за поручень, как за спасательный круг, Фрэнк медленно поднимается по лестнице. Внутри него все клокочет, воспоминания из прошлого – жена ведет себя так же, как когда-то его мать.

– Сегодня, ну почему именно сегодня, твою мать, – бормочет он под нос, преодолевая последнюю ступень, видит барабанящую в дверь детской жену, ловит себя на мысли, что с возрастом она изменилась, и вновь задается вопросом: "Ну почему черлидерши с возрастом манерами и телом все более походят на футболистов – долбаных парней из защиты? – он смотрит на нее и вновь шепчет: – Что с тобой стало, добавь кепку, да усы, и ты будешь вылитый Энди Рид [1].

[1] Эндрю Уолтер Рид – в прошлом известный тренер по американскому футболу, трижды приводил команду «Канзас Сити» к взятию Суперкубка. Член зала славы НФЛ. Иными словами, его достижения так же велики, как и его талия размера четыре икс эль.

– Последний раз повторяю, Филлип! Сделай музыку тиши, открывай дверь и натягивай на себя эту чертову форму, а то две недели без сетевых сервисов тебе обеспеченны, – кричит она и, словно в подтверждение угрозам, топает ногой.

От этой картины у Фрэнка по спине холод, он вызывает проекцию календаря на умном браслете и, делая вид, что печатает, подходит к ней с невозмутимым видом.

– Какие-то проблемы, дорогая? – он монолит, невозмутим, как Сфинкс из долины Нила.

– А сам не видишь? – она безуспешно дернула ручку двери несколько раз к ряду. Убрала выбившуюся прядь со лба, взглянула на мужа исподлобья и добавила: – Не хочет надевать школьную форму, это все ты его разбаловал.

– Ага, – спокойно отвечает Фрэнк, а внутри него клокочет жерло вулкана: «Как же ты затрахала меня, тупая ты сука! Сплошные истерики, жалобы, когда-нибудь я сброшу тебя вместе с твоим сраным Кадиллаком Куп Девиль прямо в самый глубокий каньон, да хоть в тот же Великий и, поверь, это будет великий день!»

– Фрэнк, Фрэнк!? – щелкает она пальцами у его носа, – Ты все еще тут? А то мне показалось, ты куда-то улетел!

– Значит, форму одевать не хочет, ладно, – вздыхает отец семейства, и вальяжно стучит в сыновью дверь, – Эй, чемпион, это твой большой папочка, – ухмыляется Фрэнк, смотрит на жену, что топчет пол, как бык копытом землю, и упирает загорелые руки в бока. «Да, если так и дальше пойдет, то после рождения второго она тебя и прирежет», – мысленно комментирует он стойку жены, оттого убирает маску вальяжности подальше. В лице становится серьезным, касанием сбрасывает проекцию календаря с браслета прочь и твердой рукой стучит в дверь, – Что у вас тут стряслось, чемпион, рассказывай?

– Мама обещала, что я могу одеть джинсы в школу.

– Ну, так в чем проблема?

– Теперь она заставляет одеть форму.

– Ага, – качает головой Фрэнк, говорит – Минуту, чемпион, сейчас разберемся. – Поворачивается к жене и спрашивает, – Барби, куколка, это правда?

– Фрэнк, – говорит она и зигзагом проводит пальцами у губ.

– Что? – с недоумением спрашивает он и видит, как она жестом просит его отойти от двери.

Они отходят, он наклоняется, она шепчет:

– Я забыла.

– О чем? – шепчет в ответ Фрэнк.

– О дне этом чертовом.

– Каком, на хер, дне?

– Ну, об этом, – косит она глазами в сторону, словно дает какой-то тайный знак.

– Скажи уж прямо,– вулкан внутри уже дымит: вот-вот начнется извержение.

– Праздник, – подмигивает она и, видя недоумение, добавляет, – День Нового Союза, Фрэнк.

– Вот твою мать.

– Именно, твою, – тычет жена ему пальцем в грудь.

Фрэнк морщится от укола ногтем, жерло вулкана засыпает, а он вспоминает тот самый злополучный день. Он сидел в своем кабинете, второй бокал после обеда – в тот день он отхватил сочный строительный подряд, а по всем каналам шло выступление президента Томаса Дилана. Бессменный лидер нации вещал с трибуны, тряс кулаком и говорил:

«30 сентября 2083 года, пусть все нации Земли запомнят это дату, – это очередной виток в истории величайшей страны, наше наследие и подарок миру. День, когда Америка вернула себе былое величие и взяла под крыло полмира!» – с бородкой и пепельным помпадуром, президент более походил на звезду Нового-Голливуда из Атлантик-Сити. То был, уже десятый повтор президентской речи за день, и Фрэнку казалось, он знает ее наизусть. Тогда он сплюнул в гортензию возле окна и велел цифровой помощнице переключить канал на что-нибудь поинтересней. Но тупая манда Найс вновь включила новости, где уже ведущий с четвертого канала распинался о важности этого сраного дня: «Президент Дилан уже говорил об этом в своем обращении, но я подчеркиваю этот факт еще раз. Американская нация должна отныне понимать День Нового Союза, – это великий день, что по своей значимости приравнен к празднованию 4 июля – Дню независимости США».

«Да, умеют же они подлизать», – сказал в тот день Фрэнк и, переключив на футбол, нацедил себе еще на два пальца. К трем он уже сильно поднабрался, вызвал такси и по дороге к дому заехал в какой-то левацкий бар, где возле туалета, за круглым столом сидела кучка безусых студентов. Они в голос рассуждали о том, что преобразование США в КССГ – это конец всему. Что занимающий уж третий срок президент, это нарушение всех устоев, а День Нового Союза не что иное, как плевок на всех американцев. И что уравнивание статуса двух дат – это предательство, очередной плевок на лики предков и всё то светлое, что завещали нам отцы-основатели. Фрэнк заказал двойную порцию Старины Тома. Пытался смотреть первую игру футбольной лиги, но невольно – краем уха слушал эти тирада юнцов из молодежной организации «Союз единства», качал головой, играл желваками и, сжав бокал, повторял под нос только одно: «Сучата мелкие, были бы вы тут году в 78-ом, когда генерал Мейлорд Кросби, как нож сквозь масло, прошел победным маршем по западному побережью. Вот тогда бы вы мне рассказали о плевках и позоре».

В гражданскую войну, капитан Фрэнк Катл воевал за Запад. Он не был профессиональным военным. Закончил только курсы офицеров и сразу отправился на фронт. Оттрубил с 75-го по 78-й, не отрываясь на госпиталя и прочие тылы, всю войну, как от звонка до звонка. Он смог пережить победу Востока, уцелел он и в Третьей Мировой – все благодаря одному важному качеству – он всегда умел брать свое. Но сейчас ему было стыдно за все те годы: он сидел в замшелом баре, слушал пустые речи сопляков и чувствовал, что, сожми он бокал еще чуть сильнее, как тот треснет, а на стойку упадет свежая кровь. В тот миг он сказал себе: «Угомонись, дружище, тише». Но один из студентов вздернул к потолку бокал со светлым Бадди, и отчетливо крикнул на весь зал, что их поколения не допустит этой диктатуры власти, которую по глупости допустили их отцы.

На этом тосте бокал треснул, а Фрэнк унес с собой два уха, глаз и десяток девственно белых зубов. Дело в последующем замяли, владельцем бара оказался ветеран. Фрэнк помнил тот день в мельчайших подробностях, как потом выбросил в окно трофеи, замотал скотчем кулаки, а Барбаре сказал, что не увидел выступ на стройплощадке, споткнулся да упал.

С того момента уж пять лет прошло, но до сих пор он слышит свой тогдашний голос. Как рычал: «Ах вы тщедушные ублюдки! Да где вы, суки, были, когда сравняли Голливуд с землей? Да вы хоть чуяли тот смрад сожженных тел, что бил мне в нос, когда окончилась резня в Сан-Бернардино!?» В тот день могучий Фрэнк проснулся и вновь играл людьми в пинг-понг. Да, капитал Катл всегда умел брать свое.

– Ты куда опять улетел, Фрэнк? – говорит жена и вновь тычет его ногтем в грудь.

«Да чтоб тебя, так и проткнуть же можешь», – мысленно вторит Фрэнк, приходя в себя. А вслух говорит:

– Сейчас все сделаю. Не помнишь, где у нас инструменты?

– Нашел, кого спросить – твои же инструменты, – фыркает Барбара и крестит руки на груди, – Может, в гараже?

– Логично, – Фрэнк легко стучит в дверь детской и слышит, как сын отшатывается от двери, – Шпионишь за нами, чемпион?

– Я проверял колонки, пап.

– Ну, так можешь не проверять, делай потише. Твоя мама хочет тебе кое-что сказать?

Он видит, как жена разводит руками, жестом показывает ей, мол, надо парня уболтать, а сам он мигом в гараж и вот-вот вернется.

– Пап? – спрашивает ребенок, но большой папочка уже на полпути к цели.

– Папа отошел, это мама, – она подбирает слова, пытается звучать как можно мягче.

– Мам, я уже выбрал джинсы.

– Ты у меня молодец, открывай, и обсудим, какие лучше, – хмурясь, отвечает мать. Старается сдержать поток возмущения, то и дело смотрит на золотые часы, доставшиеся ей от матери. Да спешно перебирает звенья на браслете.

– И никакой формы, честно?

– Конечно, Филл, открывай и поговорим.

– А куда папа ушел? – и в голосе ребенка звучит сомнение, ведь подобное случалось далеко не в первый раз.

«Она на взводе, Фрэнк. Восьмой месяц уже пошел, чего ты от нее хочешь? Сам посиди дома недельку-другую без дела, да с пузом, как у бегемота, и посмотрим, как запоешь», – успокаивал он себя, попутно прикидывая, чем отворить дверь, да как не опоздать на встречу.

– Мам-мам?

– Что?

– Куда папа ушел?

– Он готовится к встрече, открывай дверь, я устала, – отбивая ритм по полу и кусая губы, сдержанно сказала мать. Тряхнула рукой и посмотрела на циферблат – прошло целых две минуты. А доносящаяся из детской песня подошла к концу и вновь началась сначала.

Пальцы музыканта плавно перебирали струны: заиграло вступление, а терпение матери уже готово было лопнуть. И стоило в дело войти барабанам, как она занесла кулак, готовая постучать в дверь со всей той силой, что порождала злость.

Фрэнк был уже в гараже, когда колонки ожили, и отзвук рваных ритмов заполнил дом. «Вот молодец, успокоила», – подумал он, оглядывая завалы из увлечений жены.

– Ну почему именно сегодня? – спрашивал он себя, пробираясь к шкафу с инструментами сквозь нагромождение вещей. – Все эти тряпки, коробки, а швейную машинку надо было ещё в начале лета выбросить, – он освободил подход к шкафу наполовину, когда услышал звук шагов на лестнице. Тяжело вздохнув, покосился на стоящий в другом углу оружейный сейф, вспомнил весь свой комплект, и представил, как достает наследие былых времен – старый русский СКС. Как сует ствол в рот и красит потолок в багряные тона.

– Фрэнк.

– Что?

– Фрэнк!

– Да что тебе от меня надо?! – хочет взорваться он, но сдержанно говорит: – Да, дорогая.

– Достал инструменты?

– Еще минуту, – вулкан в груди готов взорваться.

– Ты можешь побыстрее, мы уже опаздываем.

– Да что ты говоришь?! – с наигранным удивлением отвечает он, а в ответ ему, лишь удаляющийся звук шагов.

Рывком, отбросив в сторону очередную коробку с пряжами, он открывает дверцу шкафа. Рыщет по полкам, вытряхивает, все прямо на пол и, только хлопнув дверцей, видит на шкафу заветный красный кейс.

В тот же миг, осилив лестницу, мать бежит к детской, в боку колит от нагрузки, она хватает ртом воздух и с силой барабанит кулаком в дверь.

– Филлип Фрэнсис Катл, немедленно открывай дверь!

– Если я открою, будет, как всегда, – испуганно отвечает ребенок.

– Мы просто поговорим.

– И ты разрешишь одеть джинсы?

– Надеть, – поправляет она и чуть тише говорит: – Сынок, есть правила, хотим мы того или нет, но ты обязан…

Резкий удар в дверь заставляет мать отпрянуть, колонки выкручиваются на полную, и сквозь гомон ударных и гитарных рифов мать слышит лишь одно:

– Я ненавижу вас, лучше бы меня вы не рожали! – давясь обидой, кричит сын.

Мать хочет ответить, но тот, второй дерется ножкой. Да так рьяно, что ее скручивает пополам. Жадно хватая воздух, Барбара, опираясь о стену, медленно сползает на пол. Сжимает кулаки до белых пятен на костяшках, и плачет, не в силах совладать с собой. А дом трясет от рвущихся из колонок звуков, натужно хрипит усилитель, стены вибрируют, и все внутри приходит в резонанс. Звенят бокалы, стекла, сложенные в моющую машинку приборы. И даже остановившийся у почтового ящика посыльный из «Дон Ку Траффик», слышит, как из-за белой ограды ревет воинственный припев, популярной треш-метал группы «Металлбист»:

  • «Roar of guns and call to attack
  • Sound of hooves and sweet stench
  • Without pity or regret. The was War without end…» [2]

[2] Отрывок из песни «No regret». Треш-метал группа «MetallBeast», основанная в 2082 году. Звучание этих зверей – это не то, что вы хотели бы услышать, попивая лимонад на заднем дворе. Жестко, остро и на все сто асоциально.

Состав:

Дин Босвик – ведущий вокал; ритм гитара

Лэнс Дукет – сологитара; бэк-вокал

Брайан Марзини – ударные; перкуссия

Керт Де Гаэтоно – бас-гитара

Тем временем в гараже…

– Иди ко мне, малыш, – говорит Фрэнк, убирая под мышку красный кейс. Слышит вновь гомон со второго этажа, закатывает глаза и устало умоляет: – Ну, сука, что у них опять не так-то? – восклицает он и со всей силы бьет кулаком в шкаф, когда перед глазами замаячило оповещение:

«Входящий вызов».

– Чёрт те что, – бурчит он себе под нос, сетуя на неподходящую ситуацию, – Найс, что за номер? – обращается он к цифровой помощнице.

– Входящий вызов с неизвестного номера, не удается определить, – ответил приятный женский голос, – Желаете ответить или отклонить вызов?

– Как же все, мать его, не вовремя.

– Не понимаю команды. Желаете ответить или отклонить вызов?

– Отвечу, – мрачно говорит Фрэнк и вновь поминает чью-то мать, наскочив коленом на острый угол коробки с пряжей.

– Привет, Фрэнк, это Билл.

– Билл?

– Билл Пэкстон, подрядчик.

– А, Билл, привет, – с улыбкой отзывается Фрэнк, а сам думает: «Вот только скажи, что ты уже подъехал и размозжу твою башку этим драным кейсом».

– Фрэнк, ты уже на объекте? – в голосе чувствуется волнение.

– Практически, подъезжаю, – соврал Фрэнк, не моргнув глазом, – А ты?

– Чёрт! Нет, я застрял на четыреста пятом под Санта-Моникой.

– Хреново, – а сам выдохнул с облегчением.

– Да, такие вот дела, перенесем?

Шум помех заглушил слова Билла.

– Что!?

– Я говорю, сможешь ли ты…

– Сожалею, но звонок сорвался, – констатировала Найс.

«Ну и чёрт с ним», – подумал Фрэнк, а вслух скомандовал: – Повторить набор.

– Сожалею, но клиент, которому вы пытаетесь дозвониться, недоступен.

– Ладно, – тяжело вздохнув, Фрэнк поправляет галстук и, четко проговаривая каждый слог, говорит: – Найс, набери мне Джил Пэкстон.

– Сожалею, но клиент, которому вы пытаетесь дозвониться, недоступен.

– Ничего не понимаю, – нахмурился Фрэнк, – Да что сегодня за день-то такой?

– Тридцатое сентября 2088 год, четверг, погода ясная…

– Ты, сука издеваешься надо мной, что ли?! – всплеснув руками, он заносит, чёртов красный кейс над головой, но в последний миг сдерживается. Его трясет от злости, он уже всерьёз смотрит на оружейный шкаф, но штатный ответ приводит его в чувство.

– На такие запросы, я вообще не отвечаю, – сдержанно отвечает Найс с укором.

– Думай о Тахо, приятель. Просто думай о чёртовом Тахо.

– Проложить маршрут до озера Тахо?

– Иди ты на хер, – устало отвечает он.

Не дожидаясь очередного тупого ответа, смахивает струящийся по лбу пот и отключает функцию цифровой помощницы. Чуть приходит в себя, слышит текст набившей оскомину песни. Дин Босквик надрывно хрипит, красочно распевая историю о срубленных головах, траншеях и газовых атаках мировой войны прошлого века. Сам не помня себя, Фрэнк цитирует ложащийся в ритм отрывок: «Тела лежат, вокруг огонь, а дым клубиться тут столбом». В одночасье он понимает, как всё неважно, как ему повезло – с женой, с детьми, с карьерой и этим домом. Чёрт, да многие о таком достатке только мечтают! Он бежит к лестнице, перескакивая через две-три ступени за шаг, так словно ему вновь девятнадцать, и он звезда футбольной команды. Видит жену, она вся в слезах, но для него она вновь та задорная девчонка с этими косичками, да в короткой юбке. Увидев его, Барбара, прячет лицо в ладонях, чтобы не выдать глаза и разводы от поплывшей туши. Она что-то говорит, но губы плотно сжаты и слов не разобрать. В ответ он тихо шикает и нежно целует ее в лоб, говорит: «Не беспокойся, Барби, – и добавляет, – Я тебя люблю». Подходит к детской со словами: «Давай мириться, чемпион!» – готовится постучать в дверь детской. Но стоит руке коснуться полотна, как музыка в мгновение стихает.

– Филл? – неуверенно спрашивает отец.

– Пап, это не я! – испуганно отвечает сын.

Ветер за окном резко сменяется, ветви деревьев хлещут по окну, а по земле пробегает дрожь.

– Пап, это, правда не я. – твердит ребенок.

– Не переживай, сын…

Успевает сказать он, когда яркая вспышка озаряет дверной проем и окна, а в нос бьет резкий запах гари. Фрэнк, что есть сил, кричит, но голос меркнет под напором громоподобного рева. Занавеска в детской вспыхивают, стены покрываются черными пятнами, дымят и заходятся огнем. А мальчик кидается к двери.

– Пап! – успевает крикнуть сын, когда волосы вспыхивают, кожа шипит от жара, покрываясь коркой и сметающая все на своем пути ударная волна, срывает крышу с родового гнезда Катлов.

На секунду картинка замерла – схлопнулась, и вокруг всё до каления становится бело. Звезды играют в глазах ослепленного ядерным взрывом зрителя, и массивный черный гриб затмевает собой всю ширину кадра. Мгновение…

Свет уступает место тьме, а зритель испытывает пугающий, почти эсхатологический восторг. Бегут секунды, глаза Алана Грейсона привыкают к мраку, и он видит, как белые буквы отчетливо маячат по центру экрана:

  • «Для продолжения просмотра требуется платная подписка»

Проговаривает текст, приятный женский голос цифровой помощницы. А браслет на руке вибрирует, оповещая владельца о новом сообщении. Найс уточняет: «Мистер Грейсон, вы достигаете места назначения».

Навстречу судьбе

10:00 АМ

– Найс, найди, где в Джерси можно посмотреть «В шаге от рая» Скьюзека, – сказал он, и тут же добавил, – и оформи бронь в ближайшем к дому кинотеатре.

– Ищу.

– Бронируй на девять вечера.

– Бронь оформлена, оплата прошла. Электронный билет и адрес, высылаю на почту.

– Спасибо, Найс.

– Пожалуйста, хорошего вам дня, мистер Грейсон.

Нащупав браслет, он отключил полноэкранный режим и вернулся в реальный мир. С непривычки резко подскочил на месте, словно человек, пробудившийся от дурного сна. И вот он вновь в обшарпанном вагоне, и хоть и утро, вокруг усталые – задумчивые лица, и всё совсем не так, как в кино. Поправив галстук, он огляделся. Сидящая рядом пожилая афроамериканка мельком взглянула на него и осуждающе покачала головой, в уме ругая помешанную на гаджетах молодежь. Но промолчала, лишь фыркнула, поправила очки с цепочкою на дужке и вернулась к чтению новостей со старенького планшета.

Вагон качнулся, Грейсон поднялся и по привычке бросил взгляд на информационное табло. Ярко желтые буквы бежали по экрану:

  • «23 октября 2087 года. Следующая станция – Всемирный Торговый Центр. Время прибытия – две минуты…»

«Время поджимает», – мысленно поторопил себя Грейсон, протиснулся к дверям, и успел чудом ухватиться за поручень, когда поезд резко остановился в тоннеле. Сзади толкнули, кто-то вскрикнул, а он всем весом наступил на ботинок стоящего подле него мужчины. Извинился и, не найдя другого занятия, уткнулся взглядом в окно, разглядывая вереницы проводов на стенке тоннеля.

Прошла минута, люди толкались и возмущались в голос. Легко коснувшись браслета, Грейсон вызвал чат меню и написал приятелю по колледжу:

Привет, Дик. Смотрел «В шаге от рая»?

Через секунду ответ:

– Не пока не видел, стоит того?

– Это бомба, просто улет! Я не знаю, как им такое дали снять. Как бы Скьюзека после премьеры не посадили. А если такое случится, я уж боюсь, что сделают с автором.

– Да не посадят режиссера

– А, автора?)

– Сценариста что ли?

– Руперт Эвери вообще писатель, но да, в сценаристах он тоже числится.

– Да хрен его знает. Тебе не пофиг?

– Не знаю… просто там все вот прям про сейчас, ну ты понимаешь… Вот всё, как есть, без прикрас.

– Наверное

– Ну, да. Все же всё понимают. Так что думаешь?

– Слушай Ал, я сейчас немного занят. Меня пригласили в Трасн Оил, вот жду в переговорке

– Серьезно?

– А что

– Да ничего. А я еду в Эко.Кор.

– Тоже неплохо. А что куда?

– Буду работать с Джимом, чтоб его Коганом, представляешь?)))

– Говорят он немного того

– Кто говорит?

– Есть люди

– Какие еще люди?)

– Нормальные, которые не ставят точки в конце предложений

– Ну-ну, посмотрим, шутник.)))

– Ладно, завтра все в силе?

– А то, отхвачу место и пятница мой день Помпеи.

– Только давай без перегибов, а то я помню наш выпуск)

– Когда вы искали меня, а я заснул в туалете)?

– Ага, в сортире Лаки Дакки)))

– У человека нет прошлого.))

– Главное, что бы настоящее было. Это я к тому, что притормози со всеми этими мыслями о сейчас и прочей требухе либеральной

– Постараюсь.

– Уж сделай одолжение. Все, бывай. Удачи!

– И тебе!

Оставив последнее слово за собой, Грейсон отключил чат, убрал и оповещения. «Надо собраться», – сказал он себе и повторил дыхательные упражнения. Закончив, взглянул на отражение в стекле, невольно обратил внимание на мимику стоящих вокруг людей. Особенно выделялись двое, что стояли позади него. Крепкие, уже в возрасте и не без лишнего веса. Один повыше Алана, а в другом едва ли наберётся пять с половиной футов роста [3]. Коротышка что-то увлечённо доказывал, почёсывая залысину. В процессе увлекался и то и дело задевал стоявших рядом непослушными локтями, спешно просил прощения и с виноватым видом затихал на мгновение, опуская голову к груди. Теребил ус, чесал жидкие кудри на затылке и вновь заходился тирадой, энергично тыча мясистым пальцем в экран на стене вагона. Алан проследил за направлением его руки и отключил режим шумоподавления на наушниках. И в ту же секунду к пёстрому параду новостей добавились звуки:

– Смотри! Опять бабахнули, – недовольно заметил коротышка.

– Думаешь, и до нас эта волна дойдет? – меланхолично спросил его тот, что выше.

– Не знаю, Боб, но не нравится мне это. Говорю тебе, мир сошел с ума.

– Да брось, Пит, мир всегда сходил с ума, и мы как-то с этим справлялись.

– Вы выходите? – спросила девушка позади этих двоих.

[3] 5,5 футов – это 167,6 см, 1 фут – 30,48 см.

– Да-да, нам до конечной, – оживился тот, что пониже.

– Но вы проходите, – освобождая дорогу, отозвался тот, что повыше, и девушка протиснулась к двери.

Вжавшись в дверь еще сильнее, Алан Грейсон попытался встать поудобнее, но лишь сильнее упёрся бедром, в плечо сидящего у входа пассажира. На что тот ответил смиренным рыком и тут же затих, уткнувшись в экран на стене вагона.

Поезд тронулся, а новостной шпигель [4] уступил место прямому включению.

[4]Шпигель – короткая нарезка видеоматериала в начале новостного выпуска. Служит для ознакомления зрителей с основными темами выпуска.

– Смотри, смотри! – палец Пита вновь замаячил перед экраном.

Миловидная японоамериканка вела прямое включение с нефтедобывающей станции «Транс Оил» у берегов Антарктиды. Капюшон штормовки жил отдельной жизнью и то и дело стремился накрыть ее с головой. По лицу было видно, она давно с этим смирилась, и, пытаясь не подавать вида, продолжала вести репортаж.

– Ага, конечно, никто не взял на себя вины за теракт, – возмутился сиплым голосом коротышка. – Итак, понятно, кто бабахнул, – хмыкнул он и сквозь зубы процедил, – чёртовы узкоглазые.

– Ты думаешь, это китайцы? Думаешь, им одной войны не хватило?

– Конечно, Боб, а кто ещё? – Пит выпучил глаза. – Сначала мы их отделали в восемьдесят втором, потом торговлю перекрыли, а теперь еще и в Антарктику с Африкой залезли. Вот они и мстят, – кашлянул Пит, и тут же добавил: – как могут.

– Да ну, брось, бред, – отмахнулся высокий, – русским мы тоже когда-то торговлю перекрывали, но никто ничего не взрывал, – сказал Боб и аккуратно подметил: – даже в союзе теперь.

– Не-не-не, – завёлся коротышка, – ты не сравнивай, с ними мы не воевали. И вообще, у комми был свой кодекс чести, если на то пошло, это тебе не желторотые.

– Ты их коммунистами назвал, серьёзно, Пит? – иронично заметил высокий и тепло улыбнулся, играя бровями.

– Я… – начал было Пит.

– А вы не могли бы оба заткнуться?!

Двое растерянно уставились на пожилую женщину со стареньким планшетом в руках.

Первым ожил коротышка.

– А вы не лезьте! – он резко вскинул палец вверх. – Нам говорят, Союз, чушь всё это! Мы подобрали осколки развалившейся страны и назвали их новыми штатами. Но это экспансия, а никакой не союз. И Сибирь это лишь цветочки, у нас чёртов президент уж выборы отменил и сидит, как чёртов император. А вы мне тут шикаете, в жопу себе эти шиканья засуньте!

– Тише, Пит, – скрипя зубами, попытался урезонить друга Боб, но весь вагон уже смотрел на них во все глаза.

Оценив ситуацию, Алан поспешил включить режим шумоподавления на наушниках и отвернулся. И если бы поезд в тот же час не тронулся, кто знает, чем могла обернуться эта перепалка.

Прошла минута…

Поезд замедлил ход, остановился. И стоило дверям открыться, как поток пассажиров увлек Алана Грейсона за собой.

– Найс, дай выпуск новостей с пятнадцатого, – бросил он впопыхах, активно работая локтями на выходе из подземки.

  • «Взрыв произошел в зоне отдыха, кафе «Балу». Десять человек погибли, пятеро ранены. Трое из них в крайне тяжелом состоянии. Пока ни одна из известных нам организаций не взяла на себя ответственность за инцидент», – подытожила корреспондент и дала слово ведущему в студии.

– Боже, – тихо сказал Алан и окинул взглядом людское столпотворение.

Вся улица от парка Либерти до мемориала Одиннадцатого сентября была заполнена вышедшими на протест людьми. Одни держали плакаты, другие слонялись без дела, разглядывая собравшихся и окружающие парк башни. Людское брожение не прерывалось ни на секунду.

Мимо Алана прошел худощавый парень в потертой толстовке Сити колледжа и такой же видавшей жизнь бейсболке с логотипом «Металлбист», плакат в его руках гласил:

  • «Мы этого не допустим! «Нет» войне! Скажи оружию «прощай»!»

Рядом стояла молодая студентка из Колумбийского. С другим, еще более содержательным слоганом:

  • «Империализму Стоп! Долой диктатуру! Долой президента Дилана!»

– Найс, проложи маршрут до точки назначения, – сказал Алан, разглядывая толпу и тяжело вздыхая.

– Маршрут построен, – перед глазами Алана появились зеленые стрелки.

Первая умостилась под левым ботинком, а остальные протянулись змейкой по тротуару и уходили вглубь толпы. Алан жестом свернул видеоряд новостей до минимума и больше слушал новости, чем смотрел.

Группа китайских кораблей была замечена в нейтральных водах, близ штата Калифорния. Пекин заявляет, что это навигационная ошибка в ходе учений. И данные действия никак не связаны с попыткой оказать давление на президента Дилана и на решение по отмене эмбарго. «Новое правительство Китая никогда не было заинтересовано в силовом решении вопроса», – так прокомментировал ситуацию глава МИД Китая на прямой линии. А нам остается лишь гадать, к чему еще приведет торговая война Континентального Союза и вновь набирающего силы Азиатского Блока.

Следуя направляющим, Алан лавировал в людском потоке. Оставив парк Заккоти позади, свернул на Бродвей. Ряды митингующих постепенно редели, уступая пальму первенства толпам туристов. А полупрозрачный образ диктора продолжал маячить на периферии взгляда, переходя к новому блоку новостей:

Тело пропавшего без вести Ричарда Бэнкса было обнаружено сегодня утром на парковке города Патерсон, штат Нью-Джерси. Смерть наступила от множественных огнестрельных ранений. Официальная версия – ограбление. Местоположение его напарника, Генри Паскаля, до сих пор не установлено. Детектив Бэнкс и его напарник, расследовали дело об исчезновениях людей, прокатившихся по городу и штату Нью-Йорк. Но в ходе внутреннего расследования были отстранены. За информацию о нахождении Генри Паскаля власти готовы выплатить вознаграждение.

Алан свернул с Бродвея, оставив церковь Троицы позади. Посмотрел на браслет, циферблат показывал пять минут до опоздания, он поспешил ускорить шаг. А новости прервал рекламный ролик – отрывок из документального фильма о компании «Ред Кэп» на общегосударственном канале «Нэйшионал Дидс»:

Мы ценим ваши привычки и знаем, как плотно они входят в быт, – сказал мужчина в форменной одежде компании, повернулся в пол оборота, – Мы учли ваши мнения и с трепетом отнеслись к пожеланиям. Как инноваторов, так и сторонников классики, – ведущий программы плавно поднимает указательный палец и с улыбкой указывает на богатый модельный ряд гаджетов, – Именно поэтому компания «Ред Кэп» оставляет дисплей на умных браслетах. А вы уже сами решаете, как и где будет отображаться нужная вам информация, в особенности дата и время. Ведь одним подойдет циферблат на браслете, а другим ближе отражать данные на цифровых линзах. – Ведущий возводит руки над головой, так, словно стоит у алтаря. Браслеты, пейслайны, домашние колонки и системные пакеты умных домов – вся инфраструктура «Пейс Эйр» выстраивается в ряд, протягиваясь дугой над человеком в красной форме, и сверкает, подобно иконостасу. А ведущий подмигивает Грейсону с экрана, говоря напоследок: – Если это твой выбор, то, твой выбор – «Ред Кэп».

Алан смахивает в сторону окно с каталог компании. Проскакивает пересечение Брод и Уолл-стрит, чудом уворачивается от мальчишки с подтаявшим рожком. Вздыхая, шепчет:

– Черт, только не детская экскурсия, – почти молит он.

И тут же спасает брюки от очередного, летящего без оглядки, ребенка с шоколадкой в руке. Чуть придерживает сорванца за плечо, отстраняет прочь и натыкается на взгляд экскурсовода.

– Аккуратнее, мистер. Это же дети, – читает он по губам.

– А это костюм за семьсот сине-зелённых, – отвечает он, не слыша своего голоса.

И видно так громко, что все родители в группе разом оборачиваются в его сторону, что-то возмущенно кудахчут, широко открывая рты. А ему плевать: он уже на финишной прямой, идёт скорым шагом, и только голос ведущего новостей звучит фоном:

«К другим новостям. Сегодняшний день в Нью-Йорке обещает быть жарким. Студенческие движения объединили силы и планируют провести массовые демонстрации на Нижнем Манхэттене. Один из студенческих лидеров заявил на своей страничке в «Пэйс Эйр»: «Большое яблоко впору называть гнилым яблоком, мы не потерпим текущего политического курса и выйдем на улицы, хотят того власти или нет!» Ждать ли властям города погромов, или всё обойдется мирно? На данный момент сложно сказать… – ведущий запинается и прикладывает палец к уху, – но, как передает мне один из наших корреспондентов, полиция стягивает силы в район Чайнатауна. Подробности мы сообщим позже. Пока нам известно, только то, что на пересечении Канал и Элизабет-стрит фиксируется массовая драка, – сообщил диктор и передал слово коллеге в студии».

Девушка в строгом костюме поправила папку на столе, легко коснулась волос и, поблагодарив коллегу, продолжила выпуск:

«Тем временем в Западном Мидтауне не прекращается забастовка работников санитарной службы. Представители департамента отказываются давать комментарии по данному вопросу. Но вот что нам стало известно», – на экране появился корреспондент, позади него бушует толпа работяг:

«Как меня слышно, Сьюзан?» – спрашивает он и вжимает голову в плечи, когда рядом об асфальт разбивается пустая бутылка.

«Отлично тебя слышим, Чарли. Что у вас сейчас происходит?»

«Как видишь, у нас горячо, почти весь Санитарный департамент вышел на улицы. Силы правопорядка пока не предпринимают никаких действий. А я уже успел опросить рабочих, и стало понятно, что многих заботит последствия роботизации отрасли».

«Спасибо, Чарли. Будь аккуратнее там, – говорит ведущая с фирменной улыбкой на лице и обращается к сидящему напротив коллеге, – Чед, тебе что-то говорят эти слова?»

«Отличный вопрос, Сьюзан. – отмечает ведущий и переходит к заготовленным данным. Роботизация санитарной службы, – чеканит он каждое слово и сцепляет пальцы, – первоначально реформа задумывалась, как облегчение трудовых условий работникам департамента. Первым был модернизирован центральный пункт приема на Блумфилд-стрит, что ныне известен многим, как башня Санитарного департамента на Пирсе 53. Изначально планировалось снабдить бригады «мусорщиков» экзоскелетами от «ФТ Системс», но с началом реформы, быстро стало известно о закупке программного обеспечения «Эдж» от «УБС Технолоджис». Что означало – на улицы пустят автоматизированные машины не требующие присутствия оператора. Это и повлекло за собой веерные сокращения в виду отсутствия рабочих мест. Что нас ожидает дальше, сказать сложно, но я уверен, это неделя пройдет с запашком».

«Как пессимистично, Чарли, – Говорит ведущая и, глядя в камеру, чеканит: – Связана ли волна сокращений с роботизацией отрасли? Чем опасен коктейль из митингующих студентов и бастующих мусорщиков? И куда смотрят власти города? Подробности мы узнаем из прямого включения от Рассела Дольтса, сразу, после рекламы».

«А с вами был, Чед Стейси».

«И Сьюзан Белл».

«Это были новости Пятого канала, берегите себя».

«И не переключайте канал».

Улыбаясь во всю ширину рта, напутствуют ведущие, а по экрану бежит нарезка из ранее показанных событий.

10:13 АМ

– Как всегда, вовремя, – улыбнулся Алан Грейсон, взглянув на часы.

Остановился перед входом в здание, снял линзы и наушники (зная о ретроградных взглядах будущего начальника). Убрал их в миниатюрный кейс, сделал глубокий вдох, задержал дыхание. И чувствуя, как пульс постепенно приходит в норму, медленно выдохнул:

– Просто будь собой, нервничай, но в меру. Ты получишь и эту должность, и эту работу, – сказал он себе и задрал голову кверху.

Головной офис «Эко Кор» поражал воображение своей монолитностью. Казалось, его стены воочию дышат историей и тайной, а непривычный для современного глаза неоготический стиль лишь подхлестывал эти чувства. Алан сверил время и позволил себе мгновение слабости. Отступил на два шага и насладился видом.

Выполненные в бронзе буквы подчеркивали строгость фасада, а высокие окна над входом и выше, придавали небоскребу сходство с собором. Он попытался разглядеть шпиль, но без улучшающих зрение цифровых линз, тот расплывался вдали и терялся на фоне ясного неба.

Браслет оповестил вибросигналом, что отведенное на дорогу время закончилось.

10:15 АМ

Поправив галстук, он прочистил горло и решительно скользнул в дверь револьверного типа. Но, оказавшись на шаг ближе к попаданию в корпоративной обойму, замер на месте. Внутренняя часть здания поражала пуще внешней. Высокие своды вестибюля отделаны цветной мозаикой с позолотой. А стены и пол выполнены в причудливом сочетание красного и черного мрамора.

Не теряя более времени, он уверенно проследовал к стойке ресепшена. Теплый свет ламп едва касался пола и создавал особую атмосферу спокойного величия. Полутени играли на кожаной обивке диванов в зале ожидания, а выполненное в металле изображение двух рабочих с молотами мерно сияло, возвышаясь над стойкой ресепшена, подобно алтарю.

– Добрый день, сэр, чем я могу вам помочь? – пропела девушка за стойкой в строгом костюме и белой блузке.

– У меня сегодня первый рабочий день, – слегка смутившись, ответил он и широко улыбнулся.

– Как я могу к вам обращаться, сэр?

– Грейсон, Алан Грейсон.

– Приложите палец к ридеру [5], мистер Грейсон.

[5] Ридер – устройство, удостоверяющее личность по отпечатку пальца или сканированию сетчатки глаза.

Пальцы девушки скользнули по клавиатуре, на лбу появилась едва заметная морщинка, а глаза следили за выдаваемой монитором информацией.

– Нашла, – звонко ответила девушка, – Алан Грейсон, помощник Джима Когана, – вынув из ящика стола одну из пластиковых карт с логотипом компании «Эко Кор», положила ее на стойку перед Аланом.

– Спасибо. Мне на пятьдесят восьмой, верно?

– Именно так. Не забудьте карту – не на всех этажах стоят ридеры, – почесав аккуратный носик, напомнила блондинка, – и после общения с мистером Коганом, обратитесь к его секретарше. Она должна заказать именной пропуск в отделе кадров.

– Еще раз, спасибо.

– Хорошего дня.

– И вам, – бросил он через плечо, проходя рамку металлодетектора.

Охранник посмотрел на показатели и проводил его невозмутимым взглядом до лифта.

Грейсон нажал кнопку вызова, двери беззвучно открылись. Его приятно удивил тот факт, что внутри кабины не оказалось ни единого зеркала. Лифт плавно начал движение, а, набрав скорость, едва уловимо шумел, убаюкивал. Пытаясь отвлечь себя и расслабиться, Алан мысленно рассуждал о дизайнерских решениях последних десятилетий. «Порой зеркала бывают, полезны, но если припомнить, когда я последний раз ими пользовался? Обычно ты в лифте не один и допустимо поправить галстук, но не более. А освещение. Где же это было? А, точно, на той суповой [6] вечеринке у Томми, – качнул головой, улыбнулся. – Да, там было такой жуткий свет, что я подумал тогда, эта штука больше врата рая напоминает, а не лифт. Да и с зеркалами перебор был. Не то чтобы я не любил свое отражение, нет, дело скорее касается интенсивности светового потока. Тут приятный, теплый полумрак, чувствуются старые деньги и величие. А там был холодный, офисный свет. В таких кабинках ты, словно мертвец под лампой патологоанатома: виден каждый изъян твоего лица, каждая неровность кожи».

[6] Суповые вечеринки – это мероприятие, организованные следующим образом: каждый участник получает продукт из списка и покупает его, а приглашенный повар готовит на всех суп. Многим это кажется странным, кому-то диким. Но в этих вечерах есть свой шарм, ведь не приди кто-то вовремя, все будут знать: «С ним супа не сваришь».

Прозвучал короткий звонок. Алан машинально шагнул в дверной проем, продолжая вести внутренний диалог, и чуть не столкнулся лбом с входящим мужчиной.

– Оу-оу, тише! К чему такая спешка? – держа перед собой руку, обратился к нему вошедший.

– Я вас не заметил. Просто задумался и…

– Не извиняйтесь, это всё нервы.

– О чём вы?

– Это не ваш этаж, это пятидесятый, а вам на пятьдесят восьмой, – указывая на цифровое табло, отметил незнакомец.

– Откуда вы знаете?

– Я вас озадачил, верно? – незнакомец пристально посмотрел на Алана и ехидно улыбнулся. Пользуясь растерянностью собеседника, подхватил инициативу. – Меня зовут мистер Карсон, – крепко пожал парню руку, а свободную левую положил ему на плечо, – Проходите, – указывал он на кабину лифта правой.

– Мистер Карсон, – начал было Грейсон.

– Для вас, просто Сидни, – расплылся в теплой улыбке, – начальник отдела безопасности, если вас интересует должность.

– Очень рад знакомству, – ответил Алан на автомате, а про себя подметил контраст между теплотой улыбки и холодом в глазах. И подумал, что какая-то внутренняя неприязнь сквозила в этом человеке: странное чувство тревоги, словно нечто, прилипло к тебе, и сколь ни старайся, его уже не стряхнешь.

Сидни пригладил залысину и прожал кнопку пятьдесят восьмого этажа.

– Знаю, у вас сегодня первый день, но вынужден предупредить: мистер Коган бывает резок. Трудоголик, что с него взять, – развел руками Сидни и осклабился. – Мы неоднократно намекали ему на отпуск, даже давали специальные условия по оплате, в случае согласия. Но он был и есть непреклонен, – сделал паузу. – Насколько я помню, в университете к вам подбивали клинья ребята из «Транс Оил»?

– Да, было дело, – ответил Алан и посмотрел на табло в лифте.

– Я вас утомляю?

– Что вы.

– Хм-м, так почему вы отвергли их предложение? Местечко-то сладенькое было.

– Как сказать, – скривился в ухмылке Грейсон, – ещё в школе я щёлкал тест Форда на завтрак вместо хлопьев.

Алан имел в виду тест Генри Фора при приеме на работу – логическую задачку, успешное решение которой говорило о наличии у претендента таких качеств, как логическое мышление, находчивость, стрессоустойчивость, умение нестандартно мыслить.

– И единственное, что я хотел и желал, так это работать с легендой и оставить след в истории, а не заниматься расчетами по устройству нефтеперерабатывающих заводов. Это исчерпывающий ответ?

– Даже более чем, – Карсон покрутил перстень на безымянном пальце, и, кивнув, поджал губу. – И скажу честно: у руководства точно такие же пожелания, – рука Сидни вновь легла на плечо парня. – Поэтому буду крайне признателен за любую информацию.

– Не совсем понимаю, о какой информации идет речь? – слегка отстранился Алан.

– О той, что касается командной работы. Например, если заметите странности в поведении мистера Когана, нестыковки. Или, быть может, личные поручения, которые напрямую дела не касаются, – он прочистил горло и прямо посмотрел Грейсону в глаза. – В любой подозрительной ситуации идите к Сидни, а Сидни своих не забывает.

Раздался короткий звонок, двери открылись на пятьдесят восьмом этаже.

– Спасибо за дельные советы, мистер Карсон.

– Просто Сидни, молодой человек. Двери моего кабинета всегда открыты, – сухощавый мужчина козырнул на прощание, указал парню место назначения и ушел в противоположном направлении.

«Вот же говна кусок», – подумал Алан, глядя ему вслед. Бросил взгляд на браслет, чертыхнулся и поспешил на встречу.

Обратный отсчет с видом на залив Аппер

10:21 АМ

Пол был расчерчен цветными линиями: отдел макетов, проекторная, зал совещаний. А стены – из прозрачных панелей, что отображали данные о сотрудниках, их наличие на месте и текущую занятость. Все создавало эффект открытого зала, все, кроме закрытого глухими панелями кабинета в конце, того, к которому вела ярко-красная линия. И чем ближе Алан Грейсон к нему подходил, тем отчетливее он слышал знакомый по документалкам голос:

– Сколько раз мне тебе повторять!? – прозрачные стены приемной едва гасили слова.

Обладатель гулкого баса был явно чем-то недоволен, ходил из стороны в сторону, метался, как тигр в клетке. Алан сбавил шаг. «Джим Коган, это чертов Джим Коган!» – пронеслось у него в голове, когда за стеклянной дверью он увидел крепко сбитого южанина с голубыми глазами и проседью на висках. И, судя по жестикуляции и звукам, тот был готов вот-вот разорваться, подобно водородной бомбе, а хрупкая девушка, напротив, была в самом эпицентре грядущего взрыва.

– Марта, твою мать! Сколько еще раз тебе повторять? – погрозил пальцем, Коган, – Если я говорю, что меня нет, значит, меня нет ни для кого. В особенности для моей бывшей жены! Это ясно?

– Сэр, но… – теребя рукав блузки, ответила секретарша.

– Да ты издеваешься. Я что, по-твоему, попугай? – откинул полу пиджака, провел рукой по подкладке, – Ты видишь перья под этим костюмом?

– Сэр, мистер Коган…

– Что? Что, ты хочешь сказать, что ты извиняешься? Да мне насрать! Не нравится работа, не справляешься с обязанностями, так заполняй форму двенадцать – сорок пять «А» и вали к чертовой матери из моего лагеря, ты меня поняла?

Он прервался, видя, как она подняла дрожащую руку.

– Что?

– Это форма вызова службы по борьбе с насекомыми, сэр, – неуверенно ответила Марта.

– Нет, это Пол Верховен.

– Я не читала, сэр.

«Может, потому, что это фильм», – подумал Коган, но в лице стал мягче и, стараясь не повышать голоса, спросил:

– По звонкам все ясно?

– Да, сэр. Да, мистер Коган.

– Отлично! Меня ни для кого нет до полудня. Усекла?

В ответ она кивнула трижды. А он бросил взгляд на брюнета, наблюдавшего за ним из коридора. Чуть задержал взгляд: высокий, стройный, костюм ничего, но сразу видно, паренек небогат. А по глазам чувствуется – очень хочет вырваться в люди. «Еще одна утка? – задался вопросом Коган. Ответа себе не дал, решил: – Если и так, посмотрим! Но коли уж он к тебе, осади его сразу», – закончив мысль, сжав зубы, кивнул и обратился к Марте:

– До полудня.

– Да, сэр.

Хлопнув дверью, он удалился. А дух тирании застыл в воздухе и был так плотен, что хоть ножом режь.

Стараясь не выдавать тревоги, молодой брюнет подошел к приемной. Аккуратно открыв дверь, приблизился к столу секретарши и поправил галстук.

– Добрый день, мэм, – мягко начал разговор парень, – меня зовут Алан Грейсон, я новый помощник мистера Когана.

– Да-да, одну минуту, – лицо Марты покрыл плотный багрянец, но она отчаянно пыталась взять себя в руки и не разреветься. – Сейчас я представлю вас мистеру Когану, попытаюсь. Надеюсь, у вас крепкие нервы, будьте готовы, – шмыгнула носом. – Да вы и сами уже, наверное, слышали, что к чему.

– Не переживайте, бывают и куда более серьезные вещи, из-за которых не стоит расстраиваться. Вы выше этого, я уверен.

– Да куда уж там, – сказала она и через силу улыбнулась: – Спасибо, спасибо за поддержку, – она оторвала взгляд от стола, посмотрела на Алана и приняла поданный ей платок. – Да, думаю, и вправду, не всё так страшно, – произнесла она уже куда более оживленно.

– Еще как, юная мисс, – он бросил взгляд на именную табличку, – или, быть может, миссис Хобс?

– Мисс, – ответила она слегка смущенно.

Алан задал ей пару вопросов, не относящихся к делу, отпустил шутку-другую, пригласил пообедать. Спустя считанные минуты от былых волнений не осталось и следа. А перед ним сидела красивая двадцатилетняя девушка с задорным блеском в глазах.

– Что мне еще стоит о нём знать? – подытожил их перешептывание Алан.

– Думаю, вы всё и так уже знаете. Просто помните, что мистер Коган не от мира сего, плюс немного расист, плюс курильщик и… – она игриво улыбнулась и, поглядев по сторонам, тихо сказала: – Последнего помощника он ударил.

– Серьезно?

– Угу, – закивала головой Марта, – он был поляк.

– И только? – улыбнулся Грейсон.

– И только. Потому помни, – она вновь начала загибать пальцы, – расист, курильщик…

– И просто отличный парень, – закончил он за неё. – Всё, пора встретиться со зверем: запускай, Марти.

Она смерила его игривым взглядом и, нажав на кнопку интеркома, проговорила:

– Мистер Коган к вам… – рык дикого зверя прервал ее сообщение.

– Какого чёрта?!

– Встреча, сэр…

В динамике послышался отчаянный вздох, молчание.

– Ладно, выкладывай, кто там еще? – и спешно добавил: – Надеюсь, не моя бывшая жена, иначе…

– Нет-нет, мистер Коган, – пролепетала Марта, – прибыл ваш новый помощник.

– А-а-а, хорошо, пригласи его! – сказал он так, словно никого и не ждал.

– Проходите, – в глазах девушки читалось сочувствие.

10: 27 АМ

Поправив галстук, Алан уверенно вошел в кабинет. На пороге застыл, отметил на стенах темного цвета панели – натуральное дерево, лампа, массивный стол, огромное кожаное кресло и пепельница возле папки из кадрового отдела. Этот контраст поражал, казалось, тот коридор и отделы, все из века грядущего – двадцать второго, а этот, словно застрял в далеком двадцатом столетии.

Но парень не подал виду: войдя, не мешкая, взял инициативу в свои руки:

– Добрый день, сэр, – энергично сказал он с порога, – меня зовут Алан Грейсон, я ваш новый…

– Знаю-знаю, – отмахнулся Коган, стоя напротив ростового окна, посмотрел на часы. – Представляешь, мало того, что эта сука оттяпает себе половину всего, так она еще и попрекает меня детьми, – он зло ухмыльнулся, наблюдая, как суда рассекают водную гладь залива – я, видите ли, уделяю им мало времени. А ничего, что мы в шаге от развода? – синхронно подняв руки и брови, вопрошал Джим так, словно репетировал сцену в спектакле.

– Да-да, мистер Коган, понимаю, – наигранно запинаясь, выдавил из себя Алан.

– Да, ни черта ты не понимаешь, – махнув рукой, Коган устало вздохнул. – Сначала они все такие, – повел плечом, – замечательные, красивые и нежные, но стоит только надеть им на палец кольцо, как всё катится к чёртовой матери, – сказал он, не отрывая взгляда от уходящего вдаль парома, и закурил.

«Что он несёт?» – пронеслось в голове Грейсона, когда владелец кабинета продолжил свой монолог:

– Не проходит и года, как они превращаются в грёбаного червя, сосущего из тебя все соки, – пустил дым к полу, вновь затянулся, – солитера с обвисшей жопой, мать его. Так-то, – он устало склонил голову, помассировал зудящий висок, – хотя, кому я это рассказываю, у тебя же ещё всё впереди, – добавил он, смягчившись, выпрямился и, развернувшись к претенденту лицом, озарил его формальной улыбкой. – Располагайся, – указал на стул, а сам, обойдя стол, сел в кресло и разгладил лежащую перед ним папку.

Откинувшись в кресле, выдержал паузу, затянулся. Пробив барабанную дробь по подлокотнику кресла, подался вперед и затушил сигарету.

– Ладно, сопли в сторону – поговорим о деле, – фыркнув, подытожил Коган, – Как, говоришь, тебя зовут?

– Алан Грейсон, сэр, – отчеканил парень.

– Хм, Грейсон, – произнес Коган, смакуя каждый слог,– мне нравится. Хорошая фамилия, есть в ней что-то металлическое, что-то в послевкусие, – мельком взглянул на кандидата, добавил, – Надеюсь, ты ее стоишь.

– Мое резюме – тому лучшее подтверждение, – расправив плечи, ответил Алан.

– Да? Не смотрел.

– Как? Но, как же…

– Я что, похож на кадровика? – прервал его Коган и, не дожидаясь ответа, продолжил опрос: – Откуда ты родом?

– Джерси Сити, сэр, – сдерживая гнев, ответил Алан.

– Да ладно, а с какой улицы?

– С Уильямс авеню, сэр, она пересекается с Вест-сайд авеню, возле Лин…

– Линкольн парка, знаю-знаю. А я с Уэлш-Лэйн, закуток недалеко от синагоги, что на Гаррисон-авеню. Кто бы мог подумать, парень из Джерси! – сказал он и осклабился. – Хорошо, – хлопнул ладонью по столу и в одночасье посуровел, – работы нам предстоит немало, поэтому буду говорить прямо. Следуй моим правилам, и всё пойдет как надо. В принципе, правило у меня только одно. Всегда помни, что соседский мальчик мечтает о твоей работе, – погрозил ему пальцем Коган. – Но на всякий случай растолкую поподробнее, – входящий звонок прервал его. – Что там еще Марта?

– Мистер Орден на второй линии, сэр.

– Хорошо, – Коган приложил палец к губам, давая знак молчать.

Тяжело вздохнул и напрягся, а морщины на лбу собрались в кучу, подобно борцу, вставшему в стойку. Он переключил линию и поднял телефонную трубку старого образца.

– Привет, Стив, если ты хочешь справиться о ходе работ над проектом, то второй звонок за день я считаю лишним. Всё идёт своим чередом, к концу квартала мы закончим…

От услышанного в ответ брови Когана резко поползли вверх.

– Что?! – губы вытянулись в дугу, скошенную к полу. – Ты уверен? Сколько у нас времени? Но откуда такая информация?! – с секунду он сидел, подобно каменному изваянию, из трубки послышались гудки.

– Что-то не так, мистер Коган? Может быть, я зайду попозже, а пока ознакомлюсь с делами? – на секунду Алану показалось, что у шефа приступ.

Лицо Когана застыло, взгляд стал пустым, а левая скула непроизвольно дернулась.

– Нет, в порядке, всё в порядке. Дела, да кое-что ещё можно успеть, – он опустил трубку, нажал кнопку селектора. – Марта, мне нужен обратный звонок на номер, с которого звонила моя жена!

– Мистер Коган? – выдавила девушка.

– Я абсолютно серьезно, мне нужно связаться с женой.

– Хорошо, сэр, – в голосе девушки застыло недоумение.

Коган с силой прижал аппарат к уху: длинные гудки, ожидание.

И, наконец, из трубки послышался приятный, щебечущий голос женщины в годах:

– Алло.

– Это Коган, мне нужно поговорить с Маргарет.

– Она не хочет с тобой говорить, Джимми, – тяжелый вздох. – Ты, вообще, в курсе, что она всё утро пыталась до тебя дозвониться? Секретарша говорила, что тебя нет на месте: ты на совещании, ты в космосе или еще где-то, – миссис Митчелл перевела дыхание. – Ты где угодно, но только не там, где нужен. Для этого я растила свою дочь… – она поправила очки-половинки, – чтобы какой-то мужлан разбил её сердце, а потом появлялся по своей прихоти? Подумай хотя бы о детях! Что вы вообще делаете, мистер, кроме того, что думаете только о себе?

– Миссис…

– Даже не начинай, Джимми. Нет, я не готова видеть, как мои внуки растут в неполноценной семье, – голос старушки смягчился, она прикрыла рот ладонью и перешла на полушёпот: – Позвони позже, она не готова сейчас с тобой говорить, Джим.

– Миссис Митчелл! Это дело жизни и смерти, поверьте мне. Позовите уже дочь к телефону. Если вам действительно так важна дальнейшая жизнь внуков.

– Да, что ты такое говоришь?!– в голосе смешались ноты возмущения и страха.

– Миссис Митчелл, Дороти, – он вытер выступивший на лбу пот, – срочно позовите вашу дочь к телефону, прошу вас!

Ответа не последовало, лишь едва уловимый треск в трубке и звук удаляющихся шагов. Треск то нарастал, то стихал, время шло. Словно из-под толщи воды Коган услышал гулкое эхо – голос миссис Митчелл.

– Маргарет, телефон.

– Кто там ещё, мам?

– Джимми объявился, просит тебя. Говорит, что там что-то важное, – неразборчивая речь в ответ. – Милая я всё понимаю, но поговори с ним. Он звучал очень тревожно, – на последнем слове помехи ушли, громкость вернулась.

От неожиданности, Джим отдернул трубку от уха, но тут же прильнул обратно.

– Вот и правильно: пускай потревожится – надо когда-то начинать, – услышал он голос жены.

– Маргарет Коган, я не буду повторять дважды, возьми эту чёртову трубку! Что вы грызетесь, как собаки, не поделившие кость? Должен же кто-то из вас быть здравомыслящим человеком.

– О боже, мама.

– Маргарет Коул Митчелл [7], я больше не буду тебя просить.

– Хорошо-хорошо! Поговорю я с ним, только не начинай, мам.

[7] Митчелл – девичья фамилия жены Когана.

В трубке послышались звуки приближающихся шагов. Каблуки зло вгрызались в пол, чеканя каждый шаг.

– Как всегда, добился своего, Джим? – сказала она в трубку.

– Маргарет, у тебя с собой ключи от дома в Бруклине?

– Тебе нашего разговора утром не хватило? – шепотом. – Хотя нет, забудь, – она повысила голос: – Я достаточно зарабатываю, и мне не нужен наш-твой дом, ни в Джерси, ни в Бруклине. Можешь тащить туда всех окружных девок!

– Да, услышь ты меня! – чуть не закричал в голос Джим.

– Уже слышала и видела! Кстати, как там мисс красивые сиськи поживает? – она сдула прядь темных волос со лба. – Наверное, уже показал ей свою коллекцию старых фильмов, а, Джимми? – вьющийся локон упрямо сполз на глаза, и она вновь вернула его в строй.

– Марджи, послушай… – пропустив мимо ушей очередную тираду жены, взорвался гулким басом. – Заткнись! Бери детей, маму и как можно быстрее беги к дому в Бруклине! – а про себя подумал: «Надеюсь, ты верна себе и ключи при тебе».

– Джим, я не понимаю, ты совсем…

– Да, что тут непонятного?! – перебил её он. – Ты должна как можно быстрее бежать в дом на Клинтон-стрит. Как доберешься, всё поймешь.

Потеря Коганом компании «Гипперион Энерджи», маячащее на горизонте банкротство и, как вишенка на торте, скандальные фото из стрип-клуба, которое повергло его брак в прах. Все это не единожды раздувалось прессой. Джим был под постоянным наблюдением: журналисты сновали возле его дома; отдел безопасности «Эко Кор» не спускал с него глаз, и даже чертов налоговый орган, нет-нет да наведывался с проверкой, изучая счета и траты. Лишь одну тайну он смог сохранить – документы из госреестра от 2080 года. В одной части которого говорилось о стройке башни «Гипперион» в Нью-Джерси. В другой речь шла о трехэтажном доме на Клинтон-стрит, а именно: строение 151.153.155.159. Где после подачи заявления в отдел городского планирования в 2082 был одобрен капитальный ремонт с заменой несущих конструкций. Джим дорожил этой тайной, привлекал к работе третьих лиц, каждый месяц менял строительные бригады – был крайне аккуратен. К 2083 объект был сдан, и никто не догадывался, что под домом организованно личное убежище судного дня, что готово сокрыть, уберечь и прокормить четверых взрослых. И даже сейчас, когда жена в панике спрашивала его, что стряслось, он молчал, помня об осторожности, свято храня тайну четвёртый год.

– Ты все поняла?! – вновь гаркнул Коган, слушая, как жена осыпает его вопросами.

– Я надеюсь, ты шутишь.

– Нет.

– Джеймс, ты в своем уме? Ты трезв? – она вновь отчеканила набившие оскомину вопросы.

– К сожалению, да.

– Точно? – уточнила она с сомнением в голосе. – Последнее время ты очень странно себя ведешь, и эта история…

– Да, уверен! – он бросил взгляд на Алана. – Меня предупредили сверху. Это не шутка, – понизив голос, почти шёпотом он сказал: – Пожалуйста, Марджи, поторопись и передай детям, я их лю… – связь резко оборвалась, в трубке лишь тишина.

– Твою мать! – Коган с силой ударил ладонью о стол.

На мгновение его поглотило отчаяние, он обхватил лицо руками. От лезущих в голову мыслей, сердце сдавила тягучая, липкая боль. Не замечая ничего, кроме чувств, он с силой отбросил трубку прочь. Пластик жалобно пискнул о стену и, треснув посередине, трубка развалилась на части.

– Сэр, что-то случилось? – Алан понимал: вопрос звучит глупо, но иные слова не пришли в голову.

Сидевший напротив него, молча, достал сигарету и замер в ожидании. Взгляд его, казалось, устремлен в пустоту, а на лице всё явственнее проступало отчаяние.

«Это конец», – мысленно резюмировал Джим.

Ерзая на стуле, Алан не находил себе места. Окружающее пространство давило, он представлял свой первый день в компании и не раз, но не в таком свете. Пытаясь собраться, он сделал глубокий вздох, провел языком по нёбу и молча, наблюдал, как незажженная сигарета в руке Когана балансирует, подобно канатоходцу, над пропастью.

– Мистер Коган, с вами всё в порядке? – подавшись вперед, осторожно поинтересовался Алан.

«Всё не в порядке», – прозвучало в голове, Когана. Он медленно поднял взгляд на парня и не своим голосом сказал:

– Нам надо как можно быстрее выбираться из этого стеклянного гроба.

– Прошу прощения, сэр? – невольно усмехнувшись, сказал Алан, поднимаясь со стула. – Вам явно нездоровится, – посмотрел на браслет. – Может быть, я могу чем-то помочь? Я могу взять ваши проблемы на себя, только скажите, – он натянуто улыбнулся.

«Вот же придурок», – пронеслось в голове Когана. Смерив парня пустым взглядом, он сказал:

– Да, точно. Возьмёшь проблемы на себя, – горько усмехнулся Джим. – Вот, возьми ключи от машины, через минуту она должна стоять у входа. Место 112, второй этаж подземной парковки под зданием.

– Считайте, что машина уже подана, мистер Коган, – козырнул Грейсон и устремился к двери.

– Погоди, – окликнул его Коган.

– Да, сэр?

– Джим, зови меня Джим, парень.

Стоило ему договорить, как горизонт озарился всполохом света. Он машинально отвернулся и соскочил на пол. Всполох и еще один, на горизонте медленно вырастал гриб от взрыва, и полная тишина сопровождала действо.

«Суки, они всё-таки сделали это», – красной строкой взвились мысли в его голове.

И в тот же момент он услышал испуганный крик Алана. Подняв к лицу руки, тот пятился и раз за разом повторял:

– Я не вижу! Не вижу! Ослеп!

– Всё в порядке, – бросил Джим.

– В порядке?! – широко раскрыв рот, завопил Грейсон. Вертясь на месте, словно умалишенный.

Рванулся в сторону, сбил стул, споткнулся и упал на пол, чудом не расшибив голову об тумбу у стены.

– Это от вспышки, не волнуйся, зрение вернется, – гаркнул Коган, а про себя добавил: «Наверное».

Поднявшись на ноги, подбежал к окну и, щурясь, посмотрел на грибовидное облако от взрыва.

– Наземные, какого черта наземные? – шептал он под нос, словно мантру.

А перед глазами уже плыли видео из уроков гражданской обороны. Они еще в 50-х стали вновь актуальны, а после Третьей мировой(Большой третьей) их и вовсе крутили по всем каналам семь на два да усиленно преподавали в школе. Но в данный момент Джиму было глубоко насрать на школьное образование, и вспоминал он лишь разницу между типами подрывов. Свечение уж почти стихло – можно было разглядеть гриб и ножку. И как он не пытался, понять не мог, почему удара по Манхеттену не было. И почему заряды не подорвали в воздухе? Да, наземные взрывы дадут сейсмический эффект землетрясения, но главное: «Зачем все так усложнять, когда можно испарить всё в мгновение ока – одним ударом в центр столицы мира?»

Все эти размышления ворохом сплелись в сознание Когана, заняли секунду-другую и тут же исчезли, когда он прислонился раскалённому стеклу.

– Ай, сука! – отдёрнул руку, обжегшись. И тут же осознал – не будь этой зеркальной поверхности меж ними и вспышкой, они бы тут поджарились, как стейк на гриле.

– Что происходит? – испуганно крикнул Алан.

– Сложно объяснить словами, – вскинув руку к горизонту, ответил Джим.

– Так, мать вашу, попробуйте!

– Ну, я в часы затишья развлекаю себя измерением расстояния на глаз.

– Что?!

– И большой палец порт Ньюарк закрывает, – щурясь, облизнул губы Джим.

– И какого хера это значит?!

– Тихо!

Вытянув руку, Джим наложил большой палец на вырастающее над портом Ньюарка облако грибовидной формы.

– Ну, давай, сука, давай, только попробуй вырасти больше, – шептал он под нос, видя, как от надвигающейся ударной волны побежала рябь по заливу Аппер. А сознание молило лишь об одном: «Только бы не вышел за края».

– Джим…

– Так я и думал, эпицентр не шире ногтя, – Коган, щёлкнул пальцами: значит, это примерно семь с половиной. Нет. Восемь миль, – спешно вытер лоб от пота, – с учетом скорости, одну милю волна пересекает за секунду, плюс погрешность и время на замер, значит, у нас примерно 20 секунд. Минус время на замер, 15 секунд. Алан, ты меня слышишь?

– Я только этим и занимаюсь, Джим! – слова растянулись по кабинету, оседая страхом на стенах.

– Ляг на пол и досчитай до пятнадцати!

– Что!?

– До десяти! Настало время отдать последнее распоряжение, – подскочив к селектору, он нажал кнопку громкой связи: – Внимание, внимание…

– Девять, восемь, семь, – отсчитывал Алан в голос.

– В течение ближайших секунд нас накроет взрывная волна!

– Шесть, пять, четыре…

– Всем необходимо найти укрытия, или незамедлительно упасть на пол, дабы не попасть под поражающий эффект ударной волны.

– Три, два…

С гримасой ужаса на лице в кабинет ворвалась Марта.

– Мистер Коган, вы видели это?!

– Падай на пол, дура!

– Один, ноль…

– Что?! – взбеленилась девушка, глядя, как босс рыбкой ныряет под стол.

«Они не слышали меня. Может быть, электромагнитной импульс сжег электронику, или…» – додумать он не успел.

Сметая всё на своем пути, незримая волна обрушилась на здание, подобно цунами. Окна, рамы, интерьер – всё сплелось воедино и налетело на оцепеневших от страха людей, сродни рою диких пчел. Пол под ногами дрожал, одна волна следовала за другой, и рёв был такой, словно кто-то выкрутил динамик на полную катушку, а в эфире играла лебединая песня всему человечеству.

Синдром оператора

Казалось, уже прошла вечность, когда последний вал вгрызся в фасад башни, сея разруху, собрал новую жатву, а, закончив, вырвался прочь и осыпался градом на головы снующих по улицам людей.

Бежали секунды, отзвуки взрывов стихали, оставляя звенящую память в ушах. Коган стряхнул с себя осколки, прикрыл рот галстуком, попытался оценить обстановку. Запах гари и пыль, словно мошкара, обжигая лезли в рот и глаза, а порывистый, знойный ветер нещадно хлестал по лицу.

Он уже начал разбирать звуки. Стоны и плач. Мольбы о помощи доносились отовсюду, перемежаясь с криками ужаса. Джим приподнялся на локтях, выглянул из-за стола. В дверном проходе неподвижно лежала Марта. Руки, ноги, одежда… всё было покрыто вездесущей пылью, словно кекс пудрой.

«Да, они тебя не слышали», – мрачно уверил его внутренний голос. Он перевел взгляд на пустое окно, лежащее рядом с ним тело, резко подняло голову и закашлялось.

– Мистер Коган, вы тут? – прохрипел Грейсон.

– Ага, и вроде цел, но стекла за ворот изрядно насыпало, – сказал Джим, осматривая себя. – Ты сам как?

– Б-бывало и лучше, – вновь закашлялся Грейсон, стряхнул пыль с плеча. – Перед глазами всё плывет, и вот же чёрт, кажется, руку поранил.

Усевшись на полу, Грейсон тяжело задышал и уперся взглядом в потолок. Белки глаз выделялись на затянутом пылью лице, а на лбу медленно проявлялись черные борозды от выступившего на лбу пота. Руки потянулись к лицу.

– Эй, парень, не трогай глаза, – махнул рукой Коган, но тот не отреагировал, – Грейсон!

– Что? – повернул голову на голос Алан.

– Не три глаза, говорю, – поднялся из-за стола Коган.

– Хорошо-хорошо, – словно в забытьи, ответил парень и уставился пустым взглядом на Джима. – Что будем делать, сэр?

– А ты сам, что думаешь? – язвительно поинтересовался Коган и сплюнул скрипящий на зубах песок.

– Думаю, первым делом надо покинуть здание. Кто знает, насколько сильно оно пострадало.

– Жаль, только кофе хотел предложить. Может быть, еще пару бомб и пойдем?

– С вами точно всё в порядке? – отстранённо спросил Алан.

– Да-а, – протянул Коган, – всё просто отлично. Это стресс на меня так влияет. Ты меня видишь? – махнул рукой и указал на себя пальцем.

– Ничего не вижу, всё в тумане. Я же говорил уже.

– Ну да, точно,– тряхнул головой Коган, – ладно, ползи на голос – помогу тебе подняться.

– А зачем ползти?

– Доверься мне, ползи.

– Могли бы и сами подойти, если уж так хотите помочь, – с детским упрёком в голосе заметил Грейсон.

– Да, мог бы, теоретически мог бы, – по спине пробежала дрожь, – но на месте окна теперь одна сплошная дыра. Ты что, не чувствуешь порывов ветра?

– Чувствую и что? Вы что, высоты боитесь?

– Да не боюсь я высоты! – рявкнул Коган, а в голове пронеслось: – У него шок, сделай «скидку".

– Ага, жене рассказывайте!

– Следи за языком. И, между прочим, твой рабочий день ещё не закончен. А я всё еще твой босс.

– Ну, так увольте, – пожал плечами Грейсон, не поднимая рук, и непроизвольно прыснул со смеху.

– Не могу. Бухгалтерия не работает, да и юристы все разбежались, – нервно выпалил Джим.

– А вы шутник, сэр, – покачав головой, улыбнулся Алан.

– А теперь без шуток, парень, ползи на мой голос. Только я тебя прошу, аккуратнее.

Алан последовал совету, перевернулся на живот и неумело пополз к столу. На полпути почувствовал, как костюм пропитывается влагой. «На воду не похоже, больно густая и этот запах», – рука легла на мягкую, еще теплую плоть, он резко отстранился и припал спиной к столу босса.

– Джим?!

– Это мисс Хобс, – с досадой в голосе ответил Джим, – она мертва.

– Боже…

– Сиди на месте, я к тебе подойду.

С силой вцепившись в край стола, Джим поднялся на ноги. Бросил взгляд в сторону двери.

Юная помощница лежала на спине, руки раскинуты, голова чуть поодаль от тела. Порыв ветра хлестнул Когана по лицу, выбив из него пыль, как палка хозяйки из старого ковра. Прищурившись, он окинул взглядом горизонт. В фасадах окружных зданий, зияли черные бойницы окон. Ни света, ни жизни. Лишь горизонт полыхал и рябил, как полотно дороги в знойный летний день. По коже побежали мурашки, ладони взмокли. Он хотел подойти ближе к окну, выглянуть и узнать, цел ли Бруклин, но страх высоты взял свое. Пальцы пуще прежнего вцепились в край стола, а пот ручьём катился по спине, и он даже не почувствовал, как мелкие осколки стекла вгрызлись в кожу.

До оконного проема было футов шестнадцать[8], но он обходил стол с такой осторожностью, словно шел по канату над Ниагарой.

[8] 16 футов – это 4,8 метра.

– Грейсон, – коснулся он плеча парня.

– Да? – не оборачиваясь, спросил тот.

– Дай руку.

Продолжая держаться за стол левой, ухватил поданную руку и притянул парня к себе. Вновь посмотрел вдаль: казалось, бесчисленная череда построек была свалена в единое кострище, и горела даже вода.

Глубокий вдох, Джим расцепил пальцы и оттолкнул себя прочь от стола.

– Пошли, – услышал он свой голос, словно издалека.

Спешный шаг, второй и третий.

– Так, аккуратнее. Перешагни, – пот струился по лицу, – отлично.

Внезапный рывок заставил его припасть на колено.

– Извините, я не нарочно, – виновато начал Алан. Казалось, что сейчас ударится в слёзы.

– Да всё отлично, ты молодец, – а сам посмотрел на истерзанное осколками тело Марты и завалившегося рядом с ней парня. – Всё хорошо, дай мне руку, я помогу подняться, – к горлу подкатил ком отвращения. Коган не выдержал и выплеснул завтрак на пол.

– Сэр?

– Всё в порядке, – он вытер рот тыльной стороной ладони и почувствовал, как налипшие на кожу осколки царапнули губы. – Не торопись, я помогу подняться.

Алан почувствовал, как Джим медвежьей хваткой сцепил его запястье. Ладонь была настолько влажной, будто его босс сражался за золото на олимпиаде. Подняв парня в одно движение, помог перешагнуть через мисс Хобс. Пнул стоявший на проходе стул и вышел с Грейсоном в коридор.

10:38 АМ

От былого величия конструкторского бюро «Эко Кор», не осталось и следа. Фальшпотолок местами провис, да обвалился, а большей части внутренних перегородок словно и не было. Мимо прошел человек, покрытый пылью с ног до головы. Джим окликнул его, тот не отозвался. Лишь брёл себе неровным шагом, в известном лишь ему направлении, а по спине растекалось тёмно-багряное пятно. Мужчина продержался недолго – ярда три; опустился на колено и упал ничком. Джим огляделся, тут и там из под осколков выбирались выжившие. Одним помогали коллегам, другие в немой агонии сидели и надрывно рыдали. Двое мужчин пробежали мимо них, торопясь к забитому людьми лифту.

«Вот же идиоты», – подумал Джим и резко втянул голову, когда кусок фальшпотолка обрушился на пол в пяти футах от них, и, будто из чрева поверженного зверя, с потолка вывалилась проводка разной формы и цвета.

– Что это было, Джим? – спросил повисший на плече Алан.

– Ничего. Надо торопиться.

Притянув его к себе, Джим шёл так быстро, как мог. Всюду валялись некогда важные бумаги, вещи, да истерзанные осколками тела. Запах металла витал в воздухе, а битое стекло хрустело под ногами, словно первый снег после морозной ночи. Двое шаг за шагом пробивались через завалы к двери на лестничный пролет.

Пробовать вызвать лифт, желания не было, даже если в нём все системы продублированы и надежно заземлены.

– Это слишком рискованно, – шепотом резюмировал Джим, и, глядя на лежащие тела, вновь задумался: «Если лифт работает, значит, резервное питание сработало штатно, но как они могли тебя не услышать? И почему не укрылись? Может, запаниковали? Или… – и тут он понял. – Им было плевать, уверен, треть ничего и не поняла, лишь схватилась за драные пейслайны и побежала снимать сториз. Идиоты. Какие же вы все идиоты!»

В тот же миг его охватило знакомое чувство, словно нечто вязкое падает на него с небес. Холодом растягивается от темечка до спины. По инерции он пытается бороться, но склизкие путы уже охватывают всё его тело и устремляются в рот, прямо к горлу. И с каждым движением сил меньше, и вот – нет вовсе. Всё, он канул в пучину мерзкого чувства – отчаяния. И нет более движения, лишь где-то на периферии мысли играет проектор. На экране мужчина в белом костюме, вертит на пальце пенсне на цепочке, величаво расхаживает по кабинету и меряет ударом трости шаг. Бьет стальным набалдашником по доске и зачитывает лекцию:

Уж не единожды я освещаю этот материал. Пишите: «Синдром оператора». Именно так называется эффект, вернее, болезнь коей подвержен каждый третий в нашем социуме. Проявляется он в час острого стресса, чаще среди мирных жителей в ходе войны, или во время теракта. Подверженные хвори, не осознают реальности происходящего во время приступа. Бегут к огню, словно мотыльки к свету, в желании заснять и поделиться находкой в социальных сетях. Это может быть фото или видео яркой картины, чаще остро насильственной. Главное, из-за фиксации на камере, человек не ассоциирует происходящее с реальностью. И в большинстве случаев погибали, как и сейчас…

Хлопок и будто видеовставка:

«Хотите узнать больше? Переходите по прямой ссылке и наслаждайтесь лекцией ведущего социолога ХХI века Стивена Адамса: «Метавселенные и все жертвы интернета версии Веб 5.0» – доступно только на образовательном канале Нейшионал Дидс.

Коган почувствовал, как его трясут за плечо, и только сейчас услышал встревоженный голос новоиспеченного помощника. Такой гулкий и далекий, словно кто-то пытается докричаться до него из-под толщи воды.

– Сэр? Мистер Коган. Джим?!

– Да…

– Что с вами?

– Просчитываю ходы, – сухо ответил Коган. А сам и не знал, как описать свалившийся на него приступ.

«Резервный генератор должен работать, но в каком состояние шахта и лифт? Нет, даже не думай. Это чистой воды самоубийство», – мысленно подытожил он, а вслух сказал:

– Идем к пожарной лестнице.

Пройдя большую часть дистанции, он увидел кровавый – темный шлейф. Змейка жизни тянулась к выходу на лестничный пролет. Трудно представить, каких внутренних сил был этот человек, но раны одержали верх, и тело в проеме было тому подтверждением.

– Где мы сейчас, Джим?

– Уже почти пришли.

– Пить хочется.

– Потерпи, уже почти на лестнице, осталось только преодолеть небольшую преграду, и мы будем на полпути, – тяжело дыша, соврал Коган и отер лоб левой рукой. – А как спустимся, там и вода, и снеки. Клянусь, разобью автомат, и напьемся до коликов в животе, – выждав паузу, он продолжил:– Алан…

– Да?

– Я тебя сейчас поддержу, а ты должен сделать шаг вперед, только поднимай ногу выше, в проеме лежит труп.

– Хорошо.

– У него из спины торчит крупный осколок – не порежься…

Коган старался не смотреть вниз, остатки завтрака вновь просились наружу. Перешагнув через тело первым, подал руку спутнику. Алан шагнул левой, перенес на нее центр тяжести и подтянул правую.

– Ага, вот так. Молодец, – пот струился по лицу Джима, он закинул его руку на плечо, прижал к себе парня и был готов к началу спуска.

– Сэр, Джим, – неуверенно сказал Алан, – кто в проёме?

– А это так важно? – начал заводиться Коган.

– Для меня – да, – расслабил галстук свободной рукой Алан. – Кажется, я его знаю.

– Зрение вернулось? – с сомнением в голосе поинтересовался Джим.

– Нет, просто этот запах одеколона.

– Чего запах? – мотнул головой Коган, теряя терпение.– Да, я своей вони…

– Просто посмотрите. Вдруг мы можем помочь.

– Чёрт, – стиснул зубы, – ну, давай посмотрим, – скривившись, выдохнул Коган, аккуратно приподнял тело мысом ботинка и с отвращением на лице отстранился. – Твою мать!

– Что там?

– Да ничего!

– Вы его узнали?

– Да, это сотрудник отдела безопасности, – сплюнул в сторону. – Если о покойниках и не говорят плохо, то этот гондон явно не тот случай, – прикрыл рот рукой, отвернулся. – Не думал, что когда-нибудь увижу его в таком состоянии.

– Мистер Карсон? Сидни Карсон?

– Сидни?!

– Он так сказал.

– Ты его знаешь? – голос стал в одночасье серьезным.

– Да, он перехватил меня в лифте.

– И?

– И всё.

– Поверь, Алан, это не тот человек из-за кого надо расстраиваться, пошли, – одернул полу пиджака Коган. – Ну, чего встал, пошли!

– Не знаю, просто в голове не укладывается. Столько людей погибло в один миг. Да и все наши близкие, и знакомые, скорее всего, тоже. Куда мы бежим? Хотим мы того или нет, а скоро облако осадков покроет весь город, и мы с вами помрем точно так же, как и они. Только с задержкой, – истерично прыснул Алан.

– Будешь так мыслить и точно долго не протянешь. Сам вскроешь себе вены еще на этом лестничном пролете, уж поверь, Грейсон, – махнул рукой в сторону тела. – Про близких промолчу, но вот этот говна кусок, он и подошвы твоей не стоит, – Джим помедлил, положил руку на плечо парня. – Не трать силы на эмоции, у нас еще долгий спуск впереди.

– Извините, сэр. Я-я… – Алан попытался продолжить, но эмоции брали свое.

– Послушай меня внимательно, – Коган взял его под руку и увлек прочь от тела, – ты отлично держишься и, поверь мне, – резко прижав Алана к стене, ухватил его за голову и взглянул прямо в глаза, – ты слушаешь меня?!

Алан кивнул.

– Мы выберемся, чего бы нам это не стоило. Ты меня понял?

– Да, сэр.

– Повтори, что я сказал! – потребовал Коган.

– Мы выберемся отсюда, сэр.

– И!

– Чего бы нам это не стоило.

– Вот и отлично! Так держать, Лесси! – хлопнув парня по плечу, Джим взял его под руку и, бросив взгляд на былого врага, подумал: «Чего стоит былая вражда, когда от былого и следа не осталось?»

Так и не дав себе ответа, он помог Алану осилить ступень и, оставив Сидни позади, они начали спуск. Плечом к плечу, опираясь один на другого. Долгий марафон в пятьдесят восемь этажей.

Долгий разговор в три удара

Первые сорок пролетов молчали: каждый витал в своем, туманном и далёком потоке мыслей. Иногда их обгоняли бегущие по ступенькам выжившие с их пятьдесят восьмого да этажей, расположенных выше. Но все чаще они слышали голоса таких же, как и они: – лестничных марафонцев, что нет-нет, а доносились снизу. Реже, едва уловимо гудел в шахте лифт, и только одно было неизменно – похожие один на другой лестничные пролеты.

Казалось, череде дублей не будет конца, и вот уже пройдено больше половины дистанции, а в шахте лифта вновь слышен гул. «Как можно быть настолько беспечными?» – мысленно задал себе вопрос Коган, но ответа не было. Он облизнул губы, сплюнул под ноги привкус металла и устало засопел в такт шагу. А спустя еще пять пролётов заметил, что и Грейсон тяжело задышал. Бросив взгляд на часы, смахнул со лба испарину и впервые задумался о привале.

10:57 АМ

До заветного этажа оставалось всего ничего. Слегка сбавив темп, Коган прислушался. Полная тишина, только звук их шагов и учащенное биение сердца. Он щелкнул пальцами несколько раз подряд, пытаясь привлечь внимание парня:

– Это вы щелкаете?

– Да, – тяжело вздохнув, ответил Джим и тут же спросил: – Может, передохнём?

– А мы можем? – капли пота собрались на кончике носа, и стоило Алану наклонить голову к груди, как они дружно сорвались вниз и растянулись темными кляксами на пиджаке.

– Почему нет? Уверен, вряд ли кто-то придет и прогонит нас с лестницы, – устало хмыкнул Коган.

– Тогда, как скажете, – мотнул головой Алан и улыбнулся, впервые за долгое время.

– Да, и я вот ещё что скажу, – Джим вытер рукавом щеку, – во-первых, хватит трясти башкой, словно лошадь.

– А во-вторых? – прижимая руку к левому боку, скривился от колющей боли Грейсон.

– Ветер сегодня дует с залива, а это значит, что все поднятые в воздух частицы уйдут с радиоактивным облаком в сторону Аппалачей и осядут на Джерси. Так что время у нас на привал точно есть.

– Это спорно, – опёрся о поручень Грейсон и продолжил: – взрывы изменили температуру воздуха близ эпицентров, следовательно, и ветер они поменяли, так что всё может пойти совсем по другому сценарию.

– Тогда в любом случае мы отхватим свою дозу, и лишний час роли не сыграет. Или я не прав? – поднажал Джим.

– Будь, по-вашему, – согласился Грейсон.

– Что так легко сдашься? А я то думал, ты человек умеющий отстаивать свою точку зрения.

– Именно такой, сэр. Но сейчас спорить нет сил, – ответил Грейсон и, улыбнувшись краем рта, сложил губы трубочкой – медленно выдохнул. – Тем более, вам виднее, – вымученно улыбнулся и сделал глубокий вдох, пытаясь восстановить дыхание. И понимая, что сейчас лучше подыграть и не лезть на рожон.

– Вот в этом я тебя поддержу, – ответил Коган и плавно снял руку Алана с плеча.

А, усадив парня на ступеньки, пользуясь случаем, потянулся, зевнул и, задрав голову, прислушался. Шагов с верхних пролетов не слышно, внизу тоже царит тишина. Отступив на ступень, прислонил ухо к стене – лифт в шахте молчал, и лишь сквозняк гулял меж этажами.

– Как себя чувствуешь? – устраиваясь рядом, справился Джим.

– Что-то в боку прихватило, – ответил Грейсон.

– Бывает с непривычки.

Прислонив палец к ноздре, Коган высморкался. Закончив, развернулся на месте и приник спиной к холодной стене.

– Я бы так не сказал. Я регулярно бегаю, ну и вообще, держу себя в форме, – ответил Грейсон и, размяв шею, устало выдохнул.

– Значит, надумал лишнего. Поверь, со мной такое бывало. Когда собой не владеешь, сбить дыхание можно на раз-два.

– Сэр, а вы можете, хоть иногда не вставлять своё последнее веское слово? – раздраженно, спросил Грейсон.

– Поверь, я прав, – шмыгнул носом Джим и расслабил галстук. – События и обстоятельства, – всё к тому располагают. Я в свое время боксировал и знаю, что такое стресс и тишина в зале, когда вас лишь двое, и все глаза на тебе. – Глянул на парня: тот склонил голову, плечи резко вздымались и опадали при выдохе. – И тут всё так: эти ступени и тишина, она ведь как пресс на свалке. Довлеет над тобой, жмёт грудь и подступает к горлу. Оттого и дышать…

– Вот мне интересно, – сорвавшись, прервал его Алан, – вы так меня пытаетесь успокоить, или это что-то из ваших личных ритуалов?

– Да, я помочь хочу.

– А нельзя, просто взять и заткнуться? – выпрямившись, спросил Грейсон с нажимом и, посмотрев на Когана, тут же отвернулся, сник и тяжело задышал. Сил у него почти не осталось…

Джим не ответил, лишь неожиданно для самого себя замолчал. «Не перегибай палку, старина», – мысленно осадил себя он, глядя, как Алан упёрся взглядом в стену и с минуту не издавал ни звука. А потом, словно по команде, подскочил на месте и, как ужаленный, начал проверять карманы. Наконец, сунув руку во внутренний пиджака, достал белый футляр с логотипом «Ред Кэп».

– Что это? – вытянув шею, спросил Коган.

Алан не ответил, привычным движением открыл кейс. Ловко цепляя пальцами, надел линзы, а потом и миниатюрные наушники.

– Найс, – отчеканил имя цифровой помощницы Грейсон, но ответа не последовало. Он попытался перезагрузить браслет – тщетно. – Вот же чёрт, Найс!

– Не работают?

– Нет, – ответил Алан. Сдерживая раздражение, снял наушники с линзами, убрал всё в кейс и положил рядом.

– Это было ожидаемо, – резюмировал Коган.

– Сэр, давайте просто помолчим.

С минуту действительно молчали, Коган полез в карман пиджака и вскоре достал пачку «Уайтспот». Вытянув из пачки одну, долго возился, пытаясь найти в карманах зажигалку.

А пока искал, в голову лезли воспоминания. Как жена порицала за дороговизну сигарет, как просила бросить курить. А он, как баран, утверждал, что не хочет, не может. Но если курить, то с настоящим табаком. А хорошие сигареты – это когда под заказа, когда без рекламы и мёртвых младенцев на пачке да чёртовой роялистской символики и прочего дерьма. Она устало смотрела на него, говорила, что яд не стоит двадцати пяти сине-зелёных, что только дурак сам себя травить будет, тем более за свой счет(и дело было не в деньгах). В ответ он что-то кричал, дети плакали, Мардж смотрела на него с ненавистью. И все из-за проклятых сигарет ценой в четверть сотни.

«Вот ты кретин», – вторил воспоминаниям тихий внутренний голос, а Джим всё смотрел в потолок, не моргая. Вспоминал, как часто подобные споры случались; из-за мелочи – на пустом месте. И всегда он старался отстоять свою правоту, словно это хоть что-то должно было значить, да чего-то стоило. «Всё, твоя гордость, – облизнул губы, тяжело вздохнул, – кретин», – осудил себя в мыслях и услышал голос парня.

– Огня? – глядя в точку перед собой, спросил Грейсон.

Коган выдержал паузу, пытаясь удержать образ жены перед глазами. Но всё в мгновение исчезло, и как не старался он вновь вызвать родной сердцу образ, перед глазами лишь лестничные перила, да белая стена.

– Будет не лишним, – оценивающе поглядывая на помощника, ответил Джим и тут же предложил: – сигарету?

– Нет, спасибо, – поблагодарил, Грейсон.

– Хорошие.

– Я не курю.

– А зачем тогда с собой её носишь?

– Скажем так, я хорошо подготовился к первому дню, – едва заметно улыбнулся Грейсон, провёл языком по нёбу и, стиснув зубы, поспешил передать зажигалку. Чувствуя, как эмоции берут своё, склонил голову к полу, желая скрыть лицо и не показывать, как против его воли на глазах навернулись слёзы.

– Ясно, – расплылся в ответной улыбке Коган. Его прельщала та прямота и непринужденность, с которой держался парень. В нём не было фальши, и разве что присущая молодости наивность портила общую картину.

Не замечая происходящей с Грейсоном метаморфозы, Джим прикурил, жадно затянулся и, выпустив плотную струю дыма, размял шею. «Всё же ты не прогадал, Джимми», – подытожил он и подумал о чём-то своем – отстранённом. А, вновь затянувшись, подобрал под себя ногу, упёр в неё локоть и, подперев голову рукой, прикрыл глаза, мыслями убегая в свой, известный лишь ему мир. Тот идеальный, где он не был кретином, а семья была рядом.

– Как думаете, что сейчас на улицах творится? – пытаясь не подавать виду, спросил Алан.

– Мало приятного, но если хочешь, можем сходить и посмотреть, – не открывая глаз, ответил Джим, зажал сигарету в зубах и свободной рукой помассировал переносицу.

– Опять эти ваши шуточки, – в голосе парня чувствовалось раздражение.

– Да, без них никак, – закинув голову, Коган затянулся и, растягивая удовольствие, с облегчением выдохнул плотную струю дыма вверх.

Посмотрел на парня и, лишь убедившись, что тот на него не смотрит, позволил себе скиснуть в лице. «Держись, Джимми, сейчас не время раскисать. Я не знаю, чего тебе это будет стоить, но держись», – мысленно настраивал себя он. Вновь затянулся, стряхнул пепел под ноги и очередные две затяжки наблюдал за парнем, стараясь сохранять молчание.

Алан возился с личным браслетом. Сначала потряс, потом попытался разглядывать дисплей едва видящим глазом, но, так ничего не увидев, снял его и зачем-то поднёс к уху.

– Сейчас пятнадцать минут двенадцатого, мой прекрасный кроманьонец.

– У вас работает браслет? – не заметив издёвки, спросил Грейсон, в голосе чувствовалось волнение.

– У меня часы, – ответил Коган несколько растерянно, – ну знаешь, старые часы, золотые.

– Как в фильмах Скьюзека?

Джим попытался вспомнить фильмы Скьюзека, вспомнил лишь, что что-то слышал, но так до них и не добрался, поэтому сразу ответил:

– Нет, – а, покрутив сигарету в пальцах, уточнил, – просто старые часы, механические. Как у Бутча из Чтива, только вот в заднице их никто не носил.

– Чёрт!

– А в чём…

– Просто из головы не могу выбросить.

– Ты о чём вообще, Грейсон? – спросил Джим.

– О долбанном браслете и этих линзах! – от бессилия Алан топнул ногой, что-то буркнул себе под нос и с досады резко смахнул кейс со ступени, да так лихо, что тот в полёте растерял всё содержимое.

– Зря, – устало заметил Коган, глядя, как в дальнем углу качаются из стороны в сторону выпавшие из кейса наушники.

– Они всё равно не работают.

– В любом случае, зря, – Коган подхватил откатившуюся к его ботинку линзу и, пристально разглядывая, повертел в пальцах.

– Давайте без напутствий, – попросил Грейсон.

– Ладно, как знаешь.

– Просто, у меня не лучшее зрение, – внезапно сорвался Грейсон и тут же добавил, но спокойнее: – а на браслете стояла корректирующая программа.

Коган посмотрел на линзу, а потом, оценивающе окинул взглядом парня.

– Думаешь, это помогло бы справиться с потерей зрения?

– Кто знает, – ответил Алан и вновь сник.

На какое-то время замолкли, Коган подкурил вторую, а Грейсон сидел, скрестив руки, кусал губы, и всё не мог выбросить из головы упущенную возможность.

– Знаешь, ты можешь волноваться и переживать? Но чем это делу поможет?

– Сменим тему, – сказал Грейсон.

– Конечно, валяй, – непринуждённо ответил Джим.

– Тот мужчина – Карсон…

– Да?

– Мы столкнулись с ним в лифте, и он…

– Предложил тебе поработать на него, – опередил его Джим.

– Да, можно и так сказать, – ответил Грейсон.

– А ты что?

– Ничего. Я отказался.

– Тогда к чему вопрос?

– Просто хочу понять, откуда у этой истории ноги растут, – сказал Грейсон и, помедлив, добавил: – если это не секрет, конечно.

– Нет, не секрет, – тяжело вздохнул Коган и с прищуром покосился на парня, – уже нет, – выдержал паузу, пересел поближе и, тепло улыбнувшись, по-свойски толкнул парня кулаком в плечо.

– Что?

– Да так, ничего, – осклабился Коган и добавил: – просто, похоже, у Сидни совсем нервы сдали, если он и в лифтах начал моих кандидатов отлавливать, – вновь ухмыльнулся и покачал головой. – И что именно ты хочешь узнать?

– Погодите, ваших кандидатов?

– Да.

– Так всё-таки вы смотрели мое резюме?

– Да, и сам выбрал кандидатуру, – повел плечом Коган и тут же тихо спросил: – Так, что именно тебя интересует?

– Вы начните, а лишнее я отсеку.

– Попробую, – Джим помедлил, словно пытался взвесить все за и против. – Думаю, ты в курсе, как я попал в «Эко Кор»? – тут же отмахнулся и сам ответил: – Да, конечно, ты в курсе.

– Мне известна только официальная версия, – уточнил Грейсон, – версия с банкротством «Гипперион Энерджи».

– Да, официальной более чем достаточно, – прочистил горло, кашлянув в кулак. – Знаешь, когда ты имел своё дело и прогорел, в работе на корпорацию мало приятного. Плюс были со мной и прочие сложности, – сказал Коган и осекся, словно сболтнул лишнего.

– Наверное, это то, что ваш приятель Сидни называл странным поведением.

– Наверное, – стиснув зубы, ответил Коган и мысленно добавил: «Приятель, мудак он редкостный, а не приятель».

– А это как-то пересекается с той историей, связанной с поляком?

– Кем?

– Ну, тем кандидатом, которого вы ударили.

– Боже, это Марта тебе разболтала? – помедлил, вспомнил её лицо и про себя сказал: «Боже, Марта».

Алан что-то буркнул в ответ, но Коган пропустил это мимо ушей и уловил лишь конец фразы:

– … и это всё, что я знаю, мистер Коган.

– Просто Джим, – поправил его Коган, вытер взмокшую ладонь о штанину и прислушался к пустоте.

Шагов сверху и снизу не было слышно, лифт, казалось, наконец, умер, а где-то вдалеке звучал всё повторяющийся стук, словно одна безымянная палка билась о другую в стенах пустого колодца.

Прислонив руку ко лбу, он вытер испарину, облизнул губы и вновь затянулся, а пустив дым в ноги, сказал:

– Чёрт, что-то из головы вылетело. О чём я?

– Сидни и поляк, – едва заметно покачиваясь, угрюмо бросил слова Грейсон.

– Точно, – растягивая буквы, протянул Коган, подбирая верные слова. – Скажем так, его босс беспокоился за меня и проект. А Сидни – он из тех, кто исправно выполняет свою работу. Даже чересчур исправно, – стряхнул пепел в ноги.

– Босс, это тот, что звонил?

– Да, он самый.

– А поляк?

– Тут проще. Но это и вправду долгая история.

– Я потерплю, – ответил Алан и прильнул головой к поручню.

– Окей, – тяжело вздохнул Коган и перевел взгляд с рук на ноги. – Сидни часом не говорил, что со мной не стоит сближаться?

– Может, что-то говорил, но точно не помню. А что?

– Просто, это часть нашей с ним игры в кошки-мышки, и эта игра сильно затянулась.

– А если подробнее, – поморщился Грейсон и подпер подбородок рукой.

– Скажем так: руководству компании нужны были сведения, которых я давать не хотел, и они всячески вставляли мне палки в колеса, когда дело доходило до выбранного мною кандидата.

– Ваши наработки с «Гипперион Энерджи»?

– Нет, другое. Слышал о портативных энергоносителях нового поколения?

– Да, их выпустили на рынок после того, как вас выкупили.

– Ага, ну так вот. Настоящие прорывные технологии – это не сами батареи, а система их утилизации. Понимаешь?

– Пока смутно, но в целом – да, – сказал Алан.

– Вот и славно, – Коган горько ухмыльнулся. – В общем, я вилял и тянул. Старался придержать сильные карты на руках как можно дольше. А они в ответ начали подсовывать мне своих кандидатов. Вынюхивать. Незаметно, как им казалось. Всячески подавливать на меня, в общем, поводы были разные. Мол, я со сроками не справляюсь и прочий бред. В один момент я серьезно задумался и спросил себя: «Что за люди тебя окружают?»

– И?

– И принял меры, – на мгновение Коган задумался, пристально разглядывая, как уголёк сигареты съедает бумагу.

– В каком это смысле, принял меры?

– Сработал по старинке, – сухо бросил Коган.

– А вам никто не говорил, что вы отличный рассказчик, сэр?

– Прости, я что-то стал выпадать.

– И куда выпадаете? – спросив, Грейсон покачал головой и подумал, что весь этот разговор очень напоминает ему дешевый фарс в школьной постановке.

– Сам не знаю, – соврал Коган и вновь вспомнил лицо Марты.

– Тогда вернитесь к сути, – начиная терять терпение, заметил Алан, шмыгнув носом.

– Да-да, к сути, – затянулся сигаретой Джим и продолжил: – Вот суть. Если позволить сотруднику называть себя по имени, безо всяких там сэр, мэм и прочей социальной требухи. Это рано или поздно сотрет между вами границы.

– Разрядит обстановку.

– Ага, – кивнул Коган, – и только в подобной, разряженной среде ты и сможешь увидеть истинное лицо человека. Я так считаю.

– Согласен, – кивнул Алан.

– Это и есть по старинке. А ты что думал? Что я закидывал их в багажник и вез до ближайшего озера на свидание к рыбкам? – с иронией в голосе спросил Джим.

– Была такая мысль.

– Понимаю, но что бы ты был спокоен, скажу так: если подобное и случалось, то знай. Они все были плохие.

– Да-да, – неожиданно для самого себя, рассмеялся в голос Алан и тут же спросил: – Откуда это?

– Честно, не помню. Но точно из какого-то очень старого фильма, – сдерживая смех, ответил Коган.

– Фу-х,– смахнул испарину Грейсон.

– Да-да,– хлопнул его по плечу Коган.

– И всё же, если без шуток?

– Всё просто, – стряхнул пепел Джим, – когда время приходило, я подкидывал им заведомо ложные данные.

– Уток?

– Да как ни назови, хоть котятами, суть не меняется.

– И, к сути.

– Кидал их так, между делом, чтобы не спугнуть. А если спустя пару дней, ко мне приходил Сидни со сливом на руках, – глубоко затянувшись, Коган выпустил струю в пол и едва заметно ощерился. Выглядело это картинно, словно заранее отрепетированная пауза в Бродвейском спектакле. – Как только подобное случалось, я решал вопрос с кандидатом. Давил его без тени сомнения и жалости.

– Давил?

– Ничего такого, всё в рамках регламента. – Коган облизнул губы и перевёл дыхание. – В любом случае это был вопрос времени. Одни уходили тихо, другие со скандалом, – пустил дым носом, челюсть сжалась, проступили желваки, – потом наступало затишье, но рано или поздно появлялся новый. Подсадных было много, но я их всех ублюдков изловил, – Коган помедлил. – Хотя были и чистенькие. Но они были из не менее худшей породы, ломались слабаки, – посмотрел на Грейсона так, что даже слепой почувствовал бы тяжесть взгляда. – Даже и не знаю, что хуже? Слабак или стукач. В любом случае, такие в команде мне были не нужны, и гнал я их как бродячих псов, – замер на мгновение и тут же добавил: – Знаешь, жизнь она ведь не для мертвецов.

– Что-то я не уловил, мертвецы – это чисто аллегорически?

– И да, и нет. По моему мнению, человек начинает по-настоящему жить лишь тогда, когда перестает искать помощи у окружающих. Знаешь, начинает сам решать задачи, берёт на себя ответственность, борется. И хрен его что сломит. В особенности свойский парень в лице босса. Есть только трудяги и прочие. А все прочие – это ходячие мертвецы, с вечно страдающим видом и конечной остановкой на кладбище.

– Ясно, – вздохнул Грейсон и кашлянул в кулак, пытаясь скрыть то самое душевное волнение, природу которого понять не мог. – Так, а с поляком-то что?

– Ах да. Он был из крепких: явился ко мне в кабинет и высказал всё в лицо. А я сорвался.

– Значит, Джимом мне лучше вас не называть, сэр? – улыбнулся парень.

– Тебе виднее, – мрачно ответил Коган и щелчком сбил с сигареты пепел.

Повисла неловкая пауза, Коган прикурил третью, Грейсон поднялся.

– Вот знаете… Думаю, мой отец с вами бы согласился. Я о мертвецах и всём таком подобном.

– Но, не ты?

– Нет, не я.

– Ну, думаю, с возрастом ты меня поймешь.

– Посмотрим, – уперев руки в бока, Алан невольно задрал подбородок.

– А кем работает твой старик?

– Он бригадир в строительной компании, – спрятал руки в карманы и поджал губу. – Сегодня поехал на объект – реконструкция аэропорта Кеннеди.

– Соболезную.

– Надеюсь, нет.

– Не хочу тебя расстраивать, но это стратегический объект: по ним бьют в первую очередь.

– Знаю, но не хочется верить в то, что я больше его никогда не увижу.

Коган поднялся, хлопнул парня по плечу.

– Слезами трудности не смоешь и не наполнишь животы. Собирайся с силами и пойдем, – сказал он голосом не терпящим возражения.

Грейсон хотел ответить, но внутри что-то вновь пробудилось. Словно некая сила, что, поднимаясь от живота, сковывает грудь и мёртвой хваткой хватает за горло так, что ты не можешь дышать, говорить и думаешь лишь о том, как бы ни подать виду.

Джим окинул его пристальным взглядом и тут же подумал: «На кой чёрт я вообще начал этот разговор? Все эти откровения и твоя наигранная бравада…» – вновь посмотрел на Грейсона.

Лицо парня побледнело, плечи поникли. Казалось, отчаяние в мгновение ока проникло в него и окутало волю паутиной сомнений. И главное – это не на шутку напугало и самого Джима. И не из-за вопросов морали, нет, он на собственной шкуре почувствовал, как отчаяние перекидывается на него, как пожар на соседний дом, и словно паразит тянет из него силы и душит волю.

Коган бросил взгляд на стену, лестницу и вновь – на парня. В ту же секунду его осенило. Было бы проще оставить обузу и побежать со всех ног прочь, но, вопреки слабости, что-то держало его на месте стальными щипцами. Казалось, в его глазах парень олицетворял ту самую грань, последнюю надежду на его собственную человечность. Оставь он Грейсона тут, и это деяние будет нагонять его каждую ночь, преображаясь в кошмары и материализуясь к утру в мокрые от волнений простыни.

Силой вырвав себя из оцепенения, Коган не без труда жадно вздохнул и, облизнув губы, посмотрел на часы.

11:29 АМ

«Надо что-то с этим решать, Джимми», – пронеслось у него в голове, а вслух он сказал:

– Алан, надо идти, – ответа не последовало, и он вновь обратился к парню: – Всё, держи зажигалку и сворачиваемся.

В ответ – молчание, но стоило Джиму сделать шаг в его сторону, как тот отозвался:

– Оставьте её себе и идите первым, а я догоню.

– Уверен?

– Да, так лучше будет.

Грейсон шагнул вперед и, развернувшись на пятачке меж этажами, устало припал плечом к стене. Посмотрел в сторону застывшего на месте Когана, вжался в стену и махнул рукой в сторону вниз уходящей лестницы.

– Вы же знаете, что я прав. Идите.

– Согласен, – ответил Джим.

Взгляд метнулся от лица парня к полу и вдруг застыл посередине. «Ты всегда знал, что делать, и сейчас знаешь, – Джим облизнул губы, начал обходить парня, а поравнявшись, замедлился и тихим голосом прошептал:

– У меня к тебе просьба, Инди.

– Что? – поднял на него удивленный взгляд Грейсон, и в тот же миг Джим ткнул ему в шею окурком.

От неожиданности, Алан взвился столпом и размашисто вскинул руки. Не теряя момента, Джим отвесил ему пощечину левой, да такую, что у самого в ушах зазвенело. Грейсона отбросило к поручням и, отскочив от них словно теннисный мячик, он тут же сжав кулаки, ударил. Джим нырнул под зеркальный ответ, пробил в область печени левой. А ухватив парня за отворот пиджака, дернул на себя и ушел ему за спину, как в лучшие свои годы. Оказавшись позади, оттеснил парня к стене, толкнул в спину и разорвал дистанцию, отскочив в сторону спуска, когда Грейсон развернулся с ударом, сделал шаг, другой – выцелил оппонента и… скривившись от боли в боку, припал на колено, тщетно глотая ртом воздух.

– Ну что, пришел в себя, доктор Джонс?! Или мне сбегать до ближайшего магазина и прикупить тебе шляпу для пущей уверенности? – с налетом отдышки, гаркнул Джим и тут же подумал: «Догнал бы ты меня, как же».

– Ты совсем охренел, гандон старый? – лицо парня побагровело от прильнувшей крови.

– Вот такой настрой мне по нраву, – зло пробасил Коган, – а то, я вас догоню, брось меня.

Алан ничего не ответил, оперся рукой об пол, отдышался.

– Помоги подняться, – обратился он, не поднимая головы.

– Уверен? – осведомился Джим, словно ничего и не было.

– Ага, как никогда в жизни, – откашливаясь, ответил Грейсон.

– Точно? А то я тут уже как-то обжился, не хочется покидать этот памятник человеческому эго.

– Ну и сволочь же ты, – Алан сплюнул на пол, помедлил. – Может потому у вас всё через задницу в жизни? Урод.

Коган не ответил, лишь достал из потайного кармана маленький футляр, что-то вытряс и вложил в руку Грейсона.

– Что это? – кашлянув, процедил парень.

– Радэкс.

– Что!?

– Леденцы мать твою, – переступил с ноги на ногу Коган, вздёрнул подбородок и тяжело дыша, сказал, – Это от радиации, помогут выжить. – Не дожидаясь парня, он проглотил свою порцию и протянул зажигалку. – Пусть у тебя лучше побудет.

– Спасибо, – сдерживая эмоции, ответил Алан, – кто первый пойдет?

– Давай ты, а я подстрахую, – ответил Джим и, пытаясь скрыть дрожь в теле, вновь переступил с ноги на ногу. Его потряхивало от переизбытка адреналина. Глубоко вздохнув, он с силой сжал зубы, а мир пред глазами пульсировал, да чуть рябил: «Вот только панической атаки мне не хватало, – пронеслось в голове, – дыши, дружище, хоть один из вас должен себя в руках держать. Держись, Джимми».

"Колыбель для кошки"

Проглотив таблетки, Грейсон сориентировался в пространстве и, опираясь на поручень, неуверенно пошел вниз по лестнице. Коган проводил его взглядом, дал фору в пол пролёта и, стоило ему пуститься следом, как ворохом накатили воспоминания.

Он вспомнил тот день, когда будущее казалось безбрежным, почти идеальным. Он был с семьей, компания «Гипперион» еще принадлежала ему, и он открывал филиал дочерней компании в Лондоне. Событие было приурочено к выходу нового продукта, тем самым таблеткам «Радекс» от новоиспечённой компании «Фарма Рад».

Солнце, Темза – рядом Мардж, дочка и сын. Джим вспомнил, как они выбирали с женой имена. Мардж задала ему условие: «Не более трех букв на имя!» Он долго не думал, ответил: «Сын будет Тим, – и тут же уточнил, – ну, как тот маленький паренёк из романа Майкла Крайтона». Мардж этот вариант устроил, хоть «Парк Юрского периода» она только смотрела, да и то с его подачки. С девочкой вышло также, Джим предложил любимую актрису – Ким Бессинджер, Мардж не сразу одобрила, только после просмотра «Бэтмена» 1989 года.

В тот день, Тим и Ким путались вокруг, мешали работать съёмочной группе, а гордый собой Джим вместе с Мардж общались с режиссёром, что снимал рекламу для таблеток. Все съемки им были неинтересны, лишь готовый монтаж, да не обличенные в визуал драфты. Они стояли с женой в обнимку, режиссер держал планшет с материалом, а с экрана на них смотрел добродушный старичок в белом халате.

Представившись мистером Дживсом, старик увлеченно рассказывал, а помогал ему мультяшный герой мистер Рад:

«Таблетки от радиации от компании «Фарма Рад» в своем составе содержат незначительный процент тех веществ, что оседают в организме человека в зоне радиоактивного заражения. – важно заявлял мистер Дживс, – Но в наших силах их вокруг пальца провести, – старичок указывает на экран позади, а из-за его спины мигом выпрыгивает веселый помощник в виде анимированной радиоактивной частички, – Поможешь мне, мистер Рад?

И стоит ему это сказать, как светящийся от счастья мистер Рад, хлопает в мультяшные ладоши и они оказываются в стерильной лаборатории. Старик подходит к цифровой проекции с изотопами, говоря: «Они все разные, но излучают все одно: альфа, бета, гама. Все эти виды излучения нас окружают так или иначе, но когда их много, это на пользу человеку не идет. Но мы мой друг их проведем. И вот в чем будет наш секрет!»

Над горизонтом вспыхивает взрыв, кадры ядерного гриба сменяются горящей АЭС, по экрану бежит похожая на снег рябь, мистер Рад комментирует:

«В процессе ядерных испытаний или техногенных катастроф выделяются радиоактивные частицы, которые наш организм воспринимает ложным образом и при попадании в него, направляет по месту назначения».

А старичок в халате уточняет:

«Стронций 90 воспринимается организмом человека, как кальций и откладывается в костях и костном мозге, что в последующем вызывает рак крови. А вот Йод 131 не менее коварен: попадая в организм, оседает преимущественно в щитовидной железе. И это лишь малая толика опасных для нас изотопов, – важно поднимая палец, говорит старина Дживс, – Верно, мистер Рад?»

В ответ мультяшный герой хлопая глазами, восклицает:

«Все так увлекательно, но очень сложно!»

«Вот именно, – с задором в голосе подтверждает старичок Дживс, кивая, а улыбнувшись, щелкает пальцами, говоря, – Оттого мы и изобрели леденцы Радекс. Что бы все стало просто, как…» – по экрану расползаются помехи, картинка искажается. И…

Кадр резко сменяется: счастливая семья, в окне их дома виден столп дыма. Следуя примеру родителей, дети проглатывают таблетки и улыбаются во все тридцать два. Играет бодрящий мотив, и все, словно по команде, вытягивают руки и поднимают большой палец вверх. А за кадром, диктор проговаривает всплывающий слоган:

  • «Все просто:
  • Приобретайте Радэкс и забудьте об опасностях внешней среды».

– Как вам материал? – спрашивает Когана режиссер.

– Могло быть и хуже, – отвечает он, оборачивается на крик бегущего к нему сына и…

Грейсон промахивается мимо ступени, хватается за поручень. Резкий скрип возвращает Коган из мира грез, он смотрит, как парень не без труда поднимается и вновь продолжает спуск. Все это напоминает ему былые дни, когда он был слишком строг. Грейсон петляет в потоке ступеней, Джим чуть на отдалении – идёт следом на ватных ногах, тяжело дышит и вспоминает, как в тот день на Темзе они были счастливы с Мардж. Как Тим перепугал всех, когда, пробегая, задел камеру за четверть миллиона, как малышка Ким жалась к бедру и, шепелявя, говорила: «Я тебя люблю, пап». И как он чуть не высек ремнем сына на глазах у всех за то, что он чуть не разбил дорогую камеру.

«Какой же ты мудак, Джимми», – мысленно вторил Коган и всё смотрел в след Грейсону, нет-нет, да узнавая в этом молодом пареньке характер своего сына. Но вот только теперь он не повторит былых ошибок, нет, он не перегнёт палку.

Так они и шли – молча. Джим сдерживал себя, стараясь не помогать. Лишь изредка предупреждал, когда что-то оказывалось на пути. Он понимал, что через какое-то время Алан остынет, поймет и будет ему благодарен. «Сейчас что-либо говорить бесполезно, – повторял он себе с завидной периодичностью. – Особенно извиняться за содеянное – это лишь подхлестнёт его к бунту и вернёт к самобичеванию».

11:38 АМ

Минула последняя ступень, обогнав парня, Коган приоткрыл дверь в холл и вышел первым. Секретаря за стойкой не наблюдалось, как и охранника. Окинув пустой зал взглядом, с опаской посмотрел на висящую под потолком люстру, ухватил Грейсона под локоть, притянул ближе и тихо сказал:

– Дуй за стойку.

– За какую еще стойку? У меня всё в одно сплошное пятно сливается.

– Чёрт, – взяв Алана под руку, отвёл к ресепшену. – Стой тут и жди, – скомандовал Джим и тут же исчез.

«Куда он пошел?» – успел подумать Грейсон, как из-за угла громыхнули удары и послышался звон осыпающегося на пол стекла.

– Чем ты там занимаешься?

– Исполняю обещанное!

Удар и еще один…

«Похоже, это надолго», – Алан обогнул стойку, нащупал кресло и уселся в него. Вытянув ноги, помассировал забитые мышцы. Бросил взгляд на вестибюль, попытался разглядеть хоть что-то, но всё мерцало и плыло.

– Смотрю, ты уже устроился? – Коган появился так же незаметно, как и ушел.

– Можно и так сказать. Как ваша затея?

– Отлично, вот держи, тут пара банок содовой и батончики "Кикерс"[9]. Парочку лучше сейчас съешь.

[9] Кикерс – шоколадные батончики с переизбытком арахиса, нуги и синтетического суфле. А пока вы думаете над пользой этого продукта, съешьте один, и голод не посмеет вернуться.

– А других нет? – и тут же уточнил: – У меня на арахис аллергия.

– Ну-у, – протянул Джим и, скривившись, ответил: – Есть "Блю Милк"[10], будешь?

[10] Блю Милк – зашкаливающее количество сахара и полная таблица периодических элементов в составе. Как и «Кикерс», этот бренд в широком ассортименте представлен в сети гипермаркетов «Алл Эраунд». Производятся шоколадки транснациональной компанией «БРИДЛ», известной всем по логотипу птички, что высиживает яйца в гнезде.

– О, так это мои любимые.

– Ладно, бери, – откусывая ненавистный «Кикерс», отмахнулся Джим. – Пока ломал автомат, я тут прикинул…

– У-гу?

– Ты ее целиком, что ли, сожрать хочешь?

– Идите вы…

– Да, так мы и сделаем, – ухмыльнулся Коган, глядя, как Грейсон жадно поглощает очередной питательный батончик и запивает всё газировкой, – Думаю машина в гараже ещё на ходу, – глянул на мотающего головой Грейсона. – Согласен, дороги, скорее всего, заполнены брошенным транспортом. Тогда пешком и только, – посмотрел на часы. – Так сейчас одиннадцать сорок: если поторопимся к пяти будем на месте.

– А куда мы идем?

– К моему дому в Джерси. Что у тебя по глазам? – подкручивая механизм часов, спросил Джим.

– Правый совсем никак, а левый частично видит, плохо, но хоть что-то.

– Столбы собирать не будешь?

– Справлюсь.

– Вот и прекрасно, давай поднимайся: раньше выйдем, раньше и доберемся, – вздохнув, он окинул взглядом вестибюль.

Ощетинившись неровными краями, остатки окон чем-то напоминали оскал зверя, а покрывающие пол осколки тут и там играли гранями, поблескивая в лучах тусклого солнца. В остальном всё было неизменно, разве что лампы на стенах перестали освещать пространство.

– Что-то не так, Джим? – прищурив незрячий глаз, спросил Алан.

– Не знаю. Странно, что аварийный генератор выключился так быстро.

– А на какой интервал он рассчитан был?

– Не бери в голову – просто мысли вслух. Дай прикурить и пойдем.

***

Выйдя из здания, Джим окинул улицу взглядом. Город замер, улицы стихли. Слышно было, как вдалеке что-то потрескивает и шипит в огне. Он выставил руку и поймал одну из сотен пепельных снежинок, которая тут же растаяла на мокрой ладони.

– Не нравится мне это, – прервал молчание Джим, изучая взглядом улицу, и вытер ладонь о штанину.

– Что именно?

– Да, всё это. Такая тишь, как перед бурей.

– Так что делать будем?

– А что мы можем: идем, а там посмотрим по обстоятельствам, – шагнул вперед и потянул Алана за собой.

Они прошли немного, чуть менее сотни ярдов по Уолл-стрит в сторону Бродвея. Алан не мог видеть, а Джим не хотел ничего замечать. Желая быстрее пройти сквозь серую поволоку, он так глубоко погрузился в себя, мысленно прокручивая варианты маршрута, что, только наступив на серую кочку всем весом, понял – под слоем пыли лежит человек. Потянув за собой парня, резко отпрянул и, охнув, окинул улицу взглядом.

А, отступив на три шага, стал невольно считать. Десять, двадцать – сокрытым под пеплом остовам почти не было конца. «Большинство небольшие, скорее всего дети», – успел подумать Коган, продолжая считать. Остановившись на тридцати восьми, он посмотрел в сторону статуи Джорджа Вашингтона на лестнице «Федерал Холл». Казалось, что первый президент намеренно поднимает правую руку. Будто хочет указать на всё это поле упущенных жизней и не в силах совладать с эмоциями, так и оставляет ее у бедра, и лишь смотрит вдаль, на юг, в сторону «Фондовой биржи», где в окружении мёртвых – серых холмов, возвышается символ веры в лице лишённой страха маленькой девочки.

Ахнув, Коган увлёк Грейсона за собой. И только на полпути замечает, что фигура эта не более чем установленная напротив здания статуя. Осознав суть увиденного, он пятится и едва не теряет чувства, когда следующий за ним Грейсон вовремя подхватывает ненавистного спутника. Не понимая происходящего, спрашивает его о чем-то раз за разом, да встревожено повторяет его имя.

– Всё в порядке, парень, – наконец шепчет Коган, когда Грейсон оттаскивает его в сторону, да прислоняет к ближайшей стене.

– Что с вами?

– Просто, не знаю. Просто задумался и что-то в голову ударило.

– Может быть, всё от тех таблеток?

– Таблеток? – тяжело дыша, Джим удивлённо поднимает взгляд на парня.

– От радиации, – уточняет Алан.

– Может быть, – врёт Коган, смотрит на парня и, впервые за всё время завидует его слепоте.

– Не стоит тут задерживаться.

В ответ Коган лишь кивает, прикрыв рукавом лицо от лезущей в нос пыли и попросит дать ему минуту, а взяв себя в руки, настоятельно заявляет, что пора убираться отсюда и чем быстрее, тем лучше. Грейсон не спорил, лишь помогает несостоявшемуся начальнику, подав руку. Пытается вглядеться в потрясшую Джима картину, но так ничего и не разобрав в бледно-серой дымке. Лишь заходится кашлем и в одночасье осознает: «Каким бы ни был Коган, он такой же человек, как и все». Мысль бьет в самое сердце – отрезвляет, заставляя вновь поверить в себя, отчего каждый новый шаг становился таким же твердым, как и был прежде, когда он только спешил на собеседование и был полон веры в завтрашний день.

И они продолжают свой путь в неизвестность, опираясь один на другого. А вокруг, лишь серая мгла, скрежет битого стекла под ногами и заходящиеся огнем верхушки поражающих воображение башен, которые нет-нет, да напоминают о себе утробным гулом, заставляя вжать голову в плечи и молить провидение, лишь бы многоэтажные гиганты держались и ранее срока не поспешили упасть в объятия тесных улиц, которые всегда были полны порока, жажды наживы и смертных мук. Но только сейчас сбросили маски и наглядно дали понять: «Тут, что ни шаг, то звучит из-под ног отчётливый хруст чужой жизни».

В котловане грёз

Восточный Мидтаун – Парк Авеню

11:45 АМ

Корреспондент Пятого канала Рассел Дольт поправил маску-респиратор, и посмотрел через плечо на гостиницу «Уалдорф-Астория». Оценил ситуацию – у входа собралась толпа из коллег всех мастей. Окинув собравшихся взглядом, Рассел закусил губу, пытаясь скрыть волнение, поправил галстук, прокрутил в голове прогон и, щелкнув пальцами, дал знак оператору.

– Курт, как я выгляжу? – повертелся в кадре и вновь спросил: – Вход в гостиницу видно?

– Да мне похер! Главное, со звуком всё в порядке.

– Хэй, давай серьезно.

– Если серьезно, то, – Курт смерил стендапера усталым взглядом, – половина аппаратуры в городе не работает. Кто твой галстук увидит и этот сраный отель?

– Слушай, Курт. Может, завалишь и будешь работу свою делать?

– Может, тебе в морду дать? – огрызнулся оператор.

– Лучше свяжись со Сьюзи и скажи ей, чтобы она мне в ухо дала хоть немного информации, – словно и, не заметив, сказал корреспондент.

– Погоди, – сняв с плеча камеру, Курт вызвал Сьюзи по армейской рации.

– Ну что там? – теряя терпение, обратился к оператору Рассел.

Подняв руку над головой, Курт кивнул в унисон услышанному из рации и, подняв брови, показал средний палец стендаперу. Дослушав сводку, поблагодарил Сьюзи. Водрузил камеру на плечо, сказал:

– Я пока возьму пару ракурсов, а ты прочитай последнее обновление в чате, оно на планшете.

– А где он? – выпучив грудь вперед, повел руками Рассел.

– В фургоне, мать твою.

Отойдя в сторону, Курт резко повернулся на пятках и крикнул вслед Расселу:

– У нас три минуты.

В ответ корреспондент улыбнулся и по традиции выразил благодарность жестом со средним пальцем во главе.

– Вот же урод, – ухмыльнулся оператор, цокнул языком и мысленно упрекнул себя: «Лучше бы ты с Шоном Диглом поехал на встречу с тем шибанутым журналистом из «Нью-Йорк Дейли». Всяко интереснее было бы, чем с дерьмом этим работать».

Курт успел отснять забитую силами полиции улицу, в защитных костюмах они все чем-то да напоминали ему космонавтов из документальной хроники по освоения Марса. Но более в глаза бросались парни из спецназа ОСР. Сравнить их можно было, разве что с атлантами. И дело тут не в физиологии, а в исполинском росте их механизированных костюмов. В них, рост каждого достигал почти девяти футов [11].

[11] 9 футов – 2, 74 метра

Один из сотрудников ОСР повернулся в его сторону, и Курт против воли вздрогнул. «Как же вы меня морозите, аж жуть берет!» – поймал он себя на мысли, тряхнул головой, а убедившись, что кадр удался, поспешил обратно к Расселу.

– Что с лицом? – спросил его безучастно коллега, когда он подошел ближе.

– Да, так, – сухо бросил Курт и обернулся в сторону спецотряда.

– А-а! Ясно.

– Что тебе ясно, кретин?

– Струхнул от вида наших бравых парней.

– Пошел ты!

– Видел когда-нибудь, как они в распрыжку на своих кенгурячьих ногах ускоряются? – Рассел жадно втянул ноздрями воздух и картинно закатил глаза. – Зрелище шикарное…

– Рассел, я тебя прошу, завали хлебало, а то я тебе сейчас эту камеру в задницу затолкаю. И единственное что увидят парни из новостного, так это твой глубокий внутренний мир. Ты меня понял?

– Фу-х, остынь. Я так просто, без обид, – слегка попятившись, ответил корреспондент и поправил наушник. – Ну что, погнали?

– Секунду, – ответил Курт, обернулся на парней из ОСР. Нервно дернул плечом и вновь вернулся в свое репортерское прошлое: вспомнил Третью мировую, Дальневосточный фронт.

Тогда он был молодым оператором, разводящим сопли, жалуясь на отсутствие привычных удобств в номерах для прессы. В ту командировку с его глаз слетели все шоры, и более в горячем поле он работать не мог. Тогда, они с группой были под Харбином: собирали материал для «Юнион Глоуб». Стоило ему вспомнить и визуальные образы вновь поплыли перед глазами. Яркие, четкие, словно кадры из хроники, что была отснята еще вчера…

Брали столицу провинции Хайлунцзян, город Харбин[12]. То был август 2081 – переломный момент в войне с Южным Блоком: первый штурм крупного города на территории врага и первое задание для нового рода войск – Мобильной пехоты. Военные образцы «Гардианов» были ещё выше полицейских версий, под десять, иной раз двадцать футов (10 – 20 футов / 3 ~ 6 метра).

Силы Южного Блока держались за каждый дом, на улицах города горели танки, пехота едва поднимала головы. Порой было сложно понять, кто где: часто противник занимал верхние этажи, а пехота Союза нижние. Потеряв три батальона, командование отозвало основные войска на дальний край, и в дело вступили силы МП.

Штурмовые звенья «Гардианов» пересекали добрую сотню ярдов в считанные секунды, лавировали, резко меняли углы атак и, подобно рою саранчи, перескакивали с одного дома на другой. Устанавливали заряды в несущих узлах зданий, жгли засевших из огнеметов, спешно рвали дистанции и оставляли после себя, складывающиеся один за другим дома.

И во всем этом безумном действе, словно зелёные гирлянды, вспыхивали плазмой защитные щиты на костюмах тяжело бронированных солдат МП. А Курт стоял на почтенном расстоянии, снимал с холма и вспоминал недавно прочитанную книгу Переса-Риверте. И в толк взять не мог, как герой из «Баталиста» мог с таким равнодушием взирать на войну, гоняясь за заветным кадром.

[12] Харбин – столица провинции Хайлунцзян в Китае: являлся важным промышленным центром и главным транспортным узлом. Единственное, в чем оператор с Пятого канала ошибался, так это в последовательности наступления. В ходе Третьей мировой войны, на Дальневосточном фронте первым был взята провинция Лоялен и, только позже, взяв город Чанчунь, объединенные войска Новой России и США взяли в кольцо Харбин, где и произошла та самая Харбинская бойня. Но знать он этого не мог: все данные о той войне старательно скрывались, так как правительство на тот момент еще не было уверено в эффективности новообразованных сил МП. А потом, когда результаты оказались более чем впечатляющими, вся информация стала секретной.

На второй день от города остались руины. К вечеру пошел дождь, зарево пожаров стихало, шипело и заглушало доносящиеся из-под развалин стоны. Он запомнил тот день на всю жизнь. Стоны из-под обломков, дым, кострища, и запах такой, словно кто-то решил отметить победу барбекю, но по неопытности сжег мясо до угольков.

Тогда Курт сломался, перевёлся в другой отдел, работал только по общей повестке государства и более не помышлял о стрингерстве, какого бы толка оно не было. Всё это он держал в себе так глубоко, что даже жена думала, что его отказ от жаренного и мяса – это осознанный выбор, шаг в сторону здорового образа жизни.

– Эй, Курт! – щелкнул пальцами Рассел. – Ты там заснул, что ли?

– Работаем, – на автомате ответил Курт, бросил вновь взгляд на ноги сотрудника ОСР и, скрипя зубами, зло буркнул под нос: – Сраные кузнечики.

– Курт?

– На раз, два, три. Поехали!

– Это Пятый канал и с вами Рассел Дольт. Мы находимся в самом сердце Манхэттена, где в здании гостиницы «Уалдорф-Астория» президент Томас Дилан проводит экстренное совещание…

Рассел отвлёкся на вставшего рядом с ним оператора другого канала.

– Куда лезешь, придурок, – сказал он, вытолкнул прочь из кадра и тут же дал знак Курту, что бы он подрезал этот момент.

Прочистив горло, он поправил респиратор и продолжил в прежнем ключе:

– В данный момент нет точной информации о местонахождении мэра Делуко, и в собрании участвуют лишь начальник полиции, представитель корпорации «Маунт Синай», «УБС Технолоджис» и другие, пока неизвестные нам члены экстренного совета города.

Он перевёл дыхание.

– А пока мы ожидаем, перейду к общим рекомендациям для граждан города. После рек… – чуть не оговорился Рассел, но Курт погрозил ему кулаком, и он вовремя осекся:

– Последние факты на данный момент. По Нью-Йорку было нанесено семь ракетных ударов с ядерными зарядами. Поражены шесть из семи Боро, но по Манхэттену точного удара не было. Лишь одна из боеголовок задела Восточный Гарлем и Верхний Истсайд. В данный момент все силы пожарного департамента брошены на устранение пожаров в этих частях города.

Курт дал ему знак закругляться и указал пальцем на дверь гостиницы.

– Что касается ситуации по всему КССГ, на данный момент точной информации нет, – кашлянул и ускорился. – Власти города рекомендуют вам оставаться в ваших домах и ожидать плановую эвакуацию. Не рекомендуем, повторяю, не рекомендуем самостоятельно пытаться добраться до городских убежищ: в данный момент они готовятся к приему граждан, и двери их закрыты. А нахождение на улицах небезопасно, в связи со специальной операцией сил правопорядка по устранению погромов, виновниками которых являются представители студенческих движений.

Рассел прижал наушник рукой и тут же процитировал:

– Особо опасными в данный момент считаются центр Мидтауна и Даунтаун, – вновь палец у уха. – Одну минуту. Из студии мне подсказывают, что появилась информация относительно запуска. Первыми ракеты запустила наша сторона. Что?! – Он осекся, понимая, что сказал это вслух. Хотел сказать что-то еще, поправить себя, или перевести всё на юмор, но двери гостиницы открылись, и, расталкивая конкурентов, он устремился вперед. Активно работая локтями, оказался в первых рядах, сунул микрофон под нос комиссару полиции города и, срываясь на крик, сказал: Как вы прокомментируете ситуацию?«

Курт снимал, как выходящих репортеры забрасывали вопросами. Первым вышел шеф полиции, за ним заместитель мэра, следом свора шишек в гражданском и владельцы компаний. Но всё без толку, что ни вопрос, то формальный ответ – «Без комментариев».

Тем временем в финансовом квартале…

Пепел хлопьями опадал на застывшие во мгле улицы. Прикрывая лица рукавами, двое насквозь прошли по Уолл-стрит, у церкви Троицы свернули на направо. Двигались второпях, в серой поволоке толком дороги не разобрать. Прошли Седар, были уже на полпути к Либерти, когда со сторон вестибюля банка Нью-Токио прозвучал стон о помощи. Джим на секунду замешкался, а оценив все за и против, сделал вид, что ничего не слышал. Лишь дернул на себя сбавившего шаг Грейсона, и в ускоренном темпе повел прочь. Вперёд – на север.

И так весь путь вдоль едва уловимого – узкого Бродвея, что со всех сторон тут окружен высотными башнями. Прошли мимо одной такой, нечто внутри нее надрывно выло, словно раненный зверь. А с виду и того хуже: на месте ростовых окон пустоты, силуэт кажется рваным и чувствуешь кожей, что-то недоброе засело внутри. А ветер воет, рвет и бьет эту красотку – мига ни счесть, как очередной порыв вот-вот сорвет с неё ещё одно одеяние.

Двое успевают сделать шаг, как слышится скрежет и следом режущий ухо свист. Задрав голову, Коган увидел, как с верхнего этажа выпала часть облицовки, какое-то мгновение драный лист парил, а, ударившись о соседнюю башню, упал на сквер возле здания грудой обломков и лохмотьями повис на кронах разорванного надвое клена. Двое застыли в оцепенении, напружинив ноги, не осмеливаясь сделать и шага – по спине бежит холодок, руки трясет от испуга.

– П-пойдем, – запинаясь, говорит Грейсон, да тянет спутника прочь.

Боясь зайтись кашлем, Джим лишь кивает, собирает сделать шаг и, не веря своим ушам, слышит жалобный лай со стороны сквера. Это была одна из тех пород, что, высунув язык, семенит подле хозяина, всего боится, пучит глаза и рычит на всех и каждого. Маленький терьер истошно лаял и рвал поводок прочь из омертвевшей руки хозяйки. Когда они оставили его позади, пёс вырвал поводок, устремился вслед за ними, но, порезав лапу, застыл на месте и жалостно скуля все глядел им вслед.

– Сэр?

– Нет, тебе не кажется, – кашлянув, ответил Джим, – Но этой леди пусть другой бродяга помогает, – сказав, улыбнулся, да тут же пожалел. Грудь схватило огнем: казалось, мелкая стружка оплела легкие. Он почти вдвое согнулся, силой воли сдержал очередной спазм, а, прикрыв нос, прижал парня и сорвался на бег.

Пересечение Фултон и Бродвея…

Оставив позади пару кварталов, сбавили шаг у часовни святого Павла. Ветер гулял меж высоток, а мгла сходила на нет.

– Джим.

– Чего тебе?

– Мы же у станции Фултон?

– Позади осталось.

– Но зачем мы…

– Не трать силы, – прервал его Джим, сплевывая скрипящий на зубах песок, – Еще чуть-чуть, да всё объясню.

И вновь спешный шаг, пока серая поволока окончательно не сошла на нет, пока не смогли дышать полной грудью, а вдалеке не замаячил шпиль старинной ратуши, что украшала Сити-Холл парк уж не одну сотню лет. Только с видом золотого ковра из разбросанных по парку листьев, да уцелевшего массива деревьев, Джим позволил себя расслабиться и сбавить шаг.

Обойдя ряды брошенных электрокаров, он заприметил автобусную остановку на пересечении Барклай и Бродвея, прямо под древними стенами здания Вулворт. Наспех стряхнув осколки с пластиковой седушки, упал на лавку без сил, и тут же зашёлся кашлем.

– Я вот тут подумал… – сказал Грейсон усаживаясь рядом, и запнулся на полуслове.

Стал кашлять, весь покраснел. Чувствовал, как мелкие частицы сажи огнем охватили легкие. Думал его вырвет, но лишь сильнее заходила ходуном грудь. Вены на висках вздулись, и он почувствовал, как хочется пить, хоть глоток воды – всего один, лишь бы смыть с губ этот кислый осадок.

– О чем? – отсмаркивая черные, как смоль, сопли, поинтересовался Джим. Но, увидев покрасневшее лицо парня, решил обождать. Сплюнул горклый осадок под ноги, вытер галстуком серое от пыли лицо, и толкнув парня в бок, вновь задал вопрос, – Так о чем думал-то?

– О том моменте, когда вышел из метро утром. – пытаясь продышаться, сдавленно процедил парень.

– А можно покороче?

– Я смотрел фоном новости, – утончил Грейсон, громко кашлянул и сплюнул черный сгусток на мостовую, – Помню, был выпуск про Китайскую эскадру и их корабли у западного побережья. Но вот что меня смутило, если это они. И если это и впрямь война…

– А ты думаешь это не она?

– Да я не знаю, что думать, я тут вообще, как карманный аксессуар. Ни хрена не вижу, ни черта не знаю, я как… – он запнулся, боясь произнести слово обуза.

– Не будем об этом, – положа руку на плечо парню, тихо сказал Коган.

– Я не понимаю, почему не было оповещения. Ни рассылки, ни письма, сирены, смс, да хоть чего-то подобного от проклятого министерства экстренных дел… Или как оно там называется, да плевать. Главное, почему вообще ничего?

– Ну а что я-то тебе могу сказать? Хочешь, напишем жалобу в министерство чрезвычайных ситуаций? – щелкнул пальцами, – Вон, гляди, прям перед нами долбаный синий ящик – минутное дело, – тяжело вздохнул, кашлянул в кулак. – Но с тебя бумага и ручка, а я уж так и быть, запишу все твое наболевшее, прям как под копирку.

– Знаете, что?

– Не знаешь что такое копирка?

– Иди ты нахер, Джим

– Мой парень, – осклабился Коган и хлопнул Грейсона по плечу.

Встал, встряхнул пачку Уайтспот, выудил сигарету.

– Лови, – сказал парень, кидая ему зажигалку.

– Я смотрю, освоился.

– Ага, сориентировался по тени и полутени.

– По тени, – улыбнулся Джим, подкуривая.

А как вернул зажигалку владельцу, пустил дым к полу и оглядел округу свежим взглядом. Подметил, что где-то опавшая листва зашлась и вовсю тлеет, а где-то лежит нетронутая.

– Что видите?

– Я не знаю, кто начал первый, но это точно война.

– Тогда почему мы еще живы, почему весь Манхэттен не разнесло в клочья?

– Я не знаю, поверь, – бросил взгляд на фасады зданий, – Но проследи сейчас за моей рукой.

– И?

– Мы сейчас на углу Барклай и Бродвея.

– Да, у парка Сити-холл.

– Не перебивай, – затягиваясь, сухо оборвал Коган.

Обвел рукой парк, взглянул на опаленные фасады зданий, на которых читался архитектурный ансамбль – белые прогалины от соседних высоток, словно художник графист взял, да отразил на городе свое видение конца всему. Описал, как высотка вдалеке, легла светлым пятном на юге, а указав на северо-восток, сказал:

– А вон шпиль здания Вулворт белой прогалиной осел на почерневших стенах Муниципалитета.

– Я понимаю, что для теракта слишком много эпицентров, но…

– Около пяти.

– Но почему по нам не ударили?

– Не знаю, поверь, Алан, – сказав сел рядом, подкурил ещё одну.

– Но вам не кажется это странным?

– Мне многое кажется, но в теории заговора я не верю, – тяжело вздохну, Джим устало откинулся на спинку пластиковой сидушки, – Дай покурить спокойно.

Грейсон промолчал. Подобрав ногу, обнял коленно и так и сидел. А Джим в очередной раз задумался: «Может быть, слухи и вправду не врут». Посмотрел на бегущие к небу столпы дыма, опустил взгляд ниже, да замер на брошенном фудтраке «Свит энд Раунд». И тут же вспомнил: вот точно такой же, тогда он взял бейгл и кофе, шел на встречу в ресторане, что отсюда в паре-тройке кварталов.

Ровно месяц назад, когда «Эко Кор» организовала корпоративный приём по случаю открытия новой штаб квартиры. Тогда аналитик с тридцать четвёртого этажа порядком набрался и был, на удивление, откровенен. Джим хорошо его запомнил. Кевин Сайзмор был человеком в теле, любил сальные шутки и рубашки в с вертикальной полоской. Но более всего, он любил выслушав собеседника, похлопывать его по плечу так, словно они закадычные друзья с детства. Джим стойко терпел эти свойские замашки, и всегда находил повод улизнуть. Лавируя в толпе коллег, цедил свой скотч, мыслями был в своих немногочисленных активах, что остались от продажи «Гипперион Энерджи». В тот-то момент его вновь и нагнал ищущий компании Сайзмор. Подойдя, хлопнул по плечу, собрал в кучу маленькие чернявые глазки-пуговки, спросил:

– Что такой кислый, Джимми?

– Да всё путем, Кев. Просто мысли о будущем.

– Достал старик что ли?

– Старик, едва ли. Но вот наш начальник отдела безопастности, мне уже вот тут! – сказал Коган, дополнив слова жестом.

– Ты это про Сидни, что ли?

– Ну а кто еще у нас без мыло в жопу готов залезть? – огрызнулся Джим и направился к барной стойке.

– Да будет тебе, – закатив глаза, ответил Сайзмор и устремился следом, забавно семеня короткими ножками в туфлях за тысячу с лихом сине-зелённых. А как подошли к бару, щелкнул пальцами в сторону бармена, и задорно воскликнул: – Еще порцию мне и моему другу, угощаю, – в сотый раз за вечер хлопнул Когана по плечу, улыбнулся, надув румяные щеки, и навалился всем весом на стойку, когда не без труда забрался на барный стул.

– Ты же курсе, что все за счет фирмы?

– Дружище к чему эти счеты, мне для тебя ничего не жалко.

Фраза была поддана настолько непринуждённо, что щит треснул, а Коган в сердцах потеплел. Они скоротали время, общаясь на далекие от работы темы, а когда к пятой порции уж Сайзмор поднабрался. Коган спросил невзначай, что мол сверху за спешка с проектами, да о чем шепчутся на их этажах. Услышав вопрос, Сайзмор надул щеки, собрался с мыслями, и казалось слегка протрезвел. Но быстро вернулся в расслабленный образ, играючи приложил палец к губам, заговорщически огляделся и тихо прошептал:

– Спокойно, Джимми. Но знай… – вытер салфеткой разлитый бурбон со стойки. – Мы под колпаком. – икнул и повел плечами. – Мы все в списке.

Вы в списке

Окурок обжёг пальцы, и Коган очнулся от дум. Грейсон покосился в его сторону, спросил:

– Накурились?

– Ты прав.

– Если мы у Сити-Холла, то тут всего квартал до Всемирного торгового центра…

– Даже не заикайся, – резко оборвал его Джим. – Никаких тоннелей и поездов, нет. Нахер!

– Ок-кей, тогда уточним маршрут. Мы идем в Джерси, верно?

– Да что тут уточнять? Идем к тоннелю Холланд, а по нему уже сможем перебраться в Джерси.

– Так мы можем дойти до станции Всемирного торгового центра: она ближе, и, скорее всего, поезда до Джерси ещё ходят.

– С чего они ходить-то будут? Даже светофоры затухли, – Коган махнул в сторону ближайшего. – А если и так, ты хоть представляешь, сколько сейчас народу там застряло, и куда они пойдут?

– А в тоннеле Холланд никто, значит, не застрял?

– Если и застряли, то давно бросили машины и свалили подальше. Но вот если задуматься, как, по твоему может застрять транспорт в тоннеле если электромагнитный импульс на эту глубину не добьёт?

– А если авария? – привел последний довод Грейсон.

– Это шанс на миллион, а вот забитый людьми тоннель станции – это мать его факт.

– Но почему вы так уверенны?

– А ты оглянись вокруг. Куда думаешь люди спрятались?

– А как же гражданские убежища, забыли?

– Никаких убежищ, идём к тоннелю Холланд, а потом в…

– Да я не предлагал, а говорил о том, куда люди делись. – начиная заводиться, повысил голос Грейсон.

– Мне плевать: хочешь идти в убежище – вали!

– А какая альтернатива, что в твоём славном Джерси, кроме пепелища, а, Джимми? – вскочил со своего места парень да толкнул Когана в грудь.

– Там у меня свое, проверенное убежище.

– Где?!

– В подвале дома.

– В подвале дома? – не удержался и прыснул от смеха Грейсон.

– Да, в подвале чёртового, мать его дома. И в чёртовом Джерси. А если тебе что-то не нравится, то можешь идти на все четыре стороны, – мудила малолетний. Что еще непонятно?

– Да всё мне с вами ясно.

– И? – забасил, Коган.

– Вы тот ещё гандон.

– И?! – адреналин ударил в голову, руки Когана предательски тряслись: он готов был сорваться в любой момент.

– Но мне все еще нравятся ваши сигареты.

– Что?

– Сахара 95-го с Белуши, – сказал Грейсон и пошел прочь.

– В ней Богарт играл.

– Это ремейк.

– Куда ты собрался?

– На север, Джим.

– К тоннелю Холланд?

– Да, Джим

– И это правильно, – идя следом и нагоняя, скривился в ухмылке Коган.

– Пошел ты, Джим.

– Может, помочь?

– Сам справлюсь, – сказал Алан и тут же добавил, – по тени и полутени сориентируюсь.

– Мой парень, – расплылся в улыбке Коган.

– Заткнись, Джим.

И Коган заткнулся, лишь нагнал и шел рядом. Играя желваками, размышлял над верностью проложенного маршрута, да потирал обожжённый окурком палец, что так так не кстати саднил, возвращая его к недавним думам:

«Мы в списке, – он мысленно повторил это трижды. – А может быть, всё это не пустой трёп, и Сайзмор не врал. Да и зачем ему врать? Разве что, это был новый ход Сидни? А если и так, то в чём его суть? Нет, бред. И в чём выгода? Но если я и вправду в очередном списке, – захотелось курить, он потянулся в карман за пачкой «Уайтспот», а достав, застыл, – Если так, тогда я могу быть в нём не один. А что, если мы все в списках, весь мать его «Эко Кор»? – он остановился, помял сигарету в пальцах. – Если так, это объясняет звонок от Стивена Ордена. Но зачем ему это? Мы никогда не были друзьями, даже наоборот. Да и зная его, он скорее бы побеспокоился в последний миг о квартальном отчёте продаж, нежели о давнем конкуренте. Но разве и ты не такой же?»

Чуть отстав, он задумался над ответом. А, помяв в пальцах сигарету, ответил в мыслях: «Нет Джимми, ты не такой. Ты тащишь с собой этого парня».

– Не отставай, босс, – сказал идущий впереди Грейсон и тут же добавил: – А то подумаю, что выбился из сил, да брошу тут.

– Не дождёшься, лучше дай огня.

Грейсон протянул ему зажигалку, спросил, о чём Джим так задумался. И отметил, что по его наблюдениям, это уже не в первый раз. Ответа не последовало.

– Значит, секрет?

– Нет парень, просто о семье вспомнил, – соврал Джим, не моргнув и глазом.

Поморщился и вернул зажигалку.

– Понял, проехали, – ответил Алан Грейсон.

– Я не питаю иллюзий, парень. Даже если они и живы, помочь я им не в силах, – а сам подумал, что если Маргарет жива и доберётся до дома на Клинтон, она будет знать, куда идти.

– Дальше по Бродвею до Канал стрит, а там напрямик к тоннелю? – сменил тему Грейсон, чувствуя неловкость от столь острых тем.

– Нет, давай пару-тройку по Бродвею, а там свернём, – затянувшись, ответил Джим, – Не нравится мне этот пешеходный простор, мы тут как на ладони.

***

Грейсон настаивал, что, покуда есть возможность, надо идти по свободному от машин Бродвею. Но что-то наводило Когана на дурные мысли. Он не мог обьяснить словами ту тревогу, что зарождалась в нем, когда они всё ближе подходили к комплексу из правительственных зданий. Да и как обьяснить простыми словами, что они бредут тут, как потерянный китобойный бот, который давно ушел за горизонт, но вопреки логике продолжает высматривать всплеск над водой, да редкий фонтанчик, без устали преследуя белого кашалота. И чем дольше они будут игнорировать чувство тревоги, тем скорее им наступит конец.

У Рид-стрит парень сдался, устав приводить доводы о свободном пути. И стоило им свернуть с Бродвея, как с позади, ровно с пятого этажа, вылетело офисное кресло и с треском разлетелось на части об асфальт.

– Вот так вот, сучки! Еще хотите?! – кричал осипшим голосом неизвестный откуда-то сверху.

Двое укрылись за брошенным такси. Алан толкнул Джима в бок.

– Кто это орёт?

– Да, если бы я сам знал, – с ухмылкой ответил Коган и потянул парня за собой.

Но стоило им выйти из-за укрытия, как из окна уже выпал стол, и вновь крик:

– А как вам такое, уроды?!

Настороженно поглядывая в сторону метателя офисной мебели, они поспешили ускорить шаг, но не прошли и пяти ярдов, как очередной предмет офисного быта полетел с этажа. Упав на машину, тяжелый диван вмял крышу в салон, и в тот же миг, задрав голову, Джим увидел виновника переполоха.

Неизвестный стоял в пустом окне у самого края, что-то увлеченно пинал ногой, и стоило ему их заметить, прокричал:

– Пригнулись и укрылись[13]! – а пригубив бутылку, добавил: – Сучки.

[13] «Duck And Cover» – главный лейтмотив песни из мультипликационного произведения 1951 года. По сюжету черепашка Берт встречается с разными невзгодами на своем пути. И главной его защитой является умение вовремя пригнуться и укрыться. Произведение вспомнили в июле 2053 года, когда власти приняли решение о возрождение движения Гражданской обороны.

Прищурив незрячий глаз, Грейсон хотел что-то крикнуть в ответ, но тычок под ребро остановил его.

– Не стоит, молчи, – шепнул Коган ему на ухо.

– Эй, вы! – незнакомец указал на них и вновь крикнул: – Куда вы прётесь? Идиоты!

– А что? – не выдержав, крикнул Грейсон.

Ему надоело быть вечно в стороне, а накопившийся осадок наконец-то нашел повод, и единственным его желанием на данный момент было взобраться на этот этаж и хорошенько отделать крикуна. Позже он сам ругал себя за подобные мысли, так как мать учила не прибегать к насилию, но сейчас гнев и беспомощность так и подбивали его на поступок. Быть может, не верный, но именно тот, в котором он сам хоть что-то, да и решал.

– Можете не идти! – отхлебнув из бутылки, проорал в ответ незнакомец. – Закрыты они.

– Так они же общественные, – крикнул Грейсон.

«Тише, Джимми, дай ему спустить пар», – сдерживаясь, думал Коган, переступая с ноги на ногу.

Издалека послышалась неровная череда приглушенных хлопков. Незнакомец осушил бутылку «Старины Тома», отшвырнул опустевшую вглубь этажа и взял откуда-то из под ног новую. Его шатало, сделав шаг к обрыву, он чуть не выпал из окна, но в последний момент удержался на ногах – махнул рукой куда-то вдаль, и сказал:

– Слышали? Отстреливают идиотов.

– Что сказал?! – крикнул Грейсон.

– Говорю, отстреливают! Тех, кто плохо соображает.

– Хватит время терять, – раздражённо сказал Коган, ухватил парня за шиворот и оттащил прочь от общения с накачанным под шиворот идиотом.

– Эй, полегче, – высвободился из цепких лап босса парень, – можно было просто сказать.

– Я уже говорил и вновь повторюсь – главный тут я, а потому хватит херней страдать.

– Да-да, а если хочу, могу валить на все четыре.

– Всё верно.

Провожающий их взглядом незнакомец вновь приложился к уже свежей бутылке. Хмыкнув в усы, пинком сбросил еще один стул. Не удержавшись на ногах, попятился, упал на задницу и еле слышно прохрипел: «Хера вы далеко уйдёте, нам всем уже билеты заказаны». А, поднявшись на ноги, увидел, как уходящая на запад двойка скрылась в глубине улицы, хотел что-то им крикнуть вслед, но, забыв, что именно, устало уселся на краю обрыва и, свесив ноги, продолжил заливать сознание крепким.

Они обогнули завалившийся набок почтовый фургон, взяли курс на север – перешли на Черч стрит. Оставили позади знаменитое здание без окон, слухи о котором будоражили не одно поколение фанатов теорий заговора.

– Черт, пугает оно меня, – хмыкнул Джим.

– Ты про что?

– Да здание это, то, что без окон. Еще в сериале «Секретные материалы» было.

– Это что-то из новенького? – в голосе Грейсона чувствовалось сомнение, он готовился к сегодняшнему собеседованию, но весь культурный пласт 20-го века охватить был не в силах.

– Нет, что-то из старенького,– нахмурившись, ответил Коган, сокрушаясь в душе: «Чёртова молодежь, с вами и поговорить не о чем».

Прошли еще два квартала и уперлись в автомобильную аварию на перекрестке.

– Твою мать,– сокрушённо процедил Коган.

– Что случилось?

– Да если бы ты видел…

Столкновение превратило и без того тесную улицу в непроходимый лабиринт. Завалившийся фургон «Дон Ку Трафик»[14] перекрыл часть улицы, две легковых сплелись воедино чуть дальше, а бьющий до второго этажа поток воды из сбитого гидранта стих, но продолжал огрызаться, выплевывая из недр жалкий фонтанчик.

[14] «Дон Ку Трафик» – корейская компания, основанная в пригороде Сеула молодым бизнесменом Ким Дон Ку. Изначально создавалась, как площадка для купли-продажи, позже преобразовалась в одну из крупнейших транспортных компаний КССГ.

Путники протиснулись в зазор между почтовым фургоном и стилизованным под старый «Додж» электрокаром. В глаза бросилась автобусная остановка и сбивший ее «Олдсмобиль Торнадо» в кузове от семьдесят второго года, которой похоронил под собой людей стоявших на тротуаре.

– Знаешь, парень, хорошо, что мы на лестнице задержались, – изучая аварию, заметил Коган.

Алан не ответил, а Джим не настаивал, сказал лишь:

– Ладно, пошли.

Раздался хлопок, и огонь из одной из перевёрнутых авто перекинулся на масляный след, ведущий к остановке. Пламя в секунду добежало до двухдверной «Митсу» и в мгновение охватило салон, постепенно превращая улицу в подобие дикого зверя, который был готов в любую секунду вырваться из клетки и с жаром наброситься на обступившие его здания.

Вновь хлопок…

– Может быть, пойдем по другой улице?

– Ага,– буркнул зачарованный пламенем Джим и потянул парня в сторону, на запад по Леонард-стрит.

Услышав хрип, Алан резко встал на месте и прислушался.

– Кто там?

Лежавшая на тротуаре девушка, едва слышно сипела, беззвучно открывала рот, но, как ни старалась, не могла выдавить и слова. Лишь красные пузыри на губах и вновь сдавленный хрип.

– Тебе показалось, – сказал Джим как можно громче и потянул его за собой, а про себя подумал: «Мы всё равно ей уже ничем не поможем».

Решили обойти по смежной улице, продолжили путь по Западному Бродвею. А на пересечении с Уайт-стрит Джим увидел выглядывающего из-за угла человека. Окликнул его, и тот мигом скрылся.

Спустя квартал ситуация повторилась, но в этот раз Коган выждал момент, и только когда они были в считанных ярдах от незнакомца, вновь окликнул его.

Тот вновь собрался скрыться, побежал прочь, а Джим крикнул ему вслед:

– Мудила, черный!

– Что ты брякнул? – сделав два шага прочь, удивленно огрызнулся смуглый парень с портативным радио в руках и, ожидая ответа, застыл на месте.

– Ты следишь за нами?

– Да, кому вы нахрен нужны, – отмахнулся тот с изумленно.

– Тогда какого черта уже второй раз нам на пути попадаешься?

– Это я вам попадаюсь?! Да вы сами идете за мной по пятам. Разве не так? – парень выпучил глаза и перевел взгляд на них. – Или быть может у меня из зада хлебные крошки сыпятся?

– Скорее Си-эс.

– А ты не много на себя берешь, снежок?

– Едвали, – почесал подбородок и осклабился, – Просто удивлен, что на кого-то из ваших образовательная реформа сработала, – сказал Коган, почувствовал осуждающий взгляд Грейсона и тут же добавил, обратившись к парню с радио: – Может, покурим, и ты расскажешь последние новости?

– Си-эс покуримс?[15] – улыбнулся в ответ черный, и белые зубы ярко сверкнули на фоне смуглого лица.

[15] Си-эс – дешевый синтетический наркотик, заполнивший улицы еще в конце 70-х. Его курят, нюхаю, бывает используют с ингалятором. Спросите любого подростка и он расскажет вам все о чудо-средстве бодрости.

– Нет, точно, не крэк, – улыбнулся в ответ Коган, махнул незнакомцу и добавил: – без обид, сейчас все на нервах. Давай всё с нуля.

– Ну… – протянул черный, – а что там у тебя, дружок? – увидел пачку «Уайтспот» и одобрительно поднял брови. – Оу, ну хоть когда-то мне должен был попасться богач.

– Давай к делу, – кашлянул, – Алан, дай прикурить.

Встав ближе к углу дома, они какое-то время молча курили.

– Так что там? – стряхнув пепел, спросил Джим и с серьезной миной глянул на черного брата.

– Не знаю, что и сказать, белый брат: может, со мной что-то не то, но у парней в форме крыша серьезно течёт.

– В каком смысле? – подвинулся ближе Грейсон.

– Ну, вояки отстреливают всех, кто хоть на квартал приблизится к городским убежищам, – стрельнув глазами, добавил:– Я тут с друзьями снимаю квартиру в тройке кварталов, так вот. Первым делом мы в убежище ближайшее двинулись…

– В каком часу? – спросил Коган.

– Не знаю, часа два назад. Может, меньше, как только азиаты жахнули. – Так вот, слышим хлопки. А мы хоть и люди искусства, но из пригорода Фили, знаем, как оно бывает.

– Хочешь сказать, власти не дают зайти в убежища? – скривился Джим, а брови собрались в кучу.

– Я хер его знает, что они там делают, но я туда ни ногой.

– А радио работает у тебя? – спросил Грейсон.

– Нет, село, – затянувшись, сплюнул, – но я вам вот что скажу, нездоровая это тема, белые клыки.

– Давай без вашего этого, – устав от разговора, огрызнулся Коган.

– Да, пошел ты, мужик, – отстранился чёрный и, переминаясь с ноги на ногу, добавил: – Я одно могу сказать точно: сейчас каждый сам за себя. И двигали бы вы с улицы.

Стоило ему договорить, как с соседней улицы раздались хлопки выстрелов. Паренек сразу дал деру, а Грейсон тут же припал на колено и вжался в стену.

– Жди меня тут, – сказал Джим, бросил взгляд в сторону убегающего паренька с радио и аккуратно выглянул из-за угла.

Вновь очередь, но из калибра крупнее, и Коган увидел, как по смежной улице, расталкивая всё на своем пути, прошла колонна машин. Броневик «Торчвуд» во главе, за ним три серых фургона, и у каждого на борту надпись: «ОБР».

Пытаясь разглядеть цель обстрела, Джим высунулся на полкорпуса. Казалось головная машина ведет беспричинный огонь: по крышам, вдаль, на уровне третьего. Вдруг башня замерла и резко повернулась в их сторону. Так быстро, что Джим едва успел спрятаться, когда пробежавшая по стене очередь, сорвала кусок облицовки с угла дома.

– Какого хрена? – воскликнул Алан, но тут же понизил голос.

– Ты их спроси, – испуганно, бросил Джим, попутно ощупывая себя: руки, ноги, голова – на его счастье, всё цело.

– Это военные? – спросил Алан, стараясь говорить как можно тише.

– Нет, это кое-кто посерьёзнее, – ответил Джим и, присев, приник затылком к стене.

Сухой треск и еще одна очередь вскользь по стене, заставляет их вздрогнуть и вжать головы в плечи. И в тот же миг рев мотора вдали, снова выстрелы, но уже в ином направление. А чуть погодя, скрежет металла и тишина. Двое сидят, тяжело дыша и только сейчас слышат, как из динамиков уходящей к Финансовому кварталу колонны, звучит, словно мантра, баюкающий механический голос:

  • «Граждане Нью-Йорка, не покидайте свои дома. Ожидайте, вас эвакуируют, согласно очереди. Не подвергайте свою жизнь опасности, не выходите на улицы».

– Что это было, сэр?

«Я не знаю», – хотел сказать Коган, но в ответ лишь шикнул.

– Это полиция?

– Почти, – сдерживая поток мыслей, ответил Коган.

– Да что вы тянете?

– Дай минуту отдышаться, – проглатывая слова, сказал Коган, а сам вспомнил, как несколькими месяцами ранее к нему на порог заявились два детектива и репортер.

Как ему показалось, пришли они порознь. Во всяком случае, об интересовавшемся Коганом репортере ему еще Марта говорила. Но тогда он не придал этому значения и от слов секретарши отмахнулся. Но что от него нужно было детективам? Как бы то ни было, в тот день все они стояли у дверей его дома и, как он выяснил позже, хотели поговорить с ним об одном – некогда исчезнувшем друге, но дверь он им так и не открыл. А, как ребенок, затаился на втором этаже и долго вслушивался в их голоса, пока они не ушли. Позже он попросил своего помощника узнать, что именно от него хотели за информацию по некогда исчезнувшему Карлу Регге. Но после того как помощник сообщил о контакте с репортёром, он исчез, словно под землю провалился. И как Коган ни пытался, выйти на связь с ним не получилось.

Заявление о пропаже помощника подавать он не стал, и вот же странное дело, Сидни к нему тоже не заходил после всего этого. Парня просто уволили за отсутствие на рабочем месте и всего делов. Очередной парень, очередной гражданин, которого проглотила эта страна. И на какое-то время все улеглось.

А изменилось в прошлый вторник[16]: он открыл газету и узнал, что приходивший к нему журналист был главным редактором газеты «Нью-Йорк Дейли».

[16] 14 октября 2087 – день смерти Джеймса Брукса. Именно с этого дня начинаются основные события книги «Цифровое Чистилище» .

Заголовок газеты говорил о самоубийстве, ниже было фото. Не лучшего качества, но лицо он узнал. В четверг он обратился к частному детективу, но после первого отчета в субботу того и след простыл. Это не на шутку встревожило, Джим даже думал – бросить всё и привести свой давно заготовленный план в действие. Но собрался с силами и отложил инсценировку своей смерти на потом. Где-то в глубине души он верил, что что-то грядёт, и в определенном смысле нюх его не подвел.

Выдохнув, Коган поднялся, сказал Грейсону:

– Когда придет время, я все расскажу, а пока нам надо убираться отсюда.

– Но…

– Как можно скорее! Пойдем, – а мысленно вновь вернулся к застывшей в сознание мысли: «Может быть, ты и не такой уж дурак, а если и так, то ты очень удачливый дурак. Ведь, если бы у тебя была возможность, ты поставил бы все фишки на то, что этот конвой шёл по твою душу. И что уж там гадать, буть уверен. Ты, Джимми, определенно в списке, и уж точно не в одном».

За углом, в тени деревьев

Пересечение Варик и Канал-стрит

12:39 РМ

Прошли мимо полицейского участка, металлические ставни на окнах плотно прикрыты, а голубо-синие двери заперты. Складывалось ощущение, что служители правопорядка надёжно укрылись и выходить не планируют, или их и вовсе там нет.

Всё это вызывало острое, но неведомое чувство тревоги; Коган скривился – кольнуло сердце, а самое худшее не заставило себя долго ждать, когда они прошли мост, и уж виден был съезд. Чёрный столб дыма змейкой уходил в небо и был едва различим. Коган принюхался, посмотрел на открывшуюся картину и охнул. Копоть на стенах, да остовы сгоревших машин, что вереницей тянулись из жерла тоннеля.

– Джим, у нас все хорошо?

– Погоди, парень, – нервно бросил он в ответ, вытер ладонь о штанину, запустил пятерни в волосы, и, казалось, замер.

Но вдруг ухватил парня за руку и сорвался на север, к музею Джеки Робинсона. А как достигли угла, тяжело дыша, Джим прохрипел:

– Твою мать.

– Согласен, – поддержал Грейсон.

– Тоже это видишь? – с надеждой в голосе, спросил Джим.

– Не особо, но этот аромат сложно с чем-то спутать, – ответил Алан так буднично, словно всё это было уже не в новинку.

Поразительно, но в какой-то момент его осенило: «Ты можешь соглашаться или отрицать. Как ни поступи, от тебя мало что будет зависеть». Это заключило его в столь комфортный и плотный пузырь, что, даже понимая нынешнюю перспективу, он впервые за весь этот день по-настоящему расслабился. Подошел к Когану и спокойно сказал:

– Пойдем, глянем, что на этом въезде.

Минули сквер и долго стояли у вывески, что когда-то была окрашена в белый. Стены окружных домов в саже, дым валит плотными клубнями и даже сквозь одежду чувствуется жар.

– Плотно валит? – спросил парень.

– Неслабо, – ответил Джим, уперев руки в бока.

– Прям дневной свет, не иначе, – скривился в ухмылке Грейсон.

– Что? – сцепив руки на затылке, спросил Коган, провожая взглядом уходящую в небо надежду на короткий путь.

– Фильм говорю.

– Со Слаем что ли?

– Наверное, – помедлил Алан и нахмурился, припоминая, – Там взрыв запирает выживших в тоннеле Холланд. И только опальный герой способен их высвободить, – отчеканил он, словно скороговорку.

– Опальный? – прыснул со смеху Коган.

– А что?

– Звучит как-то… – помедлил, подбирая слова, – Как из учебника по истории кино.

– Я старался, – просиял Грейсон, доставая зажигалку, – Огня?

– Не откажусь, – улыбаясь, качнул головой Джим. А подкурив, сказал: – Думаю, это начало прекрасной дружбы.

– Касабланка, – щелкнув зажигалкой, ухмыльнулся парень.

– А кто такой Джеки Робинсон, музей которого мы только что прошли?

– Понятия не имею.

– А говоришь готовился, – погрозил пальцем, Джим.

– Потому и знаю, что бейсбол вы на дух не переносите.

– Да, – протяжно сказал Джим, кивая.

Затянулся, пустил дым к верху и проводил взглядом обычный новой дом, в котором есть этаж, что посвящен первому чернокожему в бейсбольной – высшей лиге. Но мало кто об этом нынче знает, и он не знал бы, если бы его сюда, когда-то не сводил отец. И глядя на этот дом, подумал: «Едва ли он переживёт грядущие перемены, но навеки останется тут, – похлопал себя чуть пониже груди, – в моём сердце», – вновь пустил дым к верху, да неспешно пошел прочь от утопающего в пламени тоннеля, а за ним и парень.

– Куда теперь, босс?

– Сам знаешь, – вальяжно повел рукой Коган.

– На север?

– А что еще нам остается, – отшутился Джим, а сам прикинул: «Если тут никак, то теперь только к Линкольну(тоннель) идти и остаётся, а это час пути, как минимум, – бросил взгляд на улицу с которой пришли. – Или вернуться и попробовать через подземку? – и тут же мотнул головой. – Нет, назад нельзя, там это чертово ОБР. Думай, Джимми, думай».

Пока он размышлял, Грейсон подошел к брошенному авто, залез на пассажирское, на ощупь пошарил в бардачке и, ликуя, крикнул: – Нашел!

– Джим не услышал, всё думал: считал варианты.

– Эй, босс. Воды? – спросил Грейсон, догнав ушедшего вперед Когана.

Джим отпил из бутылки и только после глотка с удивлением посмотрел на помощника.

– Вон в той нашел, – просиял Грейсон. Почувствовав вопрос в утемненном на него взгляде, уточнил, – По свету и тени.

– Молодец, – хмыкнул Коган, хлопнув парня по плечу. И неторопливо пошел по самому центру дороги, думая о том, что если они и с вторым прогадают, им в будущем пригодится по парику.

***

Улицы пустые, а весь транспорт оттеснён к обочине, так, словно ледокол прошел, а они бредут в его фарватере. За почти десяток кварталов, лишь дважды им встречались живые. В первый раз – мужчина с двумя стульями, куда он их тащил и зачем, уточнять не стали. Чуть позже – двоих у спортивной площадки Валкер-парка. Парни что-то оживлённо обсуждали и пытались подсоединить аккумулятор к старенькому фургону.

Когда они поравнялись с ними, незнакомцы окликнули их, спросили:

– Вы в машинах разбираетесь?

– Знаю, что на этой штуковине есть плюс и минус, – указывая на аккумулятор, поспешил ответить Коган. И тут же улыбнулся так, словно их вот-вот пригласят на чай, но у них планы иные, и вся эта ситуация – это явно не их чашка чая.

– Ну ладно, удачи тогда, – ответил один из парней и ткнул друга в плечо, как бы давая понять, что треп трепом, а дело само себя не сделает.

– И вам, – махнув рукой, ответил Джим и, чуть не забыв, спросил в последний момент: – Не знаете, как дела в тоннеле Линкольна обстоят: пожара нет?

Незнакомцы ответили, что не знают.

И они разошлись, как корабли в море. Не подозревая, что судьба однажды сведет их вновь…

Двое продолжили путь на север, прошли ещё пяток кварталов. «Всё это очень некстати, – размышлял Коган. – С другой стороны, так обычно всегда и бывает. Если что-то и может пойти не так, то всё и пойдет не так». В следующую секунду его осенило, что смысла бежать нет, если и во втором пожар, так они мало что смогут с этим делать. И по опыту Коган знал, если дело касается длинных дистанций и долгих денег, главное – это уметь беречь силы. «Точно, Джимми, не гони лошадей», – успокоил себя и тут же посмотрел на часы.

01:07 РМ

– Может, привал? – спросил он парня.

– Предлагаете палатку поставить?

– Ага, и костёр развести.

– Тогда я за. Но, чур, вы за дровами.

Примостились на тротуаре под козырьком опустевшего ресторанчика с многозначительным названием «Папас». Джим подобрал под себя левую, Алан, раскинув ноги, сел рядом.

– Чёрт, давно так не ходил.

– Всего-то миля-другая.

– Миля-другая, обсудим это, когда тебе перевалит за сорок, – устало потягиваясь, сказал Коган и достал пачку «Уайтспот».

– Как насчёт сигаретки? – шмыгнув носом, спросил Грейсон и легонько толкнул Джима плечом.

– Ты же не куришь?

– Ну а почему бы и нет?

– Не-е, держись, эти штуки не лучшим образом сказываются на здоровье, а у тебя вся жизнь впереди, – почесав кончик носа, с иронией сказал Коган.

– Чёрт, – запнулся парень, плечи колыхнулись от смеха, – а это и вправду смешно.

– Стараюсь, – хрустнул шеей Джим.

– Но всё равно стариковский юмор.

– Нет лучше школы, чем старая школа, – довольный собой, резюмировал Коган и кашлянул в кулак.

– Вот-вот, и я уверен, – шутливо погрозил ему пальцем Грейсон, – это очередная тема из старого Голливуда.

– Кто знает, – ехидно прищурился Джим и, зажав в зубах сигарету, попросил прикурить.

Сидели молча, Коган играл дымом – пытался выдать ровное кольцо, Грейсон снял обувь, разминал стопы и смотрел в даль, ту, что была доступна на тесной улочке – десять ярдов дали, потухшие вывески и размытые окна с зубами из битого стекла.

– О чём задумался? – спросил Коган.

Он уже порядком вымотался и, сидя на тротуаре, пытался всеми силами не поддаться чаяниям морфея.

– Да так, вспоминаю школу, – ответил Алан, провёл ладонью по тротуару, поднял с земли попавший под руку мелкий камешек и, щурясь, уставился на вывеску кафе напротив.

– И как там, – широко зевнув, растянул слова Коган и проморгался, – в прошлом?

– Сложно… Иными словами, я счастлив, что бутерброды с джемом и арахисовой пастой ушли из моего рациона, – ответив, Алан затих, провел языком по нёбу и добавил, уже более воодушевленно: – У нас в классе был парень с вот такими линзами.

– Думаю, ему доставалось.

– Да, случалось.

– И ты был из числа тех, кто гоняет таких?

– Бывало, – покачал головой Алан, – никогда не думал, что бумеранг таким образом вернётся.

– Это жизнь.

– Пожалуй, – ответил парень буднично и так спокойно, что сон мигом покинул Когана, и он нутром прочувствовал появившееся в голосе спутника изменения.

«Что это сейчас было?» – задался вопросом Джим. Что-то было в интонации, в том, как по-другому себя стал вести Грейсон, жестикулировать, сидеть и держать голову – прямо и расслабленно.

– В этом мире размытых пятен есть свои плюсы, – сказал Алан, глянув на улицу, – все, как картина, написанная в акварели.

– Наверное, – облизнул губы Джим.

А, сказав, подметил битые окна, пустые улицы и чёрные столбы дыма, идущие откуда-то издалека. «Наверное, там сейчас едва ли есть место подобным разговорам», – затянувшись, выпустил наконец ровное колечко и внезапно поймал себя на мысли, что и забыл, как влюблён в этот город. В нём он себя всегда чувствовал песчинкой, которую гонит ветер по улицам. Песчинка не видит общей картины, лишь тесные улицы и верхушки домов, что тянутся бесконечным потоком архитектурных форм, и так по всему Сити. Кажется, ты должен во всём этом затеряться, но вот перекрёсток, и ты уже точно знаешь, на каком углу города тебя гонит по жизни ветер.

– А о чём вы задумались, босс?

– Вспоминаю, как раньше любил гулять по улицам, – очнулся Коган.

– А я и сейчас вас могу таким представить.

– Да? – едва заметно поднял бровь Джим, улыбнулся краем рта и, запустив левую руку в волосы, тяжело вздохнул.

– Ага. Я же говорю, слепота спасает, – Алан поправил узелок галстука и хлопнув себя по коленке, спросил: – Вот что перед нами?

– Сейчас?

– Конечно сейчас.

– Ну-у… – почесался Коган, – напротив небольшой магазинчик, рядом кофейня.

Он задержал взгляд на разбитой витрине и перевёрнутой мебели в зале.

– А цвет какой у этой кофейни?

– Окна и дверь коричневые, а навес зелёный.

– Вот видите, а как по мне, так мы сейчас в тихом сквере на лавочке.

– Только сидим на траве.

– Наверное, лавочку спёрли, – улыбнулся Грейсон.

– Скорее всего, – подыграл ему Джим, опёрся на руку и продолжил, изображая интонацией наивную жертву. – А риелтор говорил, это приличный район.

– Да, такова жизнь, – развел руками Грейсон и надул губы, – надо было смотреть отзывы перед покупкой.

Джим рассмеялся в голос, и первая мысль: «А парень молодец, ты с ним явно не прогадал, Джимми».

Смех стих, и вновь тишина.

Коган подкрутил вторую сигарету, Грейсон выждал момент, чуть наклонился и сказал:

– Слушайте, а тогда на лестнице… – взял паузу.

– Извини, – стряхнув пепел, ответил Коган и чуть не пустился в объяснения, но вовремя осек себя и поджав губу выждал.

– Да, я понимаю, вы всё правильно сделали.

– Давай потом это обсудим и…

– Я про другое, – вставил слово Грейсон, – почему вы меня так назвали тогда?

– Так это как?

– Инди.

– Это сокращение от Индиана.

– А причём тут штат?

– Да нет, я про того, что с хлыстом, – сказал Коган и придвинулся ближе, изобразив рукой удар хлыста. – В третьем фильме был эпизод, где показывали его молодость. И он пытался помешать охотникам за сокровищами…

– Ближе к сути, босс, – улыбнулся Грейсон, понимая, что это очередное путешествие в недра кинематографа.

– Ничего не вышло, но там ему досталась его культовая шляпа.

– Не сильно мне помогло.

– Сейчас объясню.

– Не надо, – выставил перед собой руки и жестом показал тайм-аут.

– Ладно-ладно, проехали.

Джим достал оставшийся батончик «Кикерс» из кармана, зашелестел упаковкой.

– Поделитесь?

– Это не «Блю Милк».

– Ничего, сойдёт.

– Так у тебя же аллергия на арахис.

– Кто вам сказал? – сдерживая улыбку, ответил Алан.

– Ты и сказал.

– Сказал, когда был выбор, – он развел руками и, хлопнув в ладоши, по-лисьи улыбнулся, – а сейчас его нет.

– То есть, соврал мне тогда?

– Исказил факты. И вообще, может, я хотел компенсировать отсутствие у меня шляпы. Ведь на эти шоколадки у меня и вправду аллергия, я их в своё время переел, – ехидно улыбнулся и добавил: – В детстве.

– Вот дела! – хлопнул себя по бедру Коган и покачал головой. – Своему боссу соврал, вот же сукин сын.

– Ну, увольте, – бросил Грейсон и картинно отмахнулся.

– Даже и не знаю, – играя бровями, ответил Джим, подыгрывая, – может быть, завтра. Я подумаю.

– Завтра! – расхохотался парень. – А это смешно.

– А то, серьезные решения требуют времени. Погоди, я из тебя еще человека сделаю, – ответил Джим, толкнул кулаком в плечо по-отечески, и чуть не сказал вслух: «Мой парень!»

– Но всё же, причём тут тот фильм?

– Не знаю: разволновался я тогда, и всё как-то само вышло.

– Ясно – скрывая улыбку, кивнул в ответ Грейсон.

Они разделили шоколад с нугой на двоих, еще один перекур сидели молча. Ровно в половине второго поднялись и продолжили путь на север.

Столпы безумия

Тем временем в городе…

В первое время казалось, что этика, закон и многовековые нормы морали дают свои плоды и работают. Нет, конечно, без инцидентов не обходилось, но если в первые минуты после взрывов, случаи нарушения и имели место быть, то носили исключительно локальный характер. Так в магазине здоровой пищи из-за отключения электричества образовалась давка. Покупатели не понимали, что происходит, кто-то говорил: «Теракт». Другие противились, утверждая: «Это из-за землетрясения. Слышите, гул». Третьи отшучивались и говорили: «Ну, какое землетрясение. Это же Нью-Йорк! Давайте наберёмся терпения, и вскоре нам всё скажут».

И так, капля за каплей нарастала тревога. В один момент пузырь не выдержал и, лопнув, прокатился волной преступлений по городу. Начиналось всё невинно, кто-то не выдержал, покинув магазин, тайком пронёс пару банок консервированной ветчины с усатым Генералом Кросби[17] на этикетке и даже оставил деньги на стеллаже – у выхода. Другой проскочил мимо кассы с пачкой хлопьев за пазухой, а третий утаил банку сардин под пальто. Одна мелочь следовала за другой и подобно снежному кому разрасталась по городу, словно штамп бубонной чумы.

[17] Генерал Кросби – ветчина из отборного мяса, такая же по вкусу как и синтетические аналоги для бедняков, но натуральная. На этикетке изображен герой гражданской войны 2075 года – генерал Мейлорд Кросби.

Так некий Том Нолан, молодой мужчина двадцати четырех лет попытался убежать из магазина, не оплатив покупку в виде двух галлонов молока и пары банок консервов, заткнутых за поясом. Сначала очередь смеялась, крепкий темнокожий охранник в белой рубахе изловил воришку и крутил ему руки за спину. А вот, когда Том, неестественно извернувшись, выкрутился и ударил охранника по голове, всем стало не до смеха. Гомон резко стих, в толпе кто-то охнул. Том стоял, пошатываясь, и тяжело дышал. А краешек зажатой в руке банки со свининой, едва заметно блестел, играя на свету кровавым багрянцем. Охранник неподвижно лежал на полу цвета шахматной доски и не подавал признаков жизни, а белая рубашка все явственнее играла алым. Осознав содеянное, Том выронил банку и выбежал прочь. Тут же кто-то из персонала подбежал к охраннику, пытаясь поставить диагноз посредством своего, приемлемого для занимаемой должности образования.

В тот же миг отсутствием надзора не преминули воспользоваться некоторые из стоявших в очереди. Они плавно выскальзывали из общей массы, устремлялись к выходу, судорожно сжимая в руках пакеты с награбленным. Подоспевшей менеджер попытался было их остановить, но силы оказались неравны. Стоило очередному паникёру вырваться из очереди, как, поддавшись животному инстинкту, толпа ринулась к выходу, сметая всё на своем пути, словно лавина. Менеджер кричал, размахивая руками, пытался их остановить и краснел от злости, пока кто-то не толкнул его в спину. Да так лихо, что он не устоял на ногах. Оступился, почувствовав резкую боль в щиколотке, а неудачно упав на гладкий пол в черно-белую клетку, там навеки и остался.

Эти события произошли в магазине «Джаст Фуд», в самом сердце Манхэттена, там, где можно было увидеть вокруг лишь высотные здания, асфальт и небо. Там, где лишь окна побиты, и нет представления о масштабах катастрофы. Что творилось ближе к окраинам каменных джунглей, тогда представить было сложно.

И после резкого всплеска, город внезапно стих. Но уже спустя полчаса, улицы города вновь ожили в сумбурном движении масс, словно разворошённый муравейник. Одни пытались завести электромобиль и покинуть город, другие в открытую били витрины и выносили всё, что было: еду, одежду, электронику – каждый приходил за своим. К счастью, вовремя подоспели силы полиции, и властям удалось принудить граждан к порядку. И вскоре дорожные полотна главных авеню расчищали отряды ОБР и ОСР. Жителям же настойчиво советовали не покидать дома и обещали скорую эвакуацию, не согласных с советами, мародеров и бунтарей – отстреливали. И когда уже всё казалось: вот он – порядок. Ведомые инструкциями колонны ушли на север, а силы полиции за ними следом. Кто отдал такие приказы – мало кому было известно. По радио транслировалась уже знакомая фраза:

  • «Граждане Нью-Йорка, не покидайте свои дома. Ожидайте, вас эвакуируют согласно очереди. Не подвергайте свою жизнь опасности, не выходите на улицы».

А кто-то, у кого были старые приемники, даже знал, что сейчас все силы полиции отправлены на помощь пожарным. Которые, как и в былые времена, героически исполняли свой долг, сражаясь с огненным вихрем, охватившим Восточный Гарлем и Ист-Сайд. И с каждой удаляющейся на север сиреной, покой покидал улицы.

Уже через четверть часа улицы вновь забурлили, но иначе. Многие посчитали, что их просто бросили – оставили на произвол судьбы. И уподобившись крысам на тонущем корабле, жители выходили из обжитых укрытий и бежали, метались, ища сумрачную надежду, заключенную в слове «выжить». Неведомо, как спастись и более не знать, не помнить всего того ужаса, о котором ранее слышали лишь из передач новостей, да от болтливого соседа с синдромом недостатка внимания.

Так, шаг за шагом, симптомы моральной проказы разлетелись по всему острову, а очаги мародерства окутали город, сродни пандемии Ковид-24. Что не угол – то крик, что не улица – звон битых витрин, и малые группы людей с закрытыми тряпьём лицами.

Район – Гринвич Вилладж

01:35 РМ

В двух кварталах от пересечения Гудзон-стрит и Восьмой авеню двое путников столкнулись с выходящей из-за поворота разношёрстной толпой. Человек тридцать, может, сорок. Одни несли пакеты, другие толкали перед собой забитые доверху тележки из «Джаст Фуд». Джим решил пропустить их вперед, подумал: «Чёрт их знает, что там у них на уме». Так они с Аланом и шли следом, но шаг толпы был неспешен, и двое вынужденно их нагоняли.

– Что это еще за демонстрация, Джим? – спросил Алан шепотом, когда они были уже в пяти ярдах от незнакомцев.

– Демонстрация? – хмыкнул Коган. – Скорее, уж марш голодных и обездоленных, – сказал он вслух, а про себя добавил: «Интересно, как бы на это посмотрела полиция…»

Не успел он закончить мысль, как, словно по мановению волшебной палочки из-за угла показался патрульный на коне. Идя галопом, всадник вылетел со стороны детской площадки. Преодолел зелёный барьер в виде высаженного на границе кустарника и, оставив после себя зияющую дыру, устремился к идущей по улице толпе. А зеленый барьер еще долго ходил из стороны в сторону, да извивался ветвями, так и не придя в себя после эффектного появления.

Проскакав разделяющую их дистанцию за считанные секунды, всадник миновал вход в парк, обогнул толпу и, осадив коня, развернулся на полкорпуса. Тело скакуна укрывала защитная попона, морду скрывала маска, а идущие от нее шланги крепились на шее и уходили к фильтрам на груди. Вкупе с защитным костюмом офицера полиции, создавалось впечатление, что пред ними стоит рыцарь из футуристического фильма середины XXI века.

Конь нетерпеливо ударил копытом, офицер обвел разношерстную толпу взглядом и представился громким, чётко поставленным голосом:

– Офицер Джек Эдвардс, – толпа напряглась. – Меня интересует лишь информация. Видел кто-либо из вас молодого человека в клетчатой рубашке красного цвета? Пять футов шесть дюймов ростом, кожа смуглая.

Молчание был ему ответом. Офицер перевёл взгляд на стоявшую в стороне от толпы парочку.

– Может быть, вы, сэр?

– Нет, офицер, – устало ответил Джим и сам не заметил, как понуро опустились плечи.

– Этот человек обвиняется в нападении на полицейского, убийстве и грабеже. Смуглый парень, со светлыми волосами, неужели никто не видел?

Большинство идущих прилипло взглядом к дороге и старалось не замечать охранника правопорядка. Каждый из них боялся, что вот-вот появится один из владельцев обнесенных магазинов и обличит их в ранее содеянном.

Злые улицы

И в тот же миг…

Молодой человек по имени Донни лежал на брюхе за кустом с другой стороны парка и наблюдал за ищущим его полицейским. Друзья звали его Скользкий Донни за его извечную потливость и умение выходить сухим из любой передряги. Донни состоял в одной из уличных банд, мода на которые вернулась в начале восьмидесятых. И сегодняшним утром они с парнями выбрались в центр пощипать толстосумов да повеселиться. Как правило, их жертвами становились зеваки-туристы. Тут кошелёк, там фотоаппарат, порой сумочка. Но до грабежа с применением оружия раньше никогда не доходило.

Быть может, если Донни не тратил всё заработанное на выпивку и красивые шмотки, он бы знал, что стоит на пути в никуда. Но Скользкому Донни было на все это срать с высокого куста. Он любил тусоваться, а их уличная банда – это часть тусовки. И он искренне в свою правду верил.

А как было на самом деле?

Вот что на этот счёт сказал бы нам эксперт – ведущий социолог XXI века Стивен Адамс. В своей книге «Пойми себя и соседа», он так охарактеризовал это явление: «Феномен уличных банд далек от моды и является ничем иным, как социальным ответом молодого поколения на события внутри страны. Корни феномена кроются в нашей истории: Гражданская война 75-77 годов, позже Третья Мировая, и как последний гвоздь в крышку гроба, связка из монополизации внутреннего рынка корпорациями, автоматизация отраслей и неминуемая безработица. Всё это события ХХI века. И вкупе, они напрямую влияют на наше сегодня. Взгляните на цифры. Отсутствие рабочих мест вынуждает старшее поколение сидеть на пособие, каждый пятый в стране обьявил себя банкротом, а остальные закредитованы так глубоко, что дышать уж спокойно не в силах. Кто-то пытается выбраться из этого болота, но основной пласт населения отчаялся. Что их всех объединяет, так это всё нарастающая рождаемость в среде малообеспеченного населения. А теперь встаньте на место ребенка. Какой путь вам выбрать, если путей толком нет? Чем заняться подросткам, когда из-за исторических потрясений перспектива на развитие, отсутствует как факт. Какое у этих детей будущее? Это сложный вопрос. И еще более сложный вопрос: к чему приведет уличная преступность нас в будущем?»[18]

[18] Отрывок приведен из главы: «Я/Мы и злые улицы.

Но Донни умных книжек не читал, быть может, именно поэтому сейчас и лежал в кустах, сокрушая проведение вопросом: «И почему я, да именно сегодня?» А не найдя ответа, перебирал события дня в памяти и клял судьбу.

Неприятности начались с того, что им не хватило места в тачке, и они поехали с Тощим Руди на подземке. В один момент земля сотряслась от ударов, свет потух, и они встали посреди тоннеля. Люди нервничали, толкались, в вагоне было очень душно, пахло жареной картошкой, и тянуло мочой из хвоста вагона. Через минут пятнадцать поезд тронулся, и всех попросили выйти на первой же станции. На улицах творилось что-то странное. Никто не понимал, что стряслось, и как себя вести. Тревожной сирены не было, как и сигнала связи на телефоне(пейслайне). Рекламные вывески потухли, лишь в некоторых зданиях горел свет, а окна покрылись трещинами, как задница его сестры растяжками, а другие и вовсе – выбиты. На самой улице того хуже, всюду измазанные кровью люди, под ногами хрустит стекло, сирены машин скорой помощи, пожарных, полиции – дурдом, одним словом. Донни с приятелем решили, что это очередной теракт от косоглазых.

Позже они заглянули в «Лаки Дакки», [19] поели на халяву в оставленной сотрудниками рыгаловке. Наевшись досыта, Тощий Руди прыгнул за стойку. Нацепил дурацкую кепку с уткой желто-синего цвета и, изображая диктатора, вскидывал правую руку и орал: «Свободная казза, белые ублюдки! Ково еще накормить, жирные свиньи?!»

Накричавшись, они обнесли кассу, а потом долго бродили по Вилладжу: били уцелевшие стекла, прятались от патрулей, которым до них и дела не было, да искали новые приключения на свой юный зад.

[19] Лаки Дакки – в середине ХХI века – это семейная бургерная родом из Атлантик-Сити. Каждая позиция в меню выверена до калории, а состав продуктов нареканий не вызывает. А к концу столетия одна из популярнейших сетей быстрого питания. Сложно сказать, как пришла популярность и куда делись стандарты качества. В одном убеждены, если вы верите в крепость своего желудка, или просто хотите поссать нахаляву, вам прямиком в заведение с жёлтой уткой, что кричит при входе: «Лаки Дакки! Кря-кря!»

Ровно на этом моменте Скользкий Донни начал грызть ноготь, пытаясь припомни, с чего главная срань началась. Он не мог вспомнить улицу, но знал, что в один момент они заприметили двух потерявшихся туристов. А может и не туристов, но, судя по шмоткам, сине-зеленые у них в карманах водились.

Прикинув все за и против, решили этих олухов отработать – ходили за ними следом, как два койота. Старались не попадаться на глаза, да спешно придумывали план на ходу. По задумке, Скользкий Донни должен был уличить момент, когда Тощий Руди отвлечёт жирного мужика, и в этот миг, он вырвет у его жены сумочку из рук. В итоге Тощий свою часть работу сделал, но клиент оказался расторопнее, чем они предполагали, и нагнал Тощего. А, на голову Донни, жирная баба обладала воистину стальным хватом. Вцепившись в сумочку обеими руками, она верещала что было сил: «Полиция, полиция! – но быстро смекнув, что всем похер, корова завопила с еще большим рвением: – Пожар, пожар!»

Внезапно улицу накрыла тень, а крик бабы померк на фоне всё нарастающего гула. Краем глаза Донни увидел, как над городом пролетел огромный белый самолет, прям над головами. Пикируя, он дымился и пронзительно гудел. Время словно замерло, но Донни готов был клясться, что в одночасье этот гулкий ропот стих, и тут же ожил взрывом. Он был уверен, что это именно взрыв, так как видел вспышку, и как небо в алый цвет ушло. А вот когда это произошло, он вспомнить был не в силах, припомнил лишь, как с испугу опустил сумочку, да как вопящая корова завалилась на мостовую. И начался какой-то угар: прямо на его глазах неведомо откуда вылетевший броневик влетел в автобус, смял как игрушечный и скрылся, а за ним следом колонна из грузовиков с солдатами в костюмах, таких же, как в фильмах про войну.

Донни замер, не зная что и делать, глянул на бабу, эта сука заверещала пуще прежнего. Он проклял всё, но колонна прошла мимо и, казалось всем на них было плевать. Он даже улыбнулся, и облегченно выдохнув, бросил взгляд через плечо. Увидел, как Тощий Руди сверкая пятками убегает в неизвестном направление, а жирный мужик стоит на коленях, держась за живот. «Че за…» – меняясь в лице, успел подумать Скользкий Донни, когда чья-то рука сгребла его за шиворот и повалила на землю. С испугу он вытащил раскладной нож из кармана и хлестнул им наотмашь – наугад, а когда обернулся, обомлел, увидев прислонившегося к столбу копа. Тот глотал ртом воздух, держался за рану на шее и безуспешно пытался выдернуть нож.

Не помня себя, Донни вскочил на ноги, огляделся. Корова с сумкой уже успела подняться – так и стояла на прежнем своем месте, сжимая в руках сумку. Не отдавая отчет своим действиям, Донни выдернул нож из шеи копа, подошел к ней, схватил сумку левой. Женщина затряслась всем телом, как чиканутая: глаза на выкате, лицо искажено гримасой; и вот, уже выкрикивая проклятья, плюет ему в лицо, а он не скрывая гнева, отвечает кулаком и плавно добавляет три дюйма стали под её жирные сиськи. Раз, еще один, второй и так под тридцать, пока дыхание не сбилось, а кисть не прострелила острая боль. Лишь в этот миг с глаз ушел багряный морок, и он обнаружил себя всего в крови. Глянул на руки, выронил нож, метнулся прочь и тут же растянулся, споткнувшись об тело копа. Таким и вспомнил он себя: от него пахло железом, саднило разодранное колено и кисть ныла. А он не помня себя бежал прочь от того места, прихрамывая на одну ногу, да прижимая к груди украденную сумку.

Где-то спустя кварталов семь, свернул за угол и приник спиной к стене: в ушах играют барабаны, грудь ходуном, а на губах та еще Сахара. Огляделся по сторонам: улицы опустели, пара машин горела вдалеке, а где-то на соседней улице, играя сиреной, пронеслась пожарная машина. И, казалось бы не по его душу, но Донни сорвался с места и побежал, не разбирая дороги. Несколько раз менял направления, брал перерыв и вновь срывался в бег. А фоном слышал тот звук, словно колокольчики, или какое-то цоканье – это звучание уже не раз его настигало, а он не придавал значения. Думал, всё иллюзия, игра воображения, что нервишки шалят. Но вот сосредоточился, прислушался и, отчетливо услышал звук копыт. Подумал: «Какого хера, что за?» – и тут же увидел, как вдалеке мелькнул корпус патрульного на коне.

Десятью минутами ранее…

Оказавшийся поблизости от места преступления, офицер конного подразделения Джек Эдвардс, отсканировал сетчатку зверски убитой женщины. Камеры наблюдения на улицах вышли из строя, но запись с цифровых линз отсмотреть удалось. По рации никто не отвечал: оказав первую помощь супругу жертвы, он повторно запросил поддержку и указал номер жетона погибшего полицейского. Отточенным движением снял с пояса ридер и отсканировал одежду мертвого офицера на предмет отпечатков – пусто. Прошёл по тротуару, поднял лежащий у газетного автомата нож за лезвие и зафиксировал отпечатки ридером. А пока ждал ответа, сам вбил ID пострадавшей в ручной компьютер, запеленговал сигнал пейслайна в сумочке, и устремился в погоню.

Он быстро настигал убегающую от него точку, но всё же отставал на шаг. В двух кварталах от парка он нашёл лежащую на тротуаре сумку, и продолжил преследование вслепую. Так они и играли в кошки-мышки со Скользким Донни, вплоть до самой детской площадки близ Абингдон-сквер, в том месте, где сходятся Гудзон-стрит и Восьмая Авеню, которые на цифровой схеме города образуют растянутый крест.

Настоящее время…

Мокрый от пота Донни лежал брюхом на земле, а мысли бегло метались по его частично пустой черепной коробке: «Твою мать, Тощий гандон Руди, вот сучара. Бросил меня, как только жаренным запахло. Небось, сидит сейчас с парнями, хлещет пиво и рассказывает, как меня загребли. Вот же пидор», – это замечание было не совсем корректно, так как Тощий Руди занимался похожим делом, только был куда удачливее в своих начинаниях и не лежал брюхом на холодной земле близ Абингдонского сквера по соседству с кучкой собачьего дерьма.

Набравшись храбрости, Донни приподнялся на локтях. А убедившись, что полицейский вовсю увлечен расспросами толпы каких-то бомжей с телегами и в его сторону не смотрит, плавно привстал и, стираясь не отсвечивать, засеменил к прочь – к свободе. Сперва робко и ненавязчиво, так, словно гуляет по мостовой в свой первый день на воле. Но вскоре нервы его подведи, и он сам не заметил, как сорвался на бег.

Отвлёкшись на ручной компьютер, офицер пытался добиться отклика от системы наблюдения, но ни одна из программ не отвечала. А Донни тем временем уже перебежал дорогу и готов был скрыться в лабиринте улиц. И когда до заветного угла оставалось всего ничего, кто-то из толпы с сомнением в голосе прокричал:

– Это он?!

А через мгновение другой, еще громче и уже утвердительно:

– Это тот самый парень, офицер! Вон он убегает!

Проследив за направлением руки кричащего, Эдвардс заметил бегущего в красной рубашке. Натянув поводья, развернул коня на сто восемьдесят градусов и пришпорил.

Донни бежал со всех ног, словно главный герой из последней экранизации «Бегущего человека» с цифровым Марлоном Брандо в главной роли. Ему нравилось смотреть с парнями ремейки на боевики прошлого века. «Старое дерьмо», – как они выражались. Но ему не нравилось ощущать себя «бегущим» в реальности. Ветер бил в лицо, в ушах гремели барабаны, а звук копыт за спиной становился всё громче: «Чертов копытный пидр меня догоняет», – промелькнуло в голове у Донни.

Подковы всё отчетливее отбивали ритм, он бросил взгляд через плечо, их разделял жалкий десяток ярдов. Краем уха Донни услышал требование офицера остановиться. Но как и любой преступник, проигнорировал, показав средний палец. И так со страху ускорился, что вот-вот готов был взлететь. И если бы господь хотел, что бы люди летали, Донни стал первым из рода. Но подобной чести удостоил его отнюдь не создатель, а обычный офицер конной полиции.

Пролетев мимо Донни подобно скоростному поезду, Джек слегка зацепил беглеца сапогом. А обогнав малолетнего выродка, резко осадил коня. От толчка Донни бросило в сторону, мир закружился и, лишь пролетев кубарем пару ярдов, он распластался – прямо у ног спешившегося полицейского.

– Вот и конечная остановка сынок, – подвел итог офицер и опустил ладонь на рукоять покоящуюся на поясе револьвера.

Дони застыл на месте, а взгляд испуганно гулял меж заветным углом дома позади копа, да его ладонью, что замерла у застегнутой кобуры.

– Руки держи на виду. И без резких движений опустить на землю.

Из толпы крикнули: «Он точне шлёпнет это придурка! Я уже такое сегодня видел…» – Джек на мгновение отвлекся на горлопана, а как взглянул на парнишку, увидел, как тот жадно облизнул губы, да уставился на его кобуру.

В памяти Донни всплыли слова Тощего Руди, что, мол со старьем в кобуре носятся только домохозяйки, да членососы. А коль увидишь такой на ремне синепузого, то знай – это пить дать обсос, что только и грезит о пенсии. И срать на него – дави таракана. Но что-то подсказывало Донни, что тут случай иной. И он во всю ширину своих карих глаз таращился на здоровенный кусок стали на поясе такого же здоровенного черножопого синепуза. И все мысли, что роились в его тупой башке, говорили, что быть может не стоит доверять экспертному мнению Тощего Руди во всем. Особенно когда дело касается такой здоровенной хреновины. Особенно когда ею можно получить по голове, да и вообще…

– На землю, – приказал Джек, но парень даже не шелохнулся. Засранец замер, словно завороженный.

Офицер взглянул в глаза парнишки и уловил дурное знамение: тот словно увидел какую-то известную лишь ему слабину. И во взгляде читалось – уверовал в неё всей душой. На мгновение Джек вспомнил коллег: те шутливо косились, да говорили, что Нью-Йорк особый город и нынче с таким древнем стволом не прожить. Но Джек был старой закалки, верил в свой авторитет и старался работать головой. Но парни с участка всё не могли угомониться, ровно до того случая в позапрошлом году. Когда своими глазами увидели его в деле. И с тех пор язык прикусили, знали – мужик он надежный, такой же верный, как и его «44-й спешиал».

– Больше предупреждать не буду, – сказал Джек и плавным движением расстегнул кобуру.

Офицер сделал шаг, паренек отполз на три.

– Последний шанс.

– Вы не понимаете, – взмолился Донни, – я не хотел этого, – а, сказав, привстал и, нервно облизнув губы, метнул взгляд к углу, – Эта дура сама виновата, она должна была отпустить сумку и тогда ничего…

– А ну приземлил жопу на землю.

– Мужик я не хочу снова в тюрьму, ты не понимаешь… – Донни нервно дёрнулся

Джек напружинил ноги и подался вперед.

– Я же не нарочно, так вышло, – развёл руками паренек, жалобно поскуливая.

– Ляг лицом в пол – повторять не буду, – сказал Джек и с неохотой доставал револьвер.

Донни облизнул губы, вытер взмокшую ладонь о штанину и вновь затянул:

– Послушайте, сэр, – взмолился он, с вытянутыми перед собой руками, – давайте мы забудем, давайте я просто развернусь и уйду. Давайте вы просто забудете, забудете, что меня видели.

Джек взвёл курок, и только сейчас до Донни дошло: «Продавить не получится», – от этой мысли, он нервно вздрогнул, да сам не заметил как попятился.

– Не делай глупостей сынок. У тебя еще вся жизнь впереди и… – не договорив, Джек осекся. Подобно молнии, сознание осветила яркая вспышка истины: «Какая жизнь, что у него впереди? Да с того момента, как ты забрал снаряжение из мобильного центра в эфире сплошной бардак. А что на улицах? А что в стране, штате? Судя по суматохе и обрывкам данным, не считая Манхеттена, большая часть Боро [20] лежит в руинах. А то, что не в руинах, вероятнее всего, скоро превратится в пепелище. Да и куда ты его сажать будешь? Зачем ты вообще за ним погнался? И что его ждёт, какое нахер будущее, особенно после причастности к убийству полицейского? Скоро начнет полный бардак, если уже не начался и…»

[20] Боро – округ Нью-Йорка. Изначально их пять: Манхэттен, Бруклин, Бронкс, Квинс и Стейтен-Айленд. Но в за последние годы многое что изменилось.

Заметив замешательство на лице копа, Донни скользнул в сторону. В тот же миг из толпы кто-то крикнул: «Чего ты тянешь, коп!?» Хватило доли мгновения. Джек отвлёкся, и только краем глаза увидел, как в него что-то летит. Попавший в голову офицера кроссовок обеспечил Донни фору и, пользуясь шансом он побежал прочь со всех ног.

– Стой! – крикнул ему вслед Джек, а, вскинув револьвер и выцелив беглеца, забасил: – Стой, а то открою огонь!

Донни не слышал этого, или не желал услышать. Заветный угол дома был близко, очень близко. «Давай, давай. Еще чуть-чуть», – мысленно повторял он в такт каждому шагу и с каждой секундой все быстрее, так, что слова уж сливались в единый барабанный ритм. Ему казалось, он уже чувствует грубый кирпич на подушечках пальцев. Казалось, ускользнул, казалось пока он не почувствовал, как тело стало легче, и он вновь полетел. Лишь вырывающиеся из груди капли тёмно-багряной жидкости наводили на скверную мысль, но боли не было, совсем никакой боли – вообще. Даже, когда тело рухнуло на тротуар, а бордюр врезался в скулу так, что кость показалась. Даже тогда – ни капли боли.

Он лежал ничком, уткнувшись взглядом в сточный люк. Пытался пошевелиться, но не чувствовал ни рук, ни ног. Лишь осознавал, что жизнь утекает из него. А чуть позже увидел, как вытекающая из него багряная жижа заполняет зернистую неровность асфальта и, выравнивая структуру дороги, струйкой уходит в канализационный слив. Так плавно и упоительно покойно, что и Донни внезапно стало спокойно: все тревоги ушли, а веки потяжелели.

– Твою мать, – процедил сквозь зубы Джек и с досады хлопнул себя по ноге. – Вот же дурак, – тяжело вздохнув, опустил револьвер и приблизился к телу своей качающейся, тяжелой походкой. Подойдя ближе, окинул парня взглядом, три аккуратных пятна в области позвоночника. Вздохнув, опустился на колено и перевернув мальчишку на спину.

Мир закружило и Донни увидел склонившегося над ним полицейского в защитной маске и слепящий голубой проблеск неба на заднем фоне. И в тот же момент мысль: «Давно так ясно не было».

Джек прощупал едва уловимый пульс. Осмотрел раны – аккуратные пулевые отверстия на входе, оказались совершенно безобразными на выходе, а зрачки парнишки вообще не реагировали на свет. «Похоже он под чем-то, наверное Си-эс, или еще какое-нибудь дрянь», – заключил про себя Джек, хотел было подняться, но по телу мальчишки прошла дрожь. Зрачки до безобразия широко распустились и в миг замерли, а на штанах появилось характерное пятно, что ни с чем не спутать, так ярко в нос бьет сладковатый аммиачный запах.

– Ну, вот и всё, – тяжело вздохнув, сказал Джек. Прикрыл парню веки, поднялся, убрал револьвер в кобуру и доложил по рации о случившемся.

Тяжело шагая, вернулся к коню, провел рукой по скрытой под попоной гриве, а, похлопав по шее, что-то тихо шепнул на ухо. Неспешно нашел ногой стремя, ухватился за рожок и вернулся в седло. Без особого удовольствия бросил взгляд на тело. Тот лежал, словно выброшенная рождественская ёлка – всё на месте: гирлянды, игрушки и золотая звезда, а ты сидишь и рыдаешь, ведь твой пьяный папаша с птср вновь перепил, и что-то его в этой хвойной даме взбесило. Короткий сигнал с компьютера отвлек от внезапных воспоминаний о детстве. Джек клацнул по ручному компьютеру, и на цифровых линзах появился ответ из центра – отпечатки на ноже совпадали на девяносто процентов. Далее тянулся впечатляющий преступный рекорд семнадцатилетнего Донована Руиса родом из Нью-Йорка, последняя запись в деле говорила о хулиганстве, торговле «Си-Эс» и попытке изнасилования.

«Значит, любишь насиловать девочек, сученок», – качаясь в седле, подумал Джек, пытаясь найти себе оправдание. И тут же мысль: «Он заслужил, – выпрямился в седле, и вновь тяжкий вздох, – но всё равно паршиво на душе, чёрт, глупые малолетки».

Подобрав свисающие плетьми поводья, офицер развернул коня в сторону разбредающейся толпы зевак и плавно пустил коня следом. Начав с рыси, постепенно перешел на галоп. А нагнав, обогнул толпу по левому краю и остановил скакуна прямо у первой линии идущих. От резкой остановки, копыта коня пошли юзом, а подковы выбили искры. Идущие впереди в страхе отпрянули, толпа замерла, лишь несколько недалеких попыталось обойти всадника стороной – развернув скакуна на пол оборота, всадник отстранил корпусом напарника самых непонятливых из граждан. А вернув строптивцев в строй, повторил маневр. Толпа скучилась и встала на месте. Джек осадил скакуна и снял с лица защитную маску: черную как смоль кожу покрыла испарина, взгляд свирепый, а затянутая в кожу ладонь покоится на рукояти несущего смерть.

Оценив расстановку гражданских, как приемлемую, офицер сделал глубокий вдох и заговорил громкой, хорошо поставленной речью оратора. Каждый слог бил по мыслям людей с точностью, равной ушку иголки. Один из первого ряда хотел возразить, даже шагнул прочь из строя, но взгляд полный огня вернул его в строй. Тот даже закашлялся от эмоций, схватился за грудь, оглянулся – осуждающие взгляды соседей по стойлу, дали понять, что более попыток своевольства он не предпримет.

Грозная речь заняла считанную долю минуты, но отложилась в головах слушателей надолго. Каждый знал, что по-своему виновен. Вопрос был лишь в том: а каков приговор?

– Ввиду экстренной ситуации пятый пункт закона Дилана вступает в четвёртую категорию и приравнивается к директивам военного времени… – Банка с томатным супом ускользнула из чьей-то выпавшей из рук корзины, – Офицеры полиции могут открывать огонь без предупреждения и имеют право судить нарушителей на месте! – лязгнула и покатилась под уклон, гулко хлюпая содержимым. – Мародёрство карается смертью. Воровство карается смертью. Любые действия, нарушающие волю представителей власти, также караются смертью… – Зацепившись за край ботинка пожилого мужчины, жестянка всхлипнула содержимым и откатилась прочь, поближе к симпатичным туфелькам канареечного цвета. Девушка на миг бросила взгляд под ноги, но поспешно вернула взор на прежнее место, с которого так часто звучало слово: «Смерть».

Пользуясь отсутствием внимания к своим персонам, двое обходили толпу по другой стороне улицы. Джим изредка бросал взгляд на толпу и на всадника. Люди стояли молча, казалось, даже не дышали: все были зачарованы доводимой до них информацией, лишь банка консервированного супа выпадала из общей, застывшей картины. И ровно в тот момент, когда двое уже поравнялись с полицейским, кто-то пнул её ногой и банка чёртового супа за доллар девяносто девять предательски покатилась прочь из серой толпы – прямо в их направлении… И тут же прогремел оклик в их сторону:

– Вам неинтересна доносимая мной информация?!

– Нет, офицер, мы без продуктовый корзины, – неуклюже пошутил Коган, но поймав на себе испепеляющий взгляд, без страха глянул в ответ, и, выпятив подбородок, добавил. – Лишь я и мой новоиспечённый помощник, – голос Джима вмиг стал серьезным, – а его я есть не намерен, уж поверьте, – отчеканив, перевел взгляд с полицейского на толпу и обратно. – Да и слышал я уже всё, что полагается знать: преступление влечёт наказание.

– Именно так, – громоподобно подтвердил Джек, облизнул губы и закусил нижнюю, провожая их взглядом.

Офицер хотел продолжить речь, но рация зашипела. В сбивчивом потоке помех неразборчиво прозвучал указ руководства, что в переводе с цифровых кодов означало общий сбор. Код 42: «Всем свободным от задач полицейским необходимо прибыть в район, прилегающий к Пятой авеню, для обеспечения порядка, а всем конным полицейским надлежит прибыть в центральный департамент полиции», – и между распоряжениями шла видеосводка на линзы, где было отчетливо видно, как толпа крушит магазины и убивает всех, кто хоть отдалённо напоминает представителя азиатской расы. Выслушав сообщение диспетчера, Джек вернул защитную маску на место и, расталкивая зазевавшихся, пришпорил коня и устремился к указанному участку.

Коган проводил взглядом удаляющегося всадника.

– Давай-ка прибавим шагу, парень. Что-то мне подсказывает, скоро весь город будет купаться в крови.

– Есть такое… Кстати, заметил, как быстро связь наладили: может быть, всё не так плохо?

– Наверное, добрались до капсул изоляции, – бросил невзначай Коган и огляделся: «Пойдём напрямик и, глядишь, через полчаса будем на месте».

– Капсул?

– Да, – посмотрел на часы.

01:42 РМ

– А детальнее, – не отставал Алан.

– Совсем не в курсе? – разозлился Коган.

– Боже, Джим! Если я спрашиваю, значит, скорее всего, нет, – и чуть спокойнее добавил:– Наверное, не до того в то время было.

– Ну так впитывай. Десять лет назад была начата реформа всей системы, – увлекая парня за собой, Коган продолжил: – Так вот, один мой старый знакомый принимал участие в этом проекте. Говорил, под каждым крупным полицейским участком установили капсулу изоляции, так они это называли. По проекту в ней хранится резервная аппаратура. Он особо не распространялся, но я готов биться об заклад, что это не весь список. А с учетом недавних… всех поправок в законе нашего любимого Томаса Дилана и его беспокойства за судьбу народа, – ехидно улыбнулся и оттер пот с лица, – думаю, там же расположен внушительный арсенал, вкупе с запасами продуктов на случай ЧС и, скорее всего, средства индивидуальной защиты. Дальше разжёвывать?

– Наподобие тех костюмов, что в войну с Азиатским блоком использовали?

– Скорее всего, что-то попроще. Но может, и они, – договорив, Джим вновь огляделся по сторонам.

Толпа потенциальных мертвецов продолжила движение, смущенно толкая перед собой продуктовые тележки из магазина. Речь полицейского явно возымела силу, на лицах читался страх. Словно нашкодившие дети, они, озираясь, шли своей дорогой, боясь прихода взрослых в униформе – людей, готовых обличить их посредственные злодеяния, добавить формальную группу слов в лице приговора и лишить жизни.

Только теперь до Когана начало доходить. Сознание медленно, но пугающе точно вырисовывало перспективы возможного конца. И причиной страха были не сброшенные на них бомбы и не радиация, а люди. В своём стремлении выжить они сделают всё от них зависящее. Соврут, обманут, продадут и, скорее всего, убьют.

В голове пронеслась мысль: «Держи себя в руках, просто постарайся не вляпаться в неприятности. Посмотри на эту кучку, – он остановил взгляд на идущих другим курсом людей. – Да, эти твари сделают всё. Пойдут на любого рода компромисс, и всё это ради призрачной надежды на продление собственной жизни. Может быть, стоит повысить свои шансы, – взглянул на парня, а внутренний голос прошептал, – брось обузу, Джимми». Он сглотнул подступивший к горлу ком, попытался унять прокатившуюся по телу дрожь, но лишь сильнее разнервничался, а ладони предательски взмокли.

Проработав многие годы в крупной компании, он понимал и принимал эгоизм, чаще даже поощрял. А когда управлял своей собственной, поощрял вдвойне. Но сейчас ему стало тошно от самого себя и тех идеалов, коих он ранее придерживался.

От размышлений его отвлёк споткнувшийся Алан, Джим подтянул идущего за ним парня и прохрипел:

– Нам надо, как можно скорее бежать из этого проклятого города.

Читать далее